Текст
ЛИТЕРАТУРНЫЕ МАЙОРАТЫ
РАЗБОРЪ ПРОЭКТА ЗАКОНА,
ИМѢЮЩАГО ЦѢЛЬЮ
УСТАНОВИТЬ БЕЗСРОЧНУЮ МОНОПОЛІЮ ВЪ ПОЛЬЗУ АВТОРОВЪ,
ИЗОБРѢТАТЕЛЕЙ И ХУДОЖНИКОВЪ.
СОЧИНЕНІЕ
П. Ж. ПРУДОНА.
--О0^ос-
Если авторское право пе есть право собственности,
то освободимъ языкъ отъ неточнаго выраженія, а
юриспруденцію отъ ложнаго понятія.
(Лабулѳ, <Еіи(іе8 зиг Іа
ргоргіёіё ІіИёгаіге. >)
ПЕРЕВОДЪ СЪ ФРАНЦУЗСКАГО.
ПЕТЕРБУРГЪ.
Изданіе Жиркѳвича и Зубарева.
1865.
Дозволено цензурою. С. Петербургъ 5 ма ,
р^ургъ. о марта 1865 г.
Типографія Куколь-Яснопольекаго.
ШЕШШІЫЕ МИНОРНЫ,
СОДЕРЖАНІЕ.
Стр.
Отъ переводчика...........................................1
Вступленіе .... -................................7
Часть первая. — Экономическіе доводы.
§ 1. Постановка вопроса..................................17
§ 2. Опредѣленіе: Съ экономической точки зрѣнія писа-
тель— производитель, а сочиненіе его — продуктъ.
Что понимается подъ словомъ производить? Свойство
человѣческой производительности..........................19
§ 3. Право производителя на продуктъ.—Понятіе о произведе-
ніи не влечотъ за собою понятія о собственности. ... 25
§ 4. О мѣнѣ продуктовъ. — Изъ мѣновыхъ отношеній не выте-
каетъ право собственности................................28
§ 5. Особыя затрудненія, встрѣчаемыя при мѣнѣ интеллекту-
альными продуктами.......................................34
§ 6. Прекращеніе авторскихъ правъ.......................40
§ 7. Разрѣшеніе нѣкоторыхъ затрудненій..................45
VI
Стр.
§8.0 кредитѣ и капиталахъ. — Понятія о сбереженіи, о ка-
питалѣ, о наемной платѣ (ргёзіаііоп) и коммандитѣ
(соттапйііе) не приводятъ насъ къ нонятію о литера-
турной собственности, аналогичной собственности поземель-
ной и не могутъ служить основаніемъ безсрочной ренты. 53
§ 9. О господствѣ и личности. —Право завладѣнія въ области
интеллектуальной...........................................65
§ 10. Общій выводъ: правительство не имѣетъ ни права, ни воз-
можности создать литературную собственность................88
.Часть вторая. — Нравственныя н эстетическія
соображенія.
§ 1. Различіе между вещами продажными (ѵёпаіез) и непродаж-
ными (поп ѵёпаіез)......................................91
§ 2. О религіи..........................................93
§ 3. О правосудіи.......................................94
§ 4. О философіи и наукѣ. . . 95
§ 5. О литературѣ и искусствахъ.........................99
§ 6. Почему нѣкоторые продукты и услуги не могутъ прода-
ваться?—Причины литературнаго торгашества .... 105
§ 7. Политическое безсиліе — первая причина литературнаго
торгашества............................................112
§ 8. Торговая анархія — вторая нричина литературнаго тор-
гашества ..............................................119
§ 9. Упадокъ литературы, вслѣдствіе ея продажности.—Пред-
видимое измѣненіе......................................127
VII
Часть третья. — Соціальныя послѣдствія.
Стр.
§ 1. Какимъ образомъ начинаются и отчего не удаются рево-
люціи........................................................137
§ 2. Смыслъ закона о литературной собственности .... 145
§ 3. Присвоеніе интеллектуальной собственности.............150
§ 4. Продолженіе предъидущаго: пожалованіе, скупъ, фавори-
тизмъ...................................................... 155
§ 5. Періодическія исданія.................................160
§ 6. О налогѣ на литературную собственность................164
§ 7. Учрежденіе промышленной собственности по образцу лите-
. ратурной: возстановленіе цзховъ и корпорацій..............170
§ 8. Вліяніе литературной монополіи нн общественное благо-
состояніе....................................................178
§ 9, Общій выводъ. Еще о правѣ собственности. . . • . . 185
ОТЪ ПЕРЕВОДЧИКА.
- Представляя публикѣ русскій переводъ книги Пру-
дона, заключающей въ себѣ изслѣдованіе объ автор-
скомъ правѣ, или о такъ называемой литературной соб-
ственности, мы считаемъ нужнымъ объяснить причины,
побудившія насъ взяться за подобное изданіе.
Появленіе настоящаго сочиненія было вызвано тѣмъ
обстоятельствомъ, что по распоряженію императора На-
полеона III въ 1862 году, въ Парижѣ, подъ пред-
сѣдательствомъ государственнаго министра Валевскаго
собралась коммиссія, которой поручено было составить
проэктъ новаго закона о литературной собственности.
Послѣ нѣсколькихъ засѣданій коммиссія произвела на
свѣтъ мысль о необходимости установить въ пользу
авторовъ особый видъ безсрочной, наслѣдственной при-
вилегіи. Противъ проведенія въ жизнь такого гибель-
наго для дѣла народнаго развитія принципа со всею
і
силою свойственнаго ему краснорѣчія возсталъ Прудонъ
и по атому поводу написалъ книгу, которой и далъ
названіе: „Литературные Майораты/
Какъ изъ заглавія самой книги, такъ и изъ обстоя-
тельства, вызвавшаго еи появленіе, можно было бы за-
ключить, что она имѣетъ слиткомъ одностороннее, по-
лемическое значеніе и можетъ интересовать однихъ толь-
ко французовъ; но такъ кажется только съ перваго
взгляда. Хотя полемическій элементъ и занимаетъ въ
книгѣ довольно видное мѣсто, но тѣмъ не менѣе она
не безиитересна и не для французовъ. Самъ Прудонъ
говоритъ, что предназначаетъ ее не для соотечественни-
ковъ; что во Франціи онъ не расчитываетъ на успѣхъ
и стремится лишь къ тому, чтобы удержать другія
государства отъ увлеченія примѣромъ Франціи.
У насъ, въ Россіи, гдѣ вопросъ объ авторскомъ
правѣ, принадлежитъ къ числу непочатыхъ угловъ,
книга Прудона, какъ намъ кажется, всего умѣстнѣе.
Будь предметъ, о которомъ говорится 'въ этой книгѣ
болѣе знакомъ русской публикѣ, выборъ нашъ можетъ
быть и не остановился бы па Прудонѣ, но когда рѣчь
идетъ о возбужденіи вниманія общества, о привлеченіи
его на извѣстный пунктъ, тогда-то именно Прудону и
нужно дѣйствовать. Если разрѣшенія, которыя онъ даетъ
вопросамъ не всегда можно считать за окончательныя
и непогрѣшимыя, то, что касается до постановки во-
просовъ, до критическаго разрушенія заблужденій и
предразсудковъ, затемняющихъ вопросъ, до расчистки
поля для новыхъ изслѣдованій и выводовъ, то мало
найдется писателей, которые могли бы совершить подобное
дѣло лучше Прудона.
Разсматривая вопросъ о литературной собственности
и съ точки зрѣнія политической экономіи, и съ точки
зрѣнія нравственности, и съ точки зрѣнія права, кни-
га Прудона должна, поэтому, интересовать весьма об-
ширный кругъ читателей.
Публика наша, надѣемся, не будетъ въ претензіи
за то, что мы знакомимъ ее съ чрезвычайно оригиналь-
нымъ воззрѣніемъ Прудона на такой вопросъ, который
до сихъ поръ служитъ камнемъ преткновенія и для
юристовъ и для экономистовъ.
Литературные Майораты “ на французскомъ языкѣ
выдержали уже два изданія; — одно брюссельское,
другое -парижское. Въ 1862 г. Прудонъ, какъ самъ
онъ разсказываетъ въ предисловіи къ брюссельскому
изданію, вздумалъ было напечатать свою книгу въ
Парижѣ, но издатель, взявшійся за это дѣло, предло-
жилъ ему такія условія, принять которыя не предста-
влялось никакой возможности: онъ требовалъ исключе-
нія изъ книги всѣхъ мѣстъ, въ которыхъ его разстро-
4
снному отъ страха воображенію чудилось прямое или
косвенное нападеніе на императорское правительство.
Подобныхъ мѣстъ набралось до пятнадцати. Въ числѣ
ихъ есть до такой степени невинныя фразы, забрако-
ваніе которыхъ даетъ намъ ясное понятіе о томъ да-
леко незавидномъ положеніи, въ какомъ находятся фран-
цузскіе издатели, и о паническомъ страхѣ, наводимомъ
на этихъ несчастныхъ людей либеральными император-
скими законами о печати. Прудонъ отказался отъ выпол-
ненія этихъ безсмысленныхъ требованій, да и не могъ
иначе поступить, такъ какъ по собственнымъ словамъ
его самозванный цензоръ - издатель заставлялъ его
„отказаться отъ разсужденія о такихъ вопросахъ, въ
постановкѣ, если не въ разрѣшеніи которыхъ заключа-
лась вся цѣль его труда." — „Поэтому-то, говоритъ
Прудонъ въ предисловіи къ брюссельскому изданію, я
счолъ за лучшее напечатать свою книгу въ Брюсселѣ
и представить этотъ фактъ на судъ общественнаго мнѣ-
нія и на благоусмотрѣніе самого, императорскаго прави-
тельства. Правительство можетъ, находить, что ему не-
обходимо быть строгимъ, но конечно оно не захочетъ,
чтобы глупость частныхъ лицъ увеличивала эту строгость;
оно знаетъ, что дѣятельность полиціи никогда не дол-
жна выходить изъ предѣловъ необходимости, ойіозаге-
8Ігіп^еп(1а, и вѣроятно не пропуститъ случая воз-
вратить къ законному порядку склонные къ крайностямъ
о
умы." — Возвратясь впослѣдствіи во Францію Пру-
донъ нашолъ болѣе смѣлаго издателя для своей книги.
Г. Дентю взялся напечатать „Литературные Майораты"
безъ вырѣзокъ и такимъ то образомъ появилось вто-
рое парижское изданіе. Это изданіе весьма немногимъ
отличается отъ брюссельскаго; добавленій и измѣненій
въ немъ очень мало. Мы съ своей стороны имѣли въ
виду оба изданія и заимствовавъ изъ парижскаго изда-
нія всѣ существенныя измѣненія, мы сохранили текстъ
брюссельскаго изданія въ тѣхъ мѣстахъ, которыя въ
немъ яснѣе и точнѣе формулированы.
ЛИТЕРАТУРНЫЕ МАЙОРАТЫ.
РАЗБОРЪ ІІРОЗКТА ЗАКОНА,
ИМѢЮЩАГО цѣ.іѣю
УСТАНОВИТЬ НЕПОРОЧНУЮ МОНОПОЛІЮ ВЪ ПОЛЬЗУ. АВТОРОВЪ.
ПЗОІИ’Т.ТАТЕЛЕІІ И ХУДОЖНИКОВЪ *).
27 сентября 185К года въ Брюсселѣ собрался кон-
грессъ, состоявшій изъ литераторовъ, учоныхъ, худож-
никовъ, экономистовъ, и юристовъ всѣхъ странъ; цѣ.іь
этого конгресса составляло разрѣшеніе вопроса, объ ав-
торскихъ правахъ, о томъ, что въ настоящее время
носитъ названіе интеллектуальной пли литератур-
ной собственности.
Еще 15 августа г. де Ламартинъ прислалъ прези-
денту конгресса письмо, слѣдующаго содержанія:
Парижъ, 15 августа 1858 года.
„Господинъ Президентъ, важныя (»іс) и непреодо-
*) Примѣчанія автора отмѣчены цифрами. а примѣчанія пере-
водчика — звѣздочками.
8
лимыя препятствія лишаютъ меня возможности принять
участіе въ конгрессѣ, на который вы меня приглашаете.
Такое обстоятельство тѣмъ болѣе для меня прискорбно,
что, въ качествѣ докладчика закона о литературной
собственности во Франціи (въ 1841 г.), я серьезно зани-
мался этимъ вопросомъ, доказательствомъ чему могутъ
служить статьи, которыя я помѣщалъ объ немъ въ
„Монитерѣ. “
„Бельгіи, какъ странѣ по преимуществу интеллекту-
альной, приличнѣе всего взять на себя иниціативу въ
такомъ вопросѣ, который представляетъ собою новый
шагъ въ дѣлѣ развитія института собственности. Нѣкій
софистъ сказалъ: Собственность—кража(Ьаргоргіѳіе
с’еві 1е ѵоі). Установляя самую священную изъ соб-
ственностей—собственность интеллектуальную, вы отвѣ-
тите этому софисту: она создана Богомъ, человѣкъ дол-
женъ признать ее.
<Примите, Господинъ Президентъ, увѣреніе въ моемъ
г. і у Г) о к о мъ у ва /Кеніи*.
„Ламартинъ" .
Я выписываю это письмо изъ „Іпсіёреікіапсе Веі^е" —
18 августа 1858 г.
Въ это время я только что пріѣхалъ въ Бельгію,
куда долженъ былъ удалиться потому, что за сочине-
неніе „О правдѣ въ революціи и въ церкви *)“ меня
приговорили къ трехлѣтнему тюремному заключенію.
Такимъ образомъ г. де Ламартинъ плохо рекомендовалъ
меня Бельгіи и предостерегалъ конгрессъ противъ моихъ
*) Ве Іа з'иніісе (Іапв Іа Кеѵоіиѣіон еісіанк ГЕ^Нке.
9
софизмовъ. Г. де Ламартинъ бралъ на себя совер-
шенно напрасный трудъ. Я не былъ на конгрессѣ, меня
туда не приглашали. Все участіе мое въ этомъ дѣлѣ
проявилось только въ статьѣ, помѣщонной мною въ
одномъ небольшомъ еженедѣльномъ журналѣ, который
въ то время былъ мало распространенъ, вслѣдствіе чего
и статья моя прочтена была не многими. Никто на кон-
грессѣ не повторилъ моихъ доводовъ, пикто даже не
произнесъ моего имени, и тѣмъ не менѣе конгрессъ,
единодушно стоявшій за собственность, отвергъ безсроч-
ность литературной привилегіи.
Проигравши дѣло на брюссельскомъ конгрессѣ, лите-
ратурная собственность однако не признала себя по-
бѣжденною, а рѣшилась во что-бы то ни стало взять
свое. Съ этою цѣлью явилось множество различныхъ
сочиненій, къ числу которыхъ относятся: 1.) Изслѣдо-
ванія о литературной собственности*) гг. Лабуле,
отца и сына (1858 г.); 2.) Объ интеллектуальной
собственности (**), соч. г г. Фредерика Пасси, Вик-
тора Модеста, П. Пальотте, съ предисловіемъ г. Жюля
Симона (1859 г.). Мы уже видѣли на сколько уда-
лась г. де Ламартину попытка предостеречь противъ
моихъ софизмовъ брюссельскій конгрессъ. Гг. Фреде-
рикъ Пасси, Викторъ Модестъ и П. Пальотте, не смѣя
затрогивать почтенныхъ членовъ брюссельскаго кон-
*) Еішіск $пг Іа ргоргісіё ІНіёгаіге, раг ММ. І.аЪоиІауе, рсге
оі і'іія, 1858.
**) І)о Іа ргоргіёіё іпіеііесіиеііе раг ММ. Егёйегіс Разку,
Ѵісіог Моііевіе, Р. РаіПоіеі, аѵес ргёГасе <1е М. Лиісз 8ітоп, 1859.
10 —
гресса, въ свою очередь напали на того же несча-
стнаго софиста, котораго и начали бичевать, какъ
безотвѣтнаго холопа. Когда мнѣ будетъ время по-
смѣяться, то я представлю публикѣ Интеллектуаль-
ную собственность, метафизически доказанную
господиномъ Фредерикомъ Пасси, за которою будетъ
слѣдовать Абсолютная Юриспруденція г. Виктора
Модеста и Путешествіе на островъ Робинзонъ
г. П. Пальотте, комедія въ трехъ дѣйствіяхъ, въ прозѣ,
съ прологомъ г. Жюля Симона. Въ настоящую минуту
мнѣ достаточно будетъ сказать, что учоныя сочиненія
гг. Лабуле, отца и сына и гг. Фредерика Пасси, Вик-
тора Модеста и П. Пальотте, послѣднее контрасиг-
нированное Жюлемъ Симономъ, имѣли столько же влі-
янія на антверпенскій конгрессъ 18 (И года, (на ко-
торомъ я также не присутствовалъ), сколько автори-
тетъ г. де Ламартина на брюссельскій конгрессъ 1858
года.
Наконецъ литературная собственность въ кассаціон-
номъ порядкѣ обратилась къ самой императорской вла-
сти. Журналы заговорили о третьемъ конгрессѣ въ Па-
рижѣ. Созваніе такого конгресса было бы совершенно
логично. Вопросъ о литературной собственности суще-
ственно отличается своею космополитичностыо, такъ какъ
серьозное разрѣшеніе его невозможно, если оно не бу-
детъ принято всѣми государствами. Конгрессу слѣдо-
вало противупоставить конгрессъ жр, брюссельскій и
антверпенскій помѣстные соборы слѣдовало призвать па
вселенскій соборъ въ Парижѣ. Два первые конгресса,
подъ вліяніемъ бельгійской атмосферы, сбились съ ис-
тиннаго пути; третій, собравшись на свободной землѣ,
не смущаемый предразсудками, возстановитъ нарушен-
ную справедливость. Франціи, какъ странѣ нѣкогда
конституціонной, представительной и парламентарной, при-
лично было торжественно и всесторонне обсудить, если
нужно, въ тридцати засѣданіяхъ то, на что брюссельскій
и антверпенскій конгрессы употребили три засѣданія.
Тѣмъ не менѣе, французы предпочли прибѣгнуть къ
простѣйшимъ формамъ императорскаго порядка, какъ
къ представляющимъ болѣе ручательствъ за справе-
дливость. Для разрѣшенія этого вопроса государствен-
ный министръ г. Валевскій учредилъ особую коммиссію.
Коммиссія, разсуждавшая при закрытыхъ дверяхъ, на-
писала уже докладъ, государственный совѣтъ составитъ
проэктъ, а законодательный корпусъ вотируетъ новый
законъ. Я сначала было надѣялся, что поразмысливши
хорошенько объ этомъ предметѣ и министръ и коммис-
сія откажутся отъ своего проэкта; но надежда моя не
осуществилась '). Полновѣсныя возраженія, которыя
Коммиссія состояла, изъ 22-хъ членовъ и большинство ея (18-ть
голосовъ) высказалось за принципъ безсрочности монополій. Мень-
шинство состояло, говорятъ, изъ гг. Флурапса (членъ института,
секретарь академіи наукъ), Инвара (членъ института), Дюпона (се-
наторъ и прокуроръ кассаціоннаго суда) и Дпдо (Еігтіп ІЯсІоі—
типографъ-книгопродавецъ). Странно, что люди, считающіеся пред-
ставителями либеральнаго направленія, какъ гг. де Ламартинъ, В.
Гюго, Ж. Симонъ, Фр. Пасси, Альф. Карръ, Пельтанъ и друг.
отстаиваютъ эго ультра—феодальное учрежденіе, тогда какъ къ чи7
слу его противниковъ принадлежатъ истинные друзья император-
скаго правительства, каковы наир. Гг. Дюпонъ, Флурансъ и Ин-
варъ.
— 12 —
представлялись защитникамъ литературной монополіи
ліи противною стороною не пошли въ прокъ. Каста ли-
тераторовъ, самозванныхъ преемниковъ Вольтера, Рус-
со, д’Аламбера и Дидро рѣшилась побороть самый прин-
ципъ революціи. Вѣроятно надѣются, что когда Фран-
ція выскажетъ свое мнѣніе, то къ нему присоединятся
всѣ націи. Развѣ мы не истинные истолкователи сво-
боды, равенства, собственности; развѣ мы не выступаемъ
съ барабаннымъ боемъ подъ знаменемъ революціи? Со-
вершивши подобный подвигъ, мы — эманципируемъ
интеллигенцію человѣчества, какъ выражался г.
де Ламартинъ въ 1841 году.
Что касается до демократіи, представляемой прес-
сою, то она изъявила рабскую покорность. Если и яв-
лялись нѣкоторыя возраженія, то до такой степени
скромныя и опиравшіяся на такіе слабые доводы, что
можно смѣло сказать, что оппозиціи вовсе не было.
Всѣ приняли рѣшительную, торжественную апоѳегму г.
Альфонса Карра: Литературная собственность—
такая же собственность, какъ и всякая другая
(Іа ргоргіёіё ІіНёгаіге екі шіе ргоргіёіё). Я считаю
особенно важнымъ указать на то, что эта привязан-
ность къ литературной собственности, по словамъ ея
защитниковъ, вытекаетъ будто бы изъ глубокаго уваже-
нія, яснаго пониманія права собственности и священ-
наго ужаса при видѣ нападеній, которымъ оно подвер-
глось. По словамъ сторонниковъ новаго ученія — позе-
мельная собственность, до сихъ поръ считавшаяся соб-
ственностію по преимуществу, нисходитъ на второй планъ
и даже объявляется безосновательною, беззаконною, во-
— 13 —
ровскою, если не дополняется, не освящается и не под-
крѣпляется собственностью интеллектуальною — самымъ
справедливымъ, самымъ священнымъ видомъ права
собственности. Хотя бы защитники монополіи и не на-
зывали меня, но намеки ихъ были довольно ясны, такъ
что я лично вовлечонъ былъ въ споръ. Если поэтому
полемика моя принимаетъ иногда видъ возмездія, то
читатель пойметъ причину такого явленія.
Всесвѣтное преданіе и единодушный приговоръ всѣхъ
націй до сихъ поръ отвергали принципъ безсрочности
привилегій на книги, произведенія искусства, машины
и т. п.— „Противъ этого принципа," сознается защит-
никъ литературной собственности г. Викторъ Модестъ
„вооружаются положительныя законодательства и ста-
раго и новаго свѣта. Къ числу его противниковъ при-
надлежитъ большинство великихъ мыслителей, большин-
ство нашихъ учителей." Прибавимъ, что онъ противо-
рѣчитъ основаніямъ нашего публичнаго права и прин-
ципамъ революціи.
Но мы все это перемѣнимъ. Преданіе и всеообщее
соглашеніе не имѣютъ смысла, законодатели наши съ
1789 до 1851 г. ошибались, положительныя законо-
дательства стараго и новаго свѣта, — впали въ за-
блужденіе. Революція сбилась съ истиннаго пути, да
впрочемъ она принадлежитъ прошлому вѣку и намъ
пора съ нею покончить. На революцію мы смотримъ,
какъ на привилегію, срокъ которой окончился; у
насъ теперь уже не революція, а прогрессъ на языкѣ.
Мы докажемъ это пересмотромъ протоколовъ брюссель-
скаго и антверпенскаго конгрессовъ. Апелляторы мно-
— 1-1 —
гочисленны, сильны, дѣятельны; у нихъ есть свои авто-
ритеты. Будетъ большимъ несчастіемъ, если литератур-
ная собственность, борясь на поприщѣ ею самою вы-
бранномъ, имѣя дѣло съ одними софистами, отстаиваемая
государственнымъ министромъ и увѣренная въ защитѣ
со стороны императора, не одержитъ побѣды. Въ Брюс-
селѣ толковали объ ятомъ предметѣ старые перепечат-
чики, въ Парижѣ онъ будетъ обсуждаться — экономи-
стами и юристами.
Конечно, вступая въ борьбу въ подобную минуту, я
не могу ждать успѣха. Франціивъ ея революціонныхъ пе-
редвиженіяхъ суждено кажется возвратиться къ порядку,
уничтоженному въ 1789 г. Насъ, французовъ, могли
бы обвинить въ отступничествѣ, еслибы не было из-
вѣстно, ЧТО исторія имѣетъ СВОИ повороты, СВОИ ГІСОГ8І,
какъ выражался Вико, и что ретроградное направле-
ніе служитъ иногда предвозвѣстникомъ новаго прогрес-
сивнаго движенія. Моралисты любятъ объяснять этотъ
странный феноменъ паденіемъ націй, но болѣе глубо-
кое изслѣдованіе открываетъ въ немъ постоянный за-
конъ... Но такъ какъ на той степени развитія, которой
цивилизація достигла въ настоящее время, одно госу-
дарство не можетъ принять никакого окончательнаго
рѣшенія безъ согласія прочихъ государствъ, такъ какъ
не во власти Франціи остановитъ революцію, ею нача-
тую, но распространившуюся по всей Европѣ, то я рѣ-
шился издать настоящее сочиненіе, въ надеждѣ, что
если и не избавлю Францію отъ новаго закона, то, по
крайней мѣрѣ, можетъ быть успѣю помѣшать распро-
страненію его за предѣлы имперіи Наполеона III.
— 15 —
Меня совершенно уснокоиваюгь слѣдующія два об-
стоятельства : первое, — что право собственности,
находящее въ 1862 году столько же защитниковъ,
сколько и въ 1848, вопреки мнѣнію сторонниковъ
литературной привилегіи нисколько не заинтересовано
въ учрежденіи безсрочной монополіи; второе,—что мнѣ
приходится бороться не противъ правительства, которое
въ настоящемъ случаѣ само только увлечено вліяніемъ
партій и воображаетъ, что поступаетъ совершенно спра-
ведливо, благоразумно и прогрессивно, представляя на
обсужденіе палатъ такой законъ, который двадцать
лѣтъ тому назадъ былъ бы встрѣченъ всеобщимъ не-
годованіемъ.
Пусть императоръ вноситъ въ палаты проектъ но-
ваго закона, — его дѣло вносить всякіе проекты, такъ
какъ одному ему по конституціи 1852 г. предоставлена
законодательная иниціатива. Но пусть помнятъ члены
государственнаго совѣта, законодательнаго корпуса и
сената, что принявъ подобный законъ, они окончатель-
но погубятъ дѣло революціи, нанесутъ жестокій ударъ
праву собственности, замѣнятъ принципъ народнаго само-
державія, въ силу котораго царствуетъ Наполеонъ III—
феодальнымъ, династическимъ началомъ и кастовою
іерархіею, словомъ совершенно исказятъ все государ-
ственное и гражданское право Франціи.
Пусть успокоятся тѣ собственники, которыхъ до
сихъ поръ стращаютъ красными призраками дѣлиль-
щи ковъ, въ этой книгѣ они не найдутъ ни одного
неблаговиднаго предложенія. Ихъ интересамъ не гро-
зить никакой опасности. Ихъ собственность не имѣетъ
— 16
ничего общаго съ тою воображаемою интеллектуальною
собственностью, на сторону которой ихъ хотятъ при-
влечь ; они не подвергнутся экспропріаціи за то, что
откажутся освятить своимъ согласіемъ самую безнрав-
ственную изъ привилегій. Еслибы дѣло шло о правѣ
собственности, то я бы не вмѣшался въ споръ, зная,
что заявленіе моего всегда открытаго мнѣнія могло бы
только ускорить роковое разрѣшеніе вопроса.
Что касается до почтенныхъ ораторовъ и публици-
стовъ, защищавшихъ и на брюссельскомъ конгрессѣ, и
послѣ него то же положеніе, которое и я отстаиваю, и
изъ которыхъ я назову гг. Виллемена, Валевскаго,
Вильоме, Кальмельса, Виктора Фуше, Кантю, де-Лавер-
ня, Поля Кока, Гюстава Шоде, (я говорю только о
живыхъ), то да позволятъ они присоединить къ ихъ
болѣе вліятельнымъ голосамъ и мой сильно компроме-
тированный голосъ. Далеко еще не послѣднее слово ска-
зано въ сложномъ вопросѣ о правахъ авторовъ и ху-
дожниковъ, много еще можно поработать надъ розъясне-
ніемъ той путаницы, той темноты, которую внесли въ
него самозванные юристы и экономисты. Я надѣюсь, что
меня должны будутъ поблагодарить за то, что я ука-
зываю къ какой пропасти влекутъ они и страну и
правительство.
Вопросъ о вознагражденіи авторовъ соприкасается къ
разнымъ сферамъ идей. Я разсмотрю его съ трехъ то-
чекъ зрѣнія: политической экономіи, эстетики и пу-
бличнаго права.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.
ЭКОНОМИЧЕСКІЕ ДОВОДЫ.
§ 1. Постановка вопроса.
Въ 1844 году принцъ Луи-Наполеонъ, нынѣ его
величество Наполеонъ III, въ отвѣтѣ своемъ г. Жо-
бару, автору „ М о п а и і о р о 1 е “ высказалъ мнѣніе, на ко-
торое опираются въ настоящее время защитники литера-
турной собственности: „Интеллектуальное произведеніе—
такая же собственность, какъ и земля или домъ; она
должна пользоваться тѣми же правами и не можетъ
быть нарушаема иначе, какъ въ интересѣ общественной
пользы (ропг саизе сГиШііё риЫідие)."
Во время оно слова учителя были для школы неопровер-
жимымъ доказательствомъ. Учитель сказалъ, Ма^івіег
сііхіі, и дѣло было рѣшено; французская логика, склон-
ная къ авторитетамъ, и до сихъ поръ держится той
же системы. Государь сказалъ, императоръ сказалъ! —
Его рѣшеніе безапелляціонно.
На этотъ разъ, однако, императоръ ошибся. Интел-
лектуальное произведеніе вовсе не такая же собствен-
2
— 18 —
ность, какъ земля или домъ и вовсе не порождаетъ
тѣхъ же самыхъ правъ. Такъ какъ я не принадлежу
къ числу людей, которымъ вѣрятъ на слово, то при-
веду доказательства.
Конечно, я не стану винить Наполеона III за то,
что будучи еще простымъ претендентомъ, но уже осаж-
даемый разными утопистами и изобрѣтателями панацей,
онъ поддался вліянію шутника Жобара, котораго я ко-
ротко зналъ, и который вѣрилъ въ литературную соб-
ственность, какъ истинный нормандецъ т. е. не слишкомъ-
то ей довѣрялъ. Я осмѣлюсь только, сославшись на слова
Людовика XII, напомнить его императорскому величе-
ству, что императоръ французовъ не можетъ отвѣчать
за Іарник саіаиіі принца Луи и послѣ такой ого-
ворки я охотно буду хвалить августѣйшую особу, рѣ-
шившуюся приведенными словами сразу разрѣшить за-
трудненіе.
Вопросъ не въ томъ, имѣетъ ли литераторъ, изобрѣ-
татель или художникъ право на вознагражденіе за свой
трудъ; кто же думаетъ отнимать кусокъ хлѣба у че-
ловѣка, будь онъ поэтъ или оброчный крестьянинъ?
Разъ на всегда слѣдовало бы бросить этотъ пустой
вопросъ, подающій только поводъ къ самымъ смѣш-
нымъ декламаціямъ. Намъ предстоитъ опредѣлить только
свойство авторскихъ правъ, способъ вознагражденія
труда; мы должны рѣшить можетъ ли, и какимъ обра-
зомъ, этотъ трудъ породитъ собственность, аналогичную
собственности поземельной, какъ увѣряютъ защитники
монополіи и какъ думалъ принцъ Луи-Наполеонъ въ
1844 году; не основывается ли установленіе интеллек-
— 19
туальной собственности по образцу поземельной, на лож-
номъ уподобленіи, на ложной аналогіи.
Основывая свои сужденія на неудачномъ обобщеніи,
защитники монополіи разрѣшаютъ этотъ вопросъ утвер-
дительно; я же, послѣ тщательнаго разбора ихъ дово-
довъ и на основаніи того анализа, о достоинствахъ ко-
тораго будутъ судить читатели, нришолъ къ противо-
положному, отрицательному отвѣту.
$ 2. ОПРЕДѢЛЕНІЕ: Съ экономической точки зрѣнія пи-
сатель— производитель, а сочиненіе его—продуктъ.
Что понимается подъ словомъ производить? Свойство
человѣческой производительности.
Всѣ писатели, защищающіе литературную собствен-
ность, сходятся между собою въ томъ, что уподобля-
ютъ художественныя и литературныя произведенія —
земледѣльческимъ и промышленнымъ. Такова исходная
точка всѣхъ ихъ разсужденій; эту же точку приму и
я за исходную. Прежде всего слѣдуетъ только огово-
риться, что подобное уподобленіе нисколько не уни-
жаетъ достоинства литературы, наукъ и искусствъ.
Дѣйствительно, какъ ни существенно различіе между
областью прекраснаго, справедливаго, святаго,
истиннаго и областью полезнаго, какъ ни рѣзка
черта, раздѣляющая эти области во всѣхъ другихъ от-
ношеніяхъ, но если принять въ соображеніе только то,
что для всякаго сочиненія автору нужно употребить
физическую силу, время, деньги, припасы, словомъ, если
смотрѣть на этотъ предметъ единственно съ точки зрѣ-
нія политической экономіи, то, на языкѣ науки народ-
— 20
наго богатства, писатель ничто иное какъ производи-
тель; сочиненіе же его ничто иное какъ продуктъ,
который если будетъ пущенъ въ обращеніе, то порож-
даетъ право на вознагражденіе, жалованье или зара-
ботную плату,—я не стану въ настоящую минуту спо-
рить о выраженіи.
Но прежде всего,—чтд понимается въ политической
экономіи подъ словомъ производить?
Лучшіе представители науки сообщаютъ намъ, и за-
щитники литературной собственности не оспариваютъ
такого мнѣнія, что человѣкъ не можетъ сотворить ни
одного атома матеріи; что онъ способенъ только овла-
дѣть силами природы, направлять ихъ, видоизмѣнять
ихъ дѣйствія, соединять и разъединять различныя тѣла,
измѣнять ихъ формы и посредствомъ подобнаго управле-
нія силами природы, подобнаго видоизмѣненія тѣлъ,
подобнаго раздѣленія элементовъ придавать внѣшнему
міру болѣе полезный, плодотворный, благодѣтельный,
блестящій и выгодный для самого человѣка видъ. Въ
этомъ смыслѣ вся человѣческая производительность со-
стоитъ: 1) въ выраженіи идей, 2) въ видоизмѣненіи
матеріи.
Такимъ образомъ всякій ремесленникъ есть ничто
иное, какъ производитель движеній и формъ: первыя
онъ почерпаетъ изъ своей жизненной силы, съ помощью
мускуловъ и нервъ; вторыя являются вслѣдствіе воз-
бужденія его мозга. Единственная разница между нимъ
и писателемъ та, что ремесленникъ, непосредственно
дѣйствуя на матерію, изображаетъ, и, такъ сказать,
воплощаетъ въ ней свою идею, между тѣмъ, какъ фи-
— 21 —
лософъ, ораторъ, поэтъ, если можно такъ выразиться,
не производятъ ничего внѣ собственнаго своего суще-
ства и произведеніе ихъ, устное или письменное, огра-
ничивается словомъ. Я съ своей стороны давно уже
сдѣлалъ это замѣчаніе и гг. Фредерикъ Пасси и Вик-
торъ Модестъ, раздѣляющіе въ этомъ отношеніи мои
взгляды, могли бы сослаться на мои слова, еслибы я при-
надлежалъ къ числу такихъ писателей, которыхъ при-
лично цитировать и еслибы напротивъ того не было
выгоднѣе третировать меня, какъ софиста. Но знаютъ
ли они къ чему приведетъ ихъ это уподобленіе, при-
нимаемое, кажется, всѣми современными экономистами?
Они и не подозрѣваютъ этого.
Итакъ мы пришли къ соглашенію: писатель, чело-
вѣкъ одаренный геніемъ,—такой же производитель, какъ
и мелочной лавочникъ или булочникъ; сочиненіе его
ничто иное, какъ продуктъ — частичка народнаго бо-
гатства. Было время, когда экономисты различали про-
изведенія матеріальныя и нематеріальныя, подобно тому,
какъ Декартъ различалъ духъ и матерію. Это дѣле-
ніе оказалось излишнимъ: во первыхъ потому, что про-
извести матерію невозможно и вся наша дѣятельность
ограничивается произведеніемъ идей и видоизмѣненіями
природы; во вторыхъ потому, что въ строгомъ смыслѣ
слова мы не можемъ произвести даже и идей — точно
такъ, какъ не можемъ произвести матеріальныхъ тѣлъ.
Человѣкъ не творитъ своихъ идей, но получаетъ
ихъ; онъ не образуетъ истины, но открываетъ ее; онъ
не изобрѣтаетъ ни красоты, ни справедливости,—онѣ сами
открываются ему при наблюденіи явленій и взаимно-
— 22 —
дѣйствія предметовъ. Для насъ не доступенъ ни ум-
ственный,ни чувственный фондъ природы: причина и сущ-
ность вещей не нашихъ рукъ дѣло; даже идеалъ, о ко-
торомъ мы мечтаемъ, къ которому стремимся и изъ-за кото-
раго дѣлаемъ столько глупостей—созданъ не нами. Наблю-
дать и увидѣть, искать и открыть, овладѣть матеріею
и видоизмѣнить ее сообразно тому, что мы видѣли и
открыли,—вотъ что политическая экономія понимаетъ
подъ словомъ производить. -Чѣмъ болѣе углубляемся
мы въ этотъ вопросъ, тѣмъ болѣе убѣждаемся въ дѣй-
ствительности сходства между литературными и про-
мышленными произведеніями.
Мы говорили о качествѣ продукта, обратимся къ
количеству. Въ какіе предѣлы заключена наша произ-
водительная сила и слѣдовательно какое значеніе, ка-
кіе размѣры могутъ имѣть наши произведенія?
На этотъ вопросъ можно отвѣтить, что наша про-
изводительность зависитъ отъ нашихъ силъ, отъ нашей
организаціи, отъ воспитанія, которое мы получили, отъ
среды, въ которой мы живемъ. Но такая пропорціо-
нальность имѣетъ большое значеніе только при разсма-
триваніи человѣка въ собирательномъ смыслѣ и вовсе
не важна, если мы будемъ разсматривать отдѣльныхъ
индивидуумовъ, такъ что все сказанное мною о незна-
чительности индивидуальной производительности отно-
сится столько же до произведеній философскихъ или
литературныхъ, сколько и до промышленныхъ.
Подобно тому, какъ земледѣлецъ видоизмѣняетъ только
небольшую частичку почвы, воздѣлываетъ только кло-
чокъ земли, словомъ добываетъ себѣ только насущный
23 —
хлѣбъ, такъ и мыслитель не сразу открываетъ истину,
а доходитъ до этого путемъ многихъ заблужденій; да
и та истина, открытіемъ которой онъ хвалится, ничто
иное какъ на минуту блестнувшая искра, которая завтра
же исчезнетъ въ сіяніи вѣчно восходящаго свѣтила
общечеловѣческаго разума. Въ области науки и искус-
ства всякій индивидуумъ быстро стирается, такъ что
идеи, на которыхъ время казалось не должно бы имѣть
большаго вліянія, на дѣлѣ ничѣмъ отъ него не защи-
щены. Произведеніе человѣка, каково бы оно ни было,
также ограничено, несовершенно, эфемерно и не долго-
вѣчно, какъ и самъ онъ. Проходя чрезъ мозгъ чело-
вѣка, который ее индивидуализируетъ, идея такъ же скоро
старѣется, какъ и слова ее выражающія; идеалъ разру-
шается такъ же быстро, какъ образъ его представляющій
и произведеніе, которымъ мы восторгаемся, которое мы
называемъ геніальнымъ, въ сущности—ничтожно, несо-
вершенно, бренно, требуетъ постоянныхъ возобновленій,
какъ хлѣбъ, которымъ мы питаемся или какъ одежда,
прикрывающая нашу наготу. Въ самомъ дѣлѣ, что та-
кое представляютъ собою великія произведенія, остав-
ленныя намъ вымершими, но по нашимъ понятіямъ без-
смертными народами?—муміи.
Итакъ со всѣхъ точекъ зрѣнія произведенія промыш-
ленныя тождественны съ произведеніями литературными.
Перенесенное въ область политической экономіи разли-
чіе между духомъ и матеріей подаетъ только поводъ
къ заявленію надменныхъ притязаній, къ предъявленію
такихъ условій, которыя противны не только полити-
. ческой экономіи, но и самой природѣ. Это не значитъ,
24 —
однако, чтобы люди, спеціальность которыхъ составля-
етъ умственная работа не были умнѣе тѣхъ людей,
которые по ремеслу своему принуждены постоянно во-
зиться съ матеріальными предметами; это не доказы-
ваетъ также, чтобы художественная и литературная
производительность составляли только особую отрасль
промышленности.
Я оставляю за собою право впослѣдствіи дока-
зать совершенно противное. Я говорю только, что въ
сущности, если имѣть въ виду только народное богат-
ство, нѣтъ качественнаго различія между разными ка-
тегоріями продуктовъ, и въ этомъ отношеніи защитни-
ки литературной собственности со мной согласны. От-
кровенно говоря, дѣйствительно—велщю ли это разли-
чіе съ точки зрѣнія экономической? Мыслитель изо- .
брѣлъ идею, практикъ усвоиваетъ ее и даетъ ей осу-
ществленіе. Кому отдать преимущество? Можно ли по-
лагать, что достаточно прочесть въ трактатѣ о геомет-
ріи правила разсѣченія камней для того, чтобы и раз-
сѣчь ихъ по этимъ правиламъ? Но для этого нужно
еще умѣть обращаться съ молоткомъ и долотомъ; во-
обще не такъ просто передать идею, созрѣвшую въ
мозгу, оконечностямъ пальцевъ, которыя уже перево-
дятъ ее на матеріалъ. Человѣкъ, съумѣвшій. сообщить
идею рукамъ, часто разумнѣе того, у котораго она
только въ головѣ и который не можетъ выразить ее
иначе, какъ формулою.
— 25 —
§ 3. Право производителя на продуктъ. — Понятіе о про-
изведеніи не влечотъ за собою понятія о собственности.
Кому принадлежитъ произведенная вещь или форма?
Производителю, который имѣетъ исключительное право
пользоваться и распоряжаться ею. Это такой принципъ,
подъ которымъ я готовъ подписаться обѣими руками. Ни-
какихъ доказательствъ тутъ не нужно, гг. Пасси и де
Ламартинъ. Я никогда не говорилъ, что трудъ — • кража,
напротивъ того... „Слѣдовательно, заключаютъ они, про-
дуктъ составляетъ собственность производителя. Вы со-
гласны съ этимъ, слѣдовательно мы поймали васъ на словѣ,
убѣдили васъ съ помощью вашихъ же афоризмовъ". По-
звольте, господа, мнѣ кажется, что не я, а вы сами вве-
дены въ заблужденіе своею метафизикою и многословіемъ.
Позвольте мнѣ сначала сдѣлать вамъ небольшое замѣчаніе,
а за тѣмъ уже мы увидимъ, кто изъ насъ прибѣгаетъ къ
софизму.
