Текст
кадемия
і
пмндаментальных
। -.-.-глядиииииі Ѵсследовании
Р. Черри
РАЗВИТЫЕ КАРАТЕЛЬНОЙ ВЛАСТИ В ДРЕВНИХ ОБЩИНАХ
1 >—1
ипзз
I
Академия фундаментальных исследований: этнология
КісІіагсІ КоЬегІ СЬеггу
ЬЕСТЬКЕЗ ОЫ ТНЕ СКОѴѴТН ОЕ СКІМІЫАЬ 1_АѴѴ ІЫ АІМСІЕІМТ СОММІІМГПЕ8
Р. Черри
РАЗВИТИЕ КАРАТЕЛЬНОЙ ВЛАСТИ В ДРЕВНИХ ОБЩИНАХ
Перевод с английского с предисловием и примечаниями П. И. Люблинского
Издание второе
ІІН35
МОСКВ^,
Черри Ричард Роберт
Развитие карательной власти в древних общинах: Пер. с англ. / Предисл. и примеч. П. И. Люблинского. Изд. 2-е. — М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2012. — 112 с. (Академия фундаментальных исследований: этнология.)
Вниманию читателей предлагается книга ирландского юриста и политическою деятеля Ричарда Черри (1859-1923), посвященная истории древнею уголовною права. В работе дается краткий обзор зарождения и первоначальною развитая уголовною права в различных древних обществах — в Риме, Иудее, исламских странах, а также в Англии и Ирландии. Автор рассматривает законодательные системы разных стран с целью доказать, что тождество существующих правовых обычасв проистекает не из заимствования законов и учреждений одним народом у другого, а скорее из постоянных свойств человеческой природы. Основное внима-ние в книге сосредоточено на изображении перехода от системы частной мести к денежный композициям и дальнейшего перехода от них к системе публичною уголовною права. Показано влияние различных социальных сил, в частности религии, власти управления, а также потребности в болыпем укреплении правопорядка, на образование права. Кроме того, исследуются следы древних пред-ставлений о праве, сохранивіпиеся при позднейшем развитии уголовною права.
Книга рекомендуется историкам, этнологам, правоведам, социологам, студентам исторических и юридических специальностей, всем заинтересованный читателям.
Издательство «Книжный дом “ЛИБРОКОМ”».
117335, Москва, Нахимовский пр-т, 56.
Формат 60x90/16. Печ. л. 7. Зак. № ГУ-59.
Отпечатано в ООО «ЛЕНАНД».
117312, Москва, пр-т Шестидесятилетия Октября, НА, стр. 11.
І8ВИ 978-5-397-02274-3
© Книжный дом «ЛИБРОКОМ», оформление, 2011
НАУЧНАЯ И УЧЕБНАЯ ЛИТЕРАТУРА “л-1 Е-таіІ: иН88@икЗЗ.ги
А», Каталог изданий в Интернета:
Нйр://икЗЗ.ги
ѵ Тел./факс (многоканальный):
ІІД88 + 7 (499) 724-25-45
10745 Ю 150279
ПРЕДИСЛОВІЕ ПЕРЕВОДЧИКА.
Выпуская въ свѣтъ русскій переводъ книги Ргоі. СЬеггу Іесіигез оп Ше §гоШЬ оГ сгітіпаі Іалѵ іп апсіепі соттнпіііез. 1890, мы руководились желаніемъ дать читателямъ возможность ознакомиться въ общедоступномъ изложеніи съ начальными ступенями развитія уголовнаго права. Русская литература въ области примѣненія сравнительно-историческаго метода къ уголовному праву настолько бѣдна, что приходится начинать именно съ популярныхъ книгъ. Труды отца этого метода Генри Мэна, переведенные на русскій языкъ въ 70 и 80-хъ годахъ посвящены преимущественно государственному и гражданскому праву и охватываютъ довольно ограничительный кругъ народовъ. Изъ болѣе новыхъ иностранныхъ трудовъ, посвященныхъ исторіи зарожденія и первоначальнаго развитія уголовнаго права, болѣе другихъ обращаютъ на себя вниманіе: Р о я 1, бггпшігізз йег еіпо-]о§ізсЬеп Інгізрпійепг. 2. Вапйе. 1894—1895. 8 і е і п т е і г. Еіпоіо^ізсііе 8іпйіеп знг егзіеп Епішскеішщ йег 8ігаГе пеЪяі еіпег р8усЬо1о§і8сЬеп АЫіапй1ип§ йЬег Егаизаткеіі пай ВаскезисЫ. 2. Вапйе. Ееіргщ 1894.и Макагіеміесх. Оаз ЧѴезеп йез Ѵег-ЬгесЬепз 1896, недавно вышедшая вторымъ переработаннымъ изданіемъ подъ заглавіемъ: ЕіпГйпш^ іп йіе РінІозорЬіе Лея 8ігаГ-гесЬіз. 1906. Но работы эти по разнымъ причинамъ оказались менѣе пригодными для нашей цѣли. Книга Поста посвящена этнологической разработкѣ права во всѣхъ его отрасляхъ, и
х) Г е н р н Мэнъ. Древнее право, его связь съ исторіей и его отношеніе къ новѣйшимъ идеямъ. Переводъ Н. Бѣлозерской. Спб. 1873 г.; Генри Мэнъ. Древній законъ и обычай. Переводъ Аммона и Н. Де-рюжинскаго, подъ редакціей М. Ковалевскаго. Спб. 1884 г. Обе книги были переизданы в 11К.88 в 2011 г.
черты развитія уголовнаго права тонутъ въ громадномъ, слабо систематизированномъ матеріалѣ; къ тому же самый методъ Поста, покоющійся на метафизическихъ посылкахъ и стремящійся свести все развитіе чуть ли не къ Физическимъ законамъ притяженія и отталкиванія тѣлъ, далеко не представляетъ той гибкости эмпирическихъ обобщеній, какая свойственна методамъ англійскихъ историковъ. Прекрасная во всѣхъ отношеніяхъ книга голланд скаго ученаго Штейнметца, по своему объему (около 1000 страницъ) и разработкѣ, доходящей до тончайшихъ деталей, оказалась бы слишкомъ тяжелой для обыкновеннаго читателя. При этомъ, прилагая свой методъ, основанный на изученіи первобытной психологіи и экономическихъ отношеній, къ разработкѣ древняго уголовнаго права, ПІтейнметцъ ограничился почти исключительно однимъ моментомъ въ развитіи его, именно переходомъ отъ частной мести къ системѣ композицій; образованіе же публичнаго уголовнаго права у него намѣчено въ общихъ чертахъ. Солидный трудъ про®. Макаревича, вполнѣ заслуживающій перевода, къ сожалѣнію, много теряетъ вслѣдствіе дедуктивно-Фило-соФскаго метода, который авторъ пытается примѣнить къ основнымъ понятіямъ уголовнаго права и въ соотвѣтствіи съ требованіями котораго онъ систематизируетъ свой громадный этнологическій матеріалъ.
Лекціи про®. Черри, удостоившіяся весьма лестнаго отзыва Мэна, не претендуютъ на то научное значеніе, какое слѣдуетъ приписать вышеназваннымъ трудамъ. Онѣ представляютъ собою рядъ очерковъ, связанныхъ единствомъ тѣхъ основныхъ принциповъ, развить которые авторъ попытался въ своей книгѣ. Методъ самостоятельнаго обзора отдѣльныхъ правовыхъ системъ различныхъ народовъ составляетъ отличіе книги Черри отъ вышеназванныхъ работъ по исторіи уголовнаго права, въ которыхъ матеріалъ, правда значительно болѣе разнообразный, расположенъ систематически, по отдѣльнымъ проблемамъ. Признавая этотъ послѣдній методъ болѣе совершеннымъ, мы думаемъ однако, что для популярнаго ознакомленія съ древней исторіей уголовнаго права болѣе пригоднымъ является методъ, принятый про®. Черри.
Къ очеркамъ, составленнымъ Черри, особенно касающимся римскаго права, нельзя, конечно, предъявлять требованія полноты и всесторонности, это только эскизы. Но мы не старались дополнять ихъ даже въ случаѣ существенныхъ пробѣловъ, такъ какъ видѣли главное значеніе ихъ не въ полнотѣ сооб
щаемаго ими Фактическаго матеріала, а въ правильности намѣченной исторической концепціи. Въ выработкѣ ея, какъ намъ думается, авторъ стоитъ на правильной почвѣ. Основными пріемами его изслѣдованія являются: 1) убѣжденіе въ медленномъ, полусознательномъ вліяніи различныхъ соціальныхъ силъ на образованіе права, въ частности вліяніи религіи, власти управленія, потребности въ большемъ укрѣпленіи правопорядка (экономическимъ Факторамъ, роль которыхъ на стадіи перехода отъ частной мести къ композиціи особенно ярко оттѣнена въ изслѣдованіи ПІтейнметца, Черри придалъ слишкомъ мало значенія, вліяніе же религіи у него, наоборотъ, нѣсколько преувеличено) и 2) изслѣдованіе старыхъ правовыхъ Формъ посредствомъ отысканія въ существующихъ или вообще позднѣйшихъ системахъ права отжившихъ слѣдовъ древности или такъ называемый методъ пережитковъ, ставшій особенно моднымъ за послѣднее десятилѣтіе и еще далеко не давшій тѣхъ богатыхъ результатовъ, которые отъ него можно ожидать. Съ помощью этого метода автору книги удается пролить свѣтъ на многія оригинальныя постановленія первобытнаго, въ частности древняго англійскаго права, непонятныя для исторически-необразованнаго наблюдателя. Таковы, напримѣръ, объясненія территоріальнаго принципа уголовно-судебной власти въ Англіи, ограниченія королевскаго права помилованія, фикція королевскаго мира и т. д. Главное свое вниманіе Черри сосредоточиваетъ на изображеніи перехода отъ системы частной мести къ денежнымъ композиціямъ и далѣе, перехода отъ нихъ къ системѣ публичнаго уголовнаго права (впрочемъ, послѣдняя стадія оттѣнена съ достаточной ясностью лишь въ области римскаго, ирландскаго и англійскаго уголовнаго права). Въ этомъ процессѣ развитія автору удалось очень наглядно, благодаря введенію въ изслѣдованіе богатыхъ матеріаловъ ирландскаго права, изобразить возникновеніе судебной власти короля или вообще политическаго главы изъ добровольнаго обращенія спорящихъ о размѣрѣ композиціи къ авторитетному носителю правовыхъ традицій. Эта стадія была слабо очерчена въ литературѣ и изслѣдованіе ея составляетъ оригинальный вкладъ Черри. Интересны также заключенія автора о той роли, какую играло поставленіе внѣ закона, какъ мѣра воздѣйствія внутри рода *)• Можно не соглашаться съ ролью,
По этому вопросу см. также статью русскаго криминалиста Е. Кули-
приписываемою авторомъ отдѣльнымъ Факторамъ при этомъ переходѣ, но нельзя отказать ему въ правильности самаго метода и въ яркости иллюстрацій.
Книга про®. Черри страдаетъ, къ сожалѣнію, пробѣломъ въ отношеніи древне-германскаго и славянскаго уголовнаго права. Мы не рискнули, однако, дополнять ее, отчасти вслѣдствіе нежеланія нарушить цѣльность метода и прочность выводовъ книги, отчасти вслѣдствіе сравнительной легкости для читателя восполнить этотъ пробѣлъ благодаря обилію и доступности для насъ литературы по славянскому и германскому праву, а также вслѣдствіе затруднительности изложить исторію древняго уголовнаго права этихъ народовъ въ томъ маломъ масштабѣ, который принятъ авторомъ въ его лекціяхъ. Мы позволили себѣ лишь изрѣдка дѣлать отдѣльныя ссылки на системы права, незатронутыя въ книгѣ Черри (напр., древне-русскаго права эпохи Русской Правды или вавилонскаго, по кодексу Гаммураби), когда сходство отдѣльныхъ чертъ являлось особенно разительнымъ.
Лекціи Черри, дающія краткій обзоръ зарожденія и первоначальнаго развитія уголовнаго права въ Римѣ, Іудеѣ, магометанскихъ странахъ, въ Англіи и въ Ирландіи, думается намъ, могутъ заинтересовать читателя и побудить его къ дальнѣйшему изученію сравнительнаго правовѣдѣнія, являющагося необходимымъ преддверіемъ къ построенію научной соціологіи.
II. Люблинскій.
ПРЕДИСЛОВІЕ АВТОРА.
Въ шести лекціяхъ, изложенныхъ въ настоящей книгѣ, я попытался вкратцѣ сравнить представленія нѣсколькихъ древнихъ народовъ о преступленіи и наказаніи. Я выбралъ по возможности обособленно стоящія законодательныя системы съ цѣлью доказать, что тожество обычая проистекаетъ не изъ заимство-
шера въ ХеіізсЬгіЙ Гііг ѵег^ІеісЬепсІе ВесЫзѵѵіззепзсЬаЙ ХѴ1 Вапіі 1903. ПпІегзисЬипдеп йЬег Оаз ргішіііѵе 81гаГгесЫ“.
ванія однимъ народомъ законовъ и учрежденій другого, а скорѣе изъ постоянныхъ свойствъ человѣческой природы. Тѣсное сходство карательныхъ установленій отдѣльныхъ расъ, весьма отличныхъ другъ отъ друга, является Фактомъ весьма замѣчательнымъ. Ничто не оттѣняетъ съ такою силою контраста между современными и первобытными представленіями о правѣ, какъ историческое изученіе этой вѣтви правовѣдѣнія. Для насъ существованіе положительнаго права безъ поддержки верховной власти, безъ всякой санкціи, безъ всякихъ судовъ кажется почти невозможнымъ. Но на дѣлѣ право развивалось медленно и постепенно именно изъ такого состоянія общества. При изученіи уголовнаго права мы, дѣйствительно, убѣждаемся въ успѣшности историческаго метода. Мы ясно можемъ понять, почему наслѣдственное и обязательственное права возникли обычнымъ путемъ, такъ какъ мы до сихъ поръ признаемъ въ этой области права творческую роль обычая; но трудно было думать, чтобы уголовное право могло зародиться такимъ же путемъ. Уголовное право является, даже на ранней ступени своего развитія, извѣстнымъ ограниченіемъ обычая, системой повелѣній, предписанныхъ какимъ либо политическимъ главой съ цѣлью скорѣе стѣснить примѣненіе нежелательныхъ обычаевъ, нежели санкціонировать обычаи, уже примѣняющіеся въ жизни.
Аналитическая школа юриспруденціи, повидимому, заимствовала свое представленіе о правѣ изъ области уголовнаго права. Поэтому является весьма важнымъ доказательство того, что происхожденіе уголовнаго права, какъ и другихъ отраслей юриспруденціи, коренится въ первобытномъ обычаѣ. Эту цѣль и преслѣдуютъ мои лекціи; я хотѣлъ прослѣдить также тѣ слѣды древнихъ представленій о правѣ, которыя сохранились и при позднѣйшемъ развитіи уголовнаго права. Я сознаю, что задача эта выполнена очень несовершенно, въ видѣ набросковъ, но мѣсто и характеръ моихъ лекцій не позволили мнѣ надлежаще развить мою тему.
Содержаніе второй моей лекціи о древнемъ ирландскомъ правѣ заимствовано изъ статьи, напечатанной мною нѣсколько времени тому назадъ въ журналѣ „ійаѵ Ма^агіпе апб йеѵіехѵ". Эта работа о правѣ Брегоновъ была признана Генри Мэномъ за удачный образецъ примѣненія историческаго метода къ гражданскому праву. Я думаю, что этотъ методъ дастъ интересные выводы въ примѣненіи и къ уголовному праву. То правовое состояніе, которое рисуется въ Воок оГ Аісііі, главномъ памятникѣ древняго
ирландскаго права, можно наблюдать и у всѣхъ другихъ народовъ въ одинаковый періодъ ихъ развитія, хотя до насъ сохранились лишь слѣды о существованіи его, находимые кое-гдѣ въ болѣе позднихъ системахъ права, управляющихъ жизнью уже прочно организованныхъ обществъ.
Тгіпііу-СоИе^е, ВпЫіп.
12. II. Скеггу.
ЛЕКЦІЯ 1.
ВВЕДЕНІЕ.
Древній обычай и преступленія.
Задачей настоящихъ лекцій явится указаніе того историческаго пути, по которому шло развитіе уголовнаго или карательнаго права въ древнихъ обществахъ *)• Выраженія „уголовное право" и „карательное право" отнюдь не тождественны. Хотя въ нашихъ современныхъ понятіяхъ мы и склонны отождествлять ихъ, но при изслѣдованіи права древнихъ общинъ различіе между ними проступаетъ ярко. Карательное право имѣетъ болѣе широкій объемъ, нежели право уголовное; имъ обозначается та вѣтвь права, которая имѣетъ своимъ предметомъ наказаніе, независимо отъ того, кѣмъ оно назначается и на какой объектъ оно направлено. Всякое уголовное право является карательнымъ по своей природѣ, т. е. оно достигаетъ своихъ цѣлей посредствомъ наказанія, но не всякое карательное право является уголовнымъ. Въ англійскомъ законодательствѣ до сихъ поръ существуютъ многіе иски карательнаго характера, причисляемые къ искамъ гражданскимъ, напр., такъ называемые иски диі іаш, въ которыхъ частное лицо отыскиваетъ вознагражденіе карательнаго характера за нарушеніе какой-либо обязанности, по закону возложенной на другого; впрочемъ, такіе иски стали столь рѣдкими и незначительными, что обыкновенно на практикѣ перестали про
*) Мы переводимъ англійское „сгітіпаі 1а\ѵ“—уголовное право, а „репаі Іа\ѵ“—болѣе широкимъ понятіемъ—„карательное право14
водить различіе между уголовнымъ и карательнымъ правомъ. Но въ другихъ законодательствахъ, и особенно въ древнихъ правовыхъ системахъ, карательное начало является основой значительной части права, которая не можетъ быть названа пра вомъ уголовнымъ. Даже въ современномъ англійскомъ правѣ большая часть постановленій о гражданской отвѣтственности имѣетъ характеръ карательнаго права, и если бы мы неприняли во вниманіе этого Факта, то тѣмъ внесли бы большую спутанность въ правила, которыя въ различныя эпохи служили основой для вычисленія размѣра убытковъ.
Трудно опредѣлить характерныя отличія права уголовнаго отъ права карательнаго. Хорошее описаніе той области, къ которой обыкновенно примѣняется этотъ терминъ, мы находимъ у СтиФена *). Въ отличіе отъ карательнаго права, по моему мнѣнію, уголовное право заключаетъ въ себѣ три элемента: I) самое производство по нему является по существу публичнымъ и возбуждается, по крайней мѣрѣ въ теоріи, самимъ государствомъ или какой либо публичною властью, а не потерпѣвшимъ, если таковой имѣется; 2) дѣяніе, послужившее основаніемъ для возбужденія преслѣдованія, разсматривается какъ посягательство или вредъ для всего общества, а не для одного только лица; этотъ признакъ почти всѣми признается наиболѣе характерной отличительной чертой уголовнаго права; и 3) какъ логическій выводъ изъ двухъ предшествующихъ положеній, явствуетъ, что преступленіе не можетъ быть погашено послѣдующимъ исполненіемъ нарушеннаго закона или примиреніемъ съ лицомъ потерпѣвшимъ: задачей наказанія является не помощь такому лицу, а защита общества отъ подобныхъ преступленій посредствомъ устрашенія другихъ. При дальнѣйшемъ разсмотрѣніи мы сумѣемъ убѣдиться, что публичный характеръ правонарушенія, подлежащаго наказанію, публичный характеръ судопроизводства, посредствомъ котораго примѣняется наказаніе, и публичный характеръ
г) Ніяіогу оГ Сгітіпаі Іатѵ. I р. 2—4. Стифенъ слѣдующимъ образомъ опредѣляетъ содержаніе уголовнаго права: „уголовное право есть часть права, относящаяся къ опредѣленію и наказанію дѣяній или опущеній, являющихся: 1) посягательствами на внѣшній и внутренній публичный строй, 2) злоупотребленіемъ публичной властью или неповиновеніемъ ей, 3) дѣяніями, причиняющими вредъ обществу вообще, 4) посягательствами противъ отдѣльныхъ лицъ или присвоенныхъ имъ правъ и 5) посягательствами противъ собственностн отдѣльныхъ лицъ или правъ, связанныхъ съ нею или аналогичныхъ съ нею“. ІТрим. перевод.
основаній наказуемости имѣются налицо въ каждомъ случаѣ, который признается нашимъ правомъ за уголовное посягательство. Этотъ вопросъ имѣетъ большое практическое значеніе для юриста, такъ какъ отъ рѣшенія его зависитъ и самая подсудность дѣла. Заключеніе въ тюрьму за неуваженіе къ суду считается по англійскому праву актомъ карательнаго характера, но не смотря на это, виновный подлежитъ гражданскому, а не уголовному судопроизводству, потому что задачей такого тюремнаго заключенія является не столько кара, сколько стремленіе побудить виновнаго къ соблюденію закона: лицо, осужденное и заключенное подъ стражу за неуваженіе къ суду,, всегда можетъ добиться своего освобожденія исполненіемъ того дѣйствія, за отказъ отъ котораго оно было подвергнуто заключенію *) Такъ напр., въ недавнемъ дѣлѣ одинъ свидѣтель былъ заключенъ подъ стражу за отказъ дать показанія о банкротствѣ, и дѣло о немъ разсматривалось апелляціоннымъ судомъ на томъ основаніи, что нарушеніе это гражданскаго, а не уголовнаго характера. „Отказъ свидѣтеля отвѣчать на задаваемые ему вопросы можетъ быть признанъ наказуемымъ неуваженіемъ къ суду—говорилъ въ этомъ дѣлѣ судья Гиббонъ—но задачей преслѣдованія является не наказаніе его, а склоненіе къ дачѣ нужнаго показанія, и потому дѣло не подлежитъ уголовному суду“. (Цѣло Кеііег 22 Ь. В. Іг. 158). Подобнымъ же образомъ заключеніе въ тюрьму за долги въ старомъ правѣ никогда не разсматривалось какъ мѣра уголовнаго характера.
Указанное мною различіе уголовнаго и карательнаго права имѣетъ весьма большое значеніе для изслѣдованія первобытнаго права. Уже Генри Мэнъ въ X главѣ своего „Древняго права11, указывалъ, что наиболѣе существенной частью законодательства въ раннія эпохи является карательное право, и что въ то же самое время въ эти эпохи уголовное право въ собственномъ смыслѣ почти совершенно неизвѣстно. Понятіе посягательства противъ государства возникло лишь въ настоящее время; теорія о томъ, что наказаніе назначается въ цѣляхъ исправленія пре
т) Неуваженіе къ суду (сопіетрі оГ соигі), какъ особый деликтъ, есть неповиновеніе правиламъ, предписаніямъ, пропессу, или невнимательность къ достоинству законнаго суда. Пеня и тюремное заключеніе, назначаемыя за это, суть проявленіе дискреціонной власти суда, освободить отъ которого не въ состояніи и король актомъ помилованія. Наггіз. Ргіп-сіріеа, оГ сгітіпаі Іа\ѵ 1904. р. 95. ІІрим. перевод.
ступника и устрашенія другихъ, чтобы они не слѣдовали его примѣру, возникла еще позже. Въ высшей степени интересно намѣтить историческій ростъ этихъ идей и показать, какъ карательное и, позднѣе, уголовное право развивались постепенно въ различныхъ законодательныхъ системахъ.
Едва ли представляется необходимымъ въ настоящее время выступать въ защиту историческаго метода въ области права. Однако, я думаю, что преимущества историческаго метода скорѣе получили лишь теоретическое признаніе, нежели практическое примѣненіе и оцѣнку. Юристы-практики ограничиваютъ свое вниманіе почти исключительно дѣйствующимъ закономъ и не цѣнятъ или даже относятся съ презрѣніемъ къ историческимъ изслѣдованіямъ о возникновеніи его; эго естественно склоняетъ и многихъ студентовъ, стремящихся стать только практиками, слѣдовать ихъ примѣру. Аналитическій методъ изслѣдованія имѣетъ много важныхъ пробѣловъ, и тотъ, кто придерживается исключительно его, рѣдко или никогда не станетъ дѣйствительно знающимъ юристомъ: законъ является скорѣе искусствомъ, нежели наукой, и юристъ нуждается болѣе въ знаніи тѣхъ способовъ, съ помощью которыхъ слѣдуетъ примѣнять начала права, чѣмъ въ одномъ только поверхностномъ знакомствѣ съ самими этими началами. Изученіе права по однимъ только учебникамъ, безъ знакомства съ исторіею его, способно вызвать на практикѣ одинъ изъ крупнѣйшихъ недостатковъ, именно поспѣшность обобщенія. Изучившій право только по методу Остина или Бен-тама 2) способенъ примѣнять законъ, подобно правиламъ математики, столь же непреклонно и опредѣленно, какъ аксіомы Эвклида, безъ всякаго ближайшаго приспособленія его каждомъ въ отдѣльномъ случаѣ. Но каждый опытный юристъ знаетъ, какія огромныя трудности представляетъ примѣненіе началъ
*) Подъ аналитическимъ методомъ авторъ разумѣетъ методъ юридической конструкціи, основанный на систематизаціи отдѣльныхъ элементовъ права (субъекта, объекта и т. д.). Лрим. перевод.
®) Замѣчаніе это вѣрно въ особенности по отношенію къ Бентаму, который выводилъ многія правовыя нормы чисто математическимъ путемъ изъ нѣсколькихъ общихъ положеній своей утилитаристической теоріи. Анзііп, англійскій юристъ первой половины XIX в., считается основателемъ особой школы, которую ироф. йаітоікі (Зигіяргиііеіісе ог іііеогу о! Ыіе Іаѵѵ 1902 р. 648) характеризуетъ, какъ школу юридической спекуляціи. Эта школа изъ нѣсколькихъ общихъ принциповъ стремится вывести все содержаніе права. Прим. перевод.
закона и какая осторожность и внимательность потребны при установленіи основаній для рѣшенія какого-либо дѣла и въ примѣненіи этихъ основаній къ другимъ дѣламъ. Знаніе исторіи той отрасли права, съ которою связанъ данный законодательный принципъ, является безусловно необходимымъ для полнаго выясненія истиннаго значенія и границъ примѣненія его. Одни и тѣ же принципы примѣняются часто совершенно непослѣдовательно въ различныхъ случаяхъ; иногда въ процессѣ развитія права истинный принципъ забывается и на мѣсто его изобрѣтается для объясненія вполнѣ правильныхъ постановленій закона какой либо другой принципъ, совершенно неправильный. Въ результатѣ этого является то, что законъ регулируется отчасти въ соотвѣтствіи съ однимъ, отчасти—съ другимъ принципомъ, и примѣненіе того или другого приводитъ къ совершенно различнымъ результатамъ. Въ примѣненіи къ отдѣльнымъ случаямъ судебной практики абстрактный методъ аналитической школы въ юриспруденціи теряетъ свое значеніе. Знаніе исторіи права необходимо прежде всего для пониманія развитія юридическаго принципа. Возьмемъ, напримѣръ, прочно установленный принципъ гражданской отвѣтственности хозяина за неправомѣрныя дѣйствія его слуги, исполняющаго хозяйскія дѣла. Намъ всѣмъ извѣстно правило, что если телѣга торговца, небрежно управляемая кучеромъ, вслѣдствіе этой небрежности причинила кому либо ущербъ, то самъ торговецъ, а не его кучеръ, можегъ быть привлеченъ къ отвѣтственности. Здѣсь говорятъ, что принципомъ отвѣтственности хозяина является его небрежность при наймѣ неумѣлаго слуги. Если бы дѣло дѣйствительно обстояло такъ, то какъ логическій выводъ слѣдовало бы признать, что въ случаѣ отсутствія небрежности со стороны хозяина при наймѣ слуги, онъ не долженъ былъ и отвѣтствовать, или, другими сливами, указаніе на отсутствіе личной небрежности хозяина послужило бы пригодной оправдательной ссылкой противъ такого иска. На самомъ дѣлѣ, однако, этого нѣтъ. Извинительнымъ обстоятельствомъ не можетъ служить то, что хозяинъ при выборѣ своихъ слугъ употреблялъ величайшую внимательность. Дѣйствительнымъ же объясненіемъ является тотъ принципъ, что теорія небрежности придумана позднѣе, когда истинный принципъ такого иска былъ забытъ. Отвѣтственность хозяина въ дѣйствительности является пережиткомъ принципа отвѣтственности собственника за своего раба, и основывается на томъ же началѣ, какъ и отвѣтственность за вредъ, причиненный домашними животными. Исторпче-
ское разслѣдованіе вопроса доказываетъ намъ, что истинной основой этой отвѣтственности является не теорія небрежности со стороны хозяина, но совершенно иная теорія. Въ римскомъ правѣ существовалъ особый классъ исковъ, называемыхъ асііопез похаіез, при которыхъ наступала отвѣтственность одного вмѣсто другого. Отвѣтчикъ имѣлъ право выбора: или выдать самого правонарушителя, или уплатить за причиненный ущербъ. Право предоставляемое хозяину избѣжать отвѣтственности посредствомъ выдачи раба или животнаго, очень затрудняло юристовъ; весьма вѣроятно, что оно произошло отъ права частной мести, которое находило себѣ широкое признаніе въ самыхъ разнообразныхъ институтахъ древняго права. Происхожденіе отвѣтственности, повидимому, покоилось на слѣдующихъ принципахъ: если ущербъ былъ причиненъ рабомъ, потерпѣвшій имѣлъ право осуществить месть противъ раба лично, причинивъ вредъ такимъ образомъ собственности хозяина; въ дальнѣйшемъ хозяинъ или собственникъ получилъ возможность предупреждать такую месть уплатой вознагражденія за причиненный вредъ. Появленіе отвѣтственности хозяина, такимъ образомъ, если только теорія эта вѣрна, не имѣло никакого отношенія къ его небрежности, и слѣдовательно, отсутствіе такой небрежности со стороны хозяина не освобождало его отъ отвѣтственности по иску.
Иски о возмѣщеніи вреда, причиненнаго другимъ, занимали видное мѣсто въ римской юриспруденціи, но позднѣе римскіе юристы, какъ и впослѣдствіи англійскіе юристы, забыли ихъ истинное происхожденіе и говорили о правѣ выдачи (похаейе-(Ііііо), какъ объ ограниченіи отвѣтственности, а не какъ о первоначальномъ основаніи самого иска 4). Обязанность выдачи преступника была одной изъ самыхъ раннихъ обязанностей. Въ качествѣ замѣны ея хозяину позднѣе было дозволено платить за убытки.
Нѣтъ никакого сомнѣнія, что происхожденіе отвѣтственности хозяина въ англійскомъ правѣ было совершенно то же. У древнихъ авторовъ мы находимъ упоминаніе о выдачѣ преступника, какъ альтернативѣ при причиненіи убытковъ животными. Въ „Очеркѣ Уголовнаго Права" Фицгерберта указывается на существованіе такого законодательнаго правила, по которому, если собака придушитъ овцу, собственникъ собаки можетъ избавиться отъ отвѣтственности, выдавъ собаку собственнику овцы. Это въ
т) Иоітея. Соттоп Іалѵ р. 9. Моуіе. ІП8І. Іизі, 4, 8, 1.
точности соотвѣтствуетъ похае бейіііо римскаго права. Если мы вернемся назадъ еще далѣе, то найдемъ, что обязанность выдачи предшествуетъ, является первоначальной Формой отвѣтственности. Въ законахъ Ина предусматривается: „если мужъ изъ Вессекса убьетъ англичанина, то тотъ, кому этотъ мужъ принадлежитъ, долженъ выдать его главѣ рода или уплатитъ за ею жизнь 60 шиллинловьѵ‘. Въ настоящее время трудно убѣдиться, насколько этотъ принципъ распространялся и на наемнаго слугу, но, по всей вѣроятности, источникъ такой отвѣтственности былъ забытъ еще до того, какъ рабство перестало существовать. Съ несомнѣнностью мы можемъ установить этотъ Фактъ лишь въ римскомъ правѣ.
Но главнымъ недостаткомъ аналитическаго метода является все же не само примѣненіе принциповъ права. Недостатокъ лежитъ глубже въ ошибочномъ истолкованіи Фактовъ древняго права. Законъ, по теоріи Остина, является приказомъ политически высшаго лица своимъ подданнымъ съ требованіемъ повинованія тому, что требуется отъ нихъ подъ угрозой наказанія или взысканія. Но стоя на исторической точкѣ зрѣнія, нельзя признать древніе законы приказаніями. Они не издавались политически высшими и не предписывались подъ угрозою наказанія или чего-либо другого. Это были просто обычаи, санкціонированные давностью, соблюдаемые добровольно, съ глубокою преданностью старинѣ, характерною для нецивилизованныхъ народовъ. „Только въ самую послѣднюю эпоху своего развитія право начало разсматриваться какъ рядъ велѣній, изданныхъ верховною властью государства “— замѣчаетъ Стифснъ *)• Право возникло раньше всякой верховной власти; п въ Англіи король, даже когда онъ былъ признанъ въ дѣйствительности сувереномъ, никоимъ образомъ не стоялъ выше права.
Весьма интересно историческимъ путемъ изслѣдовать возникновеніе карательнаго права и намѣтить развитіе идеи преступленія въ различныхъ законодательствахъ. Чтобы достичь этой цѣли, мы должны будемъ тщательно отмѣчать стороны сходства и отличія въ различныхъ законодательныхъ системахъ, въ зависимости отъ особенностей политической жизни каждаго народа. При занятіяхъ правомъ, по замѣчанію Холмса, слѣдуетъ избѣгать двухъ ошибокъ: „одна состоитъ въ томъ, что мы предполагаемъ привычную и естественную для насъ идею суще-
х) ВІ?е8І (И сгітіпаі Іаѵѵ. 1883. Введеніе, стр. XI.
ствующей вѣчно. Многое, что мы считаемъ общепризнаннымъ, должно было съ большимъ трудомъ быть придумываемо и съ большой борьбой осуществляемо въ прошломъ. Другое заблужденіе, противоположное первому, заключается въ томъ, что мы слишкомъ многаго требуемъ отъ исторіи. Мы имѣемъ дѣло съ человѣкомъ вполнѣ развившимся. Можно предположить, что первобытный варваръ, дѣйствія котораго намъ предстоитъ разслѣдовать, во многомъ имѣлъ тѣ же чувства и страсти, какъ и мы сами“ ’)•
Если мы изберемъ, въ цѣляхъ лучшаго сравненія, возможно болѣе обособленныя другъ отъ друга системы права, если мы найдемъ тѣ же принципы или ту же практику существующими въ различныхъ общинахъ, географически отстоящихъ другъ отъ друга на далекомъ разстояніи и этнологически не связанныхъ другъ съ другомъ, то мы спокойно можемъ заключить, что полученный нами принципъ явится общимъ для человѣческаго общества вообще. Въ настоящей книгѣ я предполагаю разсмотрѣть карательное право Бретонскихъ законовъ (ВгеЬоп Ьачѵ) древней Ирландіи 2), еврейскихъ законовъ, въ томъ видѣ, въ какомъ оно представлено въ Ветхомъ Завѣтѣ, магометанское, римское, англо-саксонское и древнее англійское право. Эти различныя системы, представляющія различныя вѣтви арійской расы и двѣ наиболѣе важныхъ вѣтви семитической расы, обнаруживаютъ, какъ это будетъ видно изъ дальнѣйшаго изложенія, поразительное сходство того пути развитія, по которому въ каждой изъ нихъ развивались постановленія относительно преступленій и наказаній.
