АКАДЕМИЯ НАУК С- ССР
НАУЧНО-ПОПУЛЯРНАЯ СЕРИЯ
Д. Е. МИХНЕВИЧ
ОЧЕРКИ ИЗ ИСТОРИИ
КАТОЛИЧЕСКОЙ
РЕАКЦИИ
(Иезуиты)
'ЧВО АКАДЕМИИ НАУК СССР
\
М О С К В А - 1 9 5 3

Ответственный редактор
член-корреспондент Академии Наук СССР
С. Д. СКАЗКИН

ВВЕДЕНИЕ
В наши дни титанической борьбы народов за мир, за
демократию, за социализм Ватикан снова и снова
выступает как ожесточенный враг сотен миллионов простых
людей, друг и слуга американских, английских и прочих
поджигателей войны, пособник
империалистов-толстосумов, для которых чужие кровь и слезы, несчастия и
страдания — источник вожделенных максимальных прибылей.
В антидемократическом лагере Ватикану отведено
немаловажное место. Это объясняется и особым —
международным, вернее, космополитическим характером
организации католической церкви и наличием у нее
колоссальных богатств, многочисленной агентуры в разных странах,
прочных связей с наиболее реакционными кругами
капиталистического мира. Особенно же то ценят
империалисты, что Ватикан и руководимые им церковные
организации обладают огромным, многовековым, тысячи раз
проверенным опытом духовного закабаления народных масс,
их одурманивания опиумом религии в интересах
эксплуататорских классов.
Через всю историю феодального и капиталистического
общества проходит эта католическая реакция. Уже много
столетий прогрессивные движения масс и выступления
передовых мыслителей неизменно наталкиваются на
свирепое сопротивление католической церкви.
Так было еще в ту далекую пору, когда полный сил
феодализм испытывал первые удары антикрепостнических
народных движений, на которые церковь ответила в XIII в.
созданием своего кровавого судилища — инквизиции. Так
было и позже, потому что, несмотря на ужасающий террор
императоров, королей и римских пап, прогрессивные
народные движения против крепостничества и его
оплота — католической церкви усиливались из века в век. Так
3

было и во времена буржуазных революций в Западной
Европе, когда на смену безжалостной феодальной
эксплуатации шла не менее жестокая, но прикрытая
лицемерными демократическими фразами эксплуатация
буржуазная, против которой поднялось могучее освободительное
движение рабочего класса. В смертельном страхе перед
пролетарской революцией, несущей конец всякому
угнетению и всякой эксплуатации, католическая церковь —
в прошлом многовековая опора феодальных порядков —
решительно стала на защиту капитализма, с которым
успела крепко связать себя экономическими и
политическими узами.
«Социальные принципы христианства,— писал Карл
Маркс,— оправдывали античное рабство, превозносили
средневековое крепостничество и умеют также...
защитить... современное угнетение пролетариата» 1.
В 1848 г. в первых строках «Манифеста
Коммунистической партии» Маркс и Энгельс написали вещие слова
о бродящем по Европе призраке коммунизма. Первым
среди заклятых врагов коммунизма великие учители
рабочего -класса назвали римского папу. Это был Пий IX,
восседавший на папском престоле с 1846 по 1878 г.,
лютый враг всего передового, смертельно ненавидевший
быстро развивавшееся революционное социалистическое
движение рабочего класса.
Вся деятельность нынешнего папы, Пия XII, также
сводится к попыткам парализовать пролетарское
революционное движение, «уничтожить коммунизм», повернуть
ход истории далеко назад, возродить средневековое
варварство и мракобесие. Но не только Ватикан лелеет такие
мечты: о том же бредили Гитлер и Муссолини, тем же
одержимы их политические потомки — современные
агрессоры и поджигатели войны, с которыми Ватикан состоит
в открытом теснейшем союзе во имя непримиримой борьбы
против коммунизма, Советского Союза и стран народной
демократии, против всего прогрессивного в мире.
Ватикан— центр католической реакции, один из крупнейших
международных центров реакции империалистической,
возглавляемой в наше время монополиями США.
Ватикан — неутомимый организатор контрреволюции в тех
1 К. Маркс и Ф. Э н ге л ь с-^- Соч., т. V, стр. 173.
4

странах, где он имеет свои глаза и уши, своих агитаторов,
провокаторов и шпионов — реакционных священников
и монахов.
Ударной силой Ватикана в этой ожесточенной
антинародной борьбе является вымуштрованная папская
гвардия — «Общество Иисуса», орден иезуитов.
Буржуазный антиклерикализм, спасающий религию
при помощи нападок на «плохих» церковников, создал
своеобразную «страшную» легенду об иезуитах: они-де
ведут в церкви самостоятельную политику, церковь и папа
для них — только прикрытие, начальник иезуитского
ордена могущественнее самого папы и диктует ему
церковную политику и т. д. и т. п. Выступления
буржуазных антиклерикалов против иезуитов означают, в
сущности, лишь стремление «очистить» церковь от этой давно
дискредитировавшей себя организации — «очистить»,
чтобы укрепить.
Противопоставлять иезуитский орден всей
католической церкви значило бы совершить большую ошибку. Весь
смысл существования «Общества Иисуса» именно в том,
чтобы всемерно укреплять влияние католической церкви
и власть римских пап. Разоблачение иезуитского ордена
тем и полезно, что оно означает раскрытие наиболее
неприглядных сторон истории, политики и
мировоззрения всей католической церкви.
Иезуитизм — одно из самых зловещих ее порождений.
За четыре века своего существования орден иезуитов
стяжал себе мрачную известность как оплот черной реакции,
самого закоснелого мракобесия, самой гнусной
безнравственности. На всех языках и у всех народов, среди которых
когда-либо появлялись питомцы «Общества Иисуса»,
в слове «иезуит» воплощено представление о коварстве,
лицемерии, предательстве, тайных злодействах.
Римские папы не раз объявляли орден иезуитов цветом
и гордостью католической церкви, а их преступления —
величайшими «подвигами веры». Основатели,
руководители, идеологи этого ордена всячески превозносятся
Ватиканом, некоторые из них даже причислены к «лику
святых». При всем том папы, наверное, очень желали бы,
чтобы многие из хваленых иезуитских «подвигов» оставались
неизвестными миру: велики услуги, оказанные иезуитами
папству, но велик и позор, которым они себя покрыли.
5

Однако временами, как было, например, в 1940 г., по
случаю четырехсотлетия их ордена, иезуиты
подробнейшим образом обозревают и всячески превозносят его
«успехи». В их изображении изувер Лойола и его
последователи предстают как смиренные труженики и
благочестивые мыслители, мудрые мужи наук и искусств, «воины
христовы», сражающиеся со злом примерами своей
богоугодной жизни. Во всех католических церквах толпы
хористов в дни юбилея ангельскими голосами славили этих
«подвижников», тысячи проповедников повествовали об
их мнимых заслугах...
Какая же адская музыка получилась бы, если бы
к хору похвал примешалось хоть по одному крику, хоть по
одному стону тех миллионов несчастных, которые за
четыре века по вине иезуитов испытали все ужасы пытки
и казни на костре, кто был ими ограблен, обесчещен,
тайно отравлен или зарезан, кто видел, как его сочинения
палач по иезуитскому навету и приговору швыряет
в огонь! Словами пушкинского Скупого рыцаря можно
было бы сказать, что если бы пролитые жертвами
иезуитов
...слезы, кровь и пот...
Из недр земных все выступили вдруг,
То был бы вновь потоп...
Неисчислимы преступления иезуитского ордена,
совершенные им в течение столетий для укрепления власти
римских пап. Историю иезуитов в изобилии наполняют
бешеная травля всего передового, кровавый религиозный и
политический террор, исступленный обскурантизм,
клевета и вероломство, провокации и демагогия, разжигание
фанатизма, последовательное, тонко обдуманное
развращение людей, порабощение колониальных народов,
властолюбие под маской «христианского смирения»,
безмерная алчность, наглая фальсификация науки и многое,
многое подобное* творимое, как гласит лицемерный девиз
иезуитов, «для большей славы божьей» (ас! та^гет Бе1
§1опат) 1.'
1 Задача этой книги — разоблачить иезуитизм как проявление
наиболее мрачной и бесчеловечной католической реакции в
прошлом и настоящем. Было бы поучительно провести при этом
'побольше аналогий между иезуитизмом и политической практикой
6

Того, о чем молчат апологеты ордена, не вытравить из
памяти человечества. Потому-то иезуиты всегда
предпочитают появляться под самой смиренной личиной.
Что же представляет собой иезуитский орден сейчас?
Повидимому, это один из самых крупных орденов
католической церкви. В нем около 30 тысяч членов. Из них, по
сведениям за 1946 г., в США находятся 6 282, в
Испании— 4 973, во Франции — 3 100, в странах Латинской
Америки — 2 540, в Италии — 2 353 и т. д.
При своем возникновении этот орден состоял всего
лишь из семи человек. Очень скоро число иезуитов
сильно выросло, однакр впоследствии «Общество Иисуса»
запрещалось — ив отдельных странах и повсюду; это,
понятно, сокращало его численность, и если сейчас орден
все-таки объединяет десятки тысяч специально
вымуштрованных монахов, не считая поистине не поддающихся
подсчету тайных, «светских» иезуитов,— значит Ватикан
и вся мировая реакция крайне дорожат этим преступным
сообществом.
Сейчас и у десятков тысяч иезуитов дела довольно. Эта
черная рать проникает во все щели буржуазного общества.
Современная антинародная деятельность Ватикана
направляется иезуитами, В их руках — папская разведка
к внешняя политика, они занимают руководящие места
в учреждениях Ватикана, ведающих миссиями и всей
церковной пропагандой, католическими низшими и средними
школами, университетами, массовыми организациями
церкви, ее. цензурой, прессой, радиовещанием,
кинопроизводством и «научными» центрами. Именно иезуиты
возглавляют пресловутый «крестовый поход» Ватикана против
других — христианских и нехристианских — церквей и сект, если бы
частые сравнения не заставляли слишком далеко отвлекаться
от главной темы. Необходимо, однако, подчеркнуть здесь, что в
иезуитизме проявляются реакционнейшие черты всякой религии.
Объясняется это общей социальной природой всех религий, тем, что
все они — опиум народа. Все, чем навеки опозорено «Общество
Иисуса», в разные времена в разной (подчас и в равной) степени
было свойственно всем религиозным организациям. Гонение на
'передовых людей, истребление их по мере сил, свирепая вражда ко
всякому свободомыслию, к подлинной демократии, к социализму и
коммунизму, фальсификация науки и т. д.— все, перечисленное
выше и составляющее историю этого преступного общества,
найдется также в истории различных других церквей и сект, где бывали
свои Торквемады и Лойолы, свои палачи и мракобесы.
7

Советского Союза. К их ордену тянутся нити многих
подлых заговоров против СССР и стран народной
демократии. Иезуиты задают тон непрекращающейся
клеветнической кампании Ватикана против коммунизма.
Все это они предпочитают делать, оставаясь в тени,
так как знают, что честные люди мира стоят за мир и
демократию, против всяческого мракобесия и
человеконенавистничества.
Как непохожа современная «скромность» иезуитов на
их поведение в прежние времена! Встарь они всячески
афишировали себя. К столетию своего ордена (1640 г.)
они издали в Амстердаме большую книгу под
широковещательным заголовком: «Картина первого века
«Общества Иисуса»». В этом сочинении, полном беззастенчивой
саморекламы, говорилось, что к «Обществу Иисуса»
вполне приложимо пророчество библейского Исайи:
«Цари... и царицы... лицем до земли будут кланяться тебе
и лизать прах ног твоих... Ты будешь насыщаться молоком
народов и груди царские сосать будешь... И народ твой...
навеки наследует землю».
«Навеки наследовать землю», т. е. победить в борьбе
с быстро крепнувшими антифеодальными силами,
увековечить гнет крепостников и попов, добиться для пап
безраздельного владычества над миром,— на меньшее тогда
иезуиты не соглашались.
С тех пор прошло более трехсот лет; утекло много
крови, пролитой с помощью иезуитов, и много «молока
народов», которое они всегда были мастера извлекать.
И сейчас ненавистное всем честным людям «Общество
Иисуса» возлагает надежды уже не столь на это
«молоко», сколь непосредственно на «груди царские», вернее —
на щедрость господствующих классов капиталистического
мира, а прежде всего — на мошну американского
«Желтого Дьявола». Иезуиты «лижут прах ног его» и
благоденствуют под крылышком монополий, которые для них
не жалеют золота, потому что хорошо знают, с кем имеют
дело.
Орден иезуитов владеет огромными богатствами. Через
подставных лиц он в капиталистических странах
контролирует целые отрасли промышленности и направляет
деятельность многих акционерных обществ и страховых
компаний. Капиталы этого ордена помещены в крупнейшие
8

компании, занятые производством вооружения и разжи
гающие военную истерию. В свое время", состоя в тесной
дружбе с фашистскими правительствами Италии.и
Германии, иезуиты сумели нажить золотые горы. Под
контролем иезуитов находятся богатейшие банки Италии,
Испании, Латинской Америки и других стран. Благодаря всему
этому иезуитский орден имеет возможность подкупать
буржуазных политиков, финансировать реакционные
политические партии, оплачивать'услуги продажных газет,
обучать шпионов и диверсантов.
Разумеется, орден не публикует своих балансов. По
старинной ватиканской традиции он из всех своих темных
дел едва ли не самой глухой завесой старается прикрыть
дела финансовые. Сколько именно денег и откуда именно
он получает — «тайна сия велика есть», и приоткрывать
ее удается лишь по косвенным данным. Однако яркий свет
на это бросают проникшие в печать сведения, что 80%
своих доходов Ватикан получает сейчас от монополий
Америки. В папскую казну попадает немалая часть тех
сотен миллионов долларов, которые открыто и негласно
ассигнуются из государственного бюджета США на
диверсии, провокации, шпионаж в миролюбивых странах, на
антикоммунистическую, антидемократическую и расовую
травлю, на борьбу против движения сторонников мира,
а многочисленные судебные процессы в странах народной
демократии над реакционной католической поповщиной,
как и другие неоспоримые факты, свидетельствуют, что
потоки долларов попадают в папские сундуки в виде
платы и за преступления ордена иезуитов.
История этого ордена раскрывает самую сущность
папской идеологии и политики во всем их отвратительном
виде.
Краткому обзору его истории и посвящены эти очерки.

Г л а в а 1
КАТОЛИЧЕСКАЯ ЦЕРКОВЬ К НАЧАЛУ XVI ВЕКА
Орден иезуитов возник в 1540 г. Для феодализма
золотой век оставался тогда уже в далеком прошлом.
Феодальный базяс успел потерять свое былое прогрессивное
значение и превратился в тормоз общественного развития.
Силы, которым суждено было стать могильщиками
феодального строя, зрели в его недрах и очень
ощутительно давали себя знать во всех областях жизни.
Складывались элементы нового, капиталистического базиса.
Уже прогремели первые громы наступившей эпохи
буржуазных революций.
Данная Энгельсом знаменитая характеристика той
эпохи отмечает возникновение крупных монархий,
созданных королевской властью, которая при поддержке
горожан сломила мощь феодального дворянства. В годы
Великой крестьянской войны выступили против феодализма
«предшественники современного пролетариата с красным
знаменем в руках и с требованием общности имущества
на устах» — Энгельс имел в виду «народную реформацию»
в Германии, возглавленную Томасом Мюнцером.
Подготовлявшееся таким образом крушение
феодального базиса, естественно, сопровождалось кризисом
феодально-католической культуры; это была эпоха
своеобразного «возрождения» жизнерадостного античного
искусства, литературы, науки, эпоха гуманизма.
Рождались новая наука, новая литература, новое искусство.
«Рамки старого «огЫз {еггагшп»,— писал Энгельс,—
были разбиты; только теперь, 'собственно, была открыта
земля и были заложены основы для позднейшей мировой
торговли и для перехода ремесла в мануфактуру,
которая, в свою очередь, послужила исходным пунктом для
ч0

современной крупной промышленности. Духовная
диктатура церкви была сломлена...
Это был величайший прогрессивный переворот из всех
пережитых до того времени человечеством...» К
Энгельс писал далее, что эта эпоха нуждалась в
титанах и породила титанов «по силе мысли, страсти и
характеру, по многосторонности и учености». Мужественные
народные вожди; бесстрашные мореплаватели, впервые
проникавшие в отдаленнейшие уголки земли; новаторы —
исследователи природы, бросавшие вызов церковному
мракобесию и мертвым традициям в науке; передовые
философы, отказу от своих убеждений предпочитавшие
смерть на кострах; замечательные реалистические
художники слова, кисти и резца — все они остро чувствовали
новое, смело шли ему навстречу, в той или иной мере
становились его провозвестниками и идеологами, облегчали
его проявление и развитие; «кто словом и пером, кто
мечом, а кто и тем и другим вместе» пробивали они пути
более прогрессивному, буржуазному общественному
строю, способствовали упадку и разложению феодального
базиса и его идеологии.
В другом лагере им во всеоружии противостояли всё
еще мощные силы старого мира. Гус был заживо сожжен
озверелой поповщиной, и Мюнцер сложил голову на плахе
феодалов-карателей; Колумба травили догматики, тупо
и злобно твердившие о невозможности существования
антиподов и запугивавшие его адской бездной, которая
будто бы должна была разверзнуться на его пути к западу;
Галилею до самой смерти не удалось вырваться из
инквизиторских когтей; Бруно — благородный мученик,
брошенный в огонь во славу католического бога, как живой факел
освещал трудный путь развития материалистической
философии; могучих художников-реалистов окружала
и давила мертвечина иссушающего, бездушного и
безрадостного церковного искусства.
Мертвое на каждом шагу хватало живое...
На пути к созданию новой науки и культуры каждая
пядь была взята с боем и залита кровью. Восхищаясь
жизнерадостной литературой, живописью и скульптурой
эпохи Возрождения, ее великолепными новыми храмами
1 Ф. Энгельс— «Диалектика природы». М., 1950, стр. 3—4.
11

и дворцами, нельзя забыть, что на площадях перед этими
храмами еще долго, как встарь, пылали костры
инквизиции, что и новые папские дворцы были средоточием
злейшей реакции.
Не тотчас сказывались последствия многих замечатель-.
ных событий, которыми так богато было то время.
Великие открытия совершались в тиши кабинетов и в дальних
экспедициях смелых мореходов, этих колоритных
представителей своей эпохи, соединявших в себе пытливость
ученых с расчетливостью купцов, а подчас также с
пиратской жестокостью и авантюризмом людей, которым на
родине нечего терять, кроме перспективы попасть на
виселицу. Ближайшие современники не всегда могли хорошо
увидеть и вполне оценить прогрессивное значение этих
открытий. «Крот истории» делал свое дело молча,
исподволь подрывая устои феодализма и подготовляя
титанические потрясения старого мира, которому все еще казалось,
что будущее принадлежит ему.
Пока первая экспедиция Колумба приближалась к еще
неведомым берегам Америки, на папском престоле
поудобнее устраивался только что избранный Александр VI
Борджиа, один из гнуснейших преступников, когда-либо
возглавлявших католическую церковь, вероломный,
алчный мракобес, «чудовище разврата», как назвал его
Маркс; пока Васко да Гама заканчивал первое морское
путешествие вокруг Африки в Индию, флорентийские
инквизиторы готовили смертный приговор монаху
Савонароле, ненавистному им своими демократическими
проповедями, обличениями поповских пороков и требованием
ограничить власть пап; пока нюрнбергская типография
набирала знаменитое сочинение Коперника, для отвода
глаз посвященное папе Павлу III, этот папа вводил в
Италии инквизицию по ужасному испанскому образцу...
Выход книги Коперника означал, что «исследование
природы по существу освободилось от религии» 1; однако
католическая церковь еще^ долго терроризировала
передовых ученых. В год, когда'увидела свет эта книга,
которой суждено было произвести переворот в науке,
французская поповщина добилась того, что огонь поглотил
сочинения атеиста Доле, а еще через три года был отправлен
Ф. Энгельс — указ. соч., стр. 153.
12