Человѣкъ написалъ книгу, и эта книга принадлежитъ
ему, я съ этимъ согласенъ, какъ дичь принадлежитъ охот-
нику, который ее убилъ. Авторъ можетъ сдѣлать съ своею
рукописью все, что ему угодно, сжечь ее, поставить въ
рамку, подарить своему сосѣду; все это въ его волѣ. Я
даже готовъ согласиться съ аббатомъ Плюке (Ріпдпеі),
что если книга принадлежитъ автору, то она составляетъ
его собственность; но будемъ избѣгать неточныхъ выра-
женій. Собственность — собственности рознь. Это слово
принимается въ различныхъ значеніяхъ, и переходитъ отъ
одного толкованія его къ другому, — такой способъ раз-
сужденія ничто иное, какъ глупое шутовство. Чтобы ска-
— 26 —
вали вы о физикѣ, который, написавши трактатъ о свѣтѣ
и сдѣлавшись вслѣдствіе того собственникомъ, сталъ бы
утверждать, что къ нему перешли всѣ свойства свѣта; что
его темное тѣло преобразилось въ свѣтящее, блестящее,
прозрачное; что оно проходитъ 70,000 миль въ секунду и
до нѣкоторой степени обладаетъ даромъ вездѣсущности? Вы
пожалѣли бы, что такой учоный человѣкъ сошолъ съума.
Почти тоже самое случилось и съ вами и, въ то время,
какъ вы отъ понятія о правѣ собственности на продуктъ
доходите до образованія новаго рода поземельной собствен-
ности, къ вамъ можно примѣнить слова, сказанныя пра-
вителемъ Іудеи апостолу Павлу: Миііае іе ІіИегае
рег(1і(1егшй. Весною бѣдныя крестьянки ходятъ въ
лѣсъ за ягодами, которыя онѣ потомъ продаютъ въ го-
родѣ. Эти ягоды — ихъ продуктъ и слѣдовательно, вы-
ражаясь словами аббата Плюке, ихъ собственность. До-
казываетъ ли это, что бѣдныя крестьянки принадлежатъ
къ классу людей, называемыхъ собственниками? Еслибы
дать имъ это названіе, то всякій подумалъ бы, что онѣ
имѣютъ право собственности и на лѣсъ, въ которомъ растутъ
ягоды. Но къ несчастію истина совершенно противопо-
ложна такому заключенію. Еслибы ягодныя торговки были
собственницами, то онѣ не собирали-бы въ лѣсу ягодъ для
дессерта собственниковъ, а сами ѣли бы ихъ.
Нельзя такъ легко переходить отъ понятія о произво-
дительности къ понятію о собственности, какъ дѣлалъ это
въ 1791 г. Шапелье, который и запуталъ законодатель-
ство по этому предмету. Противъ попытки установить
синонимность этихъ понятій вооружается даже и обычай,
такъ какъ и въ разговорномъ языкѣ, и въ наукѣ всѣми
— 27 —
принято, что хотя одинъ и тотъ же человѣкъ можетъ быть
и производителемъ и собственникомъ, но, тѣмъ не менѣе,
эти два названія совершенно различны и часто даже про-
тивоположны другъ другу. Конечно продуктъ составляетъ
имущество производителя, но это имущество не есть
еще капиталъ, а тѣмъ менѣе собственность. До
этихъ понятій еще далеко и чтобы дойти до нихъ нужно
тщательно разузнать и проложить дорогу, а не шагать на
ходуляхъ громкихъ фразъ, какъ дѣлаетъ г. де Ламартинъ.
Словомъ, возвращаясь къ нашему сравненію, сочиненіе
писателя есть такой же продуктъ, какъ и жатва крестья-
нина. Если мы захотимъ узнать основаніе этой произво-
дительности, то придемъ къ двумъ моментамъ, соединеніе
которыхъ даетъ продуктъ: это — трудъ съ одной сто-
роны, а съ другой — основной капиталъ или фондъ,
который для земледѣльца заключается въ землѣ, а для
писателя въ томъ, что мы назовемъ пожалуй духомъ.
Такъ какъ земля раздѣлена между частными владѣль-
цами, то всякій клочокъ ея, съ котораго воздѣлыватель
собираетъ жатву , называется поземельною соб-
ственностью, или просто собственностью; это по-
нятіе существенно отличается отъ понятія продукта, ко-
торому оно предшествуетъ. Я не стану разыскивать осно-
ваній института поземельной собственности, на которую
не нападаютъ мои противники, стремящіеся только до-
биться ея контрафакціи. Эти основанія не имѣютъ ни-
чего общаго съ нашими настоящими изслѣдованіями. Я
воспользуюсь только твердо -установленнымъ различіемъ
между земледѣльческимъ продуктомъ и поземельною соб-
ственностью и скажу, что ясно, вижу, въ чомъ заклю-
28 —
чается продуктъ писателя, но не могу найти соотвѣт-
ствующаго ему права собственности. Въ чомъ оно заклю-
чается, на какихъ началахъ установить его? Размежуемъ
ли мы міръ духовный подобно тому какъ размежевана
земля ? Я не противлюсь такому размежеванію, если оно
возможно, но какимъ же образомъ произвести его?...
Составляетъ ли собственность писателя’ самый продуктъ
его, самое сочиненіе, матеріалы для котораго почерпнуты
изъ общечеловѣческаго запаса свѣденій и которое въ
свою очередь послужитъ матеріаломъ для дальнѣйшей
разработки? Какимъ же образомъ, вслѣдствіе какихъ
общественныхъ условій, какой законной фикціи, какихъ
основаній совершится подобная метаморфоза? Вотъ что
вамъ слѣдовало бы разъяснить, но чего вы не разъя-
сняете, безъ всякой послѣдовательности переходя отъ
понятія о продуктѣ къ понятію о собственности; я съ
своей стороны сейчасъ же постараюсь разрѣшить этотъ
вопросъ. Литераторъ-производитель, его продуктъ при-
надлежитъ ему; никто съ вами объ этомъ не споритъ.
Но опять таки, спрошу я васъ, что же этимъ доказы-
вается? Что нельзя требовать отъ литератора его про-
дукта даромъ? Такъ, но что же изъ этого?
Здѣсь, впрочемъ, возникаетъ новый вопросъ, который
нужно разсмотрѣть особо.
$ 4. О мѣнѣ продуктовъ. — Изъ мѣновыхъ отношеній
не вытекаетъ право собственности.
Такъ какъ для того, чтобы установить литературную
собственность, начали доказывать реальность литератур-
наго произведенія, хотя первая вовсе не вытекаетъ изъ
— 29
послѣдней, то и мы предположимъ, что эта собствен-
ность, если уже она должна существовать, будетъ ре-
зультатомъ послѣдующихъ отношеній. Мы возвратимся
къ той точкѣ, на которой оставили свой вопросъ и про-
слѣдимъ литературное произведеніе во всемъ его эконо-
мическомъ движеніи.
Всякое богатство, добытое трудомъ, есть въ одно и
тоже время и продуктъ физической силы и проявленіе
идеи. Выходя изъ рукъ производителя, оно еще не пред-
ставляетъ собою собственности, оно есть просто продуктъ,
прибыль, объектъ пользованія и потребленія. Но поло-
женіе человѣчества было бы весьма незавидно если бы
всякій производитель пользовался только ’ своими специ-
фическими продуктами. Нужно чтобы пользованіе обоб-
щилось и чтобы человѣкъ изъ спеціальнаго производи-
теля дѣлался всеобщимъ владѣльцемъ и потребителемъ.
Способъ, посредствомъ котораго потребленіе продуктовъ
дѣлается общимъ достояніемъ всѣхъ, представляетъ мѣна.
Только мѣна придаетъ всякому продукту или всякой
услугѣ — цѣнность; только мѣна порождаетъ для
всякаго рода производительности понятіе вознагражденія,
платы, жалованья и т. п.
Можетъ ли .собственность, разумѣя подъ этимъ сло-
вомъ собственность поземельную, о которой раздѣленіе
земли даетъ намъ столь ясное понятіе и на аналогіи съ
которой хотятъ» построить собственность интеллектуаль-
ную, можетъ ли, говорю я, собственность, которую намъ
не удалось вывести изъ производительности, быть слѣд-
ствіемъ мѣны? Этотъ-то вопросъ намъ и предстоитъ
теперь разрѣшить.
— 30 —
Законы мѣны извѣстны: продукты обмѣниваются одинъ
на другой, причомѣ оцѣнка ихъ зависитъ отъ взаим-
ныхъ отношеній спроса и предложенія; по совер-
шеніи обмѣна каждая изъ помѣнявшихся сторонъ полу-
чаетъ право распоряжаться пріобрѣтеннымъ продуктомъ,
какъ своимъ собственнымъ, и за тѣмъ всѣ взаимныя
обязательства сторонъ прекращаются.
Эти законы всеобщи, они примѣняются ко всѣмъ ро-
дамъ продуктовъ и услугъ и не допускаютъ исключеній.
Продукты чисто интеллектуальные обмѣниваются на про-
мышленные точно такъ же, какъ послѣдніе мѣняются другъ
на друга; въ обоихъ случаяхъ изъ договора мѣны выте-
каютъ одни и тѣ же права и обязательства. Отъ чего же
это зависитъ? Отъ того, какъ объяснили мы выше, что
всѣ продукты человѣческой дѣятельности, въ сущности,
однородны и однокачественны, всѣ заключаютъ въ себѣ
употребленіе физической силы и проявленіе идеи; что
всѣ дѣйствія человѣка, отъ идей выражаемыхъ словами
до видоизмѣненія матеріи—ограничены, эфемерны, несо-
вершенны ; что сущность ихъ не зависитъ отъ воли че-
ловѣка; что средняя пропорціональная величина ихъ
неизмѣнна. Вотъ чѣмъ объясняется то обстоятельство,
что люди могутъ обмѣниваться своими продуктами, оцѣ-
нивать другъ друга, платить другъ другу.
Но изъ всего этаго я все таки не вижу, чтобы вы-
мѣненная вещь могла обратиться въ основной капиталъ,
приносящій проценты или ренту, какъ земля, словомъ,
чтобы она могла обратиться въ собственность.
Въ мѣнѣ можно найти много рѣзко другъ отъ друга
отличающихся моментовъ, которые иногда порождаютъ
— 31
серьезныя затрудненія; таково предложеніе, которое
иногда предшествуетъ спросу, а иногда слѣдуетъ за
нимъ; сюда же относятся: — торгъ, соглашеніе, пере-
дача, полученіе, уплата. Обо всѣхъ этихъ моментахъ
писались цѣлые томы, всѣ они могутъ порождать раз-
личныя обстоятельства, но къ числу ихъ нельзя отнести,
и даже невозможно вообразить себѣ такого факта, ко-
торый замѣнилъ бы основную идею мѣны и обратилъ
бы владѣльца, производителя или пріобрѣтателя вещи въ
лицо, которое мы привыкли называть собственникомъ.
Мы дойдемъ въ послѣдствіи до вопроса о сбереже-
ніи и капиталѣ и спросимъ, могутъ ли эти понятія по-
вести къ понятію о собственности. Въ настоящую ми-
нуту насъ занимаетъ одна мѣна.
Я говорилъ уже, что одного понятія о литературномъ
произведеніи недостаточно для установленія литератур-
ной собственности, подобно тому, какъ одного понятія
о произведеніи земледѣльческомъ или промышленномъ
недостаточно было бы для учрежденія собственности по-
земельной; теперь же я скажу, что литературная соб-
ственность не можетъ быть выведена и изъ принципа
мѣны потому во первыхъ, что сочиненіе, служащее пред-
метомъ мѣны есть всетаки ничто иное, какъ продуктъ, вещь
потребляемая, совершенно противоположная тому, что при-
нято понимать подъ собственностью; во вторыхъ, что
по совершеніи обмѣна вещь принадлежитъ уже не про-
изводителю, а тому кто ее пріобрѣлъ; такія соображе-
нія оставляютъ вопросъ іи віаіп дпо и совершенно
уничтожаютъ гипотезу, установляющую право собствен-
ности въ пользу производителя.
32
Такимъ образомъ общепринятая въ настоящее время
аналогія между литературнымъ и промышленнымъ про-
изведеніемъ далеко не приводитъ насъ къ понятію о какой
бы то ни было собственности. Это слѣдовало бы яснѣе по-
нимать гг. Фредерику Пасси и Виктору Модесту, со всею
свойственною имъ энергіею утверждающимъ, что соб-
ственность вовсе не есть послѣдствіе производительной
дѣятельности и что тѣ люди, которые подобно г. Тьеру
въ основаніе собственности кладутъ трудъ собственника,
въ сущности не защитники, а противники права соб-
ственности. Очевидно, — таково же и мое мнѣніе, что позе-
мельная собственность имѣетъ другое основаніе; что она
выше, если не старше труда и что выводить, подобно защит-
никамъ безсрочной монополіи, право собственности изъ
того, что литераторъ — производитель, значитъ самому
портить свое дѣло.
Производители различныхъ спеціальныхъ предметовъ
обмѣниваютъ свои продукты, но въ этой мѣнѣ нѣтъ
ничего, что бы порождало понятіе о поземельной соб-
ственности. Владѣніе, (этимъ словомъ лучше всего опре-
дѣляется отношеніе производителя или мѣновщика къ
продукту) начинается со времени появленія продукта, об-
нимаетъ только этотъ продуктъ и прекращается съ про-
изводствомъ обмѣна. По пі (Іев, я даю вамъ съ тѣмъ,
чтобы и вы мнѣ дали что нибудь; дайте мнѣ урокъ
правописанія, арифметики, музыки, я дамъ вамъ въ за-
мѣнъ этаго яицъ отъ моихъ курицъ, кружку моего ви-
на, фруктовъ мною набранныхъ, моего сыру, масла, чего
вы хотите. Спойте мнѣ свою пѣсню, разскажите мнѣ
свою исторію, научите меня вашимъ пріемамъ, вашему
ремеслу, откройте мнѣ ваши секреты; за это я дамъ
вамъ квартиру, буду васъ кормить и содержать на свой
счотъ въ продолженіи недѣли, мѣсяца, года, въ про-
долженіи всего времени, что вы меня будете учить. Что
слѣдуетъ за обмѣномъ продуктовъ и услугъ? Всякій изъ
помѣнявшихся извлекаетъ свою выгоду изъ полученнаго,
усвоиваетъ себѣ эту вещь, раздѣляетъ ее между своими
дѣтьми, своими друзьями, и уступившій ее не можетъ
протестовать противъ такой передачи вещи. Виданное
ли дѣло, чтобы молодые люди обоего пола изъ Фран-
ціи, Швейцаріи и Бельгіи отправляющіеся въ Россію
для обученія тамошней молодежи, сверхъ платы за свои
услуги требовали еще отъ своихъ учениковъ обязатель-
ства, по достиженіи зрѣлаго возраста не обучать своихъ
соотечественниковъ, такъ какъ преподаваніе составляетъ
собственность иностранныхъ наставниковъ? Это значило
бы дать и удержать, то есть разрушить мѣну. Русскіе
вельможи, выписывающіе иностранныхъ учителей, могли
бы, на томъ же основаніи, требовать, чтобы, по окон-
чаніи занятій и по полученіи условленной платы, ино-
странцы обязаны были истратить эти деньги въ Россіи
и не вывозить русскихъ денегъ за границу; такое тре-
бованіе было бы конечно весьма странно и неудобоис-
полнимо, а между тѣмъ защитники литературной соб-
ственности мечтаютъ о чомъ то подобномъ; подъ какимъ
предлогомъ домогаются они такихъ не сбыточныхъ ве-
щей, это мы скоро увидимъ.
Выводъ нашъ таковъ: всякій продуктъ чистаго мы-
шленія или промышленности, если онъ пущенъ въ обо-
ротъ, считается не фондомъ, не собственностью, а по-
з
— 34 —
требляемою и уничтожаемою отъ потребленія вещью;
распоряжаться этою вещью можетъ только произведшій
ее, или тотъ, кто получилъ ее, представивъ въ замѣнъ
ея извѣстный эквивалентъ. Совсѣмъ не таково право
собственности. Земля не есть произведеніе человѣка, она
не потребляема, и право собственности на нее можетъ
быть передано и лицу не воздѣлывающему ее. Ничего
не можетъ быть яснѣе этаго различія, даже самая ар-
гументація монополистовъ предполагаетъ его, хотя и не
можетъ этаго выразить; весь ихъ талантъ заключается
въ умѣньи запутывать идеи, перемѣшивать понятія, вы-
ражаться двусмысленно и выводить заключенія, не имѣ-
ющія никакого отношенія къ большей посылкѣ.
1
§ 5. Особыя затрудненія, встрѣчаемыя при мѣнѣ
интеллектуальными продуктами.
Съ одной стороны различіе, но видимому существу-
ющее между различными родами продуктовъ, а съ дру-
гой несовершенство мѣновыхъ операцій ввели мыслите-
лей въ заблужденіе.
Между скотоводомъ, продукты котораго составляютъ:
масло, говядина, шерсть и промышленникомъ, фабрикую-
щимъ полотно, приготовляющимъ шляпы, обувь — мѣна
производится естественно и легко. Трудъ каждаго изъ нихъ
воплощается въ матеріальный, осязательный предметъ, ко-
торый можно испробовать, измѣрить, взвѣсить и потребленіе
котораго необходимо ограничивается самимъ пріобрѣтате-
лемъ и его семьею. Оцѣнка, передача и расчотъ въ этомъ
случаѣ не представляютъ никакого затрудненія. Поэтому
— 35 —
то въ законодательствѣ существуютъ объ этомъ пред-
метѣ старыя и точно опредѣленныя постановленія.
Не такъ легокъ обмѣнъ подобныхъ продуктовъ на
произведенія умственныя, на идеи, которыя, какъ ка-
жется съ перваго взгляда, даже вовсе непотребляемы
и распространеніе которыхъ, если онѣ переданы хотя
одному лицу, можетъ идти до безконечности уже не-
зависимо отъ автора; при такихъ обстоятельствахъ за-
конодатель колеблется, а заинтересованныя стороны кри-
чатъ, одна о преувеличеніи, другая о неблагодарности.
Во всѣ времена въ торговлѣ было много несправедли-
ваго ; научился ли еврей, въ продолженіи трехъ тысячъ
лѣтъ занимающійся торговыми оборотами, отличать мѣну
отъ ажіотажа и кредитъ отъ лихоимства 1 Люди тру-
дящіеся надъ разработкою отвлечониыхъ идей жалуют-
ся на плохое обращеніе, которому они подвергались, а
развѣ лучше участь несчастныхъ труженниковъ, прикрѣ-
пленныхъ къ землѣ?... Будемъ хладнокровно толковать
о вещахъ и имѣя въ виду то обиліе вѣроломства, съ
которымъ намъ приходиться бороться, не будемъ выпу-
скать изъ виду требованій здраваго смысла.
Начнемъ съ самыхъ простыхъ примѣровъ, а впо-
слѣдствіи перейдемъ и къ болѣе сложнымъ.
Доктора призываютъ къ больному, онъ опредѣляетъ
родъ болѣзни, прописываетъ лекарство. За такую ус-
лугу принято платить доктору, по выздоровленіи, со-
размѣряя плату съ числомъ визитовъ; въ Англіи, впро-
чемъ, доктору платятъ за каждый визитъ особо. Но
что же далъ докторъ больному ? — Совѣтъ, рецептъ, за-
ключающійся въ четырехъ строчкахъ, вещь нематеріалъ-
— 36 —
ную, неосязаемую, не имѣющую прямаго отношенія къ
той платѣ, которая за нее производится. Одно лекарство,
удачно прописанное,—спасетъ жизнь больнаго, и за него
не жалко заплатить даже 1000 франковъ, а другое
не стоитъ и чернилъ, которыя на него изведены. Но
всякій пойметъ, что докторъ всетаки трудился, тратилъ
время, долженъ былъ совершить путешествіе пѣшкомъ
или въ экипажѣ; что прежде чѣмъ сдѣлаться докто-
ромъ и получить практику, онъ долженъ былъ много
и долго учиться и т. д. За все это нужно вознагра-
жденіе, но въ чомъ же оно будетъ состоять ? Нѣтъ ни-
какой возможности точно опредѣлить его размѣры. Дан-
ными для такого опредѣленія служатъ соображенія о
томъ, чего стоило доктору изученіе медицины, сколь-
ко у него больныхъ, какъ велика конкуренція со сто-
роны другихъ докторовъ, какъ велика потребность въ
докторахъ и какъ высока степень благосостоянія дан-
ной мѣстности. Словомъ, хотя тутъ нѣтъ обмѣна про-
дуктами, но есть обмѣнъ цѣнностями; поэтому услуги
докторовъ вознаграждаются одинаково, по одной и той
же таксѣ, независимо отъ того, удалось ему снасти жизнь
больнаго или нѣтъ.
На томъ же самомъ основаніи вознаграждаются и ус-
луги лицъ, живущихъ частными уроками. Изъ даннаго
урока, изъ прописаннаго рецепта, лицо получившее ихъ
можетъ сдѣлать все, что ему угодно. Никто не можетъ
запретить ученику научить другаго тому, чему самъ
онъ выучился, или больному — передать рецептъ дру-
гому лицу. Ни учитель, ни докторъ не могутъ претен-
довать на это. Если лечить больныхъ запрещено ли-
— 37
цамъ не имѣющимъ докторскаго диплома, то это запре-
щеніе имѣетъ полицейскую и гигіеническую цѣль, а вовсе
не стремится къ защитѣ привилегіи. Всякій можетъ изу-
чить медицину и получить докторскую степень. Словомъ
въ этомъ случаѣ, какъ и во всѣхъ другихъ вполнѣ при-
мѣняется тотъ основной принципъ мѣны, по которому
пріобрѣтенная мѣною вещь становится собственностью
пріобрѣтателя.
Нѣсколько иначе вознаграждаются труды университет-
скаго профессора, которому государство платитъ опредѣ-
ленное жалованье, но въ сущности и тутъ наблюдается
тотъ же принципъ. Законъ, скажете вы, запрещаетъ
кому бы то ни было воспроизводить его лекціи. Я до-
пускаю такую предосторожность со стороны законодателя
который не хочетъ, чтобы мысли профессора иска-
жались и обезображивались непонятливыми или не-
благонамѣренными слушателями. Профессоръ отвѣчаетъ
за свои лекціи, слѣдовательно онъ долженъ и наблю-
дать за ихъ печатаніемъ. Но выгода, которую профес-
соръ получаетъ отъ обнародованія своихъ лекцій сверхъ
жалованья, должна быть разсматриваема какъ соедине-
ніе въ одномъ лицѣ двухъ должностей. Она можетъ
быть терпима вслѣдствіе принятія въ соображеніе умѣ-
ренности профессорскаго оклада, вслѣдствіе желанія по-
ощрить усердіе профессоровъ и т. д. Я не стану оспа-
ривать разумности этихъ мотивовъ. Я говорю только,
что нужно принять одно изъ двухъ: или эта прибыль
отъ обнародованія лекцій составляетъ добавочный о-
кладъ профессора, или она представляетъ собою нару-
шеніе основнаго въ торговлѣ правила, что за одинъ
38 —
товаръ дважды не платятъ. Во всякомъ случаѣ,
изъ этаго обстоятельства никакъ нельзя вывести
необходимости установленія безсрочной литературной
ренты.
Судья, священникъ, чиновникъ административнаго вѣ-
домства, всѣ эти лица разсматриваются съ той же точки
зрѣнія. Всѣ они также интеллектуальные производители
и только желаніе возвысить ихъ значеніе и не уни-
жать ихъ до сравненія съ простыми промышленниками
побудило изобрѣсти для нихъ названія жалованья, го-
норарія и т. іі., которыя всѣ подобно болѣе скромному
названію заработной платы, указываютъ на одно и
то же понятіе, на цѣну услугъ и продуктовъ.
Не рѣдко случается, что государство назначаетъ пен-
сіонъ выходящимъ въ отставку слугамъ своимъ. Этотъ
пенсіонъ, необходимо пожизненный, нужно разсматри-
вать, какъ составную пасть вознагражденія за труды
и слѣдовательно онъ подходитъ подъ общія правила.
Въ этомъ случаѣ легко примириться съ нѣкоторымъ
уклоненіемъ отъ основнаго принципа. Но уклоненіе не
уничтожаетъ принципа, а скорѣе доказываетъ его су-
ществованіе. Въ сущности всѣмъ этимъ управляютъ все
тѣже правила мѣны, а въ чомъ они заключаются? —
Въ спросѣ и предложеніи, въ свободномъ соглашеніи,
въ двустороннемъ договорѣ, въ представленіи проду-
кта за продуктъ, услуги за услугу, цѣнности за цѣн-
ность, въ томъ, что послѣ передачи продукта и при-
нятія за него эквивалента обѣ стороны совершенно ра-
сквитались. Нужно обратить вниманіе на это выра-
женіе; по окончаніи мѣны прекращаются всякія взаим-
39 —
ныя обязательства сторонъ; всякій получаетъ извѣст-
ную вещь и можетъ распоряжаться ею безотчотно, по сво-
ему произволу.
Обратимся къ писателямъ. —Изъ всего сказаннаго
очевидно, что еслибы писатель былъ общественнымъ
дѣятелемъ, то опредѣлить способъ его вознагражденія
было бы очень легко. На него смотрѣли бы, какъ смо-
трятъ на профессора, судью, администратора, священни-
ка, дѣятельность которыхъ предполагаетъ также извѣ-
стнаго рода дарованіе, потому, что хотя они и не за-
нимаются литературой, но часто выказываютъ столько
же краснорѣчія, знанія, философскаго направленія и
героизма, какъ и человѣкъ перелагающій свои мечта-
нія въ стихи, дисертаціи, памфлеты или романы. Въ
этомъ отношеніи было бы дерзко и обидно проводить
какое нибудь различіе между всѣми этими услугами и
продуктами. Однако наслѣдственность уничтожена и въ
судейскомъ и въ духовномъ сословіи, точно такъ же,
какъ и въ промышленности; вознагражденіе облечено въ
форму ежегоднаго оклада, дополняемаго иногда назна-
ченіемъ пенсіона. должности отдаются по конкурсу,
такъ что и тутъ является та же свободная конку-
ренція, которая господствуетъ въ сферѣ промышлен-
ности.
Получая жалованье отъ государства, можетъ ли учо-
ный или литераторъ требовать, чтобы на него смотрѣ-
ли иначе, чѣмъ на прочихъ чиновниковъ? Конечно
нѣтъ. Получая жалованье отъ правительства, литера-
торъ потерялъ бы всякое право собственности на свои
сочиненія, за которыя онъ достаточно уже вознаграж2
— 40 —
ждался бы ежегоднымъ окладомъ. Во Франціи духовен-
ство кромѣ жалованья отъ правительства имѣетъ еіце
случайные доходы и жалуется на свою судьбу; про-
фессора получаютъ особую плату за экзамены; академи-
ки получаютъ вознагражденіе за каждое засѣданіе. Не
худо бы отмѣнить всѣ эти прибавки, представляю-
щія собою остатокъ отъ тѣхъ старыхъ временъ, когда
экономическія понятія были весьма не точны, когда
судья бралъ взятки, а духовенство получало доходы;
когда въ рукахъ дворянства была и привилегія воен-
ной службы и привилегія права собственности, между
тѣмъ какъ земледѣлецъ былъ въ крѣпостной зависи-
мости и отправлялъ барщину; когда цивиль-листу
государя смѣшивали съ государственной казной; сло-
вомъ, когда производство находилось въ рабскомъ по-
ложеніи, а мѣна заключалась въ взаимномъ надуватель-
ствѣ.
§ 6» Прекращеніе авторскихъ правъ.
И такъ намъ остается только заняться писателемъ
независимымъ, который не состоитъ пи въ званіи про-
фессора, ни въ званіи чиновника, ни въ званіи свя-
щенника, который просто распространяетъ свои идеи
посредствомъ листковъ, прошедшихъ черезъ типографскій
станокъ. Какимъ образомъ опредѣлить слѣдующее ему
вознагражденіе?
Въ этомъ отношеніи указываютъ намъ дорогу фран-
цузскіе короли, первые начавшіе выдавать привилегіи
на печатаніе той или другой книги, намъ остается
только слѣдовать ихъ примѣру. Авторъ представляетъ
— 41 —
собою одну изъ мѣняющихся сторонъ, не такъ ли? съ
кѣмъ же онъ мѣняется? — Ни со мною, ни съ вами,
нисъ кѣмъ въ частности, но вообще со всею публи-
кою. Если представитель общества — правительство не
назначаетъ никакого жалованья писателю (спѣшу огово-
риться, что я ничего подобнаго и не требую), то ясно,
что на писателя нужно смотрѣть, какъ на антрепренера,
принимающаго на себя весь рискъ предпріятія, что его
изданіе съ коммерческой точки зрѣнія не представляетъ
собою чего либо вѣрнаго, обеспеченнаго и потому между
нимъ и обществомъ возникаетъ безмолвный договоръ,
вслѣдствіе- котораго, въ видѣ вознагражденія за трудъ,
автору предоставляется на извѣстное время исключи-
тельное право продавать написанную имъ книгу. Если
на изданіе будетъ сильный запросъ, то авторъ будетъ
вознагражденъ съ излишкомъ, если изданіе не пойдетъ
въ ходъ, то онъ ничего не получитъ. Для того, чтобы
онъ успѣлъ возвратить свои издержки, ему дается
30-лѣтній, 40-лѣтній, 70-лѣтній срокъ. Я нахожу
этотъ договоръ совершенно правильнымъ и справедли-
вымъ потому, что онъ соотвѣтствуетъ всѣмъ требовані-
ямъ, сохраняетъ всѣ права, соблюдаетъ всѣ принципы,
и уничтожаетъ всѣ возраженія. Однимъ словомъ, автора
удовлетворяютъ, какъ и всѣхъ производителей, даже
лучше многихъ другихъ; но съ какой стати можетъ онъ
заявлять претензію на исключительное положеніе, тре-
бовать сверхъ всего того, что даютъ ему - торговое
право, законы о мѣнѣ и политическая экономія, еще
какой-то безсрочной ренты?
Этотъ выводъ совершенно ясенъ, и пусть кто нибудь
42
найдетъ въ немъ хотя тѣнь софизма. Въ заключеніе
повторимъ наши положенія: отъ правительства требуютъ
установленія въ пользу писателей новаго вида права
собственности, особой собственности ыіі ^опегів, ана-
логичной собственности поземельной.
Я ничего но говорю противъ поземельной собствен-
ности, основанной на особыхъ соображеніяхъ, объ ко-
торой здѣсь нѣтъ и рѣчи. Я спрашиваю только на чомъ
основана такая аналогія?
Въ отвѣть на ото защитники безсрочной монополіи
пускаются въ экономически-юридическое разсужденіе,
исходною точкою котораго служитъ то положеніе, что
писатель-производитель, и какъ таковой имѣетъ исключи-
тельное право на пользованіе своимъ продуктомъ. Я
согласенъ на это уподобленіе, но замѣчу, что понятіе
о производительности и права изъ нея вытекающія
вовсе не порождаютъ права собственности въ томъ смы-
слѣ, въ какомъ обыкновенно принимается это слово,
въ какомъ понимаютъ его и защитники литературной
собственности. Что литераторъ имѣетъ право распоря-
жаться своею рукописью, какъ ему заблагоразсудится
и никому ее не показывать, въ этомъ нѣтъ никакого
сомнѣнія, но что же этимъ доказывается?
Мнѣ возражаютъ, что всякій продуктъ, всякая услуга
даетъ право на вознагражденіе и что авторъ, пустив-
шій въ обращеніе свою книгу, можетъ требовать за это
какого нибудь эквивалента. Я и съ этимъ согласенъ,
но замѣчу моимъ противникамъ, что ни изъ понятія о
мѣнѣ, ни изъ понятія о производствѣ не вытекаетъ по-
нятіе о собственности, и путемъ тѣхъ же аналогій до-
43
кажу, что писатель, которому предоставлено на извѣстный
срокъ исключительное право на продажу своихъ сочи-
неній, вознагражденъ сполна. Требуютъ, чтобы эта
привилегія изъ срочной превратилась въ безсрочною; -
но на этомъ основаніи и крестьянка, которой за кор-
зинку ягодъ даютъ пятьдесятъ сантимовъ, могла бы
отвѣтить: „нѣтъ, вы должны, до безконечности, платить
мнѣ и моимъ наслѣдникамъ ежегодную ренту въ 10
сантимовъ/' — Неужели же торгующій хлѣбомъ, мясомъ,
виномъ и т. п. можетъ отказаться отъ принятія платы
за товаръ и требовать замѣны ея безсрочной рентой.
Но вѣдь это значило-бы, подобно Іакову, пріобрѣсти
право первородства за чечевичную похлебку. При та-
кихъ условіяхъ не только торговля, но и производи-
тельность вскорѣ вовсе бы остановилась потому, что
всякому лицу достаточно было бы поработать нѣсколько
лѣтъ, а потомъ жить не трудомъ, а рентою. Нелѣпость
такого требованія очевидна.
Но есть ли хотя какой нибудь разумный предлогъ
для того, чтобы сдѣлать исключеніе въ пользу худож-
никовъ и литераторовъ. Никакого подобнаго предлога
не представляется. Защитники безсрочной монополіи
требуя, чтобы она была дарована совершенно безвоз-
мездно и не опиралась ни на соображеніе личнаго зна-
ченія авторовъ и художниковъ, ни на достоинство ихъ
произведеній, требуютъ вещи совершенно выходящей изъ
порядка вещей. Съ какой стати устанавливать постоян-
ный пенсіонъ въ пользу производителей, труды которыхъ
столько же сколько и всѣ прочіе продукты носятъ на
себѣ отпечатокъ индивидуальности и духа времени, и
44 —
по существу своему столько же ограничены, несовер-
шенны, непрочны и недолговѣчны? Развѣ не извѣстно,
что произведенія чистаго, отвлеченнаго мышленія изна-
шиваются такъ же скоро, какъ и промышленные про-
дукты, уничтожаются постояннымъ движеніемъ человѣ-
ческой мысли, поглощаются, видоизмѣняются другими
послѣдующими сочиненіями? Средній срокъ существова-
нія книги не превышаетъ 30-ти лѣтъ; перейдя за этотъ
предѣлъ, книга уже не можетъ удовлетворить духу
времени, становится отсталою и ее перестаютъ читать.
Нѣкоторыя (весьма незначительное меньшинство) дохо-
дятъ до послѣдующихъ поколѣній, но сохраняются
только, какъ памятники древняго языка, историческіе
источники, археологическія рѣдкости. Кто въ настоя-
щее время читаетъ Гомера или Виргилія? Для того,
чтобы понимать ихъ и оцѣнивать ихъ красоты нужно
пройти черезъ длинное приготовительное обученіе. Про-
бовали было ставить на сцену пьесы Эсхила и Софокла
но и это не удалось. Библія, перейдя отъ Израильтянъ
къ Христіанамъ совершенно перемѣнила свой видъ. Не-
давно на нашихъ глазахъ померкла слава Беранже, а
черезъ нѣсколько лѣтъ никто не станетъ говорить ни
объ Ламартинѣ, ни объ Викторѣ Гюго. Объ нихъ какъ,
объ тысячи другихъ, будутъ помнить одни любознатель-
ные учоные: — вотъ въ чомъ заключается безсмертіе.
Но, скажутъ мнѣ, если существованіе умственныхъ
произведеній такъ непродолжительно, то какое же пре-
пятствіе найдете вы для установленія безсрочной при-
вилегіи въ пользу писателей?
Я нахожу для этого много различныхъ препятствій.
45 —
Во первыхъ, безсрочная ' привилегія не соразмѣрна съ
заслугами писателей и нарушаетъ законы мѣны, по
которымъ всякій продуктъ долженъ быть сплоченъ экви-
валентомъ. Давать что либо свыше эквивалента, значитъ
узаконить паразитство, становиться поборникомъ неспра-
ведливости. Кромѣ того, установленіе такой безсрочной
привилегіи составляетъ нарушеніе правъ общества, для
котораго такимъ образомъ умственные труды частныхъ
лицъ идутъ во вредъ, а не въ пользу. Наконецъ, за-
щитники безсрочной монополіи вовсе не замѣчаютъ еще
того, что исключительное право продажи своихъ сочи-
неній, еслибы оно было на вѣчныя времена предоставлено
авторамъ, увеличило бы, продолжительность существова-
нія книги, что значительно повредило бы дѣлу прогресса.
О нарушеніи законовъ мѣны я не буду болѣе говорить,
но къ двумъ послѣднимъ причинамъ, по которымъ я
считаю невозможнымъ установить безсрочною монополію,
я возвращусь еще въ третьей части настоящаго сочи-
ненія.
§ 7. Разрѣшеніе нѣкоторыхъ затрудненій.
Прежде чѣмъ пускаться въ дальнѣйшія изслѣдованія
да позволено мнѣ будетъ разъяснить нѣсколько недо-
разумѣній, вытекающихъ изъ неточности терминологіи,
употребляемой и защитниками и противниками литера-
турной собственности. Эти подробности, я знаю, нѣсколько
скучны, но тѣмъ не менѣе необходимы.
Тутъ нужно обратить особое вниманіе на два слѣ-
дующія положенія: 1) что между авторомъ и публикою
происходитъ мѣна; 2) что вслѣдствіе такой мѣны пу-
— 46 —
блика, за извѣстную плату, получаетъ книгу въ свое
распоряженіе, въ свою собственность. Этимъ устраняются
всѣ затрудненія и вопросъ совершенно разъясняется.
Для того, чтобы установить понятіе объ интеллектуаль-
ной собственности, аббатъ Плюке сравниваетъ творенія
генія съ поземельнымъ участкомъ, который рас-
паханъ авторомъ, а сообщеніе сочиненія публикѣ онъ
называетъ жатвою. Очевидно, что для этого писателя
не существуетъ ни логики, ни грамматики. Твореніе
генія не поземельный участокъ, но продуктъ, а между
этими двумя понятіями есть существенное различіе. Со-
общеніе книги публикѣ — не жатва, а непремѣнное
послѣдствіе мѣны; оно именно и представляетъ тотъ
актъ посредствомъ котораго авторъ отказывается отъ
распоряженія своею книгою, то дѣйствіе, которое юристы
называютъ передачею (ігасііііоп), а купцы- отпу-
скомъ товара (Иѵгаіьоп). За тѣмъ слѣдуетъ цѣна,
которой нелѣпо придавать названіе жатвы потому что
тогда пришлось бы назвать жатвою и цѣну мѣшка хлѣба;
но это значило бы перепутать всѣ понятія. Обработан-
ная и засѣянная земля произвела пшеницу; эту пшеницу
снесли на рынокъ и продали за извѣстную цѣну; вотъ
и вся процедура. Точно также и человѣкъ, обработы-
вающій поле мысли, извлекаетъ изъ него продуктъ —
книгу; эта книга печатается, продается, и авторъ по-
лучаетъ за нее извѣстное вознагражденіе.
Нѣкоторые изъ послѣдователей безсмысленной теоріи
Плюке, принимая все таки литературное произведеніе
за поле, стали называть плодами этаго поля — то
количество экземпляровъ, въ которомъ книга напечатана.
47 —
Такъ какъ, говорятъ оии, всякому поземельному соб-
ственнику принадлежатъ плоды, приносимые его участ-
комъ, то слѣдовательно и т. д., — другими словами
повторяютъ нелѣпое мнѣніе Плюке. Всякое произведеніе
автора заключаетъ въ себѣ болѣе или менѣе развитую
мысль, которая имѣетъ свое особое существованіе, не-
зависимо отъ печатной книги, рукописи и даже слова.
Рѣчь, въ которую облекается эта мысль, бумага и буквы,
съ помощью которыхъ эта рѣчь, сначала придуманная,
потомъ сказанная, становится видимою для глазъ, вовсе
не дѣти этой мысли, не плоды ея, а только способы
ея проявленія. Это посторонніе продукты, являющіеся
на помощь автору, подобно тому, какъ повивальная
бабка является на помощь родильницѣ. До какой сте-
пени вѣрно подобное мнѣніе, доказывается тѣмъ, что
продуктъ типографскій, какъ вспомогательный,* оплачи-
вается авторомъ, или издателемъ прежде, чѣмъ самый
трудъ автора будетъ вознагражденъ.
Г. Викторъ Модестъ, проводя эту ложную аналогію
между литературнымъ произведеніемъ и поземельнымъ
участкомъ, возстаетъ противъ выраженія: заработная
плата, которымъ нѣкоторые неловкіе противники без-
срочной монополіи хотѣли опредѣлить авторское право.
„Авторъ, говоритъ онъ, ни отъ кого не получаетъ жа-
лованья, онъ не отдаетъ своего сочиненія въ наемъ,
онъ не пишетъ по заказу и, слѣдовательно, названіе
заработной платы неточно, извращаетъ самое понятіе".
Хорошо,— отбросимъ это названіе, идущее только къ нѣ-
которымъ спеціальнымъ объектамъ мѣны, и скажемъ
просто, что авторъ- производитель; что, слѣдовательно,
48 —
онъ имѣетъ право на вознагражденіе за то, что пере-
даетъ публикѣ результатъ своего труда. Но что же
выиграетъ изъ этого г. Викторъ Модестъ? Продуктъ
за продуктъ, услуга за услугу, идея за идею, цѣнность
за цѣнность: мы все таки остаемся въ области мѣны и
не входимъ въ сферу права собственности.
Нѣкоторые писатели вздумали возставать противъ
безсрочной монополіи во имя общественной пользы.
Несчастный аргументъ: еслибы безсрочность правъ пи-
сателя дѣйствительно вытекала изъ того, что онъ про-
изводитель, какъ пытались доказать защитники лите-
ратурной собственности, то противъ такого вывода не
могла бы устоять никакая общественная польза; при-
шлось бы или признать за авторомъ право собственности,
или изобрѣсти какой нибудь эквивалентъ. Тутъ нужно
говорить о публичномъ правѣ, а не объ общественной
пользѣ. Литературное произведеніе, разъ обнародованное,
становится уже публичнымъ достояніемъ и, за выдѣломъ
авторскихъ правъ, всецѣло уже принадлежитъ обществу.
Докладчикъ закона 17-91 года Шапелье сдѣлалъ
ошибку, сказавши „когда привилегія на исключитель-
ную продажу кончается, то возникаетъ право собствен-
ности для цѣлаго общества". Выражать подобное мнѣніе,
значитъ не понимать сущности договоровъ купли-про-
дажи и мѣны, въ особенности же того договора, который
предполагается заключеннымъ между авторомъ и публи-
кою. При всякой куплѣ-продажѣ и при всякой мѣнѣ—
право собственности для пріобрѣтателя начинается только
съ момента отпуска или принятія товара. Что касается
до книгъ, то моментомъ отпуска ихъ считается моментъ
49 —
поступленія ихъ въ продажу. Не будемъ, подобій) Ша-
пелье, смѣшивать права собственности на литературное
произведеніе съ правомъ на продажу книгъ. Объектъ
права собственности составляетъ содержаніе книги и
это право прекращается для автора и начинается для
публики съ момента поступленія книги въ продажу.
Что касается до привилегіи, обезпечивающей возна-
гражденіе автора, то она интересуетъ только торгую-
щихъ книгами и точно такъ же съ истеченіемъ извѣстнаго
срока прекращается для автора и распространяется на
всЬхъ книгопродавцевъ.