Самыя древнія свѣдѣнія о политическихъ обществахъ доказываютъ намъ въ каждомъ случаѣ преобладаніе одной и той же системы для защиты отъ правонарушеній и для наказанія за преступленія,—именно системы частной мести и личной защиты отъ посягательствъ. Всякій мстилъ способомъ, какимъ только хотѣлъ, за причиненное ему зло и обычаи рода не считали такое
т) Соютоп (аѵѵ, етр. 2.
а) Брегонами назывались судьи древией Ирландіи, которые, подобно . друидамъ Галліи, улаживали возникавшіе споры. ВгеЬоп 1а\ѵ — это сборники рѣшеній этихъ судей. Важнѣйшимъ изъ нихъ является йепсЬиз Мог, относящійся къ XI в. Въ этихъ сборникахъ излагаются въ стихотворной формѣ достопримѣчательные случаи, относящіеся преимущественно къ тяжбамъ о границахъ и о наслѣдствѣ. ІІри.ч. перво.
поведеніе преступнымъ. Идея возмездія глубоко коренится въ природѣ человѣка. Дикарь или ребенокъ мстятъ за непріятность тѣмъ, что причиняютъ подобную же непріятность оскорбителю. Возмездіе вообще признается допустимымъ даже въ цивилизованныхъ обществахъ. „Око за око, зубъ за зубъ; и кто прольетъ кровь другого, того кровь будетъ пролита другимъ “—таково правило, существующее во всѣхъ древнихъ обществахъ. Мойль правильно замѣчаетъ, говоря о римскомъ правѣ: „Система самозащиты въ видѣ частной мести повсюду предшествовала установленію правильнаго суда; потерпѣвшій вмѣстѣ со своими сородичами и подчиненными мстилъ преступнику, уничтожалъ его жилище и вмѣстѣ съ тѣмъ, вѣроятно, его жену и дѣтей; или грозилъ ему сверхестественными карами, проклиная его, какъ это дѣлается на востокѣ и до сихъ поръ; или, наконецъ, онъ обращалъ своего противника въ рабство или лишалъ его жизни11 ’)• Въ римскомъ правѣ времени Гая и Юстиніана, конечно, сохранились лишь слабые слѣды этой системы самозащиты. Но и на основаніи этого можно доказать, что ранняя исторія права была въ Римѣ той же, какъ и всюду. Если же мы обратимся къ системамъ права, которыя, по различнымъ причинамъ не развивались такимъ же способомъ, какъ римское право, напримѣръ, къ законамъ Брегоновъ Ирландіи или къ законодательствамъ семитическихъ народовъ, то мы найдемъ систему частной мести въ полной силѣ даже на самой высокой стадіи развитія, какой только достигли эти законодательства. Нѣтъ сомнѣнія, что первоначальная исторія англійскаго права была такою же. „То обстоятельство—говоритъ СтиФенъ,—что частная месть потерпѣвшаго отъ преступленія въ раннія времена была главнымъ источникомъ уголовнаго правосудія, является одной изъ наиболѣе характерныхъ для англійскаго уголовнаго права чертъ, и это во многомъ повліяло на ту главную особенность его, что уголовное судопроизводство является похожимъ на частный споръ11 (Нізіогу оГ Сгішіпаі Іахѵ. 1. р. 245). Позднѣйшее развитіе какъ англійскаго, такъ и римскаго права, въ большой степени изгладило слѣды системы первоначальнаго возмездія, и теперь трудно намѣтить въ области ихъ различныя стадіи прогресса вплоть до состоянія зрѣлости права. Поэтому мы прибѣгаемъ къ помощи другихъ законодательствъ, упомянутыхъ выше. Законы Брегоновъ, остановившіеся на ранней стадіи развитія,
Іцвііац іііуѴ^ѵп] . I- у." 614;—
вслѣдствіе неблагопріятной исторіи Ирландіи, бросаютъ яркій свѣтъ на раннюю исторію карательнаго права и даютъ намъ недостающее звено въ исторической цѣпи развитія права. Они рисуютъ наМъ во всемъ цвѣтѣ и силѣ учрежденія и Формы судопроизводства, отъ которыхъ въ римскомъ правѣ остались лишь слабые слѣды и воспоминаніе о которыхъ въ наше время почти совершенно исчезло.
Первоначальнымъ способомъ реагированія на зло было, какъ я указалъ, возмездіе, тальонъ противъ самой личности правонарушителя. На этой стадіи человѣческаго прогресса, еще не существовало права въ томъ смыслѣ, какой мы теперь придаемъ этому слову. Было бы нелѣпостью называть таліонъ дикарей правомъ; но все же эта система таліона являлась зерномъ, изъ котораго постепенно выростало карательное право, и мы можемъ, сравнивая право различныхъ народовъ въ различные періоды ихъ развитія, правильно намѣтить тѣ стадіи, въ которыя обычай таліона преобразовался въ правильную систему уголовнаго права. Первою стадіею въ этомъ развитіи было образованіе для потерпѣвшаго обычая принимать какое либо денежное вознагражденіе взамѣнъ его права на месть. Преступникъ такимъ образомъ могъ откупаться отъ мести, угрожавшей ему, если онъ предпочиталъ выкупъ. Первоначально примѣненіе выкупа зависѣло всецѣло отъ воли обѣихъ сторонъ. Никакого принужденія къ заключенію такой сдѣлки не было. Отъ усмотрѣнія самого потерпѣвшаго зависѣло, принять ли денежное удовлетвореніе, или примѣнить месть къ оскорбителю. Послѣдній, если онъ являлся достаточно сильнымъ, могъ безопасно пренебречь своимъ врагомъ и отказаться платить какое либо вознагражденіе. Это была всецѣло частная сдѣлка; потерпѣвшій, сообразно своей силѣ и степени своего гнѣва, требовалъ съ правонарушителя ту сумму, которую онъ считалъ достаточной. Постепенно, однако, установилась правильная лѣстница пеней—сначала для легкихъ обидъ, а впослѣдствіи и для болѣе серьезныхъ посягательствъ. Обычай является громадной силой среди нецивилизованныхъ народовъ. Естественно поэтому, что люди безъ всякаго принужденія удовлетворялись принятіемъ вознагражденія въ томъ же размѣрѣ, въ какомъ получали его другіе при подобныхъ же случаяхъ. Здѣсь такимъ образомъ не было никакого вмѣшательства судебной власти, никакого принужденія.
Не слѣдуетъ забывать, что право личной мести во многихъ случаяхъ являлось обязанностью. Человѣкъ былъ связанъ ре
лигіей и обычаемъ мести за смерть своего родича. Обязанность эта по общему правилу возлагалась на ближайшаго родственника мужского пола, который являлся „мстителемъ за кровькакъ, выражается Священное писаніе. По обычаю большинства народовъ, убійство, какъ и всякое другое преступленіе, могло быть улажено примиреніемъ преступника съ ближайшимъ родичемъ убитаго. Мы никогда не читали о головничествѣ 9 въ историческій періодъ Греціи, но у Гомера мы неоднократно встрѣчаемъ указанія на него. Такъ, въ девятой книгѣ Иліады Аяксъ, упрекая Ахилла за непринятіе примирительныхъ подарковъ, предложенныхъ ему Агамемнономъ, напоминаетъ, что даже смерть брата можетъ быть заглажена уплатою денегъ, и что убійца, уплативъ штрафъ, можетъ оставаться свободнымъ въ средѣ своего народа. Одна изъ такихъ сценъ, говорятъ, была даже изображена на щитѣ Ахилла и представляла споръ по поводу головничества. У древнихъ германцевъ обычай этотъ имѣлъ повсемѣстное примѣненіе. Тацитъ разсказываетъ намъ, что удовлетвореніе за убійство человѣка состояло изъ нѣсколькихъ головъ скота и что такимъ удовлетвореніемъ довольствовался весь родъ убитаго. По Салическому закону пеня уплачивалась деньгами и измѣнялась сообразно положенію, полу и возрасту убитаго лица. Древніе англійскіе законы основывались на томъ же принципѣ: указанія на головничество постоянно встрѣчаются въ законахъ Эдгара и Ательстана. Въ Швеціи головничество признавалось также подъ именемъ КіпЬоіе и давалось въ удовлетвореніе за убійство. Въ римскомъ правѣ, насколько мнѣ извѣстно, не сохранилось слѣда отъ него; но постановленія XII таблицъ относительно убійства не дошли до насъ, и только изъ случайныхъ указаній, которыя мы можемъ почерпнуть изъ значительно болѣе позднихъ источниковъ, мы узнаемъ, что убійство каралось смертью. Возможно, что въ болѣе легкихъ случаяхъ первобытное римское право позволяло убійцѣ загладить свое преступленіе уплатой денегъ, но болѣе вѣроятнымъ, по моему мнѣнію, будетъ то предположеніе, что законъ признавалъ жизнь римскаго гражданина
т) Мы переводимъ (Іеаііі-Гіпе чрезъ „головничество14, понятіе, заимствованіе изъ терминологіи Русской Правды, обозначавшее вознагражденіе, уплачиваемое родственникамъ убитаго. Впрочемъ, эту терминологію мы не выдерживаемъ вполнѣ послѣдовательно, вслѣдствіе необходимости иногда точнѣе передавать этимологическое значеніе различныхъ терминовъ. Часто этотъ терминъ мы переводимъ—пеня за убійство. Ирин. перев.
настолько священной, что не позволялъ расплачиваться за нее деньгами. Среди семитическихъ народовъ головничество примѣнялось часто, оно продолжало существовать въ Турецкой имперіи вплоть до нашихъ дней; но у евреевъ же принятіе денегъ за убійство было ясно запрещено уже во времена Моисеева законодательства. Жизнь человѣка у нихъ признавалась настолько священной, что она не могла быть искуплена уплатой денегъ. Вліяніе религіи такимъ образомъ много способствовало повсюду развитію уголовнаго права.
Опредѣленіе размѣра головничества, конечно, было наиболѣе важнымъ дѣломъ въ тѣхъ случаяхъ, когда было разрѣшено платить и принимать его; относительно него естественно возникалъ споръ: во-первыхъ потому, что размѣръ его долженъ былъ быть по необходимости большимъ, чѣмъ въ болѣе легкихъ случаяхъ, и во-вторыхъ потому, что принятіе слишкомъ маленькой пени могло бы разсматриваться какъ уклоненіе отъ обязанности кровавой мести. Лицо, на обязанности котораго лежала эта месть, могло принять деньги, но оно не могло бы согласиться, не рискуя впасть въ немилость рода, принять какое либо небольшое вознагражденіе за убійство своего сородича.
Первый зародышъ судебнаго разбирательства можно найти въ установленіи размѣра пеней въ собраніяхъ трибъ, которыя періодически происходили у древнихъ народовъ. Каждая сторона естественно апеллировала къ этому собранію и, вѣроятно, въ древнія времена главной задачей такихъ собраній и являлось улаживаніе такихъ споровъ. Сначала рѣшеніе примирительнаго характера только предлагалось, совѣтывалось, но ни та, ни другая сторона не были обязаны принять его; и, вѣроятно, чрезъ не очень продолжительный періодъ времени были сдѣланы попытки установить принудительнымъ образомъ размѣры пеней. Если обѣ стороны желали предложить дѣло на рѣшеніе собранія, это рѣшеніе становилось для нихъ обязательнымъ; постепенно оно стало привычнымъ и требуемымъ обычаемъ.
Въ англійскомъ правѣ сохранились лишь слабые слѣды этой системы, но право Брегоновъ даетъ намъ яркую картину такого состоянія общества, и нѣтъ никакого сомнѣнія, что подобное обращеніе къ народному собранію повсюду предшествовало организаціи правильной судебной системы.
Устанавливая размѣръ подлежащей уплатѣ пени, собраніе трибъ, естественно, обращало вниманіе на то, чтобы потерпѣвшій удовлетворился этимъ рѣшеніемъ. Чувства пострадавшей сто
роны сначала болѣе, чѣмъ нравственная вина преступника или даже размѣръ причиненнаго вреда, были Факторомъ, опредѣляющимъ размѣръ пени. Въ болѣе поздній періодъ, когда право развилось вполнѣ и рѣшенія судовъ получили полную правовую силу, слѣды этой системы сохранились въ правилахъ, регулирующихъ назначеніе пени за различныя преступленія. Любопытное правило римскаго права, по которому воръ, застигнутый на мѣстѣ преступленія, наказывался пеней вдвойнѣ большей, чѣмъ воръ, не застигнутый при совершеніи преступленія, безъ сомнѣнія имѣетъ своимъ источникомъ указанный принципъ. „Основаніе того—говоритъ Постъ *), почему і'игіиш тапИезіит подлежало болѣе тяжкому наказанію, чѣмъ Гигіит пес тапііЫит заключается не въ предположеніи законодателя эпохи варваровъ о томъ, что поимка на мѣстѣ преступленія есть обстоятельство, усиливающее вину, но въ желаніи его расширеніемъ средствъ законнаго вознагражденія побудить потерпѣвшую сторону не примѣнять самоуправства тутъ же и не мстить немедленно преступнику на мѣстѣ преступленія".
Римское право обнаруживаетъ только чисто случайнымъ образомъ слѣды существованія такихъ обычаевъ; право же Брегоновъ рисуетъ намъ эту систему въ ея полномъ дѣйствіи. Воок оГ АісіИ перечисляетъ съ большою подробностью различныя обстоятельства, которыя слѣдуетъ принимать во вниманіе при опредѣленіи размѣра пеней; въ ней приводятся также примѣры, когда потерпѣвшая сторона отказывалась по различнымъ причинамъ отъ принятія назначенной пени
Какимъ же образомъ эта чисто произвольная система преобразовалась въ правильный, принудительно примѣняемый уставъ карательнаго права? Нѣтъ сомнѣнія, что принудительное принятіе уплачиваемой пени явилось результатомъ постепеннаго развитія. Постановленія права Брегоновъ, напримѣръ, не содержатъ какихъ либо указаній на принужденіе къ уплатѣ пени, и мы съ нѣкоторымъ изумленіемъ узнаемъ, что въ этомъ правѣ не существовало обязательства къ уплатѣ. Можно предположить, что когда собранія трибъ или короли впервые начали авторитетно рѣшать споры, они оказывали потерпѣвшему, если преступникъ былъ налицо, поддержку, необходимую для того, чтобы склонить его къ выполненію возложеннаго на него взысканія. Если же преступникъ не хотѣлъ этого, то, поскольку намъ из-
’) 6а]из. р. 460.
вѣстно, не существовало средствъ къ тому, чтобы склонить его къ повиновенію; здѣсь опять воскресалъ принципъ возмездія. Отказавшійся повиноваться закону лишался его преимуществъ. Если кто-либо отказывался уплатить пеню, возложенную на него закономъ за какое либо преступленіе, онъ объявлялся на будущее время лишеннымъ права требовать уплаты пеней за посягательства противъ своей личности. Другими словами, онъ ставился внѣ закона, лишался его покровительства *). Съ значительнымъ вѣроятіемъ, слѣдовательно, можно утверждать, что поставленіе внѣ закона (опііаѵѵгу) было наказаніемъ, примѣняемымъ обществомъ. Чѣмъ древнѣе законодательный памятникъ, тѣмъ болѣе мелочны правила, содержащіяся въ немъ о поставленіи внѣ закона. Гэнри Мэнъ приходитъ къ такому заключенію: „Наиболѣе древнимъ наказаніемъ за ослушаніе суда являлось, вѣроятно, поставленіе внѣ закона. Тотъ, кто не подчинялся приговору, лишался покровительства права. Если его убивали, то его сородичамъ запрещали мстить или удерживали ихъ всѣми силами первобытнаго общественнаго мнѣнія отъ того, чтобы они мстили за его смерть, хотя эта месть при другихъ условіяхъ являлась ихъ обязанностью и ихъ правомъ'1 2). Образованіе системы поставленія внѣ закона явилось чрезвычайно важнымъ Факторомъ развитія уголовнаго права. Въ древнихъ законахъ еще не существуетъ понятія преступленія. Слово преступленіе сравнительно поздняго происхожденія и предполагаетъ уже существованіе какого либо судопроизводства въ римскомъ правѣ (сгішеп, преступленіе, происходитъ отъ греческаго хріѵеіѵ).
Уголовное право, въ отличіе отъ права карательнаго, заклю-
х) Въ своей работѣ СіЬег <1ак ргітйіѵе 8(,гаГгесЫ“ Е. Ку-
лишеръ доказываетъ, что реакція противъ сочлена внутри союза первоначально не имѣла характера мести. Обязанность изгнанія, которая съ теченіемъ времени переходитъ въ обязанность выдачи, является первоначально субсидіарной по отношенію къ уплатѣ денежной пени. Смыслъ ея заключается въ томъ, что родственники человѣка, за котораго они не могутъ платить пеню, не должны защищать его оружіемъ. Изъ такого отказа въ защитѣ и развивается поставленіе внѣ закона (онПатегу, Ггіебіозі^кеіі, потокъ). Вмѣстѣ съ тѣмъ поставленіе внѣ закона, сопровождающееся изгнаніемъ виновнаго, представляетъ собою древнѣйшую форму, въ которой родъ реагировалъ на преступленія, совершенныя внутри рода членами противъ сородичей, какъ напр. отце-и братоубійство. Прим. пер.
а) Еагіу 1а\ѵ аий сизіош р. 170—174. Глава: „Король н древнее правосудіе'-.
чаетъ въ себѣ извѣстный моментъ публичнаго осужденія; это начало содержитъ и приговоръ о поставленіи внѣ закона. Право же мести или право уплаты денежной пени вмѣсто такой мести характеризуетъ скорѣе частное, нежели публичное право. Слово роепа, въ противоположность слову сгітеп, не заключаетъ въ себѣ никакихъ элементовъ публичнаго характера. „Нѣтъ сомнѣнія, что выраженіе роепа первоначально имѣло смыслъ не столько наказанія, сколько условленнаго вознагражденія за обиду; наиболѣе ранними пенями являлись суммы, въ случаѣ уплаты которыхъ потерпѣвшій соглашался на отказъ отъ принадлежавшаго ему по обычаю права мести. Такъ напримѣръ, штрафныя суммы, уплачиваемыя истцу въ римскомъ процессѣ по искамъ изъ деликта, свидѣтельствуютъ о такомъ характерѣ пени, хотя самая пеня въ нихъ обыкновенно назначалась государствомъ, а не сторонами11 1).
Прототипомъ современнаго уголовнаго процесса является торжественное провозглашеніе на собраніи трибы постановленнаго послѣ полнаго разслѣдованія дѣла приговора о поставленіи внѣ закона. Въ Исландіи приговоръ произносился АИЬіп^’омъ, человѣкомъ закона. Въ сказаніи о Сізіі изгнанникѣ * 2) мы находимъ указанія на то, какимъ образомъ въ этой странѣ постановлялся приговоръ объ изгнаніи (опііачѵгу). Жисли въ ссорѣ убиваетъ своего соперника. Тотъ убѣгаетъ, но его преслѣдуетъ Боркъ Сильный, братъ убитаго. „Затѣмъ происходитъ то, что Жисли обращается къ своимъ зятьямъ Хельги, Сигурду и Вестгену съ просьбой отправиться въ Тингъ (т. е. мѣстное собраніе, созывавшееся періодически) и предложить за него примирительное вознагражденіе, чтобы его не поставили внѣ закона. И вотъ сыновья Бьяртмара отправляются въ Тингъ, но не могутъ взять съ собою ничего, что послужило бы средствомъ вознагражденія; они говорятъ даже, что поступили очень скверно, они почти разрыдались еще до того, какъ окончился споръ. Тогда они были еще очень молоды, а Брокъ Сильный былъ очень разгнѣванъ, такъ что они не могли ничего подѣлать съ нимъ". Въ Англіи по древнему праву считалось необходимымъ, чтобы человѣкъ былъ торжественно призываемъ въ четыре гра®скихъ суда, прежде чѣмъ надъ нимъ будетъ произнесенъ приговоръ о поставленіи
х) Моуіе. ІП8І. оГ Лівііпіап. ѵоі. I. ]>. 616.
2) Тііе Віогу оГ 6І8ІІ Піе ОііНаѵѵ. Е(1. Ьу Оавепі.
внѣ закона *). По буквѣ закона постановленіе внѣ закона еще до сихъ поръ сохраняется въ англійскомъ правѣ, хотя на практикѣ оно не примѣняется съ давнихъ поръ.
Таковъ краткій очеркъ того пути, какимъ зарождалось уголовное или карательное право во всѣхъ правовыхъ системахъ. Когда мы пройдемъ эту начальную стадію, мы увидимъ, что право развивалось въ различныхъ странахъ различно, соотвѣтственно съ характеромъ управленія, занятіями и темпераментомъ народа. Различныя дѣянія стали преступленіями въ различныхъ системахъ, но общій принципъ, который лежитъ въ основѣ всѣхъ ихъ, есть принципъ мести. Тѣ дѣянія повсюду стали разсматриваться, какъ преступленія, которыя влекли за собою месть или тальонъ. Судебная власть, народное собраніе или король сначала регулировали лишь способъ примѣненія этой мести и условія, при которыхъ она могла бы быть замѣнена денежной пеней. Отдѣльныя лица стали принуждаться къ повиновенію посредствомъ приговоровъ о поставленіи внѣ закона. Затѣмъ постепенно, отчасти съ цѣлью подавленія безпорядка, отчасти вслѣдствіе исчезновенія системы денежныхъ пеней, установилась правильная система уголовнаго права; тѣ дѣянія стали преступленіями, которыя раньше лишь влекли денежную отвѣтственность или личную месть. Такимъ образомъ мы видимъ, какое различіе существуетъ между дѣйствительнымъ развитіемъ уголовнаго права и тѣми предположеніями, которыя можно было бы создать на этотъ счетъ по принципамъ аналитической юриспруденціи. Если какая-либо отрасль права и соотвѣтствуетъ теоріи Остина, то это уголовное право. Ни въ одной изъ дру гихъ отраслей права не выражены такъ ясно повелѣнія или запреты, нигдѣ такъ ясно не проявляется существованіе санкцій, и несмотря на это, мы приходимъ къ тому выводу, что древнее уголовное право вовсе не было повелѣніемъ, а было обычаемъ тальона въ то время, когда еще не существовало верховной организаціи, которая могла бы издавать повелѣнія, и когда еще не было средствъ для того, чтобы принудить къ исполненію этихъ приказаній.
т) Графскіе суды являлись по всей вѣроятности у Англо-Саксовъ пережиткомъ, сохранившимся отъ періодическихъ собраній трибъ тевтонскихъ народовъ.
ЛЕКЦІЯ И.
Древнее ирландское право.
Наиболѣе поучительнымъ памятникомъ, какимъ только мы обладаемъ для изученія древняго уголовнаго правосудія, является право Брегоновъ древней Ирландіи. „Тѣ же причины—говоритъ Генри Мэнъ,—которыя остановили развитіе права Брегоновъ, создали и спеціальный интересъ къ нему въ наши дни“. Различныя компиляціи этого права являются цѣнными въ качествѣ лучшаго источника для ознакомленія съ ранней исторіей Ирландіи. Ирландцы, однако, почти единственные во всемъ мірѣ считаютъ національную исторію недостойною изученія. Мало интереса придавалось ей съ исторической точки зрѣнія до тѣхъ поръ, пока не была признана цѣнность ея по отношенію къ изслѣдованіямъ сравнительнаго правовѣдѣнія. „Право Брегоновъ—говоритъ Ричли—выражаетъ полнѣе, чѣмъ всякій другой кодексъ, идеи древняго общества относительно всей совокупности дѣяній, обозначаемыхъ именемъ преступленій и правонарушеній". Такимъ образомъ естественно будетъ начать изученіе первобытнаго карательнаго права съ него.
Древность правовой системы до извѣстной степени не зависитъ отъ ея хронологической даты. Англійское право времени короля АльФреда считается древнимъ, между тѣмъ какъ римское право эпохи Юстиніана, предшествовавшей царствованію Альфреда на насколько столѣтій, является въ высшей степени современнымъ. Ирландское право, хотя большая часть его и была написана не позже XII в. или XIII в., является весьма древнимъ: наиболѣе архаическія начала господствовали въ немъ въ теченіе столѣтій послѣ того какъ они исчезли повсюду.
Ирландцы, безъ сомнѣнія, достигли весьма значительной ступени цивилизаціи между VI и XI вв., и изученіе права, повидимому, было очень популярно у нихъ. Изъ книгъ, упоминаемыхъ въ Глоссаріи Кормака, принадлежащемъ къ IX в., всѣ книги, за исключеніемъ двухъ, являются правовыми трактатами. ЕепсЪіій Мог и Воок оі' Аісііі являлись главными авторитетами по вопросамъ права, дошедшими и до насъ. Въ введеніи къ 8епсЬн8 Мог устанавливается, что книга эта была закончена девять лѣтъ спустя послѣ прибытія св. Патрика въ Ирландію, т. е. около 441 г., и хотя Генри Мэнъ сомнѣвается въ столь раннемъ появленіи ея, все же авторитетъ всѣхъ ирландскихъ ученыхъ и переводчиковъ говоритъ противъ него; судя по внутреннему ея содержанію, можно признать, впрочемъ, что она была составлена немного позднѣе. Значительная часть текста изложена въ стихотворной Формѣ, которая ясно указываетъ на то, что она была составлена раньше появленія письменности: стихотворная Форма очевидно имѣла въ виду облегчить запоминаніе.
8епсЬн8 Мог былъ составленъ, согласно свѣдѣніямъ, изложеннымъ въ введеніи, во время Лэгхайра, сына Ніаля, короля Эрина, когда владыкой міра былъ Ѳеодосій. Обстоятельства появленія этого сборника передаются такимъ образомъ: „Легхайръ приказалъ своему народу убить кого-либо изъ народа Патрика, и обѣщался постановить самолично приговоръ надъ тѣмъ, кто исполнитъ его приказаніе; этимъ способомъ онъ сумѣетъ узнать, получитъ ли онъ за это прощеніе “. Нуада Дергъ, братъ Лег-хайра. убилъ тогда Одрана, возницу Патрика. Патрикъ передалъ дѣло на рѣшеніе королевскаго поэта Исландіи Эрина, который вынесъ смертный приговоръ. „Убійство другого человѣка низкимъ способомъ является зломъ; я вынесу смертный приговоръ каждому, кто убьетъ, за его преступленіе". Нуада былъ казненъ.
„Въ томъ рѣшеніи, которое Богъ открылъ Патрику—говоритъ комментаторъ—слѣдуетъ видѣть средній путь между прощеніемъ и таліономъ: таліонъ господствовалъ въ Эринѣ до Патрика, Патрикъ же принесъ съ собою прощеніе, т. е. Нуада былъ казненъ, за свое преступленіе, а Патрикъ за то попалъ въ рай. Въ этомъ рѣшеніи такимъ образомъ имѣется и прощеніе и таліонъ. Въ то время всѣ выбирали между прощеніемъ и возмездіемъ по таліону, тогда какъ въ настоящее время никто не можетъ надѣяться попасть въ рай (какъ это было тогда съ Патрикомъ), но также и никто не приговаривается къ смерти за умышленную вину, поскольку можно получить съ него пеню
Эрика; а если эта пеня не можетъ быть получена, онъ приговаривается къ смерти за свою умышленную вину или посылается въ море за преступленія, учиненныя по невѣжеству, или за противодѣйствіе закону
Послѣ этого приговора Легхайръ рѣшилъ, что всѣ законы должны быть собраны и поставлены въ соотвѣтствіе съ духомъ повой религіи. „Тогда Дубтахъ получилъ приказаніе представить всѣ приговоры и всѣ стихотворныя сказанія Эрина и всякіе законы, которые господствовали между людьми Эрина, включая законы природы, законы пророковъ и всѣ права, заключающіяся въ приговорахъ острова Эрина и у поэтовъ" и „все, что не расходится со словомъ Божьимъ, открытымъ въ писанномъ правѣ и въ Новомъ Завѣтѣ, и съ сознаніемъ вѣрующихъ, все это было подтверждено Патрикомъ, духовенствомъ и военачальниками Эрина въ законахъ Брегоновъ. Законъ природы былъ совершенно правиленъ (кромѣ развѣ вѣры и ея обязательствъ) и находился въ гармоніи съ церковью и народомъ. Это и есть БенсЬиз Мог“.
Въ этомъ отрывкѣ слѣдуетъ обратить особенное вниманіе на двѣ стороны. Во-первыхъ въ немъ ясно указывается на возмездіе по тальону какъ на источникъ карательнаго права, и, во-вторыхъ, онъ отождествляетъ законъ съ стихотворными сказаніями, что является, конечно, весьма любопытнымъ для современнаго читателя. Главнымъ авторитетомъ въ вопросахъ права является царскій придворный поэтъ, который собираетъ „приговоры и всю поэзію Эрина" до Патрика. Это сразу приводитъ насъ къ тому убѣжденію, что работа эта была первоначально составлена, когда еще неизвѣстна была письменность; крайне архаическій характеръ законовъ въ другихъ отношеніяхъ подтверждаетъ этотъ взглядъ. Итакъ не можетъ быть сомнѣнія въ томъ, что въ какое бы время ни былъ составленъ 8евсЬи8 Мог, содержаніе его относится къ очень отдаленному періоду развитія. Въ книгѣ этой мы не находимъ еще упоминаній о чеканенной монетѣ; мѣрой цѣнности являлась „сишйаі", что значило первоначально „рабыня", а затѣмъ „цѣна, уплачиваемая за рабыню", (цѣна эта равнялась цѣнѣ трехъ козъ). Родовой бытъ былъ основой общества. Землею владѣли всѣ сообща и частная собственность не была еще извѣстна. Семья и даже триба была отвѣтственна за преступленія отдѣльныхъ лицъ; всѣ преступленія могли быть замирены уплатой денежной суммы. Наиболѣе страннымъ во всемъ БепсЬиз Мог и въ другихъ сборникахъ
права является то, что рядомъ съ самыми архаическими принципами мы находимъ по нѣкоторымъ вопросамъ весьма современныя доктрины, которыя, по всей вѣроятности, были заимствованы изъ римскаго права, и введены позднѣе въ качествѣ глоссъ къ оригиналу. Напримѣръ, мелочная регулировка договоровъ и постановленія относительно обмана сильно напоминаютъ намъ очень эластичное ехсерііо <іо1і таіі римскаго права. Взятые въ цѣломъ, однако, законы являются справедливыми и правильными; этимъ объясняется желаніе норманнскихъ или англійскихъ поселенцевъ перенять ихъ, которое потребовало столько энергіи отъ парламента Пэля для своего противодѣйствія и репрессированія.
8епсіш8 Мог сталъ главнымъ авторитетомъ въ вопросахъ права для всей Ирландіи и оставался таковымъ во все время независимости ирландскихъ трибъ, пока авторитетъ его не прекратился окончательно въ XVII в. Въ теченіе всего этого періода, приблизительно равнаго 1000 лѣтъ, законъ подвергался лишь небольшимъ измѣненіемъ или, можно сказать, даже не испыталъ ихъ. Многія причины вызвали такой результатъ; главной изъ нихъ было неблагоустроенное состояніе Ирландіи и отсутствіе всякой центральной власти, которая могла бы измѣнить или развить законодательную систему. Отсюда и сохранилось въ Ирландіи право крайне архаическаго характера, даже при позднѣйшемъ развитіи страны; этимъ же объясняется и интересъ къ этой системѣ, сохраняющійся до сихъ поръ.
Всякій, кто знакомъ съ исторіей Ирландіи, объяснитъ себѣ безъ особыхъ затрудненій, какъ случилось то, что законъ оставался неизмѣннымъ въ теченіе столь долгаго періода времени. Сильная центральная власть является главнымъ условіемъ для развитія закодательства, а таковой совершенно не существовало въ Ирландіи послѣ X в. Датчане разрушили централизованную монархію, которая въ то время только начала развиваться. Затѣмъ явились норманны подъ предводительствомъ Стронгбоу, тѣснимые Генрихомъ II англійскимъ. Они никогда не покорили страны полностью, но были слишкомъ сильны для того, чтобы ихъ можно было изгнать. И какъ удачно выражается Лекки— „вражеская власть водворилась въ сердцѣ народа, разрушила въ немъ всякую способность къ централизованному управленію, исполнять Функцію котораго сама она не могла" ’). Отсутствіе
*) Ні?іогу оГ Еп^іапй іп Ше Еі§ЫеепіЬ Сепіигу, т. II, стр. 93.
всякой власти, которая могла бы принудить къ исполненію права или измѣнить его, мѣшало внутреннему развитію народа; иностранное же вліяніе было въ значительной степени исключено вслѣдствіе сильной ненависти къ завоевателямъ и упорнаго отказа перенять какое либо изъ ихъ установленій. Въ ирландскихъ трактатахъ о правѣ нельзя найти ни малѣйшаго слѣда англійскаго права.
Воок оГ АісіІІ является вторымъ по своему значенію сборникомъ права; въ немъ излагается та отрасль права, которую теперь мы называемъ уголовнымъ правомъ. Но въ древнемъ ирландскомъ правѣ не существовало различія между гражданскимъ и уголовнымъ правомъ или, говоря точнѣе, въ немъ совершенно не существовало того, что мы называемъ уголовнымъ правомъ. Единственно признаваемымъ средствомъ самозащиты являлась месть. Всякое производство, происходило ли оно вслѣдствіе преступленія, или вслѣдствіе простого правонарушенія, или наконецъ, вслѣдствіе несоблюденія договора, первоначально было одинаковымъ, и кончалось одинаково, именно возмѣщеніемъ понесеннаго ущерба.
Ученые издатели Сборниковъ Права въ введеніи къ ВоокоГ АісіІІ вкратцѣ излагаютъ начала права, содержащагося въ ней, слѣдующимъ образомъ: „Основныя черты ранняго права по отношенію къ преступленіямъ, которыя съ особенною ясностью проступаютъ въ сборникахъ права Брегоновъ и спеціально въ данной книгѣ, могутъ быть сведены къ слѣдующимъ:
1) полное отсутствіе всякой законодательной власти, изъ чего слѣдуетъ,
2) что законъ всецѣло покоился на обычаѣ и теоретически былъ неспособенъ къ измѣненіямъ;
3) что всякая судебная власть покоилась только на взаимномъ соглашеніи и всѣ приговоры могли быть исполнены только при согласіи подчиниться рѣшенію третейскаго суда; санкціей этого суда являлось только общественное мнѣніе;
4) что всѣ дѣянія, считаемыя нами за преступленія, раз -сматривались здѣсь, какъ посягательства на частные интересы, и
5) что Формой, которую имѣли въ виду всѣ приговоры, было возмѣщеніе убытковъ “.
Всѣ преступленія, начиная съ простого или тяжкаго убійства, и вплоть до самой незначительной кражи или оскорбленія по праву брегоновъ влекли за собою лишь денежное вознагражденіе. Преступникъ, если онъ уплачивалъ требуемое съ него
вознагражденіе, являлся свободнымъ отъ всякаго наказанія. Если же онъ не могъ или не хотѣлъ уплатить его, то потерпѣвшій могъ добиться удовлетворенія посредствомъ захвата его имущества или имущества его родственниковъ, могъ примѣнить къ нему месть тѣмъ способомъ, какой онъ считалъ правильнымъ. Такъ называемая эрикова пеня является особенно интересной чертой въ ирландскомъ правѣ. Правила для вычисленія размѣровъ ея были крайне сложными, и большая часть сборниковъ права заняты спорами объ этомъ. Самымъ подробнымъ образомъ указывалось, въ какой части обязаны уплачивать ее родственники преступника въ случаѣ несостоятельности послѣдняго; первобытная идея отвѣтственности всего рода за дѣйствія своего сочлена признается повсюду въ этихъ законахъ.
