Текст
                    РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК
ИНСТИТУТ АРХЕОЛОГИИ
Л. А. БЕЛЯЕВ
ХРИСТИАНСКИЕ
ДРЕВНОСТИ
Введение
в сравнительное изучение
2-е стереотипное издание
Издательство
«АЛЕТЕЙЯ»
Санкт-Петербург'
2000
------------—2—t
-----------------

ББК 63.4 Б 447 Беляев Л. А. Христианские древности: Введение в сравнительное изучение. — СПб.: Алетейя, 2000 — 575 с. — (Византий- ская библиотека). ISBN 5-89329-323-1 Рецензенты: А. Л. Баталов — доктор искусствоведения (Российская Академия художеств, НИИ теории и истории изобразительных искусств); Л. И. Лившиц — кандидат искусствоведения (Государственный институт искусствознания Министерства культуры Российской Федерации) Книга состоит из очерков по истории исследования древно- стей христианской цивилизации от ее зарождения в эпоху позд- ней античности до позднесредневекового периода в Европе, Азии и Северной Африке. Параллельно вводятся специальные экс- курсы, детально рассматривающие наиболее спорные пробле- мы, а также памятники, виды сооружений или артефактов. Исследование построено как информативное; широко при- влечена зарубежная исследовательская литература (до 1998 г.) и близкие по тематике историографические труды. Полной аналогии книге нет ни в России, ни за рубежом. Справочный аппарат включает указатели, в том числе терминологический. Предназначено для изучающих широкий круг гуманитарных дисциплин: историю культуры, искусствоведение (особенно архи- тектуру, прикладное искусство, иконографию), историю рели- гии, археологию, а также всемирную и отечественную историю (поздней античности и Византии, западноевропейского средне- вековья, Древней Руси). Ориентировано на ученых, аспирантов и преподавателей гума- нитарных вузов и всех интересующихся историей культуры. На форзацах: AYNAMIC и EaOYCIE. Конец VII века. Церковь Успения, Никея. Мозаика в апсиде. © Издательство «Алетейя» (СПб.), 2000 г. © Л. А. Беляев, 2000 г.
ПРЕДИСЛОВИЕ КО ВТОРОМУ ИЗДАНИЮ Выпуская год назад первое издание этой книги, автор полагал, что она будет востребована, — и не ошибся. Трехтысячный тираж разошелся в течение месяца, далеко не удовлетворив спрос даже в столицах. В сопре- дельные государства, где еще много читают по-русски, удалось отпра- вить, в лучшем случае, несколько экземпляров. Из многих провинциаль- ных вузов и библиотек продолжают идти запросы. Все это вынуждает искать средств к переизданию. Конечно, было бы желательно не просто напечатать дополнительный тираж, но умножить иллюстрации; дополнить книгу новыми главами; мес- тами, переработать. Для этого собран уже достаточный материал, в чем немало помогли критические замечания коллег (в целом встретивших книгу благожелательно). Однако серьезная переработка займет не один год, в то время как книга нужна именно сейчас. Поэтому решено было переиздать пока книгу без изменений, и даже не править многочисленные (к сожалению) опечатки. Финансирование нового издания взял на себя издательский дом «Але- тейя», за что автор считает своим приятным долгом поблагодарить руко- водителей и коллектив, принявший участие в процессе производства. Не меньшую благодарность автор испытытвает к Институту «Открытое Об- щество», на средства которого была написана и впервые издана книга по программе «Высшее образование», за уступку автору издательских прав на нее. К сожалению, автор лишен воможности вторично опубликовать весь список организаций и лиц, принявших участие в работе над первым изданием, — но его благодарность от этого не делается менее искренной и глубокой. ИЗ ПРЕДИСЛОВИЯ К ПЕРВОМУ ИЗДАНИЮ Как-то, еще в студенческие годы, автору случилось увидеть этюд польского художника Яна Матейко «Внутренний вид гробницы Казими- ра Великого», написанный в 1869 г. при ее вскрытии в усыпальнице Ва- вельского замка. Останки короля были показаны как бы изнутри склепа. 5
Поблескивала корона. Блик свечи лежал на черепной кости, кругом — паутина и какие-то доски, оставленные строителями еще в средневеко- вье. Через пролом в кирпичной стене напротив в гробницу оглядывало смутно видимое лицо любопытного. Этюд удивительно передал таин- ственную притягательность и вместе с тем поразительную обыденность материала, с которым имеет дело исследователь церковных древностей. Интерес к их истории был возбужден, но удовлетворить его оказалось непросто. В Московском университете не было ни курса средневеко- вых древностей Европы, ни курса археологии Византии (читавшегося А. В. Банке Ленинграде), ни тем паче специального курса церковных древ- ностей. Современной учебной литературы тоже не оказалось. Сотни книг, в том числе на русском языке, предлагали историю археологического от- крытия древнеегипетской цивилизации и заброшенных городов майя, рассказывали о романтических приключениях Шлимана в поисках Трои — но прочесть о раскопках Мир Ликийских, монастырей Англии, базилики св. Петра в Ватикане или дома собраний в Дура-Европос было совершенно негде. Впоследствии оказалось, что полного курса нет не только в России, но и за границей; даже лучшие современные книги, на- пример, один из самых полных сводов, «Археология раннего христиан- ства» Уильяма Френда, к который мы постоянно обращаемся, ограниче- ны как хронологией, так и в историографическом отношении. Знаком- ство с миром христианских древностей в более-менее полном объеме пришлось отложить, занявшись архитектурной археологией и монастыр- скими памятниками Руси. Потребность расширить взгляд на мир христианских памятников, ко- нечно, не пропала. Однако заняться этим не удавалось долгие годы, пока в 1996 г. Институтом «Открытое общество» не был объявлен конкурс на создание экспериментальных трудов по истории и археологии. Посколь- ку лучший способ узнать предмет— это написать о нем книгу, решено было принять вызов. Так что, работая над проектом, автор в первую оче- редь учился сам. В результате получилась своего рода большая «запис- ная книжка». В ее основе — «рефераты» последних обобщающих трудов русских и зарубежных ученых, дополненные рассказами о важнейших научных предприятиях и открытиях, совершенных в изучаемой области за 500 лет ее существования, о дискуссиях и методических проблемах, а также об отдельных памятниках. Автор старался дать предельный про- стор излагаемой литературе, позволяя выражать свою позицию только отбором работ и краткими ремарками. Книга обращена в первую очередь к тем, кто профессионально изуча- ет историю и археологию христианства, его искусство и архитектуру, а так- же общую культуру охваченных рамками исследования стран в период от поздней античности до конца средневековья. Будем надеяться, что книга окажется нужной как студентам и аспирантам, ведущим научные иссле- дования, так и коллегам-ученым. 6
«Много написано, много надо прочесть, и, увы, сколь мало прочитываем! А тут еще разные языки! Совсем пло- хо! ... Тяжела ты, шапка Мономаха.Но неменее тяжелы и ослиные уши археолога!... Исполнимся нужного духа, смаю наденем сей почтенный шлем и отправимся в поход за гра- ницу!» Из письма Я. И. Смирнова к В. Н. Златарскому, 1893 г. ВВЕДЕНИЕ Изучение церковных древностей как научная дисциплина — очень мо- лодая область. «Как-то люди долго не могли додуматься до признания важности изучения памятников христианского богослужения». (А.П. Го- лубцов). Ее до сих пор не принято было выделять как самостоятельное и единое направление. Хотя предмет давно уже развивается на эмпириче- ском уровне, до сих пор, сколько известно, никто не пытался собрать археологические исследования памятников, оставленных христиански- ми народами, под переплетом одного учебника. Сделать же это представ- ляется не только возможным, но и совершенно необходимым. В подходе к изучению культурных традиций, основанных на призна- нии одних и тех же религиозных ценностей и генетически взаимосвя- занных, отказ от внутренних географических, временных и культурно- исторических границ принципиально важен. Об этом очень точно сказал в свое время Голубцов: «На Западе изучают прежде всего первохристиан, а дальше бросают. Русский церковный археолог должен взять еще и гре- ческую церковь, связав ее с русскою». Но сегодня для создания полной картины нам этого уже мало. Необходимы еще и средневековые памят- ники самого Запада — и в качестве сравнительного материала, и как пол- ноправные «участники диалога». Ведь вне контекста мировой христиан- ской культуры изучение древностей одного народа или государства все- гда останется ущербным. Опыт разных церковных традиций, как бы да- леко они ни уходили друг от друга в догматическом, политическом, куль- турном и художественном отношении, все-таки стал опытом единой ци- вилизации. Следовательно, стремление изучать христианские памятники как еди- ную культурную зону, «все сразу» — не каприз и не «барская затея»; оно вытекает из насущной необходимости видеть конкретные церковные древ- ности через призму общего процесса. Именно этим стремлением опреде- лена основная направленность предлагаемого пособия; отсюда же и мысль о необходимости «сравнительного» изучения. Однако пора конкретизировать — что, собственно, такое это самое «изучение христианских древностей»? Какие задачи ставит оно перед 7
собой, что входит в круг источников, каковы методы? Эта область лежит на границе нескольких дисциплин: археологии; истории религии и церкви; истории искусства и архитектуры (со всеми входящими в них вспомогательными дисциплинами). Ее задача—собирание, источнико- ведческая обработка и, в известной мере, интерпретация материальных объектов, связанных с историей христианской цивилизации с целью ре- конструкции развития религиозной жизни общества. Поскольку в предметном отношении это — часть истории христиан- ской цивилизации, хронологически она ограничена ее эпохой. Нижний предел определен временем зарождения и древнейшего развития хри- стианства (1-Ш вв.); верхний очень подвижен. Обычно он совпадает с концом Средневековья (что примерно соответствует концу «среднего» периода по хронологии истории, выработанной еще X. Целларием: 1453, год падения Константинополя), однако в целом ряде случаев план- ка может быть поднята. (Например, в России история церковных древ- ностей завершается только с XVII столетием, вторгаясь даже в XVIII- XIX вв.) Христианство оставило для изучения четыре основных группы объ- ектов, которым соответствуют четыре главных отрасли изучения древ- ностей: церковные сооружения (храмы и иные религиозные здания); служебные принадлежности и другое «содержимое» храма; памятники погребального обряда (некрополи, надгробия, инвентарь); религиозные артефакты, принадлежавшие отдельным личностям или семьям (амуле- ты-апотропеи, знаки конфессии и т.п.). Но эти четыре группы не изоли- рованы. Они были окружены океаном действительности «нецерковной», но глубоко проникнутой сформировавшей ее религиозной культурой. Поэтому в изучение вовлекаются как церковные или связанные с ними культовые объекты и артефакты, так, в известной мере, и все прочие материальные остатки соответствующих эпох. Изучение христианских древностей не претендует на какую-то осо- бую методику, например, исходящую из презумпции достоверности пре- дания (хотя в прошлом такие подходы известны). Она пользуется всей совокупностью методов, разработанных в современном источниковеде- нии (прежде всего в археологии и искусствознании). Методы критиче- ского анализа в истории христианских древностей — общие с назван- ными выше научными дисциплинами: главные среди них сравнительно- типологический, иконографический, стратиграфический (в натурных исследованиях), в эпиграфике — текстологический, и т.д. Применение их к материалу рождает комплексные темы: типология изображений и сооружений; их семантика; история отдельных типов объектов («мона- стырь», «собор»); общеисторические и церковно-исторические направ- ления (например, отражение развития литургии в архитектуре церквей). Из сказанного можно заключить, что история церковных древностей понимается нами как одна из специальных исторических дисциплин, тесно связанных с археологией, историей архитектуры и искусства. Несколько слов о терминах, поскольку разница названий — не праздный вопрос, за ним стоит разница подходов, понятий и метода, я
Самыми близкими и «удобными» из существующих могли бы стать со- четания «христианская археология» и «церковная археология», но, к со- жалению, они уже используются в течение нескольких веков для обо- значения областей, не совпадающих полностью с «историей христиан- ских древностей». Первый термин ограничен хроно-географически, второй — методически, и к тому же крайне неопределенен. «Христианская археология» (термин, сложившийся в западной нау- ке) исследует в основном материалы той эпохи I тысячелетия, когда христианство сформировалось, овладело умами огромных масс, очерти- ло границы своей ойкумены и стало одним из основных факторов в сложении идеологии и культуры нового, пост-античного мира. Эта об- ласть постепенно усвоила развитую современную методику и полагает полем деятельности практически любые объекты позднеантичной и раннесредневековой эпохи (примерно I-УШ вв.). Ее можно подразде- лить на два этапа: эпоху древнейшего христианства, от Рождества Хри- стова до церковного мира 313 г., и период IV-Vffl вв. Географически она обнимает территорию Римской империи (включая как Запад, так и Ви- зантию) и некоторые сопредельные им земли, куда распространилось христианство. Верхней гранью служат разные исторические события (это зависит от научной школы и конкретной территории). В Северной Африке и на Ближнем Востоке период «христианской археологии» кон- чается с завоеванием кочевниками и арабами-мусульманами в начале VII в.; на Балканах, в части Греции, Болгарии, Венгрии и Румынии его предел — славянские и аварские нашествия; во Франции и на Рейне — возникновение державы Карла Великого. На территориях России очень мало памятников «христианской археологии»; ближайшая зона, где их можно исследовать — Причерноморье. Хотя для русского уха хронологическое ограничение столь широкого термина звучит несколько странно, приходится считаться со сложив- шейся в мировой историографии традицией. Но как тогда быть с цер- ковными древностями раннего и развитого средневековья, периода с VII-IX по ХШ-XIV вв., и более поздними? Кто же изучает их? Можно сказать, все понемногу. Историки искусства и архитекторы; специали- сты всевозможных вспомогательных исторических дисциплин и, конеч- но, археологи. Единого русла, в котором можно работать над исследова- нием церковных древностей средневековья, пока не сложилось. Медие- висты иногда пользуются термином «церковная археология» — но он еще менее четок, чем «христианская археология», и в разных странах под ним понимают разное. Английская «church archaeology», немецкая «kirchlichen Archaologie» и их соответствия в других европейских язы- ках раньше обозначали, в сущности, натурные исследования церковной архитектуры. В последнее время их значение расширилось, охватив всю сферу средневековых церковных древностей (вплоть до проблем «исто- рической экологии» монастырей и соборов, их связи с ландшафтом, ро- ли в экономике и пр.), тем не менее этот термин и сейчас часто исполь- зуется в старом, «реставраторском» значении. 9
Для русской науки этот термин еще менее удобен. Хотя мы иногда называем для краткости архитектурные, археологические или другие исследования памятников, связанных с религиозной жизнью христиан, «церковной археологией» — в России ХЕХ в. сложилось устойчивое ис- пользование этого термина для обозначения историко-литургической дисциплины, призванной разъяснять происхождение церковных зданий и утвари с позиций их древней, желательно первоначальной, символики. Ориентируясь в определении на западноевропейскую школу церковных древностей, А.П. Голубцов писал: «В понятие церковной археологии, отправля- ясь от этого названия, входит все, что когда-либо существовало в древней церк- ви, а теперь отчасти вышло из употребления, отчасти еще существует, но уже в измененном виде»; «в понятие церковного культа входят две стороны: литурги- ческая — то есть различные формы богослужебной обрядности в их историче- ском развитии, и монументальная ... Задача первой — изложить историю обряда; задача второй — представить историю церковного искусства». Впрочем, он со- вершенно правильно полагал, что сюда же разумно включать изучение древне- христианского быта. (Голубцов, 1917,16-17). Применяемый в ежедневной практической деятельности именно благодаря своей неопределенности, термин «церковная археология» был неудобен из-за «разнозначное™». Поэтому до революции в описаниях музеев, периодических изданиях, программах научных съездов и т.п., выделяя соответствующий раздел, обычно пользовались сочетанием «церковные древности». Обозначая область, изучающую «материаль- ную» историю христианства, кажется удобным взять совершенно ней- тральное в конфессиональном отношении, никак не ограниченное гео- хронологически и не требующее полностью уложиться в понятие архео- логии сочетание «христианские древности». Весьма возможно, что у читателя, увидевшего в названии слово «христианские», невольно возникнет ощущение связи текста с процве- тающим жанром «душеполезного чтения», заметно проникшим сейчас и в науку. Ведь на церковные древности часто смотрят как на удобное оружие и межцерковной, и антицерковной борьбы, на определенных этапах такой борьбы и родилась их история. От них ждали подтвержде- ния достоверности сказанного в священных книгах, документах, преда- ниях (вплоть до апробации чудес или оценки их вероятности). С энтузи- азмом использовали знания о древностях противники церкви и религии. (Достаточно указать на пародирование древних процедур открытия мо- щей в ходе атеистических кампаний 1920-1930-х гг.). Необходимо сразу оговориться: подход данного пособия ничего об- щего не имеет с церковной апологетикой или «конфессиональной нау- кой». Это источниковедческий и историко-культурный подход; будет изучаться «факт христианства как один из равноправных компонентов конкретной ... историко-культурной ситуации» в большей мере, чем «христианство как предмет истории религий, вообще истории идей». (Аверинцев, 1987, 18). Не может быть специальной «конфессиональ- ной» истории христианских древностей, как не бывает отдельной «пра- вославной математики» или «католической географии». Она не имеет 10
отличий, выводящих ее из круга других исторических дисциплин, изу- чающих древности — кроме тех, что накладывает хронология, топогра- фия, связь с определенным кругом источников; она обладает, конечно, спецификой — однако же не конфессионального порядка. Тем не менее, история изучения христианских древностей демонст- рирует, какое влияние оказывала и оказывает на науку конфессиональ- ная ангажированность. Все три основные течения христианства: като- лицизм, протестантизм и православие — отличаются вполне оригиналь- ным «научным поведением» и, достигая успехов, обнаруживают также характерные слабости. Конфессия смотрится в «зеркало истории» и ви- дит в нем, естественно, самое себя (в чем мы не раз убедимся впослед- ствии). Эти «отражения» в известной степени определили структуру книги. Католические школы, прежде всего «римская», французская и ча- стью немецкая, заложив основы изучения христианских древностей и сделав невероятно много для их собирания, каталогизации, публикации, а позже — и для организации научной жизни, проявили в то же время сильную склонность к апологетике и догматизму. Они долго отказыва- лись признать сложность взаимоотношений письменных и материаль- ных, особенно художественных, древностей; излишне стремились пред- ставить церковь «единой и неделимой» от начала времен. Католицизм и в далеком прошлом старался разглядеть всеобъемлющую, всемирную церковь. Протестантские школы (сперва европейские, за ними американская) обнаружили, по контрасту, особое внимание к своим предшественни- кам— диссидентам и диссентерам всех направлений. Если католиче- скую историю древностей часто называют «археологией Церкви» — то о протестантской можно бы сказать: «археология Диссидентства». К ее достижениям относят открытие памятников «неортодоксальных» тради- ций христианства, его периферийных и пограничных модификаций, разного рода сект и направлений, а главное — заложение основ крити- ческого отношения к источнику и глубокое внимание к разработке мето- дических проблем. В трудах ученых-протестантов история ранней церк- ви предстает как сложная мозаичная картина, калейдоскоп множества отдельных самостоятельных структур. Они не образуют единой иерар- хической системы, а их взаимодействие не трактуется как борьба изна- чально установившейся «ортодоксии» с постоянно возникающими и атакующими ее «ересями». Догматы христианства вырабатываются в «броуновом движении» идей, из которого со временем возникают более- менее унитарные церкви Востока и Запада; эта картина ближе к реаль- но-исторической. У русской школы (которую условно можно называть православной, поскольку во многом она формировалась как принципиально светская) есть свои особенности. Ученые России пришли к изучению церковных Древностей поздно, когда и католические, и протестантские направления вполне оформились и бурно развивались. Заимствуя сначала их дости- 11
жения, русская история церковных древностей не была сущностно заин- тересована ни в католической апологетике, ни в критической заострен- ности протестантизма. Находясь в известной степени «над схваткой», она стремилась соединить их положительные качества в исследовании наиболее важных для нее византийских и шире — православных цер- ковных древностей, включая сюда прежде всего средневековые материа- лы. Этот «шаг в средневековье» принципиально важен для иас — воз- никла потребность видеть единую и связную историю церковных древ- ностей христианского мира, которая актуальна и сегодня. Слабостью русской школы было недостаточное внимание к западноевропейским материалам, естественно вытекавшее как из критического отношения к методам «римской школы» и традиционного противостояния католи- цизму, так и из сугубой увлеченности христианским Востоком (напри- мер, «генетические ряды», которые уходят в романские и иные западные древности, не были прослежены, их начали серьезно изучать лишь во второй половине нашего столетия). О жанре и структуре. Пособие — своего рода итинерарий. Но его предмет— не столько святые места, сколько история и методы их ис- следования. Оно содержит общие данные о процессе изучения; называет основные открытия и издания; перечисляет имена коллег и научные дискуссии. Перед ним несколько задач: снабдить современной инфор- мацией; указать пути ее расширения; представить главные проблемы; заинтересовать яркими примерами открытий и тех «чудес науки», кото- рыми так богата археология. То есть это книга того полезно-скучного жанра, который принято называть «введением» и за которым слишком часто не следует изложения самого предмета. Бернард Шоу как-то ска- зал: «Учебник можно определить как книгу, непригодную для чтения». Для пособия, стремящегося упомянуть много новых имен и фактов, это могло оказаться слишком верным: история церковных древностей «бо- лее, чем какая-либо другая наука, обладает незавидным свойством от- талкивать от себя сухостью своего содержания и отсутствием жизненно- го интереса» (А.П. Голубцов). Поэтому книга стремится быть подчас и занимательной.1 Есть много способов знакомства с неизвестной областью. Простей- ший — представить главные объекты, которыми оперируют исследова- тели, в виде комментированного списка основных памятников. Затем 1 Пособие предполагает достаточно полное знание общей истории (особенно истории религии), археологии, истории культуры и искусства. Развитый спра- вочный аппарат должен помочь читателю преодолеть новый информативный барьер. Основу аппарата образуют развернутые примечания (так сказать, второй уровень текста), а индексы как общий ключ к тексту и примечаниям позволят легко найти имя, топоним, определение незнакомого понятия или предмета в сложной по структуре книге. Рекомендуемая литература ориентирована на спра- вочные издания, развернутая же библиография имеет целью снабдить информа- цией для самостоятельных исследований (основные источники заимствования из отечественной и зарубежной литературы указаны и в начале глав). 12
изложить, что думали и писали о них в науке. Осмысленность и связ- ность рассказа обычно обеспечивает введение материала в определен- ном порядке (географическом, историческом, тематическом). Для данного пособия, однако, избран более сложный путь и его структура не совсем обычна. Дело в том, что и «география христианст- ва», и его развитие непосредственно влияли на самый процесс изучения древностей. Это прочно связало их, образовав очень заметные «темати- ческие области», имеющие и хроноло> ическую, и географическую, и конфессиональную, и методическую специфику. Все три направления (о которых говорилось выше) имели собствен- ные «базовые» районы исследований, довольно четко разграниченные зоны «колониальных» древностей и даже свои, вполне конфессиональ- ные, святые места. Они сложились под воздействием многих факторов, в том числе вненаучного характера (политического, экономического, военного). Классической почвой католических школ до конца XIX в. были Италия и Франция, включая колонии последней в Северной Аф- рике. Францисканская и доминиканская археологические школы очень много сделали для изучения палестинских древностей. Протестанты более интересовались Восточным Средиземноморьем, Малой Азией, Ближним Востоком, Египтом, Нубией, Эфиопией и отдаленными терри- ториями — вплоть до Дальнего Востока. Позиции протестантской науки укрепились в Северной Африке благодаря реинтерпретации «древностей донатизма». Их исследования на «католических» территориях, как пра- вило, ограничивались оттачиванием методики в процессе критики ис- точников. Русская школа меньше интересовалась областью работ «като- ликов», но ее интересы часто пересекались с «протестантами». Кроме Руси, зоной ее интересов были христианские государства болгар и дру- гих южных славян, средневековая Греция и Византия (особенно Кон- стантинополь), а также и весь Ближний Восток, Причерноморье, Кавказ, даже Средняя Азия. Хотя в XX столетии направленность исследований русских ученых была ограничена вынужденной замкнутостью в грани- цах Советского Союза, прежние интересы сохраняли силу. С учетом сказанного, основной материал пособия делится на четыре больших раздела, которые отличаются и по периодам развития науки, и по национально-конфессиональным школам, и по изучаемым этапам и территориям христианства. Конечно, границы в известной мере услов- ны. Часто приходится нарушать все хронологические ряды, возвращать- ся «на прежнее» или забегать вперед. Представители разных конфессио- нальных направлений постоянно работают на одной и той же террито- рии, которая, в свою очередь, располагает христианскими памятниками отнюдь не только того этапа, на который обращено наше внимание в данный момент. Но границы разделов не произвольны, они существуют и в реальности. Две тематические области, сложившиеся на основе изучения ранне- го христианства, объединены в один раздел. Он открывается обзором становления христианской археологии в XVII-XIX вв. как особой об- 13
ласти, прочно связанной с историей римской церкви Ш-VII вв., форми- рованием методов «католической школы», изучением особых типов объектов (раннехристианские саркофаги; катакомбы). В противовес ему во второй половине XIX-XX в. бурно развивается критическое направ- ление «протестантской» археологии, базированное на исследованиях всевозможных «еретических» течений. Современный синтез основных достижений обоих течений обеспечила одна из эпох «великих археоло- гических открытий» середины XX в., а также свойственная этому пе- риоду бурная научная жизнь. Следующий, «византийский», раздел поделен на две главы, русскую и зарубежную, материал которых тесно переплетается. Это вызвано, во- первых, тем, что изучение церковных древностей Востока после рево- люции в России географически (а во многом и методически) четко раз- делилось на два потока, а также нашим естественным интересом к дея- тельности именно российских ученых. В Западной Европе в XIX-XX вв. складываются родственные школы изучения церковных древностей, ориентированные на памятники сред- невекового периода, тесно связанные с развитием реставрации и архи- тектуры, имеющие ярко выраженный «национальный характер» и строго привязанные к географии памятников. Особенности их истории рас- сматриваются поэтому в особом разделе, объединяющем исследования материалов второй половины I — середины II тыс. во Франции, Герма- нии, Италии и Англии. Для каждой страны материал представлен выбо- рочно, но в сумме дает представление о главных этапах и направлениях в изучении христианских древностей средневековья. Так, во Франции внимание обращено на изучение королевских погребений эпохи Меро- вингов; в Германии — на массовые некрополи того же времени; в Ита- лии — на проблемы церковной топографии; в Англии материал сгруп- пирован вокруг изучения монастырского строительства и современных методов «архитектурной археологии» храма эпохи развитого средневе- ковья. Изучение церковных древностей Древней Руси и Московского госу- дарства с точки зрения общей историографии могло быть отнесено к тому же тематическому разделу, но оно оперирует в основном более поздним материалом и гораздо теснее связано с развитием «византий- ского направления» в археологии. Выделение его в особый раздел дик- тует также необходимость более детального и полного рассмотрения проблем. Текст пособия открывается довольно подробным рассмотрением ма- териалов эпохи древнейшего христианства и основных памятников Па- лестины IV-VII вв. Это диктуется, конечно, первостепенной важностью для церковных древностей именно палестинских объектов, структуры которых нашли отражение буквально во всех религиозных традициях Европы. Но дело не только в этом. Избранный подход позволяет с само- го начала показать методические проблемы современных исследований на фактическом материале; отразить ход дискуссий и развитие науки в 14
конкретных примерах еще до того, как будет начат рассказ о ее истории и открытиях в прошлом. Иными словами, мы начинаем in medias res, с сегодняшнего дня науки, а затем прослеживаем путь, который привел ее к нынешнему уровню. Конечно, накопленный в области церковных древностей материал необъятен и лишь в перспективе история христианских древностей сможет охватить все необходимые темы. Нужно было осуществить от- бор, который частью продиктован самим материалом в ходе работы. Из- вестные ограничения наложили и личные научные интересы составите- ля. В результате путеводной нитью, на которую нанизывается информа- ция, была выбрана истории археологического изучения памятников христианства. Ему принадлежит здесь совершенно особая роль. Многие области истории и культуры без археологии просто не существовали бы (например, церковные древности Нубии; массовое церковное строитель- ство Руси ХП-ХШ вв.). Но она не просто резко увеличивает количество сведений. Образуемые на ее материалах информационные ряды, осно- ванные на независимых источниках, могут обладать принципиально иными свойствами и вполне способны создать собственную версию ис- тории, вообще не опирающуюся на тексты. Это была бы, конечно, исто- рия обедненная, но и более достоверная (особенно в отношении двух «коньков» археологии: хронологии и топографии). Археологию можно назвать наукой о способах добычи бесконечного количества мелких, но точных исторических подробностей. Без них она просто не существует и немудрено, что масса таких, всегда исключае- мых из обычного учебника «частиц», составила основной объем данно- го пособия. Они необходимы для «связывания» времени и пространства настолько же, насколько камешки и пружинки в работе часовщика (хотя, казалось бы, что может быть дальше от Времени, чем труд маленького человечка, колдующего над почти невидимыми зубчиками и колесика- ми?) Выбор в качестве основной линии истории археологического от- крытия памятников христианских древностей предопределил и особое внимание к двум областям: церковным архитектурным сооружениям и некрополям, с привлечением других в качестве дополнительных. Жизнь России в течение чуть не всего XX столетия складывалась неблагоприятно для развития церковно-исторических исследований, информация об исследованиях за рубежом находила путь в Россию с особенно большими затруднениями. Чтобы несколько выровнять ситуа- цию, в пособии этим материалам уделено особое внимание. В ходе работы постепенно обозначились те области, знание памят- ников которых необходимо, но которые остались пока «белыми пятна- ми». Нельзя сказать, что за их выделением стоят какие-то принципиаль- ные соображения. Просто нельзя охватить все сразу — хронологический и территориальный пласт огромен и автор все время чувствует опас- ность оказаться за пределами профессиональной компетентности. Ко- нечно, особого внимания требует в будущем история изучения христи- анских древностей в Закавказье, Грузии и Армении, которые в тексте 15
едва затронуты. Ясно, что картина не может быть полной без стран Цен- тральной Европы: Румынии, Венгрии, Словакии, Чехии, Польши и дру- гих, которые в пособии не представлены. Остались пока «за скобками» первые церкви и кладбища Америки и Австралии; памятники миссио- нерской деятельности в Африке и вообще «колониальное христианство» XV-XIX вв. (хотя некоторые группы объектов, например, испанские миссии в Америке, археологически изучают уже давно) и многие другие темы, о которых сказано в конце книги.
РАННЕХРИСТИАНСКИЕ ДРЕВНОСТИ
Открытие Животворящего Креста Инициал рукописи в сакраментаре VII в. (Schnapp, 1997)
ГЛАВА I. ПАЛЕСТИНСКИЙ ПРОЛОГ Изучение христианских древностей, конечно, молодая наука, однако ее предыстория весьма почтенного возраста. Человеческое сознание так устроено, что каждый немного «Фома неверующий» — пока не увидит собственными глазами, до тех пор не убедится и не поверит, полностью не примет того или иного факта. Еще лучше — потрогать собственной рукой. Нам эту возможность дает натурное изучение древностей, их рас- копки, обмеры, музейный анализ; даже кабинетная работа позволяет, «дотронувшись» до подлинного материала через фотографии и кино- пленки, рисунки и чертежи, описания и коллекции — повторить и про- верить исследование, ощутить свою причастность. Особое значение «жажда причастности» имеет в религии, которая чувствительна к про- блеме «подлинности-подделки» (хотя апологеты часто отрицают необ- ходимость «земного» подтверждения, а критики слишком уповают на «разоблачительную силу» научных фактов). Из стремления увидеть и потрогать хотя бы остатки, но реальные, действительно существующие, возник когда-то культ святых мест, мощей и реликвий. Они подтвержда- ли слово, в которое верили; чудесное событие, которое произошло в прошлом. Стремление «материализовать» обладание святостью в виде всевоз- можных священных остатков рано стало неотъемлемым свойством хри- стианской церкви и ярко отпечаталось в сложении «материально-худо- жественной оболочки» раннего христианства, бесконечно повторяюще- го, увековечивающего исторические и географические (топографиче- ские) реалии Священной Истории и деяний Церкви. Модель, архетип этого процесса — «христианизация» Палестины Константином Вели- ким, в которой участвовали женщины его семьи и близкие к нему свя- щеннослужители. Они же положили начало традиции «благочестивых раскопок», длившейся все средневековье и не оставленной поныне. Эту традицию открывает «полевой сезон» 326 года в Иерусалиме, имевший Целью обнаружить крест, на котором был распят Иисус. На соборе в Никее (325 г.) император Константин огласил гранди- озный план «открытия Святых мест» Палестины и прежде всего Иеру- 19
салима. Это была тяжелая задача. Более 200 лет город развивался как языческий (с последней Иудейской войны 135 г.) Второй храм Ирода Великого превратился в мрачную руину, и даже имени «Иерусалим» официально не существовало, его сменила «Элия Капитолина». Кон- стантину пришлось начинать с возведения церквей на месте Рождества (над гротом в Вифлееме), Вознесения (на Масличной горе) и?главноелна месте обретения Креста. В известном шедевре Евсевия «Жизнь Константина» подробно опи- сан ход работ: снос храма Венеры (стоявшего, как полагали, на месте гробницы Христа) и срытие «оскверненной земли». При этом копавшие неожиданно очутились перед выступом природной скалы, который был признан Голгофой. Так повествует об успехе раскопок первый в мире «полевой отчет» по христианской археологии. Константин приказал по- строить на месте Голгофы церковь, не считаясь с затратами, и руководил строительством через епископа Иерусалимского Макария (313-333 гг.) Когда Пилигрим из Бордо посетил Иерусалим в 333 году, базилика и баптистерий были уже построены. Новый этап «мемориализации» начался, когда Палестину посетили дамы императорской фамилии — Елена, мать Константина, и Евтропия (326 г.). Они построили церкви у Мамврийского дуба (где уничтожили языческое святилище), на Масличной горе и в Вифлееме, а также орга- низовали в Иерусалиме поиски, приведшие к открытию Святого Креста. Рассказы об этом открытии имели далеко идущие последствия: они внушили уважение к древностям, по крайней мере в тех случаях, когда подтверждалась истинность и естественность христианства как рели- гии.1 Известны, впрочем, случаи проявления благочестивого интереса христиан к древностям и в доконстантиновскую эпоху, причем гораздо более близкие к исследовательскому поведению современного ученого. Описывая жизнь теолога Оригена Александрийского, Евсевий упомина- ет, что ок. 217 г. тот нашел в Иерихоне свиток псалмов, который исполь- зовал для выверки окончательной редакции Писания. Более того, Ори- ген специально «выучил еврейский язык, приобрел у евреев в собствен- ность подлинники священных книг и выискивал переводы ... Не знаю, из каких тайников, где они лежали давным-давно, извлек он их на свет Божий ... В Гекзаплах же он, рядом с четырьмя известными переводами псалмов, помещает не только пятый, но и шестой и седьмой с примеча- нием к одному: он нашел его при Антонине, сыне Севера, в Иерихоне, в огромном глиняном кувшине» (Евсевий, ЦИ.6,16). После работ Елены в Иерусалиме открытие древностей на многие столетия стало восприниматься почти исключительно как метод обрете- ния реликвий; повсюду открывали погребения апостолов и мучеников. В 424 г. Аврелий Августин, епископ Гиппона в Северной Африке (354- 430), получил мощи мученика Стефана, открытые в Палестине неза- долго до этого. Он, недавно упрекавший еретиков за веру в чудес- эо
ную силу земли, приносимой из Палестины, приводил теперь список чудес, совершенных мощами, доставленными в Африку («О граде Бо- жием», XXII).2 Но Августин не был первым. На сорок лет раньше в цер- ковной борьбе «археологию» использовал его старший друг и настав- ник, Амвросий Медиоланский. В 386 г. он открыл предполагаемые мо- щи двух мучеников эпохи Диоклетиана (303-305), Протасия и Гервасия, и принял в раскопках личное участие. Два найденных «гигантских» че- ловеческих скелета, чьи кости «еще несли следы крови» (палеолити- ческие погребения с охрой?) с триумфом перенесли в церковь, где сразу произошло чудо исцеления, и город получил своих собственных му- чеников. Подобные примеры известны и позднее.3 Унаследованный христианством от поздней античности интерес к древностям, разумеется, содержал зерно здорового научного исследова- ния. К сожалению, наука о них, как и всякая наука в системе средневе- ковой теологии, подпала под понятие curiositas — «любопытства», то есть стремления к знанию, не содержащемуся в Писании и потому бес- полезному, а чаще даже вредному для спасения души. 1. Ранняя церковь в Палестине и проблема иудео-христианства * События, которыми открывается история христианства, происходи- ли сперва в Палестине, а затем охватили большую часть Средиземномо- рья (Малую Азию, Грецию, Рим). Новый Завет содержит разнообразные свидетельства о мире своей эпохи. В нем упомянуты топонимы, назва- ния всевозможных предметов и сооружений, множество личностей и др. Последующая церковная традиция добавила огромный материал того же рода. Практически все в этих текстах приобрело со временем характер мемориально-религиозный (и потому не нуждается в критическом под- ходе). Однако упоминаемые местности, сооружения, предметы и лично- сти— элементы реальности и как таковые они законная добыча науки о Древностях; тем более это относится к истории последующего их почи- тания. С чем столкнулись в Палестине посланцы императора Константина До второй четверти IV в.? Со времени проповеди Христа и его апостолов прошло почти три столетия. Какие реальные древности оставили пер- вые века христианства? Возможно ли, с точки зрения современной Науки, отыскать места, упоминаемые в Новом Завете, и что они собою представляли? Трудно ответить однозначно: надежных письменных ис- точников немного, а архитектурные и природные (топографические) Памятники столь активно изменены преобразовательной деятельностью Византийской эпохи, что материал не всегда позволяет ясно судить о Предшествующем трехсотлетием периоде. Но некоторые данные для Ь------------------------ * Основано на: Taylor, 1993; Manns, 1993; ЕСС, 1993. 21
решения вопроса о христианских и протохристианских памятниках Па- лестины I — нач. IV вв. н.э. археология все же предоставляет. Теологи в XVIII-XIX вв. были a priori твердо уверены, что первона- чальное христианство должно оставить явные материальные следы. Но следы эти никак не удавалось отыскать. Сообщения о находках, которые могли показать перемены в верованиях населения Палестины рубежа I в. до н.э. — 1в. н.э., встречали с пониманием и облегчением — но одно за другим эти свидетельства отводились с развитием знаний (см. ниже). И лишь в середине столетия были найдены новые надежные источники, рассказавшие о духовных поисках «осевой эпохи». Это были «рукописи Мертвого моря». Кумран. Вокруг «текстов Кумрана» еще долго будут кипеть ожив- ленные споры. Их видят то протохристианскими, то иудео-сектантски- ми, а, например, известный исследователь иудейских древностей про- фессор Норман Голб трактует состав рукописей как обычный для орто- доксальной иудейской общины. Судьба археологических памятников, связанных с Кумранскими ру- кописями, по-своему не менее интересна, особенно в отраженном свете самих текстов и полемики вокруг них. Как известно, полное приключе- ний случайное обнаружение первых рукописей в 40-х гг. XX в. (обычно называют 1947 г., но известны рассказы, датирующие находку 1945 г.) привело к достаточно быстрому изданию первых свитков и к активному поиску новых в пещерах вокруг Мертвого моря и в монастырях, в кре- пости Масада и у торговцев древностями — хотя в дальнейшем их вве- дение в научный оборот встретило немало препятствий.4 Вскоре была начата работа по исследованию тех мест, где, возмож- но, жили составители кумранских манускриптов. Наибольший интерес вызвал, конечно, сам Хирбет Кумран, раскопанный в 1951-58 гг. отцом Роланом де Во и Ланкастером Хардингом. Они высказали предположе- ние об использовании поселения общиной ессеев и попытались восста- новить их образ жизни.5 Достаточно обильный материал позволил со- ставить надежную хронологическую шкалу. Поселение «кумранитов», видимо, возникло при хасмонейском правителе Иоанне Гиркане (134— 104 до н.э.), в 31 г. до н.э. было разрушено землетрясением, ненадол- го оставлено, затем восстановлено при Ироде Архелае (4 г. до н.э. — 6 г. н.э.) и окончательно разрушено римлянами в июне 68 г. н.э. С этого времени руины периодически использовались римскими солдатами и иудейскими повстанцами, пока не были окончательно заброшены.6 Функциональная интерпретация, однако, оказалась труднее хроно- логической. Кумранскнй комплекс довольно сложен, в его составе ком- наты и залы, хранилища запасов и водоемы, башня и лестничные мар- ши, а вблизи довольно значительное по объему кладбище. Вскоре раз- дались голоса, отрицавшие верность определения Кумрана как общин- ного поселения сектантов. Если X. Штегельман все же видел здесь своеобразное «издательство» (скрипторий), целью создания которого было производство свитков, то П. Донсель-Вут — эллинистическую вил-
лу одного из знатных семейств Иерусалима, спасавшегося здесь от хо- лодной горной зимы («вилла рустика»), и трактовала «зал скриптория» как «столовую», а Дж. Патрик отметил, что условия жизни на кумран- ском поселении не свидетельствуют о постоянном обитании. Среди ва- риантов предлагались убежище для торговцев, склад товаров на важном караванном пути; Норман Голб объявил комплекс крепостью. Появля- лись и комбинации из нескольких подобных гипотез (Dead Sea Scrolls, 1992; Vanderkam, 1994; Donceel-Vbute, 1994). На многие вопросы невоз- можно ответить с полной ясностью — например, на такой важный, как поло-возрастной и численный состав жителей на поселении.7 Недавно было доказано, с некоторой степенью надежности, что Кумран по крайней мере не вилла, и предложено вернуться к рассмотре- нию его вероятной связи с общиной ессеев, но не как обычного поселе- ния, а как ритуального центра (правила жизни ессеев предполагали дол- гие периоды ритуальной «нечистоты» и длинные очистительные проце- дуры). И все же, по словам Эдварда Кука, «сейчас, через 45 лет после начала работ, ни одна из существующих теорий не способна удовлетво- рительно объяснить все имеющиеся факты» (Cook, 1996, 39; Cook, 1994; Magness, 1996). Проблема осложняется еще тем, что ожидать оконча- тельного отчета о раскопках Кумрана в ближайшем будущем трудно (возможно, он не появится никогда). Неполнота предварительных отче- тов и опубликованных докладов является причиной, которая ограничи- вает возможность уверенной функциональной интерпретации.8 «Францисканская гипотеза». Открытие кумранских рукописей ожи- вило исследования старой проблемы палестинского христианства I- IV вв. и в середине XX в. «католической» наукой была сделана активная попытка, опираясь на методы археологии, обосновать идею развития в Палестине особой ранней (иудео-христианской) церкви, стремившейся, приняв Христа, сохранить следование закону Моисея и часть обрядов иудаизма. По имени создателей и наиболее ярких представителей этой теории, ученых-францисканцев Беллармино Багатти и Эммануэле Теста, ее иногда называют «гипотезой Багатти-Теста». (Итоговая работа: Ва- gatti, 1971/84; обзор и критика: Taylor, 1993; дискуссия: Manns, 1993). С точки зрения истории церковных древностей важно даже не то, существовали или нет на переходном этапе к христианству иудео-хрис- тианские общины (по письменным источникам такой этап представля- ется естественным и прослеживается). Но вот степень оформленности иудео-христианства в специальную организацию, оценка объема и ха- рактера вклада, внесенного им в формирование собственно христиан- ских древностей — принципиальны. Предполагая существование осо- бых памятников иудео-христианства и активно «изыскивая» их, авторы гипотезы, во-первых, удревнили, примерно на 250 лет, возникновение Христианской (протохристианской) иконографии, архитектурной тради- ции, эпиграфики и практически всех вообще видов религиозных древ- ностей. лк 23
Хирбет-Кумран Аксонометрический план построек к моменту земле- трясения 31 г нэ (Амусин, I960) 1—остатки кладок укрепления VUI-VlIee до нэ, 2 — башня, 3 — лестница на верхний этаж, 4 — зал со скамьями, 5 — «скрипторий», б — кухня, 7, 8 — красильня и прачечная, 9, 10—гончарная мастерская и печи, 11—стена, отделяющая от некрополя, 12—зал собраний, 13— посудная, 14—рабочие помещения, 15 — начало акведука, 16— главный канал 17 — большие цистерны, 18—разлом от земле- трясения, 19 —южное плато, 20 — подпорная стена вдоль оврага
Во-вторых, они доказывали, что иудео-христиане обозначили и не- прерывно сохраняли места, сущностно связанные с жизнью Иисуса Христа, в течение всего периода с конца I до IV в., когда император Константин приступил к их увековечиванию. Отсюда следовало, что все они аутентичны, поскольку были усвоены победившей церковью непо- средственно от иудео-христиан; в этом видели залог «материального» подтверждения «правильности» локализации Святых мест Палестины. Поскольку для доказательства были в массовом порядке привлечены материалы археологии, ее метод критики источников является основным при решении вопроса о «памятниках иудео-христианства». Сторонники гипотезы специально выделили те группы древностей, в которых долж- ны были в первую очередь отразиться особенности иудео-христианской доктрины. Отметив большое количество пещер, расположенных вблизи поздних святых мест, они предположили, что в I-Ш вв. иудео-христиане использовали их для таинств (особенно крещений и общих трапез). Обилие граффити вызвало предположение, что для обозначения са- кральных понятий иудео-христиане пользовались специальной системой тайных знаков и символов. Некоторые из них были (или стали) общими для церкви, другие же были забыты. Подаваемые суммарно, эти факты казались довольно убедительными, а то и просто очевидными. Однако рассмотренные по отдельности элементы гипотезы в их археологиче- ской части весьма уязвимы.9 Принятая многими с воодушевлением, гипотеза быстро нашла и су- ровых критиков, прежде всего в среде ученых, работающих в протес- тантской традиции. Поскольку существенным звеном гипотезы являлись археологические материалы, именно они были подвергнуты особенно пристальному анализу.10 Ведущим оппонентом последователей Багатти и Теста сегодня считают английскую исследовательницу Джоан Тэй- лор.11 Еще раньше гипотеза встретила критику и в США (где много внимания уделяется проблемам методики исследований) в справочно- методическом своде по христианской археологии доконстантиновского периода Грайдона Снайдера (Snyder, 1985).12 Одним из краеугольных камней гипотезы оказались широкие архео- логические работы, которые организовала в святых местах фран- цисканская миссия «Хранителей Святой Земли», владеющая там суще- ственной земельной собственностью. Параллельно формированию «ар- хеологии иудео-христианства» шло, таким образом, упрочение сложив- шейся конфессиональной, в основном «католической», системы святых Мест. В 1955 г. Багатти начал раскопки в Назарете и на их основе пред- положил существование здесь до IV в. иудео-христианского центра; Tec- ta обогатил ее идеей о пещере Назарета как «тайном гроте», в котором Проводились обряды крещения. Эти наблюдения недоступны проверке, так как на месте работ построена базилика Благовещения, но они по- влияли на археологов, проводивших с 1968 г. знаменитые исследования В Капернауме (В. Корбо, С. Лоффреда, А. Спийкерман), которые пришли X выводу о существовании там «дома собраний» иудео-христианской об- 25
щины, в свою очередь перестроенного из подлинного дома апостола Петра (см. ниже). Раскопки, особенно в последние десятилетия, фикси- ровали тщательно и подробно публиковали. Это позволяет произвести по крайней мере кабинетную переоценку наблюдений и делает полевые исследования наиболее важным вкладом францисканских ученых в по- знание христианских древностей Палестины. В качестве памятников иудео-христиан были привлечены прежде всего два типа древних погре- бальных памятников — оссуарии и стелы (вернее, некоторые граффити на них), затем пещерные комплексы (т.н. «мистические гроты») и следы наземных построек I-IV вв., трактуемые как остатки «домов собраний» иудео-христиан, или «церквей-синагог». Рассмотрим историю их иссле- дования подробнее. Оссуарии и стелы. В конце XIX в. библеисты были разочарованы результатами работ на памятниках, важных для истории Писания: ока- залось, что среди собранных материалов 1в. н.э. нет никаких свиде- тельств христианства. Поэтому, когда в 1873 г. Шарль Клермон-Ганно объявил коллекцию оссуариев, изученных им в одной из пещер горы Соблазна к юго-востоку от Иерусалима, доказательством существования раннехристианской общины — весть встретили с глубоким интересом. Среди граффити на 30 оссуариях прочли имена «новозаветного звуча- ния»: Иуда, Саломея, Иисус и др. Кроме того, рядом с именами были грубо процарапаны знаки креста и даже один крест латинской формы с четырьмя греческими буквами, возможно, именем (Clermont-Ganneau, 1883; Clermont-Ganneau, 1899). Предположили, что в I-Пвв. иудеев, принявших христианство, по-прежнему погребали на старых родовых кладбищах, показывая их конфессиональную принадлежность обозна- чением креста (Kaufmann, 1922, 143). Позднее (1945) израильский уче- ный Сукеник, ведя раскопки в районе Тальпиота, западнее Иерусалима, нашел на оссуариях два граффити, прочитанные как глагол «скорбеть» (что попытались трактовать как выражение горя последователей Иисуса после его распятия; он же трактовал знак на другом оссуарии как крест, указав аналог в Геркулануме, где вдавленный знак на стене напоминал «латинский крест» (Sukenik, 1947). Наконец, Багатти, посвятивший по- иску остатков раннего христианства много лет, раскопал на западном склоне Масличной горы кладбище с гробницами типа кокким, опреде- лив найденные в них оссуарии как иудео-христианские (Bagatti, 1952; Bagatti, Milik, 1958).13 Конечно, использование оссуариев христианами Палестины I-Ш вв. выглядело крайне неправдоподобно, но Багатти допускал это, потому что считал неизбежным обнаружение ранних христианских некрополей, которое подтвердило бы многочисленные сообщения’Деяний апостолов1' об обращении евреев (отсюда следовало также, что знаки на оссуариях образуют исток христианской иконографии).14 Такой подход был полностью дискредитирован уже в 1960-х гг. Ан- тонио Ферруа указал, что необходимо установить религиозную принад- лежность погребенных и лишь в свете этого рассматривать граффити. 26
Оссуарии в заброшенной гробнице Гравюра 1900-х гг (Leclerq, 1907) Михаель Ави-Йохан отметил, что шанс найти крохотное христианское кладбище в Иерусалиме первых веков вообще близок к нулю, даже если принять цифры обращенных за достоверные. Внимательное изучение аргументов Багатти постепенно развеивало их кажущуюся убедитель- ность. Пещера, где Клермон-Ганно нашел оссуарии, оказалась не клад- бищем, а просто хранилищем: здесь не было мест погребения (локул), оссуарии, собранные из разных пещер в более позднее время, стояли один на другом, их крышки были перепутаны, а кости перемешаны с мусором. «Латинский» крест по форме датировался византийским пе- риодом, следовательно, не имел отношения к I-Ш вв.15 На основе изуче- ния всего корпуса оссуариев (которых известны многие сотни) точно установили, что крестообразные граффити служили, наряду с другими знаками, лишь маркировкой для правильного накрывания оссуария крышкой (Smith, 1974). Багатти в конце концов принял такое объясне- ние, но продолжал одновременно настаивать на религиозной символике знаков.16 Специально исследовавшие оссуарии ученые (Figueras, 1983; Figu- eras, 1983; Figueras, 1984-85; Kane, 1978; Rahmani, 1994; cp. Avni, 1993) возражают против попыток найти христианское объяснение каких бы ТО ни было элементов обряда и знаков: именно у иудеев Палестины в 1в. до н.э. — II в. н.э. была распространена традиция вторичного захоро- нения костей, использование же его христианами пока недоказуемо. История с погребальными стелами из Хирбет Килкиш еще поучи- тельнее с точки зрения методов исторического исследования. В 1960 г. к 27
Орнаментированный оссуарий I в. н.э. из «усыпальницы рода Каиафы» под Иерусалимам. (Wolf, 1993) тогдашнему директору францисканского музея Аугустусу Спийкерману пришел один из хозяев туристической антикварной лавки и показал только что найденные при пахоте возле Хеврона, на поле Хирбет Кил- киш, каменные плиты с граффити. Организованные там раскопки от- крыли сразу 200(1) плит, лежавших менее чем в метре от поверхности земли. Багатти счел их каменными апотропеями. Находка с самого нача- ла выглядела весьма подозрительно — на камнях отсутствовала патина, изображения-граффити казались свежевырезанными; положение нахо- док в верхнем слое давным-давно распахиваемого поля, внезапная до- верчивость дилера и землевладельца были более чем необычны. Не- смотря на это, рисунки на камнях легли в основу исследования Теста о христианской символике (Testa, 1962). Он рассмотрел стелы и рисунки на них как достоверные и сконструировал по ним учение одной из иу- део-христианских сект. Тем самым была создана почва для ошибочных интерпретаций других древностей по всей Палестине, что повело к мно- гочисленным ошибкам: ведь сами материалы, на которые опирался Тес- та, весьма сомнительны.17 «Теория пещер». Палестина, как и всякая гористая страна, богата пещерами. Их с незапамятных времен использовали, а также и почитали (недаром, по словам Евсевия, солдаты-христиане, искореняя язычество, входили во все пещеры и укрытия, хотя даже всей армией не надеялись открыть бессчетных «пещер нимф», «пещер, где рожден Зевс», «пещер Кибелы и Аттиса», «входов в Аид» и подземных храмов Митры). Пеще- ры («мистические гроты», или «пещеры света») где иудео-христиане якобы проводили священные обряды, играют роль главного, «системно- го» археологического аргумента в гипотезе Багатти-Теста; внимание к ним заметно в программе Константина, а образы Евсевия, говорившего о трех «загадочных пещерах», казались заимствованными из арсенала иудео-христианских (Testa, 1962; Testa, 1962а; Testa, 1964а). Однако в то
«Стелы Хирбет Килкиш». (Taylor, 1993) иудаизме культ пещер не был особенно развит, Хотя многие пещеры да- ют слои иудейского периода, но это потому, что их широко использовали как гробницы или вырубали с утилитарными целями (для добычи мине- ралов и как вместилища: цистерны, кладовые, маслодавильни и винода- вильни и пр.).18 Только с начала IV в. обнаруживаются следы интереса паломников, что и придало, видимо, пещерам особое значение.19 Археология показа- ла, что почитание очень многих начинается практически с того момента, как в них (или над ними) устраивается церковь в IV-V вв. (Тэйлор, 1993).20 Судя по источниковедческому анализу Тэйлор, натурные исследова- ния до сих пор не выявили ни одного по-настоящему надежного случая, доказывающего почитание и культовое использование пещер палестин- скими христианами до начала IV в. как «тайных гротов». То же можно сказать о граффити как в пещерах, так и в ранних наземных храмах. Толковать их как остатки своего рода «тайнописи» удается в основном за счет отказа от рассмотрения археологического контекста. (Основные примеры анализа граффити, изучения пещер и наземных построек рас- смотрим в главе, посвященной ключевым памятникам палестинского христианства).21 Итоги дискуссии. В настоящее время целый ряд школ на Западе специально занят изу- чением иудео-христианства, но сторонников «гипотезы Багатти-Теста» расчитывается не так уж много. Дискуссии принесли несомненные ре- зультаты. В обзорной статье к сборнику, посвященному Теста, Ф. Маннс Предлагает отказаться от ставшего одиозным термина «иудео-христи- айство», а по сути — и от вкладывавшегося в него содержания. Маннс Пишет: «Некоторые предпочитают для периода раннего христианства Термин иудео-христианство. Но это неудачный термин, так 1Сак речь идет ace-таки о евреях, полностью принявших христианство. Наряду с ев- реями, признавшими Христа как Мессию, известно о крестившихся са- 29
маритянах и язычниках» (Manns, 1993). Однако дебаты об иудео-христи- анстве далеки от завершения и в литературе многих стран (Германии, Франции, Италии, Испании, отчасти Израиля) археологическая гипотеза францисканцев продолжает удерживать позиции.22 Легкость, с какой гипотеза об иудео-христианской церкви нашла се- бе когда-то сторонников, кроется в объективном состоянии изучения христианских древностей Палестины I-IV вв. Время между восстанием Бар Кохбы и правлением Константина—один из самых «темных» пе- риодов здешней истории. Трудно даже судить о распределении населе- ния по религиозно-этническому признаку. Иудаизм не был в Палестине единственной религией; евреи и самаритяне занимали в основном (что подтверждается и археологически) провинции Галилею и Самарию. В Ш в. из-за упадка монотеизма особенно расцвело язычество и, хотя до сих пор нет еще полного обзора языческих памятников римского време- ни, уже ясно, что оно полностью преобладало. Язычники жили по всей территории, владели храмами и святилищами, которые привлекали па- ломников из других стран; среди почитаемых ими объектов были дере- вья, холмы, источники и пещеры. О христианах этого периода известно совсем мало. Маленькие «ост- ровки» общин сосредотачивались в городах, окруженных «морем языче- ства». Список христианских памятников византийского времени пока- зывает, что большинство их появилось в местах, не дающих для П-Ш вв. никаких следов христианства.23 Изучение почитаемых мест в Палестине показало, что они, в пределах 1в. дон.э. — I-IVвв. н.э., пережили как бы три стадии использования. Иудейская традиция (имевшая в ряде слу- чаев значительную хронологическую глубину) прерывалась языческой примерно на два-три столетия, и лишь затем, в византийский период, следовала христианизация.24 Верно судить о древнейших следах христианства в Палестине мож- но, конечно, только при учете всего археологического контекста, для чего необходимо привлечь результаты источниковедческого анализа не только объектов I-Ш вв., но и нижних, более древних слоев, и, конечно, крайне интересную историю раннего оформления святых мест в визан- тийскую эпоху IV-VII вв. Нужно изучить следы церковного строитель- ства, способы создания или трансформации религиозных комплексов, свидетельства поклонения и т.п. Без этого многое останется непонятным как в археологии палестинского христианства, так и в истории христи- анских древностей вообще. Есть и субъективные исторические причины, заставляющие пред- принять такой обзор. Палестинские памятники вызывают, благодаря связанности с текстами Нового Завета, наибольший и самый горячий интерес и верующих, и скептиков; именно сюда стремились паломники и ученые со всех концов христианского мира. В известном смысле нам ничего не остается, как последовать за ними и предпринять своего рода «ученое путешествие», или «археологическое паломничество». 30
2. Сакральная топография христианской Палестины * * Паломничество и христианские древности. Роль Святой Земли в формировании и распространении традиций церковной архитектуры, иконографии, прикладного искусства определилась только в IV в., после работ эпохи Константина и начала широкого паломнического движения. В основе лежало сложение традиции почитания Святых мест, которое шло от потребности в простых, наглядных, зримых и доступных всем и каждому свидетельствах истинности христианства, возникшей с пре- вращением его в массовую, народную религию. Иерусалим, вернув древнее название, быстро стал Святым Городом: чудесные базилики вы- росли на местах языческих храмов и всюду строились новые. При Кон- стантине Великом «весь Иерусалим становится реликвией и параллель- но этому большим странноприимным домом, большой гостиницей, большой больницей. Местное население теряется в мире паломников и эти паломники во главе с римскими и византийскими императорами не щадят ни сил своих, ни средств ... страна покрывается сотнями церквей, десятками монастырей... она становится огромным музеем религиозного искусства» (М.И. Ростовцев). Пилигримы в Палестине достигали теперь маленьких городов, населенных язычниками и иудеями, чтобы молиться на памятных местах. (См.: гл. IV-2; Akte, 1995). Христиане полагали, что вступают в древние права наследия и нача- ли его активную переработку и «христианизацию». Языческие храмы приспосабливали или перестраивали, заменяли посвятительные камни, и т.п. Даже такие памятники, как пирамиды, включали в круг почитае- мых (как «Иосифовы житницы»), а древние мемфисские храмы просто превращали в молитвенные дома. Из святынь Ветхого Завета христиане особенно почитали могилы, посещая погребения праведников древно- сти, пророков, праотцов, царя Соломона. Главные центры поклонения, своего рода христианский аналог древних святилищ, создал в Палестине Константин и члены его семьи, отметив базиликами четыре важнейших события христианского предания: провозвестие через явление ангелов Аврааму у дуба (Мамре); Рождество (Вифлеем); смерть и Воскресение (Голгофа); Вознесение (Масличная гора). Пилигримы двинулись ото- всюду, даже из Месопотамии, Индии, Персии и Эфиопии. Путешествие как по воде, так и по суше было очень тяжелым, прежде всего из-за климата. Из сухой и пыльной Анатолии они попадали во влажную зной- ную Киликию. Следующие через Египет должны были пересечь пусты- не, что было не просто, особенно для женщин.25 $ Иерусалим находился в трех днях пути от Кесарии, ближайшего порта Святой Земли. Из Константинополя плыли морем или шли «путем Пилигримов» через Малую Азию до Тарсиса и Антиохии в Киликии. _________________________ * Основано на: Couasnon, 1974; EEHL, 1975; Ousterhout, 1989; McRay, 199Г, °СС, 1993; Patrich, 1993; Taylor, 1993; Biddle, 1998 и др. (см. в подразделах). 31
Храм Гроба Господня в Иерусалиме. План комплекса в византийский период; реконструкция (С.Гибсон: Gibson', Taylor, 1994).
Маршрут проходил вдоль главной береговой дороги Виа Марис, со- единявшей Антиохию с Александрией. Для преодоления пути паломни- ки естественно, нуждались в отдыхе, пристанище, а также и в той важ- нейшей для них поддержке, которую могли дать местные, «придорож- ные» святыни. Для нужд пилигримов церковь санкционировала строительство вдоль главных маршрутов постоялых дворов, приютов, странноприимных домов под управлением христиан, часто при мона- стырях. Это, а также концентрация и оформление множества чтимых реликвий, оказывало огромное воздействие на развитие церковной ар- хитектуры, производство личных реликвий для паломников и т.п.26 По- лучаемые в Палестине разнообразные евлогии служили не только в бук- вальном смысле слова «благословениями» — с их помощью по всему миру распространялась иконография палестинских святынь, представ- ление об устройстве комплексов, внешнем виде реликвий и т.п. Но «па- лестинские образцы» IV в. отразили обычаи и формы, уже сложившиеся у христиан еще до появления системы Святых мест на основе традиции поклонения мощам. Поэтому важность палестинских древностей IV- VII вв. трудно переоценить и мы будем часто к ним обращаться. Сама история сложения христианских древностей Палестины полна проблем. Слои (дохристианское освоение; византийская трансформация III-VI вв.; запустение или вторичное использование раннемусульман- ской эпохи, с VII в.; строительство в эпоху крестоносцев и в постсред- невековый период) отнюдь не следуют в идеальном порядке, как на картинках учебников по археологии. Они полны лакун и смещений; опутаны сетью ошибочных датировок и интерпретаций. Некорректное привлечение письменных источников и эпиграфики только затемняет картину. Чтобы составить представление о ситуации, совершим «архео- логическое путешествие» хотя бы по наиболее важным и существенным памятникам Палестины. (См. также: гл. V-1,2; VI-2). Храм Гроба Господня: архитектура и археология. «Весьма естест- венным, если не главным предметом научного изучения в Иерусалиме является храм св. Гроба: превысшее значение самой святыни, сложные исторические судьбы ее зданий, древность их происхождения, и самая загадочность их остатков — все это приковывает внимание, увлекает любознательность историка», — писал в начале XIX в. Н.П. Кондаков, подчеркивая, что храм не только главная святыня, но и главный памят- ник христианства, важный не для одной Палестины, и со временем он будет поставлен во главу всей истории восточно-христианского и древ- не-христианского искусства (Кондаков, 1904, 143). Действительно, храм Гроба Господня в Иерусалиме, начиная с IV в. и по сей день, является центром стремления миллионов паломников. Его планировка и архитектура сильнейшим образом повлияли на ста- новление и развитие храмового зодчества христиан. Сразу после возве- дения он стал образцом для многочисленных подражаний, повторявших отдельные его элементы и достигавших иногда (как, например, в соборе Новоиерусалимского монастыря под Москвой) высокой степени копий- 2 Зак 3363 33
ности тех или других элементов. Несмотря на многочисленные переме- ны, храм донес до нас частицы облика великолепного здания, построен- ного при императоре Константине. Недостающее в известной мере до- полняется благодаря специальным исследованиям. (Последняя сводка литературы: Biddle, 1998). Но дело не только в архитектуре IV в. Храм обнимает и отчасти скрывает главные святыни христианства — скалу Голгофы, Гроб Госпо- день, место обретения Креста и некоторые другие связанные с ними ре- ликвии. «Само время мало-помалу придало значение каждому уголку древнего храма, осмыслило все его входы, ниши и экседры, дворы и притворы, а рефлекс грека и не знающее условий времени и места вооб- ражение сирийца населили каждый угол священными воспоминаниями, начиная с Авраама и кончая св. Мариею Египетскою» (Кондаков, 1904, 192). В новое время научный интерес пересилил боязнь разочарования, которую всегда таит в себе критическое натурное исследование, и к се- годняшнему дню накопилось много «положительной информации», до- бытой при раскопках, реставрациях и ремонтах. Исследования породили и несколько до сих пор продолжающихся дискуссий. Касающиеся, каза- лось бы, частностей, споры эти, благодаря важности самого места, зву- чат достаточно громко. Материал, который был накоплен к началу XX в., состоял в основ- ном из анализа письменных источников, архитектурных обмеров и не- многочисленных еще вскрытий. Он обобщен в широко известном труде ученых-доминиканцев из Библейской школы в Иерусалиме Винсена и Абеля, вышедшем в 1914-1926 гг., но во многом сохранившем свое зна- чение (Vincent, Abel, 1914). Остатки, открытые ими перед Первой миро- вой войной и определенные как фундамент базилики Константина, ста- ли точкой отсчета для всех последующих работ. Однако и в момент из- дания их капитального труда храм представлял одну сплошную загадку.27 Активные археологические работы начались только при реставрации храма в 1960-х гг. и спорадически продолжаются до сих пор. Реставра- ционными работами руководил французский архитектор Куаснон, напи- савший затем небольшую, но очень емкую книгу. Службу Латинского патриархата возглавлял археолог Виргилио Корбо, который с 1963 г. со- трудничал также с Греческим и Армянским патриархатами. Позже здесь работали греческие, французские, испанские и др. ученые. В последние годы Мартин Биддл (Англия) провел общий обмер «эдикулы» Гробницы в связи с готовящейся полной реставрацией; есть надежда, что ему до- верят новые исследования этого важнейшего комплекса. Конечно, па- мятники не удалось обследовать полностью— работы планировались как фрагментарные; кроме того, мешало разделение ответственности между властями различных церквей. Поэтому, хотя план и общий вид храма на разных этапах существования реконструируются с большой долей вероятности — в ряде выводов исследователи расходятся (проти- вореча, естественно, и некоторым позициям Винсена и Абеля). Понят- 34
Храм Гроба Гэсподня в Иерусалиме. Обломки колонн нТрипортика» IV в. под полами эпохи Крестовых походов. (Corbo, 1981-82) но, что ряд заключений, сделанных довольно пестрыми по составу «ко- мандами исследователей», а тем более их дальнейшая трактовка, под- верглась позже суровой критике (Taylor, 1993; Taylor, Gibson, 1994; Biddle, 1994). Однако есть и ряд выводов, надежность которых призна- ется всеми авторами.28 Судя по данным раскопок, храм Гроба Господня занял место не- большой горы вблизи Иерусалима, которая с IX в. до н.э. служила каме- ноломней. Скала, в которой видят «Голгофу» («череп», арамейск.; греч. «Кранион»; лат. «Кальвария»), несколько поднималась над нею. К нача- лу новой эры карьер был давно заброшен и превратился в загородный сад; на склонах карьера совершались захоронения (обнаружено не- сколько гробниц). Вход в ту из них, которая почитаема как Гробница Христа, находится у подножия западного склона; в конце прошлого сто- летия неподалеку открыли еще один склеп, получивший название «Гробницы Иосифа Аримафейского». Следующий «строительный этап» связан с постройкой на склоне го- ры императором Адрианом (вторая пол. I в.) храма Венеры, который стоял на северной стороне открытого форума (локализуемого в северо- восточной точке пересечения главных улиц города) и помещался на вы- сокой платформе. Возможно, что вдоль форума стояла также городская базилика. При раскопках обнаружены остатки поздних римских кладок, которые могут быть атрибутированы этим зданиям, но сведения о них очень смутны — интенсивные строительные работы эпохи Константина Уничтожили большинство ранних строений. По мнению Куаснона, рабо- ты IV в. изменили сохранявшиеся склоны заброшенного карьера. Снача- 35
ла их срыли вокруг «Голгофы», чтобы она, как и гробница Христа, воз- высилась над окрестностью. Фундаменты же гражданской базилики на форуме были частично использованы в субструкциях нового христиан- ского храма.29 Раскопки принесли много неожиданностей. Под полом современно- го греческого кафоликона в 1970 г. обнаружили остатки апсиды IV в. — в отличие от общепринятой церковной ориентации, первая апсида была направлена на запад, в сторону Гробницы Христа. Вход же в церковь находился с противоположной, восточной, стороны, от главной улицы (Кардо Максимус) Элии Капитолины. Отсюда широкие ступени вели к первому атриуму, а из него через центральный и два боковых входа по- падали в «Мартирион» — базиликальную церковь, пространство кото- рой делилось рядами колонн ijia пять нефов. К западу от базилики, перед Гробницей, также лежал открытый двор (второй атриум), с трех сторон окруженный колоннадой. В его юго-восточном углу возвышалась Гол- гофа (на ней позднее будет водружен символический крест, а вблизи скалы воздвигнута часовня). Сам Гроб Господень находился западнее, за вторым атриумом. Сперва гробница, видимо, представляла собой просто скалу с вырубленной в ней пещеркой. Однако к концу правления Кон- стантина, в середине IV в., ее окружила ротонда диаметром ок. 35 м с деревянной крышей типа гигантского шатра. Ее стена сохранилась как основание современной ротонды. Это сооружение уже с конца IV в. час- то называют просто «Анастасис» (храм Вознесения), по посвящению престола. Итак, в общем комплексе храма Гроба Господня выделяют следую- щие структуры, описанные еще Евсевием: (1) Гробница и окружающая ее Ротонда (Анастасис); (2) «Трипортик», или внутренний двор, обве- денный колоннадой с севера, востока и юга; (3) «Мартирион», то есть базиликальная церковь; (4) атриум, главный двор перед церковью, про- тивоположной стороной выходящий на Кардо Максимус.30 Для лучшего представления о главных сооружениях укажем некото- рые их характеристики. Ротонда. Стена Ротонды, из тесаного камня, опирается на скалу и сохранилась на высоту более 11 м (что выше уровня пола галереи). Из- нутри она в плане круглая, снаружи — многоугольная, но выше частей IV в. кругла и снаружи (это достройка XI в., которую отделяют от пер- воначальной несколько рядов кирпичной кладки). Внутри вдоль стены идет концентрический круг из 12 колонн, окружающих гробницу, кото- рая стоит не точно в его центре, а сдвинута к западу, на пересечение осей, проходящих через три апсиды (основание западной вырублено в скале уже при возведении Ротонды). Раскопки обнаружили остатки сте- ны, проходившей между концами северной и южной апсид и служив- шей, возможно, основанием алтарной преграды. Главный вход распола- гался на восточном фасаде; боковых входов было четыре, по два с каж- дой стороны. 36
Храм Гроба Господня в Иерусалиме. Раскопки в капелле св. Вартана. План С. Гибсон: Gibson, Taylor, 1994 1 — церковь св. Елены; 2 — пещера Креста; 3, 4—участки работ: 5, б—цистерны. Периодизация: А—железный век; В— эпоха Адриана; С—эпоха Константина; D—XI век; Е—XII век. Вопрос о времени появления первой Ротонды до конца не решен. Кондаков считал, что она возникла в первые 50 лет осуществления про- граммы Константина. Куаснон выделил два этапа строительства: на пер- вой стадии гробница была простым мавзолеем посреди открытого дво- ра, окруженного колоннами, а работы по сооружению Анастасиса были завершены только к середине IV в. С этим не согласился Корбо, пола- гающий, что Анастасис сразу был задуман как крытая постройка и за- вершен в эпоху Константина. Ученые пришли к единому мнению отно- сительно плана Ротонды, но разошлись в вопросе о реконструкции ее верхней части IV в?' Мартирион. Фундаменты базилики Константина обнаружены рас- копками в часовне св. Вартана, в крипте св. Елены и к востоку от Голго- фы в кафоликоне и уходят глубоко, опираясь на скалу или засыпку карь- ера- Кое-где они пересекают более старые стены римского периода. От- крытая часть апсиды базилики позволила определить, что ее ось не Совпадает с осью Анастасиса, проходя немного южнее. „ й Особенно интересны работы в часовне св. Елены (она же — часовня с®- Григория, в ведении армянской патриархии), которая находится ни- 37
Храм Гроба Господня в Иерусалиме. Раскопки в капелле св. Вартана. Рисунок корабля (реконструкция). (Gibson, Taylor, 1994). же уровня пола, на восточном краю церковного комплекса. Из часовни вниз, на восток, ведут ступени к вырубленной в скале пещере, известной как церковь Обретения св. Креста. В 1970 г. армянский патриархат ре- шил исследовать пространство, находящееся к востоку от апсиды ча- совни св. Елены, чтобы установить, есть ли за ней заложенное в про- шлом помещение, или там только скала. Раскопки обнаружили про- странство, доступ в которое был закрыт еще в античности. Эта новая часть церкви Обретения св. Креста получила название «часовни св. Вар- тана», или «Армянских мучеников». Именно здесь фрагменты «Марти- риона» сохранились лучше всего. Его фундаменты сложены камнем, взятым из кладок строительства эпохи Адриана, и тщательно вытесан- ными квадрами периода Второго Храма (строители IV в. вторично ис- пользовали эти материалы, но не ставили свои стены на фундаменты эпохи Адриана, как думал Куаснон).32 Благодаря раскопкам и подробным описаниям Евсевия можно де- тально реконструировать Мартирион: центральный неф, перекрытый свинцом по деревянным балкам, фланкировали с каждой стороны два боковых, отделенных колоннадами, с галереями над ними; 12 колонн апсиды украшали серебряные капители; с востока, от Кардо Максимус, великолепные широкие ступени (изображенные на карте из Мадебы) вели к трем входам (два проема обнаружены).33 Дальнейшая судьба комплекса Гроба Господня прослеживается боль- ше пр письменным, нежели по натурным материалам. Храм счастливее многих других церквей пережил захват Иерусалима персами в 614 г.34 Мартирий простоял до 1009 г., когда халиф аль-Хаким, конфисковав сперва литургические сосуды, светильники и все ценности, затем прика- зал разрушить саму базилику, скалу Голгофы и Гробницу. С этого мо- чя
Храм Гроба Господня в Иерусалиме. Разрез запад-восток через участок со скалой Голгофы, вид с юга. (ACR) мента Гробница уже не была монолитной скалой с высеченной в ней пещерой, а превратилась в архитектурную конструкцию. Древняя бази- лика больше не восстанавливалась, однако Ротонда и Голгофа были вос- созданы. Реконструкция началась, возможно, уже в 1010-1020-х гг. с разрешения мусульманских правителей, по инициативе Константинопо- ля, и работы были закончены, как считают, к 1046-1048 гг. императором Константином IX Мономахом (1042-1055 гг). Кладки этого времени хо- рошо выделяются благодаря кирпичу, им посвящены специальные ис- следования Р. Остерхута и М. Биддла. Позже главная часть здания, Ана- стасис, была почти полностью включена в церковь, построенную кре- стоносцами в XII в. к востоку от Ротонды, и дошла до настоящего времени. (Ousterhout, 1989; Biddle, 1998). Проблемы локализации и датировки. История храма Гроба Господня И участка, на котором он поставлен, постепенно проясняется. Однако в топографии, датах и атрибуции отдельных частей комплекса остается МНого нерешенного. Среди основных вопросов — восстановление исто- рии скалы Голгофы и остатков Гроба Господня в рамках обычных для археологии подходов к хронологии и топографии. В результате анализа археологических и письменных источников можно прийти к выводу, что Христиане П-Ш вв. имели общее представление о реальном месте Рас- пития, но не связывали его напрямую с пространством, занятым храмом В*неры; идея совместить эти два объекта принадлежит, как полагают, эпохе Константина.35 Скала Калъвария. Несомненные сведения и следы почитания этой <*алы как точного места Распятия дошли только от византийской эпохи, V-VI вв.36 Судя по данным археологии, при строительстве Марти- 39
риона участок Кальвария обживали (видимо, он служил рабочим лаге- рем: открыты остатки большой печи, перевязанной со стеной и стояв- шей на намазном полу; слои обживания возникли на уровне засыпки основания под базилику и западный двор). Вряд ли рабочим позволили бы использовать участок под временное жилье, будь он местом покло- нения, столь близко лежащим к скале Распятия (по находкам предметов, связанных с языческими культами, и алтарику для возлияний, найден- ному при раскопках восточнее скалы, до IV в. здесь локализуется ма- ленькое святилище при храме Венеры). Точка могла быть выделена и отмечена в ходе создания комплекса Гроба Господня, после чего про- изошел и топонимический сдвиг: Голгофа — название обширного рай- она в пригороде Иерусалима—закрепилось за небольшим скальным выступом.37 Легенды о «пещере Адама» и других святынях. Элементы «сакраль- ной топографии» участка Голгофы постепенно разрабатывались и «за- стывали». В VI-VIIbb. они проявляются, как на переводной картинке, все ярче: оформились представления о существовании под скалой Каль- вария «пещеры Адама»; о том, что на Голгофе помещается «пуп Земли», омфалос. На комплекс базилики переносят многие атрибуты ветхозавет- ного храма: здесь уже в IV в. хранили «кольцо Соломона», помогавшее ему при строительстве Первого храма (о чем пишет Этерия) и даже ме- стом «изгнания торгующих» называли иногда двор Мартириона. В VI в. на Голгофе показывают сложенный из камней «алтарь Авраама». Как средневековые памятники эти объекты, безусловно, заслуживают вни- мания историков литературы, мифологии, религиозного сознания, мы же остановимся только на скучных археологических подробностях. Наиболее известной стала «пещера Адама», особенно после того, как в гипотезе Багатти-Теста была сделана попытка использовать леген- ду о его погребении на месте Распятия как причину, якобы определив- шую место постройки храма Адрианом. Согласно гипотезе, иудео- христиане верили, что могила Адама находится под скалой, здесь же по- мещали вход в ад и расщелину, через которую в него сошел Иисус. Ба- гатти опирался на хорошо известный апокриф «Пещера Сокровищ». Это рассказ об останках первочеловека, которые Ной взял в ковчег, а после потопа поместил в центре мира, в «Пещере Сокровищ» на Голгофе. Но даже самые древние версии апокрифа существенно позже эпохи Кон- стантина; текст VI в. отредактирован и усвоен христианами; другой апокриф, «Битва Адама», еще позднее.38 Идея о погребении Адама на Голгофе имела для христиан глубокий смысл: благодаря ей с комплек- сом Гроба Господня можно было ассоциировать такие сюжеты, как жертвоприношение Авраама. Но она подвергалась критике уже в древ- ности, прежде всего Иеронимом, хорошо знавшим Иерусалим и верова- ния иудеев.39 Прямых археологических данных немного. Небольшое углубление в скале Кальвария, в котором видят «могилу Адама», при строительстве Адриана было закрыто опорной стеной, следовательно, не могло почи- ло
таться. Строители IV в. сломали стену примерно на 70 см ниже нынеш- него пола пещеры, но никак ее не оформили (в нее выходила изнанка кладки). В византийских источниках свидетельства усвоения легенды («часовня Адама» или «алтарь Авраама» у подножия скалы) видны с VII в. В конце века христианский «центр мира» уже обозначен в середи- не двора, который отделял Эдикулу от скалы Кальвария. Видимо, оформление пещеры принадлежит архиепископу Модесту, обстроивше- му скалу Кальвария (после 614 г.); при крестоносцах часовню расшири- ли с востока, использовав как усыпальницу нескольких латинских коро- лей. Итак, «материальная» пещера появляется в текстах не ранее VI- УПвв. Будь она известна раньше, ее непременно включили бы в рас- сказы о погребении Адама. Видимо, наоборот — именно тексты типа «Пещеры Сокровищ» (где речь шла о мистической пещере) послужили отправной точкой для появления реального объекта. Добавим, что в России многие исследователи уделяли внимание этой проблеме и еще Кондаков считал вывод о существовании «пещеры Адама» совершенно произвольным, а нынешнюю «капеллу Адама» — высеченной архитек- тором Константина (Кондаков, 1904,159). Археология и Гроб Господень. О древней гробнице, находящейся внутри часовни Гроба Господня, известно, в сущности, крайне мало. Не удается (и неизвестно, удастся ли) точно датировать ее сооружение, по- скольку археологический контекст очень поврежден разрушениями и перестройками. Видимо, это была прямоугольная камера с погребаль- ным ложем в аркосолии вдоль северной стены, какие существовали ты- сячи лет. Поблизости известны и другие гробницы раннеримского, а также иных периодов (например, т.н. «Гробница Иосифа Аримафейско- го»).40 Возможно, ряд гробниц уничтожили при строительстве, чтобы лучше выделить нужную (напомним слова Евсевия: «И впрямь было удивительно видеть, как скала эта возвышалась одна на ровном месте и лишь с единственной пещерой в ней; будь там много — чудо Того, кто победил смерть, могло бы быть преуменьшено». (Евсевий, Богоявление, Ш, 61). Гробницы раннего железного века во множестве сохраняются и сейчас — например, в районе коптского монастыря.41 Сама гробница, то есть погребальная скамья в аркосолии, по крайней мере с XI — нач. ХПвв. обычно закрывалась каменной облицовкой. Пилигримы дружно описывают защитный экран с тремя круглыми окнами, отделявший пи- лигримов от скамьи (аналогичная «трансенна» найдена Багатти в Геф- симанском комплексе, см. ниже). С XVI в. новая облицовка Эдикулы полностью скрыла подлинные детали, оставшиеся от Гробницы после ее разрушения в эпоху аль-Хакима. Исследования позднейших Эдикул ве- дет М. Биддл, надеющийся также на изучение первоначальной конст- рукции (Biddle, 1994; Biddle, 1998). По холмам Иерусалима. С точки зрения раннехристианской археоло- гии логично было бы, завершив обзор комплекса Гроба Господня, пе- рейти непосредственно к раскопкам Назарета и Капернаума, тем более, 41
что памятники Иерусалима очень многочисленны (на склонах одной Масличной Горы, согласно только письменным источникам, к VI в. стояло 25 церквей и монастырей). Мы не сможем рассмотреть ни всех византийских и средневековых святынь, ни поистине бессчетных по- следних раскопок. Однако пройти мимо ряда важных объектов, хотя и не до конца исследованных, невозможно. Вифания известна традиции как деревня, в которой жили Марфа, Мария и Лазарь (Иоанн. 11). Раскопки показывают, что поселение здесь возникло после того, как гробница Лазаря стала объектом поклонения и над ней возвели церковь, о которой упоминает св. Иероним (390) (дош- ли только фрагменты мозаичного пола IV в.). После разрушения земле- трясением V в. храм вновь отстроили, существенно расширив, чтобы вместить поток паломников, которые, по словам Этерии, заполняли не только саму церковь, но и окрестные поля. Позже храм перестраивали и крестоносцы, и мусульмане (которые также верят в воскрешение Лазаря и почитают его гробницу). От первого века здесь осталось кладбище с множеством погребений, так что в IV в. легко было найти подходящую гробницу или пещеру. Неясно, является ли изначально «Гробница Лаза- ря» еврейской гробницей I в. или просто естественной пещерой (Wilkinson, 1978, НО; Taylor, 1993). В 1950 г. в Вифании был открыт еще один центр паломничества — пещера размером 5.4x4 м, с граффити и рисунками красной краской на стенах. Францисканцы первыми опубликовали находку, датировав ее IV в. и определив как одно из возможных мест Тайной Вечери. Но в ис- следовании ученых-доминиканцев Французской библейско-археологи- ческой школы граффити отнесены к эпохе IV-VII вв. Ни тексты, ни под- робный анализ памятника не позволил им отождествить находку с опре- деленным топонимом письменных источников. Ранняя история пещеры хорошо восстанавливается. Судя по форме, это древняя цистерна, пре- вращенная в IV-VIIbb. в памятное место, а позже забытая (ее, может быть, почитали как дом Марфы и Марии, но в эпоху крестоносцев об этом уже не знали). Попытка более ранней датировки святилища пред- принята Теста.42 Группа важных памятников связана с Гефсиманией К концу IV в. здесь известны такие близко расположенные объекты, как скала «Моле- ния о чаше» и собственно «Гефсимания». В 1919 г. были открыты остат- ки храма, встроенного апсидой в массив горы (часть южной стены вы- рублена прямо из скалы), где проследили остатки мозаичных полов двух уровней, видимо, византийского периода. Археология свидетельствует, что пещеру использовали в римское время как хозяйственное сооруже- ние. Это обширное (11x18 м) помещение с четырьмя внутренними опо- рами, где открыт остаток масличного пресса (ок. 199-200), а также цис- терны для воды. Тэйлор полагает, что следует видеть в нем пещеру, ото- ждествлявшуюся с местом «Тайной Вечери», в которой пилигримы VI в. как раз описывали цистерны, столы, каменные «ложа», «троны» Христа и учеников и т.п.; известна традиция проведения здесь ритуальных тра- пез для паломников (у посещавших в византийское время Палестину 42
Церковь в Гефсимании Сводный план раскопок (ГОрфали, 1909- 1920 гг) (Finegan, 1992) был обычай ритуальной совместной трапезы, которую они вкушали в память Тайной Вечери на местах, где, согласно Евангелию, Христос бе- седовал с учениками — в Вифании, Гефсимании и на горе Сион). К тому же по-гречески и по-еврейски «Гефсимания» производится от слова «маслодавильня» (пресс для масла, емкость для хранения масла) (ср. ниже, о базилике на горе Сион). Однако Винсен в свое время считал, что открыт храм, построенный на месте скалы «Моления о чаше» Феодоси- ем I (379-395 гг.). Хорошо известный объект в Гефсимании—гробница Девы Марии, °Дна из важных святынь православия. Активные натурные исследования 43
стали возможны здесь только после 1972 г., когда греческие и армянские монахи, решившись на реставрацию, пригласили патера Багатти как специалиста по археологии. В опубликованной им серии работ он не дал подтверждения раннего почитания Гробницы. Церковь здесь датируется, видимо, не ранее 440 г. (сохранялась до персидского нашествия 614 г.) и вплоть до VI в. пилигримы не пишут о таком объекте, как «гробница Де- вы Марии» (еще в 431 году честь быть местом упокоения Богоматери оспаривал Эфес).44 От храма сохранилась его подземная крестообразная крипта, при- надлежащая византийскому времени (построена из черного базальта, частью вырублена в скале). За основу взят один из древних скальных некрополей (аналоги ему имеются в этом районе в изобилии), но точная дата «гробницы Марии» неясна. По-видимому, комплекс возник благо- даря выделению ранней скальной гробницы (примерно так же, как был выделен Гроб Господень) и должен был отвечать представлениям пи- лигримов о ее расположении в долине Кедрона. Гробница изнутри тоже была оформлена по аналогии с Гробом Господним: Багатти удалось рас- крыть погребальную «лавицу», на которой, по преданию, лежала Бого- родица, вырубленную из цельной скалы. Она имеет массу щербин, ос- тавленных пилигримами. С лицевой стороны ложе закрывала мрамор- ная трансенна ХПв. с романской аркатурой и тремя довольно большими отверстиями, позволявшими паломникам трогать и целовать боковую сторону «скамьи». Масличная (Елеонская) гора, многократно упоминаемая в Евангели- ях как место встреч и бесед Христа с учениками и место Вознесения, была отмечена в эпоху Константина постройкой одной из четырех бази- лик (впервые в 333 г. описана Пилигримом из Бордо; Этерией названа «Елеонской»; позже отремонтирована Юстинианом). Проведя тщатель- ные археологические работы на земле бенедиктинского монастыря в 1910 г., Абель и Винсен открыли ее остатки (что стало одной из первых акций большой программы изучения базилик Иерусалима, начатой под руководством А. Лагранжа: см. гл. VI-2). Место объекта определили легко — камни валялись чуть не в километре вокруг. За 7 месяцев работ открылся фундамент трехнефной базилики (небольшой по меркам Па- лестины: 30x18.6 м). Атриум, из которого три входа вели в церковь, по периметру окружали колонны. Алтарная часть помещалась над пеще- рой, расширенной и превращенной в крипту, куда спускались два ряда ступеней для входа и выхода пилигримов. В пещере когда-то помеща- лось кладбище с могилами типа кокким (см. выше) I в. н.э., но сильно перестроенное. Ничего, что можно трактовать как следы ранних (до IV в.) христианских богослужений, не было обнаружено. Эту пещеру предание в конце концов связало с проповедью ученикам, а место Воз- несения стали видеть выше по склону от Елеонского храма, где известен еще один храм конца IV в., также построенный над пещерой.45 Время постройки большой базилики на горе Сион (которую пилиг- римы называют «Святой Сион») неизвестно, но уже с V в. здесь видели да
место Тайной Вечери.46 В византийскую эпоху базилика была важным центром в общей системе сакральной топографии города; в VI в. она служила епископской кафедрой Иерусалима, славными реликвиями ко- торой были колонна, у которой бичевали Христа; камни, коими побили св. Стефана, а некоторое время даже его останки. Археологически гора изучена явно недостаточно. Материал пока не позволяет говорить о раннем освоении ее христианами: здесь открыта богатая вилла с фресками и мозаиками (изображения цветов, птиц и зданий: Broshi, 1976). В IV в. эти руины считали «дворцом Каиафы», а в другой части холма видели дворец Давида (вероятно, это часть дворца Ирода). В 333 г. Пилигрим из Бордо отметил здесь также синагогу (ука- зав, что раньше их было семь; последняя исчезла в 370 г.). Наиболее интересный для нас объект известен как «Гробница Дави- да». Это постройка крестоносцев — но в ее составе открыты три стены здания позднеримской или византийской кладки (синагога или цер- ковь).47 Назарет. Комплекс построек и пещер Назарета — один из самых изученных среди Святых мест Палестины. Этот городок в Галилее по- читают как место жизни Богоматери и святого Иосифа, где, согласно Евангелию, произошло чудо Благовещения и провел детские годы Иисус Христос. Соответственно в городе сложились комплексы святынь, отра- жающих эти представления — «дом Марии», «грот Благовещения», «мастерская Иосифа», «синагога, где бывал Иисус» и другие. Но суще- ственная археологическая информация есть только по главному ком- плексу, церкви Благовещения и ее гротам и по соседней церкви св. Ио- сифа. (Bagatti, AHiata, 1984; Corbo, 1987). В археологической картине раннехристианских древностей Пале- стины это одно из ключевых мест, сравнимое разве что с комплексом в Капернауме. Работы здесь начали уже в 1892 г., когда монах Бенедикт Вламинк открыл на участке, принадлежавшем францисканцам, руины византийского времени. Раскопки продолжил Проспер Вио, изучив поз- же (1938) и соседнюю церковь св. Иосифа (Vlaminck, 1900; Viaud, 1910). Но возможность по-настоящему широких исследований появилась толь- ко после 1955 г., когда снесли храм XVIII в., и раскопки под руково- дством Багатти продолжались до 1969 г. (в 1968 г. здесь освятили новую базилику Благовещения, включившую часть византийских кладок; ос- тальные уничтожили). Участок оказался богат весьма разнохарактерными памятниками. Здесь обнаружили могильник бронзового века; прессы для вина и масла Раннего железного века; ямы от сосудов и колоколовидные ямы-храни- лища; рвы от фундаментов построек жилого и хозяйственного назначе- ния; много цистерн римской эпохи. Вблизи этой группы сельскохозяйст- венных комплексов эллинистического и византийского перйодов распо- лагалось кладбище с надписями на иврите и арамейском (но без оссуа- риев). 45
Изучив часть большой (75x85 м) «пещеры Благовещения», Багатти пришел к выводу, что сначала здесь располагалась винодавильня, но уже в III в. она превратилась в святилище и тогда же к ней пристроили «цер- ковь-синагогу». Однако пещера почиталась, по его мнению, и раньше, начиная с I в. (что могло бы подтвердить достоверность связи ее с собы- тием Благовещения). Материал, однако, не полностью уложился в ре- конструкцию Багатти, поэтому Корбо позднее пересмотрел разбивку на строительные периоды (Corbo, 1987). В комплексе выделяют три основных уровня. Верхний и нижний не вызывают принципиальных споров с точки зрения атрибуции и дати- ровки. Нижний — это упомянутая винодавильня; верхний — комплексы базилики и возникшего при ней монастыря византийского и поствизан- тийского времени. Базилика (по-видимому, впервые упомянута в 570 г.) оказалась трехнефной с атриумом (48x27 м) и включала в себя пещер- ный комплекс (святилище Благовещения и «капеллу Ангела»). Было от- мечено, что в ее кладках попадаются блоки от какой-то разобранной ранней постройки.48 Основную дискуссию вызвали лежавшие между верхним и нижним уровнями, под полами храма и монастыря, остатки постройки раннехри- стианского времени. Здание (по-видимому, культового характера) имело черепичную кровлю и деревянные опоры, но каменные стены, что оди- наково типично для церквей и синагог; однако ориентация на восток не характерна для последних, так что, скорее всего, это церковь. На стенах здания обнаружены граффити — но не ранее IV в.; надписи имеют явно паломнический характер и сделаны в основном по-гречески.49 Ряд дру- гих граффити и депинто, которые пытались рассматривать как древней- шие был позднее оспорен с позиций прочтения текста или их трактов- ки.56 Кроме граффити, важнейшим аргументом атрибуции здания как «церкви-синагоги» стал обнаруженный под полом центрального нефа базилики V-VIIbb. квадратный бассейн (1.95x2 м). Стратиграфически он может датироваться как угодно рано, ибо вырублен в скальном мате- рике, но был объявлен именно купелью для совершения «иудео-христи- анского крещения»—тем более, что аналогичный был обнаружен под соседней церковью св. Иосифа. Бассейн имеет 5 ступеней с поверхности ко дну по одной из стенок; изнутри покрыт штукатуркой; в заполнении обнаружен кривой виноградный нож. Обнаруженные на штукатурке граффити были привлечены для поддержания сакрального смысла со- оружения. Богатая фантазия Теста извлекла из них и кресты, и корабли, и буквы, и бог знает что еще. Однако все они сделаны на уровне одного метра от дна, то есть на уровне ребенка. По словам Тэйлор, каждый, кто видел «граффити» детей на обоях в детской, легко может сравнить их с обнаруженными в Назарете. Думается, она права, по-видимому, открытые под полами базилик части принадлежали когда-то винодельческим системам хозяйственных комплексов. Оба «бассейна» имеют характерные черты отстойников ви- 46 46
Назарет. Церковь св. Иосифа. План раскопок с остатками ранних сельскохозяйственных построек. (Finegan, 1992) нодавилен (ступени, углубления в углах, канавки для стока). На площад- ке церкви св. Иосифа есть еще один бассейн, цистерна, силосная яма и другие хозяйственные сооружения, которые легко связать с «купелью^ в 20 м от которой, кстати, располагалась давильная площадка.51 По-видимому, в Назарете с первой половины IV в. существовала до- вольно необычная церковь, связанная с почитаемыми пещерами. Опи- санная Этерией «большая и прекрасная» пещера рассматривалась как место, где Мария получила Благую Весть или даже как ее жилище, что могло повести к появлению топонима «дом Марии». Храм был скромен и мало приспособлен для массовых паломничеств, но его активно посе- щали. В конце концов эту первую церковь снесли, чтобы построить ба- зилику (вероятно, в конце V — нач. VI в.). Поскольку Назарет IV-VI вв. был по-прежнему населен иудеями, очень интересны сообщения источников о положении маленькой группы местных христиан и их святынь, посещаемых толпами паломников, в иноверческой среде.52 «Дом апостола Петра» в Капернауме—-второй важнейший объект Палестины, где предполагается существование непрерывной «цепочки» христианских древностей от I до IV в. Капернаум лежит на северо-за- паде Галилейского озера. И письменные, и археологические источники подтверждают, что этот, в целом иудейский, поселок был одновременно заметным центром христианских паломничеств. Городок делится тер- мами на две части, богатую и бедную; в восточной части лежат моще- ные известняком улицы, общественные здания, прочные и большие до- ма, куда была проведена свежая вода из загородных источников (эта Часть поселка принадлежит сейчас православным). Западная половина поселения беднее — здесь меньше камня, полы часто земляные, крыши из жердей с засыпкой. Но зато здесь же располагались оба религиозных 47
Капернаум Реконструкция здания IV в на месте «инсулы I» ( дам соб- раний 7) (ACR) центра византийского периода: известная синагога и предполагаемый «дом Петра» Сенсационные результаты дали раскопки именно в запад- ной части, принадлежащей францисканцам, хотя находки в менее изу- ченной восточной части тоже интересны. Впервые серьезное внимание археологов Капернаум привлек перед Первой мировой войной, когда францисканец Венделин Хинтеркейзер обнаружил часть октагональной постройки из базальта к югу от руин синагоги. Продолживший работы отец Годанс Орфали полностью рас- крыл октагональное в плане здание с мозаичным полом и вышел на кладки какого-то раннего сооружения (Orfali, 1922). Выяснилось, что октагон образован тремя концентрическими стенами (8, 16.5 и 23 м) 48
Капернаум Сводный план сооружений «инсулы 1» и октагонального храма (ACR) Возобновленные в 1968 г. под руководством Корбо и специалиста по керамике Лоффреда раскопки охватили чуть не все владение франци- сканцев и продолжаются поныне, хотя октагон уже скрыт под большой современной церковью (Corbo, 1972; Testa, 1972; Corbo, 1975; Loffreda, 1985; Corbo, 1993; Loffreda, 1993). Основной итог работ Корбо — откры- тие двух построек, стоявших здесь до «октагона»: паломнического ком- плекса IV в. (который в рамках гипотезы Багатти-Теста интерпретируют как здание для служб и собраний общины иудео-христиан I-IV вв.), и дома позднеэллинистического периода («дом Петра»). Чтобы разобрать- ся в этом, необходимо детально познакомиться с материалом раскопок. Начнем с «октагона», поскольку и дата, и функция его определяются надежно. Это церковь, под мозаичным полом которой найдено много монет первых двух десятилетий V в. и отвечающая им керамика с веро- ятной датой второй половины V — нач. VI в. Внутренний (центральный) октагон обрамлял «почитаемую комнату», мозаичный пол которой ук- рашало изображение павлина и орнамент в виде цветов лотоса. Ко вто- рой стене октагона была пристроена с востока апсида с маленьким бап- тистерием. Октагональные церкви в раннехристианской архитектуре Довольно многочисленны (по крайней мере с 326 г., когда в Антиохии построили «Золотую церковь»), однако из них только две концентриче- ские— на горе Гаризим и в Капернауме.53 49
«Октагону» предшествовала довольно необычная постройка, кладки которой при сооружении церкви сравняли с землей. Большой, почти квадратный (стороны 27-30 м) участок был окружен стенами, с входами близ западных углов. От южного входа вторая внутренняя стена (16 м) отгородила проход шириной 6 м. Внутренние кладки комплекса много- численны и запутаны, что затрудняет их интерпретацию — но ясно, что примерно в центре двора стояла конструкция, трактуемая Корбо как «domus ecclesia» (дом собраний). Самая большая из комнат (5.8x6.4 м) делилась аркой на восточную и западную половины; вместе с тремя окружавшими помещениями размер здания достиг 11x11 м. Оно подвер- галось ремонтам и укреплению конструкций; некоторые стены перекла- дывали, достраивали к ним новые помещения. Внутреннюю стену глав- ного зала покрыли штукатуркой и расписали растительным и геометри- ческим орнаментом (прямо по этой росписи пилигримы оставляли обычные для них граффити).54 Неясно, можно ли говорить об этом сооружении IV в. как о церкви. В Дура-Европос (см. гл. П-2) «дом собраний» включил баптистерий, ал- тарь и другие необходимые литургические элементы; в ранней церкви в Кирк-Биццих (Сирия, ок. 300-330) с востока выделена алтарная часть и устроен «сирийский амвон» (Davies, 1968, 8). Следовательно, когда ча- стный дом передавали общине под церковь, он получал архитектурно выраженные признаки богослужебного назначения. В Капернауме — не так. Если это и церковь, то необычная, без выраженной апсиды и других элементов, которые можно использовать для проповеди, крещения или службы. Как зала собраний главная комната маловата, а .для жилой — велика. По-видимому, она служила своеобразной «посещаемой реликви- ей». Значительная часть участка внутри ограды оставлена пустой, воз- можно, для размещения паломников, их верховых и вьючных животных: многочисленность греческих граффити доказывает, что в «доме» часто бывали пилигримы. Этерия упоминает, что дом «князя апостолов» превратили в церковь, включив остатки подлинных стен. Здание действительно включает в себя остатки дома—первого из 8 изученных комплексов бедных домов- инсул из базальта, с засыпными крышами и каменно-земляным полом (исследователи назвали его «священный дом», «insula sacra»). Корбо уверен в последовательном сохранении «дома Петра» с I по IV в., что основано на стратиграфическом анализе известковых полов в главной комнате дома (т.н. «белые полы»). Их нет больше ни в одной постройке западного района (хотя в восточном такие обмазки очень распростране- ны) и Корбо полагает, что полы придают комнате особое значение, пре- вращая ее в объект почитания («sala venerata»). Но детальнейшее описа- ние слоев все же не дает оснований для их абсолютной датировки, по- скольку до IV в. она опирается только на анализ керамики и не очень точна.55 Время, когда группа бедных построек в западной части Капернаума превратилась в почитаемое место, вероятно, близко к середине IV в. На- 50
Вифлеем. План пещер и храма эпохи Констнтина (Taylor, 1993). стаивать на непрерывности почитания «дома Петра» с I по начало IV в. на основе имеющихся археологических данных вряд ли следует, итине- рарии же описывают ситуацию слишком противоречиво.56 Вифлеем изучен существенно хуже, чем Назарет и Капернаум. Ос- новной памятник христианских древностей здесь — базилика, впервые освященная 31 мая 339 г., через несколько лет после посещения Елены. Базилика была поставлена прямо над комплексом пещер; сейчас в вос- точной части одной из этих пещер находится место, отмеченное звездой. Там, по преданию, появился на свет Христос. Достоверных сведений о том, как именно в IV в. было определено место для постройки и почему именно эта пещера идентифицирована с «пещерой Рождества», нет. Евангелия излагают подробности рождения Иисуса довольно противоречиво.57 Апокрифы расходятся в описаниях еще больше. В IV в., например, существовало мнение, что Иисус родил- ся вблизи могилы Рахили. Раскопки «Рамат Рахель» показали, что при Адриане, до изгнания иудеев, здесь было сельское кладбище, которое в начале Шв. использовала небольшая еврейская община Иерусалима; затем здесь обосновался X римский легион, превратив склепы в цистер- ны, построив термы и жилые здания (Aharoni, 1962, 24-7, 1964, 38-82). В V в. место Рождества помещалось апокрифами и вне Вифлеема, на- пример, на так называемой Кафизме («кресле» или «троне») — одной из скал в окрестностях Иерусалима, где был в 451-458 гг. построен мона- Стырь. В начале VI в. архидиакон Феодосий описал камень в 3-х милях °Т города Иерусалима, который Дева Мария благословила, сойдя с осла 51
на пути в Вифлеем, и на котором сидела — но это последние попытки материализовать представления о рождении Иисуса вне Вифлеема.58 Археологически изначальные формы и функции ныне существую- щих пещер изучены слабо, но ясно, что они претерпели массу измене- ний. Главная пещера (ок. 12.3x3.5 м) теперь связана с боковыми, в IV- V вв. служившими как усыпальницы. Сейчас спуск в пещеру с севера и юга по ступеням, хотя в IV в. он был с запада. Ориген упоминает конст- рукцию, которую когда-то язычники показывали христианам как ясли — сейчас на их предполагаемом месте скальный выступ, покрытый мрамо- ром. В северный комплекс пещер попадают через средневековые лест- ницы и проходы. Освоение «пещеры Рождества» в античности не под- тверждается ни нумизматикой, ни археологией.59 Гораздо лучше известна сама церковь Рождества, история которой отразила важные процессы в развитии ранней христианской архитекту- ры. Археологические исследования обнаружили, что церковь построена в два этапа, при императорах Константине и Юстиниане, и нынешнее здание принадлежит в основном VI в.60 Церковь же IV в. была весьма необычна по решению. Как почти все постройки Константина, храм слу- жил лишь обрамлением святилища. Над пещерой возвели октагональ- ную в плане постройку, перекрытую конической деревянной крышей с отверстием (pculus) посредине. Пол ступенчато повышался к центру, где также был проем, окруженный балюстрадой. Сквозь него паломни- ки могли созерцать пещеру.61 К «октагону» примыкала пятинефная ба- зилика, почти квадратная в плане, с внутренним двором и фонтаном в центре. Сочетание октагона и базилики имело свои недостатки: алтарное пространство фактически отделено от церковного нефа и заполнено тес- нящимися к «окну» паломниками. Перестройка Юстиниана позволила их доступ к святыне при одновременном проведении службы в церкви. Октагон сменила трехлепестковая апсида, образовавшая единое про- странство с базиликой; паломники же, стремившиеся прежде всего по- сетить пещеру Рождества, лежавшую под алтарным пространством, могли теперь спускаться в нее по ступеням с одной стороны и подни- маться с другой, не мешая происходящей наверху литургии (крипты с отдельными рядами ступеней для спуска и подъема найдены также в базилике Елеоны, в церкви над «Колодцем Иакова» возле Шхема и в других местах). Мамре' приключения «Авраамова дуба» Святыни Палестины — это не только памятники из твердого и мертвого камня (пещеры, скалы, гробницы), но и весьма почитаемые объекты живой природы, прежде всего — священные деревья. Среди прекрасных акварелей Александра Иванова из библейского цикла 1850-х гг. есть одна, удивительно про- никнутая колоритом палестинской пустыни. Это явление трех божест- венных странников Аврааму с вестью, что жена Сарра принесет ему сына—иными словами, художественная интерпретация ветхозаветной 57
Троицы. Странники возлежат у входа в шатер патриарха, в тени дерева, столь большого, что лишь края ветвей и листьев его свешиваются вдоль верхнего края акварели, осеняя сцену. Это невидимое дерево — «Мам- врийский дуб», прямой потомок «древа» на средневековых иконах «Тро- ицы», включая сюда и знаменитый образ Андрея Рублева. Но можно ли сказать что-либо обоснованно-научное о почитании столь важного, хотя и молчаливого, природного свидетеля? Начнем с того, что, как почти всякая историческая реликвия, Мам- врийский дуб имеет множество «двойников». «Мамре» бронзового века (то есть «эпохи Авраама») пытались локализовать в разных местах (на- пример в телле Джебел-эр-Румейде близ Хеврона). Однако можно быть твердо уверенным в местоположении только сравнительно поздних объ- ектов. Нынешний Мамре (Теребинтус, Рамат-эль-Халил) находится в 2 км к северу от Хеврона. Именно сюда предание помещает священный дуб — (теребинф), описанный Евсевием («Доказательство в пользу Евангелия»), который оставил также и подробное описание устройства святилища. По его свидетельству, местные жители почитали дуб «ради тех, что явились Аврааму» (Бытия, 18:1-22). Евсевий упоминает в свя- тилище изображение трех фигур, трактуя среднюю как Иисуса (со II в. христиане полагали, что один из явившихся к Аврааму был именно Христос) — но говорит и о том, что почитавшие Мамре местные жители были язычниками. Согласно другим христианским авторам (Иероним, Созомен), святилище это было не только языческим, но почиталось также иудеями.62 Существование античного святилища подтверждают раскопки, при которых найдены обломки статуй Диониса и Гермеса; его участок лежал в центре эллинистического города (в 200 м к западу от- крыто большое общественное здание). Стена эпохи царя Ирода (37- 4 гг. дон.э.) окружала священную рощу, источник и жертвенник (сло- женный, как верили, самим Авраамом). Христианскую базилику (от ее подлинных кладок ничего не сохранилось, кроме апсиды) поставили внутри этой ограды, после чего святилище в Мамре стало центром паломничества и почитания христианами (работы Е.А. Мадера 1926-28 гг.: Mader, 1957). Локализация святилища не вызывает никаких сомнений начиная с IV в. — тем более, что почти все ранние пилигримы говорят именно о Дубе в Рамат-эль-Халил. Последний из них, Адомнан, пересказывая Ар- нульфа, помещает дерево, хотя и растущее из земли, под церковной крышей и пишет, что ствол его был совершенно изрублен любителями реликвий. Однако, начиная с ХП в., точность локализации утрачивает- ся— возможно, стали почитать несколько деревьев в районе дороги из Рамат-эль-Халил в Хеврон. Например, в «Хождении» игумена Даниила "Кике подробно описан дуб — но в самом расцвете сил, стоящий отдель- но, посреди мраморной вымостки вне храма. Русский игумен явно ви- Дел уже не то же самое дерево, что паломники середины — второй по- ловины I тыс. н.э. (Hepper, Gibson, 1994). — -4111 53
Мамврийский дуб в Айн-Себта Рисунок Конрада Шика, май 1897 г (Hepper, Gibson, 1994)
Дерево неоднократно описывали в средневековье не только хри- стиане, но и иудеи, а с возникновением ислама стали почитать и му- сульмане. Однако его локализация иная. Если дуб эллинистического и раннехристианского периода стоял в нынешней Мамре, то совсем не- давно, в новое время, еще существовал и «альтернативный» дуб вблизи Эйн-Себта, то есть не к югу, а к северо-западу от Хеврона. Если тради- ция поклонения дубу в Теребинтусе унаследована христианами от языч- ников и/или иудеев, то Эйн-Себта как священное место, видимо, заим- ствована из мусульманской традиции (Неррег, Gibson, 1994). Дуб в Эйн-Себта часто описывали, рисовали и даже фотографировали путе- шественники XVIII-XIX вв. и можно быть уверенным, что в последние 300 лет он воспринимался как природный памятник древности и свято- сти. Однако до XV в. Эйн-Себта не упоминалась — «Мамврийские ду- бы» группировались тогда исключительно к югу от Хеврона. Дерево было очень красиво: его ствол разделялся натрое и стояло оно среди виноградников, рядом с источником Эйн-Себта, недалеко от скальных гробниц Хирбет Себта. На изображениях ХЕХ в. этот огром- ный и очень эффектный дуб окружен круглой оградой из камней. В 1871 г. дерево купила Русская духовная миссия (архимандрит Антонин), чтобы построить здесь монастырь с церковью и большой страннопри- имный дом для паломников (вместе с деревом был куплен весь холм Себта с руинами на вершине и часть земли в долине) (см. rn.V-2). На вершине холма построили обзорную башню с чудесным видом, на кото- рую вели 45 ступеней, а в 1886 г. — деревянную палатку на предполага- емом месте шатра Авраама. Таким образом, у православных появилось в Палестине собственное святилище «Мамврийского дуба», которое могло войти в постепенно складывавшуюся здесь структуру «русских мест». К началу XX в. дерево состарилось и начало медленно погибать. По мне- нию ботаников XIX в., дереву не могло быть тогда более 300 лет. Сейчас иа его месте стоит молодой дуб. Бейт-Захар Другим звеном в цепи «собственных» православных святынь в Палестине стала «Новая Горняя». Ее история — интересный Пример споров, возникающих из-за упорного стремления локализовать упоминаемые Писанием объекты при опоре на современную и средне- вековую топонимику. Памятники, соотносимые с именем Захарии, отца Иоанна Предтечи и возможным местом рождения пророка, породили громкую дискуссию, тянущуюся, по сути дела, с раннехристианских времен. В начале XX в. она вспыхнула с новой силой. С эпохи крестоносцев местом встречи Марии и Елизаветы (т.н. «Горняя») считали селение Эйн-Карим к юго- западу от Иерусалима. Однако в 1897 г. в Мадебе открыли мозаичную «карту Палестины» (VI в.), среди изображений которой был и вид храма с подписью «Бейт-Захар». Такой пункт, с церковью в честь Захарии, Упомянут в некоторых источниках (Евтихий Александрийский, X в.). Разу заговорили о возможной «переатрибуции» новозаветной «Горней» и приступили к ее поискам. В 1902 г. Русской духовной миссии удалось 55
купить холм «Бейт-Захар» — участок земли с признаками древней по- стройки. Произведенные там раскопки открыли остатки небольшой од- нонефной церкви (10x20 м, с равновеликим приделом с севера и при- твором на южной и западной стороне), в которой даже имелась плохо сохранившаяся мозаика, как будто упоминавшая имя Захарии. Новую версию охотно принял ряд ученых-протестантов. Уважаемые католиче- ские специалисты (в том числе Винсен) не только не согласились с ней, но и позволили себе иронические отзывы. Разгорелась полемика защит- ников старой точки зрения и приверженцев новой «мемории» (Стеллец- кий, 1904). Серьезные русские ученые, например, М.Н. Ростовцев, отне- слись к новой версии и к самой полемике очень осторожно, считая, что она не стоит пролитых чернил. (Ростовцев, 1912). В старой «Горней», на месте деревушки Эйн-Карим, позже провели археологические исследования владеющие там монастырем франци- сканцы (1941 -42 гг.). Обнаруженные пещерные гробницы, винодавиль- ни с мозаичными полами и небольшие часовни показали, что участок был непрерывно обитаем с 1в. до н.э. вплоть до арабского завоевания; существующие в поселке храмы датируются в основном эпохой кресто- носцев, но содержат и более ранние кладки, которые Абель суммарно отнес к IV-VII вв. Археологический контекст показывает, что до отожде- ствления пещеры в Эйн-Карим с местом рождения Иоанна Предтечи, она, видимо, являлась одним из святилищ храма Венеры (обнаружено много статуй богини и стволы колонн). Церковь, включившая и пещеру, была построена только в V в., когда весь комплекс соотнесли с историей Елизаветы, матери Иоанна Крестителя. К XII в. храм уже носил просто имя Иоанна Предтечи, что подтверждает и «Хождение» Даниила (Sailer, 1946). Есть и другие довольно многочисленные пункты, связываемые с именем Захарии и дающие памятники позднеримского и византийского времени.63 Паломнический комплекс (Дора-Дор). Не все Святые места Палести- ны были окутаны легендами, возводившими их историю к событиям, описанным в Евангелии. В начале главы мы говорили о многочислен- ных святынях, расположенных вдоль пути паломников к Иерусалиму. Прежде чем покинуть Палестину, осмотрим один из таких комплексов ранневизантийского периода — Дора-Дор, лежащий на берегу Среди- земного моря в 10 км к северу от Кесарии. (Dauphin, 1993а). В 1952 г раскопки под руководством Лейбовича раскрыли здесь церковную апси- ду и мозаичный пол северного нефа; прекращенные из-за смерти руко- водителя работы возобновила Клодин Дофэн (1979), обнаружив остатки огромного благоустроенного странноприимного комплекса при епи- скопской резиденции. К услугам верующих здесь были, кроме комнат и атриумов, просторный двор с большой цистерной для воды и разнооб- разные служебные постройки. Было выяснено, что строительство комплекса началось не ранее вто- рой трети IV в. (в облицовке пола церкви найдена бронзовая монета им- ператора Констанция II (337-361). Особенно интересна находка почи-
Крестообразная купель с дополнительной чашей Авдат (Палестина), северная церковь IV в (DA. Vol. XI) тавшихся в комплексе реликвий: фрагмента скалы Кальвария и могилы местных святых. Серая мраморная колонна (100 м к востоку от базили- ки, 1952 г.) несла греческую надпись: «Камень со Святой Голгофы»; под надписью был выбит крест с квадратным отверстием посередине — возможно, в нем помещался металлический реликварий с кусочком кам- ня. Мощи двух неизвестных святых разместили в восточном конце внешнего южного нефа базилики — возможно, вокруг них собирали больных и калек, надеявшихся на исцеление, для обряда «инкубации».65 Гробница была покрыта пятью плитами; в крайней с востока плите было небольшое отверстие и глиняная трубочка, по-видимому, для воз- лияния масла в могилу. Коснувшееся останков святого масло собирали в специальную емкость (его следы обнаружены вокруг). Масло, получен- ное в святых местах, пилигримы брали с собой, развозя по всему свету небольшие ампулы: глиняные, металлические, стеклянные фляжки с названием мест, где оно было освящено, часто со словом евлогия — бла- гословение.66 Гробница в Доре — типичный для византийского и запад- Но-средиземноморского мира реликварий, но для Палестины он необы- чен. Ближайшая территория, где были распространены раки с аналогич- ными устройствами для сбора масла — Сирия. 57
На сирийское воздействие указывает и архитектура базилики, кото- рая может служить наглядным пособием для изучения процесса станов- ления планировки раннехристианских церковных зданий. План этой пятинефной базилики уникален для Палестины, но аналоги можно най- ти в Сирии V в. Особенно интересны внешние боковые нефы. В южном, как уже сказано, помещались могилы-реликварии; северный заключал в себе атриум, баптистерий и дополнительные помещения. Расположение баптистерия внутри церковного комплекса, а не снаружи, продиктовано, видимо, сирийским каноном второй половины V в., определявшим фор- мы церковного здания. Согласно ему, баптистерий должен быть соеди- нен с атриумом. Тройное деление внешнего северного нефа соответст- вовало трем первым стадиям литургии при совершении крещения, опи- санным Кириллом Иерусалимским в середине IV в. Ожидавшие кре- щения стояли в темной западной части помещения, символизировавшем «область тьмы». Оттуда продвигались на восток в направлении «Боже- ственного Света», во внутреннее помещение, где раздевались, умаща- лись маслами и друг за другом входили в крещальню, где следовало трехкратное погружение либо омовение лба святой водой. После креще- ния епископ сам вторично помазал всех маслом, а затем они облачались в белые одеяния. Кирилл не упоминает специального помещения, пред- назначенного для церемонии помазания, но, видимо, это происходило в восточном конце северного портика, где вновь обращенные впервые участвовали в евхаристии и принятии даров (на что указывают ступени, ведущие к возвышению-беме). Примечания к главе I 1 Древо Креста почиталось в середине IV в. (известна надпись на памятном камне (мензе?) из Северной Африки с датой 359 г. и упоминанием реликвий, в том числе «древа Креста из земли обетованной, где Христос был рожден»; см. гл. Ш-2). «Отчет» о работах Елены стал, видимо, известен позднее. Евсевий много говорит о ее благочестивом поведении, но ие об археологических заняти- ях. К счастью, их сохранил в письме к другу, галльскому хронисту Сульпицию Северу, Паулин Ноланский. Он рассказывает о том, что по прибытии в Палести- ну Елена включила в свои поиски места Страстей и Распятия, хотя никто не мог указать, где они находились. Посоветовавшись с местными христианами, она призвала наиболее ученых из евреев, чтобы они рассказали ей «об их несмывае- мом преступлении, коим они, несчастные, даже гордились». Рассказы подтвер- дило божественное откровение императрице и раскопки начались. Они были успешны. В глубоком раскопе, заложенном отрядом воинов и добровольцами, обнаружили три креста. Один из иих был признан животворящим. Этот эпизод известен уже Амвросию Медиоланскому и историку Руфину, затем легенду пе- реработал Созомен Саламанский («Церковная история» 440 г.). Ои добавил к списку находок гвозди и надпись «Иисус Назаретянин Царь Иудейский». 2 Августин вообще интересовался древностями. К северу от Карфагена, на Утическом берегу, он нашел «коренной зуб человека такой величины, что если бы ои был разделен на части, соответствующие нашим зубам, то из него можно было бы сделать сотню зубов. Думаю, однако же, что это был зуб какого-нибудь 58
гиганта» («О граде Божьем» XV, 9). Как все образованные люди его эпохи, Ав- густин знал сообщения Фукидида о вложении костей циклопов в качестве жерт- вы в храмы. 3 Например, в Константинополе в 511 г., в правление Анастасия (491-518), возник спор между патриархом Македонией и монахом Севером, позднее патри- архом Антиохийским, основателем монофнзитства. Север считал Христа во- площением Слова, неспособного к физической смерти, а эпизоды Евангелий предлагал толковать символически (например, кровь и воду из раны Христовой как «воды спасения» для человечества). Одиако Македонии опирался на текст Евангелия от Матфея о том, что Христос еще не был мертв в момент прободе- ния, и потому в человеческом воплощении все-таки мог умереть. Север не ре- шался отрицать слова Евангелия и был в растерянности. Тут иа помощь пришло исследование древностей. В библиотеке императорского дворца нашлась копия Евангелия от Матфея, открытая в правление императора Зенона (474-491) на Кипре, где она была выкопана вместе с телом «святого Барнабы» — и не содер- жала спорного пассажа! Север торжествовал — 7 августа 511г. Македония сме- стили и изгнали. 4 К началу 1950-х гг. исследовали 7 местонахождений рукописей. Опираясь на одни и те же тексты, в кумранитах видят представителей не только ессеев, но и других религиозных и общественных течений Иудеи. Открытие не оставило равнодушным буквально иикого, оно вызвало неожиданную реакцию даже в шовинистических кругах России (поучительный и забавный эпизод: Маргулев, 1994). Ситуацию несколько улучшил выход в 1991 г. давно ожидавшейся публи- кации текстов рукописей, часть которых ранее была недоступна для изучения, но обилие проблем интерпретации все равно заставило дать симпозиуму 1992 г. в Граце (Австрия) характерное название: «Кумран нигде» (Тантлевский, 1994, 10). Традиция русской кумранистнки возникла вскоре после открытия первых руко- писей трудами Иосифа Давыдовича Амусина (Амусин, 1960; Амусин, 1964; Амусин, 1983 и др.). Издавались русские переводы текстов (Тексты, 1971-1996) и популярных книг Г. Штолля, А. Донини и др. Последнее фундаментальное исследование текстов принадлежит И.Р. Тантлевскому (1994). 5 De Vaux, 1973. В 50-е гг. тексты вызвали такой энтузиазм и доверие к ин- формации, что предпринимали даже специальные экспедиции на основе сведе- ний, в них содержавшихся. Так, известный «медный свиток» со списком сокро- вищ, якобы спрятанных в разных местах Палестины, вызвал две экспедиции 1956-60 гг. —которые, конечно, сокровищ не нашли (Аллегро, 1967). 6 Стратиграфически выделяют три периода, из которых первый распадается Ча две части: 1а, около 20—40 лет, не дающий нумизматического материала, но по 1рерамике не отличающийся от следующего — lb, который датируется монетами Правителей Иудеи (с 223 г. до н.э. по 37 г. н.э. и керамикой примерно от 150 г. до Нэ. до нач. I в. н.э. (или несколько шире, от 200 г. до н.э. по 68 г. н.э.). Фазу 1b Завершает землетрясение 31 г. до н.э. II период связан с восстановлением посе- ления ок. 4 г. до н.э. — 6 г. н.э., а завершает его захват римлянами (X легион из Кесарии) летом 68 г. Ill период, римский (до сер. 80-х гг.) и «повстанческий» (132-135), кончается в 30-х гг. II в. и.э. Очень важна и датировка кожи и льиа, из которых сделаны рукописи, методом радиоуглеродного датирования, проведен- ЛМ в 1990-91 гг.: даты в интервале от 209-117 до н.э. по 21 до н.э. — 61 н.э. (•Ржа; лен дал дату 33 г. н.э. плюс-минус 200 лет). (Амусин, 1960а; Амусин, 1983; Тантлевский, 1994). и- Кладбище Кумрана описывают как один большой и два или три маленьких ЗПйстка, которые могли быть и независимыми некрополями. Число общинников 59
оценивают в 150-400 человек, но Дж. Патрик снижает его до 50-70. Число вскрытых на большом кладбище могил, в которых погребены только мужчины, недостаточно для окончательного суждения об обряде целибата (26 из примерно 1100), тем более что на маленьких кладбищах есть детские и женские могилы. Динамику трудно прослеживать из-за отсутствия в мужских погребениях инвен- таря (в женских он тоже скуден). Все тела, кроме одного, лежали головой на юг (ессеи думали, что рай — иа севере), в нише восточной стены могилы, которые прикрывал кирпич или галька. Могилу сверху отмечал большой камень (Тант- левский, 1994, 39-42; Hachlili, 1993). 8 Вокруг материалов работ сложилась совершенно авантюрная ситуация Отец Ролан де Во умер в 1971 г., так и ие написав отчета; ею посмертная публи- кация носила обобщающе-иитерпретационный характер (De Vaux, 1973). В кон- це 1980-х гг. Французская Библейская школа пригласила бельгийского археолога Роберта Донселя подготовить отчет на основе записей, фотографий и находок де Во. Супруга Донселя, Паулина Доисель-Вут, иа основе этих данных выступи- ла с новой интерпретацией памятника, не получившей широкой поддержки, но находки де Во «узурпировала», утверждая, что отчет просто невозможно напи- сать: монеты из раскопок утрачены, как и дневники; сами объекты пережили уже две «реставрации». Библейская школа поспешила выпустить в свет то, чем рас- полагает— фотографии, листы обмера, суммарные описания из дневников де Во. 9 Поддержку гипотезе оказали труды французского теолога Даниелу. В дис- сертации он проанализировал письменные источники и обосновал идею особой иудео-христианской теологии, иа которую опирался Багатти. Даниелу обратив- шись к археологическим материалам, высоко оценил работы Багатти. (Danielou, 1958; Danielou, 1961). 111 Гипотеза существования памятников иудео-христиаиской церкви стала по- пулярной раньше, чем была доказана научно (библиография до конца 70-х гг Manns, 1979). Ее часто пересказывают, ие анализируя (Strange, 1983; Meyers, Strange 1981; Meyers, 1988; Groh, 1988). Посетители святых мест регулярно получают от издательства францисканцев литературу, в которой гипотеза подает- ся как доказанная. Научное сообщество затронуто ею меньше, и даже франци- сканцы, поддержав идеи Багатти, дали высказаться их противникам; в журнале францисканской школы (LA) ведется оживленная полемика. 11 В 1989 г. в диссертации «Критический разбор археологических материа- лов, относящихся к палестинскому иудео-христианству римского и византийско- го периодов» она в открытую бросила вызов школе Багатти-Теста, показав, что их интерпретация символов лишена научной точности (Taylor, 1989). Критике подверглись и раскопки Корбо и Лоффреда. Позже Тэйлор опубликовала моно- графию «Христиане и Святые места: миф об иудео-христианском происхожде- нии» (Taylor, 1993), а недавно, совместно с Гибсон — специальную книгу по объектам раскопок на территории храма Гроба Господня. Taylor, Gibson, 1994. 12 Более полное владение материалом позволяет сторонникам гипотезы время от времени отбивать «критические атаки». Так, когда Мейерс и его коллеги бегло обобщили результаты раскопок в Галилее (Meyers, Strange, 1981), их обзор под- вергся суровой отповеди со стороны францисканцев из Италии, непосредствен- но работавших в Галилее. 13 «Кокким» типичны для погребений иудеев с I в. до н.э. по 135 г. н.э. Мерт- вых сначала хоронили в нишах-подбоях, а позже кости собирали для вторичного захоронения, складывая в каменные или керамические оссуарии. Традиция пре- рвалась в 135 г., с изгнанием евреев из Иерусалима. 14 Оссуарий — каменный или керамический прямоугольный ларец для хране- ния костей, один из характернейших артефактов Палестины периода Второго 60
д,амя (исчезает во П-IV вв.). Их хранили в родовых склепах на специальных полочках или внутри ниш, вместе с традиционными «дарами погребенному» (монетой, светильником и др.). Кости складывались таким образом, что внизу лежали длинные трубчатые, а наверху — череп. Размеры оссуариев соответст- еухи- их функции (60-80x40-50x30-40 см, детские меньше). Часто их украшает трехгранно-выемчатая резьба, по крайней мере с одной стороны и на крышке (архитектурные и растительные мотивы, геометрические орнаменты, особенно круги и розетки). Их символический смысл вызвал в науке оживленную дли- тельную дискуссию и по сей день не выяснен; прототипом композиций могли служить каменные саркофаги эллинистического периода и древиие гробницы Ближнего Востока (Figueras, 1983; Hachlili, 1988; Rahmani, 1994; DA. 17,54-55). 15 (Рецензии на Bagatti, Milik, 1958, см.: RAC, 1964, v.30. 268; IEJ, 1961, v.ll, 91-94.) Отпали и аналогии Сукеника: уже в 1946 г. было доказано, что «кресты» Помпей и Геркуланума есть просто отпечатки деревянных конструкций на верх- них частях стен; а имена, находимые на оссуариях (в том числе имя «Иисус»), были популярны в I в. не только у христиан (Kraeling, 1946, 18-19). Собственно христианский ономастикой не выделяется до конца Ш века, когда греки в Египте начали брать при крещении имена из обоих частей Завета. Неверным оказалось и первое чтение «граффити Сукеника»: в нем отсутствует горестное восклица- ние и читаются вполне обычные на оссуариях имена (Капе, 1971). 16 Он предположил, что эта последняя буква еврейского алфавита, «тав» (пи- салась как маленький крест или греческая буква «хи»). По мнению Багатти, «тав» стала иудео-христианским вариантом символа креста. На самом деле изо- бражения «тав», когда они достоверны — символ избранности (основа — текст книги Иезекииля, 9:4; есть масса свидетельств важности буквы «тав» в раббини- стической традиции). 17 Подробное описание открытия: Mancini, 1984. Позже все стелы (кроме двух) были убраны из экспозиции. Известны и другие публикации Теста надпи- сей на камнях, сейчас считающихся поддельными (Тэйлор, 1993). ** Эрнст Гуденаф, исследуя скальные и пещерные гробницы, отмечал остатки погребальных ритуалов, причем в надписях «пещера» часто имеет значение «гробница» (Goodenough, 1953-8, IV, 93-94, VI, 179). Это продолжалось и в византийский период, и в ранний арабский, и даже при крестоносцах. Византий- ское пещерное кладбище есть, например, в Хорват Мидраш, в 2.5 км к северу от Хирбет эль-Айн. Этерия полагала, что не только Иисус родился в пещере, но и Мария жила в Назарете именно в пещере. Игумен Даниил пишет, что Мария с Иосифом про- вели два года после рождения Христа в пещере в Вифлееме. «Пещерными жите- лями» описывали Иоанна Крестителя и Елизавету. По местным поверьям визан- тийского времени Тайная вечеря тоже состоялась в пещере, где Христос и был арестован. На этих местах в византийскую эпоху охотно возводили церкви. В Эль-Табха (древний Гептапегон), на западном берегу Галилейского озера, ПОД руинами храма IV в. лежит пещерная церковь, вероятно, отметившая место Стречи Иисуса с учениками после Воскресения (Иоанн 21), что объясняет про- резанные прямо к воде ступени (Корр, 1963; Wilkinson, 1981, 196-200). В IV в. была построена подземная капелла в деревне Бейт-Сахур вне Вифлеема, на мес- те. где ангел благовествовал пастухам рождение Мессии (Tzaferis, 1975; Корр, ‘"63; Mancini, 1984, 104а). В Курси (Гергеса) раскопана капелла IV в., отмечаю- пещеру, где, по преданию, жил евангельский бесноватый (Tzaferis, 1983). Как пример возьмем важную в гипотезе Багатти-Теста серий граффити на Стенах гробницы в Бетфаге, недалеко от Масличной горы в Иерусалиме, прямо Сбьявленных Теста теологическими символами. Изученные здесь погребения, 61
по-видимому, одновременны (совершены в похожих нишах), однако среди иих один комплекс не окончен, а другой явно принадлежит византийскому времени («византийские» кресты в кругах, высеченные на стенах, и византийская кера- мика). Граффити найдены только в одном из склепов, круглая блокирующая дверь которого характерна для больших иудейских гробниц раннего периода. Сами граффити крайне невыразительны и вряд ли требуют обращения к нумеро- логии и буквологии гностиков, примененных Теста (Taylor, 1993). 22 В Германии (Тюбингенский университет) можно назвать Р. Ризнера, Б. Пикснера и других. Итальянская школа не выработала общей точки зрения на иудео-христианство, как и французская. Труды кардинала Даниелу легли в осно- ву «гипотезы Багатти-Теста» — зато П. Тернан отозвался о раскопках в Капер- науме и Назарете с немалым скептицизмом, придя к самому пессимистическому выводу о памятниках христианства в Галилее ранее IV в. Более терпимо отно- сятся к интерпретациям в духе «францисканской гипотезы» ряд археологов, ве- дущих регулярные полевые исследования: Э. Пеш, К. Дофэн. Дофэн трактует, например, совмещение христианских и иудейских символов на притолоках зда- ния, раскопанного ею на Голанах, как признак иудео-христиаиских воззрений (Dauphin, 1984; Dauphin, 1993). То же можно сказать о полевых исследователях из Испании, таких как Ц. Видал и Ф. Диес. Последний вел раскопки в храме | Гроба Господня в Иерусалиме, придя к «сенсационным» выводам об обнаруже- нии «грота Адама» (см. ниже). Археология Израиля ежедневно приносит новые открытия и кое-кто из мест- ных археологов (например, А. Хирам) пытался интерпретировать некоторые синагоги Галилеи как церкви иудео-христиан (Hiram, 1963; Hiram, 1969, Ср.: I Maoz, 1981; Maoz, 1985), но их коллеги отнеслись к этому скептически. Сосед- | ство на надгробиях еврейских и христианских символов предпочитают объяс- нять разными периодами их появления (кладбище в Бейт Говрин, раскопки Амо- са Клонера; погребения, открытые Г. Авни в долине Гехимон (ср. его интерпре- I тацию того же материала как иудео-христианского: Dahari, Avni, Kloner, 1987). I I Работы израильтян составляют, пожалуй, наиболее^ яркую часть и в сборнике, I посвященном Теста (отметим материалы раскопок Й. Магена в Самарии; его же । обзор материалов по горе Гаризим; греческие надписи из самарийских синагог, | опубликованные Лией ди Сеньи; исследования монастырей Палестины и Сирии: Й ЕСС. 1993,91-230, 231-239, 277-311). 11 23 Первый надежный список общин Палестины — в составе Никейского со- ч { бора (325), где ничего не говорится ни о длительности их существования, ни об j их численности. Для конца Ш в. наиболее серьезный свод «Книга о палестии- I ских мучениках» Евсевия. 24 Пример — известная церковь над «бассейном Вирсавии», шедевр визан- тийской инженерии, с арками под опорами южной и северной стен, поднятыми со дна бассейнов. В «языческий» период оба бассейна и грот между ними были местом служения Серапису, а до этого — святыней иудеев, славившейся исце- ляющей силой. В ранний византийский период грот связали с изгнанием демо- нов Соломоном, а при постройке церкви — с памятью чуда исцеления Христом расслабленного. Vincent, Abel, 1914, 669-742; Jeremias, 1966, Testa, 1964. 25 Настоятельница монастыря в Галлии, Этерия (Эгерия, Сильвия), соверши- ла поездку в Палестину и провела там три года в 380-х гг. Описание ее палом- ничества, «Peregrinatio ad loca sancta», стало важнейшим источником по са- кральной топографии и ранней литургике (Помяловский, 1889; Wilkinson, 1981). Тяжелые испытания выпали и на долю св. Иеронима в путешествии на восток (374); его спутник, Иннокентий, умер, едва достигнув Антиохии. 62
26 Предписания Никейского собора 325 г. перечисляют постройки, необходи- мые для каждодневной жизни в паломническом комплексе: атриум должен быть окружен зданиями, чтобы доставить пищу и пристанище пилигримам; необхо- димо помещение для епископа, сады, бани, портики и колоннады. Конечно, рим- ские дороги изобиловали и «светскими» тавернами, но последние пользовались плохой репутацией у христиан, да и вообще у состоятельных классов римского общества. Григорий Нисский прямо запрещал христианам даже приближаться к подобным местам, считая их особо опасными, упоминая особые христианские пристанища а восточных провинциях (380-е гг.). 27 Своеобразным аналогом труда Винсеиа и Абеля для русского читателя был общий обзор христианской археологии в Палестине Н.П. Кондакова (Кондаков, 1904). Автор, ставивший широкие археологические задачи, после подробного ознакомления с проблематикой храма Гроба Господня с полным правом писал: доселе не в силах даже мысленно восстановить его облик» (Кондаков, 1904, 143). Среди ранних раскопок важное место занимают исследования «на русском месте», подтвердиашие, что в начале I в. н.э. Голгофа находилась снаружи от городской стены. (Подробнее: гл. V). 2" Надзор за реставрацией 1960-х гг. вела группа архитекторов («Объединен- ное техническое бюро»), представлявшая интересы основных общин, контроли- рующих храм: римско-католической, православной греческой и армянской. Про- граммы работ на участках разного подчинения взаимно утверждались. В 1961 г. врезных частях здания было прорезано 13 траншей до фундамента и дренажный туннель по оси сеаер-юг от францисканского монастыря до огромной цистерны, находящейся под площадью перед входом в церковь. В 1960-69 гг. В. Корбо вел исследования в «католических» частях церкви: в северном аестибюле Анастаси- са и галерее над ним; в часовне Видения Деве Марии и всех помещениях фран- цисканского монастыря, примыкающих к ней с севера и востока; в северной галерее над «Колоннами Девы Марии» и в часовне Обретения Креста. В 1966 г. армянская церковь начала небольшие раскопки в южной части Анастасиса и к востоку от часовни св. Елены (позднее здесь построена часовня св. Вартана). Раскопки продолжались с 1975 по 1981 г. под руководством Магена Броши. Отец Флорентино Диес Фернандес (Испания) также исследовал этот участок, особен- но на последнем этапе работ, и вел раскопки к востоку от Голгофы. В 1970 г. греческая епархия работала в кафоликоне под руководством архитектора Ана- стасия Экономопулоса, а в 1977 г. — в восточной части Голгофы (вместе с X. Катсимбинисом). (Couasnon, 1974; Corbo, 1981-82; Patrich, 1993; Broshi, 1993; Biddle, 1994; Biddle, 1998). Информация о судьбе гробницы и о храме Гроба Господня времени Кон- стантина в основном базируется на письменных источниках, особенно «Жизни Константина» Евсевия. Книга Ш (25-40) подробно описывает историю места казни и погребения Иисуса. Гробницей служила пещера в скале, над которой был построен храм Венеры. Описание самой пещеры не приводится. Далее опи- Свна постройка базилики Константином, который приказал полностью очистить место от остатков языческого храма и запретил использование любых его частей йрн^строительстве нового. Известен и ряд более поздних сооружений: двухэтажные здания к северу от Анастасиса и внутреннего двора (Куаснон определил их как монастырские ке- льи, а Корбо — как резиденцию патриарха). Источники (Пилигрим из Бордо, 330 к; Кирилл Иерусалимский, 347-348 гг.; Этерия и др.) упоминают баптистерий; И* Традиции следует Куаснон, помещая раннюю крещальню юго-зйпаднее Ана- ^таснса, на месте трех греческих часовен XI в., которые мало исследованы (счи- т®°т, что их фундаменты сохранили остатки прежде находившихся здесь рим- 63
ских терм с характерным трехчастным делением). Корбо, указывая на ряд нахо- док (среди них и купель) предложил искать баптистерий к северу от Анастасиса. 3 Выяснилось, что две колонны Ротонды (их высота сегодня достигает 3.5- 3.6 м) когда-то принадлежали одному стволу, который, соответственно, был вдвое длиннее. Куаснон счел, что колонна двойной аысоты была разрезана только в XI в., при восстановлении храма. Тогда получается, что первоначальные опоры Ротонды возвышались на 7.15 м и над амбулаторием (внутренним об- ходом) не было галерей. (Примерная высота «двойной» колонны, аключая базу и капитель, составит ок. 10.5 м, что соответствует сохранившейся высоте стены Ротонды). Крышу несли легкие деревянные балки, а центральный объем над Гробом Господним поднимался на значительную высоту и был увенчан куполом. Эта реконструкция опирается на представления о римских мавзолеях (Констан- ции, дочери Константина, и императрицы Елены, его матери). Корбо, напротив, полагает, что колонна разрезана во времена Константина и что шесть подобных колонн когда-то украшали фасад языческого храма. В его реконструкции высота колонн времени Константина,как и сегодня, 3.5 м, а галерея, подобная современ- ной, имеет деревянные перекрытия. Однако никаких остатков предполагаемой галереи IV в. пока не обнаружено. 32 На одном из гладких каменных блоков была обнаружена одна из самых из- вестных находок: изображение очень типичного торгового судна римского пе- риода, с надписью, прочитанной как «DOMINE IVIMUS». Предполагается, что она восходит к латинской версии Псалма 121:1 : In domum Domini ibimus («Пой- дем в дом Господень»), и сделана паломниками, посетившими святыню, когда фундаменты базилики еще только возводились. Надпись по-латыни свидетельст- вует, что паломники были родом из западной части Римской империи. Как трак- товку, так и самое чтение в настоящее время оспаривают (Gibson, Taylor, 1994). 33 Евсевий описал в атриуме колоннаду, однако никаких ее признаков пока нет. Согласно источникам (Пилигрим из Пьяченцы и др.) слева от входа в бази- лику, в атриуме, помещалась сокровищница храма, где хранились реликвии (крест Распятия; табличка с надписью «Царь Иудейский»; копье и губка; чаша, которую благословил Инсус на Тайной Вечере; святыни, связанные с жизнью Богоматери). 34 Самая ценная реликвия, остатки Креста, была перевезена в столицу Пер- сии Ктесифон; после победы императора Ираклия в 628 г. она была возвращена в Иерусалим. Серьезные работы по реконструкции храма начали еще при персах под руководством Модеста, аббата монастыря св. Феодосия. Они состояли в основном в усилении конструкций, поддерживающих крышу, н замене сгорев- ших деревянных перекрытий сводчатыми; при захвате Иерусалима мусульмана- ми (638 г.) храм, видимо, не пострадал. Между 679 и 688 гг. паломник Аркульф описал Анастасис как круглую церковь с тремя стенами; на средневековых кар- тах их изображают именно как три концентрических окружности. Однако сле- дов таких стен археологически не прослежено. Возможно, паломник имел в виду три сегмента стен между тремя парами столбов, а иллюстраторы неправильно поняли текст (мнение Куаснона). Реликвии хранились теперь во внутреннем дворе между Мартирионом и Анастаснсом, а не в атриуме базилики. Видимо, и службы, ранее совершавшиеся в первом атриуме, были перенесены во второй, или в базилику. 35 Мелитон Сардский, посетивший Элию Капитолину в конце II в., подчерк- нул, что место распятия Христа находится в середине города, но не упомянул о храме Адриана как об ориентире, отметив зато, что Голгофа была на месте ули- цы с колоннадой. Евангелия отчетливо помещают Голгофу вне Иерусалима (по- 64
скольку близ места казни была могила, то внутри города ни по еврейским, ни по пимским законам она находиться не могла), но детально о планировке не гово- оят Район форума и место храма Адриана до первой половины 40-х гг. действи- тельно лежат вне города, что установлено при раскопках на «русском месте» в 1880-х гг. (третья городская стена охватила их только при Агриппе I). (Подроб- ный разбор: Taylor, 1993). J® Данные о постройке Адрианом храма Венеры на месте смерти и погребе- ния Иисуса основаны на сообщении Евсевия о засыпке района казни, о после- дующих раскопках IV в. и возведении, уже на новой насыпи, базилики Констан- тина. Археологически открыта часть ее структур и основания храма Адриана, в этом сомнений нет. Но даже допущение непрерывного существования в Иеруса- лиме христианской общины с середины I по начало IV в. не снимает вопроса о конкретных точках распятия и погребения, ведь поклоняться этим святым мес- там местные жители не могли почти три столетия. Голгофой, возможно, тогда называли довольно большую площадку, на которой построили комплекс IV в. 37 Раскопки показали, что западная стена южного нефа Мартириона перекры- вала прямой доступ к скале Кальварня. На вершину скалы вели ступени, упоми- наемые текстами VI в. — их остатки, перекрытые поздними постройками, най- дены на северной стороне скалы. Сводчатый четырехстолпный киворий над Гол- гофой был построен при восстановлении города после персидского завоевания 614 г.; в XI в. с востока к нему пристроили стену. Согласно’Бревиарию"нач. VI в., на вершине скалы был водружен золотой крест, украшенный драгоценными камнями — crux gemmata, созданный императором Феодосием II в 420 г. Саму скалу окружала ограда, покрытая золотом и серебром. Для реального распятия кого бы то ни было ее форма мало подходила (это высокий, от 12 до 5 м, узкий пик), но она была удобна для организованного движения пилигримов. 3 Для евреев Голгофа не была центром мира: в середине земли был Иеруса- лим с его Храмом, амфалос же мог помещаться на горе Мориа, также как могила Адама (Ginzberg, 1955, 126-127; Klijn 1977, 9; Jeremias, 1926, 34-39). 39 Христианская традиция, однако, связала Голгофу с могилой Адама не поз- же Ш в. благодаря Оригену. После него легенда появится у многих отцов церкви; Епифаний украсит рассказ, указав, что череп Адама и впрямь был выкопан на месте Голгофы. Но никто из более ранних авторов легенды не приводит; важно, что о ней ничего не знает н Евсевнй; она устойчиво прослеживается с конца IV в. В то же время сцена «Воскрешение Адама» появляется в иконографии (Bagatti, 1977) Warren, Conder, 1884, 319-31; Walker 1990, 104. Гроб Господень, как н Жи- вотворящий Крест, открыли лишь после сноса храма Венеры. То, что строители храма нашли пустую могилу в местности, использованной когда-то для погребе- ний, естественно. Почиталась ли гробница до Адриана, неизвестно, не сохрани- лось следов каких-либо попыток оформления ее прн расширении города в 41 г., когда это место попало внутрь городской черты. Vincent, Abel, 1914, р. 12; Parrot, 1955. Думают, что Константин, получив- ший знаменитое победное знамение, с самого начала уделял больше внимания Кресту, чем Гробнице: базилику строят не над ней, а дальше к юго-востоку; ком- плекс известен ранним авторам именно как церковь Святого Креста, а не Гроба Господня, и престольный праздник Мартириона, даже после постройки Ротонды вокруг Эдикулы, приходился на день Обретения Креста. Это с 348 г. подтвер- ждает и традиция, иногда указывающая место обретения Креста под апсидой базилики. 3 Зак 3363 65
42 Обнаруженные монеты, фрагменты стекла и керамики византийской эпохи (типичные находки в паломнических комплексах: в склянках хранили святое масло, из керамики делали лампы и посуду для приношений) прямо свидетель- ствуют о периоде с IV в. и позже. Теста же использовал находки как terminus post quem, поскольку ничего ранее IV в. в пещере не было! (Taylor, 1993). 43 Действительно, Этерия описала в Гефсимании прекрасную церковь на мес- те, где молился Христос, построенную между 379 и 384 гг.; о ней говорят и дру- гие паломники. Виллибальд последним упоминает церковь в 724-5 гг.; примерно через 20 лет она будет разрушена землетрясением. Но византийские и средневе- ковые пилигримы ясно отличали «Гефсиманию» (пещеру и ее окрестности, в которые включен также сад и «могнла Девы Марии») от места «Моления о ча- ше», которое видели выше н южнее по горе, за пещерой — возможно, там и сто- ял храм, упоминаемый Этерией и Виллибальдом (Vincent, Abel, 1914. 301-37; Meistermann 1920; Orfali 1924; Kopp 1963. 345; Ovadiah 1970. 84-5; Bagatti, 1938). 44 Самая ранняя датированная деталь — надгробная надпись «Евфнмин» (V в.); траншеи 1973 г., прорезанные западнее гробницы, в армянской части храма, открыли мозаичный пол с надписью VI в.: «Могила Касия и Адия». Результаты начатых Греческим патриархатом в 1990-х гг. раскопок пока неизвестны. В 670 г. Аркульф описывал церковь как построенную в двух уровнях, причем нижняя часть сводчатая, с алтарем слева и Гробницей Девы Марии, вырубленной в ска- ле, — справа. Овадия считал, что церковь была октагональной, но эта гипотеза не общепринята. (Bagatti, Piccirillo, Prodomo, 1975; Berder 1988, 29). 45 От первоначальной церкви ничего не сохранилось, одиако ее реконструи- руют (по описаниям паломников, рисунку Аркульфа и археологическим иссле- дованиям Уилкинсона) как ротонду с отверстием по центру купола, которую крестоносцы заменили октагональной постройкой. (Vincent, Abel, 1914. 337; Crowfoot, 1941, 30-34; Ovadiah, 1970, 71-83; Abe), 1918, 555-8; Vincent, 1957; Wilkinson, 1981, 49-50). 46 «Сион» («Храм») — разумеется, не та гора, иа которой стоял Храм Ветхого Завета (восточный холм Иерусалима). Но в текстах I в. н.э. оба холма начали вдруг путать н название «Храм» переместилось на нынешнюю гору Сион. Его и восприняли византийцы. Поучительный пример для изучающих топонимику! 47 В 1859 г. Пьеротти открыл наружную обстройку здания (Pierotti, 1864, I, 210-28), а Винсен предложил датировать его «византийским периодом», что было поддержано (Vincent, Abel, 1914, 421-81; Dalman, 1935, 316-18). Прово- дивший архитектурное обследование 1951 г. Якоб Пинкерфельд (Pinkerfeld, 1957, 128-30; Finegan, 1992, 236-41) хотел видеть здесь синагогу, в чем его убе- дила найденная в углу «ниша Торы». Археолог-бенедиктинец Пикснер предло- жил «средний путь», трактовав руины на горе Снон как остатки «храма апостола Иакова», главы иудео-христианской церкви (Pixner, 1990). Не исключено, что это остатки известной источникам базилики на горе Сн- он: все материалы позднее IV в.; собранные фрагменты граффити — греческие, и, видимо, принадлежат паломникам. Из двух обнаруженных полов верхний — мозаичный, V в., нижний — гладкий, вероятно, IV в. В кладке много вторично использованных блоков, свидетельствующих о разборке очень крупных соору- жений. «Ниша Торы» — в нетрадиционном месте; она слишком велика и напо- минает скорее нишу аркосолия (если реставрация базилики была связана с пере- носом сюда мощей св. Стефана в 415 г., ниша могла предназначаться для раки) (Murphy-О'Connor, 1986). 66
фрагментарные исследования показывают, что крестоносцы вели строитель- ство на горе, надстраивая древние кладки или развивая сохранившиеся ячейки зданий византийского времени: в 1899 г. были открыты части стен н портал ви- зантийского периода; в 1935 г. появились новые участки, отвечавшие намечен- ным осям единого комплекса. В 1983 г. севернее аббатства Успения Богородицы была найдена часть церкви св. Марии, построенной крестоносцами. Дискуссия, библиография: Taylor, 1993. 48 Внимание Багатти привлекли открывшиеся мозаики полов. Поскольку до- натором одной из них оказался некий Коион, в нем попытались увидеть одного из легендарных «родичей Христа» П в. Но ясно, что здесь не может быть прямой хронологической связи. Утверждение, что меньшая из пещер посвящалась «дья- кону Конону», необоснованно — средневековье не дает никаких данных для это- го (игумен Даниил, например, назвал меньшую пещерку «гробом Иосифа»). Мозаики содержали, кроме донаторских надписей, много изображений кре- стов в венках, что, по мнению Багатти, позволяло определить верхним пределом постройки 427 г. (в 427 г. специальным эдиктом Феодосия И было запрещено располагать кресты на полах), но это считают не очень надежным. Общая «сти- левая» дата мозаик не выходит за пределы V-VII вв. и Тэйлор приводит массу исключений, в том числе кресты в венках и с монограммами, «дотягивающих» до УП-УШвв. (Taylor, 1993, 241-242); сам Багаттн указывает примеры в Сирии (их, правда, нет в Риме, где запрет подействовал сразу, даже несколько раньше указа). Это интересный случай археологической проверки действенности импе- раторских эдиктов. 49 Правда, среди них есть и армянские тексты, но они, как и вообще все ран- ние армянские надписи Палестины, должны датироваться в пределах IV в. Ар- мяне посещали Святую Землю и во П-Ш вв., но писали они только по-гречески (армянский алфавит введен Месроп-Маштоцем около 404 г.; в середине V в. в Иерусалиме возник первый скрипторий; мозаики с буквами армянского алфави- та датируются VI-VII вв.). 50 Самый известный из рисунков (мужская фигура с высоко поднятой рукой) трактован почти анекдотически (как иудей с кипой в руке), хотя даже фотогра- фии позволяют рассмотреть изображение солдата в шлеме, со щитом и римским знаменем — в позе, иконография которой не вызывает сомнений — она очень обычна на ранних византийских монетах. Одно из древнейших депинто прочте- но просто неверно и легко «перечитывается» как молитвенное обращение к Христу; граффити, посвященное Деве Марии, отнесено Тэйлор к эпохе Эфесско- го собора 431 г. «Купель» под церковью Иосифа немного больше (2.05x2.20), 2 м глубины и тоже со ступенями. Стенки с обмазкой, а пол, ступени и окружающая поверх- ность выложены мозаикой. Сопоставлять это сооружение с очистительными бассейнами-лшквалш, как делал Теста, нельзя: мозаика при этом исключается, ее не использовали из-за опасений осквернения через трещины. Зато выложенная мозаикой емкость — обычная черта хорошо организованных виноделен. Необ- ходимо добавить, что раннехристианская постройка есть только под комплексом базилики Марин — ниже церкви св. Иосифа аналогичного здания нет. Этот «дом Иосифа» начали почитать только при крестоносцах, тогда же была построена и Церковь. Первая идентификация комплекса как «мастерской Иосифа» относится к XVH в. Следует отметить, что до IV в. ни христианских, ни иудейских святынь На- зарета источники не упоминают. Позже Назарет попадет в итннерарии, хотя не особенно в них выделяется; Евсевий только называет его; но Этерия уже говорит 67
о святилище, саде, пещере (дом Марии) и алтаре в ней. Есть сообщения о дру- жеских отношениях между евреями и неевреями в городе; евреи участвовали в торговле реликвиями, показывали в синагоге скамью н книгу, по которой Иисус учился читать и писать, и т.п. Однако во время захвата города персами они при- няли участие в разрушении церквей, а после реванша византийцев в городе, ка- жется, остались только церкви. Есть сообщение ХШ в. о том, что церкви Наза- рета перестроены из синагог. (См. Taylor, 1993). 53 Церковь Богородицы на горе Гаризнм построена после самаритянского восстания 484 г. (археология: Magen, 1990; Ovadiah, 1970, 140). Она была гораз- до больше и репрезентативнее; вероятно, здание в Капернауме ей подражает. Овадня включал сюда же храм над «гробницей Девы Марии» в Гефсимании (см. выше). 54 Средн надписей 151 греческая, 13 сирийских, 2 латинских (?), 10 арамей- ских (якобы оставленных евреями, но на самом деле это тоже греческие тексты, сначала неверно прочтенные). Лоффреда и Корбо предоставили интерпретацию граффити Теста. (Testa, 1972; Strange, 1977). 5 Древнейшие слон дают дату П-1 вв. до н.э. Следующий слой I в. до н.э. — нач. П в. н.э. соответствует каменно-земляным полам: на поверхности каменного пола лежит керамика с датой между I и Ш вв., то есть этот пол (учитывая под- стилающие слои) положен в конце I — нач. П в. Затем следует свита «белых по- лов», в которые вмазаны фрагменты керамики раннего периода правления рода Ирода. Их вновь перекрывают каменные полы, на поверхности и между кото- рыми— уже монеты Констанция II (341-346), принесенные западными палом- никами, другие монеты и керамика IV-V вв. Обживания этих полов не видно, но лежит слой разрушения с монетами IV-V вв. По сути дела, Корбо усвоил «белым полам» дату (I в.) только на основании нескольких мелких фрагментов светиль- ников. Итак, первые земляные полы созданы в I в. и только в конце его надложены камнем. Они использовались по меньшей мере до Ш в. Затем какую-то часть здания перестроили, комнату расширили и появились три уровня «белых полов», за которыми последовал новый каменный. Выше уже идут полы IV — нач. V в. Дата для «белых полов», видимо, колеблется от начала Ш до середины IV в. и не восходит к I в. 56 Капернаум был центром паломничества, но реликвия его в точности неиз- вестна. Источники говорят не только о «доме Петра», но и о «доме Иоанна Еван- гелиста» и о «доме Зеведея, Иоанна и Иакова Зеведеевых»; Пилигрим из Пья- ченцы (VI в.) единственный упоминает церковь на месте дома Петра, но называ- ет ее «базиликой». Нельзя исключить возможности существования в Капернауме нескольких храмов с важными реликвиями (например, на участке, принадлежа- щем православным, нашли золотую тессеру, что может указывать на существо- вание там базилики). 57 Марк и Иоанн не говорят о Вифлееме, Лука и Матфей описывают историю Рождества по-разному, а Иоанн даже говорит о неверии многих в Мессию на том основании, что он рожден не в Вифлееме. Но уже в конце 240-х гг. Ориген писал о рождении Иисуса в самом Вифлееме и о пещере, которую там показывают. Идея о рождении Спасителя именно в пещере, возможно, имеет символико- литературное происхождение. 58 Комплекс разрушили в ХП в. и самое место его забыли. Но только что пришло сообщение о раскопках вновь обнаруженного «Храма Кафизмы» V в. На него наткнулись при строительстве дороги еще в начале 90-х гг., но полное рас- крытие стало возможным лишь сейчас. Археолог Рина Авнер из Управления древностей Израиля пишет, что это была самая большая из известных октаго- 68
цальных церквей (173 фута). Ее стены окружали святилище с собственно «ка- физмой»— небольшим скальным выступом (6 футов в поперечнике), прорезан- ным несколькими небольшими нишами н окруженном низкой стеной. (Краткое сообщение : Sacred Stone // Archaeology. 1998. № I. Р. 28). 59 Согласно Иерониму (письмо 395 г.), она ранее почиталась язычниками как святилище божества Таммуз, которого он отождествлял с Адонисом. 60 Раскопки проводились в основном в 1930-х гг. Выяснилось, что церковь обновляли неоднократно; великолепный мозаичный пол, частью сохранившийся, был настлан в V в. (Harvey, 1935; Harvey, 1937; Richmond, 1936; Richmond, 1938; Vincent, 1936, 1937; Bagatti, 1952; Taylor, 1993). 61 Первый известный случай экспонирования археологического объекта с по- моста! По типу это октагональное здание восходит к римской мемориальной архитектуре (мавзолей императора Диоклетиана в Сплите и др.), являясь одним из первых примеров ее воздействия на раннехристианскую. 62 Созомен дает описание настоящего оргиастического праздника «нечестив- цев», которые еще в V в. «возлияли вина, сожнгали благовония, приносили в жертву козленка, овцу или петуха», зажигали светильники перед источником Авраама и предлагали ему вино, золото, мирру и благовония. 63 Тель-Захария (где, согласно Созомену, было обретено в 415 г. его тело) и Кфар-Захария (по определению Уилкинсона, древний Кфар-Захарня — это со- временный Хорваг-бейт-Дирхим). В окрестностях нынешней Тель-Захария (или Тель-Азека, 7 km к северу от Тель-Годед) еще в конце XIX в. открыта пещера, на стенах которой имелись обычные для византийского периода «паломнические граффити»: кресты, куфические надписи, имена; аналогичные граффити собра- ны на склонах противолежащей горы Хирбет Медавнр в скальной часовне (изо- бражают Богородицу и молящиеся фигуры). Граффити в основном датируются VI в. (исследования вел Макалнстер на рубеже веков; библиография: Taylor, 1993). 64 Предположение, что это — храм резиденции византийского епископа Дора поддержала находка скипетра из слоновой кости с завершением в виде руки в характерном благословляющем жесте, один из пальцев которой украшен перст- нем. 65 Обряд инкубации — «священного сна» в храме — был известен медицине • древней Греции; у христиан он соединился с традицией молитв, поста и бдения. Похожие обряды описаны в житиях, особенно в рассказах о чудесах, приписы- ваемых св. Артемию (VI в.). Этот святой являлся во сне перед больными в пор- тике посвященной ему церкви Константинополя и либо исцелял нх, либо пред- НЯСывал лечение. > Наиболее знамениты ампулы из коллекции соборов Боббно и Монца в Италии, сделанные в Иерусалиме, на них изображены пещера Рождества в Виф- лееме, крест Голгофы и храм Гроба Господня; более поздние ампулы встречают- ся при раскопках и на Руси, особенно в Новгороде. Каждый пилигрим жаждал Увезти домой хотя бы кусочек священной реликвии: Этерия описала паломника- ЭИгузиаста, который в храме Гроба Господня откусил кусочек Креста, когда це- ловал его, и покинул церковь с этой частицей во рту. 69
Вид крипты в катакомбах Калликста (Рим) Хромолитография из пер- вого тома «Подземного Рима» де Росси (de Rossi, 1864-67)
ГЛАВА II. В РИМЕ И ЗА ЕГО ПРЕДЕЛАМИ 1. Сложение «римской школы»* Итак, в Палестине, колыбели христианства, стране Ветхого и Нового Заветов, мы с большим трудом находим древности, которые современ- ная наука может без всяких натяжек считать оставленными первыми христианами. Объективная причина хорошо известна, в первые столетия новой эры условия для развития христианской церкви были здесь небла- гоприятны. Проповедь велась прежде всего в низших слоях эллинисти- ческого общества Малой Азии, Греции, Италии, Северной Африки. По- этому древности раннего христианства оказалось возможным обнару- жить как раз вне Палестины. Посмотрим, как это происходило. Все дороги ведут в Рим На протяжении нескольких столетий все дороги любителей раннехристианских древностей сходились, по старой пословице, в Риме. Этому было много причин. Центр западного христи- анства был единственной из столиц поздней античности, остававшейся в руках христиан на протяжении всего средневековья и Ренессанса Константинополь и города Малой Азии, Ближнего Востока, Египта и Магриба вошли в состав исламского мира и вплоть до конца XIX в. здесь было трудно вести работы. К тому же в Риме был сосредоточен огромный потенциал для исследования позднеантичных и средневеко- вых памятников. Шедевры зодчества первых веков здесь все еще ис- пользовали как храмы. Оригинальные погребальные сооружения, преж- де всего катакомбы, привлекали своей таинственностью Даже «языче- ская» скульптура получала неожиданную «переатрибуцию» и тоже ставилась на службу церкви.1 Как религиозно-политический центр католического мира, Рим нуж- дался в изучении христианских древностей (особенно с началом Рефор- * Основано на: Голубцов, 1995, Dyggve, 1951, Kraehng, 1967, Andresen, 1971, Stevenson, 1978, Macinelli, 1981, Deichmann, 1983; Frend, 1996, Schnapp, 1996, подробнее см в подразделах. 71
мации, когда пришлось противостоять острой рациональной критике протестантских ученых). Но исследования здесь начались раньше, они были одним из аспектов интеллектуальной революции в Западной Евро- пе XV в., так что история христианских древностей — дитя эпохи гума- низма. Выше уже говорилось, что изучение раннего христианства уходит корнями в чисто средневековый интерес к реликвиям, в мир, веками знавший лишь религиозные ценности. В общении с ними искали боже- ственного вдохновения и духовной поддержки. Еще св. Иероним, опи- сывая в 413 г. молодые годы (Комментарии к Иезекиилю), вспоминал, как посещал катакомбы, на всю жизнь запомнив «ужас черного мрака» коридоров, где покоились тела бесчисленных христиан: «Когда юношей я жил в Риме и обучался свободным искусствам, я привык, с другими близкими мне по духу сверстниками, посещать по воскресеньям погре- бения апостолов и мучеников. Часто входил я в крипты, вырытые глубо- ко под землей, по обеим сторонам которых тянулись стены с телами усопших, где так темно, что кажется, будто исполнились слова псалма: «да сойдут они живыми в ад» (Пс. 54:16). Здесь и там свет, не из окон падая, но сверху через щели просачиваясь, оживлял ужас мрака. Так ощупью продвигаешься вперед, но черная ночь вновь смыкается вокруг и на ум приходит стих Вергилия: «Ужас везде предо мной, и молчание самое страшно» (Энеида, II, 755, пер. Валерия Брюсова). Подобно Иерониму, христиане в IV в. посещали могилы мучеников и отмечали дни их памяти. Особенно горячее почтение к некрополям питал папа Дамас (366-384), много сделавший, чтобы «помочь археоло- гам будущего в отыскании конкретных погребений». В VII в. уже суще- ствовали подробные путеводители (итинерарии), детально описываю- щие, как найти то или иное погребение, но тогда же начался и активный перенос останков в церкви. Одним из самых популярных был поздний итинерарий Вильяма из Мальмсбери (William of Malmsbury, 1120-1140), составленный для крестоносцев. Позже итинерарии, наряду со сведе- ниями «Книги пап» (Liber Pontificalis), сослужат добрую службу не толь- ко паломникам, но и ученым, которые в конце концов убедятся в доста- точной точности «путеводителей». В XIV в. интерес пилигримов к катакомбам ослаб, они были забро- шены и в основном забыты до конца XV в., когда началось собственно научное исследование. В 1475 г. основатель Римской академии, гуманист Помпоний Лаетто (1428-97), спустился в катакомбы Сан Каллисто (св. Калликста) на Виа Аппиа, о которых еще помнили (его спутники не ус- тояли от искушения оставить на стенах, прямо по росписям, шуточные граффити). Примерно на столетие эти и другие вновь открытые ката- комбы (Претекстата, Петра и Марцеллина) вновь стали местом прогулок и размышлений. Но вскоре внимание к христианским древностям уси- лилось благодаря ряду важных открытий. В 1551 г. антиквар Пирро Лигорио (1513-1583) объявил о находке им мраморной статуи мужчины, сидящего на каменном кресле, на одном боку которого была высечена Пасхалия (на семь циклов по 16 лет, от 222 72
г до 333 г.), а на другом — список из 13 работ, в основном совпадающий со списком, приведенным Евсевием Кесарийским как сочинения пре- свитера Ипполита (ЦИ. VI, 22). Последнему и была атрибутирована ста- туя, в чем сейчас имеются сомнения, т.к. обнаружена она при довольно подозрительных обстоятельствах.2 А. Брент недавно посвятил истории статуи, дискуссии с «католическими археологами» и реконструкции кор- пуса трудов пресвитера Ш в. особую работу. (Brent, 1995). Примерно через полвека интересные находки были сделаны на мес- те базилики св. Петра, построенной еще Константином Великим. Рабо- ты по реконструкции велись в соборе очень долго, с 1452 по 1667 г. По- желав найти крест, поставленный, по преданию, Константином на моги- ле апостола, папа Климент VIII (1592-1605) начал раскопки под вновь возводимым главным алтарем. Сразу удалось обнаружить следы древне- го кладбища, но дело не довели до конца, опасаясь возможных разоча- рований (любители древностей, прежде всего аббат Бозио, безуспешно настаивали на продолжении работ — но к ним вернутся лишь через 350 лет (см. гл. IV-1). Однако несколько погребений все же были открыты, среди них— известный саркофаг Юния Басса.3 Не только случайные открытия вдохновляли ученых. Потребность во взаимной критике сделала актуальными как для католиков, так и для протестантов исследования обрядов, обычаев, устройства древней церк- ви, включая их вещественное, материальное оформление. Еще в 1560- 70-х гг. лютеранские богословы под руководством Матвея Флациуса из- дали «Магдебургские центурии», используя как источники (и од- новременно их анализируя) рукописи, собранные из разных стран (в числе которых Болгария, Валахия и даже Московия; впоследствии часть манускриптов была утрачена). В начале XVII в., в ответ на «Центурии», ученый библиотекарь Ватикана кардинал Цезарь Бароний (1538-1607) издал 12 томов своих знаменитых «Анналов» (Annales ecclesiastic!), где, помимо массы ранее неизвестных документов (правда, изданных некри- тически), использовал как аргумент и некоторые вещественные древно- сти. Труды Барония сыграют позднее важную роль в становлении иссле- дований церковных древностей в России (см. гл. IX). Ученые спускаются в катакомбы. Основу традиции натурного ис- следования памятников ранней церкви заложили работы в катакомбах. Днем их открытия для науки считают 31 мая 1578 г. Работники на вино- граднике к северу от города (Виа Салариа Нуова) случайно попали в наклонную штольню, которая привела их к скрытому глубоко под зем- лей кладбищу. Вдоль узких галерей тянулись ряды погребений, закры- тых каменными досками с надписями; они выводили в небольшие залы (кубикулы), стены которых были расписаны композициями («Даниил во рву львином», «Добрый пастырь», «Крещение Господне» и др.). Карди- нал Бароний писал о необыкновенном впечатлении, произведенным этой криптой на посетителей. По его словам, под городом открылся еще один Рим — подземный. Это название, «Roma sotteranea», стало на века 73
своего рода паролем у исследователей христианского Рима (Фрикен, 1872). Внимание прежде всего привлекли фрески. Уже в XVI в. к их копи- рованию приступили два любителя древностей — Альфонсо Чакон (Джаконио) и Филипп де Винь подробный список работавших в ката- комбах: Rossi, 1864, v.l, 2ff). Скоро к ним присоединился студент фило- софии и права Антонио Бозио (1573-1629), приехавший с Мальты вме- сте со своим дядей — агентом Мальтийского ордена. Именно ему пред- стояло заложить основы исследования катакомб. Правда, первый же опыт чуть не стал последним — отправившись 10 декабря 1593 с другом в неисследованные еще катакомбы Домитиллы, он заблудился в путани- це галерей и, потеряв надежду выбраться, испугался, что «осквернит своим нечистым трупом гробницы мучеников» (Цветаев, 1896. 4). Те- перь Бозио понял, как обширны и многочисленны подземные галереи и каких они полны научных сокровищ. В ближайшие годы он осмотрел катакомбы вдоль городских дорог. В катакомбах на Виа Номентана ему удалось сделать важное открытие — среди галерей обнаружились по- гребения иудеев, украшенные сценами из Библии. Бозио и его друзья охотно копировали фрески, и, по старой традиции, оставляли на них свои имена (что позволяет сегодня проследить их путь). По тщательным записям Бозио видно, что он обнаружил входы в 30 катакомб и скопиро- вал массу фресок. День за днем, ночь за ночью, провел он под землей целые годы в упорном труде и умер в 54 года, не успев издать рукопи- сей.4 Четырехтомник Бозио «Подземный Рим» (1615-1629, 1632) стал не просто выдающейся работой. В нем объединились археология и история церкви. Был сделан решительный шаг к научной публикации материа- лов— следовательно, само возникновение римской школы (см. гл. IV-1) раннехристианской археологии можно отсчитывать именно с его выхо- да. Труд Бозио заложил и основу своеобразной методики соединения письменных источников с археологическим материалом, поскольку на- ходки интерпретировались в свете текстов (сочинений отцов церкви, постановлений соборов, папских посланий, материалов древней литур- гии, житий и т.п.). Бозио с его интересом к «полуязыческим» фрескам далеко не сразу нашел в Риме последователей. Это немудрено: Италия XVII в. — страна церковного ригоризма В Европе царит контрреформация. Миссии ие- зуитов заполняют чуть не весь мир; Людовик XIV вынашивает мечты о паневропейской католической империи. (Напомним о казни в 1600 году Джордано Бруно и о таких сравнительно невинных акциях, как уничто- жение саркофага Флавия Агриколы в 1629 г. или осуждение в 1633 г. Га- лилея). Повсюду в католической Европе национальный патриотизм со- единялся с конфессиональным. В 1693 г. иезуиты-семинаристы в Люб- ляне (Лайбах) подделали латинские и раннехристианские надписи на камнях в стенах семинарии, чтобы доказать античное происхождение 74
Копия катакомбной росписи, сделанная на рубеже XVI-XVIIee для Альфонсо Чакона Художник не понял сюжета, и представил Доброго Пастыря как «св Присциллу, кормящую животных» (Stevenson, 1978) города. Они верили, что такая связь существует, и если не удается ее найти, то нужно просто имитировать. Все годилось для подтверждения истинности догматов и конфессио- нальной правоты. Важным аргументом при этом являлись фрески, по- скольку, основываясь на них, можно было говорить о культе Девы Ма- рии в раннем христианстве (пусть и в примитивном виде), о заупокой- ных службах и литургии с причастием по католическому обряду Можно было также демонстрировать героическое прошлое римской церкви Для этого необходимы были мощи — и катакомбы стали неистощимым «рудником», где добывались реликвии «на экспорт» по всему католиче- скому миру. В 1678 г. папа Климент X был вынужден установить кон- троль над выносом мощей, введя должность Хранителя священных ре- ликвий, но в XVII-XVIII вв. они мало что делали для охраны и изучения катакомб. Пыл католиков тут же попытались охладить скептики Но для науч- ной полемики по поводу мощей не было еще ни разработанных методов, ни достаточного количества фактов. Скептицизм критиков составлял как бы оборотную сторону экзальтированного почитания древностей как реликвий. Уже ученый бенедиктинец Жан Мабильон (Jean Mabillon, 1638-1707) выражал осторожные сомнения в подлинности мощей из катакомб, прибывавших во Францию, а протестанты в открытую насме- хались над ними. Резкие возражения и критику встретило даже издание книги Бозио. Посетивший в 1685-86 гг. Италию епископ-историк Жиль- бер Бюрне пришел к выводу, что катакомбы есть не что иное как древ- ние шахты; погребения в них не только христианские, но и языческие 75
(тут он был прав), а фрески выполнены средневековыми монахами «в стиле готики». Ему последовал еще более радикальный Ф.У Миссон, считавший катакомбы общими, а не только христианскими, кладбищами Рима, причем часть погребений он датировал сравнительно недавним временем. Эти обзоры были популярны в протестантских странах: кни- ги Бюрне выходили в Лондоне и Роттердаме до 1718, последняя публи- кация Миссона в Париже— 1739 г. Следствием «католического фундаментализма» и протестантско-про- светительского «отпора» ему было то, что середина XVII и XVIII вв. вы- пала из области научного исследования и катакомбы «на долгое время сделались достоянием всех и каждого, кто только хотел ими пользовать- ся в своих видах» (Цветаев, 1896, 8).5 Характерной фигурой XVIII в. был Марко Антонио Больдетти (1663- 1749), один из череды папских Хранителей, типичный собиратель и охотник за сокровищами. Увлеченный коллекционер, он собирал хри- стианские и языческие надписи, умудряясь даже снимать со стен фре- ски. Открывая могилы в поисках мощей или других реликвий, монсень- ор Больдетти немедленно переносил их к себе в церковь или вкладывал в другие, словом, «опустошал катакомбы, служа вере». По его смерти пресвитерий и вся церковь оказались переполнены находками и напо- минали уже не храм, а что-то среднее между музейным хранилищем и склепом.6 Впрочем, возникшая в XVI-XVIIIbb. традиция «простого собира- ния» церковных древностей внесла существенный вклад в их сохране- ние. Католические общины, особенно в Италии, издавна очень серьезно и старательно берегут каждое свидетельство древности, найденное на территории их храма или вокруг него. Фрагменты саркофагов и скульп- туры; куски мраморных плит с остатками эпитафий; колонны и капите- ли; мозаика с древних полов и многое другое сохраняется в капеллах, вмуровывается в стены (особенно в открытых галереях или нартексе), иногда оформляется как важная реликвия. Позже появятся специальные лапидарии и особые описания-путеводители со схемой размещения «со- кровищ древности». Благодаря такой практике можно и сегодня позна- комиться с находками, сделанными при обычных ремонтах XIX, XVIII, XVII вв. В честь особенно интересных находок даже нарезались памят- ные доски.7 В XVIII в. на христианскую археологию существенно повлиял ряд внешних обстоятельств. В 1711 г. были найдены руины Геркуланума, а в 1748 г. — Помпей, что открыло возможность научного изучения антич- ного мира. Появились также первые обмеры и описания руин «ислам- ского» Средиземноморья, поскольку Европа постепенно налаживала отношения с Оттоманской империей и путешествовать во владениях Порты стало легче. Однако новый и решающий толчок к формированию научного этапа исследований христианских древностей в Европе дали снова катакомбы. Ватикан начал поощрять их изучение и предпринял шаги для контроля 76
Надгробная надпись папы .Корнелия из катакомб Калликста, найденная деРосси. Середина III в. (Baruffa, 1993) за этим процессом. В 1852 г. Пием IX была создана «Комиссия священ- ной археологии» (Commissione de archeologia sacra). Это не было слу- чайностью. Именно на 1830-40-е гг. приходится становление классиче- ской археологии, обнаруживаются ее первые успехи и выявляется пре- восходство методов. Вне Италии появились и первые удачные труды специалистов по позднеантичным памятникам, посвященные катаком- бам, прежде всего работы Рауль-Рошетта (Raoul-Rochette, 1830, 1837, 1839).8 Накопленный столетиями опыт и неподдельный энтузиазм, в кото- ром удивительным образом сочеталась религиозная убежденность с преданностью науке, вкупе с возможностью постоянной работы на па- мятниках, определили преимущество римских ученых. Это стало оче- видным после того, как в 1840 г. на должность «Суперинтенданта свя- тых мощей и кладбищ» папа Григорий XV назначил Джузеппе Марки (1795-1860), вслед за которым в катакомбы спустится и де Росси. Марки одним из первых осознал, что «реликвии» нельзя изучать в отрыве от «обычных» находок, вне архитектурного, художественного и историче- ского контекста — и поэтому начал борьбу с извлечением их из ката- комб. Ему же принадлежит первая попытка составить общую програм- му их изучения и установить хронологию росписей. В 1837 г. он издал собрание ранних христианских надписей (Brunati, 1837), а в 1840 г. за- думал монументальную серию, которая включила бы раннехристиан- скую архитектуру, живопись и скульптуру. К 1844 г. он опубликовал «ар- хитектурную» часть — своего рода введение к ней (Marchi,»1844), пере- дав собирание надписей своему последователю и новому секретарю библиотеки Ватикана, де Росси. Методы Марки в 1840-1850-х гг. очень 77
повлияли на молодых ученых Рима: появление такой фигуры, как де Росси, к настоящему времени уже почти канонизированной в качестве «отца христианской археологии», без него было бы невозможно.10 «Отец христианской археологии» Джованни Баттиста де Росси (1822-1894) — конечно, наиболее выдающийся из археологов, работав- ших в Риме в XIX в. Римлянин, рожденный близ Марсова поля и не- охотно покидавший Город, он рано увлекся христианскими древностя- ми. В 14 лет он уже приступил к копированию древних рукописей и эпитафий и лучшим подарком для него была книга Бозио. Еще будучи студентом канонического и гражданского права, де Росси решил собрать и впоследствии опубликовать все древние надписи христианского Рима, что требовало невероятно самоотверженного труда. Он исколесил в 40- 70-х гг. Италию (что для итальянского ученого в XIX в. не было обычно) и Западную Европу (Францию, Бельгию, Швейцарию, Германию, Авст- рию, Англию), изучая как памятники, так и рукописи, и сутками забывая о сне и еде за переписыванием текстов. Всего за 15 лет, к 1857 г., был готов первый том, второй вышел в 1888 г. (Rossi, 1861-1888).11 Несмотря на огромный вклад, сделанный де Росси в изучение эпи- графики и в собирание материалов по живописи ранних христиан (свод мозаик: Rossi, 1872-1892), главные его открытия связаны с изучением катакомб, а основной труд среди поистине бессчетных работ — с их фиксацией и публикацией. Приступая к нему в середине 1840-х гг., де Росси предположил, что места поклонения праху мучеников, описанные в итинерариях, не могли находиться особенно далеко от основных вхо- дов в катакомбы, а тем более — в совершенно недоступных местах. Около них, безусловно, должны быть заметны следы поклонения, ос- тавленные паломниками граффити и т.п. Поэтому де Росси думал о ме- тодическом вскрытии кагакомб, для чего требовались не только средст- ва, но и права на землю, в которой они находились. И то, и другое поя- вилось не сразу. Решающей стала находка «кладбища пап». Однажды, в поисках древней церкви св. Сикста, де Росси осматривал погреб одного вино- градника на Виа Аппиа и нашел среди обломков фрагмент мраморной плиты с надписью, которую прочел как: «(Cor)nelius martyr». «Мученик Корнелий» был известен среди епископов III в., следовательно, было естественным ожидать его погребения неподалеку в катакомбах Сан Каллисто, первом кладбище христиан в Риме, известном по письмен- ным источникам. Это была удача, огромную роль в которой сыграли блестящие знания де Росси эпиграфики и рукописей.12 Второй важнейшей археологической деталью, позволившей удосто- вериться в реальном существовании «кладбища пап» и давшей точку хронологического отсчета для всей системы катакомб, стали «памятни- ки папы Дамаса» (366-384). Папа, с особым почтением относившийся к своим предшественникам-мученикам, специально занялся устройством их погребений. Он старался не ставить над катакомбами базилик, чтобы 78
Катакомбы Калликста Памятная надпись папы Дамаса в честь папы Евсевия Копия конца VI в (Baruffa, 1993) не повреждать могил; открыл уже заваленные гробницы мучеников; уп- ростил доступ в катакомбы, построив лестницы, своды, контрфорсы и световые колодцы (луминарии). Но главное — он составил особые над- писи, частью стихотворные, в которых описал подвиги мучеников (ино- гда упоминая и сделанные им самим работы). Это массовое переоформ- ление дало надежную точку отсчета, поскольку надписи легко было от- личить, они вырезались особым почерком, одним и тем же резчиком (Furius Dionysius Filocalus) и имели очень узнаваемую, оригинальную форму букв. (В одной из надписей на «кладбище пап» Дамас признался, что очень хотел бы лежать близ своих предшественников, но он не по- зволял этого другим, да и своим присутствием боится обеспокоить прах святых). Эпитафии со стихотворными текстами Дамаса и с именами епископов III в. убедили папу Пия IX в необходимости купить виноград- ник на «кимитирии Калликста» и провести там раскопки. Сначала сме- явшийся над археологией, папа стал в конце концов горячим привер- женцем и защитником де Росси Итак, благодаря годам тяжкого труда и часто сопутствующей на- стоящим увлечениям удаче, удалось восстановить историю «папского кладбища». Де Росси пришел к ряду выводов, изменивших самую суть отношения к катакомбам. Оказалось, что Бозио был прав — катакомбы сначала не были христианскими. Их не строили специально ни для со- вершения литургии, ни в качестве убежища во времена- преследова- ний— но лишь как кладбища. Местом поминальных служб и литургии они стали, по мнению де Росси, только в период от последней четверти 79
Ш до начала IV в. Были установлены нижняя и верхняя даты использо- вания катакомб христианами: со второй половины II по V вв. Считалось, что ранние христиане происходили из беднейших и угнетенных слоев Рима — но выяснилось, что они были членами хорошо организованных погребальных сообществ, следовательно, не так уж бедны. Де Росси собрал также важные свидетельства взаимопроникновения христианст- ва и язычества в римском обществе Ш в. Новым был и сам способ работ. Он явно контрастировал с варвар- ским разрушением исторического контекста «хранителями» XVIII в. (их следы виднелись повсюду: испорченные фрески, проломы стен, пустые места унесенных саркофагов, надписей, мощей). Конечно, и де Росси разделял методические ошибки своего времени (например, считал, что вся хронология уже ясна и надежна), не умел еще полноценно анализи- ровать такой материал, как керамическая посуда, светильники и даже монеты, которые подчас находил в растворе закладок могильных ниш. Все же трезвость его подхода и стремление к критике источника исклю- чительны для католической науки середины XIX в. Достаточно остано- виться на такой проблеме, как атрибуция мученических погребений. Было достоверно известно, что в катакомбах они очень многочисленны. Сами эпитафии часто определяли положение остальных погребений по отношению к захоронениям мучеников: ad sanctos, ad martyres (около), или ante (перед), supra (над), retro (позади). Но можно ли отличить муче- нические захоронения от немученических по ритуалу? Многие погребе- ния выделялись непривычными деталями. В обмазки ниш-локул вмуро- вывали всевозможные предметы (монеты, фрагменты сосудов или целые чаши, кукол и др.); внутри ниш находили ножи и наконечники, копья, клещи и цепи, камни и пр. — их необоснованно принимали за орудия казни. Впоследствии выяснилось, что таких предметов много и в языче- ских погребениях, и у «простых» христиан. Инструменты и оружие — просто погребальный инвентарь. То же касается и вещей, вдавленных в обмазку снаружи — это своеобразные «подарки», оставленные мертвому его родичами (кроме того, в рядах локул без надписей они позволяли отличать одну могилу от другой). Преимущественным атрибутом мученичества считались ампулы — небольшие глиняные или стеклянные сосуды различных форм, постав- ленные в гробницу, но чаще вмазанные в цемент у ее отверстия. На их дне обнаружили осадок темного цвета, в котором полагали высохшую кровь христиан, умерших за веру. Конечно, эту гипотезу приняли не все. Находки ампул плохо сочетались с датами погребений (большинство их совершено после эпохи гонений) и с текстами эпитафий (в них нет упо- минаний о мученичестве, надписи часто сообщают подробности жизни, например, о военной службе или о красоте и добродетели погребенной матроны; среди надписей есть и нехристианские). Наконец, ампулы час- то отсутствуют в несомненно мученических погребениях. Осадок не- сколько раз изучали химически (в XVII в. даже сам Лейбниц)— но 80
окончательного ответа, кровь ли это, и если да, то человека или живот- ного— не получили.13 Де Росси столкнулся с этой проблемой в 1862 г., когда в некоторых погребениях обнаружил сосуды, наполненные «кро- вью»— однако подавляющее большинство их относилось к эпохе после церковного мира, остальные же принадлежали детям (слишком малень- ким, чтобы стать мучениками). Когда в 1872 г. вновь нашли целый стек- лянный сосуд, на две трети наполненный красной жидкостью, многие готовы были, следуя установившейся традиции, считать ее кровью му- ченика. Но де Росси отказался принять это на веру. Жидкость передали для анализа химикам, которые пришли к заключению, что это кровь, но «несомненно и безусловно» (по выражению де Росси) — кровь животно- го, что никак не подтверждало мученической смерти погребенных (в других случаях «красная жидкость» могла представлять благовонное масло или вино). Когда в 1864 г. вышел первый из трех томов «Подземного Рима» де Росси, стало ясно, что его автор открыл в катакомбах величайший ис- точник информации по истории, литургике и искусству раннего христи- анства (два других вышли в 1867 и 1877 гг.; еще два тома, 4-й и 5-й, по- священные катакомбам Домитиллы и Присциллы, готовились к печати, но так и не были опубликованы). Де Росси стремился поднять эти ис- следования на максимально высокий уровень и сделать издания регу- лярными. В 1875 г. он основал Общество христианской археологии, просуществовавшее до 1877 г. Он же одним из первых осознал необхо- димость распространения в обществе нового подхода к исследованиям и организовал лекции в дни памяти святых. Это были почти спектакли, не менее драматичные, чем публичные чтения Диккенсом своих произве- дений (об этих лекциях вспоминали многие, в том числе посещавшие их русские ученые). Работы де Росси приобрели большую известность и повлияли на развитие всей науки о христианских древностях. Основанный им «Бюл- летень христианской археологии», сначала ежемесячный, а с 1870 г. еже- квартальный, который он почти весь заполнял своими работами (его так и звали «Журнал де Росси») номер за номером переводился на француз- ский. Его «Подземный Рим» нашел читателей везде, в том числе и в России, в основном сохранив авторитет до начала нашего столетия (им широко пользуется, например, А.П. Голубцов в учебнике 1917 г.). К его трудам часто обращаются и сегодня, уделяя пристальное внимание его жизни и работе, устраивая выставки, конференции и конгрессы, посвя- щенные его памяти (исследование ученика и друга де Росси Орацио Марукки: Marucchi, 1901; биографический очерк: Baruffa, 1994). Словом, жизнь и научная карьера де Росси выглядят благополучно, особенно в зеркале панегирической и официозной литературы (Baum- Sarten, 1892). Внешний почет и уважение, оказываемые ему при жизни, и даже сама смерть в загородной папской резиденции Кастальгандоль- Ф°— тому подтверждение. Тем не менее, несмотря на огромные науч- 81
ные достижения, деятельность возглавленного им направления несла в себе зерна глубокого внутреннего конфликта между долгом верующего и долгом ученого. Де Росси обладал счастливой натурой, позволявшей этому конфликту, во всяком случае до времени, не развиться в полную силу. Он был склонен к умеренности и осторожности, стремился оста- ваться мягким и понимающим, считая важнейшими деловыми качест- вами терпение и настойчивость. В результате удавалось примирять убе- ждения католика и преданность поиску научной истины. Он верил, что суждением археолога всегда должны управлять искренность и здравый смысл, независимо от того, как употребят потом его открытия «полити- ки»; подходил к научным фактам непредвзято, исходя из точной даты и атрибуции памятника. Поэтому свой метод в работе с историческими источниками он считал «критическим» (Хрушкова, 1998а). В борьбе с догматизмом де Росси не считал нужным идти на край- ние меры, предпочитая компромиссы. Убежденный в том, что частицы мощей, разошедшиеся из Рима по всему миру, часто не являются под- линными останками мучеников — он все же не решился опубликовать это суждение. Уже написанное исследование о «сосудах с кровью муче- ников», в котором он призывал к осторожности и непредвзятой крити- ческой атрибуции открываемых погребений, также осталось неопубли- кованным (Сен-Рок, 1998, 203). Это объясняется тем особым климатом догматического неприятия малейшей исторической критики, который господствовал в католицизме вплоть до крушения «Ватикана I». В XIX в. еще существовал знаменитый «Индекс» — список запрещенных папой книг. Хотя папа Пий IX (знакомый русскому читателю по весело- му стихотворению А.К. Толстого «Бунт в Ватикане») настоял, чтобы публикации де Росси несли издательский знак Ватикана — это не спасло автора от придирок. Уже в 1856 г. «доброжелатели» писали о де Росси как о «союзнике протестантов»; у него были влиятельные враги (напри- мер, кардинал Бартолини), а по поводу «Подземного Рима» возникли даже проблемы с «Индексом». Всегда сдержанный, де Росси вынужден был жаловаться на непонимание ценности серьезных трудов, на зависть посредственностей и доносчиков. Многие, конечно, были недовольны и самим вмешательством «светского» ученого в область традиционных церковных интересов (в России аналогичным нападкам подвергнется, например, А.Н. Муравьев, стремившийся писать о церковных древно- стях и литургике, оставаясь лицом недуховным).14 Русские ученые в гостях у де Росси Усилиями де Росси христиан- ская археология в глазах ученой Европы поднялась, наконец, до уровня науки и началось ее постепенное становление за пределами Италии Отметим, с одной стороны, что Теодор Моммзен по поводу выхода пер- вого тома «Христианских надписей Рима» произнес в Немецком архео- логическом институте в Риме знаменитое: «Сегодня кончился дилетан- тизм в христианской археологии; начинается наука». С другой же — укажем на встречу с де Росси будущего главы русской (а в известной 82
Раннехристианский саркофаг IV в со сценами из Писания Рим, ката- комбы св Калликста (Baruffa, 1993). мере и мировой) школы «византийских древностей», тогда еше молодо- го исследователя Н.П. Кондакова, неоднократно посещавшего Рим для сбора материалов к диссертации по византийской миниатюре.15 Велико было, конечно, прежде всего воздействие многочислен- ных печатных трудов, особенно «Подземного Рима» Во многих странах (Англии, Франции, Германии) появились его пересказы или курсы «хри- стианской археологии», в основном написанные учениками де Росси (например, профессором Фрайбургского университета Францем-Ксаве- рием Краусом: Kraus, 1873). В России «популяризатором» христианской археологии выступил А. фон Фрикен, писавший во вступлении о де Рос- си: «Не могу начать своей книги, не выразив ему моей благодарности и Не вспомнив с удовольствием те прогулки по катакомбам и римским му- зеям, в которые я, сопровождая его и слушая его объяснения, приобрел столько сведений ...». Дом де Росси в Риме был открыт для всех коллег. Из русских уче- ных, кроме Кондакова и фон Фрикена, назовем таких выдающихся ис- следователей, как А.С. Уваров, Ф.И. Буслаев, Н.В. Покровский, которым он помогал советом и делом. Без него квалифицированное знакомство с христианскими древностями Рима, катакомбами, базиликами, местами Раскопок — было бы просто немыслимо. Чрезвычайно важной оказалась встреча с де Росси для Покровского, которому она помогла, как писал он сам, почувствовать себя окрепшим в изучаемой области. Уже тогда рус- ские ученые стремились внести свою лепту в процесс исследования ка- такомб, о чем говорит встреча де Росси с И.В. Цветаевым. Этот инте- Ресн ый эп изод сей час п олу заб ыт.17 83
«Программа» ИВ Цветаева Начинавший свою карьеру как лин- гвист и археолог, Цветаев в молодости посетил Италию (1875 и 1880 гг.), где познакомился с ведущими учеными; некоторые из них, как ока- залось, знали о Московском археологическом обществе и были знакомы с А.С. Уваровым.18 Задумав в 1888 г. составление «сборника образцов стенной живописи римских катакомб» с целью включения копий и ма- кета «кубикулы» в состав коллекции создаваемого им Музея изящных искусств, Цветаев обратился за помощью к де Росси, который всемерно поддержал начинание. Как известно, Цветаев придавал огромное значе- ние качеству копий, заказывая для Музея только первоклассные и абсо- лютно аутентичные. Ознакомившись с имевшимися изданиями и кол- лекциями воспроизведений, он нашел даже лучшие из них не вполне удовлетворительными (в том числе выполненные под руководством са- мого де Росси).19 Цветаев хорошо понимал всю важность фиксации объ- ектов для науки и относился к делу не как собиратель раритетов, но как ученый. Поэтому он рекомендовал де Росси «своего» художника. Им оказался прибывший ранее из Петербурга и давно живший в Риме Ф.П. Рейман. Приняв многолетний заказ, он отнесся к нему с немецкой настойчивостью и русской истовостью, как к подвигу. Более десяти лет провел он безотлучно в катакомбах, вынося сырость и духоту, которые даже оборудование не выдерживало больше года.20 Самоотвержение не осталось незамеченным. «Пронесся по Риму слух об истинно подвижнической жизни русского художника в катаком- бах и об его неустанных работах с раннего утра и до позднего вечера, среди темноты и безмолвия глубокой могилы, простиравшейся на целые версты кругом» (Цветаев, 1893). Его энергия служила предметом удив- ления всего Рима, он удостоился эпитета «несравненного». Maestro delle Catacombe, как его прозвал де Росси, подружился с ученым и участвовал в подготовке таблиц к новым томам «Подземного Рима». Так «русский проект» Цветаева и связанное с ним необычное «художественное путе- шествие» стали уже в конце XIX в. скромным вкладом в изучение хри- стианских древностей Вечного города. Хотя формирование науки о раннехристианских древностях в Рос- сии проходило на основе знакомства с трудами римской школы и ее ев- ропейских ответвлений, с самого начала сказывалось и трезвое отноше- ние к методам коллег, и широта взгляда, присущая лучшим русским уче- ным конца XIX в. Попытка переноса достижений де Росси на русскую почву, предпринятая А.С. Уваровым в его известном, но поздно и не полностью опубликованном труде «Христианская символика», ничем не напоминала «ученическую работу», но строилась как развитие и крити- ка основы, заложенной великим итальянским ученым. Уже в 80-х п Н.В. Покровский благожелательно, но трезво критиковал обобщающие труды по христианским древностям, подготовленные аббатом Мартиньи во Франции и группой под руководством Ф.К. Крауса в Германии, отме- чая неполноту их подхода к материалу, при котором оставались в сторо- не древности восточного христианства. (Покровский, 1886). 84
Оставим на время катакомбы в тот момент, когда складывавшийся веками, начиная с работ Барония и Бозио, метод нашел высшее выраже- ние и был блестяще сформулирован и применен де Росси, основателем и главой целого историко-археологического направления, получившего Название «римской школы». Под его влиянием исследование церковных древностей находилось в течение почти ста лет, а многие традиции и ответвления этой школы, многие ее начинания жизнеспособны и сейчас (см. гл. IV-1). На ее методических основах базировались исследования далеко за пределами Рима и вообще Италии. В их выработке, а глав- ное— в практическом применении и распространении — особая роль принадлежит второй, французской ветви «католической археологии». «Французская колониальная археология» Французская школа про- шла собственный, весьма отличный от «римской», путь развития. Здесь с самого начала интересы к национальным (то есть средневековым) и ранним христианским (галло-римским) древностям тесно переплета- лись. (Ранний этап французской школы: гл. VII-1). Мы же обратимся к тому времени, когда, заняв прочное место в «христианской археологии», она занялась исследованиями во вновь завоеванном «домене». Северная Африка. К середине XIX в. в зону активного исследования Христианских древностей была включена новая территория — Француз- ская Северная Африка. Сегодня память о французском колониальном движении уже порядком стерлась и тема эта со времени предоставления Независимости Алжиру в 1960-х гг. более не выглядит актуальной. Од- нако в XIX в. продвижение французов в Египте, Алжире и Марокко бы- ло на устах у всей Европы. С ним связывали самые разнообразные ожи- дания, вплоть до создания новой Римской империи и распространения католического влияния на весь «черный континент». Важную роль в этом продвижении играли ученые, особенно географы, этнографы, спе- циалисты по античным и раннехристианским древностям. й Первый сильный импульс к изучению древнего мира Африки дал вход Наполеона 1798-1799 гг. Войска, высадившиеся в Египте и про- шедшие вверх по течению Нила, а затем по территории Сирии, имели не Только военную задачу: в известной степени это была и научная экспе- ДМЦИЯ, открывшая новый путь к землям древнейшего христианства. Христианская цивилизация Европы тем самым обнаружила намерение Вернуть утраченное много столетий назад влияние в Северной Африке и Южном Средиземноморье. Но ученые из армии Наполеона, успев сде- лки. неожиданно много для развития исследований древнего Востока, были ограничены кратким сроком военной кампании. Начатое на рубеже XIX в. продолжили через треть века сотрудники нового экспедиционно- R* корпуса, которому суждено было остаться в Африке более чем на сто- летие. В 1830 г. французы высадились в Алжире. Во главе их войск стоял бывший начальник штаба Наполеона маршал Сульт, живо интересовав- шийся христианским прошлым Северной Африки и мечтавший о вос- ®Шновлении христианства на фундаменте, заложенном здесь более по- 85
лутора тысяч лет назад.21 Работы французских ученых на Востоке имели с самого начала некоторый привкус милитаризма и «католического фун- даментализма». Франция двигалась в сторону Африки веками, начиная с эпохи крестоносцев и Людовика IX. Наука идейно укрепляла это движе- ние книгами, подобными трехтомной «Христианской Африке» Антонио Морселли (1817 г.), где восстанавливалась история африканских епи- скопатов. Военные выказывали взаимный интерес. Следуя наполеонов- скому опыту, формировались специальные органы изучения древностей (после занятия Константины был издан указ об образовании в составе экспедиционного корпуса комиссии, ответственной за «собирание руко- писей, надписей, объектов искусства и древностей, которые могут пред- ставлять интерес для наук и искусств на территории, занятой армией»). С войсками в 1833 г. в качестве секретаря одного из генералов прибыл и будущий основатель местных исторических обществ Адриан Бербрюг- гер (1801-1869), не занимавшийся христианской археологией специаль- но, но за 35 лет исследовавший самые разнообразные древности — от неолита до византийской эпохи. Европейцы сразу обнаружили, что их окружают остатки ушедшей цивилизации и они попросту вынуждены жить среди них. Первыми крупными работами 1840-х гг. по открытию христианских древностей руководили армейские офицеры.22 Массовое открытие христианских древностей, однако, как-то затя- нулось. Еще в 1856 г. писали о «весьма немногочисленных христианских руинах» и «двух или трех базиликах, почти совершенно разрушенных». Но деятельность Бербрюггера (который умер в 1869 г., за год до кош- марного поражения при Седане) не прошла бесследно. Остались осно- ванные им журналы и общества любителей древностей; с 1856 г. рабо- тало «Историческое общество Алжира», в местных лицеях и колледжах вырастали молодые специалисты. В 60-х гг., с упрочением положения французов в Алжире, число открываемых христианских памятников начало бурно расти, а «исследовательские вылазки» из гарнизонов стали обычным занятием офицеров. Новый этап исследований начался с прибытием в мае 1867 г. нового главы церкви в Алжире, Шарля Лавижери (1825-92). Лавижери сделал успешную «церковно-научную» карьеру как энтузиаст движения като- лицизма на Восток. Момент его появления на сцене (Сирия, 1857 г.) сов- пал с завершением Крымской войны, в развязывании которой опреде- ленную роль играло соперничество между православием (Россия) и ка- толицизмом (Франция) из-за контроля над Святыми местами. Мир 1856 г. усилил позиции Франции на Ближнем Востоке, здесь быстро расцвели католические школы и Лавижери уже видел Сирию и Ливан под протекторатом Франции. Но развить эту идею ему удалось только в Африке, где он получил кафедру архиепископа Алжира. Мечты его были амбициозны — нечто вроде новой христианской империи в Африке (причем не только в се- верной ее части, но и южнее Сахары). Однако это в неопределенном бу-
