С. Д . МСТИСЛАВСКИЙ
пять.
ДНЕЙ
НАЧАЛО И КОНЕЦ
ФЕВРАЛЬСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
Cf
КУЧКОВОполе
Москва
2017

УДК 82-94
ББК 63.3(2)524
М89
Публикуется по изданию:
Мстиславский С.Пять дней. Начало и конец
Февральской революции. Берлин - Петербург - Москва, 1922;
Октябрьские дни. М„ 1927;
Брестские переговоры. (Из дневника). СПб ., 1918.
Мстиславский, СергейДмитриевич
М89 Пять дней: Начало и конец Февральской револю­
ции; Октябрьскиедни; Брестскиепереговоры/Вступ.
ст.С.И .Дробязко;примеч.Д .Д.Зелова. — М.:Кучково
поле, 2017. —
320 с. — (Библиотека русской револю­
ции)
ISBN 978-5 -99500837-8
Внастоящее издание вошли три малоизвестных и разно­
плановых произведения писателя-революционера Сергея
Дмитриевича Мстиславского, посвященные драматичным
событиям 1917 года, непосредственным участником кото­
рых он был. Автор воссоздает события того времени — от
перехода войск Петроградского гарнизона н а сторону вос­
ставших до разгона Учредительного собрания — передаю­
щие атмосферу революционного города, рисует портреты
людей, игравших заметную роль в событиях, приведших
к коренному переустройству общественной и политиче­
ской жизни России.
УДК 82-94
ББК 63.3(2)524
ISBN 978-5 -9950-0837-8
© ООО «Кучково поле», 2017

Вступительная статья
Революционер и писатель, Сергей Дмитриевич
Мстиславский (настоящая фамилия — Масловский)
родился 23 августа 1876 г. в Москве в семье дворянина
и профессионального военного. Его отец — генерал-
майор Дмитрий Федорович Масловский (1848-1894)
был известным военным историком, профессором
и начальником кафедры русского военного искус­
ства Николаевской академии Генерального штаба.
Получив среднее образование в Первой Московской
частной гимназии Ф. И. Креймана и в гимназии при
Историко-филологическом институте в Санкт-Петер­
бурге, Сергей поступил на естественное отделение
физико-математического факультета Санкт-Петер­
бургскогоуниверситета, откуда был отчислен в 1899 г.
за участие в студенческой манифестации. Два года спу­
стя ему удалось сдать экстерном государственные эк­
замены и устроиться на службу библиотекарем в ака­
демию Генштаба.
Социально-политические потрясения тех бурных
лет не обошли стороной Сергея, как и многих из
его сверстников. В 1904 г. он вступает в Партию со-
циалистов-революционеров и уже в следующем году
становится председателем межпартийного Боево­
го рабочего союза, а также одним из руководителей
нелегальной военной организации «Всероссийский
ВСТУПИТЕЛЬНАЯ СТАТЬЯ
ы

офицерский союз» и редактором выпускаемого сою­
зом подпольного журнала «Народная армия». Во вре­
мя Первой русской революции 1905-1907 гг. Сергей,
действуя под разными партийными псевдонима­
ми, участвовал во многих акциях эсеров, занимался
подготовкой вооруженного восстания в Петербурге
и Кронштадте. В 1910 г. Мстиславский был арестован
и оказался в камере Петропавловской крепости, од­
нако из-за непричастности к подготовке восстания
в Финляндском военном округе (в чем его пытались
обвинить), вскоре вышел на свободу и вернулся к под­
польной работе и службе в академии.
В 1916-1917 гг. Мстиславский входил в обществен­
но-литературную группировку «Скифы», будучи одним
из редакторов двух одноименных сборников. Свое­
образным манифестом этой группы стало пронизан­
ное романтическимиреволюционными настроениями
введение к первому сборнику «Скифы», іде уделом «мя­
тущихся духовных скифов» провозглашалась «неудов­
летворенность и непримиримость», а «проповеди тихо­
го, умеренного приятия жизни, тихого, размеренного
житейского горения» противопоставлялась «вечная ре­
волюционность» исканий «непримиренного и непри­
ми р им о го духа», «благоразумию» — «святое безумие».
Вскоре СергеяДмитриевича вновь захватил водово­
рот революционных событий. Вконце февраля 1917 г.
он вместе с другими старыми революционерами, де­
легатами восставших воинских частей и заводов ока­
зался в созданном на скорую руку штабе восстания,
заседавшем в Таврическом дворце, а затем работал
в Военной секции Петроградского совета. Его «звезд­
ным часом» стала миссия в Царское Село, когда Петро-
совет заподозрив намерение Временного правитель­
ства отправить отрекшегося от престола Николая II
в Англию, принял решение арестовать бывшего мо­
[6]
ВСТУПИТЕЛЬНАЯ СТАТЬЯ

нарха и поместить его в Петропавловскую крепость.
Однако Николай II к тому времени уже находился под
стражей, и миссия Мстиславского, явившегося 9 мар­
та с воинским отрядом в Царское Село, оказалась
исчерпана после того, как ему предъявили аресто­
ванного царя, а Временное правительство и министр
юстиции А. Ф. Керенский дали Исполнительному ко­
митету Петросовета соответствующие гарантии. Сам
же Мстиславский наотрез отказался от предложенной
ему должности комиссара по надзору за император­
ской семьей.
После Октябрьского переворота и раскола партии
эсеров С. Д. Мстиславский вошел в ЦК партии левых
эсеров (ПЛСР), поддержавших большевиков. П съезд
Советов, утвердивший своим голосованием приход
к власти Совета народных комиссаров, избрал его во
Всероссийский Центральный исполнительный коми­
тет (ВЦИК). Вноябре 1917 г. СергейДмитриевич как
представитель партии левых эсеров входил в состав
первой советской делегации на мирных перегово­
рах с немцами в Брест-Литовске. Зимой 1917-1918 гг.
он являлся председателем Комиссии ВЦИК по фор­
мированию партизанских частей, комиссаром всех
партизанских формирований и отрядов РСФСР, а в
апреле 1918 г. возглавлял «штаб формирования пар­
тизанских отрядов» и даже командовал войсками на
фронте Воронеж— Зверево, имевшими задачу остано­
вить немецкое наступление с территории Украины.
После подавления большевиками восстания левых
эсеров, пытавшихся спровоцировать войну с Герма­
нией (6-8 июля 1918 г.), Мстиславский, к тому време­
ни уже не принимавший участия в активной партий­
ной работе, окончательно порвал с ПЛСР и примкнул
к украинским социалистам-революционерам — бо-
ротьбистам.
ВСТУПИТЕЛЬНАЯ СТАТЬЯ
[7]

В1921 г. С. Д. Мстиславский отошел от политической
деятельности и целиком посвятил себя литературно­
му творчеству. Его перу принадлежит ряд романов из
истории революционного движения в России: «На кро­
ви» (1927) — о революции 1905-1907 гг., «Партионцы»
(1932) — о народовольцах, «Накануне. 1917 год» (1937)
и др. Особенную известность приобрел его роман
о Н. Э. Баумане «Грач, птица весенняя» (1937). Книги
«Крыша мира» (1925) и « Черный Магома» (1932) посвя­
щены жизни народов Средней Азии и Кавказа. Мсти­
славский был одним из создателей и членом редакции
журнала «ЛОКАФ»(с 1933 г. журнал «Знамя»), редактором
издательства «Федерация», кроме того руководил семи­
наром Литературного института. Оценив писательский
талант Сергея Дмитриевича, партийное руководство на­
значило его официальным биографом В. М. Молотова.
Несмотря на свое эсеровское прошлое, С. Д. Мстислав­
ский, в отличие от многих бывших товарищей по пар­
тии, не подвергался репрессиям и скончался 22 апреля
1943 г. в Иркутске, где находился в эвакуации.
Книга «Пять дней. Начало и конец Февральской ре­
волюции» в творчестве С. Д. Мстиславского занимает
особое место. Это не роман, а документальный рассказ
о некоторых событияхреволюции 1917 г. их непосред­
ственного и активного участника. Хронологические
рамки повествования заключают в себе период с кон­
ца февраля 1917 и до начала января 1918 г., определяя
начало революции переходом войск петроградского
гарнизона на сторону восставших, а ее завершение
разгоном большевиками Учредительного собрания.
Таким образом, перед глазами читателя проносится
ряд ярких эпизодов, передающих атмосферу револю­
ционного Петрограда, на фоне которых высвечивают­
ся портреты людей, игравших ту или иную роль в дра­
матических событиях.
[8]
ВСТУПИТЕЛЬНАЯ СТАТЬЯ

Вошедшие в эту книгу произведения С.Д.Мстислав­
ского были изданы впервые вскоре после революции
и с тех пор ни разу не переиздавались. Публикация
воспоминаний писателя-революционера, предприни­
маемая в год столетия российских революций 1917 г.,
будет особенно ценна, интересна и актуальна для всех
любителей отечественной истории и культуры.
С. И. Дробязко
ВСТУПИТЕЛЬНАЯ СТАТЬЯ
[9]

НАЧАЛО И КОНЕЦ
ФЕВРАЛЬСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ

День первый.
Февральский переворот
(27 февраля — 1 марта)
«На плацу стреляют».
В первую минуту не поверилось. Однако, встал , по ­
дошел посмотреть.
Окна нашего так называемого штаб-офицерского
флигеля Николаевской военной академии выходили,
по заднему фасу, на Суворовский плац, по ту сторону
которого, за высокой стеной, через улицу, тянулись
Преображенские казармы, временно занятые запас­
ными батальонами Волынского и Литовского полков.
Но из окон ничего необычного н е было видно. Погреб.
Караулка. Поленницы дров. Заборы. Застыло н а веревках
развешанное белье. Плац, насколько хватает кругозору, —
пуст: более пуст, ч ем обычно в ранние утренние часы, коіда
академики торопятся в манеж н а первую верховую смену.
Я накинул шинель и вышел. Двойные тяжелые две­
ри подъезда были приперты. Непривычно всклоко­
ченный, ставший суетливым и вертлявым швейцар
переминался на площадке.
—
Лучше бы не ходить, ваше высокородие, стреляют.
Казначей вышли — вернулись. Как за угол завернули,
так по ним это— бах, бах, из пулеметачтоли, или как...
—
Да что, в самом деле! Кому здесь стрелять?
Поистине. Ведь весь этот район города, по линии: Ли­
тейный — Бассейная— Суворовский, и дальше до Невы,
заполненный казармами, военными учреждениями, го-
пять ДНЕЙ

спиталями и складами, являлся настоящим «военным го­
родком», который мы, работники революционных воен­
ных организаций, еще в далекие ныне девятисотые годы,
при расчислении проектов вооруженного восстания, не
надеясь на присоединение гарнизона, привычно считали
естественным, так сказать, редюитом* правительственной
обороны, — последней и сильнейшей городской позици­
ей правительственных войск. Именно потому, что здесь
сосредоточена такая масса воинских частей: кавалергар­
ды, конвойцы, 9-й запасный полк, жандармский дивизи­
он, конная артиллерия, 1-я гвардейская артиллерийская
бригада, преображенцы, гвардейские саперы, 18-й са­
перный батальон, Военная академия, офицерская кава­
лерийская школа, и многое множество мелких команд...
Опыт восстаний учит, что в районе своих казарм — тем
паче в самих казармах— войска дерутся гораздо упорнее
и охотнее. И теперь, в февральские дни, когда по всему го­
роду, не исключая и центральных кварталов, невозбран­
но уже перекатывались волны народных толп, — здесь,
в нашем «военном районе», очерченном колючей прово­
локой Шлыковыхзастав— было тихо: ни одного мятежно­
го вскрика на улице, ни одной демонстрации...
И не далее, как вчера, обходя его в самый разгар де­
монстрации наЛиговке, на Знаменской, на Литейной—
всюду видел я тесно-надежно сомкнутые спины засло­
нявших «редюит» рот. Вчера в первый раз стреляли по
толпе на Невском. И после залпов народ схлынул с улиц,
как всегда. Оттуда — выстрелов не было. Не было боя.
Кто же мог и какой силой сегодня прорваться на плац?
Ивдруг, словно молотом, ударило неожиданное, не­
вероятное, но все сразу, звуком одним разъяснившее
слово, тихим шепотом:
* Редюит— небольшие укрепления, служащие последним опло­
том обороны. — З десь и далее, если не указано иное, примеч. ред.
М
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

—
Сказывают, волынцы взбунтовались.
Волынцы?!
Как только открылась дубовая, тяжелая дверь,
сразу же явственно слышно стало беспорядочное,
в перебой, хлопанье ружейных ударов. Оно казалось
приглушенным, далеким. Подойдя к углу флигеля,
я увидел, у входа в академическую канцелярию, через
двор, с десяток дворников и служителей, жавшихся
у Стенки, жадно и испуганно смотря вглубь двора, на
противоположный конец плаца. Там, далеко, у мане­
жа и конюшен нашего эскадрона, у раскрытых ворот,
выводивших к казармам волынцев, — сталкиваясь,
собираясь в кучки и рассыпаясь снова, маячили, взма­
хивая руками, маленькие серые фигурки. Взблескива­
ли стволы.
Кто-то там , у стены, поднял ладонь, предупреждаю­
ще и несмело. И тотчас почти (случайность!) — цокну-
ла где-то у ног, задорно и озорно, по заледенелым бу­
лыжникам, на излете, шальная пуля.
Не успел я пройти половину расстояния, отделяв­
шего наш флигель от главного корпуса Академии —
стоявшие у стены внезапно шарахнулись и, толкаясь,
стадом бросились в подъезд. Оглянулся: направо за
церковью, где тянулись почти до самого манежа со­
сновые и березовые штабели, — пригибаясь к земле,
припадая в ямы, за сорные кучи, за дрова, бежали,
ползли солдаты: без фуражек, иные без шинелей,
в одних расстегнутых мундирах. Стрельба за дальней
оградой, на Парадной, усилилась. Я вошел в опусте­
лый академический подъезд.
Вприхожей канцелярии, писари и чиновники тес­
ной толпой обступили четырех іусар нашего эскадро­
на и человек шесть запыхавшихся, тяжело дышавших
преображенцев. Вахмистр, отрапортовав, рассказы­
вал, уже «своими словами», дежурному штаб-офицеру:
[ 15]
пять ДНЕЙ

—
Пришли кучей: «Шабаш, ребята, выходи на
улицу». Люди вышли, как были, ни винтовок, ни ша­
шек не взяли. Патронов — те -то — искали, не нашли.
А цейхгауза не тронули.
—
Пьяные? — кривит губы полковник.
—
Никак нет. В себе народ, как есть.
—
Эскадрон весь вышел?
—
Все, без спору, окроме нас четверых.
—
Ну, спасибо за службу. Куда же нам вот преобра-
женцев девать?
Разъяснилось: когда волынцы вышли и двинулись
снимать соседние батальоны, ближайшая к ним
команда преображенцев, накануне бывшая на ус­
мирении, разбежалась, опасаясь расправы. К ним
присоединились и те — волынцы, литовцы, преоб-
раженцы, — ч то вообще «напугались скандалу», как
объясняли они нам потом в академическом подвале.
«Статочное ли дело: господ офицеров, слова не говоря
до смерти... За это ведь отвечать надо».
Беглецы бросились на наш плац, сначала в манеж ,
а затем, когда волынцы и литовцы ворвались в воро­
та, — дальше к Таврической и Суворовскому музею.
Часть укрылась в здании Академии, куда, до них
еще, «спаслось» несколько офицеров тех же восстав­
ших полков.
—
Вподвалы их, что ли?
—
Надо с осторожной, — говорит вахтер Платоныч,
поводя лисьим, рыжим, словно вынюхивающим ли­
цом.
—
Найдут, разнесут всю Академию. Лучше бы
в типографию, в бумажную кладовую.
Затесавшийся сюда же метранпаж*, высовываясь
из-за припомаженных писарских голов — протестует
* Метранпаж — старший наборщик в дореволюционной типо­
графии, подготавливавший оригинал-макет будущего издания.
[іб]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

визгливым фальцетом: и прятаться в кладовую плохо,
и вход в типографию прямо с плаца. Но Платоныча
пр ивы кли слушать в делах хозяйственных: преобра-
женцев сдают метранпажу — для размещения за бу­
мажными кипами.
В профессорской сумрачно, до жути. Даже ходят
тихо, сдерживая звон шпор. Нахмуренные. Все молчат.
Только один из самых древних наших генерал-лейте­
нантов бубнит, тряся седыми бакенбардами, упрямо,
словно споря, хотя никто ему и голоса не подает:
—
Пустяки. Вернутся. Вернутся и покаются. Куда
им идти?.. А? Вот именно: куда им идти?
И в шестой раз нажимает кнопку звонка в офицер­
ское собрание:
—
Что же они там... гм .. . чаю не несут!
Чиркая по паркету сбившейся на каблук шпорой,
быстро и взволнованно входит дежурный офицер.
—
Преображенцы подняли на штыки Богдано­
вича1.
Кто-то перекрестился. Заведующий хозяйством,
младший из нас и по-кавалерийски откровенный,
хмуро оглядывает осевшие по всем углам генераль­
ские плечи:
—
Ну-с, если найдется у них теперь прапорщик с го­
ловой — наделают они дела...
Пойти было некуда.
Революция застала нас, тогдашних партийным лю­
дей, как евангельских неразумных дев, спящими.
Теперь, через пять лет, непонятным кажется, как
можно было в нарастании февральской волны не по­
чувствовать (не говорю уже «осознать») надвигавшей­
ся бури: ведь к этим дням многие из нас готовились
годами — долгими годами царского подполья, напря­
женной, жадной, верящей мыслью... И когда пришла,
наконец, она, — долгожданная, желанная:
[17]
ПЯТЬ ДНЕЙ

—
Некуда было идти.
Уверен: когда исполнятся времена и сроки, и станет
на очередь «история Февральской революции», — н ай­
дутся очевидцы и участники, которые засвидетель­
ствуют о прозорливости каких-нибудь комитетов,
о каких-нибудь совещаниях, и за взмывами рабочей
и солдатской «толпы» постараются привычным жестом
историка подставить фигурки каких-нибудь «героев».
Так было, так будет. Ведь даже по горячему следу, —
когда тотчас, после переворота «Союз офицеров 27 фев­
раля» попытался установить ход событий, запросив
по полкам участников февральского восстания, — мы
получили на вопрос о том, кто первый вывел Волын­
ский полк — семь заявлений — семи приписавших
себе этот начальный для февральского переворота
акт. Семь описаний выхода волынцев, ни в чем почти
не сходных друг с другом. Поставленный в необходи­
мость (по должности тов. председателя Союза) — разо­
браться в семи свидетельствах этих, — я успокоился
на уверенности, что полк вывел, в действительности,
кто-то восьмой, безымянный, — заявления нам, как
и должно было ожидать, не приславший.
И это было в дни, когда переворот, во всех подроб­
ностях своих, еще жил перед нашими глазами, когда
можно было проверить каждое слово. Что же будет пи­
саться через годы, когда уже мохом порастут могилы
февральских убитых...
Но на деле — кроме кружков, варившихся в соб­
ственном соку или, еще того хуже, в военно-патриоти­
ческих восторгах, социалистические партии тех дней
не имели ничего. И пойти было некуда...
На улицу? В «очевидцы»?
Дома — найдут скорее.
Суворовский плац остался водоразделом. «Передо­
вые части противника» — несколько солдат с винтов­
[і8]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

ками, без подсумков и даже поясных ремней, в рас­
стегнутых шинелях—дошли толькодо караулки— на
полпути от Манежа к главному зданию Академии: в са­
мое здание не заходил никто. Профессораи слушатели
разошлись по домам, сдав, в большинстве, шашки на
хранение в Академический музей, так как получено
было известие, что на улице разоружают офицеров.
Стрельба на Парадной и Кирочной смолкла: уже
часа три не слышно было ни одного выстрела. На
Суворовском по-прежнему было безлюдно и тихо,
и по-прежнему, перед самыми нашими окнами, на
углу проспекта и Таврической, у сберегательной кас­
сы (в помещении которой сегодня в ночь — упорно
говорили в Академии — состоялось революционное
совещание, на котором был «сам» Керенский)— стоял,
переминаясь, зазябший Преображенский пикет.
Только около часу дня зазмеились по тротуарам,
просачиваясь отНевского и Бассейной, вереницы про­
хожих: здесь, там, — у ворот и подъездов стали нако­
пляться кучки, настороженные, ищущие. Мелькнули,
наконец, первые солдатские шинели. Солдаты шли
вразброд, без оружия, отжимаясь в сторону и словно
стесняясь любопытных взглядов останавливавшихся,
обертывавшихся к ним прохожих...
К пикету подошла смена. По-уставному. Солдаты
подтянулись, построились. Разводящий отдал ко­
манду... Но в тот же миг кругом сгрудилась, неведо­
мо откуда, сразу наросшая толпа. Заслонила. И когда
она рассыпалась снова — пикета уже не было: двое
«вольных» вели под руки, махая шапками , молодце­
ватого ефрейтора с «Георгиями», а над головами рас­
ходившихся — победными трофеями взметывались
отданные винтовки.
Словно ждала этого улица. Ожила, затопотала сотня­
ми ног. Закружились, засвистали целыми роями высы­
[19]
ПЯТЬ ДНЕЙ

павшие из переулков, из-за ворот на мостовую, на самую
ширь улицы — подростки. Перехватили одинокого,
уныло тянувшегося извозчика, с двумя седоками: воен­
ным врачом и штатским. Кричат в перебой. Врач встает
в санях, с трудом протаскивает сквозь прорез пальто жи­
денькую погнутую железную шашчонку, отдает толпе
и сам что-то кричит и смеется. Толпа отвечает радост­
ным гулом, расступается, и извозчик трусит дальше.
Бичом стегнул по напрягшимся нервам пронзи­
тельный, дерзкий, долгий автомобильный гудок.
Мгновенно разбрызнулась по тротуарам шумевшая
посреди улицы, на трамвайных рельсах, летучая сход­
ка и — стоголосым победным ревом дрогнули стекла:
крутым виражом, сворачивая с Суворовского на Тав­
рическую, проносится под нашими окнами синий,
императорскими золотыми орлами надверцах тускло
мигнувший лимузин, с красным, бешено бьющимся
о древко флагом у руля, весь переполненный воору­
женными. Матросы Гвардейского экипажа. Кричат.
Машут... За первым почти тотчас второй, такой же на­
рядный и страшный.
Анавстречу, уже от Таврического, грузно и грозно,
еле ворочая цепями передач, проползает грузовая
платформа, вся ощетинившаяся штыками. Солда­
ты, рабочие, студенты, женщины... Передний ряд,
навалившись на плечи шоферов, держит ружья на
изготовку.
Весь зачернел людьми Суворовский проспект.
В Заячьем переулке, наперекосок от Академии, идет
митинг. Выпряжена ломовая телега, и с нее, высясь
над головами, пошатываясь на зыбком помосте, сме­
няют друг друга ораторы — в картузах, шапках, котел­
ках и просто длинноволосые... Прошли с Таврической,
шаркая туфлями по снеіу, в арестантских халатах, куч­
кой, — десятка три женщин. На Суворовской рассыпа­
ло]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

лисъ: прощаются... Из наших ворот, по-прежнему без
шапок и шинелей, крадучись, выбираются на проспект,
вмешиваясь в толпу, спасавшиеся у нас преображенцы.
Жена возвращается из города: всюду то же. Авто­
мобили и толпы. Разбит арсенал. Говорят, одних бра­
унингов разобрали по рукам несколько десятков ты­
сяч. Стрельбы по улицам много, но все зрящая: палят
больше подростки— у них у всех почти револьверы...
«Видел ж енщин? Уголовные из Литовского*. Тюрь­
мы открыты».
А на углу бурлит мертвой зыбью на месте густая,
радостная, все нарастающая толпа...
Затаившись за выступом дома — резко, во весь
свист подал сигнал подросток. Оглянулись на Тавриче­
скую: все разом. И хлынули, давя друг друга к панели;
буравя отбегающую толпу, пробираются вперед, щел­
кая затворами, вооруженные... Студенты, рабочие...
Рассыпаются в цепь поперек Таврической.
Носновакто-то кричит и машет. И снова— возбуж­
денно, призывно колышась, отзывается толпа. Дула
опускаются. К цепи, на раскормленном моіучем, ши­
рококостном караковом жеребце, горяча его, подъез­
жает солдат артиллерист, салютуя широкой блестя­
щей офицерской шашкой.
—
У-ра-а-а!
Ксолдату теснятся. Придерживаясь за стремя, впри­
прыжку провожают его сквозь толпуребятишки. Взле­
тают вверх шапки. Исступленно палят в воздух на тро­
туарах подростки. Медленно, пляшущим шагом едет
солдат, красуясь, выгибая шею коню мундштучным
железом...
* Имеется в виду Литовский замок — тюрьма в Петрограде,
напротив Новой Голландии, на пересечении Мойки и Крюкова
канала. 27февраля 1917 г. все заключенные были выпущены из
тюрьмы, а сама она сожженавосставшими.
пять ДНЕЙ
[21]

Должно быть, выступила гвардейская артиллерия...
Вечереет. Тише на улице. Таврическая запружена
людьми: тянутся ко дворцу.
Дрогнул в кабинете телефонный звонок.
«Товарищ Мстиславский? Говорит Капелинский».
Капелинский2— меньшевик -интернационалист.
Секретарь Петроградского союза рабочих потреби­
тельных обществ, председателем правления (а затем
тов. председателя Совета) которого я был в военное
время, между прочими делами. Он был арестован
месяца полтора-два назад, при ликвидации рабочей
группы Центрального Военно-промышленного коми­
тета3, лидеры которой — Богданов4, Гвоздев5, Бройдо6
были в то же время наиболее активными работника­
ми правления и нашего союза: по связи с ними, был
«приобщен к лику» и Капелинский.
Раз он на свободе— значит «Крестов»*, действитель­
но, нет.
—
Сейчас же приходите в Таврический, комната
No 13. Ну, дождались, кажется! Смотрите только, скорее.
—
Иду.
Вешаю трубку. Иду собираться. Штатское пальто
поверх френча: прикрыть погоны от недоразумений
на улице.
Опять трещит звонок:
—
Это я, Капелинский. Может быть, прислать авто­
мобиль? Мы ведь сейчас не как-нибудь...
—
Не стоит: тут два шага.
Темным кажется приземистый, распластавшийся по
земле Таврический дворец, — хотя весь он, от окна до
* «Кресты» — знаменитая петербургская одиночная тюрьма,
возведенная в конце XIX в. на Выборгской стороне. Свое назва­
ние получила из-за двух крестообразных по форме корпусов. Все
заключенные тюрьмы были освобождены в начале Февральской
революции.
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

окна, горит огнями; зловеще светится на тусклом ночном
небе его стеклянный купол. На площадке перед дворцом
и на улице — трещат костры. Грузовики, автомобили,
толпы солдат и вольных. Море голов — во все стороны,
куда ни взгляни. Справа, слева, из-за насупленных, тес­
но обступающих нас домов и труб, поднимаются к небу
крутыми, колыхающими извивами багряные столбы...
Горит Окружной суд, горит жандармское управление на
Тверской, горит каланча на Старо-Невском.
Уограды и, в особенности, у подъезда дворца силь­
ные солдатские караулы. Вход — только по мандатам
заводов и воинских частей и специальным пропу­
скам. Но проламываются в давке и «безбилетные».
Проламываюсь и я.
«13-я комната . Направо по коридору».
Сворачиваю и натыкаюсь на Соколова, — извест ­
ного всему политическому Петербургу, «Николая
Дмитриевича», защитника по революционным делам
и всегдашнего устроителя всяческих общественных со­
вещаний7. Он ухватывает меня под руку. «Идемте ско­
рее, собрались делегаты от восставших полков, надо
организовываться, надо действовать. Часть войск оста­
лась на стороне правительства, в городе идут уже бои».
Делегаты (один вольноопределяющийся, один
фельдфебель, все остальные — простые рядовые,
«бородачи») чинно сидят вдоль стенки, без оружия.
Соколов спрашивает, что нужно нам для «штаба».
Прежде всего, план Петербурга.
—
Откуда его возьмешь?
—
Из Суворинского «Всего Петербурга»*: здесь
в Думе где-нибудь наверное есть.
* Имеется в виду аннотированный адресно-телефонный спра­
вочник «Весь Петербург», издававшийся в 1894-1914 гг. писате ­
лем и издателем А. С. Сувориным. Справочник содержал также
рекламу и псщробную информацию по городу.
пять ДНЕЙ

Соколов уносится (всегда быстрый, сегодня он —
точно на крыльях) искать план. Мы начинаем, взаим ­
ным опросом, выяснять обстановку.
Нельзя сказать, чтобы она была особо радостной —
со «штабной» точки зрения. Правда, численно — на
стороне восстания безусловное большинство. При­
легающие ко дворцу «военные кварталы» поднялись
целиком — только о 9-м Запасном кавалерийском
сведений нет: человек 15 конных этого полка здесь,
во дворе Таврического; но что со всем полком ста­
лось — они не знают . Кроме волынцев и литовцев вы­
шел Гвардейский экипаж, вышли егеря, павловцы,
лейб-гренадеры, московцы, Преображенский бата­
льон (что стоял на Кирочной; о втором, — н а Милли­
онной, — ничего не известно), саперы, гвардейские
артиллеристы. Толькоучебные команды большинства
названных полков остались в казармах, отсиживают­
ся и даже отстреливаются при попытках «вольных»
проникнуть за ворота. Нет финляндцев: по некото­
рым сведениям они не примкнули и держатТучков
мост, часть Васильевского острова и Петербургской
стороны. Конные полки и казаки либо нейтральны,
не выходят из казарм, либо у Хабалова8.Петропавлов­
ская крепость молчит, но не за нами: на стены выстав­
лены полевые орудия, наведены на мост, но огня не
открывают. Флотские экипажи на Крюковом канале
заперты в казармах, казармы оцеплены, так что ма­
тросы едва ли знаютдаже толком, что на самом деле
в городе делается. Нет военных училищ, нет пеших
дружин, расквартированных по окраинам... ну, да
ополченцы, наверное, покидали уже ружья...
Сколько войск у Хабалова, какие именно части
и где они — в точности не знает никто . На Сенатской
площади какие-то войска в строю: пехота, эскадрона
два кавалерии, батарея: очевидно, не наши, так как
[24]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

«наших» — в строю нет, ни единой роты — все распы­
лились. НаДворцовой—тоже войска: там, по-видимо-
му, главная квартира хабаловцев. Морская— за ними,
но телефон, видимо, нейтрален, так как отвечает на
вызовы с Таврической. А может быть, это и нарочно
делается, для осведомления: ведь свои сведения «они»
могут передавать по военно-полицейским проводам...
Что делается на вокзалах — неведомо.
Если к сведениям этим приложить трафаретный
военный масштаб — положение наше катастрофич­
но. Правда, Хабалов сделал коренную, грубейшую
ошибку, оттянув свои войска в самый центр города,
т. е . дав «мятежу» охватить их со всех сторон, вместо
того, чтобы вырваться как можно скорее из «заразной
зоны» за городскую черту, притянуть подкрепления
и, изолировав «очаг мятежа», каковым сейчас являет­
ся Петербург, перейти затем в планомерное концен­
трическое наступление. Такой метод действий давал
правительствам в прошлой истории восстаний неиз­
менно твердый и быстрый успех. В городе же рево­
люционная атмосфера разбивает правительственные
войска вернее всяких баррикад... На нее, и в нашем
случае, приходилось возложить все надежды. На...
«стихию». Только.
Но... подлинно ли в городе революционная атмос­
фера?.. Я вспомнил утренних преображенцев, вспом­
нил толпы безоружных солдат, бродящих по городу,
палящих в воздух подростков и беспутно мечущиеся
по улицам автомобили. Если бы у нас была хоть одна
спаянная, сохранившая строй часть... Ни артилле­
рии, ни пулеметов, ни командного состава, ни связи.
Из офицеров, кроме старшего лейтенанта Филиппов-
ского9— старого товарища по эсеровской военной
организации еще девятисотых годов, пришедшего
минут через 15 после меня, — во дворце нет никого.
пять ДНЕЙ
[25]

Был какой-то капитан стрелкового армейского полка,
послушал, послушал нашу сводку, покачал головой
и пошел...
—
Пропадешь тут с вами... Как кур во щи...
Днем попытка Хабалова продвинуть какие-то части,
против волынцев, к нашему «городку» разбилась о за­
державшие движение уличные толпы: действовать
оружием офицеры не решились. Но на ночь толпы
разойдутся, не будет на пути живых— пусть безоруж­
ных, но восставших, подлинно восставших— рабочих
застав. Останется войско против войска. И в поединке
этом — на нашей ли стороне сила?
Вночь правительственные войскадолжны перейти
в наступление, если там, в том стане, хоть у кого-ни ­
будь голова на плечах. Конечно, Хабалов только по­
кроем штанов похож на Галифе10и больших военных
талантов за ним не числится: но в штабе-то у него мо­
жет же найтись «прапорщик с головой». Аесли найдет­
ся, — о чем встретим мы неприятеля?
Дворец заполнен солдатами. Но пытаться соргани­
зовать их и вывести в строй отказываются сами же
депутаты. Люди измаялись за день, большинство не
ели с утра.
«Только на свету, народом держатся...»
Оторвать их от этого «света и народа», двинуть
в жуткую мглуулиц, в сумрак застылых пустых вокза­
лов, выслать их в разведку, сторожевое охранение —
лучше не пробовать.
—
«Зря и их, и себя бередить», — качают головами
депутаты. — «Измаялся за день солдат. Опять же, для
многих непривычно, так-то, налегке, без присяги...»
Да и сами депутаты определенно тянутся от «штаба»
к «Совету рабочих и солдатских депутатов», заседание
которого должно вот-вот открыться в соседнем с нами
зале. Иные так и говорят: «мы не к вам, мы в Совет по­
[26]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

сланы». Та же тяга— к «свету и народу». Да и накипело
у них, хочется других, не военных слов.
Что же, может быть, они и правы...
А все же надо ударить на Хабалова раньше, чем он
ударит на нас.
Наша комната понемногу заполняется собирающи­
мися на заседание Совета... В соседней комнате уже
не продохнуть. Много рабочих, но много и интелли ­
генции, различных «левых» оттенков, и просто даже
«корреспондентов». «Рабочая группа» вся налицо;
ей, вместе с социал-демократическими депутатами
Думы— Скобелевым11и Чхеидзе12— естественно пер­
вый голос: они — хозяева . Из «крайних левых» вижу
только большевика Шляпникова13и эсера Алексан­
дровича14, да двух-трех «по конспирации» знакомых
рабочих.
Перебегает от группы к группе распорядителем
кажущийся Соколов; разлетающиеся от порывистых
движений фалды его распахнутого сюртука кажутся
особо нелепыми в этой напряженной обстановке.
(План, к слову сказать, он нам принес — чутьли не из
кабинета «самого» Родзянки15).
Нас просят перейти: под «штаб восстания» отведе­
ны комнаты No 41 и 42 — в противоположном крыле
дворца — кабинет товарища председателя Государ­
ственной Думы (Некрасова16) и смежный зал. іуда бу­
дут направлять и сведения и людей, особенно офице­
ров... буде таковые явятся...
Но войсковые депутаты уже вмешались в толпу
ожидающих открытия заседания Совета; иду один
в некрасовский кабинет.
Просторная, пустая комната. Ярко, во всю гроздь
своихлампочек горит люстра. За письменным столом,
под стоячей, тоже зажженной лампой, — Керенский,
в сюртуке, со съехавшим на бок галстуком, подписы­
пять ДНЕЙ
[27]

вает подаваемые ему кем-то, незнакомым мне, в пид­
жаке и косоворотке, бумажки,— отчетливо, с размаха
прищелкивая их штемпелем, пропуска.
Мы пожали друг друіу руки. Я сел насупротив, на
свободный стул.
Человек в косоворотке принял последнюю бумажку
и вышел.
—
Ну, что, СергейДмитриевич, мы, кажется, дожи-
ли-таки!
Он порывисто и весело встал, потянулся весь вверх,
словно расправляя затекшие члены, и, вдруг расхо­
хотавшись задорным мальчишеским жестом хлопнул
себя по карману, засунул в него руку и вытащил ста­
ринный огромный дверной ключ.
—
Вот он где у меня сидит, Штюрмер17.Ах, если бы
вы только видели их рожи, когда я его запер!
Снова принесли на подпись пачку пропусков. Ке­
ренский подписывал, не читая, размашисто расчерки­
ваясь и продолжая рассказывать об аресте Штюрмера.
«Что было с Родзянкой! Ведь он совсем-было располо­
жился принять его в родственные объятия».
Вошел Некрасов — как всегда непроницаемо-бла­
годушный, медлительный, округлый, глянцевитый
и прочный. Улыбнулся, поздоровался, сказал пару не­
значительных фраз и увел Керенского за собою.
В соседней комнате гудели голоса. Открыв дверь,
я увидел Филипповского, окруженного десятками
двумя офицеров разных родов войск, по преимуще­
ству прапорщиков. Молодые, радостно возбужденные
лица... Начало, стало быть, есть.
Быстро разверстываемся. Филипповский принима­
ет на себя комендатуру Таврического дворца и с ча­
стью офицеров приступает к подготовке его обороны,
«на случай»... Мне приходится заняться действиями
вне дворца, в городе...
[28]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

Средиявившихся водворец офицеров— «местных»,
здешних нет ни одного: все — фронтовики, прибыв­
шие в Петербург в отпуск или командировку. Поэто­
му связи с полками у них нет. Тем не менее, при их
помощи, формирования начинают как будто налажи­
ваться. Действуем так: офицер получает задание, идет
к солдатам, скопившимся в залах дворца, или даже на
площадку перед дворцом и вызывает охотников. Ван­
дейская система — так во время Вандейского восста­
ния действовали роялисты18. Этим способом удается
составить и выслать прежде всего команды на Нико­
лаевский и Царскосельский вокзалы и разведки — по
главнейшим направлениям. Надальние вокзалы пока
не посылаем — все равно не дойдут... С Финляндско­
го совершенно неожиданно звонит военный врач, по
собственной инициативе занявший его еще днем со
сборным отрядом из солдат и рабочих. Доносит: в рай­
оне тихо. Однако, просит подкреплений: такова сила
« традиции» .
Подбирается ударная группа под командой поручи­
ка Петрова — помнится, стрелка — с тремя «Георги­
ями» и золотым оружием. Смелый, крепкий, — смо ­
треть радостно. Он привел с собой в Таврический
целую команду, с которой, еще в прошлую ночь, т. е.
до выступления волынцев, перестреливалсядо самого
утра с Павловской учебной командой, через Марсово
поле, залегши на Лебяжьей канавке, что у Летнего
сада. Команда эта быстро обрастает людьми, и когда
мы получаем первое тревожное известие об обратном
занятии противником арсенала,— мы имеем уже воз­
можность двинуть к нему Петрова с полуторастами
штыков.
В район Морской высылается усиленная разведка:
30 коней, броневик, взвод пехоты, под командой офи-
цера-кавказца.
пять ДНЕЙ
[29]

Солдаты вообще выходят охотнее, чем мы ожида­
ли. Но требуют обязательно форменного письменного
приказа. У Совета, естественно, никаких штемпелей.
Пишу, поэтому, приказы на найденных в письменном
столе печатных бланках «Тов. Председателя Государ­
ственной Думы»; штемпель большой, бумага плотная,
атласная, внушительная.
Внутренняя организация наша также, как будто,
понемножку начинает налаживаться. В одной из ком­
нат нашего крыла — крайней к вестибюлю, устроилй
склад оружия; его сносят во дворец целыми охапками.
Под наблюдением офицера-артиллериста сортируют
винтовки, револьверы, патроны, несколько деву-
шек-доброволок и студентов приспособлены к снаря­
жению пулеметных лент. Пулеметов у нас, впрочем,
в данный момент всего четыре, да и те — к стрельбе
непригодны. Необходимо смазать их, а смазать нечем.
Посылаю одного из прикомандировавшихся к штабу
«вольных» в ближайший аптекарский магазин за ва­
зелином. Юноша исчезает. Ждем-ждем: посылаем вто­
рого — как камень в воду. Наконец, возвращается пер­
вый, сконфуженно вертя в руках серебряный рубль.
«Поздно: магазины все заперты».
«Революционер» — в критический момент восста­
ния стоящий, с целковым в руке, перед запертой две­
рью, конфузясь разбудить хозяина... не то, что дверь
сломать.
«Вот бы с вас картину написать — в мавзолей рос­
сийской интеллигенции»...
Беспрерывно приводят арестованных. Сначала до­
ставляли только одиночных; к ночи — стали сгонять
целыми табунами; жандармы, офицеры, охранники,
городовые, министры. Гуськомпрошел весь состав пе­
тербургского жандармского управления, с генералом
во главе, с ротмистрами в конце, по чину и здесь, как
[зо]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

на Тверской было. Какие-то не в меру усердные шут­
ники притащили старого-престарого, пришепетыва­
ющего колченогого отставного генерала: никак он не
мог понять, что случилось, и кашлял о пожаре и пен­
сии, пока мы не разобрались в «шутке» и не отпра­
вили его домой. Солдат одного из восставших полков
привел под арест отца-городового: «тут целее будет, а в
городе — неровен час...» Действительно, приходилось
удивляться выдержке арестовывавших: эксцессов
не было — даже жандармов доставляли — как были,
с иголочки, даже с непомятыми воротничками...
Только один раз, за всю эту ночь, в течение которой
сотни арестованных прошли по нашему коридору, —
пахнуло в воздухе кровью. Около штаба упорно толок­
ся какой-то весьма представительный по наружности,
с длинными выхоленными бакенбардами, хорошо
одетый штатский. Заметили, что он записывает что-
то в уголку. Показалось подозрительным: задержали.
При обыске нашли оружие, крупную суммуденег, и —
служебное удостоверение жандармского полковника
охранки. Охранник «при исполнении служебных
обязанностей» — здесь, в самом «гнезде бунта»! Весть
быстро разнеслась по дворцу.Унашей двери, под гнев­
ный рокот мгновенно наросшей толпы, уже звенело
оружие... И все же, нескольких слов достаточно было,
чтобы, смолкнув, разомкнулись ряды — пропустив
арестованного и конвоиров...
«Так, господа, нельзя...» — налетает на нас кто -то из
думских (лицо знакомое, фамилии не помню).
«Что это за штаб, в котором могут шпионы прохажи­
ваться? Это нарушение элементарных правил»...
Мы оглядываемся на наши комнаты: воистину —
толчея. С того часа, как вход во дворец закрыли для
«толпы» и стали пропускать «по выбору» — нижние
залы переполнились людьми «общественного Пе-
[31]
ПЯТЬ ДНЕЙ

тербурга», и просто «знакомыми»... И каждый такой
посетитель, вплоть до последнего репортера — не ­
пременным долгом своим почитал заглянуть к нам,
в комнаты «штаба» и — посоветовать:
«Отчего вы до сих пор не захватили воздухоплава­
тельного парка? Здесь, в Петербурге, где-нибудь навер­
ное есть. А это, знаете, очень важно: аэропланы...»
«Отчего вы не прикажете улицы перекопать, чтобы
броневики не могли проехать? У Хабалова 100 броне­
виков: сегодня вечером в редакции сообщали. Точно».
«Отчего вы до сих пор не взорвали военно-полицей­
ского телеграфа? Это очень просто: динамиту в тумбу
и — раз. іуг, около дворца, как раз есть такая тумба».
«Штурмуйте крепость. Ведь, если зайти сНевы, пря­
м о к воротам...»
Айв самомделе — не приперетьлидвери. Не от
шпионов, а от советов.
Запирать двери, впрочем, не приходится. Ночь
близка, по коридорам бегут тревожные слухи о на­
чавшемся будто бы наступлении Хабалова. Посторон­
ние — начинают торопиться. На прощанье, однако,
заходят: «еще раз»... «пожел ать»...
Значительно жмут руки. Пытливо смотрят в глаза.
И— выпрямив грудь — уходят: все скорее, скорее,
скорее...
Становится просторно. Даже... слишком просторно.
***
Ровно в полночь, в 42-й комнате распахнулась вну­
тренняя, «посторонним неизвестная» дверь и, к наше­
му немалому изумлению, на пороге появился... Родзян­
ко. За ним — полковник Энгельгардт19, в штатском,
и еще какой-то думец. Секундуспустя, через 41-ю ком ­
нату подоспел Соколов и человек пять «советских».
Родзянко, грузный, развалистый, хмурый, держал
[32]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

в руках какую-то бумаіу. Он непривычно нервничал.
Подойдя к ближайшему столу, тяжело сея, заваливши
плечи на локти. Против него тотчас же занял место
Энгельгардт, а мы все, бывшие в зале, на властно-при­
гласительное мановение головы Родзянко окружили
стол тесным кольцом.
«Господа офицеры», — словно нехотя, выжимая из
себя слова, заговорил Родзянко, пренебрежительно
скользя глазами по прапорщичьим, преимуществен­
но, погонам «штаба». — «Временный комитет Государ­
ственной Думы постановил принять на себя восста­
новление порядка в городе, нарушенного последними
событиями. Насколько восстановление это в кратчай­
ший срок необходимо для фронта, вы и сами должны
понимать. Комендантом Петрограда назначается член
Государственной Думы, полковник Генерального шта­
ба Энгельгардт».
Энгельгардт, при этих словах, покраснел и, полуобо­
ротом наклонив голову, не вставая, раскланялся.
Резко вмешался Соколов: «Штаб уже сложился,
штаб уже действует, люди подобрались... При чем тут
полковник Энгельгардт!.. Надо предоставить тем, кто
работает здесь с первой минуты восстания — самим
решить — кто, чем и кем будет командовать: тем бо­
лее, что дело сейчас не в водворении порядка, а в том,
чтобы разбить Хабалова и Протопопова20, туг нужны
не «назначенцы» от «Высокого собрания», а револю­
ционеры. И потом, совершенно недопустимо, чтобы
Петроградский Совет, являющийся в Настоящее вре­
мя единственной действительной силой, Совет рево­
люционных рабочих и восставших солдат, оказался
совершенно отстраненным от им же созданного и его
задачи осуществляющего штаба. Совет уже выделил
в штаб группу своих членов: если Временному коми­
тету угодно принять участие — пожалуйста, но боль-
пять ДНЕЙ
[33]

шинство в штабе, и большинство решающее, должно
безусловно принадлежать Совету».
Энгельгардт краснел все больше и больше. Офице­
ры заволновались. Но Родзянко, досадливо и по-преж­
нему пренебрежительно морщась, грузно стукнул
ладонью по столу: «Нет уж, господа, если вы нас за­
ставили впутаться в это дело, так уж потрудитесь слу­
шаться».
Соколов вскипел и ответил такою фразою, что офи­
церство наше, почтительнейше слушавшее Родзян-
ку, — забурлило сразу. Соколова обступили. Закрича­
ли в десять голосов. Послышались угрозы. «Советские»
что-то кричали тоже. Минуту казалось, что завяжется
рукопашная.
Не без труда мы разняли спорящих.
«Стыдно, в такие часы. Не все ли равно кому «ко­
мандовать»: было бы дело сделано... Что за местниче­
ство»...
А Соколову шепнули: «Энгельгардт так Энгель­
гардт — кому от этого убыток: пусть числится — дела
мы все равно из рук не выпустим. А вы пока там дого­
варивайтесь сдумцами, если хотите. Только не здесь».
Родзянко тем временем выпростал из ручек кресла
свое оплывшее тело и, отдуваясь, направился к выхо­
ду. Следом за ним вышел и Энгельгардт. Их торопливо
нагнали... некоторые из офицеров нашего штаба. Ска­
зать по правде: больше половины. Некоторое время
из коридора, у двери, слышались их голоса... Затем го­
лоса стали удаляться... Никто из них уже не вернулся
в эту ночь в штаб.
«Что за Энгельгардт? Откуда взялся?»— спрашивали
друг друга оставшиеся фронтовики.
Изо всех — только мне одному было достаточно из­
вестно это имя, так как Энгельгардт кончал Академию
Штаба уже в мое время. Он был офицером гвардей­
І34]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

ского Уланского полка, держал скаковых лошадей,
«фуксом» брал иногда призы на гладких скачках —
и никогда на стипль-чезах*, ж ил расчетливо-широко
и имел крупные связи. Самую Академию он окончил
по «настойчивой» протекции вдовствующей импера­
трицы Марии21, так как по наукам был суіубо слаб.
В Государственной Думе, куда он попал в качестве
крупного агрария, числился октябристом. Таков весь
его некролог; говорю «некролог», так как сколько бы
он ни жил — к этим данным он ничего не прибавит.
Посмеялись, посудачили и разошлись по своим ме­
стам, как если бы ничего не случилось.
Разведки не возвращались. Зато во множестве стали
поступать добровольными вестовыми приносимые
из разных районов донесения: они говорили, как
будто определенно, о нарастающей активности про­
тивника: широким полукольцом вокруг нас, от Ста­
ро-Невского по Лиговке и почти до Литейного моста
обозначились его пулеметы. Наиболее тревожными
были два донесения. Одно — с Выборгского шоссе:
расквартированные там близ железнодорожного по­
лотна, на полпути к Удельной, самокатные команды
обстреляли рабочих Айваза22, подошедших к казар­
мам с красными знаменами. Рабочие дважды пыта­
лись штурмовать, но были отбиты с большими поте­
рями; требовалась помощь. Второе — с Лиговки, от
углаЧубарова переулка, где обнаружено было сильное
пулеметное гнездо. Бродившие по Лиговке солдаты
попробовали захватить его с разбега, в лоб, но гнез­
до не далось. Прибывший с места боя солдат уверял,
что потери доходят уже до 80 человек, но солдаты ни
за что не хотят отходить, и требовал подкреплений.
* Гладкие скачки — скачки, в которых жокей сидит верхом
н а лошади, а забеги проводятся на гладком покрытии. Стипль-
чез — скачки с препятствиями в конном спорте.
пять ДНЕЙ
[35]

Янемедленно отправил «очередного», дожидавшегося
наряда прапорщика в Екатерининский зал — «клик­
нуть клич», а пока люди собирались, стал разъяснять
солдату — как надлежит, согласно тактике , штурмо­
вать подготовленные к обороне дома. Солдат слушал,
благодушно ухмыляясь. И, когда я кончил:
«Никак нет, ваше высокородие. А просто там боль­
ше ратники: не выдерживают пулемета. Ежели нам
да десятка три фронтовиков, которые из бывалых:
как языком слизнем! А с обходами, да проломами, —
с эдакой пшдой, фараонами, прости Господи!..Ногтем
прижал, да о голенище вытер».
Ночь сказывается. Отдельные, по городу разбросан­
ные, опорные пункты наши явно начинают нервни­
чать. Телефон звонит, не переставая. Множатся весто­
вые. Отовсюдутребуют подкреплений. Донесения все
чаще носят явно фантастический характер.
Доктор звонит с вокзала: подходил неприятель­
ский разъезд, отошел после перестрелки. По слухам,
на вокзал двигается пехота. «Подкреплений, подкре­
плений...»
С Загородного вернулась разведка (автомобиль):
с Царскосельского вокзала ее обстреляли пачками.
Из егерских казарм доносят: на казармы ведет на­
ступление какая-то часть, по насыпи царской ветки...
С Николаевского вокзала требуют подкреплений.
Опять! Мы послали туда уже четыре команды, и... ни
одна из них не дошла: расходятся по дороге...
А формировать новые отряды становится все труд­
нее: люди, уставши за день, полегли спать: на пло­
щадке у костров никого, кроме часовых. Прилива из
города нет: забредают только «охотники за черепами»,
как зовем мы их: одиночные люди, «охотящиеся» за
городовыми, охранниками, и время от времени появ­
[зб]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

ляющиеся во дворце — едать снятое с убитых оружие
и погреться.
В наших комнатах — почти пусто: офицеры все
в разгоне, осталось два прапорщика всего: держу их
на крайний случай.
Ждать его недолго: к огромному винному (казенно­
му) складу, близ Таврической, скопляется тысячная
толпа. Если склад разобьют, восстание захлебнется
в водке насмерть.
«Триста штыков к складу: рабочие и солдаты впере­
межку, при обоих последних офицерах. Приказ кате­
горический: действовать оружием, в случае покуше­
ния на склад — безо всякой пощады. Если кто-нибудь
из команды дотронется до бутылки — расстрелять на
месте».
К четырем часам возвращается ушедшая к Дворцо­
вой площади усиленная разведка. Дальше Морской
продвинуться не удалось: близ телефонной станции
она попала под пулеметный обстрел из подвалов: бро­
невику перебили шины, он сел и брошен командой,
шофер убит, пехота разошлась, драіуны, потеряв двух
коней, вернулись с донесением.
***
Люди приходят, уходят, сменяются. Требуют наря­
дов, приказов. Ия пишу их листок за листком, без сче­
та, все на техже думскихбланках. И чудится, — словно
в крутящийся вихрь какой-то выбрасываю я эти жал­
кие, никчемными знаками исчерченные, ничего не
меняющие, бессильные лепестки.
Те, что получают приказы — не выполняют их; те,
что действуют, — действуют без приказа...
Бывало ли, в дни революции, когда-нибудь иначе?
Шестой час. На «передовых позициях» наших уго­
монились, видимо: новых донесений нет, телефоны
пять ДНЕЙ

отвечают вяло. Признаков хабаловского наступле­
ния — никаких: должно быть, ему еще круче наше­
го... Пользуясь передышкой, выхожу посмотреть, что
делается во дворце.
Коридоры завалены сплошь, по обе стенки сонны­
ми телами. Солдаты, солдаты, солдаты... Спят, с вин­
товкой под рукой, вповалку, как на случайном бива­
ке во время трудного перехода. В Екатерининском
зале — дышать трудно. В складе работа кипит: груда­
ми лежат патроны, винтовки, револьверы — подсчи­
таны, ведется опись.
У Филипповского — все в порядке. Пулеметы наши
взгромоздили на крышу: для внушительности, пото­
му что стрелять они, по-прежнему, не моіут. Наули­
це, хоботами к Литейному, выстроены четыре орудия:
эти— в исправности. Игранаты, и шрапнели к ним—
в достаточном количестве.
В горле сухо. Говорят, где-то есть питательный
пункт. Но где его искать?
Наискось от наших комнат — комната думцев: на
диванах, креслах, столах, на полу даже, спят в причуд­
ливейших позах «политики» — знакомые и незнако ­
мые. Керенский, разметав фалды сюртука, широко
раскрыв рот, прихрапывает, изогнувшись на малень­
кой, кривоспинной козетке*.
Опять задребезжал в 41-й телефонный звонок.
*
*
Ф
Часов около 11 утра, когда давно уже снова гудел,
как вспугнутый улей, проснувшийся дворец — поя ­
вился Энгельгардт. На этот раз в форме Генерального
* Козетка — маленький диванчик без цельной спинки, состо­
ящ ий из как будто бы соединенных между собою двух кресел.
Предназначен для задушевной беседы тет-а-тет .
[38]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

штаба. Мы не ждали «коменданта» так рано: неужели
у Хабалова так плохи дела?
Впрочем, с первых же слов выяснилось, что претендо­
вать на «вступление в должность» он пока не собирается:
дело ограничилось взаимной и довольно одержанной
информацией: думские сведения оказались настолько
детальными, что невольно мелькнула недобрая мысль:
вместо того, чтобы гонять разведки по городу, не проще
ли было бы... попросить Родзянку или Энгельгардта...
л и ш н и й раз позвонить в градоначальство.
Энгельгардт сообщил, между прочим, что Хабалов
со своими войсками был сначала в Адмиралтействе,
а потом перешел в Зимний дворец. Водворце ночевал
великий князь Михаил Николаевич23, можно думать,
что он окажет воздействие наХабалова, в смысле удер­
ж ания его от бесполезного, в создавшейся обстановке,
сопротивления. В строю у него всего около пяти эска­
дронови сотен, четырероты идве батареи. По тем же
думским сведениям, царскосельский гарнизон, равно
как и расквартированные у Стрельны и Ораниенба­
ума части примкнули к движению, так что быстрой
помощи Хабалову ждать неоткуда.
Если так — надо кончать. Воспользовавшись при­
сутствием двух «советских», из числа делегирован­
ных в наш штаб, отзываем их в соседнюю комнату;
решаем: дабы не вводить войска в Зимний дворец
с боем, — что может повести к некоторым «нежела­
тельным последствиям» — занять первоначально Пе­
тропавловскую крепость и, угрозой обстрела дворца
с верков, принудить Хабалова «выйти в поле», где
с ним быстро можно будет покончить.
Начинаем формировать отряд. Перед отправкой —
захожу в 41-ю, где оставил Энгельгардта. Суетня.
«Поздравьте», встречает меня «комендант». «Сейчас
звонил из Петропавловской капитан Мышлаевский,
ПЯТЬ ДНЕЙ
[39]

временно принявший командование, за отказом ко­
менданта. Крепость капитулирует на условии непри­
косновенности офицерского состава».
И надо же Мышлаевскому позвонить в наше отсут­
ствие!
Немедля выезжают принимать крепость — один из
наших артиллеристов (помнится, Дюбуа) — и назна ­
ченный временным комендантом прапорщик.
В напутствие прапорщику:
—
Не забудьте о Трубецком бастионе.
—
Ачто там — склаД?
—
Вы, вообще, слыхали, что в царское время быва­
ли «политические»24?
Вскоре после телефона Мышлаевского к нам приве­
ли под эскортом морского офицера, в полной парад­
ной форме: командир одного из флотских экипажей,
если память не изменяет, — 18-го; прибыл от имени
офицеров экипажей, расположенных в Крюковских
казармах, осведомиться о происходящем, «выяснить
цели и намерения переворота, каковыми определит­
ся» — по его словам
—
«отношение господ офицеров
флота к текущим событиям».
Он обращается, естественно, к Энгельгардту.
Тотв кратких, но — надо признать— чрезвычайно
уклончивых выражениях (наше присутствие, видимо,
стесняет его) знакомит капитана с положением дел,
особо упирая на родзянковскую формулу «водворения
порядка».
—
Но... политические задания?
—
Петербургские события ничего в этом смысле
не предрешают. Никаких политических лозунгов Вре­
менный комитет не выдвигает, как видно из опубли­
кованного им воззвания.
—
Да, конечно, воззвание не говорит ни да, ни нет.
Зато советское воззвание уже откровеннее. А на углах
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

и в казармах, среди матросни, говорят и вовсе откро­
венно.
Энгельгардт нервно пожимает плечами: «Не может
же Временный комитет отвечать за то, что болтаютху­
лиганы на улице. О подлинных намерениях комитета
он уже сообщил, заявления же Государственной Думы,
на его личный взгляд, совершенно недвусмысленны».
—
Допустим даже, что так. Но господа офицеры,
от имени которых я имею честь говорить, желали бы
иметь формальные гарантии тому, что события не на­
правлены против монархии. Только на этом условии
может стать вопрос об их присоединении...
Вмеру того, как говорит капитан, лицо Энгельгард­
та багровеет (неимоверная у него, вообще, способ­
ность краснеть). При последних словах наши встают,
но Энгельгардт предупреждает события: опустив го­
лову, бегая глазами, он перекладывает трясущейся
рукой бумаги на столе.
—
Ваше заявление заставляет меня задержать Вас,
капитан, до выяснения действительных Ваших пол­
номочий.
—
Но,полковник... — выпячиваетбылокрестына
груди арестованный...
Мы киваем солдатам у двери: «Проводите-ка госпо ­
дина — в жандармскую».
Энгельгардт морщится. Взглядывает на часы. И —
исчезает снова.
Появление «коменданта» было правильным при­
знаком. Хабалов капитулировал. Его привезли вместе
с градоначальником Балком25и целым кордебалетом
полицейских чинов.
«Думские сведения» подтвердились полностью:
даже о «воздействии» угадали думцы: Михаил Никола­
евич попросту заставил Хабалова со штабом выбрать­
ся из Зимнего незамедлительно, «дабы не подводить
пять ДНЕЙ
[4і]

дворец под штурм». Атак как изАдмиралтейства Мор­
ское ведомство попросило «защитников престола» вы­
селиться, по тем же основаниям , еще до перехода их
в Зимний— выброшенному, таким образом, на улицу
генералитету ничего не осталось, как... «не подводить
и себя под штурм»: так они и сделали.
Пришли и солдаты хабаловского отряда: все без
оружия.
—
А где же винтовки?
—
Как приказали нам иттить в казармы по случаю
окончания самодержавия и войны, то ружья и, стало
быть, патроны велено сдать морским под расписку.
А то, генерал сказал, все равно по дороге вольные от­
берут.
Город — наш .
Теперь только с фронта, от Двинска и Пскова мож­
но ожидать удара. Хотя... едва ли вообще стратегия не
уступила окончательно место политике. Правда, на
улице еще стучат выстрелы: остались рассеянные по
всему городу протопоповские полицейские пупемет-
чики: эти — сдаться не могут, потому что между ними
и восставшими залегла кровь и пощады они не ждут.
Да и помимо того, оторванные — на чердаках и кры­
шах, по которым переволакивают они свои пулеме­
ты, — от всякого сообщения с «начальством», они не
имеют представления даже о том, на чьей стороне по­
беда, и поскольку имеет смысл продолжение борьбы.
Так или иначе — городовые продолжают свое дело:
то здесь, то там, перекидываясь с улицы на улицу, на­
поминают они о себе — сухим треском бешеного, но
безвредного пулеметного огня по демонстрирующим
на улицах толпам— безвредного, т. к. для обстрела они
выбирают, по преимуществу, чердаки огромных мно­
гоэтажных домов, — с ко торых их труднее «снять»....
но с которых попасть в кого-нибудь — невозможно .
[42]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

«Замкнуть» и потушить эти пулеметные «очага» при
их чрезвычайной подвижности — трудно: упорна
и тяжела заними погоня. Новсе же это —уже небой,
а лишь агония полицейщины.
Единственный остававшийся еще серьезный про­
тивник — самокатчики на Выборгском шоссе — сда­
лись к утру, по первым выстрелам высланных против
них двух броневых машин...
Город — наш: но он по -прежнему взбаламученное
море. В хаосе толп, теснящихся по улицам, под звуки
не стихающей шальной пальбы, по-прежнему теря­
ются высылаемые нами пикеты и патрули. И напря­
женность — у нас в штабе, — не ослабела, но нарос­
ла. Ибо сейчас — на переломе настроений «первого
дня» легче ожидать эксцессов: уже разбили кое-где на
окраинах винные погреба. Между тем, опасность не
миновала еще, переворот еще не закреплен. Из прине­
сенных нам матросами перехваченных на их станции
телеграмм видно, что «Ставка» как будто предполага­
ет бороться: снаряжается «карательная экспедиция»,
первые эшелоны которой с генералом Ивановым —
«Иудычем»26, хорошо известным «усмирителем Крон­
штадта» 1906 года — во главе, уже тронулись в путь.
Надо готовиться к встрече — а как готовиться в этом
первозданном хаосе?..
Сложность положения усугубляется еще и тем, что
между «карателем» Ивановым и «Временным комите­
том» (в частности, «комендантом Петрограда» Энгель­
гардтом) оказывается непосредственная, — м ож но
сказать, официальная связь: из случайного разговора
с офицером Генерального] штаба, встреченным в ко­
ридоре Таврического, я узнаю, что навстречу отряду
Иванова выслан «офицер для связи», Генер[ального]
штаба подполковник Тилли27, а сверх того, по вызову
того же карательного генерала, собирается выехать
пять ДНЕЙ
[43]

на должность начальника его штаба командируемый
отсюда же тем же Временным комитетом, полковник
Доманевский28.Доманевского я знал еще до Академии
офицером 1-й гвардейской] артиллерийской] брига­
ды: человек не только черного, но и активно-черного
образа мыслей. Показателен, таким образом, и выбор
лица, и самый факт посылки «от восставшего горо­
да» — по вызову начальника усмирительной экспе­
диции — «знакомого с положением дел в городе на­
дежного офицера, для занятиядолжности начальника
штаба отряда», — так формулировал Иудыч свое тре­
бование. Явственно: здешние «восстановители поряд­
ка» отнюдь не противопоставляют себя «восстановите­
лям», прибывающим с фронта. И поскольку так, надо
быть вдвойне начеку...
Сносимся с железнодорожниками: обещаются не
пропускать эшелонов, если обнаружатся какие-либо
«карательные намерения»; созваниваемся с царско-
селами; гарнизон будет наготове; если будет сделана
попытка что-либо предпринять против Петербурга—
заступит дорогу оружием... Говорят горячо, душевно:
кажется, положиться можно. Здесь, в самом Петер­
бурге больших сил не собрать. Хотя полки понемногу
и возвращаются в казармы — распыленность преж­
няя, дезорганизация продолжается... Кое-как усили­
ваем, однако, охрану вокзалов и формируем ударный
отряд в составе трех батальонов пехоты и дивизиона
тяжелой артиллерии — в качестве стратегического
резерва...
Ночь проходит без сна, как и вчерашняя, в той же
напряженной атмосфере — по -прежнему тщетных,
в существе, попыток ввести хоть несколько в русло
разбушевавшийся, размятеженный город. «Тушим»
пулеметные гнезда, гоняясь за ними по городу, уси­
ленно охраняем винные склады, ждем Иудыча.
t44]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

