ИСТОРИЯ
СТРАН
АФРИКИ
Редакционная коллегия
Ан. А. Громыко (ответственный редактор), А. Б. Давидсон, P. Н. Исмагилова,
А. Б. Летиев, Г. А Нерсесов,
Д. А. Ольдерогге, А. С. Покровский,
Л. Н. Прибытковский, Г. Б. Старушенко, В. А. Субботин


ИСТОРИЯ
НИГЕРИИ
в новое и новейшее время
Редакторы тома
Ю. Н. Зотова, И. В. Слелзевский
Главная редакция восточной литературы Москва 1981


9(М)
И 90
Первая в советской африканистике обобщающая работа по истории Нигерии. Рассматриваются основные этапы истории Нигерии в новое и новейшее время в связи с процессами становления, эволюции и распада колониального общества. Показаны особенности общественно-политического развития крупнейших народов Нигерии накануне европейских захватов, колониальная экспансия Англии в бассейне Нижнего Нигера в конце XIX в., формы и методы колониального господства, изменения в социально-экономической структуре нигерийского общества на протяжении XX в., база и основные формы национально-освободительного движения. Исследуются причины краха первой республики (1960—1965) и общественные сдвиги в период правления в стране военных после 1965 г.
и 10603-186 И 013(02)-81
0504030000
Главная редакция восточной литературы' издательства «Наука», 1981.


Предисловие
Нигерия — древняя и в то же время молодая страна. Всего лишь около 70 лет назад -появилась она на карте мира, а как I им лии си мое, единое государство существует только с 1 октябри I960 г. Однако история народов Нигерии насчитывает почти н на тысячелетия и связана своими корнями с далеким прошлым Африки.
Местоположение страны определило ее важную роль в раз- нитии контактов между народами Северной и Тропической Африки, Западного и Центрального Судана и обусловило большое культурно-историческое разнообразие населяющих ее пародов. Здесь сложились центры двух крупных традиционных культур Тропической Африки — западносуданской и йо- рубской. Еще до прихода европейцев ряд местных народов достиг порога классового общества или переступил его, создав собственную государственность, традиции которой насчитывают около тысячи лет.
Нигерийцы внесли большой вклад в борьбу Африки за национальное освобождение. Местные государства были важными очагами сопротивления английским захватчикам в Западной Африке. С историей Нигерии тесно связано зарождение идеологии африканского национализма.
Нигерия принадлежит к числу крупнейших развивающихся стран мира. Она занимает первое место среди африканских государств по численности населения (более 75 млн. человек)', по объему и темпам роста валового внутреннего продукта, добыче нефти, размерам внешнеторгового оборота, объему инвестиций.
Нигерия — член Организации африканского единства — активно борется против расизма и апартеида, за установление нового международного экономического порядка.
Сравнительно богата и литература, посвященная истории Нигерии. Первые исторические работы были написаны нигерийцами (в основном реэмигрантами из Сьерра-Леоне) еще в конце XIX в. Правда, широкое и систематическое изучение истории страны началось лишь в конце 50-х — начале 60-х годов XX в. Однако благодаря общему прогрессу африканистики мы знаем об истории народов Нигерии сейчас значительно больше, чем 20—30 лет назад. Догадки все более уступают место фактам, и происходит это прежде всего благодаря развитию национальной нигерийской школы исторической науки,
5


самой крупной в Тропической Африке. Работы С. О. Биобаку,
А. 	Аджайи, К. О. Дике положили начало национальной историографии, открыв новый этап изучения прошлого Нигерии. Среди специалистов известны имена и других нигерийских историков: Дж. Анене, И. Акиаджогбина, Е. Айамделе, Дж. Атан- ды, О. Икиме, Р. О. Экундаре, Т. Тамуно и др.
Существенный вклад в изучение истории Нигерии внесли ряд западных ученых (А. Кёрк-Грин, М. Ласт, П. Ллойд, С. Надел, К. Ньюбери, Р. Скляр, М. Смит, Т. Ходжкин и др.).
Большой интерес к истории этой африканокой страны проявляют в Советском Союзе. От культурно-исторических очерков Д. А. Ольдерогге, С. Р. Смирнова и Б. И. Шаревской, еще в 50-е годы познакомивших советских читателей с малоизвестными тогда народами Нигерии [267; 268; 269; 270; 282; 293; 294; 295; 296]., до появившихся в 60—70-е годы монографий и статей, освещающих проблемы доколониальной истории и культуры отдельных народов страны, становление и развитие национально-освободительного движения в Нигерии, борьбу независимой Нигерии за укрепление национального суверенитета и ликвидацию последствий колониализма [226; 238; 244; 250; 254; 255; 257; 265; 272; 275; 281; 283 и др.),—таков путь, который прошло изучение истории Нигерии в советской научной литературе.
Опубликованные работы и имеющиеся архивные материалы позволяют составить более или менее детальное представление об основных этапах истории крупных народов и государств Северной и Южной Нигерии начиная с XVII в. Однако пока нет исследований, в которых предпринималась бы попытка охватить в целом, в единстве исторической преемственности и изменений развитие Нигерии в новое и новейшее время. Такая обобщающая работа необходима. Как и в других странах Африки, прошлое является частью сегодняшней Нигерии: это живое настоящее, оказывающее большое, часто решающее влияние на многие стороны развития молодого государства. В последние годы страна добилась несомненных успехов, однако процесс ее экономической и культурной деколонизации еще не завершен. Историческая наука, объективное воссоздание исторического процесса призваны помочь африканским народам освободиться от влияния колониального прошлого.
Обобщающий труд по истории Нигерии необходим и по другой причине. Нигерия принадлежит к числу тех африканских стран, в истории которых наиболее полно и глубоко отразилась смена различных исторических эпох. История Нигерии может служить ценным источником обобщений и выводов, касающихся закономерностей развития колониального и послеколониального обществ..
Эта книга представляет собой попытку создания обобщающего, систематического и основанного на единой марксист-
6


ско-ленинской методологии исследования истории Нигерии. Главное внимание уделено периоду новой и новейшей истории: процессу зарождения, развития и упадка колониального общества в Нигерии, который анализируется в неразрывной связи с внутренними социально-экономическими изменениями и общим ходом всемирной истории. Центральная тема работы — антиимпериалистическая борьба народов Нигерии за политическое и экономическое освобождение.
Книга открывает серию обобщающих трудов по истории стран Африканского континента, которая создается Институтом Африки АН СССР в сотрудничестве с другими научными центрами.
Данная монография подготовлена коллективом авторов — научных сотрудников Института Африки.
Научно-организационная и техническая подготовка издания осуществлена В. П. Хохловой (с участием Т. Ю. Железняко- вой).


Введение
ОСНОВНЫЕ ПРОБЛЕМЫ ИЗУЧЕНИЯ ИСТОРИИ НИГЕРИИ В НОВОЕ И НОВЕЙШЕЕ время
Термин «история Нигерии в новое и новейшее время» отражает принятое в марксистско-ленинской науке членение мировой истории на отдельные исторические эпохи. В немарксистской (главным образом англоязычной) литературе обычно пишут о современном периоде или о современной истории Нигерии. В большинстве работ западных ученых и в национальной нигерийской историографии «современная история» Нигерии рассматривается прежде всего как история культурных, экономических, политических контактов между европейцами и местным африканским населением. Идея контактов Европы и Африки как отправного пункта колониальной истории страны привлекает исследователей своей очевидной простотой, эмпирической направленностью и подчеркнутым объективизмом. В то же время зарубежная историческая наука не дает единого ответа на вопрос о месте и роли афро-европейских контактов в истории Нигерии и континента в целом.
Западные исследователи давно отказались от статического взгляда на колониальную историю как на процесс приспособления африканских традиционных институтов к условиям и потребностям колониальных режимов. Еще в начале 60-х годов в западной африканистике был сформулирован тезис (ставший затем отправной точкой и для большинства историко-социологических исследований) о необходимости изучать контакты между европейскими и африканскими институтами через призму их взаимных изменений, в тесной связи с условиями экономического и исторического развития местных обществ (см. [489, с. 25—61; 2301). Более трезво оценивается и роль колониализма в развитии общения между Африкой и Европой. Колониальная система рассматривается как конфликтная и ограниченная форма контактов, основанная на неравноправном взаимодействии западноевропейских и африканских обществ. Для описания конфликтной динамики изменений в колониальных обществах было введено понятие «колониальная ситуация» (см., в частности, [489}).
Однако главный принцип буржуазной историографии оста¬
8


ется неизменным. Историческую инициативу вступления Африки на путь «современного» развития она по-прежнему почти полностью приписывает европейцам, критикуя (если такая критика дается) лишь колониальные формы и методы приобщения африканцев к «западной цивилизации». Как уже отмечалось в советской научной литературе, в современной западной буржуазной историографии «колониализм изображается как устаревшая система, непосредственно не связанная с монополистическим капиталом в метрополии; история сопротивления коренного населения европейцам, ранее почти не изучавшаяся, освещается несколько шире, но обычно — как явление исторически бесперспективное: по-прежнему на первый план выдвигаются наименее компрометирующие сюжеты (детали экономического развития, истории дипломатии, истории географических открытий и т. и.)» [286, с. 17].
В 60-е годы среди буржуазных исследователей широко распространился взгляд на «современное развитие» Нигерии и Африки в целом как на процесс модернизации традиционных экономических и социальных структур. Под ней понимается «вестернизация» африканских стран — перенесение и внедрение в местные общества экономических и политических еистем западного типа (см., в частности, (302; 348; 349; 364; 404; 406; 409; 446; 447; 449; 450; 488]).
В трудах буржуазных исследователей колониальный этап представляется как разрыв с африканским прошлым, начало совершенно новой эпохи в развитии местных обществ, не связанной какой-либо преемственностью с их собственной историей. Отсюда тенденция к изображению европейской экспансии XIX в. в Африку как периода огромных социальных и политических перемен в жизни традиционных обществ, перемен, якобы подготовивших и приблизивших колониальный раздел континента, независимо от экономических и политических изменений в странах Западной Европы.
С иных, во многом диаметрально противоположных позиций проблема афро-европейских контактов толкуется в национальной нигерийской историографии. Еще в 50-е годы в работах С. О. Биобаку и К. О. Дике был изложен так называемый африканский подход к истории континента, определивший общее направление развития исторической науки всей англоязычной Тропической Африки [330; 361].
Под «африканским подходом» понимается, во-первых, изучение истории африканских народов, а не истории деятельности колонизаторов и, во-вторых, активное использование собственно африканских источников, прежде всего устной традиции местных народов (см. (255J). В противоположность установкам буржуазной официальной историографии нигерийские исследователи выдвигают на первый план активную роль африканцев в контактах с европейцами; европейская экспансия


XIX в. и период колониального господства рассматриваются лишь как эпизоды в непрерывной и динамичной истории африканских народов.
Отсюда и иное, чем в западной историографии, понимание содержания «современной истории» страны. В деятельности европейских захватчиков, в политике колониального режима нигерийские историки видят главным образом разрушительную и уродовавшую нормальное развитие силу, служившую целям метрополии, а не интересам «цивилизации» местных народов. Современное же развитие Африки, по их мнению, стало возможным прежде всего потому, что африканские народы и в новых, более тяжелых для себя условиях смогли удержать историческую инициативу в контактах с европейцами, оказывая прямое давление на колониальные власти или же приспосабливаясь к условиям колониальной зависимости (см., в частности, [305; 316; 319; 365)). Поэтому главное внимание уделя- ,ется либо процессам, мало связанным с деятельностью европейцев, либо трансформации колониального режима под влиянием внутренних (африканских) факторов (391, т. 2].
Правда, значение самостоятельной исторической роли африканцев в колониальный период ведущие нигерийские историки (в частности, А. Аджайи) видят не столько в прямом сопротивлении иностранным захватчикам, которое они считают явлением бесперспективным, сколько в постепенном приспособлении колониальных институтов к нуждам местных обществ.
70-е годы отмечены некоторыми изменениями в подходе западной историографии к проблемам истории Нигерии в новое и новейшее время. Среди части английских и американских авторов утверждается концепция включенного, или зависимого, развития современных стран Африки. В своих исходных положениях эта концепция противостоит теории модернизации традиционных структур и отвергает ее как упрощенное и фальсифицированное освещение истории Африки в колониальный и послеколониальный период. Сторонники нового подхода не отрицают решающей роли международного общения в современной истории Африки. Однако главный упор они делают, не на заимствование Африкой достижений западной цивилизации и приспособление к ним традиционных структур, а на зависимое, неравноправное включение африканских стран в мировое капиталистическое хозяйство.
Основное содержание современной истории Африки эти авторы видят, с одной стороны, в превращении африканских стран в зависимую и отсталую периферию индустриального капитализма и, с другой — в настойчивых попытках независимых стран Африки преодолеть колониальные формы господства метрополий либо путем ускорения зависимого развития, либо путем радикальной трансформации колониальных струк¬
10


тур {471J. При этом некоторые исследователи идут в направлении признания существования в африканских странах общественных классов и классовой борьбы [346; 347; 481]; другие же ограничиваются главным образом анализом социально-культурных контактов и вовлеченности этих стран в мировую экономику (см., например, [395] и др.).
Советские исследователи видят в истории Нигерии прежде всего локальное проявление общих закономерностей мирового исторического процесса, основное содержание которого составляет объективно обусловленная смена общественно-экономических формаций. Полнее всего связь истории отдельной страны с общими закономерностями мирового развития выражает понятие исторической эпохи, под которой понимается «длительная полоса в истории, характеризующаяся более или менее устойчивым взаимодействием двух или более одновременно существующих общественно-экономических формаций» [237„ с. 5]. Рассматриваемый в данной книге период представляет собой две отличные по содержанию и значению эпохи: эпоху победы в мировом масштабе капиталистической формации и эпоху кризиса мировой капиталистической системы, начало которой положено победой Великой Октябрьской социалистической революции.
Однако связь истории Нигерии с эпохами мировой истории (в данном случае — новой и новейшей истории) может быть раскрыта только с учетом проявления специфики обеих этих эпох в истории афро-азиатского региона. Для подавляющего большинства африканских стран, включая Нигерию, эпоха новой истории — это прежде всего время их колониального порабощения, насильственного превращения в эксплуатируемые придатки капиталистической Европы; тогда как содержание новейшей истории определили процессы кризиса и распада колониальной системы империализма, борьба угнетенных народов за политическое и экономическое освобождение. Поэтому этапы внутреннего развития страны оказываются непосредственно связанными с главными этапами истории колониальной системы — колониальной экспансией и колониальным разделом Африки европейскими державами, становлением колониальных режимов и превращением африканских стран в аграрно-сырьевую периферию европейских метрополий, вовлечением в сферу колониального господства большей части африканского населения и развитием системы империалистической эксплуатации колоний, кризисом колониальных режимов и становлением неоколониалистских форм зависимости, борьбой независимых стран Африки за окончательную ликвидацию последствий колониализма.
Эти общие соображения необходимы для того, чтобы точ"- иее определить содержание данной книги. Ее основная задача — раскрыть развитие страны на протяжении новой и новей¬
11


шей истории в единстве и взаимосвязи следующих основных процессов: становления, развития и падения колониального режима, формирования на колониальной основе нигерийского общества, а затем постепенного выхода его из колониального состояния, нарастания антиколониальной и антиимпериалистической борьбы народов Нигерии. При этом колониальный период рассматривается как связанный определенной преемственностью с эпохой доколониальной истории Нигерии.
Нигерия принадлежит к числу тех стран Африканского континента, в которых общие тенденции африканской истории проявляются наиболее ярко. К моменту прихода европейцев здесь сложились своеобразные системы государственных и до- государственных образований, активно влиявшие на ход исторического процесса в обширных регионах Центрального Судана и побережья Верхней Гвинеи. На Южном Нигере (точнее, в Дельте Нигера) возникли наиболее развитые и характерные типы работорговых государств, ставших составной частью атлантической работорговли. История колониальной Нигерии полно отразила и ряд наиболее характерных черт системы английского колониального господства в Тропической Африке, в том числе широкое использование законов капиталистического рынка в механизме колониальной эксплуатации местного населения, сохранение или даже воссоздание африканских традиционных и полутрадиционных институтов как основы колониального режима и т. д.
В истории Нигерии совместились две различные и в известном смысле противоположные модели становления и развития колониальных обществ. В Южной Нигерии колониальное общество формировалось в значительной степени на основе структур предколониального и раннеколониального типа при значительном ослаблении роли традиционных институтов. В Северной Нигерии, где связи с Британией сложились уже в ходе установления колониального режима, колониальное общество возникло и развивалось скорее в рамках традиционных структур. «Традиционалистский» и «нетрадиционалистский» варианты развития колониального общества обусловили значительные и весьма показательные различия в путях дальнейшего развития Севера и Юга страны.
Весьма интересен также исторический опыт Нигерии сразу после завоевания политической независимости, когда еще сохранялось сильное влияние бывшей метрополии. Развитие страны в первой половине 60-х годов может служить примером верхушечного, элитарного варианта «деколонизации», почти не затронувшей экономическую структуру общества. Напротив, социально-экономические и политические изменения, происшедшие в стране в 70-е годы, дают пример иного, национально-реформистского варианта общественного развития. Для него характерны ускорение капиталистической эволюции
12


страны в условиях усиления роли государства и государственной собственности.
Наконец, история Нигерии представляет интерес для понимания основных этапов становления и изменения роли африканского национализма, сложности и многообразия путей деколонизации африканской культуры.
Среди вопросов новой и новейшей истории Нигерии важное место принадлежит этнической проблеме. Особая роль этнического фактора в судьбах страны определяется крайней сложностью национального состава Нигерии, большой самобытностью местных традиционных культур, исторически формировавшихся в рамках разных этнолингвистических и этносоциальных общностей, разнообразием процессов и форм этнического развития. По официальным данным, Нигерию населяет более 200 этнических групп [283, с. 20]. Наряду с крупными народами — хауса, йоруба, ибо (игбо),— насчитывающими по 10—15 млн., заметную роль в истории страны сыграли и играют менее крупные народности — фульбе, канури, эдо, ибибио, тив и другие (см. [244]). Свою историю имеют и многочисленные небольшие этнические группы, в частности нупе, иджо, игала, эфик, джукун и др. Если формирование народов Северной Нигерии (хауса, канури, фульбе и др.) было тесно связано с развитием западносуданской цивилизации, находившейся на западной периферии исламского мира, то развитие основных народов Юга — йоруба, эдо, юго-восточных ибо — протекало в рамках другого культурно-исторического комплекса, охватывавшего также часть современных Ганы, Того и Бенина.
Однако, несмотря на этнолингвистические различия, развитие местных народов никогда не было изолированным. Напротив, этнические контакты (мирные и немирные) служили одним из главных условий исторических изменений. Активную, подчас определяющую роль эти контакты играли в сфере хозяйственной жизни, в процессах развития государственности, в области духовной культуры.
Особое значение этнический фактор приобрел в условиях колониального общества, которое, с одной стороны, впервые породило политико-административную и в известной мере экономическую общность народов Нигерии, а с другой — осложнило процессы этнической консолидации и интеграции в силу нараставшей неравномерности развития отдельных частей страны (прежде всего Севера и Юга). Важное значение национальный вопрос сохранил и после провозглашения независимости страны. Нигерия принадлежит к числу тех африканских стран, в которых выделяются не один, а несколько центров формирования наций. Причем, если в одних случаях нации формируются на более или менее однородной этнической основе (йоруба, ибо), то в других происходит объединение разнородных этнических элементов вокруг более крупного народа
13


(хауса). У многих народностей процесс этнической консолидации еще не завершился (ибибио, эдо) [265, с. 228—230].
Систематическое изучение истории Нигерии, как и любой другой страны, невозможно без периодизации ее основных эпох и этапов.
В советской исторической науке исходным рубежом новой истории принято считать английскую буржуазную революцию 1640—1660 гг., открывшую эпоху капитализма. Однако эта революция не означала победы капиталистического способа производства в мировом масштабе. Эволюция африканских обществ продолжала определяться прежде всего внутренними законами их развития. Наступление новой мировой эпохи влияло на судьбы континента постепенно. Лишь с началом колониальной экспансии европейских держав в Африку, принявшей особенно активный характер во второй половине XIX в., мировой капитализм подчинил себе местные общественные структуры. Но и этот рубеж является довольно условным, поскольку колониальное порабощение отдельных стран и народов завершалось в разные сроки и не сразу меняло характер местных обществ.
Говоря конкретно о Нигерии, можно отметить, что последствия английской буржуазной революции, способствовавшей развитию мировой торговли, определенно сказались и на условиях исторического процесса в районах Нижнего Нигера, вовлеченных в контакты с европейцами. С середины XVII в. отмечается значительное усиление роли международных факторов в развитии данного региона. В большой степени это было вызвано расширением атлантической работорговли, связанной с быстрым развитием рабовладельческого плантационного хозяйства на о-ве Ямайка и в ряде английских колоний в Северной Америке под влиянием процесса первоначального накопления. Следовательно, с точки зрения изменения международных условий английская революция имела важное значение и для развития доколониальных обществ Южного Нигера.
Однако это событие не может считаться резким рубежом между эпохами колониальной и доколониальной истории даже в международном аспекте. Происшедшие международные сдвиги оставались явлениями внешнего порядка, не затрагивавшими в целом характера развития местных обществ. Поэтому период XVII—XVIII вв. принадлежит скорее к эпохе доколониальной истории, хотя его содержание, бесспорно, начало изменяться.
Превращение международных условий в составной и определяющий фактор развития доколониальных обществ наметилось в районах Южной Нигерии лишь во второй трети XIX в. (в районе Восточной Дельты этот процесс начался раньше — в конце XVIII в.). Этому способствовала прежде всего радикальная перестройка мировой торговли под влиянием англий-
14


г кой промышленной революции и формирования мирового капиталистического хозяйства. Началось превращение бассейна Нижнего Нигера в аграрно-сырьевой придаток Англии. Однако и эти сдвиги не изменили радикально характера местных обществ на большей части территории страны. Поэтому с точки зрения местных условий первая половина XIX в. была своего рода преддверием нового времени.
Имея в виду внутренние и локальные изменения (тесно связанные с характером мирового развития), рубежом нового времени, очевидно, надо считать колониальный раздел континента в конце XIX в. в связи с вступлением капитализма в империалистическую стадию своего развития и включение бассейна Нижнего Нигера в систему английских колониальных владений. Колониальная экспансия окончательно, в масштабе всей страны прервала самостоятельное развитие местных народов. Завоевание территории, вошедшей в дальнейшем в состав Нигерии, столкнулось с сопротивлением местного населения и продолжалось до начала XX в. Поэтому события, сопровождавшие английские захваты, надо рассматривать как особый период в истории страны, тесно связанный с созданием английской колониальной империи в Африке.
В ходе завоеваний началось становление и оформление колониального режима. Однако хронологически и в силу своего особого значения для внутреннего развития страны формирование колониального режима выходит за рамки истории завоевания Англией районов Нижнего Нигера и охватывает период до 20-х годов XX в. К этому времени в общем завершилось становление политико-правовых основ колониального режима, наметилось вовлечение традиционных структур в систему колониального господства, были заложены главные предпосылки колониального капитализма и аграрно-сырьевой специализации страны, определилась политика использования англичанами местных традиционных и полутрадиционных институтов и приобрел законченные формы режим колониальной эксплуатации, расовой дискриминации и политического бесправия африканцев. Этот период отмечен возникновением первых, пока разрозненных и стихийных движений антиколониального протеста.
Влияние новой исторической эпохи, открытой Великой Октябрьской социалистической революцией, затронуло прежде всего систему международных отношений, изменения в которой все больше сказывались на внутреннем развитии Африки в целом и Нигерии в частности. В межвоенный период колониальное общество окончательно определило характер социально-экономического развития страны и способствовало втягиванию в систему колониального господства большей части ее населения. Доминирующие позиции в экономике занял колониальный капитализм, резко усилилась империалистическая
15


эксплуатация страны; этому способствовал во многом мировой экономический кризис. В то же время именно в 20—30-е годы определились процессы внутреннего развития страны, в ходе которых началось образование предпосылок роста местного капитализма. Для межвоенного периода характерно значительное усиление противоречий между африканским населением и колониальным режимом, формирование идеологии нигерийского национализма, зарождение национальных политических организаций.
С точки зрения международных и внутренних условий рубежом новой эпохи — эпохи окончательного крушения колониализма — надо считать послевоенный период. Послевоенные годы отмечены радикальными переменами на международной арене: углублением общего кризиса капитализма, возникновением и укреплением мировой системы социализма. В 40—50-е годы произошли серьезные социально-экономические и политические сдвиги в странах Африканского континента, в том числе в Нигерии, которые явились основой подъема массового национально-освободительного движения. Важнейшее значение имел процесс становления и укрепления новых социальных сил — рабочего класса, национальной буржуазии и нигерийской интеллигенции, ставших главными участниками антиимпериалистической борьбы.
Достижение политической независимости в 1960 г. открыло новый период в развитии страны, создав предпосылки для преодоления экономической отсталости и для культурной деколонизации. Этот период делится на два этапа: время первой республики (1960—1965), связанное в основном с острым внутриполитическим кризисом, и последующий этап консолидации политической системы Нигерии, ускорения ее экономического развития и усиления позитивных тенденций во внутренней и внешней политике страны.


Глава I
НАРОДЫ НИГЕРИИ В ДОКОЛОНИАЛЬНОЕ ВРЕМЯ
Государствообразование на территории Нигерии
К середине XVII в., т. е. ко времени вступления человечества в эпоху, которую принято называть новой историей, территория Нигерии была дальней периферией по отношению к центру всемирно-исторического развития, находившемуся тогда в Западной Европе. Победа капиталистической формации в Англии, а затем и в других европейских странах оказала опосредствованное влияние на доклассовые и раннеклассовые общества западноафриканского региона; последний втягивался в складывающуюся систему мировых связей главным образом через атлантическую работорговлю.
Природные факторы оказывали огромное влияние на эволюцию доколониальных нигерийских обществ. Характерной чертой истории народов Нигерии было разделение на народы лесной и саванной зон, т. е. принадлежность к двум природным и культурно-историческим областям — верхнегвинейской и суданской — и установление между ними сложных пространственно-временных контактов.
На пороге нового времени ряд народов Нигерии имел самобытные предгосударственные и раннегосударственные социально-политические структуры, формировавшиеся с начала II тысячелетия н. э. Крупнейшим очагом доколониальной государственности в юго-западной части Нигерии были йорубские города-государства. Родина йоруба — многомиллионного народа, объединенного общностью языка, культуры и традиции происхождения из Иле Ифе, но не имевшего до XIX в. общего самоназвания,— простирается от болот и лагун побережья Гвинейского залива до лесистой саванны к югу от Нигера.
О происхождении народа йоруба нет достоверных данных. Именно в Йорубаленде, в Иво Элеру были обнаружены древнейшие на Африканском континенте останки протонегроида (радиоуглеродным методом они датируются 9 тысячелетием до нашей эры), то есть останки предка западноафриканского типа негроидов.
Экономической базой возникновения и развития йоруб-
2 Зак. 203
17


ской государственности послужило мотыжное, подсечно-огневое и переложное земледелие. Переход региона в целом к производящему хозяйству был осуществлен в первых веках нашей эры, еще до широкого распространения железных орудий. Процесс государствюобразования, по-видимому, начался в X— XII в., но он был неравномерным. Как правило, государство состояло из столицы, укрепленной глинобитными валами и рвами, одного или нескольких подчиненных городов и деревень-пригородов, куда горожане уходили на время наиболее трудоемких полевых работ.
Весь северо-восток Йорубы занимала держава Ойо. К югу от нее, в центральной части йорубы, в лесной зоне, где основу земледелия составляла культивация ямса и масличной пальмы, лежал город Ифе (Иле Ифе), который был, согласно традиции, колыбелью йорубокой государственности и культуры. Самые ранние датировки археологических находок в Ифе относятся к VI в. н. э. (515, с. 269}, однако большинство находок датируются X—XIV вв. К северо-востоку от Ифе находилось небольшое государство Иджеша, возникшее не позднее XIV в. Оно какое-то время было данником Ойо и, видимо, испытывало политическое влияние со стороны Бенина. На северо-востоке от Иджеши было расположено Экити. На юге Йорубы находились государства Ово и Ондо — каждое по площади примерно равное Англии. Иджеша, Экити, Ово и Ондо играли роль буфера между Бенином и Ойо. Ово наряду с Ифе и Бенином было одним из древнейших центров бронзового литья.
Крупнейшим государством южной Йорубы (вторым по величине после Ойо) было Иджебу. Правители Ойо неоднократно вели войны с Иджебу, но так и не смогли завоевать его. В портах Иджебу — Эджинрине, Эпе и Ремо (Икороду) — находились крупные невольничьи рынки. Иджебу было богатым, процветающим государством, оно славилось искусными земледельцами и ремесленниками. Династический список Иджебу насчитывает 52 коронованных правителя [485, «с. 78].
Запад йорубы занимали государства Кету, Шабе (оба на территории нынешней Республики Бенин) и Дасса. Крупнейшее из них, Кету, было основано не позднее XII в.
Предгосударственные образования Эгба и Эгбадо были юго-западными отсталыми окраинами Ойо. Эгба когда-то расселялись гораздо дальше к северо-востоку, чем теперь, однако постепенно их вытеснили к югу выходцы из Ойо [485, с. 81]. Лагос, (по-йорубски Эко), известный по европейским источникам с XV в., был основан йоруба. Позднее, с XVI в., он находился в сфере влияния Бенина. На территории современных республик Того и Бенин в XVI—XVIII вв. имелись и другие более мелкие йорубские поселения. Из всех йорубских государств наиболее изучено самое крупное — Ойо.
18


Город-государство Ойо возник, по-видимому, в XIV в. или несколько ранее (391, т. 1, с. 311). Местность, где впоследствии вырос город, была заселена значительно раньше. Археологические раскопки обнаружили там микролитические орудия позднего каменного века, подобные находкам в Роппе (Северная Нигерия, V или IV тысячелетие до н. э.) и Абетифи (Гана)
1100, с. 63).
По преданию, Ойо был основан Ораньяном — младшим сыном или внуком творца мира Одудувы, пришедшим сюда из 11ле Ифе. Другие легенды связывают происхождение правящей династии с ближайшими северо-восточными и северными соседями Ойо — тапа (нуле) и бариба (боргу). Обряды коронации правителей Ойо подтверждают устную традицию об основании правящей династии выходцами из Иле Ифе, а данные археологии (сопоставление древней керамики Ифе и Ойо) отрицают факт значительной миграции в древности из Ифе в Ойо {100, с. 76—77].
Место зарождения столицы и ядра государства — лесистая саванна в северо-восточном углу Йорубского плато. Географические координаты города Ойо — 9° с. ш. и 4° в. д. (современный город Ойо, основанный в XIX в., расположен значительно южнее). По-видимому, важную роль в возвышении древнего Ойо сыграло отклонение транссахарских торговых путей в восточную часть Западного Судана, в страны хауса с XVI в. [270, с. 41} или даже с XIV в. [310, с. 311}. Одно из ответвлений великих транссахарских торговых путей оканчивалось где-то в районе Ойо. Другой известный торговый путь проходил через территорию Боргу.
Данные о ранней истории Ойо (основанные на устной традиции) говорят о его слабости и жестокой борьбе с соседями. После победы над Нуле и освоения йоруба нового метода ведения боя — использования кавалерии (примерно в конце XVI — начале XVII в.)—в истории Ойо наступил период консолидации, за которым последовал период непрекращаю- щейся экспансии, длившейся около двухсот лет.
В лесной зоне к востоку от йорубских городов-государств и к западу от нижнего течения р. Нигер был расположен Бенин. Он как бы замыкал цепь больших и малых государственных образований, протянувшихся через всю Южную Нигерию в X—XIV вв. Его столица сохранилась до наших дней как древнейшая часть города Бенина, административного центра штата Бендел.
Бенин был создан народом эдо (бини). Время его основания неизвестно. Самое раннее археологическое свидетельство о поселении на территории Бенина относится к XIII в.*,
* Более позднее развитие Бенина по сравнению с Иле Ифе и культурой Игбо-Укву можно объяснить, в частности, тем, что Бенин был плотнее, чем они, отгорожен лесами от больших караванных путей.
2*
19


однако более широкие археологические раскопки, видимо, позволяют отодвинуть эту дату еще на два века вглубь.
Устная традиция Бенина, которую в XX в. записал вождь Эгхаревба, представитель традиционной бенинской знати, связывает происхождение бенинской государственности с Иле Ифе. Возвышение бенинской государственности началось с династии, основанной Оранмияном, или Ораньяном. Согласно традиции, первый оба (царь, правитель) —Эвека создал орган «выборщиков царя», или узама нихинрон, из шести носителей наследственных титулов. Они были, по-видимому, главами местных влиятельных родов, с которыми была вынуждена считаться иноземная династия. По преданию, первые цари вели с ними борьбу за политическое господство. Укрепление царской власти, начало расширения территории Бенина, усиление его мощи и богатства связываются с именем обы Эвуаре (примерно середина XV в.), прозванного впоследствии «великим». Эвуаре создал государственный совет — эгхаэвбо из городских вождей (т. е. глав наиболее влиятельных родов) по подобию дворцовой иерархии вождей [92, с. 26]. Этим актом он предоставил место в аппарате управления представителям той части родовой знати, которая раньше постоянно организовывала сопротивление царю и его двору. Титулы членов эгхаэвбо были не наследственными, они даровались царем, что давало ему в руки дополнительное о«ружие в борьбе с верхушкой городской общины.
Эвуаре сделал попытку установить принцип первородства при наследовании царской власти путем официального признания при жизни царя наследника престола, получавшего титул эдайкен. (Однако это правило неоднократно оспаривалось впоследствии. В конце XVII в. его вновь попытался утвердить оба Эвуакие после двадцатилетней борьбы со своими подданными {87, с. 52].)
Очевидно, со времени Эвуаре и его преемника Озуолы можно говорить о широкой экспансии Бенина и о начале создания Бенинской «империи». Озуола ввел в практику организацию двух военных походов в год для грабежа и обложения данью соседних народов. Он завоевал земли народа ишан и успешно нападал на сильное йорубское государство Иджебу. При нем и его преемниках были основаны Онича и царство Итсекири, их правителями стали выходцы из бенинского царского рода. Были обложены данью мелкие государственные образования к западу от р. Бенин, завоеван Махин. Несколько позднее бенинцы основали военный лагерь на о-ве Эко, положивший начало росту Лагоса. Его правители в течение последующих трех столетий платили дань бенинским царям и подтверждали у них свое право на титул правителей Лагоса.
В XVI — начале XVII в. Бенин все чаще сталкивался с йорубскими городами-государствами. Бенинская экспансия


■'и,I,ii;i приостановлена. Во время царствования Эхенгбуды уст- пня традиция зафиксировала первое прямое столкновение Бенина с державой Ойо. Ийашере (главнокомандующий) Бенина «повел войска бини против ойо, и после многих битв был ni ключей мир и определена граница между Бенином и Ойо у ()тун в стране Экити» {92, с. 43), разграничены сферы влияния двух крупнейших государств доколониальной Нигерии. На геиеро-востоке Бенин установил постоянные торговые связи с Пупе, откуда бенинцы получали кожи и рабов. Культурное и политическое влияние Бенина распространялось на все народы Нижнего Нигера и западных ибо. Агбор, Абох и Асаба платили обе Бенина дань. Утверждение на высшие управленческие посты в этих районах находилось под контролем Бенина. Даже в XX в. жители округа Ишан считали себя потомками переселенцев из Бенина; их деревни или группы деревень управлялись вождями, подчиненными обе Бенина {244, с. 119].
К северу от территории народа ишан, в Кукуруку, часть населения — племена иулеха, она и некоторые другие — с конца XV в. платила ежегодную дань обе {336, с. 85—86; 244, с. 121]. Территории урхобо и исоко (на северо-западе Дельты Нигера) входили в состав Бенинского царства.
Таким образом, к XVII в. Бенин достиг естественных границ: на востоке — течения Нигера, на юге — морского побережья. На северо-западе предел его экспансии был положен более сильным противником — державой Ойо и, возможно, на севере — Нупе. По размерам территории Бенин был значительно меньше Ойо, являясь в то же время главной политической силой к юго-западу от нижнего течения Нигера. Бенинская «империя» была сравнительно непрочным военно-политическим объединением, включавшим в себя кроме народов, говорящих на эдо, часть йоруба на западе и западных ибо на востоке. Только ее центральная часть — территория собственно эдо — находилась под постоянным и прямым контролем обы. Дальше его власть осуществлялась через посредство военных поселений на завоеванных землях, с помощью резидентов и путем внедрения членов царского рода в качестве правителей покоренных городов и деревень. Последние были связаны со столицей отношениями данничества. Власть обы над ними приходилось время от времени подтверждать карательными экспедициями.
Специфика исторического развития стран, составляющих северную часть современной Нигерии, во многом определялась их принадлежностью к суданской историко-культурной зоне; эти земли составляли фактически большую часть региона, известного как Центральный Судан.
На северной оконечности оз. Чад во второй половине I тысячелетия (VI—IX вв.) возникло предгосударственное образование предков современных канури — Канем.
21


В результате внутренних смут в конце XIV в. центр сложившегося у оз. Чад политического образования переместился с северо-восточного берега на западный, в область Борну, как и стало отныне называться государство канури.
Уже к XIV в. в обществе канури произошли качественные изменения как в составе правящего слоя, так и в среде непосредственных производителей материальных благ. Правящий слой уже более или менее выделился в самостоятельную социальную группу для организации прежде всего транссахарской торговли; слой непосредственных производителей, главным образом невольники, лишь начинал включаться в систему эксплуатации. К этому времени относятся первые известия о применении невольников сначала в непроизводственной сфере, а потом и в земледелии [см. 345]i. Можно утверждать, что к XVII в. здесь сложилось раннеклассовое общество и что Борну в отличие от Канема являлось уже ранним государством.
В царствование май Идриса Алумы (1572—1603) Борну достигло зенита своего могущества. Сильный, энергичный человек, талантливый полководец и ярый приверженец ислама, Алума стремился всемерно обеспечить безопасность границ государства, укрепить центральную власть и создать административную систему по образцу исламских государств Северной Африки. Именно Алума нанес окончательное поражение государственным образованиям сао, находившимся к югу и западу от оз. Чад; в результате ведшихся им войн был установлен контроль над этническими группами южной оконечности оз. Чад (нгизим и др.). По отношению к извечному противнику Борну — кочевникам булала — Алума проводил новую по сравнению с его предшественниками политику: не добиваясь полного разгрома государства булала, Алума вынудил его признать себя вассалом Борну. Иные цели преследовал он в борьбе с северными соседями — туарегами, которые должны были находиться под полным контролем державы Алумы; этого требовало обеспечение бесперебойной, безопасной транссахарской торговли. Развитие последней, а также постоянные дипломатические контакты со странами Северной Африки (Марокко, Тунисом, Египтом) позволили Алуме создать передовую для Судана того времени армию — ее ядро составляли профессиональные воины, вооруженные мушкетами; обучение этой армии производили турецкие «военные инструкторы» [391, т. 1, с. 272}.
Алума оставил своим наследникам крепкое централизованное государство с административным аппаратом, построенным частично по образцу исламских государств,— правосудие здесь в ряде случаев уже осуществляли мусульманские кадии, а у май появился главный советник — везир [391, т. 1, с. 270].
Вторым, хотя и более поздним центром формирования классового общества и государства в Центральном Судане были
22


пр.-шы хауса. Правда, в общем историческом развитии jin иона хаусанские земли занимали периферийное положение. 11о отношению к ним Борну во многом играло роль передатчи- IOI воздействия средиземноморско-ближневосточного центра. Такое положение объясняется прежде всего замедленностью здесь начальных этапов политогенеза и классообразования — и силу ряда причин торговые маршруты транссахарской торговли (важнейшего фактора классообразования в суданской зоне) до XV в. обходили страны хауса.
В начале II тысячелетия и. э. в догосударственных (общинных) образованиях хауса произошла смена правящих династий. Образование новыми династами сахарского происхождения правящего слоя ускорило процессы развития классовых отношений и государства: постепенное укрепление власти правителя в системе надобщинного административного аппарата, борьбу новой военной знати с общинно-родовой и, наконец, появление внутри общества начальных форм эксплуатации [95, с. 24—28J.
В это время как следствие постепенного объединения территорий вокруг наиболее сильных общинных образований стали возникать древнехаусанские вождества. Их сложение обусловило начало эксплуатации неполноправных общин. Однако при первых правителях новой династии уровень подобной эксплуатации был невысок. Общество не было еще в целом готово к возможности эксплуатировать человека. Постепенно в составе социальной верхушки общества стала появляться новая прослойка — новая аристократия, или «царские люди» рабского происхождения. Складывание такой прослойки существенно расширило систему эксплуатации внутри местного общества. Для получения «своей» доли общественного продукта царские люди, не связанные с общинами, имели лишь одну возможность — создавать собственные хозяйства с использованием труда невольников. Таким образом, к рубежу XVI в. в вождествах хауса началась эпоха классообразования в узком смысле этого понятия. Правда, процесс классообразования здесь был еще далек от завершения, основную массу населения составляли личносвободные общинники, эксплуатация которых носила по преимуществу скрытый и косвенный характер.
Расцвет державы Ойо в XVII—XVIII вв.
Для Ойо с конца XVI — начала XVII в. начался период экспансии на юго-запад (и отчасти на юго-восток) к побережью Гвинейского залива.
Военный грабеж, обложение данью и работорговля служили важными средствами для укрепления и развития молодого
23


государства, обогащения царя и знати. Период экспансии длился в течение XVII—XVIII вв. За это время Ойо превратился из рядового города-государства в крупнейшее военнополитическое объединение тропической части Западной Африки.
Появление у Ойо кавалерии создало необходимую материальную базу для экспансии. В правление алафина Аджибой- еде была завоевана часть Нупе, при Обалокуне конница Ойо дошла до Иджанны (на юго-западе, в Эгбадо), на юго-востоке достигла границ йорубских государств Игбомины и Идже- ши, расположенных в лесной зоне, где действия конницы были крайне затруднены. Завоевание юго-запада стало возможным благодаря дагомейскому саванному проходу — району, где вследствие небольшого количества осадков в массиве тропического леса образовался широкий саванный коридор. Преемник Обалокуна, алафин Аджагбо продолжил через дагомей- ский проход завоевание Эгбадо, захватив город Веме. Завоевание Веме означало на практике, что держава Ойо поставила под свой контроль прибрежные районы Гвинейского залива, где впоследствии вырос город Порто-Ново (310, с. 316}.
24


К, началу XVII в. в этих районах уже сложилась система рнГшторговли, в которой партнерами были, с одной стороны, | Ц|)т1ейские купцы, а с другой — государства, созданные народами аджа — Аллада (Ардра), Вида (или Видах) и Дагомеи, образовавшаяся в первой четверти XVII в. Эти государ- U им постоянно враждовали между собой. Для того чтобы включиться в систему работорговли, держава Ойо умело использовала противоречия между ними. Практически она определяла политику в этой части Гвинейского побережья. Она нападала на Дагомею и Алладу между 1680 и 1682 гг. (310, с 318], а в 1698 г. вмешивалась в династические распри претендентов на трон Аллады. В начале XVIII в. Аллада находилась под политическим контролем Ойо и была ее работорго- ным посредником (197, с. 339, 346].
В 1724 г. усилившаяся к тому времени Дагомея захватила Ллладу, а в 1727 г.— Виду. Это положило начало йорубо-да- гомейским войнам, длившимся с перерывами более ста лет. Многочисленная йорубская конница несколько раз вторгалась п Дагомею, жгла и грабила страну. Между 1728 и 1730 гг. держава Ойо организовала линию снабжения своих войск продовольствием с севера, поставив под свой контроль Махи — довольно непрочное политическое объединение, конфедерацию племен в хинтерланде между Шабе и Дагомеей {213, с. 138]. Предполагалось также колонизовать Дагомею переселенцами из Ойо [310, с. 328]. Первый раз ойо сломили дагомейское сопротивление в 1730 г. Дагомея стала данником Ойо. Ее столица была перенесена из Абомея в Алладу, кроме того, часть Аллады — Аджасе (позднее — Порто-Ново) — под нажимом Ойо была отделена от нее. Граница между Дагомеей и Аджасе прошла по оз. Ноку и рекам Зу и Веме. Территории к востоку от этой линии, включая Аджасе, Веме и Бадагри, отошли под управление Ойо. Территории к западу от той же линии остались в составе Дагомеи — данника Ойо. Член царского рода, будущий правитель Дагомеи Тегбесу, был послан в Ойо заложником (310, с. 328—330].
Дагомея нарушила договор в 1737 г. В ответ на это в течение следующих десяти лет правители Ойо либо вторгались в Дагомею, либо угрожали вторжениями и разрушениями до тех пор, пока в 1748 г. не был заключен новый договор. В течение последующих почти ста лет дагомейцы платили Ойо ежегодную дань рабами, ружьями и раковинами каури. Иоруб- ский историк И. Акинджогбин даже считает возможным рассматривать Ойо и Дагомею после 1748 г. и до конца XVIII в. как две части одной «империи»; подкрепляя свой вывод архивными материалами (310, с. 334].
Подчинение Дагомеи означало для Ойо ослабление главного соперника в работорговле и обеспечение прямого выхода к побережью через зависимые территории. Южные ответвления
25


работорговых путей из йорубской державы после 30-х годов XVIII в. стали отклоняться к востоку, и дагомейцы в Виде все более теряли позиции в работорговле, которая теперь сосредоточилась в портах, расположенных восточнее,— Порто-Ново, Ап- пу (Эпе), позднее — в Бадагри. В Порто-Ново была основана йорубская колония. С 90-х годов XVIII в. главный работорговый порт на Невольничьем берегу переместился еще далее на восток — из Порто-Ново к Лалосу. Рабов перевозили в Лагос на каноэ из Порто-Ново [413, с. 224}. (Часть рабов в Лагос поступала также из другого сильного йорубского государства, Иджебу, через лагунные порты Икоси и Икороду; кроме того, в Лагос поступали рабы из Апому — главного внутреннего рынка между Ойо и Иджебу.)
Держава Ойо получала рабов для продажи в составе дани или военной добычи; кроме того, она занималась перепродажей европейцам рабов-северян, в частности хауса (193, с. 221 — 222]. По другим данным, большие массы хауса стали перепродаваться торговцами Ойо лишь в конце XVIII в. [413, с. 227].
Ко второй половине XVIII в. под властью Ойо была огромная территория. Границы ее до сих пор известны лишь приблизительно. Первый йорубский историк С. Джонсон преувеличил размеры Ойо, когда писал, что под властью алафи- нов в период наивысшего могущества державы находились вся Иоруба и Бенин (93, с. 174]. Более прав его соотечественник, современный исследователь Дж. А. Атанда, по мнению которого держава Ойо никогда не включала всю Иорубу, оставаясь тем не менее крупнейшим и сильнейшим государством из всех, когда-либо созданных этим народом [316, с. 13]. Он определяет восточную границу Ойо (с другими йорубскими государствами и Бенином) линией, начинающейся от побережья близ Бадагри и тянущейся далее на север вдоль западных рубежей государства Иджебу до р. Ошун у Апому и затем по течению реки до Эде. Между Эде и Ошогбо восточная граница пересекала р. Ошун и шла от Икируна и Ирагбиджи на восток через город Ада, затем между Ире и Игбаджо, Иреси и Отан, затем — вдоль западной границы территории Игбомины по р. Нигер, огибая территорию Джеббы. Северными рубежами Ойо служили реки Нигер и Моши, на западе все дагомей- ское царство входило в Ойо. На юго-западе границей державы Ойо было побережье нынешней Республики Бенин [316, с. 13].
Основой экономики всех йорубских государств, включая державу Ойо во все периоды ее существования, было мотыжное земледелие. В европейских источниках периода упадка Ойо (более ранних свидетельств нет) отмечается процветающее состояние сельского хозяйства: обширные площади под обработкой, хорошо ухоженные поля, разнообразие сельскохозяйственных культур (ямс, просо, кукуруза, хлопчатник, бана-
26


мы и другие фрукты, овощи) и обилие продовольствия на местных рынках [201, с. 6, 12, 59; 211, с. 59, 165, 179—186, 202; 202, <\ 232, 239]. В хозяйствах имелись лошади, овцы, козы, домашняя птица. Правда, из-за мухи цеце скот был малорослым, мясо ценилось очень дорого. Недостаток в животной пище основная масса населения восполняла за счет охоты и собирательства, и на рынках йорубских городов бойко шла торговля мелкой живностью [211, с. 179—180].
Рядовое домохозяйство в своей основе было самообеспечивающимся. Это не исключало ясно выраженной специализации некоторых ремесел. Продукция ткачества, гончарства без гончарного круга, кузнечного дела, резьбы по дереву и некоторых других ремесел была, по крайней мере в начале XIX в., представлена на внутренних рынках. Наиболее квалифицированные специалисты обслуживали царя и знать, минуя рынок, и находились под их покровительством [93, с. 123; 461, с. 73]. О тканях местного производства как одной из главнейших статей йорубского экспорта в другие страны Африки и даже (через европейских посредников) в Бразилию часто упоминается в европейских источниках в XVIII и начале XIX в. [213, с. 125, 138; 201, с. 57; 211, с. 112—113; 202, с. 263, 269—270].
Основу социальной структуры йорубских городов-государств составляла общинная организация. Производство прибавочного продукта и экономические возможности для обособления управляющего слоя появились в условиях нераспав- шихся родовых связей. Земля и титулы наследовались не отдельными лицами, а в рамках кровнородственных коллективов идиле, или патрилиний,— групп лиц, прослеживающих происхождение от общего предка по мужской линии, соблюдающих экзогамию, имеющих общее родовое имя и общего духа- покровителя, общие запреты на некоторые виды пищи. К доколониальному Йорубаленду вполне применимо замечание У. Б. Шваба о том, что членство в идиле было «одним из первых детерминантов общественных, экономических и политических ролей личности» ([478, с. 301}. Каждый город был средоточием этих кровнородственных коллективов. Члены идиле (нередко ее сегмент) составляли ядро обитателей традиционного йорубского жилища агболе, или компаунда. Этот территориально-родственный коллектив был первичной общественной и политической ячейкой йорубского общества.
Подавляющая масса населения йорубских государств — общинники — сохраняли экономическую и личную самостоятельность в качестве членов кровнородственных коллективов идиле. Они владели основными средствами производства и были лично свободными. Земля являлась коллективным достоянием городской общины и рассматривалась как естественное условие производства и существования общины. Размеры участков, занимаемых по праву вольной заимки, определялись про¬
27


изводственными возможностями семей. Каждая патрилиней- ная группа идиле была полным хозяином своего земельного владения.
Наряду с этим существовал привилегированный вид земельной собственности, так называемые титульные земли. После смерти царя они переходили к наследнику его титула. Обычное право рассматривало титульные земли как форму общественной собственности, как фонд для обеспечения расходов по управлению государством. Правитель, который использовал титульные земли не в соответствии с обычаем, мог быть низложен. Доходы, получаемые от эксплуатации титульных земель, считались народным достоянием [419, с. 47], однако правитель имел право на присвоение «львиной доли за сохранение и поддержание в порядке собственности трона» [88, с. 87}.
Иорубское общество характеризовалось сравнительно высокой степенью социальной и имущественной дифференциации. Наиболее ярким выражением роста имущественного неравенства было распространение кабального должничества — так называемой системы ивофа, отличавшейся от рабства тем, что кабальный оставался лично свободным и не терял прав на землю.
В правовом отношении общество делилось на рабов и свободных. Невольники были бесправны, их жизнь и имущество считались собственностью хозяина. Главной сферой применения рабского труда было замледелие. Это был уровень домашнего рабства. Рабы вливались в первичные социальные ячейки агболе, становясь неравноправными партнерами свободных. Они получали в пользование орудия труда и земельный надел, могли построить себе хижину и обзавестись семьей. Рабы рекрутировались в основном из военнопленных. Соплеменника не разрешалось обращать в раба, за исключением лиц, осужденных за тяжкие преступления.
Особое место занимала сравнительно небольшая часть привилегированных рабов, включенных наряду с родовой по происхождению знатью в состав складывающегося аппарата государственной власти. Они участвовали в присвоении прибавочного продукта, создаваемого рядовыми свободными общинниками, кабальными людьми-ивофа и рабами, и стояли выше родовых общинников по своему социальному и имущественному положению.
Господствующий слой йорубского общества образовывал длинную иерархическую лестницу носителей титулов. Место в системе должностей иерархии давало носителю того или иного титула право на отчуждение доли прибавочного продукта, создаваемого непосредственными производителями.
На вершине должностной иерархии стоял царь — оба. Он был богатейшим человеком в государстве. Его доходы склады-
28


ммлись из следующих основных источников: 1) регулярная чань продуктами и ремесленными изделиями один раз в год с подчиненных городов и зависимых территорий (в форме подарков на празднике урожая); 2) трудовые повинности, накладываемые на все население государства под видом общественных работ (строительство и ремонт царского дворца и участие в обработке титульных земель); 3) специальные поборы для жертвоприношений богам от имени народа; 4) дополнительные нерегулярные поборы (например, по случаю пожара или стихийных бедствий); 5) торговые пошлины на товары, провозимые через ворота города; 6) торговые привилегии во внешней торговле, включая работорговлю; 7) конфискация собственности преступников, отчуждаемая обой от имени государства; отчисления от других судебных сборов; 8) наследование имущества умерших подчиненных вождей; 9) обычай «дарения» царю лучших ремесленных изделий; 10) военная добыча; 11) эксплуатация рабского труда.
Получаемые этими путями богатства в значительной мере перераспределялись среди подчиненных вождей и придворных, отчасти при жизни царя (жертвоприношения, раздача подарков на ежегодных культовых празднествах и т. п.), отчасти после его смерти в соответствии с традиционными правилами наследования движимой царской собственности, считавшейся своего рода общественным достоянием. По обычному праву львиную долю царских вдов, рабов, кабальных должников, лошадей и одежды получал преемник умершего царя, а остальное распределялось между детьми предшественника умершего царя, его собственными многочисленными сыновьями и дочерьми, а также подчиненными вождями. Распределение не затрагивало только двух видов царской собственности: царских регалий и дворцовых слуг-рабов. И то и другое переходило в наследство от одного правителя другому (370, с. 143—144).
По представлениям йоруба, оба обладал сверхъестественной силой, благодаря которой он мог осуществлять свои обязанности опекуна городской общины и ее заступника перед богами. Развитый культ священного царя был теснейшим образом связан с земледелием.
Правитель (оба) Ойо имел титул алафин (хозяин дворца). Обычай давал ему право низложить правителя любого подвластного города, объявлять войну. Он был высшей судебной инстанцией и верховным жрецом. В его ведении находились рынки и внешняя торговля государства.
Решения алафина имели силу только в том случае, если получали одобрение ойо меси — совета семи знатнейших сановников государства. Их титулы наследовались в пределах нескольких идиле (патрилиний).
Члены ойо меси служили связующим звеном между царем и рядовыми общинниками через цепочку нижестоящих вож¬
29


дей. Вместе с тем они составляли замкнутую корпорацию родовой знати, образовавшуюся из тайного союза Огбони. Как и другие тайные союзы, Огбони по своему происхождению был элементом родового общества. Жрецы культа обосновывали свою власть причастностью к тайнам духа земли, которому они служили. По обычаю, союз Огбони был наделен правом выбирать и возводить на престол царя (или вождя), управлять вместе с ним и решать судебные дела, связанные .с пролитием крови [88, с. 90]. В Ойо эти функции членов Огбони были узурпированы верхушкой союза — представителями знатных родов, включая ойо меси, и жрецами культа.
Во главе совета семи стоял башорун, один из самых влиятельных членов огбони. Он возглавлял государство в трехмесячный период между смертью старого царя и вступлением на престол нового. Ежегодно во время празднеств в честь бога войны Огуна башорун советовался с богами о том, угоден ли им царствующий алафин. В случае отрицательного ответа оракула царю предлагалось покончить с собой. Этот обычай должен был соблюдаться неукоснительно.
По мере укрепления царской власти расширялся царский двор. Он создавался из двух категорий придворных, диаметрально противоположных друг другу по происхождению: 1) из жен и родственников царя; 2) из рабов самых разных рангов — от уборщиков и слуг до высших придворных должностей.
Собственно управлением занималась по преимуществу вторая категория придворных, состоявшая из рабов различных рангов. Среди них выделялись численностью и влиянием рабы-евнухи. Три евнуха выполняли роль ближайших помощников царя.
Вслед за евнухами следующее по значению место занимали илари. Они рекрутировались из дворцовых рабов и военнопленных и служили телохранителями, или «смотрителями царской головы», гонцами, привилегированными слугами и сборщиками дани с покоренных народов. В награду за службу илари пользовались правом отчисления в свою пользу некоторой доли дани с подчиненных городов и деревень. Особо важным, доверенным илари цари отдавали в кормление города или кварталы [93, с. 62).
Полицейский аппарат двора — царские палачи и охранники, тету,— рекрутировался из рабов и их потомков. Сборщиками торговых пошлин на царских рынках и у городских ворот также были рабы.
Опираясь на многочисленный штат двора, царь мог сосредоточить в своих руках высшие судейские и карательные функции, контролировать сбор дани и пошлин, оказывать идеологический нажим на население через преданных ему евнухов — жрецов Шанго. И все же процесс обособления публичной вла-
30


пи, создания органов насилия, противостоящих народу, был 1.1ЛОКО не завершен.
Каждый сборщик имел право носить оружие и быть воином. Войско создавалось как народное ополчение. Структура войска была тесно связана с делением городского населения на компаунды и кварталы по территориально-родственному признаку. Субординация в армии, в общем, соответствовала городской субординации. Наряду с народным ополчением имелись привилегированные воинские части.
Для Ойо, как и для других йорубских городов-государств, характерна неразделенность политико-административной и судебно-полицейской власти. Судебно-полицейские функции выполняли несколько институтов, начиная с бале — старейшины агболе. В основе судопроизводства лежали нормы обычного права. Считалось, что царь не законодательствует, а лишь истолковывает древние обычаи, выполняя советы богов.
По мере превращения Ойо из города-государства в обширную державу развивались «имперские» институты. Подчиненные города имели своих наследственных правителей, носивших титулы оба или бале, и были связаны со столицей отношениями данничества. В большинстве случаев размер дани фиксировался [413, с. 100]. Кроме того, подчиненные города были обязаны давать людей в ополчение Ойо. Во главе отрядов, набранных вне столицы, стоял главнокомандующий — аре она какамфо (далее в тексте — какамфо), назначавшийся алафином. Правители подчиненных городов находились под довольно жестким контролем центрального правительства. Алафин возводил на трон и низлагал провинциальных об или бале. Подчиненные города всецело зависели от столицы во внешней политике. Все важные судебные дела были также передоверены алафину, точнее, одному из его главных евнухов.
Держава Ойо была разделена на провинции (экун) во главе с правителями, являвшимися промежуточными звеньями администрации между алафином и правителями других провинциальных городов. Система провинций была построена не единообразно, и главы разных провинций обладали не одинаковым объемом власти. В свою очередь, промежуточной инстанцией между ними и алафином были столичные «патроны» — носители титулов, рекрутируемые из разных социальных групп: дворцовых рабов, дворцовых женщин, членов царского рода, вождей нецарского рода. По мере укрепления державы Ойо вождей-патронов нецарского рода все чаще заменяли привилегированные дворцовые слуги или члены царской идиле 1413, с. 109]. Главной функцией патронов был контроль над выполнением даннических обязанностей правителей провинциальных городов. Помимо патронов провинциальные города имели официальных царских наблюдателей — аджеле, которые посылались туда в качестве резидентов и царских шпио¬
31