На этотъ вводъ публики во владѣніе произведеніемъ,
за которое она платитъ, защитники литературной соб-
ственности смотрятъ какъ на узурпацію. Сказавши, что
сообщеніе сочиненія публикѣ есть жатва, собираемая ав-
торомъ, аббатъ Плюке утверждаетъ, что на это сооб-
щеніе имѣетъ право одинъ авторъ и никто безъ его
позволенія не можетъ познакомить публику съ его трудомъ.
Подобное сообщеніе публикѣ чужаго сочиненія, прибав-
ляетъ г. Лабуле, отецъ, есть ничто иное, какъ кража;
поступать такимъ образомъ все равно, что жать хлѣбъ
на чужомъ полѣ....Они рѣшительно не въ состояніи
сойти съ этого пути!
Нельзя же смѣшивать сообщеніе по секрету, по до-
вѣрію, съ обнародованіемъ. Покуда сочиненіе еще не
издано, то конечно тѣ, которымъ авторъ прочолъ его
по секрету, не имѣютъ права обнародовать его и со
стороны ихъ такой поступокъ былъ бы крайне небла-
городенъ. Но если за сообщеніе сочиненія заплочено,
если экземпляръ книги проданъ, то обнародованіе уже
4
— >(.) —
совершилось. Деньги, заплоченныя за книгу, даютъ
пріобрѣтателю ея право пользоваться ею, дѣлать изъ
нея какое угодно употребленіе, передавать ее другимъ,
читать ее, дѣлать изъ нея извлеченія. Можно ли запретить
любителю, купившему книгу, созвать къ себѣ дюжину
друзей и читать имъ эту книгу или давать ее на по-
держаніе знакомымъ? Всѣ подобныя дѣйствія пришлось
бы запретить, еслибы слушать ярыхъ защитниковъ соб-
ственности. Парижскіе рабочіе нерѣдко прибѣгаютъ къ
складчинѣ для того, чтобы купить книгу, которую
каждый изъ нихъ отдѣльно не въ состояніи пріобрѣсти.
Неужели же подобныя ассоссіаціи нужно преслѣдовать
во имя авторскаго права собственности?-
Противники литературной собственности впадаютъ въ
другую крайность. Со стороны ихъ было заявлено мнѣ-
ніе, что поддѣльщикъ, перепечатывающій книгу,—только
осуществляетъ право пользованія пріобрѣтенною имъ
вещью. Какъ принципъ, такое мнѣніе совершенно осно-
вательно. Всякій имѣетъ право, пріобрѣтя книгу, пере-
дать ее другому лицу, снять съ нея копіи и распространять
ихъ. Но въ практикѣ приходится ждать истеченія срока
авторской привилегіи потому, что иначе авторъ былъ
бы лишонъ законнаго вознагражденія за трудъ.
Но, скажутъ намъ, если съ момента обнародованія
сочиненія право собственности отъ автора переходитъ
къ публикѣ, то авторъ уже не можетъ распоряжаться
своимъ произведеніемъ, не можетъ его исправить, измѣ-
нить, увеличить, сократить, потому что подобныя дѣй-
ствія будутъ покушеніемъ на неприкосновенность обще-
ственнаго достоянія.
— 51 —
На это весьма лестное для авторовъ возраженіе не
трудно отвѣчать; да это, въ сущности, даже и не есть
возраженіе. Можно допустить, что во все продолженіе
срока привилегіи, авторъ имѣетъ право, въ послѣдую-
щихъ изданіяхъ, исправлять, даже сокращать свое сочи-
неніе и обогащать его новыми прибавками. Но онъ уже
не вправѣ уничтожить своего сочиненія потому, что сь
одной стороны, съ коммерческой точки зрѣнія, имъ уже
овладѣла публика; съ другой стороны, съ точки зрѣнія
литературной добросовѣстности, авторъ не можетъ отка-
зываться отъ своихъ словъ, онъ не можетъ утверждать,
что не говорилъ того, что сказано; что публика не чи-
тала того, что она прочла; что читатели не поняли,
не усвоили себѣ его сочиненія и потому не имѣютъ
права указывать ему на высказанныя имъ мнѣнія, отъ
которыхъ онъ отказывается. х)
9 При этомъ случаѣ я могу привести приговоръ императорскаго
суда, лично меня касающійся. Въ 1836 году я издалъ (аннопимно)
учебникъ всеобщей грамматики въ видѣ продолженія къ Еіётеніз
ргітіШ'з Бержье. Книга почти вовсе не разошлась. Впослѣдствіе,
послѣ болѣе серьезнаго изученія предмета, найдя свою книгу весьма
несовершенною, я рѣшился пожертвовать ею и продалъ оставшіеся
экземпляры изданія мелочному торговцу. Одинъ книгопродавецъ вы-
купилъ ихъ у лавочника въ 1852 г. и пустилъ ихъ въ продажу подъ
моимъ именемъ. Написавши эту книгу, я и не думалъ отъ нее от-
рекаться, но не выставилъ на ней своего имени потому, что не былъ
увѣренъ въ ея достоинствѣ. Но какому же праву постороннее лицо
рѣшилось продавать эту книгу и объявлять мое имя безъ всякаго
съ моей стороны согласія, въ то время, какъ я думалъ передѣлать
свое сочиненіе п вознаградить вторымъ изданіемъ убытки, понесен-
ные отъ перваго?—Конечно л имѣлъ право считать мои авторскія
52 —
Но если писатель, обнародовавшій свое сочиненіе, по
принципу не вправѣ уже извлечь его изъ оборота, то
тѣмъ менѣе подобное право можетъ принадлежать на-
слѣдникамъ его. Необходимо, однако, нѣсколько измѣ-
нить ту аргументацію, къ которой прибѣгаютъ въ на-
стоящемъ случаѣ защитники правъ общества. По ихъ
мнѣнію одною изъ причинъ, побуждающихъ къ уничто-
женію принципа литературной собственности, должно слу-
жить то обстоятельство, что иногда семья автора, но
соображеніямъ, которыхъ авторъ вовсе не раздѣляетъ,
можетъ уничтожить или исказить его произведеніе. Но
это разсужденіе такъ же неосновательно, какъ и ссылка
на требованіе общественной пользы, потому, что если
и издательскія права нарушенными. Безансонскій коммерческій судъ
рѣшилъ дѣло въ мою пользу, но апелляціонный судъ взглянулъ на
вопросъ съ другой точки зрінія. Онъ рѣшилъ, что процессъ начатъ
мною не изъ любви къ истинѣ, а вслѣдствіе оскорбленнаго самолю-
бія, вслѣдствіе желанія уничтожить компрометирующее меня сочи-
неніе; что нельзя дозволить писателямъ подобнымъ образомъ^ обма-
нывать публику и т. д. На эго я отвЬчалъ, что книгопродавцу слѣ-
довало бы дождаться появленія въ свѣтъ новаго изданія моего со-
чиненія и тогда, с]авпивъ г го съ старымъ, опъ могъ бы сколько
угодно обличать меня передъ публикою. Но не смотря на всѣ эти
возраженія софисту было отказано. Рѣшеніе суда было основа-
тельно только въ одномъ пупктЬ, именно въ томъ, что мысль, обна-
родованная авторомъ, становится съ той поры общественною* соб-
ственностью. Ко мнЬ этого принципа нельзя было примінить Потому,
что я въ это время намѣревался приступить къ новому изданію своего
сочинен’я, на что, вслѣдствіе закономъ предоставленной мпѣ при-
вилегіи, имѣлъ полное право. Слѣдовательно, судъ, допустивши про-
дажу подъ моимъ именемъ сочиненія, отъ котораго я отказывался,
нанесъ мнѣ значительный ущербъ.
53 —
собственность принадлежитъ автору по праву, то ника-
кія соображенія ни объ личности автора, ни объ семьѣ
не могутъ ее ограничить. Ясно, что легистамъ, о кото-
рыхъ я говорю, обстоятельство это представляется въ
совершенно превратномъ видѣ. Литературная собствен-
ность не должна быть допущена не потому, что семья
автора можетъ злоупотребить ею и уничтожить произ-
веденіе автора, но потому, что публика окончательно и
безвозвратно вступила во владѣніе книгою вслѣдствіе ея
обнародованія и какъ авторъ, такъ и семья его, теряютъ
право безусловнаго распоряженія этою книгою и возна-
граждаются только выдачею имъ срочной привилегіи на
исключительную продажу сочиненія.
§ 8. О кредитѣ и капиталахъ. — Понятія о сбереженіи,
о капиталѣ, о наемной платѣ (ргёзіаііоп) и о коммандитѣ *)
(соіптапсіііе) не приводятъ насъ къ понятію о литератур-
ной собственности, аналогичной собственности поземель-
ной и не могутъ служить основаніемъ безсрочной ренты.
Мнѣ скажутъ, пожалуй, что теорія моя невѣрна въ
самомъ основаніи потому, что построена на ложномъ
*) Подъ понятіемъ коммандита разумѣется сдѣлка, посред-
ствомъ которой образуется такое торговое товарищество, въ кото-
ромъ одинъ или нѣсколько членовъ распоряжаются дѣлами, а прочіе
члены участвуютъ въ предпріятіи только денежными выгодами т. е.
ввѣряютъ свои капиталы активнымъ членамъ. Такое товарищество
въ французскомъ торговомъ кодексѣ называется Зосіёіё еп сопі-
шаткІіЧе (Со(1е (1е сонппегсе, агі. 23, есі. Ьг. Васдпа <1е ЬаЪагНіе,
Рагік, 1862.) Наше законодательство называетъ такое общество то-
вариществомъ па вѣрѣ и говоритъ, что оно «составляется изъ
— 54 —
уподобленіи; скажутъ, что сдѣлка, въ которую авторъ
вступаетъ съ публикою не имѣетъ ничего общаго съ
мѣною, а скорѣе подходитъ къ условіямъ ссуды. *)
Дѣйствительно, литературное произведеніе отличается отъ
большинства промышленныхъ тѣмъ, что оно не истре-
одного пли многихъ товарищей съ пріобщеніемъ одного или мно-
гихъ вкладчиковъ, которые ввѣряютъ первымъ извѣстныя суммы
своихъ капиталовъ въ большемъ или меньшемъ количествѣ.» (2130 ст.
1 ч., X Т. Зак. Гражд., изд. 1857.) Профессоръ Мейеръ называетъ
еще такое товарищество неполнымъ и безъименнымъ или ано-
нимнымъ. (Русское Гражд. Право Мейера, ч. 2. стр. 351 и 352.
изд. 2-ое., 1861г.). Названіе анонимнаго общества (зосіёіё апопуте,
ипЬепаппіе СгѳзеІІзсЬаЙ) примѣняется впрочемъ не къ однимъ то-
вариществамъ на вѣрѣ, но (еще чаще) относится и къ акціонер-
нымъ компаніямъ. (См. Сойе <1г соттегсе, агѣ. 29, 30 и Вішіі-
ясіііі, ІЭеиІзсЬез РгіѵаігесМ, МппсЬеп 1860, 2 Аий, § 139, 8. 383).
*) Переводя стоящее въ подлиннпикѣ слово ргёі — ссудою, мы
спѣшимъ оговориться, что употребляемъ слово ссуда въ обширнѣй-
шемъ смыслѣ, въ томъ, въ какомъ принято употреблять его въ об-
щежитіи, а не въ техію-юридическомъ его значеніи. На языкѣ
научномъ — ссуда означаетъ договоръ, посредствомъ котораго одно
лицо безмездно предоставляетъ другому на извѣстное время (а
иногда и безъ опредѣленія срока) право пользованія какимъ либо
движимымъ имуществомъ, причомъ ссужаемое лицо обязывается
возвратить (по минованіи надобности или срока) полученную вещь
собственнику въ томъ же видѣ, въ какомъ она была принята. Въ
общежитіи же подъ ссудою понимается и отдача вещи па подержаніе
и заемъ, причомъ безмездность вовсе не считается непремѣнною
принадлежностью сдѣлки. Мы полагаемъ, что именно въ такомъ
значеніи употреблено Прудономъ слово ргёѣ, которое означаетъ у
него то заемъ (шикшт, — ргёі Де сопзопннаііоп), то ссуду (сотто.
йаіит, — ргёі а иза&е, ои соттойаііоп), то имущественный наемъ
(іосаііо геі, — Іоиа^е йез ейозез).
— 55 —
бляется вслѣдствіе употребленія. По этому-то передача
этого произведенія другому лицу не есть ни продажа,
ни мѣна, а просто отдача на подержаніе. Такъ какъ
эта отдача отнюдь не долж.на быть безвозмездна, то и
слѣдуетъ допустить, что обнародованіе литературнаго,
научнаго или художественнаго произведенія можетъ такъ
же точно послужить основаніемъ безсрочной ренты, какъ-
и отдача капитала въ пользованіе другаго лица, какъ
и отдача въ наемъ дома или корабля. Конечно писатель
имѣетъ полное право отказаться отъ всякаго вознагра-
жденія за свой трудъ; кто же рѣшится возставать про-
тивъ великодушія и самопожертвованія? — Конечно онъ
можетъ также попользоваться своими авторскими правами
въ теченіи двадцати, тридцати лѣтъ, а потомъ отка-
заться отъ нихъ въ пользу общества. Но подобный от-
казъ съ его стороны будетъ великодушнымъ подвигомъ
и долженъ быть разсматриваемъ какъ даръ; если та-
кого отказа не послѣдуетъ, то здравый смыслъ и все-
возможныя аналогіи доказываютъ, что писатель на вѣч-
ныя времена имѣетъ право требовать уплаты процентовъ
или ренты.
Я вовсе не думаю въ настоящемъ случаѣ толковать
о цроцентномъ займѣ и о безвозмездности кредита, зная,
что изъ этаго поднялся бы новый скандалъ и против-
ники мои пуще прежняго стали бы кричать о моихъ
софизмахъ. Мнѣ пришлось уже сказать это при спорѣ
съ Бастіа,— я не хочу ничего брать даромъ; я нахо-
жу, ' что если сосѣдъ мой далъ мнѣ хлѣба или одол-
жилъ мнѣ какую-нибудь вещь, то имѣетъ право тре-
бовать вознагражденія. Я хочу только, чтобы меня не
56 —
заставляли платить проценты, когда я могу обойтись и
безъ этого; я имѣю полное право не прибѣгать къ по-
мощи посторонняго коммандитарія, если у меня есть
средства иначе удовлетворить своимт» потребностямъ; во
всякомъ случаѣ я не хочу платить ничего, кромѣ долж-
наго. Таковъ мой взглядъ на заемъ подъ проценты.
Итакъ пусть успокоятся банкиры, владѣльцы акцій и
прочіе капиталисты, какъ поземельнаго, такъ и движи-
маго кредита; ихъ права, какъ и права собственниковъ,
не будутъ нарушены. Я утверждаю только, что сооб-
щеніе авторомъ публикѣ литературнаго произведенія не
кредитная операція, что это не ссуда, не отдача въ
наемъ, не коммандитъ, а просто торговая сдѣлка—мѣна.
Всѣ доводы моихъ противниковъ противорѣчатъ и
теоріи и практикѣ политико-экономической. Читатель
не замедлитъ въ этомъ убѣдиться если прослѣдитъ до
конца за моими соображеніями.
Во первыхъ исходною точкою для моихъ противни-
ковъ служитъ совершенно ложная гипотеза, что интел-
лектуальное произведеніе не потребляется отъ употребле-
нія и потому не можетъ быть объектомъ мѣны. Слѣдо-
вательно они предполагаютъ, что объектомъ мѣны мо-
гутъ быть только потребляемыя вещи, а объектомъ
ссуды только непотребляемыя. Извѣстно, однако, что
и то и другое ложно: ссуда жизненныхъ припасовъ мо-
жетъ, напримѣръ, подать поводъ къ требованію про-
центовъ, а ссуда капитала, земель, домовъ—легко мо-
жетъ обратиться въ мѣну.
Потребляемость предмета тутъ ровно ничего не зна-
читъ; по ней, безъ другихъ признаковъ, нельзя даже
— 57 —
узнать есть-ли данный договоръ — наемъ, ссуда или
мѣна. Для распознаванія ихъ нужно искать другихъ
примѣтъ, нужно прибѣгнуть къ другой діагностикѣ.
Да кромѣ того, справедливо ли еще мнѣніе, что ин-
теллектуальныя произведенія по существу своему не-
тлѣнны, вѣчны? Я уже замѣчалъ (§ 2), что мнѣніе
это неосновательно; мнѣ остается только другими сло-
вами повторить свое замѣчаніе. Какъ въ области фи-
лософіи и искусства, такъ и въ области промышленно-
сти, человѣкъ не создаетъ ни матеріи, ни идей, ни за-
коновъ. Вещество какъ органическихъ, такъ и не ор-
ганическихъ тѣлъ создано самой природой, человѣкъ
не можетъ пи уничтожить, ни создать не одного ато-
ма. Идеи и законы открываются человѣкомъ вслѣд-
ствіе наблюденія надъ вещами; ни измѣнить, ни изо-
брѣсть ихъ человѣкъ не въ состояніи. Истина также
отъ него не зависитъ; онъ можетъ только шагъ за
шагомъ, путемъ усидчивыхъ трудовъ, открывать ее и,
по мѣрѣ силъ своихъ воплощать ее въ слова, въ кни-
ги, въ произведенія искусства. Отъ него зависитъ также
не признавать истины, не видѣть ее, гнать ее; — въ
его волѣ прибѣгнуть къ орудію софистики и лжи. Что
касается до красоты и справедливости, то и онѣ такъ же
независимы отъ нашего разума и нашей воли, какъ
истина и идеи; и тутъ опять намъ предстоитъ только
или приближаться къ нимъ путемъ глубокаго изученія,
или отвергать ихъ, не признавая ничего высокаго, иде-
альнаго. Тогда-то мы поймемъ, что значитъ покла-
няться беззаконію и безобразію, которыя подводятся къ
общему знаменателю -грѣха.
Но что же наконецъ производитъ человѣкъ, если
онъ не творитъ ни матеріи, ни жизни, если онъ не
создаетъ идей, если даже не ему принадлежитъ откры-
тіе изящнаго и справедливаго, -если въ дѣлѣ умствен-
наго труда вся заслуга его состоитъ въ точной пере-
дачѣ истины, безъ искаженій и преувеличеній?—
Человѣкъ производитъ движенія и формы; первыя
служатъ средствомъ къ тому, чтобы извлечь болѣе пользы
изъ существующихъ уже въ природѣ тѣлъ, вторыя
приближаютъ человѣка къ истинѣ и идеалу. На всѣхъ
произведеніяхъ человѣка лежитъ отпечатокъ личности,
случайности, непрочности, всѣ они недолговременны,
и требуютъ постоянныхъ пересмотровъ. Таковы свой-
ства произведеній ума.
На какія сочиненія измѣненіе взглядовъ и ходъ
прогресса должны бы имѣть всего менѣе вліянія? Ко-
нечно на сочиненія трактующія о наукахъ точныхъ, о
геометріи, ариѳметикѣ, алгебрѣ, механикѣ. Однако и
по этимъ наукамъ постоянно являются новыя сочине-
нія; почти сколько профессоровъ, столько и трактатовъ
п притомъ, чѣмъ книга старше, тѣмъ менѣе ее упо-
требляютъ. Чѣмъ объяснить подобный фактъ? -Тѣмъ ли,
что истина измѣняется? — Вовсе нѣтъ; но каждое по-
колѣніе, даже каждый классъ студентовъ требуетъ но-
вой формулы для выраженія той же самой идеи, той
же самой истины, того же самаго закона; это значитъ,
другимъ словомъ, что въ ІО, 15 или 20 лѣтъ книга
отживаетъ свой вѣкъ. Форма устарѣла, сочиненіе дос-
тигло своей цѣли, принесло извѣстную услугу обществу
и потому должно прекратить свое существованіе.
59 -
Итакъ нельзя сказать, что произведеніе писателя
непотребляемо, вѣчно, что, слѣдовательно, обязательство
вознаграждать автора лежитъ не только на современ-
никахъ его, но и на послѣдующихъ поколѣніяхъ. Вѣчны,
повторяю я, только матерія и идеи, т. е. такія вещи,
которыя не нами сотворены. Развѣ путемъ трансценден-
тальныхъ соображеній можно дойти до того, чтобы идеи
обращались въ собственность, порождали майораты и
вели къ основанію умственной аристократіи; мы же къ
такимъ трансцендентальнымъ соображеніямъ не прибѣ-
гаемъ, а черпаемъ свои сужденія изъ торговой и про-
мышленной практики, останавливаясь только на чисто
экономическихъ понятіяхъ о производствѣ, мѣнѣ,
цѣнѣ, заработной платѣ; обращеніи,потребленіи,
ссудѣ, кредитѣ, процентѣ.
Послѣ этихъ замѣчаній о потребительное™ интел-
лектуальныхъ произведеній и свойствахъ мѣняемыхъ и
ссужаемыхъ вещей, обратимся къ теоріи капитала и
кредита и будемъ примѣнять ее къ литературному про-
изводству.
Во первыхъ, можно ли разсматривать, какъ капи-
талъ, литературное произведеніе только что вышедшее
въ свѣтъ?—
Всякому понятно значеніе слова капиталъ; это масса
продуктовъ, скопленная посредствомъ сбереженія, кото-
рая служитъ средствомъ для дальнѣйшаго производства.
Капиталъ не имѣетъ самостоятельнаго существованія;
въ немъ нѣтъ ничего новаго; онъ представляетъ только
60 —
особый видъ продуктовъ, имѣющій свое спеціальное на-
значеніе. Такъ напр. для фермера капиталъ или, такъ
называемый сЬерѣеІ, составляютъ земледѣльческія ору-
дія, скотъ, фуражъ, сѣмена, съѣстные припасы, до-
машняя утварь, одежда, бѣлье,—словомъ всѣ припасы,
служащіе для работы или для содержанія его семьи
до времени жатвы. Капиталъ ремесленника составляютъ
инструменты и первоначальный грубый матеріалъ, изъ
котораго онъ выдѣлываетъ свои произведенія. Дома,
строенія—такіе же капиталы. Даже человѣка, если
смотрѣть на него только какъ на рычагъ производ-
ства, можно принимать за капиталъ; — здороваго муж-
чину 25 лѣтъ, знающаго какое-нибудь ремесло, оцѣ-
ниваютъ среднимъ числомъ въ 25,000 франковъ.
Теперь уже не трудно найти въ чомъ заключается
капиталъ писателя. Капиталъ этотъ заключается въ его
воспитаніи, въ собранныхъ имъ матеріалахъ, въ нача-
тыхъ имъ работахъ, въ его библіотекѣ, въ его пере-
пискѣ, въ его наблюденіяхъ, средствахъ, пріобрѣтен-
ныхъ имъ для существованія до того времени, когда
онъ получитъ вознагражденіе за свое сочиненіе. Таковъ
капиталъ писателя. Но не этотъ капиталъ пускается
имъ въ обращеніе, не этотъ капиталъ передается пуб-
ликѣ, которой онъ ни на что и не нуженъ. Капи-
талъ писателя, какъ и всякій капиталъ, употребленный
на производство, почти невозможно ни продать, ни пе-
редать другому лицу потому, что онъ имѣетъ значеніе
только въ рукахъ того человѣка, который умѣетъ при-
дать ему цѣнность, а при продажѣ съ аукціона за
него не дадутъ и 10% его настоящей стоимости.
61 —
Итакъ, съ точки зрѣнія писателя, изданная имъ книга
не капиталъ, а простой продуктъ.
Взглянемъ на предметъ съ точки зрѣнія публики.
Будетъ ли капиталомъ произведеніе автора превратив-
шееся въ публичное достояніе? Сговоримся. Мы видѣ-
ли, въ чомъ сосдоитъ капиталъ для каждаго разряда
производителей; онъ состоитъ изъ совокупности ин-
струментовъ, орудій, сырыхъ матеріаловъ, купленныхъ
или вымѣненныхъ, служащихъ орудіями дальнѣйшаго
производства. Словомъ—онъ служитъ фондомъ для по-
слѣдующаго производства.
Итакъ понятія фонда, капитала тѣсно связаны съ
понятіями накопленія, собранія, совокупности. Эта сово-
купность, эта сумма, смотря по роду занятій, можетъ
состоять изъ большаго или меньшаго числа продуктовъ.
Эти продукты не составляютъ еще капитала пока на-
ходятся въ рукахъ производителей, они обращаются въ
капиталъ только съ переходомъ въ руки купившаго
ихъ потребителя.
Такимъ образомъ проценты съ обращеннаго въ ка-
питалъ продукта идутъ не въ пользу производителя и
продавца, но въ пользу пріобрѣтателя. Такъ, пускай
писатель вноситъ въ цѣну своего произведенія про-
центъ съ той суммы, которую онъ употребилъ на свои
путешествія или которую уплатилъ своимъ сотрудни-
камъ; онъ имѣетъ на то полное право потому, что
такое вознагражденіе—есть процентъ на его капиталъ.
Но смѣшно было бы съ его стороны требовать отъ
публики платежа безсрочной ренты за то, что сооб-
щенное имъ публикѣ сочиненіе сдѣлалось обществен-
62 —
нымъ достояніемъ. Да, произведеніе писателя вошло въ
составъ общественнаго капитала: интеллектуальное про-
изведеніе индивидуума составляетъ частичку обществен-
наго имущества; но именно по этому-то индивидуумъ
и не можетъ требовать ничего кромѣ платы за про-
дуктъ, кромѣ вознагражденія за труд$. Если обще-
ственное имущество будетъ кому ли^о просить до-
ходъ, то конечно уже не писателю, а рамому^бщѳству.
Вотъ новое доказательство справедливости нашихъ
мнѣній; анализъ понятія капитала..иіриводйтъ насъ къ
тѣмъ же результатамъ, къ которымъ вели и понятія о
продуктѣ и мѣнѣ.
Но противники наши упорствуютъ. Почему, говорятъ
они, не примѣнить къ литературнымъ произведеніямъ
условій ссуды вмѣсто условій мѣны? Почему вознаграж-
деніе автора, вмѣсто разъ заплоченной цѣны, не мо-
жетъ принять форму процентовъ?—Вы допускаете прин-
ципъ процентовъ; вы сознаетесь, что проценты примѣ-
нимы и къ займу потребляемыхъ предметовъ (шпіиипі)
и къ ссудѣ не потребляемыхъ и даже недвижимыхъ
предметовъ (соішпоііаіщп). Почему же не отдать пре-
имущества этому, болѣе удовлетворительному для ав-
торскаго самолюбія, способу вознагражденія передъ тѣмъ,
который далеко не такъ справедливъ и противъ кото-
раго столько кричатъ?-
Опять-таки сговоримся. Если вы требуете только за-
мѣны купли-продажи кредитною операціею, то я ни-
чего противъ этого не имѣю. Что такое въ сущности,
кредитъ?—Это длящійся обмѣнъ, порождающій для дол-
жника право — возвратить занятую сумму и, слѣдова-
63 —
тельно, уничтожающій безсрочность долга или, что одно
и тоже, безсрочность платежа процентовъ.
Такимъ образомъ торговецъ нлатитъ банку извѣст-
ный процентъ за дисконтированіе векселя, полученнаго
имъ за товаръ, и это совершенно справедливо пото-
му, что банкъ оказываетъ купцу услугу, доставляя ему
капиталъ въ то время, когда онъ еще не успѣлъ воз-
вратить затраченной имъ суммы. Но ясно, что про-
центы платятся только до тѣхъ поръ, пока самъ банкъ
не будетъ вполнѣ вознагражденъ, т. е. они платятся
до истеченія срока дисконтируемаго векселя.
По тѣмъ же основаніямъ и потребитель, покупающій
въ кредитъ платитъ за это извѣстный процентъ про-
давцу, что также совершенно справедливо потому, что
процентъ служитъ вознагражденіемъ за отсрочку пла-
тежа. Послѣ производства уплаты, платежъ процентовъ
прекращается. Какъ въ этомъ, такъ и въ предъиду-
щемъ примѣрѣ проценты не имѣютъ самостоятельнаго
значенія, а служатъ или вознагражденіемъ за услугу
пли платою за кредитъ. Ни одинъ банкиръ не согла-
сится постоянно возобновлять обязательства своихъ дол-
жниковъ, и всякій торговецъ ведущій дѣла только съ
помощью подобныхъ операцій, рано или поздно непре-
мѣнно долженъ обанкрутиться.
Точно также и должникъ, обеснечивающій свой долгъ
ипотекою, платитъ проценты, но все-таки съ надеждою
и съ правомъ впослѣдствіи освободиться отъ обяза-
тельства.
Точно также наконецъ кредиторы государства и ак-
ціонеры общества желѣзныхъ дорогъ получаютъ про-
— 64 —
центы съ своихъ капиталовъ; но государство, тѣмъ не
менѣе, сохраняетъ за собою право погасить долгъ;
акціонерныя же компаніи учреждаются обыкновенно не
болѣе какъ на 99 лѣтъ. Большимъ несчастіемъ счи-
тается, если государство не погашаетъ, а увеличиваетъ
свои долги, или если акціонерная компанія не возвра-
щаетъ въ установленный срокъ всего своего капитала.
Кредитъ есть только другая форма мѣны; если ни-
чего другаго не требуютъ для интеллектуальныхъ про-
изведеній, то, значитъ, намъ не объ чемъ спорить, во-
просъ остается іп зіаіи ди о. Но очевидно, что про-
тивники мои имѣютъ совсѣмъ не то въ виду. Они тре-
буютъ установленія безсрочной ренты, которая столько
же вытекаетъ изъ понятія кредита, сколько изъ поня-
тій производства и мѣны.
Такимъ образомъ уничтожаются сами собою всѣ до-
воды моихъ противниковъ. Притязанія на учрежденіе
литературной собственности основываются на одномъ
только безсовѣл’ломъ виляньи. Если произведеніе ума
юридически уравнивается съ продуктомъ, то оно и
даетъ право только на опредѣленное вознагражденіе.
Это вознагражденіе можетъ состоять или въ назначе-
ніи пожизненнаго пенсіона или въ выдачѣ срочной при-
вилегіи на исключительную продажу сочиненія. Тре-
бовать большаго, значитъ выходить изъ границъ и кре-
дита и мѣны. Такой образъ дѣйствій не соотвѣтству-
етъ условіямъ частной торговли, онъ даже хуже лихо-
имства, которое, по крайней мѣрѣ, не длится до без-
конечности.
Исполнить подобныя требованія значило бы поставить
65 —
все общество въ крѣпостную зависимость отъ писате-
лей, а такое порабощеніе хуже прикрѣпленія къ землѣ.
§ 9. О господствѣ и личности. — Право завладѣнія въ
области интеллектуальной.
Допустимъ однако на время, что принципъ литера-
турной собственности основателенъ. За тѣмъ слѣдуетъ
перейти къ примѣненію его, но тутъ то и окажется
затрудненіе. Какимъ образомъ, въ самомъ дѣлѣ, уста-
новить эту собственность?
Конечно въ основаніе ея нельзя положить самое про-
изведеніе автора; мы достаточно уже доказали, что отъ
понятія о производствѣ далеко еще до понятія о соб-
ственности; мы доказали уже, что произведеніе, подчиняю-
щееся условіямъ мѣны, спроса и предложенія, передачи,
уплаты, разсчота, не можетъ служить такимъ фондомъ,
изъ котораго бы вытекала безсрочная рента.
Нельзя также положить въ основаніе литературной
собственности капиталъ автора; капиталъ этотъ важенъ
только для самаго автора, но безполезенъ, и слѣдова-
тельно не имѣетъ никакой цѣны для публики, которая
пользуется только самымъ произведеніемъ автора. Что
касается до понятій кредита и процентовъ, по ана-
логіи съ которыми хотѣли установить безсрочную ренту,
то они рѣшительно несовмѣстны съ понятіемъ безсроч-
ности.
Остается только распорядиться съ міромъ духовнымъ,
съ міромъ идей такъ же, какъ распорядились съ землею,
т. е. размежевать его на участки между частными
5
66 —
владѣльцами. Къ этому-то именно и стремится г. де
Ламартинъ.
„Человѣкъ трудится надъ обработкою поля или надъ
изобрѣтеніемъ выгоднаго ремесла. За это ему предоста-
вляется право собственности на его произведенія, а по
смерти его это право переходитъ къ наслѣдникамъ, на-
значеннымъ или закономъ или завѣщаніемъ. Другой
человѣкъ, забывая самаго себя и семью, убиваетъ всю
свою жизнь на то, чтобы обогатить человѣчество какимъ
нибудь геніальнымъ произведеніемъ или новою идеею,
которая произведетъ переворотъ въ цѣломъ мірѣ... Идея
созрѣла, геніальное произведеніе вышло въ свѣтъ; весь
образованный міръ пользуется этимъ произведеніемъ;
торговля и промышленность эксплуатируютъ имъ въ свою
пользу; оно дѣлается источникомъ богатства, порождаетъ
милліоны, переносится изъ одной страны въ другую,
какъ растеніе".
„Неужели же этимъ произведеніемъ должны пользо-
ваться всѣ, кромѣ самаго автора, его вдовы и дѣтей,
которые будутъ бѣдствовать въ то время, какъ небла-
годарный трудъ отца будетъ обогащать и общество и
постороннихъ частныхъ лицъ".
Г. де-Ламартинъ принимаетъ свои громкія, красно-
рѣчивыя фразы за доказательства. Гиперболы, антитезы,
возгласы и декламація замѣняютъ для него логику. Отъ
него требуютъ опредѣленія, а онъ рисуетъ картину, —
доказательства, а онъ призываетъ боговъ во свидѣтели,
клянется своею душою, вызываетъ духовъ, плачетъ. Г. де-
Ламартинъ принадлежитъ къ числу писателей, извлек-
шихъ наиболѣе выгодъ изъ своей болтовни; онъ награ-
— 67 —
жденъ, свыше заслугъ своихъ, и деньгами и славою,—
а жалуется на бѣдственное положеніе. Кто же въ этомъ
виноватъ? Можно ли обвинить общество въ неблагодар-
ности за то, что г. де Ламартинъ только и умѣетъ что
размышлять?
Я готовъ согласиться на исполненіе желанія г. де
Ламартина, но нужно точнѣе знать чего именно онъ тре-
буетъ. Попробуемъ привести въ ясность мысль этого
великаго рифмоплета.
Ему хочется, чтобы литературная собственность не
смѣшивалась съ простымъ владѣніемъ литературнымъ
произведеніемъ или цѣною его; ему хочется, чтобы она
по отношенію къ міру интеллектуальному и нравствен-
ному была тѣмъ же самымъ, чѣмъ поземельная собствен-
ность въ отношеніи міра промышленнаго и земледѣльче-
скаго. Тутъ, значитъ, требуется присвоить автору, самую
идею, клочокъ интеллектуальнаго и нравственнаго міра,
а не формулу, не внѣшнее выраженіе этой идеи. Такое
заключеніе очевидно вытекаетъ изъ сравненія писателя,
создающаго и развивающаго идею съ человѣкомъ, ко-
торый обработываетъ поле и, съ дозволенія общества,
становится собственникомъ этаго поля.
Даже г. Фредерикъ Пасси, одинъ изъ самыхъ ярыхъ
защитниковъ литературной собственности, столько же не-
навидящій софистовъ какъ и г. де Ламартинъ, находитъ,
что въ высшей степени несправедливо такимъ образомъ
защищать принципъ раздробленія общественной собствен-
ности и завладѣнія ею посредствомъ обработки; что
подобныя разсужденія ведутъ къ уничтоженію поземельной
собственности; что люди, высказывающіе подобныя мнѣ-
*
6Я —
нія, сознательно или безсознательно, становятся злѣйшими
врагами права собственности. Такъ же смотритъ на это
и г. Викторъ Модестъ. Я, съ своей стороны, вполнѣ
согласенъ съ гг. Фред. Пасси и Викторомъ Модестомъ;
я готовъ обѣими руками подписаться подъ такими раз-
сужденіями и потому считаю требованіе г. де Ламартина
совершенно неосновательнымъ.
На какомъ же принципѣ можетъ быть основана
литературная собственность, — говоритъ г. Фредерикъ
Пасси, — если для установленія ея недостаточно каче-
ства производителя, обработывателя и акушера идеи?
Неужели она можетъ возникнуть вслѣдствіе одного про-
извола законодателя?-Боссіоэтъ и Монтескье, замѣчаетъ
г. Викторъ Модестъ, утверждали, что поземельная
собственность основывается единственно на положитель-
номъ законодательствѣ. Но эта система въ настоящее
время брошена вслѣдствіе ея односторонности, произ-
вольности и наконецъ потому, что она не разрѣшаетъ
того страшнаго вопроса: почему законодатель, устанавли-
вая право собственности, не раздѣлилъ землю по ровну
между частными владѣльцами и не принялъ мѣръ для
того, чтобы и впредь, не смотря на все движеніе на-
родонаселенія, продолжало существовать подобное равен-
ство? Устанавливая право собственности, законодатель,
конечно, имѣлъ на то свои основанія; онъ руководился
соображеніями общественнаго порядка, а такія сообра-
женія непонятны при неравенствѣ состояній. Но если,
по современнымъ понятіямъ, одной законодательной дѣя-
тельности недостаточно для установленія поземельной
собственности, то для собственности интеллектуальной
— 69 —
тѣмъ болѣе нужны еще другія основанія. Если допу-
стить даже, что собственность поземельная введена путемъ
законодательнымъ, то неужели же изъ этаго вытекаетъ
для законодателя обязанность, въ видахъ симетріи, соз-
дать еще и собственность литературную? -
Что касается до права завладѣнія или завоеванія,
посредствомъ котораго также думали объяснить проис-
хожденіе литературной собственности, то конечно всѣ
юристы и экономисты отвергаютъ его. Мысль о подоб-
номъ правѣ могла явиться только въ варварскія времена
феодализма, а въ настоящее время никто не рѣшится
ее поддерживать.
Какой же принципъ положимъ мы въ основаніе по-
земельной собственности, если она не основывается ни
на законѣ, ни на трудѣ, ни на завоеваніи, ни на за-
владѣніи? Для насъ, однако, это важный вопросъ потому,
что принципъ, на которомъ построена поземельная соб-
ственность, по словамъ моихъ противниковъ, служитъ
въ то же время основаніемъ, или скорѣе предлогомъ,
для установленія собственности литературной.
Г. Фредерикъ Пасси, хорошо понявши на сколько
опасны для поземельной собственности и законодатель-
ная, и утилитарная, и завоевательная теорія и раздѣ-
ливши такимъ образомъ мнѣніе софиста, сталъ искать
другой точки опоры. Онъ углубился въ психологическія
изслѣдованія и что же извлекъ изъ нихъ? Истину?
Нѣтъ, увы! созерцать эту нагую богиню не дано стар-
цамъ Мальтусовой синагоги. Г. Фредерикъ Пасси от-
крылъ, что человѣкъ -- существо дѣятельное, одаренное
разумомъ, свободой воли, отвѣчающее за свои поступки,
7Э
словомъ существо, одаренное личностью; что, вслѣдствіе
такой дѣятельности, разумности, свободы, отвѣтствен-
ности, личности, — человѣкъ стремится присвоить себѣ,
подчинить своей власти все окружающее; — такимъ об-
разомъ и объясняется происхожденіе собственности. Бѣд-
ный человѣкъ! настроивъ свое воображеніе психологи-
ческими мудрованіями, онъ и не замѣтилъ, что повто-
ряетъ другими словами тѣ же теоріи, которыя только
что опровергалъ.
Несомнѣнно, что человѣкъ дѣйствительно существо
дѣятельное, разумное, свободное, отвѣтственное, корчащее
изъ себя царя природы, но тѣмъ не менѣе достойное
всякаго уваженія. Личность его, покуда онъ не напа-
даетъ на права своихъ ближнихъ, неприкосновенна;
произведеніе его защищается, какъ святыня. Но что же
изъ всего этого можно вывести? — Что человѣку для
развитія и обнаруженія своей личности нужны матері-
алы , орудія, воспитаніе, кредитъ, мѣна, иниціатива.
Но всѣмъ этимъ потребностямъ можетъ вполнѣ удовле-
творить владѣніе въ томъ смыслѣ, въ какомъ тол-
куетъ его юриспруденція, опредѣляетъ гражданскій ко-
дексъ, понимаетъ и примѣняетъ на практикѣ большин-
ство славянскихъ народовъ. Такое владѣніе, спасающее
человѣчество отъ коммунизма, можетъ удовлетворить
вполнѣ всѣмъ требованіямъ политической экономіи. Ни-
чего большаго не требуютъ, какъ я уже имѣлъ случай
указать, всѣ теоріи, толкующія о производствѣ, трудѣ,
мѣнѣ, цѣнѣ, заработной платѣ, сбереженіи, кредитѣ, и
процентахъ. Гражданскія и семейныя отношенія, даже
самый принципъ наслѣдственности также не требуютъ
71 —
ничего больше. Политическая экономія, конечно, не от-
вергаетъ права собственности, но могла бы обойтись и
безъ него; она не создала его, а нашла уже готовымъ;
она только приняла, но не искала его. Такимъ обра-
зомъ, — не будь права собственности, — экономическій
міръ отъ этого не пошолъ бы другимъ путемъ; но, при
существованіи права собственности, — узнать его про-
исхожденіе и назначеніе, — составляетъ существенѣй-
шую задачу нашего времени.
Для чего же существуетъ это узурпаціонное учрежде-
ніе, порожденное нашимъ произволомъ?—Очевидно, что,
чѣмъ ни оправдывать право собственности, ссылаться ли на
законъ или на трудъ или на завоеваніе, считать ли его
послѣдствіемъ свойственнаго человѣку индивидуализма,
стремленія къ свободѣ, къ власти, словомъ какое тол-
кованіе ни принимать, нѣтъ никакой возможности оправ-
дать права собственности съ исторической и соціальной
точки зрѣнія...
Но тутъ я долженъ остановиться; издатель предо-
стерегаетъ меня и кричитъ, что я нападаю на пра-
во собственности. Подобный терроризмъ, обнаружи-
вающій скорѣе лицемѣріе, чѣмъ уваженіе къ законамъ
и учрежденіямъ страны, составляетъ величайшій позоръ
для нашего времени. Какъ! я нападаю на право соб-
ственности, потому что я не соглашаюсь съ экономи-
стами, принимающими его на вѣру, и утверждаю, что
оно составляетъ самую трудную задачу для соціальной
науки, тѣмъ болѣе, что по видимому, основывается един-
ственно на осужденномъ Евангеліемъ началѣ эгоизма!
Послѣ этаго — сказать, что доводы, приводимые Клар-
72
комъ — недостаточны для доказательства существованія
Бога, значитъ — нападать на божество. Послѣ этаго
сказать, что всякая попытка доказывать реальность ма-
теріи и движенія содержитъ въ себѣ противорѣчіе, и
кругъ въ объясненіи, — значитъ сдѣлаться скептикомъ
и нигилистомъ. Послѣ этого разоблаченіе невѣжества и
постановка вопросовъ - есть поруганіе всѣхъ законовъ
божескихъ и человѣческихъ. Но при такихъ условіяхъ
не можетъ существовать никакая наука, никакая фило-
софія; при такихъ условіяхъ не мыслимо даже суще-
ствованіе какой либо политики, какого либо государ-
ственнаго управленія.