дущем, а первоочередная задача — христианизация соседнего Туниса и Карфагена. Одна из первых инструкций Лавижери предписывала при- ходским священникам регистрировать все археологические и историче- ские открытия в приходах, касающиеся раннего христианства в Африке. В 1875 г. Лавижери покупает землю в Карфагене, намереваясь построить там храм в память св. Людовика. К 1877 г. участок (9 га) включил прак- тически весь карфагенский акрополь и можно было начинать раскопки; в том же году он лично руководил раскопками раннехристианского кладбища на месте Цезареи (Шершель). После вторжения в Тунис (май 1881 г.) Лавижери обращается в Академию с идеей развития «политиче- ской археологии», поставленной на службу Франции. «Археология в Тунисе — предмет национальной гордости, — писал он, — «из владения территорией следует извлечь выгоду», полагая, что за легким военно- политическим триумфом последует церковный и Карфаген возродится как центр религиозной жизни, как столица всей Северной Африки. Лавижери не столько изучал и консервировал открываемые памят- ники, сколько стремился на их основе строить новые. В 1882 г., став кардиналом, он основал святилище в память мучениц Перпетуи и Фели- цитаты (f 202-203) на месте амфитеатра, купив его у местных мусуль- ман. В 1884 г. архиепископия была перемещена из Алжира в Карфаген и специальная папская булла объявила его первопрестольной кафедрой Африки; затем над ним вознесся огромный купол нового собора в па- мять св. Людовика (1890). Казалось, мечты архиепископа быстро стано- вятся реальностью. Но это было уже венцом карьеры Лавижери, здоро- вье которого подорвали неустанные труды и африканский климат. Он умер в 1892 г., в возрасте 67 лет, едва успев узнать об открытии Гзеллем и Дюшеном мартирия мученицы Сальсы в Типасе. Деятельность Лавижери — один из ярких примеров церковно-кон- фессиональной и имперско-националистической археологии. Прежде всего он был не ученым, а «слугой Франции» (его справедливо называ- ют своего рода «Сесилем Родсом от церкви»). Он любил христианскую археологию всей душой — но был при этом политиканом, ксенофобом и совершенно нетерпимым человеком по отношению ко всем, не разде- лявшим его крайних взглядов на мировой порядок. В изучении древно- стей такая смесь вела к охоте за надписями в ущерб планомерному от- крытию целых комплексов, что дурно отразилось на хронологии и стра- тиграфии. (Например, на таком выдающемся памятнике как Дамус-аль- Карита не удалось выделить стадий развития, а слои иудейского перио- да, лежавшие ниже раннехристианских, просто утрачены; не было об- ращено никакого внимания на особенности памятников раннего христи- анства в Африке). Но практические итоги деятельности Лавижери нельзя недооцени- •ать. Он проявил те качества, которые и по сию пору характерны для католической археологии — увлеченность полевыми исследованиями, Умение широко организовать дело и упорно его продолжать, стремление 87
накопить возможно большее количество информации, свести ее воедино и опубликовать. Изданный Лавижери в 1888 г. пересмотр старой сводки Морселли содержал сведения о 180 новых церквях и всех новых архео- логических открытиях! (Toulotte, 1888). Таков был общий итог работ второй трети XIX в.23 Миссионерство и археология во Французской Северной Африке по- стоянно шли рука об руку. В 1880-х гг. представителем Лавижери в Кар- фагене стал молодой священник Делаттр (1850-1932), прекрасный руко- водитель миссии и энергичный исследователь. Первый же его сезон (на базилике Дамус-аль-Карита) дал импульс научному изучению христиан- ских древностей Туниса и привел также к созданию в Карфагене На- ционального музея. К достоинствам Делатгра относилось понимание важности фиксации и стремление к полноте отчетов (качество, тогда еще не совсем привычное). Главной целью работ 1880-х гг. было иудей- ское и раннехристианское кладбище севернее города, в Гамарте, и осо- бенно Дамус-аль-Карита — огромный комплекс, до сих пор не изучен- ный целиком.24 В звучащем на арабский манер названии местности, Дамус-аль- Карита, до нас дошло через полтора тысячелетия латинское название храма: «Domus caritatis». Его девятинефная, ориентированная с севера на юг базилика (самая большая в Северной Африке) имела более 100 колонн. За 10 лет здесь исследовали около 6 тысяч погребений! Мате- риалы некрополя свидетельствовали о сильных эсхатологических на- строениях. Покойных, чтобы сохранить их тела, клали на слой извести; тексты на саркофагах выражали надежду на скорое наступление Страш- ного Суда. В 1883 г. была открыта и Базилика Майорум, но к ней Де- латгр сможет обратиться лишь в следующем столетии. Де Вогюэ и раннехристианская Сирия За пять лет до приезда в Ал- жир Лавижери другой увлеченный исследователь античности, маркиз Шарль Мельхиор де Вогюэ (1829-1912), дипломат, известный тем, что отыскал в Стамбуле документ о находке статуи Венеры Милосской, предпринял поистине эпическое «археологическое путешествие» по Си- рии. Он, как и Лавижери, входил в группу энтузиастов, распространяв- ших франко-католическое влияние в восточном Средиземноморье путем организации школ и приютов. Как политические, так и археологические возможности здесь были даже большими, чем в Северной Африке. В Ливане еще со времен крестовых походов христиане составляли боль- шинство; в Палестине и Сирии их общины окрепли при мусульманском правлении. Следы же раннего христианства приводили в изумление важнейшие памятники сохранились почти без повреждений; каменные руины стояли в том виде, в каком их оставили византийцы. Это был на- стоящий археологический рай. Мало того, что сохранились стены и ко- лоннады зданий — ряд систем жизнеобеспечения еще использовали по назначению! В стойлах укрывали скот, в кладовых хранили припасы, а в цистернах — воду. В некоторые дома, занятые друзами, еще можно было 88
войти сквозь портик; были даже остатки садов, восходивших к ранне- христианским временам. Главными объектами де Вопоэ, которого привлекали остатки архи- тектуры, стали церкви и монастыри. Он вскоре обнаружил, что многие языческие храмы и гражданские постройки (преториумы, базилики) превращались в церкви просто достройкой алтарной части — и сделал заключение о происхождении от них христианских базилик Сирии.25 Главное, что осталось от работ де Вопоэ — обмеры, описания и рисунки около двух десятков христианских храмов. Этим была заложена основа дальнейших исследований и работами де Вогюэ пользовались еще мно- го десятилетий — в частности, они служили отправной точкой для ар- хеологических путешествий по Сирии и Палестине русских ученых, которые постоянно отталкиваются от описаний предшественника или полемизируют с ним (см. гл. V). Де Вопоэ не был одинок. Археологическим советником кампании в Ливане, последовавшей за антихристианским восстанием 1860 г., стал Эрнест Ренан (1823-92). Автор нашумевшей и противоречивой «Жизни Иисуса» (1863) впервые в такого рода сочинении использовал археоло- гические свидетельства, с которыми был знаком на практике. Его друг, Шарль Клермон-Ганно, французский консул в Иерусалиме и известный археолог, в 1873 г. опубликовал коллекцию оссуариев с Масличной горы как свидетельство существования раннего иудео-христианского сообще- ства. Пусть он ошибся в датировке (все оссуарии на самом деле позже I в.) и в интерпретации символов (кресты оказались просто маркировоч- ными знаками) — зато он вновь указал на Иерусалим как на важнейший объект исследования раннехристианских древностей (см. гл. 1-1). Примерно за сто лет до открытий в Северной Африке и Восточном Средиземноморье, в 1784 г., философ Иоганн Гердер мог смело писать, что «на Ближнем Востоке и в соседнем Египте все относящееся к древ- ней истории является нам руинами или исчезающими мечтами ...», что Вавилон, Финикия и Карфаген не оставили письменных памятников, а «Египет исчах, в сущности, прежде, чем греки увидели его изнутри. Та- ким образом, все сводится к немногим выцветшим листам, на которых записаны рассказы о рассказах, кусочки истории, сон о мире, существо- вавшем до нас».26 К 1880-м годам, благодаря усилиям многих археоло- гов, в том числе и стремившихся к изучению христианских древностей, подобные утверждения уже не соответствовали истине. Перед исследо- вателями начали приоткрываться даже самые удаленные, давно забытые области древнего христианства (см. гл. Ш).27 «Прощание» с католической археологией С уходом XIX в. закончи- лась эпоха высших достижений и господства католических школ, италь- янской и французской, в изучении христианских древностей. Их верши- ной, с которой была уже различима и линия спуска, можно считать лю- бимое детище де Росси — Международный Конгресс христианской ар- хеологии (МКХА), впервые прошедший под покровительством папы льва XIII и императора Франца-Иосифа в Спалато (Сплит), в несколь- 89
ких милях от древней Салоны (см. ниже). Де Росси работал как одер- жимый последние три года жизни, стремясь организовать работы по проекту. Но ему не удалось увидеть плодов этих усилий — ученый умер 20 августа 1894, немного не дожив до начала МКХА и до новых откры- тий в Салоне. Первый Международный Конгресс христианской археологии не был особенно представительным. Это было, в сущности, собрание археоло- гов-клириков, прежде всего тех, кто работал на принадлежавшем Авст- ро-Венгрии побережье Далмации.28 В программе не было имен многих ведущих исследователей (например, Рамсея и Гзелля, см. о них гл. Ш-1, Ш-2); почти отсутствовали ученые из протестантских стран и России (где Конгресс тем не менее был отмечен как важное и положительное явление, несмотря на заметное отсутствие англичан и французов: Смир- нов, 1895). Резолюция Первого Конгресса МКХА призывала создавать универ- ситетские курсы христианской археологии, публиковать «корпусы» древностей, особенно скульптуры, фресок, погребений. В рамках этой программы был одобрен к публикации свод средневековых надписей «из Далмации и других южных славянских земель», подготовленный Академией искусства и науки южных славян (Сплит). Но планы МКХА оказались слишком амбициозными; издатели отклоняли дорогие в про- изводстве и не оправдывавшие затрат «corpora»; проекты некому было возглавить (великие люди XIX в. быстро сходили со сцены: умер де Рос- си, состарился Леблан). Фундамент, избранный для работы, был узким и устаревшим: изучение древностей ориентировалось на историю искус- ства и литургики, не уделяя внимания рядовым артефактам и археоло- гии. Методы оставались в зародыше, их разработкой практически не за- нимались. А именно методика была предельно актуальна, поскольку необходимо было противостоять начавшемуся разрушению объектов археологами. Например, во Франции с 1870—80 гг. развернулось неуме- лое и расточительное вскрытие раннехристианских и меровингских кладбищ (изучая историю некрополей V-VI вв., участники бессмыслен- ных препирательств, «галло-романисты» и «германисты», пытались вы- яснить национальные корни современной Франции; за спорами о проис- хождении раннефранкских могильников стоял политический конфликт Франции и Пруссии из-за Эльзаса и Лотарингии). Особая Комиссия ис- торических памятников Франции тратила средства прежде всего на рес- таврацию соборов, почти ничего не оставляя для исследования других древностей. Поэтому для французских ученых программа МКХА не бы- ла ни своевременной, ни привлекательной. В Африке раскопки, в основном, возглавлялись молодыми архитек- торами, различавшими только имевшиеся в изобилии шедевры архитек- туры. Стоило ли обращать внимание на сопутствующие «мелочи», тем более на стратиграфию? В Тимгаде за год открыли пять храмов, но ру- 90
ководитель, описывая археологические работы, указал только количест- во земли, вынесенное из руин.29 2. Эпоха коренных перемен XX век принес совершенно новое отношение к методике натурных исследований и к их интерпретации, в котором «католическая археоло- гия» была уже не единственной. Поворот совершался в страстных спо- рах между представителями различных национальных и конфессио- нальных школ (см. гл. IV-1). Во многом он произошел благодаря усили- ям германских и английских, русских и американских ученых, хотя и «римской школе» также предстояло еще немало выдающихся свер- шений. Разработка новых научных методов требовала иных, новых объектов для изучения, которые обеспечивали полевые исследования. XX век — поистине эпоха «великих археологических открытий». Позна- комимся с некоторыми из них, начав с недавно оставленных катакомб. Спор о катакомбах продолжается В конце ХЕК в., вслед за откры- тиями де Росси, в изучении катакомб наступил настоящий бум.30 В Риме работы возглавили трое учеников де Росси: Энрико Стевенсон (не пу- тать с Дж. Стевенсоном, также писавшем о катакомбах), Орацио Марук- ки и Джозеф Вильперт.31 К этому времени выяснилось, что основания многих церквей города стоят прямо над катакомбами. Такой особый район был открыт Э. Стевенсоном на Казилинской дороге. В центре крипты одна над другой помещались две локулы (что соответствовало описанию гробниц Петра и Марцеллина, мучеников эпохи Диоклетиана, сделанному Эйнхардом в IX в.). Граффити пилигримов подтвердили предположение: это было кладбише «Ad duas lauros» («у двух лавров»), возникшее во второй половине III в. и накопившее тысячи могил III— IV вв. со множеством фресок. Некрополь был увенчан мавзолеем импе- ратрицы Елены (сначала приготовленным Константином для себя) и большой кладбищенской базиликой.32 К древнейшим находкам относился и большой склеп, мозаика кото- рого сообщала, что некий Аврелий Фелициссимус приготовил гробницу «для своих братьев и друзей-вольноотпущеннИков». Склеп построили незадолго до 220 г.; он имел два уровня, разделенных иа отдельные ком- наты; сначала хоронили в аркосолиях, но позже в полу и стенах выруби- ли ниши для дополнительных могил. Ряд признаков неоспоримо дока- зывает, что погребенные были христианами, причем изначально стены и потолок были расписаны сценами («Эдем», «Искушение»: змей с рас- крытой пастью, обвившийся вокруг древа, «Трапеза» и др.), которые ассоциируют с символикой гностиков. Обилие находок, однако, не соответствовало устаревшей методике исследований, пора было навести порядок в правилах датировки и атри- буции объектов. Начало этому было положено в 1915 г. швейцарским Ученым Паулем Штайгером (Styger, 1930; Styger, 1933; Styger, 1935). Он 91
начал с трудоемкой работы по проверке материалов, пришлось переме- рить вновь каждую галерею — но зато в результате удалось полностью восстановить метод древних строителей. Это было очень интересное стратиграфическое решение. Оказалось, что катакомбы не строили сразу в полном объеме. Они развивались от небольших камер или коридоров и новые галереи добавляли по мере заполнения старых. Поэтому ниж- ние галереи позже верхних. Другим методом расширения площади для погребений было опускание пола (локулы возвышаются сейчас во мно- гих коридорах по 10-13 и более рядов, а свод теряется в недосягаемой вышине) — значит, погребения верхних рядов в высоких галереях должны быть древнее нижних. Фрагменты саркофагов из старых языче- ских погребений использовали при строительстве, из-за чего они прони- кали на нижние уровни, где встречаются даже в кладках V в. Следова- тельно, датировать погребения по этим фрагментам невозможно; также не следует считать, что погребенные были язычниками или что их хоро- нили в целых языческих саркофагах вплоть до V века. В итоге Штайгер ввел новые основы хронологии, менее зависимые от типологии артефактов и тем более от стилевого анализа изображений. Его исторические выводы произвели сенсацию. Катакомбы, объявил Штайгер, в основном использовали в IV в., причем не до церковного мира, а после него — следовательно, они возникли не для укрытия от гонений. Никаких следов христианских катакомб времен апостолов или даже близких по дате не существует. В то же время было, наконец, дока- зано, что древнейшие погребения (например, в катакомбах Домитиллы) можно датировать серединой II в. — но и они не обязательно были пер- выми. Стало наглядным и развитие «социальной стратиграфии» катакомб: от частных гробниц, находившихся в собственности семьи, к развитой системе «обобществленных» галерей, перешедших в конце III—IV вв. в собственность церкви. Этому процессу сопутствовало увеличение раз- нообразия в сюжетах росписи: до 313 г. использовали семь ветхозавет- ных и шесть новозаветных сцен — в течение IV в. их стало более 60! Штайгер показал надуманность многих интерпретаций и отбросил ряд мифологем, упорно окружавших католическую трактовку иконогра- фии.33 После работ Штайгера начался постепенный переход к современ- ным методам датирования катакомб, так что исследователи середины XX в. опирались в датировке уже не на стилистические особенности, а на стратиграфию и «нормальные» археологические методы датировок (по монетам, керамике, артефактам и др.). В 1920 г. успешными исследованиями открытых еще Бозио катакомб св. Памфила начал работы молодой знаток христианского Рима Энрико Йоси , в будущем Инспектор катакомб и ректор Папского института христианской археологии. В 1926 г. на Виа Тибуртина он обнаружил за- хоронение с посвятительной надписью: «Благословеннейшему мученику Новациану сделал эту гробницу диакон Гауденций», атрибутированное знаменитому епископу, имевшему многочисленных последователей. 92
рробница датировалась 270-300 гг., но была мала и могла вместить лишь частицы мощей.34 Э. Йоси принадлежит и честь открытия древ- нейшего пока из подписанных катакомбных погребений, Кальпурнии Дионисии, прожившей недолго, с 23 мая 263 по 13 августа 266 г. Бога- тый «урожай» надписей с датами от 273 до 475 г. последовал при рабо- тах, проведенных после обвала в катакомбах Претекстата. Среди погре- бенных здесь были клирики и фоссоры (копатели могил), аристократы и вольноотпущенник Квинтус Лактеариус, а среди фрагментов саркофагов встречались несомненно языческие. Долго думали, что фигуративное искусство катакомб вышло из бо- лее древних росписей, а именно иудейских, благодаря участию одних и тех же художников в украшении всех катакомб II — нач. Ill вв. (в это время общественное сознание Рима воспринимало их как членов одной религиозной традиции). Однако после открытия катакомб в саду виллы Торлония (III в.) стало ясно, что еврейские и христианские катакомбы Рима возникли примерно одновременно, в конце II — нач. III вв.; что их художественное развитие шло параллельно и ни иконография, ни тексты не заставляют думать, что одна из традиций породила другую.36 Итоги исследования катакомб в первой половине XX в. были под- ведены во многих публикациях, из которых следует назвать работу А.-М. Шнайдера (Германия), прекрасно систематизировавшего исследо- вания (особенно ЗО-ЛО-х гг.) и достойно продолжавшего линию Штай- гера, а также главу учебника Тестини (Schneider, 1951; Testini, 1958; Ка- уфман, 1964). Информационная база продолжала быстро расширяться и в послевоенные годы. Среди самых ярких открытий — «картинная гале- рея» в маленьких катакомбах IV в. на Виа Латина (1955 г). Кладбище принадлежало состоятельным семьям, родовые кубикулы которых ук- рашали фрески; среди 113 «картин» ветхозаветные сюжеты составляли более трети, новозаветных было меньшинство (13).37 Исследования катакомб и открытия в них не прекратились и сегодня; то и дело следуют сообщения о неожиданных находках (Ferrua, 1991). Однако уже к середине XX в. наука получила столь полные и надежные ответы на многие старые вопросы, что новые факты пока не способны поколебать сам фундамент истории ранних христианских кладбищ. В некоторых катакомбах раскрыты их древнейшие ядра. Уточнение дати- ровок существенно удревнило возраст катакомб — но оно же положило ему хронологический предел. Штайгер оказался прав — до конца II в. катакомб не было. Раньше христиан погребали на общих языческих кладбищах, не отражая наглядно их вероисповедания, что подтверждает неоспоримый пример кладбища в Остии (Isola Sacra). Даты возникновения многих знаменитых катакомб проверены бла- годаря погребениям пап: внезапный обвал при работах на Виа Аурелиа открыл могилу папы Калликста! (217-222) — следовательно, кладбище Уже существовало к 222 г. Столь же ранними мог быть и ряд Других ка- такомб: Сан Каллисто (знаменитое «кладбище пап», управление кото- рым папа Зефирин уже ок. 210 г. доверил дьякону Калликсту); Люцина 93
(к моменту погребения папы Корнелия уже существовали); Новациана (древнейшие надписи — 266 и 270 гг.). Считается надежно установлен- ным, что окончательно подземные кладбища оформились только в пер- вой половине 11! в., долго оставаясь очень бедными в архитектурном смысле. Даже самые известные из пап 111 в., несмотря на массы посе- щавших их захоронения пилигримов, погребены в простых локулах, украшенных только плитой с орнаментом по контуру. Лишь начиная с папы Дамаса (366-384), который переоформил старые гробницы, они стали более представительными (см. выше). Два вопроса, однако, остались: почему христиане начали около 200 i строить катакомбные кладбища? Связано ли это с началом строительст- ва еврейских катакомб в Риме примерно в то же время и если да, то ка- ким образом? Одними археологическими методами здесь не обойтись Возможно, что ответ на первый вопрос скрыт в проблеме церковного владения землей. Она стала появляться у общин как раз на рубеже II- III вв.38 Хотя в первой трети XX в. совершился огромный сдвиг в методах исследований катакомб, и сведения о раннем христианстве в Риме полу- чили наконец объективное научное освещение, остро необходимо было открыть иные в функциональном и типологическом отношении объек- ты, по крайней мере, наземные некрополи и храмы, причем располо- женные где-нибудь вне Италии. Образец первого дала Салона, второ- го— Дура-Европос. Памятники Салоны Выше говорилось об усилиях, приложенных де Росси для развития исследований Салоны. Он еще в 1864 г. предугадал, что это большое городище, оставшееся от когда-то цветущей столицы провинции Далмация на побережье Адриатики, недалеко от Сплита — неординарный объект. Действительно, Салона стала центральным па- мятником раннехристианской археологии на Балканах. Ее памятники восходят к «доконстантиновскому» периоду, рисуя верования и обряды ранней городской общины всесторонне (включая культ мучеников, обы- чаи погребения и поминовения). (Dyggve, 1951; Dyggve, 1928-33; Ger- ber, Dyggve, Egger, 1917-1939; а также: Диль, 1915; Фома, 1977). Честь начала широких исследований и введения материалов в науч- ный оборот принадлежит хорватскому ученому Франческо Буличу (1846-1934), энтузиасту, начавшему работы в 1885 г. и к концу столетия создавшему специальный археологический музей. В 1899 г. раскопки охватили два загородных церковных комплекса, Марусинак и Манасты- рину (открытых еще в 1890 г.) с многочисленными остатками храмов и некрополей, надписями и саркофагами. Марусинак сформировался, вероятно, вокруг могилы св. Анастасия из Аквилеи (| 304) и его двухуровнего мартирия. Манастырина, самое большое из трех кладбищ Салоны, имела центром могилу мученика на 94
INSTITUTTET «qR sammenlignende ; ' JCU LTU R FO RS KN I NG INSTITUTTET FOR SAMMENLIGNENDE KULT U R F О R SKN IN G SERIE A FORELESNINGER XX! HISTORY OF SALONITAN CHRISTIANITY HISTORY OF SALONITAN CHRISTIANITY EJNAR DYGGVE CIV1B ВЛЬОЖИАВО» c. OSLO t»si { К АЭСИЕНОиСАСС IV LONDON LEIPZIG FARIS CAMBRIDGE, MASS >»«•»**• им<«<гатг racw OSLO )»&l И ASCNKNOUO • CO- (V NYGAAn) LONDON LEIPZIG PARIS КМЛИ MM, "•«. WTO »»1Ч1МЧП J*4**’* ПОМ» • CA. LT*. • *“ И"*-*-*» L* CAMBRIDGE, MASS. ***«•* UIII4H4TV TWM* Титульный лист книги Эйнара Диггве 1951 г «История христианства в Салоне» месте прежней виллы, которую сменила церковь, а позже большая трех- нефная базилика. Вероятно, здесь был погребен Домний, первый епи- скоп (284-394), казненный, согласно церковной традиции, вместе с Ана- стасией при Диоклетиане; он происходил из семьи христиан, бежавших из Сирии и создавших в городе первую христианскую общину. Оба кладбища в IV-VI вв. были центрами паломничеств. Третий христиан- ский центр Салоны — внутри города, в его северной части. Это еписко- пальный кафедральный комплекс: две стоящие рядом церкви с общим нартексом (одна для собраний верующих и совершения литургии, дру- гая— погребальная); большой баптистерий с водонапорной башней; жилые комнаты и резервуары (принадлежавшие епископу) для оливко- вого масла и вина, которые тут же и производили.39 Работы Булича пока- зали, что христианство пришло на Запад и частью могло быть занесено купцами из восточных земель. В 1920-1923 гг. Булича сменили ученые из Дании. Они открыли ба- зилику «Пяти мучеников» и оратории VI в., поставленные на месте язы- ческих святилищ среди руин амфитеатра, в память о погибших там му- чениках (их перекрыли в начале VII в. последние укрепления города). Это третье большое кладбище Салоны. Всего в городе изучено 10 ран- нехристианских базилик. Работы здесь сформировали такого замеча- тельного исследователя, как Эйнар Диггве, снабдив его материалами для Целого ряда гипотез, касавшихся происхождения христианских клад- 95
бищ, роли культа мучеников в формировании церковного здания, ранних форм базилик и др. Особое значение имело восстановление картины погребальной практики в доконстантиновскую эпоху, до того известной только по ка- такомбам. На трех обширных кладбищах к северу от города было погре- бено множество мучеников, погибших в основном в эпоху Диоклетиана Их могилы сначала не особенно выделялись среди прочих, однако почи- тались единоверцами, которые стремились быть похороненными рядом Над ними построили небольшие сооружения для поминальных служб и трапез агап, которые традиционно требовали триклиния, центром кото- рого служила надгробная плита (или крышка саркофага) мученика (усопшего). Иногда над ней ставили алтарный столик с дополнительной столешницей-мензой, но и сами плиты всегда имели приспособления для ритуальной трапезы (то есть углубления, в которые ставили специ- альные чаши, кубки и блюда с округлым дном). Кроме того, по крайней мере одно из углублений обычно имело сквозное отверстие, что позво- ляло делиться трапезой с покойным и, совершая возлияние елея и вина, обеспечить его участие в поминальном пире общины.40 Обряд помино- вения на трапезе, по-видимому, включал освящение (омовение) мензы, пение, ритуальные танцы, моления и собственно трапезу, для которой в теселлы помещали хлеб и рыбу, чаши наполняли вином. Итоговая работа Э. Диггве «История христианства в Салоне» стала огромным вкладом в исследования раннего христианства (Dyggve, 1951). Удалось охарактеризовать все ступени подъема и упадка местной церкви: сложение общины христиан из восточного Средиземноморья; эпохи гонений; перелом, связанный с Миланским эдиктом; развитие раннего монашества в процветающем христианском городе эпохи Юс- тиниана; наконец — медленный упадок и агонию в эпоху нашествий. Ряд выводов Диггве вызвал оживленную дискуссию и резкую критику, но ценность его наблюдений (особенно касающихся развития культа мучеников на протяжении IV в. и его влияния на архитектуру) сохраня- ется по сей день. Вместе с Диггве работали и другие исследователи, прежде всего— историк архитектуры Рудольф Эггер; сейчас раскопки в Салоне и анализ собранных ранее материалов ведет совместная франко- хорватская группа исследователей. Открытие Дура-Европос Если работы в Салоне оставались в сфере археологии западного Средиземноморья и были, в общем, естественным продолжением исследований XIX в., то открытие Дура-Европос, ключе- вого объекта христианских древностей доконстантиновской эпохи, со- вершилось в совершенно иной историко-географической ситуации — это были типичные, полные приключений работы эпохи «великих от- крытий». (Hopkins, 1976; Rostovtzeff, 1938; Kraeling, 1967). Первая мировая война привела к кризису три континентальные им- перии — Российскую, Австрийскую и Оттоманскую, но последствия для каждой оказались различными. Российской империи суждено было ус- 96
тоять еще полвека и даже расшириться (хотя и ценой невероятного, бо- лезненного напряжения, доходившего до самоуничтожения). Австрий- ская сравнительно безболезненно распалась на ряд независимых госу- дарств. Турецкая сохранила национальное государство в пределах Ма- лой Азии и района Константинополя, но оставила остальные владения в полном распоряжении стран Антанты. У союзников появилась наконец возможность для серьезных исследований. Франция получила мандат на управление Ливаном и Сирией, Англия — на Месопотамию, Иорданию и Палестину. На границе двух зон влияния оказалась древняя крепость Дура (Европос). Впрочем, ни англичане, нн французы об этом сначала не знали. Смена иноземного господства на заселенных арабами территориях проходила далеко не безболезненно; в 1920 г. в Месопотамии вспыхнуло восстание. В ходе борьбы один из отрядов английской пехоты получил приказ занять высоту Салихийе, контролирующую вход в долину Ев- фрата с запада. На ней виднелись руины, обещавшие хорошую позицию для ведения огня и укрытие в случае непогоды. 31 марта солдаты начали рыть траншеи. Внезапно один из них задел скрытую в земле стену. Грунт осыпался и со стены глянули трагические, глубоко посаженные глаза. Потемневший лик венчала странная высокая шапка. Скоро появи- лись еще три подобных изображения. Командовавший отрядом капитан М.С. Мэрфи (как много значит верный человек на верном месте!) быст- ро сделал цветные зарисовки, приказал засыпать находку и доложил о ней в Главный штаб в Багдаде. Командование не оставило доклад без внимания, а счастливые совпадения продолжались. В Багдаде оказалась Гертруда Белл (см. гл. Ш-1), подтвердившая важность открытия, а в го- род как раз прибыла археологическая экспедиция Чикагского универси- тета. Ее руководителю, Джеймсу Генри Брестеду, показали наброски Мэрфи и попросили, держа информацию в тайне, как можно быстрее отправиться на место (Салихийе, как часть Сирии, согласно новой де- маркации переходила в руки французов). Брестед получал для исполне- ния задачи группу солдат, но мог про.вести на месте не более 2ч часов. Опытный и энергичный ученый вполне справился с первичной фикса- цией; с невероятной быстротой он очищал здание, рисовал и снимал, стремясь как можно больше сделать до темноты. После того, как высоту Салихийе передали Франции, за работы стали отвечать археолог Франц Кюмон и французские войска (французы вообще охотно использовали солдат для раскопок — так было в Константинополе, Вавилоне и, конеч- но, в Месопотамии). Как оказалось, люди Мэрфи наткнулись на святилище пальмирских богов. Первая фреска изображала некоего Канона, совершающего жерт- воприношение перед собранием жрецов. В соседней комнате в анало- •'ИЧном акте участвовал трибун римского гарнизона Юлий Теренций, Рядом с которым был изображен полковой знак и бюст обожествленного императора. Одна из фресок несла изображение богини — покрови- 4 Зак 3363 97
тельницы города, тщательно подписанное, благодаря чему удалось уста- новить ее имя: «Дура» (т.е. «прочная», «крепкая»; оно было известно, вместе с греческим названием, «Европос», только из одного географиче- ского источника — списка «Парфянских укреплений» Исидора Харак- ского, I в. н.э.). Стало очевидно, что найдена крупная пограничная рим- ская крепость: Дура-Европос возникла как крепость Селевкидов (III в. до н.э.), затем служила парфянам, и лишь при императоре Люции Вере (160-е гг.) здесь разместили римский гарнизон, охранявший дорогу от Пальмиры к Антиохии и переправу через Евфрат. По-видимому, именно потеря Дура-Европос (256 г.) привела к катастрофе — поражению и ги- бели императора Валериана в сражении с персами, после чего город не восстанавливали. Если бы сразу вслед за открытием, в 1920-х гг., кто-то завел речь о христианских находках в таком месте, его в лучшем случае сочли бы безудержным фантазером. Но как поздний эллинистический памятник город выглядел привлекательно — учитывая раннюю дату прекращения обитания, прекрасную сохранность стен и росписей. После некоторого перерыва решено было возобновить работы совместными силами Йель- ского университета и Французской Академии (1928 г.).42 Вскоре удалось подтвердить дату гибели города: два найденных кла- да дали монеты, отчеканенные не позже 256 г.; прямо в слое последнего пожара обнаружили даже монету персидского царя Шапура I. Чрезвы- чайно характерными оказались укрепления: изнутри к западной стене вели постепенно повышавшиеся платформы, насыпанные защитниками крепости прямо по разрушенным зданиям для облегчения маневра. Осаждающих это заставляло рыть длинные туннели не только под сте- нами, но и под этим искусственным гласисом. Раскопки показали, что туннели все же были прорыты, но римляне не позволили противнику выйти из них. Они спустились навстречу врагам сами и попытались от- бить натиск персов. Отчаянные схватки закипели во мраке туннелей, обе стороны старались «выдавить» врагов наружу. Скелеты оставались там, где падали тела — их уже не поднимали. Это был замечательно яркий археологический материал, но опять- таки не сенсационный. По-настоящему неожиданные находки пришли в 1931-32 гг.: среди руин зданий под насыпью гласиса открыли большой дом, построенный в конце II в. На первый взгляд это было обычное, хотя и богатое жилище. Однако оказалось, что главная комната, вмещавшая примерно 70 человек, была превращена в святилище. Здесь была ма- ленькая платформа, вероятно, для алтаря; с комнатой соединялся бапти- стерий, стены которого покрывала роспись на темы Ветхого и Нового Заветов. Несомненно, перед исследователями был «дом собраний» (domus ecclesia), о котором до сих пор историки древностей только чи- тали, никогда не сталкиваясь воочию. С точки зрения раннехристиан- ской архитектуры важность этой находки было невозможно переоце- нить, тем более, что не требовалось особых усилий для доказательства 98
церковного характера постройки, а также и для реконструкции ее плана и интерьера. Даже дата превращения дома в церковь могла быть опреде- лена со значительной точностью по сохранившимся на стенах граффити: между 232-233 и 256 гг.43 Превращение вызвало весьма наглядные из- менения: внутренний двор был замощен, и вдоль трех сторон его (ис- ключая портик) построены скамьи (скамьи пристроили и снаружи дома). Одну из двух стен в анфиладе парадных комнат снесли, благодаря чему образовался большой зал (5.15x12.9 м); в его восточной части поя- вилось возвышение (бема) с небольшой «подставкой» сбоку от подиума. Одна из узких комнат на западной стороне, позади вестибюля, превра- тилась в баптистерий: в западном конце был устроен маленький бассейн под сводом, арку которого поддерживали две колонны. Свод и потолок баптистерия украшали звезды с лучами по синему фону, а боковые сте- ны— фрески.44 Дом собраний мог принадлежать местной общине, поскольку тако- вые были «юридическими лицами» и, подобно языческим храмам, вла- дели собственностью; не исключен и статус церкви как епископской кафедры. Так была открыта древнейшая из известных церквей (ок. 232 г.), каковой она остается и по сей день. История христианских куль- товых зданий получила, наконец, отправную точку.45 ****** Рождение подлинной науки о христианских древностях шло на фоне вступления всей археологии в совершенно новую фазу. Усилия, затра- ченные в XVIII-XIX вв. на ее развитие, начали приносить плоды. Одна за другой «посыпались» находки, которые на первый взгляд казались неожиданными и случайными. На самом деле за ними стояли многолет- ние поиски и методические разработки сотен энтузиастов, как специа- листов, так и любителей. Археология решительно превращалась в науку, привлекательную для современного общества в целом. Развитию науки помогли важные геополитические изменения. Соз- данные в XIX в. империи обеспечили европейцам невиданное повыше- ние уровня жизни. Правительства охотно субсидировали новые про- граммы: это было вопросом государственного престижа и одним из ин- струментов освоения колониального пространства. Мировое господство, казалось, завоевано навсегда. Оно было не только военным, экономиче- ским или политическим: европоцентризм и идея прогресса безраздельно господствовали в сознании. Поле исследований, прежде всего на Восто- ке, расширилось до предела, а права и возможности экспедиций вплоть До конца Второй мировой войны были почти неограниченными. Хотя новые открытия редко имели касательство к церковным древ- ностям (внимание публики и средства на исследования отвлекали ан- тичные и древневосточные, прежде всего египетские, памятники), их изучение помогало развитию методики и возбуждало интерес к археоло- гии. 99
«Дом собраний» в Дура-Европос (Сирия)—первая изученная церковь христиан Изометрия раскопанных частей (Milburn, 1988) А—зала собраний, В — комната для обучения, С—часовня-баптисте- рий
Гробницы Микен, Кносский дворец, блестящие раскопки Р. Вулли города Ура и храмов Вавилона или сенсационная «гробница Тутанхамо- на» Говарда Картера создали исключительно благоприятный «общий климат», представив в новом свете историю Востока и стимулировав развитие «библейской» археологии. Выделить самые значительные для нас открытия трудно, охватить же все, даже простым перечислением, невозможно. Мы уже знакомы с такими выдающимися памятниками как Кумран и рукописи Мертвого моря, раннехристианскими комплексами Салоны и Рима, наконец, «эталонным» Дура-Европос. Некоторые (мартирий апо- стола Петра в Риме, комплексы городов Германии, некрополи Франции) еще впереди. Однако в особом выделении и изучении нуждается целе- направленный поиск древностей «церквей-диссидентов» в Азии и Аф- рике, который осуществлялся в значительной мере усилиями ученых- протестантов. К нему мы и перейдем. Примечания к главе II 1 Например, знаменитая конная статуя Марка Аврелия стояла близ Латеран- ской базилики вплоть до 1537 г., когда папа Павел III перенес ее (несмотря на возражения как Микеланджело, так и латеранских клириков) на Капитолий. В средневековье ее считали изображением Константина Великого и почитали в качестве такового. 2 Пирро Лигорио — антиквар, увлекавшийся исторической топографией, один из лучших знатоков Рима; вел самостоятельные раскопки стремился зало- жить основы методики. Считая, что объекты археологии достовернее текстов, он писал: «Я верю медалям, плитам и камням больше, чем выдумкам писателей» (Schnapp, 1996. 126-130) 3 В торце изображены путти, убирающие урожай, а на внешней парадной стороне — сцены из Ветхого и Нового Завета. Один из лучших образцов ранне- христианского искусства. Жертвоприношение Исаака сочетается здесь с взятием под стражу апостола Петра, Даниил во рву львином — с казнью Павла, исцеле- ние расслабленного — с Адамом и Евой. (Malbon, 1990). Басс-префект Рима (+ 359 в возрасте 42 лет, был крещен на смертном одре). Некоторые находки в соборе вызывали негодование церкви, например, от- крытый в 1629 г саркофаг Ш (9) в с эпитафией Флавия Агриколы из Тибура. Он был изображен возлежащим на погребальном пиру, сообщалось, что умерший в отпущенные судьбой годы «заботился о себе и никогда не отказывался от вина», жена же его 30 лет была «прилежной служанкой Изиды». «Смешивайте ви- но!»— завещал он друзьям, — «пейте смело, украшенные цветочными венками, и не отказывайте в любви милым девам. Когда придет смерть, все пожрут огонь и земля». По приказу папы Урбана VIII «отвратительный» предмет был выбро- шен в Тибр — ио с надписи все же сделали копию. Они, вместе со всем имуществом, были завещаны Мальтийским рыцарям. Специальная «издательская комиссия» включала ученых, живописцев, архитек- торов, которые проделали огромную работу и через 5 лет после смерти автора Рукопись была издана (под редакцией PG. Severano) по-итальянски, а в 1657 г — по-латыни. 101
г А.В. Голубцов правильно отметил, что в 36 лет Бозио сделал больше, чем его преемники чуть не за 200 лет. Его труд сохранил актуальность до наших дней — ведь огромное большинство объектов погибло или неузнаваемо изменилось. Аббат прочел едва ли не всех известных восточных и западных отцов церкви и писателей, соборные акты и постановления, жития, сочинения средневековых путешественников, церковных историков и богословов. Хранящиеся в библиоте- ке Santa Maria della Vallicella выписки, заметки и трактаты Бозио составляют более тысячи листов in folio. Он подобрал все, что мог найти о кладбищах и богослужениях, с ними связанных. В поисках Бозио полагался прежде всего на- жития мучеников, итинераний Вильяма из Мальмсбери, рассказы землевладель- цев и крестьян. Его «полевым» методом был поиск входа в катакомбы и осмотр тех частей галерей, которые еще были доступны, с целью установить топогра- фию, исследовать архитектуру и взаимное расположение камер и коридоров. 5 Выходившие труды основывались на давно накопленном материале: так, «кабинетный затворник» Джованни Боттари (1689-1762) лишь проработал ма- териалы Бозио для трехтомного труда, содержавшего мало нового. Более других сделал Марангони, но его почти готовые к изданию рукописи уничтожил пожар. Из важнейших для христианских древностей событий этой эпохи отметим соз- дание в 1757 г. папой Бенедиктом XIV Ватиканского музея (Museo di archeologia cristiana), куда попали находки Бозио, Боттари и других. 6 Галантный XVIII век с его «Большим путешествием» — время господства богатых дилетантов, путешественников и коллекционеров — вообще неважное время для подлинной археологии. Связь между изучением материальных древ- ностей и «письменной историей» еще только намечалась. Для катакомб настали черные дни, часто их просто разрушали. Вплоть до XIX в. римляне знали о катакомбах больше понаслышке, чем из личного опыта. Мало кто отваживался спуститься даже в верхние лабиринты, об их необъятности и запутанности ходили легенды: считалось, что там скрывают- ся дикие звери; что долго оставаться там вредно для здоровья (что в целом прав- да) и др. Известны рассказы о пропажах многолюдных экскурсий, «разрознен- ные кости» которых можно встретить в дальних коридорах (Цветаев, 1893). 7 Например, в церкви св. Иоанна Евангелиста в Равенне, восходящей к V в., при ремонте XVII в. обнаружили великолепный мозаичный пол ХШ в. со сцена- ми Крестового похода, выполненными в наивно-реалистической манере (мор- ские сражения, штурмы и т.п., в обрамлении настоящего раннеготического «бес- тиария»), Эти фрагменты с тех пор украшают стены храма, а история их обна- ружения вырезана на специальной закладной плите. «Приходское коллекци- онирование» в Италии стало путем, приводившим все к новым и новым наход- кам, среди которых и «открытие» Аквилеи. Город привлек внимание еще в XVI в.; уже в 1693 г. был снят его древний план, а в XVIII в. Гаэтано Бертоли, раскопал баптистерий древнего собора, часть кладбища, остатки церквей. На основе этих находок Бертоли опубликовал две работы (Bertoli, 1739; 1749), но раскопки были продолжены только в конце XIX-XX вв. ’ В 40-х гг. французское правительство снаряжает особую экспедицию для копирования памятников катакомбного искусства, тратя иа это огромные средст-. ва, и позже издает результаты в пяти томах, впервые — с цветными иллюстра- циями. Это вызвало всплеск интереса к «катакомбным древностям», но методы исследования и особенно фиксации уже тогда резко критиковали (Perret, 1851— 55; Цветаев, 1896) см. прим. 19. 9 В 1845 г., когда ему удалось иайти катакомбы св. Гермеса и крипту мучени- ка Гиацинта, ои настоял на сохранении идентифицирующей надписи in situ. 102
Марки профессионально интересовался нумизматикой и лишь к концу жизни обратился к катакомбам. Основные его работы в катакомбах связаны с комплек- сом «святой Агнессы». 10 Покровительство «падре Марки», ставшего старшим другом юного де Рос- си (в Риме их прозвали «двое неразлучных» — «i due Inseparabili»), позволило тому принять участие в исследованиях катакомб. Без него отец опасался отпус- кать мальчика в катакомбы, и бедняга «должен был стоять в дверях базилики, жадно глядя в темноту проходов». (Цветаев, 1893). 11 Он вобрал 1126 текстов, затем был расширен до 1374 (правда, четыре пер- вых оказались не подлинными; древнейшие подлинные надписи — 217 г., «Про- зенеса, казначея Каракаллы», н приписка «Алексаменос, этому богу молишься» на знаменитом изображении распятого с ослиной головой, примерно того же времени). Позже де Росси создаст специальную экспозицию эпиграфического собрания, построенную в соответствии с хронологией н периодизацией находок. Вместе с коллекцией христианских саркофагов, составленной Марки, она легла в основу возникшего ок. 1854 г. музея раннехристианских древностей в Латеран- ском дворце (музей Pio Laterano, или Museo Cristiano е Profano Lateranese) (Rossi, 1877). Позже ее пополняли и находки за пределами Рима — так, благода- ря усилиям де Росси и Дюшена был получен ряд малоазийскнх надписей, в том числе «эпитафия Аверкия». И сейчас, после переезда в новое здание (с 1964 г. — в составе Музеев Ватикана), экспозиция, реорганизованная Энрико Иоси (Josi, также losi) и Умберто Фазола, принципиально сохраняет систему показа, соз- данную де Росси (Mancinelli, 1981). 11 Корнелий, папа в 251-253 гг., был сослан императором Галлом в Чивита- веккья. Происходил из знаменитого римского рода н был погребен в семейном склепе (его эпитафия единственная среди папских Ш в. написана по-латыни). Гипогей (погребальный склеп) Корнелиев вошел в широкую сеть галерей клад- бища, управление которым когда-то было доверено папой Зефирином своему дьякону Калликсту (ок. 200) — отчего и происходит название. Впоследствии де Росси обнаружит в катакомбах 14 мраморных плит с именами пап от Антера (235-236) до Евтихиана (257-283), надписанных капитальным греческим пись- мом, и более поздних — Гая (283-296), Марцеллина (296-304), Марцелла (304- 308) и Мильтиада (311-314). Де Росси датировал кладбище (с остатками саркофа- гов, росписями и т.п.) периодом Александра Севера (222-235). 13 Источники рассказывали, что кровь мучеников считали святыней — ее со- бирали и хранили наряду с мощами. В пользу возможной связи ампул («ampullae») с погребениями мучеников говорило отсутствие их в языческих могилах, где больше сосудов другого типа — небольших узких стеклянных «слезниц» («lacrimaria»). (Фон Фрикен, 1872. 99-102; Leblant, 1859). Де Росси приходилось, впрочем, опасаться не только за себя, но чаще — за друзей или коллег, среди которых были такие корифеи, как французский теолог и историк Луи Дюшен (их многолетняя дружба отражена в недавно вышедшей переписке двух ученых: (Correspondance, 1995; Хрушкова, 1998а) см. гл. IV. Оии познакомились в 1875 г. и де Росси отметил доклад молодого коллеги о рельефах деревянных дверей (V в.) базилики Санта Сабина в Риме (Kondakoff, 1877. См.: Кызласова, 1985, 167; Хрушкова, 1998а). Позже Кондаков стал чле- ном Общества любителей христианской археологии в Риме, слушал лекции П. Роза, Р.А. Ланчиани и других, а для получения пропуска в Ватикан воспользо- вался покровительством кардинала Питри — одного из гонителей де Росси и Дюшена (см. ниже). О роли трудов де Росси в развитии христианской археоло- 103
гии России с благодарностью писали уже в XIX в. Их влияние на изучение хри- стианских и византийских древностей и непосредственные связи русской науки с корифеями римской школы сейчас исследует Л.Г. Хрушкова. (Хрушкова, 1998; Цветаев, 1893; Цветаев, 1896). 16 Четырехтомная подробная сводка фон Фрикена (1872-85) вполне отражает уровень знаний своей эпохи. Дополнительными источниками для нее служили словарь аббата Мартиньи, свод надписей Галлии Леблана и известный труд Пи- пера (Martigni, 1865; Leblant, 1856, 1865; Piper, 1867). Но главное было почерп- нуто нз книг де Росси «или слышано от него лично». Сейчас сохраняют извест- ный интерес часть первая, посвященная катакомбам Рима, и начало второй (о надписях); символика гораздо лучше рассмотрена в специальном труде А.С. Уварова (см. ниже); части третья и четвертая, посвященные иконографии и истории раннехристианского искусства в целом, устарели. См. также: Порфи- рий 1996. 7 Совершая в 1876-77 заграничное путешествие, Н.В. Покровский отпра- вился в Рим через Страсбург, где прослушал курс Ф.К. Крауса. С письмом по- следнего он явился к де Росси, который в тот же вечер ввел его «в ученое обще- ство христианской археологии». Покровский писал позже о блестящей лекции в катакомбах св. Калликста, о двух увлекательнейших месяцах, проведенных на памятниках и в Латеранском музее. (Покровский, 1909). Цветаев с благодарностью вспоминал о встречах с де Росси в статьях, по- священных трудам итальянского коллеги и судьбам изучения римских катакомб Деятельность де Росси была отмечена Россией: к 70-летию ему был пожалован орден св. Анны I степени. (Цветаев, 1893; Он же, 1896). 18 Среди них — специалист по христианской археологии отец Раффаэле Га- руччи, представивший Цветаеву другого русского ученого, специалиста по внешней политике России, иезуита П.О. Пирлинга. Путевые записки Цветаева, побывавшего во многих институтах (например, Капитолийском и Немецком ар- хеологическом в Риме) вообще очень интересны для восстановления атмосферы многонациональной ученой среды Италии последней четверти XIX в. (Цветаев, 1883). 19 Особенно резко критиковал Цветаев копии, заказанные и сделанные в 40-х гг. экспедицией Французской Академии (см. выше). По его мнению, они не заслуживали доверия: молодые художники из «французского проекта» (во главе стоял художник Перре) лихорадочно набрасывали эскизы архитектуры и снима- ли кальки с живописи, довольствуясь главными очертаниями; цвет просто поме- чали. Затем, уже в Париже, его вносили «от себя» литографы, никогда не видев- шие оригиналов! Ослепительная роскошь литографий не могла придать изданию научной ценности (и это делалось тогда, восклицает Цветаев, когда во главе Французской Академии стояли Ампер и Мериме!) Уже входившая в оборот фо- тография его также не удовлетворяла, тем более что оставалась черно-белой. Съемка в катакомбах при тогдашней технике была крайне затруднительна и от- печатки пытались использовать как своего рода точный обмер, который пропи- сывал художник. Эту смешанную технику применял, например, Вильперт, доби- ваясь эффекта настоящей «обманки». 20 Вначале удавалось делать менее чем по 10 копий в год, всего исполнено 130 акварелей-копий на картоне, часть которых выставлялась в залах Музея. Для зала раннего христианства были заказаны также копии равеннских мозаик (V- VI вв.) и мозаик Сан Марко. Копии самих катакомб, сколько известно, изготовлено не было (Каган, 1987). 104
21 Сульт, понимая роль исследования христианского прошлого в освоении Африки, писал к Французской Академии (1833 г.): «Оккупация регентства Ал- жира французскими войсками ... не должна пройти безрезультатно для науки и последняя, со своей стороны, могла бы соучаствовать в цивилизаторской дея- тельности, начинающейся сейчас в Африке под защитой наших армий...»; «... ряд лиц, посвятивших свои научные интересы взаимоотношениям с Алжиром, указали мне на то, ... как в общих интересах армии и культуры выработать пра- вильное понимание географии Мавритании с точки зрения древней цивилизации и истории римской колонизации этой страны, институтов и взаимоотношений, которые были тогда установлены с местным населением (впрочем, я и сам это чувствовал). Нет необходимости подчеркивать научную важность таких иссле- дований— но не менее очевидна и заинтересованность в них администрации». Цит. по: Frend, 1996. 22 В 1843 г командующий инженерным корпусом расчищал площадку под строительство нового города Орлеансвилля и внезапно вышел на остатки боль- шой пятинефной базилики, полы которой были полностью покрыты мозаикой. Об этом немедленно сообщили в Париж, однако Военное министерство обещало дать деньги для сохранения базилики, только если откроют погребение еписко- па. К общему удивлению, останки епископа Репарата (f 475) действительно бы- ли найдены, после чего министерство выделило средства, но только на перенос мозаик в местную церковь. Саму же базилику перекрыли улицами и лишь после образования новой провинции приступили к охранным раскопкам. В 1847-49 гг полковник Иностранного легиона Карбуччи исследовал остатки двух церквей в Хенчир Гвессари, где, кроме мозаичных полов, зафиксировал и надписи-посвя- щения. За отчет об исследованиях Французская Академия присудила ему медаль, но военная карьера оказалась ревнива. Вынужденный отправиться, уже в чине бригадного генерала, командовать войсками в Крыму, Карбуччи умрет в пути от холеры в Галлиполи. 23 В 1880-х гг. активность французской школы в Северной Африке, «Службы исторических памятников» и обществ Константины и Алжира, поддерживалась упорной работой коллег на континенте и созданием новых организаций (напри- мер, с ноября 1875, Французской школы в Риме, до сих пор работающей в па- лаццо Фарнезе). 24 Собрав при работах 3 822 эпиграфических фрагмента, Делаттр описал христианские (1 350); он зафиксировал кладбище к северо-востоку от Карфаге- на, где ожидал открытия мощей Киприана, и еще одно, для государственных рабов — к северу, на котором собрал 600 надписей. 23 Особый интерес представляла эпиграфика. На притолоках домов можно было еще прочесть надписи в честь «Бога единого», свидетельствовавшие о мо- иофизитских склонностях местных крестьян. Среди собранных де Вопоэ тек- стов было немало любопытных: одна сообщала, что хозяин гробницы «христиа- нин Евсевий»; другая — о строительстве «синагоги маркионитов» пресвитером Павлом. В то время это была древнейшая (318-19 гг.) христианская надпись, хотя и несколько странного содержания. (Маркиониты — одно из важных на- правлений в гностицизме). 26 Ср. перевод А.В. Михайлова: Гердер И. Г. Идеи к философии истории че- ловечества. М., 1977, 349. 11 Известный немецкий путешественник Рихард Лепсиус (1810-1884), не- смотря на основной интерес к эпохе фараонов, много сделал для открытия хри- стианских памятников Нубии, составив в 1842-44 гг. полное описание ее посе- 105
пений и ряда христианских храмов, в том числе собора в Ибриме. Среди других была поразившая многих, но не воспринятая всерьез находка—два фрагмента мраморного христианского надгробия с датой 897 г. из средневековых руин юж- нее Хартума. 28 В докладе на Первой церковно-археологической конференции в Пскове в 1996 г. нынешний глава Папского Института христианской археологии, кардинал Патрик Сен-Рок, привел простое наблюдение — он подсчитал, что на снимке 85 участников первого МКХА более трети — священники, подавляющее большин- ство— пожилые люди, и почти нет женщин (всего 3). Так что христианскую археологию не зря называли «наукой аббатов». (Сен-Рок, 1998; Хрушкова, 1998). 29 Отметим, что техника и методика даже в первой половине XX в. отставали от уже выработанных, их приходилось совершенствовать прямо в ходе исследо- ваний, расширение которых носило взрывной характер; обычные методы, стра- тиграфический и типологический, в исследования церковных древностей прони- кали очень медленно. Любимым методом полевых работ оставался «деблай- яж» — общая «очистка» древних церковных зданий от «мусора» с целью получить обмер, скопировать мозаики, детали декора и надписи (deblayage — термин французского происхождения, но точно так же работали, собственно, ученые всех стран). Кроме того, общая увлеченность «древним миром» часто приводила к удалению более поздних слоев (византийских, коптских и вообще средневековых). На Делосе при раскопках, например, просто снесли руины че- тырех ранних церквей и монастыря. 30 Кладбища и катакомбы изучали очень многие молодые ученые: Дж. Фюрер исследовал погребения на Сицилии и в 1897 г. опубликовал книгу о них; Паоло Орси открыл в 1891-94 гг. остатки трех катакомб в Сиракузах, в том числе нек- рополя Сан-Джованни, 164 погребения которого лежали в коридорах, расходив- шихся от центральной «улицы». Почти все они были датированы годами кон- сульств (сер. Ill-cep. V в.), что встречается сравнительно редко, с точным (до дней) указанием возраста погребенных. Встречались даже указания на цены мо- гил (наиболее дешевое место стоило целый солид!). Практически все надписи были выполнены по-гречески, что указывает на соответствующий состав хри- стианской общины. 31 Вильперт (1857-1944) выступал как организатор, историк и специалист по символическим толкованиям; прекрасный рисовальщик, он увлеченно копировал и публиковал зарисовки найденного (в Папском институте христианской архео- логии в Риме до сих пор хранятся коллекции отличных акварелей и прокрашен- ных от руки фототипий). Марукки занимался искусствоведческими и теологиче- скими изысканиями. Оба они, впрочем, были крайне консервативными предста- вителями римской школы. Работая в катакомбах Домитиллы, Марукки и Вильперт открыли множество росписей, которые никак не поддавались христи- анскому истолкованию — но упорно не желали допустить, что язычников и хри- стиан хоронили вместе, склоняясь к «гностическим» интерпретациям (фрески гностического содержания действительно позже обнаружат в Риме III в.). 32 Отсюда происходит великолепный саркофаг египетского порфира, сделан- ный для императора, но вместивший останки его матери. В 1153-54 гг. он был увезен в базилику св. Иоанна в Латеране и использован вторично как вместили- ще тела папы Анастасия IV; в 1778 г. саркофаг попал в Ватикан и выставлен те- перь в составе «коллекции папы Климента». Непредсказуемы судьбы саркофа- гов! 33 Сцены поминальных трапез он отказался толковать как сцены литургии, а сирену, отвергаемую Одиссеем — как символ отказа от ереси; показал, что «гре- 106
ческая капелла» создавалось как гробница маленькой девочки и не могла в 150 г. использоваться для евхаристической службы (капелла слишком мала, не более чем для 10 человек, не имеет алтаря или купели, и т.д.). Имеющиеся у Штайгера «переборы» в борьбе с «символизмом» объясняются, помимо полемической за- остренности, недостатком информации. Только росписи Дура-Европос помогут уверенно трактовать сюжеты из Писания как символические. 34 Новациан, вероятно, умер в изгнании. Не став епископом Рима, он совер- шил один из первых актов раскола, создав собственную церковь. В средневеко- вье могилу «еретика» не почитали, католические итинерарии ее, конечно, не упоминали и археологи специально не искали. Современные католические «ити- нерарии» по катакомбам, например, книга Манчинелли, это открытие также об- ходят молчанием. Нельзя, впрочем, исключить, что надпись сообщает не о «рас- кольнике», а о каком-то соименном мученике. (О новацианах см. гл. Ш-1). Известны и другие гробницы, не упомянутые в итинерариях и не посвящен- ные определенному мученику. Например, гораздо более древняя камера с широ- ким входом и ступенями в катакомбах Санта Кроче, которая использовалась в 380 — 410 гг., но имеет погребения начала III в. (а одно даже ок. 170 г.). Она бы- ла создана Гликерией, отпущенницей Элия, приготовившей «чистые места» (loci puri) для себя, для мужа-отпущенника, других отпущенников и их потомков (о чем сообщала эпитафия с изображением рыбы и якоря). 35 В катакомбах на Виа Региа Маргарита; другая надпись, греческая, датиро- валась здесь чуть позже — 270 г. Ранняя смерть — не случайность, а правило для раннехристианской эпохи. Обилие детских локул в катакомбах производит оше- ломляющее впечатление, показывая, как велика была детская смертность, по крайней мере в низших и средних слоях. 36 Например, тексты эпитафий обоих типов включают формулу «Ьепе merenti» — «благодетелю». К 1975 г. в Риме было всего открыто 6 иудейских катакомб. Гробницы-аркосолии «виллы Торлония» богато расписаны (среди сю- жетов— Ноев ковчег, дельфины, львы и павлины, свиток Завета и меноры). В основном, однако, локулы принадлежали бедноте и были гораздо скромнее. Бо- лее полусотни найденных надписей в основном были латинскими (только 9 гре- ческих), но среди граффити встречаются и тексты на иврите. Процент детских погребений, как и в христианских некрополях, очень высок. 7 Катакомбы возникли после 312 г., здесь не был погребен никто из мучени- ков и через полстолетия их оставили (ок. 360 г.) — раньше, чем пространство за- полнилось погребениями (всего ок. 400 захоронений). Среди сюжетов — «Исце- ление Лазаря» в присутствии целой толпы (тело еще лежит в могиле, а рядом у стены солдат играет в кости — прообраз сюжета «Разделение Риз»?), среди пер- сонажей— Адам и Ева, Иосиф, Самсон, Иаков с Эфраимом и Манассией и др. Туг же исторические сюжеты, языческие боги и герои («Смерть Клеопатры», «Возвращение Алкесты», цикл подвигов Геракла), даже сцены из жизни: реали- стическая композиция, толкуемая как вскрытие трупа анатомом в присутствии Учеников-медиков. Как толковать их появление — как выражение новых идей старыми средствами, подобно тому, как изображают на христианских саркофа- гах Геракла, морское путешествие и смену времен года? Или языческие и быто- вые сюжеты заказывали для тех, кто не принял крещения? Традиционные вариа- ции на темы смерти могли еще не восприниматься как противоречие христиан- ской догме. 8 Напомним факт управления «кладбищем Калликста». Вероятно, перешла в собственность христиан земля кладбища преторианцев в имперском пригород- 107
ном поместье, где вырос некрополь Петра и Марцеллина (см. выше). К концу Ш в. здесь было уже ок. 11 тыс. могил и километры галерей; рост кладбища осо- бенно заметен именно в 260-300 гг. Похожим образом развивались катакомбы Домитиллы, где ядром была семейная гробница отпущенника Амплиатия начала III в. 39 Понятно, что обычай наследовать епископство уходил очень неохотно — например, Поликрат в Эфесе ок. 190 г. унаследовал кафедру после восьми ус- пешно занимавших ее родичей. Аналогично в Салоне наследником кафедры Домния выступает его племянник Примус. 40 Эти углубления назывались теселлы (tesellae); кроме стационарных трик- линиев с мензами и теселлами, в поминальной практике использовали и пере- носные квадратные плитки с вырезанным на плоскости большим круглым уг- лублением (иногда со сливом или сквозным отверстием), которые в Салоне на- зывались писцинами (piscinae). 41 «Будучи на Салихийе, я открыл ... несколько древних стенных росписей великолепной сохранности. Расположенные в западном углу «форта», они состо- ят из фигур трех мужчин, одной женщины и трех других фигур, частью испор- ченных, в полный человеческий рост. Основные цвета красный, желтый и чер- ный. Там имеются и надписи, которые я постарался скопировать. Я был бы при- знателен, если бы вы передали эту информацию в соответствующее ведомство», — писал Мэрфи. 42 Экспедицию возглавил великий ученый, знаток античности, скифских и иранских древностей Михаил Ростовцев, живший в эмиграции в США; продол- жал участвовать в работах и Франц Кюмон. Раскопки (велись до 1937 г.) извест- ны во всех подробностях не только по отчетам и монографиям, но и благодаря дневникам Кларка Хопкинса, полевого руководителя экспедиции в течение че- тырех важнейших сезонов. Публикация «Окончательного отчета» по Дура-Евро- пос началась только в 1950-х гг. (том по «дому собраний» вышел в 1967 г), но основная часть материалов была введена в оборот очень быстро. 43 Было открыто три стадии строительства: первое временное жилище, затем частный дом и, наконец, «домус экклесиа». На втором этапе дом имел в плане квадратную форму со стороной ок. 18 м, при высоте стен более 5 м, и делился на 8 комнат вокруг внутреннего двора. В дом входили с северо-восточного угла, через узкий вестибюль, который выводил (хотя и не прямо) во внутренний двор. На его противолежащей стороне находились три главных помещения, а слева, с востока, открывался узкий внутренний портик. Граффити по-гречески были многочисленны в комнатах, особенно в баптистерии (18 текстов), но только не- которые имели несомненно христианский характер, остальные апотропеические (азбучного типа). Надписи не похожи на более поздние паломнические граффи- ти, в основном они поминальные, призывающие благословение Христа на чи- тающего или предлагающие помянуть писавших (покойных?): Павла и Петра, его сына; «смиренного Сисеона», Прокла и Дорофея. Последняя надпись имела дату (232 или 233 г.) и была написана на штукатурке до последней окраски. 44 На стенах бассейна написаны Адам и Ева, над ними — юный Добрый Пас- тырь; на южной стене баптистерия — Давид и Голиаф (низвержение Сатаны?), на северной—«Исцеление расслабленного» и «Хождение по водам» («История Ионы»?), в нижнем ряду — сцена с женщинами, подходящими к низкому соору- жению с фронтоном (вероятно, Жены-мироносицы) и др. Росписи Дура-Европос показали отсутствие у ранних христиан запрета на изображение библейских сцен, даже напротив — важность символико-аллегорического аспекта. Верую-
щих знакомили с учением «по картинкам» (так же поступали иудеи, синагога которых стояла совсем неподалеку, широко используя сюжеты Ветхого завета). ” Работы в Дура-Европос продолжаются и сейчас (Doura-Europos, 1992). Других следов христианства пока не найдено, кроме маленького фрагмента гре- ческого перевода «Диатессарона» («Свода Четырех Евангелий») сирийского пи- сателя Татиана (современника другого известного сирийца, Лукиана из Самоса- ты); он работал над сводным переводом Евангелий на арамейский в начале 170-хгг. и его книга стала очень популярным чтением. Вообще же в Дура, «штаб-квартире» далекой пограничной группировки на Евфрате, господствовали не столько римские, сколько восточные боги, которые располагали собственны- ми святилищами. Иегова среди них был самым старым и, судя по богатству си- нагоги (244-245 гг. н.э.), пользовался почетом. Достойное место занимали также святилища Митры и божеств Пальмиры; были даже статуи перса Зороастра. Христианство среди этих религий было самым молодым. 46 История становления археологии как науки, в том числе в России, давно стала предметом специальных исследований. Можно рекомендовать: Монгайт, 1973, 10—100; Формозов, 1986; Лебедев, 1992; Schnapp, 1996. 109
ЛЕЛЕ QnOAEITHITOYTETTOHE/ РЛI EON ATOEENOA 0 E EIN )I fi.N ОМ A0H TH F TTO INF NCr A МШ1КИМ*1Ша«1ММмМ1И5И.х14и:* - ЕВОПЕ1П?ОВАТЙМАГЕЛАЕОРЕЕ1МПЕ Alo. E ti: Оф0АЛМО¥£ОЕЕ^Е1МТАЛО¥ЕПАЫТ1-1 KA0OPON7 л> OYTOEГЛРМЕД1АЛ2ETAZfiH EГРАMMATATTIE "> (Et£PQM N ОЕЕТГЕМ YEN E14ENBAEI A E IAN A0PI-IEAI KAI BAD AIEEANIAEINXPYIOS ‘TOAONXPYEOTTEAIAON к Al* YPII-IETTSAONEIAA KA 1AETEATTANTANIEI81N Е¥Ф PAT I-NA I AB A EITAN T HA C EXOf IE У NOMIAO Y E TnETlElTANTl-lAE TTPOI-I TO КА1ТТАРС0НКЕТРОФ1 IN ПАИ TH lX0¥NATTQTTI-iri-IE ПААМЕ Г EOI-K AOAPONOIN EAPA2ATOTTAP0ENOE ATM OINONXPI-ILTONEXOYIA KEPAIMAAIhOYDOETAP I O¥ rA¥TATTAPEETOECITTQ\ ABEPkioE^M? Графы nai .EBAOMI-lkOETONETOEkAI lAEYTEPON HFONAAI-IOOg! OYrlENTOf ММавМММКМ1СМ№а.>*В lEM£1IETSPON TI N А ОН E E Г Надгробие Аверкия Иерапольского (реставрация) Ватиканский Музей в Риме (Snyder, 1985/91)
ГЛАВА III. ЦЕРКОВНЫЕ ДРЕВНОСТИ «ДИССИДЕНТОВ» Уже на рубеже 1870-1880-х гг., в момент, когда авторитет «католиче- ской археологии» стал почти непререкаемым, а русская наука делала первые серьезные шаги в этом направлении, первое место в исследова- ниях христианского Востока начинают оспаривать ученые-протестанты (особенно из Англии и Германии). Этому были свои причины конфес- сионального свойства. Католицизм «присвоил» одного из двух верхов- ных апостолов христианства, Петра, признав его основателем римской церкви и прямым покровителем папского престола; ученый Ватикан безраздельно господствовал в изучении древностей Рима. На долю про- тестантизма пришлось изучение раннего христианства в других облас- тях, где проповедовали апостолы, и прежде всего сподвижник Петра — Павел; их зоной влияния быстро становится Восточное Средиземно- морье. Проповедью Павла были охвачены города Малой Азии и Греции; он хорошо понимал нужды горожан; его вариант христианского учения предоставлял сравнительно большую свободу в исповедании и позволял создать альтернативную историю ранней церкви. Именно этому проповеднику, ставшему позже символом «иного хри- стианства» реформаторских церквей, суждено было, по словам извест- ного русского ученого Сергея Аверинцева, «вывести христианство из палестинско-арамейского захолустья на просторы Средиземноморья» (Аверинцев, 1987. 11). 1. Путешествие с апостолом Павлом в Малую Азию* Подобно самому Павлу, ученые-протестанты были увлеченными пу- тешественниками. Их активность стимулировалась важными перемена- ми в мировой политике: как раз ко второй половине XX века оттоман- ская администрация начала приоткрывать двери в Средиземноморье и Ученые поспешили в них войти. Начиналась эра «путешествий на Вос- * Основано на: Snyder, 1985, Mitchell, 1993, Frend, 1996, Silberman, 1996 111
ток», где повсюду высились древние города и храмы, лишь временем обращаемые в руины, и можно было наблюдать, как бедуины растят та- бак и огурцы в мраморных залах. Оттоманская империя на Среднем Востоке и в Северной Африке за- няла почти ту же территорию, которая, начиная с VI в., подвергалась нападениям кочевых племен. На равнинах центрального Туниса еще в период захвата Африки вандалами господствовали кочевники-берберы, чьи верблюды и овцы уничтожали основу античного аграрного хозяйст- ва, но решающим стало арабское вторжение VII в., охватившее и весь Ближний Восток. В Малой Азии экономическая база христианства была разрушена наступлением тюркских племен (прежде всего турок-сельд- жуков). Кочевники, не привыкшие жить в городах или селах, методично грабили их, размывая фундамент аграрного хозяйства, и скоро на ог- ромном пространстве от Марокко до Хартума и Кавказа одни руины молча напоминали о расцвете христианской цивилизации. Крупные го- рода влачили существование еще столетия, но огромное количество по- селений было просто покинуто. Никто не пытался даже разобрать их на строительные материалы (строили очень мало). Здания, возведенные трудом искусных римских инженеров и местных рабочих, упорно про- тивостояли ветру и дождю, пока на них не набрели путешественники. Европейцы знали эти руины издавна. В средневековье их видели крестоносцы, пилигримы, а с XVII вв. постоянно жившие здесь купцы. Например, из Алеппо удобно было посещать храмы византийских горо- дов Месопотамии, Ресафы (Сергиополя) и др., а из Смирны французы и англичане добирались до Брусы. Совершали даже первые «археологиче- ские путешествия». Джордж Уэлер пытался изучить планы древних церквей, надеясь установить, насколько восточнохристианские обряды близки литургическим требованиям англиканской церкви: осмотрев сперва руины на побережье Далмации, он отправился (1689) в Сирию и Палестину проверить, точно ли описал Евсевий Кесарийский церковь в Тире и храм Гроба Господня.1 Поток желающих увидеть церкви Эфеса, Пергама, Дамаска и опуб- ликовать их виды увеличился в XVIII в., хотя «путешествие на Восток» оставалось смертельно опасным. Особый интерес вызывала раннехри- стианская эпиграфика и собирание манускриптов. Первый папирус с берегов Нила прибыл в Европу из Египта в 1778 г., показав совершенно новый источник информации (Джеймс Брюс привез с Нила три копии «Книги Еноха» — «Кодекс Брюса» — но их еще не могли прочесть; в 1783 г. Британский музей купил коптскую рукопись гностического трак- тата). Для дальнейших исследований оставались два серьезных препят- ствия: трудности перевода с древневосточных языков и сохранение в изучении церковных древностей пальмы первенства за католической церковью, уже имевшей специальные институты, преодоленные в пер- вой половине XIX в. Работы по христианским древностям Греции, Малой Азии, Сирии и Палестины, в противовес трудам католиков в Северной Африке, стано- 112
вятся своего рода инструментом самоутверждения протестантизма. Од- ной из основ этого религиозного направления, как известно, является право каждого верующего самостоятельно изучать и толковать тексты Завета. Соответственно возрастает и тяга к их критической оценке как исторического источника. Английские и американские пионеры библей- ских исследований стремились проверить и тем самым укрепить основы Священного Писания. Поэтому история древностей ветхозаветного пе- риода, или «библейская археология», развивалась не как общехристиан- ская, а скорее как протестантская дисциплина, достигнув уже в конце XVIII-XIX вв. важных успехов (Моогеу, 1991). Уильям Рамсей В области изучения древностей Нового Завета су- щественный прорыв был достигнут в конце XIX — нач. XX вв. Осущест- вил его, в сущности, один человек — Уильям Рамсей (1851-1939), кото- рый начал работы в Малой Азии в 1881 г. как специалист по античной истории. Выбор района не был случайным. Греческие города побережья слышали проповеди Павла (который, видимо, считал Эфес главным по- сле Иерусалима центром христианства). Здесь помещались «Семь церк- вей Азии» — быстро развивающиеся общины конца I в. Во II в. христи- анство сохранит силу, из всех христианских провинций, именно в них, и малоазийские общины будут лучше остальных представлены на первых вселенских соборах. Впоследствии население Малой Азии обеспечит расцвет Византии и сдерживание кочевников вплоть до поражения под Манцикертом в 1071 г. Рамсей поставил перед собой задачу доказать реальность сообщений евангелиста Луки (которого считал великим историком) о миссионер- ских странствиях апостола Павла, описанных в «Деяниях апостолов» (Ramsay, 1896). Это было в духе времени: Шлиман, искавший примерно тогда же Трою, исходил из сходной посылки, только источником ему служила «библия античности» — «Илиада». В работах 1881-95 гг. Рам- сею удалось заложить основы таких важных направлений, как изучение взаимной зависимости древностей иудаизма и раннего христианства; истории распространения христианства в Малой Азии; следов монта- низма и взаимоотношений язычества с христианством. (Ramsay, 1895- 97). Находки Рамсея настолько интересны, что заслуживают специаль- ных экскурсов. Пожалуй, самая знаменитая связана с доказательством реальности существования одного из борцов с «ересями» первых ве- ков— епископа Аверкия. Среди многочисленных чудес в «Acta Sancto- rum» есть рассказ о епископе города Иераполя (Фригия), Аверкии Мар- Целле: бесы похвалялись заставить его совершить путешествие в столи- цу языческой империи, Рим, и внушили дочери императора Марка Ав- Релия, что лишь Аверкий может спасти ее от недуга. Император вытре- бовал епископа и тот, избавя девушку от беса, приказал последнему отнести в Иераполь каменный языческий жертвенник, на котором и вы- сек свою эпитафию. Текст эпитафии, приведенный в житии, был весьма пространным и имел явные признаки литературного происхождения, 113
хотя сообщалось, что он списан с подлинного камня гробницы. К V- VI вв., когда составлялись тексты житий, Аверкий, упомянутый также Евсевием в «Церковной истории» как противник монтанизма (ЦИ, 5.16,3), был, конечно, уже легендарным персонажем.2 Содержание эпи- тафии рисовало Аверкия сторонником единства церкви: он упоминал, например, что нашел обряды крещения и литургии едиными у всех христиан, от Евфрата до «златообутой царицы» (Рима). Хотя имелись серьезные аргументы в пользу аутентичности текста, большинство кри- тиков воспринимали ее как более позднее теологическое сочинение, мало вероятное для реального надгробного памятника II в.3 Однако в 1881 г. Рамсей обнаружил надгробие некоего Александра (t 216), на котором начало и конец эпитафийной формулы точно соот- ветствовали тексту жития. А через два года (1883 г), при исследовании бань у горячих источников южнее Иераполя были найдены (трудно по- верить!)— два вторично использованных фрагмента той самой надписи, которая приводилась в житии епископа Аверкия Марцелла (сейчас в Музеях Ватикана). Большинство ученых признало подлинность обнару- женных фрагментов и приводимого в житии текста. Его формула теперь уже не кажется необычной. Многие фригийские надгробия III в. несут сходный текст; не представляется чрезмерно странным и подробное публичное изложение вероисповедания, хотя оно по-прежнему выглядит слишком литературным (текст, видимо, был сразу предназначен для на- зидания и, возможно, даже копирования). Дата надгробного камня не должна быть много позже 190 г., поскольку Аверкий указывает в надпи- си, что создал его при жизни. Это пока самая ранняя идентифицирован- ная христианская надпись.4 Через два года после открытия надписи Аверкия были обнаружены (как считают некоторые авторы) и следы деятельности его противников, монтанистов. В северной Фригии, в долине реки Тембрис Рамсей нашел эпитафии, содержавшие непривычную для других текстов формулу от- крытого обращения к единоверцам: «христиане — христианам». При этом тип надгробий был совершенно языческим, а датировались они между 224 и 270 гг., лишь изредка заходя в IV в. Собрав достаточно над- писей, ученый увидел, что они однотипны. Кроме имен, обычно вклю- чен запрет вносить в гробницу тела тех, кто не упомянут в эпитафии. За нарушение угрожал значительный штраф в пользу владельца и, кроме того, «ответ перед Богом», «перед живым Богом», «перед Богом-судьей», иногда пространнее: перед тем, «кто будет судить в будущем живых и мертвых». Некоторые признаки позволяли отнести к христианским эпи- тафии и без вероисповедной преамбулы. Кое-что удалось узнать об ор- ганизации церкви.5 Отразившиеся в текстах народные верования привели Рамсея к вы- воду, что, хотя памятники принадлежат христианам, но позволяют гово- рить об отсутствии существенного разрыва между культурой античной и христианской. Многочисленные и самостоятельные общины в TH—IV вв сохраняли в быту яркие черты язычества (в одном завещании упомянут 114
обычай разбрасывать на могиле розовые лепестки; об умершем можно сказать, что его «сдул с земли ветер», и т.д.). В надписях фигурируют подчас иудеи, среди которых есть члены семей правителей Фригии; чув- ствуются тесные связи между христианскими и еврейскими общинами. На основе надписей из района Эвмении с датами до 310 гг. (т. е. охваты- вавшими и годы преследований), Рамсей в работах 1888-89 гг. старался доказать, что имперские поместья северной Фригии были центрами монтанизма (см. выше). Это признается не всеми учеными, однако оста- ется вполне вероятным.6 Эпиграфика долго оставалась наиболее привлекательной сферой для историков раннехристианских древностей и ей отдавали должное бук- вально все исследователи. В 1895 г. бельгийский ученый Франц Кюмон опубликовал каталог христианских надписей Малой Азии, их было 463 (роль Рамсея, однако, была несправедливо преуменьшена). К 1923 г. от- кроют 2000 надписей, охватывающих период от эпохи Аверкия, то есть ранее 216 г., до 1460 г. (семью годами позже падения Константинополя). В 1928 г. ученик и преемник Рамсея В.М. Кальдер (опубликовал 1 том свода памятников Малой Азии, где уточнил расположение «свя- щенных городов» монтанистов на реке Меандр — Пепузы (Беликли) и Тимиона (Ук Кайю).8 К 1939 г. Кальдер опубликовал четыре тома «Памятников», которые еще успел увидеть Рамсей. Но дни громких открытий христианских древностей Малой Азии были, видимо, позади — в следующие полвека здесь только накапливались материалы (к 1990 г. было учтено уже более 100 объектов); в последнее время все чаще высказываются сомнения по поводу интерпретации «древностей монтанизма». Ученые-протестанты иногда противопоставляют раннехристианские памятники Фригии, как источник сведений о церкви древнейшего периода, римским катаком- бам— в чем, вообще говоря, нельзя не видеть преувеличения. В течение XX в. они действительно приносили все новые факты о жизни местных общин, но стремление непременно трактовать памятники как монтани- стские может отрицательно сказаться на критике источников.9 Рамсей был не просто увлеченным исследователем, но и своего рода проповедником. Подобно де Росси, он понял, что история древностей в будущем может и должна рассчитывать на широкую поддержку общест- ва. Он не только читал доступные широкой публике лекции, но и публи- ковал их в виде книг. Вскоре его труды «Святой Павел: путешественник и римлянин», «Послания к Семи Церквям», а более всего «Города и епи- скопства Фригии» и «Церковь в Римской империи до 170 года» — стали очень популярны.10 Метод Рамсея и его последователей был прежде всего иллюстратив- ным. Не находя прямых археологических доказательств деятельности апостола, они стремились как бы снабдить каждый известный факт Пи- сания археологическим комментарием, итогом практической проверки имен, топонимов, зданий, дат и т.п. — чтобы показать общую достовер- ность текста как источника и тем самым указать на вероятность описы- 115
ваемого. Например, события жизни Павла, известные из «Посланий» и особенно «Деяний» с их подробным итинерарием, происходили во мно- гих местах, давно отмеченных церквями и часовнями вдоль всего побе- режья Средиземного моря, от сирийской деревни Каукаб, где он обра- тился по дороге в Дамаск, до Мальты (где, как считалось в средневеко- вье, он высадился после кораблекрушения). Однако, подходя строго археологически, невозможно определить, действительно ли Павел по- бывал во всех описанных местах. Конечно, сотни собранных памятников и надписей римского време ни локализовали посещенные Павлом Антиохию Писидийскую, Ико- нию, Листру и Дервию, места нахождения которых были давно забыты, и восстановили пройденный им путь (Деяния 13-14; Рамсей полагал, что Павел и Варнава путешествовали через южную Галатию по вполне определенной римской дороге, Виа Себаста). Позднее открыли Эфес с великим храмом Артемиды, где, как полагают, Павел провел 2-3 года (19:1—41) и Филиппы, с которых началась миссия Павла в Европе (16:12—40). Однако, чтобы «привязать» текст к изучаемым памятникам, приходилось идти на немалые натяжки.11 Лишь некоторые находки были действительно важны в хронотопографическом отношении. Француз- ский археолог Эмиль Бурже, разбирая в 1905 г. эпиграфические фраг- менты из Дельф, нашел четыре фрагмента плиты с рескриптом импера- тора Клавдия к проконсулу Ахайи Юнию Галлиону. В Писании действи- тельно упомянут проконсул Галлион, встречавшийся с апостолом Павлом. Это установило точную дату его проконсульства (апрель 52 — апрель 53 г), подтвердив «Деяния» в части пребывания Павла в Ахайе (осень 51— конец 52 г.). Еще поразительнее была надпись из Коринфа, упоминавшая «Эраста эдила», или надзирателя за городским рынком (не того ли, которого называет Павел: «Приветствует вас Эраст, городской казнохранитель» — Римлянам 16:23). В городе Филиппы, который ус- пешно исследовал Шарль Пикар, в первый же сезон (1914) на вратах прочли текст, оказавшийся вариантом апокрифического письма царя Авгаря к Иисусу.12 Общество и христианство Средиземноморья в древностях I-Пвв В последние десятилетия историю «апостольского христианства» по древ- ностям первых веков стараются рассматривать скорее в социально- экономическом, чем хронотопографическом контексте. Находки, под- тверждающие реальность существования персонажей Писания или позволяющие реконструировать повседневную жизнь Галилеи I в. н.э , ценятся и сейчас (довольно назвать надписи, упоминающие Понтия Пи- лата и родственников первосвященника Каиафы; челн рыбака с Гали- лейского озера и простой дом в галилейской деревне, упомянутой в Пи- сании). Но возможно ли пойти дальше простого иллюстрирования Биб- лии с помощью идентификации местностей, типов керамики, челнов, на которых плавали апостолы, сандалий и платья, которое они носили9 Можно ли восстановить по памятникам археологии социальный и эко- 116
^омический климат, позволивший христианству обрести опору в Рим- ской империи? В результате изучения древностей история апостольского движения оказалась тесно связанной с историей римского города; его стали трак- товать как безусловно городское, а его членов — как профессиональных торговцев, потерявших традиционные семейные связи.13 Однако это не должно закрыть от нас те глубокие перемены в общем экономическом процессе, в том числе в сельском хозяйстве, которыми сопровождалось рождение христианства. Недавно двое специалистов по истории поздней античности, Н. Зильберман и Р. Хорсли, предприняли попытку суммирования мате- риала— и убедились, что археология рисует мир I в. н.э. как сотрясае- мый экономическими и культурными конфликтами, политическими пе- ременами, затрагивавшими отнюдь не только и не столько горожан, но в первую очередь — жителей «романизируемой сельской глубинки» (Sil- berman, 1996). С приходом империи произошли глубокие изменения в земледелии, системе расселения, межрегиональных экономических свя- зях. Ранее автономные районы от Испании до Евфрата и от Британии до Верхнего Египта были связаны централизованным управлением и все более контролируемыми торговыми отношениями; мир втягивался в быстро унифицировавшуюся экономику. Источники говорят об обшир- ных конфискациях и передаче земли римским ветеранам и чиновникам; О растущем налоговом гнете; о задолженности свободных крестьян; о поборах с покоренных земель. Многочисленные сельские усадьбы заме- няются немногими «плантациями». Параллельно идет освоение и засе- ление ранее пустынных земель, но резко сокращаются местные город- ские рынки и наступает упадок провинциальных столиц. Обследование сельских поселений Галилеи показывает экономиче- ские причины и условия начала христианского движения. Распад тради- ционного сельского общества особенно заметен при проримском царе Ироде Антипе (4 г. до н.э. — 39 г. н.э.). Здесь, в предгорьях, для сельско- го пейзажа «осевой эпохи» еще характерны маленькие деревни на вер- шинах (похожие на израильские поселения железного века 1200-600 до Н.Э.). Но сложная и живая система смешанного сельского хозяйства бы- стро расстроилась под бременем войн с Римом и налогов Ирода. Столи- ца Ирода, Тиберия, заселялась насильственно, за счет сгоняемых ото- всюду крестьян, что имело далеко идущие последствия для сельского хозяйства на всем пространстве от Назарета до Галилейского озера. Ве- дущиеся сейчас раскопки административного центра Галилеи Сепфори- са показывают, до какой степени пограничная, полунезависимая страна Чодпала имперскому влиянию, усвоив роскошные городские постройки И общественные здания римского типа. , По словам Эрика Мейерса, греко-римская цивилизация была силой, Догорая «дала как евреям, так и грекам новые средства выразить мест- Дую культуру иным, и часто очень привлекательным, способом» (Меу- «*8» 1994). Археология показывает это во всем — в планировании горо- 117
дов, архитектуре, формах керамики и художественном стиле. Однако новая культурная среда была частью более широкой социальной систе- мы и ее сложение дорого обходилось низшим и средним слоям общест- ва, хотя высшие извлекали из нее немало ценного. Неприятие богатства в учении Христа хорошо известно и его притчи о «пресыщенных» и «смеющихся» обращены как раз к тем, чьи дома и гробницы составляют украшение отчетов об археологических раскопках. Драматические экономические изменения, принесенные Римом дру- гим территориям, показали современные раскопки в Галатии (С. Мит- челл)— одном из первых районов, посещенных Павлом (Деяния 13; 14, 16:6; 18:22). После аннексии провинции Августом были установлены новые высокие налоги и сложились новые зерновые хозяйства, принад- лежавшие римлянам или романизированной знати. Римские колонии возникли в Антиохии Писидийской, Иконии и Листре. Результатом бы- ли социальные изменения, разрыв культурных традиций и семейных связей. Это коснулось не только Галатии: войны десятилетиями опусто- шали окрестности македонских городов Филиппы и Фессалоники (Фи- липпы были полем двух огромных сражений, последовавших за убийст- вом Цезаря). Лишь после колонизации римскими ветеранами они возро- дились как центры управления и торговли. Так что последователи Павла, члены самостоятельных общин, вполне могли быть продолжате- лями галилейского движения протеста, воспринимавшего приход Цар- ства Божия в буквальном смысле, как событие, которое избавит «от на- стоящего лукавого века» (Гал. 1:4). (Silberman, 1996). Романизация вернула города Греции и Малой Азии к процве- танию — но оно охватило не всех, живших под владычеством Рима, хотя имперские программы цинично обещали «равные доли» римской ари- стократии и провинциальным чиновникам, местной знати и торговцам, богатым и бедным. Римские сатирики в ответ только смеялись. Хри- стиане же предлагали радикальный путь борьбы, проповедуя разрыв с основными принципами, на которых держалась власть империи. Апо- стол Павел предупреждал, что «мир и безопасность» могут рухнуть в одночасье (1 Фесс. 5:3). Считают, что выбор Павлом для проповеди Ко- ринфа мог иметь глубокий смысл. Именно отсюда управляли всей Гре- цией (римляне уничтожили город в 146 г. до н.э., но в 44 г. до н.э. Юлий Цезарь вывел сюда колонию ветеранов). Новый Коринф быстро стал провинциальной столицей, крупнейшей римской метрополией в Греции, в шесть раз превосходившей любой другой город. Это был центр служе- ния обожествленному императору и перекресток потоков населения, товаров, ценностей и идей со всего Средиземноморья. План города-ко- лонии и новые римские дороги, связавшие города и порты Коринфии — выдающийся успех римских градостроителей. Раскопки в Беотии и области Коринфа свидетельствуют одновре- менно о резком уменьшении населения, обнаруживают запустевшие и оставленные города, смену путей и узлов управления, религиозных цен- тров. Новые работы по ландшафту Ахайи показывают, что изменилось 118
буквально все: дороги, надгробия, распределение земли, местонахожде- ние святилищ. В результате возникали новые границы, не только терри- ториальные и культурные, но и политические, разделившие боровшиеся древние греческие общины и новые римские города. Ясно, что совре- менное прочтение двух Посланий к коринфянам должно исходить из такого исторического контекста и видеть в действиях общины ответ на имперскую реальность. Мир первых христиан рос не на статичном фоне из колонн, акведуков и элегантных романизированных городов, как ка- залось еще в начале века (хотя все это, разумеется, существовало). Это менее всего мир воображения, замкнувшийся в духовных исканиях,— это «общество в процессе изменений, самоадаптации и самоассимиля- ции по отношению к новому имперскому порядку, ... каковой процесс Претерпевали из века в век бесчисленные подчиненные сообщества». (Цит. по: Silberman, 1996). Путешествия Гертруды Белл. Бин Бир Килиссе. Возвращаясь в Ма- лую Азию, нужно отметить, что успехи именно здесь, где более тысячи лет билось сердце христианского мира, вдохновили многих. С ним со- трудничала французская школа в Афинах, австрийские и американские ученые; многолетнюю программу «археологических путешествий» при поддержке из Стамбула начали немцы, пользовавшиеся по политиче- ским мотивам в Турции особыми правами. Но Малая Азия оставалась опасным местом (например, немецкий путешественник и собиратель древностей Карл Буреш умер в 1896 г. в Лидии от малярии просто пото- му, что находился в слишком отдаленной деревне). Тем удивительнее появление на этой арене исследователя-женщины. Гертруда Белл (1869- 1926) — типичная героиня викторианской эпохи, когда престиж женщи- ны быстро возрастал благодаря подвигам самоотверженного служения в медицине, науке, революционной и политической борьбе. Обладая неза- висимым состоянием и дипломатическими связями, Белл работала как сестра милосердия в сербской армии на Балканах, посетила в 1892 г. посольство в Тегеране, выучила персидский и арабский. Сегодня ди- пломатическая карьера была бы ей обеспечена, но в те годы она была невозможна, и Белл, после смерти жениха, целиком посвятила себя Вос- току. Она была среди немногих европейцев, которые понимали язык Друзов Хаурана и оказала неоценимую помощь Ричарду Вулли в «Уре халдеев». Но еще раньше, в 1905 г., судьба свела ее с Рамсеем. Для ис- тории христианских памятников их встреча не менее примечательна, чем свидание Стэнли и Ливингстона в исследованиях Африки (Bell, Ramsay, 1909). Рамсей, вернувшись в Азию в 1899 г., работал тогда в Бин Бир Ки- лиссе — одном из самых удивительных мест христианского строитель- С1аа. Это плато, окруженное тремя горными хребтами, в 160 км восточ- Иконии. Центр района — город Барата (V в.) окружен остатками ^Ррквей и монастырей. Оказалось, что местность была заселена с V в. 1,0 рубеж XI—XII вв. (в переводе ее турецкое название означает «Тысяча и ^йа церковь»). Их, правда, насчитывалась не тысяча, но все-таки не- 119
сколько десятков (до 60), хотя многие относились к позднему периоду освоения — 850-1100 гг. В то время как раз стали известны работы Гзел- ля в Нумидии (см. ниже); Белл заинтересовалась христианской архитек- турой и не была разочарована. Ее поразило сходство церковных планов, причем не только самые общие черты (базиликальность, выделение сак- ристии), но и размещение алтаря в восточном конце храма в огорожен- ном пространстве, окруженном низким барьером, и другие, казалось, частные, совпадения. Бин Бир Килиссе, действительно, было раем для историка архитек- туры. Здесь прослеживалось все развитие ранних христианских зданий от базилик V в. к крестообразным церквям, ориентированным на по- стройки Юстиниана в Константинополе, а затем к купольным (кресто- образным и октагональным) храмам X в. В монастырях еще видны были длинные линии дормиториев времен Юстиниана, трапезные, залы соб- раний и огромные прямоугольные дворы, окруженные зданиями, вклю- чая церковь. Увы, Белл и Рамсей приехали как раз вовремя, чтобы на- блюдать процесс «вторичного освоения» плоскогорья. На их глазах на- селение, занимая земли, разрушало остатки зданий. Средств на полное изучение и фиксацию памятников не было, приходилось довольство- ваться осмотрами, общим описанием и съемкой. Для подробных иссле- дований требовалась финансовая поддержка, «а ведь деньги были не там», замечает меланхолически современный историограф У. Френд Кносский дворец на Крите, города Греции минойского периода, только что открытые Судан и Нубия впитывали средства, как губки. Недаром даже ученики Рамсея, Кальдер и Андерсон, не смогут продолжить работ по изучению церковной архитектуры Анатолии. А ведь внутри Малой Азии скрывались и другие, не менее интерес- ные, раннехристианские районы. Один из них открыл науке Густав Мендель в Каппадокии, в 85 км западнее Кесарии. Здесь, в скалистой труднодоступной местности, в вулканических горах оказались высечен- ными монастыри и церкви. Этот странный район давно привлекал евро- пейцев. Еще в XVIII в. Поль Лукас рассказывал о плато, «покрытом пи- рамидами, округлыми каменными сводами и отдельными кратерами» Описание больше подошло бы для пейзажа лунного, чем земного — не- мудрено, что Людовик XV ему не поверил. С конца иконоборческого периода (843 г.) и до XIII в. здесь строили часовни и церкви, покрывая стены яркими фресками с неожиданными композициями. В XX веке исследование скальных комплексов Каппадокии, сначала определенных исключительно как монастырские, уже не прерывалось. Архитектура, особенно с точки зрения ее литургических функций, весьма отличная от константинопольской, дает пример замкнутого развития однажды при- обретенных форм под воздействием заказа и местных служебных по- требностей. (См. гл. VI). В целом открытие «христианской Малой Азии» имело огромное стимулирующее значение. Именно здесь впервые был поставлен вопрос можно ли изучить по церковным древностям почти неизвестный мир 120
бесчисленных «неортодоксальных» направлений в религии, из которых, еобственно, и складывалась жизнь христианства в первые века и кото- рые «большие» церковные миры — католичество и православие — позд- нее станут называть еретическими или сектантскими. Полученный ответ был явно положительным. Материалы Малой Азии показали, что хри- стианство дало народам Азии и Африки формы для самовыражения, творческий простор. Оно стало важным стимулом сложения многих са- мобытных культур, среди которых такие, как сирийская и коптская.15 2. Донатизм и североафриканское христианство* Вслед за открытием раннехристианских памятников Малой Азии начали складываться основы знаний о материальном и духовном ми- ре других «неортодоксальных церквей»: донатистской в Северной Аф- рике, монофизитской в Египте, Нубии и Эфиопии, несторианской на огромных пространствах от Сирии до Китая. В конце XIX в. наиболее разработанным среди «рудников» Востока, содержавших «информаци- онноносную породу» для истории церковных древностей, оставалась Африка. Здесь по-прежнему открывали один за другим прекрасно со- хранившиеся памятники III-VIIbb. —храмы, кладбища, епископские резиденции. Это был истинно героический период. Восхитительные руины поздних римских городов, так привлекающие сейчас туристов, были в основном открыты до Первой мировой войны. Солдаты и офи- церы, чиновники и любительницы, изучающие церковные руины прямо у себя в саду где-нибудь в Гиппоне Регии (точно так же в Киеве можно было изучать древнерусские храмы в собственной усадьбе) — типичные приметы эпохи, которая закончится войной 1914 г., чтобы никогда более не повториться. На рубеже XIX-XX вв. в Северной Африке было изучено уже около 170 церквей, от больших базилик в римских городах до крохотных часо- вен в нумидийской «глубинке». Важнейший археологический атлас Ал- жира Гзелля, основанный на военных картах, с описанием и привязкой всех известных к тому времени памятников, очень наглядно иллюстри- рует распространение христианства в Африке: в центральной Нумидии Позднеримского периода деревни с церквями или часовнями стоят так Часто, что сельское население Ливии в IV в. в подавляющей массе уже явно крещено. (Gsell, 1911).16 Первая мировая война Северную Африку не затронула; в промежут- ке между войнами в результате итальянской оккупации исследования Распространились на Ливию и Триполитанию; во время Второй миро- войны древности изучала и защищала специальная служба в бри- танских войсках. Так что Африка постоянно оставалась обширным по- лем исследований, на котором работали выдающиеся ученые (Гзелль, . * Основано на: Frend, 1952; Frend, 1996; Дилигенский, 1961; Каптерева, 121
Феврье, Дюваль и другие). Благоприятная политическая ситуация обор- валась лишь в 1950-х гг. из-за резкого усиления освободительного дви- жения, а затем возникновения ряда фундаменталистских режимов, не склонных поощрять исследования на своей территории.17 Проблема донатизма Собранный за столетие материал поистине необъятен. Но если выбраться из-под огромной кучи накопленного и протереть глаза, уставшие любоваться прелестью мозаик, искусством резьбы, лесами колонн и целыми долинами надгробий — станет ясно, что среди результатов главные места занимают интерпретация древно- стей африканского христианства как особой группы, а также исследова- ние форм и причин его упадка. Ряд ученых полагал, что своеобразие христианских древностей Римской Африки порождено религиозно- социальным движением донатизма — но это признано не всеми. В ре- зультате с «археологией донатизма» оказалась связана долгая дискуссия в западной науке.18 Общую корреляцию между памятниками и событиями истории хри- стианства в Африке подметили еще в 1930-х гг. После войны Уильям Френд занялся проблемой специально, изучив прежде всего экономиче- ские и социальные, «нетеологические», корни донатизма, и попытался как бы «разложить» объекты на две группы, «католическую» и «донати- стскую»; однако многие в 1950-60-х гг. продолжали видеть донатизм в основном как религиозное течение. С этим не согласился один из веду- щих французских «африканистов» А. Феврье, указав в статье «Вечно донатизм: а почему не Африка?», что, хотя особенности христианских памятников действительно прослежены, но слишком мало изучена их связь с местной историей IV в. Он призвал к всестороннему анализу, позже (в двухтомнике «Введение в Римскую Африку») снизив роль до- натизма до минимума. Как это ни странно, но за дискуссией явно про- глядывают старые, восходящие чуть ли не к временам противостояния «католиков» и «донатистов», конфессиональные разногласия. (См. гл IV-1).19 Автор известнейшего словаря христианских древностей Анри Лек- лерк еще в 1904 г. написал: «Открытия, прежде всего археологические, уменьшают меру нашего невежества — пусть незаметно, но зато посто- янно». Это как нельзя более верно; археология — «медленная» наука, движущаяся в первую очередь благодаря «простому накоплению» мел- ких и мельчайших фактов, масса которых делает со временем решение той или иной застарелой проблемы простым и очевидным каждому сту- денту. Именно так следует подходить к проблеме древностей «централи- зованной» церкви и независимых общин в Римской Африке. Памятники донатистов трудно отделить от «общехристианских» или, конкретнее, римских, методом археологии. Формы их церковной организации иден- тичны, не отличалось и богословие. Подход и католиков, и донатистов к церковным зданиям был самым рациональным: обе стороны охотно за- бирали себе храмы, построенные оппонентами (после 411 г., когда дона- 122
листов обязали вернуться «в лоно церкви», их базилики просто конфи- сковали). Известны, конечно, памятники, несомненно связанные с донатиста- ]КИ — такие, как огромный епископальный комплекс в Тамугади (Тим- гад), твердыне подвижников Оптата и Годенция, с грандиозным некро- полем, «кафедральным собором» и святилищами, которые привлекали многих пилигримов (на месте собора епископа Оптата 397 г. открыты остатки трех последовательно сменявшихся донатистских церквей). Но только с развитием полевой методики и накоплением материала стало возможным выделить реальные периоды жизни большинства объектов для сопоставления их с этапами истории донатизма. Демонстрируемые способы реконструкции его материального мира весьма интересны.20 Особенно сложно установить связь памятника с конкретной общи- ной по археологическим материалам. Например, базилика в Тебессе (Тевесте) на юго-западе Алжира, одна из величественных христианских руин, давала все основания задуматься о ее месте в истории: здесь про- ходил собор донатистов 363 г., описанный их епископом Оптатом. Од- нако, выделив в ходе работ 1888-1892 гг. четыре периода строительства^ французский археолог А. Баллю трактовал их вне контекста «схизмы».2 Лишь когда Алжир, получив независимость, пригласил археологов дру- гих школ, тот же комплекс вторично исследовал в 1965-67 гг. Юрген Кристерн. Это была редкая по изяществу работа. Кристерн начал не с базилики, но с капеллы-трифолия, примыкавшей с юго-западной сторо- ны. Результатом стал полный пересмотр концепции 1890-х гг. (Chistem, 1976). Первый мартирий (маленькая прямоугольная постройка с мозаич- ным полом) был поставлен на языческом кладбище в первой половине IV в. Во второй половине столетия его расширили и дьякон Новелл уло- жил новую мозаику, в центре которой перечислил имена семи мучени- ков: это была мемория на предполагаемой гробнице мученика Криспина и его соратников, казненных, судя по дате на мозаике, 22 декабря 304 г. (Вокруг центральной панели приводились даже имена дьяконов, чтецов- лекторов и другие). Но когда же возвели главное здание, базилику, и придали мартирию форму трилистника? Иногда маленькая находка в узловом пункте решает все. В слое извести под лестницей, ведущей из капеллы к базилике, обнаружили солид (ок. 388 г.) Феодосия I (379- 395 гг.). Это была «закладная жертва» (новенький золотой не мог быть обронен рабочим). Монета дала надежную дату и показала, что ансамбль возведен единовременно, с целью достойно оформить релик- вию. Паломник проходил через роскошную церковь и спускался вниз, в капеллу, к мощам Криспина. Все рассчитано на прием посетителей: коновязи по сторонам двора, помещения для отдыха с северной и западной стороны комплекса, и, конечно, само святилище. 11 В итоге базилику и трифолий стало возможно трактовать как палом- Вический комплекс донатистов, ориентированный на уже существовав- Btyio часовню мученика (тем более, что близкие их текстам обороты ви- 123
дят в надгробных надписях). Предполагавшегося здесь Баллю монасты- ря вообще не оказалось: он принял за него приюты паломников и «ка- зармы» византийской эпохи; базилика пережила нашествие вандалов (последнее погребение датируется 508 г.) и разрушена кочевниками око- ло 520 г.; византийцы ее не восстановили, используя как казарму. Стефан Гзелль. Памятники Типасы. Конечно, археологи-католики, руководившие работами в Северной Африке, не обнаруживали следов донатизма не только потому, что не хотели их видеть. Сам метод иссле- дований ие позволял тонкого разделения слоев и не давал точных дати- ровок. Но труды самоотверженных ученых понемногу выявляли объек- тивную картину. Фигурой, аналогичной по значению Рамсею, был в Африке Стефан Гзелль (1864-1932), который интересовался любыми древностями, начиная с эпохи неолита, но главным образом все же поздней античностью. Дружба с Дюшеном привела его к исследованиям христианской Северной Африки, которые он резко продвинул за какие- нибудь 10 лет. В 1890 г. Гзелль, получив место преподавателя в Алжире, начал исследования Типасы, одного из городов Римской Африки, глубо- ко вовлеченного в религиозные конфликты IV в., исследовав ее главные храмы.22 Типаса была давно известна своими огромными некрополями. На восток от города, на морском мысу, лежало знаменитое «кладбище свя- той Сальсы». В 1891 г. здесь раскопали остатки трехнефной базилики середины IV в., расширенной в V в. Базилика и погребение Сальсы при- влекали пилигримов вплоть до VII в. Даже после гибели храма гробни- цу пытались сохранить, ио в конце концов и это позднее святилище по- гибло в пожаре (дату которого Гзелль не смог установить). Многие сот- ни саркофагов, оставленные жителями, начиная с пунического периода, как бы стиснули сооружение со всех сторон своими плотными рядами. В почитаемой могиле покоилась, как считали, четырнадцатилетняя муче- ница Сальса, спасшая, согласно легенде, город от берберов (370-е гг.). В центре церковного нефа действительно обнаружили цилиндрический каменный памятник, однако не IV, а III в. Он нес женское имя некоей Фабии Сальсы — но не девицы, а матроны, умершей в возрасте 64 лет. В юную мученицу ее превратили благочестивое воображение и обмазки, постепенно скрывшие все детали. (Gregoire, 1937). Позже в Типасе от- кроют 11 церквей, монастырь(?) с великолепным баптистерием. Клад- бище на холме к югу от города насчитывало более 15 тысяч погребений, в основном могил бедноты с обкладками из черепицы вместо саркофа- гов. Но тела лежали в известковом растворе, что должно было сохра- нить их вплоть до дня Страшного Суда. Из Типасы происходит и самая ранняя христианская эпитафия Северной Африки (17.10.238 г., Разинии Секунды). Сельские церкви Нумидии Успех в Типасе был развит в предгорьях Атласа, в Нумидии. Двигаясь вдоль военных римских дорог в глубь страны, археологи неожиданно оказались в когда-то цветущем земле- дельческом крае со множеством остатков деревень и очень маленькими 124
Tunaca Саркофаги базилики святой Сальсы (Каптерева, 1980) Городками. До конца III в. здесь поклонялись Сатурну, культ которого требовал кровавых жертвоприношений. В 260-290-х гг. он резко сменя- ется христианским культом мученической жертвы. Христианизация идет бурно, особенно с начала III в., и археология это отражает. Уже Гзелль писал, что после церковного мира христианство к северу от Атласских Гор жило чрезвычайно насыщенной церковной жизнью; повсюду строи- лись церкви и часовни, архитектура которых позволяла датировать их от конца IV до начала V в. Жизнь сельских общин Нумидии, как показали раскопки, группиро- лалась вокруг трех элементов: церкви, масличного пресса и зернохрани- лища. Общественных зданий, привычных римским провинциям, не бы- ло. Храм в память мученика строили одна или несколько деревень, ино- 125
гда ктитор или священник; скромный интерьер украшала традиционная для берберов резьба по камню (притолоки, оградки алтарей и др.). Так выглядели древности важнейшего района движения сторонников епи- скопа Доната, его экономическая база. Исследование памятников донатизма в Алжире продолжилось в 1934-40 гг. под руководством Анри Бертье. Удалось не только открыть 74 неизвестные церкви в сельских районах, но и показать связь дона- тизма с производством зерна и оливок. Обследовав район нумидийского плоскогорья размером всего-навсего 110x40 км, обнаружили, что в каж- дой из деревень, отстоявших одна от другой примерно на 4 км, было, как правило, по несколько (иногда до семи) церквей и часовен! Церковь часто была лишь элементом хозяйственной усадьбы, занимая одну из сторон большого четырехугольного двора, в то время как остальные за- страивались кладовыми для зерна и оливок, помещением для выжимки масла и т.п. Каждая семья имела свой масличный пресс (если обнаруже- но 87 прессов, значит, в селе жило 87 семей), а часто — и свою церковь (иногда ямы для зерна рыли прямо внутри храма, как позже в торговых городах Руси будут устраивать в церковных подклетах склады това- ров)23 Важнейшая черта нумидийских церковных комплексов — особое оформление культа мучеников. Это показывает, например, базилика в память епископа Маркула в Вегеселе (Ксар аль-Келба), где он вместе с другими епископами встретил посланцев императора Констанция и про- тестовал против принуждения к единству с церковью, после чего был казнен. Церковь построили примерно через 20 лет после событий (дата позже 367 г., по трем милевым камням из фундамента). Два камня у вхо- да в хор имели надписи по католической формуле («Domus Dei» и «Aula pacis» — «Дом мира»), но зато замковый камень арки алтарной преграды был надписан скорее в донатистской манере («Deo laudes hie omnes dicamus», «Здесь скажем вместе: Славьте Господа!»); скоро обнаружи- лась посвятительная доска с надписью «Memoria Domini Marchuli» и монограммой Константина Великого. Сомнений в атрибуции храма не оставалось. Внутри здание было очень простым, поэтому высоко (на полтора метра) поднятая над остальным полом алтарная часть вызвала удивление. Причина скоро выяснилась — весь алтарь стоял над восемью захоронениями, расположенными в два ряда так, чтобы верхний слой не провалился вниз; вероятно, это были погибшие сподвижники Маркула Больше в церкви погребений не было, но вокруг их множество. (Пьер Кейрел, раскопки 1933 г.: Cayrel, 1934; Courcelle, 1936; Frend, 1952, 179; Frend, 1996, 229-231).24 А что же Гиппон Регий, епископия Аврелия Августина, убежденного борца с донатизмом? Великий христианский писатель провел здесь поч- ти 40 лет и умер за год до взятия города вандалами; он не раз описывал храмы и другие постройки быстро расцветавшего религиозного центра Но древний город долго не могли найти — его почти полностью затяну- ла илом изменившая течение река Сейбуз; над остатками храмов мирно 126
Мозаичные надгробия из Табарки (Тунис) V в (Panofsky, 1964) паслись коровы, а земля была поделена между крестьянами. Ее при- шлось выкупать (на чем с 1924 г. настаивал Гзелль) и лишь затем вести Исследования (наиболее известны работы Е. Марека: Магес, 1958). Лишь к празднованию 1600-летия (1954 г.) открыли целый христи- анский квартал (5500 м2 и 120 отдельных зданий), где противостояние ДВух церквей выразилось достаточно наглядно. Доминировала базилика (49x20 м), апсида которой поднята над полом нефа ровно настолько, насколько было необходимо, чтобы подчеркнуть положение епископа и КЛИра (55 см), но не разделить их полностью с мирянами, как в донати- стских церквях. Полы всех трех нефов покрывала мозаика, справа стоял баптистерий, слева — здание-трифолий (мартирий?). Определение зда- Дря как кафедральной базилики Августина, Базилики Мира — вероятно. Через улицу от собора стояла еще одна церковь, более старая, пятине- Фная, с квадратной апсидой. Возможно, она принадлежала донатистам, 127
на шум служб которых Августин когда-то жаловался гиппонскому епи- скопу-мученику Леонтию (t 259).25 Карфаген и работы Делаттра Одновременно с Алжиром шли ра боты и в Тунисе. Еще в 1880-х гг. командир отряда, охранявшего побе- режье, начал изучать кладбище в Табарке. Неф большой базилики на- полняли погребения, многие из которых принадлежали мученикам, чьи останки были снесены отовсюду. Они лежали в 9 слоев, даже в слое разрушения еще совершали захоронения, но уже византийские. В руи нах хора, вокруг могилы мученика, также стояли надгробия, многие из которых были покрыты мозаичными изображениями. «Мозаики Табар ки» (33 почти неповрежденных экземпляра) остаются до сих пор непре взойденным образцом христианского искусства второй половины IV в 2( Но работы в Карфагене долго определял Делаттр (см. гл.П-1), методика которого мало отличались от способов «военных» раскопок.27 В 1906 г к северо-западу от города он открыл огромную семинефную базилику, стоявшую посреди обширного кладбища, разросшегося вокруг малень- кой изящной усыпальницы с мозаиками. В эпитафиях упоминались имена мученицы Перпетуи, погибшей на арене карфагенского амфите- атра в 203 г., и ее сподвижников Фелицитаты, Сатурнина, Сатура и Ре- воката.28 Конечно, за десятилетия работ Делаттр накопил огромный опыт ис- следований, позволявший ему проявлять чудеса наблюдательности В 1915 г., осматривая плато у моря, он отметил неестественный цвет поч- вы (серо-черный вместо коричнево-красного). Начатые здесь, на земле епископии, раскопки открыли остатки «базилики св. Моники»— по- следнего большого памятника, изученного Делаттром Как обычно, это была «очистка», но невероятного размаха. Основное внимание уделили собиранию фрагментов надписей (к концу 1920 г. их учли почти десять тысяч!) и первичному обмеру (фиксационные чертежи выглядят убеди- тельно, но не очень точны). Делаттр не заинтересовался ни контекстом, ни языческими или еврейскими памятниками, лежавшими вокруг бази- лики и под ней: он стремился подготовить храм к католическому кон- грессу в Карфагене (1930 г.) Карфаген вновь привлек усиленное внимание только в 1970-80-х гг, когда был организован специальный проект по спасению его древностей от застройки. Работы установили, что расцвет церковного строительства в Карфагене в IV в. не прекратился после захвата его вандалами (439 г.), а с наступлением византийского периода (534 г.) последовал новый подъем.2 При Юстиниане некоторые храмы расширили вдвое (достиг своего максимального размера «Дамус-аль-Карита»), но этот уровень не уда- лось сохранить. В VII в. улучшали лишь некоторые богатые дома, город же приходил в упадок, быстро беднея. Церковная и городская жизнь увядали постепенно, в течение целого столетия (видимо, из-за слабости торговли и недостаточного снабжения продовольствием^ а не прерва лась внезапно из-за вторжения арабов, как всегда думали.3 128
Поразительной оказалась и живучесть донатизма. В 1899 г. внутри римского форта на западе Алжира Гзелль исследовал крипту, погребе- ния которой датированы 422-446 гг. Среди них клирики, в том числе епископы, и одна женщина-монахиня, убитая, как сообщила эпитафия, «отступниками» в возрасте 50 лет, 22 марта 434 г., то есть более чем че- рез 30 лет после осуждения донатизма декретом 411г. Выяснилось, что даже нашествие вандалов не прекратило почитания гробниц: огромное количество фрагментов сосудов для причастия показывает интенсив- ность участия конгрегаций в литургии. Магриб закат христианства Итак, своеобразие христианских древностей в Северной Африке конца II—IV вв. оказалось важнейшим открытием. Не менее интересны и материалы, заставившие пересмот- реть взгляды на дальнейшую судьбу и финальный этап местного «ан- тичного христианства». Они показали, во-первых, что элементы этой культуры не исчезли в одночасье, но держались поразительно долго (подчас до XI в.); во-вторых, что изначальное своеобразие сохранялось до конца, хотя и в искаженном виде. Продолжим обзор открытий под этим углом. Существенные изменения в методы исследований христианской Аф- рики внесли после Второй мировой войны Феврье, Дюваль и Гудшильд. Они, наконец, начали работать более как археологи, чем как архитекто- ры, стремясь к составлению надежной шкалы хронологии, для чего ну- жен был массовый материал, типологически связанные цепочки одно- родных артефактов и образцы с абсолютными датами. Мозаики двух открытых в Сетифисе погребальных базилик дали точные даты (соот- ветствуют 372/429, 383/429 и 471 гг.), а верхний хронологический пре- дел образовало вандальское нашествие, полностью прервавшее жизнь зданий. На этой основе Феврье впервые составил типологические ряды для мозаик (растительный и геометрический орнамент, гирлянды, моно- граммы Христа), благодаря чему смог датировать и кладбища других городов (в частности, Табарки). Он доказал, что город сохранялся до ХПв. (хотя это, вероятно, исключение) и установил наличие преемст- венности между византийским и раннемусульманским Сетифисом.31 Ноэль Дюваль в Тунисе не только вводил новые методики, но и об- ратился к контрольным исследованиям на уже изученных памятниках.32 В Триполитании и Киренаике работы, начавшиеся при итальянской оккупации, с конца 1960-х гг. возглавил Ричард Гудшильд с группой подготовленных им ливийских археологов. Особенно важны работы в пустынных сейчас районах юга, которые оказались полны деревень и Усадеб, возникших и укрепленных еще при римлянах. Они очень напо- минали внутреннюю Нумидию обилием прессов для масла и множест- вом церквей при отсутствии общественных гражданских зданий. Насе- ление было берберским или ливийским, хотя и пользовалось, судя по эпитафиям, латынью. Поселения погибли постепенно, а не при внезап- ной катастрофе (кое-где дома земледельцев в конце концов заняли ско- товоды; некоторые церкви были обращены в мечети). Все это говорит об 5 Зак 3363 129
определенной социальной и экономической преемственности при смене господствующей религии.33 Предполагают (У. Френд), что важнейшим фактором, приведшим к потере африканских провинций христианами, стал разгром донатизма, выражавшего религиозные идеалы большинства населения, имперско- церковными властями. Он стал катастрофой для экономики сельских общин. Этому есть некоторые археологические подтверждения. До VI- VI! вв. христианство сохранилось именно на той территории, которая по разным причинам сумела разгрома избежать. Здесь продолжали воспро- изводить монограмму Константина, традиционную надгробную форму- лу: «D.(is) M.(anibus) S.(acrum)» и пользоваться приемлемой латынью (надписи из Волюбилиса в Марокко). Еще дальше, за границей вандаль- ского вторжения, вожди берберов даже сохраняли римский провинци- альный календарь, поддерживали церковную организацию и строили храмы вплоть до VII в. Устойчивость христианской традиции при утрате единого конфессионального окружения иногда поразительна. В 1911 г. к югу от Триполи на сельском кладбище (Айн Зара, 121 погребение) сде- лали сенсационную находку. Необычно было все: поздняя дата (V- VI вв.); изображения рыбы и двуручной чаши для причастия, а глав- ное— депинто литургического содержания на обмазке, покрывавшей гробницы. Эти надписи воспроизводили тексты из погребальных служб, сохранившиеся в литургике до настоящего времени. Замечено было также сходство с погребениями Триполитании (кладбище Эн-Джила) на четыре столетия более поздними (!)34 Трудно поверить в существование изолированных христианских территорий в Африке, где время как бы за- мерло на три столетия. Мы увидим, однако, что примеры многовекового сохранения христианства и упорного воспроизведения церковных тра- диций на периферии, в полной изоляции, столь обильны, что удивляться еще одному вряд ли стоит. Конечно, эпоху христианства на большей части территорий ненадол- го продлила Византия; в церквях, наряду с местными, появляются ви- зантийские мученики (св. Феодор и другие) — но условия жизни общин изменились. Ресурсы у населения пока сохранялись, но до процветания было далеко. Города, например, вынуждены были в массовом порядке разбирать старые храмы на строительный материал для новых церквей; во многих местах можно наблюдать, как в византийский период мас- личный пресс приходит на смену римским общественным зданиям. Не- далеко от Карфагена в городке Пон-дю-Фа (Pont du Fahs) на форуме при раскопках открылась удивительная картина: все его пространство зани- мали маленькие аккуратные цистерны для хранения оливкового масла. Найденные там золотые солиды чеканки 602-641 гг. показали, что цис- терны использовались до самого вторжения арабов и поражения патри- ция Григория в 647 г. Такова типичная картина эпохи: богатые земле- дельцы-«фермеры» и едва влачащий существование город. Многие го- рода просто исчезают, превращаясь в усадьбы и деревни. 130
Страна уже не чувствовала себя в безопасности, что доказывает ши- рочайшая программа византийского строительства фортов и крепостей чуть не в каждой деревне. Это мало помогало. Раскопки обнаруживают следы регулярных разгромов: насыпи над кое-как погребенными груда- ми тел и просто брошенные деревни, где руины церквей высятся над сгоревшими домами, из которых останки вообще не убраны. Надписи на мензах и надгробиях отмечают насильственную гибель (в том числе епископов) от рук «мавров». Церкви строят уже только кладбищенские, из местных материалов: это маленькие залы, заполненные и окружен- ные погребениями. Падение уровня жизни, утрата церковного языка очень наглядны: надписи исполняют на такой латыни, что иногда требу- ется лет 40 для их расшифровки.35 Отдельные островки христианства сохранялись долго. В Триполита- нии известно кладбище с могилами 950-1003 гг. с греческими надпися- ми и датами византийской эры. Но в основном население Северной Аф- рики (теперь Магриба) быстро приняло ислам как религию и арабский в качестве нового языка. Как и почему — археология пока не дает ответа. Ясно лишь, что судьба христианства здесь оказалась иной, чем в других странах, подчинявшихся на время кочевникам, живших в мусульман- ском окружении или под властью исламского государства. Далеко не все Самостоятельные христианские церкви ждала столь же печальная участь, как североафриканскую или малоазийскую. Многие из них раз- вивались и распространялись в невероятных, казалось бы, условиях. Обратимся теперь к их древностям. 3. Монофизиты в долине Нила* «Ступени с поверхности вели в крипту. Я заглянул сквозь щель у по- рога закрытой двери. Вдоль стены, отделявшей часть крипты от прохода под апсидой, виднелись останки, покрытые толстенным слоем песка. Следовательно, они непотревожены! Позвали Плэмли. Тело извлекли и положили на спину. Сквозь белый саван просвечивала коричневая ряса, на грудь с шеи свешивался медный крест. «Один из ваших, священ- ник»,— сказал я Плэмли и ушел, чтобы немного передохнуть. А когда вернулся, то нашел Плэмли почти в трансе. Он стоял на коленях, а возле тела лежали два плотно свернутых бумажных свитка. «Показалось, что у него слишком много костей, вот я его и встряхнул», — объяснил Плэм- ли» (Frend, 1996, 308). Это не цитата из авантюрного романа, а рассказ участника раскопок англо-американской экспедиции под руководством Ричарда Дэйла и Дж.М. Плэмли в 1960-х гг. в Каср Ибрим — одну из самых южных точек продвижения египтян в Нубию. Крипты, в которые можно подчас «про- сто войти», открыв дверь (мешает лишь занесший их песок пустыни); —~ —______________________ * Основано на: Clarke, 1912; Frend, 1996; Nubia Christiana, 1982; Faras, 1, 11; Da. 7. 818-830. 131
хорошая сохранность органики, позволяющая поднять тело человека, умершего много столетий назад; папирус, пергамен и даже бумага, раз- ворачиваемые без особого труда — вот далеко не полный список чудес, которые предложила исследователям христианских древностей Нубий- ская пустыня. Найденные свитки (длиной по 5 м каждый) прочитали, выяснив, что это рекомендация и описание церемонии возведения в сан некоего епископа Тимофея, присланные из Каира от Гавриила IV, патри- арха Александрийского (1370-1378) и написанные на арабском и копт- ском языках. Тимофей должен был стать епископом Ибрима и Пахораса (Фараса); он описывался как добрый христолюбивый человек, прошед- ший все ступени посвящения от монаха до епископа. Но главным была дата — документ был датирован 1372 г. Археологи в «царстве пресвитера Иоанна». Если бы нашим колле- гам лет сто назад рассказали историю о христианских епископиях XIV в., лежащих к югу от порогов Нила, большинство сочло бы это про- сто сказкой. Даже сейчас, говоря о них, испытываешь странное чувство нереальности. Конечно, о том, что Египет пережил период бурного раз- вития христианства, являлся родиной многих учений и землей, где воз- никло монашество, было хорошо известно из письменных источников, но это все относилось к далеким временам ранней церкви. Страну в VII в. завоевали арабы, постепенно проникавшие вверх по Нилу все дальше к югу. Местные христиане-копты сохранили религию, но стали религиозным меньшинством, существующим благодаря веротерпимости победителей. От нубийских же христиан в средневековье до Европы доходили лишь странные слухи о лежащем за горами и пустынями цар- стве могущественного монарха «пресвитера Иоанна» — но позже их воспринимали как «плоды невежественного воображения». Даже путешественники, археологи и этнографы, более склонные ве- рить тому, что видят перед собой и менее подверженные предрассудкам, долго не могли взглянуть на христианские древности Нила под правиль- ным углом. Причиной этого было, как ни странно, всеобщее увлечение Египтом и его археологическими сокровищами, после похода Наполео- на и расшифровки иероглифов обратившееся в настоящее безумие. От- крытие древнеегипетского искусства и расшифровка письменности со- ставили эпоху в истории европейской культуры. На фоне «загадок фа- раонов» более скромные следы коптской культуры были просто не- заметны: тяжесть пирамид чуть было не раздавила в Египте христиан- скую археологию. Что проку возиться с теми, кто ниспроверг прекрас- ные древние статуи и покрыл стены храмов однообразными бессмыс- ленными граффити? Они не стоили тех денег и времени, которые при- шлось бы потратить на раскопки. Чем быстрее удалить наслоения двух последних тысячелетий, тем лучше: «коптский балласт» — вот обычно и все описание этих слоев в дневниках исследователей XIX и даже XX вв.36 Однако с конца XIX в., когда остальные районы христианского Сре- диземноморья стали известны лучше, на коптов начали понемногу об- 132
решать внимание. В 1898 г. Йозеф Стржиговский напишет: «Египет— культурный вулкан; сейчас еще дремлющий, он проснется однажды» (Цит. по: Frend, 1996. 145). Отметим с гордостью, что среди ученых, ра- нее других почувствовавших перспективность изучения древностей коптской церкви, были русские специалисты, уже в 1880-х гг. специаль- но исследовавшие их в Египте (см. гл. V-2). Первые обмеры и раскопки 1890-1900-х гг., а также публикация А.Дж. Батлером «Коптских церквей Каира» и выход каталога каирского музея (Й. Стржиговский) стали по- воротным пунктом (Butler, 1884; Strzygowski, 1904). На рубеже веков открыли «монастырь св. Симеона» в двух милях от Ассуана и «христи- анские Помпеи» — коптское кладбище в Багавате, комплекс Апа Апол- лония в Бавите и церковь в Вади Загра.37 Древнейшие монастыри. Сначала интерес привлекали только объек- ты коптского искусства и письменности, которые можно поместить в музеи. Памятниками монашества заинтересовались не сразу. А ведь «то- му, что такое монашество, мир учился у коптов». Именно культура коп- тов (которую ставят по значению на второе после сирийской место на христианском Востоке), «достаточно замкнутая в пределах своей ниль- ской долины и своих оазисов», дала эту яркую вспышку, «получившую международный резонанс неимоверной широты по всей христианской «ойкумене» — от Ирана до Атлантики». Хотя монашество имело пред- шественников в религиозной практике иудаизма и раннего христианст- ва, но представить становление монашеской формы жизни без египет- ской Фиваиды IV в., «без инициативы одного копта — отшельника Ан- тония Великого ... и без организаторских усилий другого копта — Пахо- мия...» — невозможно (Аверинцев, 1987. 8, далее). Остатки монастырей и их процветающие поныне преемники актив- но изучали в первой трети XX в. Эвелин Уайт вела работы в Вади На- трун (экспедиция музея Метрополитен), результаты которых позже обобщил С. Уолтерс в монографии-каталоге монастырских древностей Египта, включающем анализ погребального инвентаря, архитектуры, иконографии и планировки (Walters, 1974). Судьба памятников, осно- ванных в традициях обоих отцов монашества, на первом этапе доста- точно различна, что прослеживается археологически (монастыри «анто- нневой», то есть отшельнической, традиции, со временем существенно перестроены; ориентированные на общую жизнь «пахомиевские» со- хранили элементы старой планировки). Характерные черты отшельни- ческих комплексов на раннем этапе изучены несравненно лучше (в за- падной пустыне Вади Натрун и др.). Исходной точкой развития такого Монастыря было жилище анахорета-основателя, по его смерти превра- щавшееся последователями в святыню (монастыри св. Антония и св. Павла разрослись вокруг мест их упокоения; в монастыре св. Епифания община первоначально тоже группировалась вокруг его кельи-гроб- Ницы). Как оказалось, структурно простые, монастыри совсем не были примитивными. 133
Надгробие молодой женщины Египет, IV-Vвв (MSBK, 1992) 134
Монастырь в Саккара (Египет) Прорисовка росписи кельи А (отшель- ник Онуфрий, сев Макарий, Аполлоний и др) (Walters, 1984) Группа келий, образуя общину, почти с самого начала имела цер- ковь; позднее к ней добавлялась общая трапезная; с середины V в. отме- чено появление башен-укрытий («каср»). Планировка келиотских мона- стырей V и особенно VI вв. отражает как бы переходную стадию от уе- динения и разобщенности ранних поселений отшельников к более привычной форме монастыря, окруженного стеной (которая играет, и то в редких случаях, оборонительную роль не ранее, чем с IX в.). Наиболее активно монастыри обстраивали в период VIII-IX вв. (Саккара, Бавит и Келлие). Расцвет последнего приходится на VII в., когда кельи, разде- ленные промежутком не более чем в 10 м, сами монахи уже не строили, но заказывали профессионалам.38 Монастыри «пахомиевской» традиции с самого начала требовали крепких стен (видимо, с их сооружения ино- гда и начиналось строительство монастыря), однако археологически они пока плохо изучены. В Нубии монастыри тоже имели общинное хозяй- ство и строились на принципах Пахомия; их обносили высокими стена- ми, внутри которых строили колодцы, печи, мельницы и маслодавильни, вокруг сажали огороды и плодоносные пальмы. Поэтому они сохраняли экономическую самостоятельность очень долго, пока в них оставались монахи. Сравнительно недавно, начиная с 1960-х гг., в исследованиях копт- ских древностей начался невиданный расцвет, их открытие оказало 135
огромное влияние на развитие искусствознания и археологии. Одна за другой прошли серии выставок, сложилось несколько европейских школ. Особое внимание привлекло и открытие «коптских библиотек» (прежде всего из Наг Хаммади: см. ниже).3 Путешестия в Нубию. В конце XIX — нач. XX в. центр исследова- ний коптских древностей из Среднего и Нижнего Египта сдвинулся на юг, в Нубию, где и остался надолго благодаря двум историческим событиям. После битвы при Омдурмане (1899 г.) над Суданом был уста- новлен англо-египетский протекторат и началось строительство первой Ассуанской плотины, закончившееся в 1907 г. Работы велись на про- странстве между Ассуаном и Хартумом. Строительство позволило полу- чить средства для спасательных работ, которые возглавила англо-амери- канская группа ученых.40 К сожалению, они сосредоточились на обсле- ii довании некрополей, что оказалось ошибкой, хотя и понятной. Задачей раскопок тогда считали пополнение музейных коллекций; перед глазами । 1 у всех стояли сокровища пирамид, христианские же кладбища остава- лись почти неизученными. Работы проводились с американским разма- I хом и упорством: 150 кладбищ, 8000 погребений (!). Но даже на главном I участке, в Шеллале, где Г.А. Рейснер вскрыл 1625 погребений, он прак- I тически не нашел погребального инвентаря — антропологическую же информацию в то время еще не умели использовать по-настоящему. Раз- очарование, впрочем, не помешало исследователям тщательно опубли- ковать богатый материал по христианскому погребальному обряду. I Некрополи, конечно, могли еще ждать, в отличие от руин храмов и монастырей, которые разрушались с каждым десятилетием. Поэтому ’ важнейшим шагом стали разведки Сомерса Кларка, подготовившие кар- 1 । ту для будущих спасательных работ. Кларк рассматривал Нубию как единую цивилизацию. Он неутомимо определял места поселений, разы- I' । скивал руины храмов, описывал их и снимал планы. Впрочем, слово J «руины» лучше употреблять в кавычках — заброшенные храмы Нубии ' имели редкую даже для христианского Востока степень сохранности: уцелели не только стены, но часто и своды, а иногда даже крыши, кото- рые спасали от непогоды замечательные фрески. Так что Кларку было на что опереться в построении первичной типологии церквей Нубии: от базилик к крестообразным храмам с коробовыми сводами, а затем к ма- лым квадратным купольным сооружениям. Это во многом напоминало развитие византийской архитектуры.41 Параллельно общему полевому обследованию храмов нижней Нубии, начатому Кларком, углубленным изучением сравнительно не- многих важнейших комплексов занялся другой американский ученый, Дж.С. Майлхэм.42 Именно им были выделены особо важные группы I памятников, в первую очередь Фарас — не простой город или мона- стырь, а столица провинции, в том числе церковная. Слои здесь давали разнообразный материал, начиная с древнеегипетского и кончая осман- ским, но никакой другой район Нубии не имел столько крупных храмов. 136
Майлхэм открыл интереснейшие: «У Речных Ворот», Южную и Север- ную церкви. В предвоенный период изучение памятников Нубии (от Ассуана до Донголы) суммировал итальянский ученый Уго Моннере де Виллар, включив в 4 тома свода все материалы, какими располагал: обмеры и фотографии, карты и планы (Monneret de Villart, 1935, 1957). После войны работы в Нубии продолжили английские ученые П. Шинни и О. Кроуфорд, обнаружив и частично раскопав в 1950-х гг. столицу юж- ного нубийского королевства Собу и ряд монастырей недалеко от Ме- роэ. Это существенно продвинуло изучение христианских древностей, так как удалось выработать датированную типологию керамики и соз- дать общую стратиграфическую таблицу нубийских памятников.44 Фарас и Ибрим: от вождей древности к позднему средневековью Однако звездный час христианской Нубии настал только в 1960-х гг. Как и всюду в мире, исследование памятников здесь состязалось в скорости с их разрушением. Причиной стал рост населения Египта: разливы Нила мешали развитию переполненных городов и поселков, поэтому в 1963 г. начали строить большую плотину у Ассуана. Почти всю Нубию и часть Судана, вместе с их памятниками, должна была покрыть вода. Тут и пригодились старые карты разведок. Знаменитая кампания охранных работ, организованная ЮНЕСКО (под забавно звучащим лозунгом «Фа- раоны тонут! Спасайте фараонов!») включала широкие раскопки на христианских памятниках. Интернациональная группа ученых (в их числе археологи из СССР) разделила между собой особенно ценные и угрожаемые объекты, стремясь исследовать их полностью. Это была, пожалуй, самая широкая и успешная из всех спасательная археологиче- ская операция среди кампаний 1960-1980-х гг.; шла настоящая гонка со временем и все сделанное трудно даже перечислить.45 Основной успех выпал на долю прекрасной и самоотверженной ко- манды из Польши во главе с Казимежем Михаловским (1901-1981).46 Когда в 1961 г. он прибыл в Фарас, даже сами нубийцы не выражали желания участвовать в работах; людей согласилась поставить лишь одна из деревень. Просто выжить в условиях пустыни — и то было трудно. Руководитель экспедиции имел несгибаемую волю и большой опыт борьбы с невыносимыми условиями: Михаловский провел годы в фа- шистском концентрационном лагере (он приехал на конференцию в Берлин за неделю до вторжения в Польшу!); в 50-х гг. руководил извест- ными работами в Пальмире. Но даже для него Фарас был нелегким ис- пытанием. К тому же работать нужно было не в самых удобных, а в са- мых важных местах города. Уходя вглубь песков, пришлось планировать раскопы необычной ширины (чтобы выбраться в случае обвала). Но зато в поднимавшемся над окрестностью холме к концу первого же сезона была найдена крипта епископа Иоанна (f 1005) с именами еще трех епископов и фресковой росписью. Четыре следующих сезона открытия сыпались одно за другим. Бази- ликальный собор, как оказалось, освятили в 630 г. в честь Богородицы (сооружение было оставлено после захвата города врагами в начале 137
ХШв.). Интерьер в целом принадлежал XII в., но лучшие фрагменты живописи сохранились от «золотого века» Нубии, IX-X вв., когда даже керамика отличалась прекрасным качеством и эстетическим совершен- ством.47 Некоторые из фресок восходили к VIII веку. Они впервые по- настоящему показали историю и живопись христианской Нубии. На сте- нах были названы и частью изображены правившие здесь епископы (особенно известным стал портрет епископа Мариана с бородатым ши- роким лицом, ок. 1020 г.). Благодаря точно датированным эпитафиям клириков их «список» удалось связать с годами правления королей и чиновников. Работы в Фарасе осветили по-новому и переход Нубии от язычества к христианству. Временем проникновения сюда новой религии считали середину VI в. (миссия Юлиана была прислана сюда Феодорой и Юсти- нианом в 542 г.). Теперь дата отодвинулась примерно на столетие: древ- нейшей постройкой на месте собора оказалась сырцовая церковь сере- дины-второй половины V в. (позже ее место занял дворец, а христиане получили другую церковь, также из сырца, «У Речных Ворот»), Но в V в. Нубия в целом была еще языческой! Ее вождей-царей хо- ронили в таких курганах, что исследователи долго принимали их за ес- тественные холмы (южнее Абу Симбел, Кустул и Баллана). Только в 1931-34 гг. Уолтер Эмери решил это проверить и был полностью возна- гражден: ему открылась впечатляющая картина варварского общества FV-V вв. (первые сведения о принятии христианства местными влады- ками восходят к середине 530-х гг.). Вождей погребали в сводчатом склепе, с серебряной короной на голове и с дорогим оружием (железный меч в серебряных ножнах), их сопровождали не только собака и конь (тоже покрытый серебром), но и четыре удавленных веревками раба. Среди сокровищ столь многое было добыто в набегах на христианский Египет, что неясно, как христианская миссия вообще могла иметь успех в подобном обществе.48 Нубия оставалась христианской в течение 900 лет, хотя ее и отрезал от Византии исламский Египет.49 Церковь Фараса-Пахораса была хоро- шо организована. Штат епископа включал архиерея, священников и дьяконов (имена многих сохранились). Судя по изображениям, их одеж- да, украшения и ювелирные изделия были византийского происхожде- ния. Нет сомнения в том, что церковь была государственной: в одной из надписей королева-мать отдает себя под покровительство Богородицы; на закладном камне собора говорится о богопомазании «христолюбиво- го» короля Меркурия; изображено, как королю Георгию II (X в.) покро- вительствуют Богородица и Христос, и т.д. Титулатура и формуляр цер- ковных властей Нубии византийские (епископство Пахорас, например, имело статус митрополии). Греческий язык как литургический сохра- нялся, по крайней мере, до конца X в. Несмотря на изоляцию, продол- жалось заимствование византийской обрядности и служебных текстов. Возможно, греческий был официальным языком королевства Меркурия (Макуры), поскольку среди его надписей часты коптско-греческие би- 138
Надгробные стелы коптского Египта Теодот (VI—VII вв, Гиза), Мария (VII в, Фаюм), Апа Сансно (VII-VIII вв, Каир) (MSBK, 1992) лингвы. Во всяком случае, светские власти хранили византийское на- следие, в самом коптском языке сохранялись греческие названия для должностей, в т.ч. придворных. Десятое столетие, век процветания христианской Нубии, совпадает с восстановлением могущества Византии. Последовавший упадок был долгим и медленным, лишь к началу XIII в. центральный собор затянули пески. Но даже и тогда еще было сделано мощное усилие оживить го- род, отмеченное полной перестройкой Северного монастыря. Однако уже ничто не могло остановить пустыню и скоро только маленькая коптская церковь на вершине холма, поверх руин, напоминала о свя- щенном характере местности, да и ту скоро сменил турецкий форт. Казимеж Михаловский и члены его экспедиции навсегда останутся в истории науки. Их работы в Нубии создали целое новое направление, которое сами же они изучили очень подробно и наглядно, не ограни- чившись только аспектами искусства и архитектуры, но охватив антро- пологию (материалам изучения останков епископов был посвящен спе- циальный выпуск серии «Фарас»), эпиграфику, историю религии и госу- дарства. (Michalowski, 1966; Michalowski, 1967; Jakobielski, 1972; Nubia Christiana, 1982; Dzierzykray-Rogalski, 1985). Рядом с Фарасом по праву может стоять такой памятник, как собор Ибрима, с эпизода раскопок которого мы начали рассмотрение древно- стей Нубии. Он был самой большой церковью Нубии и единственной, построенной целиком из камня. Огромный (почти 30x20 м), с пятью не- фами, разделенными каменными аркадами, храм имел башню с юго- запада, вход с южной стороны и крипту. Благодаря обнаруженным в ней «документам епископа Тимофея» не только подтвердились связи нубий- ской церкви с коптским Египтом, но само ее существование было про- 139
длено до конца XIV в.; в крипте была также собрана богатая коллекция фрагментов рукописей, в том числе иллюстрированных. Но на этом на- ходки не кончились. Под подиумом, в кладовой, нашли огромный опе- чатанный сосуд с 9 кожаными свитками — копиями юридических доку- ментов огромной важности с датами вплоть до 1464 г., причем послед- ний из них упоминал «папу» (митрополита) Ибрима Марка и других Можно думать, что в той или иной форме церковная и государственная структура существовали здесь до начала XVI в., а в середине XV в. были еще в «рабочем состоянии» (раскопки в других городах говорят о воз- можном сохранении христианского государства до конца XV в.).50 Заканчивая обзор церковных древностей Африки, было бы неспра- ведливо не сказать несколько слов об Эфиопии (Frend, 1996; Кобищанов, 1996; Чернецов, 1982). Считается, что Аксум, лежавший к югу от Егип- та, был крещен в IV в. двумя сиро-финикийскими миссионерами, Эдеси- ем и Фрументием, и вошел в состав египетской (александрийской) церк- ви, но археологически это пока не проверено. Эфиопия долго оставалась не затронутой исследованиями. Лишь в 1906 г. по абиссинским землям прошла крупная германская экспедиция Кренкера и Литтмана.51 «Египетские библиотеки». Особенно знамениты находки письмен- ных памятников христианского Египта и Нубии. Упомянем о главных открытиях, поскольку они многое объяснили в развитии самих церков- ных древностей и составили основу датировок. Среди древностей хри- стиан в долине Нила процент эпиграфических памятников гораздо вы- ше, чем в других районах. Частью это объяснимо «насыщенностью» и древностью письменной культуры, частью хорошей сохранностью в Египте носителей текстов — органических материалов. Как и всюду, многочисленны надгробные надписи. Первую подробную коптско- греческую эпитафию дьякона Петра (| 1029) нашел еще Майлхэм в Де- берехе 52 Наибольшее значение имела, конечно, не лапидарная эпиграфика, а открытие литературных текстов, столь важных и обильных, что их ино- гда называют «библиотеками», среди которых не только собственно христианские, но и гностические, а также манихейские. Успех многих находок зависел от случая и часто их история больше похожа на араб- скую сказку. В 1930 г. филолог Карл Шмидт, хорошо зная каирских тор- говцев, приехал в Египет для пополнения коллекций. Он работал тогда над трехтомником «Греческие христианские писатели» и готовил к из- данию «Панарион» Епифания, который взял с собой в Египет. Как-то. дойдя в чтении до 66-й главы, где описывались взгляды манихеев и труд Мани «Кефалайа» («Главы»), он посетил лавку торговца древностями. И вдруг увидел именно это слово в правом углу папирусного свитка, пред- ложенного ему для продажи вместе с другими, выглядевшими достаточ- но безнадежными. Шмидт (как и никто из его современников) не читал ни строки этих самых «Кефалайа», но знал, что они составлены в виде вопросов учеников и ответов учителя. Он взглянул пристальнее. Первая же строка сложилась во фразу: «На это Светоносный сказал ...». Невоз- 140
•можно, невероятно — но перед ним был текст Мани, первый и единст- венный из найденных в Средиземноморье!53 Даже война приносила не- ожиданные успехи. В 1941 г. солдаты 8-й британской армии строили склад боеприпасов в пещере Тауро под Каиром и нашли сумку с папиру- сами, содержавшими тексты утраченных произведений Оригена и Ди- дима Святого. В конце войны, в 300 милях к югу от Каира, было сделано совершенно ошеломляющее открытие библиотеки гностических руко- писей в Наг Хаммади.54 4. Несториане в глубинах Азии* Покидая Африку в поисках древностей неортодоксальных христиан- ских церквей, перенесемся сразу как можно дальше — например, в Ки- тай. В начале XVII в. сюда понемногу начали проникать миссионеры- иезуиты. И надо же такому случиться, что именно тогда, а точнее — в 1625 г., китайский кули обнаружил близ Чанъаня каменную стелу двух- метровой высоты с тщательно вырезанным на ней императорским дек- ретом, повествовавшим об успехах христианских миссий в Китае за ты- сячу лет до этого! С помощью тех же иезуитов текст стал известен уче- ным и получил в Европе скандальный успех. Можно ли человеку про- свещенному поверить в столь небывалую, невероятную находку, да еще представленную иезуитами? Многие заподозрили подлог, очередное, по выражению Вольтера, «благочестивое мошенничество». Полемика ве- лась до середины XIX в. (научная публикация на английском языке вы- шла лишь в 1916 г.). (Moule, 1930; Saeki, 1951; Кычанов, 1978). Текст стелы был написан по-китайски и повторен по-сирийски: «В то время, как светлейший император Тайцзун во славе и блеске начал свое счастливое царствование, просвещая свой народ и мудро управляя им, в царстве Великий Цинь жил человек высокой добродетели по име- ни Олопен; прорицая по светлым облакам, он принес сюда священные рукописи и, наблюдая за гармонией ветров, преодолел трудности и опасности. В 9-й год Чжэн-Гуань Олопен прибыл в Чанъань. Император послал своего министра-военачальника Фан Сюань-лина во главе эскор- та в западное предместье, чтобы встретить и сопровождать гостя. Его рукописи были переведены в библиотеке. После того, как в частных по- коях учения эти были проверены, император признал их справедливыми и истинными и приказал проповедовать их и распространять». Импера- тор Тайцзун — лицо историческое, из династии Тан; Великий Цинь — это Сирия; дата прибытия Олопена расшифровывается как 635/636 г. н.э. — таким образом, сирийский проповедник добрался до Китая неза- долго до вторжения арабов в Иран. (Цит. по: Даркевич, 1976, 63). Стела отмечала давно минувшее событие, так как сама датировалась 779/781 годом — но это было даже интереснее, поскольку показывало Известную устойчивость христианского учения в Китае. Кроме того, в * Основано на: Никитин, 1984; ИИДК, 1994; Пигулевская, 1979. 1 141
дате упоминались священники, диаконы и даже некий Адам, епископ- согдиец, законовед провинции Кундун. Сообщение о переводе Писания в императорской библиотеке и обсуждении его в личных покоях импе- ратора— безусловно, информация огромной важности. Памятник, полу- чивший название «Чаньаньской стелы» (или «стелы Сианьфу»), под- твердил охват проповедью сирийского христианства огромных про- странств от Средиземноморья до Тихого и Индийского океанов. Это влиятельное течение раннего христианства получило название по имени константинопольского патриарха Нестория, низложенного в 431 г. на церковном соборе и вскоре умершего в Египте. С середины V в. Восточная Сирия и Месопотамия приняли несторианскую доктрину. В 484 г. в Ктесифоне (Селевкия-на-Тибре) был создан патриархат (в 1927 г. немецкие ученые откроют здесь христианский храм VI в.). Отсюда не- сторианство двигалось по Великому Шелковому Пути все дальше на восток, вплоть до Турфанского оазиса и Дунь-Хуана в Китае. К 630-м гг. там была уже митрополия и монахи-несториане; они процветали при- мерно два столетия, строили храмы в провинциях Срединной империи, но в конце концов растворились среди местных учений. Следы распространения несторианства в другом направлении, в об- ход Евразии, обнаружила французская экспедиция на острове Харк в Персидском заливе — христианские катакомбы, возможно, восходящие к концу III в. Это дает основания предполагать, что в Китай сирийские христиане проникли не караванными путями, а по морю; во всяком слу- чае, следует говорить о южном и восточном направлении в распростра- нении христианства из Сирии и Персии. (Tisserant, 1959; Chirshman, 1960). Несториане, сплоченные и искусные в проповеди, жили среди мно- гих народов, в том числе и в странах ислама, так что сохраняли влияние и напоминали о себе в Азии вплоть до прихода татар в середине XIII в. Среди них было много страстных путешественников и географов (воз- можно, один из них — знаменитый космограф VI в., автор «Христиан- ской топографии», Косма Индикоплов). В XII в. встречал в Индии Мар- ко Поло; Рубрук и Карпини обнаруживали их в шатрах кочевников. Этно-культурной основой несторианства была сирийская (арамей- ская) литература, письменность и культура. Сирийцы жили на «границе культур», их материальное и духовное обогащение, так же как состояние постоянной опасности, определялись фактом противостояния цивилиза- ций Востока и Запада. Их называют народом переводчиков, купцов и миссионеров. «Они не только соединяли, как живой мост, Византию и Иран, судьба их связана с еще большими географическими дистанция- ми. Сирийское письмо или его модификации применялись народами Центральной Азии; сирийская литургия с незапамятных времен и вплоть до появления европейцев в XVI в. служилась в церквах «христи- ан апостола Фомы» на Малабарском побережье Индии» (Аверинцев, 1987, 7). 142
D О 10 Типы планов малых четырехстолпных 1994). церквей нижней Нубии (СВАТ,
Воздействие сирийско-несторианской церковной культуры в Азии было достаточно заметным, а их драгоценная церковная утварь достига- ла, посредством обмена, даже таких отдаленных углов Евразии, где не- кому было использовать ее по назначению (литургическую посуду не- сториан находят, например, в Пермской области).55 Следы общего воз- действии христианского искусства хорошо заметны в Азии; из многих примеров нужно отметить несомненные переработки мотивов позднеэл- линистических саркофагов и оссуариев Ближнего Востока. Композиции «крест под аркой»; «гирлянды»; «двустворчатые врата» примитивно, но «узнаваемо» копировались на чрезвычайно многочисленных керамиче- ских (известны также гипсовые и каменные) «астоданах» Согда и Хо- резма (Иваницкий, ИИДК). Сплав мотивов иконографии демонстрирует ряд известных памятников искусства Казахстана и Киргизии.56 Великим Шелковым Путем, конечно, шли не только несториане. Оа- зис Турфан в китайском Туркестане, столица полукочевых уйгурских племен VIII-IX вв., стал пунктом встречи таких религий, как буддизм, несторианство и манихейство. В оазисе говорили по-сирийски и согдий- ски, по-тюркски, по-китайски и на всех языках Индии, н не только гово- рили, но и писали. В 1900-х гг. здесь нашли первые фрагменты гомилий и гимнов, а затем настала пора «архива Дунь-Хуана» — хранилища до- кументов (среди которых были и согдийско-несторианские тексты), за- печатанных в пещерах еще в 1035 г. и открытых науке только в нашем столетии. (Меньшиков, 1993). Здесь, на рубежах Центральной Азии и Китая, произошла своеобразная встреча двух направлений исследования «восточного христианства», русского и европейского. Западные ученые достигли этих рубежей, двигаясь с юга и востока (от побережья Китая и Индии); русские, как ни странно — с запада, от Арала и Каспня. Но подробнее об их работах говорится в гл. V. Примечания к главе III 1 Это не было наивным чудачеством. Отношения англикан и православных в XVI-XVII вв. были дружественными, они даже пытались совместно противосто- ять католическим державам. Напомним, что уже Иван Грозный проявлял инте- рес к протестантизму а английская компания пыталась освоить путь в Индию, Центральную Азию и Китай вокруг Евразии или по Волге. В начале XVII в. Мо- сковское государство стремилось получить военную поддержку прежде всего от протестантских стран (Швеции, Голландии, Германии), находилось с ними в наиболее оживленных торговых отношениях, вербовало там специалистов. На этом фоне развивался н религиозный интерес протестантов к православию. В правление Карла I (1625-1649) архиепископ Эббот обменивался письмами с ар- хиепископом Кириллом Лукарисом. В период Реставрации англиканские литур- гисты знали уже очень много о православных обрядах. Тот же Уэлер в отчете о путешествии отметил, что, в отличие от римского обычая, купели православных храмов оставались внутри церквей, а не выносились в специальные баптисте- рии — в этом отношении православие и англиканство следуют единой традиции. 2 Монтаннзм — религиозное движение в раннем христианстве; жрец Монтан (Фригия, ок. 156 г.) проповедовал живое общение с Богом, отрицая всякую цер- 144
новь, дисциплину, иерархию и обряд и опираясь на «харизматических проро- чиц»- В отличне от гностиков, Монтан подчеркивал внерациональную и экста- тическую сторону религии, отбрасывая рациональный элемент. Пророчества содержали обещания близкого пришествия Христа, причем фригийский город Пепуза считался Вторым Иерусалимом. Никейский собор осудил «монтанову», или катафригийскую, ересь. Отголоски учения отмечены в Карфагене, Галлии, Риме; о раннем монтанизме известно мало и ряд ученых отказывался признать Монтана историческим лицом. (ЭС. Т. 19а, 796). 3 Оживление дискуссии вызвала новая публикация эпитафии в 1859 г. В нее включился н русский ученый П.С. Казанский, указавший, что упоминание рыбы в гекзаметрах эпитафии — древнейший известный пример включения этого сим- вола в евхаристический контекст (Казанский, 1869). 4 Ramsay, 1897, 709-15; Snyder, 1985, 138-140, библиография. Добавим, что св. Аверкий хорошо известен на Руси в средневековье как один из первых не- бесных покровителей династии Романовых. (Беляев, Павлович, 1993). Праздно- вание ему вошло в календарь основных городских праздников и отразилось в сакральной топографии Москвы, неразрывно соединившись с «осенней Казан- ской» (особенно после того, как у царя Алексея Михайловича в 1649 г. 22 октяб- ря родился сын Дмитрий). Первые Романовы непременно освящали придел па- мяти св. Аверкия в домовых или соборных храмах. Совсем недавно, в 1990-х гг., один из этих приделов (в Казанском соборе на Красной площади) открыт и пол- ностью изучен. Поистине, святой Аверкий благоволит к исследователям церков- ных древностей! 5 Например, вместо «языческого» слова «героон» иногда писали «кимити- рий»; встречено одно изображение, считающееся монограммой Христа ранней формы н др. Упоминались священники («руководители «братства»), которые, по- видимому, могли жениться. Общины находили ресурсы для благотворительно- сти, для содержания приютов; известны завещания земли, особенно кладбищен- ской, церкви (Frend, 1996). Сама формула «Христиане — христианам» до сих пор не получила окончательного толкования. Она могла принадлежать секте, с особой решительностью демонстрирующей веру; христианским общинам, стре- мившимся противостоять давлению языческого окружения; а то и просто быть следствием провинциальной сельской открытости. Всего известно более дюжи- ны таких надписей; точно датирована только одна (248/49 гг.), но вполне типич- ная: «Христиане — христианам. Аврелия Аммея вместе с приемным сыном Зо- тиком и с внуками Александрией и Телесфором создала это также и для своего мужа Александра» (по: Snyder, 1985. 136-137). 6 Наиболее дальновидные из ученых-католиков (например, Дюшен) приняли аргументы Рамсея и в основном считают их верными до снх пор. Рабелу Рамсея по изданию фригийских надписей продолжает группа ученых, связанная с Абер- динским университетом. По мнению Г. Снайдера, извлечь из них удается не так уж много. Нет указаний на богослужебную илн вероисповедную практику, нет н строго христианских имен, хотя встречены популярные имена Филипп, Паулина, упомянут епнекоп-мученнк Фрасеас (эту надпись У. Френд относит к 160 г.!). Самая ранняя из фригийских эпитафий сообщает, что в 243/44 г. погребен «Аврелий Саторннн, сын Саторнина, христианин, построивший для себя веч- ный дом при жизни; поэтому никому более не позволено быть здесь погребен- ным ...», а дальше упоминается право его жены на совместное погребение и обычное предупреждение нарушителю о большом штрафе (502 денария). Сам факт существования христианских общин Малой Азии не позднее середины Ш в. проливает новый свет на историю римских провинций. 145
7 Cutnont, 1895. Эпиграфика Малой Азии дает очень любопытные примеры и для постконстантиновской эпохи. Еще в конце 1870-х гг. будущий аббат и уче- ный Лун Дюшен (см. гл. IV-1) нашел длинную посвятительную надпись 452 г в честь св. Христофора; Густав Мендель, позже куратор Оттоманского музея в Константинополе, а тогда представитель Эколь Франсэз, привез каменный рели- кварий «мученика Трофнма», с надписью-угрозой тому, кто «выбросит его кос- ти», поскольку «будет отвечать пред Господом» — формула, обычная для над- гробий III в. Было известно, что Трофим погиб во Фрнгни в правление Проба (260-303 гг.). См.: Anderson, 1906; Calder, 1923; Gibson, 1978; Calder, 1955, MAMA, 1928-1988. 8 Среди новых надписей одна упоминала «Монтана протодиакона», но отно- силась к V в. Внимание привлекли тексты членов лаоднкнйской секты (энкрати- ты), где еще в конце III в. говорили по-фрнгнйски, отрицали употребление вина даже для причащения и честили прочих христиан «винопивцами». Полный об- зор открытий в западной Анатолии, в долине Тембриса, Кальдер представил в важном для изучения раннехристианской Малой Азии сборнике к 80-летию Рам- сея (1931 г.). Он указал как на признаки местных (монтанистских?) верований, на встреченный в эпитафиях фразеологизм «воин Христов»; изображение воина в цепях (постоянное напоминание о необходимости мученичества?) и текст о покойной, которая обрела вечный свет средн «святых новациан». (Новацнане — группа, возникшая в период гонений на христиан при Деции (250-251 гг.), на- звана по имени епископа Новациана (см. гл. 11-2). Они требовали не принимать обратно в лоно церкви отпавших, равно как н совершивших после крещения тяжкий грех. Принимающую грешников церковь они считали нечистой, себя именовали сообществом «чистых», требуя праведной жизни и подвигов. Их пре- свитеры близки монтанистам и донатистам стремлением выйти нз-под власти епископов и крайним ригоризмом. Общины новациан сохранялись до VII в. 9 В Малой Азин в начале века работали, конечно, ие только английские ис- следователи. Уже упоминались немцы и французы; большое внимание раскоп- кам уделил Анри Грегуар в первых номерах нового бельгийского журнала «Byzantion». Австрийцы, которые чувствовали себя в Турции как дома, имея там даже собственную почту, начали работы на памятниках христианского Эфеса Молодая турецкая наука открыла прекрасный монастырь Алахан, который суж- дено было исследовать Мишелю Гофу значительно позже (см. гл. VI). Популяр- ный обзор археологических исследований: Mitchell, 1993. 10 Ramsay, 1893; 1896; 1895-97. В Германии его примеру последовал А. Дайссман (Deissman, 1911; Deissman, 1912). 11 Когда в Коринфе был найден в 1896 г. судебный подиум (бема), его опреде- лили как место суда Павла римским проконсулом Юнием Галлионом (18:12-17). Фрагментарную надпись неизвестной даты со словами «синагога евреев» сочли указанием места синагоги, где проповедовал Павел (18:4), а стадион для Ист- мийских игр под Коринфом — аналогом к тексту Павла «Не знаете ли, что бегу- щие на ристалище бегут все, но один получает награду?» (1 Кор. 9:24). Даже находки вотивных рук, ног и гениталий в местном храме Асклепия интерпрети- ровались как прообраз текста: «Но Бог расположил члены, каждый в составе тела, как Ему было угодно» (1 Кор. 12:18). 17 По версии, приведенной у Евсевия: ЦИ 1-13. Этот текст служил апотропе- ем и городам, и частным домам: в Эфесе на притолоке одного из них был напи- сан «ответ» Иисуса царю Авгарю. Фрагменты «переписки» находят даже в дале- ком нубийском Фарасе. (Согласно легенде, популярной у сирийских христиан, царь Авгарь V Черный, глава восточноснрнйского царства Осроена со столицей 146
в Эдессе, получил от Христа, с которым вел переписку, нерукотворный образ, после чего его царство стало христианским). 13 Микс Уэйни в книге о социальном мире раннего христианства показал, что именно в городах Римской империи религия, рожденная в обстановке деревен- ской культуры Палестины, распространилась с наибольшим успехом задолго до эпохи Константина (Meeks, 1983). 14 Напомним, что неприятие «эллинизации» имеет глубокие корни в восточ- ном Средиземноморье, восходящие по меньшей мере к эпохе Александра Вели- кого. Иудея, уже во И в. до н.э. поднятая призывом Маккавеев на священную войну, давно играла особенно активную роль в этом общем противостоянии. *’ Вызванный находками энтузиазм продуцировал даже известное преувели- чение роли Востока в сложении раннего христианского искусства, наметившееся как одно из направлений на рубеже столетий. Прототипы основных элементов, включая архитектурные, теперь охотнее некали не в Риме, а в Эфесе, Назарете и Александрин. Лидером его стал Йозеф Стржиговский (1886-1913) (Strzygowski, 1900; Strzygowski, 1902; Strzygowski, 1917; Strzygowski, 1918; Strzygowski, 1920; Strzygowski, 1927). За работами в Африке, начиная с 1890-х гг., внимательно следили историки и писатели. Труд Шарля Диля «Византийская Африка» прекрасно зафиксировал состояние памятников в 1890-х гг. Второй том «Древних памятников Алжира» Гзелля был посвящен христианскому периоду; затем вышли два тома Анри Лек- лерка, в которых был создан «скелет» христианской археологии Африки. Эти работы были хорошо знакомы в России. (Gsell, 1901; Diehl, 1896; Leclerque, 1904). |Т В наибольшей степени это повредило Франции. Если после начала алжир- ского восстания 1954 г. работы все же продолжались, то после референдума 1962 г. и подписания де Голлем договора о независимости Алжира почти все французские ученые вернулись в метрополию. В 1956 г. журнал «Ревю африкэн» еще смотрел в будущее с оптимизмом, но в 1962 г. вышел его последний номер (также как «Бюллетеней» Гиппона и Орана). Пришлось перейти к систематиза- ции материалов в специально созданном «Центре исследований африканского Средиземноморья» в Экс-ан-Провансе, где Ноэль Дюваль подготовил полный каталог христианских базилик Алжира (Duval, 1992). 18 Движение последователей епископа Доната в Северной Африке, особенно Нумиднн н Мавритании (донатизм) играло важную роль в христианстве IV в.; его наиболее радикальные приверженцы, агонистики, или циркумцеллионы, отстаивали свою правоту с оружием в руках. Официальная дата раскола — 311 г. (попытка римлян подчинить себе африканские епископии); в 411 г. донатизм был осужден решением Карфагенского собора и разгромлен рядом карательных экс- педиций. Особенности доктрины донатистов связаны, как и у многих других «еретиков», с требованием личного совершенства и организационной независи- мости. Они признавали таинство крещения лишь в случае совершения его доб- родетельным пастырем и вообще больше полагались иа веру и чистоту, чем на обряд. Если христианин совершал отступничество (что часто бывало в годы жестоких преследований), первое крещение с него «снималось» н для воссоеди- нения с церковью следовало повторить его (так же, как при впадении во грех крестившего священника). Дух донатистского христианства лишен теоретиче- ского доктринерства и неистов по накалу религиозной страсти, но полон мрач- ного фанатизма. Его основа—мистический аскетизм и проповедь мученичест- ва— выделяется исступленностью даже в раннем христианстве; проповедь му- ченичества определила развитие культа святых. Страсть к мученичеству у £ 147
донатистов достигала размаха коллективной мании. По сведениям Блаженного Августина, циркумцеллионы бросались со скал, разбиваясь насмерть. Вокруг скалистых уступов можно найти камни, на которых грубо высечены имя, дата и буква «г» (reditum?); предполагают, что это отметки таких случаев. 19 Fevrier, 1966; Fevrier, 1989а; Frend, 1952; Frend, 1988; Frend, 1996. Специ- альный каталог по святилищам мучеников в Северной Африке подготовлен Иветтой Дюваль, хотя попытка идентифицировать по католическому мартироло- гу всех святых, каких только возможно, была, по мнению Френда, заранее обре- чена на провал (Duval Y., 1982). 20 О чем, например, говорит найденный в 1890 г. в базилике близ Тикстера большой камень (менза?) над погребением мучеников, украшенный резьбой, с датой (359 г.) и посвящением христианам Пекварнн и Бененату? В надписи упо- мянуты «древо Креста из земли обетованной, где был рожден Христос», и мно- гие мученики (апостолы Петр и Павел; Датиан, Донатиан, Киприан, Немесиан, Цитин и другие; позже к ним приписали Викторина и Миггина; изобразили мо- нограмму с короной и словами «tnemoria sancta»). Такая смесь имен апостолов, местных мучеников, епископов рождает ощущение необычности; кроме того, почитание реликвий Животворящего Креста в Северной Африке описано только с 415 г. Зато хорошо известна страсть донатистов к палестинским реликвиям еще Блаженный Августин жаловался в письме к своей кузине Северине (ок 400 г.), что если нм принесут щепоть земли с Востока — они тут же начнут со- вершать ей богослужения. Так что перед нами, полагает У. Френд, свидетельство ранней литургической практики донатистов. 21 По мнению Баллю, в эпоху Константина Великого построили большую трехнефную базилику (46x22 м) и капеллу-трифолий, где стоял огромный мра- морный саркофаг (найден солдатами еще в 1868 г.). Позже базилику расширили (55x42 м), затем огромное пространство здания разделили на маленькие камеры и добавили к входам портики (новый комплекс Баллю трактовал как монастыр- ский). Около 400 г. его окружили стеной (190x90 м). Позже тот же памятник исследовала Е. Сере де Рош. Она открыла, что комплекс базилики стоит над за- сыпанной галереей-усыпальницей, соединенной с криптой, и нашла баптистерий базилики. (Ballu, 1897; Каптерева, 1980). 22 С 362 г.Типаса была одним из центров «католиков» и подверглась самому решительному натиску в период восстания донатистов-берберов в начале 370-х гг. (слои штурмов и пожаров Гзеллю удалось проследить). Сравнительно недавно открытая базилика Петра и Павла и могилы мучеников внутри и вокруг «базилики епископа Александра», возможно, фиксируют момент отхода Типасы от донатизма в середине IV в. (Frend, 1996. 334, п. 50). Начав с «большой базилики», Гзелль в 1892 г. открыл базилику «епископа Александра». Включенный в ее мозаику (конец IV в.) текст упоминал, кроме епископа, других покоящихся там «праведных настоятелей». Действительно, в крипте под алтарем обнаружили 9 каменных гробов, что позволило говорить о епископах Типасы с середины III в. Внутри города, у северо-восточной стены, была изучена огромная (52x45 м без апсиды) многонефная базилика с мозаич- ными полами. 23 Все церкви очень похожи: базиликальные, с приподнятой апсидой, перед которой стояла рака с мощами мученика, покрытая каменной плитой и ограж- денная барьером. Алтарь над мощами играл важнейшую роль в богослужении, его многократно переосвящали (что отмечают слои твердой белой обмазки, по- крывавшие реликварий). Погребенные в церкви у гроба мученика носили в ос- новном местные, варварские, неизвестные святцам имена, возможно, выдающие 148
в них новообращенных; в эпитафиях усматривают воздействие донатистских формул- Из находок в храмах важны часто попадающиеся осколки стекла (от сосудов для евхаристии?). Евхаристический характер литургии подчеркивают встречающиеся в декоре символы: павлин рядом с чашей и рыба — знаковое обозначение пищи и питья в Раю. Интересны и примитивные скульптурные изо- бражения мучеников. 24 Своеобразной моделью развития городов Африки от эпохи принятия хри- стианства к расколу, насильственному воссоединению и наконец медленному угасанию может служить также Джемила (Куйкуль). Городская община II—III вв в IV в. поделилась на донатистов и католиков; к собору 411 г епископ-донатист умер, и католический епископ объединил христиан вокруг новой большой церк- ви, построенной вместо двух старых. Ее мозаики и надписи в стихах повествуют о конце схизмы и о «христианах, воссоединившихся в едином теле». Последние надписи, датированные по римскому календарю, восходят здесь к середине V в. 25 В большой базилике погребали мертвых и служили еще при вандалах, но могилы на форуме говорят об упадке города. Много позже (хотя неизвестно точ- но, когда) бедные могилы перекрывают и кварталы христиан. 26 Имена умерших венчают короны — символы мученичества; во многих тек- стах видят влияние донатистских формул; один из покойных, Кресцентиан, на зван «спутником мучеников». На другой мозаике показана церковь с деталями конструкции, от атриума до апсиды, и горящими светильниками на алтаре Можно только пожалеть, что памятник исследовался дилетантами. Когда по- строена базилика? Каково ее соотношение с двумя монастырями, упоминаемыми источниками конца V в? Кем были мученики — доназисзами или католиками9 Кто и когда разрушил церковь? Ни на один из этих серьезных вопросов сегодня нельзя дать ответа Во Французской Африке начала столетия кладбища вообще часто вскрывались без надзора, например, солдатами штрафных частей За сезон «изучали» до 10 тысяч погребений, многие из которых имели надгробия с над- писью. Археология как будто продолжала вести огромный, бесконечный сино- дик^начатый христианами почти две тысячи лет назад 7 У него были «добрая воля, энергия и постоянство — но никакого следа на- учного подхода и профессиональной строгости», — напишет позже суровый критик Ноэль Дюваль, невзирая на заслуги Делаттра по спасению и демонстра- ции памятников Карфагена Делаттр не обладал специальной подготовкой, а его археологические методы были просто разрушительны, часто ему не давалось даже адекватное описание процесса работ Он допускал произвольные реконст- рукции, а надписи публиковал так беспорядочно, что их трудно изучать В 1920-х гг, когда возраст уже не позволял Делаттру лично вести работы, они бы- ли передоверены отцу Шале, который копал уже просто без всякой фиксации и методики. Храм окончательно отождествили с местом погребения мученицы, Базили- кой Майорум, найдя надпись III в/ «Perpetue filie dulcissimae» — «Перпетуе, дражайшей дочери». Из трех богатых саркофагов усыпальницы в одном оказа- лось погребение ребенка, в другом — женщины, завернутой в расшитую золотом ткань. Дата усыпальницы и кладбища восходила к III в., а в IV в. здесь построи- ли базилику донатистского Карфагена. Останки лежали везде, включая и общий ров, заполненный костями слоем в 30 см толщиной: сотни тел, возможно, дона- тнстов, убитых, по преданию, в 317 г. Среди погребенных на кладбище, конечно, не только мученики, но и просто умершие: надписи (более чем 3 300 фраг- ментов) перечисляют их профессии, включая «бестиария» и «медика». 29 До конца VI в во множестве создавались мозаики. Отметим открытый в 1951 г. Дювалем мавзолей в форме маленькой базилики, служивший семейной 149
усыпальницей; его прекрасная мозаика с птицами, рыбами и двумя павлинами по сторонам сосуда для причастия имела точную дату по лежавшим под ней бронзовым монетам, отчеканенным в 587-588 гг. Эпитафии повторяли старую латинскую формулу: «fidelis in расе» — «верный (покоится) в мире», а упомина- ние в одной из них «пятого района» указало на сохранение до VII в. церковных районов с архидиаконом во главе. 30 В комплексе с так называемым «Круглым монументом» изучили базилику с трифолийным планом, вероятно, мартирий, весьма похожий по размерам и про- порциям на мемории Святой Земли. Комплекс принадлежал второй половине IV в., имел следы достройки при Феодосии, запустения в период вторжения ванда- лов, восстановления византийцами после 533 г. и одну из последних в городе мозаик («Птицы», нач. VII в,). Посвящение здания, относящегося, видимо, к той единой архитектурной школе, которая возникла после строительных работ эпохи Константина в Палестине, осталось невыясненным (возможно, это мемория- кенотаф в честь епископа Киприана Карфагенского, казненного в 258 г). 31 Другой пример долгого существования города—Тиддис. На древнем ну- мидийском поселении со святилищами Сатурна и Митры, где построена боль- шая базилика, имеющая массу следов использования в поствизантийский пери- од, было собрано 60 аббасидских «стеклянных жетонов», множество берберо- арабской керамики и поливная «мусульманская» посуда. Есть основания гово- рить о прямой преемственности между византинизмом и исламом и о том, что и римско-византийский, и мусульманский периоды окончились здесь вместе, со вторжением кочевников в XI в Открытая в Рас-аль-Хиллал (Ливия) трехнефная базилика с амвоном, продленным в неф, построена в конце правления Юстиниа- на и оставлена после арабского завоевания (642 г.), однако здесь есть арабская куфическая надпись 722 года. (Frend, 1996. 331). 32 В Сбейтле он открыл не менее 8 церквей Древнейшая относилась к сере- дине IV в. и стояла на месте общественного здания. В ней были посвящения свв Трифону, Гервасию и Протасию, что, возможно, свидетельствует о контактах с Миланом. 33 Церкви чаще всего базиликальные, трехнефные, с одной апсидой и балоч- ным покрытием. Два элемента отличают их от нумидийских’ во-первых, отсут- ствие традиционного баптистерия, во-вторых, помещение алтаря дальше от ап сиды, чем обычно, и отсутствуют мученические погребения под престолом Ни одна из доюстиниановских церквей не имела амвона, типичного для церквей византийского Востока. Алтарная часть в целом была больше по площади, резь- ба же колонн совершенно аналогична нумидийской (виноград, монограмма Хри- ста, птицы и агнцы у Креста, розетки). Церкви, открытые в городах, частью перестроены из дохристианских обще- ственных зданий, а частью возведены Юстинианом, при котором в Африку при- возили уже готовые резные детали мраморного декора, сделанные на импера- торских рудниках, островах Мраморного моря и Малой Азии; мозаики клали привезенные из метрополии мастера. 34 26 надписей Айн Зары читались как «Да ниспошлет тебе Господь вечное упокоение и да будет над тобою вечный свет. Аминь»; другие несли текст Трис- вятого («Святой Боже, святой крепкий, святой бессмертный, помилуй меня»), или просто призывали имя Божие. См/. Frend, 1996. 162, 189. 35 Одна пространная эпитафия VII в. (Гиппон Регий) оказалась цитатой из «Энеиды», воспроизведенной по памяти и полузабытой, так что ее много лет не удавалось прочитать. Вообще постепенный упадок латыни в Северной Афри- ке— интересный процесс: в западных провинциях в конце VI—VII вв. еще писа- 150
Ядй на хорошем языке, на востоке бывшей Римской Африки он уже был испор- чен. 3 Копты — от араб, аль-кубт, аль-кыбт, аль-кобт — принявшие христианство египтяне, последние потомки народа, жившего во времена фараонов; их язык, хотя и претерпевший мощное влияние греческого, восходит к эпохе Древнего Египта (Аверинцев, 1987; Тураев, 1922; см. ниже о рукописях). 37 В Багавате изучено до двух сотен погребальных часовен, в плане круглых и квадратных, со сводчатыми перекрытиями и росписями, напоминающими фре- ски римских катакомб («Переход через Красное море» и др.). Бавит — крупный монастырский комплекс на западном берегу Нила; построен при Юстиниане, процветал в VI—VIII вв. и оставлен во второй половине XII в. Руины двух его церквей сохранили богатую резьбу и росписи (изображения святых воинов Си- синия, Георгия и др.). Расписывали даже маленькие кладбищенские часовни, в одной открыта великолепная композиция «Христос на троне» с Богородицей и апостолами. Раскопки (1901-1913 гг., Французский археологический институт) с точки зрения стратиграфии и датировки несовершенны, а результаты опублико- ваны неполно. Вади Загра—пещерная церковь с росписью на библейские сю- жеты, существовавшая до VIII в. и принадлежавшая бедной коптской деревне в 15 милях южнее Ассиута; раскопана Кэмпбеллом Томпсоном (Frend, 1996. 149— 150). 38 Раскопки в Келлие и вблизи Эсны показали трансформацию монастырей достаточно подробно. Комплексы включали в VII—VIII вв., кроме помещений для служб, трапезной и келий — комнаты гостей, послушников, наемников, внутрен- ний и внешний двор и пр. Здания изнутри расписывались, особенно ниша ора- тория или интерьер церкви. В Келлие открыты два ранних жилых объекта. Пер- вый (окруженные стеной дворы, изнутри застроенные по периметру жилыми помещениями) явно предназначался для многочисленной общины. Второй — также за стенами, но с гораздо более простыми покоями; именно здесь, как счи- тают, размещался отшельник и его ученики. Третья группа зданий служила цен- тром поселения; в нее входили два храма, два укрепленных пункта, большая постройка (трапезная?) и лишь несколько келий. Поселение возникло в IV в. и состояло сначала из келий, объединенных в независимые группы (считаются поселками известных анахоретов с учениками); за их пределами была рассыпана масса примитивных жилищ обычных отшельников. Кельи наполовину углубля- лись в землю и перекрывались сырцовым сводом. К V в. всю систему окружила невысокая ограда и уже возник «общественный центр», но независимость «по- селков» сохранилась. В VII в. был сделан решительный шаг к расширению и укреплению центрального участка, на который, видимо, собирались все жители окрестных «скитов», хотя и внутри новых стен старые общины сохраняли из- вестную степень обособленности. Около IX в. монастырь был оставлен. Стены, сооружавшиеся вплоть до оставления обители, не служили целям обороны, но лишь ограничивали территорию (так же было в монастыре Епифания в Фивах). Эти низкие ограды в отдельных скитах даже не имели входа; их преодолевали, видимо, по приставным лесенкам. «Настоящие» стены появились не раньше IX в., но большинство монахов продолжали жить вне их. (Kellia, 1983). В Эсне, монастыре с подземными жилищами, типа пещерного, две группы келий (разделенные дистанцией в 8 км) возникли не ранее второй половины VI в. В одной из групп ступенчатый спуск под землю кончался «площадью», от которой ответвлялись коридоры и палатки, многие из которых были рассчитаны на небольшую группу обитателей Никаких следов ограждения этого уникально- го раннего монастыря не выявлено. Близкие структуры обнаруживают монаше- ла& 151
ские поселения в Вади Натрун (Абу Макар, Анба Бишой и Дейр-ес-Суриани) Поселения, состоявшие из центрального укрепления с окружающими группы неукрепленными «скитами» (например, Мустафа Казиф, восходящий к V в . Дер-аль-Дик VI в., состоящий из пятнадцати келий, высеченных в скале, двух скальных церквей и башни-убежища) назывались в Египте лаврами Система «лавр» будет оставлена не ранее XIV в. 3 В Германии коптские церковные древности исследовали С. Краузе, X. Се- верин; в Голландии П. Ван Моорзель, во Франции С. Дю Бурге, в Австрии X. Бушхаузен и мн. др. (Badawy, 1978; Beckwith, 1963; Beyond the Pharaoh, 1989, Christentutn, 1963; Koptische Kunst, 1963; Du Bourguet, 1967; Effenberger, 1975, Krause, 1981; Pagan and Christian, 1941; Wessel, 1963/1965; полнее: DA. 7. 818 830). 40 Кларк, Рейснер, Фирт и Гриффит. (Френд, 1996, 150). Конечно, первые сведения о древностях Нубии попали в печать раньше. Путешественник швей- царец Якоб Бурхардт в 1810-х гг. нашел следы христианского прошлого у нубий- ских племен, некоторые из которых прямо объявили себя христианами; у поро- гов Нила он смог увидеть церкви с фресками и граффити на стенах Р.К. Лепсиус, готовивший в 1842-1844 гг. полное описание Нубии, в основном интересовался эпохой фараонов, но упомянул собор в Ибриме, а из руин средне- векового города южнее Хартума привез два фрагмента мраморного христианско- го надгробия с датой 897 г. Однако это было практически и все. Более активные исследования начались только в последней четверти XIX в. 41 В «Христианских древностях долины Нила» Кларк предложил обзор всех важнейших церквей и монастырей восточнее Ассуана (Clarke, 1912). Из его от- дельных открытий, показавших блестящие перспективы нубийских древностей, можно указать обнаружение церкви маленького поселения Абд-эль-Кадер, у вто- рого порога. Храм размером 9.20x5.50 м, с восточной камерой и тремя нефами шириной не более 80-100 см, сохранил крышу и часть росписи. В своде был написан «Христос во славе». Предчувствуя плачевную судьбу многих открытых им зданий, Кларк пожалел, что храм близко стоит от туристических маршрутов «Турист более страшный враг памятников, чем невежественное местное населе- ние. Он утаскивает с собой реликвии и сувениры, толпится в маленьких залах, царапает все вокруг своей тростью, солнечным зонтиком и ботинками на шипах, причиняя, пусть и невольно, больше вреда, чем стада рогатого скота». (Clarke, 1912, 54; Frend, 1996, 153). Экспедиции 1899, 1907, 1909, 1910 гг. позволили также сделать вывод о высокой плотности населения страны в 1Х-Х1П вв. 42 Экспедиции 1908 и 1909 гг. Он предпринял более подробную фиксацию и расчистку, что необходимо, во-первых, для уточнения датировки, а во-вторых, для характеристики строительства: видов кладки; конструкции кирпичных купо- лов; тех особых приемов, которыми нубийские строители компенсировали по- стоянную нехватку дерева, и др. Он же начал разработку типологии керамики (Mileham, 1907; Frend, 1996, 153-154, 176). 43 Хотя он не обнаружил фресок, но описал ряд граффити, в том числе на старонубийском, среди которых были опознаны слова из Библии, что позволило начать работы по переводу. Над расшифровкой работали Гриффит и Шеффер; опорой служили немногочисленные тексты (легенда о св. Мине и др.) и разго- ворные диалекты нубийского. Позднее выяснится, что официальные документы Нубии писались по-гречески, но в дипломатической переписке с Египтом при- меняли арабский и коптский; старонубийский дополнял церковные языки — греческий и коптский. Позже к востоку от города нашли очаровательную церковь рубежа X-XI вв. с фреской, изображавшей Христа и рядом — правите- 152
ля Нубии (эпарха) в экзотическом наряде. Граффити упоминали популярных святых воинов — Георгия и Меркурия. 44 Работы Шинни подтвердили развитость монашества в нубийском христи- анстве и использование трех языков (нубийского, греческого и коптского) в ка- честве церковных, с ориентацией форм эпитафий на византийские образцы. Удалось установить типичную для Нубии планировку монастырского храма; центральный иеф и два боковых, разделенные аркадами, с кафедрой посредине северного нефа, алтарем, обнесенным деревянным барьером, и с лестничными ступенями, ведущими к подиуму в форме апсиды. Снаружи (с севера) пристраи- вали баптистерий. (Shinnie, 1955; Crawford, 1953; Shinnie, Chittick, 1961; Frend, 1996, 299-302). 45 Решение о строительстве Ассуана было принято еще в 1950-х гг., но архео- логические работы удалось организовать лишь в 60-е гг. Их финансировало спе- циальное Общество по исследованию нубийских древностей (Society for Nubian Studies). Кроме таких известных памятников, как Фарас и Ибрим, отметим цер- ковь в селе Абдалла Ниркви; кладбище Мас-Мас; монашеское поселение Дебей- ра Вест. 46 В 1961 г. в Каире был создан Польский центр средиземноморской археоло- гии и Центр нубийских исследований при Польском институте средиземномор- ской археологии в Варшаве, работавший в Старой Донголе, Фарасе и других местах. Михаловский посвятил Нубии последние 20 лет своей работы. Его па- мяти бьш посвящен сборник Академии католической теологии в Варшаве «Nubia Christiana». 47 Иконографическая программа IX в. выделяла сюжеты, связанные с Бого- родицей и Рождеством. Можно было допустить, что это — живопись монофизи- тов, в доктрине которых культ Девы Марии и рассказ о Рождестве играл важную роль (популярностью пользовались, например, апокрифы типа Протоевангелия Иакова с его подробным Житием матери Марии — Анны). В росписях Мария Обычно помещена в центр композиции, надписи по краям обращаются к «Свя- той Марии Деве Матери Христовой» и «Иисусу Христу Спасителю»; часто изо- бражается также история волхвов. 48 Картина удивительно напоминала и погребения ранних государств Востока (например, гробницы Ура), и царские курганы полукочевых народов степей Ев- разии (например, скифов). Стадиально, типологически и даже по датам она, од- нако, приближалась к «варварским» обществам, стоявшим на географической и ( хронологической границе христианства — напомним о столь знаменитых памят- 1 ииках, как гробница Хильдерика (см. ниже), курган Саттон-Ху, «Черная могила» иа Руси. Интересно, что и в церковном изобразительном искусстве Нубии специали- сты находят неожиданные аналогии народно-религиозному искусству средневе- ковой Руси, которые можно объяснить только близостью исходного материала, общехристианским происхождением иконографии и до известной степени сход- ными условиями развития (периферийность по отношению к единой христиан- ской культуре, отсутствие античной «предыстории», длительная изолирован- ность, «наивное» народное искусство как основной эстетический контекст). 49 В середине VI в. иа территории Нубии существовали три «королевства»: Нобатия, между границей Египта (нынешний Ассуан) и третьим порогом Нила, с городами Пахорас (Фарас) и Фрим (Каср Ибрим); Макура между третьим поро- । гом и слиянием Нила с Атбарой (столица в Старой Донголе) и Алодия (Алва) — । еще южнее, со столицей в Соба (под Хартумом). С начала VII в. епископы всех к трех королевств поставлялись александрийским патриархом-монофизитом и 153
нубийская церковь была частью коптской. В сер. VII в. Макура подчиняет Ноба- тию, их общей столицей становится Донгола, а в Фарасе управляет эпарх. Спи- сок епископов Фараса восстанавливается, начиная с Аэта (ок. 620 г.). В это вре- мя главной церковью оставался храм «У Речных Ворот», но в 707 г. собор вновь сменил дворец, оказавшись на старом месте. Единой религией объединенного королевства Макуры и Нобатии было теперь монофизитство, а Фарас стал ме- стом кафедры. В то же время монахи, бежавшие из оккупированного Египта, устроили к западу от города монастырь. В промежуток до правления Тамара (t 1193), чье надгробие открыто в церкви «У Речных Ворот», известны имена нубийских монархов и 24 епископов. 5 ,1 Позднее в Ибриме нашли и другие церкви, небольшое кладбище, даже над- гробие одного из епископов Фараса, Мариана (t 1036). Южная церковь, как вы- яснилось, существовала уже во второй половине УП в. и была перестроена из форта Нового Царства. Интересно, что обнаружились и следы, в том числе письменные документы, оставленные римским гарнизоном, стоявшим здесь, на южной границе Римского Египта, с эпохи Августа до конца 60-х гг. н.э. 51 Они провели в Аксуме всего три месяца (чего хватило на пять томов отче- та), но нашли 78 своеобразных памятников-стел, описали их и нанесли на карту Среди надписей встретилось имя царя Эцаиы (Изаны) и тексты о его победах над Нубией. Он называл себя «сыном непобедимого бога Ареса», но в одном месте упомянул также «могущество Господина Небес» и «Владыку всего, меня создавшего». Диттман верил, что Изана стал христианином и они с братом Са- заной — те самые «князья Аксума», к которым обращался император Констан- ций II в 357 г. Золотая монета с именем Изаны и крестом как будто подтверждала это. В 1969 г. обнаружили еще одну надпись Изаны, содержавшую формулу «могуществом Отца и Сына и Духа Святого», что уже прямо указывало на хри- стианство, а учитывая формулу «Господин Небес» — скорее на его монофизит- скую стадию развития. Впрочем, всю конструкцию многие считают гипотетичной. Монета скорее всего позже середины IV в., поскольку несет изображение «греческого креста» Вполне вероятно, что существовали два властителя с именем Изана—ранний (язычник) и более поздний (христианин). Вопрос сложения в Абиссинии христи- анских общин требует выяснения — чем, в частности, и занимаются различные экспедиции с конца 1960-х гг. Будем ожидать решения этой проблемы. В 1993- 94 гг. в Аксуме Дэвиду Филипсону удалось как будто приоткрыть тайну, окру- жающую «великий обелиск» с ложной дверью и связанные с ним погребения, и собрать некоторые материалы, освещающие переход от язычества к христианст- ву. 52 Интересна и поминальная надпись короля Георгия на большой мраморной плите XII в., которую Эвелин Уайт нашла в 1921 г. в церкви Дейр-эс-Сурийан в Вади Натрум (1921 г., Эвелин Уайт) прислоненной к стене алтаря—там, где ее оставили много веков назад, уходя после последней службы, монахи. Речь идет, видимо, о короле Макуры; названа дата его рождения (1106 г.), наследования трона (1130 г.) и смерти (1158 г.). Иными словами, этот король был младшим современником русского князя Владимира Мономаха. В другом монастыре, свя- того Симеона, нашли надпись «последнего христианина Нубии» (как тогда пола- гали), короля Кудаибеса (f 1323). Она написана по-гречески и датирована 7 ап- реля 1322 г. (драматическим моментом, когда король уходил на битву с мусуль- манами). Тексты встречаются в самом разном исполнении. Например, среди депинто на фрагментах керамики есть обещания трех кандидатов иа должность диакона, 154
данные ими своему епископу, Аврааму из Хермотиса, около 600 г., живо рисую- щие церковную обстановку и обычаи. Кандидаты обязуются следовать канонам, подчиняться приказам руководства и не брать взяток, а также выучить наизусть Евангелие от Иоанна. 53 Скоро другими собирателями были куплены и свитки манихейских псал- мов. Расследование показало, что источник рукописей — ларец, найденный в Мединет Мали, римском гарнизонном городке в Фаюмском оазисе. Шмидту пришлось вложить в покупку свои деньги, зато в следующие годы он был занят, вместе с коллегами, важнейшим делом — расшифровкой и публикацией писем, гомилий, гимнов и жития самого Мани. При всем старании ученым не удалось обработать и опубликовать все найденное до войны. Часть текстов, увы, пропала при бомбежке Берлина (или, как полагают некоторые, была увезена в Россию). 54 Возле современной деревни Наг Хаммади (древний Хенобоскион) имелось заброшенное кладбище, возможно, связанное с руинами монастыря св. Пахомия. Рассказывают, что в 1945 г. крестьяне копали здесь гумус для удобрения полей и, как водится в подобного рода историях, некто Мухаммед Али аль Саннам нашел огромный горшок-пифос. Конечно, он разбил его в поисках золота, но обнару- жил 13 переплетенных в кожу кодексов, написанных на папирусе, размером 25x15 см каждый. Посоветовавшись с местным коптским священником, чей сводный брат был человеком образованным, Мухаммед доверил ему отвезти в Каир одну из рукописей, где она попала в конце концов в Департамент древно- стей и была куплена музеем в 1946 г. за 250 фунтов. Большую часть одного из кодексов, оставшихся в деревне, сожгла жена Али, полагая его источником бо- лезней в семье. Остальные разными путями через торговцев попали в Каир. Публикация потребовала очень много времени: книги были рассеяны между дилерами; всех отвлекла находка рукописей Мертвого моря; правительство Египта не могло в те годы помочь Музею в выкупе книг. Лишь в 1977 г. коптская библиотека была наконец опубликована Джеймсом М. Робинсоном. В ней было около тысячи листов текста, содержавших 52 гностических сочинения, в том числе такие важнейшие памятники, как «Евангелие от Фомы» и «Апокалипсис Петра». Создана она была в IV в. Напомним, что первый папирус с гностиче- ским текстом был привезен в Европу из Египта еще в 1778 г., а в 1783 г. Британ- ский музей уже купил коптскую рукопись гностического трактата «Pistis Sophia». (Frend, 1996; Robinson, 1981; Трофимова, 1989; Хосроев, 1991; Хосро- ев, 1997, там же подробная библиография). 55 Известный шедевр — серебряный дискос 1Х-Х вв.: цельнолитое блюдо с низкорельефными, пройденными гравировкой и частью позолоченными изобра- жениями. Три медальона заполняют композиции «Распятие», «Жены-миро- носицы» и «Вознесение», в промежутках изображены «Даниил во рву львином», «Отречение апостола Петра» и «Кустодия» (стража Гроба Господня). В компози- циях отражены элементы несторианской догматики: отсутствие Марии в сцене Вознесения, а в Распятии — орудий страстей и самого креста. Надписи на блюде сделаны по-сирийски, хотя и не особенно грамотно. Паломнические сувениры, доставлявшиеся из Средиземноморья, служили не только реликвиями, но и об- разцами для копирования; до Азии доходили «ампулы святого Мины» из Египта VI-VIIbb. и другие сосуды. (Даркевич, 1976, 63-68; Залесская, 1986). 56 Каменный сосуд Х1-ХП вв. с городища Торткуль-Тобе (музей г. Чимкента) с изображением христианских символов и византийских плетенок вместе с ислам- скими «арабесками»; синяя поливная ваза с изображением двенадцати апостолов (Иссык-Куль); серебряные сосуды клада 1923 г. в Чуйской долине. 155
I I Раскопки в базилике св Петра на Ватиканском холме Саркофаги в од- ном из мавзолеев (Toynbee, Ward Perkins, 1956)
ГЛАВА IV. МЕТОДЫ, ГИПОТЕЗЫ И ФАКТЫ | Сфера исследований древностей христианства в первой половине | XX в. расширялась столь стремительно, что к 1950-70-м гг. наступило v время подводить итоги сделанного. Хотя открытия ключевых объектов, 10 которых рассказано, были важным фактором, но в становлении исто- рии церковных памятников как научной дисциплины не меньшую роль играло решение проблем исследовательского метода и получившие по- истине всемирный размах научные дискуссии. Особое место заняли споры о путях анализа и интерпретации мате- риала, за которыми стояли конфессиональные традиции и церковно- политические интересы. Только внесение в практику научных археоло- гических методов и трезвого, критического отношения к письменным источникам позволило с 1930-40-х гг. отойти от апологетики и усилить объективность интерпретаций. Быстрое возрастание объема информации заставило развернуть об- суждение и важнейших конкретных проблем. Благодаря изучению строительных особенностей и литургического устройства сотен древних церквей стало возможным приступить к решению вопроса о происхож- дении, причинах и путях развития форм христианского храма. Эти дис- куссионные темы мы и выделяем как основные в историографии цер- F ковных древностей первой половины уже уходящего от нас века. 1. Римская школа: между апологетикой и объективностью* Мы уже знаем, что школа получила имя «римской» не случайно и не 1 только потому, что сложилась в Вечном Городе, являясь изначально од- ' ной из дисциплин теологии римского католицизма. В Средиземноморье П-Швв. огромная часть культурных импульсов исходила из Рима как Политического центра империи. Изучать древности раннего христианст- * Основано на: Snyder, 1985/91; Frend, 1996; Toynbee, Ward-Perkins, 1956; Ka- ? уфман, 1964; Хрушкова, 1998а; Сен-Рок, 1998 J157
ва в иных городах (Арле, Трире или Аквилее) часто означает изучать развитие римской традиции в каком-то конкретном месте. Школу назы- вают «римской» и по другой причине: вплоть до сего дня почти все уче- ные, работающие в области христианской археологии, проходили ту или иную практику в Риме. Труды по археологии церкви в первом тысячеле- тии и сегодня в той или иной мере зависят от первых базовых сводов христианских древностей («корпусов»), составленных учеными римской школы. Однако эта школа сложилась полностью в XIX в., когда история христианских древностей еще не нашла своего места в кругу уже суще- ствовавших культурно-исторических областей, таких как история ан- тичности и средневековья. Поэтому в XX в. она принесла противоречия методико-интерпретационного характера, определявшиеся борьбой ме- жду «апологетически-конфессиональным» и «объективно-научным» подходом, а также спором между специалистами-античниками («клас- сиками») и теми, кто стремился разглядеть за фасадом эллинизма куль- туру раннего христианства. «Конфессиональная опасность» История христианских древностей в конце XIX в. находилась в тесной зависимости от церковной догмати- ки и политики, которые вели, особенно в католических странах, непри- миримую борьбу с быстро набиравшим силу рационализмом (достаточ- но напомнить о книгах Э. Ренана). На рубеже веков громко звучала тема гиперкритицизма и атеизма: Карл Каутский в «Основаниях христианст- ва» (1908 г.) попросту отрицал существование реального Христа-чело- века; недалеко от него оказался и Альберт Швейцер в «Поисках истори- ческого Христа». Тонко чувствующий де Росси написал в 1884 г.: «Мы все дышим атмосферой рационализма более или менее безрелигиозного (я не говорю антирелигиозного, это другое)».1 Церковь пыталась проти- вопоставить наступлению «критиков» непримиримость догматизма и, даже стремясь остаться в рамках традиции, лучшие люди церковной науки неизбежно вступали в противоречие с сиюминутными требова- ниями клерикалов и политиков от религии. Тяжелое «наследие», которое оставлял XX век, хорошо показывает недавно опубликованный источ- ник—двадцатилетняя переписка де Росси и Дюшена (Correspondance, 1995; изложение и цитаты по рец.: Хрушкова, 1998а). Имя кардинала Луи Дюшена (1843-1922) более связывается с пуб- ликацией источников, чем собственно с археологией, но значение па- мятников, с которыми он работал (прежде всего Liber Pontificalis — «Книга пап»), и оставленных им трудов по литургике и ранней церкви для истории христианских древностей трудно переоценить.2 Его пози- ция как глубоко и искренне верующего исследователя, предельно чест- ного и открытого для критики, и при этом остающегося внутри теолого- догматического подхода — особенно интересна. Не стремясь порвать с церковной традицией и перейти на позиции рационализма, Дюшен постоянно подчеркивал стремление служить од- новременно вере и науке, причем отношение к первой не ущемляло в 158
его глазах важности второй. Работа для науки представлялась ему одной из форм служения Богу, что позволяло психологически снять глубокий конфликт, который де Росси в известной мере маскировал и смягчал внешне. Но это же заставляет допустить известную ограниченность пределов критики догмой.3 Однако это не примирило его с теологами Рима и Парижа (где мно- гие, по выражению Дюшена, «чистят до блеска железный лом инквизи- ции»). Отзывы о них полны мрачного юмора, позволяющего почувство- вать, до какой степени атмосфера была наполнена остатками средневе- ковья. После смерти кардинала Питри Дюшен напишет, что тот велел бы сжечь его на Кампо ди Фьоре «без всякого дурного намерения, ради моего и всеобщего блага» (1889) (ср. позже: «Так, говорите, в Риме нет намерения меня сжечь?» (1891). Эти шутки не так безобидны, как может нам показаться сегодня. Недовольство Ватикана грозило реальными и серьезными неприятностями. Угрожающе нависал все тот же «Индекс»; приходилось опасаться доносов уже после выхода диссертации по Liber Pontificalis. (Впрочем, не нам, живущим в конце того же столетия, сме- яться или удивляться — каких только «индексов», намного более полных и страшных, не пережили многие науки в середине XX века!).4 Открыто выступать с неортодоксальных позиций было просто опас- но даже в первой четверти XX в. — если не для жизни, то по крайней мере для карьеры. Например, публикация в 1910 г. новаторской работы Франца Иозефа Дэльгера о рыбе как символе в раннем христианстве стала «неблагонадежной» в глазах ряда высокопоставленных колле!, стремившихся закрыть ему путь к преподаванию. Понятно, что Дэльгер, как до него де Росси, был вынужден проявить разумную осторожность и не включать свои работы по взаимосвязям христианства и язычества в общий курс истории церкви. Только смена ситуации после Мировой войны и прокладываемый Ватиканом «новый курс» несколько смягчили обстановку. В 1925 г. Папскую академию христианской археологии пре- вратили в Институт (Pontifico institute di archeologia cristiana— PIAS). возложив на него функции обучения студентов и ведение исследований.5 Вступая в должность, первый ректор Института И.П. Кирш (1861-1941) счел возможным постулировать, что христианская археология стала ис- торической наукой, «основанной на подлинных источниках и стремя- щейся к абсолютной объективности». Но до настоящего утверждения внеконфессионального подхода оставалось еще примерно полстолетия В публичной лекции на XI МКХА в Гренобле (1986), ставшей сейчас классическим изложением взглядов на перемены в области христиан- ской археологии, выдающийся французский ученый Поль-Альбер Фев- рье указал на продолжавшееся господство «утилитарного» подхода к христианским памятникам, на использование их в религиозной полеми- ке и пропаганде (например, для проведения евхаристического конгресса была демонстративно отреставрирована базилика в исламском Тунисе). Момент решительного перелома приходится на начало 1970-х гг. На IX Международном конгрессе в Риме новый подход, связанный с отказом 159
от «конфессиональное™» в науке, окончательно утвердился и был при- знан официально благодаря усилиям группы выдающихся светских уче- ных.6 Хотя это не значит, конечно, что «идеологические путы» (частный случай которых представляют конфессиональные ограничения) полно- стью исчезли. Метод римской школы в зеркале протестантской критики. В осно- ве многих «атрибуционных» и «интерпретационных» конфликтов пер- вой половины XX в. лежат объективные особенности, присущие древ- ностям любой религиозной культуры. Главная из них: разрыв между возникновением, а затем распространением «учения» — и запечатлени- ем его влияния в «материальной» среде (экономике, социальной струк- туре, изобразительном искусстве и архитектуре и пр.) Разрыв часто от- ражен в хронологии культуры — хотя и не только в ней. Нет ничего странного в том, что на вопрос, как выглядят древности первых христи- ан, не сразу удалось ответить. Еще апостол Павел задумывался, чем сле- дует обставлять свой быт христианину, чьих обычаев придерживаться в каждодневной жизни: иудейских, греческих или каких-то иных, не свя- занных ни с этнической, ни с конфессиональной принадлежностью (хо- тя и не предлагал однозначного ответа). Решения, конечно, были выработаны ежедневным бытом, но следы их нужно искать вне литературы, там, где они непреднамеренно запе- чатлены в материальных остатках домашней и церковной жизни. Однако эти следы оказались довольно смутными и археологи не сразу научи- лись их определять. Из-за этого они либо невольно искажали датировки, удревняя материал, — либо считали, что ранние «христианские» слои и артефакты до нас просто не дошли, они полностью уничтожены. Сейчас доказано, что «неуловимость» ранних христианских древно- стей объясняется просто. Христиане двух первых веков, разумеется, строили здания, хоронили умерших, теряли или ломали вещи, устраива- ли совместные трапезы — то есть жили обычной, каждодневной жизнью и ее материальные остатки постоянно открываются. Но они совсем (или почти) неотличимы от остатков той «нехристианской» культуры, которая их породила и на первых порах окружала. Древности, несущие несомненный отпечаток христианства, можно выделить из общего круга поздних античных (эллинистических) не ра- нее, чем со 180-х гг. Только с конца И в. можно различить новые элемен- ты в погребальном обряде, надписи, символы, даже здания. Иными сло- вами, у христианской культуры ушло более столетия на то, чтобы выра- ботать форму, отличную от старой социально-культурной матрицы. Если же говорить не об отдельных элементах культуры, которые существова- ли во П-Ш вв., а о ярко выраженных универсальных структурах — то речь пойдет о периоде не ранее IV в., с эпохи Константина Великого. Вырастающие из этого хронологического несоответствия проблемы атрибуционного (определение даты, функции и т.п.) или интерпретаци- онного характера были осознаны только к концу XIX в., причем пред- ставителями протестантских школ. Причинами были как стремление 160