нов. Как правило, аджеле рекрутировались из числа дворцовых рабов. Административный контроль подкреплялся религиозными санкциями. В подчиненных городах насаждался культ Шанго, бога грома и молнии, отождествляемого с одним из первых алафинов. Организация культа Шанго в провинциальных городах контролировалась из столицы.
Экспансия Ойо в XVII—XVIII вв. сопровождалась борьбой за власть между царями и родовой по происхождению знатью, стремившейся использовать в этой борьбе обычаи ограничения царской власти, уходившие корнями в эпоху народоправства. В период расцвета Ойо и максимального расширения ее военной экспансии почти ни один из царей не умирал естественной смертью. Начиная с 21-го царя все большее значение во внутриполитической жизни Ойо приобретала борьба за власть между царем и башоруном. Цари укрепляли свой двор и органы принуждения (палачей, судей, личную гвардию) за счет рабов. Родовая знать пыталась свести на нет значение царского рода, ослабив позиции соправителя царя (обычно его сына) — аремо. Начиная с 22-го царствования был введен обычай насильственного самоубийства аремо после смерти его отца.
После самоубийства алафина Онишиле в середине XVIII в. к власти пришел башорун Гаха (видимо, в 1754 г.) (413,
с. 242; 310, с. 339} Не имея возможности открыто надеть царскую корону, башорун фактически правил страной не менее двух десятилетий (ориентировочно до 1774 г.). Гаха направил свои усилия на установление внутреннего порядка в стране, ре шительно и жестоко пресекая все попытки к сопротивлению.
Принудив к самоубийству четырех алафинов, Гаха погиб от руки пятого, Абиодуна, который около 1774 г. сумел организовать против него заговор, опираясь на поддержку провинциальной знати и стоявших за ней недовольных масс населения.
Правление Абиодуна (последние десятилетия XVIII в.) освещено в традиции Ойо как зенит славы и могущества державы. Однако уже начало его царствования было отмечено явными признаками распада «империи».
Покоренные народы использовали волнения в столице для начала борьбы за свержение гнета Ойо. Во второй половине 70-х годов XVIII в. восстали эгба. Бедные земли Эгба, так же как и соседнего Эгбадо, имели важное стратегическое значение: через лих проходил главный торговый путь из Ойо к побережью. После завоевания территории эгба, начатого еще при Обалокуне, в их города и селения были посланы илари. Они насильственно насаждали среди эгба культ Шанго (обожествленного алафина Ойо) и обложили их непомерными поборами. В преданиях эгба сохранилось имя человека, осмелившегося организовать восстание против Ойо,— Лишаби. Под
32


iTo руководством в каждом городе и селении на базе союзов изаимопомощи земледельцев (эгбе олорогун) были созданы тайные военные организации по образцу войск Ойо.
йорубские историки расходятся в определении точной даты восстания. С. Биобаку полагает, что оно произошло между 1775 и 1780 гг., когда центральная власть в Ойо была ослаблена борьбой между алафином и башоруном Гахой [330, с. 8—9}. И. Акинджогбин связывает начало восстания со временем оттока сил Ойо на север для укрепления границ с Бари- ба и Нупе (80-е годы XVIII в.) [310, с. 458]. По сигналу Ли- шаби члены эгбе олорогун напали на илари и перебили их (более 600 в общей сложности). Алафин Абиодун послал против восставших войска Ойо, но не мог их подавить. Эгба прекратили уплату дани алафину, провозгласили полную независимость от Ойо, однако не смогли сохранить ее в полной мере. В XIX в. часть территории эгба по-прежнему входила в состав Ойо.
Успешное восстание эгба явилось началом распада йоруб- ской державы. В 1781 и 1784 гг. дагомейский царь нарушил договор об уплате дани, а в 1818 г., когда дагомейский престол занял Гезо, отказ от даннических отношений был подтвержден убийством чиновников Ойо, посланных в Дагомею. Попытка Ойо восстановить статус-кво военными действиями успеха не имела. Более того, в XIX в. дагомейцы перешли в наступление, постоянно тревожа юго-западные окраины Ойо. В начале XIX в. от власти Ойо освободились также области, населенные тапа (нупе), бариба, попо.
Бенин в XVII—XVIII вв.
Судя по европейским источникам, конец XVI и XVII в. были вершиной культурного развития царства Бенин. В начале XVII в. анонимный датчанин, скрывавшийся под инициалами Д. Р., восхищался размерами, планировкой и укреплениями столицы. Во второй половине XVII в. Даппер назвал Бенин «великим». Позднее, в начале XVIII в., Ниендаль сообщает об обезлюдении города в результате длительной гражданской войны. По данным XVIII в., могущество Бенина было частично восстановлено. Однако европейские путешественники XIX в. снова пишут об упадке местной культуры.
Так же как и в йорубских городах-государствах, основу экономики Бенина составляло подсечно-огневое и переложное земледелие; население культивировало ямс и масличную пальму, а также просо, земляные орехи, перец, бобы. Переход к земледелию в этом районе был осуществлен на базе орудий каменной индустрии.
Высокое развитие отдельных ремесел засвидетельствовано
3 Зак. 203
33


данными археологии и европейских письменных источников. Наибольших достижений бенинцы добились в области ткачества и обработки дерева и металлов. При археологических раскопках квартала «клерков» (на дворцовой площади города) были обнаружены остатки ткани, датируемой XIII в. Исследование ткани английскими специалистами показало, что она была исполнена «квалифицированными ремесленниками, представлявшими весьма развитую цивилизацию» [91, с. 251}. Всего вероятнее, что эта ткань была произведена в Бенине. В XVII в. Бенин был известен европейским купцам как крупный экспортер тканей местного производства.
Как установили исследователи XX в., Бенинское царство состояло из столицы и нескольких сот больших и малых деревень, населенных патрилинейными большими семьями. В отличие от йорубских государств территориально-общинные связи здесь преобладали над родственно-общинными. Важной формой социальной организации были три возрастные группы: старейшин, управлявших деревней и являвшихся промежуточным звеном между центральной властью и рядовыми общинниками; взрослых мужчин; молодежи, на чью долю приходилась большая часть общественных работ. Во главе деревни стоял старейший мужчина — одионвере. Однако во многих деревнях его власть отчасти дублировалась и ограничивалась наследственными вождями энигие (ед. число — оногие). Большинство таких вождей происходило из царского рода.
По-видимому, не существовало четко регламентированного распределения функций между одионвере и оногие: в каждом данном случае оно зависело от реального соотношения сил. Совет старейшин, опиравшийся на деревенскую общину, мог успешно противостоять притязаниям оногие. Вместе с тем последний был теснее связан с центральной властью. В его функции входил сбор дани для обы, организация публичных работ в пользу центральной власти и воинской повинности в случае войны. Назначение оногие на пост осуществлялось с разрешения обы, после периода инструктажа при царском дворе.
Деревни были связаны со столицей отношениями данни- чества. Обязательная дань ямсом, пальмовым маслом, рабами, скотом собиралась дважды в год. Кроме того, население могло облагаться дополнительными поборами от случая к случаю. В отличие от довольно четкого административного деления державы Ойо Бенинское царство подразделялось не на территориальные единицы, а на своего рода кормления, управляемые из центра носителями специальных титулов — онотуей- евбо (дословно, «тот, кто приветствует обу от народа») [511, с. 274}. Они были главными посредниками между обой и деревенской общиной в области контроля над сбором регулярной дани, подачи прошений в суд обы, доведения до сведения глав деревень приказов и инструкций царя. Кормления могли со-
34


г го ять из одной деревни, группы деревень или из довольно крупных вождеств. Половину дани владельцы кормлений обязаны были отдавать царю. Они должны были жить в столице; ('бор дани и другие поборы осуществляли слуги, передававшие их инструкции деревенским властям.
Время от времени оба перераспределял кормления и рассредоточивал их в разных местах государства. Кормление даровалось вместе с титулом, а большинство последних были не наследственными в Бенинском царстве.
Европейцы, посещавшие Бенин в XVII—XVIII вв., отмечали социальное неравенство и высокую степень иерархизации бенинского общества. Носители тех или иных титулов отличались друг от друга одеждой, украшениями и другими атрибутами своих должностей, например количеством коралловых ожерелий, формой меча, манерой носить ножные браслеты, прической и т. п. Одежда и украшения, присущие каждому рангу, были строго регламентированы.
На вершине должностной иерархии находился священный царь оба, обладавший по бенинским понятиям магической силой, которую он, как ожидалось, использовал в интересах своего народа. Традиция окружала его ореолом святости, наделяла сверхъестественными свойствами.
Положение обы как высшей религиозной и политической власти, возвышавшегося над рядовой маосой общинников, отражалось в физическом отделении его двора и тесно связанных с ним лиц от остального города Бенина и от народа. Считалось, что все подданные находились под контролем обы и он мог вмешиваться даже в их личные дела [511, с. 272]. Одной из главных прерогатив обы было, по-видимому, его право наделять титулами своих подданных. Это давало ему возможность плести тонкие политические интриги, подбирая кандидатов для тех или иных титулов, распределять в своих интересах посты и манипулировать сложной системой должностной иерархии. Он имел право учреждать новые титулы, определять объем соответствующей им власти. Царь мог также перераспределять податные единицы, связанные с конкретными титулами и должностями {336, с. 40—42].
Как и в йорубских городах-государствах, оба Бенина рассматривался обычным правом как опекун совокупного земельного фонда царства — коллективного достояния свободных бини. Оба мог даровать и перераспределять землю из свободного земельного фонда. Он имел право лишать человека земли, если тот совершал крупный проступок, например отваживался на бунт против царя. Небини Могли быть наказаны лишением права землепользования, если они отказывались от уплаты дани обе. В пределах этих ограничений общинник был полным хозяином и распорядителем своего надела (511, с. 275].
По свидетельству европейцев, оба был очень богат. Его бо¬
3*
35


гатство исчислялось раковинами каури (выполнявшими роль местной валюты), скотом, ямсом, одеждой, слоновой костью и предметами роскоши. Доход царя складывался примерно из таких же источников, как и доходы правителя Ойо: регулярной дани продуктами два раза в год с деревень царства и с зависимых территорий; трудовых повинностей общинников от случая к случаю (например, для ремонта царского дворца); поборов с деревень и вождей города Бенина для жертвоприношений богам от имени народа; дополнительных поборов в экстраординарных случаях (например, в связи со стихийным бедствием); торговых пошлин, взимаемых вождями у семи ворот города Бенина; царской монополии на торговлю с европейскими купцами; взносов кандидатов на титульные должности; судебных сборов; военнопленных-рабов; преимущественного права на изделия бенинских ремесленников; военной добычи; эксплуатации рабского труда.
Власть царя была ограничена родовой знатью. На протяжении всей бенинской истории прослеживается борьба между царями, пытавшимися править единолично, и верхушкой родовой знати, имевшей опору в среде рядовых общинников.
Высшая группа титулованной, родовой по происхождению знати называлась узама н’ихинрон. Традиция связывает членов этой группы — их было шестеро — со старейшинами, некогда призвавшими Оранмияна на бенинский трон. Узама жили за пределами внутренней городской стены. Они были наследственными территориальными правителями и имели под своим управлением деревни, с которых получали регулярную дань. Управление деревнями и связанные с ними доходы не зависели от милостей обы. Царь не мог вмешиваться во внутренние дела в их владениях.
По своим функциям в складывавшемся государственном аппарате Бенина члены узама н’ихинрон играли роль совета родовой знати и выборщиков царя. На протяжении бенинской истории прослеживается постепенное ослабление их влияния по мере укрепления царской власти. Одним из самых ярких свидетельств этому было введение, по-видимому, в XV в. в состав узама н’ихинрон седьмого члена — наследника царского трона эдайкена. Благодаря утвердившемуся в начале XVIII в. праву первородства при наследовании царской власти значение узама как выборщиков царя было весьма невелико. По своему политическому влиянию узама были неизмеримо слабее ойо меси в Ойо. Поскольку в Бенине не патрилинейные группы родичей, а большие семьи были первичными ячейками, владевшими землей, узы родовой солидарности не имели у би- ни того значения, как у йоруба, и узама не могли полагаться, подобно ойо меси, на мощную поддержку своей родовой группы. Кроме того, в отличие от ойо меси они не обладали административной и судебной властью над кварталами столицы.
36


Торжественный выход царя. Бенин, XVII в.
Поэтому в политическом и экономическом отношении они сильнее, чем ойо меси, зависели от милости царя.
Наибольшей реальной властью среди узама располагал эзомо — главнокомандующий. Успешные войны доставляли ему много рабов и другого богатства. Эзомо был единственным1 человеком в Бенине, кроме царя, которому было позволено* иметь церемониальный зонт.
Политическими соперниками узама н’ихинрон при дворе обы были три дворцовых общества — три группы придворных ( оту) из свободнорожденного населения Бенинского царства. Расширяясь и укрепляясь по мере усиления царской власти, эти общества образовывали сложную систему титулов и рангов. Каждое общество имело отдельные помещения во дворце и выполняло функции по обслуживанию обы и его семьи. Все три дворцовые ассоциации имели доступ к дворцовым доходам и складам.
Каждая ремесленная «гильдия» Бенина была связана с одной из дворцовых ассоциаций, и ремесленники были обязаны делать подарки дворцовым чиновникам. Дворцовые чиновники имели также «кормления» — деревни, с которых они получали дань продуктами или услугами.
37


Членство в дворцовых ассоциациях не обязательно передавалось по наследству детям. Царь имел право даровать его любому свободному жителю Бенина, он мог также создавать совершенно новые титулы и приписывать их к одному из дворцовых обществ. Внутри последних существовала градация из пяти ступеней.
«Войти во дворец» было первым шагом к получению титула. Практически любой свободнорожденный простолюдин при условии уплаты вступительного взноса мог занять низшую нетитулованную должность во дворце и ожидать в будущем получения титула, что целиком зависело от воли царя. Продвижение по иерархической лестнице зависело также от соревнования (кто внесет больший взнос вождям), от родственных связей с вождями и знатью.
Кроме дворцовых ассоциаций в Бенине существовала также иерархия так называемых городских вождей во главе с ийасе. Почти все титулы городских вождей были ненаследственными, и все свободнорожденные бини (кроме узама н’ихин- рон и агнатов обы) могли надеяться на их получение. Городские вожди были влиятельной группой в бенинской должностной иерархии. Они, как правило, имели достаточно сторонников в народе и могли оказывать влияние на царя, так как от них во многом зависели регулярные поступления дани, выполнение общинниками трудовой и воинской повинностей.
В правовом отношении бенинское общество делилось на рабов и свободных. Самые ранние следы ритуальных убийств, обычно ассоциируемых с появлением рабства, датируются XIII в. {91, с. 249]. В письменных европейских источниках первые сведения о рабах и работорговле как о вполне устойчивых институтах в Бенинском царстве содержались у Пашеку Пе- рейры (рубеж XV и XVI вв.) {215, с. 124, 126]. Источниками приобретения рабоЬ был захват в плен иджо, итсекири, ибо и других иноплеменников. В рабов обращали преступников. Рабы также покупались на внутренних рынках [212, с. 101; 415, с. 103; 475, с. 35]. В обычае царей было раздаривать пленников за заслуги знатным бенинцам. На продажу европейцам поступали лишь рабы-иноплеменники. В этом отношении в Бенинском царстве были более строгие правила, чем в Ойо. Например, с конца XVI до конца XVII в. в Бенине действовал запрет на продажу рабов-мужчин за пределы царства [475, с. 45].
С экономической и социальной точек зрения форму рабской зависимости у бини можно классифицировать как домашнее рабство.
Сфера применения рабского труда была очень велика. Например, в европейских источниках о Бенине XVII—XIX вв. упоминаются рабы-водоносы, дворцовая прислуга и администрация, царские конюхи, носильщики, гребцы, земледельцы,
38


ремесленники, торговцы. Большая часть рабов направлялась и земледелие. Они, как правило, использовались на самых тяжелых и грязных работах или заменяли хозяев, когда от тех требовались неприятные виды общественных повинностей.
Рабы были ценностью, которой расплачивались за важные услуги, их дарили в знак поддержания хороших отношений. Например, когда в начале XVI в. бенинский оба послал к королю Португалии посольство, двум его послам было придано 20 рабов для уплаты в пути по мере надобности и четыре раба — капитану корабля в качестве платы за проезд (475, с. 46].
Рабы, занятые в земледелии, кормились с выделенных им участков, которые они могли обрабатывать определенное число дней в неделю, и должны были выполнять отработки (во многих случаях фиксированные) на господском поле. Экономическая зависимость рабов, занятых в торговле и ремеслах, заключалась в уплате хозяевам оброка, а сборщики торговых пошлин могли оставлять себе долю выручки от пошлинных сборов. На службе у знатных людей также находились десятки и сотни привилегированных рабов — домоправителей, телохранителей и личных слуг. Особую рабскую прослойку составляли служанки и дворцовые рабыни, карлики, шуты, различного рода лица, паразитирующие при царских дворцах и в домах знати. Вместе с родовой но происхождению знатью они участвовали в отчуждении прибавочного продукта, создаваемого рядовыми общинниками и рабами, занятыми в производстве.
В целом о рабах в доколониальном Бенине можно говорить как о правовой категории личнозависимых людей. По своему социальному, имущественному положению, по роли в создании и присвоении прибавочного продукта, по месту в складывающейся системе экономической эксплуатации они не составляли единого целого, распадаясь на множество прослоек.
В Бенине в отличие от йорубских государств было гораздо больше ненаследственных титулов. Деревенский старейшина (низшая ступень должностной иерархии) не наследовал свой титул, как у йоруба, а избирался на должность из мужчин старшей возрастной группы. Правда, в некоторых деревнях его власть дополнялась властью наследственного вождя — часто потомка младших сыновей царя или одного из его слуг.
Социально-политическая структура Бенина была менее сложной, чем в Ойо. В то же время верхний управляющий слой был, по-видимому, более многочисленным, чем в Ойо, дворцовая организация была более пышной, осуществлявшей более тесный и непосредственный контроль над низовыми общинами. В засвидетельствованное письменными источниками время бенинские цари были, по-видимому, богаче йорубских и обладали большей властью.
Оба Эхенгбуда, правивший в начале XVII в. (по хроноло¬
39


гии Эгхаревбы — в конце XVI в.), был последним бенинским царем-завоевателем. При нем произошло прямое столкновение бенинских войск с войсками Нуле или Ойо, а также велись успешные войны с йорубскими государствами (Акуре, Илеша и Ово). После Эхенгбуды цари уже не принимали непосредственного участия в битвах. Вместо них войско возглавлял ийасу — главное лицо в ассоциации городских вождей. Передача ийасу военного руководства привела к временному ослаблению царской власти и укреплению позиций городских вождей. На протяжении почти всего XVII века происходили перемены в соотношении функций священных царей: рост сакрализации власти и пышных дворцовых церемоний сопровождался уменьшением реального влияния царя, превращавшегося в затворника в собственном дворце.
В конце XVII в. оба опять укрепился на троне, воспользовавшись борьбой за .власть между городскими и дворцовыми вождями. Традиция сохранила память об Акензуа I (начало XVIII в.) как об одном из богатейших царей в истории Бенина [92, с. 52]. По преданию, следующий оба, Эресойен, для демонстрации своего богатства выстроил дом, стены и крыша которого были облицованы раковинами каури — главным средством денежного обращения в Бенинском царстве [92, с. 53].
Ибо (игбо) — восточные соседи Бенина
К востоку от Бенина лежали земли различных племен ибо. Об их древнейшей истории почти ничего не известно. Археологические раскопки в Игбо-Укву (к юго-востоку от города Они- ча) обнаружили там самую раннюю на территории Южной Нигерии культуру железного века (ранее IX в. н. э.).
Устная традиция ибо не сохранила упоминаний об этой культуре, некогда процветавшей на их землях. Пока ничего не известно ни о ее возрасте, ни о масштабах распространения.
По-видимому, первоначальный центр расселения ибо находился в современных районах Авка и Орлу, откуда они распространились на юго-восток (основная волна) и в меньшем числе на запад, за р. Нигер. В силу исторических и природно- климатических причин (наличия больших пространств с бедными почвами, низкой продуктивности земледелия, трудностей создания коммуникаций, что способствовало изоляции общин) социально-экономическое развитие народа ибо протекало замедленно. В доколониальный период он не создал государственности.
Основной политико-административной единицей у ибо была деревня, в некоторых случаях — союз деревень, связанных друг с другом культурным единством, общим божеством — покровителем данного союза и общим рынком. Управление де¬
40


ценней находилось в руках старейшин — глав патрилиний, являвшихся основными социальными ячейками. (В некоторых районах был принят двойной счет родства, т. е. по отцу и по матери.) В предколониальный период среди ибо насчитывалось около 600 отдельных деревенских общин, а в каждой деревне жили в среднем 5 тыс. человек. Деревни объединяли несколько патри- или матрилиний или их сегментов.
Важную роль в общественной жизни играли возрастные классы. В большинстве общин ибо все дети, родившиеся в определенный отрезок времени (обычно в течение трех лет), составляли мужской или женский возрастные классы. Официальное посвящение в члены возрастного класса (инициация) происходило, когда дети достигали примерно 15 лет, и осуществлялось посредством специальных обрядов, завершавшихся получением имени. Мужские возрастные группы играли гораздо более активную роль в обществе, чем женские, и подразделялись (в соответствии с возрастом и общественными функциями) на несколько категорий: младшую возрастную группу,, чьей главной функцией была подготовка к взрослой жизни;, среднюю (молодых мужчин), на которых лежало основное бремя общинных работ — от расчистки лесных троп до защиты деревни от врагов и диких зверей; группу старейшин, которые управляли деревней.
Другим типом социальной организации, пересекавшей по вертикали деление по родству, были различного вида титульные общества (т. е. общества, объединявшие лиц, желавших добиться того или иного деревенского титула) и тайные союзы. Большинство деревень имело хотя бы одно титульное и одно тайное общество, а многие деревни по нескольку. Обладание титулом было выражением богатства или по крайней мере состоятельности человека, ибо для вступления в союз требовалось устроить большой пир для его членов. Кроме того, необходимо было внести вступительный взнос. При выполнении этих условий любой житель деревни мог стать членом общества. Тайные союзы были связаны с отправлением тайных культов различных сверхъестественных существ. В отличие от титульных обществ вступительные взносы в тайные союзы, как правило, были доступны всем житёлям деревни. Обладатели титулов имели больший вес в деревне, чем ее остальные жители, и они играли ведущую роль в принятии решений. Важнейшие дела, например объявление войны или выбор вождя, решались на народных собраниях всего взрослого мужского населения деревни.
Большую роль в восточнонигерийском обществе играли те лица, авторитет которых не был связан с возрастом, титулом или богатством, а зависел исключительно от личных erfo- собностей и достоинств человека. Влияние такого лидера могло быть непрочным: как только он переставал успешно пред¬


ставлять интересы поддерживающих его лиц в переговорах с подобными ему лидерами в его деревне или из окрестных деревень, так сразу же терял и свое влияние.
Общество было бесклассовым, но в нем уже намечалось имущественное расслоение, в среде свободных общинников распространялось кабальное должничество и домашнее рабство.
Человек мог заложить себя за долги и работать в хозяйстве кредитора вплоть до выплаты долга, не теряя при этом статуса свободного общинника. Со смертью должника долг ложился на его родственников. Заклад, таким образом, мог передаваться по наследству от отца к сыну. По наблюдениям европейского миссионера, долго жившего среди ибо, по сути дела нельзя было заметить разницы между рабами и кабальными должниками, за тем исключением, что кабальные, будучи членами той же общины, что и их хозяева, не могли быть использованы для человеческих жертвоприношений или для ритуальных пиршеств. Для этих целей изыскивали рабов на стороне [199, с. 108). Рабский труд применялся преимущественно в земледелии. Раб имел право построить себе хижину, обзавестись семьей и возделывать участок земли, для обработки которого ему отводился каждый четвертый день. Кроме работы на хозяйском поле рабы были обязаны принимать участие в ремонте хозяйской усадьбы. В случае, если хозяину нужны были средства для покупки почетного титула, строительства нового дома, он мог потребовать от раба дополнительных сборов. Рабы использовались и для ритуальных церемоний. Например, во время похорон старейшины в могилу с ним живыми закапывали молодых здоровых рабов 15—16 лет (предполагалось, что они будут гонцами и личными слугами вождя в загробном мире) [199, с. 123).
Доколониальные ибо находились на стадии родо-племенного строя эпохи его разложения. Наиболее развитые в социальном и политическом отношении племена жили в западной части Игболенда, в сфере влияния Бенина.
Ибо были объектами атлантической работорговли на протяжении XVI—XIX вв., но больше всего невольников из Игболенда поступало на рынки Бенина в XVIII в. По подсчетам современника и участника событий Дж. Адамса, между 1786 и 1800 гг. из 20 тыс. рабов, продававшихся в Бенине ежегодно, не менее 16 тыс. составляли ибо (193, с. 129).
Государства-посредники в Дельте Нигера
Не позднее начала XVII в. в восточной части Дельты Интера стала складываться система своего рода городов-государств, торговых посредников между европейскими работор-
42


Государства Дельты и их соседи в XVIIÏ Вт


говцами и поставщиками живого товара из глубинных районов Нигерии. Среди них самыми крупными были Нем'бе (Брасс), основанный выходцами из Обиамы и Варри в середине XV в. и выросший в город-государство в XVII в.; Элем Калабари (Новый Калабар), или Овоме, образованный племенами иджо из Центральной Дельты; Бонни и Окрика. Представители национальной нигерийской историографии родом из Дельты считают, что зарождение государственности в Восточной Дельте можно отнести к XIII—XV вв., однако эти даты нуждаются в более веском подтверждении в ходе дальнейших исследований [505, т. 1, с. 338].
До появления европейцев на Верхнегвинейском побережье на заболоченных островках Восточной Дельты жили племена иджо, существовавшие за счет рыболовства, охоты, собирательства; они торговали с общинами, которые сочетали рыболовство и собирательство с земледелием. Высшей формой их политической организации была деревня, состоявшая из кварталов поло и субкварталов вари (домохозяйств, ядром которых были группы кровных родственников). Деревня управлялась собранием всего взрослого населения во главе с амай- анабоу выбираемым из вари или поло и ведущим происхождение от основателя деревни. Амайаиабо председательствовали на собраниях, выполняли жреческие функции и предводительствовали в войнах. Начало атлантической работорговли способствовало усилению власти амайанабо, поскольку именно они представляли деревню в сношениях с европейцами и к ним поступали торговые пошлины от европейских купцов. Их власть еще более усилилась после того, как под влиянием работорговли в Дельте возник и развивался в течение XVII— XIX вв. новый тип социально-политической организации — так называемый дом (хауз), копировавший структуру кровнородственных групп вари. Дома представляли собой искусственно созданные вари, где в отличие от подлинных члены домохозяйства не были связаны между собой кровным родством, а имитация родственных связей создавалась посредством ритуальных действий и обрядов.
Система домов выполняла важную функцию: она способствовала превращению раба-чужеземца в члена общины и родича всем остальным жителям дома. Обряд второго рождения раба в качестве члена дома включал в себя ритуальное бритье раба и изменение его имени. Старшая женщина дома становилась его «матерью». После этого другие члены дома должны были считать его одним из своих родичей. Члены дома обращались друг к другу так, как если бы все они были связаны кровным родством или свойством, независимо от того, какими тутями они были включены в эту искусственную вари.
Псевдородственные связи прикрывали жестокую, основанную на конкуренции, неравенстве и насилии сущность дома —
44


института, порожденного атлантической работорговлей и предназначенного для успешного ее обслуживания.
Титул главы дома передавался не по наследству, а в результате голосования всех взрослых членов дома. В расчет принимались прежде всего способность кандидата руководить, торговать, его богатство. Раб, который успешно осваивал местные обычаи и религиозные верования и либо помогал в торговле главе дома, либо сам приобретал богатство, мог быть избран главой дома.
Организация дома была необходимым условием для успешной предпринимательской деятельности африканцев, действовавших в условиях нераспавшихся родо-племенных связей. Обычно предприимчивый торговец начинал с уплаты большого выкупа за жен, покровительства лицам, попавшим в беду, и рабам; все эти три группы попадали к нему в личную зависимость. Когда он становился достаточно богатым и сильным, чтобы оснастить военное каноэ, вмещавшее около 30 человек, он уже мог претендовать на титул главы дома.
Положение главы дома означало, что такой человек имел достаточно преданных и зависимых от него людей и средств для защиты общины от военного нападения. Он становился также членом городского совета — наследника деревенского собрания, в котором прежний амайанабо превратился в наследственного или выборного правителя. Все дела в совете теперь вершили главы наиболее богатых и удачливых домов. Последние были также воинскими единицами в городах-государствах. Военные каноэ обеспечивали безопасность водных торговых путей, они же обороняли родные общины от пиратства, развившегося в XVII—XVIII вв.
Помимо вари, трансформировавшихся в дома, другие родоплеменные институты народов Дельты также способствовали укреплению системы домов, состоявших из разнородных в этническом отношении элементов. Во всех государствах Восточной Дельты существовали общества удачливых воинов — пери огбо. В них могли вступить мужчины, которые доказали свою доблесть в бою либо убили на охоте слона или леопарда. Удачливый раб через членство в союзе мог стать свободным гражданином (391, т. 1, с. 344). «Клуб сильных» у калабари выполнял также функции террора и устрашения лиц, чья адаптация к новым условиям проходила трудно и недостаточно быстро. Ночами члены ««луба сильных» выходили на улицы селения и убивали тех прохожих, которые отвечали с акцентом на их вопросы [391, т. 1, с. 344).
В XVII—XVIII вв. основу экономической и политической жизни Нембе, Элем Калабари, Бонни, Окрики и более мелких городов-государств Дельты составляла посредническая торговля рабами.
Каждое государство Дельты стремилось развивать систему
45


рынков в прилегающих внутренних районах. Бонни проложил пути на восток и на север для торговли в Охомбеле и других рынках народности ндоки, Окрика контролировал области Икверре и Огони к востоку от рынков Элем Калабари. Между ними было соперничество, борьба за рынки. Так, торговцы Андони и Окрики вели операции в Бонни. Торговцы Нембе расширяли контакты вверх по Нигеру, сталкиваясь с экспансией Калабари в западном направлении, в районе оз. Огута и р. Ораши.
Большая часть рабов для европейцев добывалась африкан- цами-посредниками путем торговли с внутренними районами, а не путем набегов и войн. Люди Абоха, Охомбеле и другие торговцы-посредники добывали рабов, переправляемых в Дельту, глубоко в хинтерланде, главным образом в Игболен- де. Кроме того, некоторые посредники Нембе из Абоха получали невольников, доставляемых по Нигеру из Идаха и других частей Северной Нигерии [391, т. 1, с. 358—359).
Социально-политические сдвиги в XIX в.
Возвышение Ибадана. Бенин
Современные нигерийские историки считают начало XIX в. важным рубежом в истории Западной Африки, включая Нигерию. До этого времени, с их точки зрения, основными историческими процессами были государствообразование и самобытное развитие местных социальных и политических институтов при подчиненном, хотя и возрастающем воздействии факторов, действующих извне; после 1800 г. господствующее влияние на судьбы западноафриканских народов, по их мнению, стали оказывать внешние обстоятельства — проникновение ислама с севера и европейцев с Атлантического побережья.
Несмотря на явную условность рубежа 1800 г., нельзя не согласиться с тем, что как раз в начале XIX в. произошло несколько исторических событий, завершивших и подытоживших социально-политические сдвиги в истории исследуемого региона во второй половине XVIII в. и сыгравших огромную роль в его жизни на протяжении последующих десятилетий. Важнейшие из этих событий — восстание Османа дан Фодио и образование халифата Сокото, распад державы Ойо, наступление третьего этапа атлантической работорговли после ее официального запрещения европейскими державами.
Для державы Ойо вступление в XIX в. ознаменовалось расширением политического кризиса конца XVIII в. Вслед за отделением зависимых территорий начался распад собственно Иорубы. В 1817 г. Афонджа, какамфо Илорина, второго по величине и значению города Ойо, начал метяж против царя. Его успеху способствовало стечение ряда обстоятельств, говоря-
46


щнх о неблагополучии внутри державы Ойо: рост сепаратизма подчиненных об, их готовность изменить алафину, слабость преемников Абиодуна — алафинов Аоле, Адебо, Маку и Мад- жоту. Крайне неблагоприятное влияние на судьбу Ойо оказал инешний фактор — восстание фульбе под руководством Османа дан Фодио, образование халифата Сокото и его экспансия на юг.
Ко времени мятежа Афонджи брат Османа дан Фодио султан Гандо Абдуллах завоевал Нупе. Армии Абдуллаха стояли на северных границах Ойо. Под их контролем оказались традиционные рынки, откуда йоруба получали лошадей для кавалерии, составлявшей ядро йорубского войска. Мятеж Афонджи помог фульбе превратить Илорин в плацдарм для наступления на Ойо. Успеху мятежа способствовало то, что мусульмане в государстве Ойо имели довольно сильные позиции. Ислам стал завоевывать позиции в Ойо с XVII в. В начале XIX в. там был уже целый мусульманский квартал. Большие мусульманские кварталы были в других йорубских городах, например в Игбохо и в Исейине {413, с. 256].
Для укрепления своего положения в Илорине Афонджа пригласил в город в качестве главного жреца муллу Алими, фульбе по происхождению. (Под таким именем в Ойо был известен мулла Салих, проповедовавший около 1813 г. ислам в нескольких йорубских городах — в Огбомошо, Икойи, Куво и, может быть, в самой столице — Ойо-Иле {413, с. 256—257J.) По призыву Алими «все рабы хауса в соседних городах, работавшие до этого брадобреями, сучильщиками веревок и пастухами, теперь оставили своих хозяев и стали стекаться в Илорин под знамена Афонджи, который поощрял выступления рабов против их господ» [93, с. 193J. Беглым рабам были обещаны свобода и независимость. К Афондже присоединилось также много мусульман-йоруба.
Алими намеревался развязать джихад в Иорубе. Он надеялся свергнуть Афонджу и передать управление Илорином в руки фульбе. Он подстрекал рабскую гвардию какамфо к неповиновению и говорил рабам о попытках Афонджи ограничить их свободу. Опасаясь мятежных настроений своей гвардии, Афонджа обратился за помощью к йорубским сепаратистам — обам провинциальных городов. Узнав об этом, рабы подняли открытый бунт и убили Афонджу. Сын Алими Абдуссалами стал первым эмиром Илорина, обложив данью окрестные йорубские города.
В правление алафина Амодо Абдуссалами осадил и разграбил столицу Ойо. Царь умер от разрыва сердца среди развалин своего дворца. Войска Абдуссалами захватили также города Икойи и Гбогун, подчинив себе почти всю центральную часть Ойо. Держава Ойо превратилась в данника Илорина. Более того, эмир Илорина попытался принудить нового алафи-
47


,на Олуэву перейти в мусульманство. Это требование побудило йоруба оказать отпор фульбе. Олуэву собрал большую армию, в которой кроме йоруба участвовали войска Боргу и Никки. Он разгромил фульбе в первом сражении, однако медлил три месяца с нападением на Илорин, и йорубские военачальники предали его, В битве под Илорином Атиба (будущий алафин) со своими войсками ушел из-под стен города, так и не вступив в бой. Воины Боргу бежали, Илорин остался в руках фульбе. Город Ойо в 1837 г. был окончательно разграблен фульбе и разрушен. Тысячи жителей бежали из опустошенной северной столичной области на юг, в лесистую зону, где было трудно действовать коннице. Часть ойо поселилась в окрестностях Иле Ифе. Другие бежали в Эгбадо в город Инуби (в 1841 г. захваченный дагомейцами). Множество жителей Ойо расселились около Ову, разрушенного незадолго до этого силами Ифе и Иджебу, и основали город Ибадан. Другие обосновались поблизости, в Иджайе. Оба города были основаны первоначально как военные лагеря.
Крупнейшее государство доколониальной Нигерии прекратило свое существование. По справедливому замечанию нигерийского историка А. Аджайи, оно было организующим центром для целой системы связей, создавая «некое единство истории на обширной территории между реками Нигером и Вольтой» [391, т. 2, с. 136]. Вместе с армиями, чиновниками и просто переселенцами-колонистами ойо политические институты и культурные достижения государства распространялись часто насильственным путем среди соседних, более отсталых народов. Держава Ойо служила государствоообразующим и культурным центром для огромной территории, населенной не одними только йоруба. Она не только обкладывала данью завоеванные земли, но и охраняла их от внешних врагов, создавая условия для мирного развития. Установленная Ойо сеть торговых связей, караванных дорог, соединивших север и южные ответвления транссахарских торговых путей с побережьем, способствовала экономическому развитию обширного региона.
Падение державы Ойо имело глубокие последствия во всем йорубском регионе: оно привело в движение огромные массы населения, что, в свою очередь, ускорило процессы смешения и интеграции различных этносов, изменило соотношение плотности населения на севере и юге страны, способствовало заселению новых районов, освоению девственных лесов. Оно вызвало к жизни появление новых городов и соперничество между ними в условиях нового соотношения политических сил. Оно способствовало распространению ислама и мусульманской культуры на юг. Оно, наконец, привело к изменению военной стратегии йоруба в условиях переселения из саванны в лесной пояс, где из-за мухи цеце нельзя было использовать конницу в широких масштабах.
48


Несмотря на крайне неблагоприятное стечение внешних факторов — нашествие фульбе с севера и изменение политической ситуации на побережье после официального запрещения работорговли,— йорубская государственность показала достаточную жизнеспособность. Почти сразу же после падения столицы примерно на 130 км южнее ее стал создаваться Новый Ойо. Организатором нового государства Ойо был энергичный алафин Атиба, сын алафина Абиодуна. В юности Атиба был портным, но вскоре предпочел этому ремеслу грабеж и работорговлю, собрав вокруг себя людей вне закона, несостоятельных должников и беглых рабов.
Своей ставкой он избрал Аго. В битве под стенами Илори- па, когда Олуэву пытался отвоевать независимость Ойо, группа знати, включая Атибу, предала алафина Олуэву и увела свои войска с поля битвы. Олуэву был взят в плен и казнен в Илорине [93, с. 287}. Его казнь освободила путь Атибе к трону. Вопреки древним обычаям Атиба короновался не в столице, разоренной войной, а в своей ставке Аго, переименовав этот город в Ойо. Воспользовавшись тем, что не все представители родовой знати поспешили прибыть в новую столицу, Атиба произвел перестановки в государственном административном аппарате. Тех носителей традиционных титулов, которые добровольно пришли к нему с севера, Атиба утвердил в прежних должностях, а отказавшихся явиться по первому требованию сместил с их постов, распределив последние среди людей, помогавших ему завоевать трон: членов царского рода — сыновей и внуков предшествующих алафинов, простолюдинов, своих фаворитов и сподвижников в военных походах прежних лет.
Столь радикальные перестановки стали возможны благодаря тому, что в условиях разорения и опустошения Северной Йорубы, столичных провинций Старого Ойо, распыления общин в результате массового бегства йоруба на юг представители знатных родов, традиционные носители титулов, временно утратили свою опору, свою связь с общинами. Атиба воспользовался этим ослаблением традиционных уз, а также силой своей гвардии из рабов и клиентов. Структура управления и организация Нового Ойо насколько возможно дублировала структуру Старого Ойо [441, с. 48]. Са?л Атиба, видимо, считал себя не столько реформатором, сколько восстановителем государства. Важнейшим нововведением Атибы, способствовавшим укреплению царской власти, была отмена обычая умерщвления соправителя, когда умирал царь, и внедрение правила наследования престола от отца* к сьгну.
Два главных поста в государстве (башоруна и какамфо) Атибе пришлось отдать могущественным военным вождям, правителям Иджайе и Ибадана, новых городов, возвысившихся на развалинах державы Ойо. Это закрепило новую расста¬
4 Зак. 203
49


новку политических сил в Йорубе: усиление городов юга в ущерб старому северному очагу государственности, рассредоточение власти между несколькими центрами и постепенное возвышение Ибадана. Принуждаемый обстоятельствами, Ати- ба дал автономию Ибадану, но зато он ввел новое правило, по которому в отсутствие башоруна его обязанности исполнял один из главных евнухов царя. Тем самым Атиба еще более увеличил роль доверенных рабов в администрации.
Место какамфо — главнокомандующего войсками за пределами столицы — было передано карунми Иджайе. В свою очередь, Ибадану и Иджайе было вменено в обязанность охранять Ойо. Ибадану — с севера и северо-востока от Илори- на, Иджайе — с юго-запада и запада от Дагомеи. Древние города Илуку, Шаки, Гбохо и Киши отходили под непосредственный контроль алафина. Таким образом был приостановлен дальнейший распад страны. Однако, несмотря на усилия Ати- бы, Новый Ойо был лишь слабой тенью прежней великой державы. Он перестал быть метрополией, властвующей над многими данниками и полузависимыми государствами. Он стал одним из многих йорубских государств, все более уступая свое влияние Ибадану, политические и социальные институты которого в меньшей степени находились под гнетом традиции.
Хотя Новый Ойо находился почти в 120 км к югу от Илори- на, он все еще был в опасности, ибо фульбе продолжали совершать глубокие рейды внутрь йорубской территории. Между 1838 и 1841 гг. большая армия фульбе была разгромлена под Ошогбо (примерно в 70 км к востоку от Ойо) объединенными силами йоруба из Ибадана и Ошогбо. После этого поражения фульбе не решались углубляться далеко на юг. После битвы при Ошогбо Ибадан укрепился в восточной части Ойо. Его походы на восток, особенно захват Экити, способствовали ослаблению Бенина. История Ибадана в 50—80-х годах — это во многом история попыток подчинить своему влиянию все йо- рубские земли. В 1860—1862 гг. он разбил войско Иджайе. Эта победа стала для Ибадана важным шагом к овладению выходом к морю более прямым и легким путем, чем через посредничество Порто-Ново или Бенина. После поражения Иджайе главным препятствием для выхода Ибадана к морю были Эгба (бывший вассал Ойо) и сильное независимое йоруб- ское государство Иджебу, от которого он пытался отторгнуть его западную часть — Иджебу-Ремо. Междоусобными войнами йоруба воспользовалась Дагомея. В 1851, 1862 и 1864 гг. она нападала на Абеокуту и другие районы Эгбадо и Эгба и в конечном счете подчинила себе древние йорубские государства Кету и Шабе.
К началу 1870 г. Ибадан был на вершине своего могущества, став подлинным наследником Старого Ойо. К середине XIX в. в городе жило около 70 тыс. человек, он сделался круп-
50


игшиим городом Йорубы [334, с. 35]. К 90-м годам его население возросло до 150 тыс. [440, с. 596].
В отличие от других йорубских городов в Ибадане не было священного царя. Власть в городе осуществлялась корпорацией так называемых военных вождей, каждый из которых был главой патрилинейной группы (нередко создаваемой искусственно) и предводителем рабской дружины. Право на военный или гражданский титул имела каждая патрилинейная группа поочередно. Главные вожди составляли центральный совет, который руководил военными действиями, он был высшим административным и судебным органом, ведал распределением титулов. Глава совета бале («отец города»), военный вождь в отставке, обеспечивал гражданский порядок в городе, в то время как главный военачальник балогун («господин войны») командовал в сражениях.
Возвышение Ибадана не стабилизировало обстановку в Порубе. В 1877 г. он развязал войну с эгба, постепенно переросшую во всейорубскую междоусобицу, длившуюся 16 лет и окончившуюся в 1893 г. подчинением Йорубы Англией.
В XIX в. Бенинское царство испытывало серьезные внешнеполитические трудности, вызванные изменением в расстановке политических сил на западе, юго-западе и севере от него. На -северных рубежах Бенинского, царства активизировались его традиционные соперники — нупе, теснимые фульбе, объявившими джихад после восстания Османа дан Фодио. На его западных границах участились столкновения с восточными йоруба — экити,. набиравшими силу после распада державы Ойо. Войны с Нупе разрушили торговые связи с Севером, а распад Ойо подорвал традиционные связи с йорубской державой.
В результате Бенин лишился важных источников приобретения африканских товаров для торговли с европейцами и оружия, которое перепродавали ему йоруба. На побережье Гвинейского залива и в Дельте Нигера работорговые посреднические города-государства перехватили у Бенинского царства контроль над низовьем р. Бенин, которое имело важное значение для торговли с европейскими купцами, и оказались теперь в сфере влияния итсекири и иджо. В конце XVIII в. Бенину пришлось подавлять восстания в стране ишан и в Аг- боре. В XIX в. в правление Обанозы и Осэмведе Бенин вел войны с Ово (государство восточных йоруба) и принудил его к уплате дани. Он также провел успешную карательную экспе^ дицию против Акуре; бини вторглись в Экити и, как повествует традиция, «завоевали много городов и деревень и заставили всех принцев Экити платить ежегодную дань Бенину и признать обу своим императором» [92, с. 61}.
Накануне британского завоевания Бенин смог даже расширить свою территорию и обложить данью новые земли.
4*
51


Что касается внутриполитического положения, то в XIX з. в Бенине усилились тенденции к росту культа священного царя, одним из выражений которого были массовые человеческие жертвоприношения и другие ритуалы. Цари стремились укрепить свою власть путем создания и раздачи новых титулов. Число последних особенно возросло в XIX в. Так, если в правление Эвуаре было 26 титулов, в XVII в. к ним было добавлено еще 26, в XVIII в. еще 19, то последние три обы XIX в. создали не менее 27 новых титулов [475, с. 22}. В западной литературе принято считать XIX в. временем глубокого упадка Бенинского царства, однако успешные завоевательные войны и устная традиция, которая отмечает богатство и созидательную деятельность предпоследнего обы Адоло, наводят на мысль о том, что представление об упадке Бенинского царства несколько преувеличено.
Так случилось, что во всемирную историю древний Бенин вошел прежде всего как родина замечательных произведений искусства — изделий из слоновой кости (резные слоновые бивни, а также подвески, посуда, изображения животных) и металла. Особенно известны ухув элао («черепа предков») — отлитые из латуни или бронзы головы бенинских царей и цариц и бронзовые или латунные доски ама с рельефными изображениями людей, животных и предметов культа, а также отдельные скульптуры и скульптурные группы людей и животных, изображающие сцены охоты, войны, жертвоприношений, процессий и т. п., ритуальные колокольчики, оружие, браслеты, подвески, веера, заколки, ритуальные сосуды, сделанные в форме леопарда, бабуина, барана и т. п.
В Бенине в ходе археологических раскопок установлено, что изготовление художественных изделий из меди и ее сплавов можно датировать не позднее XIII в. н. э.
Предметы из бронзы XIII в. (браслеты и кольца), как правило, выполнены методом ковки. Позднее метод ковки применялся для изготовления главным образом мелких предметов: гвоздей, скоб и т. п., а собственно художественные изделия отливались из латуни по методу потерянного воска. Большинство знаменитых металлических изделий Бенина изготовлено из свинцовой латуни.
Все данные бенинской археологии показывают, что применение меди и ее сплавов расширилось после первых контактов с европейцами, так как с их приходом древняя школа художественного использования металла приобрела более широкие возможности для его приобретения. Из португальских источников конца XV — начала XVI в. известно, что латунные и медные маниллы (тяжелые браслеты, игравшие роль денег) ввозились в Бенин в обмен на рабов и поступали на переплавку. По-видимому, лишь после ввоза европейского сырья стал широко применяться метод потерянного воска.
52


Устная традиция бини связывает с Ифе внедрение художественной обработки медных сплавов. Однако в находках бенинских изделий XIII в. следы стилистического влияния Ифе не прослеживаются [91, с. 250].
Несмотря на свою широкую известность, бенинские памятники плохо изучены, с ними связано много спорных историко- культурных проблем. Так как подавляющее большинство памятников поступило в музеи и другие исследовательские центры после разграбления города Бенина англичанами в 1897 г. и последующих перепродаж или хищений бенинских изделий, оказалась грубо оборванной связь между памятниками и соответствующей им культурно-исторической средой; период колониального завоевания и гнета имел одним из своих следствий удушение традиционной культуры. В результате о назначении некоторых предметов можно только догадываться, а главное — не существует точной датировки памятников. Искусствоведы пытаются расположить их во временной последовательности исходя из эволюции стиля, а этот критерий открывает возможности для создания многих периодизаций и не дает идти дальше предположений об абсолютных датировках. Отсутствие точной хронологии предопределяет многообразие и зыбкость гипотез о происхождении бенинского искусства и его связях с культурами других народов Нигерии и сопредельных стран.
С конца 60-х годов среди африканистов возобладала периодизация, предложенная У. Фэггом. Исходя из предположения, что искусство изготовления скульптур из медных сплавов пришло в Бенин из Иле Ифе и что ранние бенинские памятники несут на себе следы ифского влияния, лишь со временем обретая самостоятельность, У. Фэгг выделяет три периода в развитии бенинского литья: ранний (до середины XVI в.), к которому принадлежат массивные головы царицы-матери и сравнительно небольших размеров головы царей (всего около 20). Неясно, к какому времени следует отнести его начало. Средний период (вторая половина XVI — вторая половина XVII в.) характеризуется ростом стереотипности голов, увеличением роли украшений в ущерб выразительности лиц скульптур. В этот же период появляются доски ама и изображения европейских купцов и воинов. Поздний период (с конца XVII в. до 1897 г.) характеризуется самыми массивными и условными по трактовке головами, включая головы с «крыльями» — выступами шапочки над ушами, введенными, согласно бенинской традиции, обой Осэмведе, правившим в 1818— 1848 гг. В этот период (с XVIII в. по крайней мере) бенинцы уже не изготовляли досок ама.
В нашей стране наибольший вклад в изучение культурных памятников Бенина внесли Д. А. Ольдерогге и Б. И. Шарев- ская, в распоряжении которых находились богатая бенинская
53


коллекция Музея антропологии и этнографии АН СССР и другие музейные материалы. Если Б. И. Шаревская уделила главное внимание исследованию религиозных культов и верований в доколониальном Бенине и их месту в истории и культуре этого государства {293; 294; 295; 296}, то Д. А. Ольдерогге в цикле статей «Древности Бенина» {267; 268; 269) дал впервые в мировой африканистике комплексный анализ бенинских изделий из металла и резных слоновых бивней, подняв проблемы историко-культурного назначения этих памятников и значения их изучения для реконструкции социально-экономической и политической структуры Бенинского царства, автохтонного происхождения бенинского искусства, зарождения местного письма и письменности.
Доски ама некогда (до XVIII в.) покрывали стены и столбы галерей царского дворца, занимавшего почти половину территории города Бенина. Д. А. Ольдерогге полагает, что, по-видимому, стены дворца бенинских царей были украшены примерно так, как стены древнеегипетских дворцов и храмов, изображения на стенах которых имели совершенно ясную последовательность и были связаны единством содержания {268, с. 287}. По всей вероятности, каждый из бенинских царей делал новые пристройки к старому дворцу, украшал стены галерей и залов изображениями событий своего царствования, и, «если бы мы могли установить первоначальное местонахождение всех этих картин, несомненно мы могли бы выяснить многие события истории Древнего Бенина» [268, с. 287]. Это положение не следует понимать буквально, ибо среди примерно 1000 дошедших до нас ама и их фрагментов едва ли 20 являются описательными. Большинство же досок представляют собой статичные групповые или индивидуальные изображения царя, придворных, воинов, повторяющиеся неоднократно в качестве вариантов одной и той же темы.
Доски ама являются неоценимым источником для изучения социальной истории, культуры, эволюции общественных отношений в доколониальном Бенине. Однако их использование как источника нуждается в предварительной работе по уточнению их относительной и абсолютной датировки и в реконструкции целого по отдельным элементам.
Большинство из наиболее известных памятников бенинского искусства связано с культом поминовения царских предков. Это прежде всего ухув элао — тяжелые и крупные изображения голов бенинских царей и цариц. Ухув элао служили опорой для больших слоновых бивней, которые вставлялись в отверстия на макушках голов и в таком виде водружались на алтари царских предков. Изучив набор символов на ободках некоторых из ухув элао, Д. А. Ольдерогге выдвинул гипотезу о зачатках письменности у бенинцев. К еще более интересным выводам его привело обследование резных слоновых бивней:
54-


оказалось, что каждый бивень несет на себе строго определенный комплекс изображений, где каждая фигура имеет свое значение и все это вместе представляет обряд поминовения отца царя. Наряду с традиционными, часто повторяющимися рельефами на бивнях встречаются и эпизодические, единичные изображения. Они, по-видимому, связаны с историей царствования определенных царей, в память о которых был создан тот или иной бивень, и являются как бы зачатками летописи. Все это дало Д. А. Ольдерогге основания назвать резные слоновые бивни «анналами бенинских царей» 1268, с. 306],
Укрепление государств Центрального Судана
Предгосударственная организация в странах хауса (по крайней мере в наиболее развитых из них) начала сменяться раннегосударственной на рубеже XVI столетия. К этому времени здесь появился ислам. Давая идеологическую санкцию новым формам социально-политической организации, привносимым на периферию исламского мира, новая религия находила приверженцев прежде всего среди представителей господствующего слоя, стремившихся усилить эксплуатацию как невольников, так и лично свободных общинников. Идеология классового общества — ислам —способствовала и укреплению власти местных правителей. Важным следствием появления ислама оказалось идеологическое обоснование территориальной экспансии наиболее сильных хаусанских вождеств. Будучи выражением объективного процесса сложения единой этнической территории, такая экспансия субъективно служила интересам новой знати, стремившейся к созданию собственных хозяйств с использованием труда невольников. Приняв ислам, хаусанские правители получили «законное» право обращать в зависимость всех тех, кто в их представлении оказывался «неверным».
Важным следствием распространения ислама в странах хауса было дальнейшее развитие внутрисуданской и транссахарской торговли. К концу XV в. з города хауса стали стекаться торговцы из крупнейших городов Западного и Центрального Судана и Сахары, в них появлялись крупные рынки. Все это, разумеется, отражалось не только на развитии хозяйства, но и на социальных процессах в обществе хауса. С появлением в странах хауса первых представителей ислама усложнилась социальная структура местного общества. В составе господствующего слоя наряду с феодализировавшейся знатью (военно-политическим сословием) появилась теперь весьма влиятельная группа мусульманского духовенства и интеллигенции, составившая духовное сословие. Первоначально ее образовывали селившиеся при дворах правителей уроженцы Северной
55


Африки или Египта. Впоследствии функции североафриканских мусульман стали выполнять образованные люди местного происхождения, прежде всего коранические учителя -налами. Образованию духовной элиты способствовало также появление у хауса письменности — еще одно важное последствие проникновения новой религии.
Распространение в странах хауса ислама было связано не только с внутрисуданской торговлей, но и со всем комплексом международных отношений в Западном и Центральном Судане. Ко второй половине XIV в. относится расцвет Малийской державы. Хроника Кано между тем связывает появление ислама с приходом в Северную Нигерию купцов вангарава (диу- ла) именно из Мали. Судя по некоторым данным источников, сильное воздействие Мали испытывала и Кацина; возможно, что на рубеже XIV и XV вв. здесь утвердилась у власти новая династия, каким-то образом связанная с Мали.
После 1468 г., когда Томбукту пал под ударами сонгаев, Кано и Кацина оказались в сфере влияния новой крупной державы; в начале XVI в. зависимость хаусанских земель от Сон- гай усилилась и некоторое время выражалась в выплатах дани.
В середине XVI в. возвысилось государство Заззау, которое поставило в зависимость от себя другие страны хауса (см. [89}). Начало XVI в. связано также с одним из наиболее интересных явлений в истории хауса — возвышением Кебби. В первые десятилетия XVI в. в Кебби правил некий Канта, о котором рассказывают как местные, так и сонгайские источники. Судя по ним, владения Канты первоначально находились в вассальной зависимости от сонгайского аскии Мохаммеда. Между прочим, именно в союзе с Кантой аския Мохаммед подчинил себе Кано, Кацину, Заззау и Адар. В 1515—1517 гг. Канта в союзе с сонгаями успешно сражался с туарегами Аира. При разделе трофеев возникли разногласия, и союз распался. Впоследствии, в 30-х годах XVI в., состоялся военный поход сонгаев на Кебби, в результате которого силы аскии были полностью разбиты. В течение всего столетия Кебби оставалось сильным государством, игравшим заметную роль на суданской арене.
К середине XVI в. подлинным хозяйственным и культурным центром стран хауса стала Кацина. Это был центр хаусанско- го ремесла: изделия хаусанских кожевенников, например, пользовались спросом по всей Западной Африке. Возросшее значение Кацины как культурного исламского центра отразилось в посещении города видными представителями мусульманского мира, приезжавшими из Западного Судана и Северной Африки. Они вели проповедническую деятельность, занимая в то же время крупные должности в местной мусульманской общине.
56


Вид г. Кано
Кано в XVI в. находился в стадии расширения своего экономического могущества. Согласно сонгайским источникам, в 1585 г. Кано считался равным по величине Гао, городу с населением приблизительно 60 тьгс. [270, с. 136]. Сюда, как и в Ка- цину, приезжали видные богословы и ученые. Роль духовного
57


сословия в политической и культурной жизни стран хауса, реальное участие в управлении государством мусульманского духовенства и интеллигенции постоянно росли. В XVI в. Кано по-прежнему находился в зависимости от Борну. Лишь изредка в результате действий того или иного энергичного правителя эта зависимость ослаблялась или на короткий срок исчезала совсем. В конце столетия на Кано обрушились племена джукун. Это разрушительное нашествие совпало с очередным нападением Кацины. В результате вся жизнь в Кано пришла в упадок; начался продолжавшийся одиннадцать лет «великий голод».
К первой трети XVI в. относится выход на политическую арену Северной Нигерии еще одного раннегосударственного образования хауса — Замфары. В середине столетия Замфа- ра, по-видимому, «собирала» свои основные земли. Вскоре она установила контроль на западе вплоть до Нигера [410, с. 33; 298, с. 496]. В последующий период территориальные приобретения молодого государства шли главным образом за счет слабеющего соседа — Кебби. Ко второй четверти XVII в. Замфа- ра достигла уже значительного могущества: ее правитель осмеливался соперничать с Кациной [410, с. 37].
Конец XVI—XVII в. были историческим рубежом в развитии всех стран хауса, и в особенности Кацины и Кано. В 1591 г. под ударами султана Марокко пало государство Сон- гай, которое в дальнейшем уже не смогло восстановить свое могущество. Все торговые операции траносахарской торговли теперь перешли в новые дентры — Кацину и Кано. Приводимое Г. Бартом число жителей Кацины—100 тыс., возможно преувеличенное, ясно показывает, какого высокого уровня достигло экономическое развитие города после марокканского нашествия. Барт утверждал, что в XVII—XVIII вв. Кацина была основным государством хауса как в политическом, так и в иных отношениях. «Здесь,— писал он,— достигла своей вершины та ступень, цивилизации, которая определялась торговлей с арабами» [198, т. 1, с. 475—476].
Падение Сонгай и перемещение основных транссахарских торговых путей на территорию нынешней Северной Нигерии не могло, конечно, не отразиться и на Кано. К сожалению, источники почти не предоставляют нам прямых свидетельств роста экономического могущества Кано в это время. Однако уже то, что на протяжении почти полувека Кано вел непре- кращающиеся войны с Кациной, находившейся тогда в зените своего могущества, говорит о его подлинных возможностях. Только крепкое и централизованное в хозяйственном и политическом отношениях государство могло одновременно и успешно соперничать с могущественным соседом, и обороняться от воинственных народов юга, и укреплять свои южные рубежи, и, наконец, переживать внутренние смуты.
58


Упадок Сонгай привел к перемещению в страны хауса не только центров торговли, но и центров исламской культуры Западного Судана. Если ранее все элементы исламской пра- боязычной культуры, заимствованной хауса, принадлежали Магрибу (хауса исповедовали ислам маликитского мазхаба, их алфавит — аджами — развился из арабского письма Томбукту, которое происходило из Феса), то теперь стали расширяться связи с другими центрами мусульманского мира — Триполи, Каиром и т. д. В то же время в Судане стали известными имена ученых, благодаря которым арабо-суданская культура впервые приняла самобытные хаусанские черты,— Мухаммад аль-Кашинави дан Марина, Абу аль-Барнави i ль- Кашинави дан Масани. Можно, видимо, считать, что вторая половина XVII в. стала для государств хауса порой культурного созревания, перехода от ученичества и подражательства к созданию собственных научных школ.
XVIII век стал важным периодом в развитии западных, «молодых» государств хауса. К концу столетия относится расцвет Замфары и заметное усиление Гобира. Эти процессы были непосредственно связаны с ослаблением Кебби, которое подвергалось постоянному давлению как со стороны Гобира и Замфары, так и со стороны султаната Аир. Территориальная экспансия «молодых» государств за счет Кебби и других земель объяснялась в первую очередь тем, что и Замфара и Гобир находились на караванном пути Кебби — Агадес и стремились вытеснить Кебби из транссахарской торговли.
В начале XVIII в. под ударами объединенных сил Замфары, Гобира и султаната Аир было разгромлено и исчезло с политической арены Судана как самостоятельное образование государство Кебби. К середине столетия Замфара, ослабленная непрерывной борьбой с туарегами Аира и постепенно усиливающимся Гобиром, в значительной степени утратила свои господствующие позиции в западной части стран хауса J410, с. 47—80]. В' 1764 г. столица государства пала под ударами гобирцев, а его правитель покончил жизнь самоубийством. Следствием этих событий было быстрое падение роли Замфары во всех сферах жизни Центрального Судана и почти полное прекращение ее государственного существования.
Ко второй половине XVIII в. относится расцвет Гобира, вытеснившего к этому времени из транссахарской торговли Кебби и Замфару и бросившего теперь вызов самому могущественному государству хауса — Кацине. Последняя же, несмотря на постоянное военное давление соседей, достигла в XVIII в. вершины своего экономического и политического могущества, причем основой могущества политического было, безусловно, могущество экономическое, равного которому, судя по всему, не было в это время в других государствах хауса. Кацина являлась основным поставщиком зерна и прочих пред-
59


Государства хауса в XVII—XVIII вв.