Паскаль въ своихъ „Репвёез", начинаетъ съ того,
что унижаетъ человѣка, намѣреваясь впослѣдствіѳ его
прославить и возвеличить. Можно ли сказать, что раз-
вивая теорію первороднаго грѣха, Паскаль вооружается
и противъ Бога и противъ рода человѣческаго?—Почти
такимъ же образомъ я отношусь къ праву собственности.
Я принужденъ отвергнуть его, если буду обращать вни-
маніе только на тѣ мотивы и принципы его, которые
выставляетъ школа; но я готовъ защищать его во имя
болѣе возвышеннаго принципа, когда мнѣ укажутъ на
подобный принципъ. Что же могу я сдѣлать для права соб-
ственности, покуда я не добрался до истинной его сути,
какъ не освобождать его отъ тѣхъ пошлостей, которыми
оно компрометируется? — х)
9 Вопросъ о правѣ собственности можетъ быть любопытнѣйшій изъ
вопросовъ, занимающихъ XIX вѣкъ, такъ какъ онъ интересенъ и съ
юридической, и съ политической, и съ экономической, и съ нрав-
73 •—
Пусть читатель проститъ мнѣ мое увлеченіе и, положа
руку на сердце, скажетъ,—возбуждаютъ ли въ немъ слова
мои опасеніе за право собственности и напротивъ того
не уясняетъ ли ему вопроса, не успокоиваетъ ли его моя
аргументація. Конечно, соглашусь я съ г. Фредерикомъ
Пасси, человѣкъ, вслѣдствіе своего индивидуализма, стре-
ственной точки зрѣнія, долго былъ камнемъ преткновенія и для
публики, и для большинства писателей. Мнѣ самому случилось на
иемъ споткнуться, но я имѣю передъ своими собратьями хоть
то преимущество, что сразу понялъ всю трудность этого вопро-
са и предугадалъ его разрѣшеніе. Думали, что достаточно од-
ного здраваго смысла для разрѣшенія задачи, которая обхватываетъ
всѣ стороны общественной жизни, которая впродолженіи 4000
лѣтъ не поддается философскому анализу, основной принципъ кото-
рой формально отвергался величайшими изъ мудрецовъ. И вотъ, за-
жмуривши глаза, всякій вздумалъ лѣзть на арену и браться за за-
щиту несчастнаго института, за что и награждался благодарностью
народовъ, которые всегда поклоняются людямъ, отстаивающимъ до-
рогія ихъ вѣрованія. И въ академіи, и на трибунѣ, и въ школѣ,
и въ печати всякій хвастается тѣмъ, что разбилъ софиста; къ чему
же привела эта блистательная побѣда?—Истина скрылась, а сомнѣніе
стало еще безнадежнѣе, самый же институтъ собственности подвергся
такимъ преобразованіямъ, что есть причина опасаться за его суще-
ствованіе. Правительство, конечно, въ этомъ нисколько но виновато:
усиливая репрессивныя мѣры, изобрѣтая новыя гарантіи, всѣми си-
лами отстаивая институтъ права собственности, оно и не вообра-
жало, что право собственности вовсе не нуждается въ подобныхъ
поддержкахъ, что если оно теряетъ свою самостоятельность, то пре-
вращается въ простую привилегію, утрачиваетъ всякое значеніе; та-
кимъ-то образомъ, вступивъ въ союзъ со штыками, истина и спра-
ведливость безвозвратно погибаютъ.
Такъ какъ для поддержанія истины и справедливости въ высшей
степени важно, чтобы общество поближе познакомилось съ этимъ
74 —
мится къ завладѣнію, къ господству. Но это еще только
стремленіе и нужно прежде всего узнать на помъ оно
основано, — на ясномъ сознаніи права, какъ желательно
думать для всякаго собственника, или на порочномъ
побужденіи, какъ утверждаютъ всѣ коммунисты, на-
чиная съ Миноса, Ликурга, Пиѳагора и Платона. Во-
вопросомъ, то я рѣшаюсь вкратцѣ изложить результатъ моихъ из-
слѣдованій о поземельной и литературной собственности.
Старые законники прямо говорили, что право собственности осно-
вывается на принципѣ завладѣнія и не принимали никакой другой
гипотезы. Въ подпору къ праву завладѣнія принимали еще принципъ
завоеванія, съ помощью котораго новый владѣлецъ становится на
мѣсто прежняго, побѣжденнаго, вступаетъ въ его права. Въ то
время, когда еще признавали права сильнаго, когда па завоеваніе,
— естественное послѣдствіе каждой войны, смотрѣли какъ па нѣчто
вполнѣ законное, подобное объясненіе нрава собственности было
вполнѣ удовлетворительно. Явились Монтескье и Боссюэтъ и стали
утверждать, что право собственности основывается исключительно
на постановленіяхъ положительнаго законодательства. Въ наше время
* эта теорія оказалась несостоятельною и явились двѣ новыя. Одна кла-
детъ въ основаніе права собственности—трудъ; этой теоріи держится
г. Тьеръ въ своемъ сочиненіи, <0 собственностію. Другая, считая
мнѣніе Тьера неблагонамѣреннымъ, полагаетъ, что истинное осно-
ваніе права собственности лежитъ въ индивидуализмѣ; что право
собственности есть проявленіе человѣческаго Я. Къ числу предста-
вителей этой теоріи принадлежатъ гг. Кузенъ и Фр. Пасси. Нечего
и прибавлять, что положенія этой теоріи кажутся пустыми и само-
надѣянными въ глазахъ послѣдователей Боссюэта, Монтескье и
г. Тьера. Они основательно спрашиваютъ:—почему же не всѣ люди
собственники, если для установленія собственности нужны только
воля, свобода, личность и человѣческое Я? —
Въ такомъ положеніи находился вопросъ, когда и я съ своей
стороны взялся за его разрѣшеніе. Принявшись за разборъ и очистку
75 —
вторыхъ нужно опредѣлить условія, правила и предѣлы
этого стремленія; нужно рѣшить на помъ оно должно
остановиться: на правѣ пользованія, на узуфруктусѣ, на
владѣніи, на эмфитеузисѣ или на правѣ собственности?
Право собственности есть право владычества; но спра-
ведливо ли, разумно ли съ точки зрѣнія соціальной до-
всѣхъ этихъ теорій, я доказалъ, что всѣ онѣ одинаково ложны; я
показалъ, что фактъ завладѣнія, самъ по себѣ, не можетъ породить
никакого права; что авторитетъ законодателя заслуживаетъ всякаго
уваженія и объ неповипеніи законамъ не можетъ быть и рѣчи, по
что въ настоящемъ случаѣ нужно осмыслить самый законъ, доискав-
шись до его мотивовъ, что трудъ — вещь священная, но что право,
имъ порождаемое, не выходитъ изъ границъ простаго вознагражде-
нія, по извѣстной экономической формулѣ: «услуга за услугу, про-
дуктъ за продуктъ, цѣнность за цѣнность» и что трудъ никакимъ
образомъ не можетъ сообщить человѣку званіе поземельнаго собствен-
ника ; что человѣческое Я составляетъ только одинъ изъ элементовъ
права собственности, для которой необходимо соединеніе двухъ мо-
ментовъ: веіцп усвоиваемой, и лица, субъекта усвоивающаго, почто
кромѣ того всетаки необходимо опредѣлить основанія и условія за-
владѣнія потому, что иначе всякій пролетарій явится къ вамъ и въ
силу своего человѣческаго Я будетъ объяснять, что онъ также соб-
ствеппикъ.
Противъ мнѣнія гг. Кузена и Фр. Пасси, приписывающихъ такое
огромное значеніе нашему Я возстаетъ само Евангеліе, которое
осуждаетъ эгоистическія стремленія человѣка подъ именемъ грѣха—
любостяжанія. Всякому извѣстно, что первобытная церковь от-
вергала институтъ права собственности; впослѣдствіи пришлось сдѣ-
лать уступку, по строгость первоначальнаго принципа была удержана
въ устройствѣ монастырей. Съ паденіемъ Западной Римской имперіи
палъ и институтъ права собственности; на развалинахъ его подъ
вліяніемъ церкви и германскаго духа возникла феодальная система,
окончательно разрушенная только въ 1789 году.
76
пускать такое владычество индивидуума?—Не воѣ люди
могутъ быть собственниками; кто же попадетъ въ число
избранныхъ?- -Какое вознагражденіе, какую гарантію дать
прочимъ?... Замѣтьте, что экономическія соображенія тутъ
ровно ни къ чему не ведутъ: нельзя сослаться ни на
интересы производства, ни на интересы земледѣлія потому,
что въ большей части государствъ земля обработывается
Положивъ конецъ феодализму, революція, съ нѣкоторыми лишь
ограниченіями, возстановила римскій институтъ права собственности,
не подыскавъ, однако, философскаго ему объясненія. Текстъ закона
передъ нами, а мотивовъ не видно. Но такъ какъ въ томъ періодѣ,
который начался съ революціи, могутъ быть терпимы только раціо-
нальныя учрежденія, то праву собственности грозитъ теперь такая
же опасность, какъ и въ первыя времена христіанства. Неужели
нраву собственности суждено испытать катастрофу, неужели и мы
возстанемъ противъ него вмѣстѣ съ примитивною церковью? Такой
вопросъ задаютъ себѣ всѣ слѣдящіе за ходомъ событій и видящіе
ретроградный поворотъ дѣлъ. Многіе изъ отрицающихъ принципъ
права собственности не сознаются въ этомъ, а многіе и сами того
не сознаютъ. Я укажу иапр. на слѣпыхъ защитниковъ централиза-
ціи, па барышничающій сенъ-симопизмъ, вооружающійся противъ
семьи и противъ свободы, на церковь, хлопочущую о возстановленіи
погибшихъ монастырей и о возвращеніи утраченныхъ земель, на
демократовъ, преклоняющихся передъ абсолютизмомъ, бредящихъ о
какомъ-то единствѣ и приходящихъ въ негодованіе при одномъ имени
федерализма.
Я совсѣмъ не такъ смотрю на вещи. Для меня еще недостаточно
одного открытія эгоистичности и антисоціальности принципа соб-
ственности для того, чтобы я вооружался и противъ самаго института;
напротивъ, подобное открытіе побуждаетъ меня' только къ дальнѣй-
шимъ изслѣдованіямъ. Мнѣ кажется, что право собственности, до
сихъ поръ не понято обществомъ потому, что этотъ институтъ выше
уровня современной цивилизаціи. Вмѣсто того, чтобы требовать от-
-- 77
фермерами, арендаторами, а не собственниками. Наконецъ
какимъ же образомъ, вслѣдствіе какихъ высшихъ соо-
браженій, до сихъ поръ остающихся неизвѣстными, воз-
никло понятіе права собственности. Чрезмѣрное развитіе
института права собственности погубило Италію, Іаіі
Гппсііа регііісіёге Ііаііаіп, какъ говорятъ историки
описывающіе паденіе римской имперіи; съ другой стороны
мѣны права собственности, какъ дѣлаютъ это теологи, основатели раз-
ныхъ религіозныхъ орденовъ и коммунисты, я всегда протестовалъ
противъ всякаго коммунизма, гувернементализма и феодализма; съ дру-
гой стороны, я ревностно защищаю принципы промышленной свободы и
конкуренціи, я отстаивалъ семью и право наслѣдованія; теперь же, въ
книгѣ, посвяіцонной борьбѣ противъ монополіи, я громко заявляю,
что право собственности представляетъ собою важный и запутанный
вопросъ, который нужно разрѣшать, а не оставлять безъ вниманія.
Современная критика обвиняетъ меня въ противорѣчіи и непослѣ-
довательности, нападаетъ на вѣроломство моихъ выводовъ и па на-
хальство моихъ большихъ посылокъ, указываетъ на мое пристрастіе
къ парадоксамъ, а между тѣмъ опытъ съ каждымъ днемъ все болѣе
и болѣе подтверждаетъ основательность моихъ положеній. По мѣрѣ
того какъ принципъ права собственности ослабѣваетъ йодъ ударами
промышленнаго феодализма и абсолютизма верховной власти, обще-
ство чувствуетъ, что и само оно распадается, а между тѣмъ не на-
ходитъ средствъ къ защитѣ. Насколько нелогичны всѣ до нынѣ из-
вѣстныя объясненія права собственности, настолько же безумно 'тре-
бовать въ настоящее время уничтоженія такого учрежденія, котораго
мы еще не понимаемъ.
Возвращаясь къ гипотезѣ литературной собственности я нахожу
во первыхъ, что нельзя брать для нея за образецъ собственность
поземельную, которая и сама построена на мало извѣстныхъ нача-
лахъ; во вторыхъ, какъбудетъ доказано во второй части настоя-
щаго сочиненія, каковы бы ни были мотивы учрежденія поземельной
собственности, они не могутъ быть примѣнены къ собственности ин-
78 —
намъ случалось слышать, что право собственности можетъ
служить синонимомъ злоупотребленія. Какъ согласить всѣ
эти мнѣнія?—Можетъ ли право собственности быть огра-
ничено не потерявъ своего характера? Гдѣ провести по-
добныя границы и какой законъ ихъ установитъ?—Вотъ
что долженъ бы объяснить намъ г. Фредерикъ Пасси, но
вмѣсто чего онъ отдѣлался пошлѣйшимъ софизмомъ
теллектуальной потому, что въ мірѣ духовномъ не можемъ имѣть
мѣста право завладѣнія.
Такова сущность моей въ высшей степени консервативной мысли,
которая, надѣюсь, должна привлечь па мою сторону множество симпа-
тій послѣ того скандала, который поднялся вслѣдствіе моихъ критиче-
скихъ изслѣдованій и выведенныхъ мною формулъ. Но есть люди во
всѣхъ партіяхъ, и между красными и между бѣлыми, считающіе
всякое разсужденіе святотатствомъ. Право собственности принадле-
житъ къ числу тѣхъ кумировъ, относительно которыхъ нсдопускается
свобода разсужденій, къ которымъ недозволяется примѣнять крити-
ческій методъ Декарта. Говорить о правѣ собственности и его проис-
хожденіи для подобныхъ людей все равно, что подходить съ огнемъ
къ пороху... даже болѣе! — это значитъ предостерегать-публику
противъ ихъ шарлатанскихъ продѣлокъ и совѣтывать ей держать
руки въ карманахъ. Плуты, нажившіеся барышничествомъ и рекла-
мами, такъ и ждутъ приближенія полицейскаго коммиссара всякій
разъ какъ рѣчь зайдетъ о правѣ собственности. Подобнаго страху
мнѣ не случалось видѣть ни въ одномъ изъ добросовѣстныхъ соб-
ственниковъ. Но пусть успокоятся эти, далеко пе безупречные, за-
щитники права собственности, въ диоен книгѣ они пе найдутъ до-
носовъ. Происхожденіемъ ихъ правъ можетъ заниматься уголовный
кодексъ, но учоному изслѣдованію до нихъ пѣтъ никакого дѣла.
Имъ, можетъ быть, придется когда либо предстать передъ судомъ
полиціи исправительной, но между ихъ интересами н интересами
настоящихъ, добросовѣстныхъ собственниковъ нѣтъ рѣшительно ни-
чего общаго.
79 —
(я примѣняю къ нему тотъ же эпитетъ, которымъ онъ
меня надѣлилъ) и отвѣтилъ на вопросъ — вопросомъ же.
Итакъ люди, требующіе установленія литературной
собственности, надменно надписывающіе на своихъ бро-
шюрахъ (которые составляются не иначе какъ вчетве-
ромъ) : мы—экономисты, мы — юристы, мы — фило-
софы, подразумѣвая подъ этимъ, что противники ихъ —
только софисты; эти школьные педанты, невѣжества
которыхъ стыдится даже ихъ аудиторія, не знаютъ —
что такое поземельная собственность, которую они хо-
тятъ взять за образецъ для задуманной ими поддѣлки;
они не понимаютъ соціальнаго значенія поземельной соб-
ственности и не въ силахъ отыскать причинъ ея про-
исхожденія. Въ ихъ лагерѣ сколько головъ, столько и
различныхъ мнѣній и трудно рѣшить какое качество
въ нихъ преобладаетъ, — высокомѣріе или непослѣдо-
вательность. Если кто либо осмѣлится разоблачить всю
пустоту ихъ доктринъ, то вмѣсто всякаго отвѣта они
обвиняютъ подобнаго критика въ богохульствѣ. Потом-
ство произнесетъ свой приговоръ надъ этою гнусною
шайкою, столько же невѣжественною, сколько и недо-
бросовѣстною и на нее падетъ отвѣтственность за всю
ту грязь, за весь тотъ кретинизмъ, въ который погру-
жена современная Франція.
Здѣсь неумѣстно было бы, повторяю я, розыскивать
вслѣдствіе какихъ политическихъ, экономическихъ и
соціальныхъ соображеній цивилизація пришла къ уста-
новленію права собственности, — такого .института, объ-
яснить котораго не въ состояніи ни одна философская
система, но который, тѣмъ не менѣе, устоялъ противъ
80 -
всѣхъ нападокъ. Въ подобномъ изысканіи нѣтъ необ-
ходимости для разбираемаго нами вопроса. Въ силу
извѣстной аксіомы: рго піііііо піЪіІ, я полагаю, что
и право собственности не могло возникнуть изъ ничего;
что оно имѣетъ свои общественныя и историческія при-
чины. Пускай сторонники литературной собственности,
взбѣпюнные тѣмъ, что не съумѣли доказать ея за-
конности , накинутся съ досады на поземельную соб-
ственность; пускай они затронутъ ее, если только смѣ-
ютъ, и я, быть можетъ, возьмусь за ея защиту и еще
разъ покажу этимъ невѣждамъ на что способенъ со-
фистъ. Въ настоящее время, принимая право соб-
ственности за существующій фрактъ, я ограничусь зая-
вленіемъ, что не только не думаю возставать противъ
этого права, но напротивъ того хочу опираться на него
въ настоящемъ спорѣ и буду только доказывать, что
существованіе поземельной собственности ни какимъ об-
разомъ не можетъ служить оправданіемъ для введенія
права собственности интеллектуальной и что подобнаго
установленія вовсе не требуется ни для обеспеченія
нравъ общества, ни для обеспеченія свободы частныхъ
лицъ, ни для охраненія общественнаго благосостоянія,
ни для защиты права производителей.
Иное дѣло - право производителя на плоды, произ-
веденные его трудомъ и право собственности на позе-
мельный участокъ, которое сверхъ того, жалуетъ ему
общество. Производитель по праву владѣетъ своимъ
продуктомъ, но право собственности на поземельный
участокъ предоставляется ему обществомъ въ видѣ дара.
Я не порицаю общества за такую щедрость, я думаю,
— 81 —
что опа основывается на высшихъ, неизвѣстныхъ намъ
соображеніяхъ, и что если институтъ собственности до
сихъ поръ содержитъ въ себѣ много несправедливаго
и со временъ Римлянъ сдѣлано весьма немногое для уве-
личенія его правомѣрности, если наконецъ, въ настоя-
щее время, институтъ этотъ потерялъ прежнее свое зна-
ченіе и обаяніе, то этимъ можетъ быть главнымъ об-
разомъ онъ обязанъ нашему невѣжеству. Но принимая
право собственности поземельной за существующій фактъ,
неужели намъ необходимо, требовать отъ общественной
власти, чтобы она подвергла область умственную, ду-
ховную такой же регламентаціи, какая примѣняется
къ землф? — Конечно нѣтъ, потому что между этими
двумя сферами нѣтъ ничего общаго; духомъ и матеріею
управляютъ не одни и тѣ же законы. Допустить подо-
бное подчиненіе однимъ и тѣмъ же законамъ совер-
шенно различныхъ сферъ было бы такъ же нелѣпо,
какъ посадить райскихъ птицъ на пищу геенъ и ша-
каловъ.
Кромѣ того, и сами защитники литературной- соб-
ственности думаютъ совсѣмъ но то, что говорятъ. Ис-
тощивъ весь запасъ своихъ доводовъ въ защиту сво-
его кумира, по свойственной имъ непослѣдовательности,
они кончаютъ тѣмъ, что отвергаютъ то условіе, кото-
рое одно только и могло придать нѣкоторую возмо-
жность осуществленію химеры, которую они проповѣдуютъ.
Будемъ помнить, что вопросъ не въ томъ только, что-
бы обеспечить литератору справедливое вознагражденіе
за его произведеніе, но въ томъ, чтобы установить въ
пользу его собственность, подобную поземельной. Тутъ,
6
— 82
слѣдовательно, пришлось бы частнымъ лицамъ присвои-
вать общій фондъ, изъ котораго черпаютъ всѣ произ-
водители. Возьмемъ примѣръ.
Въ поэмѣ, на составленіе которой онъ употребилъ
11 лѣтъ, Виргилій воспѣлъ происхожденіе и древность
римскаго народа. Во всей исторіи рода человѣческаго
врядъ ли удастся насчитать много такихъ образцо-
выхъ произведеній, какова Энеида, не смотря на всѣ
недостатки, въ ней встрѣчающіеся. Конечно трудъ ве-
ликаго поэта имѣетъ не менѣе значенія, чѣмъ трудъ
земледѣльца, которому верховная власть даритъ въ пол-
ную собственность клочокъ земли, имъ обработанной.
Виргилій распахалъ поле Латинскихъ преданій; онъ
выростилъ цвѣты и плоды на такой почвѣ, которая до
того производила только терновникъ, да крапиву. Ав-
густъ щедро наградилъ его за это сочиненіе; но осы-
павши поэта своими милостями, императоръ вознагра-
дилъ только производителя за трудъ: оставалось еще
создать право собственности. Итакъ Виргилій умеръ,
но Энеида спасена отъ огня; слѣдовательно наслѣд-
никамъ поэта должно принадлежать исключительное пра-
во воспѣвать Евандра, Турнуса, Лаванія, прославлять
римскихъ героевъ. Всякому поддѣльщику и литератур-
ному вору (ріа^іаіге) запрещается воспѣвать лю-
бовь Дидоиы, перелагать въ латинскіе стихи Платоно-
вы доктрины и религію Нуммы. Луканъ не имѣетъ пра-
ва на изданіе своей Ѳарсалы; — это было бы на-
рушеніемъ правъ Виргилія, — нарушеніемъ тѣмъ бо-
лѣе предосудительнымъ, что, врагъ императоровъ, Лу-
канъ отзывается о Помпеѣ, Датонѣ и Цезарѣ вовсе
— 83 —
не такъ, какъ подобаетъ вѣрноподданному. Самому Данту
придется воздержаться: пусть онъ перелагаетъ въ пѣ-
сни христіанскую теологію и осуждаетъ на всевозмож-
ныя адскія муки враговъ своихъ гвельфовъ, — это
ему дозволяется; но путешествіе его въ адъ, хотя бы
и въ обществѣ Виргилія, есть ни что иное, какъ ли-
тературная кража.
Вотъ на какихъ началахъ должна бы построиться ли-
тературная собственность, если бы обратить вниманіе на
аналогію съ собственностью поземельною и на феодальныя
тенденціи. При господствѣ феодализма все основывалось или
стремилось основываться на привилегіяхъ: одна церковь мо-
гла разрѣшать всѣ вопросы, относящіеся до религіи; одно ду-
ховенство могло отправлять богослуженіе; одинъ универси-
тетъ могъ преподавать теологію, философію, право, медици-
ну, —- право имѣть 4 факультета составляло, да и до сихъ
поръ составляетъ, — привилегію университета. Военная
служба была доступна только для дворянъ; судебная
власть мало но малу сдѣлалась наслѣдственною; реме-
сленнымъ корпораціямъ, цехамъ предписывалось при-
держиваться опредѣленной закономъ спеціальности и не
вторгаться въ сферу другихъ цеховъ. Дѣлая Расина и
Вуало своими исторіографами, Людовикъ XIV можетъ
быть и не думалъ о томъ, чтобы предоставить ихъ на-
слѣдникамъ исключительное право повѣствовать объ его
великихъ дѣяніяхъ; по принципамъ того вѣка (кото-
рыхъ и въ настоящее время держится г. де Ламар-
тинъ) Людовику XIV весьма легко было бы установить
подобную привилегію. • Если бы какому нибудь юному
поэту вздумалось издать свои стихотворенія подъ назва-
— 84 —
ніемъ: „Поэтическихъ размышленій" *) (Мёсіііа-
ііопз робіідпев),— развѣ г. Ламартинъ въ глубинѣ
души своей не счолъ бы подобный поступокъ за воровство,
за поддѣлку ? — Гг. Фредерикъ Пасси, Викторъ Модестъ
и П. Пальотте въ предисловіи къ своей книгѣ пишутъ:
мы-экономисты, и какъ будто бы кричатъ публикѣ:
Берегись!—тѣ, которые нападаютъ па литературную соб-
ственность — не компетентные въ этомъ дѣлѣ судьи;
они не экономисты, у нихъ нѣтъ диплома отъ акаде-
міи, ихъ сочиненія издаются не Гильоменомъ, — слѣ-
довательно, они не имѣютъ права голоса.
Эти то знаменитые экономисты пятятся отъ послѣд-
ствій, естественно вытекающихъ изъ провозглашоннаго
ими принципа; такъ что не только для постороннихъ
лицъ, но и для нихъ самихъ перестаетъ быть попят-
нымъ, — чего они хотятъ?—
„Идеи, говоритъ г. Лабуле, отецъ, составляютъ общее
достояніе, которое частному лицу такъ же трудно при-
своить какъ воду морскую или воздухъ. Я пользуюсь
идеями, которыя находятся въ оборотѣ, но пе обращаю
ихъ въ свою собственность. Человѣкъ добываетъ изъ
моря соль, другой пользуется воздухомъ для приведенія
въ дѣйствіе мельницы, оба съумѣли создать себѣ част-
ную собственность, частное богатство; по развѣ это мѣ-
шаетъ и прочимъ людямъ пользоваться тѣми же не-
истощимыми источниками и развѣ, вслѣдствіе того, что
♦) Такое названіе носитъ книжечка, заключающая въ себѣ собра-
ніе скучнѣйшихъ стихотвореній Ламартипа.
воздухъ принадлежитъ всѣмъ, всякій имѣетъ право за-
владѣть моею мельницею?" —
Послѣдняя фраза ничто иное, какъ скачокъ. Мель-
ница есть имущество недвижимое вслѣдствіе того, что
она прикрѣплена къ землѣ; не будь этого прикрѣпле-
нія, она была бы частью капитала. Примѣръ, приводи-
мый учопымъ юристомъ и экономистомъ г. Лабуле, го-
воритъ , слѣдовательно, не за право собственности, а
противъ него. Тотъ же писатель прибавляетъ:
„То же самое можно сказать и о книгѣ, съ тою
только разницею, что литературное произведеніе не при-
носитъ ущерба общему фонду, но скорѣе обогащаетъ
его. Боссюетъ написалъ „Всемірную Исторію"; Мон-
тескье издалъ въ свѣтъ „Духъ Законовъ"; мѣшаетъ
ли это другимъ писателямъ составлять новую всемірную
исторію или открывать новый духъ законовъ ? — Умень-
шилось ли число находящихся въ оборотѣ идей? — Расинъ
написалъ „Федру", но это не помѣшало Прадону вы-
брать тотъ же сюжетъ, и никто не счолъ подобнаго
поступка контрафакціей. Пишите исторію Наполеона и
пользуйтесь при этомъ трудами г. Тьера, но не пере-
печатывайте текста его книги потому, что подобная
перепечатка была бы такимъ же очевиднымъ престу-
пленіемъ, какъ и покража плодовъ, растущихъ въ моемъ
саду".
Приводя цитаты изъ сочиненій подобнаго экономиста
нужно бы комментировать каждую его фразу. Книгу
нельзя сравнивать съ мельницею потому, что книга—
продуктъ, который можетъ войти въ составъ капитала
развѣ тогда, когда изъ книжной лавки попадетъ въ
- 86
библіотеку ученаго; мельница же, построенная па землѣ,
входитъ въ составъ того права собственности, которое
признано законодателемъ, вслѣдствіе неизвѣстныхъ намъ
соображеній. Правда, что литературное произведеніе обо-
гащаетъ общество, но тоже самое дѣлаютъ и прочіе
продукты. Литературный воръ, конечно, преступникъ, но
не такой, какъ человѣкъ, укравшій, плоды, выросшіе на
чужомъ полѣ. Это объясняется тѣмъ, что сочиненіе ав-
тора есть его продуктъ, плоды же составляютъ прибыль,
пріобрѣтаемую собственникомъ по праву приращенія (ас-
севвіоп). Я не стану останавливаться на этихъ мелочахъ,
но обращу вниманіе только на главную мысль.
Итакъ, по мнѣнію г. Лабуле, область интеллекту-
альная, въ отличіе отъ области земной, не подлежитъ
присвоенію. Пускай человѣкъ приводитъ свою мельницу
въ движеніе посредствомъ воздуха, воды или пара,
мельница все таки будетъ ему принадлежать; но самая
мысль объ употребленіи воздуха, воды или пара какъ
орудій движенія, самая мысль о замѣнѣ ими рукъ че-
ловѣческихъ не можетъ быть объектомъ права собствен-
ности. Правда, что тутъ иногда можетъ быть рѣчь о
привилегіи; но заговорить о привилегіи, — значитъ вер-
нуться къ обыкновенному положенію производителя, кото-
раго вознаграждаютъ за трудъ, предоставляя ему на
извѣстное время исключительное право распространять
свой продуктъ, и извлекать изъ него прибыль. При
такой оговоркѣ мнѣніе г. Лабуле безупречно: изобрѣтеніе
можетъ породить право первенства (ргіогііё), но не
можетъ служить поводомъ къ установленію права соб-
ственности. Скажутъ ли намъ наконецъ, — г.г. эконо-
листы, юристы и философы - чего они добиваются и на
что жалуются ? — До сихъ поръ ихъ рѣшительно нельзя
понять и требованія ихъ далеко еще не формулированы.
Послушать ихъ, такъ они самые энергическіе противники
монополіи. Пусть же они будутъ вѣрны своимъ прави-
ламъ и перестанутъ надоѣдать публикѣ своими глупыми
декламаціями.
Земля раздѣлена между частными владѣльцами и
хотя теорія права собственности еще окончательно не
установлена, составляетъ еще не разрѣшонную задачу,
но тѣмъ не менѣе поземельная собственность предста-
вляетъ собою многозначущій фактъ, занявшій видное
мѣсто и въ международной политикѣ и. въ отноше-
ніяхъ частныхъ лицъ, фактъ, который принято объяснять
высшими соображеніями, которому принято приписывать
возвышенную цѣль, не смотря па то, что ни этихъ
высшихъ соображеній, ни этой цѣли мы не понимаемъ.
Въ настоящее время, когда мы только что начинаемъ
знакомиться съ наукою соціальной организаціи, прилично
ли заносить руку на это непонятное для насъ учрежде-
ніе, прилично ли перепутывать всѣ понятія, не отличать
неба отъ земли и перевертывать весь свѣтъ для удо-
вольствія нѣсколькихъ педантовъ ? — На что жалуются
литераторы?---развѣ положеніе ихъ хуже положенія дру-
гихъ производителей? — - Поземельная собственность воз-
буждаетъ въ нихъ зависть; но подобное явленіе совершенно
въ природѣ вещей, и не худо бы имъ понять свое положеніе
прежде, чѣмъ жаловаться па него. Пускай они, въ ожи-
даніи новыхъ благъ, вмѣстѣ съ прочими людьми поль-
зуются тѣмъ, что до сихъ поръ добыто прогрессомъ.
88 —
Съ тѣхъ поръ, какъ прошла пора феодализма, земля,
хотя еще и не составляетъ общей собственности, но
доступна для всякаго. Слуга, работникъ, арендаторъ,
торговка, всякій можетъ посредствомъ сбереженія части
своихъ скудныхъ доходовъ скопить хотя небольшой ка-
питалъ, пріобрѣсти на него недвижимое имущество и
говорить въ свою очередь: я тоже собственникъ! — Кто
же мѣшаетъ и литератору поступить такимъ же обра-
зомъ ? — Подобныя превращенія постоянно повто ряются;
но обратить вознагражденіе, слѣдующее писателю, въ
какое то постоянное ростовщичество — значило бы пе-
репутать всѣ понятія и перевернуть весь соціальный
строй.
§ 10. Общій выводъ: правительство не имѣетъ ни права,
ни возможности создать литературную собственность.
Нѣкоторые изъ лицъ, слегка противившихся утвер-
жденію проэктированнаго закона, увлеченные ложною
аналогіею съ поземельною собственностью соглашались,
что правительство имѣетъ право создать литературную
собственность подобно тому какъ оно создало другіе
виды права собственности. Эта легкомысленная уступка
ясно свидѣтельствуетъ о томъ хаосѣ, который господ-
ствуетъ въ умахъ подобныхъ людей.
Конечно правительство можетъ сдѣлать все, что ему
заблагоразсудится, если смотрѣть на дѣло только съ
точки зрѣнія физической возможности. Если правитель-
ство желаетъ что либо сдѣлать, то кто же можетъ
остановить его, особенно если оно поддерживается и
общественнымъ мнѣніемъ?—
— 89 —
Другой вопросъ, если смотрѣть на дѣло такъ, что
правительство можетъ сдѣлать все, что ему заблагораз-
судится, но въ предѣлахъ экономическихъ, естествен-
ныхъ и общественныхъ законовъ.
Такъ напримѣръ: оно не можетъ сдѣлать, чтобы на
вещь, которая по своему существу и назначенію есть
ничто иное, какъ простой продуктъ, смотрѣли какъ на
фондъ или собственность.
Оно не можетъ также обратить договоръ мѣны въ
источникъ безсрочной ренты, хотя услуга или товаръ, слу-
жащій объектомъ мѣны можетъ быть или разомъ оплоченъ
или платежъ можетъ быть разсроченъ на нѣсколько лѣтъ.
Оно не можетъ превратить платы за продуктъ въ
арендную плату. Оно не можетъ, безъ нарушенія законовъ,
на которыхъ основаны всѣ общественныя отношенія, и
безъ смѣшенія всѣхъ понятій, постановить, чтобы на
писателя, пустившаго въ оборотъ свои мысли, смотрѣли
не какъ на простаго производителя-мѣновщика, но какъ
на невознаградимаго коммандитарія, въ пользу котораго,
за его услугу слѣдуетъ создать наслѣдственную, без-
конечную ренту. Правительство точно такъ же не можетъ
сдѣлать всего этаго, какъ не можетъ раздѣлить воздухъ
между частными владѣльцами или воздвигать строенія
на морѣ, или производить безъ труда, или платить ренту
всѣмъ и каждому.
Общество, вслѣдствіе высшихъ соображеній, еще не
достаточно разъясненныхъ, но неопровергаемыхъ наукою,
могло раздѣлить землю между частными владѣльцами
и создать поземельную собственность; оно могло сдѣ-
лать это, хотя подобное присвоеніе, по словамъ леги-
— 90 —
стовъ, выходитъ изъ границъ того права, которое про-
изводитель имѣетъ на свои продукты, хотя политиче-
ская экономія вовсе не требуетъ подобной уступки, хотя
у многихъ пародовъ право собственности не существуетъ,
а замѣняется правомъ владѣнія. Для того, чтобы уста-
новить интеллектуальную собственность правительству при-
шлось бы уступить писателю привилегію на тѣ общія
идеи, которыя составляютъ общій фондъ всѣхъ мысли-
телей. Но подобной уступки правительство не въ со-
стояніи сдѣлать; такая уступка противна здравому
смыслу, да никто ея и не требуетъ. Какимъ же образомъ
назвать правомъ собственности простую привилегію —
на воспроизведеніе и продажу съ тою только цѣлью,
чтобы создать синекуру для наслѣдниковъ писателя.
Извѣстны слова Буало:
Маів Іа ровіёгііё (ГАІГапе оі (Іе Вауагсі,
<^иап(І се п’еві фГшіе гозве, езѣ ѵепсіпе ап ііаваічі. *)
Можетъ ли правительство сдѣлать, чтобы сыновья ге-
ніальныхъ людей были также геніальны? — Конечно нѣтъ.
Пусть же оно предоставитъ самому себѣ потомство генія;
отцы — вознаграждены, наслѣдники ничего не вправѣ
требовать.
(*) Но потомокъ Альфана или Баяра.
Если оиъ кляча, — продается за безцѣнокъ.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ.
НРАВСТВЕННЫЯ И ЭСТЕТИ Ч ЕС КІЯ
СООБРАЖЕНІЯ.
<
§ 1. Различіе между вещами продажными (ѵёпаіез)
и непродажными (поп ѵёпаіез).
Если въ современныхъ нашихъ юристахъ и экономи-
стахъ не осталось и признака того критическаго на-
правленія, которое такъ высоко ставили ихъ предше-
ственники, то литераторы наши, что еще хуже, перестали
понимать въ чомъ заключается преимущество ихъ про-
фессіи и личное достоинство. Я вѣроятно удивлю не
одного изъ нихъ, когда выскажу мнѣніе, что между
тѣми вещами, которыя находятся въ оборотѣ, на которыя
постоянно направляется наша дѣятельность и которымъ
мы придаемъ извѣстную цѣнность, есть такія, которыя
по существу и назначенію своему продажны, — но есть
и непродажныя и что къ числу послѣднихъ относятся
произведенія художественныя и литературныя.
— 92 —
Вотъ мой новый софизмъ. Г. де Ламартинъ, ко-
торый кажется тогда только и обращаетъ вниманіе на-
вещи, когда они могутъ быть обращены въ деньги;
который, поэтому, открываетъ подписку за подпискою
на свои стихотворныя и прозаическія сочиненія; который
для большаго обеспеченія требуетъ, чтобы временную
монополію авторовъ превратили въ безсрочную ренту,
вѣроятно, не раздѣляетъ моего мнѣнія. Что же касается
до тѣхъ экономистовъ и юристовъ, которые, какъ мы
видѣли, хотя и требуютъ установленія литературной
собственности, однако, устами г. Лабуле, сознаются, что
въ области интеллектуальной нѣтъ мѣста присвоенію,
то имъ вѣроятно любопытно будетъ узнать отъ чего
это зависитъ.
До сихъ поръ мы разсматривали писателя только
какъ производителя полезной вещи и съ этой точки
зрѣнія признали за нимъ право на вознагражденіе; но
въ писателѣ есть еще и другая черта. Онъ преслѣдуетъ
не одну утилитарную цѣль, онъ имѣетъ въ виду еще
нравственное, идеальное воспитаніе. Идеалъ въ области
совѣсти и въ жизни, вотъ главный элементъ литера-
турнаго произведенія, тогда какъ суть промышленнаго
продукта заключается именно въ его полезности. Съ
этой точки зрѣнія литературное произведеніе непро-
дажно, — не пораждаетъ права на вознагражденіе; въ
этомъ то и заключается главная причина непримѣнимости
завладѣнія къ сферѣ интеллектуальной. Я утверждаю,
что установленіе художественной и литературной соб-
ственности, еслибы оно даже и было осуществимо, унизило
бы искусство и литературу. Литература, заявляющая по-
— <)3
добныя требованія, противорѣчитъ и своему назначенію,
и прогрессу, словомъ подобная литература безнравственна.
Попятно ли?—Довольно ли смѣлъ парадоксъ?... О
несчастные выкидыши революціи! Восемдесять лѣтъ
тому назадъ подобная истина считалась общимъ мѣ-
стомъ; въ настоящее же время ее приходится доказы-
вать по всѣмъ правиламъ.
Много вещей по своей возвышенности выходитъ изъ
области полезнаго, таковы: религія, правосудіе, наука,
философія, искусство, литература. Скажемъ обо всѣхъ
ихъ по нѣскольку словъ.
§ 2. О религіи.
Торговля Евангеліемъ противна духу Христіанства.
Іисусъ Христосъ говорилъ своимъ ученикамъ, что они
должны даромъ передавать другимъ людямъ то, что
сами получили даромъ. Торговля Евангеліемъ, которая
пришла на умъ Симону, въ глазахъ церкви составля-
етъ смертный грѣхъ, преступленіе противъ Бога, кото-
рое и называется Симоніего. Въ позднѣйшія времена
церковь, правда, нѣсколько отклонилась отъ первона-
чальнаго направленія. Было время, когда епископы
владѣли обширными помѣстьями, аббаты держали ра-
бовъ, монастыри обогащались вынужденными дарами.
Но принципъ остался неизмѣннымъ, церковь не хочетъ,
чтобы слуги ея собирали подаянія, она не терпитъ си-
моніи.
Не одна христіанская, но и другія религіи держатся
того же правила. Будда, Конфуцій, Сократъ, воѣ они
проповѣдывали свое ученіе безвозмездно, питаясь чѣмъ
- 94 —
цопало и при случаѣ жертвовали жизнью за убѣж-
денія. Магомета обвиняли въ лицемѣріи и въ тщесла-
віи, но и онъ не извлекалъ выгоды изъ продажи Аль-
корана.
§ 3. О правосудіи.
Подобно тому какъ религія порождаетъ особое сосло-
віе-духовенство, такъ и правосудіе ведетъ къ обра-
зованію особаго класса должностныхъ лицъ—судей. И
судьи и духовныя лица живутъ жалованьемъ или воз-
награжденіемъ за труды, но нельзя сказать, чтобы они
получали плату. Тяжущійся, который, выигравши про-
цессъ, хотя однимъ словомъ поблагодаритъ судью, тѣмъ
самымъ наноситъ ему величайшее оскорбленіе; въ этомъ
случаѣ и предложеніе и принятіе какого бы то ни
было подарка—преступно. Если судья Гозманъ (Оое/-
тапп) былъ виноватъ, то не менѣе преступенъ былъ и
Бомарше. Но сколько труда предстоитъ честному судьѣ
для раскрытія истины, сколько онъ долженъ имѣть
терпѣнія, охоты, знанія! Литераторы смѣются надъ су-
дебнымъ слогомъ, но всякое рѣшеніе, хорошо мотиви-
рованное и коротко изложенное, должно быть разсма-
триваемо какъ произведеніе образцовое, классическое не
только по содержанію, но и по стилю. Но былъ ли когда-
нибудь примѣръ продажи сборника судебныхъ рѣшеній въ
пользу постановившихъ ихъ судей ? — Сборникъ Даллоза
приноситъ выгоду собирателю, но не судьямъ, доста-
вившимъ матеріалъ для его книги. Нѣтъ должности
труднѣе судейской, а . между тѣмъ попробуйте пого-
ворить съ судьею о прибыли, подобно смѣшанной
коммиссіи (соттізвіоп тіхіе), собранной въ Парижѣ, для
преній о литературной собственности, попробуйте ска-
зать ему, что воспроизведеніе его рѣшеній, такъ тща-
тельно мотивированныхъ, строго логичныхъ, точныхъ,
полныхъ юридическихъ свѣдѣній, составляетъ его ис-
ключительное право и посмотрите какъ будетъ приня-
то ваше предложеніе. До революціи пробовали было
обеспечить положеніе судей тѣмъ, что въ пользу ихъ
назначены особыя судебныя пошлины (ёрісе), но этотъ
унизительный способъ вознагражденія уничтоженъ въ
89 году, потому, что онъ дѣлалъ правосудіе продаж-
нымъ. Поступать сообразно требованіямъ справедливо-
сти трудно; за выполненіе этого труднаго дѣла, за хо-
рошее поведеніе, дѣтямъ даютъ награды, но взрослыхъ
людей не прилично вознаграждать за подобные поступ-
ки. Отправлять правосудіе, примѣнять законъ къ дру-
гимъ лицамъ еще труднѣе; но именно поэтому-то по-
добное занятіе и должно исключить всякое понятіе о
продажности.