разоблачить ошибки католиков, так и общая критико-скептическая направленность протестантских школ, близость их позиций к рациона- лизму (Дюшен недаром отметил, что его лучший слушатель среди шес- тидесяти священнослужителей — протестантский пастор, в то время как католических клириков приходится заставлять заниматься наукой). Именно протестанты и предложили римской школе свое «зеркало кри- тики» — и не устают держать его наготове по сей день. Заглянем в него. (Краткий очерк: Snyder, 1985). Римская школа XIX — нач. XX в. выработала вполне устойчивый стиль в подходе к открываемым древностям, основанный на «иерархии процедур» и «иерархии источников». Любой объект анализа (артефакт, сюжет, событие и т.п.) сперва следовало изучить, оставаясь в пределах библейской и патрологической литературной традиции, к которой до- бавлялись сведения хронографического характера (например, «Книга пап»), паломническая литература и т.п. В результате возникал как бы «литературный портрет» проблемы. Лишь затем обращались к археоло- гическим данным, причем их «встраивали» в уже сложившуюся струк- туру. «Иерархии процедур» соответствовали априорно признанные «ие- рархия источников» и «иерархия значений». Считалось, что веществен- ные источники призваны лишь подкрепить выполненную по письмен- ным источникам реконструкцию; они привлекались лишь как дополне- ния «церковной традиции», как доказательства ее надежности. Если между ними обнаруживалось расхождение, письменным (традицион- ным) сведениям отдавалось предпочтение (впрочем, считалось методи- чески более правильным и чистым решением не отбрасывать одну из несовместимых информаций, но разрешить противоречие между ними путем какого-нибудь логического компромисса, сохранив обе). Нельзя отрицать, что в ряде случаев приоритет письменных источ- ников «нормален» и эффективен. Но такой подход имеет, с точки зрения критики источников, ряд уязвимых мест. В основе представлений о вто- ричное™ материальных или художественных древностей по отношению к «священным текстам» лежат три ошибочных допущения: что эти тек- сты показывают историческую ситуацию принципиально верно (на са- мом деле они могут ее искажать, причем искажать тенденциозно); что литература церкви выражает некое единое мнение ее служителей, гово- ря «cum solo voce» («единым голосом») (хотя множественность позиций, в них заложенная, просто игнорировалась); что тексты отражают, хотя бы на уровне описания, основы верований всей народной толщи, пока- зывая религию масс (в то время как на практике взгляды образованной части общества и массовые верования часто противоречили друг другу). Опираясь на эту «методическую триаду», историки римской школы рисовали развитие христианства первых веков как постепенное, через «порчу» служебной практики и веры, выделение еретических течений, чреватых схизмами, из первоначально чистой и единой ранней церкви. Это наивное положение и атаковали теологи-протестанты, в конце кон- 6 Зак 3363 161
цов разрушив его и придя к выводу, что «правоверия» и «ереси» сперва просто не было как понятий. Не требовалось и «принудительного един- ства» — до тех пор, пока одна из ветвей христианства не получила пре- имуществ.7 Иными словами, по мнению критиков, римская школа изу- чала церковные древности, закрывая глаза на сложение единства церк- вей как на исторический процесс; на разнообразие взглядов и практики ранних христианских общин; на литературную «нивелировку» изна- чальной «полифонии». Опираясь в интерпретации на церковную тради- цию, она вынуждена была экстраполировать поздние (то есть развитые и потому хорошо изученные) формы на ранний период, предполагая ус- тойчивость и даже неизменность «традиции». Это допущение, как пока- зал позднее анализ, вело к хронологическим и смысловым натяжкам. Например, приходилось предполагать, что христианская доктрина уже в I в. н.э. должна отчетливо отразиться в древностях; что богатые и знатные неофиты, покровительствуя новой вере, уже в конце I — нач. П в. сформировали те самые кладбища и домовые церкви, которые позднее оказались принадлежащими эпохе Константина; места собра- ний и публичных богослужений, известные в IV в., напрямую связывали с богослужебной практикой первых групп верующих, и т.д. Понятно, что исходившая из этих положений римская школа имела тенденцию удревнять находки и памятники. В конце концов «независи- мые экспертизы», развитие полевой методики и кабинетной аналитики доказали, что древнейшие свидетельства христианства в материальных памятниках появляются лишь в конце II в. Однако это не заставило пол- ностью отказаться от «презумпции правоты» письменного источника и все еще сохраняются целые группы и даже направления, старающиеся «добиться гармонии» письменной традиции с археологическими дан- ными, а то и целенаправленно «создать» такие данные, которые бы под- твердили существующую традицию. Напомним о Э.П. Теста или о ме- тодах М. Гвардуччи при анализе граффити на раскопках «трофея» в со- боре св. Петра (см. гл. VI-1). (Testa, 1962; Guarducci, 1958). Идея «непрерывности традиции» приводила к ошибкам также и при поиске отражения христианской доктрины в древних изображениях (критика: Newman, 1878). Можно сказать даже, что сама мысль о воз- можности такого поиска выглядит ложной. Поскольку даты артефактов обычно не имеют абсолютной точности, всегда есть соблазн «спроеци- ровать» более поздние теологические воззрения (например, конца IV- V в.) на ранний материал.8 Впервые на том, что научно установленные даты должны предва- рять попытки интерпретации, а не наоборот, решился настаивать Пауль Штайгер в ответе Дж. Вильперту о соотношении археологии и веры при натурном исследовании древностей. Штайгер возражал против датиров- ки памятников искусства на основе стилевого сопоставления или с по- мощью датированных надписей, обнаруженных неподалеку,— напри- мер, на том же уровне катакомб. Скоро стало ясно, что без точных дати- ровок изучать историческое развитие — просто бессмыслица. 162
Контекстуально интерпретация римской школы уязвима еще более, чем хронологически. Уже в 1880 г. Виктор Шультце подчеркивал необ- ходимость истолкования древних изображений с позиций реального контекста (вещественного, архитектурного и др.), в который они вклю- чены, а не с позиций норм патристики или догматики. Но на римскую школу это оказывало мало влияния.9 Пока римская школа изучала и представляла коллегам древности в свете письменных памятников церковной традиции, в протестантских странах (прежде всего в Германии) разрабатывали метод интерпрета- ции, который можно назвать контекстуальным. У его истока стояли Ганс Литцманн и Франц Йозеф Дэльгер. Основанная ими в Бонне исследова- тельская группа стремилась изучать древности раннего христианства в свете общей культуры Средиземноморья. Предлагались и другие новые подходы, позволявшие использовать христианские древности как мате- риал для реконструкции «народной религии» (Volkreligion) в общем кон- тексте с иными «народными религиями»; многие ученые искали религи- озно-исторический контекст для символов раннего христианства в ис- кусстве иудаизма (Dolger, 1928; Suhling, 1930; Judge, 1960, 4-14). «Боннская группа», предложившая изучать материалы раннего христи- анства в общем культурном контексте, скоро заняла ведущее место в области научной интерпретации, и в тридцатые-сороковые годы путы догм ослабли. Преемник Дэльгера Теодор Клаузер еще больше сплотил группу, проделавшую огромную работу для подготовки к публикации знаменитого Reallexicon а и ежегодника «Jahrbuch fur Antike und Christentum». «Классическая археология versus христианской». Сейчас, в самом конце XX в., конфессиональный подход к христианским древностям уже не имеет былого влияния. Не является «разграничительной линией» и методика («христианские археологи» заимствовали и постарались усво- ить все богатство аналитико-интерпретационных методов, накопленных специалистами по древневосточным и античным древностям). Но на- пряженность в отношениях «античников» и «теологов» все еще сохраня- ется; можно сказать, что они унаследовали старую тяжбу: «классическая археология против христианской». До известной степени это результат воспоминаний об использовании археологии «апологетами», прежде всего католиками. Действительно, всего каких-нибудь полстолетия назад «христианские археологи» выну- ждены были исходить из презумпции глубокого, трагического и даже непреодолимого различия между языческим и христианским мирами. Вторая важная причина конфликта коренится в самом распределении материала и, так сказать, внутреннем строении системы исторического знания. Период с конца III до конца VI — нач. VII в. оказался в этой сис- теме как бы «ничьей землей» — «финальные» и пост-античные века бы- ли слишком поздними для историков-классиков и слишком ранними для Историков-медиевистов. «Античники», к сожалению, долго исходили из некоторых профессиональных предрассудков. К ним можно отнести 163
представление об эпохе упадка античного мира, наступившей с победой христианства, и традиционное для многих нежелание продолжать ис- следования эпох, следующих за правлением Диоклетиана Кроме того, сказывалась «избирательность» археологии, сохранявшаяся примерно до второй трети XX в.: тогда предпочитали исследовать погребения и невольно останавливались, достигая христианской эпохи, некрополи которой требовали принципиально иного подхода и не содержали при- вычного для античности богатого материала. Объединяющей почвой стали результаты практических исследова- ний. Оказалось, что за пределами церковных участков, в рамках хотя бы небольшого «бытового пространства» города или деревни, оба мира, языческий и христианский, тесно переплетены, как в росписях ката- комб, где сцены Ветхого и Нового Заветов помещены рядом с Гераклом, поражающим чудовищ. Хронологической гранью, за которой началось быстрое преодоление разрыва, как и в случае с «конфессиональной дискуссией», было начало 1970-х гг. Именно с этого момента заработала масса новых и возобно- вился ряд когда-то оборванных проектов полевых исследований на па- мятниках переходного периода от Восточного Средиземноморья до Бри- тании. Стимулирующее воздействие на преодоление провала «темных веков» оказали работы историков и филологов, обратившихся наконец к раннехристианскому и раннесредневековому наследию, прежде всего научная деятельность такого выдающегося ученого, как Питер Браун, книги которого («Мир поздней античности» и «Культ святых») и сейчас остаются одним из оснований «нового подхода». (Brown, 1971; Brown, 1981). Крупнейшим шагом в исследовании «потерянного звена» истории стала организация общеевропейской’ исследовательской программы «Изменения в Римском мире. 400-900 гг.» (European Science Foundation, 1993-1997).’° Эти исследования, независимо от «классической» или «теологиче- ской» позиции руководителей проектов, совершенно по-другому освети- ли взаимоотношения «старых» и «новых» религий, включая конфликт между ранним исламом и византийским христианством. Вопреки мне- нию Эдуарда Гиббона, в христианской церкви (как восточных, так и за- падных провинций Рима) теперь видят важнейшее передаточное звено, обеспечившее непрерывность и преемственность перехода от поздней античности к раннему средневековью. Некоторые историки даже пола- гают, что рождение христианской культуры позволило отсрочить упадок империи, помогло продлить ее существование и обеспечило сохранение римского наследия на территории «субримских» государств Запада вплоть до VII в., а также распространение древних культурных тради- ций далеко за пределы их первоначальных ареалов. Впитывая и преоб- разуя культуру, унаследованную от Греции и Рима, христианская культу- ра сформировала решающее звено цепи, связавшей античное прошлое со средневековым будущим. (Herrin, 1987; Wiseman, 1997; TRW). 164
Раскопки в базилике св Петра на Ватиканском холме Аксонометриче- ская схема участка, раскопанного внутри апсиды базилики Констан- тина (Mananellt, 1981) Мы видим, что сегодня христианская археология в целом стремится отойти от методов старой римской школы. Однако рецидивы «конфес- сиональной методики» встречаются и на протяжении второй половины XX в. В гл. I говорилось, например, о «гипотезе Багатти-Теста». Не ме- нее ярким примером может служить интерпретация одного из важных открытий середины столетия — сооружений II—IV вв. под базиликой св. Петра в Риме. Что скрыто под базиликой святого Петра? «Мне одной выпало за- полнить белые пятна. Так, я опознала имя Петр как на стене «G» (пер- пендикулярной Красной Стене), так и в мавзолее некрополя (мавзолей Валерии). Я полностью расшифровала граффити на стене «G», которое оказалось выдающимся образцом загадочной криптографии и чудесной страницей христианской духовности (равно как и другие многочислен- ные призывы к Христу, Петру и Марии). Я обнаружила и идентифици- ровала сохранившиеся мощи Петра, которые благодаря стечению стран- ных, но объяснимых обстоятельств успешно ускользнули от внимания археологов 1940-49-х гг., и показала, что они были перенесены из моги- лы под «трофеем Гая»,в специально подготовленное место упокоения внутри стены «G». (Цит. по: Frend, 1996). Эта не очень понятная пока читателю цитата, похожая на победную реляцию какого-нибудь древневосточного владыки, принадлежит италь- 165 а
янскому ученому Маргарите Гвардуччи. Она заимствована из «Энцик- лопедии ранней церкви» и относится к заключительному этапу изучения так называемого «трофея Гая» в Риме.11 Открытие этого памятника, ко- нечно, принадлежит к числу серьезнейших в истории христианских древностей, хотя и несколько испорчено одним из последних приступов «конфессионального подхода». История его поучительна. Можно начать с 22 февраля 1939 г., дня смерти Пия XI, великого любителя римских древностей. Для погребения необходимо было найти подобающее место в крипте базилики св. Петра, в «священных гротах». Но сделать это оказалось непросто. Уже на глубине 20 см под современ- ным полом крипты строители открыли полы древней базилики, а затем из-под них показались саркофаги, остатки мавзолеев и даже крытая че- репицей крыша небольшой постройки с фронтоном. Было очевидно, что строители в IV в. засыпали ранние сооружения землей, срезав только самые завершения. Пий XII распорядился провести работы столь широкие, сколь это возможно без ущерба для храма. Предполагались именно научные ис- следования всего, что лежало ниже главного алтаря, до самого материка. Основная цель была сформулирована как проверка церковной традиции, повествующей о погребении здесь апостолов Петра и Павла. Со сторо- ны римско-католической церкви это был, безусловно, смелый шаг— ведь именно на легенде о проповеди и мученичестве апостола Петра в Риме основаны прерогативы католической церкви. Недаром в XVI в., несмотря на просьбы Бозио, на раскопки не решились. (См. выше). Работы оказались очень сложными. Базилика Петра (заложена ок. 322, окончена ок. 349) стоит на склоне холма Ватикана и для ее строи- тельства частью срезали почву, снеся мешавшие постройки, частью под- сыпали грунт (ок. 300 000 м3). Теперь столько же, если не больше, пред- стояло удалить для полного раскрытия (на самом деле вынули примерно четверть засыпки). Копать пришлось на глубине до 9 м под полом храма, сохраняя при этом как открываемые руины, так и, естественно, саму базилику, шедевр архитектора Браманте. Содиректора исследований 1940-1949 гг. (Б. Аполлони-Гетти, А. Ферруа, Э. Йоси, Э. Киршбаум), хотя и совершили ряд ошибок (о них ниже), в целом сделали великолеп- ную работу. Ими открыты два основных комплекса: часть языческого кладбища с мавзолеями и христианское святилище конца II в. Кладбище (в сущности, узкая улица, вдоль которой с двух сторон стоят гробницы с архитектурно оформленными фасадами) было раскры- то так широко, как только позволяла сохранность фундаментов храма (последняя гробница в этом ряду так и стоит по сей день с неизвлечен- ной изнутри засыпкой эпохи Константина!). Мавзолеи, приставленные тесно один к другому, просты снаружи, но просторны и роскошны из- нутри. Они принадлежали семьям вольноотпущенников (на саркофагах их идеализированные портреты; упомянутые имена часто включают, как последний элемент, имя какого-нибудь бога, например Квинт Марций Гермес). Все погребенные были очень богаты, что не должно вызывать 166
удивления (вольноотпущенники часто служили счетоводами и секрета- рями общественных работ). Дорого стоили как сами мавзолеи, так и по- гребения: некоторые тела бальзамированы; одна из погребенных обер- нута в пурпур, украшена тяжелыми золотыми браслетами. Внутренняя роспись (розы и купидоны, плоды и виноградные лозы) выражает наде- жды на счастливую жизнь в загробном мире. Конечно, кладбище было очень интересным — но совершенно языческим. Лишь немногие погре- бенные одного из мавзолеев (Юлиев) стали, судя по мозаикам IV в., хри- стианами. Итак, на месте базилики Константина в позднеантичный период располагалось богатое кладбище. Но насколько обоснованно представ- ление о погребении здесь Петра, в которое христиане Рима во времена Константина, в начале IV в., уже, конечно, верили? Что скажет археоло- гия?13 К сожалению, «секрет» раскопок западнее языческого кладбища был открыт публике не сразу. Сами работы велись в тайне, а информацию строго хранили до декабря 1951 г., когда содиректора издали официаль- ный отчет в двух томах. (Apolloni-Ghetti и др., 1951) Эта отсрочка уменьшила возможность проверки результата. Отчет имеет два главных недостатка: в нем плохо представлена стратиграфия, поэтому нельзя понять последовательность слоев и характер повреждений почвы; нет и надежной базы для проверки датировок по индивидуальным находкам и керамике, оставленной римскими фоссорами-землекопами (хотя страти- гарфия достаточно сложна). Как оказалось, в западном конце вытянутого вдоль дороги ряда мав- золеев находилась небольшая открытая площадка («сатро Р»),— ти- пичное для римских кладбищ место могил людей, не имевших стредств для постройки мавзолеев. Именно здесь, прямо под алтарем базилики св. Петра, открылись остатки простого мемориального сооружения, или «Эдикулы», на которую Константин несомненно ориентировался как на главную реликвию. Оно было похоже на узкий и высокий надгробный памятник, чья нижняя часть (1.40 высоты, 0.72 ширины) немного пре- восходила верхнюю и была отделена от нее плитой из мрамора-тра- вертина. По вертикали фасад украшали три ниши, во всех уровнях фланкированные колонками — хотя одна лежала ниже поверхности. В уровне земли (и в метре от нижней ниши) лежала еще одна плита тра- вертина, в которой было проделано отверстие. Площадку перед фасадом Эдикулы превратили в крохотный «дворик». Эта композиция очень на- поминает несколько более поздние сооружения в Салоне. Эдикула задней стороной примыкала к Красной стене — узкой кир- пичной перегородке между склепами (штроба треугольной формы в этой стене показывала, что Эдикула имела двускатную черепичную кровлю). Считается, что Красная стена и Эдикула были построены од- новременно, около 160 г. — однако археологически это не доказано строго. В Эдикуле принято видеть «трофей» (tropaion), упомянутый пре- свитером Гаем (190-200 гг.) как памятник в честь апостолов Петра и Павла.14 167 л
т Но где же само погребение? Часть кладбища с Красной стеной была более древней и бедной, чем район мавзолеев. Могилы здесь выклады- вали из каменных плиток или черепицы, с двускатной «крышей». Во- круг Эдикулы было найдено 5 таких погребений — но, увы, все они ока- зались моложе, чем необходимо (единственное надежно датированное не могло быть старше правления Веспасиана (69-79), но могло быть более поздним). Поэтому могилой Петра ее было невозможно признать, оставался примерно десятилетний зазор. Правда, под фундаментом Красной стены, между ее краями, заложенными гораздо глубже, оста- вался островок непотревоженного грунта. В этом месте были найдены несколько костей, но, к сожалению, и по сей день не установлено, лицу какого пола они принадлежали и даже человеческие ли они; невозможно определить и время их попадания в слой (ни официальная публикация, ни папа не утверждали, что это кости апостола). Вполне вероятно, что около 160 г., примерно через сто лет после предполагаемой смерти апостола, христиане Рима уже ассоциировали этот участок с погребением мученика. Но окончательно вопрос о погре- бении здесь Петра решать на основе таких данных было невозможно. Его правильнее всего было бы оставить именно «во взвешенном состоя- нии». Но в 1950 г. появился новый, вненаучный фактор. 24 декабря, на общий вопрос журналиста, была ли найдена гробница Петра, Пий ХП произнес: «Ответ не вызывает никаких сомнений. Да, гробница Князя Апостолов обнаружена».15 Заявление папы об обретении мощей сразу сделало невозможным критическую работу над источниками — по край- ней мере для итальянских ученых и всех католиков. Поэтому, когда в 1952 г. начались исследования (под руководством А. Пранди и уже зна- комой нам М. Гвардуччи) с целью во что бы то ни стало доказать аутен- тичность могилы св. Петра и «трофея Гая» (Эдикулы) — вопрос был предрешен. Сама Гвардуччи, впрочем, и раньше не сомневалась, что «великая весть отвечает действительности», а новые открытия лишь за- полняют разные «мелкие» провалы в картине: например, такой, как от- сутствие имен апостолов в граффити, что контрастировало с множест- вом обращений к ним в культовом центре на Виа Аппиа (см. ниже). Абсолютная уверенность в погребении здесь апостолов пришла к Гвардуччи, по ее словам, в 1964 г. Папа Павел VI согласился с нею и в 1968 г. официально объявил мощи обретенными. Однако, принять «от- крытия» Гвардуччи просто на веру невозможно. Она действительно приложила массу усилий и очень тщательно обследовала открытые со- оружения. Но результат—две с натяжками читаемые надписи — никак не соответствует затраченным усилиям (полная библиография дискус- сии: Marco, 1964). В одной из ниш «мавзолея Валериев» (довольно да- леко— 26 м от Красной стены и «трофея») Гвардуччи «расшифровала» два граффити, где верующие упоминают Петра. По ее утверждению, одно гласило: «Петр, моли Иисуса Христа за святых христиан, погре- бенных близ твоего тела». Поверх были неясные рисунки, трактованные при публикации как голова Христа и Феникс (символ Воскресения). Ко- 168
вечно, интерпретация Гвардуччи была немедленно оспорена. Даже если текст прочтен верно (а это далеко не очевидно, даже «ультракатолик» Тестини отнесся к^асшифровке скептически), он мог принадлежать эпохе Константина. Вторая надпись — на штукатурке стены «G». Эта стена была при- строена около 250 г. перпендикулярно Красной стене, видимо, в качестве контрфорса, а повреждения закрыты мраморной облицовкой. Одновре- менно дворик перед Эдикулой замостили. После этого стена «G» стала особенно привлекательной для желающих оставлять пометки-граффити и посетители начертили на ней множество текстов, в основном в память об усопших родственниках. Некоторые, видимо, датируются концом Шв. (ок. 290), но большинство — между 313 и 322 гг., от церковного мира до начала строительства базилики. Но и здесь из всех текстов только один как будто упоминает Петра, хотя его возможное чтение: «Петр здесь» — не очень надежно.17 Впрочем, даже если принять оба предложенных упоминания имени Петра за верные, это вряд ли способ- но подтвердить поклонение Эдикуле как месту упокоения останков Пет- ра с I в. — достаточно сопоставить их с более чем двумя сотнями ясных и прямых обращений к Петру и Павлу в комплексе на Виа Аппиа. Пора сказать о нем несколько слов. Важнейшие раскопки на Виа Аппиа, под церковью св. Себастьяна, были произведены задолго до начала работ на соборе св. Петра, в 1915- 1933 гг. (А. де Вааль, П. Штайгер). Здесь были обнаружены остатки «ба- зилики апостолов» IV в., а ниже нее — языческий и христианский нек- рополь. Выяснилось, что до середины III в. землей здесь владели языч- ники, затем она перешла к христианам. В разгар гонений императора Валериана (22 февраля 258 г.) сюда перенесли останки апостолов Петра и Павла, а 29 июня отметили их «наталии» (по обычаю датировав над- пись консульством: «Туска и Басса»). Вслед за этим кладбище стало центром притяжения для паломников, искавших покровительства апо- столов; ими оставлено не менее 640(!) граффити. Но, хотя упоминаний Петра и Павла много, мощей не найдено и тут. Можно думать, что на рубеже III-IV вв. существовали две традиции почитания мест погребе- ния, на Виа Аппиа и на Ватиканском холме. В первой половине IV в. на Виа Аппиа построили базилику, посвященную затем св. Себастьяну, а культ апостолов здесь быстро угас, так что святилище функционировало в течение совершенно определенного промежутка времени: с 258 и не позже чем до 322 г. (до постройки Константином базилики св. Петра). (Toynbee, Ward-Perkins, 1956, 170 ff.; Snyder, 1985/91, 141-146). Гвардуччи реконструировала общую картину следующим образом: Петр был погребен на Ватиканском холме; позже над ним поставили «трофей»; после 250 г. мощи перенесли в стену «G», где укрыли в ма- ленькой мраморной цисте-реликварии, отметив это место с помощью граффити. Однако все это происходит именно в то время, когда начал активно развиваться культовый центр над могилой апостолов Петра и Павла на Виа Аппиа! Позже официальная версия событий (которую из- 169
лагают и сегодня посещающим музеефицированный участок раскопок под базиликой св. Петра) усложнилась, включив и святилище на Виа Аппиа—конечно, с помощью методов римской школы, стремящейся во что бы то ни стало сгладить все имеющиеся противоречия и отыскать для любого нового факта место в общей концепции, лишь бы не поста- 18 вить под сомнение основу традиции. При объективной оценке материалов ясно, что связь открытых со- оружений с памятью апостола Петра по-прежнему держится на двух сравнительно поздних фактах: упоминании Гаем «трофея» где-то на Ва- тикане и постройке здесь базилики Константином. Несомненно, что ба- зилика стоит на месте кладбища, на одном из участков которого есть слабые следы почитания св. Петра (это подтверждает и выбор места, ведь крутой склон холма требовал огромных дополнительных вложе- ний). Возможно, почитание восходит к концу II в., но не исключена и более поздняя (III в.?).'9 При строительстве базилики Эдикулу не скрыли под алтарем церк- ви, но облицевали мрамором, оставив вокруг свободное пространство и использовав как архитектурный центр сооружения, аналогично часовне Гроба Господня, стоявшей во дворе иерусалимского храма Вознесения. Возможно, Константин выбирал «реликвию» для строительства базили- ки, ориентируясь на святыни Палестины. Так или иначе, но к 333 г. Ев- севий будет уже иметь право написать о Петре: «Он известен во всем мире, даже в странах Запада, и память о нем у римлян еще более свежа, чем память о всех тех, кто жил до него — настолько, что его почтили прекрасной гробницей, вознесшейся над городом. К этой гробнице при- текают бесчисленные толпы из всех концов Римской империи как к ве- ликой святыне и храму Господню». (Евсевий, «Богоявление», IV.7) 2. Век великих дискуссий* Международные конгрессы христианской археологии: великий дис- куссионный клуб Перефразируя мрачную шутку, можно сказать: нет ма- териалов— нет проблем, есть материалы — есть проблемы. Обилие конкретных исследований и вал открытий привели к спорам, которые в области церковных древностей никогда не звучали так громко, как во второй-третьей четверти XX в. О дискуссиях вокруг конфессионального подхода и споре между «классиками» и «церковниками» уже сказано. Но, разумеется, главные противоречия находили отражение и при обсу- ждении конкретно-исторических вопросов, прежде всего проблем про- исхождения церковной архитектуры, сложения христианской иконогра- фии и др. Самой постоянной, удобной и заметной ареной «баталий» и, в ко- нечном счете, решения важнейших споров с середины нашего столетия * Основано на: Krautheimer, 1969; Krauthheimer, 1986; Mango, 1974; Frend, 1996; Сен-Рок, 1998; Хрушкова, 1998, а также трудах МКХА. 170
стали Международные конгрессы христианской археологии (МКХА), начатые когда-то де Росси. На их истории остановимся специально, вы- делив наиболее известную дискуссию о происхождении церковного зда- ния в отдельную тему. Второй конгресс (Рим, 1900), под председатель- ством Дюшена, как и первый, еще не был общеевропейским, но в нем участвовали такие ученые, как Гзелль, Делаттр и Булич. Два следую- щих, в Равенне (1932) и Риме (1938), были в основном заняты обзорами накопленных материалов. Однако перед конгрессом в Риме была по- ставлена и специальная задача «рассмотреть действительное происхож- дение христианской базилики». Может быть, тема не была самой акту- альной. Было что обсуждать и без этого: остро чувствовалась необходи- мость в обобщающих работах и в разработке новой методики. Но выбор тем для конгрессов целиком диктовали историки архитектуры и про- блемы исторические (такие, как формы перехода от язычества к христи- анству; распространение христианства и следы миссионерской деятель- ности; взаимоотношения правоверия и «диссидентства») — оставались вне пределов обсуждения. В послевоенное время конгрессы, начиная с пятого, который стал поворотным пунктом в их истории (1954, Экс-ан-Прованс, Франция), стали проводить регулярно.20 До этого на конгрессах была представлена в основном уже хорошо знакомая нам римская школа, интересы которой ограничивались древностями римско-католической церкви. Теперь была осознана необходимость параллельного изучения материалов западного и восточного христианства. Важную роль в этом сыграли усилия одного из организаторов конгресса, много лет работавшего во Франции А.Н. Грабара. Он предложил для пятого конгресса такую «объедини- тельную» тему, как история баптистерия, вылившуюся затем в много- летний исследовательский процесс.21 Шесть конгрессов (начиная с Трирского, 1965 г.) были заполнены представлением и обсуждением новых материалов. При этом можно наблюдать известное притупление остроты и снижение масштаба дис- куссий, чему есть несколько причин. Во-первых, новые материалы по- зволили дать первые удовлетворительные ответы на ряд «вечных» во- просов христианской археологии; стало интереснее добывать и обоб- щать информацию, чем отстаивать «с пеной у рта» ту или иную гипотезу при явном недостатке положительных сведений. Во-вторых, фактов ста- ло так много, что в их неорганизованном потоке невольно тонула самая возможность дискуссий по общей проблематике.22 «Информационный натиск» сдерживался тем, что каждый конгресс стремился работать в рамках определенной, заранее избранной темы. Например, IX Конгресс в Риме (1975) был посвящен христианству в до- константиновскую эпоху. Он стал шагом вперед, к полному включению христианской археологии в область исторических наук. Был вновь по- ставлен простой и очень старый вопрос: что можно считать типично христианским в древнейшую эпоху? Один ответ уже созрел: во всяком случае, не особые архитектурные типы зданий. Хотя открытие церквей, 171
скажем, III в., еще вполне возможно (достаточно вспомнить о Дура- Европос; о двух «палатках» в катакомбах Калликста, доказывающих, что помещения для поминальных служб были известны уже в III в.; об упо- минаниях церковных сооружений в литературе) — речь может идти только о приспособлении тех или иных сооружений к нуждам церкви, но не об особой типологии. Темой XI Конгресса (Лион, Вена, Гренобль, Женева, 1988) стал вклад христианства в сложение позднеантичного общества и христиан- ского города переходной эпохи; она формулировалась как «Епископ и Город».23 XII МКХА (Бонн, 1991) рассмотрел проблему паломничест- ва— сюжет, весьма активно исследуемый в западной историографии XX в. Первый же вышедший том трудов представляет собою великолеп- ный компендиум по этой теме, вобравший главные результаты много- летних исследований ведущих ученых и последние открытия молодых археологов.24 ХШ Конгресс (сентябрь 1994), последний из состоявшихся, был по- священ памяти де Росси и потому проводился, как и первый, в г. Сплите- Порече (Хорватия) (Aetas, 1997). Естественно, что в обобщающих док- ладах подводились итоги христианской археологии за столетие, обсуж- далась деятельность де Росси и работа I Конгресса, причем в одном из докладов была поднята тема параллельного развития изучения религи- озных древностей в России и Европе.25 «Действо о Базилике и Мартирии». Проблема происхождения хри- стианской архитектуры получила столь важное место в дискуссиях XX в., была поднята на столь принципиальную высоту и принималась многими учеными так близко к сердцу, что невольно хочется писать на- звания двух основных объектов спора, базилики и мартирия, с большой буквы, а самую дискуссию очень соблазнительно разыграть в жанре средневековой мистерии. История этого «диспута», сегодня кажущегося немного надуманным, в чем-то даже интереснее, чем его конкретные результаты. Особенно это верно в отношении метода. В XIX — нач. XX в. гос- подствовал методический подход, который принято называть типологи- ческим, то есть стремящимся в первую очередь изучить формальные характеристики объектов, а затем подразделить их на родственные группы. (Mango, 1985, 7-9). Это диктовалось двумя причинами. Во- первых, такой подход удобен на этапе первичного накопления информа- ции. Во-вторых, сказывалось воздействие метода классификации, осно- ванного на представлении об эволюции и сложившегося в естественных науках (первенство которых в XIX в. было очень заметно). Исследовате- ли базилик, подобно натуралистам, стремились разделить здания по «видам» и проследить те эволюционные изменения, которые они пре- терпевали; их как бы уподобляли живым организмам. Типологический метод охотно восприняли историки искусства, привыкшие иметь дело с формой.26 Но применение его к изучению зданий, объектов в первую очередь утилитарных, могло иметь лишь ограниченный успех. 172
Применительно к базиликам это означало, во-первых, определение йх как некоего формального единства, с дальнейшим выделением «ти- пов» при опоре на массу признаков: наличие трансепта; количество не- фов и апсид; способ перекрытия и тд. Учитывая возможность введения новых, более дробных признаков и их взаимную повторяемость, количе- ство типов могло приблизиться к бесконечности. По мере установления классификации требовалось определить «происхождение» каждой груп- пы и ее важнейших признаков, то есть понять, когда и где они впервые возникли и откуда распространились. Этим и занимались применитель- но к «христианской базилике» примерно до середины нашего столетия, причем количество высказанных идей, соображений и гипотез поистине беспредельно.27 Как уже упоминалось, в 1938 г. МКХА был призван «рассмотреть действительное происхождение» базилики параллельно развитию «ку- польной церкви» (другого выделенного «вида») в отношении к жизни и культуре христианского общества и конкретнее: до какой степени бази- лика есть порождение Византийской империи и в чем причина усвоения ее архитектурой Северной Италии? Участники дискуссии были все еще сильнее в описании, чем в анализе, но ряд важных выводов о происхож- дении базиликальных и купольных построек был сделан. Луи Леши пи- сал: «Уже трудно отрицать, что христианские здания, с точки зрения их общей конструкции, восходят, как к образцам, к гражданским сооруже- ниям, распространенным в империи. Это особенно верно в отношении тех базиликальных планов, которые избрали архитекторы Константина для Палестины».28 Позже, подводя итог «типологических» дискуссий о происхождении базилики, Ш. Дельвуа укажет на две основные точки зрения, сложив- шиеся к середине века. Согласно одной исток базилики лежит в импер- ской дворцовой архитектуре; вторая выводит ее из городских общест- венных зданий (торговых, судебных и др.). 9 Недостаток «типологического метода» стал очевиден к середине столетия. В 1940-х гг. многие ученые почувствовали, что господствую- щий подход к изучению церковных зданий с позиций анализа разработ- ки архитектурной формы и конструктивно-технических элементов не- достаточен. Он не позволяет объяснить ни причины возникновения ос- новных видов зданий; ни особенности их планировки, объема, перекры- тия; ни, наконец, стимулы к дальнейшим изменениям. Причину неудовлетворительности выводов видели в утрате представлений о связи между формой церковного здания и его предназначением, или функцией (как служебной, соборно-литургической, так и символико-богослов- ской). На помощь пришел функциональный подход. Его суть в стремлении изучить зависимость форм объекта от его использования. Функциона- лизм типичен в археологии, всегда стремящейся по материальным ос- таткам реконструировать утилитарное назначение, для чего приходится априорно допускать, что функция диктует формы и ярко запечатлена в 173
них. Церковь строили для совершения литургии — значит, различия в богослужении должны отражаться в планировке, объемах, даже декора- тивном и изобразительном рядах (место поклонения могиле святого должно быть оформлено иначе, чем место собраний общины верующих; монастырский храм должен отличаться от приходского, и т.д.). За даль- нейшим развитием формального ряда также следует различать переме- ны в богослужебном использовании объекта. Хотя метод функционализма во множестве конкретных случаев не давал обещанного эффекта (на самом деле функциональные различия наглядно выражены далеко не всегда), он был, по словам Манго, «осве- жающе конкретен» и показывал исследователю новую дорогу к живым людям прошлого, стоявшим за мертвыми камнями сооружений (ктито- рам, строителям, священникам, членам общин). Уход от формально-ти- пологического подхода, независимо друг от друга, прокламировали не- сколько выдающихся ученых, среди них А. Грабар, Р. Краутхаймер, К. Леман, Г. Бандманн. Нагляднейшим образом показал возможности функционализма Жан Лассю на материале раннехристианских памятни- ков Сирии, но до этого новый ключ к решению проблемы формирования христианского церковного здания применяли уже многие. (Lassus, 1947). Сделать один из важнейших шагов в этом направлении выпало на долю Андрэ (Андрея Николаевича) Грабара — ученого, когда-то эмиг- рировавшего из России. В оккупированном немцами Париже он успел закончить и частично опубликовать надолго ставшую классической ра- боту «Мартирий. Исследование культа мощей в раннехристианском ис- кусстве».10 Грабар исходил из ряда важнейших теоретических посылок: 1) рели- гиозные древности христиан тесно связаны с сакральным искусством языческого мира; 2) с самого зарождения церковная архитектура на За- паде и Востоке двигалась разными путями (и причины этих различий нуждаются в объяснении); 3) с IV-V вв. можно говорить о возникнове- нии новой иконографии, тесно связанной с культом мучеников (но суть и ход этого процесса только предстоит установить). Исходя из этого, Грабар упорядочил разделение всех христианских храмов на две группы (которые типологически намечались и ранее) со- гласно их предназначению. Функционально выделялись собственно церкви (для соборного богослужения общин) и храмы-святилища (или мемории и мартирии на памятных местах и над могилами мучеников, где такого богослужения сначала не было). Формально им соответство- вало деление на прямоугольные в плане постройки (базилики, перекры- вавшиеся по балкам) и здания центрического плана (ротонды, октагоны и др., обычно со сводчатым перекрытием). Эти последние, по мнению Грабара, вели происхождение от сводчатых же погребальных структур языческой древности, прежде всего от мавзолеев и героонов. Историко-географически центрические святилища сначала принад- лежали восточной части империи (поскольку опирались на оформление 174
многочисленных в Палестине святых мест), а здания базиликального типа—западной. Распространяясь на Востоке все шире, центричные святилища приобрели в IV-V в. плановое разнообразие (выделились квадрифолийные, крестообразные и другие). Но главное — они прибли- зились, с точки зрения богослужебной, к обычным церквям, где общины регулярно собирались для совершения литургии. Благодаря этой новой функции храмы с центричным планом стали вытеснять на Востоке ба- зиликальный тип; их формы постепенно стали восприниматься как са- кральные, сущностно связанные с религиозной архитектурой. Эти фор- мы придавали теперь и огромным городским соборам, и маленьким свя- тилищам, по-прежнему укрывавшим останки мучеников. В большинстве случаев эти святилища ставились вне основной церкви, образуя незави- симые (или связанные с нею) «мавзолеи» (также имевшие тенденцию к увеличению). В конце концов, писал Грабар, «все церкви, ... которые располагали мощами, но в то же время не являлись собственно усы- пальницами, ... святилища, которые укрывали ... гробницы святых, — пе- рестали отличаться от остальных храмов, имевших только крохотные частицы их тел». (Grabar, 1949). Как результат этого процесса, с VI в. церкви, предназначенные для «нормального богослужения», на Востоке стали перекрывать куполом как мартирии — процесс, нашедший после VIIb. теологическую поддержку в осмыслении купольного завершения как символа Вселенной, аналога небесного свода. На Западе сложилась иная традиция хранить мощи мучеников: их помещали непосредственно внутри храма-собора, под престолом, чего требовали религиозные нормы уже с IV в. (опираясь на текст Апокалип- сиса, 6:9: «И когда Он снял пятую печать, я увидел под жертвенником души убиенных за слово Божие и за свидетельство, которое они име- ли»). Здесь мартирий был «встроен» в базиликальный объем, поэтому и литургия, и обряды, связанные с почитанием мощей, отправлялись вблизи одного и того же главного престола (т.н. высокого алтаря). Этот престол и относившееся к нему пространство, выделенное из остально- го нефа, стали основой дальнейшего архитектурного развития западного храма; на их основе позже сформировались: крипта; амбулаторий с рас- положенными по кругу капеллами; башня над перекрестьем продольно- го и поперечного нефов. Таков был «путь мартирия» на Западе. В рецензии на «Мартирий» Р. Краутхаймер справедливо подчеркнул, что именно противопоставлением судьбы реликвий в храме Грабар вскрыл самую суть проблемы происхождения различий церковной архи- тектуры Востока и Запада, причем совершенно не прибегая к аргумен- там «инженерного» свойства. (Krautheimer, 1986, 153). Однако тут же было указано на ряд необходимых корректировок. Прежде всего, разви- тие церковных зданий до IV в. изучается пока гипотетически, опираясь на небогатую иконографию и описания (в большинстве случаев туман- ные). Натурные материалы есть лишь для более позднего периода, сер. IV — нач. V в., когда между центриЧными и базиликальными по- стройками наблюдается уже взаимопроникновение функций. Конкрет- j 175
ные же функции более ранних построек оставались совершенно неиз- вестными (в очень многих центричных зданиях, которые Грабар считал святилищами, на самом деле совершались, по крайней мере в IV в., и обычные службы). Даже храмы Константина совмещают оба функцио- нальных типа: трансепт базилики св. Петра в Риме несомненно являлся мартирием, но неф предназначался для литургического соборного бого- служения; функционально сложен и комплекс Гроба Господня, прямо названный Евсевием «Мартирионом»; наконец, службу вели и в марти- риальной церкви Апостолов в Константинополе (см. ra.VI). Наконец, среди зданий был особый класс, функционально не относившийся ни к погребальным святилищам-мартириям, ни к соборным, базиликальным церквям. Это были баптистерии, обычно также имевшие центричный (октагональный, октафолийный и др.) план и архитектурно явно зави- севшие от надгробных сооружений (и языческих, и христианских). Сле- довательно, картина сложения типов христианских зданий была слож- нее, на нее влияли и другие древние, прежде всего общественные, по- стройки (круглые тронные залы и залы императорских судебных палат; термы и др.).31 Итак, в своей гипотезе Грабар исходил из корреляции изменений планов и перекрытий церковных зданий с развитием культа святых и подчеркивал влияние литургических потребностей на происхождение христианского искусства. Он верно считал, что ранняя литургия черпала стимулы развития из простейших ритуалов, совершавшихся на могиле мученика. Хотя по форме первые здания, в которых совершали поми- нальные службы, повторяли античные мавзолеи, или даже просто были ими — однако постепенно определенные типы были усвоены христиа- нами и легли в основу выработки собственной храмовой типологии. Та- ким образом, важнейшим прообразом христианского церковного здания и ключевым элементом в теории Грабара становился мартирий. В середине XX в. конкретная история распространения и раннего развития базиликальных форм в христианском мире все более проясня- лась благодаря массовому открытию памятников Греции и Восточного Средиземноморья; типологические споры постепенно теряли остроту. Но типология раннехристианской архитектуры как основная проблема дискуссии была унаследована первыми послевоенными конгрессами (Экс-ан-Прованс 1954, Равенна 1962, Трир 1965), тем более что вопрос происхождения церковных зданий как общая проблема сохранялся. Теория Грабара почти безраздельно господствовала не менее двух десятилетий. Однако в самый период утверждения функционализма ста- ли раздаваться и голоса сомнения. Уже на конгрессе в Трире к ней были предложены существенные поправки. (Впрочем, значение и влияние «Мартирия» подчеркивалось уже тем, что оппоненты отталкивались в подборе аргументов и развитии новых гипотез от предложенных там построений). Так, Уорд-Перкинс указал, что в период становления хри- стианской архитектуры выбор форм для мартирия был невероятно велик и не обязательно восходил к мавзолеям (проявления индивидуального 176
вкуса в погребальной архитектуре бесчисленны, довольно вспомнить пирамиду Цестия и гробницу булочника Эврисака). (Ward-Perkins, 1993). По его мнению, это верно и в отношении к базилике. Архитектурные композиции только до эпохи ранней империи были устойчиво связаны с функцией и даже регламентировались. В то время никто не принял бы храм за рынок, а зал суда — за термы. Но к III в. это деление стало более расплывчатым: термин «базилика» стали прилагать к любому большому крытому прямоугольному залу, независимо от его функций. Если до 320-х гг. не сложилось особой архитектуры церквей — то не найти и предшественников многих типов мартирия (например, с планом в виде трилистника), а равно и других планов христианских зданий (например, крестообразных, как в Антиохии). Строя историю христианской иконо- графии, указывал Уорд-Перкинс, следовало бы исходить из презумпции инноваций, а не заимствований, поскольку христианство и в учении, и в литургике — революционная, формообразующая религия. Не следует думать, что в искусстве (изобразительном или архитектурном — безраз- лично) дело обстояло как-то иначе. Хорошо известно и о прямом воз- действии христианской доктрины и символики на архитектуру раннего периода. Уорд-Перкинс особо подчеркнул роль императора как заказчика в создании первых больших храмов новой общегосударственной религии, ориентированных на вполне сложившиеся архитектурные традиции. «Сквозь все действия Константина в качестве реформатора ясно прохо- дит консервативная линия; его побуждением, очевидно, было желание повсюду, где только можно, заключить дыхание новой жизни в старые формы, а не создание новых; и в полном согласии с его общей позицией, особенно в первые, экспериментальные годы его правления, был избран и приспособлен существовавший тип здания. Мы даже можем пойти дальше и заявить, что при отсутствии христианской монументальной архитектуры, которая могла бы иметь свое продолжение, естественным источником вдохновения должна была стать дворцовая архитектура им- ператорского окружения».32 Знакомый, прочно ассоциирующийся с об- щественными нуждами и с имперским величием тип здания — базили- ку— и усвоили первые христианские храмы, построенные Константи- ном. Однако как объяснить дальнейшую устойчивость планировки (кото- рая быстро стала стандартной в западной части империи), упорную по- вторяемость ее основных черт?33 Как определился «служебный», литур- гический заказ, сформировавший литургически важные элементы хра- мов? Исследователи древностей не сразу предложили ответ (оконча- тельного же нет и поныне). Сам Уорд-Перкинс отчетливо видел неза- полненный разрыв, отсутствие переходных этапов от очень простого в функциональном отношении «домус экклесиа» к достаточно сложной даже в первых своих образцах базилике.34 К сожалению, археология пока так и не дала материала для заполне- ния пробела и предлагаются решения, исходящие из общих сведений о 177
развитии литургии и церковной организации. Иными словами, планы известных со второй четверти IV в. храмов сравнивают с историей раз- вития церкви во второй половине III в. и обнаруживают, что взаимная зависимость между ними допустима. Базилика с апсидой, выгородкой для алтаря перед нею и боковыми помещениями в точности отвечала веяниям второй половины III в.: быстрой иерархизации руководства церкви; формированию слоя возглавляющих ее клириков; связанному с этим переносу евхаристии на участок, предназначенный исключительно для священства.35 Другая линия критики «функциональной типологии Грабара» была представлена как новая культурно-историческая теория и принадлежала Э. Диггве. По его мнению, кладбищенский храм христиан сначала пред- ставлял собою внутренний двор, не имевший крыши, как бы «непокры- тый зал» (basilica discoperta). Еще в 1938 г. в Риме, докладывая о раскоп- ках в Салоне, он сопоставил размеры опор двух храмов некрополя Ма- русинак, придя к заключению, что «Северная базилика» (в которой, как полагал Диггве, был погребен епископ) представляла лишь архитектур- но оформленный периметр прямоугольного двора,и цитировал описание базилики Авраама в Хевроне пилигримом VI в.: «Базилика, замкнутая портиками с четырех сторон и с открытым атрием в середине». Будь тезис об аналогичной конструкции в Салоне (христианство ко- торой явно имело восточные корни) доказан, хотя бы только для клад- бищенских базилик — перемены в представлениях о развитии архитек- туры христиан были бы весьма серьезны. Это могло бы означать, что форма христианских зданий генетически связана с открытыми дворами ближневосточных вообще (и иудейских в частности) святилищ. А. Гра- бар готов был принять предложенную гипотезу к рассмотрению, однако большинство специалистов были единодушны в резком отрицании ее. Сравнительно недавно найдены аргументы, разрушившие исходный пункт построений Диггве, причем простейшим способом, «практиче- ски». Раскопки 1993-94 гг. обнаружили остатки кровли на тех самых участках, которые Диггве объявил открытыми. Фрагменты черепицы лежали там, где и нужно было их ожидать, причем in situ, только не- сколько глубже (вряд ли можно лучше проиллюстрировать опасность не доводить раскопы до материка). Можно только порадоваться, что такой самоотверженный исследователь церковных древностей, как Эйнар Диггве, не узнал о крушении своей ошибочной, но одной из самых яр- ких гипотез. Дискуссия об истоках иконографии христианской архитектуры вос- произвела на новом уровне старые споры о происхождении искусства христианского мира вообще. Возникла ли она как продолжение класси- ческой традиции или родилась как новая, небывалая ранее форма, соот- ветствующая оригинальности новой религии? Где искать ее корни — на Востоке, в Греции, в Риме? Горячим сторонником первого подхода был Й. Стржиговский, для поддержки своих построений привлекавший вос- точные материалы, вплоть до искусства тюрок (но, в первую очередь, 178
i конечно, христианского Кавказа, особенно Армении). В «движении на Восток» его остановило открытие росписей Дура-Европос, показавшее сравнительно большую правоту «античника» Вильперта. Полемика охватывала все области иконографии, поскольку и Андрэ Грабар, и его оппоненты работали отнюдь не только с архитектурным материалом, но со всем пространством иконографии раннего и средне- векового христианства. Верны ли по отношению к изображениям Хри- ста, которые в IV-V вв. быстро сменили образы Юпитера и других бо- гов, постулаты школы Грабара об «имперском» характере иконографии ранневизантийского периода? Грабар, вместе с такими выдающимися знатоками христианских древностей, как Андреас Альфольди и Эрнст Китцингер, стремился определить ранневизантийские изображения Христа как образы «мистического», или небесного, императора. Они верили, что иконографически Христос раннехристианских фресок и саркофагов восходит к изображению императора. Довольно ограничен- ное в художественном отношении искусство катакомб и кладбищ разви- валось в направлении именно таких композиций, в которых Христос мог идентифицироваться с иконографией императора. Христос-мистик стал императором-мистиком.36 Конечно, первые попытки опереться в изучении христианских древ- ностей на данные архитектурной археологии могли быть успешны лишь отчасти, поскольку сама информация была неполна и плохо обобщена. Даже такой археолог, как Ганс Литцманн в двухтомнике «История древ- ней церкви» (1930-36) был вынужден придерживаться в основном лите- ратурных источников. Однако по мере исследований все большего коли- чества памятников и организации информации на более высоком уровне проблемы происхождения и иконографии христианской архитектуры прояснялись. Осознание важности функциональных особенностей па- мятников усилило потребность в литургической интерпретации иссле- дуемого, а новые открытия дополнительно стимулировали процесс. Основные итоги «архитектурно-иконографических дискуссий» были суммированы в трудах авторов середины-второй половины XX в. Особая роль в этом принадлежит Рихарду Краутхаймеру (1897-1994), инициа- тору и главному издателю «Корпуса христианских базилик Рима», авто- ру целого ряда книг о развитии этого города (Krautheimer, 1980; Krautheimer, 1986), а также самого информативного и емкого «курса» раннехристианской архитектуры, по которому учатся уже несколько де- сятилетий в Европе И Америке.37 В его трудах, также как в работах Ки- рилла Манго, Фридриха Дайхмана и других был сформулирован и по- следовательно проводился взгляд на архитектурный памятник как на комплексный археологический источник, документ культуры, изучение которого должно быть всесторонним. (Deichmann, 1958-76; Mango, 1974-85). Этот подход утвердился и в советской «архитектурной архео- логии» в конце 40-х — начале 50-х гг., причем значительную роль сыг- рали труды Н.Н. Воронина, М.К. Каргера и других археологов, работав- ших с более поздним материалом (см. гл.Х). 179
Можно сказать, что в «Действе о Базилике и Мартирии» занавес опущен. Но вряд ли это конец мистерии. Новое действие обещает на- чаться после того, как исследования христианских древностей обогатят- ся очередными «великими открытиями» — например, остатками одной или нескольких церквей все еще очень «темного» предконстантиновско- го периода. ****** Как итог эпохи великих открытий, конфликтов и дискуссий в облас- ти христианских церковных древностей сейчас выделяют ряд главных результатов. Выяснилось, что раннее христианство захватило жизнь древнего общества гораздо шире и глубже, чем это представлялось по письменным источникам. На карте древностей христианского мира от- четливо, предметно и доказательно вырисовались три важнейших пере- ломных эпохи раннего христианства: переход от язычества в конце III — нач. IV вв.; движение от поздней античности к византинизму во второй половине V в. на Востоке и к раннему средневековью V-VII вв. на Запа- де; наконец, конфликт с ранним исламским миром и его первые победы в VII в. «Неортодоксальные традиции» начали формировать в науке свой собственный мир, обозначили себя реальными древностями, получив к тому же возможность высказаться самостоятельно, а не через цитаты в сочинениях их врагов и критиков. Археологически изучен особый мир разнообразных ранних верований и учений (донатизм, монтанизм, мо- нофизитство) и начата работа по его исторической реконструкции. Примечания к главе IV 1 Л. Дюшен подчеркивал, что известный византинист Л. Байе «всегда был нехристианином, как почти все очень образованные люди во Франции и повсю- ду». Это было верно и для России, «где Ренан был популярен в гораздо большей степени, чем у себя на родине. Не зря Достоевский иронизировал над теми, кто знал Христа только по брошюрам Ренана». (Хрушкова, 1998а). 2 Duchesne, 1877; Duchesne, 1889; Duchesne, 1906; Washe, 1992. Дюшен од- ним из первых в Европе начал преподавать христианскую археологию (с 1876 г., Парижский католический институт), включив в курс предметы литургические, церковно-исторические и археологические. Неоднократно участвовал в экспеди- циях на христианский Восток, доставив (после совместной поездки с М. Ко- линьоном) около 200 греческих надписей из Малой Азии; вместе с Л. Байе по- бывал на Афоне. 3 В его вынужденных попытках хотя бы внешне удержаться в границах дог- мы сама форма выражения показывает степень ее внутреннего неприятия («Я не хочу, чтобы меня отождествляли с нелепостями консервативной экзегезы, но я не буду впредь заявлять об этом на публике и для публики»), а отзывы о церков- но-ученой среде полны горечи («Может ли согласовываться свобода слова и ду- ха, с которой я привык трактовать вопросы религиозной истории, с требования- ми такого учреждения, как Парижский католический институт?»; «Теологов нужно больше бояться из-за их невежества, чем из-за их знаний»). Он предпочи- тает жить в бедности и безвестности, оставаться простым кюре рыбачьей дере- 180
пушки где-нибудь в Бретани, но сохранить свободу в служении «Богу и его Церкви» наравне с достоинством и научной честностью. (Цит. по: Хрушкова, 1998а). 4 Позиции влиятельных кардиналов И.Б. Питра и Д. Бартолини очерчены в письмах де Росси, который предупреждает об их крайнем недовольстве даже самой умеренной и уважительной критикой. Он постоянно задает вопросы о наличии формального доноса в «Индекс» и его конкретных причинах, сообщает о постоянных доносах из Франции и необходимости обратиться к папе. Италь- янский перевод работы Дюшена по истории ранней церкви все-таки попал в «Индекс» — и когда, в 1911 году! 5 Вместо начатого де Росси «Bulletino di archaeologia cristiana» были основа- ны «Nuovo bulletino di archaeologia cristiana» и «Rivista di archeologia cristia- na» — последний остается и сегодня ведущим изданием в области раннехристи- анских древностей. 6 П. Сен-Рок с грустью вспоминает имена этих рано ушедших коллег, среди которых Феврье и Дюваль (Франция), Тестини (Италия) и двое возглавлявших Папский Институт христианской археологии ученых-священнослужителей, Фа- зола и Саксер. (Сен-Рок, 1998). 7 Уолтер Браун в книге о ересях и правоверии показал, что разные формы христианства сосуществовали с самого его появления — это еще заметно в тек- стах И в., хотя более поздние церковные писатели все же сумели заставить свою литературу говорить единым голосом. 8 В области смысловой интерпретации такой подход суживает возможное по- ле значений и сводит иконографию к поиску догматической параллели, рождая своего рода «знаковую болезнь»: любое изображение трапезы понималась как евхаристия, фигура пастуха «укладывалась» в образ Доброго Пастыря и т.п. (Сен-Рок, 1998; Fevrier Р.А , 1986). 9 Мартиньи писал, что «христианская археология больше, чем исполненный веры вожатый в истории происхождения христианства, она — участница сооб- ществ первых христиан, которые, в свою очередь, непосредственно связаны с современной церковью» (Martigni 1895, 46; ср мнение А.С Уварова). О позици- ях де Росси и Дюшена мы говорили выше; такие корифеи школы, как Вильперт и Марукки, стремились показать, что основные элементы римско-католического вероисповедания подтверждаются данными христианской археологии, и т.д. Даже П Кирш определял христианскую археологию как научный метод подхода к церковным древностям и традициям с целью составления наиболее полной картины мышления и религиозных обрядов ранних христиан. (Kirsch 1927, 49- 57). Гельмут Лотер, специально изучавший историю методологии, пришел к вы- воду, что христианская археология первые 50 лет существования находилась в сетях «догматико-учительных тенденций» («dogmatische-lehrhafte Tendenz»). Для сравнения укажем, что библейская археология следовала примерно тем же путем. Правда, на ее пути стоял языковый барьер, поэтому она развивалась медленнее, но после решения этой проблемы и разработки исторической топо- графии Палестины поле для научного изучения древностей обозначилось во всей своей широте. Однако интерес к библейским древностям всегда зависел от идеологии. Основной задачей считалось доказательство точности Библии. Цель основанного в 1870 г. Palestine Exploration Society — «иллюстрирование и защи- та Библии», по словам Р. де Во, все еще преследует нас, ведь следование ей — важнейшее условие финансирования исследований. Де Во настаивал, что текст и Памятник — два равноправных средства «раскрытия исторической современно- сти» (De Vaux, 1970). 181
10 В ней участвовало около 110 специалистов со всей Европы, а для публика- ции результатов понадобится 17 томов (первые будут изданы в 1998 г., избран- ные статьи см.: TRW, 1997). Среди работ были кабинетные, полевые и музейные исследования, а также четыре важных для истории церковных древностей ар- хеологические выставки (например, исследовательская экспозиция по погре- бальному обряду III—IX вв. «От полей Элизиума к христианскому Раю»; близкая по характеру выставка в Германии «Смерть на Рейне: перемены в погребальном обряде Кельна 1I1-VII вв.» и др. Характерно, что одновременно с первой из вы- ставок в новом Музее византийской культуры в Фессалониках, одной из столиц поздней империи, в 1997 г. прошла уникальная по составу выставка «Сокровища Афона». 11 Памятное сооружение, известное по упоминанию пресвитера Гая, изло- женному Евсевием: «Я могу показать тебе победный трофей апостолов. Если ты пойдешь в Ватикан нли по Остийской дороге, ты найдешь трофей тех, кто осно- вал эту Церковь» (Евсевий, ЦИ. II, 25, 7). 12 В т.н. «Гробнице египтян» над детским погребением изображен Гермес на колеснице, но с крестом лучей над головой и поднятой в благословении рукою. Замена старой, хорошо разработанной концепции «скитаний души» в поисках вечности началась под влиянием христианства с середины III в. и языческие символы быстро становились частью нового контекста. 13 Письменные источники противоречивы. Климент I в послании к Церкви в Коринфе (ок. 95-100) упоминает о смерти Петра и Павла в Риме. Традиция со- храняет память об этом довольно прочно, хотя и без деталей. (Например, дата смерти забыта местной общиной: Klauser, 1956). Анализ текстов убедил Г. Литц- манна, что сама кончина Петра в Риме вероятна, что подтверждено раскопками святилища апостолов на Виа Аппиа (см. ниже). Церковная традиция указывала местом казни апостола Петра цирк Нерона на Ватикане, который, действитель- но, находился неподалеку (упомянут на табличке одной из гробниц). 14 Цитату см. выше. Сейчас признают (например, Френд) что строительные особенности надежно ограничивают постройку эпохой Марка Аврелия (147- 161). Однако Красную стену пытались датировать и III в., пусть сперва и неудачно, опираясь на старую периодизацию кладок (Тогр, 1953). Однако и дата II в. держится на находке всего пяти черепиц 147-161 гг., которыми перекрыт сток пандуса, связанного с Красной стеной. Но если они употреблены вторично, тогда и дата окажется более поздней. Даже если сток сооружен во второй половине II в., это не снимает даты III в. для пандуса, Красной стены и Эдикулы. 15 Однако уже в выступлении по радио папа отозвался о найденных костях осторожнее: «... невозможно с какой-либо степенью достоверности утверждать, что человеческие кости принадлежат апостолу» (Ранович, 29; ср.: O'Callaghan, 1953. Цит. по: Кауфман, 1964). 16 Все граффити мавзолея, конечно, предшествуют базилике (ее стена закры- ла вход в гробницу), но могли появиться в ходе длительной (это установлено) подготовки площадки для храма. Мавзолей Валериев построен после 180 г., в нем есть рельеф, изображающий обожествленного Марка Аврелия. Появление возле него граффити иногда объясняют тем, что позже неграмотные принимали его за изображение Петра (Н. Gregoire) (вспомним аналогичную историю со средневековым почитанием статуи Марка Аврелия в качестве Константина Ве- ликого). Тойнби и Уорд-Перкинс поставили вопрос как о подлинной дате надпи- си в центральной нише северной стены мавзолея, так и о надежности ее прочте- ния. еще в 1955 г. 7 Расшифровка текста, написанного на небольшом пространстве, всегда за- труднительна; предполагать использование развитой системы криптографии нет 182
НН необходимости, ни оснований; говорить о подчеркнутости в надписях культа Марии иа основании нескольких упоминаний такого имени среди других имен на стене—тоже не следует, это имя получило распространение среди западных христиан уже в III в. 18 Поскольку почитание апостолов на Виа Аппиа в III в. несомненно — сто- ронникам «ватиканской гипотезы» приходится реконструировать три этапа в истории мощей. Тестини, например, в своем учебнике допускает, что кости под трофеем остались от погребения апостола в 60-х гг., часть же их была перенесе- на на Виа Аппиа во время гонений 258 г., а затем при Диоклетиане — обратно. При возвращении мощи вложили в нишу стены «G». Вряд ли это убедительно при имеющихся данных, аргументы же Клаузера и Шнайдера, показавших нети- пичность такого поведения для христиан, даже не упомянуты Тестини. Циста (локула) стены «G» описана исследователями 1940-х гг. как опусто- шенная еще в древности. Гвардуччи, однако, опубликовала рассказ о том, что еще в 1943 г. хранитель «священных гротов» и один нз швейцарских гвардейцев извлекли лежавшие в реликварии кости, перепрятав их. Хотя хранитель умер, и место сокрытия осталось неизвестным, Гвардуччи неведомым образом его об- наружила, и предъявленные ею останки демонстрируются как мощи св. Петра. Конечно, вся эта история уже за пределами науки, что признают и археологи, работавшие в Ватикане. ” Задают и целый ряд дополнительных вопросов. Почему папы и другие бла- гочестивые христиане 11-111 вв. не поддержали и не продолжили традицию, не завещали погребать себя возле мученика? Ведь христианского некрополя у Эди- кулы нет. Почему между возведением «трофея» и его перестройкой (ок. 290 г.) нет никаких иных следов почитания (граффити, например), а появляются они лишь позже? Сооружение все это время стояло открытым и невредимым. Поче- му описания Рима конца III — нач. IV в. ничего не говорят о «трофее» и не упо- минают о привлекательности места захоронения для пилигримов? 20 Теоретически их должны проводить каждые пять лет, но за период с 1894 г. состоялось только 13, в основном по причинам внешнеполитическим; XIV Ме- ждународный конгресс планируют провести в Вене в сентябре 1999 г. (Сен-Рок, 1998; Хрушкова, 1998). 21 Actes, 1957. Тему возглавил ученик Грабара, А. Хачатрян. Обобщив мате- риал, он издал корпус-альбом раннехристианских баптистериев (Khatchatrian, 1962), исследование же с типологическим анализом памятников вышло гораздо позже, посмертно (Khatchatrian, 1982). Хотя выход альбома вызвал серьезную критику (Кауфман, 1964), это был решительный шаг вперед, ставший импульсом для настоящей лавины работ по истории баптистерия в разных странах, число которых продолжает увеличиваться. (Библиография: Khrouchkova, 1981; Хруш- кова^ 1992). 2 На каждый МКХА, например, приезжало ие менее 500 участников, подго- товкой занимались пять институтов в трех разных странах. Открытия на памят- никах сочетались с новыми архивными находками (например, в Майнце были обнаружены письма и проповеди св. Августина). Процесс перенасыщения уже почти необозримой информацией, нарастающей в геометрической прогрессии, который Уильям Френд назвал «ящиком Пандоры», знаком всем современным исследователям. 23 Три огромных тома трудов (Actes, 1989, более 3000 стр.!), изданных стара- ниями президента Конгресса Ш. Пьетри и генерального секретаря Н. Дюваля, Произвели глубокое впечатление на ученый мир. В них была опубликована впер- вые работа ученого из СССР: Khrouchkova, 1989. 183
24 Akten, 1995. К первым относятся работы К. Манго о мотивах пилигримажа и Г. Викана об иконографии паломничества в ранневизантийском прикладном искусстве. (Mango, 1995, 1-9; Vican, 1995, 377-388). Б. Бренк и М. Вайдеманн опубликовали в «Трудах» целые монографии по принципиальным вопросам ор- ганизации паломнических святилищ и маршрутов к ним. (Brenk, 1995, 69-122, Weidemann, 1995, 389-451). Интересно включение в состав «Трудов» статей по истории благочестивых путешествий в язычестве и авраамических религиях, иудаизме и исламе, и по посещениям христианами ветхозаветных святынь (Tsafrir, 1995, 367-376; Shachid, 1995, 340-347; Wilkinson, 1995, 452^65). Бес- конечно разнообразны работы по вотивным предметам и евлогиям, в том числе по изображениям Гроба Господня, картографированию «ампул св. Мины», кре- стам-энколпиям. (Kotzche, 1995, 272-290; Engemann, 1995, 24ff, 223-233; Barnea, 1995, 509-514; Anastasov, 1995 и др.). 25 Л. Хрушкова: «Дж. Б. де Росси, основатель христианской археологии, и Н.П. Кондаков, основатель изучения византийского искусства в России: две культурных традиции» (Хрушкова, 1998). Кроме юбилейно-историографичес- кой, второй темой конгресса были проблемы ранневизантийского периода (от Юстиниана до VI—VII вв.), благодаря чему много внимания уделялось Констан- тинополю и связанным со столичным искусством памятникам Италии, Палести- ны и Малой Азии; присутствие работ по общей археологии (керамике, домо- строительству, градостроительству, фортификации), имеющих косвенное отно шение к религиозным древностям, показало, что связи христианской археологии с византиноведением постепенно делаются все прочнее. (См. об этом процессе ранее: Sodini, 1993). 26 Часто он давал блестящие результаты, например, в области атрибуции жи- вописи; на нем в известной степени основан метод сравнительного формального анализа Карла Фолля, выделение «стадий стилевой эволюции» Генрихом Вельф- лином, деятельность Боде и др. 27 В весьма почтенной предыстории «диспута о происхождении базилики» есть и «русская глава». Известный историк церковных древностей Н.В. Пок- ровский включился в него на раннем этапе, слушая лекции де Росси о происхо- ждении церковной базилики из «базилики привата». Позже он аргументировал эту идею в одной из своих первых работ, ставшей диссертацией («Происхожде- ние древнехристианской базилики», 1880). Идея встретила «страстные возраже- ния» в русской науке. (См.: Красносельцев, 1880). 28 Цит. по: Frend, 1996. Леши опирался прежде всего на материалы Северной Африки. Первая из точно датированных христианских базилик была построена здесь в 324 г. в Кастеллум Тингитанум (Орлеансвилль), став образцом для всей Африки. Храмы Палестины, Сирии и Европы были очень близки африкан- ским— с отклонениями в организации боковых частей апсиды, пастофориев (иногда включенных в нее, иногда стоящих отдельно). 29 Сам Дельвуа склонялся ко второму, поскольку это позволяло лучше объяс- нить разнообразие архитектурных типов, разновременность появления и геогра- фическую разбросанность ранних базилик. (Delvoye, 1957; Полевой, 1973, 22- 23). 30 Grabar, 1943; Grabar, 1946; репринт: London, 1972; познакомиться с кон- цепцией великого ученого «из первых рук» можно по прекрасному изложению в самой краткой форме: Grabar, 1949 (реферат: Krautheimer, 1953, или: Krauth- heimer, 1969, 151-160). А. Грабар (1896-1990) учился в Киеве и Петербурге, принадлежал к поколе- нию младших учеников Н.В. Кондакова. Он покинул Россию в период граждан- 184
ской войны. После работы на Балканах (в Болгарии) стал профессором Страс- бургского университета, а с 1946 по 1966 гг. — профессором раннехристианской и византийской археологии в Коллеж де Франс. Изучение христианских древно- стей поздней античности, средневековой Европы, Византии и Руси, которым он посвятил всю жизнь, убедило Грабара в том, что их можно рассматривать только в функциональном (теологическом и литургическом) контексте. Грабар подхо- дил, вполне в традициях русской науки, к изучению древностей всего христиан- ского мира как нерасчленимой общности, элементы которой взаимосвязаны и генетически, и процессом развития. Основанный им журнал «Cahiers archeologi- ques» долго был, по сути дела, единственным, в задачу которого входило изуче- ние древностей всех христианских традиций до конца средневековья в нх взаи- мосвязи, без разграничения территорий и периодов. О работах А. Грабара см. в готовящемся по материалам конференции к 100-летию со дня рождения сборни- ке «Древнерусского искусства». (Тезисы: «Искусство Византии и Руси». Спб, 1996). 31 По мнению Краутхаймера, хотя постройки Константина стали важнейши- ми образцами, прототипами всего последующего христианского строительства и в иих был сделан решающий шаг к созданию собственной типологии — но они, конечно, и сами «резюмировали» длительный, занявший не менее полутора-двух столетий процесс поиска форм, состоявший в заимствовании, подборе, приспо- соблении старых образцов к нуждам новой религии. В этом смысле они образу- ют своего рода «передаточное звено» между позднеантичной архитектурой и христианским зодчеством VII—IX вв. 32 Ward-Perkins, 1954, 87; цит. по: Комеч, 1978, 214. Хорошим примером при- вязанности императора к определенной архитектурной форме служит сохранив- шаяся базилика Константина в Трире — огромный, высокий, безнефный «кир- пичный зал» с апсидой. Само «царственное» название базилики не было случай- ным, оно уходило корнями в традиции эллинизма, который часто использовал зальные постройки для дворцовых, государственных и городских учреждений — словом, тех мест, где собирались граждане. 33 Все ранние христианские базилики на пространстве от Иерусалима до Ри- ма обладают рядом единых элементов. Пришедший в базилику попадал сперва в широкий церемониальный двор-атриум; протяженный колонный зал вмещал основную массу верующих и был обычно ориентирован на небольшую (часто октагональную) структуру, где сохранялась святыня (гробница или иная релик- вия^. Он предложил гипотезу, согласно которой разгадка скрыта в постройке Константином первой христианской церкви внутри стен (хотя и не близко от Форума) — Латеранской базилики в Риме (313), которая могла стать образцом, исходной точкой копирования и дальнейшего развития, однако проблема имеет, видимо, более общее решение (см. далее). 35 Примерно до 200 г. церковь, согласно Тертуллиану, представлялась сооб- ществом, собирающимся для чтения божественных книг и связанным едиными религиозными чувствами, единой дисциплиной и общей надеждой. Хотя руково- дили общиной пресвитеры, совершавшие Евхаристию — в чуде пресуществле- ния Даров мог участвовать каждый ее член, равно как и во всем ходе службы и заключительной общей трапезе-«агапе». Недаром существеннейшей чертой «домус экклесиа» был стол или платформа для собирания даяний прихожан и соединенный с нею баптистерий. С середины III в., с эпохи Киприана (248-258), Роль клириков возрастает, а положение мирян в церкви понижается. Это отчет- ливо иллюстрируют изменения в самой важной для службы алтарной части, ко- 185
торые можно наблюдать уже в IV в. Полукруглая и приподнятая над полом церк- ви апсида предназначается теперь для первосвященника (епископа). Евхаристия совершается им, с помощью диакона, на специально выгороженном участке во круг престола. Иными словами, для литургии отделяют специальное централь ное пространство; мирянам же, раньше соучаствовавшим в литургии, отныне доступна только остальная «периферийная» часть зала («quadratum popuh»). 36 Сравнительно недавно эта модель была атакована известным знатоком христианской литургии, архитектуры и иконографии Томасом Мэтьюсом (Mat hews, 1993). Он объявил, что творцы гипотезы об «императоре-мистике» строи ли ее на основе собственного социально-политического опыта. Все они эмигри ровали из разваливающихся империй или из гитлеровской Европы, но сохранили тоску по величию своих государств, которым служили в Первой мировой войне и крах которых болезненно переживали Пытаясь исследовать происхождение образа Христа, они расширили привлекаемые источники за счет материалов, накопленных археологами, в которых обнаружили тесную связь между понятия- ми и образами величия христианского и имперского. Это и стало источником «имперского» подхода к искусству, столь знакомого им по дням юности и сча- стья. Очень остро написанная, книга Мэтьюса сразу вызвала совершенно справед- ливую критику своей крайней односторонностью и самим приемом социологи ческого и психоаналитического подхода, явно напоминавшим вульгарную со циологию советских критиков 1920-1930-х гг (Фриче, Иоффе и др) Конечно, общая теория, которую можно назвать «теорией Грабара-Китцингера», не была совершенна — но уж тем более не была она и явно ошибочной Как имперская, так и религиозная модели были среди созидательных сил христианской иконо- графии и архитектуры. 7 Krautheimer, 1986. Воздействие этого курса, также как и работ Краутхай- мера по иконографии архитектуры (Krautheimer, 1969, 151-160), несмотря на отсутствие переводов, весьма велико и в русской научной литературе. Одним из самых читаемых и любимых «введений» в проблематику церковного строитель- ства христианского мира Средиземноморья стала изложенная в четырех лекциях история сложения «сакральной топографии» трех «христианских столиц» ран- невизантийской эпохи — Рима, Милана и Константинополя (Krautheimer, 1983, Краутхаймер, 1998). 186
ДРЕВНОСТИ ХРИСТИАНСТВА НА ВОСТОКЕ СРЕДИЗЕМНОМОРЬЯ И В АЗИИ
Интерьер церкви св. Николая Мирликийского в Мирах (Mango, 1985)
1 i* ¥ ГЛАВА V. РУССКАЯ НАУКА И ХРИСТИАНСКИЙ ВОСТОК №'i г Изучая христианские древности Палестины, Египта, Малой Азии — мы всякий раз говорим, по сути дела, о памятниках ранневизантийского мира, заглядывая порой и в средневизантийскую эпоху. Они входят, как важнейшая составная часть, в историю иных культур на этих территори- ях, но специальной работы, в которой древности Византии вычленялись бы и рассматривались как единое целое, до сих пор не написано (в этом смысле прав известный историк Александр Каждан, любивший утвер- ждать, что «византийской археологии вообще не существует»). Возмож- ности прямого ознакомления с византийскими провинциями долго были стеснены, поскольку их земли, включая Крым и Кавказ, оставались в руках правителей исламского мира. Лишь во второй половине столетия, когда контроль Высокой Порты существенно ослаб, вслед за английским флотом, русской пехотой и французской кавалерией двинулись научные ; экспедиции, возбуждая и удовлетворяя быстро растущий интерес обще- ства. Начало свободных, продолжительных исследований христианских i памятников Восточного Средиземноморья пришлось, таким образом, на ? середину XIX — нач. XX в. Для русской науки это было время выхода на мировую арену, и сыгранная ею огромная роль в исследованиях хри- стианского Востока — не результат случайного хронологического совпа- дения, а итог закономерного процесса. Сама логика исторического раз- вития диктовала особую заинтересованность России в изучении визан- . тийских древностей. Ее внешней политике была присуща сильная «тяга К Константинополю», унаследованный еще от средневековых книжни- ков взгляд на Российскую империю как на естественную наследницу ; Византии. В XVIII-XIX вв. это самовосприятие получало как никогда реальное подкрепление в военной и экономической сферах. Империя Ж/гесно придвинулась к тем районам Восточного Средиземноморья, кото- рые в прошлом были зоной владений Византии (Западное Закавказье и Малая Азия; Константинополь и Балканы; Палестина, Сирия, даже Еги- 189
пет), обозначив здесь свои самые существенные геополитические инте- ресы. «Византийское пространство» представлялось естественным полем деятельности России, подобно тому, как европейцы видели «своими» территории, когда-то подвластные Риму. Гастон Буассье в 1891 г. писал: «Местные жители называют нас «римляне» — «руми». Они смотрят на нас как на наследников и потомков тех, кто долго правил ими и о ком они до сих пор сохранили путаные воспоминания. Господа, давайте вступать в права владения. Это послужит к нашей выгоде... Мы про- должаем великую миссию цивилизации. Мы вновь овладели древним доменом и теми древними памятниками, мимо которых арабы не реша- ются пройти без трепета и уважения.» (Цит. по: Frend, 1996, 111). Граф А.С. Уваров, открывая IV Археологический съезд в Казани, высказался лаконичнее: «В старину Восток влиял на древнюю Русь, а теперь Россия распространяет просвещенное влияние на далекие страны Востока». (Цит. по: Бартольд, Смирнов, 1916, 373.) Как и другие имперские организмы XIX в., в борьбе за раздел «ту- рецкого наследия» Россия охотно опиралась на церковную общность и древние исторические связи, апеллировала к религиозным чувствам христианских подданных Турции. Она также пыталась, по примеру Англии, Франции и Германии, использовать научные, прежде всего гео- графические и археологические, исследования как инструмент проник- новения и утверждения политического влияния на Востоке. Ученые могли рассчитывать не только на благоприятное отношение общества, но и на материальную, дипломатическую, а подчас, при крайней необ- ходимости, — и военную поддержку государства. Они это хорошо по- нимали: «Русская наука могла бы оказать значительную услугу делу по- литического влияния России на Востоке. Пока еще ие упущено время, пока другие не завладели принадлежащими России местами на Востоке, необходимо воспользоваться тем медленным, но верным средством, к которому всегда прибегал романо-германский мир в своей борьбе с сла- вянами». (Проект организации археологического института в Констан- тинополе, цит. по: Въжарова, 1960). Интересы политики, экономики и науки совпадали. Знание визан- тийского исторического наследия было в исследовании русской средне- вековой культуры совершенно необходимой предпосылкой, своего рода sine qua non для историков ее церковного зодчества, живописи, при- кладного искусства. Потребность оказалась столь велика, что можно сказать: бурное развитие византинистики стало своего рода функцией от стремления России изучить и понять собственное прошлое, которое также находило поддержку в правящих кругах.1 В результате к концу XIX в. русское византиноведение заняло по праву одно из первых мест в мире. Этот славный период истории рус- ской науки стали внимательно изучать сравнительно недавно. Однако материалы, хранившиеся в архивах, сейчас быстро и качественно вво- дятся в оборот. Особенно много в этом направлении делают ученые 190
Санкт-Петербурга (Е.Ю. Басаргина, И.П. Медведев, Ю.А. Пятницкий, И.В. Тункина и др.).2 1. От первых коллекций до Русского археологического института в Константинополе* Знакомство славян с предметным миром христианства началось с приходом их в Центральную Европу и Восточное Средиземноморье в середине I тыс. н.э. Заняв Балканы и дойдя до Италии, они имели непо- средственную возможность окунуться в мир базилик (тогда еще совсем новых), обширных христианских кладбищ, церковного городского быта. Однако это не касалось славян, заселивших Восточно-Европейскую равнину. Они могли знакомиться с европейским и византийским христи- анством лишь опосредованно, благодаря торговле, обмену посольствами и военным рейдам на территории «старой» Европы. Восточные славяне ближе соприкоснутся с церковными артефактами, начиная от храма и иконы и кончая нательным крестом, лишь после принятия Русью кре- щения. Конечно, произведения византийского искусства начали попа- дать на ее территории еще до образования здесь государства, но с IX- X вв. они поступали сюда регулярно и в значительном количестве, сорев- нуясь с импортом из мусульманских стран (Ирана, арабского мира). По- ток, заметный в течение всего средневековья, не прекратился даже после окончательной гибели Византии в середине XV в. Духовенство из Гре- ции и южнославянских земель в XVI-XVII вв. часто приезжало и по- долгу оставалось в России; привозили книги, иконы, реликвии. Поэтому церковные древности накапливались не только в соборных ризницах и княжеских сокровищницах, но и у частных лиц. Слои городов постоян- но снабжают нас новыми и новыми византийскими изделиями и было бы интересно рассмотреть однажды эту общность как единое целое, с конца X до конца XVII в. Уже в эпоху Московского государства к византийским реликвиям и византийской «церковной археологии» просвещенное духовенство про- являло вполне понятный интерес. Однако их изучение в России принято начинать с появления первых коллекций произведений позднеантичного н средневекового прикладного искусства Европы, среди которых осо- бенно выделялись камеи и интальи Эрмитажа, собранные Екатериной II, привлекающие исследователей до сего дня. Царская фамилия поддер- живала государственные собрания «русско-византийских» церковных древностей и позже.3 Особую роль в формировании базы для исследований христианских Древностей сыграли материалы частных «древлехранилищ» (собраний Православной церковной старины, таких как знаменитое «Погодин- ское») и коллекций европейского искусства. (Далеко неполный список * Основано на: Августин (Никитин), 1986; Ершов и др., 1987; Пятницкий, 1991; Васильевский, 1994; Басаргина, 1995; Медведев, 1997; АРВ; ВЭ и др.
«древлехранилищ»; Полунина, Фролов, 1997). Среди последних особую роль сыграло собрание чиновника Министерства иностранных дел Александра Петровича Базилевского (1829-1899). Его коллекция хри- стианского искусства Европы и Византии произвела большое впечатле- ние на публику уже на Парижских выставках (1865, 1878) где для нее отвели специальный зал. В 1884 г. это собрание купило русское прави- тельство для Эрмитажа.4 Не все коллекционеры ограничивались собиранием, из них часто вырастали прекрасные знатоки церковных древностей, вносившие свой вклад и в научную литературу, и в «фонд идей». Один из них — Петр Иванович Севастьянов (1811-1867).5 Служа на Кавказе, много путеше- ствуя по России и за границей Севастьянов не «развлекался собиратель- ством» христианских древностей, а работал как истинный археолог (то есть не обязательно искал владения вещами, но стремился к возможно полным сведениям о них). Разыскивая артефакты по всему миру, он де- лал многочисленные копии (прориси и фотографии, только входившие тогда в употребление) с того, что нельзя было купить или выменять, став пионером создания «банка данных» и предложив формировать еди- ный фотоархив копий с древних рукописей и древностей (позже это бу- дет осуществлено во Франции, и, в известной степени, в США в «Ин- дексе христианского искусства», см. гл. VI). Севастьянов был одним из первых организаторов «ученых путеше- ствий». Многочисленные поездки на Афон в 1850-х гг. принесли обиль- ный урожай копий, восторженно встреченный сначала во Французской Академии, а затем в России. Успех выставок и докладов имел «офици- альное» продолжение. Синод, Академия художеств и императорская фа- милия жертвуют деньги на новую экспедицию Севастьянова.6 Благодаря практике любитель стал тонким знатоком своего предмета. Его сильно занимало выяснение истоков христианского искусства, что привело в конце концов к составлению первой русской иконографической энцик- лопедии («Ключ христианской иконографии»). Для того, чтобы понять, какими страстными коллекционерами вос- точнохристианских древностей были русские ученые, нужно хоть одним глазком взглянуть на собирание древних рукописей. Ради приобретения необходимого манускрипта шли подчас на похищение кодексов, выреза- ние из них нужных листов и т.п., что, впрочем, было в духе времени, еще не знавшего фотокопирования. Впрочем, главной целью было при- ращение знаний, а не накопление предметов. Порфирий (Успенский), например, даже оставлял свою подпись и дату извлечения листа с нуж- ной ему для научной работы информацией (именем писца, миниатюрой и т.п.) — как бы одалживая этот лист на время.7 На традицию «просвещенного коллекционирования» и позже опира- лись многие крупные ученые (А.С. Уваров, Н.П. Лихачев н другие). Ин- терес к византийским древностям стимулировали именно коллекции и археологические открытия, он рос постоянно уже в XVIII в., и огромную роль в нем играли русско-турецкие войны. Со второй пол. XVIII в. в со- 192
став России одна за другой входили территории, на которых сохраня- лось много раннехристианских и византийских церковных памятников: Крым, Черноморское побережье Кавказа, Закавказье. В Херсонесе и Керчи в XIX в. совершались важнейшие археологические открытия (правда, сначала в сфере дохристианской). К середине века, однако, можно говорить о раскопках крупных церквей и о настоящем потоке византийских древностей, хлынувших в собрания Москвы и Петербур- га. Интерес поддерживали появлявшиеся с конца XVIII в. переводы тру- дов по общей истории Византии, а с 1830-40-х гг. — и специальные ис- следования в этой области. (Курбатов, 1975). Древности Византии ясно осознавались и обществом, и правитель- ством как одна из сфер преимущественных научных интересов России, успехи русской византинистики признавались во второй половине XIX в. светилами мировой науки (Карл Крумбахер, например, специаль- но изучал русский язык). В 1888-94 гг. созданием «Византийского вре- менника» было положено начало ее организационному оформлению (Медведев, 1997; Медведев, 1993; Соболев, 1993).8 Новый журнал, со- гласно составленной его фактическим редактором В.Э. Регелем и круп- нейшим византинистом В.Г. Васильевским программе, имел целью «удовлетворить давно уже сознанной национальной потребности и вме- сте с тем внести единство и систему в византийские занятия в России, в последнее время все более и более расширяющиеся ...». Рассчитывали, что журнал поможет рассеять неистребимые «научные мифы» (что акту- ально и сегодня); отмечали разрыв между конфессиональной (право- славной) и светской исторической наукой как вредное явление.9 «Византийский временник» был задуман не как исключительно рус- ский журнал, не как «внутреннее» издание одной из местных, нацио- нальных школ, но как средоточие византинистики государств, располо- женных в пределах бывших владений Византии: Греции, Турции, других стран Средиземноморья.10 В программе не случайно постулировалось подчеркнутое внимание к археологии и всему кругу специальных дис- циплин, «данным географии, топографии, этнографии, хронологии, ну- мизматики, палеографии и других вспомогательных наук, служащих к уразумению Византии». Во второй пол. XIX века русская наука была глубоко вовлечена в изучение церковных древностей Востока и раннего христианства. Русские знатоки церковных древностей часто прежде других осознавали перспективность исследования некоторых районов (например, коптского Египта) и вели там энергичные и эффективные работы за два-три десятилетия до того, как начали разворачиваться ши- рокие европейские и американские научные программы. Грех было не использовать благоприятную для научных исследований общественную и политическую ситуацию. Глубоко символично, что Русский археологический институт в Кон- стантинополе (РАИК, 1894-1914)— первое археологическое учрежде- ние за границей России, подобное существующим по сей день «школам» западноевропейских государств в древних городах (Риме, Афинах, Ие- 1 Зак 3363 193
русалиме) — появилось именно в Стамбуле. Использование в названии старого, греческого имени столицы Византии подчеркивало идейную направленность акции (о политической корректности по отношению к Турции думать было не принято). Проект Института в Константинополе готовился в основном силами профессоров Новороссийского универси- тета в Одессе (Н.П. Кондаков, А.И. Кирпичников, Ф.И. Успенский), но в его создании важнейшую роль сыграла инициатива правительства (осо- бенно русского посла в Стамбуле Александра Ивановича Нелидова), поддержанная вел. кн. Константином Константиновичем.11 Деятельность РАИК, хотя ему и было отпущено всего 20 лет жиз- ни — один из самых замечательных эпизодов в истории русской науки о древностях; многие его проекты существенно изменили традиционные направления научной мысли. Целью было изучение памятников визан- тийского периода, среди которых огромное место занимали, конечно, церковные древности. Во главе Института стоял автор известной трех- томной «Истории Византии», крупнейший историк Ф.И. Успенский, ко- торый сумел организовать также изучение «художественной археоло- гии». При РАИК был основан Кабинет древностей, превратившийся скоро в прекрасный музей. Особенно важной и новой была резкая акти- визация натурных исследований памятников церковной архитектуры и живописи. В конце XIX — нач. XX в. Константинополь, в сущности, оставался еще «запретным городом» для европейской науки. Недоступность его древностей, и в первую очередь древностей христианских, становилась серьезным тормозом в общем развитии византинистики. Именно Рус- ский институт, благодаря ходу политических событий и дипломатиче- ской поддержке, первым из иностранных научных учреждений получил от турецких властей такие права на натурные исследования христиан- ских древностей Константинополя, которые включали ведение археоло- гических раскопок в храмах. Ему выпала честь начать планомерные раскопки церковных памятников раннехристианского Стамбула. Первыми были раскрыты остатки храма Студийского монастыря (мечеть Имрахор-Джами, пострадавшая от землетрясения 1894 г.).12 Во главе исследований стояли молодой секретарь РАИК Б.А. Панчен- ко и бессменный художник Института Николай Карлович Клуге. Рас- копки были удачны. Удаление поздних кладок и слоев открыло хорошо сохранившуюся базилику V в. с мозаичными полами, руины которой с тех пор изучали неоднократно. У восточной стены южного нефа найде- ны «игуменские могилы с останками»; а рядом — поздневизантийский склеп-оссуарий, сооруженный, видимо, после разграбления храма кре- стоносцами в начале ХШ в. (туркам скрытые раствором могилы и склеп остались неизвестны). Склеп перекрывали известняковые плиты с заме- чательными рельефами. Но материалы раскопок опубликованы не были и в основном пропали. Текущие сообщения о работах и целая книга, посвященная иконографии обнаруженных позднеантичных рельефов, этих утрат возместить, конечно, не могут.13 194
Серьезная натурная фиксация монументальной живописи и архитек- туры, не связанная с раскопками, была проведена в монастыре Хора (Кахрие-Джами) в 1899-1903 гг.14 Сотрудники Института начали в Константинополе целый ряд проек- тов, которым суждено было большое будущее, — но довести их до кон- ца русской науке, увы, не было суждено. РАИК вел активное наблюде- ние и, как сказали бы сегодня, «экспресс-работы» на объектах строи- тельства, при которых открывались одна за другой древние церкви.15 По этим наблюдениям, данным, собранным предшественниками при строи- тельных работах в Стамбуле, и письменным источникам Б.А. Панченко приступил к капитальному своду материалов для исторической топо- графии города (чуть ли не единственным сводом тогда еще была книга великого французского византиниста XVII в. Шарля Дюканжа «Христи- анский Константинополь»), Однако материалы почти полностью погиб- ли, а поставленную задачу суждено было выполнить другим.16 При очи- стке города после пожара 1912 г. Панченко провел особенно широкие наблюдения и зафиксировал остатки Большого дворца, а с началом строительства в его зоне (1914) получил разрешение на частичные архи- тектурные исследования, но из-за политической обстановки не смог их развернуть.17 Поле работ РАИК не ограничивалось Константинополем, речь с са- мого начала шла именно о всей территории Османской империи и ши- ре — о всем «византийском пространстве» (до создания Института су- ществовали даже проекты поместить центр прямо в Иерусалиме). РАИК стремился собрать информацию о наиболее перспективных памятниках, его члены проверяли традиционные и разрабатывали новые маршруты «археологических путешествий», проводя экспедиции по всему Среди- земноморью, причем часть проектов по разным причинам осталась не- осуществленной (например, русско-французская экспедиция на Афон).18 Собираемые материалы публиковались в «Известиях РАИК», прекрас- ных сборниках и монографиях по церковным памятникам Византии (храмам, их росписям и мозаикам; рукописям; материалам археологиче- ских исследований — таким, например, как раскопки в Плиске). Всего было издано 16 капитальных томов (хотя издание, как все почти фунда- ментальные научные труды, расходилось плохо).19 В октябре 1914 г. Турция вступила в мировую войну и деятельность институтов стран Антанты на ее территории была приостановлена. Имущество РАИК эвакуировали, но не совсем удачно (директор впо- следствии вынужден был оправдываться в своих действиях распоряже- ниями свыше)/0 Последней акцией, осуществленной на средства РАИК уже после его эвакуации в Россию, стала экспедиция в оккупированный русской армией Трапезунд (см. ниже). Попытки восстановить РАИК предпринимались в советское время (первая в 1920-х гг., затем в 1945 г.), но безуспешно.21 Структуры, подобные РАИК, в известной мере были функцией политических интересов России и ее орудием в конкурентной борьбе с западными державами на Ближнем Востоке, что напоминает 195
«военно-археологическую» стратегию Франции и «дипломатико-раз- ведывательную» археологию, типичную для Англии. Однако со време- нем высокий научный уровень РАИК и вклад в исследования полностью заслонили его «геополитическое» значение. 2. Паломники, писатели, исследователи* Феномен успеха РАИК был подготовлен долгим, глубоким и всесто- ронним интересом России к христианскому Востоку. Конечной целью движения виделся при этом не столько Константинополь, сколько Иеру- салим. Для православных его значение как священного города, естест- венной главной точки паломничества не ослабло ни в XVIII, ни в XIX в. (заметим, что «хождения» — один из немногих жанров, непосредствен- но перешедших из древнерусской литературы в художественную прозу XVIII-XX вв.). С конца XVII — нач. XVIII в. можно наблюдать посте- пенную трансформацию паломничества как духовно-познавательного путешествия. Посещающие святые места демонстрируют пробуждение научного интереса к древностям, стремятся включить их описания в текст записок (например, Ипполит Вишенский в «хождении» 1708 г. с характерным названием «Пелгримация или Путешественник... во сня- тый град Иерусалим» упоминает рукописи монастыря св. Екатерины). Развитие дипломатической, торговой и военной деятельности поро- дило настоящую моду на путешествия и их описания. Тексты путевых журналов и дневников становились крупными явлениями в русской пу- тевой прозе. Из сочинений, наследующих жанр средневековых хожде- ний, можно назвать «Странствования Василия Григоровича-Барского по Святым местам Востока с 1723 по 1747 г.», «Путешествие по Святой Земле в 1835 году Авраама Норова», менее известные «Путевые заметки о Сирии и Палестине» 1844-1847 гг.», и, конечно, популярнейшее чте- ние середины XIX в.— «Путешествие ко Святым местам в 1830 году» А.Н. Муравьева, светского писателя, много сделавшего для распростра- нения религиозных знаний в России.22 Не все путешественники ограничивались наблюдениями и заметка- ми; многие собирали ценные коллекции и даже вели раскопки церков- ных памятников. Одна из первых попыток серьезного исследования раннехристианского храма в Малой Азии стала именно результатом пу- тешествия; речь идет о работах в Мирах Ликийских. По возвращении из второго путешествия на Восток А.Н. Муравьев начал собирать деньги на восстановление базилики в Мирах, где, согласно преданию, погребен св. Николай. Собранные им 25 тыс. руб. стимулировали раскопки, ле- генды о размахе которых до сих пор встречаются в западной историо- * Основано на: Myra, 1975; Соколовский, 1861; Антонин, 1884; Из истории, 1998; АРВ, ВЭ и др. Общая история путешествий по христианскому Востоку ученых из России еще ие написана; см. каталог выставки в Москве: Русские пу- тешественники, 1995, и сводку: Stavrou, Weisensel, 1986. 196
План церкви св. Николая Мирликийского в Мирах по данным раскопок. Заливкой даны кладки, относимые к VIII в. (подробная разбивка: Krauthheimer, 1986, ill. 251). графин (Jones, 1978). В России они почти забыты, хотя это было неор- динарное для своего времени предприятие, давшее важные научные ре- зультаты. Забытые раскопки: Миры Ликийские и саркофаг епископа Николая. Миры— небольшой город в 1.5 км от Демры (Турция), в первой поло- вине V в. бывший столицей провинции Ликии. Его мировую славу обес- печила деятельность епископа Николая (ок. 300-343), а затем прослав- ление его как святого. Церковь св. Николая с криптой, восходящей, воз- можно, к эпохе его епископата, относится в основном к VIII в. Храм перестраивался много раз, но устройство его алтарной части сохрани- лось in situ, а стены покрыты разновременными фресками, мозаикой и богатой архитектурной орнаментикой?3 Этот памятник, сегодня столь известный, до XVIII в. был совершен- но заброшен. Путешественники начали упоминать его только с XIX в., ио им поневоле приходилось фантазировать, так что их тексты мало ин- формативны. (Harrison, 1963; Feld, 1964; Myra, 1975; Peschlow, 1975). Лишь появление здесь Андрея Муравьева, возвращавшегося в феврале 1850 г. из путешествия в Святую Землю, дало импульс к раскрытию ру- ин. Писатель красочно рисует пустынный берег, к которому редко при- стают корабли паломников, куда его привел счастливый случай. Увиден- 197
ное — жалкая часовня на месте старого монастыря, на руинах огромной базилики; поднимающиеся из земли остатки древних сводов и колонны, а главное, ощущение огромной важности памятника для религиозной жизни России — заставило писателя в особом письме просить внимания русского общества к остаткам храма. Позже это письмо войдет в книгу «Письма с Востока» как отдельная глава «Мирликийская церковь и гробница Святителя Николая Чудотворца». К сожалению, сам Муравьев мог следить за ходом событий лишь издали, из России, поддерживая работы деньгами и собирая «отчетную документацию». Позднее он пре- доставил ее Главному управлению путей сообщения и публичных зда- ний (в ведении которого находилась и реставрация). На основе этих ма- териалов в 1861 г. была издана статья — сколько известно, единственная в России по этому поводу. Изложим ход событий за десять лет, пользу- ясь этим текстом. (Муравьев, 1850; Соколовский, 1861). Общество отозвалось на призыв Муравьева восстановить базилику. По выданной Синодом книге была собрана достаточная для начала ра- бот сумма пожертвований, а через посредство миссии в Константинопо- ле получен султанский фирман на обновление храма.24 Работы начали, но «едва успели отделать внутренность церкви, где находился гроб свя- тителя, и заказать для него мраморные украшения по древнему образцу, как вспыхнула Восточная война, и работы встали». В 1858 г. фирман возобновили, и отсрочка работ оказалась даже полезной. Ведь местные строители не имели никакого представления о научной стороне дела, они стремились возвести новый храм с наименьшими затратами; вы- бранные старшины, «вместо того, чтобы откопать древнюю церковь, хотели разрушить ее окончательно и из обломков выстроить новую». Работы «состояли в сооружении небольшой церкви над стенами древне- го здания, покрытого землей на 4 сажени глубины. Для фундамента бы- ла сделана выемка в главном нефе, сломаны своды и стены и выведены столбы и арки до горизонта земли, для поддержания пола новой церк- ви». Поскольку «древняя кладка... чрезвычайно окрепла, нужно было употребить пороховые взрывы для уничтожения драгоценных остат- ков ...». (Соколовский, 1861, 65). Таким образом, часть прекрасно сохра- нившихся в земле стен и сводов, виденная Муравьевым в 1850 г., была уничтожена. Родос в это время посетил, возвращаясь из Палестины, французский археолог и архитектор Зальцман. Он и спас руины от окончательного разрушения. Прекрасная сохранность древнего храма, который ломали, «чтобы поставить убогое творение местных архитекторов», также как варварские методы, произвели на него сильное впечатление. Зальцман остановил работы и занялся раскопками, надолго задержавшись в Ми- рах; он хотел раскопать здание целиком, но был вынужден ограничиться центральным нефом и боковыми галереями. Все же для своего времени это были впечатляющие по масштабу и методу работы.2* Существенно ошибаясь иногда в датировке строительных периодов (что естественно для середины XIX в.), Зальцман вел хорошую архитектурную фиксацию 198
открытых частей, «снял верные копии древних фресок и мозаик, откры- тых им в развалинах», составил на месте описание памятника. Ему уда- лось правильно датировать перестройки западной части и галереи VIII— IX вв.® История базилики в Мирах на этом не закончилась. Значительная часть здания оставалась скрытою под землей. Зальцман предполагал продолжить раскопки и позже завершить реставрацию (на что требова- лись дополнительные средства), но не смог. Вспоминая о предпринятой треть века назад акции, А.Н. Муравьев сожалел, что базилика не восста- новлена. Внимание к Мирам привлекала, впрочем, не столько архитектура ба- зилики, сколько завораживающе интересная история, прославленных останков епископа. Погребенные в соборной церкви, они в 1087 г. стали добычей «благочестивых похитителей», перевезших их в Бари, город на побережье Апулии.28 На месте, таким образом, должен был сохраниться саркофаг, возможно, с остатками мощей. В 1850 г. Муравьев видел воз- вышавшуюся над давно скрытой землей базиликой часовню, в которой имелась «могильная плита епископа» — то и другое было создано на 160 лет раньше благочестивым иноком. Вряд ли в XVIII в. могли судить о расположении находящегося глубоко под землей некрополя, однако, когда при раскопках «на глубине 4 саженей ... была обнаружена древняя мраморная гробница», решили, что именно она «некогда хранила в себе останки святителя». Украшавшие ее рельефы были «не религиозного содержания», но это, по мнению исследователей, «совершенно согласно с... обыкновением погребать умерших в старых гробницах, взятых с языческого кладбища». Версия до недавнего времени имела известное распространение. Сейчас саркофаг датируют 160-170 гг. и полагают, что он вряд ли принадлежал св. Николаю.29 Раскопки 1960-70-х гг. показали, что храм св. Николая поставлен в VIII в. над частью старого здания VI в. и занял участок кладбища позд- неримского времени. Понятно, что в церкви хранились разнообразные саркофаги, использованные вторично. Немецкий археолог Урс Пешлов выделил среди них один с явными следами почитания. Его двускатная крышка имитировала кровлю, покрытую листообразной чешуйчатой черепицей, со сквозным отверстием для возлияний. Типологически сар- кофаг относится к периоду эллинизма и датируется последней четвер- тью II в.30 Вполне возможно, что мартирием епископа Николая окажется одно из тех примыкавших к базилике зданий, которые сейчас исследуют (Yildiz-Otuken, 1996; Yildiz-Otuken, 1997).31 Православное Палестинское Общество и Русская духовная миссия в Палестине. Сведения по археологии поступали в Россию не только от частных лиц, паломников и путешественников, но и по государственным каналам, а также от религиозных организаций. Правительство уже с первой пол. XIX в. опиралось на весьма информативные консульские, военные и торгово-экономические обзоры, дополнявшие картину жизни на Ближнем Востоке. Часто два источника сведений, официальный и 199
неофициальный, восходят к одному лицу. Так, направленный в 1843 г. в Иерусалим Синодом архимандрит Порфирий (Успенский) имел секрет- ные поручения по делам православной церкви; отчеты о состоянии ее дел в Сирии и Палестине Синод передавал в Министерство иностран- ных дел. Впоследствии именно Порфирий стал главой первой русской религиозной миссии в Палестине.32 Русская Духовная миссия в Иерусалиме была учреждена в 1847 г., чтобы облегчить положение паломников. Но развернуть ее деятельность удалось лишь с 1857 г., по окончании Крымской войны, когда ее возоб- новили «ввиду сильного развития, которое приняли, пользуясь нашим отсутствием, в Святой земле... католическая и протестантская пропа- ганда». (Антонин, 1884). Большую роль в Миссии играли ее руководи- тели, архимандриты Антонин (Капустин), а позже Леонид (Кавелин).33 Активные исследования церковных древностей Палестины русски- ми учеными стали возможны с 1880-х гг., с момента образования Импе- раторского Православного Палестинского общества (ИППО). Созданное для «упорядочения движения паломников и помощи им», оно с самого начала имело среди своих задач научно-популяризаторские и строго на- учные.34 В 1881 г. Иерусалим посетили великие князья, поддержавшие идею создания специального общества. Великий князь Сергей Алексан- дрович стал его председателем, сразу указав, среди других задач, на необходимость исследования древностей (18 82).35 ИППО снаряжало экспедиции, работало над публикацией источников. Официальным из- данием стал специальный «Православный Палестинский сборник», со- хранившийся, хотя и в измененном виде, до наших дней (то же можно сказать, собственно, и про ИППО). Уже за первые 15 лет существования было издано до сотни исследований и памятников письменности (160 томов!), в числе которых, кроме популярно-церковной литературы,— древнерусские «хождения», тексты паломников латинских (4), греческих (11) и южнославянских (2).3 Археолого-археографические экспедиции ИППО изучали пути древних пилигримов в Сирию через Кавказ и Малую Азию (А.В. Ели- сеев), отыскивали греческие (П.В. Безобразов) и описывали грузинские (А. Цагарели) рукописи, исследовали архитектуру (Н.П. Кондаков). Особо важны были работы в Палестине. Кроме научного интереса к христианским древностям, за ними стояла потребность России занять определенную позицию в изучении Святых мест (без чего сложнее было претендовать на контроль за ними), а также постепенно проявлявшееся стремление сформировать собственную, отличную от других, сеть па- ломнических центров на территории Палестины, подобную той, кото- рыми располагали, например, францисканцы и соперничавшие с ними ордена. Это удалось частично осуществить благодаря широкой покупке земель русским правительством и Духовной миссией.37 Архимандрит Антонин (Капустин), с именем которого тесно связана археологическая деятельность ИППО и Духовной миссии, хорошо по- нимал, что ход процесса обеспечит только владение землей и памятни- 200
(Couasnon, 1974) 1— 1860 (de Vogue); 2— 1847 (Zestermann); 3— 1720 (Touttee), 4 — 1862 (Bock); 5~ 1851 (Tobler); 6— 1844 (Willis); 7, 8— 1862 (Sepp); 9 — 1865 (Jeffery), 10 —1884 (Warren); 11 — 1867 (Schegg) ками. Это было одной из причин, побуждавших вступить в «состязание» с представителями иных конфессий и стараться приобрести участки в исторических местностях, перспективных для открытия библейских или церковных древностей (например, участки с гробницами «жены царя Соломона, египтянки, в деревне Силоам»; древнееврейские гробницы Эр-Румание; «гробы пророческие» в Иерусалиме). Конечно, на этих землях, как почти везде в Палестине, обнаруживались «древности» и можно было вести их исследования.38 М. Ростовцев в кратком очерке археологической жизни в Палестине перед Первой мировой войной очень ярко показал ее кипение, оживле- ние различных спекулянтов мощами и древностями, а также активиза- цию усилий европейских «религиозных школ» и неконфессиональных обществ. Ожесточенное, постоянное соревнование национальных науч- ных групп, в котором лидировали англичане и немцы при нарастающей конкуренции американцев и французов, бросалось в глаза.39 Необходи- мость отстаивать интересы России не вызывала у него сомнения: «В Палестине мы не можем и не должны отступать». Одобрив стремление к покупке земель архимандрита Леонида (Кавелина), Ростовцев указал на 201
плохую организацию созданного архимандритом Антонином в Миссии музея древностей (хотя и похвалил его состав) и на несопоставимо скромную роль русских археологов в натурных исследованиях. Ростов- цев полагал нужным включить Палестину в зону контроля РАИК хотя бы для наблюдений за открытиями на землях Миссии и музеем.40 Раскопки 1883 г. в Иерусалиме. Наиболее заметным «русским вкла- дом» в изучение Иерусалима первых веков нашей эры можно смело счи- тать открытие пропилей базилики «Мартириона» в комплексе храма Гроба Господня. История их вкратце такова. Впервые архитектурные остатки восточнее храма (верхушки колонн) отметил в 1843 г. прусский консул Е. Шульц. Его наблюдения в 1845 г. были опубликованы в статье известного английского исследователя Р. Уиллиса, который отождествил колоннаду с остатком пропилей IV в. (Willis, in: Williams, 1849, II) Находку трудно было переоценить. Знания о древних частях базили- ки эпохи Константина в XIX в. были самые скудные (она была полно- стью разрушена еще в средневековье, см. гл. 1-2). Даже в начале XX в., как писал Н.П. Кондаков, «основною задачею или идеальною целью» все еще являлось «отыскание следов древней базилики на месте, в исто- рической реальности, не в схеме научной реставрации». Для прежних исследователей поиск этих следов был «всегда несколько загадочным» и некоторые из них даже уверяли, что «ни один камень современной церк- ви не принадлежит первоначальному зданию». Так что, с сожалением заключал Кондаков, «в храме Гроба Господня все, начиная со входа, яв- ляется вопросом, а при полной смутности наших сведений о храме Кон- стантина, нередко вопросом тяжелым и сложным». (Кондаков, 1904, 196-197, 207). Неясно было даже, как по отношению к ротонде Воскре- сения располагалась базилика. Оставался открытым и вопрос о том, за какой, собственно говоря, из городских стен размещалась Голгофа. Об- наружение пропилей обещало решить, по крайней мере, проблему ме- стоположения храма и входа в него. В 1858 г. русское правительство купило у абиссинской общины зем- лю с остатками колоннады под дом для консульства, предоставив про- вести здесь раскопки археологу Э. Пьеротти (1860), который обнаружил остатки стены «древнееврейского периода». М. Вогюэ организовал до- полнительные работы (1861), установив, что стена использована при строительстве вторично; открыл части проездной арки, которые отнес к эпохе Константина; указал, что колонны «вполне византийского стиля» (IV-V1 вв.). Работы продолжили английские топографы В.Уилсон и К. Кондер. Уделив позже самое серьезное внимание разбору итогов, Н.П. Кондаков критически отнесся к их выводам, подчеркнув, что, хотя к 1872 г. многое было «кое-как отыскано», но «связи между этим не бы- ло определено». (Кондаков, 1904, 197-204). В 1874 г. здесь работал и французский консул Клермон-Ганно (неоднократно упомянутый выше), но публикация его материалов очень запоздала. В итоге вопрос датировки и атрибуции стены и соотношения колон- нады с пропилеями храма Гроба Господня эпохи Константина оставался 202
открытым. В 1883 г. работы на «русском месте» были поручены архи- мандриту Антонину. Организовав полевую часть исследований, он дове- рил фиксацию городскому архитектору Иерусалима К. Шику, который закончил тщательные раскопки и снял подробный план сооружений.41 Это позволило проследить формы стены и ворот в ней; найти внешнюю и внутреннюю сторону; определить дату. Шик как архитектор не избе- жал соблазна домыслить найденные фрагменты «до целого», поэтому открытие сразу вошло в систему христианских святынь Иерусалима как «порог Судных врат» (хотя Н.П. Кондаков позже был вынужден указать на отсутствие точной датировки тройной арки и недостаточно уверен- ную атрибуцию остатков стены как городской).42 Тем не менее он при- знал, что найдены «монументальные руины пропилей древнего храма», с которых «теперь должно начинаться всякое его исследование» и назвал это «важнейшим археологическим открытием ... по истории храма Св. Гроба». Действительно, работы не просто дали ответ на конкретные во- просы истории Иерусалима, доказав, что Голгофа и базилика IV в. лежат снаружи от древней (V в. до н.э.) стены, а внутрь города попали только после сооружения стены императора Адриана. Эти работы положили, наконец, начало археологическому изучению Мартириона. Их можно считать также исходной точкой сложения русской традиции изучения храма Гроба Господня. 3. Археологичекие путешествия по Ближнему Востоку и Египту в 1890-1910-е гг.* Не только раскопки в Иерусалиме, но и целый ряд других начинаний ИППО, РАИК и Духовной миссии конца 1890-х— 1910-х гг. стали крае- угольными камнями в фундаменте наших знаний о церковных древно- стях Палестины. В сущности, они продолжают оставаться ими и до сих пор. Это уже упоминавшиеся издания переводов ранних паломничеств; ряд ознакомительно-исследовательских экспедиций, или «археологиче- ских путешествий»; наконец, основанная на них серия обобщающих интерпретационных работ Н.П. Кондакова и Д.В. Айналова, посвящен- ных анализу исторической топографии, церковного искусства, иконо- графии христианского Востока. Русские исследователи впервые вклю- чились в полемику по коренным вопросам христианских древностей, причем сразу вышли на уровень, в методическом отношении превосхо- дивший «среднеевропейский», поскольку с первых шагов опирались на прочную историко-археологическую базу и оставались чуждыми «ка- ких-либо конфессиональных предрассудков и домыслов» (из отзыва С.А. Жебелева о Д.В. Айналове. Цит. по: Тункина, 1995). Очень важным было введение в ходе дискуссии огромного научного материала, накопленного на Западе, в оборот российской науки, где он * Основано на: Бок, 1901; Кондаков, 1904; Голенищев, 1987; Восточное Сре- диземноморье, 1988; Каковкин, 1991; Басаргина, 1991; АРВ; Вялова, 1997. 203
до тех пор был сравнительно мало известен даже специалистам. До конца 1880-х гг. в России, изучая памятники церковных древностей Ближнего Востока, следовало обращаться почти исключительно к лите- ратуре из Франции, Англии и Германии. (По отчетам наших первых экспедиций можно заметить, что их руководители постоянно пользуют- ся книгами своих иноземных коллег, в то же время полемизируя с ни- ми — например, с хорошо знакомым в России де Вогюэ: Vogue, 1876; Vogue, 1865-77). Теперь их выводы можно было проверить, уточнить или пересмотреть на основе прямого знакомства с материалом, собст- венных натурных исследований и анализа древних текстов. Невозможно не сказать и о том, что силою исторических судеб Рос- сии XX в. работы 1900-1910-х гг. будут долго оставаться чуть не един- ственным надежным источником наших знаний по церковным древно- стям Сирии и Палестины. Хотя и устаревая постепенно, они до сих пор оставляют впечатление свежести, глубины и актуальности, показывая, как высок был уровень русских ученых начала столетия и как далеко им удалось продвинуть, в немногие десятилетия, общий процесс. Остано- вимся на некоторых из этих исследований. Первой и, пожалуй, самой важной из экспедиций следует назвать организованный ИППО «археологический маршрут» по Сирии и Пале- стине под руководством Н.П. Кондакова (1891-92) Он пролегал от Бей- рута через Баальбек, по Хаурану (Боера, Сувейда, Атиль и др.) в Тран- сиорданию (Пелла, Гераса, Иерихон), а оттуда — в Иерусалим, бывший, в сущности, основной целью путешествия. Экспедиция не ставила це- лью серьезные обмеры, тем паче — раскопки. Как и все первые путеше- ственники-археологи на Ближнем Востоке, группа Кондакова должна была ограничиться осмотром памятников, фотофиксацией, рисованием и сбором музейных экспонатов. Тем не менее ее материалы на редкость богаты. Уже в Константинополе и Афинах, через которые экспедиция следовала на юг, были сделаны натурные наблюдения (прежде всего над капителями, типология которых сильно занимала тогда Н.П. Конда- кова).43 В Ливане осматривается грандиозная базилика Гелиополя (Баальбе- ка), описанная Евсевием в «Жизни Константина», а тогда едва означен- ная на поверхности земли полукругом апсид и столбами. Затем экспеди- ция посетила Эзру, Шакку (Саккею), Сувейду и Боеру, всюду производя «инвентаризацию» памятников христианства по «итинерариям», остав- ленным де Вогюэ и другими исследователями. Дополнительно обнару- женные объекты тщательно выделяются, также как случаи, требующие передатировки или иной критики.44 Достигнув Трансиордании, путеше- ственники дали краткое описание поразивших их руин не раскопанной еще тогда Герасы и остатков шести христианских базилик. Более дли- тельную остановку сделали в Иерихоне, который не был столь известен еще археологам, как ныне, но «почва которого богата древностями именно христианскими». Кроме осмотра известных памятников «Соро- кадневной горы» (Джебель Кварантал) с ее пещерными церквями и бес- 204
численных монастырей V-VI вв., провели небольшие археологические работы. В Иерусалиме главным местом занятий был, естественно, храм Гро- ба Господня. Экспедиция сосредоточилась на ознакомлении с открыты- ми в 1883 г. пропилеями Мартириона, их подробной фотофиксации и интерпретации. Продолжение работы над «корпусом» капителей позд- иеантичной, ранневизантийской и раннеисламской эпохи позволило сделать ряд важных поправок к принятым тогда датам и попытаться вы- делить среди капителей Иерусалима те, что когда-то принадлежали ком- плексу Гроба Господня.46 Экспедиция познакомилась с последними от- крытиями других археологов, например, находкой фрагментов пола церкви св. Стефана, склепов вблизи т.н. «Голгофы Гордона», фиксирова- ла находки на «православных местах» на Елеоне и в Никифории. Для знакомства с объектами и фиксации совершались постоянные выезды в окрестности Иерусалима (Вифлеем, монастырь Саввы Освященного и др.)47 При всей важности собранных экспонатов и фиксаций, показан- ных на специальных выставках в Петербурге, ценность работы по- настоящему проявилась только в опубликованной Н.П. Кондаковым ка- питальной монографии. Книга, хотя и включает отчетную часть, — ме- нее всего «полевой дневник» археолога или «записки путешественника» (к этому жанру автор, кстати, относился критически, говоря, что «лите- ратура Святой земли стала... литературою смеси хроники и путевых заметок»). Труд, вышедший из-под его пера, с большей точностью мож- но определить как введение в изучение церковных древностей Палести- ны, или даже шире — в ее «художественную археологию» византийской поры. Кондаков начинает с обзора проблем, к которым подходит замеча- тельно широко. Прежде всего он постулирует полный отказ от конфес- сионального подхода, тесных рамок «монументального богословия» и какой бы то ни было особой «научно-религиозной» методики. Археоло- гия древностей Палестины методически ничем не отличается от любых иных и «должна разрабатываться по методам общей науки истории ис- кусства, если она желает искать положительного знания ...».48 Опираться нужно на сравнительно-иконографический метод, разработанный исто- риками искусства классической древности в 1830-40-х гг., и «археоло- гические работы должны сосредоточиться на точнейшем анализе худо- жественных форм в искусстве первых восьми столетий христианской эры». (Кондаков, 1904, 11). Кондаков, впрочем, отнюдь не отрицает особого значения палестин- ских древностей, но лишь с точки зрения их ключевого места в исследо- вании трех культурно-хронологических этапов развития христианских Древностей: позднеримского, византийского и, что примечательно, рус- ского. Проблема «Запада и Востока», как раз тогда (после выхода из- вестной книги очерков Стржиговского) особенно острая, не избегает критики Кондакова.49 Подробный разбор точек зрения коллег приводит к выводу, что корень проблемы — в слишком малой изученности «восточ- 205
ного» материала по сравнению с «западным», прежде всего римским. «Большинство западных общих трактатов о древнехристианском искус- стве занято полемикою с ... защитниками греко-восточного его происхо- ждения — задача столь же легкая, сколь и благодарная», — пишет Кон- даков.50 Отсюда следует вывод об особой важности изучения именно палестинских древностей, что кажется технически сложной задачей (в одной Сирии триста «каменных городов с густым и богатым населени- ем, на месте которого ныне в руинах гнездятся бедуины»).51 Это, конечно, далеко не все проблемы, поднятые Н.П. Кондаковым во введении к «Путешествию по Ливану й Палестине». Им указано на необходимость изучения литургического устройства ранних церквей, причем подчеркнута особая роль русских ученых-литургистов. Затро- нут вопрос воздействия «иерусалимского образца» на сложение церков- ной архитектуры; приведены многочисленные примеры иконографиче- ского анализа памятников («ампулы Монцы», капители восточносреди- земноморского круга и др.). 3 Наиболее яркий образец критико-аналитического подхода к древно- стям дан Н.П. Кондаковым на материале исследований храма Гроба Господня. Его облик и легендарная история воспринимаются ученым как итог длительного развития; в них закреплены, в смешанном и пере- путанном виде, представления самых разных эпох: «Само время мало по малу придало значение каждому уголку древнего храма, осмыслило все его входы, ниши и экседры, дворы и притворы, а рефлекс грека и не знающее условий времени и места воображение сирийца населили каж- дый угол священными воспоминаниями, начиная с Авраама и кончая св. Мариею Египетскою». (Кондаков, 1904, 192). Эти «воспоминания» ни в коем случае не могут приниматься без критики, единственный путь к трактовке лежит через предварительное «препарирование» письмен- ных и натурных материалов. Последние были еще крайне немногочис- ленны и Кондаков исходил прежде всего из разбора текстов. Несмотря на это, верность атрибуций и точность выводов удивляют. Они в основ- ном совпадут с результатами последующих археолого-архитектурных исследований и не слишком разойдутся ни с общей объективной карти- ной развития памятника, ни с современными трактовками ее (см. гл. I).54 Кондаков в своей археолого-исторической работе еще следует тра- диционной для «религиозной археологии» процедуре, сперва дотошно реконструируя жизнь комплекса по письменным и иконографическим данным на выделяемых стадиях (позднеантичной, византийской и «ла- тинской»), и лишь затем привлекает археологию и архитектуру. Однако этот метод усовершенствован тем, что каждая группа источников анали- зируется собственными, присущими только ей приемами, и сопоставля- ются лишь проверенные таким образом данные. Методически это озна- чает разрыв со старой школой и рождение того подхода, который позже будут называть «комплексным». «Комплексность» проявлялась и в стремлении охватить одной работой весь круг источников, связанных с памятником. За главой, посвященной архитектуре храма Гроба Господ- 206
ня, следует специальный раздел о произведениях церковного искусства из его ризницы. (Точно также при осмотре руин городов фиксировались все доступные следы христианской культуры, включая малые артефакты и граффити). В работах русских экспедиций на Востоке этот подход, кажущийся несколько «механическим», реально приближался к «кон- текстуальному» и позволял изучить интересующий памятник несопоста- вимо глубже и всесторонне. Начал работы в Палестине и РАИК. Уже говорилось, что одним из важных направлений его деятельности считалась именно Палестина византийской эпохи. Поэтому первая из инициированных константино- польским институтом работ оказалась связанной с неожиданным и громким открытием — находкой хорошо знакомой нам «мозаичной кар- ты» в небольшой иорданской деревне Мадебе.55 В самый год открытия (1897), пользуясь пребыванием в Палестине художника Н.К. Клуге, РАИК поручает ему съемку планов, графическую и фотографическую фиксацию. За год работ была выполнена серия планов города и базилик, сделаны фотографии и точные акварели с мозаики. Задачи «простой» фиксации в археологии относятся к числу важнейших, и с ними Н.К. Клуге справился блестяще. Но особенно интересна постановка и успешное выполнение комплексного изучения исторического контекста, в котором мозаика была обнаружена.56 Новая археологическая экспедиция РАИК во главе с Ф.И. Успенским отправилась в Сирию в 1900 г. (средства на экспедицию выделило ИППО, своеобразной «точкой отсчета» опять служили записи де Во- поэ). Целью ставилось изучение жизни христианских общин V в., но в действительности исследовались памятники от позднего эллинизма до начала исламского периода. Это было типичное «археологическое путе- шествие», какие не раз предпринимали немецкие и французские ученые (одновременно с группой РАИК работала американская экспедиция). Постоянно двигавшиеся караваном немногочисленные «разведчики» могли делать только схематические обмеры, фотографии, общее озна- комление с памятниками. Столь необходимые раскопки, особенно в «мертвых городах», были еще крайне редки. Тем не менее привезенные рисунки саркофагов, знаков, надписей представляли интерес, а главы, посвященные некоторым комплексам (например, монастырю св. Симе- она Столпника в Северной Сирии, Пальмире с ее знаменитым «паль- мирским камнем» и др.) стали небольшими серьезными монография- ми.57 Еще в XIX в. осознали, что Синайский полуостров — один из глав- ных источников, сохранивших материалы для изучения икон, миниатюр, рукописей и прикладного искусства. Древности этого «рассадника свя- тости», особенно обители святой Екатерины, равно привлекали как уче- ных, так и паломников. (Именно отсюда был вывезен Тишендорфом знаменитый «Синайский кодекс»). Русские пилигримы с начала XVIII в. не только посещали святыни полуострова, но и пытались описывать их древности.58 В XIX в. на Синае много работали руководители Палестин- 207
ской духовной миссии, архимандриты Порфирий (1845, 1850) и Анто- нин (Порфирий, 1856; Антонин, 1872). Особое внимание уделялось ру- кописям, некоторые были вывезены в Россию. Приходилось иной раз пользоваться и «археологическими» приемами, поскольку манускрипты часто хранились в замурованных тайниках.59 Огромный научный результат дали, как и позже в Палестине, орга- низованные Н.П. Кондаковым в 1881гг. исследовательские путешест- вия. Поездка на Синай «имела специальной целью чисто археологиче- скую задачу». Результатом стали два труда: очень известное описание путешествия и монастырских древностей и гораздо менее знакомый публике замечательный фотоальбом, ценность материалов которого воз- растает с течением времени. Альбом (около 1500 качественных снимков фотографа Ж.К. Рауля) включает виды монастыря св. Екатерины и его древностей и остается, по мнению специалистов, ценнейшим собранием материалов.60 Сегодня трудно оценить, до какой степени новым и не- обычным было широкое использование фотографии для фиксации древ- ностей и сколь многим обязана наука первым фотографам и их коллек- циям.61 За древностями коптов. Русские путешественники на Востоке со- бирали урожай с самых отдаленных и мало исследованных полей (Сен- ковский, 1858). Немудрено, что подчас он бывал, с точки зрения истории церковных древностей, невероятно обилен. Выше мы познакомились с европейскими и американскими исследователями, изучавшими мате- риалы христианского Египта в конце XIX — нач. XX в. Обратимся к отечественным. Коллекционеры и ученые России на рубеже XIX-XX вв. охотно об- ратились к коптским древностям. Первым необходимо назвать блестя- щего египтолога Владимира Семеновича Голенищева (1856-1947), со- вершившего множество путешествий по Египту, большая часть которых приходится на 1880-90-е гг. Его коллекция, купленная правительством для Музея изящных искусств еще до революции, стала основой неболь- шого, но очень качественного собрания коптских древностей в Москве. В.С. Голенищев не интересовался специально именно христианским Египтом, но благодаря его руководству и поддержке нашел свое место в науке такой ученый, как Владимир Георгиевич Бок (1850-1899). Как хранитель средневековых материалов Эрмитажа, он также путешество- вал по Египту со специальной целью сбора христианских древностей (1889/90; 1897/98). Деятельность В.Г. Бока была необычайно плодотвор- ной: он не только осматривал памятники, но и организовал раскопки некрополей и монастырей в долине Нила. Сбор научного материала включал зарисовки, обмеры, съемку планов и описание объектов; по- купку древних артефактов и произведений искусства или изготовление с них снимков (в частности, были сделаны фотографии всех коптских стел музеев Александрии и Гизы). В результате этих работ Эрмитаж по- лучил одну из самых представительных коллекций коптских материалов в Европе, где много настоящих шедевров — ткани, рельефы, произведе- 208
ния церковного прикладного искусства. Короткая жизнь не позволила В.Г. Боку, к тому же не имевшему специального образования (по первой профессии его можно назвать геологом), завершить итоговый труд («Материалы по археологии христианского Египта» изданы после его смерти В.С. Голенищевым и Я.И. Смирновым). Тем не менее его имя прочно связано с началом исследования коптских древностей не только в России, но и во всем мире. Он был среди первых исследователей соб- ственно «коптского» искусства. Не отрицая, конечно, принадлежности византийскому ареалу, он аргументировал его самостоятельность, указав на такие особенности, как «экзотичность», народный примитивизм. Ему удавалось опередить европейских коллег и в вопросах датировки и ин- терпретации.62 В.Г. Бок усиленно работал и над пропагандой изучаемых древностей в России, организуя их экспонирование в Эрмитаже (что он умел делать в совершенстве). Он оказался также в рядах немногочис- ленного авангарда ученых, рано задумавшихся над вопросами сохране- ния и использования памятников древности в далеком и чужом Египте, представлявшимся большинству полосой «ничьей земли», густо покры- той объектами, которые самой историей назначены в жертву научным интересам европейцев.63 Несмотря на смерть В.Г. Бока и эмиграцию В.С. Голенищева, инте- рес к коптским древностям в России сохранялся, собрания пополнялись и египтологами, и византинистами.64 К коллекциям и публикациям 1880-1910-х гг. с начала XX в. обращались многие ученые; они обеспе- чили основу для развития изучения древностей коптов и в советский период. (Каковкин, 1991). Последние заграничные экспедиции. Трапезунд. Вплоть до лета 1914 г. круг российских исследований в христианском Средиземноморье непрестанно расширялся. Идя по следам византийцев, путешественни- ки-археологи достигали не только Синая и Египта; с конца XIX в. они проникли даже в «святая святых» римской школы, Италию, где Н.П. Кондаков изучал миниатюры, его ученики (Д.В. Айналов, Е.К. Ре- дин) — византийские и раннехристианские мозаики, а Н.Д. Протасов обследовал т.н. «василианские гроты», пещерные монастыри Калабрии и Апулии в окрестностях Бари, Монополи и Бриндизи, и установил их византийское происхождение (Протасов, 1915). Но деятельность рос- сийских экспедиций на зарубежном Востоке была прервана Первой ми- ровой войной. Дальние экспедиции резко сократились. РАИК был вы- нужден оставить Константинополь. Стихла исследовательская актив- ность ИППО и Духовной миссии. Остались неосуществленными многие проекты. Нельзя сказать, однако, что это, в известной мере количественное, ограничение сразу сказалось на качестве работы. Политические тенден- ции оставались благоприятны для изучения связей русской культуры с православным Востоком. Ученые компенсировали отрыв от Средизем- номорья вниманием к русским церковным древностям, изучением пись- менных источников, а также смещением центра полевых работ ближе к 209
1 зонам военных действий. Возникали новые научные центры, такие как Кавказский институт и Русский исторический институт в Риме; проек- тировался Институт по изучению Палестины. Академия наук образовала специальную Комиссию по спасению культурного достояния в зоне во- енных действий, ее миссии работали и на Западе, например, в Галиции (П.П. Покрышкин), и на юге — на Кавказе, в турецкой Армении (экспе- диция 1916-17 гг., Н.Я. Марр, Н.Л. Окунев) и в Малой Азии (Ф.И. Ус- । пенский, Ф.И. Шмит). (См.: Пятницкий, 1994). Но в этих последних от- 1 чаянных усилиях использовать какие-то новые возможности, внезапно предоставляемые войной, чувствуется надрыв. Именно так выглядят f экспедиции РАИК и МАО в ставший неожиданно доступным Трапезунд, одну из последних византийских столиц (1204-1461). (Успенский, 1923; I Басаргина, 1991; Басаргина, 1995). I Мы уже знаем, что христианские древности «турецкой» Малой Азии привлекали русских исследователей с XIX в. Не удивительно, что среди первых шагов руководителя РАИК Ф.И. Успенского была организация поездок в Трапезунд (где в 1895 г. обнаружили два десятка христиан- ских храмов XIII—XIV вв., лишь частью обращенных в мечети, скальные монастыри и др.) и в города Вифинии: Никомедию, Брусу, Никею-Изник J (1896). Поскольку в 1916 г. часть Черноморского побережья Малой Азии । с Трапезундом была занята русскими войсками, стало возможным за- благовременно, еще до взятия города, спланировать и провести экспе- дицию с целью спасти от разрушения его храмы. Работы организовали । Археологическое общество, Академия наук и РАИК на остатки средств 1 последнего. Это было, конечно, настоящее приключение. Во главе Тра- 1| пезундской военно-археологической экспедиции стоял семидесятилет- ний Ф.И. Успенский, а до города нужно было добираться верхом через । горы, по бездорожью. Кавказская действующая армия, несмотря на дос- I тигнутые успехи, находилась в бедственном положении, царили маро- дерство и разруха. В самом Трапезунде требовались экстраординарные меры для защиты от грабежа, памятники приходилось отстаивать «воо- !'| руженной рукой». С помощью военных властей древние храмы, служившие мечетями, изъяли из ведения мусульманской администрации и приступили к ис- следованию. Храм св. Софии (ХШ в.) изучали Ф.И. Шмит и А.Н. Клуге (удалось сделать общий обмер, открыть и скопировать часть фресок, обнаружить византийский мраморный пол). Вторым объектом был храм св. Евгения за стенами города (1340), где работал Ф.И. Успенский, стре- мясь обнаружить раку святого. Между двумя группами ученых возникло соперничество, вылившееся (как это часто бывает в дальних экспедици- ях) во внутренние склоки. Поэтому итог оказался скромнее ожидавше- гося, Шмиту пришлось даже прервать работы.65 Третья исследовавшаяся । церковь, «мечеть Орта-Хисар» или кафедральный собор Богородицы ( Златоглавой, также обнаружила следы фресок и мозаичного пола, но не дала ничего «экстраординарного». Тогда попытались идентифицировать единственную в Трапезунде императорскую усыпальницу Алексея IV, 210
для чего вокруг храма по приказу военных властей снесли поздние по- стройки.66 Это, пожалуй, самая известная часть работ 1916 г. За апсидой внимание привлекло «тюрбе Хос-Оглана», почитаемая мусульманами могила, для которой использовали четырехстолпный арочный киворий из мрамора; капители его колонн и архивольты несли кресты. Вскрытие усыпальницы дало два погребения, из которых нижнее совершено в за- крытом саркофаге, собранном из отдельных мраморных плит. Оно не было потревожено и содержало, кроме скелета, глиняный горшок «про- стой формы». Усвоение погребения Алексею IV не встретило противо- речий, хотя при отсутствии сколько-нибудь широкого исследования нек- рополя нет особых оснований полагать, что найденный киворий — не- пременно царский.67 Отчет о работах вызвал не меньше затруднений, чем полевой сезон. Успенский объявил материалы собственностью РАИК, отказав в них даже автору работ Шмиту.68 В ответ Русское археологическое общество отказалось принимать участие в работах 1917 г. Вместо него выступило МАО, поэтому экспедиция 1917 г. имела другой состав. В нее входили теперь Н.Д. Протасов (от Московской Духовной академии), Н.Е. Мака- ренко и Н.Б. Бакланов. Они продолжили начатое, но в 1918 г. группу пришлось эвакуировать. В советское время о Трапезунде забыли не сра- зу. Состоявшаяся в 1925 г. «археологическая поездка» М.А. Алпатова и Н.И. Брунова на Восток как бы подвела итог дореволюционных работ. Они посетили Стамбул, отметили разрушения в памятниках Никеи, по- вторно обмерили храмы Трапезунда. Остается сказать, что вслед за этим Трапезунд на долгие годы стал местом работ нескольких зарубежных экспедиций.69 Несмотря на явные успехи в изучении христианских древностей Востока, которые не могла зачеркнуть даже война, ученым России хоте- лось большего. Казалось, что активность ее научных учреждений усту- пает зарубежным; что правительство недостаточно поддерживает их усилия и в целом они не отвечают «геополитической» напряженности момента, высоте встающих перед наукой и страной задач. Очень харак- терна записка 1911г. востоковедов В.Н. Бенешевича, Б.А. Тураева и Н.Я. Марра о необходимости создания специального периодического органа для исследований христианского Востока, где они писали: «Изу- чение христианского Востока является в настоящее время одной из тех задач, над успешным выполнением которых западноевропейская науч- ная мысль трудится особенно интенсивно и планомерно... Образованы богатые общества, ие жалеющие средств на археологические раскоп- ки,... на печатание исследований,... открыты кафедры и целые факуль- теты, ... основаны издания. Руководящую роль при этом играют интере- сы не только чисто научные, но и практические: стремление к религиоз- ному, политическому и экономическому преобладанию на Востоке; католическое духовенство чрезвычайно сильно представлено в рядах западноевропейских исследователей христианского Востока. Русская наука стоит в стороне от описанного движения ... русские ученые очень далеки от служения практическим целям». (ХВ. 1912). 211
т С позиций сегодняшнего для, при любых упущениях и сложностях, общая картина русских исследований на христианском Востоке в 1880- 1910-х гг. выглядит резким и крутым подъемом (или даже стремитель- ным взлетом). Другое дело, что перспективу ее развития исказили, как и всю жизнь страны, Мировая война и революция. Прекрасные начинания не получили прямого продолжения. Научный путь и сама жизнь исследователей, с какой бы стороны границы они ни остались, оказа- лись непоправимо разделенными на две половины — до «катастрофы» и после. 4. На переломе История исследований византийских церковных древностей русски- ми учеными в послереволюционный период заслуживает специальной работы, пока еще не написанной. Однако все яснее как высокая судьба наследия, оставленного замечательной дореволюционной византини- стикой, так и трудности, которые ей пришлось пройти после революции. Если исследования церковных древностей смогли уцелеть и по-своему успешно развиваться в России вопреки всем идеологическим переме- нам, даже в период отрицания и прямых преследований 1920-30-х гг., то произошло это в первую очередь благодаря источниковедческим осно- вам, которые были выработаны на рубеже XIX-XX вв. Они не были окончательно сформулированы в каких-то специальных методических трудах или учебниках. Но зато они выражались ясно и убедительно в читавшихся курсах, а главное — в конкретных исследованиях, которые в огромном количестве осуществлялись и публиковались с конца 1880-х по начало 1920-х гг. Решающая роль в этом процессе «закладки основ» принадлежала кружку ученых, сложившемуся вокруг основоположника русской (и в значительной степени мировой) школы художественного византиноведения и археологии, Никодима Павловича Кондакова (1844- 1925).70 Археологических исследований они, правда, почти не вели, ог- раничиваясь в натурных исследованиях научными путешествиями и ра- ботой в музеях. Однако в отношении выработки строгой методики ана- лиза роль их столь велика, что хотя бы о некоторых участниках кружка необходимо сказать несколько слов. Среди тех, кому не суждено было покинуть Россию, наиболее бле- стящим из учеников Н.П. Кондакова, по мнению многих (в том числе, например, М. Ростовцева) был Яков Иванович Смирнов (1869-1918). Энциклопедически образованный, в совершенстве владевший материа- лом античного искусства и археологией христианского Востока, он мно- го путешествовал по Европе, Азии и Северной Африке, откуда привозил как наблюдения, так и полевые материалы.71 Хотя он считался по пре- имуществу востоковедом и специалистом по торевтике, но эти вполне почтенные «ярлычки» могут невольно принизить реальное значение его как ученого. Археология византийских, русских и восточных древно- стей обязана Я.И. Смирнову упрочением критико-аналитического подхо- 212
да, «без каких-либо отклонений в сторону «искусствоведения», «социо- логии» и тому подобных модных течений». (Жебелев, 1928). Хотя все члены кружка ученых, сложившегося вокруг Н.П. Кондакова в Петер- бурге, с удовольствием называли себя «фактопоклонниками», но наибо- лее последовательным из них был именно Я.И. Смирнов. Иногда он до- водил разделение процедуры анализа артефактов до рекомендаций во- обще не знакомиться с письменными источниками, пока не кончено вещеведческое или натурное исследование: «Археолог должен постро- ить свои заключения исключительно на вещественных памятниках, не справляясь в первой стадии своей работы с показаниями истории пись- менной, так как преждевременное желание согласовать данные вещест- венные с данными летописными приводит обыкновенно лишь к сугубо ложным заключениям. Как в собственных своих хронологических по- строениях археологу должно быть крайне осторожным и осмотритель- ным, так надо ему избегать и слепой веры в новейшие построения исто- риков литературы, критически разбирать которые — дело не его специ- альности». Ранняя смерть прервала его деятельность в самом расцвете, но острые и жесткие формулировки Я.И. Смирнова полностью сохра- няют и верность, и актуальность.73 Двое коллег Я.И. Смирнова, Д.В. Айналов (1862-1939) и Ф.И. Шмит (см. ниже), смогли, хотя и с массой трудностей, продолжить работу в России.74 Именно их деятельность позволила во многом сохранить связь старого искусствоведения с работами советского периода. Д.В. Айналов прекрасно известен в России и на Западе благодаря своей классической работе «Эллинистические основы византийского искусства», однако в целом его наследие недооценивают. Ему принадлежат важные исследо- вательские и фиксационные работы по мозаикам и фрескам (Софии Ки- евской, Санта Мария Маджоре в Риме и др.), свод данных по памятни- кам Херсонеса, многочисленные курсы лекций.75 Начатая им серия ис- торико-топографических, архитектурно-археологических и иконографи- ческих работ по христианским древностям Палестины играла особо важную (хотя и ограниченную малой доступностью дореволюционных изданий) роль в советский период. Под его влиянием как педагога в 1910-х гг. в Петербурге начиналось формирование собственной «школы Айналова». К сожалению, процесс прервала война и круг распался.76 В самом начале советской эпохи, в середине 1920-х гг., исследования истории и культуры Византии были объявлены вредными. Причины бы- ли ровно те же, что привели русскую науку XIX века к необходимости усиленного изучения византийского наследия, только с обратным зна- ком. В глазах вульгарных социологов византиноведение было уже не отраслью науки, а своего рода «идеологическим жупелом», орудием официального православия и самодержавной внешней политики (что, впрочем, было бы неверным полностью отрицать). В программных , статьях замелькали обычные ругательства («разбитое корыто русской $ византологии»; «пели в унисон великодержавным мечтам панславист- в'ского империализма» и т.п.)77 213
Последствия такого подхода, а также общих перемен в стране, не- трудно представить. Советские ученые на многие десятилетия оказались лишены возможности работать в экспедициях за рубежом; были крайне ограничены и стеснены обмен мнениями, дискуссии с иностранными коллегами, работа в музеях и посещение международных выставок.78 Вскоре последовали и «организационные выводы». Были закрыты Хер- сонесская комиссия ГАИМК (1927), «Византийский временник» (1928), отделение византийского искусства в Эрмитаже (1931).79 Множились и «личные дела» ученых. (См.: Формозов, 1998). Так, молодой византи- нист Леонид Антонович Мацулевич (1886-1959) был объявлен «пропа- гандистом христианства».80 Как в 1937 г. В.П. Бузескул писал С.А. Же- белеву, «о Византии и византинистах говорить неудобно ... ведь, говоря о Византии, неизбежно упоминать о церкви, церковных спорах и т.д.». (Цит. по: Анфертьева, 1995). Попытки ученых хотя бы внешне «вписать- ся» в новый и вполне дикий порядок вещей часто способны вызвать слезы сожаления.81 Из старой плеяды исследователей церковных древностей Византии дольше других смог сохранить возможность деятельности Федор Ива- нович Шмит. (Афанасьев, 1992; Чистотинова, 1994). Мы уже упоминали о нем как об активном сотруднике РАИК в связи с работами в Констан- тинополе, Болгарии, на Хиосе, в Никее и Трапезунде.82 С 1912 г. Шмит, однако, больше занимался памятниками древнерусского искусства на Украине.83 В 1920-х гг. он возглавлял Институт истории искусств в Пе- тербурге, прилагая возможные усилия сначала к его развитию, а за- тем— к сохранению. В 1928 г. Институт был расформирован и Шмит стал одним из сотрудников ГАИМК. Именно ему принадлежит один из удачных опытов полевого исследования христианской базилики в Кры- му, Эски-Керменской. Опубликованный отчет написан в старых тради- циях, эта маленькая монография — может быть, лучший в послерево- люционный период очерк происхождения литургически значимых эле- ментов храма и развития, в связи с ними, раннехристианской архитектуры. (Шмит, 1932; о памятнике см. ниже). Впрочем, и полевая деятельность не могла служить уже сколько-нибудь надежным убежи- щем от начавшегося в 1931 г. разгрома искусствоведческих институтов. В 1934 г. Шмит был арестован и погиб в 1937 г.84 Вплоть до Второй мировой войны древности Византии в СССР лучше было изучать в составе иных разделов истории, менее подозри- тельных с идеологической точки зрения: например, как часть поздней античности; истории строительства и ремесла; памятников «эпохи пере- селения народов»; как раздел культуры отдельных этносов и территорий в составе СССР (например, Армении, Грузии, Крыма). Политическая ситуация в известной степени изменилась после 1945 г., особенно со второй половины 1950-х гг. Победа в Великой Отечественной войне и образование «социалистического лагеря» оживили «имперские настрое- ния» СССР, все более видевшего себя наследником Российской империи и продолжателем ее дела (а значит, до известной степени, и наследником Византии). Действительно, довольно взглянуть на карту, чтобы убедить- 214
ся, что вся восточная часть земель, на которые распространялось воз- действие византийской христианской культуры, начиная от Семиречья, включая Закавказье и север Причерноморья, оказалась в составе СССР. Если учесть тесную связанность с ним Болгарии, а в первые послевоен- ные годы также Румынии и Югославии; вспомнить о надеждах (пусть и неоправданных) получить прямой выход к водам Средиземного моря, — то можно смело говорить о довольно значительной доле восточнохри- стианских земель и византийских провинций в составе Советского Сою- за и «социалистического лагеря». Это предполагало известную потребность в изучении изначальных связей Руси с Константинополем и особенно южнославянским, балкан- ским миром; необходимость укреплять научные контакты ученых стран «содружества», а следовательно — либерализацию в отношении к ви- зантийским древностям (наряду с известным возвратом терпимости к православию, вызванному «фундаменталистским поворотом» в сталин- ской политике в ходе Великой Отечественной войны). С 1947 г. возоб- новляется издание «Византийского временника» (№ 1/26), в котором значительное место будет постоянно уделяться истории церковных древностей. Выходит из печати «История византийской живописи» В.Н. Лазарева; возобновляются публикации по архитектуре и археоло- гии Византии и церковному искусству Руси.85 Советское византиноведение явно намеревалось возвратить те пози- ции, которые занимало российское до революции 1917 г. (Напомним, что роль русских византинистов в исследованиях на Западе была доста- точно высока и в период 1920-40-х гг., просто их представляли тогда в основном ученые-эмигранты). Важнейшую роль в процессе «реабили- тации» византинистики в СССР, особенно в той части, которая касалась малых форм церковного искусства, иконографии, темперной живописи сыграли хранители музейных собраний, таких как Эрмитаж, Русский музей, Третьяковская галерея, ГМИИ, Киевский музей западного и вос- точного искусства, музеи Закавказья и многие другие. Именно в ходе обычной, будничной работы по сохранению, реставрации, атрибуции предметов, которая не прекращалась никогда, даже в эпохи самых жес- токих гонений на церковные древности, — был заложен тот необходи- мый фундамент, благодаря которому советское византиноведение очень быстро заняло если не первое, то все же одно из весьма почетных мест в мировой науке. Одна из главных фигур в этом процессе — Алиса Вла- димировна Банк (1906-1984). Начав с работы в Отделе Востока в Эрми- таже, она взялась за тему «восточных элементов» византийской культу- ры, причем не на ранних византийских материалах, как предшественни- ки и коллеги Д. Айналов, Й. Стржиговский, А. Грабар, а на вещах средневизантийского периода.86 Банк использует все возможности для публикации византийских древностей, углубляется в проблемы отноше- ний искусства столицы и провинций, что дает возможность включаться в. юбилейные сборники, конференции, выставки. Материалом исследо- вания служило т.н. «прикладное» искусство, причем все без изъятия: торевтика, глиптика, слоновая кость, ювелирные изделия, стекло, кера- 215
мика. В результате именно ее трудами «малые формы» заняли достойное место в истории византийских древностей, а монография не имела эк- вивалента по широте охвата материала и методике исследования. (Банк, 1978). Альбомы-каталоги, обладавшие огромным справочным аппара- том, переиздававшиеся и переведенные на многие языки, давно стали классическими. (Банк, 1960; Банк, 1966 и др.). Событием мирового масштаба были как большая выставка «Искусство Византии в собраниях СССР» (1976), так и трехтомный каталог к ней (1977). Чрезвычайно важным для истории церковных древностей всего христианского Восто- ка был и тот уникальный курс археологии и искусства Византии, кото- рый А.В. Банк читала в Ленинградском университете ( к сожалению, не опубликованный). Не следует думать, что изолированность советской науки в послево- енное (а в известной мере — ив довоенное время) была полной. Не- смотря на все помехи, ученые СССР старались оставаться в курсе про- исходящего в зарубежных исследованиях и имели к этому определенные возможности. Очень много работала над установлением контактов меж- ду исследователями в СССР и за рубежом А.В. Банк, стремясь к тому, чтобы информированность обеих сторон об открытиях, книгах и науч- ных событиях была возможно более полной.87 Трибуну для этих публи- каций предоставляли многие периодические издания. Например, благо- даря рецензиям и обзорам «Византийского временника» ученые СССР были всегда в курсе основных событий, в том числе и в области изуче- ния церковных древностей. Особое внимание нужно обратить на статьи С.А. Кауфман, которые регулярно вводили в оборот данные последних публикаций и полевых открытий, совершавшихся европейскими и аме- риканскими учеными. Выделим рецензии на такие известные работы, как учебник П. Тестини и свод Хачатряна по баптистериям.88 Важны были и общие обзоры византиноведения в различных странах, регуляр- но помещавшиеся с 1958 г. Однако советским ученым было, к счастью, доступно не только музейное и кабинетное изучение византийских цер- ковных древностей. Очень много велось натурных исследований, в свою очередь формировавших базу дальнейшего развития науки. 5. В границах Российской империи и СССР: Крым, Кавказ, Средняя Азия* Изменения, происшедшие в деятельности российских ученых после революции, резко отразились на экспедиционной работе. Изучение древностей христианского Востока с созданием СССР не прекратилось, но оно претерпело существенные изменения в географии и методах. По- * Основано на: Айналов, 1905; Он же, 1915; Гриневич, 1927, Якобсон, 1950, Он же, 1959; Он же, 1964; Романчук, 1986; Формозов, 1986; Воронов, 1978, Куз- нецов, 1962; Кузнецов, 1977; Ковалевская, 1981; Марр, 1934; Уварова, 1894, Хрушкова, 1986; Она же, 1993; Дресвянская, 1968; Никитин, 1984, ИИДК. 1994 и др. 216
еле 1917 г. уже не вели полевых работ на Ближнем Востоке или в Афри- ке, — но ведь для археологического исследования и не обязательно бы- ло отправляться за рубеж. В пределах Российской империи ко второй пол. XIX в. собралось достаточно территорий, где христианские древно- сти имелись в изобилии. Уже в конце XVIII — первой пол. XIX в. в Крым начинается настоящее «научно-художественное паломничество». Один за другим ученые, путешественники, чиновники, помещики опи- сывают, рисуют, даже обмеряют его замечательные руины, обращая за- метное внимание и на христианские древности. В конце XVIII в. внима- ние привлек Кавказ, а в XIX в. — Средняя Азия. Этот интерес развился во второй половине столетия, дав такие важные для нас сейчас серии копий, как, например, выполненные Д.М. Струковым в Крыму и на Кав- казе. Конечно, для столичных ученых экспедиции сюда были достаточно дальними и редкими. Но и на местах создавались общества, смело бравшиеся за натурные работы. Они часто находили поддержку граж- данских властей и армии, а иногда и постепенно умножавшихся на «иноверческих» окраинах структур православной церкви.89 Начиная с середины XIX в., материалы по христианским древностям Крыма, Се- верного Кавказа и Закавказья печатались в периодических изданиях ИАК («Отчетах», «Известиях», «МАР», «МАК»), многочисленной мест- ной периодике, первых «корпусах» и многочисленных монографиях. (Латышев, 1896; Он же, 1897-1898; Ростовцев, 1913-1914 и др.). После революции поток этих исследований, до известной степени подчиняясь общему ритму идеологической и государственной жизни, мог менять направленность, но никогда не иссякал полностью. Крым Основным районом, где российские ученые могли вести по- стоянные исследования византийских объектов, был присоединенный в 1780-х гг. Крым с замечательными памятниками античности и средневе- ковья в Керчи, Феодосии, древнем Херсоне. На хорошо сохранившемся городище последнего, Херсонесе (близ нынешнего Севастополя) можно было наблюдать постепенное становление новой культуры на античном фундаменте. Херсонес и стал в XIX в. главным «научным полигоном» российской христианской археологии.90 Городище вызывало не только чисто научный интерес. Внимание к нему со стороны властей Российской империи определялось связью го- рода с легендой о крещении здесь князя Владимира Святославича (предположительное место этого крещения было показано уже на плане, составленном в 1786 г. К.Л. Габлицем). Официальную науку привлекали прежде всего христианские храмы, остатки которых выделялись на ме- стности. Первые же раскопки, проведенные на городище лейтенантом Н. Крузе в 1827 г., открыли три храма, среди которых был один с кре- стообразным планом (к середине века его стали отождествлять с кон- кретным местом крещения князя, построив над ним в 1861 г. новый со- бор). Еще раньше, в 1853 г., граф А.С. Уваров организовал раскопки, раскрывшие самый крупный храм Херсонеса — трехнефную базилику с мозаичными полами.9 217
Нельзя сказать, что подчеркнутое внимание пошло на пользу памят- никам. В 1870-х— нач. 80-х гг. исследования осуществлял в основном монастырь, на специальные средства Синода. Методика отставала, цель ставили крайне ограниченную и «конфессиональную», приводящую на память программы работ в Алжире: «... систематически раскрыть следы византийского Херсоня, его храмов, а из извлеченных архитектурных предметов, разнообразных ваяний, монет и вещей создать христианский музей». (Цит по: Якобсон, 1959, 10). Попытки отдельных археологов придать работам большую организованность долго оставались безре- зультатными, а открываемые интереснейшие памятники почти не фик- сировались.92 «Монастырский» период исследований прекратился в 1886 г., а с 1888 г. исследования возглавила, наконец, Императорская Археологиче- ская комиссия, поручив организацию работ К К. Косцюшко-Валюжини- чу, местному землевладельцу и члену ООИД93 Важность памятника, исследования которого обходились в тысячи рублей, необходимо было подтвердить яркими находками, поэтому направленность работ сначала мало изменилась Изучали почти исключительно памятники церковной архитектуры, проведя всего за два года (1889-91) работы на 18 храмах в разных частях городища, открыв христианские кладбища и собрав кол- лекции предметов христианского искусства V-X вв. Методика улучша- лась крайне медленно.94 Даже возглавивший работы в 1908-15 гг. быв- ший ученый секретарь РАИК Р.Х. Лепер, уделив, наконец, внимание стратиграфии, снятию точных чертежей и ведению полевой описи, пи- сал дневник с чужих слов и не оставил общего отчета о своих семилет- них раскопках В результате храмы, открытые в дореволюционный пе- риод (26 базилик и купольных церквей, 38 небольших «часовен») были отрезаны от археологического контекста. Это до сих пор приводит к трудностям в интерпретации и к невер- ным датировкам. Например, в первых работах о храмах Херсонеса его базилики датировали X в и позже. Впоследствии большинство их попы- тались передатировать, резко удревнив (конец IV—VII вв.), но в послед- ние десятилетия обнаруживается достаточная основательность старых дат. Историческая ценность памятников Херсонеса уже и в XIX в. бы- ла, разумеется, очевидна. Но значение их для общей истории архитекту- ры и христианского искусства долго не могло найти признания. Разру- шенные в средневековье, остатки храмов казались бедными, малопри- влекательными.96 Нужны были обобщающие работы и глубокий культурно-исторический анализ. К исполнению этих задач и приступи- ли Первый итог дореволюционным работам в Херсонесе подвел А.Л. Бертье-Делагард. Важный шаг вперед в отношении интерпрета- ции сделал Д.В. Айналов. Вышедшая в 1905 г. первая часть его капи- тального труда была целиком «посвящена подробному описанию разва- лин храмов и усыпальниц... с присоединением исторических справок относительно тех из них, которые были известны первым путешествен- 218
w Серебряная мощехранительница сер VI в с чеканными изображениями (Христос, Богородица, апостолы и святые), найдена в 1897 г в Херсо- несе в «гробничке» под полом алтарной части крестообразного храма №19 («храм с ковчегом») (Банк, 1965) никам и описателям херсонесских развалин»; таким образом, публика- ция сырого материала и анализ были разделены. В книгу вошли все ста- рые планы раскрытых зданий, масса фотографий, огромный аппарат В результате она стала наиболее важной из дореволюционных сводок по руинам храмов Херсонеса.98 Работы, прерванные войнами и революцией, возобновил в 1924 г. К.Э. Гриневич, продолжив усилия по организации музея и публикацию материалов. Систематические широкие исследования (в основном се- верного прибрежного района) возглавлял в 1930-50-х гг. Г.Д. Белов, в 1960-х гг. работала объединенная экспедиция Уральского университета и Херсонесского музея, экспедиция ГИМа и др. В результате площадь Херсонеса оказалась изученной чрезвычайно широко (уже к середине века обследованная площадь приближалась к трети всей территории), хотя и неодинаково по качеству Важным открытием стали раскопки в 1932 и 1935 гг двух новых базилик. Правда, степень интереса к христи- анским памятникам в послереволюционный период несколько понизи- лась и был утрачен навык анализа с позиций истории литургии. Зато храмы стали изучать как часть единого археологического контекста, А 219
вместе с городом, в составе и в связи с культурными слоями, усадьбами, бытовыми и производственными комплексами. Это позволило иначе взглянуть на старые материалы, существенно поправить прежние дати- ровки или установить их заново. Иными словами, удалось наконец про- вести источниковедческий пересмотр накопленных до революции мате- риалов. Эту первостепенную задачу археологии выполнил петербургский археолог и историк архитектуры Анатолий Леопольдович Якобсон, в монографиях которого больше места уделено истории керамического и других производств, строительной технике, историко-архитектурному анализу форм и художественных связей Херсонеса византийского пе- риода (по причинам политического характера литургический анализ церковной архитектуры был исключен). Специальный экскурс был по- священный истории мозаик, ранее исследованной недостаточно. Новый подход обеспечил большую точность в исследовании истории матери- альной культуры и в итоге картина церковного строительства стала бо- гаче и убедительнее.99 Некрополи Херсонеса обнаружили значительное сходство с син- хронными кладбищами Восточного Средиземноморья, например, Фес- салоник, Софии-Сердики и др. (см. гл. X). Особенно интересно распро- странение во второй пол. IX — X в. традиции вторичного погребения костей в больших многокамерных склепах-оссуариях (воздействие хри- стианского Востока?).100 С 1960-80-х гг. полевое исследование Херсонеса вели экспедиции многих научных центров СССР; городище стало одним из «научных лагерей», где не просто работали специалисты, но проходили практику тысячи студентов-историков, прежде всего из России и Украины. Посто- янно открывались новые памятники церковного строительства, попол- нялись коллекции. Херсонес и сейчас «копают» российские, украинские, европейские и американские ученые в рамках совместных проектов.101 Концентрация объектов христианского средневековья в остальном Крыму не сравнима с Херсонесом, хотя они во множестве открыты как на побережье, так и в горных и степных районах. В юго-западной Тав- рике, тесно связанной с Херсонесом и долее других сохранявшей визан- тийскую культуру, известен ряд базилик.102 Район стали детально изу- чать сравнительно недавно и в последние десятилетия он привлек осо- бое внимание. Основу интереса можно концентрированно выразить в двух названиях: «Феодоро» и «пещерные города». Княжество Феодоро возникло и сохранялось до 1475 г. на возвышенностях внутренней гор- ной гряды Крыма, в исламском окружении, напоминая этим поздние христианские памятники Нубии и Северной Африки.103 Хорошо укреп- ленная природой лесистая местность, благоприятная для хозяйства, до позднего средневековья была убежищем сельских жителей от нашест- вий. Началом «византийского освоения» и распространения христианст- ва считают рубеж V-VI вв. На плато и мысах строят ряд крепостей, важный элемент которых— вырубленные в скалах пространства самого 220
разного назначения. Так постепенно возникают «пещерные города» — условное название, объединяющее крепости, неукрепленные селения, монастыри и др.104 В их многочисленных церквях и часовнях обнаруживают элементы архитектурного оформления (колонны, арки, пилястры), стенной живо- писи, купели, погребения (обычны вырубленные в полу могилы- саркофаги). Во многих отношениях эти памятники аналогичны скаль- ным храмам Каппадокии, но их литургическая планировка проще, а де- кор скромнее.105 Многочисленные монастыри возникли, как полагают, в VIII в., что связывают с переселением общин, не желающих принимать иконоборческих эдиктов.105 С падением местных княжеств не все мона- стыри опустели. Многие продолжали существовать как островки право- славия, получая в XVI-XVII вв. денежную поддержку (ругу) от возвы- сившейся Москвы. Пещерные монастыри (Успенский под Бахчисараем, Качи-Кальонский) и даже отдельные храмы стали последними храните- лями греческой культуры, а затем первыми проводниками русской поли- тики в Крыму. В восточную часть Крыма, на Боспор, христианство, как полагают, проникло раньше, чем в другие районы благодаря тесной связи с Малой Азией и распространению синкретического культа «Бога Высочайшего». Первые признаки существования общин наблюдают здесь уже в IV в., но господствующей религией христианство станет много позже.107 Ут- верждение христианства как на Боспоре, так и в Херсонесе, приходится на период V-VI вв., что подтверждают последние анализы поистине огромных коллекций артефактов с христианскими символами (медальо- нов, светильников, крестов, ампул и других сосудов, кадил, надгробий и пр.), произведений скульптуры и живописи.108 Церковные памятники Крыма в XII-XIV вв. показывают гораздо большую пестроту культурных элементов, в которых особенно ясно раз- личимы восточные (трапезундские, армянские, сельджукские). Изучены многочисленные монастыри и церкви, построенные в XIV-XV вв. бе- женцами из Армении от нашествия Тамерлана.109 Хотя в провинциях Восточного Средиземноморья давно усвоили крестовокупольную четы- рехстолпную композицию (один из важных примеров — ц. Иоанна Предтечи в Керчи), но чаще строили небольшие бесстолпные одноап- сидные и однонефные базилики.110 Исследование древностей Крыма, в том числе христианских, пере- живает в последние десятилетия настоящий бум. Огромный материал приносит архитектурно-археологическое исследование храмов, которое целенаправленно ведут специалисты по архитектуре, реставраторы, ар- хеологи (А.Г. Герцен, В.Л. Мыц, В.П. Кирилко, М.Г. Крамаровский и многие другие). В конце 80-х — первой пол. 90-х гг. опубликовано больше, чем за все послевоенные годы, вместе взятые.111 Однако методы исследования и интерпретации византийских древ- ностей археологами, казалось, устоявшиеся к третьей четверти нашего столетия, в последние десятилетия вызывают все большее неудовлетво- 221
реиие у историков Византии (аналогичные проблемы есть у археологии и за рубежом). Главными недостатками называют неодинаковую надеж- ность данных, добытых в разные периоды исследований; далекое от полноты извлечение информации из культурного слоя; отставание пол- ной обработки и публикации полевых материалов как от процесса раскопок, так и от интерпретации; подмену анализа— описанием; ис- пользование «сырых» фактов как простых иллюстраций к текстам; не- критический подход к письменным источникам (и более— непрофес- сионализм в пользовании ими).112 Однако эти недостатки свойственны отнюдь не только византийской археологии, но всему изучению древно- стей «исторического периода», то есть эпох, достаточно обеспеченных памятниками письменности. Историки христианских древностей мно- гими из этих «болезней» переболели в XIX в., научившись создавать альтернативный, независимый от «письменной истории» вариант карти- ны развития памятника. (Ср.: Беляев, 1994). Кавказ. Возможности широких исследований для российских уче- ных на Кавказе открылись несколько позже, чем в Крыму. Несмотря на живейший интерес и государственную потребность в них, мешали за- тяжные войны и постоянная политическая напряженность. Работы в зоне контакта и противостояния Российской империи с государствами ислама (Персией и Турцией) и частью местных племен были тесно свя- заны с дипломатическими и военными успехами. Продвижение осуще- ствлялось достаточно медленно; по-настоящему уверенно Россия почув- ствовала себя на Кавказе только ко второй половине XIX в. Теперь во- круг некоторых памятников строят русские православные монастыри с целью «охранять и возобновлять древнейшие христианские храмы Кав- каза и способствовать распространению света евангельского учения среди окрестных некрещеных инородцев-мусульман». (Кузнецов, 1977, 119). Именно в это время, в 1840-50-е гг., совершает ученые путешест- вия основатель армянской и грузинской археологии, российский акаде- мик французского происхождения М.И. Броссе (1802-1880). Решитель- ный поворот на «закавказском направлении» четко обозначился на Ар- хеологических съездах в Казани (1877) и в Тифлисе (1887). В конце 1870-80-х гг. огромный вклад в изучение Северного Кавказа внес В.Ф. Миллер. Материалы его работ 1886 г. составили первый выпуск специальной «кавказской» серии для публикации материалов экспеди- ций МАО.113 Однако живой интерес к «кавказским древностям» можно просле- дить гораздо раньше. Первые походы, маршрут которых пролегал в 1780-90-х гг. через горы Северного Кавказа, позволили открыть ряд важных объектов. По верному выражению А.А. Формозова, везде на Востоке ученым прокладывал дорогу военный разведчик. В 1781 г. квартирмейстер русской армии отметил храм Тхаба-Ерды, удивительный памятник грузинской архитектуры XII в. в сердце чеченских гор, на реке Ассе.114 В 1829 г. начальник Кавказской линии и Черноморья, генерал Г.А. Эммануэль, получив сведения о старинных храмах возле аулов Сен- 222
ты и Шоаны, послал на Теберду и Кубань специальную «партию», куда включил архитектора И. Бернардацци. Генерал намеревался восстано- вить церкви, чтобы крестить в них «кавказские племена».”5 Особенно привлекательны были, конечно, древние христианские памятники Закавказья. В 1782-83 гг. по заданию князя Потемкина «пер- вый русский рисовальщик войны», Михаил Михайлович Иванов (1748— 1823), покинув Россию для изучения «приобщенных к ней сопредель- ных стран», посетил Армению и Грузию. В Закавказье ему удалось про- никнуть на самые опасные и недоступные окраины Османской империи, где истинными хозяевами были курдские племена. В древней Армении он написал акварель с видом величественных развалин средневековой столицы Багратидов, Ани.116 Это был подлинный «мертвый город», на- полненный памятниками средневековья. Вся первая половина XIX в. ушла на общее ознакомление с ним, еще небезопасное. В 1846 г. Ани внимательно осмотрел А.Н. Муравьев, включив заметки о городище в книгу «Грузия и Армения» и назвав городище «Армянской Пальмирой»; примерно в те же годы его древности изучают академики М.И. Броссе и Г.В. Абих.117 Ани, «на который целые полвека смотрели через реку казаки Аний- ского пограничного поста», отошел к России по Берлинскому договору 1878 г., однако его руины долго оставались лишь местом паломничества для армян. Археологическая комиссия обращает внимание на этот пер- спективный памятник только в 1880-х гг. С 1892 г. молодой приват- доцент Петербургского университета Н.Я. Марр начал здесь регулярные раскопки, неразрывно связав свое имя с открытием древнего города. (Марр, 1934) Исследования продолжались до 1913 г. Они были чрезвы- чайно успешны и послужили хорошей школой для многих археологов и историков церковного искусства (среди участников — Я.И. Смирнов, К.К. Романов, Н.П. Сычев, Н.Л. Окунев, архитектор Т. Тораманян и др.) Один за другим были изучены полтора десятка храмов X—XIII вв. с мно- гочисленными фресками, надписями, великолепной резьбой по кам- ню.118 Материалы исследований были изданы Н.Я. Марром гораздо позже, уже в советское время. Его знаменитая и очень насыщенная монография «Ани» имеет весьма причудливую композицию, в ней переплетены дневниковые детали раскопок с лингвистическими экскурсами, наблю- дения над иконографией, архитектурой и эпиграфикой— с личными впечатлениями. Это своего рода воспоминания и размышления, пере- плетенные с фиксационными материалами, интерпретациями, датиров- ками, элементами научной полемики.119 Рано привлекли внимание и церковные древности Абхазии, так как много памятников сохранилось в сравнительно доступных изучению районах, но только в 1950-80-х гг. археологические исследования по- зволили обозначить роль древностей позднеантичной и раниесредневе- ковой эпох в Восточном Причерноморье. Часть их восходит к IV в., од- нако большинство сохранившихся сооружений принадлежит второму, 223
более позднему периоду церковного строительства в Абхазии (XI- XIV вв., период Абхазского царства). Самый известный памятник ранней Абхазии — обнаруженный еще в 1952 г. на городище Питиунт комплекс из четырех последовательно сменявших друг друга церквей (IV-VI вв.), вторая из которых имела мо- заичный пол. Древнейшая, плохо сохранившаяся, позже определялась как кафедральный храм епископа Стратофила, участника Первого Ни- кейского собора (325). За стенами Питиунта в 1960-80-х гг. исследованы другие ранние церковные постройки (храмы, часовни, мартирий) V- VI в.120 В центре Лазики, Археополисе (Нокалакеви), где была известна только церковь во имя Сорока севастийских мучеников, обнаружили целый ряд храмов, в том числе отдельно стоявший баптистерий, а в ок- рестностях— храм-тетраконх.121 Оказалось, что церковные здания Аб- хазии V-VI вв. строили и базиликальными, и центричными, как и в Ма- лой Азии.122 Декоративные элементы показали сильное воздействие ви- зантийской каменной резьбы (широко представлены мраморные детали, выполненные в мастерских Проконнеса и доставленные в готовом виде, и местные подражания им).123 Грузия и особенно Абхазия были теми источниками, откуда христи- анские миссионеры в X в. начали проникновение на Северный Кавказ.ш Сведения о некрополях и храмах его западных и центральных районов, где распространение христианства совершилось в первой четв. X в., на- капливались в печати с первой пол. XIX в.125 Позднее развернутся рабо- ты советских исследователей (В.А. Кузнецов, В.Б. Ковалевская, В.И. Мар- ковин и др.), появятся обобщающие труды по церковной архитектуре Алании X-XIII вв. Важнейшую роль сыграли работы Северокавказской археологической экспедиции, сосредоточенно изучавшей средневековые поселения. (Кузнецов, 1962; Он же, 1977; Ковалевская, 1981; новые ма- териалы см. в сборниках Армавирского музея, особенно: ИА А, 1996). Следы первого знакомства алан с изделиями христианского мира отмечены на таких ярких памятниках, как высокогорные кладбища Се- веро-Западного Кавказа VII-IX вв., открытых более столетия назад, но лишь сейчас по-настоящему вошедших в науку. В могильнике Мощевая Балка обнаружены крестики и медальоны (в том числе с редким типом Богоматери).126 Наглядные примеры ранней миссионерской деятельно- сти христиан из Закавказья обнаруживают дальше на Восток, в пред- горьях Дагестана, где на курганном могильнике близ Беленджера (Чир- Юрт) открыты два небольших прямоугольных в плане двухкамерных христианских храма, найдены крестики (в т.ч. золотой). (Ковалевская, 1981; Магомедов, 1975; Он же, 1975а). Христианизация Алании приходится на период правления Констан- тинопольского патриарха Николая Мистика (901-907 и 911-925). В епархии, существовавшей до XIII в., было построено не менее 50 хри- стианских храмов (цифра на начало 1980-х гг.), многие из которых свя- заны с кладбищами. Оформление могил (ингумации в неглубоких узких каменных ящиках, «плиточные могилы») отличалось от типологически 224
весьма разнообразных погребений кавказских племен I тыс. н.э. Над- гробными памятниками служили кресты, частью с греческими надпися- ми (в основном утрачены)/27 Церковное строительство находилось под воздействием абхазско- византийской архитектуры и широко развернулось в первой половине X в., оставив серию христианских церквей — возможно, древнейших из сохранившихся на территории Российской Федерации. В их числе из- вестные крестовокупольные храмы на горе Шоана и близ аула Сенты.128 Центр Аланской епархии Х-ХШ вв. находился, как полагают, на Нижнеархызском городище (подлинное название неизвестно) в верховь- ях р. Большой Зеленчук. Здесь высока концентрация церквей (14), над- гробных крестов, надписей, христианских некрополей. «Северный Зе- ленчукский» храм, самый большой из крестовокупольных на Северном Кавказе, по-видимому, был кафедральным собором епархии (найдены неординарные погребения и церковная утварь).129 На Большом Зеленчу- ке раскопан целый ряд меньших храмов, например, погребальная одно- апсидная церковь, все внутреннее пространство которой заполняли ка- менные ящики-саркофаги.13 Христианские памятники обнаруживают не только в долине Зелен- чука. Крупный церковный центр западной Алании был, возможно, на нынешнем городище Ильичевском, где открыто до семи каменных хра- мов (в их числе единственная в аланском строительстве базилика), и множество христианских артефактов. В окрестностях исследуют часов- ни, относимые к XI-X1I вв., граффити и т.п. (Ложкин, 1995). Отдельную группу составляют церковные постройки Верхнего Чегема. Постоянно открывают новые памятники — но, несмотря на резкое обогащение наших знаний о христианских древностях Аланской епар- хии, их исследование далеко от завершения. Многие давно известные объекты не имеют надежных дат или дают почву для бурных дискус- сий,— такие, например, как «Зеленчукская плита». 31 Возникают слож- ности не только с датировкой, но и с конфессиональной принадлежно- стью ряда храмов, среди которых нужно в первую очередь назвать церк- ви городища Верхний Джулат (Татартуп) в Северной Осетии. Их руины описали путешественники XVIII в., а остатки открыли в 1950-60-х гг. Бесстолпные храмы, окруженные христианскими кладбищами, построе- ны из квадратного «золотоордынского» кирпича и расписаны фресками. Уникальными считают сводчатые крипты, куда можно спуститься из апсиды. В этом видят указание на западнохристианскую (католическую) архитектурную традицию, связывая появление (или перестройку) хра- мов с периодом после монгольского нашествия, когда монашеские ор- дена вели миссионерскую деятельность на землях Золотой Орды.132 Христианство не исчезло с Северного Кавказа и после прихода мон- голов, отдельные территории сохраняли его до конца средневековья (кое-где до походов крымских Гиреев в начале XVIII в., а в горной Осе- тии и позднее). Однако процветание Аланской епархии закончилось с XIII столетием. Христианское население еще некоторое время приводи- 8 Зак 3363 225
ло в порядок разрушенные храмы и некрополи, но после похода Тамер- лана в конце XIV в. эта активность замирает, а христианские центры в ущельях Зеленчука пустеют, постепенно исчезая в разрастающемся лесу. Там им суждено было дожидаться прихода археологов. Средняя Азия. Вглубь Средней Азии ученые из России проникли только во второй половине XIX в., но за немногим более столетия экс- педиции из Москвы, Санкт-Петербурга и других городов, вместе с вы- росшими в сотрудничестве с ними местными центрами сделали порази- тельно много. В 1950-80-х гг. открыта вереница памятников, протянув- шаяся от восточных рубежей Европы вглубь степей, пустынь и гор Центральной Азии до самого Китая (см. гл. IV). Опыты суммирования сведений о древностях христианства в Туркмении, Казахстане, Узбеки- стане, Таджикистане и Киргизии показали, что, несмотря на фрагмен- тарность и спорность, материал понемногу складывается в яркую кар- тину.133 Уже Бартольд видел в торговых путях, пересекавших междуречье Аму-Дарьи и Сыр-Дарьи, своего рода «пути веры». Действительно, свя- зав четыре великих империи (Рим, Парфия, Кушан и Хань), Великий Шелковый Путь дал не только возможность товарно-денежного обмена, но и расширил религиозные контакты в Евразии. Путь шел сначала из Парфии и Ирана через такие города как Мере, Самарканд, Термез, по- степенно смещаясь с юга, из Бактрии, в центр Средней Азии (Фергану, Согд) и на север (Ташкентский оазис), в степи кочевников Казахстана, Семиречья и Сибири. Предполагают, что в Мервском оазисе митрополия возникла уже в середине III в.134 Приведенные в сводной публикации объекты Мерва, как и многие другие в Средней Азии, не всегда безусловно христиан- ские, но, пожалуй, так даже интереснее (Усманова, 1994). Из архитек- турных сооружений наиболее известен «овальный дом» городища Гяур- кала, функционально определяемый как монастырь.135 Вторым важным объектом «христианского Мерва» считают большой, необычный и сложный по составу некрополь (со II-III по V-VI вв.) за стеной Гяур- калы, своего рода «кладбище иноверцев».136 К этим основным объектам добавляется комплекс Хароба-Кошук, интерпретируемый как нестори- анский храм.137 С Мервской митрополией связываются также отдельные находки: клад из Геок-депе (раннехристианские золотые медальоны и бляшки); оттиски печатей с равносторонним крестом на буллах из Ак- депе (VI-VII вв.); резные камни сасанидского времени с таким же кре- стом; керамическая форма для отливки подвесок и нательных крестов несторианского типа с Эрк-кале. Приток христиан в Среднюю Азию усилился с середины V в., после Эфесского и Халкедонского соборов, когда «сирийская церковь» отде- лилась от константинопольской. В VII в. процветают общины в центре и на востоке Средней Азии. В Vl-Х вв. христиане проникают дальше — в Семиречье, Ордос, Монголию, к озерам Лобнор и Ганьсу. Центром не- сториан, особенно в раннем средневековье, был Согд, имевший давние, 226
Блюдо со сценами из Евангелия. Семиречье, 1Х-Х вв. (Даркевич, 1976а) еще со времен Александра Македонского, контакты со Средиземно- морьем и Индией. Согдийские несториане, достигнув Восточного Тур- кестана и Киргизии, донесут христианство до Китая, и на его западной границе, в Турфанском оазисе, переведут на свой язык тексты литургий. В Самарканд христиане проникают в V в.; с VII в. здесь известна ми- трополия; но следы христианства пока немногочисленны (хотя Марко Поло упоминал о построенной в XIII в. церкви Иоанна Предтечи). На городище Афрасиаб найден равноконечный крест-тельник или кресто- образная подвеска VIII в. Близ Самарканда (Ургут) обнаружены кайраки с изображениями несторианского креста и бронзовое (сирийское?) ка- дило с изображением эпизодов Нового Завета. (Даркевич, 1976а). Следы знакомства с христианством показали некрополи урочища Дурмен.138 Город купцов, согдийский Пянджикент, сохранил более яркие следы христианства. Знаменитые росписи VI-VIII вв., отражая ризуал многих религий, знают и такой сюжет, как раздача Иосифом зерна в Египте (де- тали иконографии заставляют предполагать его христианский прото- 227
тип).139 Лежащий дальше на северо-восток Чач (Ташкентский оазис) дал только случайные материалы (письменных сведений о проникновении туда христиан нет). Еще в 1920-х гг. на берегу р. Салар (Ташкент) нашли погребение, содержавшее, среди других ценностей, статуэтку Христа на ослике и набор металлической посуды, вероятно, литургического назна- чения.140 В Старом Термезе за городскими стенами изучены руины церкви В целом план храма очень сложен, назначение отдельных помещений не всегда очевидно. Среди них — крестообразные с купольными перекры- тиями, апсидные и др. Один зал расписан (квадратные рамки с крестом посередине, в центр которого вписан круг с арабской надписью, а в расширенные ветви — меньшие круги, что по форме напоминает «не- сторианские» кресты). К сожалению, исследователь публикации не предложил даты постройки храма, говоря лишь о его возможном разру- шении в конце XIII в. Архитектурные аналоги ищут в памятниках Ма- лой Азии и Армении VII-VIII вв., восходящих к сирийской архитектуре 1V-VI вв.141 Христианство достигло расцвета у кочевников Киргизии и южного Казахстана, где в VI—VII вв. выросли центры Западно-Тюркской импе- рии и крупные города Шелкового Пути (Отрар и др.). Несториане про- двигались дальше на север и восток не всегда добровольно, им прихо- дилось осваивать новые территории, поскольку с юга наступал, сменяя зороастризм, ислам. В VIII—IX вв. в Мерве, одно время даже бывшем столицей халифата, христианские общины процветали, но затем благо- денствие кончилось. Зато христианство распространялось среди тюрк- ских и монгольских кочевых племен, на рубеже IX-X вв. возникла Кар- лукская митрополия, христиане жили в городах на Сыр-Дарье. Вдоль северо-восточной части Шелкового Пути открыто особенно много свя- занных с сирийским христианством зданий, кладбищ, предметов и над- писей.142 Древнейший из архитектурных объектов — церковь сер. VII — нач VIII в. в столице тюркских каганов Суябе (Ордукент) (городище Ак- Бешим, раскопки Л.Р. Кызласова: Кызласов, 1959; Высоцкий, 1989). Храм стоял в укрепленном предместье вне шахристана, но близко к не- му. Он сложен из пахсы и строго ориентирован. Центральный зал почти круглый, украшен ганчем и росписью; в нем открыты три служебные ниши; камеры-пастофории имели отдельные входы. Большой двор- айван, своего рода внутренний «атриум», вытянут по продольной оси. План в целом описывают как сирийскую крестообразную постройку, но с добавкой азиатского айвана; его сопоставляют, впрочем, и с храмом Хароба-Кошук в Мерве.143 В Кыргызстане известны и два монастыря. Один, на Иссык-Куле, до сих пор не найден.144 Второй монастырь, т.н. «Таш-Рабат», лежит в го- рах Центрального Тянь-Шаня, на берегу притока Кара-Коюн, всего в 20 км от границы с Китаем, в очень пустынной местности (от караван- ной тропы 18 км, причем она отделена хребтом). Здесь еще в 1901 г 228
<) Ч. Валиханов отметил несторианское надгробие с надписью. Полное исследование (1978-80) дало дату (X в.) и определило здание как ста- ционарный жилой комплекс монастырского типа; в ХШ в. он пришел в упадок и позже использовался как рабат. Конструктивно и технически здание не отличается от построек Средней Азии своего времени (в част- ности, имеет выход на крышу, украшено резной штукатуркой и т.д.), но типологически оно необычно. Самая известная и многочисленная, лучше всего изученная катего- рия христианских памятников Средней Азии, конечно, кайраки Кыргыз- стана: плоские крупные «гальки» с равноконечными крестами и сиро- тюркскими эпитафиями. Они отмечены у несториан в Северном При- тяньшанье со второй половины VIII до середины XIV в. Аналогичный обряд известен в самой Сирии V-VI вв. и в соседних областях Ближнего Востока; он стойко сохранялся в местах расселения сирийцев или при- нявших христианство народов Средней Азии (Шифман, 1987). Основная масса кайраков принадлежит XIII—XIV вв., но два восходят к 789 (с име- нем: «девица Иал-анч») и 909 гг. Эти самые ранние из известных эпита- фий семиреченских несториан хронологически продолжают линию па- мятников Мерва, Самарканда и Ургута, где аналогичные надгробия да- тируют VI—VII вв.146 Обычно надпись содержит дату по тюркскому календарному животному циклу, имена усопших и их родителей. Надпи- си кайраков показывают, каким образом сирийская религиозная литера- тура оказала влияние на тюркскую письменность и, возможно, речь; как сочетались элементы разных языков.141 История этих языковых реликтов, возникших благодаря распростра- нению учения христиан, приводит на память ситуации, связанные с взаимоотношениями латыни и греческого — церковных языков Среди- земноморья, их длительным сохранением в условиях иноверческого ок- ружения и влиянием на местные наречия Северной Африки (о чем гово- рилось в гл.П). Многовековые связи сирийцев на Аравийском полуост- рове, в Индии, Средней Азии позволили их письменности проникнуть к древним тюркам, от них— к уйгурам, и принести с собою в степи и тайгу «ветерок античности» (Пигулевская, 1946). Культура семиречен- ских несториан не только типологически принадлежит христианской общности Ближнего Востока. Она показывает прямое влияние сиро-па- лестинских традиций на оседлое население Притяньшанья, прямые свя- зи с Сирией и Византией. Этот остров христианства был так же благо- получен в окружении иных религий вплоть до середины XIV в., как мо- настырские поселки Нубии; затем его окончательно сменил ислам (в долинах Ферганы) и шаманизм (в горах). Когда примерно через пять столетий сюда пришли русские исследователи, они могли, подобно французам в Северной Африке, испытать гордость от встречи с памят- никами, оставленными единоверцами, — ведь под кайраками лежали их предшественники, «восточные» христиане, достигшие этих отдаленных мест почти на полторы тысячи лет раньше. 229
Примечания к главе V 1 Государственный Контролер Т.И. Филиппов, например, обосновывал необ- ходимость «изучения судеб Византии» тем, что с ними «тесно и навеки неруши- мо связано наше собственное духовное бытие. Приняв от Византии свет веры, мы получили от нее и все то, чем жила, живет и будет жить наша церковь: все сокровища церковной мудрости и все великолепие церковного творчества, пред достоинством коих повергается ниц человеческий ум, все это мы приняли от Византии как... дар боговдохновенного греческого гения ...» Ср. формулировку В.Э. Регеля: «Выяснения ... начал, легших в основу нашей культуры, и вместе с тем желание поддержать наши исторические связи с православным Востоком обязывают нас, русских, заботиться о научном изучении судеб Востока в его ду- ховно-нравственных, историко-политических и культурных проявлениях. В та- ком изучении православного Востока лежит национальная русская тема, в нем заключаются основные задачи русской науки. Эта задача вытекает из древней русской истории, из вековых наших преданий и, наконец, из современного поли- тического и нравственного положения России на Востоке...» (Цит. по: Медве- дев, 1997). 2 Архивные и библиографические обзоры, очерки отдельных исследований, персоналии можно найти в каждом номере любого византиноведческого изда- ния. Издано и несколько специальных сборников: капитальные «Архивы русских византинистов в Санкт-Петербурге»— книгу, богатством содержания далеко превосходящую свое сухое название; краткие информативные очерки «Византи- новедение в Эрмитаже» (АРВ; ВЭ). 3 При ее поддержке развивался Музей древнерусского искусства Академии художеств (создан в 1856 г. как подсобная коллекция прн «классе православного икоиописания», в 1898 г. передан Музею Александра III). В.А. Прохоров часто публиковал в журнале «Христианские древности и археология» (см. ниже) па- мятники музейной коллекции, причем не только живопись, ио и скульптуру, ар- тефакты и пр., в 1879 г. напечатав полное ее описание. (ВЭ, 1991). 4 Недостаток уникальных в художественном отношении вещей Базилевского в их «беспаспортности». Их происхождение известно, как правило, в самом об- щем виде («из римских катакомб» и т.п.). Лишь часть вещей несомненно взята при натурных исследованиях: лампадофор в виде базилики из крипты близ Ор- леансвилля (1850); саркофаг с евангельскими сценами из Кагора; стеклянная чаша со сценами из Библии из Диоклеи близ Подгорицы (1870) и др. (Залесская, 1991). Работы в Дноклее начал русский исследователь П.А. Ровинский, но он отметил там только античные слои. Я.И. Смирнов, путешествуя в конце века по Албании и Черногории, видел уже н результаты раскопок базилики V в. англий- ским исследователем Дж. Андерсоном, с которым позднее работал в Малой Азии. 5 Он происходил из семьи богатых купцов Пензенской губернии, и в детстве его домашними занятиями руководил сам М.М. Сперанский. (Вздорнов, 1986, 296; Пятницкий, 1991; Довгалло, 1995). 6 Она состоялась в 1859 г.; за 14 месяцев работы был собран огромный мате- риал (значительная часть которого сейчас в Эрмитаже). Но конец экспедиции был не столь удачен. В России она получила «плохую прессу». Руководителя обвинили в некомпетентном и произвольном отборе памятников. Обиженный путешественник увез часть древностей в Москву, где его вещи и рукописи соста- вили основу Отделения древностей Румянцевского музея, пополнились новыми приобретениями. Сегодня ясно, что упреки были несправедливы и труд Севасть- 230
янова современники не оценили по достоинству. С его именем связано большин- ство лучших произведений византийской живописи в наших центральных соб- раниях. Г. Милле специально приезжал знакомиться с афонскими материалами Севастьянова; они вошли в его книгу, также как в книги Н.П. Кондакова и дру- гих ученых. ' Области кодикологии, палеографии, истории миниатюры и т.п. не входят в рамки нашей книги, но следует упомянуть таких собирателей, как Александр Афанасьевич Дмитриевский (1856-1929), византиновед, литургист; Виктор Ива- нович Григорович (1815-1876), славист, совершивший поездку по европейской Турции уже в 1844-45 гг.; архимандриты Антонин (Капустин) и Порфирий (Ус- пенский) (см. ниже). Литература по этой отрасли необъятна. Из недавних публи- каций с удобным для начинающего справочным аппаратом отметим рукопись А.А. Дмитриевского «Наши коллекционеры рукописей и старопечатных книг»: Поляков, Фоикич, 1994. ’ До этого Византию изучали при кафедре русской истории в Академии наук, а в университетах обычно на кафедрах истории европейской. Инициатива жур- нала получила одобрение и академических кругов, и государства, ее поддержали президент Академии наук, великий князь Константин Константинович, и Т.И. Филиппов, действительный тайный советник, энтузиаст укрепления право- славия (Константин Леонтьев писал о нем: «... специалист по церковным делам и сам лично человек весьма религиозный и способный поддержать человека без всякого личного интереса, из-за одной идеи... человек с большим влиянием, с большим тактом и большой смелостью, при значительном тонком и просвещен- ном уме ... Таких заботливых для идеи людей в России я еще не встречал». (Ле- онтьев, 1993, цит. по: Медведев, 1997). 9 Ученые писали: «именно в области византиноведения оказывается особен- но неудобным и вредным все еще существующее разделение между русскою светскою и русскою духовною наукой, между университетом и духовною акаде- мией»; «обычное явление в области византиноведения, что давно указанные ошибки и заведомо неверные положения держатся по преданию продолжитель- ное время и препятствуют поступательному движению науки.... Очередные во- просы, выдвинутые одним поколением, скоро забываются и сменяются другими вопросами, которым также не бывает иногда суждено подвергнуться оконча- тельному решению ...» (Цит. по: Медведев, 1997). 10 В число сотрудников включили греческих ученых, материалы публиковали на двух языках, а критику и библиографию ориентировали на освещение евро- пейской науки. Своего рода «точкой отсчета» был недавно организованный жур- нал К. Крумбахера «Byzantinische Zeitschrift», до сих пор остающийся одним из ведущих в области византиноведения (особенно в том, что касается историогра- фической части, хроники, библиографии). Создатели «Византийского временни- ка» писали: «в прекрасном издании доктора Крумбахера... уже два года тому назад получила не без содействия русских ученых сил свое осуществление и самая мысль о постоянном периодическом органе для разработки вновь при- знанной специальности.... Но он не может удовлетворить ранее сознанным рус- ским потребностям ... Русская наука всегда имела и будет иметь при изучении Византии свои особенные задачи и свои специальные темы, тесно связанные с вопросами русского самосознания». (Цит. по: Медведев, 1997). 1 В начале 1890-х гг. проект, поданный Академией наук, рассмотрело Мини- стерство финансов; в 1894 г. он был «Высочайше утвержден». При рассмотре- нии дела в Государственном Совете участвовали великий князь и А.И. Нелидов. Последний ратовал за создание института на Востоке уже в 1888 г. и научное 231
продвижение России в Средиземноморье, всемерно поддерживал работу по со- биранию и изучению древностей, помогал ученым, работавшим в Малой Азии и Палестине (по его рекомендации было куплено в 1895 г. греческое «Пурпурное» Евангелие V-VII вв. из Кесарии Каппадокийской. (Соболев, 1993. № 46, 157— 2581. 2 Работы 1906-1909 гг. Особое разрешение выдал в 1909 г. великий визирь Хельми-Паша. Примечательно, что речь шла об археологических раскопках внутри мечети для поиска остатков христианской базилики Феодора Студита. 11 Утрачены сделанные акварели полов, планы и разрезы. В архиве хранятся описи фотографий, 15 снимков, статья о золотом медальоне с изображением св. Иакова XI—XII вв. (Басаргина, 1995; Панченко, 1912). За истекшее столетне состояние памятника значительно ухудшилось, а его подземные части стали не- доступны исследованию. 14 Шмит, 1906 (планировался еще один том, но так и не вышел). Молодой ис- кусствовед Ф.И. Шмит включился в работу в 1901 г.; до этого Н.К. Клуге копи- ровал мозаики и готовил архитектурный обмер. Давая оценку этой первой боль- шой работе Шмита, Я.И. Смирнов отметил увлечение молодого автора разбором письменных источников и историографии в ущерб описанию: «как археологу, хотелось бы найти ... прежде всего тщательное и детальное описание воспроиз- водимого памятника... одно — памятник, другое — исторические о нем сведе- ния и третье,... всегда более-менее эфемерное, это— субъективная комбинация данных, извлекаемая из первых двух, в одну общую связную историю памятни- ка» (Смирнов, 1915а). 15 Описание открытого при наблюдениях 1909-1911 гг. выполнено Б.А. Пан- ченко для последнего тома ИРАИК. Подробное изложение рукописи дает Е.Ю. Басаргина (1995). Сколько можно судить, обычно производили осмотр вскрытий, сбор доступных материалов, фотосъемку, схематические обмеры. При строительстве железной дороги в 1910-11 гг. обследовали фундаменты построек и раннехристианский некрополь в квартале Евгения, в районе древнего Акропо- ля, по дороге от Музея к пристани Топ-Капы. В этих работах принимал участие и Оттоманский музей. Были отмечены остатки церкви св. Димитрия времени Палеологов и более ранние, не идентифицированные. Вновь раскрытые в 1937 г., они оказались руинами храма Богородицы V-VI вв , на остатках которой и поставлен в XII в. храм св. Димитрия. 16 Ebersolt, Thiers, 1913; Janin, 1964; особенно: Mliller-Wiener, 1977, и др. Бо- рис Андрианович Панченко (1872-1920), историк, сигиллограф и археолог, всю жизнь посвятивший РАИК, исчез в кровавой сумятице Гражданской войны; нет даже точных данных о месте и времени его погребения. О нем: Успенский, 1926. 17 Работы были начаты в июне (Б.А. Панченко, Н.К. Клуге, А.С. Башкиров), но продолжались недолго. Одновременно их вели ученые из Франции, затем из Англии. Последняя значительная работа РАИК в Константинополе — участие в обследовании остатков огромной трехграниой апсиды церкви Богоматери Хал- копратийской. В неопубликованном отчете 1914 г. кратко рассказывалось о рабо- тах по строительству «синематографа», при которых произошло открытие. (Ба- саргина, 1995). Но первые сведения об этом памятнике будут опубликованы лишь в 1925 г. в путеводителе по Константинополю Эрнста Мэмбури (см. гл. VI). ” Уже в 1895 г. у консулатов в Турции и у Константинопольского патриархата запросили сведения о памятниках, находящихся в малодоступных местах; полу- ченные ответы указали Конию (Иконию), Синопу, Самсун. На Хиосе в 1910 г. Шмит и Клуге пытались продолжить сбор материала по византийской живописи и архитектуре, исследуя монастырь Неа Мони, но работа не была доведена до 232
конца, а подготовленные к печати копии хиосских мозаик и неполный обмер в основном погибли вместе с XVII томом ИРАИК. ” Успенский жаловался, что в Европу уходило всего 30—40 экз., «но нельзя скрывать, что в России покупали ие более того». Первый том вышел в 1896 г., последний (17-й) был подготовлен, но из его материалов сохранились только фрагменты. В него входила большая работа Ф.И. Шмита «Византийские роспи- си XI—XII вв.», уже упомянутое «Описание древностей, открытых при работах нв территории Константинополя в 1909-1910 гг.» Панченко, корпус греческих христианских надписей Никоса Вейса. Полиграфическое качество трудов РАИК было весьма высоким и постоянно совершенствовалось. Библиография: ВВ. Т.27. 1967. 20 Потери и убытки Института Успенский перечислил в специальной статье для 17 тома ИРАИК. В Россию вывезли архив (частично) и коллекцию вещей из драгоценных металлов. Оставшееся фактически конфисковали, передав в Отто- манский музей, откуда некоторые коллекции, книги и рукописи в 1930-х гг. были возвращены в Россию (частью в обмен иа рукописи, вывезенные русскими вой- сками из Трапезунда) и поступили в Библиотеку Академии наук, Институт исто- рии АН и Эрмитаж. Остаток архива и коллекций из посольства в Стамбуле был перевезен в США и Францию. Среди «материального» наследия РАИК — одна из лучших в мире коллекций моливдовулов, собрание позднесредневековой ико- нописи, скульптура, мелкая пластика. 21 Ряд коллег признает, однако, что теоретически есть возможность для ре- шения этого вопроса, поскольку Россия владеет в Константинополе двумя участ- ками земли, приобретенными РАИК под строительство: Басаргина, 1995. 22 Сборники перепечаток этих текстов сейчас многочисленны (иапр.: Путе- шествия, 1995), однако работа по современному изданию сколько-нибудь полно- го корпуса, сравнимого со сводами Уилкинсона (Wilkinson, 1977; Wilkinson, 1988), еще впереди; серия «хождений», изданная ИППО, давно нуждается в об- новлении. 23 Храм представляет вариант компактной купольной базилики (аналоги — церкви Малой Азии, св. Климента в Анкаре и в Каср ибн-Вардан). Это сравни- тельно большое (18x25 м), тяжело и грубовато решенное, по мнению Краутхай- мера, сооружение (с севера и юга купол покоится на узких арках, в то время как с востока и запада его несут глубокие коробовые своды; тройные аркады выво- дят из центрального квадрата в боковые нефы и галереи; апсида снаружи много- угольна). Первая сводчатая базилика построена здесь в V или VI в. (Комеч, 1987; Myra, 1975; Krautheimer, 1986, 162). 24 Деятельный вице-консул России на острове Родос принял на себя управле- ние делами, что вызвало недовольство местного духовенства. Патриарх Кон- стантинопольский ие желал уступать руководство иноверцу, а митрополит Пи- сидии стремился к контролю за финансовой стороной предприятия. В результате консул мог осуществлять лишь негласный надзор за работами и денежной от- четностью, прямое же наблюдение за строительством вели местные жители. 25 Только для своза грунта, образовавшегося при удалении культурного слоя более чем восьмиметровой глубины, потребовалось купить сад местного аги (!). К маю 1859 г. было отвезено 6500 кубометров земли; главный неф, верхние час- ти открытых галерей и двух притворов перекрыли сводами. Интересно, что, стремясь спасти храм от разрушения, реставратор не испытывал того же почте- ния к античным руинам: «около самого здания находятся остатки древней рим- ской стены,... представляющие превосходный строительный камень», ее и пред- лагалось разобрать для реставрации. 233