Размѣръ пени варьировался, частью въ соотвѣтствіи съ званіемъ потерпѣвшаго, частью въ соотвѣтствіи съ званіемъ преступника или съ природой учиненнаго дѣянія. Пеня въ двойномъ размѣрѣ требовалась, если убійство было учинено по злобѣ; съ другой стороны, эрикова пеня взималась даже при случайномъ или неумышленномъ убійствѣ. Освобожденіе отъ отвѣтственности за случайное причиненіе вреда является всецѣло новѣйшей идеей. Всѣ памятники древняго права караютъ какъ умышленныя, такъ и неумышленныя посягательства. Даже въ англійскомъ уголовномъ правѣ такъ называемое извиняемое убійство не вполнѣ было свободно отъ наказанія до самаго недавняго времени *)•
Размѣръ эриковыхъ пеней разнообразился, какъ я указывалъ, въ зависимости отъ званія убитаго лица. Онъ былъ наи-
') Въ англійскомъ правѣ различаютъ іизііГіаМе Ьотісійе, куда относится убійство по праву (при исполненіи смертнаго приговора, во время исполненія обязанности, при предупрежденіи преступленія) и е х с и-8 а Ы е Ьогаісійе, куда относятъ убійство при самооборонѣ н убійство случайное. Различіе заключается въ томъ, что въ первомъ случаѣ законъ предписываетъ положительнымъ образомъ учинить актъ, вызывающій смерть другого, при второмъ же не воспрещаетъ этого акта. Въ прежнее время между этими двумя видами была существенная разница. Такъ называемое „евсизаЫе Ьотісіііе®, извиняемое убійство не влекло полнаго оправданія причинившаго его; оно влекло даже казнь виновнаго, но виновный почти всегда получалъ прощеніе и возстановленіе въ правахъ, подъ условіемъ уплаты извѣстной суммы. Лишь по закону 24 и 25 ѴісІ. сао. 100 ясно установлено, что ни денежная пеня, ни наказаніе не могутъ быть наложены на лицо, которое лишитъ жизни другого по случайности или при самооборонѣ, безъ злого умысла. Прим. ред.
высшимъ въ случаѣ убійства главы, епископа или поэта. Уплачивалась пеня родственникамъ убитаго въ той же пропорціи, въ которой они имѣли право наслѣдованія собственности убитаго. Въ законѣ употреблялись различныя названія для обозначенія этихъ пеней, и поэтому происходило нѣкоторое смѣшеніе при вычисленіи ихъ. Названія соігрйіге, епасЫап.и егіс употребляются безразлично. Нопопг-ргісе или плата за честь, какъ это значитъ въ переводѣ, являлась цѣнностью, которая уплачивалась за жизнь человѣка. Трудно сказать, отличалась ли она отъ эрика, или была одинакова съ нимъ. Размѣръ платы за честь зависѣлъ отъ богатства, семьи или профессіи; человѣку предоставлялось самому опредѣлить размѣръ ея; но разъ сдѣланное опредѣленіе связывало его навсегда. Нѣкоторыя мѣста изъ „Сборниковъ к указываютъ, что король или глава рода могли устанавливать размѣръ своей цѣны за честь въ зависимости отъ количества своихъ владѣній. Это является крайне интереснымъ Фактомъ, указывающимъ, что богатство имѣло большую важность и прежде, а не только въ болѣе, позднее время, какъ то обыкновенно предполагается.
Возмѣщеніе убытковъ, разнообразной такимъ способомъ, стало крайне сложнымъ. Если обиды были нанесены взаимно, онѣ могли заглаживать одна другую; если же вражда между двумя родами затягивалась на болѣе продолжительный періодъ времени, то для установленія справедливаго рѣшенія происходило скорѣе разбирательство частнаго характера, нежели уголовный процессъ.
Обычай наказанія за убійство или другія преступленія взысканіемъ денежной пени являлся общимъ для всѣхъ древнихъ системъ права. Повсюду можно найти слѣды его, но вообще, какъ таковой, онъ исчезъ въ ранній періодъ развитія права, такъ что мы можемъ узнать лишь немногое о его первоначальномъ происхожденіи. Въ Ирландіи же, гдѣ законъ, благодаря многимъ причинамъ, застылъ въ своей первоначальной Формѣ, гдѣ онъ оставался неизмѣннымъ въ теченіе всего хода исторіи, древніе обычаи существовали въ теченіе столѣтій послѣ того, какъ они исчезли повсюду. Такъ, когда англійскій уполномоченный, во время царствованія Елизаветы, увѣдомилъ Макъ-Гира Фермана, что онъ долженъ допустить въ свою территорію шериФа, ирландскій начальникъ заявилъ, что шерифъ будетъ съ удовольствіемъ принятъ, но вмѣстѣ съ тѣмъ освѣдомился и о размѣрѣ его „эрика“ на тотъ случай, если кто-либо убьетъ его. Допущеніе уплаты денежной пени въ такомъ серьезномъ преступленіи, какъ
убійство, является, конечно, остаткомъ варварства, и это обстоятельство, вѣроятно, въ значительной степени препятствовало установленію прочнаго порядка въ Ирландіи. Англійскіе авторы, писавшіе объ обычаѣ эриковыхъ пеней, какъ объ обычаѣ „безнравственномъ" и „презрѣнномъ", вѣроятно, не знали, что онъ первоначально существовалъ въ каждой странѣ Европы, въ томъ числѣ и у нихъ. До сихъ поръ имѣется значительная доля истины, хотя нѣсколько и преувеличенная, въ замѣчаніи Дэвиса, что „народъ, который допускалъ такую пеню, долженъ былъ по необходимости возставать противъ всякаго хорошаго правительства, разрушать общественную организацію, въ’ которой оні живетъ, и вносить варварство и опустошеніе въ богатѣйшую и плодороднѣйшую землю въ свѣтѣ". Существованіе такого обычая рѣшительнымъ образомъ препятствовало всякому дѣйствительному соціальному развитію народа. „Не подлежитъ сомнѣнію— замѣчаетъ Ричи —что упорная приверженность къ идеѣ денежнаго возмѣщенія за нанесенный ущербъ и недостатокъ сознанія преступности какого либо дѣянія во многомъ вызвали то разстройство и беззаконіе, которыя были присущи ирландскимъ кельтическимъ трибамъ11.
Вира за убійство была такимъ образомъ очень древнимъ установленіемъ; благодаря возможности ознакомленія съ процессомъ ея зарожденія, мы можемъ ближе взглянуть и на возникновеніе права вообще. Описаніе эриковой пени, которое мы находимъ въ законахъ Брегоновъ, и ссылки на нее, имѣющіяся въ историческихъ разсказахъ о древней Ирландіи, оказываютъ намъ значительную услугу въ этомъ разслѣдованіи. Происхожденіе закона, какъ устанавливаетъ Генри Мэнъ, явилось слѣдствіемъ добровольнаго подчиненія третейскому суду. Теорія эта основана на Іе&ів асііо васгатепіі римлянъ, изложенномъ у Гая, и подтверждается многими указаніями, заимствованными изъ другихъ системъ права; но законы Брегоновъ указываютъ намъ, что до этого третейскаго разбирательства существовала еще болѣе отдаленная стадія. Это мы узнаемъ не изъ неясныхъ указаній о такомъ производствѣ, сохранившихся въ болѣе развитыхъ системахъ права, но изъ источниковъ, современныхъ этой системѣ, изъ постановленій самого права. Мы стоимъ, выражаясь картинно, у самаго входа въ право и можемъ наблюдать, какъ оно возникло изъ того состоянія общества, въ которомъ раньше царили анархія и безпорядокъ. Теорія, по которой система денежныхъ пеней непосредственно слѣдуетъ за обычаемъ
возмездія по тальону, находитъ себѣ полное подтвержденіе въ описаніи эриковыхъ пеней въ правѣ Брегоновъ и въ историческихъ разсказахъ объ ирландскихъ кельтахъ. Но какимъ обра-зомъ денежная пеня заступила мѣсто тальона? Это мы увидимъ, разсмотрѣвъ тотъ способъ, какимъ первоначально примѣнялась такая денежная пеня. Денежная плата неизмѣнно разсматривалась въ законахъ, какъ удовлетвореніе потерпѣвшаго за его отказъ отъ права мести, и если пеня не уплачивалась, то, конечно, право мести воскресало.
Въ очень раннія времена принятіе денежной пени предоставлялось па усмотрѣніе потерпѣвшаго. Потерпѣвшій при желаніи могъ свободно мстить своему противнику. Одинъ разсказъ, содержащійся въ книгѣ Лекаинъ, иллюстрируетъ эту стадію развитія законодательства. Онъ носитъ заглавіе: „Участь дѣтей Туренна" и составленъ въ очень отдаленныя времена, приблизительно въ IX или X в. Содержаніе его сводится къ слѣдующему. Отецъ Луги, могущественный воитель, былъ убитъ дѣтьми Туренна. Луга, торжественно справивъ его похороны, обращается къ своимъ спутникамъ въ слѣдующихъ выраженіяхъ.
— „Отправьтесь вы теперь въ Тару, гдѣ находится на своемъ тронѣ король Эрика, окруженный Даданнами; по не оглашайте происшедшаго, пока я самъ не разскажу имъ“.
„И вотъ спутники Луги направились въ Тару, какъ просилъ онъ ихъ, но объ убійствѣ Кіана они.-не сказали ничего. Нѣсколько времени спустя прибылъ самъ Луга, онъ былъ принятъ съ большими почестями и посаженъ выше другихъ, рядомъ съ королемъ, такъ какъ слава о его великихъ дѣлахъ и сраженіяхъ гремѣла по всей странѣ и достигла слуха короля.
„И. сѣвъ, онъ окинулъ взглядомъ комнату и увидѣлъ въ собраніи трехъ сыновей Туренна, превосходившихъ всѣхъ богатырей въ Тарѣ своей красотой, мягкой поступью и проворствомъ; послѣ самого Луги они были лучшими и храбрѣйшими въ битвахъ противъ Форморійцевъ, и потому они были почтены королемъ наряду со многими другими.
„Луга спросилъ короля, можно ли порвать цѣпь молчанія, и при полномъ молчаніи другихъ онъ поднялся, и сказалъ:
—,,Я вижу, вельможи Даннанскаго племени, что вы слушаете меня и я хочу поэтому предложить каждому здѣсь присутствующему слѣдующій вопросъ: какъ бы вы отомстили человѣку, который умышленно и сознательно убилъ бы вашего отца?
„Всѣ были поражены, услышавъ эти слова, а король Эрика сказалъ:
—Что это значитъ? Вѣдь вашъ отецъ не былъ убитъ, это мы всѣ хорошо знаемъ.
„—Нѣтъ, мой отецъ убитъ—сказалъ Луга,—и я вижу теперь здѣсь, въ этой комнатѣ, тѣхъ, которые его убили. И болѣе того, я знаю столь же хорошо, какъ и опи сами, тотъ способъ, какимъ они убили его.
„Сыновья Турѳнна, слыша все это, не проронили ни слова, но король громко произнесъ:—„Еслибы кто либо злоумышленно убилъ моего отца, то я бы казнилъ его не въ одинъ часъ и не въ одинъ день, но каждый день я уничтожалъ бы по одному изъ его членовъ, пока онъ не умеръ бы въ мученіяхъ на моихъ глазахъ". Всѣ вельможи сказали то же самое и сыновья Турбина тоже.
„—Тѣ, которые убили отца моего, присутствуютъ здѣсь и вмѣстѣ съ другими принимали участіе въ этомъ приговорѣ— сказалъ Луга—и такъ какъ, Даннаны, всѣ находящіеся здѣсь являются свидѣтелями, я заявляю требованіе, чтобы тѣ трое, которые сдѣлали такое злое дѣло, уплатили бы мнѣ надлежащій эрикъ за смерть моего отца. Если они откажутся, я яе стану нарушать законовъ короля или оскорблять его покровительство, но, конечно, они не успѣютъ еще покинуть этотъ замокъ Ми-корта, какъ я расправлюсь съ ними.
„И король Эрика сказалъ:—„Еслибы я убилъ вашего отца, я былъ бы вполнѣ доволенъ, если бы вы согласились принять пеню Эрика отъ меня".
„Тогда сыновья Туренна поговорили промежь себя и Урь съ Уркаромъ сказали:—„Это о насъ говорилъ Луга. Онъ безъ сомнѣнія узналъ, что мы убили его отца; и лучше намъ признаться, что мы совершили это, такъ какъ безполезно скрывать это болѣе".
„Бріанъ, однако, возражалъ противъ этого; онъ опасался того, что Луга хочетъ лишь добиться сознанія отъ нихъ въ присутствіи другихъ Даданновъ, а затѣмъ онъ и не приметъ отъ нихъ пени. Но двое другихъ настойчиво убѣждали его, такъ что онъ согласился, и сказалъ Лугѣ:
„—Это ты о насъ говорилъ Луга: вѣдь ты сказалъ, что мы трое были во враждѣ съ тремя сыновьями Канты. Теперь же, съ убійствомъ твоего отца Кіана, дѣло это покончено; но
мы готовы уплатить пеню Эрика за смерть его, даже какъ еслибы мы убили его.
„—Я приму отъ васъ пеню Эрика сказалъ Луга,—хотя вы и опасаетесь, что я этого не сдѣлаю; если вы считаете ее слишкомъ большой, то я ограничусь даже частью ея“.
Затѣмъ онъ принимаетъ пеню и разсказъ продолжается.
Изъ этого интереснаго разсказа мы узнаемъ, что добровольное подчиненіе третейскому суду не было первою стадіей въ развитіи права, но что существовала раньше еще другая стадія, именно обычное соглашеніе или сдѣлка между сторонами, въ которой они условливались о размѣрѣ возмѣщаемаго ущерба. Пеня не предписывалась какимъ-либо общепризнаннымъ авторитетомъ. Самъ король не претендуетъ здѣсь на юрисдикцію. Онъ даже не указываетъ въ видѣ совѣта на размѣръ пени—этотъ вопросъ рѣшаютъ сами стороны взаимнымъ договоромъ. Одна изъ сторонъ испытала несправедливость и проситъ уплаты за это вознагражденія, какъ выкупа за свое право мести. Она обращается къ окружающимъ лицамъ за признаніемъ того, является ли требуемое справедливымъ вознагражденіемъ; окружающіе высказываютъ только свое мнѣніе, не пытаясь постановить рѣшенія или вмѣшаться какимъ либо образомъ въ дѣло.
Такимъ образомъ здѣсь имѣется въ виду стадія болѣе ранняя, чѣмъ та, которая воспроизведена въ притворномъ Іе§І8 асііо засгатепіі римлянъ. Здѣсь нѣтъ приказанія, обращеннаго къ сторонамъ, прекратить споръ, соотвѣтствующаго словамъ: „тіііііе атЬо Ьотіпет". Потерпѣвшій только заявляетъ требованіе вознагражденія, и отъ его усмотрѣнія всецѣло зависитъ, принять или не принять его. Первобытное право тальона еще не исчезло, но уже не существуетъ никакого нравственнаго или законнаго принужденія къ осуществленію его, а имѣется лишь въ виду, чтобы осуществленіемъ его не былъ нарушенъ миръ или покровительство другого. Отсюда уже не трудно намѣтить дальнѣйшее развитіе этого права. Если стороны не могли столковаться относительно размѣра пени, самымъ естественнымъ было представить споръ на усмотрѣніе поэта или Брегона, который находился при каждомъ главѣ трибы. Обязанностью его было разсказывать объ исторіи трибы на всѣхъ собраніяхъ, и, слѣдовательно, онъ могъ сказать, въ какомъ размѣрѣ прежде давалась или принималась пеня въ подобныхъ случаяхъ. Если какая либо сторона, послѣ того какъ она изъявила согласіе представить ему дѣло отказывалась подчиниться его рѣшенію,
то такое нарушеніе слова сурово осуждалось всей трибой и, вѣроятно, принимались мѣры къ тому, чтобы оказать на нарушителя своего слова давленіе. Такимъ образомъ и возникла обычная система права.
Хотя въ спорѣ, изображенномъ у Гая, идея права развита гораздо полнѣе, чѣмъ въ этомъ случаѣ, все же мы находимъ въ болѣе ранній періодъ римскаго права поразительную параллель съ ирландской эриковой пеней. Сохранившіеся отрывки ХП Таблицъ не содержатъ постановленій относительно убійства, но наказаніе за тѣлесныя поврежденія упомянуто, а оно неизмѣнно въ древнемъ правѣ является однороднымъ съ наказаніемъ за убійство. Слова VIII таблицы гласятъ: яі тешЬгііш гирП, пі снт ео расіі, іаііо еяіо. Тальонъ допускался, слѣдовательно, противъ того, кто повредитъ членъ тѣла другого, и не предложитъ за это вознагражденія. Если придавать словамъ іаііо еяіо значеніе „то потерпѣвшій можетъ отомстить ему таліономъ то мы увидимъ здѣсь ту же стадію развитія, какую рисуетъ намъ исторія о дѣтяхъ Туренна въ ирландскомъ правѣ. Дѣйствительно, Плиній сообщаетъ намъ, что наказаніемъ за убійство по XII Таблицамъ было лишеніе жизни; но я думаю, не будетъ преувеличеніемъ сказать, что здѣсь принципъ Іаііо еяіо примѣнялся такъ же, какъ въ другихъ случаяхъ. Право магометанскихъ странъ основано на началахъ, совершенно отличныхъ отъ тѣхъ, которыя господствовали въ Европѣ, но какъ ни странно, мы находимъ и тамъ полную параллель эриковой пенѣ. Сэль сообщаетъ намъ въ примѣчаніи къ изданію Корона, что повсюду въ магометанскихъ странахъ, особенно въ Персіи, господствуетъ слѣдующій обычай: когда кто либо убитъ, то родственникамъ убитаго предоставляется на выборъ или захватить убійцу въ свои руки и предать его смерти, или принять отъ него денежное удовлетвореніе. Здѣсь мы имѣемъ поразительное подтвержденіе теоріи карательнаго права, возникшаго первоначально повсюду въ видѣ системы выкупа права мести за извѣстную сумму денегъ.
Тѣсною связью между эриковой пеней и частною местью объясняется также и странный обычай взысканія пени съ родственниковъ убійцы въ случаѣ побѣга или несостоятельности послѣдняго. Тѣ, которые искали мести, не были особенно разборчивыми относительно того лица, на которомъ они желали вы-местить ее; конечно, прежде всего месть направлялась противъ сородичей преступника. Такимъ образомъ въ ихъ интересѣ было
откупиться отъ нея, и чтобы спасти себя самихъ, и чтобы оказать покровительство своему сочлену. Впослѣдствіи, когда обычай сталъ закономъ, пеня начала взыскиваться не только съ лица, которое являлось нравственно виновнымъ, но и съ невинныхъ его родичей. Если пеня уплачивалась, то давалось обѣщаніе не искать больше мести, и этимъ сдѣлка заканчивалась. Если какой либо сочленъ рода оказывался привычнымъ преступникомъ, то родъ могъ освободить себя отъ отвѣтственности за ого дѣянія. Формально изгнавъ его изъ своей среды. Эта оговорка, вѣроятно, былъ введена въ законъ въ періодъ болѣе поздній.
Денежная отвѣтственность рода, выражавшаяся въ уплатѣ пени за преступленіе своего сородича, всегда влекла за собою и соотвѣтственное право на вознагражденіе, въ случаѣ если таковой членъ рода самъ былъ убитъ. Въ законѣ имѣлись постановленія относительно порядка денежной отвѣтственности, которыя соотвѣтствовали правиламъ наслѣдованія послѣ смерти. Пеня падала въ первую голову на самого преступника, далѣе на его сыновей, на его отца, затѣмъ на его „<1еігЬ-Ппе“ (родственная связь, границы которой въ точности не установлены), затѣмъ уже, выйдя изъ предѣловъ рода, она падала на всякаго, кто пріютилъ виновнаго или помогалъ ему и, наконецъ, на короля. Если родственники были принуждены уплатить пеню, они, естественно, могли вознаграждать себя изъ имущества преступника, и участокъ земли его конфисковался. Родъ могъ освободиться отъ отвѣтственности Формальнымъ изгнаніемъ привычнаго преступника и уплатой пени королю и нѣкоторымъ другимъ лицамъ, въ качествѣ вознагражденія за всякія будущія преступленія, которыя изгнанный можетъ совершить.
Обычай взысканія пени со всего рода, къ которому принадлежалъ убійца, какъ я указывалъ, легко объясняется принципомъ возмездія. Въ родовомъ строѣ общества вредъ, нанесенный членомъ одного рода чужому роду, естественно влекъ за собою месть всему роду, къ которому принадлежалъ виновный. Но такой отвѣтственности, однако, не существовало за дѣянія чужака, живущаго подъ покровительствомъ рода, если только онъ выдавался головой для мести тѣмъ, кому онъ нанесъ вредъ. Мы имѣемъ въ Зепсішз Мог отчетъ о „руководящемъ дѣлѣ“, по этому вопросу. Одинъ начальникъ, изгнанный изъ своей страны за грабежи, нашелъ себѣ пріютъ у Фергуса, короля Улада, который принялъ его подъ свое покровительство.
Черезъ нѣкоторое время „онъ направился въ свой собственный родъ, чтобы просить тамъ правосудія, но по дорогѣ былъ убитъ пятью членами рода, изъ которыхъ одинъ былъ сыномъ чужака". Фергусъ съ вооруженными силами направился изъ Норта требовать удовлетворенія, которое и было ему выдано въ размѣрѣ трехъ седьмицъ кумгаловъ *), семи кумгаловъ золота и семи серебра, да изъ участка земли на семь кумгаловъ за преступленіе пяти родичей; а Дора, дочь Вюда, была выдана въ качествѣ заложницы за преступленіе ея сына, потому что онъ былъ сыномъ чужака и былъ рожденъ безъ желанія и безъ вѣдома рода матери * 2). Послѣ этого Фергусъ заключилъ договоръ относительно этой эриковой пени и вернулся въ свою страну, обративъ свою плѣнницу въ рабство.
Изъ этого дѣла слѣдуетъ, что отвѣтственность рода строго ограничивалась его собственными сочленами. За чужаковъ родъ не отвѣчалъ, если они лишались покровительства послѣ совершенія ими преступленія, а выдавалъ ихъ для наказанія. Еохае йейіііо римскаго права сильно напоминаетъ намъ такую систему.
Кража точно также, какъ и убійство, наказылась пеней; было позволено убить неизвѣстнаго вора на мѣстѣ преступленія, если не было возможности задержать его. Если же онъ былъ задержанъ и если онъ или его сородичи были готовы уплатить пеню, то они должны были уплатить вознагражденіе не только собственнику украденныхъ вещей, но и нѣкоторымъ другимъ лицамъ, которыя признавались также за потерпѣвшихъ отъ преступленія. „Пеня за кражу изъ дома является тяжелой пеней"—говоритъ Воок оі АісіІІ. „Ее должно было уплачивать и собственнику дома за оскорбленіе его границъ, и жильцу, занимавшему комнату, изъ которой вещи были выкрадены, и семи вельможамъ или начальникамъ тѣхъ товариществъ, которыя обыкновенно пользовались гостепріимствомъ дома".
Въ одномъ отношеніи право Брегоновъ весьма приближалось къ современнымъ взглядамъ на преступленіе. Въ номъ покушеніе приравнивалось къ дѣйствительному учиненію дѣянія. Это
Кумгалъ равнялся стоимости 3 козъ,
2) Женщина, какъ членъ рода, съ выходомъ замужъ теряла всѣ свои права, и дѣти ея разсматривались, какъ чужаки. Въ древне-еврейскомъ правѣ мы находимъ то же правило. Дочь не могла выйти замужъ за кого либо, не принадлежащаго къ ея роду, безъ того, чтобы ие потерять своего наслѣдства (Книга Чиселъ XXXVI 6, 7).
было, вѣроятно, однимъ изъ заимствованій изъ римскаго права, въ которомъ „(1о1п8 рго і'асіо ассірііиг". Такое правило примѣнялось къ убійству. Одинъ умыселъ самъ по себѣ являлся преступленіемъ и карался особой пеней, если онъ проявился открыто въ какомъ либо дѣйствіи. Такъ, если кто либо направился, чтобы убить извѣстное лицо, но по ошибкѣ убилъ другое, то кромѣ пени, уплачиваемой друзьямъ убитаго имъ, онъ долженъ былъ платить особую пеню за свой умыселъ и тому, кого онъ намѣревался убить.
„Общее впечатлѣніе—говоритъ Ричи—производимое этими правилами, сводится къ тому, что покушеніе на учиненіе дѣянія каралось одинаково съ его выполненіемъ, если только результаты покушенія не были незначительными. Такъ, если было учинено покушеніе на убійство или на нанесеніе тяжкихъ ранъ, угрожающихъ смертью, и если была пролита кровь, то пеня уплачивалась полностью, какъ будто покушеніе удалось; если же посягательство обошлось безъ пролитія крови, то пеня уменьшалась наполовину. Если существовало намѣреніе причинить какой либо опредѣленный ущербъ, а на самомъ дѣлѣ былъ причиненъ какой либо иной вредъ, то вычисленіе производилось изъ „одной седьмой части за намѣреніе, половины за отправленіе на мѣсто и пени за нанесеніе раны; истецъ могъ выбирать между итогомъ этого исчисленія и между пеней за рану, которую онъ предполагалъ нанести, вмѣстѣ съ пеней за рану, которую онъ нанесъ".
Судебныя Функціи короля признаются въ правѣ Брегоновъ, какъ и въ другихъ древнихъ правовыхъ системахъ. Тамъ часто упоминается о неправосудномъ королѣ, какъ о человѣкѣ, достойномъ наказанія. Описаніе, изложенное въ началѣ Воок оі Аісііі, о составленіи этого труда показываетъ намъ, какую важную роль игралъ король въ правосудіи. Король Кормакъ, случайно раненный прй Темхайрѣ, принужденъ былъ отказаться отъ своей власти. „Запрещено, чтобы кто либо, получивъ рану, оставался королемъ въ Темхайрѣ. И Кормакъ поэтому былъ отправленъ на исцѣленіе въ Эциль подлѣ Темхайра; Темхайръ можно увидѣть изъ Эцила, но Эцилъ изъ Темхайра видѣть нельзя. Власть Эрина была передана Койпри Ли®ехайръ, сыну Кор-мака; въ каждомъ затруднительномъ случаѣ, когда обращались къ нему за рѣшеніемъ дѣла, онъ приходилъ къ своему отцу и спрашивалъ его совѣта, а отецъ обыкновенно говорилъ ему:
„Сынъ мой, ты это можешь знать" и затѣмъ объяснялъ ему „исключенія".
Король, хотя и могъ толковать право, но не имѣлъ возможности измѣнять его. Его обязанность, какъ главы народнаго собранія, состояла только въ наблюденіи за тѣмъ, чтобы обычаи соблюдались надлежащимъ образомъ. Королевское правосудіе, которое въ англійской системѣ постепенно замѣнило всякое другое въ области уголовныхъ дѣлъ, не существовало въ Ирландіи.
Любопытно, что мы находимъ въ правѣ Брегоновъ то же зерно, изъ котораго выросла въ Англіи королевская юстиція, хотя оно въ Ирландіи не имѣло ни времени, ни удобнаго случая разростись. Нарушеніе королевскего мира явилось первоначальнымъ преступленіемъ, изъ котораго постепенно выростала въ англійскомъ правѣ юрисдикція монарха. Таково, по крайней мѣрѣ, мнѣніе одного изъ главнѣйшихъ авторитетовъ по этому вопросу Фридерика Поллока. Заимствую слѣдующій открывокъ изъ его „Очерка развитія политической системы въ Англіи".
„Техническое употребленіе выраженія „королевскій миръ" было, какъ мнѣ думается, тѣсно связано съ очень древнимъ правиломъ о томъ, что нарушеніе мира въ домѣ должно быть караемо въ соотвѣтствіи со званіемъ домохозяина. Если посягательство производилось въ мѣстѣ пребыванія короля, то жизнь преступника находилась въ его рукахъ. Особенная святость королевскаго дома постепенно распространялась на всѣхъ лицъ, занятыхъ въ его дѣлахъ или находившихся подъ его покровительствомъ; но когда король сталъ стремиться къ охраненію мира повсюду, то королевскій миръ сталъ совпадать съ общимъ миромъ королевства, и это спеціальное покровительство распространилось па всѣ могущія быть замиренными отношенія. По существу это выраженіе означаетъ образованіе публичнаго правосудія, осуществляемаго на пользу всего общества, стоящаго въ сторонѣ и выше права частной мести, права, котораго потерпѣвшая сторона могла добиваться или не добиваться и за которое она могла принять вознагражденіе, какое она считая подходящимъ".
Подобное же правило существовало и въ правѣ Брегоновъ; имъ охранялась святость человѣческаго жилища и округа, расположеннаго вокругъ; насиліе, совершенное въ немъ чужакомъ, наказывалось пеней. Въ случаѣ кражи, какъ мы уже видѣли, пеня уплачивалась и шла не только собственнику украденныхъ
вешей, но и хозяину дома, въ которомъ было учинено преступленіе, за нарушеніе „границъ11 (ргесіпсі). Домохозяинъ имѣлъ подобное право и въ случаѣ учиненія какого либо иного посягательства въ предѣлахъ его участка. Ирландское слово, которое означаетъ „граница14, первоначально означало часть земли, расположенную вокругъ дома главы рода или какого-либо вельможи. Территоріальныя границы этого права точно устанавливались въ законѣ и разнообразились въ зависимости отъ знатности хозяина дома. Въ предѣлахъ этихъ границъ собственникъ дома имѣлъ право предупреждать акты насилія, чтобы онъ или его собственность не пострадали отъ этого. Въ раннемъ англійскомъ правѣ имѣлись подобныя же постановленія; понятію границы соотвѣтствовало таі§Іііп. Такъ пе законамъ Этельреда, если кто либо убивалъ другого въ предѣлахъ королевскаго туна, онъ долженъ былъ уплачивать Ьбі въ 50 шиллинговъ, если же— въ предѣлахъ графскаго туна — то Ьбі равнялся 12 шиллингамъ. Способъ, какимъ вычислялась такая граница, доказываетъ наше мнѣніе. Кратчайшей границей было разстояніе, на которое можно было бросить копье изъ двери дома; для болѣе знатныхъ разстояніе это увеличивалось въ нѣсколько разъ. Дистанція метанія копья является естественной границей опасности, грозящей дому или лицу, находящемуся въ немъ, отъ ссоры. Современное международное право представляетъ намъ аналогичный примѣръ. Морская миля отъ берега нейтральной территоріи разсматривается какъ наибольшая дистанціи для пушечнаго выстрѣла; въ этихъ границахъ военныя дѣйствія разсматриваются какъ нарушеніе правъ нейтральной державы, вслѣдствіе того что ими ставятся въ опасность жизнь и имущество ея подданныхъ. Это является однимъ изъ многихъ случаевъ, въ которыхъ древнее частное право походитъ на современное намъ международное право.
„Сборникъ Границъ44 (Тгасі о! Ргесіпсіз), содержащійся въ четырехъ томахъ Древнихъ Законовъ Ирландіи, излагаетъ слѣдующія правила для вычисленія предѣловъ этихъ границъ. „Мѣры—копья въ двѣнадцать ладоней между желѣзнымъ наконечникомъ и мѣстомъ, гдѣ находится рогъ, т. е. концомъ ручки. Ненарушаемой границей явится разстояніе полета копья отъ метанія рукою главы дома, стоящаго въ дверяхъ своего дома; разстояніе для главы рода—двойное, и каждая дальнѣйшая степень удваиваетъ ее, такъ что король имѣлъ территорію въ 64 метанія копья, и эта территорія считалась ненарушимой гра
ницей. Грины должны были измѣрять такія границы для каждаго”.
„Король королей имѣетъ все, что имѣютъ вмѣстѣ король провинціи, король Эрина, а также архіепископъ Армы; на какое разстояніе идутъ отъ него равнины съ каждой стороны, на такое разстояніе и простирается его граница41 *).
Широкіе предѣлы королевской границы дѣлали каждое посягательство, учиненное на его территоріи, посягательствомъ противъ него, если онъ хотѣлъ признанія того. Если бы ирландскіе государи достигли того же могущества и господства, какъ англо-саксонскіе монархи, то въ Ирландіи возникла бы, вѣроятно, такая же система королевскаго правосудія, какая существовала въ Англіи.
Право Брегоновъ въ одно время, повидимому, было на пути къ достиженію положенія кодекса правилъ, покоящихся на принудительной санкціи, по не религіознаго и не сверхъ-есте-ственнаго характера, какъ считалъ Генри Мэнъ, а на санкціи тальона, на поставленіи внѣ закона. Право Брегоновъ, въ этомъ отношеніи, какъ и во многихъ другихъ, является хорошей иллюстраціей развитія права въ древнихъ общинахъ. Право принятія пени всегда связано съ обязанностью платить ее. Лица, которыя имѣли право получать пеню въ случаѣ смерти кого либо, несли вмѣстѣ съ тѣмъ бремя уплаты ея въ случаѣ совершенія этимъ лицомъ преступленія. Тотъ, кто отказывался нести эту тяжесть, не могъ пользоваться выгодами закона; и мы видимъ, что въ случаѣ учиненія преступленія, за которое не уплачивалась эрикова пеня, преступникъ постоянно лишался права на выкупъ за убійство. Это было равносильно поставленію внѣ закона—крайне суровой мѣрѣ при тогдашнемъ мятежномъ состояніи общества. Жизнь преступника зависѣла тогда отъ милости каждаго, кто питалъ вражду къ нему или кто имѣлъ интересъ въ его смерти. „Жизнь каждаго нарушителя законовъ совершенно лишается охраныІ 11, гласитъ Воок оі' Аісііі. „Можно лишить званія четырехъ сановниковъ въ странѣ: пристрастно судящаго короля, нечестиваго епископа, лживаго поэта
І) Полетъ копья или молота—первобытнаго оружія—являлся у гер-
манпевъ способомъ опредѣленія границъ, и между протамъ границъ юрисдикціи и предѣломъ безопасности при предоставленіи права убѣжища Ср. бгіішп. Веиізсііе ВесІіІзаНегІЬйтег 8. 54—55. Прим. перев.
и недостойнаго военачальника, который не исполняетъ своихъ обязанностей. Головничество не дается имъ“.
Поясненія, которыя даются вслѣдъ за этимъ отрывкомъ, по всей вѣроятности, написаны въ значительно болѣе поздній періодъ; здѣсь рѣчь идетъ не только о серьезныхъ преступленіяхъ, за которыя головничество пропадало цѣликомъ, но также и о меяѣе важныхъ проступкахъ, за которые отнималась лишь часть его, если только преступленіе не повторялось.