§40 философіи и наукѣ.
Французское законодательство о привилегіяхъ на
изобрѣтенія ясно выражается, что философскіе и науч-
ные принципы, т. е. открытія законовъ природы и
законовъ общественныхъ не могутъ подлежать присво-
енію *). Продажа истины такъ же отвратительна, гово-
*) Законъ 1844 г. о привилегіяхъ на изобрѣтенія (Іоі зпг Іез
Ьгеѵсіз й’іпѵепііоп) прямо говоритъ, что привилегія, выданная на
чисто научное открытіе — недѣйствительна. Закопъ этотъ можно
— 96 —
ритъ законодатель, какъ и продажа правосудія. Можно
ли себѣ представить, чтобы римляне, пославшіе въ
Аѳины депутацію для того, чтобы списать аѳинскіе за-
коны дали аѳинянамъ какое-нибудь вознагражденіе за
подобное заимствованіе? — Знаменитый Сіесъ опозорилъ
себя тѣмъ, что продалъ свою конституцію Бонапарту.
Къ философу примѣняются тѣ же принципы, что и къ
законодателю, и къ судьѣ, и къ священнику; награда
его заключается въ распространеніи той истины, кото-
рую онъ проповѣдуетъ.
Ни неизвѣстный изобрѣтатель арабскихъ чиселъ, ни
основатель алгебры Віетта, ни Декартъ, примѣнившій
алгебру къ геометріи; ни творецъ дифференціальнаго
исчисленія Лейбницъ, ни изобрѣтатель логариѳмовъ Не-
пиръ, ни Папенъ, открывшій значеніе и полезное при-
мѣніе пара, ни изобрѣтатель знаменитаго столба — Вольта,
ни Араго, предвидѣвшій возможность примѣненія электро-
магнетизма къ телеграфу за 15 лѣтъ до его изобрѣ-
тенія; — никто изъ этихъ людей, открытія которыхъ
имѣютъ громадное значеніе и для науки и для про-
мышленности не могъ бы получить привилегіи на свое
изобрѣтеніе. Для этихъ великихъ умовъ обязательно
безкорыстіе. Неужели несправедливъ законъ, такимъ
образомъ отдѣляющій учонаго, который открылъ идею,
принципъ, и который ничѣмъ за это не вознаграждается,
найти въ сборникѣ Банка де Лабарта.—СсДез зрбс'аих Де Іа Іёдіз-
Іаііоп Ггап^аізе, ей. Де К Еасдиа Де ЬаЬагйіе — СоДе Де Іа рго-
ргіёіё Гйсгаіге еі Де ГіпДизігіе, р. 575.—агі. 30. (Тіігс диаігіёте.
І)ез пиііііёз еі ДёсЬёапсез).
— 97 —
отъ промышленника, дѣлающаго практическое примѣне-
ніе этого принципа и получающаго за то привилегію?
Нѣтъ, законъ справедливъ, ложно только его примѣ-
неніе, несостоятельна только наша діалектика.
Конечно, нужно, чтобы и учоный, и философъ, и
священникъ, и судья чѣмъ нибудь да жили, а имъ
запрещается заниматься спекуляціями. Какъ, скажете
вы, они осуждены на нищету потому, что на ихъ долю
выпало открыть идею, которою первый встрѣчный вос-
пользуется для своего обогащенія посредствомъ простаго
ея примѣненія! Неужели каждый изъ этихъ учоныхъ
не имѣетъ права сказать: мои цифры, моя алгебра, мой
анализъ, мои логариѳмы, мой столбъ, подобно тому какъ
какой-нибудь Уаттъ говоритъ: моя машина?
Нѣтъ, отвѣчаетъ законъ. Истиною нельзя торговать,
ее никто не можетъ себѣ присвоить. Пусть найдутъ
средство обеспечить безбѣдное существованіе мыслителя,
не прибѣгая къ помощи торговли. Что касается до
примѣните ля, то его дѣятельность совсѣмъ иного рода,
онъ рѣшается на предпріятіе, исходъ котораго неизвѣ-
стенъ ; излишекъ дохода въ этомъ случаѣ служитъ
только вознагражденіемъ за рискъ. Пусть регулируютъ
барыши, говоритъ законъ, пусть уменьшаютъ рискъ,
пусть уровняютъ шансы,—это будетъ благоразумно съ
точки зрѣнія экономической и я ничего противъ этаго
не имѣю; но выносить истину на рынокъ — безнрав-
ственно. Продажность унижаетъ и губитъ истину, точно
такъ же какъ и религію и правосудіе.
Итакъ въ сферу науки и совѣсти нельзя вносить
понятія продажности. Слуга истины, философъ, стоитъ
7
— 98 —
въ точно такомъ же положеніи какъ и судья. Взяв-
шись за проповѣдываніе истины, или по крайней мѣрѣ
того, что онъ считаетъ за истину, философъ такимъ
образомъ принимаетъ на себя обязательство, которое на-
рушаетъ, если начинаетъ торговать истиною. Въ наше
время, являлся человѣкъ, одаренный необыкновеннымъ
геніемъ, который торговалъ абсолютомъ. Призванный
за это къ суду исправительной полиціи онъ запятнанъ
и въ глазахъ современниковъ и въ глазахъ потомства
именемъ шарлатана. Покрытый позоромъ и при жизни
и послѣ смерти Гене Вронскій (Ноепё АѴгопзкі) исклю-
ченъ изъ списка философовъ.
Вслѣдствіе непримѣнимости понятія продажности
къ идеямъ — дѣятельность священника, философа, учо-
наго должна быть безвозмездна; я понимаю подъ этимъ,
что они не должны обращать въ ремесло, или въ то-
варъ тѣхъ мыслей, которыя они провозглашаютъ и что
вознагражденіе, имъ назначаемое, въ какую бы форму
оно ни было облечено, не можетъ быть разсматриваемо,
какъ заработная плата. На. эту плату нужно смотрѣть,
какъ на пособіе или вознагражденіе, соразмѣряемое не
съ цѣнностью услуги или сообщенія (и тѣ и другіе
неоцѣнимы), но съ физическими потребностями человѣка.
Вездѣ и во всѣ времена народы стремились къ тому,
чтобы поддержать уваженіе къ духовенству, судейскому
и профессорскому сословію, для чего и старались вы-
вести этихъ лицъ изъ нищеты. Здравый смыслъ ука-
залъ обществу, что за подобныя должности нельзя наз-
начить платы; что ихъ нельзя перевести ни на какое
количество золота или серебра, ни на головы скота, ни
— 99 —
на рабочіе дни. Тутъ приходится отбросить утилитар-
ную систему. Между тѣмъ какъ промышленникъ вклю-
чаетъ въ цѣну своего продукта и расходы производ-
ства, и рѣдкость предмета, и настоятельность потребности
въ немъ, и работаетъ такимъ образомъ изъ-за барыша,
интеллектуальные производители не высчитываютъ сво-
его труда и убитаго на него времени; они довольству-
ются насущнымъ хлѣбомъ, требуютъ только необходи-
маго для ихъ существованія. Это люди, созданные для
самопожертвованія, они не знаютъ барышничества.
Поэтому-то я считаю непристойными и унизитель-
ными и для церкви и для науки слѣдующія слова
вышеупомянутой смѣшанной коммиссіи: „Профес-
сора и проповѣдники передаютъ публикѣ только свои
слова; но имъ однимъ принадлежитъ право воспроиз-
водить эти слова (въ видахъ извлеченія выгодъ) пу-
темъ печати/ Такой несчастный софизмъ могъ явиться
только въ эпоху всеобщаго упадка и продажности. Про-
фессоръ, ораторъ, продающій за деньги сказанныя имъ
рѣчи поступаетъ несправедливо и неприлично. „Изъ
одного и того же мѣшка нельзя брать двухъ
мѣръ пшеницы;" профессоръ, поступающій такимъ
образомъ, виновенъ въ грѣхѣ симоніи, въ лихоимствѣ.
Я допускаю нѣкоторыя уступки, я могу смотрѣть сквозь
пальцы на нѣкоторыя злоупотребленія; но совѣсть моя
возмущается при видѣ, что злоупотребленія возводятся
въ принципъ.
§ 5. О литературѣ и искусствахъ.
Рядомъ со святымъ, справедливымъ, истин-
*
— 100 —
нымъ, намъ слѣдуетъ разсмотрѣть и изящное. Мо-
жемъ ли мы, на основаніи политико-экономическихъ
данныхъ, сказать, что и въ сферѣ литературы и ис-
кусства также нельзя допустить продажности ? — Я по-
пробую не доказать подобную возможность, но только
дать ее почувствовать потому, что въ вопросахъ лич-
наго вкуса и совѣсти главная роль принадлежитъ не
разсудку.
Замѣтимъ прежде всего, что между сферами рели-
гіи, правосудія, науки и сферами поэзіи, краснорѣчія
и искусства существуетъ тѣсная связь, вслѣдствіе ко-
торой онѣ подчиняются однимъ и тѣмъ же законамъ.
Литература и искусство первоначально относятся къ
правосудію, какъ форма въ метафизикѣ относится къ
содержанію. Впослѣдствіи между ними проводится
рѣзкая граница, но сначала судьба ихъ солидарна.
Нравственныя и религіозныя идеи воплощаются въ
поэтическихъ произведеніяхъ, проявляются въ гимнахъ,
храмахъ, статуяхъ, картинахъ, легендахъ, мифахъ и т. п.
произведеніяхъ искусства, въ которыя входитъ и эле-
ментъ промышленный, но которыя тѣмъ не менѣе не
могутъ служить предметами торговли. Можно ли пред-
ставить себѣ царя Давида, берущимъ деньги за свои
гимны, или архитектора Гирама — собирающимъ плату
за входъ въ храмъ, имъ построенный; Боссюэта—тре-
бующимъ вознагражденія за свои рѣчи, или нашихъ
священниковъ — взимающими съ католиковъ плату за
крестный ходъ, совершаемый въ праздникъ?
Тоже можно примѣнить и къ свѣтскимъ произведе-
ніямъ искусства. Первоначально законы писались сти-
101
хами, которые дѣти выучивали наизусть, — такъ по
крайней мѣрѣ говоритъ Цицеронъ о законахъ двѣнад-
цати таблицъ, но ни кому и въ голову не приходило
считать ихъ собственностью законодателя. Барду, вос-
пѣвающему сраженіе давали награду, но его услуга не
покупалась на деньги. Тиртей, требующій отъ лакеде-
монянъ платы за свои пѣсни, потерялъ бы всякое оба-
яніе. Еще труднѣе вообразить себѣ Руже де Лиля
(Воп§’еі (1е Гівіе) требующимъ послѣ жеммапской бит-
вы вознагражденія за свою „Марсельезу* и опираю-
щимся при этомъ на принципъ экспропріаціи вслѣдствіе
требованій общественной пользы. Я хочу высказать до-
вольно жестокое желаніе: Руже де Лиль умеръ, забы-
тый всѣми, въ глубокой нищетѣ; злопамятность прави-
тельства и реакціонная эпоха были тому причиной, но
я былъ бы сильно огорчонъ еслибы правительство сжа-
лилось надъ нимъ и назначило ему пенсію. Я готовъ
стоять за сооруженіе памятника Руже де Лилю, но я
возсталъ бы противъ назначенія ему жалованья. Въ
одну прекрасную ночь его посѣтилъ геній революціи и
передалъ ему слова и голосъ Марсельезы. Послѣ
того Руже де Лиль пробовалъ было продолжать карьеру
пѣвца, но неудачно. Это доказываетъ, что мысль, вы-
раженная имъ въ Марсельезѣ, принадлежала не столько
ему, сколько обществу; что она относится къ числу
вещей неоцѣнимыхъ.
Руже де Лиль былъ въ бѣдственномъ положеніи,—
до этого никому нѣтъ дѣла, кромѣ развѣ друзей его.
За великое произведеніе, обезсмертившее его имя, рес-
публика не обязана была награждать его ничѣмъ, кромѣ
— 102 —
вѣнка. Вопреки господствующему предразсудку, я
утверждаю, что любовь къ родинѣ и поступки, вызы-
ваемые этимъ чувствомъ, — непродажны. Поэтому, ли-
тераторъ и художникъ настолько же отличаются отъ
промышленника, на сколько солдатъ-гражданинъ отли-
чается отъ солдата-наемника.
Въ настоящее время литература и искусство могутъ
быть свободны, т. е. не зависѣть ни отъ церкви, ни
отъ правительства, не преслѣдовать ни религіозныхъ,
ни политическихъ, ни педагогическихъ цѣлей. Будемъ
ли мы примѣнять наши строгія правила и къ этой не-
зависимой литературѣ и къ этому независимому искус-
ству?
Будемъ говорить объ истинномъ писателѣ, объ истин-
номъ артистѣ, т. е. о такомъ, для котораго чувство
изящнаго стоитъ выше ремесленныхъ и утилитарныхъ
соображеній. Подобный человѣкъ, при полной свой не-
зависимости, не можетъ отрѣшиться отъ святости своего
призванія. Онъ передатчикъ, провозвѣстникъ божествен-
ныхъ истинъ, онъ — просвѣтитель общества, назначеніе
его вытекаетъ изъ самаго его дарованія. Такимъ обра-
зомъ, мы возвращаемся къ своей исходной точкѣ, къ
различію между вещами продажными и непродажными;
первыя составляютъ сферу полезнаго, вторыя относятся
къ сферѣ совѣсти, идеала и свободы.
Пусть поймутъ это гг. артисты и литераторы; поэзія,
краснорѣчіе, живопись, скульптура, музыка, по суще-
ству своему такъ же неоцѣнимы, какъ правосудіе, рели-
гія, истина. Цѣлый міръ открытъ для поэзіи и искус-
ства, никакихъ границъ для нихъ не существуетъ; сами
— 103 —
они служатъ одной только истинѣ, отступить отъ ко-
торой не могутъ, не унижая своего достоинства. Только
изъ соединенія разсудка, права и искусства вытекаетъ
‘свобода человѣка, но какимъ же образомъ можетъ осу-
ществиться подобная эманципація, если художникъ и
писатель будутъ рабами чувственности, льстецами .по-
рока, если они будутъ трудиться изъ-за денегъ и хло-
потать объ одной выгодѣ, какъ откупщики или ростов-
щики?—Продажное искусство, какъ женщина, торгующая
своею красотою, теряетъ все свое значеніе. Говорили,
что искусство независимо отъ правилъ нравственности;
изъ приведеннаго сравненія можно видѣть въ какомъ
смыслѣ и въ какой степени можетъ быть допущена по-
добная независимость. Есть на свѣтѣ существа столько
же прекрасныя, сколько и порочныя; есть напротивъ
того и нравственно—безупречныя, но обиженныя при-
родой. Между тѣмъ какъ порокъ мало-по-малу уро-
дуетъ первыхъ, — истина преображаетъ и украшаетъ
послѣднихъ; такимъ образомъ—красота и добродѣтель,
безобразіе и порокъ—въ сущности—тождественны, си-
нонимны. Нѣтъ, искусство, — эта религія идеала — не
можетъ уживаться съ безнравственностью. Никакой та-
лантъ, никакой геній не справится съ подобнымъ
положеніемъ; художникъ незамѣтно впадетъ въ три-
віальность, а изъ тривіальности въ безплодіе и по-
гибнетъ.
Выведемъ заключеніе: формы, въ которыя писатель
и художникъ облекаютъ религіозныя, нравственныя и
философскія мысли, на столько же священны, какъ и
сама религія, нравственность, истина. Подобно тому,
— 104 —
какъ судья связанъ требованіями справедливости, а фи-
лософъ—требованіями истины,—поэтъ, ораторъ, худож-
никъ — связаны требованіями красоты. Они обязаны зна-
комить насъ съ этою красотою, потому что ихъ зада-*
ча—улучшить насъ самихъ, потому что ихъ работа со-
стоитъ въ томъ, чтобы подвергнуть критическому ана-
лизу самую нашу личность, подобно тому какъ фило-
софія подвергаетъ анализу нашъ разумъ, а юриспруден-
ція—нашу совѣсть.
Арабская пословица говоритъ; „Нужно припасать сѣно
для осла, но не зачѣмъ ловить мухъ для соловья/
Такое правило повидимому несправедливо, на самомъ
же дѣлѣ совершенно основательно. Всякій авторъ, ко-
торый можетъ жить своими средствами, но тѣмъ не
менѣе беретъ деньги за свои сочиненія, поступаетъ не-
благородно. Даже для бѣднаго писателя унизительна
необходимость, заставляющая его торговаться съ изда-
телемъ. Истинный художникъ воспроизводитъ красоту
ради ея самой, а не для того, чтобы внести ее въ
ипотечныя книги. Великій ораторъ, увлекающій ауди-
торію стремится отвлечь ее отъ мелочныхъ интересовъ:
обратите его въ наемника и вы отрѣжете ему крылья,
отнимите у него всю силу. Такимъ-то образомъ мы во
Франціи дошли до того, что только забавляемся гром-
кими рѣчами; насъ не проймешь краснорѣчіемъ, какъ
не проймешь и добродѣтелью. Да, г. де Ламартинъ,
вы, опасающіеся, чтобы кто-либо не похитилъ вашихъ
стиховъ, или вашей прозы, но сами безъ зазрѣнія со-
вѣсти пользующіеся .чужимъ трудомъ, вы ясно показы-
ваете намъ, что литературная собственность есть ничто
105 —
иное, какъ литературное попрошайничество. Хорошо
еслибы вы могли во время остановиться и не показали
бы намъ, что она кромѣ того можетъ еще дойти и до
распутства.
Продажная поэзія, продажное краснорѣчіе, продажная
литература, продажное искусство — развѣ не все этимъ
сказано, развѣ нужно еще что либо къ этому прибавлять?
Если въ настоящее время мы уже ничему болѣе не вѣ-
римъ, то значитъ всѣ мы продажны, значитъ мы торгуемъ
своею душою, своимъ разсудкомъ, своею свободою, своею
личностью, точно такъ же какъ продуктами нашихъ по-
лей и нашихъ. мануфактуръ. Исторія сохранила разсказъ
о гражданинѣ, который находясь въ крайней нуждѣ
занялъ денегъ подъ залогъ тѣла своего отца. Многіе
ли изъ насъ въ настоящее время подумали бы о выкупѣ
подобнаго залога ? — Мы готовы скорѣе прибавить къ
нему нашихъ жонъ и дѣтей.
Что касается до вопросовъ о правительствѣ, объ
администраціи и объ общественной службѣ, то я позволю
себѣ на этотъ счотъ отослать читателя къ своему со-
чиненію: „О теоріи налоговъ".
§. 6. Почему нѣкоторые продукты и услуги не могутъ
продаваться ? — Причины литературнаго торгашества.
Посредствомъ простаго противуположенія понятій я
показалъ, что законы, управляющіе сферою полезнаго,
непримѣнимы къ области совѣсти, философіи и идеала.
— 106 —
Эти двѣ сферы несовмѣстимы, ихъ нельзя смѣшать, не
уничтоживъ. Если бы за трудъ платили одною благодар-
ностью или аплодиссментами, то это было бы насмѣшкою
надъ трудомъ и необходимо повлекло бы за собою обра-
щеніе рабочихъ въ рабство. На оборотъ, религія —
обращенная въ доходную статью, — становится лице-
мѣріемъ, симоніею; правосудіе — вѣроломствомъ; фило-
софія—софистикою; истина—ложью; краснорѣчіе—шар-
латанствомъ ; искусство —. орудіемъ разврата; любовь —
животною похотью. Не я одинъ имѣю подобный взглядъ,
въ этомъ духѣ повсемѣстно выражается и общественное
мнѣніе, этого же направленія держатся и всѣ законо-
дательства.
Различіе между вещами продажными и непродаж-
ными такъ же глубоко съ точки зрѣнія политической
экономіи, какъ и съ нравственной или эстетической
точки зрѣнія. Еслибы мои противники, важно называющіе
себя экономистами и ех ргоГевко берущіеся за раз-
рѣшеніе вопроса о литературной собственности имѣли
ясное понятіе о наукѣ, ея принципахъ, границахъ и
подраздѣленіяхъ, то они шли бы такимъ путемъ:
Помня, что политическая экономія есть наука о про-
изводствѣ и распредѣленіи богатствъ всякаго рода, ма-
теріальныхъ и нематеріальныхъ, свѣтскихъ и духовныхъ,
они опредѣлили бы понятіе производства, показали
бы, что нѣтъ различія между производительностью ма-
стероваго и литератора потому, что въ обоихъ случаяхъ
дѣло ‘въ томъ, чтобы придать личную форму безличной
идеѣ, произвести -видоизмѣненіе въ матеріи, словомъ
произвести силу.
— 107 —
Постановивъ такимъ образомъ вопросъ они замѣтили
бы, что между продуктами человѣческой дѣятельности
одни могутъ, а другіе не могутъ быть омочены потому,
что продажность лежитъ въ самой природѣ первыхъ,
но несовмѣстима съ послѣдними. Они поняли бы, что
подобное различіе необходимо должно существовать и что
отъ соблюденія этихъ противорѣчащихъ другъ другу зако-
новъ продажности зависитъ правомѣрность гражданскихъ
отношеній, свобода личности, уваженіе человѣческаго до-
стоинства, неприкосновенность общественнаго порядка.
Въ самомъ дѣлѣ, сказали бы они, не достаточно одного
появленія продуктовъ, нужно еще, чтобы эти продукты
потреблялись, усвоились, ассимилировались — одни ду-
ховною, другіе — тѣлесною стороною человѣка. Для этой
цѣли необходимо, чтобы продукты, предназначенные для
физическаго употребленія, составляющіе область полез-
наго, по преимуществу, обмѣнивались, т. е. оплачива-
лись цѣнностью за цѣнность; чтобы другіе продукты,
принадлежащіе къ категоріямъ прекраснаго, справедли-
ваго, истиннаго, распространялись безвозмездно,
безъ чего раздѣленіе труда и распредѣленіе возмездныхъ
объектовъ потребленія повело бы къ рабству и обману.
Человѣкъ ни во что не вѣрящій, ничего не уважающій,
скоро становится безчестнымъ человѣкомъ и даже воромъ.
Но положа руку на сердце мы должны признаться, что
имѣемъ вѣру только въ то, что дается намъ даромъ,
питаемъ уваженіе только къ тому, за что не приходится
платить. Только уваженіе къ вещамъ неоцѣнимымъ и
заставляетъ насъ добросовѣстно платить за тѣ, которыя
цѣнятся на деньги.
108 —
Другими словами, для того, чтобы общество могло
жить и развиваться, недостаточно указать только на
законы политической экономіи, объективно опредѣляющіе
понятія омоемъ и твоемъ; нужно еще, чтобы эти законы
всѣми свято исполнялись, а этого нельзя достигнуть безъ
постояннаго, повсемѣстнаго и дароваго распространенія
понятій о прекрасномъ, справедливомъ и истинномъ.
Такимъ способомъ эгоизмъ въ соціальной экономіи
примиряется съ общественною пользою. Индивидуумъ
имѣетъ свои права, общество — свои.
Но, поспѣшили бы прибавить экономисты, такъ какъ
судья, учоный, художникъ, хотя и производятъ вещи
непродажныя, но для поддержанія своего существованія
принуждены потреблять продажные продукты, и такъ
какъ у многихъ изъ этихъ людей нѣтъ состоянія, то
справедливо, чтобы общество доставило имъ средства къ
жизни. Только вознагражденіе ихъ приметъ совершенно
иной характеръ и должно быть разсматриваемо не какъ
плата за услугу, но какъ пособіе. Прекраснаго, спра-
ведливаго, истиннаго нельзя сравнивать съ полезнымъ;
въ настоящемъ случаѣ дѣло идетъ не о куплѣ-продажѣ
продукта; но объ вознагражденіи человѣка. Съ этрю-то
цѣлью законъ установляетъ въ пользу всякаго автора
срочную привилегію и даетъ ему средства удовлетворить
своимъ нуждамъ, предоставляя ему въ случаѣ надобности
прибѣгнуть и къ помощи торговли.
Вотъ какимъ путемъ должно бы идти разсужденіе,
такъ какъ вся суть вопроса заключается въ непродаж-
ности литературныхъ и художественныхъ произведеній,
въ противоположность продажности произведеній про-
— 109 —
мышленныхъ. Наконецъ вдобавокъ, и на тотъ случай,
что ученіе о различіи между вещами продажными и
непродажными будетъ отвергнуто, какъ слишкомъ смѣлая
и парадоксальная теорія, экономисты, ограничиваясь на
этотъ разъ одною сферою полезнаго, могли бы, такъ
какъ поступилъ и я въ первой части этой книги, до-
казать, что литературное и художественное произведеніе
есть продуктъ — потребляемый и обмѣниваемый и что
поэтому объ установленіи литературной собственности
не можетъ быть и рѣчи.
Таковы принципы безусловной справедливости, они
указываютъ на точку, въ которой политическая экономія
сходится и совпадаетъ съ нравственностью, они примѣ-
нимы ко всѣмъ временамъ и ко всѣмъ націямъ. Люди,
рѣшающіеся отрицать ихъ, похожи на тѣхъ патриціевъ
древняго Рима, которые отказывали плебеямъ въ правѣ
вступать въ бракъ и имѣть религію, такъ какъ считали
плебея недостойнымъ такихъ таинствъ, или пожалуй,
на рабовладѣльцевъ, полагающихъ, что негра не стоитъ
и крестить.
Да, впрочемъ, развѣ нѣтъ и у насъ такихъ публи-
цистовъ, которые возстаютъ противъ распространенія
образованія въ массѣ народа?—Развѣ и у насъ журнальное
дѣло не обращено въ монополію, за установленіе которой
на правительство постоянно сыплются упреки, но которая
весьма выгодна для самихъ журналистовъ?...1) Конечно,
х) Предложеніе — препятствовать распространенію соціализма по-
средствомъ закрытія школъ сдѣлано было, если я не ошибаюсь, во
время республики г. Тьеромъ. Что же касается до журнализма, то
110 —
легко видѣть, что еслибы 30 лѣтъ тому назадъ, когда
вопросъ о литературной собственности былъ предложенъ
нашимъ представительнымъ собраніемъ, наука провоз-
гласила защищаемые мною принципы, а общество за-
интересовалось ими, то мысль во Франціи не была бы
порабощена, а вліяніе партій и кружковъ не совращало
бы общественнаго мнѣнія съ истиннаго пути.
Какимъ же образомъ мысль о литературной собствен-
ности до такой степени овладѣла всѣми умами, что
возведена въ законъ въ самомъ благоустроенномъ изъ
европейскихъ государствъ ? — Подобный феноменъ нельзя
обойти молчаніемъ, имъ стоитъ заняться потому, что
онъ свидѣтельствуетъ объ упадкѣ и нравственнаго и
эстетическаго чувства.
Въ основаніи довольно распространеннаго въ настоящее
время мнѣнія объ интеллектуальной собственности, ле-
житъ нѣсколько соображеній. Для экономистовъ, оно
вытекаетъ изъ ихъ стремленія доказать, что писатели
и художники, на которыхъ большинство склонно смотрѣть
какъ на паразитовъ, — настоящіе производители, почему
и имѣютъ право, если не на заработную плату, то на
какое нибудь вознагражденіе. Происхожденіе этаго не-
счастнаго мнѣнія объясняется также тѣмъ безотчетнымъ
рвеніемъ, съ которымъ многіе съ 1848 г. принялись
за защиту права собственности. Мнѣніе это есть ничто
иное какъ полемическое преувеличеніе. Но, съ точки
я указалъ уже въ другомъ сочиненіи (О федеративномъ началѣ —
Т)и ргіпсіре іесІёгаШ’. 5-іпе рагііе. СЬ. I) кого слѣдуетъ считать
истинными виновниками продажности нашей прессы.
111
зрѣнія публики, заблужденіе гораздо глубже; основаніе
его лежитъ въ той всеобщей деморализаціи, которая
послѣдовала за переворотомъ 89 и 93 г., деморализаціи,
которая путемъ различныхъ катастрофъ все увеличива-
лась въ продолженіи 70-ти лѣтъ.
Французскій народъ, начавши революцію, которая
должна была обнять собою всѣ слои общества, перевер-
нуть весь строй его, не въ состояніи былъ довести ее
до конца. „Это было свыше силъ нашихъ", говорилъ
изгнанникъ Бареръ. Отцы наши сначала храбро приня-
лись за дѣло, но потомъ смутились, мы же только и
дѣлали, что пятились назадъ. Не знаю дѣйствовали
ли бы другіе • на нашемъ мѣстѣ смѣлѣе и успѣшнѣе,
но мы потерпѣли пораженіе. Но если революція, дове-
денная до конца, способствуетъ возрожденію народа,
то неудавшаяся революція неизбѣжно влечотъ за собою
нравственное ослабленіе и упадокъ націи. Огорчонныѳ
неудачей, потерявши всякую бодрость, мы упали со
всей высоты своихъ принциповъ. Потерявши вѣру въ
самихъ себя, мы потеряли и всякое довѣріе къ своимъ
принципамъ,, къ своимъ учрежденіямъ, мы стали скеп-
тически относится даже къ такимъ вещамъ, какъ добро,
красота и благородство, къ которымъ скептицизмъ со-
вершенно непримѣнимъ. Въ настоящее время, безнадежное
непостоянство взглядовъ, слабость характера и отсутствіе
добросовѣстности — составляютъ наши отличительныя
черты. Человѣкъ доженъ бороться и побѣждать; если
энергія его падаетъ, то взгляды его быстро измѣняются,
честь и личное достоинство скоро стушовываются и че-
ловѣкъ предается гніенію.
112 —
§ 7. Политическое безсиліе — первая причина
литературнаго торгашества.
Всякую истину нельзя установить иначе, какъ точнымъ
образомъ объяснивъ противуположное ей заблужденіе.
Такъ какъ въ настоящемъ случаѣ вопросъ идетъ объ
насъ самихъ, объ нашемъ прошедшемъ и нашемъ буду-
щемъ; такъ какъ проектированный законъ по своей
основной мысли и по своимъ послѣдствіямъ тѣсно свя-
занъ съ переворотами послѣднихъ семидесяти лѣтъ, то
я счолъ не лишнимъ взглянуть на отдѣльную вѣтку
вмѣстѣ съ цѣлымъ деревомъ и ближе прослѣдить про-
цессъ прозябанія. Я по возможности постараюсь сократить
свои соображенія; впрочемъ я не принуждаю читателя
прочесть мою книгу отъ доски до доски, но считаю
своею обязанностью не упустить ничего изъ виду.’
Я говорилъ уже о томъ, что мы не могли или не
успѣли осуществить своихъ реформаціонныхъ замысловъ;
что слѣдствіемъ такой неудачи была деморализація, и
что упадокъ націи выразился между прочимъ въ про-
дажности литературы и въ предложеніи закона, который
долженъ былъ бы обратить геніальныя произведенія въ
объекты права собственности.
Въ подкрѣпленіе этихъ положеній я приведу нѣ-
сколько фактовъ.
Такъ напр: мы пробовали ввести у себя монархи-
ческое правленіе и поставить цѣлью его защиту свободы.
Подобная цѣль входила въ составъ революціонной про-
граммы; но осуществить ее намъ не удалось. Передъ
нами былъ примѣръ Англіи, намъ оставалось слѣдовать
113 —
указанному ею пути. Англичанинъ сказалъ себѣ: „я
защитникъ монархіи, я отстаиваю принципъ королевской
власти; но эта королевская власть должна быть такова,
какой я желаю; король будетъ царствовать, назначать
министровъ, служить точкою соединенія между правитель-
ствомъ и народною волею, выражаемою большинствомъ;
но онъ не будетъ управлять страною, не будетъ имѣть
вліянія на администрацію, — управленіе и администрація
останутся за мною. Государь будетъ во всемъ раздѣлять
мое мнѣніе и друзьями его будутъ только мои друзья"...
Произнеся самому себѣ подобную сентенцію, англи-
чанинъ не прибавилъ однако по испанскому обычаю:
У 8Іпо по; онъ не предоставилъ своему государю права
выбора и торга. Англичанинъ не такъ гордъ какъ испа-
нецъ, но за то гораздо тверже его. Онъ захотѣлъ имѣть
государя, выполняющаго всѣ его желанія и нашолъ
такого. Въ англійскомъ народѣ и безъ того уже много
недостатковъ, по крайней мѣрѣ дѣйствительно хорошимъ
его качествамъ слѣдуетъ отдавать должное. Не мало
борьбы пришлось вынести Англіи для того, чтобы до-
стичь своей цѣли; одинъ изъ честнѣйшихъ ея королей
погибъ на эшафотѣ, другой былъ изгнанъ изъ го-
сударства со всѣмъ своимъ потомствомъ; вѣрноподданные
англичане оплакивали подобныя бѣдствія; но наконецъ
королевская власть покорилась, смирилась и въ настоящее
время живетъ въ совершенномъ ладу съ народомъ.
Франція — страна также монархическая (не знаю съ
какой стати Гасіёреіісіапсе Веі&е, далеко не республи-
канская газета, недавно упрекнула меня за подобное
8
— 114 —
мнѣніе). — Франція страна монархическая до костей,
демократизмъ ея глубоко проникнутъ монархизмомъ.
Напрасно впродолженіи тридцати лѣтъ и ходъ событій,
и голосъ личной выгоды, и парламентарная діалектика
стремятся увлечь ее въ другую сторону; инстинктивное
влеченіе преодолѣваетъ всѣ постороннія вліянія. Франція
искренно предана монархизму, въ какой бы формѣ онъ
не проявлялся — въ диктаторской, въ императорской,
въ президентской, въ легитимистской или въ орлеанист-
ской; утверждающіе противное говорятъ неискренно.
Такъ какъ въ наше время невозможна монархія аб-
солютная, то Франція, по примѣру Англіи, вздумала
обращать на путь истинный своихъ прежнихъ деспотовъ.
Для этаго она перевезла своего короля изъ Версаля въ
Парижъ, вернула его изъ Варенна, заставила его при-
сягнуть въ вѣрности конституціи, надѣла на него красную
шапку, а наконецъ взвела и на гильотину. Впослѣд-
ствіи она бросила Наполеона I, прогнала Карла X,
свергла съ престола Луи-Филиппа; два раза грозилась
она ввести у себя республику и въ результатѣ всего
этого получился Наполеонъ III. Можемъ ли мы въ на-
стоящее время похвастаться тѣмъ, что укротили, пере-
дѣлали монархическое правленіе, съ которымъ никакъ
не можемъ разстаться? Достигли ли мы того образа
правленія, который считали наилучшимъ отцы наши въ
1789 г., къ которому дважды возвращались ихъ дѣти,
словомъ того политическаго устройства, о которомъ
думалъ Монтескье, которое хорошо понималъ Тюрго,
котораго желало учредительное собраніе, которое про-
бовали осуществить хартіи 1814 и 1830 г., котораго
115 —
требуетъ и въ настоящее время большинство нашихъ
либераловъ ?
Нѣтъ, монархическій элементъ и до сихъ поръ пре-
обладаетъ въ нашемъ государственномъ устройствѣ; мы
не могли ни обойтись безъ монархіи, ни умѣрить ея,
такъ что наконецъ намъ надоѣло даже и говорить о
республикѣ и мы кончили тѣмъ, что преспокойно дали
взнуздать нашего ретиваго коня. Это переходный по-
рядокъ вещей, скажете вы. Правда, но въ нашей жизни и
все вѣдь переходно. Потребность свободы съ каждымъ
годомъ дѣлается все настоятельнѣе, уваженіе къ власти
становится все менѣе и менѣе прочнымъ, общественные
интересы все болѣе и болѣе совпадаютъ съ частными,
а поэтому можно предполагать (и такое предположеніе
еще болѣе подкрѣпляется тѣми уступками, на которыя
въ послѣднее время рѣшилось императорское правитель-
ство), что вскорѣ французскій народъ, если не пріобрѣ-
тетъ полной автократіи, то по крайней мѣрѣ приметъ зна-
чительное участіе въ государственномъ управленіи. Но
кромѣ того, что отличительныя свойства французской на-
ціи заставляютъ не слишкомъ то твердо вѣрить осуще-
ствленію подобнаго предположенія, еслибы даже ему и
суждено было осуществиться, то этотъ счастливый ис-
ходъ дѣла пришлось бы приписать ходу событій, даже
благоразумію императорской власти, но отнюдь не на-
родной волѣ.
Въ такомъ случаѣ вышло бы то же самое, что въ
1848 г., когда всѣ стали республиканцами по неволѣ,
но никто не могъ похвастаться тѣмъ, что одержалъ по-
бѣду надъ монархическою властью.
— 116 —
Я упираю на этотъ фактъ, такъ легко объясняемый
нашими историками, которые сваливаютъ всю вину на
королей и говорятъ, что нація принуждена была низвер-
гать королей, нарушавшихъ свои обѣщанія. Какъ будто
значеніе власти и не заключается именно въ возможности
безпрестанно ее превышать! Какова бы ни была вина
жены, но разводъ всегда набрасываетъ подозрѣніе и на
мужа; что же послѣ этаго сказать о человѣкѣ, четыре
раза прибѣгавшемъ къ разводу?—Всѣ наши распри по-
хожи на домашнія ссоры, изъ которыхъ монархія въ
концѣ концовъ всегда выходила торжествующею, въ на-
родѣ же, представляющемъ собою мужескій полъ, всегда
недоставало стойкости и рѣшительности. Мы не слиш-
комъ сильно стояли за конституцію девяносто перваго
года, которая исказилась прежде чѣмъ получила силу
и поддались на республиканское правленіе девяносто
третьяго года, котораго вовсе не желали. Когда послѣ
18 брюмера Сіесъ попробовалъ снова привести насъ къ
конституціонной системѣ, то мы встрѣтили апплодис-
сментами слова Бонапарта и нашли совершенно основа-
тельнымъ, что ему не хочется быть откармливаемою
свиньею (пи сосіюп й Геп§таі«); такъ мало способны
мы были понять значеніе новой монархіи. Мы много
ораторствовали во время реставраціи, каждый день дѣ-
лали шахъ королю, но не принимали хартію за серьез-
ное и впослѣдстіи сами хвастались тѣмъ, что разы-
грали комедію. Съ Бурбонами, между тѣмъ, было бы
совсѣмъ не трудно справиться; Карлъ X былъ совсѣмъ
не то, что Яковъ II. Послѣ 1830 г, когда въ порывѣ
увлеченія г. Тьеръ произнесъ свою знаменитую фразу:
— 117 —
„Король царствуетъ, но не управляетъ" (Ье
гоі гёцпе еі пе §’оиѵегпе рав), то мы увидѣли въ ней
только сарказмъ взбунтовавшагося подданнаго; она по-
служила новымъ аргументомъ для республиканской пар-
тіи. Конечно, если бы дѣло было только въ силѣ плечъ,
то мы легко справились бы съ императорскимъ правитель-
ствомъ ; но, спрашивается, что бы мы изъ этого выиграли?
Вопросъ въ томъ, чтобы запречь льва, а не убить его.
Мнѣ бы не хотѣлось обезнадеживать друзей свободы; но
они должны знать, что до тѣхъ поръ, пока не измѣ-
нится общественное устройство во всей Европѣ, францу-
ское правительство всегда будетъ сильно и всегда бу-
детъ возвращаться къ тому типу, представителями ко-
тораго служатъ Клодвигъ, Карлъ великій, Людовикъ XIV
и Наполеонъ. Никогда народъ не возьметъ верха надъ
правительствомъ.
Недавно нѣкоторые журналы вздумали взяться за
защиту конвента и доказывать справедливость приго-
вора, произнесеннаго надъ Людовикомъ XVI. Нужно
сознаться, что въ настоящее время врядъ ли прилично
прибѣгать къ подобнымъ манифестаціямъ... Эта казнь ле-,
житъ на насъ всею тяжестью своей преступности. Не
энергія и не справедливость, но трусость и злоба были
причинами этой казни, что ясно обнаружилось, когда
лица, подавшіе голоса за смерть короля, какъ Сіесъ,
Камбасересъ, Фуше и Тибодо (ТѣіЬаисІеап) поступили на
службу при дворѣ императора; когда самозванный три-
бунѣ Бенжаменъ Констанъ въ 1815 г. взялся за со-
ставленіе для возвратившагося съ Эльбы императора
Дополнительнаго акта, въ которомъ сыграна такая
— 118 —
глупая шутка съ принципомъ конституціонной, предста-
вительной и парламентарной монархіи, установленной хар-
тіею 1814 г. Въ 1862 г., послѣ столькихъ пораженій,
рукоплескать казни Людовика XVI, вовсе еще не значитъ
высказывать свое республиканское рвеніе; это значитъ
скорѣе, какъ и въ 1804 г, приносить королевскую го-
лову въ жертву императорскому всемогуществу.
Послѣдствіемъ всего этого было то, что съ 1789 года
мы находимся въ критическомъ положеніи: революція
не кончена, какъ увѣряли консулы въ 1799 г.; она
также и не брошена, какъ утверждали эмигранты въ
1814 г., она просто заторможена. Поклоненіе королев-
ской власти ослабилось, но и принципъ, и практиче-
ское его примѣненіе остались неизмѣнными и такъ какъ
значеніе республики, послѣ двухъ неудачныхъ опытовъ,
до сихъ поръ неопредѣлено, такъ какъ ея назначеніе совер-
шенно противоположно всему тому, что мы привыкли ува-
жать и искать въ монархіи, то поэтому въ насъ не
осталось ни монархической вѣры, ни республиканскаго
убѣжденія. Мы слѣдуемъ старой рутинѣ; у насъ нѣтъ
политическихъ принциповъ, такъ какъ въ настоящее
время мы не умѣемъ жить ни подъ властью монарха,
ни безъ него. Энергія наша театральна; вмѣсто аеІГ-
§’оѵѳгптепі’а, который въ Англіи кроется за монархиче-
скими формами, у насъ есть только одно чиновниче-
ство, которое пользуется популярностью вслѣдствіи того,
что въ него открытъ доступъ всѣмъ гражданамъ.
Вмѣсто федеративной республики, или монархіи, ок-
руженной республиканскими учрежденіями, у насъ
существуетъ какой то демократизмъ, который на дѣлѣ
— 119 —
ни что иное, какъ другая форма деспотизма. Нако-
нецъ, въ довершеніе всего этого, наше правительство,,
которое въ сущности, откуда бы и какимъ бы обра-
зомъ оно не явилось, есть ни что иное, какъ ор-
ганъ народной воли, принуждено изъ простаго чувства
самосохраненія, дѣйствовать самовластно; народъ же, счи-
тающій себя властителемъ, алчный до пенсій и дол-
жностей становится слугою имъ же избраннаго прави-
тельства, считая себя вполнѣ свободнымъ и счастливымъ.
Выводъ: Націи, впавшей въ политическій индиф-
ферентизмъ, всего труднѣе имѣть политическую литера-
туру. Ей всегда грозитъ опасность, что писатели, въ
книгахъ и журналахъ обсуждающіе политическіе, эконо-
мическіе и соціальные вопросы, мало по малу обратятся
въ такихъ безупречныхъ чиновниковъ, которые безраз-
лично трудятся на пользу своей страны при
всевозможныхъ правительствахъ.