на костер и их автор. И относительно Коперника нет
никакого сомнения, что церковь разделалась бы также
с ним, проживи этот гениальный сын польского народа
хоть немного дольше. Для этого она имела довольно
средств. Кроме костров и кровавых расправ, были еще
бескровные — вроде той, которая почти через два
десятилетия постигла Везалия К
И все-таки новое крепло, росло, развивалось и
готовило себе победу.
Более глубокие перемены, происходившие в самом
базисе общества, не так бросались в глаза, как эта острая
борьба в области идеологии, являвшаяся отражением
жесточайших классовых боев и в свою очередь сильно
влиявшая на ход борьбы классов. К чему вели быстро
развивавшиеся события, какие новые производственные
отношения неминуемо должны были в конце концов
-сложиться на развалинах пока еще достаточно сильного
феодализма, этого, конечно, никто не мог тогда знать; но
то, что старый мир переживает серьезный кризис,
чувствовали все.
Владыки феодального мира подняли в защиту своих
классовых интересов все силы, способные
противодействовать развивавшимся буржуазным отношениям и
громить революционные элементы, прежде всего «боевую
армию буржуазии» — угнетенное и восстававшее
крестьянство. Против крестьян и городских антифеодальных
элементов короли и князья двинули армии своих
наемников и пустили в ход самые зверские средства массового
истребления, поражающие огромными масштабами
применения и едва ли не еще более — неистощимой холодной
1 Затравленный поповщиной создатель научной анатомии Веза-
лий был послан «замаливать грехи» в далекую Палестину и погиб
на обратном пути. Церковь ненавидела Везалия за то, что его
классические исследования «оскорбляли величие бога»,— ведь бог
творил человека по своему образу и подобию! С этой точки зрения,
анатомировать труп чуть ли не значило копаться во внутренностях
самого бога. Церковь вполне удовлетворялась другими «анатомами»,
чудовищно изощрившими свое ремесло: во славу божию на
бесчисленных эшафотах под гнусавое пение монахов заплечные мастера
умели так ловко рассекать и вспарывать тела еретиков, что жертва,
уже 'превращенная в трепещущий ком кровавого мяса, с перебитыми
костями, перерезанными суставами и вывороченными наружу
внутренностями могла мучиться часами.
13

изобретательностью палачей. Католическая церковь
освящала этот террор и сама участвовала в нем.
Карательское рвение церкви объяснялось се особым
положением в феодальном мире.
Средневековая Европа представляла собой хаос
больших, малых и мельчайших государств, находившихся
в почти беспрерывных войнах друг с другом. Короли,
князья и епископы боролись за земли, за награбленные
соседями богатства, за крестьян, за господство на
международных торговых путях. Враждовали между собой
и мелкие хищники-феодалы — за спорные деревушки, за
рыбные места на реках, за участки дорог, чтобы драть
пошлину с проезжих; из поколения в поколение завеща-
лась месть врагам-соседям за поношения дворянской
«чести». Эту стаю по-волчьи вцепившихся друг другу в
глотку крепостников низшего ранга объединяла, однако,
необходимость искать покровительства у их общих владык, а
последние в свою очередь были обязаны повиновением еще
более высокопоставленным и могущественным сеньёрам.
На всех ступеньках феодальной иерархической
лестницы шла ожесточенная грызня. Но не эти распри были
главным противоречием эпохи. Основную черту
феодализма составляла классовая борьба между крепостниками
и крестьянами. Феодалы применяли в ней, кроме
кровавого террора, все средства духовного закабаления
крестьянства, и здесь неоценимые услуги оказывало им
католическое вероучение.
Церковь была самым мощным феодальным
учреждением. Ей принадлежала по крайней мере треть всего
католического землевладения. Высшее католическое
духовенство издавна получило меткое название князей церкви.
Это и в самом деле были крупнейшие феодалы. Построена
была церковь строго иерархически. Ее влияние
усиливалось тем, что господствующей формой идеологии была
тогда религия и что многие антагонизмы в общественной
жизни имели поэтому религиозный оттенок: так,
политические и экономические противоречия между
государствами Западной и Восточной Европы воспринимались
народными массами как борьба между католицизмом
и православием; точно так же окрашивался в религиозные
тона антагонизм между христианской Европой в целом
и мусульманским Востоком.
14

Особое положение католической церкви в феодальном
мире объясняется также ее космополитическим
характером. Централизованная и подчиненная римскому папе как
высшему авторитету, она много веков занимала прочные
позиции в экономике, политике и культурной жизни всех
западноевропейских стран. Обладая огромным влиянием
в этих странах, она в то же время оставалась независимой
от светских законов.
Когда Энгельс говорит, что средневековая церковь
была «наиболее общим синтезом и наиболее общей
санкцией» * феодального строя, это надо понимать именно
в том смысле, что в собственности, иерархии,
организационном строении, учреждениях, идеологии католической
церкви воплотились, как бы кристаллизовались
характернейшие черты отношений между классами и людьми эпохи
феодализма; естественно, что церковь санкционировала
существующий строй своим учением о богоустановленно-
сти и вечности феодальных отношений.
Все это как бы ставило ее в центр экономической
и политической жизни средневековья, делало ее оплотом
всех сил феодальной реакции и навлекало на нее
неукротимый гнев и ненависть эксплуатируемых народных масс.
Нельзя должным образом оценить силу этой ненависти,
если не вспомнить, что духовный гнет церкви веками
поддерживали и страшная инерция древней привычки
смиряться перед авторитетом папства, и свирепые светские
законы, и инквизиция, и все прочие средства феодального
террора. Чтобы вызвать такие взрывы ярости масс против
католического паука-крестовика, нужно было, чтобы
и она — эта ярость — вопреки всему накоплялась и зрела
веками.
Так и было.
До XVI в. христианская церковь уже просуществовала
полтора тысячелетия. Все это время она, конечно, не могла
оставаться одинаковой. Проповедники многочисленных
средневековых сект, выступавшие против хищного и
ненасытного папства, всегда противопоставляли ему
идеализированную церковь первых христиан. Учения всех сект того
времени проникнуты убеждением в том, что церковь
«испорчена» себялюбивым, корыстным и развратным
1 Ф. Энгельс — «Крестьянская война в Германии». М., 1952,
стр. 34.

духовенством, которое служит не богу, а «Маммоне» и
попирает демократические раннехристианские традиции.
Эти проповедники приукрашивали раннее
христианство; но все же нельзя отрицать, что в начальный период
своей истории эта религия, действительно, отражала
многие стремления эксплуатируемых масс Римской
империи — главным образом рабов, доведенных до крайнего
отчаяния бесчеловечным гнетом рабовладельцев. Мечты
эти не отличались ясностью в деталях, но их вполне
очевидный демократический и революционный дух должен
был приводить угнетателей в трепет: в памяти у всех тогда
еще отчетливо жили картины и предания недавних
восстаний рабов, и имя погибшего Спартака грозно напоминало
господствовавшим классам о грядущей расплате.
В самом раннем из дошедших до нас произведений
древнехристианской литературы — в «Апокалипсисе» —
бунтарские стремления первых христиан отразились
с большой силой, как показал сделанный Энгельсом
анализ этого сочинения 1. Но уже и тогда в христианстве
сказывалась характернейшая черта всякой религии — опиума
народа: при всей своей жгучей ненависти к
угнетательскому Риму впавшие в отчаяние, во всем и в себе самих
изверившиеся рабы переносили расплату с земли на небо,
ожидая избавления и мести уже только от бога.
Христианство утешало угнетенных, проповедывало
презрение ко всему земному, внушало надежду на вечную
загробную награду за временное земное страдание, а тем
самым укрепляло и позлащало цепи порабощения. К
раннему, как и позднейшему христианству в полной мере
относятся гневные слова: «...кто утешает раба, вместо того,
чтобы поднимать его на восстание против рабства, тот
помогает рабовладельцам» 2.
По мере того как из разрозненных общин складывалась
обширная централизованная церковь, в которой
руководящие места захватывали представители господствовавших
классов, эта реакционная сущность христианства все
отчетливее выступала наружу и окончательно сводила на-
нет его ранний бунтарский дух. В IV в. оно было
официально поддержано феодальным государством как самое
1 См. К. Маркс и Ф. Энгел ье-Соч., т. XVI. ч. 2:
стр. 407—431.
2 В. И. Ленин —Соч., т. 21, стр. 20(3.
16

надежное средство духовного обуздания масс..
«...Христиане,— писал В. И. Ленин,— получив положение
государственной религии, «забыли» о «наивностях»
первоначального христианства с его
демократически-революционным духом» *.
Политическое «грехопадение» — классовое
перерождение — раннехристианской церкви совершилось прежде,
чем она была объявлена господствующей в Римской
империи. Следовательно, его нельзя объяснять ни
внезапной «порчей» епископата, который на самом деле успел
«испортиться» гораздо раньше, ни сверхдальновидностью
императора Константина, который лишь закрепил-
законом фактическое положение вещей.
Когда христианство превращалось в государственную
религию Римской империи, эта огромная держава была
накануне своего формального распада на
самостоятельные западную и восточную части. Подготовлялся и
распад церкви на два враждующих лагеря — восточный
православный и западный католический. Настоящие,
политические причины разрыва прикрывались
догматическими разногласиями между западными и восточными
церковниками. Еще в IX в. у них доходило из-за этого до
взаимных проклятий и отлучений. Наконец, в 1054 г.
произошло и официальное разделение церквей.
В уста своего бога ранние христиане вложили слова:
«Царство мое не от мира сего». В IV в. «блаженный»
монах Августин учил о церкви как о таинственном граде
божьем, который выше всех земных царств, созданных
дьяволом, а не богом. Однако вполне земное царство
римских пап, объявивших себя преемниками и
наместниками апостола Петра и самого Христа, оказалось очень
далеким от мистического идеала Августина.
Католическая церковь была костью от кости и плотью
от плоти феодального мира. Ее руководители вовсе не
желали ограничиваться небесными делами. Напротив,
они мечтали о беспредельной земной власти и всеми
средствами ее добивались.
Было время, когда римских пап возводили на престол
франкские короли и германские императоры — самые
могущественные феодальные владыки раннего средневе-
1 В. И. Л е н и н — Соч., т. 25, стр. 352
2 Д. Е. Михневич
17

ковья. Видя в этом умаление своего престижа, церковь с
XI в., как только приобрела достаточно сильные позиции
в экономике и политике, ввела выборность пап в
конклаве — на собрании кардиналов, высших членов
католической иерархии К
Но этого мало.
Основываясь на учениях богословских авторитетов,
властолюбивое и заносчивое папство еще в раннем сред-
невековьи стало притязать на верховную власть над всем
миром. Рассуждали так: насколько все небесное выше
земного и жизнь выше смерти, настолько власть церкви
(«града божьего») выше власти земной, а римский папа
выше любого императора; земные владыки должны быть
ставленниками церкви и властвовать только ее милостью,
оказывая папам такое же почитание, как самому богу,
потому что католическая церковь — единственно
истинная, а римский папа — наместник Иисуса Христа 2.
В этом стремлении главенствовать отражалось
действительное виднейшее положение церкви в тогдашнем
мире. Однако политические соперники пап — другие
могущественные феодалы вовсе не желали поступаться
гордостью и властью, хотя и не решались вести свою
родословную подобно папам прямо от бога* Поэтому
большинство «божьих наместников» при всех своих
претензиях было на деле вынуждено держаться более или
менее реальной политики.
Уже в VIII в. возникло обширное государство —
Церковная область со священным городом Римом в качестве
1 Значит ли это, что папы стали независимыми и что конклав
свободен от давления «сильных мира сего»? Разумеется, нет. Церкви
удалось тогда создать видимость этой независимости; однако, если
бы была написана беспристрастная история конклавов за все
тысячелетие, она свелась бы именно к описанию ожесточенной драки
между королями, императорами и князьями — в прошлом, между
враждующими группами империалистической буржуазии разных
стран — в настоящем, драки за папский престол, за своего кандидата
в папы. Как известно, уже сейчас американские империалисты не
жалеют денег и усилий, чтобы после смерти нынешнего своего
прислужника, дряхлого Пия XII, обеспечить избрание первого
папы-американца — нью-йоркского кардинала Спеллмана, этого
поджигателя войны и сторожевого пса уолл-стритских заправил
(см. «Правду» от 30 августа 1950 г.).
2 См. Г. Э й к е н — «История и система средневекового
миросозерцания». СПб., 1907, стр. 326—343.
\в

столицы и с римским епископом — папой в качестве
духовного и светского властителя (это государство
просуществовало в изменявшихся границах до 1870 г., когда
было ликвидировано в связи с объединением Италии; в
1929 г. его возродил в карликовых размерах — на 44
гектарах — Муссолини).
Римские папы были не только богословами, но и
политиками — и часто политиками несравненно больше, чем
богословами. Католическая церковь участвовала во всех
важных политических событиях. Она постоянно
вмешивалась в международные отношения, с пользой для себя
ссорила и мирила светских государей; прикрываясь
благочестивым предлогом «освобождения гроба господня»,
она затевала и возглавляла грабительские крестовые
походы, но когда ей было выгодно — заключала с
мусульманами союзы против своих врагов-христиан.
Ничего, свойственного алчным, кровожадным,
властолюбивым князьям и королям, не чуждались владыки
средневекового папского государства. У пап тоже были
армии, ландскнехтов и шайки наемных убийц, были
сокровищницы, полные добра, награбленного у своих
подданных и у соседей, были тюрьмы, застенки и эшафоты,
пышные дворцы и замки, придворная челядь, министры,
дипломаты и шуты, льстивые поэты, раболепные хронисты и
угодливые художники.
Папы имели еще особое оружие, которого не было у
королей и императоров: непререкаемый религиозный
авторитет — «меч духовный», каравший жестоко и
неумолимо, когда это соответствовало политическим замыслам
церкви, но спокойно дремавший, когда папам было
нужнее, чтобы он бездействовал. Отлучение от церкви
принадлежало к числу особенно тяжких кар, которые
применяло папство. Формула отлучения, продиктованная
исступленным фанатизмом и обращенная не более и це
менее как к самому сатане с его «аггелами» \ была
ужасна для верующих. Отлученный лишался божьего
1 «...Взываю к сатане со всеми его аггелами, да не примут они
покоя, пока не доведут этого грешника до вечного стыда, пока не
погубит его вода или веревка, не разорвут дикие звери или не
истребит огонь» и т. д. («Хрестоматия по истории средних веков»
под ред. Н. П. Грацианского и С. Д. Сказкина, т. III.
М„ 1950, стр. 213).
19
2*

покровительства, «благодати», и защиты законов, всякий
мог безнаказанно ограбить и убить его, католикам
запрещалось разговаривать с ним, оказывать ему помощь,
давать приют...
Отлучению (интердикту) подвергались и целые города,
области, даже страны; так, меньше чем за тридцать лет,
с 1180 по 1208 г., были отлучены Шотландия, Франция,
Англия и обширные владения графа Тулузского. В таких
случаях церкви запирались, духовенство не крестило
новорожденных, не освящало браков, не отпевало
умерших, церковные колокола молчали... По тогдашним
понятиям это было страшнейшим наказанием; с его
помощью церкви иной раз удавалось одолевать даже очень
сильных политических врагов.
Правда, когда враждовавшие с папами короли и
князья считали себя достаточно сильными, они
пренебрегали ударами «духовного меча», но это было все-таки
рискованным делом; известно немало примеров того, как
такие конфликты кончались политической победой пап.
Наиболее яркий (в подробностях полулегендарный)
пример, которым очень гордится церковь,— капитуляция
могущественного германского императора Генриха IV в
1077 г. перед папой Григорием VII в итальянском замке
Каносса, когда отлученный от церкви император, стоя
босой три дня на снегу перед запертыми воротами,
униженно молил папу о свидании, чтобы выторговать себе
прощение. А ведь перед этим Генрих IV сам отважился
объявить папу низложенным! Нужно, однако, заметить,
что церковь, столь гордая этим триумфом, не любит
вспоминать, как со временем, когда Генрих IV,
собравшись с силами, двинулся на Рим, чтобы посадить на
папский престол своего сторонника — антипапу Климента III,
Григорий VII в страхе призвал к себе на помощь...
сицилийских мусульман, которые, кстати сказать (и это уже
не легенда, а исторический факт), на правах добрых
союзников разграбили папскую столицу не хуже злейших
врагов.
Однако в своих интригах и военно-заговорщических
авантюрах папы нередко все же оказывались слабее
противников, и тогда бывало, что осилившие враги предавали
Рим разграблению и огню, облагали его контрибуцией,
вырезывали население «вечного города», брали пап в
20

плен, свергали их с престола и даже убивали, — словом,
поступали с ними так, как вообще было принято в те
времена обходиться с поверженными врагами, независимо от
того, претендуют они на божественное происхождение
своей власти или нет.
За папский трон постоянно боролись наиболее
богатые и влиятельные роды итальянской аристократии. Род
Медичи дал церкви четырех пап (а ордену иезуитов,
кстати сказать, одного генерала), род Борджиа — двух
пап, Орсини — трех, Пикколомини — двух (и также
одного иезуитского генерала), Сеньи — двух пап и т. д.
Победа обходилась претендентам чрезвычайно дорого, но
расходы окупались: дорвавшись до власти с помощью
подкупов, интриг, обещаний, клятвопреступлений,
вероломства, угроз, яда и кинжала, растратив при этом все свое
состояние и погрязнув в долгах, новый наместник бога на
земле щедро вознаграждал себя из церковной казны и
из карманов добрых католиков — плательщиков обычных
и чрезвычайных налогов. Его бесчисленные прожорливые
родственники, кредиторы и друзья получали доходные
должности и видные места в церковной иерархии.
Случалось, что на папском троне оказывалось сразу
несколько пап — ставленников разных враждующих групп
аристократии.
Характерный случай произошел в конце XIV и начале
XV в., когда на папский престол одновременно
предъявляли права два конкурента, разными путями
заполучившие титулы римских пап: Бенедикт XIII и
Григорий XII. Затянувшиеся между ними споры решил было
Пиза некий церковный собор, который в 1409 г. низложил
их обоих и избрал нового папу — Александра V. Однако
Бенедикт и Григорий продолжали бороться за власть;
таким образом, пап стало уже трое. Только следующий
собор, Констанцский, через несколько лет сумел
покончить с этим скандальным положением: он отставил всех
троих пап (успевшего умереть Александра V сменил за
это время Иоанн XXIII) и избрал вместо них нового —
Мартина V.
Кого только не перевидал папский престол! Среди пап
были и пятнадцатилетний подросток (Иоанн XII), и даже
десятилетний ребенок (Бенедикт IX), и морской
разбойник (Иоанн XXIII), и другие проходимцы (например,
21

Иоанн X и Иоанн XI, обязанные своим положением только
тому обстоятельству, что их покровительницами были
высокопоставленные куртизанки, вроде известной Маро-
ции, имевшие решающее влияние на выборы папы).
Стать хозяином католической церкви, сосредоточить в
одних руках светскую власть над своими подданными и
духовную — над всеми католиками на земле было
крайне заманчиво для авантюристов, которыми кишел
политический мир.
Чем стала в этих условиях жизнь простых смертных в
Церковной области, с чем они свыклись как с обыденней-
шими явлениями, видно хотя бы из следующих
красноречивых строк, которые секретарь римского сената Сте-
фано Инфессура не без иронии написал в своем
дневнике в 1489 г., во время правления папы Иннокентия VIII:
«В те дни ничего особенного в Риме не произошло.
Было, правда, бесчисленное количество воровства, убийств
и святотатства... И убийцы вовсе не покидали города.
Некоторые утверждают, что папа вымогал с них
штрафные деньги... и затем разрешал им оставаться в городе...
По месяц июнь 1489 года ничего достойного замечания
не случилось, кроме того, что в городе беспрерывно
продолжались безнаказанно драки, убийства, кражи и
подобного рода преступления» К
Развратом и роскошью придворной жизни папство
затмевало все, что до тех пор знал мир. Чего стоят хотя
бы пиры, которые задавал в Ватикане папа Александр VI,
восседавший рядом со своей дочерью Лукрецией и сыном
Чезаре (Лукреция была любовницей их обоих) среди
высших чинов церкви, упиваясь вином и созерцая
непристойные танцы проституток, которых десятками
приводили в папский дворец развлекать «святых отцов»!
Церемониймейстер папского двора Иоганн Бурхард
писал в своем дневнике об одном таком пире, который
был 31 октября 1501 г.: «После обеда свечи в
серебряных подсвечниках со стола были поставлены на пол,
между ними были разбросаны каштаны, и блудницы, нагие,
на руках и ногах, переступая подсвечники, подбирали
каштаны. Папа, герцог (Чезаре Борджиа.— Д. М.), его
'С. Инфессура, И. Бурхард — «Дневники. Документы
по истории папства XV—XVI вв.». М, 1939, стр. 121—122.
22

сестра донна Лукреция присутствовали при сем и
наблюдали сие» 1.
И это была еще сравнительно «невинная» забава.
Жалобы на разврат, алчность и продажность
католических церковников слышны на протяжении всего
средневековья.
Еще в XII в. провансальский сатирик Пьер Кардиналь
писал:
«Не думайте излечить поповское племя; чем выше
стоят они, тем больше в них обмана, тем меньше веры,
меньше любви и больше жестокости... Они грешат...
целый день и целую ночь. В остальное время они
прекрасные люди, не ненавистники, не симонисты, и ничего не
берут насильно» 2.
Средневековые монахи гордо именовали себя
«небесными людьми, или земными ангелами». Но вот что
записал в своей хронике за 1185 г. южнофранцузский монах
Готфрид:
«Монахи покидают свое прежнее платье и ходят по
улицам одетыми по последней моде; мясо они едят, когда
хотят. Самые неприличные раздоры совершаются в
монастырях при избраниях; так, я знаю монастырь, в котором
правят четыре аббата... Епископы... требуют с приходов
большие взятки, а места продают за деньги. Они не дают
даром мест священнослужителям, а прежде требуют
подарков, потому те и стригут своих прихожан, как
торговцы — овец» 3.
В XIII в. даже один из пап — Иннокентий III,—
вступая на престол, вынужден был воскликнуть в проповеди
перед высшими сановниками церкви: «Под тяжестью
плотских страстей духовник не краснеет... Не стыдятся
вести торговлю и заниматься ростовщичеством, причем
все, от самых высоких лиц до малых, совершают тысячи
обманов... А те, которые должны бы сдерживать других,
как собаки немые, боятся лишиться своих приношений,
десятин, богатств» 4.
1 С. Инфессура, И. Бурхард — указ. соч., стр. 213.
2 Н. А. Осокин — «История средних веков. Университетские
чтения», т. II, ч. 1. Казань, 1889, стр. 180—181.
3 Там же, стр. 292.
4 Там же, стр. 297.
23