„Ложное рѣшеніе, ложное свидѣтельство и удостовѣреніе, обманная отговорка и ложное доказательство, свѣдѣніе и описаніе или дурное слово и дурной разсказъ или ложь вообще, какъ въ церковныхъ, такъ и въ свѣтскихъ отношеніяхъ — каждое изъ этихъ дѣяній, учиненное болѣе трехъ разъ, лишаетъ человѣка, виновнаго въ совершеніи ихъ, половины его головничества, но что было до трехъ разъ, то не влечетъ такого лишенія; а послѣ третьяго раза каждый лишается половины. Онъ можетъ потерять и эту половину, смотря по званію. Онъ можетъ потерять и все головничество въ зависимости отъ лица, противъ котораго направлена первая обида. Кража или поѣданіе краденной пищи въ домѣ кого либо, какого бы званія онъ ни былъ, или постоянное храненіе въ немъ краденной пищи, измѣна, братоубійство и тайное убійство — всѣ эти дѣянія влекутъ за собою лишеніе лица его полнаго головничества
Эта система лишенія головничества, цѣликомъ или частью, отмѣчаетъ совершенно новую эпоху въ правѣ. Теперь общество впервые начинаетъ вмѣшиваться въ преступленія. Мы сразу переходимъ изъ эры простыхъ правонарушеній частнаго характера въ эру преступленій. Дѣйствительное различіе между частнымъ правонарушеніемъ и преступленіемъ лежитъ не въ самой природѣ дѣянія, а въ средствѣ борьбы съ нимъ. Всѣ виды вреда являются посягательствами противъ индивидовъ и всѣ они въ большей или меньшей степени причиняютъ другимъ безпокойство и опасеніе, какъ бы и они не пострадали такимъ же образомъ. Яо въ нѣкоторыхъ случаяхъ защита остается въ рукахъ потерпѣвшаго индивида, въ другихъ же — государство налагаетъ наказаніе. Въ первомъ случаѣ мы говоримъ о посягательствѣ, какъ о частномъ правонарушеніи; въ послѣднемъ— какъ о преступленіи. Лишеніе головничества провозглашалось, вѣроятно, на собраніяхъ родовъ. Въ ирландскомъ правѣ, насколько мнѣ извѣстно, не встрѣчается указаній на что либо, подобное публичному суду; тѣмъ не менѣе нѣкоторыя мѣста
явію подразумѣваютъ это. Полное освобожденіе отъ уплаты пени, напримѣръ, по Воок оГ АісіІІ предоставлялось тому, кто убьетъ „осужденнаго изгнанника
Поставлепіе внѣ закона такимъ образомъ было первобытнымъ наказаніемъ, отличавшимся отъ мести, которая примѣнялась тогда за преступленія. Ирландское право здѣсь, какъ и въ другихъ случаяхъ, является лишь типическимъ примѣромъ общаго обычая. Древнее англійское право имѣло также подобное постановленіе, оно не предоставляло пени или вознагражденія родственникамъ въ случаѣ убійства лица, стоящаго внѣ закона, „потому что онъ нарушилъ законъ Бога или короля14. Поставленіе внѣ закона продолжало быть главнымъ наказаніемъ въ Англіи долгое время послѣ завоеванія ея норманнами. Значительная часть трактата Брактона посвящена этому вопросу; Фактъ этотъ указываетъ на то важное положеніе въ системѣ права, которое занимало тогда это наказаніе.
Необходимо только разсмотрѣть положеніе лишеннаго покровительства законовъ при хронически разстроенномъ состояніи общества для того, чтобы оцѣнить суровость этого наказанія. Предположимъ, напримѣръ, что кто-либо изгнанъ изъ своего рода, что родъ лишилъ его головничества и объявилъ, что за убійство его не будетъ взиматься пени; его можетъ безнаказанно убить всякій, кому вздумается. Счастье, если ему удастся добиться покровительства какого-либо могущественнаго начальника. Если кто-либо далъ пріютъ ему, онъ тѣмъ самымъ становился отвѣтственнымъ за его дѣйствія, и потому немногіе были готовы оказывать такой пріемъ. Если ему удавалось сохранить свою жизнь, онъ обыкновенно становился рабомъ своего покровителя, который получалъ эрикову пеню, если кто убивалъ его, и который былъ отвѣтствененъ за его дѣйствія, въ случаѣ совершенія имъ преступленія. Болѣе чѣмъ вѣроятно, что классъ арендаторовъ, о которыхъ говорится въ законѣ, состоялъ главнымъ образомъ изъ такихъ лишенныхъ покровительства законовъ лицъ, убѣжавшихъ изъ другихъ трибъ изъ-за преступленій, учиненныхъ ими. Положеніе ихъ было весьма плачевнымъ. Они всецѣло зависѣли отъ милости своихъ хозяевъ и платили имъ такую арендную плату, какую только тѣ требовали за занимаемую ими землю. Объ этомъ классѣ лицъ, вѣроятно, и говорятъ англійскіе писатели семнадцатаго столѣтія, когда они описываютъ ирландскихъ землевладѣльцевъ, облагающихъ высокою рентою своихъ арендаторовъ; обычно землевладѣлецъ
могъ наложить на члена изъ своего рода только „справедливую ренту".
Изученіе права Брегоновъ такимъ образомъ даетъ намъ возможность намѣтить развитіе первобытныхъ идей относительно общаго карательнаго права. Наиболѣе раннимъ источникомъ карательнаго права является принципъ тальона—око за око, зубъ за зубъ, жизнь за жизнь. Тальонъ не предписывался, а только дозволялся обществомъ. Слѣдующей стадіей явился обычай выкупа мести или самимъ лицомъ, учинившимъ преступленіе, или его родомъ. Денежная уплата стала разсматриваться какъ удовлетвореніе за преступлевіе. Преступникъ сохраняли свою жизнь; потерпѣвшій получалъ что-либо цѣнное вмѣсто безполезной мести, его гордость вмѣстѣ съ тѣмъ удовлетворялась признаніемъ своей випы со стороны преступника; общество выигрывало отъ этого въ томъ, что безпорядкамъ и стычкамъ полагался конецъ. Когда обычай сдѣлался всеобщимъ, то, вѣроятно, стали возникать споры относительно размѣровъ пени Если стороны не могли придти къ соглашенію, онѣ обѣ проигрывали, и чтобы избѣжать такой случайности, онѣ соглашались передавать дѣло на рѣшеніе лица, которое, по всей вѣроятности, знало о томъ, въ какомъ размѣрѣ производилась уплата въ подобныхъ случаяхъ. Этимъ лицомъ являлся поэтъ трибы, обязанностью котораго было разсказывать исторію на народныхъ собраніяхъ. Древнее ирландское право ясно говоритъ намъ, что въ прежнее время юрисдикція находилась въ рукахъ поэтовъ. Дальнѣйшей стадіей является уже прямое вмѣшательство самого рода или главы его. Поступокъ того члена рода, который отказывался передать свое дѣло на третейскій судъ, очевидно являлся неправильнымъ. Весь родъ былъ заинтересованъ въ сохраненіи мира, и поэтому весь же родъ старался принудить своего сочлена къ подчиненію. Здѣсь опять появляется принципъ возмездія. Если виновный отказывался уплачивать пеню, то нѣтъ ничего болѣе естественнаго, какъ отказать и ему въ правѣ требовать ея. Онъ лишается головничества и тѣмъ самымъ ставится внѣ закона; каждый можетъ убить его безнаказанно. Прототипомъ нашего уголовнаго суда является торжественное провозглашеніе на собраніи родовъ королемъ или главою рода приговора о лишеніи покровительства законовъ. Мы не имѣемъ доказательствъ того, что право Брегоновъ достигло этой послѣдней стадіи развитія,— во всякомъ случаѣ оно никогда не пошло далѣе ея.
ЛЕКЦІЯ III.
ПРАВО СЕМИТИЧЕСКИХЪ РАСЪ.
I. Еврейское право.
Отъ изученія древне-ирландскаго права я перехожу сразу къ разсмотрѣнію другой системы древней юриспруденціи, которая замѣчательнымъ образомъ иллюстрируетъ первобытную исторію карательнаго права, именно къ древнему еврейскому праву въ томъ видѣ, въ какомъ оно содержится въ книгахъ Ветхаго Завѣта. Подобно ирландскому праву, оно никогда не развилось въ правильную систему уголовнаго правосудія, но въ теченіе всей своей исторіи оставалось тѣмъ же первобытнымъ обычаемъ, какимъ оно было на ранней его стадіи. Но такой неподвижный характеръ права въ данномъ случаѣ объясняется совершенно отличными причинами. Въ Ирландіи неподвижность закона явилась послѣдствіемъ неблагоустроеннаго положенія страны и отсутствія прочной, устойчивой правительственной власти. У евреевъ эта неподвижность явилась слѣдствіемъ связанности закона религіей. Ничто такъ не останавливаетъ роста права въ обществѣ, какъ отождествленіе его съ религіей. Признаніе святости правилъ закона, естественно, составляетъ очень сильное препятствіе для какихъ либо измѣненій въ немъ. Ничто такъ не облегчило правового развитія европейскихъ народовъ, какъ то обстоятельство, что религія у всѣхъ ихъ происходила изъ чужероднаго источника. Національная религія, естественно, отождествляется съ правомъ и тормозитъ его прогрессъ, религіозныя же воззрѣнія, заимствованныя отъ чужихъ, представляя идеалъ нравственности, къ которому стремится законъ, оказы
ваютъ существенную помощь улучшенію и развитію права. Десять заповѣдей, этотъ, „кратчайшій, но старѣйшій и важнѣйшій изъ всѣхъ сборниковъ права", какъ называетъ ихъ Эвальдъ *), оказали существенное содѣйствіе развитію англійскаго уголовнаго права, представивъ сжатый и опредѣленный кодексъ морали, примѣненіе и укрѣпленіе которой явилось главной задачей всякаго закона. Десять заповѣдей провозглашаютъ свое божественное происхожденіе, излагаютъ сжатымъ образомъ наиболѣе важные вопросы, относящіеся къ обществу и индивиду, какъ соблюденіе религіи, сыновнее благочестіе, охрану жизни, цѣломудрія, собственности и гражданской безопасности; послѣдняя заповѣдь содержитъ запрещеніе того умственнаго состоянія, которое ведетъ къ вторженію въ сферу другихъ, связываетъ воедино элементы нравственности и закона, и такимъ образомъ является подходящимъ заключеніемъ для кодекса.
Среди восточныхъ народовъ, у которыхъ едва ли существовала идея прогресса, первобытные обычаи обыкновенно пріобрѣтаютъ ту же святость, какъ нравственныя и религіозныя заповѣди, и благодаря этому религія, вмѣсто того, чтобы помогать закону, задерживаетъ его развитіе. Такъ обстояло дѣло и съ евреями. Хотя еврейское право представляетъ намъ тѣ-же характерныя черты первобытнаго обычая, какъ и право, содержащееся въ книгахъ Брегоновъ, но между представленіями обоихъ народовъ о правѣ существуетъ большое различіе и даже противоположность, выяснить которыя будетъ не безполезно.
Главной идеей еврейскаго карательнаго права является святость человѣческой жизни. Вѣра въ то, что человѣкъ быль созданъ по образу и подобію Божьему, являлась догматомъ религіи, санкціонированнымъ и въ правѣ. Жизнь чужеземца охранялась столь же сильно, какъ и жизнь каждаго члена народа. Лишеніе чужеземца жизни являлось такимъ же грѣхомъ и такимъ же преступленіемъ, какъ и лишеніе жизни своего. „Ученіе о томъ— говоритъ Эвальдъ—что жизнь или, выражаясь болѣе точно примѣнительно къ еврейскому языку, душа человѣка обладаетъ сама по себѣ нерушимой святостью, являлось съ ранняго времени однимъ изъ главныхъ,прочноустановленныхъ началъ у болѣе благородныхъ народовъ и въ немъ выразились всѣ представленія о чемъ-то Безконечномъ, заложенномъ въ человѣка."
т) Нівіогу оГ ІЯ'аеІ II. р. 162.
Наказаніемъ за убійство у евреевъ, какъ и другихъ первобытныхъ расъ, была месть. Родственникамъ убитаго разрѣшалось мстить. Кровавая месть, считалась всегда священной обязанностью ближайшихъ родственниковъ убитаго. Отказъ отъ мести вызывалъ крайнее презрѣніе. Мститель за кровь являлся неизмѣнно ближайшимъ наслѣдникомъ убитаго. Иногда цѣлый родъ принималъ па себя обязанность мести, какъ о томъ разсказывается въ исторіи о вдовѣ Текса въ книгѣ Самуила: „И поднялся весь родъ противъ твоей служанки и сказалъ: выдай того, кто убилъ его брата, чтобы и мы могли убить его за жизнь ея брата, котораго онъ убилъ. “ (2 Сам. XIV 7). Смерть за убійство была постояннымъ наказаніемъ. „Кто ударитъ человѣка, такъ что онъ умретъ, да будетъ преданъ смерти" (Исходъ 21, 12). Возмездіе предписывалось и дозволялось и за меньшія преступленія. „Жизнь за жизнь11 являлось только примѣненіемъ обычнаго правила: „Кто сдѣлаетъ поврежденіе на тѣлѣ ближняго своего, тому должно сдѣлать то же, что онъ сдѣлалъ: переломъ за переломъ, око за око, зубъ за зубъ; какъ онъ сдѣлалъ поврежденіе на тѣлѣ человѣка, такъ и ему должно сдѣлать11 (Левитъ XXI 19, 20) ’)•
Не остается сомнѣній и относительно способа преданія смерти въ случаѣ убійства:—„Убійцу должно предать смерти. Мститель за кровь самъ можетъ умертвить убійцу, лишь только встрѣтитъ его, самъ можетъ умертвить его (Чиселъ XXXV, 18)2). Здѣсь мы имѣемъ другой примѣръ возмездія, существовавшаго и въ Сенхусъ Морѣ Ирландіи до прибытія Патрика. Въ
г) Сравни съ постановленіями вавилонскаго кодекса царя Гамму-раби, жившаго за 2400 лѣтъ до Р. X и на нѣсколько столѣтій раньше моисеева законодательства: „Если кто нибудь выкалываетъ другому глазъ, то должно ему выколоть его глазъ; если онъ переломитъ ему кость, то должно и ему переломить кость, если кто выбиваетъ зубъ равному себѣ, то должно и у него выбить зубъ“. Прим. пер.
Кодексъ Гаммураби, какъ стоящій выше моисеева законодательства въ рядѣ развитія, знаетъ въ этомъ случаѣ уже публичную казиь, отдѣльными видами которой было посажеиіе на колъ, сожженіе, обезглавливаніе. Далѣе обычай тальона, переходя въ систему публичныхъ наказаній, пріобрѣтаетъ характеръ тальона символическаго (отрѣзаніе языка за оскорбленіе, рукъ за оскорбленіе дѣйствіемъ отца и т. д.). Но любопытный тальонъ мы находимъ въ томъ постановленіи кодекса Гаммураби, по которому въ случаѣ убійства кѣмъ-либо беременной женщины посредствомъ нанесенныхъ ей ударовъ, дочь виновнаго должна была быть предана смерти. Прим. пер.
еврейскомъ правѣ мы не находимъ еще никакихъ слѣдовъ какого либо судебнаго разбирательства передъ исполненіемъ наказанія. „Лишь только встрѣтитъ его, самъ можетъ умертвить его“. Убившему не нужно было даже впослѣдствіи оправдываться предъ народнымъ собраніемъ. Если была причинена смерть, мститель за кровь всегда оправдывался тальономъ. Право немедленной расправы принадлежало мстителю за кровь, независимо отъ того, было-ли убійство предумышленнымъ или нѣтъ. Даже случайно причинившій смерть, не по своей волѣ, могъ быть убитымъ безнаказанно, если онъ не бѣжалъ и не находилъ себѣ въ какомъ либо городѣ убѣжища (Второз. XIX 6). „ И даже если убійца, убѣжавъ въ городъ—убѣжище, отлучится оттуда даже на самое короткое время, онъ можетъ быть убитъ мстителемъ за кровь, и послѣдній не будетъ виновнымъ въ убійствѣ (книга Чиселъ 35, 27, 28)“.
Такая система была свойственна не только евреямъ. Она существовала повсюду. Наиболѣе раннимъ смягченіемъ ужасной суровости закона въ большинствѣ общинъ являлся выкупъ за смерть, замѣнявшій наказаніе смертью, по крайней мѣрѣ, въ тѣхъ случаяхъ, когда убійство было случайнымъ или непредумышленнымъ. Выкупъ за смерть первоначально былъ суммой, условно договоренной между мстителемъ за кровь и убійцей. Я уже говорилъ, что такой выкупъ примѣнялся почти повсюду въ древнемъ правѣ. Онъ, вѣроятно, существовалъ и у евреевъ въ ранную стадію ихъ исторіи, но въ законахъ Моисея онъ ясно запрещается. „Не берите выкупа за жизнь убійцы, который повиненъ въ смерти, но его должно предать смерти." (Чиселъ XXXV 31).—Принятіе выкупа за кровь не дозволялось ни въ какой Формѣ, и чувство это вкоренилось настолько сильно, что не установилось даже спеціальнаго еврейскаго слова для обозначенія этого выкупа.
И не только въ случаѣ убійства, которое мы могли бы назвать неосторожнымъ, запрещалось принятіе выкупа за смерть, по даже и при случайномъ убійствѣ не дозволялась денежная уплата. Человѣкъ, убѣжавшій въ городъ убѣжища и получившій дозволеніе оставаться тамъ, не могъ вступать въ соглашеніе съ мстителемъ за кровь для того, чтобы получить отъ него согласіе на возвращеніе въ свою землю. (Кн. чиселъ XXXV, 32). Въ одномъ лишь исключительномъ случаѣ законъ дозволялъ принятіе выкупа вмѣсто преданія смерти. Когда быкъ, про котораго хозяинъ зналъ, что онъ является опаснымъ, забодалъ
человѣка, то хозяинъ долженъ былъ быть преданъ смерти, но „если на него наложенъ будетъ выкупъ, пусть дастъ выкупъ за жизнь свою, какой будетъ наложенъ на него“. *) Исходъ XXI 30). Это, вѣроятно, было исключительнымъ разрѣшеніемъ соблюдать старый обычай, имѣвшій прежде болѣе широкое распространеніе. Именно запрещеніе выкупа въ другихъ случаяхъ указываетъ па существованіе обычая или среди самаго народа или среди племенъ, жившихъ вокругъ пего.
Права прибѣгать къ защитѣ жертвенника не признавалось при умышленномъ убійствѣ. „А если кто съ намѣреніемъ умертвитъ ближняго коварно и прибѣгнетъ къ жертвеннику, то и отъ жертвенника моего бери его на смерть4 (Исходъ XXI, 14). Но при случайномъ убійствѣ суровость закона смягчалась постановленіемъ, дозволявшимъ скрываться въ города убѣжища, гдѣ причинившій смерть находился въ безопасности. Тотъ Фактъ, что для покровительства были указаны спеціальныя мѣста, указываетъ на страшный характеръ, какимъ обладала кровная месть въ древнемъ еврейскомъ правѣ.
Пріютъ въ городахъ убѣжища предоставляется только въ случаяхъ совершенно случайной смерти. „И вотъ какой убійца можетъ убѣжать туда и остаться живъ: кто убьетъ ближняго своего безъ намѣренія, не бывъ врагомъ его вчера и третьяго дня; кто пойдетъ съ ближнимъ своимъ въ лѣсъ рубить дрова и размахнется рука его съ топоромъ и соскочитъ желѣзо съ топорища и попадетъ въ ближняго, и онъ умретъ—такой пусть убѣжитъ въ одинъ изъ городовъ тѣхъ, чтобы въ остаться живыхъ, дабы мститель за кровь въ горячности сердца своего не погнался за убійцею и не настигъ его, если далекъ будетъ путь, и не убилъ его, между тѣмъ какъ онъ не достоинъ смерти, ибо не былъ ему врагомъ вчера и третьяго дня (Второзак. XIX, 4—6).“
Хотя города убѣжища первоначально были установлены только для случайныхъ убійцъ, но, вѣроятно, позднѣе тамъ предоста-лялось убѣжище и тѣмъ, которые причинили смерть ближнему внезапнымъ нападеніемъ, напр., въ ссорѣ, безъ умысла, какъ сказали бы мы. Это, повидимому, явствуетъ изъ одного мѣста Книги Чиселъ (XXXV 22, 23). Но очевидно, если орудіемъ пре-
х) Совершенно то же рѣшеніе этого случая мы находимъ въ кодексѣ Гаммураби. ІТрим. перев.
ступленія были камень или смертельное оружіе, то указаніе па неумышленность не принималось во вниманіе; даже причинившій неумышлено смерть подвергался мести.
Первоначально у евреевъ, какъ и повсюду, тальонъ примѣнялся безъ всякаго судебнаго производства или осужденія. И только въ связи съ правомъ исканія защиты у жертвенника и въ городахъ убѣжища мы находимъ первые слѣды судебнаго разслѣдованія. Пцаво убѣжища существовало только при случайномъ убійствѣ, и поэтому нужно было рѣшить въ каждомъ отдѣльномъ дѣлѣ, заслуживаетъ ли лицо, просящее убѣжища, этой милости. При входѣ въ городъ убѣжища бѣглецъ былъ обязанъ остановиться въ воротахъ и „разсказать вслухъ старѣйшимъ города сего дѣло свое“ (Іисуса НавинаXX. 4). Несли онъ выяснялъ сразу дѣло, его впускали, а разъ уже впущенный онъ не могъ быть выданъ мстителю за кровь. Но если предположить, что онъ въ дѣйствительности совершилъ умышленное убійство, а получилъ разрѣшеніе войти въ городъ убѣжища, ложно изложивъ обстоятельства дѣла, что дѣлать тогда? Если право убѣжища предоставлялось подъ извѣстными ограниченіями, то было необходимымъ опредѣлить въ судебномъ порядкѣ, въ какихъ случаяхъ оно имѣетъ силу. Это рѣшеніе постановлялось не властями города убѣжища, какъ можно было ожидать, но старѣйшинами того города, изъ котораго убѣжалъ убійца. Ихъ Обязанностью было по жалобѣ мстителя за кровь послать въ городъ убѣжища за обвиняемымъ и затѣмъ рѣшить, было ли убійство случайнымъ или нѣтъ. И если отвѣтъ былъ утвердительнымъ, то обвиняемый возвращался въ городъ убѣжища, гдѣ, несмотря на оправданіе его въ умышленномъ причиненіи вреда, онъ- обязанъ былъ оставаться до смерти первосвященника; а если, наоборотъ, старѣйшины не признавали убійства извинительнымъ, они выдавали преступника мстителю за кровь для расправы. Это ясно видно изъ сравненія двухъ отрывковъ, одного—изъ книги Чиселъ, другого—изъ Второзаконія.—„Но если кто будетъ врагомъ ближнему своему и будетъ подстерегать его и возстанетъ на него и убьетъ его до смерти, и убѣжитъ въ одинъ изъ городовъ тѣхъ, то старѣйшины города его должны послать, чтобы взять его оттуда и предать его въ руки мстителя за кровь, чтобы онъ умеръ11 (Второзак. XIX. 11, 12). Изъ этого мы можемъ предположить, что разбирательство имѣло мѣсто въ отсутствіе обвиняемаго, до того, какъ посылали за нимъ, и что только въ случаѣ осужденія онъ приводился обратно
въ свой городъ. Отрывокъ изъ Книги Чиселъ, однако, показы ваетъ, что дѣло было не такъ. Изъ него слѣдуетъ, что обви няемый приводился къ суду въ свой городъ во всякомъ случаѣ. Перечисливъ различные случаи извиняемаго убійства, Книга Чиселъ продолжаетъ: „то общество должно разсудить между убійцею и мстителемъ за кровь по симъ постановленіямъ; и должно общество спасти убійцу отъ руки мстителя за кровь и должно возвратить его въ общество, въ городъ убѣжища его, куда онъ убѣжалъ, чтобы онъ жилъ тамъ до смерти великаго священника, который помазанъ священнымъ елеемъ “ (Чиселъ XXXV*. 24—25). Изъ этого описанія вытекаетъ, что судебное разслѣдованіе старѣйшинъ города ограничивалось тѣми случаями, когда обвиняемый убѣгалъ въ городъ убѣжища и когда онъ приводился оттуда. Общество должно было только возвратить обвиняемаго въ городъ убѣжища, куда онъ убѣжалъ. Если мститель за кровь былъ въ состояніи убить его до того, пока тотъ достигъ города убѣжища, то онъ могъ по закону сдѣлать это безнаказанно.
Было необходимо, чтобы двое свидѣтелей удостовѣрили его виновность до того, какъ скрывшійся въ убѣжище будетъ выданъ для исполненія надъ нямъ казни. „Одного свидѣтеля недостаточно, чтобы предать смерти" (Чиселъ XXXV 30), т. е. очевидно кто-либо долженъ былъ поддерживать обвинителя, если обвиняемый ссылался на то, что убійство было случайнымъ; Естественно, каждый, кто причинялъ смерть другого, могъ бѣжать въ городъ убѣжища, такъ какъ это было его единственной надеждой и почти въ каждомъ случаѣ онъ вызывался мстителемъ за кровь къ суду. Разслѣдованіе старѣйшимъ города такимъ образомъ стало общимъ обычаемъ въ случаяхъ неумышленнаго убійства (кромѣ тѣхъ случаевъ, когда мститель за кровь убивалъ преступника до того, какъ онъ достигалъ города убѣжища). Такимъ путемъ совершился переходъ отъ системы мести къ правильному уголовному суду, а остаткомъ прежней системы являлось лишь то, что приговоръ приводился въ исполненіе лично мстителемъ за кровь.
Итакъ законъ еврейскій вслѣдствіе запрещенія принятія выкупа за смерть и установленія городовъ убѣжища, какъ средства смягченія первобытнаго обычая мести, развивался отлично отъ законовъ другихъ арійскихъ общинъ. У послѣднихъ возникновеніе суда стоитъ въ связи съ установленіемъ размѣра денежнаго выкупа въ судебномъ порядкѣ. Въ еврейскомъ же правѣ,
повидимому, по этому вопросу не было судебнаго разсмотрѣнія, и потому не осталось никакого слѣда о немъ. Юрисдикція старѣйшимъ касалась установленія вопроса о случайномъ характерѣ дѣянія или, иначе говоря, была совершенно отличной отъ третейскаго суда между желающими покончить дѣло миромъ сторонами. Эта юрисдикція послужила основаніемъ для возникновенія уголовнаго права.
Тѣлесныя поврежденія, не причинившія смерти, также подчинялись правилу таліона. Іех іаііопіз примѣнялся здѣсь съ такою же ригористичностью, какъ и въ случаѣ убійства. „Кто сдѣлаетъ поврежденіе на тѣлѣ ближняго своего, тому должно сдѣлать то же, что онъ сдѣлалъ; переломъ за переломъ, око за око, зубъ за зубъ“ (Левитъ XXIV* 19, 20). Вѣроятно, правило это ограничивалось случайными поврежденіями. „Неумышленныя поврежденія—говоритъ Эвальдъ—вѣроятно, не имѣлись здѣсь въ виду. Даже въ случаяхъ умышленнаго поврежденія законъ вмѣшивался только для того, чтобы установить порядокъ преслѣдованія потерпѣвшаго; и нѣтъ сомнѣнія, что въ болѣе позднее время чаще всего уплачивалось денежное вознагражденіе за поврежденія.
Принимать денежную уплату въ этомъ случаѣ не запрещалось. Если кто-либо, напр., ударялъ беременную женщину вслѣдствіе чего та преждевременно разрѣшалась отъ бремени, по съ ней не случалось дальнѣйшихъ несчастій, то виновный долженъ былъ уплатить „пеню, какую наложитъ на него мужъ той женщины, и онъ долженъ уплатить оную при посредникахъ": (Исходъ XXI 22). Если, одгако, съ женщиной причинится дальнѣйшее нссчастіе, „то—говоритъ законъ—отдай душу за душу" ’) (тамъ-же 23).
Тѣлесное поврежденіе, причиненное во время ссоры, также можетъ быть улажено миромъ. Законъ предусматриваетъ, что виновный „долженъ заплатить за остановку въ работѣ его и дать па лѣченіе его“ 2) (тамъ-же 19). Первоначально, вѣроятно,
х) Мы видѣли, что въ вавилонскомъ правѣ въ этомъ случаѣ отдавалась душа дочери виновнаго, а не его самого. Возможно, что и въ моисеевомъ правѣ имѣлась въ виду не непремѣнно жизнь виновнаго. Прим. перев.
а) То же постановленіе имѣется и въ вавилонскомъ правѣ; впрочемъ, здѣсь пеня допускалась даже и тогда, если ссора кончилась неумышленнымъ убійствомъ. ІГрим. пер.
эго правило примѣнялось, если оба были виновными. Но въ случаяхъ умышленныхъ поврежденій, законъ тальона выполнялся во всей строгости и, хотя не существовало запрещеній относительно принятія денежной пени, однако не было и обязательства для стороны принимать ее. „Жизнь за жизнь, око за око, зубъ за зубъ, рука за руку, нога за ногу“ (Второзак. XIX 21).
Поскольку этотъ принципъ соблюдался, видно изъ того, что онъ находилъ примѣненіе и въ случаѣ лжесвидѣтельствованія. Преступленіе лжесвидѣтельствованія необходимо предполагаетъ существованіе судебнаго производства, и потому принадлежитъ къ болѣе позднему времени цивилизаціи, нежели правила о мести. Но принципъ еще сохранялся. Тому, кто желалъ подвергнуть другого какому-либо наказанію, назначалось подобное же наказаніе. Въ книгѣ Второзаконія (XIX16—20) указывается: „Если выступитъ противъ кого свидѣтель несправедливый, обвиняя его въ преступленіи, то пусть предстанутъ оба сіи человѣка, у которыхъ тяжба, предъ Господа, предъ судей, которые будутъ въ тѣ дни; и судьи должны хорошо изслѣдовать и если свидѣтель тотъ—свидѣтель ложный, ложно донесъ на брата своего, то сдѣлайте ему то, что онъ умышлялъ сдѣлать брату своему".
Частная собственность, какъ движимая, такъ и недвижимая, признавалась въ еврейскомъ правѣ. Примѣры того, какъ земля предоставлялась достойнымъ старѣйшинамъ и солдатамъ, очень многочисленны въ Ветхомъ Завѣтѣ. Гебронъ напр., былъ данъ Калебу Іисусомъ (Іисусъ XIV 6—15). Послѣ смерти собственность дѣлилась между сыновьями и первородный сынъ получалъ двойную долю (Второзак. XXI 15—17). Первородный былъ главнымъ наслѣдникомъ и надлежащимъ представителемъ рода, по, конечно, поэтому онъ принималъ на себя и больше обязанностей главы рода, чѣмъ другіе братья, напр., въ поддержаніи вдовъ, въ снабженіи незамужнихъ дочерей приданымъ. Дочери наслѣдовали опредѣленную собственность только при исключительныхъ обстоятельствахъ, съ согласія ихъ отца и братьевъ. Но если не было сыновей, то дочери дѣлили имущество поровну (Чиселъ XXVII 8).
Законы, защищавшіе собственность, были крайне суровы. Воръ, застигнутый ночью, могъ быть убитымъ безнаказанно. (Исходъ ХХП 1—4); если онъ былъ застигнутъ днемъ, онъ не могъ быть убитъ, но долженъ былъ вернуть украденное въ двойномъ пли учетверенномъ размѣрѣ, въ зависимости отъ того,
застигнутъ ли онъ съ поличнымъ, или нѣтъ. Если онъ ничего не имѣлъ, и потому не былъ въ состояніи уплатить необходимой суммы, онъ отдавался въ рабство за долгъ *)•
Въ этомъ отношеніи мы отмѣтимъ поразительное сходство съ древнимъ римскимъ правомъ. Здѣсь имѣется то же самое право убійства ночного вора, застигнутаго на мѣстѣ преступленія; денежная пеня здѣсь также варьировалась не въ зависимости отъ нравственной виновности, но отъ времени обнаруженія вора и отъ цѣнности похищеннаго. Наконецъ, здѣсь также уличенный воръ въ случаѣ несостоятельности отдавался въ рабство. Первобытное карательное право, повидимому, почти вездѣ имѣло много общаго.
Воръ, кравшій людей, наказывался смертью (Второз. XXIV 7), независимо отъ того, было ли украденное лицо найдено во владѣніи вора, или нѣтъ, или оно было продано въ рабство (Исходъ XXI 16). Суровость закона была необходимой, благодаря постоянному развитію торговли рабами, особенно въ болѣе позднія времена * 2).
Отцовскія права надъ дѣтьми, признанныя обычаями всѣхъ древнихъ народовъ, предусмотрѣны и въ еврейскомъ правѣ. Отцу было разрѣшено лишать жизни дѣтей даже за незначительные проступки (Второз. XXI 18—21). Но это .(из ѵйае песізцпе не было столь произвольнымъ, какъ то мы видимъ въ Римскомъ правѣ. Книга Второзаконія ясно указываетъ, что не сами родители налагали наказаніе, но передавали дѣло обществу, которое уже расправлялось. Это было ограниченіемъ первобытнаго безусловнаго права отца надъ жизнью и смертью дѣтей. Наказаніемъ за прелюбодѣяніе и противоестественные пороки было общественное побитіе камнями 3) (Второз. XXII 21).
*) Въ кодексѣ Гаммураби: „Если кто либо взломаетъ домъ съ цѣлью украсть, то должно его предать смерти у самаго отверстія и тутъ же зарыть. Если кто либо схваченъ при совершеніи воровства, то долженъ быть преданъ смерти“. Ночное и дневное время здѣсь не различается.
Въ Русской Правдѣ по археографическому списку: „Аще ли убиютъ татя на своемъ дворѣ, или у клѣтѣ, или у хлѣва, то той убитъ есть. Аще пакы держать его до свѣта, то вести его на княжъ дворъ. Сице убьютъ, а люди видѣли связана, то платити въ немъ“. Прим. перев.
2) Вавилонское право кражу людей съ цѣлью продажи въ рабство также карало смертью. Постановленія объ этомъ весьма подробны. Прим. перев.
3) Въ кодексѣ Гаммураби мы находимъ весьма подробную систему публичныхъ наказаній за эти преступленія. Прим. ие^ев.
Такимъ образомъ мы видимъ, что самый важный изъ семитическихъ народовъ—еврейскій, прошелъ тѣ же стадіи развитія уголовнаго права, какъ и другіе арійскіе народы. Инстинктъ мести является зародышемъ права. Регулированіе примѣненія его и указаніе исключительныхъ случаевъ, въ которыхъ наказаніе переходило въ руки публичной власти для того, чтобы предупредить чрезмѣрное или несправедливое осуществленіе этого права, были основами для развитія. Принципъ таліона, однако, по прежнему оставался единственнымъ принципомъ, на которомъ основывался законъ.