§ 8. Торговая анархія. — Вторая причина литературнаго
торгашества.
Деморализація, произведшая столько горькихъ пло-
довъ въ политическомъ устройствѣ, принесла не менѣе
вреда и въ сферѣ идей и въ сферѣ частныхъ интере-
совъ.
До 1789 г. средняго сословія не признавали, а
простолюдиновъ презирали. Міръ полезныхъ производи-
телей, составлявшій 70% всего народонаселенія и имѣ-
вшій полное право требовать, чтобы на него было об-
ращено вниманіе отодвигался на третій планъ. Такой
порядокъ вещей былъ для насъ истиннымъ несчастіемъ.
120 —
Началась революція, народныя массы выступили на
сцену, одержали верхъ и надъ духовенствомъ, и надъ
дворянствомъ, и надъ королемъ; и земля и власть
очутились въ рукахъ народа. Результатъ былъ' бы
великолѣпенъ, еслибы революціонеры умѣли такъ-же хо-
рошо отстраивать, какъ разрушать. Послѣ двадцати-
пяти-лѣтней войны бурный потокъ наконецъ снова во-
шолъ въ берега, тогда-то пришла пора приняться за
организацію новаго промышленнаго устройства, которое
замѣнило бы феодальный порядокъ, уничтоженный въ
1789 г. Тогда-то однимъ прыжкомъ отъ корпораціон-
наго и цеховаго устройства перешли къ принципу сво-
бодной конкуренціи; — приходилось на развалинахъ ста-
раго порядка установить новую экономическую систему.
Но этотъ трудъ былъ слишкомъ великъ для францу-
зовъ, которые не умѣютъ соразмѣрять своихъ силъ,
расчитывать своихъ средствъ и разумно и твердо идти
къ осуществленію своей цѣли. Власти, которую не умѣли
ограничить, предоставленъ былъ полный произволъ; та-
кимъ же произволомъ хотѣли надѣлить и всѣхъ зани-
мающихся промышленностью и торговлею. Анархія въ
торговомъ мірѣ, которую Сисмонди понялъ съ самаго
ея введенія, была послѣднимъ словомъ революціонной
науки. Что же изъ этого вышло?
Одинъ изъ недостатковъ революціи заключается въ
томъ, что съ 1789 г. мы отвергаемъ не только вся-
кія преданія, но и всякую преемственность. Это ясно
обнаруживается въ частыхъ перемѣнахъ правительствъ,
которыя не имѣютъ другъ съ другомъ ничего общаго,
такъ что уроки, данные одному изъ нихъ, нейдутъ въ
— 121 —
прокъ другому. Тоже самое можно сказать и о буржуа-
зіи. Съ 1792 г. надъ нею совершается метаморфоза,
все въ ней измѣняется, и видъ и направленіе. Мѣсто
и имя прежней буржуазіи переходитъ къ новому поко-
лѣнію, чуждому и буржуазныхъ стремленій и дворян-
скихъ манеръ, опирающемуся въ своихъ притязаніяхъ'
только на завладѣніе народнымъ богатствомъ и на уни-
чтоженіе стараго порядка. Это новое поколѣніе завла-
дѣваетъ общественнымъ мнѣніемъ и становится во гла-
вѣ движенія, не замѣчая того, что дѣятельность его
ограничивается воспроизведеніемъ, въ новой формѣ, ста-
рой, брошенной системы. Новые феодалы-капиталисты
хотятъ опираться на новыя начала; старые феодалы
основывали всѣ свои притязанія на требованіяхъ рели-
гіозныхъ, неземныхъ; мы же, въ настоящее время,
возвратились къ первобытному матеріализму, къ грубому
и ничѣмъ не прикрываемому обожанію матеріальныхъ
выгодъ.
И въ этомъ случаѣ мы думали идти по стопамъ
Англіи, но положеніе наше было совсѣмъ инаго рода.
Давши толчокъ промышленности, давши ходъ буржуа-
зіи,. Англія сохранила однако и поземельную аристо-
кратію и духовенство; Англія сохранила свою соціаль-
ную систему, свою національную религію, свою практи-
ческую философію, которыя защищали ее отъ полити-
ческихъ заблужденій и отъ крайностей въ развитіи
спекуляціи; наконецъ она владѣла океаномъ и пове-
лѣвала цѣлымъ свѣтомъ.
Наше увлеченіе примѣромъ Англіи повлекло за со-
бою экономическій переворотъ столько же унизитель-
122
ный для нашего самолюбія, сколько и гибельный для на-
шихъ финансовъ. Богатство и сила Франціи неразрывно
связаны съ системою мелкаго владѣнія и мелкой про-
мышленности, которыя уравниваютъ другъ друга и под-
держиваются время отъ времени большими предпрія-
тіями, эта система діаметрально противуположна той
англійской системѣ, которую мы съ непонятнымъ рве-
ніемъ вводимъ у себя въ теченіи послѣдняго полвѣка.
Французы не могутъ этого понять; имъ свойственно
пренебрегать собственными своими средствами и увле-
каться чужимъ примѣромъ. Впродолженіи нѣсколькихъ
лѣтъ дѣло шло хорошо, но въ настоящее время къ
какому результату пришли мы?—Нищета осаждаетъ всѣ
классы нашего народа. Экономическая анархія наводитъ
уныніе на всѣ души. Упадокъ развитія буржуазіи, за-
ражонной утилитаризмомъ, начался при Луи-Филиппѣ,
въ то время, когда правительство стало покровитель-
ствовать первоначальному образованію. Буржуазія отка-
залась отъ прежней доброй методы обученія и преда-
лась изученію математики и промышленности. Къ чему
знакомиться съ Греками и Римлянами?—Къ чему фило-
софія, языки, юридическія науки, изученіе древности?
Давайте намъ инженеровъ, прикащиковъ и подмастерь-
евъ... Открытія, сдѣланныя современною промышлен-
ностью, окончательно ослѣпили эту касту торгашей;
то, чему слѣдовало бы вести къ облагороженію умовъ,
принесло новое торжество обскурантизму. На науку на-
роднаго богатства стали смотрѣть съ антиэстетической
точки зрѣнія. Политическая экономія, сказалъ г.
Тьеръ. -- скучная матерія. Такимъ - то образомъ
123 —
понятая политическая экономія и породила понятіе объ
интеллектуальной собственности и о продажной литера-
турѣ.
Лучшимъ мѣриломъ взглядовъ современной буржуазіи
на литературное и художественное дѣло можетъ слу-
жить отношеніе ея къ журналистикѣ. Попробуйте упре-
кнуть редактора какого нибудь журнала за то, что
онъ подличаетъ передъ властью, лицемѣритъ, льститъ,
молчитъ, когда слѣдуетъ говорить, и онъ прехладно-
кровно отвѣтитъ вамъ: “Я не свободенъ въ своихъ
дѣйствіяхъ, если я стану поступать по вашему совѣту,
то получу предостереженіе.,,—Что за бѣда, — ну и
получайте предостереженіе. — “Но журналъ мой под-
вергнется срочному запрещенію,,—Перенесите это сро-
чное запрещеніе. — “Но вслѣдъ за тѣмъ журналъ
мой и вовсе запретятъ.,,—Пусть запрещаютъ—“А
капиталъ, затраченный на журналъ, вѣдь я безвозвра-
тно его потеряю. „ — Жертвуйте своимъ капиталомъ,
но не торгуйте истиною... Подобныя слова смутятъ
почтеннаго публициста и онъ. повернетъ вамъ спину. —
Очевидно, тѣмъ не менѣе, что этотъ человѣкъ, о кото-
ромъ общество думаетъ, что онъ на жалованьи у пра-
вительства, въ сущности не вступалъ ни въ какія сдѣл-
ки съ властью. Да и кто станетъ подкупать подобнаго
журналиста, правительству нѣтъ въ этомъ ни малѣйшей
надобности. Человѣкъ этотъ дѣйствительно находится
въ крѣпостной зависимости, но не отъ администраціи,
а отъ своего собственнаго капитала, и такое рабство
можетъ служить для правительства лучшимъ ручатель-
ствомъ за вѣрноподданическія чувства журналиста.
121: —
Такимъ образомъ, намъ не удалось произвести ни
экономической революціи, ни политической реформы, и
эта двойная неудача принесла намъ много вреда.
Мы не умѣли справиться съ своими королями,-и ис-
пытавши неудачу, мы потеряли сознаніе не только сво-
его человѣческаго назначенія, но и своей національ-
ности. Мы перестали быть галлами, перестали быть
сынами отечества. Между нами есть конституціоналисты,
республиканцы, имперіалисты, католики и вольтерьянцы,
консерваторы и радикалы;—но все это однѣ только
пустыя вывѣски. Политическихъ и соціальныхъ убѣжде-
ній у насъ не существуетъ и національность наша,
сохранившаяся въ одной лишь оффиціальной сферѣ, стер-
тая наплывомъ иностранцевъ и искусственностью, вошед-
шею въ наши нравы, обратилась въ миѳъ. Какую пар-
тію выполняемъ мы въ общеевропейскомъ концертѣ?
Невозможно опредѣлить. Міръ идетъ впередъ безъ насъ,
принимая только мѣры предосторожности противъ на-
шихъ 500,000 штыковъ. 74 года прошло съ тѣхъ
поръ какъ среднее сословіе, устами Сіеса скромно про-
сившее, чтобы ему дозволили что нибудь значить, стало
господствующимъ сословіемъ. Получивши такое огром-
ное значеніе, среднее сословіе не знаетъ уже чего ему
болѣе желать и потому отказывается отъ своего назна-
ченія!...
Говорить ли о философіи?—Достаточно будетъ огра-
ничиться однимъ простымъ сближеніемъ.
Въ XVI вѣкѣ Германія пришла къ такому выводу:
„папство развратилось, новый Вавилонъ — Римъ, — из-
мѣнилъ Христу, разрушилъ его царство; но я остаюсь
— 125
вѣрною Христу и спасу религію...." И Германія, от-
дѣлившись отъ римской церкви, произвела реформацію.
Набожность воскресла на землѣ, вліяніе протестантизма
проникло въ самое сердце католической церкви, кото-
рая, преслѣдуя ересь, принуждена была, однако, под-
чиниться общему движенію. Изъ этой непослѣдователь-
ной, но великодушной реформаціи, триста лѣтъ спустя,
вытекла широкая германская философія, которая и до
сихъ поръ развиваетъ и возвышаетъ душу всякаго нѣмца,
подчиняя его однимъ только юридическимъ условіямъ
свободы. Дѣло Лютера, конечно, было легче дѣла Ми-
рабо; но Лютеръ былъ понятъ и оцѣненъ своими со-
гражданами; германское племя, подобно англо-саксон-
скому, достигло своей цѣли; мы же бросили и прокляли
Мирабо и до сихъ поръ еще не знаемъ, чего именно
добивался этотъ великій трибунъ и чего хотѣли наши
предки. Въ настоящее время Германія работаетъ надъ
составленіемъ федеративно-республиканской конституціи
и такимъ образомъ, по своему, продолжаетъ дѣло, на-
чатое Франціей въ 1789 г. Германская нація идетъ
впередъ тихимъ, но твердымъ шагомъ. Ея мысль, иногда
и туманная, есть соль земли; пока не прекратится фи-
лософская дѣятельность между Рейномъ и Вислой, анти-
революціопное движеніе не можетъ восторжествовать.
И къ намъ въ XVI вѣкѣ дважды являлась рефор-
мація, но мы дважды отвергли ее и въ лицѣ Каль-
вина, и въ лицѣ Янсена. Въ XVIII вѣкѣ мы вздумали
вознаградить себя и забрать въ свои руки философію.
Французская философія, по словамъ Гегеля, была стар-
шею сестрою нѣмецкой. Одна поставила основныя по-
— 126 >—
ложенія, другая вывела изъ нихъ заключенія. Начатая
такими людьми, какъ Фрере, Монтескье, Вольтеръ, Кон-
дильякъ, Дидро, д’Аламберъ, Бюффонъ, Кондорсе,
Вольней, французская философія могла по справедли-
вости назваться и философіею природы, и философіею
права, основанной на здравомъ смыслѣ. Таково было
начало того движенія, которое окончилось революціею
1789 года. Но философія наша сохранила характеръ
индивидуальности; масса ее не усвоила. По всѣмъ от-
раслямъ знанія Франція произвела величайшихъ ге-
ніевъ, но эти геніи постоянно находились въ положе-
ніи отшельниковъ. Мы рѣдко знакомились съ ними и
то изъ пустаго любопытства. Мысли этихъ геніевъ упо-
доблялись евангельскому сѣмяни, которымъ питаются
птицы, но которому мы, съ своей стороны, предоста-
вляемъ сохнуть на каменистой почвѣ. Выводы науки не
принесли намъ пользы; принявшись за размышленіе, мы
слишкомъ многое принимали на вѣру, вѣры въ насъ
было слишкомъ много, а въ добродѣтели ощущался не-
достатокъ. При первыхъ проблескахъ свѣта мы пали
ницъ, какъ апостолъ Павелъ на пути къ Дамаску, но
уже не поднялись съ земли. Изъ всѣхъ произведеній
нашихъ мыслителей вь нашей памяти остались только
ихъ шутки и ихъ богохульства. Послѣ оргій 93 года
и времени директоріи большинство возвратилось къ
старой религіи; Бонапартъ открылъ церкви и дѣло
было рѣшено. Наиболѣе храбрые вдались или въ ми-
стицизмъ, или въ вольнодумство, большинство же впало
въ совершенный индиферентизмъ.—Эклектизмъ, метафизи-
ческій винигретъ и философская всякая всячина — та-
— 127 —
ковы продукты этого индиферентизма. Спросите у насъ
чего хотите: спиритуализма, матерьялизма, деизма, экос-
сизма, кантизма, платонизма, спинозизма. Вы хотите,
быть можетъ, согласовать религію съ разумомъ? — Го-
ворите, требуйте, мы можемъ удовлетворить всякому
вкусу и отпустить товаръ въ какой угодно мѣрѣ.... Мы
похожи на спутниковъ Улисса, обращенныхъ феею въ
свиней, которые сохранили человѣческія качества именно
на столько, чтобы обращать человѣка въ посмѣшище.
Наша совѣсть похожа на тотъ грибъ, который высы-
хая, осенью, распространяетъ зловоніе, почему просто-
народные остряки даютъ ему такое названіе, которое
неудобно повторить въ печати. Мы оскверняемъ все то,
что прежде уважали; мы торгуемъ и правомъ, и дол-
гомъ, и свободою, и общественнымъ порядкомъ, и ис-
тиною, и фантазіею, пускаемъ все это въ оборотъ, какъ
заемныя письма или акціи желѣзныхъ дорогъ. Намъ
нѣтъ никакого дѣла ни до нравственности, ни до ис-
тинной стоимости вещей, ни до постоянства и вѣрности
своимъ убѣжденіямъ, мы пользуемся всякимъ случаемъ,
всякою перемѣною для своихъ спекуляцій.
$ 9. Упадокъ литературы, вслѣдствіе ея продажности. —
Предвидимое измѣненіе.
„Въ литературѣ выражается характеръ общества/
это избитое изрѣченіе грустнымъ образомъ подтверди-
лось въ настоящее время. Чѣмъ же должна быть ли-
тература при тѣхъ политическихъ, экономическихъ и
философскихъ условіяхъ, о которыхъ я только что го-
ворилъ ?
128 —
Французская литература, служившая лучшимъ пред-
ставителемъ XVII и XVIII вѣковъ, послѣ паденія
директоріи перестала идти въ уровень съ вѣкомъ. И
въ самомъ дѣлѣ, могла ли Франція 1804 года, пони-
мать такихъ людей, какъ Боссюэтъ, Вольтеръ, или Ми-
рабо?... Уровень общественнаго развитія сильно и бы-
стро упалъ. Лучшимъ писателемъ въ то время считался
Фонтанъ *) (Еопіапез), а между тѣмъ, кто же читаетъ
Фонтана?—Наполеонъ восхищался Оссіяномъ, но кто же
въ настоящее время станетъ читать Оссіана? — Что же
оставила намъ императорская литература?
Во время реставраціи было два направленія въ ли-
тературѣ: одно положительное, историческое, другое —
романтическое. Первое не успѣло достигнуть совер-
шенства въ своемъ развитіи; второе было похоже на
пѣсню евнуха. Серьознымъ произведеніямъ нашего вѣка
суждено еще прожить нѣкоторое время, вслѣдствіе тѣхъ
матерьяловъ, которые въ нихъ заключаются, романтизмъ
же окончательно прекратилъ свое существованіе. ПІато-
бріанъ забытъ, а кто бы въ 1814 г. могъ повѣрить,
что такого великаго человѣка забудутъ?—Много еще
другихъ писателей испытаютъ ту же участь, многіе бу-
дутъ въ скоромъ времени забыты потому, что память
объ нихъ и теперь поддерживается только стараніями
партій, да рекламами.
*) Фонтанъ — поэтъ временъ первой имперіи, ярый бонапартистъ,
во время революціи держался умѣренной партіи, вслѣдствіе чего и
принужденъ былъ удалиться изъ Франціи. Впослѣдствіи онъ попалъ
въ законодательный корпусъ и въ рѣчахъ своихъ отчаянію льстилъ
Наполеону.
— 129 —
Съ 1830 г. Франція, вся углубившись въ промы-
шленныя соображенія, совершенно покончила съ лите-
ратурнымъ преданіемъ; съ тѣхъ поръ упадокъ въ ли-
тературѣ шолъ все быстрѣе и быстрѣе. Французская ли-
тература, измѣнивъ своему національному духу, при-
стращается ко всему иностранному, вдается въ подра-
жанія , коверкаетъ и искажаетъ французскій языкъ.
Бѣдность въ идеяхъ заставляетъ вдаваться въ ложь и
преувеличеніе, заставляетъ прибѣгать къ литературнымъ
заплаткамъ, примѣнять изящныя формы, созданныя ге-
ніями къ пошлымъ и гнуснымъ вещамъ, писать по го-
товымъ образцамъ подобно тому, какъ школьники пи-
шутъ латинскіе стихи съ помощью бгГінІнв асі Р аг-
ня 88 ппі. И это называется литературою! Для того,
чтобы придать своимъ произведеніямъ видъ самостоя-
тельности и глубины, — передѣлываютъ правила искус-
ства, унижаютъ классиковъ, которыхъ не въ состояніи
понять, пишутъ мудреныя буриме, возвращаются къ
языку трубадуровъ, во имя природы воспроизводятъ
уродство, восхваляютъ порокъ и преступленіе, угощаютъ
публику допотопными описаніями, декламаціями и раз-
говорами ; а библіографическій бюллетень даетъ публикѣ
отчетъ о всѣхъ подобныхъ пріобрѣтеніяхъ. И это на-
зывается литературой!
Правда ли, что для большинства писателей, литера-
тура — ремесло, доходная статья, если не единственное
средство пропитанія?—Въ такомъ случаѣ никакого раз-
личія нельзя и ожидать; разъ, что писатель, бросивши
молотокъ, берется за перо и дѣлается ремесленникомъ,
онъ долженъ до конца быть вѣрнымъ своему назначенію.
э
— 130 —
Онъ долженъ понять, что служить истинѣ, ради ея
самой, печатать только истину, — значитъ возстановлять
противъ себя весь свѣтъ; что личный интересъ велитъ
писателю стать на сторону той или другой изъ властей,
служить извѣстному кружку, партіи, или правительству;
что прежде всего нужно научиться не затрогивать пред-
разсудковъ, личныхъ интересовъ и самолюбія людей.
Вслѣдствіе подобнаго взгляда на свое назначеніе писа-
тель будетъ слѣдить за всѣми колебаніями обществен-
наго мнѣнія, сообразоваться со всѣми видоизмѣненіями
моды; онъ будетъ заботиться объ томѣ, чтобы удовле-
творить вкусу, настроенію общества въ данную минуту,
будетъ курить ѳиміамъ современнымъ кумирамъ и извле-
кать свою выгоду изъ всякой гнусности. х)
!) Умѣнье выгодно продать свое сочиненіе, эксплуатировать не
заслуженной репутаціей, извлекать выгоды изъ любопытства и при-
страстія публики, словомъ—литературное барышничество, развилось
въ наше время до неслыханныхъ размѣровъ.
Во первыхъ теперь уже не существуетъ добросовѣстной критики,
все пишущее въ журналахъ и газетахъ само не чуждо спекулятив-
ныхъ соображеній. Всякій мало мальски уважающій себя человѣкъ,
не желающій принимать участія въ составленіи рекламъ и угощать
публику общими мѣстами, принужденъ молчать. Шарлатанство стало
на твердую ногу. Успѣхъ литературнаго произведенія опредѣляется
цѣною, за которую оно продано авторомъ. Въ газетахъ объявляютъ,
что вскорѣ появится новое произведеніе, съ нетерпѣніемъ ожидае-
мое, которое уступлено авторомъ такой-то издательской фирмѣ за
100, 200 или 500,000 франковъ. Въ большинствѣ случаевъ эта бас-
нословная сумма существуетъ лишь па словахъ потому, что само-
любію многихъ авторовъ льститъ даже и номинальная цѣнность ихъ
произведеній. Многіе отдадутъ преимущество шарлатану, который
131 —
Такимъ-то образомъ литература наша упала очень
низко. Забывши, что главнымъ, руководящимъ принци-
помъ ея должно быть самопожертвованіе и погнавшись за
барышами, она менѣе чѣмъ въ полвѣка изъ литературы
искусственной, обратилась сначала въ литературу скан-
дальную, а потомъ и въ рабскую. Много ли у насъ
людей, думающихъ, что назначеніе литературы заклю-
чается въ защитѣ права, нравственности, свободы; что
внѣ подобнаго назначенія немыслима дѣятельность генія?
Была ли литература когда нибудь такъ пуста, какъ въ
настоящее время, не смотря на все обиліе поучительныхъ
событій?—Въ то время, когда ей слѣдовало бы идти за
вѣкомъ и развиваться, она пятится назадъ. Преклоняясь
передъ золотымъ тельцомъ, или трепеща передъ грозною
властью, литераторъ заботится только объ томъ, чтобы
извлечь наиболѣе процентовъ изъ своего литературнаго
капитала и для этой цѣли онъ или вступаетъ въ сдѣлки
обѣщаетъ имъ 100,000 фр. и потомъ обанкрутится, ие заплативъ
ничего, передъ добросовѣстнымъ издателемъ, который заплатилъ бы
50,000 фр. наличными деньгами. Часто впрочемъ случается и то,
что новичокъ въ издательскомъ дѣлѣ, увлечонный громкимъ именемъ,
платитъ безумную цѣпу и самъ напрашивается на раззореніе. Ловкіе
издатели спекулируютъ даже и на форматъ книги. Первое изданіе
литературнаго произведенія бываетъ всегда дорого; сначала напус-
каются на карманы богачей, а потомъ уже и на бѣдняковъ; черезъ
нѣсколько времени дѣлаютъ новое изданіе, измѣняя и форматъ, и
шрифтъ, и бумагу. Сочиненіе, заключавшееся въ двухъ томахъ и
продававшееся по 15 фр. черезъ шесть мѣсяцевъ издается въ одномъ
томѣ и продается за 3 фр. Такимъ образомъ цѣна его падаетъ на
80%. Столько же процентовъ слѣдовало бы скинуть и со всѣхъ
книгъ и со всѣхъ литературныхъ репутацій.
— 132 —
съ властями, которымъ подчиненъ, или добровольно себя
обезображиваетъ. Онъ забываетъ, что подобныя средства
ведутъ къ искривленію души и убиваютъ генія, что ли-
тераторъ такимъ образомъ становится простымъ наемни-
комъ и что въ подобномъ случаѣ все равно, кто бы
ему не платилъ — издатель или полиція.
Но возражаютъ мои противники, именно для того-то
чтобы возвысить положеніе писателя, чтобы сдѣлать
его лицомъ почтеннымъ и независимымъ, мы и тре-
буемъ установленія литературной собственности.... Ложь!
Доказано, что установленіе подобной собственности, про-
тивной принципамъ политической экономіи, гражданскаго
и государственнаго права, ведетъ къ смѣшенію понятій
о вещахъ продажныхъ и непродажныхъ, а слѣдова-
тельно и къ развращенію литературы. При томъ же
требуется опредѣлить, въ чыо пользу хотятъ установить
литературную собственность: въ пользу самихъ литера-
торовъ, или ихъ наслѣдниковъ?—Когда писатель начи-
наетъ свою дѣятельность, то у него еще ничего нѣт^;
ему приходится самому (безъ посторонней помощи) строить
свое гнѣздо. Часто ему въ своихъ произведеніяхъ при-
ходится идти въ разрѣзъ съ общественнымъ мнѣніемъ
и въ такомъ случаѣ онъ долженъ ожидать, что бу-
детъ оцѣненъ лишь послѣ смерти. Слѣдовательно, за-
щитники литературной собственности имѣютъ въ виду
наслѣдниковъ писателя; слѣдовательно, они хлопочутъ
объ установленіи особаго рода майоратовъ, хотятъ по-
ложить основаніе новой интеллектуальной аристократіи,
и, подъ покровомъ. права собственности, хотятъ ввести
организованную систему развращенія и порабощенія.
— 13 3 —
Разсказываютъ, что при разрушеніи Коринѳа кон-
сулъ Муммій сказалъ подрядчику, который взялся за
перевозку статуй: „Если ты разобьешь ихъ, то
долженъ будешь поставить новыя!" За 145 лѣтъ
до Р. X. Римляне не умѣли еще дѣлать различія
между искусствомъ и ремесломъ; мы, въ настоящее время,
возвратились къ тому, что смѣшиваемъ ихъ. Въ са-
момъ дѣлѣ не такъ ли поступаемъ мы вводя цеховое
устройство, въ феодальномъ его смыслѣ, въ область
литературы и искусства?—Сколько есть (даже и между
литераторами) людей, воображающихъ, что генію от-
нюдь не мѣшаетъ получать богатое вознагражденіе, и
что геніальное произведеніе можетъ всегда быть изго-
товлено по заказу, какъ домъ, или экипажъ. Посред-
ственность рада утѣшать себя мыслею, что искусство
падаетъ вслѣдствіе недостатка поощренія для артистовъ.
Услышавъ, что упрекаютъ его за то, что онъ не
поощряетъ художниковъ, лордъ Пальмерстонъ, говорятъ
воскликнулъ: „Развѣ мы уже перестали быть ан-
гличанами?" — Онъ хотѣлъ этимъ выразить, что по-
ощрять искусства дѣло не государства, а общества.
Такого же мнѣнія и наши диллетанты. Мы думаемъ, что
нація пользуется славою, если въ состояніи купить ее;
что если на перестройку Парижа употребить двѣнад-
цать милліардовъ, то онъ будетъ чудомъ въ архитек-
турномъ отношеніи; что литература будетъ процвѣтать
тогда, когда литераторы будутъ получать ренты.
Изъ упорнаго уподобленія изящныхъ произведеній—
полезнымъ можно, впрочемъ, вывести мысль, которой и
не подозрѣваютъ защитники литературной собственности.
— 134 —
Низведеніе искусства на степень промышленности нельзя
ли объяснить тѣмъ, что сама промышленность подни-
мается на степень искусства? — Взгляните на выставки:
по словамъ рецензентовъ, произведенія искусства,- по-
являющіяся на выставкахъ, съ каждымъ годомъ ста-
новятся все плоше и плоше; за то, произведенія про-
мышленности являются все болѣе и болѣе великолѣп-
ными. Развѣ не принадлежатъ къ области искусства
произведенія севрской или гобелинскій мануфактуры?
Развѣ искусство не проявляется во всѣхъ этихъ- ма-
шинахъ, во всѣхъ этихъ богатыхъ матеріяхъ, во всѣхъ
этихъ роскошно-иллюстрированныхъ изданіяхъ? — Развѣ
всѣ эти чисто утилитарныя изобрѣтенія, — электрическій
телеграфъ, фотографія, галванопластика, паровая ма-
шина, машины швейныя, типографскія и друг. не мо-
гутъ стать на ряду съ знаменитѣйшими произведеніями
нашихъ художниковъ, скульпторовъ и поэтовъ?—Развѣ
идеалъ не проявляется въ произведеніяхъ парижскихъ
и ліонскихъ мануфактуръ столько же, сколько и въ
произведеніяхъ нашихъ романистовъ и драматурговъ?—
Развѣ наконецъ даръ слова не развился до огромныхъ
размѣровъ у нашихъ адвокатовъ, профессоровъ, журна-
листовъ и у множества другихъ людей, для которыхъ
литература и краснорѣчіе вовсе не составляютъ ремесла?
Дай-то Богъ, чтобы и даръ мышленія получилъ бы
такое же широкое распространеніе какъ даръ красно-
рѣчія! Мы ищемъ идеала въ краснорѣчивой рѣчи и
въ краснорѣчивомъ письмѣ, которыя, по нашему мнѣ-
нію, служатъ лучшими выраженіями здраваго, яснаго
мышленія и чистой совѣсти, а, сами того не замѣчая,
— 135 —
уже достигли этого идеала. Мы краснорѣчивы, какъ
Пиндаръ, или какъ самъ Фебъ; благодаря громадному
количеству романовъ и періодическихъ изданій, еже-
дневныхъ, еженедѣльныхъ и ежемѣсячныхъ, доступныхъ
для всякихъ интеллегенцій и для всякихъ кармановъ,
изящество французской рѣчи и сущность древней и
новѣйшей литературы стали достояніемъ всѣхъ сословій,
такъ что никто уже не можетъ гордиться исключитель-
нымъ знакомствомъ съ этими вещами. Можно ли послѣ
того удивляться, что литература и искусство уподобляются
промышленности, когда всякій ремесленникъ можетъ
считать себя художникомъ, когда рабочій имѣетъ свою
поэзію, а дѣловой человѣкъ свое краснорѣчіе? -
Итакъ мы живемъ въ эпоху полной метаморфозы.
Впродолженіи долгаго времени намъ не суждено имѣть
ни истинной литературы, ни истиннаго искусства. Бу-
дутъ у насъ должностныя лица, какъ свѣтскія такъ
и духовныя, получающія отъ 1,200 до 100,000 фр.
жалованья, будутъ наемные писаки, научившіеся пра-
вильно писать по-французски и классическимъ слогомъ
трактовать по заказу о какихъ угодно предметахъ, бу-
дутъ у насъ рисовальщики, способные подбирать краски,
и ваятели, умѣющіе пользоваться идеями великихъ ху-
дожниковъ. Подобное положеніе конечно грустно, гнусно
и глупо; но утѣшимся! Мало-по-малу публика узнаетъ
истинную цѣну этой контрафакціонной литературы, этого
флибустьерскаго искусства; поддѣлка будетъ преслѣдо-
ваться, уничтожаться и послѣ одного или двухъ вѣ-
ковъ бездѣйствія настанетъ наконецъ время воз-
рожденія.
— 136 —
Я отъ души желаю наступленія этого времени. Мнѣ
самому надоѣла эта болтовня, это бумагомаранье, это
малярство. Но чтобы выдти изъ этого положенія нужно
соблюдать тѣ законы промышленности, которые уста-
новлены революціей. Пускай авторамъ, изобрѣтателямъ,
усовершенствователямъ чѣмъ угодно обезпечиваютъ спо-
собъ полученія вознагражденія, но пусть не вводятъ
никакихъ привилегій, никакихъ безсрочныхъ монополій.
Вездѣ и во всемъ да соблюдается принципъ свободной
конкуренціи!
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.
СОЦІАЛЬНЫЯ ПОСЛѢДСТВІЯ.
> § 1. Какимъ образомъ начинаются и отчего не удаются
революціи.
Если проектъ закона о литературной собственности
будетъ принятъ, то не останется и признака учрежденій
и идей 1789 г. Духъ Франціи совершенно измѣнится;
чтобы окончательно уничтожить послѣдніе слѣды рево-
люціи, стоитъ только дать новому закону войти въ силу
и внести его въ сводъ законовъ.
Народъ только до тѣхъ поръ держится своихъ учре-
жденій и законовъ, пока они соотвѣтствуютъ идеалу,
имъ самимъ выработанному; какъ скоро этотъ идеалъ
будетъ потрясенъ, общество тотчасъ преобразовывается.
Такимъ образомъ революція 1789 г. была отреченіемъ
отъ религіознаго, политическаго и соціальнаго идеала,
освященнаго литературой ХѴП-го вѣка. Точно такимъ-жѳ
образомъ, реакція, начавшаяся во время консульства,
— 138 —
усилившаяся послѣ 1848 г., есть ни что иное, какъ
возвращеніе къ этому старому идеалу, конечно съ нѣ-
которыми ограниченіями, которыхъ требуетъ духъ нашего
времени.
Благодаря сочиненіямъ Боссюэта, Фенелона, Флери,
Арно, Паскаля, Бурдалу и дона Каломе, Христіанство
пріобрѣло такой раціонализмъ и такой блескъ, какихъ
оно никогда не имѣло, даже во времена св. Августина.
Философія, математическія и естественныя науки, поэзія
и краснорѣчіе, способствовали этому преображенію Хри-
стіанства. Съ тѣхъ поръ явилась возможность съ гордостію
проповѣдывать Евангеліе; всякій вѣрующій могъ по-
ложительно сказать, что за него стоятъ и божественный
и человѣческій разумъ. Христіанство стало больше чѣмъ
вѣра, — оно сдѣлалось цѣлой системой міра, человѣка
и Бога.
Славу религіи раздѣлила и монархія. Прозаики и
поэты соединили свои усилія для обоготворенія и вос-
хваленія монархіи, которой теорія народнаго самодер-
жавія, введенная протестантами, придала еще болѣе зна-
ченія, проповѣдуя, что монархическая власть опирается
и на преданіе и на логику.
Въ семнадцатомъ вѣкѣ еще не понимали, что прин-
ципы общественнаго управленія слѣдуетъ выводить изъ
науки права; всѣ единодушно признавали принципы вла-
сти, освящонной церковью, исходящей отъ Бога и во-
площонной, по мнѣнію однихъ, въ лицѣ короля, по мнѣ-
нію другихъ — въ лицѣ народа. Но разъ, что говорятъ
о божественномъ происхожденіи власти, то совершенно
безсмысленно влагать власть эту въ руки народа, дѣлать
подданнаго королемъ, и называть правителемъ того, на-
значеніе котораго — быть управляемымъ.
Не смотря на всѣ бѣдствія, которыя пришлось ей
потерпѣть, соціальная іерархія наконецъ удостоилась
освященія. Мольеръ, Буало и Ла-Брюэръ хотя и над-
смѣхались надъ маркизами, но тѣмъ не менѣе питали
глубокое уваженіе къ самому принципу дворянства, въ
которомъ видѣли одно изъ необходимыхъ условій суще-
ствованія общества и которое считали проявленіемъ лич-
наго достоинства. Такъ какъ и до сихъ поръ есть еще
люди, которые утверждаютъ, что равенство имуществъ
и состояній — химера, то дворянство имѣетъ полное право
на существованіе, а Фенелонъ въ своемъ Телемакѣ и
Сенъ-Симонъ въ своихъ Мемуарахъ отстаивающіе касто-
вое различіе сословій и требующіе расширенія власти и зна-
ченія дворянства — совершенно нравы. По мнѣнію этихъ
великихъ публицистовъ Ришельё совершилъ тяжкое пре-
ступленіе, унизивъ значеніе дворянства; необходимѣйшею
же реформою, которой ждали и по смерти Людовика XIV,
точно также какъ прежде ждали во время его несо-
вершеннолѣтія было -- возстановленіе феодализма. Что
касается до буржуазіи, то, составленная изъ корпорацій
и цеховъ, она, вмѣстѣ съ парламентомъ была твердою
опорою стараго порядка.
Литература, служащая прототипомъ общества, способ-
ствовала сохраненію существующаго порядка, идеализи-
руя его. Подобная идеализація прикрывала страшнѣйшія
злоупотребленія, гнуснѣйшіе пороки, только съ помощію
этой идеализаціи Франція могла просуществовать до
1789 г. Слава великаго вѣка, затмившаяся во время
— 140 —
двѣнадцатилѣтняго революціоннаго волненія, вновь ожила
въ наше время и мы восторгаемся эпохой Людовика XIV,
больше чѣмъ самые его современники.
Какимъ же образомъ Франція могла отторгнуться отъ
такого могучаго идеала; какимъ же образомъ могла су-
ществовать революція ? —
Мы знаемъ, что XVII вѣкъ — вѣкъ консерватизма
и вѣры имѣлъ болѣе наклонности къ искусствамъ, чѣмъ
къ разсужденіямъ. Разумъ употреблялся въ дѣло только
для того, чтобы поддерживать и украшать существующій
порядокъ; поэзія и искусство, благодаря тридцатилѣт-
нему процвѣтанію, сдѣлались главнымъ элементомъ XVII
вѣка. XVIII вѣкъ держался совершенно противополож-
наго направленія; побуждаемый къ тому и наукою, и
плохимъ положеніемъ дѣлъ, онъ сталъ сравнивать дѣй-
ствительность съ идеаломъ, больше размышлялъ, чѣмъ
восторгался, сталъ анализировать существующій порядокъ
и этотъ анализъ привелъ его къ отрицанію.
Въ самомъ дѣлѣ, и въ церкви, и въ власти, и въ
дворянствѣ, и въ духовенствѣ, вездѣ дѣйствительность
была отвратительна и даже тѣ, которые меньше всего
были предубѣждены противъ существующаго порядка,
должны были отвергнуть всякую возможность излеченія
и, слѣдовательно, должны были видѣть всю неудовлетво-
рительность идеала.
Однимъ словомъ, революція была протестомъ положи-
тельнаго разума противъ внушеній воображенія и вѣры и
всѣ послѣдующія событія были послѣдствіемъ этого проте-
ста. Идеалъ монархіи, феодализма и теологіи былъ ложенъ,
т. е. я хочу сказать, что дѣйствительность, на которой онъ
— 141 —
основывался, была нераціональна и безнравственна и
что рано или поздно, критика должна была уничтожить
его привлекательность. Анализъ XVIII вѣка былъ безупре-
ченъ и революція была его законнымъ послѣдствіемъ.
Теперь французы отрекаются отъ этой революціи;
найти причину подобнаго факта конечно совсѣмъ не
трудно. Нужно ли объяснять читателю, что въ про-
чтенныхъ имъ строкахъ нѣтъ ни прямаго, ни косвеннаго
обвиненія правительства; я пишу не политическую са-
тиру, а просто психологію общества. Тутъ нѣтъ ника-
кого доноса о тайномъ заговорѣ; я изображаю только
естественный ходъ мнѣній и послѣдовательную смѣну
идей и фактовъ, окончательные результаты которыхъ я
тотчасъ же выведу; все то, о чомъ я говорю не за-
виситъ отъ правительственныхъ распоряженій и за при-
водимыя мною событія никто не подлежитъ никакой
отвѣтственности.
Я уже сказалъ выше (ч. II 6, 7, 8), что причи-
на того упадка, свидѣтелями котораго намъ пришлось
быть, кроется не въ принципахъ революціи (принципы
эти — справедливость и наука), — не въ тѣхъ заключе-
ніяхъ, которыя мы старались изъ нихъ вывести, пото-
му что эти заключенія состоятъ въ развитіи права и
свободы; причинъ этихъ нужно искать въ неразвитости
народа, который не былъ достаточно подготовленъ для
такого великаго дѣла. Мы не разрѣшили ни одной изъ
великихъ задачъ 1789 г., а уже изнемогаемъ отъ уста-
лости и деморализаціи. Ни своими учрежденіями, ни сво-
ими искуствами мы не съумѣли идеализировать рево-
люціи, нами предпринятой; напротивъ того, такъ какъ
— 142 —
изъ событій, сопровождавшихъ революцію, мы сохрани-
ли воспоминанія только объ ея ужасахъ, то неминуемо
должны были возвратиться къ идеалу XVII вѣка, къ
которому влекла насъ блестящая литература, на нѣ-
которое время стушевавшаяся предъ философіей. Со
времени Робеспьера Франція снова почувствовала стре-
мленіе къ Богу и королю; Наполеонъ осуществилъ оба
эти желанія, надѣлилъ Францію побѣдами, дворянствомъ
и орденами. Съ этой точки зрѣнія, Наполеона можно-
назвать геніемъ-возстановителемъ, вѣрнымъ представите-
лемъ своего времени.
Но реставрація, энергически начатая первымъ кон-
суломъ, слабо продолжавшаяся при Бурбонахъ и Луи-
Филиппѣ, есть ни что иное какъ набросанный эскизъ;
мы же — народъ логическій, народъ который любитъ
идти по разъ найденному слѣду до того мѣста, куда
онъ можетъ насъ довести. Что-же въ этомъ случаѣ го-
воритъ намъ здравый смыслъ? Что критическій умъ
всегда свободенъ и что нужно съумѣть овладѣть имъ.
Пусть сколько угодно подавляютъ, угрожаютъ, пре-
дупреждаютъ, наказываютъ: законы о печати имѣютъ
весьма мало значенія, цензура-же ровно никакого; су-
дебные приговоры только разжигаютъ огонь. Съ другой
стороны очевидно, что не смотря на все желаніе, мы
не можемъ возвратиться къ порядку вещей существо-
вавшему при Людовикѣ XIV. Для этого пришлось бы
принципы 1789 г., серьозныя вѣрованія XVII вѣка
и духъ пытливости ХѴШ-го вѣка замѣнить фантасти-
ческими нравами/ которые, удовлетворяя нашей гордо-
сти и чувственности, давали бы намъ возможность не
143 —
признавать никакой философіи, не уважать никакихъ
учрежденій и презрительно относиться ко всякимъ прин-
ципамъ ; уничтожить въ націи всякую возможность раз-
суждать, забинтовать ея мозгъ; словомъ, уничтожить
всякую критику и поставить мышленіе въ зависимость
отъ государства.
Первая часть этой программы почти уже выполнена,
нужно только дождаться выполненія второй. Духъ ана-
лиза, которымъ Франція отличалась въ XVIII вѣкѣ,
уступилъ мѣсто культу чистаго искусства, искусства без-
условнаго, понимаемаго не какъ изображеніе дѣйствитель-
ности, а какъ нѣчто фантастическое, не влекущее ни
къ какимъ соціальнымъ послѣдствіямъ. Мы уже не ры-
цари идей, мы обожатели идеала. Право, нравственность,
историческіе и политическіе законы имѣютъ для насъ
лишь на столько значенія, на сколько они служатъ это-
му идеалу, который сдѣлался единственнымъ объек-
томъ нашей вѣры, нашей любви. Поклоненіе идеалу —
такова религія всѣхъ нашихъ писателей, какой бы спе-
ціальностью они не занимались, будь то критика, фило-
софія, исторія, романы или поэзія. Сама революція
сдѣлалась чѣмъ-то фантастическимъ. Подобно всѣмъ
испорченымъ и развращеннымъ обществамъ, французское
общество, не вѣря болѣе ни во что и въ себя меньше
чѣмъ во все остальное, обратилось просто на просто къ
диллетантизму; самая прозаическая изъ всѣхъ націй
вздумала считать себя націею исключительно артистиче-
скою и съ тѣхъ поръ ни принципы, ни справедливость
ее уже болѣе не воодушевляютъ. Время идей прошло;
въ глазахъ французской публики — писатель, который
разсуждаетъ, доказываетъ, выводитъ заключенія — че-
ловѣкъ отсталый. Даже и промышленное наше рвеніе,
которымъ мы до такой степени гордились, ослабѣваетъ;
мы сознаемся, на что наши предки никогда ’ бы не со-
гласились, что нѣмцы и англичане превосходятъ насъ
въ производствѣ необходимыхъ и дешовыхъ вещей: но
за то никто не можетъ съ нами сравниться въ произ-
водствѣ предметовъ роскоши. Такимъ образомъ англи-
чане, которые въ 1788 г. стояли далеко ниже насъ
въ торговомъ отношеніи, въ настоящее время, получа-
ютъ отъ внѣшней торговли около восьми милліардовъ,
тогда какъ мы едва получаемъ и половину, а если бу-
демъ и впредь идти по тому же идеалистическому пу-
ти, то, благодаря свободному обмѣну, другіе завладѣютъ
вскорѣ и собственнымъ нашимъ рынкомъ. Кто-же ви-
новатъ во всемъ этомъ? — Страна или правительство ? —
Ни та, ни другое. Это просто фактъ общественной психо-
логіи, такой же фактъ какъ и то, что въ 93 году
преобладала чувствительность, въ 1814 г. — закон-
ность, въ 1825 — набожность, въ 1832 — романтизмъ.