Однако и при Иннокентии III нравы в церкви
лучшими не стали.
Папы и прелаты — церковная аристократия — самым
беззастенчивым образом грабили народы, добывая себе
огромные средства, нужные для разгульной жизни, для
борьбы с политическими противниками и подкупа
собственных подданных, для войн и содержания постоянного
наемного войска, для ублаготворения жадной родни,
бесчисленных любовниц и фаворитов.
«Эти высшие сановники церкви,— писал Энгельс,—
либо сами были имперскими князьями, либо же в
качестве феодалов, подчинявшихся верховной власти других
князей, владели обширными пространствами земли с
многочисленным крепостным и зависимым населением.
Они не только эксплуатировали своих подданных так же
беспощадно, как дворянство и князья, но вели себя еще
более бесстыдно. Для того чтобы вырвать у подданных
последний грош или увеличить долю наследства,
завещаемую церкви, пускались в ход наряду с грубым
насилием все ухищрения религии, наряду с ужасами пытки все
ужасы анафемы и отказа в отпущении грехов, все интриги
исповедальни. Подделка документов являлась у этих
достойных мужей обычным и излюбленным мошенническим
приемом. Однако, хотя помимо обычных феодальных
повинностей и оброков они собирали также и десятину, всех
этих доходов оказывалось еще недостаточно. Чтобы
выжать у народа еще больше средств, они пользовались —
и долгое время весьма успешно — изготовлением
чудотворных икон и мощей, устройством благочестивых
паломничеств, торговлей индульгенциями» К
Из этих и других источников обогащалась духовная
знать. Оттуда же текло волото в папскую казну.
Для полноты картины поместим несколько выдержек
из специальной таксы платы за отпущение грехов,
введенной в начале XIV в. особенно предприимчивым папой
Иоанном XXII. Никакой ненавистник папства не смог бы,
пожалуй* придумать более убедительную сатиру на
католическую церковь, чем этот божий наместник, который
своим прейскурантом нечаянно показал всю глубину раз-
воашенности и алчности ее служителей:
1 <Ь. Энгельс — «Крестьянская война в Германии». М, 1952,
стр. 25.
24

«Отпущение одного убийства, совершённого
мирянином,— читаем мы в этой таксе,— расцениваемся в 15
ливров 4 бу и 4 гроша. Если убийца в один и тот же день
убил несколько человек... то он платит только за одного».
«Задушивший своего ребенка должен уплатить 17
ливров 15 су».
«За убийство брата, или сестры, или отца, или матери,
должно быть уплачено 17 ливров 15 су».
«Убивший епископа... должен уплатить 131 ливр 14 су
6 грошей».
«Тот, кто пожелает купить авансом отпущение всякого
возможного в его жизни случайного убийства, должен
заплатить 168 ливров 15 су».
«Клирик, который не сможет уплатить свои долги и
пожелает избежать преследования кредиторов, должен дать
папе 17 ливров 3 су 6 грошей, и долг будет ему прощен».
«Прелюбодейка, добивающаяся отпущения, чтобы
обеспечить себя от всякого преследования и иметь
полную свободу для продолжения греховных сношений,
должна заплатить папе 87 ливров 3 су... Если муж или жена
кровосмесительствуют со своими детьми, то они должны
прибавить по совести (!) 6 ливров».
«По совести»!.. Папы говорили о совести!
Воздержимся от цитирования еще более постыдных
пунктов «Таксы апостольской канцелярии». Упомянем в
заключение, что охваченный горячкой сребролюбия
Иоанн XXII обложил данью и такие поступки, которые
церковь,, казалось бы, должна только поощрять:
например, платить папе обязаны были монастыри, пожелавшие
переменить свои уставы на более строгие, и даже монахи,
решившие стать отшельниками.
Удивительно ли, если Петрарка в следующих
выражениях писал о папском Риме XIV в.:
«Имея золото, вы можете в этом проклятом городе
растлевать собственных сестер, убивать собственных
родителей; с золотом в кошельке вы в состоянии здесь
открыть небесные врата, купить святых, ангелов, деву,
святого духа, Иисуса Христа и самого предвечного отца.
Папа все продаст вам за золото, все... исключая своей
тиары».
Поэт не мог предполагать, что с небольшим через
сотню лет после его смерти папа Иннокентий VIII отдаст
25

папскую тиару ростовщикам в заклад за сто тысяч
дукатов.
Инфессура так закончил в своем дневнике запись о
смерти папы Сикста IV в 1484 г.: «Да сохранит нас
всемогущий бог от всех зол, которые причинил нам папа
Сикст, и да не совершится по смерти его с нами что-либо
худшее. Аминь» К
Судя по тому, что представляли собой преемники
Сикста IV, можно смело сказать, что небо не услышало
благочестивых заклинаний Инфессуры.
Светская власть римских пап и их прелатов
вопиющим образом противоречила мистическим бредням о том,
что церковь — «не от мира сего». «Земные ангелы» —
жадные, лживые, блудливые монахи, попы и сами
папы — решительно не соответствовали официальному
аскетическому идеалу священнослужителя. На эти
контрасты издавна указывали все обличители поповских
пороков. Обличения раздавались и «слева» и «справа» —
и из лагеря антифеодального, антикатолического,
сектантского, еретического, и из самой церковной срецы.
Известно множество острейших сатирических
выступлений против папской церкви тех времен. Что сатира эта
не сгущала красок, показывает критика церковных
порядков со стороны наиболее дальновидных церковников,
желавших ради укрепления церкви и папской власти
положить конец произволу, грабительству, разврату и
прочим безобразиям, которые разлагали папскую церковь и
о которых мы могли здесь дать лишь самое общее
представление.
Разумеется, эта благожелательная критика
предназначалась церковниками только для своих людей.
В XI в. богослов Дамиани, сторонник крутых внутри-
церковных реформ, сокрушался в письмах к папе Льву IX:
«Мы имеем прелатов, которые открыто предаются
распутству, бражничают... и открыто общаются со своими
сожительницами в епископских дворцах... Простые
священники доходят до последней степени испорченности...
Звание священнослужителя пользуется таким
презрением в народе, что мы вынуждены набирать служителей
бога среди продажных людей, прелюбодеев и убийц»..
Сг Инфессура, И, Б у р ха р д —указ. соч., стр. 91.
?6

По своей выразительности эта филиппика была бы
достойной оказаться на страницах любого антипапского
памфлета времен реформации.
Дамиани просил папу принять строгие дисциплинарные
меры, но Лев IX отказался, ссылаясь на то, что
испорченность в церкви слишком велика: не наказывать же всех!
Влиятельный кардинал Караффа, который сам со
временем стал папой, писал папе Клименту VII в 1532 г.:
«Не найдется ни одного разбойника, ни одного
ландскнехта, который был бы более бесстыден и порочен, чем
духовные лица». Ему же принадлежит следующее
признание: «Плохие свойства белого духовенства и даже
монашества внушили народу отвращение к мессам, к
богослужениям, к авторитету и могуществу церкви» К
Не следует, разумеется, думать, что эти критики
церковных нравов сами отличались высокой
нравственностью; нет, они были только дальновиднее многих других,
признававших одно правило — «после нас хоть трава
не расти!» и спокойно предоставлявших церковному
кораблю плыть навстречу катастрофе.
Что же, собственно, угрожало церковной организации
и беспечальной жизни попов и монахов?
Церковники, мечтавшие о всемирном господстве пап,
считали катастрофой уже те удары, которые римская
церковь получала вследствие стремления духовенства ряда
стран образовать национальные церкви. Это обособление
не доходило до отложения от Рима, но все же очень
усиливало власть местных епископов, ощутительно било пап
по карману, осложняло их международную политику.
Тяга к образованию национальных церквей была
порождена более глубоким прогрессивным процессом
возникновения национальных государств и усиления власти
королей, которая неминуемо приходила в столкновение с
монархической властью римских пап, беспрестанно
вмешивавшихся во внутренние дела всех католических
государств через свою поповско-монашескую агентуру и
непосредственно из Ватикана. Прелаты некоторых стран —
особенно Франции и Англии — поддерживали
сепаратистскую политику королей в церковном вопросе.
1 М. Филиппсон — «Религиозная контр-революция в XVI
веке». СПб., 1902, стр. 10.
27

Развитие таких течений привело к требованию
лишить церковь права вмешиваться в светские дела и
подчинить пап воле соборов — съездов высших церковников
разных стран. Соборы устраивались время от времени
для решения наиболее острых вопросов церковной
политики. Созывали их папы — и очень неохотно. На дела
соборов влияли императоры, короли, могущественные
князья. Через епископов своих стран, а подчас и прямым
дипломатическим, даже военным давлением они
старались подчинять соборы своим интересам.
Внутрицерковиая оппозиция и иностранное
вмешательство вынудили пап созвать в XV в. несколько
соборов, на которых стояли вопросы о борьбе с ересями
(в частности, с могучим движением гуситов в Чехии),
о реорганизации управления церковью, об обуздании
разложившегося духовенства и т. д.,— Пизанский собор
(1409 г.), Констанцский (1414—1418), Базельский (1431 —
1449) и другие. Но соборы эти не оправдали надежд
сторонников реформ в церкви; не смогли серьезно укрепить
свои позиции и папы, хотя формально после долгой и
яростной борьбы им удавалось одерживать верх на всех
этих соборах. Очень сочно обрисовал положение церкви
тех времен кардинал д'Альи, который, как говорят,
воскликнул на Констанцском соборе: «Один только чорт
может еще спасти католическую церковь!».
Соборное движение было серьезным ударом по
самодержавию римских пап; но не с этой стороны
надвигалась главная опасность.
Подлинной катастрофой грозили церкви могучие
взрывы реформационных движений, которых не могли
предотвратить никакие попытки внутрицерковных
преобразований,— не могли потому, что в реформации
отражался кризис самых основ феодализма, в недрах которого
складывались элементы капиталистического базиса, зрели
предпосылки грядущих буржуазных революций.
Остановить этот прогрессивный процесс папство было
бессильно.
Запутанность и напряженность классовых отношений
в феодальном обществе той эпохи выражались, в
частности, в том, что в рядах противников католической церкви
находились многие светские феодалы — крупные и
мелкие князья; они были «добрыми католиками» — и это
28

неудивительно, 'гак как католическая религия освящала
их классовое господство; но с развитием национальных
монархий они переставали видеть в одном только папстве
верховную гарантию своего положения — и тем легче
давала себя знать их давнишняя обозленность: ведь
папская церковь владела поистине несметными
богатствами, лучшими землями, пастбищами и лесами, а с
помощью «духовного меча» умела наполнять золотом свои
бесчисленные сундуки. Отсюда — стремление князей
ограничить светскую власть пап *и отнять у разжиревшей
церкви хоть часть ее богатств. К чему объективно вела
эта политика, ясно показали события, связанные с
реформацией в Германии. Тогда многие князья, напуганные
революционным движением масс во время Великой
крестьянской войны, поспешили вернуться в число
преданнейших слуг римского папы, хотя противоречия
имущественных интересов светских феодалов и церкви
сохранялись; все же своими прежними далеко заходившими
конфликтами с церковью князья успели сильно подорвать
ее авторитет, экономическое могущество и значение
духовного жандарма феодального мира.
Быстро набиравшая политическую силу и богатевшая
буржуазия имела свои, особые цели, которые требовали
ликвидации католической церкви с ее колоссальным
землевладением, исключительными привилегиями и правами,
со сложной, многочисленной и жадной иерархией.
Не только для расчетливых буржуа церковь эта была
хуже саранчи; в своем грабительстве она и в самом деле
превосходила всех других феодальных разбойников.
Однако, будучи эксплуататорским классом,
буржуазия не могла обходиться без помощи религии и церкви.
Взамен католической она создала свою церковь.
Реформированное христианство распространилось по Западной
Европе главным образом в виде лютеранства (а позже —
и кальвинизма) после того как в 1517 г. разразился
кризис, который начался выступлением августинского
монаха Мартина Лютера в Виттенберге с 95 тезисами против
папской торговли индульгенциями.
Но самым страшным — и для католической церкви,
и для всех светских властителей феодального мира —
была, разумеется, народная реформация: движение
низов — революционной части городского плебейства и
?9

крестьян; эти массы порывали с католицизмом и шли
гораздо дальше реформаторов типа Лютера. Выступая
против духовных и светских угнетателей под лозунгами,
выражавшими в религиозной (преимущественно в сектантско-
еретической) форме классовые требования
эксплуатируемого, голодного, нищего и бесправного народа,
массы эти стирали с лица земли вместе с оплотами рясо-
носных крепостников — монастырями — замки светских
феодалов.
События, разыгравшиеся в Западной Европе в первой
четверти XVI в., особенно ясно показали, насколько
успела ослабеть к тому времени католическая церковь. За
несколько десятилетий после выступления Лютера и после
бурных лет крестьянской войны в Германии эта церковь
в ряде стран потерпела крах. Ее позиции были
подорваны или вовсе уничтожены не только в обширной
Германии, но и на севере — в Швеции, Дании, Норвегии, и на
западе — в Англии, Нидерландах, и в центре Европы —
в Швейцарии, и на востоке — в Польше и Литве.
И все же феодальный мир сохранял еще достаточно
сил, чтобы перейти в контрнаступление. Успев
поживиться церковной собственностью, князья стали вновь
укреплять католическую церковь — испытанное средство
увековечения их господства. Буржуазия даже в разгар
классовых битв была склонна к компромиссам с феодалами
и как эксплуататорский класс ненавидела революционные
эксплуатируемые массы; она не довела борьбы до конца
и предпочла сторговаться с князьями и королями.
Основатель бюргерской, лютеранской церкви в смертельном
ужасе перед поднявшимся народом стал призывать к
истреблению революционных крестьян. Именно Лютер
писал, что их надо «бить, душить, колоть тайно или
явно... убивать, как бешеную собаку: если ты его не
убьешь, то он убьет тебя...». И лютеранство, еще недавно
дававшее лозунги могучему реформационному движению
огромных народных масс, скоро приспособилось к
интересам феодалов.
Антифеодальные еретически-сектантские движения
народных масс были потоплены в крови; и после того как
из реформации был вытравлен этот демократический
элемент, она быстро выродилась в орудие враждующих
феодальных клик, превративших религиозный вопрос в
30

средство их борьбы друг с другом за свои антинародные
интересы. Благодаря этому католическая церковь к
середине XVI в. сумела вернуть себе утраченные позиции в
некоторых районах Западной Европы — в части Германии, «Б
Литве, Польше. Начинался тот период истории, который
получил название контрреформации.
В центре феодальной реакции, как всегда, находились
папы. Главным условием победы они, естественно,
считали всемерное укрепление своей власти. Однако церковь
понесла слишком большие экономические и политические
потери, и потому ее «духовный меч» сильно затупился.
Отлучения и интердикты уже не производили прежнего
впечатления. Католицизму так и не удалось восстановить
свое влияние в большинстве тех стран Европы, где в годы
подъема реформации господствующее (подчас
безраздельно господствующее) положение приобрели новые,
буржуазные, протестантские церкви. Антикатолические и
антифеодальные массовые движения все еще вспыхивали
то здесь, то там. Распространение протестантских и
еретических учений оставило неизгладимый след в сознании
народных масс.
Иначе и не могло быть.
В труде «Крестьянская война в Германии» Энгельс
показал, что в XVI в. при колоссальном экономическом
могуществе церкви и при господстве религиозной
идеологии, проникавшей во все области культурной жизни и
общественно-политических отношений, направленным
против церкви неизбежно оказывалось всякое выступление
против феодального гнета. Католическая религия была
«духовным ароматом» феодального строя (Маркс), а
католическая церковь — его «наиболее обидим синтезом и
наиболее общей санкцией» (Энгельс). Поэтому в
идеологической области классовая борьба еще задолго до
реформации и Великой крестьянской войны развернулась в
форме ожесточенной критики догм католического
богословия и столь же яростной их защиты. «Для того чтобы
возможно было нападать на существующие общественные
отношения,— писал Энгельс,— нужно было сорвать с них
ореол святости» К
1 Ф. Энгельс — «Крестьянская война в Германии». М., 1952,
стр. 34.
31

Правда, в условиях того времени такая задача была
сильно осложнена. Люди, боровшиеся против
«испорченного» официального католического учения (в том числе
н^ только Лютер, но и близкий к атеизму вождь народной
реформации в Германии Томас Мюнцер, самый
революционный деятель той эпохи), продолжали считать себя
представителями «самой истинной» христианской
религии. Чтобы добиться влияния на политику, писатели и
ораторы должны были научиться особому искусству
выражать свои мысли в распространенной тогда форме полу,
проповеди, полупритчи. Такое искусство было одинаково
нужно пропагандистам всех боровшихся классов и групп.
Даже самые передовые, свободомыслящие люди не могли
в своих сочинениях вполне избавиться от этого
своеобразного религиозного пленения мысли.
Крестьяне оправдывали свои революционные действия
тем фантастическим соображением, .что борьба идет за
торжество «божественного права», которое их идеологи
формулировали благодаря произвольному истолкованию
Евангелия К Такого же рода аргументы старался найти в
свою пользу лагерь реакции. В ожесточенных и частых
богословских спорах под видом схоластических поисков
религиозной «истины» нередко шла борьба вокруг тех же
злободневных вопросов, которые обнаженно ставились в
политических речах, программах и тому подобных боевых
документах.
Не нужно, однако, представлять себе это упрощенно.
Эпоха прямых, беспощадных революционных действий
не могла обойтись без точного, ясного, такого же
беспощадного и общепонятного языка, лишенного всяких
книжных условностей. Прекрасные образцы его мы и
видим в некоторых программных документах
революционного лагеря: в «Двенадцати статьях», «Письме-тезисах»,
«Гейльброннской программе», в пропагандистских речах
Лютера, Мюнцера и других политических деятелей. Но и
там на каждом шагу встречаются религиозные
привески — ссылки на Библию и Евангелие и т. д. Осуждение
существующих несправедливостей обосновывается их
несоответствием «священному писанию»: требование
1 См. М. М. Смирин — «Народная реформация Томаса
Мюнцера и Великая крестьянская война». М., 1947.
32

Права беспрепятственно «ловить дичь, птицу или рыбу в
текучей воде» подкрепляется тем соображением, что
«когда господь бог сотворил человека, он -дал ему власть над
всеми зверями, над птицею в воздухе и над рыбою в
воде»; отказ платить десятину со скота мотивируется так:
«бог создал скот для человека беспошлинным»;
необходимость реформировать церковь доказывается прямой
ссылкой на определенные главы евангелия Матфея;
наконец, крестьянские «Двенадцать статей» заключаются
своеобразным вызовом: «Если здесь поставлены одна
статья или больше статей, несогласных со словом
божьим, чего мы не думаем, и нам укажут их
несоответствие слову божьему, то мы отступимся от них, если нам
объяснят это на основании писания» *.
Эпоха реформации показала массам верующих не
только то, что феодальная собственность без всякой
божьей кары может быть отнята у церкви и что ее
исключительные права способен отменить сам восставший народ,
но что и «священное писание» не безупречно — об
изложенных там правилах жизни, оказалось, можно и должно
спорить. Это был тяжкий удар по авторитету Библии и
католической церкви, которая исключает самую мысль о
свободном толковании «писания» и во избежание
соблазнов запрещает рядовым верующим читать его. Отсюда —
характерные черты контрреформации. В политике она
означала феодально-католическую контрреволюцию, в
области идеологической — отчаянную попытку подавления
и истребления передовой науки и свободной мысли,
попытку восстановления «святости» Библии в ее
католическом истолковании, а вместе с тем, следовательно,
попытку полной реабилитации феодализма и папской
щеркви.
Чтобы решить такие обширные политические и
идеологические задачи, требовались новые еяда, специально
подобранные и обученные. В этом отношении папство
:не могло уверенно опереться на прежние монашеские рр.-
/дена (на «жандармерию из монахов», по выражению
Энгельса). Они, во-первых, были плохо приспособлены к
столь «высокой» политике, а во-вторых, своим невеже-
1 П. Н. Ардашев — «Хрестоматия по всеобщей истории», ч. 1
Киев, 1914, стр. 158.
3 Д. Е. Михневич
33

ством, алчностью и прочими неблаговидными качествами
давно успели осрамить себя в народе. Не было полной
опоры также в инквизиции. Хоть она уже
зарекомендовала себя как сильнейшее орудие религиозной и
политической травли, хоть ее судьи и палачи неутомимо
продолжали истреблять революционные, антифеодальные
элементы и могли замучить еще сколько угодно
еретиков,— теперь уже было недостаточно одного террора:
требовалось опорочить и опровергнуть политические и
религиозные лозунги реформации, найти верное средство
укрепить крепостническое ярмо, вернуть в лоно
католической церкви миллионы порвавших с нею людей, склонить
государей отпавших от католицизма стран к
возвращению под иго Ватикана и окружить папство еще более
ослепительным, чем во времена его расцвета, ореолом
святости и силы.
Все эти задачи и должен был решить орден иезуитов.