II. Магометанское право.
Магометанское право рисуетъ намъ, какъ мы естественно можемъ ожидать, тѣ же черты первобытнаго обычая относительно преступленій и правонарушеній. Ничто не противорѣчитъ болѣе духу Ислама, чѣмъ идея прогресса; даже до сихъ поръ въ странахъ, гдѣ дѣйствуетъ магометанское право, господствуютъ тѣ же начала и та же практика, которыя существовали тамъ болѣе, чѣмъ тысячу лѣтъ тому назадъ. Уголовное уложеніе, принятое Турецкой Имперіей въ 1840 г., ввело нѣкоторыя болѣе новыя идеи, и правила Корана въ нѣкоторыхъ отношеніяхъ молчаливо были отмѣнены. Но еще до сихъ поръ Коранъ признается главнымъ, если не единственнымъ, авторитетомъ въ вопросахъ права. Отождествленіе права съ религіей явилось такимъ образомъ почти непреодолимымъ препятствіемъ для развитія законодательства. Единственнымъ отверстіемъ, чрезъ которое идеи права могутъ проскальзывать изъ тѣсной тюрьмы, созданной Кораномъ, является принципъ традиціи. Благочестивые мусульмане, признавая абсолютный авторитетъ Корана въ вопросахъ права, не утверждаютъ однако, что онъ не оставилъ ничего недоговореннаго или что въ немъ можетъ быть найдено рѣшеніе всякаго случая. Они признаютъ, наоборотъ, что многое было повѣдано Магомету въ откровеніяхъ, которыя не были записаны имъ, но были имъ изустно передаваемы своимъ спутникамъ, которые, въ свою очередь, заботливо передавали ихъ будущимъ поколѣніямъ правовѣрныхъ. Согласно Эль Магризи, арабскому автору, пользующемуся большой извѣстностью, рѣшенія Пророка по спеціальнымъ дѣламъ, за которыми обращались къ нему, извѣстны часто только послѣдователямъ низкаго происхожде
нія, которые были въ то время съ нимъ, и неизвѣстны остальнымъ. Гакъ, въ одномъ дѣлѣ, когда Омаръ не зналъ, какая пеня будетъ въ данномъ случаѣ пригодной за убійство еще неродившагося ребенка, одинъ арабъ низкаго званія, по имени Ходайль могъ сообщить рѣшеніе пророка по аналогичному дѣлу *)•
Традиція всегда болѣе или менѣе эластична и, по всей вѣроятности, соотвѣтственно изобрѣтаемыя традиціи во многомъ способствовали росту отдѣльныхъ отраслей права. Поэтому нѣтъ ничего поразительнаго, чго мы находимъ значительную разницу въ деталяхъ между отдѣльными системами магометанскаго права.
Магометанское карательное право основывалось на томъ же принципѣ первобытнаго тальона и самозащиты, какъ и прочія системы, изложенныя выше. Мы замѣчаемъ здѣсь то же отсутствіе государственнаго вмѣшательства и тотъ же обычай взятія денежнаго вознагражденія за убійство. „Въ обществахъ—говоритъ Альфредъ Дю-Буа * 2)—въ которыхъ право мести регулировано закономъ только до извѣстной степени, въ которыхъ тальонъ существуетъ во всей своей первобытной грубости, государство вмѣшивается только для того, чтобы регулировать этотъ тальонъ или для того, чтобы замѣнить его денежнымъ вознагражденіемъ, посредствомъ котораго оно устанавливаетъ условія для выкупа убійцы и для полученія прощенія отъ родственниковъ жертвы“.
Коранъ излагаетъ въ самыхъ абсолютныхъ выраженіяхъ начала возмездія въ случаѣ убійства и въ то же время яснымъ образомъ разрѣшаетъ родственникамъ убитаго принимать выкупъ за жизнь убійцы (онъ называется Віа—плата за кровь). „Правовѣрные, законъ возмездія установленъ вамъ за убійство: свободный долженъ умереть за свободнаго и слуга за слугу и т. д., женщина за женщину, но тотъ, кому братъ его проститъ, можетъ быть преслѣдуемъ и принужденъ къ дачѣ удовлетворенія согласно тому, что явится справедливымъ, и пеня да будетъ возложена на него съ гуманностью“ (Коранъ гл. II). „Если кто либо будетъ убитъ несправедливо, то наслѣдники его имѣютъ право просить удовлетворенія; но пусть они не перейдутъ предѣловъ умѣренности, предавая смерти убійцу слишкомъ жестокимъ
х) Еішіез 8ііг Іа Іоі Мивиітапе.
2) Ніяіоіге ()п (Ігоіі ітітіпеі <!е^ ІѴирІез Мо<!<ч’пе$. ѵ. 1. р. 366.
образомъ или мстя за кровь своего друга кому-либо другому, а не тому именно человѣку, который убилъ его; до этихъ поръ законъ будетъ покровительствовать ему“ (Коранъ гл. XVII).
Эти постановленія еще до сихъ поръ прочно держатся въ магометанскихъ странахъ, какъ напр. въ Персіи. Родственники убитаго могутъ выбирать или захватъ преступника въ свои руки и преданіе его смерти, или принятіе денежнаго вознагражденія. Въ Турціи до самаго недавняго времени убійца никогда не преслѣдовался публичными властями. Ближайшимъ родственникамъ лишь разрѣшалось мстить за убійство своего сородича, если они считали это нужнымъ; или если они предпочитали (какъ это обыкновенно и дѣлалось) принять діа пли плату за кровь, то убійца освобождался отъ всякой отвѣтственности. Уголовное уложеніе 1840 г., однако, совершенно отмѣнило эту систему денежнаго вознагражденія и наложило наказаніе за убійство во всякомъ случаѣ. Уложеніе Мультека въ 1824 г. стремилось въ значительной степени къ осуществленію такой цѣли, но все же право уплаты діа еще сохранялось въ немъ въ нѣкоторыхъ исключительныхъ случаяхъ.
При случайномъ убійствѣ пеня также уплачивалась членамъ семьи убитаго, если они были правовѣрными. „Кто убъетъ правовѣрнаго по неосмотрительности то наказаніемъ явится освобожденіе вѣрующаго отъ рабства и уплата пени роду убитаго, если только послѣдній не освободитъ отъ нея изъ милосердія11 (Коранъ гл. IV). Но если преступникъ не былъ въ состояніи уплачивать пеню, то месть въ данномъ случаѣ не требовалась. Онъ лишь обязанъ былъ поститься непрерывно въ теченіе двухъ мѣсяцевъ и становился такимъ путемъ свободнымъ отъ мести. Пеня во всѣхъ случаяхъ дѣлилась между родственниками убитаго согласно законамъ о наслѣдованіи, изложеннымъ въ Коранѣ.
Кража первоначально каралась изувѣчивающими наказаніями. Сначала отрѣзалась рука какъ виновный членъ тѣла, въ видѣ соотвѣтственнаго тальона. За второе преступленіе воръ терялъ свою ногу, и т. д., пока не лишался всѣхъ членовъ тѣла. Но, какъ и въ случаѣ убійства, собственники украденныхъ вещей могли примириться съ воромъ и принять отъ него вмѣсто мести какое-либо вознагражденіе, признаваемое ими подходящимъ. „Денежная композиція—говорится въ одной авторитетной книгѣ по магометанскому праву ‘)—являлась законной относительно ка- *
) Пі^езі ѳГ МоііаштеОап Іаѵѵ ассогйіп^ Іо ІПе 8есІ оГ (Ье Тѵгеіѵе Ііпаіпл. р. 385.
ждаго права пли притязанія, которое имѣло основаніе въ законѣ, независимо отъ того, обладали ли это право или вещь способностью быть оцѣниваемыми на деньги (какъ напр., собственность), или нѣтъ (какъ вознагражденіе за преступленіе или за умышленное пролитіе крови, право занятія дома, или вознагражденіе за недостатокъ или испорченность покупаемой вещи). Далѣе, въ случаѣ сдѣлки относительно права мести, за какую бы цѣну она ни была заключена, за большую или меньшую, чѣмъ плата за кровь, она все же оставалась законной и дѣйствительной; но при случайномъ убійствѣ, если сдѣлка была заключена по цѣнѣ высшей, чѣмъ установленная въ законѣ, и если эта сдѣлка носила характеръ ростовщичества, дѣйствительность выговореннаго вознагражденія подлежитъ сомнѣнію".
Уголовное уложеніе 1840 г. уничтожило во всей Турціи изувѣчивающія наказанія за кражу и замѣнило ихъ тюремнымъ заключеніемъ на срокъ до семи лѣтъ. До этого уложенія въ Турціи въ сущности не было настоящаго уголовнаго права. Первобытное право личной мести, существовавшее тамъ повсюду, приравнивалось ко всякому иному частному праву собственности. Право это было очень схоже съ существовавшимъ въ Ирландіи правомъ Брегоновъ. Тожество этихъ обычаевъ не могло быть слѣдствіемъ какихъ либо сношеній между кельтическими трибами Ирландіи и семитическими расами Азіи. Оно возникло скорѣе изъ того простого Факта, что природа человѣка одинакова повсюду и что, слѣдовательно, ходъ развитія карательнаго права былъ однороденъ даже въ весьма далеко отстоящихъ другъ отъ друга странахъ.
ЛЕКЦІЯ IV.
Римское карательное право.
При изученіи системы римскаго права значеніе различія между уголовнымъ и карательнымъ правомъ становится особенно ясными. Понятіе преступленія чрезвычайно медленно развивалось въ Римѣ. Теорія наказанія, осуществляемаго посредствомъ гражданскаго иска, признавалась широко и въ позднѣйшемъ римскомъ правѣ. Уголовное право въ собственномъ смыслѣ появилось въ исторіи Рима на значительно болѣе поздней стадіи, нежели въ исторіи англійскаго права. При появленіи республики, уголовнаго права въ собственномъ смыслѣ еще не существовало, и только когда республика начала падать, тогда появилось уголовное право въ собственномъ смыслѣ. Ье^ез Согпеііае, принятые при Суллѣ въ 81 г. до Р. X. являются наиболѣе ранними законами, разсматривавшими посягательства противъ отдѣльныхъ лицъ, какъ публичныя преступленія. Начиная съ этого времени появляются многочисленные законы объ отдѣльныхъ преступленіяхъ, пока, наконецъ, въ эпоху Имперіи не принимается въ качествѣ общаго правила то, что каждый, кто могъ бы вчинить искъ за преступленіе, можетъ, если онъ того пожелаетъ, выступить обвинителемъ преступника предъ уголовнымъ судомъ.
Медленное развитіе уголовнаго права особенно замѣчательно при сопоставленіи его съ быстрымъ ростомъ права гражданскаго. Уже на ранней стадіи развитія римское гражданское право представляется намъ въ значительной мѣрѣ свободнымъ отъ Формализма и предразсудковъ, обычно существующихъ въ раннихъ системахъ права.
„Общій выводъ—говоритъ Моммзенъ—можетъ быть резюми
рованъ въ указаніи на то, что сравнительно немногочисленные слѣды первобытнаго положенія вещей сохранились у древнихъ италійцевъ и въ особенности у римлянъ, по сравненію съ другими народами индо-германской расы. Лукъ и колесо, военная колесница, неправоспособность женщинъ имѣть собственность, пріобрѣтеніе женъ покупкою, первобытные обряды погребенія, человѣческія жертвы, кровная месть, столкновеніе клановъ съ властью общинъ и живой естественный символизмъ—все это, повидимому, было заложено въ родовой характеръ народа при образованіи цивилизаціи въ Италіи, какъ и повсюду, но въ эпоху, когда эта цивилизація ясно проявилась, эти черты исчезли, и только сравненіе римлянъ съ родственными имъ расами позволяетъ намъ думать, что онѣ когда-то существовали. Въ этомъ отношеніи италійская исторія начинается на гораздо болѣе поздней стадіи цивилизаціи, чѣмъ напр., греческая или германская и уже съ самаго начала она обнаруживаетъ сравнительно развитый характеръ".
Генри Мэнъ пріурочиваетъ возникновеніе уголовнаго права въ Римѣ къ 149 г. до Р. X., когда былъ принятъ Іех Саірпгпіа <1е гереіпшіів. Закономъ этимъ учреждался постоянный уголовный судъ Оиаезііо регреіпа, который съ точки зрѣнія уголовнаго правосудія можетъ быть разсматриваемъ какъ первый продуктъ уголовнаго права; задачей этого суда было наказаніе провинціальныхъ правителей за присвоеніе публичныхъ денегъ, что являлось тогда несомнѣнно преступленіемъ; но въ немъ еще не ясно признается самая суть уголовнаго права, именно то, что ущербъ, причиняемый индивиду, можетъ явиться посягательствомъ публичнаго характера. Въ немъ говорится лишь о прямомъ посягательствѣ на государство, хотя, конечно, косвеннымъ путемъ отъ него страдали отдѣльныя лица. Законы же Корнелія, принятые 70 лѣтъ спустя, говорятъ уже объ убійствѣ, поджогѣ, подлогѣ и прочихъ преступленіяхъ, при которыхъ преступная дѣятельность непосредственно направлена противъ индивида, государство же страдаетъ лишь постольку, поскольку посягательство это вызываетъ безпокойство или нарушаетъ общественный порядокъ. Поэтому памъ кажется болѣе правильнымъ вести происхожденіе римскаго уголовнаго права отъ этихъ законовъ. Уголовное право у рнмлянъ никогда не пріобрѣло большой важности, и даже такія посягательства, какъ кража и грабежъ (ѵі-Ьопогиш гаріогиш), всегда разсматривались скорѣе какъ частныя правонарушенія, чѣмъ какъ преступленія.
Съ другой стороны, въ англійской законодательной системѣ понятіе преступленія развилось уже въ раннюю эпоху, и уголовное право всегда занимало выдающееся мѣсто. Иски же деликтнаго характера, которые занимали такое важное положеніе въ римскомъ правѣ, постепенно изчезали или превращались въ простые гражданскіе иски объ убыткахъ. Различіе между двумя системами обязано, вѣроятно, своимъ происхожденіемъ различію между Формами правительства, и является одной изъ многихъ иллюстрацій необходимости историческаго изученія права. Формой государственнаго устройства въ Римѣ была республика, а въ Англіи—монархія, и потому понятіе нанесенія оскорбленія государству чрезъ причиненіе вреда индивиду гораздо легче могло быть воспринято послѣдней, нежели первой. Въ Римѣ государство было безличной абстракціей; въ Англіи оно было представлено особымъ лицомъ, которое естественно могло наказывать какъ за личную обиду, за вредъ, причиняемый кому либо изъ находящихся подъ его покровительствомъ. Когда мы перейдемъ къ разсмотрѣнію англійскаго уголовнаго права, мы увидимъ, какую важную роль имѣло личное участіе короля въ этомъ развитіи; нарушеніе королевскаго мира явилось сначала именно тѣмъ Фактомъ, а затѣмъ тою Фикціей, на которыхъ основывалось каждое уголовное обвиненіе.
Римское право является интереснымъ какъ единственная значительная система права, выросшая при республикѣ. Оно даетъ намъ лучшій примѣръ послѣдовательно развитой системы частнаго карательнаго правосудія. Интересно также отмѣтить одну особенность въ ней по сравненію съ большинствомъ остальныхъ системъ права, именно ея свободу отъ вліянія религіи. Различіе между грѣхомъ и преступленіемъ—какъ замѣчаетъ про®. Гюнтеръ—„лежитъ на пути всякаго правового развитія11; но вѣрность этого замѣчанія не была общепризнанной до сравнительно поздняго времени. Дѣйствительно, даже въ настоящую эпоху, идея наказанія грѣховъ, какъ таковыхъ, еще всецѣло не изгладилась изъ нашего уголовнаго права; раннее же англійское право вполнѣ придерживалось полнаго обособленія грѣха и преступленія. Римляне не были народомъ религіознымъ и они придерживались того принципа, по которому сами боги должны были мстить за наносимыя имъ оскорбленія. Такъ, въ позднѣйшемъ правѣ вполнѣ признавалось различіе между клятвопреступленіемъ, какъ посягательствомъ противъ божества, и между ложнымъ свидѣтельствомъ, какъ посягательствомъ противъ чело
вѣка. Клятвопреступленіе, какъ таковое, не являлось преступленіемъ уголовнымъ, если только виновный не клялся рег §епіпш Ргіпсірік (въ этомъ случаѣ онъ разсматривался какъ оскорбитель Величества). Когда были изданы законы противъ еретичества, то ихъ оправдывали тѣмъ, что новыя Формы почитанія стремятся ввести смуту въ умы слабыхъ людей х).
Нерелигіозный характеръ римскаго права, вѣроятно, явился другой причиной медленнаго развитія уголовнаго права. Въ религіозномъ народѣ существуетъ гораздо болѣе вѣроятія для возникновенія идеи о томъ, что наказаніе за грѣхъ есть публичная обязанность, нежели о томъ, что частное посягательство должно получить публичное возмездіе. Весьма вѣроятно, что во многихъ случаяхъ частныя посягательства, какъ убійство и кража, сначала наказывались государствомъ какъ грѣхи, а не какъ правонарушенія. Упорству римскихъ взглядовъ на наказаніе грѣховъ противъ божества, вѣроятно, наряду съ другими причинами, слѣдуетъ приписать медленное развитіе уголовнаго права и значеніе частнаго карательнаго права.
Наиболѣе древніе римскіе законы, извѣстные намъ, содержатся въ сборникѣ XII Таблицъ, составленномъ децемвирами около 450 до Р. X.. Древній кодексъ существенно отличается отъ современнаго тѣмъ, что послѣдній обыкновенно является новымъ правомъ, заступающимъ мѣсто прежде дѣйствовавшихъ законовъ. Такая же компиляція, какъ законы XII Таблицъ, разсматривались только какъ сжатое изложеніе существующаго права, предназначенное для цѣлей ознакомленія лицъ, обязанныхъ къ повиновенію, съ тѣми правилами, которыхъ они должны придерживаться. Такимъ образомъ мы можемъ надѣяться, что найдемъ въ этомъ кодексѣ, по крайней мѣрѣ, слѣды первобытнаго народнаго права. Къ сожалѣнію значительная часть ХИ Таблицъ до насъ не дошла. Отдѣльные отрывки ихъ сохранились, благодаря частымъ ссылкамъ на нихъ въ работахъ классическихъ юристовъ. Гай постоянно ссылается на XII Таблицъ и изъ этихъ разрозненныхъ ссылокъ современные филологи попытались реконструировать этотъ памятникъ.
Въ XII Таблицахъ мы не находимъ, какъ можно было естественно ожидать, никакихъ слѣдовъ уголовнаго права въ современномъ смыслѣ слова: тамъ не существуетъ налагаемыхъ го сударствомъ наказаній за посягательства противъ отдѣльныхъ
*) І’аиі. 8епІ. 5. 21—2.
лицъ. Самозащита является принципомъ, признаваемымъ здѣсь, какъ и во всякомъ иномъ древнемъ правѣ. Таблица VIII гласитъ о деликтахъ; она и была источникомъ позднѣйшаго римскаго права о частныхъ правонарушеніяхъ и преступленіяхъ. Въ ней не сохранилось постановленій объ убійствѣ. Хотя у Плинія мы находимъ указаніе (Ніві. Иаі XVIII 3), что это пося гательство влекло за собою смерть, но мы не имѣемъ свѣдѣній о томъ, какимъ способомъ это наказаніе назначалось. Едва ли можно предположить, что это наказаніе назначалось по правильному судебному приговору: до насъ дошли бы тогда слѣды такой перемѣны въ правѣ, такъ какъ въ историческія времена Рима уголовныя наказанія не примѣнялись. Вѣроятно, назначеніе смерти только санкціонировалось закономъ, если его добивались близкіе родственники убитаго. Такой же характеръ, очевидно, имѣло и правило о причиненіи тяжкихъ ранъ, не повлекшихъ, однако, смерти. Въ XII Таблицахъ по этому предмету содержится слѣдующее постановленіе: если кто поломаетъ другому членъ тѣла, то, если онъ не поладитъ дѣло миромъ, да будетъ ему тальонъ. Это мѣсто представляетъ намъ хорошую иллюстрацію взгляда древняго права на преступленія. Современное право въ обоихъ случаяхъ наказываетъ преступника и даетъ право потерпѣвшему отыскивать убытки, причиненные преступленіемъ. Дѣяніе это, поскольку оно влечетъ за собою наказаніе, называется преступленіемъ, поскольку же влечетъ вознагражденіе—частнымъ правонарушеніемъ (іогі). Древнее право не проводило такого различія. Оно просто позволяло потерпѣвшему или его родственникамъ наказывать виновнаго, если только послѣдній не могъ откупиться отъ мести денежной уплатой 1). XII Таблицъ такимъ образомъ передаютъ намъ весьма раннее карательное право — простой тальонъ. Обычай тальона признавался разумнымъ. Обычай же выкупа мести также признавался и пользовался покровительствомъ закона, но никоимъ образомъ пе предписывался. Законъ имѣлъ тенденцію побудить къ принятію денежнаго вознагражденія, съ цѣлью предупредить нарушеніе мира. XII Таблицъ въ случаѣ болѣе легкихъ посягательствъ назначаютъ безусловнымъ образомъ размѣръ слѣдуемаго къ уплатѣ вознагражденія. Такъ, согласно таблицѣ VIII: 8і іп]и-гіаш Гахіі, аііегі ѵі&іпѣі фіішріе аегіа роепае 8ипіо. Іщигіа очевидно обозначала здѣсь легкіе побои, клевету и т. д. „Іщигіа—
*) ТііГюпе ріохіти* со(?паііь иісіясііиг. Са(о, іп Ріізсіап. 6.700.
говоритъ Гай—признавалась не только тогда, когда кто-либо ударялъ другого палкой или плетью, но также, когда онъ употреблялъ бранныя выраженія (сопѵісінш) или когда незаконно захватывалъ имущество другого, зная, что тотъ ничего ему не долженъ, и выставлялъ ихъ на продажу, или когда онъ писалъ про него позорящія статьи или стихотворенія или когда онъ ухаживалъ за матроной или юношей и пр.“ (Гай, III, 220}.
Общій законъ, который предусматривалъ сразу пеню за всѣ случаи легкихъ побоевъ, клеветы, оскорбленія, незаконнаго задержанія и незаконнаго домогательства кажется страннымъ для насъ; вѣроятно, сумма въ 25 ассовъ была только рекомендуемымъ размѣромъ пени, подходящимъ для обычныхъ неурядицъ между сторонами. Отъ Гая мы узнаемъ, что въ то время не существовало опредѣленныхъ суммъ, но что преторъ или Іікіех, въ зависимости отъ свойства посягательства, назначалъ размѣръ пени (Гай, III, 224). Въ случаѣ неумышленнаго причиненія вреда примѣнялось правило о простомъ вознагражденіи за вредъ.
По теоріи древняго карательнаго права, какъ мести, наказаніе или установленіе размѣровъ причиненнаго вреда степёни-лись въ зависимости не отъ нравственной вины преступника и не отъ обиды, полученной потерпѣвшимъ, а скорѣе въ зависимости отъ провокаціи. Законъ санкціонировалъ, такъ сказать, естественный размѣръ наказанія и предлагалъ его какъ сумму, которую потерпѣвшій, вѣроятно, принялъ бы въ качествѣ цѣны за выкупъ своего права мести. Теорія эта была распространена во всемъ римскомъ правѣ о преступленіяхъ и о правонарушеніяхъ, даже на очень поздней стадіи его развитія.
Кромѣ постановленій о личныхъ посягательствахъ, сохранившіеся Фрагменты XII Таблицъ содержатъ постановленія о кражѣ, обманѣ патрономъ своего кліента, о волшебствѣ, отравленіи и объ отказѣ свидѣтеля, присутствовавшаго при торжественной сдѣлкѣ пехнт, отъ дачи впослѣдствіи показаній о ней. Наказаніе за это преступленіе покоилось на принципѣ тальона, какъ и въ остальныхъ случаяхъ. Преступникъ становился опозореннымъ. Онъ лишался способности быть свидѣтелемъ на будущее время, и никому не было позволено представлять свидѣтельство въ его пользу.
Въ теченіе всего періода Римской республики едва ли можно говорить о существованіи уголовнаго права. Преступленія карались пенальными исками, т. е. исками, предоставлявшими по-терпѣвшемз право налагать на преступника пеню, какъ нака-
з а н і е, а не какъ требованіе возмѣщенія убытковъ. Неточно говорить однако объ этихъ искахъ изъ деликта, какъ объ искахъ, соотвѣтствующихъ англійскимъ искамъ о вознагражденіи, такъ какъ англійское право въ данномъ случаѣ покоится почти всецѣло на принципѣ возмѣщенія за убытки, а не на принципѣ наказанія. Они являлись скорѣе субститутами нашего уголовнаго преслѣдованія.
Обязательства ех беіісіо всегда предполагали (Іоіпз или спіра. Боіп8 очень часто встрѣчается въ римскомъ правѣ и означаетъ незаконное намѣреніе, злой умыселъ, причемъ тотъ или иной мотивъ дѣянія не имѣлъ значенія. Спіра означаетъ небрежность. Правило объ отвѣтственности за умыселъ и неосторожность вполнѣ соотвѣтствуетъ новымъ постановленіямъ.
Средствомъ противъ преступленія въ римскомъ правѣ неизмѣнно былъ пенальный искъ. Въ нѣкоторыхъ случаяхъ пеня назначалась въ самомъ законѣ; въ другихъ же она соразмѣрялась со стоимостью похищенной или поврежденной собственности; и наконецъ, въ третьихъ, какъ напр., при ігцпгіа во времена Гая, она назначалась преторомъ или судьей. Если искъ былъ чисто пенальнымъ, какъ напр., искъ о кражѣ, то право на возмѣщеніе убытковъ было совершенно обособлено отъ права па полученіе вознагражденія. Въ другихъ случаяхъ, при такъ называемыхъ смѣшанныхъ искахъ, разрѣшалось искать одновременно и пеню, и возмѣщеніе за убытки (Дшзі. ІпаШ. 4). Къ этому классу исковъ слѣдуетъ отнести искъ о грабежѣ (ѵі Ьопогпш гаріогпш) и башппш іцщгіае по Іех Адпіііа. Иски эти, вѣроятно, возникли позже, чѣмъ искъ о кражѣ, который всегда оставался самымъ древнимъ изъ всѣхъ исковъ ех беіісіо. Асііо Гпгіі соотвѣтствуетъ, какъ утверждаютъ нѣкоторые, иску о присвоенной находкѣ. Единственной задачей его было отысканіе пени и самой собственности; цѣнность же вещи могла быть получаема съ помощью другого иска. „Роепат іапіит регведиі-іиг диІ8 асііопе /игіі'. зіѵе епіш шапіГезіі а^аіпг цпабгпріі 8Іѵе пес шапИезй йиріі, бе зоіа роепа а^ііпг: паю ірзаш геш ргоргіа асііопе регведиііиг диіа, іб еяі виаш евзе реіепв еіѵе Гиг ірве еаш геш розвібеаі яіѵе аііиз диіІіЬеі: ео ашрііиз абѵегзпз Гигет еііат соисіісііо екі геі (Дияб. Іпзі. 4, 6, 18). Въ Диге-стахъ также указано, что если кто либо нанимаетъ раба и затѣмъ присваиваетъ его, то противъ него можно возбудить два иска: одинъ за нарушеніе договора и другой—за кражу. 8і Іосаіиш ііЬі зегѵиш впЬгіріев, иіпіпцие іибісіпт абѵегвив іе езі
ехегсеімііпп Іосаіі еі Гіігіі“ (6 1). 19, 2, 42). Точно также и въ англійскомъ правѣ владѣлецъ украденной вещи можетъ преслѣдовать за кражу и въ то же самое время вчинить гражданскій искъ о возвращеніи ему присвоенной вещи; но онъ можетъ начать искъ и по договору и по правонарушенію, если они оба вытекаютъ изъ одинаковаго положенія Фактовъ, такъ какъ законъ запрещаетъ такъ называемое расщепленіе основаній иска.
Пенальные иски, имѣя въ виду наказаніе, естественно не могутъ имѣть силы противъ наслѣдниковъ виновнаго. Езі епіш сегііззіта )нгіз геріа ех таіейсііз роенаіез асііопез іп йегейет пон сотреіеге, ѵеіпіі йігіі, ѵі Ьопогнт гаріогнт, йатпі іщішае (1. 4, 12, 1). И въ нашемъ правѣ смерть виновнаго прекращаетъ преслѣдованіе. Въ англійскомъ правѣ положеніе: асііо роепаііз шогіінг снт регзопа установилось путемъ обычая, заимствованнаго изъ римскаго права, но, не будучи послѣдовательно проведено, оно внесло большую спутанность въ право, въ однихъ случаяхъ не примѣняясь и въ уголовныхъ дѣлахъ, а въ другихъ—примѣняясь и къ гражданскимъ искамъ.
Мѣрою убытковъ въ римскомъ правѣ при обязательствахъ ех сонігасйі, щіазі ех йеіісіо является та разность, на которую собственность потерпѣвшаго была бы больше, если бы обязательство было исполнено, или если бы вредное дѣйствіе не было учинено, т. е. іб щю(1 іпіегезі, днанй еа гез езі. Ргейнш айесііо-піз, являвшееся только личнымъ, а не имущественнымъ ущербомъ, законодатель, не принималъ въ разсчетъ. Теорія вознагражденія примѣнялась строго и правильно. При обязательствахъ изъ деликта примѣнялось уже не начало возмѣщенія убытковъ, а наказаніе или виндикація. Мѣрою ущерба уже было не ій фіоб іпіегезі и не то, что потерялъ истецъ, а то, что было бы пригоднымъ и надлежащимъ наказаніемъ за преступленіе; а это прежде всего основывалось на исчисленіи того, чѣмъ бы могла удовлетвориться потерпѣвшая сторона для отказа отъ своего права мести.
Главное различіе между обязательствами ех беіісіо и обязательствами щіазі ех беіісіо заключалось въ томъ, что первыя включали въ себя какую-либо нравственную вину, что либо заслуживающее наказанія, послѣднія же, по общему правилу, не содержали никакой нравственной виновности, но лишь извѣстную долю небрежности, достаточную съ точки зрѣнія закона для того, чтобы возложить потерю скорѣе на лицо, виновное въ такой небрежности, нежели на лицо пострадавшее.
Главными случаями, въ которыхъ возникали обязательства цназі ех беіісіо были тѣ, въ которыхъ кто либо отвѣтствовалъ за вину другихъ, какъ напр., хозяина за своихъ слугъ; но все же большая часть такихъ обязательствъ возникла въ видѣ замѣняющихъ. Судья, постановившій неправильное рѣшеніе (зі ішіех Іііеш зиаш Гасегіі), признавался отвѣтственнымъ щіазі ех беіісіо. Онъ былъ отвѣтственъ даже если совершилъ ошибку по небрежности рег ішргисіепііат. Если онъ дѣйствовалъ по подкупу, то здѣсь, конечно, былъ умыселъ—боіиз, и въ такихъ случаяхъ взыскивались убытки сполна (Яизі. 4,5 раг). Принципіальное различіе между отвѣтственностью ех сіеіісіо и (ріазі ех сіеіісіо не всегда соблюдалось на практикѣ, хотя въ теоріи и существовало. Такое отступленіе практики обусловливалось неудачной классификаціей. Ту же непослѣдовательность мы видимъ и въ англійскомъ правѣ. Такъ какъ въ немъ не признается такого различія, то на практикѣ существуетъ большая неопредѣленность относительно размѣра убытковъ. Съ точки зрѣнія теоретической, въ Англіи во всѣхъ случаяхъ назначается возмѣщеніе, но при значительномъ числѣ правонарушеній принципы эти примѣняются далеко не въ соотвѣтствіи съ теоріей; такъ мы можемъ прямо заявить, что во всѣхъ случаяхъ, когда суду присяжныхъ предоставлено назначать такъ наз. примѣрные убытки, денежное взысканіе разсматривается какъ наказаніе, а не какъ возмѣщеніе. Основанія исковъ могутъ быть классифицированы сами по себѣ и должны быть тщательно отличаемы отъ тѣхъ случаевъ, въ которыхъ предоставляется одно только возмѣщеніе; этого однако не дѣлается. Вслѣдствіе такого неразличенія вводятся смѣшеніе и неопредѣленность въ правила англійскаго права о мѣрѣ убытковъ при правонарушеніяхъ.
Деликты по системѣ римской юриспруденціи были раздѣлены на четыре класса: 1) кража (Гнгіиш), 2) грабежъ (ѵі Ьоногит гаріогит), 3) поврежденіе собственности (сіатпит іпіигіае рег Іе^ет Адиіііат),4) личныя оскорбленія (іщигіае). Кража и личныя обиды упоминаются въ XII Таблицахъ. Грабежъ первоначально не различался отъ кражи. Цицеронъ передаетъ намъ, что онъ сталъ считаться самостоятельнымъ преступленіемъ лишь со времени эдикта претора Лукулла 77 г. до Р. X. Поврежденіе собственности стало самостоятельнымъ деликтомъ лишь по закону Аквилія въ 285 до Р. X. Это дѣяніе никогда не было предметомъ уголовнаго преслѣдованія, въ противоположность тремъ остальнымъ. Кражи и обиды такимъ образомъ въ перво
Сытномъ римскомъ карательномъ правѣ являлись двумя большими категоріями посягательствъ, которыя существуютъ въ каждой изъ карательныхъ системъ, какъ посягательства противъ личности и посягательства противъ собственности. Такъ какъ постепенное развитіе ихъ шло тѣмъ же путемъ, какъ и развитіе аналогичныхъ имъ институтовъ въ англійскомъ правѣ, то будетъ интереснымъ и поучительнымъ прослѣдить его.
Первоначально въ римскомъ правѣ существовали четыре отдѣльныхъ иска о кражѣ: 1) о кражѣ, обнаруженной при учиненіи ея (ГигШш танііезШт); 2) о кражѣ, не обнаруженной при такихъ условіяхъ (іигіпт пес тапіГезіит); 3) о владѣніи краденной собственностью, обнаруженной посредствомъ обыска (іпг-іит сонсеріпт) и 4) объ унесеніи краденной собственности (і'игіит оЫаіит).
„ — Наказаніе (роепа) говоритъ Гай—за ііігішп тапіі'езіиш по закону XII таблицъ было уголовнымъ. Свободный человѣкъ подвергался бичеванію и затѣмъ выдавался тому, у кого онъ укралъ вещь (причемъ неизвѣстно, становился онъ посредствомъ такой выдачи рабомъ, или являлся только несостоятельнымъ должникомъ). Рабъ же сначала подвергался бичеванію, а затѣмъ сбрасывался съ Тарпейской скалы. Впослѣдствіи стали неодобрительно смотрѣть на суровость этого наказанія, и по претор-скому эдикту былъ установленъ искъ объ убыткахъ въ четверномъ размѣрѣ, какъ противъ раба, такъ и противъ свободнаго.
Наказаніемъ за ііігіпш пес тапИезішп по закону XII Таблицъ являлось взысканіе убытковъ въ двойномъ размѣрѣ; это сохранилось и во времена преторовъ.
Наказаніемъ за Гпгішп сопсерйші и іигіиш оЫаіит по закону XII Таблицъ являлось взысканіе въ тройномъ размѣрѣ убытковъ; это также было сохранено преторами “.
Мѣсто это цитируется часто для того, чтобы иллюстрировать совершенно иную точку зрѣнія древняго права, по сравненію съ современнымъ, на недозволенныя дѣянія. Безъ историческаго знанія этого Факта мы никогда не поняли бы, что различіе между отдѣльными видами посягательствъ могло бы зависѣть когда-либо отъ времени и способовъ его обнаруженія. Современныя идеи о наказаніи, какъ средствѣ исправленія преступника и предупрежденія повторенія преступленій, не существовали въ первобытномъ правѣ. Месть противъ преступника была единственнымъ стремленіемъ.