26 Были расчищены мраморные и мозаичные полы "самой любопытной рабо- ты", разбитые упавшими сверху камнями; амвон в центре храма, под куполом; возвышение алтарной части; высокие резные колонны и парапет темплона; пре- стол с купольным киворием, синтрои и лестницы в крипту (тогда еще не рас- крытую). Документы перечисляют сюжеты росписей, технику кладки (из попе- ременных рядов камня и кирпича), упоминают мраморные оконные переплеты. 27 Муравьев, 1878. В 1862-63 гг. были обновлены только внешний нартекс, эмпории н главный неф; реставрация, вызвавшая массу нареканий, была завер- шена после полувекового перерыва, в 1910-х гг. В 1963-64 гг. исследование хра- ма н прилегающей местности продолжила турецкая экспедиция с участием ар- хеологов из Германии. Ойо ведется и сейчас под руководством турецкого архео- лога. г-жн Йилднз Отюкен. 2* История похищения и переноса хорошо известна: опасаясь, что останки попадут в руки турок, моряки из Бари вместе с двумя священниками проникли ночью в базилику. Пока клирики служили над мощами литию, один из моряков, Матфей, «разбил железным ломом мраморный помост, из-под которого был вы- нут цемент и открылась мраморная крышка гробницы». Когда Матфей «разбил стенку гробницы, из нее распространилось благоухание». Опустив внутрь руку, моряк почувствовал влагу, наполнявшую гробницу почти до половины, и начал вынимать нз нее по частям святые мощи, доколе не обрел честную главу». С драгоценными реликвиями похитители поспешили на корабль, с почетом доста- вив их в собор Бари, где мощи продолжали источать миро. При реставрации 1951 г. комплекса над мощами св. Николая в Бари был перебран и алтарь храма, и саркофаг-реликварий с костями, хранящийся под ним. Последний устроен в виде небольшого каменного оссуария, крышка которого имеет три уступа по краям н три лунки в центре, средняя из которых сквозная. Верхняя алтарная доска сплошная, боковая же сторона стола имеет арочное отверстие-трансенну для сбора миро. Материал хорошо опубликован в специальной монографии Ф. Шеттинн (Schettini, 1967). 29 Саркофаг стоял в нише внешней южной галереи (VIII—XII вв.). На одном из приведенных в статье Соколовского рисунков он изображен с колоннадой и скульптурами покойных на крышке; его боковая сторона разрушена. Это объяс- нили, исходя из рассказа о похищении: «массивная мраморная крышка, укра- шенная двумя фигурами (мужескою и женскою) в настоящее время с отбитыми головами и изувеченными ногами, представляла большие затруднения к разлому, чем тонкие стенки» (Соколовский, 1861, 62-67, лист IX). Возможно, саркофаг установили в нише именно после 1087 г. как замену какого-то другого, утрачен- ного вместе с реликвиями, причем и нишу, и саркофаг отреставрировали. (Peschlow, 1975; Wiegartz, 1975. № 7, Taf. 93А, 94В). 30 Пешлов предложил широкую дату в пределах 1V-V1 вв. (Peschlow, 1974), но Г. Вигартц существенно уточнил и удревнил ее (Wiegartz, 1975, № 5). В сумме дата всех найденных фрагментов и целых памятников укладывается в 150 250 гг., что соответствует расцвету производства саркофагов в Малой Азии. И саркофаги, и некрополи имперской эпохи использовали там с I по VI вв. 31 К сожалению, изображений гробницы св. Николая в Мире, которые помог- ли бы идентифицировать имеющиеся саркофаги, не сохранилось. Иконы с жити- ем и чудесами в большинстве поздние и не дают представления о реальном виде памятника. В западной иконографии часто изображается сбор миро из гробни- цы — но там несомненно изображают именно крипту собора в Бари (например, на фасаде собора в Шартре). Немногочисленные греческие изображения, соб- ранные Нэнси Шевченко, отражают влияние западной традиции. Лишь иногда 234
изображается саркофаг с двускатной кровлей; всегда с боковым отверстием или отверстиями. (Meisen, 1981, Abb. 57; Sevcenko, 1983,141-142; Goldkuhle, 1954). “Сирия, 1991. Порфирий (Успенский, 1804-1885), выдающийся русский ис- следователь христианского Востока; собрал просто невероятное количество ру- кописей, среди которых есть памятники мирового значения. Совершил ряд мно- голетних путешествий по Сирии, Палестине, Синаю, Египту, написав затем се- рию трудов по истории богослужения и церковным древностям на Востоке. Его коллекция стала основой церковно-археологического музея Киевской духовной академии, где исследователь преподавал и в трудах которой в 60-80-х гг. публи- ковал серии очерков о мало известных тогда в Европе коптах, абиссинцах, мона- стырях Синая, Сирии и Ливийской пустыни. (Поляков, Фоикич, 1994, 190; Герд, 1995). “Леонид (Лев Александрович Кавелин, 1822-1893) и Антонин (Андрей Иванович Капустин, 1817-1894). Последний— одна из самых заметных фигур среди исследователей христианских древностей второй пол. XIX в. Выпускник Киевской Духовной академии, он начинает в 1850 г. в Афинах с раскопок в рус- ской «посольской» церкви, которой был настоятелем (св. Троицы или св. Нико- дима, XI в.) Обнаружив на мраморах античных развалин обилие никого не инте- ресующих граффити христианской эпохи, приступает к их изучению. Он сам снимает копии, чертит планы, делает рисунки при раскопках (позже одним из первых будет активно применять для фиксации фотографию). Антонин был страстным и очень наблюдательным путешественником, его маршруты пролегли от древних городов России до египетских Фив, охватив Италию, Грецию, сла- вянские Балканы, Западную Европу. В 1859 г. он встречает иа Афоне Порфирия (Успенского), с которым его свяжет отныне общность интересов и тесная друж- ба. Как глава Духовной миссии в Иерусалиме (1865-1894) он не только активно скупал землю, но строил на ней школы, храмы и приюты. За время своего пре- бывания иа Востоке (почти 45 лет) он собрал великолепную коллекцию рукопи- сей (частью переданную как дар в РАО) и церковных артефактов, которые попа- ли в Эрмитаж через Церковно-археологический музей при Санкт-Петербургской Духовной академии. Знаток языков, специалист-археограф, Антонин оставил огромное печатное наследие (до сих пор ожидает публикации подробнейший дневник за 60 лет, в составе которого есть, среди прочего, каталог археологиче- ского музея в Иерусалиме. Его дневник рисует жизнь чрезвычайно активного человека, в область интересов которого входили не только гуманитарные науки, но, к примеру, и астрономия, а также технические новинки, особенно связанные с репродукцией (гальванопластика, фотография). Дневник ждет публикации (за- поведные 40 лет со смерти автора давно прошли). (Антонин, 1861; Он же, 1874; Дмитриевский, 1904; Киприан, 1904; Салмнна, 1972; Филиппов, 1986; Фонкич, 1994). 34 Расцвет деятельности Общества пришелся на дореволюционный период, однако и в СССР оно существовало сравнительно благополучно, пережив Пер- вую мировую войну и революцию, и было закрыто лишь в 1923-25 гг. по пред- писанию НКВД в связи с отделением церкви от государства и желанием не до- пустить перехода земель Общества в руки англичан. (В этот период Обществом руководили В.Д. Юшманов, В.В. Латышев, А.А. Дмитриевский, В.Н. Хитрово). В обновленном виде Общество открылось в 1952 г. благодаря усилиям Нины Викторовны Пигулевской и ее коллег. «Политическая» сторона истории Общест- ва, его архивы: Грушевой, 1995; Из истории, 1998. 35 Великий князь Сергей Александрович Романов (1857-1905), московский генерал-губернатор, был членом Московского археологического общества н 235
охотно участвовал в его заседаниях. Друг и «ученик» А.С. Уварова, он сам про- водил небольшие исследования, поддерживал экспедиции (например, в Констан- тинополь) и раскопки (в Иерусалиме), реставрационные работы. Активный сто- ронник создания Музея изящных искусств, коллекционер. (Полунина, Фролов, 1997 297). 6 Еще одним периодическим изданием ИППО были «Сообщения», где пуб- ликовалась хроника деятельности и отчеты Общества, краткие информации об экспедициях, находках н т.п. Это содержательный, весьма активный, злободнев- ный деловой журнал, в котором, кроме открытий, отражены политические ново- сти, описаны взаимоотношения в Палестине между различными христианскими и нехристианскими конфессиями и др. 37 К началу Первой мировой войны русское присутствие в Палестине полно- стью обозначится. Количество паломников, ежегодно посещавших Святую Зем- лю, достигнет 200 тыс. В руках русского правительства и миссии окажутся зна- чительные земельные владения. С 1857 по 1914 г. было куплено 65 участков общей площадью ок. 150 гектаров, в основном в Иерусалиме. (Юшманов, 1914; Он же, 1915; Он же, 1916; Киприан, 1934; Баталден, 1993). ” О комплексе вблизи Мамре и о работах «на русском месте» в Бейт-Захар см. гл. 1-2. Добавим к этому архитектурные сооружения позднего эллинизма на участке миссии в Тиберии (кладки стен, капители и колонны из мрамора и чер- ного камня); раскопки остатков церкви VI в. на земле русского подворья в Иери- хоне (в числе находок— мозаичное надгробие основателя церкви Кириака с датой 11 декабря 566 г.); исследования в самом Иерусалиме иа Елеонской горе. 39 Ростовцев называл это «религиозно-научной» жизнью. Он выделял, во- первых, «спекулянтов от реликвий», невежественных, жадных и мало религиоз- ных, создающих святыни на потребу, готовых сознательно испортить или фаль- сифицировать памятники (в основном торговля этого сорта была в руках греков). Во-вторых — духовенство католическое и протестантское (французское, немец- кое, итальянское), которое, стремясь к обладанию сетью реликвий и святых мест, готово было толковать в свою пользу сомнительное известие или создать реликвию. Но Ростовцев отмечает их энтузиазм, культуру, образование, подчер- кивая, что именно их неутомимыми трудами закладывается на века основа вся- кой научной деятельности в Палестине. Среди францисканцев он выделил А. Лагранжа и Л. Винсена; среди обществ — Palaestina-Verein и Palestine Explo- ration Foundation; из музеев отметил музей св. Анны и Сионский музей немецко- го Католического института. (Ростовцев, 1913). 40 Интересно, что в 1915 г. в ИППО работали над проектом «Института пале- стиноведения» и государственного Русского археологического института в Иеру- салиме, широчайшая программа которого включала доисторию, библейскую и христианскую историю, археологию, историю искусств, эпиграфику, агиогра- фию и пр. В докладе «Русские научные интересы в Палестине и прилежащих областях» Е.П. Ковалевский рассматривал вопрос создания, под эгидой России, международного комитета по охране «туземных» древностей. (Грушевой, 1995). 41 Значение этих работ для России было усилено тем, что Палестинское об- щество не только опубликовало материалы своих раскопок, но вместе с ними дало целую переводную антологию текстов иностранных исследователей, рабо- тавших на «русском месте». (Антонин, 1884). 42 Ворота были признаны теми, через которые Инсус покинул город, следуя к Голгофе, и над ними был построен храм св. Александра Невского. Указывая на преждевременность интерпретации, Кондаков писал: «Шику нужно было из остатков создать замок, арка стала триумфальными воротами, нх сопоставили с 236
аркою «Ессе homo», по совершенно случайной комбинации этой последней с традиционным латинским «крестным путем» стало возможным толковать об арке византийской в древнем, истинном пути». (Кондаков, 1904, 204). 41 Он отметил, что в V в. совершается отказ от старого римского аканфа в ордере коринфского и композитного типов и переход к аканфу восточного типа, с прямоугольными зубчатыми лапами, и описал состояние музея, в саду которого «по стенам и краям террас сваливаются и расставляются собираемые ныне со всего Стамбула мраморы ...» В Афинах внимание его, как раньше архимандрита Антонина, вновь привлекли «христианские мраморы»: «мы осмотрели богатый материал мраморных капителей, плит и кусков, сваленных на Акрополе, среди антиков, остаток бывших там христианских базилик». Раскопанную Дерпфель- дом «стою Адриана» он определяет как перестроенную в византийский период (остаток римского здания окружали полукруглые экседры) и приводит аналог — исследованный в 1902 г. храм 640-х гг. вблизи Эчмиадзина (Армения). Кондаков был прав: квадрифолий (ц. Метали Панагия) встроен в начале V в. внутрь биб- лиотеки Адриана, а вторично перестроен в VI в. (Кондаков, 1904; Franz, 1965, 196; ср.: Полевой, 1973, 43-44). 44 В Шакке, например, отмечено гораздо большее, в сравнении с выявленны- ми де Вогюэ, количество базилик; уникальное сооружение, определенное де Росси как «погребальная башня» с греческими христианскими надписями вызы- вает сомнения как датой, так И функцией («какой исторический интерес пред- ставляет этот памятник, сказать нам трудно»); отмечены огромные базилики Сувейды и особенно Боеры, наиболее процветающей и богатой в византийскую эпоху. (Кондаков, 1904, 60-61, 84—85). 45 Раскопки (рук. Я.И. Смирнов) в саду Палестинского общества, на месте «русского приюта», где обнаружены остатки базилик. Найденные остатки стен, мозаика пола и колонны были определены как фрагменты гражданской построй- ки. (Кондаков, 1904, 137-142). Арка ворот, например, была датирована Кондаковым по «кубовым» визан- тийским капителям VII—VIII вв. Было отмечено, что в «мечети Скалы» (691) «все капители, кроме одной, много двух, не ранее IV в. и .... всего вероятнее происхо- дят целиком из базилики Константина»; что близки по формам капители север- ного нефа Анастасиса, церкви св. Елены и мечети Эль-Акса; что в дело могли пойти материалы издругих византийских памятников, полностью разобранных арабами (церкви св. Софии, св. Анны, Богородицы в Гефсимании, Новая Базили- ка на горе Сион и др.) (Кондаков, 1904, 204-233). 47 На Елеоне отмечено обилие колонн и мозаичные полы усыпальниц, один из которых нес армянскую надпись. В Никифории (возвышенность над Вифле- емской дорогой) был открыт хорошо сохранившийся склеп с входом, закрытым, по традиции палестинских некрополей, круглым «катающимся» камнем. Боль- шой интерес вызвали саркофаги эллинистической эпохи. (Кондаков, 1904, 237, 260-261). 48 Кондаков, 1904, 4—5. Напомним, что исследования велись в рамках про- граммы Православного Палестинского общества, то есть вполне конфессио- нальной организации. Современники Н.П. Кондакова, работавшие на средства фондов протестантских и католических, предпочитали не высказываться столь прямо. 49 Стржиговскому в очерках, где подземная крестообразная усыпальница Пальмиры сопоставлялась с ранневизантийскими мавзолеями, а изображение Ники — с образом крылатых гениев на христианских саркофагах Рима, удалось хорошо показать необходимость подробного исследования памятников Востока. 237
Кондаков, однако, ие согласен видеть в искусстве раннего Константинополя но- вый этап: «Редко спешная постройка столицы создавала новое искусство, а не эксплуатировала старое, причем очень дурно его применяя ...» (Кондаков, 1904, 9). 50 Кондаков, 1904, 25. Например, несмотря на десятилетиями тянущуюся дискуссию о происхождении базилики, вопросы точной хронологии, история выработки основного типа и развитие его вариантов «остаются перед нами в некотором отдалении». «История христианской архитектуры, как известно, дол- гое время занята была принципиальным вопросом о происхождении базилик: плодом занятий явилось всестороннее исследование известий и исторических данных в пределах III—IV веков, монументальные издания памятников (преиму- щественно Рима и разве еще центральной Сирии)». 51 «Памятники Востока ... еще не обнаружены раскопками»,— пишет Конда- ков. Именно состояние материала не позволяет, по его мнению, разрушить пре- дубеждение против раннехристианской эпохи как «периода упадка». Как видим, и он ведет борьбу с «тенью Гиббона», не законченную и в наши дни. (Кондаков, 1904, 45-46). 52 И.Д. Мансветов, И.Ф. Красносельцев, А.А. Дмитриевский заложили осно- ву сравнительно-исторического изучения развития богослужения, издав бого- служебные уставы-типики. Поскольку древнейшие литургические толкования обнаружили хорошее знание исторической топографии Иерусалима, стало ясно, что они сложились не ранее середины IV в., когда она сделалась общеизвестной. 53 Кондаков признает, что основной вопрос истории христианского ис- кусства — о форме храмового здания, «его богослужебном распределении», по- степенном развитии отдельных частей, словом, истории сложения и развития храмовой идеи и способов ее осуществления. В главе о Иерусалиме он укажет на ключевое значение «константиновских базилик», прежде всего Мартириона, для решения этого вопроса: «Мы не можем даже теперь предугадать, насколько вы- играют, например, иные литургические толкования, если они будут основывать- ся на истории храма св. Гроба» (что верно также для истории архитектуры и изобразительного искусства). 54 Огромную поддержку в интерпретации оказали, конечно, уже упоминав- шиеся нами новые переводы «паломников» и русские комментарии к ним, среди авторов которых такие имена, как В.Г. Васильевский н И.В. Помяловский. Опи- сания первых паломников приводят Кондакова к выводу, что пещера Гроба Гос- подня при работах эпохи Константина была выделена из историко-топо- графического контекста («отсечена от скалы»); что вход в базилику вел с восто- ка; что упоминаемый в описаниях «гемисферий» являлся алтарным полукружи- ем — колоннадой (а не полукуполом, как тогда думали многие); что число ко- лонн — результат архитектурного решения, а не символического подхода, и др. Аналогичным образом, восстанавливается история постепенного «сужения» понятия Голгофы и оформления Кальвария, а также поздняя организация свя- тынь между Анастасисом и Мартирионом, таких как «жертвенник Авраама» и «пещера Адама» (Кондаков полагал, что она высечена архитекторами Констан- тина). Часто приходится не только полемизировать с фантастическими интер- претациями современников, но и критически оценивать тексты Тертуллиана и Оригена. 55 Остатки древнего города, неоднократно упомянутого в Библии (близ Ам- мана). Покинутый после мусульманского завоевания, он вновь заселяется араба- ми-христианами с 1880-х гг. При строительстве греческой церкви (1884—87) в остатках одной из базилик библиотекарь Иерусалимской патриархии Клеоп Ки- 238
килид заметил мозаичный пол и спас сохранившуюся часть мозаики второй по- ловины VI в. Это как бы «географическая карта» Палестины, Сирии и Египта, иа которой нанесены главные пункты паломничеств (сохранилось немного менее половины площади, 10.5x5 м, в том числе фрагмент «Иерусалима» с Ротондой и Мартнрионом). Русская пресса отреагировала иа открытие очень скромной за- меткой в «Московских ведомостях» (1897, № 125, 7 авг.) 56 Павловский, Клуге, 1902. Акварельный рисунок Клуге приобрело Пале- стинское общество, что было кстати (поскольку опубликованные к тому времени были очень неточны). Публикация сделанного не ограничивалась фиксационным материалом и описанием, но содержала дискуссию и накопившуюся к тому вре- мени обильную библиографию. 57 Все же публикация Успенского по итогам экспедиции гораздо больше по- ходит иа путевой дневник и не выдерживает сравнения с книгой Кондакова. Не будем забывать, что выдающийся византинист, не был профессиональным ар- хеологом. (Успенский, 1901). 58 Посетив монастырь св. Екатерины «по собственному почину» в 1708 г. «честной иеромонах Борисоглебского монастыря кафедры черниговской архи- епископии» Ипполит Вишенский отметил здесь многочисленные и очень древ- ние рукописи: «Евангелий дорогих много, а все от злата, Евангелие едно златом писано и за всяким белым листом белый лист, щоб не псовалося». (Вишенский, 1877, 50; цит. по: Вялова, 1997). Это — одно из самых первых упоминаний зна- менитого Евангелия, писанного золотом в XI в. Позже его отметит Порфирий (Успенский): «крупно писано иа тончайшем белом пергамене в два столбца, зо- лотыми весьма красивыми буквами ...», а Н.П. Кондаков включит ряд фотогра- фий в свой «Синайский альбом». 59 Антонин, например, упоминал найденные «в стене» «арабско-сирийские» тексты: «Когда и по какому случаю книги были вынуты из стены и поставлены в соседнюю комнату, где и теперь находятся, я не мог получить положительных сведений»,— и допускал возможность новых находок: «А нет ли и еще где- нибудь в монастыре подобной же, никому ие известной, книжной скважины? Мие почему-то смутно верится, что потомству нашему предстоит радость на- пасть в более или менее отдаленных временах не на одну заветную дыру». (Ан- тонин, 1872, 33). Он оказался прав. Поразительные открытия совершаются и по сей день. В 1970-х гг. из монастырского тайника вновь явились свету листы ру- кописей (хотя уже и в обрывках), среди которых были давно занимавшие вооб- ражение ученых славянские, написанные глаголицей, и недостающие фрагменты ранее известных книг. (Вялова, 1997; Tamanidis, 1988). 60 История альбома изучена С.О. Вяловой (Вялова, 1997; Кондаков, 1882). Работу постигла та же судьба, какая была уготована многим «сводам» в конце XIX в. — государственной поддержки для публикации Кондаков искал тщетно, а издательства не хотели вкладывать деньги в некоммерческое издание. Авторы подготовили несколько экземпляров, составленных из подлинных фотоотпечат- ков, которые иногда прикладывали к описанию путешествия. В наши дни мате- риал, видимо, скоро найдет издателя, если не в России, то за границей (где уже есть репринты и новые полные публикации фототек России конца XIX — нач. XX в., например, русских древностей Барщевского). В.В. Стасов, использовавший «Синайский альбом» в работе о славянском и восточном орнаменте, специаеьно отметил важность введения фотографии в круг методов археологической фиксации: «происхождением своим фотография обязана науке», писал он, но работа Ж.К. Рауля показывает, что надолго она в Долгу не останется. В отзыве об альбоме он особо выделил такие снимки, как nt. 239
интерьер и внешний вид Юстиниановской базилики, ее входную резную дверь, которые описывались неоднократно, но ни разу еще не фиксировались. 62 Например, ранние экземпляры собранных тканей он относил к началу IV в., а поздние — к IX в., верно определял сюжеты и персонажи. 63 В апреле 1898 г. В.Г. Бок подал в Каирский Комитет сохранения арабских памятников «Записку о коптских памятниках долины Нила», где не только изла- гал итоги работ на коптских монастырях и некрополях, но также рекомендовал необходимые меры по охране, реставрации и консервации памятников средневе- ковых периодов (коптского и исламского). 64 Например, в первом же номере «Христианского Востока» был опубликован ряд важных эпиграфических памятников, купленных летом 1908 г. в Египте Н.П. Лихачевым, В их числе— часть каменного «блюда» (меизы), вторая поло- вина которого была найдена н опубликована ранее во Франции, с поминальной надписью. (Тураев, 1913). 65 Направляясь в Трапезунд, Шмит не знал, что входит в состав экспедиции Успенского и подчинен ему; у него был собственный план работ. Художник Клу- ге, много лет работавший рядом со Шмитом, пишет, что Успенский до неприли- чия «бесился и ругался», когда доходили слухи об открытии в св. Софии замеча- тельных фресок. В разгар работ Успенский вдруг потребовал, чтобы художник переключился на «св. Евгения». Это заставило Шмита покинуть экспедицию. В 1921 г. он язвительно писал Марру: «Если бы не совершенно исключительные организаторские, административные и дипломатические таланты главы экспе- диции академика Успенского, мы бы имели, несомненно, уже вполне конкретные наличные данные хотя бы о главнейших памятниках». Цит. по: Басаргина, 1991, 304 66 Погибший в 1446 г. Алексей IV был погребен в ц. Богородицы Богопокро- венной, затем тело его перенесли в ц. Богородицы Златоглавой, где поставляли на кафедру и погребали митрополитов — их погребения, по мнению Успенского, лежали под полом у вимы, могилы же правителей он полагал искать за апсидой снаружи. (Успенский, 1923). 7 Его исключительную сохранность обеспечило, конечно, вторичное исполь- зование. Впоследствии киворий был разрушен, а «найденные ... кости сложены в ящик и переданы под расписку в митрополию» (сейчас находятся в Греции). При Златоверхой церкви был образован историко-археологический музей, библиоте- ка с собранными в мечетях рукописями. С ряда актов монастырей были сделаны копии, позже изданные (сами рукописи погибли). 68 В целом, по мнению Басаргиной, с ряда точек зрения сезон 1916 г. может быть признан неудачным; основные материалы (акварели, планы и фото) так и не были опубликованы. 69 Алпатов, Брунов, 1926. В 1929 г. результаты их работ были опубликованы вместе с исследованиями 1917 г.: Byzantion, 1929, IV, 363-391; 393-408; 410— 418. До русских экспедиций храм св. Софии изучали уже Г. Милле и И. Стржиговский; позже там работала экспедиция Рассела Траста, три десятиле- тия ее фрески исследовал Д.Т. Райс. Были составлены новые планы церквей. Однако город нуждается в продолжении исследований христианского прошлого. (Карпов, 1981, 11). Библиография по исследованиям Трапезунда: Басаргина, 1991. 70 Кондаков, в частности, впервые выделил этапы и установил хронологию развития византийского изобразительного искусства на основе миниатюр визан- тийских рукописей, имеющих достаточно точные даты, сопоставив их затем с иконописью и монументальной живописью. Методические предпосылки «шко- 240
ль! Кондакова» были заложены еще работами Ф.И. Буслаева, учениками которо- го были Н.П. Кондаков, И.Е. Забелин и др. (Айналов, 1898; Редин, 1899). Прин- цип строгой методики развивался далее в работах младших членов кружка, а затем их преемников (М.В. Алпатов, Н.И. Брунов, В.Н. Лазарев, Л.А. Мацулевич н другие). Личности и трудам Н.П. Кондакова посвящена столь обширная литература, разработка его наследия сейчас ведется так активно, что остается лишь отослать читателя к основным работам. Из ранних укажем очерк В.Н. Лазарева (Лазарев, 1923), затем следуют фундаментальное исследование И.Л. Кызласовой (Кызла- сова, 1985) и важная с точки зрения методической оценки часть книги Г.С. Лебедева (Лебедев, 1992). Из последних работ совершенно необходим пре- красный очерк материалов в архиве РАН (Тункина, 1995). 71 Я.И. Смирнов прошел лингвистическую школу Ф.Ф. Соколова и В.Г. Ва- сильевского, окончил Санкт-Петербургский университет, прекрасно знал древ- ние языки. 1890-е гг. стали для него «годами странствий»: он участвовал в экс- педиции Н.П. Кондакова в Палестину; с 1894 г. трехгодичная командировка по- зволила объехать всю Европу, Египет и Малую Азию, посетить I МКХА в Спли- те. Позже к списку добавился Кавказ, Болгария и другие страны. Собраны были богатейшие материалы (дневники, эстампажи, графические обмеры, фотогра- фии). Смирнов широко делился ими, и глядя на иллюстрации в русских и зару- бежных исследованиях начала XX в., во многих случаях мы видим именно их. А.Н. Грабар указывает, например, эпизод с рисунками, сделанными во время «странствий по Малой Азии». Смирнов передал их знаменитому австрийскому ученому Иозефу Стржиговскому, «который на их основании написал одну из самых интересных глав своей известной книги «Orient oder Rom». В ней вос- произведены рисунки Якова Ивановича и каждому, кто умеет читать русскую скоропись, нетрудно увидеть надписи, окружающие эти рисунки» (Грабар, 1985, 8). ?2 2 Более всего известны работы Смирнова по сасанидскому металлу, но он много работал также с византийскими церковными древностями, мозаиками и изделиями из серебра, не говоря о том, что одна из его самых выдающихся ста- тей целиком посвящена бытованию в России XV-XVII вв. иконографических мотивов итальянского Ренессанса: Смирнов, 1915. 73 Например: «для всякого ученого умозаключения нужно более наблюдений фактических и менее рискованных гипотез». (Цит. по: Жебелев, 1928, 8-9). По мнению Жебелева, Смирнов привил практике археологического анализа метод, разработанный в филологии, которым прекрасно владел. Это указывает нам на один из источников современного метода археологии, обычно заслоняемый бо- лее очевидным «методическим воздействием» естественных наук, а также прак- тических областей (реставрации, топографии) — на великую школу русской лингвистики конца XIX в. Лучшая пока «маленькая монография» о Д.В. Айналове — насыщенный фактами очерк его архива: Анфертьева, 1995. Фонд в архиве РАН содержит мас- су неопубликованных подготовительных материалов, например, по истории ка- такомб и их изучению; по христианским древностям Иерусалима и Ближнего Востока. Многие из них снабжены собственными фиксационными материалами, не только фотографиями, но также рисунками и акварелями этого талантливей- шего исследователя. Остро необходима разработка этого наследия, а также пуб- ликация свода его основных работ, рассеянных по малодоступным изданиям. Лекции по археологии раннего христианства (включая Кавказ, Армению, Крым, Болгарию, Египет, Абиссинию, Сирию) и русского искусства (например, 241
«Археология и история русского искусства до XVI века») читались в Казанском и Петербургском университетах. На первом этапе, в 1890-1900-х гг., Айналов вместе с Егором Кузьмичем Рединым изучал живопись Софии Киевской, опуб- ликовав в 1890 г. пояснительный текст к трем выпускам рисунков Ф.Г Солнцева; ряд работ по церковной археологии Киева; материалы по находкам христиан- ских древностей в Херсонесе и Керчи. 76 В него входили такие выдающиеся молодые исследователи, как В.К. Мясо- едов (f 1916), Н.П. Сычев (репрессирован в советский период), Н.Л. Окунев (эмигрировал), К.В. Шероцкий (последние сведения относятся к 1917 г.), Л.А. Мацулевич (см. ниже); его учеником считался А.Н. Грабар, причисляют к ним и Н.Н. Пунина. (Анфертьева, 1995). 77 «У идеологов Октябрьской революции во всяком случае не было основа- ний проявлять особенное внимание к этой отрасли знаний», писалось в одной из таких «оценочных» статей. (Лозовик, 1928. Цит. по: Анфертьева, 1995). 78 На Конгресс византинистов 1927 г. в Белграде ученые из России уже не смогли приехать, хотя их работы, например, доклад Д.В. Айналова, были опуб- ликованы в материалах конгресса. Русскую науку в Европе и Америке представ- ляли, особенно в 1920-1950-х гг., в большей степени ученые-эмигранты (Н.П. Кондаков, А. А. Васильев, М.И. Ростовцев, А.Н. Грабар и другие). 79 Некоторое время продолжала занятия Византино-русская комиссия. По- следний небольшой том «старого» «Византийского временника» за весь после- революционный период как бы демонстрировал постепенное завершение иссле- дований (1928). Участие в томе Пражского семинара Н.П. Кондакова, посвящен- ном Я.И. Смирнову (1928), усугубило провинности советских византинистов в глазах новой научной администрации. 80 До этого он успел организовать одну из первых в мире выставок византий- ского, разумеется, прежде всего церковного, искусства, где были соединены ма- териалы коптского Египта, Константинополя и Прикамья («Византия и эпоха великого переселения народов», ГЭ, 1927). Он изучал воздействие Византии на древности «варваров» V-VII вв., проблемы формирования и развития стилей, отметим исследование мозаичных полов храма в Пицунде в 1950-х гг. (Мацуле- вич, 1923; Мацулевич, 1956; Мацулевич, 1961; о нем: Банк, 1960; Залесская, 1991а). 81 Так, правка, произведенная самим Д.В. Айналовым по списку названий его работ поразительно напоминает эпизод «Театрального романа» Булгакова, где издатель просит автора вычеркнуть «всего два слова». В «Полном списке науч- ных трудов» Айналов вычеркивает фрагменты фраз: «древнехристианский», «Голгофа и крест»; «на памятниках христианского искусства»; «из жизни Бого- родицы»; «древняя крещальня»; «иконы»; «Исповедание веры»; «церковные предметы и украшения»; «святой»; «жертвоприношение Исаака»; «христиан- ский Восток»; заменяет, например, «две каменные новгородские иконки» на «два резных камня» и т.п. См.: Анфертьева, 1995. 82 К его материалам по церкви Успения Богородицы в Никее, сейчас разру- шенной, обращаются как к единственному источнику по сей день. (Шмит, 1906. Клуге, 1906; Schmit, 1927; Смирнов, 1915а). 83 Принимал активное участие в создании церковно-археологических струк- тур в Харькове; после революции пытался организовать изучение памятников Киева, создать там Реставрационную и Археологическую комиссию, одновре- менно много работая над созданием теории истории искусства, проблемами обучения, теорией музеев. 84 Как «немецкий шпион» он был выслан в Акмолинск, позже пытался рабо- тать в музее Ташкента, но повторный арест (1937) привел к его окончательному 242
исчезновению. Вместе с ним погиб и его сын, о чем отец, к счастью, так и не узнал. 85 Упомянем о серии статей Н.И. Брунова, написанных в несколько «фунда- менталистском» духе, о выходе работ А.Л. Якобсона и многих других. Показа- тельно последовавшее создание И.Э. Грабарем и В.Н. Лазаревым Сектора древ- нерусского искусства в Институте искусствознания, во главе которого на долгие годы станет затем О.И. Подобедова. 86 Банк исследует богатейшие материалы крымских раскопок (Эски-Кермен, Судак, Анберд, Херсонес), принимает участие в важнейшем Международном III конгрессе по иранскому искусству и археологии (1935) и в организации выстав- ки к нему. Благодаря этому складывается система экспонирования византийского искусства в контексте ближневосточного, а не западного средневековья. Эта те- ма разрабатывается в дальнейшем не только ею, но и многими коллегами (см., напр., пятый том «Византийского временника»), 87 Именно ей принадлежат многочисленные «хроники», обзоры выставок и публикаций, рецензии на научные труды западных коллег— например, обзор работ, опубликованных Дамбартон Оукс в 1956—61 гг., и другие. (Банк, 1963; Банк, 1963а; Банк, Этингоф, 1977). 88 Кауфман, 1964, 1964а. Статьи по памятникам Константинополя (собор св. Софии, второй том материалов раскопок Большого Дворца) и византийским архитектурным древностям вообще (отзывы на исследование о базилике Сан Лоренцо Маджоре в Милане; на работу Фестижере по монастырским древно- стям Антиохии; обзор работ в Югославии и собственные исследования: Кауф- ман. 1958 и др. 9 Складывавшуюся российскую школу полевых исследований христианских древностей в южных и восточных областях страны можно хронологически и типологически сравнить с аналогичными «колонизационными» археологиче- скими школами, например, французской в Северной Африке. 90 Интереснейшие сами по себе, подробности исследований Херсонеса в XIX — нач. XX в. не раз привлекали внимание. Обзор дореволюционных работ был опубликован К.Э. Гриневичем, материалы исследований «христианского Херсонеса» и средневекового Крыма до 1960-х гг. представлены в капитальных работах А.Л. Якобсона. Обзор более поздних материалов: Романчук, 1986. О первых шагах археологии в Крыму: Формозов, 1986, 34—43. 91 Комплекс доследовался в 1904—1905 гг.; мозаики из базилики перевезли в Эрмитаж. После обнаружения баптистерия Уваровской базилики (1876) А.Л. Бертье-Делагард выскажется в пользу признания его местом крещения кня- зя Владимира. Дореволюционная полемика (Айналов, 1905; Он же, 1915) не завершена до наших дней. Уже для закладки собора в 1861 г. расчистили значительную площадь и нашли еще несколько храмов. Позже монастырь получал на исследования еже- годно 1 тыс. руб. Номинально раскопками руководило Одесское общество исто- рии и древностей, но фиксацию не вели, находки расхищались, н лишь эпигра- фика вызывала некоторый интерес. Начиная с 1876 г., открыли баптистерий Ува- ровской базилики; храм с мозаичным полом, на востоке, в конце главной улицы; храм, высеченный в скале и др., но лишь в 1883 г. ООИД организовало постоян- ную фиксацию и наблюдения. Работы долго возглавляли члены Общества, из- вестный военный инженер А.Л. Бертье-Делагард и другие местные ученые. По оценке А.Л. Якобсона, их вели антинаучно; оправданием может служить «нор- мальность» такой ситуации для работ на многих раннехристианских памятниках Средиземноморья в тот же период. 243
93 В 1888 г. работами недолго руководил молодой Н.П. Кондаков, но Кос- цюшко-Валюжинич, работоспособный и преданный науке дилетант, оставался главной фигурой в изучении Херсонеса с 1888 по 1907 г. Он не умел изучать стратиграфию и устанавливать точные даты; не вел полевой описи находок, брал в коллекцию очень немногие из них, раздавая остальное по разным музеям илн группируя типологически, без указания мест находки. (Романчук, 1991). 94 Чертежи тех лет, позднее воспроизведенные в книге Д.В. Айналова, схема- тичны и приблизительны, сделаны «на глазок» (их неудовлетворительность от- метил Я.И. Смирнов в неопубликованной рецензии). Посетив городище в 1892 г., Айналов указал, что работы ведут без плана, раскапывая «заметные на поверхности земли следы хорошей кладки стен, полукруги апсид и пр.» (Якоб- сон, 1959, 12). Это понятно, ведь одной из важных целей оставалось «при по- мощи древнего материала, ранее добытого и вновь открываемого раскопками, подготовить дело научного восстановления в Херсонесе древнехристианского греко-восточного храма в базиличном типе». (Цит. по: Якобсон, 1959, 11). Но К.К. Косцюшко-Валюжиничу удалось показать перспективность городища, от- крыв в 1888 г. мастерскую по производству терракот, а в 1889 г. — большой храм с остатками мозаичного пола. 95 Согласно специально изучавшей вопрос Е.А. Паршиной, в Крыму неиз- вестны базилики раньше V-VI вв., причем материалы первых построек не по- зволяют восстановить их план (планы V в. пока неизвестны вообще, а базилики VII—VIII вв. заново построены или переделаны в X в.). В Херсонесе до VIII в. были популярны одноапсидные трехнефные базилики, перекрывавшиеся по стропилам (восемь в городе и одна на Мангупе). К трехапсидным, возможно, сводчатым отнесены две базилики на городище Тепсень и в Партенитах (этот тип характерен для эпохи массовой христианизации IX — нач. X в. на Балканах и в Причерноморье). В особый тип выделяются «малые» базилики с толстыми стенами, известные в Херсонесе. (Паршина, 1988, 36-59; ср.: Якобсон, 1959, 126-128). 96 А.Л. Бертье-Делагард, например, писал в 1893 г.: «Я не найду слов для вы- ражения той жалкой нищеты, того глубокого архитектурного невежества и без- грамотности, которые с непререкаемой ясностью встают из раскопок Херсоне- са». (Цит. по: Якобсон, 1959, 127). Материал Херсонеса воспринимался как ма- лопривлекательный до 1930-х гг., например, Ф.И. Шмитом: Шмит, 1932, 222. 7 Бертье-Делагард, 1893; Он же, 1907. Его книги, устаревшие в отношении интерпретации, впитали материалы работ. В них дано научное описание храмов, ряд наблюдений; обосновано предположение Н.П. Кондакова о доставке мрамо- ра для декоративных деталей из Проконнеса, и др. 98 Айналов, 1905, VI. Полезность издания ограничивают схематичные, не- точные, а подчас, по мнению Якобсона, и неверные чертежи, а также отсутствие обоснования дат, отложенного до второго, интерпретационного, выпуска (так и не вышел). Айналову же принадлежит и попытка отождествления двух херсо- несских меморий. Это известные по письменным источникам храмы с релик- виями св. Мартина и св. Климента. Храм Богородицы Влахернской (мартирий папы Мартина 1) отождествлен им с «храмом за городом» на кладбище, вырос- шем вокруг первоначального мавзолея. Остатки храма (монастырского?) на ост- рове в Казачьей бухте, открытого в 1890 г., были определены как возможное место почитания мощей св. Климента, открытых в X в. (Айналов, 1915). 99 Якобсон показал, что строители пользовались в основном местной тради- цией обработки и изготовления материалов, хотя в формально-художественном отношении храмы восходят к малоазийской архитектурной общности. Он пола- 244
гад, что «большие базилики» с тремя нефами, атриумами и галереями строили не в X в., а в V-VI в., заменяя первые христианские здания второй пол. IV в. (возражения см. выше), а с кладбищами связаны крестообразные храмы, некото- рые из которых служили мартириями. 100 Обзор некрополей V-VII и IX-X вв. позволил убедиться, что городские кладбища лежали за пределами стен, к югу от него, а средоточием христианско- го некрополя был мартирий в монастыре, возможно, на месте погребения пер- вых епископов города. Выявилось большое разнообразие оформления погре- бальных сооружений. Позднеримские склепы расписывали фресками христиан- ского содержания (монограмма Христа в венке и др.), использовали вторично в V-VI вв. Позже склепы становятся оссуариями, а ингумации совершают в ос- новном в могилах (хотя до самого средневековья сохрани 1ся и старая римская форма— строительство скальных склепов с нишами для установки i-робов). В V-VI вв. на кладбищах над римскими погребениями откладывается «второй слой». Захоронения отмечали каменные кресты и стелы с надписями. (Якобсон, 1959, 248-266; Шкорпил, 1909; Ростовцев, 1913, 458, 505-506; Репников, 1932). 101 Важная роль в 1970-80-х гг. принадлежала экспедициям Уральского уни- верситета (Екатеринбург), Государственного Эрмитажа, Исторического музея и Института археологии Академии наук СССР (Москва). Последний в 1972-84 п. исследовал комплексы церковных сооружений на южной стороне городища, на месте Западной базилики и «базилики на холме». Под «базиликой на холме» открыты руины второй по размеру после Уваровской базилики с мозаичными полами (руководитель экспедиции С.А. Беляев датировал ее серединой - 1регь- ей четвертью IV в.). Ее сменила базилика гораздо меньшая, внутри и вне кото- рой открыто ранее неизвестное кладбище. Комплекс храма, некрополя и жилого дома окружала по периметру стена. С.А. Беляевым опубликован ряд етатей, по- священных реинтерпретации материалов раскопок XIX в. или же датировке и атрибуции вновь открытых сооружений. Однако они не имеют фундамент в виде достойного издания полевого материала, поэтому о надежности выводов трудно судить (информативно-описательная часть просто «вплетается» в дискус- сию). Присущий этим текстам апологетический оттенок заставляет относиться к построениям с настороженностью (даже учитывая, что это один из вариантов реакции на «атеистическую» археологию в Херсонесе середины нашего столе- тия). (Беляев С., 1979; Он же, 1989; Он же, 1990; Он же, 1994). Подведение «промежуточных» итогов изучения см. в «херсонесском» номере «Византийско- го временника» (1989, т. 51); раскопки отдельных храмов: Суров, 1961; Колес- никова, 1978; Кутайсов, 1982; Романчук, 1986 и др. 102 Мангупская (вторая пол. VI в.?, восстановлена в XIV в.; здесь найдена единственная в Крыму плита с надписью Юстиниана I); Партенитская (построе- на в VIII в.?, восстановлена ок. 1427 г.); Эски-Керменская (Шмит датировал ее от конца IV до начала VII в., позже дату свели к VI—VII вв. После раскопок 1979 г. время строительства определено как X-XI вв. по первым гробницам и склепам). Репников, 1909; Якобсон, 1940; Тиханова, 1953; Она же, 1953а; Пар- Шина^ 1988; о дискуссии по вопросам датировки базилик см. выше. Столица княжества на горе Мангуп именуется Феодоро по крайней мере с XIV в. Полагают, что в VII—VIII вв. этот город назывался Дорос и был центром особой Готской епархии (от византийского названия юго-западного Крыма — Готия). В XIII в. татары заняли Чуфут-Кале, центр княжества Кырк-Ор, но Фео- ( Доро продолжало, в союзе с Трапезундом, держаться и даже пережидало в XIV- ' XV вв. расцвет. Его удалось уничтожить только туркам в 1475 г. » 104 «Пещерные города» привлекали внимание путешественников и ученых из I самых разных стран очень давно, первые сведения о них приносят уже записки I 245
XVI-XIX вв. (Мартин Броневский, Эвлия Челеби, Дортелли д'Асколи, П.С. Паллас, Дюбуа де Монперре, П.И. Кеппен и мн. др.) Рассказы о памятни- ках, основные этапы их открытия, точки зрения изложены многократно и дос- тупны самостоятельному изучению, поэтому здесь на них не останавливаемся Вплоть до начала нашего столетия сколько-нибудь серьезного ответа на вопросы истории «пещерных городов» не было. Только послереволюционные работы, особенно раскопки и обмеры в последней четверти века, начали рисовать ее дос- товерно. См.: ПИПГ; ИАЮЗК; ПИАК; Герцен, Могаричев, 1993; Могаричев, 1997; из популярных книг: Фадеева, 1987. 105 Некоторые достаточно известны. Например, в комплексе Эски-Кермен выделяется храм XIII в. с фреской «Три всадника» и, видимо, семейным погре- бением; «Успенская церковь» и др. Интересно спланированы «восточная» цер- ковь Мангупа, храмы Тепе-Кермена и др. 106 Поскольку вместе с отказом от почитания икон была проведена одна из первых попыток конфискации монастырских имуществ, общины иконопочита- телей спасались на окраинах империи (юг Италии, Малая Азия, Таврика). 107 Еще в 1898 г. в Керчи было найдено надгробие 304 г. с христианской эпи- тафией Евтропия; в IV в. отмечены христианские погребения (Китей, Илурат) и, возможно, места собраний (в Илурате открыто круглое скальное помещение, на полу которого вырублен крест, птицы и рыбы). Отметим склеп конца V в. в Кер- чи, с литургическими текстами на стенах (открыт в 1890 г.). В VI в. надгробия с христианскими надписями в Керчи и на Тамани обычны; к VI в., хотя и не бес- спорно, относили немногочисленные базилики, открытые в Тиритаке, Керчи и на горе Тепсень (Планерское). (Шкорпил, 1900; Марти, 1913, 19, 50, № 77; Кула- ковский, 1891; Кулаковский, 1896; Гайдукевич, 1940; Бабенчиков, 1958; Кубла- нов 1979; Диотроптов, 1995; Крыкин, Борисов, 1995). 08 В VI в. в Херсонесе встречаются не только привозные культовые древно- сти, но и местного производства евлогии, кресты, причем в количестве, говоря- щем о многочисленности общины. (Залесская, 1995а; ср.: Мещеряков, 1978). 109 Такие, как монастырь Сурб-Хач и «армянская церковь» в Солхате (М.Г. Крамаровский). Хорошим примером новой, позднесредневековой техники строительства храмов, несущей след сельджукских или кавказских влияний, А.Л. Якобсону представлялись остатки маленькой церкви XIII в. под Бахчисара- ем. Эта техника сохранялась в Крыму XIV-XV1 вв. в строительстве армян и та- тар. Отметим храм середины XV в. в крепости Фуна, на границе владений кня- жества Феодоро, с XIX в. служивший предметом научных споров и оказавшийся двухэтажной церковью-усыпальницей с явными признаками участия в возведе- нии мастеров-армян. (Якобсон, 1956; Сидоренко, 1988; Кирилко, 1989), 110 Оригинальной сводкой по малоизвестным руинам бесстолпных одноне- фных и одиоапсидных храмиков средневековой Таврики может служить книга геолога Л.В. Фирсова: Фирсов, 1990. О церкви в Керчи: Брунов, 1928. 111 Сводка: Храпунов, 1997. Работы по раннесредневековым могильникам (А.И. Айбабин), по «пещерным городам» и их храмам (Ю.М. Могаричев), по боспорским склепам (И.П. Засецкая) и многие другие сосредоточены в бесчис- ленных непериодических сборниках и «Материалах по истории, археологии и этнографии Таврии» (МИАЭ, с 1990 г.; отметим в третьем выпуске статью О.И. Домбровского о повторных раскопках Загородного крестообразного храма в Херсонесе в 1950-х гг.) Чрезвычайно активны местные крымские институты и музеи. Бахчисарайский возобновил в 1992 г. выпуск сборников, первый из кото- рых посвящен пещерным городам, в том числе происхождению монастырей См.: ПИПГ; ИАЮЗК; ПИАК. В очередных выпусках АДСВ рассеяны отдельные публикации памятников церковной архитектуры и артефактов Крыма. 246
112 Так, суровой критике был подвергнут интерпретационный подход одного из ведущих археологов, А.И. Романчук, исследовавшей топографию Херсонеса: Романчук, 1986 и рецензия: Богданова, 1991; см. также: Богданова, 1991а; Она же, 1995. 113 Миллер, 1888. Новая серия называлась «Материалы по археологии Кавка- за», МАК. Всего вышло 14 выпусков, 1888-1916. Христианские памятники за- няли примерно половину выпусков: 3 (1893), 4 (Уварова, 1894), 7 (1898), 12 (То- кайшвили, 1909), 13 (1916); ряд выпусков: 11 (1907), 14 (1916), посвящались памятникам письменности. Всеволод Федорович Миллер — главный представи- тель московской этнографической школы, исследователь русских былин, осе- тинского эпоса, языка и этнографии; специалист по восточным языкам (санск- рит, иранские и кавказские), путешественник по Кавказу (конец 1870-х— нач. 1880-х гг.). В 1886 г. вел раскопки в Крыму, Чечне, Осетии и горной части Ка- барды. 114 Сравнительно большой, вытянутый по оси храм сохранил на фасадах за- мечательную растительную резьбу и сцены с фигурами. Позже его исследовал В.Ф. Миллер. Он отметил на стенах резные грузинские надписи, а рядом с хра- мом гробницу и остаток эпитафии на красноглиняной плите («Христос, спаси Иоанна»). (Миллер, 1888; Марковин, 1969, 46-53; Крупнов, 1947). 115 Формозов, 1986, 58-58. Бернардацци удалось не только найти и обследо- вать храмы, но и скопировать надписи с окружавших надгробий. Сведения о поездке опубликованы: Бернардацци, 1830. 116 «Вид из царской усыпальницы Гошаванк». Полное название рисунка: «Вид церквей в Великой Армении при реке Арпачае с гробницами знатнейших особ, вдали развалины древнего города святыя Анны» (т.е. Ани). М.М. Иванов сопровождал Потемкина под Очаков и писал батальные сцены; он одним из пер- вых заинтересовался древностями России, запечатлев Старую Ладогу и собор в Астрахани, Новгород и Нилову пустынь (1780-е гг.). Объехал весь юг от Астра- хани до Кизляра, в том числе Крым перед его окончательным включением в со- став России. (Сидоров, 1956, 180-181; Гаврилова, 1983, 71-77). 117 Анийское царство Багратидов существовало с 860-х гг. по 1045 г. на тер- ритории Ширака. С 961 г. их резиденцией стал Ани. В 1046 г. царство и город завоевала Византия (Константин Мономах), а затем он многократно переходил из рук в руки. Им владели курды, сельджуки, грузины, монголы. Наконец, земле- трясение 1310 г. положило конец длительной агонии столицы. В XIX в. городи- ще, сплошь покрытое руинами, имело в окружности 7 км. Если до начала XIX в. в Ани проще было попадать «с той стороны», через турецкую Малую Азию (уже в 1701 г. мимо проехал известный французский ботаник Жозеф де Турнефор), то позже традиционным маршрутом стал путь из России через Кавказ. В 1817 г. Ани описал английский художник Р. Кер-Портер, объехав его «с конвоем из 10 диких всадников (которых очень боялся), данным ему Ермоловым». В 1849-50 гг. здесь снимал виды и планы, впоследствии опуб- ликованные, российский архитектор Д.И. Гримм (см. гл. X). Геолог Абих в 1844 г. скопировал надписи Ани, изданные затем Броссе вместе с собственными наблюдениями: Brosset, 1849; Brosset, 1860. Среди них— хорошо сохранившийся шедевр зодчего Трдата, купольная соборная базилика (989-1001), древнейшая «дворцовая» церковь, храм Апосто- лов (X в.) и другие. Удивляло обилие «ротонд», таких как храм Спасителя (1036) и особенно— грандиозный храм св. Григория, Гагикашен, построенный царем Гагиком I (1001-1010), копия знаменитого Звартноца (храм Бдящих Сил, недале- ко от Эчмиадзина). Это одна из самых знаменитых и ранних (641—661) архитек- 247
туриых интерпретаций иерусалимского Анастасиса. Он обрушился при земле- трясении X в., поэтому известен только по археологическим раскопкам. Иссле- довав остатки, Т. Тораманян предложил реконструкцию в виде огромной ярус- ной ротонды с наружной аркатурой во всех трех ярусах, которая вызвала сомне- ния у многих исследователей. Однако остатки Гагикашена в Ани, особенно находка в 1905 г. рельефа, изображающего Гагика I с моделью трехъярусного храма в руках, поддержали реконструкцию. (Мнацаканян, 1971). А.Ю. Казарян посвятил влиянию ротонды Воскресения на памятники Армении специальное исследование: Казарян, 1994. 119 Марр, 1934. Марру принадлежит честь начала работ и на других памятни- ках, таких как Ереруйкская базилика V в. и руины первой христианской столицы Армении, Двина, который он, правда, считал остатками более древнего города Арташата. Позже пришло верное отождествление городища и начатые в 1899 г. работы продолжаются до настоящего времени. Двин возник в 330-х гг., столицей оставался с V по IX в.; его трехнефная кафедральная базилика перестроена из языческого храма уже в IV в. Это весьма значительное по размеру сооружение (43x22 м) неоднократно перестраивалось, превратившись в конце концов в кре- стово-купольную постройку. 120 В окрестностях, на Пицундском мысу, одна за другой открывались одно- нефные церкви в крепостях (Гагры и др.) и большие трехнефные базилики VI в (самая крупная в селе Алахадзы; Цандрипшская в с. Гантиади). Они сохранили остатки литургической планировки, много архитектурных деталей из прокон- несского мрамора, граффити. (Мацулевич, 1956; Он же, 1961; Леквинадзе, 1973а; Хрушкова, 1986; Она же, 1993). 121 В Ноджихеви. Базилики и баптистерии исследовались на юге Лазики с конца 1940-х гг. (Левкииадзе, 1972; Он же, 1973; Закария, 1983; Романчук, Цхе- ладзе, 1981; Они же, 1987). Археологически был решен и вопрос о времени хри- стианизации внутренних, нагорных областей Абхазии. Даты назывались в преде- лах V-VII вв., но раскопки Ю.Н. Воронова в районе Цебельды (конец 1970-х гг) открыли небольшие однонефные храмы юстиниановской эпохи в крепостях Шапкы и Цибил (упомянута Прокопием Кесарийским), более раннюю церковь в античном Гюэносе (Очамчира), и др. (Хрушкова, 1982; Воронин, Бгажба, 1987, Оии же, 1987; Кобахия, Хрушкова, Шамба, 1987). 122 Незадолго до трагических событий абхазо-грузинского конфликта 1990-х гг. в Сухуми (Себастополис) был открыт чрезвычайно интересный окга- гональный храм. (Хрушкова, 1995). Деамбулаторий храма, возможно, перекры- вал свод, о чем говорят пилястры, членящие тонкие внешние стены. Примыкав- шие с юга помещения определяют как баптистерий и мартирий, где обнаружены четыре гробницы из камня и кирпича. В восточную часть октагона встроена «экседра» — остаток подковообразного амвона сирийского типа. Храм датируют V веком по монете, найденной на разрушенной стене мартирия. Вероятно, он сгорел в ходе войны Персии с Византией (542). 123 Хрушкова, 1980; Khroushkova, 1989. Специальное внимание было уделено абхазским баптистериям. Отдельно стоящие крещальни IV в. редки в Закавказье, обнаружены только в Археополисе и Зиганисе (Гудаве). Чаще они были частью церквей. Проконнес — остров Мраморного моря; его северная часть сложена белым мрамором (иногда с серо-голубыми вкраплениями). С ранней античности им снабжали все Средиземноморье; будучи дешевле экзотических цветных сор- тов, он хорошо подходил для архитектурных деталей и мраморной резьбы. 124 Известно, что в VI—VIII вв. существовали епархии и в зоне Приазовья (Фанагория, Таматарха и др.), их храмы постепенно изучают (Ново-Ми- 248
хайловское, Адлер). Привлекшие внимание еще в XIX в. руины четырехстолпно- го крестово-купольного храма в Лоо (г. Сочи) исследованы экспедицией Ураль- ского университета, но его дата оказалась позже ожидавшейся (первая половина XII в.: Овчинникова, 1995). 125 См. выше. Надо отметить еще археологическую поездку Нарышкиных в 1867 г., ряд описаний путешествий и капитальных трудов 1880-1900-х гг.: На- рышкины, 1876; Chantre, 1887; Миллер, 1888; Кулаковский, 1898; Уварова, 1900; Владимиров, 1902. '“Работы здесь в 1880-х гг. вел В. И. Долбеже в. Публикации появились в «Очерках и заметках по истории средневекового искусства и культуры» Н.П. Кондакова (Кондаков, 1929). Это были фрагменты шелка из могильника Хасавют (южнее Кисловодска), подлинные шедевры византийского шелкоткаче- ства изумительной сохранности (в их числе уникальный палас с копией ткани александрийского производства VII-VIII вв.). Могильник с жутковатым местным названием «Мощевая Балка» (жители издавна зиали, что здесь легко найти ос- танки погребенных людей, подвергшиеся, благодаря высокогорному климату, естественной мумификации, то есть мумии, «мощи») в глухом ущелье, ведущем к перевалу, на левом берегу Кубани, сохранил органические материалы, обычно подверженные распаду: дерево, кожу, редчайшие шелка. Скопление в горных могильниках ценностей (монет, тканей, стекла, каменных бус и даже китайских картин на шелке) объясняют географическим положением района, одного из обходных участков Кавказской зоны Великого Шелкового Пути, позволявшего проникнуть из областей Византии в Среднюю Азию и дальше в Китай, минуя территории враждебного Ирана. (Иерусалимская, 1985; Она же, 1991). 27 Кузнецов, 1962; Он же, 1971; Он же, 1977; Он же, 1977а. Он относит к христианскому периоду также дольмены с каменными «пробками» и рельефным орнаментом (XI—XII вв.?). Т.н. склеп № 1 (Ставропольский музей краеведения), большой богато украшенный мавзолей (высота 1.90), несет даже изображения сцен. Если дата и атрибуция верны, перед нами еще один вариант своеобраз- нейшей «варварской» переработки позднеантичных или раннесредневековых саркофагов. 121 Шоанинский храм, трехапсидный четырехстолпный с двумя притворами, близок Лыхненскому храму Абхазии. Сентинский дает редкий вариант плана в виде «чистого креста». Рядом с ним В.А. Кузнецов отметил руины древней цер- ковной постройки, на которой сейчас стоит большой склеп-мавзолей уникальной Для Северного Кавказа формы, стены которого расчленены лопатками с аркату- рой. Кузнецов счел его мартирием-костницей. В.И. Марковин, благодаря раскоп- кам 1976-77 гг., подтвердил более раннее возникновение кладбища, но остатки стен ранней постройки интерпретировал как «языческое капище». В храме и близ него открыта серия погребений с необычно богатым инвентарем (здесь же известно погребение архиерея, с золотой византийской монетой X в.). (Марко- вии^1996; Владимиров, 1902). 9 Трехапсидный с боковыми приделами храм почти не перестраивался. В 1960 г. В.А. Кузнецов очистил от наслоений его нартекс, где обнаружил купель ящичного типа, обычные в таких случаях обломки стеклянной церковной посуды и литой бронзовый крест с греческой надписью «пресвитера Фомы» (1067). В южной апсиде под ступенями солеи открыли каменный плитчатый саркофаг, а снаружи алтаря — обломок костяной пластины от византийского ларца X-XI вв. В 1940 г. экспедицией Карачаевского учительского института в наосе открыто богатое женское захоронение (более 100 предметов, среди которых перстень с именем армянского царя Ашота I (886-891). 249
130 В апсиде храма обнаружены энколпии XI-XII вв. древнерусского проис- хождения. Домонгольские кресты вообще представляют на Северном Кавказе довольно многочисленный класс артефактов. Неясно, о чем это свидетельству- ет— об этнических связях (добровольном или насильственном переселении), торговле или церковных контактах. (Обзор дискуссии: Голованов, 1989). Прово- дились разведки и в других сохранившихся храмах Нижнего Архыза, а также выше по течению реки, в собственно Архызе, где есть явные следы некрополей и остатки еще одного храма на Церковной поляне, вокруг которого в начале сто- летия отмечены каменные саркофаги и кресты с греческими надписями. 131 Огромная, почти трехметровая стела с крестом и надписью греческими буквами, зарисованная еще Д.М. Струковым (1886). Чтение по-алански, предло- женное В.Ф. Миллером (1893), впоследствии не только уточнялось, но и отвер- галось полностью; предлагались способы прочесть текст по-кабардински и по- балкарски, что само по себе показывает общее состояние проблемы. Целена- правленная попытка В.А. Кузнецова найти плиту успехом не увенчалась (1964) «Не прочлись» и другие надписи на плитах, найденных исследователем. (Мил- лер, 1893; Кузнецов, 1968). 133 Существуют иные версии; обзор дискуссии: Нарожный, 1989. Предлагав- шееся отнесение храма к кругу древнерусских влияний (Крупнов, 1963) мало вероятно, тем более что подалтарные крипты в строительстве Руси неизвестны Датировка XII в. сейчас кажется слишком ранней; храмы, видимо, не раньше XIII — нач. XIV в. В начале XV в. немецкий путешественник Иоанн Шильтбер- гер упоминал, что гористая страна «Джулад» населена «большим числом хри- стиан, которые там имеют епископство. Священники их принадлежат к ордену кармелитов...» (Шильтбергер, 1867, 31-33). Учитывая активность, развитую в XIV-XV вв. торговцами из Италии в Причерноморье, Дагестан и Закавказье при поддержке золотоордынских правителей, обнаружение в этих районах церков- ных памятников с западноевропейскими элементами вполне вероятно. Не следу- ет забывать и о постоянном проникновении христианства на Северный Кавказ из Грузии. Кроме Тхаба-Ерды и Алби-Ерды в Ассинском ущелье (см. выше), в Ин- гушетии, в горной Осетии известны несомненно связанные с этим памятники Зругский храм («Хозита-Майрам», XI в.), храм у селения Тли, «Нузальская ча- совня» с фресками, по-видимому, датирующаяся примерно тем же периодом, что верхнеджулатская группа (XIII в.) 133 Начало исследованиям положили одновременные находки летом 1885 г намогильных камней с сирийскими надписями и крестами у городов Токмак (врач О.В Поярков) и Пишпек (землемер В.А. Андреев). Пишпекское кладбище дало в первый же год исследований 611 камней. Находку встретили с энтузиаз- мом: вышли серии работ по истории христианства, тюркских народов, описания памятников; Д. Хвольсон и М.В. Никольский расшифровали более 200 надпи- сей; обобщающие работы проделали С.С. Слуцкий и В.В. Болотов (Пантусов, 1887; Слуцкий, 1891; Болотов, 1899, 1900; Бартольд, 1964 и др.) Армяно- сирийская надпись позволила говорить о присутствии здесь монофизитов наряду с несторианами; новые погребальные памятники, открытые в нач. XX в. в Алма- лыке, дали тюркские надписи; кладбище XIII—XIV вв. удалось связать с будущей резиденцией Джагатайских ханов: Коковцев, 1907. После революции работы по христианству в Средней Азии приостановились, хотя В.В. Бартольд и А.П. Берн- штам продолжали исследовать его распространение, а молодой ученый М.Е. Массон создал в Ташкенте первую сводку христианских древностей Вос- точного Туркестана и пытался вести их полевое изучение. Открытие в 1954 i церкви на городище Ак-Бешим оживило ситуацию, начав новый период изуче- 250
иия среднеазиатского христианства, итоги которого были подведены в сборни- ках и обзорных статьях начала 1990-х гг. 134 Об этом говорят тексты (трактовка которых пока считается спорной) и ос- татки памятников, изученные Южно-Туркменской археологической экспедици- ей. (Бадер, Гаибов, Кошеленко, 1996). 35 Среди находок— халцедоновая печать с крестом, костяной амулет со львом, но нет ничего, что указало бы на жизнь в здании детей или женщин. Комплекс изолирован в городе, его внутренний двор окружают 43 индивидуаль- ных жилых покоя одинаковой ширины с похожим интерьером (очаг, суфы с об- мазкой). Все это заставило увидеть в нем монастырь. В центр двора снаружи вел пандус; позднее встроили комплекс комнат, на стене одной из которых вырезаны (в глубоком рельефе) крест и дерево. Дата возникновения точно не установлена, предлагается даже II в. (что маловероятно); надежнее относить начало строи- тельства к рубежу IV-V вв„ а использование, судя по керамике, — к V-VI вв. (Усманова, 1994). 136 Изучен в 1950-60-х гг. Комплекс состоит из «иезороастрийских наусов» (о термине: Смирнов, 1997, 202). Два холма некрополя скрывали руины зданий, использовавшихся для захоронений и, возможно, службы. Обряд постоянно ме- нялся в течение пяти веков. Самые ранние погребения дали монеты II—III вв. В IV в. пол сплошь перекрыли слои ингумаций, за которыми последовали погре- бения в сосудах-оссуариях (V-VI вв.), позже — групповые трупоположения, вновь смененные одиночными (с обкладкой кирпичом или в керамических тру- бах, с крестовидными намогильниками; у одной могилы изголовье закрыто кир- пичом с крестом). Наконец, последний слой — вторичные погребения очищен- ных костей. В какой-то период здесь хоронили не только христиан, но н иудеев: иа оссуариях прочтены тексты по-еврейски; встречен сосуд с владельческой ев- рейской надписью. В комплекс некрополя входит плоский холм без кладбища, но с остатками синхронных ему строений и следами керамического производст- ва — возможно, поселок «погребального братства» (жители могли делать оссуа- рии, ухаживать за наусами и кладбищами). (Обельченко, 1972; Сусенкова, 1972; Дресвянская, 1968; Она же, 1989). 137 Севернее Мерва, по дороге на Хорезм. Это прямоугольный, очень боль- шой и сильно вытянутый (51x13 м) с северо-запада на юго-восток зал, аифилад- но разделенный на несколько секций, перекрытых сводами и куполами. Апсида имеет глубокие боковые ниши, а в углах позади нее устроены небольшие закры- тые комнаты (пастофории?) (Пугаченкова, 1954; Никитин, 1984). Считается, что в этом районе мог быть погребен по христианскому обряду шах Издегерд III, последний сасанидский правитель (ф 651). Ат-Табари пишет, что, после его убийства, тело боялись похоронить; тогда митрополит Мерва, собрав вокруг себя христиан, сказал: «Вот убит царь персов, сын Шахрийяра, сына Кисры. А Шах- рийяр — дитя благоверной Ширин, справедливость которой и благодеяния по отношению к людям ее веры без лицеприятия нам известны. У этого царя хри- стианское происхождение, не говоря о том почете, который приобрели христиа- не в царствование его деда Кисры и благоденствии, которым они пользовались прежде в царствование царей из его предшественников, когда для них было по- строено несколько церквей и их вера укреплялась... И вот я решил построить Для него наус и перенести его тело с почестями, чтобы предать погребению в нем ...» Митрополит сам принял участие в извлечении тела из реки, завернул его в саван и положил в гроб, а христиане перенесли на плечах в наус, который ми- трополит повелел построить в своем саду; «погребли в нем тело и замуровали вход в него» (История ат-Табари. Ташкент, 1987, 30). 251
На берегу Зеравшана, в 20 км от Самарканда; открыты в 1986 г. В погре бениях (XI в.?) отчетливы следы христианизации обряда (деревянные гробь! сколоченные железными гвоздями; удлиненные подголовные слабо обожженные кирпичи, сделанные специально для погребения; западно-восточная ориенти ровка), перемешанные с чертами обрядов кочевников. На одежду одного из по гребенных нашит равноконечный крест из тонкого золотого листа— но о» снабжен еще парадным поясом и кошельком, колчаном со стрелами, украшен ным костяными накладками, и др. К сожалению, работы велись как спасатель- ные, некрополь в основном разрушен (Шишкина, 1994). 139 В районе Пянджикента Б.И. Маршаком открыт христианский некропол! Дашт-Урдакон (Никитин, 1984). Из находок интересен остракон с крестом и текстом из сирийской Библии, написанным под диктовку местным жителем согдийцем (Пайкова, Маршак, 1976). 140 Уцелел лишь бокал с чеканкой. Похожие, но сделанные из керамики бо- кальчики есть в кладе литургических (?) сосудов с городища Каика близ Ташкен- та. Если сперва клад на Саларе датировали VI—VII вв., то сейчас склоняются к VIII — нач. IX в. Это более вероятно, учитывая общее развитие иконографии Христа; в это время приток в Азию вещей из Византии усилился, на той же Кан- ке находят брактеаты, солиды, каменные бусины с процарапанным крестом и т п (Анбоев, 1959; Богомолов, 1994). Отметим из случайных находок прекрасную поливную чашу из Ходжента со стилизованной арабской надписью «Иса и Марьям», выполненную местным мастером XI в. и живо напоминающую о мно- гочисленных христианских сюжетах (святых, столпниках и др.), популярных в керамическом производстве исламского Средиземноморья средневизантийской эпохи (Беляева, 1994). 141 Альбаум, 1994. Постройка из пахсы и сырца, прямоугольная (20x40 м), с осью юго-запад — северо-восток, внутри разделена на 16 помещений, вероятно, со сводчато-купольными перекрытиями. В центре — крестообразное помещение собственно храма, 8 углов которого имеют полуколонки красного и синего цвета, а поперечный неф — орнаментальные панели. Средокрестье, квадрат со сторо- ной 4.5 м, было перекрыто куполом. Кроме зала церкви, выделен меньший по размеру сводчатый крестообразный зал с тщательно побеленными суфами (при- дел или крещальня); «трапезная»; комната для омовений с колодцем, и др. Один из залов имел большую апсиду, обращенную на запад, и четыре малых; каждую малую апсиду украшали пучковые пилястры. 42 Рубрук описал три храма в Кайлаке, где не нашел изображений Христа, но видел «изображение, имевшее крылья, как у святого Михаила, и другие изобра- жения вроде епископов, державших пальцы как бы для благословения». Вблизи от него он нашел селение с церковью. (Байпаков, 1994; Горячева, Перегудова, 1994Д. 1 3 Г.Я. Дресвянская полагала, что Л.Р. Кызласов описал церковь как кресто- образную только потому, что не раскопал «двор» полностью, а вся западная часть, прорезанная только траншеей, могла быть трехнефной (Дресвянская, 1968). Добавим, что в завале найден маленький нательный крест. 1 4 Он показан на Каталонской карте 1375 г.: изображен крест над зданием и написано: «Место, называемое Иссык-Куль. В этом месте монастырь армянских братьев, в котором, говорят, пребывает тело св. Матфея, апостола и Евангели- ста» (Слуцкий, 1891). 145 Каменная квадратная постройка ориентирована строго по сторонам света Главный фасад выделен угловыми башенками и пештаком со сводчатой нишей входа и стрельчатым проемом. В здании 25 «келий», квадратный зал с тремя 252
глубокими нишами по осям, окруженный 10 помещениями жилого и хозяйст- венного типа, и три коридора. В комплекс входили погреба и колодцы. Рабатом XV в. (пристанищем военных отрядов и караванов) или караван-сараем памят- ник считали в XIX в., поскольку в XVI в. он так упоминался в документах; в XVIII-XIX вв. здесь возникло исламское святилище — шейхи молились за умерших, жители приносили в жертву животных, паломники оставляли записи и молитвы. (Горячева, Перегудова, 1994). 146 Известно около 700 кайраков: в Чуйской долине (городища Красноречен- ское; Кара-Джигач близ Пишпека; Бурана близ Токмака); в ущелье Джууку (При- иссыккулье); в Алмалыке (Илийская долина) и возле Таш-Рабата. Захоронения христиан на этих некрополях содержат серебряные и бронзовые кресты, извес- тен и крест из нефрита. Находят и кирпичные «кайраки» — в могильнике, от- крытом на Красной Речке А.Н. Бернштамом (1938), есть квадратный кирпич со словами «Георгий-кузнец». Полагают, что кладбища на Красной Речке (первое открыто М.Е. Массоном в 1919 г.) принадлежали христианам города Навакета, несторианская митрополия которого утверждена в XII в. 17 В Северном Кыргызстане сирийское письмо употреблялось с принятия христианства в конце VIII—IX вв. до гибели семиреченских несториан в сер. XIV в. Употреблялся и согдийский язык; на венчиках хумов IX-X вв. с городищ Краснореченского и Новопокровского есть надписи по-согдийски. Сирийский титул «мальфан» («учитель, наставник») употреблен с тюркским именем; приве- дены названия общин, правитель, епископ и др.; подношения вина сопровожда- ют благопожелательные надписи. Среди христианских надгробий Киргизии есть необычная сиро-армянская эпитафия на кайраке, под которым похоронили ар- мянского епископа Иоанна (| 1323); на основе этого И.Я. Марр предположил существование близ Пишпека армянской колонии (Марр, 1893). 253
Храм св Софии в Константинополе Остатки ступеней и колонн эпохи Феодосия в раскопе 1935г северо-западнее нартекса (Kahler 1967)
ГЛАВА VI. ОТКРЫТИЕ ВИЗАНТИИ Византия сравнительно медленно находила свое место в истории мировой культуры, положение ее древностей в общей схеме «историче- ского прогресса» и «поступательного движения» искусства долго оста- валось неопределенным. Во многих школах его поиск продолжается и сейчас: Византия то оказывается среди культур Востока, занимая «место где-то между странами ислама и Китаем», то «делится пополам», исче- зая в провале между поздним Римом и Крестовыми походами, то даже вообще пропадает из истории культуры (Nelson, 1996). Лишь ко второй половине XIX в. научный мир осознал глубокую сложность и противо- речивость явления, суммарно именуемого «византийским миром» и до поры казавшегося удивительно неподвижным, «неисторичным». Архео- логия же Византии, до конца не отделившаяся от истории ее искусства (подобно «исламской археологии»), находится, по сути дела, еще в со- стоянии младенчества, конкретных материалов, как часто бывало в нау- ке о древностях, накоплена уже масса, но они очень фрагментарны и не образуют цельных картин. 1. Начало работ в Константинополе* Столица Восточной Римской империи в силу целого ряда историче- ских причин не стала таким «заповедником» церковных древностей, подобным Риму Город был сравнительно молод и не имел связи с древ- нейшим периодом христианства, славным своими героями и мученика- ми. Здесь не было таинственных «хранилищ святости» — катакомб. За- мечательные памятники, которые город накопил более чем за тысячеле- тие процветания, с середины XV в. стали недоступными не то что исследованию, но даже простому осмотру; большинство их было раз- рушено. В мировой столице, где в средневековье насчитывалось более 500 храмов и монастырей, сохранилось (в разных стадиях разрушения) * Основано на Комеч, 1987, Muller-Wiener, 1977, Krautheimer, 1983, Kraut- heimer, 1986, Mathews, 1980, Mango, 1985a, Frend, 1996 255
около тридцати, то есть меньше 10%. (Mango, 1985а, 7). Константино- поль и теперь, после столетия активных натурных исследований, изучен отнюдь не до конца, хотя, конечно, лучше многих других городов, на- пример, таких столиц раннего христианства, как Александрия и Анти- охия (первая почти не дала пока остатков церковной архитектуры; в Ан- тиохии частично раскопаны не самые важные из зданий). В середине-второй пол. XIX в. город знали еще совсем мало. Но с 1860-80-х гг. быстро увеличивается число работ по византийскому ис- кусству, возникают первые периодические издания. Хотя в известных сводках начала XX столетия (Ван Миллинген и др.) материалы натурно- го исследования памятников, тем паче археологические данные, еще почти отсутствуют, их накопление уже вступало в совершенно новую фазу.1 С начала XX в. усилия по изучению Византии, прежде всего Кон- стантинополя, получили поддержку правительств, озабоченных разде- лом «оттоманского наследства». Мы говорили в предыдущей главе о вкладе РАИК, о начале работ в базилике Феодора Студита и собирании материалов для «большой топографии» города. Примерно в это же вре- мя и другие страны приступили к «инвентаризации» христианского на- следия столицы Византии. В частности, Франция организовала работу над сводом церквей Константинополя V-XIV вв., обращенных в мечети Этому, как мы уже знаем, способствовали землетрясения и три страш- ных пожара (1908, 1911, 1912), которые «очистили» город от поздней застройки, уничтожив чуть не весь деревянный Стамбул.2 Тогда же при строительных работах были обнаружены остатки важнейшего из бого- родичных храмов Константинополя— церкви Богоматери Халкопра- тийской (сер V в.), стоявшей всего в 150 м от св. Софии и имевшей с нею единый причт. В храме хранили важнейшие реликвии, он являлся одним из центров богослужений по богородичным праздникам. Как ни странно, открытие не привлекло особого внимания и к нему обратились вновь только в 1960-х гг? Поступательность исследований нарушили перипетии Мировой войны (ставшей для Османской империи последней) и локальных кон- фликтов, особенно греко-турецкого 1921—22 гг. Закрылась, по требова- нию Германии, Французская школа археологии в Афинах (1916—19) и РАИК; в Малой Азии погромы греков-христиан причинили немало вре- да памятникам (разрушена церковь Богородицы в Никее; пожар 1922 г. в Смирне уничтожил накопленные находки, и др.). После войны работы в Константинополе возобновились. Уже в 1921-23 гг. французы, привычно используя армию, сделали ряд важных открытий. Из ранних памятников нужно упомянуть октагональную цер- ковь Иоанна Крестителя эпохи Юстиниана в предместье Хебдомон и гексагональную, отождествленную с «Богоматерью Одигитрией» в Ман- ганах. К сожалению, материалы были опубликованы поздно и плохо, отчет же вовсе не сохранился? Неменьший интерес имело открытие бо- лее поздней церкви Георгия в Манганах, самого большого византийско- 256
Константинополь Церковь св Евфимии («дворец Антиоха») Общий план по раскопкам 1930-х гг Заливка— кладки Ев, штриховка — поздние мавзолеи (Mathews, 1971) го храма XI—XII вв., любимого детища императора Константина IX Мо- номаха (1042-1055).5 Приход к власти Кемаля Ататюрка сначала ничуть не облегчил ис- следований памятников христианства. Молодое турецкое правительство охотно поощряло изучение национальных древностей, к которым готово было причислить «хеттское прошлое», античность и доисторию — хри- стианские же сооружения считали наследием врагов (которые, как мы знаем, этого и не скрывали). Но все-таки отпал ряд затруднений, связан- ных с жестким охранительным курсом старого турецкого правительства, не терпевшего никаких вторжений в зоны исламских святынь. Ататюрк установил в стране гражданский режим. Целый ряд религиозных запре- тов был снят и стало возможным разворачивать исследования со значи- тельной широтой. Уже после больших пожаров начала века в старом центре города, вблизи мечети Султана Ахмеда, обнажились остатки ог- ромных комплексов императорского дворца и зданий, располагавшихся между ним и Ипподромом (1912), что позволило в 1913 г. начать раскоп- ки «Дома Юстиниана», фасад которого выходил на Мраморное море. В 1932 г. «концессию» на изучение Ипподрома получили англичане, ус- пешно работавшие здесь в 1935-38 гг. Резко возросла общая масса ин- 9 Зак 3363 257
формации о раннем византийском строительстве, были созданы типоло- гические ряды артефактов, и, благодаря обнаружению закрытых ком- плексов, разработана строго датированная стратиграфия (особенно на- чиная с IX в.). Поэтому раскопки важны и для церковных древностей.6 Промежуток между войнами позволил несколько продвинуть работы в Стамбуле и накопить новые материалы, но, за исключением работ на Дворце, они продолжали существенно зависеть от случайных находок при перестройке города и велись на низком методическом уровне. Так, хотя неизвестная базилика V в. была открыта прямо во втором дворе музея Топ-Капы-Сарай (1937) и исследовал ее непосредственно дирек- тор музея Азиз Оган, фиксация почти отсутствует, о ходе работ сообще- но крайне мало.7 Остаток одного из древнейших религиозных сооруже- ний Константинополя обнаружили в 1935 г. под поздней греческой цер- ковью св. Мины и отождествили с мартирием свв. Карпа и Папила; это большая крипта 1V-V вв. с развитой апсидой и круговым обходом (Schneider, 1941, 1-4). Ярчайшими в области церковных древностей стали раскопки церкви св. Евфимии и западной части «старой» св. Софии. В 1939 г. вблизи Ип- подрома на стене одной из руин открылись остатки фрескового цикла XIII в., уникального для Константинополя; они изображали мученичест- во св. Евфимии. Памятник идентифицировали с храмом св. Евфимии, перестроенным из части великолепного «дворца Антиоха», сооруженно- го в первой трети V в. для вельможи Феодосия II. Работы поручили Не- мецкому археологическому институту.8 Замечательна была сама возможность проследить, каким образом ранневизантийское дворцовое сооружение превращается в церковь. Рас- копки выяснили, что «исходным объектом» стал роскошный пиршест- венный зал, триклиний в форме гексагона, стоявший в центре полукруг- лой колоннады. Зал имел со всех сторон большие ниши и пять входов (главный и четыре дополнительных). Триклиний перестроили в храм в VI или начале VII в.9 Сделанные в планировке перемены очень харак- терны. Прежде всего, для апсиды не использовали нишу, лежащую пря- мо против входа (что было бы с архитектурной точки зрения естествен- но), а выбрали ту, которая была точнее ориентирована на восток — сле- довательно, обычай обращать апсиду в этом направлении совершенно устоялся. Против нее расположили новый вход, прорезав его сквозь од- ну из ниш, хотя оставили и старый. Поскольку синтрон закрыл одну из малых дверей, сквозь двухметровую толщу стены прорезали новую, из соседней ниши — значит, в здании стремились сохранить все пять вхо- дов, важные, как показал Т. Мэтьюс, для богослужения в Константино- поле V-VI вв. (позже, с превращением храма в мавзолей, их закроют). Сохранность литургических устройств (синтрона с проходом под ним; алтаря, его ограды и солеи) дала редкую возможность восстановить де- тали литургической практики. Частный триклиний V в., трансформированный в храм, привлек внимание буквально всех историков церковной архитектуры. Использо- 258
вание зала с центричным планом как мартирия дало Грабару один из ключевых аргументов в его теории (см. гл. IV), но это же послужило опорой Ирвину Лавину, настаивавшему на переносе в церковное строи- тельство архитектурных форм византийского дворца (Lavin, 1962; Grabar, 1967). Работы на утраченных памятниках Константинополя продвинули вперед знания о его храмах. Но главный из них, собор святой Софии, шедевр художественной фантазии и математического расчета, оставался загадкой. Обращенный в мечеть и много веков казавшийся прямым вы- зовом христианству, он был мало доступен изучению. Знали, что ны- нешнее здание собора не первое. Начатая, возможно, еще при жизни императора Константина (около 326), первая «св. София» была освяще- на только в 360 г. Пожар 404 г. повредил ее и она была вновь освящена через 11 лет (415), чтобы погибнуть в пожаре восстания Ника (532). Со- хранились ли от этих сооружений какие-то элементы в составе храма, возведенного затем Юстинианом (532-37), известно не было. О декоре его стен, закрытых слоями штукатурки, оставалось только гадать. Неяс- на была литургическая планировка здания и строительная периодизация пост-юстиниановских эпох. Поэтому начало работ у св. Софии стало важным событием в изуче- нии Константинополя. Честь первых археологических раскопок принад- лежит А.М. Шнайдеру, которого называют основоположником археоло- гического изучения города (Schneider, 1936; Schneider, 1941). Раскопки велись снаружи, к западу от собора (Немецкий археологический инсти- тут; конец 20-х — нач. 30-х гг.). Скоро стало ясно, что при строительстве Юстиниана древние основания не разрушались, а только засыпались, так что они лежат ниже полов нынешнего храма (в большей части, ожи- дая дальнейшего исследования). Шнайдер обнаружил остатки колонна- ды в 8 м к западу от нынешнего экзонартекса (и в 2 м ниже его уровня): ступени, базы колонн, архитектурные детали (капители, куски фриза, сегменты арок, части потолков и фронтонов), покрытые прекрасной резьбой, напоминавшей о возрождении классического искусства. Принадлежат ли они «константиновской» церкви или «феодосиев- ской»? Как их трактовать в архитектурном отношении и где помещать атриум — к востоку или западу от колоннады? Полностью план по от- крытым фрагментам восстановить было нельзя; но удалось понять, ка- кие элементы его составляли. Шнайдер доказал, что огромные пропилеи построены при Феодосии. Это был очень длинный, приподнятый на не- сколько ступеней над улицей портик. Внутренний двор-атриум лежит от него к востоку, уходя под нартекс нынешнего храма; собственно церковь была трех- или пятинефной базиликой с галереями и хорами над ними. Трактовка остатков как портика со ступенями, ведущими в атриум «вто- рого из трех великих зданий, освященного в 415 г.», в основном призна- на, но относительно восстановления этапов строительства, существует большая разноголосица. Есть сомнения и по поводу размеров «старой» святой Софии.10 Нельзя не согласиться с мнением, высказанным Краут- 259
хаймером: «До тех пор, пока не удастся завершить археологические рас- копки ... использование немногих сохранившихся элементов будет при- водить лишь к созданию спорных реконструкций, подобных тем, какие я и сам предлагал в прошлом».11 Поскольку декрет Ататюрка о «десакрализации» (1934) превратил св. Софию в музей византийского искусства, независимый в конфессио- нальном отношении, появилась возможность исследовать и мозаики Накопленные за 800 лет (с VI до XIV в.) на стенах храма, они были скрыты под штукатуркой с текстами Корана. Изучение возглавил Томас Уиттмор, впоследствии первый директор Византийского института, ко- торого Кемаль-паша знал лично и которому мог доверять.12 Работы про- । должались даже в период Второй мировой войны: Турция в ней не уча- ' ствовала, Уиттмор приезжал из Нью-Йорка, вел активную научную дея- тельность, давал консультации по реставрации храмов. Благодаря ему Стамбул стал одним из научных центров изучения церковных древно- стей, особенно мозаики и архитектуры.'3 В Стамбуле после войны 1940-е гг. не внесли особых перемен в ритм исследований христианских памятников Константинополя, при- мерно до середины столетия он оставался прежним. Раскопки зависели * от случайных открытий, которые не особенно тщательно фиксирова- лись.14 К таковым можно отнести работы Археологического музея на «Бычьем форуме» (район университета), где обнаружили два средневе- ковых храма и т.н. «базилику А» (VI в.), единственную целиком изучен- ную из юстиниановских; ее отличают от базилик V в. архитектурная простота и меньший размер при гораздо более развитом и сложном пла- не.15 Ситуация меняется только в 1950-60-х гг., когда Турция «открыва- ется», вступая в новые западные политические структуры. Быстро раз- вивается туристическая сфера (что всегда должно идти, во всяком слу- ' чае теоретически, об руку с расширением «фонда древностей»); строительные фирмы охотнее допускают участие археологов в работах. Делается более эффективным международный контроль за сохранением I памятников. Возрастают и возможности для работ зарубежных институ- । тов, что совпадает с ростом научного интереса к культуре Византии. Можно сказать, что в третьей четверти XX в. изучение византийских I древностей, и прежде всего церковных древностей Константинополя, 1 вступает в новую фазу, характеризуемую серьезным вниманием местно- । го правительства, широким участием европейских и американских ин- ститутов, повышением уровня натурных исследований (особенно фик- сации) и публикаций. На рубеже 1950-60-х гг. один за другим изучают сохранившиеся, но мало доступные ранее памятники, что резко расши- ряет знания о строительной технике, исторической топографии, погре- бальном обряде и хронологии. Работы ведут практически на всех клю- чевых памятниках, из которых прежде всего упомянем монастырь Хора (Кахрие Джами).16 В начале 1960-х гг. А. Миго исследовал интерьер комплекса церквей монастыря Пантократора (Megaw, 1963). Фундамен- тальные архитектурно-археологические работы середины 1960-х гг. в 260
Константинополь Подклет Мирелейона с гробницами династии Па- леологов (Striker, 1981) Мирелейоне (Бодрум Джами), проведенные параллельно грубой рестав- рации здания, дали материал для суждения о периодизации и интерес- нейшем некрополе (в 1930-х гг. раскопки вблизи памятника вел Тальбот Райс, но материалы не сохранились: Striker, 1966; Striker, 1981). Одними из самых интересных оказались работы в монастыре Липса (Фенари Иса Джами) и «Календер Джами» (Macridi а.о., 1966; Striker, Dogan Kuban, 1975). Исследования 1950-60-х гг. сделали необходимым и возможным приступить к сведению материала воедино, к пересмотру старых кол- лекций, к сопоставлению письменных и археологических данных. Ак- тивизируется изучение погребальных древностей Константинополя (вы- ходят труды Филиппа Грирсона об обряде захоронения императоров; К. Манго публикует материалы о находке в XVIII в. порфировых сарко- фагов; А.А. Васильев изучает их в Стамбульском музее: Grierson, 1962; 261
Mango, 1962; Vasiliev, 1948). Один за другим появляются «корпусы» и обобщающие труды по топографии Константинополя и византийской архитектуре, до сих пор составляющие основу их изучения.17 Каждое из натурных исследований 1960-70-х гг. в Константинополе достойно того, чтобы рассказать о нем подробнее, но в одной книге это невозможно, придется выбирать. В любой общности древних зданий есть, так сказать, «ключевые руины», то есть рано заброшенные, не осо- бенно перестроенные комплексы, без полного археологического изуче- ния которых трудно атрибутировать и датировать лучше сохранившиеся здания. Такое исследование часто оказывается решающим и для архео- логии, и для архитектуры. В Константинополе такими памятниками мо- гут считаться Апостолейон и храм Юлианы Аникии (церковь св. По- лиевкта). 2. Ранняя архитектура Константинополя* Если спросить, какие археологические исследования в Стамбуле наиболее заметны во второй пол. XX в., ответ, пожалуй, будет: «храм Юлианы Аникии». Но мало кто из туристов, гуляя по перестроенным на европейский лад кварталам Стамбула, обратит внимание на странные и уже довольно захламленные руины в парке на одной из центральных площадей. А ведь это остатки древнего, прекрасного когда-то сооруже- ния, с открытием которого связано совершенно фантастическое стече- ние историко-археологических обстоятельств. Но значение открытия трудно понять, не обратившись к той ситуации в науке, на фоне которой оно сделано. Что, собственно, известно об архитектуре раннего Константинопо- ля? Он возник как одна из «императорских ставок» поздней Римской империи. Их появление в Трире, Милане, Фессалониках и других горо- дах обусловила «эксцентричность» столицы, ее неравная удаленность от границ огромного государства. Рим постепенно становился своего рода анахронизмом, императоры его избегали. (Диоклетиан, например, впер- вые посетил Город только на двадцатилетие правления). Избрание в 324 г. столицей Византия, хорошо защищенного природой и связавшего европейские и азиатские провинции, было очень логичным. Город не был христианским изначально, но быстро им стал. К раннему периоду относят более десятка храмов, но его первый собор (см. выше) освящен не ранее 360 г. Даже в 413 г., когда Феодосий II удвоил площадь города, построив новую стену, в нем насчитывалось всего 14 церквей (при 14 же дворцах, 8 общественных и 153 частных термах, 5 зернохранилищах, 4.388 крупных домовладений и 250 тыс. населения). Нам известны руины лишь немногих ранних храмов и о строитель- стве до 500 г. судить трудно, но все же ясно, что оно не представляло в * Основано на: Комеч, 1987; Krautheimer, 1986; Краутхаймер, 1998; Harrison, 1989; Mango, 1990; Высоцкий, Шелов-Коведяев, 1995. 262
архитектурном отношении ни- чего необычного. За исключе- нием Апостолейона, это про- стые базилики с деревянной кровлей, галереями, несколь- кими нефами и нартексом. Скульптура, декор, материалы, были, конечно, очень богаты, но традиционны, что объясни- мо — новая столица и не могла сразу предложить нового сти- ля, для работы брали специа- листов из городов с уже сло- жившейся архитектурной шко- лой (Эфеса, Антиохии и дру- гих). Только к первой половине VI в. можно говорить о рожде- нии византийского искусства, соединившего солидную рос- кошь и развитую технику Рима с греческим чувством гармо- нии, пропорций, равновесия и математического расчета, а также с восточной тягой к ор- наментике и полету фанта- зии. Синтез этот осуществил- ся прежде всего в архитектуре. После того, как св. Софию вновь уничтожил огонь (532), она возродилась в совершенно новом облике. Храм, освящен- ный в 537 г., был действитель- но необычен: его венчал купол диаметром 32 метра, шедевр архитектуры и инженерии (в 558 г. купол рухнул и был заменен ныне существующим, на 20 футов выше). Теперь архитектура Константино- поля могла оказывать обратное влияние на строительство Средиземно- морья. В архитектурной пластике коринфские или композитные капите- ли сменили «корзинчатые»; антаблемент украсил рельеф из листьев аканфа. За всем этим стояла единая цель— создать среду, достойную правителя христианской империи и церкви. Однако как именно шел процесс конца V-VI в., приведший к ше- девру эпохи Юстиниана, проследить не удавалось, поскольку в Констан- тинополе почти не осталось зданий, возведенных между серединой V в. 263 Три византийских саркофага, най- денных в Константинополе. Гравю- ра середины XT!II века. (Mango, 1962)
г и 530-ми годами. Достаточно прямым прототипом св. Софии был храм Сергия и Вакха, построенный императрицей Феодорой (527-536), но он несопоставимо меньше, скромнее и вряд ли мог служить адекватной моделью.18 Вряд ли архитекторы решились на столь «революционный» эксперимент, не опробовав конструкцию в сопоставимом масштабе (можно указать, конечно, на огромную купольную базилику св. Ирины, почти одновременную св. Софии, но архитектурно она архаична).1 Храм Юлианы Аникии Где же другие образцы столичной архитек- турной школы, ведь не на пустом же месте, в самом деле, возник храм святой Софии? На помощь пришли письменные источники и археоло- гия, но в весьма непривычном сочетании. В известном поэтическом сборнике «Палатинская антология» (X в.) сохранилась стихотворная «эпиграмма», списанная составителем прямо со стен одной из церквей Там говорилось о создании дамой императорского рода, Юлианой Ани- кией (462-528), огромного храма в честь мученика-воина, св. По- лиевкта. Стихи воспевали ее род и описывали постройку, поставленную на месте церкви того же посвящения, созданной еще императрицей Ев- докией, женой Феодосия И.20 Судя по описанию, храм построили предельно роскошным, но церк- ви такого посвящения среди сохранившихся в Стамбуле не было. Ко всеобщему изумлению, в 1960 году строки стихотворения вновь увидели свет в своем первоначальном, мраморном обличье! Строители нашли в районе Сара-Хане два мраморных блока со строчкой греческих букв, которую американский византинист Игорь Шевченко идентифицировал со стихом одного из 67 гекзаметров. Новые находки показали, что под землей лежат остатки большого византийского храма, скорее всего, именно «св. Полиевкта».21 Итак, место было точно установлено. Откры- валась редкая возможность познакомиться с церковью, построенной на 10 лет раньше собора св. Софии! Правительство Турции дало разреше- ние на работы, которые возглавили Мартин Харрисон (Дамбартон Оукс) и Незих Фиратли (Стамбул). За шесть трудных сезонов (1964-69), днев- ник которых может состязаться по увлекательности с любым археологи- ческим детективом (и которые обошлись почти в 100 тыс. долларов) удалось необычайно остроумным путем восстановить план и объем ут- раченного здания, заполнив огромную лакуну в истории церковных древностей VI в. Полный отчет о работах (Excavations, 1986) стал одним из краеугольных камней «городской археологии» Византии, но их обще- культурное значение шире чисто научного.22 Кто же такая Юлиана Аникия? Ее мать, Галла Плацидия, вела род от Феодосия Великого и суровых мужей республиканского Рима, сражав- шихся с Ганнибалом. Отец, Флавий Аникий Олибрий, в 472 г. стал од- ним из последних императоров Западной Римской империи. Храм, по- строенный знатной дамой рядом с ее дворцом, был достоен император- ского богослужения и демонстрировал вкусы старой аристократии — но был и жестом презрения, так сказать, «утирал нос» Юстиниану, импера- 264
тору из простонародья, оставаясь целых 10 лет самым большим и рос- кошным храмом Константинополя.23 Обратимся к его остаткам. Они лежали очень близко к поверхности и сохранились только кладки субструкций, зато на всю высоту (5 м) платформы, на которую поднимались по ступеням огромной лестницы.24 План был почти квадратным (размер стороны ок. 52 м, не считая нар- текса и продолжения апсидной платформы). Три нефа отделяли друг от друга мощные бетонные платформы колоссальной толщины (до 8 м в ширину) — на них опирались когда-то колоннады. Под боковыми нефа- ми шли прямые продольные парные коридоры с коробовыми сводами, а по оси центрального нефа — один узкий коридор, позволявший прохо- дить из-под нартекса прямо в алтарную крипту (маленькую прямоуголь- ную комнату с мраморным полом, окруженную с трех сторон проходом и мощению изразцовой плиткой), куда вели из алтарного помещения ступени/ Мощные основания стен, разделяющих нефы и несущих хоры, гово- рят о существенной тяжести купола. Масштабы и конструкции храма, конечно, производят сильное впечатление, но их далеко превзошел раз- мах в использовании декоративных средств. Вряд ли хоть одно совре- менное «св. Полиевкту» здание могло с ним в этом соперничать. Не жа- лели ничего, собирая по всему тогдашнему миру лучший камень.26 Это- го показалось мало и камень инкрустировали перламутром, стеклом (желто-розовым, бледно-зеленым, оливково-голубым), аметистом, кус- ками светлых мраморов или порфиров. Мозаику полов составлял гео- метрический узор проконнесского светлого, нумидийского желтого и фессалийского зеленого мраморов, а от сводов дошли россыпи смальты, в том числе золотофонной. Исследователей поразил отход от античного декоративного репер- туара, явный, резкий прорыв в какую-то новую стилистику. Резьба и скульптура оказались необычно совершенными и разнообразными в приемах. Проконнесский мрамор прибывал в блоках и превращался в скульптуру на месте, иногда уже в кладке (капители в углах, например, так и остались неоконченными). Свобода и мастерство резьбы в высо- ком рельефе таковы, что часто предмет полностью отрывается от осно- вы, а некоторые элементы (виноградные листья, павлины) по сути дела ближе круглой скульптуре. При раскопках проанализировали ок. 10 тыс. резных элементов, бла- годаря чему удалось понять детали плана и даже структуру объема. Надпись шла по периметру, вдоль аркатуры; ее рельеф венчали точно переданные виноградные лозы с чудесными листьями, часть которых нависает над строкой, а часть «тонет» в камне, создавая эффект третьего измерения. Строка обегала ниши, арки и угловые блоки. Таким образом, каждая строфа гекзаметра ложилась на определенный архитектурный элемент. Различалась и скульптура: в нишах помещали фронтальное изображение павлина с распущенным по всей конхе хвостом, в арках павлины попарно обращены друг к другу.27 265
Константинополь Храм Юлианы Аникии Образцы резных капителей (Harrison, 1989)
Храм св. Полиевкта стал своеобразным образцом декоративного уб- ранства и «энциклопедией» приемов и мотивов для всего Средиземно- морья. Воздействие не ограничилось периодом VI в., оно продолжалось и позже, даже усилившись на какое-то время в XIII в., когда заброшен- ную церковь опустошили во время крестового похода 1204 г. Порази- тельны расстояния, которые преодолели детали храма. Они не только рассеяны по всему Стамбулу, но достигли Аквилеи, Вены, даже Барсе- лоны! На «святом Полиевкте» впервые использована, в частности, по- пулярная в VI в. форма капители с решетчатой нижней корзиной, пере- хватом и пальметтой. Три такие капители, взятые в 1204 г. прямо со «св. Полиевкта», использованы в венецианском Сан Марко. Сюда же попали два пилона со стилизованным растительным орнаментом, стоящие на Пьяцетте и известные как «pilastri acritani» (их капители идентичны найденной в руинах св. Полиевкта в первый же год раскопок). Прекрас- ный образец капители другого типа, сплошь покрытой листьями аканфа с бордюром из пальметт, оказался в Барселоне. Стиль скульптуры несет отпечаток натурализма, присущего элли- низму: глаза павлинов сделаны из зеленого стекла, вся резьба ярко рас- крашена. Источник заимствования стилизованных растений — Персия, откуда привозили художественный металл, изделия из слоновой кости, шелка; ощутима и близость раннеарабского искусства.28 Благодаря раскопкам удалось ознакомиться с крупнейшей и самой роскошной церковью Константинополя VI в. Даже в «св. Софии» можно было теперь видеть своего рода реакцию на нее. Конечно, как произве- дение зодчества храм Юстиниана гораздо сложнее, гениальное решение его купола трудно сравнивать с неизвестным нам завершением храма Аникии, — но его внутренняя отделка, прежде всего скульптура, все- таки скромнее.29 По смерти Юлианы судьба ее дворцового храма была, по-видимому, не слишком заметной. Сын не уберегся от участия в заговоре и был из- гнан; его имущество, дворец и церковь конфисковали; наследников у рода не было. Согласно описанию («О церемониях»), в X в. в храме еще служили, но не регулярно. Его интерьер видел автор «Палатинской ан- тологии» — но вскоре отложились слои, которые говорят о бытовом, а не церковном использовании. В XII в. часть подвалов обратили в цис- терны; сам атриум стал кладбищем; к началу XIII в. церковь лежала в руинах. Но детали декорации храма, как своего рода семена, постепенно рассеявшись в постройках Константинополя и всего Средиземномор- ского мира, неоднократно давали обильные всходы. Так закончилась история состязания двух храмоздателей.30 Загадочный Апостолейон Но не всегда исследователям древностей так везет, как на Сара-Хане. Если же нет археологического материала, приходится пользоваться возвышенными, но туманными описаниями древних авторов или судить об исчезнувших зданиях по сохранившим- ся аналогам. Такие суждения постоянно приводят к парадоксальным расхождениям выводов, основанных на одном и том же тексте. Позна- 267
комимся с ярким примером. Сегодня, после раскопок «святого Полиев- кта», работ на Ипподроме, Большом Дворце и многих других памятни- ках, для полного понимания развития церковной архитектуры Констан- тинополя остро не хватает сведений об одном из самых известных и в то же время самых таинственных его храмов — «Двенадцати Апостолов», или Апостолейоне. Это, возможно, единственная церковь в городе, нача- тая и завершенная при жизни Константина как его мавзолей, а позже служившая усыпальницей императоров Византии вплоть до XI в. Она стала, как считают, прообразом многих десятков зданий, возводившихся и в мировых столицах, и в отдаленных монастырях Азии. Между 1461 и 1473 г. Апостолейон снесли турки-османы, построив на его месте мечеть Мехмета II, Фатих. Оказавшись в самой высокой точке внутри стен Константина, вблизи Адрианопольских ворот, Фатих сегодня возвышается над городом и его окрестностями, как раньше до- минировал Апостолейон, постоянно напоминая исследователям о нере- шенных вопросах и служа излюбленной темой дискуссий. О церкви Апостолов известно и много, и мало. Много, поскольку о ней не раз пи- сали современники. Мало, так как сверх этих описаний мы не имеем ничего.31 Известно, что храм, уничтоженный в XV в., представлял большую крестообразную в плане пятикупольную базилику. Ее восточ- ную ветвь завершал круглый мавзолей императора Константина (сохра- ненный при перестройке), а с севера стоял мавзолей Юстиниана. Оба использовались до погребения здесь Константина VIII (1028). Снесенный турками храм не был тем самым, который построил Константин Великий. Его полностью перестроили при Юстиниане (ос- вящен в 550 г.); именно эта «редакция» послужила образцом для множе- ства крестообразных в плане базилик с пятью куполами и для крестово- купольных сооружений. Благодаря сравнению с ними научные реконст- рукции многочисленны и сравнительно надежны.32 Но вот по вопросу о характере постройки первого мавзолея, начато- го Константином, мнения расходятся. Конечно, и его копировали, так что можно частично судить о подлиннике по «архитектурным отражени- ям».33 Однако главным источником служит первое описание храма Ев- севием, законченного после погребения императора, в мае-июне 337 г. Р. Краутхаймер полагал, что здание было типичной базиликой, как иеру- салимский Мартирион, с чем согласны многие. Включившиеся в поле- мику и предложившие новый перевод текста Евсевия русские исследо- ватели, А.М. Высоцкий и Ф.В. Шелов-Коведяев, настаивают, что им описано крестообразное центричное сооружение с тремя небольшими базиликами. Иная точка зрения высказана одним из самых известных знатоков византийской архитектуры Кириллом Манго. Он считает, что речь идет не о сложном ансамбле из мавзолея и базилик с портиками и атриумами, а об одном здании, поставленном в центре открытого двора (базиликальные копии отводятся из соображений перестроенности мав- золея при реконструкциях IV в.).34 Предположение Манго основано, кроме текста Евсевия, на ряде ана- логов из числа мавзолеев, которые строили почти все современники 268
Константина (да и он сам до того, как перенес столицу в Византий). Обычно мавзолей имел 7 ниш для погребений, размещенных по кругу, а место восьмой занимала дверь. Именно так описывают план константи- нопольского мавзолея: центральная ниша с порфировым саркофагом Константина обращена ко входу; в южной стоит саркофаг Констанция II, в северной — Феодосия I; четыре радиальных ниши отданы Марциану и Пульхерии, Льву I, Зенону и Анастасию I. С последним погребением (518) мавзолей наполнился. Юстиниану пришлось построить для себя и потомков еще один.35 Не совсем традиционный выбор места Краутхай- мер объяснял желанием разместить церковь в черте города, но вне двор- ца: «поднявшись внутри городских стен в самой удаленной от дворца точке, она бросала вызов и древнему римскому табу на захоронение внутри городских стен, и недавнему обычаю тетрархов помещать импе- раторский мавзолей внутри дворцового комплекса (как в Спалато или Фессалониках)» (Краутхаймер, 1998, 135). Что бы ни построил Константин — сразу базилику и мавзолей или сначала только гробницу; как бы ни датировались их отдельные части в пределах IV в. — ясно, что этот выдающийся и крайне привлекательный для исследователей христианских древностей комплекс включал отнюдь не только архитектурные элементы, но и массу скульптурных памятни- ков и, конечно, погребения (до нас дошел ряд порфировых саркофагов, некоторые из которых, видимо, стояли когда-то в Апостолейоне — сей- час они входят в собрание Стамбульского музея). Опыт археолога под- сказывает, что невозможно уничтожить древнее здание целиком, даже если стремиться к этому сознательно и возводить над руинами столь капитальную постройку, как мечеть Фатих. Всегда останется достаточно материала, способного обогатить, а главное, уточнить наши знания. Мир развивается быстро. Будем надеяться, что в один прекрасный день (ска- жем, при реставрации мечети) команда ученых нового поколения, в ко- торой христиане разных конфессий будут работать рядом с привержен- цами ислама и «скептиками», сумеет открыть часть древних оснований и на свет явятся кладки одного из самых прославленных церковных со- оружений Византии. Только тогда можно будет хоть в какой-то степени основать наши представления об Апостолейоне на «материальном» фундаменте. 3. «Археология» реликвий К рассказу о мавзолее Константина нужно обратиться не только для того, чтобы поставить перед собой неясную цель когда-нибудь коснуться его остатков. В истории храма есть моменты, ключевые для решения вопроса о возникновении традиции переноса мощей,, ответ на который скрыт в руинах ранних памятников Константинополя? Чтобы стать новой имперской столицей, маленький Византий дол- жен был не только перенять управление страной, украситься великолеп- ными зданиями и умножить население. Он должен был состояться как 269
«священный город». Следовало воздвигнуть храмы и привлечь толпы пилигримов. Но то и другое требовало реликвий, а своих святынь в го- роде поначалу не было и мощи, необходимые для освящения великолеп- ных храмов, приходилось привозить из других мест со значительными затратами и нарушениями законов. Потребность в реликвиях стала стра- стью многих правителей Константинополя (при желании можно изучать жизнь императоров Византии как своего рода собирателей-антикваров, «охотников за святынями»). Немудрено, что в итоге сложилась фанта- стически богатая коллекция мощей и так называемых «вторичных рели- квий» (предметов, с мощами тесно соприкасавшихся или соотнесенных) со всего мира. Столица стала огромным «музеем христианства», начиная от предыстории (пророков Ветхого завета) и кончая мучениками первых веков. Но накопление и распределение мощей не могли осуществляться без обретения и переноса почитаемых останков. Можно сказать, что тради- ция поклонения мощам и поминальный культ оказали решающее воз- действие на создание внешних форм и ритуалов христианства, они го- раздо старше культа святых мест и достоверно отмечены по крайней мере с середины II в. Ими продиктованы такие важные для мира пере- мены, как перенос кладбищ внутрь городов: умершие были для христи- ан лишь уснувшими, ждущими воскресения, и поэтому не более нечис- тыми, чем живые (Юлиан Отступник имел все основания жаловаться, что христиане «переполнили вселенную гробами и гробницами»), В сложении церковной архитектуры и других видов искусства реликвии — один из важнейших факторов; они стали столь важны для христиан, что на соборе в Карфагене (393) было решено ставить алтари в память му- чеников только над погребениями или частицами мощей.37 Легко заметить противоречие между почитанием могилы мученика и желанием получить реликвию.38 Неприкосновенность могил была огра- ждена естественными и культурно-историческими инстинктами обще- ства, а также римскими законами, которые никто не отменял, а напро- тив, подтверждали новыми указами. Останки мучеников не были исключением: их следовало, конечно, почитать, но только на первона- чальном месте погребения, так сказать, in situ (поэтому культ, возникав- ший вокруг погребений, имел в ранней церкви исключительно местный характер и даже указ папы Григория I, требуя снабдить алтари релик- виями, повторял одновременно строгий запрет на извлечение тел).39 Понятно, что вокруг первых случаев переноса мощей кипят ученые споры. В частности, активно работавший в 1930-х гг. над этой пробле- мой Ипполит Делеай построил анализ как своего рода поиск виновных в совершении этих «исторических преступлений», обвинив в них восточ- ное христианство. Он отметил, что Рим воздерживался от вскрытия мо- гил и допускал распространение лишь «вторичных реликвий», пока вар- варские нашествия VI в. не вынудили забрать их с кладбищ, лежавших «вне стен». (Delehaye, 1930; Delehaye, 1933). «Адвокатом» восточных христиан выступил Кирилл Манго, предложив свою версию историче- ского процесса (Mango, 1990). 270
Обычай «переноса» прочно входит в обиход христиан Римской им- перии со второй половины IV в., до 350 г. о нем нет упоминаний. Пер- вые документально описанные случаи отмечены на Востоке при импе- раторе Галле (351-354).40 Главным же прецедентом, вызвавшим измене- ние взглядов общества, стал, возможно, перенос мощей апостолов Тимофея, Андрея и Луки в константинопольский Апостолейон (356, 357). Замысел снабдить храм-мавзолей реликвиями был еще у Констан- тина, хотя осуществил его Констанций II уже после смерти и погребения великого императора (337). Хронологически перенос совпал с законом 357 г. о запрете нарушать погребения, но его могли сознательно престу- пить из-за необходимости освятить постройку.41 Причины выбора имен- но этих святых неясны. К IV в. сложилась прочная традиция памяти о местах погребения большинства апостолов: Петра, Павла, Иоанна (Эфес), Филиппа с дочерьми (Иераполис), Фомы (Эдесса), и для захоро- нения в Константинополе, возможно, выбрали тех, о которых не было пока известно ничего определенного.42 События в Константинополе вы- звали неожиданный отклик на западе Империи. Паулин Ноланский поз- же одобрил и обосновал их тем, что священные останки распределены по земле слишком неравномерно и счел первые открытия мощей частью божественного предначертания; Амвросий Медиоланский с 380-х гг. уже не ставил под вопрос правомочность переноса. В Византии практи- ка переноса реликвий охватила всю ее территорию лишь при Феодосии I и его преемниках. Манго отметил удивительную синхронность процесса в Константи- нополе, Италии, Галлии, Малой Азии, Сирии и Египте. Одновременно по всему миру появляются мощи одних и тех же апостолов: Иоанна, Андрея и Фомы (Милан), Иоанна Крестителя, Андрея, Фомы и Луки (Брешия, Руан, Нола и другие города). Думают, что «импрессарио от мощей» (выражение П. Брауна) еще пользовались теми же источниками, из которых снабжали на 30 лет ранее Константина. Хотя переносы мо- щей начались в восточных провинциях с целью заполнить вакуум, обра- зованный строительством новой столицы, инициаторами процесса стали императоры западного происхождения. В основе процесса лежала, од- нако, внутренняя логика религии, иначе он не встретил бы дружного одобрения теологов всего христианского мира. Мощи не были для хри- стиан просто фрагментами плоти, это были знаки победы над смертью, материализованное подтверждение верности избранного пути, которые следовало распространить как можно шире, «заполняя ими мир и тем следуя божественному предначертанию». В очень большой степени это касается, конечно, и «вторичных» ре- ликвий (они сами и археологические сюжеты, с ними связанные, неве- роятно многочисленны, но работа с ними на современном уровне пока Не формализована). Реликвии обретали и теряли, ими делились и их по- хищали, их подлинность удостоверялась чудесами, их «подделывали» и разоблачали, их хранили и украшали, ими благословляли. Они породили Целые огромные отрасли художественно-ремесленной промышленности 271
поздней античности и средневековья, изготовлявшие евлогии всевоз- можных форм из самых разных материалов: прежде всего фляжки и «ампулы» для хранения святой воды, мира и других чудотворных жид- костей (стеклянные, керамические, металлические); миниатюрные ико- ны (каменные, стеклянные, металлические); значки, пряжки и многое другое. Для их хранения создавали фантастически сложные комбинации сосудов с экранами, иконных окладов, реликвариев и всевозможных монстранцев, используя весь спектр материалов от золота, скорлупы страусиных яиц и хрусталя до обычного дерева и камня. Изображения на них, или их собственные формы, стали важным источником иконо- графии и позволяют восстановить облик давно разрушенных архитек- турных сооружений, утраченных икон и других памятников.43 В западной историографии эта общность артефактов получила даже специальное название «паломнического искусства», для его изучения собирают международные конференции и конгрессы, издают многочис- ленные сборники и чрезвычайно обширные корпусы предметов (напри- мер, свод X. Бушхаузена по реликвариям, А. Фролова по ставротекам и др.: Braun, 1940; Frolow, 1961; Frolow, 1965; Buschhausen, 1971; Halin- loser, Brugger-Koch, 1985; BP). Все больше внимания привлекает это искусство и в России.44 Мы уже не раз касались истории реликвий в предыдущих главах, го- воря о Палестине и Англии, Италии и Африке. Специальный «археоло- гический свод» по реликвиям, в том числе по реликвиям Константино- поля, был бы чрезвычайно интересным чтением, но, к сожалению, до его составления еще далеко, если не считать работ Дж. Маджеска, в ко- торых он опирается на тексты «хождений». Главными реликвиями сто- лицы Византии стали в конце концов предметы, связанные с культом Богородицы, но их «археология» как вещественных памятников пока не изучена, поэтому мы ограничимся немногими имеющимися археологи- ческими примерами. Камень «помазания». Константинополь обладал не только останка- ми святых, но и массой интереснейших вторичных реликвий, в основ- ном утраченных после захвата города турками. Следы одной из них об- наружили на рубеже 1950-60-х гг. при работах внутри известного ком- плекса церквей монастыря Пантократора. Он образован двумя последовательно построенными в 1120-х гг. четырехстолпными храма- ми, промежуток между которыми заполнен бесстолпной капеллой- усыпальницей Комнинов (Иоанна П, его жены Ирины, Мануила I). Ав- тор работ, А. Миго, описывая пол, вымощенный сложной мраморной мозаикой, указал в аркаде, соединяющей главную (южную) церковь с центральным надгробным храмом св. Михаила, странное углубление. В вырубке лежали три мраморных блока, каждый с двумя парными квад- ратными пазами, залитыми свинцом, следами стоявших здесь когда-то опор (Megaw, 1963). В этом месте источники описывают погребение императора Мануила I. Никита Хониат писал, что он «покоится под камнем темного цвета, сообщающего памятнику траурное настроение ... 272
Кроме того, на пьедестал помещен красный камень длиной в человече- ское тело, открытый для поклонения. Раньше он хранился в церкви в Эфесе и сказано, что он тот самый, на котором после снятия со креста Христа облачали в погребальные одежды и умащали». Об этом камне неоднократно упоминают, среди других реликвий, почти все «хождения» русских паломников в Константинополь, называя его «доской Господ- ней», с объяснением, что на нее тело положили и отнесли к гробнице. На красноватом камне виднелись пятна «как от воска», которые считали застывшими слезами Богородицы.45 Размеры углубления довольно точно соответствовали тем, что дают описания паломников (пять пядей попе- рек, в длину человеческого тела), позволяя думать, что место определе- но правильно. Об этой реликвии известно, что ее перевезли из Эфеса на 27-м году правления Мануила (1143-80), встретили с великим почетом в гавани дворца Буколеон, а император пронес ее на своих плечах от гавани до часовни Богородицы в Фаросе, где она оставалась 10 лет, пока ее не ус- тановили на могиле императора. Известно также, что эту доску он стре- мился получить специально с целью использовать как крышку или иную часть своего саркофага. Согласно позднему источнику, приводимому А. Миго, на камне, «где Иосиф Аримафейский омывал Спасителя после того как его спустили с креста», была даже стихотворная эпитафия (часть которой известна по тому же источнику), упоминавшая и о пере- носе самого камня. Камень оставался в монастыре вплоть до захвата Константинополя турками, после чего его перенесли в Сераль. Сущест- вует версия, что венецианцы предлагали выкупить святыню за 30 тыс. дукатов, но султан Мехмет II ответил, что не расстанется с нею и за 100 тысяч (как известно, турецкие правители относились очень ревниво к захваченным в Византии святыням). Затем след предмета теряется. От- метим, что в поле зрения остается его двойник — «камень умащения» («миропомазания»), который и сейчас можно видеть в храме Гроба Гос- подня в Иерусалиме, где, по утверждениям владельцев, он находится с IV в. Такие рассказы можно умножать почти бесконечно, причем среди них то и дело будут попадаться сюжетно связанные с археологией (чего стоит одно «Чудо Святого Копья» эпохи Первого крестового похода, ко- торое так любили иллюстрировать позднесредневековые миниатюри- сты!)46 Такие сюжеты, как например, «Туринская плащаница» (в появле- нии которой упорно пытаются разработать «константинопольскую» вер- сию) развернулись в уходящем столетии в прямо-таки детективные истории, самое сухое описание которых затягивает как авантюрный ро- ман.47 Нет сомнения, что отдельная увлекательная работа по археологии предметов, почитавшихся в Константинополе священными, когда- нибудь будет написана и коснется в первую очередь наиболее чтимых там реликвий Богоматери. Нам же пора вернуться к истории открытия Других церковных древностей Византии. 273
4. Новые предприятия Как уже говорилось, в изучении византийских древностей после Второй мировой войны в Европе и Америке совершился важный психо- логический и социальный перелом. Они наконец привлекли внимание не только ученых, но и более широких общественных слоев. Быстро развивались крупные научно-исследовательские общества и проекты, такие как издание «Энциклопедии византийского искусства» (RBK), первые выпуски которой вышли в 1964 г. в Штутгарте, или издание журнала «Cashiers archaelogiques», вокруг которого объединилась группа ученых во главе с Андрэ Грабаром. Для этого был ряд серьезных поли- тических и научных предпосылок, среди которых следует назвать эмиг- рацию в межвоенный период большой группы выдающихся византини- стов из России, а после Второй мировой войны — активное включение в исследования новых институтов, прежде всего из США, обладавших значительными средствами для проведения работ. Уже в первой полови- не XIX в. французских, германских и английских ученых в работах на Востоке постепенно теснили представители первых американских уни- верситетов. Два из них, Йельский и Принстонский, заняли прочное ме- сто в исследованиях древностей византийского периода еще раньше; примерно в то же время, когда Кондаков и Успенский совершали свои «археологические путешествия» по Ближнему Востоку, большую про- грамму исследований христианских храмов Сирии осуществил рано умерший специалист по архитектуре I-VII вв. Говард Батлер (1872— 1922), Экспедиция работала восточнее Антиохии, в «земле святых столпников» V-VI вв., фиксируя величественные руины.48 Позже Йельский университет организовал работы в Дура-Европос и Герасе Особый путь в решении задачи исследования «переходного периода» от античной культуры к христианству выбрал Чарльз Морей (1877-1955), поставивший целью сформировать в Принстоне специальный центр по изучению раннехристианских, византийских и средневековых древнос- тей. Ядром центра стал знаменитый иконографический «Индекс хрис- тианского искусства», первые шаги в разработке которого сделаны в 1917 г. Из экспедиционных проектов Принстона наиболее известен «Антиохийский» 1930-х гг. (см. ниже).49 Наряду с эмигрантами из Рос- сии большую роль в развитии изучения церковных древностей средне- вековья в США в середине XX в. играли ученые, покидавшие охвачен- ную фашизмом и войнами Европу, такие как Курт Вайцман, Гуго Бух- таль, Эрнст Китцингер и др. Они воспитали несколько поколений мо- лодых американских исследователей-византинистов. Благодаря всему этому, в послевоенную эпоху резко активизируют работы многие большие университеты (например, Мичиганский, кото- рому принадлежит инициатива «Синайского проекта» 1956-60-х гг., с участием Принстона) и крупные музеи Америки.50 Важнейшим для США институтом, изучающим византийское насле- дие, стал во второй половине XX в. центр Гарвардского университета 274
jar7 । Дамбартон Оукс (Вашингтон), возникший при поддержке принстонских ученых в 1940-х гг. Организуя исследования и проводя регулярные дис- куссии (особенно известны ежегодные симпозиумы), он собрал плеяду выдающихся ученых, во многом определившую развитие византинисти- ки в мире.51 В институте создана небольшая, но яркая коллекция древ- ностей, одна из лучших в мире библиотек и богатый архив по византи- нистике (фиксационные материалы, чертежи, копии фресок и т.п.; быст- ро пополняющийся фотоотдел). Периодическое издание института (DOP) и серия монографий (DOS) важны для истории церковной архи- тектуры, скульптуры, живописи, археологии и др.52 Дамбартон Оукс иг- рает важную роль и в организации полевых исследований (одно из са- мых ярких — раскопки на Сара-Хане в Стамбуле). В послевоенный пе- риод особую роль в изучении древностей стали играть международные «византийские» выставки; в соответствии с этим возросла роль музеев.53 5. За пределами Константинополя Выше мы уделили Константинополю особое внимание, но это не значит, что византийские церковные древности исследовали только в столице империи. Нужно хотя бы вкратце познакомиться с работами в провинциях Византии и на территориях, испытавших ее влияние. Нач- нем с европейской части. Находясь под владычеством Порты (и частич- но, в составе Австро-Венгерской империи) сколько-нибудь серьезных работ по христианским памятникам ни южнославянские народы, ни гре- ки организовать не могли. Нельзя сказать, конечно, что в XIX или нача- ле XX в. раннехристианские и средневековые памятники Болгарии, Сербии, Греции не изучали вовсе. Но местных ученых тогда среди ис- следователей было сравнительно немного, европейские же всегда обра- щали главное внимание на античные памятники (что, впрочем, позволя- ло в известной мере исследовать и раннехристианские). К этому были сравнительно толерантны «имперские» правительства, будь то турецкое исламское или католическое австро-венгерское, опасавшиеся развития «национально-конфессиональных» идей. Изучение средневекового и пост-средневекового церковного наследия оставалось в стороне и было в основном полем деятельности местных школ. В славянских странах они сформировались в значительной мере при поддержке специалистов из России; даже после освобождения молодые независимые государства обратились к средневековому прошлому не сразу — стимулом стала не- обходимость «самоидентификации», особенно сильная после трагиче- ских событий балканских войн 1910-1920-х гг. Славянские соседи Византии Русским ученым выпала совершенно особая роль в становлении исследований христианского периода в Бол- А гарии, Македонии и Сербии. (Сумцов, 1914, краткий обзор первых томов ® «Известий на болгарското археологическо дружество»; Покровский, 11931; Въжарова, 1960). Мы уже говорили выше, что следовавшее за Продвижением русской армии на территории Оттоманской империи 275
чч оживление изучения христианских древностей напоминало аналогич- ный процесс во французской Северной Африке. Там и тут из векового забвения, из-под наслоений ислама, высвобождались памятники, кото- рые воспринимались как родовое, наследственное достояние наступав- ших. Но и разница значительна. В Магрибе практически не было насе- ления, родственного французам в культурном, этническом и религиоз- ном отношении, поэтому освоение имело безусловно колонизационный характер (так же как присоединение к России Крыма, большей части Кавказа, Средней Азии). Движение же русской армии по славянским Балканам воспринималось не только и не столько возвращением мифи- ческих прав на «культурно-государственное наследие», сколько освобо- ждением родственных народов из-под чужеземного ига. В Болгарии по-настоящему активная работа началась после освобо- ждения страны русскими войсками в результате войны 1877 г., но за ней стояла уже довольно длительная предыстория. Первую крупную воз- можность ознакомиться с древностями Болгарии дала кампания 1828— 29 гг.54 Общее историко-географическое описание Болгарии, состав- ленное И.П. Липранди, включило уже главу «Древности»; «археоло- гическими» можно назвать описания церквей в популярных «Письмах из Болгарии» В. Теплякова (1829); вообще в работах с этого времени обязательно упоминали о руинах христианских храмов. Так что адмирал А.С. Грейг был не совсем прав, утверждая, что «война не наперсница археологии». Впрочем, гораздо большую роль для знакомства с древ- ностями Болгарии сыграл живой интерес к ним, вспыхнувший в русском обществе после войны. Удовлетворить его помогали учившиеся или служившие в России болгары, снабжая коллекционеров экспонатами и собирая сведения о случайных находках и открытиях (среди них была впервые упомянута, например, Боянская церковь). Путешествия для ученых из России по турецким провинциям после войны стали очень затруднительны, но не прекратились. Знаменитая историко-этнографи- ческая поездка Юрия Венелина (1830) и последовавшие за ней работы составили эпоху в пробуждении интереса к национальным древностям, в том числе и в самой Болгарии.55 Ситуация резко изменилась после победы в войне 1877-79 гг. С пер- вых недель управления русская администрация чувствовала свою ответ- ственность за сохранение и изучение национальных древностей.56 Ини- циатором работ стал губернатор Софии Петр Владимирович Алабин (1878). В городскую библиотеку решено было собрать обнаруживаемые древности, что позднее позволило сформировать здесь отдел христиан- ских памятников; была заказана съемка фресок Боянской церкви; в Тырново П.В. Алабин «нашел необходимым сделать первый шаг... к воскрешению древнейшей святыни этого старинного города, храма во имя 40 мучеников ... обращенного в мечеть при завоевании турками» (Цит. по: Въжарова, 1960). Особенно интересна инициатива раскопок руин Софийского собора, превращенного турками в склад, с которой Алабин обратился в Археологическую комиссию, указав исходные дан- 276
г ные памятника и приложив материалы первичной фиксации, подробное описание состояния и даже «фотографический рисунок».57 Губернатор высоко оценил перспективы, допустив, что «если бы подвергнуть рас- копкам внутренность бывшего алтаря, очертания которого обрисовыва- ются сводами фундамента, то могли бы открыться следы глубокой древ- ности. Полагаю, мог бы обнаружиться при этой раскопке пол алтаря, может быть, мраморный, или даже мозаичный, престол, жертвенник, обломки образов ...». П.В. Алабин готов был взять на себя общую орга- низацию и наблюдение за исследованиями — но ответ Археологической комиссии оказался чисто формальным (исследования XX в. покажут, что прав был губернатор). Начало 1880-х гг. обещало очень быстрое развитие в Болгарии на- циональной археологии; материал поступал из самых неожиданных ис- точников (например, при разборке старых турецких крепостей собрали хорошую коллекцию эпиграфики и скульптуры, сейчас в Эрмитаже), рождались новые проекты: в 1880 г. Географическое общество разрабо- тало план комплексной археолого-этнографической экспедиции в Бол- гарию. К сожалению, позади науки всегда маячит политика. «Нейтраль- ная» тема создания в Болгарии своего Археологического общества об- суждается русским правительством совсем как политический вопрос, по которому завязывается специальная переписка. Вместо дорогостоящих экспедиций планируют организацию «центра влияния русской науки и политики на Балканах» в виде «Русского археологического института» в Болгарии. Легко догадаться, что сложности в русско-болгарских отно- шениях, возникшие в 1880-х гг. и закончившиеся разрывом, в корне Сменили отношение России к этим проектам. Ни один из них не был реализован, а оформление собственной болгарской научной школы за- няло более двух десятилетий.58 Важным препятствием к изучению византийской церковной старины в Болгарии была «нелюбовь» к греческому духовенству и постоянные политические конфликты с Грецией. Посещавшие Балканы в конце XIX — нач. XX в. русские ученые (М.М. Сперанский, Ф.И. Шмит и др.) единодушно отмечали связанную с этим недооценку памятников сред- невекового прошлого. Историк М. Сперанский записал: «Археологиче- ское изучение в Сербии и Болгарии оставляет желать еще весьма много- го. ... Настоящий интерес к своему прошлому у сербов и болгар едва Только пробуждается, причем оба народа интересуются из этого про- шлого преимущественно только тем, что стоит в связи с их политиче- скими взглядами и стремлениями, в связи с национальными идеями не- большого народа, наконец, с тем, что так или иначе приятно щекочет самолюбие людей, только недавно почувствовавших себя на свободе и начавших сравнивать себя с другими, старшими в науке народами, стре- мясь поскорее найти у себя то, чем гордятся иные». (Сперанский, 1898, 45). ; Как показала деятельность РАИК, исследования византийских древ- «ЙЖостей Болгарии удобнее было организовать из Стамбула; согласно ус- 277
таву, в круг деятельности константинопольского института входили все территории, когда-либо принадлежавшие Византийской империи, и ди- рекция стремилась к тому, чтобы связать Софию и Царьград в своего рода единую научную систему. Это было логичным и с политической точки зрения: многим казалось, что возвращение Константинополя в состав православных земель— вопрос ближайшего будущего. Ф.И. Ус- пенский, испытывая особенный интерес именно к Болгарии, один за другим слал туда исследовательские и организационно-научные проек- ты.59 С 1890-х гг. роль русских ученых в изучении византийских древно- стей Болгарии стремительно возрастает. В очень непростых условиях проводятся первые хорошо оснащенные «археологические путешест- вия» и большие стационарные раскопки. В 1896 г. Ф.И. Успенский по- сещает городище Абобу на северо-востоке Болгарии и начинает здесь раскопки (см. ниже). Оказалась невероятно интересной и первая экспе- диция в Македонию М.П. Милюкова и Ф.И. Успенского (1898), имевшая целью изучение эпиграфики (на которую раньше уже обращали внима- ние В.И. Григорович, А.Ф. Гильфердинг, архимандриты Амфилохий (Казанский) и Порфирий (Успенский). Экспедиция, однако, работала в гораздо более широком диапазоне. В ее отчете была сделана попытка не ограничиваться каталогом обследованных памятников (включавшим фрески, церковную утварь, надгробия и т.п.), но дать хотя бы приблизи- тельную историю церковных древностей Македонии (с конца XI по ко- нец ХШ в.)60 «Изюминкой» среди находок экспедиции стала фиксация одного из самых известных и древних памятников славянской эпигра- фики — сохранявшейся тогда in situ надгробной плиты с кириллической надгробной надписью-граффито по брату, матери и, вероятно, отцу царя Самуила и датой (993), открытой в 1888 г. в селе Герман (близ Преспы). В публикации ей был посвящен ряд статей (Успенский, 1899; Флорин- ский, 1899; Милетич, 1899). Вскоре вторая македонская экспедиция, организованная Академией наук прямо из России, закрепила этот успех. В 1900 г. Н.П. Кондаков и его коллеги (историк П.Н. Милюков, филолог П.А. Лавров, архитектор П.П. Покрышкин) проходят очень близкий маршрут, осматривают, фик- сируют и атрибутируют массу памятников. В заключении к отчету Н.П. Кондаков сформулировал задачи изучения славянских древностей на Балканах как особой ветви византийской археологии.61 В то же время Ф.И. Успенский, расширяя охват византийских и пост-византийских па- мятников, совершал археологические осмотры древних городов и отме- чал полную бесконтрольность и хаос в работах на церковных объектах, например, Тырнова. Исключительную роль в становлении болгаро-византийской архео- логии сыграли первые по-настоящему широкие расчистки и раскопки РАИК на древнеболгарском городище Абоба (Плиска). Пришедшиеся в основном на сезон 1899—1900 гг. раскопки под руководством Ф.И. Ус- пенского дали уверенность в существовании здесь в прошлом столицы 278
Ч1Г Болгарии. Была изучена масса погребений и храмов эпохи принятия христианства (конца IX-X в.), среди которых костница-реликварий, ос- татки базилики с руинами нижележащего крестообразного мартирия. Важность накопленных материалов заставила впоследствии обращаться к ним неоднократно, исследуя вопрос о начале христианской архитекту- ры на территории будущей Болгарии в раннехристианский период.63 Эти работы привели к дискуссии о местоположении первой столицы и к рас- копкам в Преславе, в результате чего были открыты остатки нескольких церквей. (Успенский, 1908).64 После открытий в Болгарии конца 1890- 1900-х гг. показалось, что РАИК может и должен играть особую роль в исследованиях не столько Малой Азии, Сирии или Палестины, сколько южнославянских земель.65 Но работы на Балканах постоянно осложнялись национальными, рели- гиозными и политическими противоречиями, в частности — разногла- сиями между греками, болгарами и сербами, поэтому большинство пла- нов РАИК по Болгарии и, особенно, Сербии оставались на бумаге. В мае 1912 г. прошел первый Археологический съезд Болгарии, но развитие археологии сразу прервала война 1913 г., на которой погибли многие ученые (на Балканах, как нигде, остро ощущалось уже приближение Мировой войны). Кроме того, национальные кадры археологов и искус- ствоведов состояли пока из местной интеллигенции, часто не имевшей специальной подготовки; молодым государствам все еще было не до церковных древностей. Когда Ф.И. Шмит посетил в 1907 г. Балканы, восхищение средневековыми памятниками смешалось с ужасом от их заброшенности: «В Сербии и Болгарии с величайшим тщанием собира- ют и сохраняют все, что так или иначе напоминает отдаленную до- славянскую эпоху римского владычества, с огромным рвением изучают вопросы доисторической археологии или римской топографии этой час- та полуострова и с полным равнодушием взирают на гибель чрезвычай- но ценных памятников славянской культуры и славянского искусства».66 Тем не менее были заметны и несомненные успехи. В Сербии изу- чение церковных древностей сгруппировалось вокруг журнала «Стари- нар» (Белград), существующего до сего дня. Делала первые шаги собст- венная школа археологов-византинистов и в Болгарии, под руково- дством Б.Филова активизировался Археологический музей. Обнару- женные материалы обрабатывали и публиковали, появились периодиче- ские и серийные издания.67 Особенно интересными оказались открытия в Софии (древней Сердике). Снос поздних построек в центре города и значительные раскопки, проведенные внутри и снаружи собора СВ. Софии (1910-11), открыли массу раннехристианских и средневизан- тийских памятников: базилику IV в., крипту с гробницей в апсиде, рели- вварий-костницу, каменные саркофаги и надгробные плиты, мозаики IV в. Огромное христианское кладбище, окружавшее церковь св. Софии •Сердике, напомнило, что в 342-43 гг. именно она была местом первого Крупного собора восточных и западных епископов (Филов, 1913). Сте- пень участия русских коллег в изучении церковной старины славянских 279
Балкан оставалась, однако, очень высокой вплоть до Первой мировой войны, Болгарию часто посещали известные археологи (М.И. Ростов- цев, В.А. Городцов и др.). После революции 1917 г. и гражданской войны в России непосред- ственные связи с нею ослабли, но зато Сербия и Болгария дали приют многим русским ученым-эмигрантам. Те, в свою очередь, активно уча- ствовали в исследовании средневековых древностей, оказав влияние на формирование местных научных школ. Два года (1920-22) проведет в Болгарии Н П. Кондаков, читая курс христианской археологии в универ- ситете Софии, исследуя некрополь Софийского собора, церкви Бояны и Преслава. После отъезда в Прагу и создания нового семинара по вос- точнохристианскому искусству связь станет постоянной благодаря вза- имному интересу.69 Старался наладить преподавание византийского и средневекового искусства в университете Софии живший там в 1919-23 гг. А.Н. Грабар Он успел собрать материалы для серии статей по болгарскому церков- ному искусству VI-XVII вв., а позже опубликовал книгу, на десятилетия ставшую основой его изучения (Grabar, 1928). Одна из самых известных работ, о «двухэтажных церквях-гробницах», положила начало длитель- ной дискуссии (Грабар, 1924; Брунов, 1927). Грабар обратил внимание, что среди болгарских «костниц» выделяются двухярусные церкви с по- гребениями в нижнем уровне и возвел их генетически непосредственно к раннехристианской погребальной архитектуре. Это позволяло пролить некоторый свет на проблему происхождения мартирия и, как показал позднее Н.И. Брунов, представить московские монастырские церкви на подклетах как позднейший вариант той же традиции, «передаточным звеном» которой становилась Болгария. В основе гипотезы лежало само выделение двухэтажных церквей как особого типа, который мог быть в силу этого наделен известным функциональным и литургическим свое- образием.70 Важным элементом в гипотезе казались и вероятные закав- казские прототипы подобных сооружений, раннее развитие которых на- блюдали в Армении и Грузии.7’ Однако в дальнейшем появились сомне- ния в существовании, так сказать, «базовой группы» объектов. Недавно Б. Пенкова пересмотрела основные памятники, на которых основана гипотеза Грабара, придя к выводу, что говорить об особом типе нет ни- какой необходимости, группа составлена из совершенно разнородных, лишь внешне схожих памятников.72 Однако встреченная в Чернигове уникальная для Руси двухэтажная церковь-усыпальница конца XII в. и некоторые возможные аналоги в Константинополе показывают, что во- прос о них как особом типе памятников далеко еще не закрыт.73 С 1920-х гг. изучение славяно-византийских и позднесредневековых церковных древностей Болгарии развивалось уже самостоятельно. Осо- бую роль, как и повсюду, играли архитектурно-археологические иссле- дования церквей, такие как раскопки «Круглой церкви» эпохи Симеона в Преславе, с ее изумительными поливными керамическими иконами и мраморами. В 1920 г. «Дружество» сменил Болгарский Археологиче- 280
Капелла-усыпальница царя Самуила Р) в церкви св Ахилла в Приспе (по НС Мутсопулосу) ский институт, за чем последовала серия открытий, осветивших исто- рию раннехристианской архитектуры Болгарии IV-VI вв. («Красная Церковь» в Пловдивском округе (1921); Беловская базилика, изученная иа средства Т. Уиттмора (1924) и др.). Специально созданное Архитек- турное бюро много лет занималось памятниками Несебра XIII-XV вв и реставрацией Софийской церкви. Работы в столицах Болгарии (Тырно- ве, Плиске, Приспе) и в приморских городах (Варна) давали все новые Материалы. Известное место в исследованиях славянских Балкан, начиная с Межвоенной эпохи, принадлежит зарубежным ученым, работы кото- рых стали особенно активны с 1960-х гг. Например, А Пбултером в 1980-х гг. раскопаны большая и малая базилики в Никополе на Истре (Северная Болгария) (Poulter, 1994). Раскопки руин церкви св. Ахилла в 281
столице царя Самуила на оз. Малое Преспа заставляют вспомнить рус- ские экспедиции второй пол. XIX в. Из трех обнаруженных там погре- бений один аркосолий содержал скелет воина, который определили как останки царя Самуила; особый интерес представляет крышка саркофага с рельефом, изображающим верблюдов (работы Н. Мутсопулоса, уни- верситет Фессалоник (1966-70): Андроновски, 1971; Мутсопулос, 1989). В период после Второй мировой войны СССР восстановил и доста- точно активно поддерживал контакты с учеными Югославии и Болга- рии, так что можно говорить о сложении более или менее единых в ме- тодическом отношении школ исследования средневековых церковных древностей. За последние десятилетия, после выхода в свет ряда осно- вополагающих работ по монастырским, церковным и погребальным древностям средневековья, написанных крупными византинистами Слободаном Чурчичем, Даницей и Светланой Попович и многими дру- гими, все более заметным становится «обратное» влияние балканских исследований на ход изучения церковных древностей в России. Их ма- териалы рисуют средневековую церковную культуру Балкан как доста- точно самостоятельную, но тесно связанную с Византией, Западной Ев- ропой и Русью.74 Памятники Боснии XIII-XV вв., напротив, показывают прямую за- висимость от искусства католической Европы, что подтвердили инте- реснейшие раскопки капеллы-усыпальницы в королевском дворце в Бо- боваке (Центральная Босния), где П. Анделичем в 1960-70-х гг. обнару- жены «готизированные» надгробия и саркофаги (Andelic, 1973). О том же говорит итог начатой еще в XIX в. западноевропейскими путешест- венниками работы по сбору, публикации, интерпретации важнейшей для истории христианских древностей Балкан общности артефактов — ка- менных надгробий северо-западных областей полуострова XIII-XVI вв., «стечцов». Многие из них несли, кроме надписей, выразительные рель- ефы в фольклорном стиле, иконографически восходившие к мотивам позднего средневековья и Ренессанса. Рельефы пытались интерпретиро- вать то как выражение языческих представлений южных славян, то как отражение догматического своеобразия ереси богомилов, что породило горячую дискуссию. Оформившись в конце XIX в., основные точки зре- ния просуществовали до 1970-80-х гг. Составление полных сводов над- гробий, трезвый анализ изображений и надписей в контексте археологи- ческих материалов привели к выводу об их принадлежности феодальной знати, священству и крестьянам эпохи Боснийского королевства. Изо- бразительные мотивы толкуются как народные переработки широко распространенной в пост-средневековой Европе погребальной пластики (Wenzel, 1962; Wenzel, 1965; Vego, 1962-1970; Beslagic, 1982 и др. его работы). Греция. В Греции до Первой мировой войны представление о цер- ковных памятниках древнейшего периода, IV—VII вв., было самым смутным. Объекты этого времени считались единицами и о нем судили в основном по редким сохранившимся храмам (прежде всего в Фесса- 282
лониках). Средневизантийский и поздний («латинский») периоды были, конечно, изучены лучше, но в основном искусствоведами, а не археоло- гами. Решающее значение для создания общей картины развития хри- стианских древностей Греции имел период широкого археологичес- кого открытия храмов конца IV — нач. V в., начавшийся с середины 1920-х гг. и продолжающийся, в общем, по сей день, хотя основные ре- зультаты обозначились в 1940-50-х гг. Уже в 1929 г. Г. Сотириу опубли- ковал данные по 37 греческим базиликам; сводка Ш. Дельвуа за конец 1920-х — 40-е гг. насчитывала 75 памятников христианского зодчества; А. Орландос к 1954 г. дополнил ее более чем двумя десятками зданий. К началу 1970-х гг. в обороте было уже около 300 раннехристианских па- мятников Греции, в большинстве изученных раскопками. Так что П. Лемерль, приступая в 1947 г. к разработке типологии базилик Греции, имел к этому все основания. Работы шли буквально всюду, как на мате- рике, так и на островах Архипелага; их возглавляли известные грече- ские археологи Сотириу и Орландос (Delvoye, 1942; Lemerle, 1947; Orlandos, 1957; Полевой, 1973, 11-13; Frend, 1996). Базилики, открытые по всей стране, поражали роскошью; Орландос полагал даже, чго следует выделять Грецию как особую область ранне- христианских древностей. Выяснилось, что греческие церкви имели сходный план, декор и часто очень большие размеры, не уступавшие храмам античности. Длина базилики в Лехее (Коринф) превосходила 100 м, в Никополе (Эпир) — 60 м, причем все пять нефов устилала мо- заика. Дорогая мозаика и резьба по мрамору украшала самую большую базилику (D) в Неа Анхиалос (Фессалия). Ее приподнятая бема несла драгоценный киворий, а синтрон с креслом в апсиде подчеркивал роль епископа в литургии. Церкви были трехапсидные, с полукруглым цен- тральным выступом (многоугольный, обычный в Риме, нехарактерен). В Греции, действительно, складывался особый стиль церковной архитек- туры, ориентированной в первую очередь на Сирию и западные провин- ции, а не на Константинополь. Проводником этого архитектурного тече- ния, захватившего и македонские храмы (например, открытый в Стоби епископский собор рубежа IV-V вв.) выступали Фессалоники. Похожую картину рисовали и давно известные комплексы антично- сти. Когда в 1950-х гг. обратились, наконец, к агоре Афин (которая инте- ресовала, как мы помним, еще архимандрита Антонина) со специальной Целью изучить не только классику, но и средневековый период, выясни- лось, что ее руины пережили в христианскую эпоху новый расцвет (раньше «концом цивилизации» здесь археологи считали нашествие ге- рулов 267 г.). В V в. храм Гефеста на агоре превратили в церковь; так же Датируются и первые надписи христианского содержания. Аналогично были перестроены в церкви Парфенон и Эрехтейон на Акрополе, сохра- нявшиеся вплоть до общего разрушения аваро-славянским нашествием 580 г. (жизнь там еще лет сто продолжала теплиться, пока не замерла Совсем). В Филиппах раскопки позволили проследить, как христианиза- ция отражалась на жизни города. В новом, северном конце форума вы- МВ 283
рос христианский комплекс (церковь с баптистерием, атриумом и па- радной лестницей, ведущей прямо с форума) и к нему постепенно сме- стились со старой части площади все общественные центры. Диггве (о работах которого в Салоне говорилось выше) в Фессалониках вел рас- копки вокруг «Ротонды» (ц. св. Георгия) с ее знаменитыми ранними мо- заиками, установив, что мавзолей перестроили под церковь примерно через сто лет после смерти императора Галерия. Так было доказано, что языческие здания Ш-IV в. обращались в церкви уже в начале V в.75 Многочисленные находки нарисовали процесс постепенного охвата христианством, как массовой религией, западных провинций Римской империи к концу IV в.; ее принял и высший слой горожан: траты, кото- рые мог себе позволить член христианской общины в Греции, внушают уважение; на кладбище Коринфа (раскопки Американской школы в Афинах) одна только могила стоила полтора золотых солида! Яркую картину короткого расцвета и гибели греческой цивилизации раннехри- стианского периода дали руины «Царицына Града» в урочище между Нишем и Скопле (византийские памятники здесь начали изучать в 1937 г., а закончили в 1947 г. (Академия наук Сербии). Из этой неболь- шой деревни происходил родом император Юстиниан, в память о чем он выстроил там большой город с епископской резиденцией и по меньшей мере четырьмя церквями; по акведуку за многие мили подвели воду из источников; главную улицу украсили рядами колонн. Но городу было отпущено всего 75 лет процветания (ок. 550-625), после чего на его мес- те остаются только славянские хижины и лепная керамика (здесь нет монет, чеканенных позже правления Фоки, 602-610 гг.). Можно напом- нить о сходной судьбе Салоны, в которой последняя датированная над- пись относится к 612 г., а в 641 г. мощи мучеников переносят оттуда в Рим. Молодая христианская цивилизация Греции обещала много, но вар- варские вторжения полностью сокрушили ее в момент расцвета. Почти все базилики погибли в огне пожаров. Беглецов материковой Греции приняли острова Архипелага. Их население тоже было крещено не поз- же начала V в., поэтому храмы здесь обнаруживают один за другим, особенно на Кипре, Лесбосе, Косе, Делосе и Крите. Раскопки даЮт пе- стрый материал, рисующий наглядные картины взаимопроникновения старых и новых традиций, от ранней античности до открывающегося средневековья. Например, всего в миле от знаменитого центра минойской цивили- зации, древнего Кносса, и вблизи Гераклеона была построена большая церковь, существовавшая до правления Ираклия (610-641). При раскоп- ках (1958) обратили внимание на очень сильное (40°) отклонение ее оси от восточной ориентировки. Кроме того, было похоже, что строители создали себе ряд совершенно лишних затруднений. К северу осталась незанятой хорошая ровная площадка, храм же поставили над склоном так, что западная часть «повисла», а восточную пришлось вкопать на 2.5 м в глубину, сквозь руины эллинистической и римской эпохи. Одна- 284
ко это не случайно. Храм намеренно поставили над кладбищенским участком, где почва была сплошь покрыта могилами. Одна из каменных гробниц заняла почетное место внутри церкви, в северо-восточном углу главного нефа; крышка ее было богато украшена кубиками мрамора и порфира. Над местом, где должна покоиться голова, вмуровали дно ма- ленького черного минойского кубка с рельефом и сквозь него пробурили дырочку для совершения возлияний. В ногах скелета стоял стеклянный сосуд. Видимо, именно это почитаемое погребение, так же как желание поставить храм прямо на кладбище, заставили отказаться от более удоб- ных для строительства соседних участков.76 Благодаря работам второй-третьей четверти XX в. христианские па- мятники Греции были изучены с достаточной подробностью, но древно- сти средне- и поздневизантийского периода привлекали сравнительно меньше внимания археологов, зато ими много занимались искусствове- ды и историки архитектуры. В последние десятилетия древностями Средневековья занимаются все охотнее. Целый ряд работ посвящен от- дельным типам артефактов средневизантийского периода: амвонам, ка- пителям, саркофагам и т.д. Начинают выходить специальные издания, росвященные археологии периода «латинских королевств» на материке И островах.77 Чрезвычайно важную роль играют конференции и публи- |сации по «сквозным» темам, например, по истории погребального обря- да Византии в его археологическом аспекте. (Snively; Sevcenko; Curcic; Teteriatnikov и др. в сборнике. GOTR, 1984). Внимание ученых особенно привлекают отдельные островки поздневизантийской культуры, прежде всего многократно упоминавшиеся Фессалоники — город, ключевой для контактов славянского и византийского миров, с его «хрестоматий- ной» базиликой св. Димитрия, мозаиками, фресками и некрополями, а также монастырские комплексы Афона, Метеоры и др. (Kourkoutidou- Nikolaidou, Tourta, 1997; Thessalonique, 1987; Spieser, 1984, Mount Athos, 1997). Ближний Восток Много неожиданных открытий принес XX век изучению византийских церковных древностей в Малой Азии и на Ближнем Востоке, где процесс шел несколькими различными путями. После Первой мировой войны работы получили мощный толчок благо- даря введению мандатов на управление территориями Сирии, Палести- ны и Иордании, что дало возможность вести сколь угодно широкие об- следования и раскопки. Турция, напротив, до конца Второй мировой войны оставалась достаточно закрытой страной; особенно это касалось Внутренних районов Анатолии, говорить о полной обследованности ко- торых нельзя и сегодня. Даже возникший в середине-второй пол. XX в. Глубокий интерес к богатейшему в археологическом отношении полу- острову, который стал настоящим «полигоном» изучения многотысяче- летней истории человечества (от «неолитической революции» и перехо- да к производящему хозяйству; раннего бронзового века; памятников Йеттской цивилизации и «гомеровской» эпохи — до античной Греции и Зллинизма) не заставил обратиться к полному и массовому изучению Памятников византийского времени 285
Это не значит, конечно, что экспедиций не было совсем. Более того, многие из них не уступят пальму первенства тем великим открытиям, о которых говорилось раньше. Напомним хотя бы о таких известных ра- ботах, как полные раскопки (1950-70-е гг.) комплекса «Алахан-ма- настыри» Британским институтом в Анкаре под рук. Мишеля Гофа (пре- рваны смертью последнего). Гоф определил, что главная церковь имела башнеобразное балочное завершение, а купол не был распространен в Малой Азии до правления Зенона.78 Пещерные памятники внутреннего района полуострова, Каппадокии, традиционно считающиеся монастыр- скими, всегда привлекают особое внимание, но в последние десятилетия оно явно возросло. Предложенные еще Я.И. Смирновым даты «пещер- ных монастырей», в основном не ранее X в., оказались верными и были позже подтверждены Н. Тьерри, Л. Родли и другими исследователями, для которых стали предметом углубленного изучения.79 Недавно другим ученым из России, давно работающей в США Наталией Тетерятнико- вой, осуществлен ряд трудных «фиксационных» экспедиций и выделены важные признаки, отличающие литургическую организацию скальных церквей Каппадокии.80 Выяснилось также, что скальные храмы лежат не в изолированных или удаленных от поселений местах. Наоборот, они были тесно связаны с узлами дорог, группами деревень, городами, явля- лись частью довольно сложного социального контекста. Даже несо- мненные монастыри и отшельнические «скиты» зависели от местных ктиторов, что показывает и организация пространства в храме, его рос- пись, погребальная практика и пр. Роберт Остерхут, один из крупней- ших современных специалистов по византийскому церковному зодчест- ву, высказал недавно сомнение в верности сплошной атрибуции скаль- ных каппадокийских церквей как монастырских и предложил рас- сматривать эти памятники в более широком археологическом контексте. По-видимому, мы можем наблюдать постепенное зарождение важной интерпретационной дискуссии.81 Разумеется, исследования христианских древностей велись и на по- бережье Малой Азии, в городах, охваченных деятельностью апостолов первых веков и последующим византийским церковным строительст- вом. Среди особенно успешных — долгие (и далекие еще от окончания) раскопки Эфеса, главного порта и столицы «провинции Азия», где стоя- ло когда-то одно из семи чудес света, храм Артемиды, и собирались все- ленские соборы. С городом связаны воспоминания о проповеди апосто- лов Павла и Тимофея, жизни евангелиста Иоанна, Марии Магдалины, дочерей апостола Филиппа и Девы Марии. Особо почитаем был св. Иоанн, живший на холме над Артемисионом, и, по преданию, там же похороненный; пилигримов привлекала пещера «Семи спящих отроков эфесских». В общем, Эфес был чрезвычайно богат христианскими па- мятниками (Foss, 1979; McRay 1991; Frend, 1996, 138-140, 19O-195).82 Город делится на две части — античную и средневековую. Над ме- стом погребения св. Иоанна, на холме в 2 км от города, Юстиниан I по- ставил огромный храм (близкий по плану к Апостолейону Константи- 286
1 нополя), который после катаклизмов VII-VIII вв. стал городским собо- ром и центром всей округи. В XII в. его окружили стенами, превратив в город, античные же кварталы совершенно запустели, став «легкой до- бычей» археологов XIX в., которые сперва занялись «языческим» Эфе- сом. благо он лежал, практически необитаем, в стороне от нового горо- 83 да. Честь открытия византийского Эфеса принадлежит австро- венгерским археологам-античникам, которые, приступив к изучению его «городища» (1895 г., Рудольф Хеберди), использовали самые современ- ные в ту эпоху методы и вели работы с заслуживающим уважения упор- ством.84 Только через семь лет, в 1902 г., Хеберди, систематически ис- следуя квартал за кварталом, открыл первую византийскую церковь. В 1904 г. он добрался и до руин большой базилики вблизи порта. Посвя- щенная Деве Марии, она, по-видимому, была первым кафедральным собором Эфеса и, возможно, местом проведения трех «монофизитских» вселенских соборов (431, 449, 475). Изучение базилики Богоматери и особенно ее некрополя с большим успехом продолжалось и позднее, вплоть до 1984-86 гг.85 Первая мировая война и крушение обеих монархий, австрийской и турецкой, должны были, казалось, положить конец работам в Эфесе. Они действительно были прерваны и в 1919 г. греческий археолог Соти- риу даже попытался начать работы на церкви св. Иоанна. Но в послево- енный период новое австрийское государство изо всех сил поддержива- ло работы своих археологов в Малой Азии.86 В 1926 г. во главе возоб- новленных раскопок Эфеса стал Йозеф Кейл, работавший в Малой Азии с 1890-х гг. Думали продолжить исследования храма св. Иоанна— но материал увлек в сторону, предложив неожиданно удачный «пролог». Кейл обратил внимание на кладбище неподалеку, где сотни могил груп- пировались вокруг церкви V в., для крипты которой использовали при- родную каверну. Это был известнейший паломнический комплекс: пе- щера, укрывавшая, по преданию, «Семь спящих отроков» от гонителей с середины III до начала IV в. Евлогии отсюда равно ценили и в средневе- ковой Руси, и по всему Средиземноморью, и на далеком Кавказе. Его Посещали и после захвата города турками (последнее описание осталось от 1444 г., за десятилетие до падения Константинополя (Keil, 1931; Keil, 1929). После такого замечательного открытия можно было вернуться к «св. Иоанну». Раскопки были трудные, но результативные. Рухнувшая цер- ковь V в. оставила настоящую гору мусора и несколько сотен рабочих трудились над ее удалением два сезона, что живо напоминает ситуацию, с которой на 70 лет раньше столкнулись при раскопках в Мирах). Уда- лось установить, что в IV в. место над могилой евангелиста отметили Маленькой квадратной часовней, которую постепенно обстраивали и увеличивали, пока не получилось большое здание крестообразного пла- •а. При Юстиниане (одна из капителей несла монограммы императора и жены Феодоры) оно достигло гигантского размера (ПО м в длину). | 287
Его венчали центральный купол и пять дополнительных; на запад тя- нулся нартекс и атриум, с севера позже достроили баптистерий и скево- филакион (Keil, Hermann, 1951). В Палестине, Сирии и Иордании расцвет изучения христианских древностей начинается значительно раньше, примерно с 1920-х гг Может быть, самый показательный случай — Гераса (Декаполис) в Трансиордании, исследованная в 1928-30 гг. Дж. У. Кроуфутом, а с 1980-х гг. — международными экспедициями под эгидой Департамента древностей Иордании.87 Как и Дура-Европос, македонско-эллинистическая Гераса развилась в римскую «колонию» со смешанным арабо-греческим населением; при переносе столицы в Константинополь город пережил новый расцвет Обилие надписей н церквей (всего их было не менее 15) позволило Кро- уфуту изучить, как именно город превращался из языческого в христи- анский в IV-VI вв. Во II—III вв. главной святыней здесь был еще храм Артемиды, но в правление Констанция II (337-361) появились христи- анские постройки. В 350-х гг. в Герасе возводят огромный (45-50 м дли- ны) собор, причем Артемисион становится для строителей чем-то вроде каменоломни. Если в IV в. торжество новой религии подчеркнула по- стройка только двух храмов (один из них занял часть огромных пропи- лей святилища Артемиды), то постепенно их число достигло по крайней мере полутора десятков. Стоявшую на холме синагогу в конце концов тоже превратили в церковь, переориентировав ее с западного направле- ния (к Иерусалиму) на восток и положив поверх мозаик, изображавших Ноев ковчег, новые, еще более роскошные, но уже с христианскими сю- жетами.88 К VI в. трансформация города была завершена.89 Последнюю цер- ковь поставили всего за три года до персидского нашествия (613). Гера- са оставалась христианским городом еще примерно сто лет; затем ар- хеология фиксирует начало кампании по уничтожению изображений живых существ на мозаиках и разрушение церквей. Впрочем, настоящий конец принесли не люди, но боги. В 746 г. город сокрушило страшное землетрясение: археология показывает, что каменщики и штукатуры бросили инструменты на том месте, где оно их застало, и ушли, чтобы больше не вернуться. Если в Герасе работали ученые из Йеля, то в Антиохии на Оронте, огромном христианском центре (той митрополии, подступы к которой когда-то преграждал Дура-Европос) в 1932 г. начал раскопки Принстон- ский университет и музей Лувра. Важнейшей в архитектурном отноше- нии считают находку мемориальной капеллы в память епископа Бабила (387), построенной в форме равноконечного креста.90 Еще более интересны оказались разведки и раскопки вокруг Анти- охии и на Сирийском нагорье, которые можно было беспрепятственно вести в годы французского мандата. Обследования, широко применяв- шие аэрофотосъемку, выявляли не только руины храмов, служебных и оборонительных построек, но и территории, на которых монастыри вели 288
Гераса Храмовый комплекс первой пол И/ в Центральная купольная структура (ц Иоанна Крестителя) фланкирована симметричными ба- зиликальными капеллами св Ггоргия (слева) и сев Косьмы и Дамиана (справа) (Gerasa 1) свое хозяйство, поля злаков и оливковые плантации. Владения (в ряде случаев восходившие к V в.!) были обнесены стенами, причем при каж- дом монастыре обнаруживалась своего рода «подмонастырская слобод- ка»— деревня, населенная наемными или зависимыми работниками (что напоминает о храмовых хозяйствах эпохи язычества). Иными словами, монастыри оказались мощными земледельческими предпри- ятиями, зависимость от которых сельского населения постепенно увели- чивалась. Обнаружилось также, что плотность населения в Сирии ви- зантийской эпохи была чрезвычайно велика; в окружении столь много- численных жилых объектов вряд ли возможно вести отшельническую жизнь (Tchalenko, 1953-58; Festiguere, 1959; Кауфман, 1961). Вообще Сирии в довоенные десятилетия чрезвычайно повезло и с обстановкой исследований, и с учеными (см. выше о работах Батлера и Др.) Свобода рук, прекрасная сохранность памятников, заброшенных с VII в., возможность исследовать поселения целиком — позволяли изу- чить социальное устройство жизни в древности, включая взаимоотно- шения общины, храма и монастыря; литургическое планирование церк- вей, их архитектурные элементы и строительную технику. На основе этих материалов во Франции были созданы труды Жана Лассю и Жоржа Чаленко, ставшие эталонами функционального и историко-культурного подходов (см. гл. IV). О вкладе Лассю уже говорилось; ему не только Удалось разработать метод восстановления древней литургии по архи- тектурным элементам и другим материальным следам. Он сделал и важ- 10 Зак 3363 289
ный шаг к всесторонней трактовке памятников церковной архитектуры как исторических источников, обратив особое внимание на социальную и, так сказать, финансовую сторону возникновения и эксплуатации хра- мов, собрав для этого всевозможные свидетельства. Оказалось, что в Сирии и вообще в византийской провинции церкви чаще строили вскладчину владельцы богатых имений, хотя известны и случаи общин- ного строительства, на собираемые пожертвования. Поскольку иерархия выражена в ранних сирийских храмах очень слабо (в них обычно нет нартекса, жертвенника и диаконника, алтарной преграды), можно вспомнить о «демократических» формах литургии раннего христианст- ва, по-видимому, отражавших устройство общества в целом (Lassus, 1947). Признанным образцом исторического подхода к реконструкции жизни общества и церкви по археологическим остаткам считается ис- следование Жоржем Чаленко аграрных поселений северной Сирии (Tchalenko, 1953-58). Здесь строительство вели из огромных каменных блоков, поэтому не только церкви и монастыри, но даже покинутые до- ма и хозяйственные постройки с масличными прессами сохранились почти без разрушений. Их можно было впервые наблюдать внутри ре- альной жизненной ситуации (экономической и социальной). С особой полнотой и конкретностью удалось увидеть и архитектурно-литур- гическое развитие храмов.91 Война существенно изменила течение работ, но на Ближнем Востоке она, как ни странно это звучит, не нанесла большого вреда исследовани- ям; более того, в ходе инженерных работ постоянно делали важные от- крытия. Это объяснялось как сравнительно недолгим периодом актив- ных военных действий, так и углубившимся уже пониманием важности памятников культуры и необходимости заботы о них в любых условиях. Благодаря этому англичане, воевавшие в Египте, смогли внести значи- тельный вклад в изучение христианских древностей Африки. В экспе- диционном корпусе была даже создана специальная служба по охране руин (бригадным генералом Мортимером Уилером, известным до войны ученым). Руководил ею не кто иной, как Уорд-Перкинс (см. гл. IV), осу- ществивший целый ряд обследований. Например, в июле 1942 г. он «по- лучил возможность на досуге изучить вместе с профессором ... Уиле- ром» руины одного из самых славных в раннехристианском мире па- ломнических центров, святилища Абу Мина (IV-IX вв.; в пустыне Марциют, 45 км юго-западнее Александрии). Евлогии, сделанные здесь и освященные на могиле мученика эпохи Диоклетиана — «ампулы свя- того Мины» (с изображением святого, стоящего между двумя верблюда- ми) — расходились в невероятном количестве, достигая отдаленнейших углов мира; их ценили и в древней Руси, и даже в Средней Азии. В результате последующих работ открыли целый город, полностью сложившийся вокруг гробницы уже в V в. и состоявший из «священного участка», окруженного стеной, с площадями и улицами, обстроенными колоннадами, странноприимными домами и банями, домами клира и 290
Мозаичная карта VI в. из Мадебы Фрагмент: вид Иерусалима складами, рассчитанными на прием тысяч постояльцев-паломников. Снаружи лежал поселок мирян, со вполне беспорядочной планировкой, в котором были рассыпаны маленькие кладбища (возможно, семей знати из Александрии) и еще два церковных комплекса, восточный из которых использовала община отшельников (ок. 100 человек).92 Лучшие образцы комплексного исторического «перекрестного» ана- лиза археологических материалов, литургической практики и церковной архитектуры доисламского Ближнего Востока смогли дать, благодаря работам в Сирии эпохи мандата, все же французские исследователи. Не случайно, что именно французский ученый Ноэль Дюваль в одной из последних сводок работ в Палестине и Иордании подчеркнул исключи- тельную надежность и богатство археологических свидетельств, обес- печивших возможность синтеза письменных, материальных и иконо- графических источников, доходящую до создания новой отрасли с соб- ственным названием: «литургическая археология». (Сводка охватывает все церковные памятники, исследованные к началу 1990-х гг., от ма- леньких меморий до соборов с замечательными мозаичными полами: Noel, 1994; ср.: Donceel-Vbute, 1988). В Палестине научные школы долго соперничали. Еще в 1865 г. был основан «Фонд исследований Палестины» (Palestinian Exploration Fond), Ориентированный на период Ветхого Завета, но особенно активными на Рубеже XIX-XX вв. были исследования французской доминиканской Библейской школы, славу которой составили имена Винсена и Абеля, 291
поставивших целью исследовать базилики эпохи Константина в Иеру- салиме (началом послужило открытие комплекса на Масличной горе под руководством А. Лагранжа). Позже Школа предприняла ряд впечатляю- щих раскопок, сохраняя лидерство в 1920-30 гг. (например, открытие массивных плит, покрывавших двор крепости Антония с северо- западной стороны от участка иерусалимского Храма, идентифицирован- ной с «лифостротоном», или «вымосткой» Евангелия от Иоанна (19:13), После Второй мировой войны деятельность Школы оживили находки рукописей Кумрана и энергия ее руководителя, отца Ролана де Во (см. гл. I). Ситуация существенно изменилась, когда Палестина стала подман- датной территорией Британии (1934-48), что сразу расчистило дорогу для «Фонда исследований Палестины», в котором работали такие уче- ные, как У. Харви и Э. Ричмонд. Состязание и сотрудничество разных групп исследователей, работавших в нестабильной политической обста- новке, осложняемой старыми конфессиональными противоречиями, проблемами собственности на землю и т.п. имело важный положитель- ный результат: огромный опыт работ, накопленный доминиканцами Библейской школы, соединился с техникой, методикой исследования и анализа профессиональных археологов. О работах ученых-францисканцев, активнейших полевых исследова- телей, подробно говорилось выше в связи с критикой попыток археоло- гического изучения первохристианских общин П-Ш вв. близ Иерусали- ма. Но нельзя не упомянуть об их роли в изучении первых монастырей Палестины и особенно послевоенных работ на территории Иордании, где францисканский иерусалимский центр и Иорданская служба древ- ностей на редкость удачно работали сообща под руководством отца Пиччирилло. Опыт «францисканской школы» использовали для раско- пок в самых отдаленных областях Южного Ливана, Иудейской пустыне и пустыне Негев. Всемирную славу этим работам обеспечило открытие мозаик Иордании. Грандиозные панно устилали полы всюду, где было достаточно места: в церквях, часовнях, официальных зданиях и жили- щах. Еще в 1937 г. раскопки Ролана де Во в маленькой церкви Мааин, неподалеку от давно знакомой Мадебы, дали еще одну «карту-мозаику», сделанную, быть может, тем же мастером, с обозначением 24 городов и храмов Палестины, включая Иерусалим, Эммаус, Газу, Ашкелон и др. (De Vaux, 1938; Frend, 1996, 238, 261). Мозаики показывали, что во вто- рой половине правления Юстиниана, хотя процветание Византии сме- нилось упадком, провинции в Иордании сохраняли благосостояние вплоть до начала VIII в. (см. ниже).93 В послевоенный период исследования христианских древностей Па- лестины и соседних стран стали развиваться с невиданной быстротой. Прекращение «мандатов» и возникновение независимых государств (Сирии, Иордании, Ливана) на время ослабило возможности бескон- трольных работ на их территориях, но зато активность национальных служб охраны памятников, вкупе с резко возросшими материальными 292
возможностями совместных экспедиций и поистине всемирным интере- сом к археологии этого района позволили быстро наверстать упущен- ное. В последнюю треть века наблюдается настоящий взрыв полевых исследований памятников византийской эпохи, особенно заметный на территории Израиля. Археология в этой стране считается одним из национальных при- оритетов (что объяснимо как характером экономики, ориентированной на привлечение капиталов извне и развитием туристического бизнеса любого рода, так и патриотической потребностью формировать надеж- ный фонд источников по национальной истории). Конечно, главный ин- терес вызывали ошеломляющие открытия, вроде рукописей Мертвого моря и остатков крепости Масада. Но одновременно велись все более широкие охранные раскопки, связанные с быстрой застройкой и освое- нием древних земель. Хотя основное внимание уделялось библейскому периоду и античной эпохе (до разрушения Второго храма), а при иссле- довании христианских древностей подчас возникали затруднения (выте- кающие из того, что государство в большой степени сохраняет нацио- нально-религиозный характер)— их в основном удавалось преодо- леть.94 Только за 1948—54 гг. израильский археолог Ави-Йохан изучил до полутора десятков церквей и монастырей, которые в византийский пе- риод отмечали буквально каждое поселение. Оказалось, что в V в. при- ток населения превратил Палестину на 100 лет в одну из населеннейших христианских территорий, что сказалось и на более широкой культива- ции земель пустыни.95 Исследования по археологии византийской Палестины и всего Ближнего Востока приобретают все более интернациональный и меж- конфессиональный характер; один за другим следуют международные проекты.96 Одновременно раскопки ведут на крохотных церквях, зате- рянных в пустынях, и на самых крупных и знаменитых комплексах, ис- следования которых насчитывают сотни лет, в том числе на храме Гроба Господня.97 Результатом стал настоящий водопад полевых открытий в последние десятилетия, с трудом поддающихся учету и обобщению.98 Подводя общий итог изучения христианства в Палестине на юби- лейном МКХА, израильский археолог Йоран Цафрир назвал ошелом- ляющую цифру поселений византийского периода: только к западу от р. Иордан их изучено более тысячи. Этому соответствует и объем откры- ваемых церковных памятников, часто фантастически сохранных и спо- собных рассказать (особенно благодаря надписям мозаик) буквально все о своей истории: о датах, донаторах, правящих епископах, даже масте- рах-строителях и мозаичистах. Выяснилось, что в Палестине при Юсти- ниане жило примерно две трети христиан и одна треть иудеев (обнару- жено ок. 150 синагог этого времени; судя по материалам некоторых го- родов, взрыв строительной активности продолжался и при Анастасии). Конечно, ведут исследования и более поздних христианских древностей, памятников средневекового монашества и церковной жизни эпохи «ла- тинских королевств» (Crusader, 1982; Journeys, 1992; Pringle, 1993; Kuh- nel, 1994; Folda, 1996). 293
В обзорной работе начала 1990-х гг. Цафрир писал суммарно о не- скольких тысячах (!) христианских храмов, обследованных на неболь- шой по площади территории Палестины (ACR, xi). Их остатки, особен- но планы зданий; организация и зоны совершения богослужений, распо- ложение и форма алтаря; присутствие мощей; реликварии; помещения для клириков; амвоны; дополнительные столы для приношений; спосо- бы освещения и др. позволяют судить не только об искусстве и архитек- туре, но частично и об элементах литургии. Например, о положении мо- лящихся, клириков и мирян, в церкви вообще и особенно относительно алтаря, о месте реликвий и их роли в богослужении и др. Появляется все больше материала для ответа на вопрос о взаимосвязи таких историче- ских явлений, как иконоборчество, возникновение ислама, персидское нашествие и упадок христианства на Ближнем Востоке. Выясняется, что эллинизированное общество некоторых византийских провинций пере- жило арабское нашествие, как бы законсервировавшись (например, в Иордании). Епископов продолжали поставлять; церкви и мозаики об- новлялись; монастыри не пустели в течение всего VII и первых десяти- летий VIII в. (мозаики конца 710-х гг. известны в Кувайшем, Мааин, церкви св. Стефана в Умм эр-Резас и др.). Но постепенно общины беднели: христианство было религией осед- лых земледельцев, а в VIII в. отовсюду вновь наступала пустыня. Под- держание систем ирригации и сохранения воды стало невыгодным из-за дискриминационного налогообложения, которому подвергались нему- сульмане, и наступления кочевого хозяйства. Церкви уменьшились в размерах, «испортился» язык надписей. Упадок усилили землетрясения (особенно 746 г.) и перемены в политике исламских правителей, кото- рые начали вести борьбу с христианской иконографией; в 723 г. был на- ложен запрет на изображение живых существ. Книга Роберта Шика, специально посвященная переходу к исламу в Палестине, служит пол- ной сводкой по памятникам этого мало изученного периода (Schick, 1995). Примечания к главе VI ’ Van Millingen, 1912; Ebersolt, Thiers, 1913. Первыми общими трудами по церковной архитектуре Византии называют труд Зальцеиберга о Константино- поле 1855 г. и книгу Шарля Тексье 1847 г. (Salzenberg, 1855; Texier, 1847). На- турное изучение города восходит по крайней мере к концу XVII в. (Omont, 1902). 2 В Константинополе и раньше, конечно, вели наблюдения за открытием древностей. Уже в 1896 г. Д.В. Айналов смог познакомиться со скульптурой и другими находками иа месте древнего храма св. Георгия и монастыря Богороди- цы Перивлепты в Псаматии (в армянской церкви), его реферат прочел затем Н.В. Покровский на МКХА в Риме. 3 Согласно Мэтьюсу, честь открытия этого огромного здания принадлежала Э. Мэмбури, изучавшему храм уже в 1912 г. В 1914 г. памятнику уделил внима- ние РАИК, но Мэтьюс не был знаком с неопубликованным отчетом, который содержит весьма интересное описание здания. В 1960-х гг. к руинам вернулся Вольфрам Кляйсс; как оказалось, часть их сохранена в составе поздиих зданий (мечеть, школа, жилые дома). 294
Это трехиефиое кирпичное здание с трехгранной апсидой, по сторонам ко- торой не было обычных для поздней планировки церквей приалтарных помеще- ний, а вместо них — дополнительные проемы, обращенные к св. Софии и двор- цу. На северо-западном краю атрия располагалась шестигранная пристройка, вероятно, баптистерий. Перед апсидой, так же, как в базилике Студита— ма- ленькая крестообразная крипта с лестницей на восток. Однако реликвия, там хранившаяся, остается неизвестной (пояс Богородицы помещался в реликварии на самом алтаре, над криптой). К сожалению, археология не дала уточнения расплывчатой даты, поскольку строительная техника Константинополя была изучена еще очень мало (Mamboury, 1925; Kleiss, 1965; Kleiss, 1966; Mathews, 1980,28-32; MUller-Wiener, 1977, 77-78). 4 Хебдомон, «византийский Версаль» — парадная императорская резиденция в 4 км за Золотыми воротами, где обычно триумфатор располагался перед тор- жественным въездом в город. Храм Иоанна Предтечи (служивший император- ской капеллой и местом коронации ряда императоров) принадлежит к типу цеи- трнчных храмов (ц. Сергия и Вакха в Константинополе, Сан Витале в Равенне). Сохранялись шесть из восьми пилонов и апсида, под которой была крипта, большего размера, чем в ранних базиликах (план неизвестен). Описания и часть чертежей опубликованы в 1945 г. Остатки памятника уничтожены в 1965 г. (Mat- hews, 1980, 55—61; Demangel, 1945; Janin, 1953, 413-415). О церкви в Манганах: Diehl, 1923; Demangel, Mamboury, 1939; Шнайдер не согласился с ее идентифи- кацией: Schneider, 1936,90-91. 5 По рассказу Михаила Пселла, проект не раз меняли в ходе работ и заверши- ли в конце концов с невиданным великолепием. Но в сравнении с ранневизан- тийскими базиликами храм оказался небольшим (33x30 м с апсидами и при- стройками, при квадрате зала 20x20 м). Качество раскопок, как и в других слу- чаях, невысоко; нельзя не согласиться, что повторные работы будут полезны (Комеч, 1987, 84-87; Demangel, Mumboury, 1939). 6 Были и собственно «церковные» открытия, например, храма Богородицы в главных апартаментах, которые высились вокруг большого прямоугольного дво- ра с крытой колоннадой и включали, кроме церкви, «золотой» зал, богато укра- шенный мозаикой, резьбой н полированным мрамором. Первый отчет о работах вышел только после войны (1947), но до этого они широко освящались в перио- дике. Много сил отдал изучению дворца знакомый нам Э. Мэмбури, местный археолог Ф. Диримтскин и др. В 1951 г. раскопки возобновились под руково- дством Д.Т. Райса и его супруги Тамары, к которым затем присоединились Д. Оутс и С. Корбетт, а в конце 1953 г. в качестве руководителя — директор «Британской школы» в Риме Дж. Уорд-Перкинс. Второй этап раскопок оказался не столь успешным, виной чему был отход от строгой методики и первоначаль- ных принципов фиксации. На второй том отчета есть подробная рецензия С.А. Кауфман (Mamboury, Wiegand, 1934; Megaw, 1936; GP, I; GP, II; Кауфман, 1962; Frend, 1996, 241; MUller-Wiener, 1977, 236-237). Отметим, что для визан- тийской археологии большое значение имело также исследование городских стен Константинополя, на котором здесь не останавливаемся. Памятник интересен тем, что в нем сохранились самая ранняя в Константи- нополе солея, амвон и фрагменты баптистерия (с которого даже не сняли план). Остатки базилики, по размеру уступающей Студиту и Халкопратийской, лежали на глубине 1-2 м под почвой сада. По сторонам от храма были открыты «зале- жи» керамических плиток для мощения церковных полов X-XI вв. (Ogas, 1940; Bittel, 1939; Ettinghausen, 1954; Mathews, 1980, 33-38). Исследованиями руководил А.М. Шнайдер; ему и К. Битгелю принадлежат первые публикации. К сожалению, дневник работ утерян во время войны. От- 295
г крытие сделано при строительстве нового Министерства юстиции. Библиогра- фия в обобщающей работе: Naumann, Belting, 1966; интерпретация: Mathews, 1980,61-67. 9 О дате спорили. Все признают ее связь с переносом в столицу мощей св. Евфимии из Халкедона императором Ираклием (615 или 626), но А. Грабар считал VII в. лишь terminus post quern, относя многие декоративные элементы к IX-X вв. Другие авторы (Белтинг, Мэтьюс) полагали, что храм возник в VI в., на что указывают колонны со стеклянными вставками, технически близкие найден- ным позднее в ц. св. Полиевкта. 10 Рихард Краутхаймер, например, полагал, что перестройка или постройка новых пропилей при Юстиниане совсем не означает обязательного возведения заново всего собора, переосвящеиие которого могло быть вызвано частичными переделками после пожара. Однако в других случаях он же решительно выделя- ет именно три здания (ср.: Krautheimer, 1986, 460 и Krautheimer, 1983, 50-55, пер.: Краутхаймер, 1998,132). Оси старого и нового зданий почти совпадали, но к фундаментам это не от- носится. Мэтьюс считал старый храм безусловно меньшим, чем современный, но многие реконструируют его план как более пространный. Краутхаймер думал, что ои огромен: вход в атриум (а следовательно, и вся церковь) имеет в ширину примерно 66 м; целое не могло быть существенно меньше 120 м в длину (вклю- чая атриум) и превосходило по площади юстиниаиовскую церковь. " Краутхаймер, 1978, 133. Кроме пропилей, от доюстиниановского храма ос- талась маленькая ротонда — сокровищница (скевофилакион), стоящая с северо- запада от храма. Его исследователь Феридаи Диримтекин полагал, что сооруже- ние пережило пожар 404 г. и, следовательно, может относиться к эпохе Констан- тина (Schneider, 1941, 73; Dirimtekin, 1961). 12 Американский институт византийских исследований в Париже (AIBS), позднее включенный в Дамбартон Оукс (см. ниже). В 1934-39 гг. удалось от- крыть мозаики трех основных периодов: Юстиниана, Льва VI и Иоаииа Цимис- хия. По мозаикам издали фундаментальный свод (Whittemore, 1933-53). Отме- тим, что сведения о работах Уиттмора можно было получить в России «из пер- вых рук»: 9 мая 1937 г. он делал в Эрмитаже доклад о мозаиках Айя-Софии, законспектированный Д.В. Айналовым (Анфертьева, 1995). 13 Уитгмор отдал св. Софии последние 18 лет жизни. Он умер в 1950 г., когда работа над мозаиками была еще далека от окончания. Но уже существовал AIBS, и последователь Уиттмора, Пол Андервуд, приступил к изучению мозаик и фре- сок гораздо меньшего по размеру, хотя чрезвычайно важного для всей истории церковной архитектуры и живописи монастыря Хора (Кахрие Джами). В на- стоящее время готовится публикация новых материалов по интерьерам Софий- ского собора (Н.В. Тетерятникова, Дамбартон Оукс). 14 Посетившие Стамбул в связи с Конгрессом ориенталистов (1951) совет- ские ученые отметили трудности в исследовании византийских памятников, рав- нодушие или «злонамеренность» по отношению к их охране, невозможность работы в древних церквях, что объяснялось господством пантюркизма и тура- низма. Археологические работы оценили как делающие первые шаги; из совре- менных турецких археологов был упомянут лишь директор музея св. Софии Ра- мазаноглу (Николаев, 1953). 15 План храма необычен. Его длинный узкий нартекс (38 м — шире, чем у св. Ирины!) продолжался за пределы стеи к северу и югу и был практически открыт, настолько широки три его входа. Сам храм тоже вытянут в ширину, ио невелик (19x15.4 м). Его окружали открытые мощеные дворы, из которых се-
верный стал общим с церквями «С (построенной к северу) и «В» (к северо- востоку). Три нефа разделяли короткие, по три колонны, колоннады; глубокую полукруглую апсиду фланкировали две прямоугольные камеры, а дальше к севе- ру и югу помещались еще два помещения со входами извне. В храме найден очень большой и редкий амвон. Все три храма, стоявшие у «Бычьего форума», не атрибутированы. Возмож- ная идентификация для «А» — храм св. Иоанна Предтечи «на Бычьем форуме» или св. Феодора «у бронзового тетрапилона» (известные здесь по источникам храмы св. Марка и Богородицы были купольными постройками V в.) Храм «В» средне- или поздневизаитийского периода, а небольшую базилику «С» предлага- ли датировать VI в. (Фиратли, Шнайдер), но Мэтьюс не принял эту дату как слишком раннюю (Schreider, 1945; Firatli, 1951; Mathews, 1980,67-72). 16 Большие реставрационные работы и расчистки начались в 1947 (A1BS, за- тем Дамбартон Оукс) и продолжались до 1968 г. Полом Андервудом, ранняя смерть которого прервала исследования. Архитектурная археология сослужила при этом важную службу, уточнив наконец датировки комплекса (постройка кон- ца XI — нач. XII в., расширенная благодаря пристройке 1320-х гг., когда выпол- нены основные мозаики и фрески). Архитектурные материалы были позже обобщены Р. Остерхутом. См.: Underwood, 1966, 1975; рец.: Лазарев, 1970; Ousterhout, 1987; о раскопках: Oates, 1960. 17 Подлинной вехой стал анализ ранних памятников Константинополя с точ- ки зрения организации богослужения, проведенный Томасом Мэтьюсом в его ранней и до сих пор авторитетной книге (Mathews, 1980). Путь к дальнейшей, более детальной и подробной разработке материалов по церковной архитектуре был открыт в основополагающих трудах Рихарда Краутхаймера и Кирилла Ман- го. (См. гл. IV). О топографических сводах В. Мюллер-Винера и Р. Жанеиа упо- миналось выше, в гл. V (Janin, 1953; Janin, 1964; Milller-Wiener, 1977). 11 Это как бы маленькая упрощенная модель св. Софии. Храму предшество- вало стоявшее по соседству здание церкви Петра и Павла (525-530-е гг.), по- строенное Юстинианом; нартексы обоих храмов продолжали друг друга. Мэть- юс считает, что их общая стена (южная) просто осталась от церкви Петра и Пав- ла. 19 Прообразы храма св. Софии вне Константинополя известны, но их мас- штаб мельче и они строились в Азии, далеко от столицы, в другой технике (из камня; св. София построена в кирпиче). Это храм в Абу Мина (Египет, нач. V в.); четыре базиликальных церкви с башнеобразным завершением перекрестья в Исаврии и одна сохранившаяся, в монастыре Алахан. Все они, видимо, относят- ся к правлению императора Зенона (474-491), который был родом из Исаврии Группа церквей-трикоихов второй четв. VI в. на юге Малой Азии, в Ликии, име- ла центральные купола на пандативах. Из них сохранилась одна, скальная (Ала- кахисар). 20 Приведем строфы из них: «Императрица Евдокия, в жажде почтить Бога, первая построила храм боговдохновенному Полиевкту; но она не сделала его столь же красивым и большим, как нынешний; не нз-за недостатка в средствах, или препятствий — чего может не хватать царице? — но поскольку имела боже- ственное откровение, что у семьи ее и потомков будут и знания, и средства для сооружения грандиознейшего. Юлиана, светлый отпрыск этой семьи и благо- словенных родителей, в чьих жилах в четвертом поколении текла кровь цезарей, исполнила предначертания императрицы,... возрастив сие здание от первого маленького храма до нынешних размеров и форм.... Какой хор воспоет труд Юлиаиы, коя вослед Константину, украшателю своего Рима, вослед... Феодо- 297
сию, вослед столь многим из царственных потомков, свершила в немногие годы работу, достойную ее рода, и даже более чем достойную? Она одна победила время и превзошла мудростью Соломона, воздвигнув храм, достойный принять Бога, богатство и благородную роскошь которого не смогут одолеть годы. Как вознесся он из глубины мощных фундаментов! Как стремится ввысь, достшая звезд небесных, простираясь с востока на запад, сияя неописуемо, подобно яр- кому солнцу, обеим сторонам света! По сторонам нефа колоннады, возносясь над колоннадами, поддерживают златую кровлю ... ниши, погруженные в аркн, мерцают многократно отраженным лунным сиянием. Противостоящие стены рождают игру цвета в неизмеримых проходах, между чудесных панелей из дра- гоценных материалов, чья природная яркость, цветущая в глуби камней, остава- лась сокрыта и сохранялась для дома Божия, чтобы стать даром от Юлианы ... ». Цит. по: Harrison, 1989. 11 Храм известен и более поздним источникам. Константин Багрянородный («О церемониях византийского двора», X в.) говорит, что ои лежал на пути про- цессий с Форума Феодосия в церковь св. Апостолов. Здесь император менял свечу. Сара-Хане действительно примерно на полпути между известными хра- мами Форума (район мечети Байазид) и церковью Апостолов (на месте мечети Фатих). 22 Харрисон понял это и опубликовал, кроме отчета, яркий рассказ о своих открытиях, который стал одной из самых читаемых книг по археологии. Воз- можно, его стоит перевести и нам (Harrison, 1989). 23 Юлиана родилась ок. 462 г., вышла замуж за военачальника-германца Аре- обинда, которому родила сына Флавия. Младенец получил консулат за 15 лет до отца (491), позже женился на дочери императора Анастасия I, Ирине, надеясь наследовать престол, но Флавий Аникий Олибрий не был прямым наследником, и по смерти императора (518) на трон возвели Юстина— солдата гвардии, без- грамотного иллирийского крестьянина. Ему наследовал племянник Юстиниан I. Муж Юлианы отказался от власти раньше, не приняв предложенную император- скую корону (512). Мечты знатной римлянки умножить славу рода рассеялись. Оскорбленное самолюбие заставило высокородную принцессу до конца дней вести невидимое состязание с «презренными выскочками». Пропорции храма, по мнению Харрисона, показывают стремление воспроиз- вести ветхозаветный Храм Иерусалима. О том, что строительница превзошла Соломона, архетипического царя-храмоздателя, упомянуто и в роскошной рез- ной эпитафии. В 537 г., возведя наконец еще более роскошный и огромный со- бор Софии, Юстиниан воскликнул: «Я победил тебя, Соломон», — не ответ ли это на вызов Юлианы? 24 Таким образом пол храма был поднят на 5 м относительно уровня земли V в. Стены сложены в технике opus mixtum, с использованием камня и кирпича. Многие кирпичи несли знаки в виде кругов, крестов и др., некоторые имели дату (эти штампы, также как монеты, подтвердили даты письменных источников). Ранние слои на месте строительства, включая следы первого храма, не сохрани- лись; несколько надгробий III в. показывают, что до эпохи Константина здесь было загородное кладбище. 25 В северо- и юго-восточных углах имелись помещения, перекрытые коро- бовыми и крестовыми сводами; их сочетание использовали и для подвала нар- текса. К северу от атриума, в отдельной пристройке, помещался баптистерий (его центральная квадратная ячейка ниже, чем окружающая часть, и соединена со сложной дренажной системой). В геометрическом центре храма коридор об- ходил с двух сторон эллиптический фундамент из бетона — вероятно, основание амвона. 298
Следов перестроек очень мало. Осевой проход из нартекса в крипту замуро- вали уже на первом этапе существования храма. К середине VII в. стали недос- тупны и боковые коридоры из-за завалов мусора, пополнявшихся в VIII—X вв. 26 Достаточно перечислить: красный порфир из Египта, зеленый — из Пело- поннеса; очень твердый желтый мрамор из Туниса; зеленая брекчия из Фесса- лии; черный с белыми прожилками мрамор Пиренеев; пурпурный с серыми и белыми включениями из Карни; масса белого и кремового из Дикимиона во Фригии; зеленоватый камень из Вифинии и, конечно, белый из Проконнеса. 27 Поскольку удалось найти полный «архитектурный раппорт»— группу камней со следовавшими подряд строфами 30, 31 и 32, опираясь на текст, вос- становили чередование всех элементов композиции. Остальные камни с буквами и резьбой (всего найдено семь) расположили в соответствии с нею. (Манускрипт антологии давал уникальные сведения о тексте: в маргиналиях указано, что строфы 1-41 высечены вокруг центрального нефа, остальные— в нартексе и атриуме). Оказалось, что арки и ниши нефа чередовались, образуя слабо вогну- тые экседры диаметром 6.5-7 м, причем с каждой стороны иефа помещалось по 3 таких экседры. 21 Необычны стенные панели со стилизованными «пост-сасанидскими» рас- тительными мотивами. Персидская мода в Константинополе была особенно сильна. Известно, что Ареобинд, муж Аникин, водил войско в Персию и вернул- ся из Месопотамии и Армении с богатой добычей. «Мечеть Скалы» и Великая мечеть в Дамаске, «пустынные дворцы» Иордании и Сирии предлагают аналоги для капителей и панелей со стилизованными вазами, сосудами-источниками и т.п. 29 Считается, что обширная группа скульпторов, привлеченных Юлианой, после ее смерти приняла участие в работах на св. Софии и на ц. Сергия и Вакха (хотя его капители традиционны), в Равенне на церкви Сан Витале (начата в 521-31 гг.), Ъ других местах. 30 Мощи святого Полиевкга перенесли в расположенный неподалеку Апосто- лейон, где они еще были в XIV в. До недавнего времени этого воина-христиани- на, убитого в Мелитеие ок. 251 г., больше знали по трагедии Кориеля и опере Гуно; теперь к ним навсегда прибавился и храм Юлианы Аникии. 31 ВIV в., вскоре после постройки, ее описал Евсевий Кесарийский в «Жизни Константина» и Григорий Назианзин; в VI в., вслед за переделкой Юстиниана — Прокопий Кесарийский («О постройках») и Константин Родосский (ок. 554), еще позже Константин Багрянородный («О церемониях»), а ок. 1200 г. — Нико- лай Месарит. 32 Близким повторением была церковь Иоанна в Эфесе в перестройке Юсти- ниана (раскопана Археологическим институтом Австрии, см. ниже); его облик отобразил и собор Сан Марко в Венеции. 33 Среди прямых полных копий называют крестообразные церкви монастыря Симеона Столпника под Антиохией (кон. IV-V в.) и, возможно, Симеона Столп- ника Младшего (VI в„ там же, на Дивной Горе). Среди частичных, но также по- вторявших образец непосредственно— крестообразные купольные базилики св. Иоанна в Эфесе (V в.); Пророков, Апостолов и Мучеников в Герасе (IV-V в., см. ниже), Апостолов в Милане (кои. IV в.); св. Мартина в Type (V в., описана Григорием Турским, служила архитектурным образцом для многих храмов За- падной Европы), наконец, базилики в Боере и в монастыре Алахаи. Манго опирается на ряд текстов, авторы которых писали об освящении ба- зилики в 370 г. (основания есть: в 359 г. останки Константина временно перено- сили в мартирий св. Акакия; в 361 г. в мавзолее хоронили Констанция II; в 370 г. сообщается об освящении в Константинополе новой церкви). 299
В описании Евсевия («Жизнь Константина», IV, 58-60) основной чертой зда- ния выступает его высота, а не протяженность (как было бы при описании бази- лики). Ни словом не упоминаются колоннады (к которым Евсевий обычно вни- мателен). Храм описан как стоящий среди обширного двора, окруженного пор- тиками, к которым примыкали помещения дворца (караульни, термы, жилые покои). Евсевий подчеркивает «несказанную высоту» храма и облицовку стен цветным мрамором изнутри. Кессонированная кровля сверкала позолоченной бронзой, а на ней поднималось сооружение, окруженное бронзовыми рельеф- ными решетками. Манго полагает, что этого достаточно, чтобы видеть в перво- начальной постройке округлый в плане мавзолей (Mango, 1990). 35 Манго полагает, что формы мавзолея Апостолейона легко восстановимы по аналогам, начиная с мавзолея Диоклетиана в Спалато, Галерия в Фессалони- ках, Максенция (на Виа Аппиа) и Елены (на Виа Лабикаиа) в Риме, вплоть до мавзолея Теодориха в Равенне, имеющего посвятительную надпись двенадцати апостолам (ее дата неизвестна). 36 Проблема сложения традиции поклонения мощам и развития культа свя- тых — одна из острых в политико-религиозном и нравственном аспекте и обсу- ждается историками христианских древностей очень широко (Brown, 1981; Geaiy, 1990; Geary, 1994; Paxton, 1990; Binum, 1995; Binski, 1996; BP и ми. др.). 37 Устройство трапез на могилах мучеников во времена преследований пове- ло к развитию из каменной плиты или стола (мензы) — христианского алтаря. С началом празднования дней памяти мучеников над их могилами уже ставили здания с алтарями, а развитие поминального культа вызвал потребность макси- мально приблизить церковь к могиле мученика (алтарь начали соединять с ней вертикальной «шахтой» и мощи стали доступны обозрению или прикосновению через специальное окошко — фенестреллу). 38 Казалось бы, обретение, то есть выкапывание из земли (извлечение из саркофага, аркосолия, локулы), а тем паче перенос (за этими словами обычно скрыто беззастенчивое, хотя и широко распространенное извлечение и продажа частей тел, которые приносили прибыль продавцу и снабжали покупателя необ- ходимыми средствами к изменению «географии святости» тогдашнего мира) должны вызывать возмущение. Но этого совсем не наблюдается. Нездоровый, с точки зрения эллинистического общества, интерес христиан к могилам, их го- товность поклоняться бренным останкам вызывали, конечно, осуждение, но даже император Юлиан Отступник (не раз нелестно отзывавшийся об этой черте своих христианских подданных) не обвинил их законным порядком в оскверне- нии погребений. (В позднейший средневековый период некоторые общины и впрямь доходят в обращении с останками до абсурдно-кощунствеииых, на со- временный взгляд, решений: например, использовать человеческие кости как материал в декоре храма (гирлянд, подсвечников и т.п.) или устраивать привле- кающие толпы любопытных туристов жуткие аттракционы, развешивая вдоль стен останки мертвецов в истлевающих одеждах, как в поздних «катакомбах» XV1-X1X вв. в Палермо, что можно увидеть и сейчас). 39 Эдикт Констанция II (Милан, 357) налагал штраф в 10 фунтов золота иа каждого, кто повредит гробницу, похитит погребенное тело или часть останков. Специальный эдикт объявлял останки мучеников «принадлежностью», частью имущества того храма, где они находились: «Никто да ие переносит мертвое тело в иное место. Никто да не разделяет и не продает тело мученика. Напротив, если святому случилось быть погребенну в некоем месте, да будет позволено построить для почитания его какое-либо сооружение из тех, что принято назы- вать мартирием». Отрицательное отношение к нарушению покоя мертвых выра- 300
звено в тысячах эпитафий; формула проклятия: «да будут выкопаны твои кос- ти» — обычна для IV в. В начале IV в. император Максимин Даза в качестве элемента антихристианского законодательства даже запретил собрания на клад- бищах (Ср.: Toynbee, 1971; Morris, 1992). 40 Тело антиохийского епископа Бабила перенесли на несколько километров, в предместье Дафиэ, где в его честь построили мйртирий. Местные язычники были оскорблены и при посещении Антиохии императором Юлианом (362) по- жаловались ему через оракул Аполлона. Действуя с отменной решительностью, Юлиан потребовал похоронить Бабила (позже, когда «чудесный огонь» сжег крышу храма Аполлона, христиане установили причинно-следственную связь между двумя событиями). В 350-е гг. переносы погребений могли вызвать бес- покойство даже у христиан Константинополя. Когда после землетрясения 358 г. мавзолей Константина Великого оказался в опасности, патриарх Македонии, желая спасти останки императора, перенес их на свой риск из Апостолейона в соседний мартирий св. Акакия (359). Многие были возмущены н последовали драматические события, закончившиеся смещением Македония. 41 У Евсевия сказано, что император пожелал, чтобы в храме проводились богослужения и воздвиг здесь «двенадцать ковчегов, как бы двенадцать священ- ных памятников, в честь и славу лика Апостолов, посреди них поставил ои гроб для самого себя, так что с обеих сторон этого гроба стояло по шести апостоль- ских». Шаги Константина были, «мягко говоря, необычными» (Р. Краугхаймер), поскольку выглядели как стремление быть приравненным к апостолам. 42 Дальнейшая судьба мощей неизвестна (возможно, их уложили под престол ниже пола); Прокопий («О постройках», I, IV, 18-24) рассказывает об открытии, сделанном в VI в.: когда рабочие Юстиниана снесли старый храм и ровняли ме- сто под новое строительство, они наткнулись на три деревянных гроба, надписи на крышках которых обозначали апостолов Андрея, Луку и Тимофея. Основными производителями евлогий сначала были территории Востока: Палестина, крупные паломнические центры Сирии и Египта, такие как «Абу Мина» (см. ниже), позже на путях пилигримов к европейским святыням чрезвы- чайно распространились средневековые «паломнические пряжки», амулеты и др. Давно стали хрестоматийными изображения храма Гроба Господня на «ам- пулах Монцы» и других евлогиях Палестины. На Руси в XIII-XV вв. делали ка- менные иконки, на которых у гробницы Христа показана «доска» с тремя отвер- стиями для прикосновения к реликвии, описанными в «Хождении игумена Да- ниила» (Grabar, 1958; Vican, 1982; Vican, 1995; BP, 1990; Беляев, 1996). 44 В России этой темой занимаются В.П. Даркевич, М.В. Рындина, М.В. Се- дова, В.Н. Залесская и др. (Даркевич, 1966; Он же, 1976; Ои же, 1972; Залес- ская, 1980; Она же, 1986; Она же, 1995; Рындина, 1994; Седова, 1994 и др. работы этих авторов). Памятникам «путей пилигримов» был посвящен XII МКХА (см. гл. IV). Осенью 1999 г. Музеи Московского Кремля и Центр вос- точнохристианской культуры планируют провести первую в России выставку и международный симпозиум «Реликвии в искусстве и культуре восточнохристи- анского мира». Atti des XII CIAC, 1995; BP, 1990; DA, XIV, 808; Ward-Perkins, 1940, 254-263. Стефан Новгородец: «Ту доска господня лежишь, ту же три главы ле- *8ть — Фрола, и Лавра, Якова Перьскаго, ту тело Михаила Черноризца без гла- вы; ту же стоит въ олтари сосуд от бела камени, в нем же Исус от воды виио сьтвори»; Игнатий Смоленский: «и целовахомь святую дъску Господню, на не- иэке, со креста снемше, тело Христово положиша»; дьяк Александр: «доска Спасова, на неиже несли Его к гробу»; дьякон Зосима: «в нем же стоит дека, на 301
ней ж Христа несли ко гробу, на неиже слезы Богородицины и до ныне знати, белы яко млеко»; анонимные описания: «У Вседержителя доска Гэсподня и три корчаги»; «В том монастыри доска Христова, на коей к гробу несли его» (Majeska, 1984). Помазание тела Христа не было популярным сюжетом в рус- ской иконографии, что, возможно, и вызывает смешение "камня" с носилками. 46 Во время обороиы Антиохии в 1098 г. в церкви св. Петра было выкопано легендарное «копье сотника Лонгина», «по форме и размеру непохожее на обычное». Находка помогла одержать победу над «сарацинами». Правда, многие участники так до конца и не поверили в подлинность реликвии, тем более, что могли видеть в Константинополе аналогичную, доставленную туда из Иерусали- ма после захвата его персами в 614 г. (в XI в. она хранилось в Фаросской церкви Богородицы, а Робер де Клари видел его там еще в 1204 г.). В XVIII в. католиче- ская церковь окончательно отвергла найденное в Антиохии копье как поддель- ное. Для истории древностей было бы небезынтересно провести экспертизу это- го предмета, дальнейшая история которого неизвестна. (Заборов, 1977, 100; За- боров, 1980, 83). 47 «Туринская плащаница» — длинная полоса льняной ткани с изображением человеческого тела, как бы отпечатавшегося на ней при оборачивании. В XIV в. она была предъявлена во Франции как сохранившаяся с 1 в. н.э. ткань, в которую облачили тело Христа при погребении, и стала одной из многих почитаемых реликвий. Но, в отличие от огромного большинства средневековых «благочести- вых подделок», «Туринская плащаница» благополучно пережила критический пересмотр ее истории источниковедами на рубеже XIX-XX вв. (Chevalier, 1899; Chevalier, 1900; Chevalier, 1902) и скептические отзывы иконографов, достаточ- но уверенно отказывающих ей в ранней дате. В течение нашего столетия дискус- сия о ней быстро набирала вес. В изучение этого, безусловно неординарного (чем бы он в конечном счете ни оказался) памятника оказались втянуты серьез- ные ученые из самых разных областей. «Спор о плащанице» затронул не столько профессиональных историков или искусствоведов, сколько представителей есте- ственных наук (антропологов, биологов, химиков, физиков и математиков). В настоящее время плащаницу можно считать одним нз главных «конкретных объ- ектов», требующих работы по созданию новых методов взаимоотношения науки и религии, знания и веры, и неизменно приводящих в область существеннейших проблем философии (особенно гносеологии). Именно с этой точки зрения исто- рия исследований Туринской плащаницы привлекла внимание известного био- химика, историка генетических исследований и борца за свободу науки в СССР, Валерия Сойфера. В 1984 г. им были подготовлены доклады об истории изуче- ния плащаницы, сложившиеся в серьезный и увлекательный обзор. К сожале- нию, эта единственная пока в России попытка представить подробную и объек- тивную картину проведенных исследований осталась неопубликованной. (Поль- зуюсь случаем поблагодарить автора за предоставление в мое распоряжение чудом сохранившейся рукописи). Говорить о результатах исследований рано, они далеки от завершения. Итог деятельности различных «команд» ученых вызывает каждый раз настоящую бурю. Так было после работ STURP (Shroud of Turin Research Project) в 1978 г., проводившего визуально-техническое и физико-аналитическое исследование. Так было после первого (не особенно корректно организованного) опыта радио- карбонного датирования в 1980-х гг.— несомненно, так будет и после только что произведенного повторного анализа в США, который, судя по сообщениям, существенно удревнил вероятную дату объекта. История дискуссии совершенно ясно показывает, что важнейшим препятствием к подлинному изучению объекта 302