Глава 2
ИГНАТИЙ ЛОЙОЛА. ОРГАНИЗАЦИЯ ОРДЕНА
В ту богатую событиями эпоху каждая борющаяся
сторона выдвинула людей, способных до конца отстаивать
интересы своего класса. Такие фигуры были и в
феодально-католическом лагере; в них воплощались самые
отвратительные черты идеологии и политики средневековых
феодалов — и к этой категории принадлежал основатель
ордена иезуитов Игнатий Лойола.
Буржуазные и, особенно, церковные апологеты
считают его совершенно исключительной личностью,
спасителем -папства от краха. Отсюда — их обостренный интерес
к Лойоле, старания найти даже в мельчайших чертах его
биографии объяснение тех или иных особенностей хода
истории.
Нужно ли доказывать, что такой взгляд глубоко
ошибочен и не имеет ничего общего с подлинной наукой?
Марксизм учит, что историческому процессу присущи свои
закономерности, что в его основе лежат объективные
законы экономического развития, не зависящие от прихоти
людей. Так и контрреформация была вызвана
своеобразными условиями классовой борьбы того времени, ко,гда
революционные элементы общества оказывались еще
неспособными завершить свою историческую миссию
могильщика феодализма, а феодальный мир сохранял
достаточно сил, чтобы воспользоваться этим и снова
перейти в наступление.
Эта волна и подняла на свой гребень Лойолу в числе
прочих исчадий феодально-католической реакции.
О первых шагах иезуитского ордена трудно составить
ясное понятие, не зная о его основателе. Лойола
интересен еще и тем, что на его примере легко познакомиться с
35
3*

отталкивающим «нравственным идеалом» католицизма,
так как церковь объявила его жизнь образцом для всех
католиков, а его самого возвела в ранг «святого».
Католические биографы наболтали о нем массу дикого
вздора. Еще его мать, по их словам, предчувствовала, что
произведет на свет божьего любимца, и потому родила
будто бы не дома, а в хлеву, как богородица — Христа.
Грудным ребенком он — так повествует «житие» —
решительно потребовал, чтобы назвали его не иначе как
Игнатием; впоследствии он часто беседовал с богом и
богоматерью, которые — так, по крайней мере, рассказывал он
сам — разъясняли ему тайны религии и наставляли, как
наилучшим образом прославить католическую церковь;
при жизни и даже после смерти он творил чудеса... Все
это бьет на очень дешевый эффект .и в общем повторяет
вымышленные биографии многих других католических
«святых».
Но кто же такой был Лойола на самом деле? Прежде
всего, оказывается, его жизнь, которую позднейшие
биографы-иезуиты расписали как сплошную цепь чудес и
ошеломляющих «подвигов» во славу католического бога, была
замечена, вообще говоря, только теми современниками,
с которыми он непосредственно соприкасался. Притом
встречавшиеся с ним церковники не только не замечали
его «чудес» и не считали его «божьим избранником», но
преследовали его, уличали в ереси и несколько раз даже
предали инквизиторам.
Что касается «чудес» Лойолы, то выдумки о них
начали распространяться иезуитами лет через пятнадцать
после смерти мнимого «чудотворца». Иезуитский орден
к тому времени успел проникнуть во многие страны
Европы и выслужиться перед папами. Церковь и,
разумеется, сами иезуиты создавали ему крикливую рекламу.
Тут-то и понадобилось «прославить» основателя
«Общества Иисуса» перед миллионами темных людей как
существо сверхъестественное и богом отмеченное1.
1 В уже упомянутой книге «Картина первого века «Общества
Иисуса»», изданной иезуитами к столетию их ордена,
самовосхваление их переходит все границы. Очень расположенный к иезуитам
и потому неспособный вызвать даже у придирчивых -католических
критиков подозрение в пристрастии немецкий историк Г. Бемер
пишет: ««Общество Иисуса» утверждает, что в его истории
исполняются все пророчества Ветхого завета и что бог засвидетельствовал
36

Достоверных документов, касающихся обстоятельств его
жизни, сохранилось мало, и это помогло наполнить его
вымышленную биографию мистическим вздором.
Что же остается от церковного «жития» Лойолы,
если выбросить оттуда явные вымыслы и прикрасы?
Лойола в зрелом возрасте предстает перед нам'и как
нетерпимый фанатик-изувер. Это честолюбивый и ловкий
политик, умеющий действовать дальновидно и
беспощадно, хитро, с холодным расчетом, хорошо разбираясь
в запутанной обстановке, маневрируя, таясь и выжидая.
Такие черты могли выработаться лишь после многих
испытаний и неудач. И в самом деле, окончательно
сложились они, когда Лойола прожил уже почти полжизни.
Сколько бы нет изощрялись авторы лживого «жития»
Лойолы, приписывая ему «праведность» с малолетства и
стремление уже -в юности оказать церкви величайшие
услуги,— ему, бесспорно, очень долго и в голову не могло
прийти, что будущее его сложится хоть сколько-нибудь
похоже на то, как оно сложилось в конце концов..
Лойола родился в 1491 г. Он был из родовитых, но
небогатых испанских дворян, молодость провел беспутно,
кутил, был драчливым офицером, ловеласом и
восторженным поклонником нелепых рыцараких романов.
В жизни молодого Лойолы был такой случай:
«В марте 1515 г. в Памплуне, в Наварре, епископский
судья и представитель коррехидора провинции Гипускоа
сильно спорили друг с другом из-за молодого рыцаря,
который с последних чисел февраля ожидал суда над собой
в тюрьме епископского дворца. Молодой преступник
совершил вместе с одним клириком во -время веселых ночей
карнавала ряд «огромных преступлений» в провинции
Гипускоа, ускользнул из суровых рук коррехидора, бежал
в Наварру и теперь утверждал, что он также клирик и,
его превосходство чудесами и знамениями; оно ставит Игнатия Лойо-
лу рядом... с... апостолом Петром... и прославляет его (Лойолу.—
Д. М.), а вместе с ним Франциска Ксавье (одного из первых
иезуитов-миссионеров, о котором далее еще будет оказано.— Д. М.) как
величайших святых и чудотворцев, властвовавших над ветром и
дождем, болезнями и смертью, имевших власть даже останавливать...
движение Солнца... В этой хвастливой юбилейной работе,—
продолжает Бемер,— оно воздает себе поклонение с таким энтузиазмом, в
таком триумфальном и самодовольном тоне, которые не знают себе
ничего подобного» (Г. Бемер — «Иезуиты», М„ 1913, стр. 351—352),
37

следовательно, зависит не от королевского суда, а должен
отвечать за свои проступки перед более снисходительным
трибуналом церкви. К несчастью, коррехидор мог
доказать, что обвиняемый вел совершенно не духовную
жизнь... Поэтому коррехидор энергично требовал от
духовного суда выдачи бежавшего. Церковному судье
оставалось только удовлетворить это требование... Весьма
вероятно, что заключенный был передан светскому
трибуналу и подвергнут суровой каре...». Лойола—«таково
было 'имя того молодого рыцаря...— продолжает Бемер.—
Акты... несомненно доказывают, что дон Игнатий не был в
это время святым и нисколько не стремился стать им...» К
Короче говоря, О'н не отличался от других дворянских
сынков — таких же невежественных и грубых искателей
приключений, наслаждений и доходов. Конечно, и тогда
церковь имела полное основание считать его своим
верным сыном —он з1нал о религии всё, что позволялось
знать рядовым католикам: что высший авторитет это
римский папа, что- «всё в руке божьей», что надо время от
времени поститься и исповедываться, в известные дни
ходить в церковь, слушать там богослужение на
непонятной латыни, механически повторять латинские молитвы,
перебирая четки,— и только. Всем остальным по части
религии он предоставлял ведать своему духовнику. Может
быть, лишь умение читать и писать отличало Лойолу от
многих других: безграмотные среди испанских дворян
были далеко не редкостью.
В мае 1522 г. тридцатилетний Лойола. во главе
гарнизона защищал от французов крепость того самого
города— Памплуны, где у него семью годами раньше, как мы
только что видели, были крупные неприятности с
духовными и светскими властями. За прошедшие годы Лойола
ничуть не переменился; в этом тяжелом сражении он
видел лишь средство приобрести награды и облегчение
придворной карьеры. Но случилось иное.
В бою его тяжело ранило в обе ноги. Пощаженный
противником, он был с переломами отправлен на излече-
• ние домой и вскоре с ужасом узнал, что одна кость
срастается криво. Для человека, наделенного неутолимым
1 Там же, стр. 103—104; см. также А. Рауге-Богзаг —
«Са1ут е* Ьоуо1а, сЗеих геГогтез». Париж — Брюссель,- 1951, стр. 41.
38

честолюбием, жадного и тщеславного, каким был Лойола,
это несчастье оказалось невыносимым, потому что не
оставляло надежд на возвращение в общество «золотой
молодежи» и к военной жизни.
И Лойола, не колеблясь, пошел на крайнюю меру: он
велел снова сломать кость. Легко вообразить, как
мучительна была эта операция при тогдашнем уровне
хирургии; однако Лойола вытерпел все. Кость сломали, и она
срослась опять; но когда лубки сняли вторично, возле
колена обнаружили выдававшийся кусок кости, который
мешал ходить. Лойола снова призвал хирургов и велел
отпилить этот кусок. Пришлось пережить еще одну
мучительную операцию — всё напрасно: одна нога стала короче
другой; о походах, дуэлях и танцах надо было забыть.
Лойола и тут не хотел сдаваться; был придуман особый
ворот, которым изо дня в день вытягивали ногу. Новая
пытка стоила предыдущих, но изуродованная нога
осталась короткой на всю жизнь.
Эту любопытную историю приводят все церковные
биографы Лойолы, чтобы показать силу его выдержки,
воли и попытаться тем самым найти истоки фанатического
упорства, с каким он впоследствии преодолевал
препятствия, возникшие с самого начала перед иезуитским
орденом. Отказать Лойоле в признании таких качеств,
действительно, нельзя — это была волевая натура; однако
рассказанная здесь история превращения придворного
прожигателя жизни в калеку характеризует прежде всего
безграничную приверженность Лойолы легкомысленным
развлечениям, всем порокам и предрассудкам
невежественного и грубого испанского дворянства — чему угодно,
только не мрачному аскетизму или другим официальным
католическим «добродетелям», образцом которых он тогда
ничуть и не старался прослыть.
Легко себе представить, в какое отчаяние впал
Лойола. Но положение не было безвыходным: впереди
открывалось многообещающее духовное поприще.
Тогда можно было встретить в монастырях' монахов-
фанатиков, проводивших жизнь в самоистязании, посте и
молитвах; но распространен был и тип церковника-дельца,
который смотрел на духовную карьеру как на источник
обогащения и на средство к удовлетворению своего чёсто-,
любия. Недаром дворяне наперебой старались добыть
39

«хлебные» церковные должности для своих младших
сыновей, когда не могли дать им в наследство ни большого
богатства, ни видного положения в обществе. Такой
отпрыск дворянского рода, став аббатом или заполучив
другое доходное место, вел себя совершенно так же
заносчиво, деспотично и стяжательски, как старший брат —
светский феодал, по праву первородства проедавший
отцовские деньги.
Игнатий Лойола был тринадцатым среди
четырнадцати детей его отца — седьмым сыном! Где уж тут
говорить о первородстве? Духовная карьера оставалась для
него единственным спасением после того как его
попыткам выбиться при дворе «в люди» так неожиданно
пришел конец.
Еще в детские годы Лойолы предусмотрительные
родители решили сделать его со временем священником и даже
исполнили некоторые связанные с этим формальности; в
частности, ему пробрили на макушке тонзуру — плешину,
которая красуется у всех католических попов. Мы только
что видели, как молодой Лойола воспользовался этим
обстоятельством, чтобы во время неприятностей в Памплуне
требовать для себя церковного, а «не светского суда. Но
вообще говоря, он вспоминал о родительских планах как
о чем-то забавном и никчемном — пока все не
повернулось так, что пришлось поневоле пойти по этой дорожке.
Биографы-иезуиты сочинили замысловатую историю
обращения Лойолы к служению богу. Рассказывают, что
однажды он, еще прикованный к постели, попросил
рыцарских романов; может быть, родственники сочли, что
ему приличнее думать о «спасении души»: вместо
романов он получил сказания о «святых» и описание
легендарной жизни Христа. И вот в сознании Лойолы под
влиянием этого чтения будто бы совершился внезапный
перелом — он пришел к уверенности в своем
сверхъестественном призвании стать спасителем церкви.
Возможно, и в самом деле этот озлобленный калека,
начитавшись сумбурных «житий», впервые тогда с
головой погрузился в омут католической грубой мистики,
невежественного легковерия и пренебрежения здравым
смыслом,— в этот фантасмагорический мир, который прежде
не вызывал в гуляке-офицере особого интереса. Не так
уж трудно, судя по тем чертам характера Лойолы,
40

которые сильно развились впоследствии, представить себе,
чем мог он быть особенно поражен, когда, наконец, стал
вчитываться в эти нелепые, напыщенные книги.
«Жития святых» потрясающе подействовали на его
честолюбие, и это причудливо связалось с его
религиозностью. Разве он — не послушный сын церкви и папы?
А если так, если уж не суждено ему уподобиться Ама*
дису Галльскому и другим знаменитым .героям
рыцарских романов, то почему бы не взять примера с Бенедикта
Нурсийского, с Б ери ар а Клерзоского, с Доминика Гуз-
мана, с Франциска Ассизского — «святых», которые
основали названные их именами духовные ордена, давно
прославились на весь католический мир и заслужили вечную
благодарность церкви? Хороша мирская слава, но разве
плох для католика путь к ней — быть отмеченным самим
богом, стать, может быть, и чудотворцем, о котором со
временем тоже напишут восторженные книги?
Такое рассуждение было вполне в духе безграничного
честолюбия Лойолы и отвечало предрассудкам набожных
и невежественных католиков, по мнению которых
усердная молитва обеспечивает божью .помощь в любом деле —
от безобидной торговой сделки до разбоя на большой
дороге. Но как бы то ни было, дальше смутных мечтаний о
духовной карьере Лойола тогда, конечно, идти не мог.
Мысль об основании нового духовного ордена, возможно,
уже в то время зародилась у него, но какою, кроме его
личного 'прославления и «спасения», могла представляться
(< му цель этого ордена? Вряд ли он уже тогда думал о
I ащите церковного корабля от захлестывавших волн ре-
|г ормационных движений: что определенное мог знать
|гот недалекий солдафон о трудном положении католи-
изма и об успехах реформации, которая в Испании тогда
ыла известна только понаслышке?
Прошел год после памплунской осады. Лойола решил
ивести в исполнение свои новые планы. Сделать это про-
о, по-будиичному, для него не имело никакого смысла;
и против, он хотел, чтобы о его «обращении» во что бы
|ч ни стало заговорили, чтобы его путь к земной славе и
и бесному блаженству открылся своего рода сенсацией!
I чего начать, сомнений на этот счет 'быть у него не мог-
•( —начал он совершенно так, как подсказывали «жи-
1-я» и рыцарские романы: переночевал в часовне богоро

дицы, которую избрал своей покровительницей, оставил
там оружие, затем сменил офицерский мундир на
лохмотья, стал нищенствовать, вызывая изумление и
кривотолки тех, кто знал его раньше, и, наконец, чтобы
заставить говорить о себе всю округу, сделал традиционный
последний шаг — стал «спасаться» в пещере.
Надо полагать, это была довольно комфортабельная
пещера: новоявленный «отшельник» именно там написал
книгу «Духовные упражнения», которую иезуиты сделали
одним из главнейших своих практических руководств.
В это время, по словам иезуитских биографов, у него
были сверхъестественные «озарения» и «видения»: ему
являлись будто бы и дьявол, и апостол Петр, и
богородица, и сам Христос, убеждавшие, что он отличен богом;
ему казалось—он то единоборствует с сатаной, то
наслаждается разговорами с богом и «святыми».
Что карьеристские тонкие планы соединялись у Лойолы
с религиозным фанатизмом — это бесспорно. Судя по
некоторым местам книги «Духовные упражнения», гдеточн^
расписано, какие «видения», когда и как должен
вызывать в своем воображении иезуит-новичок, проходящий
первоначальную «обработку» в орденской школе,— Лой-
ола был весьма искушен по части этих фантазий. И в г,
же время «Духовные упражнения» отличаются
трезвейшим психологическим расчетом — в той мере, в какой
вообще может быть трезвым руководство к воспитанию
дикого, оголтелого фанатизма.
Отчасти религиозной экзальтацией, отчасти, мож■■•*
быть, подражанием героям рыцарских романов *, но глав
ным образом, повидимому, желанием потрясти окружаю]
щих своим благочестивым рвением надо объясни гн
обуявшее затем Лойолу намерение отправиться в Пала
стину, чтобы проповедывать христианство мусульманам!
В чем заключалось мусульманское вероучение, он во!
все не знал, да и о католическом, как нам известно, у негш
было смутное представление. И все же, нисколько не ему!
щаясь, Лойола двинулся в путь.
В Иерусалим он прибыл в сентябре 1523 г. Там нахо1|
1 Эти романы и «жития святых» во многом похожи друг Ц
друга: и там и здесь — невероятные приключения, «подвиги блаПр
чеетия», борьба порока и добродетели, полное пренебрежение чМ
стшм реалщенщ.
42

дилось представительство ордена францисканцев. Когда
Лойола явился туда познакомиться, его подняли на смех.
Францисканцы постарались объяснить, что затея его
бессмысленна — что его и не смогут выслушать и не станут
слушать, что содержание его будущих проповедей
сомнительно с католической точки зрения и что если бы даже
нашлись слушатели и поняли его испанские речи, дело
кончилось бы неприятностями с властями и населением,
вовсе не расположенным переходить в другую веру.
Вполне вероятно, что францисканцы были к тому же
недовольны появлением этого нежданного пылкого и
красноречивого конкурента. Как бы то ни было, напуганный
и растерявшийся Лойола пустился в обратное плавание.
Передряга эта несколько отрезвила его. Он понял, что
с его скудными познаниями не достигнуть цели, и,
вернувшись в Барселону, прежде всего засел за латынь, о
которой имел самое туманное понятие,"— а между тем ведь
именно на этом мертвом языке средневековой учености
были написаны все богословские и богослужебные книги.
Так прошло два года.
Курс не был закончен, но Лойоле уже не сиделось; он
соблазнил своими фантастическими планами четырех
молодых дворян и вместе с ними отправился сначала в Ал-
калу, чтобы поступить в университет и одолеть там,
наконец, богословскую «науку» (другие науки ой ненавидел и
презирал), затем с той же целью в Саламанку и, наконец,
во Францию, в Париж, где находилась знаменитая
Сорбонна — богословский факультет, один из
авторитетнейших у католиков центров теологии.
Ни в одном университете Лойола не засиделся. Ему
казалось, что он и так подготовлен отлично, его попреж-
нему привлекало не учение, а проповедничество — легкий
способ приобрести популярность без особого напряжения
умственных сил. Но на этом пути он встретил препятствия,
особенно со стороны францисканского и доминиканского
орденов, которые с большим неудовольствием узнали о
появлении.нового проповедника, не состоявшего в их
братствах.
В Алкале Лойола был арестован «святейшей»
инквизицией: на него донесли как на еретика — настолько
странное впечатление производили его сумбурные,
экстатические речи даже в Испании, видавшей всякие образцы
43

проповеднического рвения и изуверства. Да и кого в гч
времена не смутило бы, например, заявление Лойолы, что
после бесед с Иисусом Христом и богородицей,
открывшими ему все тайны религии, он вполне может спасти
свою душу, не обращаясь к богословской «науке»!
Но все-таки обошлось 'благополучно — у него не
оказалось за душой ничего, кроме фанатизма, слепой преданно-
сти папе, тщеславия и глубокого невежества во всем. Его
отпустили. -\ . » \Щ\ 'У>
То же самое произошло и в Саламанке и в Париже.
Это были годы подъема антифеодальных и реформа-
ционных движений. Сорбониские богословы изо всех ом
старались опровергнуть учения Лютера, Цвингли, Вик-
лефа, Гуса — новых и старых протестантских вождей -
учения, отвоевавшие у католической церкви в разных
странах миллионы последователей. В Париже печатались
сочинения против протестантов, проникали туда также
протестантские книги против католицизма и папства; один
богословский диспут сменялся другим. Словесной борьбе
католиков помогали костры инквизиции, на которых
гибли «еретические» книги и их авторы, не желавшие
верить в бога так, как принуждала католическая церковь.
Только в Париже и смог Лойола по-настоящему увидеть
трудное положение церкви. Большие опасности грозилч
папству — это было очевидно. Явно не могли совладать с
ним'и старые ордена, которые к тому же имели так много
своих, частных интересов, что временами даже вступали ц
противоречие с интересами папства.
И Лойола пришел к мысли, что настало время для
«подвижничества» совсем особого, что нужен орден еше
небывалый, который стал бы надежнейшей опорой пап я
не знал иных целей, кроме укрепления папской власти\
Понадобилось несколько лет, пока он хорошенько
обдумал этот замысел, завербовал группу последователен
и с помощью благоволивших ему богатых женщин собрал
довольно крупную сумму, нужную для начала.
15 августа 1534 г. Лойола и шестеро его
приверженцев собрались в одной из парижских церквей и принесли
монашеские обеты, прибавив к ним новый — обет
беспрекословного повиновения папе. Этот день, собственно, и
следовало бы считать первым в истории ордена иезуитоз,