„Причина того—говоритъ Постъ—почему йпѣит тапііейіит подлежало болѣе тяжкому наказанію, чѣмъ Гигіит нес тапііезіит, заключается не въ предположеніи законодателя эпохи варварства о томъ, что поимка на мѣстѣ преступленія есть обстоятельство, усиливающее вину, но въ желаніи его расширеніемъ средствъ законнаго вознагражденія побудить потерпѣвшую сторону но примѣнять самоуправства тутъ же и не примѣнять мести немедленно къ преступнику, въ особенности потому, что считалось законнымъ убить ночного вора или даже дневного вора, если онъ оборонялся оружіемъ. При образованіи обществъ для законодателя важно побудить потерпѣвшую сторону обращаться къ публичному суду, вмѣсто того, чтобы самой осуществлять право, т. е. являться вмѣстѣ и законодателемъ и судьей
Болѣе правильно было бы сказать, что древній законодатель санкціонировалъ уплату извѣстной суммы, такъ какъ потерпѣвшая сторона только и удовлетворилась бы ею. Въ это время еще нельзя говорить о существованіи суда и побужденіи потерпѣвшихъ обращаться къ нему, хотя бы съ помощью подарковъ; это противорѣчитъ Фактамъ. Право существовало до законодателей и до судовъ; суды, когда они возникли, просто удостовѣряли, каковъ господствующій обычай по отношенію къ той категоріи дѣлъ, къ которой принадлежитъ разсматриваемый споръ. „Принципъ наказанія—говоритъ Гунтеръ—опредѣлялся чувствомъ мести, которое у потерпѣвшаго могло быть смягчено посредствомъ предоставленія въ его руки наказанія за уничтоженіе и лишеніе его собственности".
Въ этомъ имѣется поразительная аналогія съ древнимъ англійскимъ правомъ, по которому наказаніе также разнообразилось болѣе по времени поимки преступника, чѣмъ по характеру посягательства (но не при кражѣ, а при нарушевіи королевскаго мира). Законъ короля АльФреда угрожалъ смертью за бой въ королевскомъ дворцѣ, если преступникъ былъ захваченъ на мѣстѣ. Если онъ убѣгалъ и былъ изловленъ впослѣдствіи, то съ него требовалась только уплата вирныхъ денегъ (хѵег-^еій). „Если кто бьется во дворцѣ короля или вынетъ свое оружіе, то по волѣ короля онъ будетъ или преданъ смерти, или помилованъ. Если онъ убѣжитъ и будетъ снова захваченъ, то да уплатить онъ вирныя деньги и дастъ Ьоі за свое преступленіе или \ѵег, въ зависимости отъ причиненнаго имъ“.
Черты различія между римской и англійской системами права
объясняются главнымъ образомъ различными опредѣленіями, принятыми въ каждой изъ нихъ. Такъ выраженіе сопігесіаііо, хотя оно подразумѣваетъ какой-либо открытый актъ (пе^пе ѵегЬо, педпе зсгіріпга ерііа йігіпт Гасіі), все же оно не требуетъ, чтобы преступленіе было закончено въ моментъ, когда воръ овладѣлъ вещью. По англійскому же праву достаточно „взятія11, а дальнѣйшее присвоеніе не имѣетъ значенія. Такъ напр., если горитъ чей либо домъ, и сосѣдъ горящаго, съ его согласія, уноситъ его вещи, чтобы спасти ихъ, то сосѣдъ, если онъ впослѣдствіи измѣнитъ свое намѣреніе и обратитъ вещи въ свою пользу, не можетъ быть признанъ по англійскому праву виновнымъ въ кражѣ такъ какъ первоначальное „взятіе11 было законнымъ, въ римскомъ же правѣ онъ безусловно будетъ признанъ воромъ, такъ какъ послѣдующее присвоеніе является въ достаточной мѣрѣ сопігесіаііо.
Несмотря на эти различія, римское право о кражѣ послужило источникомъ для новаго законодательства. Такъ въ случаѣ нахожденія потерянной собственности римляне не различали, взялъ ли нашедшій собственность, не зная о томъ, кто ея собственникъ, или онъ имѣлъ достаточныя основанія для предположенія, что этого собственника можно отыскать. І)ііі аііепаш ге§ асіігесіаѵіі, спш іі зе іпѵііо (Іотіпо іасеге .{ікіісаге гіеЬегеі, Гнгіі іепеінг. 8е<1 8і поп Тиіі бегеіісішп риіаѵіі іатен (Іегеіісіит, Гигіі поп іепеіиг (8аЬіп. ар. ѲеП. 1. с. 20).
Во время имперіи, какъ я уже упомянулъ, каждый, кто могъ вчинить гражданскій искъ противъ вора, имѣлъ право, если онъ предпочиталъ осуществить его, преслѣдовать вора въ уголовномъ порядкѣ. Карательный искъ о кражѣ такимъ образомъ преобразовался въ уголовное обвиненіе, и постепенно смѣнялся послѣднимъ. Во время Юстинніана гражданскіе иски за кражу были рѣдкостью, такъ какъ они не могли сохраняться одновременно съ уголовнымъ преслѣдованіемъ. „Кппс Гигіі ріегппщпе сгішіпа-Іііег а§і (О. 47. 2. 92)“. Можетъ возникнуть вопросъ, какимъ образомъ такое посягательство, какъ кража, которое почти всегда однимъ изъ первыхъ признается принадлежащимъ къ области уголовнаго права, оставалось въ теченіе такого долгаго періода дѣяніемъ гражданскаго характера. Объясненіе этого, по моему мнѣнію, слѣдуетъ искать въ суровости древняго римскаго права о несостоятельности за долги, а также въ общихъ причинахъ, замедлявшихъ развитіе уголовнаго права въ Римѣ. Если воръ не былъ въ состояніи уплатить сумму, взыскиваемую съ него потерпѣвшей стороною и признанную судьей, онъ предавался
судьей въ рабство тому, у кого вещь была украдена. Среди богатыхъ классовъ рѣдко находились воры, и поэтому въ зна-чительномъ большинствѣ случаевъ кражи въ Римѣ воръ нака-зывался даже по гражданскому праву постояннымъ лишеніемъ свободы.
Въ древнемъ правѣ грабежъ не отличался отъ кражи. Виновный въ этомъ посягательствѣ всегда отвѣтствовалъ или за ііігйіт шапіГеаішп или пес тапіШпш, въ зависимости отъ обстоятельствъ ея обнаруженія. Асйо ѵі Ьопогнпі гаріогппі было установлено, по словамъ Цицерона, Лукулломъ, вслѣдствіе многочисленности насильственныхъ посягательствъ въ то время. Наказаніемъ являлась тройная стоимость похищенной вещи. Вѣроятно этотъ искъ примѣнялся только при іпгіпт тапіГеаіит, и начала, примѣнявшіяся къ нему, были тѣ же, что и при кражѣ.
Асііо (іатпі іщнгіа ех Іе§е Ациіііа, собственно говоря, совершенно не является искомъ ех йеіісіо, а скорѣе цназі ех йеіісіо. Этотъ искъ никогда не имѣлъ чисто пенальнаго характера, въ противоположность искамъ о кражѣ, объ обидахъ или грабежѣ, но былъ искомъ смѣшаннымъ, при которомъ убытки вычислялись не въ цѣляхъ наказанія, а ради возмѣщенія потерь потерпѣвшей стороны *). Это былъ первый искъ, вытекающій изъ частнаго правонарушенія, въ системѣ римскаго права.
Обиды были посягательствами противъ личности въ отличіе отъ трехъ другихъ деликтовъ, направленныхъ противъ собственности. По опредѣленію Мойля, обида есть умышленное нарушеніе такъ наз. прирожденныхъ правъ свободнаго человѣка, т. е. правъ личной свободы, безопасности и чести. Всякаго рода посягательства на неприкосновенность личности, оскорбленія, клевета, публичное поношеніе, злоумышленный незаконный арестъ и т. д. входили въ эту категорію. „Сгепегаіііег іпщгіа ёісіінг ошпе сріосі поп інге йі; зресіаШег аііаз
’) Оговорка проф. Черри о гражданскомъ характерѣ иска о поврежденіи вещей имѣетъ значеніе лишь для англійскаго права, въ которомъ поврежденіе чужого имущества долгое время не считалось уголовнымъ дѣяніемъ, а влекло лишь гражданскія послѣдствія. И теперь, послѣ акта 1881 года, расширившаго уголовную отвѣтственность за таіісііія ііуигу (умышленное поврежденіе имущества), наказуемо лишь поврежденіе отдѣльныхъ точно упомянутыхъ въ законѣ предметовъ, а не всякаго имущества. См. Наггія. Ргіпсіріез оГ (Ію Сгітіпаі Іатѵ 1904. р. 285—293. Прим. перевод.
сопіпте1іа“ (Іпзі. ІП8І. 4, 4 раг.). Наказаніемъ сначала былъ тальонъ, а затѣмъ сумма, назначаемая въ законѣ для каждаго случая, и, наконецъ, сумма, назначаемая по усмотрѣнію претора или судьи (Гай. III 220—225). Во время имперіи обиды наказывались уже въ уголовномъ порядкѣ. Одинъ изъ 1е§ез Согпеііае, изданный Суллой въ 81 г. до Р. X., спеціально разсматриваетъ это посягательство. Такъ дѣло обстояло до установленія общаго правила о томъ, что каждый деликтъ можетъ быть преслѣдуемъ въ уголовномъ порядкѣ.
Таково вкратцѣ римское право о деликтахъ. Обозрѣвая его, мы поражаемся существующимъ въ немъ пробѣломъ. Въ немъ мы не находимъ наказанія за убійство свободнаго человѣка. За нанесеніе раны или побоевъ, не причинившихъ смерти, имѣлось асііо іцщгіае; за смерть раба имѣлось асііо (Іапші пунгіа ех 1е§е Адиіііа. А за умышленное убійство свободнаго человѣка, повидимому, не было наказанія. Причину этого мы случайно узнаемъ изъ правилъ объ отвѣтственности при асііо щіазі ех Йеіісіо, именно изъ такъ наз. асііо бе ей'нзіз еі (іеіесііз. Если вслѣдствіе небрежности раба или инымъ образомъ, какой-либо предметъ упалъ изъ дома и причинилъ кому либо вредъ, то этимъ искомъ обыкновенно взыскивались убытки въ двойномъ размѣрѣ; но если при этомъ свободный человѣкъ лишался своей жизни, то налагалась пеня въ 50 ангеі на томъ основаніи, что жизнь свободнаго человѣка не можетъ быть оцѣнена. „Сшп Ьошо ІіЬег регііі, (Іапші езііінаііо поп Гіі іп (Ііірішн (диіа іп Ьотіпе ПЬего пиііа согрогіз аезіітаііо ііегі роіезі) зеб диіпдиа§ініа аигео-гит сошіетпаііо Гіі“ (В. 9. 3. 1. 5).
Въ другихъ случаяхъ очевидно не имѣлось гражданскаго иска, который можно было бы вчинить за смерть родственника. Если бы одъ существовалъ, то, конечно, была бы сдѣлана оговорка въ правилѣ о томъ, что повальные иски не переходятъ къ наслѣднику, и въ качествѣ исключенію именно были бы упомянуты эти иски. Такое правило существовало въ англійскомъ правѣ. По закону нельзя возбуждать иска противъ того, кто своими неправильными дѣйствіями, небрежностью или ошибкой причинилъ смерть другого; справедливо, чтобы виновный въ этомъ отвѣтствовалъ за убытки, причиненные имъ. „Затѣмъ въ законѣ предусматривается вознагражденіе, которое слѣдуетъ уплатить въ пользу вдовы, супруга, дѣтей или родителей убитаго.
По теоріи римскаго права человѣческая жизнь имѣетъ слиш
— и —
комъ большую цѣнность, чтобы быть оцѣниваемой на деньги. Она настолько священна, что посягательство на нее влечетъ за собою весьма суровыя наказанія. Въ Римѣ жизнь гражданина всегда считалась особенно священной; этимъ, можетъ быть, и объясняется отсутствіе виры за убійство въ древнемъ правѣ. Въ правѣ Левитовъ принятіе такой виры было запрещено положительнымъ образомъ по той же причинѣ; то же запрещеніе, повидимому, существовало и въ древнемъ Римѣ.
Мы уже говорили о томъ, что постановленіе XII Таблицъ: 8і тетЬгпш гпріі, пі сиш ео расіі, іаііо евіо, могло находить примѣненіе и къ случаямъ убійства. Но изъ Дигестъ мы узнаемъ, что въ эпоху XII Таблицъ уже существовали цнаевіогев раггісібіі.
„фпаевіогев сопвіііпеЬапіиг а рорніо, фіі сарііаІіЬпв геЬпв ргееввепі: Ьі арреІаЬапінг (іпаезіогез раггісібіі: (щогат еііаш ше-шіпіі Іех XII ТаЬпІагпт”. (I). 1. 2; 2, 23). Подлежитъ однако сомнѣнію, дѣйствительно ли существовали эти „слѣдователи объ убійствѣ4, какъ называетъ ихъ Моммзенъ, въ эпоху ХП Таблицъ. Нѣтъ сомнѣнія, что они возникли въ весьма раннее время. Эти квесторы дѣйствовали какъ полиція, отыскивали и арестовывали убійцъ; Раггісібінш означало убійство вообще, а не только убійство родственника или восходящаго.
Назначеніе этихъ дпаевіогев раггісібіі должно разсматриваться какъ первый шагъ къ созданію уголовнаго права въ Римѣ, въ смыслѣ системы, предполагающей существованіе судебнаго слѣдствія и государственнаго преслѣдованія; но такъ какъ во всѣхъ случаяхъ у гражданъ сохранялось право апе-лировать къ народу въ случаѣ присужденія къ казни (къ этому праву очень часто прибѣгали), то квесторы скорѣе являлись органами предварительнаго разслѣдованія, нежели уголовными судьями. Мы не можемъ сказать, положило ли, или нѣтъ ихъ назначеніе непосредственно конецъ системѣ частной мести, во всякомъ случаѣ мы знаемъ, что наказаніемъ за убійство въ древнемъ правѣ была казнь. Въ болѣе поздній періодъ республики наказаніемъ являлась конфискація имущества и изгнаніе. Процессъ исчезновенія смертной казни въ республиканскомъ Римѣ обрисованъ у Генри Мэна. Казнь была возстановлена по законодательству Суллы въ 81 г. до Р. X. Ьех Согпеііа бе ві-сагіів еі ѵепейсіів каралъ убійство, учиненное посредствомъ оружія или яда и всякое покушеніе на убійство (Іпві. Іпві 4.18. 5). По этому закону соучастники наказывались столь же строго,
какъ и главные виновники (Сой. 9. 16. 7). Наказаніемъ была или смертная казнь или изгнаніе (адпае еі і^піз іпіегбісііо) (I). 48. 3. 5).
Убійство по неосторожности не обнималось постановленіями закона Корнелія. Для того, чтобы убійство было преступнымъ, необходимымъ былъ умыселъ убить или, по крайней мѣрѣ, умыселъ нанести тяжелую рану. „Епт диі Ьотіпет оссібіі, яі поп оссібепбі аиіто Ьос абтізіі аЬяоіѵі роззе. Еі диі Ьотіпет поп оссібіі веб ѵиіпегаѵіі иі оссібаі, рго Ьотісіба батпапбит“ (Б. 48. 8. 1. 3).
Подробности законодательныхъ постановленій объ убійствѣ во многомъ похожи на англійское право. Тѣмъ не менѣе,—какъ замѣчаетъ Сти®енъ—особенныя черты, которыя разрабатывались англійскими юристами съ такою заботливостью, о причинной связи между дѣйствіемъ, причиняющимъ смерть и смертью, какъ результатомъ его, повидимому, не интересовали римскихъ юристовъ; въ Дигестахъ мы находимъ различныя мѣста съ изложеніемъ главныхъ случаевъ, въ которыхъ причиненіе смерти признавалось извинительнымъ: всѣ они сводятся къ случаямъ самообороны, ареста или наказанія преступниковъ11.
Такимъ образомъ можно сказать, что уголовное право зародилось въ законодательствѣ Суллы. До того времени государство, повидимому, наказывало одно только убійство, какъ посягательство публичнаго характера, изъ числа посягательствъ противъ личности. Но это еще не составляетъ системы уголовнаго права. До 149 г. до Р. X. не существовало и постояннаго уголовнаго суда, и только въ этомъ году Іех Саіригпіа бе гереіппбіз установилъ (^иаевііо регреіпа. Законъ этотъ касался однако только политическаго преступленія—вымогательствъ провинціальныхъ намѣстниковъ. Законодательство же Суллы, немного болѣе, чѣмъ чрезъ пятьдесятъ лѣтъ, покрыло всю область уголовнаго права. Въ области уголовнаго процесса были расширены начала Кальпурніева закона о взяточничествѣ. По крайней мѣрѣ, кромѣ дпаезііо бе гереіипбів было установлено еще семь другихъ, именно объ измѣнѣ (бе МаіеяШе), о личныхъ обидахъ или оскорбленіяхъ (бе ѵі еі іпіпгііз), объ убійствѣ (іпіег вісагіоя), о подкупѣ (бе апіЬііп), объ обманѣ (бе і'аізіз), о казнокрадствѣ (бе респіаіп) и о прелюбодѣяніи (бе абиИегіія). На приговоры этихъ судовъ уже нельзя было апеллировать къ народу. Образованіе уголовныхъ судовъ знаменуетъ собственно рожденіе настоящаго уголовнаго права. „Со времени законодательства Суллы—говоритъ Моммзенъ—пошло различіе,
объ измѣнѣ (бе МаіезШе), о лич-
въ сущности неизвѣстное въ древнемъ правѣ, между гражданскими и уголовными дѣлами въ томъ смыслѣ, какой мы теперь придаемъ этимъ понятіямъ; съ этого времени уголовныя дѣла стали передаваться въ судъ присяжныхъ (фіаезііопев), гражданскія же, какъ и прежде,—единоличному судьѣ. Вся совокупность законовъ Суллы относительно днаезііопез можетъ быть оха-рактеризирована, какъ первый римскій кодексъ послѣ ХИ Таблицъ и, спеціально, какъ первое уголовное уложеніе въ Римѣ11.
Со времени Суллы развитіе уголовнаго законодательства идетъ быстрыми шагами, пока, наконецъ, послѣ установленія имперіи, не составилось обширное собраніе уголовныхъ законовъ и создалась богатая практика; тогда же было принято общее правило, что выборъ гражданскаго или уголовнаго порядка преслѣдованія при преступленіяхъ і'игіит, ѵі Ьопогит гаріогит, іщигіа зависитъ отъ потерпѣвшаго.
Почему въ Римѣ такъ слабо развивалось уголовное право по сравненію съ быстрымъ ростомъ права гражданскаго? Причины этого кроются, по моему мнѣнію: 1) въ Формѣ правительства, 2) въ крайне нерелигіозномъ характерѣ народа и 3) въ существованіи рабства.
Прежде всего республиканская Форма правленія въ значительной степени препятствовала развитію уголовнаго права. Мы видѣли въ исторіи древняго англійскаго права, какую роль сыграла монархія въ его образованіи. Посягательство противъ какого либо изъ подданныхъ становилось посягательствомъ противъ самого короля. Расширеніе уголовнаго права, примѣняемаго королемъ или его намѣстниками, усилило монархію, подданнымъ же оно дало миръ и безопасность.
Республиканскій духъ, напротивъ, не благопріятствовалъ развитію уголовнаго права. Онъ обыкновенно не допускаетъ никакого другого авторитета для наказанія, кромѣ верховной воли народа: такъ мы. видимъ, что въ Римѣ во время республики каждый по всякому уголовному дѣлу могъ обращаться къ народу. Дѣло обыкновенно обсуждалось въ трехъ народныхъ собраніяхъ передъ тѣмъ, какъ получить окончательное рѣшеніе. Магистратъ, постановившій свое рѣшеніе, долженъ былъ явиться и защищать свой приговоръ, и такимъ образомъ занималъ скорѣе положеніе публичнаго обвинителя, нежели судьи. И только на четвертомъ собраніи народомъ постановлялся приговоръ. „Такимъ образомъ, говоритъ Моммзенъ—римскій уголовный про
цессъ былъ совершенно лишенъ принциповъ и превратился въ спортъ и орудіе политическихъ партій". Вопросъ о каждомъ значительномъ преступленіи переходилъ на партійную почву. Результаты этого очень ярко обрисованы Цицерономъ. „Ріигаепіш пшііо, Ьотіпез іпШсапі осііо аиі атоге аиі сирйіііаіе аиі іга-сишііа аиі йоіоге аиі Іаеііііа аиі зре аиі іітоге аиі атоге аиі аіідиа регшоііопе тепііз, риат ѵегііаіе аиі ргезсгіріо аиі іигіа иогта аіідиа аиі дийісіі і'огтиіа аиі Іе^іЬиз (Пе огаіоге. II, 42, 178). „Вырожденіе уголовнаго процесса въ арену политической борьбы, вѣроятно, болѣе, чѣмъ что-либо другое способствовало паденію Римской Имперіи. Слѣдуетъ думать, что демократическое правленіе не породитъ того-же самаго у пасъ. Обращеніе по поводу приговоровъ судьи и присяжныхъ къ печати Соединеннаго Королевства, ставшее въ каждомъ случаѣ присужденія къ смертной казни обычнымъ, повидимому, клонится къ этому. Быть можетъ, съ цѣлью положить конецъ этимъ безобразіямъ, а не съ цѣлью устраненія смертной казни, какъ предполагалъ Моммзенъ, Гай Гракхъ въ 123 г. до Р. X. пытался изъять дѣла объ убійствѣ и отравленіи отъ суда народныхъ собраній и передать ихъ въ постоянныя судебныя коммисіи. Эта реформа была проведена Суллой въ жизнь нѣсколько времени спустя.
Отсутствіе всякаго религіознаго элемента является рѣзкой отличительною чертой римскаго права, и это сильно повліяло на ростъ уголовнаго права. Первыми посягательствами въ общинѣ, подлежащими наказанію, являются обыкновенно такія противныя дѣянія или тяжкіе грѣхи, заглаживать которыя одною только денежною уплатой запрещаетъ религія. Это очень ясно замѣчается въ отрывкахъ изъ сочиненія короля Альфреда, въ исторіи англійскаго права. Римляне, напротивъ того, по отношенію къ главнымъ посягательствамъ придерживались принципа, что отмщеніе за оскорбленія, наносимыя богамъ, есть дѣло самихъ же боговъ; что же касается посягательствъ противъ человѣка, то кромѣ развѣ убійства, здѣсь ихъ не удерживали никакія религіозныя соображенія, и поэтому во всѣхъ случаяхъ они разрѣшали потерпѣвшему принимать деньги въ видѣ выкупа за преступленіе.
Третьей причиной медленнаго развитія уголовнаго права въ Римѣ являлось существованіе рабства. Преступленія вообще совершаются низшимъ классомъ населенія, который въ государствѣ, признающемъ рабство, обыкновенно составляется изъ рабовъ. Законъ по общему правилу обращается не къ рабамъ, а
къ ихъ господамъ, дѣлая ихъ отвѣтственными за дѣйствія рабовъ, а на послѣднихъ уже сами хозяева могутъ налагать наказанія. Въ этомъ отношеніи отсутствіе уголовнаго права не очень сильно замѣчалось въ Римѣ, пока подъ вліяніемъ христіанства, власть господъ надъ жизнью ихъ рабовъ не прекратилась и пока не исчезло само рабство.
Таковы, я думаю, главныя причины, которыя замедлили ростъ уголовнаго права въ Римѣ и которыя повліяли на контрастъ, представляемый римскимъ правомъ по сравненію съ современнымъ, съ точки зрѣнія относительной важности уголовнаго и гражданскаго права.
ЛЕКЦІЯ V.
Древнее англійское карательное право.
„Въ настоящіе дни—замѣчаетъ Гэпри Мэнъ—двѣ системы права подѣлили между собою весь цивилизованный міръ; система римскаго права, являющаяся основаніемъ законодательствъ, господствующихъ въ континентальной Европѣ, и система англійскаго права, примѣняющаяся во всемъ Новомъ Свѣтѣ и въ Соединенномъ КоролевствѣИсторія англійскаго права представляетъ большой интересъ потому, что она сохранила многія черты права, относящіяся къ раннему времени, и что знаніе англійской исторіи права безусловно необходимо для пониманія его современныхъ принциповъ. Исторія англійскаго права безпрерывно продолжалась съ самаго появленія англо-саксонской расы и до настоящаго дня. Завоеваніе Англіи норманнами не прервало этой исторіи, какъ обыкновенно предполагаютъ. Норманскіе короли примѣняли саксонское право и сами только заняли мѣста своихъ саксонскихъ предшественниковъ въ управленіи правосудіемъ, равно какъ и въ исполненіи другихъ обязанностей правительства.
Законы англо-саксовъ, какъ можно было ожидать, являлись почти тождественными съ законами другихъ германскихъ племенъ; саксонскіе завоеватели Британіи принесли съ собою и всѣ обычаи своихъ предковъ. Первобытнымъ способомъ наказанія за преступленія у нихъ, какъ и у другихъ народовъ, являлась только месть. Каждый самъ защищалъ принадлежащія ему права и мстилъ за причиненныя обиды всѣми своими силами и всякимъ способомъ, какой онъ признавалъ за наилучшій. На этой стадіи развитія права еще не было уголовныхъ судовъ,
не существовало и того, что мы называемъ закономъ въ собственномъ смыслѣ, не имѣлось и какихъ-либо правилъ или ограниченій по отношенію къ праву мести, кромѣ самихъ силъ лица потерпѣвшаго, и силъ врага—для противодѣйствія ей. „Одной изъ наиболѣе поучительныхъ задачъ англійской исторіи—говоритъ Лолинъ *)—является задача прослѣдить ростъ правительственной власти надъ индивидомъ, установленіе уголовныхъ судовъ, постепенное уничтоженіе частной войны, замѣну временныхъ правителей постоянными королями и приписываніе, съ теченіемъ времени, королями себѣ идеальныхъ атрибутовъ безусловнаго совершенства, безусловной безсмертности и, наконецъ, развитіе повсемѣстной силы закона".
Въ древнемъ германскомъ правѣ мы не находимъ Іех іаііопіз, какъ принципъ. Поскольку онъ существовалъ, онъ былъ лишь ограниченіемъ права мести. Позволялось только за тѣлесное поврежденіе примѣнять однородное же тѣлесное поврежденіе, если, однако, наказаніе не являлось чрезмѣрнымъ, но тяжесть посягательства все же была мѣрою наказанія. Зародышъ судебнаго производства можно видѣть въ томъ разслѣдованіи, которое производилось общиной уже послѣ акта мести съ цѣлью рѣшить, правильно или неправильно эта месть была примѣнена. Такъ въ законахъ Ина предусматривается, что всякій, кто убьетъ вора, долженъ клятвенно заявить о его виновности, и такимъ путемъ онъ освобождается отъ отвѣтственности за свое дѣяніе. ,.фп і’пгеш оссідегіі, йеЬеі іпѵепіаге снт іигатепіо, диод іПит сиІраЪіІет еі де ѵііа і'огізі'асіит оссідіазеі еі поп зоіѵаі" (Іпа, 16).
И по законамъ Генриха I, являвшимся собственно сводкой существующихъ саксонскихъ законовъ,предписывалось: „Если кто-либо убьетъ другого изъ мести или при самообонѣ, то онъ не долженъ брать себѣ ничего изъ вещей убитаго, ни его коня, ни его шлема, ни его денегъ, но пусть по обычаю положитъ тѣло убитаго головою—къ западу, ногами—къ востоку, на его щитъ, если онъ есть у него, и пусть онъ вобьетъ крѣпко его копье въ землю, повѣситъ на него оружіе убитаго и прикрѣпитъ къ нему узду коня, а затѣмъ пусть направится къ ближайшему селенію и заявитъ о томъ первому встрѣчному или тому, кто является хозяиномъ земли; это будетъ для него доказательствомъ и защитой противъ родичей и друзей убитаго" (83.6) 2).
*) Еаи^ЫІп. Ейвауз оп Ап^іо 8ахоп Іахѵ.р. 262.
-’) Въ законахъ Рипуарскихъ франковъ (Ь. Кір. 77) мы находимъ но-
Право мести признается здѣсь наравнѣ съ правомъ самообороны. Даже если преступникъ убѣгалъ п былъ захваченъ кѣмъ-либо другимъ, право мести сохранялось и захваченный выдавался родственникамъ для того, чтобы они могли примѣнить къ нему месть. Всякія сомнѣнія по этому поводу устраняются слѣдующимъ мѣстомъ изъ законовъ Кнута (II56) „фіі тпггігит арегіе регреігаЬіі, геддаіиг рагепііЬиз іп(ег/есіі“ (Іе^ез Кпиі. II 56) Система частной мести, конечно, приводила къ страшной анархіи. Преступникъ часто былъ столь же, если не болѣе, сильнымъ чѣмъ его противникъ; помощь сородичей съ той и другой стороны превращала месть въ кровавую распрю, длившуюся, вѣроятно, цѣлыя поколѣнія изъ за одного преступленія. Но спасительное средство было найдено въ эволюціи права.
Большимъ шагомъ къ ограниченію права частной мести явилось введеніе денежныхъ пеней за преступленія. Принятіе ихъ первоначально зависѣло отъ воли потерпѣвшаго; преступникъ этой уплатой откупался отъ мести, если потерпѣвшій предпочиталъ принять предложенный выкупъ. Такъ обстояло дѣло, какъ мы видѣли, и въ правѣ Брегоновъ, въ англійскомъ же правѣ, хотя мы и не можемъ привести прямыхъ доказательствъ, это можемъ вывести изъ различныхъ мѣстъ законовъ Этель-берта: „Если сломятъ бедро, то Ьоі въ 12 шиллинговъ, а если хромать начнетъ, то друзья рѣшатъ" *)• Въ законахъ Брегоновъ
добное же правило: „8і циін Ііотіпет аирег гея виаа сотргеЬетіегіі еі еит Іе^аге (связать) ѵоіиегіі аиі аирег ихо гет аиі аирег ііііат ѵеі Ьіа аітіІіЬиа еі пои ргеѵаіиегіі Іе^аге (не сможетъ связать) кесі соІеЬиа еі ехсеаяегіі (причинитъ ему побои) еі еит іпіегйсегіі, согат ІеаІіЬиа іп диайгиѵіо іп сШа еит Іеѵаге <1еЬеІ (долженъ положить его на доски на перекресткѣ дорогъ) еі аіс Хѣаеи XIV посіеа сиаІоШге еі іипс апіе іибісе іп Ьагао (на судѣ) соіциѵіі, диой еит гіе ѵііа ГогГасІит іпІеНесіааеІ (что лишилъ его жизни по его собственной винѣ“). Прим. пер.
*) Ср. съ постановленіемъ XII Таблицъ: 8і тетЬгит гиріі, иі сит ео расіі, Іаііо еяіо. Еще болѣе поразительное сходство мы находимъ со ст. 5 академическаго списка Русской Правды: „Оже ли оутнеть роукоу и отпадетъ рука либо усохнетъ: то 40 гривенъ; аще будетъ нога цѣла, или начьнеть храматн, тогда чада смирять1' (т. е. предоставляется друзьямъ примирить между собою дѣтей виновнаго и дѣтей потерпѣвшаго, на которыхъ лежитъ обязанность мести). Современные переводчики Р. Правды ошибочно переводятъ „чада смирять"—„дѣти усмирятъ" т. е. отомстятъ. Непонятно при такомъ толкованіи, почему за болѣе тяжкое поврежденіе (отнятіе руки) допускался выкупъ, а за менѣе тяжкое (ушибъ иогн) требовалась месть. Прим. пер.
мы находимъ много примѣровъ, когда одни убивали другихъ, пытаясь убѣдить родственниковъ принять денежную пеню и иногда достигали успѣха, иногда нѣтъ. Нѣтъ сомнѣнія, поэтому, что и здѣсь рѣшеніе зависѣло не отъ законной власти, а отъ потерпѣвшей стороны или друзей потерпѣвшаго. Вѣроятно такъ дѣло обстояло и въ англо-саксонскомъ правѣ.
Когда система композицій установилась, то всячески стремились расширить примѣненіе ея. Вліяніе христіанства проявлялось въ урокахъ мягкости и воздержанія, вліяніе правительства, когда оно укрѣпилось, въ стремленіи прекратить безпорядокъ; и, наконецъ, этому содѣйствовали явныя преимущества денежной пени, которыя представляла она какъ для преступника, такъ и для потерпѣвшаго, въ видѣ предупрежденія кровопролитія. Эти преимущества съ теченіемъ времени привели къ сильному укрѣпленію этой системы. Первое уголовное законодательство Англіи состояло только въ приказаніи короля, запрещавшаго прибѣгать къ мести до того, какъ будетъ сдѣлана попытка покончить дѣло уплатой пени за преступленіе. Но чтобы это приказаніе стало дѣйствительнымъ, нужна была не только санкція общественнаго мнѣнія, но и реальный авторитетъ суверена.
Когда Альфредъ вступилъ на престолъ* онъ былъ достаточно силенъ, чтобы проводить эту политику и имѣть возможность настоять на запрещеніи прибѣгать къ мести безъ предварительныхъ попытокъ сговориться о вознагражденіи. Мы находимъ слѣдующее его постановленіе по этому предмету:
„Итакъ мы постановляемъ, чтобы всякій, кто знаетъ о томъ, что врагъ его находится въ своемъ домѣ, не нападалъ на него, раньше не попросивъ отъ него удовлетворенія.
„Если онъ имѣетъ возможность окружить и осадить своего врага, то пусть стережетъ его въ теченіе семи дней и не нападаетъ на него, если тотъ пожелаетъ остаться тамъ. Если же онъ желаетъ сдаться и выдать свое оружіе, то пусть онъ стережетъ его тридцать дней и объявитъ о томъ своимъ сородичамъ и друзьямъ (вѣроятно, съ цѣлью дать имъ возможность помочь собраніемъ требуемой суммы въ вознагражденіе).
„Если же онъ не имѣетъ возможности осадить его, то пусть отправится онъ къ начальнику и попроситъ помощи и если тотъ не согласится помочь ему, то пусть идетъ къ королю передъ тѣмъ какъ напасть на своего врага. (Законы АльФреда § 42, 1—3).
Мѣсто это является интереснымъ не только вслѣдствіе указанія способа, какимъ уплачивалась пеня, но и какъ характеристи
ка того положенія, которое занималъ король. Онъ не былъ судьей, онъ былъ только посредникомъ при мести. Это, вѣроятно, явилось первымъ признаніемъ въ законѣ необходимости обращенія къ королю, передъ тѣмъ какъ осуществить право частной мести. Мы увидимъ, какъ послѣ этого перваго опыта постепенно возрасталъ авторитетъ короля главнымъ образомъ благодаря тому указанію, что неразрѣшенная месть является нарушеніемъ его мира. Однако лишь много лѣтъ спустя послѣ завоеванія норманновъ король съ помощью такой оговорки подчинилъ себѣ всю уголовную юрисдикцію и, наконецъ, прекратилъ частную войну и частную месть.