метов традиционного экспорта хауса, одновременно она была посредником в торговле между Сахарой и Северной Африкой и районами современной Южной Нигерии. Товарооборот при этом происходил следующим образом: на юг везли соль и кожи, на север — золото из Гвонджи и специи.
В отличие от Кацины судьба Кано в XVIII в. сложилась менее благоприятно. Несмотря на то что Кано играл в транссахарской торговле, очевидно, немногим меньшую роль, чем Кацина, экономическое и политическое положение государства в этот период было сравнительно слабым — сказались последствия опустошительных набегов джукун в конце XVII в. Войны продолжали подрывать экономику Кано и в XVIII в.
История Борну в конце XVII—XVIII вв. документирована очень плохо. В этот период государство медленно, но неуклонно слабело. Причиной этому был ряд факторов, но основным — быстрый рост могущества в той или иной степени зависимых от него государств хауса и султаната Аир. Ослаблению Борну способствовали и постоянные нападения джукун В то же время торговые и дипломатические отношения с Северной Африкой не прерывались. Так, для переговоров о торговле в 1638 г. в Триполи прибыло посольство Хадж Умара ибн Идриса (1625—1644). Послы везли богатые подарки, в том числе 30 евнухов, 100 молодых невольников и пр. (298, с. 574}. Торговые отношения поддерживались и с Каиром.
В XVII—XVIII вв. заметно повысилась роль ислама в жизни общества канури. В составе господствующего класса существенно расширилась прослойка мусульманского духовенства (улама), оказывавшего немалое влияние на верховную власть в лице правителя. В середине XVII в. Нгазаргамо стал одним из крупнейших суданских центров мусульманской культуры наряду с Томбукту и Кано (см., например, (466, с. 33—35}). В это время в Нгазаргамо было четыре пятничные мечети, каждая со своим имамом. В диспутах исламских ученых участвовал и сам май Хадж Али (1644—1684) (298, с. 576}.
Между тем ко второй половине XVIII в. позиции Борну в транссахарской торговле оказались объектом все усиливающегося давления туарегов, которые к этому времени стали действительными хозяевами Сахары. Хотя туарегам и не удалось полностью овладеть соляными разработками Бильмы, правитель Борну Али бен Хадж Хамдун (1750—1791) был вынужден предоставить им какую-то долю участия в прибылях как от торговли солью, так и от контроля над путями торговых караванов (298, с. 577}.
В конце XVIII в. перестал признавать свою зависимость от Борну Гобир, а за ним и другие хаусанские государства.
К началу XIX в. большинство государств Центрального Судана достигло примерно одинакового уровня развития. Значительно усилился процесс их экономического, политического
61


и культурного взаимодействия. Однако возникшие торговые и политические центры не представляли собой системы государств. Между ними шла непрерывная и острая борьба за политическое господство и территориальные приобретения. Достигнутый уровень требовал установления более тесных и стабильных связей между государствами региона. Решение этой задачи стало возможным до известной степени благодаря образованию в начале XIX в. халифата Сокото.
Восстание Османа дан Фодио и образование
халифата Сокото
В начале XIX в. страны Центрального Судана потрясло восстание народных масс против правителей хаусанских государств. Борьбу возглавила исламизированная фульбская знать, объединившая вокруг себя значительную часть кочевни- ков-фульбе и крестьян-хауса. Это восстание, которое его руководители представляли как джихад — священную войну мусульман против «неверных» во имя распространения ислама,— привело к поражению правителей-хауса и объединению местных государств в халифате с новой столицей Сокото.
Руководителем движения был малая (коранический учитель), фульбе по происхождению, Осман дан Фодио, под именем которого оно и вошло в историю Западной Африки.
Восстание началось на территории Гобира. К началу XIX в. Гобир представлял собой весьма дифференцированное в классовом и этническом отношениях общество. Классовые градации тесно переплетались с этническими и дополнялись сословными и религиозными различиями. Ядром господствующего феодального класса было военно-аристократическое сословие, которое состояло главным образом из гобирава, возвысившихся после захвата в середине 60-х годов XVIII в. Замфары. Класс крестьянства был представлен прежде всего земледель- цами-замфарава — основным населением покоренной Зам- фары. Особую этносоциальную группу подвластного населения составляли жители страны Кебби — кеббава, они представляли собой хозяйственно-культурный тип речных рыболовов и в отличие от замфарава находились на периферии Гобира.
В числе основных этнических групп, населявших Гобир, были скотоводы-фульбе, появившиеся здесь еще в XVI в. Представленные во всех государствах хауса, фульбе делились на многочисленные родовые группы (называемые часто в литературе «кланами» или «племенами»), между ними существовала заметная социально-профессиональная дифференциация. Территорию Гобира и прилегающие к ней районы населяло несколько таких групп. В районе Дегеля жили торонкава, объединявшие, по преданию, выходцев из Фута-Торо, к югу от них находились суллебава, переселившиеся в XVIII в. из Ка-
62


цины. В бассейне Замфары кочевали алибава, южнее их — касарава. В хозяйственном плане фульбе делились на кочевников и перешедших к оседлому образу жизни, между ними были значительные социальные и культурные различия. В то время как кочевники принадлежали к бедному и зависимому населению и часто сохраняли традиционные верования, оседлые фульбе (хауса называли их филанин гида — «домашние фульбе») представляли собой в основном исламизированную группу, которая выделялась среди других фульбе высоким статусом и в социальном отношении была связана с местным обществом. Преимущественно оседлый образ жизни вели то- ронкава, считавшиеся аристократическим родом среди других групп фулыбе.
Гобир входил в район кочевий туарегов из племен кель ге- рес, итесен, кель тегама, которые обычно воевали вместе с го- бирцами, и поддерживал тесные экономические и политические связи с соседним Адаром, во главе которого стояли туареги, а основную массу населения составляли хауса.
Правители Гобира, подобно другим правителям хауса, считали себя мусульманами, а свое государство исламским. Однако и в конце XVIII в. высокоисламизированной группой в местном обществе оставались лишь представители духовного сословия. Большинство населения продолжало придерживаться местных — анимистических и семейно-родовых — культов, которые были распространены и среди правящего слоя, лишь внешне соблюдавшего исламскую обрядность. Государственное устройство — налогообложение, судопроизводство, назначение должностных лиц и т. д.— было пронизано доисламскими нормами, отражавшими раннефеодальный характер местных обществ. От доисламских времен вело свое происхождение и большинство титулов правящей аристократии, в частности титул правителя сарки. В то же время заметную роль в жизни Гобира играло духовное сословие, основу которого составляли мал а мы.
По традиции, маламом мог стать любой свободнорожденный член общества, проявляющий способности к духовным занятиям и прошедший необходимое обучение. Среди духовного сословия в XVIII в. были не только хауса, но и фульбе. Кораническая деятельность стала основной или важной профессией представителей клана торонкава. Между маламами-хауса и маламами-фульбе существовали, однако, определенные различия социального и этнопсихологического порядка, влиявшие на их поведение и оценку окружающей среды. Маламы-хауса тяготели скорее к городскому образу жизни (сравнительно обеспеченному и стабильному), и мирские интересы преобладали у них над благочестивыми деяниями. Они весьма конформистски относились к царившим вокруг них доисламским порядкам. Иначе складывалась жизнь маламов-фульбе, жив¬
63


ших преимущественно в сельской местности. В силу своего происхождения и образования они находились между кочевым обществом фульбе и деревенской общиной хауса, не принадлежа к ним полностью. Маламы из этой среды почти не имели связей с городом и вели подвижный, полный опасностей и повседневных тягот образ жизни. Они часто женились на женщинах хауса и хорошо ориентировались в местной среде, но в то же время сохраняли, как правило, тесные родственные и культурные связи с кочевниками-фульбе.
Социальная напряженность в Гобире быстро росла. В течение нескольких десятилетий гобирцы вели изнурительные войны с соседними государствами и постоянно восстававшими замфарава. Правители уже не могли установить разницу межт ду врагами Гобира и его подданными. К старым поборам добавлялись новые, которые носили откровенно вымогательский и издевательский характер. Например, правивший незадолго до начала восстания сарки Бава ввел налог на заборы. Спасаясь от притеснений гобирава, многие группы. фульбе откочевывали на юг.
Огромное влияние на ход восстания и его программу оказала личность самого Османа дан Фодио — вдохновителя и вождя движения.
Осман дан Фодио, прозванный народом шеху (шейхом), родился в Гобире, в небольшой деревне Маратта, 15 декабря 1754 г. {204, с. 1). О происхождении шейха ясно говорит его фамилия — дан Фодио (язык хауса), или би Фодие (язык фульфульде), что значит «сын образованного человека». Отец дан Фодио, Мухаммад Фодио, был известным кораническим учителем и принадлежал к роду торонкава, мать, Хав-ва бинт Мухаммад, также была из образованной фульбской семьи. По преданию, предки шейха переселились в Гобир из Адара.
Детство и юность шейха прошли в деревне Дегель близ города Бирнин Конни и были заполнены духовными занятиями с фульбскими маламами. Выучив под руководством отца Коран, он начал жизнь странствующего ученика, прилежно изучая основы богословия и арабской культуры. Большое влияние на юношу оказал малам Джибрил бен Умар, наводивший страх на местных жителей постоянными призывами к джихаду. В то время шейх совершил паломничество в Мекку и Медину. Продолжая обучение, Осман дан Фодио и сам начал около 1774—1775 гг. преподавать основы коранических знаний (обучив, в частности, своего младшего брата Абдуллаха). Завершил образование Осман дан Фодио в Агадесе.
Хорошее мусульманское образование и религиозное рвение молодого малама позволили ему быстро собрать вокруг себя большую группу учеников и последователей и приобрести известность в Гобире (по преданию, среди учеников Османа дан Фодио был будущий правитель Гобира — Юнфа). Османа дан
64


Фодио выделяло неукоснительное соблюдение норм ислама, решительное осуждение доисламских религиозных и политических обычаев и пропаганда ислама суннитского толка [204, с. 3}. Под началом шейха фактически создавалась религиозная община, к которой примыкали все те, кто был недоволен порядками, царившими в Гобире.
На рубеже 1788—1789 гг. Бава, находившийся в Магами, приказал шейху явиться к нему для участия с другими имамами в мусульманском празднике ид аль-кабир, рассчитывая, как указывает легенда, убить шейха. Осман дан Фодио прибыл со всеми своими сторонниками (их было около тысячи человек) и, согласно традиции, произвел на окружающих, включая многих придворных, такое сильное впечатление, что смог добиться от престарелого сарки ряда важных уступок. Осман дан Фодио не только получил право вести деятельность религиозного проповедника (что не входит в обычные функции малама), но и добился для своих сторонников освобождения от всех налогов (как «незаконных») 1412, с. 8). Кроме того, по настоянию шейха из тюрем были выпущены все заключенные. Это была крупная победа Османа дан Фодио и его последователей. Официально и в глазах широких слоев населения шейх и его группа теперь отождествлялись с мусульманской общиной, получившей к тому же определенные привилегии.
Период до середины 90-х годов был отмечен быстрым ростом числа сторонников шейха, среди которых, однако, было мало его родственников-маламов, почти полностью игнорировавших Османа. В это время Осман дан Фодио утверждается как просветитель, духовный реформатор, он создает ряд религиозных разъяснений и поэтических песен.
Духовные занятия шейха были прерваны вступлением на престол Гобира нового сарки — Нафаты, который занял враждебную позицию в отношении реформатора из Дегеля, попытавшись покончить с обособленным существованием созданной им общины. Нафата издал прокламацию, запрещавшую деятельность религиозных проповедников на территории Гобира и обращение молодежи в ислам; все вновь обращенные должны были вернуться к вере своих отцов. В то же время всем подданным вменялось в обязанность носить тюрбаны (мужчинам) и покрывала (женщинам), что считалось привилегией только мусульман.
В традиции Сокото эта прокламация считается первым непосредственным поводом к началу джихада. Однако начало джихада было на некоторое время отсрочено смертью в 1806 г. Нафаты. Страна в это время пришла в упадок из-за непрерывных войн с Кациной и жителями Замфары. Усилились сепаратистские настроения в Кебби. На престол вступил Юнфа, который, как рассказывает традиция, получил при своем избра-
5 Зак. 203
65


нин поддержку Османа дан Фодио, рассчитывавшего на изменение политики нового сарки по отношению к своей общине. Однако уже скоро под давлением правящей аристократии Юн- фа проявил себя как противник шейха. В 1807 г. была предпринята попытка убить Османа дан Фодио во время его пребывания в Алькалаве. Компромисс становился невозможным Начался период идеологической подготовки джихада.
В это время Осман дан Фодио создает произведения — «Маса’иль мухимма», «Китаб аль-фарк»,— в которых обосновывалась правомерность открытого выступления мусульман. Эти произведения были натравлены не против «язычников» вообще, а исключительно против местных правителей, которые обвинялись в введении незаконных (с точки зрения шариата) наказаний и налогов, использовании правителями немусульманских титулов (включая титул правителя — сарки), взимании подарков за назначение на должность (гайсува), принудительном наборе подданных в армию, взяточничестве, узаконенной коррупции, продолжении отправления языческих культов. Нетрудно заметить, что большинство этих обвинений носило отчетливо социальный характер, хотя и толковалось в нормах шариата. За религиозной оболочкой проповедей Османа дан Фодио и его сторонников скрывалось общее социальное недовольство широких народных масс усилением феодальной эксплуатации.
В начале 1804 г. у гобирского военачальника Варо, отправленного в Досо для подавления очередного мятежа жителей Замфары, произошел конфликт с одним из ближайших учеников шейха Абд-аль-Саламом, жившим с несколькими другими сторонниками Османа дан Фодио в небольшом городе Гим- бана. Абд-аль-Салам отказался помолиться за победу Варо и был за это арестован вместе с другими фульбе с согласия Юн- фы. Осман дан Фодио, который случайно заметил своих товарищей, закованных е цепи среди пленников-замфарава, добился их освобождения. Разгневанный Юнфа приказал начальнику конницы Гобира арестовать шейха. Осман дан Фодио отказался подчиниться и вместе со своими сторонниками оказал сопротивление гобирцам, отбив их атаку [270, с. 145—146; 412, с. 14]. Это событие произошло 21 февраля 1804 г. и считается а истории Сокото началом джихада.
Оставив Дегель, неудобный для обороны, Осман дан Фодио вместе со своим ближайшим окружением бежал в местечко Гуду, малодоступное для гобирской конницы. Положение повстанцев в это время несколько укрепилось благодаря притоку в лагерь шейха его сторонников и поддержке, оказанной Осману дан Фодио частью торонкава и суллебава. Осман был избран официальным главой мусульманской общины — амир аль-муМинин [204, с. 12].
Первое важное сражение произошло в июне 1804 г. у оз.
66


Квотто, недалеко от слияния рек Сокото и Рима. Плохо вооруженные, но безгранично верившие в свою силу повстанцы заставили спасаться бегством отряд тяжелой кавалерии Юнфы.
Исход восстания был далеко не ясен. В этот период (вплоть до битвы у оз. Квотто) основную движущую силу восстания составляли члены религиозной общины Османа дан Фодио, примкнувшие к ней до событий в Дегеле. Некоторые, весьма отрывочные сведения о мусульманской общине времен начала джихада сохранили воспоминания брата Османа — Абдулла- ха. Группа, бежавшая из Дегеля вместе с шейхом, была сравнительно немногочисленной, Абдуллах указывает цифру — 62 человека, хотя, вероятно, не все сторонники Османа, находившиеся с ним в Дегеле, вошли в это число [412, с. 20J. Кроме того, это была лишь малая часть всех сторонников шейха, живших в разных районах Гобира, Замфары и Кебби.
Первоначальная община была, несомненно, разнородной в этническом отношении. Если верить сведениям Абдуллаха, в первый период восстания вместе с Османом дан Фодио были 150 фульбе, 10 уроженцев Замфары, 9 гобирцев, 6 кеббава, 6 выходцев из Адара, 2 забермава (Заберма — провинция Замфары), 2 выходца из Борну и 1 араб. Абсолютный перевес фульбе объясняется условиями возникновения джихада и, конечно, этническим происхождением самого Османа дан Фодио. Этнические различия между членами первоначальной религиозной общины (составившими потом руководящее ядро восстания), по-видимому, не имели большого значения и не отражались на их положении. Община этой поры представляла собой скорее неформальную общность, члены которой были связаны между собой тесными дружескими, родственными, семейными и, конечно, в первую очередь религиозными узами. Основное значение имело не этническое происхождение, а степень образованности и личной близости к самому Осману. Тем не менее в общине была своя иерархия, вполне отвечавшая нормам феодального времени. Наибольшим влиянием помимо шейха пользовались его родственники (отец, старший брат Али, младший брат Абдуллах, сын Мухаммед Белло) и друзья (особенно Умар аль-Камму). Следующую группу составляли имамы, муэдзины и слуги Османа (М. Самбо, И. Шиби и др.). Рядовыми членами общины были панегиристы, ученики и декламаторы Корана.
После первой крупной битвы состав восставших значительно расширился, и восстание начало приобретать характер массового народного движения. К шейху окончательно примкнули местные группы суллебава (которые ранее колебались) во главе со своим вождем Манори. Но главную и активную опору восстания на этом его этапе составили жители Замфары, давние враги гобирцев. В борьбе активно участвовали многие замфарава во главе со своими правителями — сарки Мафары,
5*
67


Бурми и Донко. (Не поддержал восстание лишь правитель Гумми в северо-западной части Замфары.) Большую роль сыграли и личные контакты шейха с правителями замфарава, установленные до начала джихада. Следует отметить, что по составу участников восстание носило в основном этносоциальный, а не чисто религиозный характер: большая часть замфарава и суллебава не была мусульманами *. Кроме того, восставшие имели поддержку со стороны мусульман-туарегов Адара и Гобира, а также фульбе из группы алибава.
Недостаток продовольствия (от которого долго страдали повстанцы) вынудил армию Османа дан Фодио, отягченную стадами скота, двинуться в страну Кебби, где им оказали гостеприимство местные фульбе, до этого не поддерживавшие активно джихада. Сбор урожая в октябре 1804 г. открыл новую военную кампанию. Повстанцы избрали наступательную тактику, двинувшись к столице Гобира — городу Алькалава. Остановившись лагерем недалеко от Алькалавы, армия Османа дан Фодио вынуждена была раосеяться, чтобы обеспечить выпас скота. Этим обстоятельством воспользовались гобирцы. Вместе со своими союзниками-туарегами они нанесли удар по отрядам шейха в районе Тсунтсуа, в нескольких километрах от Алькалавы. Удар был сокрушительным и отбросил повстанцев к западу от Алькалавы. Это было самое крупное поражение армии Османа дан Фодио за все время войны с Гобиром. Восставшие потеряли около двух тысяч человек, в числе погибших были многие родственники и сподвижники Османа дан Фодио. (Еще раньше умер старший брат Османа — Али.) И опять участники джихада получили столь необходимую им поддержку и помощь продовольствием от крестьян-замфарава.
В течение 1805 г. военные действия повстанцев значительно расширились. Помимо продолжавшейся борьбы с Гобиром была проведена военная экспедиция в страну кеббава. Расширение джихада на Кебби, по-видимому, было вызвано растущими трениями между находившейся в постоянном движении полу- скотоводческой армией шейха и крестьянством замфарава, чье хозяйство было изрядно подорвано продолжавшейся многомесячной войной. В 1805 г. Осману пришлось усмирять волнения замфарава. В плодородных долинах бассейна р. Кебби участники джихада рассчитывали найти постоянные источники продовольствия и фуража. Жители Кебби, для которых повстанцы были скорее оккупантами, оказали сопротивление войскам Османа, но потерпели поражение. После взятия их столицы
* На демократический, народный состав движения Османа дан Фодио и его социальные причины одним из первых обратил внимание Д. А. Ольдерог- ге, который опубликовал факсимиле исторических текстов хауса из рукописного собрания немецкого ученого Г. Краузе и их русские переводы. Тексты содержат много интересных данных, относящихся к началу истории восстания Османа да-н Фодио (см. [270, с. 78—91, 139—149]).
68


Бирнин-Кебби почти все местное население бежало вверх по
р. 	Кебби. Повстанцы укрепились в районе города Гванду, создав здесь свою постоянную базу.
Основное сражение кампании 1806 г. произошло недалеко от Гванду, в местечке Альвасса. Сторонникам шейха пришлось отражать объединенное нападение гобирава, туарегов и кеб- бава. Воины Османа были прижаты к Гванду, однако здесь им удалось остановить нападавших. Битва при Альваесе положила конец союзу Гобира и местных племен туарегов, гобир- цы оказались в изоляции. В течение 1805—1806 гг. повстанцы укрепились в стране Кебби и направили военные экспедиции в Яури, Баучи и Боргу. Теперь борьба была перенесена на земли Гобира. Окончательно сопротивление гобирцев было сломлено лишь осенью 1808 г., когда отрядом повстанческой армии во главе с М. Белло и Али Джедо, ополчению замфарава и отрядам фульбе, прибывшим из Кацины, удалось взять Алькала- ву. Город не был полностью разрушен, часть местного населения сразу же приняла ислам и осталась в городе, другие во главе с правящей династией бежали в северные районы Гобира.
Между тем джихад охватил уже все страны хауса и прилегающие к ним районы. Еще в начале восстания Осман дан Фодио направил одного из своих учеников из Южной Кацины, Умара Далладжи, в восточную часть стран хауса, с тем чтобы он установил контакты с мусульманскими лидерами Кацины, Кано, Дауры и Зарии (Заззау) и вовлек их в движение против местных правителей. Встреча этих лидеров с Османом состоялась >в Магами в начале 1805 г. Религиозные лидеры прибыли из Кано, Кацины, Зарии, Дауры, Кебби, Баучи, Илори- на, страны Нуле, Адамава, Гомбе, Борну, Казауре, Хадеджии, Мисау и Катагума [412, с. 122}. Все они были маламами и. фульбе по происхождению (за исключением Якуба из Баучи). Посланцам был присвоен арабский титул амир аль-джаиш (командующий), они принесли клятву верности Осману дан Фодио и, получив в знак своей власти освященные знамена, вернулись назад, чтобы возглавить официально джихад в своих странах.
С этого времени начинается новый этап восстания Османа дан Фодио. Восстание распадается на ряд почти не связанных друг с другом локальных движений, лишь номинально соединенных общей целью. Известные изменения произошли в характере движения и составе его участников. Значительно возросла роль фульбе, вожди которых обычно брали на себя инициативу в борьбе с правителями хауса. Стремление знати фульбе к захвату власти начинает все больше определять действительные цели движения. В Зарии за власть боролись кланы борнава и суллебава, в Кано — модибава, данеджи, дамбазава, йолава, в Кацине — даллазава, торонкава, суллебава.
6&


Тем не менее в этот период джихад сохранял характер массового народного движения, направленного против хаусанской знати -и богатого купечества, что, как пишет Д. А. Ольдерогге, по всей вероятности, почти совпадало [270, с. 83}. Лишь в Ада- мава религиозные лидеры (их возглавил Модиббо Адама, получивший от шейха титул ламидо фомбина) опирались исключительно на фульбе-кочевни'ков [394, с. 432}. В других странах вожди джихада одерживали быстрые победы над правящей аристократией хауса прежде всего благодаря активной поддержке бедняков-талакава. В Кано народ открыл доступ в город отрядам местного руководителя повстанцев дан Забувы. В Зарии еще до распространения джихада за пределы Гобира вспыхнуло восстание народа против правящей аристократии. Мусульмане-талакава помогли затем свергнуть ее после начала джихада [394, с. 139].
В рядах восставших по-прежнему огромным и растущим авторитетом пользовался Осман дан Фодио. При назначении новых религиозных лидеров (а претендентов на эту роль, дававшую возможность занимать престолы поверженных правителей, становилось все больше, по мере того как известия об успехах джихада распространялись за пределы стран хауса) неукоснительно соблюдался принцип маламни (примата духовных интересов и статуса над светскими).
Уже в 1804 г. пала Зария, в 1805 г.— Кацина, «в 1807 г.— Кано. Хаусанская аристократия Кацины бежала на север, в Маради, и в конце концов признала власть новых правителей. В Капо старая династия была почти полностью истреблена. Однако в других районах знать хауса продолжала войны с победителями. Старым династиям удалось сохранить власть в южной части Зарии (эмират Абуджа), в северных районах Гобира, в восточных районах Дауры. Вплоть до 30-х годов халифы Сокото не могли установить прочного контроля над Кебби. После долгих войн с халифатом в правящей аристократии кеббава произошел раскол: одна часть ее признала сюзеренитет Сокото, другая бежала в западные районы и, основав здесь эмират Аргунгу, продолжала сопротивляться фуль- бе до начала XX в.
К моменту падения Алькалавы джихад был в целом завершен. Посланцы Османа дан Фодио утвердились у власти, захваченные или основанные ими государства стали ядром халифата Сокото. Дальнейшее расширение территории халифата шло уже за счет присоединения новых государств.
Оформление административно-политической структуры халифата началось в 1809—1810 гг., когда шейх перенес свою ставку из Гванду в расположенную поблизости деревню Си- фава. Еще в 1806 г. шейх изложил основы новой системы правления в политическом трактате «Байан вуджуб аль-хиджра ала л’ибад». На первое место выдвигались принципы сменя-
70


смости правителей, которые должны были выбираться из членов религиозной общины, коллегиальности, терпимости, справедливости и милосердия при вынесении решений (204, с. 65— 66].
Верховным религиозно-политическим главой нового государственного объединения был провозглашен Осман дан Фо- дио. Его власть символизировали два полученных им равнозначных титула: халиф и амир аль-муминин (саркин мусуль- ми в принятой местной титулатуре). Однако почти сразу же после окончания восстания Осман дан Фодио отошел от активной политической деятельности, поручив функции верховного контроля над завоеванной территорией своим ближайшим и доверенным помощникам. Для этого территория халифата была разделена на несколько частей: восточная (большая) часть халифата перешла под контроль старшего сына Мухаммеда Белло, западная часть (от Денди в стране сонгаев до Илорина в стране йоруба) была передана брату шейха, Абдуллаху, сыновья Османа, Мухаммед Бухари и Абу Бакр Атику, разделили между собой южные районы (к югу от Зам- фары), военачальник Али Джедо получил земли к северу от Гобира. Это деление было весьма условным, поскольку территория халифата продолжала расширяться и точные границы его отсутствовали. Вскоре владения Али Джедо и сыновей Османа перешли под контроль Мухаммеда Белло, который в 1809 г. сделал своей ставкой деревню Сокото в стране Кеб- би, где уже раньше у него было свое поместье. В нескольких километрах к северу от Сокото находилась деревня Бодинга — ставка Абдуллаха. Окончательно раздел халифата на две части — западную и восточную — произошел в 1812 г.
Местные вожди джихада, обязанные своей властью лично Осману дан Фодио, получили титулы нувваб и рассматривались как религиозно-политические наместники халифа. Они составили высшую группу местных правителей, непосредственно подвластных халифу. (Позднее их стали называть «царскими эмирами».) В качестве нуввабов эти правители могли санкционировать завоевание новых территорий и иметь собственных вассалов.
И все же свержение хаусанской знати не привело и не могло привести к ликвидации старого общественного строя. Результатами победы воспользовались прежде всего группы ис- ламизированных фульбе (филанин гида), возглавившие джихад. Воспитанные в сословно-классовых нормах хаусанского общества (несмотря на свои связи с кочевниками-фульбе), эти группы стали основой формирования на захваченных землях нового правящего сословия, жаждавшего власти и богатства. О далеко не святых целях борьбы филанин гида говорит хотя бы то, что джихад был распространен на Борну — более ис- ламизированное государство, чем страны хауса.
71


Новые властители, которыми становились военачальники, назначенные в Сокото, сохранили прежнюю систему должностей и титулов и связанные с ней права на получение земельных пожалований. Владения и должности получали в первую очередь родственники и приближенные военачальников. Однако реставрация старых порядков была неполной, по крайней мере в первые десятилетия правления филанин гида. Еще сохранял свое влияние установленный Османом дан Фодио принцип маламчи. Первые правители фульбе официально имели статус маламов. Были отменены в основном прежние налоги и поборы. Главным налогом стала установленная шариатом десятина (закка). Появились должности мусульманских судей — алькали. С официальных дворцовых должностей смещались евнухи, значение дворцовой власти упало [394, с. 138). Еще отсутствовал институт престолонаследия, и между отдельными фульбекими народами и семьями шла ожесточенная борьба за должность правителя, обладание которой сулило прежде всего возможность возвыситься над своими соперниками. Правителей назначали халифы.
Укрепление власти и престижа новой правящей верхушки происходило вначале за счет территориального расширения халифата, которое продолжалось почти всю первую половину XIX в. Экспансия шла в основном в направлении Нигера и его притоков. Главными целями походов, прикрывавшихся лозунгами джихада, были захват рабов и обложение покоренных народов данью. В 1813 г. к халифату была присоединена страна Нупе, в 1817 г. захвачен Илорин. Особенно часто военные экспедиции направлялись в районы Бенуэ и в горы Баучи.
Однако в Борну фульбе столкнулись с сильным сопротивлением, которое они не смогли сломить. Важную роль в отражении натиска фульбе сыграли отряды самого сильного в то время вассала Борну, правителя Канема и мусульманского проповедника Мухаммеда аль-Амина. Используя свое влияние, аль-Амин сначала лишил традиционного правителя Борну — май — реальной власти, а в 1846 г. окончательно сверг правящую династию. В Борну воцарились преемники аль-Амина, принявшие титул шейха. Столица государства была перенесена в город Кукава, « юго-западу от аз. Чад.
Между тем в Сакото произошли важные события. В 1817 г. в возрасте 62 лет умер Осман дан Фодио, переселившийся за два года до этого в Сокото к своему старшему сыну. Последние годы жизни шейх вел уединенный и строгий образ жизни малама, занимаясь в основном идеологическим оправданием джихада. Еще при жизни его имя окружила легенда, уподобляющая деятельность «заступника правоверных» деяниям пророка Мухаммеда. Несомненно, однако, что религиозные принципы, которым следовал Осман дан Фодио, тесно слились с политикой и практикой джихада (см. 1412, с. 87—91]).
73


После смерти Османа халифом был избран Мухаммед Белло, использовавший свою личную близость к шейху. Абдуллах первоначально отказался признать верховную религиозно-политическую власть своего племянника, но после того как в Гванду вспыхнуло восстание местного населения и Мухаммед Белло помог разгромить его, Абдуллах признал свою зависимость от нового халифа. С 1817 г. центром халифата окончательно стал Сокото.
Правление Мухаммеда Белло (1817—1837), продолжившего традицию идеологического оправдания джихада, было временем (консолидации нового господствующего класса, которая способствовала Телохранители эмира в традиционной превращению отдельных ча-
одежде СТей халифата в фактически
самостоятельные государства (эмираты). Уже в начале 20-х годов был отброшен принцип
маламчи и легализовано взимание большинства прежних налогов. В эмиратах возникли правящие династии, которые возродили должность и титул сарки, или эмира (термин «эмир» стал широко использоваться после прихода англичан). Правда, новых эмиров по-прежнему назначали халифы, однако в 30-е годы правителей стали выбирать советы сарки, куда входили представители аристократических родов филанин гида; это значительно усилило самостоятельность эмиратов. Авторитет халифов теперь зависел в основном от их влияния в делах престолонаследия. В случае династических распрей это влияние становилось значительным: так было в эмирате Заззау, где у власти утвердились четыре династических рода, поочередно занимавших трон правителя [412, с. 151].
К 20-м годам XIX в. определилась также территориальная структура халифата. Были территориально сохранены старые государства хауса: Кано, Кацина, Даура и Заззау (Зариа). Гобир, Замфара и часть Кебби вошли в состав эмирата Сокото, который непосредственно подчинялся халифу. На завоеванных землях возникли новые эмираты: на северо-западе халифата — Гванду, на северо-востоке — Казауре, Катагум, Ха-
74


деджиа, Джамаари, Миоау; на юго-западе — Илорин, Контагара, Агаие, Лапай, Патеги, Лафиаги; на юго-востоке — Адамава, Мури, Баучи, Гомбе; в центре — Кеффи, Насарава, Лафиа, Джемаа, Васе [412, с. 124]. К середине XIX в. халифат занимал огромную территорию: от Масины на западе до Багирми на востоке, от Маради на севере до Локоджи на юге.
В середине XIX в. были восстановлены все прежние налоги и поборы, против которых боролись участники джихада. В то же время к старым налогам добавилась десятина, что значительно усилило эксплуатацию местного населения. Сложилась сословно-кастовая идеология и мораль филанин гида, к которой откровенно приспосабливалось учение ислама. В противоречии с нормами ислама и наставлениями Османа дан Фодио все местное (нефульбское) население было объявлено «неверными», «язычниками», или на языке фульбе хабе. Никакое «правоверие» не гарантировало безопасности и свободы местных жителей: в любой момент их могли превратить в рабов или потребовать выполнения барщины. По всему халифату установился режим беззакония и насилия, который служил закабалению свободного общинного крестьянства. Процесс феодализации местного общества ускорился (подробнее см. (270, с. 114; 412, с. 155—225]).
Бесчинства фульбской знати вызвали рост недовольства местного населения. Смуты и волнения, возникшие уже в первые годы правления фульбе, к концу столетия значительно усилились. Халифат раздирали острые социальные и политические противоречия.


Глава 2
ВНЕШНИЕ И ВНУТРЕННИЕ ФАКТОРЫ РАЗВИТИЯ НАРОДОВ НИГЕРИИ
в доколониальный период
Ко второй половине XIX в. (началу европейского колониального завоевания) народы Нигерии прошли многовековой путь самостоятельного развития. Совокупность вещественных и письменных источников и устной традиции показывает, что с глубокой древности народы Нигерии были связаны торговыми, культурными и политическими связями как с внешним миром, так и между собой, внутри территории, получившей с конца XIX в. (с 1899 г.) название Нигерия. В разные исторические эпохи эти внешние и внутренние контакты имели не одинаковое значение и интенсивность. Одной из важнейших задач, стоявших перед насельниками Нигерии в древнейшую эпоху, было освоение тропического леса: его заселение, экономическое использование и создание коммуникаций. По-.видимому, лишь применительно к XVI—XVII вв. можно говорить об успешном освоении человеком практически всей территории Нигерии; политическим выражением этих достижений было создание системы больших и малых государств, связавших отношениями данничества и торгово-культурных контактов всю территорию страны.
Историческое развитие народов Нигерии протекало неравномерно. Природные факторы были определяющими в относительном отставании таких народов, как ибо и многочисленные мелкие этнические общности так называемого Среднего пояса. Со временем их отставание усугубилось историческими факторами: периферийным положением по отношению к сильным государствам (Ойо, Бенину, Нупе, Борну и т. п.), атлантической работорговлей, удаленностью от караванных путей и т. п.
Противопоставление Севера Югу, столь характерное для следующего, колониального периода, представляется не вполне правомерным для доколониальной экономики в свете истории взаимоотношений Ойо с Нупе и Боргу, Бенина с Ойо и .Нупе и т. д. До образования султаната Сокото и начала джихада во взаимоотношениях между народами северных и южных районов страны преобладала взаимная заинтересован-
76


иость в мирных контактах, несмотря на неоднократные военные столкновения:
Средневековые цивилизации Судана (Гана, Мали, Сонтай, Канем — Борну) послужили донорами для государственных образований на территории Северной Нигерии. Территориальная близость к городам-государствам хауса оказала несомненно благоприятную роль в возвышении Ойо, однако мы не склонны считать державу Ойо рецепиентом ее северных соседей. Похоже на то, что процесс государствообразования в лесистой саванне и лесной зоне был обязан своим началом независимому развитию.
Северная и южная части территории Нигерии принадлежали к разным «контактным зонам», или к разным «системам цивилизаций», пользуясь терминологией Ю. М. Кобищанова [223, с. 9). К югу от линии, образуемой реками Нигер и Бенуэ, недалеко от их слияния, не позднее конца I тысячелетия н. э. ( вокруг историко-культурных центров Ифе — Бенин — Ойо) развивалась самостоятельная «контактная зона», которая по мере своего расширения втягивала в себя обширную периферию, включавшую все йорубские государства, аджа, игала, западных ибо и целый ряд более мелких народов.
Достаточно продуктивное мотыжное земледелие в сочетании с развитием ряда ремесел, не выделившихся окончательно в особую отрасль производства, позволили производить р Бенине и йорубских государствах прибавочный продукт, достаточный для содержания целой иерархии должностных лиц из среды родовой знати, привилегированных рабов и (в Бенине) особо отличившихся простолюдинов. Войны, военный грабеж и более или менее упорядоченный сбор дани с покоренных народов были важным средством увеличения прибавочного продукта. Вся известная нам история Ойо и Бенина от начала их возвышения до крушения «империй» в XIX в. и периода междоусобных йорубских войн наполнена войнами с соперниками за разграничение «сфер влияния» среди менее развитых в политическом и социальном отношении соседей, грабительскими набегами и карательными экспедициями против недостаточно покорных данников. Отчуждение управляющей верхушкой прибавочного продукта осуществлялось благодаря монополизации ею хозяйственно-организаторских и военно-организаторских функций.
В доколониальный период на всей территории Южной Нигерии, включая Ойо и Бенин, не сложились общественные классы; наиболее развитые южнонигерийские общества (ядро «империй» Ойо и Бенина) находились на пороге классообразо- вания. И в Ойо и в Бенине общества отличались высокой степенью имущественного и социального неравенства. Однако основное средство производства — земля — оставалось коллективным достоянием всего свободного населения.
77


Для социальной структуры южнонигерийских обществ были характерны нераспавшиеся общинные связи, причем у йо- руба сохранялась очень сложная, многоступенчатая система общин; первичной ячейкой, владеющей землей, был линидж — идиле, а у бини — большая семья. Монополизация верхушкой общества хозяйственно-организаторских функций оставалась незавершенной, а в низшие звенья управленческой иерархии включались и непосредственные производители. Однако на протяжении нескольких столетий в развитии этих так называемых ранних государств, в первую очередь Ойо, ясно прослеживается тенденция к созданию аппарата насилия, отделенного от рядовых общинников. Монополизация высших должностей в доколониальных государствах на территории Южной Нигерии создавала также предпосылки для монополизации иерархической верхушкой, прежде всего царями, основных условий производства. Проявлением этой тенденции можно считать преимущественные права йорубских об распоряжаться титульными землями, право бенинского обы передавать деревни носителям должностей в качестве временных ненаследст- вецных кормлений; постепенное превращение привилегий царей на доходы от внешней торговли в их торговую монополию и т. п.
Несколько иная социально-политическая ситуация сложилась в северных исламизированных районах страны.
Процесс государствообразования, захвативший большую часть нигерийской территории в первой половине II тысячелетия, образование в XVII—XVIII вв. крупных «империй», развитие торговых и межгосударственных связей диктовали появление коммуникативных и мемориальных средств, к которым относятся письмо и письменность. Их зарождение в большей мере обязано заимствованиям мусульманской культуры и арабского языка из стран Северной Африки и Египта, игравших роль центра, по отношению к которому вся территория Нигерии была периферийной, более отсталой в социально-экономическом, политическом и культурном отношениях.
В северных районах Нигерии письменность появилась вместе с проникновением туда арабов и ислама, т. е. с X—XI вв. Первоначально государственные документы, приказы, грамоты и т. п., а также сочинения учебных-богословов писались по- арабски. На арабском языке велась также дипломатическая и научная (точнее, богословская) переписка. В Кано в XV в. существовала своя богословско-юридическая школа, в которой преподавали мусульманские богословы из Томбукту, Дженне, Магриба. Сохранились сведения о переписке эмира Кацины с египетским богословом и правоведом Джалял уд-Дином ас Суюти {287, с. 48; 253, с. 190—191].
Первые исторические и литературные произведения у народов Северной Нигерии писались на арабском языке. К наибо¬
78


лее ранним памятникам арабоязычной письменности в суданской зоне относятся иммунитетные грамоты — махрамы — царей Канема и Борну, относящиеся к последним двум десятилетиям XI в. [271, с. 190}.
Однако со временем у фульбе, хауса и канури выработались собственные системы письма, основанные на приспособлении арабского алфавита к особенностям африканских языков,— аджами. Письмо аджами на языке хауса было создано не позднее XVII в. [260, с. 251}, на языке фула — в конце XVIII в. [241, с. 222}. В конце XVIII —начале XIX в. на языке хауса уже существовала довольно значительная литература. Так, например, в период восстания Османа дан Фодио на языке хауса писались и широко распространялись специальные письма, обращения к последователям, хвалебные поэмы, в которых излагалась и объяснялась политика новых властей, а рукописи их политических противников изымались у населения и уничтожались. В предколониальный период аджами изучали во всех хаусанских школах, на нем вели переписку. Одновременно развивалась письменность на арабском языке. После образования султаната Сокото в городах Сокото, Иола и других была создана разветвленная сеть так называемых коранических школ, в которых велось изучение арабского языка, его грамматики, арабской поэзии, теологии, права и т. д. Носителями письменной культуры была верхушка мусульманского духовенства.
В Ойо — крупнейшее государство к югу от р. Нигер — ислам начал проникать в XVI—XVII вв., и отдельные ойо-йору- ба могли вместе с мусульманской религией овладеть арабским письмом. Кроме того, в Ойо было много рабов из северных мусульманских стран, особенно при дворе алафина и у знати. Грамотных рабов ойо могли использовать как секретарей. Французский торговец Лаидольф в конце XVIII в. встречал в Бенине послов из Ойо, умевших читать и писать по- арабски. Р. Лоу приводит также сведения начала XIX в. о секретаре-мусульманине при дворе ашантихене (верховного правителя государства Ашанти), который некоторое время жил в Ойо [413, с. 13]. Однако, кроме этих косвенных свидетельств, мы не располагаем данными об использовании йору- ба арабского письма в доколониальный период. Вполне возможно, что немногочисленные письменные памятники (если они были) погибли в период распада Ойо и междоусобных войн между йорубскими государствами в XIX в.
Если же говорить о самобытных системах письма и письменности, то у народов Южной Нигерии (йоруба, ибо, бини и др.) оригинальная письменность появилась лишь после того, как христианские миссионеры разработали на латинской основе системы письма для местных языков. Например, у йоруба первая газета на их родном языке появилась во второй поло¬
79


вине XIX в. В доколониальный период самостоятельное развитие письма повсюду в Южной Нигерии не превышало уровня фразографии * или начала перехода от фразографии к лого- графии. До нас дошли лишь немногие образцы первоначального письма нигерийских народов. Безусловно, многое из того, что не успели зафиксировать этнографы и европейские путешественники в XIX в., исчезло в колониальный период. В начале XX в. в дельте р. Кросс было обнаружено местное письмо нсибиди. Позднее выяснилось, что оно распространено на значительно большей территории: им пользовались народы экой, ибибио, юго-восточные ибо. Письмом владели только посвященные, члены тайного союза [427, с. 209), ему обучали специалисты. Английский миссионер Макгрегор, открывший нсибиди для науки в 1909 г., был знаком с женщиной, чья мать обучала нсибиди и сберегала в качестве учебного пособия, переходившего в ее семье по наследству по женской линии, платок с вышитыми значками этого письма. Пиктограммы нсибиди состоят из отдельных достаточно условных знаков, соответствующих одному понятию или слову: например, две вертикальные перекрещенные дуги — любящая пара, две такие же дуги, но разделенные чертой — ссора и т. д. «В то же время,— пишет исследователь систем письма В. А. Истрин,— каждый памятник письменности „нсибиди" представляет собой целую композицию; значение этой композиции никогда не равно сумме значений входивших в нее знаков, а определяется, кроме того, местом знаков в композиции и расположением их по отношению друг к другу. Таким образом, отдельные знаки „нсибиди" близки к логограммам, а каждый памятник этого письма представляет собой типичную фразограмму» [232,
с. 	79]. Знаками нсибиди передавали предупреждения об опасности, судебные решения, гадания и другую информацию. Их писали на калебасах и на дереве. (Калебасы со значками нсибиди имеются в коллекциях МАЭ в Ленинграде.)
В 50-х годах нашего века была выдвинута гипотеза о зачатках письменности в доколониальном Бенине. Д. А. Ольде- рогге, анализируя бенинскую коллекцию МАЭ [267; 268; 269], уделил особое внимание изображениям на ободках, идущих вокруг основания некоторых из голов ухув элао. «Исходя из того, что каждая из этих голов представляет портретное изображение определенного царя, не трудно предположить, что выбор и порядок этих изображений (на ободках.—Я. К.) имел
* Фразография — это исторически первоначальное письмо, изображения и знаки которого («фразограммы») передавали целые сообщения, графически не разделенные на отдельные слова. По графическим средствам передачи сообщений фразограммы делятся на пиктограммы и на древнейшие условные значки (родовые и племенные знаки, в том числе знаки собственности, тотемные, знаки табу и другие магические знаки). Логография — это тип письма, знаки которого (логограммы) передают отдельные слова [249, с. 38—
80


непосредственное отношение к изображаемому царю или его деятельности. Я думаю,— писал Д. А. Ольдерогге,— что каждое из этих изображений имеет символический характер. Совершенно очевидно, что ни одно из изображений на таких ухув элао не могло быть случайным. Каждое было определенным символом и должно было иметь определенный смысл» [267, с. 375].
Элементы фразографии, древнейшие условные знаки, в частности знаки собственности царя (царские тамги), сохранились и на многих других старинных изделиях бенинских мастеров из металла и кости. На резных слоновых бивнях, тщательно обследованных Д. А. Ольдерогге, ему удалось обнаружить переходные формы от чисто художественного изображения к его же упрощенному, символическому начертанию, превращение художественного образа в условный знак.
В южных районах страны, на побережье Бенинского залива, для ведения дел с европейскими купцами и путешественниками африканцы использовали также европейские языки. В XVI в. верхушка бенинского общества (царь, представители энати, чиновники, ведающие сношениями с европейскими купцами) умела читать и писать по-португальски. Например, в 1514 г. по приказу португальского короля Мануэла для отправки бенинцам в подарок была подготовлена тысяча книг (очевидно, религиозного содержания). В работорговых государствах-посредниках Дельты Нигера, по сообщению английского путешественника Адамса в конце XVIII в., многие африканцы умели писать по-английски [244, с. 54].
Влияние контактов с Европой на доколониальное развитие африканских народов до сих пор остается одной из самых спорных и актуальных проблем африканской истории.
На протяжении более трех столетий преобладающей формой контактов между народами Нигерии и Европы была работорговля, т. е. насильственный вывоз рабов-африканцев на плантации и рудники колоний Нового Света и некоторых других колоний европейских держав. Однако большая часть процессов, связанных с работорговлей, лежит за хронологическими рамками нашей книги.
Португальские корабли впервые появились у берегов Нигерии и на островах Гвинейского залива в 1470—1473 гг. [192, т. 4, с. 217]. В I486 г. португальцы основали факторию Гвато и положили тем начало постоянным взаимоотношениям с Бенином. Бенин был первым западноафриканским государством, где португальцы начали закупать рабов большими партиями [217, с. 10]. Пашеку Перейра сообщает о существовании в конце XV в. налаженной бенинско-португальской торговли раба- ми-военноиленными. Он пишет об установившейся цене — от 12 до 15 латунных браслетов за одного человека — и об определенном пункте доставки рабов — на золотые разработки Зо-
6 Зак. 203
8)


лотого Берега [215, с. 126}. По-видимому, ему же принадлежит самое раннее сведение о работорговле в районе Иджебу-Оде в конце XV в. [215, с. 124}. Вслед за португальцами в водах Гвинейского залива появились датские, французские, английские, немецкие торговые корабли. В XVII в. в работорговых операциях в этом районе преобладали датчане, а с XVIII в. лидирующая роль в торговле живым товаром (особенно в Дельте Нигера) переходит к Англии.
Очень многие африканские народы оказались втянутыми в европейскую работорговлю. Сложилась система прямой и посреднической торговли невольниками; территория будущей Нигерии покрылась сетью невольничьих рынков, сухопутных л водных торговых путей из глубинных районов к побережью. У некоторых племен и народов в силу особенностей их географического расселения появилась специализация «охотников за рабами» или торговцев-пооредников. Эта «специализация» закреплялась веками, сея семена вражды между народами. Одним из самых крупных невольничьих рынков в глубине страны стала Рабба (на Среднем Нигере). Она служила перевалочным пунктом для рабов из северных районов к побережью. Большие невольничьи рынки, поставлявшие европейцам через многих посредников живой товар, находились в Кано, Кацине, Зарии, Илорине и других городах. На побережье Гвинейского залива, в дельте рек Нигер и Кросс, работорговля способствовала возникновению и росту городов-государств Дельты.
В конце XVII и в XVIII вв. крупнейшим поставщиком рабов к западу от Бенина и до границ современной Ганы была держава Ойо. Она продавала европейцам невольников через государства-посредники. Ими до середины XVIII в. служили Ардра и Вида, позднее — Бадагри. Караванная дорога из Ойо в Бадагри тщательно охранялась. Другим очень важным пунктом вывоза рабов в XIX в. был Лагос. В 40—50-х годах XIX в. государства йоруба были, по-видимому, самыми крупными поставщиками живого товара из Западной Африки. Но если в период гегемонии Ойо основную массу вывозимых из Иорубы рабов составляли иноплеменники, то в XIX в. это были йоруба, захваченные йорубскими же работорговцами во время междоусобных войн и грабительских набегов [181, прил. I, II}.
Работорговля способствовала аккумуляции значительных богатств в руках правителей и знати, она являлась одним из экономических источников усиления царской власти у тех народов, у которых ко времени европейской работорговли уже имелись предпосылки для зарождения и развития этого института. Повсеместно правители африканских государств стремились к установлению монополии на торговлю рабами.
Европейская работорговля способствовала расширению обмена: территорию Нигерии прорезали новые караванные дороги, на протяжении более чем четырех столетий развивалась и


укреплялась система устойчивых торговых связей в местах, где проходили невольничьи караваны и устраивались невольничьи рынки, развивалась также торговля продовольствием ч частично — выращивание продовольственных культур специально для продажи. В наиболее крупных государствах, таких, как Ойо и Бенин, создавался специальный аппарат чиновников, связанный с обеспечением сбора торговых пошлин, безопасности торговых путей и т. п. Вместе с тем развитие обмена под влиянием европейской работорговли носило уродливый характер, не говоря уж о чудовищной аморальности этого явления. Сохранились списки европейских товаров, имевших спрос у африканцев в обмен на рабов. Например, в конце XVIII в. в Большую Ардру, которая была торговым посредником Ойо, европейские купцы ввозили бруски железа, кораллы, кожи, отделанные золотом, различные ткани, медные кубки и бронзовые браслеты, венецианские бусы, разноцветный бисер, агаты, шляпы, зеркала, спиртные напитки, порох, мушкеты, позолоченные тесаки и большие зонты. Из товаров, ввозимых в Бенин в тот же период, упоминаются ткани, бруски железа, бусы, жемчуг, раковины каури, украшения из бронзы и цветного стекла, зеркала [197, с. 348]. Все это по преимуществу предметы роскоши, предназначенные царю и знати. Общественную функцию подобных сокровищ наглядно иллюстрирует бенинская традиция: она рассказывает о знатном человеке, который выменял у европейцев на рабов огромное число золотых монет и выложил ими крышу своего дворца, для того чтобы все видели, насколько он богаче других.
ГТр®вда, по мнению ряда специалистов, ввоз железных брусков значительно расширил возможности использования народами Нигерии железа для изготовления земледельческих орудий и вооружения, а ввоз медных брусков обеспечил мастеров Бенина сырьем, на котором расцвело местное искусство бронзового и латунного литья. Не отрицая целиком этого мнения, нельзя все же не согласиться с нигерийским экономистом
О. 	Экундаре, оценивающим отрицательно экономическое влияние работорговли на свою страну, ибо, как справедливо пишет О. Экундаре, отвлекая многих людей от производительных занятий, работорговля создавала эффективную преграду на пути развития сельского хозяйства и промышленности [366, с. 36}.
Другим важным следствием работорговли было постепенное увеличение контингента лиц, которых можно было обратить в рабство. Правители, злоупотребляя судебной властью, все чаще стали обращать в рабство своих подданных. Уже во второй половине XVIII в. в Ойо вошли в обычай «конфискации и обращение в рабство за малейший проступок» [93, с. 186]. Кражи людей, набеги отрядов охотников за рабами на караваны, на небольшие города и деревни стали обыденностью. Во время посещения братьями Джоном и Ричардом
6*
83


Лэндерами владений алафина Ойо (3U-e годы XIX в.) было опасно путешествовать даже по большим торговым путям. Не только одиноким путникам, но и вооруженным караванам подчас приходилось пробираться окольными дорогами. В 50—60-х годах прошлого века в местах особенно интенсивной работорговли человека могли схватить прямо на улице. «Люди стали такими бессердечными,— писал первый йорубский историк С. Джонсон,— что, когда слышался крик женщины или ребенка: „Спасите, меня схватили", обычным ответом из-за запертой двери было: „Ступай с ним"» [93, с. 246]. Если в какой-либо местности случался недород или голод, людей, просивших милостыню, обращали в рабов и отправляли на продажу [189, с. 302].
Работорговля способствовала упадку крупнейших государств Южной Нигерии — Бенина и Ойо. Однако было бы преувеличением и, более того, ошибкой считать, что только она породила хаос и распад доколониальных государств. Такие явления, как йорубакие междоусобные войны XIX в. и упадок Бенинского царства, объясняются более сложным комплексом внутренних и внешних причин.
Взятая в широкой исторической перспективе, атлантическая работорговля, являясь одним из источников первоначального накопления капитала для ряда стран Западной Европы и Северной Америки, стала прелюдией к колониальному порабощению народов Африки. В этом смысле, может быть, следовало бы считать начало колониального периода для народов Нигерии не с XIX в., а с конца XV в., т. е. со времени появления первых португальских купцов у ее берегов. В таком случае нам пришлось бы признать, что эпоха возвышения и расцвета самобытной африканской государственности во времени связана именно с наступлением колониального периода.
Однако это не так. Работорговля оказала неравномерное воздействие на народы Нигерии во времени и пространстве. Достигнув своего наивысшего развития на Верхнегвинейском побережье в XVII—XVIII вв. [218, с. 6—7], она стала опустошать центральные области Ойо и Бенина лишь в XIX в., благодаря сопротивляемости этих африканских государств, которые, превратившись сами в государства-работорговцы, поставляли живой товар из своей ближней и дальней периферии. Больше всего от работорговли пострадали безгосударстветшые народы — ибо и многочисленные мелкие племена и народы Среднего пояса страны.
Являясь, как уже говорилось ранее, катализатором некоторых социальных и политических процессов (например, аккумуляции богатства в руках царя и знати), работорговля, как таковая, все же, по-видимому, не оказывала решающего воздействия на социально-политическую эволюцию африканских государств. Внутренние факторы, такие, как природная среда,
84


соседство с близкими по уровню развития культурами, вероятно, сыграли более важную роль, чем атлантическая работорговля. Возможно, косвенным доказательством верности этого тезиса может служить сравнение истории государств Ойо и Бенина в XVII—XVIII вв. Для саванного Ойо, имевшего прямые контакты с Севером и возможность выхода к Гвинейскому побережью через Дагомейский коридор, эти два века были временем взлета и территориальной экспансии. Бенин, который вступил в непосредственные сношения с европейцами на два столетия ранее Ойо, но 'находился в менее благоприятной для развития природной среде (тропический лес), никогда не достигал размеров Ойо или масштабов его политического и культурного влияния на окружающие народы. В то время как в Бенине аккумуляция богатства в руках правящей верхушки вела к накоплению сокровищ, беспрецедентному развитию культа царских предков, росту тенденций политического и культурного застоя во второй половине XIX в., бурная и драматическая история Ойо означала политический и культурный прогресс для весьма обширного региона.
Подчиненное значение внешнего фактора для развития местной государственности хорошо видно на примере работорговых городов-государств Дельты: они были значительной политической силой на Верхнегвинейском побережье в пору расцвета атлантической работорговли в XVII—XVIII вв., оказывая влияние на судьбы ибо, бини, восточных йоруба, однако уже к концу XIX в. в связи с запрещением работорговли и переориентацией экономики на торговлю пальмовым маслом их политические структуры рассыпались, зачаточные органы власти оказались непрочными, не имеющими достаточно глубоких корней в традиционной социальной структуре.