стал затрудненный доступ к нему исследователей, обилие стоящих за исследова- нием церковно-политическнх проблем и ажиотаж, которым сопровождается ка- ждый новый шаг в работе ученых. Литература по плащанице уже совершенно необъятна (Wilson, 1978; Draws, 1984; Sox, 1978; Sox, 1988; Hoare, 1995; Heller, 1983). Издается специальная периодика, прежде всего Shroud Spectrum International (Indiana Center for Shroud Studies). Проводятся специальные съезды, конгрессы и т.п. Для знакомства с точкой зрения убежденных противников под- линности плащаницы: Nickel, 1983. 41 В южной Сирии можно было за два года изучить 87 церквей, 12 монасты- рей и других комплексов. Фундаментальный труд Батлера издал после смерти автора его ученик Э.Б. Смит (Butler, 1929). Батлер известен также тем, что од- ним из первых стал рассматривать участие студентов в натурном исследовании памятников как обязательную часть обучения (экспедицию в шутку называли «Крестовым походом детей» (Weitzmann, 1986). 49 Принстонский университет сохранял лидерство в США как организацион- ный центр по археологии и истории искусства Византии примерно до конца 1940 — 50-х гг. (уступив его затем Дамбартон Оуксу). Со смертью Балдуина Смита (1956) здесь прекратилось изучение византийской архитектуры, возоб- новленное Слободаном Чурчичем в 1982 г. Продолжается по сей день работа над «Индексом» (копии которого есть в Дамбартон Оукс, Университете Калифорнии в Лос-Анжелесе, Лейденском университете и Ватикане). Среди крупных проек- тов Морея была и попытка издания полного свода объектов «Христианского музея» Ватикана. 90 Большая экспедиция для микрофильмирования манускриптов была посла- на на Синай уже в 1949-50 гг. Библиотекой Конгресса. Проект 1956-65 гг. (Дж. Форсит, К. Вайцман), правда, не включал археологических исследований, и лишь в небольшой степени — архитектурные, а был сосредоточен на изучении икои и рукописей. Пять исследовательских сезонов, каждый длинною в год, про- веденные в монастыре св. Екатерины, очень напоминают путешествия начала дека (недаром о них вспоминают в связи с «Синайским альбомом» Н.П. Кон- дакова), но осуществленные с большим размахом. К середине века значение кол- лекции древнейших икон монастыря, многие нэ которых позже вошли практиче- ски во все учебники истории искусства, стало очевидным (особенно после пуб- ликации в 1950-х гг. двухтомника Сотириу). Новая мощная фиксационная кам- пания осуществила чрезвычайно широкую фотосъемку (первый том публикаций, посвященный архитектуре и «большой мозаике», появился из печати в 1973 г., первый том по коллекции икон в 1976 г.) 31 Интересна история создания Дамбартон Оукс, ярко рисующая зависимость науки от «просвещенного меценатства». В 1940 г. отставной дипломат Роберт Блисс и его жена Милдред передали в управление Гарвардского университета Поместье с великолепным парком, домом-дворцом, помещавшимися в нем кол- лекцией и библиотекой (волею судеб расположенное совсем не в Кембридже, как Гарвард, а в Вашингтоне). На основе этих собраний возник исследовательский Институт, одним из трех направлений работы которого стала история Византии. Первым постоянным директором программы был профессор из Принстона Аль- берт М. Френд; он подобрал штат ученых (частью из Европы), выстроил струк- туру исследований и публикационных программ. 2 Особенно за 1940-60-е гг. (позже Дамбартон Оукс все больше внима- ния уделял исследованиям письменных источников). Отметим такую тему, как История погребального обряда в Византии (о работах Ф. Грирсона, К. Манго, А.А. Васильева см. выше; добавим ставшую классической книгу Йозефа Дира о 303
порфировых саркофагах норманнской Сицилии); исключительно важен свод Джорджа Маджеска для изучения реликвий Константинополя. Особенно много сделано для публикации мозаик и фресок. После смерти Уиттмора парижский AIBS с Полом Андервудом во главе был присоединен к Дамбартон Оукс, благо- даря чему последний принял участие в издании мозаик Кахрие Джами и Айя-Со- фии (см. выше), основополагающих трудоа Отто Демуса по мозаикам Сан Мар- ко и Эрнста Китцингера по мозаикам Монреале и Санта Мария Аммиральо (Па- лермо) и др. Существовал даже неосуществленный проект реконструкции моза- ичных циклов Апостолейона (Grierson, 1962; Mango, 1962; Vasiliev, 1948; Deer, 1959; Majeska, 1984; Demus, 1984; Kitzinger, 1960; Kitzinger, 1990). 53 Одна из самых больших была организована в 1964 г. в Афинах Манолисом Хатцидакисом Огромную роль играют «дидактические» экспозиции в Музее Метрополитен, такие как «Год 1200» (1970), «Век духовности: позднеантичное и раннехристианское искусство III-V1I вв.» (1977), «Слава Византии» (1997). Ка- талоги, сборники конференций и другие материалы к ним готовятся так, чтобы ими можно было пользоваться и после закрытия выставок как исследователь- ской, справочной и учебной литературой. Эти качества делают их незаменимы- ми для студентов и аспирантов (Year 1200, 1970; Age, 1977; Glory, 1997). 54 При осаде дунайских крепостей (Варна, Шумен, Одрин) К.А. Нарышкин и П.М. Волконский не только собрали музейные коллекции, но и осуществили фиксацию обнаруженных древностей; было организовано и специальное «худо- жественное путешествие»), 55 Важный материал отложился в дневниках известного слависта и собирате- ля рукописей Виктора Ивановича Григоровича (1815-1876), совершившего пу- тешествие на Афон и в Болгарию (Мелник, Пловдив, Тырново и др.) в 1844- 45 гг. (часть опубликована: Григорович, 1915; Григорович, 1877; см.: Поляков, Фонкич, 1994, 192) и архимандрита Антонина (Капусгина), побывавшего в городах Македонии (Охрид, Прилеп и др.: Антонин, 1865, 1879; Он же, 1886). 56 Этот государственный подход унаследовало и болгарское правительство, во главе которого на некоторое время оказались люди, тесно связанные с Росси- ей (например, министром народного просвещения был профессор Харьковского университета Марин Дринов). 57 Уцелели до наших дней, хранятся в архиве ИИМК, Спб. В письме писа- лось: «В г. Софии существует один из древнейших православных храмов во имя св. Софии, знаменитый тем, что в нем совершился один из Вселенских соборов. [Этот храм]... был обращен в мечеть. Алтарь храма отломлен и получившийся при этом материал употреблен на заделку пустоты, образовавшейся вследствие означенной разломки в восточной стене храма, что Комиссия изволит усмотреть на нарочито мною на сей предмет снятом, прилагаемом фотографическом ри- сунке». Хотя храм на полтора аршина «врос в землю», но «представляет колос- сальный и грандиозный памятник древности»; часть сводов обрушилась после землетрясения и, судя по наружным признакам, закладки в южной стене храма сделаны после отломки алтаря. (Цит. по: Въжарова, 1960). 58 В 1884 г. директором Софийской Библиотеки и Музея стал Константин Иречек; в те же годы братья Шкорпилы, Герман и Карел, приступили к широким археологическим разведкам, которые охватили и памятники средневековья. С 1892 г. Музей в Софин стал самостоятельной организацией, хотя начал активную деятельность не ранее 1910-х гг. Болгарское Археологическое дружество воз- никло в 1901 г. при поддержке РАИК, но реально работало с 1908 г. 59 Составленная им программа «археологического» изучения Болгарии от- крывалась задачей сбора рукописей. Особое внимание уделялось охране древно- 304
сгей, отмечались утраченные надгробные эпиграфические памятники (в том числе XIV в.), опасности для ряда монастырей, но прежде всего — для церкви св. Софии: «В один день отдан был приказ уничтожить и сравнять с землей все усыпальницы поблизости св. Софии, хотя некоторые между ними явно относи- лись к первым векам христианства». (Цит. по: Въжарова, 1960). 60 Экспедиция посетила Охрид, Прилеп, Скопле, Фессалоники и их окрест- ности, причем фиксировались и памятники позднего средневековья, вплоть до XVII в. Работы сосредоточились на островах и берегах озера Преспа, где поме- щались столицы царства Самуила. Были изучены церкви в селе Герман и пещер- ные храмы южного берега Преспы, остров Малый град. Особое внимание при- влекли руины «Великой церкви» на острове Ахилл, план которой снял еще ар- химандрит Антонин, заставший храм неразрушенным (Милюков, 1899). Дата церкви была определена как правление Самуила, который привез после похода в Лариссу мощи св. Ахилла (986). Необходимые раскопки фундамента базилики осуществились на полвека позже и дали интересные результаты, в том числе обнаружилось предполагаемое погребение царя Самуила, о чем ниже. 6Г Отчет об экспедиции Н.П. Кондакова превратился в основополагающий труд по македонским христианским древностям, но даже он не впитал всех ма- териалов (Кондаков, 1909). П.Н. Милюковым были составлены подробные опи- сания монастырей, отдельных храмов и эпиграфических памятников города Мелник (его дневник опубликован: Въжарова, 1960) и др. П.П. Покрышкин снял планы церквей в Несебре и сделал акварели, частично изданные. Материалы этой поездки, иногда тематически совпадающие с собранными первой экспеди- цией, выгодно отличались качеством фотофиксации, выполненной Д.А. Крайне- вым. 62 Раскопки, неграмотно проведенные летом 1900 г. на холмах Тырнова (Ца- ревец и Трапезица), Успенский расценил как «непоправимый удар ожиданиям славистов», несмотря на то, что были открыты'остатки 17 (!) средневековых церквей. Сам Успенский во время экскурсии не только осматривал храмы («Свя- тых Четыредесяти», 1230 г.; Петра и Павла, XVI в.), но и вел активную фикса- цию архитектуры, фресок, надгробий (вплоть до XVIII в.) и особенно эпиграфи- ки (Успенский, 1901-1902). 3 Результаты опубликованы в специальном томе, включившем, в числе дру- гих, общую статью Ф.И. Успенского и описание найденных церковных артефак- тов Д.В. Айналова (Абоба-Плиска, 1905, 1-15, 287-290; Ваклинова, Овчаров, 1978; Георгиев, 1993). 64 Интерес Ф.И. Успенского к средневековой Болгарии не ослабнет и в после- революционные годы, он будет стремиться публиковать в «Византийском вре- меннике» сообщения о новых работах. Заслуги перед болгарской византинисти- кой будут оценены по достоинству: в 1926 г. Ф.И. Успенского изберут в Болгар- скую Академию наук. 65 Уже в 1900-х гг. возникают проекты совместной работы РАИК с сербами. К 1911 г. создается специальное отделение для «археологии Балканского полу- острова»; в планы экспедиции русско-сербо-болгарской экспедиции для изуче- ния «праисторических древностей» Димотики (1912) планировалось включить средневековые памятники (Дечанскнй монастырь). 66 Шмит приехал в Болгарию собрать материал для заказанной ему моногра- фии «Народное искусство: архитектура, скульптура и живопись в Болгарии». Он писал также в 1907 г.: «Материал, который тут, никем не замеченной, прямо на дороге валяется, огромен и весьма важен... В самой Болгарии, по-видимому, даже ценить не умеют того, что есть, и весьма важные памятники гибнут на гла- зах у всех ...» (Шмит, 1911; цнт. по: Чистотинова, 1994). 305
67 В 1910-е гг. провинциальные общества и музеи начали интересоваться христианскими памятниками: археологическое общество Варны раскапывает раннехристианский храм Елан-Тепе и церковь в селе Фундукли между Варной и Несебром. Дают много нового исследования базилик (в Хисар-Баня, Еленская) и крестовидного храма в Пирдопе. С первого же тома в ИБАД включали целые археолого-статистические очерки памятников округи озера Преспа, прежде все- го церковных (ч. 1 — 1910; ч.2 — 1911; ч.1-2 — 1912; ч.З — 1913). Особого вни- мания заслуживает начатая в 1913 г. серия монографий «Материалы по истории Софии», при выходе в свет первого тома которой, посвященного раскопкам Со- фийского собора, Ф.И. Шмит написал Б. Филову восторженное письмо. 68 Состоятельные члены общины заказывали аркосолии в обширных склепах с фресковой росписью, где классические сцены перемежались библейскими, а буколические изображения сада имитировали Рай. Аналогичные памятники изу- чены позже в сравнительно недалекой Македонии, где систематизация материа- лов позволила недавно очень наглядно показать процесс перехода от язычества к христианству в погребальном обряде северного Средиземноморья (Фессалони- ки). Ср. более поздние материалы по Македонии, в т.ч. 600 погребений на шести некрополях IX-XIV вв. в Прилепе (Kourkourtidou-Nicolaidou, 1997; Бабий, 1971). 9 Н.Л. Окунев будет поддерживать переписку с Н.В. Златарским; С. Покров- ский займется анализом архитектурно-археологических материалов Плиски, Несебра, Софии, опубликует в 1930-х гг. серию работ по болгарской церковной археологии и архитектуре. 70 Костница — славянское название погребальных, обычно монастырских, церквей, где хранили останки, извлеченные при эксгумациях. Ключевым памят- ником, который привел А. Грабара к его гипотезе, была гробничная церковь Бан- ковского монастыря: двухэтажное однонефное здание с полуциркульным сводом (21.20x7.30 м) Позднее Е. Бакалова высказала мысль, что это один из редких памятников, о которых упоминают уставы монастырей XI—XII вв. — часовня кладбища послушников, стоящая вне стен монастыря (в нижнем уровне специ- альные могильные углубления хранили останки монахов); иконография роспи- сей трактовалась как погребальная (Бобчев, Диколов, 1960; Бакалова, 1977). 71 Причину этого видели в более строгом запрете армянской церкви на похо- роны внутри храмов. Банковский монастырь основан в 1083 г. Григорием Баку- риани, великим доместиком западных войск, помощником императора Алексея Комнина, и принадлежал к кругу грузинских культурных инноваций (профили- рованные арки костницы напоминают грузинские фасады). Здесь была семина- рия для грузинских юношей; учились многие грузинские просветители; занима- лись литературной деятельностью, особенно переводами (Гордеев, 1930; Мнаца- канян, 1976; Кирилко, 1989). 72 Нижний этаж Банковской гробницы изначально устроен как гробница, но почти скрыт землей. То есть это скорее крипта, часто помещаемая в архитекту- ре средневизантийского времени под монастырским собором, а не часть специ- ально устроенного погребального храма; роспись позволяет сравнить ее с крип- той церкви св. Луки в Фокиде. В нижнем уровне храма Асеновской крепости вообще нет ни погребений, ни росписей, так что это не отдельная церковь и не гробница, а просто объемный строительный элемент, «подиум» храма (аналог — Мирелейон в Константинополе, погребения в нижнем этаже которого устроены только в XIV в.) Не подтвердилось и предположение А. Грабара о погребении в нартексе Боянской церкви ее ктиторов (Пенкова, 1996). 73 Правда, черниговский храм четырехстолпный, как и возможный аналог «Одолар-Джами» (ее датируют XI—XII вв. и соотносят предположительно с 306
«Марией Константинопольской»), но в Константинополе есть и однонефная двухэтажная усыпальница «Богдан-сарай», XII или XIV вв. (Коваленко, Раппо- порт, 1993; Брунов, 1927, 142; Brunov, 1926, 352; Mathews, 1980, 220; Schneider, 1936,62). 74 Например, общий анализ монастырской архитектурной археологии пока- зал, что сербские монастыри XII-XV вв., не выработав собственной «идеаль- ной» и устойчивой плановой системы, подобной западноевропейской, не оста- лись и в стороне от этого процесса. Их строение (в отличие от монастырей Ви- зантии и Руси, строившихся в основном применительно к обстановке и задачам и не имевших устойчивой пространственной композиции) подчинено опреде- ленным принципам. Для сербских монастырей характерен стремящийся по форме к кругу периметр стен, а врата располагаются так, чтобы вести непосред- ственно к дверям собора, с запада. Автор обобщающего исследования Светлана Попович даже полагает, что помещение крестообразного в плане храма в центр округлого периметра не случайно и наполнено символикой (в отличие от функ- ционального расположения многочисленных служебных построек: трапезных н кухонь, скрипториев и библиотек, больниц и странноприимных домов, келий и хранилищ), (burtit, 1984; ЧурчиЬ, 1988; 'Сиг&б, 1991; ЗанковиЬ, 1985; Попович Д., 1992; Попович С„ 1994) 75 Чтобы картина «полной христианизации» Греции в конце IV — сер. V в. стала очевидной, Сотириу довольно было представить карту и список открытых там храмов, что он и сделал в 1938 г. на МКХА в Риме. 76 Особенно интересна датировка погребений. Онн практически не дали ин- вентаря и сначала дату определили по монете Константина II (ок. 328), то есть периодом после церковного мира. Но когда на одном из скелетов обнаружили золотую серьгу редкой формы, дата кладбища резко сдвинулась к первой поло- вине III в., что позволило связать памятник с письменными известиями о Кнос- ской епископии (ранее 170 г.!). По мнению У. Френда, христианская базилика была сознательно поставлена на языческом кладбище, могилы которого лежали по обе стороны церкви (Frend, 1994; Frend, 1996). 77 После важнейшего свода памятников скульптуры А. Грабара (Grabar, 1976) назовем работы: Dennert, 1995; Feld, 1970; Пазарас, 1988. В новом сборнике по археологии поздней Греции см.: Cooper, 1966; Coulson, 1966; Ivison, 1966. По- следний автор ведет широкую работу по собиранию надгробий XIII—XIV вв. в Восточном Средиземноморье. 71 Руины большого комплекса V в. (Алахан, Алабанда, Койя Килиссн) откры- ты еще Рамсеем в 1890-х гг. на высоте 3 000 футов над уровнем моря в Исаврии, между Селевкней и Иконией; исследовались турецкими археологами в начале столетия. Ансамбль вытянут вдоль горной террасы: древние пещерные сооруже- ния здесь сменили три базилики, баптистерий и кладбище, объединенные ко- лоннадой, проходящей по краям террасы. Хорошая сохранность архитектуры и удачное применение археологии обеспечили надежную датировку в пределах правления императоров Льва (457-474) и Зенона (474—491) на основе отличной византийской керамики и более чем сотни монет IV-VI вв. Дата уточнена двумя эпитафиями, среди них — архитектора Тарасия, 462 г. (Gough, 1985; DA, I, 523). Неопубликованные отчеты и материалы поездки Я.И. Смирнова в Малую Азию хранятся в ИИМК (Могаричев, 1994; Rodley, 1985); новая библиография у Тьерри (DA, V, 673). Напомним, что российские исследователи, столкнувшись с проблемой «пещерных городов» Крыма уже в XVIII в., всерьез занимались их Исследованием с 1880-х гг. и рано перенесли интересы на аналогичные комплек- сы вне России. Определив эпоху их существования как византийскую, они нау- 307
чились выявлять различные функции и типы (см. выше); позднесредневековые пещерные комплексы на юге России изучал В.И. Плужников (Плужников, 1985). 80 Каппадокийские скальные церкви — особый случай в изучении древних храмов. Их литургические устройства высечены из монолита, они сохраняются и дают возможность до известной степени восстановить картину пронсходивше- j го, в чем помогают также портреты донаторов, надписи, программы росписей. Храмы отличает от константинопольских совпадение в плане апсиды и алтаря, размещение ниши жертвенника вне алтарного пространства, прямо в нефе; принципиальное отсутствие специальных апсид для жертвенника и диаконника (многоапсадные планы указывают на существование не одного, а нескольких престолов в одном объеме) и т.п. Таким образом, работа строится на примене- нии функционального метода (Teteriatnikov, 1996). Н.Б. Тетерятникова— кура- тор Архива полевых исследований и фотографий Византийского отделения Дам- бартон Оукс, ученица Т. Мэтьюса. 81 Р. Остерхут написал ряд работ, посвященных изучению роли «образца» в строительстве; дотошно исследует византийскую строительную технику на па- мятниках Константинополя, Малой Азии, Палестины. (Ousterhout, 1981; Он же, 1987; Он же, 1990; Он же, 1989; Он же, 1996). Методически его подход к скаль- ным комплексам не вызывает возражений, особенно в свете доказанной сейчас «функциональной пестроты» скальных памятников Крыма. | 82 По преданию, апостол Павел провел здесь три года и многие памятники города упомянуты в Писании. Поэтому традиционная «религиозная археология» попросту зачисляет в церковные древности символически связанные с Павлом Й античные постройки: стадион, где он бывал; театр, где проповедовал; улицы, по которым ходил. С нашей точки зрения их изучение принадлежит в несопостави- ' мо большей степени классической позднеантичной археологии. || 83 Главный интерес вызвал поиск Артемисиона, погибшего в III в., открытию I которого (1869-74) посвятил жизнь известный энтузиаст Дж.Т. Вуд, пережив- ший в связи с этим немало трудностей и самых романтических историй. 1 84 Напомним, что Австро-Венгрия пользовалась в 1880-1910-х гг. особыми | преимуществами в Турции, доходившими до права создания собственных струк- I тур управления и экстерриториальности. 1'1 5 Представлявшаяся с самого начала огромной (144x31.5 м) базилика после ( раскопок 1910-11 гг. невероятно «выросла» в длину, достигнув 265 м (!), за что и I получила название «двойной базилики»: причина была в использовании для || строительства античного гимнасия. Базилика была частью епископской рези- | денции рубежа V-VI вв., которой принадлежал и открытый у северо-западного края баптистерий. В VIII в. в руинах храма возвели гораздо меньшую крестооб- । разную церковь, а затем третью — самую маленькую, вплоть до X в. служившую местом паломничества и многочисленных захоронений, продолжавшихся и по- сле окончательного разрушения (Karwiese, 1989). 86 Сэмюэль Гайер, в частности, смог поэтому изучить храм св. Феклы (Мири- емлык), найдя грот, считавшийся ее жилищем и ставший местом паломничества еще до того, как в IV в. поставили базилику, смененную в третьей четверти V в. | купольной постройкой (Frend, 1996, 191). 87 Экспедиция Йельского университета и Британской школы археологии в I Иерусалиме работала в 1928-30 гг. Сам город открыт в 1806 г. немецким путе- шественником Ульрихом Зитценом; первое научное описание сделал в 1902 г. Г. Шумахер (Crowfoot, 1931; Gerasa I, 1983; Jerash, 1989; Zayadine, 1986; DA, XII, 337). 88 Епископальный комплекс, протяженностью почти 180 м, стоял на посте- пенно повышавшихся террасах и включал, кроме базилик, дворов и водоемов, । 308
жилища клириков, бани и др. Главными заказчиками церковных работ до VII в. оставались епископы, представлявшие город на соборах в Селевкии (359) и Хал- кедоне (451). В Герасе интересно раннее применение крестообразной купольной композиции, знаменовавшей начало нового этапа в архитектуре Византии, древ- нейшие примеры которой дают именно Сирия и Иордания (например, церковь, построенная некоей Мариной в 464-65 гг.) ’’Невозможно не упомянуть о мозаичной надписи, в которой священник Эней, строитель базилики св. Феодора (494-96) в епископальном комплексе, резонно объяснял преимущества христианского храма над языческим: святое место когда-то отравлял смрад от убийства и сожигания приносимых в жертву четвероногих, так что надо было затыкать носы, проходя мимо— теперь же стало оно благоуханной долиной благолепия и красоты, где прохожему остается лишь осенить себ4 крестом. 90 В пригороде Каусье за мостом через Оронт. Здесь же были обнаружены два очень важных для истории церковной утвари серебряных сосуда для причастия, в том числе знаменитая «антиохийская чаша» с фигурами Христа и апостолов. Работы особенно известны благодаря прекрасным христианским мозаикам, ко- торые получили музеи участников, а также Дамбартон Оукс (опубликованы поз- же Доро Леви). Экспедицией руководил У.А. Кэмпбелл (Antioch, 1934-52; Morey, 1938; Levy, 1947). 91 Например, на церкви, построенной уже в первой трети IV в. в Киркбице, Чаленко особенно тонко проследил развитие культового здания из жилого с IV по VI—VII вв., выраженное в постепенном усложнении плана и выделении ал- тарной части (Tchalenko, 1953-58; Кауфман, 1961). 92 Древнее название Абу Мина неизвестно. Городище раскапывали уже с 1905 г., в 1936 г. его исследовал Ф.М. Дайхман; особенно успешны были сезоны 1951, 1963-67 гг.; работы ведутся по настоящее время. Древнейшие слои на по- селении принадлежат IV в.; заброшенное, оно ожило благодаря открытию мо- щей. Для гробницы святого использован более древний гипогей, а первая бази- лика над ней поставлена в первой пол. V в. На рубеже V-VI вв. к мартирию до- бавили Большую базилику, что сделало постройку крупнейшей церковью Египта (в эпоху Юстиниана I мартирий сменил храм-тетраконх, типологически близкий постройкам Сирии, соединенный нартексом с Большой базиликой). Маленький ранний баптистерий заменили октагональным в плане зданием с куполом и ог- ромным бассейном, пригодным для массовых крещений. Захват города персами, а затем арабами привел к эмиграции греческого населения; большая часть свя- щенного квартала обратилась в руины, которые разгородили и использовали как хозяйственные постройки. В VIII в. город пережил короткий расцвет; мартирий даже перестроили в пятннефную базилику, но в начале IX в. население оконча- тельно покинуло Абу Мина (Ward-Perkins, 1949, 3; DA, 1, 93). В самой Мадебе, на полу церкви Богородицы, были изображены персони- фикации христианских городов, в том числе Рима, вместе с античными божест- вами. Одна из лучших мозаик на полу часовни в Хирбет Михает (близ горы Не- бо) выполнена на пасторально-символический сюжет (букеты цветов, фрукты, рыбы) в 562 г. Есть некоторые разногласия в атрибуции памятников первых веков, в том числе и в рамках пресловутой проблемы иудео-христианства; хорошо известны также конфликты по поводу раскопок некрополей, которых пытаются не допус- тить религиозные фанатики, и т.п. Типичный пример - остатки большой трехнефной базилики (30x25 м), по- строенной в 415 в Эвроне (севернее Акры). Уже в 429 г. она была расширена, 309
портик заменен нартексом, алтарь окружен барьером, а полы замощены мозаи- кой с именами богатых донаторов (латинскими, греческими и сирийскими). Од- новременно работы израильских ученых (Ави-Йохана, Сукеника и др.) в Бейт- Альфа, Капернауме и т.д. показали быстрое развитие иудаизма в первые три века и полное сохранение его в среде местного населения византийской эпохи. 96 Например, необходимость строительства дамбы на Тигре севернее Мосула заставила изучить в 1978-85 гг. 80 объектов (они почти не дали ожидавшихся христианских материалов). В 1994 г. началось строительство плотины на Евфра- те, угрожающее затопить христианские памятники Самосаты, Мелитены и дру- гих городов (предварительные работы проводят Британский институт в Анкаре, Университет Глазго и австралийские ученые). 97 Последняя книга по нему вышла буквально на днях, а уже планируются новые исследовательские кампании (Biddle, 1998). Эдикулу Гроба Господня при- дется скоро реставрировать, разбирая камень за камнем. Есть надежда, что уче- ные будут допущены к участию, тогда удастся судить не только о часовнях 1555, 1728 и 1809-1910 гг., но, может быть, и о первоначальной конструкции 326 г. Пока проведен обмер методом фотограмметрии (разрешение на что уже было выдающимся дипломатическим успехом). 98 Не все они, однако, бесспорны. Стремление к сенсации постоянно рождает совершенно спекулятивные интерпретации. Так, австралийский археолог Р. Смит, открыв византийскую церковь в Пелле, в крипте ее северной апсиды нашел саркофаг, который датировал 70-135 гг. и объявил христианским (не имея к тому почти никаких оснований); позже он опубликовал бронзовую пластину с изображением Голгофы, которую считает ее древнейшим изображением (Smith, 1973; Smith, McNicoll, 1981). 310
СРЕДНИЕ ВЕКА
-MICHEL DE VILLOYJEAJ7. T В t1fj CfHMXt e/ftaiHcj an ttuLat du 1%ш/* d& IJEjlLlej drJ ry Х1лаЛпл4 r remxrl jflaftcb^ Акварель из свода Роже де Ганьере Надгробие епископа (Michel de Hl- loyseau) Третья четверть ХШ Лиможская эмаль (Enamels, 1996)
ГЛАВА VII. ИЗУЧЕНИЕ ЦЕРКОВНЫХ ДРЕВНОСТЕЙ ФРАНЦИИ, ГЕРМАНИИ И ИТАЛИИ В главе IV мы говорили о переломе в науке, который потребовал усиленной работы по восстановлению «потерянного звена», культуры «темных веков», и об интернациональных программах, имеющих целью проследить изменения, превратившие за полтысячелетия (400-900) поздний «римский мир» в «христианское средневековье». Основой пе- ремен в науке стал взгляд на новую религию как на один из главных ме- ханизмов сохранения и передачи культуры при переходе от античности к средневековью. Действительно, сказать, что церковь играла в жизни средневековой Европы важную роль, было бы трюизмом. О ней свидетельствует уже «физическое присутствие» огромного числа церковных зданий: соборов, епископских резиденций, баптистериев, мартириев, монастырей с их госпиталями и хозяйством, приходских церквей и пр. Понятно, что не- обходимо углубленное изучение как новых типов поселений, сооруже- ний и артефактов, так и «топографии религии»: путей, сроков, форм распространения христианства; перемен в структуре города и деревни; смены погребального обряда и организации некрополей. В Западной Европе науки о древностях долго развивались на основе «экзотических» материалов; всех интересовала «заморская» или антич- ная археология. Изучение национальных древностей двинулось вперед только благодаря рывку в культурной истории, который известен под именем «движения романтизма». Если до этого Средние века рассмат- ривали как время упадка и невежества, то теперь в них видели эпоху зарождения национальных культур и современных государств. Обраще- ние к местным древностям, их накопление, систематизация и публика- ция, а также «освоение» в искусстве стали важнейшим культурным ме- ханизмом Нового времени.' Как классицизм нашел материал для конкретизации идей в остатках Помпей и Геркуланума, так романтические движения обрели питатель-
ную среду в средневековых руинах. Развалины — обычная сцена дейст- вия готического романа Англии, романтической сказки Германии, фран- цузской или итальянской исторической повести. Антикварий или архео- лог, с их «таинственными» методами и знаниями, в XVIII в. стали важ- ными литературными персонажами. Воздействие изучения церковных древностей сказалось также в архитектуре, живописи, музыке.2 В XVIII в. в Англии и Шотландии, классических странах «готиче- ских преданий», располагавших особенно многочисленными средневе- ковыми руинами, возродилась тяга к заброшенным монастырям и аббат- ствам, возникли первые общества для их изучения; в XIX в. этот про- цесс обрел широкий размах и продолжается вплоть до нашего времени Аналогичные процессы наблюдаются в Германии, Франции, Италии — трех странах, начало которым было положено распадом державы Каро- лингов, или Франкской империи Карла (800-840), разделившейся на три части по Верденскому договору. Французские археологи (особенно в период после наполеоновских войн) изучают древности периода Меро- вингов, реставрируют романские аббатства и готические соборы. В Гер- мании расцвет научной церковной археологии пришелся на середину XIX — начало XX в., когда быстро объединявшееся государство искало опору в древностях «салических королей» и Священной Римской импе- рии. Работая над строительством национальных культур, европейские народы осознанно перешли от универсализма античности (и основанно- го на её наследии классицизме) к изучению «варварских» эпох, признав себя наследниками не только романского и готического миров, но и древностей эпохи «переселения народов». Стержень движения к нацио- нальным древностям в период романтизма составляло изучение древно- стей церковных (с середины I тыс. н.э. до поздней готики) — направле- ние, получившее в Европе название «церковной археологии» (см. преди- словие). Оно развивалось в теснейшей связи с расцветом стиля «исто- ризма» в зодчестве, живописи, прикладном искусстве, разработкой про- блем реставрации. Конечно, интерес к «национальным» церковным древностям заро- дился отнюдь не в XIX веке, он гораздо старше и развивался в разных странах по-разному. Основа этих различий определялась историей стра- ны в Новое время, но огромную роль играли и другие факторы, прежде всего особенности формирования памятников как объектов, годных для натурного исследования, — те пути, какими памятники «выпадали» из оборота практической жизни. Посмотрим на эти факторы, так сказать, «в работе». Начнем с погребальных древностей «переходной эпохи», с которыми познакомимся на материалах Франции и Германии (южные и западные земли которой входили в состав земель франко-германских королевств Меровингов и Каролингов). Италия даст нам примеры изу- чения церковной топографии. Закончим же обзор Англией с ее развитой системой изучения «монастырских древностей» и «архитектурной ар- хеологией». 314
1. Церковные древности Франции* Французская школа, в которой научный и религиозный интерес к древнейшим памятникам христианства с самого начала соединялся с глубоким вниманием к средневековой археологии, начала, как и италь- янская, с погребений. Правда, во Франции не было катакомб. Но зато она располагала многочисленными могильниками римской Галлии и франкии эпох Меровингов и Каролингов. Если в Италии внимание при- влекли захоронения пап и мучеников за веру, то во Франции — королей и членов королевского рода (светских распространителей христианства и покровителей церкви), а также массовые сельские и городские могильники. Эта различие не было случайностью: в нем сказалась раз- ница становления христианства в «римском» Средиземноморье и «вар- варской» Европе. У молодых, едва вышедших из стадии «племенного строя» народов именно ритуал погребения вождя обладал огромной со- циальной значимостью, поэтому его трансформация рассказывает о раннем этапе христианизации Европы, пожалуй, в большей степени, чем история храмового строительства, церковного прикладного искусства, вообще материальных элементов богослужения Король Хильдерик последний язычник или первый христианин? «Мы вошли туда, где был Карл. Но он не лежал, подобно телам других по- койных, а сидел на своем троне, как если бы был жив. Его венчала золо- тая корона, а скипетр он держал в руках, одетых в перчатки, сквозь ко- торые проросли ногти. Над ним возвышался потолок из известняка и мрамора. Чтобы попасть к нему, мы проделали отверстие в этом потол- ке. И когда мы вошли к нему, мы ощутили очень сильный запах. Мы немедленно преклонили перед ним колени и помолились ему. Затем им- ператор Оттон облек его в белые одежды, подстриг ему ногти и восста- новил вокруг все, что в этом нуждалось. Ничто из его членов не было уничтожено тлением, но кончик его носа немного утратился и импера- тор заменил его кусочком золота. Он извлек затем зуб у него изо рта, восстановил потолок камеры и мы удалились»? Так передает хроника, Написанная примерно в 1030-40-х гг., рассказ графа Оттона из Ломелло, участника вскрытия гробницы Карла Великого императором Оттоном III в 1000 г. Вне зависимости от достоверности, его смысл очевиден: король Карл, великий создатель империи и защитник христианства, по- прежнему бодрствует в своей столице у кормила власти. Странные, од- нако, подробности узнаем мы об этом погребении! Биограф и современник Карла, Эйнгард, ничего подобного не опи- сывал, представив обряд словами более привычными и заурядными.4 Но и в рассказах графа Ломелло, с точки зрения раннего средневековья, нет ничего экстраординарного. Необычное положение тела приводит на па- мять не только курганные погребения языческих королей, но и извест- * Основано на: Михайловский, 1971, Young, 1988: Fevrier, 1991, Naissance, 1991; James, 1992, Perin, 1992; Лебек, 1993, Frend, 1996 315
ный в некоторых монастырях обряд погребения настоятеля или чтимого старца. Нет, конечно, полной уверенности в достоверности рассказов о вскрытии гробницы Карла, тем более что среди многочисленных сред- невековых описаний обретения мощей — это одно из наиболее ориги- нальных. Но после исследования погребений других королей франков детали уже не кажутся столь нелепыми. Первая королевская гробница, открытая во Франции, по странному совпадению принадлежала и первому королю франков, Хильдерику (t 481/482) По-видимому, Хильдерик был язычником, но в то же время, как отец крестителя франков Хлодвига, явился основателем католиче- ской династии Меровингов. О его погребении до XVII в. не было извест- но буквально ничего (великий хронист Франции, Григорий Турский, много внимания уделяющий погребению знати, на сей раз смолчал, упомянув лишь, что «по смерти Хильдерика наследовать ему был при- зван Хлодвир>). Немудрено, что когда 27 мая 1653 г. в церкви Сен-Брис на окраине г. Турне каменщик, расчищая место под новый фундамент, нашел кошель с двумя сотнями серебряных монет и сотней золотых — не сразу поняли, кому они принадлежат. Впрочем, хозяин тут же обнаружился. Вместе с византийскими мо- нетами (от Феодосия II, 408-450 до Зенона, 476-491) был найден скелет мужчины высокого роста с золотым кольцом на пальце. Щиток-печатка кольца нес «портрет» и краткую, ясную подпись: CHILDERICI REGIS («Короля Хильдерика»). В погребении были шелковые ткани, золотое шитье, оружие, украшения и необычные ювелирные изделия: маленькие пчелы, украшенные гранатами.5 Большая часть этих замечательных находок с 1765 г. хранилась в Париже, в музее медалей и монет Национальной библиотеки, но но- ябрьской ночью 1831 г. сокровище похитили и переплавили, осталось лишь несколько вещей (Perin, 1980). Пропало и кольцо с надписью — но сохранилось его изображение и гипсовая копия. К счастью, врач прави- теля Нидерландов и главный врач Антверпена, Жан-Жак Шиффле, еще в 1650-х гг. составил и опубликовал подробное описание клада в сопро- вождении хороших гравюр. (Kazanski, Perin, 1988). Выход этого отчета под названием «Anastasis Childerici I» («Воскрешение Хильдерика I») в Антверпене в 1655 г. считают началом христианской археологии во Франции. Восторг был полный. Отчет Шиффле увлек всех образованных лю- дей страны, тем более, что его поддержали новыми ценными находками (см. ниже). Погребение Хильдерика оказалось, так сказать, эталонным. С XVII в. и до сих пор это, по мнению ряда ученых, единственное франкское королевское захоронение, которое датировано и атрибутиро- вано безусловно надежно. (Правда, гиперкритики предлагали считать кольцо поддельным, но это мало вероятно, контекст погребения очень достоверен). По записям Шиффле обряд изучали поколения историков, но сумели разрешить далеко не все противоречия, связанные с этой за- гадочной гробницей. 316
wv С 1983 г. Раймон Брюле начал систематические раскопки у ц. Сен- Брис, что сразу изменило представления о месте, в котором совершено погребение, и о его ритуале. (Brulet, 1992 и другие работы). Оказалось, во-первых, что церковь датируется периодом после V в. Во-вторых, что могила лежит в центре кладбища, но не старого римского, а нового — франкского, древнейшие захоронения которого отнесены к 450-525 гг. Осталось неясным, положила могила короля начало некрополю, суще- ствовавшему до VII в. включительно, или «вписалась» в него.6 В 20 м от гробницы короля нашли три отдельных углубления в скальном грунте. Там лежали целые, нерасчлененные скелеты дюжины коней, принесен- ных в жертву. Радиокарбонная дата подтвердила близость их с могилой короля по времени (кроме того, врезанное в захоронение коней позднее погребение датируется VI в.). Такая «гекатомба»—уникальный случай на франкских кладбищах, обычно рядом с воином хоронили одного ко- ня. Мы уже говорили, что письменных свидетельств крещения Хильде- рика нет, что как будто подтверждает обряд. И все же некоторые ученые настаивают на более осторожном подходе. По мнению Эдварда Джейм- са, одного из наиболее авторитетных исследователей древностей фран- ков, данные археологии не позволяют говорить о погребенном как не- сомненном язычнике. (James, 1992). Конечно, массовое жертвоприношение — разительный аргумент в пользу «язычества». Но увязка могилы Хильдерика и рвов с лошадьми (V-VI вв.) топографически и хронологически не вполне надежна. Если над королем был насыпан курган — почему он, подобно многим другим, не ограблен в древности? Считают, что сам Хильдерик погребен с ору- жием и боевым конем, поскольку богато украшенная «лошадиная голо- ва» упомянута в описании. Но полной уверенности и тут нет. Рисунки Шиффле, охватившие все артефакты, не показывают никаких следов конской упряжи.7 Одно можно сказать определенно: в погребении Хильдерика «вар- варское» перемешано с «римским». Типичное для варвара имя сочетает- ся на печати с латинским титулом «гех» (то есть глава союзной армии христианского уже Рима). Волосы на «портрете», по традиции франк- ских вождей, длинные — но панцирь и палюдамент римские. Погребе- ние совершено во вполне «римском» месте, за чертой города близ доро- ги (скоро среди могил поднимется часовня, а позже церковь в честь св. Бриса, первого после Мартина епископа г. Турне, одного из святых заступников династии Меровингов). Наконец, в Турне трудно видеть какой-то языческий центр или столицу королевства Хильдерика: лишь некоторые короли выбирали место погребения заранее, многих же хоро- нили там, где их настигла смерть. (James, 1988). С точки зрения археоло- гии языческие верования Хильдерика пока остаются недоказанными. «Мы знаем достаточно о предвзятости суждений Григория Турского, чтобы поставить под сомнение его ярлык с надписью “язычник”», — та- кими словами заканчивает статью о погребении Хильдерика Э.Джеймс. Конечно, его работа—прежде всего эксперимент по проверке надежно- 1 317
сти определения языческих и христианских древностей и аргументы приведены не для доказательства того, что Хильдерик был крещен. Но, вслед за Джеймсом, мы должны видеть два препятствия, с которыми приходится иметь дело при исследовании древностей переходного пе- риода от язычества к христианству в Европе. Первое — сложность и за- путанность реальной исторической обстановки, когда политические, экономические, социальные соображения заставляли ряд племен и ран- них государственных образований принимать крещение «условно», ино- гда подтверждая приверженность ему, но подчас оказываясь весьма не- стойкими и непоследовательными христианами. Второе — неполнота самих древностей, попадающих в руки исследователя, и несовер- шенство методов анализа. В результате комплексы, воспринимаемые как нехристианские, имеют тенденцию к переатрибуции их крещеным со- обществам, а предметы явно христианского происхождения часто при- ходится рассматривать как включенные в языческий контекст. Все ска- занное весьма наглядно проявляется при изучении королевских погре- бений франков-христиан. Королевские погребения у франков. Сколько всего известно к на- стоящему времени погребений франков из королевского рода Меровин- гов, в точности сказать трудно. Еще до находки в Турне, при работах в хоре базилики ц. Сен-Жермен-де-Пре в Париже в 1645 г. открыли сразу несколько могил — весьма вероятно, действительно королевских. Кроме саркофагов, были найдены могильные камни и изваяния, но их описание появилось лишь в 1724 г. (Bouillart, 1724, 251-253; Perin, 1980, 8-9). По- скольку открытие погребения Хильдерика I и публикация Шиффле по- казали, что средневековые воры оставили кое-что собратьям века Про- свещения, многие бросились искать «сокровища» в заброшенных скле- пах с целью наживы. Поэтому в 1656 г. в Сен-Жермен были вновь вскрыты те же (или другие?) могилы, и процесс ограбления, начатый в средневековье, продолжился в XVII веке. Ученый-бенедиктинец Бернар де Монфокон (1655-1741), публикуя в 1729 г. материалы Сен-Жермен- де-Пре, рассказал, что саркофаги, невредимые в 1645 г., оказались к 1656 г. ограбленными.8 На одном из костяков была одежда и головная повязка с золотой ни- тью, а пряжки пояса и обуви — из серебра. Поскольку саркофаг имел надпись-граффити: CHILDER REX, его охотно атрибутировали Хильде- рику И. Рядом была и другая гробница с шитыми золотом одеждами, которую приписали Батильде (Belechildis), юной королеве, убитой в 675 г. вместе с королем. Все было бы хорошо и складно — но дело в том, что инвентарь первого погребения тоже скорее женский и имеет массу аналогов! Так что явно незаурядные погребения могли принадлежать совершенно другим людям.9 Существует иная точка зрения, усваивающая два ненарушенных по- гребения не Хильдерику и Батильде, а Хильдеберту I (поскольку именно он в 558 г. основал храм Сен-Жермен-де-Пре как свою усыпальницу) и его жене Ультраготе. В XVII в. здесь, в королевском аббатстве, память о 318
WJ! расположении погребений Меровингов еще сохранялась. Надпись- граффити, в кратчайшей форме упоминающая имя и королевское досто- инство погребенного: «Хильдер(...) король» заставляет задуматься, не имеем ли мы дело с переносившимся захоронением. И перенос, и мар- кировка саркофагов случались в средневековье, если нужно было по- строить новый храм на месте старого, при трансляции священных мо- щей или по другим причинам; краткие пометки на крышках саркофа- гов— типичный признак сдвинутых со своего места погребений.1 Удивительные совпадения преследуют открытие погребений знат- ных франков: три другие могилы, считающиеся королевскими, нашли почти одновременно, но только через 300 лет (1959) под полами евро- пейских соборов: два в Кельнском, одно — в Сен-Дени. (Werner, 1964; Doppelfeld, Weyers, 1980). Кельнские погребения (женщина и мальчик) совершены во второй четверти VI в., через 1-2 поколения после креще- ния Хлодвига, в полуподземном мавзолее, встроенном в атриум ранее существовавшего собора. Можно не сомневаться, что они принадлежат христианам. Женщина (ок. 30 лет) лежала в гробу в одном конце камен- ного склепа, в другом его конце располагался инвентарь — сосуды из керамики, стекла и бронзы, вероятно, с едой и напитками. На покойной были роскошные украшения (золотой обруч для волос, застежки, коро- бочка с амулетами и др.). Деление инвентаря, видимо, символично — вне гроба, на периферии склепа, располагают вещи, представляющие рудимент старого ритуала; им суждено вообще исчезнуть по мере разви- тия христианского обряда. Личные же ценности — принадлежности костюма — останутся еще по крайней мере на столетие, пока в конце концов все это не заменит средневековый саван. Ранний вариант такого обряда у франков распространился как раз в начале VI в., с первого по- коления, принявшего христианство, поэтому нельзя считать, что перед нами рудимент языческих верований. Это скорее общий признак, свой- ственный и христианам и язычникам на стадии раннего государства.11 Находка в аббатстве Сен-Дени получила название «погребение Ар- негунды», поскольку на пальце покойной имелось кольцо с надписью, прочтенной как ARNEGUND, и монограммой, расшифрованной как «Regina» (без печатки). Антропологи установили возраст умершей (ок. 45 лет) и вычислили дату погребения (ок. 570). В результате его приписали третьей жене короля Хлотаря I (511-561). 2 Однако в такую датировку (а, следовательно, и атрибуцию) поверили не все. Уилсон рекомендовал читать ARNEGUNDIS, без титула «короле- ва», поскольку ни одна монограмма того времени вообще не раскрыва- лась как титул, только как имя. (Wilson, 1964). Кроме того, у археологов возникли сомнения в дате: ее принятие влекло пересмотр прежней хро- нологии украшений, которые датировали погребение гораздо более Поздним периодом, первой половиной VII в. Сторонники старой интер- претации ответили попытками «исправить» дату, пересмотрев анализ антропологических материалов и указав на их плохое состояние; в итоге ее сдвинули к 590 г. (при возрасте около 80 лет). Перэн, сперва очень 319
сомневавшийся в дате и атрибуции, в конце концов включил их в авто- ритетный «Атлас раннехристианских памятников Франции». (Naissance, 1991). С точки зрения источниковедческой ясно, однако, что идентифи- кация «королевы Арнегунды» основана лишь на чтении монограммы и вере в то, что надпись на перстне отмечает королевский титул ее носи- теля, а не, например, имя подарившего. Не будь в погребении злополуч- ного кольца, его несомненно датировали бы ок. 625 г. Среди более позд- них франкских погребений называют не столь известные, но явно близ- кие по типу к королевским.13 Письменные источники, большое внимание уделяющие погребениям знатных франков (например, королевы Радегунды, умершей в 587 г в Пуатье: Григорий Турский, IX, 42 и др., James, 1980, 41-42), показыва- ют, что Меровинги не создали единого погребального комплекса. Ни одна из многих базилик-усыпальниц не оставалась родовым мавзолеем более 1-2 поколений (житие Батильды называет 6 главных храмов коро- левства, из них 4 были королевскими усыпальницами). Места погребе- ний находились в столице Хлодвига, Париже, или близ него, но археоло- гически изучены недостаточно (самое важное погребение, крестителя франков Хлодвига, неизвестно; см. ниже). По-видимому, в двух случаях можно говорить о попытках основать родовые королевские мавзолеи, которые не смогли развиться из-за дина- стических распрей. Это надгробные храмы Апостолов (святой Женевье- вы, см ниже) и святого Винценция (Сен-Жермен-де-Пре). (Miiller-Wille 1982, 365; Kruger, 1971). Вернувшись из Испании с плащом св. Вин- ценция, Хильдеберт I построил для этой реликвии церковь, где в 584 г похоронили его брата, затем его самого (f 558), их жен, детей и, может быть, если атрибуции найденных в XVII в. саркофагов верны, Хильде- рика II с женой. Дагобер I предпочел храм аббатства Сен-Дени.14 Из ко- ролей здесь был положен сам Дагобер и его сын Хлодвиг II. Всемирно известный сейчас как «пантеон» средневековых королей Франции, Сен- Дени стал таковым, однако, много позже, после переноса сюда Каролин- гов (Карла Мартелла, Пипина I и других). И в Сен-Жермен-де-Пре, и в Сен-Дени погребения королей располагались в хоре церкви. Попробуем найти Хлодвига? Видимо, именно погребение Хлодви- га/Кловиса, крестителя франков, в храме открывает традицию, которая быстро распространилась среди галло-франкской знати и через строи- тельство массы частных церквей (позднее ставших приходскими) по- служило распространению христианства за пределами городов. Чрезвы- чайно интересно, конечно, было бы сравнить погребения Хлодвига и его отца Хильдерика I «напрямую», но могила первого пока не найдена. А ведь ее можно найти! — во всяком случае, так считает известный фран- цузский историк и археолог Патрик Перэн. Место могилы короля описано как отдельное святилище (sacranum) в базилике Апостолов в Париже, где рядом с мужем положили его жену Хлодехильду/Клотильду и двух их дочерей. (Григорий Турский П-48, IV-1). Выбор места определило погребение св. Женевьевы, защитившей 320
Вид раскопок в центральном нефе собора св Женевьевы в 1807 г По акварели XIX в (Париж, Национальная библиотека) (Репп, 1992) Париж от Аттилы в 451 г. По смерти в 502 г. ее погребли на позднем римском кладбище, получившем имя Мон-Сен-Жермен, парижане по- строили над ней деревянный ораториум, а после 507 г., сделав Париж столицей, Хлодвиг и Хлодехильда заменили его базиликой Возможно, сам выбор столицей мало значительного тогда Парижа диктовался по- требностью быть рядом с Женевьевой.15 Единственная информация о раскопках в нефе базилики св. Же- невьевы относится к 1807 г и получена при ее полной перестройке. Ин- терес к «церковной археологии» в очередной раз проявил император Наполеон, приказав отыскать гробницы Хлодвига и Хлодехильды рань- ше, чем храм св Женевьевы будет снесен. Вскрыв его центральную часть, обнаружили множество каменных и гипсовых саркофагов, нахо- дившихся когда-то в древнейшей базилике.16 Королю и его близким приписали пять саркофагов, стоявших возле западной стены крипты, но атрибуцию очень скоро оспорили Массовые работы на меровингских некрополях позволили выстроить общую хронологию саркофагов, кото- рая показала, что формы «выбранных» экземпляров вошли в употребле- ние не ранее второй половины VI в (Delahaye, 1985) Таким образом, они принадлежали не королевской фамилии, а кому-то из знати, имев- шей право на погребение близ останков св Женевьевы (к VII в эта по- t требность была уже так велика, что привела к возникновению огромно- го кладбища внутри и вокруг церкви). Где же погребения Хлодвига и его семьи? Перэн предложил свое, весьма обнадеживающее, решение (Репп, 1992) Считалось, что погре- Ч Зак 3363 Ml 321
бения были в главной крипте. После перестройки в XI в. их якобы пере- несли в церковь, где над ними в XIII в. поставили изваяния, известные с XVII в. и находящиеся сейчас в Сен-Дени. Конечно, погребение короля было вблизи могилы Женевьевы — но ее собственное положение в церкви VI в. тоже неизвестно (не говоря уж о месте могилы 502 г.) Еще при первом рейде викингов к Парижу (845) ее мощи извлекли, перело- жив в реликварий, установленный потом в хоре храма. Старый камен- ный саркофаг остался на прежнем месте и в ходе дальнейшей транс- формации крипты сам стал реликвией, пострадав от рук почтительных пилигримов больше, чем от викингов. Они точили камень до тех пор, пока в XVII в. его остатки не прикрыли футляром. Все это хранится се- годня, вместе с сохранившимся дном от саркофага, в ц. Сен-Этьен-дю- Мон, поскольку в начале XIX в. старая церковь Сен-Женевьев была сне- сена для открытия проезда по новой улице Хлодвига, а новую церковь, известную больше как «Пантеон», построили неподалеку. При том, что история храма и могилы Женевьевы прослеживается по документам, а крипта многократно описана, о могилах Хлодвига и его семьи источники более не упоминают. Может быть, их и не было в крипте в средневековый период? Перэн полагает, что Хлодвиг вряд ли выбрал бы для мавзолея тесную крипту, где уже стояли три саркофага и вечно толпились паломники.1 Против смешения мартирия с королев- ским мавзолеем могла возражать и церковь. Если Хлодвиг был погребен вне крипты — для его мавзолея остается единственное место, особая палатка, примыкавшая с севера к апсиде и перекрытая сейчас асфальтом улицы. Вероятно, когда-то здесь была полуподземная погребальная крипта. Окажется ли она нетронутой? Напомним о найденных саркофа- гах в ц. Сен-Жермен-де-Пре: несмотря на массу перестроек самого хра- ма, они сохранились in situ до XVII в. Возможно, что и саркофаги Хло- двига и Хлодехильды лежат на месте по сей день — благо в 1807 г. их «сакрариум» не тревожили. Осталось проверить это археологически. Роже де Ганьере, его предшественники и продолжатели. Мы нача- ли историю изучения христианских древностей во Франции XVII в. с того момента, когда была обнаружена могила в Турне, а неизвестный монах похитил сокровища из саркофагов в Сен-Жермен-де-Пре. Экскурс в историю погребальных обрядов королей Меровингской династии по- зволил особенно подробно познакомиться с проблемами, встающими при исследовании могильников переходного и раннего христианского периода в «варварских королевствах» (далее о них см. гл. VII-2). Исто- рия открытия древностей, конечно, намного богаче. Пожалуй, ни в одной другой стране в XVII веке не выказывали тако- го интереса к средневековым древностям, как во Франции. Огромную роль сыграла публикация сочинений Григория Турского с их многочис- ленными описаниями религиозной жизни, церквей и кладбищ. Путево- дителем для работ по истории древностей стала и «История церкви» Тиллемона. Развитие исследований в научном направлении опиралось 322
на постепенное формирование слоя просвещенного дворянства и горо- жан, который, конечно, следовало бы назвать интеллигенцией. В 1663 г. была основана Французская Академия, деятельность которой сочеталась с игравшими в изучении церковных древностей основную роль учеными монахами. Последние использовали широкую начитанность для состав- ления уникальных сводов письменных памятников, на которых могло основываться изучение христианских древностей. Мабильон с собратьями-бенедиктинцами из Конгрегации святого Мавра («мавристами») работал над «Acta Sanctorum» — хронологически составленными житиями святых монахов.18 Болландисты-иезуиты нача- ли собственные «Acta Sanctorum» с помесячным описанием житий всех вообще католических святых, когда-либо почитавшихся. Длительность работы над изданием составила 300 лет: первые два тома закончили в 1640 г., а последний (декабрьский) — только в 1940 г.19 Бенедиктинцам принадлежат и первые опыты «научной реставрации» церковных зда- ний: в конце XVII в. они тщательно воспроизвели древние готические элементы церкви аббатства Сен-Мэксен, разрушенной гугенотами (хотя остальные здания аббатства строились уже в стиле классицизма).20 Кроме того, во Франции уже замечали и изучали не только «коро- левские» погребения. Каноник Бокилло (1649-1728) опубликовал две группы меровингских саркофагов (из Карре де Томб, Бургундия и ц. св. Мартина в Артонне, севернее Клермона). Сохранились сообщения о находке креста (по преданию, предложенного королю Дагоберу (629- 639) и о золотой чаше того же времени, скопированной в 1653 г. К сожа- лению, то и другое пало жертвой антиклерикализма в эпоху Великой Французской революции. Начали выкапывать и первые саркофаги зна- менитых христианских некрополей под Арлем — к сожалению, их раз- бивали и пережигали на известь, так что для науки они потеряны.21 Одновременно зарождалась традиция «археологических путешест- вий», то есть экспедиций любителей древности, имеющих целью обна- ружение и фиксацию памятников старины. Во Франции первый же шаг в этом направлении оказался на редкость своевременным и успешным. В 1695 г. Франсуа Роже де Ганьере начал археологическое путешествие по Франции, сопровождаемый художниками. В их задачу входило зари- совывать все привлекающие внимание памятники, особенно надгроб- ные, в церквях и на кладбищах. Основную часть рисунков сделал Луи Будан; вместе они составили огромную коллекцию, около трех тысяч листов.22 Самые ранние из зафиксированных памятников датируются серединой XII в., более поздние «дотягивают» до XV в. Портретные изображения идеализированы, а общий стиль слегка «готизирован», но зато рисунки чрезвычайно подробны и археологически точны, особенно в Деталях, надписях и т.п. По ним можно изучать готическое и позднее Романское надгробие французского средневековья, многие памятники которого остались только на листах коллекции Ганьере. Рисунки зафик- сировали такие редкие артефакты, как скульптурные надгробия, цели- 323
ком выполненные в технике лиможской эмали; памятники с использова- нием фрагментов античных саркофагов (например, Жильбера де Ла По- ре), и др.23 Это был выдающийся вклад в изучение европейских средне- вековых церковных древностей. Лишь антикварам Англии XVI- XVIII вв. удастся совершить похожие, хотя и не оставившие столько изобразительных материалов, путешествия (см. гл. VIII).24 От Великой Французской революции — к XX веку XVII век был для Франции столетием ярких открытий: случайных находок и великолеп- ных исследовательских затей, вроде путешествия Ганьере, сравнимых по размаху замысла с лучшими художественными и научными предпри- ятиями эпохи абсолютизма. Следующее столетие в области работы с церковными древностями выглядит на первый взгляд менее привлека- тельным. Католическая реакция вызывала неприкрытое раздражение «третьего сословия». Эпоха Просвещения подвергала осмеянию все, что было связано с культом мощей и реликвий, церковью и монашеством. Поэтому вплоть до конца столетия исследования христианской старины были не более чем продолжением начатого еще в прошлом веке. Ситуация разительно изменилась в конце XVIII в. в ходе Великой Французской революции и правления Наполеона. У каждой страны есть периоды, когда она пытается сбросить с себя «тяжкий груз прошлого» и начать свою историю, так сказать, с чистой страницы. Обычно эти мо- менты сопровождаются отторжением и забвением, а то и массовым раз- рушением религиозных и культурных памятников. В России таким пе- риодом было время после революции 1917 года; в Англии — «диссолю- ция» первой половины XVI века; в Германии и Нидерландах— Ре- формация. Последствия эпох межконфессиональной борьбы или анти- клерикальной «разрушительной активности» для изучения древностей нельзя оценить однозначно. Потерн, конечно, очевидны; поведение бун- тующих масс, а также зачастую и верхов общества, безусловно, самое варварское. Но отрицание и разрушение как бы впервые ставит весь на- род лицом к лицу с его материализованным прошлым, заставляет уви- деть его в неожиданном и редком ракурсе, хотя и ценой сокрушения. Срывается покров почтительного равнодушия, характерный для более благополучных эпох, и отношение к прошлому, прежде всего к религи- озным древностям, заостряется. Они становятся как никогда близки всем — и разрушителям старого, и его защитникам. Обе стороны со страстью, доходящей порой до самопожертвования, стремятся: одни — разрушить стены храмов и раки, другие — спасти их. Наука о древностях при этом и теряет, и выигрывает. Разрушение памятников обнажает неожиданную и часто очень важную информацию. Кроме того, ряд сооружений выводится из служебного оборота и преда- ется забвению порой на целые века, образуя как бы археологический депозитарий. Но никакая вражда, даже социальная, не длится вечно. Со временем руины сделаются добычей исследований: археологических, исторических, художественных; заброшенные храмы привлекут особый интерес, начнут вызывать сожаление и раскаяние. Потребность восста- 324
новить связи с историческим прошлым усилит их и превратит в конце концов во всеобщие. Внесла свой неожиданный вклад в изучение церковных древностей и Великая Французская революция. В 1789 г. Учредительное собрание запретило пострижение в монастыри. Декреты 1790 г. объявили о не- признании религиозных орденов, о передаче церковных и монастырских имуществ в народную собственность. Наконец, августовский декрет 1792 г. уничтожил все монастыри, «мужские или женские конгрегации, под каким бы именем они ни существовали во Франции, не исключая даже и тех, которые занимаются только службою при госпиталях и ухо- дом за больными». В результате были упразднены 429 аббатств и распа- лись союзы, более древние по происхождению, чем сама Франция. Одна и та же участь постигла бенедиктинцев — соратников первых Меровин- гов; доминиканцев, учредивших в ХШ в. инквизицию; обогащавших Рим нищих капуцинов-францисканцев. Началось открытое разграбление церквей, иногда сопровождавшееся разрушением; вскрытие гробниц и снос надгробий; уничтожение мощей. Находки, сделанные в прошлом и хранившиеся в ризницах или церковных залах, утратили или сознатель- но уничтожили в ходе «борьбы с клерикализмом». Революционные ар- мии Франции несли за ее границы не только освобождение от остатков феодализма. Одновременно они «экспортировали» варварское разруше- ние церковных памятников. В период оккупации оно постигло, напри- мер, около 40 храмов Кельна и его окрестностей.25 Правда, активная борьба молодого государства с церковью продол- жалась во Франции сравнительно недолго. В 1801 г. Наполеон Бонапарт заключил конкордат, был коронован папой Пием VII в качестве импера- тора— и мир восстановился. В 1811г. начали реставрацию (хотя и неудачную) пострадавшего аббатства Сен-Дени с памятниками XIII- XVвв. (Михайловский, 1971, 26-27). Император проявлял живой ин- терес к церковно-историческому прошлому, особенно к эпохе ранних франкских королевств. По его распоряжению провели раскопки в церкви Сен-Жермен-де-Пре перед сносом, пытаясь обнаружить по- гребения короля Хлодвига и его семьи. К наследию франков обращался Наполеон и в поиске символов для новой династии: отсюда заим- ствование золотых пчелок из погребения Хильдерика I как имперской эмблемы и орлов с римских знамен в качестве военной (см. выше). От эпохи Наполеона ведут начало два важнейших направления французской школы изучения христианских древностей, которые фор- мируются в первой половине XIX в. Эти направления делятся хроноло- гически, географически и методически. Первое продолжает начатую в XVII в. традицию исследования национальных церковных древностей, включая сюда и работы по их сохранению, реставрации, коллекциони- рованию. Второе направление — начавшееся широкое изучение ранних христианских древностей за рубежами Франции, прежде всего в коло- ниальной Северной Африке, уже рассмотренное нами в главах II-1 и Ш-2. Обратимся теперь к первому направлению. 325
Гюбер Робер Снос церкви в Париже (Париж Музей истории города)
Пришедшее на смену революционерам и наполеоновским ветеранам новое поколение французов резко повернулось к изучению и защите на- циональных древностей, ища в своеобразном «почвенничестве» компен- сации и утешения после долгой эпохи социальных потрясений, граж- данских войн и вражеских вторжений. В 1830-х гг. быстро складывают- ся провинциальные объединения медиевистов и «антиквариев» (особен- но известно общество Нормандии), выходит журнал средневековых древностей (с 1834) Создаются государственные учреждения охраны памятников, пишутся инструкции, складываются архивы. Древностями увлекаются литераторы, музыканты, художники, стремясь к раскрытию их значения для «самоотождествления» в истории. В числе чиновников- «антиквариев», членов Комиссии исторических памятников, мелькают имена прекрасных писателей (например, Проспера Мериме); генераль- ный инспектор изящных искусств Тэйлор одновременно являлся издате- лем популярного «живописного вояжа» по древним памятникам Фран- ции. (Taylor, 1820-1863). Великий Гюго в 1825—32 гг написал цикл ста- тей «Война разрушителям» и дал роману, который стал своеобразным манифестом «романтической медиевистики», имя храма.26 С 1840-х гг всь более заметную, а затем и ведущую роль в изучении церковных древностей играют архитекторы. Среди них выделяется фи- гура Эжена Эммануэля Виолле-ле-Дюка (1814-1879), без которого не- возможно представить историю натурного изучения и реставрации хри- стианской средневековой архитектуры (особенно тот вид реставрации, который получит название «стилевой», стремящийся восполнить утраты памятника путем глубокого проникновения в психологию средневеково- го художника, в замысел мастера, в самый дух эпохи). Виолле-ле-Дюк, начав с великолепной базилики Сен-Мадлен в Везлэ (XII в.), изучил и реставрировал чуть не все шедевры средневекового зодчества Франции- Нотр-Дам и Сент-Шапель (Париж), соборы в Лионе, Реймсе и Амьене, церкви в Пуасси, Монреале, Шалоне-на-Марне и многие другие. Как архитектор аббатства Сен-Дени он много занимался его изучением, в частности, атрибуцией надгробий. При всей спорности его реставраци- онных принципов и «разрушительных восстановлений», ценность про- веденных им исследований и многочисленных монументальных трудов по истории средневековой архитектуры (часть их переведена и на рус- ский язык) сохраняется.27 Выдающимся исследователем средневековой архитектуры был и основатель Французского археологического общест- ва (1834) Арсисс де Комон, издание лекций которого способствовало развитию подхода к древнему зданию как к «археологическому источ- нику». (Caumont, 1831-1840). Рука об руку с исследованиями средневековья продолжались во Франции и работы по христианской археологии. В середине XIX в. они связаны с именем Леблана (1818-97). Молодой француз, посетив Рим в 1847 г. с целью собирания древностей и осмотра коллекций, оказался среди тех, кто заразился энтузиазмом де Росси Чиновник Таможенного комитета Министерства финансов, Э Леблан, как и многие французы, 327
удачно сочетал службу с изучением древностей. В 1848 г. он получил открытый лист на «эпиграфическое путешествие» по стране и скоро опубликовал два тома «Христианских надписей Галлии». Он полагал, что надписи и археологические памятники позволят увидеть отражение верований всего народа, в то время как писания отцов церкви содержат лишь взгляды избранного меньшинства. Уже в 1849 г. Леблан обратил внимание на саркофаги важного центра раннехристианской Европы, Арля, известные с XVII в., но лишь к 1878 г. подготовил их серьезную публикацию. Некоторые саркофаги делались на месте, другие привози- лись издалека — из Рима, Аттики, Проконнеса. Галло-римская аристо- кратия использовала их уже с I в., но в эпитафиях влияние христианства ощутимо не ранее 111 в. (присутствие собственно христианских фиксиру- ется с 310 г.). Местное производство прекратилось в начале V в., однако возникли новые мастерские в Нарбонне и Аквитании, на основе место- рождений мрамора в Пиренеях.28 Приняв после отставки пост директора Французской школы в Риме (1883), Леблан в 1886 г. опубликовал, ис- пользуя предельно современные методы иллюстрирования, свод сарко- фагов христианской Галлии (всего 295), охватив почти всю страну. На длиннейшем пути их изучения, начиная от обнаружения саркофага Юния Басса (см. гл. II) до массовых открытий и сводов XX в. во Фран- ции, Италии, на Балканах и в Малой Азии, классическая работа Леблана стала поворотом к подлинно научным методам. Наряду с де Росси, Леб- лан считается пионером изучения христианских древностей Западной Европы. От его работ ведут происхождение как прекрасные своды сред- невековой эпиграфики, так и медленно выходящий «корпус» ранних саркофагов Франции.29 Мощная волна интереса к национальным корням, характерная для Франции с начала XIX в., особое влияние оказала, однако, не на иссле- дование галло-римской эпохи, а на раскопки некрополей V—VIII вв. Можно говорить о настоящем взрыве в этой области. Ученые пытались понять степень смешанности галло-романского и германского населения и механизм этого процесса при образовании французской нации. Конеч- но, методы сначала были самыми примитивными; погребения эпохи Меровингов открывали сотнями и даже тысячами, не оставляя вообще никакой документации и зачастую продавая все находки антикварам. Исследователей, стремившихся к накоплению информации, было сравнительно немного, но среди них выделяются такие фигуры, как священник Камиль де ла Круа (1831-1911) и особенно Теодор Ваке (1822-99).30 Последний вел исследования в Париже, где за 40 лет работ описал около 2000 раннехристианских и меровингских саркофагов VI- VIII вв. К числу его важнейших успехов относят раскопки ранних зданий под ц. Сен-Жермен-де-Пре (1873-77) и кладбищем Сен-Марсель (1868-74). В конце жизни вокруг него сложилась комиссия по охране и исследованию города— «Старый Париж», чему последовали и другие центры. В начале XX в. (1913) в городе была открыта и первая раннехри- стианская церковь (Сен-Бертран де Комменж). 328
Работа с раннесредневековыми погребальными памятниками соста- вила такую же отличительную черту изучения христианских древностей для Франции, как исследование катакомб — для Италии.31 Важнейшее значение для понимания процесса перехода от язычества к христианству играло в послевоенные годы новое открытие погребений франкских ко- ролей и знати, проводившиеся самыми совершенными, буквально «пре- парационными» методами. Оно было, наряду с исследованиями храмов (от раннехристианских до готических), церковной скульптуры и утвари, основой работ в течение всего XX в. Эпоху в подходе к церковным древностям после Второй мировой войны составили труды П.-А. Феврье и связанной с ним группы ученых (группа особенно выросла после эвакуации научных учреждений Алжи- ра, см. гл. П1-2). Именно им принадлежала выработка широкого контек- стуального подхода, требовавшего изучать не только собственно цер- ковные здания и предметы, но полные комплексы, включая весь архео- логический материал, «вплоть до керамики», а при интерпретации рас- сматривать его в связи с общей археологической и исторической карти- ной эпохи. Для второй половины XX в. такие методические задачи зву- чат, по сути дела, анахронизмом. Но в изучении церковных древностей, где еще сильны были конфессиональные установки и которое находи- лось, по очень многим причинам, на периферии собственно археоло- гии— такой подход был решительным шагом вперед.32 Можно заметить, что важным отличием французской школы изуче- ния церковных древностей постепенно стало совмещение исследований в собственной стране с изучением христианского Востока. Археология здесь — это часть культуры, охватывающая всю страну, колонии и сферы ее влияния. Французы уделяли почти такое же внимание своей стране, как Италии, Сирии, Балканам (и, конечно, Северной Африке).33 Однако этот путь не был единственным. «Узкая специализация», упорная разра- ботка методических принципов и поиск контакта с естественными нау- ками также приносили плоды, особенно в изучении древностей христи- анского средневековья. Для стран, где античные и «варварско-христи- анские» древности не были особенно выразительны, этот второй путь был более продуктивным. Классической страной, пошедшей по нему, можно назвать Англию (см. гл. VIII). 2. Церковные древности Германии* Как поделить историю Развитие интереса к церковным древностям в Германии, обладающей сравнительно скромными «запасами» поздней античности, связано со становлением медиевистики не менее тесно, чем во Франции. Здесь раньше других привлекли внимание рунические кам- * Основано на : Fehring, 1977; Guppers, 1990; Fehring, 1991, Thiede, 1992; Miiller-Wille, 1993; Frend, 1996; Naumann-Steckner, 1997. 329
ни и курганы в Йеллинге (Дания), курганы конунгов в Старой Уппсале (Швеция), золотые рога из Галлехуса (северный Шлеэвиг), найденные в 1639 и 1734 гг. Значительное влияние оказало и открытие франкских древностей —таких, как погребение Хильдерика в Турне (см. выше).34 Еще в конце XVIII в. немецкие романтики обратили внимание обще- ства на романтически живописные руины Палатината, западной и юго- западной Германии. В начале XIX в. интерес возбудили первые яркие находки, такие, например, как обнаруженный в 1800 г. при раскопках в церкви Лорша необычный песчаниковый саркофаг с ионическими пиля- страми (предполагаемое погребение Людвига Германского, ок. 876) или саркофаги и надгробия с надписями VI в. с кладбища перед церковью св. Гереона в Кельне. В 1820-х гг. повсюду в германских государствах возникают обычные проводники интереса к церковным древностям — историко-антикварные общества. При этом их участники почти сразу делятся на два лагеря: тех, кто изучает «языческий» (доисторический) период, и тех, кто занят «христианским» (средневековым). На основе этого деления в науке о древностях сложились и две дисциплины с соб- ственными организационными структурами и методами: «до- и протои- стория» (Vbr- und Friihgeschichte) и история искусства (архитектуры). В конце концов «археологию» (эпохи вплоть до раннего средневековья) от «истории искусства и культуры» отделила малопроницаемая стена. Под- ходы, методы работ, академические устремления были достаточно раз- личными.35 Противостояние было особенно сильно на рубеже XIX-XX вв., но со второй половины XX в. нашего столетия заметно встречное движение этих направлений. В сферу зрения археологов-«доисториков» начали попадать памятники позднего периода, которых они раньше просто не замечали; «искусствоведы» же стали пользоваться более развитыми, разработанными методами исследования, давно принятыми в археоло- гии, и обращать сугубое внимание на критику источников. В результате подход «антиквариев» XVII—X VIII вв., работавших сразу в обеих облас- тях, стал возрождаться на новом методическом уровне и образовал об- ласть «средневековой археологии» (в Германии в нее включают все на- правления исследования церковных древностей, справедливо полагая их одной из главных опор). Как и во Франции, прежде всего привлекли внимание погребения. Долгое время раннесредневековые древности активнее изучались в «римской» Германии, то есть в ее южных и западных землях. В середине XIX в. здесь открыли исключительно интересные некрополи, Норден- дорф (Аугсбург, 1843-44, 1854-5) и Оберфлахт (Таттлинген, 1846 г.), где сохранялись органические материалы. Они принадлежали племени але- маннов (это был район культуры, получившей название по характеру кладбищ, где могилы расположены правильными рядами— Rheihen- grSberkultur). После открытия кладбища в Зельцене (близ Майнца, опуб- ликовано в 1848 г.) удалось построить надежную хронологию.36 330
Раскопки позволили уже в 1880-е гг создать первый обзор меро- вингских древностей, хронологическую систематизацию которых осу- ществил позднее И. Вернер. (Reallexicon, 1880-1889; Werner, 1935). В начале XX в. был осознан и потенциал изучения некрополей для реше- ния социально-экономических проблем. Во второй трети XX в. появился ряд работ по соотношению кладбищ и поселений в долине Рейна, Вюр- темберге, Обергау, Средней Франконии и области Трира, а в 1960- 80-е гг. были созданы обобщающие труды.37 Исследовать рядовые кладбища развитого и позднего средневековья стали сравнительно недавно, поэтому их погребальный обряд и антро- пология пока в стадии первичного изучения. (Fehring, 1977). Но особое направление, занятое изучением «исторических» погребений сложилось в Германии гораздо раньше. Важнейшие материалы для него дали рас- копки внутри знаменитейших храмов, при которых открывались, начи- ная с конца XIX в., гробницы германской знати. В 1900-1910-х гг. в со- борах Вормса и Шпейера были открыты погребения древних императо- ров, что в предвоенной Германии явилось событием общенародного масштаба и привлекло огромный интерес. В соборе Шпейера в начале 1900-х гг. в крипте провели раскопки, вскрыв ряд погребений императо- ров Священной Римской империи {начиная с Конрада II (t 1039) и кон- чая Альбрехтом Австрийским (t 1308)}, их родственников и местных епископов. Хотя надгробные памятники в основном не сохранились, а саркофаги представляли просто прямоугольные каменные ящики с пло- скими крышками, инвентарь оказался для средневековья на редкость интересным. Он включал субституты императорских регалий (напри- мер, металлические короны), свинцовые дощечки с эпитафиями и др. (Kubach, Haas, 1970-1972). Чуть позже, с 1906 по 1919 гг., шли широкие раскопки и реставрационные работы в соборе легендарного Вормса. Здесь открыли целую серию саркофагов предшествующего поколения королевских семей (конца X— середины XI в.), священнослужителей и знати (при этом оказалось, что формы крышек еще не утратили следов происхождения от позднеантичных и франко-германских памятников I тыс. н.э.).38 История саркофагов, надгробий, мест погребений исторических личностей и т.п. вообще играет в археологии Германии важную роль. Сводки этих памятников (например, А. Нистерс-Вайсбекер по Нижнему Рейну V1I-XI вв.; Е. Гирлих и др.) или разделы, отводимые им в моно- графиях по территориям и объектам (Г. Гайдук по побережью между Эмсом и Везером до XIII в., Б. Пеффген по церкви св. Северина, Кельн) выходят постоянно, но тем не менее не поспевают за новыми открытия- ми на некрополях. (Nisters-Weisbecker, 1983; Gierlich, 1990; Haiduck, 1992; Paffgen, 1992; открытие участка кладбища с саркофагами X-XI вв. У ц. св. Павла в Вормсе: Grunewald, 1991). Специальные источниковед- ческие исследования посвящаются наиболее важным в историческом отношении памятникам, ракам, саркофагам, надгробиям, вокруг кото- рых успела сложиться уже особая литература.39 331
Собор в г Вормсе Гравюра Людвига Ланге 1832 г
Интерес к погребальным памятникам всегда тесно переплетается с общим «вещеведением» на почве исследования надписей В конце Вто- рой мировой войны Германия начала издавать специальный корпус (Deutsche Inschnften, DI), охватывающий эпоху от начала средневековья до XVI в и включающий как лапидарную эпиграфику (в основном над- гробную), так и надписи на всевозможных предметах (как правило, из церковных хранилищ) Серия, построенная по территориальному при- знаку, уже насчитывает четыре десятка томов Что касается исследова- ния литургической утвари, реликвий, артефактов, связанных с паломни- чествами, вообще области церковного прикладного искусства — в по- слевоенный период огромную роль для их развития сыграли частые «исследовательские выставки» (международные, как знаменитые «Ars Sacra» и «Ornamenta Ecciesiae», или отдельных музеев или земель, тема- тические) 40 В XIX в, одновременно с изучением некрополей, в Германии при- ступили к натурному исследованию церковной архитектуры и искусства Раньше других этим занялась учрежденная в 1835 г Комиссия по нацио- нальным памятникам, видевшая свою цель в описании сохранившихся зданий, публикации имеющихся источников по архитектуре и лишь «в третью очередь» — историко-архитектурных обследованиях В конце XIX в результаты работ обобщили в первых томах аналитического ка- талога художественных памятников и исторических зданий Dehio, von Bezold, 1892-1901 Задачей историков христианской архитектуры в глазах научного со- общества было увеличение количества информации о сохранившихся церквях, причем атрибуцию памятников, датировку и классификацию осуществляли на основе типологическою сходства или/и письменных источников Однако, приступив к исследованию сохранившихся зданий, архитекторы, историки и особенно реставраторы немедленно столкну- лись с включенными в них остатками ранних памятников, те, в свою очередь, выводили на руины еще более древних сооружений Сразу воз- ник значительный объем информации, требовавшей анализа и выработ- ки методов дальнейшей работы В результате первые же десятилетия работ XX в сформировали новое поколение крупнейших «археологов церковной архитектуры», которые и возглавили работы Общенацио- нальное звучание приобрели раскопки и реставрация в древнейших со- борах Майнца, Трира, Шпейера и Вормса (см выше) Наиболее успеш- ными, как и в других странах, оказались совместные работы архитекто- ров и археологов, поскольку это обеспечило повышение технического и методического уровня41 Разрушения военного времени, начиная с конца 1940-хгг, стимули- ровали архитектурно-археологические исследования в Германии Их результаты столь обильны, что, собранные воедино в труде Ф Освальда, Л. Шефера и X Зеннхаузера, позволяют не только изучить древности Церковной архитектуры, но также внести новые данные в вопрос о пе- реходе культуры от античности к средневековью, о первых памятниках 333
христианизации, об истории общества в целом. (Oswald, Schaefer, Senn- hauser, 1966). После войны нормальной практикой в изучении церков- ных древностей стали стратиграфические раскопы и вскрытия широкой площадью, а в архитектуре — исследование «иконографических про- грамм». (Крупный шаг в этом направлении — работа Г. Бандманна «Средневековая архитектура как носитель идеи»: Bandmann, 1951). В последующие десятилетия темп работ на памятниках постоянно нарас- тал, по раскопкам на очень многих памятниках были выпущены специ- альные монографии (например, о ряде церквей Кёльна), а в 90-х гг. поя- вились и работы, в которых не просто публикуются результаты обследо- ваний, но рассматриваются общие проблемы и принципы «церковной археологии», понимаемой как всестороннее архитектурно-археологи- ческое изучение храмов с относящимися к ним артефактами и культур- ными слоями.42 Хронологически христианские древности всех типов на территории Германии можно разделить на три группы. Древнейшие из них связаны с римскими поселениями на западе и юго-западе страны, на Рейне и Мозеле. Затем следуют памятники ранней христианизации франкских и германских племен (включая и церковные памятники королевств вплоть до завершения Каролингского Ренессанса). Последний раздел, охваты- вающий уже всю территорию страны, составляют развитое и позднее средневековье: романика, готика и постготика. Здесь пока господствуют «архитектурная» и «художественная» археология. Открытие памятников «античного христианства» на Рейне и Мо- зеле. Для истории христианства III—IV вв. особое значение имели работы в Трире, одной из провинциальных столиц поздней Империи.43 Его древние пригородные кладбища св. Евхария/Матфея (к югу), св. Паулина и св. Максимина (к северу) дали свидетельства проникновения христи- анства в конце III — нач. IV в. Еще в 1923 г. в аббатстве св. Матфея об- наружилась крипта с одним из первых несомненно христианских сар- кофагов Европы (ок. 270), открытым значительно позже (1965-66). Он принадлежал некоему Альбану и его супруге и, кроме позднеантично- го декора (цветы и путти), нес изображение совместной с мертвыми по- минальной трапезы. (Thiede, 1992; Snyder, 1985/91, 41-42). «Кладбище св. Евхария» (в том же аббатстве, вокруг церкви св. Матфея) оказалось крупнейшим раннехристианским в долине Рейна и дало до 5000 сарко- фагов (каменных и свинцовых) нач. IV-VI в., а также надгробные эпи- тафии (работы Хайнца Гупперса, 1966).44 Среди древнейших памятни- ков— и знаменитый «саркофаг Ноя» (300-306), где центральную сцену («Ноев ковчег», наполненный людьми и животными, к которому подле- тает голубка с ветвью) фланкируют сидящие фигуры, плетущие гирлян- ды роз. (Snyder, 38-39). Назовем еще саркофаги «грешного Элевтерия» из крипты св. Паулина и епископа Агриция из церкви св. Максимина.45 Судя по этим дорогим памятникам, местные общины III—IV вв. состояли из людей состоятельных. Было доказано, что христианские кладбища Трира разрослись на месте языческих как их прямое продолжение. 334
Неменьшее значение имела находка остатков здания, трактуемого как крипта-мемория, сделанная в Бонне при ремонте хора соборной церкви свв. Кассия и Флоренция в 1928 г.46 Это небольшое (3.35x2.55 м) сооружение стояло на языческом кладбище между могил II-III вв., по- следняя из которых датируется ок. 260 г. В центре мемории два поста- мента-мензы, причем северный сохранил верхнюю доску с двумя углуб- ленными «чашами» для совершения поминальных трапез (в одну встав- лен кубок середины III в.); по сторонам шли ложа «триклиния». «Меморию» уничтожили к 300 г., но в конце IV в. над криптой постави- ли прямоугольный зал (церковь?), где размещали саркофаги, а в XI в.— собор. Позднее были обнаружены и мартирии в других городах, сложив- шиеся в римскую эпоху, например в Ксантене (см. ниже). Между язычеством и христианством. Процесс массового перехода к новой религии в современной науке выявляют на основе изучения некрополей, поскольку только их материалы достаточно многочисленны и информативны (в Алеманнии, на юго-западе Германии, изучены сотни кладбищ и тысячи погребений, что абсолютно несравнимо с фрагмен- тарно раскопанными укреплениями и поселками). При этом рассматри- вают отдельные элементы обряда погребения (кремация/ингумация; тип ориентировки; наличие инвентаря; предметы с христианской символи- кой) и, главное, его соотнесенность с топографией могильников и раз- мещением церквей. Как известно, на протяжении средневековья ингумация в Европе сменила кремацию, хотя этот процесс протекал с хронологическими, социальными и региональными отличиями. Некоторые франкские пле- мена перешли к ингумации уже в IV веке, но среди алеманнов кремация сохранялась долго (за исключением погребений вождей); многочислен- ные «смешанные» кладбища на севере Германии показывают, что, не- смотря на запрет Карла Великого, два этих обряда сосуществовали и кремация изжита христианством лишь в развитом средневековье. (Herr- mann, 1968; Die Slaven, 1974; Stenberger, 1977). Ориентация ингумаций изначально была разнообразной, но преобладала западно-восточная, что можно объяснить только косвенным воздействием христианства еще до крещения.47 Кладбища, даже лежащие вне пределов земель, охваченных хри- стианизацией, уже с поздней античности содержат вещи с христиански- ми символами, однако они далеко не всегда определяют конфессиональ- ную принадлежность погребенного. Наиболее надежный индикатор христианства — крест из тонкого листка золота, встречающийся в моги- лах лангобардов, алеманнов и баваров южной Германии (VII — нач. VIII в.). 8 Драгоценные кресты как украшения или крестовидные подвески не обязательно говорят о том же, их могли использовать и как украшения.49 Конечно, христианам принадлежали надгробия VI-VII вв. с соответствующими надписями и изображениями — но обнаруживают их только там, где сохранялась римская церковная традиция. 335
Ряд элементов, свойственных дохристианскому погребению, долго сохранялся в средневековую эпоху, порой можно наблюдать и возвраты к нему после долгого перерыва Особенно это касается помещения в могилы всевозможных предметов. Отказ от обычая предлагать умерше- му посмертные дары, наделяя его частью родового имущества,— несо- мненное следствие крещения Однако погребения знати с богатым ин- вентарем, иногда даже в церквях, вплоть до VI—VII вв многочисленны (см. выше) и исчезают не раньше конца VII-1X вв 50 Причину этого ви- дят во влиянии римского права и в обычае передавать церкви на помин души покойного вещи, которые описываются в кодексах законов как военное снаряжение и одежда Вкладывание вещей покойного в цер- ковь, в полном объеме или частично (как реликтовый обряд), сохраня- лось в течение всего позднего средневековья в Западной и Центральной Европе (Stein, 1967, Gewisswissenschaft, 1979), а также на Руси. Даже после того, как погребения с полным набором инвентаря исчезают, по- койного все же продолжают снабжать кое-чем из имущества: обычны богатые одежды, украшения, оружие (погребения короля Генриха IV (1056-1106) и Альбрехта Австрийского (1258-1308) в соборе Шпейера, и др.; см. выше). Можно думать, что члены высшего класса были в со- стоянии удовлетворить церковное требование жертвовать на «строение души», не обделяя при этом и погребенное тело.51 Реанимацию древних обычаев можно наблюдать вплоть до Нового времени Например, на протестантском кладбище Грасхайм (существо- вало с нач XVI в ) встречено оружие, украшения, молитвенники. (Feh- nng, Stachel, 1967). В погребениях женщин позднего средневековья обычны ножницы (фольклористам они знакомы как дар женщине, умершей при рождении ребенка). Эти находки указывают на распро- странение суеверий, но унаследованы ли они прямо от языческого куль- та мертвых или возникли независимо, как порождение древнейших природных архетипов человеческой психики, под влиянием фольклор- ных переработок литературных сюжетов и тд —остается вопросом. Поскольку изучение поздних кладбищ лежит вне сферы традиционной археологии, доистории или архитектурной истории, их раскопки и пуб- ликации чрезвычайно редки (Fehring, 1977, Fehring, 1988-89). Лишь со временем строгость христианских обычаев выработала устойчивый тип погребения: ингумация на спине, обычно лицом к востоку52 Топография и архитектура Итак, сами по себе элементы обряда в значительной части случаев не позволяют надежно определить конфес- сиональную принадлежность погребенных Она проявляется наилучшим образом только при рассмотрении его в контексте общей топографии кладбищ и стоящих на них церквей Ранние некрополи, лежавшие за пределами поселений, в конце кон- цов сменились церковными кладбищами внутри них. Эту традицию в королевстве франков окончательно закрепили капитуляры Карла Вели- кого 786 и 810/3 гг о правах приходов (за кладбищем должна была над- зирать община прихода, погребение на старых языческих некрополях, а 336
Собор г Вормса Саркофаги 955-1044 гг Современное состояние тем более кремация строго запрещались) Но в меровингский период появление сельских церквей не сразу привело к отказу от прежних клад- бищ. Как показал Христляйн, на территориях племен союза алеманнов старые кладбища с могилами, расположенными рядами, сохранялись в VI-VII вв и лишь некоторые погребения, обычно богатые, с первой пол VII в. совершали при церкви Видимо, знать стремилась хоронить своих родичей внутри поселения у церкви, хотя богатые погребения, среди которых немало несомненно христианских, долго еще будут появляться на «внешних» некрополях Рядовые же общинники (язычники9) про- должали пользоваться кладбищем в поле, за чертой поселка Такое раз- деление обычно в период перехода от поздней античности к раннему средневековью 53 В VI-VII вв известно также выделение огороженных участков христианской знати на общинных кладбищах или создание отдельных маленьких некрополей 54 Особое значение для археологии христианства в Германии долго имел вопрос преемственности при переходе от античности к христиан- ству в пограничных римских провинциях Христианские общины горо- дов Райнланда были известны источникам, но ни одной церкви той эпо- хи не находили даже в крупных центрах Только раскопки в Трире (см выше) доказали существование здесь непрерывной череды храмов с IV в. Но важнейшие свидетельства исторической и топографической пре- емственности дают пока не городские соборы, а мартирии и мемории Мучеников, которые лежат еще совершенно «по-римски», на позднеан- 337
тичных кладбищах вне городских стен. Наиболее известный пример—. двойное погребение в церкви св. Виктора (Ксантен). Близ Ксантена, на кладбище у дороги лимеса, среди обычных римских кремаций, В. Бадер и X. Боргер открыли целую цепь из последовательно сменявших друг друга могил, меморий и церкви над первоначальным погребением двух убитых мужчин. Положение могилы соответствовало описанию Григо- рием Турским погребения мучеников Виктора и Маллоза в третьей чет- верти IV в. После ряда сомнений в ее полной непрерывности преемст- венность сакральных сооружений в Ксантене — от могилы середины IV в. до постройки подземной мемории в конце VI в. — была доказана. (Fehring, 1991, 70-73; Bridger, Siegmund, 1987). Раскопки в других го- родских центрах Райнланда доказали прямую преемственность кладбищ и церковных сооружений от поздней античности до средневековья.55 Другим спорным вопросом в археологии церковных древностей переходного периода является выделение гробниц ктиторов VIII в. (Borgolte, 1985). Обычно захоронения внутри храмов уверенно считают семейными некрополями основателя, а в сопровождающих захоронени- ях видят могилы служителей церкви и зависимых членов патриархаль- ной семьи (рабов). Но все погребения этого времени анонимны, поэтому искать среди них ктиторские следует, ориентируясь на топографию и хронологию. Лишь в тех погребениях, которые были совершены в церк- вях одновременно со строительством или вскоре после, либо заняли ме- сто в центре зала или вблизи алтаря, можно предполагать гробницы ос- нователей. В ряде случаев исследователи располагают археологически подтвержденной датой и надежным письменным источником, что по- зволяет им относить церковь к числу «своих» (русский средневековый термин), или «собственных» (Eigenkirche). Например, Г. Ферингу уда- лось связать раскопанную им в Эсслингене на Некаре церковь св. Ди- онисия (вторая пол. VIII в.) с завещанием Фульрада, аббата Сен-Дени (777), где упомянут некто Хафти как «господин и владелец» церкви (ве- роятно, эсслингенской).56 Одна из особенностей Германии — хорошая изученность следов первых деревянных церквей. Начиная с конца VI в., на некрополях куль- туры могил, расположенных рядами, появляются одноапсидные залы, существующие и в конце VII — нач. VIII в. Их трактуют как надгробные церкви или часовни. Группу деревянных зданий, план которых ближе к собственно церковному, датируют концом VI — первой пол. VII в.57 Появление этих сельских церквей связывают с существующими из- вестиями о деятельности в Германии миссионеров. Возможно, их хро- нологическая близость концу VI — нач. VII в. и умножение в тот же пе- риод «христианизированных» погребений — не совпадение, а свиде- тельство активности проповедников из англо-саксонской Британии и Ирландии, появившихся на землях алеманнских и баварских племен именно в это время. Древности миссионеров прослежены и на северной периферии Каролингской империи. Под собором св. Петра в Бремене (основан, как и кафедра, в 767 г.) обнаружены могилы епископов, среди 338
которых, как считают, были известные источникам Ансгар, Римберт (IX в.) и Уни (X в.). Хотя отдельные погребения епископов хорошо изу- чены, это редчайший комплекс целого епископского кладбища.58 формирование церковных сооружений. Исследования за последние полвека столь существенно умножили количество храмов раннего пе- риода в научном обороте, что стала возможной их типологическая и функциональная оценка. Строители церквей на территории Германии в докаролингский период оперировали тремя основными типами плана. Два из них, судя по материалам Райнланда и юго-запада IV-V вв., вос- ходят к простейшим схемам поздней античности — это прямоугольный зал с алтарем, отделенным барьером, или зал с более узким прямоуголь- ным хором.59 Храм третьего типа имеет укороченный и зауженный хор (иногда называемый «сдвоенно-сводчатым») и не встречается в позднем античном деревянном строительстве ни среди христианских сооруже- ний, ни в языческих святилищах. Учитывая обилие ранних средневеко- вых деревянных построек этого типа, их пытаются объяснить как мест- ные подражания в дереве каменным апсидным залам античности. Инте- ресно, что первые каменные преемники деревянных церквей Германии, заняв ведущее место, вновь повторяют этот план (первый храм мона- стыря Райхенау-Миттельцель (724-727); Нидермюнстер в Регенсбурге (ок. 700), второй этап церкви в Эсслингене с встроенной зальной крип- той: Fehring, 1967; Fehring, 1991). Многочисленность этих скромных построек может обмануть нас, представив ранний этап архитектуры христианства в Германии аскети- ческим или слабо выраженным. Просто до 1970-х гг. не было известно кафедральных соборов этого времени, кроме Трирского. Лишь благода- ря раскопкам В. Заге в Ойхштадте узнали, как выглядел настоящий епи- скопский центр эпохи Меровингов. (Sage, 1978). Кафедралы оказались во много раз больше и роскошнее других зданий: их комплексы состоя- ли из многих отдельных объемов; размеры церквей были очень значи- тельны, а планы сложны; большие трехнефные базилики, раскопанные в Зальцбурге, Вормсе и Констанце отнюдь не являлись исключением. (Erdmann, Zettler, 1977).60 Очень важный материал предоставила археология ранних памятни- ков христианства в Германии для подтверждения гипотезы происхожде- ния крипты. Здесь почитались как подлинные погребения (реликвия свя- того Виталия в первой из церквей св. Дионисия в Эсслингене на Нека- ре), так и перенесенные мощи (пример — маленький ларец под полом в Центре церкви св. Северина в Пассау-Иннштадте). Поскольку место ре- ликвии определялось заранее, при постройке храма его располагали в соответствии с требованиями литургии, под алтарем или за ним, в цен- тре зала.61 Однако крипт в период Меровингов еще не строили. Причи- ной их появления во второй пол. VIII в. стало растущее почитание свя- тых и постепенный перенос их останков в города. Сначала к располо- женной в центре храма могиле (раке) местного святого, обычно соимен- ного церкви, вел процессиональный лестничный марш, или иной про- 339
ход. Затем стали сооружать крипты с замкнутым обходом под апсидами, следуя форме хора (часто прямоугольного). В конце VIII — нач. IX в. прямоугольный обход крипты превращается в кольцевой, или просто в зальное пространство. В первый период существования «зальных» крипт все они ориентированы исключительно на фенестреллу реликва- рия. Таким образом, на материалах памятников Германии развитие зальных крипт из обходных коридоров прослеживается поэтапно на ре- альном материале, причем подтверждается связь этого развития именно с почитанием мощей.62 3. Исследование церковной топографии и древностей в Италии: XX век* Мы оставили памятники Италии в момент высшего расцвета «рим- ской школы», на рубеже XIX-XX вв., поговорив подробнее лишь о ката- комбах. Всякому ясно, однако, что памятники церкви эпохи перехода к средневековью ими не ограничиваются, но цветущая римская антич- ность и раннехристианские катакомбы, а затем церковная культура Ре- нессанса и Барокко почти полностью владели вниманием любителей искусства, ученых и широкой публики. На долю средневековья остава- лось сравнительно немного. Однако есть проблемы, которые без анализа ситуации в Италии решать просто невозможно. Церковная топография «христианского города» Одна из проблем, давно занимающая исследователей — формирование церковной топо- графии средневековых городов. Различают две ее модели: «северную» и «южную», или «епископальную» и «приходскую». Корни обеих уходят в раннехристианский период. Новая структура городов складывалась в остром политическом, экономическом и социальном состязании за пра- во формировать «религиозную топографию». Участвовали все: еписко- пы и монашеские общины стремились объединить церковную жизнь вокруг единого центра (собора, аббатства); жители сел и городов стара- лись строить ее по приходскому принципу; светские правители сопер- ничали с клиром за право возглавить церковное строительство, а феода- лы и богатое купечество претендовали на контроль в создаваемых ими «собственных» храмах и обителях. Как итог этой активности и сложи- лись различия, так сказать, «видового» характера, которые определили макро- пы. 3 региональную разницу между северной и южной зонами Евро- В северной зоне (яркий пример которой — Англия) победила «при- ходская» модель церковной топографии. Окончательно система ее орга- * Основано на: Brooke, 1977; Brooks, 1977; Stoepker, 1990 Cagiano de Azevedo, 1977, Krautheimer, 1983; Baldovin, 1987; Wienberg, 1991; Young, 1988; о некрополях Северной Италии до начала XI в подробное исследование, библио- графия' Picard, 1988. 340
низации была отработана в XI—XII вв., когда определился правовой ста- тус прихода. В основе церквей Северной и Центральной Европы часто лежат небольшие храмы, оратории, часовни и т.п., множество которых было построено в раннем средневековье, по мере развития города пре- вращенные в приходские (или замененные ими). На юге, прежде всего в Италии (считающейся центром зоны), топо- графия строилась по-иному. Правда, в позднем средневековье здесь тоже образовалось множество приходов, но идея единых для всей общины собора и баптистерия, где каждый горожанин прошел обряд крещения, дожила до наших дней. Изначально же в Италии различались приходы только двух видов: город с центром в соборе и сельский приход (демо- графически с ним сопоставимый). Каждый город имел собор (а то и два), входивший в состав епископального комплекса, и отдельно стоя- щий баптистерий — приходских же церквей могло и не быть. Проблема в том, что между раннехристианским строительством и возведением знаменитых соборов Средневековья и Ренессанса— хро- нологическое зияние, переходная эпоха «варварских нашествий». Когда же и как возникли традиции церковной топографии «южного типа», то есть епископские резиденции и большие городские соборы? В значи- тельной мере на этот вопрос позволили ответить широкие исследования средневековых архитектурных комплексов по всей Италии, начавшиеся на рубеже веков, чрезвычайно активные в 1930-х гг. (на Сицилии, в Ак- вилее, Вероне, Поле, Равенне, Милане, Остии и др.) и продолжающиеся ныне. Ход постепенного формирования епископских комплексов и пре- вращения их в центр городской жизни — чрезвычайно яркое отражение перемен в обществе, приводящих от античности к средневековью. Поч- ти все итальянские города (особенно северные) развились из римских, в планировке которых соблюдался классический «принцип равновесия». Храмы и другие здания (общественные, частные, административные) Имели примерно равные роли в городском ансамбле. Но с официальным вытеснением язычества важность религиозных структур неизмеримо возросла: церковь взяла на себя функцию не только религиозного, но и Общественного, а часто административного и делового центров. Соот- ветственно сменилась и структура города. Конечно, это произошло не сразу. Сначала центры общин помеща- лись за городской стеной, на кладбище, у погребения мученика и его святилища; в правление Константина и позже христианский храм внут- ри города был еще редкостью. Только с 380-х гг. церкви начинают все чаще появляться на форуме, постепенно разрастаясь в городские соборы И епископальные комплексы. Параллельно можно наблюдать упадок Старых центров жизни: терм, амфитеатра, городских базилик.65 Внешне Управление и обучение в городах сохраняли классическую основу до V в., но реальное руководство постепенно стягивалось к епископской Резиденции и собору. Высшей гарантией защиты города от врагов уже считали помещенные там мощи мучеников. 341
Аквилея. Мозаичный пол базилики IV в. Композиция «История Ионы» (фрагмент).
Лидеры раннего христианства, Амвросий и Августин, много зани- мались городскими делами Милана и Гиппона; позже эти обязанности перейдут в ведение епископов. Поэтому, хотя итальянские города возни- кали не как церковные центры — епископии оказали огромное влияние и на духовную жизнь его обитателей, и на развитие самого города. В основанных почти одновременно «имперских центрах» Милане, Равен- не и Аквилее (в 260-270-х) к V-VI вв. епископия уже стояла рядом с императорскими дворцами; епископский комплекс формировался неве- роятно быстро, становясь «городом в городе». Епископальные комплексы. Образцовым примером формирования вокруг кафедрального собора «епископального комплекса» и переноса к нему главного узла управления городом можно считать Латеранский дворец в Риме. Предназначенный для папы (т.е. епископа Рима), он рос вокруг специально возведенной императором Константином базилики (позднее получившей название Сан Джованни ин-Латерано). Это был первый крупный христианским храм, специально построенный в Риме внутри городской черты, хотя и на самой окраине. Выбор был опреде- лен принадлежностью Латеранского дворца императорской семье (на месте базилик раньше стояли казармы личной гвардии Константина) и удаленностью от форума с его храмами старых богов. Комплекс вклю- чил атрибуты епископата: единственный в Риме при Константине бап- тистерий и резиденцию («патриархат»), на базе которого позднее разви- лись более сложные системы папского двора. Возникновение епископии на окраине и постепенный перенос сюда управления — вообще характерная черта епископальных центров Ита- лии. В Равенне такой комплекс стоял на краю старого города, у старых ворот, но разросся так, что занял огромную площадь вплоть до импера- торской резиденции (при Валентиниане I и Галле Плацидии, IV-V вв.). Этот уснувший в средневековье город позволяет наблюдать целенаправ- ленные попытки изменить «поле церковной топографии» сперва со сто- роны Теодориха, а затем Юстиниана и Феодоры.66 На окраине возник в IV в. и миланский комплекс (два собора, бапти- стерий, жилые и служебные постройки для епископа и клира, приемный зал, больница и пр.). Резиденция — типичный римский дом с внутрен- ними дворами и портиками, поставленный рядом с собором — была Достаточно просторной для размещения епископа, гостей, нуждающихся в помощи и пр. Со временем старый дом Амвросия Медиоланского пре- вратился в настоящий дворец (в одном из зданий даже появился соля- рий, спальни снабдили каминами и ванными — необычайная роскошь До тем временам).67 Епископский комплекс Аквилеи, украшенный с большим вкусом, сложился тоже в стороне от форума. Открытый наукой еще в XVI- XVIII вв. (см. гл. II), он был не очень известен до начала XX в. Но в ходе Двчавшихся в 1893 г. работ австрийские археологи решились йа смелый ®аг: они сняли (1908/9) пол собора XI в. и метровый пласт наслоений потребовало подвести под колонны новые фундаменты) и вышли на 343
почти сохранный мозаичный пол — безусловно, лучший из всех ранне- христианских в Италии. Примерно через полвека еще одну похожую мозаику обнаружили к северу от первой. Это был пол стоявшего здесь когда-то прямоугольного трехнефного зала. Позднее обнаружили второй зал такой же длины (37.4 м), лежавший к северу, параллельно первому Ни тот, ни другой не имели апсид, но были сориентированы осью на экклезиастический восток и соединялись с запада нартексом.68 Посколь- ку в южном зале мозаика включала посвятительную надпись епископу Теодору, участнику собора в Арле (314), а также композиции «Иона» и «Добрый пастырь», трактовать здания иначе, чем христианские, было невозможно.69 Поскольку оба сюжета имеют прочную символическую связь с проповедью и крещением, южное здание обычно трактуют как зал собраний общины и баптистерий, а в северном видят собственно церковь. Храмовый комплекс относят к предконстантиновскому периоду и считают его древнейшим специально построенным городским храмом Италии, предшественником больших городских соборов средне- вековья.70 Не менее интересные исследования ранней епископской резиден- ции, связанной с именем великого церковного писателя Паулина Нолан- ского, провел в 1933-36 гг. археолог Чиричи в Кимитилиях (Нола, в Кампанье), которые в последние десятилетия продолжили германские исследователи.71 Натурные исследования показали, что если христианские комплексы и уступали когда-то в роскоши храмам более древних монотеистических религий (например, синагогам Ближнего Востока), то к V в это осталось далеко в прошлом. Соборы и кафедральные храмы, богатые и независи- мые от правителей (готов, бургундов, франков и др.), доминируют те- перь в городах.72 Исследования в больших итальянских соборах показа- ли, что их начали строить на месте ранних христианских церквей или кладбищ, возникших в последних десятилетиях IV в. (Верона, Конкор- дия, Милан и др.) — так что средневековый период их строительства начинался не на новом месте, а как продолжение «позднеримского» эта- па. Флоренция в «темные века» и загадка «Санта Репараты» Конечно, для восстановления хода формирования религиозной структуры италь- янских городов, по крайней мере в IV в., есть ряд письменных источни- ков (например, по «дому Амвросия» в Милане). Однако ключевым для решения задачи стало археологическое изучение участков городских соборов. Конкретная история топографии, отраженная в церковных древностях, содержит чрезвычайно много загадок и необъяснимых фак- тов и потому ярче и интереснее общих структурных построений. Приве- дем одну из таких реконструкций. В 1965 г. молодой ученик Рихарда Краутхаймера, Франклин Токер, начал раскопки в четвертом по величине соборе мира, знаменитом Сан- та Мария-дель-Фьоре во Флоренции (1290-е— 1430-е).73 Его целью бы- ло изучить остатки предыдущего собора, более известного как церковь 344
Санта Репарата. и ответить на неожиданно звучащий вопрос: когда и почему городской собор решено было поставить в совершенно «непри- годном» месте, смешав и изменив тем самым всю экклезиастическую топографию? Сегодня расположение собора в центре средневекового города осо- бых вопросов не вызывает, но по отношению к первоначальной плани- ровке оно весьма эксцентрично. В древности здесь была окраина и про- ходила городская стена. Совсем близко за ней снаружи, в населенном районе севернее города, стояла базилика Сан Лоренцо «extra muros» (393), служившая кафедральным собором в раннехристианское время. Город имел еще один старый центр христианства — кладбищенский комплекс к югу оТ города, за рекой, с базиликой Санта Феличита.74 Напротив Санта-Мария-дель-Фьоре стоит баптистерий Сан Джован- ни (напоминающий латеранский середины V в. в Риме), но и это никак не объясняет расположения собора, поскольку он построен гораздо раньше баптистерия.75 Кроме непонятного расположения нового собора, много и других неясностей. Например, посвящение загадочному святому, очевидно, вос- точного происхождения, малоизвестному и даже лишенному жития (так что флорентийцы чаще говорили о нем как о персонаже с женским име- нем: святая Репарата, которую помнят и сейчас, а затем потеряли к нему всякий интерес и переосвятили новый собор в честь Девы Марии). Неясны повод и время строительства. Единственный подвиг св Ре- парата /Репараты, сохраненный городским преданием — помощь в по- беде над готами и вандалами в 406 г., с ним и связывали строительство «Санта Репараты», однако трудно ожидать сохранения памятника с на- чала V по конец XIII в. (средневековые хронисты и писатели, включая Данте, уверенно утверждали, что Флоренция все «темные века» проле- жала в руинах). Старая «Санта Репарата» была разобрана перед строи- тельством собора (1296), но самые ранние письменные свидетельства о ней относятся только к IX-X вв. Историю ее с конца IX по ХШ век мож- но проследить по документам и материалам раскопок. Кафедральным собор Санта Репарата стал, видимо, не позже 870 г., когда во вновь при- строенную апсиду перенесли мощи св. Зеновия из прежнего собора Сан Лоренцо «extra muros», чтобы уберечь их от набегов викингов; тогда же епископ поставил напротив церкви свой дворец.76 Но с этого момента письменные источники окончательно отказыва- лись работать и от середины IX в. единственным «Вергилием» для спус- ка в темные века истории становится археология.77 Раскопки выявили пять уровней строительства. Три верхних относились к храмам XI- XV вв. Ниже лежали еще два: мозаичный пол самой ранней из церквей, Уложенный по слою разрушения, и пятый уровень — тоже пол, но уже не церкви, а жилого дома. Они и оказались самыми важными. Дом (конец I в. до н. э. — нач. V в. н. э.) построен сразу после возникновения Флоренции, существовал четыре с половиной века, затем был разрушен н наспех восстановлен. Он непосредственно примыкал к северной город- 345
ской стене и окончательно исчез после одного из захватов города тер. манцами, причем в его руинах совершили десять захоронений. Появле- ние этих могил говорит о запустении всего города в V в., также как о конце «позднеримской» Флоренции и начале раннесредневековой. Следовательно, средневековая легенда, относящая постройку «Санта Репарата» к 406 г., ошибочна. По мнению Токера, первый храм построен позже, в период восстановления городской стены, около 500 г.: мозаич- ный пол перекрыл руины и могилы римского периода, причем часть се- верной стены дома включили в северную стену бокового нефа. Храм был большим (52x26 м, нефы разделяли 14 спаренных колонн), однако отделка не соответствовала размерам. Колонны не из камня, а бетонные, с росписью под мрамор; мозаичный пол, самый большой из известных в это время в Италии, выложен неискусно и грубо.78 Тем не менее это один из самых роскошных храмов Тосканы раннего средневековья, близкий кругу памятников Адриатического побережья середины V — середины VI в. Видимо, период смятения был позади и к VI—VII вв. Флоренция снова вступила в полосу процветания. Таков ответ на вопросы хронологии. Но это не объясняет, зачем по- надобилось строить новую большую церковь именно здесь, при север- ной городской стене? Церковь, не имевшую, сколько известно, ни мо- щей мученика, которому была посвящена, ни видимой исторической связи с малоизвестным святым, кроме все той же легенды о даровании победы в 406 г. После длительных исследований источников Токер при- шел к выводу, что причиной послужил именно стоявший здесь дом, ока- завшийся в основании храма совсем не случайно. По-видимому, в нем в 394 г. на несколько месяцев остановился Амвросий Медиоланский, чу- десным образом явившийся во время осады Флоренции в 406 г. и обе- щавший победу над готами. Токер полагает, что дом стал местной свя- тыней и в конце концов определил место возведения собора. Так что средневековая традиция, связывающая «Санта Репарату» с освобожде- нием Флоренции от варваров, в принципе может иметь основание, хотя церковь построена столетием позже, чем полагает легенда. Впрочем, посвящение св. Репарату так и остается не объясненным до конца (Токер полагает, что этот святой каким-то образом был связан с историей пред- стательства св. Амвросия за Флоренцию). Конечно, «южная зона» не ограничена Апеннинским полуостровом, соборы и епископальные комплексы строились также в провинциях, тесно связанных с Италией и развивавшихся на фундаменте поздней римской культуры (в Испании, Галлии, Германии). Христианство зачас- тую приходило сюда из-за Альп и его путь можно изучить археологиче- ски. В Испании такие работы начались с 1923 г., когда на окраине Тарра- гоны при строительстве табачной фабрики (все в Испании начинается с табачной фабрики, вспомним «Кармен») нашли остатки огромного кладбища и базилики IV в. с баптистерием, довольно точно повторяв- шими план комплекса в Гиппоне Регии.79 В конце IV — нач. V в. шире распространяется христианская эпиграфика (в том числе визиготская) и 346
наблюдаются признаки трансформации вилл аристократов в «дома соб- раний» или домашние храмы (в Мериде, близ Таррагоны, Кордовы и Малаги, в провинции Мурсия). В южной Галлии также прослежено формирование епископальных комплексов в последней трети IV — первых десятилетиях V в.80 Из Ак- вилеи и Равенны новая религия, видимо, шагнула в Норик (Каринтия) и Рецию (Тироль), где известны базилики V в., а некоторые из епископств, оказывается, пережили эпоху нашествий и стали точками формирования средневековых монастырей (изучены Рудольфом Эггером и Францем Милтнером). Хорошо прослежен переход «от форума к собору» в ма- леньких городских общинах Швейцарии позднеримской эпохи. Например, в крохотной Женеве (примерно 5.5 га), получившей ста- тус города только в 293-305 гг., доминировал собор Сен-Пьер, в котором остатки древного комплекса базилик и баптистериев были отмечены уже в 1033 г. (!). Остатки базилики вновь случайно обнаружены в 1979 г. и исследованы Шарлем Бонне. Под собором открылись целые вереницы стен и полов разных уровней. Древнейший храм (вторая половина IV в.) складывался на основе большого зала богатого дома, стоявшего в центре города, к которому с востока добавили апсиду. Около 400 г. собор и зда- ния «епископальной группы» уже оформились, но строительство про- должалось еще столетие. К концу периода были выстроены две парал- лельных базилики-«близнеца» и два баптистерия между ними (вероятно, для мужчин и женщин). Вместе с южной из церквей возвели дворец епископа, в котором было отопление, а зал приемов устилала мозаика.81 Памятники Швейцарии ясно показали сохранение церковных общин в период владычества германцев-ариан в V в., а главное — первенство церкви в жизни города. Епископальные комплексы абсолютно домини- ровали, занимая до трети его площади. В случае разрушения (например, пожара) утраченные части быстро заменяли. Вместе с епископальным комплексом Салоны и соборами итальянских городов эти памятники создали картину относительной стабильности и процветания в эпоху перемен на Западе. К моменту окончательного падения даже номиналь- ной римской власти в 478 г. (когда Одоакр свергает Ромула Августула), Жители италийских городов уже видели в епископате достойную замену форума. С наглядными проявлениями мощи церкви вынуждены были считаться даже такие правители, как гот-арианин Теодорих. Иными сло- вами, формирование епископальных комплексов как центров власти стало одним из краеугольных камней в здании будущих средневековых Церквей и наций. Римские «титулы» В южной зоне имелись не только структуры «соборно-епископального» типа церковной топографии, но и зачатки приходского. Хотя последний не получил здесь развития, его следы вид- ны в средневековом делении Рима на так называемые «титулы» («владе- ния», или «именные церкви»). Считается, что они обязаны происхожде- нием системе, сложившейся в Риме в доконстантиновскую эпоху и вос- ходят к домам состоятельных членов общин, которые были местами 347
встреч и богослужений до IV в. Каждый «дом собрания» носил имя вла- дельца (или старосты), которого власти города признавали персонально юридически ответственным за имущество и поддержание порядка (от- куда название «titulus»). В III в. некоторые «титулы» превратились в ор- ганизационные ячейки строящейся церкви, общеизвестные и постоян- ные. Полагают, что их имена (Сабина, Бальбина, Евсевий и др.) закре- пились в исторической памяти, перейдя на те храмы, которые сменили первые «титулы» в IV в., а старые храмы лежат в основании новых. К V в. часть имен уже числилась среди святых, память о других соедини- лась с памятью соименных им мучеников, а некоторую часть храмов переосвятили. Действительно, практически под каждой церковью Рима лежат руи- ны, поэтому соблазнительно думать, что они служили «домами собра- ний» и что каждый «титульный» храм стоит на своем древнем месте. Понятно также, что это пытались доказать с предельной убедительно- стью, используя любую мелочь. В последнее время, однако, в трудах археологов Ватикана преобладают осторожные признания того, что на- турные работы редко в состоянии обнаружить следы ранних «домов со- браний», а находимые остатки обычно не содержат прямых и ясных зна- ков их христианской принадлежности. Это объясняют тем, что новые храмы ставили не прямо над старыми, а где было удобнее; что «дома собраний» могли быть во вторых и третьих этажах римских зданий (как это принято и сейчас на окраинах города); что возведение величествен- ных «титульных» базилик конца IV-V в. привело к утрате памяти о точ- ном расположении первых «титулов» и т.д. (Mancinelli, 1981, 4-5). Однако в нескольких случаях о связи средневековых базилик с «до- мами собраний» говорят с некоторой уверенностью, особенно охотно трактуя как «титул» остатки всяких залов, находимых в жилых кварта- лах, но не предназначенных для жилья. Всего из названных письменны- ми источниками 25 «титульных» храмов, по мнению Грайдона Снайде- ра, археологическими материалами в какой-то мере обеспечены не более девяти.82 При этом имя «титула» часто восходит не к древнейшему периоду, а к V-VI вв., как, например, Санта Анастасия. Наиболее ярких случаев два — Сан Клименте и Сан Джованни-э-Паоло. Первый комплекс — один из самых впечатляющих в области христианской археологии Ри- ма— многослоен и чрезвычайно сложен. Когда в 1852 г. под полом ны- нешней (средневековой и уже сильно заросшей культурным слоем) ба- зилики открыли еще одну, оказалось, что пол лежит в уровне капителей ее колонн! «Нижняя базилика» была трехнефной и обращена апсидой к западу. Ниже ее полов — руины различных нецерковных построек I- III вв. (жилых, общественных, а также святилище культа Митры). «Ниж- няя базилика» возведена над их остатками не ранее конца IV в. (после 390). Сан Джованни-э-Паоло — менее спорный случай. Здесь прослеже- но, как обычное городское здание жилого и торгового назначения, инсула, была перестроена в несомненно общественное помещение, наз- 348
wwr каченное для довольно больших собраний, причем в начале IV в. его украсили росписями, интерпретируемыми как христианские, а в сере- дине столетия дополнили часовней с мощами свв. Иоанна и Павла.83 Связь остальных храмов с древними «титулами» менее доказуема. Система независимых «приходов» довольно быстро переросла в ие- рархическую. Примерно к эпохе стабилизации первых «титулов» восхо- дит и начало единой церковной организации Рима. При папе Фабиане (236-50) город разделили на 7 больших церковных районов, надзор за которыми поручили его доверенным лицам, диаконам. Они контролиро- вали организационную деятельность общин во всех известных «титу- лах» и должны были обеспечивать достойное погребение верующих (для чего каждь!й район наделялся особой зоной за стенами города с несколькими некрополями на ней).84 Сельские монастыри и храмы Италии Предполагалось, что в пере- ходе от античности к средневековью особую роль сыграли не только городские соборы, но и монастыри. Однако подтвердить это, проследить ход их развития в «темные века» с помощью изучения древностей ока- залось не так легко: архитектурные остатки скромных памятников V- IX вв. изгладились, археологически же монастыри почти не изучали, в ув- леченной античностью и развитым средневековьем Европе они мало кого интересовали. В последние десятилетия положение меняется; в Италии новую струю внесли работы Британской школы в Риме, начав- шей глубокое натурное изучение сельских монастырей и церквей «до- романского» и раннероманского периода в древнем Самнии, что позво- лило получить представление не только о строительстве и церковном искусстве, но также о территории и хозяйстве. (Hodges, Mitchell, 1985; Hodges, 1989). Образцовым объектом изучения стал монастырь Сан Винченцо-аль- Волтурно, стоящий, так сказать, «посреди Италии» (чуть к востоку от линии Рим-Неаполь).85 В 1980 г. здесь, с целью очистки руин и создания археологического парка, были начаты раскопки. Оказалось, что памят- ник хотя и простой, но очень выигрышный: поселение IX в. гораздо бо- лее развито, чем думали, и мало повреждено поздним использованием. Установлено, что средневековое монастырское поселение наследовало Древнюю и хорошо развитую сельскохозяйственную структуру, сохра- нявшуюся столетиями. В основании лежала вилла самнитского (!) вре- мени, ее сменил раннеримский поселок, затем раннеримская вилла (того же размера) и позднеримская вилла. Последняя «вилла рустика» (V- VI вв.) была частью использована при строительстве церкви монастыря, существовавшего с VIII по XI в. В результате раскопок его удалось пред- ставить и как сельскохозяйственный комплекс, и как раннесредневеко- Вый центр местного рынка и даже обрисовать его сохранявшиеся в 400- 1100 гг. международные связи. Не менее интересны и неожиданны унас- ледованные от римской эпохи монастырские ремесла: например, произ- водство стекла и эмалей, а также керамики (ее трансформация вплоть до раннесредневековой подробно прослежена). Поскольку руины монасты- 349
ря лежат в мало развитой сейчас местности, его можно было изучить как элемент единой структуры, в связях с природной средой и окрестными поселениями V-XI вв. Конечно, уделялось внимание и традиционным церковным древно- стям, то есть хорошо сохранившейся крипте и части собора, двум мень- шим храмам (безымянному позднероманскому и кладбищенскому Сан Винченцо Миноре), приемному залу.86 На монастырском некрополе уда- лось обнаружить ряд надгробий и подробно изучить развитие обряда. В связи с работами на Сан Винченцо укажем на еще одну публика- цию Британской школы в Риме, посвященную трем церквям южной Эт- рурии. (Three churches, 1991). Первая из них, «Санта Корнелия», упоми- налась как монастырь св. Корнелии «в Капракорио» (1026—35), то есть в поместье папы Адриана I в 15 милях от Рима. Поместье возникло ок. 776 г., а в XI-XIV вв. превратилось в сельский монастырь (трансформа- ция, которая очень напоминает как византийскую, так и древнерусскую, где пригородные монастыри часто появлялись в загородных дворах или дворцах и обычно «наследовали» им).87 Два других храма (Санта Руфи- на и Сан Либерато) с точки зрения церковно-топографической не менее интересны, поскольку первый демонстрирует наследование раннесред- невековым храмом объема, сохранившегося от римского мавзолея, а вто- рой дает обратный пример — средневековой церкви с криптой, возве- денной на чистом месте, без предшествующих зданий. Исследования Британской школы в Риме, серия археологических публикаций которых только начата, показательны как удачная попытка переноса выработанных к последней трети нашего столетия методов «монастырской археологии» Англии (см. ниже) на итальянскую почву. Для нас эти работы важны и как показатель степени изученности ранне- средневековых объектов в Европе. Среди русских ученых бытует мне- ние, что там все памятники стоят на тех местах, где были издревле, а потому исследования средневековых объектов почти не нужны. Это симптоматичное заблуждение порождено, собственно, взглядом «изнут- ри», из самой Европы, где эти объекты долго не изучали и не публико- вали. На самом же деле церковных памятников, в том числе монасты- рей, имевших относительно короткий период существования в средне- вековье, позднее заброшенных и ожидающих исследований — очень много и к ним только сейчас начинают по-настоящему приступать.88 Примечания к главе VII 1 В Англии с ее развитой демократической, национальной и в известной сте- пени «изоляционистской» традицией романтическое движение началось раньше других стран, получив название «готического Возрождения» (Gothic Revival). В Германии, где вопрос объединения страны в единое национальное государство был предметом долгой борьбы и бурных споров, это эпоха «Бури и натиска» (Sturm und Drang), позднее сменившаяся более спокойным продолжением — «бидермейером». Во Франции постреволюционное и постнаполеоновское ис- кусство пережило период «Романтической битвы». Аналогичные тенденции лег- 350
ко отметить в культурном, развитии России конца XVIII — первой четверти XIX в. (хотя здесь у них нет общего имени), например, в живописи и архитекту- ре. 2 Писатели и философы «подтвердили» культурную ценность городских со- боров Европы, аббатств Англии и Шотландии, курганов Севера. Можно упомя- нуть Гёте и Новалиса, Мериме и Гюго, Вальтера Скотта и Блейка, а также мно- гих других, среди которых окажутся и американцы (например, Вашингтон Ир- винг), и первые русские авторы исторических романов. 3 Beuman, 1965, 10. Титмар Мерзебургский, писавший лет на 20 раньше, то- же сообщает, что Карл сидел на троне и что Оттон снял золотой крест с его шеи «с великим почтением» (Там же, И). Возможно, открытие гробницы сопровож- далось перемещением мощей: в позднем средневековье гробом Карла считали древнеримский саркофаг с изображением «Похищения Прозерпины», стоявший вне склепа. 4 Император умер в аахенском дворце в 9 часов утра 28 февраля 814 г. Эйн- гард пишет об отсутствии распоряжений для похорон и возникших по этому поводу недолгих спорах. Погребение совершили в капелле Аахенского собора в тот же день, воздвигнув над гробницей золоченую арку со статуей Карла и над- писью. s Через много веков эти пчелы, освободившись, «вылетят» из погребения и обретут новую неожиданную судьбу в империи Наполеона: их копии нашьют на коронационную мантию Бонапарта; впоследствии они станут излюбленным символом императора. 6 По другой оценке ситуации, королевский курган был насыпан все-таки на кладбище, хотя и на самом его краю; кладбище же перекрывало заброшенное в III в. римское поселение. См: Dierkens, Perin, 1997, 86. 7 Пытались предположить, что уже знакомые нам 30 золотых пчелок и голов- ка быка были нашиты на нее — но у Шиффле сказано, что они принадлежали пурпурной мантии. Наполеон в 1804 г. не стал бы обшивать пчелками свою ко- ронационную мантию, знай он, что раньше они украшали лошадиную сбрую. В текст Шиффле могли вкрасться ошибки: он поздно прибыл на место, вынужден был верить очевидцам (по их словам отчасти составлен отчет). Поскольку вещи извлекли без фиксации и частью «утеряли» до появления врача, можно допус- тить, что собранное принадлежало более чем одному погребению. Оружие же чисто обнаруживают и в погребениях крещеных «варварских королей» раннего периода; хорошо известно, что богатый инвентарь в это время — не свидетель- ство язычества. Через много лет один нз монахов в предсмертной исповеди признался, что тайно продал золотые вещи. О богатстве погребений можно составить пред- ставление уже по сумме, пожертвованной монастырю: от продажи оставалось еще 13 тыс. ливров, на которые в 1644 г. купили новый орган. (Montfaucon, 1729, 174). Случаи грабежа в храмах известны с раннего средневековья. Григорий Тур- ский, например, рассказывает об аристократке, погребенной в церкви и ограб- ленной на следующий же день: «Тогда же возникло дело против Гунтрамна Бо- э®на. За несколько дней до этого умерла бездетная родственница его жены и ее Погребли вместе с множеством драгоценностей и золота в базилике города Мец. Случилось же так, что спустя несколько дней наступил праздник блаженного ^Смигия, который празднуется в начале октября. Тогда многие, и главным обра- *Ом городская знать, вместе с герцогом и епископом ушли из города. Слуги же 351
Бозона Гунтрамна пришли к базилике, в которой была погребена женщина. Вой- дя в нее, они заперли за собой двери, открыли гробницу и сняли все драгоценно- сти с усопшей, какие только они могли найти. Монахи этой базилики, заметив их, подошли к двери, но им не дали войти. Видя это, они обо всем сообщили своему епископу и герцогу. Между тем слуги, забрав вещи, сели на лошадей и пустились в бегство. Однако, боясь, как бы их не схватили по дороге и не под- вергли пыткам, они вернулись в базилику, положили вещи на алтарь и, не смея выйти оттуда, начали кричать: «Нас послал Гунтрамн Бозон». Григорий Турский VIII. 21. 9 Традиция говорит о похоронах Хильдерика II и его супруги в ц. Сеи-Уэн в Руане. Впрочем, среди вскрытых гробов были и мужские, причем находки ха- рактеризуют по крайней мере одну из гробниц как королевскую: в нее положили длинный деревянный жезл, меч, украшения. Из вещей сохранилась только пряж- ка с двуглавой змеей, которую Перэн относит к погребению Хильдерика II, дати- руя 675 г. (Perin, 1980). 10 Приведем пример из русских материалов. В 1924 году в Московском Кремле начали безобразную акцию по сносу одного из старейших соборов, Вос- кресения (XV-XVI вв.), служившего местом погребения женщин из семьи вели- кого князя. Времени на спасение древностей было очень мало. С большим тру- дом и самопожертованием, в страшной спешке, стремясь хотя бы фиксировать и описывать, в разрушаемом храме открывали древние захоронения. Те из иих, что находились в каменных саркофагах, переносили в подклет другого надгробного храма — собора Михаила Архангела (так странный случай вновь собрал вместе женщин и мужчин великокняжеского рода). Саркофаги выносили вместе с со- держимым— останками и инвентарем. Исследование их было отложено на дол- гие годы и проводилось сравнительно недавно — в 1980-х гг. Однако некоторые детали отметили сразу. На крышках трех антропоморфных каменных гробов было написано «Софья», «София инока» и «Евдокея». Саркофаги удалось ото- ждествить, видимо, вполне точно, с тремя известными женщинами Московской Руси—Евдокией Дмитриевной, женой Дмитрия Ивановича Донского; Софьей Витовтовной, дочерью великого князя Литовского, супругой Василия II Темного; и ее тезкой в православном крещении, греческой «деспиной» и великой княги- ней Московской Софьей Палеолог, женой Ивана III. (Панова, 1990; Панова, 1997). " James, 1992, 248. Вторая гробница под Кельнским собором еще необычнее. Тело мальчика шести лет лежало на деревянном ложе, в ногах поставлено крес- ло. На спинке кресла висел детский шлем, а рядом с ложем лежало взрослое оружие: меч, топор, лук со стрелами, щит. Слева от тела — два деревянных то- ченых посоха или копья. Понятно, что это аристократические погребения, хотя и не обязательно — королевского ранга. 12 Известняковый гроб содержал тело высокой, роскошно одетой женщины, покрытой драгоценностями; в ногах лежал сосуд. Благодаря хорошей сохранно- сти тканей удалось реконструировать одежду и даже белье покойной. Реконст- рукция «погребения 49»: Rice, 1965. 13 Например, погребение № 16 в Сен-Дени, несмотря на ограбление, сохра- нило следы крайней роскоши (среди трех золотых колец — единственное в по- гребениях франков кольцо с сапфиром). Эдуар Салэн приписал его Хлотарю III (t 673): Salin, 1958, 35-45; Waliace-Hadrill, 1975, 44. 14 Храм аббатства Сен-Дени стоял на могиле св. Дионисия, мученика III в., погребенного на римском кладбище, за стенами старого города. В мавзолей его 352
превращает, видимо, Хлотарь. Дагобер возвел пристройку к храму после победы 629 г., в которой, скорее всего, похоронили «историческую» Арнегунду. 15 Известно о влиянии Женевьевы на Хильдерика I и на самое крещение Хлодвига; позднее он вверит защите своей святой и останки, и спасение души. Новая базилика, видимо, восходила к изаестному прототипу: построенному Кон- стантином Великим храму св. Апостолов (Апостолейону) в Константинополе, где саркофаг императора в центральном нефе базилики окружали двенадцать саркофагов-кенотафов апостолов. (См. гл.VI). 16 Позже Альбер Ленуар опубликует планы раскопок 1807 г., где не показано никаких перестроек до XI-XIII вв. На знаменитой акаарели с видом работ в нефе видны две параллельные стены, на которых стоят его колонны. Вероятно, это и есть остатки стен времен Хлодвига. (Lenoir, 1867). 17 Известно, что в базилику Апостолов перенесли в VI в. с кладбища еще два погребения — епископа Парижа конца IV в. Пруденция и святой Евзозы, которые сохранялись до разрушения церкви. Григорий Турский, говоря о погребениях семьи Хлодвига, везде употребляет слово «сакрариум», помещение вблизи хора, но отдельное от него. ” Первый том, до 600 г., вышел в 1668 г. и пять других последовали за ним в ближайшее десятилетие. Последователи св. Мавра (ученика св. Бенедикта) — интереснейшее монашеское сообщество, поставившее первой заботой ученые занятия в сфере церковных древностей. В годы наибольшего расцвета орден насчитывал до 120 монастырей. Кроме Мабильона, из числа видных «маври- стов» уже упомянут Бернар де Монфокон. 19 Чтобы дать представление об этом роде деятельности, достаточно сопос- тавить ее с формированием «Миней Четьих» митрополитом Макарием в Новго- роде и Москве первой трети XVI в. В известной степени эта традиция сохраня- лась вплоть до начала XVIII в., до «Миней» Дмитрия Ростовского. 20 В первой трети XVIII в. материалы по церковным и другим средневековым памятникам были собраны в известном пятитомном своде Монфокона, а в 1740-х гг. архитектор Жак-Жермен Суффло издвл ставшее популярным «Иссле- дование готической архитектуры». (Михайловский, 1971, 15, 18). 21 Constans, 1921. Был переплавлен и огромный (114 кг) клад серебряных из- делий, найденный в 1628 г. вблизи Трира; сохранились малые блюда; в центре одного из них изображение в короне с нимбом, а по краю надпись: «Петр Павел Юстус Гермес». По-видимому, этот клад, сопоставимый с кладом из Милденхол- ла (Англия) и кладами византийского церковного серебра, был сокрыт хри- стианами. Дальше снова начались приключения. В 1711 г. Ганьере передал свое «ико- нографическое» собрание, в котором только надгробия составляли 31 папку, в Королевскую библиотеку. Но библиотекарь Клэрамбо, составляя опись, украл из каждой папки часть листов, из которых составил собственную коллекцию. Эта часть сейчас в Бодлеанской библиотеке Оксфорда. Национальная библиотека в Париже, впрочем, имеет полный комплект, но часть листов заменена цветными копиями 1860-х гг. Коллекция служит основанием для интереснейших работ по церковному искусству, ремеслу, истории Франции, а также погребальной символике позднего средневековья уже многим поколениям ученых. На ней, например, основана интересная книга ученицы Панофского, Генриетты Сен-Жакоб: s’Jacob, 1954. Часть коллекции (1000 рисунков): Adhemar, 1974. См. также: Vaivre, 1988; Ena- mels, 1996. 12 Зак 3363 353
24 В России такие археологические странстаия в поисках церковных древно- стей будут популярны на 150-200 лет позже, в XIX в. Жаль. Многое, легко дос- тупное изучению в XVII в., к 1800-м гг. будет уже разрушено и переделано. По- зади останется век вестернизации. Размах путешествий тоже будет скромнее, хотя предприниматься они будут не по частной инициатиае, а по распоряжению свыше. См. гл. IX. 25 При этом на словах Французская республика признавала ценность «мону- ментов искусства, истории и науки», издав декрет 1793 г. об охране «наследия» (в основном дворцов и замков, но также и храмов), и даже создала в 1795 г. спе- циальный орган для этого. (Михайловский, 1971, 15-16). 26 «Собор Парижской Богоматери» сделал ... больше для охраны памятников архитектуры, чем ... какие-либо постановления французского правительства ... заставил французов полюбить это прекрасное произведение ... заставил отка- заться от предвзятого отношения к зданиям своего средневековья как к вопло- щениям «отвратительного варварства». (Михайловский, 1971, 20). 27 Наиболее знамениты «Систематический словарь французской архитектуры от XI до XVI века» и «Толковый словарь французской утвари с эпохи Каролин- гов». Ему принадлежит первая «заявка» на труд по истории русской средневеко- вой архитектуры, изданная в 1879 г. Эта книга—«Русское искусство, его источ- ники, его составные элементы, его высшее развитие, его будущность» — подвер- глась чрезмерно суроаой критике со стороны ученых-славянофилов. (См. гл X). Очерк его реставрационной деятельности: Михайловский, 1971, 39-63; краткая биография, список работ: Виолле-ле-Дюк, 1997, 7-18. 2г Их отличает новый, «предсредневековый» стиль: рельеф делается плоским, увеличивается количество растительных мотивов, резче подчеркнуто значение креста, постепенно исчезают фигурные композиции. Именно эта традиция со- хранится вплоть до меровингского времени, образовав связь позднеримского провинциального искусства с ранним средневековьем Франции. 2, Leblant, 1856, 1865; Он же, 1878; Он же, 1886; о Леблане: DACL. VII1.2 (1929), 2143-2218; Fevrier, 1991а; Frend, 1996, 82-83 и библиография. См. также: James, 1977; Fossard, 1978; Chatel, 1981; Беляев, 1996, 38-41; Vieillard-Troiekou- roff, 1976; Он же, 1995; Corpus des inscriptions de la France Medievale. 0 Де ла Круа много лет раскапывал в Пуатье кладбище с 300 могилами, сре- ди которых — прекрасный каменный склеп пресвитера Меллобаудуса, а позже открыл один из наиболее сохранных галло-романских баптистериев. 1 Ср. характерное название осноаополагающего труда Эдуара Салэна: «Ци- вилизация Меровингов в погребальных памятниках, письменных источниках и производстве» (Salin, 1952). 32 Поль-Альбер Феврье (1931-1991), самоотверженный и талантливый ар- хеолог, специалист по поздней античности, работал во Французской школе в Риме над проблемой сложения мира раннего христианства, изучая религиозную топографию и социальную жизнь Остии, анализировал некоторые сюжеты жи- аописи катакомб, затем много работал в Алжире, где надеялся завершить работы Стефана Гзелля (повернись история страны по-иному, он бы этого добился). Он обратил внимание на переоценку роли донатизма в современных исследованиях, что повело к полемике. Вернувшись из Африки а центр в Экс-ан-Провансе, Фев- рье занялся проблемами раннехристианских памятников Европы. Особенно из- вестно его выступление в 1962 г. на VI МКХА, в котором он описал процесс развития и сущность новой христианской археологии во Франции. Эффектным отражением того нового уровня, на который Феврье и его единомышленники 354
HF1 подняли исследование древностей раннего христианства, считается издание за- мечательного сборника-атласа: Naissance, 1991. 33 Разумеется, и национальной, и «колониальной» археологией занимались во всех развитых странах Европы, но обычно профессией, специализацией ученого было одно из этих направлений. Во Франции же принято было участвовать в работах обоих. 34 Ученые немецких университетов в XIX в. стремились предельно система- тизировать информацию и создать наиболее рациональный механизм усвоения уже накопленного. Отсюда—изобилие справочных трудов, учебников, руко- водств и т.п., выходивших в Германии и действительно чрезвычайно облегчав- ших знакомство с предметом (таких как «Энциклопедия христианских древно- стей» Крауса, «Руководство по христианской археологии» Аугусти, «Монумен- тальная теология»‘Пипера). 35 На первом же заседании Объединения Германских союзов истории и древ- ностей (Gesamtverband der deutschen Geschichts-und Altertumsvereine) в 1852 г. было решено основать два музея: Центральный Римско-Германский музей в Майнце (Romisch- Germanisches Zentralmuseum zu Mainz) и Германский нацио- нальный музей в Нюрнберге (Germanisches Nationalmuseum). До сих пор в Гер- мании на объединения («комиссии»), занятые «доисторией», возлагается изуче- ние «языческого» периода средних веков, а на «комиссии по историческим па- мятникам и зданиям» — христианского периода. 36 Здесь в погребениях оказалось много монет и раннесредневековая принад- лежность могильников стала очевидной. Сравнительно недавно использование естественнонаучных методов (прежде всего дендрохронология деревянных гро- бов из Хуфингена и Оберфлахта) обеспечило проверку абсолютных дат, предло- женных в XIX в. 37 Сводка материалов по меровингскнм землям, монографии Христляйн по алеманнам. См.: Schuhmacher, 1925; Veeck, 1931; Stoll, 1933; Dannenheimer, 1962. При этом встал ряд интерпретационных задач. Работа с «горизонтальной стратиграфией» (то есть планиметрией) позволяла составить «внутреннюю ис- торию» кладбища, определить его относительную хронологию. Разрабатывалась методика анализа погребального инвентаря, позволявшая проследить социаль- ную историю развития общества; на основе антропологических различий опре- делялась этническая принадлежность погребенных. (Huber, 1967; Koch, 1977; Stein, 1967; Steuer, 1982. Huber, 1967). О позднесредневековых некрополях: Fehring, 1977. Для знакомства с по- гребальными регалиями, одеждой, инвентарем, саркофагами, надгробиями ко- ролей и императоров Священной Римской империи рекомендую также подробно комментированный каталог, выпущенный Центральным институтом истории искусств (Мюнхен): Denkmale, 1962, 1978. Например, комплексы на могиле св. Бернарда в крипте церкви св. Михаила в Хильдесхайме, погребения императрицы Феофании и архиепископа Бруно в Церкви Санкт-Панталеоне в Кельне. (Wesenberg, 1955; Lasko, 1987; Fussbroich, 1991; КТ. I). 40 Ars Sacra, 1950; Zeit der Fruhen Habsburger, 1979; Vasa Sacra, 1984; Ornamenta Ecclesiae, 1985; Kirchenkunst, 1989; Vergessene Zeiten, 1990; Kirchen- schatze, 1991; Reich der Salier, 1992, и другие. В Боннском соборе в 1928-30 гг. работали X. Ленер и В. Бадер, продол- живший исследования в 1932 г., а в 1933-34 гг. работавший в монастыре Ксан- тен. Вполне современная методика архитектурной археологии церквей применя- 355
лась, например, в работах Ф. Бена в Лорше, где ему удалось восстановить план церкви по траншеям, оставленным добытчиками камня, и привлечь к изучению погребений антропологов. (Lehmann, 1938). В Рейнской области работали П. Клемен и В. Эффман, в Гессене И. Фондерау, на среднем и верхнем Рейне К. Раух, Р. Адами, Р. Кауш, на Констанцском озере И. Хехт и в Австрии Р. Эггер. 42 Milojcic, 1966; Fehring, 1972а; Fussbroich, 1983; Werner, 1977; Leopold, Schubert, 1984; Voigtlander, 1989; Dom zu Regensburg, 1989; Kosel, 1991; PafTgen, 1992; Haiduck, 1992 и мн. др. 43 Трир на Мозеле, столица Белгики. Первый собор здесь строился с IV в., как считает традиция, иа основе «дома императрицы Елены». Исследования этого огромного комплекса начались раскопками 1843 г.; особенно активно проводи- лись при реставрации 1900-1920 гг., в 1942-43 и 1960-1970-х гг. Выяснилось, что древнейшая, не ранее 326 г., «двойная» церковь (одна часть служила как ме- мория мученика и погребальный храм епископов, другая — для собрания ве- рующих) использовала часть кладок городских жилых домов-инсул, уничтожен- ных при разгроме города 275-78 гг., но восстановленных и расписанных фре- сками в эпоху Константина. (Loeschke, 1936; Kempf, 1968; Trier Dom, 1980). 44 После раскопок часть этих экстраординарных материалов была опублико- вана, над остальными еще работают. См.: Guppers, 1990. Группу из 19 христиан- ских саркофагов, датированных по монетам 360-380 гг., и остатки тогда же (367-83) построенной церкви открыл Зигфрид Лешке на месте огромного язы- ческого святилища в Альтбахе. (Loeschke, 1936, 123-124). 45 Некоторые саркофаги напоминают сирийские, ряд эпитафий написаны по- гречески и несут греческие имена клириков и мирян, что позволяет говорить о проникновении христианства вместе с торговцами из восточных провинций Сейчас в Трире уже собрано около 800 раннехристианских надписей (Frend, 1996, 207-208). 46 Погребения в ней не найдено, но возможно его размещение вблизи крипты; остаются сомнения в христианском характере сооружения, так как в нем отсут- ствуют надписи, изображения символов и т.п. Главный алтарь собора, хотя и стоял над некрополем, но не совпадал с древней меморией, оставшейся к севе- ро-востоку. (Snyder, 1985, 88-89). 47 У алеманнов-язычников она встречается в IH-V вв.; так же ориентированы погребения «культуры могил, расположенных рядами» в VI—VII вв. Переходная стадия прослежена на кладбище VIII—X вв. в Кетцендорфе (Нижняя Саксония) Здесь над частью ранних ингумаций с неустойчивой ориентацией насыпаны кур- ганы, по краям же некрополя лежат только поздние (начало X в.?) погребения, надежно ориентированные «восток-запад» и без инвентаря — возможно, именно они являются христианскими (Miiller-Wille, 1993, 33). Широко распространяется, невзирая на строгий запрет германского обычно- го права, ограбление захоронений (в чем иногда видят ослабление языческих верований). Поэтому могилы с богатым инвентарем теперь углубляют, вероятно, для безопасности, до 2 м и более. (Roth, 1978). В погребениях, где сохранились органические материалы, отмечены ткани, ложа и дощатые гробы. Камеры имели деревянную обшивку, а позднее — даже каменные стены. Знаки над могилами ие сохранились, но они, несомненно, были—иначе невозможно было бы сохранить правильный порядок рядов. Некоторые могилы отделялись круговым ровиком и могли иметь маленькие деревянные «домики мертвых», в которых видят своеобразные подражания христианским «мемориям»: Dannen- heirner, 1966. 356 J
41 Обычай класть на лицо или пришивать на одежду покойного крестик из тонкого листка золота принесен лангобардами, появившимися в Италии в 568 г. длеманнская знать переняла его, поэтому распределение золотых крестиков из (Ьольги на Верхнем и Среднем Рейне и Лехе маркирует земли алеманнов- христиан. (Goldblattkreuze, 1975). 49 Надписи христианского содержания на них также не определяют конфес- сии погребенного, еще менее — различные граффити на предметах, ассоциируе- мые с христианской символикой. Неясно, кому они принадлежат — самому по- койному, его родственникам, изготовителю или прежнему владельцу. Г. Феринг отмечает, что важность этих «пометок» возрастает, если они обнаружены на тех кладбищах, где найдена одновременная им церковь (Fehring, 1991, 70). 50 В Райнланде и Трире — около 680 г., в Пфальце и Алеманнии — около 700, В Баварии и на Нижнем Рейне — к середине VIII в., в северо-западной Герма- нии— не ранее начала IX в., а в северной и восточной Европе — еще позже. (Stein, 1967; Miiller-Wille, 1993). 51 Недорогие копни инсигний в могилах знати (короны, скипетры, импера- торские «державы») и символы церковной власти (чаши, блюда-дискосы, на- грудные кресты, кольца и посохи), см.: Arens, 1965-66; Kubach, Haas, 1970- 1972; Brandt, 1977. Повсюду в Европе в погребениях находят пряжки пилигри- мов, раковины, фляги и т.п. свидетельства неоднократных паломничеств в Сант- Яго де Компостелла и к другим святыням. Недавняя сводка по флягам: Wacha, 1995; пряжки св. Иакова Компостельского из раскопок в Шлезвиге: Koster, 1983. 52 В раннем средневековье руки покойного вытягивали вдоль тела, позже ста- ли соединять в жесте моления, скрещивать на груди или под нею (Fehring, 1972а). Встречается много отклонений в ориентации и в позе, вплоть до поло- жения лицом вниз, и даже сожжение выкопанных костей, что показали извест- ные раскопки Г. Феринга в Эсслннгене на Некаре. (Автор трактует эти случаи как попытки «наказать» покойного за какие-то провинности и обезопасить от него общину: Fehring, 1965). Известны случаи отклонений и в поздний период. 53 В Бюлахе (кантон Цюрих) традиционный могильник использовали с сере- дины VI в. по 700 г. (330 погребений). Затем хоронить стали уже только на клад- бище, возникшем в середине VII в. в центре поселка, у церкви св. Лаврентия, (построена как надгробная для некоей знатной дамы): Christlein, 1978; Miiller- Wille, 1993. Старые городские некрополи, лежавшие, по римской традиции, «вне стен», вдоль дорог из города, иногда превращали в христианские посредством возведения на них церквей, что позволяло сохранить привычное место. Возмож- но, таким «городским моделям» следуют сельские церкви, ставившиеся прямо среди рядов могил меровингских некрополей, но это явное отклонение от общих правил VII—VIII вв.: Gewisswissenschaft, 1979. Мюллер-Вилле (Miiller-Wille, 1993) приводит ряд примеров. Простейший вариант — баварское кладбище в Штаубихе, где группа покойных с крестами из золотой «фольги» положена возле деревянного здания с прямоугольной апсидой, несомненно, церковью (около 600 г.) В Хаузене отмечен специальный огоро- женный участок, где могилы имели большие подземные камеры и стояло прямо- угольное в плане здание (меморня? — хотя в христианском характере погребе- ний нет уверенности, так как в VII в. здесь вместе с людьми еще погребали ко- ней); два других престижных погребения совершены позже на общем участке кладбища, но выделены рвом н курганной насыпью. Пример отдельного клад- бища для знатн — Нидерштетцинген (600-630), где маленькая группа богатых Захоронений включала восемь знатных покойников и шестерых их спутников с 357
тремя конями. Пережитки курганного обряда, круглые рвы, камерные могилы и убийство животных считают следами языческого обряда, также как богатый ин- вентарь, обычный даже у погребенных в церкви. Распределение погребений с конем характерно для менее затронутых христианизацией районов (основная их масса лежит за Рейном и Дунаем). 5 ' Например, в Боппарде, где обнаружен прекрасный баптистерий: Oswald и а., 1966; Guppers, 1990. Подобная ситуация типична также для южных террито- рий Германии и Австрии (церкви свв. Ульриха и Афры в Аугсбурге; св. Северина в Пассау-Иннштадте и в Эннс-Лорх (Лауриак): Werner, 1977; Sage, 1979; Eckhart, 1981). Преемственность христианских зданий в городских центрах установлена также в Швейцарии: Sennhauser, 1979; Spatantike, 1979. 56 Большинство погребений в нефе (16 взрослых, 2 детских) принадлежат, по мнению исследователя, членам клана ктнтора, но пытаться выделить одну из могнл как принадлежащую лично Хафти Ферннг считает неверным. (Fehring, 1966; Gewisswissenschaft, 1979; Fehring, 199), 79). К сожалению, чаще такие «могилы» внутри храма представляют просто пустые ямы (деревянная церковь Кляйнлангхайма (Унтерфранкен) или «гробница св. Вальтериха» второй пол. VIII в. в его церкви в Муррхардте (Баден-Вюртемберг) (Fehring, 1967). 57 Все даты основаны на хронологии находок в сопутствующих погребениях. Зал с узким прямоугольным хором на краю некрополя в Штаубихе на Дунае, у Вельтенбурга (Келхем) относят к рубежу VI—VII вв.; первый деревянный храм Петра н Павла в Ашхайме (округ Мюнхен) возник около 600 г.; деревянная цер- ковь в Бренце (на р. Бренц, Хайденхайм) датирована 630-640 гг. (Ausgrabungen, 1975; Fehring, 1967; Dannheimer, 1966; Dannheimer, 1971; Dannheimer, Diepolder, 1988. 58 Brandt, 1988. В могилах сохранились части литургических облачений, по- сохи и др. Сопоставимы современные им погребения в церкви Энгерса (Вестфа- лия), одно из которых, возможно, Этелинга Видукинда (t 798?), и в Йеллинге в Ютландии — перезахоронение короля Горма Старого в деревянной церкви, по- ставленной его сыном Гаральдом Синезубым в середине Хв. (Nockert, 1986; Vierk, 1985; Muller-Wille, 1991). 59 Храмы первого типа часто датируются римской эпохой, когда похожих со- оружений было великое множество (св. Северина в Пассау-Иннштадте; первый храм св. Северина в Кельне). Второй тнп тоже встречен многократно под древ- нейшими церквями (Бренц на р. Бреиц в Хайденхайме; второй собор в Бонне; «св. Альбан» в Майнце: Fehring, 1967; Sage, 1979). 60 В дальнейшем рост почитания святых и соответствующий тип богослуже- ния создали основу для архитектурной ориентации на Рим. Раскопки О. Дерп- фельда, обнаружившие близость раннего Кельнского собора к плану монастыря Сен-Галла, показали, что церковную архитектуру каролингского Ренессанса ха- рактеризовали многоапсидность и разнообразие контрастирующих объемов. (Derpfeld, Oswald, 1966; Binding, 1985; Binding, Untermann, 1985; Zettler, 1988). «Типовой» каролингский план, однако, не совсем подходил для церквей с новы- ми функциями, поэтому в монастырях и религиозных центрах (Унтеррегенбах, Швабнш Халл) возникали все более сложные композиции. Например, для рези- денции правителя, густо заселенного района или города-крепости обычно харак- терны группы из двух церквей. (Fehring, 1972; Schafer, Stachel, 1989). 61 Отверстия в крышке гробницы позволяли видеть мощи или касаться нх, например, крестобразные отверстия в меньшем из святилищ монастыря в Унтеррегенбахе. Рака могла стоять и просто над могилой. Две такие гробницы 358
сохранились, хотя н в переделанном виде: преподобного епископа Эрхарда (f ок. 700) в Нндермюнстере (Регенсбург) и св. Солы (+ ок. 794) в Зольхофене на дльтмюле. В обоих случаях они лежат не в центре, но ближе к северной стене. (Fehring, 1991). 62 Краткая н ясная история крнпты в европейской архитектуре: Crook, 1998; библиография: DA. 1997. Vol. VIII. Крипта во Франкин сооружена аббатом Фульрадом в 755 г. при строительст- ве в Сен-Дени, в котором он ориентировался на базилику св. Петра в Риме. Кон- фигурация пространства под прямоугольным хором и алтарным помещением на плане монастыря св. Галла (ок. 820) соответствует прямоугольному обходу крипты (ср. изображение церкви св. Эммерана в Регенсбурге, построенной до 791г.: Oswald, 1966; Horn, Born, 1979). Подобным образом завершалась и цер- ковь св. Людгера в Эссен-Вердене, ок. 840-850 гг.: В середине IX в. постепенно оформляется классическая «колонная» крипта (вторая церковь Эсслингена: Feh- ring, 1966; базилика Гозберта 830-х гг. и церковь Отмара 864-7 гг. в монастыре св. Галла: Erdmann, Zettler, 1977). 61 В подходах к изучению процесса становления сакральной структуры хри- стианского города выделяется несколько направлений. Первое условно назовем «литургическим», оно базируется на изучении станционального чинопоследова- иия и требует большого количества надежно датируемых письменных источни- ков церковно-служебного характера. Классический пример работ этого рода — книга Джона Болдуина «Христианское богослужение в пространстве города. Происхождение, развитие и смысл станциональной литургии» (Baldovin, 1987), где показаны различия в формировании церковной топографии Иерусалима (от- разившей в архитектурно-планировочных формах евангельское повествование), Рима (где топография сохранила взгляд традиции на строительство церкви пер- вых веков) и Константинополя (его топография в конечном счете оказалась зер- калом военной, политической и религиозной истории города). Второй метод восходит к общей историко-художественной традиции н оперирует прежде всего материалом градостроительным и архитектурным в их непременной связи с ис- торией не только церковной, но политической, военной и экономической. Обще- признанным образцом в этой сфере стали работы Рихарда Краутхаймера, осо- бенно популярные «Три христианские столицы» (Krautheimer, 1983). Оба эти пути ориентированы, в качестве объектов исследований, на семантически важ- нейшие центры христианства (Рим, Милан, Константинополь, Иерусалим), и, соответственно, тяготеют к периоду раннего христианства. Третье, «источниковедческое» направление ставит целью полное восстанов- ление конкретной истории отдельных структур с тем, чтобы на реальной основе решать проблемы «христианской топографии». Это направление с равной охо- той изучает столицы и небольшие города, монастыри, отдельные сельские хра- мы с окружающими их ландшафтами, связи с хозяйственными и жилыми струк- турами и не ставит себе хронологических рамок, работая и с эпохой древнейше- го христианства, и с самыми поздними. Материал для такой работы есть всюду—от Англии, Голландии, Швеции н других северных стран до Италии, Африки и американского континента. Направление давно развивается в западной и>уке, его представители собираются на специальные конференции, издают сборники и т.п. (Brooke, 1977; Brooks, 1977; Stoepker, 1990; Cagiano de Azevedo, 1977; Wienberg, 1991; Young, 1988 и др.). О социальных и культурных проблемах Развития и планировки средневековых городов в целом: Ястребнцкая, 1995. Например, в конце XII в. в Париже епископ Морис де Сюлли издал указ, которым пересмотрел все границы приходов, преобразовав в приходские церкви 359
разнообразные сакральные постройки. Приходом с XII в., с введением канони- ческого единообразия, называют общину, собирающуюся по воскресеньям и праздничным дням для богослужений в своей церкви; крестящую детей в цер- ковной купели; хоронящую усопших на церковном кладбище; определенным образом содержащую своего священника и т.п., что очень близко к современно- му пониманию. 65 Как уже говорилось, языческие храмы до середины V в. редко перестраи- вали под церкви (в начале века в Салоне комнаты гладиаторов в амфитеатре пе- рестроили в оратории по убитым там мученикам, чуть позже превратили в цер- ковь Парфенон). 66 Хотя проникновение христианства в этот город началось, как считается, от района порта, где на месте будущей базилики Сан Аполлинари ин-Классе первая церковь тоже появилась в IV в., но первый дом епископа был пристроен уже в конце III — нач. IV в. к башне ворот. Строительство арианина Теодориха в нача- ле VI в. было попыткой резко изменить церковную структуру города путем про- тивопоставления новых церковных зданий — старым («баптистерий ариан», «дворец Теодориха», собор). Последующий период «византийского» строитель- ства Феодоры и Юстиниана, оставивший несравненные мозаики — только по- следний, хотя и самый блестящий, слой в церковной топографии Равенны. 67 В резиденции имелся специальный «архив» и комната для чтения и дик- товки; могли быть многочисленные пристройки для работы с неофитами, на которые постоянно ссылается секретарь Амвросия (комната с апсидой, пристро- енная к баптистерию, обнаружена в ходе раскопок); школа известна в IX в., но могла быть основана значительно раньше). Другой «окраинный» христианский центр Милана, Сан-Лоренцо, как показали широкие раскопки, также возник на основе здания первой половины IV в. (план которого точно повторил). Может быть, это связано с размещением здесь правительства Западной империи при Констанции II, с 353 г. 68 Северный зал был расширен около 345 г. до огромных размеров (79x31 м), но в 452 г. уничтожен. Южный расширили при епископе Кроматии (вторая поло- вина IV в.), а позже на его руинах возвели средневековые базилики (сначала в IX, затем в XI в.). 69 Эта несравненная мозаика изображает всевозможных животных и рыб в спокойном море и рыбаков (в том числе путти), которые их ловят; другие части образуют орнаментальную решетку со вписанными в медальоны изображениями животных и портретами донаторов. (Дарование мозаик с помещением на них имени дарителя, а во многих случаях и его портрета, было широко распростра- нено, что чрезвычайно помогает археологам: в г. Поле, например, удалось про- честь, что собор получил от неких Дамиана и Лаврентия 200 «педий» мозаики и столько же во исполнение обета добавил Донаций). 70 Исследователи комплекса Джованни Брузин и Паоло Зоватто даже предпо- ложили, что резиденция построена на месте дома епископа Теодора и трактова- ли обнаруженные ниже мозаик кладки как остатки «дома собраний». Большин- ство археологов, однако, в этом сомневается, тем более, что вблизи резиденции есть целый ряд домов, мозаичные полы которых тоже используют христианские сюжеты, не говоря уж о раскопанной на другом конце порта еще одной базилике, тоже с мозаичным полом. (Brusin, Zovatto, 1957; библиография: Snyder, 1985/91, 73-75; Frend, 1996, 164-166; 345-346). Историографические сводки: Aquileia, 1993; Tavano, 1997, а также непериодические труды местного общества: «Ап- tichite Altoadriatiche». 360
71 В начале IV в. (303-305 ?) здесь возник квадратный мавзолей над могилой мученика Феликса (ок. 250-300), став затем важным паломническим центром — одно из первых сооружений такого рода. Его сменили две базилики, одноапсид- ная (330) и трехапсидная (350-370). Паулин существенно расширил комплекс (400-403), добавив странноприимный дом, монастырь, портики и дворы, а глав- ке—третью базилику, с необычной трифолийной апсидной частью к северу. Комплекс продолжал быстро расширяться н после смерти Паулина (431). Биб- лиография: DA, 1997, VII, 325; Frend, 1996, 245-246. “Например, посвятительная надпись собора в Нарбонне рассказывает, что епископ Рустик получил 3000 золотых солидов контрибуции, на которые и пере- строил его после пожара (445). 73 Toker, 1989; Toker, 1997. См. также: Bargellini, 1970. Первым строителем собора был Арнольфо дель Камбио, завершил его работы Филиппо Брунеллески, создатель знаменитого купола. В конце работ Токера, в 1972 г., здесь был найден простой надгробный камень этого единственного нз флорентийцев, удостоивше- гося погребения в соборе. 74 Археологические исследования подтвердили древность обоих церквей. Саи Лоренцо дважды перестроен: в XI в. и в период Возрождения. Раскопки Санта Феличита начались еще в XVII в.; работы 1948 г. обнаружили здесь около сотни надгробий с надписями 405-547 гг., показавшими весьма существенную роль греческой и сирийской общин в городе, что подтверждают имена епископа Зеновия, вероятно, сирийского происхождения, и мученика Миниата, очевидно, египтянина. 75 Нынешний баптистерий, по мнению Токера, мог быть построен вокруг старого в середине XI в. Прекрасно проведенные раскопки 1912 г. открыли ог- ромную октагональную купель в самом его центре, остатки каролингского (?) баптистерия, упоминаемого в документах IX в. 76 К моменту разборки (1296) церковь имела выраженный романский план с двумя апсидными выступами и капеллами в трансепте. Эту форму храм приоб- рел в 1150-х гг. Пристроенные к апсиде две квадратные башни появились рань- ше, в оттоннанский период (кон X в.), вероятно, в связи с распространением германской гегемонии на территории северной и центральной Италии в X-XI вв. (такие башни многочисленны в Лотарингии, Германии н Франции, но редки в Италии, где связаны со строительством вассалов Священной Римской империи). 77 Вообще-то история средневековой Флоренции документирована, может быть, лучше, чем у любого другого города в Европе. Флорентийцы всегда слави- лись как приверженцы «своего» и ценили документацию любого рода; все, что касается до местных интересов, собрано в десяти главных библиотеках, дюжине первоклассных музеев и в архивах, причем количество давно оценивают не в единицах хранения, а в километраже полок. Однако это касается периода с 1200 по 1800 гг. — сведений же по ранней Флоренции (эпоха 400-1000 гг.) там найти почти невозможно. 78 В мозаику включен список нз четырнадцати донаторов, оплативших ее; пятнадцатый (Обсеквенций) подарил центральную панель с изображением пав- лина. Ни одно нз этих имен не значится в исторических документах. В социальном отношении некрополь очень разнообразен, можно просле- дить все типы гробниц, от простейших, нз черепицы или кусков керамики, до Дорогих, в мраморных и свинцовых саркофагах, с надгробиями, покрытыми мозаикой. Изображенные на саркофагах носили римские тогн, но их сопровож- дали напутствия, в которых упоминался Христос. 361
80 Комплекс из церкви и баптистерия возвели на основе римских терм близ Ниццы (ок. 350) и в Монферраде; две церкви и баптистерий в поместье Приму- лак ок. 402 г строит Сульпиций Север. Даже в северной Галлии поселения дают явные следы христианства с 380-х гг. Среди удачных исследований предсредне- векового периода в Галлии — раскопки большого кладбища христиан-визиготов Раймоном Лантье в Эстажеле (Восточные Пиренеи), где вскрыто около 200 мо- гил, датирующихся от середины VI в. и позже, показавшего характерную смесь визиготских и галло-римских вкусов. (Frend, 1996, 348). 81 Более важный в римскую эпоху город Августа Претория (Аоста), хотя не дал столь же ранних остатков христианства (первая базилика близ форума и по- гребения датируются второй половиной VI в.), показал огромную роль еписко- пального комплекса. Здание не столь роскошно, как в Женеве, но здесь тоже построили два отдельных баптистерия, больший из которых, октагональный (ок. 3 м диаметром) имел большую купель в форме греческого креста со ступенями для спуска. 82 Сан Клименте, Санта Анастасия, Сан Джованни-э-Паоло («титул Визан- тия»), Сан Сильвестри-е-Мартини («титул Эквития»), Сан Хрисогон, Санта Са- бина, Санта Сусанна («титул Гая»), Сан Сикст («титул Кресценция»), Санта Пу- денциана. Материалы по всем «титулам» были подробно рассмотрены Краут- хаймером в «Корпусе базилик», однако сегодня они подвергаются гораздо более строгому источниковедческому анализу, не желающему мириться с массой допу- щений, основанных на традиции. (Krautheimer, 1937-86; Krautheimer, 1965/1986, ср.: Snyder, 76-82). 85 Манчинелли, впрочем, признает, что интерпретация «оранты», написанной иа стене зала в первом этаже «Сан Джованни», может быть трактована и в пре- делах «языческого» декоративного репертуара: Mancinelli, 1981, 4-5. 84 Эта организационная структура отразится при строительстве Константи- нополя, а в позднем средневековье —даже в русских городах (Новгороде, Пско- ве, Москве). Здесь церковные районы получат название «соборов» и в количест- венном отношении будут зависеть от числа «семь» (в Москве и Новгороде; в Константинополе—14, причем один из районов добавлен специально, «для ровного счета»). Влияние «церковной топографии» на дальнейшее развитие городской и даже государственной жизни — вообще вещь исключительно интересная. Например, история церковной застройки Лондона, определив его собственную топографию, сказалась на всей истории Англии: переустройство Вестминстерского аббатства Эдуардом Исповедником в середине XI в. сыграло решающую роль в разделении города на «Сити» и «Вестминстер» — что, в свою очередь, отразилось во всей последующей истории и столицы, и всего королевства (Brooke, Keir, 1975). Не- меньшую роль имела и до сих пор сохраняет «сакрализация» Кремля как вме- стилища центральной власти в России и фактическое отделение его от осталь- ной городской территории. 85 Результаты исследований полностью издаются в специальном четырехтом- нике, два тома которого вышли: San Vincenzo al Voltumo, 1993-1996. Оставшие- ся будут содержать «историю культуры» монастыря, основанную на анализе скульптуры, эпиграфики и артефактов, а также обобщения и публикацию итогов раскопок на связанных с монастырем памятниках округи. 86 Крипта, содержавшая мощи мученика Епифания, была, собственно, от- крыта еще при любительских раскопках 1832 г., от которых дошло интересное описание. В крипте сохранились большие фрагменты раннероманской живописи и аркосолий с внутренней росписью. 362
87 В IV-V вв. район изобиловал римскими пригородными виллами, что по- зволяло надеяться на создание сплошных стратиграфических колонок. К сожа- лению, заброшенный монастырь в течение многих десятилетий распахивали, поэтому слои сохранились очень плохо. Остатки монастырской церкви показали, что ее однажды полностью перестроили и увеличили, добавив крипту и бапти- стерий, сначала стоявший отдельно. Скромный некрополь обнаружил «стан- дартные» христианские погребения. ” Интересно и сравнение вещевого материала с этих «потерянных» памятни- ков: и по характеру, и по информативности он весьма близок к вещевым ком- плексам «монастырской археологии» средневековой Руси (иными словами, на- ходки эти не намного богаче наших). 363
Церковь св Петра в Бартоне-на- Хамбере Раскопки фундаментов ХиХ/вв в интерьере позднего храма Фото У Родвелла (Morris 1983)
ГЛАВА VIII. ЦЕРКОВНЫЕ ДРЕВНОСТИ БРИТАНИИ* Изучение церковных древностей особенных успехов добилось в странах, порвавших с католицизмом в период Реформации. В Англии после «диссолюции» 1530-х гг. многие монастыри и церкви были надол- го заброшены и в XVIII-XIX вв. могли исследоваться беспрепятственно. Это направление процветает и сейчас, соседствуя с такими областями, как охрана и реставрация памятников. Государство и церковь в Англии, ориентируясь на мощное общественное мнение и неофициальные структуры, всегда стремились участвовать в охране и исследовании па- мятников религии, что позволило рано сформировать прогрессивное законодательство и регулировать взаимоотношения разных обществен- ных групп, проявляющих к ним интерес. Немногие школы церковных древностей обладают столь высоким «публикационным насыщением», как английская. В этом сыграли значи- тельную роль объективные факторы: сравнительно небольшая террито- рия при высокой концентрации объектов; известная замкнутость, обра- щенность научных интересов вовнутрь Островной истории; длительная и непрерывная государственно-церковная традиция, наложившая осо- бый отпечаток на устойчивость институтов. (Достаточно сказать, что некоторые церковно-археологические издания Англии продолжаются без перерывов с XVIII века). Это не значит, что наука развивалась здесь без противоречий и сры- вов, скорее наоборот, и именно поэтому ее развитие в условиях полу- осознанной «изоляции» можно рассматривать как своего рода эталон- ное. В последние десятилетия англичане и сами очень много размыш- ляют над тем, «почему у них получается именно так»; публикуются обширные труды по истории изучения древностей. Там есть на что опе- реться и чему поучиться. ------------------------- Основано на Morns, 1983, Rodwell, 1981; Rodwell, 1989, Rbdwell, 1997, Coppack, 1990, Greene, 1993 Biddle, 1976, Tatton-Brown, 1989, MUller-Wille, >993; CAr 365
1. «Монастырская археология» Средневековые опыты. Стремление узнать больше о прошлом церк- ви возникло в Англии, как и в других странах, в незапамятные времена. Уже Беда Достопочтенный передает историю того, как монахи аббатства Или в 660 г. решили поискать хороший каменный гроб, достойный по- мещения в него костей святого Этельреда. Они поступили, как заправ- ские археологи: отправились в лодке вниз по реке Грант в Кембридж для «раскопок» на заброшенном римском кладбище. Беда описывает най- денный там гроб как белый мраморный саркофаг прекрасной работы с хорошо пригнанной крышкой из такого же камня — подобное описание вполне мог бы сделать и какой-нибудь антикварий XIX века. Конечно, братьями из Или в VII в. руководило отнюдь не стремление к знанию. Но именно оно подвигло монахов Гластонбери открыть в 1190 г. гробницу легендарного короля Артура и королевы Джиневры. Дело в том, что к XII в. настал черед Англии изучить свое происхожде- ние и составить себе приличную «родословную». Когда-то миф о «тро- янских корнях» приняли римляне, за ними франки. Теперь список надо было продолжить, в чем помог труд Гальфрида Монмутского «История королей Британии» (в русском пер. «История бриттов»). Нормандские принцы начали изучать своих саксонских, кельтских и троянских пред- шественников. Открытие гробницы Артура (объявленного потомком Иосифа Аримафейского) и королевы Джиневры подоспело вовремя и было расценено очень высоко. История работ не до конца ясна. Перестраивая аббатство после по- жара 1184 г., монахи приступили к поиску могилы легендарного короля. В 1190 г. на кладбище была найдена гробница с останками мужчины необычного сложения и женщины, а также крест с надписью: «Здесь по- гребен знаменитый король Артур с Джиневрой, своей второй супругой, на острове Авалон». Обнаруженные скелеты перенесли в мраморную церковную усыпальницу. Результаты на первый взгляд не отличаются от любых средневековых эксгумаций мощей. Но они потрясают, если по- знакомиться с их тогдашней «фиксацией».1 Нам сегодня не очень важно, что скелеты явно не принадлежали указанным персонажам и крест сам по себе был, видимо, подделкой X в., взятой монахами с кладбища и включенной в контекст погребений для придания известной легенде достоверности. Археология часто по- могала создавать «реквизит» для легенд и XII век недаром прослыл «зо- лотым веком» средневековых подделок. Но факт раскопок 1190 г. — вне всякого подозрения. Интерес к древностям в этом случае, возможно, подогревался насущными нуждами (скоро монастырь получил богатые вклады и привлек новых паломников)— однако присутствие доли бес- корыстного любопытства к прошлому совершенно очевидно. Современ- никам же результат казался вполне надежным, он принес ощущение ис- торической действительности. «Король Артур был отныне столь же реа- лен, как Альфред Великий или Вильгельм Завоеватель».2 366
Свинцовый «крест короля Артура», опубликованный Кэмденом в 1607 г (Rod- well. 1989) Раскопок с целью добычи останков коро- лей, епископов, святых и особенно мучеников было в средневековой Англии очень много, их детали сохранены многочисленными хроника- ми. Есть такие эксгумации, которые имеют яв- но «археологическое измерение» и весьма ин- тересны даже сегодня, например, перенос из одного собора в другой около 1200 г. англо- саксонских епископов Уэллса (Wells, не путать с Wales, Уэльс). Хотя, конечно, в этих акциях больше было почтения, чем антикварного лю- бопытства, которое станет нормой позднее, когда мощи стали вскрывать повторно (напри- мер, остатки св. Гутберта в Дэрхеме извлекли в 1827 и снова—в 1899 г.). В XVI в. в Англии появился уже и первый специалист по охране древностей на службе правительства: интерес к ним возрос настоль- ко, что ввели пост «королевского антиквария» (1533), причем установил его величайший раз- рушитель древних зданий и святынь Ген- рих VIII. Новое место занял королевский ка- пеллан Джон Лиланд, обязанностью которого стало «искать описания, рукописи и реликвии древности во всех соборах, колледжах, аббатствах и приоратах Англии». Лиланд это и делал. Он путешествовал по стране и описывал, фиксируя именно тот момент, когда монастыри буквально обращались в пыль на его глазах. («Жаль, не было у него фотокамеры!» — меланхолически шутит известный современный археолог Уорвик Родвелл: Rodwell, 1989, 20). Вернувшись из путешествия в 1542 г., Лиланд посвятил остаток дней обработке собранного и публикация материалов стала главным делом его жизни (Leland, 1549). Для церковной археологии особенно важен «Итинерарий», опубликованный позже в 9 томах (Leland, 1710-12). Здесь собрана масса описаний руин, дающих важные сведения археоло- гу. Например, Лиланд отмечает: «Иоанн (Турский) разобрал церковь св. Петра в Бате и воздвиг новую, много более красивую, и был похоро- нен в ней в центре пресвитерия. Его образ я видел лежащим через 9 лет после этого; в каковое время весь храм, им воздвигнутый, был уже рас- точен, стоял без кровли и сорняки росли на надгробии Иоанна Турско- го ... Но стены еще держатся». (Цит. по: Rodwell, 1989, 20). Конечно, такое описание очень многое прояснило археологам при раскопках в судьбе когда-то знаменитого храма эпохи нормандского завоевания. Книга Лиланда была последним словом средневековой науки в Англии, но она же открывает историографию Нового времени. Если в 1520-х гг. он описал монастыри как настоящие сокровищницы, то уже в 367
1535 г. король стал главой церкви в Англии и работу Лиланда «продол- жили» комиссары — оценщики церковных имуществ (valor ecclesias- ticus). Специальные комиссары «оценивали» также религиозную, духов- ную жизнь обителей. Их отчеты и описи — две группы источников, ле- жащие в основе всякой работы по изучению английских церковных древностей. Диссолюция как способ «формирования объектов». Итак, по судьбам церковных древностей Англии в годы странствий Лиланда была прове- дена резкая черта, имя которой — «диссолюция». Этот процесс, покон- чивший с британским средневековьем, сравнительно мало известен в России — может быть, потому, что до сих пор не получил названия, аде- кватно отражающего английский термин «Dissolution» («упразднение», но также и «расточение», «растворение»). За пределами специальной литературы и учебников о нем узнаешь разве что из классического ро- мана Хаггарда «Хозяйка Блосхолма». А ведь «эпоха упразднения» обла- дает для нас особым интересом. В русской истории у нее такие аналоги, как конфискация церковных имуществ Советской властью и кампания атеистического разрушения храмов, а также менее известные (но тоже очень широкие) меры Екатерины II по секуляризации монастырских зе- мельных владений и выводу малых монастырей «за штат». Диссолюция в Англии оказалась тем историческим событием, которое, подобно Ве- ликой Французской революции и русскому революционному атеизму, решило судьбу национальных церковных древностей, тем самым нало- жив неизгладимый отпечаток на методы их дальнейших исследований. Диссолюция (упразднение) монастырей представляла собою ключе- вое мероприятие церковной реформы короля Генриха VIII в его борьбе за независимость английской церкви и государства от церковно- политического контроля папского престола. Суть кампании состояла в лишении католических священников права собирать церковные подати и владеть имуществом на территории Британии, а также содержать на ней старые или основывать новые монашеские общины. Монашество как организованная сила попросту уничтожалось. Кампания в Англии и Уэльсе имела последствия немедленные и драматические; в Шотландии и Ирландии процесс шел медленнее, но к концу XVI в. завершился и там. Конечно, у подобного акта были прецеденты. В 1308 г. упразднили орден тамплиеров, конфисковав их имущество. В период Столетней войны закрывались связанные с Францией монастыри. В XVI в. их мог- ли закрыть и просто за долги, и по решению высших церковных вла- стей.3 Но никогда еще акция по секуляризации не осуществлялась в об- щегосударственном масштабе. Реформа заняла несколько лет и шла постепенно. В 1535 г. провели общую оценку церковных имуществ. На ее основании парламенту в 1536 г. был представлен «Акт о подавлении» (Act of Suppression), кото- рый обрек на упразднение малые общины (до 12 братьев) или с доходом менее 200 фунтов, в которых «процветал грех и нечестие». Братия могла перейти в большие монастыри, где «вера правильно и благополучно 368
доДДеРживается и сохраняется» или воспользоваться случаем и вообще оставить обеты. Имущество упраздненных обителей конфисковалось казной. Была устроена специальная судебная палата для проведения ре- квизиций и продаж, действовавшая много лет. В один прием уничтожи- ли около трети монастырей.4 Все же к апрелю 1536 г. в Англии оставались еще 800 обителей. Об- щий доход с их владений, по тогдашним оценкам, составлял до 160 000 фунтов (распределенных, конечно, неравномерно: Гластонбери имел 3000 ф., тогда как женский приют Уилберфос — 40 ф., и он не был бед- нейшим). Две трети всех монастырей никогда не имели капитальных построек и сколько-нибудь сносных условий для жизни; конечно, не- одинаковой была духовная жизнь и моральный уровень. Разрушение тех обшин, которые были связаны экономическими и духовными интереса- ми с местным населением, вызвало восстание на севере (Йоркшир, Линкольншир) в октябре 1536 г. Монахи возвращались в монастыри; аббаты многих обителей, возглавив восстание, были казнены после его подавления, а имущество общин ушло в казну. Этот случай оказался ро- ковым. Если бедные монастыри мало что добавили государству, то бо- гатства крупных аббатств оказались просто вопиющими и жадность ко- ролевских комиссаров разыгралась. Один только свинец с кровель Жер- во и Киркстед был оценен в 1000 фунтов! Что было говорить об их землях! До этого речь шла о разумном реформировании монашества— теперь Корона задумала выдворить из страны всех сестер и братьев во- обще. Начались массовые преследования и притеснения. В четыре года король Генрих и его главный министр, лорд-хранитель печати Томас Кромвелл уничтожили то, что создавалось столетиями. Одной из важнейших целей в упразднении монастырей было и уничтожение «суеверного почитания» реликвий, прежде всего мощей. Действуя властью Кромвелла, королевские комиссары набросились на «символы старой и возмутительной практики». Не должно было остать- ся ничего, что могло служить предметом почитания. За 1357-1358 гг., в величайшем из всех расточительств средневековых произведений ис- кусства, соборы Англии были в буквальном смысле слова очищены от собиравшихся веками сокровищ. Великолепные раки и реликварии бы- ли ободраны, памятники и статуи разбиты, огромные собрания святых мощей (только в Кентербери 400) утрачены.5 Никакого специального акта парламента по уничтожению рак и мо- Щей, впрочем, не существовало; не было даже письменного королевско- го указа. Известно лишь письмо короля, направленное к епископам че- рез архиепископа Крамнера в октябре 1541 г. о конфискации рак, памят- ников и прочего, что могло еще остаться в монастырях. В письме отмечалось, что король раньше «приказал, чтобы образа и кости из чис- ла тех, которым люди ... поклоняются, со всеми украшениями ... были вынесены». Однако король «наконец понял, что раки, покровы и памят- ники такого типа еще остаются в публичных местах, и потому приказы- ®ает поторопиться и обыскать кафедральные церкви и, если какие-то “еЩи этого рода еще останутся, забрать их оттуда». ik. 369
Для расправы с «объектами суеверия» была создана специальная Королевская комиссия по уничтожению святынь. Обычно ее группу прибывали в тот или иной монастырь и под их надзором происходило снятие всех ценностей (золота, серебра, камней и т.п.) с рак, вскрытие гробниц и извлечение хранившихся там иногда предметов, а затем унич- тожение всех следов сооружений. Кроме того, они забирали все релик- вии, иконы, мощи и т.п., что отражалось в специальном протоколе. На- пример, протокол, подписанный самим Кромвеллом (Хэмптон-корт, 14 декабря 1538 г.), приказывает «забрать и препроводить в лондонский Тауэр кости, раку и прочее, что сейчас в Чилчестерском соборе, некоего епископа, которого называют святым Ричардом, и проследить за унич- тожением места раки со всеми прочими образами в храме, вокруг кото- рых существуют какие-либо суеверия, заслуживающие упоминания»6 Соответственно выглядят и отчеты. Из Винчестера, где «разрушали культ» св. Свитуна, 21 сентября 1538 г. комиссия написала письмо Кром- веллу: «Около трех часов утра в это воскресенье покончено с ракой здесь, в Винчестере. Там не было ни золота, ни кольца, ни настоящих камней — но все лишь прекрасные подделки ... Надо бы ниспровергнуть и алтарь, но это столь большая работа, что ее не смогут кончить до ве- чера понедельника или утра вторника; что мы собрались сделать ... так это выкинуть все разложившиеся кости, которые именовались мощами, мы не можем допустить, чтобы думали, что мы присланы более за со- кровищами, чем во искоренение зла идолопоклонства». Впрочем, в ряде случаев мощи предавали погребению открыто или тайно.7 Диссолюция была первым важным шагом в создании англиканской церкви. Приораты, принадлежавшие бенедиктинцам, были заменены деканатами, а монахи — канониками. Это превратило черное духовенст- во в белое и разрушило общность имуществ. Шесть крупных монастыр- ских соборов стали кафедральными церквями. Это в общем обеспечило их сохранность, но не спасло от ущерба, особенно в ходе передачи Например, раскопки Уолбрэна (1850-е гг.) в аббатстве Фаунтине (Сев. Йоркшир) показали, что многие могилы разрушены, хотя неясно, когда. Последовательность событий изучили при вскрытии в 1979 г. мо- гилы одного из братьев (Джона Рипона, + 1524). Во время хозяйничания королевских эмиссаров плита могилы была снята и разбита, часть моги- лы перекопана, верхняя часть останков (частью еще не распавшихся) потревожена, чтобы изъять чашу и блюдо, захороненные вместе со свя- щенником. Затем останки были сброшены обратно без всякой заботы об их расположении, а могила засыпана.8 Некоторые церкви, принадлежавшие монастырям, но служившие приходскими, после конфискации возвращали приходам — увы, обычно без свинцовой кровли и движимой части имущества. Иногда степень разрушенности была большей — вплоть до полной выборки фундамен- тов. Единственным и главным препятствием к сносу была цена. (В Лин- кольншире, где разрушения были особенно значительными, ответствен- ный за снос прикинул, что этого можно достичь, лишь истратив 1000 370
Погребение Джона Рипона в соборе аббатства Фаунтине, вскрытое и «реставрированное» в 1539 г (Coppack, 1990) фунтов и счел, что довольно оставить храмы без использования, а уж охотники за камнем довершат остальное). Некоторые монастыри были просто превращены в королевские каменоломни. Аббатство Мо разру- шили, чтобы построить королевскую крепость в Гулле, так что раскопки на месте цитадели открыли целые залежи камня вторичного использо- вания.9 Удивительно, как резко изменилось в Британии отношение к мона- шеству. Те, кто вчера еще симпатизировал и поддерживал его (пусть и посмеиваясь, как Чосер в прологе к «Кентерберийским паломникам») — теперь в большинстве одобрили диссолюцию и хотели урвать долю соб- ственности. Совсем недавно донаторы стремились быть погребенными в Монастырских церквях и высоко ценили молитвы монахов (что отра- жено в завещаниях). Но когда последовала экспроприация имуществ, об этом как-то сразу забыли, земные нужды казались более важными. Рав- 371
нодушие частного лица к заботе о покойных и неприкрытая жажда на- живы — вот что открывает изучение церковных древностей эпохи дис- солюции.10 Здания и земли, не переданные церквям, обычно продавали местным жителям. Часто недвижимость поневоле выкупали те, кто сам же ее вложил в монастырь, причем необходимость собрать деньги на выкуп приводила к разрушению недавно построенного. «Утилизация» аббатст- ва Риво, которое выкупил его основатель граф Рутлэнд в 1538 г., хорошо прослежена и по описаниям, и по археологическим материалам. Граф получил здания в целости, за исключением колоколов, свинцовых крыш и балок, которые пошли на переплавку. Это не была оргия вандализма, просто все удалялось максимально выгодным способом. Сперва пере- плавили во дворе «королевский» свинец (четыре чушки по полтонны весом каждая — с клеймом Тюдоров, розой, — нашли под рухнувшей башней при раскопках; печи для плавки открыты чуть не во всех аббат- ствах). Затем продали арендаторам графа (прежним арендаторам аббат- ства) деревянные панели, балки и кровли. Витражи рассортировали, ос- тавив в целости лучшие, продав второсортные прямо в рамах, а худшие разбив для переплавки свинцовых переплетов (обнаружены многие ты- сячи фрагментов, сочтенных в 1530-х гг. не имеющими цены). Продава- ли все — гвозди и скобы от кровель, даже свинец и железо, скреплявшие камни строений (пероны). Впрочем, судя по количеству найденного в 1920-х гг. при раскопках, скрупулезность сбора была вскоре позабыта и многое ушло в мусор. После этого годные для использования здания были отданы владельцу, негодные же просто брошены и постепенно растаскивались. Так исполнялась главная задача—сделать монастырь непригодным для восстановления." Эмиссары короля отвечали за полнейшую продажу всего движимого имущества, поэтому здания должно было «очистить». Это растяжимое понятие часто включало продажу изразцовых полов, могильных плит, мощения дворов, всего металла. Следы процесса «утилизации» изучены в доминиканском приорате Беверли. Здания еще стояли в XVII в. и в по- лах каждого большого помещения сохранялись ямы для плавки свинца от оконных переплетов (для этого брали кирпич и дерево прямо из кон- струкций). Водопроводные трубы из свинца тоже тщательно откопали и переплавили, как и дождевые. Жилые здания, помещаемые в западном конце клуатра (дом настоятеля, общежития, странноприимные дома и т.п.), обычно сохраняли. Остальное сносилось и засыпалось газоном сада. Иногда верхняя часть стены клуатра служила оградой этого сади- ка, который конструктивно напоминал увеличенную до гигантских раз- меров детскую песочницу.12 Оказалось, что большинство крупных земляных работ по превраще- нию монастырей в поместья были сделаны сразу, еще в средневековье, благодаря чему ландшафт страны изменился не в меньшей степени, чем в момент возникновения самих обителей. Не использованные и не сне- сенные здания вошли в него как составная часть. Их сохранность была 372
делом случая: природа не менее деструктивна, чем люди. Храм мона- стыря Уитби сохранился, поскольку служил береговым ориентиром, но гравюры показывают его медленное, но неуклонное разрушение с XVII по XIX в., так что к 1920 г., когда предприняли расчистку памятника, от огромного комплекса уже мало что оставалось. Так в ходе диссолюции и последующих перераспределений собст- венности сформировались особые, свойственные исключительно Анг- лии виды церковно-археологических памятников: заброшенное аббатст- во’ перестроенный в помещичью усадьбу или ферму приорат; централь- ный монастырский храм, служащий собором или приходской церковью. Эти три типа комплексов имели судьбу, разную во всех отношениях. Но одно в ней было общим: в момент диссолюции покров святости был снят, открыв дорогу не только вандализму, но и непраздному любопыт- ству историков, художников, архитекторов. Живописные руины средне- вековых храмов Англии гораздо раньше, чем на континенте, стали «за- бавами» владельцев поместий. Возникновению раннего просвещенного интереса к ним не было уже никаких препятствий — напротив, величе- ственные останки манили таинственностью и служили неисчерпаемым источником для раннего романтизма. Это и определило дальнейшее бурное развитие интереса к церковным древностям. Англичане особен- но рано, охотно и активно занялись изучением и собиранием всего, от- носящегося к средневековью. Ученые и антиквары Англии в конце XVI-XVIIIe. Людская злоба, как и приязнь, недолговечны. Уже в XVI в. остатки разрушенных аббатств стали предметом сентиментального сожаления (еще Шекспир писал о «голых руинах хора, где допоздна поют милые птицы»). В первом же опубликованном каталоге храмов Англии Джон Спид (1614) признал за монастырскими руинами духовную ценность: «Мы считаем нужным охранять горестные руины наших монастырей, хотя все их прекрасные здания вместе были уничтожены, хотя гробницы в них разрушены, а тела мертвых выброшены из гробов; потому что именно эта самая земля когда-то покрывала тела покойных, напоминая нам о нашей собственной смертности и навевая безрадостные сожаления». (Speed, 1614; Цит. по: Greene, 1992, 20). Рано пробудился также интерес к рукописям и архи- вам монастырей.13 Могла похвастаться началом раскопок и «монастыр- ская археология». В начале XVII века сэр Джон Оглэндер в унаследо- ванном аббатстве Куар на о-ве Райт напишет: «велел немного покопать, чтобы увидеть, удастся ли мне найти фундамент — но мне не удалось этого» (цит. по: Aston, 1973, 249). Дело Лиланда продолжил Уильям Кэмден. Уже в 1586 г. (в возрасте 35 лет) он опубликовал свою «Britannia» — настоящую энциклопедию Островных древностей, написанную еще по-латыни. Кроме письменных Источников и эпиграфики, в ней предлагался обзор, графство за графст- ОМ, всех известных древностей — достаточно подробный, ч?6бы обра- эовать фундамент для последующих, вплоть до современных, историй Ррафств. К 1607 она выдержала уже шесть изданий, а в 1789 г. на ее ос- 373
1 нове вышла переработка Р. Гофа (Gough, 1789). Кэмден хотел «возро- дить Британию в древности и древности в Британии». Правда, он верил, что бретонцы были потомками троянцев; что монотеизм был учением друидов и подготовил принятие христианства в Британии, что «Хенгист поразил бретонцев при Стоунхендже», а король Артур похоронен в Гла- стонбери. Но он же первым усомнился в связи этого аббатства с Иоси- фом Аримафейским. Кэмден широко интересовался археологией и, по- лагая, что Батское аббатство стоит на месте храма Минервы, списал найденные языческие надписи. Первый из шеренги английских любите- лей старины, он был предан поискам в духе ренессансных «исследова- телей древности» не менее, чем аббат Бозио (см. гл. II). Стремление к объективной истине важнее их вполне естественных ошибок/ Уже в XVII в. описания церковных древностей Англии стали пре- вращаться в рабочий материал для сводов. На их основе планировали и совершали «археологические путешествия», имевшие целью пополне- ние и проверку собранных данных, а также фиксацию изменений, вне- сенных в здания за истекшие годы. Итоговым в этом жанре станет на- полненное интереснейшими сведениями переиздание «Британнии» по- английски в переработке Гофа, куда включены планы и виды небольших памятников, снабженные масштабом, а иногда и с указанием места каж- дого надгробия.15 Выдающийся успех фиксации XVII в. — трехтомный корпус Уильяма Дагдэйла и Венцеслава Холлара «Монастикон Англика- нум», иллюстрированный деталями граффити и надписей. Первый том был опубликован в 1655 г. и содержал огромное количество документов об основании обителей и храмов, начиная с XI в., а в некоторых случа- ях— и ранее. Свод образовал надежную основу исследований по мона- стырям, особенно в части их владений, покровителей, персонального состава. (Dugdale, Hollar, 1655). Издатели «Монастикона» переписыва- лись с болландистами во Франции, что весьма показательно. Конфессии в XVII веке еще резко разделяли ученых, но общие интересы исследова- ния готовили почву для объединения. Собственно объектами, за исключением надгробий и гербов, зани- мались пока мало, но стали появляться книги по истории отдельных комплексов, например, вышло описание аббатства Фэвершем (Кент), в котором автор пытался «спасти от зубов всепоглощающего времени и забвения некоторые памятники, относящиеся до первоначального со- стояния и условий» аббатства. (Southhouse, 1671). В XVII в. умножились также топографические описания и изображения по заказу покупателей или собственников домов, построенных на руинах монастырей. Восемнадцатый век, как известно, был в Европе веком антиквариев. Имена двух из них, Джона Обри и Уильяма Стакли, стоят в ряду основа- телей английской науки о древностях (Schnapp, 1996, 188-192; 212-218). Обри, используя средневековый архитектурный (прежде всего церков- ный) материал, сделал серьезный вклад в разработку «компаративного метода» типологии. Стакли же рано увлекся «полевой археологией», открыл ряд античных памятников, издал описание Стоунхенджа и при- 374
г нЯЛ участие в атрибуции первого клада раннехристианского серебра из риели, показавшего, ко всеобщему удивлению, существование в Брита- нии IV в. епископств.16 По профессии Стакли был хирургом, но в Анг- лии, в отличие от католических стран Европы, «церковная археология» не была занятием одних церковнослужителей. С эпохи Елизаветы свет- ские ученые и клирики работали вместе; часто одно лицо, подобно Стакли, совмещало занятия и богословием, и естественными науками. Иметь одновременно звание доктора медицины (MD) и доктора бого- словия (DD) — было вполне обычным делом. (Frend, 1996, 20). Стакли был глубоко верующим, читал публичные лекции о религии и в конце концов принял сан, что не мешало ему оставаться выдающимся естест- воиспытателем. Это был очень талантливый человек и настоящий анг- лийский чудак. В конце жизни, будучи уже викарием, Стакли мог на час отложить утреннюю службу, чтобы позволить членам конгрегации на- блюдать затмение солнца 1764 года. Он сам рисовал планы и фасады древних церквей для своего вышедшего в 1725 г. «Itinerarium curiosum», НО еще больше осталось неопубликованным в Бодлеанской библиотеке Оксфорда. Ему же принадлежат ранние попытки описать варварские «раскоп- ки» в руинах аббатств, где юмор соединяется с пафосом и точными на- блюдениями. Например, о Кроулэндском аббатстве в Линкольншире им записано: «Кровля, коя была из ирландского дуба, прекрасно украшена резьбой и позлащена, обрушилась двадцать лет назад: ее куски вы уви- дите в каждом доме. Пол покрыт углублениями от литых надгробных плит с надписями, и люди сейчас с удовольствием копают под гробовы- ми камнями и делят святые останки для собственного употребления; так что, вместо одного религиозного дома, таковыми стало большинство домов в городе. Витражи побиты солдатами во время восстания, когда они стояли здесь гарнизоном. Вся восточная часть церкви срыта до ос- нования и прах, а заодно и надгробия бессчетных выдающихся персон, королей, аббатов, лордов, рыцарей и Прочих, надеявшихся обрести там покой, расточены — к невозместимому ущербу для английской исто- рии».17 Интерес публики к церковным памятникам в XVIII в. рос не по Дням, а по часам. Его поддерживали художники, создавшие «эстетику средневековых руин» как необходимое дополнение к античным памят- никам, на которых до этого зиждился интерес к прошлому. Руины вели- ких цивилизаций Средиземноморья были живописны и помогали стро- ить тезис о преходящем величии, противопоставляя «великих пред- ков»— «ничтожным потомкам». С начала XVIII в. поездка по великим бородам Европы (Grand Tour) стала в Англии обязательным элементом коспитания дворянской и буржуазной интеллигенции (примерно так же, сейчас поездка в Европу и Америку является обязательным элемен- том образования в Японии). Тысячи листов изрисовывались видами ру- ин античности, а пухлые записные книжки вмещали «впечатления» раз- ной степени глубины. Но вот беда: дома, в Англии, ничего похожего не 375
было. Остатки римского периода здесь никак не шли в сравнение с кон- тинентальными и не позволяли иллюстрировать «мысли о падении им- перий» или «суетность человеческих свершений». Зато здесь было столько средневековых руин, сколько, может быть, нигде более. Художники, следовавшие традиции Лоррена и Пуссена, могли заменить ими дорические колоннады, а пейзан — фермерами с местными стадами. Церковные руины без крыш, сквозь окна которых прорастают деревья и кусты, а внутри крестьяне собирают хворост и разбойники разводят костры, казались полными величия. Необходимо было лишь решиться и показать их достоинства соотечественникам. Эту задачу выполнили художники «топографического» направления. Уже в 1720-1753 гг. братья С. и Н. Бак зарисовали «почитаемые остатки более чем 400 замков, монастырей, местностей и прочего в Англии и Уэльсе» (1774). Художественные достоинства их работ оспаривались критикой, но сохраненная информация крайне ценна. Кроме того, они привили вкус к своей продукции и проложили тропу, по который пошли по- настоящему крупные художники, такие как Дж. Котмэн, С. Гримм и, наконец, У. Тернер, который в юности много работал в гравюре. Теперь владельцы бывших монастырских земель и домов, наконец, осознали, чем владеют. Еще бы — «портреты» принадлежавших им ру- ин висели чуть не в каждом доме! Все начали учиться рисунку и акваре- ли— ведь руины так удобны для упражнений. С этого момента хозяева перестали использовать аббатства как каменоломни для строительства оград и коровников и начали сохранять их как романтические руины, «встраивать» в парки поместий и даже строить. Можно сказать, что XVIII в. увидел в разрушении и упадке признаки красоты. Добрые руи- ны аббатства стали хорошим дополнением к парку благородного семей- ства. Предпочитали настоящие (лучшими безоговорочно признавались цистерцианские), но хорошо шли и искусственные. Развалины цистер- цианского монастыря Фаунтине «плохо сочетались» с ландшафтом и его хозяин Джон Айслэби в 1720-х гг. просто сломал часть, дополнив ее «в новом вкусе» и переименовав в «Studley Royal». Такие сносы и замены «по вкусу» были губительны, хотя в данном случае вклад владельцев также оказался немалым (Айслэби сохраняли комплекс два столетия, поставили часть рухнувших деталей на их места; разрешили раскопки башни, церкви и др.; оплатили полный обмер; наконец, открыли его для публики). Но не столь богатые джентри чаще нуждались в жилье, чем в пейзаже с руинами, поэтому слом «старья» продолжался и в XVIII в. Словом, если руины стояли в поместье, они имели шанс сохраниться, если же в них жил хозяин, то была опасность полного сноса или пере- стройки. Интерес к церковным древностям в XVIII в., сформировав моду на «готику», вскоре сам же смог на нее опереться. Архитекторы ориенти- ровались на «готику» уже с 1730-х гг., например, Уильям Кент; в 1740 г и 1752 гг. вышли сборники «образцовых проектов» в готическом стиле. (Михайловский, 1971, 18). Еще на рубеже XVII-XVIII вв. фантастически 376
богатый Вилльям Бекфорд-старший (отец известного писателя-роман- тика) построил вместе с архитектором Джеймсом Уайаттом поместье в виде готического монастыря «Фонтхилл», которое обошлось в 270 тыс. фунтов (Robinson, 1979, 85). Склонность к старине явно воспринималась уже как необходимый элемент роскоши. Аббатство Бэйхэм стало виллой «Вискаунт» Кэмдена, а «Строберри Хилл» Уолпола получает просто всемирную известность. В 1749-50 гг. Горацио Уолпол, основоположник «готического рома- на» и моды на «псевдоготику», начал перестройку усадьбы в «готиче- ский дом». Готовой основой служило аббатство Лэкок (Уилтшир), ранее августинский женский монастырь, «приватизированный» после диссо- люции. В 1754 г. к старым зданиям (среди которых клуатр XV в.), доба- вили новые, что обеспечило сохранность памятника. Но такой подход к церковному зданию — скорее исключение, чем правило. Уже известный нам Ричард Гоф, путешествуя по стране для пополнения кэмденовской «Британнии», писал: «Невозможно выразить достаточного сожаления о том малом почтении, кое вплоть до сего дня испытывают к готической архитектуре, столь многие прекрасные образцы которой ежедневно раз- валиваются на куски на наших глазах». «Артистический» интерес оживил исследовательскую деятельность. Начались первые детальные обследования архитектурного и археологи- ческого характера. В 1771 г. Бентам изучил собор в Или. Лондонское Общество антиквариев (Society of Antiquaries of London) с 1770-x гг. проявляло особое внимание к погребениям; производится одно из пер- вых тщательных исследований в Вестминстерском аббатстве (1774 г., гробница Эдуарда II: Ayloffe, 1786), а руководитель Общества Р. Гоф приступает к публикации капитального труда по надгробию.19 В 1790 г. историки предлагают заняться поиском в аббатстве Фаунтине погребе- ний аббатов, перечисленных в списке настоятелей; их действительно обнаруживают и расчищают в зале аббатства, также как прекрасный древний пол и базы колонн; к сожалению, работы велись без фиксации. Увлечение монастырями охватывает всю Британию, включая Ирландию и Шотландию.20 Расцвет «готического возрождения» пришелся на вторую половину XVIII и захватил начало XIX в., вызвав детальное изучение сохранив- шейся средневековой архитектуры. Зодчие, реставраторы, инженеры, резчики и ремесленники нуждались в учебниках и пособиях. К концу XVIII в. таких работ вышло великое множество, все они сопровожда- лись чертежами, рисунками и экскурсами в историю. В результате воз- никли устойчивые представления о «правильной» средневековой (и осо- бенно готической) архитектуре, превратившиеся к середине XIX в. в систему догматических взглядов (Clarke, 1969). XIX век: архитекторы и археологи В начале XIX в. «церковно- архитектурная археология» Англии вступила в период расцвета. Архи- текторы путешествовали по стране, работая над видами, планами и раз- резами церквей.21 Буквально все требовали «готику». Церковь заказыва- 377