Утром подошел 180-й пех[отный] полк в полном со­
ставе, походным порядком, с офицерами, знаменами,
пулеметами, обозами: сразу стало легче дышать,— м ы
получали подлинную, спаянную и сильную боевую
единицу — на случай «фронтовых осложнений».
С железных дорог сообщалось: кроме Тарутинского
полка, доехавшего до Александровской и там побра­
тавшегося с нашими, и Георгиевского батальона, с «са­
мим» Ивановым, держащего путь на Царскосельскую
нашу заставу, других эшелонов в пути нет.
Можно было сходить на час-другой домой: вымыть­
ся, поесть, снять обувь... Ведь мы были на ногах уже
свыше 50 часов...
Около пяти часов дня я вернулся в Таврический,
в 41-ю комнату, и... и не узнал ее.
Чинно, в высочайше-утвержденном порядке, сто­
яли квадратиками неведомо откуда взявшиеся кан­
целярские столы. Несколько франтоватых писарей
и две-три кокетливых, как полагается переписчицам,
девицы с коками* набекрень и затыканными гребе­
ночками затылками, уже стучали на машинках. По­
блескивая погонами и аксельбантами, раскладывали
на столах обертки «дел» новые, чужие, не виданные за
эти ночи во дворце, на пробор расчесанные, гладень­
кие, бритые люди. И, раздувая фалдочки округленны­
ми движениямиупитанныхбедер, в обтяжныхрейту­
зах и лакированных сапогах, — уверенно и весело, как
у себя дома, порхали от машинок к начальственным
столам адъютанты.
Энгельгардт сидел за «моим» столом, окруженный
целой плеядой офицеров Генерального] штаба—того
же гвардейского корня, что и он сам: князь туманов29,
Самсон фон Гиммелыптерна30, грузный «георгиевец»
* Кок — завитая торчащая кверху прядь волос надо лбом.
пять ДНЕЙ
[45]

Якубович31, Романовский32(помнится...) и другие... Раз­
говор шея о фактическом восстановлении штаба Пе­
троградского военного округа, — впредь до того, как
выяснится судьба «настоящего» штаба, — 27 -го фев­
раля забившегося в щели и все еще не решавшегося
показаться на свет Божий. Временный штаб этот по­
становлено именовать «Военной комиссией при Вре­
менном комитете Государственной] Думы». По штаб­
ному шаблону уже разверстаны были отделы, шло
распределение должностей...
Чтснготягучее, липкое, жуткое потянулось к сердцу.
Я вышел в коридор. У стенки, в раздумье, стоял один
из товарищей, с первых часов бывший в штабе восста­
ния: он ведал у нас автомобильной частью.
—
Вы что тут делаете?
—
А что мне делать? Уволен в чистую. Он бледно
и зло улыбнулся.
—
Уволены?
—
Очень даже просто. Дернуло меня домой сбегать
днем: всего на час. Вернулся, застал уже всю эту ком­
панию (он мотнул головой в сторону 41[-й комнаты])
в сборе. И за моим стопом сидит, вижу, какой-то тип
подфабренный, подверченный, кургузый... черт его
знает...
—
Фалдочки, словом, — смеюсь я.
—
Именно, что фалдочки. Смотрю — перед ним
и книга моя нарядов, и все вообще дела. Я ему: «раз­
решите-ка присесть». А он «по какому, собственно,
поводу»? И еще щурится, будь он неладен... «А по та­
кому, отвечаю, что это ведь автомобильный отдел?»
«Автомобильный». «Ну, в автомобильным отделом ве­
даю я, вот и папки мои...» «Ах, говорит, так это ваши
папки. Очень, очень хорошо. Позвольте выразить вам
искреннюю признательность «Военной комиссии».
И руку, руку сует, анафема. А потом — уже другим
[46]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

тоном: «в дальнейших услугах ваших мы уже не ну­
ждаемся».
—
Так и сказал?
—
Не иначе — глубже засовывает товарищ руки
в карманы изодранной кожаной куртки.
—
А где остальные наши?
—
Аллах их ведает. Филипповский и еще двое-
трое — в Совете, с десяток у них, при машинках при­
способились, ковыряют. Остальных, надо думать, ра­
зогнали... Не ко двору.
—
Верно, что не ко двору. Идите, товарищ, в Испол­
ком. А там и я подойду — удостоверюсь только, что
они с Иудычем наколдуют.
В41-й спросил Энгельгардта: передовой эшелон ка­
рательного отряда Иванова стоит уже у Вырицы. «Вы
не откажетесь отбыть и сегодня еще ночное дежур­
ство: здесь, видите, все внове...»
Не отказываюсь.
Ночное дежурство перенесено было наверх, в новое
помещение «Военной комиссии», видимо, желавшей
даже территориально отмежеваться от всякой преем­
ственности с «мятежным штабом»: комнаты 41 и 42,
даже оканцеляренные, слишком напоминали о фев­
ральских ночах.
Работы мне на этот раз уже не было. Мои обязанно­
сти принял за времядневной моей отлучки инженер
Пальчинский33, — «товарищ председателя Военной
комиссии Александра Ивановича» (іучкова), как отре­
комендовался он мне. В отличие от «автомобилиста»,
о котором рассказывал товарищ, он был приторно лю­
безен и сладок и всячески старался показать вид, что
я нимало не «отстранен». Напротив. На деде, однако,
к нарядам войск он меня уже не подпускал.
Дежуривший вместе со мной полковник Генераль­
ного штаба, знакомый, как и все «энгельгардтовцы»,
пять ДНЕЙ
[47]

по Академии, ввел меня окончательно в курс дел на
«Иудином фронте»: «Его Величество — в Пскове, ожи­
дается наверное отречение: за ним выезжает специ­
альная думская комиссия: Гучков, Шульгин34, кажет­
ся, еще кто-то, «тоже из авторитетных». Карательная
экспедиция задумана была Ставкой первоначально
в грандиозных размерах: на один первый удар назна­
чено было 13 батальонов, 16 эскадронов и 4 батареи.
Но сдвинулись с места из них только Тарутинский
полк, перешедший на сторону петербуржцев, да ге­
оргиевский батальон Иванова, запутавшийся на под­
ступах к Петербургу. О каком-либо покушении на Пе­
тербург при таких условиях говорить не приходится,
и сам Иванов думает уже не о том, чтобы «карать мя­
тежников», а лишь о воссоединении с царем, на пред­
мет получениядальнейших инструкций. Но и против
этого приняты меры: Иудычупредложено оставаться,
где он есть, — в Вырице; ведь Бог его знает, еще на­
шепчет чего-нибудь царю... На случай же, если Иванов
не послушается и попробует переброситься с георги-
евцами на Варшавскую по соединительной ветке, же­
лезнодорожники обещали загнать его поезд в первый
же тупик. Да там, около ветки, и ваш «стратегический»
резерв, так ведь?
—
Стало быть?
—
Стало быть, мы, в сущности, маринуемся здесь
ночью напрасно. Достаточно было бы простого дежур­
ного офицера.
В соседней комнате движение: приехал Гучков.
С ним Половцев35, как всегда, подтянутый и спокой­
ный, в черкеске с иголочки, и еще один генштабист.
Ехали во дворец вчетвером, но четвертый, князь
Вяземский36, убит на Дворцовой площади шальной
пулей часового, на окрик которого шофер не остано­
вил автомобиля.
[48]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

Гучков «очень, очень доволен: все идет прекрасно,
порядок быстро восстанавливается, большинство
частей опять уже в руках офицеров». Тон всех, и при­
ехавших с Гучковым, и здешних, «дежурящих», —
одинаково оптимистический и самоуверенный... Без
стеснения (при мне ведь здесь не стесняются) замы­
кают они «товарищей» в презрительно-насмешливые
кавычки. Привычный, всегдашний, жаргон полковых
собраний и гвардейских штабов...
Сидим с Половцевым на подоконнике, разговари­
вая о пустом. Уже утро забрезжило. Холодным светом
прояснели за окном очертания построек и зыбкие ку­
пола деревьев Таврического парка.
Пальчинский тихо, понизив голос, беседует с Гучко­
вым. Оборачивается, подзывает меня...
—
Вот и Александр Иванович совершенно такого
же мнения.
И снова приторные, неискренние слова о «таких,
как...» и т. д.
А «Александр Иванович», простодушно глядя на
меня светлыми, бессмысленными глазами, одобри­
тельно качает головой в такт журчанию пальчинской
речи. И спрашивает коротко и просто:
«Какое место хотели бы Вы занять по военному ве­
домству?»
Мне не пришлось задумываться над ответом.
Гучков, круто повернувшись, отошел к окну и заго­
ворил с Половцевым. Пальчинский постоял еще, натя­
нутой, мигающей улыбкой стараясь смягчить резкую
паузу.
Тихими, сонными коридорами, мимо полуцир­
кульного зала, в котором поблескивают штыки юн­
керского караула (Родзянко сменил уже ненадежные
«солдатские» караулы юнкерскими: военные училища
зарекомендовали себя в февральские дни нейтралите­
пять дней
[49І

том); мимо дремлющих в пустом вестибюле сторожей,
мимо примолкшей «угловой», где вчера еще шелесте­
ли под проворивши девичьими пальцами холщовые
пулеметные ленты, я выхожу на свежий, чуть-чуть
уже весной, сквозь зимнюю предрассветную измо­
розь, просвечивающий воздух. На Таврической —
глухо и пусто. Но издалека, с Кирочной, доносятся
странные, скрипящие, стонущие, многоголосые зву­
ки. И когда я — на половине Таврического сада (виден
уже Кончанский купол на академическом нашем пла­
цу) — из-за угла, медлительный, тяжелый, многоряд­
ный вливается на Таврическую серый людской поток.
И громче становятся стонущие, лязгающие звуки... Не­
вольно ложится рука на револьверный кобур.
Головные поравнялись со мной. Сотнями скре-
жущих колес, царапая заледенелый снег, подходил
к Таврическому пулеметный полк. Из Ораниенбаума,
на присоединение. Мы вчера еще знали, что он вы ­
ступил.
Я долго стоял, пропуская мимо себя молчаливые,
пригнутые далеким переходом, утомленные шеренги,
и старательно укутанные войлоком— приземистыми,
диковинными зверями какими-то казавшиеся
—
пу­
леметы: и от скрежета этого и холодной медью побле­
скивающих лент, крест-накрест обматывавших серые,
накрахмаленные морозом, взгорбившиеся нагрудни­
ки зябких шинелей, от молчаливой, чистой думы, ко­
торой веяло от этих сотен, — единым телом и единым
духом — так явственно чувствовалось это! — ставших
подлинных людей — хорошо и радостно становилось
на душе. Светло, ясно — истинно по-весеннему.
И отряхая нагар недавних впечатлений, хотелось
крикнуть вновь, полным голосом, в такт и лад лави­
ной катящимся пулеметам:
«Да здравствует Революция»!
[50З
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

День второй.
Провозглашение
Временного правительства
(3 марта)
Сутра 3 марта у подъезда Таврического дворца кру­
тыми полукругами, по вырезу фасада заполняя двор,
теснились демонстрации. Багряные знамена, так лег­
ко, так естественно сменившие иконописные полот­
нища былых полковых плащаниц, — бело-красные
полосы любовно-наивно, подчас, разрисованных пла­
катов... Красные флажки на пиках Донского полка...
Надрывая грудь, без шапок, кричали с каменных, сне­
гом и грязью затоптанных ступеней ораторы: Скобе­
лев сменял Родзянку, Чхеидзе уступал место Гучкову...
Вкоридорах уже носились «достоверные», «прямо от
Шульгина», слухи о состоявшемся отречении: импера­
тор отказался от всякой борьбы за престол, как только
выяснилось отношение «фронта» к перевороту. Иные
сомневались: для меня, как и для всех, имевших за
прошлые годы возможность несколько ближе ознако­
миться с личностью «благополучно царствовавшего»,
фактэтотпредставлялся не только возможным, но,
пожалуй, даже психологически неизбежным: он пол­
ностью в характере Николая, с присущей ему, в кор­
не — «наплевательской» точкой зрения на все вообще
и Российскую империю в частности: было бы странно,
если бы этот миропомазанный нигилист уцепился за
скипетр, всю жизнь бывший для него — стеком .
В прямое подтверждение слухам, во внутренних
апартаментах дворца слаживалось уже Временное
правительство: об этом в комнатах «Военной комис­
[51]
ПЯТЬ ДНЕЙ

сии», в которую я прежде всего вошел, говорили благо­
говейно, вполголоса, приподымаясь на цыпочки, как
о священнодействии...
И в радостных ужимках новых членов обновленно­
го — едва ли не до последнего человека — «революци­
онного штаба», в елейной почтительности, с которой
произносились полковниками и регистраторами буду­
щие «министерские» имена, снова вставали пережива­
ния только что отошедших, закатных для февральского
восстания часов... Снова стало нестерпимо. Чувствова­
лось, что там, на низу, в раззолоченном кабинете «пред­
седателя Государственной Думы» идет торг о власти,
торг, оскорбительный для крови, на которой поднялся
переворот. Я сошел вниз поискать товарищей.
—
«Временное правительство»? Да, да: коалицион­
ное: от Исполкома входят Керенский и Чхеидзе: Чхеи­
дзе — министром труда, Керенский — юстиции.
—
Неужели вправду?
Останавливаю первого попавшегося навстречу,
лишь по лицу знакомого мне члена Исполнительного
комитета.
—
Верно ли, что болтают о коалиции?
После трех суток без сна, быть может, излишне
нервно, быть может, угрожающе звучит голос? Член
Исполкома успокоительно и торопливо кладет руку
на плечо:
—
Кто это вам сказал? Вранье! Это все буржуйчи­
ки распускают. Был, правда, между прочим, разговор
и об этом и далее довольно настойчивый. Думцы обя­
зательно хотели, чтобы в новый кабинет вошли попу­
лярные в рабочей и солдатской среде имена, главным
образом, упирали на Керенского; Чхеидзе, знаете, хотя
и не еврей, но все же с их точки зрения инородец: так
о нем они — не очень... Но Исполком отказал наотрез:
при выработке правительственной программы не уда­
[52]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

лось достичь соглашения по двум, очень основным,
пунктам: во- первых, по вопросу о немедленном про­
возглашении демократической республики, господа
эти спрятались за «будущее Учредительное Собрание»;
во-вторых, не столковались и по вопросу о внутрен­
нем распорядке в армии. Да и вообще Исполком счи­
тает, что, уступая сейчас по ряду соображений, о кото ­
рых вы знаете, правительственную власть Родзянке,
Львову37и компании, нам надлежит сохранить пол­
ную свободу дальнейших революционных действий...
Я вспомнил про штаб, но смолчал:
—
Значит, ни Керенский, ни Чхеидзе?
—
Ни Чхеидзе, ни Керенский. Формально, я вам го­
ворю, постановили.
А несколько минут спустя, пересекая Екатеринин­
ский зал, я слышал, как Милюков38(поспешивший
по политической сноровистости своей забежать «пе­
тушком» вперед и поздравить демократию с праздни­
ком раньше, чем начался благовест), переминаясь на
трибуне, смирял вызванный излишне откровенной
монархичностью его формулировок ропот категори­
ческим упоминанием о том, что ближайшим колле­
гою его по кабинету будет Александр Федорович Ке­
ренский ...
Кто же здесь кого обманывает?..
Обманывали и те, и другие. Верховники обоих со­
ветов — Совета министров и Совета рабочих — равно
лгали, когда говорили «своим» о непримиримости,
когда делали вид, что переговорами и маневрами
вынуждают противника к каким-то, будто бы, даже
смертельным для него, по существу,уступкам. Наделе
они не только не старались потопить друг друга, но
судорожно цеплялись за соглашение: оно было есте­
ственно и неизбежно, ибо при всем различии «имен,
наречий, состояний» и так называемых политических
[ 53]
ПЯТЬ ДНЕЙ

убеждений, люди Временного комитета и люди Испол­
кома в подавляющем его большинстве были уже — от
первого часа революции — объединены одним, об­
щим, все остальное предрешавшим признаком: стра­
хом перед массой.
Как они боялись ее! Глядя на наших «социалистов»,
когда в эти дни они выступали перед толпами, зали­
вавшими залы Таврического дворца багрецом знамен,
перевязей, кокард, я чувствовал до боли, до гадливо­
сти их внутреннюю дрожь; чувствовал, какого на­
пряжения стоит им не опустить глаза перед этими,
так доверчиво раскрыв, — настежь раскрыв, — душу
теснившимися к ним рабочими и солдатами; перед
их ясным, верящим, ждущим, «детским» взглядом.
И вправду: ставка была страшна. Они были стихий­
ны, эти «дети»; дробь их барабанов, отпугивавшая от
оконных стекал любопытствующих мещан, меньше
всего говорила о «детской». Мировая война, отбытая
в кошмарных условиях царской действительности,
до крайней остроты, до высшего проявления довела
те черты, при изображении которых, в незапамятные
еще времена, дрожали изощренные перья византий­
ских летописцев в сказаньях о набегах руссов... Доста­
точно было посмотреть, как носили они свои винтов­
ки... Затворы тряслись от напряженности заложенных
в стволы патронов...
Легко было позавчера еще— числиться «представи­
телями и вождями» этих рабочих масс; без малейшей
спазмы в горле говорил мирнейший из них, из парла­
ментских социалистов, страшнейшие слова «отимени
пролетариата»... Но когда он, этот теоретический про­
летарий, стал здесь, рядом, во весь рост, во всей силе
своей изможденной плоти и бунтующей крови... Ког­
да ощутима стала даже наиболее нечувствительным
эта стихийная, воистину стихийная сила, способная
[54]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

вознести, но и способная раздавить одним порывом,
одним взмахом, — невольно слова успокоения, вме­
сто вчерашних боевых призывов, стали бормотать
побледневшие губы «вождей». Им стало страшно...
И не без оснований. Ведь совершенно недвусмыслен­
но было отношение восставших рабочих и солдатских
масс к «князьям», помещикам и фабрикантам. Одно
упоминание о возможности назначения Львова пред­
седателем нового кабинета всколыхнуло в солдатской
секции Совета наших полковых депутатов: «Это что
же, сменить царя да на князя, только и всего. Стои­
ло штыки примыкать». Иные смеялись: «Прогадали,
братцы. Царь — оно все -таки как бы для народа почета
нее; или опять же: “Император”. Одно слово чего сто­
ит. Скажешь, как на трубе сыграешь. А князь... прямо
сказать: безо всякого объему». А товарищ Савватий,
лейб-гренадер, сверхсрочный, трижды георгиевский
кавалер, один из немногих «нашивочных», почтенных
избранием в депутаты, при общем сочувствии резю­
мировал кратко эти кулуарные разговоры: «Посадят—
фукнем» .
При наличии таких настроений, о которых, ко­
нечно, прекрасно был осведомлен Исполнительный
комитет, руководители его — с уверенностью можно
сказать — никогда бы не пошли на соглашение, если
бы верили, что смогут удержать в руках эту «массу»,
вождями которой они так неожиданно оказались. Но
в возможность удержать ее они не верили: для этого
надо было прежде всего суметь «удержать» государ­
ство, а «государства» — думские социалисты наши
боялись, пожалуй, не меньше, чем рабочих и солдат.
Они не знали не только «будущего», но и прошлого
«государства», которое пришлось бы им «поднять на
рамена» в случае разрыва с буржуазной частью дум­
ского кабинета.
ПЯТЬ ДНЕЙ
[ 55]

Вэтихусловиях они, естественно, не могли решить­
ся «взять власть». А поскольку так, они должны были
пойти на все, какие угодно — в пределах терпимости
масс — уступки кадетам, октябристам и иным, в ко ­
торых они видели мастеров государственного дела,
механиков, владеющих тайной непосильного для них
аппарата.
Буржуазия Думы— обратно: она не боялась государ­
ства, напротив того, она тянулась к власти над ним
всеми извивами своих щупальцев; она знала его и для
«управления», конечно же, меньше всего чувствовала
потребность в помощи социалистов. И она, в свою
очередь, никогда не пошла бы на соглашение «с этой
публикой» (как брезгливо поводил плечом, говоря
о Чхеидзе и Скобелеве, «маститый» Родзянко), если
бы... не боязнь перед той же рабочей и солдатской
массой, перед той же раскованной стихией. Настрое­
ние ее Милюков и прочие знали не хуже, чем Испол­
нительный комитет, и, в сложившейся обстановке,
лидеры социалистов, естественно, казались им един­
ственным под руками спасительным громоотводом.
Так или иначе, но для обеих сторон было ясно, что
друг без друга им «не жить», что не только твердой, но
и вообще никакой своей опоры нет ни у тех, ни у дру­
гих. А, стало быть, чтобы удержаться на ногах, им не
оставалось ничего иного, как опереться друг на друга:
они так и сделали...
Но поскольку сознаться в этом страхе — тем более,
конечно, массам, — было равно невозможно для тех
и других — те и другие лгали и своим, и чужим: чу­
жим — уверяя в любви, своим — уверяя в ненависти,
и стараясь дружеское объятие свое «с противником»
представить глазам зрителей жестокой, не на жизнь,
а на смерть схваткой. Не все лгали сознательно? Воз­
можно: страх, как известно, туманит сознание...
[56]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

Но это было беспощадно ясно — со стороны.
Под вечер, проходя нижним, правым коридором
дворца, я встретил Керенского. Мы обменялись не­
сколькими незначительными фразами, и я протянул
уже руку для прощания, когда Керенский, словно
вдруг, внезапно решившись, оттянул меня в сторону,
к самой стене, — и сказал вполголоса, быстро:
«Мне предлагают войти в кабинет, который фор­
мирует Львов — министром юстиции. Больше соци­
алистов в кабинете нет. Как по вашему: идти или не
идти?»
Я пожал плечами: «Разве при таких решениях мож­
но советовать... и советоваться?».
Керенский дернулся всем телом и выпрямился:
«Значит — и вы не знаете?» резко, ударяя на «вы»,
проговорил он сквозь зубы и, стукнув дверью, вошел
в кабинет «Временного правительства»...
Получасом позднее мы встретились снова— уже на
заседании Совета, на котором Исполнительный коми­
тет должен был сообщцть о своем решении «передать
власть» кабинету Львова, не вводя в этот кабинет ни
одного представителя Совета: Керенскому, на его за­
прос, Исполком, действительно, ответил категориче­
ским отказом.
По существу, задача Исполкома, казалась, как буд­
то, нелегкой. Ибо, в условиях, в которых произошел
переворот — при полном неучастии в нем, хотя бы ка­
ких-нибудь групп буржуазии — убедить представите­
лей революционных масс в необходимости передать
власть именно ему, этому, не сопричастившемуся
крови народного восстания, мещанству — казалось,
на первый взгляд, психологически невозможным .
«Взвести к рулю — с пистолетом у виска — классовых
своих противников: ведут корабль, куда им прикажут
рабочие и солдаты, которые сами не умеют еще упра-
пять ДНЕЙ
Ы

вить курс государственного корабля». Как заставить
поверить в правильность — в честность
—
в исполни­
мость — такой формулировки?
И все же это удалось руководителям Исполкома. Они
мобилизовали все силы, — и, подлинно, затопили Со­
вет горячими, страстными, безоглядно революционно
звучавшими — на этот раз — речами. Чувство огром­
ного риска (ведь, воистину, д ля них решалось — «быть
или не быть») придавало особую силу, особую «жизнь»
их словам, особую искренность, особый пафос их
убеждениям и призывам. Пусть страх рождал в них эту
яркость, что нужды! Пафос захватывал. Он заворожил,
в истинном смысле слова,не привыкший еще, податли­
вый свободному слову, наивный, неиспытанный слух.
Ответным трепетом, неудержимо, страстно от­
кликался переполненный людьми, душный, но так
вольно, так радостно, так буйно дышавший зал.
И, понемногу, утомленные непривычным душевным
напряжением этой «литургии Свободы», — которую
на собственной крови служили мы, всем городом, вот
уже четвертую ночь— смягчали свою суровость насто­
роженные, зоркие глаза — они становились ласковее .
Уже подступали — не у одного Савватия — к горлу ра­
достные, светлые слезы. Духом примирения, пасхаль­
ным духом повеяло над залом...
В этот момент выступил Керенский.
Егоособенность, как оратора, искони была в исклю­
чительной восприимчивости настроения аудитории,
перед которой он говорил; не он владел слушателями,
но слушатели владели им. Он был, поэтому, бессилен
перед враждебной толпой; он не в силах был бы пере­
ломитъ силою слова, силою воли собственной — своей
силой— настроение и мысли массы; онбыл, неизмен­
но, бледен — перед аудиторией безразличной; но он
был страстен и блестящ, когда его подхватывала волна
[58]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

уже готового, ждавшего его воодушевления, когда он
шел по гребням перекатов, уже взмывшей под небо,
волны. И в тот вечер он не мог не говорить — легко,
свободно и сильно, раскрыв душу, как раскрыли ее
в увлажненных глазах своих теснившиеся перед ним
солдатские и рабочие депутаты...
И потому с особой, непривычной силой звучала его
порывистая, захлебывавшаяся по временам, защити­
тельная речь.
Стонами врывались в нее, рассекая размеренность бе­
шено рвавшихся слов, отклики неизжитых колебаний.
Колебаний мучительных, — ибо в этот момент — под
гипнозом общего высокого настроения— он был искр е
нен, он заглядывал, быть может, в такие тайники своей
совести, которые были закрыты для него накануне и ко­
торые на завтра захлопнулись первым движением его
министерской печати, — наглухо, надолго... навсегда?
От первой, резкой постановки вопроса о дове­
рии — и почти до конца, когда он почувствовал уже
успех, и слова его стали шататься, словно в изнеможе
нии — речь эта была страстным воплем о нравствен­
ной поддержке, об оправдании сделанного им шага.
И только на последних фразах он оступился резким,
непоправимым срывом. «Вмоих руках, как министра
юстиции, находились представители старой власти,
и я не решился выпустить их из рук... Первым моим
шагом было — освободить депутатов социал-демокра­
тической фракции»... Воистину, безгранично велика
должна была быть «пасхальность» настроения слушав­
ших его, готовность их на всепрощение, — если они
простили эту постыдную, тюремную «расчетливую»
фразу, — перекрывшую для меня — в один удар пуль­
са — всю его страстную исповедь.
Но они снесли. Они простили. Гулом аплодисмен­
тов был покрыт его заключительный вскрик. Тем са­
пять ДНЕЙ
[59І

мым — он счел себя оправданным. Но тем самым —
получал признание и самый кабинет. Исполком
поспешил повернуть руль к голосованию. Чхеидзе уже
улыбался глазами, как всегда благодушному, словно
полусонному Скобелеву: ставка была выиграна.
И, действительно, лишь ничтожная численно кучка
высказалась за непримиримость, за отказ от всякого
соглашения сбуржуазией:и—такбезжизненно,так
«книжно», швыряясь мудреными, камнем ложивши ­
мися на возбужденный слух, словами — говорили эти
немногие противники соглашения, что результаты
голосования были предрешены. Наиболее чуткие —
воздержались от выступления: ибо — уместно ли ис­
поведовать неверие свое — в заутреню: не убедить,
а лишь потемнить, без пользы, человеческую радость.
Для многих, быть может, первую...
Подавляющим большинством принята была доло­
женная Исполкомом «новая правительственная про­
грамма» — итог его соглашения с думцами. И недо­
верие, забаюканное заседанием этим, — нашло себе
выражение лишь в двух пунктах, внесенных в соглаша­
тельский проект поправок: в первом — заключалось
требование, чтобы Временное правительство оговори­
ло, что все намеченные его программой мероприятия
будут осуществлены немедленно, несмотря на военное
положение; другой же пункт определял создание на­
блюдательного, за действиями правительства, коми­
тета из состава Исполкома Совета рабочих и солдат­
ских депутатов... «Пистолет к виску»... Керенский мог
бы в постановлении этом усмотреть вотум недоверия
к себе: разве не значило это, что его присутствие в ка­
бинете признавалось недостаточной гарантией? Но
он — не обиделся. Да его уже и не было в зале...
Создавшееся на заседании Совета настроение не рас­
сеялось и тоіда, ковдадепутаты, окончательно утвердив
[бо]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

резолюцию, толпою влились в заполнившую Екатери­
нинский зал ожидавшую массу. В этот вечер Тавриче­
ский был переполнен в той же мере, как и в первый
день восстания. Тем резче бросалось в глаза огромное
различие настроений «тогда» и «теперь». И сказать
ли?—до боли жалко было тогдашней, жуткой насторо­
женности переходов и зал, и напуганных глаз по стен­
кам пробиравшихся «политиков», и бодрой, жизнью
и смертью осиянной, по стати перекатывавшихся по
коридорам вооруженных толп. Правда: «тогда» — заре­
вом пожаров, взблеском выстрелов светла была ночь;
сегодня она была светла— праздником. Но не отогнать
было мысли о том, что не свободе радуются эти, жму­
щиеся друг к другу, тесными, переплетшимися рядами
люди, — а тому, что отлетела, наконец, нависшая над
городом тяжесть неизвестности, сброса с устоев,— что
снова «становится», решениями сегодняшними, на при­
вычные, твердые места жизнь. Недаром, высясь над
толпой, вспячивая груди, играли над нашими головами
фейерверком фраз—те самые, вчера еще вдоль стенок
пробиравшиеся, «герои». «Свобода, свобода, свобода».
Как церковный акафист*, как пасхальный ирмос** —
бесконечными перепевами звучало под куполом двор­
ца это вчера ещедорогое, недостижимое, сегодня— уже
общедоступное, смятое, захватанным ставшее — слово .
И еще — сознаться ли: глядя в эти счастливые, со
всех сторон улыбавшиеся, светлые глаза, мучительно
завидно было этим людям— так искренно верившим,
что «кончилось», что революция совершена, что вот —
догремят еще стучащие по закоулкам, заблудшие, оди­
* Акафист — жанр православной церковной гимнографии,
представляющий собой хвалебное, благодарственное пение.
“
Ирмос — в православном богослужении первая строфа в ка­
ждой и з девяти песен канона, в которой прославляются священ­
ные события или лица.
пять ДНЕЙ
[бі]

нокие выстрелы — и снова ровным, по новому ши­
роким, по новому мощным потоком польется жизнь,
и будем мы кошницами полными собирать плоды
февральского подвига... Но ведь, — не отогнать было
сознания, что это не так, что впереди — еще далекий,
тернистый путь, сквозь тесные и дикие пустыри,
сквозь тенета противоречий, которых не разрубить
так просто, с одного взмаха, как разрублен был пер­
вый узел — восстанием 27 февраля.
Прикрыв глаза, я слушаю, как взлаивает с амвона
залы, восторженный и лохматый, очередной оратор,
и сквозь грохот слов — все о ней же, о ней, о свобо­
де! — слышатся мне ровные, тихие, четкие, твердые
слова жены — только что, два часа назад сказанные...
«Кончено? Нет. Слитком мало было крови».
Если бы мы могли верить, как верят они...
Но мы не верим: мы знаем...! И мучителен до боли,
повторяю, этот разлад с разлитым вокруг ликованием...
А на «амвоне»— на площадке в глубине Екатеринин­
ского зала, у входа в зал заседаний Государственной
Думы — сменяются и сменяются ораторы. И всем им
хлопает, хлопает, хлопает толпа Всем: даже Милюкову...
Вот на кого нельзя было взглянуть без улыбки: так
неприлично-счастлив, так «именинен» был он, так
откровенно чувствовал себя «вверху горы», И то ска­
зать — нелегко дался старику этот долгожданный, же­
ланный портфель.
Сколько раз приходилось сталкиваться с ним, —
ныне «достигшим», за эти долгие годы— на «министер­
ском» его пути: от мезонина на Нижегородской улице,
где осенью 1905 года, он, представитель «Союза освобо­
ждения»39, пытал меня — товарища председателя Все­
российского офицерского союза и члена военной ор­
ганизации с[оциалистов]-р[еволюционеров], — н а сч е т
вооруженного восстания; через «первый съезд земцев
[ 62]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

и горожан»40, которому суфлировал он, из того же при­
твора, в котором укрывался и я, — «нелегальный» оче­
видец — по бумагам, корреспондент «Humanite»; через
депутатство Государственной Думы, сразу же придав­
шее ему округлость стана и жеста, и особую вескость
слова; через «негласное» управление министерством
иностранных дел... — И, наконец, вот она, верхняя сту­
пень, зенит желаний—перевал двадцатилетнего пути.
Перевал. Ибо предрешена судьба таких — револю­
цией взброшенных на посты министров.
Когда заговорил характерным кавказским говорком
своим Чхеидзе— насторожилась на мгновение зала: на­
сторожился и я. Ибо, в речи своей он, психологически,
должен был проговориться, хотя бы намеком, о цене,
которой куплено было соглашение с думцами. Он на­
чал, как и большинство до него говоривших, с призы­
ва «к единению всех революционных сил», и долго не
отходил от этой темы. Казалось, одно время, что он так
и кончит, не начавши «существенного». Но к последним
словам он весь подобрался, сморщил лоб— тем особен­
ным «жестом» бровями, которым умеют пугать только
грузины, — и резко и горячо заговорил о «провокаци­
онных листках, будто бы от имени социал-демокра­
тической организации, разбрасываемых по казармам
и восстанавливающих солдат против офицеров...» Я за­
смеялся в усы: «Таконо и есть. Ну, конечно же: «армия».
После Чхеидзе снова говорили: милый, радостный
Капелинский, секретарь Исполкома, и еще, и еще кто-
то, и даже Ст. Иванович, меньшевик из «Дня»41, суше­
ны й публицист...
«Еда и Саул в о пророцех...» *
* Вышедшая в настоящее время из употребления поговорка,
обозначавшая крайнее изумление при виде всякого необычного
или поразительного явления. История формирования высказы­
вани я восходит к библейским временам, когда ветхозаветный
пять ДНЕЙ

Последним, «под занавес», говорил Керенский.
Он не вышел на ту, центральную, посереди залы,
площадку, которая служила трибуной остальным ора­
торам: он стал на левом крыле хор; весь в черном, до
верху застегнутый, прямой, как свеча, торжествен­
ный и бледный. В этом бескровном и властном при­
зраке трудно было признать того самого, отчаянно,
надрывно переминавшегося «на грани» человека,
с которым говорил я там, в коридоре, — три-четыре
часа назад, которого мы слышали только что в Совете.
Невидящим, над толпою куда-то вдаль смотревшим
взглядом напряжены были странно опустелые, тус­
клые глаза. И как-то по новому, тягуче звучал пытав­
шийся «чеканить» слова— хрипловатый голос. И весь
он, от головы до ног, казался нарочитым, — словно
подмененным.
Мелькнула в усталой голове недобрая мысль, но
я тотчас отогнал ее: она показалась тогда слишком за­
зорной.
«Я, гражданин Керенский, министр юстиции»... от ­
четливо скандирует слог за слогом незнакомым став­
ший знакомый голос. И бурными криками, и хлопа­
ньем, от края до края, вздрагивает зал.
«Объявляю во всеуслышание, что новое Временное
правительство вступило в исполнение своих обязан­
ностей, по соглашению с Советом рабочих и солдат­
ских депутатов».
Он опускает бескровную руку за шелковый лацкан
сюртука, вынимает красный, кровяным пятном за­
пророк Самуил, согласно воле Бога, помазал на царство Саула,
будущего первого царя Израиля. По пути домой, когда Саул по­
встречал бродячих проповедников, у него также открылся дар
пророчества. Однако это обстоятельство поначалу крайне скеп­
тически было воспринято его знакомыми, усомнившимися в вы­
соком предназначении будущего основателя единого Израиль­
с кого царс тв а: «Неужто и Саул во пр ороках?»
[64]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

алевший, платок, и взмахивает им по воздуху, овевая
лицо.
И, как на сигнал, новой бурей аплодисментов ото­
звалась толпа. Отозвалась волнами всплесков, при­
глушая чей-то одинокий голос, напряженно выкрик­
нувший что-то, — чего никто не расслышал, но все
поняли...
Темяростнее стучат ладони, перекрывают другдру­
га возбужденные, радостные — стыдно-радостные го­
лоса. Верить, верить, верить! По заутреннему.
«Пасха Новая, Пасха Святая»...
Но всепоняли: понял и Керенский. Он темнеет и от­
вечает — на вызов
—
вызовом:
«Соглашение, заключенное между Исполнитель­
ным комитетом Государственной Думы и Исполни­
тельным комитетом Совета рабочих и солдатских де­
путатов, одобрено Советом депутатов большинством
нескольких сот голосов против пятнадцати»...
И снова взвивается, как флаг, красный платок,
и снова, еще самоотверженнее, стучат ладони.
А Керенский, переждав, продолжает:
«Первым актом нового правительства является не­
медленное опубликование акта о полной амнистии».
Сухо отбивая слова, говорит министр юстиции. Но
смысл слов— не доходитдо сознания... Как сквозь сон,
вижу, через размеренные темпы, отмечающие перехо­
ды — мигание красного платка...
Усталость... И то: с 27-го
—
мы еще не закрывали
глаз.
Голос повышается: кончает. На этот раз я слышу
ясно его заключительные слова:
«Слушайтесь ваш их офицеров, Да здравствует Сво­
бодная Россия!»
«Ура!..» Сотни рук тянутся принять нового мини­
стра — для триумфа.
пять ДНЕЙ
[ 65]

С сознанием права уйти, медленно ухожу я из зала.
Домой. Спать.
Ипока по оживленной пешеходами, топочащейули­
це — я подхожу к своему академическому флигелю, об­
гоняя людей, бережно, словно «страстные свечи», раз­
носящих по городу переживания этой исторической
ночи, — неотвязно стоит в голове мысль
—
о красном
платке, так неожиданно, так бесстыдно, оказавшем­
ся в руках министра юстиции. Не знаменем бунта
веял он, — но тем кровавым сигналом, что взвевала
над городами, в далекие дни, — правительственная
власть — в знак того, что страна объявлена «на воен­
ном положении»...
Что-ж. Будем биться...
Воистину: «слитком мало еще было крови».
День третий.
Арест Николая II
Петербургским
Исполнительным
комитетом
9 марта, утром, когда я, по обычному, пришел на
работу в военную секцию Петербургского Совета,
в глаза метнулось странное малолюдство в ее залах.
В предшествовавшие дни, с самого переворота у нас
вечно была невероятная толкотня. Петербургский
Совет по-прежнему был еще на боевом положении,
и хотя «по штемпелю» он и звался Советом рабочих,
[66]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

прежде всего рабочих, а лишь затем солдатских— депу­
татов, — на деле пульс очередного дня всего напря­
женнее и крепче бился именно в солдатской — во ­
енной его части. В солдатской массе — ярче, острее
переживался революционный перелом, разрыв со
старым, привычным, только вчера развенчанным
для него миром, — от которого рабочий класс, если
не на деле — то хоть в мысли, хоть в песне — отрекся
уже давно. И если рабочих— минувший период борь­
бы, смена побед и падений ввели в «политику» и тем
самым ввели в «компромисс» (ибо, что такое «полити­
ка», ка к н е искусство «компромисса»), то солдаты, без­
мерно далекие от всяких политических хитроспле­
тений, мыслили «напролом»: компромисс 3 марта,
вознесший над февральскими баррикадами «людей
Временного правительства»42, так и остался для них
несмотря на все разъяснения «лидеров»— делом «тем­
ным»: внутренне они не приняли его, и правящим
центром для революционного гарнизона Петербур­
га безраздельно был его «собственный» Совет: сюда,
и только сюда — шли солдаты (и солдатки) со всеми
своими нуждами, мыслями, подозрениями. В воен­
ной секции, поэтому, круглые сутки толпился народ.
Каких только дел ни приходились нам разбирать
в эти лихорадочные, счет часам потерявшие дни! От
вопросов об организации высшего командования, об
офицерских правах (даже о «праве офицеров носить
оружие») и вплоть до вопросов о разводе, крещении
детей и т. п . Не перечесть.
И круг, и численность этих вопросов ширились
день ото дня. Тем страннее казался внезапный спад
волны, сегодня — на десятый день революции. В ком­
натах секции было почти пусто. Я прошел в помеще­
ние Союза офицеров республиканцев, разместивше­
гося в исторических комнатах 41-й и 42-й, где в ночь
ПЯТЬ ДНЕЙ
[67]

переворота помещался наш повстанческий штаб. Но
и там я застал всего двух-трех приезжих офицеров, да
дежурного по союзу.
—
Ifte же все наши?
—
Было срочное распоряжение Исполкома с утра
остаться при своих частях. Мы и Вам звонили, да не
застали уже дома.
—
Что-нибудь случилось?
Дежурный пожал плечами: «Не должно быть. В го­
роде тихо. Сейчас говорил по телефону с преображен-
цами и лейб-гренадерами. Нового ничего».
Вкоридоре столкнулся с секретарем Исполнитель­
ного комитета. Как всегда, вихрястый, взлохмачен­
ный, улыбающийся — концы длинного распущен­
ного галстука пляшут не в такт его быстрой походке.
Ухватил меня за пуговицу френча: «Вы почему не на
заседании?»
Исполнительный комитет все эти дни заседал не­
прерывно, но мы, работавшие в военной секции,
почти не заглядывали на заседания эти: там шла «вы­
сокая политика» — пляска по канату, с Милюковым
на шее и Родзянкой вместо балансира в руках: заня­
тие, которое мы, «крайние левые», искренно считали
«беллетристикой». Мы не сменяли, поэтому, на нее —
непосредственно-практическую и необходимую рабо­
ту среди солдатских масс, торопясь закрепить ее за
собою и изготовиться, таким образом, к той «борьбе
за армию», исходом которой, по нашему сознанию,
должен был разрешиться спор между «нами» и «ими»,
между Временным правительством и Революцией.
Мы ходили в Исполком только по «своим», секци­
онным, делам, если требовалось что-нибудь проштем­
пелевать свыше, или, как мы говорили — «прочхеид-
зить». Исполком, со своей стороны, тоже не тревожил
нас. И если на сегодня нас, военных членов Исполко­
ме]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

ма, вытребовали на заседание, — значит, действитель­
но, предстояло «дело».
Широко и гостеприимно раскрытые, обычно, две­
ри чхеидзовского кабинета, в котором шло заседа­
ние, на этот раз оказались не только припертыми, но
и строжайше охраняемыми. Караул был усилен, про­
пускали только членов Исполнительною] комитета]:
это тоже — признак.
Когда мы вошли, Исполнительный комитет был
уже в полном составе. И сразу почувствовалось настро­
ение необычное.
Правда, по внешности, все идет, как будто, своим
чередом. Н. Д. Соколов, разметав всклокоченную боро­
ду по жилету, в неизменном, фалдами разметающемся
сюртуке — как всегда запальчиво, повышенно заки ­
дываясь на каждой реплике оппонентов «с места»,
продолжает, видимо, — давно уже начатую речь. Как
всегда сухо и едко улыбается толстыми странно-бес­
кровными губами желто-серое безбровое лицо Су­
ханова. Как всегда, молчалив и внимателен — весь
закругленный, «по-флотски» чистенький Филиппов-
ский. Как всегда, грузен жестом, мыслью и словом, за­
слоняющий худенькую остробородую, русую фигурку
Скобелева — Стеклов43...
Все как обычно. Но необычно напряжена атмосфе­
ра. Особо резко звучит сегодня акцент председатель­
ствующего Чхеидзе и особо резко горят его утомлен­
ные, черные глаза.
Отрывистым шепотом, сосед вводит меня в курс
происшедшего: в ночь Исполком получил сведения,
что Временное правительство решило: бывшую им­
ператорскую фамилию, во главе с Николаем П, только
что после растерянной мотни между Псковом и фрон­
том, вернувшимся в Царское Село, и «формально»
(специальным актом Временного правительства) ли­
пять ДНЕЙ

шенным свободы — «эвакуировать» сегодня, 9 мар­
та — в Англию. Во избежание каких-либо эксцессов по
дороге — сопровождать «фамилию» до Архангельска,
где «высылаемые» должны были (под гром салюта, ко­
нечно) погрузиться на английское судно — взялся сам
Керенский, — по должности прокурора... необъявлен­
ной Республики... Акт об «арестовании»— оказался, как
и следовало ожидать, только «маневром» для убаюка-
ния нашей бдительности.
Решением этим династический вопрос ставился пе­
ред Исполнительным комитетом Совета беспощаднее
и ярче, чем стал он в свое время перед французами
Великой Революции в дни Вареннского бегства Людо­
вика44.Ибо для него речь шла не только о династии,
но и о Временном правительстве: компромисс 3 марта
был под угрозой оказаться развеянным по ветру.
Ясен был расчет Милюкова и Родзянки: задуман­
ным актом «похищения» — они думали форсировать
разрешение более всего тревожившего их монархи­
ческие (хотя и не слишком верноподданные) сердца
вопроса — о будущем государственном нашем строе;
форсировать, в расчете на то, что тот дух «праздносло­
вия и уныния», что заставил руководителей нынеш­
него Совета передать им власть после переворота, до­
статочно жив в меньшевистских креслах советского
президиума, и содружеству Милюкова, Керенского
и Корнилова (только что принявшего командование
войсками Петроградского округа)45удастся без «вну­
тренних» осложнений предрешить явочным поряд­
ком сохранение монархии. Ибо — на деле: к чему
могло привести архангельское бегство, как не к ре­
ставрации монархии в кратчайший же срок?
Ведь перед глазами достаточно отчетливо, достаточ­
но внятно стояли буквы текста отречения: чтобы сте­
реть их не надо было даже смелого жеста клятво-
[70]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

преступника. Он был достаточно двусмыслен, этот
текст, даже для «правового» обоснования возвраще­
ния «на прародительский престол».
Контрреволюции необходимо было не выпустить
«монарха» из игры: пусть, сам по себе, он был неопа­
сен: ведь для каждого из тех, кто мог присмотреться
к нему за долгие годы его царствования — было ясно,
что он доподлинный «король» шахматной партии,
лишь «неприкосновенностью» отличенный от про­
стой пешки... Но на первый же ход этой венценосной
пешки — потянутся, по тем же, веками освященным
правилам игры, и офицеры, и кони, и туры... И если на
игру эту наложит свою властную и искушенную в сих
делах руку еще и Великобритания, под родственный
кров которой спешат укрыться Романовы — нелегко
нам дастся мат — уже под шахом ныне стоящему —
бессильному, точеному болванчику... Если только он
дастся вообще... Ибо — при нынешнем расположении
«фигур», мы легко могли проиграть раньше, чем успе­
ем развернуть свою игру. И тогда— реставрации— не
избежать.
Но — они перемудрили, Родзянко и Милюков: «ре­
ставрация» — это звучало слишком резко даже для
меньшевистского Исполкома... Тем более, что он не
мог не знать, как, не словом, но действием — отозва ­
лись бы революционные массы Петербурга на весть
об отправке царской семьи за рубеж — на фронт ино­
земной и отечественной контрреволюции... Времен­
ное правительство не рассчитало удара: в заседании
9 марта — среди выступавших ораторов (а выступа­
ли, без малого, все) — не оказалось двух мнений. Все,
созвучно, утверждали: революция должна оградить
себя от всякой возможности восстановления монар­
хии; перчатка, брошенная Временным правитель­
ством, решившим этот— существеннейший для судеб
ПЯТЬ ДНЕЙ
[71]

революции— вопрос единолично, за спиной Исполко­
ма, — должна быть поднята...
Но как поднять ее? На этом — запинались ораторы.
Ивсколькихречах— и какярко—чувствовалось, что
заседание наше перекрывала еще тяжелая тень «веко­
вого трона»: он был пуст — но он еще не был повер­
жен, разбит в щепы...
Слишком долго и слишком путанно задерживались
ораторы на вопросе о том, в какой мере «лично» опа­
сен бывший монарх — и кто из великих князей мо­
жет и должен подойти под категорию «угрожающих»
будущей Республике... Мерою опасности, естественно,
определяется мера пресечения: вот почему — столь
безудержно страстные в заявлениях своих об опас­
ности монархии, члены Исполнительного] комите­
та] тускнели, потупляли глаза, когда, логическим хо­
дом, мысль заставляла их говорить о судьбе монарха.
Были секунды, когда казалось, что столь страшное для
меньшевизма, столь ранящее слух слово— «цареубий­
ство» — уже готово спуститься на нас... как огненные
языки на головы апостолов... Но оратору перехваты­
вал горло уже поднятый его мыслью звук — и вновь
затягивала собрание зыбкая, туманная пелена — по ­
лунамеков, полупризнаний, полуклятв...
Все облегченно вздохнули, поэтому, когда кто-то то ­
ропливо внес предложение о прекращении прений:
«Время не терпит, пора к делу».
Чхеидзе ставит на голосование вопрос: «Допустить
ли отъезд царской фамилии? Кто против?»
Как одна поднялись дружным, нервным взметом
руки.
«Но если так, — надо принять меры к тому, чтобы
подобные покушения стали, раз навсегда, невозмож ­
ны: ведь Временное правительство может повторить,
при первом удобном случае, попытку. Республика
[72]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

должна быть обеспечена от возвращения Романовых
на историческую арену. Стало быть, “опасные” долж­
ны быть в руках непосредственно у Петербургского
Совета. Унас — не у “временных”. Не у “временных”...
—
Возражений нет? Более точную формулировку?
Излишне: она определится событиями.
И снова—никаких разногласий. Переходим к прак­
тической части. Президиум осведомляет нас о предва­
рительных мерах, принятых им уже с раннего утра.
Весь состав верных Совету офицеров (Союз офицеров
республиканцев) мобилизован. Рабочие боевые дру­
жины в районах поставлены под ружье. Все вокзалы
уже заняты ближайшими к них воинскими частями,
под руководством специально командированных Ис­
полкомом эмиссаров. Теперь, в связи с состоявшимся
решением пленума и «сообразуясь с духом его» (еще
раз мрачно блеснул глазами Чхеидзе) — остается до­
вершить начатое — в Царском Селе, где находится
царская фамилия. Отряд для этой цели — семеновцы
и рота пулеметчиков, за которую головой ручаются ее
офицеры — уже отправлен на Царскосельский вок­
зал. Исполкому надлежит только указать чрезвычай­
ного эмиссара, который примет командование над
этим отрядом — и выполнит только что принятое
решение.
Слово берет опять Н. Д. Соколов. Он формулирует
требования, которым должен удовлетворять эмис­
сар — при наличии столь общей, стольтуманно форму­
лированной директивы: ибо «решать» — фактически
придется там, на месте, и решением этим определится
весь ход ближайших политических событий... «Вта­
ких условиях одинаково опасны — и горячность, и не­
решительность». «Любой ценою» должна быть выпол­
нена сегодняшняя задача— но цена, какова бы она ни
была — «должна быть определена без ошибки»...
пять ДНЕЙ
[73І

Сосед, наклонившись, говорит мне что-то невнят ­
ное на ухо. Переспрашиваю, и в это время слышу свою
фамилию.
Обертываюсь.
Соколов мотивирует предложение моей кандидату­
ры. Я чувствую н а себе взгляды собрания насторожен­
ные, испытующие... Чхеидзе спрашивает, согласен ли
я принять поручение.
Исполнительный комитет голосует. Против, воздер­
жавшихся — нет.
«Поезжайте сейчас же. Отберите кого найдете нуж­
ным из ваших офицеров и трогайтесь. Мандаты сей­
час получите. Автомобиль ждет»...
Коговзять? Все наши офицеры уже в разгоне по вок­
залам, в районах. В «Союзе»— по -прежнему пусто: два,
три знакомых по «первым дням» офицера... Из них—
штабс-капитан Тарасов-Родионов46, пулеметчик, сам
вызывается ехать; другой — Любарский — отказыва ­
ется, хотя в мой отряд входит и его Семеновская рота.
Едем с одним Тарасовым: на этого можно положить­
ся целиком — спокоен и любит опасность.
Уже сидя в автомобиле, принимаю мандаты. Пер­
вый из них, на мое имя, гласит: «По получении сего
немедленно отправиться в Царское Село и принять
всю гражданскую и военную власть для выполнения
возложенного на Вас особо важного поручения». Вто­
рой — на имя царскосельских властей: о подчинении
и всемерной помощи мне «при выполнении поручен­
ного мне особо важного государственного акта».
Уздания вокзала, на площадке, фронтом к главному
въезду, окруженный плотным кольцом зевак — строй
семеновцев, при офицерах: к левому флангу примкну-
лась рота пулеметчиков.
Здороваюсь коротко, по-фронтовому. Отрывистая,
гулкая команда, ряды вздваиваются, заходят. Обмотан­
[74]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

ные крест-накрест поблескивающими чистою медью
патронов лентами, пулеметчики вскатывают на ру­
ках по каменным ступеням приземистые, ворчливые
пулеметы... У входа встречает нас Гвоздев47, член И с­
полнительного] комитета] (будущий министр труда),
с огромной, красной розеткой в петлице. «Все пока
идет, как по писаному: телеграф и телефон заняты,
начальник станции и комендант арестованы без со­
противления; вагоны для вас прицеплены к очеред­
ному поезду и самый поезд задержан: немедленно по
посадке можно отправиться».
Отмыкая на ходулязгающие, темные штыки, ломая
строй, рассыпаются по вагонам солдаты. Оцепление,
выставленное занявшими вокзал егерями, осажива­
ет пытающихся проникнуть к нашему составу любо­
пытных. Некто, — особо юркий, в зябком пальтишко,
с поднятым воротником, вывертывается, однако, в по­
следнюю минуту, сквозь цепь и подбегает к нашим
окнам в тот самый момент, когда поезд, без свистков
и звонков, медленно трогается.
—
Куда вы?.. Куда? — отчаянно кричит он, цепля­
ясь за поручни переполненной солдатами площадки.
И столько мольбы и неподдельного отчаяния в этом
возгласе, что по солдатским лицам — с площадки пе­
рекидываясь в вагон — лучом змеится улыбка.
—
Ты кто? Откель взялся!
—
От газеты... От «Русской воли» корреспондент.
—
Ах, язви те... Прими руки, шантрапа!
—
Скажи там: поехали семеновцы — к царю в го­
сти... Берегись, под приклад попадешь...
«Корреспондент» выпускает поручень, беспомощно
взмахивает рукой, припрыгивая на месте, в такт бы­
стро набирающему ход поезду... И исчезает из вида.
Солдаты улыбаются еще секунду. Затем улыбка сбе­
гает: хмурым, настороженным становится вагон.
ПЯТЬ ДНЕЙ

Мы ехали без песен. И чем ближе было к Царско­
му — мрачнели сосредоточенные лица солдат, неот­
рывно смотревших в окна, на мчавшиеся навстречу
полосатые, напуганно кренившиеся верстовые стол­
бы. Голоса становились хриплыми. — «В горле пере­
сохло». А ведь инеем, застылым, разубраны были ели
и сиротливые березы перелесков.
—
Вы знаете? — озабоченным шепотом докладыва­
ет один из офицеров. — Мы почти без зарядов едем:
у людей всего по двадцати патронов и больше не захо­
тели взять... винтовки не заряжены. Только у пулемет­
чиков комплекты. — И помолчав: — как бы заминки
не вышло, если...
—
Ничего — перешагнут, если понадобится... Толь­
ко заранее не надо людей нервить. А что до патро­
нов — если дело до них дойдет — возьмем в Царском
у стрелков. Там — на всех хватит...
Тарасов-Родионов предлагает учинить нечто вроде
военного совета. Но я отклоняю предложение: совето­
ваться не о чем. План действия для меня уже сложил­
ся; первые распоряжения я отдаю тут же. Остальные
дам после высадки.
Не доезжая Царского, на последнем перегоне, сни­
жался, снижался солдатский говор и затих. Среди жут­
кой, напряженной тишины подъехали мы к вокзалу.
Солдаты крестились, примыкая штыки...
Высадка прошла быстро и сноровисто. Сразу по­
веселели, подтянулись семеновцы, когда, покрики­
вая ржавыми голосами своих тяжелых колесиков,
в перегон друг другу, выкатились на асфальт вокзала
пулеметы. Телефон, телеграф заняты с разбега, без
приключений. Начальник станции, оторопевший
до дрожи в первый момент, отошел сразу, когда уз­
нал, что арест его — негласный: все сводится лишь
к безотлучному наблюдению приставленного к нему
[76]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

офицера. Команды разместились в зале Ш-го класса,
составили ружья.
Комендант станции показался мне предупрежден­
ным; на мое предложение; потребовать к вокзалу
автомобиль и вызвать немедля в ратушу начальника
гарнизона и коменданта Царского Села, он ответил
торопливо:
—
Они оба уже в ратуше.
Я решил выехать в ратушу один, захватив с собою
только Тарасова-Родионова и двух стрелков для связи;
командование отрядом передал старшему после меня
командиру семеновцев, с наказом держаться насто­
роже на случай каких-либо покушений со стороны
местных властей, о настроении которых нам ничего
не было известно, а в случае, если через час я не вер­
нусь и не передам через ординарцев или по телефону
дальнейших приказаний, идти с отрядом в казармы
2-го стрелкового полка (по нашим сведениям, на этот
полк, по революционности его, всецело можно было
положиться), поднять стрелков и двинуться во дворец
для выполнения возложенного на нас поручения: «Лю­
бой ценой, я повторяю, подчеркивая, — л юбой ценой
обезопасить революцию от возможности реставра­
ции. Смотря по обстоятельствам — или вывезите аре­
стованных в Петербург, в Петропавловскую крепость,
или ликвидируйте вопрос здесь же, в Царском. Но так
или иначе — чтобы это было накрепко. Перед высту­
плением сообщите в Петербург по телефону».
—
Только, пожалуйста, не вызывайте подкрепле­
ний, — смеюсь я в заключение. — Нарушьте на этот
раз традиции передовой линии. И пока что, распоря­
дитесь, чтобы людей накормили...
Говорю— просто так, для порядка: если бы хоть на се­
кунду поколебалось во мне твердое, радостное, внутрен­
нее убеждение, что отряду не придется двинуться с вок­
пять ДНЕЙ
[77]

зала, я, конечно же, никоіда и никому не передал бы
командования. Разве такие поручения передоверяют?
Подошел комендант в сопровождении нашего
офицера (он тоже «на положении начальника стан­
ции»):
—
Автомобиль подан.
Автомобиль — маленький, двухместный. Я сел с Та­
расовым-Родионовым. На подножки стали с обеих сто­
рон назначенные «для связи» ординарцы.
В ратушу!
«Военные власти» — два ровненьких, совершенно
одномастных, даже одинаково лысых полковника
в аккуратно застегнутых сюртуках, с «Владимирами»
в петлице — ожидали меня в одной из комнат верхне­
го этажа, драпировкой отделенной от зала, где у кан­
целярских столов вокруг «столоначальников» целыми
табунами толпились посетители. Я предъявил свои
мандаты. Полковники переглянулись.
—
Передать командование... Но, ведь, извините,
мы не Петербургскому Совету, а Временному прави­
тельству присягали. А эти документы не имеют визы
правительства. Значит, это сделано помимо его.
—
Совершенно верно. Но должен ли я понять вас
в том смысле, что вы... не склонны считаться с поста ­
новлениями Совета революционного гарнизона и ре­
волюционных рабочих Петербурга?
Полковники опять переглянулись и враз затормо­
шились.
—
Что вы! Ведь Совет признан и самим Временным
правительством... Но вы же, как военный, должны по­
нимать, что приказ может быть выполнен нами лишь
в порядке подчинения. Мы подчинены генералу Кор­
нилову, командующему войсками округа, и поскольку
привезенный вами приказ расходится с данными ге­
нералом инструкциями, мы его исполнить, не нару-
[78]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

шая воинской присяги, не можем. Впрочем, мы сей­
час вызовем его к телефону.
—
Если бы я нуждался для выполнения своего по­
ручения в генерале Корнилове, я привез бы вам не
только его подпись... Оставьте в покое Корнилова.
Тем более, что в данный момент я вовсе не предпо­
лагаю принимать от вас, по силе этого мандата, дела
и командование. От вас требуется сейчас только одно:
проводить меня к бывшему императору.
—
Императору?!..
Один из полковников быстро потупился и отошел
в сторону, второй нервным движением глубоко засу­
нул руку за лацкан сюртука.
—
Это совершенно невозможно. Мне формально
и строжайше воспрещено даже называть кому бы то
ни было дворец, в котором его величество находится.
—
Вы отказываетесь?
—
Я не отказываюсь, — торопливо трясет он голо­
вой, — но я должен предварительно получить разре­
шение генерала Корнилова.
Опять!..
—
Слушайте, господа. Вы знаете, конечно, что я при­
был сюда с отрядом. Вместо того, чтобы терять время на
разговоры с вами, я мог бы попросту поднять ваш гар­
низон — одним взмахом руки, одним боевым сигналом.
Иесли я не делаю этого, то потому только, что уверен вы­
полнить свое задание без грома и треска, один — не вы ­
нимая оружия из ножен. Одним именем народа. С вами,
без вас — дело будет сделано. Но как оно будет сдела­
но — за это ответите вы . Если вы вынудите моих солдат
взяться за винтовки — вы будете отвечать за кровь. По­
следний раз: где находится бывший император?
Комендант взглянул на начальника гарнизона, на­
чальник гарнизона— на коменданта: и оба потупились...
—
Да поймите же, что мы не можем... Присяга.
ПЯТЬ ДНЕЙ
[79]

—
Время идет. Пора кончать: в моем распоряжении
только час... Или вы попробуйте меня арестовать, или
я вас арестую.
Офицеры радостно подняли на меня глаза: выход
был найден.
Арестовать вас, как представителя Исполнительно­
го комитета — мы не считаем возможным ...
—
Значит, не о чем разговаривать: вы арестованы,
господа. И я спрашиваю вас уже, как арестованных:
где бывший император?
—
ВАлександровском дворце... Но вас туда не про­
пустят, даже если бы вы повезли нас с собой. Именной
приказ Корнилова — без его личного письменного
распоряжения — не пропускать никого, хотя бы даже
из министров.
Но я не слушал дальше: время действительно шло...
Повернувшись к выходу, я увидел у драпировки теле­
фонный аппарат... Перевести арестованных в другое
помещение... Опять — лишняя нервность. Уже одно
появление моих ординарцев вызвало заметное вол­
нение в канцелярии. А мне хотелось иметь за собою
тыл, — по возможности, спокойным.
—
Через час я окончу свое поручение. Дайте мне
слово, что в течение этого времени вы не подойдете
к телефону. Я оставлю вас тогда в этой комнате.
Опять переглянулись полковники. И ответили в го­
лос: «даем слово».
Тарасов-Родионов скучал в автомобиле. Я сел...:
«ВАлександровский дворец и — полным ходом, това­
р и щ шофер...»
Управого крыладворца—наглухоприпертые желез­
ные ворота. Часовой, — видимо, опознав комендант­
ский автомобиль, — подошел на вызов, дружелюбно
[8о]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

похлопал по крылу машины, но пропустить внутрь, за
ворота, отказался наотрез. Запрещено настрого — под
страхом расстрела. Насилу добился вызова караульно­
го начальника. Прапорщик, совсем еще зеленый, по
детски-важный и взволнованный, как всегда бывает
с молодежью в «ответственных» караулах— торопливо
подтвердил запрет. «Никого и ни в коем случае».
—
Я прислан с особо важным поручением от Пе­
тербургского Исполнительного комитета. Что же
мне — тут, на морозе — показывать свои документы.
Никакая инструкция не предусматривает всех воз­
можностей. И — вы меня простите, прапорщик, — не
мне у вас, а вам у меняучиться...
Еще минута колебаний — и первый, труднейший
шаг сделан; мы за решеткой, в помещении наружно­
го караула. Тарасов остался в автомобиле — замещать
меня — «на случай».
Я показываю прапорщику свои документы.
Юноша совершенно растерян.
—
Что же вам угодно?
—
Пройти во внутренний караул.
—
Но я и сюда не имел права пустить вас. Генерал
Корнилов...
Опять это сакраментальное имя... Выплывает в па­
м яти лукавое, под маской «солдатского» простодушия
лицо, на недавнем заседании Исполкома с участием ге­
нералитета, — в крадчивая речь «о великой чести коман­
довать революционными войсками, первыми сбросив­
ш ими иго...» Отчего, в глубине этих глаз, обводивших
тогдашнее собрание наше таким ласковым, гладящим
взглядом, чудилась мне затаенная, втянувшая в себя
когти, как тигр перед прыжком, непримиримая злоба?..
—
Приказ Корнилова... Есть приказы звучнее: Име­
нем Революционного Народа. Вы проводите меня во
внутренний караул.
ПЯТЬ ДНЕЙ
[8і]