Г л а в а 3
УСТАВ И «ТАЙНЫЕ НАСТАВЛЕНИЯ»
Тогдашний папа Павел III не был склонен увеличивать
число духовных орденов: сказывалось влияние его
ближайших советников, 'Гак или иначе связанных со старыми
орденами. Он, разумеется, одобрял фанатическое рвение
последователей Лойолы, которые к тому времени уже
успели отличиться в словесной борьбе с протестантизмом;
говорят даже, что, прочитав набросок устава затеянного
ими нового ордена, Павел восхищенно воскликнул: «Это
перст божий!»; тем не .менее он еще долго колебался, и
орден иезуитов был официально утвержден лишь 27
сентября 1540 г.
Учредить его побудил папу все возраставший страх
перед успехами протестантизма и не прекращавшимися
вспышками народных движений против бесчеловечного
феодального гнета. Ватикан собирал для решительного
контрудара все реакционные силы, способные поддержать
церковь и авторитет папской власти, а тем самым
укрепить существующий строй. В планах Лойолы Павел III
увидел возможность исполнить свое давнишнее
желание — создать нечто вроде отряда папских янычар,
которые безоговорочно, не щадя жизни, служили бы своему
повелителю в борьбе с протестантизмом и ересями, а
также и с церковниками, требовавшими ограничить власть
пап. Он считал особенно важным то, что Лойола с
товарищами отдавали себя в его полнейшее распоряжение, и не
упустил.указать на это в своей учредительной булле, где
с удовлетворением подчеркнул, что они «посвятили свою
жизнь на вечное служение... Христу, нам и преемникам
нашим — римским первосвященникам» К
1 П. Н. Ардашев — «Хрестоматия по всеобщей истории», ч. 1.
Киев, 1914, стр. 165.
45

Именно поэтому, решившись, наконец, утвердить новый
орден, названный «Обществом Иисуса» *, Павел III заспе-
шил и даже не стал дожидаться, пока будет окончательно
написан -устав. За это дело Лойола засел почти через год.
Надо было писать по-латыни, но так как при всех
стараниях он не смог прилично выучиться этому официальному
языку католической церкви, то сочинял по-испански, а уж
другие переводили на латынь.
Своеобразие иезуитского ордена сразу бросалось л
глаза. Старые ордена имели свои монастыри — у
иезуитов их не было. Прочие монахи обязательно носи/м
рясы — 'Иезуит -мог ходить и в светской одежде, если
этого требовали интересы церкви; он мог даже окрывагь
свою принадлежность к ордену.
Но главное различие заключалось не в этих внешних
чертах.
Старые ордена тоже стремились укреплять
пошатнувшийся престиж католической церкви, ее влияние на массы,
В свое время папы пытались прикрыть сребролюбие,
чревоугодие и разврат церковной верхушки грубыми рясами
монахов, нищенствующих орденов и строгостью
монастырских уставов, требовавших от монахов безграничного,
смирения, отшельничества, «умерщвления плоти» и даже
вечного молчания (как в монастырях траппистов). И все-
таки охватившее церковь разложение нагляднее всего,
проявилось именно в монастырях! Ко времени Лойолы они,1
повсеместно стяжали недобрую славу как безжалостные
эксплуататоры крестьян, оплоты дикого мракобесия, оча,ги
разврата, пристанища тунеядцев и разбойников. Монаха-
обжору, монаха-сластолюбца, монаха-обиралу клеймили:
народные сказки, пословицы и песни, знаменитый роман
Рабле, новеллы Боккачьо и многих других писателей
Возрождения... Монастыри дискредитировали церковь.
1 Честолюбие Лойолы было безгранично, но и лицемерие ого,;
не знало пределов. Многие прежние ордена назывались по именам
своих основателей; это же предлагали Лойоле, но он из показной
скромности отверг предложение назвать орден игнатианским и зл-|
явил, что самым лучшим будет название «Общество Иисуса^
(ЗосШаз 1евщ отсюда и название иезуиты), так как оно-де п-"н
четнее других, а кроме того, по его словам, бог сам в
неоднократных видениях объявлял, что считает его «товарищем Христа».
Возразить против этого довода было, повидимому, трудно. Т^'
и решили.
46

Однако и те изуверы-монахи, которые всерьез
предавались аскетическим «подвигам», в эту эпоху 'сильнейших
социальных потрясений уже не приносили большой
пользы церкви как воинствующей организации; нужнее
«подвижников» ей были вымуштрованные монахи-солдаты.
О том, как хорошо понял Лойола новые требования
папства, свидетельствуют многие документы, написанные
им самим, или при его участии, -или по его указаниям.
Прежде всего это орденский устав, затем еще раньше
написанная Лойолой книга «Духовные упражнения» и им
же законченные к 1555 г. «Конституции» ордена. Уже эти
три основных документа, довольно точно
характеризующие сущность и задачи «Общества Иисуса», являются
убедительным доказательством остроты дворянского
классового чутья Лойолы и его сподвижников.
То, что особенно понравилось в уставе Павлу III,
подчеркивается там с предельной ясностью: -орден
«обязывается верой-правдой повиноваться нашему святейшему
отцу — папе»: «чтобы показать великое смирение нашего
общества вообще и полное самоотречение каждого члена
его, в частности, чтобы всенародно засвидетельствовать
решительный отказ наш от собственной воли — ...мы
обещаем всегда, немедленно и «беззаветно повиноваться
всему, что прикажут нам нынешний и будущие папы» 1.
Разумеется, это остро воспринималось современниками
как реакционнейшая политическая демонстрация.
Устав предписывает строжайшую субординацию (па-па,
генерал, всякий другой начальник, наконец, рядовой
исполнитель приказов свыше), требует слепого повиновения
старшим, рассматривает главные стороны деятельности
ордена (борьба за школу, миссионерство и т. д.). Подобно
тому как доминиканцев именовали «господними псами»,
Лойола дал иезуитам название «воинов христовых». Быть
«воином христовым» значило прежде всего быть
по-военному дисциплинированным, больше того — быть рабски
послушным. В- «Духовных упражнениях» Лойолы
говорится: «Отказавшись от всякого личного суждения, наш ум
должен быть всегда готовым к полному и совершенному
повиновению... церкви»; «Кто хочет посвятить себя богу,
гот должен отдать ему, кроме своей воли, свой разум».
П. Н, Ардашев — указ. соч., стр. 168.
47

Каким должен быть идеальный иезуит? Лойола пишет,
что он «должен смотреть -на старшего, как на самого
Христа, он должен повиноваться старшему, как труп,
который можно переворачивать во всех направлениях, как
палка, которая повинуется всякому движению, как шар
из воска, который можно видоизменять и растягивать во
всех направлениях, как маленькое раслятие, которое
можно поднимать и которое можно двигать как угодно».
Столь крайняя степень дисциплины основывалась на
таком же уродливом возвеличении авторитета начальника.
Лойола писал: «Нужно не только хотеть так, как хочег
начальник, нужно чувствовать так же, как он; нужно
подчинять ему свое суждение настолько, чтобы благочестивая
воля могла покорить разум». И в другом месте: «Я желаю,
чтобы вы старались приучиться видеть во всяком
начальнике господа нашего Иисуса Христа». Наконец, Лойола
требовал, чтобы ради укрепления церкви и власти
римского папы иезуиты не останавливались даже перед
совершением тягчайших («смертных») грехов.
Члены иезуитского ордена обязаны быть безбрачными
и решительно разорвать все свои родственные связи.
Иезуиту даже о своей матери позволено говорить лишь как
об умершей, хотя бы она еще и жила. Устав возбраняет
иезуитам какую бы то ни было духовную или светскую
деятельность, если она в каждом отдельном случае не
разрешена орденским начальством. Иезуиту запрещено
владеть личной собственностью, чтобы он не отвлекался
«мирскими» интересами от интересов ордена. Другое дело —
орден как таковой: сам Лойола немало сделал для его
тайного обогащения, справедливо видя в этом один из
путей к власти иезуитов над церковью и к влиянию на вес
общество; впрочем, строгие запреты, как показывает
история, ничуть не мешают иезуитам обогащаться и лично,
вести жизнь, очень далекую от аскетизма. Следует также
иметь в виду, что папа Юлий III еще в 1550 г. разрешил
владеть личной собственностью тем иезуитам, которым
«ради пользы церкви» было позволено жить «в миру»,
среди богатых. Понятно, какой широкой лазейкой стало
это для всех, кого не устраивала формальная строгость
устава, требующего от иезуитов «нестяж-ательства».
Лойола делал обязательным для всех иезуитов то, что
.оправдало себя как средство их сплочения и развраще-
48

ния; он даже шел наперекор некоторым церковным
обычаям, если считал, что это полезно для черного дела
иезуитов.
Вот пример. Церковь считает аскетизм средством к
«спасению душ» аскетов; она особенно одобряет
наиболее варварские способы «умерщвления плоти». Лойола
тоже сделал аскетические «упражнения» обязательной
частью иезуитского воспитания и видел в них испытанное
средство разжигания фанатизма. Но не меньше того ценил
он аскетизм как дисциплинирующее и закаляющее
средство; а поэтому он охлаждал пыл тех своих
последователей, чье увлечение аскетизмом начинало вредить интересам
ордена. Так, вопреки всем церковным правилам, больных
иезуитов Лойола заставлял есть в пост мясное и сам
подавал в этом пример, хотя в обычных условиях не могло
быть и речи о 'нарушении поста.
Молитва по нескольку ночей подряд, самоистязание,
долгое воздержание, от пищи считались и у иезуитов
«душеспасительными» занятиями, но Лойола не позволял
переходить меру. Доводивших себя голодовкой до
изнурения он приказывал кормить насильно. Он полагал, что
иезуит, чрезмерно усердствующий в аскетизме, т. е.
слишком много думающий о собственной душе, становится
неполноценным как член воинствующего ордена.
«Работающие в винограднике господнем,— поучал Лойола,—
должны опираться на землю лишь одной ногой, другая
должна уже быть приподнята для продолжения пути»;
а для этого надо, разумеется, обладать выносливостью,
энергией и хорошим здоровьем. Недаром принимаются в
орден, как правило, лишь вполне здоровые люди.
Организационное устройство и внутренние правила
ордена тщательно обдуманы во всех подробностях. Каждому
иезуиту .положено пройти многолетний «искус» —
несколько степеней посвящения. За это время проверяются его
качества и способности. Здесь всё рассчитано так, чтобы
до пределов развить в молодом иезуите фанатизм, чисто
иезуитское лицемерие, самообладание, физическую
выносливость, умение слепо подчиняться начальникам,
применяться ко всякой обстановке и т. д.
Вступление в орден начинается долгой муштрой в
специальных иезуитских учебных заведениях. С каждым
годом все более и более изощренно испытываются способ-
4 д. Е. Михнезич
49

ности иезуита ко всевозможным родам светской и
духовной деятельности. Лишь немногие члены ордена,
зарекомендовавшие себя как самые отъявленные враги
трудового народа, науки, культуры и всякого прогресса, могу!
достигнуть наивысшего звания професса; они считаются
вполне проверенными и достойными занимать в ордене
самые важные командные посты. Но и эта отборная
иезуитская верхушка делится на разряды; переходя во второй,
последний разряд, професс по примеру первых иезуитов
в дополнение 'к обычным монашеским обетам,
принесенным еще при вступлении в орден, дает особый
обет—повиноваться папе.
Сокровеннейшие тайны ордена, его наиболее гнусные
преступления и замыслы известны даже не всем профес-
сам, а только некоторым из этих «исповедников четырех
обетов».
Переход члена ордена от одной степени посвящения к
другой возможен лишь при том условии, что начальники
в совершенстве знают и одобряют все его помыслы н
склонности и убеждены в его слепой преданности
иезуитскому черному делу. Отбору 'наиболее надежных для
продвижения на высшую ступень помогают старательно вн\--
шаемое иезуитам взаимное недоверие, а также
существующая в их ордене система обязательного шпионажа
и доносов всех на всех.
Орден этот объединяет вокруг себя своих
многочисленных тайных приверженцев — «светских иезуитов» (так
как они не являются монахами и не носят ряс — сутан, ах'
называют также короткополыми — ^ёзиНез а гоЪе соиг1е).
Находятся они в разных слоях буржуазного общества
действуют в условиях строгой конспирации и потому, как!
правило, не знают друг друга. Одни из них почему-лноо
не могут, не желают или не решаются официально
вступать в орден, других сами иезуиты удерживают от этого:
«Обществу Иисуса» выгодно повсюду иметь соглядатаев,
которых никто не заподозрит в связях с ним. Кроме
фанатиков, есть среди светских иезуитов жертвы шантажа ъ
запугивания—люди, попавшие в материальную завис.!'
мость от ордена или не сумевшие уберечь от его шпио-но?
свои секреты.
Светские иезуиты это прежде всего осведомители. Ом*
проверяют сообщения друг друга и являются щупальцами
50

ордена подчас даже там, куда ему иначе было бы
невозможно проникнуть.
Посетивший столицу Италии писатель П. Павленко
так передавал свои впечатления от иезуитского засилья в
этом городе — местопребывании пап:
«Рим — город попов, их интриг, их интересов, их
доходов, их надежд, их биржевых и политических
манипуляций. Явные и тайные иезуиты, явные и тайные
диверсанты, предатели коренные и приезжие заполняют город.
Разговаривая с инженером и художником, вы никогда
заранее не знаете — не питомец ли он Ватикана? В
Болонье открыта, например, специальная духовная
семинария, где священников обучают миссионерской
деятельности среди рабочих. Там' наряду с теологическими знаниями
семинаристы получают промышленную квалификацию, и,
познакомившись с таким слесарем или сталеваром из
попов, вы увидите перед собой (а может быть, и не увидите,
что гораздо страшнее) иезуита, сделавшего целью своей
жизни предательство .интересов рабочего класса... На
улице Карло Альберто в Р-име помещается такое
таинственное учреждение, как «русская коллегия». В этом мрачном
доме ведется специальная подготовка агентов для
засылки в Советский Союз. Выпускники направляются на
работу под чужими именами и — не в монашеском одеянии» 1.
Но подробнее говорить об этой коллегии—так называемом
«Руссикуме» — нам придется еще в следующих главах.
Массовой базой этого ордена являются и некоторые
другие организации, находящиеся под его влиянием.
Такова разветвленная по многим буржуазным странам
массовая организация «Католическое действие»; таковы и
некоторые второстепенные монашеские общества, например
орден базил'иан: в западных районах Украины он сотни
лет оказывал иезуитам большую помощь в
насильственном насаждении церковной унии (об унии см. подробно в
11-й главе).
Что в католической церкви и ее массовых
организациях коварные приемы иезуитского «светского» шпионажа
и сейчас находят полное применение, показывает
следующая выдержка из современного журнала «Католик акшеи
1 П. Павленко — «Итальянские впечатления» (журн. «Новый
мир», 1951, № 2, стр. 136).
Б1
4*

мамюэл» — органа американского. «Католического
действия»:
«Миряне-католики не являются предметом подозрения
или предубеждения для населения, как священники.
Миряне-католики могут проникнуть в любую организацию и,
не вызывая подозрений, выполнить порученную церковью ]
работу. Для них доступны такие области, где священники'1
не могут и показаться. Они могут собирать обильную
жатву там, где священники и монахи найдут лишь сухую,
колючую стерню».
Для удобства управления деятельностью иезуитов,
разбросанных по разным странам, орден разделил весь
мир на особые районы — провинции. Во главе каждой и 5
них стоит так называемый провинциал, которому
подчиняется местная орденская иерархия. Провинции
объединены в ассистенции, начальники которых (ассистенты)
являются своего рода министрами при главе иезуитов —
генерале, избираемом верхушкой ордена пожизненно.
Генералам предоставлена власть лишь в известных
пределах, которые указаны уставом; однако они имеют право
(уже с 1543 г.) изменять самый устав даже без папского
разрешения.
Таким образом, власть иезуитских генералов над чле-,
нами ордена 1 и отчасти во всей церкви, с формальной
точки зрения, стала почти беспредельной. Недаром молва
прозвала их «черными папами».
Первым генералом иезуиты избрали, разумеется, Лоп-
олу. Сначала он счел нужным поскромничать, отказался
и лишь после нескольких голосований соблаговолил дать
согласие. Но и тут не обошлось без обычного у Лойолы!
юродства: получив в ордене высшую власть, он решил
дать подчиненным урок самоунижения и на несколько
дней отправился прислуживать на кухню. Такое
лицемерие очень характерно для него. В 1550 г. он вновь показал
образец двуличия, «смиренно» заявив о желании сложить
с себя звание генерала, хотя заранее знал, что преданная
ему верхушка ордена не согласится.
1 В уставе сказано: «...Для пользы ордена и в видах
постоянного упражнения в смирении члены общества (иезуитов.— Д. М.)
должны всегда и во всем повиноваться генералу... и чтить в н^'
представителя Христа» (П. Н. Ардашев — указ. соч., стр. 168)
52

По уставу генерал зависит от своего тайного совета —
«генеральной конгрегации», состоящей из ближайших его
помощников. Члены этого совета формально вправе при
известных обстоятельствах даже низложить генерала и
избрать нового. Но за всю более чем четыреховековую
историю ордена такого случая не было. Надо добавить, что
генерал властен сместить и заменить любого члена
конгрегации, обеспечивая себе полную безнаказанность.
Во всем этом отразилась обстановка, в которой
проходил первый период истории «Общества Иисуса».
Нужду в исключительных привилегиях иезуиты,
действительно, чувствовали в то время: тогда случалось, что
их генералы вступали в конфликты с ватиканскими
верхами; ведь даже папы — эти матерые враги свободы,
культуры, прогресса — иной раз в интересах
политического самосохранения не решались во всем следовать
архиреакционным планам учеников Лойолы. Однако не
следует преувеличивать такие факты: вопреки довольно
распространенному мнению иезуиты в католической
церкви не составляют «государства в государстве», не
имели, не имеют и не могут иметь каких-либо особых
целей. Их самолюбию, конечно, всегда льстила
возможность извлечь из орденских «Конституций» вывод о
некоторой самостоятельности «Общества Иисуса», но
на деле они являются именно тем, ради чего их и
призвали как организацию,— верной опорой пап везде и во
всем.
К сказанному здесь об устройстве иезуитского
ордена и об очень благоприятных условиях, созданных в нем
для любых преступлений, надо добавить, что открытых
призывов к обману, убийствам, борьбе против свободы и
передовой науки, конечно, нет в его уставе и не может
быть. Устав — официальный документ, его назначение —
выставить иезуитов в самом выгодном свете. Правда,
уже и устав, как легко заметить, проникнут духом
изуверства, фанатизма и презрения к лучшим сторонам
человеческой природы — тлетворным духом, отравляющим
все/ что носит печать иезуитизма. Однако составлен
устав все же очень осторожно, чтобы не выдать всей
отвратительной сущности иезуитского ордена. О ней
легче судить по другим документам.
Расскажем об одном из них.
53

В XVII, XVIII и XIX вв. после изгнания иезуитов из
разных стран и городов были найдены в брошенных ими
библиотеках и архивах рукописные копии некоторых
секретнейших орденских правил под названием «Тайные
наставления Общества Иисуса» — МопИа зесге1а Зо-
с1е1аИ§ /ези. Они были изданы, и это вызвало страх и
бешенство в иезуитском лагере. Появились
многочисленные опровержения, авторы которых силились доказать,
что это — подделка, клевета «а орден, памфлет и т. д.
Отголоски этого спора слышны до сих пор.
Надо сказать, что, кроме самих иезуитов, почти никн>
и никогда не выражал сомнения в подлинности этого
документа,— настолько точно соответствуют «наставлениям
всем известному интриганству членов «Общества Иисуса».
Именно этим и объясняется ярость иезуитов, с какою они
стараются доказать, что «Тайные наставления» — всего
лишь памфлет, мистификация и клевета.
Эти обстоятельства при всех условиях позволяют
рассматривать «Тайные наставления» как своеобразный
исторический документ — тем более, что доказать их
подложность иезуитам не удалось и до наших дней.
«Тайные наставления» были написаны в начала
XVII в., через 7С>—75 лет после основания иезуитского
ордена. Они до известной степени обобщают
накопившийся к тому времени огромный его опыт по части
всяческого пронырства, лицемерия, обмана и
стяжательства.
Что предписания эти не оставались «гласом
вопиющего в пустыне», показывает вся история ордена
иезуитов.
Документ состоит из 16 небольших параграфов1; в
кратком заключении говорится, что он принадлежит к
числу секретнейших и что нужно всячески отрицать его
подлинность, если он вопреки всем предосторожностям
станет достоянием гласности.
0 характере «Тайных наставлений» дают понятие уже
заглавия его параграфов: «Как нужно поступать, чтобы
привлечь к себе задушевное доверие государя и саноз-
1 Имеется в виду копия МопМа, найденная Ю. Ф. Самариным
в 1868 г. в библиотеке Пражского университета и опубликованная
в его книге «Иезуиты и их отношение к России» (М., 1870,
стр. 425—489).
54