Въ современномъ англійскомъ правѣ мы находимъ правило, которое, вѣроятно, является пережиткомъ права частной мести. Однимъ изъ случаевъ, упоминаемыхъ Альфредомъ, въ которыхъ оправдывалась частная месть, былъ тотъ, что мужъ, застигнувшій жену съ другимъ мужчиной при такихъ обстоятельствахъ, которыя оправдывали предположеніе о томъ, что они состояли въ прелюбодѣйной связи, могъ убить его. „Мужъ можетъ убить безнаказанно (собственно „не возбуждая войны“), если онъ застигнетъ другого со своей законной женой въ запертомъ помѣщеніи или подъ однимъ одѣяломъ, или со своей законной дочерью, или со своей законной сестрой, или со своей матерью, находившеюся въ законномъ бракѣ съ его отцомъ“. (Законы АльФреда § 42). Современный законъ также считаетъ убійство при такихъ обстоятельствахъ до извѣстной степени извинительнымъ. Онъ приравниваетъ убійство застигнутыхъ во время прелюбодѣянія, къ убійству въ дракѣ; убійство оправдывается не вполнѣ, а лишь наказаніе смягчается вслѣдствіе вызова (провокаціи) и дѣяніе становится привилегированнымъ (тапзіапёпіег). Это единственный случай, въ которомъ провокація, не состоящая въ нанесеніи ударовъ, признается достаточной, чтобы сдѣлать убійство привилегированнымъ, несмотря на то, что смерть причинена смертоноснымъ оружіемъ.
За убійство въ англо-саксонскомъ правѣ уплачивалась пеня троякаго рода:
1) АѴег, которая являлась обычной цѣной, опредѣленной за каждаго человѣка сообразно его званію и которая уплачивалась его родственникамъ въ случаѣ его смерти. Это была плата за лицо, оцѣниваемое сообразно своему званію и общественному положенію.
2) Особое вознагражденіе—Ъоі, также уплачиваемое родствен
никамъ за преступленіе. Оно назначалось при особыхъ дѣяніяхъ. Въ случаѣ кражи оно равнялось цѣнности украденныхъ вещей. Воі уплачивалось также въ удовлетвореніе за честь, здоровье и такія обиды противъ личности, которыя не влекли денежнаго ущерба. Выраженіе это произошло отъ того же корня какъ и англійское слово „Ьеііег“ (лучше).
3) АѴііе—пеня, уплачиваемая королю за нарушеніе его мира. Уплата ЛѴіѣе, какъ мы увидимъ, явилось зародышемъ королевской юрисдикціи по уголовнымъ дѣламъ. Право лица не допускать въ своемъ жилищѣ или по близости акты насилія уже рано было признано въ законѣ. Чѣмъ важнѣе было званіе лица, тѣмъ большее разстояніе охватывалось этимъ правомъ, и, наконецъ, королевское право простиралось на все королевство.
Система пеней признавалась единственнымъ наказаніемъ за посягательства по англо-саксонскимъ законамъ, если только мы не примемъ во вниманіе частную месть, которая при извѣстныхъ условіяхъ всегда допускалась въ качествѣ воздаянія.
Наложеніе пени въ болѣе серьезныхъ случаяхъ предоставлялось усмотрѣнію потерпѣвшей стороны, которая могла отказаться отъ принятія ея и настаивать на своемъ правѣ мести. „Если схватятъ вора, то погибнетъ онъ смертію, или же пусть выкупитъ жизнь свою согласно своей винѣ. (Законы Ина). Виновный выдавался родственникамъ, которые могли убить его или пощадить, если они считали это удобнымъ, потребовавъ въ послѣднемъ случаѣ обычный выкупъ. Это ясно указывается въ законахъ короля Генриха I въ главѣ ЬХХП „Ое Ьотісідіо ѵеі аііів таіеіісііз, гдѣ мы находимъ слѣдующее:
„8і ^иІ8 ѵепепо ѵеі §огіі1е§іо, ѵеі іпѵиііийопе ѵеі таіеіісіо аіісуио і'асіаі Ьотісісііит, віѵе іШ рагаіит яіі зіѵе аііі піЬі! геіегі, щііп Гасіит тогіііегит, еі пиііо тосіо гесіітешіит яіі. ВеМаіиг иіщпе циі йісгіі геію Іицизтосіі рагепііЬиз еі атісіз іпіегГесіі иі еогит тізегісогбіат аиі ]исіісіит яепііаі фііЬив ірве поп ререгсіі. 8і гея іп сотреііаііоне зіі еі етишіаііопе тізѵепіаі, ерізсорі ]ийі-сіо гезегѵеіиг. Еі 8І Ьепеіісіо 1е§І8 асі тікегісогбіат ѵеі сопсог-сііат регігаЬаіиг, сіе ѵѵега тогіиі ріепе заііаГасіаі еі ѵііат еі тапЬоіат еі отпіЬиз гііе расаіів р1е§іоя 1е§а1ііаіІ8 (іеіпееря іпѵе-ніаі: ігіріех ѵего Іасіа ѵеі етишіаііо іп а^ешНв Ьіуивпмхіі 8Іі“ ’).
Л) „Если кто либо учинитъ убійство посредствомъ яда, волшебства, раны, или какого либо злодѣянія, то или ему будетъ уготовлено то же, или другому не воздастся за такой смертоносный актъ и ни въ коемъ
На случай же причиненія тѣлесныхъ поврежденій, не при чинившихъ смерти, было постановлено:—8і аніеш іпзогіісаінв поп ТнетИ тогіппз, вей спііз ѵагіаііопет ѵеі ргоЬаЬіІет согрогіз сопігаЫІ е§гі(а<1іпет, етепйеінг варіепінт апіідиі» сМіпісіопіЬиа вісні ассіДегіі". Въ этомъ послѣднемъ случаѣ, очевидно, месть не дозволялась. Она недопускалась и въ случаяхъ неосторожнаго убійства.
Когда монархія усилилась, король старался сохранить порядокъ въ своихъ владѣніяхъ, побуждая принимать пени и воспрещая месть, если только потерпѣвшій не соглашался на это. Предѣлы, въ которыхъ было разрѣшено примѣненіе мести были различны въ различныя царствованія, смотря по власти, которой пользовался король. Такъ, законы Генриха I разрѣшали месть, но она была воспрещена законами Ина. Какъ я уже упоминалъ, законы Генриха не были правильнымъ кодексомъ, а скорѣе собраніемъ существующаго англо-саксонскаго права, составленнымъ какимъ то неизвѣстнымъ авторомъ. Слѣдовательно, въ нѣкоторыхъ отношеніяхъ они еще болѣе древни, чѣмъ законы, предшествовавшіе царствованію Генриха. Такъ послѣдніе санкціонировали месть во всѣхъ случаяхъ нанесенія болѣе серьезныхъ обидъ, законы же Ина требовали, чтобы каждый, желающій осуществить право мести, сначала обращался къ правосудію; за нарушеніе этого онъ долженъ былъ возмѣщать причиненный вредъ и платить за обиду XXX шиллинговъ *)•
Вскорѣ послѣ завоеванія эта система частной мести исчезла. Королевскіе суды постепенно становились могущественными и, наконецъ, по закону Мальбриджа (52 Неп. III сар. 1): было признано особымъ преступленіемъ, обложеннымъ денежной пеней,
случаѣ онъ не долженъ выкупаться. Пусть виновный будетъ выданъ родственникамъ и друзьямъ убитаго, чтобы онъ испыталъ на себѣ судъ или милость тѣхъ, кого онъ самъ не пощадилъ. Если преступленіе явится спорнымъ и виновный не выкупится, то да будетъ передано оно на судъ епископа. И если по снисхожденію закона дѣло дойдетъ до милосердія или соглашенія, то виновный пусть дастъ полное удовлетвореніе въ видѣ \ѵег, Ьоі и хѵііе за жизнь, а затѣмъ, по всеобщемъ примиреніи, представитъ заложниковъ законности: выкупъ такихъ людей бываетъ тройнымъ".
ж) Сарііиіагіа 779 года с. 22 постановляютъ: 8і диізрго Гаійа ргесіит гесіреге поп ѵиіі, іипс а<1 поз зіі ігапзтіззиз. еі поз еит (Іігщетиз, иЬі (Іатпит тіпіте роззіі Гасеге. Прим. перев.
требованіе мести или склоненіе къ уплатѣ вознагражденія безъ обращенія къ суду. Въ этомъ законѣ указывается, что „во время смуты, недавно возникшей въ королевствѣ, и послѣ нея, многіе знатные и иные люди съ пренебреженіемъ отказывались обращаться къ королю и его суду, какъ это они должны были сдѣлать и дѣлали во время благородныхъ предковъ короля и въ его время, но сами мстили своимъ сосѣдямъ и брали съ нихъ большіе выкупы, назначая штрафы и пени по своему усмотрѣнію". Затѣмъ законъ этотъ предписывалъ, чтобы „отнынѣ никто не смѣлъ примѣнять месть или брать выкупъ по собственной власти, безъ вѣдома королевскаго суда, какъ выше было указано, и если его уличатъ въ этомъ, то онъ будетъ наказанъ пеней, въ зависимости отъ величины преступленія" *). Съ этихъ поръ самозащита была запрещена въ англійскомъ правѣ, кромѣ немногихъ спеціальныхъ случаевъ. Ущербъ, нанесенный другому изъ мести, разсматривался во всѣхъ отношеніяхъ, какъ если бы онъ былъ причиненъ обычнымъ преступленіемъ.
Запретъ мести, даже если она осуществлялась послѣ предложенія уплатить денежное удовлетвореніе, естественно, вызывалъ необходимость установленія средствъ взысканія денежныхъ пеней, иначе преступникъ могъ легко ускользнуть безнаказаннымъ отъ своего противника. Отсюда и развилась система поставленія внѣ закона. Лицо, которое отказывалось уплатить признаваемое обычаемъ удовлетвореніе и которое искало спасеніе въ бѣгствѣ, ставилось внѣ закона и такимъ образомъ наказывалось за свое преступленіе.
Поставленіе внѣ закона (опііажу) являлось наказаніемъ за неуплату пени во всѣхъ системахъ права, и составляло связующее звено между частно-правовымъ карательнымъ закономъ и между настоящимъ уголовнымъ правомъ. Приговоръ этотъ постановлялся у англо-саксовъ графскимъ судомъ, который соотвѣтствовалъ собраніямъ трибъ у другихъ народовъ. Признавалось необходимымъ, чтобы обвиняемый призывался къ четыремъ засѣданіямъ суда, и если онъ не являлся, то на пятомъ засѣданіи онъ объявлялся стоящимъ внѣ закона. По приговору суда онъ лишался всѣхъ правъ личныхъ и имущественныхъ.
’) Подобныя же запрещенія мести и внѣсудебнаго примиренія съ преступникомъ мы находимъ капитуляріяхъ франкской монархіи; они тщетно повторяются въ Германіи въ теченіе всего средневѣковья. Прим. пер.
Онъ, дѣйствительно, былъ поставленъ внѣ закона во всѣхъ отношеніяхъ. Его могъ убить безнаказанно всякій встрѣчный. Онъ терялъ все свое движимое и недвижимое имущество. Онъ не могъ требовать уплаты пени за причиненныя ему тѣлесныя поврежденія и оскорбленія. Онъ терялъ свое головничество, какъ и ирландецъ терялъ свои деньги за честь *)•
Наказаніе лишеніемъ покровительства законовъ, хотя и возникло первоначально съ цѣлью побудить къ уплатѣ пеней, продолжало однако существовать долгое время послѣ того, какъ исчезла система пеней. Собственно, оно существуетъ въ англійскомъ правѣ до сихъ поръ хотя па практикѣ эта мѣра не примѣняется уже давно. (Віасквіопе. Сотшепіагіез IV сйар. 24).
Значеніе этого наказанія въ древнія времена можетъ быть опредѣлено тѣмъ мѣстомъ, которое отводилось обсужденію его въ древнихъ трактатахъ объ уголовномъ правѣ. Брайтонъ въ своей книгѣ Бе Согопа очень тщательно перечисляетъ требованія, которыя необходимо соблюсти передъ тѣмъ, какъ произнести приговоръ объ оиііаѵѵту; и тѣ послѣдствія, которыя влечетъ за собою этотъ приговоръ. Оиііахѵгу разсматривается въ XI главѣ,—которая устанавливаетъ порядокъ, какимъ обвиняемый долженъ былъ призываться въ судъ до постановленія такого приговора о немъ:
„Если кто-либо удалился изъ-за убійства или другого преступленія, то по милости и снисхожденію графа онъ будетъ призванъ явиться къ отвѣту и представить свои оправданія и защиту, если отыщется кто либо, кто станетъ говорить противъ него; иначе безъ просьбы кого либо онъ больше не будетъ
*) Поставленіе внѣ закона являлось и у другихъ германскихъ народовъ послѣдствіемъ неуплаты денежнаго удовлетворенія. Древній законъ Салическихъ франковъ (Ьех Заііса. 56) опредѣляетъ: „Тішс зі іііе .... (ріі абтаііаіиз езі, ай пиііит ріасііит ѵепіге ѵоіиегіі, іипс гех ай чиет та-пііиз езі (призванъ), ехіга зегтопет зиат Гопаі еит. Типс ірзе сиІраЫІіз еі отпез гез зиаз египі. Еі диісиидие еит аиі рагегіі аиі Ьозрііііаіет йейегіі, еііат зі ихог зиа ргохіта .... зоііііоз XV сиІраЫІіз іийісеіиг, йопес отпіа, диае ітриіеіиг, сотропеі“. Однородный характеръ имѣло поставленіе внѣ закона въ германскомъ средневѣковомъ правѣ. Въ случаѣ объявленія внѣ закона (АсЫ), скрывшійся имѣлъ право очиститься путемъ добровольной явки въ судъ. Но если онъ не являлся въ теченіе года и дня, онъ окончательно ставился внѣ закона (оЬегасЬі). Послѣ этого онъ могъ получить обратно права лишь подъ условіемъ возмѣщенія вреда, причиненнаго его преступленіемъ. Прим. перев.
призываться; если противъ отсутствующаго возведено обвиненіе въ тяжкомъ преступленіи, то не слѣдуетъ спѣшить съ приговоромъ, но по обычаю слѣдуетъ вызывать его, не столько для наказанія, сколько для того, чтобы онъ имѣлъ возможность оправдаться, если онъ того хочетъ; ему слѣдуетъ предоставить законное время, именно пять мѣсяцевъ, т. е. онъ можетъ явиться на пятое засѣданіе графскаго суда и отвѣчать обвинителю относительно вмѣняемаго ему преступленія; но если онъ не явится въ теченіе этого времени, онъ будетъ признанъ стоящимъ внѣ закона, такъ какъ онъ не оказалъ послушанія ни гра®у, ни закону; и отнынѣ онъ станетъ внѣ закона и будетъ лишенъ правъ (1а\ѵ1е88-тап) *)•
Затѣмъ Брактонъ говоритъ, что лицо не должно быть объ, явлено поставленнымъ внѣ закона, если только оно не подвергается преслѣдовапію со стороны кого либо, уполномоченнаго на требованіе вознагражденія отъ него:
„Но когда злоумышленникъ бѣжалъ, то кто либо долженъ преслѣдовать бѣглеца и говорить подъ присягой бе ѵізн еі ап-бііи, что онъ бѣглецъ ... и затѣмъ объявить тѣ же слова обвиненія, какъ еслибы бѣглецъ былъ на-лицо, и долженъ еще въ своемъ обвиненіи указать, что еслибы онъ видѣлъ предъ собою обвиняемаго, онъ также сказалъ бы это противъ него. Но къ такому обвиненію допускается не всякій изъ народа, а только тотъ, кому принадлежитъ по родственнымъ связямъ преслѣдованіе виновнаго, потому что онъ связанъ кровью и родствомъ съ убитымъ; а если въ такомъ дѣлѣ будутъ имѣться нѣсколько обвинителей, то всегда слѣдуетъ предпочитать ближайшаго родственника болѣе отдаленному “.
Такимъ образомъ мститель за кровь, говоря языкомъ стараго еврейскаго права, одинъ только могъ требовать поставленія внѣ закона. Никто не могъ замѣнить его. Обязанность преслѣдованія была священной.—„Никто, кромѣ лица, связаннаго съ убитымъ узами родства или подчиненія, не можетъ обвинять другого въ убійствѣ для того, чтобы лишить его покровительства закона, такъ какъ если-бы обвиняемый былъ па лицо, то только онъ могъ бы привлечь его къ суду".
Поставленный внѣ закона терялъ всѣ свои права. „Подобнымъ образомъ поставленный внѣ закона лишается всякихъ
х) Вгасіоп. 1»с Іе^іЬиз Ап^Гіае. ѵоі II р. 309.
выгодъ, которыя относятся къ королевскому миру, такъ какъ со времени объявленія его лишеннымъ покровительства законовъ, онъ имѣетъ волчью голову и каждый можетъ убить его безнаказанно, въ особенности если онъ будетъ защищаться или спасаться бѣгствомъ, такъ что трудно будетъ его захватить. Онъ теряетъ свою собственность и у него конфискуются всякая полученная выгода и всякое полученное право и всякое владѣніе, какимъ бы способомъ и въ какой бы Формѣ оно не осуществлялось".
Поставленный внѣ закона, однако, по милости короля могъ получить права обратно и быть допущенъ къ королевскому миру (гл. XIV). „Но возстановляемый въ правахъ могъ получать только покровительство королевскаго мира, потому что самъ король не можетъ простить за вредъ и убытки, причиненные другимъ, поп епіт роіегіі гех §гаііат Гасеге спт іп)ыгіа еі <1апі-по аііогшп. Поэтому ему не возвращаются права иска для обратнаго полученія собственности, которой онъ лишился при поставленіи внѣ закона".
Такимъ образомъ, повидимому, личная месть за преступленія смѣнилась системой денежныхъ пеней, а уплата ихъ стала обезпечиваться поставленіемъ внѣ закона. Теперь переходимъ къ вопросу, какимъ путемъ система пеней смѣнилась правильной системой наказанія.
Разсматривая различныя причины, которыя привели къ исчезновенію денежныхъ пеней въ англійскомъ законодательствѣ, мы должны прежде всего обратить вниманіе па то, что пеня разсматривалась всегда, какъ нѣкоторое послабленіе, предоставляющее преступнику возможность избѣжать послѣдствій наказанія посредствомъ уплаты денежной суммы. Англо - саксонскіе законы требовали, чтобы потерпѣвшій принималъ въ большинствѣ случаевъ установленную обычаемъ сумму, но правило это никогда не было всеобщимъ. Такъ, въ случаѣ учиненіи преступленія тѣмъ же лицомъ во второй разъ, потерпѣвшій никогда не принуждался къ принятію пени. „На первый разъ,— говоритъ законъ Этельреда—пусть дастъ онъ Ьоі обвинителю и лорду своему пусть дастъ \ѵег и пусть представитъ хорошихъ поручителей того, что впослѣдствіи онъ будетъ воздерживаться отъ всякихъ злыхъ дѣлъ. А на второй разъ да не будетъ иного Ьоі, чѣмъ голова".
Извѣстныя преступленія, вслѣдствіе ихъ тяжести, не могли быть заглаженными уплатой денегъ. Такъ законы Кнута объ
являютъ, что „врываніе въ жилище, поджогъ, явное воровство, явное убійство и измѣна противъ лорда по духовному праву не покрываются денежной пеней“. Примѣненіе пеней имѣло всегда ограниченный кругъ и много причинъ вліяло на дальнѣйшее сокращеніе его.
Прежде всего вліяніе на такое сокращеніе оказывала религія. Довольно любопытно, что христіанство способствовало какъ развитію, такъ и упадку системы денежныхъ пеней. Оно помогало установленію этой системы для смягченія страшной системы частной мести за правонарушенія. На принятіе денежнаго вознагражденія всегда смотрѣли, какъ на актъ воздержанія. Это ясно слѣдуетъ изъ приведеннаго выше отрывка изъ Сенхусъ Моръ. Принятіе пени называется комментаторомъ этой книги „среднимъ путемъ между прощеніемъ и таліономъ Вѣроятно, этотъ же взглядъ былъ усвоенъ и англо-саксонской церковью, которая послѣдовательно поощрила эту систему. Но ставъ регулярными, пени начали разсматриваться скорѣе какъ наказаніе, чѣмъ какъ плата за прощеніе; и съ развитіемъ нравственныхъ идей, эти пени во многихъ случаяхъ являлись несоотвѣтственными наказанію.
Поскольку совершенное преступленіе являлось грѣхомъ, церковь не допускала идеи о томъ, что оно можетъ быть заглажено одною только уплатой денегъ. Мѣсто изъ сочиненій короля АльФреда ясно указываетъ на образованіе этой идеи.
„Послѣ этого случилось то, что многіе народы приняли вѣру во Христа и на землѣ собралось много синодовъ; въ англійскомъ народѣ, послѣ того какъ онъ принялъ вѣру во Христа, собрались два священныхъ епископа и высокій Питанъ. Они постановили, что по милосердію, которому училъ Христосъ, свѣтскіе лорды съ ихъ позволенія могутъ безъ грѣха принимать за каждое преступленіе Ьоі въ деньгахъ, въ размѣрѣ какой они назначатъ, кромѣ случаевъ измѣны лорду, за которую не слѣдуетъ оказывать никакого милосердія, такъ какъ Всемогущій Богъ ничего не присудилъ тѣмъ, которые презирали его, и Христосъ ничего не присудилъ тѣмъ, которые продали его на смерть, а Онъ велѣлъ возлюбить господина какъ Себя“.
Здѣсь принятіе пени открыто разсматривается какъ неправедное дѣло. Оно разрѣшается церковью въ случаяхъ менѣе значительныхъ посягательствъ и осуждается при болѣе ненавистныхъ преступленіяхъ. Та же идея, которая у евреевъ
сдѣлала принятіе денежной пени за убійство тяжкимъ грѣхомъ, постепенно положила конецъ и принятію вирныхъ денегъ въ Англіи.
Другой причиной исчезновенія денежныхъ пеней явилась система круговой поруки. Благодаря послѣдней наложеніе пеней постепенно вызвало къ жизни весьма дѣйствительную полицейскую организацію. По этой системѣ круговой поруки, установившейся въ 10 и 11 столѣтіяхъ всѣ жители отдѣльной мѣстности были обязаны соединяться въ десятки, и каждый десятокъ былъ отвѣтствененъ за дѣянія своихъ членовъ. Если кто-либо изъ нихъ совершалъ преступленіе, то другіе были обязаны задержать его и представить его въ судъ или загладить тотъ вредъ, который причинилъ преступникъ. Даже до настоящаго времени сохраняются остатки этой системы въ Англіи, хотя въ теченіе цѣлыхъ столѣтій она не имѣла практическаго примѣненія.
Нѣтъ сомнѣнія, что эта круговая порука была пережиткомъ системы родовой отвѣтственности за преступленія, почти повсюду распространенной на ранней стадіи развитія права: наиболѣе разработанный и полный кодексъ распредѣленія этой отвѣтственности мы находимъ въ правѣ Брегоновъ. Всегда на ряду съ отвѣтственностью существовало право выдать преступника вмѣсто того, чтобы отвѣчать за его дѣйствія; таково, напримѣръ, было происхожденіе похае бебіііо въ римскомъ правѣ. Организація сотенъ и десятковъ въ англо-саксонскомъ правѣ возникла, по всей вѣроятности, изъ этой родовой отвѣтственности, и когда развитіе общества постепенно разрушило ее, то отъ нея все же сохранилась система круговой поруки. Такимъ образомъ родовая отвѣтственность превратилась въ систему побужденія сотни подъ угрозой уплаты пени разыскивать, задерживать и представлять преступника въ судъ. Перемѣна, конечно, закончилась задолго до того, какъ писалъ Брайтонъ, но описаніе, которое онъ даетъ, ясно указываетъ на происхожденіе этой системы. Обязанность десятка уплатить пеню сохранялась даже и въ томъ случаѣ, когда преступникъ былъ схваченъ и представленъ въ судъ, если только онъ былъ представленъ не самимъ десяткомъ. Это показываетъ, что пеня налагалась не только за недоимку, какъ иногда утверждаютъ. Отчетъ Брайтона настолько интересенъ, что мы приведемъ его вкратцѣ (глава X. Бе Согопа).
„Мы говорили о тѣхъ, которые застигнуты или могли быть
застигнуты при публичномъ учиненіи Фелоніи, когда многія лица находились возлѣ и видѣли это, какъ, напр., въ какомъ нибудь собраніи. Но существуютъ и такія лица, которыя послѣ учиненія Фелоніи пускаются въ бѣгство и не могутъ быть захвачены; противъ нихъ да будетъ возбуждено преслѣдованіе Ьу Ьпе отъ города къ городу, пока злоумышленники не будутъ схвачены, иначе весь округъ уплатитъ штра®ъ королю ’). Но о томъ лицѣ, которое будетъ захвачено во время побѣга, слѣдуетъ производить внимательное разслѣдованіе, было ли оно въ круговой порукѣ и въ десяткѣ, и тогда десятокъ будетъ отвѣтствененъ передъ нашими судьями за то, что они не привели злоумышленника къ суду, хотя онъ и захваченъ другими и посаженъ въ тюрьму, такъ какъ онъ не былъ схваченъ и представленъ въ судъ самимъ десяткомъ. Но если онъ не состоялъ въ десяткѣ и въ круговой порукѣ, то платитъ штрафъ округъ, если только убѣжавшій не могъ быть въ десяткѣ или въ круговой порукѣ, какъ, напр., князья, рыцари и ихъ родные, цер-ковно-служитель, свободный человѣкъ или кто-либо другой, согласно обычаю страны; и въ этомъ случаѣ является въ нѣкоторыхъ случаяхъ отвѣтственнымъ и то лицо, къ челяди и семейству котораго онъ принадлежитъ; оно будетъ отвѣчать за виновнаго, если только обычай страны не устанавливаетъ иного принципа, по которому хозяинъ не отвѣтствуетъ за свою челядь... Вѣдь каждый человѣкъ, свободный, или рабъ, состоитъ или долженъ состоять въ круговой порукѣ или въ домашнемъ штатѣ кого-либо, если только онъ не бродитъ съ мѣста на мѣсто и не останавливается у одного больше чѣмъ у другого или если у него нѣтъ условій, необходимыхъ для круговой поруки, какъ достоинства, званія, свободнаго помѣщенія или собственности въ городѣ. А согласно законамъ короля Эдуарда, каждый, кто достигъ двѣнадцати лѣтъ, долженъ принести присягу передъ товарищими по порукѣ, что онъ не разбойникъ и что
Старый способъ преслѣдованія Ьу Ьие аші сту заключался въ преслѣдованіи злоумышленниковъ, ранившихъ кого либо, съ крикомъ и звукомъ рога изъ города въ городъ. Въ этихъ случаяхъ ворота закрывались, властямъ предоставлялось право арестовывать безъ особыхъ формальностей преслѣдуемаго. Въ случаѣ же, если кто напрасно подымалъ подобную тревогу, тотъ самъ подвергался наказанію какъ нарушитель мира.
Прим. пер.
онъ не будетъ входить въ сношенія съ разбойниками, и каждый, кто имѣетъ домъ и землю, и кто называется домохозяиномъ, долженъ состоять въ круговой порукѣ, а другіе, которые служатъ у него, называются его челядью; поэтому никто не можетъ прогнать отъ себя своего слугу, прежде чѣмъ тотъ не будетъ оправданъ отъ всѣхъ обвиненій, которыя раньше были возведены на него“.
Но главной причиной исчезновенія системы денежныхъ пеней въ англійскомъ правѣ былъ ростъ королевской юрисдикціи по уголовнымъ дѣламъ. Такъ какъ это представляетъ широкую область для изслѣдованій, то я посвящу этому особую лекцію.
ЛЕКЦІЯ VI.
Древнее англійское уголовное право.
Отличительной чертой современнаго англійскаго уголовнаго права является тотъ «актъ, что монархъ всегда является преслѣдующей стороной. Король выступаетъ обвинителемъ за всякую ничтожную кражу и въ то же самое время чрезъ своего уполномоченнаго судью въ судѣ присяжныхъ судитъ преступника. По теоріи король является судьей въ своемъ собственномъ дѣлѣ—положеніе, противорѣчащее элементарнымъ началамъ правосудія.
Откуда возникла эта власть короля являться обвинителемъ во всѣхъ уголовныхъ дѣлахъ? Отвѣтъ Блэкстона и аналитической школы юриспруденціи сводится просто къ указанію того, что король есть источникъ правосудія и потому онъ обязанъ заботиться, чтобы законъ исполнялся въ публичномъ интересѣ. Если бы это было правильно, то почему имя короля не упоминается въ гражданскихъ дѣлахъ? Конечно публичный интересъ столько же нуждается въ исполненіи предписаній гражданскаго права, какъ и права уголовнаго. Но въ дѣйствительности отвѣтъ на этотъ вопросъ можно получить только историческимъ путемъ. Преслѣдованіе во имя короны возникло первоначально не изъ какихъ либо соображеній публичныхъ выгодъ, а совершенно инымъ путемъ; мало того, наше современное уголовное право до сихъ поръ сохраняетъ слѣды того способа, какимъ оно возникло.
Каждый юристъ знакомъ съ современной Формулой обвиненія. Преступленіе всегда предполагается учиненнымъ „противъ мира нашего суверена, короля, противъ его достоинства и ко
роны“. До самаго недавняго времени обвинительный актъ, не заключавшій въ себѣ такого Формальнаго окончанія, считался совершенно недѣйствительнымъ. Только изданный недавно статутъ (14 еі 15 Ѵіс. с. 100. 8. 24) спеціально предусматриваетъ, что обвинительный актъ не признается неполнымъ, если въ немъ опущены слова „противъ мира“. До этого закона ни одинъ обвинительный актъ безъ этихъ словъ не могъ служить основаніемъ для обвиненія, хотя бы всѣ другія Формальности были соблюдены. Почему такъ? Утвержденіе, что каждое посягательство учинено „противъ мира короля“, ставшаго съ теченіемъ времени чисто Формальнымъ, первоначально было реальнымъ утвержденіемъ преступленія, въ которомъ кто-либо обвинялся. Изслѣдованіе исторіи англійскаго уголовнаго права показываетъ, что происхожденіе нашей современной системы уголовнаго судопроизводства имѣло единственнымъ основаніемъ дѣйствительное нарушеніе личныхъ правъ короля, и все судопроизводство было направлено къ тому, чтобы наказать за посягательства противъ короля лично; король выступалъ обвинителемъ точно такъ же какъ и частное лицо, обвинявшее кого либо въ причиненіи ему преступнаго вреда. Нарушеніе королевскаго мира было личнымъ оскорбленіемъ короля, и поэтому наказывалось самимъ королемъ.
Почти во всѣхъ древнихъ системахъ права нарушеніе мира какого-либо главы или знатнаго лица разсматривалось какъ преступленіе. Такъ въ древне-ирландскомъ правѣ мы отмѣчали существованіе особыхъ границъ, за нарушеніе святости которыхъ были установлены пени. Въ раннемъ англійскомъ правѣ имѣлись подобныя же постановленія. Насиліе въ предѣлахъ владѣній короля или лорда считалось преступленіемъ противъ нихъ, точно также какъ нарушеніе нейтральной территоріи считается преступленіемъ въ современномъ международномъ, правѣ. Миръ короля сначала распространялся только на отдѣльныя мѣста, гдѣ приходилось бывать королю, и защита подобныхъ мѣстъ считалась особой привилегіей, даруемой королемъ.
„Присутствіе короля, говоритъ Пальгревъ *), приносило миръ не только мѣсту его резиденціи, но и значительному кругу, расположенному вокругъ нея. 33/8 мили и 3 актра въ ширину, 9 Футовъ, 9 дюймовъ и 3 ячменныхъ зерна составляли мистп-
') Кіяс апіі рго^геяз оі' Ніе Епйііяіі СоттопхѵеаШі. I. р. 484.
ческій радіусъ круга, расположеннаго вокругъ города или дома, въ которомъ король производилъ судъ, и въ этихъ предѣлахъ покровительство короля должно было быть нерушимымъ. Въ извѣстныя дни и въ праздники королевскій миръ соблюдался во всемъ королевствѣ. Недѣля церемоніи коронованія являлась однимъ изъ такихъ привилегированныхъ періодовъ; періоды эти падали ежегодно на три большихъ праздника—Рождество, Пасху и Троицынъ день; были, наконецъ, нѣкоторые періоды, когда король носилъ корону, участвуя въ великихъ совѣтахъ отдѣльныхъ англо - саксонскихъ государствъ. Наконецъ, королевскій миръ могъ быть дарованъ по волѣ и слову короля, по его рукѣ и подписи и по его печати. Наказаніе преступника сильно увеличивалось, если онъ нарушалъ оказанное кому либо королемъ покровительство. Въ нѣкоторыхъ графствахъ нарушеніе королевскаго мира, нарушеніе или оскорбленіе королевской власти навлекало на виновнаго особыя пени; въ другихъ случаяхъ жизнь и цѣлость тѣла преступника предоставлялись на милость короля; нарушитель мира подвергался даже ужасному наказанію лишеніемъ покровительства законовъ, что было весьма суровымъ наказаніемъ, назначаемымъ за уголовное преступленіе. Нѣсколько времени спустя послѣ завоеванія всѣ эти особые виды покровительства вышли изъ употребленія и замѣнились общимъ провозглашеніемъ королевскаго мира, который устанавливался съ согласіемъ общины на вступленіе на престолъ новаго монарха; это объявленіе считалось имѣющимъ силу на весь остатокъ его жизни, такъ что каждое нарушеніе публичнаго спокойствія под--падало подъ наказаніе. Этому торжествующему объявленію придавалось столько важности, что даже въ царствованіе Іоанна Безземельнаго, преступленія, учиненныя во время междуцарствія или въ періодъ, протекшій между днемъ смерти послѣдняго монарха и признаніемъ его преемника, остались безнаказанными, въ тѣхъ судахъ, власть которыхъ покоилась на полномочіяхъ, полученныхъ отъ короны“.
Первоначально уголовныя дѣла (собственно „тяжбы короны11) являлись или посягательствами противъ короля лично, какъ измѣна или утайка казенныхъ денегъ, или актами насилія, вызывающими дѣйствительное нарушеніе мира. Кража, напримѣръ, не содержится въ спискѣ тяжебныхъ дѣлъ короны, изложенныхъ у Гланвилля, хотя грабежъ уже подразумѣвалъ наличность акта насилія. Постепенно система допустила предположеніе, что такое преступленіе, какъ кража, учинено „противъ
мира“, даже если она не сопровождалась какимъ-либо насиліемъ. Съ помощью этихъ средствъ обвинитель избѣгалъ непріятныхъ послѣдствій, которыя всегда соединялись съ личнымъ обвиненіемъ, какъ, напр., возможности быть вызваннымъ обвиняемымъ на судебный поединокъ. Допускалось положеніе, что король не долженъ биться на поединкѣ, такъ какъ это было ниже его достоинства и, слѣдовательно, если обвиненіе происходило отъ имени короля, то обвиняемый не могъ требовать судебнаго поединка.
Предположеніе посягательства на миръ короля такимъ образомъ становится только фиктивнымъ утвержденіемъ на судѣ; но въ теченіе долгаго времени на дѣлѣ проводилось различіе между дѣлами, въ которыхъ имѣлось на лицо дѣйствительное нарушеніе королевскаго мира, и дѣлами, гдѣ такового не имѣлось. Такъ въ трактатѣ Бриттона, написанномъ, вѣроятно, въ царствованіе Эдуарда I, относительно кражъ указывается, что существовало два способа судопроизводства, одинъ—если стороной выступалъ потерпѣвшій собственникъ украденныхъ вещей, другой—если стороной былъ король, и указывалось относительно короля, что если преступникъ преслѣдуется потерпѣвшимъ съ цѣлью получить вознагражденіе за убытки, то король не выступаетъ противъ виновнаго, хотя бы даже королевскій миръ былъ нарушенъ.