—
Но я не могу отлучиться с поста... Разрешите вы­
звать дворцового коменданта.
—
Вызывайте, но — ни слова лишнего .
Короткое молчание: ждем. Прапорщик нервно
оправляется. Упритолоки разводящий упорно, хмуро
смотрит в пол, на мои сапоги.
Комендант, ротмистр Коцебу48появился через не­
сколько минут. Круглый, подфабренный, подчищен­
ный, вихляющий задом под кургузым уланским ви­
цмундиром. Взаимное представление. Прапорщик
докладывает. Коцебу читает мои документы.
■— Во внутренний караул? Нечего надобного. На­
чальник караула будет отвечать уже за то, что он про­
пустил вас за ворота. Мы имеем строжайшее распоря­
жение законной власти...
—
АСовет — власть незаконная, по-вашему, рот­
мистр? Начальниккараула ни за что не будетотвечать.
А вот вы, господин комендант... У вас, видимо, корот­
кая память: с 27 февраля прошло всего 10дней.
—
Но ваш... comment dit-on*... Исполнительный
комитет должен понимать, что нельзя ставить людей
в такое положение... Ваш же Совет признал Временное
правительство, как признаем его мы. А вы хотите, что­
бы не выполняли его приказаний, и слушались воли...
—
Чьей воли, ротмистр?
На секунду — наши взгляды скрестились... Коцебу
закусил ус. Я улыбнулся.
—
Досказать за вас? Не только «власти», — но
и силы.
Улан оглянулся на дверь.
—
Не пугайтесь, я один. Прибывший со мной
авангард революционного петербургского гарнизона
остался, пока, на станции. Ну, что же, идемте?
* Commentditon (фр.) — как это называется.
[ 82]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

—
Я сейчас протелефонирую Корнилову.
—
Вы этого не сделаете.
Коцебу вздернул голову и смерил меня — с головы
до ног. Повернулся и пошел к аппарату.
Я сделал ш аг вперед...
—
Втаком случае, ротмистр, вы арестованы.
Разводящий у притолоки вздрогнул, выпрямился
и застыл. За дверью звякнули винтовки подымавших­
ся солдат.
Коцебу остановился, посмотрел на караульного на­
чальника, на ефрейтора, пожевал губами и, поведя
ожирелым плечом, процедил сквозь зубы:
—
Вы применяете силу? Что же, ваше дело, идем­
те...
По каким-то проулкам, темными переходами, мы
прошли в широкий подземный коридор, мимо запер­
тых засовами, забитых дверей, около которых лишь
кое-где застыло серели фигуры часовых. Наконец, по ­
слышался гомон, гул перекрестных голосов,— коридор
вывел в обширную, скупо освещенную электрически­
ми лампочками комнату, переполненную солдатами:
занею —вторая, — такая же и так же переполненная:
на беглый подсчет — не меньше батальона.
—
Здорово, товарищи! Поклон от петербургского
гарнизона, от солдатского Совета.
Бодро и душевно, бесстройно отзывается казарма.
Лежавшие подымаются с нар, грудятся к проходу. Ко­
цебу, вобрав толстую шею в тугой воротник, торопит­
ся дальше.
—
Какой полк?
—
2-й стрелковый.
Дело выиграно.
Я остановился: мгновенно наросла вокруг толпа.
Вкоротких, резких словах разъяснил я солдатам,
в чем дело, — зачем меня прислал сюдаСовет.
пять ДНЕЙ
[8з]

И сразу — посумрачнели глаза, сдвинулись брови,
ощетинилась только что ласково гудевшая, беззабот­
ная казарма.
—
Мирно, по доброму, без крови, товарищи. Но
твердо: как революционный народ хочет, так тому
и быть. Петербург на вас надеется — видите, я один
пришел к вам: вам передаем мы этодело... не выдадите.
—
Не выдадим, товарищ. — Статочное ли дело...
Разве мы не понимаем. Пока от Совета приказа не
выйдет— не сменимся... — Пока стоим, не вывезут —
ни прямиком, ни обманом..
Кто-то схватил меня за руку. Обернулся: нахмурен­
ный, взволнованный поручик.
—
Что вы делаете! Идите скорее — офицеры вас
ищут.
Следом за ним я прошел в комнату, где толпилось
вокруг ораторствовавшего Коцебу человек 20 офице­
ров. Все были явно и резко возбуждены.
Не успел я войти, как был охвачен тесным угрожа­
ющим кольцом. — Заговорили в перебой.
—
Это Бог знает, что такое... Возмутительно... Толь­
ко что стали успокаиваться — опять мутить, опять
разжигать...
—
Одну минуту, господа, — перекрикивает разно­
голосый хор — знакомый по лицу, где-то давно виден­
ному — немолодой уже прапорщик. Вспоминаю, кадет
из младших «лидеров», — приходилось встречаться на
междупартийных совещаниях. Он оттягивает меня за
рукав в дальний угол — за драпировку.
—
Вы меня узнали? Вы меня помните? Значит, мо­
жете мне поверить... Вы затеяли игру с огнем... Убить
императора в его дворце, поскольку он под нашей ох­
раной, — полк не может допустить. Если комендант
города, комендантдворца пропустили вас, это дело их
совести... Но наши офицеры...
[84]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

Я искренно засмеялся... — Разве у меня вид Макбе­
та49или графа Палена50?., это им я более знакомо гвар­
дии. И разве каждый социалист-революционер—уже
обязательно цареубийца?
—
Но К оцебу говорит...
—
За то, что говорит Коцебу— он и ответит... Я от­
вечаю за себя — только .
—
По его словам, в вашем документе...
—
Вот мой документ.
—
Коцебу прав: ваше поручение... страшно средак-
тировано; страшно; иного слова не подберу, в нем есть
мандат на цареубийство.
—
Внем есть худшее, если хотите. Но Коцебу все-та-
ки налгал... Господа офицеры...
Рассказываю о плане «Варренского бегства», о р еш е­
нии Исполкома. И в мере того, как я говорю, как будто
спокойнее становятся офицеры, только немногие, из
старших, продолжают нервничать.
—
Пустьтак... Но все же — врываться во дворец; от­
странять полк, так как вы его отстранили. И восстанав­
ливать солдат против офицерского состава... Мы знаем,
что у вас в Петербурге делается! Что вы им говорили?
Но младшие перебивают, оттирают потихоньку ка­
питанов.
—
Вы напрасно тревожились там, в Исполкоме.
Стрелки безоговорочно примкнули к революции. Вы
знаете, вчера, когда приехал бывший император, мы
чуть не сбою заняли караул. Сводно-гвардейский полк
ни за что не хотел сменяться, а мы ему не верим... Не
можем верить; ведь он составлялся по особому отбо­
ру — там что ни человек
—
чья-нибудь креатура. Мы
все-таки добились своего. И ваше недоверие, согласи­
тесь сами, не может не оскорблять нас...
—
Причем тут недоверие! Если бы оно было —
я не пришел бы так, как я есть, а привел бы к вам,
пять ДНЕЙ
[85]

под дворцовые стены, хоть целый корпус: Петербург
и Кронштадт — не оскудели еще... Но поскольку арест
может быть проведен со всею строгостью и здесь, без
вызова в Петропавловскую крепость...
—
Вывезти «его» мы не дадим, — мрачно говорит,
отворачиваясь, старый капитан.
—
Не провоцируйте меня, пожалуйста. Вы сами от­
лично знаете, что будетвывезен и он, и вы , и кто угод­
но, если бы это оказалось нужным. Но липшего шума,
еще раз, Совет отнюдь не собирается делать. Поэтому
бросьте этот тон. Я не вижу надобности в увозе, после
того, как поговорил с солдатами. По крайней мере,
в данный момент. Солдаты обещали не сменяться —
до получения приказа от Петербургского Исполни­
тельного комитета...
Офицеры, отойдя к окну, о чем-то совещаются впол­
голоса. «Отимени полка»— отделяется от группы один
из старших офицеров — «Ядаю вам слово, что пока
полк будет занимать дворцовые караулы, ни бывший
император, ни его семья из этих стен не выйдут. А не­
сти караулы полк будет бессменно, хотя бы для этого
нам месяц пришлось не снимать оружия — впредь
до получения указаний от Петербургского Совета. Вы
удовлетворены?»
—
Вполне. Нам остается только условиться о мерах
охраны.
Приносятплан дворца и прилегающей территории,
росписьпостов и караулов; по схеме охраны— дворец
отгораживается тройным рядом караулов и застав.
Кроме того, правое крыло дворца, в котором находит­
ся Николай, наглухо изолируется от левого, отведен­
ного бывшей императрице и детям. По инструкции—
никто — не только из членов бывшей императорской
фамилии, но и прислуги — ни под каким предлогом
не выпускается за дворцовую черту. Каждый, вошед­
[86]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

ший во дворец, с разрешения Временного прави­
тельства, — тем самым становится арестованным.
Обратного хода ему уже нет. Даже врач, пользующий
больных детей Николая Романова, входит к ним толь­
ко в сопровождении дежурного офицера.
—
Будьте уверены: и мышь не проберется...
На очереди — последний акт: поверка караулов.
«Убедитесь сами, что капкан защелкнут наглухо».
—
Да, но для этого мне надо еще предварительно
убедиться, что «зверь», действительно, в капкане... Вам
придется предъявить мне арестованного.
Собеседники мои даже вздрогнули. И, нахмурив­
шись, потемнели сразу...
—
Предъявить императора?—Вам?.. Он никогда не
согласится...
—
Что за мысль? Да — ведь это хуже, чем...
—
Не стесняйтесь: чем цареубийство. Совершенно
верно. Поэтому-то я и настаиваю .. .
—
Бесцельная жестокость... — горячится юный, без­
усый еще, во френче с иголочки, подпоручик. — Ведь
вы, на самом-то деле — нисколько не сомневаетесь,
что он здесь, внутри оцепления... Что же, по вашему,
полк станет комедию ломать, стеречь пустые комна­
ты, что ли? Мы все видели его. Мы даем вам честное
офицерское слово, что он — замкнут. Вам недостаточ­
но нашего честного слова! Вы не верите офицерскому
честному слову?
Опять звучит в голосах угроза. И мирный исход,
только что казавшийся обеспеченным, начинает по­
дергиваться зловещей, багрянеющей дымкой. Потому
что, чем резче, чем горячее убеждают меня офицеры,
тем яснее для меня вся важность — вся неоценимая
важность этого «предъявления», о котором я, в пер­
вый момент, сказал почти что машинально: просто
казалось мне нелепым вернуться в Петербург с докла­
пять ДНЕЙ
[87]

дом о ликвидации царского отъезда о закреплении
Романова в царскосельском аресте, не видав самого
арестованного. Настроение офицеров, их яростный,
внутренний, психологический протест — прояснили
мне сознание: я понял, что этот акт унижения — да,
унижения — необходим; чтодаже не в аресте, а имен­
но в нем существо моего сегодняшнего посланниче-
ства. Ни арест, ни даже эшафот — не могутубить —
никогда не убивали — самодержавия: сколько раз
в истории проходили монархи под лезвием таких
испытаний, — и каждый раз, как феникс из пепла
погребальным казавшегося костра, вновь воскреса­
ла, обновленная в силе и блеске, монархия. Нет, надо
иное. Тем и чудесен был давний наш террор, что он
обменял на физиологию — былую мистику «пома-
занничества»... И теперь — пусть, действительно, он
пройдет передо мной, по моему слову — перед лицом
всех, что смотрят сейчас, со всех концов мира, не от­
рывая глаз, на революционную нашу арену — пусть
он станет передо мной, — простым эмиссаром рево­
люционных рабочих и солдат, — он, император, «всея
Великие и Малые и Белые России самодержец...» как
арестант при проверке в его былых тюрьмах... Этого
ему не забудут никогда: ни живому, ни мертвому...
Я категорически требую предъявления.
Офицеры почувствовали, что в этом пункте я не
уступлю, и вызвали, наконец, графа Бенкендорфа51,
церемониймейстера. Если офицеры вздыбились, лег­
ко представить себе, что сталось со стариком. Он весь,
в буквальном смысле, запенился и в первый момент
не мог произнести ни слова. «Предъявить»... Его Вели­
чество?.. Что за наглое слово... И кому... бунтовщику!..
Будем называть вещи своими словами: бунтовщику!!?
Он наотрез отказался «даже доложить об этом Его
Императорскому Величеству».
[88]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

Опять начались пререкания. Я вынул часы: «Скоро час,
как я уехал со станции, на которой меня ожидает мой от­
ряд: если я сейчас не сообщу командиру отряда, что все
идет благополучно— это будет сигналом. Через четверть
часа семеновцы будут у дворца, — а Петербург двинет
вслед за моим авангардом свои войска н а Царское. Судьба
Временного правительства, бывшей династии, всей Рос­
сии, наконец, снова станет на карлу. И гадатьли, чья карта
будет бита? Реальная сила, действительная сила — у нас
в руках, безраздельно. Прислушайтесь к ваш им подзем­
ным казармам. Разве мне недостаточно вынуть из ножен
шашку? И ответственность за то, что п роизойдет— падет
полностью на вас: я сделал все, чтобы избежать крови.
Не теряйте же времени понапрасну. Колесо истории не
удержать: оно перемелет вам ваши мизинцы»...
Новая делегация к Бенкендорфу. На этот раз, после
недолгой борьбы (я следил за минутной стрелкой),
церемониймейстер, в свою очередь — «уступил наси­
лию»: «он будет, конечно, жаловаться, от имени всех,
на неслыханное издевательство: Временному прави­
тельству, генералу Корнилову... Вы жестоко поплати­
тесь». — «С наслаждением. Но к делу, к делу».
Устанавливается ритуал. Император будет мне
предъявлен во внутренних покоях, у перекрестка
двух коридоров: он пройдет мимо меня, а не навстре­
чу. Я от души расхохотался: «сделайте одолжение, если
вас и его может утешить этот... котильон*»...
Пока «предваряли монарха» — я позвонил на стан ­
цию предупредить о скором своем возвращении— и в
наружный караул, чтобы впустили в караульное по­
мещение дежурившего в автомобиле Тарасова-Роди­
онова. Оказалось, впрочем, что он давно уже там —
* Котильон — бальный танец французского происхождения.
Здесь слово употреблено автором мемуаров в иносказательном
значении.
ПЯТЬ ДНЕЙ
[89]

и самым мирным образом обедает с караульным
начальником.
На «предъявление» со мной пошли: начальник вну­
треннего караула, батальонный, дежурный по кара­
улу, рунд*. Долго, демонстративно-долго возились
с тяжелым висячим замком массивной входной две­
ри, запертой еще, кроме того, на ключ. Удвери этой
стоял сильный караул— ближайший к арестованным
воинский пост: внутри замкнутого оцеплением крыла
дворца — не было ни одного солдата: мера, в высшей
мере рациональная— ибо онараз навсегда исключала
возможность общения арестованных с внешним ми­
ром — неизбежного, если бы «узники» могли подойти
к страже. Ибо, как доказывает извечный опыт — нет
стражи, которая устояла бы перед соблазном — жало ­
сти, уважения или подкупа... А при данной системе
Николай Романов оказывался в буквальном смысле
слова «замурованным» в этом — наглухо, без малей­
шей связи, отрезанном отмирадворцовомкрыле—со
своими лакеями и поварятами.
Но внутри этой клетки все было оставлено Времен­
ным правительством по-прежнему — так, как было
оно до катастрофы, в былой расцвет «Большого Импе­
раторского дворца» — со всей его роскошью, со всем
его ритуалом. Когда, сквозь распахнувшуюся, наконец,
с ворчливым шорохом дверь мы вступили в вести­
бюль, — нас окружила — почтительно, но любопыт­
но, — фантастической казавшаяся на фоне «простых»
переживаний революционных этих дней — толпа
придворной челяди. Огромный, тяжелый, как пло­
щадной Александра Трубецкого — гайдук**, в медве­
* Рунд — офицер, состоящий ближайшим помощником дежур­
ного по караулам и бывший исполнителем его приказаний.
** Гайдук—в 18-19вв. в богатыхбарскихдомахлакей высокогоро­
ста, который ездил на запятках кареты или верхом возле экипажа.
[ 90]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

жьей, чаном , шапке; скороходы, придворные арапы,
в золотом расшитых, малиновых бархатных куртках,
в чалмах, острыми носами загнутых вверх туфлях; вы­
ездные — в треуголках, в красных, штампованными
императорскими орлами отороченных пелеринах.
Бесшумно ступая мягкими подошвами лакированных
полусапожек, в белоснежных гамашах* — побежали
перед нами вверх, по застланным коврами ступеням,
л акеи «внутренних покоев»... Все по-старому; словно
в этой, затерянной среди покоев дворцовой грома­
де — не прозвучало и дальнего даже отклика револю­
ционной бури, прошедшей страну из конца в конец.
И когда, поднявшись по лестнице, мы «следовали»
сквозь гостиные, «угловые», «банкетные», переходя
с ковров на лоснящийся паркет и вновь коврами глу­
ша дерзкий звон моих шпор, мы видели, у каждой
двери застывшими парами — лакеев, в различней­
ших, сообразно назначению комнаты, которой они
приставлены, — костюмах, то традиционные черные
фраки, то какие-то кунтуши**... белые, черные, крас­
ные туфли, чулки и гамаши... А у одной из дверей —
два красавца лакея в нелепых малиновых повязках,
прихваченных мишурным аграфом***, на голове—при
фраке, белых чулках и туфлях..
В верхнем коридоре (под стеклянной крышей),
обращенном в картинную галерею, — нас ожидала
небольшая кучка придворных, во главе с Бенкендор­
фом; здесь же вертелся, еще до нас, «при переговорах»
* Гамаши — элемент верхней одежды, представлявший собой
защитныечехлыдляобувибезподошв,надевавшиесяповерхбо­
тинок.Моглибытьвязаными или сшитыми изплотноготолстого
материала. Обычно закрывали щиколотки, но иногда могли до­
ходить и до колена.
"
Кунтуш — верхняя мужская одежда с отрезной приталенной
спинкой и небольшими сборками и отворотами нарукавах.
***Аграф—пряжкаили застежкана одежде.
пять ДНЕЙ
[91]

проскочивший Коцебу. Придворные были в черных,
наглухо застегнутых сюртуках. Шагах в шести-восьми
от места нашей встречи со свитой — коридор пере­
секался, накрест, другим: по нему-то и должен был
выйти ко мне бывший император.
Я стал посередине коридора: правее меня Бенкен­
дорф, по левую руку Долгорукий и еще какой-то штат ­
ский, которого я не знал в лицо. Несколько отступя
кзади стояли пришедшие со мной офицеры.
Бенкендорф, не сдержавшись, стал мне шептать на
ухо (здесь все говорили вполголоса — ведь «Его Вели­
чество изволили бытъ в соседних покоях»)— что -то об
«оскорблении Величества», о том , что «только исклю ­
чительная снисходительность монарха, его искреннее
желание сделать все, чтобы успокоить своих заблуд­
ших, — но верных, что бы там ни говорили... верных
ему подданных — заставило его пойти навстречу мо­
ему заявлению, которому он лично, Бенкендорф, не
находит названия...» Мое имя ему известно; он знал
отца, помнит деда. «Икак вы, именно вы, с прошлым
вашего рода — могли пойти на такое оскорбление Ве­
личества!.. Если бы еще кто-нибудь из этих parvenus*,
там — в Таврическом — из этих, как они называются:
на «идее». Но вы! И в таком виде!»
Вид у меня, действительно, был «разинский»: ведь
со дня переворота почти не приходилось раздевать­
ся. Небритый, в тулупе с приставшей к нему соломой,
в папахе, из-под которой выбиваются слежавшиеся,
всклокоченные волосы. И эта рукоять браунинга, вы­
нутого из кобуры, так назойливо торчащая из боково­
го кармана. Долгорукий не сводит с нее глаз...
Где-то в стороне певуче щелкнул дверной замок.
Бенкендорф смолк и задрожавшей рукой расправил
* Parvenus (фр.) — выскочки .
[92]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

седые бакенбарды. Офицеры вытянулись во фрунт, то­
ропливо застегивая перчатки. Послышались быстрые,
чуть призванивающие шпорой, шаги.
Он был в кителе защитного цвета, в форме лейб-
іусарского полка, без головного убора. Как всегда по­
дергивая плечом, и потирая, словно умывая, руки, он
остановился на перекрестке, повернув к нам лицо —
одутловатое, красное, с набухшими, воспаленными
веками, тяжелой рамой окаймлявшими тусклые,
свинцовые, кровяной сеткой прожилок передерну­
тые глаза. Постояв, словно в нерешительности, — по ­
тер руки и двинулся к нашей группе. Казалось, он сей­
час заговорит. Мы смотрели в упор, в глаза друг другу,
сближаясь с каждым его шагом. Была мертвая тиши­
на. Застылый — желтый, как у усталого, затравленно­
го волка, взгляд императора вдруг оживился: в глуби­
не зрачков — словно огнем колыхнула, растопившая
свинцовое безразличие их — яркая, смертная злоба.
Я чувствовал, как вздрогнули за моей спиной офи­
церы. Николай приостановился, переступил с ноги
на ногу и, круто повернувшись, быстро пошел назад,
дергая плечом и прихрамывая.
Я выпростал засунутую за пояс правую руку, при­
ложил ее к папахе, прощаясь с придворными, и, на­
путствуемый шипением брызгавшего слюной Бен­
кендорфа, двинулся в обратный путь. Мои спутники
подавленно молчали. И только в вестибюле, один из
них, укоризненно качнув головой, сказал: «Вынапрас­
но не сняли папахи: государь, видимо, хотел загово­
рить с вами, но когда он увидел, как вы стоите...»
Адругой добавил: «Ну, теперь берегитесь. Если ког­
да-нибудьРомановы опятьбудуту власти, попомнится
вам эта минута: на дне морском сыщут»...
«А Бенкендорф, Бенкендорф-то! Все-таки трогатель­
но. Эдакий преданный старик»...
пять ДНЕЙ
[93]

Навокзале менявстретили нескрываемой, шумной
радостью. Весело звенели «освобожденные от ареста»
телефонные звонки, словно наверстывая вынужден­
ное свое молчание. Начальник станции, раскраснев­
шийся, неудержимо говорливый, хлопотал о вагонах.
Солдаты, разобрав винтовки к посадке, воинственно
щелкали затворами, словно насмехаясь над их ненуж­
ностью. И в путь тронулись с такой перекатной пес­
нью, словно гора с плеч свалилась у всех. И радостно
было сидеть в спертом воздухе набитого битком, ма­
хоркой задымленного до тумана вагона: так любовно
смотрели прямо в глаза эти хмурые по утру семенов-
цы... Тарасов-Родионов вкусно рассказывал о дворцо­
вой кухне, на которой он успел побывать, и о том, как
пышно кормят «арестованных венценосцев».
Только под вечер попал я в Исполнительный ко­
митет: пришлось первоначально проехать на Вар­
шавский и Балтийский вокзалы — снимать охрану.
Первый доклад сделал — прямо с вокзала уехавший,
на броневике в Таврический Тарасов-Родионов. Мне
пришлось только дополнить фактически и еще боль­
ше «беллетристически» его сообщение — по необходи­
мости краткое, так как он вовнутрь дворца не входил.
Председательствовавший на заседании Скобелев, пе­
редав мне благодарность Исполкома, сообщил о состо­
явшемся с Временным правительством соглашении,
в силу которого при арестованных будет отныне со­
стоять специальный — обеими властями «аккреди­
тованный комиссар Исполнительного комитета» «по
арестованию и содержанию под стражей особ бывшей
императорской фамилии». Он тут же вручил мне ман­
дат на это звание, выразив надежду, что я «продолжу
начатое 9 мартадело так же, как... и т.д„ и т. д.».
Меньшевики никогда не отличались чуткостью.
Скобелев искренно был удивлен, когда я отказался от
[94]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

предложенной «чести» наотрез. Ни он, ни Чхеидзе не
поняли, что съездить в Царское, как ездили мы 9 мар­
та, и быть «комиссаром по арестованию» — не одно
и то же...
Впрочем, врученный мне мандат я захватил с со­
бой, на память ребятам.
Через день появилось официальное сообщение Со­
вета о событиях 9 марта. Я «не узнал» своей поездки;
там говорилось о том, как мы «охватили плотным
кольцом броневиков, пулеметов, артиллерии — дво­
рец» и тому подобное... — «Кчему это? — спросил я в
душевной простоте составителя отчета.
—
Ведь вы
же знаете, что на всем пути я прошел один, одним —
«Именем Революции».
«Пустое! Так гораздо эффектнее. Разве с массами
можно так? Романтика! Это для кисейных девиц год­
но, а не для рабочих и солдат»...
День четвертый.
25 октября
Восемь часов утра.
Задорно и весело застучали в дверь спальни сталь­
ные дула винтовок.
—
Гей-да! Заспался! А мы уж Государственный банк
заняли...
Голоса матросов — товарищей кронштадтской ор­
ганизации. Открываю:
—
Вы зачем?
Ввалились гурьбой, знакомые и незнакомые. Все
одинакие, ровные, улыбающиеся, радостные, воору­
пять ДНЕЙ
[95]

женные до зубов. Так и пышет от них жизнью. Сме­
ются:
—
За сопью зашли.
—
За какой солью?
—
Керенскому на хвост посыпать. Чтобы не уле­
тел...
—
И не чирикал, — добавляет старшой, приземи­
стый, рыжий, заросший до самых бровей, из-под ко­
торых ласково глядят серые, ясные глаза.
—
Ну и народ! А резолюция?..
(Несколько дней назад, я ездил в Кронштадт по
вызову тамошней организации и на партийном сове­
щании, после митинга в Морском манеже, принята
была совершенно единодушная резолюция: в случае
попытки большевиков поднять восстание до съезда
Советов — не выступать).
—
Резолюция? Одно дело — резолюция, другое
дело — революция. Подпоясывай чресла, батя. В горо­
де порохом пахнет...
Вгороде, впрочем, порохом не пахло: власть фак­
тически лежала на земле. Чтобы поднять ее, незачем
было «опоясываться»: достаточно было нагнуться...
т•*
На самом деле, уже с первых мартовских дней Вре­
менное правительство явственно и быстро двинулось
под уклон: его обреченность стала очевидной уже
в эпоху апрельского и майского кризисов, приведших
к премьерству Керенского, как последней ставке бур­
жуазии. Прививка черново-авксентьевского социализ­
ма к милюковскому стволу, как и следовало ожидать,
лишь ускорила распад древесины третьемартовского
«дерева Свободы». В решающей для дальнейших су­
деб движения борьбе между «правыми» и «левыми» за
армию, Керенский, с его причудливым штабом из со-
[ 96]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

циал-революционеров и архи-гвардейцев, безнадежно
и головокружительно проиграл. После же июньского
наступления, — судорожной попытки «премьера» вы­
прямить свой, отчаянно прогибавшийся политический
фронт, — развал власти стал развиваться в буквальном
смысле катастрофически: в момент корниловской
авантюры Керенский был уже политическим мертве­
цом. А поскольку мартовская власть им начиналась и им
кончалась, — его «кризис», его катастрофа были, есте ­
ственно, кризисом и катастрофой всей власти в целом.
Соответственно этому, быстро и уверенно росло
в массах влияние большевиков, единственной рево­
люционной группы, от первыхдней открытого своего
выступления перед массами, последовательно прово­
дившей лозунги немедленного «реального» мира
и «наглядной» до полной «экспроприации экспро­
приаторов» доведенной социальной революции. Осо­
бую силу приобрела их агитация с приездом Ленина,
на I же, майском, съезде крестьянских депутатов вы­
ступившего с предложением «пощупать капитали­
стов», — и вм есто «землеустроительной канители»,
со всяческой статистикой и тому подобным крюч­
котворством приступить к непосредственному захва­
ту земель.
Первую атаку Ленина на крестьянство «старым» со­
циалистическим партиям удалось, впрочем, кое-как
отбить. Помню, какой переполох в Исполкоме вызва­
ло сообщение о выступленияЛевина на крестьянском
съезде, привезенное запыхавшимся, прямо с поля бра­
ни, «ординарцем» «командующего Исполкомом» Чхеи­
дзе. Как искали меньшевики «инока», которого можно
было бы послать против этого... печенега,— инока, до­
статочно мускулистого на язык: потому что в прениях
«печенег» был тяж ел на удар, а «трудовое селянство»,
как известно, склонно к глумлению... Метались между
пять ДНЕЙ
t97]

Богдановым и Скобелевым и кончили тем, что (стис­
нув зубы) попросили ехать Марусю Спиридонову52...
Съезд, по выражению Чхеидзе, «удержался на наклон­
ной плоскости»; крестьянство осталось за народника­
ми; зато в армии — пропаганда немедленного мира
и «братания» быстрее быстрого вырвала почву из-под
ног насаженных Керенским комитетов и комиссаров.
Не меньший отклик находили идеи большевизма
и в рабочих кварталах. Витоге: основной лозунг лево­
го, революционного крыла «движения»: «Всявласть Со­
ветам» к осени стал подлинным боевым кличем масс,
еще ждавших своей революции, так как февральский
переворот не только не изменил ни в чем их поло^
жения (он не дал им — ни мира, ни земли, ни хлеба,
ни воли...), но в силу бескровности своей, отсутствия
борьбы, оставил всю их, — годами накопленную ре­
волюционную энергию, — не разряженной. И Ленин,
чутко воспринимавший эту напряженность, торопил
свой Центральный комитет «покончить». «Довольно тя­
нуть канитель, — писал он во время «Демократическо­
го совещания»53, — нужно окружить войсками Алек­
сандринку, разогнать всю шваль и взять власть в свои
руки». Центральный комитет, памятуя июльскую «про­
бу сил» — не согласился, однако, с «Ильичем». Это ни­
мало не остановило Ленина: он переехал на свой риск
в Петербург из финляндского своего подполья и при-
ступил, не теряя дальнейших слов, к организации вос­
стания, публикуя о нем, вопреки всяким «стратегиче­
ским правилам», целые фельетоны в газете.
Мы, тогдашнее левое крыло социалистов-револю-
ционеров, не менее ясно чувствовали напряженное
биение революционного пульса страны: в частности,
оно сказывалось в быстром переходе к нам от воз­
главлявшегося Черновым центра (о «правых» с[оциа-
листах]-р[еволюционерах] я не говорю, они давно уже
[98]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

были сбиты с поля) рабочих народнических органи­
заций и провинциальных, «близко к земле» стоявших
партийных комитетов; чувствовали мы биение это и в
н а ш и х , день ото дня ширившихся, солдатских и кре­
стьянских связях.
Сдругой стороны, еще яснее, быть может, чем для
большевиков, была для нас и степень разложения
власти: мы видели, в упор, глазами соответственны­
ми, закулисную сторону тех «государственных актов»,
которые большевики наблюдали только с фасада, на
расстоянии: ведь мы, в те дни, были еще в недрах
«правящей партии», — правда, уже на положении «не­
терпимых», под двойным, — полицейским и партий­
ным, — надзором; но все же мы имели вход во дворец
Центрального комитета» на Галерной, мы участвова­
ли, как выборные не отлученных еще от официальной
партии организаций, в совещаниях, словом, — мог ­
ли «видеть» и могли «знать». И поскольку мы видели
и знали -гг «верхи» и «низы» согласно говорили нам об
одном: «мартовская власть «кончилась», она — трех-
дневна и уже смердит»... А поскольку так, значит, —
быть власти Советов единой и нераздельной.
Настолько велика была уверенность наша в бесси­
лии Временного правительства оказать какое-либо со­
противление переходувласти к трудящимся, в лице ра­
боче-крестьянских советов, что, несмотря на наш блок
с большевиками, официально закрепленный 7 октя­
бря, после ухода их из «Совета Республики», м ы высту­
пили определенными и безусловными противниками
ленинской проповеди восстания. Восстание, — «види­
мость» насильственного переворота, должна была,
с нашей точки зрения, только осложнить, без всякой
надобности, положение: форсируя до крови разрыв
со всей буржуазией, вплоть до наиболее радикальных
элементов ее (т. е. правых социалистических партий),
ПЯТЬ ДНЕЙ
[99]

она неизбежно должна была перевести нас из сферы
классовой, т. е. социальной борьбы — в сферу граж­
данской, т. е. политической войны, и... тем самым
окончательно загнать движение в тот буржуазный
старогосударственный тупик, на порог которого уже
поставило нас, во времена керенщины, начавшееся
вырождение Советов. Ибо для того, чтобы выдержать
победно предстоявшую, в случае кровавого разрыва,
внешнюю политическую тяжелую борьбу, необходим
был или коренной перелом, совершенный отказ от
государства, — не война, но восстание, — или, напро­
тив того, — в вы сшей мере твердый государственный
упор: им не могли послужить развалины... Решение
«безгосударственное» для большевиков было неприем­
лемо: стало быть, их гегемонией, естественно, предо­
пределялся путь второй. А, тем самым, заранее можно
было предвидеть, что, захвативши старое, мещанское
государство, придется заняться не разрушением, но
укреплением захваченного... укреплением, опять-та ­
ки, в тех же традиционных, старотипных формах; ибо
«новое» можно было бы строить лишь на расчищен­
ном, до фундамента самого, месте. И поскольку разру­
шение в корень было недопустимо, — по соображени­
ям политической и боевой целесообразности, — м ы
неизбежно вовлекались в заколдованный круг старой,
отринутой нами на словах, государственности.
Система Советов — антиполитическая и антигосу­
дарственная, по существу своему (в нашем понима­
нии), оставалась, в таких условиях, неосуществимой,
«в туман грядущего отгоняемой грезой». А самые пар­
тии, совершившие переворот, осуждались на «государ­
ственное» вырождение: они неизбежно должны были
потерять свою революционную сущность раньше, чем
дело дойдет до подлинной, глубинной социальной ре­
волюции.
[шо]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

Ясен, казалось, поэтому вывод: крайним левым
нельзя единолично брать, — в данный момент, —
власть: это было бы равносильно самоубийству. На
черную работу «переходного периода», первоначаль­
ного разрешения политических вопросов, которое
дало бы возможность перейти к подлинной советской
системе, с ее выклиниванием старых социальных
форм — новыми, с ее преображением быта, — необ­
ходимо было, по нашему убеждению, использовать
правые «социалистические партии», под неослабным
давлением революционных, руководимых больше­
виками и левыми эсерами, масс: они окончательно
прикончились бы на этой работе, и на их костях не­
возбранно установился бы новый, подлинный (я под­
черкиваю это), советский строй.
Правильно или неправильно было такое решение
этого вопроса, но тогда мы думали именно так. А ста­
ло быть мы, логически, должны были определенно
выступить против ленинского лозунга немедленного
восстания.
Выступления наши казались, однако, нам самим
«обреченными». Правда, на митингах солдаты и рабо­
чие хлопали нашим ораторам, но чувствовалось, что
хлопают голосу, звуку, а не смыслу слов: думают же,
по-прежнему, «свое». И перед этим «своим», — какую
силу могли иметь, в те дни, все рассуждения наши «о
системе власти», «о приоритете социального», «о пе­
реходном периоде» и т. д ., в сравнении со столь пол­
нозвучными и понятными всей взбуженной подъе­
мом массе боевыми призывами Ленина.
«Конечно, — п и са л я в «Знамени труда»* 21 октября,
всего за четыре дня до восстания, — трудно массам,
* «Знамя труда» — ежедневная общественно-политическая газе ­
та, центральный орган левых эсеров.
пять ДНЕЙ
[ю і]

массам нынешним, истомленным сознанием “ту­
пика”, устоять перед соблазном лозунга, так просто
и так радикально, в буквальном смысле слова, взма­
хом руки разрешающего все затруднения наши, всю
разруху, все “проклятые вопросы”. Выхотите мира?—
• восстаньте! И завтра же вам будет мир. Вы хотите
всемирной революции? — восстаньте! И завтра же
всемирная революция вспыхнет грозным пожаром.
Вы хотите хлеба? — восстаньте! И завтра же вам бу­
дет хлеб. Вы хотите земли? — восстаньте! И завтра же
вы станете хозяевами земли. Словом: один короткий
миг решимости, нового подъема, напряжения улич­
ной борьбы, — и м ы перебросимся, наконец, за ту
заветную грань, около которой, не смея переступить
ее, мы беспомощно толчемся на месте, вот уже восемь
месяцев».
Перекрыть эти лозунги, нам , левым эсерам, было
нечем. И поэтому большевики были бесспорными
и единственными хозяевами положения. Северная
область, ее Советы и ее гарнизоны, включая петер­
бургские полки, были всецело в их руках: им был,
таким образом, обеспечен и фронт, и ближний тыл
предстоящих действий. 10-12 октября Съезд Советов
Северной области торжественно обещал полную свою
поддержку грядущему перевороту, 21 октября экс­
тренное общее собрание полковых комитетов петер­
бургскогогарнизона приветствовало уже единогласно
принятой резолюцией «образование Военно-револю­
ционного комитета», первого, боевого органа уже
«становившейся» новой советской власти, и гаранти­
ровало ему всемерную помощь во всех предстоящих
его шагах. 22 -го «День Петербургского Совета» прове­
ден был, на многотысячных митингах, с огромным
подъемом. В Народном доме, Троцкий, своей речью,
сумел настолько наэлектризовать толпу, что тысячи
[Ю2]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

рук одним порывом поднялись по его призыву, при­
сягая на верность Революции, на борьбу за нее — до
смертного конца.
Глазом затравленного зверя следил Керенский за
всплесками раскованной вновь, непокорной уже ему
народной стихии. С тех пор, как в июльские дни он
подписал ордера на арест виднейших «левых» това­
рищей по партии, он перестал уже стесняться перед
нами. Вбеседах— он зло кривил іубы: «чернь!»... Если
бы у него были под рукой достаточные силы, с каким
сладострастием смотрел бы он, как врезают кровавый
след эскадроны в толпах «взбунтовавшихся рабов» —
«мятежного охлоса*», как шипел из другого угла, не
менее его напуганный и не менее его растерянный,
селянский министр, говорун и бонмотист** Виктор
Чернов54. Но сил не было: Керенский мог в Петрогра­
де, с грехом пополам, рассчитывать лишь на казачьи
полки (1-й, 4-й, 14-й); и притом рассчитывать больше
по русской правительственной традиции, чем на осно­
вании каких-нибудь реальных данных. Былой «оплот»
Родзянки — юнкерские училища, оставались правда,
реакционными, по-прежнему: но они были так невы­
годно, в тактическом отношении, расположены впере­
межку с верными Военно-революционному комитету
войсками, что их заранее нужно было считать парали­
зованными: В[оенно]-р[еволюционный] к[омитет] мог
ликвидировать их в любой момент, одним взмахом,
если бы они вздумали пошевелиться. Загородные ча­
сти: Петергоф, Гатчина, Царское Село?.. На них восемь
месяцев тому назад рассчитывало царское правитель­
ство, оттягиваясь к Зимнему дворцу... И обманулось.
Мог ли забыть это Керенский, оттягивая, жестом од­
* Охлос — рабы, бедняки, не имевшие права голоса в Древней
Греции.
“
Бонмотист (устар.) — остряк, острослов.
пять ДНЕЙ
[юз]

нозвучным, свое правительство и свои войска к Зим­
нему дворцу в октябрьские дни своего заката?..
Тем не менее, он отдал приказ о выступлении в Пе­
тербург наиболее надежным, с правительственной
точки зрения, окрестным войскам: ударному бата­
льону, стоявшему в Царском, артиллерии в Павловске,
школе прапорщиков в Петергофе...
Вответ на вызов этот, Военно-революционный ко­
митет подал, не теряя ни минуты, боевой сигнал.
Как рванулись в дело матросы, гвардейские полки,
красногвардейцы... красногвардейцы, особенно! Июль
был для них «Нарвой». «После Нарвы — Полтава».
Около 2-хчасов ночи на 25 октября войсками Воен­
но-революционного комитета заняты были вокзалы,
мосты, электрическая станция и телеграф. Керенский
призвал казаков «выступить во имя свободы, чести
и славы родной земли на помощь Ц. И. К. Советов,
революционной демократии, Временному правитель­
ству и гибнущей России». Но казаки отказались. «Еже­
ли бы пехота пошла, тогда дело другое. А без пехоты
нам идти не с руки...» Они остались нейтральными.
Заявило о нейтралитете своем и Павловскоеучилище,
ссылаясь на близость Гренадерского полка, уже прим­
кнувшего, по призыву Петербургского Совета, штыки .
Подкреплений из окрестностей не прибыло. Не ото­
звались на правительственный вопль и броневики,
которые Керенский, как выяснилось позднее, считал,
по какому-то недоразумению, за собою: большая часть
объявила себя за восстание, остальные сохранили
нейтралитет. К семи часам утра телефонная станция
была уже в руках Военно-революционного комитета:
аппараты штаба Петербургского округа были немед­
ленно выключены и, тем самым, всякое руководство
обороной стало невозможным. Керенский бросился
в автомобиль, спеша выскользнуть из смыкавшегося
[ 104]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

уже вокруг него железного кольца. И было время: еще
немного, и ему «насыпали бы соли на хвост»: крон­
штадтские матросы, торопясь к развязке, уже выса­
живались на Николаевской набережной...
В 10 часов утра Военно-революционный комитет
обнародовал извещение о состоявшемся перевороте:
«К гражданам России!
«Временное правительство низложено. Государ­
ственная власть перешла в руки органа Петроград­
ского Совета раб[очих] и солд[атских] депу татов— Во­
енно-революционного комитета, стоящего во главе
петроградского пролетариата и гарнизона.
«Дело», за которое боролся народ: немедленное
предложение демократического мира, отмена поме­
щичьей собственности на землю, рабочий контроль
над производством, создание советского правитель­
ства — это дело обеспечено. Да здравствует револю­
ция рабочих, солдат и крестьян!»
Вгороде, несмотря на переворот, повторяю, «не
пахло порохом». От Керенского отрекся даже «Совет
Республики», еще 24 октября отказавшийся поддер­
живать своим «авторитетом» его репрессивные меры
против большевистских газет. Гоц-либердановский
Ц. И. К., в последнем, экстренном, ночном заседании
своем (на 25-е) только хватался за голову. Напрасно
дергал за ниточки режиссер этого марионеточного
театра, незримый за кулисами, но ощутимый в лепе­
те эсеров и меньшевиков, Абрам Гоц55; Ц. И. К. сделал
все, чтобы свести себя, за время керенщины, к нулю,
и теперь пожинал плоды: он явственно сам себе был
противен в эту памятную ночь...
Что оставалось еще? Городское самоуправление?
Но «отцы города» при первом известии о начавшихся
пять ДНЕЙ
[Ю5І

действиях сами поспешили в Совет справляться о на­
мерениях победителя и, получив от Троцкого завере­
ния в том, что им лично не грозит никакой опасно­
сти, и если городской Думе не найдется, как следует
ожидать, места в системе советского строя, то конец
ее будет, во всяком случае, «конституционным», без
эксцессов, — совершенно успокоились и меньше все­
го, кажется, думали об организации борьбы.
Керенский бежал: «за подкреплениями», как всегда
в таких случаях пишется. Не успевшие последовать
его благому примеру, остальные министры метались
по городу, ища убежища от шаривших по присут­
ственным местам броневиков, и укрылись, наконец,
в Зимнем, занятом тысячью юнкеров и насмерть пере­
пуганными ударницами, вызванными на Дворцовую
площадь под предлогом парада, и вместо того попав­
шими... если и не в «дело», то, во всяком случае, в пе­
ределку...
Съезд должен был открыться днем: кворум был
давно уже налицо: к утру еще в мандатной комиссии
было зарегистрировано 663 делегата, — цифра, пре­
взошедшая все наши ожидания, так как выборы на
съезд шли, во многих местах, под полу-бойкотом пра­
вых социалистических партий, знавших, что станет
в порядок дня этого съезда. Но, несмотря на кворум,
заседание не открывалось: большевики хотели до
начала его закончить ликвидацию Временного пра­
вительства и поставить, таким образом, съезд перед
непоправимо совершившимся актом.
Фракции съезда, со своей стороны, тоже не торопи­
лись; они должны были обсудить — со всей серьезно­
стью, которой требовал момент, создавшееся положе­
ние и дальнейшую свою тактику.
Особенно серьезно и остро стоял вопрос для нас, ле­
вого крыла социалистов-революционеров. Несмотря
[іоб]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

на огромную напряженность «внутренних отноше­
ний», партия официально была еще единой: фракция
съезда была одна. И поскольку «на местах» настроение
партийных масс было несомненно левее застывших
в февральских настроениях верхов у нас была смутная
надежда вырвать фракцию, а стало быть и партию це­
ликом из рукЦентрального комитета, и выпрямить ее
в рост революционных событий.
***
Я принял председательство во фракции в середине
дня; отвлеченный «городскими делами», я лишь к это­
му времени попал в Смольный. По составу фракция
не оставляла желать лучшего: крайних правых —
«зензиновцев», было не больше 15, подавляющее
большинство делегатов были определенно за нами,
«центровики» колебались, «национальные» социали­
сты-революционеры — еврейский «Серп»* и литовцы,
определенно равнялись по левому крылу. К Централь­
ному комитету партии отношение было явно хмурое.
Настолько, что в качестве председательствующего,
я мог позволить себе роскошь заставить вызванных
во фракцию для доклада представителей ЦК, — Гоца,
Зензинова56и др., — дожидаться «своей очереди» до­
брый полновесный час, продолжая начатые прения,
как будто «верхов» и не было в комнате. Фракция не
поддержала попытки правых протестовать против та­
кого «неуважения к сану».
ЦКи самчувствовал, что обстановка не в его пользу.
Он не принял, поэтому, боя по основному вопросу: об
отношении к переходу власти; он даже, если угодно,
молчаливо признал его, переместив центр тяжести
* Социалистическая еврейская рабочая партия (СЕРП)— левая
партия, однаиздействовавшихна территорииРоссийской импе­
рии еврейских политических организаций.
пять ДНЕЙ
[107]

своих тезисов — на вопрос о составе будущего цен­
трального правительства: нашему требованию одно­
родности его, т. е . привлечения к нему исключитель­
но социалистов; ЦК противуставлял доводы в пользу
все той же «февральской коалиционности», доводы,
странно звучавшие в условиях уже состоявшегося пе­
реворота, даже для сторонников «Галерной». Но и эту
точку зрения цекисты отстаивали вяло: чувствова­
лось, что на фракцию в целом они смотрят безнадеж­
но и определенно, и твердо гнут на раскол. Тем не
менее, вплоть до вечера, я не терял надежды сохра­
нить за нами фракцию полностью: слишком растеря­
ны были наши противники, слишком беспомощно
бормотали свои возражения представители правых
и центра.
Под вечер мне пришлось на час отлучиться: когда
я вернулся в Смольный, правые и левые сидели уже
в разных комнатах. И, — ирония судьбы! — во фрак­
ции правых (отныне уже официально «правых») пред­
седательствовал тот самый Филипповский, с которым
мы делили боевую тревогу первой ночи революции.
*##
6 10 час. 45 мин. вечера, в большом актовом вале,
белом от огней огромных, временем отяжеленных,
хрустальных люстр, переполненном до головокруже­
ния своими и чужими, открылся, наконец, съезд*: от­
тягивать дольше было незачем. Настроения фракций
определились: было известно, что правые социали­
стические партии, оказавшиеся в ничтожном мень­
шинстве, со съезда уйдут, независимо от его програм­
мы и тактики; с другой стороны, «боевые действия»
* П Всероссийский съезд Советов (25-27 октября 1917 г.), про­
возгласивший победу Октябрьской революции и объявивший об
установлении советской власти в России.
[ю8]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

в городе шли также к концу: Временное правитель­
ство было обнаружено в Зимнем дворце, дворец со
всех сторон обложен, «Аврора» стояла уже под самыми
его окнами, и долго упрямившиеся орудия Петропав­
ловских верков были, наконец, направлены на беспо­
мощные стены катафалка керенщины... Дело должно
было кончиться с минуты на минуту... Не «ударницам»
же отвести удар, который вели уже, под прикрытием
ружейного и пулеметного огня, Подвойский57и Анто­
нов58...
Заседание, по чину, открыл, от имени старого
ВЦИК— меньшевик Дан59.Во вступительной речи его
слышались явственно отголоски панихидного слова,
сказанного меньше суток тому назад в «прощальном»
экстренном заседании «Таврического».
«Сейчас не место политическим речам... Наши то­
варищи, заседающие в Зимнем дворце, находятся под
обстрелом...»
Есть в голосе тупая покорность судьбе. И неволь­
но, руша напряженность, побежал по рядам, огибая
искрами колонны, веселый смешок. На деле: от слов
Дана так ярко представилось, там , в Зимнем, гнездо
побледнелых, до белизны их манишек, кишкиных60
и терещенок61, на раззолоченных диванах былых им­
ператорских покоев, жмущихся друг к другу, зажму­
рив глаза... Под охраною... женщин! Воистину: и смеш­
но, и противно...
—
Предлагаю приступить к выбору президиума...
Аванесов62подходит с готовым листком в руках:
«Ленин... Зиновьев... Каменев... Луначарский... Кол-
лонтай... Спиридонова... Мстиславский...»
Под далекий глухой удар петропавловской пушки,
я поднимаюсь, вместе с остальными членами вновь
избранного президиума, на прогибающийся под тя­
жестью толпящихся на нем, исструганный, словно
ПЯТЬ ДНЕЙ
[ 109]

наскоро сколоченный, помост... И сразу, как на скале
под пенистым прибоем, волной напряжения, радост­
ного, победного — сметывает, словно в водовороте
крутящийся, взмывающий криками и плеском рук,
бушующий, праздничный вал.
Каменев сменяет на председательском месте Дана.
Тоже радостный, праздничный. И весь он словно «в
новом», «парадном», хотя на нем тот же вечный его,
бессменный, примелькавшийся за прошлые месяцы,
потертый, лоснящийся по швам, пиджак.
«Порядок дня:
Вопрос об организации власти.
О войне и мире.
Об Учредительном Собрании».
—
Возражений нет?
Снова глухой, далекий удар, от которого скрипит
зубами приплясывающий за трибуной словно от не­
стерпимой, зудящей боли «бундовец» Абрамович63.
... Какие тут возражения!..
—
Слово для доклада предоставляется представите­
л ю Петербургского Совета.
«Оппозиция» не слушает его: нависая за спиной
председателя, она перебивает порядок дня нетерпе­
ливым настоянием внеочередных заявлений. Каме­
нев одинаково благодушно кивает всем, — лукаво
посмеиваясь глазами из-под природой насупленных
бровей — и записывает, записывает «очередь», под
резкий, чеканящий голос докладчика, под жгучие
взрывы рукоплесканий.
Наконец, доклад кончен. Получает слово Мартов64:
как всегда, упираясь в бок дрожащей, бескровной
рукой, весь кривенький и юродивый, бодая взлохма­
ченной головой упрямое пространство — он требует
мирного разрешения начавшегося конфликта. Ему
жидко хлопают «свои»; демонстративно широко раз­
tuo]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

водя руками, аплодирует на трибуне кое-кто из «стар­
ших» большевиков.
Слово за мной — от имени фракции.
Трудно говорить. Ибо сейчас, перед лицом уже
совершенного переворота — какой смысл имеют
все — тем же переворотом отметенные в прошлое —
соображения и настояния наши. И пусть трижды
справедливы наши предвидения — разве не проклят
тот, кто потемнит сейчас, хоть малейшим пятном —
эту буйную, светлую, под самое небо вздымающуюся
радость — со всех концов, со всех фронтов собравших­
ся сюда — на первый свой день, первый день своей
революции... Пусть придет то предчувствие, знание
чего жжет сердце: но этот сегодняшний день для
них — был. И потому, для этого сегодняшнего дня —
моя правда — ложь!..
Трудно говорить, когда так думаешь. Но все же
я должен говорить. И я говорю. О том, что с момента
открытия съезда — ему, никому другому, принадле­
жит суверенная власть; что не время судить— прав или
неправ был Петербургский Исполнительный комитет,
собственной волей, не дождавшись властного слова
съезда, дунувший на карточный домик «временной
власти», — н о дальнейшее руководство действиями
должно принадлежать открытому ныне съезду Сове­
тов. Я предлагаю, поэтому, подчинить Петербургский
Военно-революционный комитет специальному орга­
ну, который съезд немедленно же изберет, из среды
своих членов... А до того, в виду полной, бесспорной
небоеспособности тех жалких кучек, которые имеет
за собой бывшее Временное правительство — боль­
шинство фракции социалистов-революционеров,
от имени которого я выступаю, предлагает немедля
прекратить «видимость» боевых действий. Слишком
ответственны, слишком велики стоящие перед нами
ПЯТЬ ДНЕЙ
[III]

решения, чтобы принимать их — отвлекаясь, волну­
ясь гулом канонады.
Слово это подхватывает Троцкий. «Кому моіут ме­
шать звуки перестрелки? Напротив! Они помогают ра­
ботать». Что же до самого предложения, то большевики
не возражают против включения его... в порядок дня.
Очередь — за «старым» Таврическим. Он начинает­
ся — спор «марта» с «октябрем»! Хинчук65— от мень ­
шевиков, Гендельман66— от правых с[оциалистов]-р[е-
волюционеров], — протестуют «против преступления,
совершенного над Родиной и Революцией».
Авоздух за старыми стенами дрожит от участив­
шихся ударов... Жутко перезваниваются, вздрагивают
в такт им высокие, чванные окна. Там, за колоннами .
Партийные декларации — идеологическая прелю­
дия за нею начинается позванивание оружием.
—
От имени фронтовой группы съезда — кричит,
хмурясь и пыжась, с трибуны, главный центурион
«правых» — Кучин67, — я заявляю, что фронт полно­
стью против захвата власти...
—
На...чальство, — презрительно доносится из ря­
дов. — От штаба прислан... Пересвист, пересмех.
—
Ты скажи, кем избран?.. Видно птицу по полету!..
Но Кучин — самоуверенно, вызовом, прямится над
трибуной: «Я избран на съезде представителей всех
фронтов и армий. И от имени армейских комитетов:
2-й, 3-й, 4-й, 5-й, 6-й, 7-й, 8-й, 9-й, 10-й, 11-й, 12-й, Осо­
бой и Кавказской... — о н н а прягает голос до высшей,
доступной его голосовым связкам, угрозы — фронто­
вая группа снимает с себя всякую ответственность за
последствия этой авантюры и покидает съезд. Отны­
не — арена борьбы переносится на места».
За колоннами яро свищут. Но все же, словно тучею
темной перекрыло, на мгновение, белый, светлый,
огнями играющий зал...
[И2]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

«Вторая... Третья... Четвер тая... Особая...»
И, зорко ловя настроение зала, Каменев тотчас, не
медля дольше, выпускает на трибуну уже давно пере­
минающегося сзади нас с ноги на ногу, матроса с «Ав­
роры».
Ктовидел наших матросов в боевые дни—тот знает,
насколько неотразимо впечатление их литых, волей
напоенных фигур, короткого — насмерть, без коле­
баний, — бьющего жеста, — резким броском режу­
щих воздух, прямых, не знающих изворота, слов. Так
и теперь. Едва над кафедрой взметнулась плечистая,
гибкая фигура, красуясь волосатой крутой грудью, под
расстегнутым бушлатом — и приветственным жестом
закрутились над кудрявой головой георгиевские лен­
точки «Авроры» — зал дрогнул от приветственных
криков. Исступленно, словно отгоняя накликанный
было Кучиным черный призрак — съезд тянулся к фи­
гуре этой, вставшей перед нами символом победного
восстания... «Да здравствует революционный флот!»
«Зимний кончается. «Аврора» стреляет по нем без
малого, что в упор!»
«О-о-о!», — стонет, заламывая руки, у самых ног ма­
троса, бледный, с ошалелыми глазами, Абрамович.
И, отзываясь на этот жалкий стон — великодушным
и неподражаемо-бесшабашным жестом аврорец успо­
каивает его, добавляя громким, дрожащим от вну­
треннего смеха, шепотом:
«Холостыми стреляем» .
Сних — министров и ударниц — хватит и холо ­
стых...
Но снова зловещим шипением прорезают настро­
ение зала новые декларации — «правых». Истериче­
ски зовет Абрамович съезд к Зимнему дворцу, куда
решила идти — «погибнуть вместе с Временным пра­
вительством» группа бундовцев, выславшая его на
[из]
ПЯТЬ ДНЕЙ

трибуну. Заявляют о своем уходе со съезда и меньше­
вики и «правые» — отныне отмежевавшиеся от нас
—
эсеры, и еще, еще какие-то группы, из «маленьких».
И все резче, все наглее угроза «фронтовыми»
и «взрывом народного возмущения», неизбежного...
в итоге этого безумного и преступного шага»... Так
формулируют эсеры...
Верят они себе или нет — но они пытаются глумить­
ся: «Радуйтесь, радуйтесь. Ваша победа — на час! Разве
не виден перст судьбы уже в том, что Керенский усколь­
знул от броневиков и пикетов Военно-революционно­
го комитета, — один из всех министров. Единствен­
ный, которого вам стоило ловить! Но вы его упустили.
И пока вы здесь тешитесь хлопанием и свистом — он
идет уже на Петербург, он близится уже к его заста­
вам — во главе спешащих «на спасение Революции»
с фронта верных Временно^ правительству, войск».
«Вторая... Третья... Особая... Сколько их насчитал Ку­
чин? Напомнить?.. Водних окрестностях— в Гатчине,
в Красном, в Петергофе— за Керенским 40 тысяч шты­
ков. Ау вас? — Оглянитесь, подсчитайте свои силы»...
И снова, тем же приемом парируя, психологически,
удар, уже захолонувший было «предчувствиями» души
болееробких,— встает на трибуне—безжеста—спо ­
койный, прямой, сухой, костистый— без нервов, весь
из сухожилий и мышц, затянутый в солдатскую защита
ную блузу — латышский стрелок Петерсон68. — Они
тронулись уже, фронтовые латышские полки! — Они
идут на переймы*, в тыл войскам Керенского. И рань­
ше, чем он успеет собрать свой дух, растерянный на
бегстве — он окажется междудвух огней, недоношен­
ный диктатор... Если уже не оказался...
* Перейма — в изначальном значении перешеек, перегородка
в плотине или ручье. Здесьупотребляется автором в переносном
значении, обозначая преграду, заслон.
[И4]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

Ибо — уже теснятся к трибуне, по тихому вызову
Каменева — представители гатчинских войск, войск
царскосельских. Живою, стальною оградой стать на
пути подкреплений «временщику» — как стали они
в дни свержения царской власти — обещаются, кля­
нутся гарнизоны...
И снова в зале радостно и светло. И сгорбись, воло­
ча ноги, словно придавленные, выбираются из рядов,
жидкими вереницами эсеры и меньшевики... «Март»
уходит...
Сзади помоста трибуны, у сырой, свеже выбелен­
ной, пачкающей стены, я вижу прижавшуюся к ней
сиротливую, скорбную, словно судорогою сведенную
фигуру Мартова. Мутно глядя сквозь скривленные
стекла пенсне на затоптанный, забросанный окур­
ками пол — он все еще упорно и наивно ждет, когда
станет, наконец, на очередь его «внеочередной за­
прос».
Но вместо него — решающая весть: дворец взят.
Весь состав Временного правительства арестован и от­
везен в крепость. Самосудов удалось избежать— целы
и юнкера, и министры.
Мартовцы торопливо отрясают прах от ног своих
и оставляют зал... догонять бундовцев и эсеров... Наша
фракция удаляется на совещание. Я снова занимаю
место за председательским столом.
Но о чем, в сущности, совещаться? Путь ясен. Пар­
тия — до последнего человека — не может, не смеет
в данный момент отойти, оторваться от масс. И если—
как мы ждем, как мы знаем,— надва непримиримых,
смертно-враждебных стана разрежет стеною баррикад
Россию сегодняшняя ночь — мы не были бы револю­
ционерами, если бы искали, где наше место... Хорошо
или плохо: лук натянут...: предатель тот, кто толкнет
под руку стрелка: переменять прицел — поздно...
[П5]
ПЯТЬ ДНЕЙ

Одно только: в такие дни вести может только тот,
кто верит. А стало быть, кто не верит в правильность
предрешенного, начатого большевиками пути, —
пусть с верхов, от руля сойдет своею волею — «вниз»,
в ряды, на скамьи гребцов... Такдумается о себе, пока
идут прения...
И так о себе говорю я, приветствуя, в заключитель­
ном слове своем, правильность решения фракции,
когда подавляющим большинством голосов она, по­
сле недолгого обмена мнений, постановляет остаться
на съезде.
Уже подутро— в шесть часов (дрожит в окнах беле­
сый. хмурый рассвет), принимает съезд декларацию
«рабочим, солдатам и крестьянам»...
«Опираясь на волю громадного большинства рабо­
чих, солдат и крестьян, опираясь на совершившееся
в Петрограде победоносное восстание рабочих и гар­
низона, Второй Всероссийский съезд Советов р[абочих]
и с[олдатских] депутатов] берет власть в свои руки.
«Временное правительство низложено. Большинство
членов Временного правительства уже арестовано.
«Советская власть предложит немедленный демо­
кратический мир всем народам и немедленное пере­
мирие на всех фронтах. Она обеспечит безвозмездную
передачу помещичьих, удельных и монастырских зе­
мель в распоряжение крестьянских комитетов, отсто­
ит права солдата, проведя полную демократизацию
армии, установит рабочий контроль над производ­
ством, обеспечит своевременный созыв Учредитель­
ного Собрания, озаботится доставкой хлеба в города
и предметов первой необходимости в деревню, обе­
спечит всем нациям, населяющим Россию, подлинное
право на самоопределение...
«Съезд постановляет: вся власть на местах перехо­
дит к Советам рабочих, солдатских и крестьянских
[пб]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

депутатов, которые и должны обеспечить подлинный
революционный порядок.
«Съезд призывает солдат в окопах к бдительности
и стойкости, съезд Советов уверен, что революцион­
ная армия сумеет защитить революцию от всяких по­
сягательств империализма, пока новое правительство
не добьется заключения демократического мира...
«Солдаты, рабочие, служащие, в ваших руках судьба
революции и судьба демократического мира.
«Да здравствует Революция!..»
День пятый.
День Учредительного
Собрания
(5 января 1918 года)
За весь наш первый революционный год не было,
поистине, дня более спокойного, чем день открытия
Учредительного Собрания. Быть может потому, что
в обычные, «каждодневные», дни,— в обстановкерево­
люционного времени,— вставая поутру, никогда нельзя
было знать, чем кончится вечер, какую неожиданность
бросит в лицо обезумевшая за эти месяцы судьба. А в
этот, давно уже чертою обведенный в календаре, «об­
реченный» день, судьба была скована силою историче­
скойлогики. Неожиданности в этотдень быть не могло.
Не больше, чем на всяком другом «открытии мощей».
Ибо, поистине, «мощами» стало Учредительное Со­
брание к январю 1918 года.
[П7]
ПЯТЬ ДНЕЙ

Со дня Октября грозовой атмосферой подымаю­
щейся борьбы— гражданской, классовой,доведенной
до непримиримости,— была окутана новая советская
власть. То, что мы ожидали — случилось: на вызов,
брошенный октябрьской программой, старый мир
мобилизовал уже свои силы, все, вплоть до последне­
го социального инвалида, способного еще быть подня­
тым на костыли. И перед задачами борьбы на задний
план отошли все другие задачи, желания, мысли.
И вот, на заре этой борьбы, в первый, наиболее жіу-
чий, ибо непривычно было еще чувство раскованной
до полной свободы классовой ненависти, — период
е е , — ударил срок Учредительному Собранию.
Ещё всего два-три месяца назад, когда мы не пере­
ступали еще через грань, огромную роль могло бы
сыграть это собрание, так долго бывшее мечтою рево­
люционной демократии. Но теперь, когда не мыслит­
ся уже более «сговор классов», когда не найдется уже
на земле русской силы, которая смогла бы установить
гражданский» мир, слить снова, хотя бы и «скрепя
сердце», в «общенациональных объятиях» мир труда
и мир капитала, или хотя бы мост перекинуть от по­
дымающегося нового мира к старому, опрокинутому
нами, — какое значение может иметь собрание, реше­
ния которого заведомо не будутприняты либо одним,
либо другим из двух борющихся ныне станов? Ибо,
если решения собрания сложились бы, паче всяких
чаяний, в пользу труда — их опротестовала бы буржу­
азия, а если собрание решит, как и должно ожидать,
в пользу буржуазии — решения эти отринет трудовой
народ. «Среднего» здесь нет: ибо, слишком глубоко, —
воистину до дна, — вскрылась классовая пропасть...
Удивляться ли, в таких условиях, что те же петро­
градские рабочие и солдаты, которые десять меся­
цев тому назад выдвигали требование немедленного
[И8]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