ников», «Что следует внушать проповедникам и духавйи-
кам государей и важных лиц», «Что делать с.
монахами, которые, соперничая с нами во многих занятиях,
значительно нам этим вредят», «О том, как привязывать
к Обществу богатых вдов», «О том, как увеличивать
доход коллегий» и т. д.
Под этими заголовками можно прочесть советы вроде
следующих:
«...Опыт научает, что духовники привязывают к себе
государей, когда они не порицают явно их
предосудительные поступки, но стараются объяснить оные в
благоприятнейшем для них смысле...
Для снискания расположения государей полезно
также принимать поручения по делам для них приятным;
располагать к себе подарочками лиц, близких с
государем, дабы они в точности сообщали нашим, каковы
привычки и нрав их государя, какими предметами он
тешится и каким способом можно ему угождать... Если
они ищут себе жен, то предлагать им девушек, которые
вместе с родителями были бы преданы нам...
Для привлечения к себе как государей и сановников,
так и прелатов полезно... иметь в своем распоряжении
широкие полномочия для отпущения грехов
исключительных и эпитимий, а равно и для разрешения от постов, от
обязанности уплачивать долги, для устранения
препятствий к заключению браков и для освобождения от
обязанности исполнять разные другие обеты...».
Богатые вдовы были окружены особым вниманием
иезуитов; последние разработали целую «науку» о том,
как приобретать расположение этих женщин и, главное,
удерживать их от вступления в новый брак, который
положил бы конец надеждам ордена на наследство. На
этот счет в «Тайных наставлениях», между прочим,
говорится:
«...Духовник должен достигнуть того, чтобы вдова
слушалась его советов и следовала его приказаниям... Два
или три раза в неделю должны происходить увещания о
благе вдовства, о вреде второго брака и о тех
опасностях и новых тягостях, которые он влечет за собою...
Доводить вдову до того, чтобы она совершенно
отказалась от самой мысли о супружестве...
55

Строго обращаться с ними на исповеди
непозволительно, разве только тогда, когда слаба надежда
получить с них что-либо...
Что касается до управления доходами, какие имеют
вдовы, то надо им предлагать как образец то досто-
хвальное совершенство состояния святых мужей, когда
они, забывая друзей, раздавали свое имущество
бедным... приводить примеры вдов, которые, поступая
таким образом, в скором времени попали в святые...».
Дальше рассказывается, как надо убеждать таких
вдов, чтобы они, пуская в дело «розги, угрозы, лишения,
крутое обращение», заставляли своих дочерей уходить в
монастырь (и тем самым терять право на наследство
после смерти матери). Сыновей богатых вдов
рекомендуется завлекать в иезуитский орден, который в силу устава
должен получать все имущество своих членов.
Очень подробно, в духе поучений знаменитого дона
Базиля из комедии Бомарше, рассказывается, как надо
клеветать на бывших иезуитов, которые открывают миру
мрачные тайны ордена. Последний параграф учит
иезуитов притворяться людьми «не от мира сего»,
презирающими богатство.
«Тайные наставления» (это своеобразное руководство
для тартюфов) показывают, что их автор превосходно
знал, как можно использовать людские слабости и
пороки в интересах иезуитского ордена и как заметать
следы преступлений.
Даже если считать «Тайные наставления» всего
только памфлетом, остается фактом то, что всевозможные
другие тайные же инструкции разрабатывались
руководителями ордена в большом числе в различных странах и
по всяким поводам. Появляются они и в наши дни. Мы
только что приводили отрывок из чисто иезуитской
секретной инструкции американской организации
«Католическое действие». Упомянем еще циркуляр, тайно разо-
сланный несколько лет назад, уже при режиме народной
демократии, венгерским иезуитам их руководителем Эле-
мером Чавоши. Там предписано «не стыдиться быть в
хороших отношениях с пролетариями», т. е.хтроить козни
в рабочем классе. Со свойственным иезуитам коварством
циркуляр предлагает внешне, ладить со всеми,-
поддакивать всем -- «опасаться всякой критики; о людях и рас*
'86

поряжениях никогда не говорить с порицанием. Но и
хвалить не нужно всё... Не быть болтливым...» 1.
Таким образом, устав, изображающий иезуитов как
самоотверженных и бескорыстных «воинов христовых»,
имеет в виде тайных инструкций дополнения, которые
вносят в официальную церковную характеристику
«Общества Иисуса» очень существенные поправки и
представляют его в самом омерзительном виде.
Впрочем, разоблачению преступной сущности
иезуитизма служат и другие документы, не принадлежащие к
разряду секретных. Мы имеем в виду прежде всего
сочинения из области так называемой иезуитской морали,
к которой и обратимся в пятой главе.
В сравнении с другими орденами «Общество Иисуса»
вначале было малочисленно. Быстрого увеличения числа
иезуитов, очевидно, не ждали: учреждая орден, папа
Павел III даже запретил принимать в него больше
60 человек. Однако вскоре ограничения отменили, и
в год смерти Лойолы (1556) орден имел уже около
тысячи членов разных степеней и сотню опорных пунктов в
тринадцати провинциях.
К слову сказать, так как апологетам «Общества
Иисуса» решительно все равно, за что его превозносить,
одни из них прежде всего в этом росте видят «промысл
божий», другие же, напротив, чудом считают то, что
орден успел много натворить при столь ничтожном, по
их мнению, числе членов.
На самом деле он рос и распространялся в той мере,
в какой этого требовали его особые задачи организатора
и вдохновителя контрреформации; требовалась же не
столько многочисленная, сколько специально
подобранная и обученная организация. И в самом деле, орден
иезуитов всегда умел обходиться небольшими силами;
подчас там, где другим орденам, пожалуй, нехватило бы
сотен людей, справлялись со своими темными делами
всего пять или десять иезуитов. К тому же Лойола,
изворотливый в политике и неразборчивый в средствах, умел
находить короткие пути к цели.
Какие же пути он избрал?
1 «Судебный процесс по делу Йожефа Грэса и его сообщников.
Стенографический отчет». Будапешт, 1961, стр. 403.
57

Самым важным делом всегда была и остается для
ордена «обработка» влиятельных представителей
господствующего класса. Серьезное значение придавал и
придает Ватикан также вмешательству иезуитов в
международную политику; папы нередко посылали их
в разные страны в качестве своих дипломатических
представителей !.
Еще один путь — миссионерство, которым
занимались и почти все другие ордена, чтобы превращать в
католиков тех, кто никогда ими не был, а главное — чтобы
улавливать упрямые протестантские души и возвращать
их под папское ярмо.
Чрезвычайной важности путь лежит через школу;
она должна воспитывать фанатиков, готовить
иезуитскому ордену кадры, облегчать ему шпионство и
разлагающую пропаганду.
Об этом у нас пойдет речь в следующей главе.
^ Дипломатией Ватикана и до сих пор управляют иезуиты. По
давнему обычаю папский посол — нунций (а таковыми бывают либо
иезуитские выученики, либо сами члены «Общества Иисуса») —
избирается в дуайены, т. е. в старшины дипкорпуса, в тех странах,
которые состоят в дипломатических отношениях с Ватиканом
(см. Э. С а т о у — «Руководство по дипломатической практике». М.,
1947, стр. 163—164).

Глава 4
ГАСИТЕЛИ РАЗУМА
О борьбе иеауитского ордена за молодежь, за школу,
а также о вреднейшем его влиянии на развитие наук
нужно сказать особо.
С самых первьих лет существования «Общества
Иисуса», где бы ни появлялись иезуиты, они стремились
тотчас же устроить свои школы — коллегии и
завербовать туда молодежь из богатых и знатных семей.
Попадались среди нее и дети бережливых
буржуа-протестантов, соблазненных бесплатностью обучения и крайне
преувеличенными слухами о педагогических талантах
последователей Лрйолы. Иезуитам всякий такой случай
открывал удобную возможность влиять на
протестантские семьи.
Из этих же соображений в XVI—XVII вв. иезуиты
Польши вербовали в свои коллегии детей не только
католиков и протестантов, но также православных
украинских и белорусских феодалов.
Не прошло и десяти лет после основания ордена, а
коллегии уже десятками насчитывались и в Италии, и в
Испании, и в Португалии, и в Нидерландах, и в Чехии,
и во Франции, и в Польше, и в Венгрии, и в Литве, и в
далекой Индии, и в иных странах. Римская коллегия в
1555 г., через пять лет после ее основания, выпустила
первую сотню учеников, прошедших в ней полный курс.
В 1580 г. она имела уже более 2 000 воспитанников.
К 1640 г., к столетию ордена, во всех его школах было
до 150 000 учеников.
В коллегиях преподавали начатки арифметики,
геометрии, астрономии; особое внимание уделялось наукам,
нужным для проповедников: латинской -и греческой
59

грамматике, а также риторике и диалектике (т. е.
искусству убедительно и красноречиво говорить и спорить).
Над всем этим стояло, разумеется, богословие.
Учащийся не мог вынести из такой школы серьезных знаний.
Кое-где ради рекламы коллегий и академий, а также
и для подогревания своей незаслуженной репутации
великих педагогов иезуиты приобретали (конечно, на
средства богатых покровителей) ценные приборы и
наглядные пособия, собирали библиотеки и т. д. Так, в 1766 г.
виленская иезуитская академия выписала из Парижа
секстант и пассажный инструмент, изготовленные под
наблюдением знаменитого астронома Лаланда. Следует,
однако, помнить, что с помощью этих ценнейших
инструментов и приборов ученикам прививалось не передовое
коперниковское гелиоцентрическое мировоззрение, а
отжившее птолемеевское. Также и библиотеки иезуитских
школ служили не просвещению народа, не развитию
науки и культуры, »а насаждению суеверий и подготовке
худших затемнителей народного сознания.
Вольтер, в юности учившийся в иезуитской коллегии,
а впоследствии ставший непримиримым врагом папства,
так писал о результатах своего учения: «Я не знал ни
того, что Франциск I попал в плен при Павии, ни
того, где находится Павия; я не знал той страны, в
которой я родился, не знал ни главных законов, ни
интересов моей родины; я ничего не смыслил в математике,
ничего — в здравой философии; я знал только латынь и
глупости» К
Чтобы подготовить учеников к вступлению в
«Общество Иисуса», коллегии воспитывали в них рабскую
преданность ордену, подавляли всякие проблески
самостоятельной мысли, приучали к железной дисциплине,
превращали в автоматов — в слепых исполнителей в-оли
начальников.
Это поистине изуверская система воспитания. В
иезуитских учебных заведениях применяются изощреннейшие
виды духовной муштры. Предписано часто и
подробнейшим образом исповедываться, проводить время в
«духовных упражнениях», последовательность которых тщатель-
1 См. «Историю французской литературы», т. I, Изд-во
Академии наук СССР,. М.— Л„ 1946, стр. 640-^641-.
*60

но продумана. Это «воспитание» способно ДоёоДйть до
полусумасшествия, до галлюцинаций.
Вот образец «упражнений», придуманных самим Лой-
олой:
«Прежде всего,— писал он,— нужно в воображении
своем обозреть громадные адские огни и души,
заключенные в горящие тела, как в темницы. Во-вторых, опять-
таки в воображении, нужно услышать исходящие от них
жалобы, крики, проклятия, восклицания и богохульства
против Христа и его святых. В-третьих, мы должны
почувствовать обонянием воображения зловоние клоак и
серы, гниения и нечистот. В-четвертых, мы должны
воображением вкусить горечь слез и угрызений совести.
Наконец, мы должны почти ощутить огонь, пожирающий
души осужденных» !.
Лойола выработал строгую очередность, в которой
ученик должен воображать подобные картины,— одни по
разу, другие повторно, так, чтобы они всецело
завладевали фантазией и парализовали волю. В длинной серии
таких «упражнений» разрешалось делать перерыв только
в том случае, если учащийся уже дошел до
«предсмертной тоски».
Легко себе представить, до какой степени
фанатического исступления доводили учеников эти сцены
изощренных адских мучений, как, впрочем, и райского
блаженства, которое Лойола тоже предписывал воображать во
всех подробностях. Человек, годами живший под гнетом
этой «педагогики», постепенно от «страха божьего»
превращался в манекен, в марионетку своих наставников, не
имеющую права и даже способности делать что бы то ни
было важное по собственному побуждению. К тому же
все долгое время пребывания в иезуитской школе
ученики занимались самоистязанием.
В коллегиях, как и вообще во всем ордене, процветает
шпионство. Начальники благодаря этому знают о
каждом шаге каждого ученика. Строго наказывают и
провинившегося, и того, кто должен был донести о проступке
соседа, а не донес. Долго применялось правило, по *
которому заслужившего наказание прощали, если он уличал
1 М. Филиппсон — «Религиозная контр-революция в XVI
веке». СПб., 1902, стр. 138.
61

другого в том же проступке. До наших дней иезуитские
коллегии сохранили этот дух взаимного шпионства,
О других видах развращения учеников мы скажем в
следующей главе, где будет рассматриваться омерзительная
иезуитская мораль1.
Кроме тех школ, которым вменялась в прямую
обязанность подготовка новых членов ордена иезуитов,
существовали и существуют другие школы,
предназначенные для одурманивания детей бедноты по иезуитским
рецептам. Таковы были, например, в Западной Украине под
властью австро-венгерских поработителей и польских
панов школы униатского монашеского ордена базилиан —
«украинизированного» ответвления «Общества Иисуса».
Классик украинской литературы Иван Франко
клеймил педагогическое убожество и большой нравственный
вред, который причиняли эти школы, разоблачал
господствовавшую там систему побоев и издевательств. Так, в
автобиографическом рассказе «Отец юморист» он
изобразил базилианскую школу г. Дрогобыча, какою она
была на его памяти, в 1864 г.
Тамошний учитель-базилианин «отец» Телесницкий
был зверем-садистом. Круглый невежда, он заменял
учение тем, что терроризировал детей суковатой палкой.
Дети кричали от боли, страха и обиды, а он «среди этих
воплей и пекла бегал по классу, хохоча, потирая руки,
подпрыгивая и приговаривая... Хотя все учились и
старались всеми силами уберечься от побоев, никакие
предосторожности не помогали. Более боязливые, вызванные
к доске, теряли голос, забывали выученное; другие, хоть
и знали, но, убедившись, что даже за малейшую ошибку
их ждала та же самая кара, что и тех, которые не
знали ничего,— теряли веру в себя, махали на все рукой и
либо шли в класс, надеясь на милость божью, что авось
как-нибудь страшный базилианин недосмотрит... либо
1 Нынешние иезуитские педагоги стараются придать этой
системе воспитания самые благопристойные «внешние черты. Однако
сущность ее не меняется. Представление о нравах, еще недавно
царивших, а во многих отношениях и до сих пор царящих в иезуитских
коллегиях, дают некоторые произведения художественной
литературы, например «Красное и черное» Стендаля, «Себастьян Рок»
О. Мирбо, «Агасфер» Э. Сю, повесть современного украинского
писателя С. Тудора «День отца Сойки».
62

вовсе не ходили в школу по нескольку дней... А в
классе тем временем стояла беспрерывная тревога, неслись
крики, и плач, и вопли, и над всем господствовал дикий,
почти идиотический хохот отца юмориста».
«Педагогическая» карьера этого негодяя кончилась
лишь после того как он засек одного мальчика
насмерть.
Зверские приемы «отца юмориста» вовсе не
противоречат требованиям иезуитских «теоретиков» в
педагогике, считающих порку не только допустимой, но и
необходимой. Так, в Польше незадолго до крушения там
буржуазного режима католический журнал «Фарус» давал
такие советы учителям: «Телесные наказания следует
осуществлять при помощи палки толщиной в мизинец...
Совершать акты телесных наказаний следует не на
школьной скамье, а в более просторном месте — у
учительского стола. Учитель не может вполне положиться
на свой опыт в этом деле, если местом наказания
будет служить школьная скамья, так как преступник
может ловко извернуться .с таким расчетом, чтобы удар
достался соседу, либо лечь таким образом, что удар
придется не по спине, а по шее, голове или
вытянутой руке» К
Все объясняется тем, что на школы для детей из
народа иезуиты смотрят как на огромное, хотя в
современных условиях и неизбежное, зло.
Еще в начале XIX в. дипломат-иезуит де Местр,
находившийся при русском дворе, так писал министру
народного просвещения графу Разумовскому:
«На что вам наука? Наука творит людей сварливых,
самоуверенных порицателей правительств, поклонников
всякой новизны, презрительно относящихся ко всякому
авторитету... Наука по самому существу своему при
всякой форме правления годна не для всех...» 2.
Де Местра приводили в ужас даже те жалкие крохи
образования, которые давало единичным счастливцам из
народа архиреакционное правительство Александра I.
«В России,— писал этот иезуит,— овладела какая-то
1 Цит. в журн. «Антирелигиозник», 1939, № 11, стр. 23.
2Ю. Ф. Самарин — «Иезуиты и их отношение к России»,
изд. 3. М., 1870, стр. 341.
63

мания правительством, толкающая его вводить с самою
необдуманною поспешностью просвещение среди масс
народных. А между тем эта мания к знанию производит
самые гибельные явления... Для России... науки не
только бесполезны, но и вредны...» К
Сам де Местр не отличался большими познаниями в
науках. Он был полон предрассудков, верил, -например,
что кометы приносят людям несчастье. Любопытно, что
в своих .наставлениях графу Разумовскому он в
сущности повторял слова польского иезуита Алоизия Кулеши,
который еще за сто лет до него требовал держать
русских на польской земле подальше от науки: «Пребывая в
невежестве, они впадут в крайнюю нищету и останутся в
самом презренном уничижении, следственно,
принуждены будут или совершенно пасть от своей бедности, или
переменить вероисповедание для какого-нибудь
повышения и улучшения своего состояния» (Кулеша имел в
виду переход русских из православия в униатство; об
униатской церкви см. в этой книге особую главу). Русский
«мужичок,— продолжал иезуит,— выучившись в
простой сельской школе, уходит от своего господина за
несколько десятков миль и ищет свободы» и потому-де
надо приказать всем польским экономам и управителям,
«дабы они строго смотрели за тем, чтобы крестьянские
дети приучаемы были не к книгам, но к плугу, сохе, ралу
и т. п.».
Разумеется, и польскому трудовому народу иезуиты
не желали лучшей участи и также держали его во тьме
невежества.
Физические наказания сопровождаются в школах
иезуитов нравственным мучительством.
Упомянув в одной беседе возмутительные порядки,
существовавшие в годы его учения в тифлисской
православной духовной семинарии («...слежка, шпионаж,
залезание в душу, издевательство...»2), И. В. Сталин
характеризовал их как иезуитизм. «Из протеста против
издевательского режима и иезуитских методов, которые
имелись в семинарии,— сказал он,— я готов был стать
1 М. Морошкин — «Иезуиты в России с царствования
Екатерины II и до нашего времени», ч. 2. СПб., 1870, стр. 493.
2 И. В. Сталин — Соч., т. 13, стр. 114.
64

и действительно стал революционером...» К В той же
беседе он указал на «...систематичность, настойчивость в
работе для осуществления дурных целей» как на
характерные черты деятельности иезуитов.
В наши дни реакционная верхушка католической
церкви с ужасом и злобой видит, как миллионы молодых
людей в капиталистических странах и странах народной
демократии, еще недавно шедшие в политике за
вожаками клерикальных юношеских организаций и за
приходскими попами, теперь все более проникаются боевым
духом интернационального единства и участвуют в
массовом движении простых людей мира за демократию и
против военной угрозы. Эти юноши и девушки, навсегда
освободившиеся от влияния церкви,— живое
доказательство того, что никакая демагогия Ватикана или его
«педагогические» ухищрения не могут остановить
неодолимого процесса разрушения его массовой базы. С тем
большей настойчивостью повсюду в капиталистическом
мире церковь стремится прибрать к рукам дело
просвещения. И она пускает в ход любые средства, если видит,
что передовое общественное мнение или временные
интересы правящих кругов буржуазии отдаляют эту цель.
В начале XX в. правительство Франции, во главе
которого стоял радикал Комб, оказалось в резком
конфликте с Ватиканом. Конфликт этот привел было даже
к полному разрыву отношений. Ватикан был особенно
раздражен решением французского правительства
закрыть католические школы и запретить монахам
преподавание также в школах светских. В ответ папа Лев XIII
распорядился изъять из Французского банка все
ватиканское золото — а его было немало.
Минули три с половиной десятилетия, и в 1940 г.
французское правительство, возглавляемое вишийской
марионеткой Гитлера — предателем Петэном,
восстановило католические школы. Монахи толпами двинулись
тогда в поход на светскую школу, которая и была почти
ликвидирована. С освобождением Франции от
гитлеровской оккупации и с концом войны поневоле ослабла эта
мертвая хватка поповщины, возмечтавшей было уже и о
формальном запрещении светской школы; но современная
1 Там же, стр. 113.
5 Д. Е. Михневич 65