Глава 3
БРИТАНСКАЯ ЭКСПАНСИЯ И АНТИКОЛОНИАЛЬНАЯ БОРЬБА НАРОДОВ НИЖНЕГО НИГЕРА ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XIX в.
Во второй половине XIX в. страны Нижнего Нигера подверглись колониальной экспансии и разделу между империалистическими державами. Местные народы утратили независимость. Африканские государства были разгромлены, самобытное развитие африканского общества приостановлено.
Завоевание Нигерии, к которому Англия приступила вначале 50-х годов XIX в., осуществлялось в несколько этапов. Колониальные захваты распространялись с юга на север Нижнего Нигера. Это было предопределено тем, что южные районы, особенно страны Дельты Нигера, были втянуты в орбиту торгового влияния Европы еще во времена работорговли, задолго до развязывания колониальной экспансии и раздела Западной Африки между империалистическими державами.
Торговая экспансия Англии в бассейне Нижнего Нигера.
Создание экономических и политических предпосылок
установления колониального господства
К середине XIX в. мировое торгово-промышленное и колониальное господство Англии значительно усилилось. Работорговля потеряла свое былое значение [217, гл. VIII, IX]. Районы Верхней Гвинеи интересовали английскую буржуазию прежде всего как источник промышленного сырья и дешевых продуктов питания и как рынок сбыта массовой промышленной продукции. Экономическое значение бассейна Нижнего Нигера начало определяться вывозом в широких масштабах пальмового масла, служившего тогда основным сырьем для производства свечей, смазочных масел. Большинство европейских купцов постепенно отходили от работорговли и переключались на вывоз пальмового масла.
Переориентация европейской торговли выразилась также в изменении характера импорта. Под влиянием промышленной революции значительно расширился ввоз в Африку дешевых потребительских товаров, с каждым годом в структуре им-
86


ГВИНЕЙСКАЯ ГРУППА
подгруппа ква
1- 	Эве
2- 	Йоруба( и игала)
100 О
- j.
3- 	Ибо ( игбо)
4- 	ЭДО(и бини)
5- 	Нупе(игбира и гбари) 200км подгруппа иджо
6- Иджо
ГРУППА ХАУСА
7 - Хауса
8 - Ангас(и анкве, сур)
9 - Баде(и болева,карекаре, тангале,нгиэим)
10- Бура(ибата тера)
11 - МандараС и матакам, гидар)
ГРУППА ВОСТОЧНАЯ БАНТОЙДНАЯ
12- Тив(и экой , боки ,
джарава)
13- Ибибио(и эфик)
14 -Джунун
15- 	Идома
16- 	Биром( и джерава)
17- 	Ката б
18- 	Намбари
группа СОНГАЙ
19- 	Сон гаи ( и джерма^е иди) ГРУППА ЗАПАДНАЯ
БАНТОЙДНАЯ
20- 	Фульбе Семья манди нго
21- 	Буса
Народы Центр, и Воет. Судана
22- 	Чамба(и мумуйе)
ГРУППА КАНУРИ
23- Канури
Семито-хамитская семья
24- 	Арабы
Этническая карта Нигерии (из кн.: P. Н. Исмагилова. Народы Нигерии. М., 1963, с. 24—25)


портной торговли уменьшалась доля предметов роскоши и других товаров, ввозимых ранее в Африку для работорговцев. На долю текстильных товаров, спиртных напитков, соли и металлоизделий приходилось уже в стоимостном выражении около 3/4 всего английского импорта в страны Западной Африки [395, с. 129]. Переориентация импортной торговли коснулась не только прибрежных стран, давно втянутых в контакты с европейцами, но и более отдаленных северных районов, находившихся в зоне транссахарских торговых путей. Вплоть до последней четверти XIX в. траносахарская торговля оставалась главным источником европейских товаров для районов, лежавших к северу от Илорина.
Новая экономическая роль стран Нижнего Нигера (и в целом Западной Африки) способствовала росту внешней торговли в этом регионе. По некоторым, весьма приблизительным оценкам, общий оборот западноафриканской заморской торговли составлял в конце XVIII в., в период наивысшего расцвета атлантической работорговли, около 4 млн. ф. ст. в год [371, с. 91—92]. В начале 50-х годов XIX в. минимальный уровень этой торговли был не меньше 3,5 млн. ф. ст. в год [350, с. 76], а во второй половине прошлого века ее объем увеличился приблизительно в 4 раза и достиг в 1901 — 1905 гг. 15 млн. ф. ст. в год [395, с. 128]. Объем экспорта пальмового масла из Западной Африки в Англию с 1810 по 1855 г. вырос более чем в 40 раз, тогда как импорт хлопчатобумажных тканей за этот же период увеличился в 30 раз [395, с. 128].
Но основное значение новой ориентации европейской торговли заключалась в радикальном изменении характера отношений между Англией, как главным центром мирового капитализма, и местными народами. Всем своим укладом и ходом развития новый тип торговли объективно вел к установлению отношений прямого экономического господства индустриального капиталистического общества над аграрно-сырьевой периферией, создавая тем самым предпосылки и для открытой колониальной экспансии. Эта главная, ведущая тенденция англо-нигерийских отношений в XIX — начале XX в. становится особенно заметной при сопоставлении условий аграрно-промышленного типа торговли, характерного для новой эпохи, с условиями работорговли.
Торговля рабами на всем протяжении ее истории была монополизирована почти исключительно местной традиционной знатью, использовавшей связи с европейцами прежде всего для возвышения своего социального и политического положения. Напротив, регулярный обмен импортными промышленными и экспортными сырьевыми товарами усиливал, по крайней мере в тенденции, роль мелких производителей и торговцев и в силу своего массового характера не мог быть монополией местных правителей. Производство растительного сырья могло эффек-
88


тшшо осуществляться на базе мелких крестьянских домохозяйств с привлечением в основном семейной рабочей силы и использованием традиционной техники. Именно массовый переход населения Дельты к производству на экспорт пальмового масла, происшедший значительно раньше установления колониального владычества, стал исходным моментом в развитии нигерийского торгового земледелия, которое в первой половине XX в. превратилось в основу колониальной экономики страны. Результатом переориентации экспортной торговли стало, кроме того, общее усиление социальной мобильности в районах Дельты, способствовавшее ослаблению или даже падению роли местных правителей, многие из которых выдвинулись в период работорговли.
Обладая монополией на торговлю «живым товаром», африканские правители могли контролировать ее условия. При новой же системе экономических отношений африканское население с самого начала зависело от движения цен на экспортные и импортные товары, которое определялось стихией мирового рынка и монопольным положением европейских торговых компаний. Следовательно, в новой системе уже содержались в зародыше элементы торговой эксплуатации местного населения и полуколониальных отношений господства и подчинения.
Однако связь между изменением в характере европейской торговли и торговой экспансией Англии не была прямой. Слияние этих двух процессов происходило постепенно и зависело от различных факторов: проникновения европейцев в глубинные лесные районы, позиции Англии на мировом рынке, спроса на растительное сырье, международной обстановки и т. д.
В первой половине XIX в., когда вывоз невольников был еще весьма значительным, торговля промышленными и сырьевыми товарами развивалась сначала как составная часть или прямое продолжение работорговли и не меняла в целом традиционной системы торговых контактов с местным населением, которая сложилась еще в XVIII в. Это был период подготовки прямой экономической экспансии Англии в странах Южного Нигера.
Роль основных поставщиков пальмового масла взяли на себя старые работорговые центры Восточной Дельты — Бонни, Калабар, Окрика. В отличие от Золотого Берега и других стран Западной Африки, где в то время английские торговые агенты уже проникали сами во внутренние районы, в Дельте Нигера государства-посредники сохраняли контроль над сбытом экспортных товаров европейцам вплоть до середины XIX в., и эта привилегия ревниво оберегалась местными правителями. Поэтому граница коммерческих контактов европейцев и африканцев, как и в XVIII в., проходила по побережью. Скупка товаров у африканцев продолжала осуществляться в форме кредита, который начали практиковать еще работорговцы в XVIII в. и который был известен в Западной Африке
89


под названием «траст». Европейские товары (ткани, соль, табак, порох, ружья и др.) предоставлялись («доверялись») в кредит африканским торговцам сроком от шести месяцев до одного-двух лет. За это время африканцы должны были обменять их на пальмовые 0(рехи, масло, слоновую кость и погасить задолженность уже местными продуктами [205, с. 87J.
Проникновение европейцев в удаленные от побережья районы Южного Нигера в тот период осуществлялось почти исключительно путем организации географических и торговых экспедиций и создания миссионерских станций. Нередко целью экспедиции провозглашалась борьба с работорговлей. Однако в отличие от XVIII в. изучение глубинных районов все более тесно переплеталось с интересами торговой экспансии. Еще в 1788 г. в Лондоне с целью «открытия для Британии богатых и густонаселенных африканских областей» была основана Ассоциация по исследованию глубинных областей Африки, в которую вошли представители английской аристократии, члены парламента, видные ученые. Эта организация играла ведущую роль в изучении бассейна Нижнего Нигера в первой четверти XIX в. Финансирование и руководство экспедициями осуществлялись непосредственно правительством Англии. Активную поддержку им оказывали также английские торговые компании [238].
В 30-е годы XIX в. наступил второй этап исследования Нигера, отмеченный переходом от географических экспедиций к практическому освоению бассейна реки. Был предпринят ряд экспедиций, преследовавших чисто коммерческие цели. Главной их задачей было основание опорных пунктов вдоль торговых путей на Масляных реках (так назывались в то время районы Невольничьего берега от устья Нигера до р. Рио-дель-Рей).
Примерно, в этот же период активизировалась политика Англии, направленная на расширение «британского присутствия» в Африке. Под предлогом ликвидации торговли невольниками Англия ввела в воды Бенинского и Биафрского заливов эскадру, которая к началу 30-х годов XIX в. состояла из 20 военных кораблей. Эта эскадра, получившая название «Африканской», использовалась больше для защиты торговли и экспансионистских интересов Великобритании, нежели для борьбы против вывоза невольников.
В 40-х годах была предпринята первая попытка государственной колонизации областей в бассейне великой западноафриканской реки. В августе 1841 г. на Нигер отправились три парохода. Экспедиции предстояло основать переселенческую колонию. В Локодже (место слияния Нигера и Бенуэ), на участке, купленном у местного вождя, были заложены торговая станция и религиозная миссия Ü164, т. 1, с. 154—160}.
После экспедиции 1841 г. исследование Нижнего Нигера фактически перешло к миссионерам. Активизировались миссионерские общества, представлявшие господствовавшую в Ве¬
90


ликобритании англиканскую церковь и пользовавшиеся поддержкой правительства-. В 1842 г. миссия была открыта в Ба- дагри. Спустя четыре года были основаны миссионерские станции в Калабаре и Абеокуте. Попытки миссионеров проникнуть с побережья в глубинные районы увенчались успехом. Миссионерские пункты появились в бассейне р. Кросс (Крик-Таун и Дьюк-Таун). В конце 40-х годов были созданы миссии в Акасе, Асабе, Або. В 1857 г. Миссионерское общество христиан обосновалось в Ониче, в 60-х годах оно утвердилось во многих городах Дельты Нигера.
Христианские миссионеры смогли довольно легко укрепиться в южных районах Нигера. Правители, допустившие их в свои страны, надеялись таким путем добиться определенных политических и экономических выгод. Прежде всего с помощью миссий они пытались получить огнестрельное оружие, привлечь европейских торговцев и т. д. Однако сравнительно быстро африканцы поняли, что миссионеры представляют собой не меньшую, а большую опасность для независимого существования местных государств. Хорошо зная обстановку, миссионеры вместе с английскими торговцами и консулами участвовали в заговорах и дворцовых переворотах, в результате которых к власти приходили угодные Англии лица. Разочарованные в своих надеждах, напуганные интригами «святых отцов», некоторые правители (например, обы Иджебу-Оде и Абеокуты) пытались пресечь деятельность миссионеров, проявляя к ним открытую враждебность. Однако ход событий был уже неподвластен африканцам.
В начале 50-х годов положение в Западной Африке резко изменилось. С окончанием работорговли англичане развернули открытую и широкую экспансию в глубинные районы, приведшую через несколько десятилетий к установлению прямого колониального господства Англии над всем бассейном Нижнего Нигера. Иным, более агрессивным стало поведение заморских торговцев. Английские компании теперь откровенно стремились к установлению контроля над источниками сырья, к обеспечению условий для систематической торговой эксплуатации местного населения.
Экспансионизм становился велением времени. Решающим влиянием в правительственных сферах Великобритании к середине XIX в. -стала пользоваться английская промышленная буржуазия, добивавшаяся под лозунгами «свободной торговли» усиления экспансионистской направленности колониальной политики Англии. Важным стимулом экспансии было также дальнейшее увеличение потребности английской промышленности в импортном растительном сырье. Текстильные фабриканты Ланкашира, испытывавшие после Гражданской войны в Америке сырьевой голод, изыскивали новые источники хлопка-сырца. В 70-х годах, после аннексии Лагоса, когда откры¬
91


лась дорога в страны йоруоа, компания африканских торговцев начала вывозить хлопок по пути, ведущему через Джеббу, Илорин, Ибадан, Абеокуту к Лагосу. Интерес английской буржуазии к Нижнему Нигеру еще более возрос, когда на плато Баучи (к северу от Бенуэ) в 1884 г. были открыты месторождения оловянной руды, а в бассейне р. Бенин и в междуречье Нигера и Бенуэ обнаружены каучуконосы.
Существовала еще одна важная причина, побуждавшая английские компании устанавливать прямой контроль над местными рынками,— изменение к середине XIX в. условий внешней торговли в районах Верхней Гвинеи. В это время соотношение цен на экспортные и импортные товары определенно изменилось в пользу африканского населения, особенно местных торговцев-посредников. Цены на пальмовое масло, которые неуклонно росли в течение первой половины столетия, достигли пика в 1854—1861 гг. В то же время цены на английские изделия, ввозимые в страны Западной Африки, значительно снизились в результате промышленной революции. К 1850 г. в обмен на местное сырье можно было приобрести в 2—4 раза больше импортных товаров, чем в начале XIX в. [395, с. 132]. Поэтому европейские компании теперь были заинтересованы в ликвидации монопольного положения местных торговцев-посредников и свободном доступе в глубинные районы.
Для установления контроля над низовьями Нигера английскому капиталу потребовалось несколько десятилетий, в течение которых цели и методы обеспечения экономического господства постепенно менялись. На первом этапе английской экспансии в бассейне Нижнего Нигера—в период предельного развития домонополистического капитализма (третья четверть XIX в.) — основной ее целью было создание здесь торговой «империи»: захват торговых путей, крупных рынков в Дельте Нигера и странах йоруба, изменение условий торговли в пользу английского капитала. Это был шаг к установлению прямого колониального господства. И хотя вплоть до начала 70-х годов английский парламент проявлял определенную осторожность в вопросе о расширении английских владений в Западной Африке, логика борьбы за обеспечение экономического господства в низовьях Нигера толкала английский капитал и правительство на путь территориальных захватов.
Для создания торговой «империи» англичане широко использовали систему «траст», которая из коммерческой сделки быстро превратилась в орудие утверждения экономического и политического влияния Англии в глубинных районах и закабаления местных народов. По мере расширения торговой экспансии и включения в нее новых компаний система «траст» порождала все больше злоупотреблений со стороны европейских купцов. Пользуясь неосведомленностью местных торговцев в
92


расчетных операциях, английские фирмы держали африканцев в постоянной долговой зависимости. Цены на предоставлявшиеся в обмен на масло промышленные товары взвинчивались.
Пока англичане не могли рассчитывать на постоянную вооруженную поддержку своего правительства, они старались снискать дружбу африканских властей, от которых зависело разрешение на торговлю пальмовым маслом. Однако постоянное присутствие у берегов Нижнего Нигера «Африканской эскадры» и растущее экономическое влияние английских торговцев все более превращали их из негоциантов в торговых и судейских арбитров, начинавших помышлять и о политическом господстве. В 60—70-е годы англичане уже прямо вмешивались во внутренние дела местных государств.
Целям тортовой экспансии и экономического господства служили так называемые суды чести, созданные английскими купцами якобы для защиты своих экономических интересов. В их состав входили европейские торговцы, ведущие операции в этих районах, а также местный правитель и главы торговых домов [160, т. 47, с. 880—885; т. 55, с. 186; т. 52, с. 356J. Первоначально основной задачей судов было взыскание долгов с местных жителей. Однако к 70-м годам суды значительно расширили свои функции. Они стали не только разбирать торговые тяжбы европейских купцов с африканцами, но и устанавливать размер торговых пошлин и порядок их взимания, налагать штрафы на местных жителей и даже на правителей за нарушение торговых и других обязательств. Право принимать окончательное решение по любому обсуждаемому в суде вопросу принадлежало британскому консулу. Проводилось оно в жизнь под угрозой вызова «Африканской эскадры» 1206, с. 199—204; 160, т. 55, с. 186—189; т. 60, с. 579—581}.
Юридически вовлечение местных государств-посредников и других государственных образований в английскую сферу влияния оформлялось при помощи так называемых договоров, которые гарантировали неограниченную свободу действий миссионерам и беспрепятственную торговлю английским компаниям [104, с. 84—85; 164, т. 1, с. 1.50—153}. Эти «договорные» отношения устанавливались по сути дела под дулами орудий английских военных кораблей. Они использовались как средство давления на африканских правителей в ходе торговой экспансии и как юридическое оправдание последующих территориальных захватов.
Во второй половине XIX в. значительно ухудшились для местного населения условия торговли экспортными товарами. Это было обусловлено главным образом уменьшением спроса на африканское растительное сырье, что вызывалось конкуренцией мазутного масла и более дешевого арахидного масла из Индии и Австралии, а также развернувшейся в последней чет¬
93


верти XIX в. «великой депрессией». Однако определенную роль сыграла и растущая монополизация местного рынка английскими компаниями. Вместе с тем продолжавшееся снижение цен на импортные промышленные изделия уже не было столь значительным, как в середине XIX в., и в целом не компенсировало падения цен на сырьевые товары. Таким образом, условия торговли также способствовали расширению торговой эксплуатации местного населения.
В последней четверти XIX в. экспансия Англии в бассейне Нижнего Нигера вступила в свой завершающий этап. Главной ее целью стало обеспечение монополии на обладание необходимыми источниками сырья и продовольствия путем прямого колониального подчинения местных народов. Торговая экспансия с того момента приобрела ясно выраженный империалистический характер, стала важной предпосылкой и составной частью установления политического господства метрополии.
Качественно изменились формы экономической экспансии. Характерной чертой нового этапа стал переход английского капитала от предпринимательской деятельности отдельных компаний к созданию монополистических объединений, резко расширивших возможности торговой эксплуатации африканского населения. Первым таким объединением, созданным в 1879 г. бывшим офицером английской армии Дж. Голди, стала так называемая Нигерская компания, представлявшая торговые круги Лондона и Манчестера. В нее вошли старейшие компании, торговавшие на Нигере: «Алекс Миллер энд бра- зерз», «Сентрел Африкэн трейдинг компани» и «Уэст Африкэн компани». Нигерская компания монополизировала всю торговлю вверх по Нигеру до Локоджи. Остальная часть территории Южного Нигера, освоенная английскими торговцами, оказалась под контролем другого монополистического объединения— Африканской ассоциации, куда в 1889 г. вошло большинство компаний, которые принадлежали торговым кругам Ливерпуля и Глазго и имели старые, хорошо налаженные связи с правителями прибрежных стран. Это были крупные компании: «Стюард энд Дуглас», «Хаттон энд К°», «Тейлор», «Тирон, Ричмонд энд Джонс» и др.
В начале 90-х годов все английские компании на Нижнем Нигере были поглощены Королевской нигерской компанией, в которую с 1893 г. вошла также и Африканская ассоциация. Председателем компании стал лорд Абердейр, занимавший до этого пост министра внутренних дел в так называемом радикальном кабинете Гладстона, этого, по выражению К. Маркса, кумира прогрессивной буржуазии [1, с. 424].
Деятельность монополистических объединений окончательно завершила в 80-е годы создание торговой «империи» Англии на Нижнем Нигере и одновременно с этим способствовала превращению освоенных экономически территорий в анг-
94


лийскую колонию де-факто. Как заявил Дж. Голди на торжестве по случаю образования Нигерской компании, главной его целью было «'присоединение районов по Нигеру к Британской империи» (цит. по {510, с. 145}). Английские компании осуществляли не только экономический, но и по сути дела политический контроль в торговой «империи», охватывавшей к этому времени весь район Дельты Нигера. Это полностью отвечало интересам Англии, которая вплоть до Берлинской конференции 1884—1885 гг. предпочитала сохранять «неофициальную» власть над низовьями Нигера, не тратя больших средств на создание административного аппарата. Деятельность Нигерокой компании и Африканской ассоциации широко рекламировалась английской официальной историографией как пример «мирной колонизации» 1340, 1936, с. 140—146; 469, с. 28—32; 439, с. 55—70}.
Стремясь закрепить решения Берлинской конференции 1884—1885 гг., в частности утверждение района Нижнего Нигера сферой влияния Англии, правительство Великобритании официально признало в 1886 г. Нигерскую компанию своим политическим представителем, предоставив ей королевскую хартию. Согласно хартии, к Королевской нигерской компании (так теперь именовалась эта компания) переходили «все привилегии, права и полномочия на управление и поддержание общественного порядка» на Нижием Нигере. Верховная власть сосредоточивалась в руках совета директоров компании в Лондоне; Дж. Голди в качестве «главного администратора» осуществлял ее непосредственно на месте. Хартия предоставила компании также неограниченные права на экономическую эксплуатацию Нижнего Нигера {163, т. 17, с. 118—124}.
Под прикрытием хартии, используя полицейские отряды и флотилию кононерок, Дж. Голди «сохранил» за Англией, по признанию премьер-министра Гладстона, самую лучшую из вновь открытых африканских рек, наиболее судоходную и ведущую к самым развитым й богатым районам этой части континента (см. [246, с. 290}).
Деятельность Королевской нигерской компании осуществлялась уже в ходе политической экспансии Англии в бассейне Нижнего Нигера и в период колониального раздела Западной Африки.
Захват Лагоса и колонизация Южной Нигерии.
Государство Опобо и его роль в сопротивлении английской экспансии
Первым шагом на пути территориальной экспансии Англии на Нижнем Нигере явился захват в 1851 г. о-ва Лагос, населенного в основном йоруба. Решение Англии аннексировать
!*>


Лагос было ускорено обострением в середине XIX в. соперничества с Францией в районах Западной Дельты. В это время французы развернули активные действия в Виде и Бадагри; некоторые из них проникли на Лагос. Англия поспешила отправить в Бадагри отряд из гарнизона Золотого Берега и назначить консула в страны Бенинского и Биафрского заливов.
Захват Лагоса был предопределен не потому, что его правитель Косоко, согласно официальной версии, продолжал вести активную работорговлю; англичан прежде всего привлекало стратегически выгодное географическое положение острова, позволявшее контролировать обширную систему лагун в низовьях Нигера. Используя его удобную стратегическую позицию, Англия намеревалась превратить Лагос в форпост наступления в прибрежных районах [208, с. 180—181; 193, с. 95—97]. Не менее важное значение имело то обстоятельство, что остров являлся крупнейшим в Западной Дельте торговым центром. Захватив его, англичане получали возможность контролировать торговлю в большинстве стран йоруба (подробнее см. [304]).
Вмешавшись в распри между вождями Лагоса, вспыхнувшие из-за наследования титула правителя, Великобритания в конце 1851 г. направила к острову «Африканскую эскадру». При этом англичане прикрывали свое вмешательство фразами о «восстановлении прав законного правителя Акитойе». 24 декабря все корабли эскадры двинулись к Лагосу. Две канонерки с близкого расстояния начали интенсивный обстрел побережья. Подступы к острову защищали 5 тыс. воинов. Огонь островитян вынудил англичан отступить. На следующий день к острову направились броненосец, шесть канонерок и военные транспорты. На их борту находились 400 английских морских пехотинцев и 630 наемников Акитойе, изгнанного с острова его соперником Косоко.
Первая -попытка высадить на остров десант не увенчалась успехом. Огонь воинов, во главе с Косоко оборонявших побережье на расстоянии в 3 мили, не давал судам приблизиться. Наконец, англичане переправили на южное побережье острова 223 морских пехотинца. Одновременно фугасным снарядом с одного из крейсеров удалось взорвать городской арсенал. В Лагосе, дома которого были крыты тростником, возникли большие пожары. Жители покинули разрушенный взрывами город.
В январе 1852 г. на английском военном корабле был заключен договор, устанавливавший контроль Англии над островом [160, т. 41, с. 735—737]. Подписал его правитель Акитойе, который с помощью англичан утвердился на Лагосе. В поддержке британского оружия он нуждался и в дальнейшем, чтобы удержаться у власти; это сделало его послушным орудием в руках английских консулов. Пользуясь присутствием эскадры,
96


англичане требовали новых уступок у правителя, и он безоговорочно принимал все продиктованные пришельцами условия: согласился на учреждение постоянного британского консульства, предоставил землю и полную «свободу действий» английским торговцам и миссионерам. Такими же слабыми оставались позиции и его сына Досунму, который занял место отца после его смерти в 1853 г. В течение последующих восьми лет Досунму было навязано еще несколько соглашений, окончательно отобравших у него власть. 6 августа 1861 г. под дулами корабельных орудий, наведенных, как и десять лет назад, на город, Досунму пришлось принять условия договора, по которому Лагос был объявлен владением британской короны [160, т. 52, с. 181—182; т. 57, с. 353].
В Лагос п-рибыл английский губернатор с двумя ротами Вест-Индского полка и отрядами, навербованными среди хауса. В его распоряжении находились два судна, которые (курсировали вблизи острова [238, с. 85—86]. Британская экспансия неуклонно расширялась. Вскоре английский флаг был утвержден в Бадагри, Палме и Лекки. Затем английскому губернатору было дано указание из Лондона «сосредоточить внимание» на глубинных районах, захват которых обеспечивал непосредственный доступ к ценному африканскому сырью.
Проникновение англичан в правобережные районы Нижнего Нигера совпало с периодом глубокого политического кризиса, который переживала держава Ойо.
Раздробленные и ослабленные междоусобными войнами, йорубские города-государства пытались в одиночку противостоять английской экспансии. Центрами сопротивления стали наиболее быстро развивавшиеся в тот период города — Ибадан, Иджебу-Оде, Абеокута.
Особое место среди них занимала Абеокута, основанная в 1830 г. беженцами эсба. Этот город вскоре оказался в сфере экономического и культурного влияния Европы. Наряду с эгба здесь селились также реэмигранты из Сьерра Леоне — capo.. Это были вернувшиеся на родину потомки местных жителей, проданных в рабство. Capo составляли образованную прослойку города. Абеокута пошла дальше других независимых государств Южной Нигерии в модернизации традиционных институтов. В городе возникла новая система правления, в основе которой лежал союз традиционной знати и образованных африканцев. Главным органом власти стал созданный в 1865 г. Объединенный совет по управлению эгба, в который вошли три вождя во главе с башоруном и три capo. Ведущей фигурой в совете был Дж. У. Джонсон, выходец из Сьерра-Леоне [290, с. 208—209]. Совет провел ряд реформ, главными из которых были введение фиксированных таможенных пошлин и открытие таможни. Однако совет просуществовал лишь до 1872 г., не сумев объединить всех эгба и сформировать воору-
7 Зак. 203
97


жадные силы, способные противостоять британской экспансии {290, с. 208—209; 305, с. 197—198; 356,
с. 377—379].
Весьма сложная обстановка была в 'середине 70-х годов в Ойо. Новый алафин Адейеми I пришел к власти, когда стране угрожали сильные внешние в/piara. На территорию Ойо с за- пада наступала армия Дагомеи, с севера Илорин распространил свае влияние на Иеейин, входивший в Ойо. Ибадан становился все сильнее и претендовал на гегемонию над всеми народами йоруба [511, с. 215, 228]. Правитель Опобо Джа-ДжаВ этих условиях Адейеми и решил (1821—1891) пригласить в Ойо английских миссио¬
неров. Он знал, что эгба получали от них помощь, а главное — огнестрельное оружие, которое Абеокута использовала в борьбе против Дагомеи. А алафин надеялся таким же путем усилить свои позиции.
Деятельность миссионеров подготовила утверждение британского контроля в Ойо. По их настоянию, Адейеми обратился в 1881 г. к английским властям в Лагосе с просьбой помочь «установить мир» в странах йоруба. Однако правительство Великобритании не спешило. Обстановка смут предоставляла многочисленные и удобные поводы для вмешательства во внутреннюю жизнь государств йоруба. Междоусобицы позволяли использовать одни города в борьбе против других. В войне, вспыхнувшей в 1877 г. между Ибаданом и Иджебу, англичане принимали непосредственное участие. Губернатор Лагоса сумел тогда привлечь на свою сторону Абеокуту [511, с. 253] (подробнее см. [320]). В военные действия оказались вовлеченными многие страны йоруба, которые были сильно ослаблены длительной борьбой. Мирный договор был заключен лишь в 1886 г. [397, с. 112—118]. Уже его условия представляли собой угрозу независимости йорубских народов.
После того как Ибадан потерпел поражение, Англия приступила к постепенному установлению политического господства в странах йоруба под предлогом защиты их от междоусобных войн и набегов воинственных соседей.
В 1888 г. англичане навязали алафину Ойо договор о протекторате. Через пять лет они потребовали распространить английский протекторат на все территории, ранее объединявшиеся в державе Ойо. Адейеми, разумеется, согласился. Началась создание новой «империи» Ойо, находившейся под британским контролем [30, л. 2] (подробнее см. [316, гл. 2]). Когда иджебу отказались признать контроль Великобритании,
98


против них немедленно была направлена военная экспедиция [112, с. 1}. После разгрома иджебу англичане послали экспедицию против Абеокуты. Город был оккупирован; в 1893 г. ему был навязан договор, покончивший с независимостью эгба.
Проникновение английских компаний в глубинные районы, установление непосредственных контактов между африканскими крестьянами, производившими экспортную продукцию, и европейскими скупщиками вызвали политический кризис в большинстве стран Дельты. Он совпал, как и в странах йору- ба, с началом британских территориальных захватав. В последней четверти XIX в. особенно напряженной стала внутриполитическая обстановка в странах иджо, ибибио, ибо. Усилились противоречия между Бонни, Опобо, Калабаром и другими городами-посредниками. Каждый из них стремился вытеснить со своих рынков конкурентов и увеличить за счет соседей собственную торговую «империю» [105, с. 26; 106, с. 2—3; 160, т. 57, с. 1256—1257].
Центром консолидации сил для отпора Англии, которая рассматривала города-посредники как основное препятствие к безраздельному владению богатыми рынками пальмового масла, в странах иджо было государство Опобо во главе с его основателем — крупнейшим местным торговцем и влиятельным политическим деятелем Джа-Джа. Опобо было заложено выходцами из Бонни. Большинство из них в прошлом, как и основатель государства, были рабами. Освобожденные рабы, из среды которых вышли не только крупные торговые посредники, но и талантливые военачальники, стали движущей силой борьбы против британского вторжения. К тому времени они заняли экономически сильные позиции в торговле пальмовым маслом [(109, с. 8; 107, с. 1—2].
Когда в 1885 г. Англия официально объявила об установлении Протектората Масляных рек на территориях от колонии Лагос до правого берега Рио-дель-Рей и вверх гю Нигеру до Локоджи, а также на обоих берегах Бенуэ до Иби, Опобо стало готовиться к войне. Усиленно укреплялись пограничные районы государства; формировались воинские отряды, оснащенные ружьями типа «шнейдер», «норденфельд», «гэтлингс», которые правитель закупал у европейских купцов в обмен на пальмовое масло [109, с. 42; 160, т. 76, с. 978; 160, т. 78, с. 1224},
Деятельность английских торговцев и консула на территории страны была запрещена. Торговые пути не только в Опобо, но и в соседних районах оказались блокированными. Все попытки английских купцов прорваться через эти кордоны терпели полный провал [109, с. 18—19].
Несомненным успехом Джа-Джа было заключение соглашения с вождями Брасса и Кал-абара о совместном отпоре англичанам [109, с. 35]. Некоторые вожди Бонни, политические
7*
99


соперники Джа-Джа, к тому времени также стали сторонниками совместных действий с Опобо. Весной 1885 г. они начали высказываться в пользу присоединения к союзу между Опобо и Брассом.
Летом 1887 г. министерство иностранных дел Великобритании дало указание вице-консулу Джонстону потребовать от пр-авителя неограниченной свободы' действий в Опобо для английских купцов. Поскольку Джа-Джа оставил притязания консула без ответа, Джонстон объявил военную блокаду Опобо. Однако правитель не смирился. В Опобо шли интенсивные приготовления к обороне. Борьба началась осенью 1887 г. Численность воинов Опобо достигала 4 тыс. Отряд из 700 воинов, вооруженных огнестрельным оружием, был размещен непосредственно за заграждениями, выстроенными полукругом на подступах к главному городу [109, с. 78; 209, с. 177]. Попытка английского отряда высадиться на побережье была отбита. Захватить народ Опобо врасплох не удалось. Тогда консул решил устранить правителя. Вождю было предложено начать переговоры. Когда он прибыл, то был арестован, доставлен на военное судно и увезен в Бонни, откуда его отправили в Аккру, в крепость «Христианборг». Шестидесятилетний вождь был затем сослан -на о-в Сент-Винсент в Вест-Индию [160, т. 78, с. 1219, 1226, 1232—1233]. Направленный против Опобо военный крейсер и несколько канонерок уничтожили главный город, оборонительные сооружения на берегу реки и многие селения государства. Страну оккупировали отряды морской пехоты.
В 1889 г. народ поднял восстание, против колонизаторов. В выступлении участвовало около 500 человек. Восставшие имели 400 ружей и несколько десятков пушек: флотилия каноэ насчитывала более 30 военных лодок. Англичане были изгнаны из Опобо. Народ потребовал возвращения сосланного правителя, который «был обманут королевой, заманен в ловушку и похищен консулом» £539, 1959, № 62, с. 280; 109, с. 83]. Расправиться с восстанием Англия смогла вновь только силами «Африканской эскадры».
Утвердившись в Восточной Дельте, колонизаторы приступили к осуществлению экспансионистских планов к западу от устья Нигера. Эти планы были направлены прежде всего на захват Бенина и соседних районов, населенных ишан, кукуру- ку, урхобо, итсекири.
Завершение раздела Нижнего Нигера
между европейскими державами.
Сопротивление Бенина
Английская экспансия на Нижнем Нигере развертывалась в обстановке острой борьбы между Англией, Францией и Германией за раздел глубинных районов Верхней Гвинеи.
100


Французы, соперничая с англичанами, неоднократно в 70-х годах пытались закрепиться на побережье заливов Бенин и Биафра и продвинуться в глубинные районы. В 80-х годах XIX в. новый претендент на колонии — кайзеровская Германия предпринимала попытки проникнуть на Нижний Нигер. Весной 1883 г. правительству Германии стало известно о существовании секретной англо-француэской конвенции о разделе Верхнегвинейского побережья, заключенной в июне 1882 г. Одновременно торговые компании Бремена, обосновавшиеся, в частности, в Лагосе, откуда они вывозили ядра пальмовых орехов в обмен на спирт и другие товары, информировали Бисмарка об огромных возможностях для немецкой торговли, на побережье Гвинейского залива, осуществлению которых, однако, мешают англичане и французы.
В декабре 1883 г. правительство Германии приняло решение направить в Верхнюю Гвинею специального комиссара, которому было поручено в обход англичан и французов заключать договоры с африканскими вождями. В мае 1884 г. Г. Нах- тигаль был назначен «генеральным консулом западного побережья Африки» и развернул активную деятельность, направленную на развитие немецкой торговли в районах Гвинейского залива. К середине 80-х годов заметно усилилась активность немецкого консула и купцов в бассейне Масляных рек.
Английские компании восприняли действия французов и немцев на побережье заливов Бенин и Биафра как угрозу их «преобладанию» на Нижнем Нигере (555, 15.Х. 18841. Они предприняли меры для устранения французских и немецких конкурентов. Парижские и марсельские компании, а также торговые агенты Гамбурга и Бремена оказались вытесненными с Нижнего Нигера накануне Берлинской конференции 1884— 1885 гг.
В повестке дня этой конференции, которая была созвана? для того, чтобы урегулировать колониальные притязания европейских держав в Тропической Африке, значился вопрос о Нигере. Это предложение внесла Франция, намеревавшаяся устранить преобладание англичан в дельте великой западноафриканской реки. Однако еще в ходе предварительных переговоров Великобритания дала понять, что не собирается отказываться от своих позиций в этом районе [160, т. 75, с. 1035— 1036; 162, т. 5, с. 375]. Германия проявила уступчивость по отношению к требованию англичан признать их «особые интересы» на Масляных реках. За это они соглашались считать Камерун «германской сферой» и не препятствовать проникновению немцев в глубинные районы (160, т. 76, с. 759—765].. Конференции были представлены «доказательства английского преобладания» на Нижнем Нигере. Проект создания по примеру Конго специальной международной комиссии для контроля за осуществлением «свободы навигации» на Нигере был
101


отклонен. Наблюдение за претворением в жизнь «-свободы навигации» в нижнем течении этой реки было поручено Англии [108, с. 312].
После конференции колониальные захваты в Верхней Гвинее еще более активизировались. Лишь спустя несколько лет раздел Нигера, главного объекта европейского соперничества, был закреплен и юридически оформлен в серии двусторонних соглашений. Согласно договору 1889 г., Франция уступила англичанам небольшие территории, примыкавшие к колонии Лагос. В дальнейшем обе державы стремились закрепить свои позиции вдоль рубежа между Дагомеей и Нигерией. С того времени началось активное утверждение британского контроля над эгба и другими группами западных йоруба. Соглашение 1890 г. размежевало английские и французские владения по линии Сай (на Нигере)—Баруа (у оз. Чад); она проходила приблизительно вдоль нынешних северных границ Нигерии. Через восемь лет эта линия была несколько отодвинута к юго-востоку от Сая. В том же году были установлены границы между Дагомеей и английскими владениями в странах йоруба 1160, т. 81, с. 1126—1133, 1312—1314; т. 82, с. 40—42,
89—91; т. 83, с. 43—44; 161, с. 205—213].
Англо-германский договор 1893 г. был направлен в основном против французской экспансии в районе оз. Чад [160, т. 85, с. 38—39, 41—43]. Германия была особенно заинтересована в захвате территорий в бассейнах Шари и Убанги, и Англия негласно признала за ней «право» на утверждение контроля во овеем бассейне Шари.
Вопросы установления колониальных границ в этих районах, а также по Рио-дель-Рей оставались все еще спорными [163, т. 18, с. 77—82; 111, с. 1—2]. Особенно большое недовольство немцев и французов вызвало укрепление позиций английских торговых компаний на Нижнем Нигере. Беспокойство усилилось после предоставления в 1886 г. территориальной юрисдикции Нигерской компании. В сферу контроля Королевской нигерской компании вошли районы, расположенные к северу от стран Дельты (севернее Локоджи), а также узкая полоса в устье Нигера (Акаса и Брасс), дававшая компании выход к морю. В 1887 г. территории, контролируемые компанией, были объявлены Протекторатом нигерских дистриктов. Районы Дельты остались в составе Протектората Масляных рек в качестве отдельного владения, однако границы между обеими территориями не устанавливались. В Протекторате Нигерских дистриктов административные функции осуществлялись привилегированной компанией, на Масляных реках — непосредственно британской короной [163, т. 17, с. 83—86].
Управление обоими владениями было довольно слабым и не обеспечивало эффективного политического контроля над захваченными территориями. В 1889 г. на Южный Нигер был
102


направлен опытный дипломат К. М. Макдональд с заданием основать в странах Дельты английскую коронную колонию. В одной из депеш министр иностранных дел писал Макдональду: «Вы должны консолидировать британские силы в районах, над которыми правительство ее величества осуществляет протекторат, и установить «а всех территориях единую административную систему» [110, с. 3, 5—6, 14; 378, с. 100}. Спустя четыре года Протекторат Масляных рек был переименован в Протекторат Нигерского побережья. В его состав вошли прибрежные районы от р. Бенин до Калабара протяженностью 250 миль. Эта территория была разделена на шесть дистриктов; в каждом основан административный пост, штат которого включал вице-консула, консульского агента и чиновни- ка-юриста [160; т. 85, с. 1203; 113, с. 3).
К расширению Протектората Нигерского побережья за сче1» глубинных районов Англия приступила в середине 90-х годов. Верховному комиссару было дано указание использовать все наземные и морские отряды, дислоцированные на Нижнем Нигере. Наступление осуществлялось в трех направлениях: восточном — от Нового Калабара к бассейнам Кросс и Ква- Ибо, центральном — из Бонни и Опобо в страны ибо, западном — из Варри и Сапеле в Бенин, в районы, богатые пальмовым маслом, хлопчатником, гевеей [114, с. 1, 5].
В августе 1896 г. была направлена первая экспедиция вверх по р. Кросс. Затем было предпринято наступление против Окрики и Акветты, занимавших ключевое положение на рынках пальмового масла в странах ибо [114, с. 76—86].
Дорогу в западном, главном направлении англичанам преграждал Бенин. Он стал последним крупным очагом сопротивления колонизации в Южной Нигерии. Относительная сплоченность эдо, борьба которых длилась около трех лет, была обусловлена тем, что эти народы в течение нескольких веков были объединены в рамках обширного и довольно сильного государства. Однако к концу XIX в. позиции правителя Бенина ослабели. При обе Идугбола, прозванном в народе Овон- рамвен Ногбаиси («Непобедимый»), участились восстания. Накануне вторжения колониальных войск выступление против обы произошло в 50 милях от Бенина.
3 января 1*897 г. в Угхотоне высадился английский экспедиционный отряд численностью 260 человек. Возглавлял экспедицию вице-консул Дж. Филиппе [115, с. 15, 20]. Когда известие о вторжении консульского отряда достигло Бенина, десятитысячная армия была приведена в боевую готовность [115, с. 21]. Основным оружием воинов служили копья и мечи, изготовленные местными кузнецами, хотя у отрядов личной гвардии правителя имелись ружья и небольшие пушки европейского образца. Навстречу англичанам отправились тысяча воинов во главе с ове-ассери (военачальником) Ологбошери.
103


Он предложил консулу покинуть пределы государства. Филиппе отказался. Последовала атака бенинских воинов: 131 человек, в том числе шестеро европейцев, были убиты .['115, ■с. 16, 18, 21].
10 февраля против Бенина были направлены 7 военных кораблей «Африканской эскадры». С судов высадились отряды морской пехоты и полицейские части (1,5 тыс. человек). Главный бой был дан на р. Ологбо в 30 милях от Бенина. Оборону этого района держали шесть военных вождей с отрядами личной гвардии правителя. Бенинские воины первыми атаковали центральную колонну карателей (500 солдат). Два больших сражения произошли у Гвато. На подступах к этому порту, у Аро-Олокун, отряды бенинс'кой армии, возглавляемые талантливым военачальником Э<беикинМ|ВИном, нанесли серьезное поражение колониальным частям. Путь английскому наступлению на Сапобар, осуществляемому под прикрытием трех военных кораблей, преградил отряд личной гвардии обы во главе с военачальником Асоро. Бенинские воины в течение нескольких дней отражали атаки колонизаторов.
19 февраля Бенин прекратил сопротивление. Овонрамвен с остатками войска покинул столицу. Лишь через полгода, в августе 1897 г., он был взят в плен, а затем выслан в Калабар. Многие военные вожди, попавшие в плен, были казнены [92, с. 59—61; 553, 1968, т. 2, № 2, с. 70—72; 238, с. 198—201].
Разрушения, грабежи, казни не заставили народ Бенина смириться. Борьба продолжалась еще около полутора лет. Предположение англичан, что после устранения правителя установление колониального режима будет одобрительно встречено в окраинных провинциях Бенина, не оправдалось. Ишан и кукуруку оказали колониальным частям вооруженное сопротивление. Сражения происходили в наиболее крупных городах ишан — Урруа и Уроми. Весной 1899 г. вспыхнуло новое восстание. Возглавили его ове-аосери Ологбошери и два военных вождя Абохун и Овиаваре. Сын низложенного обы, Игуобаси- ми, и 20 вождей Бенина вскоре присоединились к восставшим. Борьба, однако, велась изолированно [116, с. 5—14]. Англичанам удалось вскоре захватить в плен главного руководителя восстания. 28 июня Ологбошери, в течение трех лет самоотверженно боровшийся за независимость своей родины, был повешен. Каратели, сжигая города и селения, прошли по территории Бенина.
Народы южных районов Нижнего Нигера — Бенина, Опобо и других городов-посредников, в течение нескольких десятилетий упорно боровшиеся против британской экспансии, потерпели поражение. На территории этих стран в 1907 г. был образован Протекторат Южная Нигерия.
104


Провозглашение Протектората Северная Нигерия (1900 г.)-
Борьба против английской экспансии в халифате Сокото
Английский протекторат на севере Нижнего Нигера был официально провозглашен в январе 1900 г. Однако Англии еще предстояло завоевать расположенные там мусульманские страны, и прежде всего халифат Сокото. Правда, это крупное мусульманское государство было значительно ослаблено междоусобицами, усилившимися среди правящих групп феодального класса с середины XIX в. Номинально объединенный под политическим и религиозным главенством амира аль-муминин халифат по сути дела состоял из полунезависимых эмиратов, враждовавших с соседними немусульманскими народами, а нередко и между собой (подробнее см. [412; 450]). Противоречия особенно обострились в правление амира аль-муминин Абдуррахмана Атику в 1891 —1902 гг. Участились вооруженные выступления против центральной власти. Волнениями были охвачены Кано, Зариа, Адамава, Баучи (см. [528, 1896, т. 8,. № 3, с. 205—217; 299]). Напряженными и нередко враждебными стали взаимоотношения между эмиратами. Западные области Зарии разоряла армия Контагоры. Границы этого» эмирата и некоторых других не были установлены вплоть до середины прошлого века, да и во второй его половине все еще происходило их утверждение в ходе рейдов главным образом в районы, населенные неисламизированными народами. Длительная война велась правителями Кацины и Кано против Ma- ради. На Кано наступали войска Дамагарама из Зиндера [528, 1896, т. 8, № 3, с. 208—211, 215—217; 214, с. 130]. Эти войны и династические распри ослабили сопротивление колонизации в северных районах Нижнего Нигера со стороны хауса, фульбе, нуле и других народов.
Не менее важными причинами были, разумеется, социальные. Переломные годы конца прошлого — начала нашего века ознаменовались в истории Сокото волной многочисленных народных восстаний, направленных против гнета местных феодалов [246, с. 293—297; 283, с. 112—117]. Наиболее длительными они были в Н.упе и Илорине. Жившие к северу or Баучи нинги сформировали войско, которое двинулось против эмиров Кано и Зарии. В течение многих лет Сокото было не в состоянии справиться с мятежным Аргунгу, расположенным в 50 милях [122, с. 84—85, 400, 425—428].
Внутреннее положение в Сокото, осложненное междоусобной борьбой, требовало пристального внимания и подчас немедленных действий. Халиф и эмиры занимались прежде всего разрешением междоусобиц, а отношения с Англией считали второстепенной проблемой (подробнее см. [299]). Тем не монее деятельность английских компаний, особенно Королев- окой нигерской компании, вызывала у Атику серьезные опасе¬
105


ния. Они вскоре подтвердились. Как только в 1897 г. войска компании захватили Нупе и Илорин, Абдуррахман приказал прервать торговые отношения с европейцами, которые были установлены еще в 60-х годах XIX в. Представители Нигер- ской компании были высланы. При этом амир аль-муминин объявил, что «намерен бороться против белых» и потребовал изгнать не только торговых, «о и политических агентов Великобритании с территории эмиратов. В мае 1898 г. всем европейцам было предложено покинуть пределы халифата [117, ■с. 11].
Убедившись, что Королевская нигерская компания не в состоянии обеспечивать английские интересы на Нижнем Нигере, правительство Великобритании приняло решение осуществить «эффективную оккупацию» хаусанских эмиратов. В конце 1899 г. хартия компании была аннулирована. Верховным комиссаром Протектората Северная Нигерия был назначен Ф. Лугард, которому Чемберлен поручил утвердить британскую власть в халифате Сокото [il 17, с. 50—51).
В первые годы пребывания на посту верховного комиссара в Северной Нигерии Лугард занимал выжидательную позицию по отношению к наиболее влиятельным африканским правителям. Он попытался прежде всего склонить амира аль-муминин на сторону Англии. Обстоятельства, как казалось верховному комиссару, складывались удачно. Повод вскоре был найден. В начале 1901 г. англичане предприняли военные действия против южных эмиратов Виды и Контагоры. В одном из посланий, направленном Абдуррахману после их захвата, верховный комиссар обратился в Сокото со следующим предложением: «Я пишу вам,— подчеркивал он,— для того, чтобы вы назначили человека, который управлял бы по справедливости. Бели он справится с порученным делом, то я окажу ему необходимую поддержку. Пришлите его ко мне с письмом, я назначу его эмиром» [465, с. 289; 102, с. 12—13).
Демарши подобного рода предпринимались, дабы убедить Абдуррахмана в том, что Англия в принципе не питает вражды к фульбеким правителям, а главное, что на известных условиях она готова признать его прежние прерогативы. Однако амир аль-муминин отказался вступить в сделку с англичанами. Он готовился к вооруженной борьбе.
Тем временем под прикрытием дипломатических маневров колониальная экспансия ширилась. В сентябре 1901 г. пала Иола и был аннексирован эмират Адамава. В феврале следующего года колониальные войска, почти не встретив сопротивления, вступили в Баучи. Спустя месяц было предпринято нападение на Борну [532, 1974, т. 7, № 2).
Многие эмиры бежали. Широко распространились слухи о Применении смертоносного огнестрельного оружия, особенно пулеметов. Однако хаусанское население почти повсюду ока¬
106


зывало вооруженное сопротивление английскому вторжению. Но устоять против «максимов» было трудно. В том же, 1902 г. были захвачены Зариа и Гомбе. Несмотря на эти агрессивные действия, верховный комиссар придерживался прежней тактики: он настоятельно заверял правителя Сокото, что «не желает изгнания фульбе и мусульман, а намерен лишь улучшить их правление, сделав его мудрым и гуманным» [122, с. 99— 1001.
Позиции Англии в Западной Африке к тому времени укрепились. Высвободившиеся после подавления сопротивления Ашанти колониальные войска были переброшены с Золотого Берега на Нижний Нигер: численность колониальной армии, сосредоточенной там, достигла 2,5 тыс. солдат. К осени 1902 г. две трети территории Северной Нигерии перешли под контроль англичан. В феврале 1903 г. был захвачен такой обширный эмират, как Кано. Дворец правителя, арсенал и многие дома были разрушены или сожжены [85; 122, с. 100]. Санкция на захват Сокото Чемберленом уже была дана. При этом верховный комиссар не преминул обратиться к Абдуррахману с новыми посулами сохранить за ним трон, если колониальные части не встретят сопротивления. Пущены в ход были и угрозы. «Мы придем в Сокото, и с этого дня белый человек и его солдаты на вечные времена останутся в вашей стране,—подчеркивал капитан Морлэнд, командовавший колониальными частями.— Однако если вы проявите лояльность, то можете надеяться, что останетесь на своем прежнем месте» [102, с. 13—14J. Это послание было адресовано уже не Абдуррахману (он умер в октябре 1902 г.), а его преемнику Аттахиру I (в народе известен как Мухаммаду Ахмаду).
Обстановка при вступлении на трон Аттахиру была осложнена не только вторжением британских колонизаторов; разгоралось острое соперничество между сыновьями умершего халифа и Аттахиру. Постоянной регулярной армии в халифате не было. Согласно традиционной тактике, каждый эмират должен был сам оборонять свои рубежи. Разумеется, эмиры были обязаны по первому требованию амир аль-муминина посылать отряды на защиту Сокото. Однако к тому времени большинство эмиратов на юго-западе и востоке халифата были уже полностью или частично оккупированы англичанами. Тем не менее в сражении на подступах к городу участвовало 3 тыс. пехотинцев и 1,5 тыс. всадников. Англичане ввели в бой 20 крупнокалиберных орудий и большое число пулеметов. Их использование дало основание назвать эту военную кампанию «борьбой эмиров против „Максимов11». В конце марта 1903 г. столица халифата перешла в руки англичан [123, с. 37; подробнее см. 442|. В 1904 г. была захвачена Кацияа,
Аттахиру I с остатками войска отступил на восток, в бассейн р. Гонголы. Там в районе Бурми собрались отряды из За-
107


рии, Виды, Кеффи, Борну. Численность их достигла 30 тыс. 15 апреля они нанесли поражение колониальному отряду. Однако в июле 1903 г. после кровопролитных боев колонизаторы захватили Бурми. Тем не менее в течение многих лет англичане считали эти районы «опасным пристанищем» для недовольных колониальным режимом (532, 1965, т. 3, № 2, с. 291J.
В конце XIX — начале XX в. народы Нижнего Нигера были окончательно порабощены Англией. Африканские государства, боровшиеся против колониальной экспансии, потерпели поражение, уступив превосходству европейского оружия. Предпосылки утверждения английского господства были заложены в ходе неравноправного развития англо-нигерийских отношений в течение всего XIX в. Важной причиной поражения местных государств стали также их раздробленность, политическая слабость и междоусобицы, особенно усилившиеся во второй половине XIX в. Но жертвы, понесенные местными народами в борьбе против колониальных захватов, не были напрасными. Возникла традиция сопротивления иностранному господству, которой было суждено возродиться в XX в. на новой социально-политической основе, стать источником силы и уверенности в правоте своего дела для современных поколений нигерийцев.


Глава 4
СТАНОВЛЕНИЕ КОЛОНИАЛЬНОГО РЕЖИМА (1900—1918). ДВИЖЕНИЯ ПРОТЕСТА НАКАНУНЕ И В ПЕРИОД ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ
На рубеже XIX—XX ев. почти вся территория современной Нигерии была включена в систему британских колониальных владений. Однако Англии потребовалось не одно десятилетие для окончательного утверждения британского господства над завоеванными народами.
Складывание колониального режима началось во второй половине XIX в. В ходе торговой и территориальной экспансии возникли, правда еще очень незначительные и слабые, элементы экономического и политического господства метрополии. Как форма всестороннего подавления и закабаления местного населения, включавшая систему колониального управления, механизм экономической эксплуатации, политику расовой дискриминации и угнетения, колониальный режим стал формироваться лишь в начале XX в.
Становление британского колониального господства прошло несколько этапов; каждый отражал определенную степень внедрения иностранного владычества в «ткань» местных обществ и создания колониального общества. На первом этапе, с конца XIX в. до 1918 г., были установлены внешние рубежи Нигерии, введено внутреннее административное деление, усилен политический и фискальный нажим на африканцев, заложены политико-правовые основы колониального режима. На следующем этапе (20—30-е годы) колониальный режим утвердился в качестве всеохватывающей системы отношений, главной основы колониального общества.
Ужесточение колониального гнета значительно ускорило формирование сил сопротивления иностранному господству. Под воздействием социально-экономических изменений и влиянием таких международных событий, как первая мировая война и Великая Октябрьская социалистическая революция, возникли первые — пока раздробленные и в основном стихийные — движения антиколониального протеста.
Пути и формы создания колониального режима были различными. Становление колониальных порядков сопровождалось чаще всего ломкой (обычно насильственной) местных ин-
109


статутов. Меньше всего захватчики считались с традициями и культурой африканского населения. Однако они не смогли по- ложить конец исторической преемственности в развитии местных обществ, которая не только сохранялась, но и оказывала большое воздействие на пути и формы их колониального развития. Наиболее существенное значение в этой связи имели исторические различия между севером и югом страны.
Зарождение новых общественных структур
в Южной Нигерии.
Усиление расовой дискриминации африканцев
Новые общественные структуры зависимого типа начали складываться в странах Дельты с середины XIX в. под -непосредственным воздействием европейской экономической экспансии. В 60—70-е годы они ограничивались в основном городскими центрами в прибрежной зоне, самыми крупными среди которых были Лагос, Калабар, Бонни, Бадагри. В дальнейшем в систему колониальных отношений начали втягиваться глубинные районы Западной и Восточной Дельты, а также крупные города йоруба.
Раньше всего наступление новых общественных отношений начали ощущать города-государст'ва Восточной Дельты. Уже во второй четверти XIX в. в этих обществах наметилось снижение роли традиционных правителей: реальная власть стала переходить в руки глав крупных торговых домов. Такие отношения получили более прочную социальную основу с началом репатриации в страны Южною Нигера освобожденных рабов и потомков африканцев, проданных в рабство. После запрещения работорговли на родину устремились capo из Сьерра-Леоне. В 80-е годы, когда рабство было запрещено в Бразилии, началось движение репатриантов из Нового Света — амаро. Переселенцы создавали особую социальную и культурную микросреду, копировавшую порядки метрополии: они были обращены в христианство, владели начатками европейских профессий и знаний. По существу, это был чуждый традиционным порядкам, замкнутый социальный слой, из которого при поддержке миссионеров и английских властей вплоть до начала XX в. складывались новые общественные группы: интеллигенция, торговцы и ремесленники.
Еще в 1838—1839 гг. в Бадагри прибыла морем первая группа capo (в основном йоруба), установившая торговые связи между этим городом и Фритауном. Вскоре capo оказались и в Абеокуте; здесь многие из них нашли своих родственников и знакомых и приобрели заметное культурное и политическое влияние [345, с. 25].
Тем не менее переломным моментом в зарождении колониального общества стали не эти события, а захват англичанами
110


Лагоса в 1851 г. Здесь впервые была разрушена традиционная общественная структура. Господствующие позиции перешли в руки англичан и связанных с ними групп capo. Резко усилился приток реэмигрантов, которые селились в основном в Лагосе, а также в Абеокуте. Эти города были превращены в главные центры влияния неотрадиционных социальных групп. Если в 1842 г. насчитывалось всего 200—300 реэмигрантов, то спустя десять лет их число достигло уже примерно 3 тыс. 1409, с. 50}. Позиции европейских торговцев и миссионеров на побережье Нижнего Нигера особенно укрепились после провозглашения в 1861 г. о-ва Лагос британской коронной колонией.
В районах Дельты начали устанавливаться характерные для формирующегося колониального общества отношения. Ключевые отрасли экономики прибрежных городов — крупная оптовая торговля, банковское дело и морской транспорт- находились полностью в руках английских компаний. Кредитная сфера была монополизирована двумя английскими банками: «Африкэн бэнкинг корпорейшн», начавшим свою деятельность в Лагосе в 1872 г., и «Бэнк оф Найджириа», созданным несколькими английскими компаниями в 1899 г. [366, с. 86— 87]. Морские перевозки контролировали английские компании — «Бритиш энд Африкэн стим нэвигэйшн компани» и «Африкэн шипиннг компани», объединенные в 1890 г. под руководством «Элдер Дэмстер энд компани» (366, с. 75].
В ходе колониальных захватов и создания Протектората Южная Нигерия было прервано становление государственности у иджо и итсекири, разрушена «империя» Бенин, ликвидирована независимость городов йоруба. Все эти народы попали фактически под прямой контроль английской администрации. В культурной и духовной жизни Лагоса и других прибрежных городов господствующее положение заняли миссионеры так называемых Иорубской и Нигерской миссий, созданных в 40—50-е поды. Под их контролем вплоть до конца XIX в. находилось образование, которое развивалось крайне медленно и не имело унифицированного характера. К концу столетия в Лагосе насчитывалось немногим более 3300 учеников, обучавшихся главным образом в начальных школах.
Уклад жизни на захваченных англичанами территориях тогда еще значительно отличался от порядков сложившегося колониального общества первой половины XX в., основанных на всестороннем господстве метрополии. Первые общества зависимого типа возникли на побережье Нижнего Нигера, когда система колониального господства только формировалась, а контроль Англии над глубинными районами фактически отсутствовал. Поэтому развитие этих обществ вплоть до утверждения колониального режима не было жестко регламентировано метрополией и оставалось до некоторой степени автоном¬
111


ным. Эта автономия сохранялась несколько десятилетий и породила в Дельте Нигера особую систему, для определения характера которой более уместны термины «раннеколониальное» или «полуколониальное» общество. Структуры подобного типа носили локальный характер и не представляли собой единого экономического и административно-политического целого. Ядром их были прибрежные города Западной и Восточной Дельты, находившиеся под экономическим и (но мере завоеваний) политическим контролем метрополии.
Основной социальной силой развития и территориального расширения раннеколониальных обществ выступали репатрианты— capo и амаро. Их значимость в жизни первых колоний была несоизмеримой с положением африканцев в системе сложившегося колониального режима. Capo и амаро служили в тот период главной социально-политической опорой колониальных властей, не имевших возможности широко использовать европейцев в климатически неблагоприятных условиях Нижнего Нигера. Именно репатрианты познакомили население глубинных районов с достижениями европейской цивилизации. Как отмечает А. Аджайи, переселенцы «имели значение для нигерийской истории, далеко превосходившее их число» [305, с. 51].
На взаимоотношениях репатриантов и англичан, на укладе жизни городов побережья лежал сильный отпечаток эпохи предельного развития домонополистического капитализма, не возводившей в закон расовую дискриминацию населения колоний. В первые десятилетия после захвата англичанами Лагоса экономическая жизнь в сфере влияния метрополии продолжала определяться характерной для этой эпохи системой свободной конкуренции. В целом эта система была неблагоприятна для местных торговцев, которые страдали от практиковавшейся крупными европейскими компаниями продажи импортных товаров по демпинговым ценам; однако она не исключала возможности «свободной» деятельности местного торгового капитала. Некоторые образованные африканцы имели прямые контакты с Англией, организуя импорт европейских товаров [290, с. 90]. Из среды capo выдвинулись крупные оптовые торговцы, такие, как Дж. П. Лабуло Дэвис, И. X. Уиллофби, Дж. Коль.
Фритредеры — сторонники «свободной» торговли — осуждали работорговлю, выступая за расширение экспорта африканского сырья, вовлечение в его производство как можно большего числа местных жителей и обучение их современным специальностям. Первые колониальные власти и миссионеры, находившиеся под влиянием идей фритредерства и «просветительской» миссии европейцев в Африке, не мешали африканцам (главным образом репатриантам) получать европейское образование, предоставляя им затем работу в миссиях, должности на
112


государственной службе, а также в европейских фирмах. Некоторые, наиболее способные ученики направлялись по окончании местных школ в учебные за!ведения Англии. Они становились врачами, адвокатами, журналистами. На рубеже XX в. в Лагосе насчитывалось примерно 30 африканцев с высшим образованием [250, с. 202].
Правда, прослойка африканской интеллигенции была в тот период крайне немногочисленна и развивалась скорее как элемент зародившейся колониальной структуры общества (подробнее см. [250; 290]). Всего в 1891 г. в Лагосе насчитывалось 450 образованных африканцев, более половины из них были клерки, около трети—школьные учителя [250, с. 21]. В основном это были выходцы из культурной среды capo и амаро; по мере приобщения к европейскому, образованию и культуре они теряли связи с обычаями и институтами традиционного общества. Отправка для обучения в Англию местных жителей целиком определялась их материальным достатком или заинтересованностью миссионеров.
В отличие от других колониальных владений Англии на Нижнем Нигере, в Лагосе, главном административном центре, и некоторых других городах колонии была возможна, хотя и в ограниченных масштабах, политическая деятельность. Это способствовало некоторому оживлению общественной и политической жизни колонии. Еще в 50-х годах в среде реэмигрантов начали возникать общественные организации, ставившие перед собой в основном задачи просветительской деятельности и защиты профессиональных интересов. Первой такой организацией стал учрежденный в 1855 г. выборный комитет для разбора конфликтов среди capo. По мере роста числа репатриантов они создавали организации в сфере торговли, религии, просвещения. Всего во второй половине XIX в. насчитывалось около 20 подобных обществ [366, с. 202]. В колонии выходило пять африканских газет.
На захваченных англичанами территориях Южного Нигера население ряд лет сохраняло некоторые традиционные или по- лутрадиционные органы власти, хотя их значение было сведено к минимуму. В Абеокуте так называемое объединенное правительство эгба, созданное в 1898 г. англичанами на базе совета эгба, 'просуществовало в качестве номинального органа самоуправления до 1914 г. В городах-государствах Дельты до середины 80-х годов XIX в. номинальная власть оставалась в руках традиционных правителей, действовавших под контролем британского консула и европейских торговых компаний, использовавших «суды чести».
Однако отнюдь не сотрудничество англичан и африканцев определяло характер раннеколониальных обществ. Основным направлением их развития было постепенное укрепление колониального режима, которое вело к обострению социальных и
8 Зак. 203
113