Можно прослѣдить ходъ развитія подобныхъ фактовъ; но
нельзя не признать ихъ фактами самобытными.
Теперь остается только выполнить вторую часть про-
граммы, т. е. добиться уничтоженія способности разсуж-
дать, къ чему общество уже хорошо подготовлено этимъ
изнѣживающимъ диллетантизмомъ. Очевидно, что какъ
только въ націи окончательно заглохнетъ духъ критики,
то революція будетъ окончательно побѣждена; Фран-
ція, считающая себя артистическою . страною, вообра-
жающая, что она съ своимъ идеаломъ господствуетъ
— 145 —
надъ всѣмъ міромъ, придетъ въ совершенный упадокъ;
Парижъ, который называли мозгомъ всего земнаго шара,
превратится въ столицу модистокъ. Вотъ къ чему при-
ведетъ установленіе интеллектуальной собственности.
§ 2. Смыслъ закона о литературной собственности.
Въ древнемъ Египтѣ, кромѣ отправленія богослуже-
нія, духовенство имѣло еще исключительное право за-
ниматься науками, литературой и искусствами. Однооб-
разіе египетской архитектуры и скульптуры было слѣд-
ствіемъ этой привилегіи. Впродолженіи 15-ти, 20-ти вѣ-
ковъ типы въ искусствѣ нисколько не измѣнялись. Тотъ
же характеръ неподвижности видѣнъ и въ памятникахъ
Персіи и Ассиріи и служитъ явнымъ признакомъ моно-
поліи въ области мануфактуры и искусства. Понятно,
что при такихъ порядкахъ древнія общества жили,
такъ сказать, внѣ времени. Для нихъ вѣкъ былъ все
равно, что день: какая завидная участь! Писатели,
которые восторгаются продолжительностью существова-
нія этихъ первыхъ монархій, должны были бы по край-
ней мѣрѣ показать своимъ читателямъ, чѣмъ обуслов-
ливалась эта продолжительность. Многіе эмигрировали
бы изъ государства, если бы видѣли передъ собою
сорокалѣтнюю смерть; голодъ, холера, гражданская война
и инквизиція, всѣ вмѣстѣ, не такъ страшны, какъ эта
неподвижность.
Защитники интеллектуальной собственности не со-
знаютъ, что введеніе ея поведетъ къ уменьшенію числа
изобрѣтеній и вслѣдствіе монополизаціи идей и уничто-
ю
— 146 —
женія конкуренціи, остановитъ ходъ прогресса. Подоб-
ное непониманіе служитъ лучшимъ доказательствомъ ихъ
невинности, но не дѣлаетъ чести ихъ прозорливости.
Я кажется уже доказалъ, что всѣ произведенія,
принадлежащія къ области науки и права, по самой
природѣ своей непродажны; что трудъ артистовъ и учо-
ныхъ подлежитъ тому же самому закону и что незави-
симо отъ соображеній политико-экономическихъ, кото-
рыя заставляютъ ихъ довольствоваться простымъ гоно-
раріемъ, самое достоинство ихъ профессіи запрещаетъ
имъ требовать большаго.
Итакъ одно изъ двухъ: или новый законъ не имѣетъ
смысла, или онъ доказываетъ, что профессіи, очень уда-
чно названныя свободными, — на самомъ дѣлѣ ничто
иное, какъ только особый видъ холопской промышленно-
сти; что главная цѣль этихъ профессій, какъ и всѣхъ дру-
гихъ — богатство; что занимающіеся этими профессіями
имѣютъ право извлекать изъ своихъ сочиненій какую
имъ угодно выгоду, обусловливая ихъ распространеніе
чѣмъ имъ угодно; что однимъ изъ этихъ условій мо-
жетъ быть вѣчная привилегія на продажу экземпляровъ
своего сочиненія; что защищать непродаваемость тво-
реній ума, значитъ приписывать художникамъ и писа-
телямъ такой характеръ, который имъ не принадлежитъ,
значитъ дѣлать ихъ настоящими провозвѣстниками ис-
тины, добра и справедливости, тогда какъ они совсѣмъ
не провозвѣстники, а развѣ разносчики; что въ насто-
ящее время нельзя уже, какъ дѣлалось это въ стари-
ну, называть поэта служителемъ и другомъ боговъ, такъ
какъ онъ въ настоящее время только продавецъ духов-
— 147 —
ныхъ пѣсенъ и амулетокъ; что наконецъ, если законо-
датель учредитъ въ области ума такую же собственность
какая установлена въ пользу землевладѣльцевъ, то бу-
детъ весьма справедливо съ его стороны даровать пи-
сателю монополію на неограниченное число лѣтъ.
Слѣдовательно, изъ формы и содержанія закона ви-
дно, что произведенія философіи, науки, литературы,
искусства — могутъ быть продаваемы. Разсмотрѣвъ это,
пойдемъ дальше.
Мы сказали, что замѣняя договоръ купли, продажи —
пожизненною рентою, правительство поступаетъ совершен-
но произвольно и вопреки всѣмъ принципамъ права и
политической экономіи, заботясь лишь о томъ, чтобы удо-
влетворить корыстолюбію писателя и установить въ пользу
его ту монополію, которой онъ добивается. Итакъ,
издавая подобный законъ, законодатель мало того, что
оцѣниваетъ сверхъ заслуги трудъ автора, но и пре-
небрегаетъ общественными выгодами, причиняетъ ущербъ
цѣлому обществу.
Мы знаемъ какимъ характеромъ отличаются всѣ че-
ловѣческія произведенія, какъ въ области философіи,
литературы и искусства, такъ и въ области мануфакту-
ры. Производительность эта состоитъ не въ сотвореніи
(въ метафизическомъ смыслѣ этого слова) идей или
тѣлъ, но въ приданіи извѣстной формы матеріи и иде-
ямъ, формы чисто индивидуальной и скоропреходящей.
За подобное приданіе формы, а иногда еще и за пер-
венство открытія вы даруете писателю право, кото-
рое обнимаетъ и самую идею, т. е. то, что безлично,
неподвижно, обще всѣмъ людямъ. Я увѣренъ, что эта
— 148 —
идея, сегодня впервые открытая и выраженная, которую
вы такъ великодушно обращаете въ собственность на-
шедшаго ее писателя, завтра могла бы быть открыта
другимъ, а черезъ десять лѣтъ и нѣсколькими вдругъ.
Несомнѣнно, что когда настала пора появленія какой
либо идеи, то она является одновременно въ нѣсколь-
кихъ мѣстахъ, такъ что первенство открытія ничего не
значитъ въ сравненіи съ неизмѣримостью движенія об-
щечеловѣческой мысли. Дифференціальное исчисленіе поч-
ти въ одно и то же время было открыто Лейбницемъ,
Ньютономъ и Ферма и по нѣкоторымъ указаніямъ
перваго было отгадано Вернульи. Взгляните на поле:
можете ли вы сказать, который колосъ раньше всѣхъ
вышелъ изъ земли и есть ли возможность предположить,
что всѣ колосья вышли изъ земли благодаря иниціати-
вѣ перваго. Почти таково же и положеніе тѣхъ твор-
цовъ (какъ ихъ называютъ), которыхъ хотятъ обратить
въ какихъ то благодѣтелей человѣческаго рода. Они
увидѣли, выразили то, что уже было въ мысли обще-
ства ; они сформулировали законъ природы, который
рано или поздно неминуемо долженъ быть сформулиро-
ванъ, такъ какъ явленіе извѣстно; они придали болѣе
или менѣе красивый видъ предмету, уже задолго до
нихъ идеализированному въ воображеніи народа. Что
касается до литературы и искусства, то въ этихъ сферахъ
всѣ усилія генія должны быть направлены на то, чтобы
выразить идеалъ массы. Творчество (даже въ этомъ
тѣсномъ смыслѣ), въ особенности если оно вполнѣ удачно,
безъ всякаго сомнѣнія, уже достойно благодарности;
но зачѣмъ лишать человѣчество его достоянія, зачѣмъ
— 149 —
обращать науку и литературу въ какія то ловушки для
разсудка и свободы?
Интеллектуальная собственность сверхъ того, что изъ-
являетъ притязаніе на общественное достояніе, отнима-
етъ еще у общества и ту законную часть, которая при-
надлежитъ ему, въ произведеніи всякой идеи и всякой
формы.
Общество составляетъ группу; оно живетъ двоякою,
реальною жизнью; какъ нѣчто собирательное и какъ мно-
жество индивидуумовъ. Дѣятельность его въ одно и то-
же время и коллективная, и индивидуальная дѣятель-
ность, мысль его также и коллективна, и индивиду-
альна. Все, что происходитъ въ этой группѣ, носитъ на себѣ
такой характеръ двойственности. Конечно фактъ суще-
ствованія коллективности еще’ не можетъ служить доста-
точною причиною для того, чтобы обратиться къ теоріи
коммунизма и на оборотъ фактъ индивидуальности не
даетъ намъ права не признавать общихъ правъ и ин-
тересовъ. Въ этомъ то распредѣленіи и равновѣсіи коллек-
тивныхъ и индивидуальныхъ силъ, т. е. въ справедливо-
сти, и заключается сущность науки управленія.
Въ новомъ законѣ о литературной собственности ин-
тересы индивидуума вполнѣ гарантированы; но что же
достанется на долю общества ? — Конечно общество дол-
жно вознаградить автора за его трудъ и даже, если
хотите, за его иниціативу, но вмѣстѣ съ тѣмъ обще-
ство имѣетъ и свою долю въ этомъ произведеніи, оно
должно участвовать въ собираніи плодовъ. Эту закон-
ную долю общество получаетъ посредствомъ договора
мѣны, благодаря которому вознагражденіе соразмѣряется
— 150 —
съ услугой. Интеллектуальная же собственность напро-
тивъ того ничего не оставляетъ на долю общества, но
все отдаетъ автору. Итакъ, въ проектированномъ за-
конѣ мы видимъ во первыхъ: признаніе • продажными
вещей, по самой природѣ своей не продажныхъ, и во вто-
рыхъ : нарушеніе правъ общества. Перейдемъ къ прило-
женію закона.
§ 3 Присвоеніе интеллектуальной собственности.
Неизбѣжнымъ, страшнымъ послѣдствіемъ новаго зако-
на, несмотря ни на всѣ уступки, к'оторыя могъ бы сдѣ-
лать законодатель, ни на протесты тѣхъ, которые тре-
буютъ введенія литературной монополіи, будетъ то, что
не только самое произведеніе, но и общая всѣмъ, без-
личная, неотчуждаемая идея — превратится въ соб-
ственность. Въ этомъ случаѣ содержаніе нераздѣльно
отъ формы; одно неизбѣжно слѣдуетъ участи другаго.
Въ результатѣ окажется, что кромѣ монополизированной
книги нельзя будетъ ни читать, ни писать никакой
другой, нельзя будетъ имѣть никакой другой мысли,
кромѣ мысли писателя - собственника.
Возьмемъ для примѣра Ариѳметику Везу и для удоб-
ства предположимъ, что Везу первый изобрѣлъ пись-
менную нумерацію, четыре правила, пропорціи, лога-
рифмы и т д. Везу издаетъ свою Ариѳметику и законъ
даруетъ ему право вѣчной продажи этого сочиненія.
Слѣдовательно, всѣ другія ариѳметики будутъ запрещены,
такъ какъ очевидно, что здѣсь содержаніе преоблада-
етъ надъ формой; что отъ разности редакціи сущность
151 —
нисколько не измѣняется; что ариѳметическія дѣйствія
всегда одни и тѣже; что таблицы логариѳмовъ всегда
одинаковы; что ариѳметическія знаки, языкъ, опредѣле-
нія не измѣняются. Такимъ образомъ для всей Франціи,
для всей Европы будетъ существовать только одинъ
учебникъ Безу и всѣ тѣ, которые захотятъ выучиться
считать должны будутъ учиться по этому учебнику.
Все вышесказанное можетъ относиться и къ учебникамъ
геометріи, алгебры, физики и проч. Слѣдовательно, вся-
кая конкуренція, для этихъ издѣлій, все достоинство
которыхъ заключается въ идеѣ, будетъ уничтожена; (подъ
конкуренціей въ этомъ случаѣ я подразумѣваю возмож-
ность воспроизвести идею изобрѣтателя въ другихъ выра-
женіяхъ). Однимъ словомъ, такъ какъ содержаніе прео-
бладаетъ надъ формою, то и будетъ существоватъ одна
только книга, по весьма простой причинѣ, что идея
одна и таже: ІТпа ісіеа, ппііб апсіог, шіпв ІіЪег.
Возьмемъ другой примѣръ; мы только что видѣли
какъ содержаніе преобладаетъ надъ формой, теперь же
увидимъ какъ форма беретъ верхъ надъ содержаніемъ.
Въ силу одного закона 1791-го года, подтвержденнаго
въ послѣднее время, молитвенники сдѣлались епископаль-
ною собственностію. Въ каждой епархіи они продаются въ
пользу епархіальнаго духовенства, во всякомъ случаѣ
никто не можетъ ихъ продавать безъ разрѣшенія ду-
ховенства. Слѣдствіемъ этого присвоенія было то, что
всѣ молитвенники стали похожи одинъ на другой, такъ
что вѣрующій можетъ молиться Богу только по извѣст-
ной формѣ и въ выраженіяхъ, предписанныхъ высшимъ
духовенствомъ. „Церковные часы", „Ангелы путево ди-
— 152 —
тели“ и воѣ тому подобныя книги духовнаго содержанія
могутъ продаваться только съ разрѣшенія Епископа.
Здѣсь, говорю я, форма преобладаетъ надъ содержаніемъ,
и въ самомъ дѣлѣ, какая сущность этихъ книгъ? Это
стремленіе души къ Богу, на котораго она смотритъ,
какъ на отца, творца, искупителя, олицетвореніе спра-
ведливости и наконецъ, какъ на мстителя, наказующаго
за грѣхи. Основываясь на такихъ общихъ, неопредѣлен-
ныхъ данныхъ, понятно, что можно разнообразить выра-
женія до безконечности и писать книги на столько от-
личныя одна отъ другой на сколько Батрахоміомахія
отличается отъ Илліады. Но церковь предупредила
подобную дѣятельность, она составила формулы для мо-
литвъ, сочинила утреннія и вечернія молитвы съ сохра-
неніемъ за собою права перевода и истолкованія. Слѣ-
довательно, дѣйствительно здѣсь форма преобладаетъ
надъ содержаніемъ, такъ какъ по закону никто не можетъ
учить дѣтей молиться Богу и распространять формулы
славословія, неодобренныя духовенствомъ. Нетрудно бы-
ло бы причислить къ той или другой категоріи, т. е.
къ научнымъ книгамъ, въ которыхъ содержаніе преобла-
даетъ надъ формой, или къ религіознымъ, въ ко-
торыхъ форма преобладаетъ надъ содержаніемъ, всѣ про-
изведенія литературы и искусства и присвоивать себѣ то
форму въ ущербъ идеѣ, то идею въ ущербъ фо^мѣ.
Разъ что какое нибудь сочиненіе философскаго, или
политико — экономическаго, или юридическаго содержа-
нія, заключающее новыя, оригинальныя идеи будетъ
признано классическимъ, то оно исключитъ всѣ прочія,
подобныя ему сочиненія, сущность которыхъ будетъ та же,
— 153 —
съ измѣненіемъ лишь выраженій. Всякій знаетъ, что
преступленіе противъ литературной собственности не за-
ключается только въ заимствованіи чужихъ фразъ, имени,
но и въ присвоеніи чужаго ученія, чужаго метода, чу-
жой идеи и этотъ роДъ воровства принадлежитъ къ
самымъ низкимъ. Существуютъ разныя „философіи" —
Декарта, Малебранша, Спинозы, Канта и т. д.; есть
двѣ книги, носящія заглавіе: „Доказательство суще-
ствованія Бога",—одна Кларка, другая Фенѳлона; есть
„Нравственность" Зенона и другая „Нравственность"
Эпикура и т. д. Выдача автору безсрочной привиле-
гіи на изданіе и измѣненіе своего сочиненія принесетъ
большой ущербъ книгопродавцамъ, уничтоживъ всѣхъ
подражателей, контрафакторовъ, копіистовъ, коментато-
ровъ и т. д.
Замѣтьте, что это будетъ совершенно логично и даже,
съ нѣкоторой точки зрѣнія, полезно и нравственно.
Всякая посредственность не посмѣетъ уже больше пи-
сать; вороны въ павлиныхъ перьяхъ будутъ изгнаны;
болтовня прекратится. Конечно подобнымъ полицейскимъ
мѣрамъ ’ я предпочту судъ общественнаго мнѣнія (хотя
оно иногда и заблуждается, а иногда долго не выска-
зывается); но въ сущности требованія собственниковъ
будутъ все таки совершенно основательны и рано или
поздно правительство, найдя и въ этомъ свою выгоду
окажетъ имъ справедливость.
То же самое можно сказать и о твореніяхъ искусства,
сущность которыхъ также заключается не въ выборѣ
предметовъ, но въ формѣ, сообщенной идеалу.
Напримѣръ про драматическаго артиста говорятъ,
— 154 —
что онъ создалъ роль и въ самомъ дѣлѣ истинный
артистъ только по этому творчеству и узнается. Слѣдова-
тельно, зачѣмъ же позволять другому артисту, искуссному въ
подражаніи, но неспособному къ созданію ролей, за-
владѣвать собственностью своего, товарища и играть не
обдумывая тѣ же роли, благодаря только стараніямъ дру-
гаго. Всѣхъ подражателей нельзя назвать артистами,
ихъ можно терпѣть только до тѣхъ поръ, пока они
не искажаютъ оригинала. Что же изъ этого слѣдуетъ?
Для того, чтобы гарантировать драматическому арти-
сту ненарушимость его права, которое также священно,
какъ и право автора, нужно запретить всякому подра-
жать ему, что неисполнимо; или запретить всѣмъ дру-
гимъ представленіе той же пьесы, что уже совершенно
нелѣпо.
Все вышесказанное можетъ относиться и къ живо-
писи, и къ скульптурѣ, и къ поэзіи, и къ роману. По-
этическая идея точно также можетъ быть украдена, какъ
воруется алгебраическая идея или какое, нибудь изо-
брѣтеніе; въ мірѣ искусствъ есть столько же людей,
живущихъ этимъ родомъ воровства, сколько и въ мірѣ
промышленности и мануфактуры. Если только будетъ
принятъ законъ о художественной и литературной соб-
ственности, то онъ долженъ будетъ предвидѣть всѣ
эти случаи воровства, долженъ будетъ учредить осо-
бый родъ присяжныхъ экспертовъ и такъ какъ форма
преобладаетъ надъ содержаніемъ, то мы придемъ на-
конецъ къ тому, что будемъ обращать въ собствен-
ность и самые сюжеты сочиненій, какъ то дѣлали Еги-
птяне, жрецы которыхъ одни только имѣли право, по
— 1 55 —
разъ установленнымъ правиламъ, производить барелье-
фы, статуи, сфинксы, обелиски, строить храмы и пи-
рамиды. Вотъ до чего доводитъ насъ логика, которая
какъ извѣстно всегда безжалостна въ своихъ приго-
ворахъ.
§ 4 Продолженіе предъидущаго: пожалованіе, скупъ, фа-
воритизмъ.
Мы уже видѣли какимъ образомъ законное обраще-
ніе литературнаго произведенія въ собственность ведетъ
къ обращенію въ собственность и самыхъ идей. До
сихъ поръ я говорилъ обо всемъ только съ точки зрѣ-
нія теоріи, теперь же покажу, что и съ практической
стороны весьма не трудно осуществить подобное при-
своеніе, во многомъ оно даже уже и совершилось.
Вы, можетъ быть, думаете, что тѣ произведенія лите-
ратуры, которыя сдѣлались общественною собственностью
еще до обнародованія новаго закона, останутся въ преж-
немъ положеніи; что они по крайней мѣрѣ будутъ
служить защитою отъ распространенія литературной соб-
ственности и злоупотребленія ею. Но все это только
кажется; древніе авторы тоже будутъ присвоены и вотъ
какимъ образомъ:
Профессоръ, при изданіи какого нибудь греческаго
или латинскаго автора, прибавляетъ отъ себя введеніе,
примѣчанія, біографію автора, или словарь. Совѣтъ уни-
верситета признаетъ его изданіе за лучшее и съ тѣхъ
поръ только оно одно и будетъ продаваться. Такъ какъ
прибавленія, сдѣланныя издателемъ—творенія его ума,'
то они и обращаются въ собственность издателя. Вся-
— 156 —
кому будетъ позволено перепечатывать древній текстъ
и снабжать его какими угодно глоссами, но будетъ за-
прещено присвоивать себѣ трудъ знаменитаго коментатора.
Слѣдовательно конкуренція будетъ невозможна, приба-
вочное сдѣлается главнымъ и „Георгики", „Метамор-
фозы", „Письма Цицерона"—сдѣлаются источникомъ
вѣчнаго дохода для издателя, который положительно
будетъ въ состояніи говорить: мой Виргилій, мой Ови-
дій, мой Цицеронъ. Такимъ, или почти такимъ образомъ
во Франціи ведется торговля классическими книгами.
Аббатъ Ломондъ, посвятившій всю свою жизнь вос-
питанію юношества и умершій въ совершенной бѣдности
продавалъ свои „Основныя правила французской грамма-
тики" по 50-ти сантимовъ. Грамматика гг. Ноеля и
Шапсаля, болѣе обширная, втрое дороже. Между тѣмъ
расходы на изданіе этой грамматики весьма немногимъ
превышаютъ расходы на изданіе книги Ломонда. Не-
смотря на такое огромное различіе въ цѣнѣ граммати-
ка Ноеля и Шапсаля заняла первое мѣсто въ ряду
всѣхъ подобныхъ изданій; она сдѣлалась выгоднымъ
предметомъ торговли и конечно часто служила объек-
томъ контрафакціи. Я незнаю какая грамматика счи-
тается лучшею въ настоящее время, я говорю о трид-
цатыхъ годахъ. Грамматика гг. Ноеля и Шапсаля была
для нихъ вѣчнымъ источникомъ дохода, а между тѣмъ
эти господа, занимая высшія должности въ универси-
тетѣ и получая за это приличное содержаніе, должны
бы въ замѣнъ этого посвятить государству весь свой,
трудъ, тѣмъ болѣе что вліяніе ихъ, какъ профессоровъ
было конечно одною изъ причинъ распространенія 'ихъ
грамматики. Они объ одномъ только и думали, какъ
бы накопить денегъ, а правительство потворствовало
этому стремленію. Въ настоящее время къ пожизнен-
ному вознагражденію хотятъ прибавить еще и вѣчную
привилегію. Слѣдовательно нужно проститься со вся-
кимъ грамматическимъ сочиненіемъ, съ литературною
критикою, лексикографіею и т. п. Обращаясь въ соб-
ственность, все становится неподвижнымъ. При такомъ
порядкѣ вещей очень легко понять, какимъ образомъ
сочиненія, которыя не могли бы просуществовать и де-
сяти лѣтъ, будутъ существовать цѣлые вѣка. Время,
отъ времени какой нибудь министръ, найдя, что такое
то изданіе устарѣло, передастъ одному изъ своихъ кре-
атуръ привилегію продажи подобно тому, какъ пере-
даютъ изъ рукъ въ руки содержаніе оброчныхъ ста-
тей. И противъ этого ничего нельзя будетъ сказать.
Съ одной стороны правительство только воспользуется
своимъ правомъ, объявивъ, что такое то сочиненіе луч-
ше другаго, съ другой стороны, оно не посягнетъ ни
на конкуренцію, ни на право собственности.
Этотъ родъ пожалованія можетъ имѣть самое разно-
образное примѣненіе. Разъ что установится такого рода
литературная собственность можно положительно сказать,
что самыя замѣчательныя, самыя популярныя сочиненія
никогда не сдѣлаются общественною собственностью;
наслѣдники авторовъ никогда не откажутся отъ своей
привилегіи. Если же какой нибудь посредственный
писатель, пользующійся благосклонностью правительства,
напишетъ книгу, которая не будетъ расходиться, то пра-
вительство въ видахъ общественной пользы купитъ у
158 —
автора его сочиненіе. Такимъ образомъ фаворитизмъ
перенесется въ область свободной мысли, свободнаго
искусства. Скажу больше, —истинная заслуга будетъ уни-
чтожена, нейтрализирована, благодаря подлому напра-
вленію конкуренціи, возбуждаемой, въ случаѣ надобно-
сти, правительствомъ. Пусть явится такое замѣчатель-
ное сочиненіе, которое было бы опасно запретить, но
которое вмѣстѣ съ тѣмъ разоблачаетъ тайныя мысли и
политику правительства, тотчасъ же сошлются на тре-
бованіе общественной пользы и сочиненіе будетъ из-
мѣнено, очищено, урѣзано или даже и вовсе уничто-
жено путемъ экспропріаціи. .
Естественно, что и въ сочиненіяхъ Вольтера, Дидро,
Руссо, Вольнея, есть много такихъ хорошихъ, разумныхъ,
нравственныхъ, полезныхъ мыслей, которыхъ жаль было бы
лишиться. Какъ бы непріязнено правительство не относилось
къ философіи, оно все таки не рѣшится уничтожить всѣхъ
трудовъ подобныхъ писателей. Съ другой стороны, нельзя
не сознаться, что у всѣхъ этихъ писателей можно встрѣ-
тить много ошибочнаго, несовременнаго, невѣрнаго. Кромѣ
того, много ли такихъ капиталистовъ, которые могли
бы издать семьдесять томовъ сочиненій Вольтера, трид-
цать томовъ Руссо, двадцать пять Вольнея и т. д.
Изданіе избранныхъ сочиненій, съ прибавкою крити-
ческихъ замѣтокъ, разбора и общаго вывода, удовле-
творитъ всѣмъ требованіямъ и уничтожитъ неудобства,
представляемыя полнымъ изданіемъ. Если подобныя из-
данія избранныхъ сочиненій, поощряемыя и издаваемыя
правительствомъ йродаются за весьма умѣренную цѣну,
кому послѣ того прійдетъ въ голову издавать полныя
— 159 —
сочиненія. Благодаря такой законной, раціональной,
даже нравственной системѣ очень легко сдѣлать Воль-
тера — вѣрующимъ, Руссо — консерваторомъ, Дидро —
роялистомъ и т. д. Поручите г. Ламартину издать Ра-
беле или Лафонтена и вы увидите что онъ изъ нихъ
сдѣлаетъ. 1)
Такимъ образомъ въ рукахъ правительства будетъ
жизнь и смерть литературнаго произведенія; правитель-
г) Существованіе критики немыслимо при существованіи литера-
турной собственности, такъ какъ и сама критика обратится въ при-
вилегію. Истинно классическія произгеденія рѣдки и пѣтъ ничего
легче какъ соединить въ небольшой книжицѣ всѣ лучшія произве-
денія какого пибудь автора. Въ 40 или 50 пѣсняхъ высказался весь
Беранже, безъ остальныхъ трехсотъ или четырехсотъ легко обой-
тись. Вопросъ въ томъ будетъ ли дозволено составляющему курсъ
литературы внести въ свое сочиненіе эти 40 или 50 пѣсень, которыя
даже и съ примѣчаніями займутъ можетъ быть не болѣе V* тома ?
Но подобное разрѣшеніе можетъ нанести существенный ущербъ
собственнику. Можетъ случиться, что чтеніе этихъ избранныхъ
мѣстъ, помѣщонпыхъ въ курсѣ, станутъ предпочитать чтенію пол-
ныхъ собраній сочиненій; тогда и доходъ и право собственности
издателя безвозвратно погибнутъ. Тоже самое можно было бы сдѣ-
лать и съ лучшими романами. Такъ, критическій разборъ съ пере-
печаткою въ курсѣ словесности 50 страницъ изъ < Собора Париж-
ской Богоматери» (Моне—Бате сіе Рагіз) могли бы избавить всякаго
отъ труда читать весь романъ Виктора Гюго. Всякая литература стре-
мится къ тому, чтобы обратиться въ антологію, всякая философія
хлопочетъ о томъ, чтобы облечь окончательные свои выводы въ фор-
му афоризмовъ, каждая исторія желаетъ превратиться въ разумную
хронику. Съ другой стороны, такъ какъ литературное произведе-
ніе есть въ тоже время и предметъ торговли, то довольно трудно
опредѣлить до какихъ границъ можетъ идти это урѣзываніе произ-
веденій автора. Что же дѣлать?
— 160 —
ство будетъ въ состояніи произвольно уменьшать или
увеличивать срокъ существованія книги, отъ него бу-
детъ зависѣть составить и уничтожить славу извѣст-
наго сочиненія; всѣ мысли, таланты, геніи будутъ во
власти правительства. Противъ подобной власти не
устоять никакой оппозиціи. Право собственности и эк-
спропріація, конкуренція и критика будутъ служить
правительству вѣрными средствами для уничтоженія
всякой мысли, которой оно нѳраздѣляетъ, всякого вы-
раженія, противнаго его идеямъ. Ни въ литературѣ,
ни въ философіи, ни въ искусствѣ не останется жизни
и мы, подобно древнимъ Египтянамъ, сдѣлаемся наро-
домъ мумій, іероглифовъ и сфинксовъ.
§ 5 Періодическія изданія.
Первый человѣкъ, возъимѣвшій мысль издавать га-
зету во Франціи, былъ докторъ Рено до (Вепапсіоі),
основатель „Французской газеты" (Нагеііе сіе Егапсе),
которая начавъ свое существованіе въ 1634 году про-
должала впослѣдствіи издаваться сыновьями Ренодо и
дожила до настоящаго времени.
Мысль издавать журналъ, какъ съ литературной, такъ
и съ промышленной точки зрѣнія весьма удобно мо-
жетъ быть обращена въ объектъ привилегіи и права
собственности. Человѣкъ, бывшій въ одно и то же вре-
мя и учонымъ, и литераторомъ, и типографомъ, и кни-
гопродавцемъ, вздумалъ ежедневно давать публикѣ листъ
бумаги, заключающій въ себѣ краткій перечень собы-
тій политическихъ, военныхъ, административныхъ, су-
— 161 —
дебныхъ, академическихъ, учоныхъ, художественныхъ,
духовныхъ и литературныхъ; отчотъ о биржѣ и теа-
трѣ, иностранныя извѣстія, критическія замѣтки, объ-
явленія и проч. Не богатая ли это, не плодотворная
ли мысль, могущая дать самые счастливые результаты
не только въ финансовомъ, но и въ умственномъ, и
нравственномъ отношеніи? Создавая такой журналъ, ав-
торъ, кромѣ геніальнаго произведенія, создалъ еще
совершенно новый родъ литературы. Если существу-
етъ какое нибудь литературное произведеніе, подходя-
щее подъ условія собственности, такъ это именно вы-
шеприведенное.
Это еще не все; чтобы достигнуть своей цѣли и
усовершенствовать свой журналъ этотъ же самый чело-
вѣкъ учредилъ товарищество и собралъ значительные
капиталы. Редакторы, выбранные изъ самыхъ знамени-
тыхъ писателей, получали отъ него огромное жалова-
ніе; во всѣхъ главныхъ городахъ провинцій, во всѣхъ
столицахъ Европы онъ имѣлъ хорошихъ корреспонден-
товъ; однимъ словомъ, онъ употреблялъ всѣ средства,
чтобы придать своему журналу всесторонній интересъ.
Онъ принялъ даже мѣры къ тому, чтобы въ провин-
ціяхъ издавать небольшія газеты, которыя служили бы
снимками съ парижской. Чтобы удовлетворить всѣмъ
требованіямъ, всѣмъ состояніямъ, Ренодо хотѣлъ изда-
вать еженедѣльную газету и ежемѣсячный журналъ,
которыя заключали бы въ себѣ сущность всего того,
что писалось въ ежедневной газетѣ и которые были
бы похожи на изданія, въ настоящее время носящія
названіе обозрѣній (геѵпей).
іі
— 162 —
По принципу первенства открытія и литературной
собственности, король даровалъ бы Ренодо вѣчную при-
вилегію, имѣющую силу во всемъ государствѣ. Всѣмъ
было бы запрещено издавать газеты или какія либо
другія періодическія изданія, которыя конечно могли
бы быть только подражаніемъ французской газетѣ. Что
можетъ быть справедливѣе этого? Король такимъ об-
разомъ только воздалъ бы должное произведенію генія,
онъ не могъ бы позволить, чтобы другіе, научонные
его примѣромъ и увлечонные его успѣхомъ стали бы
отбивать подписчиковъ и раззорять изобрѣтателя. Даже
и тѣ возраженія, что другая газета будетъ говорить о
событіяхъ въ иныхъ выраженіяхъ, будетъ смотрѣть на
факты съ другой точки зрѣнія, что она будетъ заклю-
чать въ себѣ то, что пропущено въ первой, наконецъ
будетъ съ нею полемизировать, не могутъ быть приняты
въ соображеніе, потому что разрѣшеніе изданія другой
газеты есть нарушеніе правъ перваго изобрѣтателя.
Итакъ вся Франція обязана будетъ читать только
одну газету, мыслить только такъ, какъ то благоугодно
будетъ господину Ренодо, который съ своей стороны
будетъ дѣйствовать по инструкціямъ. Защитники лите-
ратурной собственности скажутъ, что я преувеличивалъ
послѣдствія, вытекающія изъ принятія ихъ принципа, что-
бы тѣмъ легче доставить себѣ удовольствіе опровергнуть
этотъ принципъ. Но пусть они посмотрятъ, что только
дѣлается въ настоящее время, при тѣхъ условіяхъ, въ
которыхъ находится французская пресса; журналы на-
полнены мыслями опасными не для правительства, ко-
торое имѣетъ возмножность защищаться, но для народа,
— 163 —
для тѣхъ партій и тѣхъ мнѣній, представителями ко-
торыхъ они должны были бы служить. А между тѣмъ
право литературной собственности еще не провозглашено,
конкуренція еще продолжаетъ существовать, словомъ при-
вилегіи еще нѣтъ. Позволеніе издавать журналъ, данное
министромъ можетъ равняться подарку цѣною въ 100,000
франковъ. Это то же самое, что и концессія доковъ и
желѣзныхъ дорогъ. Разрѣшеніе журнала это патентъ на
существованіе извѣстнаго мнѣнія, извѣстной партіи, точно
также какъ и запрещеніе журнала есть умерщвленіе
этой партіи.
Монополизированный журнализмъ держитъ въ своихъ
рукахъ и политику, и биржу, и литературу, и искусства,
и науки, и церковь, и государство. Кромѣ того, онъ имѣетъ
бездну источниковъ дохода: за припечатаніе объявленія
платятъ деньги, за отчоты о какомъ либо предпріятіи,
въ какомъ бы онъ духѣ не былъ написанъ, непремѣнно
платитъ та или другая сторона, за рекламу платится
еще дороже и т. д. Справедливость, истина, разумъ,
всѣ они давно перестали быть безвозмездными, всѣ они
подобно лжи, пристрастію, софизму,—обратились въ такія
услуги, которыя даромъ не оказываются.
За отсутствіемъ свободы мнѣній всѣ общественныя
отношенія основываются на интригахъ и барышничествѣ;
такова обѣтованная земля продажнаго журнализма, со-
дѣйствующаго развитію политическаго рабства, спеку-
ляцій, промышленныхъ и литературныхъ рекламъ, фи-
лантропическаго надувательства, словомъ всевозможныхъ
видовъ шарлатанства. Въ настоящую минуту, благодаря
существующему законодательству, мы находимся еще
— 164 —
въ чистилищѣ, но стоитъ только обнародовать новый
законъ о литературной собственности и мы перейдемъ
въ область вѣчной муки.
§ 6. О налогѣ на литературную собственность.
Понятіе собственности неизбѣжно влечотъ за собою
понятіе налога. Если литературная собственность будетъ
уравнена съ поземельною, то, принося доходъ, она должна
подлежать налогу. Чтобы быть правильнымъ, этотъ на-
логъ долженъ существовать въ двухъ формахъ: въ видѣ
прямаго и постояннаго, пропорціональнаго пространству
и внѣшнему виду собственности, и въ видѣ косвеннаго,
зависящаго отъ размѣра эксплуатаціи. Если произведеніе
не приноситъ столько дохода, чтобы изъ него можно
было заплатить прямой налогъ, то авторъ принужденъ
будетъ покинуть его, какъ покидаютъ безплодную землю;
такимъ образомъ констатируется естественная смерть со-
чиненія. Какъ вещь никому не принадлежащая это
произведеніе сдѣлается собственностью государства, ко-
торое и можетъ дѣлать съ нимъ, что угодно; сдать
его въ архивъ или передать какому нибудь спекулянту,
съумѣющему извлечь изъ него пользу.
Мысль о налогѣ на произведенія ума нисколько не
пугаетъ защитниковъ литературной собственности. „От-
чего же“, говоритъ Гетцель, „литературная собствен-
ность не будетъ нести такихъ же повинностей, какъ и
всѣ остальныя собственности; не лучше ли платить по-
дати, но за то имѣть собственность постоянную, чѣмъ
пользоваться только временнымъ правомъ собственности. “
— 165
Это то же самое, что сказать: не лучше ли имѣть майо-
ратъ, приносящій 50,000 франковъ ежегоднаго дохода
и платить за это 3,000 франковъ казнѣ, да расходо-
вать 15,000 фр. на поддержаніе .этого майората, чѣмъ
довольствоваться половиннымъ окладомъ.
Г. Гетцель,- думающій, что онъ разрѣшилъ задачу
литературной собственности, такъ какъ въ качествѣ книго-
продавца-издателя указалъ ^олѣе или менѣе удобныя
средства для установленія авторскихъ правъ и пользо-
ванія ими, самымъ наивнымъ образомъ доказываетъ
справедливость моего мнѣнія, что и онъ, вмѣстѣ съ гг.
Альфонсомъ Карромъ, Аллури, Пельтаномъ, Улбахомъ
и друг., ничего въ этомъ дѣлѣ не понимаетъ.
Онъ исходитъ ивъ того знаменитаго принципа Аль-
фонса Карра, что „литературная собственность такая
же есть собственность, какъ и всякая другая “ и возведя
эту ерунду въ афоризмъ, доказываетъ, что весьма легко
утвердить за авторомъ вѣчное право на полученіе из-
вѣстнаго процента съ цѣны каждой продаваемой книги.
Но прежде всего нужно именно узнать есть ли лите-
ратурная собственность „такая же собственность какъ
и всякая другая", т. е. можетъ ли литературное про-
изведеніе породить собственность, аналогичную поземель-
ной. Мы вывели совершенно противное заключеніе, сна-
чала изъ .политической экономіи, а потомъ изъ эстетики,
гипотеза же объ обложеніи умственныхъ произведеній
особаго рода контрибуціей, еще болѣе подтверждаетъ
нашъ выводъ.
Напомнимъ въ послѣдній разъ о томъ, о чомъ мы
достаточно уже говорили, что произведенія литературы
— 166 —
и искусства принадлежатъ къ категоріи вещей непро-
дажныхъ, вещей, для которыхъ гибельно примѣненіе
къ нимъ принципа торгашества, барышничества. Я болѣе
уже не возвращусь къ тому, что говорено объ этомъ
предметѣ: это все такія истины, которыхъ нельзя вы-
вести посредствомъ силлогизмовъ или алгебраическихъ
формулъ, но которыя вытекаютъ изъ соціальной необ-
ходимости, которыя понятны всякому, въ комъ сохрани-
лось хотя малѣйшее нравственное чувство. Наложить на-
логъ на науки, поэзію, искусство,—значило бы тоже
что наложить налогъ на набожность, справедливость и
нравственность, — это было бы освященіемъ симоніи,
продажности суда и шарлатанства.
Я охотно соглашусь, что въ сущности мы не хуже
своихъ предковъ, но я не могу -не сознаться, что въ
настоящее время во всѣхъ умахъ замѣчается какое-то
всеобщее замѣшательство. Мы потеряли ту деликатность
чувствъ, ту утонченную честность, которыми въ прежнее
время отличалась французская нація. Религіозное и по-
литическое равнодушіе, распущенность семейной нрав-
ственности и сверхъ всего этого рѣшительное преобла-
даніе идеализированнаго утилитаризма развратили пасъ,
убили въ насъ много хорошихъ способностей. Понятіе
безвозмездной добродѣтели свыше нашего пониманія и
свыше нашего темперамента; для насъ перестали быть
понятными и чувство собственнаго достоинства, и свобода,
и радость, и любовь. Я очень хорошо понимаю, что мы
должны получать - какое нибудь вознагражденіе за свой
трудъ, но съ другой стороны думаю, что мы обязаны
также оказывать другъ другу уваженіе и сочувствіе,
— 167 —
соблюдать справедливость во взаимныхъ отношеніяхъ
и давать другъ другу хорошіе примѣры, не ожидая за
то никакой награды, піЬіІ іпсіе зрегапіен, что честность
наша должна быть основана на безкорыстномъ чувствѣ
справедливости. Подобныя правила должны бы считаться
основными законами общежитія, а между тѣмъ въ наше
время ихъ вовсе не признаютъ. Мы все сводимъ къ
полезному, за все хотимъ получать вознагражденіе. Я
зналъ одинъ журналъ, который внродолженіи первыхъ
шести мѣсяцевъ своего существованія, велъ дѣло честно
и безпристрастно для того только, чтобы впослѣдствіи
дороже брать за свое молчаніе и свои рекламы. Пра-
вило, что только то и можно уважать, за что ничего
не платится, сдѣлалось въ нашихъ глазахъ парадоксомъ.
Вотъ почему, поставляя принципъ непродажности про-
изведеній нашихъ эстетическихъ способностей и выводя
изъ этого принципа безнравственность интеллектуальной
собственности и налога на торговлю художественными
и литературными произведеніями, я не могу не обра-
титься къ внутреннему чувству читателя и не сказать
ему, что если прекрасное, справедливое, священное и
истинное не трогаетъ больше его душу, то я не могу
подѣйствовать на него никакими убѣжденіями. Въ та-
комъ случаѣ мои разсужденія будутъ совершенно излишни
и я только даромъ буду тратить и время и слова.