французская реакция попрежнему потворствует церкви,—
так, вопреки отделению церкви от государства
католические школы, именуемые во Франции «свободными», с
июня 1948 г. получают субсидии от государства.
В школьном вопросе интересы церкви и буржуазии
совпадают вполне: школа должна воспитывать рабов
капитала — вот вкратце суть буржуазной педагогики; и
если церковь стремится сделать так, чтобы рабы
капитала стали также рабами божьими — это вдвойне
выгодно буржуазии. Это общеизвестно; мы хотим только
подчеркнуть, что именно иезуиты поставлены Ватиканом
во главе современного католического похода на школу.
Иезуиты держат в своих руках «конгрегацию
семинарий, университетов и • исследований»—' ватиканское
министерство, с 1588 г. направляющее вредоносную
деятельность всех католических высших школ. Оттуда
получают указания, в частности, руководители католических
школ США 1 — этих рассадников невежества и
политической реакции, где воспитывают мракобесов,
погромщиков, надежные кадры американского фашизма.
Существуют и специально иезуитские учебные
заведения. Так, в одном только Мадриде иезуиты имеют
полторы сотни своих народных школ.
Особое значение иезуиты придают высшей школе —
отчасти потому, что она готовит наиболее
«квалифицированных» реакционеров в политике и науке, отчасти же
по другой причине: такие учебные заведения дают едва ли
не больше всего пищи для лживой пропаганды —
будто Ватикан печется о науках.
Католическая церковь любит приписывать себе
почтенные качества: милосердие, любовь к детям,
целомудрие, нестяжательство и т. д.; хвалится она и своим
«покровительством наукам». Но кто же не знает, что за
показным ее милосердием кроются зверства инквизиции в
сравнительно далеком прошлом, совсем недавнее
папское потворство гитлеровским и прочим фашистским
палачам и нынешний союз Ватикана с поджигателями
новой мировой войны; за «любовью к детям» — многие
1 В начале 1940-х гг. в США, кроме 7647 низших, было около
2500 средних и высших католических школ, которые имели более
2 миллионов учащихся (см. журн. «Советская этнография», 1952, № 1,
стр. 149).
66

тысячи ребятишек, истребленных миссионерами- в
католических приютах Китая; за «целомудрием» —
бесконечные скандальнейшие любовные похождения попов и
монахов; наконец, неприглядную оборотную сторону имеет
и папское «поощрение наук».
Иезуитские «университеты» и «академии» — это очаги
особенно зловредной реакции. Да и что иное может быть
там, где в наивысших авторитетах числится особо
чтимый католической церковью средневековый мракобес —
«ангельский доктор» Фома Аквинский, который считал,
что науки излишни, поскольку Евангелие уже открыло
миру всё, что богу угодно было открыть, а на худой
конец отводил науке й разуму скромную роль
благочестивых комментаторов «священного писания». Он
требовал, чтобы наука, раз уж она существует, была
служанкой богословия — и только.
Университеты иезуитов всегда были и остаются
охранителями реакции в науке. В средние века в них
безраздельно господствовала схоластика и под видом
научных проблем изучались, обсуждались, толковались
вымыслы богословов, подменявших исследование природы
бесплодными умствованиями по таким, например,
вопросам: есть ли у дьявола органы пищеварения и
совершается ли оно так же, как у людей?
Современник Галилея иезуит-ученый Афанасий
Кирхер весьма своеобразно откликнулся на
становившуюся тогда все более популярной прогрессивную идею
множественности обитаемых миров, которая логически
вытекала из научных и философских взглядов
Коперника, Бруно и Галилея. Кирхер сочинил нечто вроде
фантастического романа, где описал свои воображаемые
странствия по разным планетам; но при этом его
занимали не вопросы науки, а схоластические бредни: если
бы на Венере нашлась вода, годилась ли бы она для
обряда крещения, или если бы на Юпитере рос виноград,
можно ли было бы употреблять вино из него при обряде
причащения?
Другой иезуит тех времен, Риччиоли, так возражал,
когда ему указывали, что коперниканская система
мира сравнительно просто объясняет видимые пути
движения небесных тел по небу: «Чем труднее объяснить
67
5*

движения звезд,— раздраженно писал этот «астроном»,—
тем более обнаруживается величие божие» К
В иезуитских университетах богословие «двигалось
вперед» (если можно так сказать о богословии)
попытками логически обосновывать религиозные догматы и
мнения «отцов церкви» по разным вопросам. Например, в
XVI—XVII вв. иезуитские лжеученые затратили массу
времени, бумаги и ругательств на изобличение так
называемых янсенистов. Последние, получившие название
по имени католического богослова Янсена, расходились с
иезуитами по .некоторым пунктам вероучения; иезуиты
же всячески поддерживали в споре своего богослова —
Молину. Для человека здравомыслящего предмет их
спора (о «предопределении», о «благодати» и.т. д.) сам
по себе ничтожен и нелеп; особая ожесточенность
полемики, в которую постепенно были втянуты римские папы
и вообще вся верхушка церкви, объяснялась тем, что в
схватках янсенистов с молинистами отразилась
старинная непрерывная и глухая конкуренция и грызня
иезуитов с другими орденами, главным образом
доминиканским 2.
Много энергии затрачивали иезуиты и на другие
споры подобного характера. Их богословы извели целые
реки чернил, пытаясь «доказать», что так называемый
«дух святой» «исходит» не только от бога-отца, но и от
бога-сына фИодие). Дело в том, что православная
церковь утверждает, будто этот дух «исходит» от одного
бога-отца; посрамить православных богословов в столь
1 Г. А. Г у р е в — «Коперниковская ересь в прошлом и
настоящем», изд. 3. М„ 1937, стр. 117.
2 Однако при всем том оба лагеря еще ожесточеннее нападали
на всякое свободомыслие — и в этом были вполне единодушны.
Письма Вольтера, которого они сообща и одинаково грубо травили,
красноречиво свидетельствуют об этом. «Змеи, называемые
иезуитами, и тигры, именуемые янсенистами,— писал он в одном письме
в 1760 г.,— объединяются против разума и дерутся между собою,
чтобы только разделить добычу»; к той же теме возвращался он
через шестнадцать лет: «Собаки грызут меня в мои последние дни;
я умираю, пожираемый догами Янсениуса после того как меня
кусали лисицы Лойолы»; и, наконец, еще через год, с чисго
вольтеровским остроумием: «Было бы неплохо,— писал он,— отправить всех
янсенистов на морское дно, повесив каждому из них на шею по
иезуиту» (см. К. Н. Державин — «Вольтер». М., 1046, стр. 389
и 397).
ее

«существенном» вопросе всегда было для иезуитских
лжеученых заманчивой задачей.
На тему о \Шоцие в 1700 или 1701 -г. был диспут между
тайным иезуитом и православным священником в доме
какого-то боярина в Москве. Иезуит записал для своего
заграничного начальства «хитроумные» доводы, которые
он употреблял, чтобы опровергнуть противника, не
признававшего ^Шоцие. Вот отрывок из его отчета, отлично
показывающий, к какому безграничному словоблудию
сводилась мнимая ученость, которую насаждали
иезуитские университеты:
«Мнение (католическое.— Д. М.) было следующее,—
писал, любуясь своим «глубокомыслием», иезуит: — всё,
что есть в Отце, за исключением отчества, сообщается
Сыну; но сила изводительная (т. е. способность
«изводить» «святого духа».— Д. М.) есть в Отце,
следовательно, она есть и в Сыне.
Опровержение (православное.— Д. М.) было
следующее: большая посылка неверна, потому что
нерождаемость не сообщается Сыну...
Я изложил свое доказательство в форме дилеммы:
Сыну сообщается воля — или деятельная, или
недеятельная; если деятельная, то дано то, что я хочу доказать, а
если недеятельная, то, следовательно, момент внутреннего
движения воли (в Отце к извождению духа) нужно
признать предшествовавшим (рождаемости Сына), и,
следовательно, дух святой исходил бы прежде Сына. После
долгих состязаний мой противник, наконец, допустил, что
Сыну сообщается деятельная воля, но она здесь
деятельна р нем не как в Сыне...» *.
И так далее, и тому подобное...
Нет нужды дальше воспроизводить этот вздор — цена
иезуитской (как, впрочем, и православной) богословской
«науке» и так ясна.
Современные богословы тоже нивесть каким подвигом
учености считают подобную игру в благочестивое
глубокомыслие. Проходят века, но католическая церковь и
«цвет» ее лженауки — иезуиты все еще продолжают
упражняться в таком стиле, в частности, на богословских
1 «Письма и донесения иезуитов о России конца XVII и начала
ХУШ века». СПб., 1904, стр. 79—80.
69

факультетах университетов. Разумеется, этим далеко не
исчерпывается их современная «ученая» деятельность;
но об иезуитских университетах наших дней мы скажем
еще дальше.
Иезуиты написали горы «ученых трудов». К
четырехсотлетию «Общества Иисуса» (1940 г.) было подсчитано,
что они сочинили 115 тысяч книг! Всё это выдается за
ценнейший вклад в науку. Для некоторой части их
типичны такие «труды», как сочиненная иезуитом Коль-
риджем девятнадцатитомная «Жизнь Иисуса Христа»,
где несколько томов посвящено жизни Христа до
рождения и после смерти. Иезуиты и сейчас выпускают тысячи
книг в год. На первом месте здесь стоит более или менее
откровенная антикоммунистическая макулатура, в
остальных книгах сплошь и рядом рассматриваются
всевозможные нелепицы, вроде споров о Ш^ие.
Даже явный доброжелатель «Общества Иисуса»
Г. Бемер признает, что «на благочестивой литературе
иезуитов лежит печать такой приторности и такого
младенчества, которые отличают ее среди всех других» 1.
Чтобы охарактеризовать отношение ордена иезуитов
к передовой науке, достаточно упомянуть об их роли в
процессе Галилея2. Этот великий ученый прекрасно
понимал, что натравливают на него ищеек инквизиции
больше всего именно они — самые реакционные
церковники, основательнее других знакомые с астрономией. Он
писал другу: «Из верного источника слышу, что отцы-
иезуиты наговорили решающей особе (папе.— Д. М.),
что моя книга ужаснее и для церкви пагубнее писаний
Лютера и Кальвина»; «Какой-то иезуит,— сообщал
Галилей в другом письме,— печатно заявляет в Риме, что
мнение о движении Земли есть самая отвратительная,
гибельная и гнуснейшая из всех ересей; что... не следует
касаться догмата о неподвижности Земли» 3.
1 Г. Б е м е р — «Иезуиты». М., 1913, стр. 87.
2 «Галилей, последователь иезуитов»,— важно пишет
официальный историк «Общества Иисуса» Кретино-Жоли (3. С г е 11 п е а и-
,1 о 1 у — «Н15*01ге геН§1еизе, роН^ие е! Пиёга1*ге с1е Сотра^пу с!е
^зиз», т. 4. Париж, 1846, стр. 246). Нужно быть прожженным
лицемером, чтобы утверждать, будто Галилей, этот мученик, питал
уважение к иезуитам: ведь именно им он больше всего был обязан
своими несчастиями. Так-то пишется иезуитами история!
3 Г. А, Гурев —указ. соч., стр. 8 и 11.
70

Известна мрачная роль иезуита-инквизитора
кардинала Беллармина в процессе Галилея.
Однако характерно, что, как бы ни проклинала
церковь светские науки, как бы ни старалась она во времена
своего могущества искоренить их,— ей приходилось все-
таки считаться с тем, что они существуют и развиваются.
Поэтому, кроме испытанного пути травли, клеветы,
проклятий, она уже издавна избрала путь замалчивания и
фальсификации достижений передовой науки. Так,
иезуиты одно время предпочитали не привлекать своей
благочестивой бранью внимание к астрономическим
открытиям Галилея, из которых следовали выводы, разрушавшие
религиозное мировоззрение; эти открытия они признавали
вначале только как маловажные, хотя и занятные
научные курьезы, чтобы тем самым поскорее набросить на
них тень забвения.
В 1163 г. папа Александр III запретил духовенству
заниматься физикой. В XIII в. «святой» Доминик осудил
метод опыта и наблюдения в науке, запретил членам
ордена доминиканцев занятия естествознанием и
медициной. Не отставали и прочие ордена. То было время
всевластия церкви. В нынешние невеселые для цее времена
она прикидывается покровительницей науки. Главным
покровителем считается, понятно, сам папа. Недаром
сейчас он является президентом ватиканской «академии
наук», созданной при самом деятельном участии иезуитов
незадолго до второй мировой войны.
Члены папской «академии» подобраны с таким
расчетом, чтобы ее архиреакционный характер не бросался сразу
в глаза. Поэтому, кроме воинствующей поповщины,
кроме откровенных защитников религии, в ней состоят и
такие якобы беспартийные, якобы объективные буржуазные
ученые, которые крохоборствуют в науке .и, будучи
грубыми эмпириками, боятся материалистических выводов
из своих наблюдений, неспособны на смелые
теоретические обобщения, а потому неизбежно проваливаются в
трясину религии и мистики. Своим примером они снова и
снова подтверждают справедливость известного
замечания Энгельса об эмпириках в науке: «Презрение к
диалектике не остается безнаказанным» 1.
Ф. Энгельс — «Диалектика природы». М., 1950, стр. 36.
71

Папскую «академию» выдают за собрание
«свободных», «непредубежденных» жрецов науки, причем особо
подчеркивают, что не все они — католики. Иезуитский
вывод из этого прост: «настоящий», «свободный» ученый
это обязательно сторонник религии (пусть даже не
католической), а в философии обязательно идеалист;
другими словами, неверующие, материалисты — это и
«ненастоящие», и «несвободные», и вообще «неученые»;
следовательно, торжествующе заключает иезуитская
логика, материалистическая критика религии, идеализма, а
в конечном счете капитализма греховна, ненаучна,
несостоятельна.
Впрочем, тон в иезуитско-папской «академии»
задают всё же активные мракобесы, видящие прямую
свою цель в защите религии как одного из оплотов
капитализма.
Так, поповствующие историки сводят свои изыскания к
той убогой идейке, что весь ход мировой истории
доказывает будто бы «роковую» предначертанность, предуста-
новленность событий (вывод: путь революций и греховен
и бесплоден). Заседающие в папской «академии»
философы силятся опровергнуть диалектический материализм.
Астрономы', физики и химики пускаются там на всякие
передержки, желая создать хоть видимость научного
доказательства того коренного положения всякой религии,
что мир сотворен богом; биологи — морганисты и
виталисты в угоду церкви проповедуют о вечности и
неизменности гена и о таинственной жизненной силе, хотя ни силы
этой, ни генов не существует на свете;
физиологи-идеалисты все выводы из своих исследований основывают на
антинаучной предпосылке, будто «тело — инструмент
духа».
Наконец, вместе с «дипломированными лакеями
поповщины» в папской «академии» приютились
католические богословы — поповщина, не прикрытая уже ничем.
Сам папа за последние годы несколько раз выступал
по вопросам космогонии—науки об образовании и
развитии миров. Как известно, в этой области знания, где
буржуазная наука давно и безнадежно запуталась,
только передовая материалистическая наука в лице советских
ученых оказалась способной ответить на многие
труднейшие вопросы. Эту-то область и облюбовал Пий XII. Он
72

умалчивает о тех временах, когда церковь жесточайшим
образом преследовала и истребляла прогрессивных
астрономов и философов-коперниканцев, его речи ни сцовом
не напоминают, что всего лишь в 1835 г. католическая
церковь вычеркнула сочинения Коперника и Галилея из
списка книг, которые католикам запрещено читать (это
было время, когда, по замечанию одного исследователя,
уже никто не интересовался мнениями папы по
астрономическим вопросам).
Избрав для своих наукообразных упражнений
сложные проблемы космогонии, папа скрепя сердце оставляет
в стороне библейское «летосчисление», по которому мир
не существует и десяти тысяч лет; он рассуждает о
«миллионах лет» и о Галактике, соглашаясь, что Земля
как небесное тело не занимает в ней центрального места.
И все это ради того, чтобы, прикинувшись сторонником
науки, вытащить на свет самые реакционные
измышления ученых лакеев буржуазии и с их помощью
«доказать», что будто бы наука «подтверждает» религиозные
догмы. Папа с удовольствием рассматривает
идеалистические теории «расширяющейся» и «пульсирующей»
вселенной, снова и снова пытается возродить ложную теорию
ее «тепловой смерти», т. е. доказать, что вселенная
ограничена в пространстве и времени, а следовательно,
должна иметь и начало.
Такие рассуждения папы, основанные на порочных,
опровергнутых домыслах буржуазных ученых, характерны
в том отношении, что показывают, как церковь
отбрасывает древнюю библейскую ветошь, чтобы спасти в
религии главное — идею бога-«творца».
Папская «академия» — сплошное издевательство над
подлинной наукой. Цель ее в том, чтобы создавать
иллюзию превосходства веры над знанием и капитуляции
науки перед религией. Еще до основания «академии»
Пий XI объявлял премию за наилучшее «научное
доказательство божественной сущности квантов». Папы давно
обзавелись собственной, ватиканской астрономической
обсерваторией, огромной библиотекой, всякими
«исследовательскими институтами». Теперь, когда дело
фальсификации науки в Ватикане поставлено на широкую ногу,
это пригодилось. Все делается, чтобы создать церкви
славу опоры и прибежища наук.
73

Если и попадались изредка действительно ученые лю.
ди в толпе иезуитских «охотников за ведьмами»,— среди
тех, кто ухитрились набить 115 тысяч книг богословской
чепухой и человеконенавистнической пропагандой,— это
ничуть не меняет сути дела и не мешает ни папам, ни
«Обществу Иисуса», ни церкви вообще оставаться
заклятыми врагами передовой науки. Объяснение простое--
Ватикану выгодно иметь в научном мире своих
представителей — пропагандистов, соглядатаев и
фальсификаторов.
Благодаря католическим астрономам, биологам и т. д.,
с помощью их связей он легко и во всех подробностях
разузнаёт, чем живут, как настроены, о чем спорят
буржуазные ученые, в каких направлениях развивается
наука и что здесь может быть полезно или опасно для
церкви и религии. Эти же рясоносные члены научных
корпораций при случае произносят на их собраниях речи о
«примиримости» веры и знания... В сущности, это
своеобразный, «невидимый» филиал ватиканской «академии
наук», рассеянный по буржуазному ученому миру и
выполняющий те же задачи, что и сама «видимая» академия,
только исподтишка.
Наконец, для «доказательства» своего благоволения
к наукам современный Ватикан считает нужным
демонстративно поощрять склонность некоторых церковников
к естествознанию, историческим и другим
исследованиям (разумеется, далеко не ко всяким). И если кто-
нибудь из них сумел хоть прямо, хоть косвенно
послужить укреплению папства и католицизма, а притом еще
произвести впечатление «объективного»,
«беспристрастного» ученого,— таких католическая пропаганда
тщательно учитывает и восхваляет перед всем миром: вот-де
он, столь нужный церкви идиллический союз религии и
науки!
Но это, конечно, только видимость. Причастность к
церковной организации, исключающая возможность
свободного, непредубежденного научного исследования и,
особенно, материалистического обобщения, губительно
сказывается на деятельности религиозных ученых.
Например, известный астроном-иезуит XIX в. Анджело Секки,
которым так гордится «Общество Иисуса», не сумел
подняться выше грубого эмпиризма. Его мировоззрение ан-
74

тинаучно — недаром Ф. Энгельс, упоминая в труде
«Диалектика природы» о «патере Секки», отмечал'
агностицизм этого монаха и его попытку протащить бога в науку
хотя бы в виде идеи «первого толчка» К
Короче говоря — что было настоящей наукой в
ученой деятельности Секки и ему подобных, то находилось
в резком противоречии с религией, а все, что
представляло собой уступку религии, обесценивало их труды.
Но Секки, по крайней мере, настолько был
благоразумен, что не приплетал религиозной агитации к своим
научным сочинениям. Не таковы многие его
современники и предшественники. Так, «в 1673 г.,— пишет академик
И. Г. Петровский,— иезуит Парди «доказывал»
математически существование бога и нематериальной души,
опираясь на результаты интегрального исчисления.
Примерно в то же время математик Вариньон обосновывал с
помощью анализа бесконечно малых реальное
присутствие тела бога в таинстве причастия»2.
Понятно, что это юродство находится за пределами
науки.
В заботах об увеличении списка «католических
ученых» церковники доходят до смешного. В одном из
таких перечней мы обнаруживаем иезуита XVII в. Адама
Шалля, который на самом деле отличался не столько
глубиной астрономических познаний, сколько ловким
использованием астрономии в своей тайной деятельности
португальского разведчика при дворе императора Китая.
Таких, как Шалль, иезуиты любят изображать в
эффектном облике «культуртрегеров», несущих свет
знания в «варварские страны». Случалось, что
иезуитский миссионер умел оптической или механической
игрушкой поразить воображение местных правителей;
впоследствии это нередко становилось поводом к
возведению его в ранг светила науки. Так, один
современный иезуитский журнал окрестил шпиона А. Шалля
«известнейшим астрономом своего времени и
практическим изобретательским гением высокого ранга» 3.
1 См. Ф. Энгельс — указ. соч., стр. 16—117 и 158.
2 Акад. И. Петровский — Математические спекуляции
врагов мира» («Литературная газета», 1952, № 36).
3 «ЗсЬбпеге 2икипгЬ, Вена, 1941, № 17/18.
75