расовых противоречий между европейскими захватчиками, с одной стороны, и африканским населением — с другой. Первые поколения образованных нигерийцев оказались в центре этих конфликтов.
В 50—70-е годы ранняя нигерийская интеллигенция преклонялась перед достижениями европейской цивилизации и выступала за установление английской «опеки» над местными народами, рассматривая ее как подготовку африканцев к самоуправлению. Однако и в тот период «просветительства», продолжавшийся до конца 70-х годов, отношения между нигерийской интеллигенцией и англичанами не были идиллическими.
В 1841 г. среди, capo возникло движение за африканизацию церкви. Его участники добивались африканизации клира церкви в связи с тем, что деятельность европейских миссионеров встречала сильное противодействие африканцев, сопротивлявшихся наступлению миссионеров на местные обычаи и культуру. Успешнее всего пропаганду христианства в глубинных районах вел наиболее видный представитель ранней нигерийской интеллигенции Сэмюэл Кроутер, основавший в 1857 г. по поручению Церковно-миссионерского общества Нигерскую миссию, где весь штат был африканским (о взглядах и деятельности С. Кроутера см. подробнее (290, с. 27—30]). Благодаря своей популярности С. Кроутер стал основным претендентом на должность епископа англиканской церкви в глубинных районах Западной Африки.
В 50—60-е годы в официальных миссионерских кругах Лагоса еще главенствовали не откровенные расисты, а фритредеры и аболиционисты, провозглашавшие принцип «равенства людей независимо от расы и происхождения». Самым известным представителем этой группы был англичанин Г. Вени — почетный секретарь Церковно-миссионерского общества, руководитель миосионерской организации англиканской церкви в странах Западной Африки. Искренне веря, что прогресс Африки является прежде всего делом самих африканцев, он выступал за открытие школ для африканцев, за подготовку местных кадров и постепенную африканизацию церковной иерархии 1290, с. 165]. Только поддержка Г. Венна обеспечила назначение С. Кроутера на должность епископа Западной Экваториальной Африки; в сферу его деятельности не входили Фритаун, Лагос и Батерст (ныне Банжул).
114


Сторонники фритредерекой политики в колониях в ряде случаев учитывали интересы образованных африканцев, предоставляя некоторым из них довольно крупные административные и церковные посты. В 50-е годы capo занимали должности почтмейстера, начальника полиции и т. д. В 1872 г. по настоянию группы местных торговцев в законодательный совет Лагоса был включен capo Д. П. Л. Дэвис.
Однако после смерти в 1872 г. Г. Венна руководство в Церковно-миссионерском обществе захватили расистские элементы, выступившие за сохранение господства европейцев в церковной иерархии. С начала 80-х годов фактическая власть С. Кроутери была сведена на нет. Ограничение полномочий престарелого епископа стало одним из проявлений кризиса в отношениях африканцев и европейцев, который был вызван наступлением эпохи империализма и колониального раздела Африки.
К тому .времени утверждение колониального режима на Южном Нигере было в значительной степени подготовлено трансформацией местных обществ. В сферу влияния новых общественных отношений к началу 80-х годов была уже втянута большая часть стран Западной и Восточной Дельты. Институт традиционных правителей приходил в упадок; английские купцы во главе с консулом легко добивались смещения и высылки африканских вождей, которые пытались помешать или в какой-то степени ограничить экспансионистские действия Англии. Так было в Старом Калабаре, Опобо, Бонни и других приморских городах-государствах.
В то же время резко усилилась роль глав крупных торговых домов, значительно обогатившихся на скупке у населения глубинных районов продуктов масличной пальмы, каучука, слоновой кости и перепродаже их европейцам. Некоторые обучались в миссионерских школах и уже служили раньше в качестве клерков в «судах чести». С 60-х годов европейские купцы все чаще платили торговые пошлины и так называемые чаевые — дэш — не традиционному правителю того города, где совершались сделки, а крупным торговым посредникам.
Сравнительно быстро новые социальные группы развивались в странах йоруба, которые к концу XIX в. уже находились в орбите влияния Лагоса и Абеокуты. Главную роль в этом процессе играли реэмигранты-йоруба, которые вели активную миссионерскую и торговую деятельность в глубинных районах. Во второй половине XIX в. поселения capo имелись помимо Лагоса и Абеокуты в Старом Ойо, Ибадане и других крупных городах Йорубы. Воздействие новых экономических и социально-культурных факторов на глубинные районы особенно усилилась после строительства в 1898—1899 гг. первой в Нигерии железной дороги Лагос — Ибадан.
О консолидации колониального' режима свидетельствовало создание англичанами в 80-е годы в ряде городов Восточной
8*
115


Дельты советов по управлению, расширивших возможности для вмешательства британского консула во внутренние дела местных государств. Советы по управлению, состоявшие из африканских вождей и английских торговцев, действовали под руководством английского консула. Они не только регулировали торговлю, но и ведали делами местного управления. Африканские члены совета были обязаны руководствоваться указаниями английского чиновника во всех вопросах, вплоть до определения методов управления, применяемых в их стране (см. подробнее [240, с. 84]). В 1898 г. англичане преобразовали главный орган власти в Абеокуте — совет эгба, усилив «в нем элементы бюрократической централизации и субординации [345, с. 98].
Все более отчетливые черты колониального режима принимало господство англичан в самом Лагосе. К концу 70-х годов разорилось большинство крупных африканских торговцев, занимавшихся (обычно в одиночку) внешнеторговыми операциями. Они не могли выдержать конкуренцию европейских фирм, которые создали в тот период мощные торговые объединения, имевшие неограниченный кредит и обладавшие собственным торговым флотом [290, с. 50]. В 90-х годах наметилось общее ужесточение политического режима колонии, направленное против африканского населения в целом и особенно против образованных африканцев, которых стали увольнять с высоких постов. В 1895—1897 гг. власти Лагоса предприняли попытки ввести ряд прямых налогов — подворный, поземельный, муниципальный, ложившихся основной тяжестью на местное население. В 1897 г. губернатор Лагоса Мэколлум ввел новый распорядок работы африканских служащих и рабочих, значительно ухудшивший условия их труда: ужесточалась дисциплина, повышались нормы выработки, удлинялся рабочий день.
Поворот в политике англичан в 80—90-е годы положил конец либеральным иллюзиям просветительства первых поколений образованных нигерийцев. Это был период тяжелого кризиса в настроениях ранней нигерийской интеллигенции, обманутой в своих ожиданиях. Вера, образованных нигерийцев в разумность старых, африканских институтов и культурных традиций уже была поколеблена. В то же время новый колониальный порядок отказывался признавать их равноправными представителями европейской культуры и низводил на положение людей «'второго сорта». Эта двойственность настроений у местной интеллигенции сохранялись и в последующие годы. Однако культ Англии был подорван. Образованные нигерийцы все больше ощущали себя африканцами и не хотели быть пособниками колониализма. С конца XIX в. в духовном становлении нигерийской интеллигенции начался новый период, проходивший под знаком культурного национализма,
116


который, по существу, представлял собой отказ от сугубо про- английеких традиций и идеалов раннеколониальных обществ. Гораздо позже А. Аджайи назовет этот период «малым культурным ренессансом» [307, с. 145].
С образованием в 1906 г. колонии Лагос и Протектората Южная Нигерия раннеколониальные общества Южного Нигера вступили в завершающий этап своего развития. Обладавшие к этому времен'и определенным укладом жизни и традициями, известной политической и культурной автономией, они превращались в составную часть системы английского колониального господства, не оставлявшей места для какой-либо автономии новых социальных групп. Уже к концу первого десятилетия XX в. режим расовой дискриминации и политического угнетения африканцев стал официально признанной нормой жизни Ла.госа и других городов Юга. Тенденция к возвышению местной образованной верхушки была окончательно прервана.
Однако влияние уклада жизни и традиций раннеко- лониальных обществ продолжало ощущаться и в дальнейшем— в особенностях колониального управления районами Дельты Нигера, исключительно большой роли Лагоса как культурного и политического центра всей страны, более высоких темпах социально-экономического развития южных районов страны. Вплоть до 20-х — начала 30-х годов, когда на всей территории Нигерии утвердилось колониальное общество, сохранялась социально-культурная среда репатриантов. Активная общественно-культурная деятельность capo и амаро, возвращавшихся в основном в страны йоруба, обусловила также доминирующие позиции этого народа в системе современного образования, сохранившиеся вплоть до конца 30-х годов.
Создание системы колониального управления
1906 год не случайно считается годом завершения британской экспансии и окончательного утверждения колониального господства на Нижнем Нигере. С этого времени англичане приступили к созданию общей системы колониального управления, которая вскоре охватила всю страну и обеспечила консолидацию колониального режима, дав в руки англичанам мощный инструмент воздействия на все стороны жизни африканских народов.
Для укрепления своего колониального господства в Нигерии английские власти избрали метод так называемого косвенного (или непрямого) управления. Основная особенность его заключалась в управлении страной через систему традиционных или новообразованных институтов власти. Это должно было способствовать максимальному ограничению непосредственного общения англичан с африканским населением и со¬
117


хранению (или воссозданию) традиционных властей. Таким образом, консолидация колониального режима определенно связывалась с политикой опоры на традиционную и полутра- диционную верхушку.
В то же время пути и принципы создания колониального управления были неодинаковы в Северной и Южной Нигерии. Наиболее прочную базу для утверждения непрямого управления англичане нашли в северных эмиратах, которые имели эффективную систему традиционных властей и не были затронуты влиянием раннеколониальных обществ. После завоевания англичанами халифата традиционная система не была разрушена (см. подробнее {246, с. 106—109, 293—297, 299—304)). Становление колониального управления происходило в основном путем приспособления к его нуждам системы феодальной власти.
В мусульманских странах Нижнего Нигера Англия признала правителей фульбе, а не хаусанскую знать, находившуюся у власти до джихада. О намерении «исходить из использования фульбе как правящей касты» Лугард докладывал в январе 1902 г. Чемберлену. Непосредственно к практическим действиям по созданию «туземной» администрации (она включала не только африканские административные, но и судебные и финансовые органы, функционировавшие в рамках системы непрямого управления) он приступил весной 1903 г. В начале марта верховный комиссар публично огласил основные принципы политики Англии в эмиратах. Господство фульбских эмиров кончилось, объявил Лугард. Британское правительство — суверен страны. Африканские правители при условии полного подчинения колониальным порядкам смогут занять «подобающее их рангу место в новом аппарате управления». Именно это, по признанию фульбских правителей, предопределило их лояльность и согласие на сотрудничество [82, л. 31, 35). Особое воздействие оказали обещания невмешательства в традиции избрания правителей, а также в мусульманское законодательство и, безусловно, гарантии свободного отправления религиозных церемоний {120, с. 96—97; 122, с. 34— 35). Помимо феодальной иерархии были сохранены сословноклановая монополия знати на власть и некоторые другие традиционные привилегии [76, т. 3, с. 508—510; 35, л. 20—21; 63, с. 301—302). Династическая преемственность власти не была нарушена. Правда, эмиры, находившиеся у власти в период британской экспансии, почти повсюду были смещены. Однако признанные затем «туземные» правители чаще всего были из той же династической семьи, что и низложенные, особенно если она вела происхождение от участника джихада.
Инструкции Лугарда предписывали чиновникам признавать и использовать африканских вождей по возможности в рамках их традиционных владений. При создании административ¬
на


но-территориальной структуры в Северной Нигерии за основу был взят эмират.
Привносимые в данный период в традиционную систему власти изменения были в значительной степени политико-правовыми, т. е. затрагивали главным образом функции и отчасти сферу политического контроля эмиров и т. д. Так, хотя при установлении внутреннего административного деления колониальные чиновники должны были сохранять сферу традиционного влияния признанных «туземных» властей, тем не менее уже в первое десятилетие XX в. в политике Англии в Нигерии стала заметно проявляться тенденция к административной централизации. Некоторые эмираты, в основном небольшие по территории, перестали существовать как отдельные административные единицы [63, с. 333; 59, с, 10—11; 76, т. 3, с. 801].
Немало административных преобразований проводилось в политических целях. Влияние эмира зависело в значительной степени от размеров территории, которую тот контролировал. Расчленение эмиратов часто применялось в качестве наказания непокорных эмиров. И наоборот, территория эмирата могла быть увеличена, если англичане желали поощрить активно сотрудничавшего с ними правителя. Нарушение традиционной территориальной организации халифата Сокото проявлялось и в том, что эмираты были объединены в провинции.
Разумеется, все территориально-административные преобразования в колониальный период прежде всего проводились в интересах метрополии. При этом могли аннулировать целую провинцию, во главе которой находился неугодный англичанам правитель. Тем не менее эмираты в Северной Нигерии оставались основной административно-территориальной единицей. Их могли делить (хотя это происходило нечасто), объединять, переводить из одной провинции в другую, но в редких случаях упраздняли. Непреложным было одно: колониальная политика была направлена на сохранение власти правителей, сотрудничавших с Англией. В результате в Северной Нигерии колониальный режим, как и в целом колониальное общество, складывался на базе системы традиционных институтов путем их частичного преобразования и модификации.
Иное положение сложилось на значительной части территории Южной Нигерии, особенно в Дельте Нигера. Колониальный режим здесь возникал на базе трансформированных, ран- неколон'иальных образований, в которых роль традиционных правителей была ослаблена. В качестве основы непрямого управления в районах Дельты англичане были вынуждены ввести систему так называемых назначенных вождей («уоррент чифс»), из которых здесь формировались новые органы власти — «туземные» суды. Вождями, которых включали в эти «туземные» суды, становились лишь те местные жители, которые имели «сертификаты признания» («уоррентс»). Суды
119


были не только судебными органами, но и выполняли роль «туземной» администрации [76, 1923, т. 3, с. 208—209].
«Туземные» суды, созданные англичанами и не являвшиеся чисто традиционным институтом, не были вместе с тем и совершенно искусственными образованиями. Эти органы непрямого управления формировались на основе раннеколониальных институтов — «судов чести» и советов по управлению — и представляли собой специфическую новообразованную форму «туземной» власти. В первых принятых в начале XX в. постановлениях членами судов в приморских районах Южной Нигерии объявлялись главы крупных торговых домов, которых уже использовали в «судах чести». Официальный статус традиционных правителей в городах-государствах иджо, эфик, итсекири и на других приморских территориях был чрезвычайно понижен. Входить в «туземные» суды они могли лишь в качестве глав своих домов. При этом члены домов, а не традиционная знать, выдвигали из своей среды «лицо, которое становилось туземным главой города»; кандидатура его, разумеется, подлежала одобрению верховного комиссара. Одновременно с этим англичане присваивали назначенным «туземным» главам («туземным политическим агентам») традиционные титулы, укрепляя таким образом их положение в местном обществе [74, прил. Д.].
Новая система закрепляла начавшееся еще в XIX в. экономическое и политическое возвышение глав торговых домов. Это давало англичанам ряд преимуществ. Главы домов контролировали занятость всех лиц, входивших в дома, и только с их помощью колонизаторы могли постоянно получать необходимую им рабочую силу. Англичане приняли ряд мер, направленных на укрепление власти глав домов. По постановлению 1901 г., подтвержденному в 1908 и 1912 гг., каждый член дома был обязан соблюдать «традиции и законы, в этом объединении установленные». Члены дома, покинувшие его без разрешения главы, подлежали аресту и насильственному возвращению; не подчинившиеся его приказу—штрафу до 50 ф. ст. и тюремному заключению до одного года. Поступать на работу они могли только в случае согласия главы дома; через него европейцы должны были вести все переговоры о найме [121, с. 1-10; 59, с. 14—15 и др.].
Условия этих постановлений были характерны для колониальной политики Англии не только в городах-посредниках Дельты, но на всей территории Протектората Южная Нигерия. В первые десятилетия XX в. деятельность колониальной администрации в южных районах (в отличие от северных эмиратов) была направлена в соответствии с традициями раннеколониальных обществ на слом традиционных органов управления и лишение традиционных правителей прежнего значения (подробнее см. [238, с. 74—204}). Этот принцип был распрос-
120


гранен и на страны ибо и ибибио, не прошедших в целом стадии раннеколониального общества. Здесь, как и в приморских районах Юга, очень немногие из членов «туземных» судов оказались представителями традиционных властей местного общества. При формировании их состава определяющим был выбор колониальных чиновников. Основным условием, которому должны были соответствовать назначенные вожди, по мнению англичан, была все та же их «полезность колониальным властям» [57, с. 30—31, 34—35, 45—46; 49, д. 3, л. В2, В и]. Особенно учитывались «заслуги» и помощь в период экспансии.
Таким образом, при становлении колониального режима в Южной Нигерии был создан новый тип вождей. Базис их полномочий был другой. Они становились властью в силу признания колониальной державы, определяющим критерием при назначении была их полезность для службы в колониальном аппарате. Они не пользовались ни влиянием, ни престижем в африканском обществе. Это предопределило слабость «туземной» администрации в Южной Нигерии и привело к серьезным социально-политическим последствиям, которые проявились в последующий период.
В 1912—1914 гг. министерство колоний Англии попыталось преобразовать и унифицировать административную систему, созданную в начале столетия. Реализация этого проекта была поручена первому генерал-губернатору Лугарду. Задача, которая была перед ним поставлена, заключалась, по словам министра колоний Л. Харкорта, в «слиянии двух Нигерий в одну под единоначальным управлением» [85, с. 168]. Представляя палате общин британского парламента предложения об объединении Нигерии, составленные Лугардом, министр колоний назвал северные территории хорошей моделью для южного протекто-рата [103, 1912, т. 60, с. 511—512}.
В январе 1914 г. было официально объявлено о «слиянии» северного и южного протекторатов. В ходе последовавших затем административных преобразований, направленных на создание однотипной системы управления, был значительно усилен политический контроль Великобритании, который был закреплен в рамках всей страны.
Высшая законодательная, исполнительная и судебная власть в объединенной Нигерии была сосредоточена у генерал- губернатора, представителя английской короны. На этот пост был назначен Ф. Лугард. Он подчинялся непосредственно министру колоний Великобритании. При губернаторе имелся исполнительный совет, в который входили старшие колониальные служащие: заведующий центральным секретариатом, два лейтенант-губернатора, администратор Лагоса и начальники главных департаментов южного и северного секретариатов. Неофициальных представителей в его составе не было (они
121


отсутствовали вплоть до 1942 г.) Теоретически предусматривалась возможность самостоятельного решения советом вопросов административной и финансовой политики. Практически губернатор мог при необходимости пренебречь любыми рекомендациями совета [535, 16.11.1918; 200, с. 133]. Однако ему следовало уведомлять об этом Лондон [496, с. 123—127J.
Основную административную работу осуществляли секретариаты, учрежденные в Лагосе, Кадуне и Энугу. За центральным секретариатом в Лагосе, который возглавлял Лугард, был закреплен контроль над финансами, железнодорожным строительством, телеграфной службой, а также руководство вооруженными силами и геологоразведочными работами [59, с. 9, 16—18, 48—49, 70—71; 76, т. 3, с. 2; 421, с. 99].
Колониальные службы, созданные ранее в северном и южном протекторатах, были в основном сохранены. Во главе групп провинций на севере и юге Нигерии вместо верховных комиссаров были поставлены два лейтенант-губернатора. Провинциальные канцелярии в Кадуне и Энугу включали отделы (или департаменты, как их называли англичане) полиции и тюрем, сельского и лесного хозяйства, горного дела и т. д. За разрешением вопросов, затрагивавших Нигерию в целом, лейтенант-губернаторы должны были обращаться к генерал-губернатору. Лагос, сохранивший статус колонии, находился под управлением администратора; в 1916 г. он был передан под контроль лейтенант-губернатора Южной Нигерии.
Административно-территориальная организация Северной Нигерии, которая была учреждена в первое десятилетие XX в., в период «слияния» по сути дела не подвергалась серьезным изменениям. Сохранилось деление на 12 провинций, во главе которых были оставлены британские резиденты, назначенные Лугардом еще в бытность его верховным комиссаром. Каждый из 81 округа, входившего в состав провинций, находился под контролем окружного уполномоченного; многие из них были офицерами колониальных войск и вместе с Лугардом участвовали в завоевании северных эмиратов [63, с. 333; 59, с. 10—12].
При создании административно-территориальной структуры в Южной Нигерии следовало, согласно инструкциям генерал-губернатора, «широко опираться на опыт северной администрации». Административные преобразования приняли там весьма значительные размеры. Созданные ранее три большие провинции — Западная (центр — Лагос), Центральная (Барри), Восточная (Калабар)—были разделены на девять административных единиц. Причем создавались они в отличие от Северной Нигерии в основном без учета государственных образований, существовавших до британского вторжения. Четыре провинции — Оверри, Калабар, Огоджа, Онича — были расположены к востоку от р. Нигер; две — Бенин и Барри —
122


на территории бывшей бенинской «империи»; три—в западных районах, населенных йоруба [59, с. 29—30}.
В коло-нии Лагос сохранился в качестве совещательного органа законодательный совет. В него входили генерал-губернатор и другие английские чиновники, а также четыре неофициальных члена, которые назначались губернатором. В 1906— 1913 гг. в составе совета было три африканца: О. Джонсон, К. Сапара-Уильямс и К. Дж. Джордж [499, с. 7—17}. Для Северной и Южной Нигерии вместо законодательного совета был создан так -называемый Нигерийский совет. Важность этого совета, по словам Лугарда, заключалась прежде всего в том, что он позволял держать под наблюдением общественное мнение и «заглушать голоса протеста» [535, 22.XI.1919}. Созывался совет раз в год. На заседаниях обсуждались такие вопросы, как объем налоговых сборов, земельная проблема, работа полиции и судов. Точка зрения губернатора, как и в исполнительном совете, была определяющей (см., например, [535, 7—28.XI. 1918}). Время от времени африканские представители выступали против земельных экспроприаций, создания лесных заповедников, введения строжайшей цензуры африканской печати и т. д. Однако их протесты по сути дела никак не отражались на административной и финансовой политике, которой следовали английские власти в Нигерии. Предложения африканцев, входивших в совет, обычно отвергались большинством официальных членов.
Помимо центрального колониального аппарата, который определял основное направление политики в Нигерии и осуществлял контроль з-а ее претворением в жизнь, имелось более 200 местных «туземных» администраций самого различного типа, которые официально функционировали под руководством африканских вл-астей [59, с. 15; 76, т. 3, с. 508—509].
В основу деятельности африканской администрации были положены Три ордонанса—о «туземных» властях, «туземных» судах и «туземных» доходах. Они были обнародованы вскоре после «слияния» северного и южного протекторатов. Одним из главных последствий объединения было распространение непрямого управления на все территории Нигерии.
Основные положения, на которых базировалась система «туземной» администрации, нашли отражение в ордонансе о «туземных» властях. Впервые разработанный в 1907 г. для Северной Нигерии, он был спустя девять лет введен и в южных районах. Согласно его условиям, контроль африканских властей над местным населением был признан и официально закреплен. Вождям была гарантирована поддержка всей системы английской колониальной администрации [76, т. 1, с. 800— 805). Право назначать в качестве «туземной» власти того или иного африканского правителя было закреплено за губернатором [63, с. 297; 76, т. 1, с. 801].
123


В ордонансе 1916 г. были зафиксированы административно- правовые полномочия, которыми наделялись «туземные» власти. Эти полномочия были, правда, крайне ограниченными, особенно в южных провинциях. На основе изданных англичанами постановлений «туземные» вла-сти принимали и проводили в жизнь правила, непосредственно регламентировавшие положение контролируемого ими местного населения. Действительная власть признанных англичанами правителей над африканским населением зиждилась на закреплении за ними исполнительных полномочий. Они были поставлены во главе «туземной» администрации и объявлены «главными вождями, которые не подлежат контролю каких-либо других местных инстанций».
«Туземная» администрация была обязана «обеспечивать безопасность и общественный порядок на территориях, вверенных ее контролю». В этих целях африканским правителям было разрешено создать «туземную» полицию. Они не только контролировали «туземные» полицейские силы, но и осуществляли надзор за тюрьмами [76, т. 1, с. 466, 475, 801].
Ордонанс о «туземных» судах был обнародован в Нигерии в январе 1914 г. Он учреждал четыре группы судебных органов — А, В, С, D. Суды высшей группы А создавались в северных эмиратах на основе традиционных судебных органов, существовавших в государствах Нижнего Нигера до британской колонизации. Они получали неограниченную юрисдикцию над местным населением в гражданских и уголовных делах, вплоть до вынесения смертных приговоров. Деятельность судов, как утверждалось в ордонансе, основывалась на шариате (в мусульманских северных провинциях) и обычном праве (в южных провинциях). Положения того и другого были кодифицированы английскими чиновниками и подогнаны в значительной степени под английские юридические стандарты: согласно поправке к закону, принятой в 1918 г., разрешались «любые дополнения и модификации к туземным законам и обычаям» [76, т. 1, с. 80, 85].
В южных провинциях за судами была сохранена обязанность «по поддержанию закона и порядка». В этом проявлялась действовавшая ранее тенденция превращения судов в «туземную» администрацию. Позиции назначенных вождей, которые вновь оказались в составе «туземных» судов, укреплялись. По словам Лугарда, они должны были стать хозяевами положения в эТих судебных инстанциях. По ордонансу 1914 г., все остальные служащие «туземных» судов были подчинены им [65, л. 4; 76, т. 2, с. 206—208].
Особенно заинтересованы были английские чиновники в законе о «туземных» доходах. По его условиям все жители Нигерии были обязаны платить прямые налоги. Сбор их поручался «туземным» вл'Жггям. Это положение было зафиксировано в
124


одном из nepiBbix постановлений о налогах и подтверждено вс всех последующих [126, с. 9—10; 76, т. 1, с. 807 и др.].
Часть налоговых сборов расходовалась на оплату «туземной» администрации. С этой целью уже в начале XX в. в Нигерии были созданы специальные финансовые ведомства — «туземные» казначейства. Первое казначейство было учреждено в 1904 г. в Кацине. В 1917 г. в Северной Нигерии насчитывалось 50 «туземных» финансовых ведомств [73, с. 69; 72, 1920, с. 30]. Их деятельность регулировалась ордонансом о «туземных» доходах 1917 г. и находилась под контролем английских чиновников. Заведующего казной назначал «туземный» правитель. Казначей был достаточно влиятельным лицом. У него хранились списки налогоплательщиков и лиц, не уплативших налоги. Он составлял счета на затраты так называемого местного значения, такие, как жалованье всем служащим «туземной» администрации [70, с. 38—40; 59, с. 15; 76, т. 1, с. 807].
На средства, поступавшие в «туземные» казначейства, содержались все служащие «туземной» администрации. Африканские вожди, признанные Англией по системе непрямого управления, получали фиксированные денежные оклады, которые заменили традиционные поборы. Эмирам в северных провинциях были сделаны в этой сфере весьма существенные уступки. В «туземных» казначействах не было четкого разграничения между так называемыми общественными и личными фондами. В результате ассигнования «туземных» бюджетов нередко расходовались правителями по своему усмотрению и шли в основном, по свидетельству очевидцев, «на удовлетворение личных нужд туземных владык» [64, л. 3; 421, с. 200—208].
Превращение Нигерии в аграрно-сырьевой придаток
метрополии.
Колониальное закабаление африканского населения
Формирование колониального режима было теснейшим образом связано с глубокими изменениями в экономическом положении страны. Первая четверть XX в. отмечена прежде всего резким увеличением вывоза английского капитала в Нигерию и превращением ее в аграрно-сырьевой придаток метрополии, определившим на многие десятилетия основное направление и характер развития нигерийской экономики.
Перед первой мировой войной около половины капиталовложений Англии направлялось в ее колониальные владения. По объему английских инвестиций в Тропической Африке западноафриканские страны (прежде всего Нигерия и Гана) занимали третье место после Южной и Восточной Африки. За 1900—1913 гг. сумма иностранных инвестиций в западноафриканском регионе увеличилась почти в 9 раз — с 29 до 260 млн. ф. ст. [375, с. 150—151].
125


Внедрение английских монополий осуществлялось двумя путями: при помощи принудительного втягивания африканских крестьян в производство экспортных культур и посредством создания европейского сектора хозяйства. Основой же экономического развития становилась внешняя торговля, сориентированная на нужды метрополии, и прежде всего на вывоз сырья.
Прямое проникновение английского капитала в хозяйственную жизнь Нигерии было связано главным образом с добычей полезных ископаемых. Уже в первые годы XX в. в колонии и обоих протекторатах были приняты ордонансы о концессиях, по условиям которых местные жители должны были уступать европейским компаниям любые земельные участки, на которых обнаружены полезные ископаемые. Обязанность отчуждать в случае необходимости земельные угодья с 1918 г. закреплялась за «туземными» властями, которым было поручено особенно строго следить за выделением земли для промышленного использования [76, т. 1, с. 894. 898—899; 75, с. 15—36]. Позднее им было дано право предоставлять участки под строительство промышленных объектов в аренду сроком на 99 лет [134, с. 33; 77, 12.XII.1929].
Главным районом горнодобывающей промышленности в тот период было плато Баучи в Северной Нигерии, где эксплуатировались богатые месторождения олова. Разработкой занимались в основном мелкие компании. В 1910 г. добычу вели более 50 английских компаний. На рудниках использовался труд африканских рабочих, число которых превышало 15 тыс. Экспорт олова до начала 20-х годов быстро увеличивался: в 1912 г.— 2,6 тыс. т., в 1918 г.— 8,3 тыс. т [375, с. 314]. Удельный вес минерального сырья в общей стоимости экспорта из Нигерии вырос с 1,5% в 1910 г. до 10,7% в 1920 г. [375, табл. 76].
Прямые инвестиции в добычу минерального сырья содействовали появлению в Нигерии первых промышленных очагов крупного капиталистического производетва. Однако эти инвестиции определялись исключительно нуждами метрополии и практически не оказывали воздействия на экономическое развитие страны. Так, уже в начале XX в. определился сугубо зависимый характер промышленного развития Нигерии.
Главным объектом деятельности английского капитала вплоть до конца колониального периода оставалась скупка у крестьян растительного сырья, которое затем сбывалось в метрополии и на внешних рынках. Основная масса английских капиталовложений в первой половине XX в. концентрировалась в сфере закупочных операций и оказывала лишь косвенное влияние на внутренний экономический рост — через колебания закупочных цен и развитие товарно-денежных отношений, главным образом на базе комиссионной торговли. До
126


конца 30-х годов на долю растительного сырья приходилось более 85% всего нигерийского экспорта.
Основой нигерийской экономики в данный период оставался экспорт пальмового масла и пальмовых орехов. Их добыча особенно увеличилась после установления колониального режима. Если в конце 80-х годов XIX в. вывоз пальмового мосла из Нигерии составлял примерно 9 тыс. т, то в начале XX в. он вырос до 66 тыс. т; в течение следующего десятилетия объем экспортируемого масла увеличился в три раза 1124, с. 80; 128, с. 7—8; 329, с. 195]. Пальмовое масло получало все более широкое применение в промышленности Англии. Оно служило первоклассным сырьем для изготовления мыла, маргарина, стеариновых свечей, смазочных материалов, столь необходимых на железнодорожном транспорте и в фабрично-заводской промышленности. Район Масляных рек, за которым лежал лесной пояс, богатый масличной пальмой, давал половину пальмового масла, вывозимого английскими торговцами из Западной Африки.
Одновременно с этим важное и постоянно увеличивающееся значение приобретал экспорт какао-бобов. Спрос на них в Европе с конца XIX в. быстро возрастал. Колониальные власти проявляли большую заинтересованность во внедрении этой культуры в крестьянские хозяйства. По приказу губернатора в Лагосе были основаны ботанический сад и селекционная станция, где крестьянам продавали саженцы деревьев какао, давали советы по уходу за ними. Доля какао-бобов в экспорте Нигерии поднялась с 2,0% в 1910 г. до 7,4% в 1920 г. [375, табл. 76]. Однако производство какао-бобов, хотя оно интенсивно развивалось, не смогло обогнать добычу пальмового масла и вытеснить его с первого места в экспорте.
Следующим по значению среди экспортных культур был арахис, который выращивался в основном в северных районах Нигерии. Центры по производству арахиса — Кано и Вида — расположены далеко от побережья. Арахис культивировался там издавна. Однако на европейские рынки он практически попал только после того, как железнодорожная линия соединила Кано с портами Нигерии. В 1910 г. было вывезено 1,2 тыс. т арахиса, спустя два года — 1,9 тыс. т. К концу второго десятилетия на долю арахиса приходилось примерно 7% всего нигерийского экспорта [375, табл. 76].
В первой четверти XX в. началось выращивание на экспорт хлопчатника. Первоначально англичане пытались наладить производство хлопка при помощи европейского плантационного хозяйства. Английской ассоциации по выращиванию экспортных культур, основанной в 1902 г., была поручена организация плантаций в странах йоруба и вывоз хлопка в Ланкашир. Плохие климатические условия, которые приводили к высокой смертности европейцев, заставили ассоциацию отка¬
127


заться от попыток основать плантации в Нигерии. Была принята программа «-сотрудничества с местными производителями хлопка». Агенты ассоциации изучали условия производства в каждом районе и распространяли среди жителей сорта хлопчатника, наиболее приспособленные к местным условиям. Те же агенты затем скупали урожай у крестьян. В результате ассоциация смогла вывезти в 1913 г. из Северной Нигерии 5140 кип, из южных провинций — 9895 кип хлопка [432, с. 38— 40; 431, с. 52—53].
Таким образом, в первой четверти XX в. Нигерия была превращена в одного из основных поставщиков пальмового масла, арахиса, какао-бобов, хлопка. Благодаря этому значительно увеличился нигерийский экспорт в абсолютном и относительном .выражении. Стоимость экспорта выросла с 3,6 тыс. ф. ст. в 1907 г. до 14,4 тыс. ф. ст. в 1924 г., его доля в общем британском экспорте из стран Западной Африки за тот же период поднялась с 6 до 9% [375, табл. 43].
Производство сельскохозяйственной экспортной продукции было сосредоточено почти целиком в мелких африканских хозяйствах. В 1911 г. и последующие годы колониальные власти отвергли многочисленные предложения английских и других европейских компаний об основании плантаций. За исключением небольших участков масличной пальмы в Калаба- ре и каучуконосов в Бенине, в Нигерии не было крупных европейских плантационных хозяйств [375, с. 156—162; 431, т. 7—8; 348, с. 59].
Массовое внедрение в крестьянские хозяйства экспортных культур дало толчок к включению страны в систему колониального капитализма. В условиях преобладания в экспортном секторе мелкого крестьянского производства ее основой стало ограбление нигерийского крестьянства методами торговой эксплуатации. Во главе этой системы стояли крупные английские и другие европейские компании, монополизировавшие торговый кредит и внешнюю торговлю страны. Низшим звеном колониально-капиталистической структуры становились местные торговцы-посредники, скупавшие у крестьян экспортные культуры под кредит, предоставлявшийся крупными европейскими компаниями. Одним из главных условий империалистической эксплуатации мелких африканских производителей, леж'ащей в основе системы колониального капитализма, было сохранение полунатурального докапиталистического характера крестьянского хозяйства. Это позволяло иностранному и местному торговому капиталу навязывать мелким производителям низкие цены на сельскохозяйственную продукцию, постепенно опутывая крестьянство сетью торгово-ростовщической эксплуатации. Основной выигрыш от развития торговой эксплуатации получали крупные европейские компании, имевшие возможность в той или иной степени манипулировать
128


ценами и принуждать местное население принимать монопольные условия кредита.
Включение страны в систему английского колониального капитализма заняло почти всю первую треть XX в. Эта система охватила главным образом районы экспортного земледелия: Западную и Восточную Дельту, «лесной пояс» в Восточной Нигерии, зоны производства какао-бобов и арахиса в западных и северных районах. Однако развитие торговой эксплуатации крестьянства протекало довольно неравномерно. До 1906 г. лишь немногие европейские компании действовали в глубинных районах. Это давало им возможность широко пользоваться ножницами цен на экспортные и импортные товары. К началу XX в. число европейских фирм, избравших Нигерию сферой своей деловой активности, сократилось. Однако после 1906 г. вследствие развития транспортной системы и появления новых европейских компаний (в том числе немецких) между иностранными монополиями вновь усилилась конкурентная борьба, несколько улучшившая условия торговли и кредита для местного населения. К этому времени относится также появление в Нигерии сиро-левантийских торговцев, быстро занявших положение крупных посредников в колониально-капиталистической системе.
В 1917 г. в Нигерии действовало 77 европейских торговых фирм, из них 12 имели по 10 и больше местных отделений в различных районах страны [366, с. 215}. После первой мировой войны число европейских торговых фирм вновь значительно увеличилось: к 1920 г. их насчитывалось больше 100.
Формировавшийся колониально-капиталистический сектор хозяйства не ограничивался крупными европейскими компаниями и связанными с ними местными торговыми посредниками. В тесной связи с ростом экспортного производства развивались транспортная инфраструктура, сфера обслуживания, а также сфера управления.
Английские власти уже в начале XX в. приступили к созданию транспортной сети в Нигерии, чтобы обеспечить бесперебойный вывоз минерального и сельскохозяйственного сырья. Дороги должны были соединить важные административные и торговые центры, а также район добычи минерального и сельскохозяйственного сырья с побережьем. Строились они на деньги, собиравшиеся с английских налогоплательщиков и местного населения. Железные дороги были проложены от побережья к основным районам производства минерального и сельскохозяйственного сырья. Лагос, главный порт западных районов Нигерии (реконструированный в 1914 г. для приема больших океанских судов), и восточные .ворота страны — Порг- Харкорт (в 150 милях от угольных копей Энугу) были соединены в 1912—1916 гг. с крупным торговым центром северных эмиратов — Кано [128, с. 5—6; 539, 1965, № 84, с. 39—40].
9 Зак. 203
129


Началась строительство шоссейных и грунтовых дорог, которые шли в направлении железнодорожных станций и портов. По этим дорогам к побережью доставлялись масло и ядра из Пальмового пояса, шкуры, кожи, хлопок и арахис с севера, какао-бобы с запада. К району оловодобычи, плато Баучи, была построена железнодорожная ветка Зариа — Букуру.
Завершение строительства железнодорожной сети позволило резко повысить вывоз сырья из Нигерии. К началу первой мировой войны в Нигерии было построено 222 мили железнодорожных линий [354, с. 206; 371, с. 218}. Дороги служили не только огромным насосом, вытягивавшим природные богатства Нигерии, Англия широко использовала их для переброски войск в районы, охваченные восстаниями местного населения.
Вплоть до начала 30-х годов колониальный капитализм переживал пору своего становления. За исключением районов Восточной и Западной Дельты внедрение иностранного капитала в местную экономику не было подготовлено предшествующим развитием страны. Зависимая аграрно-сырьевая экономика создавалась здесь, как и в большей части Африки, принудительным путем, методами первоначального накопления, обусловившими тесную связь между деятельностью иностранного капитала и становлением колониального режима. Широкое использование этих методов стало главной чертой развития колониального капитализма в Нигерии в первой четверти XX в., определив характерную для него тогда слабость собственно капиталистических отношений по сравнению с внеэкономическими формами господства и принуждения к труду, граничившими с государственно-феодальными и другими кабальными методами эксплуатации населения. Наиболее значительную роль в развитии колониально-капиталистической структуры на этой стадии приобрели фискальный нажим на крестьянство, регламентация землепользования и принудительный труд африканцев. Основным же инструментом первоначального накопления, проводившегося почти целиком в интересах метрополии, стали органы «туземной» администрации.
На «туземные» власти была возложена особо важная, по мнению англичан, обязанность — им было поручено распределение земельных участков и разрешение земельных споров. Это положение закреплялось в серии ордонансов, принятых в первые годы XX в. Постановление, в «котором указывалось, что «перераспределение или передачу земли между местными жителями лучше всего могут осуществлять туземные власти, являющиеся исконными хранителями африканских обычаев и действующие согласно традиции», было официально утверждено в 1912 г. [421, с. 224—253, 287, 296]. В ордонансе, обнародованном спустя четыре года, было подтверждено право губернатора передавать «свои полномочия касательно землепользования
130


африканским правителям» (ст. 26). Эти полномочия были дополнены и уточнены в поправке, принятой в 1918 г. «Местные власти могут выделять любые земельные участки,— подчеркивалось в ней,— для обработки их туземцами, постройки зданий и т. д.» [75, с. 11—12). Согласно специальному постановлению «О земле и правах на нее местных жителей», «туземные» власти могли не только распределять земельные участки, но «насильственно выселять и возвращать землю лицам, которые раньше ее обрабатывали» [77, 12.XII.1929).
«Туземные» власти распоряжались общинной землей вплоть до того, что определяли 'методы ее обработки и ассортимент культур, на ней выращиваемых. И самое главное, они должны были «оказывать всяческое содействие» развитию производства и насаждению экспортных культур [76, т. 1, с. 804—806; 78, с. 562). При этом им следовало учитывать рекомендации отделов по сельскому и лесному хозяйству при «туземных» канцеляриях, в которых содержались указания о правильном уходе за посевами и дальнейшей обработке собранного урожая [68, № 31, 1924, с. 3—7; 56, с. 351).
Утвердив эти полномочия за африканскими властями, включенными в систему колониального управления, английские власти потребовали от них сдавать в аренду крестьянам земельные участки «только при условии выращивания на них экспортных культур». Согласно специальному постановлению, под посадки продовольственных культур следовало отводить «ровно столько земли, сколько необходимо для поддержания существования туземца и членов его семьи, обрабатывающих этот участок». Кроме того, «туземная» администрация должна была «следить за распространением современных способов обработки земли» и расчисткой лесных массивов под новые посадки [76, с. 166).
Одновременно с ордонансом о земле были приняты «правила об охране лесных богатств». По содержавшимся в них условиям лесные массивы, дававшие экспортную древесину, были объявлены заповедными; местным жителям запрещалось «■срубать, подрезать или каким-либо образом портить» пальмы и деревья с ценной древесиной, идущей на экспорт. Методы обработки и использования каучуконосов были строго .регламентированы [75, с. 12—36). Население было лишено возможности пользоваться богатствами своей страны, в том числе лесами, которые «были отданы,— как писала местная печать,— на откуп иностранцам» [535, 2—23.VI.1917).
На расширение экспортной продукции, производимой в африканских хозяйствах, была направлена фискальная политика. Прямые налоги, к введению которых английская колониальная администрация приступила в первое десятилетие XX в., должны были выплачиваться исключительно в денежной форме. Налогообложение обеспечивало специализацию крестьян¬
9*
131


ских хозяйств на производстве арахиса, какао-бобов, хлопка, пальмового масла и т. д. При достаточно эффективном контроле «туземной» администрации крестьяне должны были выращивать экспортные культуры или заниматься промыслами, приносившими денежный доход.
Предварительная кампания по учету доходов для раскладки налогов проводилась «туземными» властями. Служащие территориальной администрации оценивали урожай с обрабатываемых участков, подсчитывали количество скота в каждом домохозяйстве, а также доходы от ремесла и т. д. [75, с. 8}. Резиденты, исходя, как правило, не из реальных доходов, а из потенциально возможных, фиксировали платежеспособность налогоплательщиков. В соответствии с этим устанавливался размер налогообложения с каждого населенного пункта [40, л. 1; 71, с. 50—52; 421, с. 238—239]. Затем губернатор утверждал налоговые ставни [76, т. 1, с. 807—809]. Глава «туземной» администрации направлял в территориальную администрацию официальное предписание с указанием сумм, которые следовало собрать в районах, утверждал списки налогоплательщиков и осуществлял контроль за ходом налоговой кампании в провинции [120, с. 780—841; 40, л. 2].
Налоги непосредственно с населения взимали деревенские вожди, которые затем передавали собранные суммы главам территориальной администрации. У тех и других колониальные власти создавали личную заинтересованность в наиболее полных налоговых поступлениях. Деревенским старшинам отчислялось до 10% общей суммы собранных средств, а главам районной территориальной администрации — 25% [76, т. 1,
с. 809, 810].
Не удивительно, что налоговые ставки, как правило, завышались. Нередко с одних и тех же лиц взыскивали налог по нескольку раз. Африканцы, вовремя не уплатившие требуемую сумму, подлежали аресту. С этой целью были введены налоговые квитанции, которые местные жители были обязаны всегда носить с собой. Неплательщики подвергались штрафу до 100 ф., тюремному заключению на год и более [76, т. 1, с. 811 — 812}. Применяли к ним и телесные наказания Г540, 21.11.1913; 14.IH.1913].
К началу первой мировой войны появившееся торговое земледелие стало узкоспециализированным. Однобокая специализация вела к кабальной зависимости от английских компаний, которые скупали экспортную продукцию по ценам в несколько раз ниже мировых и получали огромные прибыли. Следует отметить, что втягивание отдельных районов Нигерии в экспортное земледелие было неравномерным. Это имело далеко идущие социальные и политические последствия.
На строительных работах, при переноске грузов, расчистке водоемов широко применялся принудительный труд африкан¬
132


цев, который был, по существу, легализован рядом распоряжений колониальной администрации. Первое было принято еще в 1903 г. Особенно неукоснительно «туземная» администрация в северных и южных провинциях должна была поставлять рабочих (труд их не оплачивался) на строительство железных дорог в районах, в эксплуатации которых были заинтересованы промышленные круги Великобритании [76, ,т. 1, с. 166—167]. Согласно официальным постановлениям, изданным в течение 1903—1916 гг., каждый африканец был обязан отработать 6 дней в квартал «бесплатно и там, где необходимо властям». Продолжительность работ постепенно увеличивалась. Количество рабочих, поставляемых деревней, возрастало [76, т. 2, с. 1081].
В связи с этим националистическая печать Лагоса неоднократно писала «о возрождении рабского труда» [646, 16.VIII.1910; 535, 13—20.VI 1.1918; 15—20.Х.1921]. Ни одна сторона деятельности колонизаторов не вызывала, пожалуй, такого шротеста населения. Английские чиновники, в первые годы XX в. сами производившие принудительные вербовки рабочих, нередко платились за это жизнью. Колониальные власти стремились переложить эту обязанность на африканских вождей. В рассматриваемый период путем использования «туземной» администрации на строительные работы было мобилизовано гораздо больше рабочих, чем по добровольному найму. Известно, например, что в 1913 г. назначенные вожди направили на строительство дорог в южных провинциях 13 тыс. из 20 тыс. занятых там рабочих. С помощью африканских властей было обеспечено рабочей силой строительство железнодорожной магистрали Порт-Харкорт — Энугу и других дорог, а также сооружено большинство мостов в восточных провинциях. Они же производили вербовку рабочих на угольные шахты Энугу. В рассматриваемый период в южных районах Нигерии «туземная» администрация завербовала около 65% принудительно мобилизованных рабочих [38, л. 36].
Усиление империалистической эксплуатации народов Нигерии было главным результатом формирования в стране системы колониального капитализма. В то же время внедрение в нигерийскую экономику капитала метрополии неизбежно порождало известные предпосылки развития капиталистических отношений внутри страны. И хотя эти предпосылки в данный период были еще очень слабы и складывались в непосредственной связи с деятельностью европейских компаний и колониальной администрации, их появление объективно способствовало ослаблению роли традиционных структур, а тем самым и формированию новых социальных слоев и классов нигерийского общества, враждебных колониальному режиму.
Принудительный переход от натурального хозяйства к хозяйству, специализированному на производстве товарных эк¬
133


спортных культур, хотя и не мог разрушить до конца докапиталистические устои мелкого производства, ослаблял традиционные общинные коллективы— большие семьи, деревенские общины, построенные на нерасторжимой связи работника с землей и другими условиями производства. Этому процессу особенно способствовало развитие принудительного труда и отходничества. Сезонные рабочие, возвращаясь в деревню, приносили новые потребности, вкусы, привычки.
Местные ремесленные промыслы под влиянием колониальной экономической политики начали приходить в упадок. Сохранялось лишь производство различных поделок из кожи, сосудов из тыквы (калебас), медных и гончарных изделий, а также некоторые другие промыслы, продукция которых находила сбыт на местном рынке. Известно, например, что в северных провинциях изготовлялось в те годы 14 видов продукции, которые продавались в другие районы страны. Однако африканское производство оружия и сельскохозяйственных орудий не выдержало конкуренции с европейским [348, с. 65].
В первые десятилетия XX в. быстро хирело производство тканей из местного хлопка, пришла в упадок еще недавно процветавшая добыча соли в прибрежных районах.
Все более важным фактором общественного развития становилась урбанизация, начавшаяся в Южной Нигерии еще в конце XIX в. Особенно быстро росли новые промышленные и административно-торговые центры. Так, население Лагоса увеличилось с 74 тыс. в 1910 г. до 100 тысяч человек в 1921 г., население Энугу (за тот же период) — практически с нуля до 10 тыс. человек [892, с. 67]. Экономика и культура городов были ориентированы на потребности и отношения современного (европейского) сектора хозяйства. Здесь концентрировались элементы и институты капиталистического общества: банки, филиалы европейских компаний, торговые палаты, административные учреждения и т. д., а вместе с ними возникал спрос на ремесленников, рабочих, работников канцелярского и административного аппарата.
Рост городов, развитие современного транспорта, расширение сферы наемного труда способствовали зарождению внутреннего рынка, развивавшегося в данный период в основном за счет личного потребления городского населения и потребления топлива на транопорте. Появились отрасли экономики, ориентированные на внутренний рынок,— угледобыча, ряд отраслей обслуживания. В годы первой мировой войны англичане стали разрабатывать единственное в Западной Африке крупное месторождение каменного угля в Энугу. Оно было открыто в 1912 г. Спустя четыре года там добывали более 24 тыс. т угля в год. Этот уголь широко использовался на местных рудниках, железных дорогах, судах, обслуживавших порты Нигерии. В связи с этим колониальные власти, особенно в военные
134


годы, держали под постоянным контролем его добычу [431, с. 57, 60].
Колониально-капиталистическая трансформация нигерийской экономики становилась реальностью.
Зарождение антиколониального движения.
Участие Нигерии в первой мировой войне
Консолидация колониального режима и расширение эксплуатации африканцев не протекали беспрепятственно. Они сталкивались с растущим сопротивлением разных категорий местного населения, не желавшего мириться с произволом и эксплуатацией колониальных властей. Протест нигерийцев, в это время ограничивавшийся преимущественно сопротивлением отдельным действиям и постановлениям колониальной администрации, имел по своей ведущей тенденции антиколониальный характер. На первом этане, в 1900—1918 гг., преобладали стихийные выступления, в которых участвовало главным образом крестьянское население. Направлены они были против насаждаемой Англией административной системы, налогов и экономической эксплуатации.
В первое десятилетие XX в. с особенно большим сопротивлением колониальные чиновники встретились в глубинных областях к востоку от р. Нигер, на территориях, населенных ибо и ибибио. В 1904 г. подняло восстание население Асабы. Около четырех тысяч повстанцев в течение нескольких месяцев упорно сопротивлялись отрядам полицейских, вооруженных пулеметами. Жители жгли здания колониальных канцелярий, миссии, дома европейских служащих. В 1905 г. повстанцы в Оверри убили районного уполномоченного Стюарда и нескольких английских торговцев. Спустя год та же участь постигла в Ова английского чиновника Крюк-Рида. Одновременно волнения охватили Оничу. В восточные районы были стянуты полицейские отряды из северных и западных провинций колонии, а также батальон Западноафриканских пограничных сил из Лагоса; однако около полугода они не могли захватить восставшие города [124, с. 37—47; 125, с. 49; 127, с. 85—87]. Восстания на территориях ибо и ибибио продолжались. О карательных экспедициях, направляемых во внутренние восточные районы в 1910 г., сообщали очевидцы [399, с. 142].
В тот же период участились выступления в соседней провинции Бенин. В 1906 г. в Агборе был убит английский чиновник, который пытался утвердить в районах, населенных ибо, своих ставленников-бини. Те же причины привели в 1909 и 1912 гг. к восстанию в Усонивбе. Население отказалось подчиняться назначенным вождям-бини, не признавая за ними традиционных прав на непосредственное управление их территорией. Вожди были изгнаны [28, с. 280; 50, л. 2, 28].
135


В Северной Нигерии, в халифате Сокото, два самых крупных народных выступления произошли в начале 1906 г. Первыми в ночь с 31 декабря 1905 г. на 1 января 1906 г. начали борьбу мунши в левобережных районах бассейна Бенуэ. Основное недовольство было направлено против торговой политики Нигерской компании. Население подожгло склады компании в Абинси (в 300 милях от Зунгеру). Оклады европейских торговцев были разрушены; товары и имущество уничтожены; баржа с материалами для строительства телеграфной линии потоплена; 80 английских торговцев были убиты, около 180 взяты в плен [119, с. 1—3, 32, 34].
Повстанцы были довольно хорошо вооружены. Незадолго до выступления мунши получили партию огнестрельного оружия от купцов йоруба из Южной Нигерии. Восстание ширилось. Поднимались правобережные мунши [82, 2.1.1906]. Сопротивление продолжалось вплоть до конца марта 1907 г. [119, с. 2, 3, 33].
Одновременно с борьбой муншей против колонизаторов началось новое восстание в нескольких километрах от Сокото. Его главной движущей силой были беднейшие слои хаусан- ского крестьянства — талакана*. Большое число рабов (байи и чучанава), а также беженцы с соседних территорий, захваченных французами, участвовали в этом выступлении. Оно было направлено не только против английского господства, но и против гнета местных феодалов.
Поводом к выступлению послужила кампания по оценке имущества и доходов населения с целью налогообложения. Волнения среди хаусанокого населения начались в феврале 1907 г., когда колониальные чиновники приступили к сбору налогов.
Центром восстания стала деревня Сатиру, в 14 км к югу от Сокото. Возглавил его старейшина малам Иса. В феврале он призвал народ к борьбе против англичан и их слуг — феодалов. Обстановка была особенно накалена голодом, наступившим в результате гибели урожая в районе Годабава (в радиусе 25 миль от Сокото). В Сатиру начали стекаться повстанцы. Численность повстанческих отрядов вскоре достигла 2,5 тыс. [119, с. 15—18, 22]. Она быстро росла (нигерийский историк Текена Тамуно считает, что восставших было 5—10 тыс. [532, 1965, т. 3, №2, с. 291]).
14 февраля на подступах к Сатиру повстанцы, вооруженные только мотыгами и лопатами, полностью разбили посланный против них кавалерийский отряд. Более того, они попытались осадить форт в Сокото, но взять его не смогли [248, с. 295—297 и др.].
Волнения распространялись на соседние с Сокото города, народ стал изгонять англичан и местных феодалов. Освободительной борьбой, принявшей ярко выраженную религиоз¬
136


ную окраску, было охвачено Баучи. Население эмирата Ха- деджиа также встало на сторону Сатиру [29, 9.V. 1906; 119, с. 28, 31, 39, 43, 47; 465, с. 176}. Восставшие сражались храбро, неоднократно они атаковали английские отряды. Однако повстанцы были вынуждены оставить Сатиру, подожженную артиллерийским огнем [118, с. 48, 53—55]. Деревня была сровнена с землей, предводители восстания казнены. Маламы Баучи, призывавшие к джихаду, арестованы: один повешен, другие посажены в тюрьмы-; эмиры, поддержавшие повстанцев, смещены и отправлены в ссылку. Восстания в Северной Нигерии были подавлены.
Активное противодействие расовой дискриминации, политическому, экономическому, социальному и культурному угнетению местного населения было оказано в городах Южной Ни-» герии. На рубеже XIX—XX вв. в них возникли первые сравнительно организованные, идейно осознанные движения культурного, политического и экономического протеста, во главе которых стояли образованные африканцы. Духовным знаменем этих движений был культурный национализм, сложившийся в тот период в противовес колониальной идеологии и политике. Он был направлен не столько на> пробуждение политического, антиколониального самосознания африканцев, сколько на отстаивание ценности и самобытности африканской культуры. Культурный национализм, будучи непосредственной реакцией на идеи расового и культурного превосходства европейцев, встал на путь расовой аргументации и расового протеста. Это был взрыв протеста в сфере идей в защиту африканского самосознания путем утверждения паннегроидной общности на основе расового признака- (250, с. 50]. Однако объективно эта идеология независимо от побуждений ее сторонников вела к антиколониальной борьбе, представляя собой начальную, отягченную расовыми чувствами форму национального самосознания.
Культурный национализм вскоре после своего зарождения в 90-х годах XIX в. вызвал перелом в настроениях образованных африканцев. Это было обусловлено усилением их социального неравенства и политического бесправия, влиянием идейных течений американских негров и развитием общественной мысли в других британских владениях в Западной Африке. Быстрому распространению идей расового протеста особенно способствовала деятельность ведущего идеолога культурного национализма, ученого-лингвиста из Либерии Эдварда Уилмота Блайдена. Он впервые идейно обосновал необходимость национального самоопределения народов Западной Африки (подробнее о взглядах и деятельности Э. Блайдена <м. [250, с. 37—38; 290, с. 85—155]). Неоднократно бывая в Лагосе (в первый раз он приехал туда в 1890 г.), Э. Блайден своим критическим отношением к колониальному господству
137


европейских держав в Африке и трудно опровергаемой аргументацией способствовал довольно быстрому изменению ориентации ранней нигерийской интеллигенции.
Идеология культурного национализма выдвинула новую группу духовных и политических лидеров местной образованной элиты. В их воззрениях нашли отражение идеи просветительства, а также мысли об африканском самоуправлении. Среди представителей этой группы особенно выделялись широкоизвестный в Дельте Нигера миссионер Моджола Агбеби и епископ Джеймс Джонсон, друг и помощник С. Кроутера. В их взглядах довольно четко представлены основные направления духовной эволюции ранней нигерийской интеллигенции: от преклонения перед традиционной африканской культурой (М. Агбеби) до идеи объединения и воспитания африканцев на базе ценностей и моральных норм христианства (Дж. Джонсон).
Первой формой антиколониального протеста образованных африканцев стало возникшее в начале 90-х годов XIX в. движение за предоставление африканцам церковного самоуправления, возглавленное Дж. Джонсоном. Начало движению положила деятельность комитета, состоявшего из 14 африканцев во главе с Дж. Джонсоном. Он был создан в 1890 г. в Лагосе с целью оказания поддержки епископу С. Кроутеру в его конфликте с европейскими миссионерами. Сильное идейное влияние Э. Блайдена, энергия и решимость Дж. Джонсона толкнули комитет на смелый в тех условиях шаг: воспользоваться популярностью С. Кроутера для учреждения в Дельте Нигера независимого африканского пастората. Согласие престарелого епископа было получено. В 1892 г.— уже после смерти С. Кроутера — африканские религиозные деятели преобразовали Нигерскую миссию в независимый пасторат Дельты Нигера — так называемую Объединенную туземную африканскую церковь, во главе которой встал Дж. Джонсон. В пасторат вошли церкви Бонни, Нового Калабара, Окрики, Опобо, Бенина. Церковно-миссионерское общество отказалось признать новый пасторат, назначив преемником С. Кроутера епи- окопа-европейца. Двоевластие в Нигерекой миссии существовало до 1900 г., когда Церковно-миссионерское общество согласилось на независимость нового пастората при условии взноса его прихожанами суммы в 10 тыс. ф. ст. Эти деньги удалось собрать лишь в 1920 г., когда самоуправление епархии Дельты Нигера было наконец официально признано англиканской церковью.
Более отчетливо антиколониальная направленность борьбы за африканизацию церкви проявилась в движении за образование независимой афро-христианской церкви, основанной на новой религиозной догматике. В 1913 г. была создана первая организация такого рода — Апостолическая церковь Христа, распространившая свое влияние среди народа экити; в 1914 г.
138