1 ла строительство и реставрацию в этом стиле; любители искали путево, дителей; архитекторы нуждались в технических разработках. Началась работа над сводами, словарями, и почти одновременно А. Пьюджин Дж. Бриттон и Т. Рикман опубликовали целые тома, ставшие основой классификации и датирования археологических деталей. Особое значе- ние имела работа последнего «Опыт определения стилей в архитектуре Англии от Завоевания до Реформации». (Rickman, 1817-1848). Его под. ход был археологическим: история здания делилась на периоды; выяв- лялись классы и типы деталей, этапы их развития; приводились наблю- дения над архитектурными наслоениями. Рикман понял, как и зачем следует выделять в одном здании несколько последовательных этапов и как, опираясь на стили и стратиграфию, построить относительную хро- нологию.22 Работая над иллюстрированием или пополнением церковной исто- рии Англии, авторы вынуждены были часто учитывать требования кли- ра. Высокой похвалой было услышать о книге, что это — «одна из луч- ших среди многочисленных публикаций, выполненная в соответствии с современным вкусом к церковной истории и в русле ее общего изуче- ния», как было сказано об одном описании руин монастырей Йоркшира Но интерес читающей публики выходил далеко за эти узкие рамки. На- чатая в литературе XVIII в. борьба за «готическое возрождение» была с невероятным успехом продолжена в посленаполеоновский период. Кни- ги существенно расширили круг любителей церковной старины. Валь- тер Скотт в своем «Уэверли», а затем в романах «Монастырь» и «Аббат- ство» (1820), действие которых происходит на шотландской границе, показал монастыри в их взаимоотношениях с протестантизмом на изле- те средневековья.23 Тема «границы» и «таинственных развалин» была, казалось, неисчерпаема.24 Чрезвычайно продвинуло дело публикации церковных древностей появление фотографии Первый снимок в Англии была сделан в 1835 г именно с аббатства (Лэкок); коммерческая серийная печать тоже нача- лась со «стереопар» по монастырям, чьи живописные виды (в том числе снимки археологических и реставрационных работ) стали очень попу- лярны. Когда же интерес к изображениям упал, настала пора воспроиз- водства средневековых технологий и борьбы за спасение памятников. Прерафаэлиты, объединение художников и философов, поняли и су- мели объяснить викторианской Англии, сколь высокую роль могут сыг- рать древности средневековья в современном искусстве. Отныне на него стали смотреть не как на варварскую эпоху, но как на пору расцвета ре- месла В 1881 г. Уильям Моррис (художник, искусствовед, секретарь- основатель Общества сохранения древних зданий) организовал ремес- ленные мастерские в аббатстве Мертон. В 1882 г. вышел двухтомник Ф Росса «Разрушенные аббатства Британии» (Ross, 1882) с хромолитогра- фиями каждого монастыря и ксилографиями в тексте. Автор прямо ут- верждал, что эти руины — слава Англии. Они не только привлекают американских туристов, ищущих утраченные «корни», но важны и для 378
Ф Нэш Вид раскопок аббатства Сент-Мэри в Йорке 1828 г (Cop- pack, 1990) самого Острова. «Туры» в аббатства приобрели огромный размах; неко- торые из них даже обзавелись «собственными» железнодорожными станциями (что вызвало в обществе отрицательную реакцию). Столь активная роль церковного наследия в архитектуре, живописи, литерату- ре, туризме особым образом сказалась на научных исследованиях Спе- циальные раскопки, чаще всего с реставрационно-архитектурными це- лями, велись в Англии с начала XIX в. Оглянемся немного назад. В 1805-1807 г. Джон Кларидж по заказу графа Эйлсбери раскопал Церковь аббатства Жерво. С развалин сняли планы и рисунки, очистили зал капитула, открыв надгробия шести аббатов. Руины укрепили и есте- ственным образом «встроили» в пейзажный парк. Найденные архитек- турные детали сохранили, использовав как декорацию. В результате возник органический сплав архитектуры XII и XIX вв, считающийся и сегодня одним из лучших образцов паркового искусства.25 В 1820-х гг изучили остатки богатого бенедиктинского аббатства Сент-Мэри в Йор- ке, построив на их месте музей. Для этого было достаточно восточной части комплекса, но работы так увлекли исследователей, что ядро мона- стыря раскопали целиком, получив один из первых детальных планов. Ученые уже понимали, что имеют дело с многослойным памятником, тщательно фиксировали процесс работ, собрали детали, опубликовали их описание с гравированными таблицами (Wellbeloved, 1829), которым 379
пользуются и сейчас, когда руины покрыты газоном. Первые серьезные попытки вскрыть полы церкви с археологической целью принадлежат видимо, антикварию Джону Брауни. После пожаров 1829 и 1840 гг. он раскопал остатки крипты нормандского периода под хором Йоркского минстера, вел работы в нефе. (Morris, 1979, 44).26 Вообще в Англии XIX в. «церковной археологией» занимались все понемногу, но лишь немногие по-настоящему. Среди них следует на- звать Джеймса Ирвина, Роберта Уиллиса, Чарльза Клемента Ходжеса, сэра Гарольда Брэкспира. Р. Уиллис глубоко изучил восемь соборов Англии, заложив начало их архитектурной истории. Им сделан прекрас- ный параллельный анализ документов, описаний и архитектуры церкви Христа в Кентербери. Отметим, что ему же принадлежит первый в Анг- лии обстоятельный и высоко ценимый до настоящего времени труд по истории Гроба Господня в Иерусалиме, вышедший в середине XIX в. (хотя сам автор в Иерусалиме никогда не бывал). Интересы в сфере ви- зантийской и средневековой английской архитектуры взаимно дополня- лись и обогащались. Работы Уиллиса опубликованы повторно уже в на- шем столетии (Willis, 1972). К лучшим примерам раскопок середины века относятся начатые в 1840-х гг. Ричардом Уолбрэном в аббатстве Фаунтине. Уолбрэн был ис- ториком, но старался анализировать контекст: здания, акты, находки. Его публикации полны и детальны, взгляд и мысль очень остры. В част- ности, он одним из первых обратил внимание на следы диссолюции, в то время никем не отмечавшиеся (ямы и горшки для плавки свинца).27 Раскопки, однако, оставались в методическом отношении несовершен- ными, основным орудием была траншея, реже — полная очистка и сня- тие плана храма. Охотно изучали полностью разрушенные здания, но вокруг целых церквей копали только в связи с реставрациями. Работы тянулись долго, отчеты запаздывали иногда на десятилетия. Приемы реставрации, в ходе которой можно было сносить или «улучшать» под- линные здания, еще господствовали. Их отстаивал, отбиваясь от атак Джона Рескина и памфлетов сторонников неприкосновенности насле- дия, известный архитектор Джильберт Скотт. (Михайловский, 1971, 24- 25). С середины XIX в. работы и на утраченных объектах, и на сохран- ных умножились невероятно. Между 1840 и 1913 гг. вряд ли найдется день, не отмеченный каким-либо открытием в области церковной архео- логии. Несмотря на то, что огромная масса информации утрачена— ко- личество накопленной отчетной документации столь велико, что до сих пор целиком не освоено. Что же касается метода, то уже в начале XIX в. знаменитый английский «здравый смысл» позволил сформулиро- вать «принцип преимущества археологии», то есть эмпирического зна- ния и натурного исследования при изучении церковных древностей над умозрительными, теоретическими (тем более — апологетическими) построениями. Его прекрасно сформулировал один из ведущих исследо- вателей архитектуры, Ф. Симпсон, еще в 1828 году: «Чрезвычайно не- 380
обходимо, чтобы исследователь имел ясную голову, свободную от пред- взятых суждений, чтобы он был старательным собирателем и сопоста- вителем фактов; чтобы притом он тщательно прослеживал конструкцию кладки (если уж нельзя сделать этого, то, пожалуй, лучше, чем ничего, будет обычное антикварное рисование — но как же мало оно дает!); ведь по состоянию этого можно много узнать об искусности тогдашних ра- ботников и прогрессе в строительном искусстве. Что же до свиде- тельств, извлеченных только из письменных источников, не поддержан- ных анализом стиля здания, то сами по себе они несущественны; ведь, ХОТЯ таковые источники дают несомненные доказательства, что в ука- занный период какое-то здание на данном месте существовало — все же они не доказывают, да и не стремятся доказать, что это было именно то здание, руины которого мы видим сегодня ... Наименее всего достойна доверия «традиция», поскольку она вечно выступает под охраной неве- жества— и чем больше оное невежество, тем древнее кажется ей зда- ние». (Simpson, 1828, ii). Царство архитекторов: и «Историзм» конца XIX—начала XXв. Во Агорой половине XIX в. отношение к монастырским древностям изме- нилось. Ранневикторианское общество имело тенденцию оторваться от неоклассики и восстановить свои средневековые корни. Руины аббатств были особенно удобны: можно не только исследовать, но и демонстри- ровать сожаление, оказывать покровительство, восстанавливать. Важ- ную роль играло развитие железных дорог и новых городов. Поезда ста- ли доставлять публику к месту исследований в гораздо большем количе- стве, а прокладка линий иногда задевала древние храмы и монастыри. Кроме того, новые города требовали своей, «респектабельной», истории. Ее как раз и предлагали лежавшие по соседству руины. (Яркий при- мер— аббатство Киркстолл на берегу реки Эйр: акварели XVIII — нача- ла XIX в. показывают вокруг него сельский ландшафт, но к концу столе- тия оно стало частью парка нового города Лидса. Те, кто сохранил древние дома, могли теперь гордиться и охотно от- крывали древние элементы.29 Конечно, это понимали еще не все. Владе- лец аббатства Гластонбери, отвечая Обществу антиквариев на просьбу предотвратить падение стен, писал: «Впрочем, сейчас это руины, и упа- ди они — так и останутся руинами, не правда ли?» (Evans, 1956,333). Но главная опасность все же исходила от неумелых реставраторов и об- щество даже требовало вмешательства археологов для их обуздания. От НИХ особенно пострадало аббатство Сент Олбэнс, соборы Линкольна, Вестминстера, Рочестера, Норвича. Ответом стало создание в 1877 г. Общества сохранения древних зданий, взявшее на себя охрану сооруже- ний от произвольных реставраций.30 В 1885 г. секретарем Общества ан- тиквариев стал Уильям Джон Хоуп. Он и его коллега Гарольд Брэкспир определяли направление монастырской археологии в течение десятиле- тий. Исследования церковных памятников приобрели теперь родчеркну- то скрупулезный «архитектурно-строительный» оттенок и велись по специальным программам. Яркий пример — «покирпичная» фиксация 381
Джорджем Риви многострадального аббатства Фаунтине по программе архитектора Уильяма Бёрджесса в 1870-х гг. Все результаты были под- робнейше опубликованы — а ведь это самая большая монастырская руина Англии! Антикварий Уильям Дж. Хоуп — ключевая фигура в «церковной ар- хеологии» 1870-1910-х гг. Он много путешествовал, выясняя состояние зданий. Его влияние на исследования современников огромно, а на па- мятники — и того больше, поскольку Хоуп подробно исследовал обите- ли всех сортов (4 бенедиктинских, 2 клюнийских, 6 цистерцианских, 4 августинских, 6 премонстранских, 1 тамплиерскую, 2 картезианских, один августинский приют и пр.). Достоинство Хоупа как исследователя, кроме фантастического размаха — стремление понять сами открывае- мые памятники, а не доверять слепо документам. Он интенсивно публи- ковал результаты и его отчеты все еще очень важны, хотя в сферу его интересов попадали прежде всего здания центральной усадьбы мона- стыря и сохранявшиеся стены, поэтому главное его достижение — создание серии «стандартных» планов обителей разных орденов. Но Хоупу трудно, подчас невозможно было понять даты не то что отдельных кладок, но и целых комплексов. Иногда он даже сомневался в их средневековом происхождении! Планы чертили подробные и архи- тектурная часть обмеров выглядела безукоризненно, однако и это не по- могало. В чем же причина? Повторные работы в том же аббатстве Фаун- тине и приорате Маунт Грэйс показали, что она — в методах изучения. Раскопы Хоупа часто лишь небрежные ямки. Техника работ примитив- на: траншеи вдоль фасадов, рвы вдоль стен и т.п. Отнюдь не такими точными оказались и планы, в них внесено много интуитивного, недос- товерного (хотя сам Хоуп считал свою фиксацию совершенной, лишь включение в работу архитекторов сделало ее более приемлемой). Тем не менее Хоуп внес в археологию монастыря присущую академической науке «основательность». В том же направлении шел работавший с Хоупом с 1890-х гг. архи- тектор Гарольд Брэкспир. Он начал изучать комплекс целиком, а не «наиболее интересные» сооружения; применил полное раскрытие вме- сто движения траншеями вдоль стен; наконец, не ограничился поздней- шим строительным этапом, а искал под зданиями постройки предшест- вующих периодов. В результате его «очистки» зданий были, пожалуй, разрушительнее «ямок» Хоупа — счастье еще, что он далеко не всегда опускался ниже сохранных полов, даже если находил остатки скрытых там ранних храмов. В то же время его фиксация надежнее и не содержит домыслов. (Главные работы — аббатства Уэверли (1890-е гг.) и Стэнли (1905-6). Вряд ли стоит упрекать исследователей. Прорыва к новым ру- бежам не будет еще долго, методы в археологии монастыря и собора останутся почти прежними вплоть до конца 1960-х гг. Картины исследо- вания, скажем, 1965 г. вполне узнаваемы и на «дагерротипах» столетней давности. Это касается как задач, так и техники. Проиллюстрируем ме- тоды монастырских исследований примером из работ Г. Брэкспира в Уэверли (1905). 382
Аббатство, воспетое в столь известном романе Вальтера Скотта, бы- ло первой обителью цистерцианцев в Британии (1128). В июне 1898 г. Археологическое общество Суррея собралось на конференцию в Уэвер- ли и «как результат предложенного м-ром Джоном Хоупом интересного перечисления того, что может быть найдено, предприняло шаги к сис- тематическому исследованию на средства Общества ... Раскопки нача- лись на следующее лето под руководством м-ра Хупера и при советах и помощи м-ра Хоупа. Первым был открыт капитул, за ним последовала монастырская больница на южной стороне клуатра. Осенью 1899 г., ко- гда работы существенно продвинулись, был приглашен чертежник для исполнения исследований и детальных обмеров уже открытого». С этого момента во главе работ стал Гарольд Брэкспир. В 1900 г. открыли цер- ковь и западную сторону клуатра, в 1901 г. — больницу с запада от клу- атра, а в 1902 г. переключились на странноприимный дом, пивоварню и другие хозяйственные постройки. «После продолжительных попыток найти привходовые строения, дальнейшие раскопки были прекращены, учитывая значительность уже вложенных средств и неинтересность ре- зультатов в северной части памятника». Результаты были быстро выпу- щены в одном томе (1904). Публикация впечатляет. 100 страниц текста включают общие очерки И описание 25 отдельных построек, строительных материалов, снабже- ния водой, садков для рыбы, дочерних монастырей. Включены 16 фото- таблиц и отдельно приложен обмерный план в 8 цветов (по сезонам). Оказывается, за 5 сезонов изучили 30 000 м2, что при наших современ- ных методах было бы немыслимо. Как же этого достигли? Обратим внимание на отсутствие разрезов и вообще указаний на стратиграфию (фотографии доказывают ее отсутствие с ужасающей точностью). Перед нами не то окопы войны, не то открытые разработки минералов. Ясно, что единственную задачу исследователь видел в уяснении плана и час- тично— строительных этапов. Метод был прост: найти стену и следо- вать ей, выходя по всей глубине прямо на уровень пола. Понятно и отсутствие находок, кроме тех, что были вопиюще очевидны. Детали, конечно, складывали вблизи места находки (на трех таблицах представ- лены изразцы, а орнаментальное эмалевое украшение книжного пере- плета даже удостоилось цветного воспроизведения). Критерий для отбора находок — внешняя привлекательность.31 Ясно, что даты Брэкс- пира неодинаковой надежности. Для зданий, хорошо описанных источ- никами, они могут быть удачны, но на даты по кладкам и профилям трудно опираться. По мнению английских археологов, Уэверли пора изучать повторно. К началу XX в. археология в глазах английского общества быстро выходила на первый план и в исследовании, и в реставрации церковной ®Рхитектуры. Но «викторианский стиль» работ и даже более архаичные Истоды прочно удерживались. Тем временем ручеек раскопок превра- тился в бурный поток. Начались многие работы, завершающиеся только в Наши дни, в Кентербери, Глочестере, Гластонбери и др.32 383
Литые медные краны — частая находка при раскопках английских средневековых монастырей (Coppack, 1990) 384
В 1910 г. Инспектором древних памятников стал Чарльз Пирс. Он установил методику, исходя из важности сохранения стоявших еще ру- ин, и стремился избегать любых реставрационных доделок.33 Пирс был хорошим консерватором и реставратором, довольно активным археоло- гом и автором массы путеводителей. Его целью было не столько изуче- ние, сколько экспонирование памятника. Работал он грубовато, но эф- фектно: вскрывал здания до уровня позднейших полов, затем расчищал поверхность огромными участками и консервировал открытые кладки. При этом слои развалов (особенно периода диссолюции) удалялись без анализа.34 Пирс сумел заинтересовать церковной археологией академи- ческие круги, которые стали относиться к ней гораздо серьезнее. Но ре- зультат его собственной деятельности лежит в области популяризации.35 Период между мировыми войнами не был особенно благоприятен для церковных древностей. Общество несколько пресытилось ими^ опубликовали так много, что казалось невозможным двигаться дальше.36 Массовая реставрация в это время прекратилась, что уменьшило воз- можности полевых исследований. Кроме того, использовавшиеся общи- нами церкви были недоступны исследованию и внимание полностью сосредоточилось на развалинах. Цели работ были все те же: получить план сооружений и показать их, если возможно, публике. Руины расчи- щали одну за другой, но их стратиграфия (и археологическая, и архитек- турная) оставалась неизученной. Даже старая идея полного восстанов- ления внешнего вида и деталей на основе раскопок сменилась, при та- кой методике, задачей изучить эволюцию типов зданий на основе плана, оторванного от контекста. План был почти единственной информацией, вводившейся в науку в результате таких работ.37 «Монастырская археология» последних десятилетий Если XVIII- XIX вв. в изучении церковных древностей в Англии можно, при некото- ром упрощении, назвать «эпохой руин», прежде всего монастырских — то в послевоенное время гораздо большее внимание привлекают при- ходские храмы и соборы, причем речь часто идет о действующих церк- вях (см. след, раздел). Конечно, исследование монастырей не прекрати- лось, но оно претерпело серьезные изменения и в корне отличается от того, что делалось раньше. В 1950-60-х гг. изучение руин замерло, что было реакцией на слишком активные псевдо-научные «расчистки» пер- вой половины века. Однако контрольные исследования на таких, каза- лось, полностью изученных объектах, как знаменитый Фаунтине, дали неожиданные новые факты, показав, как мало в действительности выяс- нили предшественники и как велик объем «латентной» информации. Поэтому были предприняты долговременные работы в аббатстве Борде- ли (Реддич) и приорате Ранкорн (Чешир). (Rahtz, Hirst, 1976; Hirst, 1983; Greene, 1989). Кроме того, историки искусства начали большой проект По составлению каталогов, обмеру скульптуры и архитектурных деталей Цистерцианских аббатств Сент Мэри (Йорк); Жерво, Байлэнд, Фаунтине в Йоркшире и Фюрнесс в Ланкастершире. 13 Зак 3363 385
В эти годы впервые появились сведения об открытии монастырей англо-саксонской эпохи, ранее практически неизвестных. Работы в аб- батстве Уитби дали следы его донормандского происхождения; затем оно было доказано работами Розмэри Крэмп для обителей-лблизнецов» Джерроу и Манквермоут. Целая вереница сменявших друг друга мона- стырей, в основе которых лежат остатки обителей еще кельтского вре- мени, открыта на шотландской границе, в Сент Хильде и Хартлпуле, и за ее чертой, в Галлоуэе и Уитхорне. На другом конце страны, в Корну- элле, как «кельтский» монастырь интерпретировали первое поселение на месте замка Тинтажель.38 Следы ранних монастырей обнаруживают- ся сейчас повсюду — в Гластонбери, Рептоне, Баркинге, в том числе не- известные письменным источникам (что крайне необычно для Англии). В 1980-х гг. появились и первые топографические обзоры ранних мона- стырских поселений. Особенно важным был переход к исследованию тех монастырей, в которых вообще не было сохранных памятников или сколько-нибудь существенных архитектурных остатков. Началом стали работы на лон- донском аббатстве Бермондси; в 1970-х гг. круг расширился, в него во- шли замечательно интересные работы по приорату Нортон и аббатству Бордели. Исследователи стараются сейчас понять, чем же все-такн был средневековый монастырь и для его обитателей, и для окружающего мира. Поэтому обращают внимание на совершенно новые типы объек- тов: строительные площадки (печи для кирпича и извести); производст- венные комплексы (мельницы, шерстобитни, скотные дворы); системы жизнеобеспечения (кухни и службы, колодцы, водоснабжение); земель- ные наделы. Прекрасными работами в этом жанре были книги Глена Коппака и Патрика Грини.39 Однако, чтобы такие исследования стали возможны, должна была произойти настоящая революция в подходе к изучению церковных древностей вообще. В Англии она пришлась на 1970-1980-е гг., но подступы к ней заметны уже в начале послевоенного периода. 2. «Церковная археология» в послевоенной Англин Хотя за столетие между 1840 и 1940 гг. в Англии наблюдался рост популярности религиозных древностей и стремительное «экстенсивное» расширение исследовательского интереса к ним, превращение «церков- ной археологии» в раздел науки или вспомогательную дисциплину шло крайне медленно, часто запаздывая по отношению к странам континен- та. Сегодня трудно в это поверить, но 30 лет назад «археология церкви», ныне одна из самых разработанных и процветающих специальных исто- рических дисциплин, в Англии просто не существовала, а ученые, рабо- тавшие в этой области, не называли себя «церковными археологами». До 1981 г. не было и общего учебника. Архитектуру зданий изучали ее историки; артефакты и изображения — историки искусства. И только совсем молодая тогда группа в археологии, «медиевисты», ведя раскоп- 386
ки утраченных церквей, стремилась изучить их как единое целое. За по- следние десятилетия подход к работе с церковными древностями, по сути дела, пережил революцию. Ее итоги рассмотрены в работе одного из ведущих исследователей церковной архитектуры и археологии Анг- лии, Уорвика Родвелла. Четверть века назад Мартин Биддл назвал одно из своих выступлений «Археология церкви: расширяющийся горизонт». Это определение остается верным. (Biddle, 1976).40 Храм и Мировая война Послевоенный период принес в Англию пе- ремены в методике и организации, в подходе к исторической интерпре- тации и к связям с обществом. Но рождение современной археологии церквей совершалось при печальных обстоятельствах, смещение инте- реса определили трагические события войны. Теперь главным объектом исследований стали свежие руины знаменитых английских соборов, и, что особенно важно — маленьких приходских церквей. Разрушены или повреждены оказались десятки приходских храмов и один из соборов (Ковентри). Особенно много потерь было в городах, прежде всего в Лондоне. Часть храмов осталась в руинах, но некоторые были скоро ра- зобраны и перекрыты современной застройкой. Тут-то и вспомнили, что по большинству приходских храмов Англии нет ни обмеров, ни другой фиксации. Поэтому прямо в ходе войны была начата программа срочно- го изучения и фотосъемки церквей.41 Руины, оставленные войной, показывали, что привычные лондонцам памятники отнюдь не просты с точки зрения стратиграфии, планимет- рии и хронологии. Они оказались своего рода «матрешками», скрывши- ми под оболочкой одного объекта несколько более ранних. Большинство их осталось неизученными археологически, но и немногие исключения имели важное значение: такие, как раскопки У.Ф. Гримса в известных храмах Сент Брайд на Флит-стрит, Сент-Свитун-Лондон-Стоун на Кэн- нон-стрит, Сент-Олбэнс на Вуд-стрит, поскольку удалось восстановить последовательность строительства и показать сложность исторической структуры приходских церквей в Англии. Большим минусом работ было отсутствие интереса к некрополям, которые до конца 60-х гг. считали просто помехой.42 Более современные методы раскопок применялись в Бристоле при изучении Сент-Мэри-ле-Порт в 1962-63 гг., но ее надзем- ные части для археолога как бы вовсе не существовали и не исследова- лись (Watts, Rahtz, 1985). Этот «археологический» подход иногда дохо- дил до курьеза—раскопки руин одной из приходских церквей в 1965 г. начали с того, что сравняли их с землей бульдозером. При всех недостатках методики эти первые послевоенные работы сыграли важную роль. Они доказали необходимость изучения приход- ских церквей — скромных и маленьких, но сложных в историческом отношении. Снесенные бомбардировками объекты оказались наследни- ками множества «предков», линия которых восходила часто к римскому Или англо-саксонскому периоду. Фундаменты покоились один на другом, как будто специально сложенные для хранения, а иногда позднейшие основания, как более обширные, обнимали ранние, образуя своего рода <<гИездо». В тех случах, когда вместе с церковью изучали весь квартал — 387
немедленно открывался целый мир логично устроенной городской жиз- ни (например, вокруг Сент-Мэри-ле-Порт). Начало комплексных исследований. Первый прорыв к всестороннему изучению памятника совершил известный современный археолог Мар- тин Биддл. При работах в Винчестере (1961-1971) он провел археологи- ческое исследование топографии, истории и (в меньшей степени) архи- тектуры города. При этом, конечно, было невозможно избежать «архео- церковных» проблем; были проведены раскопки двух соборов англо- саксонской эпохи (в том числе «Старого Минстера»), части епископско- го дворца и др. Но особую роль сыграли раскопки двух кварталов сред- невекового города с группой маленьких приходских церквей. Две из них, Сент-Мэри на Таннер-стрит (1965-71) и Сент-Панкрас на Брук- стрит (1968-71) препарировали буквально камень за камнем, что позво- лило проследить сложный путь развития их архитектуры, связанный с изменениями в литургике. (По мнению английских археологов, уровень методики, достигнутый в Винчестере, остался образцовым и его редко превосходили впоследствии: Rodwell, 1997). Вторым решающим шагом стали исследования не городского, а де- ревенского прихода, что в методическом отношении представляется не менее сложным. Начиная с 1950 г., двое археологов, Джон Херст и Мо- рис Бересфорд, изучали покинутую средневековую деревню Уоррэм Перси в Йоркшире. Приходская церковь святого Мартина стояла тогда уже в руинах, идеально подходя для полного исследования, но здесь впервые в британской археологии обратились не только к храму и при- легающему кладбищу, но также к окрестностям и остаткам деревни. (Beresford, Hurst, 1976; Bell, Beresford, 1987). Начав изучение приходских церквей, исследователи вскоре столкну- лись с проблемой работ в действующем храме и, в более широком смыс- ле, с вопросом ограничения прав общины. До 1960-х гг. почему-то счи- тали, что используемое для богослужения здание тем самым можно счи- тать сохраняемым и оставлять вне досягаемости исследователей. Одна- ко постоянно выяснялось, что древности неизбежно обнаруживаются в ходе повседневной жизни храма (ремонтов, расширений, литургических перестроек, модернизации кладбищ) и тут же уничтожаются без фикса- ции. Стало ясно, что необходимо постоянное участие археологов в лю- бых подобных действиях общины и клира. Понятно, что идея не встре- чала сначала энтузиазма, но верность подхода удалось доказать на прак- тике и для огромного собора, и для скромной сельской церкви. В конце 1960-х гг. была развернута широкая инженерная программа укрепления Йоркского «минстера», которая, естественно, потребовала регулярного ведения охранных раскопок. Но археологи ответили на при- зыв инженеров удручающе вяло. Только введение специальной должно- сти «археолога собора» (Minster Archaeologist) в 1968 г. изменило ситуа- цию. Оказавшийся на этом посту Дерек Филлипс сумел создать целую систему, позволявшую вести охранные работы параллельно строитель- ным (не мешая им, но и не пренебрегая правилами археологической ме- тодики) и фиксировать случайно открывающиеся детали, по точно при- 388
W7 пененному латинскому термину, «ad hoc». Храм (кладки, слои, погребе- ния) был изучен всесторонне без его закрытия. Результаты не только доказали полезность и привлекательность нового метода, но и новый подход к интерпретации, представлявший неразделимый сплав истории, архитектуры и археологии (Phillips, 1985, 1995). Классическим примером стали и работы в скромном сельском при- ходе Ривенхолл в Эссексе. Когда потребовался ремонт здания, проклад- ка дренажа и расширение церковного зала, Кирсти и Уорвик Родвеллы предварительно исследовали почти всю окружающую площадь, надгро- бия и погребения (1971-73). Собранный при этом «урожай» информации превзошел все ожидания. Работая на действующем кладбище, удалось даже изучить ущерб, который наносят культурному слою при новых за- , хоронениях. (Rodwells, 1985, 1993). Прецеденты для вовлечения археологов в деятельность приходов были созданы, но скептицизм оставался (Ривенхолл называли исключе- нием, тем более что работы там были проведены только снаружи). Но когда в Хэдстоке (Эссекс) в 1973-74 гг. для смены пола провели раскоп- КН нефа и трансепта замечательной церкви XI в., масштаб возможных утрат от пренебрежения исследованиями стал очевиден. Необходимость И возможность археологических работ на храмах «in vivo», причем охва- тывающих весь «организм» памятника, были принципиально доказаны И метод полного обследования применили на гораздо более крупном здании (Бартон-на-Хамбере, 1978-1989 гг., работы У. и К. Родвеллов). Тот же опыт в массовом масштабе воспроизвели при ремонте 220 при- ходских храмов в архидиаконстве Колчестерском (1973-75), изучив их археологию, архитектуру, некрополь и историческое окружение. Проблема некрополей. Как и в странах материковой Европы, раскоп- ки погребений долго оставались в Англии главным методом фиксации процесса христианизации. Первые общины возникли на Островах в пе- риод существования римской провинции Британнии. После ухода рим- лян их остатки сохранялись кое-где до VI—VII вв. (так датируют сейчас Йд надгробий с латинскими надписями).43 На эти общины опиралась зникшая в середине V в. церковь Ирландии, откуда христианство за- чтем вернулось на северные земли Острова. Обращение же англо- саксонского юга развернулось с конца VI в. усилиями миссионеров из Италии (Августин, 597 г.). По мнению английских ученых, в VII в. хри- стианство здесь укреплялось и распостранилось по мере политического развития страны. Первые церкви «переходного периода» связаны с ко- ролевскими резиденциями, причем ясно прослеживается их очень бы- строе (в пределах четверти века) наступление из Кейта, с юга — на се- вер и запад (Morris, 1983). Архиепископ и члены королевской семьи от Этельберта 1 до Этельберта II (т.е. с 616 по 762 гг.) похоронены в мона- стыре Петра и Павла за чертой римских укреплений Кентербери, где Лежали и останки св. Августина. Письменные источники горорят о по- гребениях в церквях многих королей англо-саксов VII-VIII вв., но они пока не раскопаны. 389
Раскопки храма св Августина в Бристоле Склепы XV111 XIX вв (Crossley, 1990)
Обычай погребения с инвентарем был оставлен в Британии почти одновременно с созданием церковных кладбищ в конце VII—VIII в. и разница языческих и христианских некрополей здесь гораздо отчетли- вее, чем на континенте.44 Церковное кладбище открыто в Раундсе, где первая церковь появилась в X, а вторая в XI в., и Бриксуорте, где не- сколько кладбищ на окраинах деревни в VIII в. были заброшены и стали развиваться церковные (оба в Нортхэмптоншире, см ниже). С этого вре- мени и до XVII в. погребения в церквях стали привилегией клириков, а из людей светских — королей и рыцарей; в XVIII—XIX вв. желание быть погребенным в храме стало более доступным и превратилось в почти навязчивую идею (Arnold, 1988; Rodwell, 1989). Изучение кладбища — может быть, сложнейший предмет для иссле- дования церковных древностей и вечная моральная проблема. На работу здесь влияют эмоции публики; двойственность применяемых стандар- тов по отношению к ранним и поздним некрополям, иррациональные мотивации и многое другое, вплоть до политических соображений. В 1960-70-х гг. исследование поздних погребений часто лежало за преде- лами контроля археологов или проводилось по крайне отсталой методи- ке. С 1980-х идет медленное улучшение ситуации, тем более, что попу- лярным стало изучение таких тем, как последствия позднесредневеко- вых эпидемий для развития общества в переходный период к Новому времени и вообще отражение смерти и погребения в искусстве, литера- туре, архитектуре, планировке городов и т.п.45 Многие отчеты об эксгумациях 1960-70-х гг. отчетливо отдают «го- тическим романом». Очень поучительны такие случаи, как вскрытие и «обобщенная» фиксация за один день девяти наиболее важных средне- вековых могил в Линкольнском соборе (Bruce-Mitford, 1976). Не уступит им и рассказ о гробнице архиепископа Уолтера де Грей в Йоркском мин- стере в 1968 г., изученной ночью и в крайней спешке (Ramm, 1971). В 1969 г. аналогичным образом открывали гробницу архиепископа де Лундхэма. Трудно поверить, что интереснейшие погребения подверга- лись в Англии подобным «кавалерийским наскокам» всего четверть века назад. Общая академическая методика вскрытия некрополей давно разра- ботана на разнообразнейших «языческих» объектах и никем не ставится под сомнение, но археологическое изучение христианских кладбищ не получало общего признания до 1970-х гг. Однако попытки раскрыть и разумно исследовать большие группы погребений на этих кладбищах были. Важные результаты дали работы на кладбище Сент-Хелен в Йор- ке (1973-74); недавно изучили все 363 могилы на кладбище маленькой Донормандской церкви в Раундсе (Нортоне). (Boddington, 1996). Больше всего погребений (для приходского могильника) дал Бартон-на-Хамбере (работы по исследованию взятых оттуда 2800 скелетов уже много лет ведутся в Бристольском университете). (Rodwell, 1997). Общественное мнение зачастую уверено, что возникающие тут и там Раскопки старых кладбищ ведут в интересах археологии, хотя на деле 391
это совсем не так. Угроза заключена в развитии инфраструктур, в строи- тельстве, в перепланировке и другой деятельности городских служб Неожиданный ущерб некрополям Англии нанесла, например, такая не- винная мода, как превращение сводчатых помещений в церквях в офисы или «чайные комнаты»; часто ими становились крипты или склепы. Спрос немедленно породил команды «профессиональных разрушите- лей», которые очищали здания самым бесцеремонным образом. Немно- гочисленные, в сущности, археологи могли ответить на это лишь сла- бым сопротивлением, добившись своего в одном (правда, вполне вы- дающемся) случае, на одном из храмов Лондона. Так называемый «Спайтэлфилдский проект» (1984-86), с характерным подзаголовком отчета «По ту сторону Стикса», состоял в планомерном исследовании всех материалов склепа XVII-XIXbb., причем останки примерно 1000 погребенных, среди которых около 400 имели подлинные опознаватель- ные бирки, были собраны для антропологического обследования (Spital- fields Project, 1993). В целом можно сказать, что изучение позднехристианских могиль- ников («погребальная археология») уже признано предметом исследова- ния в пределах науки о церковных древностях. Отдельные работы те- перь посвящаются сельским кладбищам; исследуется типология, обряд, телесные останки, сопутствующие сооружения.46 Началась серьезная фиксация надгробий и могильных плит внутри храмов (раньше чаще публиковали даты и имена из эпитафий). Среди наиболее важных дос- тижений Родвелл называет систематическое копирование плит и анализ мощения в церквях. Надгробия привлекали особое внимание исследователей некрополя уже в позднем средневековье. В последние годы их изучение в Англии все более оставляет прежний «хаотический» характер и приобретает систематичность. В начале 1980-х гг. Р. Крэмп основала «Корпус англо- саксонской каменной скульптуры Англии» (CASS), состоящий в основ- ном из надгробий. Он базируется на специально разработанной системе признаков и типов, публикуя, графство за графством, все имеющиеся материалы вплоть до фрагментов. Охвачен уже Дэрхэм, Нортумберленд, Камберленд, Уэстморленд, Йорк, часть Йоркшира и Ланкашира (в 1996 г. вышел четвертый том). Не менее серьезна и разработка таких «вечных» тем английской археологии, как литые гравированные плиты («брасс») и вообще плоские надгробия церквей; архитектурные и скульптурные романские и готические памятники (исследование кото- рых ушло невероятно далеко со времен выхода знаменитой книги вели- кого Эрвина Панофского). (Panofsky, 1964). «Приходские древности» в историческом контексте Хотя церков- ные памятники в Англии изучают уже почти четыре столетия, на их связь с окружающей средой обратили внимание всего четверть века на- зад. Раньше интересовались только церковными владениями, и то по документам; к реальным же остаткам и не думали обращаться. Лишь с 1950-х гг., с развитием «медиевальной» археологии (английский термин, 392
The Spitalfields Volume 1: the archaeology ACROSS THE STYX Jez Reeve and Max Adams CBA Research Report 85 Council for British Archaeology 1993 Титульный лист изданного отчета по кСпайтэлфилдскому проекту» означающий конец средневековья и последующие века), потребовалось изучать не отдельный «объект», а район со всеми его историко-природ- ными элементами. Церковь стали рассматривать не как изолированный архитектурный объем, но как узел связей общины, центр микромира и компонент нуждающегося в сохранении ландшафта. Оказалось, что пейзаж Британских островов сохранил много черт, которые восходят на столетия, если не тысячелетия, назад, а размещение объектов в природной среде отражает связи церквей с их общинами. Особенно важны расположение, ориентация, размер и форма кладбища; положение входов комплекса по отношению к дорогам; взаимная увязка места церкви, двора пастора и его земельного надела и т.п. Это хорошо показали такие памятники, как Уоррэм Перси, Раундс и Ривенхолл (см. выше), а также позже изученные Уоттон Уэвен и Бэмптон. (Blair, 1988а). Этот подход много обещает и в городах, в церковной топографии ко- торых проблем не меньше (например, причины умножения церквей; их взаимное размещение и относительная хронология; соотнесенность с постройками римской эпохи и др.). (Morris, 1989; Blair, 1988b; Blair, 1992 и др.). В 1960-80-х гг. много внимания было уделено теме возник- новения города вокруг монастырей и центров паломничеств. Развитое 393
почитание реликвий определяло сложение дорожной сети (как между центрами, так и в их окрестностях), тем самым формируя топографию городов и целых областей. (Biddle, 1986; Butler, Morris, 1986). Часто го- род просто складывался вокруг монастырского комплекса, построенного на «святом месте». Стоящий на вершине холма Сент-Олбэнс окружает аббатство, основанное на предполагаемом месте мученичества святого Альбана. Город с «говорящим» названием Бэттл — «Битва»—даже ос- воил крайне неудобный участок вокруг монастыря, алтарь собора кото- рого, согласно легенде, стоит на том месте, где пал король Гаральд в знаменитом сражении при Гастингсе. Известны и обратные случаи, ко- гда религиозный центр «встраивают» в уже существующий город.47 История прихода и приходского строительства в Англии, с ее тради- ционно сильными местными общинами, начала выявляться благодаря раскопкам в Лондоне и Винчестере, о которых уже упоминалось— они помогли определить границы приходов и даже составить их карты, вос- ходящие по крайней мере к XII в. (Grimes, 1968). Оказалось, что ранние приходские храмы развились из домашних церквей: единственная дверь церкви, открытой при известных работах М. Биддла на Сент-Мэри на Таннер-Стрит в Винчестере, вела прямо в частный дом. Это был «свой», частный храм.48 Не сразу удалось понять, кому, собственно, принадле- жали ранние лондонские храмы: землевладельцам-феодалам, богатым и влиятельным горожанам или общинам соседей (по аналогии с церквями торговых корпораций в немецких городах, «кауфманскирхен»). Восста- новленная планировка показала, что земля приходского храма и его дво- ра не была частным владением, но принадлежала корпорациям владель- цев (через них даже проходили дороги). Археологическое изучение топографии приходов не просто иллюст- рирует и обогащает историю их развития, но открывает совершенно не- известный ее этап — этап формирования религиозных сообществ до грегорианских реформ, осудивших принцип «нецерковной» собственно- сти на храмы, также как и службу в них не связанных с общей жизнью церкви священников. Материал Англии показал, что реформа не сразу повлияла на топографию. Хотя уже в конце XI в. население Ворчестера с окрестностями, после долгих споров, подчинилось церковной дисцип- лине и постановило сохранить один общий приходской центр, все же, кроме городского собора, там остались и традиционные пункты незави- симого богослужения. Даже в епископском Йорке рубежа X-XI вв. об- наружено невероятное количество крохотных церквей. Это доказывает, по мнению английских исследователей, что горожане предпочитали ог- ромному пространству романских соборов — изобилие малых храмов и живое общение с клириками, жившими и служившими среди них. Натурные исследования 1970-90 гг «Винчестер и Иорк образовали два подстава, на которых держатся врата, ведущие в современную «цер- ковную археологию», — так выразился один из ведущих археологов ар- хитектуры Англии У. Родвелл, говоря об уже упоминавшихся раскопках 1960-х гг. в этих городах. Действительно, работы последней трети века привели к тому, что в серьезных трудах давно содержится не меньше 394
реконструкций и археологических обмеров, чем фотографий сущест- вующих памятников. Особую роль сыграло исследование древностей в восстановлении истории церковной архитектуры англо-саксонского пе- риода, который являлся предметом горячих дискуссий в течение двух веков. (Hunter, 1976). Но важно отметить не накопление новых фактов, атрибуций и передатировок, а изменения в подходе к памятнику. Его рассматривают всесторонне и контекстуально. Это значит, что каждый объект изучается во всех, иногда, казалось бы, далеких от археологии частях, причем не сам по себе, но во взаимоотношении с окружавшим его миром (картину которого приходится восстанавливать). Викториан- ское понимание термина «церковный археолог» в Англии возвращается, но на новом уровне: это тот, кто изучает все аспекты истории древних церквей и их окружение. Конечно, многие открытия совершаются именно при раскопках (и открытия, с точки зрения историко-культурной, важнейшие). Например, после долгих прений было доказано, что ранние нормандские церкви никогда не включали кладок своих англо-саксонских предшественников и не ставились точно на их фундаментах. Начиная с 1970-х гг., провели немало широких исследований на первоклассных англо-саксонских объ- ектах. Самыми выдающимися считают раскопки в Рептоне (Дербишир, 1974-1988), где обнаружены религиозно-погребальные комплексы и кладбища викингов и англов; подробнейшим образом изучена крипта в восточной части церкви св. Уистана и восстановлена долгая история его как королевского мавзолея.49 В итоге уже Гарольд Тэйлор, опираясь на бесчисленные натурные исследования, смог дать суммарный анализ храмов англо-саксонского периода, доказав, что раньше история памят- ников была далека от точности.50 Работы на больших городских соборах дают материал для суждений о все более древних памятниках; так, у собора св. Альбана (1982-4) обнаружился неожиданно ранний предше- ственник— мартирий римского времени, а в Уэллсе — не только серия средневековых капелл при соборе, но еще кладбище англо-саксонского минстера и позднеримский мавзолей. Если сфера археологии церкви уходит в глубь времен до эпохи рим- ского владычества, то ее верхний предел вообще не ограничен. Также как медиевальная и постмедиевальная археология, она изучает и самые поздние постройки. Разнообразие нонконформистских церквей и капелл огромно: квакерские дома собраний и гугенотские храмы, католические церкви позднего периода, построенные после начала Реформации, и др. Их изучение началось с публикации инвентарей и выпуска специального руководства по фиксации нонконформистских памятников (1985), а за- тем последовали и первые натурные исследования, охватившие даже период георгианского и викторианского строительства. Образец таких работ — исследования ранней капеллы баптистов в Гудшоу, Ланкастер- Шир (библиография: Rodwell, 1989). Церковь, общество и археология В 1968 г. англиканская церковь Предприняла шаг, послуживший толчком к новому ускорению и расши- рению исследований древностей. Специальным решением (Pastoral 395
Measures) она освободилась от давно выпавших из оборота и начавших разрушаться храмов (которые традиционно считались ее собственно- стью). Медиевисты-археологи поняли, какие здесь кроются возможно- сти, но недооценили опасность новой ситуации. Объем предназначенно- го к уничтожению возрос, но это мало кого пугало: в большинстве слу- чаев речь шла о храмах XIX в. В результате много храмов было снесено и застроено без исследований, хотя было заранее известно о существо- вании их средневековых предшественников. С 1970-х гг. археология церкви в Англии делается предметом нацио- нальной заботы. В 1972 г. Совет Британской археологии создал специ- альную Церковную комиссию (Church Committee), а в 1973 г. состоялся первый съезд профессионалов в этой области, по выражению Родвелла, «было поднято знамя археологии церкви и ее некрополей». Признание потенциального значения археологии для действующих церквей выра- зилось в публикации Советом по местам богослужения руководства «Церковь и Археология». (Council for Places of Worship, «Churches and Archaeology», 1974). Была введена должность Археологических кон- сультантов диоцеза, имевших двойное — светское и духовное— подчи- нение. Благодаря их раскопкам, разведкам и наблюдениям стали быстро накапливаться сведения о приходских храмах, последовали конферен- ции и публикации. В начале 1980-х гг. церковная археология была при- знана повсеместно.52 Для подготовки церковных археологов используют школы, базирующиеся на практическом изучении одного памятника, например, школа Бирмингемского университета в Уоттон Уэвен (Уор- викшир) исследовала церковь прихода: кладки, кладбище, надгробия и исторический ландшафт. Но даже в Англии развитие идет негладко, подстерегают неожидан- ные опасности: так, государственное финансирование реставрации «ис- торических действующих храмов» (с 1979) вызвало волну перестроек без специальных исследований. Это компенсировалось, однако, созда- нием организации «Английское наследие» (English Heritage), следящей за проведением предварительных научных работ по каждому памятнику («гранты» на реставрацию выделяются только при этом условии). Инте- ресы исследователей древностей признаны и церковным законодатель- ством Англии: «Указ о соборах» 1990 г. не просто советует учесть их интересы, но требует от руководства собора обеспечить участие в лю- бых работах профессионального археолога (должность, уже введенная на всех крупных соборах страны). Отныне детальный план фиксации — непременная часть и условие рассмотрения любых апелляций на прове- дение затрагивающих археологию работ англиканской церкви. Интегра- ция требований археологии, ремонтных программ и ежедневной жизни общины не представляет сверхестественных трудностей, все, что для этого нужно — тщательное предварительное планирование, здравый смысл и хорошее чувство юмора. С этим утверждением Родвелла трудно не согласиться, но так ли часто встретишь подобное сочетание? Новые методы в архитектурной археологии Хотя успехи исследо- ваний средневековых церковных древностей в Англии очевидны (осо- 396
w бенно co стороны), местные ученые продолжают считать, что неизучен- ного по-прежнему гораздо больше. Действительно, археологические сокровища там часто лежат в буквальном смысле слова под ногами, тщательно избегая внимания. (Например, до середины 1980-х гг. никто не замечал, что пол библиотеки собора в Личфилде включает прекрас- ные изразцы XIII в.!). Даже подробно изученные памятники предлагают все новую и новую информацию, прежде всего — благодаря развитию методов исследования. Основой «археологического» исследования истории здания, конечно, служат кладки. Первый большой проект их исследования был осущест- влен в соборе Уэллса при реставрации западного фасада в 1976-84 гг., 1де обмер фасада камень за камнем и фиксация in situ 297 сохранивших- ся скульптур привели к полной переоценке истории здания. Убедительна история западного фасада собора Линкольна. Историки искусства при- шли к выводу, что его знаменитый романский фриз установлен пример- но на 50 лет позже строительства фасада — но обследование 1983 г. до- казало, что он изначален. Интересно, что история искусств отказывается принять дату «оз структуры», поскольку это подрывает устоявшуюся догму, хотя изначальность фриза уже неоспорима. Случай Линкольна не единственный. В последние 20 лет археологи убедились, что современ- ная «стилевая хронология» и базирующаяся на ней интерпретация часто не поддержаны натурными доказательствами, которые должны преобла- дать в датировках. Априорная уверенность, опора на давно знакомое как бесспорно верное — может быть, самая серьезная опасность для учено- го. Например, собор Солсбери построен в основном во второй четверти XIII в. заново. Поэтому совсем недавно отрицалось, что археология мо- жет внести что-то новое в столь несомненно «однослойный» памятник. Однако исследования показали, что памятник имеет сложную последо- вательность строительства и неясный первоначальный замысел. Вообще пересмотр фактов после всеобъемлющих исследований последних лет был очень значителен. (Исследования Таттон-Брауна, библиография: Rodwell, 1997). Случай изучить технологию строительства при строго археологиче- ской разборке всего здания в сочетании с раскопками внутри и вокруг него представляется как исключение (например, церковь в Келлингтоне (Иорк, 1990-1991) Поэтому все большую роль играют технические улучшения, вводящие неразрушающие методы. Особой популярностью в последние десятилетия пользуется метод реконструкции процесса кладки стен по способу применения раствора. «Почерк» строителей су- щественно различался и его легко проследить по типу или наполните- лям. До 1970-х гг. раствор, положенный в два разных дня, разделять еще не умели — сейчас же каждый знает о швах, остающихся между «вче- рашним» и «сегодняшним» слоем; о возможности измерить «индивиду- альный день» работы, также как и общий «дневной рост» здания (осо- бенно это помогает в определении первоначальных проемов). С 1980-х началось исследование каменоломен, обработки и торговли камнем для строительства соборов. Удается уловить логику в снабжении камнем по 397
лентам материалов разного происхождения. Профилировки, которыми так много занимались «викторианцы», систематизируют сейчас зано- во— это одна из наиболее индивидуальных деталей здания, по ним можно определить руку отдельного мастера или почерк мастерской Одинаково тесаные камни встречены в памятниках, разделенных мно- гими милями, и в соседних. Джону Харви удалось даже раскрыть имена, происхождение и судьбы многих архитекторов и ремесленников. Сло- вом, общий пересмотр знаний о церковных зданиях на основании тех- нологии делается реальностью. Совсем недавно, в 1970-х гг., идея цельного изучения памятника имела мало сторонников среди археологов. Кладка и деревянные детали считались «неподходящей темой» исследования, как и скульптура, ли- тье, поздняя штукатурка и роспись, надгробия и стекло, мебель и осве- тительные приборы. Группы ученых, занимавшихся этим материалом, работали замкнуто и редко делились информацией, отчего страдала нау- ка в целом, хотя часть направлений быстро прогрессировала. Сегодня мы видим, что «археологические» методы все полнее охватывают цер- ковные здания сверху донизу. Примечания к главе VIII 1 Работы описаны тремя современниками, которые дают достаточно для ат- рибуции погребений (например, их размеры, а также описание найденного свин- цового надгробного креста: Radford, Swanton, 1975, 42-3) Некоторые события могут случиться только в Англии. «Случайно» этот же крест оказался одним из первых опубликованных артефактов, добытых при раскопках, когда со времени работ прошло не менее 400 лет! (Camden, 1607; о Кэмдене и его книге см. ниже) «Отчет» о монастырской «археологии» в Гластонбери в конце правления Генри- ха II дал Джеральд Кембриджский (1191). 2 Легенда окончательно вошла в жизнь после того, как Ричард I Английский подарил Танкреду Сицилийскому знаменитый меч Экскалибур. Драгоценные символы прошлого стали предметами, которые можно было трогать, терять, передавать. (Robinson, 1926; Kendrick, 1950; Schnapp, 1997). 3 Еще епископ Или Джон Элкок конфисковал приорат св. Радегунды в Кем- бридже для создания там знаменитого колледжа (1497). В 1520-х гг. кардинал Вулси с папского согласия упразднил почти 30 монастырей для того, чтобы на их средства создать колледжи в Оксфорде и Ипсвиче (скорее учебные, чем религи- озные). Оксфордский, например, устроили в конфискованном августинском при- орате св. Фридесвиды и лишь в 1645 г. его церковь стала собором колледжа. 4 Диссолюция повела к предельно радикальному перераспределению земли и недвижимости, ее религиозные и политические последствия хорошо изучены, см. особенно: Knowles, 1976. 5 Причиной разгрома церквей была не только ненависть к папизму, но и алч- ность. Из Кентербери, например, в 1538 г. увезли массу золота с драгоценными камнями, хотя официальной целью миссии было извлечение мощей Фомы Кен- терберийского из «феретрума», в котором те покоились более 300 лет (при этом их то ли сожгли, то ли похоронили, так что они стали объектом пристальных розысков, не завершившихся и по сей день). (Butler, 1995). 6 Раку уничтожили через шесть дней, конфисковав огромное количество цен- ностей, в том числе серебро и позолоченные вещи, находившиеся вместе с кос- 398
чями в гробу св. Ричарда. В Линкольне, где хранились раки свв. Гуго и Джона из Дальдерби, в 1540 г. комиссии было дано указание «забрать и препроводить в лондонский Тауэр указанную раку и извлечь поддельные мощи и ценности в Линкольнском соборе, коим преданы простые люди и коими вовлекаемы в суе- верия и идолопоклонство, вместе со всеми драгоценностями, блюдами и подоб- ным, по их выбору». 7 Например, рака св. Уильяма в Йорке была разрушена и место ее утрачено, но традиция указывала на место его погребения в нефе, где в 1732 г. действи- тельно нашли каменный гроб, а в нем — квадратный ящичек с костями, без над- писей. 8 Интересно, что плиту вновь положили на место, заменив утраченные части, которые остались в заполнении могилы, раствором. Это могло быть сделано лишь в период, когда храм находился в ведении эмиссаров, причем вскрытие было, по крайней мере единожды, тайным. 9 Яркое описание конца аббатства Рош (Йоркшир) приводит Майкл Шербрук через тридцать лет после события: «Первой подверглась разрушению церковь, затем дом аббата, дормитории и рефектории, вместе с клуатром и всеми здания- ми, что были внутри монастырских стен: ничто ведь не должно было сохранить- ся, кроме как коровники и свиные закуты ... Любое сердце тронул бы вид того, как срывали свинец с кровли, снимали доски и сбрасывали балки, как затем сви- нец был снят и сброшен в церковь и все надгробия в ней разбиты». Шербрук рассказывает, что и стропила были пущены на дрова для тех, кто переплавлял свинец в печах. Когда Майкл спросил, что думал тогда его отец о монахах, тот ответил: думал хорошо, но это не помешало ему наживаться, ведь «он поступал так, как другие» (цит. по: Platt, 1984, 231—4). В приорате Луис команда итальянских инженеров сравняла церковь с землей, используя подкопы и порох. Подобным же образом огромный клюнийский храм св.Панкрата со сводами высотой в 28 м был превращен в груду мусора менее чем за четыре недели в марте-апреле 1538 г. Лишь немногие, как Роберт Эск, один из казненных лидеров восстания, решались сожалеть о происходящем: «Аббатства были одними из прекраснейших мест сего мира для всех людей и странников ... Они более всех заботились о морских дамбах и плотинах, содер- жали и строили мосты и дороги и иные подобные вещи для общего блага» (цит. по: Knowles, 1956). 10 Раскопки свидетельствуют, что в ходе приспособления монастырских зда- ний под «замки» погребения и фермеров, и дальних родственников нового вла- дельца, не мешали рыть фундаментные рвы, прокладывать дренаж или разби- вать сады. Очень редко семьи при этом эксгумировали своих покойных с целью переноса их на приходское кладбище. " Чтобы соблюсти условия договора покупки, произвели «необходимые раз- рушения»: столбы, поддерживавшие клересторий капитула, были подрублены и расклинены, чтобы треснули монолитные стволы и можно было их опрокинуть (верхние части были оставлены, где упали, а среди мусора валялись железные клинья и молоты). Хотя граф, судя по документам, приказал аккуратно вынуть и перенести в замок западное окно, установленное 30 лет назад —даже этого не выполнили. Все детали окна остались в рухнувшей стене и найдены при раскоп- ках 1920-х гг. Аббатству наследовала и деревня, построенная в основном из его остатков. Новые жильцы сохранили часть жилых построек, но сломали церковь и клуатр. Они унаследовали также три мельницы, пороховой завод и службы. Невредимый дом аббата достался «фермеру» — это было роскошное жилье со семи удобствами, много лучшее, чем даже поместье графа Хелмсли. Такие зда- «Ия, конечно, покупали охотно. Олдермен Томас Белл, поселившись в Глочесте- 399
ре (доминиканский приорат), превратил церковь в жилище, а клуатр — в пря- дильную фабрику, так что оба сохранились до наших дней. 12 При изучении этих стен можно обнаружить сохранившиеся средневековые двери — иногда даже запертые к моменту раскопок. Архитектурные примеры — в аббатствах Нортон, Хэйле, Бардни, Уэверли и других и изображения XVIII в. Своеобразно распорядился в 1550-х гг. перестройкой полученного им ма- ленького монастыря бенедиктинок Сопуэлл сэр Ричард Ли. Он начал строить маленький дом с двором, холл которого был на месте церкви, а сад— в клуатре, но, не закончив, засыпал все мусором и начал возводить гораздо более предста- вительную резиденцию — не используя уже стен монастыря, но сохраняя их ориентацию (не окончив, умер в 1575 г.). Часто при перестройке монастыря сохраняли башни ворот и связанные с ни- ми постройки. Например, в полностью раскопанном приорате Торнхолм удалось доказать, что служебные постройки полностью уничтожили, в то время как клу- атр и привратное здание стояли целыми до XIX века. 13 Уже Лиланд в «Итинерарии» перечислил обители, откуда в королевскую библиотеку могли бы поступить нужные книги. Во второй половине XVI в. пер- вые коллекционеры, сэр Роберт Коттон и Эдвард Фэрфакс, собирали манускрип- ты монастырских библиотек, интересуясь практически всем, вплоть до служеб- ников. Акты монастырей хранились тогда всюду: в канцеляриях, у комиссаров, у новых владельцев поместий; их собрания составят потом ядро библиотеки Бри- танского музея (1753). 14 Монументальная «Британния» была и первой иллюстрированной книгой о древностях Англии. Картинка в ней лишь одна: предалтарная арка в церк- ви Сент-Джон-саб-Кастро в Луисе (Сассекс), уничтоженной в 1839 г. (Kendric, 1950, 151). В 1587 г. церковь реставрировалась и арку переделали, что зафикси- ровано в переиздании «Британнии», где она нарисована в новых формах вместе с фасадом храма. (Gough, 1789,1, 200-1, pl. XII). 15 Например, на полу Линкольнского собора—«как было до последнего но- вого замощения». Кроме того, Гоф опубликует реконструированный план собора норманнской эпохи и обратит внимание на его взаимоотношение с уничтожен- ной городской стеной римского времени. (Gough, 1789, II, Pl. VIII, pl. IV). 16 Находки раннехристианских древностей в Англии были гораздо реже, чем, скажем, в римских провинциях на континенте. Зато у Британских островов была своя специфика. Если Италия давала прежде всего древности периода катакомб, а Франция славилась погребениями раннесредневековой эпохи —то в Британии «собирали урожай» кладов церковного серебра. Долго ученые опасались даже предполагать существование здесь раннехристианских объектов, но в 1720- 30-х гг. одно за другим нашли два замечательных серебряных блюда (laux) в Рисли и Корбридже. Первое — на ножке, прямоугольное, со сценами охоты — было выпахано в разбитом виде. Оно датировалось примерно 350 годом и на изнанке имело надпись о вкладе его епископом Эксуперцием. Вещи этих кладов, как и более известного клада из Милденхолла,—типичная позднеантичная продукция, но многие нз них несут монограмму Христа. ''Stuckeley, 1725,1, 33. Позже в письме в журнал «Antiquaries» (1753) Стакли описал похожие «раскопки»: «Вчера я предпринял весьма приятное путешест- вие, можно даже сказать — паломничество, чтобы посетить почитаемые руины аббатства Лиснес (Кент) ... сказали нам, что время от времени выкапывают ос- нования зданий, с множеством каменных гробов, тел и памятников» (Stuckeley. 1770). В XVII в. описания аббатств как романтических руин, с приличными слу- чаю ламентациями и деталями, довольно часты. Джон Обри (о нем ниже) запи- сал в 1660-х гг. в аббатстве Уэверли: «Здесь, где теперь стойла, была прелестная 400
капелла, большая, чем церковь Колледжа св. Троицы в Оксфорде». (Цит. по: Greene, 1992, 33-34). Кроме Стакли, как археолог, историк архитектуры и ху- држник-топограф работал преподобный Самюэль Лизонс. Начало изобразитель- ному ряду было положено художниками XVII в. Например, Даниэль Кинг издал, используя рисунки Томаса Джонсона, «Соборы и церкви Англии и Уэльса» (King, 1656). irEro альбом «Liber studiorum» с массой монастырских руин и церковных сцен стал одним из любимых у публики, а часть листов (таких как знаменитая «Крипта аббатства Киркстолл», виды аббатств Исби и Эгглстон), вошли в труды по истории. В 1790-х гг. он рисовал аббатства Мальмсбери, Бат и Тинтерн, кото- рое уже было отмечено как особенно живописное в путеводителе Виллема Джильпина «Осмотр реки Уай» 1782 г. Тинтерн часто фигурирует у Тернера на- ряду с другими (Вестминстером, приоратом Ивини, оксфордским собором Край- стчерч, аббатством Бэттл) в массе заказных работ, исполненных вместе с Т. Гёртииом. ‘^Gough, 1786-96. Позже он публикует замечательный изразцовый пол ка- пеллы приората Грауден в Или: Gough, 1792. В 1797 г. ему пришлось оставить пост в связи с расколовшим Общество скандалом: архитектор Джеймс Уайатт, прозванный «разрушителем», провел неудачные «реставрации» соборов Солсбе- ри, а затем Дэрхэма и других, следуя принципу «романтической реставрации», сопряженной с разборками или-переделками подлинных частей. 20 Особенно выделялись работы Гроуза, опубликовавшего «Древности Анг- лии, Шотландии и Уэльса», а затем — аналогичное исследование по Ирландии, содержавшее массу описаний «монастырищ» и гравированные таблицы, вклю- чавшие даже планы — ценнейший материал по состоянию ирландских монасты- рей 200 лет назад. (Grose, 1794). 21 Например, отец и сын Баклеры. Напомним, что примерно в это же время состоялись и первые путешествия с целью зарисовки и обмера памятников ста- рины в России, см. гл. IX. 22 Наиболее характерный пример из его книги — церковь св. Петра в Барто- не-на-Хамбере, где в храме саксо-нормаидского периода выделена башня явно более раннего, англо-саксонского, стиля. Пользовался совершенной для своего времени методикой и Дж. Бриттон, основательно изучивший соборы приората Норвич (1817) и аббатства Бат (1825). Он же издал по пять томов сводов «Древ- ности архитектуры» и «Древности соборов»: Britton, 1807-26; Britton, 1814—35. 23 Даже погребение великого романиста, по его завещанию, в руинах извест- ного аббатства Драйбург еще раз подчеркнуло его горячую любовь к прошлому. Увы, история весьма иронична—предки Скотта когда-то продали Драйбург, сам же он разорился, строя свой «средневековый» дом «Абботсфорд». 24 «Легенду Ингольдсби» Бэрхема иллюстрировали виды подлинных мона- стырских руин. Рассказ «Серый дельфин» сопровождала гравюра с надгробия сэра Роберта де Шурлэнд в аббатстве Минстер-ин-Шиппи (Кент). (Вапп, 1988). 25 Если в XVIII в. особенно охотно демонстрировали надгробия, то теперь Добавилось пристрастие собирать детали архитектуры; М. Стэпилтон, искавший в аббатстве Байлэнд могилу его основателя, Роже де Момбрэ, собранные капите- ли перенес в свою усадьбу как садовые украшения. 26 Другие ранние работы были вызваны внезапным открытием двух свинцо- вых гробов в канун Рождества 1833 года в приорате Ваймондхэм (Норфолк). Руководитель работ Вудбридж сообщал в письме: «Имею удовольствие заявить, что руины были очищены до уровня одного из полов и что обитателями города составлен замечательный план руин» (Woodward, 1836). К письму была прило- жена схема аббатства, план церкви и рисунок печати. ж 401
27 Другой пример удачных раскопок—аббатство Луис, старейшая клюний- ская община Англии. Здесь удалось не только восстановить план, но и найти следы подкопов инженеров, разрушивших храм по приказу Томаса Кромвелла. Работами 1840-х гг. в капитуле было вскрыто много погребений; найдены свин- цовые ларцы с костями основателя Уилльяма де Уоренна и его жены Гундреды. Хорошо сохранившееся погребение приора показало, что он был похоронен в прекрасных одеждах. Расчистка определила место монастырского кладбища и более 100 выложенных камнем могил, а также след стены первой церкви (при- нятый учеными за ров битвы при Луисе в 1264 г.) 28 Например, огромный материал оставлен Джеймсом Ирвином, сотрудником Дж. Скотта по реставрации таких соборов, как Личфилд и Питерборо в Батском аббатстве (1863-72). Данные, которые он методично собрал, оказались доста- точны для реконструкции утраченных памятников, например, церкви аббатства Норман. Полно и интересно им изучена в 1871-81 гг. капелла англо-саксонского периода в церкви св. Лаврентия в Брэдфорде-на-Эйвоне, где он отвечал за рекон- струкцию. 9 Владельцы приората Нортон снова «перелицевали» здание: открыли зало- женный век назад средневековый вход «с земли», через подлинный портал в подлинный внутренний двор, и даже название поменяли с «Нортон Хилл» на «Нортон Прайори». Впрочем, это было еще не самое плохое решение. Иногда здание просто сносили и строили новое, гораздо более похожее на «готику», чем подлинная готика. 30 Во главе «Society for the Preservation of Ancient Buildings» стояли Уильям Моррис, Берн Джонс, Джон Рескин. «Археологический» подход к памятнику архитектуры был усвоен в Англии раньше, чем на континенте; в 1899 г. вышел первый государственный закон об охране наследия. (Михайловский, 1971, 172— 185). 1 Ценность керамики просто еще не осознана. Последняя описана так- «Много было собрано керамики коричневой н зеленой поливной, но ни одного целого куска или значительного фрагмента для реставрации». 32 Последние большие работы, начатые перед Первой мировой войной, — раскопки К. Лэинга в большом бенедиктинском монастыре Бардни. Война, а затем смерть не дали закончить «очистку» памятника, до сих пор ждущего ис- следования. 33 В это время новый закон об охране наследия передал все «монастырища» и руины исторического значения в ведение государства для защиты и консервации. Памятники стали «собственностью» Ведомства общественных работ (Office of Works), что имело драматические последствия, поскольку оно занималось только стоящими памятниками и центральными комплексами монастырей, сразу отде- лив их от гораздо хуже известной периферии. Началось образование заповедни- ков и охранных зон, продолжавшееся до конца 60-х гг. При этом в работе оказа- лась масса ранее непотревоженных монастырей. 34 Одно из первых раскрытий, аббатство Риво (1919 г.) — подлинная катаст- рофа для ценителей церковных древностей. Его провели без археологического надзора, без фиксации, с самой примитивной отчетностью (правда, находки бы- ли опубликованы, включая керамику). Наиболее впечатляющий результат—две фотографии, до и после раскопок. Похоже, что ради этой фотопары и делалась вся работа. Немногим лучше результаты в аббатстве Байлэнд. Исследования в Уитби в 1920-х — редкий пример работ ниже пола, где были найдены монастыр- ские церкви и нормандского, и донормандского времени. 35 После Первой мировой войны вообще наступила «эпоха рекламы». Туризм быстро превращался в промышленность. Железная дорога «Грейт Вестерн 402
Рэйлвэй» выступила в 1925 г. со специальным трехтомником: «Соборы», «Аб- батства» и «Замки», продававшимся на ее станциях. «Аббатства», принадлежав- шие бойкому перу М.Р. Джеймса, более известному своими историями о приви- дениях, разошлись немедленно тиражом в 20 тыс. экз. и были повторены. 60 тысяч «Соборов» были распроданы за два года. Понятно, что попали в путево- дитель, со всеми его картами и иллюстрациями, только те памятники, куда мож- но было доехать по соответствующей железной дороге. 56 Например, в начале века Ф. Бонд, продолжая линию Рикмана на составле- ние сводов, издал серию томов о самых разных церковных древностях — водо- святных чашах и купелях, алтарных преградах и баллюстрадах, резьбе по дереву, посвятительных надписях и пр. (многие нз них до сих пор считают образцовы- ми: Bond, 1913 и др.). 31 Наиболее важный труд, синтезировавший достижения в области церков- ных древностей за межвоенный период, «Романская архитектура Англии» Альф- реда Клэпхэма (Clapham, 1930,1934), осноаан на серии работ по донормандской археологии одного из лучших специалистов, Болдуина Брауна. (Brown, 1903 н др),. Что, впрочем, не доказано (исследования показали, что изначально здесь могло быть христианское кладбище позднеантичной эпохи). Cramp, 1969, Она же, 1976а; Она же, 1976b; Daniels, 1986; Daniels, 1987; Cramp, Daniels, 1987, Hill, 1988; Radford, 1935; Thomas, 1988. 39 Greene, 1992; Coppack, 1990; Gray, 1993; добавим исследование Роберты Джилкрист, где сделана попытка выделить археологические особенности разных организационных типов: госпитали-приюты, приораты военных орденов, деви- чьи обители, скиты отшельников и т.п. (Gilkrist, 1995). 40 Rodwell, 1997; ср.: Rodwell, 1981; Morris, 1983. Сейчас уже появились спе- циальные работы по фиксации церковных древностей и соответственно ориен- тированные главы в общих учебниках. «Церковной археологии» обучают, наряду с общей, на гуманитарных, архитектурных, культурно-антропологических отде- лениях университетов. Недавно создано специальное Общество церковной ар- хеологии с центром в Йорке, издающее ежегодник «Church Archaeology», пер- вый номер которого вышел в марте 1997 г. Складывается и план будущего разви- тия отрасли. (Wood, 1994; CARD, 1996). 41 Ее результаты специалисты не считают особенно продуктивными. Отме- тим, что в Германии широкое архитектурное обследование было сделано до войны, что очень облегчило точный подсчет утрат и даже обеспечило частичное восстановление. Опустошение немецких городов и последующее восстановле- ние дали возможность широких раскопок в нескольких экклезиастнческих цен- трах. известных с римского времени, прежде всего в Кельне. 2 Grimes, 1952. Гриме писал: «Удаление погребений оказалось очень дли- тельным процессом, сокращавшим время, отведенное для археологических ис- следований» (Grimes, 1968, 204). Кладбища часто доверяли непрофессионалам. Так, в 1968 г. раскопки Сент-Мэри-Олденмэнберн вела группа землекопов, кото- рыми руководил отставной армейский капитан; он не имел специального обра- зования и опыта, хотя интересовался археологией. Фиксация была самой общей и проводилась «по четвергам после обеда», когда руководитель появлялся для проверки сделанного и сбора каких-нибудь находок. Строительные материалы, разумеется, не собирали; остатки скелетов паковали в мешки и передавали мест- ному церковному совету, а свинцовые гробы отправлялись в утиль (обычно в пятницу, для покрытия воскресных расходов бригады). (Rodwell, 1997, 5). Кроме широко известной, но несколько устаревшей работы по раннему христианству в Англии Чарльза Томаса, основой остается свод археологических 403
источников Ричарда Морриса и критический пересмотр материалов по переход- ному периоду в книге Дороти Уоттс (Thomas, 1971; Morris, 1983; Watts, 1991), а также капитальные труды и сборники по более узким темам (Rollason, 1989 по культу святых; Edwards, Lane, 1992 по северной Британии и др). 44 В V-VIbb. еще сохранялись сожжения. Хороший пример — кладбище в Абингдоне (Беркшир), с ингумациямн разной ориентации и с кремациями V- VI вв. Но в VII в. ингумации возобладали. Могилы, расположенные рядами, напо- минают меровингские могильники, но с иными формами ям и большим количе- ством курганов с круглыми ровиками. 45 См. последнюю работу Колина Платта, посвященную итогам «черной смерти» в XIV в., где широко привлекаются археологические свидетельства. Platt, 1996. «Жизнь и смерть» в монастырях XH-XVI вв. изучает Б. Харви (Har- vey, 1993). Характерно исследование «зрительного ряда» ритуала погребения в XVI-XVIIIbb. Найджела Ллевеллина (Llewellyn, 1991). Отметим публикацию важного для поздней археологии и истории искусства каталога коллекции «ко- ролевских манекенов» XIV-XVII вв., «замещавших» тела монархов и хранив- шейся в Вестминстере (Funeral Effigies, 1994). 46 Jones, 1976; Morris, 1983; Morris, 1985; Morris, 1989; Litten, 1991; Rodwell, 1984- Rodwell, 1997; Stroud, Kemp, 1993; White, 1988 и др. 42 Brooke, 1977; Brooks, 1977; Bound, 1988. После завоевания Англии Виль- гельмом в древнем городе Старый Сарум на вершине холма встали нормандский замок и храм. Но дома жителей остались в основном за пределами замковых стен, в результате к началу XIII в., выбирая для нового соборного участка самое выгодное место, епископ вынужден был перенести его в гущу застройки, на бе- рег реки, к подножию холма—так сказать, «на посад». л Brooke, 1977; Brooks, 1977; Morris, 1987; Ottaway, 1992; Rodwell, 1997. Процесс умножения личных церквей является, видимо, одним из основных в развитии религиозной жизни средневекового города, хотя идет особым путем в каждой стране; его можно наблюдать и в русских городах Новгороде и Пскове XIII-XV вв., в Центральной Руси XVI-XV11 вв. 49 Изучили также средневековую резиденцию викария и школу, открыли еще один храм-мавзолей к западу от приходской церкви и укрепление викингов, ко- торые перестроили мавзолей, сделав из него ворота (Biddle, 1986; Taylor, 1987). 50 В классическом трехтомнике: Taylor, 1965, 1978. Сам Г. Тэйлор исследовал в натуре очень многие памятники; из других работ укажем открытие уникальной церкви в Брнксуорте (Нортоне) Дэвидом Парсонсом; раскопки и обмер в 1978— 1984 гг. собора св. Петра в Бартоне-на-Хамбере и широкие работы в Литтл Сом- борне (Хэнтс). После многих неудач, раскопки восстановили план собора архи- епископа Томаса в Йорке (1080). Попытки реконструкции плана донормандского собора в Кентербери стоили моря чернил, пока делались на основе докумен- тов — но в 1993 г. большая часть его обнажилась при перекладке пола, причем открыли не менее 4-х ранних этапов строительства! 1 В частности, церковь св. Николая в Колчестере, построенная Дж. Г. Скот- том, снесена, а разборка слоя велась экскаватором (1956) Раскопки субструкций всегда давали сведения о ранних объектах: Сент-Мэри-Мэнджор в Эксетере, два храма в Линкольне и др. Библиография: Rodwell, 1997. 52 Огромную роль сыграло назначение Ричарда Морриса в Церковную ко- миссию, его энтузиазм и глубокая компетентность стали основой роста общест- венного интереса и академического признания. Совет по местам богослужения и Совещательный комитет по соборам (Cathedrals Advisory Committee) много сде- лали для упрочения археологии в церковных структурах. (Addyman, Morris, 1976; Morris, 1983; Butler, Morris, 1986). 404
ДРЕВНЯЯ РУСЬ
Граффити на штукатурке со стен церкви, собранные при раскопках в Старой Рязани. (Монгайт, 1955)
ГЛАВА IX. ИЗУЧЕНИЕ ЦЕРКОВНЫХ ДРЕВНОСТЕЙ РУСИ* В России изучение церковных древностей протекало несколько по- иному, чем в Европе. До середины XIX в. оно было почти неотделимо от задач совершенствования богослужения и церковного просвещения, за- дач полемики со староверами, сектантами, христианами иных конфес- сий. В XIX в. добавились и чисто политические задачи — например, до- казательство первичности православия на западно- и южнорусских зем- лях. Одним из наиболее важных стимулов к изучению православных древностей была также потребность в создании «стилизованной» цер- ковной архитектуры и богослужебных предметов. До революции 1917 г. церковные древности изучали две различные (по крайней мере в организационном отношении) школы: светская и конфессионально-православная; сближение их подходов происходило крайне медленно, общие методические принципы отсутствовали. После Октября и гражданской войны церковные древности исследовали ис- ключительно с позиций атеистических, что не могло не придать науке специфической односторонности. Тем не менее были достигнуты значи- тельные успехи в разработке методики исследований, критике источни- ков и накоплении новых материалов. К настоящему времени некоторые сферы «художественной» и общей средневековой археологии уже достаточно разработаны в нашей исто- риографии, хотя специальной работы по церковным древностям пока и нет. Поэтому можно ограничиться кратким обзором, несколько подроб- нее остановившись на истории «архитектурной археологии». * Главы IX, X в части истории русской археологии как науки во взаимосвязи с культурой основаны на исследованиях А.А. Формозова (1984, 1986, 1995 и Др.), Г.С. Лебедева (1992), Л.С. Клейна (1993), Л.А. Алексеева (1996); в части изучения иконописи и фресок—на монографии Г.И. Вздорнова (1986), архитек- тУРы— на книге Т.А. Славиной (1983), тема «русские древности и художники» затронута М.М. Раковой (1979). Вопросы развития реставрации храмов разобра- ны в коллективной монографии, за возможность знакомства с частью рукописи «второй искренне благодарю А.Л. Баталова и А.С. Щенкова (Баталов, 1998). 407
1. Пробуждение интереса Средневековая традиция Интерес к церковно-археологическим сю- жетам можно, конечно, проследить уже на донаучной стадии. Начальная летопись, например, охотно упоминает святыни Константинополя, от- правку на Русь византийских икон, крестов и других реликвий. Чрезвы- чайно интересны тщательные описания палестинских святынь в «хож- дениях», прежде всего игумена Даниила, совершившего паломничество в 1106-7 гг. К древнейшему периоду летописания восходят первые тек- сты о закладке и строительстве храмов, изготовлении для них утвари. Более поздние описания монастырей, церквей и их утвари, часто весьма подробные, легли в основу церковно-археологических публикаций XIX в. Ценные наблюдения можно найти в записках иноземцев, посе- щавших Русь с конца XV по XVII в. В средние века почитали и сохраняли реликвии, произведения высо- кого церковного искусства, а также остатки древних кладбищ. Курганы, которые до конца XIX в. любили использовать как топографические знаки, еще в XVI-XVII вв. старались обходить при строительстве или расширении городов, понимая, что это древние некрополи.1 Столь же долго сохраняли остатки каменных церквей. Так, Нижняя церковь в Гродно, разрушенная в 1183 г., не была разобрана, но медленно зараста- ла 200 лет, благодаря чему сохранила стены высотой до 4 м, над кото- рыми, не снося их, в конце XIV в. поставили «Верхнюю церковь». В Минске даже недостроенная церковь конца XI в. постепенно заросла, так и не будучи разобрана. Средневековая жажда обретения и сохране- ния реликвий на Руси вполне сопоставима с европейской и византий- ской. Речь не только об открытии бесчисленных мощей святых или о чудотворных иконах (для их обретения часто необходимы были раскоп- ки), но о самых настоящих «археологических» поисках остатков древ- них храмов, уже застроенных городскими усадьбами. Псковская лето- пись, например, рассказывает, что в 1420 (6928) г.: «не на длъзе времени от Спасова дни, начата в Пскове ... мрети малыя деткы, и бысть мор велик зело ... Тогда посадники Псковскыя и весь Псков начата искати священного места, где была первая церков святый Власей, а на том мес- те стояше двор Артемьев ... и Псковичи давше ему сребро и спрятавше двор, обретоша престол; и на том месте в един день поставише церков во имя святого Спаса» (II Пск. лет. //ПСРЛ, 5. Спб, 1851, 23). В позднем средневековье можно найти и яркие примеры многовеко- вых межконфессиональных дискуссий по поводу отдельных церковных древностей. В зоне острой борьбы между католичеством и православи- ем, на землях будущих Украины и Белоруссии, зарождение церковной археологии связано в основном с именами церковных просветителей XVII в., таких как Игнатий Кульчинский и Петр Могила. Возьмем, на- пример, известный шедевр древнерусского ювелирного искусства, большой напрестольный крест-реликварий Евфросинии Полоцкой. Оби- тый пластинами из золота и серебра с эмалями и надписями, жемчуж- 408
ной обнизью и драгоценными камнями крест сделан для княгини юве- лиром Лазарем Богшей в Полоцке около 1161 г. Позже он был в «литов- ском» Смоленске, оттуда попал в Москву (1514), а в 1563 г. был возвра- щен Иваном Грозным в Полоцк.2 После занятия Полоцка Стефаном Ба- торием крест передали иезуитам, получившим и древнейший собор Софии. Там его описал ученый базилианин Игнатий Кульчинский: «В кафедральной церкви полоцкой до сих пор хранится золотой крест ве- ликолепной работы с разными мощами, надпись на нем: «Напе crucem ego famula Christi Parascevia templo S.Salvatoris in perpetuum donavi» (Я, раба Христа Параскева, отдала этот крест на вечные времена в церковь св. Спаса). Это вольный перевод на латынь — но благодаря ему о кресте узнали на Западе уже в XVII в. Надпись попала в «Acta sanctorum» бол- ляндистов. была перепечатана многими изданиями, и сведения о домон- гольской реликвии Полоцка раньше других вошли в корпус церковных древностей Европы? Связи Кульчинского с болландистами не были слу- чайны: этот настоятель Коложского монастыря в Гродно, в окрестностях которого он родился, изучал в 1727-35 гг. церковную историю в Риме, издавал исторические и богословские труды. Он составил историю оби- тели и ее древнего храма на основе местного архива и сделал первые наблюдения церковно-археологического характера? Но не только католики и униаты стремились «усвоить» себе домон- гольское церковное наследие. К нему обращалось прежде всего право- славное духовенство западных земель. Уже в первой половине XVII в. митрополит Киевский и Галицкий Петр Могила, известный борец с Унией, часто ссылался на древность православия как на аргумент в по- лемике. Он проявлял понятное внимание к киевским церквям, особенно традиционно связанным с именем Владимира Святославича (Десятин- ной, Спасской на Берестове, Трехсвятительской). К моменту приезда Петра Могилы в Киев от первой оставались одни развалины; в 1636 г. митрополит «приказал Десятинную церковь Пресвятой Девы выкопать и открыть дневному свету» (Kossow, 1635, 181), написав в завещании: «... на окончание церкви, называемой Десятинною, которую я начал во- зобновлять, дабы до конца восстановлена была, назначаю и отписываю из ларца моего наличными тысячу золотых» (Закревский, I, 283). Новая Церковь, освященная уже после его смерти в 1654 г., включила часть Древних кладок и сохранила памятник вплоть до начала исследований в XIX веке. Мы видим, что причины, которые привели католических ученых в катакомбы, протестантов в Малую Азию, а православных к руинам Де- сятинной церкви — похожи. Там, где вспыхивала церковная борьба ме- жду конфессиями, значение древностей в теологических дискуссиях осознавали очень быстро. В Московском государстве долгие «церковно- археологические» споры были порождены реформами патриарха Нико- на. Начатая им сверка и издание книг способствовали резкому оживле- нию интереса к деталям обряда и богослужебных принадлежностей. Поэтому рядом с первыми учеными трудами, имеющими отношение к 409
церковной археологии, подготовленными киевскими монахами Памвой Берындой («Лексикон славяно-российский», 1627) и Иннокентием Гизе- лем («Синопсис», 1674, первая печатная книга по русской истории), сле- дует поставить знаменитую «Скрижаль», изданную патриархом в 1653 г. Позже в полемике староверов с «никонианами» обсуждались, например, приемлемые и неприемлемые формы креста, монашеского клобука, ар- хиерейского посоха и др. Старообрядцы, вынужденные постоянно ана- лизировать источники исправлений в церковных книгах и основания полемических сочинений, вскоре стали большими знатоками русской церковной старины.5 В полемику были вовлечены даже сочинения по церковной истории Цезаря Барония, переведенные в конце XVII в. От Татищева до Карамзина Первые находки. В XVIII в. традиции европейской академической науки часто заносили в Россию приезжие учёные. Некоторые из них интересовались русской церковной историей специально, как принявший православие и иноческий сан датчанин А. Селлий (| 1746), немец Коль (f 1778), крупнейший специалист по русской средневековой истории А.-Л. Шлецер (1735-1809). Однако не меньшее значение имел глубокий интерес к древностям, зарождавшийся в русском обществе с XVH в. В XVIII столетии он принял уже вполне выраженную форму государственных инструкций. Указ Петра I от 13 февраля 1718 г. о собирании древностей для Кунсткамеры содержал пе- редовые для своего времени правила по обнаружению предметов древ- ности, предлагалось даже отражать порядок их залегания в земле с по- мощью чертежей. Он стал важной вехой становления в России археоло- гии и охраны памятников. По указу Петра и при его содействии закончили начатую еще в XVII в. реставрацию Софии Киевской; извест- ны активные попытки Петра спасти от разрушения руины древних Бол- гар. Крупный государственный деятель и историк В.Н. Татищев (1686— 1750) составил в 1739 г. специальную инструкцию для исследования древностей, значительно опередившую своё время. Им же был начат «Лексикон российский исторический, географический, политический и гражданский», включавший много сведений о памятниках церковной старины. Особое значение для русской церковной истории и археологии полу- чили два труда, созданных на рубеже XVIII-XIX вв.: «Краткая русская церковная история» митрополита Платона и «Новая Скрижаль» архи- епископа Вениамина.6 В конце века вышло одно из первых церковно- археологических описаний русских древностей (Ильинский, 1795), а в 1811 г. — книга, обычно рассматриваемая как первое сочинение по на- циональной церковной археологии: «Опыт повествования о древностях русских» профессора Т.П. Успенского. Глубокий интерес к древностям русской церкви проявлял выдающийся историк митрополит Евгений (Е.А. Болховитинов, 1767-1837). Он занимался преимущественно пись- менными памятниками, но им же созданы важные работы о памятниках Новгорода, Пскова, Киева; написан ряд статей по частным вопросам церковной археологии; начаты раскопки древнейшей Десятинной церк- ви (см. гл. X). 410
F Расширение интереса к отечественным древностям принято связы- вать с патриотическим подъемом, следовавшим за войной 1812 г., и вы- ходом в свет первых томов «Истории государства Российского» Н.М. Ка- рамзина (1818). Однако факты показывают, что процесс этот начался гораздо раньше. Уже Н.И. Новиков в 1775 г. предпринял попытку описа- ния Кремля, которую с полным правом можно назвать церковно- археологической («Сокровище российских древностей», вып.1). До это- го он публиковал аналогичные материалы в «Древней Российской вив- лиофике». Ещё раньше, в середине XVIII в., близкие по типу работы (например, принадлежавшие А.П. Сумарокову) появлялись в журнале Академии наук «Ежемесячные сочинения». Весьма важную роль играло коллекционирование. В XVIII в. инте- рес собирателей, правда, чаще ограничивался античными древностями, но люди более широких взглядов уже начинали интересоваться нацио- нальными святынями. Особенно сильно было влияние их в столицах империи — Петербурге, Москве, Киеве, Варшаве.7 Переписку с теми, кто начинал открывать древние храмы, поддерживал известный основа- тель музея и библиотеки граф Н.П. Румянцев (1754-1826).8 Но в целом XVIII век — эпоха «предыстории» церковной археологии. Древности еще предпочитают изучать по письменным источникам; археология су- ществует прежде всего как часть географии, топографии или истории искусства. Лишь в 1804 г. это направление исследований окончательно оформляется в Общество истории и древностей российских при Мос- ковском университете, а в 1807 А.Ф. Малиновский публикует первое печатное описание собрания Оружейной палаты. Почти одновременно достоянием читающей публики становятся такие древнерусские литера- турные памятники, как «Слово о полку Игореве» (публикация 1800 г.) и первая публикация былин (сборник Кирши Данилова, 1804 г.) К рубежу XVIII-XIX вв. относится ряд случайных, но важных нахо- док, стимулировавших развитие славяно-русской археологии.9 Перелом- ным моментом стало обнаружение в 1822 г. на Старорязанском городи- ще, на месте домонгольской Рязани, клада исключительных по художе- ственному уровню золотых изделий с перегородчатыми эмалями, в числе которых имелись религиозные изображения. Место находки и го- родище были обследованы, а К.Ф. Калайдович (1823) и А.Н. Оленин (1831) посвятили кладу специальные публикации. Большой прогресс был достигнут и в сфере собирания ранее известных «нецерковных» древностей, на которых имелись христианские изображения и священ- ные символы.10 Разумеется, нельзя пройти мимо «Истории государства Российского» Н.М. Карамзина, составившей эпоху в отечественной историографии. Вступив в должность придворного историографа в 1803 г., ученый-ли- тератор посвятил этому труду всю оставшуюся жизнь. Хотя в основе «Истории» лежит, по сути дела, сводная летопись, широкая образован- ность автора, привлечение массы иных источников (в том числе и мате- риальных древностей), критическое отношение к ним — сообщили тру- 411
1 ду свойства капитального и авторитетного исследования, чрезвычайно полезного также в качестве сводки текстов и справочника (что, как это ни парадоксально, не только не исключило, но и усилило высокие лите- ратурные достоинства «Истории»), Карамзин подчеркивал, что изучает гражданскую, а не церковную историю. Однако его труд, через призму истории культуры и быта, государственных связей и т.п., объективно отразил многообразие и ценность церковных древностей.11 Рисовальщики. Путешественники. Краеведы. Совершенно особую роль в формировании фонда источников для изучения церковной стари- ны в России, как и в европейских странах, играли «археологические пу- тешествия» художников. Многие из них были незаурядными живопис- цами, но главный интерес у них вызывало не эстетическое, а историче- ское содержание памятников. Почему-то считается, что основное значение оставленных художниками-археологами акварелей, гравюр и обмеров—в сохранении для нас деталей памятников, которые позже исчезнут. Но всякий, кто держал в руках карандаш и бумагу, согласится, что без рисунка и обмера нельзя не только сохранить исчезающие черты памятника—без него нельзя этот памятник понять. Рисунок заставляет выявить пропорциональный строй предмета, увидеть способ соедине- ния частей и последовательность их появления, дать всем деталям хотя бы условные наименования и т.д. Именно поэтому, видимо, художест- венная фиксация внешнего облика древних церковных сооружений была сущностно необходимым и чуть ли не единственно возможным методом на раннем этапе их изучения. Сначала путешествия совершали художники, работавшие над фик- сацией экзотических и этнографических сюжетов, ландшафтов, топо- графии: М.М. Иванов (см. гл. V), М.Н. Воробьев, Е.М. Корнеев и др. Многие из них понимали взаимное значение «изобразительного ряда» и церковных древностей.12 Однако специальным и успешным ученым пу- тешествием по России стала только архитектурно-этнографическая экс- педиция Константина Матвеевича Бороздина (1781-1848), предпринятая в 1809-10 гг. по Высочайшему повелению. Руководитель поездки был, в сущности, любителем, но сопровождали его прекрасные профессиона- лы— археограф А.И. Ермолаев, архитектор П.С. Максютин и художник Д.И.(?)Иванов. Упомянем среди художников-археологов и Николая Ефимовича Ефимова (1790-1851), одного из лидеров стиля раннего русского «историзма», посланного для обмеров Десятинной церкви по просьбе Болховитинова (см. гл. X). Инициатором обоих путешествий был А.Н. Оленин. Ему же обязана церковная археология привлечением к работе третьей, не менее значи- тельной, фигуры — Федора Григорьевича Солнцева (1801-1892). В 1824 г. Оленин пригласил его для зарисовки находок клада 1822 г. из Старой Рязани, после чего призвание художника-археолога определи- лось. Он работает в 1835-37 гг. в городах Владимиро-Суздальской земли над восстановлением церквей Кремля (Рождества, Крестовоздвижения и др.); открывает фрески в Софии Киевской (попутно установив, что со- 412
бор имел 13 глав); исследует церковь Спаса на Берестове. Ему прихо- дится осуществлять целые исследовательские программы, намеченные Олениным. Значение этих путешествий для русской церковной археологии впол- не сопоставимо с такими известными «экспедициями», как Р. де Ганьере во Франции и Р. Гофа в Англии. Не все рисунки были точны, многие обмеры Г.Ф. Солнцев, например, делал «на глаз». Но роскошно издан- ные по инициативе А.Н. Оленина хромолитографии в альбоме «Древно- сти Российского Государства» стали своего рода знаком, отмечающим в русской археологии середину XIX в. и получили, кроме фиксационного и познавательного, огромное социальное значение. Текст для издания написали И.М. Снегирев (см. ниже) и писатель А.Ф. Вельтман (как и многие ученые своего времени, он соединял в одном лице достоинства антиквария и литератора).15 С жанром «художественных путешествий» полезно сопоставить во многом противоположный по подходу и потому существенно дополняв- ший его жанр местного монографического церковно-археологического (или «церковно-статистического») очерка. Он был особенно популярен у историков церковной старины Московской Руси и самой Москвы. Вплоть до 1850-70-х гг. древности старой столицы были одновременно И крайне привлекательны для исследований (и по социально-полити- ческим мотивам, и по причине обилия памятников), и одновременно столь же плохо изучены (в силу «привычности» материала и сильной перестроенности зданий). Писавшие о них опирались на сравнительно небольшую группу храмов, известных лучше остальных, менее пере- строенных, сохранивших лучшие собрания древностей. Но выделить на их основе типологические и даже хронологические этапы развития бы- ло довольно трудно. Чтобы прояснить общую картину, следовало за- няться каждым храмом в отдельности. Поэтому церковно-археологический очерк, посвященный одному объекту, появившись в конце XVIII в., стал в XIX в. одним из главных жанров. В него включались все имевшиеся в распоряжении автора мате- риалы— от письменных документов до описаний и фотографий произ- ведений прикладного искусства, строительных деталей, надгробий, об- лачений, рукописей и пр. Прообразом таких очерков можно назвать опи- сательную часть труда митрополита Евгения (Болховитинова) и Амвро- сия (Орнатского) «История российской иерархии», посвященного исто- рии отдельных монастырей (1807-1815). Составителями часто бывали настоятели храмов, игумены монастырей (для которых подготовка по- добных справок была одной из многих служебных обязанностей) или светские «краеведы». Среди авторов таких очерков, пожалуй, наиболее известен Иван Михайлович Снегирев (1793-1868), профессор римской словесности и древностей в Московском университете, который очень увлекался Русской стариной, собирал и публиковал фольклорные материалы, луб- ки. В соавторстве с ним работал Алексей Александрович Мартынов 413
(1820-1895), архитектор и археолог. Вместе они создали огромную се- рию работ, включающую рисунки, данные натурных обследований, ар- хивный материал и историографию. Кроме Москвы и Подмосковья (Ко- ломенское, Троицкое-Лыково, Фили, Беседы, Путинки и др.), которым посвящена большая часть изданий, ими «охвачены» Суздаль, Углич, Ростов, Переяславль, Звенигород. Чрезвычайно важно, что исследователи не ставили в очерках какого- то искусственного хронологического рубежа. Они освещали историю храмов в основном за XV-XVIIbb. (что было неожиданным и новым для истории архитектуры) — но не останавливались на этом рубеже, охватывая XVIII-XIX вв. и тем самым постепенно стирая трагическую в русской культуре границу между Россией «старой» и «новой». По мет- кому выражению Т.А. Славиной, на карте русской церковной архитекту- ры, где был намечен лишь абрис ранних периодов, Снегирев и Марты- нов начали заполнение огромного белого пятна. Композиция их работ обычно однотипна и свойственна всем церковно-археологическим очер- кам-монографиям: сначала историческая справка (общая обстановка; создание и перестройки; основатель и строитель), затем весьма подроб- ное описание здания (материал; основная композиция; декор; состояние; иногда, очень кратко, конструкция); вклады и имущество (иконы, обла- чения, сосуды, книги, земельные владения и др.). Очерк иллюстрирова- ли один-два общих вида, изредка—схематический план. Конечно, с точки зрения общей концепции истории русской культу- ры этн работы были несколько наивны, но ими была впервые введена в оборот такая масса доброкачественной информации, что к ней обраща- ются по сию пору. Сегодня мы относимся к этим текстам не столько как к исследованиям, сколько как к источникам (тем более, что многие ма- териалы с тех пор никогда не исследовались, многие просто погибли, сами храмы зачастую разрушены или сильно перестроены, и т.д.). Одна- ко не будем забывать, что, во многом принадлежа еще миру той древней культуры, которую они фиксировали, авторы церковно-археологических очерков глубоко ее понимали. Н.П. Кондаков, например, очень высоко ценил это «внутреннее зрение» И.М. Снегирева и других «стариков», предпочитая их более «светским» исследователям конца XIX-XX в.16 Но исторической перспективы развития церковной архитектуры «краеведы» не представляли, да в общем и не очень ею интересовались При системном описании они ориентировались в основном на декор или вторичные архитектурные признаки, именуя их сочетание «стилем». Они писали, например: «Пятиглавые церкви московские XVII столе- тия ... разнятся одна от другой не планом, но объемом, размером и осо- бенностями деталей и орнаментов, кои принадлежат то к стилю визан- тийскому, то мавританскому, иногда к так называемому рококо или ба- рокко, иногда они служат выражением русского народного вкуса Отдельные элементы могут подчас смешиваться произвольно, образуя гибрид». Они говорили о смеси ломбардского с готическим, в Сухаревой башне видели «мавританские перемычки», каким-то образом соединяли 414
стиль «восточно-индийский» — с византийским, ит.д. «Византийскими» назывались храмы с цельным объемом, позакомарным покрытием и с одной или пятью главами на барабанах (то есть типичные для русского северо-востока с XII в. и в очень малой степени сравнимые с византий- скими), а «русско-византийскими» — по сути дела все остальные, от ц. Спаса на Бору до ц. Николы в Столпах?7 Более профессиональным был подход архитекторов и специалистов-историков, таких как Ф.Ф. Рих- тер, И.Е. Забелин и др. 2. Общество и церковные древности в середине XIX в. Оппозиция культур Развитие церковной археологии в России XVIII— XIX вв. шло очень противоречиво, оно ни в коем случае не может быть представлено как простое «позитивное» накопление сведений или про- грессивное развитие от незнания к знанию. На исследования религиоз- ных древностей определяющее воздействие оказывали идеологические позиции, занимаемые государством, обществом и церковью, отношения между которыми были почти всегда драматичны. Постоянно прослежи- ваются несколько основных идейных позиций: скептико-нигилисти- ческая, отрицающая всякое значение церковных (иногда и всех средне- вековых) древностей; конфессиональная, рассматривающая их как пре- имущественно служебно-литургические; «государственная», видящая в их изучении и сохранении один из элементов общей имперской полити- ки; и, наконец, научно-аналитическая. Соотношение их постоянно меня- лось. Первый подход медленно сглаживался и к настоящему времени практически исчез. Роль научного подхода, напротив, возрастала, а в советской России он претендовал на то, чтобы быть попросту единст- венно возможным. Конфессиональный и «государственнический» были присущи в XIX в. значительной части общества и правящим структурам; они пережили эпоху атеистических гонений и стремительно набирают силу в последние десятилетия, вступая ныне в конфликт с научным. Рассмотрим их несколько подробнее. Важнейшим условием разви- тия русской культуры и науки в XVIII в. был, как известно, резкий и принципиальный отказ от средневекового наследия. В XIX в. неприятие этого наследия значительной частью общества усугубилось отождеств- лением его не только с «невежеством» и «азиатчиной», но также с «ти- ранией» и самодержавием. Поэтому незнакомство русской интеллиген- ции (а часто и нежелание знакомиться) с памятниками средневековой Церковной культуры было по-своему логичным. Просмотрев публикации конца XVIII — первой половины XIX в., легко убедиться, что линия на упорное «невосприятие» (если можно так выразиться) всей древнерус- ской культуры была выражена вполне ясно. Особенно это касается па- мятников церковных, которые долго оценивали исключительно с пози- ций классицизма. (Хорошая подборка материалов: Формозов^ 1986). Один из лучших знатоков древностей Киева, Максим Берлинский (о Нем см. ниже) писал: «... грубые готические здания, изукрашенные са- 415
мою безвкусною мозаикою, составляли всю красоту и великолепие того времени некоторых дворцов и знатнейших монастырей», — это о собо- рах св. Софии и Михайловского монастыря (Щербина, 1896, 405; Бер- линский, 1820, 16). В «путеводителе» для путешествия императрицы Екатерины II из храмов древнего Киева упомянут только Софийский, да монастыри (Михайловский Златоверхий, Печерский и Выдубицкий). Немудрено, что императрица записала: «С тех пор, как я здесь, я все ищу: где город; но до сих пор ничего не обрела, кроме двух крепостей и предместий. Все эти разрозненные части зовутся Киевом и заставляю! думать о минувшем величии этой древней столицы» (Екатерина II, 1873, 671-672). Это был распространенный взгляд. Археолог-востоковед П.С. Савельев, ведя раскопки курганов, жалуется: «Живу в скучном го- роде, где нет ничего порядочного, тем менее — замечательного», — а речь идет о Юрьеве-Польском с его знаменитым храмом! Ничего не на- шел древнего в Пскове Д.Н. Свербеев — хотя специально искал. Там «кажется, не было и Кремля», меланхолически заключает он в мемуа- рах. Ему вторит А.С. Герцен, описывая Новгород как «грязный, дряхлый и ненужный», в котором «не осталось ничего старинного, русского», а здания, «пережившие смысл свой, наводят ужас». Как известно, пре- красный свободолюбец вообще мало стеснялся, говоря о русских древ- ностях: «ни византийская церковь, ни Грановитая палата ничего больше не дадут для будущего развития славянского мира»; «Москва ничего не значила для человечества, а для России имела значение омута, втянув- шего в себя лучшие ее силы и ничего не сумевшего для них сделать». Много позже он обобщит: «Что же касается наших памятников, то их придумали, основываясь на убеждении, что в порядочной империи должны быть свои памятники». Сказано остро, но в исторической пер- спективе — несправедливо. Хотя именно так думали многие. «Я за все русские древности не дам гроша. То ли дело Греция? То ли дело Ита- лия?»— писал Батюшков. (Григорьев, 1861; Свербеев, 1899; Герцен, 1954; цит. по: Формозов, 1986). Не лучше звучали и официальные источники. На запрос Сената о древностях Киева был получен ответ: «В котором году от кого и для чего оные городы построены, о том в Киевской губернской канцелярии из- вестия не имеется ... А что оный город верхний давно был от татар и других народов осаждаем и разоряем, о том с происходимого в народе слуху известно, но когда именно и от кого те разорения чинимы были, неизвестно». Ответ этот извинителен разве лишь тем, что составлен за полвека до «Истории государства Российского», в 1760 г. (Исторические, 1888). Профессиональные историки долго почти не замечали древней цер- ковной архитектуры и не могли удовлетворить обычного любопытства лиц, осматривающих города. Великий Карамзин в «Записке о москов- ских достопамятностях» едва удостаивает упоминания древние мона- стыри, а о соборе Покрова роняет: «Близ Спасских ворот заметим готи- ческую церковь Василия Блаженного», и лишь Сергей Глинка скажет о 416
нбм немного теплее: «не взирая на все несообразности вкуса, возбужда- ет и внимание, и удивление»?8 Только в работах писателей, связанных со славянофильством, появ- ляются первые сожаления об отсутствии внимания к древним храмам и их описаниям. В четвертой главе «Тарантаса» В.А. Соллогуб с юмором опишет мытарства своего героя в тщетных поисках «памятников» во Владимире на Клязьме: «Золотые ворота ему ничего не сказали ... Он пошел в церкви, сперва к Дмитриевской, где подивился необъяснимым иероглифам, потом в собор, помолился усердно, поклонился праху кня- зей ... но могилы остались для него закрыты и немы». Он приходит, на- конец, к характерному выводу о том, что «старина наша не помещается в книжонке ... а должна приобретаться неусыпным изучением целой жиз- ни — Там, где так мало следов и памятников, там, в особенности, где нравы изменяются и отрезывают историю на две половины, прошедшее не составляет народных воспоминаний, а служит лишь загадкой для ученых». Впрочем, в этом прекрасном «путешествии за стариной и со- временностью» есть отдельная «церковно-археологическая» глава, по- священная Нижегородскому Печерскому монастырю. Об интересе А.К. Толстого к средневековому зодчеству свидетельствуют его письма, а в «Князе Серебряном» бросаются в глаза топографические привязки к церковным памятникам Москвы и попытки восстановить историю ее древних храмов (Соллогуб, 1845; Формозов, 1988.)19 «Религиозный историзм» середины XIXв Лишь к середине XIX в. образованная верхушка общества по-настоящему осознала важность религиозных древностей Руси. Это было связано с внесением в церков- ное сознание элементов историзма. «В царствование Александра I, с его мистицизмом и понятием надконфессионального «внутреннего» христи- анства, православие превращалось лишь в одну из христианских церк- вей» (Флоровский, 1937, 134). Но при Николае Павловиче в центр хри- стианского макрокосма была поставлена конкретно-конфессиональная форма—православие. Что при Александре считалось чисто внешним различием, при Николае стало почитаться внутренним и сущностным. Потребность в национальной (понимаемой как «древняя») церковной форме сказывалась во всем — от церковной архитектуры до манеры чтения и пения. Наступление эпохи «историзма» ясно выразилось в том, что вместо храма Витберга над Москвой встал храм Тона. Классический вкус критиковался как «вненациональный» или подозрительно-католи- ческий; элементы средневековой церковной традиции начали воспри- нимать как ценные. Иоанн, епископ Нижнего Новгорода, в 1841 г. гово- рил М.Н. Погодину: «Наши ученые живописцы привержены одной итальянской живописи, незнакомы с древностями и пишут часто такие образы, которые приводят в соблазн православных». Сам Погодин в 1849 г. после службы в Чудовом монастыре, где митрополит Филарет читал канон св. Андрея Критского, записал: «Наше чтение — без всякой католической декламации — имеет свой собственный характер, точно как и наше пение церковное и наша церковная живопись и наша церков- ная архитектура» (Барсуков, 1892, 168, 220). 14 Зак 3 363 417
F Древнюю церковь теперь воспринимали как историческую святыню и одновременно — как образец для создания искусства и быта, адекват- ного религиозному сознанию. Описывая акт освящения единоверческой Никольской церкви на Преображенском кладбище митрополитом Фила- ретом (3.04.1854), М.Н. Погодин подчеркнул, что иконостас «состоял из икон наидревнейших, наиблаголепнейших, писем новгородских и мос- ковских царских. Устроение снято с первых церквей, основанных по введении христианства» (Барсуков, 1899, 29). Филарет доносил, что «в освящении сего храма употреблен древний антиминс, освященный при святейшем патриархе Филарете. Освящение ... совершено по старопе- чатной книге ... Приличным я счел в сем священнослужении употребить древний саккос митрополита Макария ... древний крест с мощами, вклад царя Михаила Феодоровича ... напрестольные священные сосуды, также древние ...». Не только в староверческой, но и в государственной церкви «древность» стала синонимом истинности. Нельзя сказать, что историзм полностью изменил прежний характер почитания древних реликвий — но он стремился обогатить его, расши- рить взгляд на ценность вещного мира подлинных предметов, соединив этот мир с преданием. Раньше пришедшие в ветхость литургические предметы (старые престолы, иконы и др.) уничтожались, поскольку со- хранение их вне служебного предназначения было бессмысленно и не- возможно. Теперь множатся попытки использовать их для местных «церковно-археологических» музеев. Так, в 1863 г. при обновлении Вла- дычного монастыря в Серпухове после освящения «снятый древний престол, очищенный от гнили, по распоряжению ... митрополита Фила- рета поставлен как памятник древней святыни в св. алтаре, в особо уст- роенном шкафе». Были извлечены хранившиеся в ризнице древние образа и перенесены в доступные верующим места—«для чтителей древней старины, для молитвенного поклонения всем и каждому бого- мольцу». Привели в порядок и архив (Рождественский, 1866, 91). Это был своего рода возврат к средневековому почитанию реликвий, но на уровне нового сознания, развивающегося в условиях господства рационально-научного подхода. Реликвии не только наследуются от древности, но и создаются заново. Архимандрит Соловецкого монасты- ря после отражения английской эскадры просит Синод, «чтобы дозволе- но было пробоину на иконе Божией Матери Знамение ... оставить навсе- гда, заделав легким чем-нибудь» и учредить в день нападения крестный ход по стенам. Историзм доходит тут до почти музейного подхода— предлагается сделать в Святых вратах пирамиду из ядер, поставить мо- настырские орудия и поместить при них соответствующие надписи.20 Древние церковные предметы начинают почитать как подлинные святыни. А.Н. Муравьев отмечает, что при освящении Гефсиманского скита в 1844 г. для него «собрано было все древнее из ... Лавры, дабы благословение Сергиево, Никоново и Дионисьево видимо перешло на новое их селение в вещах непосредственно к ним близких, через самую утварь, которую освятили они своим употреблением». (Добавим, что в 418
собственной коллекции А.Н. Муравьева хранилась масса самых настоя- щих, в средневековом вкусе, реликвий, привезенных им из путешествий к святым местам — камушков, растений и т.п., которые он даже решился описать в каталоге наряду с древними и новыми предметами церковного искусства: Муравьев, 1872). Подлинность, историчность героев нацио- нального прошлого даже несколько оттесняет трансцендентный смысл обычая употребления реликвий, придает ему элемент иллюстративно- сти. Например, на литургии в Знаменском монастыре на память св. Ми- хаила Малеина митрополит Филарет осенял крестом, вложенным в 1623 г. матерью Михаила Федоровича; в Спасо-Евфимиевском монасты- ре Суздаля на панихиде по князе Д.М. Пожарском архимандрит обла- чался в ризу, сшитую из «вкладной шубы» князя, а на аналой выносили иконы, пожалованные его родственниками. «Предстоявшие перенеслись в его время — так живо стало воспоминание!» — писал Погодин. (Цит. по: Баталов, 1998). Конечно, это была лишь тенденция, связанная с узким кругом обра- зованного церковного общества, близкого митрополиту Филарету — но она получала своеобразное подкрепление в развитии направления цер- ковной и художественной, по тогдашнему выражению, археологии. Проблемы «художественной археологии». «Художественная архео- логия» России выросла, как и во многих странах Европы, по сути дела, из потребности иметь надежные сведения о древней церковной архитек- туре и живописи для ее воспроизведения в русле нового «историческо- го» стиля. С точки зрения религии, в этом не было нового — сакрализа- ция формы как части церковного предания традиционна. Теперь эта традиция закреплялась указами.21 Знания из области церковной археоло- гии почитались необходимыми для правителей государства.22 Ученые и архитекторы проникаются идеей восстановления некоего национального (то есть средневекового, допетровского) церковно-художественного ар- хетипа. Погодин яростно упрекает художников за непонимание, «что такое Русский образ и что такое Русская церковь». Рихтер отказывается включать в свой свод памятников реконструкции и остатки зданий, не сохранившие древних элементов. Но представления о древних формах были еще весьма несовершенны. Полагали, например, что традицион- ность русского быта позволила сохранить неизменными черты далекого прошлого. Думали, что степень повторяемости архетипических черт в Древних храмах достаточно велика: «хотя церковь ... совершенно не в древнем виде, но основываясь на сходстве между собой всех церквей XII и XIII века, можно заключить, что она была также им всем подоб- на ...». Первые робкие попытки создать «формулу» древней церкви опира- лись на немногие признаки: тип кровель, сводов; количество глав; ино- гДа форму плана. И.П. Сахаров так описывал «древнейший византий- ский стиль»: «1. Храм устраивался равносторонним крестом; 2. на вер- шинах свода покрывалась дуговая кровля; 3. от краев кровли спускались подзоры; 4. алтарь устраивался с полукружиями; 5. стены облицовыва- 419
лись из белого камня». Кеппен одним из первых отметил, что устойчи- вый архитектурно-археологический элемент русского храма—его трех- частный алтарь («... присматриваясь к постройке старинных Греко-Рос- сийских церквей в России, замечаем ... что в древнейших из оных ... ол- тарь строился в виде трех полукружий»: Кеппен, 1822). Среди людей образованного круга в середине века уже легко найти заказчиков, также ищущих архетипов для возрождения старины. В.Д. Олсуфьев пишет Погодину в 1851г.: «В московском Даниловом монастыре положены родитель мой ... и бабка моя ... мне желательно устроить в сей монастырь, на поминок священные сосуды с обетною подписью; затрудняясь в правильном и приличном, сообразно древним примерам, составлении оной, я решился обратиться к вам с ... просьбою потрудиться написать мне таковую, которую можно бы было вырезать на поддонах потира и дискоса» (Барсуков, 1897, 507. Цит. по: Баталов, 1998). К середине века относится активизация коллекционирования иконописи и раннехристианских древностей, организация экспедиций на Афон и т.п. (см. гл.Х). Но сведений для создания архетипических се- рий пока еще явно не хватает. Например, для росписи церкви Спаса на Бору в средневековом духе не смогли составить программу и в конце концов ограничились заказом копий ярославских фресок. Поиск архетипа привел к усвоению взгляда на первоначальный об- лик как на идеальный, прекрасный образ прошлого. Первоначальная форма получает эстетический приоритет перед всеми последующими, которые ее «обезображивают». Понятие «древний» стали мысленно ас- социировать с понятием «первоначальный» и даже «верный». Оно про- никло в строительные уставы, повлияло на методы изучения. Строи- тельный устав определил даже верхнюю границу «древности»: церкви, «построенные вообще не позже начала восемнадцатого века». Учебная программа А.С. Уварова по реставрации (1869) предусматривала только две возможные ситуации: «цельное здание с новейшими поправками или развалины, утратившие первоначальную форму». Отсюда открывал- ся прямой путь к той «стилевой реконструкции», которая господствовала в середине XIX в. повсюду в Европе. Недаром при реставрации 1860- 61 гг. Успенского собора во Владимире председатель Археологической комиссии С.Г. Строганов сожалел о невозможности снести не только при- стройки XVIII века и позднесредневековые, но даже галереи 1180-хгг.! В условиях, когда «ярлычок» с древней датой относили еще к памятнику в целом, не имея возможности сразу отделить дополнения, поздние час- ти воспринимались как «обманывающие», а следовательно— «непод- линные», искажающие, даже «поддельные». Это резко усиливало тягу к «первоначальному». Конечно, аргументы «от древности» оставались чужды той части общества, которая сохраняла следы архаического синкретизма в церков- ном сознании. Мемуары полны случаев, описывающих глухоту провин- циального священства и прихожан в вопросах сохранения древностей. Отчасти это объяснялось просто невежественностью и тяготами жизни 420
местного духовенства, но нужно помнить, что позиция духовенства бы- ла просто отражением неоднородности взглядов массы верующих. Ос- новным требованием прихожан оставалось требование «неизменяемо- сТИ)> — современный вид памятника освящен в их глазах уже тем, что входит важным элементом в структуру церковной жизни.24 Нельзя забывать, что термин «археология» по отношению к церков- ным объектам в XIX в. можно понимать лишь со значительной долей условности. Речь шла обычно о действующих, используемых общиной Хрямях «Археология» на таком памятнике — примерно то же, что пата- логоанатомия на живом существе. (Потребуется революция и последо- вавшее своеобразное «убийство» этих организмов, чтобы такой «про- зекторский» подход стал правомочным и рациональным). Пока же от- странение всего «искажающего древний вид» могло осуществляться, только если было разумно с точки зрения прихода, и задачи исследова- теля корректировались требованиями церковного быта. В переписке священства с археологическими учреждениями чаще всего звучат про- тесты против слома недавно пристроенных элементов (например, теп- лых трапезных); против сужения растесанных окон и т.п. Иными слова- ми, храм существовал внутри длившейся еще, продолжающейся цер- ковной истории и попытки вернуть его в ушедшее средневековье сталкивались с реальностью современной жизни. Конечно, отношение к церковно-археологическим элементам здания даже у исследователей было еще неразвитым. Говоря о «первобытной древности», часто подразумевали внешнюю форму, а не подлинные, ма- териальные детали, требующие изучения. И.М. Снегирев, описывая ра- боты на ц. Успения на Покровке, писал: «Главным правилом для себя поставили храмоздатель и зодчий сохранение, сколько возможно, в пер- вобытной целости не только частей здания, но и деталей и орнаментов; ветхое заменили новым, не изменяя первоначальной формы» (Снегирев, 1857). Он же в письме к Погодину об «антиархеологических передел- ках» в Троицкой Лавре подчеркивал важность для него только святынь и древностей.25 Лишь немногие чувствовали важность подлинных ар- хеологических деталей.26 Потребность в достоверности была основой воспитания и в Акаде- мии художеств. Именно «полный живописный курс археологии и этно- графии для художников» подсказал Оленину в 1830-х гг. необходимость послать Ф.Г. Солнцева «для отыскания древностей». Эта традиция со- хранялась в среде художников очень долго и была передана позже мас- терам XX века.27 В конце концов, однако, «археологизм» в отношении к Церковным древностям возобладал над «историзмом», сформулировав критерии как для оценки достоверности артефактов, так и для результа- тов исследований. Если в начальный период собирания и первых попы- ток систематизации древностей общество радостно причисляет к ним предметы, имеющие претензию быть таковыми — то теперь оно подвер- нет их критическому анализу, отделяя недоказанное.28 Важнейшую роль в становлении «археологического» подхода к художественным древно- 421
стям сыграла выработка принципов достоверного издания рукописей А.Ф. Бычковым в Археографической комиссии. В 1850-х гг. родился и научный метод реставрации темперной иконописи. Н.И. Подключников при реставрации икон Успенского собора отказался от дописывания, но нашел способ послойного снятия записей, позволивший раскрыть пер- воначальный красочный слой (Вздорнов, 1986, 42-43). Несколько позже А.С. Уваров пришел к выводу о необходимости отделять в каждом па- мятнике сторону художественную от археологической. В 1870-х гг. он сформулировал свое представление об «археологическим памятнике». О предмете древности отныне требовалось знать: «а) ... на каком месте найден был или сделан был этот памятник? б) при каких условиях най- ден ... в) к какому времени принадлежит ... и какая степень его сохран- ности?» Иными словами, предмет мог стать памятником лишь после процедуры научной атрибуции. 3. Церковные древности и сложение археологических организаций Развитие изучения церковных древностей тесно связано с общим ходом становления отечественной археологии. Середина XIX в. была эпохой поиска наиболее удобных организационных форм ее. Русское археологическо-нумизматическое (позже просто археологическое) об- щество (РАО) возникает в 1846 г. В 1850 г. учреждается орган государст- венного контроля за памятниками древности — Археологическая ко- миссия прн Кабинете Его Императорского величества (ИАК), чья дея- тельность по-настоящему активизировалась после реорганизации 1859 г. В 1864 г. сложилось Московское археологическое общество, деятель- ность которого приобрела весьма значительный размах. С 1869 г. в Рос- сии регулярно проводят Археологические съезды, обычно ориентируе- мые на исследование древностей одного из обширных регионов Импе- рии. С 1872 по 1883 г. ведется подготовка к открытию Исторического музея, имевшего специальный раздел христианских древностей. Нако- нец, деятельность специалистов, занимающихся византийскими и ран- нехристианскими древностями, переносится за границу, в Восточное Средиземноморье, Закавказье, Среднюю Азию. (Подробнее: Лебедев, 1992; см. также гл. V). Однако даже становление организационных структур в археологии России не было простым поступательным процессом; ему предшество- вала уже знакомая нам напряженная борьба социальных сил. С середи- ны XIX в. разворачивается своего рода состязание за право контроля над использованием памятников церковной старины. Синод пытался сохра- нить контроль за изучением древних церквей и принять меры их охра- ны— ведь среди храмов России древние, средневековые, составляли значительный процент. Но постепенно складывалась и светская государ- ственная система учета древних церковных памятников.29 Центральный государственный орган охраны и исследования памятников церковной 422
г архитектуры, придворная Археологическая комиссия, в 1889 г. получи- ла, вместе с исключительным правом разрешать раскопки, право надзо- ра за реставрацией и хранения документации по ней. Комиссия активно участвовала в реставрациях и раскопках церковных памятников.30 Третьей силой в «борьбе за древности» стали научные общества. Очень показателен конфликт между Императорской археологической комиссией и Московским археологическим обществом за право контро- ля в ходе исследований и реставрации. Идея создания единой системы сохранения памятников изначально лежала в основе учреждения ИАК, но не сразу осуществилась. Параллельно этой государственной структу- ре одна за другой возникали общественные организации.31 Главным событием «общественно-научной» жизни стало утвержде- ние в 1864 в Москве при РАО двух специальных обществ, избравших отечественные древности целью занятий: Общества древнерусского ис- кусства при Публичном музее и Московского археологического общест- ва (МАО). Во главе последнего стал граф А.С. Уваров (1825-1884), уже известный к этому времени археолог, что во многом определило судьбу общества. Этот ученый сыграл совершенно особую роль в истории рус- ских церковных древностей. Он был не только одним из основателей обоих археологических обществ (РАО и МАО). По его инициативе воз- ник Исторический музей и собирались Археологические съезды. Граф, изучавший античные древности в Санкт-Петербурге, Берлине и Гей- дельберге, начинал с исследований в Причерноморье. Однако и русские древности были ему не менее интересны; уже в речи на первом заседа- нии он подчеркнул их приоритет. В результате первый параграф устава утверждал, что МАО «имеет целью исследование археологии вообще и преимущественно русской» (Уваров, 1865а, I—VI; Историческая записка, 1890; Устав, 1864, 3; подробнее о жизни и деятельности: Формозов, 1993). В 1869 г. МАО провело работу по созыву I Археологического съезда, а в 1870 г. создало особую Комиссию по сохранению древних памятни- ков. Уже на II съезде было предложено ввести общественный контроль за их сохранением, что вскоре возымело некоторое действие. Статья 207 нового, после 1857 г., издания Строительного устава (1874) изъяла древ- ние церкви из ведения местных архиереев и отдала их под надзор Сино- да. Из ведения епархиальных властей ушли «церкви древние, т.е. по- строенные вообще не позже начала XVIII века, или хотя не древние, но замечательные по зодчеству или историческим воспоминаниям». (Прав- да, при этом местное священство получало право перестраивать прочие Церкви в городах за исключением столиц). МАО имело в исследованиях церковных зданий естественный при- оритет. Его Комиссия по сохранению древних памятников была уни- кальной структурой. Само географическое положение общества было существенным преимуществом: основная масса построек, ждавших ис- следования, относилась к церковным зданиям Москвы и ближайших губерний, древних областей Московской Руси. Появление МАО в корне 423
14 изменило всю деятельность по исследованиям русской церковной ста- рины, придав им необходимый универсализм и систематичность. Важ- нейшим инструментом и основой системного изучения русской «худо- жественной археологии» стали Археологические съезды. Программы и вопросы, разрабатывавшиеся их предварительными комитетами, позво- ляли развить малоисследованные направления, особенно — в истории церковного зодчества. Ответов, правда, зачастую не находили — но нау- ка остро нуждалась уже в самой формулировке вопросов, что способст- вовало дальнейшим исследованиям. Если сначала Уваров имел право сказать: «Археология наша, лишенная научной формы, оставалась в ви- де сборника отдельных, не связанных между собою материалов», — то I уже с конца 1870-х гг. положение начало быстро меняться. Члены комиссии МАО удачно совмещали кабинетную научную ра- боту с невероятно активными натурными исследованиями церковных памятников, их реставрацией и охраной от разрушений. Поэтому обще- ство пользовалось авторитетом не только в Москве, но и в провинции, где способствовало пробуждению интереса к церковной старине и оформлению кружков ученых-краеведов.32 К 1880-м гг. Московское археологическое общество могло уже рас- i сматриваться как общероссийская организация, ведающая охраной и | исследованиями древних памятников — причем это была структура об- I щественная, «инициативная», а не государственно-бюрократическая. Однако для включения такого элемента в организм имперского управле- t ния страной не было разработанной процедуры и вскоре авторитет МАО был ущемлен без всяких видимых причин и без необходимости. В 1889 г. «высочайшим повелением» исключительное право осуществлять надзор за памятниками древности и археологическими раскопками, а ; также разрешать реставрацию и ремонт древних зданий было присвоено Императорской археологической комиссии. Московское общество, ко- ' нечно, выступило против сведения всей естественно развивающейся I отечественной археологии к деятельности одного государственного уч- реждения— но результат был весьма скромным. Петербургская комис- сия, хотя и не препятствовала активности МАО, но сохранила за собой практически все контрольные функции. Имена и книги. Среди ученых второй половины XIX в., работавших с памятниками христианского прошлого, было много славных имен. Для развития исследований национальных церковных древностей важное значение имело знакомство с областью древностей раннехристианских и византийских. Определяющими здесь для России середины XIX в. стали труды Алексея Сергеевича Уварова (1824-1884). Как известно, он про- явил себя в самых разных сферах изучения древних культур (см. выше). Прекрасный организатор, основатель и председатель МАО, с 1867 по 1915 г. издававшего знаменитые «Древности», он хорошо известен и как исследователь русской средневековой архитектуры (см гл. X). Церков- ные древности христианского мира были важным направлением в его деятельности: он готовил материалы для специального словаря этих I 424
г древностей; собрал коллекцию, включившую массу образцов церковно- го искусства, каталог которой является полезным пособием для специа- листов. Его церковно-археологические работы составили отдельный том «Сборника мелких трудов», вышедшего уже после смерти автора (1910). Уваров глубоко чувствовал серьезность и перспективность истори- ческих исследований ранних церковных древностей, которые были мало известны в России (хотя кое-что уже переводилось, например, книга И. Бингмана «Памятники древней христианской церкви», 1829). В ре- цензии на один из первых в Европе словарей христианских древностей аббата Мартиньи он отметил, что это и руководство для учащихся, и на- стольная книга для ученых, причем такой подход — потребность време- ни. «Как памятники истории церковной, христианские древности служат одним из главных источников для богословия и оттого, вместе с нею, подверглись теперь такой основательной обработке», — писал Уваров. Он с горечью говорил о непонимании значения археологии этих древно- стей, которое «дошло до того, что мы не имеем даже руководства, пи- санного по-русски», указывая на пример Франции, где в «последние тридцать лет» не только признали необходимость их изучать, но и поня- ли, что, тесно связанные с самим развитием церкви, они «составляют основание нашего образования и должны преподаваться юношеству на- равне с другими главными науками». Он отмечал, что еще сравнительно недавно, в 1840-х гг., христианская археология была и во Франции почти забыта—а через двадцать лет не только достигла расцвета, но и стала одной из важных дисциплин во многих учебных заведениях. Уваров на- деялся, что лет через двадцать лет то же самое случится и в России — и в известной мере был прав (Уваров, 1865, 24). Неудивительно, что именно А.С. Уварову принадлежит ряд первых серьезных попыток «пересадки» европейской христианской археологии на русскую почву — одновременно с критикой в ее адрес, для чего было задумано создание свода работ под названием «Христианская символи- ка». Позже младшие коллеги Д.В. Айналов и Е.К. Редин расскажут, что мысль об этом возникла у Уварова еще в ходе заграничного путешест- вия, при посещении Рима и Неаполя. «Впоследствии ... начались срав- нения, зародилась необходимость применить и к русскому искусству исторический метод и дознаться, что именно из древнехристианского искусства могло оставить след среди русского народа, каким образом этот след изменился и переработался под влиянием северной природы, переживаний русского народа и тех поэтических воззрений и поня- тий ...»(Уваров, 1908, З).33 Уваров пока оставался в русле итальянской, французской и немец- кой науки 60-х гг., которая полностью базировалась на представлении о «disciplina arcani», т.е. о последовательном осуществлении в раннехри- стианском искусстве «принципа тайны».34 Трактовка «принципа тайны» Уваровым была, однако, уже вполне оригинальной. Правда, материалы Первого тома он еще группировал по догматическим разделам, но при этом внес в метод историческую перспективу, сравнивая знаки не только 425
71 и не столько с догматами, сколько с более ранними античными и вос- точными изображениями. «Русская ученая школа, не принимая явного участия в ... продолжительном ученом расследовании форм древне- христианского искусства, выступила с историческим и сравнительным анализом форм его и для символов ищет исторического и точного объ- яснения», далеко уйдя за грань «disciplina arcani», — справедливо за- ключали Айналов и Редин. (Уваров, 1908).35 По сути дела, в годы активной деятельности графа А.С. Уварова по пропаганде раннехристианских и византийских древностей, примерно с 1860-х гг., можно говорить о попытке создания целого направления, но- вой церковно-археологической школы. В 1863 г. начал выходить журнал «Христианские древности и археология» (по шесть выпусков в год 1862-1877; затем годичные выпуски 1871-1877), который редактировал настоящий энтузиаст церковных древностей — Василий Александрович Прохоров (1818-1882) Преподаватель истории в Морском кадетском корпусе, в 1859 г. он был приглашен читать историю и археологию в Академии художеств и заведовать академическим Музеем древнерус- ского искусства (формировался с 1856 г.). Работа над всеобъемлющей программой этого курса, включавшего архитектуру, живопись (фрески, мозаики, иконы, миниатюры, заставки) и прикладное искусство (металл, резьба по дереву и кости, шитье и костюм), нашла отражение в много- численных материалах для журнала (Прохоров, 1872; Он же, 1875; Он же, 1875а). В 1863 г. Прохоров начал археологические поездки по Рос- сии, изучая такие храмы, как ц. Успения на Болотове, Спасскую Нере- дицкую, Софийский собор в Киеве. Он первым исследовал фрески Ста- рой Ладоги (очень поврежденные уже в 1849 г.), снял цветные копии с живописи в барабане, собирал из сбитых кусков целые, примерно дати- ровал. Получив образование в духовной семинарии, В.А. Прохоров имел своеобразный и несколько архаический взгляд на общее развитие рус- ских церковных древностей, отдававший классицизмом. Греческое ис- кусство виделось ему вершиной всех искусств, причем античный и ви- зантийский периоды рассматривались в совокупности. В русском цер- ковном зодчестве он предполагал их прямое продолжение. Как и Бол- ховитинов, Прохоров надеялся, что Русь наследовала «греческий храм» в чистом виде — и потому искал его совершенные образцы в Новгороде и Пскове. Убедившись на опыте в обратном, Прохоров решительно от- казался от прежней умозрительной концепции. «Положительно можно сказать, что до настоящего времени в России не сохранилось ни одного памятника чисто византийской или греческой архитектуры», — написал он и попытался объяснить «изменения и уклонения от первоначальных своих греческих форм» работой на русских землях романских (немецких и итальянских) строителей. Разработка этого подхода сделала его одной из основных фигур в «концепции заимствований». Его подход к анализу конкретных объектов был внимателен и трезв, но не равнодушен. Так, одним из первых оценил он важные перемены, 426
г вносимые в памятник при перестройках. Описания Прохорова—это настоящий мартиролог утрат, достроек, переделок «самых грубых и бес- смысленных». Современники, Мартынов и Снегирев, спокойно отмеча- ли эти переделки — но не делали отсюда методических выводов. Про- хоров же увидел в исследовании перестроек суть архитектурной страти- графии (или, по его выражению, «анатомии»): здания «невозможно изучать ... без археологической анатомии ... необходимо отделить все последующие прибавления и восстановить их первоначальный облик» (Прохоров, 1872, 2). Он даже пытался прибегнуть к объяснению отсут- ствия «чисто греческих» храмов плохой сохранностью ранних памятни- ков («новгородская древняя София в настоящее время для нас не суще- ствует») и указал на необходимость параллельного изучения деревянных храмов, очень мало тогда известных.36 Нужно полагать, что полный курс истории русского искусства, который ему было поручено составить в 1882 г. для Академии художеств, стал бы очень ярким событием. К со- жалению, старый ученый умер, не успев приступить к этой работе. Параллельно начавшемуся процессу целенаправленного исследова- ния церковных древностей продолжались и публикации общих собра- ний церковной старины (наиболее значительная — «Указатель для обо- зрения Патриаршей ризницы» епископа Можайского Саввы (1863); справочные издания (П.И. Савваитов, «Описание старинных царских утварей, одежд, оружия», 1865); работы по истории ремесел (Н.А. Арис- тов, «Промышленность древней Руси», 1866). Известный историк И.Е. Забелин создал многочисленные труды о русском быте, в том чис- ле— о церковной жизни и архитектуре (правда, наиболее важный из них, «Домашний быт русского народа», основан на письменных памят- никах). Особенно большой вклад им сделан, благодаря обработке и пуб- ликации архивов, в изучение церковных древностей Москвы. Прекрасные работы, которые с полным основанием могут быть при- числены и к теологическому, и к историко-археологическому направле- нию, создаются несколько позже замечательными учеными, работавши- ми в духовных академиях: Н.В. Покровским (1848-1917), А.П. Голуб- цовым (1862-1911), Н.Ф. Красносельцевым, Н.И. Троицким, И.Д. Ман- световым, А.А. Дмитриевским и др. Все они тесно сотрудничали с ко- рифеями отечественной археологии, истории, науки об искусстве и были многим обязаны светской науке (о чем с благодарностью писал в воспо- минаниях Н.В.Покровский). 7 В начале XIX в. выходит из печати капи- тальный труд Е.Е. Голубинского по истории русской церкви. Эпоха средневековья была полностью отражена в этой чрезвычайно полной и тщательной сводке имевшихся материалов, важным иллюстративным Дополнением к первым томам которой служил Атлас (1906). Но по-настоящему передовые, «авангардные» работы велись в по- следние десятилетия XIX и в начале XX в. всё же в сфере светской нау- ки, прежде всего в области иконографии.38 Высшие достижения связаны с именами Ф.И. Буслаева (1818-97) и Н.П.Кондакова (1844-1925). Бус- лаев совмещал занятия филологией с изучением истории искусства. 427
Присущий ему литературный талант делает его работы легкими для усвоения, но вместе с тем они насыщены ценными мыслями и наблюде- ниями исключительно эрудированного автора. Для церковной археоло- гии принципиальное значение имеют его статья «Общие понятия о рус- ской иконописи» (1866), книга «Исторические очерки русского орна- мента в рукописях» (издана в 1917) и особенно «Свод изображений из Лицевого Апокалипсиса по русским рукописям с XVI по XIX в.» (1884), ставший классическим. «Художественно-исторический подход» Н.П. Кондакова, его метод выделения «иконографических типов» как основы оказал значительное влияние на развитие археологии и искусствознания в целом.39 Вехой творческого пути Н.П. Кондакова стала важнейшая «История византий- ского искусства и иконографии по миниатюрам греческих рукописей» (1876), где дана периодизация и определены этапы развития искусства Византии, которыми пользуются и сегодня (внимание, уделенное имен- но миниатюрам, объяснялось большой степенью достоверности этого вида изображений, в отличие от икон и фресок почти не подвергавшихся позднейшему переписыванию). Предпринятое затем совместно с И.И. Толстым издание «Русские древности в памятниках искусства» в 6 томах стало поворотным этапом; впервые эти древности подверглись сквозной и последовательной систематизации, начиная с античной эпо- хи и кончая Древней Русью (которой посвящены два тома из шести). Для археологов, кроме «Русских древностей», особое значение имела сводная монография «Русские клады», работа над томами которой про- должалась в России после отъезда ученого. Труды Н.П. Кондакова ока- зали сильное влияние не только на русскую, но и на зарубежную науку. (Кызласова, 1985; Лебедев, 1992, 243-247; Тункина, 1995; см. также rn.V). Древности зарубежной, в том числе раннехристианской церкви вы- зывали до середины XIX в. сравнительно слабый интерес. Однако осоз- нание проблемы византийского, а через него и раннехристианского на- следия в русских церковных древностях, достигнутое во многом благо- даря трудам того же Уварова, Кондакова и многих других, оживили его. Вскоре развернулась разнообразная научная деятельность Н.П. Лиха- чева, труды которого, благодаря строгому методическому подходу, име- ют непреходящее значение для церковных древностей: «Материалы для истории русской и византийской живописи» (1906), «Историческое зна- чение итало-греческой живописи» (1911), «Материалы для истории ви- зантийской и русской сфрагистики» (1928, 1930). Вообще в области кри- тики, фиксации, публикации музейных собраний, специальных источ- никоведческих исследований памятников церковной старины к началу XX в. делалось уже чрезвычайно много.40 Невозможно пройти и мимо такого предприятия, как первая подлин- ная «История русского искусства» (1910-1916), работа над которой была организована И.Э. Грабарем. Издание было прервано, но первые выпус- ки, посвященные средневековому периоду, вышли почти все. Базовым 428
f материалом для них были, несомненно, именно церковные древности — архитектура и иконопись. Многотомник не только впитал давно накоп- ленную информацию и отразил существовавшие представления. Он стал коллективным исследованием, для которого проводились специальные экспедиции и накапливался фиксационный материал. До известной сте- пени оно было прообразом будущих сводов русских средневековых древностей. Особенно хороши были очерки, посвященные церковной архитектуре, написанные лучшими исследователями той эпохи. При всём интересе к предметам византийской и русской церковной старины, вплоть до конца XIX в. учёные писали об их эстетических дос- тоинствах очень осторожно и с массой оговорок. Но уже с началом вы- хода «Истории русского искусства» стало очевидно, что древнее церков- ное творчество Руси легко и естественно вписывается в общую евро- пейско-средиземноморскую картину развития искусства.41 4. Археология церковных древностей в послереволюционный период Спокойное и естественное, хотя и не простое, движение по изуче- нию отечественных памятников было прервано трагическими события- ми середины 1910-ххгг. Последствия революции и «советского перио- да» для науки очень противоречивы и не могут быть оценены однознач- но даже в области церковных древностей. Прежде всего дало себя чувствовать негативное отношение к религии, в том числе христианству, и к православной церкви. Атеизм как часть государственной идеологии повлёк за собой массовое разрушение храмов, расхищение или уничто- жение массы памятников церковной старины. Наука понесла тяжелей- шие утраты в персональном составе. Масса специалистов покинула страну, другие прекратили исследования, многие были уничтожены фи- зически. Сравнительно редкие сохранили хотя бы ограниченную воз- можность прежних занятий в первые послереволюционные десятилетия, часто за счет отказа от изучения церковного искусства. Многие обрати- лись к собственно археологии. Так, например, вынужден был поступить блестящий ученик Д.В. Айналова, создателя углубленного формального анализа памятников, Л.А. Мацулевич (1886-1959).42 Его коллега Н.П. Сычев, продолжив занятия церковными росписями, подвергся ре- прессиям и смог вернуться к деятельности реставратора и исследователя только после реабилитации. Умножить примеры легче легкого.4 Наиболее тяжелыми последствиями являлись: разрыв с националь- ной научной традицией; отход от общемирового исследовательского процесса и своеобразная научная изоляция; утрата возможности герме- невтического подхода к христианским памятникам, полная потеря связи с литургикой, церковной историей и другими церковными дисциплина- ми. Наука лишилась даже самоназваний, поскольку одиозны стали сами слова «церковная» и «христианская». Результаты не замедлили сказать- ся. Достаточно сравнить работы, посвященные одним и тем же христи- kk 429
1 анским памятникам Крыма, написанные в дореволюционных традициях (например, «Эски-Керменскую базилику» Ф.И. Шмита) — с не менее капитальными исследованиями прекрасного знатока византийской архи- тектуры, А.Л. Якобсона, выполненными по канонам новой советской школы. При массе положительных сведений, добросовестной проработ- ке полевых и музейных материалов, строгом археологическом и архи- тектурном анализе — функциональный анализ церковных памятников просто опускался. Тщательность источниковедческой обработки и нако- пление достоверных фактов при отказе от их толкования в рамках цер- ковно-исторического контекста присущи подавляющему большинству исследований советских ученых по церковным древностям во второй- третьей четв. XX в. Конечно, реальная картина в науке после революции была очень сложной. Советская власть выработала отношение к археологии как к одной из важных наук в сфере гуманитарных (или, говоря тогдашним языком, идеологически важных). Она получила новое официальное на- звание— «история материальной культуры», обусловленное примитив- но понимаемым материализмом, постулатом о замене «истории прави- телей» — «историей масс», а также недоверием к ученым «кабинетным» (филологам, лингвистам и др.) как «аристократическому» типу ученого, которому противопоставлялся «демократический» тип ученого-практика (археолога-полевика). В результате нарушилось традиционное разграни- чение профессиональной компетенции историков, изучающих письмен- ные источники, и археологов, последствия чего ощутимы до сих пор. Кроме того, получаемая от государства поддержка сопровождалась на- вязыванием чуждых исследователям и с большим трудом сочетаемых с археологическим материалом вульгарно-социологических схем. (Под- робнее: Клейн, 1993). Создание общей «марксистской концепции» русской истории, а так- же «большевизацию» науки возглавил вернувшийся в 1917 г. из эмигра- ции историк М.Н. Покровский (1869-1932). В собственных работах это- го талантливого ученого много спорного и уязвимого, но они на голову выше пришедших на смену бесцветных социологических разработок концепции национальной истории 1930-1960-х гг. Церковной историей М.Н. Покровский не занимался и главы по истории религии для его тру- да написаны другим автором, Н.М. Никольским. Они носят сугубо атеи- стический, вульгарно-материалистический характер. Разумеется, дореволюционные традиции церковной археологии оборвались не сразу, некоторые исследователи продолжали упорно ра- ботать и в годы гражданской войны, и в 1920-30-х гг. Особенно ценно наследие кружка ученых, опиравшихся в исследовании церковных древ- ностей на богатейшее собрание Троице-Сергиевой Лавры. В 1923 г. П.А. Флоренский, священнослужитель, известный религиозный фило- соф, много занимавшийся церковными древностями, описал хранив- шиеся там панагии.44 В сохранении дореволюционных традиций искус- ствоведения Византии большую роль играли учившиеся у лучших пред- 430
ставителей «старой» академической науки Н.И. Брунов и В.Н. Лазарев, чьи капитальные труды сохраняют значение и по сей день (см. гл. X). Продолжались работы в области эпиграфики. В 1936 г. вышел ценный свод академика А.С. Орлова «Библиография русских надписей XI- XV вв.», имеющий фундаментальное значение для церковных древ- ностей Руси и переизданный с дополнениями в 1952 г. Даже Великая Отечественная война не прекратила полностью работы в области древнерусского искусства и археологии. Но она для России отнюдь не была тем катализатором, каким оказалась для исследования церковных памятников в странах Западной Европы, особенно в Англии и Германии. Там разрушения заставили ученых повернуться лицом к проблемам восстановления древнего наследия, одновременно позволив заглянуть во многие уголки храмов, совершенно недоступные в ходе служебного использования. В России же бесхозных и разрушаемых храмов было и без того довольно. (И по сей день их руины производят порой впечат- ление каких-то природных всхолмлений — например, храмы Свенского монастыря под Брянском, многие церкви Свияжска и др.). Однако патриотический подъем; явный поворот идеологической политики в сторону национализма; восстановление некоторых государственных функций воссозданной церкви — помогли поставить вопрос о рестав- рации и попутном изучении пострадавших памятников. Отношение к храмам, разрушенным в ходе военных действий, было уже принци- пиально иным, чем к тем, которые пали жертвой антирелигиозной исте- рии 1930-х гг. Это отразилось в выпуске известного сборника «Памят- ники искусства, разрушенные немецкими захватчиками в СССР» (1948) и попытках (разной степени удачности) реставрировать такие храмы, как ц. Пятницы в Чернигове, собор Новоиерусалимского монастыря и др. В послевоенные годы заметным явлением стали капитальные моно- трафии Б.А. Рыбакова: посвященный прикладному искусству и ремеслу труд имел большое значение для «археологии церковных предметов»; новая эпиграфическая сводка «Русские датированные надписи» (1964), своеобразным продолжением которой стал свод Т.В. Николаевой (1971), включивший памятники с надписями XV — первой трети XVI в. Осно- вой последней работы послужило составление подробного каталога со- брания Троице-Сергиевой Лавры. Упомянутые своды сохраняют эта- лонное и одновременно справочное значение для тех, кто занимается сейчас изучением прикладного искусства.46 Новую страницу церковной археологии открыли раскопки в Новго- роде. Их результаты до сих пор не до конца осознаны с этой точки зре- ния. Благодаря хорошей сохранности органики в древних слоях, можно прослеживать границы усадебных комплексов и сопоставлять их с ин- формацией, содержащейся в берестяных грамотах с этих участков. За- частую удается установить имена владельцев, род деятельности и т.п. Одно из таких домовладений принадлежало священнику «Олисею Гре- чину», занимавшемуся также писанием икон, что засвидетельствовано обильными остатками характерных для этого искусства инструментов, 431
материалов и заготовок. В берестяных грамотах обнаруживаются важ- ные свидетельства ранней церковной и даже приходской жизни, церков- ного обучения детей грамоте и т.п. Особая роль в этих исследованиях принадлежит В.Л. Янину, работы которого по сфрагистике и комплекс- ному исследованию новгородской истории (в том числе древностей церквей и монастырей, включая возрождение такого жанра, как рекон- струкция некрополя) — заложили совершенно новый обширный базис методов разработки и критики источников. (Янин, 1965; Он же, 1970; Он же, 1977; Колчин, Хорошев, Янин; 1981; Янин, 1988). Настоящий рывок совершила археология храмов домонгольской Ру- си и основанная на ней история зодчества, полностью переписанные в 1940-1970-х гг. Натурные исследования 1920-х гг. продолжили лучшие дореволюционные традиции, а довоенные раскопки М.К. Каргера в Кие- ве, Н.Н. Воронина во Владимиро-Суздальских городах, позднее П.А. Рап- попорта в Смоленске и Г.М. Штендера в Новгороде — развили их, что вывело исследования древнерусского зодчества на гораздо более высо- кий уровень информативности (см. гл. X). Среди иконографических ис- следований древнерусской фасадной скульптуры необходимо выделить труды Г.К. Вагнера, посвященные анализу белокаменной резьбы Влади- миро-Суздальских храмов; особенно ценен первый из них, посвящен- ный декору Преображенского собора в Юрьеве-Польском (Вагнер, 1964 и др.). Суммируя результаты работ «советского периода», можно сказать, что изучение церковных древностей не прекращалось, но лишь транс- формировалось и стало несколько односторонним. Работы в областях средневековой археологии Руси, искусствознания, общей медиевистики, византиноведения продвинули историю церковных древностей и она заняла подобающее ей место, хотя в условиях господства атеизма ряд тем оставался недоступным для исследования, а обсуждение других приходилось терминологически маскировать. Работы по церковно- археологической тематике были отмечены рядом несомненных успехов, шли вровень, а в некоторых областях и опережали современную миро- вую науку. В наибольшей степени продвигались вперед конкретные ис- следования— раскопки храмов, реставрация и исследование предметов прикладного искусства, икон, фресок, рукописей. Но пострадали уязви- мые для «критики с идеологических позиций» области теории, семанти- ки, вообще разделы, связанные со смысловой и исторической трактов- кой изучаемых явлений. Вынужденный отказ от рассмотрения церков- ных древностей в контексте Священного Писания, святоотеческой литературы, литургики и пр. — породил «смысловой голод», который удовлетворялся за счёт самых неожиданных интерпретационных подхо- дов.47 Справедливая критика этих подходов составила пафос ученых, обратившихся за поддержкой к источникам. В последней четверти XX в. необходимость восстановления изуче- ния церковных древностей в полном объёме и выделения для них собст- венного места в системе исторических наук вполне отчетливо прояви- 432
г лась в обозначившимся нарастании интерпретационного подхода, ак- тивном обращении к трудам классиков дореволюционного периода и зарубежных коллег. В конце 80-90-х гг. появились доклады, лекции и публикации, в которых прямо постулировалась необходимость теорети- ческого, практического и организационного возобновления «церковной археологии». Усилия в этом направлении активизировала состоявшаяся в 1995 году первая Всероссийская церковно-археологическая конферен- ция (Псков), стремившаяся наметить главные пути взаимоотношений между церковью и современной наукой и возобновить оборванные на- правления исследований.48 Важным показателем потребности в углубленном, комплексном, «смысловом» изучении христианских древностей Руси в контексте куль- туры христианского Востока стало возникновение внегосударственных объединений ученых (в основном историков, искусствоведов, археоло- гов), ставящих целью организацию независимых конференций, издание материалов по иконографии и источниковедению, устройство выставок. Среди них «Центр восточнохристианской культуры» (ЦВХ), «Институт христианской культуры средневековья» (ИХКС), Археологическое об- щество «Древности» (наследующее традицию РАО) и другие, конферен- ции, симпозиумы и издания материалов которых стали заметными со- бытиями в научной жизни.49 Примечания к главе IX 1 Слово курган — тюркского происхождения, но, например, в западных зем- лях их называли «капцы» от литовского kapas — могила. Их часто упоминают польские, литовские и западнорусские историки; известный краковский каноник Ян Длугош (1415-1480) описал «капцы» под Краковом, а М. Меховский (1475— 1523) считал, что холмы и рвы отмечают известные места битв венгров с татара- ми. (Алексеев, 1996). 2 Вставка XVII в. в Никоновскую летопись, рассказывая о чудотворных ико- нах, которые взял в поход на Полоцк Иван IV, добавляет: «Когда же боголюбез- ный царь и великий князь мысли итти иа безбожную Литву, бе же тогда в его казне крест полоцкий, украшенный златом и каменьем дорогим, написано же иа кресте: «сделан крест в Полотску повелением княжны Евфросиньи и поставлен в церкви всемилостивого Спаса, да не изнесет его из тое церкви никтоже, егда же кто из церкви изнесет, да примет с тем суд в день судный». Нецые же пове- дают: впрежний некогда смолняне в Полотцку взяша в войне и привезоша в Смоленск; егда же благочестивый государь князь великий Василей Ивановичь всея Русин вотчину свою Смоленск взял, тогда же и честный крест во царст- вующий град в Москву привезен. Царь же и великий князь тот крест обновити велел н украсити, и тот честный крест взя с собою и, имея надежды на мило- сердного Бога и крестную силу, победи врага своея, еже и бысть». (Цит. по: Алексеев, 1996). 3 Предполагалось, что Параскева-Евфроснния умерла в Риме, т.е. католичкой. Истину о жизни и самое имя «Евфросиния» установил немного позднее, в 1781 г., другой базилианин, Игнатий Стебельский. Подробнее: Алексеев, 1996. 4 «Относительно древности этой церкви я не видел ни одного документа, од- нако я думаю, что Коложская церковь построена в то самое время и в том столе- тии, когда воздвигнут был полоцкий кафедральный храм, т.е. во время удельных 433
русских князей и до обращения Литвы а Святую Веру. Думаю, что церковь эта основана и построена примерно около лета Господня 1200, эта церковь кирпи- чем и известкой похожа на кафедральную полоцкую церковь ...». Прежде чем остановиться на иконах, Кульчииский описал знаменитые камни, которые «кре- стообразно» вделаны в стену, а выше «крестообразно вделаны в стенах кресты из полированных желтых и зеленых кирпичей», не забыл упомянуть окна, двери, кирпичный пол и рухнувший «каменный потолок». Он же впервые обратил вни- мание на голосники: «Достойно удивления, что в этом древнем храме во всех стенах находится множество отверстий, кажущихся маленькими н узкими, ибо только руку можно просунуть в них, ио внутри стен расширяющихся в большие и широкие горшки». Вообще это попытка настоящего научного описания исто- рического памятника, сделавшая бы честь любому европейскому антикварию XVII века. Отдельно описаны столбы (колонны), изучены стены и сделан вывод о существовании когда-то роскошного иконостаса (правда, неверный) и др Кульчииский принял меры к укреплению древней церкви против подмыва Нема- ном («велел построить у горы забор, привалить его навозом, а также велел поса- дить туг разные деревья») (Подробнее: Рогов, 1966, 200, 205). 5 Уже в так называемых «Поморских ответах» (1722), составленных под ру- ководством главы поморских староверов Андрея Денисова, содержался тща- тельный анализ сомнительных мест в текстах, опиравшийся на палеографиче- ские наблюдения и историческую критику. Старообрядческое собирательство и знаточество послужили важным подспорьем становлению научных знаний о древнерусском искусстве и церковной материальной культуре. Однако позже старообрядческая среда стала источником многочисленных подделок «под ста- рину», предназначенных для собирателей, дворян или своих же единоверцев- купцов. 6 На основе последней а 1839 г. был составлен учебник для духовных семи- нарий «Церковная археология в вопросах и ответах». Распоряжение о создании «церковно-археологического» свода было сделано еще при Елизавете Петровне, ио осуществить его не удавалось вплоть до 1803 г. 7 Страстным коллекционером и в известной мере даже археологом был и по- следний польский король Станислав Август Понятовский. В 1781 г. Тадеуш Чац- кий, по поручению «короля и примаса ... вскрывал королевские могилы на Ваве- ле, находя для Изабеллы Чарторыйской разные древние и ценные находки», причем король задавал своим корреспондентам вполне продуманные вопросы. (Abramowicz, 10; цит. по: Алексеев, 1996). ’ Он увлеченно излагал А.Ф. Малиновскому результаты первых раскопок в Киеве, «обрытия» Десятинной церкви «на иждивение» митрополита Евгения «Следы открывшегося фундамента показывают уже отчасти его пространство, щебня средн церкви, мозаик». Из Полоцка до столицы доходили сообщения о работах другого собирателя, аббата Борисоглебского монастыря (принадлежав- шего тогда базилианам) Иоиля Шулакевича, который, «отрыв под землей цер- ковь ... и поныне показывает придел оной». Фундамент какой-то церкви видел там еще Стрыйковскнй (Алексеев, 1997, 26). 9В 1792 г. обнаружили знаменитый Тмутараканский камень, несущий над- пись с датой 1067/8 г. В 1794 г. появилось печатное сообщение о нём в книге А.И. Мусина-Пушкина, посвященной местоположению Тмутараканского княже- ства, а в 1806 г. серьёзное исследование надписи опубликовал президент Акаде- мии художеств А.Н. Оленин. В 1808 г. на месте Липецкой битвы 1217 г. был найден древнерусский шлем, украшенный священными изображениями и над- писями. Несколько позже, в 1821 г., в окрестностях Чернигова обнаружили заме- чательный золотой медальон-«змеевик» XI в. Вокруг его русских надписей и 434
трудного для расшифровки греческого текста вспыхнула оживленная научная полемика. 10 В 1805 г. Ф.И. Круг впервые указал на местное происхождение древнейших монет киевских князей. В 1813 г. напечатали первый том «Собрания государст- венных грамот и договоров», где были приведены и печати к ним, в 1812 г. П. Кеппен опубликовал «Список русским памятникам, служащий к составлению истории художеств и отечественной палеографии». Вскоре академик А.ФАде- луиг посвятил специальное исследование Магдебургским («Корсунским») вра- там Новгородского Софийского собора (1834). 11 Для работы с «Историей государства Российского» следует иметь в виду важное пособие, изданное в 1844 г. П. Строевым («Ключ или алфавитный указа- тель», репринт: 1988), а также комментарии (особенно превосходные библио- графические и архивные указатели), содержащиеся в выходящем сейчас акаде- мическом издании «Истории». 12 Один из лучших мастеров, А.Е. Мартынов, оставивший бесчисленное ко- личество видов Москвы, Владимира, Нижнего Новгорода и других городов, так обосновал стремление воспроизводить исторический пейзаж: «Быв убежден мыслию, что живопись действует сильнее и приятнее на воображение и зрение, когда знаешь историю и отличный интерес представленного кистью предмета». Ои правильно относил видовую живопись к области «познавательного» жанра и потому его листы содержат подробные справки об изображаемом (Славина, 1983,25-32). Прекрасные виды древних кремлевских храмов оставил Ф.Я. Алек- сеев. Уже в коллекции академика Кеппена были чертежи Десятинной церкви, Георгиевского собора Старой Ладоги и др. Впоследствии активную деятель- ность по организации путешествий «за стариной» развил издатель журнала «Отечественные записки» П.П. Свиньнн (Формозов, 1967, 208-212). 13 Экспедиция двигалась по маршруту Старая Ладога, Тихвин, Устюжна, Че- реповец, Белозерск и Вологда; оттуда в Киев, Чернигов, Курск, Боровск, Тулу. Плод путешествия — 4 огромных альбома великолепных акварельных рисунков (Публичная библиотека в СПб.) и краткие описания. Первая часть содержит ри- сунки и планы башен и церквей Староладожской крепости, виды северных мо- настырей и некоторых древних предметов; вторая — в основном вещи из Кирил- ло-Белозерского монастыря (чаши, кадила, ковши и кружки, шлемы и др.); тре- тья— план Киева с окрестностями и отдельные планы памятников («здесь сделано в первый раз покушение представить чертеж древнего Киева с окружно- стями, сей знаменитый город столь важное занимает место в древнем нашем бытописании, что давно уже нужно было издание подобного чертежа, без кото- рого описание многих происшествий кажется не довольно ясным, а некоторых даже совсем непонятным», — писали об этой работе в конце XIX в.); четвер- тая — планы Чернигова и других городов, археологические рисунки и коммента- рии. «Описание Бороздинского собрания рисунков к его археологическому пу- тешествию по России», составленное Поленовым, было опубликовано в Трудах 1 Археологического съезда. В инструкции 1830 г. для поездки во Владимир, Юрьев и Троице-Сергиев монастырь тот пишет: «Во Владимире вам надлежит срисовать вид собора, в малом размере, и вырисовать подробности его наружного вида. То же самое вам надлежит сделать в Юрьеве-Польском ... Мие сказывали, что иа камнях, из кото- рых сии храмы построены, много находится ваятельной работы ... Правда это или нет — не знаю. Вы сами это рассмотрите и воспользуйтесь тем, что может быть выгодно для художников.... При сем поручаю вам снять плане тех церквей и фасады их или прорезы, буде понадобится, представить не перспективно, а геометральио, с показанием их размеров саженями, аршинами, вершками или 435
дюймами» (Солнцев, 1876, 637). Далеко не все рисунки Солнцева были опубли- кованы, значительная часть хранится в музеях и библиотеках (в Музеях Кремля обнаружены прекрасные листы с видами раскопок храма и некрополя в Старой Рязани в 1830-х гг., см. гл. X). 15 Среди трудов писателей, оказавших влияние иа изучение церковных древ- ностей, можно указать очерки Н.Д. Иванчина-Писарева о Москве, «Путешествие по святым местам русским» А.Н. Муравьева, «Поездку в Кирилло-Белозерский монастырь» С.П. Шевырева и многие другие. 16 Из воспоминаний Б.В. Варнеке: «Кондаков ставил очень высоко его (ИМ Снегирева) уменье при самых скудных источниках и пособиях вникать в самую «суть дела». А все оттого, что он, как и М.Н. Погодин, были настоящие «старинщики». Для них старина не только предмет научных домыслов, а основа всего их внутреннего уклада. Этим они оба и сильны, подобно Голышеву, Боль- шакову и Филимонову ... Последний, кто понимал дело, был И.Е. Забелин, а все потому, что у стариков на плечах голова была ...»(Цит. по: Тинкина, 1995, 100) 17 Вне Москвы, в Новгороде, Пскове, Владимире, Ростове, Смоленске, сводки церковных древностей составляли очень много таких же ученых-любителей, например, писатель М.В. Толстой (1812-1896), архимандрит Макарий (Миролю- бов, 1817-1894), инспектор псковской семинарии А. Князев, В. Доброхотов и другие (Толстой, 1860-1862; Макарий, 1857; Он же, 1860, ч.1—2; Князев, 1858; Доброхотов, 1849, 1852). ™ «Да шпицы вечные церквей — с клистирных трубок снимок верный», — скажет еще резче неизвестный поэт 1820-30-х гг. в сатирическом стихотворении, приписывавшемся Д. Веневитинову. Ситуацию предпочтения античных древно- стей национальным точно характеризовал князь Н. Долгорукий, написавший в 1810 г.: «Мы скорее пустимся добывать кусок лавы из-под римских развалин, нежели похлопочем о славе собственной нашей древности». (Карамзин, 1980, 316; Веневитинов, 1934, 84; Глинка, 1824, 154). Даже специально занимавшиеся проблемой русских средневековых древностей ученые и литераторы, упоминая их, говорят всё как-то в общем, без подробностей. По меткому замечанию А.А. Формозова, их текстам недостаёт уверенности — как-то неясно, где эти древности находятся, где их искать. А.Н. Оленин в «Программе» Академии ху- дожеств говорит о русской архитектуре, что она «вероятно» была подражанием готической и византийской. Лишь став президентом Академии, он приступит к созданию «фонда фактов» — описаний и чертежей. Любой преподаватель рисунка подтвердит, что мы замечаем лишь то, что знаем. Поэтому не удивительно слышать от В.В.Пассека в «Путевых записках Вадима»: «Одни немые наши памятники не объяснят нам событий минувших Они слишком бедны и новы: древняя Россия не завестила нам почти ничего зод- чественного». Тем менее удивимся П.Я. Чаадаеву, в «Апологии сумасшедшего» отрицающему принцип глубокого воздействия археологии на духовную само- идентификацию нации: «Возможно, конечно, что наши фантастические славяне при их разнообразных поисках будут время от времени откапывать диковинки для наших музеев и библиотек, но, по моему мнению, позволительно сомневать- ся, чтобы им удалось когда-нибудь извлечь из нашей исторической почвы нечто такое, что могло бы заполнить пустоту наших душ» (Пассек, 1834; Чаадаев, 1991). Отзвук этого «невосприятия» слышен н в художественной литературе Прекрасное эссе Гоголя об архитектуре затрагивает что угодно, вплоть до Индии и Египта, но оставляет в стороне Русь (Цит. по: Формозов, 1986). 19 Разность отношения к археологическому исследованию можно увидеть даже у поэтов начала XIX в.: 436
«Зачем тревожить сон гробов, Могил священное молчанье, И поверять бытописанье, Стряхая с камней пыль веков...»— меланхолически спрашивал Александр По- долинский в элегии «На развалинах Десятинной церкви», и как бы получал от- вет в стихотворении барона Егора Розена: «Могилы древние! Я прикасаюсь к вам, великолепные остатки; Вы роковые отпечатки тяжелых бед! О Десятинный храм!» 20 Цит. по: Баталов, 1998. Аналогично этому после подавления польского восстания в Калише в 1841 г. костел был превращен в православную церковь и в нем оставлены ядра и пули, а паникадило украшено «арматурами». Следы штур- ма будут долго отмечать посещающие город — например, они произвели впечат- ление иа прокурора Н.С. Грабара, отца будущего великого иконографа. Приме- ров, возрождающих «историзм» средневековой церковной традиции, много. При реставрации усыпальницы Романовых в Новоспасском монастыре в 1859 г. пре- зидент Московской дворцовой Конторы князь Н.И. Трубецкой признал «весьма соответственным общему ныне восстановлению сих памятников поставить при гробницах ... иконы святых, соответствующих именам ... сих усопших, такое же желание выразил и Архимандрит ...». Историк И.М. Снегирев писал, что по его убеждению «в Знаменском монастыре, как месте рождения царя Михаила Федо- ровича, следует устроить придел в честь ангела св. Михаила Малеина ... Для этого престола найдется место в трапезной верхней церкви» (1857) 21 В 1826 г. «Высочайше утвержденные правила об устроении церквей право- славных» гласили: «Так как во многих местах прихожане изъявляют желание отроить церкви сообразно древним их видам, то Святейший Синод находит необходимо нужным ... составить несколько таковых планов, по примеру древ- них православных церквей». Положение св. Синода, высочайше утвержденное 11.02.1828, предусматривало даже «издать и разослать по епархиям .. собрание планов и фасадов церквей ... по наилучшим и преимущественно древним образ- цам церковной архитектуры с должным приспособлением к потребностям и обычаям Православной Церкви». Через некоторое время (1857) Строительный устав дополняют новым параграфом: «Воспрещается приступать без Высочай- шего разрешения к каким-либо обновлениям в древних церквах и во всех подоб- ных памятниках. Вообще древний, как наружный, так и внутренний вид церквей должен быть сохраняем тщательно и никакие произвольные поправки и переме- ны без ведома высшей духовной власти не дозволяются» (По пересмотру, 244, 248^Свод законов. Т. 12, Спб., 1857, 47. Цит. по: Баталов, 1998). 2 Цесаревич Николай Александрович проявил владение этим материалом при осмотре «домашней божницы» на Нижегородской ярмарке в 1864 г. Будущий император Александр II еще в 1837 г. в ходе путешествия по России осматривал святыни Москвы «.. историческое значение которых разъясняли цесаревичу митрополит Филарет и приглашенный Жуковским известный путешественник по святым местам А.Н Муравьев». «Александр Николаевич последовательно посетил монастыри Чудов, Донской, Данилов, Симонов, Крутицкий, Новоспас- ский, Теремныя церкви, храм Спаса на Бору ... Во всех посещениях цесаревич проявлял необычайную любознательность, подробно расспрашивал об особен- ностях посещенных памятников, в связи с историческими событиями ...» (Тати- щев, 1911, 79. Цит. по: Баталов, 1998). «Русская православная церковь — слишком невежественная, чтобы слиться с аристократическим правящим классом, и вместе с тем настолько «ученая», 437
чтобы не оставаться на уровне простого народа — представляла крайне отста- лую массу в общем состоянии империи — она была неспособна оценить откры- тия искусства собственного прошлого», — пишет Г.И. Вздорнов (Вздорнов, 1986, 35). Р.Г. Игнатьев, найдя в амбаре Покровской церкви в Елабуге деревян- ный киот в виде семиглавого храма, вложенный, по преданию, еще Иваном IV, обращался ко всем вплоть до благочинного с просьбами «дать дару Грозного более приличное помещение», — но получил отказ на том основании, что киот «безобразно несовременен». (Цит. по: Баталов, 1998). 24 Показателен эпизод с поздней наружной росписью крыльца Благовещен- ского собора в Кремле. Рихтер предлагал уничтожить ее как «простое малярст- во» и гладко окрасить стены. Сакелларий собора аргументированно отвел пред- ложение: с точки зрения церковной эта роспись уместна; иконографически она может восходить к эпохе царя Михаила Федоровича, хотя и переписана; она чтима народом, который к тому же привык видеть роспись на своем месте; и лишь в итоге он следует аргументу «от сакральности»: архитекторы не имеют права уничтожать «иконопись». 25 Такой же «невещественный» подход явили исследования и реставрация столь важного объекта, как усыпальница прародителей рода Романовых в Ново- спасском монастыре (1857). В рапорте Ф. Рихтер акцентирует «археологический интерес» на форме надгробий, а не на ее конкретном воплощении: «Надгробни- цы по форме В ... н под формою С ... существующие из простой кирпичной кладки, которыя для археологического интереса полезно оставить в настоящем виде, впрочем предоставляется возможность, не касаясь прежней их формы, обделать белым камнем ...». Казалось вполне разумным, например, построить храм из кирпича с белокаменными деталями — вместо цельнокаменного, как ц. Рождества Богородицы во Владимире. О ее подлинных частях реставратор писал: «... по наружному виду не представляла в 1858 г. ничего древнего». (Цит по: Баталов, 1998). 26 Погодин предпочитал старую кирпичную кладку: «Мел — лютейший враг нашей археологии: так густо покрывает он внешность н внутренность наших древних зданий, что делает' их совершенно похожими на выстроенные накануне» (Погодин, 1871, 40; Цит. по: Баталов, 1998). Мнения М.Н. Погодина о памятни- ках существенны — он был на протяжении многих десятков лет издателем жур- нала «Москвитянин», ориентированным во многом на публикацию «Отечест- венных древностей и достопамятностей», и мог в известной мере влиять на об- щественное мнение. 27 Аксаков писал, что в 1862 г. к нему пришел, работая над темой «Переправа князя Олега через Днепровские пороги на Царьград», И.Н. Крамской, «который хочет добросовестно отнестись к этой задаче: изучает одежды, вооружение того времени, устройство судов и проч. ... Я ему советую резко отличить варягов — тогда еще свеженьких, от племен славянских, которые повлек за собой Олег, и обозначить типы славянских племен, хоть по Нестору». (Ракова, 1979). 28 Конечно, и раньше трезвость взгляда была присуща лучшим исследовате- лям. Оленин требовал убедительных доказательств для атрибуции древностей, противопоставляя воображению холодное археологическое исследование. Он писал Солнцеву: «Я обязан вам сказать ... в осторожность, что вы должны худо верить всем наименованиям, данным в Оружейной палате различным предме- там ... Покойный П.С. Валуев ... имел страсть приписывать сии предметы в при- надлежность знаменитым людям ...». Известен случай, когда Николай 1 пожелал поместить в палаты Романовых серебряную солонку с владельческой надписью боярина Федора Никитича. Ее передали для экспертизы И.М. Снегиреву, кото- 438
рЫЙ отметил несоответствие даты и обращения к боярину, также как европей- ский стиль летосчисления и позднюю палеографию. 29 Хотя еще в начале XX в. историки писали: «Нет более невежественных врагов наших памятников старины и искусства, чем большая часть духовенст- ва»,— тем не менее в 1843 г. Синод воспретил закраску древних фресок при реставрации, а в 1848 г. издал указ «О наблюдении за сохранением памятников древности» (Ростиславов, 1914, 37). С другой стороны, отношение к церковной старине в «охранительных» кругах правительства можно характеризовать фра- зой из письма К.П. Победоносцева к Александру III: «Восстановление древних памятников и храмов великое дело. Но еще важнее устройство церквей для удовлетворения первой потребности бедного непросвещенного народа». Власти сравнительно редко финансировали археологические исследования (Победонос- цев, 1926, 177; Разгон, 1957, 73-129; цит. по: Баталов, 1998). 30 Поэтому архив Археологической комиссии стал одним из самых богатых сведениями по церковной архитектурной археологии XIX — начала XX в. (хра- нится в Институте истории материальной культуры в Спб., Фонд 1). 31 В 1859 г. был создан Музей православного икоиописания при Академии художеств, в задачи которого входила и организация археологических путешест- вий. Поворачивается к национальным древностям и РАО. Сперва его члены вели только исследования античности, а труды публиковали на немецком и француз- ском языках. Но в 1849 г. учредили премию за сочинение о российских древно- стях, в 1851 г. создали Русско-славянское отделение, а с 1860-х начали система- тические экспедиции для изучения средневековой архитектуры и археологии (И.И. Срезневский, Бранденбург, Ивановский и др.). Позже их поддержат люби- тели— члены РАО, собиравшие материал (священник А. Виноградов, например, В 1876-80 гг. обмерил и отснял камерой-обскурой до 100 деревянных церквей: Виноградов, 1891; 1892). 32 Знакомству с Уваровым мы обязаны появлением, например, такого актив- ного публикатора материалов Ростовской митрополии и других церковных древ- ностей, как купец А.А. Титов, коллекционер и староста церквей Кремля в Росто- ве. Вокруг него, в свою очередь, сложился кружок знатоков местной старины. То, что в 1888 г. Ростовский Кремль был признан высочайше утвержденными правилами церковно-историческим памятником — общая заслуга ростовских и московских исследователей. Им же обязана своим существованием сильная школа церковной и архитектурной археологии, по сей день группирующаяся в Ростове вокруг кремля-музея (Рудаков, 1912; Иваск, 1911, № 8, 88-96; 1991 на- чат регулярный выпуск «Сообщений Ростовского музея», отдельных сборников и монографий). 33 Первый том этого сочинения вышел очень поздно — в 1908 г., когда со- ставлявшие его материалы в известной степени устаревали, но для второй поло- вины XIX в. это была, по сути дела, новаторская работа. Эпиграфика христиан- ства до этого была в России предметом разработки только у А. фон Фрикена и в «Корпусах» В.В. Латышева и И.В. Помяловского, тем паче — раннехристианские граффити и изображения. К тому же в работу была вовлечена вся многосложная ученая литература Запада. Как известно, идея о «принципе тайны» была основой любого исследова- ния христианских древностей еще с XVII в. Целенаправленный поиск «скрытого изображения» догмата в любой надписи, рельефе, фреске — оставался первой задачей «христианского археолога» и в начале XX в. Несмотря на усилия Эдмона Леблана и немецкой протестантской школы, среди ученых Рима, Фрейбурга-в- Брейсгау и других оплотов «конфессиональной» археологии старый подход со- хранял влияние; более того, именно теперь в ряде важных публикаций (напри- 439
мер, работах Вильперта по живописи катакомб) он был доведен до крайности По сути дела, это была уже подмена поиска «скрытого изображения» — конфес. сиональной системой «скрытых доказательств» присутствия в древностях ран. них христиан таинственного догматического смысла. 35 Первый том «Христианской символики» — работа внутренне вполне за. конченная: в первой главе ставилась проблема «языка иносказаний», во второй излагался материал по схеме «идея — текст — изображение»; затем обсуждалась символика в текстах и символах-пиктограммах («рыбак», «голубь», «корабль» и т.д.). Второй том, «Символический словарь», посвящен символике животных и растений в средневизаитийских древностях с упором на многочисленные рус. ские, в основном иконографические, аналоги; это как бы серия монографий по книжной, естественной и натуральной истории. Третий содержит материалы к ней и предлагает тексты «физиологов», «бестиариев» и т.п. Целиком свод Уваро- ва так и не был напечатан: по смерти Уварова Я.И. Смирнов подготовил перевод «Физиолога александрийской редакции» с комментариями, выступив, в сущно- сти, соавтором, но том не увидел света из-за революции. Сейчас он издан (М., 1997). Тексты хранятся в ГИМе и, возможно, будут когда-нибудь изданы; они снабжены наклеенными оттисками с древних клише. 16 Прохоров настаивал на разработке периодизации и систематизации знаний по русской церковной археологии; пытался привлечь к изучению средневековой архитектуры нетрадиционные источники — например, изображения архитекту- ры в миниатюрах и иконах, отождествить заставки книг с обликом храма: «квад- рат изображает стену церкви, сверху низкий барабан с окнами, на нем купол, покрытый чем-то вроде черепицы, а сверху купола греческий крест. На одном из этих рисунков на верхней части барабана идет вокруг его узорчатая кайма, как это мы видим почти на всех древних наших церквах, где узорчатые каймы бара- бана затейливым образом выложены на ребро поставленными кирпичами или кахлями». Многое им верно угадано (своеобразие развития церковной плани- ровки на Руси; тип оформления глав ранних храмов и др.), хотя, конечно, встре- чались грубые (ио объяснимые) ошибки, например, поздняя датировка декора Архангельского собора. 37 Исследователь истории русской археологии Г.С. Лебедев отмечает особую роль священства в археологии: «Внушительным дополнением 3 тыс. литерато- ров и ученых ... были 250 тыс. священнослужителей. Священники и иерархи . занимали заметное место и в деятельности Археологических съездов, где обяза- тельным было отделение «Древности церковные», а церковно-археологические публикации от съезда к съезду занимали все более внушительный объем в оче- редных «Трудах АС» (Лебедев, 1992, 335). Картина еще прояснится, если доба- вить, что в России того же времени было всего 170 тыс. учителей, 17 тыс. вра- чей, 18 тыс. артистов и художников. 8 Одним из первых исследований русского иконописания можно назвать ра- боту И.П. Сахарова (1849). Гораздо более серьёзен труд Д.А. Ровинского «Обо- зрение иконописания в России до конца XVII в.». (Подробнее: Вздорнов, 1986). 39 Искусствознание определялось Н.П. Кондаковым как «наука общего дви- жения художественных форм в трех видах искусств», противостоящая «полной науке древности» и не допускающей «совмещение археологии и истории ис- кусств» благодаря применению единого сравнительно-исторического метода. 40 Выдающийся археолог А.А. Спицыи изучает ювелирные изделия (в част- ности, доказывает изначально восточное происхождение «шапки Мономаха», что стало своеобразной сенсацией). В области эпиграфики работают И.А. Шляп- кии и В.Н. Щепкин. Огромный фонд фотографий церковных зданий, их интерье- ров и утвари создаёт Й.Ф. Барщевский. Далеко не все его работы до сих пор 440
опубликованы, но значительный материал печатался, начиная с конца XIX в. Особенно ценным стал «Каталог фотографических снимков с предметов стари- ны, архитектуры, утвари и проч.» (1912). Б.И и В.Н. Ханенко публикуют собст- венное собрание, очень важное для археологии Киевской Руси: «Древности рус- ские» и «Древности Поднепровья». 41 Важное значение для переоценки художественного качества средневеково- го искусства Руси и Византии имело и знакомство с ним иностранных художни- ков и искусствоведов. (Например, высказанное Анри Матиссом, посетившим Россию в 1911 г., восхищение формальным совершенством древних икон произ- вело глубокое впечатление на современников как за рубежом, так и в самой Рос- сии). Конечно, все это служило дополнительным стимулом для развития иссле- дований в сфере церковных древностей. 42 Еще будучи студентом, он входил в состав группы учеников Д.В. Айналова, работавших над фресками ц. Успения на Волотовом поле (Н.П. Сычев, Н.Л. Оку- нев и др.) и написал монографию, где обосновал их дату, дал развернутую сти- левую характеристику и сопоставил с росписями Византии и южных славян. (Об этих работах: Вздорнов, 1989, 28-29; см. также гл V). 43 Оказавшиеся за границей русские учёные, напротив, не прекратили работ, ценой немалых усилий образовав новые направления и школы византийского искусства и археологии в Европе (Франции, Чехословакии, Югославии) и Аме- рике, чрезвычайно обогатив научные возможности принявших их стран. До- вольно назвать имена византинистов А.А. Васильева, Н.П. Кондакова, А.Н. Гра- бара и др. См. гл. V). 44 Важной считают написанную им вместе с Ю.Л. Олсуфьевым статью «Ам- вросий— Троицкий резчик XV в.» (1927), где, впрочем, значение этого мастера несколько преувеличено. В области ранних работ по прикладному искусству следует упомянуть еще ряд исследований Ю.Л. Олсуфьева по материалам Трои- це-Сергиевой Лавры, а также статью литературоведа В.Н. Перетц «О некоторых основаниях для датировки древнерусского литья» (1933). 45 Главной специальностью автора было литературоведение, однако он по- стоянно интересовался вещевой эпиграфикой, опубликовав сводки «Чаши госу- даревы» (1913) и «Амулеты-змеевики Исторического музея» (1926). Неполнота владения археологическим материалом, сказавшаяся в работе А.С. Орлова, вы- звала пространную рецензию Б.А. Рыбакова (1938), много сделавшего для раз- вития эпиграфики в послевоенный период. 46 Сейчас широкие работы в области эпиграфики церковных древностей ве- дут А.А. Медынцева, Т.В. Рождественская и др. Например, на нём в известной мере базировался перевес формальных ме- тодов в искусствознании; неоправданное увлечение пропорционированием; ме- тод «подмены» средневекового символизма современными толкованиями. Материалы конференции: ЦА. Осенью 1998 г. вторая конференция (посвя- щенная памяти Н.П. Покровского) состоится в Санкт-Петербурге. ЦВХ за период с 1991 г. издал материалы конференций и симпозиумов' «Иерусалим в русской культуре», «Восточнохристианский храм: литургия и ис- кусство», «Чудотворная икона в Византии и Древней Руси» и др. (готовится том «Иконостас: происхождение, развитие, символика»). Образованным в 1997 г ИХКС опубликован первый том «Трудов» («Сакральная топография средневеко- вого города»). 441
Титульный лист книги Виолле-ле-Дюка «Русское искусство» (Виолле-ле- Дюк, 1879)
ГЛАВА X. АРХЕОЛОГИЯ ЦЕРКОВНОЙ АРХИТЕКТУРЫ* Важнейшая для собственно церковных древностей тема становления надурного исследования руин храмов целиком до сих пор не рассматри- валась. А ведь «архитектурная археология», в значительной мере опи- равшаяся на реставрацию, сыграла в России, как и в Европе, совершен- но особую роль. Немного найдется памятников, которые сохранились и доступны исследованию в той же степени, как каменные церкви. Но к началу XIX в., когда храмами заинтересовались ученые, даже сохранив- шиеся объекты были, казалось, непоправимо испорчены. Перестроен- ные и включенные в новые комплексы, они часто считались поздними постройками и эксплуатировались наравне с прочими церквями. Ремон- ты до неузнаваемости исказили или скрыли их начальные формы, со- временное «парадное» убранство регулярно подновлялось. Что могло быть обыденнее такого храма? Глазу и мысли не на чем было остано- виться. Функция памятника, его «утилитарность», позволявшая части храмов успешно пережить перипетии средневековой истории, теперь стала тормозом к его изучению. Мы знаем теперь и другую причину: общий отказ от средневекового прошлого; признание только за историей XVIII в. права считаться истинной наукой, равной истории Европы; на- конец, особое равнодушие к истории церковной. 1. Первые раскопки Значение памятников зодчества как важнейшего, наиболее заметно- го и сохранного элемента средневековой культуры осознали не сразу, но в мемориальной ценности древних зданий сомнений почти не было; здравый смысл заставлял сохранять памятники. Так, хотя в XVIII в. не- сколько раз ставился вопрос о сломе Золотых ворот, их было приказано законсервировать засыпкой. Сенат в 1773 г. аргументировал это «от тра- диции», приказав Военной коллегии «... показанных в Киеве церковных Основную литературу см. в начале главы IX 443
стен не ломать ... а как потребно починить, поправить, сделав для твер- дости каменный фундамент в самой крайней скорости; понеже, как вы- ше показано, оные стены из древних более пятисот лет стоят и прежни- ми инженерами ломаны не были» (Сапожников, 1886). Положительной информации, впрочем, еще было очень мало. Особенно показательны примеры древних столичных городов. В 1760 г. при сборе «верных гео- графических известий» в описание Киева было занесено: «... при Киеве старых городов оставшихся развалин и городищ и никаких признаков ныне почти не видно ...» (Андриевский, 1888, 111). «В Киеве сердце со- крушается, видя, каковое там господствует нерадение к древностям на- шим, никто ими ие занят и всякий почти убегает об них разговора»,— писал Н.П. Румянцев. В итоге развитие церковной археологии несколько запоздало. Отношение к древнему храму было неустойчивым — в нем видели то «святое место», то кучу строительного мусора, а то и «просто церковь», часть каждодневного пейзажа. К концу XVIII в. в древних городах случайные археологические от- крытия умножились, но они не привлекали особого внимания, их фик- сировали только первые краеведы. В Киеве в это время работает один из первых крупных знатоков старых церквей, М.Ф. Берлинский (1764— 1848).1 В Полоцке аббат Шулакевич примерно тогда же исследовал Бельчицкий монастырь, открыв «Большой собор» (остатки апсид и столбов которого изобразит художник Трутнев в 1866 г.) и еще два храма, в том числе необычный для русской архитектуры триконх (ок 1790). Автор описания работ («Записки») дал схему плана и рассказал о найденном престоле и о кладке стен, которые «были внутри сделаны из небольшого прочно выделанного тонкого и звенящего кирпича, не- сравненно лучше от нынешнего английского; нутрь стен выложена диким камнем и все залито известью, смешанною не с песком, но с толченым в меленькие кусочки кирпичем ... Неизвестно, когда и кем построена, когда и кем разрушена оная церковь ... Архимандрит, желая до основания выломать кирпич для другого употребления, не смог этого сделать». (Воронин, 1962, 102-104). Описание замечательно тем, что в нем правильно определена функция постройки, а характеристика кладки позволяет ее датировать. Очень примечателен и чертеж — в нем есть то умение охватить здание в целом, понять его тип, отметить главные, узловые точки конструкции, которого так не хватает археологам первой половины XIX в., «подробные» чертежи которых иногда искажают реальность до неузнаваемости. Открытие Десятинной церкви Первые замеченные обществом ра- боты по исследованию памятников древности приходятся на 1820- 30-е гг. Уже в 1816 г. М.Ф. Берлинский по просьбе Н.П. Румянцева ис- следовал храм Бориса и Глеба в Вышгороде, послав ему «План раз- работок около церкви Вышгородской с объяснением ...» (сейчас утра- ченный) и отметив, что «в 1816 году нарочито открыто все основание бывшей церкви, но никаких не отыскано древних достопамятнос- тей» (Берлинский, 1820, 120) Сама «руина» еще не представляется 444
«достопамятностью», краевед ищет прежде всего вещи, надписи, топо- графические указания. Переписываясь с канцлером и давая ему советы до сбору древних надписей, Берлинский рекомендует отыскивать их в развалинах монастырей и церквей.2 Другие города в начале XIX в. тоже начинали воспринимать как воз- можные центры церковной археологии; например, Свиньин в 1826 г. опубликовал статью о смоленских храмах XII в., упомянув и две руины на окраине города; привлекали внимание поэтов и писателей древности Новгорода. Все же в Киеве археологические древности более бросались в глаза: «Нет места, где бы до известной глубины была целая земля; вез- де щебень, кирпичи, камни, части фундаментов, кости и другие остатки долговечного города», — писал Берлинский (1820,62). Логично, что именно здесь состоялись первые заметные церковно-археологические исследования. Толчком для них был перевод в Киев в 1822 г. митрополи- та Евгения (Е.А. Болховитинова, см. гл. IX). Вокруг известного историо- графа в городе сплотился настоящий кружок археологов. Он издавна интересовался вопросами церковной археологии и посвятил ей одно из ранних сочинений, где писал: «Православная наша церковь не следует примеру непостоянных новоизобретателей в обрядах и принадлежно- стях своего богослужения, но подражает первообразной Греческой церкви» (Болховитинов, 1799). В Киеве ему удалось заняться археологи- ей на практике, прослеживая историю такого памятника, как Софийский собор, восстанавливая его первоначальный облик и обнаруживая самое общее подобие византийским памятникам (трехчастный алтарь, алтар- ная преграда). Работая над «Описанием Киево-Софийского собора и Киевской иерархии» и «почитая сие даже должностию», Болховитинов естественно пришел и к «полевой» археологии. По его инициативе впервые были предприняты работы на Десятинной церкви для «откры- тия плана» с целью получения информации (Шмурло, 1888; Церква Бо- городиц!, 1996). До этого развалины отождествляли с Десятинной церковью только по традиции и сам митрополит Платон, например, сомневался, правиль- но ли это: «... она ли есть Десятинная оная славная и на сем ли месте была ... предоставляем другим тамошним ученым любопытнее в сие войти». Пренебрежение к кладкам до этого было откровенным: «Нико- гда бы я не подумал, что она так брошена и презренна, как я ее на- шел»,— писал кн. Долгорукий. Митрополит Евгений решил взяться за решение вопроса археологическими способами. Работы провели по его поручению священник Михаил Кочеровский и Кондрат Андреевич Лох- вицкий (чиновник 5-го класса и энтузиаст, не очень образованный, но энергичный) при участии Берлинского, благодаря дневнику которого мы точно знаем о времени начала работ. С начала августа 1823 г. шла подго- товка, 28 числа он запишет: «С Евгением у Десятинной начал ко- пать ... »; сам митрополит наблюдал за работами непрерывно.' Осенью 1824 г. решено было открыть весь фундамент. Работали бы- стро, грунт складывали рядом — но до его просмотра не дошло. Народ 445
многочисленными толпами стекался «к этой раскопке» собирать осколки мрамора как реликвии. С отъездом Болховитинова работы были прерва- ны, «находки и выводы ученого митрополита потерялись в массе науч- ной информации — но так, как теряется в готовой картине общий на- бросок композиции, сделанный углем» (Славина, 1983, 36). Важно отме- тить, что исследования планировались и проводились как научные, для антропологического анализа скелетов приглашался медик. Болховити- нов стремился «обратить внимание и на материал стен ... на четверо- угольный тонкий кирпич ... на цемент или раствор между кирпичами толщиною вдвое против кирпичей ...». «Нужно также узнать глубину фундамента и качество ... камней и заливки оных; нужно вскрыть весь пол ... — не найдется ли погребов или каких склепов и гробов ... Сведу- щий в зодчестве догадливый архитектор найдет много и других нужд при раскапывании сего древнего храма, без всякой пользы ... доныне остававшегося», — писал он. (Болховитинов, 1825, 399-401). Лохвицкий обмерил открытые части, но не очень удачно. В 1826 г. архитектор П.Е. Ефимов, предполагая выстроить храм по своему проек- ту, продолжил раскопки совместно с Берлинским, и заново снял план здания. Среди находок этого сезона отмечаются уже и мелкие (монеты, кресты, перстни). Но возникшая вокруг проекта сложная интрига в кон- це концов завершилась отстранением Ефимова.3 Сенсационные для сво- его времени находки пробудили интерес общества, показав сокровища под ногами. Лохвицкий сам скажет о себе: «Рылся я в этой древней сто- лице русских славян не для славы, почести или сокровищ. Италия охра- няет как святыню черепки древней Помпеи и Геркуланума, а мы, рус- ские, ужели охладеем к остаткам истинной свято-киевской древности!» (Оглоблин, 1891, 151). Вообще же и его, и Турчаниновой активная ис- следовательская деятельность была сильно окрашена мистицизмом. Их цели, сколько можно судить, далеки от понятия «наука». Близкие к ма- сонским кругам писательница-мистик А.А. Турчанинова и знакомый с И.Н. Новиковым К.А. Лохвицкий пытались найти в руинах знаки и эле- менты «древнего знания» (Формозов, 1981). Немудрено, что снятые планы не отличались точностью. Успех работ в Киеве был переменчив. Созданный здесь Временный комитет изыскания древностей, кроме профессоров университета, включал и дилетантов. Раскопки профессора А.И. Ставровского в усадь- бе Королева (ц. Федоровского Вотча монастыря?) были проведены крайне плохо. В это же время активно работает А.С. Анненков — бога- тый помещик, отставной гвардии поручик. Уже в 1820-х гг. он выразил желание построить на месте Десятинной церкви новую, для чего купил огромную усадьбу в «городе Владимира». Этим откровенный и небеско- рыстный кладоискатель надолго воспрепятствовал организации пра- вильных раскопок в важном месте, древнейший район Киева оставался закрыт и даже мало известен.4 Анненков активно работал в Киеве с 1837 г., когда вернулся из Санкт-Петербурга. Однако он не описывал от- крытое, мало стремился понять его, не допускал иных раскопок на куп- 446
ленной им земле и скрывал от коллег найденные древности. Впрочем, он заботился о графической фиксации и неизвестные раньше планы, снятые им, время от времени обнаруживаются в архивах.’ Попытки научного подхода. Равнодушие к средневековым памятни- кам не столько определялось молодостью археологии, сколько наклады- вало тяжелый отпечаток на ее развитие. Не только русское общество первой половины XIX в., но и профессиональные исследователи древ- ностей мало интересовались средневековыми руинами храмов, оставив их любителям и просто кладоискателям. Серьезные историки долго пренебрегали «церковной археологией», превратив ее в своего рода цар- ство дилетантизма, где знание накапливалось методом проб и ошибок. Научные раскопки церковных древностей начали отделяться от лю- бительских примерно в 1840-х гг. Государство в это время уже обратило на них пристальное внимание. Николай I проявлял интерес к русским памятникам и еще в 1826-27 гг. повелел собирать сведения о средневе- ковых русских древностях, запретив их разрушать (хотя и разъяснил, что «чинить ненужного не надобно» (Данилов, 1886, 17). Археология долж- на была стать опорой самодержавия и православия, особенно в областях с нерусским населением, где изучение древностей Х-ХШ вв. оставалось одной из опор русификаторской политики вплоть до начала XX в. Ис- следовать остатки древнерусских храмов в Западном крае было «поли- тически корректно», ведь, как писал в 1864 г. один из ревнителей право- славия, «памятники остаются в забытии, многие из церквей и монасты- рей падают и разрушаются от времени, другие уже погибли под гнетом латинства».6 Археологические исследования православных храмов с 1840-х гг. в западных губерниях оказались под особым покровительством властей и велись гораздо активнее. Например, Д.Г. Бибиков, генерал-губернатор Киева, считал первой задачей археологии — борьбу с польской культу- рой! При нем «история с археологией поистине были модными науками в Киеве: ими увлекалось и киевское чиновничество, ими волею-неволею увлекалось и польское дворянство. Бросились взапуски на поиски в крае памятников старины» (Романевич-Славитинский, 1876, 209-210). Неэф- фективный Временный комитет был закрыт (1845), его дела переданы возникшей в 1843 г. Киевской комиссии по разбору древних актов, куда вошли художник Ф.Г. Солнцев и проф. А.И. Ставровский. Ставровский представил подробную программу исследований, включавших как важнейшую часть «описание памятников христианской Древности в южной России»; планировались раскопки фундаментов Церквей св. Ирины в Киеве и св. Василия в Овруче (планы, фасады, раз- резы и детали), доследования Десятинной церкви. «В описании этих памятников изображать их историю, рассматривать их в архитектурном отношении, описывать развалины в настоящем их виде и находимые в Них вещи, остатки древней живописи, древнюю церковную утварь и проч, и, наконец, строительные материалы» — так формулировался под- ход к зданию как историческому источнику, который сегодня назвали бы 447
«комплексным» (Левицкий, 1893, 59). Правда, осуществить программу не удалось—денег на раскопки вовремя не нашли, а в 1840-х гг. верх- ний Киев уже полностью перестроили. Кроме того, памятники церков- ного зодчества ценились прежде всего как носители живописи (фресок мозаик), резьбы и т.п., в меньшей степени — как образцы «вида древне- го византийского зодчества». Лишь в 1846 г. Ставровский, открыв оста- ток нераскопанной Лохвицким церкви, снял новый план, но материалы не опубликовал. Площадь древних памятников предстает на рисунках того времени изрытой ямами или канавами, заваленной кучами земли и мусора.7 Однако именно с конца 1830-х гг. ведут первые успешные раскопки храмов, побудительным стимулом к которым был поиск исторических сведений, а не кладов. В Старой Рязани предпринял работы на собст- венные средства увлеченный стариной «купеческий сын» Дмитрий Ти- хомиров (Тихомиров, 1844). Его полевые материалы представляют большую ценность: не имея ни специального образования, ни опыта археологических работ, он обладал частыми у тогдашних купцов качест- вами добросовестности и трудолюбия. Ставя целью открыть погребения рязанских князей и епископов и тем подтвердить летопись, он сам наме- тил место будущих работ. Методика не отличалась от обычной для сере- дины XIX в., но зато масштабы и упорство в доведении работ до конца заслуживают быть отмеченными. Проложив траншею поперек храма, рабочие «обрыли» его по периметру, лишь затем начав расчистку внут- реннего пространства. Пожалуй, среди работ дилетантов, сведения о которых дошли до нас, это самые методически успешные. Тихомиров сумел добиться полного вскрытия. Уже найдя и изучив погребения, счи- тая задачу в общем выполненной — он все же пытался очистить собор снаружи, «чтобы лучше можно было иметь понятие об архитектуре XII века». Конечно, выводы по результатам работ звучат наивно, а описания погребений не очень вразумительны — но все же автор стремился изу- чить памятник в его среде и в связи с историей. Чрезвычайно важно, что результаты были подробно опубликованы вместе с чертежами.8 Поскольку до середины столетия церковная археология мало зани- мала светских историков, Н.М. Карамзин почти не привлек ее материал в первой редакции своей «Истории». Однако в ходе переизданий приме- чания к труду пополняются новыми сведениями. Особенно показателен случай с раскопками в селе Вщиж. В 1816 г. во втором томе «Истории» Карамзин писал: «Сей город теперь неизвестен» (Карамзин, 1816, 502). Но вскоре он получил информацию от М.Н. Зиновьева, владельца села Вщиж на р. Десне, где сохранялись предания о бывшем там удельном центре. Тот описал земляные остатки укреплений, гранитные кресты «весьма не худо выделанные», и курганы, причем «один из них, в самом селе», был «наполнен старинными кирпичами: сказывают, что тут была церковь. Выкапывают немало медных крестов, икон ... и проч.» (Карам- зин, 1842, 159, прим. 397). Существует известие, что позже владельцы раскопали по просьбе историографа остатки этой церкви: в начале 1840-х гг. храм был «разрыт 448
любознательною владелицей Вщижа В.М. Зиновьевой» и найдены ос- татки церкви XII в. (Снегирев, 1850, 33). Судя по описанию работ, была вскрыта восточная часть здания примерно до линии боковых порталов. Храм еще сохранял фрески, так как стены стояли до высоты окон, и со- хранность росписи была отличной. Автор текста правильно прочитал план церкви (трехапсидной четырехстолпной) и обратил внимание на тип кирпича, размер деталей, строение пола («кирпичный, кладеный тычком»). Он красочно описал слои пожара и разрушения — упавшие внутрь своды и части стен, прокаленные кирпичи, массу угля и оплав- ленного металла, множество человеческих скелетов у дверей здания — и сделал вывод о гибели храма при татарском нашествии XIII в. (Полянов- ский, 1844). Позже остатки Вщижа и воспоминания о раскопках стали поводом одного из самых прекрасных стихотворений Ф.И.Тютчева: «От жизни той, что бушевала здесь, От крови той, что здесь рекой лилась, Что уцелело, что дошло до нас? Два-три кургана, видимых поднесь...» («По дороге во Вщиж»). 2. Вокруг средневекового храма: историки и теоретики Решающим толчком к исследованию церковных древностей Руси стала работа по созданию «национального» архитектурного стиля и свя- занное с ней постепенное открытие русского средневекового зодчества. Этот процесс проходил в рамках светской науки и искусства, в сравни- тельно малой степени затрагивая церковные круги. Основы «русского стиля» пытались искать, исходя из самых разных, часто несовместимых посылок. Например, исходя из воздействия гражданской или военной архитектуры на культовую; деревянного зодчества на каменное; кресть- янского сельского строительства на городское и т.п. Однако направление конкретных исследований всегда в конечном итоге определял интерес к наиболее художественно выраженному и семантически нагруженному типу средневекового здания — христианскому храму. Казалось бы, анализ древнерусских храмов не должен был вызывать особых затруднений благодаря значительному количеству сохранивших- ся сооружений и их сравнительной молодости (ведь развитие древне- русской архитектуры завершилось лишь на рубеже XVII—XVIII вв., а в провинции ее линия кое-где продолжалась вплоть до конца XVIII столе- тия!). Однако здесь крылся и ряд неудобств. Трудно воспринять в каче- стве исторического материала слишком недавно возведенные здания, они недостаточно «отстранены» и не привлекают внимания ученого. «Отмененное» свыше, подобно национальной одежде или прическе, но в то же время вполне современное, древнерусское наследие- мало кого привлекало. Только со временем удалось осознать его как ценность и предмет, достойный ученых занятий. 15 Зак 3363 449