созыва Учредительного Собрания, как вернейшего
средства безболезненного переустройства России, как
один из основных лозунгов революции — теперь,
с той же убежденностью, во имя той же революции,
говорят пророкам собрания: «Поздно»*.
В создавшихся условиях, Учредительное Собрание
бессильно было что-нибудь «решить»: оно было уже
политически мертвым. Но от покойника ли ждать «не­
ожиданностей»?
Правда, у покойника этого были еще живые «наслед­
ники». Но и их жесты, слова, дела можно было с точ­
ностью предугадать и в них не было никаких поводов
к волнению, к ожиданию малейшей «неожиданности».
Силы их были нам хорошо доподлинно известны. Мы
знали, что кроме шипящей по углам обывательщины,
да конспирирующего кустарным способом офицер­
ства, другой, сколько-нибудь «массовой силы» за пра­
во-эсерами, являвшимися по численности своей «хозяе­
вами», «хозяина земли Русской»— не было. Правда, нам
было ведомо, что по всем кварталам, по канцеляриям,
аудиториям, а отчасти и по заводам, ведется усиленная
агитация за то, чтобы покрыть в этот день демонстра­
циями петербургские улицы; что задолгодо дня празд­
нества «открытия» уже прибивали нежные женские
руки к древкам право-эсеровских знамен полотнища
новых демонстративных плакатов; что будет попытка
паломничеством к Таврическому вдохнуть мужество
в узкие груди проповедников социального мира...
Но, поскольку демонстрации эти массовыми не
могли стать (ибо известны были нам действительные
настроения петербургских рабочих и гарнизона),
а с другой стороны, ничем, кроме помахивания флаж­
* Мстиславский С. От февральского переворота до Учредитель­
ного Собрания II Знамя труда, No 111, 5 января 1918 г. (Примеч.
авт.)
[119]
ПЯТЬ ДНЕЙ

ками, проявить себя они также не могли (ибо барри­
кады не для истеричек) — никаких «неожиданностей»
паломничество принести не могло.
Равным образом, и во дворце. Мы знали, что «из­
бранники народа» что-то «про себя» поговорят, что-то
«решат», что-то будут голосовать. И разойдутся, кон ­
фузясь собственной ненужности.
Такова программа, исторически предначертанная.
Мысобирались, поэтому, в этотдень на заседание, как
в театр: мы знали, что действия сегодня не будет— бу­
дет только зрелище.
И день не обманул ожиданий.
Правда, неожиданностью до некоторой степени яви­
лось оцепление Таврического дворца заставами, при­
ведшее в двух случаях к стрельбе по демонстрантам:
были убитые и раненые. Тяжелым и резким было впе­
чатление этих уличных столкновений; внове еще была
кровь гражданской войны; но,— в существе,— неож и ­
данным факт этот не был; напротив, он был всецело
в «психологии дня»... Настолько, что образованную для
расследования стрельбы ВЦИКом комиссию одинако­
во бойкотировали, в дальнейшем, обе стороны: и стре­
лявшие, и оказавшиеся под пулями,— признав, таким
образом, события 5 января столь же мало подлежащи­
ми судебному расследованию, как и всякий иной эпи­
зод гражданской войны. Характерно также, что само
Учредительное Собрание ничем на происшествия эти
не реагировало, хотя в Таврическом дворце стало из­
вестно о них задолго до начала заседания...
Открытие его, как водится, затянулось. Фракция
правых с[оциалистов]-р[еволюционеров], составляв­
шая подавляющее большинство, явственно «заставля­
ла нас подождать». Что до наших фракционных раз­
говоров, то они были недолги: о чем было говорить
перед зрелищем...
[і20]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

Это «зрелищное» предощущение усугублялось уже
самим внешним видом приготовленного для учреди-
ловцев зала. «Члены Высокого собрания» не могли по­
жаловаться на невнимание: все в зале, от потолка до
пюпитров, было отремонтировано заново; тесная, во
времена Государственной] Думы, трибуна была рас­
ширена за счет расположенной за нею комнаты, сза­
ди председательского стола, окаймленный белыми,
увитыми колоннами, полукругом подымался второй
амфитеатр. Обязательная в торжественных случаях
«панихидная», «вечно-зеленая зелень» в кадках (эту
деталь мы в числе прочего реквизита полностью за­
имствовали от прежней общественной церковности)
оттеняла красную обивку теснившихся на трибуне
курульных кресел*. Словом, все было внушительно,
«государственно», парадно и... казенно .
От декорации — к актерам и зрителям. Эсеры
в большинстве явились, как и подобало им по ролям,
в серьезнейших, наглухо, доверху застегнутых сюрту­
ках, все с красными розетками в петлицах, накрахма­
ленные, торжественные, пробритые до лакированно-
сти, — словом, провинциальными именинниками,
или, точнее, причастниками. Их ряды заполнили цен­
тральные и правые скамьи; между ними и крайними
левыми разместились национальные группы.
Конфузливо отжимались к стороне кадетские еди­
ницы. Рядом с ними — высокий, прямой и скорбный
Церетели69представлял своей единственной особой
«фракцию меньшевиков».
Лицом к депутатам, за дубовой оградой, окаймля­
ющей трибуну, у подножья ее, расположились лиде­
* Курульное кресло — кресло без спинки с х-образными загну­
тыми ножками. Со времен Древнего Рима курульное кресло
было отличительным признаком магистрата, сакральной при­
надлежности к высшей власти.
пять ДНЕЙ
[I2I]

ры большевистской партии и часть почетных гостей.
С верхнего яруса, отведенного представителям рабо­
чих и солдат, серо-черной тучей, взблескивая по вре­
менам дулами и штыками винтовок, нависала над
залом, туго заполнив переходы и ложи, шумливая
и возбужденная толпа. Разителен был контраст меж­
ду этим рабоче-солдатским, всклокоченным «верхом»
и «мещански-интеллигентским», принаряженным,
причесанным «низом».
Большевики, выражаясь языком театральным,
искони были мастерами постановки массовых сцен.
Достоинство отнюдь не малое, и говорю я о нем не
в шутку. Когдадело идет о массе, о зрелищной стороне
не думает только... романтик. И не характерно ли, что
враги советской власти, — белые, черные и желтые —
усиленно пытались подражать большевикам именно
в этой области: усиленно, но тщетно; их «постановки»
неизменно и трескуче проваливались...
В «постановке» Учредительного Собрания больше­
вики, как всегда, оказались на высоте. Зрелище, по
стилю своему, требовало «демократизма» — и в цере­
монии открытия демократизма было показано столь­
ко, что большего не мог бы пожелать самый иссту­
пленный демократ.
Все помещения дворца — прибранные, чистень­
кие, были раскрыты настежь перед «большинством»
Учредительного Собрания. На всей дворцовой терри­
тории им была предоставлена полная воля — нигде
ни намека на преграду, затвор, запрет. Правительства
не чувствовалось совершенно. Левые, — т. е. боль­
шевики и левые с[оциалисты]-р[еволюционеры],
бывшие в определенном и, как удачно выразился
один из право-эсеровских депутатов — «решающем»
меньшинстве, не метались в глаза; правые казались
единственными хозяевами Таврического. Бродившие
[122]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

по коридорам и залам советские служащие предупре­
дительно расступались перед сюртуками с красными
розетками... Караулы входов и выходов стояли, словно
только для виду.
Но, несмотря на всю декорацию эту, незримые, но
упругие, твердые, беспощадные чувствовались вокруг
стальные тенета, сетью необозримой опутавшие дво­
рец. От лож верхнего яруса, со взблескивавших там
штыков — прямо вниз — на штыки «почетного кара­
ула», перебрасывались их переборы, — протягиваясь
дальше, кольцом, по стопам толпившихся у зала засе­
дания, за креслами трибун, в кулуарах, в ложе печати,
всюду, всюду— гимнастерок и блуз. Тенета— не зака ­
зом чьим-либо скованные, но жизнью самой, самым
смыслом ее — протянутые: мир против мира; мир
вокруг мира; капкан...
И «учредительное большинство» явственно чувство­
вало эти тенета: их парадность, их накрахмаленность
лишь ярче подчеркивала беспокойство, — «оглядку»,
с которой стали рассаживаться они, наконец, за мато­
выми пюпитрами, на которых... насмешливо белели
заботливо заготовленные администрацией дворца,
чистые, непочатые блокноты и остро отточенные ка­
рандаши.
«Левые» — заняли свои места еще раньше. Но сре­
ди них — не было видно «лидеров»; не было в зале
и Я. М. Свердлова, которому поручено было Централь­
ным Исполнительным комитетом открыть заседание.
Проходя внутренними комнатами с трибуны
в ложи верхнего яруса — для лучшего обзора предсто­
ящего зрелища — я наткнулся на Якова Михайловича
в одной из боковых зал: Камков70, Карелин71и кто-то
из большевиков, не помню, стояли перед ним в позе
ординарцев перед полководцем: напряженно-почти ­
тельны и готовы лететь...
[ 123]
ПЯТЬ ДНЕЙ

—
Яков Михайлович, идите. Все уже давно на ме­
стах. Как бы правые там какого-нибудь дебоша не учи­
нили.
—
Поспею,— широко и благодушноулыбаясь отве­
тил Свердлов, продолжая инструкции.
Но он — не «поспел». Еще подымаясь по лестнице
к верхней галерее, я услышал неистовый стук крышек
пюпитров, выкрики и свист в зале заседаний, немедленно
отраженный и подхваченный сотнями голосов наверху.
Войдя в ложу, я увидел на трибуне, н а председательском
месте дюжего, полного, обвислого мужчину, пожилого
и весьма земского вида. Он тщетно пытался что-то ска ­
зать, подмахивая в такт движения своего кадыка кистью
руки, в топырившейся из рукава белой манжете. «Левая»
неистово свистела и стучала, заглушая его голос. Эсеры
надрывались, стараясь перекрыть шум аплодисментами.
Весьзал— сверхудонизу— был на ногах.
Использовав отсутствие Свердлова, «большинство»
попыталось открыть собрание «явочным» порядком,
делегировав для этого по званию doyen d'&ge* депу­
тата Швецова72. Но — за шумом и гамом, он никак не
мог улучить момент — произнести сакраментальную
фразу... Звуковой поединок длился, нарастая, уже не­
сколько минут. Напряжение росло. Несколько наибо­
лее экспансивных товарищей с «левой», поднявшись на
трибуну, пододвинулись вплотную к «дуайену», беспо­
мощно и, надо отдать ему справедливость,— благодуш­
но гладившему ладонью свободной от жестикуляции
руки— массивный председательский звонок. Казалось,
одно мгновение, что они — вот-вот, возьмут его за пле­
чи... С право-эсеровских скамей часть делегатов зато­
ропилась на выручку, не переставая на ходу, неистово
аплодировать.
* Doyen d'kge (фр.) — старейший (по возрасту).
[І24І
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

Внезапно позади образовавшейся н а трибуне груп­
пы выросла плечистая уверенная фигура Свердлова.
Как всегда в расстегнутой кожаной куртке, отбрасы­
вая движением головы непокорные волосы со лба,
Свердлов подошел к столу и, спокойно улыбаясь, взял
из рук Швецова звонок. Свист на «левой» и в «ярусах»
сменился громом аплодисментов. Швецов поспешно
махнул — в последний раз — рукой, прокричал что-
то, и, колышась тяжелым телом, сошел с трибуны.
Председательский стол мгновенно опустел. Свердлов
стоял один, уверенно опираясь своей привычкой
к «вождению» собрания рукой на тяжелую рукоять
звонка.
Зал стих. Сошедшие с мест депутаты торопливо рас­
саживались.
«Всероссийский Центральный] Исполнительный]
к[омитет] С[оветов] крестьянских], с[олдатских] и р а ­
бочих] д[епутатов]» поручил мне открыть Всероссий­
ское Учредительное Собрание...».
На левых скамьях запевают «Интернационал», іу-
дят, сливаясь, слаживаясь голосами, ложи. Бесстрой­
но, нерешительно, оглядываясь друг на друга, поды­
мается эсеровское большинство. Молча: поют только
два или три: как псаломщик тянет, поблескивая оч­
ками, Зензинов. Чернов, соскочив с места, повернув­
шись к фракции лицом, нервно сигнализирует ей го­
ловой и руками, и — демонстративно широко разевая
рот, «дирижирует» в такт мерным ударам гимна... Но
фракция молчит... Не хочет? или, просто, не знает?
Свердлов оглашает декларацию. За секретарскими
пультами— Аванесов и Гр[игорий] Смолянский73.
«ЦИК полагает, что Учредительное Собрание под­
держит ту борьбу эксплуатируемых и угнетенных
классов, которая была поднята против эксплуататоров
в октябре...»
[125]
ПЯТЬ ДНЕЙ

Резко дробят тишину размеренные, однотонные,
ровно-звучные слова. Свердлов продолжает перечис­
лять по пунктам, что именно, по мнению ЦИК, долж­
но было бы декретировать Учредительное Собра­
ние — «поскольку оно правильно отражает интересы
народа»... Улыбается, делает паузу — и
—
под долгие
бурные аплодисменты «левых» и «верхов» — объявля­
ет Учредительное Собрание открытым.
Переходим к выборам председателя.
Уже на одном этом вопросе вскрылась трагедия
учредительного большинства: ему, фактически, ока­
залось «некого выбрать». Мы знали, что по этому во­
просу во фракции эсеров шли жесточайшие прения,
в результате которых выбор пришлось остановить на
Чернове, которого, в сущности, никто не хотел, и все
более или менее одинаково яростно ругали: ибо для
одних он был слишком левым, для других слишком
правым, и для всех равно и едино — фанфароном*.
Но — в том -то и была трагедия партии: кроме Чер­
нова абсолютно некого было выдвинуть на столь по­
четный, в ее глазах, «исторический» пост... Ведь не
Зензинова же, в стародевичестве постного подвига за­
сохшую фрейлину великонародничесгва. ИлиАвксен­
тьева74, русокудрого, бонвивантного**, желтоштиблет-
ного и, вместе с тем, столь «селянского», что, — ка к
смеялись в партии, — он даже извозчика на улице на­
нимал по тем временам, не иначе, как «от имени сто­
миллионного русского крестьянства». Он был, правда,
картинен... хоть на табачную вывеску: но если бы по
взглядам своим, так беззастенчиво раскрытым в бес­
численных «словах» и «писаниях» — он показал себя
* Фанфарон — бахвал, выставляющий напоказ свои мнимые до­
стоинства.
** Бонвиван — кутила, живущий в свое удовольствие богатый
и беспечный человек.
[ 126]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

политически, — н а уровне хотя бы среднего кадета...
И если бы рабочие не гнали его с фабричных митин­
гов, не давая открытьрта. И еслибы он небыл так по­
зорно провален на последнем крестьянском съезде...
Кто же еще?.. Абрам Гоц, неизменно ласковый,
бархатистый «Абраша» — незримый, ни разу не под­
давшийся соблазну словом или жестом подчеркнуть
действительную свою роль, подлинный «рулевой»
монархо-республики Керенского? Конечно же — по
всем данным он был бы не в пример более подходя­
щим кандидатом для партии, которой он был факти­
ческим лидером, хотя бы по одному тому, что о нем,
оставляя в стороне политические и социальные его
убеждения, — можно было, не в пример Чернову, ска­
зать словами Иисуса о Нафанаиле: «Вот подлинно из­
раильтянин, в котором нет лукавства»*.
Но— в том-то и было дело, что Гоцбыл израильтяни­
ном. А лидеры эсеров, — партии, без колебаний посы­
лавшей в подпольном прошлом своем на эшафоти в ка­
торгу евреевтеррористов, на крови и на мысли их без
колебаний утверждавшей партийные знамена, — счи ­
тали ныне, став у кормила власти, «вверху горы»,— не ­
удобным выдвигать на ответственные посты своих «не
русских» сочленов. Не случайно— даже под заголовком
центрального органа партии «Дело народа» партийные
лидеры заставили нас, тогдашних редакторов его— вы ­
писать старательно рядом с литературными псевдони­
мами и подлинные имена, чтобы ведомо было urbi et
orbi** что среди нас — евреев нет. Тем менее, конечно
•
Нафанаил (Варфоломей) — один из апостолов, упоминает­
ся в Библии в связи с указанным автором обращением к нему
Иисуса Христа.
** Urbi et orbi (лат.)
—
городу и миру. Латинская поговорка;
с этих слов начинались важнейшие объявления в Древнем Риме.
Впереносном смысле означает всеобъемлимость, всеохватность
действия или процесса.
пять ДНЕЙ
[127]

же, мог Центральный комитет возглавить нерусским
именем Всероссийское Учредительное Собрание...
Ноиз русских партийныхвыбор был не велик
исреди Сорокиных, іуковских,Ивановых — честней­
ших имилейших, пусть, — нообщественно безлич­
ных—даже и ВикторЧернов мог сойтизамахровую
гвоздику.
К тому же, он был искони гибок, «селянский ми­
нистр». И эта прославленная гибкость его, его искус­
ство шпагоглотания, могли (как знать?!) пойти, быть
может, на пользу — в сложной обстановке «учреди­
тельной игры», до крайности напоминавшейдетскую:
«Что хотите, то купите, да и нет не говорите, черно­
го и белого не покупайте...» .
Итак, Чернов. Большевики и левые эсеры выдвину­
ли против него кандидатуру Марии Александровны
Спиридоновой: кандидатуру символическую — по ­
скольку Мария Александровна с ее чистой револю­
ционностью, — была меньше всего «политиком»,
«государственным» человеком. Выдвигая ее на пост
председателя Учредительного Собрания, мы тем са­
мым подчеркивали лишний раз смысл и значение
Учредительного Собрания — в понимании нашем: не
как «устрояющего государственного органа, но как
органа революционно «декларативного»... Против
политической стряпни черновых — интегральную,
непримиримую революционность чуждой всякого
политиканства Спиридоновой.
Исход голосования, конечно, был предрешен.
244 голоса большинства — за Чернова, 153 голоса
«меньшинства» — за Марусю. Свердлов, со спокойной
и едкой усмешкой, уступил Чернову председательское
место. Смолянского сменил Вишняк75.
Видимо волнуясь — временами до заиканья —
председатель Учредительного Собрания начал свою
[ 128]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

программную речь, тянувшуюся не менее часа. «Тя­
нувшуюся». Ибо, хотя левые и старались по мере сил
и возможности, репликами с мест, посвистыванием
и шумом, несколько оживить бледную ткань его витие­
вато, по-черновски, «со стишк ам и и цитатками» закру­
ченной декларации— тяіучей и монотонной капелью
отдавались в зале тщательно закругленные периоды.
Он явственно старался подгримировать свою речь
под «левых» до такой меры, что в иных местах, даже
у Зензинова, при всей — как бы сказать — неспособ­
ности его к страсти, — дрожь явственно проходила по
телу. За всю его длинную речь — ни одного выпада
против большевиков. Напротив: он настолько сглажи­
вал все углы, что — откровенно говоря — несшиеся
с мест реплики должно было отнести непосредствен­
но к личности оратора, а отнюдь не к тому, что он го­
ворил. Если откинуть несколько провоцированных
выкриками с мест намеков — робких, прикровенных
и бескровных — тезисы его, по существу говоря, мог­
ли бы войти в рамки оглашенной Свердловым при
открытии заседания «декларации прав трудящегося
и эксплуатируемого народа»... Если, конечно, тезисы
эти немного притиснуть коленом...
Словом, вышло то, чего, по-видимому, и ждало
большинство, выбирая Чернова:
«Да и нет не говорите,
Черного и белого не покупайте».
Но большевики меньше всего были расположены
поддаваться маневрированию столь ясно не желав­
шего принять боя противника: речью Бухарина «к
порядку дня», на деле же программной, декларатив­
ной речью — незамедлительно же была поставлены
точки над «і»: ультимативно, категорически, «без из­
вива», предложено было Учредительному Собранию
заявить о своем выборе — между диктатурой трудя-
пять ДНЕЙ
[129]

щихся со всеми связанными с нею мероприятиями,
изложенными в проекте ЦИК, или «паршивенькою,
по выражению Бухарина, «буржуазно-парламентарной
республикой»... которую прятал за занавеской «весе­
ленького ситца» своего красноречия Чернов... Со все­
ми, опять-таки, проистекающими из сего выводами.
После речи Бухарина, проведенной в митинговых
тонах и явно рассчитанной на «верховую», а не «низо­
вую» аудиторию — на «ярусы», а не н а «партер», блед­
ной казалась, несмотря на всю нервность и страст­
ность оратора, речь говорившего от фракции левых
эсеров И. 3. Штейнберга76. Смысл речи этой был кра­
ток и полностью созвучен бухаринской: «не умничай­
те и не виляйте, а примите полностью оглашенную
декларацию ЦИК, как программу Учредительного
Собрания и всего дальнейшего развития русской ре­
волюции».
Штейнберга сменял на ораторской трибуне Церете­
ли: его встретила свистом и шумом слева, овацией спра­
ва. Свист незаслуженный, итог создавшегося митинго­
вого настроения. Ибо Церетели — один из немногих
в стане идейных противников наших, с которым всег­
да приятно бывало скрестить оружие: он всегда бился
честно. И теперь, в отличие от только что пробаланси­
ровавшего перед нами, по-ярмарочному, на канате, со
шпагой на носуВиктораЧернова,— прямо, не прячась,
открытым врагом выступил он против декларации
ЦИК. Как в лучшие свои дни прошлого «мартовского»
периода, он говорил уверенно и просто, налету отби­
вая выпады с мест, сменявшиеся, буквально, каждую
секунду. Временами, несмотря на всю сгущенность
атмосферы, он даже заставлял себя слушать нетер­
пеливо рвавшееся к развязке левое крыло. А когда,
в ответ на реплику сидевшего у самого почти подно­
жья трибуны Володарского77, он сказал, сломав речь,
[130]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

внезапно приглушенным, тихим , но на всю залу про­
звучавшим голосом: «Но ваших преступлений, граж­
данин Володарский, вам не иступить», — жуткой ти­
шиной застыл на мгновение зал, и сам Володарский
бледной усмешкой не смог прикрыть непривычного
ему, зябкого волнения... Столько было в момент этот
в голосе Церетели,— не гнева, нет, этим не перекрыть
бы шума,— но глубокой, непоколебимо-твердой веры
в правоту своих слов и своего приговора. Из сказан­
ных в этот день в стенахдворца речей —речьЦерете­
ли была, несомненно, лучшей и по силе, и по искрен­
ности, и по содержательности.
После нее наступил психологический роздых: вы­
ступления Северова-Одоевского78, Скворцова79и Со­
рокина80(не «правого» Питирима81, а левого эсера)
прошли тускло.
Список ораторов исчерпан. Скорбно ставит Чернов
на голосование два поступивших предложения: требо­
вание принять к обсуждению декларацию ЦИК, вне­
сенное большевиками, и оглашенное Пумпянским82
контрпредложение фракции правых эсеров: обсудить
первоначально вопрос о мире, потом о земле, потом
о власти, а затем об иммунитете Учредительного Со­
брания и его членов... 146 голосов за первое, 237 — за
второе. Большевики и левые эсеры требуют переры­
ва для фракционных совещаний, в связи с исходом
голосования. Чернов, с тою же поспешной предупре­
дительностью, с которой он удовлетворяет вообще
всякое требование, обращенное к президиуму, неза­
медлительно объявляет перерыв.
Он был нужен не столько для решения — «что де­
лать», ибо уход с заседания предуказывался самой ло­
гикой «зрелища», но для сговора о том, как сделать,
т. е. каким порядком уходить. Логически обе фракции
должны были бы покинуть зал заседаний одновремен­
[ізі]
ПЯТЬ ДНЕЙ

но, одним движением: это дало бы максимальный
сценический эффект. Но «политически», с точки зре­
ния междупартийной конкуренции, подобное реше­
ние было невыгодно для левых эсеров: они совершен­
но стушевались бы перед большевиками, сведя свою
роль исключительно на роль подголосков. С другой
стороны, декларация фракции большевиков носила,
естественно, слишком правительственный, слишком
«официальный» характер; в конце ее говорилось:
«Не желая ни минуты прикрывать преступления
врагов народа, мы... покидаем Учредительное Собра­
ние с тем, чтобы передать советской власти оконча­
тельное решение вопроса об отношении к контррево­
люционной части Учредительного Собрания».
Такая формулировка для левых эсеров звучала не­
сколько слишком круто.
Оговариваюсь: так истолковал я, собственным разу­
мением, отказ левых эсеров от одновременного ухода,
на котором настаивали большевики; в самых перего­
ворах я не участвовал.
Столковались фракции на том, что левые эсеры уй­
дут «через некоторое время».
Оглашение, после перерыва, Раскольниковым83де­
кларации фракции большевиков прозвучало пригово­
ром: скамьи депутатов обращались в скамьи подсуди­
мых, и даже более того— осужденных. Так воспринял
заявление это зал. И сам Чернов, под испытующими,
тревогой перекрытыми взглядами своего «большин­
ства» тщетно пытался сохранитъ приличествующее
председателю «Высокого собрания» спокойствие же­
ста. Не ожидая ответа большевики стали выходитъ из
зала, со смехом и шумом; за ними поднялись и «по­
четные гости»: члены наркоматов, члены ЦК больше
виков. Места за трибуной и по проходу опустели. Уже
последние ряды втягивались в левую дверь и проход
[132]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

близ трибуны был совершенно свободен. Внезапно —
зал дрогнул. Стоявшие в проходе часовые торопливо
перекинули винтовки «на руку», начальник караула
бросился вперед, на ходу расстегивая кобур револьве­
ра... На скамьях, переваливаясь через пюпитры, не­
сколько товарищей по фракции сдерживали члена
украинской делегации левого эсера Феофилактова*84,
с револьвером в руке порывавшегося броситься на ко­
го-то из смежных правого сектора.
Казалось, еще секунда и застучат выстрелы. Уже,
по всему верхнему ярусу, радостно и злобно вставали
под стук затворов солдаты. Но Феофилактова обезо­
ружили свои. Шатаясь, он вернулся к своему месту
и тяжело сея, бросив голову на руки. Караул внизу от­
ставил ружья. И, понемногу, глухо ропща, вновь осели
всколыхнувшиеся, взбудораженные ложи. Заседание
возобновилось.
Штейнберг снова выступил с заявлением от фрак­
ции «левых», ультимативно предлагавшей принятъ
ту часть резолюции ЦИК, которая касается политики
мира. Предложение это, принятое «большинством»,
как попытка компромисса, не в пример большевист­
скому обращению, равно как и самый факт неухода
левых эсеров, видимо, приободряло правых. «Партер»
явственно «отошел», стал прокашливаться и смор­
каться; Чернов выпрямил грудь и дал волю слового­
воренью.
С передних, с задних рядов потянулись ораторы,
декларации, декларации, декларации; по фракциям,
по национальностям, по областям.
Под эту голубиную воркотню, оставшиеся лево­
эсеры явно чувствовали себя нелепо. Даже «сверху»,
* Феофилактов — бывший каторжанин. Повешен чехословака­
м и в 1918 году, в Канске. (Примеч. авт.)
ПЯТЬ ДНЕЙ
[ІЗЗ]

из ложи, это чувствовалось по нервным движениям
фракции, по тому, что «рядовые» все чаще теребили
«лидеров». Наконец, вклинившись в декламацию де-
клараторов, на трибуну поднялся Карелин для «оче­
редного» фракционного заявления. Он дословно поч­
ти повторил мотивировку ухода большевиков: «Мы
удаляемся, не желая покрывать собою то преступле­
ние, которое, по нашему крайнему разумению, совер­
шает перед народом, перед рабочей и крестьянской
революцией Учредительное Собрание».
В отличие от большевиков, эсеры, не исключая
и левых, совершенно никчемные «постановщики»:
так и осталось непонятным, почему они, собственно,
задержались и какое такое преступление совершили,
от момента ухода большевиков и до момента ухода
левых, ораторы, оглашавшие пустейшие декларации.
Одно только: для всех, в особенности для «верхов»,
их уход прозвучал финальным аккордом похорон­
ного марша. Втакой мере, что мои соседи по ложе,
и справа, и слева, и по всему ярусу, насколько хва­
тало слуху, искренно изумились, когда Чернов пере­
шел к обсуждению очередного вопроса повестки дня:
законопроекта об основных положениях земельной
реформы...
—
Чего он дурака валяет?..
Тягучая, докучная, дождем осенним, слякотным,
падает дробь слов.
Ярусы понемногу пустеют. Уже ночь на дворе. Вло­
ж ах остаются, по преимуществу, солдаты и матросы,
эти домой не собираются: «переспим здесь, куда тут по
городу зря шататься».
Всетише и тише в зале. Гулко отдается каждый шаг
в переходах, каждый шорох в ложе. И сгущается над
осужденною залою жуть.
—
Слово принадлежит...
[134]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

Чернов и сам давно уже не слушает, давно уже во
власти жути. Он выдает себя демонстративно-дело­
витым перекладыванием бумаг на председательском
столе, притворным, нарочито-внимательным «штуди­
рованием» их. Что, в самом деле, может читать предсе­
датель собрания в такие часы?
Оно умирало медленно, без агонии, это собрание.
Кто говорил о разгоне? Какой нестерпимый пошлый
вздор! Разве стоило затевать шум над этими «живы­
ми мощами», на глазах у всех обращавшимися в обы-
деннейший обывательский труп? Смотрите: еле-еле
бьется пульс, чуть ощутимой ниточкой... Еще удар...
Слабее, слабее... Сейчас совсем погаснет...
Могильно тихо в зале. От нестерпимо-яркого бле­
ска электричества, которым он залит, еще ощутимее,
еще мертвее эта могильность. И, незаметно для самого
себя, чуть не до шепота снижает свой голосдокладчик
бесконечного «закона о земле».
—
Довольно!
Спокойно и уверенно, как выстрел в упор, режет
выкрик этот сверху, из матросской ложи, в которой
я сижу, мерный шепот доклада. Испуганно обертыва­
ют головы вверх, инстинктивно пригнувшись к пюпи­
трам депутаты. И столько животного испуга в этом
движении, что матрос, рядом со мной перегнувший­
ся через барьер, гадливо сплевывает прямо вниз, на
пустые задние скамьи.
—
Ах, ты...
—
Довольно!
Чернов поднимает свой седеющий кок и пододви­
гает звонок ближе. Но не звонит. Он понимает, что
звонить сейчас нельзя. По знаку его запнувшийся до­
кладчик возобновляет чтение, а сам он, аффектируя
спокойную небрежность, опускает глаза на все тот же,
целые часы уже лежащий перед ним, лист бумаги.
ПЯТЬ ДНЕЙ
[135]

Ему приходится тотчас же снова поднять их: за спи­
ной, равнодушно и властно потрагивая ему плечо, сто­
ит матрос Железняк85, начальник караула.
Ложи смолкают. Матрос, чуть-чуть наклонясь, гово­
рит что-то: нам не слышно . ..
Чернов негодующе-растерянно откидывается на
пышном, на широком своем кресле.
—
Но... все члены Учредительного Собрания так­
же очень устали, но никакая усталость не может пре­
рвать оглашения того земельного закона, которого
ждет Россия.
И насмешливо-спокойно звучит, без угрозы, твер­
дый, далеко слышный на этот раз, голос матроса: «Ка­
раул устал. Я прошу покинуть зал заседания».
Чернов перегибается через стол, в упор, вопроси­
тельно глядя на фракцию. Но фракция, сумеречная,
тихая, недвижно прикована к пюпитрам: ни звука, ни
знака... И, искоса следя за удаляющимся с трибуны на­
чальником охраны, Чернов говорит скороговоркой:
—
Внесено предложение закончить заседание дан­
ного собрания принятием, без прений, прочитанной
части основного закона о земле, остальное же пере­
дать в комиссию...
—
Как?
Соседи-матросы давятся со смеху. «Как, как он ска­
зал, шут нестриженый... Внесено предложение?.. Ах,
язви-те . ..»
А внизу баллотируют. Принято. Чернов оглядывает­
ся: караульного начальника в зале нет...
—
Предлагаю принять, кроме того, обращение
к цивилизованному миру...
Глотаяслова, «на курьерских», читает воззвание не­
кто, совсем посерелый. «Верх» терпеливо надет: весе­
лость, возбужденная «находчивостью» Чернова, еще
не спала.
[ізб]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

Обращение принято. Железняка нет.
Тем же аллюром предлагается «декларация о мире».
Комкая заседание, Чернов, видимо, хочет все же ис­
черпать повестку. Шелестя на ходу листами деклара­
ции, торопливо взбегает по ступенькам к кафедре
очередной докладчик...
Снова начинаюттемнеть солдатские лица в ложах
и проходах у трибуны...
Половина пятого...
—
Довольно!
Зал вздрагивает вихрем наросших криков. Уже не
слышно слов читающего там, на трибуне, видно толь­
ко, как, словно в судорогах, передергиваютсябескров­
ные, тонкие, кривящиеся іубы.
—
Долой! Довольно! До-воль-но!
Уже не жуть над залом. Пахнуло безумием. Не узнать
только что смеявшихся матросов. Теснее сдвигаются
брови, отрывистее выкрики... Они обрываются, в на­
шей ложе, внезапно, броском... и , — расширив зрачки,
весь подобравшись, задержав до боли дыхание в гру­
ди, ближайший ко мне матрос медленно, бесшумно,
выпрастывает зажатую между коленями винтовку...
Сухо щелкнул где-то влево от нас винтовочный за­
твор...
—
Довольно!
А снизу дразнят округлые мишени неподвижных,
застылых, пригнувшихся, по-праздничному расчесан­
ных голов.
Еще минута, секунда еще...
Но Чернов порывисто отодвигает кресло и выходит
торопливой, приплясывающей походкой из-за стола.
Взблеснувшие дула застывают на изготовке... «В чем
дело?»
—
Заседание Учредительного Собрания объявляет­
ся закрытым.
[ 137]
ПЯТЬ ДНЕЙ

—
Давно бы так...
Шумно и весело, словно у всех от души отлегло, пе ­
рекликаются в ложах солдаты, потягиваясь, размина­
ясь после долгого, томительного сидения... Кто-то зев ­
нул во весь рот... «Берегись, покойника не проглоти».
—
...А быть бы покойнику... да и не одному, — щу­
рясь, говорит, встряхивая головой, словно отгоняя
остатки недавней, еще свежей, еще вспененной кро­
вью мысли, молодой добродушный матрос. — Без ма­
лого в грех не ввели...
—
А начесали бы нам за это...
—
За это-то дерьмо! Кронштадтцев!..
Тесной гурьбой, отжимаясь друг к другу, как стадо
овец, толпятся к дверям депутаты. Все к одной: напра­
во вторая, левая дверь раскрыта также, но им, види­
мо, не хочется разлучаться...
Я жду их у выхода, в вестибюле, Они проходят,
по-прежнему, тою же тесной, овечьей толпой, стара­
ясь не оглядываться по сторонам, как дети в потемках.
Но кругом — никого: ни в вестибюле, ни во дворе,
ни на улице... Пусто.
Под руку, оступаясь в снегу, серединою улицы, по­
дальше от ворот и заборов, бредут они, все также,
всею фракцией, по Таврической. Молча. Жутко. Беспо­
мощно.
И, обгоняя, их, я слышу, как Зензинов (по голосу, —
неясно маячит в темноте фигура) говорит соседу,
мрачно хлопающему галошами по сугробам:
—
Ведь, правда, мы держались с достоинством?
Последние, зыбкие, убегающие тени Февральской
революции...
Петербург — Москва.
1917-1918 гг.
[138]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

ОКТЯБРЬСКИЕ
ИНН

I
Февральское Временное правительство — кабинет
Милюкова — іучкова — Керенского, т. е . широкой
буржуазной коалиции, от черносотенных зубров до
мелкой радикальствующей буржуазии, — фактически
было «однодневкой». Уже с первых мартовских дней
оно явственно и быстро двинулось подуклон: его обре­
ченность стала очевидной в эпоху апрельского и май­
ского кризисов, приведших к премьерству Керенско­
го как последней ставки буржуазии. Но и Керенский
«не оправдал надежд». Адвокат и фанфарон — мастер
«слова для слова», которое было для него професси­
ей, он не смог уйти дальше слов: к делу он оказался
неспособен. К тому же он — как и все политические
деятели его круга и его класса — боялся массы, «тол­
пы», от благосклонного взгляда которой он зажигал­
ся фальшфейерами цветистых слов, от насупленных
бровей, от враждебного оклика которой он мгновенно
терял и мысли, и слова. Но ключ к овладению револю­
цией лежал в массах— ибо творцами революции— ее
движущей силой, были только они. И «заговорить их»
можно было только на короткий момент, ибо требо­
вания их: прекращения войны, ликвидации помещи­
ков и капиталистов, перехода земли к крестьянам —
он, конечно, не мог ни в какой мере удовлетворить,
поскольку внешнюю политику его диктовали послы
[І4 і]
ОКТЯБРЬСКИЕ ДНИ

Антанты, а внутреннюю — земельная и финансовая
буржуазия. Конфликт между ними и массами был не­
избежен. Социалистическая подкраска министерства
введением в кабинет «министров-социалистов» Чер­
нова, Авксентьева, Скобелева, Церетели — ненадолго
замаскировала действительную социальную сущность
керенщины. Врешающей для дальнейших судеб дви­
жения борьбе между «правыми» и «левыми» за ар­
мию, Керенский, с его причудливым штабом из со-
циал-революционеров и архи-гвардейцев, безнадежно
и головокружительно проиграл. После же июньского
наступления — судорожной попытки «премьера» ста­
роцарским, традиционным способом выпрямить свой
отчаянно прогибавшийся политический фронт— раз­
вал власти стал развиваться буквально катастрофиче­
ски. В момент корниловской авантюры Керенский
былуже политическим мертвецом. А поскольку имен­
но в нем, в его тщедушной фшурке, олицетворялась
мартовская власть — его «кризис», его катастрофа
были, естественно, кризисом и катастрофой — всей
власти в целом.
Соответственно этому быстро и уверенно росло
в массах влияние большевиков — единственной ре­
волюционной группы, от первых дней открытого
своего выступления перед массами последовательно
проводившей лозунг немедленного реального мира
и «наглядной», до полной «экспроприации экспропри­
аторов» доведенной социальной революции. Особую
силу агитация большевиков приобрела с приездом
Ленина, на 1-м же майском съезде крестьянских де­
путатов выступившего с предложением «пощупать
капиталистов» и вместо затеянной керенщиной «зем­
леустроительной канители» со всяческой статистикой
и тому подобным крючкотворством приступить к не­
посредственному захвату земель.
[142]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

Первую атаку Ленина на аграрном фронте «старым»
социалистическим партиям удалось, впрочем, кое-как
отбить. Крестьянский съезд, по выражению тогдашне­
го председателя Совета рабочих и солдатских депутатов
Н. Чхеидзе, «удержался на наклонной плоскости»; кре­
стьянство — до времени осталось за народниками; зато
в армии пропаганда немедленного мира и братанья бы­
стрее быстрого вырвала почву из-под ногнасаженных Ке­
ренским комиссаров. Такойже широкий откликнаходили
идеи большевизма и в рабочих кварталах. Витоге: основ­
ной лозунглевого революционного крыладвижения: «Вся
власть Советам» — как путь к осуществлению мира и пе­
редачи земли, и экспроприации экспроприаторов— как
первый шаг к мировой социальной революции, во имя
которой подымались мы, интернационалисты, — к осе­
ни стал подлинным боевым кличем масс, еще задавших
своей революции, поскольку февральский переворот не
только не изменил ни в чем их положения (он не дал им
ни мира, ни земли, ни хлеба, ни воли), но, в силу бескров­
ности своей, отсутствия борьбы, оставил всю их годами
накопленную революционную энергию неразряженной.
ИЛенин, чутко воспринимавший эту напряженность, то­
ропил Центральный комитет — «покончить».
«Довольно тянуть канитель, — п исал он Центрально­
му комитету во времяДемократического совещания, —
нужно окружить войсками Александринку, разогнать
всю шваль и взять власть в свои руки». Вслед за тем
Ленин переехал в Петроград из финляндского своего
подполья и приступил, не теряя дальнейших слов, к от­
крытой пропаганде восстания, публикуя о нем — во ­
преки всяким стратегическим «традициям» — целые
фельетоны в газете.
Вте дни, помнится, открытость эта смущала мно­
гих: история привыкла к «конспиративности восста­
ний», привыкла к тому, что открытое восстание за­
[і43]
ОКТЯБРЬСКИЕ ДНИ

ранее обречено на неуспех. И для многих, слишком
многих лишь спустядолгий срок стало ясно, что имен ­
но «открытость» подготовки восстания по ленинскому
плану вернее всего обеспечивала ему успех.
Стратегический план Ленина — предпосылки кото­
рого даны еще в первых знаменитых его тезисах — ох­
ватывал стратегическое развертывание ударных сил
революции — и решающий удар: восстание. Именно
восстание: не в пример большинству тогдашних работ­
ников левого революционного крыла, Ленин правиль­
но оценивал значение захвата власти с боя: не путем
переговоров, соглашений, компромиссов, а именно
с крови, с боя. В соглашении, в договоре есть взаимное
признание сторон: таковы мирные договоры, закан­
чивающие «обычные» междугосударственные войны,
после которых вчерашние заклятые враги становятся
друзьями и союзниками. Но в классовой войне сегод­
няшний враг никогда не станетдругом; взаимопризна-
ния здесь по существу самому не может быть: оно яви­
лось бы нарушением основного принципа, основного
смысла войны: абсолютнаянепримиримость здесь— ус­
ловие обязательное. Власть Советов могла установиться
лишь как непримиримое противопоставление — как
чисто-буржуазной власти, так и всякой коалиционной
мешанине; чтобы установить ее, надо было сбросить
в сторону, вниз, в небытие — противостоящие классы
и сбросить именно в открытом бою так, чтобы в созна­
нии самых несознательных идея классовой неприми­
римости утвердилась бесспорно и прочно. Ибо только
на такой абсолютной непримиримости и может быть
тверда советская рабоче-крестьянская власть.
Соотношение классовых сил к осени 1917 года,
когда выполнена была та часть ленинского плана,
которая касалась стратегического развертывания, не
оставляло сомнения в том, что в открытом, боевом
[ 144]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

классовом столкновении буржуазия будет разбита.
Витоге работы по этомуразвертыванию, пролетариат
за ничтожным — и пассивным
—
исключением был
за переворот, за переход власти; солдатские массы,
за которые главным образом шла борьба в послефев-
ральский период были — опять -таки за ничтожными
исключениями — если и не привлечены в ряды актив­
ных борцов за революцию, то, по меньшей мере, ней­
трализованы. Если они не были за нас, то они были,
во всяком случае, против буржуазии, требовавшей
продолжения войны. Крестьянство, не дождавшись
«законной» передачи земли, уже начинало поднимать­
ся само на захват ее. И в этой обстановке, конечно ,
представлялось наиболее выгодным, чтобы классо­
вый враг наивозможно полнее сосредоточил те ни­
чтожные в общем боевые силы, которые находились
еще в его распоряжении: это открывало возможность
не разбить его, но покончить с ним — с одного удара.
Открытая подготовка восстания привела именно к та­
кому обеспечивавшему полноту нашей победы сосре­
доточению неприятельских сил. В этом был глубокий
стратегический смысл, ставящий ленинский страте­
гический план 1917 года на совершенно исключитель­
ное место в истории революционных восстаний.
Правильности стратегического расчета соответство­
вала правильность тактическихдействий: недаромЛе­
нин бьш, прежде всего, практиком революции—рево­
[145]
ОКТЯБРЬСКИЕ ДНИ

люционером-профессионалом, человеком, знающим
не только программное «что делать», но и практиче­
ское «как делать». Уверенность этих действий прояви­
лась тем ярче, что на стороне против пика за весь пе­
риод борьбы, закончившейся победным октябрьским
восстанием, наблюдалась полнейшая растерянность.
У Керенского и его сторонников не было собственно­
го плана; они метались от одного задания к другому,
ничего не доводя до конца, так как нити, которые они
пытались стянуть к себе, рвались у них в руках.
Первое, что они пытались сделать — это сорвать со­
зыв съезда Советов, поскольку день открытия съезда
должен был стать последним днем Временного пра­
вительства. Все — свои и чужие — знали, что момент
восстания приурочен именно ко дню всероссийско­
го съезда. Другого срока не могло и быть, поскольку
«брать власть» возможно было только при наличии
органа, способного принять эту власть: но такой орган
мог создать только съезд Советов. Срыв съезда казался
поэтому меньшевикам и эсерам однозначным срыву
восстания — или, по меньшей мере, отсрочке его... за
время которой они надеялись подготовить силы для
его подавления.
Длясрыва съезда проведена была широкая агита­
ция, в которой авторитет центральных комитетов
«правящих партий» — эсеров и меньшевиков — под­
пирался авторитетом ВЦИКа и Исполнительного ко­
митета Всероссийского крестьянского совета, послуш­
но шедшего за правыми эсерами. Усиленно работали
в этом направлении и армейские и фронтовые коми­
теты, также заселенные, в большинстве своем, став­
ленниками эсеровского ЦК.
Агитация результатов не дала, к середине октября
стало ясно, что съезд состоится и что переход власти
будет на нем решен. Центральные комитеты в связи
[146]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

с этим сделали резкий оборот — от тактики бойкота
съезда, от призывов воздержаться отучастия в нем,
к тактике мобилизации всех сил, какие они могли
только подсобрать «под метелку», дабы создать себе
на съезде возможно более сильный противовес боль­
шевикам и «придать политике съезда устойчивость
и направление, соответствующее интересам всей
революционной демократии». Телеграммы с такими
директивами разосланы были по всем направлениям.
Особое внимание было уделено представительству
фронтовых и армейских комитетов, которые ВЦИК
считал за собою: им было отведено 200 мест, не считая
«прямого» представительства, от армии (1 на 25 000),
которое было разрешено также проводить не пря­
мыми выборами, а на созываемых комитетами деле­
гатских съездах. Этим путем соглашатели надеялись
сколотить надежную «фронтовую группу». Эта моби­
лизационная конвульсия отсрочила созыв съезда на
десять дней: он был перенесен с 15-го на 25-е.
Второе ближайшее задание сводилось к сосредо­
точению чисто боевых сил — и к возможному осла­
блению боевых сил противника в Питере, на театре
восстания. В вербовке этих сил большевики имели
совершенно неодолимые преимущества. Их агита­
ция шла под лозунгом «Долой войну», в то время как
Керенскому приходилось свою агитацию строить на
лозунге «войны... если не до полной победы, то — до
полного изнеможения». Но такой лозунг агитировал
за тех же большевиков. Витоге Керенский, со времени
корниловщины принявший —для вящего обеспече­
ния своего влияния на войска — должность Верхов­
ного главнокомандующего (и положивший себе за эти
новые труды новый оклад в 42 000 рублей в год с до­
бавлением 2000 в месяц «на представительство»), те ­
рял одну воинскую часть за другой с головокружитель­
[і47]
ОКТЯБРЬСКИЕ ДНИ

ной быстротой. Открытые антиправительственные
выступления на фронте участились: с 1 по 9 октября
отмечено было 24 выступления, из которых 16 при­
шлось подавлять открытой силой. Военный министр
Верховский в Совете Республики требовал узаконения
«применения оружия против анархистских толп», соз­
дания штрафных полков, усиления карательной вла­
сти командного состава. Но карательные меры могли
лишь на короткий срок приостановить движение: те,
что «карали» сегодня, завтра выступали сами. История
Февраля повторилась во всероссийском масштабе.
Всущности, Керенский мог более или менее рас­
считывать только на казачьи части, поскольку казаки
побаивались, что большевистский переворот лишит
их тех земельных и податных привилегий, которые
дала им, в свое время, «царская служба». Совет Союза
казачьих войск торжественно заверял, что «казачество
скорее позволит отрубить себе руку, чем будет голосо­
вать за большевиков и Ленина в частности». Голосом
казачества этого, конечно, считать нельзя, но настро­
ение казаков— и фронтовых и тыловых, «мирных» —
революционным, действительно, не было. Но, с дру­
гой стороны, не было, однако, в них и активности: они
относились к предстоящему перевороту опасливо, но
не более. К Керенскому же лично у казаков отношение
было, пожалуй, еще хуже, чем у армейских, особенно
у казачьего офицерства: ему не могли простить его из­
мены Корнилову.
Кроме «условной» поддержки казаков, правитель­
ство могло еще рассчитывать на юнкеров, на буржу­
азную молодежь, стоящую на «пороге офицерства»:
среди них большевикам неоткуда было взяться. Но
юнкеров была горсть в сравнении с многомиллион­
ной солдатской массой, над которой давно уже утра­
тили командную власть «господа офицеры».
[ 148]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

Керенский весь сентябрь и октябрь беспомощно
мотался между Ставкой и Питером; он храбрился; он
все еще заверял всех и вся, что «всякая попытка, если
бы она была, противопоставить воле большинства
революционной демократии и Временному прави­
тельству насилие меньшинства встретит достаточное
противодействие»... но, думается, и он даже должен
был чувствовать, что в деле самозащиты ему прихо­
дится перенести центр тяжести с попытки создания
собственных боевых сил на возможное ослабление
и разложение сил противника. Однако и в этой обла­
сти можно было сделать не много; Керенский закры­
вал большевистские газеты (с июля по сентябрь было
закрыто 17 органов), но они возрождались поддругим
названием на следующий же день. «Социал-демократ»
был запрещен в армии, но он все же доставлялся на
фронт; большевистских агитаторов — где это было
возможно — арестовывали и сажали в тюрьмы; но та­
ких мест, «где это было возможно», становилось все
меньше и меньше, и на место одного заключенного
выступал десяток свободных. Он ограничил въезд сол­
дат в Петроград и в Москву: но все, кому нужно было
прибыть в столицу на усиление восстания, находили
к тому удобные и открытые пути.
Керенский попробовал обезопасить себя хотя бы
в одном Петрограде путем отправки «ненадежных
гвардейских частей» на фронт. ВЦИКовцы горячо под­
держивали этот проект. И, поскольку переход немцев
в наступление на Северном фронте, создавая угрозу
Петрограду, давал вполне благовидный предлог к тако­
му выводу, правительство рискнуло поставить его офи­
циально, Этот шаг окончательно погубил Главковерха.
Приказ об отправке трети петроградского гарнизона
на фронт поставил правительство Керенского в то же
положение, в котором было царское правительство
ОКТЯБРЬСКИЕ ДНИ
[ 149]

накануне февральского переворота— после тогдашне­
го приказа об отправке запасных гвардейских частей
на фронт: гарнизон весь, в целом (поскольку все почув­
ствовали над собою угрозу вывода), решительно стал
на сторону переворота. Экстренное гарнизонное собра­
ние, немедленно созванное большевиками, вынесло
резолюцию о недопустимости вывода, который расце­
нивался как контрреволюционная «корниловская» по­
пытка лишить революционный Петроградего защиты,
причем собрание приняло решение воспротивиться
этому выводу «с оружием в руках» — если обстоятель­
ства к тому принудят. Такое постановление равносиль­
но было заявлению о присоединении к восстанию.
Неуспех этой попытки «застраховаться» — толкнул
Керенского на второй, быть может, еще более неосто­
рожный шаг: он поставил вопрос о переезде прави­
тельства в Москву, іде настроение гарнизона казалось
более благоприятным. Он попробовал заручиться на
это санкцией Предпарламента, в связи с чем дело по­
лучило очень широкую огласку и возбудило в массах
толки о том, что правительство собирается «предать
Петроград», сдав его наступающим немцам. Это еще
более усилило антиправительственное настроение —
особенно в войсках— и еще болееукрепило почву пе­
реворота. Тем более, что в данном вопросе Керенский
сумел восстановить против себя даже соглашатель­
ский ВЦИК, не включив его в план предстоявшей эва­
куации как «не государственное, а частное учрежде­
ние», «обеспечение которого помещ ениями в Москве
правительство не может принять на себя». Полити­
ческий смысл этого заявления был ясен: Керенский
стремился развязать свои руки— для будущих репрес­
сий против ВЦИКа нового, большевистского созыва.
Но меньшевистско-эсеровскому ВЦИКу квалифика­
ция его правительственной властью как «частного
[150]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

учреждения» наносила новый удар, свидетельствуя,
что он не имеет никакого авторитета даже в глазах
того кабинета, который он столь самоотверженно
поддерживает. ВЦИК не мог поэтому в этом вопросе
не выступить против Керенского во имя спасения
останков своего престижа. В Предпарламенте вопрос
не прошел. Изоляция Керенского и его правительства
доведена была этим до предела: к середине октября за
вчерашним диктатором не стоял уже, в сущности, ни­
кто, кроме тесного кружкаличной дружбы связанных
с ним однопартийцев.
Вмеруутраты им популярностидаже в буржуазных
кругах все чаще стало повторяться имя Корнилова.
Не только в офицерских кругах, открыто мечтавших
о твердой военной диктатуре как единственной силе,
способной одолеть большевизм; корниловские мечта­
ния захватили и штатские круги: «Новая Русь» идил­
лически пропагандировала увольнение Керенского
и создание Временного правительства из «безупреч­
ных и всенародных» русских имен, как Алексеев, Пле­
ханов, епископ Ацдрей Уфимский, Чайковский и Ни­
колай Морозов», и вознесение Корнилова на «святое
место представителя всей Руси».
Проповедь этой корниловщины была, однако, без­
вредна: ибо в смысле реальных сил корниловцы были
не богаче Керенского.
Напротив того: сила и организованность сторон­
ников перехода власти к Советам росли день за днем;
Центральный комитет большевиков, первоначально
в значительной части своей не разделявший мнения
Владимира Ильича о необходимости и своевременно­
сти восстания,с 10октябряпринимаетленинский план.
Петроградский Совет, возглавляемый после боль­
шевизации его Троцким, спешно организовывал Крас­
ную гвардию, на вооружение которой Сестрорецким
[і5і]
ОКТЯБРЬСКИЕ ДНИ

заводом выдано было, несмотря на протесты прави­
тельства, 5000 винтовок и значительный запас патро­
нов. 13октября при Исполнительном комитете Совета
учрежден был специальный отдел Рабочей гвардии.
Создание крепкого ядра пролетарских вооруженных
сил представлялось совершенно необходимым— вви ­
ду отмеченных уже выше особенностей гвардейских
запасных частей, рассчитывать на них, как на актив ­
ную революционную силу не приходилось. Боевыми
силами восстания могли явиться только рабочие и ма­
тросы. Состоявшийся 3 октября 2-й съезд Балтфлота
вынес резолюцию «немедленного удаления из рядов
правительства Керенского как лица, позорящего и гу­
бящего своим политическим шантажом великую рево­
люцию». «Меньшевики и эсеры безуспешно пытались
помешать организации Красной гвардии: их доводы
о том, что вооружение рабочих отвлекает рабочий
класс от его очередных политических и экономиче­
ских задач и... является технически невыполнимым»,
вызывали дружный смех на рабочих собраниях.
Первый смотр готовящимся к революционному вы­
ступлению силам был произведен 11 октября на Съез­
де Советов Северной области. Он прошел целиком под
большевистскими лозунгами с большим боевым подъ­
емом — и вполне убедил ЦК, что, по крайней мере,
на ближайшем, наиболее важном, непосредственном
театре действия — поддержка восстания вполне обе­
спечена. С этого дня начинается непосредственная
подготовка удара: 12 октября Исполнительный коми­
тет Петроградского Совета, исполняя постановление
пленума от 9 октября об организации, совместно с сол­
датской секцией и представителями связанных с Пе­
троградом гарнизонов — революционного комитета
обороны, который принял бы все меры к вооружению
рабочих и таким образом обеспечил бы революцион­
ер]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

ную оборону Петрограда и безопасность народа... от
атаки военных и штатских корниловцев — создал,
несмотря на меньшевистские протесты Военно-рево­
люционный комитет: в состав его вошли три больше­
вика: Антонов, Подвойский и Садовский и два левых
эсера, Лазимир и Сухарьков... Официальной задачей
комитета выставлено было, на первый момент,— про­
верка оснований, выдвинутых правительством, при
требовании вывода части гарнизона на фронт. Неофи­
циально — это был штаб будущего восстания. Троц­
кий, на заседании, о котором идет речь, сказал об этом
в достаточной мере недвусмысленно: «Революция пре­
вращается в смертельный поединок революции с кон­
трреволюцией и ее приказчиком Керенским». «Все по­
ложение страны говорит нам: вы обязаны разрешить
задачу, которая стоит перед страной, и, хотя бы ценой
жизни, взять власть в свои руки».
13 октября создание Военно-революционного коми­
тета было утверждено Солдатской секцией. 15 октя­
бря — пленумом Совета. Поскольку он был внепартий­
ным — «советским»— для обеспечения правильности
его работы ЦК большевиков организовал, со своей сто­
роны, 15 октября «практический центр организаци­
онного руководства восстанием» в составе товарищей
Сталина, Свердлова, Бубнова, Дзержинского и Уриц­
кого.
Проверив еще раз рядом совещаний в Смольном
настроение полков и проведя необходимые органи­
зационные подготовительные меры, Военно-револю­
ционный комитет 20 октября приступил к открытой
деятельности, назначив своих комиссаров во все во­
инские части гарнизона. Ондействовал с тем большей
уверенностью, что 15 октября, в день, первоначально
назначенный для открытия съезда, который сторон­
ники Керенского почему-то упорно считали днем, на
[153]
ОКТЯБРЬСКИЕ ДНИ

который назначено выступление, — он имел возмож ­
ность проверить, что, собственно, будетделать прави­
тельственный штаб в день восстания, каков его план
и каковы силы, которыми он будет располагать: дей­
ствия Петроградского окружного штаба, его патрулей
и резервов и мобилизованной им на 15 октября по­
лиции: 15 октября явились как бы маневрами «с обо­
значенным противником». Военно-революционный
комитет сделал из них достодолжные выводы.
21-го в штаб округа явились назначенные Воен­
но-революционным комитетом комиссары, но штаб
отказался их признать. В ответ Военно-революцион­
ный комитет отдал (22 октября) приказ по гарнизону,
оповещавший о разрыве со штабом и запрещение вой­
скам выполнять приказы правительства: «отныне вся
власть в Петрограде переходит в руки Военно-револю­
ционного комитета»: фактически это означало уже пе­
реход к открытому восстанию. Именно в этом смысле
с необычайной широтой была развернута по заводам,
по полкам, по районам агитация на следующий день
22 октября — в «День Совета». С особым подъемом
прошел митинг в Народном доме, где многотысячная
толпа после речей большевистских лидеров на при­
зыв их ответила клятвой на верность революции, на
борьбу за нее — до смертного конца.
Напуганный размахом движения и убежденный
в отсутствии сил для борьбы штаб округа пошел на
уступки: он соглашался даже признать право Петро­
градского Совета отдавать приказы по гарнизону
и т. д„ только был бы аннулирован приказ ВРК от
22 сентября. Штаб восстания на это, конечно, не по­
шел, а продолжал боевую подготовку удара: он взял
под свое наблюдение Кронверкский арсенал, патрон­
ный завод, склады взрывчатых веществ, — лишив
штаб возможности пользоваться сосредоточенными
[І54І
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

в этих учреждениях боевыми припасами, и обеспе­
чив, вместе с тем, снабжение ими собственных своих
войск. Представители рабочей гвардии были созваны
на общегородскую конференцию.
Развязка, видимо, надвигалась. Уже несколько
дней столбцы газет были полны статьями и сенсаци­
онными слухами о неизбежном, о готовом уже вы­
ступлении. Расторопный «День» опубликовал даже
подробнейший план восстания... в ночь на 18 октя­
бря — с точным указанием диспозиции и маршрутов
большевистских колонн.
Жестом отчаяния Временное правительство реши­
ло предупредить противника и перейти в наступле­
ние, сразу же введя в депо все свои резервы, вплоть до
фронтовых. Опять во все концы, где можно было рас­
считывать хотя бы на самомалейшую поддержку, по­
летели телеграммы с приказом немедленно двинуть
к Петрограду «верные родине и революции» полки. Из
окрестностей вызваны были: батальон ударников из
Царского, артиллерия из Павловска, юнкера из Ора­
ниенбаума, школа прапорщиков из Петергофа. Дано
предписание об аресте видных большевиков — в до­
полнение еще ранее отданного приказа о «немедлен­
ном задержании Ленина»; начато «уголовное преследо­
вание» против членов ВРК. Закрыты большевистские
газеты «Рабочий путь» и «Солдат», помещения их
редакций и типографий опечатаны. Штаб со своей
стороны дал приказ по полкам — об аресте комисса­
ров, о запрещении войскам выступать из казарм и о
доставке в распоряжение штаба автомобилей. Мосты
были разведены; телефоны Смольного выключены.
Удар на удар. Вответ на это «стратегическое развер­
тывание» Военно-революционный комитет объявил
Временное правительство низложенным — еще не
вынув оружия из ножен.
ОКТЯБРЬСКИЕ ДНИ
[155]

Это был ленинский жест—уверенный, спокойный
и грозный. Акт о низложении «ставил перед фактом»
не только съезд Советов, открытие которого ожида­
лось на завтра, но и боевые силы, мобилизация ко­
торых была объявлена одновременно с манифестом
о низложении. До окончания этой мобилизации ВРК
решил ограничиться обороной Смольного: гарнизон
его был усилен свежими и надежными пулеметными
частями, ротой Литовского полка и зенитными ору­
диями. Печати с большевистских редакций были не­
медленно сорваны высланными ВРК отрядами Литов­
ского полка: под охраной солдат выпуск возобновился.
Занята была Петропавловская крепость — на верках
выставлены пулеметы для обстрела Троицкого моста.
Из арсенала весь день шла выдача оружия войскам
и Красной гвардии. По всем полкам гарнизонадан был
приказ — держаться в боевой готовности на случай
какого-либо покушения со стороны правительства.
Но покушения не последовало, хотя и днем, и даже
в ночь уже, Керенский и Коновалов хлопотали об ор­
ганизации экспедиции против Смольного: штаб отка­
зался от этого проекта за отсутствием войск. Получена
была в адрес Петроградского Совета грозная телеграм­
ма Ставки, требовавшая немедленного прекращения
большевиками наступательных действий и отказа от
вооруженного захвата власти, но из действующей ар­
мии войск не прибыло: отправленные с Румынского
фронта части были задержаны в Пскове; 17-я пехот ­
ная дивизия, узнав о причинах вызова, вернулась на
старые биваки. Выступившие из Петергофа 175 юнке­
ров (остальные отказались) были задержаны ВРК по
дороге и обезоружены. Расквартированные в Питере
казачьи полки (1-й, 4-й и 14-й), которые призвал Керен­
ский «выступить во имя свободы, чести и славы род­
ной земли на помощь ЦИК Советов, революционной
[ 156]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

демократии, Временному правительству и гибнущей
России», выступить отказались, мотивируя свой отказ
невозможностью действовать без пехоты; пехоты же
для «полевых действий» в распоряжении штаба не
было: даже юнкера выступили не все. Штабу удалось
сосредоточить к Зимнемудворцу в свое распоряжение
всего лишь 300 юнкеров Ораниенбаумской школы
прапорщиков, 500 — Гатчинской школы, 200 казаков,
200 — ударниц «Женского добровольческого батальо­
на» и шесть орудий Михайловского артиллерийско­
го училища; из Броневого дивизиона подчинились
приказу всего шесть броневиков, но и те были явно
ненадежны. Этих сил с трудом могло хватить даже на
самую пассивную оборону, тем более что запас патро­
нов был невелик. Штаб, тем не менее, надеялся отси­
деться... если прибудут подкрепления с фронта.
Эти надежды, как будто, разделял Предпарламент.
По докладу Керенского о том, что город находится в со­
стоянии восстания, что происходит «попытка поднять
чернь против существующего порядка вещей, сорвать
Учредительное Собрание и раскрыть русский фронт
перед сплоченными полками железного кулака Виль­
гельма», меньшевики и эсеры Предпарламента пред­
ложили немедленно декретировать переход земли в ве­
дение земельных комитетов и предложить союзникам
провозгласить условия мира и начать мирные перего­
воры: таким путем они предполагали возможным па­
рализовать силу основных лозунгов— «мир и земля»—
под которыми поднимали восстание большевики.
Поздно. В старом ВЦИКе лучше поняли обречен­
ность и этого, последнего, предсмертного жеста. Со­
бравшееся в ночь на 25-е последнее заседание ВЦИКа
овеяно было духом политической смерти. Напрасно
в речах своих меньшевистские и эсеровские делега­
ты взаимно уговаривали друг друга сохранять спо­
[і57]
ОКТЯБРЬСКИЕ ДНИ

койствие». Председательствовавший Дан откровен­
но махнул рукой на будущее: «Скаторжной работой
управления таким государством не справится ника­
кая власть».
ВЦИК не нашел путей и способов «спасти положе­
ние». Задача эта — и им, и Предпарламентом — воз ­
ложена была на городскую Думу, которой поручено
было немедля сформировать «Комитет общественного
спасения». Но если ни у правительства, ни у штаба не
было реальных сил, способных противостать восста­
нию, откуда могли они взяться у городской Думы?
«Отцыгорода» заранее примирились со сменою вла­
сти. Еще днем 24-го делегация Думы посетила Смоль­
ный —для осведомления, как предполагает поступить
с думцами будущее советское правительство. Получив
от Троцкого успокоительный ответ, что думцам лично
не грозит никакой опасности, и если городской Думе
не найдется, как следует ожидать, места в системе со­
ветского строя, то конец ее будет, во всяком случае,
«конституционным» — без эксцессов, «городское само­
управление» совершенно успокоилось и меньше все­
го, кажется, думало об организации борьбы. Создан­
ный им по предложению Совета Республики и ЦИКа
«Комитет общественного спасения» ограничил свои
функции организацией снабжения продовольствием
обеих враждующих сторон.
Впределах городской черты руки ВРК были, таким
образом, совершенно развязаны: с 2 часов ночи на 25-е
он перешел к спокойному и планомерному наступле­
нию, занимая своими войсками одно за другим прави­
тельственные здания.
В2 часа ночи заняты были Николаевский и Бал­
тийский вокзалы, электрическая станция и мосты,
приказ о разводке которых так и остался невыпол­
ненным, поскольку они еще накануне взяты были
[158]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