у йоруба-англикан возникло Христианизированное общество огбони (см. подробнее [296, с. 322—324, 330—334; 283, с. 69— 70]). Разрыв с официальной церковью метрополии свидетельствовал об укреплении позиций идеологии культурного национализма.
К концу 90-х годов относится зарождение движения рабочих и служащих за улучшение условий труда и повышение занятости. Наиболее крупное выступление трудящихся произошло в Лагосе в августе 1897 г. В ответ на введение английским губернатором нового, более жесткого режима работы объявили забастовку рабочие и служащие-африканцы департамента общественных работ. Не располагавшая в то время достаточными полицейскими силами, колониальная администрация бы* ла вынуждена пойти на уступки участникам забастовки (см*, подробнее [290, с. 205—2061).
Важный вклад в развитие движений протеста вносили националистические газеты Лагоса: «Лейгос уикли рекорд», «Лей- гос дейли ньюс», «Лейгос стандарт», «Найджириан кроникл». С момента их создания в конце XIX в. эти газеты вели борьбу против колониального угнетения и политики расовой дискриминации. Они держали под контролем действия британской колониальной администрации; разоблачали произвол английских 'Чиновников. Создание «сильного и здорового, энергичного общественного мнения» африканские газеты считали на том этапе особо важной задачей. Журналисты поддерживали выступления африканцев в защиту своих прав и их справедливые требования улучшения жизненных условий. Националистическая печать Лагоса предоставила образованным африканцам, потерявшим работу в колониальных органах управления и устраненным от участия в системе «туземной» администрации, трибуну для критических выступлений. Старейшая газета «Лейгос уикли рекорд», издателями которой были Дж. П. Джексон и его сьгн, пользовалась особой популярностью вплоть до первой мировой войны. С этой газетой в 1891—- 1905 гг. тесно сотрудничал Э. Блайден (подробнее см. [290, с. 85—162]).
В 1893 г. в Лагосе начал свою политическую деятельность будущий основатель Национально-демократической партии Герберт Маколи. Активный участник всех демонстраций и кампаний протеста, он со страниц газеты «Лейгос дейли ньюс», издателем которой являлся, разоблачал незаконные действия колониальных властей, лишение африканцев земли и права пользоваться лесными богатствами. В этой борьбе отцу помо* га л его сын Фрэнк [250, с. 88, 90—95 и др.).
Под руководством прогрессивных журналистов и общественных деятелей нигерийская печать выступила в поддержку пятитысячной демонстрации против введения налогов на дома и землю в 1895 г. Движение стало настолько угрожающим,
139


что налоги в течение нескольких последующих лет не взимались.
Колониальные власти попытались «обуздать» националистическую печать. В 1903 г. они обнародовали ордонанс о цензуре. По его условиям издатели, «допустившие антиправительственную агитацию», подвергались аресту и штрафу; газеты закрывались, тираж конфисковывался. Жители Лагоса направили Чемберлену петицию. Она была составлена журналистами и содержала протест против статей ордонанса, нарушавших свободу печати. К протесту присоединились африканские члены законодательного совета — К. Сапара-Уильямс, О. Джонсон и К. Дж. Джордж, выступившие с официальным заявлением об узурпации прав местных жителей, лишении их свободы слова [498, с. 111 —1121. «Ордонанс о пресечении подстрекателей к нарушению порядка», принятый в 1909 г., был вызван к жизни восстаниями 1904—1908 гг. и все усиливавшейся критикой газетами колониальной политики. Он позволял установить жесткий контроль за африканскими общественными организациями. Лица, обвиненные в действиях против английских властей, подлежали тюремному заключению сроком от двух лет и более, а также штрафу, размер которого устанавливал губернатор [637, 21.IV.1917].
Положение особенно обострилось, когда в 1908 г. начали взимать налог на строительство водопровода в европейских кварталах. Осенью в Лагосе состоялись массовые митинги протеста. Африканская печать широко комментировала эти события, подчеркивая, что недовольство было вызвано созданием новой системы водоснабжения, выгодной лишь для европейцев, но оплачиваемой всем африканским населением.
Приказ губернатора о выселении жителей из района Лагоса, известного как Хаусанские линии, подлил масла в огонь. Земля была нужна англичанам под строительство домов для резидентов. В результате были снесены около 2 тыс. домов, а их владельцам обещали компенсацию в размере 12 ф. ст., которая выплачивалась по 10 шилл. в месяц. Протест населения был направлен как против земельных изъятий, так и против мизерных размеров компенсации. Состоялись массовые демонстрации и собрания. Африканские члены законодательного совета «поддержали выступление населения, лишенного своих жилищ. К. Сапара-Уильямс подчеркивал при этом совершенно неадекватный характер компенсации за экспроприированную землю и дома. Именно тогда Г. Маколи написал памфлет на губернатора Эгертона, в котором отмечал, что бездомными остались более 2 тыс. -семей; он приводил примеры коррупции и мошенничества при заключении строительных подрядов (см. [498, с. 114—119],). Около тысячи рукописных копий памфлета разошлось в городе.
Образованные африканцы в тот период стояли во главе
140


сопротивления колониальным порядкам. Они активно участвовали в кампании протеста против узурпации прав местного населения и нередко руководили ходом борьбы. Методы этой борьбы были «конституционными». Поддерживая в общем политику колонизаторов, образованные африканцы протестовали лишь против наиболее одиозных проявлений британского господства—вопиющих злоупотреблений колониальных властей.
Постепенно формы сопротивления приобретали организованный характер. В 1908 г., в период наибольшего обострения борьбы, двумя врачами в Лагосе был основан Народный союз для защиты прав африканцев. Эта организация прежде всего выступила против изъятий земельных участков у местного населения. Кроме того, она настаивала на пересмотре состава законодательного и исполнительного советов. Влияние организации было довольно ограниченным. Вскоре после ее создания в Лагосе было основано отделение Общества защиты прав коренного населения. Главной задачей общества, как и союза, была борьба против земельных экспроприаций. Обе организации выступали также против установления строгой цензуры и против налогов, которые шли на улучшение условий жизни только европейцев. Их требования в течение двух первых десятилетий XX в. в основном сводились к следующему: больше мест для африканцев на гражданской службе, прямые выборы африканских представителей в законодательный совет, лучшие условия получения образования, политика наибольшего благоприятствования для африканских торговцев [533, 1960, т. 8, № 3/4, с. 576—580, 582—583). Бороться за эти требования образованные африканцы считали возможным только легальным путем, который предусматривал подачу петиций, выступления в судах с доказательствами порочности колониального законодательства и т. д.
В 1912 г. в Нигерии началась широкая кампания протеста против распространения земельного ордонанса, действовавшего в Северной Нигерии, на южные провинции. В этой борьбе впервые объединились интеллигенция и вожди. В 1913 г. в Лондон с протестом против намерения министерства колоний Англии лишить население Южной Нигерии права владеть землей выехала делегация, состоявшая из образованных африканцев Лагоса и вождей Абеокуты, Ибадана, Иджебу-Оде, Илеши и Ифе. Проведение ордонанса было отложено. Однако англичанам удалось добиться дискредитации делегации.
Нигерийские народы, попавшие под власть Англии уже на начальном этапе становления колониального режима, стали бороться против последствий завоевания: захвата их земель, налогов и произвола колониальных чиновников. Они усиленно сопротивлялись также привлечению их к участию в первой мировой войне, развязанной империалистическими державами.
141


Нигерия, имевшая общую границу с немецкой колонией Камерун, была вовлечена в активные действия в первой мировой войне. На нигерийские народы легла тяжесть военного бремени.
В 1914—1917 тг. Великобритания не только восполняла за счет Нигерии увеличивавшийся расход минерального и сельскохозяйственного сырья, а также продовольствия, но и использовала ее людские ресурсы. Более 12 тыс. нигерийцев были мобилизованы в войска, сформированные Англией. На полях сражений в немецких колониях Того и Камеруне участвовали нигерийские войска «Уэст Африкэн фронтиер форсис». В августе 1914 г. нигерийский полк был послан в помощь отрядам из Золотого Берега и французских колоний, которые сражались с немцами в Того. Два нигерийских батальона входили в объединенные подразделения, состоявшие из солдат, мобилизованных в Сенегале, Гамбии, Сьерра-Леоне и Золотом Береге. С сентября 1914 по февраль 1916 г. они вели бои в Камеруне, которые завершились разгромом и отступлением немецких войск в Рио-Муни. В боях за Ломе и Камину в Того в августе 1914 г. и в сражениях под Дуалой, Гаруа и Яунде в Камеруне (1914—1916) гибли нигерийские солдаты. Немедленно после захвата Того и Камеруна * четыре батальона «Уэст Африкэн фронтиер форсис» были переброшены в Восточную Африку, где они вели бои на территории Танганьики.
Африканцев не только заставляли сражаться в колониальных войсках, как правило, на самых опасных участках фронта. Многие тысячи нигерийцев были принудительным порядком мобилизованы на сельскохозяйственные работы и строительство военных коммуникаций, использовались в качестве носильщиков для переноски грузов для войск и т. д.
Африканское население сопротивлялось вовлечению в военные действия на стороне колонизаторов. Восстания, которые произошли в годы первой мировой войны, были преимущественно стихийными движениями. Они были направлены как против тягот и лишений, которые принесли африканцам военные события, так и против действий английской колониальной администрации.
Гибель большого числа нигерийцев, угнанных на фронт, новые налоги и различные реквизиции неоднократно приводили к народным бунтам. Особенно значительные выступления не только против участия в войне, но и против последствий колониального порабощения — земельных экспроприаций, на-
* После окончания первой мировой войны Того и Камерун были поделены между Англией и Францией. Западные районы Камеруна, протянувшиеся узкой полосой вдоль восточной границы Нигерии, отошли к английским владениям. В 1922 г. Лига наций, санкционировавшая раздел, предоставила Англии мандат на их управление. Фактически там действовали те же колониальные ордонансы, что и в Нигерии.
142


лотового гнета, произвола «туземных» властей — происходили у западных и восточных границ Нигерии. Крупное восстание охватило в 1914 г. Абеокуту. Оно было направлено против «туземной» администрации. Около 10 тыс. эгба поднялось с оружием в руках против англичан и их ставленника — алака [535, 5.V.1917; 19.V.1917; 6.IX.1919; 544, 18.V.1917J.
В том же году произошло восстание ибо в округе Асаба, поддержанное жителями Брасса. Через год восстал народ Опобо. Восстания в значительной степени были вызваны тем, что во время войны сильно снизился вывоз пальмового масла. Специализировавшиеся на его добыче и производстве хозяйства разорялись. В ходе этих движений протеста выдвигались и политические требования. Так, восставшие в Асабе впервые в Южной Нигерии выступили с лозунгом «Независимость для народов Дельты». Особенно большое недовольство вызывала система назначенных вождей. В 1916 г. жители городов Иеей- ина и Окейхо (в провинции Ойо), возмущенные действиями назначенных вождей, которые приступили к сбору налогов силой, убили судью «туземного» суда Онджо и нескольких других членов этого суда, главного центра налоговой кампании. Здание суда сожгли. В течение нескольких месяцев восставшие, число которых достигало 10 тыс. человек, оказывали сопротивление посланным против них войскам [54, л. 17; 535, 19.1.1917; 17.11.1917].
Спустя два года, в июне 1918 г., эгба вновь подняли восстание в связи с введением прямых налогов. Повстанцы взорвали железнодорожную станцию и пути, разрушили вагоны, уничтожили телеграфную линию, проходившую по их территории. В течение месяца они оказывали вооруженное сопротивление карательному отряду в тысячу человек. Бои шли по всей территории. Центром сопротивления была Абеокута [535, 13—
20.VII.1918].
Народные выступления в военные и послевоенные годы, как и крестьянские восстания в первые годы становления колониального режима, были разрозненными. Происходили они изолированно друг от друга, а также от политических движений в Лагосе. Во всяком случае, данных о существовании какой-либо связи между ними не обнаружено. Они были жестоко подавлены. В результате тысячи африканцев нашли смерть не только на фронтах войны, но и в борьбе против колониального закабаления.


Глава 5
КОЛОНИАЛЬНОЕ ГОСПОДСТВО
и эволюция
КОЛОНИАЛЬНОГО ОБЩЕСТВА (1918—1939)
Межвоенный период представляет собой переломный этап в развитии нигерийского общества. В первые два десятилетия XX в. английское экономическое и политическое господство оставалось внешней силой, державшейся главным образом на прямой (и не всегда эффективной) власти метрополии. После первой мировой войны и особенно в 30-е годы условия колониального господства начинают все сильнее определять процессы внутреннего развития Нигерии — экономические, политические, культурные. На большей части страны утверждается колониальное общество, в его рамках подрывается локальная обособленность традиционных структур, начинается их объединение на основе развития посреднической торговли и деятельности иностранного капитала, роста миграций населения, распространения низших форм капиталистической организации, создания всеохватывающей колониально-государственной машины, внедрения в культуру местных народов колониальных стандартов и стереотипов.
Формирование колониального общества шло в тесном переплетении стихийного роста товарно-денежных и капиталистических отношений «снизу» и регламентирующего, принудительного воздействия колониального режима «сверху». В стране развертывались новые процессы общественного развития, которые обусловили перевес колониального общества над традиционным, усилив в то же время экономическую и политическую зависимость Нигерии от метрополии.
Развитие колониального капитализма.
Мировой экономический кризис 1929—1933 гг.
и интенсификация империалистической эксплуатации
Нигерии
Общее оживление мировой экономической конъюнктуры после окончания первой мировой войны вызвало быстрый рост цен на основные продукты нигерийского экспорта. Однако послевоенный экономический бум продолжался недолго.
144


В 1921 г. мировые цены на товары, вывозимые из Нигерии, упали, рост физического и стоимостного объема экспорта замедлился. С середины 20-х годов наметилось увеличение цен на какао-бобы, которое, однако, не привело к серьезным сдвигам в экономическом развитии страны.
Депрессия и мировой кризис обрушились всей своей тяжестью на колониальную экономику, которая полностью зависела от внешней торговли и была почти лишена возможности хозяйственного маневрирования. Польский историк Я. Милевский, исследовавший влияние кризиса на социально-экономическое развитие Нигерии, отмечает общее и резкое падение экономической активности в стране в период 1929—1933 гг. [438, с. 102—1031. Объем экспорта из Нигерии упал с 17 тыс. ф. в 1920 г. до 15 тыс. в 1930 г. и 11 тыс. ф. в 1935 г. Еще более значительным было сокращение импорта: в 1920 г.— 21 тыс. ф., в 1930 г.— 13 тыс., в 1935 г.— 8 тыс. ф. [375, табл. 76]. Доля колонии в общем объеме английского экспорта из Западной Африки уменьшилась с 9% в 1929 г. до 6% в 1935 г. [375, табл. 43J. Последствия кризиса Нигерия ощущала вплоть до 1935 г.
Поскольку внешняя торговля оставалась основой хозяйственного роста страны, главным источником денежных поступлений и промышленных товаров, то ухудшение внешнеэкономического положения болезненно сказалось на развитии товарных отраслей экономики. Значительно сократились доходы местных товаропроизводителей, полностью зависевших от уровня мировых цен на экспортное сырье. Достаточно сказать, что средняя закупочная цена на пальмовое масло упала с 35 ф. за тонну в 1928 г. до 26 ф. в 1930 г. и 12 ф. в 1934 г. [366, с. 118}. Спад охватил главные отрасли промышленного производства — угле- и оловодобычу, вызвав сокращение занятости. Добыча оловянной руды снизилась с 12 тыс. в 1930 г. до 9 тыс. т. в 1935 г., а. добыча угля за тот же период — с 328 тыс. до 257 тыс. т, число занятых в этой отрасли сократилось с 2100 до 1400 человек в день [375, с. 179, 183]. Таким образом, условия промышленного роста резко ухудшились.
С определенными трудностями столкнулись и колониальные круги. К середине 30-х годов более чем на '/з упал уровень цен на импортные товары. Не выдержав ухудшения экономической конъюнктуры на внутреннем и внешнем рынках, прекратил свою деятельность ряд мелких и средних европейских фирм. Уменьшились доходы колониальной казны. Это вызвало, в частности, замедление или прекращение дорожного строительства. Вырос дефицит колониального бюджета: в 1930 г.—942 тыс. ф., в 1932 г,— 1,3 млн., в 1934 г.— 1,5 млн. ф. [366, с. 112}.
Однако существовала принципиальная разница между затруднениями колониального режима и тяготами, которые вы¬
10 Зак. 203
145


пали на долю африканского населения. Если для европейской элиты кризис 1929—1933 гг. означал главным образом ухудшение экономической конъюнктуры, то для основной массы нигерийцев мировые экономические потрясения были связаны с ростом колониального гнета и эксплуатации. В обстановке экономического кризиса и мировой депрессии в стране утвердилась система колониального капитализма. Отчетливее, чем раньше, стал проявляться империалистический характер экономического господства метрополии.
Значительно укрепил свои позиции крупный торговый капитал метрополии. Этому способствовали два фактора:-во- первых, ликвидация в годы кризиса и депрессии ряда мелких и средних европейских фирм (это уменьшало эвентуальную конкуренцию со стороны новых компаний); во-вторых, активизация процесса объединения мелких фирм с крупными торговыми монополиями. Первое (в колониальный период) слияние монополистического типа произошло в 1919 г.: несколько крупных торговых компаний — «Миллер бразерз энд К°», «Аф- рикэн аосошиэйшн, лтд», «Ф. А. Свэнзи энд К°» — объединились, поглотив ряд мелких фирм. В результате возникла компания монополистического типа «Африкой энд истерт трейд корпорейшн, лтд», которая успешно конкурировала с основной торговой монополией того времени — Нигерской компанией. В 1920 г. фирма «Левер бразерз, лтд» приобрела активы Нигерской компании и предприняла попытку, правда неудавшуюся, скупить активы «Африкэн энд истерн трейд корпорейшн, лтд». Наиболее значительное слияние произошло позднее. В 1929 г. объединились Нигерская компания и «Африкэн энд истерн трейд корпорейшн, лтд», создав мощный концерн «Юнайтед Африка компани» (ЮАК), сразу захвативший в свои руки господствующие позиции в сфере закупок сельскохозяйственной продукции и сбыта импортных товаров.
В 1921—1929 гг. число ликвидированных фирм (53) превысило число новых (43) ; общее количество иностранных компаний сократилось со 103 до 92 [366, с. 220]. В 1929—1933 гг. масштабы концентрации английского торгового капитала выросли: 22 компании были ликвидированы и 22 слились с крупными фирмами; насчитывалось около 36 вновь образованных кампаний. Значительно расширились возможности манипулирования закупочными и сбытовыми ценами, а также диктата условий торговли со стороны английского торгового капитала. Вплоть до второй мировой войны английские власти не контролировали сферу закупочной торговли, ограничивая государственное вмешательство в основном сферой транспорта.
Ухудшение мировой экономической конъюнктуры крупные английские компании, и прежде всего ЮАК. компенсировали в значительной степени усилением ножниц цен на экспортные и импортные товары.
146


Особенно сильным было давление английских торговых фирм на производителей какао-бобов. В 1937 г. почти вое европейские фирмы, осуществлявшие закупку этого сырья в Нигерии и колонии Золотой Берег, объединились в пул. Его участники договорились о распределении между собой закупленной продукции в соответствии с заранее определенной пропорцией, а также об установлении монопольной цены на какао- бобы. Пул, возглавляемый ЮАК, был заключен на четыре года и вступил в действие с 1 октября 1938 г.
Однако организаторы пула столкнулись с сопротивлением производителей какао-бобов. Продажа экспортного сырья ч покупка импортных товаров, за исключением соли, керосина и свечей, была прекращена вначале на Золотом Береге, а затем и в Нигерии. Крестьяне направили своих представителей в Лондон к государственному секретарю по делам колоний и добились согласия создать комиссию для расследования общих условий торговли в английских владениях в Западной Африке и урегулирования возникшего конфликта. Был опубликован доклад, в котором отмечалась «нежелательность» деятельности пула, хотя условия торговли были признаны «одинаково неудовлетворительными» для английских торговых фирм и местных производителей.
В годы мирового экономического кризиса и депрессии колониальные власти резко усилили прямой фискальный нажим на африканское население. До конца первой мировой войны Англия избегала вводить прямое налогообложение на всей территории Южной Нигерии: приходилось считаться с угрозой массовых выступлений африканцев. Поэтому главным источником колониальной казны в Южной Нигерии долгое время оставались таможенные пошлины. Это усиливало роль косвенного налогообложения и в общем бюджете протектората. Вплоть до начала 30-х годов косвенные налоги обеспечивали более половины всех доходов колониальной администрации.
После окончания войны английские власти перешли — вначале осторожно, а затем все более решительно — к введению прямых поборов в Южной Нигерии. Провинция Ойо в Юго- Западной Нигерии была первой, где в 1918 г. на основе ордонанса о «туземных» доходах № 29 был введен прямой денежный налог. Фактически же это была подушная подать, охватившая широкие слои населения. Ставка налога была установлена на уровне 2,4% валового дохода домохозяйства, отдельно облагались торговые промыслы, свободные профессии и доходные виды собственности [76, т. 1, с. 807—812} В 1922 г. эта система была распространена на большинство провинций Юго-Западной Нигерии [76, т. 3, с. 510].
В 1927 г. была предпринята первая попытка, правда неудав- шаяся, ввести подоходный налог вначале в колонии Лагос, а затем в провинциях, населенных йоруба [76, т. 3, с. 511]. Это
10*
147


была прямая реакция колониального режима 1на рост обеспеченной прослойки нигерийцев в Лагосе и районах производства какао-бобов. В 1928 г., несмотря на активное сопротивление местного населения, прямое налогообложение было введено и в районах Юго-Восточной Нигерии (Восточной Дельты). К 1930 г. система прямого налогообложения охватила всю страну, усилив воздействие «туземных» властей на жизнь африканского населения.
Хотя доля прямых налогов в поступлениях казны увеличилась, они все же не играли главной роли в финансировании ■колониального бюджета в тот период. В 1935 г. на долю таможенных пошлин приходилось почти 42% всех доходов английской администрации, тогда как за счет поступлений от прямого налогообложения покрывалось только 16% [366, с. 112]. Это объяснялось как бедностью большей части населения, так и массовым уклонением африканцев от уплаты- колониальной подати, которое стало в эти годы одной из главных форм пассивного выражения антиколониального протеста. Тем не менее английские власти не собирались отказываться от более широкого использования прямого налогообложения в финансировании колониального бюджета. Введенный в колонии Лагос новый ордонанс о подоходном налоге № 17 от 1936 г. впервые классифицировал как преступление отказ или уклонение жителя колоний от уплаты налога. Тогда же этот принцип был распространен на весь протекторат. В 1936 г. в большинстве провинций были повышены ставки подоходного налога. В 1939 г. одновременно с введением налога на прибыли компаний были вновь подняты ставки подоходного налога. Ордонанс № 3 от 1940 г. ввел на всей территории страны прогрессивный подоходный налог.
Экономическое развитие Нигерии в 20—30-е годы имело важные последствия с точки зрения вовлечения крестьянства в систему отношений колониального капитализма и роста на этой основе посреднической торговли и сферы обслуживания. Снижение денежных доходов крестьянских домохозяйств, мировой экономический кризис и депрессия 30-х годов не привели к свертыванию экспортного сектора мелкокрестьянского производства и ослаблению роли товарно-денежных отношений. Крупные торговые компании, способные выдержать удары кризиса перепроизводства, продолжали вести широкие закупочные операции, создавая большие сырьевые запасы. Благодаря этому деловая активность в стране была в общем стабильной.
Сохранялись тесные экономические связи метрополии и колонии. Более того, именно в годы мирового кризиса и депрессии по самообеспеченности нигерийского крестьянства был нанесен решительный удар, от которого оно потом уже не могло оправиться. Усиление империалистической эксплуатации —
48


торговой, фискальной — дестабилизировало положение широких слое© деревни, все более .вовлекая их в тиски колониально- капиталистических отношений. В районах экспортного земледелия преобладающей реакцией крестьянства на падение уровня денежных доходов было увеличение производства основных видов экспортных культур. Значительно выросли производство и экспорт арахиса, ставшего в 20—30-е годы одной из главных экспортных культур Нигерии. Если в 1920—1924 гг. экспорт арахиса из Нигерии составил примерно 44 тыс. т, то в 1925—1929 гг. он достиг уже 109 тыс. т, а в 1930—1934 гг. поднялся до уровня 190 тыс. т [366, с. 172]. Этот рост продолжался вплоть до второй мировой войны.
Несмотря на неблагоприятную экономическую конъюнктуру, устойчивыми темпами рос экспорт из страны какао-бобов. Общая доля какао-бобов и арахиса в стоимости нигерийского экспорта поднялась с 14% в 1920 г. до 33% в 1936 г., тогда как доля пальмового масла и пальмовых ядер в эти же годы упала с 63 до 39% [375, табл. 76].
В районах разведения масличной пальмы нигерийцы начали переходить от простейших методов собирательства к созданию небольших плантационных хозяйств, в которых применялись усовершенствованные методы выращивания деревьев и простейшие механизмы для извлечения пальмового масла. Наибольшее распространение африканские плантационные хозяйства получили в Бенине.
В глубинных районах, не приспособленных к разведению экспортных культур (крайний север и северо-запад) или страдавших от перенаселения (страна ибо), крестьянство реагировало на развитие товарно-денежных отношений главным образом ростом миграций в города и зоны массового разведения экспортных культур. В суданских районах Северной Нигерии широкое развитие получило сезонное отходничество крестьян в зоны притяжения свободной рабочей силы, расположенные по большей части в Западной Нигерии. Главными занятиями отходников становились сезонная работа по найму и мелкая комиссионная торговля. В 20—30-е -годы в крупнейших городах Южной Нигерии укрепились тортовые общины хауса.
Развитие отходничества определялось в первую очередь потребностью крестьянских домохозяйств в деньгах, хотя основу общины все еще составляло натуральное и полунатуральное хозяйство. Денежную форму принимали не только колониальные налоги, но и значительная часть традиционных повинностей и платежей. Переход к денежной форме платежей был особенно неблагоприятен для малоимущих слоев крестьянства: необходимость выплачивать растущие денежные суммы в фиксированные сроки при крайне ограниченных товарных возможностях их хозяйств заставляла крестьян переходить к отхожим промыслам или отдавала их в руки ростовщиков.
149


Важную роль в дестабилизации деревенской общины и развитии миграций сельских жителей начали играть демографические факторы: ускорение роста населения и увеличение его плотности. В ряде районов действие этих факторов приходило в противоречие с традиционными системами ведения сельского хозяйства, способствуя аграрному перенаселению. Быстрее всего аграрное перенаселение росло в восточных провинциях, населенных ибо,— районе с высокой плотностью населения и бедными, трудно поддающимися обработке почвами. Уже в конце 30-х годов начался массовый отток ибо в города. Это был особый тип миграций, с самого начала тесно связанный с развитием урбанизации, переходом мигрантов к новым, современным занятиям и профессиям. Крупные колонии ибо появились в Лагосе, Бенине, Ибадане, Кано, Зарии, Джосе, Май- дугури и т. д.
Последствия роста крестьянских миграций были огромны. Прежде всего быстрыми темпами начал развиваться колониальный рынок рабочей силы, который предъявлял спрос на дешевый труд сезонных рабочих. Принудительный труд как главное средство колониальной эксплуатации рабочей силы быстро терял свое значение. Ускорялось формирование пролетарских и полупролетарских слоев города и деревни. Набирали силу процессы урбанизации и вытеснения значительной части сельского населения из деревни, за рамки традиционных занятий, отношений, привычек. Одновременно с этим все более расшатывались и приходили в упадок традиционные общинные структуры. С ростом миграций и укреплением индивидуального крестьянского хозяйства постепенно отступали на задний план родственные коллективы (пережиточные формы рода, большесемейная община, семейно-брачные союзы и т. п.) и усиливались территориально-соседские отношения. Возникали новые переходные формы общинной организации, приспособленные к условиям колониального общества. Это были прежде всего земляческие общины (земляческие союзы) в городах, обеспечивавшие адаптацию мигрантов к городскому укладу жизни и быстрое включение их в современный сектор хозяйства. В 20—30-е годы земляческие союзы стали наиболее распространенной формой организации городского населения, породив сложную систему социальных и культурно-религиозных институтов [344, с. 113—119]. В районах массового разведения экспортных культур (особенно в районах производства какао-бобов) начал использоваться наемный труд, получили развитие зачаточные формы отчуждения земли — денежный залог и денежная аренда земельных участков.
20—30-е годы отмечены ростом нигерийского рабочего класса и армии наемного труда. К 1931 г. насчитывалось 17 027 горняков и 15 282 транспортника [473, с. 21]. Из них более половины были отходниками. Тем не менее появились и постоян¬
но


ные кадры наемных работников: их число, согласно некоторым данным, достигло к началу 30-х годов 18 тыс. человек 1537, 1931, № 10—11, с. 39}. В эту — еще очень немногочисленную группу — входили в основном механики, клерки, а также большой отряд работников сферы обслуживания. К концу 30-х годов число лиц наемного труда удвоилось. Наемная рабочая сила эксплуатировалась, как правило, колониальными методами: рабочие и мелкие служащие получали мизерную заработную плату и трудились в тяжелых условиях.
Усилился процесс концентрации нигерийского капитала, началось формирование местной буржуазии. Свободный капитал в это время создавался главным образом в посреднической торговле. Благодаря росту экспорта сельскохозяйственной продукции и импорта промышленных товаров увеличилось число местных торговцев и ростовщиков; некоторые из них уже долгие годы работали агентами иностранных торговых компаний. Для закупки сырья и продажи импортных товаров европейские фирмы использовали штат служащих или прибегали к услугам местных торговцев-посредников, обычно совмещавших собственно торговые операции с ростовщичеством. Фирмам было выгоднее использовать таких перекупщиков: они лучше знали местные условия и получали от компаний не фиксированную заработную плату, а комиссионные в зависимости от размеров закупленной продукции. Действительные условия покупки или продажи товаров целиком зависели от перекупщиков, которые могли менять их по своему усмотрению и, разумеется, в свою пользу. Посредническая (по сути дела, компрадорская) деятельность местных торговцев служила основной сферой первоначального накопления нигерийского частного капитала, подчиненного в этот период интересам иностранных фирм.
В 30-е годы укрепились позиции группы торговых посредников в Западной Нигерии, которые участвовали в закупке какао-бобов для английских компаний. Из их среды вышли первые крупные нигерийские торговые буржуа. Почти все они имели образование и служили раньше клерками или агентами европейских тортовых фирм, где приобрели необходимый опыт коммерческой деятельности. Накопив необходимый капитал, наиболее удачливые создавали собственные, семейные компании, которые вели деятельность в сфере торговли экспортными и импортными товарами. Нигерийские фирмы открывались, как правило, в Лагосе. Первыми нигерийскими торговыми буржуа были йоруба С. Томас, С. Г. Пирс, Дж. Дохерти, В. Даво- ду и братья Адигун [366, с. 219].
К началу 30-х годов позиции нигерийских торговцев укрепились уже настолько, что они могли использовать в своих интересах происходившее в этот период сокращение деловой активности мелких и средних европейских фирм. Как отмечает
151


Я. Милевский, именно в годы кризиса нигерийцами, и прежде всего богатыми жителями Лагоса, были сделаны первые серь- езные попытки создания крупных торговых предприятий, а также банка, который смог бы их поддерживать [438, с. 121]. Многие из этих попыток закончились неудачей, однако они свидетельствовали о росте местного предпринимательства.
В 1928 г. после долгой подготовки лагосский торговец Тете Анса открыл первый в Нигерии африканский банк «Инда- стриэл энд коммершиэл бэнк, лтд» с первоначальным капиталом 7125 ф. [438, с. 122}. С июня 1929 по декабрь 1930 г., когда банк закрылся, сумма его депозитов выросла с 3396 до 11 698 ф. В 1933 г. возник новый нигерийский банк «Нэйшнл бэнк оф Найджириа, лтд» с первоначальным капиталом 10 тыс. ф. Этому предприятию было суждено утвердиться в качестве первого успешно действующего национального банка Нигерии. Основатели банка — А. Майя, А. Латунде Джонсон, Т. А. Дохерти, А. Адесигбин — опирались на широкую поддержку местных деловых кругов. «Не капитал решил успех банка,— писал в 1936 г. его первый директор А. Майя.— Дело решила поддержка, которую мы получили благодаря текущим вкладам. Банк является национальным и действует с единственной целью — помочь нашему хозяйственному развитию, которое будет вести к экономической независимости Нигерии» (цит. по [438, с. 124]).
В годы кризиса укрепились также позиции местных владельцев транспорта, занятого на перевозках экспортных и импортных грузов в южной части страны. В 1933 г. они использовали рабочую силу общей численностью 1800 человек и обслуживали примерно 2/з населения в районах Иджебу-Оде и Эджи-нрин (см. [438, с. 125}).
Однако потребовались перемены 40—50-х годов, чтобы национальная буржуазия смогла почувствовать свою силу.
Система непрямого управления и формирование
«туземной» бюрократии
Непрямое управление оставалось руководящим принципом административной политики в Нигерии в течение всего межвоенного периода. В то время «туземные» власти оказывали активное влияние на внутренние процессы социально-политического и экономического развития. «Туземные» власти стали центром притяжения всех наиболее консервативных и проко- лониалистски настроенных сил, использовавших систему колониального управления для укрепления своих социальных и политических позиций.
Особенно широко воспользовалась преимуществами создавшегося положения феодальная элита Северной Нигерии. За ней были закреплены важные функции политической власти:
152


исполнительные и административно-правовые полномочия. Прежде всего эмиры полутли право формировать «туземный» аппарат, самостоятельно назначать и смещать «туземных» административных служащих в округах и районах вверенных их контролю провинций {76, т. 3, с. 510; 63, с. 300]. В результате они смогли по своему усмотрению и в соответствии с прежними традициями и обычаями комплектовать штаты как центральных ведомств — хукумар эн’э, так и аппарата территориального управления [66, 29.XII.1920, с. 23; 35, с. 22].
Хукумар эн’э были созданы в 20—30-х годах. Они состояли из нескольких отделов (или департаментов), как их называли англичане. Некоторые отделы создавались на основе традиционных служб, существовавших до колонизации при дворе эмира [63, с. 304, 316; 429, с. 34, 35; 60, с. 2]. Наряду с этим были учреждены и новые отделы: финансовый, ветеринарный, земледелия, лесного хозяйства, а также отделы, осуществлявшие контроль за «туземными» тюрьмами.
Служба в хукумар эн’э требовала определенных административных навыков. Это вынуждало набирать канцелярских работников из числа лиц, получивших специальную подготовку, вне зависимости от того, принадлежали они к традиционной знати или к талакава. Во всяком случае, младшие «туземные» служащие должны были посещать школы, создаваемые английскими властями с согласия эмиров, которые проявляли, как отмечала газета «Лейгос уикли рекорд», «в этом большую заинтересованность» [535, 5.Х.1918]. В то же время для старших служащих хукумар эн’э образовательный ценз был необязателен.
В структуре территориального управления в каждом эмирате самый многочисленный слой, так оказать низшее звено, составляли деревенские вожди — дагатаи (ед. ч. дагачи). К ним причислялись главы городских кварталов — масу-унгу- еойи (ед. ч. май-ангува). Те и другие сохраняли в колониальное время административно-фискальные обязанности. Их непосредственной задачей были сбор налогов и оценка платежеспособности налогоплательщиков. Судебные прерогативы официально были переданы мусульманским судам [422, с. 28].
Деревни объединялись в дистрикты, во главе «туземной» администрации которых были поставлены хакимаи (ед. ч. ха- кими). Они происходили из среды наследственной знати халифата Сокото. При колониальном режиме хакимаи являлись представителями центральной «туземной» власти провинции, осуществляли административный контроль за территориальным управлением и регулярным йоступлением налогов. У хакимаи был официальный штат служащих: письмоводитель, посыльные и полицейские — догараи (ед. ч. догари).
Власть «туземных» правителей была расширена до такой степени, что и территориальный аппарат «туземной» адми¬
153


нистрации, и ее центральные ведомства оказались укомплектованными родственниками или доверенными лицами эмиров [71, с. 7]. Включенные в систему непрямого управления, они получали денежные оклады, которые, по замыслам английских властей, должны были заменить традиционные поборы. Представители правящей группы феодального класса халифата Сокото стали оплачиваемыми чиновниками [281, с. 170—199}.
В 20-х годах завершился процесс наделения мусульманских правителей полицейскими полномочиями. В 1919—1922 гг. были приняты основные ордонансы об организации и управлении «туземными» полицейскими силами. Тогда же получил официальное признание переход «постоянного надзора за туземной полицией» от британских резидентов к эмирам. Им было разрешено использовать в качестве «туземных» полицейских традиционных стражников, которые помимо контроля за территориальной «туземной» администрацией выполняли роль деревенских констеблей и посыльных [63, с. 291—292; 134, с. 16].
Глава «туземной» администрации без каких-либо консультаций с английскими резидентами производил назначения не только в «туземную» администрацию, но и в «туземные» полицейские службы, определял их функции и устанавливал степень подчинения административным властям [76, т. 1, с. 460— 465, 830 и др.].
Налаживание весьма желательной для эмиров «тесной связи» между «туземной» администрацией и «туземной» полицией осуществлялось путем назначения членов правивших династических семей на полицейскую службу в провинции и эмираты. В Кацине и Зарин, например, сыновья эмиров, окончившие в конце 20-х годов курсы в Кадуне, были поставлены во главе «туземной» полиции». Младший брат эмира Кано, заладила, стал начальником отдела «туземной» полиции в хуку- мар эн’э [42, т. 1, с. 189—193].
«Туземные» полицейские отряды были призваны «помогать эМирам в управлении путем постоянного надзора за всем африканским обществом». Им была предоставлена полная возмож^- ность осуществлять карательные акции против местных жителей, выказавших неповиновение властям —как европейским, так и африканским [76, т. 1, с. 441—442, 801—802, 827; 118,
с. 31]. Африканцы, отказавшиеся выполнять то или иное распоряжение или допустившие какие-либо нарушения колониального законодательства, «подлежали немедленному аресту».
Не менее важное значение для укрепления позиций феодальной знати, признанной Англией, имело сохранение ее традиционного правового статуса. Согласно специальному ордонансу, в центральном городе каждого эмирата, а также во всех крупных районах, входивших в его состав, были основаны мусульманские суды [76, т. 3, с. 204—205]. Эти суды продолжали действовать на основании религиозно-правовых норм ислама,
154


приспосабливаемых для нужд колониальной администрации. Нормы шариата, регулирующие такие сферы жизни общества, которые в правовой системе европейских государств регламентируются различными кодексами — гражданским, уголовным, семейным,— были признаны и включены в колониальное законодательство в качестве «туземных законов и обычаев» [76, т. 1, с. 78—80]. Мнение африканских правителей о том, что надо понимать под нормами мусульманского права, какие дела следует рассматривать в соответствии с ними, было определяющим. При этом эмиры, разумеется, исходили прежде всего из своих интересов. Колониальные власти рассматривали внесенные предложения и принимали те из них, которые находили «целесообразными» {76, т. 1, с. 80—85].
В эмиратах была создана более или менее замкнутая «туземная» судебная система, под юрисдикцию которой подпадало практически все африканское население. «Туземные» суды в Северной Нигерии вели около 90% всех процессов, связанных с вопросами семейного и имущественного права, а также с налоговой системой, нарушениями договоров, завещаний и др. [59, с. 14, 20, 75]. Контроль за судебной системой осуществляли местные правители, за которыми была сохранена традиционная «свобода действий» в судебной сфере [76, т. 3, с. 218; 41, л. 3]. Судебное право находилось полностью в руках исполнительной власти, несмотря на официальное признание раздельно функционировавших мусульманских судов.
Такая практика, установившая по сути дела произвол эмиров и стоявших за ними колониальных властей, сохранялась вплоть до независимости. Эмиру, признанному главой хуку- мар эн’э, была предоставлена возможность формировать штат «туземной» судебной системы в эмирате на всех уровнях. Он утверждал в должности главного советника по юридическим вопросам — вазири — и его помощника, а самое важное — назначал главного судью, который непосредственно руководил работой «туземной» судебной системы [79, с. 176—177; 136, с. 25—26]. Метод подбора лиц на должности судей не только в центральный «туземный» суд, но и в районные был аналогичен тому, который применялся при формировании хукумар эн’э. В результате в таких эмиратах, как Борну, Кано, Соко- то, «туземные» суды в 30-х годах почти наполовину состояли из родственников правителей и их клиентов [134, с. 14, 17, 22, 29; 558, т. 1, Кя 9, с. 23—25, 35—36).
Колониальный режим, установленный Англией в Северной Нигерии, создал условия, чрезвычайно благоприятные для приспособления новых позиций «туземных» властей к традиционным сословно-классовым интересам господствовавшей ранее в халифате Сокото феодальной элиты. В «туземной» администрации доминировали семьи эмиров, возвысившихся над остальной знатью. Процессу централизации и значительной бю¬
155


рократизации власти эмиров, вне всякого сомнения, способствовала политика непрямого управления.
Учреждаемая в Южной Нигерии «туземная» администрация формировалась на другой основе, нежели в северных хау- санских эмиратах. Непрямое управление северного типа в южных и особенно юго-восточных районах оказалось трудно- применимым. Руководители колониальной политики усматривали главную причину административных неудач в Южной Нигерии в том, что применять там непрямое управление стали без достаточно глубокого предварительного изучения африканских политических институтов. Чиновники, проводившие административную реорганизацию, исходили из универсальности северной модели «туземной» администрации и возможности ее применения к любым африканским обществам. Это привело к искусственному насаждению института «верховных вождей», который не существовал у местных народов как в восточных, так и в большинстве западных провинций. Как признал преемник Лугарда губернатор Клиффорд, попытка учреждения в Южной Нигерии «туземной» администрации, введенной у хауса, оказалась преждевременной [66, 29.XII. 1920, с. 24—27, 32, 33, 38]. В 1922 г. в юго-восточные районы был направлен секретарь по «туземным делам» центральной канцелярии Лагоса С. М. Грие. Он подтвердил вывод губернатора [39, л. 27—30; 37, л. 31].
Несостоятельность методов управления в восточных провинциях была особенно убедительно продемонстрирована в ходе восстаний 1927—1930 гг. Комиссии, назначенные правительством Англии для расследований причин этих событий, признали, что главное недовольство было направлено против системы назначенных вождей, совершенно чуждой народу [101, с. 350]. В рекомендациях ставился вопрос о кардинальном пересмотре методов управления, применяемых в приморских райсинах на юге и в глубинных областях на востоке Нигерии [55, с. 94].
Перестройка колониального управления, которую англичане были вынуждены проводить под влиянием народных восстаний, привела к созданию в Южной Нигерии администрации особого типа. В ходе реорганизаций, проводимых в 30-х — начале 40-х годов, были образованы коллективные органы низовой «туземной» администрации — советы. Они учреждались на уровне деревни и группы деревень. Это отнюдь не исключало, как подчеркивалось в статьях ордонансов 1933 и 1943 гг., признания в качестве «туземной власти правителя, вождя и любого местного жителя или какой-либо группы африканцев» [79, с. 162; 51, л. 212].
Проведение реформы осложнялось тем, что доколониальная структура управления в местном обществе за несколько десятилетий английского господства подверглась большой
156


трансформации. При этом воссоздавая систему местного управления, которая хотя бы по форме напоминала традиционную, англичане вносили в нее неизбежные изменения, обычна весьма значительные и отвечавшие прежде всего интересам колониального чиновничества и промышленных кругов метрополии. Английские чиновники пытались выявить носителей традиционной власти, чтобы включить их в советы, а жители, как и в 20-х годах, указывали на людей зажиточных, занимавшихся в основном торговлей, умевших говорить по-английски, а главное — знакомых с работой «туземной» администрации. В результате в новых советах оказывались все те же назначенные вожди. Представление о них как носителях власти укоренилось среди африканского населения, они обладали достаточным влиянием, чтобы занять свои прежние места [511, с. 320].
При перестройке «туземной» администрации в Южной Нигерии губернатор Д. Камерон рекомендовал опираться на традиционных правителей значительных в прошлом государственных образований. Губернатор отмечал, что управлять бини и йоруба путем «примой администрации британских политических уполномоченных почти невозможно» (342, 1931, с. 4—101. На территориях расселения этих народов, как и в северных эмиратах, обнародовать колониальные постановления лучше всего, по мнению губернатора, от имени алафина, обы, бале (52, 9. II 1.19331.
Исходя из этих соображений в западных провинциях уже в 20—30-х годах приступили к воссозданию власти традиционных вождей. При их назначении в «туземную» администрацию у йоруба учитывались местные традиции и обычное право. Не во всех районах, однако, удалось применить непрямое управление. Тем не менее преобладающей тенденцией было использование об и бале в колониальном управлении и наделение их значительными исполнительными и судебными полномочиями. Территория, которую они контролировали, была значительно расширена (274, с. 259}. Разумеется, как и в эмиратах, традиционные полномочия и функции йорубских правителей подверглись большим изменениям. Нововведения прежде всего затрагивали административно-территориальную сферу и централизацию власти традиционных вождей. Наибольших успехов английские чиновники добились в провинции Ойо, где позиции алафина были значительно усилены. Полномочия его как «туземного» администратора были распространены на районы, которые он до колонизации не контролировал (52, 9.III.1933; 511, с. 212—231}.
В Бенине в 30-х годах происходило усиление престижа обы. Камерон поощрял возведение обы Акензуа II на трон, занимаемый его отцом. При этом губернатор подчеркивал, что «намерен способствовать успешному претворению в жизнь
157


политики управления народами через их собственные институты власти». В то же время он отмечал, что «резидент будет продолжать заседать вместе с правителем в его совете и направлять его повседневную административную деятельность». Вскоре по указанию губернатора контроль обы был восстановлен над городами Агбор и Иса. В архивных документах встречаются списки вождей ишан и северных эдо (кукуруку), получивших традиционные титулы от обы и включенных по его рекомендации в «туземные» советы [52, ЗЛИ. 1933; 342, 1934,
с. 10—11; 47, л. 113].
Следуя указанию губернатора об отведении «туземным властям роли главного связующего звена между колониальным правительством и народом», англичане предприняли несколько попыток восстановить влияние еще нескольких традиционных правителей в отдельных округах бывшей бенинской «империи» [342, 1934, с. 5, 9, 11, 45; 61, с. 8]. В связи с этим особого внимания заслуживают события в провинции Варри. В 1936 г., спустя 88 лет после смерти последнего олу Акенг- бува I, англичане признали правителем итсекири его праправнука Эмико, который принял титул Генува II. В центральный «туземный» совет, председателем которого стал традиционный правитель, были введены африканские представители, выдвигаемые от каждого района провинции. Это были оджойе, из которых до колонизации формировался «совет семидесяти». Территориальная администрация создавалась на базе районных «туземных» советов, в которые входили старейшины — оларе [32, л. 11, 17; 33, т. 16, л. 523}.
Формально с середины 30-х годов была восстановлена структура власти, существовавшая у итсекири до британской колонизации. Однако слишком многое изменилось в полномочиях и функциях олу, оджойе, оларе (подробнее см. [240, с. 105—126}). Генува до восстановления его в качестве олу не занимал значительной административной должности в «туземной» администрации и не сталкивался с проблемами колониального управления. Пожилой человек, он не мог, а возможно, и не хотел приспосабливаться к режиму, установленному Англией. Между тем «туземные» службы в конце 30—40-х годах претерпевали значительную модернизацию. В «туземном» совете Варри возникали новые отделы: финансовый, санитарный, образования и др. Все большую значимость приобретала компетентность лиц, включаемых в «туземную» администрацию, и их подготовленность для выполнения функций «туземной» власти. Центральная «туземная» администрация стала заполняться специалистами. Обычно это были молодые люди, не принадлежавшие к знатным семьям, но получившие образование. Между представителями традиционных властей и новой бюрократической прослойкой в «туземных» службах не было единства. «Интриги — основной недуг в советах и про¬
158


тив него нет лекарств»,-— докладывал резидент Варри в 1939 г. (33, т. 16, л. 545; 33, т. 17, л. 551, 553, 572}.
Подобное положение складывалось в «туземной» администрации соседних с итсекири народов. Там также происходили многочисленные конфликты и судебные процессы по обвинению образованных африканцев в нарушении «мира и порядка», стычках с полицейскими и т. д. [48, с. 257}. Почва для соперничества, разумеется, была. У урхобо, например, были созданы финансовый комитет и финансовый совет, которыми не могла руководить старая традиционная знать. В них по рекомендации районных уполномоченных были введены образованные африканцы, умевшие составлять финансовые сметы, планировать бюджет «туземной» администрации и т. д. [33, т. 10, л. 18; 33, т. 15, л. 7].
У ибибио членов «туземных» советов называли по традиции мбонг икпа исонг, хотя в 40-х годах «туземная» администрация там формировалась в большинстве случаев из числа образованных африканцев, участников различных общественных и политических организаций.
Аналогичные процессы происходили во всех провинциях Нигерии. Однако в южных административных службах они проявлялись более интенсивно, чем в северных, и развивались на всех уровнях. Центральные и территориальные службы подвергались давлению со стороны образованных африканцев. С развитием системы образования группа лиц, из которых формировался «туземный» аппарат, расширялась. В конце 30-х годов усилилось проникновение в эти административные органы молодежи, получившей образование в Англии. Начало этому было положено еще при Камероне, который высказался за то, чтобы нигерийская интеллигенция использовалась в «модерн изированном туземном аппарате» (342, с. 8—10].
Новая фаза административной политики, известная как «местное управление», была подготовлена уже в ходе реформ конца 30—40-х годов. В Бенине, Варри, Ониче и других районах Южной Нигерии англичане пытались укомплектовать традиционной знатью «туземную» администрацию, которая претерпевала значительную модернизацию. Традиционные власти оказались не в состоянии справиться с возложенными на них обязанностями, столь далекими от прежних функций управления.
Уже с середины 30-х годов в Южной Нигерии развернулась борьба за места в «туземной» администрации между вождями и молодежью, получившей специальную подготовку. В центральных районах образованные ибо были готовы сотрудничать с назначенными вождями или другими лицами, уже работавшими в «туземной» администрации. В то же время в приморских городах новая бюрократическая прослойка пыталась вытеснить представителей традиционной власти. Это
159


приводило к конфликтам. Недовольство вызывала реорганизация «туземной» администрации, при проведении которой многие представители традиционной знати и назначенных вождей теряли свои места. Колониальные власти нередко выступали «за урезонивание молодых», отдавали их под суд по обвинению «в нарушении спокойствия». Однако число образованных африканцев, которые считали себя несправедливо исключенными из сферы «туземной» администрации, росло.
В некоторых случаях соперничавшие группировки объединялись, как это было в начале 40-х годов в Бенине. Немалую роль в объединении всех недовольных колониальной политикой Англии сыграло Движение нигерийской молодежи, в которое входило много образованных африканцев, активно выступавших против непрямого управления как системы, направленной на усугубление политической разобщенности, и требовавших ее аннулирования [168, с. 84; 357, с. 101].
В межвоенный период в африканском обществе произошли значительные социально-политические сдвиги. Изменения, привнесенные колонизаторами в африканскую политическую систему, имели социальный характер. Шел активный процесс формирования особой неотрадиционной прослойки, присущей развитому колониальному обществу,— «туземной» бюрократии. Социальная база для ее образования была разной в северных и южных провинциях. В Северной Нигерии происходила определенная бюрократизация феодальных органов управления. В южных провинциях бюрократическая прослойка формировалась в значительной степени не на основе системы традиционной власти. Это предопределило там относительную слабость колониального режима, более быстрое политическое развитие и формирование сил национально-освободительного движения.
Наиболее значительным колониальным нововведением было образование группы служащих «туземной» администрации. К иерархии вождей-бюрократов добавились специалисты-профессионалы. В северных провинциях, где непрямое управление доминировало, образованные африканцы были отстранены ог участия в администрации вплоть до конца 40-х годов, тогда как в южных провинциях их интенсивное проникновение в «туземные» административные службы началось уже с середины 30-х годов.
В процессе становления административной структуры был создан значительный штат служащих-африканцев, которые выполняли повседневную работу в администрации на всех уровнях. Они принадлежали к различным народностям. Преобладали, однако, выходцы из южных провинций. Там появились первые миссионерские школы, из которых выходили клерки, письмоводители, секретари и т. д. Они могли выполнять службу в администрации любой провинции. Причем английские чи-
160


новинки нередко предпочитали иметь на низших должностях служащих, которые не являлись уроженцами того района, где они работали. Эти образованные африканцы в 40-х годах стали весьма многочисленной группой и претендовали на особое положение в «туземной» администрации.
Культурная политика Англии и формирование
нигерийской интеллигенции
Становление британского господства сопровождалось кардинальными сдвигами в культурной сфере африканского общества. Слом традиционной политической системы и утверждение колониальной административно-территориальной структуры, развитие производства экспортной продукции и подавление местных ремесел и промыслов, а также многие другие нововведения вели к размыванию традиционного образа жизни. Менялись пища, одежда, жилища, психология и поведение африканских жителей.
Вместе с тем основа традиционной культуры для большинства африканского населения в британских колониях Тропической Африки сохранялась, хотя и подвергалась определенной модернизации. В политике, проводившейся в Нигерии, британский колониализм опирался на систему взглядов, которая строилась на строгом расовом и культурном разделении. Согласно господствовавшим в Великобритании в период колониальной экспансии представлениям, основанным на расистских теориях, все на-роды делились на цивилизованных, естественно во главе с англичанами, и отсталых, к которым были отнесены прежде всего африканцы [236, с. 182—183, 313; 288, с. 8—10 и др.). Население Нигерии, как и все жители африканского происхождения, были объявлены специфической расой, которой чуждо духовное богатство европейской культуры.
Английские ученые обычно утверждали, что африканцы бесконечно отстали от европейских народов, намного ниже их по уровню духовного и интеллектуального развития. Однако «поднимать» их до европейцев нецелесообразно. Их развитие, по словам идеологов британского колониализма, в силу присущих африканскому обществу особенностей пойдет по пути, отличному от европейского (см., например, [85 и др.]).
Мнимая забота о культурной целостности «туземных» обществ служила оправданием политики Великобритании, которая строилась на строгом разграничении культур метрополии и колоний. Руководящим стал принцип «культурной дифференциации». В максимальном обособлении друг от друга европейской и африканской культур заключался, по мнению губернатора Ф. Лугарда, успех колониальной политики Великобритании. Это якобы обеспечивало местному населению возможность развиваться в своей общественной сфере, стремить¬
11 Зак. 203
161


ся к достижению собственных идеалов, без слепого подражания европейским стандартам, а главное — сохранять лояльность колониальным властям [421, с. 425—426 и др.; 63, с. 130—131]. Отсюда вытекала необходимость минимального вмешательства в культурную жизнь нигерийских народов. Это предоставлялось в основном миссионерам [421, с. 429; 59, с. 66—68].
В отличие от колониального чиновничества европейские миссии направляли все свои усилия на возможно более глубокое изменение традиционного африканского общества, культуру 'которого они находили «дикой и иррациональной». Искоренение традиционных религий — одна из главных целей христианских миссионеров — сопровождалось запрещением традиционных обрядов, ритуальных танцев, полигамии, на которой строилась африканская семья, а также тайных обществ, нередко являвшихся основой африканских политических систем.
Насаждение христианства миссии сочетали с активной просветительской работой. Привнесение западного образования было важным идеологическим оружием в деле «культурного» завоевания Африканского материка. Рядом с первыми миссионерскими центрами в Бадагри, Абеокуте, Ониче, Калабаре обычно строились школы, в которых учителем был священник [443, с. 65}. В большинстве случаев дети там не только учились, но и жили, оказываясь таким образом надолго оторванными от традиционной среды.
С установлением колониального режима активность «христова воинства» резко возросла. В конце первой мировой войны в Нигерии было 15 миссионерских центров. В 20-х годах их насчитывалось уже 176. К тому времени миссионеры основали около тысячи церквей и обратили в христианство более 800 тыс. местных жителей. Наиболее активно процесс христианизации проходил в южных провинциях, особенно среди ибо, ибибио, йоруба и бини [496, т. 4, с. 103—ПО, 119; 348, с. 94—95, 102—103]. В межвоенный период миссии полностью захватили в свои руки организацию школьного обучения в колонии. В конце 30-х — начале 40-х годов они контролировали работу 99% школ Нигерии. В 1942 г. 97% детей школьного возраста были приняты в миссионерские учебные заведения, открытые при миссионерских центрах [133, с. 84—85, 90; 416, с. 38—44; 348, с. 113, 134—137].
Участие колониальной администрации в создании и функционировании школ в стране в течение первых десятилетий XX в. было минимальным. Английские власти ограничивались •предоставлением незначительных ассигнований (которые обычно не превышали 1% в бюджете колонии), уклоняясь от контроля за создаваемыми на эти средства школами. В 1911 — 1912 гг. в Нигерии из 46 тыс. учеников только 6 тыс. приходи-
162


)
.иось на так называемые правительственные школы (129, с. 19; 131, с. 18; 468, с. 492—4931.
Большим недостатком системы образования, созданной в стране в колониальный период, было также неравномерное распределение школ. В Северной Нигерии английская администрация в течение длительного времени по сути дела запрещала открывать учебные заведения европейского типа. Британские власти пошли на уступки мусульманским правителям и сохранили в эмиратах коранические школы, преподавание в которых ограничивалось лишь усвоением догм ислама [120, с. 96— 97}. В 1913 г. в эмиратах было 19 043 коранические школы, в которых обучалось 143 312 учеников, и лишь 5 миссионерских учебных заведений с 650 учащимися. В то же время в Южной Нигерии в одном только районе с центром в Абеокуте 4 тыс. детей посещали миссионерские школы [517, с. 95; 494, с. 19; 321, с. 159—160). Число коранических школ росло. В 1931 г. в Северной Нигерии насчитывалось 33 426 школ с 183 374 учениками. Комиссия, обследовавшая состояние школьного образования в 1945 г., отмечала, что коранические школы — это просто «учитель под деревом» в окружении учеников, которые скороговоркой повторяют тексты из Корана на чужом малопонятном языке. Но и этих школ было недостаточно. Согласно данным, собранным комиссией, в Северной Нигерии тогда только 1,7% детей школьного возраста посещали школу (в Южной в это же время — 17,7%) [il39, с. 14, 20 и др.).
В итоге северные области не располагали даже той крайне ограниченной прослойкой по-современному подготовленных интеллигентов-африканцев, которая все же складывалась в остальных частях Нигерии.
Особенно серьезным недостатком системы образования в Нигерии, как и в других английских колониях, было то, что в африканских школах применялись упрощенные программы. Ученики получали более скудные знания, чем, скажем, во французских колониях или метрополии [133, с. 26—37, 43—49; см. также 421, с. 429, 451—454; 139, с. 51—61}. В европейские университеты нигерийцы могли поступать лишь после прохождения специального подготовительного курса.
Выпускники колледжа, официально открытого в Ябе (Лагос) в 1937 г., считались лицами с неоконченным высшим образованием [il39, с. 32—33, 37 и др.}.
Языковая политика, которой следовали колониальные власти и христианские миссии, была ориентирована на «ненавязчивое» распространение английского языка. Накануне независимости английский язык в Нигерии знало около 15—20% населения в южной части страны и только 10% —в северной. При этом, правда, в известной мере поощрялось развитие местных языков. Миссионерские общества первыми предприняли их систематическое изучение и стали пользоваться ими
11*
163


в религиозной пропаганде и школьной работе. На наиболее развитых африканских языках допускалось преподавание в начальной школе. На остальных образовательных уровнях был введен только английский язык. Африканскими языками пользовались также в воинских частях, административных учреждениях в районах. Для самых распространенных местных языков — хауса, йоруба, нуле и некоторых других — миссионерами была разработана система письма [430, с. 16—24 и др.]. Миссионеры предприняли попытку искусственно образовать литературный язык ибо на основе пяти диалектов (аро- чуху, бонни, оверри, онича и нгвана). Однако этот язык оказался непригодным ни в официальной жизни, ни как средство повседневного общения: местные жители его не понимали [276, с. 98—99; 32, с. 160—162}.
Образование стало основным каналом, по которому осуществлялось воздействие — и довольно сильное — на мировоззрение африканцев. В значительной степени под влиянием миссионеров складывалось искаженное представление об африканской культуре, в которой якобы нет ничего достойного сохранения. В миссионерских школах ученикам прививался взгляд на культурные традиции африканского общества как на «варварские» [133, с. XIX, 11 —12, 91—92; см. также 421, с. 430]. Единственно правильным и высокоразвитым объявлялось все то, что было свойственно английским культурным формам [437, с. 173 и др.; 296, с. 237, 275].
Одним из следствий негативного отношения миссионеров к африканским культурным ценностям, которое пронизывало их религиозную пропаганду, осуществляемую через церковь и школу, было ослабление традиционных связей в африканском обществе. Обращенные в христианство местные жители, в том числе ученики миссионерских учебных заведений, начинали неуважительно относиться к своей культуре, стыдиться своих обычаев. Устойчивость африканского традиционного общества была нарушена. Приняв христианство и окончив миссионерскую школу, африканец испытывал немалые трудности при попытках сов!местить привитые европейские идеалы и полученные навыки с социально-экономическими условиями африканской общинной жизни. В результате происходил неизбежный процесс его отчуждения от традиционного общества, который углублялся в случае получения им дальнейшего образования в европейских учебных заведениях. На это в принципе и была направлена колониальная политика в области культуры.
Одной из главных целей программ культурного развития, разрабатываемых в соответствии с задачами непрямого управления, было создание немногочисленной группы образованных африканцев, которые находились бы полностью в плену материальных и духовных ценностей английской культуры. Среди образованных африканцев насаждался европейский образ
164


жизни, их использовали после окончания учебных заведений на службе в колониальном аппарате [421, с. 432—434, 447, 455— 456]. Эта элитарная прослойка постоянно удерживалась в орбите британского влияния.
Африканская элита в Северной Нигерии складывалась на основе традиционной знати, включенной в «туземную» администрацию. На это была нацелена система образования, предусматривавшая социальный подбор учеников. Получить образование, особенно среднее и высшее, могла довольно ограниченная группа молодежи. Хотя Лугард был противником создания миссионерских школ в мусульманских районах, он без колебаний выступил за европейское обучение «туземных» властей. Отклонив предложения об организации массового школьного образования среди хауса и фульбе, он уже в первые годы становления колониального режима основал шестимесячные курсы английского языка для феодальной знати. Члены «туземной» администрации должны были учиться писать и читать по-английски. В противном случае они нуждались в услугах образованных клерков, с которыми в определенной степени должны были делить и власть. Уже в первые десятилетия XX в. в Сокоте, Кацине, Зарии, Баучи, Насараве (Кано) были открыты учебные заведения для сыновей эмиров и маламов [83]. В одной только школе Кано обучалось 97 детей традиционной знати. Преподавание там велось на хауса и арабском языке. Одно время Лугард настаивал на сохранении арабской системы обучения в целом, считая, что она нуждается во всяческом поощрении, так как дает отличные результаты, а главное — обеспечивает «сердечное» сотрудничество с мусульманскими правителями [421, с. 454; 130, с. 20).
Вводимая английскими колонизаторами система образования носила явно выраженный элитарный характер и не способствовала повышению культурного уровня основной массы населения. Приобретаемые представителями феодального класса грамотность и знания усиливали их традиционный престиж и ставили их в еще более привилегированное положение по отношению к талакава. В то же время учащиеся в коранических школах были довольно тесно связаны с традиционным обществом и оставались в значительной степени во власти африканской культуры.
Африканская бюрократия, особенно феодальная знать, включенная в систему непрямого управления в Северной Нигерии, сохраняла немалую власть над своими подданными. Полученное ею европейское образование незначительно влияло на характер этой власти. Хотя образованные представители африканской знати оказывались привязанными к английской культуре, управлять местными народами они должны были старыми методами и нередко в рамках традиционной политической системы.
165


Для африканского населения сохранялась традиционная культурная среда; особенно важным был ее политический аспект, который обусловливал возможность непрямого управления.
В южных провинциях положение было несколько иным. Несмотря на объединение территории в 1914 г., там продолжали действовать постановления об образовании, принятые еще в Протекторате Южная Нигерия. Лугарду пришлось смириться с этим. При разработке ордонанса о просвещении в 1915— 1916 гг. была в основном сохранена не предоставлявшая привилегий традиционной знати система обучения, созданная миссионерами. Правда, миссии должны были испрашивать согласие колониальной администрации всякий раз, когда собирались открыть новую школу [86; 421, с. 431—432].
И все же Лугард попытался создать специальные школы для «туземных» властей в Южной Нигерии. При этом генерал- губернатор исходил из северного образца учебных заведений для сыновей ,эмиров. Этот проект оказался трудноосуществим в южных провинциях. В открытых школах должны были обучаться сыновья назначенных вождей, а также секретарей «туземных» судов [59, с. 59, 62—65; 63, с. 315]. Однако два обстоятельства предопределили неудачу. Прежде всего обучение свелось, как признавали высшие колониальные чиновники, к «овладению профессиональным жаргоном», т. е. набором терминов, необходимых для понимания канцелярских дел. Ученикам давался минимум знаний: их учили читать, писать, считать. Главный же недостаток, по сути, заключался в невозможности определить, к кому перейдет в дальнейшем власть назначенного вождя, а тем более должность секретаря суда, следовательно, нельзя было установить твердый контингент учеников. Выходцев из традиционной знати в школах, создаваемых в Южной Нигерии, оказалось мало (см. [535, 5.Х.1918; 19.Х. 1918}).
20—30-е годы были периодом расширения внимания к образованию африканцев. В 1920 г. Нигерию посетила специальная комиссия. Она отметила необходимость обучать местных жителей начаткам грамотности и современным способам ведения сельского хозяйства [137, с. 145]. Тогда же губернатор X. Клиффорд выразил недовольство программой, по которой велось обучение африканских детей в миссионерских школах [66, 29.ХП.1920, л. 1—2]. В 1923 г. на конференции миссионерских обществ в Англии было принято решение обратиться к министерству колоний с ходатайством основать специальный комитет по «туземному» образованию. Созданный комитет разработал рекомендации, в которых подчеркивалась желательность большего участия колониальных властей в проведении политики в сфере образования и более тесного их сотрудничества с миссиями. В опубликованном спустя 11 лет заявлении
166


комитета предлагалось расширить систему технического и сельскохозяйственного обучения. Однако к претворению некоторых из этих рекомендаций в жизнь приступили лишь накануне второй мировой войны [138, с. 4—51. В результате христианские миссии удерживали монополию в системе образования в Нигерии вплоть до 40-х годов.
По мере расширения системы образования становилось все больше африканцев, которые приобрели определенные профессии. Уже в 1918 г. в Нигерии было 18 колледжей, а в начале 40-х годов их число удвоилось; причем только один колледж был открыт в Северной Нигерии, в Кадуне. Ученики в эти средние учебные заведения набирались из самых различных слоев населения.
В процессе развития колониального общества потребности британской администрации и торговых компаний привели к складыванию в стране в целом и особенно в ее южных районах новой социальной группы — нигерийской интеллигенции. Миссионеры, заложившие основы просвещения в Нигерии, создали предпосылки для ее формирования. Уже в 1908 г. в южных провинциях на административную службу были приняты 2187 нигерийцев, окончивших миссионерские школы, а 620 их учеников поступили в коммерческие фирмы [321, с. 162 и др.].
Африканская интеллигенция включала практически все категории грамотных людей. В нее входили клерки, учителя, служащие (окончившие начальные школы, реже — средние учебные заведения), врачи, юристы, журналисты, издатели газет и журналов [250, с. 524 и др.}. Чаще всего они уже не мыслили трибалистскими категориями и не находились в зависимости от традиционного общества. Эта социальная прослойка относилась к сравнительно привилегированной части африканского населения и одновременно играла подчиненную роль в общественно-политической сфере. Условия формирования национальной интеллигенции в колониальный период предопределяли ее элитарность, социальный и духовный дуализм, до определенной степени лояльность к английским властям. В то же время дискриминация и неравноправное положение при британском колониальном режиме обусловили ее активное участие в политической борьбе. В конце концов она взяла на себя роль общественного организатора в конфликте между колониальными властями и африканским населением. Национальная интеллигенция стала социальным базисом освободительного движения, формировавшегося в Нигерии между двумя мировыми войнами. За короткий исторический срок, равный примерно жизни двух поколений, произошла полная смена политического руководства — от традиционной знати оно перешло к нигерийской интеллигенции.