Этот процесс занял весь XVIII в., лишь в самом конце которого за- метно некоторое оживление общего интереса к церковным древностям. Как и всюду в Европе, кризис системы ценностей разрешался в русской культуре на пути от идеализации античного прошлого к постижению национальных исторических корней. Свет пожаров 1812 года и после- дующее развитие патриотических тенденций, «официальная народ- ность» и славянофильство заставили архитекторов по-настоящему обра- титься к практическому изучению древнего храмового зодчества. К.А.Тон, начав с архитектуры раннего христианства и Византии (его пенсионерским проектом был храм в форме базилики) позже освоил главные структуры церквей древней Руси: крестовокупольный, бес- столпный и/или шатровый храм; композицию «кораблем» (церковь — трапезная — колокольня), частично — конструкции и декор. Раннехри- стианские и византийские храмы обмеряли в 1830-50-х гг. и другие ар- хитекторы.9 Взгляд на русское средневековое зодчество формировался в обста- новке споров вокруг ложно поставленного вопроса: заимствовано оно или самобытно? Сформировались даже два направления: теория заим- ствований, опиравшаяся на сравнительный метод, и теория самобытно- сти. Обращаясь к опыту западноевропейской науки, где сравнительный метод был особенно развит, сторонники теории заимствований пыта- лись, в условиях недостатка конкретных знаний, определить мало изу- ченное русское средневековое искусство через более известное европей- ское. Этому «помогали» и разработки западных историков архитектуры, ведь, по сути дела, переводы трудов классиков сравнительного метода, таких как Ф. Куглер, были наиболее доступными средствами для изуче- ния общей истории искусства в России XIX в. Суть теории заимствований сводилась к тому, что весь процесс куль- турного развития представлял цепь цивилизационных импульсов, вос- принимаемых структурой менее развитой, а затем преображаемых и ус- ваиваемых благодаря сложному процессу подражаний и повторений. Совершенно не зная русского церковного зодчества, часто опираясь только на «россику» (труды и описания путешествий по России XVI- XVIII вв.), исследователи-иностранцы делали тщетные попытки связать оригинальные формы церквей с чем-нибудь уже знакомым, приходя к парадоксальным выводам.10 За таким подходом стояли более серьезные, чем просто неисследо- ванность русского зодчества, основания. Необходимый для понимания сложения древнерусского храма круг аналогов (прежде всего византий- ское церковное зодчество) был еще чужд историкам культуры Западной Европы, а его основные памятники оставались малодоступными. Пере- ломить ситуацию в этом отношении предстояло именно русским иссле- дователям, до выхода которых на авансцену оставалось совсем немного. Важную стимулирующую роль в дискуссии о происхождении древ- нерусского церковного искусства и его значении для современной Рос- сии сыграла книга великого французского реставратора, историка архи- 450
тектуры и знатока средневековья Виолле-ле-Дюка (Виолле-ле-Дюк, 1879; о нем см. гл. VII-1). Сильной стороной его как исследователя был своеобразный позитивизм; он видел в процессе создания искусства не произвольный выбор форм, а результат географических и исторических условий (климата, материала, характера потребностей и ремесленных навыков, обычаев и вкусов, наконец, религиозного чувства). Не зная толком всего этого, автор, конечно, часто выглядел наивно, сводя влия- ние климата Руси, например, к толщине стен, а особенности сознания — к патриотизму и вере. Книга Виолле-ле-Дюка не чужда и «концепции заимствований», причем исследование основывалось на неполных и не всегда доброкачественных источниках. Однако работа обладала важными достоинствами. Правда, предло- женная им «генеалогическая характеристика», начатая с племен Цен- тральной Азии и «расцвеченная» бесчисленными контактами, рисовала Русь «лабораторией, в которой искусства, занесенные со всех концов Азии, соединились вместе для принятия формы, средней между миром восточным и миром западным». Но, отказавшись причислить древне- русское искусство к европейскому, опытный исследователь все же ха- рактеризовал его как средневековое и обосновал тезис о его самостоя- тельности. Формы русского церковного зодчества виделись ему нс под- ражанием, а развитием исходных образцов, к XV в. достигшим само- бытности, а в XVI в. создавшим подлинные шедевры. Мнения русских ученых по поводу книги резко разошлись. Ее при- ветствовал, особенно в части функционального и конструктивного ана- лиза, Л.В. Даль." Резко и неприязненно отозвался на книгу Виолле-ле- Дюка Сергей Григорьевич Строганов (1794-1882), выпустивший специ- альный и очень жесткий ее разбор. Известный археолог, предугадавший принадлежность Дмитриевского собора во Владимире к кругу ломбард- ской архитектуры (ему принадлежит одно из первых и лучших исследо- ваний о нем с увражем обмеров, выполненных местным учителем Ф. Дмитриевым), один из основателей и глава Археологической комис- сии (1859), Строганов оригинально сочетал во взглядах черты горячего патриота с уверенностью в несамостоятельности русской архитектуры (Строганов, 1878; Он же, 1849). Ошибки Виолле-ле-Дюка были подробно проанализированы пере- водчиком книги, Николаем Владимировичем Султановым (1850-1908) (Султанов, 1880). Но то, что этот гражданский инженер и реставратор начал свои занятия историей зодчества с перевода Виолле-ле-Дюка, во многом определило его взгляды: в эпоху господства взгляда на русское зодчество как исключительно «самобытное» он сохранил здравость су- ждений.12 Султанов известен как один из теоретиков «историзма» в ар- хитектуре, его практическая архитектурная деятельность в МАО менее известна, но дневники показывают, сколь напряженной и широкой она была, сколько включала конкретно-археологических исследований.13 В общем, за сравнительно-историческим анализом открывалась бо- лее широкая научная дорога, чем та, куда вела «концепция самобытно- 451
сти». Однако на определенном этапе и ее разработка была совершенно необходима и по-своему плодотворна. Она возникла в кружке, который сложился в 1850-х гг. при Московском дворцовом архитектурном учи- лище, созданном в конце XVIII в. М. Казаковым. Директорами здесь бы- ли такие архитекторы, как Ф.Ф. Рихтер и М.Д. Быковский; профессора училища были тесно связаны с московскими археологами, получали от них точные обмеры памятников, хранили их (эту традицию сейчас про- должает специальный Музей при Московском археологическом инсти- туте), имели возможность натурных исследований. Здесь оформились многие популярные позже взгляды на русское, в том числе церковное, зодчество, имеющие широкое хождение до сих пор. Например, выпускнику, а затем профессору училища Петру Сергее- вичу Максютину, одному из участников поездки Бороздина, принадле- жал тезис о плотничьем искусстве славян как истоке русского зодчества (Максютин, 1851). Этот тезис, в дополнение целой системы ему подоб- ных, был вскоре развит известным историком Москвы Иваном Егорови- чем Забелиным (1820-1908), ставшим признанным главой всего направ- ления (Формозов, 1984; Забелин, 1988). Известный археолог, много сде- лавший для раскопок скифских курганов на юге России, он служил в канцелярии Оружейной палаты и архиве Дворцовой конторы, препода- вал историю и археологию, был одним из создателей и директором Ис- торического музея. Сильной стороной его деятельности был сбор и пуб- ликация архивных документов по истории царского двора, Москвы, рус- ского позднесредневекового быта в целом. Но в его историко-культуро- логических построениях сказалось отсутствие университетского образо- вания и чересчур жесткий «почвеннический» подход. Он верно ограни- чил возможные влияния Востока в русской архитектуре, подчеркнув слабость следов исламского влияния, чрезмерную удаленность Индии и т.п. Однако, не будучи архитектором и опираясь только на анализ граж- данских и оборонительных сооружений, Забелин пытался обосновать вывод о зависимости форм и приемов русского каменного зодчества от форм и приемов, выработанных в зодчестве деревянном. Это вынудило его ослабить анализ церковной архитектуры, где вполне очевидна об- ратная зависимость. (О проблеме «самобытности» среди архитекторов XIX в. точнее всех высказывался В.В. Суслов, хорошо понимавший из- начальную зависимость церковной деревянной архитектуры от камен- ной, что легко было наблюдать даже на примерах строительства церквей в XVIII-XIX вв.). Важнейшие пути для изучения средневекового храма наметили уча- стники первых Археологических съездов, собиравшихся каждые три года, поддержанные с 1892 г. съездами русских зодчих. Уже на I Съезде А.С. Уваровым был поставлен ряд простых вопросов, без ответа на ко- торые невозможно было приступить к общей истории и теории русского церковного зодчества. Вопросы были как типологические (например, как широко распространен и устойчив традиционный план крестово- купольного храма?), так и хронологические (когда начали строить коло- 452
кольни?) и технологические (как по кладке определять время строитель- ства?) и др. (Уваров, 1871, 266). Можно сказать, что на рубеже 1860-70-х гг. историки церковных древностей, изучая происхождение и оригинальные черты русского средневекового храма, задались примерно тем же кругом вопросов, ка- кой поставят перед собой европейские ученые в 1890-х гг. применитель- но к ранним христианским базиликам на первом Международном конгрессе христианской археологии. В будущем окажется, что русская наука справилась со своей задачей гораздо быстрее, чем западноевро- пейская— впрочем, и задача был сравнительно более узкой и «компакт- ной», хотя бы в отношении круга памятников и источников. Чтобы отве- тить на поставленные вопросы, пришлось снова прибегнуть к сравни- тельным методам. В статьях по архитектуре деревянных церквей Ува- ров, подобно Строганову, придерживался «теории влияний» и указывал на воздействие Галиции. Но уже первые работы о каменном зодчестве Владимира констатируют принципиальное отличие объемно-планиро- вочной структуры («плана») владимиро-суздальских церквей от роман- ских базилик. Одновременно Уваров расширил набор аналогов в роман- ской архитектуре, задавшись вопросом: если храмы строили иноземные мастера, то что заставило их отказаться от базиликальных форм? Он не мог найти еще ответа на этот вопрос (так как не были исследованы от- ношения средневековых «заказчиков» со «строителями»), но сама его постановка свидетельствует о понимании сложности проблемы (Уваров, 1871; Он же, 1876). Уваров верно указал на преждевременность решения вопроса о «ви- зантийском», «романском» или «местном» характере архитектуры суз- дальских храмов: никто еще не анализировал ни русских церквей Киев- ской эпохи, ни их византийских прототипов. Потребность анализа исто- рии русского зодчества решила, по сути дела, судьбу архитектурного византиноведения в России, заставила русскую школу стать ведущей в мировой науке, изучающей Византию.14 Параллельно делались усилия и по созданию общей истории русско- го церковного зодчества.15 В 1880-х гг. появляются статьи и книги, рас- сматривающие происхождение отдельных типов церковных зданий (Га- гарин, 1881; Султанов, 1887). В.В. Суслов пишет программу курса рус- ской архитектуры для Академии художеств, но тем дело и ограни- чивается (Суслов, 1889). Оказалось, что создать полноценную историю церковного зодчества трудно не столько из-за скудости накопленных материалов, сколько из-за отсутствия длительной аналитической тради- ции, так сказать, «непривычности» размышлять о русской средневеко- вой архитектуре в рамках единой терминологии и методики. Прежде всего выяснилось, что отсутствуют словари древнерусских строительно-архитектурных терминов. Для деревянного строительства составить технический словарь оказалось сравнительно просто, по- скольку в древних текстах встречались выражения, многие из которых До XIX в. оставались в употреблении. Это с успехом осуществили Забе- 453
лин, Ласковский, Суслов и Ляпунов. Сложнее было с каменным храмом. Если присмотреться к первым внятным описаниям типа древнерусского храма, то станет заметно, что они выполнены странным, обедненным языком.16 Дело в том, что архитектура каменного русского храма нико- гда не описывалась древними книжниками сколько-нибудь подробно, да и в современном народном языке термины почти отсутствовали. С этим и столкнулись специалисты в XIX в. А.С. Уварову, взявшемуся за составление археологического словаря, пришлось не только организовывать материал, но и создавать систему терминов, отсутствовавших в древнерусском языке и не имевших в на- учном обиходе XVIII-XIX вв. устойчивого применения. Терминологией, сложившейся в конце XIX в., мы пользуемся по сей день. Многие по- ложения, кажущиеся сегодня очевидными и естественными, тоже были сформулированы впервые только в конце XIX в. Так, В.В. Суслов при- шел к мысли о непрерывном и эволюционном характере развития рус- ской архитектуры. В прекрасном очерке истории сводчатых перекрытий церковных памятников он построил собственную поэтапную картину этого развития (Суслов, 1899).18 Первая профессиональная история рус- ской архитектуры Андрея Михайловича Павлинова (1852-97) вышла очень поздно, только в 1894 г. Это беглый очерк почти исключительно церковного зодчества, более напоминающий исследование, чем обзор, так как материал изученных автором храмов подан подробнее и доказа- тельнее. Однако в 1890-х гг. увеличение фактических знаний о русской церковной архитектуре шло так быстро, что первый опыт не мог впитать всего накопленного богатства и вызвал резкую критику коллег, в том числе Султанова.19 Неясной вплоть до конца XIX в. оставалась и периодизация русской средневековой архитектуры. Сначала она была просто хронологической, а в середине века стала «стилевой». К 1870-х гг. сложился принцип при- вычного нам деления культурно-исторического типа (на киевскую, нов- городско-псковскую, владимирскую и московскую архитектуру), приня- тый Прохоровым, Далем и другими. Близкую к современной систему предложил Султанов, объединив оба принципа и выделив два основных периода, «удельно-вечевой» (киевское, новгородское, суздальское строи- тельство) и «единодержавный». Выше уже говорилось о роли, принадлежавшей первым томам «Ис- тории русского искусства», для которой работали А. Щусев, В. Покров- ский, а Федор Федорович Горностаев (1867-1938) написал почти весь раздел о московском зодчестве (совместно с Г. Павлуцким и И. Граба- рем) и ряд глав о деревянной архитектуре. (Ранее вышли его работы о домонгольских храмах Чернигова и об архитектуре древней Москвы: Горностаев, 1911; Он же, 1913). В тени этого капитального свода оказа- лись, однако, гораздо более серьезные работы, среди которых—сочине- ния Михаила Витольдовича Красовского (1874-1939), архитектора- рационалиста, выпускника Института гражданских инженеров. После ряда исследований по отдельным памятникам, публиковавшихся в «Зод- 454
чем», он выпускает крупную работу, посвященную проблемам нацио- нальных особенностей русской архитектуры, изучает методы средневе- ковых архитекторов Его курс истории русской архитектуры остался не- замеченным, также как и важная работа по истории церковного зодчест- ва московского периода (Красовский, 191 Г, Он же, 1915).20 3. Архитекторы-реставраторы середины XIX века Построение истории церковной архитектуры Руси в начале XX в. опиралось в первую очередь на все шире разворачивавшиеся натурные исследования. К концу 1850-х гг. стали понимать, что движение во всех областях истории древностей может быть основано только на натурном изучении памятников. Это точно и кратко сформулировал Г. Филимонов, написавший: «Без археологии почти невозможно добраться до перво- начальной формы памятника». Только основываясь на изучении остат- ков древних церквей, «археологическая наука уже может приступить ... если не к решенью, то по крайней мере, к постановке некоторых вопро- сов из истории русского церковного зодчества» (Филимонов, 1859, 1-2). Гораздо позже М.В. Красовский сформулирует новое отношение к древнему архитектурному сооружению как историческому источнику. Первое место займет сам памятник, что остается верным и по сию пору и с чем позже согласится Н.Н. Воронин; за ним встанут тексты, особен- но деловые документы, сметы и росписи, и только на третье место — иконографические материалы. Основой исследования здания, в том чис- ле храма, становятся: археологический (то есть фиксирующий архитек- турную стратиграфию) обмер, изучение конструкций и характера клад- ки. Начинает возникать та «археологическая анатомия», о которой меч- тал Прохоров. Архитекторы занялись снятием штукатурок и обшивок, стали широко применять зондажи и шурфы (сын века естественных на- ук, Суслов пытался учесть анализ образцов раствора Софии Новгород- ской для их датировки). Совершенствуется и фиксация. С 1880-х гг. ар- хитекторы и археологи начали применять такое важное техническое изобретение, как фотография, которая подняла уровень доказательности (не говоря уже о сохранении открываемой информации) на качественно новую ступень. Пионер русской фиксационной фотографии, И.Ф. Бар- щевский, сделал многие тысячи негативов древних храмов и самых раз- ных церковных древностей. Эти фотографии получили значение перво- источников — недаром ряд иностранных издательств осуществляет сей- час проекты по репринту первых увражей Барщевского и печати с нега- тивов, воспроизведения с которых не издавались. (Большая часть негативов хранится в Музее архитектуры им. А.С. Щусева в Москве; хорошая коллекция есть в музее «Коломенское»), Уже говорилось, что история древностей вообще и церковных в осо- бенности была в XIX в. не предметом праздного любопытства, но полем практических экспериментов — политических, социальных, историко- культурных и религиозных. К созданным в середине века центральным 455
археологическим обществам (РАО, МАО, см. гл. IX) и Археологической комиссии прибавились провинциальные археологические и церковно- археологические общества (особенно известное — при Киевской духов- ной академии, с 1873 г.), губернские архивные комиссии и др. Теперь реставрацию и раскопки храмов ведут в очень многих местах: в Старой Рязани и Смоленске, во Владимире, Ростове и Суздале; в Галиче и на Волыни. Уже Тон, одним из первых, оценил реставрацию как новый источник информации. Ведь именно в 1830-х гг. в северо-западной части Терем- ного дворца в Кремле совершается редкостное открытие: обнаруживают церковь Воскресения Лазаря, основанную в 1393 г. княгиней Евдокией (вдовой Дмитрия Донского), в XVII в. замурованную и потому забытую. Впервые производится обмер Софийского собора в Новгороде, а в Но- воспасском монастыре приступают к реставрации усыпальницы бояр Романовых. С 1870-х гг. архитекторы начинают играть в изучении цер- ковных древностей России (как, впрочем, и Англии, Франции и Герма- нии) совершенно особую роль. Они совмещали подход зодчего, иссле- дователя и реставратора в одном лице, к чему и сегодня стремятся луч- шие из историков-архитекторов. Благодаря этому впервые удалось увидеть в храме не отдельный фе- номен, но элемент большой системы культурных, технических и худо- жественных признаков, находящихся в зависимости от общих историче- ских условий.21 Однако граница, разделявшая «церковную» и «светскую» историю, сохранялась. Если говорить собственно о раскопках, то придется при- знать, что профессиональные археологи в России еще почти не интере- совались остатками церквей, предпочитая курганы, античные города или памятники доисторической, первобытной археологии. Поэтому сна- чала руины храмов остаются сферой интереса исключительно местных энтузиастов — священнослужителей, архивистов, учителей. Методика раскопок стоит на низком, «интуитивном» уровне, так как даже архитек- торы сначала не владели ее приемами. 1850-90-е гг. — это эпоха распространения церковно-археологи- ческих исследований «вширь», в ходе чего вырабатывается, совместно с реставрацией, их методика, создается фундамент для истории русской архитектуры и -церкви. Обращение исследователей прежде всего к руи- нам архитектурных памятников объяснимо. Церкви древней Руси изна- чально теснее связаны с историей, топографией и хронологией страны, чем другие древности. Их легче «заставить говорить»: храмы часто упо- мянуты в летописях, связаны с именами конкретных личностей, собы- тиями. Наконец, здесь можно найти надписи и произведения искусства. Самым «романтическим» слоем русской церковно-архитектурной археологии оставалась, конечно, археология домонгольская. Вопрос о «древнем виде» памятников домонгольского времени выдвигали в каче- стве основного на III Археологическом съезде (1874) в Киеве, где к нему обращались В.А. Прохоров и Л.В. Даль. Наиболее значительных резуль- 456
тагов в их исследовании достиг в 1860-70-х гг. Петр Александрович Лашкарев (1833-1899), профессор Киевского университета и Духовной академии, член ее церковно-археологического общества. Он вел раскоп- ки храма на Вознесенском спуске в Киеве, маленькой церкви в Переяс- лаве-Южном, наблюдал раскрытие многих памятников — но не собст- венно полевые исследования были главным в его трудах. Лашкареву принадлежит в России честь четкой формулировки одной из основных проблем метода церковно-археологического исследования — проблемы архитектурной стратиграфии. Иными словами, он задался простым во- просом: по каким критериям отличать древние части от поздних? Еще Болховитинов знал, что для древнейшего периода характерна кладка из квадратного плоского кирпича (плинфы) и камня на розоватом растворе с кирпичной крошкой (цемянкой). Углубившись в изучение строительной техники на основе археологии, применяя ныне признан- ный всеми школами метод анализа особенностей кладки стен и сводов, Лашкарев скоро установил и признаки, свойственные основным перио- дам развития зданий от XI до XVIII в. и длительность этих периодов; научился отличать части домонгольские от поздних пристроек. Он сумел воссоздать типичную композицию плана Х-ХП вв., установил распреде- ление нагрузок в частях здания и выдвинул гипотезу об изначальном посводовом покрытии. В результате Лашкарев доказал принадлежность ряда памятников к древнейшему периоду и начал заполнять страницу, зиявшую белым пятном в археологии Руси.22 Огромное значение для развития церковной археологии древней Ру- си имела деятельность тех зодчих-реставраторов, которые стремились начать реконструкцию с историко-археологического исследования под- линного здания. Такая группа архитекторов возникла еще в середине века. Первым из них следует назвать Федора (Фридриха) Федоровича Рихтера (| 1868), с 1841 г. работавшего в Москве в Комиссии от строе- ний. Он исследовал и реставрировал памятники Кремля (в том числе ц. Спаса на Бору, Благовещенский собор), здание Синодальной типогра- фии, палаты Романовых в Москве и в костромском Ипатьевском мона- стыре. Особую ценность представляют его прекрасные обмеры, часть которых издана в серии увражей и превратилась в важный источник по истории церковной архитектуры (Памятники, 1851-1856; Памяти Ф.Ф. Рихтера, 1906). Николай Андреевич Артлебен (1827-1882) активно изучал храмы Владимирской земли уже с 1850-х гг., причем как епархи- альный архитектор имел к тому редкую возможность. Его интересовали прежде всего материалы для реконструкции; настоящие археологиче- ские раскопки он провел лишь однажды — но зато у какого памятника! Им было обнаружено основание юго-западной башни церкви Покрова на Нерли. Доклад, в котором подведены итоги всей его работы, стал од- ним из основных на I Археологическом съезде. Это была первая и до- вольно полная сводка материалов, в которую включены данные обме- ров, наблюдений за перестройками, ремонтов и земляных работ (Артле- бен, Тихонравов, 1880). 457
Работал на архитектурных памятниках Северо-Востока и граф А.С. Уваров, проявивший, как всегда, качества увлеченного исследова- теля, но «слишком решительного» археолога (правда, при этом им была впервые сформулирована идея совместной работы и взаимной помощи археолога и архитектора). В этой деятельности важнее не практические результаты, а стремление организовать и централизовать научные уси- лия, широта взгляда, стремление изучать памятники всех городов сразу, перешагнув «естественные границы» краеведения.23 В сравнительно небольших, в общем провинциальных для середины XIX в. старых русских городах руины древних храмов были особенно заметны. С 1860-х гг. к ним наконец обращаются и в Смоленске, где в 1864 г. выходит капитальное описание всех сохранившихся церквей (старых и новых) и известных к тому времени руин (Трофимовский, 1864). В 1867-68 гг. проводят первые большие церковнотархеологи- ческие раскопки руин «на Протоке», оказавшиеся остатками большого монастырского кафедрального собора.24 В 80-90-е гг. самым активным исследователем Смоленска становится С.П. Писарев (1846-1904), созда- тель местного историко-археологического музея, энтузиаст-историк, собиравший все возможные сведения о древних зданиях, наблюдавший и фиксировавший случайные открытия (им было открыто не менее 12 исчезнувших древних построек).2 Местные исследователи открывали новые храмы не только в горо- дах, но и на давно заброшенных поселениях. Ведя работы в Рязанской земле, секретарь архивной комиссии А.В. Селиванов полностью рас- крыл фундаменты храмов в Новом Ольгове городке и Старой Рязани («Спасский»), Его обмеры, сначала вызвавшие скептическое отношение, оказались соответствующими истине. Раскопав горн для обжига кирпи- ча, он одним из первых заинтересовался производством материалов для строительства церквей (Селиванов, 1888; Он же, 1891). На землях Га- лицкого княжества, в XIX в. входивших в состав Австро-Венгрии, инте- рес к «православным» памятникам местной властью не поощрялся, зато он был знаменем в борьбе за национальную независимость славянского населения империи. Активнейшим исследователем здесь в 1880-х гг. стал Лев Лаврецкий, священник села Крылос, открывший 6 каменных храмов за три года. Хотя он очень плохо их зафиксировал, но зато смог доказать, что это и есть остатки древнего Галича (Пастернак, 1944; Pelenski, 1914; Szaraniewicz, 1883; Иоаннисян, 1994). Исследователи постепенно все больше осознавали прелесть натур- ных, археологических материалов. Открывались остатки разрушенных еще в древности и нетронутых перестройками храмов; накапливались сведения об их изначальной планировке; появлялась надежная инфор- мация о строительных приемах. Комплексы в целом (включая находки, архитектурные детали, живопись) оставляли все меньше сомнений в периодизации и датировке, реальные черты зодчества разных периодов выступали все яснее — и появлялась возможность «обратного переноса» этих знаний на уцелевшие, но искаженные и потому «замутненные» па- 458
мятники. Огромна польза этих работ — ведь масса зданий, доступных в XIX в., впоследствии погибла. Поэтому нетерпим часто усваиваемый снисходительно-критический тон по отношению к работам краеведов и энтузиастов-любителей XIX в. Именно они заложили фундамент, на ко- торый опирались их непосредственные преемники, затем специалисты XX в., а сейчас и мы продолжаем опираться. Уже в последние два десятилетия XIX в. объем археологических ис- следований средневекового церковного зодчества вырос настолько, что перечисление лишь самых заметных открытий составит длинный спи- сок. В это время идут сложные и взаимосвязанные процессы натурного изучения, теоретического осмысления, практической реставрации и соз- дания общей истории древнерусской церковной архитектуры. Изучать их удобнее, прослеживая деятельность ведущих исследователей, приме- нявшиеся ими методы и сформированные ими точки зрения. В 80-90-х гг. одной из центральных фигур в «практической» церков- ной археологии стал Владимир Васильевич Суслов (1857-1920).26 Осно- воположник аналитического метода в реставрации, он создал целую школу выдающихся исследователей и историков архитектуры, среди которых такие имена, как Красовский, Новицкий и Милеев. Его чисто архитектурные исследования широко и заслуженно известны, но как археолог в буквальном смысле слова, проведший массу вскрытий куль- турных слоев древних зданий, он был явно недостаточно внимателен. Слой для архитектора — все еще только лишняя земля, к удалению ко- торой сводится задача исследователя. Познакомимся с несколькими примерами. С 1884-85 гг., сразу по окончании Академии художеств, Суслов ру- ководил раскопками в Старой Ладоге, где раскрыл руины двух храмов XII в. и часть стен церкви Георгия. Цели работы были художественные и технические: изучались фрески, своды, строение скрытых наслоениями частей (престолов, внешних отмосток, полов разных периодов и др.) При этом фиксировались лишь самые общие сведения, из находок упо- мянуты только архитектурные, стратиграфия вообще не привлекла вни- мания (слой внутри описан самым общим образом, окружающий грунт вообще не вскрывался). Особенно много работ Суслов провел по поручению Археологиче- ской комиссии. Самая известная — обследование Софии Новгородской. В XIX в. неумение понять структуру древнего памятника часто оправ- дывали ссылками на полное или почти полное искажение его. Думали, что и от подлинной Софии мало что осталось. В.В. Стасов считал позд- ними все приделы, притворы, «все до единого окна во всем соборе», кровлю, покрытие глав — и сравнивал храм с человеком, «который по- сле войны останется без руки и без ноги, с отрубленным ухом, выколо- тым глазом» (Стасов, 1861, 35-36). Но Суслов показал, что здание не только не погибло — напротив, его архитектурная часть -сохранилась удивительно полно. Им были открыты следы полусферического чере- пичного покрытия глав и полукружий барабанов; чередование полу- 459
круглых и щипцовых завершений основного объема; остатки сводов южной галереи, а также множество проемов, остатки колонн в средок- рестии, три уровня ранних полов. Затем им было доказано посводовое покрытие у Нередицкого храма (ранее считавшееся восьмискатным) и Мирожского собора (вместо пофронтонного). Отреставрированные им памятники сразу вошли в «золотой фонд» наследия. Все же эти интереснейшие исследования нельзя назвать идеальными с точки зрения собственно археологической. Огромный проект изучения Софии Новгородской включал массу зондажей, обмеров и раскопок. Су- слов «предпринял окопку внутренних и наружных стен собора для вы- яснения их прочности и для более яркого представления сохранившихся форм нижней части здания» (Суслов, 1894, 96). В результате все соору- жение оказалось отрезанным от окружающего слоя, не была зафиксиро- вана археология вскрытых уровней полов и деталей конструкций. Чув- ствуется, что памятник все еще воспринимается Сусловым исключи- тельно как явление искусства и архитектуры, а не истории.27 В качестве типичного примера «архитектурно-художественного» подхода к исследованию руин церковного здания можно назвать широ- кие работы Адриана Викторовича Прахова, известного коллекционера и историка искусства, в 1886 г. во Владимире-Волынском. Тщательное раскрытие остатков здания Успенского собора обеспечило реставрацию нужными материалами, — но проводилось оно без разрешения Архео- логической комиссии, представленный отчет говорил не об исследова- нии, но о восстановлении, а опубликованы лишь самые краткие инфор- мации о раскопках руин в урочище Старая Кафедра над р. Лугой и опи- сание архитектурных деталей (переписка об этом: Дверницкий, 1899; Он же, 1887). Альтернативой «художественного» подхода был подход «церков- ный». Предполагавший интерес к древним памятникам как к святыням, он подчас давал неожиданные возможности для археологического ис- следования. Так было, например, при неожиданном обнаружении в при- деле св. Леонтия (Ростов, Успенский собор) фрагментов храма, принад- лежавших XIII в. В большинстве случаев, однако, древний храм воспринимался толь- ко как произведение искусства и потому его изучают практики- архитекторы или художники, которых мало привлекает историческая проблематика. Это создает крен в сторону художественного и инженер- ного исследования церквей, что в ранний период деятельности Археоло- гической комиссии явно ощущается. В известной мере даже авторы церковно-статистических описаний XIX в., работавшие в стиле «ком- плексных монографий» по отдельным памятникам, опережали архитек- торов-реставраторов в подходе к храму как сложному историческому источнику, который необходимо исследовать целиком, включая и позд- ние наслоения. Отметим, что среди ведущих натурные исследования специалистов по-прежнему нет профессиональных археологов, которые имели бы соответствующую подготовку или практические знания. 460
4. Архитекторы на раскопках: конец XIX— начало XX в. Уже первые пятнадцать лет XX в. коренным образом изменили это положение, во многом определив весь ход исследований нового столе- тия. Это связано с деятельностью молодых членов Археологической комиссии — П.П. Покрышкина, Д.В. Милеева, К.К. Романова и других. Петр Петрович Покрышкин был увлеченным реставратором в не меньшей, чем Суслов, степени, но постепенно выработал и вполне про- фессиональный археологический навык. Имея дело в основном с сохра- нившимися, хотя и искаженными храмами, он начал решать архитектур- ные вопросы методами археологии, «прочитывая» историю сооружения не только в летописях и архитектурных деталях, но и в их связи с куль- турными слоями. К сожалению, большая часть его фиксаций утеряна. Регулярного дневника Покрышкин не вел, а отчет, как правило, не успе- вал напйсать, отдавая все время реставрационной деятельности (эти не- достатки свойственны реставраторам-практикам и по сей день) К сча- стью, фотография с конца XIX в. уже существенно вовлечена в фикса- цию, что позволяет восстановить процесс исследований. Снимки работ на ц. Василия (Овруч) и ц. Спаса на Берестове (Киев) показали прекрас- но расчищенные остатки архитектуры, связанные с хорошо зачищенны- ми бровками, стенками и поверхностью раскопов. В известной мере они могут даже заменить стратиграфическое описание.29 Резкое повышение качества методики архитектурных полевых работ определялось завершением выработки общих для всех вообще археоло- гических исследований принципов. Начатое в конце XIX в. обобщение практического опыта, который накопили археологи на памятниках всех типов, от каменного века до позднего средневековья, вызвали к жизни первые серьезные руководства к проведению раскопок. Соединившись с особой скрупулезностью и тщательностью, присущими профессиона- лам-архитекторам в работе по реставрации шедевров зодчества и с опы- том историко-искусствоведческого осмысления русской церковной ар- хитектуры, этот прогресс привел к настоящему перевороту в формиро- вании «банка данных» по церковной археологии Руси. Заслуги архитекторов-реставраторов в становлении методики иссле- дований отметил в своем руководстве к раскопкам великий археолог А.А. Спицын: «Исследованием остатков сооружений у нас мало занима- лись как вследствие дороговизны работ, так и по сложности их. В по- следнее время, однако, дело получило правильную постановку, перейдя в руки специалистов-архитекторов. Архитектор обращает внимание на план сооружения, материал его, способы кладки, устройство фундамен- та. Работа сопровождается точнейшими обмерами, чертежами. Главное, что вносит специалист — детальность и точность» (Спицын, 1910, 81). Действительно, обмеры Покрышкина заслуженно характеризовались специалистами как лучшие в Европе; его научная четкость, техническая находчивость, требовательность к научной обоснованности реставраций 461
получили общее признание. «В археологических кругах Европы мало таких фанатиков науки, каким был Покрышкин, мало таких глубоких серьезных исследователей», — писал после его трагической кончины в 1922 г. И.Э. Грабарь (Грабарь, 1922). Покрышкин одним из первых осознавал необходимость комплексно- го подхода к исследованиям церковных памятников и высоко оценивал роль археологии. В специальной работе, посвященной методике, говоря о предварительном исследовании, он писал: «При этом обычно опуска- ется из виду изучение почвы с археологической точки зрения; между тем именно беспощаднее всего уничтожаются подземные памятники старины. Здесь техник соприкасается с археологией и обязан иметь в ней познания или обращаться к знатокам».30 Покрышкин прекрасно по- нял суть археологических исследований как изучения стратиграфии и постоянно подчеркивал, что «должно не только расчищать от засыпей остатки зданий, но следует попутно «читать» землю» (Покрышкин, 1915). Этот ранний русский «манифест» против бесцельной растраты информации, отложившейся в культурном слое, появился в то время, когда во Франции, Англии и Германии процветал еще «деблайяж». Младший сотрудник Покрышкина, инженер-архитектор Дмитрий Васильевич Милеев (1878-1914), достиг в церковной археологии со- вершенно замечательных для своего времени успехов. Бескорыстный подвижник (чтобы не сказать аскет), единственной страстью которого было исследование русской архитектуры, художник, архитектор и ар- хеолог, он стал постоянным сотрудником Археологической комиссии в 1908 г. — в год, примечательный для русской археологии. В 1907-8 гг. В.В. Хвойка открыл в Киеве остатки княжеских дворцов и производст- венных комплексов, что вызвало широкий отклик ученых всей страны. Участники XIV Археологического съезда в Чернигове склонны были рассматривать это открытие как начало новой эры в русской археологии (заговорили даже о находке «киевского форума») — но при условии пе- редачи дальнейших работ в руки центральных научных учреждений. Можно сказать, что открытие В.В. Хвойкой монументальных сооруже- ний в Белгородке и Киеве было последним подарком уходящего века дилетантов вновь родившейся области науки — архитектурной археоло- гии. Конечно, оставлять богатейшие памятники на произвол хозяев уса- деб или малоопытных исследователей было нельзя. Поэтому на Архео- логическую комиссию было возложено проведение в течение 10 лет раскопок в центре Киева на специально ассигнованные государственные средства. Был составлен план этих работ, огромное место уделивший именно церковной археологии памятников X—XIII вв. Во главе раскопок встали Д.В. Милеев и специалист по археологии Причерноморья Борис Владимирович Фармаковский, внесший устоявшуюся, проверенную на раскопках городов античной эпохи методику послойно-поквадратного вскрытия слоев с фиксацией находок и сооружений. Работы шли в 1908— 14 гг., т.е примерно треть запланированного времени, причем были от- 462
крыты: восточная и северная части Десятинной церкви и территория восточнее апсид (1908-9); руины храма XI в. в усадьбе киевского ми- трополита (1909-10); часть храма, раскопанного в 1830-х гг. Лохвицким; руины дворцов; погребения, относившиеся ко времени до постройки Десятинной церкви; остатки рва, некогда ограждавшего более древнее киевское городище. Но летом 1914 г. от тифа умер Милеев, подорвавший здоровье непо- сильным трудом и аскетическим образом жизни. Продолженные было его юным сотрудником и преемником, сыном киевского священника С.П. Вельминым работы окончательно прервали невзгоды войны.31 Зна- чение материалов Милеева огромно; он не только изучил конструкции и архитектурные детали, но датировал их, прочтя историю по окружав- шим здание слоям. Это были вершины дореволюционной церковной археологии; их методика надолго стала образцом, не меняясь принципи- ально, но разрабатываясь и совершенствуясь в деталях.32 Не только отдельные исследователи — вся область архитектурной археологии резко шагнула вперед. При небольших по объему работах сотрудники МАО и ПАК научились извлекать важнейшую и надежную информацию — что всегда служит признаком высокого развития мето- дики. Например, два крохотных шурфа, заложенных К.К. Романовым в 1909 г. в Георгиевском соборе Юрьева-Польского, благодаря детальному изучению стратиграфии позволили сделать вывод о более позднем появ- лении Троицкого придела.33 Конечно, и любительские работы еще про- должались, но даже они стали строже; поубавилось простора и для раз- рушительной деятельности — центральные учреждения внимательно следили за открытием древностей, старались их контролировать, хотя это не всегда удавалось. Отдельные неудачи (работы некомпетентных лиц; самовольные рас- копки; расхищение остатков древних зданий как строительного мате- риала) уже не определяли уровень архитектурной археологии. Прямо в ходе натурных работ, за какие-нибудь 10-15 лет XX в. она выработала устойчивую и законченную методическую систему, приступив с ее по- мощью к построению фактологической и концептуальной базы даль- нейшего исследования истории русского церковного зодчества. Утрата многих материалов этого периода в годы новой русской Смуты — не- восполнимая потеря, она значительно ослабила воздействие «церковно- архитектурной» школы на развитие науки в стране, хотя и не прервала его полностью. Сильным ударом стала безвременная смерть Милеева и Покрышкина (1922) и резкий перерыв в работах, вызванный социаль- ным катаклизмом конца 1910-20-х гг. Но основное действие в драме церковной археологии было впереди. Его определила государственная политика 1930-х гг. и связанная с ним насильственная идеологическая переориентация, одной из основ которой стал «научный атеизм» и поли- тическая борьба с церковью, а в истории культуры и искусствознании — полный пересмотр концепций. Все же основное в научном наследии, прочный методический фундамент, заложенный в начале XX в., не про- 463
пал. Более того, археология церковных зданий, получив в советскую эпоху новые неожиданные стимулы к развитию, смогла эффективно его использовать. 5. «Архитектурная археология» в XX в. Период после 1917 г. для исследования памятников церковной куль- туры крайне драматичен и неоднозначен. С одной стороны, это время жесткого идеологического давления атеистической идеологии на рели- гию, время разрушения храмов, массового сожжения икон, продажи или переплавки церковных драгоценностей и т.п. Но в этот же период цер- ковные древности, «выпав» в огромном количестве из литургического, служебного оборота, стали как никогда доступны научному анализу. Бо- лее того, критическое отношение к ним как к источникам создало атмо- сферу, в известной мере способствовавшую пристрастному, скрупулез- ному изучению объектов во всех их материальных деталях. Выведение древностей из собственности церкви привело к тому, что для объектов, ранее имевших не менее четырех «хозяев» — общину, синодальные вла- сти, государство и ученое сообщество — отныне оставались лишь два последних. Причем государству до этих древностей, особенно разру- шенных, зачастую не было никакого дела. В результате ученое сообще- ство стало как бы корпоративным собственником древних церковных остатков и могло позволить себе продолжать их изучение — по крайней мере, в пределах отпускаемых средств и идеологических рамок «исто- рического материализма». Нужно сказать, что с точки зрения включения церковно-археоло- гических материалов в общую историю русской культуры дореволюци- онная наука оставалась на сравнительно невысоком уровне. Особенно это касалось детальных, конкретных знаний о древнем церковном зод- честве. Сказывалось и общее отставание изучения древних городов, ис- тории средневековых технологий, нежелание профессиональных архео- логов заниматься историей церковного зодчества. Даже в «Истории рус- ского искусства» под редакцией И.Э. Грабаря упоминалось всего около 40 домонгольских храмов. Ученые пытались наметить пути новых подходов уже в 1920-е гг. Один из ведущих тогда специалистов по истории зодчества и приклад- ного искусства, Николай Борисович Бакланов, писал: «Памятники архи- тектуры, благодаря своей сложности, может быть, более, чем какие-либо другие памятники материальной культуры, являются полной характери- стикой страны, эпохи и народности, их создавшей, объединяя в себе ряд физических и моральных воздействий окружающей их среды, а будучи прикреплены к месту создания, являются наиболее бесспорными доку- ментами в отношении жизни страны» (Бакланов, 1920, Л.1). Предлага- лось изучать памятник архитектуры не как замкнутый самодовлеющий объект, но в его историческом окружении, работая сразу с целыми ком- 464
f цлексами (городским ансамблем, монастырем, замком) и решать одно- временно широкий круг социально-исторических проблем. Основные положения комплексного метода подхода к архитектур- ным памятникам Н.Б. Бакланов развил позже в специальной теоретиче- ской статье, где требовал перехода к их массовому изучению при опоре на историю строительного производства и конструктивного анализа I Исследование должно было охватить весь комплекс тем и объектов, свя- | занных с памятником, от анализов строительного камня до эпиграфики, | живописи, надгробной скульптуры и прочих элементов, непосредствен- но к архитектуре или строительству не принадлежащих; из сфер, разра- ботка которых была недостаточной и нуждалась в развитии, была выде- лена датировка по особенностям строительной техники (Бакланов, 1932). Эти задачи, по сути дела, и определили дальнейшую работу в цер- ковно-архитектурной археологии второй и третьей четв. XX в. В целом можно сказать, что Бакланов предвосхитил и сформулировал методиче- ские принципы подхода к древней архитектуре как к историческому ис- точнику, которые чуть позже станут основными для ученых советского периода. Конечно, в конце 1910-20-х гг. еще работали «по инерции», стремясь продолжить начатое и применить сложившиеся уже методы в новых ус- ловиях. Но полевые исследования стали в это время, по понятным при- чинам, редки. Наиболее крупные, пожалуй, — работы на Украине в 1923 г. — связаны с раскопками вокруг Спасского собора в Чернигове Их возглавил прекрасный знаток древнерусского церковного искусства Н.А. Макаренко. Хотя он ранее не занимался археологией профессио- нально, но работал дотошно, сумел добиться прекрасных результатов и подробно опубликовать итоги. Его книга имеет характер первоисточни- ка, хотя многих сведений, необходимых для надежной датировки откры- тых объектов, и не хватает (Макаренко, 1929).35 Наиболее активно в годы гражданской войны и нэпа ведут натурные исследования архитекторы и археологи молодого поколения — П.Д. Ба- рановский, Н.И. Брунов, И.М. Хозеров, С.Д. Ширяев и другие. С дея- тельностью Ивана Макаровича Хозерова (1889-1947) связано подлин- ное открытие значения Смоленска и Полоцка для истории церковной архитектуры Руси, ранее далеко не очевидное (в «Историю русского ис- кусства» домонгольский Смоленск, например, вообще не попал). Хозе- ров достойно продолжил труды Писарева и Орловского — он наблюдал за раскрытием городских слоев и фиксировал обнаруживаемые архитек- турные сооружения, а также организовал несколько небольших само- стоятельных раскрытий, доведя число местонахождений храмов города ХП-ХШ вв. до 27. Работы Хозерова публиковались как в местных бело- русских изданиях, так и в известном пражском «Seminarium Kondako- vianum»; значительная их часть пропала во время войны, но Некоторые материалы опубликовали позже коллеги (Воронин, 1956). С достаточной полнотой наследие Хозерова предстало только после публикации его 465
итогового труда «Белорусское и смоленское зодчество Х1-ХП вв.», напи- санного в 1946 г. незадолго до смерти, но изданного лишь через полвека (Хозеров, 1994).36 С полоцким памятником, Спасским собором Евфими- евского монастыря XII в., связано и ключевое открытие выдающегося историка архитектуры Н.И. Брунова, тогда еще молодого аспиранта (он доказал, что барабан храма принадлежит первоначальному зданию и обнаружил под высоко поднятой четырехскатной кровлей высокий по- стамент, позволявший поднять барабан с главой на значительную высо- ту). Работа по исследованию и охране памятников церковного искусства в 1930-40-х гг. была сопряжена с большим персональным риском. В стремлении сохранить древние здания ученым приходилось, как мини- мум, открыто высказывать свое мнение — что часто означало идти на прямой конфликт с властями. Многие из них подверглись, наряду со священнослужителями, преследованиям и репрессиям (П.Д. Баранов- ский, Н.П. Сычев и др.). Однако сама борьба подчас приносила удиви- тельные открытия церковных древностей. Например, угроза сноса Ка- занского собора на Красной площади заставила П.Д. Барановского предпринять срочную реставрацию здания — при которой выяснилось, что храм является на редкость хорошо сохранившимся памятником зод- чества 1630-х гг. Правда, это не спасло церковь от сноса—но открытие было тщательно документировано с помощью фотосъемки, благодаря чему памятник удалось, после специальных археологических раскопок, в 1990-х гг. восстановить (Беляев, Павлович, 1993). В 1920-е гг., в условиях сокращения, а затем и прекращения дея- тельности старых центральных археологических учреждений (ИАК, МАО и др.) основная роль в исследованиях памятников снова временно легла на плечи краеведов и общественных организаций типа общества «Старая Москва». Это был период краткого, но бурного расцвета крае- ведения (впоследствии разгромленного), приветствовавшегося сначала новой властью как явление, характерное для социалистического социу- ма (Филимонов, 1989; Он же, 1989а; о репрессиях: Формозов, 1998) Последовавшая перегруппировка кадров, создание РАНИОН, а затем ГАИМК (в известной степени наследовавшего ИАК) постепенно не только вернули старую систему, но и усугубили ее централизованность Теперь можно было работать прежде всего в составе новосозданных крупных археологических экспедиций с долговременной программой работ и почти исключительно на базе столичных институтов (Москвы, Ленинграда и других). Это был, разумеется, новый этап. Для него характерно, во-первых, массовое открытие утраченных памятников церковной архитектуры; во- вторых— необходимость изучать их вне религиозного контекста, почти исключительно как объекты «материальной культуры» (с точки зрения строительного производства, инженерной конструкции, наконец, худо- жественно-эстетической— что делать всерьез без богословско-литур- гического контекста почти невозможно). Главной «рабочей» фигурой в 466
изучении церковных древностей на много десятилетий становится пер- вооткрыватель, археолог (в живописи — реставратор), а не интерпре- татор (архитектор, искусствовед). В то же время необходимо помнить, что именно теперь по-настоящему серьезно ставят и решают вопросы источниковедческого характера (например, проблемы датирования); по- является возможность изучать церковную культуру и искусство как часть общей городской культуры; связать историю храмового строитель- ства с общей историей Руси. На рубеже 1920-30-х гг. появляется ряд работ, особенно ценных для истории церковной архитектуры на Руси: очерки по организации строительного производства, принадлежавшие А.Н. Сперанскому и молодому тогда Н.Н. Воронину, новаторские труды А.И. Некрасова по раннемосковскому искусству, первые работы Н.И. Бру- нова (Сперанский, 1930; Воронин, 1934; Некрасов, 1929). Благодаря этому стали очевидны важные достоинства памятников церковного зодчества как исторических источников. Прежде всего, их оказалось гораздо больше, чем могли себе представить ученые XIX в. Например, общее число известных домонгольских памятников быстро достигло сначала сотни, а затем и двухсот (для сравнения — количество иконописных произведений того же периода немногим более трех де- сятков). Показав массовый характер каменного строительства на Руси, удалось снять представления о его «эпизодичности». Большие комплексные экспедиции, формировавшиеся в 30-х гг., ориентировались на основные центры домонгольской Руси: 1932 г — начало регулярных раскопок в Новгороде; с 1938 г. в Киеве работает знаменитая экспедиция М.К. Каргера, специально занимавшаяся поис- ком и раскрытием древних храмов; с 1934 г. начинаются работы Н.Н. Воронина в городах Владимиро-Суздальского княжества.37 Накоп- ление материала к тому же было столь быстрым, что интерпретаторы не сразу смогли осмыслить новую информацию. Все же усиленная нара- ботка новых материалов, хотя и прерванная войной, не замедлила ска- заться на уровне знаний о домонгольской архитектуре.38 К 1950-60-м гг. история церковного строительства древней Руси за первые три века была фактически переписана заново. В таком виде она и вошла в двухтомную «Историю культуры Древней Руси» (1948-51), в тома нового издания «Истории русского искусства» (многие главы кото- рых были написаны археологами, и прежде всего Н.Н. Ворониным), в крупные, основополагающие монографии по памятникам Киева и Владимиро-Суздальской земли (Каргер 1958-61; Воронин, 1961-62). По- сле войны, в 1950-е гг., в исследование вновь активно включаются архи- текторы-реставраторы, ученые местных музеев ц институтов. На Украи- не приобретают известность Ю.С. Асеев, В.А. Богусевич, Н.В Холос- тенко (работы в Киеве, Чернигове, Переяславе-Хмельницком); в горо- дах Северо-Востока — А.Д. Варганов, А.В. Столетов; в Новгороде — Г.М. Штендер. Активную деятельность по охране храмов и их реставра- ции снова разворачивает П.Д. Барановский (восстановивший, в частно- сти, ц. Пятницы в Чернигове).39 В то же время намечается отход рестав- 467
раторов от археологических элементов в исследовании храма, не всегда осознается важность археологической методики.40 В предвоенный и послевоенный период археологи проводят ряд эта- лонных с точки зрения полевого исследования и интерпретации работ на памятниках церковного зодчества в городах.41 История церковной архи- тектуры становилась неотъемлемой частью любой монографии о рус- ском городе или княжестве. Стало ясно, что накопленный материал тре- бует нового осмысления на теоретическом уровне. В 1954 г. Н.Н. Во- ронин выступил с программной статьей «Архитектурный памятник как исторический источник (заметки к постановке вопроса)», где прекрасно показал суть подхода к средневековому зданию с целью извлечения мак- симума сохраненной в нем исторической информации. При этом он пре- дупредил об опасности наметившегося разделения сфер между исследо- вателями «подземной» части и собственно архитектуры и отстаивал уже сложившуюся принадлежность комплексного изучения древнерусского зодчества к сфере археологии; предлагал организовать специальную архитектурную группу внутри центральных археологических учрежде- ний (Воронин, 1954). С середины 1960-х гг. начался последний, в известной мере продол- жающийся и сейчас, этап археологического изучения церковных памят- ников. На 1960-80-е гг. центральной фигурой в нем становится Павел Александрович Раппопорт (1913-1989). Продолжив линию углубленно- го изучения памятников и дальнейшей разработки полевой методики, он перенес эти принципы в область интерпретации, по-новому увидев и связав воедино все накопленные сведения о домонгольском периоде церковного зодчества Руси. Венцом его трудов стал выход трех работ. Первая — своеобразная «записная книжка» исследователя, превращен- ная в полный свод археологических источников по домонгольскому ка- менному зодчеству (в основном церковному); корпус, к которому можно смело обращаться за справками о любом известном к 1980-м гг. памят- нике. Затем — монография по организации и технике домонгольского строительства. Наконец — общий курс русской архитектуры, написан- ный на основе археологических источников (Раппопорт, 1982; Он же, 1993; Он же, 1994). Подведенный в 1980-х гг. итог археологического изучения только домонгольских церквей за советский период дал ошеломляющую циф- ру— около 150! Разработка памятников XIV-XVIIbb. велась археоло- гами в несравненно меньшем объеме, но за последние 10-15 лет и здесь чувствуется продвижение. В России существует несколько центров ар- хеологического изучения архитектуры. Ведущей можно назвать группу ученых в Санкт-Петербурге (группа О.М. Иоаннисяна в ГЭ; В. А. Бул- кин в Университете, и др.). Ими осуществлены работы в Галиче, Ростове Великом, Новгороде, в последнее время исследуют Владимир и Суздаль (поразительные результаты дали, в частности, раскопки О.М. Иоанни- сяна 1997 г. руин собора Рождества Богородицы во Владимире (открыв- шие часть хорошо сохранившихся галерей XIII-XVII вв. с интересней- 468
щими саркофагами, надгробиями и небольшим приделом, посвященным когда-то погребенному в соборе князю Александру Ярославину Невско- му). Из работающих в крупных строительных центрах древней Руси не- обходимо упомянуть прежде всего группу, сформированную ныне по- койными Г.М. Штендером (Новгород) и В.Д. Белецким (Псков); археоло- гов и архитекторов Твери, Ростова Великого и других городов. Сейчас можно сказать, что почти каждому из ведущих полевые исследования археологов-медиевистов случилось в жизни изучить руины по крайней мере одного храма. Примечания к главе X 1 По профессии преподаватель естественной и гражданской истории и гео- графии в Киевском главном народном училище. Описал много памятников, в 1799-1800 гг. создал «Историю города Киева от основания его до настоящего времени», которая считалась утерянной, ио недавно найдена в Киеве. Им зафик- сированы первые открытия в Михайловском монастыре: «во время построения каменной ограды около Михайловского Златоверхого монастыря открыто к юго- востоку от него иа возвышенном месте каменное основание (из коего и кирпичи были употреблены на строение той ограды) более нежели одной церкви», кроме того, «пространное каменное основание более нежели одной церкви» нашли «у самой монастырской ограды» (Берлинский, 1820, 88, 161). Остатки древних кла- док к юго- и северо-востоку церкви упомянуты уже в 1785 г. (Закревский, 1868, 547-548). 2 Щербина, 1896, 395-415. Средства на исследования руин Вышгорода дала помещица А.А. Турчанинова, о которой Берлинский писал Румянцеву: «... с са- мых молодых лет единственно занимается ученостью, имеет вкус к познанию древностей и искусств ... и всю жизнь свою ... посвящает на полезные изыска- ния»— чему способствовало ее немалое состояние (Щербина, 1896, 405). Дея- тельность ее, впрочем, во многих случаях была разрушительной: известны «по- иски» ее в 1811 г. на территории Михайловского Златоверхого монастыря, в ре- зультате которых в 1837 г. А.С. Анненков сообщит, что развалины «истреблены во время прежних поисков госпожи Турчаниновой, при которых все это место изрыто рвами». (Отчет, 1838, Отд. 3, с.83). 3 Лохвицкий даже обвинил архитектора в составлении «мечтательного, выдуманного» плана и в намеренном уничтожении части кладок (Лохвицкий, 1857, 40-42). Проверить этого было нельзя, так как над раскопом стояла уже новая церковь (построенная В.В. Стасовым) — но при работах Д.В. Милеева правота Ефимова подтвердилась (Краткое 1829, 14). Лохвицкий работал и поз- же, в 1830-х гг.: с Золотыми воротами (1832-33), которые открыл от засыпки XVIII в. (гораздо более грамотные работы); с фундаментами у Андреевской Церкви (1832), которые объявил Крестовоздвиженским храмом; с т.н. Иринин- скими руинами (1833) на Б. Владимирской улице и на Иорданском ручье (1835). Храм Ирины он обмерил, лучше справляясь с деталями, — довольно точно изо- бражая шиферный престол, гробннцы-аркосолии в стенах, саркофаги, лопатки, оконные проемы и т.п. — то есть небольшие по размеру детали, которые легко скопировать с натуры. Но он не владел техникой обмера значительных объе- мов— восстановить же план (тем более имея дело с половиной храма), понять его как целое не мог по простой причине: представление о типичных чертах древнерусской церкви в 1830-х гг. еще не сложилось. 469
4 В «Воспоминаниях» известный писатель А.Н. Муравьев приводит эпизод когда священник Десятинной церкви вывел его из задних ворот ограды на пус- тырь, обнесенный валом. «Я был поражен необычною красотою вида, который мне открылся с вершины вала, еще времен Владимировых; весь нижний Киев был у ног моих, со всеми глубокими оврагами его предместий, и далекое тече- ние Днепра с Вышгородом, селом Ольги; верст на 30 простиралась перед моими глазами лесистая равнина Заднепровская. Удивленный чудным зрелищем, спро- сил я священника: «чье это место и как оно сохранилось доселе не куплен- ным?»— «Это место Анненкова, — отвечал он, — который выстроил Десятин- ную церковь ... никто почти его не знает, потому что было загорожено церков- ным двором и безобразными кузницами, у спуска горы, против Андрея Первозванного». Попытка выкупить усадьбу у владельца ни к чему не привела. (Муравьев, 1913, 97). ’ В 1838 г, обнаружив руины храма у Дмитриевского оврага в Михайловском Златоверхом монастыре, он сделал сравнительно приличный план, разграничив кладки и рвы фундамента (Асеев, 1961,295). Обмер открытых частей фундамен- тов Михайловского собора в Переяславле-Южном (1840-е гг.) найден в Публич- ной библиотеке в Киеве (Асеев, и др., 1967, 199). 6 Интересный эпизод связан с реставрацией Пречистенского собора в Виль- но. Основанный в 1377 г. и освященный митрополитом Алексеем, он с 1513 г. служил кафедрой западно-русских митрополитов, здесь была похоронена княги- ня Елена, дочь Ивана III и жена великого князя Литовского Александра. С 1810г. собор использовали как анатомический театр (!), пока в 1863 г. на него не обратил внимание брат генерал-губернатора, известный церковный писатель А.Н. Муравьев. Он писал: «... Вы увидите квадратное здание с пробитыми ши- рокими окнами и плоскою крышею, оно слывет Спасскими казармами ... но ... подойдите к нему с восточной стороны и вы разгадаете тайну мнимых казарм, когда увидите тройную выпуклость алтаря, как во всех древних наших соборах, подобно Успенскому первопрестольной столицы. И что же? Там, где стояла гор- няя кафедра наших митрополитов, пробиты широкие ворота ... наковальня стоит на месте главного престола ... Можно ли не краснея переносить такой позор, в виду благолепных костелов Римских? Воскреснет ли он из своих развалин, как Феникс?» (Барсуков, т. 20, 1906, 290-292; цит. по: Баталов, 1998). 1 В других городах в 1830—40-е гг. власти подчас отдают вполне варварские распоряжения. Смоленский генерал-губернатор дал разрешение разбирать руи- ны церквей для нового строительства (1833). «Городские мещане бросились ломать все, что только было древнее: разобрали фундаменты древних церквей в Чернушках, Садках, наконец, добрались до следов Смядыня монастыря» (Мур- закевич, 1886, 94). ’ По сию пору исследователи успешно пользуются планом, снятым местным учителем С.Н. Завьяловым, — это один из первых вошедших в науку достовер- ных планов церкви XII века (хотя и не совсем полный: Тихомиров не обратил внимания на приделы, продолжавшиеся на три стороны от стен). Недавно в ар- хиве Музеев Московского Кремля был найден ряд акварелей Ф.Г Солнцева, на которых изображен процесс вскрытия гробниц, подробно показаны саркофаги, сами погребения и даже мелкие находки из них (ткани, тесьма, обувь, кирпичи). Рисунки доказывают, что расчистка велась самым тщательным образом и фикса- ция была строгой (на листах отражены даже общий план, рельеф н стратигра- фия). ’Алексей Максимович Горностаев (1808-1862), работавший в базиликаль- ных формах с византийскими.капителями и «полосатой» кладкой; создатель 470
Храма над баптистерием в Херсонесе, Давид Иванович Гримм (1823-1898), изу- чивший храмы Грузии и Армении IV-XIV вв. К.А. Тон в 1824-28 гг. сам вел ар- хитектурно-археологические исследования на Палатинском холме и стал авто- ром его первого сводного плана. Оленин писал, что для своего времени Тон «в совершенстве узнал характеристику русского зодчества и едва ли кто-либо с ним теперь в этом деле поспорит». Резко отрицательную оценку его В.В. Стасовым не следует принимать слишком всерьез. (Цит. по: Славина, 1983; Лебедев, 1992, 70). 10 Высказывалось, например, мнение, что София Киевская повторяет каир- ские мечети; что все приходские церкви иа Руси называются «васильями», а большие — «кодопрами». Популярный в Европе Карл Шнаазе «отделался» от древнерусского зодчества пренебрежительным абзацем, а великий Франц Куглер отнес его «к заключительному периоду мугамедданского искусства» как «плод сродственного в коренных своих чертах стремления» к «выявлению великого могущества государей» (Славина, 1983). Не понимая конструкции зданий, даже современные путешественники не были в состоянии правильно изобразить их и грубо искажали. 11 Лев Владимирович Даль (1834-1878), глава журнала «Зодчий» (с 1872), один из главных теоретиков русской средневековой архитектуры, во многом бли- зок Виолле-ле-Дюку как инженер, уверенный в «логическом» происхождении форм зодчества. Функция и конструкция составляли сильные стороны его иссле- дований (например, ои указал на акустическое назначение голосников). Стре- мившийся когда-то для поиска формальных истоков организовать путешествие в Индию, Даль пришел в конце концов к «рациональным» взглядам на архитекту- ру, и далекий Восток сменили экспедиции в Поволжье и в Олонецкую землю (архитектура которой была тогда известна, пожалуй, поменьше индийской). Тра- гическая судьба (в 1878 г. Даль ослеп н вскоре умер) помешала осуществиться широко задуманным планам исследований (Даль, 1872, 1873; Он же, 1875; Он же, 1875а). 12 Ему удалось отметить усиление европейских тенденций в церковной архи- тектуре XVII в. и стимулирующую роль присоединения Украины в этом процес- се. Он заговорил об аналогиях в ходе развития архитектуры Европы и Руси, ввел термин «русское барокко» для позднесредневекового периода. Ему принадлежит малоизвестное сочинение о связях русского зодчества с Европой и Востоком, где Обращено внимание на особую многочисленность иноземных мастеров при цар- ском дворе в период, последовавший за Тридцатилетней войной. (Султанов, 1880; Он же, 1884; Ои же, 1887; Он же, 1896; Он же, 1897; О нем: Султанов, 1896а; Красовский, 1908; Шереметев, 1908; Московское, 1915). ” Например, в течение одного года ои неоднократно переезжал из Петербур- га в Москву, чтобы иметь возможность посещать церковь в Медведково и храмы Новгорода, причем летом работал еще в с. Чиркино (восстанавливал церковь- колокольию), Угличе (работы по дворцу), Ростове и Коломне. При этом он вел Дневники, позволяющие судить о методах исследования: «В Чиркине сделал очень много; во 1-х обмерил и вычертил вчерне всю церковь; во 2-х снял пол, вынул землю на аршин и просеял всю через грохот ... в 3-х обрыл церковь сна- ружи канавой до самого бута...»(Цит. по: Баталов, 1998). Окончательно решить вопрос о соотношении византийского и русского храма предстояло М.В. Красовскому в начале XX в., но работы по исследованию византийских памятников были развернуты гораздо раньше (Лебединцев, 1878; Люикс, 1888; Авдеев, Люнкс, 1888). 471
15 Нельзя сказать, что историки архитектуры не пытались раньше свести во- едино все им известное. «Очерк истории зодчества в России» предложил уже Максютин (1851), хотя и ограничился древнейшим периодом. В 1864 г. была издана на французском языке компилятивная книга В. Киприанова «Иллюстри- рованная история архитектуры России». К переводам иностранных сочинений обычно прилагали специально заказанный «русский» очерк — но качество их не могло быть высоким, так как авторы опирались на устаревшие труды. Например, составитель известного «роскошного» трехтомника 1885 г. П.П. Гнедич целиком почерпнул материалы у Строганова. (Странно видеть появляющиеся сегодня репринты этого старья с жуткими отзывами о храмах Новгорода: «изучение их для специалиста было бы делом излишним»; о соборе Покрова на Рву: «спосо- бен поразить своей чудовищной оригинальностью самую необузданную фанта- зию», и др.). 16 Артлебеи, давая первую (удачную) характеристику конструкций владими- ро-суздальского храма, пишет: «Общий план ... есть четвероугольник, почти квадрат, к восточной стороне которого примыкают три полукружия алтаря. Че- тыре внутренних столба, соединенные арками между собою н с пилястрами, приставленными к стенам, образуют равноконечный крест, вписанный внутри четырехугольника; над серединой креста на арках и люнетах возвышается круг- лый трибун, покрытый полусферическим сводом; четыре оконечности креста покрыты коробовыми полуциркульными сводами ... четыре угловых части церк- ви ... покрыты в малых церквях коробовыми сводами, а в больших ... над этими угловыми частями находятся малые четыре верха ...». Внутренние деления обо- значаются на фасадах пилястрами, отвечающими столбам; арки между этими пилястрами есть «очерк поперечного разреза внутренних ... полуциркульных сводов». Цит. по: Славина, 1983. 17 Лишь некоторые названия удалось реконструировать по древним докумен- там (например, закомара — слово, ушедшее из обихода и отсутствующее в «Тол- ковом словаре» Даля). Пришлось применить профессиональные термины — например, для обозначения типов сводов (коробовые, сомкнутые, паруса и пр ) Некоторые элементы пришлось назвать греческими терминами (нартекс, неф) Уваровым был прочно усвоен для обозначения алтарного выступа храма и столь привычный нам сегодня термин апсида (во французском написании — abside), до того употреблявшийся лишь спорадически и, естественно, тоже отсутствую- щий у Даля (Уваров, 1871, 2; Славина, 1983). Попытку создать полный древне- русский терминологический словарь предпримет уже в XX в. польский историк Анджей Поппе; его материалы убедительно показывают, что применять совре- менную терминологию для адекватного технического и литургического описа- ния храма неизбежно: Poppe, 1962. 18 Киевский период он охарактеризовал как византийскую систему сочетания подпружных арок с повышенными по отношению к ним сводами над ветвями планового креста. «Первоначальные нововведения» обнаружил уже у Софии Новгородской (полукоробовые своды и полудуговые подпружные арки). Новго- род XIV в. создал сочетание коробовых сводов с полукоробовыми, давшее трех- лопастную линию фасада и систему пересекающихся арок для перекрытия не- больших пространств. (Позже выяснилось, что сочетание сводов в половину и четверть цилиндра, дающее трехлопастную форму, впервые применено в ц. Спа- са на Берестове в XII в. и широко использовано в Смоленске XII — нач. XIII в См.: Максимов, 1976; Воронин, Раппопорт, 1979; Комеч, 1993; Седов, 1996) Суслов полагал, что Псков в XII в. добавил устройство подпружных арок без 472
опорных пилястров, а в XIV в — повышенные подпружные арки («уже довольно существенное нововведение»). Этот, действительно очень важный, прием, свой- ственный русскому средневековому строительству и обеспечивавший храмам стройность и освещенность, был развит в XV-XVII вв. (Сейчас известно, что повышенные подпружные арки применялись уже в конце XII в., например, в Пятницкой церкви в Чернигове). Позже, по схеме Суслова, московско-ярослав- ская школа даст сомкнутый свод с распалубками, системой навесных арок и на- пусками (в шатровых памятниках), а в XVII в. применит сомкнутый свод для бесстолпиых храмов и сочетание коробовых и крестовых сводов для двух-, че- тырех- и шестистолпных храмов. Сусловым предложено множество рациональ- но-конструктивных объяснений декоративных элементов храма. Кокошники, например, ведут происхождение от повышенных подпружных арок, выходящих поверх кровли, причем второй и третий их ряд возникают с развитием ступенча- того свода, что позволяет уменьшить барабан и «удержать, с большей безопас- ностью, линию распора купола в границах пилонов». В шатровой же архитекту- ре они обозначают угловые арки, обеспечивающие переход от четверика к вось- мерику. (Славина, 1983). 19 Павлинову, который начал работать на памятниках в 1880 г, принадлежит первая серьезная работа по витебско-полоцкой домонгольской архитектуре и по ярославскому зодчеству XVII в., он реставрировал крепость в Коломне и участ- вовал в работах в Успенском соборе Владимира в 1888-91 гг. (Павлинов, 1894, Он же, 1886; Он же, 1895). 20 В начале XX в. над общей историей русской архитектуры работали уже многие, например, А.П. Новицкий («История русского искусства с древнейших времен», первый том которой посвящен допетровской эпохе и почти целиком — архитектуре: Новицкий, 1903); выдающийся византинист Д.В. Айналов («Исто- рия древнерусского искусства», 1915) и др. Общий типологический подход к архитектуре пытался осуществить Георгий Крескентьевич Лукомский (1884— 1952) (Лукомский, 1916). Многие из начатых работ, среди которых серия монографий по древней архитектуре провинциальных городов («Русские города—рассадники искусства»), прервала революция. 21 Правда, основой их теоретического подхода сначала были Забелинские принципы «общих народных начал» и т н рационалистическая теория А.К. Красовского, ставившие во главу угла гражданскую и военную архитектуру как более функциональную и конструктивную — что неверно для архитектуры как искусства и даже для практики строительства. Но на практической исследо- вательской деятельности этот подход мало сказывался. 22 Он попытался даже написать историю киевского зодчества домонгольского периода, рассматривая ее как звено общей традиции европейской архитектуры (Лашкарев, 1874, 1899). «Задавшись целью уяснить правильное отношение к памятникам религиозной старины и установить соответствующие существу дела приемы их исследования, я шел к намеченной цели неуклонно, проверяя обычно последующими работами предыдущие и пополняя, а иногда и исправляя, одну из иих другою», — напишет он позже во вступлении к своей книге (Лашкарев, 1898). 2J B начале 1850-хгг. его сотрудникП.С.Савельев пытался найти пристройки к Спасо-Преображенскому собору в Переяславле-Залесском, а сам граф работал а Кидекше (от этих работ сохранилось очень мало документации: Савельев, 1854). Уваров пытался заняться раскопками храмов еще не раз: в 1867 г. он предпринял разведочные работы по двум храмам на Смядыни в Смоленске; в 473
1874 г. для III Археологического съезда а Киеве под его руководством «старались разрыть основание и отыскать абрис храма во имя Бориса и Глеба» в Вышгороде (Орловский, 1909) — все это не особенно успешно. 24 Работами руководил, по поручению губернатора, учитель местной гимна- зии М. Полесский-Щепилло, оставивший отчет, частью опубликованный. Он описывает и фиксирует найденное со всей возможной тщательностью, верно отделяет основные части храма от поздних, приводит описания и размеры кир- пича, деталей кладки и др., заказывает удовлетворительный план. Вероятно, храм был бы очищен полностью, если бы прибывший на раскопки А.С. Уваров не посоветовал пересечь руины траншеей. 25 (Писарев, 1894; Он же, 1898; библиография: Воронин, Раппопорт, 1979, 12, прим. 16). После его смерти кружок краеведов распался, музей был уничтожен и местные жители снова получили горькое право называть Смоленск «мертвым городом» — но начатое не пропало бесследно и деятельность Писарева была продолжена И.И. Орловским (1869-1909), работавшим уже в иной социальной обстановке. 26 Сын крепостного иконописца из Палеха, истинный подвижник реставра- ции, он предпринял ряд путешествий по России с целью изучения древней архи- тектуры. Первая такая поездка, поддержанная специальным «грантом», состоя- лась в 1883 г. (Вологодская и Архангельская губернии). С этого времени он по- стоянно ездит по всей стране и за рубеж (Норвегия, Швеция), много работает как эксперт Археологической комиссии, всюду снимает, рисует и обмеряет (только до 1887 г. им обмерено до 70 памятников). Он очень много публикует, особенно описания любимых им деревянных построек (Суслов, 1889; Он же, 1895-1901; Он же, 1894, № 11-12; Он же, 1896; две важнейших рукописи так и остались ненапечатанными: «Обзор древнего деревянного дела на Руси» и «Описание древних памятников Крыма», обе в Научно-исследовательском музее Академии художеств). (Биография: Суслова, Славина, 1978). 27 Докладывая Археологической комиссии результаты поездки в Смоленск (1899), архитектор, например, счел излишним сохранять руины храма «на Про- токе», поскольку фрески уже уничтожены, а столбы и стены содержали, по его мнению, очень мало исторических сведений; ранее он согласился с требованием церковников уничтожить часть древних фресок (Суслов, 1867, л. 11-12). Наглядное представление о методах дает и исследование ц. Спаса на Нере- дице (1898). В Археологическую комиссию поступило огромное количество чертежей и рисунков (обилие хорошей графики вообще характерно для работ Суслова) — но почти без пояснений к ним (Дело о ремонте, 1896; Покрышкин, 1906). Все детали архитектуры на разрезах прорисованы тщательно — тогда как окружающий слой показан равнодушной штриховкой и о нем сказано одно сло- во: «насыпной». Археологических наблюдений Суслов в этом случае делать не пытался, но окружил все здание шурфами, волнистые края которых придают церкви на плане вид покрытой плесенью. 28 На стене нашли часть фрески и каменной лестницы, спускавшейся от ал- таря храма в неизвестную глубину (12.06.1884), открыв затем придел са. Леонтия «с сохранившимся каменным престолом, живописью на древних стенах и лестницею с западной стороны главного храма». Недавно, при работах 1990-х гг. (О.М. Иоаннисян) у северной стены жертвенника был обнаружен рас- положенный симметрично первому аркосолий с каменным саркофагом, а вдоль всей стены — кладбище с подобными же каменными гробами. 29 Среди его работ такие, как ремонт ц. Спаса на Нередице в Новгороде (1903-4), обследование и разведочные раскопки Коложской церкви в Гродно 474
{1904), раскопки вокруг ц. Василия в Овруче (1907), ремонт и раскопки ц. Спаса на Берестове и Золотых ворот в Киеве (1909-14; 1915), раскопки в Холме (1910— 13), ремонтные и археологические работы в ц. Петра и Павла в Смоленске (1912), Софийском соборе в Полоцке (1913) и другие. Часть исследований пре- рвала война (в Холме и Киеве). Краткие отчеты сохранились только по работам в Овруче и Новгороде (где Покрышкин пользовался данными шурфовок Сусло- ва), от остальных остались лишь названия. 30 Перечисляя, на что обратить внимание при раскопках (субструкции здания; дата первоначальной поверхности; остатки пристроек; даты погребений и от- дельных деталей здания), архитектор подчеркивает необходимость тщательной фиксации: «Первостепенное значение в этом отношении имеют разрезы земли, горизонтальные и вертикальные, тщательно зачищаемые во время раскопок; их нужно запечатлеть фотографированием и чертежами в масштабе с объяснитель- ным текстом» (Покрышкин, 1915, 9). Часто попадаются в делах ИАК «рецен- зии» Покрышкина на расценки для реставрации или обследований, в которых он решительно отстаивает как сторону архитектуры, так и археологии. В отзыве о работах 1909-11 гг. В.В. Хвойки в храме в Белгородке он прямо обвиняет укра- инского археолога в неумении производить археологические раскопки, доказы- вает невозможность изучать памятник вне стратиграфии, без чертежей (или при чертежах неточных). Действительно, в 1910-х гг. методика Хвойки выглядела уже архаичной. 31 Революция, оккупация, гражданская война довершили дело: огромный, почти неизданный материал, накопленный в ходе раскопок, исчез. В архиве ИАК остались лишь немногие «беловые» чертежи и депаспортизированные негаггивы (публиковались только краткие отчеты, работы же 1909-10 гг. долго были из- вестны вообще лишь по заметкам в прессе: Каргер, 1958, 54-56). К счастью, недавно в Киеве обнаружены дневники Милеева, содержащие его чертежи, зари- совки и комментарии, а также письмо ИАК к отцу С.П. Вельмина с просьбой передать оставшиеся после работ материалы искусствоведу-украинисту Кон- стантину Витальевичу Шероцкому (который, собственно, и возбудил интерес к ним ИАК). Дата этого письма—3 октября 1917 г. — говорит сама за себя (Гри- банова, 1996). 32 А.А. Спицын, как лучший эксперт, крайне высоко оценил работы: «Наибо- лее строгие раскопки ... проводятся в настоящее время кругом Десятинной церк- ви. Каждая из траншей разрабатывается отдельно, с составлением точных чер- тежей всех четырех стенок кессона и всех горизонтальных разрезов. Отдельные слои заносятся на чертеж с точностью архитектурных памятников и снимаются один за другим, с немедленной упаковкой всех вещей» (Спицын, 1910, 78). По- крышкин вторит ему: «Работы его в Киеве и чертежи к ним могут считаться од- ними из лучших по красоте и точности из известных в науке ... Его раскопки были именно таковы, что им нельзя бросить обычного упрека в безрассудном уничтожении памятников древности и всего их окружающего. В многочислен- ных черновых тетрадях, в чистовых чертежах и в его удивительно красивых фо- тографических снимках сохранена полная картина всего того, что неизбежно уничтожается, но имеет значение при научном истолковании открытых остатков древности ... Методы Д.В. Милеева стали нарицательными ...». «Мнлеевские раскопки могут стать идеалом архитектурных раскопок в России» (Покрышкин, 1915а, 2). В этих отзывах нет преувеличения. 33 Романов, вслед за Покрышкиным, уделял много внимания методам архео- логического исследования и оставил специальную записку на этот счет, где пи- 475
сал: «При означенных работах культурный слой должен быть тщательно изучен и подробно демонстрирован обмерами и фотографиями, а все интересные фраг- менты доставлены для изучения ... с приложением дневника раскопок»,— прав- да, археологию он понимал как служебную дисциплину: для выяснения древних отметок почвы, строения цоколей, полов, фундаментов и для очистки засыпан- ных частей здания (Романов, б.г., л.З). 34 Вопреки запрету ИАК был открыт Борисоглебский храм на Смядыни в Смоленске, причем «раскопки» вели сестры местной монашеской общины во главе со священником (1906-07). Храм обследовал и тем спас от утраты лишь специально выехавший на место Милеев (от фиксации опять ничего не сохрани- лось, кроме прекрасных фото). Его усилия повлияли на местных археологов Секретарь Смоленской ученой архивной комиссии И.Н. Орловский издал в своей монографии описание раскопок и план сооружения, а затем комиссия организо- вала научные раскопки «малого храма» на Смядыни (ц. Василия) под контролем МАО, сотрудницей которого и были изданы материалы (Клетнова, 1912). 35 Случайные вскрытия в Киеве, конечно, продолжались (их подробный пе- речень: Самойловський, б.г.). Небольшие работы вели и в Центральной Рос- сии— в Боголюбове впервые открыли стены замка, а в Старой Рязани В.А.Го- родцов раскопал придел в храме, найденном еще Д. Тихомировым (Воронин, 1961-62,1, 205; Монгайт, 1955, 78-79). 36 Им были предприняты в 1928 г. первые серьезные обследования Бельчиц- кого монастыря в Полоцке, церкви в Гродно и других памятников. Позже он примет участие в исследованиях Софийского собора и памятников Спасо-Евфи- миевского монастыря в Полоцке (интересно, что его мнение о поздней датиров- ке западных апсид Софийского собора окажется верным — хотя руководитель работ Е.А. Ащепков был уверен в их изначальности). 37 Постепенно включаются и совершенствуют методы работ местные органи- зации. В 1940 г., например, Новгородский музей организовал удачные, хотя и не завершенные раскопки церкви Бориса и Глеба в Детинце. Стремление открыть как можно больше идет в это время иногда даже в ущерб качеству (работы ИИМК Украинской Академии наук на храмах в Вышгороде, Михайловском Зла- товерхом монастыре, церкви Георгия). 38 Например, основная часть знаменитого труда Н.Н. Воронина была сделана к 1941 г. и защищена как диссертация («Владимиро-Суздальское зодчество XI- XIII вв.» Докг. дисс. // Архив ИА. Разд.2. № 359, 1941 г.), но полная публикация состоялась только после войны, через два десятилетия (Воронин, 1961—62). ’’Отдельные неудачные исследования храмов (И.Д.Белогорцева в Смолен- ске, Е.А. Ащепкова в Полоцке, Е.Д. Корж на Золотых воротах Киева, В.Р. Та- расенко в Минске) были подвергнуты справедливой критике и не очень сказа- лись на общем высоком уровне исследований. Неполны были публикации А.А. Ратичем раскопок ансамбля в Звенигороде на Белке и некоторые другие (Монгайт, 1953; Воронин, 1951; Алексеев, 1966, 203-206). 40 В методическом сборнике «Практика реставрационных работ» (1958) пре- красный историк церковной архитектуры П.Н. Максимов рекомендует тщатель- нейшую фиксацию деталей (цоколей, фундаментов и пр.) — но ни слова не гово- рит об убираемом при раскопках слое; А.Д. Варганов ограничивается указанием на необходимость раскопок, и т.п. 41 В 1938 г. экспедиция А.В. Арциховского, работая вблизи Николо-Двори- щенского собора и церкви Пятницы в Новгороде, дала образец составления хро- нологической шкалы участка между храмами на основе датированных строи- 476
тельных прослоек, вещей и стратиграфии. Б.А. Рыбаков при работах на руинах Благовещенской церкви в Чернигове сумел продемонстрировать перспективы всесторонней культурно-исторической и политической интерпретации в церков- ном строительстве. Позже, повторив за В.А. Богусевичем раскопки храма в Пу- тивле, ему удастся сузить стратиграфическую дату до одного десятилетия, а при раскопках храма в Белгородке — применить метод последовательной очистки здания и получить полный контур стен при сохранении нескольких стратигра- фических разрезов (при этом был открыт и лежавший ниже деревянный храм). Образцом работ на особенно плохо сохранившихся, испорченных многими пе- рекопами памятниках можно считать и раскопки 1950-х гг. Д.А. Авдусина в Смоленске (Авдусин, 1957; Он же, 1962). 477
Казанский собор на Красной площади в Москве План фундаментов XV11-XIX вв по результатам раскопок 1989-1992 гг
I ЗАКЛЮЧЕНИЕ Ставя точку, чувствую, что прощаться с книгой еще не пора. Уже в предисловии говорилось о том, как много интересных эпизодов и ост- рых проблем осталось за ее пределами. Причиной тому не только край- няя ограниченность времени, предоставленного для составления посо- бия, но и недостаточная разработанность материала; целый ряд тем пока сравнительно мало затронут специальным изучением: нет, например, исследования по взаимоотношениям между церковной и светской наукой в России XIX в.; отсутствуют единые сводки для поздней археологии центральноевропейских и части западноевропейских стран. С некоторыми темами, особенно в области отечественной археоло- гии, заинтересованный читатель может знакомиться сам, поскольку не- давно появившиеся публикации это позволяют. Укажем на удачный опыт применения комплексных методов археологии и ландшафтоведения для восстановления церковной топографии русского средневековья (работы Н.А. Макарова, С.З. Чернова и др.); на первые конкретно-исторические исследования по истории символики русской церковной архитектуры (Бусева-Давыдова, 1989) и литургически значимых элементов храмового интерьера (Чукова, 1991; Она же, 1995). Интереснейшие споры, веду- щиеся в науке по вопросу об отражении процесса распространения хри- стианства в древностях Руси, можно проследить по обзорам В.Я. Петру- хина, А.В. Чернецова и др. (Петрухин, 1995; Чернецов, 1997). В пособии намеренно обойдено вниманием археологическое изуче- ние древностей Москвы, которое ведется особенно активно в последние десятилетия и тесно связано с реставрацией, восстановлением утрачен- ных храмов, новым строительством. Начатые в 1960-х гг. изучением ц. Жен-мироносиц XV в. в Зарядье, раскопки охватили ряд монастырей (Данилов, Высоко-Петровский, Богоявленский, Георгиевский, Моисеев- ский с замечательным некрополем XVII-XVIII вв., Новоспасский с его усыпальницей рода бояр Романовых XVI-XVII вв.) и храмов (преж- де всего Казанский собор XVII в. на Красной площади). Поэтому посо- бия для самостоятельного изучения церковной топографии города XIV-XVII вв. найти сравнительно легко (укажем на вышедший в 1997 г. j 479
первый том трехтомной «Истории Москвы» и ряд сводов: Выголов 1988; Баталов, 1996; Беляев, 1994; Беляев, Векслер, 1996; Беляев, 1998 СТСГ). Самостоятельно придется пока знакомиться и с материалами по ар- хеологии христианства отдельных стран Западной Европы, для которых есть общие обзоры (например, по Нидерландам: Stoepker, 1990), и с за- хватывающими сюжетами из религиозной археологии от I в. н.э. до Но- вого рремени (как крайние временные точки можно назвать открытие в 1990 г. некрополя с оссуарием, приписанным первосвященнику Каиафе, под Иерусалимом, и совершенно авантюрные истории изучения погре бений Томаса Бекета в Кентербери и Данте в Равенне: Horbury, 1994 Butler, 1995). Внимательный читатель может заметить, что эпизод, которым начаи книга (открытие усыпальницы Казимира Великого в Вавеле) так и ос- тался неосвещенным; к нему можно будет вернуться в специальной ра- боте по церковным древностям Центральной Европы. Конечно, перед нами пока не столько карта «страны христианских древностей», сколько милый сердцу каждого археолога абрис ее берегов. Так что придется сказать, перефразируя старое латинское изречение: «Сделал, что мог Когда смогу, сделаю лучше». 480
БИБЛИОГРАФИЯ* Абоба-Плиска, 1905 — Абоба-Плиска. Вена, 1905. (= ИРАИК. Т. 10). Августин (Никитин), 1986—Августин (Никитин), архимандрит. Русский археологический институт в Константинополе И Богословские труды. М., 1986. № 27. 266-293. Августин, 1991 — Августин, Аврелий. Исповедь ... М., 1991. Авдеев, 1887 — Авдеев А.А. О планах церквей Грузии и Армении в их отно- шении к планам церквей византийских // Труды 5 АС. М., 1887. Авдусин, 1957 — Авдусин Д.А. Новый памятник смоленской архитектуры // СА. № 2. Авдусин, 1962 — Авдусин Д.А. Смоленская ротонда И Исторнко-археологи- ческий сборник в честь 60-летия А.В. Арциховского. М., 1962. Авдусин, 1989 — Авдусин Д.А. Основы археологии. М., 1989. Аверинцев, 1987 — Аверинцев С.С. От берегов Босфора до берегов Евфрата : Литературное творчество сирийцев, коптов и ромеев в I тысячелетии н.э. // От берегов Босфора до берегов Евфрата. М., 1987. 5-52. Айналов, 1898 — Айналов Д.В. Значение Ф.И. Буслаева в науке истории ис- кусств 11 Известия Общества археологии, истории и этнографии при Казанском университете. 1898. 14, вып. 4. 393—405. Айналов, 1901 — Айналов Д.В. Эллинистические основы византийского ис- кусства И ЗРАО. Нов. сер. XII, вып. 3-4. СПб., 1901. Айналов, 1905 — Айналов Д.В. Развалины храмов. М., 1905. (Памятники христианского Херсонеса; Вып. 1). Айналов, 1915 — Айналов Д.В. Мемории св. Климента и св. Мартина в Хер- сонесе // Древности. ТМАО. 1915. Т. 25. Алексеев, 1996 — Алексеев Л.В. Археология и краеведение Беларуси : XVI в. — 30-е годы XX в. Минск, 1996. Аллегро, 1967 — Аллегро Д.М. Сокровища медного свитка. М., 1967. Алпатов, Брунов, 1926 — Алпатов М.В., Брунов Н.И. Краткий отчет о поезд- ке на Восток И ВВ. Т. 24. Л., 1926. 57-62. Альбаум, 1994 — Клъбгум Л.И. Христианский храм в Старом Термезе И ИИДК. 34-41. Амусин, 1960 — Амусин И.Д. Рукописи Мертвого моря. М., 1960. Амусин, 1960а — Амусин И.Д. Раскопки Хирбет-Кумран и Айн-Фешхи И СА. 1960. № 2. 289-300. Амусин, 1964 — Амусин И.Д. Находки у Мертвого моря. М., 1964. * Издания, рекомендуемые как учебные или справочные, выделены звездочками 16 Зак 3363 481
Амусин, 1983 — Амусин И.Д. Кумранская община. М., 1983. Андриевский, 1888 — Андриевский А. Исторические материалы из архива Киевского губернского правления. Киев, 1888. Вып. 3. Андроновски, 1971 — Андроновски X. Дали е прокален гробот на цар Само- ил?//ГВК. 193-201. Антонин, 1861 — Антонин (Капустин), архимандрит. О разрытиях внутри Российско-посольской церкви в Афинах // ИИАК. 1861. Т. 2, вып. 3. 129-145. Антонин, 1865 — Антонин (Капустин), архимандрит. Поездка в Румелию СПб., 1865, 1879. Т. 1-2. Антонин, 1866 — Антонин (Капустин), архимандрит. Из Румелии. СПб 1886. Антонин, 1872 — Антонин (Капустин), архимандрит. Из записок синайского богомольца. Киев, 1872. Антонин, 1874 — Антонин (Капустин), архимандрит. О древних христиан- ских надписях в Афинах. СПб., 1874. Антонин, 1884 — Антонин (Капустин), архимандрит. Раскопки на Русском месте близ храма Воскресения в Иерусалиме ... // ППС. 1884. Вып. 7. (Т. 3, вып. 1). Анфертьева, 1995 — Анфертьева А.Н. Д.В.Айналов : Жизнь. Творчество Архив.//АРВ. 259-313. Артлебен, 1871 — Артлебен Н.А. По вопросу об архитектуре XII в. в Суз- дальском княжестве // Труды I АС в Москве (1869). М., 1871. Т. 1. Артлебен, Тихонравов, 1880 — Артлебен Н.А., Тихонравов К.Н. Древности Владнмиро-Суздальской области, сохранившиеся в памятниках зодчества в пре- делах Владимирской губернии. Владимир, 1880. Асеев, 1961 — Асеев Ю.С. Новые данные о соборе Дмитриевского монасты- ря в Киеве//СА. 3. 1961. Асеев, 1967—Асеев Ю.С., Сикорский М.И., Юра Р.А. Памятник граждан- ского зодчества XI в. в Переяславле-Хмельницком И СА. № 1. 1967. Афанасьев, 1992 — Афанасьев В.А. Федор Иванович Шмит. Киев, 1992. Бабенчиков, 1958 — Бабенчиков В.П. Итоги исследований средневекового поселения на холме Тепсень // История и археология средневекового Крыма. М., 1958.101-110. БабиЬ, 1971 — Бабий, Бошко. Прилеп во X век во светлината на археолош- ките истраркуваньа//ГВК. 185-191. Бадер, Гаибов, Кошеленко, 1996 — Бадер А.Н., Гаибов В.А., Кошеленко Г.А. Мервская митрополия // Традиции и наследие христианского Востока. М., 1996. 85-94. Байпаков, 1994 — Байпаков К.М. Христианство Казахстана в средние века 11 ИИДК. 96-100. Бакалова, 1977 — Бакалова Е. Бачковската костница. София, 1977. Бакланов, 1920 — Бакланов Н.Б. Записка об учреждении при Академии ис- тории материальной культуры Постоянной комиссии по архитектуре // Архив ИИМК. Ф.29. № 1237. Бакланов, 1938 — Бакланов Н.Б. Изучение строительной техники как один из способов датировки памятников // Сообщения ГАИМК. М.-Л., 1938. № 7-8. 33- 40. Банк, 1938 — Банк А.В. Керамика из Дмнаниси и Херсонеса // Памятники эпохи Руставели. Л., 1938. 179-184. Банк, 1940—Банк А.В. Д.В. Айналов : Некролог И Сообщения ГЭ. 1940. Вып. 2. 28. 482
Банк, I960 — Банк А.В. Л.А. Мацулевич : Некролог И ВВ. 1960. Т. 17. 373- 375. Банк, 1960а — Банк А.В. Искусство Византии в собрании Эрмитажа. 1960. Банк, 1963 — Банк А.В. Труды по византийскому искусству в Dumbarton Oaks Papers (1956-1961) И ВВ. 1963. Т. 22. 260-279. Банк, 1963а — Банк А.В. Beckwith J. The Art of Constantinople, (рецензия). L„ 1961 //BB. 1963. T. 23. Банк, 1966—Банк А.В. Византийское искусство в собраниях Советского Союза. Л.-М., 1966. Банк, 1967 — Банк А.В. К вопросу о роли Сирии в формировании византий- ского искусства // Эллинистический Ближний Восток, Византия и Иран : Исто- рия и филология. М., 1967. 77-83. Банк, 1969 — Банк А.В. Ф.И. Шмит : К 90-летию со дня рождения // ВВ. 1969. Т. 30. 318-320. Банк, 1978 — Банк А.В. Прикладное искусство Византии Х-ХП вв. М., 1978. Банк, Этингоф, 1979 — Банк А.В., Этингоф О. Е. Kitzinger Е. Byzantine Art in the Making. Cambridge, Mass. 1977 (рецензия). // BB. 1979. T. 40. Барсуков, 1892, 1897, 1899 — Барсуков Н.П. Жизнь и труды М.Н. Погодина. СПб., 1892,1897, 1899. Т. 6,11, 12. Бартольд, Смирнов, 1916—Бартольд В.В., Смирнов Я.И. Отзыв о трудах Н.Я. Марра по исследованию древностей Ани И Записки Восточного отделения ИРАО. Пг„ 1916. Т. 23. 373-411. Бартольд, 1964 — Бартольд В.В. О христианстве в Туркестане в домонголь- ский период (по поводу семиречеиских надписей) И Сочинения. М., 1964. Т. 2, ч. 2. 280-86. Басаргина, 1991 — Басаргина Е.Ю. Историко-археологическая экспедиция в Трапезунд (1916 г.) И ВИД. Т. 23. 1991. 295-305. Басаргина, 1995 — Басаргина Е.Ю. Русский археологический институт в Константинополе : Архивные фонды И АРВ. 62-118. Баталден, 1993 — Батадден С. Судьба русского землевладения в Иерусалиме во время Палестинского мандата И Палестинский сборник. Вып. 32 (95). СПб., 1993. 3-7. Баталов, 1996 — Баталов А.Л. Московское каменное зодчество конца XVI века. М., 1996. Баталов, 1998 — Баталов А.Л. Историзм в церковном сознании 1850-1880 гт. И Памятники архитектуры в Российской империи : Очерки по истории рес- таврации. Под ред. А.С.Щенкова. (В печати). Белова, Петрухин, 1996 — Белова О.В., Петрухин В.Я. Славянское язычест- ао : Новые исследования И Славяноведение. № 5. 1996. 107-113. Беляев, 1975— Беляев Л.А. Архитектура древней Руси (конец X — начало XIII в.) по данным археологии. М., 1975. (Автореферат дисс.). Беляев, 1994 — Беляев Л.А. Древние монастыри Москвы по данным археоло- гии. М., 1994. (2-е изд.: 1995). Беляев, 1996 — Беляев Л.А. Русское средневековое надгробие. М., 1996. Беляев, 1998 — Беляев Л.А. Архитектурная археология Москвы XVII века// Культура средневековой Москвы : XVII век. М., 1998. Беляев, Векслер, 1993 — Беляев Л.А., Векслер А.Г. Археология средневеко- вой Москвы (Итоги исследований 1980-1990-х гг.) И РА. 1996. № 3. 106-133. Беляев, Павлович, 1991—Беляев Л.А., Павлович Г.А. Казанский собор на Красной площади. М., 1991. Беляев С., 1979 — Беляев С.А. Вновь найденная ранневизантийская мозаика из Херсонеса И ВВ. Т. 40. М., 1979. 114-126. 483
Беляев С., 1989 — Беляев С.А. Базилики Херсонеса (итоги, проблемы и зада- чи их изучения)//ВВ. Т.50. 1989. 171-181. Беляев С., 1990 — Беляев С.А. Новые данные о западной части Херсонеса // ПКНО. 1989. М., 1990. 458-463. Беляев С, 1994 — Беляев С.А. «Базилика на холме» в Херсонесе и «церковь на горе» в Корсуни, построенная князем Владимиром И Византиноруссика. 1994 №1.7—47. Беляева, 1994 — Беляева Т.В. Христианский памятник из Ходжента // ИИДК 79-81. Берлинский, 1820 — Берлинский М.Ф. Краткое описание Киева. СПб., 1820. (переизд.: Киев, 1991). Бертнський, 1991 — Берлшський М.Ф. 1стория м!ста Киэва. Кшв, 1991. Бернардацци, 1830 — Бернардацци И. Христианские древности за Кубанью //Журнал Министерства внутренних дел. 1830. Ч. 3, кн. 4.186-191. Бертье-Делагард, 1893 — Бертье-Делагард А.Л. Раскопки Херсонеса. СПб., 1893. (МАР; 12). Бертье-Делагард, 1907—Бертье-Делагард А.Л. О Херсонесе. СПб., 1907. (ИИАК. Вып. 21). Бобчев, Диколов, I960 — Бобчев С., Диколов Л. Бачковската костница. Со- фия, 1960. Богданова, 1991 — Богданова Н.М. рецензия на: Романчук, 1986 // СА. 1991. № 1.282-290. Богданова, 1991а — Богданова Н.М. Церковь Херсона в X-XV вв. И Визан- тия. Средиземноморье. Славянский мир. М., 1991. Богданова, 1995 — Богданова Н.М. О методике использования археологиче- ских источников по истории византийского города И Причерноморье в средние века. М„ 1995. 104-116. Богомолов, 1994 — Богомолов Г.И. и др. Христианство в Средней Азии // ИИДК. 6-18. Богомолов, 1994 — Богомолов Г.И. О христианстве в Чаче И ИИДК. 71-78. Бок, 1901 — Бок В.Г. Материалы по археологии христианского Египта. СПб., 1901. Болотов, 1899-1900 — Болотов В.В. Из истории церкви сиро-персидской И Христианское чтение. СПб., 1899, 1900. Болховитинов, 1800—Евгений (Е.А. Болховитинов), митрополит. Рассужде- ние о том, что алтарные украшения нашей Российской церкви сходны с древни- ми Восточной. Воронеж, 1800. Болховитинов, 1825 — Евгений (Е.А. Болховитинов), митрополит. План пер- вобытной Киевской Десятинной Богородицкой церкви с объяснением онаго И Отечественные записки. Ч. 21, кн. 59. СПб., 1825, март. 380—403. Брунов, 1927 — Брунов Н.И. К вопросу о болгарских двухэтажных церквах- гробницах// ИБАИ 1926-1927. София, 1927. Т. 4. Брунов, 1928 — Брунов Н.И. Памятник ранневизантийской архитектуры в Керчи//ВВ. 1928.Т. 25. 87-105. Буряков, 1994 — Буряков Ю.Ф. Христианство на Великом Шелковом Пути И ИИДК. 19-25. Бусева-Давыдова, 1989 — Бусева-Давыдова И.Л. Символика архитектуры по древнерусским письменным источникам X1-XVI1 вв. // Герменевтика древнерус- ской литературы. Вып. 2. М., 1989. (или: ВХЛИ, СПб., 1994). Вагнер, 1964 — Вагнер ГК. Скульптура Владимиро-Суздальской Руси : Юрьев-Польской. М., 1964. 484
Ваклинова, Овчаров, 1978 — Ваклинова М., Овчаров Д. Ранневизантийски памятници от България, IV—VII век. София, 1978. Васильевский, 1995 — Васильевский И. Русский археологический институт в Константинополе // ВВ. 1995. Т. 55. Веневитинов, 1934 — Веневитинов Д.В. Полное собрание сочинений. М.-Л., 1934. Вениамин, 1803 — Вениамин (Краснопевков), архиепископ. Новая Скрижаль. М., 1803 (также репринт 1992 с изд.: СПб., 1889). Вздорнов, 1986 — Вздорнов Г.И. История открытия и изучения русской средневековой живописи : XIX век. М., 1986. Вздорнов, 1989 — Вздорнов Г.И. Волотово : Фрески церкви Успения на Во- лотовом поле. М., 1989. Виноградов, 1891 —Виноградов А. О церковных памятниках древнего рус- ского зодчества в епархиях Новгородской, Тверской, Ярославской, Иркутской и Красноярской. СПб., 1891. Виноградов, 1892 — Виноградов А. Памятники деревянного церковного зод- чества в епархиях Новгородской, Тверской, Ярославской, Иркутской и Красно- ярской. СПб., 1892. Виолле-Ле-Дюк, 1879 — Виолле-ле-Дюк Э. Э. Русское искусство : его источ- ники, его составные элементы, его высшее развитие, его будущность. М., 1879. Виолле-Ле-Дюк, 1997 — Виолле-ле-Дюк Э. Э. Жизнь и развлечения в Сред- ние Века. СПб., 1997. Вишенский, 1877 — Пелгримация или путешествие честного иеромонаха Ип- полита Вишенского во святый град Иерусалим. М., 1877. Владимиров, 1902 — Владимиров И. Древний христианский храм близ аула Сенты в Кубанской области // ИИАК. СПб., 1902. Вып. 4. 1-14. Воронин, 1934 — Воронин Н.Н. Очерки по истории русского зодчества XVI- XVII вв. М.-Л., 1934. Воронин, 1951—Воронин Н.Н. «Архпектурю пам ятники». Кюв, 1950 (ре- цензия) И Советская книга. М., 1951. № 1. Воронин, 1954 — Воронин Н.Н. Архитектурный памятник как исторический источник (Заметки к постановке вопроса) И СА. Т. 19. 1954. 41-76. Воронин, 1956—Воронин Н.Н. Бельчицкие руины (к истории полоцкого зодчества XII века) И АН. М„ 1956. Т. 6. 3-20. Воронин, 1962 — Воронин Н.Н. К истории полоцкого зодчества XII в. И КСИА. Вып. 87. М., 1962. Воронин, 1,11 — Воронин Н.Н. Зодчество Северо-Восточной Руси XI1-XV вв. М... 1961-1962. Воронин, Раппопорт, 1979 — Воронин Н.Н., Раппопорт П.А. Зодчество Смоленска ХП-ХШ вв. Л., 1979. Воронов, Бгажба, 1985 — Воронов Ю.Н., Бгажба О.Х. Материалы по архео- логии Цебельды (Итоги исследования Цибиллиума в 1978-1982 гг.). Сухуми, 1985. Воронов, Бгажба, 1987 — Воронов Ю.Н., Бгажба О.Х. Крепость Цибилли- ум — один из узлов кавказского лимеса юстиниановской эпохи И ВВ. 1987. Т. 48. 116-132. Восточное Средиземноморье, 1988 — Восточное Средиземноморье и Кав- каз : IV-XVI вв. Л., 1988. ★Всеобщая история архитектуры. Т. 1-4, 6. ★Въжарова, 1960 — Въжарова, Ж.Н. Руските учени и българските старики : Изследоване. Материалы и документи. София, 1960. 485
Выголов, 1988 — Выголов В.П. Архитектура Московской Руси середины Ху века. М., 1988. ★Высоцкий, 1985 — Высоцкий С.А. Киевские граффити XI-XVII вв. Киев 1985. Высоцкий, 1989 — Высоцкий А.М. Христианский памятник на городище Ак- Бешим // Бактрия и Тохаристан на древнем и средневековом Востоке. М., 1989 Высоцкий, Шелов-Коведяев, 1995 — Высоцкий А М., Шелов-Коведяев Ф В Первая церковь Апостолов в Константинополе и ее наследие в средневековом мире И Римско-константинопольское наследие на Руси : идея власти и политиче- ская практика. М., 1995. 65-82. Вялова, 1977 — Вялова С.О. Синайский альбом Н.П. Кондакова // РХВ. 207- 225 Гаврилова, 1983 — Гаврилова Е.И. Русский рисунок XVIII века. Л., 1983. Гагарин, 1881—Гагарин ГГ. Происхождение пятиглавых церквей. СПб 1881. Гайдукевич, 1940 — Гайдукевич В.Ф. Памятники раннего средневековья в Тиритаке И СА. 6. 1940. 190-204. Георгиев, 1993 — Георгиев П. Мартириумът в Плиска и началото на христи- янството в България. София, 1993. Герцен, 1954 — Герцен А.С. Собрание сочинений в 30 томах. М., 1954. Т. 2. 47. Герцен, Могаричев, 1993 — Герцен А.Г., Могаричев Ю.М. Крепость драго- ценностей : Кырк-Ор. Чуфут-Кале. Симферополь, 1993. Глинка, 1824 — Глинка С.Н. Путеводитель в Москве ... М., 1824. 154. Гоголь, 1958 — Гоголь Н.В. Об архитектуре нынешнего времени // Полное собрание сочинений в 14 томах. М.-Л., 1958. Т. 8. 56-75. Голенищев, 1987 — Выдающийся русский востоковед В.С. Голенищев и ис- тория приобретения его коллекции в Музей изящных искусств (1908-1912). М., 1987. Голованов, 1989 — Голованов С.А. Русские нательные кресты XII-XV вв. в Предкавказье — источник связей с Восточной Европой И СПП. 117-121. Голубинский, 1906— Голубинский Е.Е. Атлас к истории русской церкви. М , 1906. Голубцов, 1995 — Голубцов А.П. Из чтений по церковной археологии и ли- тургике СПб., 1995 (переизд. 1917). Гордеев, 1930 — Гордеев Д.С. К вопросу изучения двухэтажных грузинских культовых сооружений И Бюллетень Кавказского историко-археологического института. Т. 1. 1930. № 6. Горностаев, 1911 — Горностаев Ф.Ф. Об архитектуре древних храмов Чер- нигова домонгольского периода//Труды XIV АС. М., 1911. Горностаев, 1913 — Горностаев Ф.Ф. Очерк древнего зодчества Москвы. М., 1913. Горячева, Перегудова, 1994 — Горячева В.Д., Перегудова С.Я. Памятники христианства на территории Кыргызстана И ИИДК. 84—95. Грабар, 1922 — Грабар А.Н. Болгарские церкви-гробницы И ИБАИ 1921— 1922. София, 1924. Т. 1. Св. 1-2. Грабар, 1985 — Грабар А.Н. Несколько слов воспоминаний о Якове Ивано- виче Смирнове // ХПВ. 7-9. Грабарь, 1910-16—[Грабарь И.Э.] История русского искусства. М., 1910— 1916. Т. 1-6. 486
t Грабарь, 1922 — Грабарь И.Э. Петр Петрович Покрышкин И Среди коллек- ционеров. М„ 1922. № 3. 33-34. Грибанова, 1996—Грибанова Н. «Втрачене» джерело про археолопчни! дослщження 1908-1914 рр. // Церква Богородиц! Десятинна в Киев!. До 1000- лггтя освячення. Кшв, 1996. 24-29. Григорович, 1877 — Григорович В.И. Очерк путешествия по Европейской Турции. М., 1877 (переизд.: София, 1978). Григорович, 1915 — Донесения В.И. Григоровича об его путешествии по славянским землям: По Болгарии. Казань, 1915. Григорьев, 1861—Григорьев В.Н. Жизнь и труды П.С. Савельева. СПб., 1861. Гриневич, 1927 — Гриневич К.Э. Сто лет херсонесских раскопок (1827- 1927). Севастополь, 1927. Грушевой, 1995 — Грушевой А.Г. Императорское Палестинское общество (по петербургским архивам) И АРВ. 134-156. Даль, 1872, 1873 — Даль Л.В. Историческое исследование памятников рус- ского зодчества И Зодчий. 1872. № 2, 4, 7; 1873. №1,5. Даль, 1875 — Даль Л.В. Древние деревянные церкви России // Зодчий, 1875. №6. Даль, 1875а — Даль Л.В. Назначение голосников И Зодчий, 1875. № 7. Данилов, 1886 — Данилов И. Правительственные распоряжения относитель- но отечественных древностей И Вестник археологии и истории. 1886. Т. 6. Даркевич, 1976 — Даркевич В.П. Аргонавты средневековья. М., 1976. Даркевич, 1976а — Даркевич В.П. Художественный металл Востока VIII— XIII вв. М., 1976. Дверницкий, 1887 — Дверницкий Е.Н. Археологические изыскания в г. Владимире Волынском и его окрестностях 77 КС. Киев, 1887. Т. 17, янв. 36-50. Дверницкий, 1899 — Дверницкий Е.Н. Памятники древнего православия в г. Владимире-Волынском. Киев, 1899. Дело о ремонте, 1896 — Дело о ремонте Спасонередицкой церкви в Новго- роде 7/ Архив ИИМК. Ф. 1. 1896. ед.хр. 34. Дилигенский, 1961—Дилигенский Г.Г. Северная Африка в IV-V веках. М, 1961. Диль, 1915 —Диль Ш. По берегам Средиземного моря. М., 1915. Диотроптов, 1995 — Диотроптов П.А. Христианизация Боспора (III—VI вв.) /7ЦА.Т. 1.СП6., 1995.41-43. Дмитриевский, 1904 — Дмитриевский А. Начальник Русской духовной мис- сии в Иерусалиме архимандрит Антонин (Капустин) ... И Сообщения ИППО. 1904. Т 15, вып. 2.95-148. Доброхотов, 1849 — Доброхотов В. Памятники древности во Владимире. М„ 1849. Доброхотов, 1852 — Доброхотов В. Древний Боголюбов, город и монастырь с его окрестностями. М., 1852. Довгалло, 1995 — Довгалло Г.И. Собирательская деятельность П.И. Севасть- янова (по материалам его личного архива) // ДРИ. Балканы Русь. СПб., 1995. 242-235. Древности Российского государства. СПб., 1846-1853. Т. 1-6. Дресвянская, 1968 — Дресвянская Г.Я. История изучения христианства в Средней Азии И Труды Ташкентского гос. ун-та. 1968. Вып. 333. 342-358. Дресвянская, 1989 — Дресвянская Г.Я. Некрополь Старого Мерва 7/ Труды ЮТАКЭ. Т. 19. Ашхабад, 1989. 487
Евсевий, Жизнь Константина — Евсевий Памфил. Жизнь блаженного васи- левса Константина. М., 1998. Евсевий, ЦИ— Евсевий Памфил. Церковная история. М., 1993. Екатерина, 1873 — Екатерина II, императрица. Письма и документы ... // Русская старина. 1873. Т. 8, ноябрь. Ершов и др., 1987 — Ершов С., Пятницкий Ю., Юзбашян К. Русский Архео- логический институт в Константинополе (к 90-летию со дня основания) // ПС. 1987. №29. 3-12. Забелин, 1988— Иван Егорович Забелин : Библиографический указатель. М., 1988. Заборов, 1977 — Заборов М.А. История крестовых походов в документах и материалах. М., 1977. Заборов, 1980 — Заборов М.А. Крестоносцы на Востоке. М., 1980. Закария, 1983 — Закария П.П. Базилики Западной Грузии. Тбилиси, 1983. Закревский, 1868 — Закревский Н. Описание Киева. 1868. Т. 1-2. Залесская, 1980 — Залесская В.Н. Группа свинцовых ампул-эвлОгий из Фес- салоники // СА. 1980. № 3. 263-269. Залесская, 1986 — Залесская В.Н. Ампулы-эвлогии из Малой Азии (IV- V1bb.)//BB. 1986. 182. Залесская, 1991—Залесская В.Н. Византийские памятники в коллекции А.П. Базилевского // ВЭ. 1991. 10-13. Залесская, 1991а — Залесская В.Н. Л.А. Мацулевич // ВЭ. 1991.74-78. Залесская, 1995 — Залесская В.Н. Литургические штампы-евлогии (Св. Лон- гин Криний и св. Мамант Кипрский) // ЛАИВ. 1995. 236-242. Залесская, 1995а — Залесская В.Н. Утверждение христианства в Херсонесе и на Боспоре по данным вещественных памятников И ЦА. Т. 1. 50-53. Иваск, 1911 — Иваск У.Г. Материалы для библиографического указателя тру- дов и изданий А.А. Титова// Русский библиофил. 1911. № 8. Иерусалимская, 1985 — Иерусалимская А.А. Находки предметов христиан- ского культа в могильнике Мощевая Балка // ХПВ. 101-112. Иерусалимская, 1991 — Иерусалимская А.А. Раннесредневековые памятники византийского круга из Закавказья и с северного Кавказа И ВЭ. 1991. 66-71. Из истории, 1998 — Из истории ИППО : Публикация архивных документов // ППС. 98(35). 1998. 250-264. Иконников, 1891 — Иконников В.С. Опыт русской историографии. Т. 1, кн. 1. 1891. Ильинский, 1795 — Ильинский Н.С. Историческое описание города Пскова и его древнейших пригородов. 1795. Историческая записка, 1890 — Историческая записка о деятельности Импе- раторского Московского археологического общества за первые 25 лет существо- вания. М., 1890. Исторические, 1883 — Исторические материалы из архива Киевского гу- бернского правления. Киев, 1888. Вып. 3. 117-118. *История культуры Древней Руси. Домонгольский период. М.-Л., 1948— 1951. Каган, 1987 — Каган Ю.М. И.В. Цветаев : Жизнь. Деятельность. Личность. М„ 1987. Казанский, 1869 — Казанский П.С. Надгробная надпись Аверкия, Епископа Иерапольского И Труды МАО. Т. 2, вып. 2. М., 1869. Казарян, 1994 — Казарян А.Ю. Ротонда Воскресения и иконография ранне- средневековых храмов Армении И ВХЛИ. 107-117. 488
Каковкин, 1988— Каковкин А.Я. Nubia Christiana. 1982. Т. 1. (рецензия) // ВВ. 49. 1988.237-240. Каковкин, 1991 — Каковкин А.Я. В.Г. Бок; Коптская коллекция Эрмитажа // ВЭ. 1991. Каптерева, 1980 — Каптерева Т.П. Искусство стран Магриба. Древний мир М., 1980. Карамзин, 1816 — Карамзин Н.М. История государства Российского. СПб., 1816. Т. 2. Карамзин, 1842 — Карамзин Н.М. История государства Российского. СПб., 1842. Т. 2. Карамзин, 1980 — Карамзин Н.М. Записка о московских достопамятностях //Записки старого московского жителя. М., 1980. 316. Каргер, 1958-61 — Каргер М.К. Древний Киев. М.-Л., 1958,1961. Т. 1-2. Карпов, 1981—Карпов П.С. Трапезундская империя и западноевропейские государства в XIII-XV вв. М., 1981. Кауфман, 1958 — Кауфман С.А. Из истории Софии Константинопольской // ВВ. Т. 14. Кауфман, 1958а — Кауфман С.А. Миланский комплекс центрических зда- ний : По поводу A. Calderini, G. Chierici, С. Cecchelli. La Basilica di San Lorenzo Maggiore in Milano. Milano, 1951.//BB. 1959. T. 15. Кауфман, 1961 — Кауфман С.А. О взаимосвязях ранневизантийских сводча- тых покрытий с позднеримскими // ВВ. Т. 20. 1961. Кауфман, 1961а — Кауфман С.А. Антиохия языческая и христианская. (Ре- цензия на: Festugiere, 1959). // ВВ. Т. 20. 1961. 267-278. Кауфман, 1962 — Кауфман С.А. The Great Palace of the Byzantine Emperors . Second report [Ed. D.T. Talbot Rice], Edinburgh, 1958. // ВВ. T. 21. 1962. 233-252. Кауфман, 1963 — Кауфман С.А. Архитектура средневековья в трудах юго- славских ученых И ВВ. Т. 22. 1963. Кауфман, 1964 — Кауфман С.А. Раннехристианская археология в ультрака- толическом освещении: Testini Р. Archeologia cristiana. Parigi-New-York, 1958 // ВВ. Т. 24. 1964. 229-241. Кауфман, 1964а — Кауфман С.А., Khachatrian A. Les Baptisteres paleochretiens. (Plans, notices et bibliographic). Paris, 1962. // ВВ. T. 25. 1964. 249- 257. Кеппен, 1822 — Кеппен П. Список русских памятников ... М., 1822. Киприан, 1934 — Киприан, архимандрит. Антонин Капустин, архимандрит и начальник Русской Духовной миссии в Иерусалиме. 1817-1894. Белград, 1934. Кирилко, 1989— Кирилко В.П. Надвратная церковь средневекового укрепле- ния Фуна. Датировка и атрибуция // СПП, 62-73. Клейн, 1993 — Клейн Л.С. Феномен советской археологии. СПб., 1993. Клетнова, 1912 — Клетнова Е.Н. Доклад МАО о раскопках на Смядыни, произведенных Смоленской ученой архивной комиссией в 1909 г. // Древности. ТМАО. М„ 1912. Т. 4. 288-297. Клуге, 1906 — Клуге Н.К. Альбом к XI тому ИРАИК. Кахрие-Джамн. Рисун- ки и чертежи, исполненные художником Н.К. Клуге. Мюнхен, 1906. (см. также: Шмит, 1906). Князев, 1858 — Князев А. Историко-статистическое описание Псковского кафедрального собора. М., 1858. Кобахия, Хрушкова, Шамба, 1987 — Кобахия Б.С., Хрушкова Л.Г., Шамба С.М. Новая раннехристианская церковь на городище Гюэнос (Абхазия) И ВДИ 1987. Т. 1. 126-146. 489
Кобищанов, 1966 — Кобищанов Ю.М. Аксум. М., 1966. Ковалевская, 1981 — Ковалевская В.Б. Северокавказские древности : Север, ный Кавказ в Х-ХШ вв. И Степи Евразии в эпоху средневековья. М., 1981. 83- 96, 224-228. Коваленко В., Раппопорт, 1993 — Коваленко В., Раппопорт П. Храм- усыпальница в Чернигове //ДРИ : Проблемы и атрибуции. М., 1993. 36-53. Коковцев, 1907 — Коковцев П.К. Несколько новых надгробных камней с хри- стианско-сирийскими надписями из Средней Азии И Изв. ИАИ, 1907, № 12. Колесникова, 1978 — Колесникова Л.Г. Храм в портовом районе Херсонеса // ВВ. 1978. Вып. 39.160-172. Колчин, Хорошев, Янин, 1981—Колчин Б.А., Хорошев А.С., Янин В.Л. Усадьба новгородского художника XII в. М., 1981. Комеч, 1973 — Комеч А.И. Памяти Н.И. Брунова И ВВ. Т. 34. 1973. *Комеч, 1978 — Комеч А.И. Символика архитектурных форм в раннем хри- стианстве И Искусство Западной Европы и Византии. М., 1978.209-223. * Комеч, 1987 — Комеч А.И. Древнерусское зодчество конца X — начала XII в. М., 1987. Комеч, 1993 — Комеч А.И. Каменная летопись Пскова XII — начала XVI в. М„ 1993. Кондаков, 1882 — Кондаков Н.П. Путешествие на Синай в 1881 году : Из пу- тевых впечатлений. Древности Синайского монастыря. Одесса, 1882. Кондаков, 1886 — Кондаков Н.П. Византийские церкви и памятники Кон- стантинополя. Одесса, 1886. Кондаков, 1902 — Кондаков Н.П. Памятники христианского искусства на Афоне. СПб., 1902. Кондаков, 1904 — Кондаков Н.П. Археологическое путешествие по Сирии и Палестине. СПб., 1904. Кондаков, 1909 — Кондаков Н.П. Македония. Археологическое путешествие. СПб., 1909. Кондаков, 1914-15— Кондаков Н.П. Иконография Богоматери. СПб., 1914— 15. Т. 1-2. Кондаков, 1929 — Кондаков Н.П. Очерки и заметки по истории средневеко- вого искусства и культуры. Прага, 1929. ★Красносельцев, 1880 — Красносельцев Н.Ф. Очерки из истории христиан- ского храма. Происхождение христианского храма. Казань, 1880. Красовский, 1908 — Красовский М.В. Памяти Николая Владимировича Сул- танова // Зодчий, 1908. Вып. 37. 343-346. Красовский, 1911—Красовский М.В. Очерк истории Московского периода древнерусского церковного зодчества. М., 1911. Красовский, 1915 — Красовский М.В. Планы русских храмов. Пг., 1915. Краткое, 1829 — Краткое историческое описание первопрестольной собор- ной Десятинной церкви в Киеве. СПб., 1829. Краутхаймер, 1998 — Краутхаймер Р. «Три христианские столицы : Топо- графия и политика», главы из книги И СТСГ. 1998. 127-142. Крупнов, 1947 — Крупнов Е.И. Грузинский храм Тхаба-Ерды на Северном Кавказе И КСИИМК. 15.1947. Крупнов, 1963 — Крупнов Е.И. Христианский храм XII века на городище Верхний Джулат И МИА. 1963. Т. 144.44-46. Крыкин, Борисов, 1995 — Крыкин С.М., Борисов Ю.Д. К проблеме христиа- низации Боспора // ЦА. Т. 1. СПб., 43-46. 490
” Кубланов, 1979— Кубланов М.М. Новые погребальные сооружения Илурата , //КСИА. 1979. Вып. 159. 90-97. *1 Кузнецов, 1962 — Кузнецов В.А. Аланские племена Северного Кавказа. М., I 1962. (МИА; Вып. 106). Кузнецов, 1968 — Кузнецов В.А. Новые данные о Зеленчукской надписи ! X века И Известия Северо-Осетинского НИИ. Вып. 27. Орджоникидзе, 1968. Кузнецов, 1971 —Кузнецов В.А. Алания в Х-ХП вв. Орджоникидзе, 1971. Кузнецов, 1977 — Кузнецов В.А. Зодчество феодальной Алании. Орджони- кидзе, 1977. Кузнецов, 1977а — Кузнецов В.А. В верховьях Большого Зеленчука. М., 1977. Кулаковский, 1891 —Кулаковский Ю.А. Керченская христианская катакомба 491 г.//МАР. 1891. Вып. 6. Кулаковский, 1896—Кулаковский Ю.А. Две керченские катакомбы с фре- сками. И МАР. 1896. Вып. 19. Кулаковский, 1898 — Кулаковский Ю.А. Христианство у алан // ВВ. 1898. Т. 5, вып. 1-2. Курбатов, 1975 — Курбатов Г.Л. История Византии (историография). Л., 1975. Кутайсов, 1982 — Кутайсов В.А. Четырехапсидный храм Херсонеса // СА. 1982. № 1. 155-169. Кызласов, 1959 — Кызласов Л.Р. Археологические исследования на Ак- Бешиме в 1953-1954 гг. // Труды Киргизской археолого-этнографической экспе- диции. М., 1959. Т. 2. 231-33. Кызласова, 1985 — Кызласова И.Л. История изучения византийского и древ- нерусского искусства в России. М., 1985. Кычанов, 1978 — Кычанов Е.Г. Согдийское несторианство в Китае и Цен- тральной Азии // ПС. Вып. 26 (89). 1978. 76-86. Лазарев, 1925 — Лазарев В.Н. Никодим Павлович Кондаков. М., 1925. Лазарев, 1970 — Лазарев В.Н. Underwood Paul A. The Kariye Djami. Vol. 1: Historical Introduction and Description of the Mosaics and Frescoes; Vol. 2: The Mosaics; Vol. 3: The Frescoes. N.Y., 1966. (рецензия)//BB. T. 30. 1970. 262-266. Лазарев, 1986 — Лазарев В.Н. История византийской живописи. М., 1986. Т. 1-2. (1-е изд.: 1947). Латышев, 1896 — Латышев В.В. Сборник греческих надписей христианских времен из южной России. СПб., 1896. Латышев, 1897, 1898 — Латышев В.В. Заметки к христианским надписям из Крыма// ЗООИД. Т. 20. 1897. 149-162; Т. 21. 1898. 225-254. Лашкарев, 1874 — Лашкарев П.А. Киевская архитектура Х-ХП вв. Киев, 1874 (то же: Труды III АС в Киеве (1874). Киев, 1878). Лашкарев, 1898 — Лашкарев П.А. Церковно-археологические очерки, иссле- дования и рефераты. Киев, 1898. Лашкарев, 1899 — Лашкарев П.А. Церкви Чернигова и Новгород-Северска. Киев, 1899. Лебедев, 1992 — Лебедев Г.С. История отечественной археологии. 1700- 1917 гг. СПб., 1992. Лебединцев, 1878— Лебединцев П.Г. О св. Софии Киевской // Труды 3 АС. Киев, 1878. Лебек, 1993 — Лебек С. Происхождение франков. V-IX вв. М., 1993. Левицкий, 1893 — Левицкий О.И. Пятидесятилетие киевской комиссии для разбора древних актов. 1843-1893 гг. Киев, 1893. 491
Левкинадзе, 1972 — Левкинадзе В.А. Раннесредневековые памятники Ваш. нари // СА. 1972. № 3. 309-323. Левкинадзе, 1973 — Левкинадзе В.А. О постройках в Западной Грузии // ВВ 1973. Т. 34. 169-186. Левкинадзе, 1973а — Левкинадзе В.А. Гантиадская базилика И СА. 1973 №3. 162-174. Леонтьев, 1993 — Леонтьев К. Избранные письма 1854-1891 гг. СПб., 1993 Ложкин, 1995 — Ложкин М.Н. Языческие святилища и христианские храмы в верховьях Кубани (Краснодарский край) // ЦА. 68-69. Лозовик, 1926 — Лозовик Г. Десять лет русской византинологии (1917-1927) // Историк-марксист. 1928. Т. 7. Лохвицкий, 1857 — Лохвицкий К. О плане древней Десятинной церкви И Га- лерея киевских достопримечательных видов и древностей. Киев, 1857. Тетр. 11 Лукамский, 1916 — Лукомский ГК. Памятники старинной архитектуры в ти- пах художественного строительства. Пг., 1916. Люикс, 1888 — Люикс А.Г. Обмеры византийских церквей И Труды 6 АС Одесса, 1888. Т. 2. Магомедов, 1975 — Магомедов М.Г. Хазарские поселения в Дагестане // СА 1975. №2. Магомедов, 1975а — Магомедов М.Г. Древние центры Хазарии И СА. 1975. №3. Маджеска, 1994 — Маджеска Дж. Русско-византийские отношения в 1240— 1453 г. : Паломники, дипломаты, купцы И Архив русской истории. Вып. 4. М., 1994. Макаренко, 1929 — Макаренко М. Черюпвський Спас (Археолопчш доелiди р. 1923). Ки1в, 1929. Макарий, 1857 — Макарий (Миролюбов), архимандрит. Памятники церков- ных древностей: Нижегородская губерния. СПб., 1857. Макарий, 1860 — Макарий (Миролюбов), архимандрит. Археологическое описание церковных древностей в Новгороде и его окрестностях. М., 1860. Ч 1-2. ^Максимов, 1976—Максимов П.Н. Творческие методы древнерусских зод- чих. М., 1976. Максютин, 1851 — Максютин П.С. Очерк истории зодчества в России 1/ Русская старина в памятниках церковного и гражданского зодчества. М., 1851. Марковин, 1969 — Марковин В.И. В стране вайнахов. М., 1969. Марковин, 1996 — Марковин В.И. Исследование Сентинского храма и нек- рополя у реки Теберды в Карачаево-Черкесии И ИАА. Вып. 2. 1996. 180-202. Марр, 1893 — Марр Н.Я. Надгробный камень из Семиречья с армянской надписью 1323 г. //ЗВОРАО. СПб., 1893-1894. Т. 8. Марр, 1934 — Марр Н.Я. Ани : Книжная история города и раскопки на месте городища. Л.-М., 1934. (Известия ГАИМК, вып. 105). Марти, 1913 — Марти Ю.Ю. Описание Мелек-Чесменского кургана и его памятников в связи с историей Боспорского царства И Записки ООИД. 1913. Т. 31, приложение. Мацулевич, 1923 — Мацулевич Л.А. Выставка церковной старины в Эрми- таже. Л., 1922. (То же: Среди коллекционеров, 1923. № 1-2). Мацулевич, 1956— Мацулевич Л.А. Открытие мозаичного пола в древнем Питиунте//ВДИ. 1956. №4. 146-153. Мацулевич, 1961 — Мацулевич Л.А. Мозаики Бир-аль-Кута и Пицунды И ВВ. 1961. Т. 19. 138-143. 492
Медведев, 1993 — Медведев И.П. В.Э. Регель как основатель и редактор «Византийского временника» И АРВ, 157-180. Медведев, 1997 — Медведев И.П. К истории основания «Византийского вре- менника» : Неизвестные документы и факты // РХВ. 1997. Вып. 1. 225-244. ★Медынцева, 1978 — Медынцева А.А. Древнерусские надписи Новгородско- го Софийского собора XI-XIV века. М., 1978. ★Медынцева, 1991 — Медынцева А.А. Подписные шедевры древнерусского ремесла. М., 1991. Мещеряков, 1978 — Мещеряков В.Ф. О времени появления христианства в Херсонесе Таврическом // Актуальные проблемы изучения истории религии и атеизма. Л., 1978. Милетич, 1899 — Милетич Л. Къмъ Самуилова надпись оть 993 година И ИРАИК. София, 1899. Т. 4, вып. 1. 14-20. Миллер, 1888 — Миллер В.Ф. Терская область. Археологические экскурсии И МАК. Вып. 1. 1888. Миллер, 1893 — Миллер В.Ф. Древнеосетинский памятник из Кубанской об- ласти//МАК. Вып. 3.1893. Милюков, 1899 — Милюков П.Н. Христианские древности Западной Маке- донии (По материалам, собранным Русским Археологическим Институтом в течение летней экскурсии 1898 года)//ИРАИК. 1899. Т. 4: София. 21-151. Мнацаканян, 1971 — Мнацаканян С.Х. Заартноц. Памятник армянского зод- чества VI—VII веков. М., 1971. Мнацаканян, 1976 — Мнацаканян С.Х. Композиция двухъярусных марти- риумов в армянском раннесредневековом зодчестве // Историко-филологический журнал. 1976. Кн. 4 (75). 213-230. Могаричев, 1994 — Могаричев Ю.М. Исследование скальной архитектуры Византии в России в конце XIX — начале XX вв. И РВ. 100-102. Могаричев, 1997 — Могаричев Ю.М. Пещерные церкви Таврнки. Симферо- поль, 1997. Монгайт, 1953 — Монгайт А.Л. За высокое качество трудов по местной ис- тории//ВИ. 1953. №4. 106-115. Монгайт, 1955 — Монгайт А.Л. Старая Рязань. М., 1955. Монгайт, 1973 — Монгайт А.Л. Археология Западной Европы. Каменный век. М„ 1973. Московское, 1915 — Московское археологическое общестао в первое 50-ле- тие существования. 1864-1914. М., 1915. Муравьев, 1850 — Муравьев А.Н. Письма с Востока. М., 1850. Муравьев, 1872 — Муравьев А.Н. Описание предметов древности и святынь, собранных путешественником по Святым Местам. Киев, 1872. Муравьев, 1913 — Муравьев А.Н. Мои воспоминания. М., 1913. Мурзакевич, 1886 — Мурзакевич Н.Н. Автобиография. СПб., 1886. ★Мусин, 1997 — Мусин А.Е. К вопросу о перспективах изучения русской церковной культуры в российской археологии И Археологические вести. СПб., 1993. Вып. 2. 145-156. Мутсопулос, 1989 — Мутсопулос Н.С. Усыпальница короля Самуила в церк- ви св. Ахилла в Преспе. Фессалоники, 1989. Т. 1-3. (на греч. яз.). Нарожный, 1989 — Нарожный Е.И. О роли христианства а хулагидско-джу- чидских взаимоотношениях в предкавказской зоне И СПП. 108-116, Нарышкины, 1876 — Отчет гг. Нарышкиных, совершивших путешествие на Кавказ (Сванетию) с археологической целью в 1867 году И ИРАО. СПб., 1876. Т. 8, вып. 4. 493
Некрасов, 1929 — Некрасов А.И. Возникновение Московского искусства. М. 1929. Т.1. Никитин, 1984 — Никитин А.Б. Христианство в Центральной Азии (древ- ность и средневековье) И Восточный Туркестан и Средняя Азия. М., 1984. Николаев, 1953 — Николаев А.Н. Современное состояние памятников визан- тийского зодчества в Стамбуле И ВВ. 1953. Т. 7. 146-160. Николаева, 1971—Николаева Т.В. Произведения русского прикладного ис- кусства с надписями XV — первой четверти XVI вв. М., 1971. Николаева, 1976 — Николаева Т.В. Прикладное искусство Московской Руси М., 1976. Николаева, Чернецов, 1991 — Николаева Т.В., Чернецов А.В. Древнерусские амулеты-змеевики. М., 1991. Новицкий, 1903 — Новицкий А.П. История русского искусства с древнейших времен. М., 1903. Т. 1-2. Обельченко, 1972 — Обельченко О.В. Некрополь древнего Мерва (материалы раскопок 1956 г.) // Труды ЮТАКЭ. Ашхабад, 1972. Т. 14. Овчинникова, 1995 — Овчинникова Б.Б. Храм в Лоо И ЦА.Ч. 2. 95-96. Оглоблин, 1891 —Оглоблин Н.Н. К истории открытия Золотых ворот (1832— 1838 гг.) (По бумагам К.А. Лохвицкого) И ЧИОНЛ. Киев, 1891. Кн. 5. Орловский, 1909 — Орловский И.Н. Борисоглебский монастырь в Смоленске на Смядыни и раскопки его развалин // Смоленская старина. Смоленск, 1909. Вып. 1,ч. 1. Отчет, 1838 — Отчет о действиях Временного комитета изыскания древно- стей в Киеве в 1837 г. И ЖМНП. СПб., 1838. Ч. 18. Павлинов, 1886 — Павлинов А.М. О плане истории архитектуры в России. СПб., 1886. Павлинов, 1894 — Павлинов А.М. История русской архитектуры. СПб., 1894. Павлинов, 1895—Павлинов А.М. Древние храмы Витебска и Полоцка // Труды 9 АС в Вильне. Т. 1. М., 1895. Павловский, Клуге, 1902 — Павловский А.А., Клуге Н.К. Мадеба И ИРАИК. София, 1902. Т. 8, вып. 1-2. 79-115. Пазарас, 1988 — Пазарас, Феоксарис. Рельефные саркофаги и надгробия среднего и поздневизантийского периода в Греции. Афины, 1988. (на греч. яз). Пайкова, Маршак, 1976 — Пайкова А.В., Маршак Б.И. Сирийская надпись из Пянджикента// КСИА. № 147. М., 1976. Памяти Ф Ф. Рихтера, 1906 — Памяти Ф.Ф. Рихтера И Записки Московско- го архитектурного общества. Т. 1, вып. 2. М., 1906. Памятники, 1851-1856— Памятники древнего русского зодчества, снятые с натуры н представленные в планах, фасадах, разрезах, с замечательнейшими деталями украшений каменной высечки и живописи. М., 1851-1856. Тетр. 1-5. [обмеры — Ф.Ф. Рихтер; под ред. П.С. Максютина]. ★Памятники, 1998 — Памятники архитектуры в Российской империи : Очерки по истории реставрации. Под ред. А.С. Щенкова. 1998. (В печати). Панова, 1989 — Панова Т.Д. Погребальные комплексы на территории Мос- ковского Кремля // СА. 1989. № 1. Панова, 1990 — Панова Т.Д. Три надписи-граффити из некрополя ц. Возне- сения Московского Кремля И ПКНО. 1989. М., 1990. Панова, 1997 — Панова Т.Д. О захоронении Софьи Палеолог в Московском Кремле//РХВ. 1997. 101-104. Пантусов, 1887 — Пантусов Н. Христианское кладбище близ г. Пишпека (Семиреченская область) в Чуйской долине И ЗВОРАО. СПб., 1887. Т. 1. 494
Панченко, 1912 — Панченко Б.А. Рельефы из базилики Студия в Константи- нополе И ИРАИК. София, 1912. Т. 16. 1-359. Паршина, 1988 — Паршина Е.А. Эски-Керменская базилика // ААИК. 36-59. Пассек, 1834 — Пассек В.В. Путевые записки Вадима. М., 1834. Пастернак, 1944 — Пастернак Я. Старый Галич. Крак1в-Льв1в, 1944. Пенкова, 1996 — Пенкова Б. Болгарские церкви-гробницы И Искусство Ви- зантии и Древней Руси. К 100-летию А.Н. Грабара. СПб., 1996. 19-20. ★Петрухин, 1995 — Петрухин В.Я. Начало этнокультурной истории Руси IX- XI веков. Смоленск— М., 1995. ★Пигулевская, 1946 — Пигулевская Н.В. Византия и Иран на рубеже VI- VII вв. М.-Л., 1946. ★Пигулевская, 1979 — Пигулевская Н.В. Культура сирийцев в средние века. М., 1979. Писарев, 1894 — Писарев С.П. Княжеская местность и храм князей в Смо- ленске. Смоленск, 1894. Писарев, 1898 — Писарев С.П. Памятная книга г. Смоленска : Историко- современный очерк, указатель и путеводитель. Смоленск, 1898. Плужников, 1985 — Плужников В.И. Пещерные монастыри на Дону и Оско- ле И Памятники русской архитектуры и монументального искусства. М., 1985. 93-115. По пересмотру — По пересмотру Строительного устава. Б.м., б.г. Победоносцев, 1926—Письма [К.П.] Победоносцева к Александру III. М., 1926. Т. 2. Погодин, 1871 — Погодин М.П. Судьбы археологии в России И Труды 1 АС в Москве в 1869 г. М., 1871. Т. I. Покровский, 1886 — Покровский Н.В. Энциклопедия христианских древно- стей. (Real-Encyclopaedie der Christlichen Alterthumer, F.K. Kraus. Bd. 1-2. Freiburg in Breisgau, 1882-86). (рецензия). СПб., 1886. ★Покровский, 1892 — Покровский Н.В. Евангелие в памятниках иконогра- фии преимущественно византийских и русских. СПб., 1892. Покровский, 1909 — Николай Васильевич Покровский : 35 лет академиче- ской деятельности : 1874-1909. СПб., 1909. ★Покровский, 1916 — Покровский Н.В. Церковная археология в связи с ис- торией христианского искусства. Пг., 1916. Покровский С, 1931 — Покровский С. Пятьдесят лет болгарской археологии // Сборник статей по археологии и византиноведению, издаваемый семинарием имени Н.П. Кондакова(= Seminarium Kondakovianum). Прага, 1931. Вып. 4. ★Покрышкин, 1906 — Покрышкин П.П. Отчет о капитальном ремонте Спа- со-Нередицкой церкви в 1903 и 1904 гг. СПб., 1906. (МАР. № 30). Покрышкин, 1915 — Покрышкин П.П. Краткие советы по вопросам ремонта памятников старины и искусства // ИИАК. Пг., 1915. Вып. 57. (Отд. изд.: Псков, 1916). Покрышкин, 1915а — Покрышкин П.П. Памяти Д.В. Милеева // ИИАК. Т. 57. Пг., 1915. Полевой, 1973 — Полевой В.М. Искусство Греции: Средние века. М., 1973. Палесский-Щепилло, 1870 — Полесский-Щепилло М. Раскопки развалин Древнего храма св. великомученицы Екатерины в восточном предместье города Смоленска // Памятная книжка Смоленской губернии на 1870 год. Смоленск, 1870. Полунина, Фролов, 1997—Полунина Н., Фролов А. Коллекционеры старой Москвы. М., 1997. 495
Поляков, Фонкич, 1994 — Поляков Ф.Б., Фонкич Б.Л. А.А. Дмитриевский и его работа о русских собирателях рукописей и старопечатных книг // Византи- норуссика. № 1. М., 1994. 161—197. Паляновский, 1844 — Поляновский (Н.М.?). Село Вщиж И Санкт-Петер- бургские ведомости. 1844. № 93. 411—412; № 94. 415-416. Помяловский, 1889 — /Помяловский И.В., пер., комм.] Паломничество ко Святым местам конца IV века. СПб., 1889 (ППС. Т. 20). Попович Д, 1992 — Попович, Даница. Српски владарски гроб у средньем веку. Београд, 1992. Попович С, 1994 — Попович, Светлана. Крет у кругу. Архитектура манасти- ра у средньовековно] Срби]и. Београд, 1994. Порфирий, 1856—Порфирий (К.И. Успенский). Первое путешествие в Си- найский монастырь в 1845 г. СПб., 1856. Порфирий, 1894-1902 — Порфирий (К.И. Успенский). Книга бытия моего СПб., 1894-1902. Т. 1-7. Порфирий, 1996 — Порфирий (К.И. Успенский). Святыни земли Италийской (Из путевых заметок 1834 года). М., 1996. Практика, 1958 — Практика реставрационных работ. М., 1958. Т. 2. Протасов, 1915 — Протасов Н.Д. Греческое монашество в Южной Италии и его церковное искусство. Сергиев Посад, 1915. Прохоров, 1872 — Прохоров В.А. О новгородских и псковских церквах И ХДА. 1872. № 1. Прохоров, 1872а — Прохоров В.А. Пояснительные материалы при исследо- вании архитектуры в России И ХДА. 1872а. Прохоров, 1875 — Прохоров В.А. Археологический обзор древних архитек- турных памятников во Владимире и Суздале И ХДА. 1875. Прохоров, 1875а — Прохоров В.А. Исторический и археологический обзор древних Московских церквей // ХДА. 1875. Пугаченкова, 1954 — Пугаченкова Г.А. Хароба-Кошук И Известия АН Турк- менской ССР. № 3. Ашхабад, 1954. Путешествия, 1995 — Путешествия в Святую землю. Записки русских па- ломников и путешественников ХП-ХХ вв. М., 1995. Пятницкий, 1991 — Пятницкий Ю.А. П.И. Севастьянов и его собрание; Рус- ский Археологический институт в Константинополе // ВЭ. 1991. 14-19; 28-31. Пятницкий, 1994 — Пятницкий Ю.А. Русское византиноведение в период 1914-1917 ГГ.//РВ. 1994. 121-122. Разгон, 1957 — Разгон А.М. Охрана исторических памятников в дореволю- ционной России И История музейного дела в СССР. М., 1957. 73-129. Ракова, 1979— Ракова М.М. Русская историческая живопись середины XIX века. М., 1979. Ранович, 1959 — Ранович А.Б. О раннем христианстве. М., 1959. ★ Раппопорт, 1982 — Раппопорт П.А. Русская архитектура X-X1I1 вв. : Ката- лог памятников. Л., 1982. ★ Раппопорт, 1993 — Раппопорт П.А. Древнерусская архитектура. СПб., 1993. ★ Раппопорт, 1994 — Раппопорт П.А. Строительное производство Древней Руси X-XIII вв. СПб., 1994. Редин, 1899— Редин Е.К. Ф.И. Буслаев : Обзор трудов его по истории и ар- хеологии И Сборник Харьковского историко-филологического общества. 1899. Т. 11. 496
” Репников, 1909 — Репников Н.И. Партенитская базилика. СПб., 1909 (ИИАК, вып. 32). | Репников, 1932 — Репников Н.И. Раскопки Эски-Керменского могильника в 1928 и 1929 гг. И Готский сборник. 1932. Рогов, 1966 — Рогов А.А. Русско-польские культурные связи эпохи Возрож- дения. М, 1966. Рождественский, 1866 — Рождественский В. Историческое описание Сер- пуховского Владыческого монастыря. М., 1866. Романевич-Славитинский, 1876 — Романевич-Славитинский А.В. Жизнь и деятельность Н.Д. Иваиишева. СПб., 1876. Раманов, б г — Романов К.К. Об архитектурном исследовании (правила) // Архив ИИМК. Ф 29. № 700. Романчук, 1986 — Романчук А.И. Херсонес в XII-XIV вв. (Историческая то- пография). Красноярск, 1986. Романчук, 1991—Романчук A.I. Косцюшко-Валюжишч (1847-1907 рр.) И Археолопя. Ки1в, 1991. №2. 111-121. Романчук, Цхеладзе, 1981-1987 — Романчук А.И., Цхеладзе Г.Р. Нокалакеви- Архерополис. Тбилиси, 1981-1987. Т. 1-2. Ростиславов, 1914 — Ростиславов А. Духовенство и старина И Старые годы. 1914, июнь. Ростовцев, /9/3 — Ростовцев М.И. Русская археология в Палестине И ХВ. Т. 1,вып. 3. 1913.247-266. Ростовцев, 1913-14 — Ростовцев М.И. Античная декоративная живопись на юге России. СПб., 1913. Т. 2; 1914. Т. 1. Рудаков, 1912 — Рудаков Е. Андрей Александрович Титов : Памятка о нем СПб., 1912 Русские путешественники — Русские путешественники по Греческому миру (XII — первая половина XIX вв.) М„ 1995. ★Рыбаков, 1964 — Рыбаков Б.А. Русские датированные надписи. XI-XIV вв. М„ 1964. ★Рындина, 1978 — Рындина А.В. Древнерусская мелкая пластика. М., 1978. Рындина, 1994 — Рындина А.В. Древнерусские паломнические реликвии // ИРК, 63-85. Савельев, 1854 — Археологические исследования г. [П.С.] Савельева в Пере- яславле-Залесском // ЖМНП. СПб., 1854. Ч. 34. № 10-12. Отд. 7. 26-27. Салмина, 1972 — Салмина М.А. Дневник архимандрита Антонина (Капус- тина) И ТОДРЛ. Т. 27. Л., 1972. 420-430. Самойловський, б г — Самойловський М. Археолопчш досл)дження на те- риторн м. Киева з 1917 по 1947 рр. И Архив КИА. Ф. 12. № 269. Сапожников, 1886 — Сапожников Д.И. К истории Киевских Золотых Ворот //КС.Т 15. Киев, 1886, май. Свербеев, 1899 — Свербеев Д.Н. Записки. М., 1899. Т. 2. 340-341. Седов, 1996 — Седов Вл. В. Псковская архитектура XVI века. М., 1996. Седова, 1994 — Седова М.В. Паломнический комплекс XII в. с Неревского раскопа И Новгородские археологические чтения. Новгород, 1994. Селиванов, 1888 — Селиванов А.В. Отчет о раскопках в Старой Рязани // ТРУАК. 1888. Т. 3,№ 8. 159-164. Селиванов, 1891 — Селиванов А.В. О раскопках в Старой Рязани и в древнем городке, известном в летописи под именем «Новый городок Ольгов» // ТРУАК. 1891. Т. 5, №3 31-36; Т. 6,№ 1. 43. 497
Сенковский, 1858 — Сенковский О.И. Краткое начертание путешествия в Нубию и Верхнюю Эфиопию//Собрание сочинений ... СПб., 1858. Т. 1. Сен-Рок, 1998 — Сен-Рок, Патрик. Современная христианская археология на Западе И РА. 1998. № 2. 202-206. Сидоренко, 1988 — Сидоренко В.А. Исследование архитектурных стилей памятников Юго-Восточного Крыма//ААИК. 115-128. Сирия, 1991 — Сирия, Ливан и Палестина в описаниях российских путеше- ственников, консульских и военных обзорах первой половины XIX века. М. 1991. ★Славина, 1983 — Славина Т.А. Исследователи русского зодчества : Русская историко-архитектурная наука XVIII — начала XX века. Л., 1983. Слуцкий, 1891 — Слуцкий С.С. К семиреченским несторианским надписям // Древности восточные. Труды Восточной комиссии ИМАО. М., 1891. Т. 1, вып. 2 Смирнов, 1895 — Смирнов Я.И. Первый международный съезд христиан- ских археологов в Сплите (Spalato) И АИЗ. 1895. № 6. Смирнов, 1915 — Смирнов Я.И. Устюжское изваяние святого Георгия Мос- ковского Большого Успенского Собора//Древности. М., 1915. Т. 25. Смирнов, 1915а — Смирнов Я.И. Отзыв об исследовании Ф.И. Шмита Ках- рие-Джами. Пг., 1915. Смирнов, 1997 — Смирнов Ю.А. Лабиринт. Морфология преднамеренного погребения. М., 1997. Снегирев, 1850 — Снегирев И.М. Утвари, найденные в развалинах церкви села Вщиж // Памятники древнего художества в России. М., 1850. Снегирев, 1857—Снегирев И.М. Возобновление и освящение церкви Успе- ния Божией Матери на Покровке И Московские ведомости. 1857. № 149. 1235— 1237. Соболев, 1993— Соболев В.С. Августейший Президент : Великий князь Константин Константинович во главе Императорской Академии наук, 1889-1915 годы. СПб., 1993. Соколовский, 1861 — Соколовский Ев. Открытие и возобновление древней базилики св. Николая в Мире Ликийской И Журнал Главного управления путей сообщения и публичных зданий. СПб., 1861. Т.34. Кн. 4. Отд. III (История и ар- хеология архитектуры). 47-72. Сологуб, 1845 — Сологуб В.А. Тарантас. СПб., 1845. Солнцев, 1876 — Солнцев Г.Ф. Моя жизнь и художественно-археологические труды // Русская старина. 1876. Т. 15. ★Сохранение памятников церковной старины в России XVIII — начала XX в. : Сборник документов. М., 1997. Сперанский, 1898 — Сперанский М. Археология у южных славян И АИЗ. 1898. Т 6. №2. Сперанский, 1930 — Сперанский А.Н. Очерки по истории Приказа каменных дел Московского государства. М., 1930. Спицын, 1910 — Спицын А.А. Археологические раскопки. СПб., 1910. Стасов, 1861 — Стасов В.В. Разбор сочинения архимандрита Макария «Ар- хеологическое описание... Новгорода». 1861. Стеллецкий, 1909 — Стеллецкий И.Я. Мадебская карта-мозаика Палестины в связи с вопросом о Новой (русской) Горней Бет-Захари И Древности. ТМАО. М„ 1909.219-264. Строганов, 1848 — Строганов С. Г. Дмитриевский собор во Владимире (на Клязьме). М., 1849. 498
Строганов, 1878 — Строганов С. Г. Русское искусство. Е. Виолле ле Дюк и архитектура в России от X по XVIII век. СПб., 1878. Султанов, 1880 — Султанов Н.В. Русское зодчество в западной оценке И Зодчий. 1880. № 12. Султанов, 1884 — Султанов Н.В. Памятники древнего зодчества в Коломен- ском и Бронницком уездах Московской губернии. СПб., 1884. Султанов, 1887 — Султанов Н.В. Русские шатровые церкви и их соотноше- ние к грузино-армянским пирамидальным покрытиям //Труды 5 АС. М., 1887. Султанов, 1896 — Султанов Н.В. История архитектуры : Западная Европа, Восток и Россия. СПб., 1896. Султанов. 1896а — Султанов Н.В. Биография И Строитель, 1896. № 1. Стлб 37-39. Султанов, 1897—Султанов Н.В. Рецензия на сочинения А.М. Павликова «История русской архитектуры», «Древности Ярославские и Ростовские», «Древние храмы Витебска и Полоцка». СПб., 1897. Сумцов, 1914 — Сумцов Н.Ф. Современная болгарская археология. Харьков, 1914. Суров, 1961 — Суров Е.Г Херсонес Таврический. Свердловск, 1961. Сусенкова, 1972 - - Сусенкова Р. Домусульманский некрополь Старого Мерва (по данным раскопок 1956 г.) И Труды ЮТАКЭ. Т. 14. Ашхабад, 1972. Суслов, 1867 — Суслов В.В. Доклад в Археологической комиссии 29 мая 1889 г. И Архив ИИМК. Ф.1. 1867. Дело об открытых развалинах древнего пра- вославного храма близ Смоленска. Л. 11-12. Суслов, 1889 — Суслов В.В. Очерки по истории древнерусского зодчества СПб., 1889. Суслов, 1894 — Суслов В.В. Краткое изложение исследований новгородского Софийского собора за время работ по его реставрации ... и Вторичное описание работ по восстановлению новгородского Софийского собора // Зодчий. 1894 № 11-12. Суслов, 1895-1901— Суслов В.В. Памятники древнего русского зодчества. СПб., 1895-1901. Вып. 1-7. Суслов, 1896 — Суслов В.В. Старая Ладога. Техническое описание архитек- турных памятников И Бранденбург Н.Е. Старая Ладога. СПб., 1896. Суслов, 1899 — Суслов В.В. О сводчатых перекрытиях в церковных памят- никах древнерусского зодчества // Труды 2 съезда русских зодчих. М., 1899. 138- 154. Суслова, Славина, 1978 — Суслова А.В., Славина ТА. Владимир Суслов Л., 1978. Тантлевский, 1994 — Тантлевский И.Р. История и идеология Кумранской общины. СПб., 1994. Татищев, 1911 —Татищев С.С. Император Александр II. СПб., 1911. Т. 1. Тейс, 1993 — Тейс Л. Наследие Каролингов. IX-X века. М., 1993. Тексты, 1971-1996 — Тексты Кумрана. Вып. 1. 1971. Вып. 2. 1996. Тиханова, 1953 — Тиханова М.А. Дорос-Феодоро в истории средневекового Крыма// МИА. № 34. М.-Л., 1953. Тиханова, 1953а — Тиханова М.А. Базилика [Мангупа] // Там же. Тихомиров, 1844 — Тихомиров Дм. Исторические сведения об археологиче- ских исследованиях в Старой Рязани. М., 1844. Токайшвили, 1909 — Токайшвили Е. Христианские памятники. Экскурсии Е.Токайшвили 1902 г. И МАК. М., 1909. Вып. 12. 499
Толстой, 1860-1862 — Толстой М.В. Русские святыни и древности. В 3-х частях. М., 1860-1862. Толстой, Кондаков, 1889-1899 — Толстой Н., Кондаков Н.П. Русские древ- ности в памятниках искусства. СПб., 1889-1899. Вып. 1-6. (Вып. 4. 1891; Вып 5: 1897). Трофимов, 1989 — Трофимов М.К. Гностические апокрифы из Наг Хаммади И Апокрифы древних христиан. Исследования, тексты, комментарии. М., 1989 161-334. Трофимовский, 1864 — Трофимовский Н.В. Историко-статистическое описа- ние Смоленской епархии. СПб., 1864. Тункина, 1995 — Тункина И.В. Н.П. Кондаков : Обзор личного фонда И АРВ 93-119. Тункина, 1995а — Тункина И.В. Отзыв С.А. Жебелева о Д.В. Айналове // ЦА Т. 3. 67-78. Тураев, 1913— Тураев Б.А. Коптские надписи из собрания Н.П. Лихачева // ХВ. СПб., 1912-1913. Т. 1, вып. 1-3. 45-49. Тураев, 1922 — Тураев Б.А. Древний Египет. Пг., 1922, 151-178. У варов, 1865 — Уваров А.С. «Словарь христианских древностей» аббата Мартиньи//Древности. ТМАО. Т. 1, вып. 1. Библиография. У варов, 1865а — Уваров А.С. О деятельности предстоящей МАО // Древно- сти. ТМАО. Т. 1, вып. 1. М., 1865. У варов, 1871 — Уваров А.С. Взгляд на архитектуру XII столетия в Суздаль- ском княжестве//Труды 1 АС. М., 1871. У варов, 1876 — Уваров А.С. Об архитектуре первых деревянных церквей на Руси И Труды 2 АС. М., 1876. У варов, 1908 — Уваров А.С. Христианская символика. Ч. 1: Символика древнехристианского периода. М, 1908. * Уваров, 1910 — Уваров А.С. Сборник мелких трудов. М„ 1910. Т. 3. У сманова, 1994 — Усманова З.И. Христианские памятники Туркмении // ИИДК. 26-33. У спенский, 1899— Успенский Ф.И. Надпись царя Самуила// ИРАИК. София, 1899. Т. 4, вып. 1.1-5. У спенский, 1901 — Успенский Ф.И. Археологические памятники Сирии // ИРАИК. 1901-1902. Т. 7, вып. 1-2. 94-212. У спенский, 1901-02 — Успенский Ф.И. О древностях города Тырнова // ИРАИК. София, 1901-02. Т. 7, вып. 1-3. 1-24. У спенский, 1908 — Успенский Ф.И. Раскопки в Преславе и другие научные открытия // ИРАИК. София. Т. 13, 1908. У спенский, 1923 — Успенский Ф.И. Усыпальница царя Алексея IV в Трапе- зуйте//ВВ. Пг., 1923. Т. 23 (1917-1922). 1-14. Успенский, 1926 — Успенский Ф.И. Ученая деятельность Бориса Андриано- вича Панченко И ВВ. Л., 1926. Т. 24. 95-102. Устав, 1864 — Устав Московского археологического общества. М., 1864. Фадеева, 1987 — Фадеева Т.М. По горному Крыму. М., 1987. Филимонов, 1859—Филимонов ГД. Археологические исследования по па- мятникам. М., 1859. Вып. 1. Филимонов, 1989 — Филимонов С.Б. Краеведение и документальные памят- ники (1917-1929 гг.). М„ 1989. Филимонов, 1989а — Филимонов С.Б. Историко-краеведческие материалы Архива обществ по изучению Москвы и Московского края. М., 1989. 500
Филиппов, 1986 — Филиппов М.В. О научной и литературной деятельности архимандрита Антонина Капустина (t 1894) И Богословские труды. Сб. 27. М., 1986.212-219. Филов, 1913 — Филов Богдан Д. Софийската църква св. София. София, 1913. Фирсов, 1990 — Фирсов Л.В. Исары. Очерки истории средневековых крепо- стей Южного берега Крыма. Новосибирск, 1990. Флоринский, 1899 — Флоринский Т.Д. Несколько замечаний о надписи царя Самуила//ИРАИК. София, 1899. Т. 4, вып. 1. 5-13. Флоровский, 1937 — Флоровский Г. Пути русского богословия. Париж, 1937. Фома, 1977 — Фома Сплитский. История архиепископов Салоны и Сплита. М., 1977. фон Фрикен, 1872-85 — Фрикен, А. фон. Римские катакомбы и памятники первоначального христианского искусства. М., 1872-85. Т. 1-4. Фонкич, 1994 — Фонкич Б.Д. Рецензия на кн. К.А. Паулидиса «Греческий мир Антонина Капустина». Фессалоники, 1993 // Византиноруссика. № 1. М., 1994. 214-216. Формозов, 1967 — Формозов А.А. Первый русский историко-археологи- ческий журнал // ВИ. 1967. № 4. 208-212. Формозов, 1981 — Формозов А.А. К истории архитектурных раскопок в Киеве в начале XIX в. // СА. 1981. № 1. 312-313. Формозов, 1984 — Формозов А.А. Историк Москвы И.Е. Забелин. М., 1984. Формозов, 1986 — Формозов А.А. Страницы истории русской археологии. М., 1986. Формозов, 1988 — Формозов А.А О двух документах 1860-х годов, касаю- щихся древнерусской архитектуры // СА. 1988. № 2. 132-137. Формозов, 1993 — Формозов А.А. А.С. Уваров и его место в истории рус- ской археологии // РА. № 3. 1993. 228-245. Формозов, 1995 — Формозов А.А. Классики русской литературы и историче- ская наука. М, 1995. Формозов, 1998 — Формозов А.А. Русские археологи и политические ре- прессии//РА. 1998 №3. 191-206. Хозеров, 1994 — Хозеров ИМ. Белорусское и смоленское зодчество XI- XIII вв. Минск, 1994. Хосроев, 1991—Хосроев А.Л. Александрийское христианство по данным текстов из Наг Хаммади. М., 1991 Хосроев, 1997 — Хосроев А.Л. Из истории раннего христианства в Египте (На материале коптской библиотеки из Наг Хаммади) М., 1997. Храпунов, 1997 — Храпунов И.Н. Новая литература об археологических ис- следованиях в Крыму (Античность, ранний железный век, средневековье) И СА 1997. № 1.218-223. Хрушкова, 1980 — Хрушкова Л.Г. Скульптура раннесредневековой Абхазии V-X вв. Тбилиси, 1980. Хрушкова, 1982—Хрушкова Л.Г. Три церкви в горной Абхазии (раскопки 1977-79 гг.) // ВВ. 1982. Т. 48. Хрушкова, 1984 — Хрушкова Л.Г. Раннехристианские саркофаги из Абхазии //ВВ. 1984. Т. 45. 207-210. Хрушкова, 1986 — Хрушкова Л.Г. Цандрипш : Материалы по раннехристиан- скому строительству в Абхазии. Сухуми, 1986. Хрушкова, 1993 — Хрушкова Л.Г. Христианская археология в Восточном Причерноморье И Палестинский сборник. Вып. 32 (95). СПб., 1993. 501
Хрушкова, 1995 — Хрушкова Л.Г. Новая окгагональная церковь в Севастопо- лисе в Абхазии и ее литургическое устройство // ЛАИВ. 1995. 201-235. Хрушкова, 1998 — Хрушкова Л.Г. Международные Конгрессы по христиан- ской археологии // СА. 1998. № 2. 207-214. Хрушкова, 1998а — Хрушкова Л.Г. «Correspondance de Giovanni Battista de Rossi et de Louis Duchesne (1873-1894)». Etablie et annot6e par Patrick Saint-Roch (Collection de 1’Ecole Franfaise de Rome, 205). Roma : Ecole Fran^aise de Rome, 1995 (рецензия) // CA. 1998. № 3. 223-227. Худяков, 1933 — Худяков М.В. Дореволюционная русская археология на службе эксплуататорских классов. 1933. Цветаев, 1883 — Цветаев И. Путешествие по Италии в 1875 и 1880 гг. М , 1883. Цветаев, 1893 — Цветаев И. Праздник христианской археологии в Риме весною 1892 года. М., 1893. Цветаев, 1896 — Цветаев И. Римские катакомбы ; Из истории изучения их М., 1896. Церква, 1996 — Церква Богородиц! Десятинна в Киев!. До 1000-лптя освя- чення. Кжв, 1996. Церковная археология, 1839—Церковная археология в вопросах и оглавле- ниях по книге именуемой Новая Скрижаль для употребления в духовных семи- нариях. СПб., 1839. Чаадаев, 1991 — Чаадаев П.Я. Полное собрание сочинений и писем. М., 1991. Т. 1. Чернецов, 1982 — Чернецов С.Б. Эфиопская феодальная монархия в XIII— XIV вв. М., 1982. Чернецов, 1997—Чернецов А.В. Начало христианства на Руси в свете ар- хеологических данных И Slavia antiqua. Т. 38. 1997. 81-93. Чистотинова, 1994 — Чистотинова С.Л. Федор Иванович Шмит. М., 1994. Чукова, 1991 — Чукова Т.А. Интерьер в древнерусском храмовом зодчестве конца X — первой трети XIII в. : Основные архитектурные элементы по архео- логическим данным. СПб., 1991 (Автореферат дисс. канд. ист. наук). Чукова, 1995 — Чукова Т.А. Алтарные преграды в зодчестве домонгольской Руси//ЛАИВ. 1995.273-287. ЧурчиЬ, 1988 — ЧурчиЬ Сл. Грачаница. Истори]а и архитектура. Београд, 1988. Шереметев, 1908 — Шереметев С.Д. Николай Владимирович Султанов. М , 1908. Шильтбергер, 1867 — Путешествие Иоанна Шильтбергера по Европе, Азии и Африке с 1394 года по 1427 год. И Записки Новороссийского университета Одесса, 1867. Т. 1, вып. 1. 31-33. Шифман, 1987 — Шифман И.Ш. Заметки по эпиграфике Пальмиры // ПС. Вып. 29 (92). Л., 1987. 85-90. Шишкина, 1994 — Шишкина Г.В. Несторианское погребение в Согде Самар- кандском И ИИДК. 56-63. Шкорпил, 1900 — Шкорпил В.В. Три христианских надгробия, найденные в Керчи в 1898 г. // Записки ООИД. 1900. Т. 22. Шкорпил, 1909 — Шкорпил В.В. Боспорские надписи, найденные в 1908 г. // ИИАК. 1909. Вып. 33. Шлюмберже, 1985 — Шлюмберже Д. Эллинизированный Восток. М., 1985. Шмит, 1906—Шмит Ф.И. Кахрие-Джами. София, 1906. Т. 1: История мо- настыря Хоры. Архитектура мечети. Мозаики нарфиков. (ИРАИК, т. 11). См. также: Клуге, 1906. 502
Шмит, 1911 — Шмит Ф.И. Новые веяния в археологической науке на Бал- канском полуострове // ЖМНП, нов. сер. 34. 1911. № 7. Шмит, 1932 — Шмит Ф.И. Эски-Керменская базилика И Готский сборник. JI., 1932. (Известия ГАИМК. 12, вып. 1-8). Шмурло, 1888 — Шмурло Е. Митрополит Евгений как ученый. СПб., 1888. Щербина, 1896 — Щербина В. Первый киевский археолог М.Ф. Берлинский //КС. Т.5. 1896, дек. Юшманов, 1914 — Юшманов В. Русские учреждения в Палестине и Сирии перед началом войны с Турцией // Сообщения ИППО. Вып. 25 (1914). 436-464. Юшманов, 1915 — Юшманов В. Русские учреждения в Палестине и Сирии во время войны с Турцией И Сообщения ИППО. Вып. 26 (1915). 147, 181, 373- 408. Юшманов, 1916—Юшманов В. Русские учреждения в Палестине и Сирии во время войны с Турцией (продолж.) // Сообщения ИППО. Вып. 27 (1916). 267- 288. Якобсон, 1940 — Якобсон А.Л. Мангупская базилика// СА. Т. 6. М.-Л., 1940. 205-226. * Якобсон, 1950 — Якобсон А.Л. Средневековый Херсонес (ХП-XIV вв.) М-Л., 1950. (МИА№ 17) Якобсон, 1956 — Якобсон А.Л. Армянская средневековая архитектура в Крыму//ВВ. 1956. Т. 8. * Яко6сон, 1959 — Якобсон А.Л. Раннесредневековый Херсонес // МИА. №63. М.-Л., 1959. Якобсон, 1964 — Якобсон А.Л. Средневековый Крым. Очерки истории и ис- тории материальной культуры. М.-Л., 1964. * Якобсон, 1983 — Якобсон А.Л. Закономерности в развитии раннесредневе- ювой архитектуры. Л., 1983. Якобсон, 1987 — Якобсон А.Л. Закономерности в развитии средневековой архитектуры IX-XV вв. Л., 1987. * Янин, 1965 — Янин В.Л. Я послал тебе бересту ... М., 1965. (Переизд.: 1997) * Янин, 1970 — Янин В.Л. Актовые печати древней Руси X-XV вв. М., 1970. Т. 1-2 (в 1998 г. выходит т. 3, в соавт. с П.Г. Гайдуковым) * Янин, 1977 — Янин В.Л. Очерки комплексного источниковедения. Средне- вековый Новгород. М., 1977. * Янин, 1988 — Янин В.Л. Некрополь Новгородского Софийского собора : Церковная традиция и историческая критика. М., 1988. * Ястребицкая, 1995 — Ястребицкая А.Л. Средневековая культура и город в новой исторической науке. М., 1995. Abel, 1918 — Abel F.M. Mont des Oliviers : Ruine de la grotte de 1’Eleona// RB. Vol. 27. 1918.555-8. Abramowicz, 1967 —Abramowicz A. Wiek archeologii. Warszawa, 1967. * Acta, 1997 — Acta XIII Congressus intemationalis archaeologiae christianae. Citta del Vaticano, 1997. *Actes, 1989 — Actes du Xl-e congres international d’archeologie chretienne. Citta del Vaticano, 1989. Vol. 1-3. Addyman, 1977 — Addyman P.V. York and Canterbury as Ecclesiastical Centres // ET. 499-509. 503
Addyman, Morris, 1976 — Archaeological Study of Church. Ed. Addyman p Morris R. 1976. (CBA RR. 13). Adhemar, 1974 — Adhemar J. Les Tombeaux de la collection Gaignieres: Dessins d’archeologie du XVIIe siecle // Gazette des Beaux-Arts. Paris, 1974. T. 84. № 2. Age, 1977 — The Age of Spirituality : Late Antique and Early Christian Art, Third to Seventh Century. 1977. Aharoni, 1962 — Aharoni Y. Excavations at Ramat Rahel, Seasons 1959 and 1960. Rome, 1962. Aharoni, 1964 — Aharoni Y. Excavations at Ramat Rahel, Seasons 1961 and 1962. Rome, 1964. *Akten, 1995 — Akten des XII. Internationale Kongresses fur Christliche Ar- chSologie. (Congresso internationale di archeologia cristiana, 1991, Bonn). Miinster, 1995. Teil 1. (Jahrbuch fUr Antike und Christentum. Erganzungsband 20, 1). Anastasov, 1995 — Anastasov G. Croix-encolpions // Akten. 1995. Andelii, 1973 — AndeliC P. Bobovad i kraljeva Sutjeska : Stolna mjesta bosanskih vladara u XIV i XV stoljecu. Sarajevo, 1973. Anderson, 1906 — Anderson J.G.C. Paganism and Christianity in the Upper Tem- bris Valley // Studies in the History and Art of the Eastern Provinces. Aberdeen, 1906. 183-227. Andresen, 1971 —Andresen C. Einfiihrung in die christliche Archaeologie. (Ein Handbuch). Gottingen, 1971. Antioch, 1934-52 — Antioch on the Orontes : Excavations. Princeton, 1934—52. Vol. 1-4. Apolloni-Ghetti, 1951 —Apolloni-Ghetti B.M., Ferrua A., Josi E., Kirschbaum E. Esplorazioni sotto la confessione di San Pietro in Vaticano eseguiti negli anni 1940- 1949. Cittadel Vaticano, 1951. Vol. 1-2. Aquileia, 1993 — Gli Scavi di Aquileia: Uomini e opere. Udine, 1993. (Antichite Altoadriatiche; 40). Arens, 1965-66 — Arens F. Beigaben in Bischofsgrabern // Mainzer Zeitschrift 1965-66. №60/61. 118ff. Arnold, 1988 — Arnold C.J. An Archaeology of the Early Anglo-Saxon King- doms. London-New York, 1988. Ars Sacra, 1950 — Ars Sacra. Kunst des fruhen Mittelalters : Ausstellung. (Katalog von A. Boeckler). MUnchen, 1950. Aston, 1973 — Aston, Margaret. English ruins and English History : the Dissolu- tion and the sense of the past // Journal of Warburg and Courtland Institutes. 1973. Vol. 36.231-255. Atti, 1940 — Atti del IV Congresso Internationale di Archeologia Cristiana. Roma, 1940. Vol. 1. Ausgrabungen, 1975 — Ausgrabungen in Deutschland, gefordert von der Deuts- chen Forschungsgemeinschaft 1950-1975. 1975. Bd. 2. Avi-Yohan, 1954 — Avi-Yohan M. The Madaba Mosaic Map. Jerusalem, 1954. Avni, 1993 — Avni G. Christian Secondary Use of Jewish Burial Caves in Jerusa- lem in the Light of New Excavations at the Aceldama Tombs // ECC. 265-276. Badawy, 1978 — Badawy A. Coptic Art and Archaeology. Cambridge, 1978. Bagatti, 1938 — Bagatti B. Tempera dell’antica basilica di Getsemani // RAC. 1938. Vol. 15. 153-62. Bagatti, 1952 — Bagatti B. Gli Antichi edifici sacri di Betlemme in seguito agh scavi e restauri praticati dalla Custodia di Terra Santa (1948-1951). Jerusalem, 1952. Bagatti, 1971/84 — Bagatti B. The Church of the Circumcision. Jerusalem, 1971 (пер. с итал. изд. 1965 г; переизд.: 1984 г.). 504
Bagatti, 1977— Bagatti В. Note sull’iconographia di «Adamo s^tto il Calvario» //LA. 1977. Vol. 27. 5-32. Bagatti, Alliata, 1984 — Bagatti B., Alliata E. Gli Scavi di Na^aret Jerusalem 1984. Vol. 1-2. [SBF. Coll. Maior. 17]. ’ Bagatti, Milik, 1958 — Bagatti B., Milik J.T. Gli Scavi del «Dornjnus Flevitw La necropoli del periodo romano. Jerusalem, 1958. Pt. 1. Bagatti, Piccirillo, Prodomo, 1975 — Bagatti B., Piccirillo M., Prodomo A. New Discoveries at the Tomb of Virgin Mary in Gethsemane. Jerusalem, I975 (SBF. Coll Min. 17). Bakirtzis, 1990 — Bakirtzis Ch. Byzantine Ampullae from Thessaloniki // gp 140-149. Baldovin, 1987 — Baldovin J.F. The Urban Character of Christian Worship : The Origins, Development and Meaning of Stational Liturgy. Roma, 1987. (OCA 228). Baldwin Brown, 1903 — Baldwin Brown, B.G. The Arts in Early England 1903- 1937. Vol. 1-5. Ballu, 1897 — Ballu A. Monastere Byzantin de Theveste. Paris, 1897 Bandmann, 1951 — Bandmann G. Mittelalterliche Architektur ais Bedeutung- strager. 1951. Bargellini, 1970 — Bargellini P., Morozzi G., Batini G. Santa Reparata : La Cat- tedrale risorta. Firenze, 1970. Barnea, 1995 — Barnea I. Menasampullen auf dem Gebiet Rumaniens // Akten 1995.509-514. Baruffa, 1993 — Baruffa A. The Catacombs of St. Calixtus. Vatican City, 1993. Baruffa, 1994 — Baruffa A. Giovanni Battista de Rossi : L’Archeologo esplora- tore delle Catacombe. Citta del Vaticano, 1994. Bauch, 1976 — Bauch K. Das mittelalterliche Grabbild. Berlin-N.y., 1976. Baudrillart, 1912 — [Baudrillart A.] Dictionnaire d’histoire et geographic eccle- siastique. Paris, 1912-. Baumgarten, 1892 — Baumgarten P.M. Giovanni Battista De ROssi fondatore della scienza di archeologia sacra. Roma, 1892. Beckwith, 1963 — Beckwith J. Coptic sculpture. 300-1300. London, 1963. Bell. Ramsay, 1909 — Bell G.L., Ramsay W.M. The Thousand and One Church London, 1909. Berder, 1988 — Berder M. Un Itineraire au Mont des Oliviers // Le Monde de la Bible. 1988. Vol. 55. 10-31. Beresford, Hurst, 1976 — Beresford M.W., Hurst J.G. Wharram Percy a Case Study in Microtopography // Medieval Settlement: Continuity and Change. fed. P.H. Sawyer]. London, 1976. 114-143. Berthier, 1942 — Berthier H. et al. Les Vestiges du christianisme qans |a Numidie Centralc. Paris, 1942. Beslagic, 1982 — BeJlagiC S. Stecci: Kultura i umjetnost. Sarajevo, 1982. Beuman, 1965 — Beuman H. Grab und Thron Karls des Grossen zu Aachen // Carl der Grosse. DUsseldorf, 1965. Bd. 1.9-25. Beyond the Pharaohs, 1989 — Beyond the Pharaohs : Egypt and the Copts in the 2nd to 7,h Centuries A.D. Providence, 1989. Biddle, 1976 — Biddle, Martin. The Archaeology of church : a Widering horizon H Addyman, Morris, 1976. 65-71. Biddle, 1986 — Biddle, Martin. Archaeology, Architecture and the cult of Saints in Anglo-Saxon England // Butler, Morris, 1986. Biddle, 1994— Biddle, Martin. The Tomb of Christ: Sources, methods and a new approach//СВАТ. 73-148. 505
Biddle, 1998 — Biddle, Martin. Das Grab Cristi. 1998. Bieberstein, 1995 — Bieberstein K. Die Hagia Sion in Jerusalem (Zur Entwick, lung ihrer Traditionen im Spiegel der Pilgerberichte) // Akten. 1995. 543-551. Binding, 1985 — Binding G. Die Domgrabung Koln ... // ZAM. 1985. Bd. Ц 201ff. Binding, Untermann, 1985 — Binding G., Untermann M. Kleine Kunstgeschichte der mittelalterlichen Ordenbaukunst in Deutschland. 1985. Binski, 1996 — Binski, Paul. Medieval Death : Ritual and Representation. Lon- don, 1996. Binum, 1995 — Binum, Caroline. The Resurrection of the Body in Western Christianity. 200-1336. N.Y., 1995. Bittel, 1939 — Bittel K. Grabung im Hof des Topkapi Sarayi // Jahrbuch des Deutschen archSologischen Instituts. 1939. Bd. 54. Blair, 1988a — Blair J. Bampton Research Papers Nos. 1-2. Oxford, 1988. *Blair, 1988b — Minsters and Parish Churches : The Local Church in transition, 950-1200. Oxford, 1988. (ОСАМ. 17. Ed. J. Blair). Blair, 1992 — Blair J. Anglo-Saxon Minster : A topographical review // Pastoral care before the parish. (Ed. J. Blair, R.Sharp). Leicester, 1992. Boddington, 1996 — Boddington A. Raunds Fumells : The Anglo-Saxon church and churchyard. London, 1996. Bond, 1913— Bond F. An Introduction to English Church Architecture. 1913. Vol. 1-2. Borgolte, 1985 — Borgolte M. Stiftergrab und Eigenkirche — ein Begriffspaar der Mittelalter-Archaologie in historischen Kritik // ZAM. 1985. T. 13. 27ff. Bouillart, 1724 — Bouillart J. Histoire de I’abbaye royale de Saint-Germain-des- Pr£s. Paris, 1724. Bound, 1988 — Bound C.J. Church and Parish in Norman Worcestershire // Blair. 1988. Bovini, 1949 — Bovini, Giuseppe. I Sarcofagi paleocristiani. Citta del Vaticano, 1949. Bovini, 1968 — Bovini, Giuseppe. Gli Studi di archeologia cristiana dalle origina alia meta del secolo XIX. Bologna, 1968. Brandt, 1977 — Brandt K.H. Ausgrabungen im Bremen St.-Petri-Dom 1974-76. Ein Vorbereicht. 1977. Braun, 1940 — Braun J. Die Reliquiare des christlichen Kultes und ihre Entwick- lungen. Freiburg im Breisgau, 1940. Brenk, 1995 — Brenk B. Der Kultort, Seine Zuganglichkeit und Seine Besucher // Akten. 1995. 69-122. Brent, 1995 — Brent A. Hippolytus and the Roman Church in the Third Century. N.Y.-Leiden-Koln, 1995. Bridger, Siegmund, 1987 — Bridger C., Siegmund F. Die Xanter Stieftsimmunitat // Beitrage zur Archaeologie des Rheinlandes. 1987. 63ff. Britton, 1807-26 — Britton, John. Architectural Antiquities. 1807-26. Vol. 1-5. Britton, 1814-35 — Britton, John. Cathedral Antiquities. 1814-35. Vol. 1-5. Brooke, 1977 — Brooke C.N.L. The Medieval Town as an Ecclesiastical Centre : General Survey // ET. 459-473. Brooks, 1977 — Brooks N.P. The Ecclesiastical Topography of Early Medieval Canterbery // ET (1977). 487-497. Broshi, 1976 — Broshi M. Excavations in the House of Caiaphas, Mount Zion // Jerusalem Revealed : Archaeology in the Holy City 1968-1974. Jerusalem, 1976. 57- 60. 506
Broshi, 1993 — Broshi M. Excavations in the Holy Sepulchre in the Chapel of St. Vartan // ACR. 118-122. Broshi, Barkay, 1985 — Broshi M., Barkay G. Excavations in the Chapel of St. Vartan in the Holy Sepulchre // Israel Exploration Journal. 1985. Vol. 35. 108-128. Brosset, 1849-51 — Brosset M. Rapport sur un voyage archeologique dans la Georgie et dans Г Armenie. СПб., 1849-51. Brosset, 1860-61 — Brosset M. Ruines d’Ani aux X et XI s. 1860-61. T. 1-2. Brown, 1971 — Brown P. The World of Late Antiquity. N.Y., 1971. Broyvn, 1981 — Brown P. The Cult of the Saints : Its Rise and Function in Latin Christianity. Chicago, 1981. Bruce-Mitford, 1976 — Bruce-Mitford R. The Chapter House Vestibule graves at Lincoln and the body of St Hugh of Avalon // Tribute to an Antiquary. 1976. 127—40. Brulet, 1981 — Brulet, Raimond. Tournai, fouille d’une necropole du Bas-Empire //Archeologia. 1981. Vol. 145, aug. 55-59. Brulet, 1982 — Brulet, Raimond et al. La Christianisation : Temoignages de 1’archeologie. Tournai, 1982. 142-176. Brulet, 1986 — Brulet, Raimond. Archeologie du Quartier Saint-Brice a Tournai. (Catalogue d’exposition). Tournai, 1986. Brulet, 1988 — Brulet, Raimond. Nouvelles recherches a Tournai autour de la sepulture de Childeric // RAP. 1988. № 3-4. 39-43. Brulet, 1992 — Brulet, Raimond. Les Fouilles du Quartier Saint-Brice a Tournai : L’environnement funeraire de la sepulture de Childeric. Louvain-La-Neuve, 1992. Vol. 2. Brunov, 1926 — Brunov N. Die Odalar-Djami von Konstantinopel // BZ. 1926. Bd. 26. Brusin, Zovatto, 1957 — Brusin G., Zovatto P.L. Monumenti paleocristiani di Aquileia e di Grado. Udine, 1957. * Burrows, 1941 — Burrows, Millar. What Mean These Stones? (The Significance of Archeology for Biblical Studies). New Haven, Conn, 1941. Buschhausen, 1971 — Buschhausen H. Die SpStromischen Metallscrina und Fruhchristlichen Reliquiare. Wien, 1971. Teil 1. (Wiener Byzantinistische Studien. Bd. 9). Butler, 1884 — Butler A.J. The Ancient Coptic Churches of Cairo. Oxford, 1884. Vol. 1-2. (репринт: 1970). Butler, 1929 — Butler H.C. Early Churches in Syria, Forth to Seventh Centuries. Princeton, 1929. Butler, 1986—Butler L.A.S. Church dedication and the cult of Anglo-Saxon saints in England 11 Butler, Morris. 1986. Butler, 1987—Butler L.A.S. Symbols on Medieval Memorials // AJ. Vol. 144. 1987. Butler, 1995 — Butler J. The Quest for Becket’s Bones. New Haven-London, 1995. Butler, Morris, 1986 — Anglo-Saxon Church. Ed. Butler L.A.S., Morris R. Lon- don, 1986. (CBARR. 60). Cagiano de Azevedo, 1977 — Cagiano de Azevedo M. Northern Italy // ET. 475- 485. Calder, 1923 — Calder W.M. Philadelphia and Montanism И Bulletin of the John Rylands Library. 1923. Vol. 7. 309-354. Calder, 1955 — Calder W.M. Early-Christian Epitaphs from Phrigia // Anatolian Studies. 1955. Vol. 5. 25-38. 507
Camden, 1607 — Camden, Wiliam. Britannia. 1607. Cameron, 1997 — Cameron A. Cult and worship in East and West // TRW % 111. Caumont, 1831-40 — Caumont A. de. Histoire de 1’architecture religieuse, mih- taire et civil au Moyen-Age. 1831-1840. T. 1-6. Cayrel, 1934 — Cayrel, Pierre. Une Basilique donatiste de Numidie // MEFR 1934. T. 51. 114-142. Ceci, 1963 — Ceci, Emerico. I Monumenti cristiani di Salona. Milano, 1963. Charalambos, 1996 — Charalambos P. Early Christian Burials at Philippi // BF 1996. T. 21. 215-228. («Bosphorus», in honor of Cyril Mango). Chatel, 1981 — Chatel E. Recuel general des monuments sculptes en France ; IV- X siecle. Paris, 1981. T. 2. Chevalier, 1898 — Chevalier U. Le Saint Suaire de Turin, est-il 1’original ou une copie? Chambery, 1899. Chevalier, 1900 — Chevalier U. Etude critique sur 1’origine du saint Suaire de Li- rey-Vhambery-Turin. Paris, 1900. Chevalier, 1902 — Chevalier U. Le Saint Suaire de Turin : Histoire d’une relique. Paris, 1902. Chifflet, 1655 — Chifflet, Jean-Jacques. Anastasis Childerici I. Antverpen, 1655. Chirshman, I960 — Chirshman R. The Island of Kharg. Teheran, 1960. Christentum, 1963 — Christentum am Nile : Internationale Arbeitstagung zur Ausstellung «Koptische Kunst». Essen, 1963. Christern, 1976 — Christem J. Die fruhchristliche Pilgerheiligtum von Tebessa. Wiesbaden, 1976. Christlein, 1978 — Christlein R. Die Alamannen : ArchSologie eines lebendigen Volkes. 1978. ★Church archaeology : Research directions for the future. London, 1996. (CBA RR. № 104. Ed. Blair J., Pyrah C.). Clapham, 1930, 1934 — Clapham, Alfred. English Romanesque Architecture ... 1930, 1934. Vol. 1-2. Clarke, 1912 — Clarke S. Christian Antiquities in the Nile Valley. Oxford, 1912. Clarke, 1969 — Clarke B.F.L. Church Builders of the Nineteenth Century. 1969. Clermont-Ganneau, 1883 — Clermont-Ganneau C. Epigraphes hebraiques et grecques sur des ossuaires juifs inedits // RA (3 ser.). Vol. 1. 1883. 257-268. Clermont-Ganneau, 1899 — Clermont-Ganneau C. Archaeological Researches 1873-1874. London, 1899. Vol. 1. Conant, 1956 — Conant KJ. The Original Buildings at the Holy Sepulchre in Je- rusalem//Speculum. 1956. Vol. 31, № 1. 1-48. Constans, 1921 — Constans L.A. Arles Antique // Journal of Roman Studies. London, 1921. № 10. Cook, 1994 — Cook, Edward M. Solving the Mysteries of the Dead Sea Scrolls : New Light on the Bible. Grand Rapids, 1994. Cook, 1996 — Cook, Edward M. Qumran : A Ritual Purification Center // BiAR. 1996. Vol. 22, № 6. 39, 48-51,73-75. Cooper, 1996 — Cooper N.K. The Frankish Church of Hagia Sophia at An- dravida, Greece // AMG. 27-47. Coppack, 1990 — Coppack G. Abbeys and Priories. London, 1990. Corbo, 1972 — Corbo V.C. The House of Saint Peter at Capharnaum. Jerusalem. 1972. Corbo, 1975 — Corbo V.C. Cafarnao : Gli edifici della citta. Jerusalem, 1975. 508
Corbo, 1981-82 — Corbo V.C. Il Santo Sepolcro de Gerusalemme. Aspetti ar- chaeologici dalle origin! al period! crociato. Jerusalem, 1981—82. Vol. 1-3. Corbo. 1987 — Corbo V.C. La Cbiesa-sinagoga dell’Annunciata a Nazaret // LA. Vol. 37, 333—48. Corbo, 1993 — Corbo V.C. The Church of the House of St. Peter at Capharnaum //ACR. 71-76. ★Corpus des inscriptions de la France Medievale. Paris. Correspondance, 1995 — Correspondence de Giovanni Battista de Rossi et de Louis Duchesne (1873-1894). Etablie et annotee par Patrick Saint-Roch. Roma, 1995. (Collection de 1’Ecole Fran^aise de Rome; 205). Couasnon, 1972 — Couasnon C. The Church of the Holy Sepulchre in Jerusalem. London, 1974. Coulson, 1996 — Coulson M.Y. The Dominican Church of Saint Sophia at An- dravida // AMG. 49-59. Courcelle, 1936 — Courcelle P. Une Seconde campagne des fouilles a Ksar el Kelb // MEFR. 1936. T. 53. 166-97. Cramp, 1969 — Cramp R.J. Excavations at the Saxon Monastic Sites of Wear- mouth and Jarrow, Co. Durham И Medieval Archaeology. 1969. Vol. 13. 21-66. Cramp, 1976a — Cramp R.J. St. Paul’s Church, Jarrow // Addyman, Morris, 1976. 28-35. Cramp, 1976b — Cramp R.J. Monastic Sites // Archaeology of Anglo-Saxon England. (Ed. Wilson D.M.). 1976. 201-252. Cramp, Daniels, 1987 — Cramp R.J., Daniels R. New finds from the Anglo- Saxon Monastery at Hartlepool, Cleveland // Antiquity. 1987. Vol. 61. 424—432. Crawford, 1953 — Crawford O.G.S. Castles and Churches in the Middle Nile Region. Khartoum, 1953. (SASOP; 2). Crook, 1998 — Crook J. The Architectural influence of the cult of saints in the early medieval West // СТСГ. 116-123. Crowfoot, 1911 —Crowfoot J.W. Islands of Meroe. 1911. (Egypt Explor. Society; 19). Crowfoot, 1931 — Crowfoot J.W. Churches at Jerash : a Preliminary report of the Joint Yale-British school expedition to Jerash, 1928-1930. London, 1931. (British School of Archaeology in Jerusalem. Supplement Papers, 3). Crusader, 1982 — Crusader Art in the Twelfth Century. Ed. J. Folda. 1982. Cumont, 1895 — Cumont F. Les Inscriptions chretiennes de 1’Asie Mineure // MEFR. 1895. T. 15. 245-99. Curcic, 1984 — CurCic S. Medieval Royal Tombs in the Balkans : an Aspect of the «East or West» Question // GOTR. 1984. Vol. 29. Dahari, Avni, Kloner, 1987 — Dahari U., Avni G., Kloner A. The Jewish Ne- cropolis of Beth Govrin // Quadmoniot. Jerusalem, 1987. Vol. 78/80. 99-101. Danielou, 1958 — Danielou J. Theologie du judeo-christianisme. Paris, 1958. Danielou, 1961 — Danielou J. Les Symboles chretiens primitifs. Paris, 1961. (англ, nep.: Primitive Christian Symbols. 1964). Daniels, 1986 — Daniels R. The Excavations of the Church of the Franciscans, Hartlepool, Cleveland // ArchJ. 1986. Vol. 143. 260-304. Daniels, 1987 — Daniels R. Hartlepool // Current Archaeology. 1987. Vol. 9. 273-277. Dannheimer, 1966 — Dannheimer H. Der Holzbau am Rande des Reihengraber- feldes von Miinchen-Aubing//Germania. 1966. Bd. 44. 326ff. Dannheimer. 1971 — Dannheimer H. Zur Geschichte von Brenz und Sontheim im fruhen Mittelalter // Fundberichte aus Schwaben. 1971. Bd. 19. 298ff. 509
Dannheimer, Diepolder, 1988 — Dannheimer H., Diepolder G. Aschheim im fru. hen Mittelalter. 1988. Dauphin, 1984 — Dauphin C. Farj en Gaulanitide : Refuge judeo-chretien'’ // Proche-Orient chretien. 1984. T. 34. 233-245. Dauphin, 1993 — Dauphin C. Encore des judeo-chretiens au Golan? // ECC. 69- 84. Dauphin, 1993a — Dauphin C. Dora-Dor : A Station for Pilgrims in the Byzan- tine Period on Their Way to Jerusalem // ACR. 90-100. De Vaux, 1938 — De Vaux, Roland. Une Mosaique byzantine a Ma’in // RB 1938. T. 47. 226-58. De Vaux, 1970 — De Vaux, Roland. On Right and Wrong Uses of Archaeology // Near Eastern Archaeology in the Twentieth Century. Ed. J.A. Sanders. N.Y., 1970 64-80. De Vaux, 1973 — De Vaux, Roland. Archaeology and the Dead Sea Scrolls. Lon- don, 1973. Dead Sea Scrolls, 1992 — The Dead Sea Scrolls : Forty Years of Research Lei- den, 1992. Deer, 1959 — Deer J. The Dynastic Porphyry Tombs of the Norman Period in Sicily. Cambridge, Mass., 1959. Dehio, von Bezold, 1892-1901 — Dehio G., Bezold G. von. Die Kirchliche Bau- kunst des Abendslands. 1892-1901. Deichmann, 1958-76 — Deichmann F.W. Ravenna. Wiesbaden, 1958-76. Bd. 1-4 Deichmann, 1983 — Deichmann F.W. Einflihrung in die Christliche Archaeolo- gie. Darmstadt, 1983. (итал. nep.: Archeologia cristiana. Roma, 1993). Deichmann, Brandenburg, Bovini, 1967 — Deichmann F.W., Brandenburg H., Bovini G. Repertorium der christiich-antiken Sarkophage. Wiesbaden, 1967- Vol. 1-. Deissman, 1911 — Deissman A. Light from the Ancient East. London, 1911. Deissman, 1912 — Deissman A. St Paul : A Study in Social and Religious His- tory. London, 1912. Delahaye, 1985 — Delahaye G.-R. Les Sarcophages merovingiens de pierre de- couverts a Paris И Collection merovingiennes de Musde Camavalet. Paris, 1985. 689- 699. Delahaye, 1987 — Delahaye G.-R. Les Sarcophages merovingiens en platre de Villemomble // Cahiers. 1987. T. 35. Delahaye, 1992 — Delahaye G.-R. Les Sarcophages de platre exhumes autours des cryptes de Jouarre // Cahiers. 1992. T. 40. Delehaye, 1930 — Delehaye H. Loca sanctorum // Analecta Bollandiana. 1930. T. 48. 5-64. Delehaye, 1933 — Delehaye H. Les Origines du culte des martyrs. Brussels, 1933. Delvoye, 1942 — Delvoye Ch. L’Archeologie byzantine en Grece (1928-1940) И Revue beige de philologie et d’histoire. 1942. T. 21, 22. Delvoye, 1957 — Delvoye Ch. Recherches recentes sur les origines de la basilique paleochretienne // Annuaire de 1’Institut de philologie et d’histoire orientales et slaves. Bruxelles, 1957. T. 14. 206-228. Demangel, 1945 — Demangel R. Contribution a la topographic de 1’Hebdomon. Paris, 1945. Demangel, Mumboury, 1939 — Demangel R., Mumboury E. Le Quartier des Manganes et la 1-ere region de Constantinople. Paris, 1939. 510
Demus, 1984 — Demus О. The Mosaics of San Marco in Venice. Chicago, 1984. Vol. 1—4. Denkmale, 1962-1978 — Denkmale der Deutschen Konige und Kaiser. Hrsg.: Schrammberey E„ Filtz H., Mutterich F. MUnchen, 1962-1978. Bd. 1-2. Dennert, 1938 — Dennert M. Mittelbyzantinische Ambone in Kleinasien // IM. Tubingen, 1995. Bd. 45. 137-149. Diehl, 1896 — Diehl Ch. Afrique byzantine. Histoire de la domination byzantine en Afrique (533-709). 1896. Vol. 1-2. (репринт: N.Y., 1959). Diehl, 1923 — Diehl Ch. Les Fouilles du corps d’occupation francais a Constan- tinople // Comptes rendues: Academie des Inscriptions et belles lettres. Paris, 1923. 241-248. Dierkens, Perin, 1997—Dierkens A., Perin P. Death and burial in Gaul and Germania. 4th-8,h century // TRW. 79-95. Dirimtekm, 1961 — Dirimtekin F. Le Skeuophylakion de Sainte-Sophie // Revue des etudes byzantins. 1961. T. 19. 397-400. Dolger, 1928 — DOlger, Franz. IX0YC : Das Fisch Symbol in fruhchristlicher Zeit. MUnster, 1928. Doni zu Regensburg—Dom zu Regensburg. Ausgrabungen. Restaurierung. For- schung. MUnchen-ZUrich, 1989. Donceel-Voute, 1988-91 — Donceel-Voute P. Les Pavements des eglises byzan- tines de la Syrie et du Liban. Archeologie et liturgie. Louvain-La Neuve, 1988, 1991. Vol. 1-2. Donceel-Voute, 1994 — Donceel-Voute P. The Archaeology of Khirbet Qumran // Methods of Investigation of the Dead Sea Scrolls and the Qumran Site. N.Y, 1994. Doppelfeld, Weyers, 1980 — Doppelfeld O., Weyers W. Die Ausgrabungen im Dom zu Kbln. Mayence, 1980. Doura-Europos, 1992 — Doura-Europos // Syria. Paris, 1992. T. 69. 1-151. Draws, 1984 — Draws R. In Search of the Shroud of Turin. Totowa, NJ, 1984. Du Bourguet, 1967 — Du Bourguet P.M. The Art of the Copts. N.Y., 1967. Dubarle, 1985 — Dubarle A.-M. Histoire ancienne du Linceul de Turin jusqu’au Xllle siecle. Paris, 1985. Duchesne, 1877 — Duchesne L. Etude sur le Liber Pontificalis. Paris, 1877 (Bibliotheque des Ecoles fran?aises d’Athenes et de Rome; Fasc. I, 1). Duchesne, 1889— Duchesne L. Les Origines du culte chretien. Paris, 1889. Duchesne, 1906 — Duchesne L. Histoire ancienne de 1’Eglise. Paris, 1906. T. 1. Dugdale, Hollar, 1655 — Monasticon Anglicanum. [Ed. W. Dugdale, W. Hollar, R. Dodsworth], 1655, 1661, 1673. Vol. 1-3. Duncan-Flowers, 1990 — Duncan-Flowers M. A Pilgrim’s Ampulla from the Shrine of St. John the Evangelist at Ephesus // BP. 125-139. Duval, 1992 — Duval, Noel. Basiliques chretiennes de Г Afrique du Nord. Paris, 1992. Vol. 1: Algerie. Duval, 1994 — Duval, Noel. L’Architecture chretienne et les pratiques liturgiques en Jordanie en rapport avec la Palestine : Recherches nouvelles // СВАТ. 149-212. Duval Y, 1982 — Duval Y. Loca Sanctorum Africae : Le Culte des martyrs en Afique du IVe au Vie siecle. Rome, 1982. Vol. 1-2. Dyggve, 1928-33 — Dyggve E. Recherches a Salone. Copenhagen, 1928-1933. Vol. 1-2 Dyggve, 1940 — Dyggve, Ejnar. Basilica discoperta : un Nouveau type d’edifice cultuel paleochretien // Atti IV CIAC. 1940. Vol. 1.415-432. *Dyggve, 1951 —Dyggve, Ejnar. History of Salonitan Christianity. Oslo, 1951. (Instituttet for sammenlignende kulturforskning; Ser. A, 21). 511
★Dyggve, 1952 — Dyggve, Ejnar. The Origin of the Urban Churchyard И Classica et Mediaevalia. Copenhagen, 1952. Vol. 13, fasc. 2. 147-158. Dzierzykray-Rogalski, 1985 — Dzierzykray-Rogalski T. The Bishops of Faras: An Anthropological-Medical Study. Warszawa, 1985. (Faras; 8). Ebersolt, Thiers, 1913 — Ebersolt J., Thiers A. Les Eglises de Constantinople Paris, 1913. Eckhart, 1981 — Eckhart L. Die Stadtpfarrkirche und Friedhofskirche St. Lauren- tius von Enns-Lorch-Lauriacum in OberOsterreich : die archaologischen Ausgrabun- gen 1960-1966. 1981. T. 1. ★Edwards, Lane, 1992 — Early Church in Wales and the West : Recent works in Early Christian Archaeology, History and Place-Names. (Ed. Edwards N., Lane A.). Oxford, 1992. Effenberger, 1975 — Effenberger A. Koptische Kunst : Agypten in spatantiker, byzantinischer und fruhislamischer Zeit. Leipzig, 1975. Enamels, 1996 — Enamels of Limoges, 1100-1350. N.Y., 1996. *Enciclopedia cattolica. Cittadel Vaticano, 1948-1954. ★Enciclopedia dell’ arte medievale. Roma, 1991 . Vol. 1-7 . ★Encyclopedia of Excavations in the Holy Land. 1975. Vo). 1-4. Engemann, 1995 — Engemann, Josef. Das Jerusalem der Pilger, Kreuzauffindung und Wallfahrt; Eulogien und Votive // Akten. 1995. 24fif., 223-233. Erdmann, Zettler, 1977 — Erdmann W., Zettler A. Zur Archaologie des Konstan- zeer Mtinsterhugels H Schriften des Vereins fur Geschichte des Bodensees und seiner Umgebung. 1977. Bd. 95. Ettinghausen, 1954 — Ettinghausen E. Byzantine Tiles from the Basilica in the Topkapu Sarayi and St. John of Studios // Cahiers. 1954. T. 7. 79-88. Evans, 1956 — Evans J. A History of the Society of Antiquaries. London, 1956. Excavations, 1986—Excavations at Sarachane in Istanbul. Princeton, 1986. Vol. 1-2. Faras. 1962-65 — Faras : Fouilles polonaises. Warszawa, 1962-1965. Vol. 1-2 (Faras; 1-2). Fehring. 1965 — Fehring G.P. Die Ausgrabungen in der Stadtkirche St.Dionisius zu Esslingen am Neckar // Zeitschrift des Deutschen Vereins fur Kunstwissenschaft. 1965. Bd. 19. Fehring, 1966 — Fehring G.P. Fruhmittelalterliche Kirchenbauten unter St.Dionisius zu Esslingen am Neckar// Germania. 1966. Bd. 44. 354ff. Fehring, 1967 — Fehring G.P. Das Stellung des fruhmittelalterlichen Holz- kirchenbaues in der Architekturgeschichte // Jahrbuch des Romisch-Germanischen Zentralmuseums Mainz. 1967. Bd. 14. Fehring. 1972 — Fehring G.P. Unterregenbach : Kirchen, Herrensitz; Sied- lungsbereiche. 1972. Bd. 1-3. Fehring, 1972a — Fehring G.P. Kirche und Burg, Herrensitz und Siedlung // Zeitschrift fur die Geschichte des Oberrheins. 1972. Bd. 120. Fehring, 1977 — Fehring G.P. Der Beitrag der Archaologie zum Leben in der Stadt des spaten Mittelalters // Das Leben in der Stadt des Spatmittelalters. 1977. Fehring, 1988-89 — Fehring G.P. Archaologie des Mittelalters und Naturwissen- schaften // Beitrage zur Mittelalter-Archaeologie in Osterreich. 1988-89. Bd. 4-5. Fehring, 1991 — Fehring G.P. The Archaeology of Medieval Germany. L.-N.Y., 1991. Fehring, Stachel, 1967— Fehring G.P., Stachel G. Archaologische Untersuchun- gen in der Stadtkirche St. Johannes der Taufer zu Crailsheim H Die Johanneskirche zu Crailsheim. 1967. 28ff. 512
Feld, 1964 — Feld О. Bericht Uber eine Reise dutch Kilikien // IM. 1963/64. Bd. 13/14. 88-107. Feld, 1970 — Feld O. Mittelbyzantinische Sarkophage // Romische Quartalschrift fUr christliche Altertumskunde und Kirchengeschichte. Rom-Freiburg-Wien, 1970. Bd. 65. Hf. 3-4. Ferrua, 1991 — Ferrua A. The Unknown Catacomb : A unique discussion of Early Christian Art. New Lanark, 1991 (нем. изд.: Stuttgart, 1991). Festugiere, 1959 — Festugiere A.J. Antioche paienne et chretienne : Libanius, Chrysostome et les moines de Syrie. Paris, 1959. Fevrier, 1966—Fevrier P.-А. Toujours le donatisme; a quand i’Afrique? // Rivista storia e letteratura religiosa. T. 2, № 2. 228-240. Fevrier, 1989 — Fevrier P.-А. Une Archeologie chretienne pour 1986 // Actes du XI CIAC. Vol. 1. LXXXV-XCIX. Fevrier, 1989a — Fevrier P.-А. Approches du Maghreb romain : Pouvoirs, differ- ences et conflits. Aix-en-Provence, 1989. Fevrier, 1991 — Fevrier P.-А. Naissance d’une archeologie chretienne И Nais- sance. 336-347. Fevrier, 1991a — Fevrier P.-А. Les Sarcophages decordes du Midi II Naissance. 270-287. Figueras, 1983 — Figueras P. Decorated Jewish Ossuaries. Leiden, 1983. Figueras, 1984-85 — Figueras P. Jewish Ossuaries and Secondary Burial : Their Significans for Early Christianity // Immanuel. Vol. 19. 1985. 41-57. ★Finegan, 1981 — Finegan J. The Archeology of the New Testament : the Mediterranian World of the Early Christian Apostles. London-Boulder, 1981. *Finegan, 1992 — Finegan J. The Archaeology of the New Testament. Princeton, NJ, 1992. Firatli, 1951 — Firatli N. Decouverte de trois eglises byzantines a Istanbul // Ca- hiers. 1951. T. 5. 163-178. Folda, 1996 — Folda J. The Art of the Crusaders. Cambridge, 1996. Foss, 1979 — Foss C. Ephesus after Antiquity : A Late Antique, Byzantine and Turkish City. Cambridge, 1979. Fossard, 1978 — Fossard D., Viellard-Troiekouroff M., Chatel E. Recueil general des monuments sculpture en France pendant le Moyen Age (IV-X siecles). Paris, 1978. T. 1. Franz, 1965 — Franz A. From Paganism to Christianity in Athens // DOP. 1965. Vol. 19. Frend, 1952 — Frend W.H.C. The Donatist Church. Oxford, 1952. ★Frend, 1988 — Frend W.H.C. Archaeology and History in the Study of Early Christianity. London, 1988. ★Frend, 1996— Frend W.H.C. The Archaeology of Early Christianity : A History. Minneapolis, 1996. Frolow, 1961 — Frolow A. La Relique de la Vraie Croix. Paris, 1961. Frolow, 1965 — Frolow A. Les Reliquares de la Vraie Croix. Paris, 1965. Funeral Effigies, 1994 — Funeral Effigies of Westminster Abbey. (Ed. Harvey A., Mortimer R.). Woodbridge, 1994. Fussbroich, 1983 — Fussbroich H. Die Ausgrabungen in St. Pantaleon zu Koln. Mainz, 1983. Fussbroich, 1991 — Fussbroich H. Metamorphosen eines Grabes. (Grabstatten der Theophanu in der Kirche der ehemaligen Benediktinerebtei Sankt Pantaleon) // KT. Bd. 2. 17 Зак 3363 513
★Gauthier, 1983 — Gauthier M.-M. Les Routes de la foi. Fribourg, 1983. ★ Geary, 1990 — Geary P.J. «Furta Sacra» : Thefts of the Relics in the Central Middle Ages. Princeton, N.J., 1990. (первое изд.: 1978). ★ Geary, 1994 — Geary PJ. Living with the Dead in the Middle Ages. Ithaca- London, 1994. Gerasa 1 — Gerasa I : Report of the Italian Archaeological Expedition at Jerash : Campaignes 1977-1981 //Mesopotamia. 1983.18-19. 5-134. Gerber, Dyggve, Egger, 1917-39 — Gerber W., Dyggve E., Egger R. Forschungen in Salona. Vienna. Bd. 1. 1917; Bd. 2, Manastirine, 1926; Bd. 3, Marusinac, 1939. Gewisswissenschaft, 1979 — Gewisswissenschaft und Archaologie : Untersuch- ungen zur Siedlungs-, Wirtschafts- und Kirschengeschichte. 1979. Gibson, 1978 — Gibson, Elsa. The «Christians for Christians» Inscriptions of Phrigia. Missoula, 1978. Gierlich, 1990 — Gierlich E. Die Grabstatten der rheinischen Bischofe vor 1200. Mainz, 1990. Gilchrist, 1995 — Gilchrist, Roberta. Contemplation and Action : The Other Mo- nasticism. London-N.Y., 1995. Gilyard-Beer, 1983 — Gilyard-Beer R. Byland Abbey and the Grave of Roger de Mombray // YAJ. Bradford, 1983. Vol. 55. Gilyard-Beer, 1987 — Gilyard-Beer R. The Graves of the Abots of Fountains // YAJ. Bradford, 1987. Vol. 59. Ginzberg, 1955 — Ginzberg L. The Legends of Jews. Philadelphia, 1955. Vol. 1-7. Glory, 1997 — Glory of Byzantium : Art and Culture of the Middle Byzantine Era. A.D. 843-1261. (Ed. Evans H.C., Wixom W.D.). N.Y., 1997. Godlewski, 1979 — Godlewski W. Les Baptistdres nubiens. Varsovie, 1979. (Fa- res; 6). Goldblattkreuze, 1975 — Goldblattkreuze des fruhen Mittelalters. 1975. Goodenough, 1953-58 — Goodenough E.R. Jewish Symbols in the Greco- Romana Period. N.Y, 1953-1958. Vol. 1-8. Gough, 1961 — Gough M. The Early Christians. 1961. Gough, 1985 — Gough M. Alahan : An Early Christian Monastery in Southern Turkey. (Based on the Work of Michael Gough). Toronto, 1985. Grabar, 1928 — Grabar A. La Peinture religieuse en Bulgarie. Paris, 1928. Grabar, 1943 — Grabar A. Martirium : Album. Paris. 1943. ★ Grabar, 1946 — Grabar A. Martirium. Paris, 1946. Vol. 1-2. ★Grabar, 1949 — Grabar A. Christian Architecture, East and West // Archae- ology. N.Y, 1949. Vol. 2. 95-104. Grabar, 1958 — Grabar A. Ampoules de Terre Sainte (Monza-Bobbio). Paris, 1958. Grabar, 1966 — Grabar A. Le Premier art chretien (200-395). Paris, 1966. Grabar, 1967 — Grabar A. Etudes critiques: R. Naumann, «Die Euphe- mia-Kirche» // Cahiers. 1967. T. 17. 251-254. ★Grabar, 1968 — Grabar A. L'Art de la fin de 1'antiquite et du Moyen Age. Paris, 1968. Vol. 1-3. Grabar, 1968/80 — Grabar A. Christian Iconography : A Study of Its Origin. Princeton, NJ., 1968/1980. Grabar, 1976—Grabar A. Sculptures byzantines du Moyen Age. Paris, 1976. T. 1-2. Gray, 1993 — Gray, Margaret. The Trinitarian Order in England : Excavations at T'nelsford Priory. Oxford, 1993. (BAR. British Series; 226). 514
Greene, 1989 — Greene J.P. Norton Priory : The Archaelogy of a medieval relig- ious house. Cambridge, 1989. Greene, 1992 — Greene J.P. Medieval Monasteries. Leicester, 1992. Gregoire, 1937 — Gregoire H. Sainte Salse // Byzantium. 1937. T. 12. 213-224. Grierson, 1962 — Grierson Ph. The Tombs and Obits of the Byzantine Emperors (337-1042)//DOP. 1962. Vol. 16. 3-63. Grimes, 1952 — Grimes W.F. St. Bride’s, Fleet Street. London, 1952. Grimes, 1968 — Grimes W.F. The Excavation of Roman and Medieval London. London, 1968. Groh, 1988 — Groh D.E. Jews and Christians in Late Roman Palestine // BA. 1988. Vol. 51. 80-96. Grose, 1794 — Grose F. The Antiquities of Ireland. 1794-95. Vol. 1-2. Grunewald, 1991 — GrUnewald M. Die Grabungen an der Stiftskirche St. Paul in Worms. Worms, 1991. (Wormsgau. 1987/1991. Bd. 15). Gsell, 1901—Gsell S. Les Monuments antiques de 1’Algerie. Paris, 1901. Vol. 1-2. Gsell, 1911 — Gsell S. Atlas archeologique de I’Algerie. Algiers, 1911. Guarducci, 1958 — Guarducci, Margherita. I Graffiti sotto la confessione di San Pietro in Vaticano. Citta del Vaticano, 1958. T. 1-3. Guppers, 1984 — Trier : Kaiserresidenz und Bischofssitz. [Ed. H. Guppers], Mainz, 1984. Guppers, 1990— Rdmer in Rheinland-Pfalz. [Ed. H. Guppers], Theiss, 1990. Hachlili, 1988 — Hachlili R. Ancient Jewish Art and Archaeology in the Land of Israel. Leiden-N.Y., 1988. Hachlili, 1993 — Hachlili R. Burial Practices at Qumran // Revue de Qumran. 1993. T. 62. 247-264. Hahnioser, Brugger-Koch, 1985 — Hahnloser H.R., Brugger-Koch S. Corpus der Hatstinschliffe des 12.-15. Jahrhunderts. Berlin, 1985. Haiduck, 1992 — Haiduck, Hermann. KirchenarchSologie Beginn und Entwicklung des Kirchenbaues im Kustengebiet zwishen Ems- und Wesermundung bis zum An fang des 13. Jahrhunderts. Aurich, 1992. Harrison, 1963 — Harrison R.M. Churches and Chapels of Central Lycia // Ana- tolian Studies. 1963. Vol. 13. Harrison, 1989 — Harrison M. A Temple for Byzantium. The Discovery and Ex- cavation of Anicia Juliana’s Palace-Church in Istanbul. Austin, 1989. Harvey, 1935 — Harvey W. Structural Survey of the Church of the Nativity, Bethlehem. Oxford, 1935. Harvey, 1937—Harvey W. Recent Discoveries at the Church of the Nativity, Bethlehem // Archaeologia, or Miscellaneous ... London, 1937. Vol. 87. 7-18. Harvey, 1993 — Harvey B. Living and Dying in England 1100-1540 : the Mo- nastic Experience. Oxford, 1993. Heidinga, 1987 — Heidinga H.A. Medieval Settlement and Economy North of the Lover Rhein. Assen-Maastricht, 1987. Hellenkemper, 1995 — Hellenkemper H. Fruhe christliche Wallfahrtsstatten in Kleinasien//Akten. 1995.258-271. Heller, 1983 — Heller J.H. Report on the Shroud of Turin. Boston, 1983. Hepper, Gibson, 1994 — Hepper F.N., Gibson S. Abracham’s Oak of Mamre : the Story of a Venerable Tree // PEQ. 1994. Vol. 126. 94-105. Hill, 1988 — Hill P.H. «Whithhom» // Current Archaeology. 1988. Vol. 110. 85- 91. 515
Hiram, 1963 — Hiram A. Die Entwicklung der antiken Synagogen und altchristli- chen Kirchenbauten im Heiligen Land // Wiener Jahrbuch fUr Kunstgeschichte. 1963 Bd. 19. 7-63. Hiram, 1969 — Hiram A. Synagogenkirchen der Ecclesia ex circumcisione im Heiligen Land // Aktes des VII(1965) CIAC. Citta del Vaticano-Berlin, 1969. 551- 558 Hirschfeld, 1993 — Hirschfeld Y. Holy Sites in the Vicinity of the Monastery of Chariton//ECC. 297-311. Hirst, 1983 — Hirst S.M., Walsh D.A., Wright S.M. Bordesley Abbey : II. Second report on the excavations at Bordesley Abbey. Oxford, 1983. (BAR. Vol. 111). Hjort, 1975 — Hjort O. The Sculpture of K.ariye Jamii // DOP. 1975. Vol. 33. Hoare, 1994 — Hoare R. The Turin Shroud is genuine : the Irrefutable evidence. London, 1994. (l“ed.: 1984). Hodges, 1989 — Hodges R. Emporia, Monasteries and the Economic Foundation of Medieval Europe // MA. 57-72. Hodges, Mitchell, 1985 — Hodges R., Mitchell J. San Vincenzo al Voltumo. Ox- ford, 1985. Vol. 1-2. (BAR. International Series; 252). Hoekstra, 1988 — Hoekstra T.J. The Early Topography of the City of Utrecht and its Cross of Churches // Journal of the British Archaeological Association. London, 1988. Vol. 141. ★Holweck, 1924 — Holweck F.G. A Bibliographical Dictionary of the Saints. St.Louis-London, 1924. Hopkins, 1979 — Hopkins, Clark. The Discovery of Dura-Europos. New-Haven- London, 1979. Horn, Born, 1979 — Hom W., Bom E. The Plan of St. Gall. 1979. Vol. 1-3. *Hovard, 1991 — Hovard C. Architecture and the After-Life. New-Haven-Lon- don, 1991. Hunter, 1976—Hunter M.C.W. The Study of Anglo-Saxon Architecture since 1770 : An Evaluation // Proceedings of Camberland Antiquarian Society. Vol. 66. 1976. 129-39. ★Iniguez, 1977—Iniguez LA. Sintesis de arqueologia cristiana. Madrid, 1977. Ivison, 1996—Ivison E.A. Latin tomb monuments in the Levant 1204 — ca. 1450//AMG. 91-106. JattKoeuh, 1985 — ЗанковиЬ M. Епископье и митрополи]е српски цркве у средньем веку. Београд, 1985. Jakobielski, 1972 — Jakobielski S. A History of the Bishopric of Pachoras on the basic of Coptic inscriptions. 1972 (Faras; 3). Jakobs, 1987 — Jakobs P.H.F. Die fruhchristlichen Ambone Griechenlands. Bonn, 1987. James, 1977 — James E. The Merovingian Archaeology of South-West Gaul. Ox- ford, 1977. ( BAR. Supplementary series; 25/11). James, 1979 — James E. Cemeteries and the Problem of Frankish Settlement in Gaul // Names, Words and Graves : Early Medieval Settlement. [Ed. P.H. Sawyer]. Leeds, 1979. 55-89. James, 1980 — James E. Merovingian cemetery studies and some impications for Anglo-Saxon England // Anglo-Saxon Cemeteries. Oxford, 1980. 35-55. (BAR; 82). James, 1988 — James E. Childeric, Syagrius et la disparition du royaume de Sois- sons // RAP. 1988. № 3-Л. 9-12. James, 1992 — James E. Royal Burials among the Franks // ASH. 243-254. Janin, 1953 — Janin R. La Geographie ecclesiastique de I’Empire Byzantine : I. 3. Les Eglises. Paris, 1953. 516
Janin, 1964 — Janin R. Constantinople byzantine. Paris, 1964. Jerash, 1989 — Jerash Archaeological Project, 1984-1988 П Syria. 1989. Vol. 46. Jeremias, 1926 — Jeremias J. Golgotha. Leipzig-Gottingen, 1926. Jeremias, 1966 — Jeremias J. The Rediscovery of Bethesda. Louisville, Kt., 1966. Jones, 1976 — Jones J. How to Record Churchyards. 1976. Jones, 1978 — Jones Ch. W. Saints Nicholas of Myra, Bary, and Manhattan : Bi- ography of a Legend. Chicago-London, 1978. ★Journeys, 1992 — Journeys Toward God : Pilgrimage and Crusade. [Ed. B.N. Sorgent-Baur], Kalamazoo, Michigan, 1992. Judge, I960 — Judge E.A. The Social Pattern of the Christian Groups in the First Century. London, 1960. Kahler, 1967 — Kahler H. Hagia Sophia. N.Y., 1967. Kalavrezou-Maxeiner, 1985 — Kalavrezou-Maxeiner I. Byzantine Icons in Stea- tite. Wien, 1985. Bd. 1-2. Kane, 1971 — Kane J.P. By No Means «The Earliest Records of Christianity» ... // PEQ. 1971. Vol. 103. 103-108. Kane, 1978 — Kane J.P. The Ossuary Inscriptions of Jerusalem // Journal of Se- mitic Studies. 1971. Vol. 23. 268-282. Kanviese, 1989 — Karwiese, Stefan. Die Marienkirche in Ephesos. Erste vorlau- figer Grabungsbericht 1984-1986. Wien, 1989. ★Kaufmann, 1922 — Kaufmann C.M. Handbuch der christlichen Archaeologie. Paderborn, 1922. Kautsch, 1938 — Kautsch R. Der Dom zu Worms. Berlin, 1938. Bd. 1-3. Kazanski, Perin, 1988 — Kazanski M., Perin P. Le Mobilier funeraire de la tombe de Childeric ler: Etat de la question et perspectives // RAP. 1988. № 3-4. 13-38. Keil, 1929 — Keil J. XIII Vorlaufiger Bericht Uber Ausgrabungen in Ephesos // Jahreshefte des osterreichischen archaeologischen Institute. Berlin, 1929. Bd. 24. Keil, 1931 — Keil J. Antike und Christentum in Ephesos // Von Antike zum Christentum. Stettin, 1931. Keil, Hermann, 1951 — Keil J., Hormann K. Die lohanneskirche. Vienna, 1951. (Forschungen in Ephesos; IV/iii.). Kellia, 1983 — Le Site monastique des Kellia (Basse-Egypte) : Recherches des anndes 1981-1983. Louven, 1983. Kempf, 1968 — Kempf T. Grundriessentwicklung und Baugeschichte des Trierer Dorns // Das MUnster. 1968. Bd. 21. Iff. Kendrick, 1950 — Kendrick T.D. British Antiquity. London, 1950. Kenyon, 1991 — Kenyon Fr. The Bible and Archaeology. London, 1991. Khachatrian, 1962 — Khachatrian A. Les Baptistdres paleochretiens. (Plans, no- tices et bibliographic). Paris, 1962. Khachatrian, 1982 — Khachatrian A. Origine et typologie des baptistdres paleo- chretiens. Mulhouse, 1982. Khrouchkova, 1981 —Khrouchkova L. Les Baptistdres paleochretiens du littoral oriental de la Mer Noire // Зборник радова Византолошкого института. 1981. Т. 20. Khroushkova, 1989 — Khrouchkova L. Pitiunt et le littoral oriental de la Mer Noir a 1’epoque paleochretienne // Actes du XI CIAC. 1989. Vol. 3. Khroushkova, 1989 — Khrouchkova L. Les Edifices paleochretiens en Transcau- casie Occidental I I Byzantion. 1989. T. 59. 88-127. King, 1656—King D. Cathedral and Conventual Churches of England and Wales. 1656. Kirchenkunst, 1989 — Kirchenkunst des Mittelaltes : Erhalten und Erforhen : Katalog zur Ausstellung des Diozesan-Museums Hildesheim. Hildesheim, 1989. 517
Kirchenschatze, 1991 — Kirchenschatze in Deutschland und Osterreich. Augs- burg, 1991. Kirsch, 1927 — Kirsch, Pietro. L’Archeologia cristiana // RAC. 1927. 4.49-57. *Kirschbaum, 1968-1972 — Lexikon der Christlichen Ikonographie. [Ed. Kirsch- baum E.S.J.]. Rom-Freiburg-Basel-Wien, 1968, 1970,1971,1972. Bd. 1-4. Kitzinger, 1960 — Kitzinger E. The Mosaics of Monreale. Palermo, 1960. Kitzinger, 1990 — Kitzinger E. Mosaics of St Mary of the Admiral in Palermo. Washington, 1990. (DOS; 27). Klaiber, 1981 — Klaiber W. Archaologie und das Neue Testament // Zeitschrift fUr neuetestamentliche Wissenschaft. 1981. Bd. 72.195-215. Klauser, 1956 — Klauser Th. Die romische Petrus Tradition in Lichte der neuen Ausgrabungen. K61n-Opladen, 1956. Klauser, 1974 — Klauser Th. Gesammelte Arbeiten zur Liturgiegeschichte, Kirchengeschichte und Christlichen Archaologie. MUnster, 1974. Kleiss, 1965 — Kleiss W. Neue Befunde zur Chalkopratenkirche in Istanbul // IM. 1965. Bd. 15. 149-167. Kleiss, 1966 — Kleiss W. Grabungen in Bereich der Chalkopratenkirche in Istan- bul, 1965 // IM. 1966. Bd. 16. 217-240. Klijn, 1977 — Klijn A.F.J. Seth in Jewish, Christian and Gnostic Literature. Lei- den, 1977. Kollwitz, Herdejurgen, 1979 — Kollwitz J. Herdejurgen H. Die Ravennatischen Sarkophage. Berlin, 1979. (= Deutsches Archaeologiches Institut. Die Sarkophage der Westlichen Gebiete des Imperium Romanum. Teil 2: Antiken Sarcophagreliefs, Bd. 8, T.2). Kondakoff, 1877 — Kondakoff N. Les Sculptures de la porte de Sainte-Sabine a Rome // Revue archeologique. 1877. Vol. 33-34. Kopp, 1963 — Kopp C. The Holy Places of the Gospels. Freiburg, 1963. Koptische Kunst, 1963 — Koptische Kunst: Christentum am Nile. Essen, 1963. Kosel, 1991 — Kosel K. Der Augsburger Domkreuzgang und seine Denkmaler. Sigmaringen, 1991. Koshelenko a.o, 1995 — Koshelenko G.A., Bader A., Gaibov V. The Beginnings of Christianity in Merv // Iranica antiqua. Paris, 1995. Vol. 30. 55-70. Kossow, 1635 — Kossow, Silvestr. Patericon. Kijow, 1635. Koster, 1983 — Koster K. Pilgerzeichen und Pilgermuscheln von mittelalterlichen Santiagostrassen. Neumilnster, 1983. Kotzche, 1995 — Kotzche L. Das Heilige Grab in Jerusalem und seine Nachfolge И Akten. 1995. 272-90. Kourkourtidou-Nicolaidou, 1997 — Kourkourtidou-Nicolaidou, Eutichia. From the Elysian Fields to the Christian paradise II TRW. 1997. 128-142. Kourkoutidu-Nikolaidou, Tourta, 1997 — Kourkourtidou-Nicolaidou E., Tourta A. Wandering in Byzantine Thessaloniki. Thessaloniki, 1997. Kraeling, 1946— Kraeling C.H. Christian Buriat Ums I I BA. 1946. Vol. 9. 6-20. Kraeling, 1967 — Kraeling C.H. The Christian Building. Locust Valley, N.Y., 1967. (The Excavations at Dura-Europos; 8, part 2). Kraus, 1873 — Kraus F.-K. Roma sotterranea. Freiburg, 1873. Kraus, 1879—Kraus F.-K. Uber Begriff, Umfang, Geschichte der christlichen Archaologie. Freiburg, 1879. Kraus, 1882-1886 — Kraus F.-K. Real-Encyclopaedie der Christlichen Alterthu- mer. Freiburg in Breisgau, 1882-86. Bd. 1-2. 518
Krause, 1981 — Krause M. Das christliche Alexandrien und seine Beziehungen zum koptische Agypten // Alexandrien : Kulturbegegnungen dreier Jahrtausende im Schmelztiegel einer mediterranen Grosstadt. Mainz, 1981. 53-62. Krauss, 1966 — Krauss S. Talmudische Archeologie. Hildesheim, 1966. Bd. 1-3. Krautheimer, 1937-86 — Krautheimer R. (with Corbett S., Frank! W.) Corpus basilicarum christianarum Romae = The Early Christian Basilics of Rome (IV-IX centuries). Citta del Vaticano, 1937-1977. Vol. 1-5. (Monumenta di antichita cristi- ana; Serie 2). Krautheimer, 1953 — Krautheimer R. Review of Andre Grabar, Martyrium: Re- cherches sur le cult des reliques et 1’art chretien antique. Paris, 1943-1946. 2 vol. // Art Bulletin. N.Y., 1953. Vol. 35. 57-61. ★Krautheimer, 1960 — Krautheimer R. Mensa—Coemeterium—Martirium // Ca- hiers. 1960. T. 11. 15-40. Krautheimer, 1980 — Krautheimer R. Rome : Profile of a City, 312-1308. Princeton, NJ., 1980. ★Krautheimer, 1983 — Krautheimer R. Three Christian Capitals : Topography and Politics. Berkeley-Los Angeles-London, 1983. ★Krautheimer, 1986 — Krautheimer R. Early Christian and Byzantine Architec- ture. 1986 (пятое изд., с участием С. Чурчича; первое: 1965). Krauthheimer, 1969 — Krauthheimer R. Studies in Early Christian, Medieval and Renaissance Art. N.Y.-L., 1969. Kruger, 1971 — Kruger K.H. Konigsgrabkirchen der Franken, Angelsaxen und Langobarden bis zur Mitte des 8.Jahrhunderts : Ein historisher Katalog. Munich, 1971. Kubach, Haas, 1970-1972 — Kubach H.E., Haas W. Dom zu Speyer. Berlin, 1970-1972. Bd. 1-3. Kubach, Verbeek, 1976 — Kubach H.E., Verbeek A. Romanische Baukunst an Rhein und Maas. Berlin, 1976. Bd. 1-3. Kuhnel, 1994 — Kuhnel B. Crusader Art of the Twelfth Century. Berlin, 1994. Lasko, 1987 — Lasko P. The Tomb of St. Bemward of Hildesheim II Romanesque and Gothic: Essays for George Zamecki. Woodbridge, Suffolk, 1987. Vol. 1-2. Lassus, 1947 — Lassus, Jean. Sanctuaries Chretiens de Syrie. 1947. Lavin, 1962 — Lavin I. The House of Lord // Art Bulletin. N.Y., 1962. Vol. 44. 1-44. Leblant, 1856, 1865 — Leblant E. Inscriptions chretiennes de la Gaule enterieur au Ville siecle, remises et annotdes. Paris, 1856, 1865. T. 1-2. Leblant, 1859 — Leblant E. La Question du vase de sang. Paris, 1859. Leblant, 1878 — Leblant E. Etude sur les sarcophages de la ville d’Arles. Paris, 1878. Leblant, 1886 — Leblant E. Recueil des sarcophages Chretiens de la Gaule. Paris, 1886. Leclerq, 1904 — Leclerq H. L’Afrique chretienne. Paris, 1904. Vol. 1-2. Leclerq, 1907 — Leclerq H. Manuel d’archeologie chretienne depuis les origines jusqu’au Ville siecle. Paris, 1907. T. 1-2. Leclerq, Cabrol, 1907-1953 — Leclerq H„ Cabrol F. Dictionnaire d’archeologie chretienne et de liturgie. Paris, 1907-1953. Vol. 1-15. Lehmann, 1938 — Lehmann E. Die fnihe deutsche Kirschenbau. 1938. Lehmann, 1965 — Lehmann E. Die Architektur zur Zeit Karls des Grossen // Karl des Grosse. 1965. Bd. 3. 30Iff. Leland, 1549 — Leland J. The Laboryeuse Journey and Serche for Englandes An- tiquities ... 1549. 519
Leland, /7/0-/2 —Leland J. The Itinerary. 1710-12. Vol. 1-9. (2d ed.: 1907; репринт: 1964). Lemerle, 1947 — Lemerle P. A propos des basiliques paleochretiennes de Grece // Bulletin de correspondence hellenique. Paris, 1947. T. 70. Lenoir, 1867 — Lenoir, Albert. Statistique monumentale de Paris. 1867. Vol. 1-2. Leopold, Schubert, 1984 — Leopold G., Schubert E. Der Dom zu Halberstadt bis zum Gotischen Neubau. Weinheim, 1984. Levy, 1947 — Levy D. Antioch Mosaic Pavements. Princeton, 1947. Vol. 1-2. Levy, 1995—Archaeology of Society in the Holy Land. [Ed. T.E. Levy]. N.Y., 1995. Litten, 1991 — Litten J. The English way of death : The common funeral since 1450. London, 1991. Llewellyn, 1991 —Llewellyn N. The Art of Death : Visual Culture in the English Death Ritual. С.1500-С.1800. London, 1991. Loeschke, 1936 — Loeschke S. Fruhchristliche Denkmaler aus Trier // Rheinische Verein fUr Denkmalpflege und Heimatschutz. 1936. Bd. 29. 91-145. Loffreda, 1985 — Loffreda S. Recovering Capernaum. Jerusalem, 1985. Loffreda, 1993 — Loffreda S. La Tradizionale casa di Simon Pietro a Cafamao a 25 anni dalla sua scoperta И ECC. 37-67. Macridy, 1964 — Macridy T., Megaw A.H.S., Mango C., Hawkins E.J.W. The Monastery of Lips (Fenari Isa Camii) at Istanbul // DOP. 1964. Vol. 18. 249-315. Mader, 1957—Mader E. Marnbre : die Ergebnisse der Ausgrabungen im Heili- gen Bezirk Ramat el-Halil in SUdpalestina 1926-1926. Freiburg-im-Breisgau, 1957. Bd. 1-2. Magen, 1990 — Magen Y. The Church of Mary Theotokos on Mount Gerizim // Christian Archaeology in the Holy Land. New Discoveries : Archaeologycal Essays in Honour of Virgillio C. Corbo. Jerusalem, 1990. 333-42. Magness, 1996 — Magness, Judith. Qumran : Not A Country Villa // BiAR. 1996. Vol. 22. № 6. 39-47, 72-73. Majeska, 1984 — Majeska G.P. Russian Travelers to Constantinople in the Four- teenth and Fifteenth Centuries. Washington b.C . 1984. (DOS; 19). Malbon, 1990 — Malbon E.S. The Iconography of the Sarcophagus of Junius Bassus. Princeton, 1990. Mamboury, 1925 — Mamboury E. Constantinople : Tourist’ Guide. Constantino- ple, 1925. Mamboury, Wiegand, 1934 — Mamboury E., Wiegand Th. Die Kaiserpalaste von Konstantinopel. Berlin, 1934. Mancinelli, 1981 — Mancinelli P. The Catacombs of Rome and the Origins of Christianity. Firenze, 1981. Mancini, 1970 — Mancini, Ignazio. Archaeological Discoveries Relative to the Judaeo-Christians : Historical Survey. Jerusalem, 1970. (Publications of the Studium Biblicum Franciscanum, Coll. Min.; 10). Mancini, 1984 — Mancini, Ignazio. Archaeological Discoveries Relative to the Judaeo-Christians. Jerusalem, 1984 (пер. с итал. изд. 1968). Mango, 1962 — Mango C. Three Imperial Byzantine Sarcophagi discovered in 1750//DOP. 1962. Vol. 16. Mango, 1974/85 — Mango C. Byzantine Architecture. Milano-N.Y, 1985. (итал. изд.: 1974). Mango, 1990 — Mango C. Constantine’s Mausoleum and the Translation of Rel- ics U BZ. 1990. Bd. 83. 51-62,434. 520
Mango, 1995 — Mango C. The Pilgrim’s Motivation И Akten. 1995. 1-9. Manns, 1979 — Manns F. Bibliographic du judeo-christianisme. Jerusalem, 1979. Manns, 1993 — Manns F. A Survey of recent Studies on Early Christianity // ECC. 17ff. Maoz, 1981 — Maoz Z.U. The Synagogue of Capernaum, a Christian Pilgrimage Site? // The Eight archaeological Conference of Israel. Jerusalem, 1981. Maoz, 1985 — Maoz Z.U. Comments on Jewish and Christian Communities in Byzantine Palestine // PEQ. 1985. 59-68. Marchi, 1844 — Marchi G. Architettura della Roma Sotteranea Cristiana. Roma, 1844. (Monumenti delie arti cristianae primitive nella necropoli del cristianismo disegnati et illustrati). Marco, 1964 — Marco A.A. de. The Tomb of St Peter. Leiden, 1964. (аннотир. библиогр.). Marec, 1958 — Marec E. Monuments chretiens d’Hippone : Ville episcopale de Saint Augustin. Paris, 1958. Martigni, 1865 — Martigni J.A. Dictionnaire des antiquitds chretiennes ... Paris, 1865. Marucchi, 1901 — Marucchi, Orazio, Rossi, Giovanni Battista de. Genni biogra- fici. Roma, 1901. Marucchi, 1903 — Marucci, Orazio. Elements d’archeologie chretienne. Paris- Rome, 1903. T. 1-2. Marucchi, 1929 — Marucchi, Orazio. The Evidence of the Catacombs. London, 1929. Mathews, 1980 — Mathews Th.F. The Early Churches of Constantinople : Archi- tecture and Liturgy. 1980. Mathews, 1993 — Mathews Th.F. The Clash of Gods. A Reinterpretation of Early Christian Art. Princeton, NJ., 1993. McRay, 1991 — McRay J. Archaeology and the New Testament. Grand Rapids, Meh., 1991. Meeks, 1983 — Meeks, Wayne. The First Urban Christians : the Social World of the Apostle Paul. 1983. *Meer, Mohrmann, 1958 — Meer, F. van der, Mohrmann C. Atlas of the Early Christian World. London-Netherlands, 1958. Megaw, 1963 — Megaw A.H.S. Notes on Recent Work of the Byzantine Institute in Istambul // DOP. 1963. Vol. 17. Meisen, 1981 — Meisen K. Nikolauskult und Nikolausbrauch im Abendkunde. DUsseldorf, 1981. Meistermann, 1920 — Meistermann B.A. Gethsemani: Notices historiques et des- criptives. Paris, 1920. Meyers, 1988 — Meyers E.M. Early Judaism and Christianity in the Light of Ar- chaeology// BA. 1988. Vol. 51. 69-79. Meyers, 1993 — Meyers E.M. Aspects of Roman Sepporis in the Light of Recent Archaeology // ECC. 29-36. Meyers, 1994 — Meyers E.M. Galilee in the Time of Jesus // Achaeology. 1994. №6.41. Meyers, Strange, 1981 — Meyers E.M., Strange J.F. Archaeology, the Rabbis and Early Christianity. Nashville, 1981. Michalowski, 1966 — Michalowski K.. Far as : Centre artistique de la Nubie chre- tienne. Leiden, 1966. Michalowski, 1967 — Michalowski K. Faras : Die K.athedrale aus dem Wusten- sand. Colona-Einsiedeln, 1967.