под охрану революционных войск. В 3 Уг часа подо­
шла к Николаевскому мосту «Аврора», одним видом
своим отогнав занявших было мост юнкеров. К 6-ти
часам утра занят был Государственный Банк, к 7-ми
кексгольмцы* захватили телефонную станцию и вы­
ключили телефоны штаба Зимнего дворца; тем самым
становилось окончательно невозможным всякое руко­
водство обороной. Керенский, вместе с Коноваловым
перебравшийся в штаб, пугаясь пустоты дворцовых
комнат Зимнего, бросился в автомобиль, спеша вы­
скользнуть из замыкавшегося уже вокруг него желез­
ного кольца. Бегство Керенского прошло под прикры­
тием союзных посольств: агенты их присутствовали
в штабе, напутствуя диктатора: вместе с его автомо­
билем пошел второй, под американским посольским
флагом. Обоим автомобилям удалось проскочить за
город: на улицах Петрограда патрули ВРК пропускали
их, поскольку в этот моментуже не было на улицах
других машин, кроме советских: в распоряжении пра­
вительства и штаба не оставалосьуже ни одного авто­
мобиля. Керенский взял курс на Псков, в штаб Север­
ного фронта, откуда, по соглашению с командующим
фронтом генералом Черемисовым, должен уже был
выступить на выручку Ш-й конный корпус.
В 10 часов по всем улицам расклеено было воззва­
ние, сообщавшее о состоявшемся перевороте.
«К гражданам России!
«Временное правительство низложено. Государ­
ственная власть перешла в руки органа Петроград­
ского Совета рабочих и солдатских депутатов — Во­
енно-революционного комитета, стоящего во главе
петроградского пролетариата и гарнизона.
* Кексгольмский полк (гвардейский).(Примеч. авт.)
[і59]
ОКТЯБРЬСКИЕ ДНИ

Дело, за которое боролся народ: немедленное
предложение демократического мира, отмена поме­
щичьей собственности на землю, рабочий контроль
над производством, создание советского правитель­
ства — это дело обеспечено.
Да здравствует революция рабочих, солдат и кре­
стьян!»
Низложенное правительство продолжало еще, од­
нако, «заседать» в Зимнем дворце, объявив даже свое
заседание «беспрерывным». Оно облекло чрезвычай­
ными полномочиями по водворению порядка в горо­
де Кишкина, избравшего себе помощниками в этом
деле Пальчинского — бывшего в марте подручным
іучкова по тому же делу «водворения» — и Гутенбер­
га. Командующий войсками полковник Полковников
был смещен за нераспорядительность и заменен ге­
нералом Багратуни. Назначения — платонические,
поскольку, как мы сказали уже, «водворять» было...
нечем. Вылазка юнкеров к телефонной станции с це­
лью ее захвата была отбита павловцами* без малей­
шего труда.
В12часов наши броневики окружили Мариинский
дворец, где шло заседание Предпарламента. Около
часа здание было занято моряками гвардейского эки­
пажа и измайловцами**, и Предпарламент разогнан.
Около 2 часов подошел пятитысячный десант моря­
ков из Кронштадта. Броненосец «Заря Свободы» выса­
дил часть своего экипажа на станции «Спасательная»;
отряд этот обезоружил юнкеров в Ораниенбауме и Пе­
тергофе и занял Балтийскую железную дорогу. Сопро­
вождавшие десантные суда миноноски прошли за
* (Гвардейский) Павловский полк. (Примеч. авт.)
** (Гвардейский)Измайловский полк. (Примеч. авт.)
[ібо]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

Николаевский мост, ко дворцу. В 2 часа 35 минут Пе­
троградский Совет собралсяна экстренное заседание,
на котором — впервые после долгого «подпольного»
перерыва— открыто выступил Ленин. Совет с энтузи­
азмом принял весть о происшедших событиях, всем
авторитетом своим подкрепив действия Военно-рево­
люционного комитета. Единодушие, с которым при­
нята была резолюция о переходе власти, не оставля­
ла сомнений в том, что и на съезде Советов переход
будет встречен подавляющим, решающим большин­
ством — с тем же воодушевлением.
III
Съезд должен был открыться еще днем: кворум
был давно уже налицо — к утру 25-го в мандатной ко­
миссии зарегистрировано было 663 делегата, среди
которых 161 социалист-революционер, 66 меньше­
виков различного толка, 7 национальных социал-де­
мократов, 3 национальных социалиста-революци-
онера, остальные 426 — большевики. Если принять
во внимание, что среди эсеров преобладали левые
(93 против 68 — правых и центра), а среди меньшеви­
ков — интернационалисты (45 из 66), вопрос о победе
ленинской программы и о переходе власти к Советам
можно было считать бесспорным — даже, если бьі на
отчаянные призывы центральных комитетов правых
социалистов местные организации успели бы дослать
подкрепления до открытия съезда. Вопрос мог стоять
лишь о том, подчинится ли соглашательское мень-
ОКТЯБРЬСКИЕ ДНИ
[ібі]

шинство — большевистскому большинству или пой­
детнапрямой и открытыйразрыв—т. е. открыто ста­
нет на сторону буржуазии в той гражданской войне,
сигнал к которой должны были дать решения съезда.
Именно на этом последнем вопросе и сосредоточи­
лись предсъездовские совещания фракций, занявшие
весь день 25 октября до самого вечера.
Всего напряженнее проходили эти совещания во
фракции социалистов-революционеров. Несмотря
на огромную остроту внутрипартийных отношений
между правыми и левыми, партия «официально»
была еще единой — фракция съезда была одна. И по­
скольку на местах настроение партийных масс было,
несомненно, левее верхов, у «левых» была смутная
надежда вырвать фракцию целиком — а, стало быть,
вырвать и партию — из рук соглашательского Цен­
трального комитета.
Надежды эти, однако, не оправдались. На голосова­
нии предложенной ЦКрезолюции об отношении к пе­
ревороту, проваленной подавляющим большинством,
произошел официальный раскол. «Правые» ушли
с фракционного заседания, решив уйти и со съезда,
после соответствующей декларации.
Что касается остальных партий, то, за исключени­
ем твердокаменных меньшевиков, остальные: интер­
националисты, объединенцы, бундовцы занимали,
в большей или меньшей степени, промежуточные
позиции. Они производили впечатление совершен­
ной растерянности и беспомощности и толкались,
как обыватель перед кассой тотализатора, не могущий
решить, на кого в предстоящей скачке поставить свои
убогие сбережения. Но с ними никто и не считался.
Как только к 9 часам вечера уяснилось положение
в основных партиях — у меньшевиков и у эсеров —
делегаты стали собираться в большой актовый зал —
[іб2]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

белый от огней огромных, временем отяжеленных,
хрустальных люстр.
К десяти он был переполнен до головокружения
своими и чужими. Четко, навсегда врезались в память
последующие часы.
В10 часов 45 минут меньшевик Дан открыл заседа­
ние, по чину, от имени старого ВЦИКа. Во вступитель­
ной речи его явственно прозвучали отголоски пани­
хидного слова, сказанного меньше суток тому назад
в «заупокойном» экстренном заседании Таврического.
—
Товарищи, Съезд Советов солдатских и рабочих
депутатов собирается в такой исключительный мо­
мент, при таких исключительных обстоятельствах, что
вы поймете, почему Центральный исполнительный
комитет считает лишним открывать заседание съез­
да политической речью. В этот момент, когда я, член
президиума Центрального комитета Советов рабочих
и солдатских депутатов, говорю перед вами, наши то ­
варищи, заседающие в Зимнем дворце, находятся под
обстрелом. Сейчас не место политическим речам.
Есть в голосе тупая покорность судьбе. И неволь­
но, руша напряженность, побежал по рядам, огибая
искрами колонны, веселый смешок. На деле: от слов
Дана, так ярко представилось там, в Зимнем гнездо по-
бледнелых, до белизны их манишек, кишкиных и те-
рещенок, на раззолоченных диванах былых импера­
торских покоев, жмущихся друг к другу, прижмурив
глаза... Под охраной... женщин! Воистину, и смешно
и противно...
АДан продолжает тем же убитым, мертвым голо­
сом:
—
Предлагаю приступить к выбору президиума.
Аванесов подходит с готовым листком в руках: от
большевиков: Ленин, Зиновьев, Троцкий, Каменев,
ОКТЯБРЬСКИЕ ДНИ
[Іб3]

Склянский, Ногин, Крыленко, Коллонтай, Рыков,
Антонов-Овсеенко, Рязанов, Муранов, Луначарский
и Стучка; от левых эсеров: Спиридонова, Каховская,
Мстиславский, Камков, Карелин, Зак и іугман (от Ев­
рейской рабочей социалистической партии, по про­
грамме примыкающей к левым эсерам).
Надежды эти, однако, не оправдались. На голосо­
вании предложенной ЦК резолюции об отношении
к перевороту, проваленной подавляющим большин­
ством, произошел официальный раскол. «Правые»
ушли с фракционного заседания — решив уйти и со
съезда после соответствующей декларации.
Под далекий глухой удар петропавловской пушки
мы поднимаемся на прогибающийся, под тяжестью
толпящихся на нем, неструганный, словно наскоро
сколоченный помост. И сразу, как на скале, под пени­
стым прибоем, волною напряжения, радостного, по­
бедного — омывает, словно в водовороте крутящийся,
взметывающий криками и плеском рук, бушующий
праздничный зал.
Каменев сменяет на председательском месте Дана.
Тоже радостный, праздничный. И весь он словно
в «новом», парадном, хотя на нем тот же вечный, его
бессменный, примелькавшийся за прошлые месяцы,
потертый, лоснящийся по швам пиджак.
«Порядок дня:
Вопрос об организации власти.
О войне и мире.
Об Учредительном Собрании».
—
Возражений нет?
Снова глухой далекий удар, от которого скрипит
зубами приплясывающий за трибуной, словно от не­
стерпимой зубной боли, «бундовец» Абрамович.
Оппозиция требует слова. Но Зимний еще не взят—
«непоправимый» факт еще не создан. Надо еще не-
[164]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

много выиграть время. И Каменев, благодушно кивая
головой, принимает тянущиеся к нему записки — на
запись ораторов в очередь. Он записывает и — предо­
ставляет слово длядоклада представителю Петроград­
ского Совета.
Доклад скуп на слова: он повторяетфакты, которые
мы знаем подробнее, чем говорит докладчик, и моти­
вировки, которые мы знали лучше и ярче из ленин­
ских октябрьских статей. Но зал слушает хорошо
и пристально, взрывами рукоплесканий подчеркивая
боевые места. Только «оппозиция» проявляет нетерпе­
ние: ее ораторы то и дело перегибаются через плечо
Каменева, нашептывая ему что-то злыми вздрагива­
ющими губами. И Каменев все с тем же неизменным
благодушием, кивает, посмеиваясь глазами из-под
природой насупленных бровей — и упирает каранда­
шом в колонку имен в ораторском списке. В очередь!
Наконец, доклад кончен; получает слово Мартов,
представитель меныпевиков-интернационалистов.
Как всегда, упираясь в бок, в складку примятого дол­
гополого сюртука дрожащей, бескровной рукой, —
весь кривенький и юродивый, бодая взлохмаченной
головой упрямое пространство, он предлагает съезду
принять постановление о необходимости мирного
разрешения создавшегося кризиса путем создания
общедемократического правительства и выделить де­
легацию для переговоров. Ему жидко хлопают свои;
демонстративно широко разводя руками, аплодирует
на трибуне кое-кто из «старших» большевиков.
После Мартова фракция левых эсеров вносит иное
предложение, по существу своему, однако, созвучное
мартовскому: поскольку съезд открылся и ему безус­
ловно принадлежит суверенная власть — подчинить
Военно-революционный комитет особому органу, ко­
торый будет немедленно избран съездом, и передать
[165]
ОКТЯБРЬСКИЕ ДНИ

руководство отдельнымидействиями против Времен­
ного правительства этому съездовскому органу.
Большевики не возражают, как не возражали они
против предложения Мартова: ито, и другое вносится
в порядок дня.
Очередь — за «старым» Таврическим: он начинает­
ся — спор «марта» с «октябрем». Хинчук от меньше­
виков, Гендельман — от правых эсеров протестуют
«против преступления, совершенного над Родиной
и Революцией».
Авоздух за старыми стенами дрожит от участив­
шихся ударов. Жутко перезваниваются, вздрагивают
в такт им высокие чванные окна. Там, за колоннами.
Удары все чаще, резче, вперебой. Штурм?
Участившаяся стрельба, действительно, оповестила
о начале штурма. Он сильно запоздал: еще на дневном
заседании Петроградского Совета Троцкий говорил
о том, что падение дворца ожидается через несколько
минут.
На деле обложение Зимнего дворца, начавшееся
в 4 часа 30 минут, закончилось только к 6 часам ве­
чера: кольцо восставших сжималось медленно и осто­
рожно. Отчасти потому, что в условиях сложившейся
обстановки надо было бить наверняка и без прома­
ха; отчасти потому, что, несмотря на налаженность
связи между Военно-революционным комитетом
[ібб]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

и вооруженными силами восстания, общая органи­
зованность оказалась все же недостаточной. Тормо­
зила в известной мере дело и междуведомственное^
командования: в городе действовало несколько шта­
бов — главный в Смольном (тов. Лашевич), поле­
вой — в Петропавловской крепости (тов. Подвой­
ский), и фронтовые в казармах Павловского полка
(тов. Дзевалтовский), в казармах флотских экипажей
и н а «Авроре» (тов. Антонов-Овсеенко). Все эти штабы
должны были действовать согласованно: но подготов­
ленность боевыхучастков, действиями которых руко­
водили фронтовые штабы, оказалась неодинаковой.
Павловский полк быстро выполнил свою задачу, запе­
рев подступы к дворцу с Миллионной (науглу которой
находились их казармы), с Мойки и с Невского: уже
к трем часам павловцы заняли исходные к штурму
дворца позиции; относительно быстро закончилось
окружение со стороны Николаевской набережной,
Адмиралтейства, Гороховой. Но не сразу был решен
вопрос о позиции, которую надо указать «Авроре», а в
Петропавловской крепости крепостная артиллерий­
ская рота в решительный момент уклонилась от уча­
стия в бое, заявив, что орудия в неисправности и при
стрельбе их может разорвать. Пришлось вызывать ма-
тросов-артиллеристов с Морского полигона.
О количестве защитников дворца у Военно-рево­
люционного комитета точных сведений не имелось.
Наружная оборона состояла из шести орудий Михай­
ловского артиллерийского училища, из которых пять
стояло на площади и одно — на набережной, и пехот­
ных частей, засевших за баррикадами из дров, при­
крывавших выход на Миллионную улицу и подступы
к главным воротам. Поставленный было на главном
подъезде юнкерский караул был еще днем обезору­
жен броневиком, в упор подъехавшим к дворцу. На
[167]
ОКТЯБРЬСКИЕ ДНИ

набережной также была небольшая пехотная часть —
юнкеров или ударниц.
Поскольку, кроме Павловского полка и матросов,
к Дворцовой площади для штурма дворца подтянуты
были крупные красногвардейские части, наш числен­
ный перевес был огромен и бесспорен. Но прямая ата­
ка в лоб неизбежно должна была привести к крупным
потерям, поскольку штурмовать приходилось по со­
вершенно открытой площади, без всяких прикрытий.
Военно-революционный комитет сделал попытку
покончить дело бескровно: в 6 % часов в штаб округа,
где находился Кишкин и другие лица, ведавшие «обо­
роной», явились два самокатчика из крепости сульти­
мативным требованием сдачи.Ультиматумбыл подпи­
сан Антоновым-Овсеенко. Срок на размышление был
дан 20 минут и по просьбе Кишкина продлен еще на
10. Для обсуждения ультиматума Кишкин с прочими
перебрался в Зимний к Временному правительству,
которое порешило никакого ответа не давать в расче­
те, что ему удастся отсидеться: замедление в открытии
боевых действий придавало им бодрости. Военные,
яснее представлявшие себе обстановку, были другого
мнения: сменивший полковника Полковникова на по­
сту главнокомандующего генерал Багратуни заявил,
что он не считает возможным сохранить за собою ко­
мандование, так как не уверен в правильности линии,
принятой Временным правительством. Кишкин в от­
вет объявил генерала смещенным «как недостойного»
и приказал ему немедленно оставить дворец. Приказ
жестокий, так как он обрекал Багратуни на арест вос­
ставшими. И, действительно, едва генерал вышел,
как был арестован красногвардейцами, уже заняв­
шими к этому времени без боя здания штаба округа,
находившиеся междуПевческиммостомиМиллион­
ной. На набережной и Большой Морской стали скоп­
[168]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

ляться крупные толпы вооруженных и невооружен­
ных. Михайловцы дали два выстрела в воздух — из
своих пушек, чтобы приостановить продвижение.
Красногвардейцы не отвечали, ожидая сигнала. Он
задержался — отчасти потому, что красный фонарь,
который должен был быть поднят на мачте Петропав­
ловской крепости как знак к общей атаке, долго не
удавалось приладить.
Замедление пошло, однако, на пользу: настроение
защитников дворца заметно падало: части шли нау­
тек. Снялась, по приказу начальника Михайловского
артиллерийского училища — в свою очередь выпол­
нявшего приказ Военно-революционного комите­
та — юнкерская батарея: осталось всего два упрямых
орудия. В8часов вечераушла часть Ораниенбаумской
школы прапорщиков.
Оставшиеся явно колебались. «Временное прави­
тельство» в тоске безысходности декретировало: «об­
ратиться к... городской Думе с просьбой оказать силою
своего морального авторитета поддержку». Декрет
был передан по телефону: в царском кабинете сохра­
нился аппарат, не выключенный потому, что он — как
«лично Его Величеству принадлежащий» — н е входил
в телефонный учет и в числе дворцовых телефонов
не числился.
Боевой сигнал был поднят в девять часов. С верков
Петропавловки дано было два холостых пушечных
выстрела; один выстрел — из б-дюймового орудия
дала «Аврора». Немедля по всему атакующему фронту
открыт был ружейный и пулеметный огонь, на ко­
торый довольно вяло отвечали юнкера. Перестрелка
шла до 10часов вечера, когда сложил оружие женский
батальон, вообще, по-видимому, не принимавший ак­
тивного участия в деле. Вместе с «ударницами» ушли
из Зимнего дворца обе казачьи сотни и остававшиеся
[169]
ОКТЯБРЬСКИЕ ДНИ

еще ораниенбаумские юнкера. С их уходом внешняя
оборонадворца была ликвидирована: осталась только
внутренняя охрана. Атакующие временно приостано­
вили огонь, выжидая окончательной сдачи дворца:
в 11 часов атака возобновилась по приказанию из
Смольного: началось заседание съездов Советов —
надо было торопиться сразвязкой. Ружейный обстрел
был поддержан артиллерийским огнем крепости
и (Авроры». Стреляли холостыми—лишь под самый
конец бомбардировки пущено было два снаряда, вы­
звавших во дворце панику. Под прикрытием огня ата­
кующие продвинулись к самому дворцу, отдельные
группы смельчаков стали врываться в здание.
Около двух часов ночи занята была галерея
1812 года; оттуда штурмующие быстро распростра­
нились по всему дворцу, обезоруживая разбросанные
у входов юнкерские отряды. Временное правитель­
ство было обнаружено в бывшем кабинете Нико­
лая II — во внутренней, выходящей окнами во двор
(для безопасности) части дворца, и арестовано Антоно­
вым-Овсеенко. Налицо оказались: заместитель] мини-
стра-председателя Коновалов, особо уполномоченный
по водворению порядка в столице, министр государ­
ственного призрения Кишкин, его помощники Рутен-
берг и Пальчинский (ведавший непосредственно обо­
роноюдворца), министр иностранныхдел Терещенко,
председатель Особого совещания по обороне Третья­
ков, государственный контролер Смирнов, министр
вероисповеданий Карташев, министр финансов Бер­
нацкий, морской министр Вердеревский, управляю­
щий военным министерством генерал Маниковский,
министр путей сообщений Ливеровский, министр
просвещения Салазкин, министр земледелия С. Мас­
лов, министр труда Гвоздев, министр почт и телегра­
фови внутреннихдел Никитин, министр юстиции Ма-
[170]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

лянтович, генерал для поручений Борисов. Несмотря
на крайнее возбуждение некоторой части солдат, за­
нявших дворец, удалось избежать каких-либо насилий
над арестованными, если не считать случайного удара
по шее, полученного Ливеровским. Все арестованные
были доставлены в Петропавловскую крепость и поса­
жены в Трубецкой бастион. Сдавшиеся юнкера и офи­
церы были отпущены на честное слово, под условием
не поднимать оружия против советской власти.
О взятии Зимнего было немедленно сообщено
в Смольный. Но еще задолго до его падения отправлен
был на приветствие съезду— первый вестник предре­
шенной верной победы — матрос с «Авроры».
«Аврорец» прибыл вовремя. С момента, когда про­
шел по залу, частым перезвоном вздрагивающих
черных огромных окон отзвук начавшегося штурма,
давая нам знать, что дело идет к развязке, «атмосфе­
ра» стала быстро сгущаться: «правые» перешли от
словесных излияний к бряцанию оружием: от декла­
рации — к прямой и острой угрозе. На трибуну, пяля
грудь под защитным сукном, поспешно взбирается
напутствуемый торопливым топотом эсеровского че­
киста представитель фронтовой группы — Кучин. Он
цепляет погон в прогиб доски зыбко колышащегося
под тяжестью толпящихся на нем помоста — и споты ­
кается.. Из зала прибоем набегает к трибуне тихий, но
дружный смех.
[171]
ОКТЯБРЬСКИЕ ДНИ

Кучин вскидывает головой и кричит, пыжа голос:
«Товарищи! Созыву настоящего съезда предшество­
вало обсуждение его необходимости во всех армей­
ских организациях, и все армейские организации
признали по целому ряду серьезных общественных
причин съезд несвоевременным... В связи с этим на
съезде армия не имеет полного своего представитель­
ства, и, следовательно, съезд не может быть признан
полномочным...» .
—
Начальство! — презрительно доносится из ря­
дов. — ОтСтавки прислан... Оскажись! На чистое слово.
—
Ты скажи, кем избран? Видно птицу по полету!
Но Кучин самоуверенно, вызовом прямится над
трибуной:
—
Я избран на съезд представителей всех фронтов
и армии. И, от имени армейских комитетов: 2-й и 3-й,
4-й, 5-й, 6-й, 7-й, 8-й, 9-й, 10-й, 11-й, 12-й, Особой и Кавказ­
ской. .. — о н н а прягает голос до высшей, доступной его
голосовым связкам угрозы, — м ы заявляем, что граж­
данская война, вызванная авантюрой со стороны боль­
шевиков, является ударом в спину армии. Необходимо
спасать революцию от этой безумной попытки, и во имя
спасения революции мы будем мобилизовать все рево­
люционные сознательные силы в армии и стране...
Фронтовая группа снимает с себя всякую ответ­
ственность за последствия этой авантюры и покидает
съезд... Отныне арена борьбы переносится на места».
За колоннами яро свищут. Но все же словно тучею
темной перекрыло на мгновение белый, светлый, ог­
нями играющий зал.
«Вторая... Третья... Четвертая... Особая...» Вздор! Ну,
а если...
И, зорко ловя настроение зала, Каменев ласковым
кивком головы вызывает снизу из-за трибуны пере­
минающегося от нетерпения с ноги на ногу «аврорца».
[172]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

Кто видел наших матросов в боевые дни, тот зна­
ет, насколько неотразимо впечатление их литых,
волею напоенных фиіур, короткого, насмерть, без
колебаний, бьющего жеста, — резким броском режу­
щих воздух, прямых, не знающих изворота, слов. Так
и теперь. Едва над кафедрой взметнулась плечистая
гибкая фигура, красуясь волосатой крутой грудью над
расстегнутым бушлатом, и приветственным жестом
закрутились над кудрявой головой георгиевские лен­
точки «Авроры» — зал дрогнул от приветственных
криков. Исступленно, словно отгоняя накликанный
было Кучиным черный призрак, съезд тянулся к фи­
гуре этой, вставшей перед нами символом победного
восстания... «Да здравствует революционный флот»!
«Зимний кончается. “Аврора” стреляет по нем без
малого что в упор!»
—
О-о-о! — стонет, заламывая руки, у самых ног
матроса бледный, с ошалелыми глазами, Абрамович.
И, отзываясь на этот жалкий стон, великодушным
и неподражаемо-бесшабашным жестом, матрос успо­
каивает его, добавляя громким, дрожащим от вну­
треннего смеха шепотом:
—
«Холостыми стреляем...
—
С них — министров и ударниц — хватит и холо ­
стых...»
Но снова карканьем зловещим прорезают настро­
ения зала новые декларации «правых»: истерически
зовет Абрамович съезд к Зимнему дворцу, куда реши­
ла идти «погибнуть вместе с Временным правитель­
ством» группа бундовцев, выславшая его на трибуну.
Призыв смехотворный вдвойне: потому что мы — да
и сам Абрамович — знаем, что двинувшаяся было от
Думы на Дворцовую площадь с той же достопочтен­
ной целью делегация «отцов города», ведомая Проко­
ОКТЯБРЬСКИЕ ДНИ
[173]

повичем, продовольственным министром, несшим
в рукахдва зажженных фонаря, уже на Казанской пло­
щади повернула назад от окрика Павловской заставы.
То же случится и с бундовской группкой... Но Абра­
мович, трогательный, всхлипывает от самоумиления
пред видением «трагической своей гибели»...
Он—лирик антиреволюции. Но следом за ним вы­
ступают прозаики. Слогом канцелярским отчитывает
съезд представитель объединенной социал-демокра­
тической фракции (меньшевиков).
«Принимая во внимание...»
1) Что военный заговор был произведен и осущест­
влен партией большевиков...
2)Что... и т. д.
3)Что...ит .д . ...
Тотже переклик кучинских нумеров... «Кделу!»
«Дело» шипом доходит в зал:
РСДРП (объединенная) считает своей обязанностью
перед рабочим классом снять с себя всякую ответа
ственность за действия большевиков, прикрывающих­
ся советским знаменем, покидает настоящий съезд,
приглашая все другие фракции, одинаково с нею отка­
зывающиеся нести ответственность за действия боль­
шевиков, собраться немедленно для обсуждения поло­
жения.
Собраться... организоваться... опереться на штыки...
Именно так: фракция социалистов-революционе-
ров декларирует вслед за меньшевиками, но тоном
выше:
«В предвидении взрыва народного возмущения,
неизбежного вследствие долженствующего обнару­
житься краха большевистских обещаний... фракция
социалистов-революционеров призывает все револю­
ционные силы страны организоваться... дабы при гря­
дущей катастрофе взять судьбы страны в своируки...»
[174]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

Пока же «фракция возлагает на большевиков всю
ответственность за последствия их безумного и пре­
ступного шага и... покидает съезд»!
Они декларируют, но еще пока не уходят. Они явно
следят, шаря глазами по залу, за впечатлением, кото­
рое произвели их «заклятья». Верят они или нет, но
они пытаются глумиться... «Радуйтесь, радуйтесь...
Ваша победа — на час. На час сегодняшних голосова­
ний. Разве не виден перст судьбыуже в том, что Керен­
ский ускользнул от броневиков и пикетов Военно-ре­
волюционного комитета— один из всех “временных”!
Единственный, которого вам стоило ловить! Но вы
его упустили. И пока вы здесь тешитесь хлопаньем
и свистом — он идет уже на Петроград, он близится
уже к его заставам — во главе спешащих “на спасение
Родины и Революции” с фронта верных Временному
правительству войск».
«Вторая... Третья... Особая... Сколько их насчитал Ку­
чин? Напомнить? В одних окрестностях — в Гатчине,
в Красном, в Петергофе— за Керенским40тысяч шты­
ков. А у вас? Оглянитесь, подсчитайте свои силы»...
А за окнами, в ночной и холодной теми — как на ­
зло! — смолкли бодрящие, полнозвучные, будящие
волю пушечные удары.
Но снова, тем же, прежним, «аврорским» приемом
парируя психологически удар, уже захолонувший
было предчувствиями души более робких, встает на
трибуне — без жеста — спокойный и прямой, сухой,
костистый, без нервов, весь из сухожилий и мышц,
затянутый в солдатскую защитную блузу латышский
стрелок Петерсон.
—
Они тронулись уже, фронтовые латышские пол­
ки! Они идут на переймы, в тыл войскам Керенского...
если и в самом деле сумел он обманом или посулом
приманить к себе хоть горсть. И раньше, чем он успеет
ОКТЯБРЬСКИЕ ДНИ
[І75І

собрать свой дух, растерянный на бегстве, он окажет­
ся между двух огней, недоношенный диктатор...
Если уже не оказался!.. Ибо узко теснятся к трибуне
по тихому вызову Каменева представители гатчин­
ских войск, войск царскосельских. Живою стальною
оградой стать на пути подкреплений «временщику»,
как стали они в дни свержения царской власти, обе­
щаются, клянутся гарнизоны...
И снова в зале радостно и светло. Сгорбясь, воло­
ча ноги, словно придавленные выбираются из рядов
жидкими вереницами эсеры и меньшевики... «Март»
уходит. Остается «Октябрь», бодрой резолюцией закре­
пляющий — навсегда, отныне на кровь, на смерть —
разрыв между Старым и Новым:
«Уход соглашателей не ослабляет Советы, а усили­
вает их, так как очищает от контрреволюционных
примесей рабочую и крестьянскую революцию».
«Заслушав заявление эсеров и меньшевиков, Вто­
рой Всероссийский съезд продолжает свою работу,
задача которой определена волей трудящегося наро­
да и его восстанием 24-го и 25 октября... Долой пр и­
служников буржуазии! Да здравствует победоносное
восстание солдат, рабочих и крестьян!..».
Сзади помоста трибуны, у сырой свежевыбеленной
пачкающей стены, я вижу прижавшуюся к ней сирот­
ливую, скорбную, словно судорогой сведенную фигу­
ру Мартова. Мутно глядя сквозь скривленные стекла
пенсне на затоптанный, забросанный окурками пол,
он все еще упорно и наивно ждет, когда станет, нако ­
нец, на очередь его «внеочередной запрос».
Но вместо него решающая весть: Дворец взят.
19 персон — министров и их помощников — без по­
[176]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

вреждения доставлены в Трубецкой бастион и подпи­
сывают протокол своего ареста, составленный Антоно­
вым-Овсеенко. И вторая весть— бодрящая, радостная;
телеграмма об образовании на Северном фронте Воен­
но-революционного комитета. Стало быть, ближний,
самый важный для нас фронт — за нами: мы можем
накрепко рассчитывать на него.
Мартов со своими поспешно отрясает прах от ног
своих... и уходит догонять остальных меньшевиков
и бундовцев. Вслед за мартовцами удаляются поалей-
ционисты86... один... строгий... особый.
На съезде остаются только большевики, левые эсе­
ры, и группа «левицы» Польской социалистической
партии.
Уже под самое утро — в 6 часов (дрожит в окнах б е
лесый, хмурый рассвет) принимает съезддекларацию.
«РАБОЧИМ, СОЛДАТАМ И КРЕСТЬЯНАМ!
Опираясь на волю громадного большинства р аб е
чих, солдат и крестьян, опираясь на совершившееся
в Петрограде победоносное восстание рабочих и гар­
низона, Второй Всероссийский съезд Советов р[абочих]
и с[олдатских] депутатов] берет власть в свои руки.
Временное правительство низложено. Большин­
ство членов Временного правительства уже аресто­
вано.
Советская власть предложит немедленный демо­
кратический мир всем народам и немедленное пере­
мирие на всех фронтах. Она обеспечит безвозмездную
передачу помещичьих, удельных и монастырских зе­
мель в распоряжение крестьянских комитетов, отсто­
ит права солдата, проведя полную демократизацию
армии, установит рабочий контроль над производ­
ством, обеспечит своевременный созыв Учредитеяь-
ОКТЯБРЬСКИЕ ДНИ
[177]

ного Собрания, озаботится доставкой хлеба в города
и предметов первой необходимости в деревню, обе­
спечит всем нациям, населяющим Россию, подлин­
ное право на самоопределение...
Съезд постановляет: вся власть на местах перехо­
дит к Советам рабочих, солдатских и крестьянских
депутатов, которые и должны обеспечить подлин­
ный революционный порядок.
Съезд призывает солдат в окопах к бдительности
и к стойкости. Съезд Советов уверен, что революци­
онная армия сумеет защитить революцию от всех
посягательств империализма, пока новое прави­
тельство не добьется заключения демократического
мира.
Солдаты, рабочие, служащие, в ваших руках судьба
революции и судьба демократического мира.
Да здравствует революция!»
Весь следующий день шли совещания ЦК партии
большевиков и большевистской фракции о создании
советского правительства. Членов его решили назвать,
не министрами, по буржуазному образцу, а народны­
ми комиссарами. Ленин очень одобрил это название,
от которого, по его словам, «революцией пахнет». Со­
став правительства определился чисто большевист­
ский: хотя левым эсерам и предложено было делеги­
ровать в правительство и своих представителей, но
они отказались, продолжая отстаивать мысль о «соз­
[178]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

дании министерства в согласии с группами револю­
ционной демократии, ушедшей со съезда»: мысль не
октябрьская, Лениным отвергнутая начисто. К начи­
навшимся уже переговорам с «ушедшими»— через по­
средство Викжеля — Всероссийского исполнительно­
го комитета железнодорожников, он относился резко
отрицательно, хотя в переговорах этих большевики
участвовали по соображениям тактического порядка
До выбора народных комиссаров во все нейтраль­
ные правительственные учреждения, дабы обеспе­
чить продолжение их работ, были назначены времен­
ные комиссары. По всем железным дорогам разослано
предписание Военно-революционного комитета недо­
пускать продвижения к Петрограду каких-либо эше­
лонов. На ближайшие подступы к городу двинут Пав­
ловский полк и некоторые другие части. Возобновил
работу штаб Петроградского военного округа, во главе
которого, вместо разбежавшегося частью, а частью —
переарестованного генералитета поставлены были
полномочные комиссары: Антонов, Боне, Дзевалтов-
ский и Чудновский. От имени Второго Съезда рас­
публикован ряд обращений: к казакам (с призывом
присоединиться), к фронту (о создании временных
революционных комитетов) и всем губернским и уезд­
ным Советам рабочих, солдатских и крестьянских де­
путатов (о переходе всей власти на местах Советам,
о непосредственных сношениях их с революционным
правительством, об освобождении арестованных чле­
нов земельных комитетов).
Заседание Съезда Советов открылось в 9 часов вече­
ра: на нем выступил встреченный бурными овациями
Ленин. До этого момента съезд не видел его еще: весь
вчерашний день он провел в задних комнатах Смоль­
ного, наблюдая за тем, как развертывались, уже почти
самотеком, события по решенному им плану. Он свое
[179]
ОКТЯБРЬСКИЕ ДНИ

дело сделал: и, как часто бывало с ним, он уклонился
от участия в первом — декларативном, по существу,
на чувстве, не на действии, прошедшем заседании: Ле­
нина к таким заседаниям не тянуло. И на этотраз он
провел его — не в зале, не в президиуме, а в одной из
глухих комнаток, в отдалении от гула колонного зала,
на одеяле, разостланном прямо на полу. Отдыха ему, од­
нако, не было, так как о ходе заседания, о ходе боевых
действии в городе его оповещали в буквальном смысле
слова каждые десять минут, получая нужные указания.
Еще по-подпольному обритый и все же сразу опо­
знанный всеми, кто видел его хотя бы один раз, он
был встречен громовым приветствием, долгим, на­
пряженным, радостным. Он сразу приступил к делу:
«Декрет о мире»: декрет, призванный, прежде всего,
окончательно закрепить армию за новым правитель­
ством и заставить ее обернуть штыки против кучи-
ных, если они решатся апеллировать к этим штыкам.
«Крайняя левая» с настороженностью — с недоуме­
нием даже, пожалуй, — встретила этотдекрет. Он был
редактирован осторожно и делово. Он был обращен
не к народам только (хотя явственен был его упор
на сознательных рабочих Англии, Германии и Фран­
ции), но и к правительствам воюющих стран, т. е. от ­
нюдь не носил, как хотело бы этого «крайнее» рево­
люционное крыло нашей революции, прокламации
гражданской войны по ту сторону боевых рубежей.
Нимало. Это был настоящий дипломатический акт,
активный и открытый, поскольку в нем отрицался
самый принцип тайной дипломатии: акт спокойный
и реальный, конкретно предлагавший немедленное
заключение перемирия не менее как на три месяца
и формулировавший требование мира без аннексий
и контрибуций. Но, опять-таки, требования эти не
носили ультимативного характера. Ленин заявил от
[і8о]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

лица рабоче-крестьянского правительства готовность
рассмотреть и всякие иные условия...
Всякие иные! Это слово подхвачено было одним
из фракционных ораторов, выдвинувшим требова­
ние — придать декрету ультимативный характер
и отбросить обращение к правительствам. Но Ленин
в заключительном слове своем легко опрокинул эти
предложения.
«Мы не смеем, — говорил он, — мы не должны
давать правительствам спрятаться за нашу неуступ­
чивость и скрытъ от народов, за что их посылают на
бойню. Это капля, но мы не смеем и мы не должны
отказываться от этой капли, которая долбит камень
буржуазного захвата... Если мы предложение наше
о перемирии сделаем неультимативным, то мы тем
самым заставим правительства в глазах народов
стать преступниками, и с такими преступниками на­
роды не станут церемониться».
Но пока с ними еще «церемонятся» — обходить их
в вопросе о мире нельзя. Это не было бы реальной по­
литикой.
Доводы Ленина полностью дошли до съезда, декрет
был принят единогласно.
Почти с таким же единодушием принят был и вто­
рой декрет о немедленном уничтожении помещичь­
ей собственности на землю. И по этому вопросу до­
кладчиком был Ленин. Им были оглашены: декрет,
передававший без выкупа все земли — помещичьи,
удельные, монастырские и церковные — со всем жи ­
вым и мертвым инвентарем, постройками и принад­
лежностями в распоряжение волостных земельных
комитетов и уездных Советов крестьянских депута­
тов и наказ земельным комитетам, устанавливающий
[і8і]
ОКТЯБРЬСКИЕ ДНИ

уравнительное землепользование с объявлением за
каждым права на землю и с воспрещением наемного
труда в сельском хозяйстве.
И этот наказ для многих прозвучал неожиданно­
стью, потому что он был составлен в созвучии с... на ­
роднической программой. В нем не было ни «нацио­
нализации», которую ранее отстаивали большевики»
ни «организованных захватов», н и «Советов батрацких
депутатов» и т. д . Нашлись ораторы, которые немед­
ленно указали на это: «и декрет, и наказ — эсеров­
ские». Отвечая им, Ленин — вторично за тот вечер —
дал урок реальной и жизненной политики, подхода
к практической работе не через букву, а через жизнь.
«Эсеровские? Пустьтак. Не все ли равно, кем он со­
ставлен, но как демократическое правительство мы
не можем обойти постановление народных низов (на­
каз был составлен по крестьянским наказам), хотя бы
сними были не согласны. Вогнежизни, применяя его
на практике, проводя его на местах, крестьяне сами
поймут, где правда... Ж изнь— лучший учитель, и она
укажет, кто прав, и пусть крестьяне с одного конца,
а мы с другого конца будем решать этот вопрос. Жизнь
заставит нас сблизиться в общем потоке революцион­
ного творчества, в выработке новых государственных
форм... Мыдолжны следовать за жизнью, мы должны
предоставить полную свободу творчества народным
массам. ...В духе ли нашей, в духе ли эсеровской про­
граммы, не в этом суть, суть в том, чтобы крестьянство
получило твердую уверенность в том, что помещиков
в деревне больше нет, что пусть крестьяне решают все
вопросы, пусть сами они устраивают свою жизнь».
Декрет о земле был принят всеми голосами против
одного при восьми воздержавшихся.
Заседание шло почти без прений: фракционным
ораторам давалось всего по три минуты на высту­
[182]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

пление. Да больше и не надо было: вопросы были
бесспорны, и самый смысл выступлений сводился
к тому, чтобы приложить партийные печати участво­
вавших в съезде фракций к решению, «решенному»
большевиками.
Только на третьем вопросе — вопросе об организа­
ции власти — вспыхнули и разгорелись прении. Ибо,
фактически, из оставшихся на съезде партий—только
большевики имели в своих рядах людей, способных
принять на себя государственное управление — тем
более в столь трудной «политической и экономиче­
ской» обстановке. Левые эсеры, единственная после
большевиков крупная фракция, не имела подходя­
щих для этого дела людей; остальные были даже не
партиями, а группами. Другими словами — речь шла
о передаче власти одной партии — большевистской.
Притом, было абсолютно ясно, что выход большеви­
ков к власти явится сигналом к гражданской войне,
в выигрыше которой не были уверены не только ле­
вые эсеры и иные, но даже многие из большевиков,
вплоть до известной части большевистского ЦК. Впол­
не естественно поэтому, что небольшевистская часть
съезда (левые эсеры, объединенные интернациона­
листы) — против неизбежно-однопартийного боль­
шевистского правительства выдвинула предложение
коалиционного советского правительства — со вклю ­
чением в него представителей социалистических
партий, ушедших со съезда. Во избежание «изоляции
левого крыла» и объединенцы, и левые предлагали
правительства — даже временного — на съезде не из­
бирать, а ограничиться выбором «временного испол­
нительного комитета для создания правительства по
соглашению с теми группами революционной демо­
кратии, которые действуют на съезде», и при посред­
стве которых (как ясно заявил представитель левых
[183]
ОКТЯБРЬСКИЕ ДНИ

эсеров) можно будетустановить контакт и с остальны­
ми социалистическими партиями.
Отимени большевиков Троцкий категорически вы­
ступил против всякого компромисса с ушедшими со
съезда партиями:
«Своими колебаниями, своим соглашательством
они вычеркнули себя из рядов подлинной демокра­
тии. Наше великое преимущество как партии заклю­
чается в том, что мы заключаем коалицию с классо­
выми силами, что мы создали коалицию рабочих,
солдат и беднейших крестьян. Политические груп­
пировки исчезают, но основные интересы классов
остаются, и побеждает та партия, побеждает то тече­
ние, которое способно нащупать и удовлетворить эти
основные требования классов»...
Речь Троцкого замыкает прения. Съезд принимает
решение: «образоватьдля управления страной впредь
до созыва Учредительного Собрания временное ра­
бочее и крестьянское правительство, которое будет
именоваться Советом Народных Комиссаров Всерос­
сийского съезда Советов рабочих, солдатских и кре­
стьянских депутатов и его Центрального исполнитель­
ного комитета».
Председателем первого Совета Народных Комисса­
ров единогласно избран был В. И. Ленин.
Центральный исполнительный комитет был пере­
избран в составе 100 человек, из которых 70 — боль­
шевики. Ограниченность состава объяснялась тем,
что съезд постановил пополнить в дальнейшем состав
представителями тех массовых организаций и партий,
которые примут октябрьскую программу. И действи­
тельно — 15 ноября после слияния Крестьянского съез­
[184]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

да со Съездом рабочихи солдатскихдепутатов во ВЦИК
было введено 108 крестьянских депутатов, 100 солдат­
ских и 50— от профессиональных организаций.
Но это было время, когда первоначальный, наибо­
лее острый и опасный период — активного и откры­
того сопротивления вновь созданной власти — был
уже сломлен, и поле, более или менее, определенно
былоуже за большевиками. Период фактического ста­
новления советской власти — им пришлось вынести
полностью на собственных своих плечах. И период
этот был — труден.
Трудность заключалась в том, что новой власти
пришлось бороться не только с вооруженным сопро­
тивлением, но и с пассивным бойкотом всех буржуаз­
ных и мелкобуржуазных групп. Классовая грань, так
непримиримо рассекшая Россию на два стана в по­
следующие годы Гражданской войны, вскрылась с со­
вершенной отчетливостью уже в те первые, октябрь­
ские дни. Еще в первую ночь, когда соглашательские
партии покинули Смольный — в городской Думе, их
инициативой и участием, создан был — в противовес
правительству Советов—руководящий контрреволю­
ционный центр, под именем «Комитета спасения Ро­
дины и Революции», принявший на себя организацию
борьбы против «большевистской авантюры». Борьба
эта казалась не безнадежной, потому что в ней «Коми­
тет спасения» мог всецело рассчитывать на поддержку
ОКТЯБРЬСКИЕ ДНИ
[185]

всероссийского мещанства, в руках у которого находи­
лась и «привычная? «общественному мнению? пресса
и весь аппарат государственных и местных управ­
лений. Мещанство всероссийское — обывательщи­
на — не верило в большевистский переворот. О боль­
шевиках оно фактически знало только понаслышке,
поскольку большевики последовательно и подчеркну­
то выключали его из круга своей пропаганды: о про­
грамме Ленина они знали из третьих рук, из буржуаз­
ных подтасовок, как о чем-то безмерно и безнадежно
утопичном, а сам Ленин виделся им сквозь призму
ходячих клевет в трактовке прапорщика Ермоленко
и министерства юстиции периода керенщины. Оно,
в силу этого, начисто не поняло октябрьских собы­
тий. Факт характернейший: 25 октября, когда реша­
лись судьбы России, предопределялся ее путь на це­
лые поколения вперед, Петроград жил обычной своей
обывательской жизнью: с утра школьники сидели на
уроках, в канцеляриях скрипели перья.
Даже в часы штурма Зимнего дворца, когда на
площади стучали пулеметы и били размеренными
ударами из броневых башен пушки «Авроры», на пе­
рекрестках и мостах перестукивались звонки непре-
кращавшегося движения трамваев. Театры и кино
были открыты. Обыватель бродил по улицам, точ­
но события совершенно его не касались. Различие
с февральским переворотом, всколыхнувшим до дна
и обывательскую массу, было разительным. При та­
ком отношении мелкой буржуазии поддержать в ней
уверенность, что «большевистский переворот» есть не
более как авантюра, удавшаяся по недосмотру штаба
округа, но не имеющая никаких шансов на дальней­
шее развитие, было нетрудно. Идействительно, по­
пытки вновь назначенных комиссаров взять в свои
руки аппарат министерств встретили организован­
нее]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

ный и всеобщий бойкот: государственная машина
стала. Чиновники засели по квартирам, канцелярии
пустовали. В этом бойкоте была более крупная опас­
ность, чем в вооруженном сопротивлении, которое
организовал Керенский и «Комитет спасения».
Сопротивление это длилось, впрочем, недолго. Ке­
ренский благополучно добрался до Пскова, где нашел
прием в квартире своего родственника, полковника
Барановского87, бывшего генерал-квартирмейстером
штаба Северного фронта. Но призыв Керенского к по­
мощи Северного фронта против «мятежного Петро­
града» остался без ответа. В Пскове действовал уже
Военно-революционный комитет, настроение войск
было совершенно недвусмысленным — и командую­
щий фронтом генерал Черемисов явно предпочитал
соблюсти до времени нейтралитет. Он отклонил на­
стойчивые требования Керенского об отправке войск,
но не препятствовал ему еще раз разослать во все
концы телеграммы с требованием срочной помощи.
Неожиданного союзника Керенский нашел в генера­
ле Краснове, командовавшем Ш-м конным корпусом;
неожиданным потому, что Краснов был явный кор­
ниловец, — и, как все корниловцы, глубоко презирал
Керенского за его предательство, приведшее Корнило­
ва в Быховскую тюрьму. Но, очевидно, азарт «сыграть
на диктатора», в сложившейся обстановке выйти на
верх горы, с которой потом, разделавшись с больше­
виками, нетрудно уже будет столкнуть в тартарары
жалкую фигурку адвокатика-временщика, взял верх
над брезгливостью. Краснов принял командование
армией, действовавшей против большевистского Пи­
тера, и вместе с Керенским выехал в Остров, где были
расквартированы ближайшие части его корпуса —
9-й и 10-й донские казачьи полки. Армия, подчинен­
ная Краснову, по уверениям Керенского, должна была
ОКТЯБРЬСКИЕ ДНИ
[187]

заключать, кроме Ш-го конного корпуса, ХѴІІ-й армей­
ский корпус, 1-ю кавалерийскую дивизию и еще ряд
более мелких воинских частей: с такой силой можно
было рассчитывать на успех. Правда, сила эта была
пока на бумаге, а налицо имелось всего несколько
сотен. Но Краснов двинулся с ними немедленно на
Петроград, рассчитывая занять позиции, которые бы
облегчили последующее развертывание его «армии».
Керенский был при отряде. Оставаться в Пскове было
немыслимо. Военно-революционный комитет уже
принимал меры: Керенскому в случае дальнейшего
промедления грозил в лучшем случае арест.
Отряд Краснова подошел 27 октября к Гатчине
и занял ее без боя: захваченный на вокзале врасплох,
в момент высадки из вагонов, отряд измайловцев по­
ложил оружие под жерлами направленных на него
красновских пулеметов. Боясь при малочисленности
своего отряда оставлять при себе пленных, Краснов
отпустил измайловцев «на слово» с обязательством не
выступать против него.
ВГатчине к Краснову примкнула масса бежавшего
из Питера и местного офицерства, но школа прапор­
щиков, которая могла бы, в случае присоединения,
дать Краснову целый батальон столь необходимой ему
пехоты, решительно отказалась выступить. С фронта
за 27-28 октября, подошли кое-какие подкрепления:
две сотни 9-го полка, две сотни 10-го, сотня 13-го,
Уг сотни Амурского, штаб Уссурийской конной диви­
зии, пулеметная команда и блиндированный поезд.
С Гатчинского аэродрома под красновскую команду
поступили два аэроплана, немедленно посланные
в полет: разбрасывать над Питером приказы Крас­
нова и воззвания Керенского. Приказы свои Краснов
попробовал также диктовать в питерские части не­
посредственно по телефону. Во многих частях теле­
[і88]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

фонограммы приняли; это опять-таки могло служить
добрым предзнаменованием. Гатчинский Совет был
арестован казаками, Красное Село очищено советски­
ми войсками безбоя.
Начало операции складывалось как будто вполне
благоприятно. 28-го, также без боя, занято было крас-
новцами Царское Село. Местный гарнизон активного
сопротивления не оказал, хотя значительная часть его
отнеслась к вступлению казаков явно несочувсгвен-
но и даже делала как будто попытки к организации
отпора. Со стороны Петрограда не было признаков
каких-либо активных действий. По сообщениям «ос­
ведомителей», в достаточном числе прибывающих
из Петрограда в красновскую штаб-квартиру, можно
было вывести заключение, что с организацией оборо­
ны Петрограда дело обстоит не столь успешно и что
«Комитет спасения Родины» ударит батальонами юн­
керских училищ в тыл советским войскам, как только
Краснов поведет фронтовую атаку.
И действительно — оборону Петрограда не сразу
удалось наладить. Совет Народных Комиссаров распо­
лагал значительными массами вооруженных красно­
армейцев и солдат расквартированных в Петрограде
полков, но, с одной стороны, гвардейские запасные
полки представлялись (в силу уже отмеченных выше
свойств) ненадежными, а с другой — для управления
крупными войсковыми массами в распоряжении со­
ветской власти не было соответственного командного
состава: своих, партийцев, способных руководить дей­
ствиями в открытом поле, в сущности, не было, кроме
Дзевалтовского и Крыленко. Отдать ж е судьбы оборо­
ны в такой решительный момент в руки специалистов
военных, связанных с революцией, в лучшем случае,
ненавистью к Керенскому, а в худшем— не связанных
ничем — было слишком рискованно. Специалисты
[189]
ОКТЯБРЬСКИЕ ДНИ

в распоряжении Смольного были и в рядах, признав­
ших советское правительство гвардейских полков,
и «со стороны»; в числе последних был артиллерий­
ский подполковник Муравьев, весьма настойчиво
предлагавший Смольному свои услуги и получивший
за отсутствием более подходящих кандидатур общее
командование силами, направленными на Гатчин­
ский фронт. Для наблюдения за ним назначена была
надежная «пятерка» из матросов и солдат.
Муравьев был типичный авантюрист, во времена
Керенского пытавшийся сделать карьеру на формиро­
вании ударных батальонов, шефство над которыми он
предлагал поочередно всем виднейшим эсеровским
лидерам — не исключая и левых . После Октября он
«принял влево» и явился в Смольный уже в левоэсе­
ровском обличье. Никто из тех, кому пришлось с ним
разговаривать, его не знал; тем, кто его знал, и в го­
лову не могло прийти, что это тот самый Муравьев,
который бегална Галерную, во дворец эсеровского ЦК.
Так или иначе, Муравьев получил командование. По
счастью, он больше «командовал», чем распоряжался,
и операции обороны подступов к Петрограду фактиче­
ски прошли без него — он прогремел лишь подписями
на приказах, которые имеются, быть может, в архивах,
но на Гатчинском фронте не сыграли никакой роли.
Наряды и распределение их по оборонительной
линии произведены были Крыленко. Непосредствен­
ное руководство боевыми действиями на решающем
боевом участке — Пулковских высотах — имел пол ­
ковник Вальден, в штаб-квартире которого находи­
лись Дзевалтовский и, временно, Луначарский, Зи­
новьев, Раскольников. Пулковские высоты заняты
были — в центре позиции — красногвардейцами, на
флангах— матросами. Артиллерии первоначально не
было. Отправка на фронт вообще производилась до-
[190]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

вольно скупо, так как ослаблять гарнизон можно было
лишь с большой осмотрительностью. Наличие в горо­
де юнкеров и казаков заставляло опасаться восстания
в тылу, которое могло оказаться опаснее всякой фрон­
товой атаки. ВСмольном знали, что над организацией
такого «тылового удара» усиленно хлопочет «Комитет
спасения Родины и Революции», уже установивший
связь с штаб-квартирой Краснова.
Всилу этого ни 27-го, ни 28-го Краснову не пришлось
войти в боевое соприкосновение с противником. Он
использовал возможность и дал 29-го дневку войскам,
рассчитывая на подход подкреплений и, прежде все­
го, пехоты, без которой атака Петрограда не представ­
лялась возможной: с одной конницей, численность
которой в 9-ти сотнях не превышала 630 конных или
420 спешенных, и 18 орудиями бросаться на много­
тысячный гарнизон красной столицы было более чем
рискованно.
Керенский клятвенно заверял всех окружающих,
что в пути с фронта на усиление красновской «ар­
мии» уже находятся свыше 50 поездов. Однако, до
утра 30 октября к Краснову присоединилась всего
сотня оренбуржцев лейб-гвардии Сводного казачьего
полка, два орудия запасной конной батареи и один
броневик. Все попытки ввести в состав отряда хотя
бы часть царскосельских стрелков окончились неуда­
чей: 1-й осадный полк, выступивший было из Луги по
вызову Керенского, был обстрелян матросами между
станцией Александровской и рекой Пудостью и разбе­
жался, побросав свои эшелоны и орудия. О ХѴІІ-м ар­
мейском корпусе тоже не было никаких сведений.
Приморский полк (в Витебске), получив приказ о вы­
ступлении, отказался его исполнить. Краснов факти­
чески оставался с той горстью казаков, которых он
вывел с собой из Острова.
[і9і]
ОКТЯБРЬСКИЕ ДНИ

Прибывшие из Питера представители Совета ка­
зачьих войск (в числе их был Саввинков) предлагали
Краснову арестовать Керенского, непопулярность ко­
торого вызывала враждебное отношение и к поддер­
живавшим его казакам, и продолжать операцию уже
на собственное имя, вернее, на шля Корнилова. Такая
смена должна была, по их уверению, вызвать резкую
перемену в настроениях казачьих войск, в частности,
расквартированных в Питере 3-х донских полков, и в
огромной мере облегчить задачу. Краснов колебался.
Он потерял на колебания эти целый день. Этим днем
воспользовались большевики — для ликвидации ты­
ловой опасности. Она явственно обострялась. Дела­
лись попытки агитации в войсках, начались парти­
занские действия: в Михайловском манеже налетом
захвачены были и уведены три броневика; из окон
юнкерских училищ начинали постреливать. Военный
отдел комитета, возглавленный Полковниковым, на­
чинал проявлять активность. ВПетропавловской кре­
пости арестован был ударник, при котором обнаруже­
ны были документы, свидетельствовавшие о наличии
военного заговора.
Раскрытие его форсировало выступление «коми­
тетских». 29-го юнкера пытались выступить — но Во­
енно-революционный комитет был настороже, и по­
пытка была подавлена в самом начале: юнкерские
училища были разоружены, причем Владимирское
училище пришлось брать на штык, так как юнкера
первоначально отказались сдаться. Казачьи полки,
поднять которые старались делегированные комите­
том Авксентьев и Чайковский, соблюли и на этот раз
нейтралитет.
Разоружение юнкеров, обеспечив тыл, в огромной
мере развязало нам руки на Гатчинском фронте и ли­
шило Краснова единственного фактически шанса на
[192]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

успех. Тем не менее, он решил попытаться продви­
нуться вперед, отступать уже все равно было невоз­
можно: даже в тех частях, которые Краснов привел
с собою, замечалось сильное колебание — под явным
воздействием гатчинских и царскосельских частей,
отказавшихся поддержать Керенского. Большое впе­
чатление произвела на казаков неудача переговоров
Краснова с прибывшей из Петрограда делегацией
1-го Донского полка — также отказавшегося, в итоге
переговоров примкнуть к карательному отряду. Крас­
нову не могло не быть ясно, что в случае дальнейшего
промедления — он уже не сможетдвинуть свои сотни,
а в случае отступления, — к которому собственно уже
отрезаны пути, поскольку фронт отказалсядать Керен­
скому подкрепления — он будет арестован, и притом
арестован вместе с Керенским, что его окончательно
поіубит. Выхода, таким образом, не было— и Краснов
решил атаковать Пулковские позиции.
Сутра 30 октября спешенные сотни продвинулись
на Красное Село, на деревню Сузи, на деревню Редкое
Кузьмино и на Большое Кузьмино в обход Пулкова.
Огонь конных батарей заставил отойти назад дви­
нувшиеся было в контратак цепи красногвардейцев:
артиллерииу наших в этот момент еще не было. Но ее
уже ждали, и с ее прибытием картина резко измени­
лась. Установленное на Пулковских высотах морское
дальнобойное орудие стало бить по красновскому
тылу, обстреливая коноводов. Пешие сотни забеспоко­
ились, тем более, что патроны были на исходе, а Цар­
скосельский артиллерийский склад отказался выдать
пополнения. Атака Оренбургской сотни в конном
строю была отбита матросами с большим для казаков
уроном. Стоявшие на флангах Пулковской позиции
матросские части перешли в наступление, охватывая
красновцев с флангов. Его батареи без приказа ста-
[193]
ОКТЯБРЬСКИЕ ДНИ

ли сниматься и уходить, следом за ними потянулись
и сотни. В сумерках Краснов отступил к Царскому и,
не надеясь удержаться, так как наши продолжали на­
ступление и можно было с минуты на минуту ожидать
выступления Царскосельского гарнизона — до вре­
мени лишь сохранявшего нейтралитет, — оттянулся
к Гатчине. Дальше уйти не удалось. Казаки вышли из
повиновения, вступили в переговоры с матросами. Ке­
ренскому удалось еще раз ускользнуть, переодевшись
в женское платье. Краснов же был арестован и достав­
лен в Смольный.
День ликвидации Красновского похода был днем
окончательного закрепления Петрограда — как базы
революции— за советской властью; он может поэтому
считаться последним из «Октябрьских дней» — днем,
завершающим победное восстание Октября.
[194]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

БРЕСТСКИЕ
ПЕРЕГОВОРЫ
(ИЗ ДНЕВНИКА)

I
Перед Брестом
20 ноября 1917 года
В середине ноября, непосредственно после извест­
ного приказа Крыленко о самочинных перемириях,
дело мира представлялось мне в корень, безнадежно
испорченным*. Первое ошеломляющее впечатление
«приказа» не сгладилось и в последующие дни; напро­
тив — оно углубилось до боли. И через неделю после
издания приказа, пересматривая первые выводы свои
по поводу назначенной на 19 ноября встречи уполно­
моченных обеих сторон в Брест-Литовске, я снова пи­
сал на страницах «Знамени труда» (No 74,17 ноября)
с той же резкостью, с которой дана была мною первая
оценка этого события:
«Вмомент объявления ленинского “Декрета о мире”
предложение перемирия представлялось пустым зву­
ком; ибо самоочевидно было, что никто — ни союзни ­
ки, ни противники— не отнесутся серьезно кдекрету
такого рода, исходящему от власти “временной”, в са­
мом точном и буквальном смысле слова.
Но уже распоряжение прапорщика Крыленко вой­
сковым частям — за свой страх и риск начать пере­
говоры с противником — грозило огромнейшими
* См. «Знамя труда», 11 ноября. (Примеч. авт.)
БРЕСТСКИЕ ПЕРЕГОВОРЫ
[197]

последствиями как во внешней, так и во внутренней
нашей политике; полученное же дополнительно се­
годня сообщение о фактическом приступе к перего­
ворам с 19 ноября обостряет положение до высшей
точки. И обостряет не только не к выгоде революции,
но в прямую угрозу ей. Ибо меры такого рода не толь­
ко не разрубают гордиев узел наших международных
отношений, не только не приближают конец войны,
но запутывают обстановку до бесконечности.
Приступ к переговорам в той обстановке, которая
создана, инициативой прапорщика] Крыленко или
“Совета Народных Комиссаров”, — в точности мне
это неизвестно, — революционной России грозит не
дать ничего, кроме новых опасностей: он грозит сы­
грать на руку только империалистам — как союзным,
так и немецким. Это надо сказать прямо и открыто;
с тем большей прямотой, что задолго до нынешнего
решительного шага война фактически была уже для
нас кончена, и тот выход из нее, который хотят осуще­
ствить нынешние руководители внешней и внутрен­
ней нашей политики своими “перемириями”, выход
в несравненно более быстрый срок, чем будет это те­
перь, мог быть обеспечен народу вполне нормальным
и вполне революционным путем без того отчаянного
риска, которому подвергнута революция сейчас. Что
же касается “борьбы за всеобщий мир”, то самочин­
ные перемирия, ныне рекомендованные войскам, рав­
носильны полному и малодушному отказу от первона­
чальных замыслов Великой Февральской революции.
Я не знаю, конечно: быть может, Совет Народных
Комиссаров учел и взвесил все последствия своей
стратегической игры. Он учел, быть может, возмож ­
ность того, что германская главная квартира попыта­
ется использовать предложение прапорщика Крылен­
ко лишь для того, чтобы “распороть по швам” и так
[198]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

уже лишь “формально” существующий союз и тем са­
мым одновременно развязать себе руки на всех фрон­
тах. Мое личное мнение, что именно так оно и будет.
Смешно обольщаться тем, что главная германская
квартира “признала” Крыленко Верховным Главно­
командующим, согласившись войти с ним в перего­
воры. Это “признание” Гинденбургом продлится не
дольше, чем на то время, какое нужнодля “политики”
германской главной квартиры; как только этот срок
исполнится, будьте уверены, что германская квартира
оборвет всякие переговоры на техже самых основани­
ях, на которых “не отвечает” Крыленко Ставка. И рус­
ская армия, исстрадавшаяся в окопах, окажется вновь
на линии боевого огня, но в положении худшем, чем
была до сих пор. Ибо труден будет переход от нынеш­
них надежд — надежд, доведенных почти до уверен­
ности, — к прежнему положению. И едва ли на пользу
революции будет, если инициаторам этого перемирия
придется признаться, что они были одурачены серьез­
ным видом, который принял Германский генераль­
ный штаб в вопросе об открытии переговоров.
Еще раз: ликвидировать войну, покончить с игрой
в руку союзникам империализма, порвать всякое слу­
жение “чужим интересам” незамедлительно, не теряя
ни одного лишнего дня, было необходимо. Ибо ника­
кие блага, никакие соображения, хотя бы высшего го­
сударственного порядка, не оправдают лишнего часа,
проведенного армией в окопах. Но именно потому,
что войнадолжна была быть ликвидирована незамед­
лительно и наверняка, недопустим был тот прием, к ко­
торому прибег “экспромтом”, без ведома какого-либо
представительного органа революционной демокра­
тии, прапорщик Крыленко.
Но если с германской стороны мы не ждем ничего,
кроме попытки использования этого опрометчивого
БРЕСТСКИЕ ПЕРЕГОВОРЫ
[199]