Опредѣленіе убійства, данное лордомъ Кукомъ (3 Іпвіг. 47) имѣетъ на себѣ отпечатокъ той же идеи: „когда кто-либо въ здравой памяти и разумѣніи незаконно убьетъ какое-либо разумное существо, стоящее подъ защитой королевскаго мира, дѣйствуя со злымъ умысломъ, или выраженнымъ, или подра-зумѣваемымъ“.
Идеей королевскаго мира, вѣроятно, объясняются и строго территоріальные предѣлы дѣйствія англійскаго уголовнаго права. Если англичанинъ вступаетъ съ другимъ въ договоръ во Франціи, онъ можетъ быть принужденъ къ выполненію этого договора и англійскимъ судомъ, но если онъ крадетъ во Франціи у своего соотечественника имущество, онъ не можетъ быть судимъ англійскимъ судомъ. „Миръ нашего суверена короля41 нисколько не потревоженъ тѣмъ, что имѣло мѣсто внѣ предѣловъ его собственной территоріи. Это—не единственная черта современ наго уголовнаго права, которая объясняется историческимъ происхожденіемъ ея.
Постепенный переходъ отъ системы частной мести и денежныхъ пеней къ системѣ настоящаго уголовнаго права во многомъ, какъ я уже показалъ, поддерживался ростомъ королевской власти. Когда король сталъ достаточно силенъ для того, чтобы охранять миръ, основанія для сохраненія системы денежныхъ пеней ради подержанія порядка и прекращенія кровавыхъ распрей, перестали существовать, и денежныя пени совершенно исчезли изъ англійскаго уголовнаго права. Преслѣдованіе уголовныхъ посягательствъ короной окончательно устранило систему денежныхъ вознагражденій. Оно подчеркнуло тотъ развивавшійся тогда взглядъ, что не месть, а наказаніе является цѣлью суда, такъ какъ всякому было очевидно, что король въ дѣйствительности ничѣмъ оскорбленъ не былъ и что мотивъ возбужденія преслѣдованія имѣлъ лишь болѣе или менѣе нравственный или утилитарный характеръ. Дѣйствительно, выступленіе короля въ качествѣ стороны, а* не только въ качествѣ судьи, рѣшительнымъ образомъ способствовало переходу отъ карательнаго права къ праву уголовному.
Преслѣдованія отъ лица короля не сразу заняли мѣсто преслѣдованій самихъ потерпѣвшихъ. Это развивалось лишь медленно. Въ теченіе всѣхъ среднихъ вѣковъ, и даже позднѣе, продолжали существовать другъ возлѣ друга двѣ системы преслѣдованія за преступленія. Преслѣдованіе могло быть возбуждаемо или потерпѣвшей стороной или родственниками потерпѣвшаго въ случаѣ его смерти, и это называлось обращеніемъ къ суду *)—арреаі, или же, если этого не дѣлалось, то самъ король могъ выступать на защиту своего нарушеннаго мира. Постепенно обращеніе частныхъ лицъ къ суду становилось все болѣе и болѣе рѣдкимъ и, наконецъ, совершенно вышло изъ употребленія, но Формально оно не было отмѣнено до 1819 г. (59 §ео III с. 46). Въ теченіе всего своего существованія это право продолжало сохранять свой примитивный характеръ. Обвиняемый могъ выбирать судебный поединокъ, онъ могъ помириться съ обвинителемъ посредствомъ уплаты денежной пени. При преслѣдованіи со стороны короля оба эти варвар-
х) Едва-ли необходимо указать, что современныя англійскія преслѣдованія совершенно различны отъ древнихъ арреаі?. Въ частныхъ и публичныхъ преслѣдованіяхъ корона формально является стороной обвиненія.
скихъ обычая исчезли. У Брайтона г) указывается, что король не прибѣгалъ къ поединку, еше менѣе достойнымъ его было вступленіе въ сдѣлку съ преступникомъ. Мы находимъ указанія, что тамъ, гдѣ король не выступалъ, всегда дозволялось принимать денежное вознагражденіе, тамъ же, гдѣ онъ являлся стороной, этого не допускалось, и мы можемъ смѣло утверждать, что причиной исчезновенія частныхъ пеней является Фактъ выступленія короны въ качествѣ обвинительной стороны почти въ каждомъ дѣлѣ.
, Исторія этихъ частныхъ обращеній къ суду очень поучительна и интересна. Когда Блэкстонъ писалъ свои Комментаріи, эти обращенія еще не вышли изъ употребленія, и въ своемъ четвертомъ томѣ онъ приводитъ краткое описаніе ихъ. Онъ опредѣляетъ такое обращеніе какъ „обвиненіе частнымъ лицомъ другого въ какомъ нибудь ненавистномъ преступленіи, съ просьбой о наказаніи за нанесенную ему частную обиду, а не за преступленіе противъ общества.41
„Главною цѣлью такого обращенія въ судъ—продолжаетъ онъ—всегда было стремленіе побудить обвиняемаго къ уплатѣ денежнаго вознагражденія. Если приговоръ по такой просьбѣ постановлялся въ пользу истца, онъ могъ настаивать въ выраженіяхъ, въ какихъ ему было угодно, на выкупѣ жизни обвиняемаго, или на замѣнѣ приговора*1. Обращеніе къ суду частныхъ лицъ въ дѣйствительности являлось пережиткомъ эпохи первобытной мести или эпохи денежнаго удовлетворенія. Оно въ точности соотвѣтствовало пенальному иску римскаго права и очень мало напоминало современное уголовное преслѣдованіе, такъ какъ являлось скорѣе искомъ по поводу частнаго правонарушенія. Въ неуголовныхъ дѣлахъ, какъ въ дѣлахъ о легкихъ посягательствахъ на личность, право обращенія къ суду за наказаніемъ превратилось въ искъ объ убыткахъ, но это право не находитъ себѣ примѣненія при убійствѣ или при такихъ серьезныхъ посягательствахъ, какъ увѣчья или грабежъ.
Свѣдѣнія, сообщаемыя старыми писателями, о частныхъ обращеніяхъ къ суду за наказаніемъ, не оставляютъ сомнѣнія, что эти обращенія возникли изъ первобытнаго обычая мести за
х) Вгасіоп—англійскій писатель времени Генриха ІП. Его трактатъ Пе Іе^іЬпз Ап^ііае 1569, является однимъ изъ древнѣйшихъ источниковъ ознакомленія съ англійскимъ правомъ. Прмм. перевод.
кровь. Право примѣнять месть являлось одновременно и правомъ и обязанностью, падало на ближайшихъ родственниковъ убитаго. „Если кто-либо имѣетъ право искать отмщенія за убійство посредствомъ частнаго обвиненія въ преступленіи, то это мужчина преимущественно передъ женщиной, какого возраста онъ ни былъ, и ближайшій кровный родственникъ передъ отдаленнымъ11.
Исполненіе приговора также было предоставлено родственникамъ убитаго. Блэкстонъ разсказываетъ намъ, что древній обычай, существовавшій до царствованія Генриха IV, предоставлялъ родственникамъ убитаго обращаться въ судъ, вмѣсто непосредственнаго исполненія приговора. Это очевидно пережитокъ первобытнаго обычая, по которому кровный мститель убиваетъ убійцу безъ всякаго Формальнаго суда.
Первоначально право потерпѣвшей стороны обращаться въ судъ имѣло преимущество передъ правомъ короля возбуждать обвиненіе. Истецъ однако былъ обязанъ подать заявленіе въ продолженіе одного года и одного дня. По этому поводу законы Эдуарда I постановляютъ: „Если будутъ во время мира учинены кражи и грабежи, причемъ преступники не будутъ преслѣдоваться по свѣжимъ слѣдамъ, то собственники вещей сохранятъ право обращаться къ суду въ теченіе года и дня, какъ и при прочихъ Фелоніяхъ; но послѣ этого времени право ихъ прекращается и преслѣдованіе переходитъ къ намъ. Такъ же слѣдуетъ поступать и при всѣхъ другихъ Фелоніяхъ, если въ теченіе года и дня не возбуждено другого преслѣдованія. И если истцы представятъ свое обвиненіе въ видѣ требованія вознагражденія, они будутъ выслушаны, какъ если бы они не начали раньше своего процесса въ Формѣ Фелоніи, и въ такомъ случаѣ они не могутъ удаленіемъ своего процесса, посредствомъ взятія обратно своего обвиненія, лишить насъ нашего обвиненія. Но когда они возбудили преслѣдованіе въ Формѣ убытковъ, мы не станемъ преслѣдовать41 (Вгійоп. кн. I гл. XXV. піе§. 6).
До статута 3 Неп. VII сар. 1 никто не былъ представленъ на судъ по обвинительному акту короля, пока не протекъ годъ и день. Это, повидимому, послужило основаніемъ для любопытнаго правила въ англійскомъ правѣ, что никто не можетъ быть обвиняемъ въ убійствѣ, если смерть жертвы произошла въ теченіе года и дня послѣ того, какъ ей была нанесена роковая рана. Статутъ, который предоставилъ право возбуждать уголовные процессы отъ имени короля непосредственно послѣ учиненія преступленія до того, какъ будетъ заявлено частное
обвиненіе, вполнѣ признаетъ, однако, право, по обычаю, принадлежавшее законному наслѣднику, принести частную жалобу, вслѣдствіе убійства своего восходящаго, и оговариваетъ, что оправданіе отвѣтчика не является препятствіемъ для уголовнаго преслѣдованія, хотя съ перваго взгляда можно было бы думать противное. Отвѣтчикъ былъ лишенъ своего права вызывать на поединокъ, если существовало основательное подозрѣніе виновности, какъ напр. если обвиняемый въ убійствѣ былъ захваченъ съ окровавленнымъ ножомъ въ рукахъ. Во время Брайтона такія улики влекли немедленное приведеніе приговора въ исполненіе, но во время Стэнфорда они только лишали отвѣтчика права на поединокъ, какъ если бы онъ былъ обвиняемъ королемъ, или женщиной, или ребенкомъ до 14 лѣтъ (послѣдніе вслѣдствіе своей Физической слабости также были лишены возможности выступать на поединкѣ).
Въ случаѣ частнаго обвиненія право прощенія всегда оставалось у обвинителя или истца, но не у короны. Въ цѣломъ рядѣ дѣлъ указывается, что корона не имѣетъ права помилованія въ такихъ случаяхъ. Въ пятый годъ царствованія Елизаветы одною вдовой было заявлено частное обвиненіе за убійство ея мужа. Обвиняемый былъ признанъ виновнымъ только въ легкомъ убійствѣ; возникъ вопросъ, можетъ ли общее помилованіе освободить отъ наказанія виновнаго, и было признано, что королевѣ не принадлежитъ право помилованія, что помилованіе не можетъ быть здѣсь примѣнено, такъ какъ тяжба имѣла частный характеръ. Обвиняемый откупился отъ преслѣдованія за сорокъ марокъ.
Со времени Елизаветы судъ по частнымъ обвиненіямъ пересталъ примѣняться. Имѣются, впрочемъ, указанія относительно двухъ дѣлъ въ царствованіе Карла I, но послѣ того мы до самаго конца XVIII столѣтія не находимъ никакихъ слѣдовъ примѣненія этого суда. Лишь въ 1770 г. мы находимъ судъ по поводу частнаго обвиненія Анной Бигби Матью Кэннеди и Патрика Кэннеди въ убійствѣ ея мужа, о которомъ сохранился слѣдующій отчетъ.
„Дѣло Бигби противъ обоихъ Кэннеди является настолько любопытнымъ и рѣдкимъ, что я нарочно описалъ въ подробностяхъ способы и Формы производства, не только, чтобы удовлетворить любопытство читателей, но и чтобы отмѣтить этотъ прецедентъ и освободить отъ поисковъ въ историческихъ книгахъ на тотъ случай, если въ будущемъ кѣмъ-либо снова будетъ заявлено
частное обвиненіе... Такъ какъ этотъ искъ является только возмѣщающимъ, то производство происходитъ въ гражданскомъ, а не въ уголовномъ отдѣленіи суда, хотя обвиняемымъ грозитъ не только уголовное наказаніе, но даже смертная казнь
Дѣло кончилось отказомъ въ обвиненіи по техническимъ причинамъ и послѣ того не было попытокъ возстановить эту практику до 1818 г., когда въ англійскихъ судахъ въ послѣдній разъ было примѣнено это устарѣлое судопроизводство. Абрамъ Торнтонъ судился по обвиненію въ изнасилованіи и убійствѣ дѣвушки по имени Эшфордъ. Хотя противъ него н имѣлись серьезныя улики, онъ былъ оправданъ вслѣдствіе ошибки въ обвинительномъ актѣ, но такъ какъ это не являлось препятствіемъ для того, чтобы судить его по частному обвиненію, то была сдѣлана попытка привлечь его къ суду этимъ способомъ. Частными обвинителями въ дѣлѣ выступили братъ и законный наслѣдникъ убитой дѣвушки. Вотъ краткій отчетъ о дѣлѣ:
„Отвѣтчикъ (Торнтонъ) былъ приведенъ въ судъ и посаженъ возлѣ мѣстъ для защитниковъ. Онъ потребовалъ поединка, заявивъ: „Нѣтъ, я невиновенъ, я готовъ защитить свою невинность своимъ тѣломъ11. И послѣ этого онъ снялъ перчатку и бросилъ ее на полъ суда. Истецъ (Эшфордъ) въ отвѣтъ перечислилъ тѣ серьезныя улики, которыя имѣлись противъ отвѣтчика, съ цѣлью лишить его права поединка. Эта рѣчь излагаетъ кратко всѣ обстоятельства дѣла, которыя почти безусловно устанавливали виновность. Она кончалась такими словами: „И это я готовъ подтвердить, если судъ признаетъ это правильнымъ и соотвѣтственнымъ: но я прошу судъ постановить приговоръ и не допустить Торнтона къ поединку со мною въ этомъ дѣлѣ“. Судъ отвергнулъ эту просьбу и постановилъ, что отвѣтчикъ имѣетъ право требовать поединка и что онъ не можетъ быть лишенъ его, если только не существуетъ настолько серьезныхъ предположеній виновности, которыя не допустили бы отрицанія или доказательствъ противоположнаго. Обычай нашей страны— сказалъ лордъ Элленборо—высказывается за поединокъ, и нашей обязанностью является заявить, что законъ именно таковъ, а не тотъ, какимъ бы мы хотѣли его имѣть. Какія бы возраженія справедливаго характера ни существовали противъ этого вида суда, все же онъ является закономъ страны, а судъ долженъ произнести свой приговоръ на основаніи закона11.
„Обычай обращаться съ частнымъ обвиненіемъ вышелъ въ нашемъ правѣ изъ употребленія—сказалъ судья Бэйли — онъ
былъ созданъ не въ публичныхъ, а въ частныхъ интересахъ, и поставленъ всецѣло подъ контроль частнаго лица. Поэтому судъ долженъ примѣнять его ограничительно; это обвиненіе разсматривается послѣ суда и оправданія по обвинительному акту въ процессѣ короля; исполненіе наказанія здѣсь предоставляется всецѣло на усмотрѣніе преслѣдующей стороны, единственной задачей которой является полученіе денежнаго вознагражденія. Однимъ изъ неудобствъ, сопровождающихъ этотъ способъ судопроизводства, является то, что обвинитель, въ случаѣ требованія, долженъ поставить на ставку свою жизнь для поддержки своего обвиненія. Поединокъ является правомъ отвѣтчика, которое онъ можетъ осуществить, если только онъ не лишенъ его сильными уликами виновности, существующими противъ него“.
Неудобство, свойственное этому виду производства, вполнѣ обнаружилось на этомъ послѣднемъ примѣрѣ, потому что истецъ отказался отъ рѣшенія дѣла поединкомъ. Поэтому судъ постановилъ, что отвѣтчикъ свободенъ и человѣкъ, который былъ по всей вѣроятности виновнымъ, остался безнаказаннымъ. Въ слѣдующемъ году производство по частному обвиненію было совершенно уничтожено актомъ парламента (59. вео. ІП с. 46)..
Ничто такъ ясно не иллюстрируетъ сильную консервативную тенденцію англійскаго закона, какъ теоретическое упорство въ примѣненіи этой системы съ варварскими пережитками въ видѣ судебнаго поединка и денежныхъ пеней за преступленія. Поразительно, какъ мало измѣненій произошло въ англійскомъ правѣ между эпохами Брайтона и Блэкстона, меньше, вѣроятно, чѣмъ въ теченіе послѣднихъ ста лѣтъ, и это справедливо, какъ для уголовнаго, такъ и для гражданскаго права.
Настоящее уголовное право возникло въ Англіи, какъ мы видѣли, изъ преслѣдованія королемъ причиненныхъ ему оскорбленій. Благодаря фикціи нарушенія королевскаго мира при учиненіи преступленія, корона была въ состояніи преслѣдовать каждаго преступника. Съ теченіемъ времени это стало обычнымъ правиломъ, независимо отъ того было, или нѣтъ нарушеніе мира. Но производство по частному обвиненію сохранило главныя отличительныя черты. И точно также англійское современное уголовное право сохраняетъ во многихъ отношеніяхъ слѣды своего историческаго происхожденія. Признакомъ того, напримѣръ, является ли'ІіЬе! уголовнымъ преступленіемъ или нѣтъ, служитъ до сихъ поръ то, стремился ли обвиняемый вызвать „нарушеніе мира11 или нѣтъ. Если онъ не имѣлъ этого въ виду, то
ІіЬеІ влечетъ только гражданскій искъ объ убыткахъ, если же имѣлъ, то даже не переданный какому либо третьему лицу, но содержащійся въ письмѣ, адресованномъ къ оскорбленному, онъ служитъ основаніемъ для обвинительнаго акта. По теоріи закона ІіЬеІ признается нарушающимъ миръ, если онъ былъ обнародованъ. По этому же основанію и истинность ИЬеГя не можетъ быть приводима въ оправданіе его обнародованія, хотя она можетъ быть противопоставлена иску объ убыткахъ. „Чѣмъ ляйбель вѣрнѣе, тѣмъ онъ преступнѣе11 таково правило закона въ уголовныхъ дѣлахъ, и оно вполнѣ правильно, потому что позорящее утвержденіе стремится именно своею правдивостью вызвать враждебность г).
Можно указать и другія правила закона, кажущіяся столь естественными, которыя не могутъ быть поняты иначе, какъ съ точки зрѣнія ихъ происхожденія, именно съ точки зрѣнія права короны выступать обвинителемъ во всѣхъ уголовныхъ дѣлахъ. Напримѣръ, общее правило англійскаго права о томъ, что не существуетъ давности въ уголовныхъ дѣлахъ, т. е. времени, въ которое нельзя было бы преслѣдовать преступника за его преступленія (оно кажется намъ столь естественнымъ, что мы готовы встрѣтить съ насмѣшкою всякое предложеніе установить срокъ давности для уголовныхъ дѣлъ)2), можетъ при болѣе внимательномъ разсмотрѣніи показаться не столь разумнымъ; почему
*) Ученіе о ІіЬеІ (преступномъ сочиненіи позорящаго характера) одно изъ самыхъ сложныхъ въ англійской доктринѣ. Ляйбель опредѣляется, какъ умышленное разглашеніе, учиненное публично или посредствомъ печати, письма, знаковъ, изображеній, имѣющее въ виду очерннть память лица умершаго или репутацію живущаго посредствомъ публичнаго выставленія его на презрѣніе, ненависть или позоръ. Пострадавшему отъ ІіЬеІ предоставлены два пути удовлетворенія: путь гражданскаго вознагражде-жденія и путь уголовнаго преслѣдованія, но къ первому способу потерпѣвшій лишенъ возможности прибѣгать тогда, когда факты, оглашенные въ ІіЬеІ, являются истинными, такъ какъ истина есть основаніе для защиты лишь въ гражданскомъ дѣлѣ. Въ уголовномъ же дѣлѣ только тогда истинность ІІЬеІ’я можетъ служить оправданіемъ, когда разглашеніе ея необходимо было въ публичныхъ интересахъ, въ остальныхъ же случаяхъ ІіЬеІ признается способнымъ вызвать нарушеніе мира, взволновать страсти и пр. и потому влечетъ наказаніе. Такимъ образомъ фикція нарушенія мира здѣсь является зерномъ преступнаго дѣянія. Прим. пер.
2) Не слѣдуетъ забывать, что эти слова произноситъ англичанинъ. Въ континентальныхъ законодательствахъ принято какъ разъ противоположное правило погашенія всѣхъ преступленій давностью. Прим. пер.
напр. мы позволяемъ преслѣдовать человѣка въ уголовномъ порядкѣ, когда самая украденная вещь не можетъ быть получена отъ него посредствомъ гражданскаго иска. Много писателей защищаютъ примѣчаніе давности, по крайней мѣрѣ, къ болѣе мелкимъ посягательствамъ х), и это правило принято почти во всѣхъ уголовныхъ законодательствахъ. По римскому праву ни одно преступленіе не можетъ быть преслѣдуемо въ судѣ послѣ протеченія 12 лѣтъ со времени его учиненіи; для нѣкоторыхъ случаевъ имѣлись еще болѣе краткіе періоды. По Французскому уложенію періодъ давности установленъ въ 10 лѣтъ для сгітез. въ три года для (ібіііз и въ 1 годъ для сопігаѵепііонз.
Отсутствіе правила о погашеніи уголовнаго преслѣдованія обязано строгому примѣненію правила ппИпт іетрпз осснгіі ге§і—„время не препятствуетъ королю возбуждать преслѣдованіе противъ своихъ подданныхъ11. Моральная точка зрѣнія здѣсь, повидимому, не имѣетъ значенія, такъ какъ мы въ дѣлахъ по частнымъ обвиненіямъ находимъ строгое ограниченіе срока преслѣдованія годомъ и днемъ.
Далѣе, право помилованія, какъ прерогатива короны, имѣетъ свое историческое происхожденіе въ томъ Фактѣ, что король разсматривался какъ потерпѣвшій отъ преступленія, который слѣдовательно могъ отказаться отъ присужденнаго ему. Въ дѣлахъ частнаго обвиненія корона не имѣла власти помилованія. „Въ дѣлахъ, гдѣ тяжба ведется королемъ — говоритъ Блэкстонъ—король можетъ миловать и освобождать отъ наказанія, при частномъ же обвиненіи, которое ведетъ частное лицо, король не можетъ ни помиловать, ни освободить отъ уплаты присужденнаго вознагражденія за нанесенные побои11. Право помилованія сохранялось въ этомъ случаѣ исключительно за частнымъ обвинителемъ. „Какъ король своимъ помилованіемъ можетъ прекратить обвиненіе, такъ и частный обвинитель своимъ отказомъ можетъ, лишить силы свое обвиненіе".
Преступленія, по которымъ воспрещается вступать въ сдѣлки для мирнаго улаживанія дѣла, возникли изъ системы королевскихъ преслѣдованій. Если кто либо воздерживается отъ пре-
Любопытнымъ является исключеніе статутнаго права для случая измѣны. Преслѣдованіе за измѣну должно быть возбуждено въ теченіе 3 лѣтъ по учиненіи преступленія, если только измѣна не заключалась въ намѣреніи убнть короля (7 и 8 ДѴШ. ІП. с. 3).
слѣдованія вора на томъ основаніи, что тотъ возвратилъ ему украденныя вещи, онъ въ глазахъ закона является виновнымъ въ преступленіи, караемомъ пеней или тюремнымъ заключеніемъ, хотя немногіе признаютъ его виновнымъ съ нравственной точки зрѣнія. Примиреніе при учиненіи мисдиминора не является преступленіемъ, наоборотъ, судья часто даже склоняетъ стороны къ тому до вынесенія приговора. Но мисдиминоры сравнительно поздно появились въ нашемъ уголовномъ правѣ: Фелоніи раньше были признаны за преступленія въ качествѣ посягательствъ противъ личныхъ правъ короля; примириться при учиненіи Фелоніи значило лишить короля возможности получить удовлетвореніе, на которое онъ имѣлъ право за нарушеніе своего мира. Каждый вѣрноподданный былъ обязанъ помогать королю въ дѣлѣ полученія такого удовлетворенія. Видѣть учиненіе Фелоніи и не прилагать усилій къ тому, чтобы арестовать преступника, считается недоносительствомъ, которое есть преступленіе противъ короля, какъ теперь недоносительство при измѣнѣ или укрывательствѣ казеннаго имущества.
Доктрина англійскаго уголовнаго права относительно согласія потерпѣвшаго на преступленіе, вѣроятно, возникла такимъ же образомъ. При преслѣдованіи за убійство не можетъ служить оправдывающей ссылкой то обстоятельство, что покойный согласился принять рискъ на себя или даже дозволилъ убить себя. Такъ, если двое дерутся на дуэли и одинъ убиваетъ другого, то онъ виновенъ въ убійствѣ; и если двое сговариваются помогать другъ другу въ учиненіи самоубійства, и одинъ изъ нихъ остается живъ, то онъ виновенъ въ убійствѣ. Здѣсь основаніемъ преступленія является нарушеніе королевскаго мира, а не вредъ, причиненный другому. Самоубійство считалось въ древнемъ правѣ Фелоніей и влекло конфискацію имущества. Даже въ случаѣ посягательствъ на личность, если дѣяніе приближается къ нарушенію мира, согласіе личности, подвергшейся нападенію, не можетъ служить оправданіемъ.
Каково бы ни было значеніе согласія въ отношеніяхъ между двумя частными лицами, одинъ не имѣетъ власти давать своего согласія на такія дѣйствія, которыя стремятся вызвать нарушеніе мира, если благодаря этому создается препятствіе для уголовнаго преслѣдованія. Другими словами, хотя человѣкъ и можетъ своимъ согласіемъ отказаться отъ осуществленія своихъ правъ въ гражданскомъ порядкѣ, онъ не можетъ исключить имъ
—107 — преслѣдованія, возбужденнаго короной въ публичныхъ интересахъ для поддержанія добраго порядка.
Легко увеличить число примѣровъ, показывающихъ вліяніе, какое оказала исторія уголовнаго права на существующія теоріи. Мы убѣждены, что невозможно понять право, какъ и всякую другую отрасль обществовѣдѣнія, безъ знанія его исторіи и его возникновенія.
СОДЕРЖАНІЕ.
стр.
Предисловіе переводчика...................................3
Предисловіе явтора........................................6
Лекція первая. Древній обычай и преступленіе................9
Различіе между понятіемъ уголовною и каротелыто права. Преимущества историческаго изученія права, показанныя на примѣрѣ развитія асііопе.ч похаіез. Примѣры смѣшенія основаній права вслѣдствіе незнанія ихъ исторіи. Древнее право состояло не изъ повелѣній, а изъ обычаевъ, освященныхъ практикой. Частная месть, какъ самая ранняя форма наказанія, признанная во всѣхъ общинахъ. Господство возмездія въ различныхъ странахъ. Замѣна ето системой денежнаго вознагражденія. -• Вира за убійство въ Греціи, Древцей Германіи, Англіи, Ирландіи, Швеціи и Турціи. Слѣды ея въ римскомъ правѣ. Воспрещеніе ея въ Моисеевомъ законодательствѣ. Зачатки судебнаго разбирательства. Собранія трибъ установляютъ размѣръ пеней и обезпечиваютъ уплату ихъ. Поставленіе внѣ закона, какъ древнѣйшая санкція права. Переходъ отъ стадіи карательнаго права къ уголовному праву.
Лекція вторая. Древнее ирландское право.......................25
Значеніе права Брегоновъ при изученіи древняго уголовнаго права. Главнѣйшіе источники. ВеисЬнз Мог. Отчетъ о его компиляціи. Черты, свидѣтельствующія о его чрезвычайной древности. Сводка принциповъ ирландскаго права относительно преступленій. Эрикова пеня. Разсказъ „о судьбѣ дѣтей Туренна“, иллюстрирующій стадію правового развитія, предшествовавшую добровольному обращенію къ судебному разбирательству. Отвѣтственность родственниковъ за уплату пени. Наказаніе за кражу. Нарушеніе королевскаго „охраненнаго мѣста'1. Санкція этого запрета. Поставленіе внѣ закона. Развитіе первобытныхъ представленій о карательномъ правѣ.
Лекція третья. Право семитическихъ народовъ.....................46
I. Еврейское право. Вліяніе религіи на законъ. Различіе между національной и чужой религіей въ этомъ отношеніи. Постановленія о лишеніи жизни. Запрещеніе принятія денежнаго выкупа. Установленіе городовъ убѣжища. Начатки судебнаго производства въ еврейскомъ нравѣ. Законъ тальона въ случаѣ меньшихъ обидъ и допущеніе въ этихъ случаяхъ денежнаго вознагражденія. Право частной собственности и наслѣдованія. Наказаніе за кражу. Признаніе отцовскихъ правъ.
П. Магометанское право. Коранъ, какъ основа магометанскаго права. Развитіе права благодаря теоріи традиціи. Принципъ возмездія, но безъ воспрещенія выкуповъ за убійство. Примѣненіе такого выкупа въ Персіи и другихъ магометанскихъ странахъ къ убійству умышленному и случайному. Наказаніе за кражу. Турецкое уголовное уложеніе 1840 г.
Лекція четвертая. Римское карательное право.....................60
Медленное развитіе понятія преступленія въ римской системѣ, въ противоположность быстрому развитію правовыхъ идей вообще. Различіе между англійскимъ и римскимъ нравомъ въ этомъ отношеніи. Нерелигіозный характеръ римскаго права. Законы ХП таблицъ. Постановленія ихъ относительно посягательствъ. Обзоръ послѣдующей исторіи карательнаго права въ Римѣ. Природа оЫі^аІіопез ех йеіісіо. Асііо Гіігіі. Сравненіе между отношеніемъ англійскаго и римскаго права къ кражѣ. Отношеніе римлянъ къ убійству. Оііаевіогев раггіскііі. Важность ихъ назначенія въ исторіи уголовнаго права. Законы Суллы. Паденіе уголовнаго суда въ позднѣйшій періодъ республики. Три причины медленнаго развитія уголовнаго права въ Римѣ: республиканская форма правленія, нерелигіозный характеръ народа, существованіе рабства.
Лекція пятая. Древнее англійское карательное право . . .79
Исторія англійскаго уголовнаго права, охватывающая время отъ поселенія Англо-Саксовъ до настоящей эпохи. Англо-саксонскіе законы о преступленіяхъ. Признаніе и допущеніе частной мести. Установленіе системы денежныхъ пеней. Законодательство Альфреда о склоненіи къ принятію пеней и объ ограниченіи мести. Первоначальное положеніе короля по отношенію къ уголовнымъ дѣламъ. Тройная пеня за убійство. Усмотрѣніе при принятіи ея. Запрещеніе ея статутомъ Мальбриджа. Возникновеніе и развитіе поставленія внѣ за
кона. Выдержка изъ Брактона объ этой мѣрѣ. Притины паденія денежныхъ пеней, какъ наказанія: вліяніе религіи, система поручительства общины, развитіе королевской юрисдикціи.
Лекція шестая. Древнее англійское уголовное право ... 94
Развитіе преслѣдованія отъ имени короны въ уголовныхъ дѣлахъ. Современная форма обвинительнаго акта и слѣды прошлаго. Миръ короля. Необходимость въ прежнее время дѣйствительнаго нарушенія этого мира для виновности въ уголовномъ посягательствѣ. Система частныхъ преслѣдованій за преступленія. Ея происхожденіе и развитіе. Примѣры обращенія къ ней въ царствованія Елизаветы и Карла I. Послѣдній случай ея примѣненія въ 1818 г. Консервативный характеръ англійскаго права. Историческое объясненіе многихъ съ перваго взгляда непонятныхъ постановленій современнаго англійскаго уголовнаго права.
ІШ88.П1 8888.Н1 8888.ГЦ 8888.ГО
11888, 8888.Г 8888.ГІІ 8888.141 8888.ПІ 8888.ГІІ
Другие книги нашего издательства:
Серия «Академия фундаментальных исследований: этнология»
Боас Ф. Ум первобытного человека.
Ратцель Ф. Человечество как жизненное явленне на земле.
Гернес М. История первобытного человечества.
Леви-Брюль Л. Сверхъестественное н природа в первобытной мышленіи.
Леви-Брюль Л. Первобытная мнфология: Мифический мир австралинцев н папуасов.
Леббок Дж. Донсторические времена, или Первобытная эпоха человечества.
Леббок Дж. Начало цнвилизации н первобытное состоящіе человека.
Шурц Г. История первобытной культуры: Основы культуры. Общество. Хозяйство.
Шурц Г. История первобытной культуры: Матернальная и духовная культура.
Гроссе Э. Пронсхождение искусства.
Бюхер К. Работа н рнтм: Роль музыки в синхронизаціи усилий участников трудового процесса.
Нибур Г. И. Рабство как система хозяйства: Этнологическое нсследование.
Арнольди С. С. Цнвилизацня и дикие племена.
Тенишев В. В. Правосудие в русской крестьянской быту.
Срезневский И. И. Исследования о языческом богослужении древних славян.
Котляревский А. А. О погребальных обычаях языческих славян.
Собестианский И. М. Учения о нацнональных особенностях характера н юридическою быта древних славян.
Кавелин К. Д. Быт русского народа.
Кулишер М. И. Очерки сравнительной этнографни н культуры.
Смирное И. Н. Пермяки: Историко-этнографический очерк.
Смирное И. Н. Очерк культурной нстории южиых славян. Кн. 1-3.
Серия «Академия фундаментальных исследований: история»
Мэйн Г. Древнее право.
Мэйн Г. Древнейшая история учреждений.
Мэйн Г. Древний закон и обычай: Исследования по нстории древнего права.
Ингрэм Дж. К. История рабства от древнейших до новых времен.
Фюстелъ де Куланж Н. Д. Римский колонат: Пронсхождение крепостного права.
Фюстель де Куланж Н. Д. Древняя гражданская община.
888Ь 8888. 8888.П1 11888.. 8888.ГІІ 8888.ги
УНЗЗ
Тел./фанс: +7(499)724-25-45 (многоканальный) Е-таіі.-□К55@ІІК55ги 0Пр://иК55.ги Наши книги можно приобрести в магазинах: «НАУКУ - ВСЕМІ» (и. Профсоюзная, Нахимовский пр-т, 56. Тел. (499) 724-2545) «Библио-Глобус» (и. Лубянка, ул. Мясницкая, 6. Тел. (495) 625-2457) «Мосиовский дои иниги» (и. Арбатсиая, ул. Новый Арбат, 8. Тел. (495) 203-8242) «Молодая гвардия» (и. Поляниа, ул. Б. Полянка, 28. Тел. (495) 238-5001, 780-3370) «Дои научно-техничесиой инигв» (Ленинский пр-т, 40. Тел. (495) 137-6019) «Дои иииги на Ладожской» (и. Баумансиая, ул. Ладожсная, 8, стр. 1. Тел. 267-0302) «СПб. дои ииигв» (Невский пр„ 28. Тел. (812) 448-2355) «100 000 книг» (г. Екатеринбург, ул. Тургенева, 13. Тел. (343) 22-12-979) Сеть магазинов «Дои книги» (г. Еиатеринбург, ул. Антона Валена, 12. Тел. (343) 253-50-10)
ІІИ88.ГІ1 8888.П1 8888.ГІ1 8888.П1