Глава 6
СТАНОВЛЕНИЕ И ФОРМЫ НАЦИОНАЛЬНО-ОСВОБОДИТЕЛЬНОГО ДВИЖЕНИЯ МЕЖДУ ДВУМЯ МИРОВЫМИ ВОЙНАМИ
Быстрое формирование в межвоенный период колониального общества, протекавшее в условиях кризисных затруднений в хозяйстве капиталистических стран, резко обострило противоречия между колониальным режимом и основной массой зависимого и эксплуатируемого африканского населения. Эти противоречия становились главным фактором политического развития страны, постепенно создавая почву для кризиса колониального режима и подъема национально-освободительного движения. Борьба нигерийских народов против британского колониализма в годы между первой и второй мировыми войнами выражалась главным образом в форме политического протеста и характеризовалась постепенно нараставшей активностью. Большое влияние на усиление борьбы оказывали как внешние, так и внутренние факторы, связанные с социально-экономическими изменениями.
После окончания первой мировой войны британская колониальная империя испытала удары, которые свидетельствовали о начале ее кризиса. Антиколониальный протест особенно усилился, когда в России победила пролетарская революция. Революционизирующее воздействие основания первого социалистического государства было огромным. Изменилась расстановка сил в мире. Национально-освободительное движение в колониях получило новую историческую перспективу. Уже в первые годы после победы Октября антиколониальное сопротивление стало приобретать глобальный характер. Миллионы угнетенных народов, вдохновленные примером трудящихся России, поднимались на борьбу за утраченную независимость. На Африканском континенте начало 20-х годов было отмечено волной восстаний в Египте, Марокко, Сьерра-Леоне и других странах. Происходили они и в Нигерии.
Нигерийское общество не оставалось статичным и безучастным к событиям, захлестнувшим весь мир. Однако демократический подъем, вызванный революцией в России, которая про¬
168


возгласила новую внешнюю политику, основанную на принципах мира и сотрудничества, и потребовала ликвидировать колониальную систему империализма, происходил в Нигерии более замедленными темпами. Сведения о завоеваниях Октября дошли до нигерийцев с некоторым опозданием. Однако опыт революционной борьбы постепенно получал распространение. Способствовало этому развитие местной печати.
К тому времени в стране выходило более 50 газет, и они все смелее выступали с критикой колониальной политики европейских держав в Африке. Большое возмущение у африканцев вызвал раздел Того и Камеруна, произведенный Англией и Францией против воли народов этих стран и вопреки противодействию прогрессивных сил всего мира. Еще в августе 1917 г. в Лондоне по инициативе Общества защиты прав коренного населения состоялась конференция, посвященная судьбе народов бывших германских колоний. Она широко комментировалась лагосскими газетами. «Лейгос уикли рекорд» выступила тогда со знаменательным требованием «предоставить жителям Западной Африки право решающего голоса при определении их собственной судьбы» [635, 11 .VIII. 1917; 28.1.1919; 1 — 31 .V. 1919].
В конце второго—начале третьего десятилетия в националистической печати Нигерии был поднят вопрос о самоопределении и самоуправлении. Впервые на страницах газет появился лозунг «Африка для африканцев». Это могло означать только одно: местные жители уже не желали оставаться людьми второго сорта; они не хотели «подвергаться эксплуатации со стороны правящей касты европейцев» [535, 5.X.1918;
29.1.1921; 3.IX.1921].
После победы Октябрьской революции активизировались негро-американские движения протеста в США, оказавшие сильное влияние на Нигерию того периода [490, с. 23]. Лидерами этих панафриканских движений были Б. Т. Вашингтон, У. Дюбуа и М. Гарви. В Нигерии наибольшую популярность приобрел гарвеизм. Его основатель М. Гарви пытался организовать кампанию против расовой дискриминации негров в США под лозунгом «Назад в Африку». Выход из зависимого состояния он видел на пути экономической взаимопомощи и «коллективных расовых усилий». В частности, Гарви считал, что «отсталые» африканские народы смогут под руководством американских негров быстрее приобщиться к цивилизации [250, с. 90].
Нигерийцы все более заинтересовывались проблемами негритянского мира. Контакты эти осуществлялись с помощью прессы. В Лагосе, Ибадане и других крупных административных центрах распространялась издаваемая Гарви газета «Ни- гроу уорлд». Популярностью у образованных нигерийцев пользовалась небольшая гарвеистская брошюра «Декларация
169


прав негритянских народов мира» (см. |339, т. 2, с. 965—969]). Выдвинутые в ней требования предоставить местным жителям политические, гражданские и социальные права находили широкий отклик у нигерийцев. В 1920 г. в Лагосе было основано отделение Всеобщей ассоциации улучшения положения негров, выступившей с позиций панафриканизма в защиту негроидной расы в самой Нигерии. С этой организацией активно сотрудничала «Лейгос уикли рекорд» (см., например, [535, 10.IV.1920; 19.11.1921 и др.]).
Нигерийская интеллигенция, особенно националистически настроенные ее представители, с энтузиазмом восприняла документы, принятые на 1 панафриканском конгрессе («Хартию прав человека для народов африканского происхождения» и др.), состоявшемся в феврале 1919 г. в Париже; английское правительство не разрешило провести его в Лондоне [555, 24.11.1919). На конгрессе присутствовало 12 представителей из 9 африканских стран. Нигерийцев на нем не было. Однако лагосские газеты довольно широко освещали выдвигаемые конгрессом требования, особо выделяя пункт 5 резолюции о поэтапном расширении участия африканцев в управлении своими странами на всех уровнях, вплоть до самого высшего [467, с, 302—303].
На III конгрессе, сессии которого проходили в 1923 г. в Лондоне и Лиссабоне, впервые присутствовал делегат из Нигерии. Несмотря на умеренность выдвинутых там лозунгов — они сводились к борьбе за реформы и элементарные права африканцев (см. [421, с. 83]),—работа этого форума принесла положительные результаты. Разоблачения грабительской колониальной политики европейских держав в Африке и признание вооруженной борьбы как законного средства защиты, прозвучавшие на конгрессе, помогли нигерийской интеллигенции осознать свое политическое значение[358, с. 20—21; 509, с. 285].
Одной из главных задач первых панафриканских конгрессов было ознакомить мировую общественность с требованиями угнетенного негритянского населения, а также сблизить руководителей африканского сопротивления. Лидеры националистических организаций Нигерии, созданных в 20-е годы, до определенной степени были воспитаны на идеях гарвеизма и панафриканизма, способствовавших политическому пробуждению Африки. Будущий первый президент Нигерии Н. Азикиве признавал, что лозунги М. Гарви определили его решение служить освобождению Африки, а книгу М. Гарви «Философия и взгляды» он рассматривал как «первый толчок новой Африки к политическому образованию» [196, с. 66, 136 и др.].
Значительным было влияние на национально-освободительную борьбу в Нигерии Коммунистического Интернационала, под определенным воздействием которого находились и панафриканские организации, переживавшие идейную эволюцию и
170


подошедшие в конце 20-х годов к признанию необходимости союза с мировым рабочим движением ('243, с. 35, 42 и др.}. Проводниками революционных идей в Африке с того времени стали Профинтерн, Международный профсоюзный комитет негритянских рабочих, Антиимпериалистическая лига [23, вып. 4, с. 157—158, 160].
Во второй половине 20-х годов в Лагос в обход всех запретов колониальных властей проникли книги и брошюры, издаваемые международными коммунистическими и рабочими организациями. В этой литературе содержались довольно подробные, а главное правдивые сведения о развитии социалистического общества в России, положившего конец национальному угнетению. Для образованных нигерийцев, среди которых распространялись эти издания, особое значение имела выдви* нутая международным коммунистическим движением про* грамма антиколониальной борьбы, прежде всего конкретные предложения по организации сил сопротивления, а также требования полной свободы африканскому населению, порабощенному британским империализмом (подробнее см. [250, с. 86—88 и др.}). «Мы не должны долее ждать,— писал со* зданнын организацией африканских студентов журнал, издателем которого был нигериец Ладипо Соланке.— Если весь мир поднялся, то негритянская Африка также должна выступить. Пусть все наши усилия будут направлены на то, чтобы стать настоящими патриотами. Нашей целью должно быть стремление сделать народ свободным, прогрессивным, независимым» [558, 1926, № 1, с. 1—2].
Постепенно самые различные слои колониального общества — интеллигенция, торговцы и предприниматели, рабочие и крестьяне— втягивались в движение сопротивления колониальным порядкам. Все более усиливалась тенденция к политическим формам борьбы. Уже в начале 20-х годов у различных общественных организаций Нигерии возникло стремление объединить свои усилия, направленные против британского колониального господства.
I
Первые политические организации
и борьба за демократические права
Одной из ранних политических организаций, в которой участвовали нигерийцы, был Национальный конгресс Западной Африки, созданный интеллигенцией и предпринимателями из крупных прибрежных городов Нигерии, Золотого Берега; Гамбии, Сьерра-Леоне. Он возник в значительной степени под воздействием паннегритянских движений и являлся первой межтерриториальной организацией коренного населения британской Западной Африки. Его деятельность оказала большое влияние на политическую историю Нигерии и воспитание по»
17!


литического сознания образованных нигерийцев. Учредительная конференция Конгресса состоялась в Аккре в марте 1920 г. На ней присутствовали 50 представителей из английских колоний, в том числе б нигерийцев. В том же году в Лагосе был создан нигерийский комитет этой организации, в который входили врач Р. Акиванде Сэвидж, священник, известный публицист Дж. Кэмпбелл, журналист Адеойе Денига и др. [535, 17.IV. 1920). Первейшей задачей, которую провозгласила конференция, было «развитие представительных институтов Западной Африки». В качестве конкретной цели предусматривалось создание в рамках Западной Африки «правительства народа, руководимого народом и для народа». Однако вопрос о ликвидации колониального режима не ставился [247, с. 210; 382, с. 42—46, 64].
Конгресс выработал политическую и экономическую программу. Она была весьма умеренной и нашла отражение в трех резолюциях, принятых на первой конференции. Политическая часть сводилась к требованию общедемократических конституционных реформ. Учредители Конгресса настаивали на участии африканцев в управлении колониями, и прежде всего более широком их представительстве в законодательном и муниципальных советах, а также требовали свободы выборов, равных прав и возможностей [529, 20—22.1 И. 1920; 535, 3.1 V. 1920]. Конгресс подверг резкому осуждению «условия, при которых чернокожий человек, каким бы образованным и способным он ни был, поставлен в отношении должностей, заработной платы и вознаграждения в низшее положение по сравнению с европейцем» [65, л. 9, с. 1—9; 535, 17.VII.1920J.
В октябре 1920 г. делегация, в которую входило 9 лидеров Конгресса во главе с Кейсли Хейфордом, отправилась в Лондон. Нигерию представляли Г. Маколи, адвокат Дж. Эгертон Шайнгл и вождь Амаду Тиджаии Олува. Они везли министру колоний и правительству Великобритании петиции, содержавшие требования, которые сводились в основном к политическим и конституционным реформам [65, л. 10—11, с. 1—9; 535,
1.Х.1921; 22.Х.1921]. Делегация вернулась из Англии, ничего не добившись. Ее требования были отвергнуты Лондоном.
Несмотря на эту неудачу, Конгресс и его лагосский комитет постепенно расширяли свою работу. Комитет стремился распространить свою деятельность на вею страну. В результате были открыты филиалы в Ибадане, Калабаре, Эбуте-Мет- та и других городах западных и восточных провинций. Особенно активную кампанию он развернул против назначения представителей в Нигерийский совет, который состоял в основном из английских колониальных чиновников [66, 29.XII.1920, с. 20; 555, 23.11.1921; 250, с. 80—81].
В 1930 г. местом работы Конгресса, конференции которого созывались в 1923 и 1925 гг. в главных городах Сьерра-Леоне
172


и Гамбии, стал Лагос. В принятых на этой конференции резолюциях содержались требования не только Конгресса, но и других организаций, таких, как Народный союз в Лагосе, а также газет, в числе которых была и «Лейгос уикли рекорд». Полную поддержку в них получила экономическая политика, сформулированная еще на первой конференции и направленная на осуществление коллективного кооперирования (создание африканских банков, магазинов, закупочные центров и т. д.) [65, л. 11, с. 8—9}. Конгресс выступил в защиту африканского свободного предпринимательства, прежде всего экономических интересов африканских торговцев, теснимых европейскими компаниями, а также адвокатов и врачей, которым колониальные власти запрещали заниматься практической деятельностью, и т. д. [558, 1926, № 2, с. 27}.
В течение 20-х — начала 30-х годов английские власти пошли на некоторые уступки нигерийской интеллигенции и предпринимателям, в какой-то степени отражавшие требования Конгресса. В 1922 г. в Нигерии была принята конституция, согласно которой проводились выборы в законодательный совет, ограниченные имущественным (100 ф. годового дохода) и возрастным цензом (21 год), а также цензом оседлости (12 месяцев). Кроме адвокатов, торговцев, священников к голосованию впервые были допущены клерки, преподаватели начальных школ, скупщики какао-бобов [65, л. 11, с. 9—24; 76, т. 4, с. 333—334; 66, 26.11.1923, с. 3,9; 544, З.Ш.1922, 10.111.1922}.
Но это была крайне незначительная часть местного населения. Правда, конституция предусматривала некоторое увеличение числа образованных африканцев в составе законодательного совета. Однако они по-прежнему не имели там большого влияния и представляли лишь несколько крупных прибрежных городов. Депутаты от северных провинций отсутствовали в совете вплоть до середины 40-х годов. Все дела в нем вершил губернатор [76, т. 4, с. 334; 67, 24.111.1947, с. 208—212; 379, с. 3].
Ни Конгресс, ни его лагосский комитет не смогли создать единую оппозицию английским властям. Лидеры Конгресса не выдвигали открытых требований ликвидировать британский режим, а настаивали лишь на либерализации колониального управления, в частности выступали против «туземной» администрации. Сохраняя веру в буржуазный конституционализм, они использовали такие методы борьбы, как направление губернаторам и правительству метрополии меморандумов или отправка делегаций. Трудящееся население не было представлено ни в одном из отделений Конгресса, и он по сути дела не имел никакой поддержки среди африканского народа. Руководство работой отделений было слабым. Некоторые из них прекратили свою работу еще до роспуска всей организации в 1930 г. Случай с отделением в Ибадане, которое самораспустилось после того, как его жалобы на колониальную админи¬
173


страцию были пренебрежительно отвергнуты в Аккре, наглядное тому свидетельство. Необходимо отметить, что деятельность нигерийского отделения Конгресса была очень сильно ослаблена разногласиями между его руководителями А. Сэвиджем и Дж. Рэндлом (подробнее см. [250, с. 82—83 и др.)).
Национальный конгресс Западной Африки оказался неспособным воспользоваться выгодной ситуацией, складывавшейся в результате народных восстаний. Лагосский комитет, в частности, остался в стороне от выступлений крестьян в конце 20-х — начале 30-х годов в юго-восточных провинциях Нигерии, которые начались как протест против налогов и низких закупочных цен на пальмовые продукты.
Наиболее крупное выступление, получившее известность как «бунт в Аба», длилось с 18 ноября 1929 до середины января 1930 г. Волнениями были охвачены семь округов в четырех провинциях —Оверри, Калабаре, Варри и Огодже. Выступления были вызваны распоряжением англичан о распространении налогообложения и на женское население [34, л. 9; 36, л. 16—18}. Жители стали нападать на созданные англичанами «туземные» суды и назначенных вождей. Мотивируя свод действия, повстанцы говорили, что желают изгнать европейцев и «вернуть землю тем, кто ею владел до прихода англичан» (55, с. 94; 56, с. 9769—9770, 15470]. Волнения вышли за рамки обычных демонстраций протеста и переросли в своеобразные бунты («женскую войну», как говорили современники). При этом в выступлениях участвовали не только женщины, но и большое число мужчин. Это были главным образом местные торговцы, страдавшие от конкуренции английских компаний [55, с. 62—63, прил. IV(2), (16), с. 105; 69, с. 6^
Руководство народными восстаниями со стороны политических организаций отсутствовало. Выступления были подавлены, однако они не прошли бесследно. Именно «женская война» 1929—1930 гг., длившаяся несколько месяцев, привела в конце концов к пересмотру колониальных методов управления, применявшихся в южных провинциях в течение трех десятилетий. Английские власти были вынуждены отказаться от коррумпированной системы назначенных вождей. В этом основное историческое значение последнего стихийного выступления против английского господства в восточных районах Нигерии. После этого восстания борьба за независимость в Нигерии сосредоточивается в организациях, созданных образованными африканцами (подробнее см.[250}).
В 20-х годах в колонии возник ряд общественных и политических ассоциаций. Нигерийцы постепенно переставали участвовать в работе Национального конгресса Западной Африки, теряя заинтересованность в его деятельности. Это было предопределено отсутствием единства социальных и экономических условий в английских колониях данного региона (250, с. 86 и др.].
174


На первый план в каждой из них была выдвинута задача защиты (национальных 'интересов.
Идеи панафриканизма пришли в против0|речие с нарожда© щимся н а циана л из мом. Формирование
антиколониального протеста в Нигерии происходило на местной основе ( [558, 1926, № 1, с. 3].
Саман крупная «нигерийская политическая организация того периода — Нигерийская национально-демократическая партия— была создана в 1922 г. Среди ее основателей были люди, в свое время активно сотрудничавшие с Национальным конгрессом Западной Африки. Организатором партии был известный деятель Герберт Маколи. Он был правнуком Сэмюэла Кроутера и сыном Томаса Маколи, создателя первого высшего учебного заведения в стране. Строитель- архитектор по образованию, Г. Маколи был широко известен как журналист и активный борец против колониализма.
В течение четырех десятилетий Г. Маколи боролся против злоупотреблений колониальных «властей. О нем заговорили в 1908 г., когда он выступил с разоблачениями коррупции в управлении железных дорог и водного транспорта. В том же году он развернул кампанию против взимания с африканцев налогов, которые шли на строительство водопровода для европейского населения. В 1909 г. Г. Маколи выступил с резкой критикой изданных колониальными властями постановлений «об антиправительственной агитации» и «антиправительственной печати». Затем он возглавил движение против незаконного захвата англичанами земель на о-ве Лагос. По просьбе правителя илеко Эшугбайи и лагосских вождей Маколи в 1920 г. отправился в Лондон и выступил с жалобой на действия колониальной администрации в палате общин, а также в английской и одновременно в нигерийской печати [555, 15.VII.1920; 535, 28.11.1920; 27.111.1920].
Проводимые им кампании против отчуждения африканских земель длились не одно десятилетие. Связанные о этой борьбой события получили огласку и принесли широкую известность Г. Маколи. В конце концов английскому правительству пришлось уплатить за конфискованную землю компенсацию в размере 22,5 тыс. ф. [66, с. 49—50]. Г. Маколи выступал с позиций традиционализма, защищая неприкосновенность африканских институтов и отстаивая доколониальные формы землевладения и землепользования. Он поддерживал правителей Лагоса, с которыми английские власти не считались и которые по сути дела
175


были лишены своих традиционныл привилегий (подробнее см. (238, с. 74—86 и др]). Маколи возглавил движение за восстановление их титулов и возвращение земель, опубликовал брошюру, в которой отстаивал право на трон илеко из «дома Досунму» как представителя традиционной власти (425}.
Используя сложившуюся обстановку, Г. Маколи неоднократно в печати критиковал колониальную политику Англии. Ему удалось добиться рассмотрения дела о восстановлении прав правителя Лашса в лондонском суде. В 1931 г. илеко был возвращен в Лагос, но фактически по-прежнему не играл никакой роли ни в политической, >ни в административной сферах [549,
2.VI.1913; 17.IX.1913; 66, с. 18, 230—231; 424, с. 19—23}.
Вплоть до середины 20-х годов Нигерийская национальнодемократическая партия, созданная Маколи, была самой влиятельной среди политических организаций Нигерии. Ее программа включала антиколониальные требования общедемократического характера, такие, как участие африканцев в управлении страной на всех уровнях, вплоть до самого высокого, введение обязательного начального обучения и развитие высшего образования и др. В ней признавалась также необходимость экономического развития, а именно: разработка природных ресурсов под контролем частных предприятий, содействие свободной торговле, равенство африканских торговцев и предпринимателей с европейскими и т. д. [165, с. 82—83; 535, 1—8.IX.1923}.
ННДП ставила своей целью осуществить со временем африканизацию государственной службы. Но прежде всего вела борьбу за избрание в члены законодательного совета своих кандидатов, а также стремилась добиться муниципального статуса и местного самоуправления для Лагоса. Многое ей удалось претворить в жизнь из того, что касалось этой непосредственной задачи. Уже в год создания партия завоевала три места в законодательном совете, в который она направила одного представителя от Калабара и двух от Лагоса. То же соотношение сохранилось в 1928 и 1933 гг. Партия насчитывала в конце 20-х — начале 30-х годов 4 тыс. человек.Уепех сопутствовал партии и на выборах в муниципалитет Лагоса. В июне 1931 г. за ней шло 9/ю избирателей (534, 11.IX.1928; 17.VI.1931).
ННДП во главе со своим лидером часто, особенно в первые годы после создания, выступала против политики непрямого управления. Антиколониальная кампания велась «а страницах «Лейгос дейли ньюс», созданной Маколи в 1925 г. Партия добивалась, в частности, аннулирования дискриминационного ордонанса о провинциальных судах, настаивала на создании независимого апелляционного суда, требовала улучшения здравоохранения и санитарных условий жизни африканцев. Тем не менее и тогда деятельность партии не выходила за рамки парламентской оппозиции. Причем ее руководители, так же как деятели Конгресса, не упускали случая покритиковать в печати ошибки
176


колониальной администрации и одновременно заявить о своей лояльности британской короне (165, с. 81; 557, 12.XI1.1925].
ННДП — первая политическая организация Нигерии, в которой были объединены лица разного социального положения, ■этнического происхождения, разных верований, сословий. В значительной степени она была партией локального значения: ее деятельность и влияние по сути дела не выходили за пределы Лагоса. Попытка партии основать филиалы в Ибадане и Абеокуте окончились неудачей. Отделение было создано лишь в Кано. Хотя ННДП и претендовала на то, чтобы быть «партией народа» (таковым, кстати, было ее первоначальное название), ее руководители постоянно защищали интересы лагосских вождей, от которых, в свою очередь, получали поддержку. Многие представители правившей ранее в Лагосе династии являлись ее членами. Партийное руководство не избиралось на съездах. Контроль осуществляла узкая группа лидеров — членов исполнительного комитета, в который наряду с представителями образованных африканцев входили крупные традиционные правители Лагоса.
Политика традиционализма, которой продолжал придерживаться Г. Маколи, во многом способствовала тому, что партия в конце концов ограничила свою деятельность проведением избирательных кампаний. Позиция Г. Маколи в этом вопросе нередко подвергалась критике. Его противниками были Г. Карр, Дж. Рэндл и другие члены партии, которые считали, что сохранять отживающие традиции нецелесообразно. Эти разногласия вносили раскол в партию. Антиколониальное движение было ослаблено и отвлечено от основных проблем борьбы против английского господства.
Более того, после признания англичанами илеко в 1931 г. отношения между Маколи и губернатором стали заметно улучшаться. ННДП превращалась по сути дела в консервативную организацию. Как и Национальный конгресс Западной Африки, она не поддержала народные выступления в восточных провинциях в 1927—1930 гг. В 1935 г. Г. Маколи и его сторонники отказались от участия в кампании «Руки прочь от Абиссинии». Партия теряла свое влияние. В 1933 г. на выборах в Лагосе за нее проголосовало только 700 человек из 3 тыс. избирателей [534, 12.IX.1933; 509, с. 293).
Для политики ННДП были характерны крайняя умеренность и либерализм. Выступая за местное самоуправление, она ратовала за пребывание Нигерии в рамках Британской империи. Протестуя против наиболее вопиющих злоупотреблений колониальных властей, руководители партии сохраняли непоколебимую лояльность английской короне. Но .в межвоенные годы в Нигерии действовали и более боевые отряды освободительного движения. В 30-х годах сини активизировались.
12 Зак. 203
177


Стачечное движение и профессиональные союзы
Формирование в 20—30-е годы армии наемного труда способствовало организационному и политическому росту антиколониальных сил. Зарождались новые элементы национально-освободительной борьбы. В ходе развития рабочего движения были созданы организации, которые активно включились в борьбу против колониального угнетения. Рабочие Нигерии начали создавать профсоюзы, чтобы с их помощью бороться за улучшение своего положения.
Первые профессиональные объединения стали возникать в Нигерии в начале второго десятилетия XX в. В 1912 г. работники коммунальных хозяйств создали в Лагосе Союз нигерийских государственных служащих. После окончания первой мировой войны были проведены многочисленные стачки на железных дорогах, которые возглавило профессиональное объединение железнодорожников. Колониальные власти объявили деятельность этого профсоюза незаконной. В его защиту активно выступила газета «Лейгос уикли рекорд», потребовавшая легальности для этого и всех других профессиональных объединений Нигерии (535, 2—30.XI.1918; 31.1.1920]. Газета вела полемику против «Найджириэн пайонир» — проколониалистского органа, поддерживавшего политику английских властей, в частности по отношению к стачечному движению [544, 23.1.1920].
Для третьего десятилетия был характерен рост числа профсоюзов, которые, правда, стремились ограничить свою деятельность рамками той или иной профессии. «Профсоюзное движение в Нигерии развивалось по вертикали»,— отмечал руководитель Движения нигерийской молодежи X. Дэвис [357, с. 6]. Под руководством профессиональных организаций прошли первые стачки рабочих и служащих самых различных специальностей с требованием повышения зарплаты [537, 1935, № 6, с. 6]. В дальнейшем были выдвинуты и другие лозунги. Важнейшей задачей 'было признано объединение африканских трудящихся. В 20-х годах возникли объединения портовых рабочих. В 1931 г. был организован профсоюз среди учителей. Спустя десятилетие в Нигерии было уже зарегистрировано 36 профсоюзов, в течение следующих пяти лет их число более чем удвоилось [522, 1924, т. 24, № 2, с. 222—230; 479, с. 95].
Совершенно новым явлением в жизни нигерийских рабочих в 30-х годах было установление связи с международным коммунистическим профсоюзным движением. Прозвучавшие на IV конгрессе Коммунистического Интернационала призывы к объединению международного негритянского движения получили практическое воплощение спустя несколько лет. VI конгресс Коминтерна, уделивший особое внимание положению народных масс в колониях, и в первую очередь «парии из париев — черному пролетариату» Южной, Западной и Восточной Африки, утт-
178


редил при Красном Профинтерне специальную организацию — Международный профсоюзный комитет негритянских рабочих [23, вып. 4, с. 128—129, 160, 376}.
В июле 1930 г. состоялась Первая международная конференция рабочих-негров в Гамбурге. В ней участвовали делегаты четырех британских колоний Западной Африки, в том числе Нигерии. В нигерийскую делегацию входили представители ННДП. На конференции была выдвинута задача самоопределения для колониальных народов Африки. Она призвала профсоюзы негритянских рабочих расширять экономическую борьбу» способствовать тому, чтобы эта борьба в конце концов переросла в политическую и была направлена на достижение независимости [473, с. 40}. В исполком конференции вошел сын Г. Ма- коли — Фрэнк. Он был выдвинут от Нигерийской рабочей партии.
В августе того же года Ф. Маколи в составе негритянской делегации присутствовал на V конгрессе Профинтерна в Москве. На конгрессе выступил с речью представитель .профсоюзов Нигерии, скрывавшийся под псевдонимом Марш. Он говорил о том, что в Африке созрели условия для восприятия идей научного социализма и вовлечения африканских рабочих в мировое пролетарское движение. Им было выдвинуто предложение дать возможность африканским рабочим изучать труды К. Маркса и
В. 	И. Ленина. «И тогда при организации негров, при проведении широкой пропаганды среди всех рабочих мы явимся свидетелями самого мощного роста революционного движения»,— подчеркнул Марш в заключение [23а, с 147—148].
В начале 30-х годов начал выходить и распространяться в Западной Африке, в частности в Нигерии, журнал «Нигроу уор- кер» (созданный Международным профсоюзным -комитетом негритянских рабочих), который живо откликался на нужды африканских трудящихся (подробнеесм. [231}). Одним из редакторов Журнала был И. Уоллес-Джонсон. Выходец из Сьерра- Леоне, этот прогрессивно настроенный журналист внес значительный вклад в освободительное движение в Нигерии. Он принимал участие в Первой международной конференции рабочих- негров в Гамбурге, посетил по приглашению Коминтерна Москву. В начале 30-х годов жил и работал в Лагосе. Он входил в состав редакции газеты «Найджириэн дейли телеграф», а затем стал: ее издателем. В 1931 г. И. Уоллес-Джонсон основал Нигерийский союз африканских рабочих и был его генеральным секретарем [557, 18.VI.1960, № 2247, с. 6882; 348, с. 208}.
Деятельность профсоюзов всячески ограничивалась колониальными властями. Такие издания, как «Нигроу уоркер», были запрещены. Англичане вынудили Уоллеса-Джонсона покинуть Нигерию (он переехал в Золотой Берег, откуда в 1934 г. был выслан в Сьерра-Леоне). Участники рабочих организаций, как международных, так и нигерийских, были объявлены вне зако¬
12*
179


на и подвергались преследованиям. Это наложило отпечаток на рабочее движение в Нигерии, которое к началу второй мировой войны стало несколько ослабевать. Новый подъем оно пережило уже в военные годы, после создания в 1943 г. координирующего центра — Нигерийского конгресса профсоюзов (подробнее см. {463, с. 130—135 и др.)).
Рабочее движение в Нигерии в межвоенный период имело особое значение в связи с тем, что в ходе его развития были созданы подлинно массовые организации — профессиональные союзы. Правда, в начале 20-х годов профсоюзов было еще немного, они были малочисленными. Однако постепенно в течение 30-х годов профессиональные объединения начинали играть значительную роль в освободительной борьбе. Во всяком случае, у них находили живейший отклик требования образованных нигерийцев допустить африканских представителей к управлению своей страной. Включившись в антиколониальное движение, профсоюзы Нигерии не ограничивались борьбой за самоуправление. Они развернули активную кампанию борьбы за права африканского рабочего класса. Профессиональные организации предоставили большие возможности для обращения к народу. Новое поколение политиков учитывало эти более широкие перспективы антиколониальной борьбы.
Молодежные организации
и их роль в общественном движении
Общественное движение в Нигерии в 30-х годах становится более зрелым, более широким по социальному составу. Националистические настроения, зародившиеся еще в XIX в., усиливаются. В четвертом десятилетии XX в. нигерийский национализм достигает заметного подъема. Основными центрами собирания националистических сил и формирования националистической идеологии в тот период были молодежные лиги и ассоциации. Их лидеры выступали против консерватизма и ограниченности существовавших ранее партий, против монополии элиты, сосредоточенной в Лагосе и других крупных городах, на политическую деятельность.
В Нигерии зарождалась новая форма политического протеста, и выразителями ее были студенческие организации. Среди них следует выделить Нигерийский прогрессивный союз, позднее переименованный в Союз студентов Западной Африки. Эта панафриканская организация возникла за пределами страны и была создана на базе различных объединений африканских студентов, обучавшихся в Англии.
Зародился Союз еще в 1917 г. в Лондоне. В 20-х — начале 30-х годов он насчитывал 120—170 членов. Руководил им нигериец, юрист по образованию Ладипо Соланке. Им была составлена программа Союза. Соланке проявил себя ревностным по¬
180


следователем концепции культурного национализма. Он соби* рал предания, которые свидетельствовали о героическом прошлом нигерийских народов 1658, т. I, № 2, с. 9). Соланке написал несколько работ в духе «негритянского ренессанса», в которых возвеличивал африканскую историю и цивилизацию, а упадок последней объяснял исключительно работорговлей (см. (408J).
Эта концепция вызывала тогда большие споры и разногласия (в среде образованных африканцев. Некоторые (среди них особой известностью пользовался издатель газеты «Найджириэн пайонир» Аджаса) тяготели к более тесному сближению с европейской культурой и отказу от устаревших африканских институтов (ем., например, (644, 22.Х.1920; 6.1.1933}). Другие выступали в защиту традиционных культурных ценностей, за сохранение социально-политических институтов доколониальной Африки. Смыкаясь с позицией Соланке, против Аджасы и его сторонников последовательно выступала газета «Лейгос уикли рекорд», возглавляемая отцом и сыном Джексонами (1535, 3.IV. 1920; 15.V.1920; 23.Х.1920; 22X1921 и др ].
В 1925 г. Союз начал издавать ежемесячный журнал «Уэст Африкэн стьюдентс юнион джорнел», на страницах которого развернулась дискуссия по вопросу культурной ориентации образованных африканцев. Среди сторонников Союза к тому времени преобладающей была точка зрения Соланке. Под его влиянием одной из первейших задач Союз считал воспитание национального самосознания и пропаганду африканских культурных ценностей (558, 1926, № 1, с. 11—15}. В журнале печатались статьи, в которых излагались цели Союза («нести миру правду о страждущей Африке») и довольно резко критиковалась колониальная политика Англии.
Деятельность Союза расширялась. В 1929—1932 гг. было создано около 40 его отделений в странах Западной Африки. В 1929 и 1932 гг. возглавляемая Соланке делегация посетила основные города британских колоний с целью сбора средств для Союза и организации его филиалов. При этом Соланке рассчитывал на поддержку традиционных правителей, возглавлявших «туземную» администрацию. И действительно, алака Абеокуты, они Ифе, эмир Кано, халиф Сокото стали покровительствовать студенческому движению. В крупных городах Западной и Северной Нигерии были созданы так называемые комитеты содействия. Тогда же отделения Союза были основаны в Ибадане, Абеокуте, Иджебу-Оде, Джосе, Зарин, Кано, Ифе, Энугу [53, л. I, 3; 558, 1932, т. 1, № 9, с. 8—10; 1933, т. 2, № 1, с. I, 47}.
Был основан специальный фонд в 1 млн. ф. в целях содействия образованию африканцев. «Только разрешив собственными силами задачу просвещения масс в Западной Африке, мы можем добиться претворения в жизнь наших требований в борьбе за национальную независимость, причем наиболее быстрым и официальным путем»,— писал Соланке еще в начале своей поли¬
181


тической деятельности {557, 25.IV. 1925}. Английские власти пытались помешать использованию собранных средств и запретили выделять ассигнования из «туземных» казначейств или каких-либо других официальных источников £53, л. 5, 6]. Тем не менее многие традиционные правители сделали в него значительные взносы. Собранные деньги расходовались на строительство школ в Нигерии, а также для выплаты стипендий наиболее способным студентам, которых посылали продолжать учебу за границу.
В 30-х годах в крупных городских центрах Нигерии уже имелась значительная группа выпускников средних школ, а также вернувшихся из Англии и США студентов. В первые десятилетия XX в. нигерийские студенты редко выезжали в Америку с целью получения высшего образования. Положение изменилось после возвращения Ннамди Азикиве, который учился там в 1925—1934 гг. [196, с. 116—275}. В 1941 г. в Соединенных Штатах возникла Ассоциация африканских студентов, тесно связанная с Союзом студентов Западной Африки в Лондоне. Образованные африканцы объединялись вокруг местных отделений Союза, чтобы защищать свои права и добиваться конституционных реформ [482, с. 56).
В 1932 г. в Калабаре была создана Лига нигерийской молодежи. Ее организатор Эйо Ита получил образование в учительском колледже при Колумбийском университете. Целью Лиги была главным образом борьба за реформы в области образования и пропаганда идей культурного национализма. Однако Лига и ее программа не пользовались поддержкой народа {325, с. 306—308).
Первая действительно массовая организация возникла в 1933 г. Это было Движение молодежи Лагоса; спустя три года организация была переименована в Движение нигерийской молодежи. Ее влияние действительно вскоре стало распространяться за пределами острова [658, 1945, т. XII, № 6, с. 6}.
Основателем ДНМ был д-р Дж. X. Вогн; ведущие деятели —^
Э. 	Иколи (журналист и издатель газеты «Африкэн мессенджер»), С. Акинсанья и X. Дэвис (экономист по образованию, закончил экономическую школу в Лондоне, где активно участвовал в деятельности Союза студентов Западной Африки). Дэвис был несколько лет секретарем, а затем председателем организации. В ДНМ входили также будущие крупные политические деятели О. Аволово и Н. Азикиве. Вступление последнего было знаменательным, так как он был первым и долгое время единственным ибо в организации, в которой преобладали йоруба. Большинство лидеров ДНМ вышло из йорубоязычной интеллигенции Лагоса. В первоначальный период организация выступала за сотрудничество с колониальными властями; в конце 30-х годов ее деятельность приобрела антиколониальную направленность.
182


В 1938 г. была принята «Хартия молодежи». Документ состоял из трех частей — политической, экономической, социальной. Одной из главных задач, по мнению его составителей, было достижение полной автономии в пределах Британской империи, -создание единой нигерийской нации. Обращаясь к молодежи страны, хартия подчеркивала необходимость «объединения различных -племен в борьбе за свободу». Таким образом, впервые в программе политической организации были отброшены триба- листские различия. При этом выдвигались требования ликвидации непрямого управления, направленного на усугубление политической разобщенности и являвшегося препятствием к самоуправлению. Авторы документа настаивали на «прямой британской администрации», чтобы затем добиваться самоуправления, которое стало основным лозунгом Движения [168, с. 84, 86J.
Экономический раздел хартии был направлен на противодействие иностранному капиталу. Он включал требования экономической свободы, а именно «равные возможности для нигерийцев, такие же, какие предоставляются иностранцам». Выдвигался пятилетний план развития, составленный в духе требований Национального конгресса Западной Африки. Предусматривалась экономическая эмансипация, понимаемая как накопление денежных средств для обеспечения участия африканцев в банковском деле, транспорте, пищевой и текстильной промышленности. Программа была направлена на консолидацию национальных сил и поэтому стремилась удовлетворить разные слои общества. В нее были включены и такие вопросы, как ограничение продолжительности рабочего дня, определение ставок заработной платы, гарантированных оплаченных отпусков, борьба за улучшение условий труда африканских рабочих, особенно на угольных шахтах Энугу, оловянных рудниках плато Баучи и золотоносных полях Минны fl68, с. 87—90}.
Среди требований, выдвигаемых ДНМ, следует выделить те, которые были изложены в разделе хартии «Социальное равенство». Это африканизация администрации и перестройка системы образования (введение обязательного начального обучения, отмена заниженных программ и т. д.). Печатный орган организации, газета «Дейли сервис» (основанная X. Дэвисом и руководимая Э. Иколи), неизменно выступала за «нигеризацию граж данских служб». Она подвергала постоянной критике ННДП, которая мирилась с темпами политического развития, «допускаемыми британским колониализмом» fl68, с. 93—95; 499, с. 51 — 54 и др.].
В результате широкой агитационной кампании, в ходе которой обсуждались проблемы, волновавшие всю страну (а не только Лагос), в организацию начали вступать сотни молодых людей из различных социальных слоев — служащие, интеллигенция, предприниматели, ремесленники. Организация постепенно превращалась в подлинно национальную. По данным ниге¬
183


рийской прессы, в ДНМ в 30—40-х годах участвовало от 10 тыс. до 20 тыс. человек. Оно имело около 20 провинциальных отделений: на юге —в Ифе, Абеокуте, Ибадане, Иджебу-Оде, Бенине, Сапеле, Энугу, Порт-Харкорте, Калабаре, Илеше; на севере — в Джосе, Кадуне, Зарии, Кано. Многие из них ранее были филиалами Союза студентов и земляческими этническими объединениями [525, 24.Х.1938; 558, 1945, т. XII, № 1, с. 6].
Земляческие объединения, действовавшие как союзы взаимопомощи, способствовали распространению образования, в частности помогали деньгами детям соплеменников, обучавшимся в школах Нигерии и за границей. Образованные африканцы стремились возглавить эти наиболее массовые организации городского населения, чтобы использовать их для политической агитации. Землячества служили одной из основ формирования не только ДНМ, но и других ведущих политических организаций страны.
К Движению нигерийской молодежи в 1937 г. присоединился Н. Азикиве, который вплоть до 1941 г. был членом Исполнительного комитета и оказал большую помощь организации. Молодежное движение активно поддерживали все газеты, входившие в газетную корпорацию, созданную Азикиве. Она охватывала наиболее крупные центры страны и включала следующие газеты: «Уэст Африкэн пайлот» (создана в Лагосе, завоевала большую популярность не только в Нигерии, но и в других англоязычных странах Западной Африки), «Найджириэн споукс- мен» (редактор Олуджиде Сомолу), «Истерн Найджириа гарди- ан» (А. К, Блэнксон), «Соузерн Найджириа дефендер» (К. Ю. М. Гарднер), «Дейли комет» (А. Энахоро). На их страницах обсуждались волнующие молодежь политические проблемы; там выступали многие видные борцы за независимость Нигерии (см., например, [559, 21.VII.1938]).
Во второй половине 30-х годов ДНМ превратилось в ведущую политическую силу в борьбе против английского режима. К тому времени организация распространяла свое влияние на интеллигенцию, служащих, ремесленников, рабочих в городах не только западных и северных провинций, но и восточных районов Нигерии. Этому способствовало широкое общедемократическое содержание программы' Движения. Его лидеры постарались придать организации коалиционный характер и призывали ее членов к борьбе за интересы народа, независимо от классовых различий.
В 1938 г. Движение нигерийской молодежи победило Нигерийскую национально-демократическую партию на выборах в законодательный и муниципальный советы Лагоса. В предвыборной кампании активно участвовали газеты «Уэст Африкэн пайлот» и «Дейли сервис». Популярность организации особенно выросла после того, как она оказала поддержку борьбе какао- производителей против пула английских монополий. ДНМ орга-
184


иизовало массовые митинги протеста. Был создан специальный комитет, который выдвинул требование установить государственный контроль за сбытом какао-бобов, пальмовых продуктов и арахиса. Эти требования были предъявлены комиссии, направленной из Лондона для расследования положения фермеров{658, 1940, т. VII, № 1, с. 14—15; 558, 1941, т. VII, № 1, с. 3—5}.
В конце 30-х — начале 40-х годов организация неоднократно созывала конференции в Лагосе, в которых принимали участие делегаты от всех ее отделений. Обсуждаемые на конференциях вопросы — отмена непрямой администрации, самоуправление, африканизация и демократизация гражданской службы на всех уровнях, увеличение числа нигерийских представителей в законодательном совете, поддержка африканских предпринимателей — свидетельствовали о националистической направленности деятельности организации и о том, что ее волновали проблемы в масштабе всей страны [558, 1940, т. VIII, № 1, с. 13—15; 1943, т. X, № 1, с. 1—2, 8—9}.
В 40-х годах, однако, среди лидеров молодежного движения обострились разногласия. К 1944 г. в организации происходит раскол.
Несмотря на отдельные неудачи, постигшие Движение нигерийской молодежи, оно внесло свой вклад в развитие опыта политической организации в Нигерии. На последнем этапе в деятельности ДНМ наметились основные черты, характерные для политической борьбы, развернувшейся после второй мировой войны. Руководители молодежного движения попытались создать всенигерийскую организацию, поставившую перед собой общенациональные задачи. Однако они не смогли обеспечить для нее широкую социальную базу и преодолеть свою ограниченность в подходе к целям борьбы. Лишь во время второй мировой войны создались условия для решения проблемы объединения всех сил общественного протеста в Нигерии в единый антиколониальный фронт.


Глава 7
УГЛУБЛЕНИЕ КРИЗИСА КОЛОНИАЛЬНОГО РЕЖИМА И БОРЬБА НАРОДОВ НИГЕРИИ ЗА НЕЗАВИСИМОСТЬ (40—50-е ГОДЫ)
Со времени второй мировой войны Нигерия вступила в новый этап своей истории. Его основной отличительной чертой был быстрый подъем национально-освободительного движения, которое превратилось в массовую, организованную силу, явившуюся главным внутренним фактором углубления кризиса колониального режима и его крушения. Завершается этот период 'провозглашением независимости Нигерии в 1960 г.
Начало новому этапу было положено резким обострением противоречий между колониальным режимом и народами Нигерии в годы войны.
Вторая мировая война и ее влияние
на подъем антиколониальной борьбы в Нигерии
Война имела важные последствия для развития нигерийского общества и подъема антиколониального движения: экономические, социальные, политические, психологические. Прежде всего резко усилился антагонистический характер отношений между Англией и ее крупнейшей колонией в Африке.
Нигерия вступила в войну в качестве аграрно-сырьевого придатка метрополии. Поэтому нарушение экономических связей с метрополией поставило страну в тяжелое экономическое положение. Блокада Англии и нарушение морских коммуникаций резко сократили снабжение Нигерии товарами первой необходимости и промышленным оборудованием. Общая стоимость нигерийского импорта уменьшилась с 8,6 млн. в 1938 г. до 6,8 млн. ф. в 1939 г. В 1941 г., когда вокруг британских островов окончательно замкнулись клещи германской морской блокады, стоимость ввезенных товаров упала до 6,5 млн. ф. Это был самый низкий уровень импортной торговли за все время после окончания первой мировой войны [366, с. 412}. Сократился приток в страну иностранных инвестиций.
В последующие годы объем импортной торговли начал вновь увеличиваться и в 1944 г. достиг 13,6 млн. ф. Однако этого было
186


совершенно недостаточно, чтобы удовлетворить значительную часть потребностей быстро растущего африканского населения и развивающейся местной промышленности.
Страна задыхалась в тисках товарного голода. Не хватало предметов и продуктов первой необходимости: хлопчатобумажных тканей, керосина, соли. За 1939—1943 гг. суммарный индекс цен на импортные товары поднялся более чем на 120% [329, с. 413].
На состоянии экспортной торговли Нигерии война не отразилась столь катастрофически, как на снабжении страны импортными товарами. Сказывалась усилившаяся в эти годы зависимость Англии от поставок из оставшихся в ее руках колоний сельскохозяйственных культур и металлических руд, необходимых для снабжения армии продовольствием и военной промышленности сырьем. Резко сократился лишь экспорт арахиса, вывоз которого упал в 1940—1944 гг. почти на Уз по сравнению с 1935—1939 гг. [329, с. 172}. Экспорт пальмового масла и пальмовых орехов уменьшился очень незначительно, а вывоз какао- бобов даже увеличился по сравнению с довоенным периодом. Усилилась также роль Нигерии как экспортера хлопка. В течение почти всего военного периода (исключая 1941/42 и 1942/43 гг.) стоимость нигерийского экспорта значительно превышала стоимость импортируемых в страну товаров.
Однако сохранение высокого уровня экспортной торговли отнюдь не способствовало смягчению роста цен на основные импортные товары. Масштабы империалистической эксплуатации населения западноафриканских колоний через сферу внешней торговли в годы войны значительно выросли. Этому способствовала прежде всего реформа механизма закупочной торговли, предпринятая английским правительством.
В начале войны английское правительство установило государственную монополию на экспорт какао-бобов из западноафриканских колоний, создав для этой цели при министерстве продовольствия Англии так называемый Контрольный совет по какао, которому было передано монопольное право устанавливать единую сезонную закупочную цену, скупать и экспортировать урожай какао-бобов в западноафриканских владениях Англии. Частные торговые компании, которые в довоенный период вели самостоятельную закупочную и экспортную торговлю этим ценным и доходным видом сырья, теперь могли осуществлять свои операции только на основе особых лицензий, выдававшихся Контрольным советом. В качестве лицензированных агентов совета частные компании имели права на закупку и экспорт строго определенного количества продукции, получая за это фиксированное комиссионное вознаграждение. Количество закупаемой и экспортируемой продукции зависело от квот, которые устанавливались отдельно для каждой лицензированной компании Ассоциацией западноафриканских торговцев и затем утверждались
187


министерством продовольствия (в дальнейшем — министерством колоний).
Создание Контрольного совета по какао положило начало развитию государственного регулирования закупочной и эк* спортной торговли сельскохозяйственным сырьем. В 1942 г. такой же оовет был создан для экспорта масличных культур. С самого начала это регулирование служило интересам монополистического капитала метрополии, значительно укрепив его позиции в торговой сфере и усилив масштабы империалистической эксплуатации африканского населения.
Идея установления государственного контроля над сбытом какао-бобов исходила от объединявшей крупнейшие компании Ассоциации западноафриканских торговцев, которая была инициатором пула 1937—1938 гг. Пользуясь значительным влиянием в правительственных кругах, Ассоциация превратила Контрольный совет в орудие своих интересов. Фактически речь шла о воссоздании пула монополий — экспортеров какао-бобов, но на этот раз при помощи и под прикрытием прямого государственного вмешательства метрополии. Связь между членами Контрольного совета и магнатами шоколадной промышленности была настолько явной, что английское правительство оказалось вынуждено в 1940 г. переименовать этот орган в Западноафриканский контрольный совет по какао, передав его в ведение министерства колоний (подробнее см. [233, с. 80—1001).
Лицензирование закупок и экспорта основных товарных культур дало английским торговым монополиям мощное оружие против конкурентов, не входивших в Ассоциацию западноафриканских торговцев. Размеры закупочных квот устанавливались, исходя из среднегодового количества продукции, которое вывозилось каждой компанией из английских колоний в Западной Африке в 1936—1939 гг. Фирмы, которые до войны не вели экспортной торговли, вовсе не получали лицензий. Тем самым ставился жесткий административный барьер на пути новых компаний, не закрепившихся в сфере закупочно-экспортных операций. Кроме того, лицензирование экспорта дискриминировало африканских, а также сиро-левантийских торговцев.
Импортная торговля теперь также осуществлялась на основе квот, определявшихся все той же вездесущей Ассоциацией западноафриканских торговцев. Чтобы получить такую квоту, надо было присоединиться к Ассоциации, а это для африканских торговцев было почти невозможным. В то же время контроль над ценами на импортные товары полностью отсутствовал.
Никогда положение монополистического торгового капитала в Нигерии не было столь благоприятным и никогда еще не проявлялась столь отчетливо связь его интересов с режимом расовой дискриминации и угнетения африканцев. Сугубо империалистическая, грабительская сущность деятельности колониальных торговых монополий теперь проявлялась совершенно от-
188


крыто. Почти вся внешняя торговля Нигерии оказалась под контролем восьми торговых фирм, входивших в Ассоциацию западноафриканских торговцев: английских компаний «Юнайтед Африка компани» (ЮАК), «Олливэнтс», «Джон Холт», «Готт- шалк», «Патерсон, Цохонис»; французских «Сосьетэ коммерси- аль де л’Уэст Африкэн» и «Компани франсез де л’Африк Оксиданталь»; швейцарской «Юнион трейдинг компани». Господство торговых монополий метрополии еще более усилилось. В годы1 войны доля трех крупнейших английских компаний — ЮАК, «Джон Холт» и «Олливэнтс» — достигла в общем объеме закупок какао-бобов 65%, арахиса — 70, пальмовых ядер — 82, пальмового масла — 86% £329, с. 253}. До
1947 г. новые фирмы не получали лицензий на закупку и экспорт основных видов растительного сырья. Конкуренты Ассоциации были серьезно ослаблены, а роль нигерийских фирм в импортной торговле оказалась сведенной на нет (233, с. 86—89]. Фирмы — члены Ассоциации западноафриканских торговцев создали вполне открыто в сфере импортной торговли синдикат, целью которого было повышение цен на ввозимые в страны Западной Африки товары.
Разрыв в уровнях цен на экспортное сырье и на необходимые импортные товары достиг поистине чудовищных размеров и явился основной причиной резкого ухудшения в годы войны материального положения широких слоев африканского населения. Об этом говорят, в частности, индексы покупательной способности нигерийских производителей какао-бобов. Если принять соотношение сезонных цен на какао-бобы и оптовых цен на импортные хлопчатобумажные ткани (поглощавшие основную часть экспортной выручки крестьян) в 1935—1937 гг. за 100, то в последующий период соответствующий индекс менялся следующим образом: 1939 г.— 67; 1940 г.— 55; 1941 г.—44; 1942 г.—36; 1943 г.—25; 1944 г.—44; 1945 г,—48 [329, с. 422— 424}. Таким образом, в годы войны производитель какао-бобов мог приобрести на единицу валютной выручки в 2—4 раза меньше товаров, чем в довоенный период.
В городах снижению жизненного уровня трудящихся способствовало также замораживание заработной платы рабочих и служащих. Только за 1942—1945 гг. реальная заработная плата низкооплачиваемых категорий рабочих и служащих снизилась на 200% [347, с. 72}. Выросла безработица.
Однако историческая инициатива уже не принадлежала правящим кругам Британской империи. Усиление в годы войны империалистического нажима на колонии способствовало росту в Нигерии, как и в других западноафриканских владениях Англии, новых форм социальной активности местного населения, которые будили классовое и национальное самосознание африканцев и постепенно, но верно вовлекали их в борьбу против колониального режима в целом.
189