шага — не в пользу, конечно же, “демократического
мира” (о нем ли думает Гинденбург!) — то совершен­
но таких же попыток использования этого шага “для
себя”, для своих и только своих выгод, должны мы
ждать и от союзных нам империалистов. Россию —
с того самого момента, как потерпело крушение “на­
ступление Керенского” — ко алиция только “терпела”
в рядах союзников: Англия, Франция ждали только
случая, чтобы ликвидировать эту связь, ставшую для
них обузой.
Ибо, поскольку удобно для целей их было предо­
ставление голоса на будущем мирном конгрессе цар­
ской России, настолько же опасным было бы для нее
выступление России революционной. Ввоенном отно­
шении Запад почти не рассчитывает на нас; в отноше­
нии выплаты принятых прошлыми правительствами
нашими на себя обязательств и английские, и фран­
цузские капиталисты, конечно , предпочтут верную по­
лучку путем оккупации от имени союзных, имеющих
к нам денежные претензии государств — хотя бы из­
вестной части восточносибирских областей России:
Япония, конечно, не откажется выполнить этот дру­
жеский акт.
Здесь дело не в “великодержавности” — не в том,
поскольку важны или не важны, для будущей Рос­
сии “выходы” Балтийского и дальневосточных мо­
рей. Я повторяю еще раз: ни один час промедления
в приступе к ликвидации войны недопустим. Но когда
я спрашиваю себя: для этой немедленной ликвидации
нужнали, неизбежна ли та фактическая капитуляция,
к которой грозит привести на востоке и западе Рос­
сию нынешняя “система переговоров”: капитуляция
перед империалистами, не перед кем иным, — ибо
только на пользу капиталистам пойдет каждаяуступка
наша при заключении мира в теперешней обстанов­
[200]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

ке, — то на этот вопросдвух ответовдля меня не мо­
жет быть: нет, всего этого не только не нужно было, но
это было недопустимой, тяжелейшей ошибкой. Ошиб­
кой, которой возрадуются империалисты, и только
они одни. Ибо это будет фактической капитуляцией,
лишь призрачно замаскированной “видимой” непри­
миримостью, “видимым” разрывом с союзным импе­
риализмом.
И когда я ставлю себе второй вопрос: способен ли
этот, выбранный нынешним военным министер­
ством путь вывести армию из окопов в кратчайший
срок, я и на этот вопрос отвечаю определенно и твер­
до: нет.
Таково положение. И его сознают, думается, все,
кто сколько-нибудь близко стоит к действительному
делу. И, несмотря на это, мы... даже не разговарива­
ем; несмотря на наличие целого ряда общественных
организаций, голос которых может и должен властно,
именем народа, прозвучать при решении этого вопро­
са — мы предоставляем дело естественному течению
событий.
Чувствуют ли организации эти — и прежде всего
Всероссийский Центральный Исполнительный коми­
тет — какую ответственность принимают они на себя
этим традиционным для нас “промедлением”?»
Я писал это 17-го. А 18-го, вечером, я сидел уже
в спальном вагоне экстренного поезда, отправлявше­
гося в Брест.
Не скрою: когда во фракции левых социалистов-ре-
волюционеров Всероссийского Центрального Испол­
нительного комитета сказали мне о решении фрак­
ции настоять на включении в состав отправляющейся
в этот день делегации тов. Биценко и меня — первым
инстинктивным движением моим было наотрез от-
БРЕСТСКИЕ ПЕРЕГОВОРЫ
[201]

казаться. Слишком сильна была «накипь» на душе,
слишком трудным казалось приложить руку к это­
му — такому чужому, наперекор всему пониманию мо­
ему начатому делу, делу казавшемуся мне безысход­
но «предрешенным». И мог ли я оказаться полезным
в предстоявших переговорах, при том отношении
к ним, которое продиктовало мне приведенные выше
строки...
Но именно воспоминание об этих строках и заста­
вило меня понять, что ехать необходимо; что нельзя
отклонить от себя — пусть даже безмерно тяжелым
бременем ложащуюся на душу — задачу.
Ведь отойдя в сторону, «умыв руки», даже не попы­
тавшись противопоставить свою мысль, свою волю —
воле и мысли творцов тех событий, которые так ясно,
так неопровержимо, бесспорно ясно виделись мне «не­
верными», опасными, могущими привести к гибели,
разве я не совершил бы той же самой тяжкой ошибки,
которую совершили в свое время социалистические
«центры», предоставив «крайним» вождям большевиз­
м а полную, невозбранную свободу действий. Ошибки,
от которой так резко отмежевались мы, левые социали­
сты-революционеры, в октябрьские и ноябрьские дни.
Вэтом сознании невозможности, преступности ухо­
да от событий, от народа, — ухода «во имя свое», —
наша правда.
Мы не вправе*, как предлагали и все еще предлагают
даже сейчас, отойти в сторону, очистить поле действий
исключительно большевикам. Мы не вправе сделать
это, ибо это значило бы очистить поле— не большеви­
кам, но Каледину, Корнилову, всем тем темным силам ,
что ждут, затаив дыхание, именно такого момента!..
* См. «Знамя труда», No 54, 26/х. С. Мстиславский. Сомкнемся!
(Примеч. авт.)
[202]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

Сторонники отхода, который они называют «пол­
ной политической изоляцией большевизма», говорят:
мы предупреждали против политической авантюры,
затеянной Лениным, а потому пусть большевики
сами, одни, расхлебывают то, что заварили. Им не
выполнить их программы, их ждет катастрофа. И к
моменту этой катастрофы должны мы готовить свои
силы. В этот момент выступим мы и рукою твердой,
рукой уверенной возьмем власть...
Неумолимо логичен и прям этот фракционный рас­
чет. Да, поскольку о захвате власти идет речь, о том,
чтобы в момент благоприятный распределить, уже не
боясь потрясений, «портфели» между собой и утвер­
дить властьпартии на костях поверженных партийных
противников, поскольку о такт захвате идет речь, они
правы, проповедники «скрещенных рук», «выжидания
катастрофы большевизма». Но они одно упускают из
виду, эти «реальные политики»: к какому состоянию
привело бы это «всеобщее воздержание» страну.
Об этом мы не можем говорить спокойно. И мы не
только не вправе, «изолируя большевиков», а, стало
быть, уходя и от масс, вовлеченных ныне в движение,
лишить самих себя права голоса в судьбах родины —
в самый критический момент революции: напротив,
со всей силой должны мы возвысить этот голос — и,
отметая всякие фракционные перегородки, всякие
политические дрязги и пересуды, сомкнуть еще тес­
нее, еще дружнее, чем в дни Корнилова, единый рево­
люционный фронт. Те, кто боится, что на фронте этом
большевизму будет принадлежать гегемония настоль­
ко, что даже слабой чертой не наложит след на собы­
тия напряженность собственных их усилий, просто
не верят в себя, признают себя «мертвыми» заранее:
эти — пусть отойдут. Этих— слабых—мы удерживать
не будем: ибо мощным, слитым должен быть единый
БРЕСТСКИЕ ПЕРЕГОВОРЫ
[203]

революционный фронт, восстановить который— бли­
жайшая необходимая задача всех, кто воистинулюбит
народ, кто служит ему, воистину, мыслью и кровью.
Но еслитак— вправе ли кто-нибудь выйти из ряда?..
«...Не скрещивать руки, не отходить в сторону, не от­
махиваться сомнениями от поставленных жизнью во­
просов, не ждать “катастрофы”, чтобы пожать плоды
ее, нет... — и н о г о требует, к иному зовет наш револю­
ционный долг, долг нашей революционной совести:
в самый водоворот событий, в самый огонь разгора­
ющейся борьбы должны мы броситься, — и спасти,
спасти, чего бы это ни стоило нам, дело революции,
дел о народа*».
Начало переговоров есть «совершившийся факт»:
факт, вошедший в жизнь; факт, ставший «борьбой»;
и, как бы мы ни относились к нему.— передэтим фак­
том мы не можем, не смеем скрестить руки.
А стало быть., ехать!
На передовой линии
Первоначально поезд был назначен на два часадня,
потом перенесен на восемь часов; на деле мы выехали
только в 12. Ночной путь до Двинска прошел почти
без сна. Собранная с крайней поспешностью, органи­
зовавшаяся, в буквальном смысле слова «на ходу» —
* «Знамя труда», No 54. (Примеч. авт.)
[204]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

делегация, естественно, должна была хоть в общих
чертах сговориться, условиться — до перехода око­
пов. Вкурсе дела были, собственно говоря, только три
представителя большевиков, первоначально наме­
ченные в состав делегации: они имели определенные
инструкции от Совета Народных Комиссаров. Осталь­
ные шесть членов «политической секции», равно как
и прикомандированные к делегации офицеры, не зна­
ли даже в точности пределов заданий и полномочий,
которыми облечена была делегация. В силу этого, со­
вещания делегации начались с самого момента отхода
поезда; а так как, по пути, в Пскове, к нам присоеди­
нились новые спутники, назначенные в состав воен­
ной миссии — и их пришлось немедленно же ввести
в курс дела, — до самого утра, в поезде, уносившем нас
к Двинску, «не было сна».
ВДвинске пришлось задержаться на несколько ча­
сов. Здесь заседал армейский съезд 5-й армии, и деле­
гации пришлось выступить на нем. Лишь около 2-хча ­
сов дня удалось тронуться дальше. Так как состояние
дорог исключало возможность выехать, как предпола­
галось вначале, непосредственно из Двинска на авто­
мобилях, решено было проехать в поезде оставшийся
еще неразрушеннымучасток железнодорожного пути
за Двинском, а там, до передних окопов доставляться
«как Бог поможет».
Поезд наш остановился на «513-й» версте; дальше
путь был уже частью разобран, частью разрушен не­
приятельскими снарядами... глубокие, странно спо­
койные воронки виделись с высокой площадки пе­
реднего вагона на ровной линии уходившего в холмы
и перелески полотна. Мы слезли.
Вдесятке шагов от насыпи, за ненужным ставшим
шлагбаумом, грузно осев всем корпусом в расползаю­
щуюся, доящем напоенную глину, стоял сиротливый
БРЕСТСКИЕ ПЕРЕГОВОРЫ
[205]

автомобиль. Один из четырех, высланных сюда от
Двинска: остальные не добрались и до этого переез­
да. Да и этот, единственный, «пробился сквозь грязь»
к месту нашей высадки, казалось, только для того,
чтобы засвидетельствовать готовность армейского
комитета 5-й армии «сделать невозможное» для облег­
чения делегации ее пути: пользоваться автомобилем
для передвижения в непролазной грязи грунтовой
дороги, двоившей путь к передовым окопам, рядом
с полотном, было явно немыслимо. Мы захватили ба­
гаж — благо он был несложен: мало у кого были даже
маленькие чемоданчики, у большинства все снаряже­
ние вместилось в портфеляхда свертках,— и пешком,
один за одним, далеко растягиваясь на обходах выры­
тых снарядами оврагов, потянулись по полотну, стара­
ясь держаться настила уцелевших шпал.
Идти пришлось долго. Только в сумерках вступили
мы в лабиринт траншей, проволочных заграждений
и засек, составляющих передовую оборону выбранно­
го для перехода делегации участка. Мы шли теперь —
уже не узкой, длинною цепью, но настоящей толпой:
навсем пути нашем, из землянок—подземныхщелей
каких-то, сумрачных, зловещих, как провалы могил
на заброшенном кладбище — выходили нам навстре­
чу, примыкали к нам — солдаты, «окопники». Только
немногие из них заговаривали с нами: и те бросали
лишь короткие, односложные вопросы; остальные
молчаливой толпой смыкались вокруг нас, когда путь
ширился, и рассыпались далеко вокруг, влево, впра­
во, без дорог, по мокрым, осклизлым кручам, через
проржавелую колючую проволоку выходя на перей-
мы нашей колонне. В этих сосредоточенных, мол­
чаливых взглядах, с которыми скрещивались наши
глаза, чувствовалась глубокая, душевная дума: такая
большая, такая «самоотреченная» — иначе я сказать
[206]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

не умею, — что с горечью жгучей припоминались
наветы на этот изболевшийся по миру, по жизни
изголодавшийся, истомленный фронт. Горько поду­
мать, что этих вот людей, могущих так смотреть, так
напутствовать «делегацию мира» молчаливым «нака­
зом» глубоко запавших глаз, там , в Петербурге, люди,
хвалящиеся любовью к народу, к революции, «при­
знанные», заслуженные «вожди», поносят позорны­
ми кличками, уверяя, что лишь «шкурные» интересы
диктуют им властную волю к миру... Если бы они —
из уюта своих кабинетов, с трибун многотолпных со­
браний, от рампы блестящих «митингов-концертов»
сошли, на мгновение хотя бы, сюда, к этим «могиль­
ным» землянкам; сошли без обычного партийного
«генеральства», попросту, по-человечески ... Сошли —
и заглянули в эти глаза — глаза «смертников»... Воис­
тину, напутствием незабываемым, напутствием, ко­
торого хватит нам, чтобыдо концадойти—далекий,
тяжелый, тернистый путь к миру—сталидля нас эти
окопные проводы.
Сумерки сгущались настойчиво и быстро. Сколь­
зкой тропой огибая замутившийся от доходя, широко
расплывающийся пруд, мы поднялись по крутому,
колючей засекой ощетинившемуся откосу, опять на
то же железнодорожное полотно, к разбитому немец­
кими снарядами блиндированному вагону. В потем­
ках его развороченные стены с отогнутыми далеко
в стороны, избитыми в решето железными листами,
казались особенно как-то сказочно огромными и тя­
желыми. От вагона — в полусотне шагов — сплошной
сетью перекидывались с бугра на бугор между пнями
скошенных «тяжелым» огнем деревьев проволочные
колючие сети. Они обрывались резким рубежом. А за
ними, в двух-трех сотнях шагов, темнела неподвиж­
БРЕСТСКИЕ ПЕРЕГОВОРЫ
[207]

ная, сгрудившаяся, слитной казавшаяся в сумерках
толпа: пятном резким вился над нею белый флаг.
Дошли...
Мы пролезли, цепляясь полами шинелей за прово­
локу, сквозь узкий проход меяздузаграждениями. Тол­
па провожавших рванулась было за нами, но члены
армейского комитета отвели ее опять назад, за желез­
ную сетъ. «Таково условие».
Почти на полпути к белому флагу, дрожавшему
над ожидавшей нас германской «встречей», мы были
остановлены громким нервным окриком на чистом
русском языке: «Не ходите дальше, пожалуйста». Из-
под темного полога дождя и спустившейся ночи вы­
нырнула низенькая фиіура в плаще и остроконечной,
закрытой чехлом каске. За ней мелькнуло несколько
таких же касок; прорезал темноту нестерпимо острый
луч ручного электрического фонаря...
Нас подвели к настилу через глубокую рытвину.
Увсхода на него нас встретил дивизионный гене­
рал — той дивизии, на участке которой мы перехо­
дили. Он сказал несколько приветственных слов —
по-русски, но с сильным акцентом — попросил
предъявить список входящих в состав делегации
лиц и, под лучом фонаря, защищая плащом от до­
ждя переданную ему бумагу, стал выкликать по ней
фамилию за фамилией. По мере того как мы выхо­
дили из ряда, нас пропускали через настил на ту сто­
рону рытвины. Когда перешел последний, высланы
были солдаты принять оставленный нами у «нашей
линии» багаж, а нас свели по деревянной лесенке
в передовой окоп, перемешав со встречавшими нас
офицерами.
Вотличие от русских траншей, причудливых в фор­
мах их изгибов и переломов, германская траншея, по
[208]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

которой мы шли, казалась выровненной по линейке.
По глубине она казалась по меньшей мере раза в три
глубже наших. По дну уложены мостки: узкие, решет­
чатые, обведенные перилами из проволоки; несмотря
на то что дождь идет уже несколько часов, в траншее
сухо: вода, не задерживаясь, стекает по многочислен­
ным, буквально на каждом шагу ответвляющимся от
траншеи, водосточным канавкам... Мимо бетонных
укрытий и блиндажей, аккуратных, чистеньких, как
напоказ, с четкими надписями и не менее четкими
фиіурами часовыху каждой двери, на каждом поворо­
те, мы выходим (минут через пять ходьбы) к вагонам
узкоколейной дороги. Приходится подождать немно­
го, пока поднесут багаж. Германский офицер, отреко­
мендовавшийся «назначенным для нашего сопрово­
ждения», извиняется за ожидающее нас неудобство
переезда до станции: состав делегации предполагался
гораздо более малочисленным, в вагонах узкоколей­
ки придется потесниться. Места, действительно, мало:
части делегации приходится разместиться даже на
тормозных площадках двух маленьких, игрушечны­
ми кажущихся вагонов. Впрягают лошадей — и мы
трогаемся.
Гудя, подпрыгивая на стыках рельс, трясутся ваго­
ны. Темень такая, что не видно толком даже непосред­
ственно перед нами стоящего на тормозе — между ва­
гонами, на буферах— солдата. Он резко выделяется из
мглы только тогда, когда откуда-то спереди доносится
резкий отрывочный крик, повторяемый идущими
около вагонов солдатами:
«Bremsen!» («Тормозить!»)
Тогда мы видим торопливо вертящие ручки тормоза
руки и балансирующее тело. Методично, через точно
размеренные промежутки времени, вправо и влево
от нас вспыхивают и медленно гаснут высоко-высоко
БРЕСТСКИЕ ПЕРЕГОВОРЫ
[209]

в воздух ракеты. Реже, но так же размеренно и мето­
дично, обшаривает облака и землю прожектор. И в эти
короткие минуты перед нами вскрывается панорама
широкого шоссейного пути, окаймленного бараками,
насыпями, перелесками; людей не видно: ни «вольных»,
ни солдата. И, в резко падающей, после такой вспышки
света, темноте—дальше бегут и стучат колеса...
«Bremsen!»
Минут через 20 езды — остановка . Небо проясне­
ло, светлеет настолько, что нам с нашей тормозной
площадки видны ответвление узкоколейного пути
и стоящие на нем такие же игрушечные, как и наш,
вагончики. Лошадей отпрягают, и спереди, из тем ­
ноты, надвигается на нас, стуча по рельсам, что-то
хрипящее, подсвистывающее, задыхающееся в пере­
боях — железное, низенькое, — в полвысоты вагона.
«Страшилище» — смеются наш и офицеры. «Керосин­
ка» — флегматично определяет делегат-матрос. На
этой «керосинке», сменившей лошадиную тяіу, мы та­
щимся дальше. Сыро, слякотно, холодно, тряско. И мы
все, кажется, одинаково рады, когда тупым толчком
стукаются внезапно остановленные вагоны и раздает­
ся, наконец, долгожданное: «Aussteigen»*.
Нас подвезли к самому поезду. Поезд экстренный:
несколько спальных вагонов, вагон-столовая . Намука­
зывают предназначенный делегатам вагон (военной
комиссии отведено особое помещение). Но, прежде
чем ввести нас, комендант поезда приглашает нас
подняться... в багажный вагон, чтобы очистить сапоги
от налипшей грязи. Мы подымаемся — и застаем там
с полдюжины солдат, вооруженных щетками и баноч­
ками ваксы...
* Выйти (нем.).
[210]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

Товарищи — рабочий и матрос — колеблются одно
мгновение: подставитьли ноги этим людям в аккурат­
но слаженных мундирах, в нумерованных фуражках.
Но, видя, что «все чистятся» — они, вместе с нами пе­
реступают этот первый порог испытания, которому
будет подвергать с этой минуты наш демократизм
«Старая» Германия...
Через четверть часа поезд трогается. НаБрест, через
Вильно и Гродно.
III
В Бресте
ВБрест мы приехали на следующее утро. На вокза­
ле нас встретил комендант с целой свитой офицеров,
и в автомобилях — «по трое» — мы были доставлены
в крепость, где разместились в двух флигелях— бывших
«казенных квартирах» штаба крепостного управления
Брест-Литовска. ВПетербурге участники отступления от
Бреста рассказывали, что кроме крепости в Брест-Литов-
ске не осталось никаких построек. Город выгорел дотла,
жители выселены. И на деле мы не видели на пути от
вокзала до крепостных ворот никаких строений, кроме
разрушенного, искалеченного корпуса какой-то фабри­
ки, громоздкие развалины которой не поддались даже
«германской» уборке. Остальное ж е пепелище, по-види-
мому, «убрано». По крайней мере, окрестности крепости
не имели ничего зловещего, ничего, что говорило бы
о жестоких днях, пережитых «бывшим городом».
БРЕСТСКИЕ ПЕРЕГОВОРЫ
[211]

Проверить правильность петербургских сообще­
ний не удалось, так как за краткое время пребывания
в Бресте делегация не имела, в буквальном смысле
слова, свободного часа. Сказывалась спешность сбо­
ров: организационные недочеты пришлось наверсты­
вать, и заседания делегации — «пленарные» или «по
секциям» (политической и военной) шли в промежут­
ках между заседаниями конференции, затягиваясь
почти до самого утра, всю ночь напролет.
Никто из нас не имел, поэтому, возможности за эти
дни выйти за крепостные ворота в город. Но, судя по
тому, что комендант еще на вокзале предварил нас,
что в пределах крепости мы можем передвигаться без
малейших стеснений и без риска каких-либо инци­
дентов, «в случае же выезда в город» нам предлагается
обязательно брать с собой кого-нибудь из пристав­
ленных к нам офицеров «во избежание недоразуме­
ний», — судя по этому, «город» существует. Подтверди­
лись лишь сведения о полной эвакуации его жителей:
Брест стал исключительно «солдатским городом». Об
этом говорил мне через день по приезде «сосед по
столу» в Собрании, жаловавшийся, что в Бресте за все
долгое «безотпускное» пребывание в нем он ни разу не
слышал детского голоса. «Детей в Бресте нет — одни
солдаты».
Всамой крепости— каких -либо следов разрушения
не видно. Напротив: рядом со старыми постройками
возведен целый ряд новых — бараков, вышек, кио­
сков, так что создается даже (по крайней мере, в той
части, где мы жили) ощущение некоторой тесноты.
Размещением по комнатам, которым руководил
высокий капитан германского Генерального штаба —
уроженец Петербурга, окончивший Peter-Schule — за ­
ключились наши дорожные впечатления. С этого вре­
мени делегация целиком ушла в работу, перерывов
[212]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

в которой, кроме часов завтрака и обеда, как я сказал,
уже почти не было.
Официальные заседания конференция начались
в самый день нашего прибытия, под вечер. Перед от­
крытием работ состоялась встреча делегации с «офи­
циальным» руководителем германской делегации,
принцем Леопольдом Баварским. Пишу «встреча», так
как, по выраженному делегацией — в соответствен ­
но «дипломатических» формах — желанию избежать
«представления» или вообще какого-либо церемони­
ала, могущего получить характер политической де­
монстрации, вдвойне неприемлемой для нас — и как
для социалистов, и как для представителей воюющей
с Германией страны, — предполагавшийся, посколь­
ку можно было понять, первоначально официальный
прием заменен был «встречей» делегации с Леополь­
дом Баварским по пути к зданию, в котором должны
были открыться заседания конференции. Леопольд
обратился к членам делегации со следующей, по-не­
мецки произнесенной, речью:
«Господа! Я приветствую вас, как уполномоченных
представителей правительства Российской республи­
ки, делегированных сюда для заключения переми­
рия. Я надеюсь, что общими усилиями ваша работа
приведет к желанной цели. Германское Верховное ко­
мандование, в согласии с нашими союзниками, упол­
номочило меня руководить переговорами о мире.
Я поручил начальнику моего штаба генерал-майору
Гофману председательствовать от моего имени на со­
вещании. Еще раз я приветствую вас и надеюсь, что
вы будете хорошо себя чувствовать в моей Ставке».
На это председатель русской делегации А. А. Иоффе
ответил — на русском языке — следующим «ответным
словом», текст которого был нами коллективно выра­
ботан:
БРЕСТСКИЕ ПЕРЕГОВОРЫ
[213]

«Господин главнокомандующий армиями Восточ­
ного фронта! Мы явились сюда в качестве предста­
вителей народов революционной России, которая
исполнена твердой решимости положить конец все­
общей войне общим миром, соответствующим спра­
ведливым стремлениям демократических масс всех
воюющих стран. В надежде, что эта задача получит
свое осуществление, я имею честь, господин главно­
командующий Восточного фронта, благодарить вас от
имени нашей делегации за ваше приветствие!»
Этим ограничилась «этикетная» часть:— мы вошли
в дом, отведенный под заседания конференции.
«Поединок»
За все время нашего пребывания в пределах распо­
ложения германских войск германцы не раз старались
щегольнуть традиционной своей «высотой техники»,
аккуратностью и быстротой работы. Одним из таких
образцов являлся барак, отведенный для заседаний
конференции. Как выяснилось в «кулуарных» разго­
ворах, русскаяделегация предполагалась германцами
(и не без оснований!) значительно менее численной,
чем оказалось на деле: еще накануне нашего приезда,
днем, когда делегация находилась уже в пути, на сде­
ланный германцами официальный запрос изДвинска
ответили, что едет всего пять человек. Сообразно это­
му разверстаны были квартиры делегации и подготов­
ки»]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

лен зал заседаний: он оказался, естественно, слишком
тесным, когда вместо пяти приехало чуть не 30 чело­
век... И вот, когда выяснилось недоразумение, всего за
несколько часов до нашего приезда, комендант спеш­
но вызвал команды, которые в одну ночь разобрали
стену в намеченном для заседаний бараке, соединив
смежные комнаты в одну просторную и длинную залу,
оклеили ее новыми обоями, и к нашему приезду за
огромным, во всю длину комнаты протянувшимся
столом свободно могло разместиться свыше 50 чело­
век. Такой же «спешный ремонт»— вплоть до оклейки
новыми обоями—произведен был и в комнатах, отве­
денных нам под постой: всего несколько комнат оста­
лись в первобытном состоянии... достаточно, впро­
чем, опрятном. Пострадал в этом отношении только
капитан Д., «унаследовавший» комнату, сплошь заве­
шанную картинками самого игривого— чтобы не ска­
зать «ветреного» — свойства.
Отбыв «встречу» с Леопольдом, мы поднялись по
начисто подчищенным ступенькам крыльца в тесную
прихожую, где около вешалки стоял в полной поход­
ной форме, при оружии и в каске, дежурный герман­
ский офицер. Черточка мелкая, но любопытная для
характеристики германской армии, ее внутреннего
дисциплинарного уклада. Как выяснилось в последу­
ющие дни, эта прихожая была «обычным», «нормаль­
ным» местом дежурства назначаемых в помещение
конференции офицеров... Когда бы мы ни заходили
туда (иногда поздней ночью, в 2-3 -4 часа, для перего­
воров по юзу), каждый раз мы заставали у вешалки,
загромождавшей почти полкомнаты, туго затянутую
в мундир фигуру, с каской в руке, при оружии... И как
характерно вяжется это «дежурство в прихожей»
с «помпонной идеологией», типичнейшими предста­
БРЕСТСКИЕ ПЕРЕГОВОРЫ
[215]

вителями которой мы привыкли считать прусских
Leutnant’oB.
По русскому обычаю, мы несколько запоздали: при
входе нашем в зале уже находились представители
остальных делегаций: не было только генерала Гоф­
мана, назначенного общим председателем делегаций
«четырех держав». Обменявшись поклонами, мы за­
няли места.
Русская делегация разместилась по правую (от вхо­
да) сторону стола: в центре, председатель делегации,
А.А.Иоффе, рядом с ним— справа, Каменев и осталь­
ные члены политическойделегации, слева— я и чле ­
ны военной делегации. Напротив Иоффе занял место
генерал Гофман, около него — с одной стороны пред­
ставитель германского Морского Генерального штаба
капитан Горн, с другой — майор прусского Генераль­
ного штаба Бринкен. Рядом с Бринкеном — турецкий
уполномоченный Цекки-паша, приземистый, корена­
стый, с золотыми, зажіученными лепешками массив­
ных эполет на плечах, вздернутых к оплывшемулицу,
изрытому морщинами и частым, жестоким бритьем.
По правую его руку — как и быть должно, — предста­
витель Болгарии, подполковник Гантчев, воспитан­
ник нашей Военной академии: за ним — до конца
стола германские офицеры Генерального штаба.
Влево от Гофмана, за Горном, — места австрий­
ской делегации: подполковник Покорный, подвиж­
ный, с открытым и живым лицом чех, затем майор,
затем — ротмистр и опять прусские штабные. Весь
этот ряд поблескивает разноцветной эмалью крестов,
полумесяцев и звезд на темных походных мундирах.
И, отрываясь глазами от этого ряда, перенося взгляд
на «нас» — «чувствуешь», в буквальном смысле «гла­
зами», глубокое различие двух, лишь узкой полосою
стола разделенных в этой комнате миров. Разве не
[216]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

«символичны» — в высшей мере, — хотя бы только
эти, точно нарочно друг против друга посаженные —
старый, сивый весь, до прозелени, крестьянин Сгаш-
ков, в зипуне и рубахе, и австрийский ротмистр, в не­
возможной высоты желтом воротнике, весь усеянный
побрякушками, унизанный кольцами, от мизинца до
большого пальца.
Заседание открылось в 4 часа 10 минут по герман­
скому времени (т.е., по наш ему— в 6 часов), коротким
«словом» генерала Гофмана, выразившего надежду,
что переговоры приведут к благоприятному для обе­
их сторон концу.
Затем последовало заявление о том, что предъяв­
ленные русской делегацией полномочия признаны
правильными, и германцы, со своей стороны, предъ­
явили полномочия своей делегации и делегации ав­
стрийской. Болгарские и турецкие уполномоченные
не успели еще получить письменной «доверенности»
от своих правительств, и нам предложено было удов­
летвориться на первое время лишь телеграфными
сообщениями о назначении их на конференцию. Из
этого факта можно сделать вывод, что Цекки и Гантчев
находились в Ставке Леопольда независимо от приез­
да русской делегации — вероятно, в качестве военных
агентов.
После обмена полномочиями генерал Гофман пред­
ложил русской делегации высказать свои пожелания.
Все сразу как-то подтянулись и сосредоточились:
поединок начался.
«Поединок». Потому что посылка делегации была
актом не мира, но борьбы. Ток поняла этот акт рево­
люционная Россия, только так могла она принять
и одобрить брестскую поездку. И даже больше того: по­
бедительницей должна была вернуться с этого поединка
делегация. Потому что, при сложившихся обстоятель­
БРЕСТСКИЕ ПЕРЕГОВОРЫ
[217]

ствах — неуспех этого рискованнейшего шага грозил
бы самыми тяжелыми, воистину непоправимыми по­
следствиями. Есть аналогия между «мирным начина­
нием» Ленина и Троцкого и «июньским наступлением»
Керенского. Пути разные — цель одна, и один может
быть исход. Ибо, как Керенский, рискнув попытаться
переходом в наступление «форсировать ликвидацию
войны», лишь усугубил развал, лишь вызвал новые
реки крови, накликав, «провоцировав» ответный гер­
манский удар, так и начатые переговоры, в случае
крушения их, неминуемо должны будут привести
к новым рекам крови, новому развалу: ибо очевидно,
что в случае разрыва — австро-германцы незамедли­
тельно ответят на него новым наступлением.
На это закрывать глаза не следует: приступив к пе­
реговорам, правительство Ленина и Троцкого поста­
вило Россию перед дилеммой: или мир в короткое вре­
мя, ибо, очевидно же, надолго затянуть переговоры
германцы никогда не позволят, это им слишком невы ­
годно; или возобновление германского наступления,
и притом в формах более настойчивых и жестоких,
чем раньше... Ибо, на этот раз, австро-германцы по­
ставили бы себе целью принудить нас к миру.
И это новое наступление им пришлось бы вести,
в таком случае, в условиях более для них выгодных,
чем раньше, ибо зараза «частных перемирий», посе­
янная приказом Крыленко, фактически ликвидиро­
вала всякую возможность борьбы, на клочья разорвав
фронт. И до восстановления этого фронта, — нечего
и думать о каком-либо активном, могущем рассчиты­
вать на успех, сопротивлении. Но как восстановить
этот фронт,— если разрыв произойдетсегодня, завтра,
в ходе наших переговоров, когда фронт— в состоянии
полного развала, когда за Ставку идет спор — и нет
даже элементарнейших средств объединить, в случае
[218]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

необходимости, разрозненные участки четырех фрон­
тов, от Балтики до Черного моря...
Германцы могли бы остаться спокойными сви­
детелями всех наших тяжелых, скорбных событий,
если бы мы сохраняли прежнюю «негласную», само­
чинно установившуюся приостановку действий...
«Углублять» операции на русском фронте им нет ни
стратегических, ни политических оснований: их
цели — на Западе. Но раз мы сами затеяли разговор
о перемирии — они, конечно же, попытаются исполь­
зовать это в своих видах: приехав в Брест, делегация
вложила голову в львиную пасть. И если бы она вло­
жила только собственную голову...
Разрыв переговоров, таким образом, грозил бы но­
вой военной катастрофой. Но, с другой стороны, «ка­
питулировать», пойти на любые условия, какие толь­
ко ни продиктует Германия, делегация, очевидно, не
могла — ибо всякий шаг в этом направлении был бы
изменой. Изменой делу Интернационала и тем прин­
ципам, которые решила положить в основу будущего
мира революционная Россия и от которых она не от­
кажется... хотя бы под угрозой катастрофы.
Смертным виделся мне, поэтому, завязывавшийся
поединок. И открыто, прямо говоря, я ждал его с зата­
енной тревогой. Потому что силы двух сошедшихся на
этот поединок станов казались слишком явственно,
слишком вопиюще неравными. Русскаяделегация, со­
бранная наспех, из элементов далеко не «одинаковой
тактики» и — главнее всего
—
совершенно не успев­
ших столковаться между собой, не искушенная в ис­
кусстве дипломатического «двуязычия», обреченная
фактически на «импровизацию» там, где на весу —
в буквальном смысле — каждое слово, должна была
состязаться с противником опытным, заранее обду­
мавшим все свои ходы. Недаром перед каждым из гер­
БРЕСТСКИЕ ПЕРЕГОВОРЫ
[219]

манских и союзных им делегатов лежали аккуратно
отлитографированные листки с какими-то инструк­
циями, замечаниями, меморандумами. А перед нами
лежали только — теми же немцами заготовленные,
в чистеньких синих папочках, чистые листы бумаги...
Правда, делегация, отвергнув «приемы старой ди­
пломатии», предлагала германцам померяться сила­
ми, как будто, новым методом, исключавшим преиму­
щества «прежней подготовки» противника. Но вся беда
в том, что существо всякого рода «преимуществ» — не
в самих приемах, но в опыте. То, что Ленин и Троцкий
незаслуженно громко назвалиуничтожением приемов
старой дипломатии, на деле является лишь уничтоже­
нием старых шаблонов!.. Существо же дипломатии
осталось неизменным и даже нимало не очищенным
от прежних скверн; иначе не может и быть: ибо поли­
тика всегда есть и останется политикой. И как была
она — по чистой совести говоря — «sale besogne»* во
все времена, так и останется таковой же — при самом
даже «революционнейшем» правительстве; вплоть до
того момента, как утвердится Интернационал, Мир
Новый, новый уклад общения людей.
Сэтим— ничего не поделаешь. Икогда, до приступа
к «поединку», товарищ Иоффе многозначительно ука­
зал генералу Гофману на «особенность» наших дипло­
матических приемов, совершенную прямоту заявле­
ний и полную гласность каждого произносимого здесь
слова, председатель немецкой делегации «принял это
к сведению» с совершенным спокойствием, — в кото ­
ром светилась твердая вера, что... политика останется
политикой, даже когда ее ведут «санкюлоты»...
И, памятуя это, я , повторяю, неспокойно, сосредото­
ченно, ожидал предстоявшего дипломатического со­
* Грязноедело (фр.).
[220]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

стязания. И, оглядывая соседей, ближних и дальних,
я видел на лицах их тоже неспокойное, сосредоточен­
ное выражение, выражение, которое бываету людей,
когда они выходят «к барьеру»...
Вступительная декларация
В ответ на предложение генерала Гофмана ознако­
мить конференцию с сущностью русских пожеланий,
А. Иоффе огласил выработанную нами «вступитель­
ную» декларацию:
«Полагая в основу переговоров о перемирии прин­
ципы демократического мира, выраженные в декре­
те Всероссийского съезда Советов рабочих и солдат­
ских депутатов и подтвержденные Чрезвычайным
съездом крестьянских депутатов, мы ставим своею
целью скорейшее достижение всеобщего мира без
аннексий и контрибуций, с гарантией права на на­
циональное самоопределение. В целях достижения
такого всеобщего мира мы уполномочены обсудить
условия перемирия на всех фронтах с присутствую­
щими здесь полномочными представителями Герма­
нии, Австро-Венгрии, Болгарии и Турции.
Мы предлагаем поэтому немедленное обращение
ко всем не представленным здесь воюющим стра­
нам с предложением принять участие в ведущихся
переговорах. Мы полагаем, что принятие этих обоих
БРЕСТСКИЕ ПЕРЕГОВОРЫ
[221]

пунктов является необходимой предпосылкой для
немедленного вступления в обсуждение условий пе­
ремирия на всех фронтах».
Иоффе читал по-русски. Так как Франция в числе
воюющих, было решено при переговорах отказаться
от традиционного языка дипломатов; по тем же осно­
ваниям признано неудобным прибегнуть к англий­
скому языку. Условились, что каждая делегация будет
говорить на своем родном языке, и «обмен мнений»
будет идти через переводчика.
Гофман ответил на декларацию одним коротким,
но бьющим прямо в цель вопросом:
—
Уполномочена ли русская делегация говорить
и от имени ее союзников?
Уже самый вопрос этот ставил на путях наших де­
клараций определенную, «реально-политическую»
грань: в переводе на очищенный от «тайной диплома­
тии» русский язык это звучало так: «поскольку здесь
присутствуют одни русскиереволюционеры—мы мо ­
жем говорилъ только о перемирии с русской револю­
ционной армией; только об этом мы можем говорить
серьезно» .
Но делегация иначе смотрела надело: совершенно
необходимым казалось ей до полной рельефности вы­
явить свое лицо, расшатать уверенность германцев
в том, будто у нас, приехавших, все мысли, и мечта­
ния, и стремления направлены к «сепаратному пере­
мирию» и сепаратному миру. Поэтому она не подня­
ла оброненного Гофманом намека «сразу» исчерпать
поставленную ею тему «обустановлении принципов,
которые должны лечь в основу всеобщего демократи­
ческого мира».
Генерал Гофман вторично попытался отмахнуться
от продления «бесцельного», с его точки зрения, раз-
[222]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

говора формальной ссылкой на отсутствие у него и у
остальных членов союзных Германии делегаций «по­
литических полномочий». «Здесь не случайно одни
только военные. Мир — дело доброе, все мы одина­
ково жаждем его. И мы больше готовы к нему, чем
коалиция, к которой принадлежит Россия, ибо вы ви­
дите, — делает Гофман широкий и плавный жест, —
союзники Германии все здесь, за одним столом, го­
товые говорить о прекращении военных действий.
А ваши союзники? Где они?..»
Но в данный момент, речь не об этом. Говорить
о мире — можно только остановив кровопролитие.
Вэтом очередная задача: и именно ради нее, ради об­
суждения военно-технических условий ее и заседает
ныне конференция. Дальше этой военной техники он,
Гофман, и другие представители союзных армий —
как солдаты, и только солдаты — говорить не призва­
ны... А потому... давайте говорить о перемирии».
Но русские делегаты не хотят удовольствоваться
и формальным отводом: они снова настаивают. И,
с явной неохотой, чтобы «двинуться» все же с места—
генерал Гофман делает ссылку на политические заяв­
ления Чернина и Кюльмана...
Но и этой ссылкой не удовлетворяется делегация.
Товарищ Каменев произносит две программного
характера речи, которые германцы выслушивают
с каменными лицами, неподвижные, как на параде.
И каждый раз, как Каменев заканчивает, мы слышим
от Гофмана все тот же, но все более и более настой­
чивый «refrain»*, смысл которого: «давайте говорить
о деле»...
Вкоротких, уклончивых — но так определенно­
уклончивых ответах ясно и томительно-настойчи-
* Припев {фр.).
БРЕСТСКИЕ ПЕРЕГОВОРЫ
[223]

во слышалось: «довольно же! Ну, мы понимаем , что
этот “обряд” заявлений о мире всего мира необхо­
дим, обязателен для вас, социалистов и революци­
онеров. Мы подчиняемся: декларируйте, заносите
в протокол, но — ради Создателя — не затягивайте
этой обрядности. Ведь вы же не только революционе­
ры, вы и политики: должны же вы понимать, что все
это для нас — “м илитаристов и империалистов” —
только “кимвал бряцающий”, и притом бряцающий
отнюдь не мелодично. Не злоупотребляйте же “ре­
волюционной дипломатией”: кончайте декламацию
ъ.
и переходите к делу, к переговорам о сепаратном
перемирии»...
Я не политик — может быть поэтому я всецело
понимал нетерпение генерала Гофмана. Этот «час де­
клараций» (ибо они длились не менее часа) был и для
меня томителен, ясным ощущением ненужности этих
настоятельных повторений.
Для слушателей непосредственных все эти соци­
алистические заявления были пустой болтовней:
ведь даже уже для нашего же переводчика, военного
чиновника, обоими нацепленными на грудь ордена­
ми своими свидетельствовавшего о непричастности
к нашему революционному и социалистическому
«безумию», слова эти были «хрестоматическим тек­
стом»: уже в егонемецкой передаче отмирали, в туман
расплывались эти слова: какими же доходили они до
слуха «германской делегации»...
Знаю, что на этот «слух» никто из делегации и не
рассчитывал; что настойчивым повторением про­
граммных требований русской революции — пред­
полагалось «говорить через головы германского гене­
ралитета к народам». И не только народам Германии,
Австрии, Болгарии, но и к нашему собственному: ведь,
[224]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

отъезжая от Петербурга, мы чувствовали, мы знали,
что уже бежит, змеится за нами клевета... И перед
этой неизбежной клеветой, могущей затемнить уста­
лое от переживаний так быстро, так катастрофично
сменяющихся событий сознание народное так же, как
будто надлежало с особой твердостью закрепить дей­
ствительные намерения делегации, утвердить в офи­
циальных документах перед лицом Народной Рос­
сии — открыто и ясно — истинный смысл поездки
в Брест.
Все это, если хотите, теоретически правильно: но
все это по ту сторону действительной жизни, по ту
сторону «практической политики». Ибо для домашних
клеветников никакие протоколы, само собою ясно,
не могут иметь убедительности самомалейшей; и для
тех, кто этой клевете захочет поверить, документы,
хотя бы за семью печатями, за семьюдесятью семью
подписями,— тоже не будутиметьникакой цены. Мы
в такое время живем, когда люди, в массе своей, в ре­
шающем множестве, не разумом, но сердцем живут,
не знанием, но игрой. И если знание становится напе­
рекор их вере, они отрицают знание, они затыкают
уши, зажимают руками глаза— гонят от себя ранящие
их веру факты. Какое же значение моіут иметь в усло­
виях таких скупые, осторожные, «дипломатические»
строчки брестских протоколов?
Для России — для борющихся в ней сил — вопрос
стоит так: для одной части, одного стана, для всех тех,
которых сбил временно под откос истории подняв­
шийся в октябрьские дни дух социальной, классовой
революции, — всякий шаг, всякое слово делегации
есть зло, бесспорное, безоговорочное, проклятое наве­
ки, безоглядно. Что бы ни привезла с собою из Бреста
делегация — она проклята. Привезет перемирие — пе ­
ремирие это будет объявлено «продажей России, пре-
БРЕСТСКИЕ ПЕРЕГОВОРЫ
[225]

дательством»: привезет возобновление войны — и это
будет объявлено предательством, расплатой за авантю­
ризм «вождей» кровью масс. И никакие «документы»,
никакие речи этой предрешенной оценки изменить не
могут: не моіуг они и ослабить влияния этой оценки
на те массы, который могут прислушаться к ней. Ибо
еще раз: кто хочет верить им, людям Старого Мира, тот
поверит каждому слову их, хотя бы о лживости этих
слов, воистину, вопияли бы камни...
И обратно: в стане революции, в стане захваченных
бурным стихийным «классовым» подъемом нового пе­
риода революции, такой же абсолютной, непререкае­
мой верой в каждое слово, в каждый жест поднятых
на гребень движения вождей, движутся и сплачива­
ются людские волны. Быть может, будут дни, и эта
вера спадет, рассеется, сменится горечью озлобленно­
го, быть может, яростного осуждения. Но пока этого
нет. Пока они верят неколебимо и смело.
Дляэтихли людей, для их ли веры писать «прото­
колы»?..
Итут, и там не слова важны: для обеих сторон они не
имеют веса. Значение имеет лишь факт, самый исход
переговоров, поскольку он материально изменит обста­
новку... Делегация, в этом смысле, могла бы и вовсе не
вести никаких протоколов, никаких «записей». Психо­
логический эффект факта, который сложится в итоге
ее брестских работ, не изменился бы от этого ни в ма­
лой мере... Для России, поэтому, проявленная делега­
цией настойчивость в декларациях бесполезна. Но не
больший вес, на мой взгляд, имеет она и для Запада.
Ибо, думать, что здесь, в Бресте, можно сказать хоть
слово «через головы генералитета» народам — само ­
утешение, не больше. В лучшем случае это добросо­
вестное, но тем не менее глубокое заблуждение. Ба­
рак конференции в Бресте в этом смысле — наглухо
[226]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

замурованный каземат. Можно поручиться, что ни
одного слова, противоречащего целям и интересам
германского и союзных ему империализмов, отсюда
не будет выпущено; народам Германии и Австрии
станет известен лишь один голый итог переговоров.
Изаранее суверенностью можно предвидеть, что этот
итог австро-германцы постараются одеть не в те одеж­
ды «революционныхдеклараций», которые заботливо
приготовила для них в первом протоколе конферен­
ции русская делегация, но в одежды воинствующего
шовинизма, под знаменем которого шла и ныне еще
идет мировая война. «Правда» брестских переговоров
станет ясна и доступна народам только тогда, когда
она уже перейдет в историю — когда «практически»
она больше не будет нужна. А для сегодняшнего дня
реален, жизненен , значущ только самый факт насиль­
ственного перелома войны, создаваемый нашим —
насильственным тоже — перемирием.
Вотпочему так понятен психологически был мне
настойчивый намек германскойделегации о неумест­
ности затягивания «декларативной части». Настаивая,
русская делегация как будто допускала мысль о воз­
можности привлечь к своему плану «всеобщего де­
мократического мира» этих раззолоченных по швам
и суставам господ. Конечно, ни у кого из делегатов не
могло и быть такой мысли, но впечатление складыва­
лось помимо воли, именно так; искажался, бледнел
самый смысл вступительной нашей декларации; ведь
задачей ее именно и было подчеркнуть как можно рез­
че грань между «нами» и «ими»: она должна была про­
звучать как святославовское предупреждение: «иду на
Вы». Прежде чем приступить к переговорам о прямой
и единственной задаче русской миссии — выяснению
условий, на которых мог бы быть закреплен перерыв
военных действий на всех фронтах, и, в первую оче-
БРЕСТСКИЕ ПЕРЕГОВОРЫ
[227]

редь, на фронтах русских, уполномоченные револю­
ционной России должны были предупредить внятно,
в терминах категорических, о том, что для революции
русской «военное перемирие» представляется актом
революционного наступления, актом подъема, а не
ликвидации борьбы. И, как таковое предупрежде­
ние, оно должно было быть кратким и по существу,
я сказал бы, не требующим ответа. Уже самой поста­
новкой вопроса мы должны были сказать, что ответ
известен нам заранее. И ответ этот нам безразличен.
Астало быть, нам незачем его и ждать. Всякое «затяги­
вание», настаивание излишне; «зондирование почвы»
способно было лишь навести, пожалуй, на мысль,
что в самом осуществлении задач «демократического
мира» мы, социалисты и революционеры, в какой-ли ­
бо степени рассчитываем на правительства Германии,
Австрии и иных... Каждое лишнее слово могло здесь
пойти лишь во вред, лишь во ослабление яркости на­
шей революционной позиции.
Так казалось мне. Повторяю; быть может, потому,
что я по профессии не политик...
«Принципиальный» обмен мнений, в течение ко­
торого русская делегация упорно нападает, а генерал
Гофман недвижимо и неколебимо стоит «еп garde»*,
отбивая «ссылкой на отсутствие политических полно­
мочий» все попытки вызвать его на какое-либо — в ту
или иную сторону «обязывающее» — заявление, за­
канчивается следующим формальным предложением
русской делегации:
«Русская делегация, основываясь на точном тек­
сте предложения, сделанного Советом Народных
Комиссаров 13 (26) ноября 1917 года, и принимая во
* Наизготовку, в боевой стойке (фр.).
[228]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

внимание заявление уполномоченных Германии,
Австро-Венгрии, Болгарии и Турции об отсутствии
у них полномочий взять на себя обязательство пред­
ложить всем воюющим против них державам, не
представленным на данном совещании, приступить
к переговорам о перемирии на всехфронтах, — пред­
лагает представителям Германия, Австро-Венгрии,
Болгарии и Турции сообщить о предложении уполно­
моченных России своим правительствам и впредь до
получения ответа переходить к обсуждению условий
перемирия».
Вместе стем вносится предложение, чтобы к прото­
колу были приложены точные копии русского «декре­
та о мире» и радиотелеграмм Чернина и Кюльмана.
Видимо радуясь окончанию «декларативного пре­
дисловия», генерал Гофман дает от лица «четырех
союзников» требуемые обязательства о сообщении
и приобщении — и снова предлагает приступить
к «деловой части».
Но здесь его ждет новое разочарование. Как я ска­
зал уже, делегация составлялась наспех, в особенности
военная ее экспертиза. До отъезда из Петербургавоен­
ных совещаний по вопросу о возможныхусловиях пе­
ремирия не было; большая часть военной делегации
(пятьофицеров из общего числа восьми) присоедини­
лась к нам в Пскове и Двинске. Витоге наши военные
требования не сформулированы. А стало быть — нет
никакой фактической возможности приступить к вы­
полнению той ближайшей задачи, которая поставлена
делегации.
Поэтому товарищ Иоффе отклоняет предложение
Гофмана, ссылаясь на отсутствие телеграфной связи
с Петроградом; «юз» еще только устанавливается... От­
вод, надо сознаться, не слишком убедительный: ибо
начатъ можно, конечно, без телеграфной связи, с тем
БРЕСТСКИЕ ПЕРЕГОВОРЫ
[229]

материалом, который привезен. Гофман поэтому на­
стаивает. не допуская, по своей германской методич­
ности, и мысли о том, что мы прибыли так «налегке»,
как это есть в действительности, он явно подозревает
в фактически необходимой и нас же самих стесняю­
щей отсрочке какой-то политический хитрый маневр,
смысл которого он, естественно, уловить не может,
и потому беспокоится. Но делегация, очевидно, не мо­
жет уступить; Гофман недоуменно соглашается уже...
Но, в самый «конечный» миг болгарский полковник
внезапно проявляет инициативу и предлагает, «дабы
не терять времени», огласить теперь же германские
условия перемирия, благо они уже готовы, лежат, так
сказать, на столе.
Генерал Гофман, на секунду теряя свое ледяное
хладнокровие, бросает на болгарина из-под седых на­
супленных бровей воистину пепелящий взгляд, под
тяжестью которого «инициатор», поскольку возмож­
но, запрятывает голову под красный топорщащий­
ся воротник. Но «слово сказано», ошибка сделана.
Русская делегация, конечно , с горячностью поддер­
живает предложение — раскрыть перед нею карты
противника. Встревоженно-недовольно перекиды­
ваются словами и взглядами офицеры германского
штаба. Но... генерал Гофман на высоте возложенной
на него задачи: он «с величайшей готовностью при­
соединяется к предложению полковника Гантчева»
и... читает заголовки пунктов заготовленного герман­
цами проекта: «срок и начало перемирия»; «демарка­
ционные линии»; «морские силы» и т. д. и т. д. Что
же касается содержания этих пунктов, то оглашение
их «естественно» — по его словам
—
не представля­
ется нужным, т. к . дело союзных делегаций — лишь
ответить на предложения, который имеют сделать
представители русской армии... Оглашение же «заго-
[230]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

ловков» имеет тот смысл, что при окончательном ре­
дактировании своихусловий русская делегация будет
иметь возможность построить их по той же схеме, что
и германский контрпроект, чем немало облегчится
дальнейш ая дискуссия.
А. А. Иоффе дает понять, что представитель Бол­
гарии явственно вкладывал иной, более широкий
смысл в свое предложение. Но болгарин — само со ­
бой! — спешит удостоверить самым категорическим
образом, что он предлагал именно то, и только то,
что сделал генерал Гофман: большего он, конечно же,
и предлагать не мог. Этим инцидент исчерпывается,
заседание объявляется закрытым до следующего утра,
и, обменявшись чопорными поклонами, мы расхо­
димся.
В Брестском собрании
После заседания к 7 часам 30 минутам в Офицер­
ское собрание — обедать.
Обед этот и вообще вопрос о «внеделовом обще­
нии» с германским офицерством и, в частности,
с высшим командным составом вплоть до Леопольда
Баварского, столовавшегося в том же собрании, силь­
но затруднял делегацию. Еще по дороге к окопам, об­
суждая вопросы, так сказать, «этикета» переговоров,
мы с совершенной определенностью и единодушием
решили, что как делегация в целом, так и отдельные
БРЕСТСКИЕ ПЕРЕГОВОРЫ
[231]

члены ее не будут иметь никакого соприкосновения
с немцами; более того, было даже решено, что знаю­
щие немецкий язык члены делегации «оставят это
знание про себя» и будут разговаривать только через
переводчиков. В поезде на пути в Брест мы эту «еди­
ногласно вотированную» систему применяли строго.
Нодолжно сказать, что в итоге этого применения мы
почувствовали себя чрезвычайно нелепо, ибо, по сове­
сти говоря, действительно же нелепо былодаже на ка­
кой-нибудь самый «житейский» вопрос, вроде вопроса
о чистке платья или о постельном белье, являть недоу­
мение. В конечном счете, в первоначальное решение
внесены были некоторые коррективы, и запрет удер­
жан был во всей строгости толькодля «тем», но не для
самих разговоров. Поправка тем более естественная,
что при нас состояла целая группа германских офице­
ров, отлично говоривших по-русски, так что от всякой
беседы уклониться можно было бы только прямым
заявлением о нежелании вообще открывать рот. Но
если мы разговариваем с «домашним» классовым сво­
им врагом, буржуазией, есть ли достаточные основа­
ния уклониться совершенно от всякого обмена слова
с тем же классовъTM врагом потому только, что он одет
не в вицмундир какого-нибудь нашего министерства,
а в походный сюртук германского империализма...
Такой довод показался убедительным, но «обще­
ние» от этого не стало более легким. Напротив, имен­
но вследствие этого разрешения «словесного обмена»
пребывание в Бресте стало особенно тягостным, под­
час же прямо непереносньш.
Легко и свободно говорить с врагом, кем бы он ни
был: врагом классовым, политическим или «воен­
ным», когда разговор идет в обстановке боя, в услови­
ях длящегося поединка. Задлинным столом заседаний
конференции дышалось легко и спокойно, особенно
[232]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

когда «на той стороне», в шеренге крестов и звезд, за­
мечалось «боевое» движение... Но за пределами этой
комнаты, на нейтральной почве, всякая встреча, вся­
кий разговор были мучительно-болезненны. Быть
может, это пережиток, отзвук непреодоленной еще
«старой» психологии... Или в ощущении этом лишь
обостренность психологии революционной, есте­
ственная в условиях нашего брестского пребывания...
Не знаю... Слишком близки еще события, слишком на­
пряжены психологически переживания каждого сме­
няющегосядня, чтобы можно было спокойно и трезво
произвести над собой нужныйдушевный анализ. Сей­
час я могу записать только одно: они были тягостны,
непереносны... до стиснутых зубов, до озлобления, —
наши «внеделовые» разговоры в столовой.
Тем более непереносны, что «вовне проявить»
чем-либо эту «тяготу» было невозможно: со стороны
немцев любезность и предупредительность к деле­
гации были, поистине, чрезвычайны; я сказал бы
даже — «чересчур чрезвычайны»: этим только под­
черкивался политический расчет приема. Ибо могли
л и в ком-нибудь из нас хоть на мгновение закрасться
в душу сомнения в том, что в глазах этих нарядных,
подтянутых, свежеподбритых и зачесанных обер­
егов*, майоров и просто лейтенантов мы, явившиеся
говорить с ними от имени революционных органи­
заций, были самыми отъявленными мятежниками,
мятежниками, торжествующими в данный —реша­
ющим для судеб войны ставший — момент и только
потому заслуживающими приема и обеда, а не висе­
лицы. Именно потому так просто, без трений, прошел
вопрос о полномочиях русской делегации: в глазах
германского Генерального штаба — делегация «пред-
* Oberst— полковник (нем.).
БРЕСТСКИЕ ПЕРЕГОВОРЫ
[233]

ставляла» реальную, господствующую в данный мо­
мент в России силу. Вопроса о том, владеет ли эта сила
государством, они, думается, себе и не ставили; с них
было довольно и того, что сила эта владеет армией,
а об этом они знали безо всяких «документов»... При
чем тут «проверка»! И если они, тем не менее, провели
всю церемонно «размена полномочий» и приобщили
к архиву делегации свои дипломатические «грамоты»,
за «высокими подписями», за тяжелыми сургучными
печатями — то, опять-таки, в целях все той же полити­
ческой игры, которую надеялись они выиграть.
И опять. Может быть, все это — излишняя мни ­
тельность, но не раз чудилось мне, что не напрасно,
не из одного лишь «военного такта», в тех беглых
фразах, которыми приходилось перебрасываться во
время посещения собрания, обе стороны одинаково
осторожно обходили «всякую «политику», замыкаясь
в кругу чисто «салонных» тем; чувствовалось в отдель­
ных выражениях, подчас даже в интонации только,
что здесь, в штабе Леопольда, далеко не верят, что
мы, члены Всероссийского центрального комитета,
прибыли воистину как «враги» — в смысле высшем,
в смысле более непримиримом и смертном — чем
простые «воюющие». Как и наши «здешние» буржуа-
генералы и оберсты видели в революции лишь анар­
хию, «беспорядок», внутренний распад. И чувствова­
лось: не послов победной, к новым подъемам, новым
достижениям идущей революции видели они в нас,
а просто лишь политиков, приехавших говорить
о мире. И потому-то настойчивые «революционные»
заявления делегации на заседаниях встречались с та­
ким величайшим внешним почтением, если хотите,
даже с «покорностью», но за почтением этим не чув­
ствовалось «веры» в действительную силу, в правду
этих деклараций. И вот, сознание невозможности пе-
[234]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

редать эту правду, заставить принять ее такой, какой
принесли ее мы с собой, в душе, в сердце, сжимало
горечью и злобой, давило кошмаром... в короткие,
но казавшиеся часами, минуты «внеделовых» разго­
воров.
Я не знаю, как чувствовали себя все участники де­
легации: о таких переживаниях можно говорить толь­
ко с близкими или совсем одному вслух, вот как сей­
час я говорю. Но за себя я могу сказать не обинуясь:
несмотря на весь почет, на все внимание, которым
окружена была делегация во время ее пребывания
в Бресте, при каждом соприкосновении с германца­
ми мне ощущалось глубокое давящее унижение... Не
потому, что я был здесь представителем побежденной
«на ратном поле» стороны; напротив, в этом отноше­
нии те выражения глубокогоуважения к страстотерп­
цам русской армии, которыми осыпали нас офицеры,
начиная с самого председателя германской делегации
Гофмана, производили совершенно искреннее, прав­
дивое впечатление. Но как только революции каса­
лось дело, тут начиналась ложь: внутренняя, затаен­
ная глубоко под маской почтительного внимания, но
тем более непереносная, давящая, она чувствовалась
и в словах, и в глазах германцев. И ощущение этой
лжи, сознание бессилия одолеть ее нашей правдой
унижало...
Чувство это обострилось к последнему дню наше­
го пребывания в Бресте до высшего предела. Но уже
к моменту первого нашего входа в «собрание» оно
было достаточно ярко. Отклонить «соприкосновение»
представилось, однако, невозможным ввиду прямо­
го и настойчивого (хотя и в любезнейшей, конечно,
форме) указания коменданта на «крайнюю затрудни­
тельность» для них, живущих «на биваке», иначе ор­
ганизовать продовольствие делегации. Можно было
БРЕСТСКИЕ ПЕРЕГОВОРЫ
[235]

бы, конечно, настоять на «отдельном столе» или даже
вовсе отказаться от «горячего», хотя в Бресте, кроме
военных учреждений, нет ничего. Но это можно было
бы сделать, если бы в заявлении коменданта чувство­
валась действительная правда, а не, опять-таки, неко­
торый вполне определенный политический маневр.
При таких условиях, при сознании притаенной цели,
с которой настаивали «они» на совместной трапезе,
отклонение этого «настояния» было бы равносильно
отказу от бросаемого вызова. И мы приняли это лю­
безное, трижды любезное предложение как вызов.
Впрочем, я оговариваюсь еще раз: все это быть мо­
жет очень субъективно. С моими спутниками по по­
ездке я этой темы не касался по той же причине, по
которой не затрагивал и других, чисто психологиче­
ского, душевного порядка, вопросов.
Итак, мы пришли на обед.
Вгостиной, застланной ковром и заставленной по
стенам и углам мягкой мебелью, широким полукру­
гом стояли уже, в ожидании приглашения к столу,
офицеры штаба и члены враждебных нам делега­
ций. Общий поклон и ответное бряцание шпор на
смыкающихся каблуках. Войдя, мы сгруппировались
в остававшейся еще свободной стороне зала, завершая
«круг». Подходили все новые и новые офицеры. И при
входе каждый раскланивался церемонно и сосредото­
ченно — «на все четыре стороны», и так же церемон­
но и сосредоточенно, наклоном головы и пристуком
шпор, отвечали на этот поклон, одна за другою, «шпа­
леры».
«Чин» этот продолжалсядо приезда главнокоманду­
ющего. При входе его в залу — через особую, из «вну­
тренних покоев» собрания, дверь— стена германских
офицеров и «союзных» застыла. Один из трех «фра-
[236]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

ков», замешавшихся между мундирами— черный,уз­
кий в плечах и неестественно толстый в талии турец­
кий дипломат— так «ударил челом», растопыря локти
и разметав юрким движением поясницы фалды, что
невозможно было сдержать улыбку. Последовала сце­
на, типичная для «маленьких дворов». Баварский по­
шел по кругу, останавливаясь перед «избранными»
для рукопожатия, вопроса, замечания, снисходитель­
ной шутки...
Он начал с русской делегации: поговорил с Иоффе,
уделил особое внимание Биценко, синяя блуза кото­
рой и небрежным узлом брошенные назад волосы
истинно «революционным» пятном выделялись на
«мундирной стене» — но, получив в ответ на длинную
витиеватую любезность сумрачный ответ о незнании
немецкого языка и еще более расстроившись видом
зипуна Сташкова и матросской блузы Олича, поспе­
шил перейти к гусарскому поручику, бывшему пере­
водчиком делегации; у поручика он осведомился, по
какой причине у него цветные рейтузы. Удовлетворив
таким образом свою любознательность и пожав руку
адмиралу, Леопольд Баварский с видимым облегчени­
ем обернулся к «своим»...
«Обход» кончился. Леопольд сделал любезный «при­
гласительный» жест по направлению к столовой, и к
нам подошли распорядители с «планами» расположе­
ния столов и «персон» за столами, дабы ориентировать
нас, в каком соседстве и где именно нам придется
сидеть. Лишний раз пришлось убедиться, насколько
строго блюдется у германцев табель о рангах— все рав­
но, какая бы она ни была. Вданном случае они, види­
мо, считались с «революционной табелью»: делегация
была размещена строго по «революционным своим чи­
нам», в прямое нарушение обычного чинопочитания.
В силу этого матрос Олич как член политической части
БРЕСТСКИЕ ПЕРЕГОВОРЫ
[237]

делегации оказался посаженным «выше» адмирала
Апьтфатера*, солдат Беляков, по той же причине —
выше полковников нашей военной комиссии. Ибо ко­
миссия имела «только совещательные голоса»: поэтому
тарелки подносились им позднее, чем «решающим».
Во всякое другое время — это было бы бесконечно
смешно. А теперь...
Товарищ Иоффе как председатель делегации был
умещен в самом центре стола — между Леопольдом
Баварским и генералом Гофманом. По другую сто­
рону Леопольда сидел Каменев, «фланкируемый»
австрийским дипломатом; я сидел прямо против
Иоффе, между генерал-лейтенантом принцем Гоген-
лоэ-Лангензальц (бывшим вице-президентом Рейх­
стага) — и генерал-штабс-арцгом Керном, старым-ста -
рым и худым-прехудым. Рядом с Гогенлоэ поместился
Цекки-паша, по левую руку Биценко, около которой
с другой стороны назначили болгарского флигель-адъ­
ютанта, хорошо владевшего русским языком.
Сервировка стола — отнюдь не походная: все, как
полагается на парадных обедах, вплотьдо цветов, «вы­
ровненных» посередине стола. Грустные, поздне-осен ­
ние, белые цветы...
Зато самый обед был несложен, іустой суп с карто­
фелем, кореньями и капустой, в печатной карточке
меню обозначенный «Tschi» (германцы произносили
«чи», а один из остряков делегации — «апчхи»), жаре­
ная свинина с картофелем на второе, рис со сладким
соусом на третье, яблоки и кофе. Зато вина, по-видимо-
му, в штаб-квартире, «больше, чем следует»: вестовые
сновали вдоль стола без устали с бутылками рейнвейна
и красного вина.
* Вдействительности, В.М.Альтфатербыл в чине контр-адмирала.
(238]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