Итакъ я повторяю, что налогъ на просвѣщеніе, на
учебники, а вслѣдствіе того и на распространеніе, нау-
ки, философіи, литературы и искусствъ равнозпачите-
ленъ налогу на обѣдни, на совершеніе таинствъ, по-
добный же налогъ конечно въ высшей степени безнрав-
— 168 —
ствененъ. Весьма вѣроятно, что съ перваго раза налогъ
на книги не остановитъ ихъ обращенія, но современемъ
нравственныя послѣдствія этого налога будутъ ужасны.
Признавши, что все, до сихъ поръ считавшееся свя-
щеннымъ, неприкосновеннымъ, даже со стороны казны,
не принадлежащимъ къ области торговли, на будущее
время должно считаться продажнымъ, подлежащимъ на-
логу и могущимъ составить объектъ права собственно-
сти, вы однимъ почеркомъ пера произведете въ нрав-
ственномъ мірѣ самую страшную революцію. Все будетъ
матеріализировано и унижено передъ лицомъ неумоли-
маго, какъ древняя судьба, фиска, который такимъ
образомъ будетъ стоять выше разума, совѣсти и идеала.
Ничего нельзя будетъ назвать прекраснымъ, велико-
душнымъ, величественнымъ и священнымъ, на все бу-
дутъ смотрѣть только съ меркантильной точки зрѣнія,
все будетъ оцѣнено на деньги и все будетъ уважаемо
лишь на столько, на сколько содѣйствуетъ нашему на-
слажденію. Заниматься поэзіей и краснорѣчіемъ станутъ
лишь тогда, когда это будетъ выгодно; надъ безкорыст-
ною честностью будутъ насмѣхаться. Такъ какъ и граж-
данскій и уголовный кодексъ, и декалогъ и евангеліе,
предписывая человѣку что дѣлать и чего не дѣлать,
не назначили вознагражденія за исполненіе этихъ пред-
писаній и такъ какъ придется согласиться съ Бента-
момъ и со всей утилитарной школой, что справедли-
вость—выгодна, то преступленія и проступки обратятся
просто въ контрабанду. Честность будетъ понятіемъ
условнымъ: какая упрощенность! Еврей совершаетъ надъ
собою обрѣзаніе въ знакъ того, что онъ освобождается
— 169 —
отъ тѣла и отказывается отъ нечистоты; мы же, кото-
рымъ Христосъ проповѣдывалъ обрѣзаніе сердца, уни-
чтожимъ въ себѣ и благородство, и добродѣтель, и обо-
дряющій , подкрѣпляющій насъ идеалъ. Мы оправ-
даемъ слова Горація и сдѣлавъ изъ философіи стойло
для свиней и гордясь подобною гнусностью, будемъ во-
сторгаться своимъ прогрессомъ!
Не думаю, чтобы противникамъ моимъ были понятны
подобныя размышленія. Не то, чтобы я сомнѣвался въ
ихъ нравственности, но фразерство притупило ихъ ум-
ственныя способности. Литература для той умственной
среды, въ которой они живутъ, ни что иное какъ одинъ
изъ видовъ парижскихъ издѣлій, на искусство они смо-
трятъ какъ на изготовленіе дѣтскихъ игрушекъ. Увле-
ченные собственною своею болтливостью они принимаютъ
свои промахи за новыя открытія. Всякій, вздумавшій
открыть имъ глаза, обзывается софистомъ и чѣмъ
болѣе ерунды они. несутъ, тѣмъ болѣе считаютъ себя
вдохновенными людьми. Развѣ вы не слышите какъ
они ежедневно кричатъ о порабощеніи и застоѣ прессы?
Но берегитесь! они отстаиваютъ не истину, а только
свою промышленность. Рвеніе, съ которымъ они стоятъ
за свободу прессы не мѣшаетъ имъ требовать устано-
вленія безсрочной ренты въ пользу пишущей братьи.
Они покраснѣли бы отъ стыда если бы могли видѣть
въ какія противорѣчія впадаютъ; но къ счастію они
слѣпы (1).
(г) Говоря въ этомъ § о налогѣ на литературную собственность,
я имѣлъ въ виду только вліяніе подобнаго налога на взгляды и
170 —
§ 7. Учрежденіе промышленной собственности по образ-
цу литературной: возстановленіе цеховъ и корпорацій.
Учрежденіе литературной собственности, необходимо
влечотъ за собою видоизмѣненіе промышленныхъ при-
вилегій, а вскорѣ затѣмъ и возстановленіе всей фе-
одальной системы. Очевидно, что форма, приданная
мысли писателемъ, не болѣе священна, не болѣе носитъ
на себѣ отпечатокъ личности, чѣмъ формула учонаго
или изобрѣтеніе промышленника и что если безпрерыв-
ная поземельная рента можетъ быть установлена въ
пользу первой, то въ ней нельзя отказать и двумъ по-
слѣднимъ. Всѣ ограниченія, предлагаемыя по этому
поводу защитниками литературной собственности, для
нравы общества. Не мѣшаетъ обратить вниманіе и на то вліяніе,
которое этотъ налогъ окажетъ на книжную торговлю, которая и
безъ того уже не пользуется слишкомъ широкой свободой.
Естественно, что налогъ палъ бы прежде всего на продавцовъ, а тѣ
уже перевели бы его на публику. Если прибавить къ этому налогу
плату автору, отъ 8 до 12%, которой нужно уплатить впередъ, то
для изданія въ 1000 экземплярахъ книги, которая будетъ прода-
ваться по 3 франка, книгопродавцу придется затратить среднимъ чи-
сломъ до 300 франковъ, пе включая въ это число типографскихъ
издержекъ. Если такой книгопродавецъ издастъ въ годъ до десяти
подобныхъ книгъ, то ему придется затратить до 3000 франковъ; что
же будетъ, если онъ поведетъ изданія въ болѣе широкихъ размѣ-
рахъ? Ему придется уже затрачивать не тысячи, а сотни тысячи
франковъ, а многія ли фирмы могутъ затрачивать подобные капи-
талы? Если же предположить, что правительство, для большей вѣр-
ности, станетъ еще требовать отъ издателей залога, то книжной
торговлѣ грозитъ неминуемый застой.
— 171 —
которой гибельно подобное заключеніе, представляются
пустыми словами. Это впрочемъ понималъ и принцъ
Луи-Наполеонъ, когда въ письмѣ къ Жобару, пропо-
вѣдуя безсрочность привилегій, онъ высказалъ мнѣніе,
которое мы уже приводили: „Интеллектуальное произ-
веденіе такая же собственность, какъ и земля или домъ,
оно должно пользоваться тѣми же правами и не мо-
жетъ быть нарушаемо иначе, какъ въ интересѣ обще-
ственной пользы".
Нѣтъ ремесла, которое въ настоящее время не было
бы осаждаемо и забрасываемо нѣсколькими привилегиро-
ванными изобрѣтеніями. Патенты на изобрѣтенія, пре-
вращенные по желанію Жобара въ собственность, по-
вели бы къ привилегированно эксплуатацій, къ воз-
становленію цеховъ съ тою лишь разницею, что въ
прежнее время цеховое право было леннымъ правомъ,
тогда какъ теперь было бы оно основано на мнимомъ
правѣ собственности.
Во первыхъ, нельзя отрицать, что со введеніемъ без-
срочныхъ привилегій, конкуренція получитъ смертель-
ный ударъ. Промышленная и коммерческая свобода
только тѣмъ и поддерживается, что привилегіи срочны
и черезъ нѣсколько лѣтъ изобрѣтеніе дѣлается обще-
ственнымъ достояніемъ. Промышленники и фабриканты
не привилегированные, принужденные употреблять обык-
новенные, старые способы производства, ждутъ не дож-
дутся истеченія срока привилегіи, который для нихъ
есть часъ освобожденія. Иногда несчастные фабриканты
выходятъ изъ этаго грустнаго положенія тѣмъ, что
сами въ свою очередь дѣлаются изобрѣтателями, ино-
гда также случается, что патентованное изобрѣтеніе ней-
детъ въ ходъ потому, что на него нѣтъ спроса, или
потому, что оно преждевременно, плохо обдумано и
явилось при неблагопріятныхъ условіяхъ. Какъ бы то
ни было, но срочныя привилегіи и конкуренція, дѣй-
ствуютъ другъ на друга какъ два цилиндра, вертящіеся
въ различныя направленія; эти два дѣятеля служатъ
поддержкой для труда и двигателями прогресса. Я со-
гласенъ съ тѣмъ, что есть много несчастныхъ изобрѣ-
тателей; есть такіе, которыхъ подлѣйшимъ образомъ
ограбили; очень часто полезное изобрѣтеніе остается
безплоднымъ, или раззоривъ изобрѣтателя обогащаетъ
презрѣнныхъ спекуляторовъ. Все это указываетъ на не-
обходимость произвести реформу, какъ въ законодатель-
ствѣ о привилегіяхъ, такъ и въ общественной экономіи
и нравахъ. Необходимо удовлетворять требованіямъ сво-
боды и соблюсти права генія, словомъ необходимо уста-
новить прочныя гарантіи и для личной иниціативы, и
для дешевизны продуктовъ, и для общественнаго благо-
состоянія.
Но, при безсрочности привилегій, необходимымъ по-
слѣдствіемъ которой было бы преобладаніе свободы надъ
геніемъ или генія надъ свободой, конкуренція не могла
бы существовать и мы вскорѣ впали бы въ неподвиж-
ность. „Нѣтъ" говоритъ Жобаръ, „противъ безсрочныхъ
привилегій вы можете выставить постоянную конкурен-
цію новыхъ изобрѣтеній". Это возраженіе, съ перваго
взгляда кажущееся удовлетворительнымъ, падаетъ при
практической его повѣркѣ.
Триптолемъ изобрѣлъ соху, до сихъ поръ еще уиотре-
— 17 3 —
бляемую въ нѣкоторыхъ странахъ. Соха есть орудіе
состоящее: 1) изъ остроконечнаго сошника, насаженна-
го на рукоятку какъ крючокъ на палку и предназна-
чеинаго горизонтально поднимать землю; 2) изъ двухъ
ручекъ, расталкивающихъ на право и на лѣво подня-
тую сошникомъ землю, не перевертывая ее. Триптолемъ
получилъ привилегію на исключительное право фабри-
каціи и продажи этого орудія. Впослѣдствіи несовер-
шенство подобной сохи было доказано. Одинъ земле-
дѣлецъ прибавилъ къ ней орало, предназначенное бо-
роздить землю вертикально, расширилъ сошникъ съ
одной стороны, уничтожилъ одну изъ двухъ ручекъ,
округлилъ и приправилъ другую такимъ образомъ, что
земля, разрѣзанная вертикально ораломъ и горизонталь-
но сошникомъ, обращается вокругъ своей, оси и пере-
вертывается верхъ дномъ. Третій земледѣлецъ ставитъ
соху на колеса и дѣлаетъ нѣкоторыя улучшенія въ
подробностяхъ. Каждый изъ этихъ изобрѣтателей въ
свою очередь патентуется, какъ и первый, и получитъ
безсрочную привилегію на фабрикацію или право без-
прерывной ренты. Но тутъ нужно замѣтить три вещи.
Во. первыхъ, съ земледѣльческой точки зрѣнія, эти
постепенныя улучшенія въ сущности другъ съ другомъ
не конкурируютъ, а только дополняютъ и поддержи-
ваютъ другъ друга: такъ что если усовершенствован-
ный плугъ Матье де Домбаля (ВоіпЪааІе) и значитель-
но лучше сохи Триптолема, то публика, обязанная пла-
тить ренту и тому и другому изобрѣтателю все таки
ничего не выигрываетъ отъ существованія двухъ при-
вилегій, вмѣсто одной. Результатъ будетъ лишь тотъ,
— 174 —
что всѣ изобрѣтатели, трудившіеся надъ улучшеніемъ
устройства плуга вмѣсто того, чтобы пользоваться каж-
дому въ отдѣльности своей идеей, соединятся для фа-
брикаціи плуговъ и сохъ, составятъ товарищество для
снабженія земледѣльческими инструментами всѣхъ странъ,
гдѣ занимаются земледѣліемъ. Или же изобрѣтатели, за
извѣстную плату и съ извѣстнымъ ограниченіемъ, пере-
дадутъ свое право фабрикаціи земледѣльческихъ ору-
дій постороннимъ антрепренерамъ. Такимъ образомъ
явится цехъ, корпорація людей, фабрикующихъ плуги
и сохи. Если вслѣдъ за тѣмъ появится плугъ,
приводимый въ движеніе паромъ, то онъ будетъ хорошо
принятъ: правда въ такомъ случаѣ будетъ однимъ со-
участникомъ больше, но за то увеличится и доходъ
компаніи. Крайнимъ послѣдствіемъ всего этого будетъ
то, что мелкіе земледѣльцы, не будучи въ состояніи
купить плугъ, содержать упряжь и платить поземель-
ную ренту изобрѣтателямъ, принужденные пахать лопа-
той, будутъ раззорены конкуренціей зажиточныхъ земле-
дѣльцевъ. Вопросъ прогресса превращается такимъ обра-
зомъ въ вопросъ капитала: съ одной стороны развитіе
земледѣлія усиливается, съ другой интересы мелкихъ
земледѣльцевъ страдаютъ. Такимъ образомъ промышлен-
ная собственность становится опасною для собственности
поземельной, трудъ становится недоступнымъ для бѣд-
наго; незначительнымъ хлѣбопашцамъ приходится бро-
сать землю, такъ что въ концѣ концовъ тамъ, гдѣ прежде
было сто мелкихъ собственниковъ, явится одинъ бо-
гатый землевладѣлецъ, перъ Франціи, украшенный все-
возможными орденами. Такія гибельныя послѣдствія
— 175 —
могутъ вытекать только изъ существенно ложнаго прин-
ципа.
Другой и послѣдній примѣръ. Гуттенбергъ получилъ
привилегію на изобрѣтенныя имъ подвижныя буквы,
а Фустъ и Шефферъ на изобрѣтенный ими способъ пе-
реливанія шрифтовъ. Естественно, что эти изобрѣтатели
имѣютъ другъ въ другѣ нужду, имъ выгодно составить
ассоціацію. Они получили на вѣчныя времена приви-
легію, на основаніи которой имѣютъ право печатать
книги и отливать шрифты, а также могутъ, за извѣ-
стное вознагражденіе, передавать другимъ лицамъ право'
печатать книги, отливать шрифты, вести торговлю пе-
чатными книгами и типографскими принадлежностями.
Впослѣдствіи въ типографскомъ дѣлѣ является множе-
ство послѣдовательныхъ улучшеній и всѣ частныя усо-
вершенствователи группируются вокругъ перваго изобрѣ-
тателя и такимъ образомъ снова возникаютъ корпора-
ціи, цехи типографовъ, въ которыхъ есть свои мастера,
подмастерья и ученики. Является Зеннефельдеръ и ли-
то’графія, думаете вы, начнетъ конкурировать съ типо-
графіей?—Вовсе нѣтъ; типографы заключатъ договоръ
съ литографами и привилегированный цехъ будетъ съ
тѣхъ поръ называться типографскимъ и литографскимъ.
Поборники свободы жалуются на то привилегированное
положеніе, въ которомъ книжная торговля и книгопе-
чатаніе находятся съ 89 года, но того и не замѣчаютъ,
что дарованіе подобной привиллегіи ничто иное какъ
хитрая полицейская мѣра. Предположите, что интеллек-
туальная собственность уже установлена и правительству
въ этомъ отношеніи не объ чемъ будетъ и заботиться.
— 176 —
Въ системѣ промышленнаго феодализма хозяева-ти-
пографы составляли бы классъ дворянъ, аристократовъ,
которые столько же какъ и самъ король (а пожалуй
даже и больше) заинтересованы въ сохраненіи суще-
ствующаго порядка. Достаточно пустить въ ходъ при-
вилегіи авторскія и типографскія, и эти привилеги-
рованные собственники вполнѣ замѣнятъ и типограф-
скую полицію и цензуру.
Въ газетахъ недавно говорилось о наборщикахъ,
просившихъ возстановить корпораціи и о хозяевахъ ти-
пографій, требовавшихъ цензуры. Побудительною при-
чиною для первыхъ служила конкуренція женщинъ, ко-
торыя появясь во многихъ типографіяхъ въ качествѣ
наборщицъ сбили заработную плату до тѣхъ поръ полу-
чаемую мущинами; въ основаніи же просьбы хозяевъ
лежало опасеніе подвергнуться судебному преслѣдова-
нію. Въ настоящее время мы еще колеблемся, но уста-
новите литературную собственность—и само правитель-
ство, и учоные, и хозяева, и рабочіе сознаются, что мы
возвратились къ феодальному порядку!...
Здѣсь снова я повторю замѣчаніе, сдѣланное мною
выше по поводу изобрѣтенія сохи: примѣненіе ложнаго
принципа всегда влечотъ за собою гибельныя послѣдствія.
Къ чему эта безсрочная монополія въ пользу Гуттенберга
и компаніи? Развѣ основная идея книгопечатанія, а
именно подвижность буквъ, не должна была неизбѣжно
рано или поздно вытечь изъ искусства печатать на твер-
дыхъ, неподвижныхъ доскахъ, которое было извѣстно го-
раздо прежде Гуттенберга, и на которомъ основано книго-
печатаніе Китайцевъ? Развѣ эта мобилизація шрифтовъ
— 177 —
не вытекала й сопігагіо изъ самой ихъ твердости? Развѣ
не таковъ обыкновенный ходъ человѣческаго мышленія,
чтобы постоянно вывертывать всѣ понятія на изнанку,
бросать рутинное воззрѣніе, идти на перекоръ преда-
нію, какъ поступилъ напримѣръ Коперникъ, отверг-
нувъ гипотезу Птоломея, какъ поступаетъ логикъ,
прибѣгающій поперемѣнно то къ индукціи, то къ де-
дукціи, то къ тезѣ, то къ антитезѣ. Что касается до по-
степенныхъ усовершенствованій, то они составляютъ
только развитіе одной основной идеи, такъ же неизбѣжно
изъ нея вытекая, какъ сама она вытекаетъ изъ раз-
рушенія другой, противоположной ей идеи.
То, что сказано мною о книгопечатаніи и земледѣ-
ліи, можетъ быть примѣнено и ко всякому ремеслу, ко
всякой промышленности, ко всякому искусству. Вездѣ
мы видимъ, что одинъ рядъ предпріятій неизбѣжно
влечотъ за собою другой; такъ что еслибы постоянно
примѣнять принципъ присвоенія, то масса народонасе-
ленія была бы въ зависимости отъ нѣсколькихъ со-
тенъ антрепренеровъ и привилегированныхъ мастеровъ,
которые составляли бы аристократовъ въ области про-
изводства, кредита и мѣны. Это было бы равнозначу-
ще установленію давности въ пользу монополіи, но въ
ущербъ разуму. Итакъ принципъ ителлектуальной соб-
ственности ведетъ прямо къ порабощенію разсудка, а
вслѣдъ затѣмъ и къ возстановленію или леновъ, или
общиннаго владѣнія землею, которая повсюду будетъ
объявлена собственностію государства, словомъ къ воз-
становленію господства феодальнаго права. Ни одна про-
мышленность, ни одно ремесло, не смотря на нѣсколько
12
— 178 —
вѣковъ свободы, не можетъ быть вполнѣ обеспечено отъ
монополизаціи. Все это не мѣшаетъ приверженцамъ ин-
теллектуальной собственности быть въ то же время при-
верженцами свободной конкуренціи, свободнаго обмѣна.
Согласите же подобныя противорѣчія.
§ 8. Вліяніе литературной монополіи на общественное
благосостояніе.
•Я, думаю, достаточно объяснилъ, (по крайней мѣрѣ
для каждаго человѣка, мысль котораго не заключена
въ тѣсномъ кругу матеріальныхъ интересовъ) какимъ
образомъ созданіе художественной и литературной соб-
ственности есть ни что иное какъ отрицаніе отъ высо-
кихъ идей, которыя составляютъ достоинство человѣка,
освобождая его отъ рабства предъ потребностями тѣла и
требованіями домашняго хозяйства. Я хочу теперь пока-
зать какимъ образомъ эта же самая собственность ве-
детъ къ усиленію пауперизма.
Въ былое время, которое я еще хорошо помню,
прежде чѣмъ торгашество, съ своими ростовщическими
пріемами, вторглось во всевозможныя отношенія между
различными классами общества, отношенія эти имѣли со-
вершенно другой характеръ. Товары продавались и отпу-
скались, договоры заключались не такъ какъ теперь,
во всемъ было больше мягкости. Каждый мѣрилъ щедрой
рукой, и купецъ, и ремесленникъ, и поденщикъ, и слуга,
никто не щадилъ своего труда. Вѣсы всегда склонялись
въ пользу покупателя; никто не торговался изъ-за пяти
минутъ или изъ-за центиметра; всякій честно, съ из-
быткомъ заработывалъ свое жалованіе или свою поден-
179 —
ную плату. Патроны, антрепренеры, хозяева, съ своей
стороны держались тѣхъ же правилъ въ отношеніи сво-
ихъ рабочихъ, прикащиковъ и слугъ, сверхъ условлен-
ной платы давались еще особыя прибавки на водку,
на булавки. Этотъ обычай сохранился и до сихъ поръ,
но подобныя надбавки въ настоящее время сдѣлались обя-
зательными и считаются составною частью самой платы.
Оптовой торговецъ въ былое время также отмѣривалъ
товаръ щедрою рукою, прибавляя всегда извѣстный
привѣсокъ къ дюжинѣ, къ сотнѣ, къ тысячѣ. Послѣд-
ствіемъ такихъ обычаевъ было положительное увеличе-
ніе народнаго богатства, такъ какъ каждый произво-
дитель, начиная отъ слуги и рабочаго и кончая са-
мымъ богатымъ фабрикантомъ, какъ будто бы подарилъ
обществу Ѵ2%, 1°/о или даже 2% со своего еже-
дневнаго заработка, или удѣлилъ обществу соотвѣтству-
ющую часть своего ежедневнаго дохода. И замѣтьте
притомъ, что подобная щедрость существовала рядомъ
съ духомъ бережливости, такъ какъ роскоши въ это
время вовсе не было, всякій скупился на расходы
на самого себя для того, чтобы быть въ состояніи,
что либо удѣлить другимъ. Въ такихъ принципахъ
крылась причина дешевизны продуктовъ, обществен-
наго благосостоянія и высокаго уровня нравственно-
сти. Въ то время больше трудились и сберегали,
меньше расходовали и меньше грабили, а вслѣдствіе
того всякій сознавалъ, что онъ честный и хоро-
шій человѣкъ и былъ счастливъ. При отсутствіи ску-
пости, не существовало ни нахальства, ни низости; мелкіе
люди не воровали, большіе не грабили; предположенія
— 180 —
антрепренера, отца семейства , всегда оправдывались.
Щедрость въ отношеніи къ другимъ относилась въ
бюджетъ каждаго гражданина. Никто не ошибался въ
своихъ разсчотахъ потому, что условившись въ цѣнѣ и
количествѣ товара всякій зналъ, что неуловимая убыль,
которая неизбѣжно сопряжена со всякимъ производ-
ствомъ, пріобрѣтеніемъ, перенесеніемъ, потребленіемъ и
которая въ случаѣ частаго повторенія можетъ сдѣлаться
обременительною, покрывается тою незначительною сбав-
кою цѣны, которая дѣлалась безъ всякаго разговора.
Все это, какъ легко видѣть, измѣнилось ко вреду
всей страны и каждаго изъ насъ въ отдѣльности. Но-
вое направленіе въ торговлѣ, по которому все высчи-
тывается не только на франки и сантимы, но даже и
на дроби сантимовъ, въ которомъ принято за основное
правило, что время тѣ же деньги и слѣдовательно,
всякая минута имѣетъ свою цѣну; новый духъ мелкаго
торгашества, ловкаго барышничества измѣнилъ условія
общественнаго благосостоянія и нравственности. Отъ ску-
пости мало-по-малу перешли къ мошенничеству. Каж-
дому свое, говоримъ мы, и осуществляемъ эту вѣч-
ную аксіому тѣмъ, что отмѣриваемъ все съ безнадеж-
ною точностію. По честности своей мы ничего не уба-
вимъ, но и не дадимъ ничего, кромѣ условленнаго,
цифрами опредѣленнаго количества. Само собою, что
эта идеальная точность, не осуществимая на дѣлѣ
всегда обращается во вредъ покупателя. Слуга всегда
находитъ, что работаетъ слишкомъ много, по тому жа-
лованію, которое получаетъ; онъ ложится спать и встаетъ
когда ему вздумается, выговариваетъ себѣ право от-
— 181 —
лучаться изъ дому два раза въ мѣсяцъ, требуетъ по-
дарковъ къ праздникамъ, пріобрѣтаетъ въ свою соб-
ственность все то, въ чомъ господину его миновалась
надобность, беретъ въ свою пользу тѣ сбавки, которыя
дѣлаютъ поставщики, словомъ обогащается на счотъ
своихъ господъ. Работникъ и прикащикъ, высчитыва-
ютъ каждую минуту; они ни зачто не войдутъ въ ма-
стерскую до звонка, ни минуты не останутся въ ней
долѣе положеннаго срока; хозяинъ вычитаетъ изъ за-
работной платы за всякій часъ, пропущенный рабочимъ,
за то и рабочій, съ своей стороны, не подаритъ хо-
зяину ни минуты; отъ такой мелочности конечно
страдаетъ дѣло потому, что работа ведется нехотя и
кое-какъ. Отъ надувательства въ качествѣ товара мало-
по-малу переходятъ къ надувательству и въ количествѣ;
всякій старается отнести на. счотъ другаго неизбѣжную
убыль и дефектные экземпляры; дорожа своими трудами
всякій старается обмѣрить, обвѣсить, надуть другаго.
Получивши нечаянно фальшивую монету, никто ее не
уничтожитъ, а всякій старается сбыть другому. Чело-
вѣкъ, котораго нанимаютъ поденно или понедѣльно, на-
дѣясь на его добросовѣстность, попусту тянетъ время.
Работникъ, получающій задѣльную плату, заботится
только о количествѣ, но не о качествѣ продуктовъ и
для того, чтобы сдѣлать болѣе, работаетъ на скоро и
плохо.
Все это неизбѣжно влечотъ за собою такой ущербъ,
который сначала не замѣчается, но современемъ не-
премѣнно проявится въ дороговизнѣ продуктовъ и во
всеобщемъ обѣдненіи. Это все равно, что если бы каж-
— 182 —
дое изъ лицъ, участвующихъ въ производствѣ и об-
мѣнѣ продуктовъ, каждый работникъ или работница,
каждый прикащикъ, каждый чиновникъ и т. д. еже-
дневно кралъ бы у общества цѣнность, равняющуюся
стоимости четверти рабочаго часа. Предположимъ, что
эта четверть часа стоитъ 10 сантимовъ, а производи-
телей во Франціи 25,000,000 въ такомъ случаѣ го-
довая убыль будетъ равняться 912,000,500 франкамъ.
Одно это обстоятельство могло бы служить объясненіемъ
стѣснительнаго положенія страны. Замѣтьте притомъ,
что скряжничая въ дѣлѣ труда, мы съ другой сто-
роны, не жалѣемъ расходовъ на предметы роскоши;
мы именно потому-то и дѣлаемся разсчотливы и скупы,
что потребности наши разрослись. Такимъ образомъ,
вдаваясь въ роскошь, мы мало-по-малу впадаемъ въ
безнравственность и незамѣтно приближаемся къ нищетѣ.
Литература и искусство должны бы стараться под-
держивать и развивать добрые старые обычаи, содѣй-
ствовать созрѣванію и развитію этого драгоцѣннаго сѣ-
мени, кроющагося въ сердцахъ людей. Въ этомъ слу-
чаѣ голосъ писателя или артиста имѣлъ бы автори-
тетъ, такъ какъ произведенія этихъ людей непродажны и
потому имъ всего приличнѣе проповѣдывать умѣренность
и безкорыстіе. Сами подавая примѣръ самопожертвова-
нія они были бы истинными апостолами общественной
благотворительности. Но писатели пойдутъ совершенно
инымъ путемъ когда законъ освятитъ принципъ лите-
ратурной собственности, который поведетъ къ совер-
шенному уничтоженію благороднаго и великодушнаго
элемента въ общественныхъ отношеніяхъ.
— 183 —
Слишкомъ много думая о своемъ талантѣ, сораз-
мѣряя количество требуемаго вознагражденія съ тѣмъ
чрезмѣрно-высокимъ понятіемъ, которое сами они имѣ-
ютъ о своихъ произведеніяхъ, литераторы и художники
только о томъ и мечтаютъ, чтобы быстро нажить себѣ
состояніе. Такъ какъ и общество того же мнѣнія, то
у насъ вмѣсто литературы является промышленность,
удовлетворяющая нашему стремленію къ роскоши и спо-
собствующая развращенію общества.
Журналисту платятъ со строки, переводчику съ ли-
ста, за фельетонъ платятъ отъ 20 до 500 франковъ.
Одинъ изъ моихъ пріятелей упрекалъ Нодье въ томъ,
что онъ испещряетъ нарѣчіями свой растянутый и тя-
жолый слогъ; на это Нодье отвѣчалъ, что слово, со-
стоящее изъ восьми слоговъ, можетъ составить строку,
а строка стоитъ франкъ.
Издатели умѣютъ растягивать строки, увеличивать
шрифты и такимъ образомъ по произволу умножать чи-
сло листовъ и томовъ. Цѣна книги въ настоящее время
опредѣляется уже не количествомъ издержекъ на изда-
ніе съ присовокупленіемъ того вознагражденія, кото-
рое слѣдуетъ автору, но соразмѣряется съ степенью из-
вѣстности сочиненія, со внѣшнимъ видомъ и вѣсомъ
книги. Соблюдая уваженіе къ мыслямъ автора и забо-
тясь о карманахъ подписчиковъ издатель „Исторіи
консульства и имперіи. “ (Ніьѣоіге сіп Сопкпіаі еі сіе
ГЕшріге) назначилъ 2 франка за большой томъ въ 600
и даже въ 900 страницъ. Спекуляторъ, издавшій „Не-
счастныхъ" (Ьез МівогаЪІев), растянулъ на 10 томовъ
и продаетъ за 60 франковъ романъ, который легко
— 184 —
умѣстился бы въ 4 томахъ и могъ бы стоить 12 фран-
ковъ. Изъ этого простаго сближенія можно ясно ви-
дѣть, какъ дѣйствуютъ честные люди и какъ посту-
паютъ барышники.
Въ настоящее время жалуются на то, что вся об-
разованная молодежь ищетъ блистательной карьеры,
что она никакъ не берется за ручной трудъ, что вслѣд-
ствіе этого общественному порядку и добрымъ нравамъ
грозитъ сильная опасность. Думали свалить всю вину
на Грековъ и Римлянъ, но это совершенно нелѣпо.
Виноватъ во всемъ этомъ не Виргилій, не Цицеронъ,
не Демосѳенъ, а тотъ промышленный духъ ли-
тературы, развитію котораго думаютъ положить предѣлъ
установленіемъ безсрочной монополіи. Между тѣмъ какъ
серьозныхъ сочиненій появляется все меньше и меньше,
а произведеній литературно-промышленныхъ — гибель,
литературный міръ переполненъ талантами совершенно
новаго рода. Въ наше время рѣдко пишутъ по вдо-
хновенію; писатель, у котораго встрѣчаются оригиналь-
ныя мысли, облекаемыя въ оригинальныя же формы,
можетъ считаться фениксомъ; за то мы отлично умѣемъ
прикрывать пустоту содержанія формами, заимствован-
ными у великихъ мастеровъ, скопированными съ знаме-
нитыхъ оригиналовъ. Все у насъ продажно, изъ всего
мы умѣемъ сдѣлать ремесло. Мы стоимъ ниже бродягъ,
—мы впали въ проституцію и трудно рѣшить, можно ли
поставить толпу нашихъ голодныхъ литераторовъ выше
тѣхъ несчастныхъ танцовщицъ*, которымъ директора
театровъ платятъ по 2 франка за вечегръ или даже и
ничего не платятъ, такъ какъ онѣ довольны и тѣмъ,
— 185 —
что имѣютъ случай показать публикѣ свои прелести:
эти несчастныя женщины торгуютъ своимъ тѣломъ, но
по крайней мѣрѣ не искусствомъ. Онѣ по крайней мѣрѣ
могутъ сказать съ Лукреціей: Сотри 8 іапіит ѵіоіа-
іит, апітив іпзопв.
§ 9. Общій выводъ. Еще о правѣ собственности.
Книга моя приняла слишкомъ большой размѣръ, но
я далеко еще не все сказалъ.
Мнѣ хотѣлось бы поподробнѣе развить какимъ об-
разомъ, съ установленіемъ интеллектуальной собствен-
ности, торговля и промышленность возвратятся къ це-
ховому устройству; какимъ образомъ и поземельная соб-
ственность, аллодизированная революціею, будетъ увле-
чена общимъ движеніемъ и возвратится къ менѣе
цивилизованной, менѣе соціальной ленной формѣ.
Если дошедшія до меня свѣдѣнія вѣрны, то въ из-
вѣстномъ мірѣ изготовленъ уже проэктъ преобразованія
института поземельной собственности и организаціи боль-
шихъ земледѣльческихъ компаній, которыя сотрутъ съ
лица земли мелкихъ собственниковъ, мелкихъ земле-
дѣльцевъ, подобно тому, какъ общества желѣзныхъ до-
рогъ стерли съ лица земли содержателей дилижансовъ.
Духъ феодализма не совсѣмъ еще угасъ во Франціи,
онъ живетъ въ умахъ самозванныхъ демократовъ, скорѣе
чѣмъ въ умахъ читателей „Французской газеты" и
членовъ общества св. Винцента (81. Ѵіпсепі сіе РаиІ).
Мнѣ слѣдовало бы показать, что такъ какъ Фран-
ція вступила на ретроградный путь, между тѣмъ какъ
— 186 —
другія государства слѣдуютъ совершенно противополож-
ному направленію, то антипатія, разномысліе и враж-
дебность интересовъ необходимо должны проявиться въ
международныхъ отношеніяхъ; что послѣдствіемъ пред-
полагаемой реформы будетъ война изъ-за принциповъ,
въ которой Франція помѣняется ролями съ коалиціей,
такъ какъ первая будетъ защищать феодальное право,
а вторая — свободу и революцію. Ясно, что если во
Франціи будетъ введена интеллектуальная собственность,
т. е. безсрочная монополія, то всѣ международные
трактаты потеряютъ силу и иностранный трудъ, не
стѣсняемый никакими привилегіями, безвозмездно поль-
зуясь нашими открытіями, будетъ находиться въ луч-
шемъ положеніи, чѣмъ трудъ у насъ, во Франціи. Для
того, чтобы подобное положеніе дѣлъ не повело къ
войнѣ, нужно, или чтобы иностранныя государства со-
гласились возвратиться къ феодальной системѣ, или
чтобы Франція отмѣнила только что установленный ею
законъ и возвратилась на путь свободы.
Сокращая свои разсужденія, сдѣлаю выводъ:
а) Нѣтъ и не можетъ быть литературной собственности,
аналогичной собственности -поземельной. Установленіе ли-
тературной собственности противорѣчитъ всѣмъ принци-
памъ политической экономіи, такъ какъ ея нельзя вы-
вести ни изъ понятія продукта, ни изъ понятій мѣ-
ны, кредита, капитала и процента. Услуга пи-
сателя, если разсматривать ее съ точки зрѣнія эконо-
мической и утилитарной, непремѣнно заставляетъ под-
разумѣвать существованіе между авторомъ и обществомъ
договора мѣны услугами и продуктами, а изъ этого
— 187 —
обмѣна вытекаетъ то положеніе, что по вознагражденіи
писателя назначеніемъ въ пользу его срочной приви-
легіи, литературное произведеніе становится собствен-
ностью общества.
б) Къ сферѣ интеллектуальной непримѣнимъ прин-
ципъ завладѣнія; въ эту сферу не допускается эгоизмъ
и продажность. Религія, правосудіе, наука, поэзія, ис-
кусство, теряютъ все свое значеніе, какъ только они
дѣлаются объектомъ торга, потому что ихъ распредѣ-
леніе и вознагражденіе подчинены совершенно другимъ
правиламъ, чѣмъ распредѣленіе и вознагражденіе про-
мышленныхъ продуктовъ.
в) Что касается до политической и экономической
системы, то признаніе принципа завладѣнія имѣло бы
на нихъ гибельное вліяніе. Оно повело бы къ возста-
новленію ненавистной народамъ системы, которая въ
настоящее время приняла бы еще худшій видъ, такъ
какъ въ былое время -время- она основывалась на ре-
лигіи, а теперь была бы построена на матеріализмѣ
и всеобщей продажности.
Послѣ всего этого выслушайте, что я вамъ скажу,
вы, трусливые и простоватые буржуа и собственники,
которымъ монополія, какъ знаменитый котъ въ сапо-
гахъ въ сказкѣ Перро, кричитъ: „Если вы отвергнете
интеллектуальную собственность, если вы не скажете,
что литературная собственность есть такая же собствен-
ность, какъ и всякая другая, то и ваша поземельная
собственность будетъ лишена всякой опоры, явятся дѣ-
лилыцики и всѣхъ васъ ограбятъ;"—слушайте же, что
я вамъ скажу:
— 188 —
Двадцать три года тому назадъ я отнесся къ праву
собственности, что называется, критически. Надѣюсь,
что критика эта была обстоятельна и добросовѣстно
составлена. Я могъ ошибаться, скромность прилична
человѣку, у котораго столько враговъ; но и въ этомъ
случаѣ велика-ли моя вина? Составляя свое критическое
изслѣдованіе, которое, надѣюсь, было на столько само-
стоятельно, на сколько вообще можетъ быть критика,
которымъ я гордился, потому что видѣлъ въ немъ ис-
ходную точку соціальной науки, путь къ примиренію
сословій и задатокъ лучшаго государственнаго устрой-
ства, я старался не выходить изъ предѣловъ критики,
не требовалъ экспропріаціи собственниковъ, вооружался
противъ коммунизма, рискуя такимъ образомъ бріть об-
виненнымъ въ непослѣдовательности, лицемѣріи, 'двое-
душіи. Я доказывалъ лишь то, что наша практиче-
ская философія совершенно еще новая наука, что если
мы отреклись отъ феодальныхъ учрежденій, то все-таки
еще государственное устройство наше не вполнѣ удовле-
творяетъ требованіямъ свободы; что экономическое наше
положеніе’ еще хуже политическаго; что всѣ наши свѣ-
дѣнія по части соціальной экономіи и государственнаго
управленія ограничиваются тѣмъ, что мы видимъ въ
нихъ бездну противорѣчій; что, разрушивъ старый по-
рядокъ, мы еще не приступили къ установленію новаго;
что даже самыя почтенныя изъ нашихъ учрежденій въ
сущности все-таки созданія нашего злаго генія; что все
это—есть неизбѣжное послѣдствіе того революціоннаго
положенія, въ которомъ мы находимся, и которое слу-
житъ предвозвѣстникомъ зарожденія новаго права, но-
— 189 —
вой философіи, въ которыхъ прошедшее примиряется
съ будущимъ, которыя положатъ прочное основаніе на-
шему благополучію и славѣ.
Все это было сказано мною по искреннему убѣжде-
нію; я былъ увѣренъ, что сообщая публикѣ свои мысли—
осуществляю свое право и даже выполняю свою обя-
занность; самого меня, болѣе чѣмъ кого-либо другаго,
изумили тѣ положенія, къ которымъ привелъ меня тща-
тельный анализъ вопроса. Если я ошибся, и если вы,
почтенные буржуа, столько же увѣрены въ этомъ въ
настоящее время, какъ пятнадцать лѣтъ тому назадъ,
то простите меня во имя философской терпимости и
свободы мнѣній, допускаемой нашими законами. Не-
ужели весь этотъ споръ объ авторскихъ правахъ не
привелъ еще васъ къ убѣжденію, что нужно бояться
педантскаго невѣжества, а не свободнаго излѣдованія;
что люди, возстающіе противъ моей критики и объя-
вляющіе себя защитниками права собственности, въ сущ-
ности, понимаютъ .дѣло гораздо хуже, чѣмъ я пони-
малъ его въ 1840 г., такъ какъ они приводятъ до-
воды, двадцать разъ опровергнутыя, которыя больше
всего компрометируютъ принципъ права собственности.
Въ настоящее время меня преслѣдуетъ другая мысль,
которую вы можете, пожалуй, тоже отнести къ области
галлюцинацій, но консервативнаго направленія которой
вы не будете въ состояніи скрыть. Мнѣ кажется, что
праву собственности, подъ бременемъ государственнаго
долга въ 20 милліардовъ, бюджета въ 2 милліарда,
возрастающей централизаціи, закона объ экспропріаціи
по требованіямъ общественной пользы, которымъ нѣтъ
— 190 —
никакихъ границъ, при такомъ законодательствѣ, кото-
рое вводя принципъ безсрочности литературной монопо-
ліи идетъ къ возстановленію феодальной системы; пра-
ву собственности, которое отстаивается неловкими
адвокатами, которое угнетается барышничествомъ, и
беззащитно отъ всевозможныхъ продѣлокъ шарлатан-
ства; праву собственности, не смотря на энергическую
защиту со стороны правительства, грозитъ большая
опасность, чѣмъ въ 1848 году.—„Къ чему сословіе
собственниковъ въ Парижѣ?" такое названіе но-
сила одна брошюра, вышедшая нѣсколько лѣтъ тому
назадъ, которая была пробнымъ камнемъ особой секты,
своими ловкими продѣлками влекущей нашу слѣпую
націю къ промышленному халифату. Настанетъ, и очень
скоро, время, когда вы услышите и другой вопросъ:
“къ чему сословіе собственниковъ во Фран-
ціи?» Тогда то, какъ въ 1848 г., праву собственно-
сти придется искать новыхъ спасителей, а спрашивается
гдѣ же оно найдетъ ихъ, если противъ него возстаютъ
тѣ самые люди, которые его прежде защищали?... Я
думаю, что тогда то и настанетъ время для критиче-
скаго соціализма, которымъ .васъ столько разъ страща-
ли , обнародовать свои выводы и разрѣшивши страш-
ную задачу, принять на себя защиту права собствен-
ности. Будьте покойны, защита критическаго соціализ-
ма будетъ для права собственности самою дѣйствитель-
ною защитою, которая поставитъ его на твердую поч-
ву. Дѣло обойдется безъ всякихъ издержекъ съ вашей
стороны и безъ всякихъ уступокъ со стороны нашей
отверженной касты.
— 191 —
Критика, очищая, провѣтривая идеи, прежде чѣмъ
передаетъ ихъ публикѣ, не требуетъ за это никакой
привилегіи. Она идетъ прямой дорогой, увѣренная въ
своей логичности, никогда не пятится назадъ и не
впадаетъ въ противорѣчія. Она независтлива, она за-
ботится не объ одной только славѣ, не объ одной
своей личной выгодѣ; отводя всему надлежащее мѣсто,
она отдаетъ каждому должное. Поэтому-то она стоитъ
за раздѣленіе земли между частными владѣльцами, но
возстаетъ противъ установленія интиллектуальной соб-
ственности.