Годы второй мировой войны были периодом развития и быстрого подъема современного профсоюзного движения страны, превращения профсоюзов в массовую организацию нигерийских рабочих и служащих. Формальное право африканских трудящихся создавать собственные профессиональные организации и использовать их для защиты своих экономических интересов было признано английской администрацией в Нигерии лишь в апреле 1939 г. Катастрофическое снижение во время войны жизненного уровня нигерийских трудящихся побудило часть рабочих и служащих, до этого почти не организованных в профсоюзы, воспользоваться таким правом. Если в 1940 г. в Нигерии насчитывалось всего 12 профсоюзов общей численностью 4 тыс. Человек, то уже в конце 1941 г. их было 41, а в 1946 г.— 100 с общим числом членов более 52 тыс. человек 1250, с. 125; 347, с. 71 ; 348, с. 258]. Правда, структура профсоюзного движения была еще незрелой и несла на себе отпечаток отношений колониального общества. Первые профсоюзы были невелики, носили цеховой характер и объединяли лишь небольшую часть всей наемной рабочей силы страны (не более Vs всех лиц наемного труда).
Тем не менее даже на ранней стадии своего развития профсоюзы обеспечивали такой уровень объединения трудящихся, который был немыслим в рамках политических партий и этнических союзов. В отличие от партий и этнических группировок профсоюзное движение с самого начала базировалось на современных формах хозяйства и могло организовать единые выступления трудящихся, разделенных этническими, религиозными и языковыми барьерами. Кроме того, профсоюзы способствовали установлению контактов между рабочими и обособленным сос ловием африканских служащих и интеллигенции. Уровень организованности и политической активности профсоюзов был наиболее высоким на государственных предприятиях. Положение занятых здесь рабочих и служащих непосредственно зависело от обязательного минимума заработной платы, впервые введенного для работников государственной службы в 1939 г., а следовательно, от политики колониальных властей.
Преимущества профсоюзов как эффективной формы организации и защиты интересов трудящихся проявились уже в военные годы. Почти сразу же после запрещения осенью 1942 г. на время войны забастовок и локаутов была создана организация Объединенные профсоюзы Нигерии, на основе которой в 1943 г. возник Нигерийский конгресс профсоюзов (НКП) — первый нигерийский профцентр, объединявший 31 крупный профсоюз страны. НКП, во главе которого стояли М. Имоуду, Т. А. Банко- ле, А. А. Алио-Мозес, М. А. Токунбо, Т. А. Сонгонуга, выдвигал не только экономические, но и социально-политические требования, выступая за индустриализацию страны, национализацию всех ее природных богатств и коммунальных предприятий, со¬
190


здание рабочей партии и т. д. Деятельность НКП поддерживалась местной прессой, особенно газетой Н. Азикиве «Уэст Аф- рикэн пайлот». В конце 1946 г. в НКП входило 56 профсоюзов общей численностью 42 тыс. человек (подробнее см. [250, с. 126—129; 348, с. 256—257; 347, с. 71—74]).
К военному периоду относится появление первых, еще очень немногочисленных групп национальной промышленной буржуазии. Ограничение ввоза промышленных товаров и быстрый рост цен на них способствовали перемещению части значительно выросшего в 20—30-е годы торгово-ростовщического капитала в промышленность.
Формирование местного промышленного капитала ограничивалось сферой легкой и пищевой промышленности; в этот период он был в состоянии создавать в основном мелкие предприятия с низким уровнем механизации и небольшим числом занятых (обычно от двух до пяти человек). С появлением первых представителей промышленной буржуазии было связано начало качественно нового этапа в развитии местного капитализма. Производительное использование национального капитала расширяло сферу внутреннего рынка и в целом шло вразрез с чисто колониальными формами капиталистического накопления, превращавшими страну в аграрно-сырьевой придаток метрополии.
В ходе войны впервые в истории страны возникли политические и идеологические связи между местной интеллигенцией, развивавшейся в межвоенный период почти исключительно в рамках европейского сектора хозяйства, и основными организациями народных масс страны — профсоюзами и этническими союзами. Эти организации начали привлекать пристальное внимат ние образованных нигерийцев, искавших теперь опору своей деятельности, социального и политического самоутверждения не в колониальных институтах, а в массовом антиколониальном движении. Перелом в политическом сознании интеллигенции был вызван как ростом организованности городских слоев населения, нуждавшихся в руководстве со стороны политических лидеров, так и ростом социально-политической зрелости самой интеллигенции, искавшей поддержки среди широких масс. Общей точкой притяжения интересов масс и интеллигенции становился антиколониализм.
Основным политическим последствием второй мировой войны для народов Нигерии было дальнейшее вовлечение их наряду с народами других колониальных и полуколониальных стран в процесс мирового общественного развития, создававший условия для распада колониальной системы империализма. Во время войны многие жители Нигерии впервые познакомились с жизнью других стран за пределами западноафриканского региона. Около 100 тыс. нигерийцев были мобилизованы и отправлен ны для участия в военных действиях в Северную и Восточную Африку, а позднее — в Юго-Восточную Азию [266, с. 351—352}.
191


Нигерийские солдаты воевали в Сомали, Эфиопии, странах Магриба, затем в Бирме. Участие совместно с народами других стран в войне проти® германского, итальянского и японского фашизма давало африканцам предметный урок борьбы за национальное самоопределение, против режимов расовой дискриминации и угнетения, мало чем отличавшихся от порядков в английских колониях. Такой урок нельзя было забыть.
Англо-американская военная пропаганда не скупилась на обещания. В Атлантической хартии — совместном заявлении У. Черчилля и Ф. Д. Рузвельта о перспективах развития мира после войны (август 1941 г.)—подчеркивалось, что Англия и США уважают право всех народов избирать себе такую форму правления, при которой они хотят жить {159, т. 1, 1944, с. 148). Последующие разъяснения государственных деятелей Англии о том, что принципы Атлантической хартии не имеют отношения к народам колоний, уже не имели значения. Идея была подхвачена в колониях, состояние умов подготовлено к выступлению с требованием предоставления «немедленного внутреннего самоуправления» (324, с. 30).
Огромное значение для подъема антиколониального движения в Нигерии имел разгром фашистской Германии, в котором решающую роль сыграл СССР, а также его деятельность в качестве основного поборника независимости африканских народов. Известия о победах Советской Армии и жизни советской страны широко публиковались тогда в нигерийской прессе. Среди нигерийцев повысился интерес к политическому строю первой страны социализма, ее национальному и социальному устройству, экономическому развитию. Усилилось влияние марксистской идеологии на нигерийскую интеллигенцию [250, с. 131].
Изменился психологический климат эпохи. Анахронизмом стали многие колониалистские мифы, в частности миф о непобедимости белых людей и их естественном превосходстве над другими расами. Как пишет нигерийская исследовательница Э. Иси- чеи, многие нигерийцы вернулись на родину с «более ясным пониманием ограниченности силы белых людей, большим чувством уверенности в себе и значительным опытом» [399, с. 227).
Среди нигерийской интеллигенции происходила общественно-политическая эволюция. Интеллигенция становилась более многочисленной и развитой социальной группой, легко вовлекалась в политическую активность в масштабе всей страны.
Инициатива в новом антиколониальном движении исходила от африканских студентов, обучавшихся за границей—в Англии и США. Их было не очень много, но они оказывали достаточно сильное влияние, впитывая антиимпериалистические настроения, присущие военному и послевоенному времени [139, с. 181 —185). Еще в 1942 г. состоялась конференция Союза студентов Западной Африки. Прежде всего на ней шла речь о
192


включении африканцев © исполнительные советы колоний. «Создание ответственных правительств, сформированных из африканцев в каждой колонии Западной Африки» — таково было требование одной из резолюций. Союз настаивал «на демократизации систем туземной администрации, местных властей, муниципальных и провинциальных советов, а также органов управления в городах и деревнях». В центре внимания оставалась «проблема образования на всех уровнях». При этом в выступлениях ряда делегатов отмечались успехи культурной революции в многонациональном Советском государстве и говорилось о необходимости использовать ценный советский опыт, в частности в культурном строительстве и образовании [558, 1943, т. 10,
№ 1, с. 9, 18].
Союз выступал за предоставление странам Западной Африки, и в частности Нигерии, статуса доминиона в рамках Британской империи. С этими требованиями перекликались идеи, сформулированные год спустя в другом документе. Он был назван «Атлантическая хартия Британской Западной Африки». В 1943 г. его представила министру колоний Англии группа западноафриканских журналистов во главе с Н. Азикиве. В меморандуме содержались требования немедленной отмены существующей системы управления колонией и введения представительного правительства сроком на 10 лет; в течение этого времени должен был быть подготовлен переход стран Западной Африки на положение британских доминионов. Предусматривалось предоставление возможности превращения колоний в самоуправляющиеся политические единицы. Выдвигались также предложения реформ образования, здравоохранения, социального обеспечения, сельского хозяйства, горного дела, финансов и торговли. Меморандум был опубликован в нигерийской прессе [558, 1944, т. 11, № 1, с. 20—21; см. также 541, 27.VI.1953; 557, № 2366, 1962, Ы'25].
Идея создания единой организации завоевывала все большую популярность в Нигерии. Особую активность проявлял Союз нигерийских студентов. Он настаивал на объединении сторонников Азикиве и Маколи с целью образования национального фронта. Этот призыв находил отклик среди широких слоев населения. Политическая независимость была главной целью.
Сдвиги в развитии колониального общества в послевоенный период. Предпосылки кризиса и падения колониального режима
В 40—50-е годы в экономическом базисе и социальной структуре нигерийского общества произошли серьезные изменения, самые значительные за весь колониальный период. Экономические изменения определялись расширением внутренней основы
13 Зак. 203
193


капиталистического развития страны. Эта тенденция, которая видоизменяла и до известной степени подрывала систему колониального капитализма, была результатом менявшихся условий зависимого развития страны и реакции на них, с одной стороны, иностранного монополистического капитала, с другой — формирующейся местной торгово-промышленной буржуазии.
После второй мировой войны экономическое положение Нигерии значительно укрепилось. Стечение благоприятных конъюнктурных условий — открытие мировых сырьевых рынков, послевоенный подъем в экономике ведущих капиталистических стран, резкое расширение спроса на сырьевые товары в период войны в Корее — обусловило исключительно быстрый рост экспортных доходов Нигерии, продолжавшийся вплоть до середины 50-х годов. За 1946—1954 гг. доход от экспорта какао-бобов увеличился почти в 11 раз, пальмовых ядер — 'более чем в 6 раз, пальмового масла — в 3 раза, арахиса — более чем в 5 раз, колумбита — в 22 раза, оловянной руды — почти в 2 раза [366, с. 333]. Довольно значительным был также рост физического объема экспорта, хотя в нем отмечались большие колебания. Например, в 1950—1951 гг. экспорт какао-бобов поднялся со 100 до 211 тыс. т, а в следующем году упал до 115 тыс. т.
Бум экспортных доходов усилил противоречия экономического развития страны. Значительно увеличились масштабы колониальной эксплуатации мелких производителей через сферу внешней торговли. Этому способствовало в первую очередь дальнейшее развитие государственно-монополистического регулирования закупок и экспорта растительного сырья. Такое регулирование охватило после второй мировой войны всю систему закупочно-экспортной торговли. В 1947 г. функции Западноафриканского контрольного совета по какао перешли к созданным отдельно для Нигерии и Золотого Берега так называемым закупочным управлениям («маркетинг бордз»), осуществлявшим закупки и экспорт какао-бобов. В 1949 г. такие же управления были созданы для экспорта и других сельскохозяйственных товаров: продуктов масличной пальмы, арахиса, хлопка. (В 1954 г* в связи с регионализацией страны общенигерийские «маркетинг бордз» были преобразованы в областные.)
Уровень фиксированных закупочных цен, устанавливавшихся «маркетинг бордз», был, как правило, ниже мировых цен на соответствующие сельскохозяйственные товары. Поэтому непосредственные производители получали лишь небольшую часть экспортной выручки страны, попадавшей в основном в руки закупочных управлений и их лицензированных агентов — крупных торговых фирм. В период наивысшего роста мировых цен на экспортные товары «маркетинг бордз» проводили активную политику накопления собственных прибылей, складывавшихся из доходов страны от реализации на мировом рынке товаров сельскохозяйственного экспорта за вычетом издержек экспортных
194


организаций. С февраля 1947 по апрель 1949 г. у крестьян Нигерии и Золотого Берега было удержано около !/г экспортной выручки от продажи арахиса и 2/7 от продажи пальмового масла и пальмовых ядер. Благодаря росту прибылей общие резервы «маркетинг бордз» Нигерии увеличились с 16,4 млн. ф. в 1948 г. до 79,8 млн. ф. в 1954 г. t366, с. 98J. Большую часть резервов экспортных организаций составляли так называемые фонды стабилизации, создававшиеся официально для субсидирования закупочных цен в случае резкого снижения уровня мировых цен (остальная, меньшая часть резервов предназначалась для финансирования исследовательских работ и расширения производства экспортных культур). Однако необходимость в стабилизации закупочных цен возникала нечасто, и «маркетинг бордз» находили широкое инвестиционное применение скапливавшимся у них стерлинговым активам. Большая часть «фондов стабилизации» вкладывалась в ценные бумаги метрополии (прежде всего в государственные бумаги), а не в экономику колонии, превращаясь таким образом в льготную форму кредитования метрополии.
Одной из главных официальных целей деятельности «маркетинг бордз» было также установление фиксированных сумм торговых издержек и комиссионного вознаграждения фирм — агентов экспортных организаций. Это вознаграждение составляло 1,5% закупочной цены на какао-бобы, 2,5%—на пальмовое масло, 2% —на арахис и хлопок-сырец [329, с. 210—212J. Однако, вопреки утверждениям колониальной историографии, действительные доходы иностранных компаний от массовых закупок сельскохозяйственного сырья не ограничивались фиксированной прибылью и фактически выпадали из поля зрения экспортных государственно-монополистических организаций. Фирмы наживались на экономии торговых издержек, щедрых государственных надбавках на оплату транспортных расходов, а также на незаконном занижении официальных закупочных цен в районах, отдаленных от морских портов и железнодорожных станций. Для манипулирования закупочными ценами иностранные монополии широко прибегали к практике создания тайных синдикатов, устанавливавших для своих членов квоты и районы закупок. Особенно эффективно действовал в первые послевоенные годы секретный хлопковый синдикат, в который вошли все фирмы, закупавшие хлопок-сырец (см. подробнее [233, с. 95— 96)).
Вместе с тем экспортный бум конца 40-х — начала 50-х годов способствовал ускорению экономического развития страны. Нигерийская экономика активно реагировала на быстрый рост доходов в экспортном секторе сельского хозяйства. К началу 50-х годов в ней уже сложился механизм внутрихозяйственной интеграции, соединявший в единый (хотя и неоднородный, расколотый глубокими противоречиями) организм различные соци¬
13*
195


ально-экономические уклады. Уже действовала система капитализации и межотраслевого перелива основных экономических ресурсов страны: денежных сбережений местного населения, с одной стороны, и рабочей силы — с другой. Ключевое положение в этой системе занимал местный торгово-ростовщический капитал, игравший главную роль в капиталистическом развитии страны.
В 40—50-е годы господство иностранных компаний и местных торговцев-перекупщиков над мелкими товаропроизводителями значительно усилилось, несмотря на рост экспортных доходов крестьянства. Кабальные ростовщические займы стали важнейшим условием существования крестьянских хозяйств з зонах массового разведения экспортных культур [377, с. 495, 513; 216, с. 187—188].
Как и прежде, деятельность местного торгово-ростовщического капитала служила целям перекачки за границу части национального дохода страны в виде прибылей иностранных торговых компаний. В то же время связь торгово-ростовщических операций с системой колониального капитализма уже не имела прежнего самодовлеющего значения. В 40-е годы ясно определилась роль торговли и ростовщичества как основной формы межотраслевого движения национального капитала (наиболее приспособленной к условиям колониальной экономики) и фактора расширения в связи с этим внутренней базы капиталистического накопления. По мере роста свободных денежных средств торговцы и ростовщики вкладывали их в другие доходные сферы деятельности, становясь домовладельцами, земельными собственниками, а иногда и промышленниками. Но наиболее доступным и эффективным способом создания или увеличения денежного капитала оставались торговля и ростовщичество. «В роли ростовщика,— пишет Л. К. Туманова,— зачастую выступал и преуспевающий предприниматель, и фермер, и вождь. Все они имели своих агентов в деревне и городе и предоставляли ссуды иод большой процент — иногда 50, а во многих случаях более 100» [289, с. 25].
В результате рост экспортных доходов способствовал общему усилению инвестиционной активности. Сравнительно быстро значительная, а иногда и большая часть экспортной выручки крестьян оказывалась в руках предпринимательских слоев и поступала во внутренний кругооборот капиталистического накопления. Наличие прямой связи между послевоенным экспортным бумом и общим увеличением масштабов капиталистического накопления в стране подтверждается быстрым ростом после войны африканских банков и их активов. К началу 50-х годов к первому национальному нигерийскому банку «Нэйшнл бэнк оф Найджириа» добавились еще четыре местных банка, однако они быстро обанкротились: колониальные власти поставили невыполнимые условия их регистрации.
196


Активному реагированию национальной экономики на сравнительно благоприятные условия внешней торговли способствовало также быстрое развитие в послевоенный период внутреннего рынка. В 40-е и особенно в 50-е годы внутреннее разделение труда приобрело общенигерийский (или, точнее, межрегиональный) характер, обусловленный социально-экономическими, историческими, культурными и природно-климатическими различиями между северным, западным и восточным регионами, Севером и Югом в целом. Эти различия преломлялись через основные процессы складывания внутреннего рынка — формирование рынка рабочей силы, промышленное развитие, специализацию сельского хозяйства, процессы урбанизации.
В 40-е годы огромный размах приобрели межрегиональные миграции рабочей силы, служившие главным фактором развития общенигерийского рынка рабочей силы. Миллионы людей стали временными или постоянными мигрантами. Экспортный бум резко увеличил приток в города Южной Нигерии и в какао- производящие районы отходников из северных районов; они работали в основном сезонными рабочими. В обратном направлении— с Юга на Север—двигался поток квалифицированной рабочей силы.
Экономическое оживление резко ускорило процессы урбанизации во всех районах страны. Никогда в колониальный период города не росли так быстро, как в 40—50-е годы. Этот рост ограничивался, однако, главным образом крупными административными и торгово-промышленными центрами, в которых протекала основная деятельность иностранных компаний и колониальной администрации. В 1952/53—1963 гг. особенно быстро выросло население таких центров, как Илорин (408%), Кадуна (236%), Зариа (207%), Порт-Харкорт (150%), Лагос (148%), Майдугури (146%), Джое (134%), Кано (132%), Ог- бомошо (132%) (303, с. 32}. В то же время население «периферийных», в основном небольших городов росло более медленными темпами [303, с. 34]. Рост городов способствовал более быстрому развитию нигерийского внутреннего рынка.
Процессы урбанизации имели региональные особенности. В западном регионе 'процесс урбанизации был связан с традиционными особенностями местных общественных структур (преобладание у йоруба городского типа поселения) и быстрыми темпами экономического развития Запада. 88% «городских центров», зарегистрированных переписью населения 1952/53 г., находилось в Западной области. На Востоке преобладал совершенно иной тип урбанизации, он был обусловлен миграциями ибо в крупные города Северной и Южной Нигерии. К началу 60-х годов ибо составляли большую долю пришлого населения Лагоса, Бенина, Калабара, Сапеле, Кадуны, Зарии, Кано, Джо- са. В северном регионе урбанизация в 40—50-е годы развивалась скорее как внешний по отношению к местному обществу
197


процесс, вызванный главным образом переселениями на Север части ибо и йоруба.
Ускорение процессов урбанизации и аккумуляция в городах значительных денежных накоплений содействовали быстрому росту местного промышленного производства, строительства, сферы обслуживания. Доля обрабатывающей промышленности в валовом внутреннем продукте увеличилась в 1950—1960 гг. (в ценах 1957 г.) с 3,9 до 36,1%, тогда как доля горнодобывающей промышленности, ориентированной на экспорт, возросла гораздо меньше: с 7,6 до 8,4% [366, с. 251}. В военные и послевоенные годы в стране появились первые крупные фабрично-заводские предприятия пищевой, текстильной и перерабатывающей промышленности.
В создании промышленных предприятий фабрично-заводского типа активно участвовала нигерийская буржуазия. В числе первых крупных национальных предприятий были текстильная фабрика, основанная в 1949 г. компанией «Кано ситизенс трейдинг компани», созданный в том же году маслобойный завод в Кано, принадлежавший крупному торговцу Дж. Калилу, предприятие по производству керамической продукции, построенное •в 1948 г. совместно английским и нигерийским капиталом. Резко увеличились мобильность и оборот местного капитала. Например, крупнейший торговец Южной Нигерии тех лет Т. Оду- тола сумел за короткое время создать в Лагосе автобусный парк, приобрести концессии в лесопильной промышленности и акции золотых приисков, основать несколько предприятий по регенерации шин (см. подробнее [289, с. 28}). Крупные местные подрядчики появились в сфере строительства.
В размещении фабрично-заводского производства отчетливо проявлялись региональные различия. Главные предприятия обрабатывающей промышленности концентрировались в южной части страны, в основном в Лагосе и его пригородах, более развитых в экономическом отношении и ближе расположенных к портам. Отдельные промышленные предприятия северного региона вплоть до 60-х годов развивались главным образ-ом в рамках экспортного сектора, тогда как предприятия Южной Нигерии развивались больше на основе внутреннего рынка.
Важные изменения произошли в структуре внешней торговли Нигерии. Росту валютных доходов страны в конце 40-х — начале 50-х годов способствовала определенная диверсификация экспорта. Наряду с традиционными статьями нигерийского вывоза— пальмовыми продуктами, какао-бобами и арахисом — •важное место в экспорте страны занял хлопок-сырец. Увеличился экспорт ниобиевой руды (колумбита), поступавшей в США. В 50-х годах началась, правда в ограниченном объеме, коммерческая добыча нефти из богатых месторождений в Юго-Восточной Нигерии, открытых английской компанией «Бритиш петролеум» еще в конце 30-х годов XX в.
198


Как и в межвоевный период, рост импорта в 40-е годы происходил прежде всего за счет расширения ввоза промышленных потребительских и продовольственных товаров, преобладавших в структуре импортной торговли. В то же время в связи с ускорением промышленного развития начал быстро расти импорт в страну машинного оборудования и сырьевых полуфабрикатов.
Экспортный бум, инвестиционная активность местного капитала, рост внутреннего рынка были важными, но не единственными причинами расширения внутренней базы развития капитализма. Существенную, а с точки зрения общих тенденций развития даже решающую роль в этом процессе сыграли серьезные изменения в формах и методах деятельности иностранных частных компаний. На протяжении первой половины XX в. основной сферой деятельности иностранных компаний была внешняя и закупочная торговля, лишь косвенно связанная с развитием внутреннего рынка. Преобладал неспециализированный тип крупных компаний, господствовавших как в экспортной, так и в импортной торговле. В послевоенный период, однако, условия деятельности иностранных компаний изменились. В связи с ростом и усложнением структуры импорта прежняя концентрация внешней торговли в руках небольшого числа компаний оказывалась невозможной. Доля трех крупнейших английских фирм в объеме нигерийского импорта упала с 49% в 1949 г. до 16% в 1963 г. [395, с. 277).
Импорт машинного оборудования требовал отказа от прежних универсальных форм деятельности торгового капитала. В лучшем положении оказывались специализированные торговые фирмы, более приспособленные к функциям маркетинга, монтажа и эксплуатации машинного оборудования. В то же время быстрое расширение внутреннего потребительского спроса, а также рост нигерийского национализма стимулировали переориентацию иностранного капитала на внутренний нигерийский рынок, внедрение западных монополий в национальную экономику.
В результате уже с середины 40-х годов в частном иностранном секторе начал складываться новый (так называемый горизонтально-интегрированный) тип крупной компании, который сочетал разные фазы воспроизводственного процесса: импорт оборудования и полуфабрикатов, выпуск на их основе готовой продукции и сбыт ее внутри страны. Одними из первых к новым формам деятельности начали переходить крупнейшие английские компании: «Юнайтед Африка компани» и «Джон Холт» [366, с. 249; 405, с. 62, 7Ц.
Новая ориентация иностранных компаний означала их определенный отход от традиционных форм колониального капитализма. Производственные инвестиции, безусловно, способствовали росту внутреннего промышленного производства, ускорению процесса замещения импорта части готовой продукции, ус¬
199


корению капиталистической эволюции нигерийского города. Однако господство иностранных монополий придавало этим процессам характер неоколониалистского варианта развития. Начавшийся процесс индустриализации происходил исключительно на базе импорта средств производства, усиливая промышленно-финансовую форму зависимости страны от иностранного •капитала.
В 50-е годы крупнейшие иностранные компании начали сравнительно широко применять и другие неоколониалистские формы внедрения в национальную экономику, направленные на создание внутренней социально-политической опоры своего господства. Этой цели служили прежде всего начавшаяся в тот период показная нигеризация части управленческого персонала иностранных фирм (в основном младшего и среднего звеньев) и широкое распространение среди нигерийцев акций, положившее начало развитию в стране рынка акционерного капитала.
Укреплению позиций иностранных компаний в нигерийской экономике способствовало также развитие форм колониальногосударственного экономического регулирования. Были предприняты первые попытки планирования (или, точнее, координации) роста промышленного и экспортного сельскохозяйственного производства, а также инфраструктуры в интересах крупного капитала метрополии. В связи с этим началось прямое инвестирование активов колониальной администрации и правительства метрополии в инфраструктурные отрасли хозяйства. После войны были выполнены два колониальных плана развития: 1946—1955 гг. и 1955—1960 гг. (продлен до 1962 г.).
К середине 50-х годов экспортный бум закончился. Внешнеторговое положение Нигерии ухудшилось. Однако возникшие в первые послевоенные годы в нигерийской экономике новые связи, процессы, отношения стали необратимыми и определяли теперь общественное развитие в целом.
Качественные сдвиги произошли в социальной структуре. В первой четверти XX в. (вплоть до 30-х годов) социальное развитие Нигерии носило в целом раздробленный характер, другими словами, основывалось на различных типах общественных структур, почти не связанных непосредственно друг с другом в масштабе всей страны. Население Центральной и Северной Нигерии, составлявшее большинство населения протектората, жило в условиях общинной и феодальной организации, лишь частично вовлеченной в колониальную экономику. В западных и восточных районах в первой трети XX в. значительное развитие получил колониальный капитализм, основанный на эксплуатации мелких производителей иностранным и торговым капиталом. В качестве особой структуры, больше связанной с метрополией, чем с местными институтами, существовал европейский сектор хозяйства и управления, ограниченный Лагосом и отдельными горнорудными центрами.
200


Несмотря на развитие общения, торговых и культурных связей между народами Нигерии, эти структуры не составляли, хотя бы частично, единого целого, если не считать их подчинения английскому колониальному господству. Сю всеми структурами (кроме европейского сектора) колониальный режим был связан почти исключительно через группы посредников: «туземную» бюрократию в северных районах (опиравшуюся на традиционные институты), африканских торговцев и (в меньшей степени) традиционных правителей в Южной Нигерии. Современные слои и группы (интеллигенция, служащие и рабочие) тяготели в основном к европейскому сектору хозяйства.
Уже в 30-е годы составные части колониального общества начали утрачивать свою внутреннюю обособленность. Однако только в 40—50-е годы связи между ними стали основой всего общественного организма. В зонах экспортного земледелия значительно усилилась имущественная и социальная дифференциация сельского населения, стимулируемая главным образом дея^ тельностью торгово-ростовщического капитала, начальными формами отчуждения земельных участков и применением дешевого труда отходников (см. подробнее [223, с. 378—382; 281, с. 228—234; 284, с. 49—56]). Здесь выделилась прослойка крупных землевладельцев, в которую вошли традиционная знать, группа землевладельцев-абсентеистов, живущих в городе и связанных с деревней лишь через получение земельной ренты и ростовщического процента, зажиточные крестьяне-землевладельцы. Верхушка этой прослойки через сложную систему связей, в которой главную роль играл торгово-ростовщический капитал, имела, как правило, важные социально-экономические позиции в городе: среди рентополучателей были служащие, домовладельцы, промышленники и т. д.
Что касается очагов европейского хозяйства, то они постепенно (хотя и неполностью) также включались в местную городскую экономику, образуя внутренний сектор промышленного производства. Это способствовало росту современных слоев нигерийского общества и вовлечению их в систему внутренних социально-экономических отношений.
40—50-е годы —важный исторический рубеж в формировании нигерийского рабочего класса. В этот период благодаря общему расширению рынка наемного труда и появлению отраслей фабрично-заводской промышленности происходит объединение до того малочисленных и разрозненных групп постоянных рабочих, занятых главным образом в европейском секторе хозяйства, в особый по своему экономическому положению и интересам класс местного общества, сконцентрированный в основном в городах Южной Нигерии. По имеющимся оценкам, общая численность лиц — постоянных работников наемного труда (рабочих и служащих), занятых на крупных и средних предприятиях (т. е. в капиталистическом секторе хозяйства), менялась следующим
201


образом: в 1939 г.— 182 тыс., в 1946 г.— 236 тыс. (из них 135 тыс. было занято в системе государственной службы и более 100 тыс. на частных предприятиях), в 1960 г.— 423 тыс. человек (184 тыс.— в системе государственной службы и 239 тыс.—на частных предприятиях) [366, с. 362, 363}. В начале 60-х годов к категориям рабочих и мелких служащих принадлежало более 480 тыс. человек, что составляло примерно 95% всей постоянной армии наемного труда; свыше 8% их было занято в обрабатывающей промышленности [347, с. 51, 54}.
Одним из важных интегрирующих факторов социального развития являлся также ускорившийся в послевоенный период рост прослойки грамотных и образованных нигерийцев. Если к середине 30-х годов в стране насчитывалось всего 137 тыс. учащихся школ (в основном начальных), то в начале 60-х годов по всей Нигерии обучалось 2,8 млн. человек [250, с. 60; 366, с. 313}. При всей незначительности достигнутого в колониальный период уровня развития образования грамотные люди тем не менее появлялись в различных слоях нигерийского общества.
Основной движущей силой интеграционных процессов была, однако, молодая нигерийская торгово-промышленная буржуазия.
Период 40—50-х годов можно считать временем зарождения нигерийского общества как целого, появления объективных условий нигерийского единства. К концу этого периода основные классы, слои и группы нигерийского общества были уже тесно связаны между собой (прямо или косвенно).
Бесспорно, развитие новой социальной структуры шло под воздействием капиталистических отношений. В то же время на самых разных сторонах общественной жизни, включая и сферу социальных отношений, лежал отпечаток колониальной зависимости. И, пожалуй, в социальной сфере последствия этой зависимости проявлялись в наиболее тяжелых и стойких формах. Социальные позиции индивида (должность, статус, престиж, образ жизни и т. д.) значили больше, чем его экономическое положение. Более того, именно социальные позиции африканца имели в целом решающее значение для его экономического и политического положения, прежде всего уровня и характера вознаграждения.
Самодовлеющее значение в социальной пирамиде имел национально-культурный и расовый фактор, точнее, положение в системе контактов с европейцами и метрополией. А это положение, в свою очередь, зависело от продолжительности и характера связей с европейцами, вовлеченности в деятельность европейских компаний или колониальных властей. Социальные позиции определялись наличием или отсутствием европейского образования, образом жизни, знанием и соблюдением колониальных стандартов и стереотипов поведения. В сущности, вознаграждались не столько прямые трудовые затраты, сколько услуги,
202


оказываемые белым господам и колониальному режиму в делом, способность африканца стать «черным европейцем».
Местный учитель или медицинская сестра, получившие образование в Англии, имели значительно большее вознаграждение и более высокий статус, чем их коллеги, получившие такое же образование в Нигерии. Младший африканский персонал европейских учреждений и компаний оплачивался лучше, чем младшие служащие «туземной» администрации, и, конечно, стоял на- много выше квалифицированных рабочих. Что касается африканских рабочих, то их труд оплачивался, как правило, в расчете на сезонный или временный характер работы и обычно не давал возможности рабочему закрепиться в городе вместе с семьей. Не было большой разницы между его социальными позициями и позициями крестьянина. Однако и здесь большую роль играли степень вовлеченности африканского населения в контакты с европейцами, знакомство с европейским образом жизни. Так, до введения обязательного минимума заработной платы поденный рабочий в Лагосе получал 9 пенсов в день, тогда как такой же рабочий на Севере — только 4 пенса с. 189].
Подобная система способствовала развитию обособленных, так называемых статусных (или элитарных) групп, которые ограничивали социальную мобильность, ориентировали не столько на выполнение производительной работы или должностных функций, сколько на достижение «европейского статуса», обеспечиваемого европейским образованием и европейским образом жизни. В результате и вся социальная пирамида колониального общества приобретала по своим формам скорее сословно-кастовый, чем законченный классовый характер. На вершине пирамиды находилась крайне немногочисленная белая элита; ее позиции (и особенно оклады), образ жизни и стандарты поведения должны были воплощать важнейший социальный стереотип колониального общества — принцип расового превосходства белого человека.
Значительно ниже белой элиты (но гораздо выше африканского населения) находился колониальный промежуточный слой, непосредственно вовлеченный в контакты с европейцами и обслуживавший колониальную администрацию и иностранные фирмы. Этот слой также имел сословно-кастовый характер, который определялся рядом привилегий и особыми стереотипами поведения. Социальные градации этого слоя совпадали в значительной степени с этническими, что было прямым следствием колониальной политики, нацеленной на создание в африканской среде послушных верхушечных каст. Еще в конце XIX в. начало складываться сословие африканских служащих, в котором ведущую роль (в связи с особенностями развития колониального общества в Нигерии) играли йоруба, в основном потомки реэмигрантов capo и амаро. Его главными привилегиями были высо¬
203


кий статус, современное образование (в объеме начальной и гораздо реже средней школы), постоянные контакты с европейцами и возможность подражать их образу жизни. Особую сословно-кастовую группу (традиционного типа) представляла «туземная» бюрократия северных эмиратов, состоявшая преимущественно из представителей фульбской аристократии. Возникла также специфическая каста солдат колониальных вооруженных сил, в которой основную роль играли выходцы из народности тив.
Всем этим группам прививались свои, особые стереотипы поведения, главным из которых был принцип лояльности по отношению к колониальному режиму и чувство культурно-расовой неполноценности по отношению к европейцам. Система воспитания, вознаграждения, продвижения по службе стимулировала лишь соблюдение подобных стереотипов, но не социальную активность и тем более творческую инициативу.
Система статусных групп как основа социальной пирамиды укоренилась еще и потому, что общественное сознание местного населения в огромной степени продолжало определяться нормами традиционной (докапиталистической) культуры. Общественное положение индивида, целых слоев и групп по-прежнему отождествлялось с их социальными позициями (особенно статусом и образом жизни). Чисто экономические цели деятельности не играли в большинстве случаев определяющей роли, усилия направлялись на повышение общественного статуса до элитарного, который только и мог служить основой, гарантией богатства и жизненного успеха. Поэтому значительная часть капиталистической прибыли или ростовщических займов использовалась местными землевладельцами, торговцами, предпринимателями в потребительских целях, для поддержания статуса и престижа: на строительство домов, содержание семьи, образование детей и т. д. (см. подробнее [223, с. 394—397J).
Но социальные отношения колониального общества не были статичными. Бурные экономические и политические процессы 40—50-х годов превращали старую пирамиду колониального господства и угнетения в источник острого социального недовольства, которое направлялось против колониального режима и служило основной непосредственной причиной его кризиса и подъема национально-освободительного движения. В стране появились и окрепли новые массовые социальные силы, которые в послевоенный период выросли экономически или добились более высокого общественного статуса и требовали для себя новых социальных позиций, соответствующих их новому общественному положению. В рамках колониального режима эти требования уже не могли быть удовлетворены.
Пошатнулась старая, чисто колониальная система верхушечных, привилегированных каст из местного населения, с ее крайне ограниченной социальной мобильностью, этническим неравен-
204


стпом в доступе к европейскому образованию и привилегированным должностям в колониальном аппарате, допотопными расистскими стандартами и стереотипами поведения, принадлежавшими уходящей эпохе изоляции Африки от внешнего мира. В 40-е годы свое монопольное положение в европейском секторе хозяйства и управления утратили элитарные группы йорубз (потомки реэмигрантов), воспитанные в духе сотрудничества с колониальным режимом. К современным видам деятельности и европейскому образованию начали приобщаться представители других этнических групп Южной Нигерии, и прежде всего ибо, долгие годы жившие в условиях экономической отсталости и расовой дискриминации и потому склонные к более радикальным и целеустремленным формам политического национализма. Новые, растущие слои нигерийской интеллигенции, поднявшиеся исключительно благодаря своей энергии, настойчивости, помощи земляков, уже не видели прямой связи между повышением своего статуса и деятельностью белой элиты, быстро осознавая ее ненужность и способность африканцев управлять страной, своей страной.
40—50-е годы отмечены глубоким кризисом в Южной’Нигерии системы «туземных» властей. В силу своей узкой локальности и архаичности, становившихся особенно заметными в условиях экономического подъема, они уже не могли служить единственным и эффективным каналом связи между местным населением и английской администрацией. В восточных и западных районах «туземные» власти превратились в целом к концу 40-х годов в юридическую фикцию, символ колониального господства. Реальными центрами власти и влияния на местах становились отделения этнических союзов и связанные с ними политические группировки, возглавлявшиеся националистически настроенными элементами местной буржуазии и интеллигенции. Чтобы как-то контролировать деятельность националистических кругов, колониальная администрация была вынуждена в начале 50-х годов ликвидировать институт «туземных» властей, создав вместо них выборные местные советы, в которых традиционные вожди сохранили за собой лишь представительские и совещательные функции. В северном регионе система «туземных» властей была сохранена; однако в ее функционировании все большую роль играли представители центральной администрации — провинциальные и окружные комиссары. Тенденция к централизации деятельности «туземной» администрации стала особенно заметной после создания регионального правительства Северной области (281, с. 213—223J.
Колониальная социальная пирамида была сравнительно устойчивой, пока в ее основании лежали доиндустриальные формы воспроизводства рабочей силы, связанные с использованием главным образом неквалифицированных сезонных и временных рабочих, сохранением низкой заработной платы, полным отсут¬
205


ствием социального страхования и обеспечения и т. д. Но появление грамотных, квалифицированных африканских рабочих расшатывало вею систему расовой дискриминации и социально- политического угнетения местного населения. Поэтому резко усилившаяся в 40-х — начале 50-х годов забастовочная борьба нигерийского пролетариата неизбежно становилась составной частью национально-освободительного движения.
Углубление кризиса колониального режима значительно опережало формирование социальной структуры единого нигерийского общества. Возникавшие -новые социальные силы были вовлечены в сложные и разнообразные социальные связи, которые определяли неустоявшийся и лишенный внутренней целостности характер нигерийского общества.
Несомненно, важную и растущую роль играли связи классового типа. Об этом говорит быстрый рост в послевоенной Нигерии организаций профессионально-классового типа, прежде всего профсоюзов производственного типа и профсоюзных центров. В 1954 г. на их долю приходилось 45% всех зарегистрированных в стране организаций [347, с. 118]. Если в 1945 г. было зарегистрировано 97 профсоюзов с числом членов 41 тыс. человек, то в 1955 г. было 232 профсоюза с числом членов почти 176 тыс. человек [347, с. 129]. Национальная буржуазия создавала объединения нанимателей и предпринимательские ассоциации. Организации профессионально-классового типа действовали преимущественно в экономической сфере, выступая, однако, и как антиколониальная сила. В организациях данного типа, особенно в профсоюзах, этнический фактор часто отступал на второй план перед общностью социальных и политических интересов.
Однако наибольшее значение имел процесс территориального перемещения населения из сельской местности в города, из одних регионов в другие. Этот процесс стал важнейшим социальным фактором образования единого нигерийского общества, определявшим в 40—50-е годы его характер и структуру. Являясь следствием неравномерности социально-культурного развития отдельных регионов, миграции усиливали внутренние хозяйственные различия и связанные с ними социальные противоречия. Потребности в неквалифицированной и квалифицированной рабочей силе покрывались в основном за счет представителей различных этнических групп. В результате устанавливалась более или менее тесная связь между социально-профессиональным положением мигранта и его этническим происхождением, а новое городское общество приобретало этносоциальный характер.
Мигранты обычно не смешивались с местным населением, а •сплачивались в этнические союзы, которые поддерживали связи как между собой, так и с родными местами. Роль этнических союзов в 40—50-е годы была огромна. По существу, они превратились в универсальный общественный институт, обеспечивав¬
206


ший связи города и деревни, традиционных общинных и современных капиталистических структур. Подобно традиционной общине, этнические союзы объединяли своих членов по принципу их 'происхождения, а не положения, но все функции союзов были приспособлены к условиям колониального города, содействуя закреплению и урбанизации мигрантов.
Этнические союзы помогали приспособиться к условиям города недавним сельским жителям, оказывали поддержку деревенским общинам, воспитывали молодежь, защищали профессиональные и деловые интересы своих членов, организовывали их досуг, контролировали соблюдение культурных и обычноправовых норм, принятых в дайной этнической группе. В Южной Нигерии этнические союзы, кроме того, оказывали большое влияние на деятельность местных советов и служили опорой политических партий. Под влиянием роста хозяйственных связей и миграций населения этнические союзы приобрели также новую функцию обеспечения монополии тех или иных этнических групп на отдельные наиболее доходные или престижные виды деятельности (344, с. 119—129).
Важной особенностью развития этнических союзов в 40— 50-е годы стало их превращение из локальных организаций в общенигерийские объединения, включавшие в себя все местные союзы данной народности. Этот процесс способствовал консолидации отдельных этнических групп и был непосредственно связан с развитием единого нигерийского общества. Первое такое объединение — Союз благоденствия ибо возник в 1928 г. К концу 50-х годов насчитывалось 47 подобных микронациональных объединений, обычно принимавших название государственных (т. е. общенигерийских) союзов [348, с. 34}.
Наиболее мощные союзы были созданы ибо; они играли значительную роль в развитии экономических связей в масштабе страны. В 1944 г. на базе созданного в 30-е годы в Лагосе Союза ибо и других земляческих союзов возник Федеральный союз ибо. В начале 50-х годов доля ибо в общем числе мигрантов составляла 54% в Бенине, 38% в Кано, 41% в Каду- не [399, с. 211}. Мигранты-ибо пополняли в основном кадры квалифицированных рабочих, специалистов средней квалификации и владельцев магазинов. Сильнее всего позиции ибо были в северном регионе, где их насчитывалось в начале 50-х годов почти 167 тыс. человек. Мобильность ибо, их быстро растущий социальный статус вызывали недовольство значительной части ■местного населения, ощущавшего себя в положении дискриминируемого большинства.
В 30—40-е годы этнические союзы сыграли большую роль в развитии городов, без них было бы невозможно приспособление к городской жизни огромных масс мигрантов. Однако по мере становления современных классов и активизации политических сил страны деятельность этнических союзов приобретала
207


в значительной степени негативный характер, росли этнические противоречия, усиливалось значение идеологии и политики этноцентризма, тормозивших объединение страны на более прочной и прогрессивной национально-политической основе. Особую роль в этом процессе сыграло монопольное положение отдельных этнических групп в том или ином секторе хозяйства.
Известное расширение образования и рост обеспеченной прослойки нигерийцев усилили значение привилегированных статусных групп. Отличительными чертами таких групп были среднее школьное и реже высшее образование, европейский образ жизни, крупные денежные доходы, сравнительно высокий уровень информированности и знаний. Элитарное положение образованных нигерийцев, типичный для этой прослойки буржуазный образ жизни ограничивали ее участие в национально-освободительном движении в основном борьбой за политическую независимость, ликвидацию господства белой элиты. Что касается привилегированных статусных групп в северном регионе («туземной» бюрократии), то они с большой опаской и настороженностью следили за усилением политической, антиколониальной активности в южных районах, видя в этом угрозу своим социальным позициям. Статусные группы играли главную роль в образовании политических партий и по мере достижения самоуправления оказывались во Bice более тесной зависимости от этнических союзов («туземных» властей—в Северной Нигерии).
Таким образом, единство поднимавшегося в стране национально-освободительного движения было непрочным, в нем таились глубокие этносоциальные и политические противоречия.
Образование национального совета нигерийских граждан — первой массовой общенигерийской партии.
Конституционные предложения А. Ричардса
В ноябре 1943 г. на окраине Лагоса, в Оджокоро, состоялось собрание представителей молодежных организаций страны — Союза студентов Нигерии, Движения нигерийской молодежи (ДНМ), Группы реконструкции Нигерии, Кружка нигерийской молодежи (482, с. 56}. На этом собрании по инициативе Союза студентов было принято решение созвать в июне 1944 г. массовый митинг представителей всех существующих в стране партий, союзов и групп с целью их объединения в единую всениге- рийскую организацию [459, с. 164}.
10 июня 1944 г. на митинге в Лагосе была принята резолюция о создании «национального совета или комитета» и оглашено «обращение молодежи» (подготовленное Союзом студентов), которое призывало все патриотические организации страны принять участие во втором массовом митинге, намеченном на 26 августа 1944 г.
208


Более 40 организаций — политические партии, профсоюзы, и том числе возникшее в 1943 г. объединение Конгресс профсоюзов Нигерии (КПН), этнические союзы, профессиональные и литературные ассоциации, религиозные группы, женские организации и различные клубы — откликнулись на обращение Союза студентов и послали своих представителей на митинг. 26 августа 1944 г. стало днем рождения общенигерийской партии — Национальный совет Нигерии. После присоединения к партии трех камерунских организаций она стала называться Национальный совет Нигерии и Камеруна (НСНК). В 1961 г. в результате проведенного ООН референдума северная часть бывшего Британского Камеруна стала частью Нигерии. В связи с этим партия была переименована в Национальный совет нигерийских граждан (НСНГ). Председателем партии был избран Г. Маколи, генеральным секретарем Н. Азикиве. Партия была создана на началах коллективного членства (индивидуальное членство было введено в 1951 г.).
Особая роль в создании НСНГ принадлежала Н Азикиве. Еще в декабре 1943 г. лагосская газета «Уэст Африкэн пайлот» опубликовала в виде серии статей его брошюру «Политические основы Нигерии», в которой предпринималась попытка определить характер дальнейшего политического развития Нигерии ч предлагался проект конституции. Азикиве считал, что Нигерия придет к самоуправлению, а затем к полной независимости путем постепенных реформ. По его мнению, политическая эволюция страны должна совершиться в течение 15 лети пройти через два этапа: предварительный (10 лет) и промежуточный (5 лет).
Предложенный Н. Азикиве проект конституции содержал статьи, гарантирующие равенство всех народов страны, а также основные гражданские права. В преамбуле проекта Азикиве подчеркивал, что только при условии создания демократического государства, владеющего средствами производства и распределения или контролирующего их, может быть достигнуто социальное равенство и всеобщее благосостояние {324, с. 43].
Распространение взглядов Н. Азикиве, несмотря на их реформистский характер, способствовало консолидации различных политических и общественных организаций страны. Эти взгляды стали теоретической базой созданной партии.
Программа НСНГ предусматривала защиту единства и суверенитета Нигерии, гарантии основных демократических прав граждан — свободу слова, печати, собраний, обеспечение справедливого распределения материальных благ, улучшение условий жизни и труда трудящихся, введение бесплатного и обязательного обучения для всех детей до 10-летнего возраста, бесплатное медицинское обслуживание. Партия обещала также поддержку местным предпринимателям и торговцам. Руководители НСНГ высказывались за сотрудничество со всеми национально- освободительными движениями Африки в интересах ликвидации
14 Зак. 203
209


на континенте колониализма и расовой дискриминации [462, с. 251—253].
Близкие и понятные нигерийцам цели партии способствовали быстрому росту ее влияния и авторитета. Уже в январе 1945 г. НСНГ насчитывала 87 организаций-членов [482, с. 58]. Партию поддерживали широкие слои национальной буржуазии, интеллигенции, а также многие рабочие и крестьяне.
Образование НСНГ было важной вехой в истории национально-освободительной антиимпериалистической борьбы нигерийцев. Фактически это была первая успешная попытка создания массовой всенигерийской организации в целях борьбы за освобождение страны от колониальной зависимости.
Появление партии, охватывающей своим влиянием обширные районы страны, встревожило колониальные власти и побудило их прибегнуть к тактике конституционного маневрирования. В начале декабря 1944 г. губернатор Нигерии А. Ричардс направил министру колоний разработанный им проект новой нигерийской конституции. Ричардс -предлагал разделить Нигерию на три административные области (региона): Северную, Западную и Восточную, в каждой из которых доминировала одна крупная этническая группа (хауса на севере, йоруба на западе, ибо на востоке). Лагос сохранял статус колонии. В областях создавались свои законодательные органы власти — палаты собрания, большую часть членов которых должны были составлять нигерийцы. В Северной области кроме палаты собрания предусматривалось создание палаты вождей в составе трех англичан и 22 традиционных правителей. В действительности полномочия региональных палат собрания ограничивались лишь возможностью выбирать неофициальных членов центрального законодательного совета и обсуждать законопроекты, касающиеся их областей.
В центральный законодательный совет, согласно предложениям Ричардса, должны были входить 20 чиновников колониальной администрации в качестве официальных членов и 29 неофициальных членов (25 нигерийцев и четверо европейцев, представляющих интересы английских торговых и промышленных компаний).
Однако Ричардс, конечно, не покушался на устои колониального режима. Предлагаемая реформа сохраняла за английским губернатором неограниченную власть, ибо он располагал правом вето в отношении любого решения центрального законодательного совета. На местах вся полнота власти по-прежнему оставалась у представителей колониальной администрации — старших комиссаров областей.
Вместе с тем (и это было главным) проект Ричардса отражал стремление колониальных властей воспрепятствовать распространению среди нигерийцев «опасных» идей единства, разжечь сепаратизм и, таким образом, направить растущую поли-
210


тичеокую активность нигерийцев по руслу межэтнических и межрегиональных распрей и конфликтов.
Известный политический и государственный деятель Нигерии М. Ожике писал в книге «Моя Африка», что предложения Ричардса означали попытку «задушить в зародыше нигерийский национализм» f458, с. 207].
Руководители НСНГ решительно выступили против конституции, подготовленной, по словам Н. Азикиве, «одним человеком, без ведома и согласия миллионов нигерийцев, которых она непосредственно касается» (822, с. 13]. В конце марта 1945 г. партия направила губернатору меморандум, содержавший резкую критику конституционных предложений (подробнее см. [369, с. 76}). Меморандум требовал ввести фактическое, а не мнимое представительство нигерийцев.
Партия разработала план активных действий. Во всех районах страны проводились митинги и демонстрации, был организован сбор подписей под протестами против введения конституции. В основанных Н. Азикиве газетах («Уэст Африкзн пайлот», «Истерн Найджириа гардиан», «Дейли комет» и др.) регулярно публиковались статьи, разоблачавшие опасный замысел колонизаторов. Активная борьба против плана Ричардса, возглавленная НСНГ, сопровождалась усилением влияния и престижа партии. К концу 1945 г. она объединяла уже 180 организаций- членов [532, Х.1945, с. 165; 392, с. 147].
Однако министр колоний Великобритании решил пренебречь мнением нигерийцев. Губернатор А. Ричардс получил указание ускорить подготовку к претворению в жизнь его предложений. 19 ноября 1945 г. английская палата общин рассмотрела и утвердила проект конституции для Нигерии. Всего лишь 30 минут потребовалось английским парламентариям для решения вопроса, затрагивавшего судьбы многих миллионов людей.
Но на этом борьба нигерийцев против навязанной им конституции не закончилась. В рамках программы активных действий руководство НСНГ приняло решение направить представительную делегацию в Англию, чтобы выразить протест непосредственно министру колоний. Перед посещением Лондона лидеры НСНГ совершили поездку по стране, с тем чтобы заручиться поддержкой населения. В этой поездке, длившейся восемь месяцев, приняли участие члены руководства Г. Маколи *, Н. Азикиве, М. Имоуду, А. Олорун-Нимбе, Н. Эесеин. Представители НСНГ посетили более 150 населенных пунктов во многих частях страны. Письменные мандаты в поддержку направления в Лондон делегации партии были получены от 153 общин. Для оплаты поездки делегации было собрано 13,5 тыс. ф. (482, с. 61).
Беспрецедентная по продолжительности и масштабу поездка
* Вскоре после начала поездки, будучи в Кано, Маколи заболел и вынужден был вернуться в Лагос. 7 мая 1946 г. он умер. День его похорон стал в Лагосе днем общего траура (482, с. 61; 463, с. 133].
14*
211


Административное деление Нигерии


и Британского Камеруна (1947 г.)


лидеров НСНГ способствовала ускорению политического пробуждения масс. Нигерийский историк С. Особа писал, что она «привела политику протеста к порогу многих нигерийских общин» и дала возможность жителям глубинных районов страны «впервые увидеть живых представителей образованной городской элиты, жаждавших предложить им свое политическое руководство» (цит. по {250, с. 164}). Вместе с тем эта поездка убедительно опровергла утверждения официального Лондона о том, что НСНГ является слабой, малочисленной, не имеющей влияния в стране организацией.
Предложенная Ричардсом конституция с небольшими изменениями вступила в силу 1 января 1947 г.
Делегация НСНГ выехала в Лондон в июне 1947 г. Лишь 13 августа 1947 г. делегация смогла вручить министру колоний меморандум: долгое время министр колоний отказывался ее принять. В меморандуме содержались требования об отмене конституции и предоставлении народу Нигерии «большей политической ответственности».
Как уже отмечалось, конституция Ричардса имела своей целью ослабить и расколоть национально-освободительное движение. Однако нельзя недооценивать и того, что сам факт принятия конституции, предусматривавшей расширение представительства африканцев в законодательном совете, свидетельствовал об отступлении колонизаторов.
Колониальные власти полагали, что они смогут маневрировать и отступать достаточно долго. Выступая на сессии законодательного совета, сформированного в соответствии с новой конституцией, А. Ричардс говорил о необходимости постепенного продвижения по пути к самоуправлению, о том, что нельзя передавать политическую власть в «неопытные руки» африканцев, не обученных искусству управлять страной [656, с. 250—251}.
Конституция Ричардса, ставшая начальным этапом на пути конституционных маневров, должна была действовать 9 лет. Однако срок ее действия оказался намного короче.
Рабочее движение в первые послевоенные годы (Всеобщая забастовка 1945 г. События в Энугу)
В годы войны резко ухудшилось материальное положение рабочих и служащих страны. Рост цен на товары массового потребления вызвал катастрофическое падение реальной заработной платы трудящихся. В 1941 г. она понизилась на 68% по сравнению с 1939 г. (513а, с. 159}. Растущее недовольство рабочих, прибегавших к забастовкам, демонстрациям, маршам протеста, вынудило колониальные власти ввести в 1942 г. связанную с ростом цен надбавку к заработной плате рабочих и служащих государственных предприятий в размере 50% основной
214


станки. К 1945 г. стоимость жизни выросла по сравнению с 1942 г. не менее чем на 75% [170, с. 98}. Организованные^ профсоюзы рабочие требовали нового повышения заработной платы. К этому времени в .Нигерии имелось 97 профсоюзов, объединявших 41 тыс. рабочих и служащих [347, с. 129}.
В марте 1945 г. Федерация профсоюзов рабочих и служащих государственных предприятий, объединявшая 16 профсоюзов (создана в 1941 г.), выступила с требованиями: немедленно увеличить на 50% надбавку, введенную в 1942 г., повысить минимальную заработную плату различным категориям рабочих и служащих, установить минимальную дневную ставку заработной платы в размере 2 шилл. 6 пенсов [347, с. 161—162}. Колониальные власти, долгое время «рассматривавшие вопрос», в начале мая 1945 г. отвергли эти требования. В конце мая руководители профсоюзов во время встречи с главным секретарем колонии вновь подтвердили свои требования ('170, с. 7}. Однако 11 июня они были уведомлены, что власти не будут увеличивать заработную плату, но «возобновят усилия» по установлению контроля над ценами.
18 	июня 1945 г. руководители федерации профсоюзов рабочих и служащих государственных предприятий направили главному секретарю колонии «'последнее предупреждение», информируя его, что, если до 21 июня власти не дадут положительного ответа, трудящиеся прибегнут к всеобщей забастовке (170,
с. 7—8].
Колониальные власти игнорировали это предупреждение. 22 июня 1945 г. рабочие и служащие государственных и муниципальных предприятий Лагоса — железнодорожники, докеры, связисты, строители, печатники — начали забастовку. К ним присоединились многие рабочие частных промышленных и транспортных предприятий Лагоса, а также ряда других городов, главным образом в южных районах страны. К концу июня забастовка охватила практически всю территорию Южной Нигерии и некоторые центры Северной Нигерии. Она стала всеобщей.
Деловая жизнь была почти полностью парализована. Резко сократилось движение поездов. Колониальные власти оказались не в состоянии обеспечить перевозку экспортных грузов.
Точные данные о числе бастовавших отсутствуют. По официальным, по-видимому значительно уменьшенным, данным, число забастовщиков составляло около 33 тыс. [103, 6 сер.,
т. 413, с. 634—635]. По оценке американского африканиста У. Э. Хантона, общее число стачечников достигало 150 тыс. [292, с. 74}. В забастовку были вовлечены рабочие и служащие разных этнических групп, а также многие неорганизованные рабочие, не принимавшие ранее участия в стачечной борьбе. Это, быть может, не совсем осознанное проявление пролетарской солидарности было наиболее важной особенностью забастовки.
215


Другая ее особенность состояла в стойкости забастовщиков* Несмотря на колебания и готовность к соглашательству отдельных профсоюзных лидеров, большинство рабочих отказывалось вернуться к работе до удовлетворения их требований.
На стороне забастовщиков выступала партия НСНГ. Печатные органы этой партии, газеты «Уэст Африкэн пайлот» и «Дейли комет», издававшиеся в Лагосе, активно поддерживали рабочих, став «рупором бастующих» [527, 16.VII.1945].
Размах забастовки, стойкость и решимость ее участников были полной неожиданностью для колониальных властей. Они оказались вынужденными менять тактику. Вначале колониальная администрация рассчитывала на прямое подавление забастовки. Однако угрозы и репрессии (арест ряда профсоюзных руководителей, запрещение газет «Уэст Африкэн пайлот» и «Дейли комет») не принесли желаемых результатов. Пришлось согласиться на рассмотрение требований трудящихся о повышении заработной платы, отказаться от наказания участников забастовки, отменить готовившиеся судебные процессы над арестованными руководителями стачечников, снять запрет на издание газет НСНГ [347, с. 163]. Только после этого забастовка, длившаяся 44 дня, была прекращена.
Начавшиеся после окончания забастовки переговоры между представителями нигерийских профсоюзов и колониальной администрацией оказались безрезультатными. Представители профсоюзов продолжали настаивать на повышении заработной платы. Они требовали увеличить надбавку к заработной плате, введенную в 1942 г., -на 50%, а колониальные власти соглашались повысить ее лишь на 20% [103, 6 сер., т. 415, стб. 2270— 2271]. Поскольку не удалось прийти к согласию, министр колоний назначил специальную комиссию, состоявшую из английских чиновников во главе с Т. Дэвисом, для определения прожиточного минимума нигерийских трудящихся. До завершения работы этой комиссии надбавка увеличивалась на 20%.
Отчет комиссии Дэвиса был опубликован в апреле 1946 г. Составители отчета стремились скрыть или, во всяком случае, сгладить подлинные причины забастовки. Тем не менее этот документ содержал немало материалов, свидетельствовавших об исключительно тяжелых условиях жизни и труда рабочих и служащих Нигерии. Это объясняется тем, что в ходе заседаний комиссия была вынуждена заслушать многочисленные свидетельства профсоюзных активистов, которые показали истинное положение трудящихся. В итоге комиссия пришла к заключению, что забастовка была вызвана нежеланием колониальных властей прислушаться к голосу рабочих.
Комиссия Дэвиса признала обоснованными требования профсоюзов о повышении минимальной заработной платы и рекомендовала увеличить надбавку на 50%. Эта рекомендация была выполнена. С августа 1945 г. рабочие стали получать повышен¬
216


ную надбавку, а вся задолженность за прошедшее время должна была выплачиваться в течение 12 месяцев, начиная с июля 1946 г. [ЮЗ, 6 сер., т. 423, стб. 273].
Успех всеобщей забастовки заставил власти обратить пристальное внимание на нигерийское профсоюзное движение. Они добивались выхода Конгресса профсоюзов Нигерии из НСНГ. Колониальные чиновники вместе с направленными в Нигерию представителями английских тред-юнионов настойчиво внушали умеренным лидерам КПН мысль о необходимости «держать рабочее движение вне политики». В итоге на состоявшемся осенью 1948 г. съезде КПН была принята резолюция о разрыве с НСНГ [347, с. 73].
Радикальные лидеры КПН оказались в замешательстве. Некоторые из них поговаривали о создании независимой рабочей партии, другие сформировали специальный комитет в надежде склонить КПН к пересмотру принятого решения. Но ни то, ни другое не удалось, и в марте 1949 г. в противовес КПН была создана Национальная федерация труда Нигерии (НФТН), которую возглавили М. Имоуду, Ф. Кокер и Н. Эзе.
Однако соперничество между КПН и НФТН было недолгим. В конце 1949 г. в Нигерии произошло событие, которое не только вновь сблизило лидеров профсоюзов, но и серьезно изменило общую политическую обстановку в стране. В пятницу, 18 ноября 1949 г. по приказу английских офицеров полиция открыла огонь по бастовавшим шахтерам Энугу. По официальным данным, было убито и ранено около 50 человек. Как и в других подобных случаях, колониальные власти выдвинули версию о «вынужденном» характере такой меры. Власти утверждали, что полицейские открыли стрельбу в целях «самообороны», ибо шахтеры оказывали им сопротивление и были агресс