Обед прошел «без этикета» и безо всяких попыток
тостов или чего-нибудь в этом роде. Разговор шел пе­
рекрестный — на русском, французском, немецком
языках, в зависимости от соседства, — но, как и сле­
довало ожидать, особым оживлением не отличался.
Преобладали, поскольку доносились до слуха отрывки
«дальних» разговоров, воспоминания о России, в кото­
рой большинство присутствовавших перебывали —
по тем или иным «заданиям». «Скользкие» темы ста­
рательно обходились, о войне не упоминалось. Только
мой сосед слева, «натурфилософ», как он рекомендо­
вался, будучи по своей крайней престарелости (он уже
в 1870 году служил врачом в армии) далек от «тайной
дипломатии», не вполне блюл должную сдержанность
в речах, так что генерал Гофман, сидевший наискосок,
не раз вмешивался в наш разговор, чтобы перевести
его на другую тему. Генерал-штабс-арцт говорил, впро­
чем, по преимуществу, о домашнем и съедобном. Он
предупредил меня, чтобы по сегодняшнему меню
я не подумал, что таков всегдашний стол германских
офицеров на походе; напротив: «я рассказывал своим
детям в былые годы, так, для интереса, что во время
войны 1870 года нам приходилось так туго насчет про­
довольствия, что приходилось есть траву и саранчу.
Тогда я говорил это так, для интереса. А теперь — нам
в действительности приходится так питаться».
На этом месте Гофман прервал нас вопросом: «Бы­
валли я в Китае?».
Отвечаю, что дальше афганской границы и Запад­
ных Гималаев мне не приходилось заезжать на восток.
«Ах, Западные Гималаи!» — Генерал Гофман был
в Хайберском проходе*. И на пятъ минут оба мы, оди-
* Хайберский проход — стратегический горный проход в хреб­
те Спингар на границе междуАфганистаноми Пакистаном, к югу
БРЕСТСКИЕ ПЕРЕГОВОРЫ
[239]

наново, кажется, обрадованные тем, что нашлась
«нейтральная», но не «салонная» тема, обмениваемся
впечатлениями об афридиях и сияічіушах*...
Но генерал-штабс-арцт тоже упорен во всем своем
добродушии. Уловив малую паузу, он наклоняется ко
мне и говорит с очаровательной улыбкой:
«Ау нас здесь, в Бресте, ворон едят. Здесь очень мно­
го ворон. Детей, вот, нет вовсе, а ворон — стаи».
Мне вспоминается крыловская басня. Не уверен­
ный в том, что собеседник мой при всей симпатично­
сти своей меня не мистифицирует, я готов выразить
некоторое сомнение в доподлинности сообщаемого
мне сведения, — но старческие глаза собеседника
смотрят из-под нависающих на лоб белых косм так до­
верчиво, так по-детски наивно и просто, что невольно
верится...
«Всамом деле. И не только нижние чины. Впрочем,
молодая ворона— действительно деликатес. Когда за­
дается добыть такую ворону, мы устраиваем малень­
кий фестиваль. Вот недавно еще князь Лихтенштейн
пригласил меня и офицеров штаба на таких «ворон»...
Уних, правда же, очень нежное мясо... Особенно, если
повар хороший!»...
На этот раз вмешивается Гогенлоэ, сосед справа. Он
опрашивает осторожно, точно мимоходом — о судьбе
одного из бывших великих князей.
Вопрос застает меня врасплох: ведь мы, за эти ме­
сяцы, так основательно забыли, что они вообще суще­
ствуют на русском свете, бывшие «великие»... И пото-
от реки Кабул. Издревле использовался как часть важнейшего
транспортного коридора междуЦентральной и ЮжнойАзией.
* Афридии — одно из племенных объединений пуштун в За­
падном Пакистане и Афганистане. Сияг-пуши (букв, чернокаф-
танник) — изначально автохтонное население Афганистана,
вытесненное к концуXIXв. пуштунами в труднодоступные высо­
когорныерайоны страны.
[240]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

му, инстинктивно небрежно отвечаю: «право, не знаю
точно: где-нибудь под арестом, а где именно — не смо ­
гу сказать» .
Гогенлоэ на секунду темнеет. На секунду — и бес­
следно: в дальнейшем он опять безоблачно любезен
и изыскан. Только на обратном пути из Брестая узнал,
что он женат на одной из русских великих княжон88.
Поэтому-то он так «знающе» говорил о Петербурге
и Москве — о музеях, Эрмитаже, Кремле! «Неужели
же, действительно, Кремль весь разрушен во время
последних событий?»...
Принц Леопольд Баварский старчески-порывистым
движением встает, далеко назад отодвигая стул. Обед
кончен. Поклон направо, поклон налево... Пять минут
в гостиной, куда поданы сигары и черное баварское
пиво. И, наконец, мы опять на крыльце, на свежем мо­
розном воздухе, под « на ш и м » небом... темным , звезд­
ным, близким...
На вечер, после обеда, назначена была сверка про­
токолов — русского и немецкого — особой смешан­
ной комиссией, в состав которой вошли: с нашей
стороны: — Каменев, Карахан и Мстиславский; со
стороны «четырех союзников» — капитан Гай, май­
ор фон Мирбах, советник Анастасов и ротмистр фон
Шмидт. К началу заседания — германцы успели уже
На работе
БРЕСТСКИЕ ПЕРЕГОВОРЫ
[241]

отлитографировать первую часть своего протокола.
Быстрота — на этот раз пошедшая им не на пользу,
т. к . в протокол этот пришлось внести существенней­
шие изменения и дополнения. Ибо, как и следовало
ожидать, «декларационная часть», в которую русская
делегация вложила столько тщания — и столько на ­
дежд — оказалась не только сокращенной до полной
потери всякого обличья, но и в корне искаженной.
Обработка протокола была настолько искусна, что,
в том виде, в котором, он, вышел было, из-под перьев
германских секретарей, его можно было бы распуб­
ликовать во всеобщее сведение «народов» — не ис ­
ключая и германских, — безо всяких опасений. Я со­
хранил германский черновик, и для иллюстрации
приведу все те места, на исправлении которых— в со ­
гласование с русским протоколом — нам пришлось
настоять.
Втексте ответа Л Иоффе на вопрос, «уполномочена
ли русская делегация говорить от имени союзников»,
в германском проекте значилось, что «русское пра­
вительство на приглашение союзников не получило
никакого ответа». Вдействительности, Иоффе сказал:
«точного ответа»: (keine bestimmte Antwort).
Несколько ниже — в германском протоколе значи­
лось:
«Председатель русской делегации заявляет, что это
объяснение генерала Гофмана принимается к сведе­
нию. Он считает, однако, нужным заметить, что —
в представлении русских — вопрос о перемирии дол­
жен быть поставлен на значительно более широком
основании, которое могло бы вместе с тем явиться
и основанием будущего мира, во имя которого и за­
ключается перемирие.
Генерал Гофман с радостью принимает к сведе­
нию это заявление и со своей стороны выражает
[242]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

надежду, что перемирие приведет непосредственно
к миру. Это единомыслие (Einverstancluis) не изменя­
ет, однако, того факта, что здесь присутствуют одни
военные, и как таковые они призваны к разрешению
лишь специально военных вопросов, связанных спе­
ремирием».
Вэтом «проекте» — как видно из сравнения с ис­
правленным и утвержденным конференцией прото­
колом* — «пропущено» всего только «несколько слов»...
Во фразе об «основаниях будущего мира» пропущено
слово «всеобщего», а в последнем абзаце — перед сло­
вами «одни военные» — надлежало поставить: «со
стороны Германии и ее союзников». Но что сталось со
«смыслом» всего этого абзаца— от этого «маленького»
пропуска. Прочтите германский текст: разве не доста­
точно явственно и прямо хотят сказать эти протоколь­
ные строки, что дело в Бресте идет «о предложении
сепаратного мира» и даже больше: что настолько ве­
лико «созвучие» мыслей сошедшихся в Бресте делега­
ций, что только отсутствие с обеих сторон «политиков»
препятствует немедленному приступу к «сепаратным
мирным переговорам»... Правильное представление
получили бы «народы» о Брестской конференции от
распубликования такого протокола...
Впрочем, надо отдать должное германцам: они вос­
становили подлинный текст без споров, по первому
нашему заявлению...
Дальше германский текст говорил так: «Русский
уполномоченный, господин Каменев, выражает со­
жаление, что телеграммы графа Чернина и статс-се ­
кретаря Кюльмана не во всех частностях» (nicht auf
aile Einzelheiten) соответствуют желаниям русской
демократии. Русская делегация полагает, что не мо-
* См. Приложения. (Примеч. авт.)
БРЕСТСКИЕ ПЕРЕГОВОРЫ
[243]

жет быть заключено перемирия, в основу которого не
были бы положены, по меньшей мере, главнейшие
принципы, на которых впоследствии будет построен
мир»*.
Очем идет речь?Не ясно ли говорит ток редактиро­
ванный текст о том же самом «сепаратном» мире? И не
подтверждается ли им снова, что если и есть, с рус­
ской стороны, какие-либо колебания, то лишь в отно­
шении «Einzelheiten», так, мелочишек каких-то ... А эта
упорная настойчивость русских полагать в основу пе­
ремирия «принципы будущего мира» — разве не зна­
менует страстного желания скорее, скорее заключить
этот сепаратный мир...
Насколько справедлив такой кривотолк, видно из
приводимого ниже, сверенного и утвержденного кон­
ференцией, подлинного текста речи Каменева.
«Член русской делегации тов. Каменев заявляет,
что, к сожалению, в телеграммах министра ино­
странных дел Кюльмана и Чернина не видно дей­
ствительного присоединения к тому всеобщему миру
без аннексий и контрибуций, с гарантиями прав на
самоопределение, которые были провозглашены
русской революцией и являются неколебимой мир­
ной программой революционного правительства
России.
Русскаяделегация, действующая по доверию рево­
люционных масс России, заявляет тут же, что только
о таком общем мире может идти речь. Только такой
* Текст немецкого черновика: «Der russische Delegierte Herr
Kamenjewbedauert, dass die Funkspriiche des GrafenCemin und
des Staatsekretars v. Kuhlmann nicht auf alle Einzelheiten der
Wvinsche des demokratischen Russlands eingehen. Die russische
Delegation seider Meinung, dass kein W affenstillstand geschlossen
werdenkanndernichtwenigstensdieGrundprmzipien enthalt, auf
denen sich spaterderFrieden aufzubauen hat». (Примеч. авт.)
[244І
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

мир должен быть заключен в результате перемирия,
к обсуждению условий которого приступают!.. Что
же касается объема полномочий русской делегации,
то правительство России отдавало себе ясный отчет
в том, что в данный момент центр тяжести лежит
не столько в военных переговорах, сколько в уста­
новлении общих основ мира, который должен быть
заключен в результате перемирия. Поэтому-то мы
имеем поручение установить отношение представ­
ленных здесь стран к основам всеобщего демокра­
тического мира. Только выяснение этого предвари­
тельного вопроса сообщит перемирию тот характер,
который желают видеть в нем народы революцион­
н о й России».
И этот пункт германцы исправили без споров.
Остальные поправки носили уже чисто редакцион­
ный, не изменявший их основного смысла характер.
В них, строго говоря, даже не виделось надобности,
т. к. приведенные выше отрывки являлись определя­
ющими смысл документа. Внесенных поправок было
достаточно, чтобы совершенно изменить его и тем са­
мым восстановить истинное лицо брестских перего­
воров, в первый, наиболее показательный, наиболее
«декларативный» день.
Мыисправили протоколы, но они останутся, навер­
ное же, лежать под спудом. А «трактовка предмета»,
предложенная нам германцами, быть может, в расче­
те на «язык», дает ясное представление о том, как бу­
дут «разъяснять» войскам и населению Германии и Ав­
стрии появлениерусских в Бресте— союзные главные
квартиры при ближайшей и пылкой поддержке всей
«мировой» буржуазной печати. Воображаю, что пи­
шут и будут писать о Бресте наши, домашние, «Дни»,
«Речи», «Дела» и «Воли»...
БРЕСТСКИЕ ПЕРЕГОВОРЫ
[245]

Но выдержка германцев удивительна: они прини­
мали исправления с таким невинным и добродуш­
ным видом, точно дело шло не об искажении всего
смысла русской декларации, всего характера перего­
воров, а лишь о мелочных, чуть ли не «грамматиче­
ских» поправках.
Мы задержались со сверкой почти до полуночи. По
пути «домой» я зашел во флигель военной делегации,
где было назначено заседание для выработки проекта
условий перемирия.
Как я сказал уже, военная комиссия выехала
в Брест, не имея даже точных сведений о том, о каком
перемирии — всеобщем или сепаратном — придется
трактовать с австро-германцами. Вместе с тем в доку­
ментах о командировке офицеров Генерального шта­
ба было сказано ясно, что командируются они «для
отстаивания интересов русской армии и ее союзни­
ков», а опубликованное в газетах официальное сооб­
щение от имени Главного управления Генерального
штаба заранее снимало с них всякую политическую
и моральную ответственность за то, что произойдет
на переговорах в Бресте. Этими «документальными»
данными определились взаимоотношения военной
экспертизы и политической части миссии: для реше­
ния своей военно-технической задачи военная миссия
требовала совершенно точно формулированного за­
дания от бюро «политической части»; от всякого же
«официального» политического суждениячлены воен­
ной делегации уклонялись категорически.
На первый раз, при выработке первоначального
проекта особых директив от политической миссии
военным не потребовалось; переговоры этого дня на­
столько прямо и недвусмысленно говорили о допусти­
мости для нас только всеобщего мира, настолько резко
[246]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

отметался и в официальных переговорах с немцами,
и в частных совещаниях делегации всякий намек на
сепаратность, что на ночном совещании нашем без
колебаний и прений решено было в основу проекта
перемирия положить «принцип всеобщности его»,
т. е . составлять его так , чтобы после присоединения
союзников его не пришлось переделывать.
Вследствие такой постановки срок перемирия был
предложен шестимесячным, и в пункте 3 включено
требование о полном прекращении перебросок на
всехфронтах, без исключения. Прений почти не было,
только два вопроса вызвали некоторое разноречие
и колебания: вопрос о моменте вступления в силу
договора о перемирии и вопрос об очищении Моон-
зунда.
Первый вопрос обусловливался тем, что делегация,
по формальному заявлению председателя, сделанно­
му нам еще при выезде из Петербурга, не уполномо­
чена была подписывать каких-либо соглашений: все
мы смотрели на свою поездку исключительно как на
разведочную и демонстративную. Но если так, надо
былоустановить порядок вступления в силудоговора,
который мы собирались составить и которого мы не
могли на месте подписать.
Мы перепробовали ряд «редакций», и, в конце кон­
цов, остановились на предложенной мною формуле:
«Договор вступает в силу с момента присоединения
к нему союзников или утверждения его Учредитель­
ным Собранием». Напомню: речь шла о проекте все­
общего перемирия, а созыв Учредительного Собрания
предполагался через неделю.
Что касается Моонзунда, то в этом пункте нас оста­
навливало от включения требования об очищении
его — явная, безусловная неприемлемость его для
германцев. Участники совещания признавали сами,
БРЕСТСКИЕ ПЕРЕГОВОРЫ
[247]

все без исключения, что на месте немцев они и слу­
шать не стали бы таких требований —даже если бы
соотношение сил на фронте было бы не таким «без­
выгодным» для нас, каким является оно на самом
деле. Вусловиях нашей стратегической действитель­
ности, такое требование являлось чистейшей брава­
дой, заранее обреченной на жестокий и резкий от­
пор. Но адмирал Альтфатер особенно настаивал на
этом пункте: он доказывал, что пункт этот вовсе не
так уже безнадежен, как кажется на первый взгляд.
Конечно, не было еще в истории примера, чтобы
наступающий, остановленный перемирием, отка­
зался от занятого им выгоднейшего стратегическо­
го положения; но исторические примеры, в данном
случае, не убедительны, т. к . сохранение немцами
Моонзунда нарушает другой — и на этот раз незы­
блемый — основной принцип каждого перемирия:
стратегическую равноценность его для обеих вою­
ющих сторон. При сохранении немцами Моонзунда
перемирие будетдля них стратегически выгоднее, чем
для нас. Ибо, они будут иметь возможность — в слу­
чае решения продолжать прерванные перемирием
операции— сосредоточить еще во время перемирия,
далеко в тылу, в приморских пунктах, лежащих вне
зоны, в которой будут прекращены перемещения
войск, сильнейший десант, который, по возобнов­
лении военных действий, будет переброшен на «ис­
ходные» позиции Моонзунда раньше, чем мы — при
наших сообщениях — сможем хоть сколько -нибудь
значительно усилить свои войска на том же участке
фронта. В случае же очищения Моонзунда шансы
в этом отношении уравниваются, т. к . мы, несомнен­
но, успеем — при возобновлении действий — рань­
ше немцев захватить острова Моонзунда и задержать
десант до сосредоточения войск на северных участ-
[248]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

ках. Таким образом, очищение островов Моонзунда
в толковании адмирала представлялось некоторой
стратегической справедливостью...
Но... не нужно было быть особенным скептиком,
чтобы предвидеть, как отзовется на эту «справедли­
вость» германский Генеральный штаб... На этот счет
никто, ни даже сам Альтфатер, не творил себе ника­
ких иллюзий. Однако предложение адмирала было
принято: одними— потому, что в положении русских
офицеров во вражьем стане слишком соблазнитель­
но было ударить высокомерным требованием в за­
брало победителю; другими потому, что включением
этого требованиядоказывалось высшее — «за преде­
лы разумного» блюдение интересов русской и союз­
ных армий. А кроме того, у всех членов комиссии
была нескрываемая мысль о том, что при утвержде­
нии проекта политической частью миссии — требо­
вания военной делегации (и в том числе, конечно,
прежде всего, «Моонзунд»), — будут урезаны «до ре­
альности». По причинам понятным, военные экспер­
ты предпочитали, чтобы эти урезки были сделаны
политиками, и вся ответственность за уступки была,
таким образом, переложена на них. В силу таких со­
ображений, проект был составлен с некоторым, так
сказать, «запросом».
Ожидания военной комиссии, однако, не оправда­
лись. Когда, по окончании составления проекта я про­
шел, вместе с адмиралом и еще двумя офицерами
в «бюро делегации», и «пункты» были заслушаны, ни
один из них не встретил возражений, кроме пункта
о сроке вступления договора в силу. Этот пункт, ввиду
общей неясности политического положения, сочтено
было более целесообразным не затрагивать вовсе.
Все остальные военные пункты были приняты без
поправок. Втом числе — и пункт о Моонзунде.
БРЕСТСКИЕ ПЕРЕГОВОРЫ
[249]

VIII
Второй день
Заседание 4 декабря началось тем же порядком,
в том же зале, что накануне. Наша миссия была ожив­
лена и единственный раз за все время пребывания
в Бресте благодушно настроена: предчувствовался эф­
фект, который произведут адмиральские «пункты»...
Приветливо наклонив голову, генерал Гофман за­
являет о готовности союзных делегаций выслушать
русские предложения условий перемирия. Альтфатер,
пряча улыбку под усы, весело поблескивая глазами,
начинает читать, чеканя слова. Подхватывая их —
и перенося на ту сторону стола «по-немецки»,— запле ­
таясь, заикающимся языком рапортует чиновник-пе ­
реводчик.
Это, впрочем, только этикет: «на той стороне», все
кажется, достаточно разумеют по-русски. И пункты
доходят до слуха «четырех союзников» раньше, чем
повторно прозвучат они в немецкой передаче.
Мы не ошиблись в наших предвидениях. По мере
того, как адмирал Читает, у генерала Гофмана кровь
заливает лицо, так напряженно, так ярко, что осле­
пительно белыми кажутся на этом побагровевшем
фоне — седые, нахмуренные брови. Снисходитель­
но-недоуменно переглядываются штабные. Подпол­
ковник Покорный с усмешкой косится на «шефа де­
легации». Уболгарина глаза от внутреннего волнения
подняло под самый пробор. И только Цекки, одинако­
во равнодушен и к русским словам, и к немецкому их
переводу: подлинное хладнокровие турка, которому
все равно, будутли его резать или нет, и как именно...
[250]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

При оглашении требования о Моонзунде шеренга
крестов и звезд сдержанно вздрагивает, как от удара
хлыста. Гофман, наклонив голову, ставшими стальны­
ми глазами медленно обводит нас от фланга до флан­
га. Капитан Гай, сидящий за столиком позади генера­
ла в качестве секретаря, бросил писать и, посасывая
карандаш, с нескрываемым удивлением смотрит на
адмирала.
Адмирал кончил. Еще раз заикнулся на последних
слогах переводчик и сел. Наступила пауза— томитель ­
ная и напряженная.
Гофман заговорил медленно, точно тяжесть какую
бросая размеренные слова, упорно глядя в одну точку
в центре стола между ним и Иоффе:
—
От имени Верховного командования я должен
выразить свое чрезвычайное удивление по поводу
того, что нам здесь предлагаются условия...
Он глубоко вдохнул воздух всей грудью и продол­
жал, усиливая, звук голоса, но не повышая его:
—
Условия, которые были бы понятны в том лишь
случае, если бы армии Германии и ее союзников были
разбиты и повержены в прах.
Мгновение казалось, что сейчас, вот в эту, следую­
щую секунду, вырвется наружу то, что чувствовалось
за этими опущенными к столу веками, и скажется
слово, после которого возврата уже не будет. Невольно
выпрямились все, скрещивая взгляды с «сидящими
напротив». Но генерал сдержался.
—
Я полагаю, что действительная обстановка не
соответствует этому. Я считаю необходимым это под­
черкнуть. А затем я полагал бы возможным перейти
к обсуждению русского предложения по пунктам.
Разом спадает напряжение. Болгарин, отдуваясь, до­
стает папиросу. Гай, задумчиво почесав карандашом
переносицу, снова садится за протокол. Австрийцы
БРЕСТСКИЕ ПЕРЕГОВОРЫ
[251]

пересмеиваются. И только в глазах наших офицеров
мне чудится смутное... сожаление .
Переходим к обсуждению проекта по пунктам
и безнадежно задерживаемся на первом же: о сроке
перемирия. В нашем проекте срок предположен ше­
стимесячным: германцы, напротив того, настаивают
на перемирии краткосрочном.
В сущности, в данном пункте интересы революци­
онной России и Германии не противоречат друг дру­
гу: по основаниям совершенно различным, но обеим
одинаково выгоден именно краткий срок. Германии
он нужен для «форсирования» сепаратного мира на
Востоке: германцы отлично знают, что от месяца к ме­
сяцу соотношение сил на западных фронтах будет из­
меняться не в их пользу, а потому и уступчивость Рос­
сии при мирных переговорах (даже в том случае, если
она порвет с союзниками) будетуменьшаться с месяца
на месяц. Сдругой стороны, едва ли можно отрицать,
что Германия мыслит сыграть на внутреннем нашем
нестроении, и опять в этом отношении целесообразно
ей «ловить момент»: кто может предсказать, что будет
в России через два месяца, и не изменится ли в этот
срок иностранная политика России, как изменилась
она от Керенского к Троцкому. Сейчас большевики
владеют армией без раздела, с ними можно, поэтому,
трактовать. Но массы переменчивы: как знать, кто
возглавит их через месяц? А потому затягивать вос­
точные переговоры нельзя.
Для России, в ее борьбе за мир, также невыгодно
было бы длительное перемирие. «Сепаратность» пере­
говоров есть некая действенная угроза по адресу им­
периалистских союзных правительств. Выход России
из борьбы — как ни ослаблены ее боевые силы — оз ­
начал бы для союзников интенсивный подъем борь­
бы на Западе, удар всеми силами германцев — и, как
[252]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

знать! — быть может, новый военный разгром. При
нынешнем внутреннем положении России у них име­
ются все основания предполагать, что в случае их
упорства — Россия выйдет из войны одна. Им нужно,
поэтому, решаться. И чем меньше времени будетдано
им на размышление, тем лучше. Сейчас перемещение
всех сил германцев на Запад являет для них серьезную
опасность; через три месяца они не будут уже этого
бояться. А потому, чтобы принудитъ их приступить
к миру? — нужен краткий срок перемирия.
Военная миссия, устанавливая «шесть месяцев»,
руководилась, очевидно, интересами «союзной вой­
ны». Интересы революции требуют короткого срока.
Вэтом пункте соглашения с германцами поэтому до­
стичь, казалось бы, нетрудно.
Амежду тем прения затягиваются. Германцы прояв­
ляют какую-то особую настороженность, точно они хо­
дят около какой-то дьявольской западни, ежесекундно
готовой защемить их при малейшей оплошности. Они
объявляют даже, по инициативе болгарского уполно­
моченного, перерыв, и только после него прения нала­
живаются. Вечером, на сводке протоколов, мы узнали,
что весь сыр-бор загорелся из-за оговорки т. Каменева,
текстуально повторенной и переводчиком.
Дело в том, что по схеме русской делегации, по­
рядок соглашения предполагался следующим: выра­
ботать условия длительного перемирия, а впредь до
вступления его в силуустановить — на специально
выработанных условиях — краткосрочный, но могу­
щий быть автоматически продолженным перерыв
военных действий. Товарищ Каменев, излагая эту
схему, вместо термина «приостановка» употребил то
же выражение: «перемирие». И в этих двух «переми­
риях», длительном и коротком, немцы безнадежно
запутались. Уверенный, что здесь что-то «неспроста»,
БРЕСТСКИЕ ПЕРЕГОВОРЫ
[253]

что в этой туманной и логически необъяснимой схеме
кроется какой-то подвох, генерал Гофман чувствовал
себя так же растерянно, как во время оно — Фридрих
Великий в период его операций против фельдмар­
шала Салтыкова. Как известно, Фридрих говаривал,
что он может воевать с кем угодно, кроме Салтыкова,
потому что в маневрах любого военачальника быстро
можно вскрыть идею его операций, а в салтыковских
передвижениях сколько ни думай, никогда не отгада­
ешь, что он, собственно, хочет сделать. Генерал Гоф­
ман штудировал военную историю, и в оговорке Каме­
нева ему почудился салтыковский маневр: эта ошибка
стоила нам почти целого дня праздных по существу
разговоров... Германцы боялись соглашаться на этот
двойной «armistice»*; стоило нам вечером указать, что
дело идет в одном случае об armistice, а в другом —
о «suspension d’armes»**, как лица сразу прояснились.
Капитан Гай, составлявший протокол и никак не мог­
ший изложить толково всю эту путаницу, долго после
этого не могуспокоиться и все повторял: «зачемже мы
целый день потеряли!..»
В конечном счете условились на 28-дневном, для
обеих сторон одинаково удобном, перемирии; в во­
просе же о порядке перерыва перемирия (за сколь­
ко дней предупреждать о перерыве) русская делега­
ция уступила. Для нас выгоднее был короткий срок
предупреждения, так как при наших сообщениях
и неналаженности войсковых перевозок соотноше­
ние сил на «ударном» участке неизбежно должно
с каждым «лишним» днем изменяться к худшему.
К тому же и активные войска наши находятся все
на одном фронте, и далеких перебросок для нас не
* Перемирие (фр.).
** Приостановка боевыхдействий (фр.).
[254]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

видится. Поэтому мы настаивали на трехдневном
сроке. Для германцев — напротив: в шесть дней
они могут перебросить войска с любого фронта на
противоположный; и так как краткосрочное, и при­
том сепаратное, перемирие не гарантировало им
пассивности ни одного фронта, они, естественно,
старались создать условия, оперативно безопасные
для всех фронтов. Они выдвигали, в силу этого, срок
семидневный, при котором, в случае возобновления
активных действий на востоке, они имели бы воз­
можность сложить необходимую для продолжения
операций на русских театрах группировку путем
соответствующих перебросок с западного театра,
к которому вданный момент прикованы главные их
силы. Конечно, германцы ни звуком не обмолвились
об этих мотивах: свою настойчивость в определении
7-дневного срока они объясняли «необходимостью
снестись после решения возобновить военные дей­
ствия с союзниками, что при удалении союзных
квартир требует нескольких дней».
Наша военная комиссия не сочла необходимым соз­
давать на этом пункте конфликта, по той простой при­
чине, что практически «русский срок» имел бы зна­
чение лишь в том случае, если бы мы предполагали
через две-три недели повести наступление. Поскольку
об этом и речи быть не могло, — «гарантия», на ко­
торой настаивали германцы, не представляла для нас
реальных неудобств; она носила, так сказать «акаде­
мический» характер. Правда, уступкой этой русские
лишний раз подчеркивали свое «миролюбие», свиде­
тельствовали о том, что у них на ближайший, по край­
ней мере, период «воинственных» намерений нет. Но,
думается, германский штаб достаточно осведомлен
о действительном положении дел на нашем фронте,
чтобы не нуждаться в такого рода «подтверждениях».
БРЕСТСКИЕ ПЕРЕГОВОРЫ
[255]

По пункту второму — генерал Гофман резонно ука­
зал, что русская редакция его текста приковывает
к месту вооруженные силы четырех держав на всех
театрах, на всех территориях. Это, конечно, категори­
чески неприемлемо: не потому только, что перемирие
на Востоке нимало не предопределяет еще перелома
военных действий на Западе, но и потому, что такое
условие обрекло бы на бесплодные и бесцельные ли­
шения окопной жизни людей, среди которых многие
уже четвертую зиму проводят в траншеях. Германцы
в течение всей войны держались системы постоянно­
го перевода пострадавших или вообще утомленных
частей с активных фронтов на «тихие» участки: при
иной системе они не могут сохранять боеспособность
нынешних, невероятной протяженности, фронтов.
И отказаться от этой смены, равно как и от вывода
войск с передовых линий в тыл, на отдых, они, ко­
нечно, не могут ни в каком случае. Германцы и их со­
юзники могут дать России гарантии лишь в том, что
никаких перегруппировок, которые могли бы грозить
русскому фронту, они производить не будут. «Да и во­
обще, — прибавляет для вящей убедительности Гоф­
ман — при краткосрочном перемирии не можетбыть
и речи о крупных, армейского масштаба, перебросках
с Востока на Запад: ведь и здесь, на русских операци­
онных путях, боевые действия могут в любой срок
возобновиться: это обязывает германское Верховное
командование сохранить основную группировку на
востоке неизменной впредь до того, как определится
окончательно обстановка».
И еще, последний — резкой обидой прозвучавший
довод: «Ведь и для вас, — говорит Гофман спокойно
и уверенно глядя глаза в глаза Иоффе — прикрепле­
ние войск к фронту едва ли выгодно. Вам пришлось
уже взять с фронта часть войск внутрь страны для не-
[256]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

сения полицейской службы (PolizeiDienst), возможно,
что и в будущем представится такая же надобность...»
Ввиду того, что вопрос о перебросках для нас, рус­
ских, является основным, и в этом пункте мы уступать
не можем, а с другой стороны — оборвать перегово­
ры на этом пункте, не вызнав остальных предло­
жений германцев, нецелесообразно, председатель
делегации предлагает временно отказаться от окон­
чательного редактирования этого пункта и вопрос
о перебросках оставить открытым. Вместе с тем,
в интересах ускорения переговоров, он предлагает
генералу Гофману огласить до конца весь герман­
ский контрпроект, не открывая прений по отдель­
ным пунктам, с тем , чтобы дать русской военной
делегации обсудить детально эти германские контр­
предложения и представить свои возражения на них
в окончательной и точно редактированной форме.
Этот порядок принимается конференцией, и генерал
Гофман оглашает проект; в общем и целом — в нем
мало «неприемлемого»; резкое расхождение отмеча­
ется лишь в пункте о Моонзунде. Говоря о требова­
нии очистки его, генерал Гофман опять на мгновение
становится мрачным и бросает отрывисто и глухо:
«Для германской армии — вопрос этот не подлежит
даже обсуждению (Fur die deutsche Аллее ist die Frage
n icht discutable)»...
Около трех часов дня заседание закрывается с тем,
что на следующее утро русская делегация представит
свой окончательный ответ,
Уверенности в том, что это удастся сделать, впро­
чем, у нас нет. До окончательного ответа необходимо
снестись с Петроградом по прямому проводу, а сооб­
щение все еще не установлено. До передовой немецкой
линии — сообщение установлено еще вчера к вечеру,
но прокладка по русской территории задерживается.
[257]
БРЕСТСКИЕ ПЕРЕГОВОРЫ

Спрашиваем штабного офицера: нет ли новостей.
Пожимает недоуменно плечами, «Нет, все еще связь
не установлена».
—
Вчем же дело? Может быть, — предполагаем
мы, — там, в Двинске, не оказалось проволоки?
—
О, нет! — отвечает германец. — Проволоку мы
дали...
—
Ну тогда столбов, шестов...
—
Нет, мы и столбы дали...
И, заметив впечатление, которое произвели на нас
его слова, он быстро и предупредительно добавляет:
«Вероятно там, на линии , заносы. Говорят, сильно
метет» .
Военная комиссия проработала всю ночь, до утра.
Только около шести часов закончено было редакти­
рование последних пунктов и весь «ответ» сдан был
переводчику для подготовки немецкого текста.
На утреннем собрании делегации товарищ Иоффе
сообщил, что за ночь юз стал работать, и из Петербур­
га получено категорическое предписание: перемирия
не подписывать, на уступки в пункте о перебросках не
идти, — а под соответственным предлогом прервать
совещания и, закрепив лишь приостановку военных
действий до новой встречи, через неделю — выехать
обратно. В связи с этим мы ограничили очередную
[258]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ
Третий день

работу лишь обсуждением принимаемого военной
секцией текста и никаких дальнейших вопросов не
обсуждали. Предложенный товарищем Иоффе текст
«заключительной» по данному поводу декларации был
принят почти без поправок.
Заседание конференции было назначено на 2 часа
30 минут, так как раньше не мог быть изготовлен
и размножен перевод русского «ответа». Вследствие
этого, мы встретились с германской делегацией еще
до заседания, на завтраке в собрании, и т. Иоффе счел
необходимым предупредить Гофмана о предстоящем
перерыве. Сидя насупротив, я видел через стол, какое
неприятное впечатление произвело на Гофмана это
сообщение. Но, как и в предшествовавших аналогич­
ных случаях, он очень быстро овладел собой и сказал
флегматично: «Впрочем, я был почти уверен, что так
он о и случится...»
Видимо, в связи с этим сообщением открытие засе­
дания несколько замедлилось: представители «четы­
рех держав» имели сепаратное совещание. Зато на са­
мом заседании они с совершенной невозмутимостью
выслушали наше заявление, «доводившеедо сведения
их о необходимости перерыва для некоторых совеща­
ний в Петербурге, в связи с обнаружившимися разно­
гласиями по отдельным пунктам проекта перемирия
и различия в характере полномочий делегаций». Де­
кларация предлагала возобновить переговоры через
неделю, уже на нашей территории, причем пунктом
встречи намечался Псков.
Генерал Гофман ответил, что союзным делегациям,
хотя и с искренним сожалением, приходится подчи­
ниться решению делегации русской. Он находит, од­
нако, необходимым настаивать, чтобы вторая встреча
состоялась опять-таки в Бресте. Псков неприемлем,
БРЕСТСКИЕ ПЕРЕГОВОРЫ
[259]

так как никто из представителей «четырех держав»
не может оставить главной квартиры, пока война не
прервана на всех фронтах. Россия же может без ущер­
ба для себя выслать в германскую Главную квартиру
необходимых для переговоров лиц.
Вместе с тем он предложил сейчас же выделить из
состава делегации специальную комиссию, которая
занялась бы выработкой условий приостановки во­
енных действий на Восточном фронте до следующей
встречи уполномоченных и чтобы использовать оста­
ющееся время (так как поезд раньше вечера не может
быть предоставлен делегации) заслушать замечания
нашей делегации на германский контрпроект.
Предложение было принято. Адмирал Альтфатер
огласил составленную военной комиссией «запись».
Неприятельские делегации выслушали ее не толь­
ко с сосредоточенным вниманием, но, я сказал бы,
с видимым «профессиональным» удовольствием.
После «политических» разговоров, разговоров, «изво­
дивших» штабных профессионалов, сидевших против
нас, они, видимо, «отдыхали» на близкой им профес­
сиональной теме. Наши «военные эксперты» недаром
провели ночь. Впечатление оглашенного Альтфатером
документа было несомненно: германцы оценили по
достоинству и его деловитость, и «профессиональ­
ную» военно-техническую отделанность его. Генерал
Гофман почти что ласково глядел на читавшего Альт-
фатера, несмотря на то что «ответ», пункт за пунктом,
задевал германцев... вплоть до оставшегося во всей
неприкосновенности пункта о Моонзунде.
Он счел, однако, своим долгом снова принять
строгий и неприязненный вид, как только адмирал
закончил чтение. «Он с сожалением должен конста­
тировать, что весь контрпроект русской делегации
проникнут глубоким недоверием к тем обещаниям
[2бо]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

и обязательствам, которые германское и союзные
главные командования включили в пункты своего
проекта. При отсутствии такого явного недоверия
естественно отпали бы многие возражения, которые
теперь фигурируют в русском ответе. Против такого
подозрения, и вообще против мысли о том, что гер­
манское командование заключает перемирие с тем,
чтобы его нарушить, он, Гофман, считает необходи­
мым резко и настойчиво протестовать». Тем не менее
он полагает полезным пересмотреть еще раз русскую
записку по пунктам, дабы установить окончательно
предел возможных взаимных уступок.
Первые два пункта не дебатируются: о них говори­
лось достаточно на предыдущем заседании. И если
тогдавторой пункт (о переброске войск и т.д.) остался
открытым, то тем менее данных прийти на нем к со­
глашению теперь; именно в этом пунктеГофманусмо­
трел (и не без оснований) максимум «недоверия». По­
сле беглой реплики Гофмана конференция переходит
к обсуждению 3-го пункта. Военно-техническая часть
его не встречает существенных возражений; но в нем
имеется и «политическая» часть: разрешение «органи­
зованных сношений между войсками обеих сторон»,
то есть, попросту говоря, «братание».
Германцы категорически против братания; они на­
стаивают на том, чтобы на время перемирия солда­
там строжайше было запрещено переходить линию
проволочных заграждений. Гофман подчеркивает, что
перемирие — еще не мир и несение войсками службы
должно продолжаться с неослабной строгостью. Он
оспаривает, помимо того, и самую целесообразность
братаний: по его мнению, сношения, которые велись
и ведутся, несмотря на запреты, солдатами обеих
сторон за последние месяцы, отнюдь не способству­
ют установлению тех дружеских — а тем паче «брат-
БРЕСТСКИЕ ПЕРЕГОВОРЫ
[2бі]

ских» — связей, о которых говорит русская «записка».
«На практике — взаимные посещения чаще всего за­
канчиваются ссорами, нередко даже драками. Бывали
случаи, что драки эти принимали характер настоящих
побоищ, так что дерущихся приходилось разнимать...
пулеметами. В силу этого в обоюдных интересах от­
казаться, до начала мирных переговоров, от всякого
общения».
С русской стороны, Каменев не менее категориче­
ски заявляет, что запретить братание русское коман­
дование не может: оно входит — входило и раньше —
в систему революционной борьбы за мир. И если это
допускалось русскими даже во время военных дей­
ствий, то — тем паче
—
не может оно быть воспреще­
но во время перемирия. Необходимо только принять
решительные меры к искоренению установившейся
на передовых линиях «меновой торговли» и вывести
алкоголь из обихода братания.
«Меновую торговлю» Гофман обходит молчанием;
что же касается алкоголя, то он отмечает, что в Гер­
мании воспрещения спиртных напитков нет, что
германский солдат привык к «умеренному употре­
блению» спирта — и лишить его обычной винной
порции не представляется возможным; в особенности
же — на передовой линии, где для солдата немалым
облегчением суровости обстановки траншейной жиз­
ни является возможность подлить в чай несколько ка­
пель рома или коньяка. Вэтом отношении не видится
возможности установить какой-либо общей нормы
для обеих армий, так как... «в России ведь строжайше
и совершенно запрещено употребление спирта в ка­
ком бы то ни было виде».
Прения о братании затягиваются надолго, т. к. обе
стороны на уступки не идут. Тщетно пытается генерал
Гофман побудить Каменева «отступиться» ссылкой на
[262]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

то, что приказ, запрещающий братание, на практике
все равно не будет соблюдаться войсками. «Опыт по­
казывает — уж на что строго мы запрещали, а на деле
наши пытаются брататьсядаже там, где ваши солдаты
встречают их выстрелами». Но Каменев не сдается: и,
в конце концов, германская делегация соглашается
на «организованное общение», с тем только ограни­
чением, чтобы оно происходило не по всему фронту,
а лишь в заранее определенных, точно установленных
пунктах.
Следующим спорным пунктом, снова надолго за­
нимающим делегацию, является пункт о демаркаци­
онной линии на Балтийском море. На Черноморскую
линию военная комиссия согласилась, не проявив
особого упорства, хотя она и открывает противнику
возможность свободного подвоза угля из Зонгулдак-
ских копей* как к Босфору, так и на Болгарский театр.
Для Балтийского же моря германское предложение
было признано совершенно неприемлемым и даже
несовместимым с достоинством русского флага.
Такая постановка вопроса заставила капитана Гор­
на, представлявшего на конференции германский
Морской Генеральный штаб, заявить немедленно,
что «действительно чрезмерная суженность» полосы,
предоставляемой германским проектом для свобод­
ного плавания русского флота, объясняется исклю­
чительно присутствием на Балтийском море англий­
ских подводных лодок, нейтралитет которых не
может быть гарантирован русским правительством
ввиду... «неполучения от английского правительства
точного ответа на предложение присоединиться к пе­
реговорам».
* Зонгулдак — город и район на севереТурции, на побережье
Черного моря. Со второй половины XIX в. и по настоящее вре­
мя—самый крупный в странецентругледобычи.
[263]
БРЕСТСКИЕ ПЕРЕГОВОРЫ

Между тем, линия, избранная русской военной ко­
миссией в качестве демаркационной, «по какой-то
случайности» почти точно совпадает с базой англий­
ских подводных лодок. Поэтому-то она совершенно
неприемлема для немцев: Германии необходимо обе­
зопасить свой торговый флот от покушений англий­
ских субмарин.
Генерал Гофман добавил к этому, что нейтрализа­
ция английских лодок — если она не будет решена
английским правительством — может представить
крупнейшие затруднениядаже при самом искреннем
желании русских прекратить подводное крейсерство.
Онопирается, в данном случае, на опыт Испании, при­
нимавшей по отношению к немецким лодкам самые
энергичные меры, но безо всякого мало-мальски за ­
метного результата. Вопрос о демаркационной линии
на Балтийском морском театре разрешим, поэтому
полностью в зависимости от того, как станет вопрос
об англичанах.
Пункт этот также остается открытым.
По окончании обсуждения «ответа» т. Каменев внес
дополнительное «невоенное» предложение о разре­
шении германцами пропуска нашей литературы
в Германию и — транзитом — на французский, ан­
глийский, итальянский фронты. Гофман, как всегда,
забронировался «отсутствием полномочий» и обещал
сообщить своему правительству. «Ответ нашего пра­
вительства, — прибавил он, улыбаясь, — я, впрочем,
и теперь уже мету предугадать: на французский и ан­
глийский фронты, мы, конечно, разрешим провоз
с полной готовностью; что же касается Германии, то
предложение ваше наверное будет отклонено».
Каменев указал, что литература, о которой идет
речь, направлена к пробуждению стремления к миру
и братства народов и потому ему неясно, почему Гер-
[264]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

мания могла бы воспретить распространение ее, если
Германия действительно так искренно желает мира,
как здесь заверяют.
—
Именно потому, — отпарировал Гофман, — что
мы и так готовы к миру. Для нас такая литература не
нужна. А вот ваши союзники — другое дело... Им про­
поведь мира была бы как нельзя более кстати. Возьми­
те хотя бы нашу конференцию. Германия и ее союзни­
ки здесь, все до одного... А ваши союзники?..
На этом пункт о литературе, естественно, был ис­
черпан.
Этими указаниями фактически закончились не­
мецкие соображения на русский «ответ» — и конфе­
ренция перешла к обсуждению условий десятиднев­
ной приостановки военных действий, выработанных
комиссией, о которой упоминалось выше.
Воснову этого соглашения фактически легли
пункты «длительного перемирия», только что разра­
ботанные нами. Ввиду этого, особых споров «деся­
тидневное соглашение» не вызвало: пришлось проде­
батировать только те параграфы, которые «остались
открытыми» в предшествующих переговорах: глав­
ным образом, опять-таки, параграф о перебросках
и о демаркационной линии на Балтийском море. От­
части был затронут и вопрос о братании, так как гер­
манцы, ссылаясь на краткосрочность приостановки,
еще упорнее отказывались допустить его в каких бы
то ни было формах.
Вконечном счете— установлен был текст, удовлет­
воривший русскую военную комиссию в важнейшем
пункте — т. е. о перебросках на Запад. Вредакции,
на которую согласились германцы — он обеспечивал
в достаточной мере от массового отвлечения сил гер­
манцев на Запад; большего в сложившихся условиях
достичь, конечно, не представлялось возможным.
БРЕСТСКИЕ ПЕРЕГОВОРЫ
[2б5]

Подписание этого соглашения состоялось после
обеда, в собрании, без всякой торжественности. Через
час после подписания мы были уже на станции.
На обратном пути
Обратный путь — быстр. Гродно. Вильно. Вокзал
пуст — мы проезжаем ранним утром; у вагонов —
только мальчик, продавец газет; мы набираем их
полные руки; «Vorwarts», «Berliner Tageblatt», «Wilnaer
Zeitung», «Koenigsberger Zeitung», «Simplizissimus» —
и опять «Zeitirag’n » ... В Бресте выбор был меньше: со­
циалистические газеты, очевидно, в район «штаба» не
допускаются...
Поражаемся дешевизной: цена прежняя, довоен­
ная: по пять пфеннигов. И еще неожиданность: курс
русскихденег тот же, что до войны, и наши бумажные
марки с «Николаями» взяты газетчиком без возраже­
ний и колебаний. О курсе (две марки на рубль) нам
рассказывали офицеры в Бресте: мы, по совести го­
воря, не поверили... Уж очень «искренно удивились»
они нашему вопросу о курсе: выходило так, будто само
собойразумеется, что курс остался старый.
Верста за верстой — мимо снегом запорошенных
полей, сквозь застывшие в первом инее леса, в просе­
ках которых, там и здесь, нелепыми, рвущими ланд­
шафт на части перегородками, стоят оставшиеся от
былых боев проволочные заграждения, выровнен-
[266]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

ные, ненарушенные (очевидно, их «не брали»), — вер­
ста за верстой сближаемся мы к границе. Пора при­
вести в порядок мысли, сбросить психологический
гнет личных переживаний, со стороны взглянуть: что
мы сделали этой поездкой. Взглянуть прямо, открыто,
не таясь перед собой, чтобы можно было не таиться
и при отчете: чтобы ясна была самому правда нашей
делегации. Та правда, которую завтра же, во весь голос
придется нам сказать с трибуны тем, кто доверил нам
«брестские переговоры».
На два вопроса должны мы дать ответ по возвра­
щении: о военном и о политическом итоге брестских
переговоров.
На первый вопрос отвечает, прежде всего, «сущ­
ность» предварительных переговоров наших об усло­
виях краткосрочного перемирия. Для меня сущность
эта резюмируется так.
Как ни уверены «внутренне» германцы в осуще­
ствимости сепаратного мира, и как ни расстроена ка­
жется им боеспособность Западного нашего фронта,
как ни маловероятен после всего пережитого русской
армией за последние месяцы новый «боевой» подъем,
возобновление операций — германцы, несомненно,
считаются с возможностью такого подъема. Дважды
в истории Пруссии приходилось ее войскам пережи­
вать в ходе войны, в момент, когда война казалась
безвозвратно законченной, «революционное ее возо­
бновление». И оба раза ничтожными оказывались
предшествовавшие, в тот — выигранный — период
войны понесенные труды и потери. Вдни Великой Ре
волюции армии «санкюлотов» смели, в конце концов,
пресловутых «померанских гренадер», красу и цвет
тогдашних регулярных армий; в 1870 году — подъем
«народной войны» после Седана был, в конце концов,
смирен методизмом германской стратегии, но по бе
БРЕСТСКИЕ ПЕРЕГОВОРЫ
[2б7]

да досталась, на этот раз, ценой несравнимой с ценою
побед над императорской Францией. И не раз в дни
этой второй, «республиканской» войны военное сча­
стье готово было повернуться спиною к пруссакам...
Даже во время этой «республиканской» войны, дух
которой так бесконечно далек от духа «волонтеров
93-го года»...
Россия истощена вконец; Россия не хочет войны —
она вся тянется к миру. Но значит ли это, что она не
сможет встать, как встала Франция, когда над нею
зазвенели снова только что сброшенные ею цепи... До
сих пор армия лишь зачаровывалась словами о защи­
те свободы, о «революционной войне»; сквозь гипноз
этих слов, даже в те моменты, когда гипноз этот дово­
дил войска до вспышек энтузиазма, они чувствовали,
пусть смутно, пусть неуверенно, неясно, но до самых
глубей души чувствовали внутреннюю неправду этих,
только по внешности, только по звукуродныхи близких
слов. Только сейчас родилась, наконец, в солдатских
массах уверенность, что им не солгут «сверху». Потому
что там, «наверху»— в «Советах», которым отдано ныне
решающее слово, — «свои», от масс взятые и с массами
оставшиеся люди. «Свои» люди. И если эти «свои» ска­
жут — скажут со скорбью и гневом, великой скорбью
и великим гневом— что еще и еще раз на тернистом,
на страдном пути к безобманному миру — заперта
истомленная Россия глухой оградой империализма;
что нужно еще одно, последнее, смертное усилие, я не
верю, чтобы на этотпризывлишь глухим и мятежным
воплем бессилия отозвалисьфронты. И не только верю,
но знаю, что это не так. Ибо армия умерла для войны,
но она жива для восстания. Она может встать. И, если
она встанет, воистину, она встанет грозой.
Эту возможность, несмотря ни на что, явно учиты­
вают германцы. Вот почему вразрез общей тенденции
[268]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

их всемерно подчеркнуть все свое «сепаратное» к нам
миролюбие, они так непримиримо противились ка­
ждому пункту, могшему, хоть на йоту, ослабитъ их
стратегическое положение на востоке. Не только при­
остановка военных действий, но и перемирие, если —
в чем я лично не сомневаюсь — оно будет подписано,
не гарантирует, поэтому, нас от всяческих покушений.
Германцы остаются в полной боевой готовности на на­
шем рубеже; и нет сомнений, что в ходе дальнейших
переговоров они, быть может, не раз попытаются ис­
пользовать эту «готовность» свою для «политического
давления». Вот почемуусловием непременным явится
для нас в ближайшем будущем использовать то «поло­
жительное» в военном отношении, что дало нам Брест­
ское перемирие,— для фактического восстановления
фронта, для устранения развала, начатого июньским
крушением и довершенного «самочинными переми­
риями». Мы должны выполнить эту работу уже по
одному тому, что без нее немыслима планомерная,
систематическая демобилизация. Армию необходи­
мо приготовить к такой демобилизации; только о ней
мы и должны в данный моментдумать. Но итог этой
организационной работы, несомненно, скажется и на
ходе дальнейших переговоров. Ибо армия, способная
в порядке провести демобилизацию, тем самым уже
«мобилизована»; она может двинуться не только на­
зад, но и вперед...
Было бы грубейшей ошибкой, если бы суждения
эти приняты были за «звон оружия», за воинствен­
ность, всякий намек на которую так нестерпимо ре­
жет сейчас даже самый нечуткий слух. Меньше всего
думаю я о войне; войнаумерла, ее не воскресить ника­
кому кудеснику. Но еще и еще раз: в кольце сомкнув­
шихся вокруг нас армий, — армий, в числе которых
нет уже более ни одной нам союзной, — может слу-
БРЕСТСКИЕ ПЕРЕГОВОРЫ
[269]

читься, что нам еще раз придется «восстать»... И по­
тому, повторяю, полностью должны мы использовать
военный итог брестских наших переговоров: данный
нам для спокойной организационной работы на фрон­
те месячный срок.
Что же касается «гражданских», политических
итогов, брестские переговоры несомненно должны
«углубить» тот насильственный перелом войны, ко­
торый создан был «самочинными перемириями».
Ибо, поскольку бесспорно и непростительно вредной
именно, в политическом отношении была совершен­
ная этими перемириями «ломка фронта», постольку
же «упорядочение» перемирия должно иметь вполне
определенный— и немалый— политический эффект.
Ибо упорядочение это ставит союзников перед фактом
уже не анархического, но государственного порядка.
И сообразно с этим должна будет измениться — или
поколебаться, по крайней мере,— политика союзных
держав. В отношении вовлечения правительств в дело
«перелома войны» и приближения к миру брестские
переговоры должны, таким образом, создать, быть мо­
жет, заметный сдвиг.
Но, как и в отношении военного итога, только
возможность известную создала поездка делегации
в Брест: центр тяжести, решение не в ней, а именно
в том, как будет использована сложенная ею обста­
новка, как будетиспользованустановленный ею срок.
И здесь, в политической работе, как в военной работе
на фронте, преступлением будет потеря каждого дня.
Брестская поездка открыла, как будто, возможность
некоторую выправить то, что казалось вкорень, безна­
дежно испорченным; тем неотложнее, тем напряжен­
нее надо готовиться к продолжению брестского «по­
единка». Ибо мы не можем прийти вторично в Брест
одинокими, как пришли в первый раз: это облегчило
[270]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

бы противнику его удары. Мы должны иметь право
говорить не только от своего имени, но от имени на­
родов, во имя которых подняли мы знамя активной
борьбы за мир. Право это может нам дать только меж­
дународная социалистическая конференция. И пото­
му в незамедлительном, срочном созыве ее — вторая
задача, которую возлагает на нас политический итог
брестских переговоров. Ибо, поскольку во имя рус­
ской армии выступали мы на первой конференции
в Бресте, постольку же на второй — на грани перего­
воров о мире, — мы можем выступить только во имя
Интернационала!
28 ноября 1917
БРЕСТСКИЕ ПЕРЕГОВОРЫ
[271]

Приложения
Протоколы
Брестских переговоров
список
членов русской делегации для переговоров
о перемирии и состоящих при ней лиц
I. Уполномоченные.
Члены Всероссийского центрального исполнительно­
го комитета Советов крестьянских, рабочих и солдатских
депутатов.
1. Иоффе Адольф Абрамович (председатель делегации).
2. Каменев Лев Борисович.
3. Масловский (Мстиславский) Сергей Дмитриевич.
4. Биценко Анастасия Александровна.
5. Сокольников Григорий Яковлевич.
6. Олич Федор Владимирович (матрос).
7. Беляков Николай Кузьмич (солдат).
8. Сгашков Роман Илларионович (крестьянин).
9. Обухов Павел Андреевич (рабочий).
П. Члены военной консультации.
10. Адмирал Альтфатер Василий Михайлович (старши­
н а делегации).
[272]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

11. Капитан I ранга Доливо-Добровольский Борис Ио­
сифович.
12. Полковник Шишкин Владимир Иванович.
13. Полковник Станиславский Андрей Васильевич.
14. Полковник Мороз Феликс Антонович.
15. Подполковник Берендс Константин Юльевич.
16. Подполковник Сухов Василий Гаврилович.
17. Подполковник Фокке Иван Григорьевич.
18. Прапорщик Ведин Карл Янович.
III. Состоящие при делегации.
19. Секретарь делегации: Карахан Лев Михайлович.
Переводчики.
20. Соколов Владимир Петрович.
21. Поручик Щуровский Андрей Владимирович.
22. Вольноопределяющийся Штукгольдт.
Юристы.
23. Герберсон Карл Антонович.
24. Иванов Василий Петрович.
26. Артарьян Иван Павлович.
Переписчик.
26. Войшвилло Бронислав Иосифович.
Ординарцы.
27. Иванов.
28. Коршунов.
СПИСОК
членов делегации
воюющих с нами государств
I. Германская.
1. Генерал-майор Гофман(председательделегации).
2. Генерального штаба майор Бринкман.
БРЕСТСКИЕ ПЕРЕГОВОРЫ
[273]

3. Капитан I ранга Горн.
4. Генерального штаба капитан Гкй — переводчик.
5. Ротмистр в резерве фон Розенберг — секретарь.
6. Поручик фон Бюлов — помощник секретаря.
П. Австро-Венгерская.
7. Генерального штаба подпо лковник Герман Покор­
ный.
8. Генерального штаба майор Франц фон Мирбах.
9. Секретарь миссии Эмерих граф Чакий фон Кережех
и Адорьян.
10. Ротмистр фон Бергер.
Ш. Болгарская.
11. Генерального штаба полковник Гантчев.
12. Советник Анастасов.
IV. Турецкая.
13. Генерал от кавалерии Цекки-паша.
14. Ротмистр фон Шмидт, прикомандированный к ге­
нералу Цекки-паша .
15. Советник Эдем-бей.
Наша делегация официально потребовала ведения точ­
ных протоколов заседаний, заявив, что оставляет за собою
право публикования протоколов полностью, без всяких
изъятий. Это было принято. Протоколы велись нами
по-русски, про тивной стороной — по -немецки. Была со­
здана специальная редакционная комиссия из трех пред­
ставителей от нас* и трех от противной стороны**, которая
ежедневно после заседаний сличала оба текста протоколов.
Ниже приводятся утвержденные протоколы заседаний.
* Каменев, Мстиславский, Карахан. (Примеч. авт)
** Майор Гай, м айор фон Мирбах, Анастасов. (Примеч. авт.)
[274]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

Протокол заседания 20 ноября (3 декабря).
Начало заседания 4 часа 40 мин. (2 часа 10 мин.).
Открывая заседание, генерал-майор Гофман выражает
пожелание, чтобы оно привело к желанному результату.
Предъявляются полномочия, которые признаются русски­
ми представителями (полномочия турецких и болгарских
представителей еще не получены).
Генерал-майор Гофман обращается с просьбой к рус­
ской делегации сообщить свои предложения.
Председатель русской делегации тов. А. А. Иоффе огла­
шает следующую декларацию:
Генерал-майор Гофман, указывая на содержание только
что оглашенной декларации, ставит вопрос, уполномоче­
на ли русская делегация говорить от имени союзников
России.
Товарищ Иоффе отвечает, что русское правительство
обращалось к своим союзникам с предложением принять
участие в переговорах, но до сих пор не получило точного
ответа. Тем не менее он считает возможным сегодня же
приступить к переговорам, с тем чтобы опять обратиться
к союзникам России.
Генерал Гофман заявляет, что его полномочия не дают
ему права вступать в переговоры о мире с неприсутству­
ющими союзниками России. Что же касается содержания
оглашенной декларации, то он обращает внимание на то
обстоятельство, что правительства Центральных держав
уже неоднократно делали мирные предложения, которые
не встречали отклика. Политические принципы, которые,
по мнению Центральных держав, должны явиться осно­
вой будущего мира, еще недавно опять были выражены
в телеграммах министров Чернина и Кюльмана, с одной
стороны, и русского правительства, с другой стороны. Он
лично, как человек военный, не считает себя компетент­
ным и не уполномочен говорить о политических вопро-
БРЕСТСКИЕ ПЕРЕГОВОРЫ
[275]

сах. То ж е самое подтверждают присутствующие предста­
вители Австро-Венгрии, Болгарии и Турции.
Председатель русской делегации заявляет, что это
объяснение генерала Гофмана принимается к сведению.
Но считает нужным заметить, что русская делегация рас­
сматривает вопрос о перемирии значительно шире, пола­
гая, что оно должно явиться основой всеобщего мира, во
им я которого и заключается перемирие.
Генерал Гофман с радостью принимает к сведению это
заявление и со своей стороны выражает надежду, что пе­
ремирие приведет непосредственно к миру. Это призна­
ние, однако, ничего не меняет в том обстоятельстве, что
со стороны Германии и ее союзников здесь присутствуют
только военные, которые являются компетентными ис­
ключительно в обсуждении чисто военных вопросов пе­
ремирия.
Генерал Гофман повторяет, что представители от Гер­
мании и ее союзников не имеют полномочий обсуждать
вопросы мира. Если бы это не было так, то здесь с их сто­
роны сидели бы не только военные.
Германия и ее союзники исходят из той точки зрения,
что прежде всего должны быть приостановлены военные
действия для того, чтобы политикам дано было время
и возможность вести переговоры о мире. Чтобы не затяги­
вать этих переговоров, можно ведь ограничить перемирие
в весьма короткий срок.
Л. Б. Каменев признает, что эіу конференцию, конеч­
но, должно отличать от мирного конгресса. Но все же
русская делегация настаивает на том, чтобы получить
здесь же определение общих основ мира, к которому мы
идем через перемирие. Она выражает сожаление о том
недоразумении, в результате которого на конференцию
не прибыли с противоположной стороны политические
представители. Надеемся еще на этой конференции
вернуться к условиям мира, а именно тогда, когда здесь
[276]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

могут быть политические уполномоченные противной
стороны.
Генерал Гофман еще раз подчеркивает, что в данный мо­
мент должно быть заключено чисто военное перемирие,
которое, однако, чтобы пойти навстречу русскому жела­
нию, может быть весьма краткосрочным, чтобы не затяги­
вать начала мирных переговоров. Каменев принимает это
к сведению и присоединяется к тому мнению, что первый
вопрос об общем мире приходится пока считать исчерпан­
ным. Он заявляет, что в инструкциях русской делегации
имеется пункт, согласно которому все страны, участвую­
щие в переговорах о перемирии, берут на себя обязатель­
ство немедленно обратиться ко всем воюющим странам,
еще здесь не представленным, с предложением принять
участие в переговорах о перемирии. Русская делегация
предлагала поэтому Германии и ее союзникам сделать по
отношению к не представленным здесь воюющим странам
то же, что сделала революционная Россия, когда она обра­
тилась к Германии и ее союзникам с предложением немед­
ленно начать переговоры о перемир ии на всех фронтах.
Генерал Гофман, в согласии с представителями трех дру­
гих союзных главнокомандующих, заявляет, что предста­
вители союзных держав имеют возможность только при­
нять к сведению это предложение, так как их полномочия
распространяются только на чисто военные вопросы.
Русская делегация просит перерыва, после которого
должны быть обсуждены чисто военные вопросы.
Заседание возобновляется в тот же день, в 3 часа
50 мин.
Председатель русской делегации А. А. Иоффе делает
предложение, чтобы декрет о мире, принятый на Все­
российском съезде рабочих, солдатских и крестьянских
депутатов также, как и точный текст радиотелеграммы
министра иностранных дел Чернина и статс-секретаря
Кюльмана, были приобщены к протоколу.
БРЕСТСКИЕ ПЕРЕГОВОРЫ
[277]

Генерал Гофман, в согласии с представителями ав­
стро-венгерского главнокомандующего, объясняет, что
они не имеют никаких возражений против этого, но так
ка к тексты радиотелеграммы должны быть затребованы
из Берлина и Вены и налицо не имеются, должна произой­
ти некоторая задержка.
Председатель русской делегации принимает это к сведе­
нию и оглашает следующее заявление русской делегации:
Генерал Гофман заявляет, что он не может высказаться
по этому поводу, но может только передать это положение
русской делегации своему Верховному командованию, ко ­
торое может уже передать это дальше германскому прави­
тельству. Если это произойдет, в чем он лично не сомне­
вается, то четыре союзных правительства должны будут
прийти к соглашению. Задержка, конечно, неизбежна.
Председатель русской делегации заявляет, что он сооб­
щит об этом в Петрограде и соглашается с тем, чтобы пока
присіуплено было к обсуждению условий перемирия. Он
предлагает отложить заседание на 21 ноября (4 декабря)
1917 года для того, чтобы русская делегация могла выра­
ботать свой пр оект условий перемирия. Сегодня русская
делегация не в состоянии обсуждать вопрос, так как те­
леграфное сообщение с Петроградом еще не установлено.
Генерал Гофман принимает это к сведению и спраши­
вает, не считается л и возможным, несмотря на это, тотчас
же перейти к обсуждению условий перемирия. Русская
делегация с указанной уже мотивировкой отклоняет это
предложение. Делегат Болгарии предлагает в интересах
облегчения дальнейшего обсуждения изложить основ­
ные пункты перемирия, как его представляют себе в об­
щем и целом Германия и ее союзники. Это принимается
русской делегацией. Генерал Гофман сообщает русской
делегации, какие пункты, по мнению Германии и ее союз­
ников, должны быть обсуждены при заключены условий
перемирия.
[278]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