Milburn, 1988 — Milbum R. Early Christian Art and Architecture. Berkeley-Los Angeles, 1988. Mileham, 1910 — Mileham G.S. Churches in Lower Nubia. Philadelphia, 1910. Millingen, 1912 — Millingen, A. van. Byzantine Churches in Constantinople : Their History and Architecture. London, 1912. Mitchell, 1993 — Mitchell St. Anatolia : Land, Men and Gods in Asia Minor. Vol. 2: The Rise of the Church. Oxford, 1993. Monneret de Villart, 1935, 1957 — Monneret de Villart, LJgo. La Nubie Medie- vale. Cairo, 1935,1957. [Vol.] 1-2, 3^t. Montfaucon, 1729 — Montfaucon, Bernard de. Les Monuments de la monarchic franfaise. Paris, 1729. T. 1. Morey, 1938 — Morey C.R. The Mosaics of Antioch. London, 1938. Morris, 1979 — Morris R.K. Cathedrals and Abbeys of England and Wales. 1979. Morris, 1983 — Morris R.K. The Church in British Archaeology. London, 1983. (CBA RR; № 47). Morris, 1983a — Morris R.K. An Introduction to Church Archaeology. London, 1983. Morris, 1987—Morris R.K. Parish churches H Urban Archaeology in Britain. London, 1987. (CBA RR; № 61). Morris, 1989 — Morris R.K. The Church in the landscape. London, 1989. ★Morris, 1992 — Morris J. Death-ritual and Social Structure in Classical Antiq- uity. Cambridge, 1992. Moule, 1930—Moule A.C. Christians in China before the Year 1550. London, 1930. Mount-Athos, 1997 — Treasures of Mount-Athos. (Exhibition catalog). Thessalo- niki, 1997. Muller-Wiener, 1977 — MUller-Wiener W. Bildlexicon zur Topographic Istanbuls. Tubingen, 1977. Miiller-Wille, 1982 — MUller-Wille M. Konigsgrab und Konigsgrabkirche // Be- richt der Romisch-Germanischen Komission. 1982. Bd. 63. ★ Muller-Wille, 1993 — MUller-Wille M. Death and Burial in Medieval Europe. Stockholm, 1993. Murphy-O'Connor, 1986 — Murphy-O’Connor J. The Holy Land. Oxford, 1986. Myra — Myra : Eine lykische Metropole in antiker und byzantinischer Zeit. (Hrsg. Borchhardt J.). Berlin, 1975. (IF. Bd. 30). ★ Naissance — Naissance des arts chretiens. Atlas des monuments paleochretiens de la France. (Ed. P. Perin, B. Young). Paris, 1991. Naumann, Belting, 1966 — Naumann R., Belting H. Die Euphemia-Kirche am Hippodrom zu Istanbul und Ihre Fresken. Berlin, 1966. (IF. Bd. 25). ★ Naumann-Steckner, 1997 — Naumann-Steckner F. Death on the Rhein : Chan- ging burial customs in Cologne, 3rd-7th century // TWR. 143-179. ★ Nelson, 1996 — Nelson R.S. Living on the Byzantine Borders of Western Art // Gesta. N.Y, 1996. Vol. 36, №1.3-11. ★Nestori, 1975 — Nestori, Aldo. Repertorio topografico delle pitture delle cata- colnbe Romane. Roma-Citta del Vaticano, 1975. New Discoveries, 1982 — New Discoveries in Nubia. (Ed. P. v. Moorsei). Leiden, 1982. Newman, 1878 — Newman J.H. An Essay on the Developement of Christian Doctrine. London, 1878. Nickel, 1983 — Nickel, Joe. Inquest of the Shroud of Turin. Buffalo-N.Y, 1983. 522
Nisters-Weisbecker, 1983— Nisters-Weisbecker A. Die Grabsteine des 7.-11. Jahrhunderts am Niederrhein // Bonner Jahrbucher. Kttln, 1983. Bd. 183. Nubia Christiana, 1982 — Nubia Christiana. Warsaw, 1982. Vol. 1. Oates, I960 — Oates D. A Summary Report on the Excavations of the Byzantine Institute in the Carije Camii: 1957 and 1958 //DOP. 1960. Vol. 14. 223-231. O'Callaghan, 1953 — O’Callaghan R.T. Vatican excavations and the Tomb of St. Peter // BA. 1953. Vol. 16. № 46. Ogas, 1940 — Ogas A. Les Fouilles de Topkapu Saray entreprises en 1937 par la Societe d’histoire Turque // Bulleten. 1940. T. 4. 318-335. Omont, 1902 — Omont H. Les Missions archeologiques fran?aises en Orient aux XVII-e et XVIII-e siecle. Paris, 1902. Vol. 1-2. Orfali, 1922 — Orfali G. Caphamaum et ses ruines. Paris, 1922. Orfali, 1924 — Orfali G. Gethsemani : Notices sur 1’Eglise de 1’Agonie ou de la Рпёге d’apres les foilles accomplies par la Custodie franciscaine de Terre Sainte (1909 et 1920). Paris, 1924. Orlandos, 1957 — Orlandos A. Les Monuments paleochretiens decouverts ou Etudies en Grece de 1938 a 1954 // Actes du 5-e Congres international d’archaeologie chretienne. Citta del Vaticano-Paris, 1957. Ornamenta Ecclesiae, 1985 — Omamenta Ecclesiae : Kunst und Kunstler der Romanic. KOln, 1985. Bd. 1-3. Oswald, 1966 — Oswald F., Schaefer L„ Sennhauser H.R. Vor-romanische Kirschenbauten : Katalog der Denkmaler bis zum Ausgang der Ottonen. 1966. Ottaway, 1983 — Ottaway P. A Burial from the South Aisle of Winchester Cathe- dral // Anti. London, 1983. Vol. 139 (1982). Ottaway, 1992 — Ottaway P. Archaeology in British Towns (From the Emperor Claudius to the Black Death). London-New York, 1992. Ousterhout, 1981 — Ousterhout R. The Church of St. Stefano : A Jerusalem in Bologna// Gesta. N.Y., 1981. Vol. 20. 311-321. Ousterhout, 1987 — Ousterhout R. The Architecture of the Karie Canuu in Istan- bul. Washington, 1987. (DOS. 25). Ousterhout, 1989 — Ousterhout R. Rebuilding the Temple : Constantine Mono- machus and the Holy Sepulchre // Journal of the American Society of Architectural Historians. 1989. Vol. 46.66-78. Ousterhout, 1990 — Ousterhout R. Loca Sancta and the Architectural Responce to Pilgrimage // BP. 108-124. Ousterhout, 1996 — Ousterhout R. An Apologia for Byzantin Architecture // Gesta. N.Y, 1996. Vol. 35/1. Ovadiah, 1970 — Ovadiah A. A Corpus of the Byzantine Churches in the Holy Land. Bonn, 1970. Paffgen, 1992 — Paffgen B. Die Ausgrabungen in St. Severin zu K61n. Mainz am Rhein, 1992. Teil 1. Pagan and Christian, 1941 — Pagan and Christian Egypt: Egyptian Art from the First to the Tenth Century A.D. New York, 1941. Panofsky, 1964 — Panofsky E. Tomb Sculpture. N.Y., 1964. (репринт: 1993). Parrot, 1955 — Parrot A. Golgotha et Saint-Sepulcre. Paris, 1955. Parsons, 1989 — Parsons D. Churches and Chapel : Investigating Places of Wor- ship. 1989. Patrich, 1993 — Patrich J. The Early Church of the Holy Sepulchre in the light of Excavations and Restoration // ACR. 101-117. Patrich, Arubas, 1993 — Patrich J., Arubas B., Agur B. Monastic Cells in the De- sert of Gerasimus near the Jordan // ECC. 277-296. 523
Paxton, 1990 — Paxton, Frederic. Christianizing Death : The Creation of a Ritual Process in Early Medieval Europe. Ithaca, 1990. Pelenski, 1914— Pelenski 1. Halicz w dziejach sztuki sredniowiecznej. Krakdw, 1914. Pelerinages, 1995 — Pelerinages et croisades. Paris, 1995. Pena, 1993 — Pena I. Los Monies у la evangelization del mundo rural sirio // ECC. 343-349. Perin, 1980 — Perin, Patrick. La Datation des Tombes Merovingiennes : Histori- que-Methodes-Applications. Geneve, 1980. Perin, 1987 — Perin P. Des Necropoles romaines tardives aux necropoles du Haut-Moyen Age // Cahiers. T. 35. 1987. Perin, 1992 — Perin P. The Undiscovered Grave of King Clovis I (f 511) // ASH. 1992. 255-264. Perin, Ye lay, Renon, 1985 — Perin P., Velay P., Renon L. Collections merovin- giennes : Catalogues d'art et d’histoire du musde Camavalet. Paris, 1985. Perret, 1851-55 — Perret, Louis. Les Catacombes de Rome. Paris, 1851-55. Vol. 5 Peschlow, 1974 — Peschlow U. Fragmente eines Heiligensarkophags in Myra // IM. Tubingen, 1974. Bd. 23/24 (1973-74). 225-231. Peschlow, 1975 — Peschlow U. Die Architektur der Nikolaoskirche in Myra // Myra. 1975. 303ff. Philipson, 1995 — Philipson D.W. Excavations at Aksum, Ethiopia. 1993-94 // A J. 1995. Vol. 75. Phillips, 1985, 1995 — Phillips D. Excavations at York Minster. 1985-1995. Vol. 1-2. Picard, 1988 — Picard J.-C. Les Souvenir des eveques. (Sepultures, listes episco- pates et culte des eveques en Italie du Nord des origines au X-e siecle. Rome, 1988. Pierotti, 1864 — Pierotti E. Jerusalem Explored. London-Cambridge, 1864. Vol. 1-2. Pinkerfeld, 1957 — Pinkerfeld J. In the Path of Jewish Art. Tel-Aviv, 1957. Piper, 1867 — Piper F. Mythologie und Symbolik der christlichen Kunst: Einlei- tung in die Monumentale Theologie. Gotha, 1867. Pixner, 1990 — Pixner B. Church of the Apostels Found on Mount Zion // BiAR. 1990. Vol. 16, №3. 16-35. Pixner, 1991 — Pixner B. Wege des Messias und Statten der Urkirche. Giessen- Basel, 1991. Platt, 1981 — Platt C. The Parish Churches of Medieval England. London, 1981. Platt, 1996—Platt C. King Death. The Black Death and its aftermath in late- medieval England. Toronto, 1996. Poppe, 1962 — Poppe A. Materialy do slownika termindv budownictwa staro- ruskiego X-XV w. Wroclaw, 1962. Poulter, 1994 — Poulter A. Churches in Space : The early Byzantine city of Nico- polis ll СВАТ. 249-268. Pringle, 1993 — Pringle D. The Churches of the Crusader Kingdom of Jerusa- lem : A Corpus. Vol. 1: A-К (excluding Aera & Jerusalem). Cambridge, 1993. Radford, 1935 — Radford C.A.R. Tintagel: the Castle and the Celtic Monastery // Anti. 1935. Vol. 15.401—419. Radford, Swanton, 1975 — Radford C.A.R., Swanton M.J. Arthurian Sites in the West. Exeter, 1975. Rahmani, 1994 — Rahmani L.Y. A Catalogue of Jewish Ossuaries in the Collec- tions of the State of Israel. Jerusalem, 1994. 524
Rahtz, Hirst, 1976— Rahtz Ph., Hirst S. Bordesley Abbey. (First report on exca- vations 1969-1973). Oxford, 1976. (BAR. 23). Ramm, 1971 —Ramm H.G. The Tomb of Archbishops Walter de Gray (1216- 1255) and Godfrey de Ludham (1258-1265) in York Minster and their Contents // Ar- chaeologia. London, 1971. Vol. 103. Ramsay, 1895-97 — Ramsay W.M. The Sities and Bishophics of Phrigia. Oxford, 1895-97. Vol. 1-2 (переизд.: N.Y. 1976). Ramsay, 1896 — Ramsay W.M. St. Paul, the traveller and the Roman. London, 1896. Ramsay, 1983 — Ramsay W.M. The Church of the Roman Empire to AD 17. London, 1893. Raoul-Rochette, 1830, 1839 — Rochette, Desire Raoul. Trois memoires les antiq- uites chretiennes. Paris, 1830,1839. Vol. 1-2. Raoul-Rochette, 1837 — Rochette, Desire Raoul. Tableau des catacombes. Paris, 1837. *Reallexicon filr Antike und Christentum. (Ed. Klauser T.). Stuttgart, 1950- . *Reallexicon zur Byzantinische Kunst. Stuttgart, 1964. Bd. 1-. Reallexicon, 1880-1889— Reallexikon der germanischen Altertumskunde. Hrsg. Ludwig Lindenschmidt. 1880-1889. (2d ed.: 1968). Reich der Salier, 1992 — Das Reich der Salier. 1024-1125. (Katalog zur Aus- stellung des Landes Rheinland-Pfalz). Sigmaringen, 1992. Resumees, 1991 —Resum6es der Plenumsvortrage und Kurzreferate, 12 Intema- tionaler Kongress filr Christliche Archaologie. Bonn, 1991 (Sept.). Rice, 1965 — Rice, David Talbot. The Dark Ages. London, 1965. Richardson, 1843 — Richardson, Churton. Monastic Ruins of Jorkshire. 1843. Richmond, 1936 — Richmond E.T. Basilica of the Nativity : Discovery of the Remains of an Ealier Church // QDAP. 1936. Vol. 5. 75-81. Richmond, 1938 — Richmond E.T. The Church of the Nativity : The Plan of the Constantinian Building : Alterations Carried out by Justinian // QDAP. 1938. Vol. 6. 63-66; 67-72. Rickman, 1817-1848—Rickman, Thomas. An Attempt to Discriminate the Styles of Architecture in England from the Conquest to the Reformation. London, 1817. (переизд.: 1819-1848). Riesner, 1993 — Riesner R. Der christliche Zion: vor oder nachkonstantinisch? // ECC. 85-90. Robinson, 1926— Robinson J.A. Two Glastonbury Legends, Ring Arthur and St Josef of Arimathea. Cambridge, 1926. Robinson, 1981 — Robinson J.M. From the Cliff to Cairo : The Story of the Dis- coverers and the Middleman of the Nag Hammadi Codices // Colloque International sur lesTextes de Nag Hammadi. Quebec, 1981.21-58. Rodley, 1985 — Rodley L. Cave Monasteries of Byzantine Cappadocia. Cam- bridge, 1985. Rodwell, 1981 —Rodwell W.J. The Archaeology of the English Church. London, 1981. Rodwell, 1989 — Rodwell W.J. English Heritage Book of Church Archaeology. London, 1989. Rodwell, 1997 — Rodwell W.J. Landmarks in church archaeology : a Review of the last thirty years//Church Archaeology. York, 1997. Vol. 1. 5-16. Rodwells, 1985-1993 — Rodwell W.J., Rodwell K.A. Rivenhall : Investigations of a villa, church and village, 1985-1993. Vol. 1-2. (CBA RR. 55, 80). 525
Rollason, 1989 — Roilason D. Saints and Relics in Anglo-Saxon England. Ox- ford, 1989. Ross, 1882 — Ross F. The Ruined Abbeys of Britain. London, 1882. Rossi, 1861-88 — Rossi, Giovanni B. de. Inscriptiones christianae urbis Romae septimo saeculo antiquiores. Roma, 1857-61,1888. Vol. 1-2. Rossi, 1864-67 — Rossi, Giovanni B. de. La Roma sotterranea cristiana descritta ed illustrate. Roma, 1864-1867. Vol. 1-3. Rossi, 1872-92 — Rossi, Giovanni B. de. Mosaici cristiani e saggi dei pavimenti delle chiese di Roma anteriori al sec. XV. Roma, 1872-1892. Vol. 1-23. Rossi, 1877—Rossi, Giovanni B. de. Il Museo epigrafico cristiano Pio- Lateranense. Roma, 1877. Rosiovtzeff, 1938 — RostovtzeffM.I. Dura-Europos and its Art. Oxford, 1938. Roth, 1978 — Roth H. Archdologische Beobachtungen zum Grabfrevel im Merovingerreich // Zum Grabfrevel in vor- und fruhgeschichtlicher Zeit : Unter- suchungen zum Grabraub und «haugbrot» in Mittel und Nord Europa. 1978. 53ff. ♦Rotterdam Papers : A contribution to medieval archaeology. Rotterdam, 1968. Saeki, 1951 — Saeki, Yoshiro. The Nestorian Documents and Relics in China. Tokyo, 1951. Sage, 1976/77 — Sage W. Die Ausgrabungen in der Domen zu Bamberg und Eichstatt 1969-1972 // Jahresbericht der bayerischen Bodendenkmalpflege 1976-77. Bd. 17/18. 178ff. Sage, 1979—Sage W. Die Ausgrabungen in der Severins-kirche zu Passau- Innstadt 1976 И Ostbayerische Grenzmarken. 1979. 5ff. Satin, 1952 — Salin E. La Civilisation merovingienne d’apres les sepultures, les textes et le laboratoire. Paris, 1952. T. 1-4. Salin, 1958—Salin E. Les Tombes gallo-romaines et merovingiennes de la Basilique de Saint-Denis // Memoires de 1’Academie des inscriptions et belles-lettres. Paris, 1958. T. 44. Sailer, 1946 — Sailer S.J. Discoveries at St. John, «Ein Karim», 1941-1942. Jeru- salem, 1946. (SBF. 3). Salona, 1994 — Salona I. Sculpture architectural recherches archeologiques Franco-Croates. Rome, 1994. (Collection de 1’Ecole Fran^aise de Rome; 194). Salzenberg, 1885 — Salzenberg W. Altchristliche Baudenkmale von Constantino- pel, 1885. San Vincenzo, 1-11—San Vincenzo al Voltumo : The 1980-1986 excavations. (Ed. Hodges R.). London, 1993, 1996. Part 1-2. Schafer, Stachel, 1989 — Schafer L., Stachel G. Unterregenbach, Archdologische Forschungen. 1989. Schettini, 1967 — Schettini F. La Basilica di San Nicola di Bari. Bari, 1967. Schick, 1995 — Schick, Robert. The Christian Communities of Palestine from Byzantine to Islamic Rule. Princeton, N.J., 1995. Schiller, 1971 — Schiller G. Ikonographie der christlichen Kunst. Gutersloh, 1971-1981. Bd. 1-5. (англ. пер. t. 1-3: Greenwich, Conn., 1971-1972). Schmit, 1927 — Schmit T.I. Die Koimesis von Nikaia, das Bauwerk und die Mo- saiken. Berlin-Leipzig, 1927. Schnapp, 1996 — Schnapp A. Discovery of the Past. London-N.Y., 1996. Schneider, 1936—Schneider A.-M. Byzanz : Vbrarbeiten zur Topographic und Archdologie der Stadt. Berlin, 1936. (IF. Bd. 8). Schneider, 1941 — Schneider A.-M. Die Grabung im Westhof der Sophienkirche zu Istanbul. Berlin, 1941. (IF. Bd. 12). 526
f Schneider, 1944-45 — Schneider A.-M. Funde in der Buyuk Resit Pasa Caddesi // ArchSologischer Anzeiger. 1944-45. Bd. 59-60. 75. Schneider, 1951 — Schneider A.-M. Die altesten Denkmaler der romischen Kirche // Festschrift der Akademie der Wissenschaften in Gottingen. Berlin-Heidel- berg, 1951. Schuhmacher, 1925 — Schuhmacher K. Siedlungs- und Kulturgeschichte der Rheinlande. 1925. Schwarz, 1984—Schwarz K. Fruhmittelalterlicher Landesausbau im ostlichen Franken zwischen Steigerwald, Frankenwald und Oberpfalzerwald. 1984. < Seeliger, 1985 — Seeliger H.R. Christliche Archaeologie cder spatantike ( Kunstgeschichte? Aktuelle Grundlagen fragen aus der Sicht des Kirchengeschichte // ' RAC. 1985. № 1-2.167-187. Sennhauser, 1979—Sennhauser H.R. Kirchen und Kloster // Ur- und fruh- geschichtliche Archeologie der Schweiz. 1979. Bd. 4. 133ff. Sevcenko, 1983 — Sevcenko, Nancy P. The Life of Saint Nicholas in Byzantine Art. Torino, 1983. Shadid, 1995 — Shadid 1. The Islamic Pilgrimage // Akten. 1995. 340-347. Shinnie, 1955 — Shinnie P.L. Excavations at Soba. Khartoum, 1955. (SASOP. 3). Shinnie, 1961 — Shinnie P.L., Chittick H.N. Ghazali — a Monastery in the Northen Sudan. Khartoum, 1961 (SASOP. 5). Silberman, 1996 — Silberman, Neil Asher. The World of Paul // Archaeology. N.Y., 1996. № 6. Simon, 1986 — Simon E. Die Konstantinischen Dekengemalde in Trier. Mainz, 1986. Simpson, 1828 — Simpson F. A Series of ancient baptismal fonts, chronologically arranged. 1828. Sinai, 1990 — Sinai: Treasures of the monastery of Saint Catherine. 1990. s’Jacob, 1954 — s’Jacob, Henriette. Idealism and Realism : A Study of Sepul- chral Symbolism. Leiden, 1954. Smith, 1973 — Smith R.H. A Sarcophagus from Pella : New Light on Earliest Christianity // Archaeology. N.Y., 1973. Vol. 26. № 4. 250-256. Smith, 1974 — Smith R.H. The Cross Marks on Jewish Ossuaries // PEQ. 1974. Vol. 106. 53-66. Smith, McNicoll, 1981 — Smith R.H., McNicoll R.H. The 180 Seasons at Pella of the Decapolis // BASOR. 1981. Vol. 243. 1-30. Snively, 1996— Snively S. Early Christian Tomb Cult in Greece : An Episcopal Connection? // Al A 98lh Annual Meeting. Abstracts. 1996. Vol. 20. 111. Snyder, 1985 — Snyder G.F. «Ante Pacem» : Archaeological Evidence of Church Life Before Constantine. Mercer, 1985. (2d ed.: 1991). Sodini, 1993 — Sodini J.-P. La Contribution de 1’archeologie a la connaissance du monde byzantin (IV-VIle siecles) // DOP. 1993. Vol. 47. Soteriou, 1940 — Soteriou G.A. Die Altchristlichen Basiliken Griechenlands // Atti del IV CIAC. Roma, 1940. Vol. 1. 355-380. Southhouse, 1671 — Southhouse T. Monasticon Favershamiense. 1671. Sox, 1978 — Sox D. File on the Shroud. 1978. Sox, 1988 — Sox D. The Shroud Unmasked. 1988. Spdtantike, 1979 — Von der Spatantike zum fruhen Mittelalter : aktuelle Prob- leme in Archaologischer Sicht. (Ed. Wemer J., Ewig E.). 1979. Speed, 1614—Speed J. Catalog of Religious Houses in England and Walles. 1614. 527
Spencer, 1968—Spencer B.W. Medieval pilgrim badges // Rotterdam Papers 1968. 197-153. Spieser, 1984 — Spieser J.M. Thessalonique et ses monuments du IVe au Vie sie- cle : Contribution a Г etude d’une ville paleochretienne. Paris, 1984. Spitalfields Project, 1993 — The Spitalfields Project. 1993. Vol. 1-2. (CBA RR. 85-86). Stavrou, Weisensel, 1986—Stavrou Th. G., Weisensel P.R. Russian Travelers to the Christian East from the Twelfth to the Twentieth Century. Columbus (Ohio), 1986. Stein, 1967 — Stein F. Adelsgraber des 8. Jhr. in Deutschland. 1967. Stevenson, 1978 — Stevenson J. The Catacomb : Rediscovered Monuments of Early Christianity. London, 1978. Stoepker, 1990 — Stoepker H. Church archaeology in the Netherlands : Problems, prospects, proposals // Medieval Archaeology in the Netherlands. Assen-Maastricht, 1990. 199-218. Strange, 1977—Strange J.F. The Capernaum and Herodium Publications H BASOR. 1977. Vol. 226. 65-73. Strange, 1983 — Strange J.F. Diversity in Early Palestine Christianity // Anglican Theological Review. 1983. Vol. 65. 14—24. Striker, 1966—Striker C.L. A New Investigation of the Bodrum Camii’ and a Problem of the Mirelaion // Annual of the Archaeological Museums of Istanbul. 1966. Vol. 13-14.210-215. Striker, 1981 — Striker C.L. The Myralaion (Bodrum Camii) in Istambul. Prince- ton, 1981. Striker, Dogan Kuban, 1975 — Striker C.L., Dogan Kuban Y. Work at Kalender- hane Camii in Istambul: Fifth Preliminary Report (1970-1974) // DOP. 1975. T. 29. Stroud, Kemp, 1993 — Stroud G., Kemp R.L. Cemeteries of the Church and Pri- ory of St Andrew, Fishergate. York, 1993. Strzygowski, 1900 — Strzygowski J. Orient oder Rom. Lpz., 1900. Strzygowski, 1902 — Strzygowski J. Hellas in des Orients Umarmung. MUnchen, 1902. Strzygowski, 1904 — Strzygowski J. Koptische Kunst: Catalogue general des an- tiques egyptiennes du Musde du Caire. Vienna, 1904. Strzygowski, 1917 — Strzygowski J. Altai-Iran und Volkerwanderung. Lpz., 1917. Strzygowski, 1918 — Strzygowski J. Die Baukunst der Armenien und Europa. Wien, 1918. Vol. 1-2. Strzygowski, 1920 — Strzygowski J. Ursprung der christlichen Kirchenkunst. Lpz, 1920. Strzygowski, 1927 — Strzygowski J. Byzanz und die ostchristlichen Kunst // Bel- vedere. 1927. Hf. 60. Stukeley, 1725 — Stukeley, William. Itinerarium curiosum. 1725. Styger, 1930 — Styger, Paul. Die Methode der Katakombenforschung И Monatro- sen. 1930. № 1-2, Oct. 1-14. Styger, 1933 — Styger P. Die Romischen Katakomben. Berlin, 1933. Styger, 1935 — Styger P. Romische martyrergrufte. Berlin, 1935. Bd. 1-2. Suhling, 1930 — Suhling, Friedrich. Die Taube als religioses Symbol im christli- cher Altertum I I Romische Quartalschrift. Supplementheft 24.1930. Sukenik, 1947— Sukenik E.L. The Earlies Records of Christianity // AJA. 1947. Vol. 51.351-365. Szaraniewicz, 1883 — Szaraniewicz I. Trzy opisy taroksiqziescego grodu Halicza w 1860, 1880 i 1882 rr. JlbBie, 1883. 528
I Tarnanidis, 1988 — Tarnanidis I.C. The Slavonic manuscripts discovered in 1975 P at St Catherine’s monastery on Mount Sinai. Thessaloniki, 1988. Tatton-Brown, 1989 — Tatton-Brown T. Great Cathedrals of Britain. Frome- London, 1989. Tavano, 1997 — Tavano S. Aquileia e Gorizia : Scoperti—Discussioni—Perso- naggi. (1870-1918). Gorizia, 1997. Taylor, 1820 — Taylor J.l.S. Voyages pittoresque et romantiques dans 1’ancienne France. 1820-1863. T. 1-24. Taylor, 1965, 1978 — Taylor H.M., Taylor J. Anglo-Saxon Architecture. 1965, . 1978. Vol. 1-3., Taylor, 1993 —Taylor J.E. Christians and the Holy Places : The Myth of Jewish- Christian Origins. Oxford, 1993. Taylor, Gibson, 1994 — Taylor J.E., Gibson Sh. Beneath the Church of the Holy 1 Sepulchre, Jerusalem. London, 1994. Tchalenko, 1953-58 — Tchalenko G. Les Villages antiques de ia Syrie du Nord. Paris, 1953-58. Vol. 1-3. Testa, 1962 — Testa E. Il Simbolismo dei Guideo-Cristiani. Gerusalemme, 1962. Testa, 1962a — Testa E. Le Grotte mistiche dei Nazareni e i loro riti battesimali // LA. 1962. Vol. 12. 5-45. Testa, 1964 — Testa E. La Piscina probatica, monumento pagano о giudaico? // Terra Santa. 1964. Vol. 40. 311-316. Testa, 1964a — Testa E. Le «Grotte dei Misteri» giudeo-cristiane // LA. 1964. Vol. 14. 65-144. Testa, 1972 — Testa E. Graffiti della Casa di S. Pietro. Jerusalem, 1972. Testini, 1958 — Testini P. Archeologia cristiana. Parigi-New-York, 1958. (2-e изд.: Edipuglia, 1980). Teteriatnikov, 1984 — Teteriatnikov N.B. Burial Places in Cappadocian Churches //GOTR. 1984. Vol. 29. Teteriatnikov, 1996 — Teteriatnikov N.B. The Liturgical Planning of Byzantine Churches in Cappadocia. Roma, 1996. (OCA, 252). Texier, 1847 — Texier Ch. L’Architecture byzantine. Paris, 1847 (см. также: Texier Ch., Pullan R.R. Byzantine Architecture. 1864). Thessalonique, 1987 — L’Art de Thessalonique et des pays balkaniques et les courants spirituels du XlVe siecle : Recueil des rapports du IVe colloque Serbo-Grec. Belgrade, 1987. Thiede, 1992 — Thiede C.P. The Heritage of the First Christians. Oxford, 1992. Thomas, 1971 —Thomas Ch. The Early Christian Archaeology of Northern Brit- ain. London, 1971. Thomas, 1981 — Thomas Ch. Christianity in Roman Britain to AD 5000. Ber- keley-Los Angeles, 1981. Thomas, 1988 — Thomas Ch. Tintagel Castle // Antiquity. 1988.421-434. Three, 1991 — Three South Etrurian Churches : South Cornelia, Santa Rufina and San Liberate. [Ed. Neil Christie]. London, 1991. Tisserant, 1959 — Tisserant E. Eastern Christianity in India. Calcutta, 1959. Toker, 1989 — Toker F.K. Early Medieval Florence Between History and Archae- ology//MA. 261-283. Toker, 1997 — Toker F.K. Krautheimer Made Me Do It: Solving the Toughest Ar- chaeological Problem of Medieval Florence // Colledge Art Association : Abstracts. New York, 1997. Torp, 1953 —Torp Hj. The Vatican Excavations // Acta Arch. Vol. 24. 1953. 30- 43. 529
Toulotte, 1888— Toulotte E.L.G. La Geographic de 1’Afrique cretienne. 1888. Toynbee, 1971 —Toynbee M.C.J. Death and Burial in the Roman World. Ithaca, 1971. (репринт: 1996). Toynbee, Ward Perkins, 1956 — Toynbee M.C., Ward Perkins J. The Schrine of St. Peter and the Vatican Excavations. London, 1956. Trier Dorn, 1980 — Trier Dom. Ed. Ronig F.J. 1980 (= Rhein. Verein filr Denk- malpflege und Denkmalschutz, Jahrbuch 1978/79). *Tsafrir, 1984 — Tsafrir Y. Eretz-Israel from the Destruction of the Second Tem- ple to the Moslem Conquest. II: Archaeology and Art. Jerusalem, 1984. Tsafrir, 1995 — Tsafrir Y. Jewish pilgrimage in the Roman and Byzantine periods //Akten. 1995. 367-376. Tummers, 1980 — Tummers H.A. Early Secular Effigies in England. The Thir- teenth Century. Leiden, 1980. Tzaferis, 1975 — Tzaferis V. The Archaeological Excavations at Shepherds’ Field //LA. 1975. Vol. 25.5-52. Tzaferis, 1983 — The Excavations at Kursi-Gergesa. Jerusalem, 1983. Underwood, 1959 — Underwood P.A. Notes on the Work of the Byzantine Insti- tute in Istambul: 1957 // DOP. 1959. T. 13. Underwood, 1966, 1975 — Underwood P.A. The Kariye Djami. N.Y., 1966. Vol. 1-3; Princeton, 1975. Vol. 4. Vaivre, 1988 — Vaivre J.-B. de. Les Tombeaux levds pour Gaignieres dans les provinces de 1’Ouest a la fin du XVII siecle // Recherches et Creations. 1988. T. 18. 57-75. Vanderkam, 1994 — Vanderkam J. The Dead Sea Scrolls Today. Grand Rapids, 1994. Vasa Sacra, 1984 — Scheffler W. Vasa Sacra aus FUnf Jahrhunderten. Berlin, 1984. Vasiliev, 1948 — Vasiliev A.A. Imperial Porphyry Sarcophagi in Constantinople // DOP. 1948. T. 4. Vego, 1962-1970 — Vego M. Zbomik srednjovjekovnih nadpisa Bosne i Herce- govine. Sarajevo, 1962-1970. Ки. 1-4. Vergessene Zeiten, 1990 — Vergessene Zeiten : Mittelalter im Ruhrgebiet. Essen, 1990. Bd. 1-2. Viaud, 1910 — Viaud P. Nazareth et ses deux eglises de 1’Annonciation et de Saint-Joseph d’apres les fouilles recentes. Paris, 1910. Vican, 1982 — Vican G. Byzantine Pilgrimage Art. Washington, 1982. Vican, 1995 — Vican G. Early Byzantine Pilgrimage devotionalia as Evidence of the Appearance of Pilgrimage Shrines // Akten. 1995. 377ff. Vieillard-Troiekouroff, 1976 — Vieillard-Troiekouroff M. Les Monuments re- ligieux de la Gaule d’apres les oeuvres de Gregoire de Tours. Paris, 1976. Vieillard-Troiekouroff, 1995 — Vieillard-Troiekouroff M. A propos de quelques monuments funeraires precarolingiens et carolingiens (Sarcophages, cenotaphes, epi- taphes) // Cahiers archeologiques. 1995. Vol. 43. Vincent, 1936, 1937—Vincent L.H. Bethleem sanctuaire de la Nativitd, d’apres les fouilles recentes // RB. 1936. T. 45. 551-574; 1937. T. 46. 93-121. Vincent, 1957 — Vincent L.H. L’Eleona, sanctuaire primitif de 1’Ascension // RB. 1957. T. 64.48-51. Vincent, Abel, 1914 — Vincent L.-H., Abel F.-M. Jerusalem : Recherches de to- pographic, d’archeologie et d’histoire. Vol. 2: Jerusalem nouvelle. Paris, 1914-1926. Vol. 1-2. 530
Vlaminck, 1900 — Vlaminck В. A Report of the Recent Excavations and Explo- rations conducted at the Sanctuary of Nazareth. Washington, 1900. Vogue, 1865-1877 — Vogue E.-M. de. Syrie Centrale. Paris, 1865-1877. Vogue, 1876 — Vogue E.-M. de. Syrie. Palestine. Mont Athos. 1876. Voigtlander, 1989 — Voigtlander K. Die Stiftskirche St. Servatii zu Quedlinburg. Berlin, 1989. Wacha, 1995 — Wacha G. Die Mittelalterliche PlattflSsche aus Zinn, gefunden in Feldkirchen (Kamten) // Carinthia I. Klagenfurt, 1995. Vol. 185. 251-303. Waele, 1935— Waele F.J. de. The Fountain of Lerna and the early Christian cemetery at Corinth // AJA. 1935. Vol. 39. 352-359. Walker, 1990 —Walker P.W.L. Holy City, Holy Places? Oxford, 1990. Wallace-Hadrill, 1975 — Wallace-Hadrill J. The Graves of kings : an Historical note on some archaeological evidence // Wallace-Hadrill J.M. Early Medieval History. Oxford, 1975. 39-59. Walters, 1974 — Walters C.C. Monastic Archaeology in Egypt. Warminster (Eng.), 1974. Ward-Perkins, 1940 — Ward-Perkins J.B. London Museum Medieval Catalogue 1940. Ipswich, Suffolk, 1993. (репринт: 1993). Ward-Perkins, 1949 — Ward-Perkins J.B. The Shrine of of St. Menas in the Maryut // Papers of the British School in Rome. London, 1949. Vol. 17 (n.s. 4). 26- 71. Ward-Perkins, 1954 — Ward-Perkins J.B. Constantine and the Origins of the Christian Basilica // Papers of the British School at Rome. 1954. Vol. 22. Ward-Perkins, 1993 — Ward-Perkins J.B. Memoria, Martyr’s Tomb and Martyr’s Church // Art, Archaeology and Architecture of Early Christianity. N.Y.-London, 1993. 20-37. Warren, Conder, 1884 — Warren C., Conder C.R. The Survey of Western Pales- tine. Jerusalem, 1884. Washe, 1992 — Washe B. Monseigneur Louis Duchesne (1843-1922). Rome, 1992. (Collection de 1’Ecole francaise de Rome; 167). Watts, 1991 — Watts, Dorothy. Christians and Pagans in Roman Britain. London- N.Y., 1991. Weidemann, 1995 — Weidemann M. Itinerare des Westlichen Raumes // Akten. 389-451. Weitzmann, 1976 — Weitzmann K. The Monastery of Saint Catherine at Mount Sinai: the Icons. Princeton, 1976. Vol. 1: From the 6 to the 10lh century. Weitzmann, 1986— Weitzmann K. The Contribution of the Princeton University Department of Art and Archaeology to the Study of Byzantine Art // Byzantium at Princeton : Catalogue of an exhibition. Ed. S. Curdid, A.S. Clair. Princeton, 1986. 11- 30. Wellbeloved, 1829 — Wellbeloved C. Account of the Abbey of St. Mary, York. York, 1829. Wenzel, 1962 — Wenzel M. Bosnian and Herzegovinian Tombstones : Who Made Them and Why // Sudost-Forschnungen. MQnich, 1962. Bd. 21. Wenzel, 1965 — Wenzel M. Ukrasni motivi na stedcima. Sarajevo, 1965. Werner, 1935 — Wemer J. Munzdatierte austrasiatishe Grabfunde. 1935. Werner, 1964— Wemer J. The Frankish royal tombs in the cathedral of Cologne and Saint-Denis // Antiquity. 1964. Vol. 38. 201-215. Werner, 1977—Wemer J. (ed.). Die Ausgrabungen in St. Ulrich und Afra in Augsburg 1961 bis 1968. 1977. 531
Wessel, 1963 — Wessel К. Koptische Kunst : Die Spatantike in Agypten. Reck- linghausen, 1963 (London, 1965). White, 1988 — White W.F. Skeletal Remains from the Cemeteiy of St. Nicholas Shambles, City of London. London, 1988. Whittemore, 1933-53 — Whittemore T. The Mosaics at St. Sofia at Istanbul Paris-Oxford, 1933-53. Vol. 1-4. Wiegartz, 1975 — Wiegartz H. Keiserzeitliche Relief-Sarcophage in der Nikolaos- kirche//Myra. 1975.161-251. Wilkinson, 1972 — Wilkinson J. The Tomb of Christ. An Outline of the Structural History // Levant. London, 1972. Vol. 4. Wilkinson, 1977 — Wilkinson J. Jerusalem Pilgrims before the Crusades Warminster, 1977. Wilkinson, 1978 — Jerusalem as Jesus knew it. London, 1978. Wilkinson, 1981 — Wilkinson J. Peregrinatio Aetheriae = Egeria’s Travels • Newly translated with supporting documents and notes. London, 1981. Wilkinson, 1988—Wilkinson J. Jerusalem Pilgrimage, 1099-1185. London, 1988. Wilkinson, 1995 — Wilkinson J. Visits to Jewish Tombs by Early Christians // Akten, 1995. 452-465. Williams, 1849 — Williams G. The Holy City : Historical, Topographical and Ar- chitectural Notice of Jerusalem. London, 1849. Vol. 1-2. Willis, 1849 — Willis, Robert. The Architectural History of the Church of the Holy Sepulchre at Jerusalem. London, 1849 (также в: Williams, 1849. Vol. 2) Wilpert, 1930 — Wilpert J. Erlebnisse und Ergebnisse im Dienste der christlichen Archaeologie. Freiburg, 1930. Wilson, 1964 — Wilson D.M. A Ring of Queen Amegunde // Germania. 1964. Bd. 42. 265-268. Wilson, 1978 — Wilson J. The Shroud of Turin : The Burial Cloth of Jesus Christ? Garden City, N.Y., 1978. (2nd ed.: The Mysterious Shroud. 1986). Wiseman, 1997 — Wiseman J. The Post-Roman World // Archaeology. N.Y., 1997. №6. Wolf, 1993 — Wolf S.R. Archaeology in Israel // AJA. 1993. Vol. 97. 150-152. Wood, 1994 — Buildings archaeology : Applications in practice. [Ed. Wood J.]. 1994. (Oxbow Monograph; 43). Woodward, 1836 — Woodward S. An Account of some discoveries made in exca- vating the foundations of Wymondham Abbey // Archaeologia. London, 1836. Vol. 26. 287-99. Wright, 1957—Wright, Ernest G. Biblical Archaeology. Philadelphia-London, 1957. Year 1200 —The Year 1200. N.Y., 1970. Vol. 1-2. Yildiz-Otuken, 1996 — Yildiz-Otuken S. Die Nikolaoskirche in Myra in Licht der neuesten Forschungen // Fremde Zeiten : Festschrift fur Jilrgen Borchardt, II. Wien, 1996. 227-238. Yildiz-Otuken, 1997 — Yildiz-Otuken S. Demre-Myra// AJA. 1997. Vol. 1. Young, 1988 — Young B.K. Sacred Topography and Early Christian Churches in Late Antique Gaul // First Millenium Papers. Oxford, 1988.219-240. Zadora-Rio, 1989 — Zadora-Rio E. The Role of Cemeteries in the Formation of Medieval Settlement Patterns in Western France // MA. 1989.171-186. Zayadine, 1986 — Zayadine F. (ed.). Jerash Archaeological Project, 1981-1983. Amman, 1986. Vol. 1. 532
Zeit der Fruhen Habsburger, 1979 — Die Zeit der Fruhen Habsburger : Dome und Kloster. 1279-1379. Wien, 1979. Zettler, 1988 — Zettler A. Die fruhen Klosterbauten der Reichenau : Ausgrabun- gen, Schriftquellen, St. Gallen Klosterplan. 1988. Сокращения ААИК - Архитектурно-археологические исследования в Крыму. Киев, 1988. АДСВ - Античная древность и средние века АН - Академия наук * АРВ - Архивы русских византинистов в Санкт-Петербурге. Спб., 1995. АС - Археологический съезд ВВ - Византийский временник ВДИ - Вестник древней истории ВИД - Вспомогательные исторические дисциплины * ВХЛИ - Восточнохристианский храм : Литургия и искусство. Спб., 1994. ♦ ВЭ - Византиноведение в Эрмитаже. Л., 1991. ГВК - 1000 години од востанието на Комитопулите и создаваньето иа Самоиловата државе. Ciconje, 1971. ДРИ - Древнерусское искусство (непериодическая серия) ЖМНП - Журнал Министерства народного просвещения ЗВОРАО - Записки Восточного отделения РАО ЗООИД - Записки Одесского общества истории и древностей ЗОРСА - Записки Отделения русской и славянской археологии РАО ИА - Институт археологии ИАА - Историко-археологический альманах Армавирского археологиче- ского музея. Армавир-Москва, 1996. (Вып. 2). ИАК - Императорская Археологическая комиссия ИАЮЗК - История и археология Юго-Западиого Крыма. Симферополь, 1993. ИБАИ - Извъстия на Болгарски археологический институт. София. ИВРК - Иерусалим в русской культуре. М., 1994. ♦ ИЕИ - История европейского искусствознания. Вторая половина XIX — начало XX века. М., 1969. Ки. 1-2. ИИАК - Известия Императорской Археологической комиссии ИИДК - Из истории древиих культов Средней Азии : Христианство. Таш- кент, 1994. ИППО - Императорское Православное Палестинское общество ИРАИК - Известия Русского археологического института в Константинополе. Т. 1-16. ИРАО - Известия РАО КС - Киевская старина КСИА - Краткие сообщения Института археологии КСИИМК - Краткие сообщения Института истории материальной культуры ЛАИВ - Литургия, архитектура и искусство византийского мира. СПб,, 1995. (Труды 18 Международного конгресса византинистов. Под общей ред. К.К. Акентьева). МАК - Материалы по археологии Кавказа МАО - Московское Археологическое общество 533
MAP МИА МИАЭ - Материалы по археологии России - Материалы и исследования по археологии СССР - Материалы по истории, археологии и этнографии Таврии. Симфе- рополь. МКХА ООИД ПИАК ПИПГ - Международные конгрессы христианской археологии - Одесское общество истории и древностей - Проблемы истории и археологии Крыма. Симферополь, 1994. - Проблемы истории пещерных городов в Крыму. Симферополь, 1992. ПКНО ПО ппс ПС ПСРЛ РАИК РАН РАНИОН - Памятники культуры. Новые открытия - Палестинское общество - Православный Палестинский сборник. СПб. (тж. ПС) - Палестинский сборник. Л. (тж. ППС) - Полное собрание русских летописей - Русский Археологический институт в Константинополе - Российская Академия наук - Российская Ассоциация научно-исследовательских институтов об- щественных наук РАО РВ - Русское археологическое общество - Российское византиноведение : Итоги и перспективы. М., 1994 (Тезисы докладов Международной конференции к 100-летию «Ви- зантийского временника» и РАИК, 1994). РХВ СА спп - Россия и христианский Восток. М., 1997. Вып. 1. - Советская археология - Северное Причерноморье и Поволжье во взаимоотношениях Вос- тока и Запада в XII-XVI вв. Ростов на Дону, 1989. стсг - Сакральная топография средневекового города. М., 1998 (Известия Института христианской культуры средневековья; Т. 1). ТМАО ТОДРЛ ТРУАК ХВ - Труды Московского Археологического общества - Труды Отдела древнерусской литературы - Труды Рязанской ученой архивной комиссии - Христианский Восток : Серия, посвященная изучению христиан- ской культуры народов Азии и Африки ХДА ХПВ - Христианские древности и археология - Художественные памятники и проблемы культуры Востока. Л., 1985. ЦА - Церковная археология : Материалы Первой Всероссийской кон- ференции в Пскове 20-24 ноября 1995 года. СПб.-Псков, 1995. и 1-Т ЮТАКЭ АС I—э. - Южно-Туркменская археологическая комплексная экспедиция - The Archaeology of Cathedrals. [Ed. T. Tatton-Brown, J.Munby]. Ox- ford, 1996. (ОСАМ, 42). ACR AJ - Ancient Churches Revield. Jerusalem, 1993. - Antiquaries Journal. London (ранее: Journal of the Society of Anti- quaries ofLondon) AJA - American Journal of Archaeology. Boston. Archaeological Institut of America (1885 - AMG - Archaeology of Medieval Greece. 1996. (Oxbow Monographs; 59). 534
- Archaeological Journal. London. (BAA, Royal Archaeological Institute of Great Britain and Ireland). 1844—. - The Age of Sutton Hoo: The Seventh Century in North-Western Euro- pe. Woodbridge, 1992. - The Biblical Archaeologist - British Archaeological Association - Bulletino di archeologia cristiana - British Archaeological Report - Bulletin of the American School of Oriental Research. Chicago - Byzantinische Forschnungen. Amsterdam - Biblical Archaeology Review. Washington - Blessings of Pilgrimage. Urbana-Chicago, 1990 (сборник) - Byzantinische Zeitschrift - Cahiers archaelogiques fin de l’antiquit£ et Moyen Ages. Paris. 1945-. - Church Archaeology. York, 1997-1998. Vol. 1-2. - Corpus of Anglo-Saxon Stone Sculpture in England. [Ed. R. Cramp] Oxford-N.Y, 1984-1995- . Vol. 1-5-. - Council for British Archaeology. Research Report - «Churches Built in Ancient Times». Recent Studies in Early Church Archaeology. [Ed. Kenneth Painter], London, 1994. - Congresso Internationale di Archeologia Cristiana - Deutsche Inschriften - Dictionary of Art. (Ed. by Jane Turner). L.-N.Y., 1996. Vol. 1-34. - Dumbarton Oaks Papers. Washington - Dumbarton Oaks Studies - Early Christianity in context : Monuments and documents. Jerusalem, 1993. (SBF. Collectio Major, 38). - European Towns: Their Archaeology and Early History. [Ed. M.W. Bar- ley]. London-N.Y.-San Francisco, 1977. - Greek Orthodox Theological Review - The Great Palace of the Byzantine Emperors. First report. London, 1947-49; Second report. Edinburgh, 1958. - Istanbuler Forschungen. Berlin - Istanbuler Mitteilungen - Kaiserin Theophanu: Begegnung des Ostens und Westens um die Wende des ersten Jahrtausends. K61n, 1991. Bd. 1-2. - Studium Biblicum Franciscanum Liber Annus. - Medieval Archaeology : Papers of the 17th Annual Conference. (Center for Medieval and Early Renaissance Studies). Binghamton, N.Y., 1989. - Monumenta Asiae Minoris antiqua. (Ed. Buckler W.H., Calder W.M.). London, 1928-1988. Vol. 1-8. - Melanges d’archeologie et d’histoire de I’Ecole fran^aise de Rome - Minsters and Parish Churches: The Local Church in Transition. 950- 1200. [Ed. J. Blair], Oxford, 1988. [ОСАМ, 17] - Museum fur SpStantike und Byzantinische Kunst: Staatliche Museen zu Berlin. Mainz, 1992. - Nuovo bulletino di archeologia cristiana. Roma : Pontificia commis- sione de archeologia sacra, 1895-1922. Anno 1-28. - Orientalia Christiana analecta. Roma, (серия монографий) 535
ОСАМ - Oxford University Committee for Archaeology Monograph PEQ - Palestine Exploration Quaterly. London QDAP - Quaterly of the Department of Antiquities in Palestine RA - Revue archeologique RAC - Rivista di archeologia cristiana. Roma : Pontificia commissione de ar- cheologia sacra. 1924. — Anno 1-. RAP - Revue archeologique de Picardie RB - Revue biblique SASOP - Sudan Antiquities Service, Occasional Papers SBF - Studium Biblicum Franciscanum (Pulications) TRW - The Transformation of the Roman World AD 400-900. Ed. L. Webster, M. Brown. London, 1997. YAJ - Yorkschire Archaeological Journal ZAM - Zeitschrift fur Archaologie des Mittelalters. Kdln, 1973-. 536
СВОДНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ Аахенский собор 351 Абботсфорд 401 Абдалла Ниркв, село 153 Абд-эль-Кадер 152 Абель (Abel) Ф.М. 34,44, 56, 63,291 Абингдон (Abingdon) 404 Абиссиния 154,241 Абих Г.В. 223, 247 Абоба, городище (Плиска) 278 Абу Макар, монастырь 152 Абу Мина 290,297, 301, 309 Абу Симбел 138 Абхазия (Абхазское царство) 223-224, 248-249 Авалон, остров 366 Авгарь V Черный, царь 116,146 Август, император 118,154 Августин св. (миссионер) 390 Августин, Аврелий (Блаженный Авгу- стин) 20, 21, 58, 126-127, 148, 183, 343 августинцы 382 Авдат (Палестина) 57 Авдусин Д.А. 477 Аверинцев С.С. 111 Аверкий Марцелл, епископ 113-115, 145, 103, 110 Ави-Йохан, Михаель 27 Авнер (Avner), Рина 68 Авни (Avni) Г. 62 Авраам 31, 34, 40, 41, 52, 53, 55, 69, 178,206,238 Авраам нз Хермотиса, епископ 155 Аврелий Фелициссимус 91 Аврелия Аммея (надгробная надпись) 145 Австралия 16 Австрия (Австро-Венгрия) 59, 152, 78, 90, 96, 97, 275, 299, 308, 356, 358, 458 агапе 106, 185 Агнесса, св. 103 Агриппа I, правитель Иудеи 65 Агриций, епископ 334 Агутум, крепость Адам 65,238 «пещера Адама» 40-41,238 Адам и Ева 101,107, 108 Адам, согдиец 142 Адами Р. 356 Аделунг А.Ф. 435 Адий (надгробная надпись) 66 Адлер 249 Адомиан 53 Адонис 69 Адриан I, папа 350 Адриан, император 203 стоя 237 Адрианопольские ворота (Константи- нополь) 268 Адриатика 94,346 Айбабин А.И. 246 айван 228 Айи Зара, кладбище 130,150 Айналов Д.В. 203, 209, 213, 215, 218, 241-242, 244, 294, 296, 305, 425- 426, 429, 441,473 Айн-Себта (Эйн-Себта) 54 Айслэби (Aislabie), Джон 376 Акакий, св. (мартирий) 299, 301 Ак-Бешим, городище 228, 250 537
Аквилея 94, 102, 158, 267, 341, 342, 343, 347, Аквитания 328 Ак-депе 226 Акмолинск 242 Акра (Палестина) 309 Акрополь (Афины) 236, 283 Аксаков С.Т. 438 Аксум 140,154 Алабин П.В. 276-277 Алакахисар (церковь) 297 Алания 224 Алахадзы 248 Алахан (Алахан-манастыри, Алабанда) 146, 286, 297, 299, 307 Албания 230 Алби-Ерды 250 Алексаменос 103 Александр (надгробие) 113 Александр (надгробная надпись) 145 Александр I, император 417 Александр II, император 437 Александр III, император 230, 439 Александр Македонский 147,227 Александр Невский, св. (храм) 236 Александр Север, император 103 Александр, великий князь Литовский 470 Александр, дьяк 301 Александр, епископ (базилика) 148 Александрия (надгробная надпись) 145 Александрия 32, 147, 208, 256, 290, 291 Алексеев Л.В. 407 Алексеев Ф.Я. 435 Алексей IV, император 210,240 Алексей Комнин, император 306 Алексей Михайлович, царь 145 Алексей, митрополит 470 Алеманния 335, 357 Алеппо 112 Алжир 85-88, 105, 121-129,147, 329 Алкеста 107 Алмалык 250, 253 Алодия (Алва) 153 Алпатов М.А. 211,241 алтарь 40, 41, 50, 66, 68, 73, 98, 107, 120, 126, 148-150, 153, 154, 166, 167, 170, 175, 178, 234, 249, 258, 270, 277, 294, 295, 300, 301, 304, 308-310, 338, 339, 352, 356, 370 394, 418-420, 445, 470, 472, 474 ’ аль Саннам, Мухаммед Али 755 Альбан, св. (аббатство) 381, 394-395 Альбан (саркофаг) 334 Альбрехт Австрийский, император 33] 336 Альпы 346, Альтбах 356 Альтмюле, река 359 Альфольди (Alfoldi), Андреас 179 Альфред Великий, король 366 аль-Хаким, халиф 38 амбулаторий 64, 175, 248 амвон 50,150, 285, 294-295,297-298, Амвросий (Орнатский) 413 Амвросий Медиоланский, св. 21, 58 271,343,346, 360 Амвросий, троицкий резчик 441 Амман 238 Ампер А.М. 104 Амплиатий 108 ампула 57, 69, 80, 103, 155, 184, 206, 221,290, 301 Аму-Дарья, река 226 Амусин И.Д. 59 Амфилохий), архимандрит 278 Амьен 327 аналой 419 Анастасий I, император 59, 269, 293, 298 Анастасий IV, папа 106 Анастасий Аквилейский, св. 94-95 Анатолия 31, 120,146, 285 Анба Бишой 152 Анберд 243 Англия (Британия) 14, 34, 78, 83, 97, 111, 117, 164, 190, 204, 232, 272, 292, 314, 329, 350, 351, 359, 362, 338, 364-405, 413,431,456,462 Анделич (Andelid) П. 282 Андервуд (Underwood), Пол 296-297, 303 Андерсон Дж. (J.G.C. Anderson) 120, 230 Андреев В.А. 250 Андреевская церковь (Киев) 469, 470 Андрей Критский, св. 417 Андрей, апостол 271, 301 Ани 223, 247-248 Аникий Олибрий, Флавий 264, 298 Анкара 233, 286, 310 538
Анна 153 Анненков А.С. 446, 469 Ансгар, епископ 339 антаблемент 263 Антверпен 316 Антер, папа 103 антиминс 418 Антиох 257-258 антиохийская чаша 309 Антиохия на Оронте 31, 32, 49, 62, 98, 177, 243, 256, 263, 274, 286, 288, 299-302, 304, 310 Антиохия Писидийская 116, 118 Антоний Великий, св. 133 Антонин (А.В. Капустин), архимандрит 55, 200, 202-203, 207, 231, 235- 236, 239, 283, 304 Антонин Пий, император 20 Антония крепость (Иерусалим) 292 Аоста (Августа Претория) 362 Апа Аполлония, монастырь 133 Апа Сансно (надгробная надпись) 139 Аполлон 301 Аполлони-Гетти (Apolloni-Ghetti) Б.М. 166 Апостолейон 262-263, 267-269, 271, 286, 298-301, 304, 353 Апостолов храм (Париж) апотропей 146 апсида 36, 50, 56, 148, 149, 153, 240, 244, 250, 251, 252, 258, 283, 295, 297, 308, 310, 322, 340, 345, 348, 361 Апулия 199, 209 Аравийский полуостров 229 Аральское море 144 Ареобинд 298,299 Арес 154 ариане 347, 360 Аристов Н.А. 427 аркосолни 41, 66, 282, 300, 306, 469, 474 Арль 158, 323, 328,344 Армения 15, 179, 210, 214, 221, 223, 228, 237, 241, 247-248, 280, 299, 471 Арнегунда 319,320, 353 Арпачай, река 247 Арташат 248 Артемида 116,286,288 Артемисион 286,288, 308 Артлебен Н.А. 457, 472 Артонна 323 Артур, король 366-367, 374 Архангельская губерния 474 Архангельский собор (Москва) 440 Археополис (Нокалакеви) 224, 248 Архипелаг 284 Архыз 250 (см. также Нижний А.) Арциховский А.В. 476 Асеев Ю.С. 467 Асеновская крепость 306 Асса, река 222 Ассинское ущелье 250 Ассиуг 151 Ассуан 133,136-137,152-153 Астрахань 247 Ататюрк, Кемаль 257,260 Атбар, река 153 Атиль 204 Атласские горы 124-125 атриум 36, 44, 56, 64, 149, 185, 245, 259, 268, 319, 284, 287, 296, 298- 299 Ат-Табари 251 Аттика 328 Аттила 321 Аттис 28 Аугсбург 330, 358 Аугуста И.Х.В. 355 Афины 119, 193, 204, 235, 237, 256, 272, 283-284, 304 Афон 182, 192, 195, 235, 285, 304, 420 Афра (церковь свв. Ульриха и Афры) 358 Афрасиаб, городище 227 Африка 16, 20, 21, 121-141, 217, 359 см. также Северная Африка Ахайя 116, 118 Ахилл, остров 305 Ахилл, св. (церковь) 281 Ахмед, султан (мечеть) 257 Ашкелон 292 Ашот I, царь 249 Ашхайм 358 Ащепков Е.А. 476 Аэт, епископ 154 Баальбек 204 Бабил, епископ 301 Бавария 357 Бавит 133,135,151 Багават 151 Багатти (Bagatti), Беллармино 23, 25-8, 40, 41, 44-46, 49, <57, 60-62 539
Багдад 97 Багратиды, династия 223, 247 Бадеи-Вюртемберг 358 Бадер (Bader) В. 338, 355 Базилевский А. П. 192,230 базилиане 434 Базилика Майорум (Карфаген) 149 Базилика Мира (Карфаген) 127 Байазид, мечеть 298 Байе (Bayet) К. Л. 180 Байлэнд 385, 401-402 Бак (Buck) С. и Н. 376 Бакалова Е. 306 Бакланов Н.Б. 211,464 Баклер С. 401 Бактрия 226 Балканы 9, 94, 119, 185, 189, 235, 277, 279-282, 305, 329 Баллан 138 Баллю (Ballu) А. 123-124,148 Бальбина, св. 348 Бандманн (Bandmann) Г. 174, 334 Банк А.В. 5,215-216 баптистерий 50, 95, 98, 102, 108, 144, 148, 153, 171, 175, 183, 185, 216, 224, 243, 248, 284, 287, 295, 298, 341-350, 307-309, 354, 358, 360, 361, 362, 363, 471 баптисты 396 Бар Кохба 30 барабан свода 415,440,459,466, 473 Барановский П.Д. 465,466,467 Барата 119 Бардин (Bardney) 400, 402 Бари 199,209,234 Баркинг 286 Барнаба, св. 59 Бароний, Цезарь (Чезаре Баронио) 73, 85,410 Барселона 267 Бартолини Д. 82, 181 Бартольд В.В. 226,250 Бартои-на-Хамбере (Barton-upon-Hum- ber) 364, 390-391, 401, 404 Барщевский И.Ф. 239, 455 Басаргина Е.Ю. 191, 232, 240 Басс, консул 169 Басс, Юний см. Юний Басс Бат, Батское аббатство 367,401-402 Баталов А.Л. 407 Батильда (Belechildis), королева 318, 320 Батлер А.Дж. 133 Батлер, Говард (Н.С. Butler) 274,289 Батюшков К.Н. 416 Бахчисарай 221,246 Банковский монастырь 306 Башкиров А.С. 232 Бдящих сил храм см. Звартноц Беверли (Beverley) 372 Беда Достопочтенный 366 Безобразов П.В. 200 Бейрут 204 Бейт-Альфа 310 Бейт-Говрин 62 Бейт-Захар 55, 56,236 Бейт-Сахур (Beit Sahour) 61 Бекет, Томас (Фома Кентерберийский), св. 398, 480 Бекфорд-старший, Вильям 377 Белгика, провинция 356 Белгородка 462,475, 477 Белград 242,279 Беленджер (Чир-Юрт) 224 Белецкий В.Д. 469 Белл, Гертруда 97,119-120 Белл, Томас 399 Белов ГД. 219 Беловская базилика 281 Белозерск 435 Белоруссия 408 Белтинг, Ганс 296 Бельгия 78 Бельчицкий монастырь (Полоцк) 476 Беляев С.А. 245 бема (вима, подиум) 58, 99, 146, 240, 283 Бен (Behn) Ф. 355 Бенедикт XIV, папа 102 Бенедикт, св. 353 бенедиктинцы 323, 325, 379, 382, 400, 402 Бененат, мученик 148 Бенешевич В.Н. 211 Бентам (Bentham) И. 377 Беотия 118 Бербрюггер (Berbrugger), Адриан 86 Бёрджесс (Burgess), Уильям 382 Берестово, Спасский монастырь (Ки- ев) 409,413 берестяные грамоты 431-432 Бересфорд (Beresford), Морис 388 Беркшир (Berkshire) 404 Берлин 137,155, 423 540
Берлинский М Ф. 415, 444-446, 469 Бермондси (Bermondsey) 286 Бериард, св. 355 Бернардацци И. 247 Берн-Джонс 402 Бернштам А.П. 250, 253 Бертоли (Bertoli), Гаэтано 102 Бертье, Анри (Н. Berthier) 126 Бертье-Делагард А.Л. 243 Беседы (Подмосковье) 414 Бетфаге 61 Бибиков Д.Г. 447 Биддл (Biddle), Мартин 34, 39, 41, 387- 388 Бизантий («титул») 362 Бин Бир Килиссе 119 Бингман И. 425 Виттель К. 295 Благовещенская церковь (Чернигов) 477 Благовещенский собор (Кремль) 438, 457 Блейк, Уильям 351 Блнжний Восток 9, 67,112, 144, 71, 86, 89, 195, 199, 203-204, 217, 229, 241, 274, 285,290-291,293-294,344 Блисс, Роберт и Милдред 303 Блосхолм 368 Боббио 69 Богдан-сарай 307 Боголюбове 476 Богоявленский монастырь (Москва) 479 Богусевич В.А. 467, 477 Богша, Лазарь 409 Боде (Bode) В. фон 184 Бозио (Bosio), Антонио 73-79, 85, 92, 102,165,374 Бозон, Гунтрамн 351, 352 Бок В.Г. 208, 209, 240 Бокилло (Bocquillot) Л.А. 323 Болгария 9, 73, 185, 214, 241, 244, 275- 282, 304-305 Болгары 410 Болдуин (Baldovin), Джон 359 болландисты 323, 409 Болотов В.В. 250 Больдетти (Boldetti), Марко Антонио 76 Большаков Т.Ф. 436 Большой Дворец (Константинополь) 268 Большой Зеленчук, река 225 Большой собор (Бельчицкий монастырь в Полоцке) 444 Бонд Ф. 403 Бони 163,172,335, 358 Бонне (Bonnet), Шарль 347 Боппард 358 Боргер X. 338 Бордели (Bordesley Abb.) (Редднтч) 285-286 Бориса и Глеба в Вышгороде церковь 444, 474 Бориса и Глеба в Детинце церковь (Новгород) 476 Борисоглебская на Смядыни церковь (Смоленск) 476 Борисоглебский монастырь (Полоцк) 434 Боровск 435 Бороздин К.М. 412, 436, 452 Босния 282 Боспор 221 Боера 204,299 Ботгари (Bottari), Джованни 102 Боннская церковь 276, 280 Браманте, Донато 166 Бранденбург 439 Браун (Brown), Болдуин 403 Браун, Питер 164,271 Браун, Уолтер 181 Брауни (Browne), Джон 380 Бремен 338, Бренк Б. 184 Брент А. 73 Бренц 358 Брестед (Breasted), Джеймс Генри 97 Бретань 180 Брешия 271 Бриксуорт (Brixworth) (Нортхэмптон- шир) 391, 404 Бриндизи 209 Бристоль 387 Британия см. Англия Бриттон, Джон 378,401 Броиевский (Broniowski), Мартин 246 Броссе (Brosset) М.И. 222-223,247 Броши (Broshi), Маген 63 Брузин, Джованни 360 Брук-стрит (Винчестер) 388 Брунеллески, Филиппо 361 Бруно, архиепископ 355 Бруно, Джордано 74 541
Брунов Н.И. 211, 240, 243, 280, 431, 465,466,467 Бруса (Брусса, в Вифинии) 210,112 Брэдфорд-на-Эйвоне (Bradford-on Avon) 402 Брэкспир (Brakspear), Гарольд 380-383 Брюле (Brulet), Раймон 317 Брюс, Джеймс 112 Брюсов В.Я. 72 Брянск 431 Буассье, Гастон 190 Будан (Boudan), Луи 323 Бузескул В.П. 214 Буколеои 273 Булгаков М.А. 242 Булич (Bulii), Франческо 94-95,171 Булкин В.А. 468 Бурана, городище 253 Бургундия 323 Буреш (Buresh), Карл 119 Бурже (Bourget), Эмиль 116 Бурхардт, Якоб 152 Буслаев Ф.И. 83,241, 427 Бухталь, Гуго 274 Бушхаузен (Buschhausen) X. 152, 272 Быковский М.Д. 452 Бычий форум (Константинополь) 260, 297 Бычков А.Ф. 422 Бэйхэм (Bayham), аббатство 377 Бэмптон (Bampton) 393 Бэрхем (Barham) 401 Бэттл 394 Бюлах 357 Бюрне (Burnet), Жильбер 75,76 Вавельский замок (Краков) 5, 434, 480 Вавилон 89, 97,101 Вагнер Г.К. 432 Вади Загра 138,151 Вади Натрун 133,154 Вайдеманн (Weidemann) М. 184 Ваймондхэм (Wymondham Priory) 401 Вайцман (Weitzmann), Курт 274,303 Ваке (Vacquet), Теодор 328 Вакх, св. (ц. в Константинополе) 264, 295, 299 Валахия 73 Валентиниан I, император 343 Валериан, император 98,169 Валерии, род 165,168,182 Валиханов Ч. 229 Валуев П.С. 438 542 Вальтерих, св. 358 Варганов А.Д. 467, 476 Варна 281,304-305 Варнава, св. 116 Варнеке Б.В. 436 Вартан, св. (часовня) 37, 38, <53 Варшава 153, 411 Василий II Темный, царь 352 Василий Иванович, великий князь 433 Василия Блаженного храм см. Покрова иа Рву собор Василия на Смядыни церковь (Смо- ленск) 476 Василия св. церковь (Овруч) 447, 461, 475 Васильев А.А. 193, 238, 241, 261, 303, 441 Васильевский В.Г. 193,238, 241 Ватикан, Ватиканский холм, 73, 76, 77, 82, 102, 103, 106, ПО (музей), 5, 111, 114, 156, 159, 164, 166, 169, 170,182, 183, 303, 338 Вашингтон 303 Вегесела (Ксар аль-Кебла) 126 Везер, река 331 Везлэ 327 Вейс, Никос 233 Великая мечеть (Дамаск) 299 Великий Шелковый Путь 226-229,249 Вельмин С.П. 463, 475 Вельтенбург (Келхем) 358 Вельтман А.Ф. 413 Вельфлин, Генрих 184 Вена 172,267 Венгрия 9, 16 Веневитинов Д.В. 436 Венелин, Юрий 276 Венера 39,40, 56, 63, 65, 88 Венеция 267, 299 Вениамин (Краснопевков), архиепископ 410 Вергилий 72 Верден 359 Вернер (Werner) И. 331 Верона 341, 344 Версаль 295 Верхний Джулат (Татартуп), городище 225 Верхний Чегем 225 Веспасиан, император 168 Вестминстер 381, 394,404 Вестминстерское аббатство 362, 377
Вестфалия 358 Вздорнов Г.И. 407, 438 Виа Аппиа (Аппиева дорога) 71, 78, 168-170,182,183, 300 Виа Лабикана 300 Виа Латина 93 Виа Марис 31 Виа Номентана 74 Виа РегиаМаргерита 107 Виа Салариа Нуова 73 Виа Себаста 116 Виа Тибуртина 92 Вигартц (Wiegartz) Г. 234 Видал, Цезарь 62 Видукинд, Этелинг 358 Византия 9,13,113,130, 139, 142,184, 189-195, 213-216, 222, 229-231, 242, 248-249, 252, 255-256, 260, 262-264, 268, 269-273, 275, 282, 292, 303-304, 307, 309, 430, 441, 450, 453 Викан Г. 184 Виктор, св. (ц. а Ксантене) 338 Викторин, мученик 148 Виллибальд (Willibald) 34, 43, 44, 55, 63, 66 Вильгельм Завоеватель, король 366,404 Вильно 470 Вильперт (Wilpert), Джозеф 91, 104, 106, 162, 179,181, 440 Вильям из Мальмсбери (William of Malmsbury) 72,102 Виноградов А. 439 Винсен (Vincent) Л. 34, 43-45, 63, 66, 236, 291 Винценций, св. 320 Винчестер 370,388, 394 Винь (Winghe), Филипп де 74 Вио (Viaud), Проспер 45 Виолле-ле-Дюк, Эжен Эммануэль 327, 354, 442, 451,471 Вирсавия (бассейн) 62 Вискаунт (Viscount) 377 Виталий, св. 339 ц. в Равенне 295, 299 Витберг А.Л. 417 Вифания 42,43 Вифиния 210,285,299 Вифлеем 20, 31, 51, 52, 61, 68, 69, 205, 237 Вифлеемская дорога (Иерусалим) 237 Вишенский, Ипполит 196,239 Владимир 420, 435^(36, 451, 453, 456, 468, 473 Владимир Мономах, великий князь 154 «шапка Мономаха» 440 Владимир на Клязьме 417, 435, 438 Владимир Святославич, великий князь 217, 243, 409 Владимир-Волыиский 460 Владимирская (Владимиро-Суздаль- ская) земля 412,432, 467 Владычный монастырь (Серпухов) 418 Вламинк (Vlaminck), Бенедикт 45 Вопоэ (Vogue), Шарль Мельхиор де 88, 89, 104, 202, 204, 207, 237 Вознесенский спуск в Киеве (церковь) 457 Волга 144 Волконский П.М. 304 Вологда 435 Вологодская губерния 474 Волынь 456 Вольтер, Франсуа Мари Аруэт де 141 Волюбилис (Марокко) 130 Вормс 332, 333, 337,339 Воробьев М.Н. 412 Воронин Н.Н. 179, 432, 455, 467, 468, 476 Воронов Ю.Н. 248 Ворчестер 394 Воскресения Лазаря церковь (Кремль) 456 Воскресения ротонда (Иерусалим) 202 Воскресения собор (Кремль) 352 Восточное Средиземноморье 13, 111, 164, 176, 189, 191,220, 221 Восточный Туркестан 227,250 Вуд (Wood) Дж.Т. 308 Вуд-стрит (Лондон) 387 Вудбридж (Woodbridge) 401 Вулли, Ричард 101,119 Вулси (Уолси) Томас, архиепископ Йоркский 398 Вщиж 448-449 Выдубицкий монастырь (Киев) 416 Высокая Порта см. Турция, Оттоман- ская империя Высоко-Петровский монастырь 479 Высоцкий А.М. 268 Вышгород 444, 469, 470 Вюртемберг 331 Вялова С.О. 239 Таблиц К.-Л. 217 543
Гавриил IV, патриарх Александрийский 132 Гагик I, царь 247-248 Гагикашен, храм 247 Гагры 248 Газа 292 Гай («титул») 362 Гай, папа 103 Гай, священник 165-167,170, 1Й2 Гайдук Г. 331 Гайер, Сэмюэл 308 Галатия 116,118 Галерий, император 284, 300 Галилей, Галилео 74 Галилейское озеро 47, 61, 116-117 Галилея 30,45, 60, 62, 116-117 Галиция 210,453 Галицкое княжество 458 Галич 456,458,468 Галл (Требониан Галл), император 103, 271 Галл, св. (монастырь) 359 Галла Плацидия 264,343 Галлехус (Gallehus) (северный Шлез- виг) 330 Галлион, Юний, проконсул 116, 146 Галлиполи 104 Галлия 104, 144, 271, 314, 328, 346, 347, 362 Галлоуэй (Galloway) 386 Гальфрид Монмутский 366 Гамарт 88 Ганнибал 264 Гантиади, село 248 ганч 228 Ганьере (Gaignieres), Франсуа Роже де 312, 322-323,413 Ганьсу, озеро 226 Гаральд II, король 394 Гаральд Синезубый, король 358 Гаризим (Гризим), гора 49,62, 68 Гаруччи, Раффаэле 104 Гастингс 394 Гауденций, диакон 92 Гвардуччи, Маргарита 162, 166, 168, 169,183 Гейдельберг 423 Гелиополь (Баальбек) 204 Генрих И, король 398 Генрих IV, король 336 Генрих VIII, король 367-369 Геок-депе 226 544 Георгиевский монастырь (Москва) 479 Георгиевский собор (Старая Ладога) 435, 459 Георгиевский собор (Юрьев-Польской) 463 Георгий, нубийский правитель 138 154 Георгий, св. 151, 153 ц. в Константинополе 256,294 ц. в Фессалониках («Ротонда») 284 Гептапегон см. Эль-Табха Геракл 107,164 Гераклеон 284 Гераса (Джераш) 204, 274, 288, 299, 309, 289 Гервасий, мученик 20,150 Гергеса см. Курси Гердер, Иоганн 87, 104 Гереон, св. (церковь в Кельне) 330 Геркуланум 26,61, 76, 313, 446 Герман, село 278, 305 Германия 14, 30, 62, 11, 78, 83, 84,101, 144, 146, 152, 163, 182, 190, 204, 234, 256, 314, 329-340, 346, 350, 361, 431,456,462 Гермес 53,182 Гермес, Квинт Марций 166 героои 145,174 Гертин Т. 401 Герцен А.Г. 221,416 Гессеи 356 Гёте, Иоганн Вольфганг 351 Гефест 283 Гефсимания 41-43, 66, 68 Гефсиманский скит (Троицкого Серги- еаа монастыря) 418 Гехимон (Gehimon), долина 62 Гзелль (Gsell), Стефан 87, 90, 120-121, 124-125,127,129,147, 148, 171, 354 Гиацинт, мученик (крипта) 102 Гиббон, Эдуард 164,238 Гибсон С. 20,32 Гиза (Гизе) 139,208 Гильфердииг А.Ф. 278 гипогей 103, 309 Гиппон Регий 20, 121, 126, 147, 150, 343,346, Гиреи, династия 225 Гирлих Е. 333 Глазго 310 Гластонбери 374,381,383,386 Гликерия 107
ГлиикаС.Ф. 416 Глочестер 383, 399 Гнедич П.П. 472 гностики 140 Гоголь Н.В. 436 Годенций, епископ 133 Гозберт, епископ 359 Голаны 62 Голб, Норман 22, 23 Голгофа 20, 31, 34, 35, 36, 38, 40, 63, 65, 69, 310 Голгофа Гордона 205 Голенищев В.С. 208-209 Голиаф 108 Голландия 144, 152, 359 (см. также Ни- дерланды) голосники 434, 471 Голубинский Е.Е. 427 Голубцов А.П. 81, 102, 427 Голышев И.А. 436 Горм Старый, король 358 Горностаев Ф.Ф. 454, 470 Городцов В.А. 280, 476 Готия 245 Гоф (Gough) Р. 374, 400, 413 Гоф (Gough), Мишель 146, 286 Гошаванк, усыпальница 247 Грабар Н.С. 437 Грабар, Андрэ (А.Н.) 171, 174-179, 183-186, 215, 241-242, 259, 274, 280, 296, 307, 441 Грабарь И.Э. 243, 428, 454, 462, 464 Грановитая палата 416 Грант, река 366 Грасхайм, кладбище 336 Грауден (Grauden), приорат 401 граффити 25-28, 46, 50, 61, 62, 66, 78, 91, 99,107, 108, 132, 152, 153, 165— 170, 182, 235, 248, 315, 318, 357, 374, 406, 439 Грац (Австрия) 50 Грегуар (Gregoire), Анрн 146 Грей, Уолтер де 391 Грейг А.С., адмирал 276 Гренобль 159, 172 Греция 9, 13, 20, 69, 71, 111, 112, 118, 120, 164, 176, 178, 191, 193, 235, 275, 277,282-285, 307, 416 Гречин, Олисей 431 Григорий Назианзин, св. 299 Григорий Нисский, св. 63 Григорий Турский 299, 316, 317, 320- 322,338, 351-353 Григорий I, папа 270 Григорий XV, папа 77 Григорий Бакурианн 306 Григорий, патриций 130 Григорий, св. 37, 247 Григорович В.И. 231, 278, 304 Грнгорович-Барский, Василий 196 Гримм Д.В. 471 Гримм Д.И. 247 Гримм, Сэмюэль Иероним 376 Гриме (Grimes) У.Ф. 387, 403 Гриневич К.Э. 219,243 Грини (Greene), Патрик 386 Грирсон (Grierson), Филипп 261, 303 Гриффит (Griffith) Ф.Л. 152 Гроба Господня храм 201-206, 238, 273, 293, 301, 310, 380 Гродно 408 (Нижняя ц., Верхняя ц.), 409, 474, 476 Гроуз (Grose) Ф. 401 Грузия 15, 214, 223-224, 250, 280, 471 Гуго, св. 399 Гуденаф (Goodenough), Эрнст 61 Гудшильд, Ричард 129 Гудшоу (Goodshaw) 395 Гулль (Hull) 371 Гуно, Шарль 299 Гупперс, Хайнц 334 Гутберт (Guthbert), св. 367 Гюго, Виктор 327, 351 Гюэнос (Очамчира) 248 Гяур-кала, городище 226 Давид 45,108 Дагдэйл (Dugdale), Уильям 374 Дагестан 224,250 Дагобер I, король 320, 323, 353 Дайссман (Deissman) А. 146 Дайхман (Deichmann), Фрндрнх М. 179, 309 Далмация 90, 94, 112 Даль Л .В. 451, 454, 456, 4 71, 4 72 Дальний Восток 13 Дамас I, папа 72, 78, 79, 94 Дамаск 112, 116,299 Дамбартон Оукс (Вашингтон) 243, 264, 275, 296-297, 303-304, 308-309 Дамиан 360 Дамус-аль-Карита 87, 88, 128 Даниелу, кардинал 60, 62 Даниил 73,101,155 18 Зак 3363 545
Даниил, игумен 53, 56, 61, 67, 301, 408 Данилов монастырь 420,437,479 Дания 95 Данте Алигьери 345, 480 Даркевич В.П. 301 Датиан, мученик 148 Дафнэ 301 Дашт-Урдакон, некрополь 252 Двин 248 двухэтажные церкви-гробницы 280 де Вааль А. 169 де Во (De Vaux), Ролан 22, 60, 181, 292 де Голль, Шарль 147 Де ла Круа (De la Croix), Камиль 328, 354 деамбулаторий 248 Дебейра153 Деберех 140 деблайаж (deblayage) 106,462 Дейр аль-Дик 152 Дейр-эс-Сурийан 152, 154 Делаттр (Delattre) А.Л. 88, 128, 149,104, 171 Делеай (Delehaye), Ипполит 270 Делос 106, 284 Дельвуа (Delvoye) Ш. 173,184,283 Дельфы 116 Демра197 Демус, Отто 304 Денисов, Андрей 434 Дербншнр 395 Дервия 116 Дерпфельд (Derpfeld) О. 237, 358 Десна 448 Десятинная церковь (Киев) 409—410, 412, 434-435, 437, 444-448, 463, 470, 475 Деций II, император 146 Дечанскнй монастырь 305 Джебель Кварантал (Jebel Quarantal) 204 Джебел-эр-Румейде (телль) 53 Джеймс М.Р. 403 Джеймс, Эдвард 317 Джем ила (Куйкуль) 149 Джеральд Кембриджский (Giraldus Cambrensis) 398 Джерроу (Jarrow) 386 Джилкрист (Gilkrist), Роберта 403 Джнльпин (Gilpin), Виллем 401 Джиневра, королева 366 Джон из Дальдерби, св. 399 546 Джонсон, Томас 401 Джулад 250 Джууку, ущелье 253 ди Сеньи, Лия 62 диаконник 290, 308 Дивная гора 299 Диггве (Dyggve), Эйнар 95, 96, 178, 284 Дидим Святой 141 Диес, Фернандес Флорентино 62, 63 Дикимион 299 Диккенс, Чарльз 81 Диль (Diehl), Шарль 147 Димитрий Иванович Донской, князь 352, 456 Димитрий Ростовский, св. 353 Димитрий, св. (ц. в Константинополе) 232 ц. в Фессалониках 285 Димитрий, сын царя Алексея Михай- ловича 145 Димитрия св. собор (Владимир на Клязьме) 417, 451 Димотика 305 Диоклетиан, император 20, 69, 91, 95, 96, 164,183, 262, 290, 300 Диоклея см. Докла Дионис 53 Дионисий, св. 418 ц. в Эсслингене 338-339 аббатство Сен-Дени 352 Дир, Йозеф 303 Диримтекин (Dirimtekin), Фиредун 295- 296 Длугош, Ян 433 Дмитриев Ф. 451 Дмитриевский А.А. 231, 235, 238, 427 Днепр, река 470 Днепровские пороги 438 Доброхотов В. 436 Докла (Диоклея) 230 Долбежев В.И. 249 Долгорукий Н. 436, 445 дом собраний (domus ecclesia) 25-26, 50, 98, 99, 100, 108, 177, 185, 348, 360, Домбровский О.И. 246 доминиканцы 325, 400 Домитиллы катакомбы 74, 81, 92, 106, 108 Домний, епископ 95, 108 Донат, епископ 126,147
Донатиан, мученик 148 донатисты 121-147, 148 Донаций 360 Донгола 137, 153, 154 Донини А. 59 Донсель (Donceel), Роберт 69 Донсель-Вут (Donceel-Voute), Паулина 22,60 Донской монастырь 437 Дора-Дор 56, 57 дормнторий 120, 399 Дорос 245 Дорофей (граффити) 108 Дортелли д'Асколи 246 Достоевский Ф.М. 180 Дофэн (Dofin), Клодин 56, 62 Драйбург (Dryburgh) 401 Дресвянская Г.Я. 252 Дринов, Марин 304 Дунай, река 358 Дунь-Хуан 142, 144 Дура-Европос 50, 94, 96-98, 100, 101, 106, 108, 109, 172, 179, 288, 274, 288 Дурмен,урочище 227 Дэйл, Ричард 131 Дэльгер (Dolger), Франц Йозеф 159, 163 Дэрхэм (Durham) 367, 392, 401 Дю Бурге С. 152 Дюбуа де Монперре 246 Дюваль (Duval), Ноэль 129, 147, 149, 181, 183,291 Дюваль, Иветт 148 Дюканж (Du Cange), Шарль 195 Дюшен (Duchesne), Луи 124, 145-146, 87, 103, 158, 159, 180, 181 Ева 101, 107, 108 Евгений (Болховитинов), митрополит 410, 412—413, 426, 434, 445^46, 457 Евгений, св. (храм в Трапезунде) 210, 240 Евдокия Дмитриевна, жена кн. Дмит- рия Ивановича Донского 352, 456 Евдокия, императрица 264, 297 Евзоза (Euzos), св. 353 евлогин 33, 184, 246, 287, 290, 301 Евсевий Памфил, епископ Кесарий- ский 20, 28, 36, 37, 41, 53, 58, 62, 63. 65, 67, 73, 112-113, 146, 176, 182, 204, 268, 299-301 Евсевнй, св. 348 Евсевий, христианин (надпись) 105 Евтихиаи, папа 103 Евтихий Александрийский 55 Евтропий (эпитафия) 246 Евтропия 20 Евфимия (надгробная надпись) 66 Евфимия, св. (ц. в Константинополе) 257-258, 296 Евфрат, река 97, 98, 109, 114, 117,3/0 Евфросиния (Параскева) Полоцкая 408, 433 крест 408 Евхарий, св. (кладбище) 334 Египет 13, 31, 47, 61. 71, 85, 89, 121, 131-142, 150, 152, 154-155, 189, 203, 208-209, 227, 235. 239-242, 271,290, 297. 299. 301, 307, 436 Екатерина II, императрица 191, 368, 416 Екатерина, св. (монастырь на Синае) 196, 207-208, 239, 303 Елабуга 438 Елан-Тепе, храм (Варна) 306 Елена, императрица, св. 20, 58. 64, 91, 300, 356 церковь в Иерусалиме 237 часовня 37-38 Елена, княгиня 470 Еленская базилика (Болгария) 306 Елеона, Елеонская гора см. Масличная гора Елизавета 55, 56, 61 Елизавета Петровна, императрица 434 Елизавета, королева Англии 375 Елисеев А.В. 200 Епифаннй, мученик (Италия) 362 Епифаний, св. 65, 133, 140, 151 Ереруйкская базилика 248 Ермолаев А.И. 412 Ермолов А.П. 247 Ефимов Н.Е. 412, 446, 469 Жанен (Janin) Р. 297 ЖебелевС.А. 203, 213, 241 Женева 172, 347, 362 Женевьева, св. 320-322 Жен-мироносиц церковь в Зарядье 479 Жерво (Jervaulx) 369, 379, 385 жертвенник 290, 308, 474 Жуковский В.А. 437 Забелин И.Е. 241, 415, 427, 436, 452- 453 547
Завьялов С.Н. 470 Загс (Sage) В. 339 Закавказье 15, 193, 215, 217, 223-224, 248, 250, 422 закомары 472 Залесская В.Н. 301 Зальцбург 339 Зальценберг (Salzenberg) В. 294 Зальцман 198-199 Западно-Тюркская империя 228 Зарядье (Москва) 479 Засецкая И.П. 246 Захарня 55, 56 Звартноц 247 Звенигород 414 Звенигород на Белке 476 Зеведей 68 Зевс 28 Зельцен 330 Зеннхаузер (Sennhauser) X. 333 Зеновнй, св. 345, 361 Зенон, император 59, 269, 285, 307, 316 Зеравшан, река 251 Зефирин, папа 93, 103 Зильберман Н. 117 Зиновьева М.Н. 448-449 Зитцен, Ульрих 308 Златарский В.Н. 5, 306 Знаменский монастырь (Москва) 419, 437 Зоватто (Zovatto), Паоло 360 Золотая Орда 225 Золотые ворота (Владимир на Клязь- ме) 417 Золотые ворота (Киев) 443, 469, 475 Золотые Ворота (Константинополь) 295 Зольхофен 359 Зороастр 109 Зосима, дьякон 301 Зотик (надгробная надпись) 145 Зругский храм (Хозита-Майрам) 250 Иаков 107, 153 Иаков Зеведеев, апостол 52, 66, 68, 232 Иаков Компостельский, св. 357 Иал-анч (надгробная надпись) 229 Ибрим (Каср Ибрим) 105, 131-132, 137, 139-140, 152-153 Иван III, царь 352, 470 Иван IV (Грозный), царь 144, 409, 433, 438 Иванов (Д.И.?) 412 Иванов А.А. 52 Иванов М.М. 223, 247, 412 Ивановский Л.К. 439 Иванчнн-Писарев Н.Д. 436 Ивини 401 Игнатий Смоленский 301 Игнатьев Р.Г. 438 Иегова 109 Иезекииль пророк 61, 72 Иераполь (Фригия) 113, 114, 271 Иерихон 20, 204, 236 Иероним, св. 40, 42, 53, 62, 69, 72 Иерусалим 19, 20, 26, 27, 31, 32, 34, 35, 37-39, 40, 42, 45, 51, 55, 56, 60, 61, 64-67, 69, 89, 113, 145, 185, 193, 196, 200-205, 236-241, 273, 288, 291-292, 298, 302, 359, 380, 441, 480 Издегерд III, шах 251 Изида 101 Израиль 30, 62, 68 Иисус (имя на оссуарии) 60 Икония (Конья, Иконнй) 116, 118-119, 232, 307 иконопись, икона 422, 428, 429, 430, 432, 439, 440 иконостас 418, 434, 441 Или (Ely) 366, 398, 401 Илийская долина 253 Илурат 246 Ильичевское, городище 225 Имрахор-Джами, мечеть см. Феодора Студита базилика Ингольдсби (Ingoldsby) 401 Ингушетия 250 Индийский океан 142 Индия 31, 142, 144, 227, 436, 452, 471 Иннокентий (Гнзель) 410 Иннокентий, спутник св. Иеронима 62 инсула 348, 356 Иоанн Евангелист 42, 68, 155, 292, 349 мощи 271 храм в Эфесе 286-287, 289 ц. в Равенне 102 Иоанн Предтеча (Креститель) 55, 56, 61 базилика в Латеране 106 ц. в Керчи 221 ц. в Самарканде 227 ц. в Хебдомоне 256, 295 ц. на Бычьем форуме 297 548
Иоанн Зеведеев 68 Иоанн, еп. Нижнего Новгорода 417 Иоанн, армянский епископ 253 Иоанн II, император 272 Иоанн Цимисхнй, император 296 Иоанн Гиркан, хасмонейский прави- тель 22 Иоанн Турский 367 Иоанн, епископ (Фарас) 137 Иоанн (эпитафия) 247 Иоанн, «пресвитер» 132 Иоанннсян О.М. 468, 474 Иона 108, 342, 344, Иордан, река 293 Иордания 97, 285, 288, 291-292, 294, 299, 309 Иосиф 107, 227 Иосиф Аримафейский 273, 366, 374 Иосиф, св. 45—47, 67 Ипатьевский монастырь (Кострома) 457 Ипподром (Константинополь) 257-258, 268 Ипполит, пресвитер 73 Ипсвнч 398 Ираклнй, император 64, 284,296 Иран (см. также Персия) 31, 64, 133, 141-142,148, 191,226,249 Ирвин (Irvine), Джеймс 380,402 Ирвннг, Вашингтон 351 Иречек, Константин 304 Ирина, дочь императора Анастасия I 298 Ирина, жена императора Иоанна II 272 Ирина, св. (базилика) 264, 296 ц. в Киеве 447, 469 Ирины св. церковь (Киев) 447, 469 Ирландия 338, 368, 377, 390 Ирод Антипа, царь 117 Ирод Архелай 22 Ирод Велнкий 20, 45, 53, 68 Иса и Марьям (надпись) 247 Исаак 101,242 Исаврия 297, 307 Исби (Easby), аббатство 401 Исидор Харакский 98 Испания 30, 62, 63, 117, 346 Иссык-Куль 155, 228, 252 Истр281 Италия 13, 14, 30, 60, 69, 71, 74-78, 82, 85, 94, 104, 173, 182, 184, 191, 209, 235, 246, 250, 271-272, 329, 340-350, 357, 390, 400, 416, 446 итинерарий 66, 72, 78, 102, 107, 204, 400 Иуда 26 Иудейская пустыня 292 иудео-христианство 21-30, 60, 62, 309 Иудея 30, 59, 147 Йеллинг (Jelling) (Дания) 330, 358 Йель 288 Йилдиз-Отюкен (Yildiz-Otuken) С. 234 Йорк 379, 380, 385, 388, 391-392, 394, 397, 399, 403 Йоркшнр 369-370, 378, 385, 388, 392, 399 Йоси, Энрико 92, 93,103, 166 Йоффе И.И. 186 Кабарда 246 Кавказ 13, 14, 112, 179, 189, 192-193, 200, 210, 216-217, 222, 246-247, 276, 287 Кагор 230 Каждан А. 189 Казаков М. 452 Казанский П.С. 144 Казанский собор (Красная площадь) 145, 466, 479 Казань 190, 222 Казахстан 144, 226, 228 Казачья бухта 244 Казилинская дорога 91 Казимир Велнкнй, король (усыпальни- ца, Вавель) 5,480 Каиафа28, 45, 116,480 Каир 132-133, 139, 141, 153 Кайлак 252 кайрак 227-229, 253 Калабрия 209 Калайдович К.Ф. 411 Календер Джами 261 Калиш 437 Калликст 1, папа 70, 72, 103 погребение 92 Кальвария, скала 35,41 Кальдер (Calder) У.М. 115, 120,146 Кальпурния Дионисия 93 Камберленд 392 Камбно, Арнольфо дель 361 Кампанья 344 Кампо ди Фьоре (Рим) 159 Канка, городище 252 Канон, жрец 97 549
капелла 37, 38, 41, 46, 61, 76, 107, 123, 148, 175, 272, 281-282, 288, 289, 295, 351,361,395, 401, 402 Капернаум 25, 41,45, 47, 48, 62, 310 капитель 38, 64, 76, 204-206, 211, 236, 237, 259, 263, 265-267, 285, 287, 299,348,401,470 Капитолий 101 капитул 379, 383, 399, 402 Каппадокия 120,221, 285 Капракорио (Капракорнио) 350 Кара-Джигач, городище 253 Каракалла, император 103 Кара-Коюн, река 228 Карамзин Н.М. 410^112, 416, 448 Карбуччиа (Carbuccia) 105 Каргер М.К. 179,432, 467 Кардо Макснмус (Иерусалим) 36, 38 Каринтия 347 Кария 299 Карл (Чарльз) 1, король 145 Карл Великий, император 9, 314, 315, 316. 335, 336, 351 Карл Мартелл, король 320 Каролинги, династия 314, 315 Каролингская империя 338 Карп и Папил, свв. (мартирий) 258 Карпини (Giovanni da Pian del Carpine) 142 Карре де Томб (Quarre des Tombes, Бур- гундия) 323 картезианцы 382 Картер, Говард 101 Карфаген 58, 87-89, 104, 128, 130, 149, 270 Касий (надгробная надпись) 66 Каспийское море 144 Каср ибн Вардан 233 Каср Ибрим см. Ибрим Кассий, св. 335 Кастеллум Тингитанум (Орлеансвилль) 184 Кастельгандольфо 81 катакомбы 70, 71-82, 91-94, 103, 104, 106, 107, 142 Катсимбинис X. 63 Каукаб (Kaukab), деревня 116 Каусье 309 Каутский, Карл 158 Кауфман С. А. 216, 295 Кауш (Kautsch) Р. 356 Кафизма 51 550 кафолнкон 36 Кахрие-Джами см. Хора Качи-Кальон, монастырь 221 квадрифолий 237 Квинтус Лакгеариус 93 Кедрон 44 Кейл (Keil), Йозеф 287 Кейрел П. 126 Келлие 135, 151 Келлннгтон 397 Келхем 358 Кельн 182, 319, 325, 330-331, 334, 352, 355, 358 Кельнский собор 319, 352, 358 келья 135, 151 Кемаль-паша см. Ататюрк Кембридж (Англия) 366, 398 Кембридж (США) 300 кенотаф 353 Кент, графство 374, 390, 400 Кент, Уильям 376 Кентербери 369, 380, 383, 390, 398 404, 480 Кеппен П.И. 246, 435 Кер-Поргер Р. 247 Керчь 193, 242, 246 Кесария 31, 56 Кесария Каппадокийская 120, 232 Кетцендорф 356 Кнбела 28 киворий 211, 234, 283 Киев 121, 184, 242, 409-411, 416, 426, 432, 435, 443—447, 456, 462, 467, 469, 474, 475 Киево-Печерский монастырь 416 Кизляр 247 Кикилид К. 238 Киликия 31 Кимитилии (Нола) 271, 344 кнмитирий 79, 145 Кинг, Даниэль 401 киот 438 Кипр 59, 284 Киприан Карфагенский, епископ 105, 150, 185 Киприан, св. (мощи) 148 Киприанов В. 472 Киргизия 144, 226-228, 253 Киренаика 129 Кириак (надгробие) 236 Кирилко В.П. 221 Кирилл Иерусалимский 58, 63
Кирилло-Белозерский монастырь 435- 436 Киркбиц (Кирк-Бнццих, Сирия) 50, 309 Киркстед 369 Киркстолл (Kirkstall), аббатство 381 Кирпичников А.И. 194 Кирш (Kirsh), Пьетро 159, 181 Кирша Данилов 411 Киршбаум Э. 166 Кисловодск 249 Кисра 251 Китай 121, 141-142, 144, 226-228, 249, 255 Китей 246 Китцингер (Kitzinger), Эрнст 179, 186, 274, 304 Клавдий, император 116 Кладбище пап 78-79, 93 Клари, Робер де 302 Кларидж (Claridge), Джон 379 Кларк (Clarke), Сомерс 136,152 Клаузер (Klauser), Теодор 163,183 Клейн Л.С. 407 Клемен (Clemen) П. 355 Клеопатра 107 клересторий 399 Клермон 323 Клермон-Г анно (Clermont-Ganneau), Шарль 26, 27, 89, 202 Климент I, папа 182 Климент VIII, папа 73 Климент X, папа 75 Климент, св. (мощи в Херсонесе) 244 ц. в Анкаре 233 Клонер, Амос 62 клуатр 372, 383, 399-400 Клуге Н.К. 194, 207, 210, 232, 239-240 Клэпхэм (Clapham), Альфред 403 Клэрамбо (Clairambault) 353 клюнийцы 382 Клайнлангхайм 358 Кляйсс, Вольфрам 294 Кносс, Кносский дворец 101, 120, 284, 307 Князев А. 436 Ковалевская В.Б. 224 Ковалевский Е.П. 236 Ковентри 387 кокким (тип гробницы) 44,60 кокошники 473 Коложская церковь (Гродно) 474 Коложский монастырь (Гродно) 409, 433 колокольня 450, 452-453, 471 Коломенское 414, 455 Коломна 471, 473 Колчестер 390, 404 Коль И.-П. 410 Комменж (Comminges), Бертран де, св. 328 Комнины, династия 272 Комон (Caumont), Арсисс де 327 Кондаков Н.М. 83-103, 184, 194, 200, 202-209, 212-213, 231. 236-239, 241-242, 244, 249, 274, 278, 303, 305, 414, 427—428,436, 441 Кондер К. 202 Кония, Конья — см. Иконня Конкордия 344, Конон 67 Конрад II, император 331 Константин I (Великий), император 19, 20, 21, 24, 28, 30, 31, 34, 35, 37, 41, 44, 51, 52, 63-65, 73, 91, 101, 126, 130, 147-148, 150, 159, 162, 165- 170, 176, 182-185, 202, 204, 237- 238, 259, 268-271, 286, 298-301, 341,343, 356 Константин II, император 269, 307 Константин VIII, император 268 Константин IX Мономах, император 39, 247, 257 Константин Багрянородный 298-299 Константин Константинович, великий князь 194, 223, 231, 461,463, 475 Константин Родосский 299 Константина (Алжир) 86,105 Константинополь 8, 13, 39, 58, 69, 71, 96, 97, 115, 120,186, 189-190, 193- 196, 204, 209, 214-215, 232-233, 236, 238, 242-243, 254-308, 353, 359, 362, 408 Констанц 339 Констанций II, император 56, 68, 126, 270, 288, 299, 300, 360 Констанция, дочь императора Кон- стантина 64 Констанцское озеро 356 Коппак (Coppack), Глен 386 копты 133 Корбетт С. 295 Корбо (Corbo), Виргилио 25, 34, 37, 46, 49, 50, 60, 62, 63, 64, 68 551
Корбридж (Corbridge) 400 Кордова 347, Корж Е.Д. 476 Коринф 116, 118, 146, 182, 283-284 Корнеев Е.М. 412 Корнелий, папа 77, 78, 94, 103 Корнелия, св. 350 Корнель, Пьер 299 Корнуэлл 386 коробовые своды 472, 473 Кос 284 Косма Индикоплов 142 костница 249, 279-280, 306 Косцюшко-Валюжинич К.К. 218, 244 Котмэн (Cotman), Джон Селль 376 Коттон (Cotton), Роберт 400 Крайнев Д.А. 305 Крайстчерч, собор 401 Краков 433 Крамаровский М.Г. 221, 246 Крамнер, архиепископ 369 Крамской И.Н. 438 Красная церковь (Пловдивский округ) 281 Красное море 151 Краснореченское городище 253 Красносельцев И.Ф. 238, 427 Красовский А.К. 473 Красовский М.В. 454-455, 459, 471 Краузе (Krause) С. 152 Краус (Kraus) Ф.К. 83, 84,104, 355 Краутхаймер (Krautheimer), Рихард 174, 175, 179, 185, 233, 259, 268-269, 297, 301, 344, 359 Кремль (Московский) 352, 362, 411, 436, 438, 456,457, 470 КренкерД. 140 Крестовоздвнжения церковь (Кремль) 412 Крестовоздвиженский храм (Киев) 469 крестовый свод 473 Кресцентиан, мученик 149 Кресценцнй («титул») 362 крипта 44, 52, 70, 91, 102, 131, 139, 148, 165-170, 175, 197, 230, 234, 258, 265, 279, 287, 295, 299, 306, 310, 321, 335, 339, 340, 350, 355, 356, 359, 380, 392, 395 Криспин, мучеиик 123 Кристерн (Christem), Юрген 123 Крит 120, 284 Кроматий, епископ 360 Кромвелл, Томас 369-370, 402 Кроулэнд, аббатство (Crowland Abbey) 375 Кроуфорд (Crawford) О. 137 Кроуфут (Crowfoot) Дж. У. 288 Круг Ф.И. 435 Круглая церковь (Преслав) 280 Крузе Н. 217 Крумбахер, Карл 193,23/ Крупнов Е.И. 250 Крутицкий монастырь 437 Крылос, село 458 Крым 105, 189, 193, 214-222, 243-247, 276, 307-308, 430 Крэмп (Cramp), Розмэри 386, 392 Ксантен, монастырь 335, 355 Ктесифон (Селевкия-на-Тибре) 64, 142 Куар (Quarr Abbey) 373 Куаснон (Couasnon) 34, 35, 37, 63, 64 Кубань 223 Кувайшем 294 Куглер, Франц 450 Куданбес, нубийский правитель 154 Кузнецов В.А. 224, 249 Кук (Cook), Эдвард 23 Кульчинский, Игнатий 408-409, 434 Кумран 22, 23, 59, 101, 292 Кундун 142 Куннк А.А. купель 66, 144, 249, 360, 361, 362, 403 купольная церковь 173-180 курган 404, 408, 416 Курси (Гергеса) 61 Курск 435 Кустул 138 Кушанское государство 226 Кфар-Захария (Хорват Бет Дикрим, Horvat Bet Dikrim) 69 Кызласов Л.Р. 228, 252 Кызласова И.Л. 241 Кыргызстан 228, 229 Кырк-Ор 245 Кэмден (Camden), Уильям 367, 373- 374, 377, 398 Кэмпбелл У.А. (W.A.Campbell) 309 Кэннон-стрнт (Лондон) 387 Кюмон (Cumont), Франц 97,108,115 Ла Поре, Жильбер де 324 Лавижери, Шарль (Charles-Martial AI- lemand Lavigerie) 86-88 Лавин (Lavin), Ирвин 259 Лавр, св. 301 552
Лаврентий 360 Лаврентий, св. (церковь в Брэдфорде- на-Эйвоне) 402 Лаврецкий, Лев 458 Лавров П.А. 278 Лагранж (Lagrange) А. 44, 236 Лаето, Помпоний 72 Лазарев В.Н. 215, 241, 243, 431 Лазарь 107 гробница 42 Лазика 224, 248 Лайбах (Любляна) 74 лампадофор 230 Ланкастершир 385, 395 Ланкашир 392 Лантье, Раймон 362 Ланчиани Р.-А. 103 Ларисса 305 Ласковский Ф.Ф. 454 Лассю (Lassus), Жан 174,289 Латеранские: базилика 101, 185, дво- рец 103, музей 104, 106, НО, 343 Латышев В.В. 235, 439 Лашкарев П.А. 457 Лебедев Г.С. 241, 407, 440 Леблан (Leblant), Эдмон 90, 104, 327- 328, 354, 439 Лев I, император 269, 307 Лев VI, император 296 Лев XIII, папа 89 Леви (Levy), Доро 309 Лейбниц Г.Ф. 80 Лейбович 56 Леклерк (Leclerque), Анри 121,147 Леман (Lehmann) К. 174 Лемерль П. 283 Ленер (Lehner) X. 355, Ленинград 466 Ленуар (Lenoir), Альбер 353 Леонид (Л.А. Кавелин), архимандрит 200-201,235 Леонтьев К.Н. 231 Лепер Р.Х. 218 Лепсиус (Lepsius), Р.К. 105,152 Лесбос 284 Лех 357 Лехей (Коринф) 283 Леши (Leschi), Луи 173 Лешке (Loeschke), Зигфрид 356 Ли (Lee), Ричард 400 Ливан 86, 88, 97, 206, 292 Ливийская пустыня 235 Ливингстон, Давид 119 Ливия 121,150 Лигорио, Пирро 72, 101 Лидия 119 Лидс (Leeds) 381 Лизонс (Lysons), Самюэль 401 Ликия 197, 297 Лиланд (Leland), Джон 367-368, 373, 400 Линкольн 381, 391, 397, 399, 404 Линкольншир 369-370, 375 Лион 172, 327 Липранди И.П. 276 Липса монастырь (Фенарн Иса Джа- ми) 261 Лиснес (Lesnes) 400 Листра 116, 118 Литва 433, 434 Литтл Сомборн (Little Sombome), Хэнтс 404 Литгман (Littmann), Энно 140,154 литургическая археология 291 Литцманн (Lietzmann), Ганс 163, 179, 182 Лифостротон 292 Лихачев Н.П. 192, 240, 428 Личфилд (Lichfield) 397, 402 Ллевеллин (Llewellyn), Найджел 404 Лобнор, озеро 226 локула 80, 91, 92, 94, 107, 300 Лонгин, сотник 302 Лондон 76, 362, 387, 392, 394 Лоо 249 Лоренцо, св. (ц. Сан Лоренцо Маджо- ре, Милан) 243, 360 ц. Сан Лоренцо extra muros (Фло- ренция) 345 Лоррен, Клод 376 Лорш 330, 355 Лос-Анжелес 303 Лотарингия 90, 361 Лотер, Гельмут 181 Лоффреда (Loffreda) С. 25, 49, 60, 68 Лохвицкий К.А. 445—446, 448, 463. 469 Луга, река 460 Луис (Lewes) 399-400, 402 Лука, апостол, евангелист 113, 271, 301 церковь в Фокиде 306 Лукарис, Кирилл, архиепископ 144 Лукас, Поль 120 Лукиан из Самосаты 109 553
Лукомский Г.К. 473 Лундхэм, де (de Lundham) 391 Лыхненский храм 249 Лэинг (С.Е. Laing) 402 Лэкок (Lacock Abbey) 377-378 Людвиг Германский 330 Людгер, св. 359 Людовик IX, король 86, 87 Людовик XIV, король 74 Людовик XV, король 120 Люций Вер, император 98 Люции 93 Ляпунов Б.М. 454 Маани 292, 294 Мабнльон (Mabillon), Жан 75, 323, 353 мавзолей 69, 91, 149, 156, 165-170, 244, 249, 257, 258, 268-269, 284, 299-300, 319, 301, 320, 352, 361, 395, 404 Мавр, св. 323, 353 мавристы 353 Мавритания 1043 147 Маген (Magen) И. 62 Магриб 71, 129, 131,276 Мадеба 38, 55, 207, 291-292, 309 Маджеска (Majeska), Джордж 272 Майлхэм (Mileham) Дж.С. 136-137, 140 Майнц 183, 330, 333, 355, 358 Макаренко Н.Е. 211, 465 Макарий (Миролюбов), архимандрит 436 Макарий, епнскоп Иерусалимский 20 Макарнй, митрополит 353, 418 Макарий, св. 133 Макаров Н.А. 479 Македонии, патриарх 59, 301 Македония 275, 278, 304, 306 Маккавеи 147 Максенцнй, император 300 Максимин Даза, император 301 Максимин, св. (кладбище) 334 Максимов П.Н. 476 Максютин П.С. 412, 452, 472 Макура 153,154 Малабарское побережье 142 Малага 347 Малая Азия 13,20,31,71,96, 111-121, 145-146, 150, 184, 189, 196, 200, 210, 221, 224, 228-229, 232-234, 241, 246, 256, 271, 279, 285-287, 297, 307-308, 409 Малиновский А.Ф. 411, 434 Маллоз, мученик (ц. в Ксантене) 338 Малое Преспа, озеро 282 Малый град (Ахилл), остров 305-306 Мальмсбери 72, 102, 401 Мальта 74, 116 Мамврийский дуб 20, 52-55 Мамре (Теребинтус, Рамат-эль-Халил) 31,52-53,55, 236 Манассия 107 Манастырина (кладбище в Салоне) 94 Манганы 256 Манго (Mango), Кирилл 174, 179, 184, 261, 268, 270, 297, 299, 300, 303 Мангуп 244-246 Мани 140-141, 155 маннхеи 140, 155 Манквермоут (Monkwearmouth) 386 Маннс Ф. 29 Мансвегов И.Д. 238, 427 Мануил I, император 272-273 Манцикерт 113 Манчинелли Ф. 107, 362 Марангони 102 Марек (Матес) Е. 127 Мариан, епископ 138,154 Мария Египетская, св. 34, 206 Мария Магдалина 286 Мария, сестра Лазаря 42 Марк Аврелий, император 101, 182, 113 Марк, Евангелист 68 Марк, митрополит Ибрима 140 Марк, св. (храм на Бычьем форуме) 297 (см. также Сан Марко) Марки (Marchi), Джузеппе 77, 103 маркиониты 105 Марковин В.И. 224, 249 Маркул, епископ 126 Марокко 85, 112, 130 Марр Н.Я. 210-211, 223, 240, 253 Марсово поле (Рнм) 78 Мартин, епископ 317 Мартин, св. 244 ц. в Артонне 323 ц. в Турне 299 ц. в Уоррэм Перси 388 Мартиньи (Martigni) Ж.А. 84, 104, 181, 425 мартирий 87, 94, 123, 127, 150, 172- 180, 199, 244, 245, 248, 249, 258, 554
259, 280, 299, 301, 309, 322, 337, 395 мартиролог 148 Мартынов А.А. 413-414, 427 Мартынов А.Е. 435 Маруккн (Marucchi), Орацио 81, 91, 106, 181 Марусинак 94, 178 Марфа 42 Марцелл см. Аверкий Марцелл Марцелл, папа 103 Марцеллин, папа 103 Марцеллнна катакомбы 72, 91, 108 Марциан 269 Марциют. пустыня 290 Маршак Б.И. 252 Масада, крепость 22, 293 Масличная гора (Елеонская, Елеона) 20, 26, 31, 42, 44, 52, 89, 205, 236- 237, 292 Мас-Мас, кладбище 153 Массон М.Е. 250, 253 Матейко, Ян 5 Матисс, Анрн 441 Матфей, моряк 234 Матфей, св., евангелист 59, 68, 252 аббатство 334 Маунт Грэйс (Mount Grace) 382 Мацулевич Л.А. 214, 241-242, 429 Меандр, река 115 Мегали Панагня, церковь (Афины) 237 Медведев И.П. 191 Медведково (Москва) 471 МединетМадн 155 Медынцева А.А. 441 Мелитена 299, 310 Мелитон Сардский 64 Меллобаудус, пресвитер 354 Мелник 304 меморий, мемория 123, 150, 174-180, 244, 335, 337-338, 356 Мендель, Густав 146 менза96, 108, 148, 240, 335, 300 Мерв 226, 228, 251 Мерида 347, Мериме, Проспер 104, 327, 351 Меркурий (Макура), нубийский прави- тель 138 Меркурий, св. 153 Меровинги, династия 314-316, 318— 320, 328, 339, 354 Мероэ 137 Мертвое море 22,101, 155, 293 Мертон 378 Месопотамия 31,97, 112, 142, 299 Месроп Маштоц 67 Метеора 285 Мехмед II, султан 268, 273 Меховский, Матвей 433 Мец 351 Миггин, мученик 148 Миго (Megaw) А. 260, 272-273 миква 66 Микеланджело Буонаротги 101 Микены 101 Микс (Meeks), Уэйни 147 Милан 150,186, 243, 262, 299-300, 341, 343, 344, 359, 360 Милденхолл 353, 400 Милеев Д.В. 459, 461, 462, 463, 469, 475, 476 Милле Г. 23/, 240 Миллер В.Ф. 222, 246, 250 Мнллинген (Millingen), А. ван 256 Милтнер, Франц 347 Мильтиад, папа 103 Милюков М.П. 278, 305 Мина, св. 152, 155, 184, 290 храм 258 Минерва 374 Миниат, мученик 361 Минск 408, 476 минстер 380, 388, 391, 395 Минстер-ин-Шиппи 401 Мирелейон (Бодрум Джами) 261, 306 Мириемлык 308 Мирожский монастырь (Псков) 460 Миры Ликийскне 5, 188, 196-197, 234. 287 Миссон Ф.У. (F.W. Misson) 76 Митра 28, 109,150 святилище 348 Митчелл С. 118 Михаил (Кочеровский), священник 445 Михаил Малеин, св. 419, 437 Михаил Феодорович, царь 418-419, 437-438 Михаил Черноризец 301 Михаил, св. 252 храм в Константинополе 272 Михайлов А.В. 105 Михайловский Златоверхий монастырь (Киев) 416, 469, 470, 476 555
Михайловский собор (Переяславль- Южный) 470 Михаловский (Michalowski), Казимеж 137, 139,153 Mo (Meaux) 371 Могаричев Ю.М. 246 могильник 224, 249, 315-340, 355, 357, 391,392, 404 Модест, аббат мои. св. Феодосия 41, 64 Мозель, река 334, 356 Моисеевский монастырь (Москва) 479 Моисей 23 моливдовул 233 Момбрэ, Роже де (Roger de Mombray) 401 Моммзен, Теодор 82 Моника, св. (базилика в Карфагене) 128 Моннере де Виллар (Monneret de Vil- lart), Уго 137 монограмма 130, 145, 148, 150, 245, 287,319, 320 Мономах, Владимир см. Владимир Мономах Монополи 209, 226 монофизиты 121,131-133, 153, 250 Монреале 304, 327 Мон-Сен-Жермен 321 Монтан, епископ 144, 146 монтанисты 115, 144 Монферрад 362 Монфокон (Montfaucon), Бернар де 318, 353 Монца 69, 206, 301 Моорзель (Moorsei) П. ван 152 Морей, Чарльз (Ch.R. Morey) 274, 303 Мориа, гора 65 Моррис (Monis), Ричард 402, 404 Моррис, Уильям 378 Морселли, Антонио 86, 88 Москва 33, 145, 353, 362, 409, 411, 413-414, 416-417, 423—424, 427, 433, 435-437, 452, 454-455, 457, 466, 471 Московское государство 14, 73,144, Мосул 310 Мощевая Балка 224, 249 Мраморное море 150, 248, 257 Муравьев А.Н 82, 196-199, 223, 418- 419, 436-437, 470 Мурсия, провинция 347, Мусин-Пушкин А.И. 434 556 Мустафа Казиф 152 Мутсопулос (Moutsopoulos) Н. 282 МыцВ.Л. 221 Мэмбури (Mamboury), Эрнст 232, 294- 295 Мэрфи М.С. 97-108 Мэтьюс (Mathews), Томас 186, 258, 294, 296-297, 307 Мюллер-Вилле (MUller-Wille) М. 357 Мюллер-Винер (Mdller-Wiener) В. 297 Мюнхен 355, 358 Мюррхардт 358 Мясоедов В.К. 242 Навакет 253 Наг Хаммади (Хенобоскион) 136, 141, 155 Назарет 25, 41, 45-47, 51, 61, 67, 62, 68, 117, 147 Наполеон Бонапарт, император 85, 132,324, 325,351 Нарбонна 328, 361 нартекс 249, 254, 263, 265, 288, 290, 296-297, 299, 309, 310, 472 Нарышкин К. А. 304 Неа Анхиалос (Фессалия) 283 Неа Мони, монастырь (Хиос) 232 Неаполь 349,425 Небо, гора 309 Негев, пустыня 292 Некрасов А.И. 467 Нелидов, А. И. 194, 231 Неман, река 434 Немесиан, мученик 148 Нерон, император 182 Несебр 281,305-306 Нестор летописец 438 несториане 121-131, 141-144, 227-229, 250, 253 Несторий, патриарх 142 неф 150, 153, 173, 175, 198, 263, 297, 299, 380, 389, 399, 472 Нидерланды 316, 480 (см. также Гол- ландия) Нидермюнстер, монастырь 339, 359 Нидерштетцинген 357 Нижегородский Печерский монастырь 417 Нижнеархызское городище 225,250 Нижний Новгород 417, 435 Нижняя Саксония 356 Нижняя церковь (Гродно) 408 Ника 237
Никея (Изник) 19, 210-211, 214, 242, 256 Никита Хониат 272 Никифория 205, 237 Никодим, св. (ц. в Афинах) 235 Николаева Т.В. 431 Николай I, император 417, 438, 447 Николай Александрович, вел. князь 438 Николай Месарит 299 Николай Мирликийский, св. 196-199, 234 ц. в Афинах 235 Николай Мистик, константинополь- ский патриарх 224 Николай, св. (ц. в Колчестере) 404 Николо-Дворишенский собор (Новго- род) 476 Николы в Столпах церковь (Москва) 415 Никольская единоверческая церковь (Москва) 418 Никольский М.В. 250 Никольский Н.М. 430 Никомедия 210 Никон, патриарх 409 Никон, св. 418 Никополь (Эпир)283 Никополь на Истре 281 Нил 85, 112, 131-132, 137, 140, 151- 152, 240 Нилова пустынь 247 Нистерс-Вайсбекер (Nisters-Weisbec- ker)A. 331 Ницца 362 Ннш 284 Нобатия 153-154 Новалис (Фр. Гарденберг) 351 Новациан, епископ 146 Новациан, мученик 92, 94, 107 новациане 145 Новая Горняя см. Бейт-Захар, Эйн Ка- рим Новгород Великий 69, 247, 353, 362, 404, 410, 416, 426, 431-432, 435- 436, 445, 456, 467, 468, 469, 471, 472, 474, 475 Новелл, дьякон 123 Новиков Н.И. 411, 446 Новицкий А.П. 459, 473 Новое Ольгово 458 Новоиерусалимский монастырь 431 Ново-Мнхайловское 249 Новопокровское городище 253 Новоспасский монастырь (Москва) 437, 456, 479 Новый Иерусалим 33 Ноджихеви 248 Ной 40, 288, 334 Нола (Кимитилии) 271, 344 Норвегия 474 Норвич (Norwich) 381, 401 Нордендорф 330 Норик (Норикум) 347, Норов А.С. 196 Нортон (Norton), аббатство 286, 400, 402 Нортоне (Nortons) 404 Нортумберленд 392 Нортхэмптоншир 391 Норфолк 401 Нотр-Дам 327, 354 Нубийская пустыня 132 Нубия 13, 105, 120-121, 131-141, 143, 152-153, 220, 229 Нузальская часовня 250 Нумидия 120-125, 129, 147 Нью-Йорк 260 Нэш Ф. 379 Нюрнберг 355 Обергау 331 Оберфлахт 330, 355 Обри (Aubrey), Джон 374, 400 Обсеквенций 361 Овадия (Ovadiah) А. 66, 68 Овруч 475 Оган, Азиз 258 Оглэндер (Oglander), Джон 373 Одесса 194 Одиссей 106 Одоакр, вождь германцев 347 Одолар-Джами 306 Одрин 304 Ойхштадт 339 Оксфорд 353, 373, 398, 400-401 октагон 49, 52, 174 окулус (oculus) 52 Окунев Н.Л. 210, 223, 242, 306, 441 Олег, князь 438 Оленин А.Н. 411—413, 421, 434, 436, 438 Олонецкая земля 471 Олопен 141 Олсуфьев В.Д. 420 Олсуфьев Ю.Л. 441
Омдурман 136 омфалос 40, 65 Онуфрий св. 135 Оптат, епископ 123 Оран 147 ораторий, ораториум 151, 321, 341, 360 Ордос 226 Ордукент 228 Ориген Александрийский 20, 52, 65, 141,238 Орландос А. 283 Орлеансвилль (Кастеллум Тингитанум) 105. 230 Орлов А.С. 431, 441 Орловский И.Н. 465, 474, 476 Оронт, река 309 Орси (Orsi), Паоло 106 Орта-Хисар, мечеть (собор Богороди- цы, Трапезунд) 210 Оружейная палата 438 Орфали (Orfali), Годанс 43,48 Освальд (Oswald) Ф. 333 Осетия 225 Османская империя 195, 223, 256 Осроен, «царство» 146 оссуарий 26-28, 45, 60, 61, 194, 220, 245, 251 Остерхут (Ousterhout) Р. 39, 286, 297, 308 Остийская дорога 182 Остия 93, 341, 354 остракон 252 Отмар, епископ 359 Отрар 228 Оттоманская империя см. Турция Оттон III, император 315 Оттон из Ломелло 315 Оутс Д. 295 Охрид 304, 305 Очаков 247 Павел, апостол, 101, 111, 113-116, 118, 146, 148, 166-169, 182, 286, 308, 349 монастырь в Кентербери 390 ц. в Вормсе 333 Павел, св. (монастырь в Египте) 133 Павел, мученик 148 Павел III, папа 101 Павел VI, папа 168 Павел, пресвитер (надпись) 104 Павел и Петр (граффити, Дура-Евро- пос) 108 Павлинов А.М. 454, 473 Павлуцкнй Г. 454 Палатинат 330 Палатинская антология 264 Палатинский холм 471 Палеологи, династия 232, 261 Палермо 300 Палестина 19-22, 24, 27, 30-32, 42, 44, 45, 47, 52, 55-57, 58-60, 62. 67, 71, 88, 89. 97, 112, 147, 150, 170, 172, 174, 181. 184, 189, 198, 200-209, 232, 235-236, 239-241, 272, 279, 285, 288, 291-294, 301, 308 Палех, село 474 Паллас П.С. 246 Пальмира 98,109, 137, 207, 237 палюдамент 317 Памва Беринда 410 Памфил, св. 92 панагия 430 Панкрат (Pancras), св. (храм) 399 Панофский (Panofsky), Эрвин 353, 392 Панталеон, св. (церковь в Кельне) 355 Пантократора монастырь 260, 272 Панченко Б.А. 194-195, 232-233 Палил, св. (мартирий) 258 Параскевы Пятницы церковь (Черни- ,гов) 467 Париж 76, 104, 105, 159, 174, 296, 316, 318, 320, 353, 359 Парсонс (Parsons), Дэвид 404 Партениты базилика 244-245 паруса (архит.) 472 Парфенон 283, 359 Парфия 226 Паршина Е.А. 244 Пассау-Иннштадт 339, 358 Пассек В.В. 436 пастофории 184, 228, 251 Патрик Дж. 22, 60 Паулин Ноланский 58, 271, 344, 361 Паулин, св. (кладбище) 334 Паулина (надгробная надпись) 145 Пахомий, св. 133, 135,155 Пахорас (Фарас) 132, 136-139, 146, 153-154 пахса 228 Пеквария, мученица 148 Пелла (Декаполис, Трансиордания) 204, 310 Пелопоннес 299 Пензенская губерния 230
Пенкова Б. 280 Пепуза (Беликли) 115,145 Пергам 112 Перетц В.Н. 441 Переяславль-Залесский 414, 473 Переяславль-Южный (Хмельницкий) 467, 470 Перивлепты Богородицы церковь (Кон- стантинополь) 294 Пермская область 144 Перпетуя и Фелицитага (Perpetua, Feli- citas), мученицы 87,128 Перпетуя, мученица 149 Перре (Perret), Луи 104 Персидский залив 142 Персия (см. также Иран) 222, 248, 267, 299 Перэн (Perin) П. 319, 352 Петербург см. Санкт-Петербург Петр (граффити, Дура-Европос) 108 Петр, апостол 101, 111, 148, 155, 271 Петр, апостол (базилика в Риме) 73, 156, 165-170, 176, 182 дом в Капернауме 26,47-51, 68 ц. в Бартон-на-Хамбере 364 монастырь в Кентербери 390 ц. в Бате 367 храм в Антиохии 302 собор в Бремене 338 Петра и Марцеллина катакомбы 72, 91, 108 Петра и Павла храм в Константи- нополе 271,297 Петра и Павла церковь (Смоленск) 475 Петр, мученик 148 Петр, дьякон (эпитафия) 140 Петр I, царь 410 Петр Могила, митрополит 408-409 Петр Павел Юстус Гермес (надпись) 353 Петрухин В.Я. 479 Пеффген Б. 331 Пеш Э. 62 Пешлов (Peschlow), Урс 199, 234 пещерные монастыри и церкви 286, 305, 307-308 Пигулевская Н. В. 235 Пий VII, папа 325, Пий IX, папа 77, 79, 82 Пий XI, папа 166 Пий XII, пала 166, 168 Пикар (Picard), Шарль 116 Пикснер (Pixner) Б. 62, 66 Пилат, Понтий 116 Пилигрим из Бордо 20, 44, 45, 63 Пилигрим из Пьяченцы 64, 68 пилоны 473 пилястры 472, 473 Пинкерфельд (Pinkerfeld), Якоб 66 Пипер (Piper) Ф. 104, 355 Пипин I, король 320 Пирдоп 306 Пиренеи 299, 328 ПирлингП.О. 104 Пирс (Peers), Чарльз 385 Писарев С.П. 458, 465, 474 Писидия 233 писцина 108 Питерборо (Peterborough) 402 Питиунт, городище 224, 242 Питра И.Б. 103, 159, 181 Пицундский мыс 248 Пиччирило 292 Пишпек 250, 253 Плаиерское 246 Платой (Левшин), митрополит 410, 445 Платт (Platt), Колин 404 плинфа 457 Плиска 185,281, 306 Пловдив 281, 304 Плужников В.И. 308 ПлэмлиДж.М. 131 Победоносцев К.П. 439 Поволжье 471 Погодин М.Н. 417-421, 436, 438 погребальная скамья 41 Подгорица 230 подиум 146, 306 Подключников Н.И. 422 Поднепровье 441 Подобедова О.И. 243 Подолинский А. 437 подпружные арки 472, 473 Пожарский Д.М. 419 Покрова на Нерли церковь 457 Покрова на Рву собор (Москва) 416, 472 Покровская церковь (Елабуга) 438 Покровский В. 454 Покровский М.Н. 430 Покровский Н.В. 83, 84, 104, 294, 427, 441 Покровский С. 306 559 р
Покрышкин П.П. 210, 278, 305, 461, 463, 475 Пола (Пула) 341, 360 Поленов В.Д. 435 Полесский-Шепилло М. 474 Полиевкт, св. (храм, мощи) 264-268, 297, 299 Поликраг, епископ 108 Поло, Марко 142, 227 Полоцк 409, 433—434, 444, 465, 475, 476 Польша 16, 137 помазания камень 272 Помпеи 61, 76, 313,446 Помяловский И.В. 238, 439 Пон-дю-Фа (Pont du Fahs) 130 Попович, Даница 282 Попович, Светлана 282, 307 Порфирий (К.И. Успенский), архиман- дрит 192, 200, 208, 231, 235, 239, 278 Потемкин Г.А. 223, 247 Поултер (Poulter) А. 281 Поярков О.В. 250 Прага 280 Пранди А. 168 Прахов А.В. 460 Преображенский собор (Юрьев-Поль- ской) 432 Преображенское кладбище (Москва) 418 пресвитерий 367 Преслав 279-280 Преспа, озеро 278, 282, 305-306 престол 36, 65, 87, 111, 150, 175, 186, 234, 277, 298, 301, 308, 368, 408, 418, 437, 444, 459, 469, 470, 474 Претекстага катакомбы 72, 93 Пречистенский собор (Вильно) 470 Приазовье 248 Прииссыккулье 253 Прикамье 242 Прилеп 304-306 Примулак, поместье 362 Примус, епископ 102 Принстон 274, 303 Присцилла, св. 75 катакомбы 61 Притяньшанье 229 Причерноморье Причерноморье 9, 13, 21, 215, 224, 244, 423, 462 Проб, император 146 Прозенес, казначей Каракаллы 103 Прокл (граффити) 108 Проконнес 224, 244, 248, 250, 299, 328 Прокопий Кесарийский 248, 299, 301 пропилеи 205,259, 296 Протасий, мученик 20,150 Протасов Н.Д. 209, 211 Протока в Смоленске (монастырь «на Протоке») 458, 474 Прохоров В.А. 230, 426-427, 440, 455- 456 Пруденций, епископ 383 Пруссия 90 Псаматия 294 Пселл, Михаил 295 Псков Псков 106, 404, 408, 410, 416, 426, 436, 469, 472 Пуасси 327 Пуатье 320, 354 Пула см. Пола Пульхерия 269 Пунин Н.Н. 242 Пуссен, Никола 376 Путивль 477 Путинки (Москва) 414 Пфальц 357 Пьеротги Э. 66, 202 ПьетриШ. 183 Пьюджин А. 378 Пьяцетга (Венеция) 267 Пянджикент 227, 252 Пятницкая церковь (Новгород) 476 Пятницкая церковь (Чернигов) 431,473 Пятницкий Ю.А. 191 Равенна 102, 171, 176, 295, 343, 347, 360, 480 Радегунда, королева 320 Радегунда, св. (приорат) 398 Разиния Секунда (эпитафия) 124 Райнланд 337-339 Райс (Rice), Д.Тальбот 240, 261,295 Райс, Тамара 295 Райт (Wright), остров 373 Райхенау-Миттельцель, монастырь 339 рака 57, 148, 210, 339, 369, 370, 398- 399 Ракова М.М. 407 Рамазаноглу 296 Рамат Рахель 51 Рамат эль-Халил (см. также Мамре) 53 560
Рамсей (Ramsay), Уильям 90, 113-116, 119-120,145-146, 307 Ранкорн (Runcorn Priory) (Чешир) 385 Раппопорт П.А. 432,468 Рас-аль-Хиллал (Ливия) 150 распалубки 473 Ратич А.А. 476 Рауль Ж.К. 208, 239 Рауль-Рошетг (Рошетт, Дезире Рауль, Raoul-Rochette) 77 Раундс (Raunds) 391, 393 Раух К. 356 Рахиль 51 Ревокат, мученик 128 Регель В.Э. 193,230 Регенсбург 339, 359 Реддич 385 Редин Е.К. 209, 242, 425-426 Рейман Ф.П. 84 Реймс 327 Рейн, река 9, 182, 331, 334, 357,358 Рейснер (Reisner) Г.А. 136,152 реликварий 57, 58, 145, 148, 169, 183, 234, 279, 294-295, 369 Ремигий, св. 351 Ренан, Эрнест 88, 158, 180 Репарат, епископ 105 Рептон (Repton) 386, 395 Ресафа (Сергиополь) 112 Рескин, Джон 380, 402 рефекторий 399 Реция 347, Ривенхолл (Rivenhall) (Эссекс) 390, 393 Риви, Дж. (J.A.Reeve) 382 Риво (Rievaulx) 372, 402 Ризнер Р. 62 ризница 418 Рикман, Томас 378, 403 Рим 21. 67, 71-78, 80-85, 91, 93, 94, 101-107, 111, 113-114, 117-118, 144, 147, 158-159, 164-168, 171, 176-179, 182-186, 190, 193, 210, 226, 237, 238, 255, 262-263, 270, 283-284, 294-295, 297, 300, 307, 309, 327, 343, 347, 348, 349, 358, 359, 409, 425, 433, 439 Римберт, епископ 339 Римская империя 9, 85, Г15,117,147 Рипон (Rypon), Джон 370-371 Рисли (Risley) 400 Рихтер Ф.Ф. 415, 419, 438, 452, 457 Ричард 1 Английский, король 398 Ричард, св. 399 Ричмонд (Richmond) Э. 292 Робер, Гюбер 326 Робинсон, Джеймс М. 155 Ровинский Д.А. 230, 440 Родвелл (Rodwell), Кирсти 390 Родвелл (Rodwell), Уорвик 364, 367, 387, 390, 394, 396 Родли Л. 286 Родос 232 Родс, Сесиль 87 Рождества Богородицы церковь (Вла- димир) 438, 468 Рождества церковь (Кремль) 412 Рождественская Т.В. 441 РозаП. 103 Розен Е. 437 Романовы, династия 145, 437-438, 456 палаты 457 усыпальница (Новоспасский мона- стырь, Москва) 438,456,479 Романчук А.И. 247 Ромул Августул, император 347 Росс (Ross) Ф. 378 Росси, Джованни Баттиста де 70, Уб- 78, 80-90, 102-103, 115, 158, 159, 171-174,181, 184, 237, 327-328 Ростов Великий 414, 436, 439, 456, 468, 469, 471 Ростовцев М.И. 31, 55, 108, 201-202, 212, 236. 242. 280 Ротонда (ц. се. Георгия в Фессалони- ках) 284 ротонда 36, 174-180, 247, 248, 296 Роттердам 76 Рочестер (Rochester) 381 Рош (Roche, Yorshire) 399 Руан 271, 352 Рублев, Андрей 53 Рубрук, Гильом де 142, 252 Румыния 16, 215 Румянцев Н.П. 411,444, 469 Рустик, епископ 361 Руглэнд (Rutland), граф 372 Руфин, историк 58 Рыбаков Б.А. 431,441, 477 Рындина М.В. 301 Рязанская земля 458 Рязань см. Старая Рязань Сабииа, св. 348 базилика 103 561
Савва, епископ Можайский 427 Саввантов П.И. 427 Савельев П.С. 416,473 Садки (церковь в Смоленске) 470 Саккара 135 саккос 418 сакрариум 353 Саксер В. 181 Салар, река 228,252 Салихийе, высота 97, 108 (см. также Дура-Европос) Саломея 26 Салона 90, 94-96, 167, 178, 284, 347, 359 Сальса, мученица 87, 124-125 Сальса, Фабия 124 Салэи (Salin), Эдуар 352, 354 самаритяне 30 Самария 30, 62 Самарканд 226-228, 252 Самний 349, Самосата 310 Самсон 107 Самсун 232 Самуил, болгарский царь 278,282, 305 Сан Аполлинари ин-Классе 360 Сан Винченцо-аль-Волтурно, мона- стырь 349 Сан Витале (ц. в Равенне) 295, 299 Сан Джованни ин-Латерано 343 Сан Джованни, катакомбы 106 Сан Джованни-э-Паоло 348, 362 Сан Каллисто 72, 76, 78, 79, 83, 93, 104, 107, 172 Сан Клименте, «титул» 362 Сан Клименте, церковь 348 Сан Лоренцо Маджоре (Милан) 243 Сан Лоренцо, церковь 345, 360 Сан Марко 267, 299, 304 Сан Марко, собор (Венеция) 104 Сан Сикст, «титул» 362 Сан Хрисогон, «титул» 362 Сан-Джованни (катакомбы, Сицилия) 106 Санкт-Панталеон, церковь (Кельн) 355 Санкт-Петербург 84, 184, 193, 205, 214, 226, 230, 411,423, 441, 446,468,471 Санта Анастасия, «титул», 362 Санта Анастасия, церковь 348 Санта Кроче, катакомбы 107 Санта Мария Аммиральо, церковь (Па- лермо) 304 562 Санта Мария Маджоре, церковь (Рим) 213 Санта Мария-дель-Фьоре, церковь 344 345 Санта Пуденциана, «титул» 362 Санта Репарата, церковь (Флоренция) 344, 345, Санта Сабина, «титул» 362 Санта Сусанна, «титул» 362 Санта Феличита, церковь 345, Сант-Яго де Компостелла 357 Сара-Хане 264, 267, 275, 298 саркофаг 76, 80, 83, 88, 92, 96, 101, 103, 106, 124, 125, 148, 156, 165, 197, 199, 211, 225, 230, 250, 261, 269, 279, 282, 285, 300, 301, 310, 315, 319, 321-24, 328, 330-331, 334, 351—353, 355, 356, 361, 366, 469, 470, 474 Сарра 52 Сассекс 400 Саториии, Аврелий (надгробная над- пись) 145 Саттон-Ху, курган 153 Сатур, мученик 128 Сатурн 125,150 Сатурнин, мученик 128 Сахара 86 Сахаров И.П. 419,440 Сбейтла 150 Свенский монастырь (Брянск) 431 СвербеевД.Н. 416 Свиньин П.П. 435 Свитун, св. 370 Свияжск 431 Священная Римская империя 331, 355, 361 Себастьян, св. 169 Севастополь 217 Севастьянов П.И. 192, 230-231 Север, патриарх Антиохийский 59 Северин X. 152 Северин, св. (ц. в Кельне) 333 ц. в Пассау-Иннштадте 339 Северина 148 Северная Африка 9, 13, 58, 71, 85-90, 105, 112, 121, 124, 128, 131, 147, 148, 150, 184, 212, 220, 229, 243, 275, 325, 329 Северный Кавказ 217, 222, 224-225, 249-250 Седан 86
Седова М.В. 301 Сейбуз, река 126 Селевкиды, династия 98 Селевкия 307, 309 Селиванов А.В. 458 Селлий А. 410 Семиречье 215, 226-227 Сен-Бертран де Комменж (Bertrand de Comminges), церковь 328 Сеи-Брис, церковь 316, 317 Сен-Дени 319, 322, 325, 327, 338, 352, 359 Сен-Жакоб (s’Jacob), Генриетта 353 Сен-Жермен-де-Пре (St-Germain-des- Pres) 318, 320, 322, 325,328 Сен-Мадлен, церковь 327 Сен-Марсель, кладбище 328 Сен-Мэксен, аббатство 323 Сен-Пьер, собор 347 Сен-Рок, Патрик 106,181 Сент Брайд (Флит-стрит, Лондон) 387 Сент Мэри (Иорк) 378, 385 Сент Мэри Мэйджор (St Mary Major), Эксетер 404 Сент Мэри на Таииер-стрит (Винче- стер) 388,394 Сент Мэри-Ле-Порт (Бристоль) 387- 388 Сент Мэри-Олденмэнбери (St Магу Aldenmanbury, Лондон) 403 Сент Панкрас (St Pancras) (Брук-стрит, Винчестер) 388 Сент Свитун-Лондон-Стоун (St Swithun London Stone) 387 Сент Хелен (St Helen-on-the-Walls), кладбище (Йорк) 391 Сеит Хильда (St Hilda) (Хартпул) 386 Сент-Галл, монастырь 359 Сент-Джон-саб-Кастро (St-John-sub- Castro), церковь 400 Сент-Женевьев, кладбище 322 Сент-Олбэнс (St Alban's Abbey) 381, 394 Сент-Олбэис (Вуд-стрит, Лондой) 387 Сент-Шапель 327 Сенты, аул 222, 225, 249 Сен-Уэн (St-Ouen), церковь 352 Сен-Этьен-дю-Мон, церковь 322 Септимий Север, император 20 Сепфорис 117 Серапис 62 Сербия 275, 277, 279, 284 Сергей Александрович, великий князь 200, 235 Сергий и Вакх, свв. (ц. в Константи- нополе) 264, 295, 299 Сергий Радонежский, св. 418 Сере де Рош Е. 148 Серпухов 418 Сетифес 129 Сибирь 226 Сикст, св. 78 Силоам, деревня 201 Симеон Столпник Младший, св. (ц. на Дивной Горе) 299 Симеон Столпник, св. (мои. в Сирии) 133, 154, 207 Симеон Столпник, св. (ц.) 299 Симеон, царь Болгарии 280 Симонов монастырь 437 Симпсон Ф. 380 Синай, Синайский полуостров 207- 209, 235, 303 Синайский кодекс 207 Синопа 232 синтрон 234, 258, 283 Сион, гора 43, 44, 67, 237 Сиракузы 106 Сирийское нагорье 288 Сирия 50, 56, 57, 62, 67, 85-88, 95-97, 100, 112, 121, 141-142, 174, 184, 200, 204-205, 207, 229, 235, 238- 239, 241, 271, 274, 279, 283, 285, 287-292, 301, 303, 309, 329 Сисеон (граффити) 108 Сисиний, св. 151 Сицилия 106, 304, 341 Скалы мечеть скевофилакион 288, 296 скит 151, 286 склеп 91, 194, 205, 220, 245, 246, 306, 319, 351, 354, 392 Скопле 284, 305 Скотт (Scott), Джильберт 380 Скотт Дж. Г. 404 Скотт, Вальтер 351, 383, 401 скрипторий 22, 307 Славина Т.А. 407,414 слезница 103 Словакия 16 Слуцкий С.С. 250 Смирна 112,256 SA3
Смирнов Я.И. 5, 209, 212-213, 223, 230, 232. 237, 241-242, 244, 286, 307, 340 Смит Р. 310 Смит Э. Болдуин 303 Смоленск 409, 432, 436, 456, 458, 465, 472, 473, 474, 475, 477 Смядынь в Смоленске (монастырь, церкви) 470, 473, 476 Снайдер (Snyder), Грайдон 25,145, 348 Снегирев И.М. 413-414, 421, 427, 436- 438 Соба 137, /53 Согд 142, 226 Созомен Саламанский 53, 58, 69 Сойфер, Валерий 302 Соколов Ф.Ф. 241 Соколовский, Евг. 234 Сола, св. (гробница) 359 солея 258, 295 Солнцев Ф.Г. 242, 412-413, 421, 435, 438, 447, 470 Соловецкий монастырь 418 Соллогуб В.А. 417 Соломон 31, 40, 62, 298 Солсбери 397, 401 Солхат 246 сомкнутые своды 472 Сопуэлл (Sopwell), монастырь 400 Сорока севастийских мучеников цер- ковь (Тырново) 224 Сорокадневная гора (Джебель Кваран- тал — Jebel Quarantal) 204 Сотириу Г. 283, 287, 303, 307 София (Сердика) 220, 276, 278-280, 304, 306 София, св. (храм в Константинополе) 243, 254, 256, 258-260, 264, 267, 295-297, 299, 304 храм в Софии-Сердике 276, 280- 281, 304-306 ц. в Трапезунде 210,240 собор в Киеве 213, 242, 410, 412, 416, 426, 445, 471 собор в Новгороде 427, 435, 455—456, 459. 460, 472 собор в Полоцке 475 Софья Витовтовна 352 Софья Палеолог, жена Ивана III 352 Сочи 249 Спайтэлфилд (Лондон) 392 Спаса на Берестове церковь 461, 472, 475 Спаса на Бору церковь (Кремль) 415, 437, 457 Спаса на Нередице церковь (Новгород) 426, 460, 474 Спасо-Евфимиевский монастырь (По- лоцк) 476 Спасо-Евфимиевский монастырь (Суз- даль) 419, 433 Спасо-Преображенский собор (Пере- яславль-Залесский) 473 Спасские ворота (Кремль) 416 Спасский собор (Чернигов) 465 Спасский собор Евфимиевского мона- стыря 466 Сперанский А.Н. 467 Сперанский М.М. 209, 212-213, 223, 230, 232, 237, 241-242, 244, 277 Спид (Speed), Джон 373 Спийкерман, Аугустус 25, 28 Спицын А.А. 440, 461, 475 Сплит (Спалато, Пореч) 69, 89, 90, 94, 172, 241, 300 Средняя Франкония 331 Срезневский И.И. 439 Ставровский А.И. 446-448 Стакли (Stukeley), Уильям 374, 400- 401 Стамбул (см. также Константинополь) 88, 119, 194-195, 211, 233, 237, 256, 258, 260, 262, 264, 266, 275, 277, 296 Станислав Август Понятовский, ко- роль 434 Старая Кафедра, урочище 460 Старая Ладога 217, 426, 435, 457 Старая Рязань (городище) 406, 411 — 412, 436, 448, 456, 458,476 Старый Минстер (Винчестер) 388 Старый Сарум (Old Sarum) 404 Стасов В.В. 239, 459 Стасов В.П. 469 Стебельский, Игнатий 433 Стевенсон (Stevenson), Энрико 91 Стевенсон Дж. 91 стелы 26-27, 139, 141,208 Стефан, св. 20, 45, 66 ц. в Умм эр-Резас 294 ц. в Иерусалиме 205 Стефан Баторий, король 409 Стефан Новгородец 301
стечцы 282 Стоби 283 Столетов А.В. 467 Стоунхендж 374-375 Страсбург 104 Стратофил, епископ 224 Стржиговский (Strzygowski), Йозеф 133, 147, 178, 205, 215, 237, 240- 241 Строберри Хилл 377 Строганов С.Г. 420, 451, 453, 472 Строев П. 435 Струков Д.М. 217, 250 Стрыйковский (Stryikowski), Матвей 434 Студит, Феодор см. Феодор Студит Стэнли (Stanley) 382 Стэнли, Генри 119 Стэпилтон (Stapilton) М. 401 Сувейда (эс-Сувейда) 204, 237 Судак 243 Судан 120, 136 Судные врата (Иерусалим) 203 Суздаль 414, 419, 456, 468 Суздальская земля см. Владимиро- Суздальская Сукеник Е.Л. 26, 60, 61, 310 Султанов Н.В. 451,454 Сульпиций Север, император 58, 362 Сульт, маршал 85, 105 Сумароков А.П. 411 Сурб-Хач, монастырь 246 Суррей 383 Суслов В.В. 452-455, 459, 461, 473, 474, 475 суфа 252 Суффло, Жак-Жермен 353 Сухарева башня 414 Сухуми (Себастополис) 248 сфрагистика 428, 432 США 25, 233, 274, 286, 302-303 Сыр-Дарья, река 226, 228 Сычев Н.П. 223, 242, 429, 441 Сюлли, Морис де 359 Табарка 127-129 Таврия (Таврика) 220, 246 Таджикистан 226 Тайцзун, император 141 Тальпиот 26 Тамань 246 Тамар (надгробие) 154 Таматарха 248 Тамерлан 221, 226 Таммуз 69 тамплиеры 382 Тамугади (Тимгад) 90, 123 Тан, династия 141 Танкред Сицилийский 398 Таннер-стрит 388, 394 Тантлевский И.Р. 59 Тарасенко В.Р. 476 Тарасий, архитектор 307 Таррагона 347 Тарсис 31 Татиан 109 Татищев В.Н. 410 Таттлинген 330 Таттон-Браун (Tatton-Brown), Тим 397 Тауро, пещера 141 Тауэр (Лондон) 370, 399 Ташкент 226, 228, 242, 250, 252-253 Таш-Рабат, монастырь 228 Тверь 469 Теберда 223 Тебесса (Тевеста) 123 Тегеран 119 Тексье (Texier), Шарль 294 Телесфор (надгробная надпись) 145 Тель-Годед 69 Тель-Захария (Тель-Азека) 69 Тембрис (Tembris), река 114, 146 темплон 234 Теодор, епископ 344, 360 Теодорих, император 300, 347, 360 Тепе-Кермен 246 Тепляков В. 276 Тепсень, городище, гора 244, 246 Теремной дворец 456 Теремные церкви (Кремль) 437 Термез 226, 228 Тернан П. 62 Тернер (Turner) У. 376 Тертуллиан 185,238 теселла 108, Теста, Эммануэле П. 23, 25, 28, 29, 40, 42, 46, 49, 60-62, 66, 68, 162 ТестиниП. 93 169, 181, 183,216 Тетерятникова Н.Б. 286, 308 тетраконх 309 Тиберия (Тверия, Тивериада) 117,236 Тибр 101 Тибур 101 Тигр, река 310 Тиддис 150
Тикстер 148 Тиллемон (Tillemon) Л.С. 322 Тимгад см. Тамугади Тимион (Ук Кайю) 115 Тимофей, апостол 271, 286, 301 Тимофей, епископ 132, 139 Тинтажель (Tintagel), замок 386 Тинтерн 401 Типаса 87, 124, 125, 148 Тир 112 Тиритака 246 Тироль 347 Титмар Мерзебургский 351 Титов А.А. 439 титул 347-350 Тифлис 222 Тихвин 435 Тихий океан 142 Тихомиров Д. 448, 470, 476 Тишендорф, Константин фон 207 Тли, селение 250 Тмутараканское княжество 434 Тойнби (Toynbee) М. 182 Токер (Toker), Франклин 344, 346, 361 Токмак 250, 253 Толстой А.К. 82,417 Толстой И.И. 428 Толстой М.В. 436 Томас, архиепископ (Йорк) 404 Томас (Thomas), Чарльз 403 Томпсон (Thompson), Кэмпбелл 151 Тон К.А. 417, 450,47/ Топ-Капы-Сарай 258 Тораманян Т. 223,248 Торлоний (вилла) 93,107 Торнхолм (Thomholm) 400 Торткуль-Тобе, городище 155 Тоскана 346 трансенна41, 234 трансепт 175, 389 Трансиордания 204, 288 Трапезица, холм (Тырново) 305 трапезная 120,151, 307,450 Трапезунд 209-211,214, 233, 240, 245 Траст, Рассел 240 Трдат 247 Трехсвятительская церковь (Киев) 409 триклиний 96, 108, 258, 335 триконх 444 Триполи 130 Триполитания 121, 129, 130-131 Трир 158, 176, 185, 262, 330, 333-334, 337, 353, 356 трифолий 123, 127, 148 Трифон, св. 150 Троице-Сергиева Лавра 421, 430-431, 435, 441 Троицкий Н.И. 427 Троицкое-Лыково (Подмосковье) 414 Трофим, мученик 146 Троя 113 Трубецкой Н.И. 437 Тула 435 Тунис 87, 88, 112, 128-129, 159, 299 ТункинаИ.В. 191 Тур 299 Тураев Б. А. 211 Туринская плащаница 273, 302-303 Туркестан 144 Туркмения 226 Турне 316-318,322,330 Турнефор, Ж. де 247 Турфанский оазис 142, 144, 227 Турция 6, 96, 97, 112, 119, 146, 189, 190, 193, 195, 222, 231-232, 256, 260, 264, 275, 285, 308 Турчанинова А.А. 446, 469 Туск, консул 169 Тутанхамон 101 Тхаба-Ерды, храм 222, 250 Тырново 276-277, 304-305 (см. также Трапезица, Царевец) Тьерри Н. 286 Тэйлор (J.I.S. Taylor) 327 Тэйлор Г. 395, 404 Тэйлор, Джоан 25, 29, 42, 46, 67 ТЮдоры, династия 372 Тютчев Ф.И. 449 Тянь-Шань 228 Уай, река 401 Уайатт (Wyatt), Джеймс 377, 401 Уайт(Е.Н.С. White), Эвелин 133-134 Уваров А.С. 83, 84, 104, 181, 190, 192, 217, 236, 420-424, 426, 428, 439- 440, 452-454, 457, 472, 473, 474 Углич 414, 471 Узбекистан 226 Уилберфос, приют 369 Уилер (Wheeler), Мортимер 290 Уилкинсон Дж. 66, 69, 233 Уиллис (Willis), Роберт 202, 380 Уилсон В. 202 Уилсон Д.М. 319 SAA
Уилтшир (Wiltshire) 377 Уильям, св. 399 Уистан, св. (церковь) 395 Уитби (Whitby), монастырь 373, 386, 402 Уиттмор, Томас 260, 281, 296, 304 Уитхорн (Whithorn) 386 Украина 214, 220, 408, 465, 467, 471 Ульрих (церковь свв. Ульриха и Афры) 358 Ультрагота, королева 318 Умм эр-Резас 294 Уни, епископ 339 униаты 409 Уитеррегенбах 358 Унтерфранкен 358 Уолбрэн Р., археолог 370, 380 Уолпол, Горацио 377 Уолтерс (Walters) С. 133 Уорвикшир (Warwickshire) 396 Уорд-Перкинс (Ward-Perkins) Дж.Б. 176, 177, 182, 290, 295 Уоренн ( Warenne), Уиллиам де и Гун- дреда 402 Уоррэм Перси (Wharram Percy) 388,393 Уотгон Уэвен (Wootton Wawen) 393, 396 Уоттс (Watts), Дороти 404 Уппсала 330 Ур 101, 119,153 Урбан VIII, папа 101 Ургут 227-228 Успения на Волотовом поле церковь (Новгород) 426, 441 Успения на Покровке церковь (Моск- ва) 421 Успенский собор (Владимир) 420, 473 Успенский собор (Владимир-Волын- ский) 460 Успенский собор (Москва) 422 Успенский собор (Ростов) 460 Успенский Ф.И. 194, 207, 210-211, 233, 239-240, 274, 278, 305 Успенский, Г.П. 410 Устюжна 435 Утика (Утическое побережье) 58 Уэверли (Waverley) 382-383, 400 Уэлер (Wheler), Джордж 112,144 Уэллс (Wells) 367,395, 397 Уэльс (Wales) 367-368, 376, 400-401 Уэстморленд 392 Фабиан, папа 349, Фазола, Умберто 103, 181 Фан Сюань-лин 141 Фанагория 248 Фарас см. Пахорас Фармаковский Б. В. 462 Фарнезе палаццо 105 Фарос 272, 302 Фатих, мечеть 268, 289,2.98 Фаунтине (Fountains), аббатство 370- 371,377,380,382,385 Фаюм 139,155 Феврье (Fevrier), Поль-Альбер 122, 129, 159,181, 329, 354 Федор Никитич Романов, боярин 438 Федоровский Вотчий монастырь 446 Фекла, св. (храм в Мириемлык) 308 Феликс, мученик 361 Фелицитата (Felicitas), мученица 87, 128 фенестрелла 300 Феодор Студит, св. (базилика в Кон- стантинополе) 256, 295, 232 Феодор, св. 130 храм на Бычьем форуме 297 базилика в Герасе 309 Феодора, императрица 138, 264, 287, 343, 360 Феодоро 220, 245-246 Феодосий I Великий, император 43, 123, 150, 254, 259, 263-264, 269, 271,297-298 Феодосий II, император 65, 67, 258, 262, 264,316 Феодосий, архидиакон 43, 51 Феодосия 217 Феофания, императрица 355 Фергана 226, 229 феретрум 398 Феринг (Fehring) Г. 338, 357 Ферруа (Ferrua), Антонио 26,166 Фессалия 283, 299 Фессалоники 118, 182, 220, 262, 269, 282, 284-285, 300, 305-306 Фестижере (Festugiere) А. 243 Фиваида 133 Фивы (Греция) 151 Фивы (Египет) 235 Филарет (Дроздов), митрополит 417- 419, 437 Филарет, патриарх 418 Фили (Москва) 414 Филимонов Г. 436, 455
Чуфут-Кале 245 Шакка (Саккея) 204, 237 Шале, священник 149 Шалон-на-Марне 327 Шапкы, крепость 248 Шапур I, персидский царь 98 Шартр 234 шахристан 228 Швабиш Халл 358 Швейцария 78, 347, 358 Швейцер, Альберт 158 Швеция 144, 359, 474 Шевченко, Игорь 264 Шевченко, Нэнси 234 Шевырев С.П. 436 Шекспир, Уильям 373 Шеллал (Shellal) 136 Шелов-Коведяев Ф.В. 268 Шербрук, Майкл 399 Шероцкий К.В. 242, 475 Шеттини Ф. 234 Шефер (Schaefer) Л. 333 Шеффер (Н. Schaffer) 152 Шик (Schick), Роберт 294 Шик, Конрад 54, 203, 236 Шильтбергер И. 250 Шинни (Shinnie) П. 137,153 Ширак 247 Ширяев С.Д. 465 Шиффле (Chifflet), Жан-Жак 316-318, 351 Шкорпил, Герман и Карел 304 Шлезвиг 330, 357 Шлецер А.-Л. 410 Шлиман, Генрих 5, 113 Шляпкин И.А. 440 Шмидт, Карл 140, 155 ШмитФ.И. 210-211, 213-214, 232-233, 240, 244-245, 277-278, 305-306, 430 Шнайдер (Schneider) А.-М. 93, 183, 259, 295, 2.97 Шоана (гора, аул) 223, 225 Шотландия 314, 351, 368, 377, 401 Шпейер 331, 333, 336 Штайгер (Styger), Пауль 91-93, 107, 162, 169 Штаубих 358 Штегельман X. 22 Штендер ГМ. 432, 467, 469 Штолль Г. 59 Штутгарт 274 570 Шулакевич, Иоиль 434, 444 Шультце (Schultze), Виктор 163 Шульц Е. 202 Шумахер Г. 308 Шумен 304 Шурлэнд, Роберт де 401 Шхем 52 Щенков А.С. 407 Щепкин В.Н. 440 Щусев А.С. 454-455 Эббот, архиепископ 144 Эвмения 115 Эврисак (гробница) 177 Эврон 309 Эггер, Рудольф 96, 347, 356 Эгглстон (Eggleston) 401 Эдесий 140 Эдесса 147,271 Эдуард II, король 377 Эдуард Исповедник, король 362 Эзра 204 Эйлсбери (Ailesbury) 379 Эйн Себта см. Айн Себта Эйн-Карим 55, 56 Эйнхард (Эйнгард) 91,315 Эйр (Aire), река 381 Эквития («титул») 362 экзонартекс 259 Экономопулос, Анастасий 63 Экс-ан-Прованс 147, 171, 176, 354 экседра 237, 248, 299 Эксетер (Exeter) 404 Экскалибур, меч 398 Эксуперций (Exsupertius), епископ 400 Элевтерий (саркофаг) 334 Элий 107 Элия Капитолина 20, 36, 64 Элкок (Alcock), Джон 398 эль-Акса, мечеть 237 Эльзас 90 Эль-Табха (Гептапегон) 61 Эмери (Emery), Уолтер 138 Эммануэль Г.А. 222 Эммаус 292 Эммеран, св. 359 эмпории 234 Эмс, река 331 Энгерс 358 Эн-Джила, кладбище 130 Эней, священник 309 энколпий (энколпион) 184, 250
Эннс-Лорх (Лауриак) 358 эпиграфика 105, 112, 115, 116, 139, 140, 145, 278, 305, 333, 373, 431, 439, 441 эпитафия (надпись надгробная, поми- нальная) 45, 77, 78, 80, 94, 101, 103, 105-108, 113-116, 124, 126, 128-129, 138, 140, 145, 146, 148, 150, 153, 154, 233, 237, 240, 245- 247, 253, 273, 282, 301, 305, 307, 315, 328, 330, 331, 333, 334, 356, 357 Эраст, эдил 116 Эрехтейон 283 Эрк-кале 226 Эр-Румание 201 Эрхард (гробница) 359 Эск (Aske), Роберт 399 Эски-Кермен 214, 243, 245-246 Эски-Керменская базилика 430 Эсна, монастырь 151 Эссекс 390 Эссен-Верден 359 Эсслинген на Некаре 338-339,357, 359 Эстажель 362 Этельберт I, король 390 Этельберт II, король 390 Этельред, св. 366 Этерия (Эгерия, Сильвия) 40, 42, 44, 50, 61-63, 66, 67, 69 Этрурия 350 Эфес 44, 108, 112-113, 116, 146-147, 263, 271,273, 286-287, 299 Эфиопия 13, 31, 121, 140 Эфраим 107 Эффман В. 355 Эцана (Изана), царь 154 Эчмиадзин 237, 247 Югославия 215, 243, 282, 441 Юлиан Отступник, император 270, 300- 301 Юлиан, византийский миссионер 138 Юлиана Аникия 262-267, 298-299 Юлии, род 167 Юлий Теренций, трибун 97 Юний Басс (саркофаг) 73, 101, 328 Юпитер 179 Юрьев-Польской 416, 432, 435, 463 Юстин, император 298 Юстиниан I, император 44, 52, 96, 120, 128, 138, 150, 151, 184, 256-257, 259, 264, 267-269, 284, 286-287, 292-293, 296-299, 301, 309, 343, 360 Ютландия 358 Юшманов В. Д. 235, 245 Якобсон А.Л. 220, 243, 246, 430 Янин В.Л. 432 Япония 375
ОГЛАВЛЕНИЕ От автора..................................................5 Введение...................................................7 РАННЕХРИСТИАНСКИЕ ДРЕВНОСТИ...............................17 Глава I. Палестинский пролог..............................19 О традиции «благочестивых раскопок» 1. Ранняя церковь в Палестине и про- блема иудео-христианства: Кумран — «францисканская» гипотеза — оссуарии и стелы — «теория пещер» — итоги дискуссии. 2. Сакральная топография хри- стианской Палестины: паломничество и христианские древности — храм Гроба Господня: архитектура и археология (Ротонда, Мартирион, проблемы локали- зации и датировки, скала Кальвария, легенда о «пещере Адама», археология и Гроб Господень) — по холмам Иерусалима (Вифания, Ггфсимания, Масличная гора) — Назарет — «Дом апостола Петра» в Капернауме — Вифлеем — Мам- ре: приключения «Авраамова дуба» — Бейт-Захар — паломнический комплекс Дора-Дор. Глава II. В Риме и за его пределами.......................71 1. Сложение «римской школы»: все дороги ведут в Рим —ученые спускаются в катакомбы — «отец христианской археологии» — русские ученые в гостях у де Росси; программа И. В Цветаева — начало «французской колониальной архео- логии»: Африка и Сирия (Адриен Бербрюггер, Шарль Лавижери, Шарль де Во- гюэ) — «прощание» с католической археологией. 2. Эпоха коренных перемен: спор о катакомбах продолжается — памятники Салоны — открытие Дура- Европос Глава III. Церковные древности «диссидентов».............111 1. Путешествие с апостолом Павлом в Малую Азию: Уильям Рамсей — общест- во и христианство Средиземноморья в древностях 1-II вв. — в глубине Малой Азии: Бин Бир Килиссе и путешествия Гертруды Белл. 2. Донатизм и североаф- риканское христианство: проблема донатизма — Стефан Гзелль и памятники Типасы — сельские церкви Нумидии; Гиппон Регий епископа Августина — Кар- 512
фаген и работы Делаттра— Магриб: закат христианства. 3. Монофизиты в долине Нила: археологи в «царстве пресвитера Иоанна» — древнейшие мона- стыри — путешествия в Нубию — Фарас и Ибрим: от вождей древности к позднему средневековью — «египетские библиотеки». 4. Несториане в глубинах Азии: стела из Чанъаня — христианство на Великам Шелковом Пути. Глава IV. Методы, гипотезы и факты.........................157 1. «Римская школа»: между апологетикой и объективностью: «конфессиональная опасность» — метод римской шкалы в зеркале протестантской критики — «классическая археология versus христианской» — что скрыто под «базиликой святого Петра»? 2. Век великих дискуссий: Международные конгрессы хри- стианской археологии: великий дискуссионный клуб — «Действо о Базилике и Мартирии». ДРЕВНОСТИ ХРИСТИАНСТВА НА ВОСТОКЕ СРЕДИЗЕМНОМОРЬЯ И В АЗИИ........................187 Глава V. Русская наука и христианский Восток...............189 1. От первых коллекций до Русского Археологического института в Константи- нополе. 2. Паломники, писатели, исследователи: забытые раскопки (Миры Ли- кийские и саркофаг епископа Николая) — Православное Палестинское Общест- во и Русская духовная миссия в Палестине — Раскопки 1883 г. в Иерусалиме. 3. Археологические путешествия по Ближнему Востоку и Египту в 1890- 1910-е гг.: Н.П. Кондаков в Сирии и Палестине — работы РАИК в Мадебе: си- рийская экспедиция Ф.И. Успенского — Синай — за древностями коптов — по- следние заграничные экспедиции. Трапезунд. 4. На переломе. 5. В границах Рос- сийской империи и СССР: Крым, Кавказ, Средняя Азия. Глава VI. Открытие Византии................................255 1. Начало работ в Стамбуле: первые раскопки — работы 1930-40-х гг.: церковь св. Евфимии: собор св. Софии — Стамбул после войны. 2. Ранняя архитектура Константинополя: храм Юлианы Аникии; загадочный Апостолейон. 3. «Архео- логия» реликвий: перенос мощей как исторический феномен — мощи Апосто- лейона — «вторичные реликвии» Константинополя. 4. Новые предприятия. 5. За пределами Константинополя: славянские Балканы — Греция — Ближний Восток (Алахан; скальные памятники Малой Азии; Эфес; Сирийское нагорье; Гг раса) — Египет и Палестина. СРЕДНИЕ ВЕКА 311 Глава VII. Церковные древности Франции, Германии и Италии .... 313 1. Церковные древности Франции: Король Хильдерик: последний язычник или первый христианин? — Королевские погребения у франков (саркофаг из Сен- Жермен-де-Пре; кельнские погребения; «так называемая Арнегунда»; кольцо из Сен-Дени) — Попробуем найти Хлодвига? — Путешествие Роже де Ганьере, — От Великой Французской революции к XX веку. 2. Церковные древности Герма- нии: Как поделить историю — «Античное христианство» на Рейне и Мозеле —
Между язычеством и христианством — Топография и архитектура — Форми- рование церковных зданий. 3. Исследование церковной топографии и древностей в Италии: XX век: Церковная топография «христианского города» — еписко- пальные комплексы — Флоренция в «темные века» и загадка «Санта Репара- ты» — ансамбли «южной зоны» — римские «титулы» — сельские монастыри и храмы Италии. Глава VIII. Церковные древности Британии....................365 1. «Монастырская археология»: средневековые опыты — диссолюция как способ «формирования объектов» — ученые и антиквары в конце XV1-XVIII вв. — XIX век: архитекторы и археологи — Царство архитекторов: «историзм» кон- ца XIX— начала XX вв. — «монастырская археология» последних десятилетий. 2. «Церковная археология» в послевоенной Англии: Храм и Мировая война — Начало комплексных исследований — проблема некрополей — «приходские древ- ности» в историческом контексте — натурные исследования 1970-90-х гг. — церковь, общество и археология. ДРЕВНЯЯ РУСЬ................................................405 Глава IX. Изучение церковных древностей Руси................407 1. Пробуждение интереса: средневековая традиция — реликвии Полоцка — Петр Могила и Десятинная церковь — от Татищева до Карамзина; первые находки — рисовальщики, путешественники, краеведы. 2. Общество и церков- ные древности в середине XIX в.: оппозиция культур— «религиозный исто- ризм» середины XIX в. — проблемы «художественной археологии». 3. Церков- ные древности и сложение археологических организаций: РАО, МАО, ИА К, Ар- хеологические съезды — имена и книги (А.С. Уваров, В.А. Прохоров, Ф.И. Бусла- ев, Н.П. Кондаков). 4. Археология церковных древностей в послереволюцион- ный период. Глава X. «Археология» церковной архитектуры.................443 1. Первые раскопки: открытие Десятинной церкви — попытки научного подхо- да. 2. Вокруг средневекового храма: историки и теоретики: книга Виолле-ле- Дюка; С.Г. Строганов; Н.В. Султанов; И.Е. Забелин. 3. Архитекторы — рестав- раторы середины XIX века: опыты А.П Лошкарева; Ф.Ф. Рихтер; В.В. Су- слов— А.В. Прахов. 4. Архитекторы на раскопках: конец XIX— начало XX вв.: ПП. Покрышкин, ДВ. Милеев, К.К. Романов. 6. «Архитектурная археология» середины XX в.: хранители традиции (Н.И. Брунов, И.Б. Бакланов, ИМ. Хозе- ров)— новый подъем (Н.Н. Воронин, М.К. Каргер, ГМ. Штендер, П.А. Раппо- порт) — современное состояние. Заключение...............................................479 Библиография. Список сокращений..........................481 Сводный указатель........................................537 Оглавление...............................................572 574
ЗАМЕЧЕННЫЕ ОПЕЧАТКИ СТР. НАПЕЧАТАНО НАДО ЧИТАТЬ 36 храм Вознесения храм Воскресения 103 Питри Питра 139 Гиза Гизе 152 Дейр-ес-Суриани Дейр-ес-Сурийан 154 Вади Натрум Вади Натрун 159 Питри Питра 162 (см. гл. VI-I) (см. ниже) 170 храм Вознесения храм Воскресения 172 Aetas, 1997 Acta, 1997 216 Банк, 1960 (Банк, 1960а 230 (Тункина, 1995) (Тункина, 1995а) 239 специаеьно специально 248 Khroushkova, 1989 Khroushkova, 1989а 281 в Прнспе на Преспе 281 (Тырнове, Плнске, Приспе) (Тырнове, Плиске, на Преспе) 282 Andelic Andelic 282 Beslagic Beslagic 245, прим. 100: Ростовцев, 1913 Ростовцев, 1934-14 КРАТКИЕ СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРЕ Леонид Андреевич Беляев (род. 1948 г.), доктор исторических наук, руководитель сектора в Институте археологии РАН. Специалист по го- родской археологии, древнерусской культуре, истории архитектуры и строительства, иконографии. Обладает обширным опытом полевых ис- следований храмов и монастырей средневековой России (особенно Мо- сквы), а также восточнохристианских памятников (Крым), античных и средневековых объектов Средней Азии и Поволжья. Автор книг «Казан- ский собор на Красной площади» (1993, в соавт. с Г.А. Павловичем); «Древние монастыри Москвы (XIII — начало XV вв.) по данным архео- логии» (М., 1994, 1995, удостоена премии памяти митрополита Москов- ского и Коломенского Макария (Булгакова) за 1997 г.); «Русское средне- вековое надгробие» (М., 1996) и других.