Заседание закрывается. Следующее назначено н а 21 но­
ября (4 декабря) в 11 час. 30 мин. (9 час. 30 мин.) утра.
Протокол 2-го дня заседания
21 ноября (4декабря)
Генерал Гофман открывает заседание в 11 ч. 40 мин.
(9ч. 40мин.).
Он заявляет, что присутствующие уполномоченные Гер­
мании и ее союзников готовы выслушать русские пред­
лож ения условий перемирия. Контр-адмирал Альтфатер
оглашает нижеследующие условия перемирия.
Русские условия перемирия.
Условия перемирия, предложенные русской делегаци­
ей на совместном заседании с представителями Германии
и союзных ей стран в заседании от 4 декабря 1917 г. н. сг.
1. Срок перемирия.
Срок перемирия определяется в 6 месяцев.
2. Способ прекращения перемирия.
Вслучае перерыва мирных переговоров военные дей­
ствия моіуг быть возобновлены не ранее истечения 72 ча­
сов с момента перерыва переговоров.
3. На какие участки фронта и на какие вооружен­
ные силы распространяется перемирие.
Перемирие распространяется на все участки сухопут­
ных фронтов и на все морские вооруженные силы вою­
ющих держав к моменту заключения перемирия. Под
вооруженными силами, на которые распространяются
БРЕСТСКИЕ ПЕРЕГОВОРЫ
[279]

условия перемирия, следует понимать: все сухопутные
войска, находящиеся н а территории воюющих государств
и в оккупированных ими областях, военные флоты и все
боевые технические средства.
Никакая организационная войсковая единица и ника­
кие боевые технические средства не моіут быть, в пре­
делах срока перемирия, переброшены на участке одного
фронта с одного фронта на другой, с фронта в тыл и из
тыла на фронт. Разрешается перемещать лишь следующие
категории военнослужащих: уволенные от службы, боль­
ные, раненые и отпускаемые, из тыла на фронт выздоро­
вевшие и отпускные.
Войска и боевые технические средства, находящиеся
в момент заключения перемирия в состоянии передвиже­
ния, могут быть доведены до ближайшего пункта, удоб­
ного для расквартирования и размещения, где и должны
быть остановлены.
4. Демаркационная линия.
Демаркационной линией принимаетсялиния, проходя­
щая посередине между ныне существующими главными
позициями воюющих стран, за исключением:
а) Кавказского фронта, где демаркационная линия
определяется особой русско-турецкой комиссией.
б) Островов: Даго, Эзель, Моон и про чих островов Мо-
онзунда, кои должны быть очищены германскими войска­
ми и не занимаемы вооруженными силами ни одной из
воюющих стран.
в) На Балтийском море демаркационная линия прохо­
дит от мыса Люзерерт на южную оконечность острова Гот­
ланд и далее до территориальных вод Швеции. Морские
силы обеих сторон, находящиеся в Рижском заливе и Мо-
онзунде, должны покинуть означенные воды.
г) На Черном море демаркационная линия определяет­
ся особой русско-турецкой комиссией.
[28о]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

Примечание: Детальное установление демаркационной
л ин ии на каждом из участков сухопутных фронтов опре­
деляется особыми военными комиссиями.
5. Морские силы и морской транспорт.
Морские силы и суда торгового транспорта не могут
переходить установленной выше демаркационной линии
и входить в морские районы, подлежащие лишению вою­
ющими странами.
6. Прекращение частных перемирий на фронте.
С подписанием настоящего перемирия, все частные, ра­
нее заключенные на отдельных участках фронта договоры
утрачивают свою силу.
Генерал Гофман выражает, прежде всего с точки зрения
Верховного командования, свое удивление, что со сторо­
ны русской делегации предлагаются условия, как будто
Германия и ее союзники были бы побеждены. Переходя
к обсуждению первых пунктов русского предложения, он
напоминает, что Германия и ее союзники вчера неодно­
кратно выслушивали желание русской делегации, чтобы
перемирие непосредственно перешло в переговоры о все­
общем мире. Так ка к это вполне соответствует также жела­
нию Германии и ее союзников, то он вчера предлагал воз­
можно более краткосрочное перемирие. Он полагает, что
это перемирие может быть автоматически продлено и что
срок предупреждения о прекращении перемирия может
быть обсужден и установлен в дальнейшей дискуссии.
Л. Б. Каменев в разъяснении заявляет: для устранения
всяких недоразумений я считаю нужным установить, что
до вступления в силу договора об условиях длительного
перемирия, которое мы предлагаем, должно быть уста­
новлено кратковременное приостановление военных
действий, во время которого русское правительство имело
бы возможность еще раз обратиться к своим союзникам
БРЕСТСКИЕ ПЕРЕГОВОРЫ
[28і]

с предложением принять участие во всеобщем переми­
рии на всех фронтах. По мнению русской делегации, эта
приостановка военных действий может быть ограничена
восемьюдесятью днями.
Генерал Гофман считает приемлемым это предложение
с изложенной мотивировкой.
Л. Б. Каменев заявляет: для русской делегации дело идет
о том, чтобы установить принципы длительного переми­
рия, которое давало бы время для мирных переговоров,
каковые переговоры стали бы более близкими, если бы
удалось уже сейчас установить эти принципы. Этим облег­
чалась бы возможность примкнуть к перемирию здесь не
присутствующим воюющим странам, и, таким образом,
борьба народов России за мир получила бы под собою бо­
лее широкую базу.
Генерал Гофман подтверждает свое вчерашнее указание
на то, что он не уполномочен входить в обсуждение мир­
ных предложений и мирных условий и что поэтому эти
рассуждения не приводят к цели. В виде личного своего
мнения он заявляет, что не думает, чтобы Центральные
державы готовы были еще раз обращаться с просьбой
к своим врагам об откр ытии мирных переговоров.
По предложению болгарской делегации в 12 час. 5 мин.
(10 ч. 5 м.) объявляется перерыв. По возобновлении заседа­
ния от имени делегации Германии и ее союзников генерал
Гофман еще раз решительно заявляет, что вопрос о мире
и всеобщем перемирии еще вчера был исчерпан, что рус­
ская делегация приняла это к сведению и заявила о сво­
ем согласии вступить в переговоры о перемирии между
армиями России и армиями Германии и ее союзников.
Совершенно невозможно установить условия всеобще­
го перемирия без того, чтобы не присутствующие здесь
воюющие державы предъявили свои соответствующие
предложения. Дело русского правительства— обратиться
к своим союзникам, согласиться с ними об условиях пере-
082]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

м ирия и мира и затем предложить эти условия Германии
и ее союзникам.
Председатель русской делегации А. А. Иоффе от имени
русской делегации принимает к сведению это заявление
делегаций Германии и ее союзников и предлагает перейти
к обсуждению отдельных пунктов перемирия.
Соответственно с этим конференция переходит к об-
суждению русского проекта условий перемирия.
Генерал Гофман, в согласии с сделанными раньше им
объяснениями установления краткого срока перемирия,
предлагает установить срок перемирия в 14 дней. Так как
предполагается, что переговоры о мире должны непосред­
ственно примыкать к перемирию, то желательно было бы
признание автоматического продления перемирия.
А. А. Иоффе, в соответствии с русским проектом, пред­
лагает установить срок предупреждения возобновления
военных действий в 72 часа.
Генерал Гофман считает такой срок слишком коротким.
Он обращает внимание на то, что война коалиций делает
необходимым соглашения между союзниками, каковое со­
глашение требует времени. Так как перемирие имеет сво­
ею целью открытие мирных переговоров, то оно могло бы
быть прекращено только в том случае, если бы перегово­
ры не привели к желанной цели. В этом случае необходи­
мы были бы переговоры союзных правительств, которые
потребовали бы большего времени.
По предложению русской делегации в 12 ч. 30 м.
(10 ч. 30 м.) объявляется перерыв.
Заседание возобновляется в 1 ч. (11 ч.) дня.
Председатель русской делегации вносит следующую
формулировку пункта 1 проекта условий перемирия
(О сроке перемирия).
1) Перемирие начинается 27 ноября (10 декабря) в
2 часа (12 ч.) дня и продолжается до 25 декабря 1917 г.
(7 января 1918 г. до 2 ч.) (12 ч.). Обе стороны имеют пра-
[283]
БРЕСТСКИЕ ПЕРЕГОВОРЫ

во возобновить военные действия с предупреждением об
этом в семидневный срок. Если таковое предупреждение
не последует, то перемирие автоматически продолжается
до тех пор, пока одна из сторон не заявляет в семидневный
срок о прекращении перемирия.
А. А. Иоффе в пояснение сообщает, что начало пере­
мирия 27 ноября (10 декабря) устанавливается в предви­
дении, что договор вступает в законную силу 25 декабря
(7 января). Если нет, то начало перемирия должно быть
соответственно отложено.
Генерал Гофман, в интересах ускорения переговоров,
соглашается на двадцативосьмидневный срок переми­
рия и подчеркивает, что этим он думает особенно пойти
навстречу желанию русской делегации. Он предлагает те­
перь перейти к обсуждению 2-го пункта русского проекта
условий перемирия.
Генерал Гофман возражает против русской редакции
проекта, указывая, что она принудила бы к перемирию
такж е и германские войска на западе, и поэтому предла­
гает следующую редакцию пункта 2:
«Перемирие распространяется на все сухопутные и воз­
душные военные силы названных стран на фронте между
Черным морем и Балтикой, а также и на русско-турецкие
фронты Азии».
Генерал Гофман замечает, что для русско-турецких
фронтов в Азии должны быть заключены особые дого­
воры.
Уполномоченный Турции предлагает, чтобы перемирие
было распространено одновременно и на нейтральные
территории, т. е. на Персию.
Генерал Гофман замечает, что эти условия касаются
только воздушных и сухопутных сил, для военно-морских
сил должны быть выработаны особые условия.
Генерал Гофман рассматривает §§ 3-5 3-го п[ункта] рус­
ского проекта и объявляет их неприемлемыми. Эти требо-
[284]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

вания односторонне связьшают Германию и ее союзников,
так как они, в отличие от русских, имеют два главных бое­
вых фронта. Должна быть остановлена возможность пере­
движения войсковых соединений, нуждающихся в отдыхе.
С начала войны предпринимались подобные передвиже­
ния, и они и сейчас производятся. Помимо того известно,
что русские также передвигают войска главным образом
в тыл и, быть может, в будущем должны будут это делать.
Само собою понятно, что передвижение целых армий
невозможно, так как, если бы не было достигнуто жела­
тельное соглашение, должно было бы постоянно считать­
ся с тем обстоятельством, что русская армия может возо­
бновить военные действия. Наконец, пр инятие русской
редакции воспрепятствовало бы переводу на хорошие квар­
тиры людей, находящихся в окопах, и благодаря этому не
было бы достигнуто желание обеих сторон оградить войска
от необходимости провести еще одну зиму в окопах. Верхов­
ные командования Германии и ее союзников, однако, были
бы готовы обязаться не производить никаких перебросок
войск в цепях подготовки наступления на русские в ойска
Само собою понятно, что это обязательство должно быть
взаимным. Генерал предлагает представителям союзных
с Германией держав удалиться для формулировки этого
пункта. В 2 часа (12 ч.) дня заседание возобновилось, и пред­
ставители Германии и ее союзников предъявили русской
делегации свое контрпредложение в следующей редакции:
«Перемирие распространяется на все сухопутные и воз­
душные силы названных государств на фронтах между
Черным и Балтийским морями. Одновременно наступает
перемирие и на русско-турецком театре войны в Азии.
Центральные державы—Болгария и Турция— обязуются
не усиливать своих войск против России во время перемирия
и не предпринимать никаких перебросок войск, имеющих
своею целью подготовку наступления на русском фронте
между Черным и Балтийским морями, а также на руссколу-
БРЕСТСКИЕ ПЕРЕГОВОРЫ
[285]

редком фронте в Азии. Точно так же и Россия обязуется во
время перемирия не предпринимать никаких войсковых
передвижений, которые могли бы облегчить нападение на
армии четырех союзныхдержав. Стороны, заключающие до­
говор, сохраняют за собой полную свободудействий в вопро­
се освобождения и расквартирования войсковых частей».
Председатель русской делегации А. А. Иоффе заявляет,
что эта редакция принимается к сведению, но так как он
полагает, что было бы целесообразнее отложить оконча­
тельное редактирование этого пункта до тех пор, пока не
будут обсуждены все остальные пункты, он просит сооб­
щить соответственный текст немецкого контрпроекта.
Генерал Гофман в ответ на это изложил нижеследую­
щий проект делегации Германии и ее союзников с соот­
ветственными разъяснениями:
Пункт 3. Демаркационной линией на европейских фрон­
тах служат передовые заграждения собственных позиций
с обеих сторон. Никто не имеет права перехода этой линии,
за исключением парламентеров и специально назначенных
комиссий (§ 6). Там, где нет заграждений, демаркационной
л инией считается прямая между конечными пунктами за­
граждений. Пространство между обеими демаркационны­
ми линиями является нейтральным и непереходным, рав­
ным образом судоходные реки, отделяющие позиции обеих
сторон, считаются нейтральными, и проезд по ним воспре­
щен. На тех фронтах, где позиции расположеныдалеко одна
от другой, демаркационные комиссии должны немедленно
установить непереходимые для обеих сторон демаркацион­
ные линии, каковые должны быть приметно обозначены.
На азиатских театрах военных действий демаркацион­
ные линии должны быть предметом соглашения главно­
командующих обеих сторон.
Вышеизложенный пункт касается исключительно во­
енных действий на суше. Что касается войны на море, то
тут должны быть выработаны особые предписания.
[286]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

До изложения таковых генерал Гофман считает необхо­
димым категорически подчеркнуть, что германское Вер­
ховное командование должно отклонить русское предло­
жение об очищении островов Рижского залива (Моонзунд).
История не знает примера, чтобы при равноправии дер­
жав на обе стороны возлагались неодинаковые обязатель­
ства, как это имеет место в данном случае. Генерал Гофман
категорически заявляет, что со своей стороны считает аб­
солютно не подлежащим обсуждению русское предложе­
ние об очищении островов.
Переходя к вопросу о демаркационной линии на море,
генерал Гофман продолжает:
Пункт 4. Перемирие распространяется на морскую вой­
ну только поскольку это устанавливается нижеследую­
щими параграфами:
а) Нападение с моря и с воздуха на вражеские или про­
тивником занятые гавани и побережья с обеих сторон
воспрещаются:
б) Морская война н а Черном море приостанавливается.
Русские военные морские силы не моіутпереходитьл инии
Сулим— Трапезунд к югу, морские военные силы 4-х союз­
ных держав линию устье Св. Георгия— Тиреболи* к северу.
Военные суда Согласия, которые находятся севернее л инии
Сулима — Трапезунд, удерживаются Россией;
в) ВБалтийском море перемирие действительно только
восточнее 15° восточной долготы от Гринвича. Военные
суда 4-х союзных держав не должны вступать в область вос­
точной линии мыса Спитхам — Одесгольм— Росаро и вне
этой области — финляндской зоны в три морские мили.
Русские военные суда не могут покидать вышеуказанные
области. Находящиеся там суда Согласия удерживаются
Россией;
* Тиреболи (ныне Тиреболу)— город в Турции, на южном по­
бережье Черного моря. В 1916 г. линия русско-турецкого фронта
проходилау самых стен города.
БРЕСТСКИЕ ПЕРЕГОВОРЫ
[287]

г) В интересах восстановления торгового мореплава­
ния по определенным путям могут быть заключены осо­
бые договоры.
Пункт 5. Во избежание беспокойства и столкновений
на фронте упражнения пехоты должны производиться
в тылу, не ближе пяти километров от фронта, а артилле­
рийские упражнения — не ближе 15 километров.
Все договаривающиеся стороны обязуются озаботиться
изданием точного запрещения для всех войск, переходя­
щих демаркационную линию.
Работы на позициях позади передовых проволочных
заграждений разрешаются, однако не такие, которые мо­
гут служить для подготовки наступления.
Минная война совершенно прекращается. Военные
воздушные силы с обеих сторон должны держаться вне
воздушной зоны, шириною в 10 кил[ометров] от передо­
вых заграждений.
Пункт 6. С началом перемирия создаются комиссии
(представители от каждого на данном участке фронта
воюющего государства), которые следят за выполнением
всех военных условий договора о перемирии.
Комиссии создаются в следующих пунктах:
а) в Брест-Литовске для фронта от Днестра до Балтий­
ского моря,
б) в Черповицах для фронта от Путны до Днестра,
в) в Фокшанах для фронта от Черного моря до Пут­
ны,
г) в Ревеле (или в другом, предположенном русской де­
легацией месте) для Балтийского моря,
д) в Одессе для Черного моря. Этим комиссиям предо­
ставляются непосредственные и неконтролируемые пря­
мые провода для связи со своими правительствами. Эти
провода по собственной территор ии до середины между
демаркационными л иниями проводятся соответственны­
ми военными властями.
(288]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

Пункт 7. Все до сих пор заключенные для отдельных
участков фронта договоры о перемирии или приостанов­
ке военных действий настоящим договором аннулируют­
ся, а потому теряют свою сипу.
Пункт 8. Находящиеся в Македонии русские войска
включаются в перемирие. Центральные державы готовы
перевезти их в Россию.
Пункт 9. Нейтральная Персия очищается как турецки­
ми, так и русскими войсками.
Пункт 10. Договаривающиеся стороны непосредствен­
но после предписания настоящего перемирия вступают
в переговоры о мире.
Пункт 11. Каждое из правительств обеих договариваю­
щихся сторон получают копию данного договора, подпи­
санного полномочными представителями.
В 2 часа 40 мин. (12 час. 40 мин.) дня заседание закрыва­
ется. Следующее заседание назначено на 22 ноября (5-ХІІ).
Протокол заседания
22 ноября (5 декабря)
Заседание начинается оглашением адмиралом Альтфа-
тером от имени русской делегации следующей записки,
представляющей параллельный текст: 1) германских пред­
ложений, 2) возражений русской делегации на эти пред­
ложения и 3) русской формулировки соответствующих
пунктов. Прочитанная записка гласит следующее:
Германское предложение:
Пункт 1. Перемирие заключается на 14 дней с автомати­
ческим продолжением срока перемирия: сторона, наме­
ревающаяся прервать перемирие, обязана предупредить
другую сторону об этом за семь суток.
БРЕСТСКИЕ ПЕРЕГОВОРЫ
[289]

Возражения русской делегации:
Срок перемирия слишком короткий, почему необходи­
мо его продлить: минимальный приемлемый срок пере­
мирия — 28дней.
Русское предложение:
Пункт1. Перемирие заключается на 28дней с автомати­
ческим продолжением срока перемирия; сторона, наме­
ревающаяся прервать перемирие, обязана предупредить
друіую сторону об этом за семь суток.
Германское предложение:
Пункт2. Перемирие распространяется на все сухопут­
ные и воздушные силы России, Германии, Австро-Вен­
грии, Болгарии и Турции на фронтемеждуЧерным и Бал­
тийским морями. Одновременно с этим устанавливается
перемирие и на русско-турецких театрах в Азии.
Центральные державы, Болгария и Турция обязуются
во время перемирия не усиливать своих войск, выстав­
ленных против России, и не предпринимать перегруппи­
ровок более крупных войсковых частей в целях подготов­
ки наступления на русском фронте между Балтийским
и Черным морями и на русско-турецких театрах. Равным
образом и Россия обязуется во время перемирия не про­
изводить крупных перегруппировок, могущих облегчить
атаку армий союзных держав.
Вотношении смены и расквартирования войск дого­
варивающиеся стороны сохраняют полную свободу дей­
ствий.
Возражения русской делегации.
Предложенная редакция не предусматривает того, что
на нашем фронте от Черного до Балтийского моря име­
ются участки, занятые румынскими войсками; принятие
предложенной редакции повело бы к тому, что мы зара-
[290]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

нее предрешаем вопрос за Румынию; поэтому необходимо
оговорить особым примечанием, что вопрос этотдолжен
быть установлен особо.
Необходимо добавить слово о «сухопутном фронте», ибо
предлагаемая редакция является неясной, до каких пор
считается фронт на Балтийском море — включая острова
Моонзунда или нет; поэтому и необходимо добавить сло­
во «сухопутном», так как вопрос об островах должен быть
выделен.
Предлагаемая редакция: «не усиливать своих войск, вы ­
ставленных против России, и не предпринимать перегруп­
пировок более крупных войсковых частей в целях подго­
товки наступления на русском фронте между Балтийским
и Черным морями», является неясной и возбуждает ряд
следующих вопросов:
а) возможно ли, не усиливая войск, усиливать боевые
технические средства, как-то: пушки, пулеметы и т. п .;
б) чем и как определяется число войск, выставленных
против России: числом таковых, непосредственно находя­
щихся на фронте, или же и в прилегающем к фронту тылу,
и если да, то где находится граница этого тыла;
в) как может быть обеспечен принцип «неусиливания»
и «отсутствия» группировки при условии свободной сме­
ны и расквартирования войск;
г)
' как и чем обеспечивается невозможность ослабле­
ния одногоучастканашегофронтаиусиление за счет сего
другого участка;
д) чем обеспечивается невозможность для противной
стороны подвезти из тыла силы и, распределив их в до­
статочном удалении от фронта, подготовить группировку
для удара;
е) можно ли считать, что состав войск, находящихся
перед русским фронтом, остается неизменным , если допу­
стить изменение численного состава боевых частей с це­
лью переброскиличного составана другиеучастки фронта
БРЕСТСКИЕ ПЕРЕГОВОРЫ
[291]

не в составе организационных единиц, а по отдельности,
чем достигается в скрытом виде усиление или сосредото­
чение сил, могущих быть использованными для удара;
ж)
чем обеспечивается невозможность подвоза войск
и сосредоточение их в портах, дабы затем произвести бы­
стро десантную экспедицию.
Ввиду возникновения, из-за неясности редакции, ука­
занных вопросов, кои должны быть совершенно точно
выяснены, редакция этого пунктадолжна быть изменена
так, чтобы эти вопросы отпадали.
Русское предложение:
Пункт2. Перемирие распространяется на все сухопут­
ные и воздушные силы России, Германии, Австро-Вен­
грии, Болгарии и Турции, находящиеся на сухопутном
фронте от Балтийского до Черного морей.
Одновременно с этим устанавливается перемирие на
русско-турецких театрах в Азии.
Примечание. Условия перемирия на участке указанно­
го сухопутного фронта, занятом румынскими войсками,
должны будут быть установлены особо.
Центральные державы, Болгария и Турция, а равно
и Россия, обязуются во время перемирия не изменять на­
ходящихся на фронтах количеств войсковых единиц, их
состава и численности и не предпринимать перегруппи­
ровок более крупных войсковых частей в целях подготов­
ки наступления на фронте между Балтийским и Черным
морями и на русско-турецких театрах в Азии, для чего: а)
число войсковых частей, находящихся в армейских райо­
нах к моменту заключения перемирия должно оставать­
ся без изменения, причем договаривающимся сторонам
предоставляется полная свобода для смены и раскварти­
рования войск в армейских районах как по фронту, так
и в глубину, ограничив последнюю 100-верстным удале­
нием отдемаркационной линии; б)в портахБалтийского
[292]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

и Черного морей договаривающиеся стороны обязуются
не сосредоточивать войск.
Германское предложение:
Пункт3-й. За демаркационную линию на европейском
фронте с обеих сторон принимаются передовые проволоч­
ные заграждениясобственных позиций;демаркационные
линии не моіугпереходиться никем, кроме парламен­
теров и особо назначенных комиссией (пункт б-й). Там,
где не имеется непрерывных позиций, демаркационной
линией является прямая между самыми передними пун­
ктами, занятыми войсками. Пространство между обеими
линиями считается нейтральным, и в него запрещается
входить. Равным образом судоходные реки, разделяющие
позиции обеих сторон, считаются нейтральными и по
ним плавание воспрещается. На тех фронтах, где позиции
находятся на значительном удалении друготдруга, демар­
кационные комиссии (пункт б-й)должны в ближайшее
время установить и обозначить демаркационную линию,
непереходимую для обеих сторон. На азиатских театрах
войны демаркационная линия устанавливается по согла­
шению главнокомандующих обеих сторон.
Возражения русской делегации:
По существу, предлагаемая редакция является прием­
лемой, но необходимо в нее включить указание на разре­
шение организованных сношений между войсками обеих
сторон.
Русское предложение:
Пункт3-й. В качестве демаркационной линии на евро­
пейском фронте принимаются с обеих сторон передовые
проволочные заграждения собственных позиций; эти ли­
нии моіуг переходиться только парламентерами и особо
назначенными комиссиями (пункт 6-й); кроме того, в це-
БРЕСТСКИЕ ПЕРЕГОВОРЫ
[293]

лях развития и укрепления дружественных отношений
между народами договаривающихся сторон разрешается
организованное сношение между войсками обеих сторон.
Там, где не имеется непрерывных позиций,демаркацион­
ной линией является прямая между самыми передними
пунктами, занятыми войсками. Пространство между обе­
ими линиями считается нейтральным. Судоходные реки,
разделяющие позиции обеих сторон, считаются нейтраль­
ными, и по ним воспрещается плавание. На тех фронтах,
где позиции значительно удалены друг от друга, демар­
кационные комиссии (пункт б-й)должны в ближайшее
время установить и обозначить демаркационную линию.
Наазиатскихтеатрах войныдемаркационная линияуста­
навливается по соглашению главнокомандующих обеих
сторон.
Германское предложение:
Пункт4-й. Перемирие распространяется на морскую
войну лишь постольку, поскольку это устанавливается
ниже: а) нападение со стороны моря и воздуха на неприя­
тельские и занятые неприятелем берега и порты не будет
производиться с обеих сторон; б)морская война наЧерном
море приостанавливается. Русские морские силы не будут
переходить линию Сулин — Трапезунд к югу, морские
силы четырех союзныхдержав не будутпереходить линию
устье Св. Георгия — Тиреболи к северу. Военные о д а Со­
гласия, находящиеся севернее линии Супин— Трапезунд,
задерживаютсяРоссией; в) на Балтийском море переми­
рие действует лишь восточнее 15 градуса восточнойдолго­
ты от Гринвича. Военные судачетырех союзныхдержав не
будут плавать в районе к востоку от линии Шпитгамп —
Оденсхояьм — Руссарэ и вне этого района в трехмильной
прибрежной зоне Финляндии. Русскиевоенные судане бу­
дутпокидать указанного выше района. Находящиеся там
военные суда Согласиядолжны быть задержаны Россией;
[294]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

г)для началадвижения торговых судов по определенным
путям может быть заключено особое соглашение.
Возражение русской делегации:
Вотношении пунктов а), б) и г) возражений нет. Что
касается до пункта в), то в этом отношении делегация на­
ходит, что предложение сводится к установлению такой
морской демаркационной линии, которая по самому сво­
ему существу является совершенно односторонней, так
как налагает обязательства и создает затруднения для пла­
вания только русских военных судов, тогда как никакой
соответствующей компенсации на военные суда четырех
союзных держав не налагает. Указанная в предложении
демаркационная линия фактически воспрещает русским
военным судам посещать беспрепятственно Ботнический
залив, принадлежащий России, междутем разрешает туда
свободный доступ судов четырех союзных держав. Точно
так же предложение русским судам оставаться в районе,
ограниченном демаркационной линией, фактически зна­
менует прикрепление русских судов к району восточной
части Финского залива, тоща как судам четырех союзных
держав предоставляется право совершенно свободного пла­
вания во всем районе моря и его заливов. Далее, сделанное
предложение совершенно не говорит про приостановку
военных действий в районеБалтийского морского театра
войны, почемудаетправо судамчетырех союзныхдержав,
пользуясь правом свободного передвижения на всем теа­
тре, кроме лишь восточной части Балтики и территориаль­
ных вод Финляндии, выполнять какие угодно операции,
явно направленные против русского флота. Указание, что
перемирие на Балтийском театре войны распространяется
до меридиана 15-го градуса] восточнойдолготы от Гринви­
ча, при наличииуказанной вышедемаркационнойлинии,
является совершенно непонятным. Поэтому предложение
четырех союзныхдержав является неприемлемым ни по
БРЕСТСКИЕ ПЕРЕГОВОРЫ
[295]

существу, ни по форме. Что касается предложения о за­
держании Россией военных судов Согласия, находящихся
в Балтике, то вопрос об этих судахдолжен послужить пред­
метом особого соглашения, что и должно быть оговорено.
Русское предложение:
Пункт4-й. В отношении перемирия на Балтийском
и Черноморском морских театрах военныхдействийуста­
навливается следующее: а) обе договаривающиеся сторо­
ны обязуются не нападать на неприятельские и занятые
неприятелем порта и побережья с моря и с воздуха; б)во­
енныедействия наЧерном море приостанавливаются. Рус­
ские морские силы не будут переходить к юіулинии Су-
лин—Трапезунд, а судачетырех союзныхдержав небудут
переходить к северу линии устье Св. Георгия— Тиреболи.
Примечание: Вопрос о военных судах Согласия, находя­
щихся на Черном море, должен быть рассмотрен особо:
в) на Балтийском морском театре, под которым подразуме­
вается район Балтийского моря и его заливовдо меридиана
15 ірад[уса] восточной долготы от Гринвича, военные дей­
ствия приостанавливаются.Демаркационнаялинияустанав­
ливается по линии: Залисмгонд— Церель— южная оконеч ­
ность острова Готланд — территориальные воды Швеции.
Русские военные судане могут переходить демаркационную
линию к юту.Военные суда четырех союзных держав не мо­
гут переходить демаркационную линию на север.
Германское предложение:
Пункт5-й.Чтобы избежать недоразумений и инцидентов
на фронте, упражнения боевой стрельбы пехоты должны
производиться не ближе пяти километров, а боевой стрель­
бы артиллерии —не ближе 15километров отлиниифрон­
та. Обе стороны обязуются принять меры к тому, чтобы
войскам было сделано категорическое запрещение перехо­
дить демаркационную линию. Работы на позициях позади
[296]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

передних проволочных заграждений разрешается, однако
не такие, которые могут служить для подготовки наступле­
ния. Минная война совершенно прекращается. Воздушные
боевые силы должны держаться вне воздушной зоны шири­
ной 10километров от передних заграждений обеих сторон.
Русское предложение.
Пункт5-й. Во избежание несчастных случаев и инци­
дентов на фронте упражнения с производством боевой
стрельбы пехотой должны производиться не ближе пяти
верст, а производство артиллерийской боевой стрельбы —
не ближе 15 верст позади фронта.
Обе стороны обязуются принять меры, чтобы их вой­
скам было отдано категорическое воспрещение о перехо­
де вооруженными людьми демаркационных линий.
Вцелях развития и укрепления дружественных отно­
шений между народами договаривающихся сторон раз­
решаются организованные сношения между войсками.
Сухопутная и минная война совершенно прекраща­
ется.
Аппараты воздушного флота и привязные аэростаты
не имеют права приближаться к демаркационной линии
ближе 10 верст.
Германское предложение:
Пункт6-й. С началом перемирия:
а) в Брест-Литовске для фронта от Днестра до Черного.
б) в Черновицах для фронта от Путны до Днестра.
в) в Фокшанах для фронта от Черного моря до Путны.
г) в Ревеле (или другом, предложенном русской делега­
ции населенном пункте) для Балтийского моря.
д) в Одессе для Черного моря
собираются по одной комиссии (представители каждо­
го участвующего в данном участке фронта государства),
которым должны передаваться все военные вопросы от-
БРЕСТСКИЕ ПЕРЕГОВОРЫ
[297]

носительно приведения в исполнение условий перемирия
в соответствующем районе.
Этим комиссиям представляются прямые и не подле­
жащие контролю телеграфные провода с самопишущими
аппаратами, с их государствами. Эти провода до середины
пространствамеждудемаркационнымилиниями проклады­
ваются попечением соответствующего военного управления.
Возражения русской делегации.
Возражений нет, но только местопребыванием комис­
сии Балтийского моря русская делегация предлагает не
Ревель, а Ригу.
Германское предложение.
Пункт7-й. Все заключенные до сего на отдельныхучаст­
ках фронтасоглашения о приостановке военныхдействий
или о перемирии поглощены настоящим договором о пе­
ремирии и теряют силу.
Возражений нет.
Германское предложение.
Пункт 8-й. Находящиеся в Македонии русские силы
включаются в перемирие. Центральные державы предла­
гают перевести их обратно в Россию.
Возражения русской делегации.
Ввиду того что русские войска, находящиеся в Македо­
нии и Франции, состоят под командованием соответству­
ющих союзных главнокомандующих, вопрос этот должен
явиться предметом особого соглашения с союзниками.
Русское предложение.
Пункт8-й. Вопрос о русских войсках, находящихся в Ма­
кедонии и Франции, подлежит предварительному обсуж­
дению правительства России с союзными ей державами.
[298]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

Германское предложение.
Пункт 9-й.НейтральнаяПерсия очищается турецкими
и русскими силами.
Возражения русской делегации.
Не считая возможным занимать нейтральную страну свои­
ми войсками, русская делегация полагает, что об этом должно
договариваться н е с Турцией или Германией, а с самой Персией.
Русское предложение.
Пункт9-й. Вопрос об очищении Персии требует особого
соглашения с Персией.
Германское предложение.
Пункт10-й. Стороны, непосредственно примыкая к под­
писанию этого договора о перемирии, вступают в перего­
воры о мире.
Возражений нет.
Германское предложение.
Пункт11-й. Каждое правительство обеих сторон получа­
ет изложение этого соглашения, подписанное полномоч­
ными представителями.
Возражений нет.
Телеграмма секретаряделегации
Л.М .Карахана
Среди немецких солдат распространяется воззвание за
подписью Ленина и Троцкого, в котором, между прочим,
говорится, что в случае, если немецкие солдаты принуж-
БРЕСТСКИЕ ПЕРЕГОВОРЫ
[299]

дены будут идти на помощь тылу, то русские солдаты на­
ступать не будут. Листовки эти распространяются среди
немецких солдат в миллионах экземпляров. По этому по­
водуя имел сегодня полуофициальную продолжительную
беседу счленами германской делегации. Всеих отдельные
соображения и мотивы в письменном виде сообщаю вам:
«Листок, распространяемый среди солдат от имени рус­
ского правительства, представляет собой вмешательство
во внутренние дела Германии. Германия с начала русской
революции неоднократно и официально заявляла, что
она ни в каком случае не будетвмешиваться во внутрен­
ние дела России, но что она категорически требуети для
себя того же самого. Во-вторых, является нелояльным , что
русское правительство старается возбуждать к открытому
восстанию против того правительства, с представителями
которого оно находится в переговорах, а также возбуждает
к саботажу, который оказался бы полезным лишь самым
злейшим врагам Германии на Западе. В -третьих, это двой­
ственное отношение приводит на мысль, что кажущееся
стремление русского правительства посредством переми­
рия прийти к заключению мира с Германией не представ­
ляется искренним. В -четвертых, листок угрожаетуспеш­
ному ходу переговоров и таким образом обнадеживает
противников перемирия и мира, желающих сорвать наши
переговоры и продлить военныедействия междуГермани­
ей и Россией. В -пятых, русским должно быть известно, что
широкие круги Германии сомневаются в правомочности
русских вести переговоры о перемирии и мире, так как
русское правительство до сих пор не получило всеобще­
го признания. Такая нелояльная политика русского пра­
вительства могла бы лишьувеличить ряды сторонников
такого мнения, и это, таким образом, могло бы угрожать
происходящим переговорам. В -шестых, листок обнаружи­
вает, что автор его видит внутреннее положениеГермании
в неправильном освещении, но так как это неправильное
[300]
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ МСТИСЛАВСКИЙ

освещение является одним из существенных элементов
их политического расчета, то может случиться, что весь
этот расчет не оправдается. А если это так, то это вселяет
сомнение в прочность положения русского правительства
и тем самым создаетсомнение в том, в силахли оно будет
заключить предполагаемые договоры с Германией».
Секретарь делегации ответил в том смысле, что ему
неизвестен точный текст воззвания, и поэтому, не входя
в его существо, он должен сказать, что пока русское пра­
вительство не имеет к германскомудругого обязательства,
кроме одного: в точности выполнять условия соглашения
о прекращении боевыхдействий.
БРЕСТСКИЕ ПЕРЕГОВОРЫ
[зоі]

Примечания
1 Богданович (? — 27 .02.1917), командир батальона Преоб­
раженского полка, полковник. Стал жертвой расправы
вместе с рядом офицеров, пытавшихся остановить рас­
пространение революции в солдатской среде.
2 Капелинский Наум Юрьевич (1890 —?), меньшевик-ин ­
тернационалист, лидер рабочего кооперативного дви­
жения. В 1917 г. секретарь Исполкома Петроградского
Совета рабочих и солдатских депутатов (Петросовета).
3 Военно-промышленные комитеты (ВПК)— организации,
созданные предпринимателями в годы Первой мировой
войны для мобилизации промышленности для военных
нуяед. Комитеты получали от правительства значитель­
ные субсидии на выполнение оборонных заказов, однако
эффективность их работы оказалась в целом крайне низ­
кой. Председателем Центрального Военно-промышленно­
го комитета (ЦВПК) с июля 1915 г. по март 1917 г. был из­
вестный политикА.И.іучков. Членырабочей группы при
ЦВПК практически в полном составе были арестованы
царским правительством 27 января 1917г. и освобождены
ровно через месяц, с началом Февральской революции.
4 Боіданов Борис Осипович (1884-1960), профессиональный
революционер, меньшевик. После победы Февральской
революции член Исполнительного комитета Петросовета.
s Гвоздев Кузьма Антонович (1882-1956), слесарь, меньше­
вик, руководитель бюро рабочей группы ЦВПК. Один из
[302]
ПРИМЕЧАНИЯ

активных организаторов Петросовета. Вмае 1917 г. стал
товарищем министра труда во Временном правитель­
стве, с 25 сентября того же года и до победы Октябрьской
революции — министр труда.
6 Бройдо Григорий Исаакович (1883-1956), меньшевик,
в 1918 г. перешел на большевистские позиции.
7 Соколов Николай Дмитриевич (1870-1928), сы н духовни­
ка царской семьи, известный адвокат, социал-демократ
по убеждениям (при этом не состоял в партиях), актив ­
ный защитник политзаключенных в России в конце
XIX— нач . XXвв. В 1917 г., с победой Февральской рево­
люции — секретарь исполкома Петросовета.
8 Хабалов Сергей Семенович (1858-1924), генерал-лейте­
нант. С июня 1916 г. по начало февраля 1917 г. главный
начальник Петроградского военного округа (ВО). С 6 по
27 февраля 1917г. — ко м а ндующий войсками Петроград­
ского ВО. Арестован во время Февральской революции
и заключен в Петропавловскую крепость.
9 Филипповский Василий Николаевич (1882-1940), лейте­
нант флота, революционер, правый эсер. С победой Фев­
ральской революции — член Исполкома Петросовета.
Комендант Таврического дворца. В конце ноября 1917 г.
стал председателем Союза защиты Учредительного Со­
брания.
10 Галифе Гастон Александр Огюст де (1830-1909), француз­
ский кавалерийский генерал, военный министр Фран­
ции в 1899-1900 гг., по фамилии которого стал называть­
ся разработанный им покрой брюк галифе(облегающие
голени сильно расширяющиеся на бедрах).
11 Скобелев Матвей Иванович (1885-1938), меньшевик,
один из лидеров социал-демократической фракции в
IV Государственной Думе, заместитель председателя Пе­
троградского Совета.
12 Чхеидзе Николай Семенович (1864-1926), глава фракции
меньшевиков в IV Государственной Думе (1912-1917).
[303]
ПРИМЕЧАНИЯ

С началом Февральской революции стал председателем
Исполнительного комитета Петросовета.
13 Шляпников Александр Гаврилович (1885-1937), рево­
люционер, нарком труда (ноябрь 1917 — декабрь 1918)
в первом составе СНК РСФСР.
14 Александрович Вячеслав Александрович (Дмитриев­
ский Петр Александрович) (1884-1918), профессиональ­
ный революционер, эсер-интернационалист, прибыл
в Россию из эмиграции в конце 1916г.Активныйучаст­
ник Февральской революции. В 1917 г. в Петросовете
работал в комиссии по издательско-типографскому
делу.
15 Родзянко Михаил Владимирович (1859-1924), политик,
основатель и руководитель партии октябристов, пред­
седатель IV Государственной Думы (1912-1917). Один из
политических лидеров Февральской революции.
16 Некрасов Николай Виссарионович (1879-1940), член
левого крыла партии кадетов. В 1916-1917 гг. — т о в а ­
рищ (заместитель) председателя Государственной
Думы. В 1917 г., после победы Февральской револю­
ции, стал министром путей сообщения (март —июль)
во Временном правительстве под председательством
Г. Е.Львова.
17 Штюрмер Борис Владимирович (1848-1917), политик и го­
сударственный деятель. В 1916 г. министр внутренних дел
(март — июль), затем министр иностранных дел (июль —
ноябрь). Одновременно, с января по ноябрь 1916 г. —
председатель Совета министров Российской империи.
Сначалом Февральской революции арестован и заключен
в Петропавловскую крепость, затем переведен в «Кресты»
(в которых и скончался 20 августа 1917 г.).
18 Вандейский мятеж — гражданская война в 1793-1796 гг.
на западе Франции, в районе департамента Вандея. Нача­
лась как контрреволюционное выступление роялистов.
Ожесточенные боевые действия между республиканца-
Г304]
ПРИМЕЧАНИЯ

ми и сторонниками монархии завершились поражением
последних. Итогом противостояния стали масштабные
разрушения в департаменте и гибель около 200 000 че­
ловек с обеих сторон.
19 Энгельгардт Борис Александрович (1877-1962), полков ­
ник Генерального штаба, депутат IV Государственной
Думы, первый революционный комендант Петрограда
в дни Февральской революции.
20 Протопопов Александр Дмитриевич (1866-1918), послед­
ний министр внутренних дел (1916-1917) Российской
империи. 27 февраля 1917 г. добровольно явился в Тав­
рический дворец и сдался восставшим. После победы
Февральской революции заключен в Петропавловскую
крепость.
21 Мария Федоровна (1847-1928), вдова российского импе­
ратора Александра Ш(1881-1894), мать последнего рос­
сийского царя, свергнутого Февральской революцией,
Николая П (1894-1917).
22 Машиностроительное акционерное общество «Я. М. Ай-
ваз», одно из крупнейших предприятий промышленного
Петрограда, в состав которого входили: завод по выпуску
оборудования для производства папирос, завод прице­
лов и завод про производству ламп накаливания («Свет­
лана»). Рабочие холдинга были одними из наиболее рево­
люционно настроенных рабочих Петрограда.
23 Ошибка мемуариста: последний сын российского импе­
ратора Николая I, великий князь Михаил Николаевич
умер еще в 1909 г. Здесь и далее автор воспоминаний
ведет речь о несостоявшемся последнем российском
царе из династии Романовых, великом князе Михаиле
Александровиче (1878-1918), в пользу которого его стар­
ший брат Николай II отрекся от престола 2 марта 1917 г.
после победы Февральской революции. На следующий
день Михаил Александрович отрекся в пользу русского
народа.
ПРИМЕЧАНИЯ
[305]

24 До победы Февральской революции в Трубецком басти­
оне Петропавловской крепости содержались многие по­
литические противники царского режима.
25 Балк Александр Петрович (1866-1957), с ноября 1916 г.
и до начала Февральской революции градоначальник
Санкт-Петербурга.
“ Иванов Николай Иудович (1851-1919), генерал от артилле­
рии, стал известен в России благодаря подавлению Крон­
штадтского восстания в годы первой русской революции.
Его отчество саркастически обыгрывалось в этой связи
среди революционно настроенных масс. Вдни Февраль­
ской революции стал главнокомандующим Петроградско­
го военного округа, сменив на этом посту С. С.Хабалова,
однако из-за революционных событийдо столицы России
так и не доехал. После победы Февраля был арестован, но
вскоре освобожден благодаря личномуучастию в его судь­
бе одного из лидеров революции А. Ф. Керенского.
27 Тилли Николай Николаевич (1882 —?), подполковник,
штаб-офицер в Генеральном пггабе для поручений. Вско­
ре после победы Февральской революции повышен до
полковника и начальника отделения Главного управле­
ния Генерального штаба.
28 Доманевский Владимир Николаевич (1878-1937), полков­
ник, кадровый военный. На начало Февральской револю­
ции состоял в распоряжении начальника Генерального
штаба. В том же 1917 г. был повышен до звания гене­
рал-майора и назначен начальником штаба Приамурско­
го военного округа.
29 Туманов Николай Евсеевич (1844-1917), инженер-гене ­
рал, член Военного совета Российской империи (1910—
1917). Сиюня 1916г. занимал должность главного началь­
ника снабжения армий Западного фронта, но с победой
Февральской революции потерял этот пост.
30 Самсон фон Гиммелыптерна Мориц Карлович (1860 —?),
полковник, офицер Генерального штаба.
[зоб]
ПРИМЕЧАНИЯ

31 Якубович Григорий Андрианович (1880-1926), полков ­
ник, начальник отделения Главного управления Гене­
рального штаба. В середине 1917 г. бьш повышен до ге­
нерал-майора, став помощником военного министра во
Временном правительстве.
32 Романовский Иван Павлович (1877-1920), генерал-май­
ор. После победы Февральскойреволюции и до середины
1917г. был начальником штаба8-й армииЛ.F.Корнилова.
33 Пальчинский Петр Иоакимович (1875-1929), инж енер,
ученый, экономист и политик. Активный участник Фев­
ральской революции. Распорядился взять под охрану
электростанции и военные предприятия, направил воо­
руженные отряды занять ключевые объекты жизнедея­
тельности российской столицы. Член Исполкома Петро-
совета.
34 Шульгин Василий Витальевич (1878-1976), политик ,
депутат II, Ш и IV Государственных Дум. После победы
Февраля принял в Пскове 2 марта 1917 г. отречение от
престола из рук Николая П.
35 Половцев Петр Александрович (1874-1964), генерал-май­
ор. Вконце февраля 1917 г. находился в отпуске в Петро­
граде, став участником революции. Вапреле того же года
возвратился на фронт. С конца мая по середину июля
1917 г. — ко м а ндующий войсками Петроградского воен­
ного округа.
36 Вяземский Дмитрий Леонидович (1884-1917), князь , на­
чальник 17-го передового санитарного отряда. Сынчлена
Государственного совета Российской империи, бывше­
го астраханского губернатора, генерала от кавалерии
Л. Д. Вяземского.
37 Львов Георгий Евгеньевич (1861-1925), князь , политик.
После падения самодержавия стал министром-предсе-
дателем Временного правительства России (2 марта —
7 июля 1917). Фактический глава государства в указан­
ный период.
[307]
ПРИМЕЧАНИЯ

38 Милюков Павел Николаевич (1859-1943), политик, исто­
рик и публицист. Лидер кадетской партии. С победой
Февральской революции возглавил российский МИД
в правительстве Львова.
39 Союз освобождения — политическое движение либе­
ральной интеллигенции в 22 крупных городах России
в 1904-1905 гг. Цель — борьба с самодержавием ради до­
стижения политической свободы легальными средства­
ми, путем массовых публичных акций.
40 Имеется в виду первый легальный Земский съезд
6-9 ноября 1904 г., собравший представителей всех со­
словий России. Впринятой резолюции его участники
потребовали от царя введения в России Конституции,
политических свобод и организации парламента.
41 Португейс Соломон Иосифович (1880-1944), журналист
и публицист. Был известен под псевдонимом Сг. Ивано­
вич (Степан Иванович). В1914-1917 гг. — редактор стояв­
шей на меньшевистских позициях петроградской газеты
«День».
42 После подписания Акта о непринятии престола вели­
кий князь Михаил Александрович формально сохранял
права на российский трон. Будущее устройство России
должно было определить Учредительное Собрание. Спо­
бедой Февральской революции в России установилось
фактическое двоевластие; власть в стране одновремен­
но принадлежала буржуазному Временному правитель­
ству и революционному Петроградскому Совету рабочих
и солдатских депутатов.
43 Стеклов Юрий Михайлович (Нахамкис Овший Моисе­
евич) (1873-1941), революционер, большевик. С победой
Февральской революции вошел в Исполком Петросове-
та и стал редактором «Известий Петроградского Совета
рабочих и солдатских депутатов». Весной 1917 г. входил
в состав контактной комиссии, осуществлявшей связь
между Петросоветом и Временным правительством.
Сзо8]
ПРИМЕЧАНИЯ

44 Бегство в Варенн — неудачная попытка 20-21 июня
1791 г. французского короля Людовика XVI и его семьи
бежать из революционного Парижа и добраться до лаге­
ря роялистов в Монмеди.
45 Корнилов Лавр Георгиевич (1870-1918), генерал от ин­
фантерии. С победой Февральской революции назначен
главнокомандующим Петроградского военного округа
(2 марта — 29 апреля 1917), сменив на этом посту аресто­
ванного С. С. Хабалова.
46 Тарасов-Родионов Александр Игнатьевич (1885-1938),
революционер, большевик, штабс-капитан . Активный
участник Февральской революции.
47 Гвоздев Кузьма Антонович (1882-1956), революционер,
меньшевик. Освобожден Февральской революцией из
тюремного заключения в «Крестах», куда был помещен
за месяц до ее начала вместе с другимичленамирабочей
группы Центрального Военно-промышленного комитета
за призывы к свержению самодержавия. Во Временном
правительстве князя Львова стал министром труда.
48 Коцебу Павел Павлович, штабс-ротмистр лейб-гвардии
Уланского полка. После Февральской революции на­
значен генералом Л. Г. Корниловым комендантом Алек­
сандровского дворца в Царском Селе. Через две недели
смещен с должности за сочувственное отношение к аре­
стованным членам царской семьи и их приближенным
и заменен на этом постуличным другомА.Ф.Керенского
полковником П.А. Коровиченко.
49 Макбет (1005-1057), король Шотландии в 1040-1057 гг.
Стал известен благодаря одноименной трагедии Шек­
спира, которая, хотя и не вполне соответствует истори­
ческим данным, стала классической историей об опасно­
сти чрезмерной жажды власти и предательства друзей.
50 Пален Петр Алексеевич (1745-1826), граф, петербургский
военный іубернатор (1798-1801), приближенный импе­
ратора Павла I (1796-1801), возглавил заговор против
ПРИМЕЧАНИЯ
[309]

своего патрона, в результате которого российский царь
в ночь с 11 на 12 марта1801 г.былубит.
51 Бенкендорф Павел Константинович (1853-1921), генерал
от кавалерии, обер-гофмаршал, член Государственного
совета. Входил в ближайшее окружение Николая II. По­
сле Февральской революции был арестован и находился
в Царском Селе вместе с Николаем II и его семьей, рас­
ставшись с царской семьей после высылки по решению
Временного правительства в начале августа 1917 г. Рома­
новых в Тобольск.
52 Спиридонова МарияАлександровна (1884-1941), револю­
ционерка, один из лидеров партии левых эсеров. Осво­
бождена в начале марта 1917г.из заключения (в котором
провела более десяти лет), сразу же после победы Фев­
ральскойреволюции по личномураспоряжению А.Ф.Ке­
ренского, туг же активно включившись в политическую
борьбу. Основной соперник В. М. Чернова на выборах
председателя Учредительного Собрания (за нее отдали
свои голоса большевики). Призвала III Всероссийский
съезд Советов принять Закон о социализации земли.
53 Всероссийское демократическое совещание — совеща­
ние, проходившее 14-22 сентября 1917 г. в Петрогра­
де представителей различных политических партий
России. Итогом Демократического совещания стало
создание Предпарламента, совещательного органа при
Временном правительстве, действовавшим до победы
большевиков.
54 Чернов Виктор Михайлович (1873-1951), революционер,
один из основателей партии эсеров. Возвратился в Рос­
сию из эмиграции после победы Февральской револю­
ции. Министр земледелия во Временном правительстве
(май — июль 1917). Председатель Учредительного Собра­
ния (5-6 января 1918), разогнанного большевиками.
35 Гоц Абрам Рафаилович (1884-1940), политик, социа­
лист-революционер, лидер эсеровской фракции в Петро-
[зю]
ПРИМЕЧАНИЯ

совете. Председатель ВЦИК, избран на I съезде Советов.
Сразу после захвата власти большевиками стал председа­
телем Комитета спасения Родины и Революции, направ­
ленным на консолидацию сил по борьбе с узурпаторами
власти. Арестован большевиками 18 декабря 1917 г., но
освобожден на следующий день благодаря заступниче­
ству наркома юстиции.
56 Зензинов Владимир Михайлович (1880-1953), политик ,
эсер. Историк, этнограф, экономист и журналист. Член
Исполкома Петросовета. Член ВЦИК, избран на I съезде
Советов.
57 Подвойский Николай Ильич (1880-1948), революционер,
большевик, один из руководителей Октябрьской рево­
люции. В составе «оперативной тройки» (совместно с
В. А. Антоновым-Овсеенко и Г. И. Чудновским) организо­
вывал операцию по штурму Зимнего дворца 25 октября
1917 г.
58 Антонов-Овсеенко Владимир Александрович (1883-1938),
революционер, социал-демократ. Вернулся в Россию из
эмиграции в июне 1917 г., перешел на большевистские
позиции. Секретарь Петроградского военно-революци­
онного комитета, один из самых активных участников
разработки и непосредственного исполнения плана по
захвату большевиками власти.
59 Дан Федор Ильич (1881-1947), революционер, один из
теоретиков меньшевизма. После победы Февральской
революции один из главных идеологов «революционно­
го оборончества». Член Исполкома Петросовета и Прези­
диума ВЦИК 1-го созыва. Муж сестры одного из лидеров
меньшевиков Ю. О. Мартова.
60 Кишкин Николай Михайлович (1864-1930), политик ,
кадет. Министр государственного призрения Времен­
ного правительства (25 сентября — 25 октября 1917).
Попытался организовать сопротивление большевист­
скому восстанию в качестве Уполномоченного по во-
[зи]
ПРИМЕЧАНИЯ

дворению порядка в Петрограде, но потерпел неудачу.
Арестован вместе с другими министрами Временного
правительства после захвата большевиками Зимнего
Дворца.
61 Терещенко Михаил Иванович (1886-1956), крупный зем­
левладелец и банкир, министр финансов(март — май
1917), затем министр иностранных дел (май — 25 октя­
бря 1917) во Временном правительстве.
62 Аванесов Варлаам Александрович (1884-1930), больше­
вик. Член Петроградского военно-революционного ко­
митета, координировавшего подготовку Октябрьской
революции, заведовал в нем отделом печати и информа­
ции. На II Всероссийском съезде Советов избран членом
ВЦИК.
63 Абрамович Рафаил Абрамович (1880-1963), политик
и публицист. Член Бунда (Всеобщий еврейский рабо­
чий союз в Литве, Польше и России) — еврейской соци­
алистической рабочей партии, представители которой
считали себя единственными выразителями на этих
землях нужд и чаяний еврейского пролетариата. Член
Бюро социал-демократической фракции в Демократиче­
ском совещании, член Предпарламента. Стоял на мень­
шевистских позициях.
64 Мартов Юлий Осипович (1873-1923), общественный
и политический деятель, один из лидеров меньшевиков.
Шурин Ф. И. Дана. Вернулся в Россию из эмиграции по­
сле победы Февральской революции в начале мая 1917 г.
Осудил захват власти большевиками в ходе Октябрьской
революции, покинув вместе с делегацией меньшевиков
II съезд Советов.
65 Хинчук Лев Михайлович (1868-1939), революционер,
меньшевик. Член ЦК РСДРП.
66 Гендельман Михаил Яковлевич (1881-1938), революцио­
нер, эсер. Участник II съезда Советов, на котором осудил
Октябрьскую революцию, призвав делегатов покинуть
[312]
ПРИМЕЧАНИЯ

совещание в знак протеста против узурпации власти
большевиками.
67 Кучин Георгий Дмитриевич (1887-1937), революционер,
меньшевик. В 1917 г. — к а п и т а н артиллерии, оборонец.
Делегат I и II съезда Советов, член ВЦИК 1-го созыва.
68 Петерсон Карл Андреевич (1877-1926), революционер, ла ­
тышский красный стрелок. В 1917 г. член Исксшастрела
(Исполнительного комитета объединенного совета ла­
тышских стрелковых полков).Делегат Псъезда Советов,
на котором избран членом ВЦИК.
69 Церетели Ираклий Георгиевич (1881-1959), российский
и грузинский политик. Министр почт и телеграфов во
Временном правительстве А. Ф. Керенского. Осудил
захват власти большевиками, представлял фракцию,
меньшевиков в Учредительном Собрании, после разго­
на которого уехал в Грузию, где стал одним из лидеров
Грузинской Демократической Республики.
70 Камков Борис Давидович (1885-1938), революционер,
один из лидеров партии эсеров. Вернулся из эмиграции
в Россию после победы Февральской революции. Осенью
1917г. — л идер Петроградского отделения партии социа-
листов-революционеров, впоследствии — один из лиде­
ров левых эсеров. Поддержал Октябрьскую революцию
и разгон большевиками Учредительного Собрания.
71 Карелин Владимир Александрович (1891-1938), рево­
люционер, один из основателей партии левых эсеров
и член ее ЦК. После победы Октябрьской революции —
сторонник однородного социалистического правитель­
ства с участием меньшевиков и эсеров. ДепутатУчреди­
тельного Собрания. Нарком имуществ РСФСР(9 декабря
1917 — 18 марта 1918).
72 Швецов Сергей Порфирьевич (1858-1930), социалист-ре­
волюционер, народник, ученый-статистик . Как старей­
ший делегат Учредительного Собрания открыл его ра­
боту. После разгона Собрания большевиками отошел от
[313]
ПРИМЕЧАНИЯ

политической деятельности, сосредоточившись на заня­
тиях наукой.
73 Смолянский Григорий Борисович (1890-1937), револю­
ционер, секретарь ВЦИК, один из основателей и руково­
дителей Боевой организации левых эсеров.
74 Авксеньтьев Николай Дмитриевич (1878-1943), рево­
люционер, эсер. Вернулся в Россию из эмиграции после
Февральской революции. Председатель Всероссийского
Демократического совещания, министр внутренних дел
во Временном правительстве А. Ф. Керенского. Депутат
Учредительного Собрания. После победы Октября —
один из организаторов Комитета спасения Родины и Ре­
волюции. После разгона Учредительного Собрания стал
одним из руководителей Союзазащиты Учредительного
Собрания, за что был заключен новой властью в Петро­
павловскую крепость, но вскоре освобожден.
75 Вишняк Марк Вениаминович (1883-1976), революцио­
нер, эсер, юрист и публицист. Секретарь Учредительного
Собрания.
76 Штейнберг Исаак Захарович (1888-1957), революционер,
адвокат, член ЦК левых эсеров. Осудил Октябрьскую
революцию. Депутат Учредительного Собрания, на за­
седаниях которого поддержал политику советского пра­
вительства. Нарком юстиции РСФСР(26 ноября 1917 —
17 марта 1918).
77 Володарский (Гольдштейн Моисей Маркович) (1891—
1918), революционер, большевик. Вернулся в Россию
после победы Февральской революции. Главный аги­
татор Петроградского комитета РКП(б). Член Президи­
ума ВЦИК, избран на II съезде Советов. Стал широко
известен в Петрограде как комиссар печати, пропа­
ганды и агитации в Союзе коммун Северной области,
на этом посту прославилсярепрессиями в отношении
оппозиционной небольшевистской прессы. Организа­
тор подтасовки выборов в Петросовет в июне 1918 г.
[314]
ПРИМЕЧАНИЯ

Застрелен20июня 1918 г. по дороге на митинг правым
эсером.
78 Северов-Одоевский Афанасий Семенович (1884-1938),
революционер, левый эсер. Председатель Рады Сло­
бодской Украины. Заместитель председателя ЦИК
Украины.
79 Скворцов-Степанов Иван Иванович (1870-1928), ре­
волюционер, большевик, историк и писатель. Автор
перевода «Капитала» К. Маркса на русский язык, ко ­
торыйЛенин считаллучшим. Первый нарком финан­
сов РСФСР(27-31 октября 1917), однако к исполнению
обязанностей не приступил, заявив, что он «теоре­
тик».
80 Сорокин Иван Степанович (1880-1938), левый эсер.
Участник Демократического совещания, член Предпар­
ламента. Депутат Учредительного Собрания.
81 Сорокин Питирим Александрович (1889-1968), русско-
американский социолог и культуролог. Основатель со­
циологии как науки. Выступил с активным осуждением
Октябрьской революции. Был избран депутатом Учреди­
тельного Собрания от партии эсеров, но в его работе не
участвовал в связи с арестом 2 января 1918 г. по сфаль­
сифицированному обвинению в «подготовке покуше­
ния на Ленина». Освобожден из заключения 23 февраля
1918 г.
82 Пумпянский Николай Петрович (1881-1932), революци­
онер, эсер,участник покушения на председателя Совета
министров Российской империи П. А. Столыпина.
83 Раскольников Федор Федорович (1892-1939), большевик,
после победы Февральской революции стал председате­
лем Кронштадтского Совета. После Июльского кризиса
1917 г. арестован, выпущен из «Крестов» накануне Ок­
тябрьской революции. Депутат Учредительного Собра­
ния, в ночь с 5 на бянваря 1918 г. огласил заявление об
уходе большевистской фракции.
ПРИМЕЧАНИЯ
[3153

84 Феофилактов Алексей Евгениевич (1886-1919), левый
эсер-боевик, делегат Учредительного Собрания, член
ВЦИК. Во время разгонаУчредительного Собранияпытал­
ся застрелить лидера меньшевистской фракциидепутата
Церетели, однако благодаря противодействию левого эсе­
ра Карелина замысел Феофилактова не был осуществлен.
85 Железняков Антон Григорьевич (1895-1919), революци­
онный матрос Балтийского флота, анархист. В 1917 г. —
делегат 1-го съезда Центробалта, секретарь 2-го съезда
Центробалта. Не признавал Временное правительство,
часто выступал на революционных митингах. Актив­
ный сторонник Октябрьской революции, принимал
непосредственное участие в штурме Зимнего дворца.
Начальник караула Таврического дворца, в котором
проходили заседания Учредительного Собрания. Во­
шел в историю благодаря сказанной им фразе «Караул
устал».
86 Поалейционист — член Еврейской социал-демократиче­
ской рабочей партии «ПоалейЦион». Осенью 1917 г. пар­
тия вступила в политический блок с меньшевиками-ин -
тернационалистами. Враждебно встретилаОктябрьскую
революцию, требуя перехода всей полноты власти в Рос­
сии к Учредительному Собранию, однако отвергая при
этом вооруженную борьбу против захвативших власть
большевиков.
87 Барановский Владимир Львович (1882-1931), полковник
(7.07-29.08 .1917), генерал-квартирмейстер штаба Север­
ного фронта (11.09 -14 .11 .1917), шуринА. Ф. Керенского.
88 Мемуарист-революционер, не знакомый с тонкостями
генеалогического древа Романовых и их европейских
именитых родственников, здесь не совсем точен. Участ­
ник Брест-Литовских мирных переговоров со стороны
Германии, внучатый племянник британской короле­
вы Виктории князь Эрнст II Гогенлоэ-Лангенбургский
(1863-1950) был женат на Александре Саксен-Кобург-Гот-
[Зіб]
ПРИМЕЧАНИЯ

ской (1878-1942), дочери великой княгини Марии
Александровны и, соответственно, внучке российско­
го императора Александра II. Таким образом, супруга
немецкого князя Эрнста II Гогенлоэ великой русской
княжной не являлась.
[Зі7]
ПРИМЕЧАНИЯ

Оглавление
Вступительная статья...................................................... 5
Пять дней.......................................................................... 11
Деньпервый. Февральский переворот......................... 13
День второй. Провозглашение Временного
правительства................................................................... 51
Деньтретий. АрестНиколая ППетербургским
Исполнительным комитетом ........................................ бб
Деньчетвертый. 25 октября........................................... 95
День пятый. День Учредительного Собрания............... 117
Октябрьские дни.............................................................. 139
Брестские переговоры.........................
195
I. Перед Брестом................................................................ 197
II. На передовой л и н и и ................................................... 204
III. ВБресте.........................................................................211
IV. «Поединок»................................................................... 214
[Зі8]
ОГЛАВЛЕНИЕ

221
V. Вступительная декларация
VI. ВБрестском собрании................................................231
VII. На рабо те................................................................... 241
VIII. Второй д ен ь .............................................................. 250
IX. Третий день................................................................ 258
X. На обратном пути.........................................................266
Приложения..................................................................... 272
Протоколы Брестских переговоров.......................... 272
Телеграмма секретаря делегации Л. М. Карахана... 299
Примечания..................................................................... 302
ОГЛАВЛЕНИЕ
[319]

Сергей Дмитриевич Мстиславский
ПЯТЬ ДНЕЙ
Начало и конец Февральской революции
ОКТЯБРЬСКИЕ ДНИ
БРЕСТСКИЕ ПЕРЕГОВОРЫ
Редактор Д.Д.Зелов
Художественное оформление
и компьютерная верстка В.В.Забковой
Корректоры Е.А Клепова,Н. В.Новикова
ООО «Кучково поле»
Москва, 119071,ул. Орджоникидзе, 10, оф. 420
Тел.: (495) 256 04 56, e-mail: info@kpole.ru
www.kpole.ru
Подписано в печать 16.05.2017.
Формат 125x200мм. Уел. печ . л . 16,8.
Тираж 1000 экз.
ISBN 978-5 -9950-0837-8