В такие гении, повидимому, метил и иезуит
Франциск Эмилиан —папский секретный резидент в Москве,
писавший в 1701 г. своему начальству за границу, что он
готов заплатить любые деньги, если ему пришлют
побольше оптических стекол. Через полтора года он опять
восклицал в письме к «своим» в Вену: «О, если бы
у меня было больше редкостей, особенно вроде
симпатических составов, или любопытных новостей по физике!
Светлейший царь (Петр I.— Д. М.) весь живет в них».
За такие подарки иезуиты надеялись «приобрести
великую милость» у царя. Однако еще через несколько лет
они писали совсем другое, оспаривая распространенное
мнение, «будто... представленное (царю) стекло обещает
бог знает какие блага» 1.
Так Франциск Эмилиан потерял возможность
прослыть у своих собратий «гением высокого ранга».
Среди историков и других «гуманитариев», вышедших
из недр «Общества Иисуса», тоже предостаточно
посредственностей, плоских фактографов и фальсификаторов
науки. Пример этого — историк-иезуит Павел Пир-
линг, о котором мы упомянем и в дальнейшем. В своих
книгах о взаимоотношениях Ватикана и России он
старался с помощью тенденциозно подобранных
документов доказать, будто для нашей страны были благом
многовековые попытки пап и иезуитов проложить в нее
дорогу чужеземным захватчикам и католическим
миссионерам.
Особенно циничный характер имеет современная
католическая «наука», вдохновляемая иезуитами:
какую бы отрасль ее мы ни взяли, везде видим одно и
то же: служение капиталу,, отстаивание
империалистической политики, защиту всевозможнейших реакционных
идей.
В области социальных наук в наше время это
антикоммунистическая и империалистическая пропаганда.
Всё, чем живет лагерь мира и демократии, беспрерывно
подвергается ожесточеннейшим и планомерным атакам
из темных закоулков капиталистического мира, где
притаились со своим отравленным оружием иезуиты.
1 «Письма и донесения иезуитов о России конца XVII и начала
XVIII века». СПб., 1904, стр. 70, 114, 195.
76

В 1952 г. в США вышел сборник «Философия
коммунизма» 1, написанный католическими попами и поповст-
вующими буржуазными философами. Книга эта, полная
всяческих извращений, подлогов, лжи и клеветы на
коммунизм, на Советский Союз, на всех честных людей мира,
в большой мере принадлежит перу «ученых» иезуитов.
Один из авторов сборника, иезуит Густав Веттер, уже
двумя изданиями выпустил в Америке
фальсификаторскую книжку «Советский диалектический материализм» —
руководство для антисоветских клеветников,
подвизающихся на амвонах церквей, в парламентах, газетах и
школах капиталистического мира.
Находящийся в Нью-Йорке иезуитский Фордхемский
университет под видом «христианской философии»
распространяет пропаганду против коммунизма, пропаганду
новой войны. Иезуит-профессор фон Гильдебранд из
этого университета пишет: «Угроза коммунизма может
быть преодолена только посредством силы и, пожалуй,
только посредством войны. В этот решительный час бог
призывает к героической христианской жизни» 2.
Подобных фактов — множество.
Подстать тому позиция, занятая Фордхемским
университетом в отношении коренных проблем биологии.
Приветствуя антинаучные домыслы католического «ученого»
дю Нуи, который тщится опровергнуть
материалистическую эволюционную теорию Дарвина и открыто
призывает использовать науку для укрепления религии,
профессор этого университета иезуит Келли пишет, что
благодаря дю Нуи «отброшена материалистическая
интерпретация человека... Родственные узы даже с высшими
антропоидами порваны» 3.
Иезуиты-профессоры фон Гильдебранд, Келли и их
многочисленные современные католические соучастники
в заговоре империалистов против всей передовой
1 Разбор этого сборника см. в статье Д. И. Заславского
«Философские бредни иезуитов Ватикана» (журн. «Вопросы
философии», 1953, № 4).
2 Б. Быховский — «Современный фидеизм» (журн. «Новый
мир»., 1950, № 6, стр. 187).— На стр. 292—294 нашей книги
подробно рассказано о католическом Лувенском университете, где под
руководством иезуитов готовятся «специалисты» по осуществлению
преступных призывов фон Гильдебранда <и ему подобных.
3 Там же, стр. 199.
77

Культуры, демократии и дела мира — это достойные
наследники многих прошлых поколений реакционеров и
мракобесов, вскормленных «Обществом Иисуса».
Кстати будет здесь заметить, что деятельность многих
католических «профессоров» не имеет ни малейшего
отношения к наукам, зато очень причастна к самой
реакционной политике. С такими «профессорами» мы не раз
встретимся в этой книге: с иезуитом-«профессором» Лей-
бером — одним из самых доверенных политических
советников папы Пия XII; с «профессором» теологии
иезуитом Колаковичем —организатором уииатско-бандеров-
ских преступлений против украинского народа; с бывшим
«профессором» петербургской католической академии
Слосканом, изобличенным в антисоветской деятельности
в первые годы советской власти; с «профессором»
философии иезуитом Уолшем — американским разведчиком в
Советской России того времени. Таков же привлеченный
в народно-демократической Венгрии к суду вместе с
кардиналом Миндсенти «профессор» теологии Баранняи —
монархист-заговорщик; таков Ян Мастилка —
«профессор» богословия, ректор теологического института в Обо-
риште, один из подсудимых на процессе агентов
Ватикана в Праге в 1950 г. Всех не перечислишь К
Всё, чем запятнала себя в веках католическая
церковь, либо создано руками иезуитов, либо горячо
одобрено их преступным орденом. Украшая для отвода глаз
свои очаги мракобесия вывесками академий,
университетов и институтов, он никогда и ни в чем своей
антинародной и антинаучной сущности не изменяет.
В конце прошлого века профессор Мюнстерского
университета (Германия) иезуит И. Бунц не постыдился
написать в одобренном самим папой трактате «Ад», что
вулканы извергают на поверхность земли огонь из глубин
«преисподней» — именно оттуда, где, как гласит религия,
томятся души грешников.
Совершив это «открытие» в геологии,
иезуит-профессор поспешил обогатить также химию — сведениями о
1 Злейшая реакция нередко прикрывает свою наготу фиговыми
листками дипломов. Так и в гитлеровской Германии были «доктор»
Геббельс, «доктор» Штрайхер, «доктор» Риббентроп, «доктор»
Розенберг...
73

том, что представляет собой адское пламя. Оказывается,
это «не что иное, как масса разных газообразных
элементов, которые без всяких сопутствующих химических
процессов, просто божественной силой приводятся в
соответственное движение и благодаря этому находятся в
состоянии вечного горения» К
Что Бунд не был одинок в своем воинствующем
обскурантизме, доказывается хотя бы писаниями его
современника-г-тоже иезуита, Бозицио. В 1875 г. этот
«ученый муж» выпустил в г. Майнце (Германия) трактат
«Геология и потоп», в котором отвергает все достижения
исторической геологии и высмеивает теорию Дарвина, но
зато объявляет незыблемыми истинами наивные
библейские сказки о сотворении мира богом и о всемирном
потопе.
Но особенно ясно проявляется мракобесие иезуитизма
в отношении к одному из самых вредных видов
суеверия — к вере в дьявола и колдовство (нужно сказать, что
иезуиты наших дней с крайним упорством отрицают
причастность их ордена к истреблению инквизицией
миллионов людей, обвиненных в средние века в колдовстве,
«ведовстве», сношениях с дьяволом и т. д.).
В самом конце XVI в. профессор богословия Грацского
и Саламанкского университетов иезуит Мартин Дельрио
написал книгу в 1200 страниц под красноречивым
заглавием: «Шесть книг исследований о волшебстве,
содержащие полное опровержение чародейского искусства и
безбожных обычаев, полезное для богословов, юристов,
врачей и филологов». Книга настойчиво внушает мысль о
том, что наравне с богом и, пожалуй, даже больше, чем
бог, вершит людские дела дьявол. Рассуждая о
«ведовстве», иезуит Дельрио уверял, что сношения людей с
дьяволом возможны и происходят постоянно,— и он был
озабочен, как бы женщин и детей, заподозренных в союзе
с «нечистой силой», не отпускали на свободу, не
испробовав на них все виды пытки.
Вот заглавия всех шести «книг» (собственно, частей
его книги): 1. О волшебстве вообще.— 2. О дьявольском
1 В. К. Соколов — «Католическая церковь и государство в
Германии во второй половине XIX -ст. (историко-критический очерк
немецкого культуркампфа)». Казань, 1Ш2, стр. 95.
79

волшебстве и его действии.— 3. О черной магии.-.
4. О предсказаниях.— 5. Об обязанностях судей при раз.
боре этих преступлений.— 6. Об обязанностях духовни.
ков и о дозволенных и недозволенных лекарствах.
В книге этой исследуются такие «проблемы», как до.
говоры еретиков с дьяволом, сожительство дьявола с
ведьмами, его способность превращаться в животных,
делать ведьм нечувствительными к пыткам и вызывать ду.
ши умерших. «Ученый» иезуит разбирает приемы
любовного колдовства и советует, . как от него уберечься.
Наконец, он указывает, как надо пытать ведьм («Тело
пытаемых,— пишет, между прочим, этот изувер,— должно
оставаться неповрежденным или только умеренно
поврежденным. Я называю тело неповрежденным, когда мышцы
не разорваны, а кости не раздроблены; однако вывиха
суставов вряд ли можно избежать при пытке»1).
Было бы слишком долго приводить из гнусной книги
Дельрио все примеры диких суеверий, свойственных
средневековой католической поповщине и вполне разделяемых
иезуитами. Она полна самых уродливых предрассудков
тех мрачных времен — здесь собраны всевозможные
вымыслы изощренной фантазии темных людей, подавленных
вечным страхом перед всемогущей инквизицией на земле
и перед адскими мучениями в загробной жизни, людей
терроризированных, духовно искалеченных церковью,
которая эти вымыслы усердно распространяла и
раздувала.
Книга Дельрио переиздавалась и в XVII и в XVIII вв.:
иезуиты полагали, что ее «актуальность» сохранилась
вполне. Еще в конце прошлого века католические
писатели признавали его авторитет, в частности, в медицине,
особенно же — в вопросе о происхождении и лечении
нервных болезней. Причину последних благочестивый
Дельрио видит в кознях сатаны. Он даже знает, что на
умалишенных сатана предпочитает нападать в
полнолуние, «когда их мозги полны испарений», что «нечистая
сила» способна «бередить черную желчь», причинять
слепоту и глухоту и т. д. 2.
1 Р. НоепзЬгоесп — «Баз РарзШшт т зетег зо21а1-киИи-
ге11еп МгкзаткеН», т. I, изд. 5. Лейпциг, 1905, стр. 451.
2 Э. Д. Уайт — «Борьба религии с наукой». М.— Л., 1932,
стр. 227.
80

Дельрио не был оригинален — он повторял весь этот
вздор за «отцами церкви»; через века нашлись «ученые»,
повторяющие вздор этот уже вслед за Дельрио. Так,
знакомый нам иезуит Бунц с пресерьезным видом писал, что
«настоящее» беснование в отличие от «мнимого» бывает
тогда, когда «бесноватый совершает действия, причину
которых невозможно отыскать ни в естественных силах
человека, ни в боге и ангелах, но лишь в злых духах» К
Эту чертовщину иезуит расписывал, повторяем, в
конце XIX в., когда И. М. Сеченов уже совершил переворот
в физиологии, а И. П. Павлов закладывал основы своего
материалистического учения о высшей нервной
деятельности! Но что за дело до всего этого «ученому» иезуиту?
Поистине, он никуда не ушел от своих венских собратий
по ордену, которые утверждали, что за один лишь 1583 г.'
они заклинаниями и угрозами изгнали из больных не
более и не менее как 12 652 бесов.
Вот какую «науку» ценят и насаждают иезуиты, когда
не видят нужды притворяться, будто и они идут «в ногу
с веком»!
Ошибся бы тот, кто подумал бы, что сей «ученый»
кликуша — случайность, одиночка в современной
католической церкви и, в частности, в «Обществе Иисуса». Не
только упомянутый Бозицио, но все иезуиты с их
генералом, богословами и прочими «учеными», вся церковь во
главе с папой держится тех же диких взглядов на мир,
что и какой-нибудь Дельрио — это порождение
средневекового католического варварства и изуверства.
Очень убедительное доказательство — скандал,
происходивший в католической церкви в конце прошлого
века и связанный с именем Лео Таксиля. Немногие сейчас
знают это имя и этот скандал — церковь и буржуазия
постарались предать его забвению.
Рассказом об этом скандале мы и закончим главу.
Таксиль был буржуазным журналистом. Он хлестко
писал, знал цену сенсациям, умел их создавать и
извлекать из них выгоду. Типичный делец в журналистике, он
был готов ради известности и наживы направлять свое
перо против кого угодно и чего угодно; и если направлял
он его преимущественно против церкви, священников и
1 В, К. Соколов — указ. соч., стр. 95.
6 Д. Е. Михневич 81

монахов, главная причина здесь в том, что
антирелигиозная и антиклерикальная, особенно же антииезуитская
литература находила большой спрос и отклик в самых
широких массах французского народа. На этом можно
было нажиться.
Выступая с точки зрения плоского буржуазного
антиклерикализма, поверхностно, но зло и нередко остроумно,
Таксиль высмеял в своих книгах нелепости и
противоречия, которыми полно «священное писание». В
неприглядном виде показал он христианскую мораль, церковную
историю, «святых» и римских пап.
С каждой новой книжкой (а их было много)
раздражение поповщины против Таксиля росло. Так
продолжалось до 1885 г.
Однажды с ним произошла крутая перемена: он заявил,
что вся его жизнь была грехом и заблуждением, что он
раскаялся, вернулся к католической вере.
Церковники обезумели от радости. Папский посол во
Франции ди Ренди потребовал, однако, чтобы он делом
доказал свою преданность церкви и послужил ей пером
так же, как прежде служил ее противникам. Таксиль
согласился.
Против кого же направить удар?
Реакционная пропаганда католической церкви имела
тогда, как и сейчас, одну характерную особенность: не
только коммунистов и всех, кто им сочувствует, яростно
проклинали папы, но и масонов, причем даже не делали
между ними и коммунистами сколько-нибудь заметных
различий. Католические писаки и теперь уверяют, будто
существует международная организация масонов, тайно
пытающаяся покорить себе весь мир, продавшаяся
дьяволу и ревностно ему служащая. Во многих своих
посланиях к духовенству и к верующим папы Лев XIII, Пий XI
и Пий XII «объясняли» революционные события
последних десятилетий происками масонов !.
1 Все это в высшей степени -глупо и нелепо. Ненависть
католической церкви к масонам вызывается только тем, что они в
отношении к католической религии отличаются некоторым
«свободомыслием»; не антирелигиозностью, конечно,— напротив, масонские
«ложи»— это реакционные организации, члены их — это большей
частью выходцы из буржуазии и помещичьего класса, они — не только
контрреволюционеры, но и мистически настроенные, верующие люди,
'82 •

Таксиль заявил, что он посвящен во все тайны
Масонства и берется их разоблачить.
Он писал одну книгу за другой. Известнейшая из
них — «Братья трех точек» — впервые вышла во
Франции в 1886 г. Тогда же ее немедленно переиздали
немецкие иезуиты. К 1888 г. в одной только Франции эта книга
была распространена в сотне тысяч экземпляров.
Церковники создавали ей шумную рекламу.
Особенно отличались иезуиты. Их газеты наперебой
пели ей хвалы: «Превосходная книга... дает только факты
и доказательства и далека от преувеличений»; «масса
доказательств...»; «Книга заслуживает всяческого
внимания» и т. д.,— так писали германские католические, а
шумнее всех — иезуитские газеты 1.
Таксиль с мельчайшими подробностями описывал
изуверские обряды приема новых членов в масоны. Он
сообщал, что среди масонов и их адских хозяев видную роль
играет... покойный Прудон, которому как революционеру
не может быть в загробной жизни другого места, чем
среди челяди сатаны. В честь сатаны Прудон сочинил
молитву: «Приди, Люцифер, чтобы мы прижали тебя к своей
груди!»
Дьявол является масонам в образе чудовища с
ногами быка, грудью женщины и крыльями летучей мыши,
Прием женщин в масоны, по словам Таксиля,
сопровождается неприличнейшими обрядами, которые он
описал со всеми деталями. Вообще многие описания
масонских обрядов, сделанные Таксилем, невозможно здесь
передать, настолько они непристойны.
Каждое его новое сочинение церковь встречала с
восторгом. С течением времени появились подобные книги
однако верующие не по-католически: современное масонство по
происхождению и религиозным настроениям близко к
протестантизму; этого достаточно, чтобы католическая церковь причислила
масонов буквально к исчадиям ада. В 1884 г. папа Лез XIII выпустил
послание, в котором требовал «сорвать маску с масонства, потому
что в нем снова возродились злые духи, восставшие против бога».
Масоны стали «козлом отпущения», на которого попы взваливали
ответственность и за рост безбожия и за революционное движение
передовых рабочих.
1Р. ВгаеипПсп — «Бег пеиез1е Те1п"е1ззс1гшпс1е1 т с!ег
гбгшзсЬ-каШоПзспе КдгсЬе». Лейпциг, 1897, стр. 24 и след.
83
6*

и других авторов — доктора Ватайля, Марджиотты. Они
добавляли все новые подробности к разоблачениям,
сделанным Таксилем. Батайль, сочинивший книгу «Дьявол
в XIX веке», сообщал сенсационнейшие вещи.
Оказывается, например, что в Сингапуре все англичанки отреклись
от бога и служат сатане; ими управляет возлюбленная
«князя тьмы»; возле Гибралтара есть пещеры, в которых
черти подготовляют эпидемии; дьявол по имени Тубал-
каин, объяснявшийся с Батайлем на чистейшем
французском языке, вручил ему на прощанье бутылочку, в
которой было достаточно холерной заразы, чтобы погубить
весь Париж; дьявольский «папа» слетал на далекую
звезду Сириус всего за несколько минут...
Это казалось уже настоящим бредом сумасшедшего.
Но поток антимасонских разоблачений разливался все
шире. Появился еще один автор — мисс Диана Воган,
затмившая и Таксиля, и Батайля, и Марджиотту. Она
писала, что ее отцом был дьявол Битру (в ее книге
приводился даже автограф Битру — подпись, замысловатое
сплетение иероглифов).
Книга Дианы Воган была еще больше набита
чертовщиной и откровенной порнографией, чем все
предыдущие. Иезуитские газеты Франции, Италии, Австрии,
Германии, Англии, Америки печатали о ней ликующие
отзывы, где говорилось, что эти разоблачения масонов «не
имеют себе равных по достоверности и полезности».
Казалось, вместе с Таксилем и прочими разоблачителями
масонов рехнулась вся церковь.
Милости градом- сыпались на Таксиля. В 1887 г. его
принял папа Лев XIII. Он сказал Таксилю, что тот «еще
очень нужен будет в борьбе за веру». Таксиль узнал, что
Лев XIII перечел все его антимасонские книги и держит
их в своей личной библиотеке.
Была отмечена и мисс Диана Воган: ей прислали
любезнейшие письма видные церковники — кардинал
Пароххи и папский секретарь Ферцихи. Оба они передали
ей «особое благословение» папы.
Наибольшей славы в католическом мире Таксиль
достиг в сентябре 1896 г., когда в итальянском городе Три-
енте был созван конгресс основанного Львом XIII
антимасонского союза. Конгресс заседал 26—30 сентября.
Мисс Диана Воган сообщила письмом, что это — самая
84

подходящая дата для съезда благочестивых врагов
масонства: ей доподлинно стало известно от самого дьявола
Битру, что именно в те дни в Иерусалиме должна была
родиться прабабушка антихриста.
Близкие родственники нынешнего папы Пия XII —
Пьетро и Филиппо Пачелли были в числе устроителей и
руководителей этого конгресса. В Триент съехались
десятки епископских делегатов, тридцать шесть епископов,
шестьдесят один газетный корреспондент. Всем
управляли, над всем царили иезуиты, о которых один из
инициаторов конгресса — видный церковник Гросси-Гонди так
и сказал: «Иезуиты должны быть нашими учителями».
Папа заранее благословил участников конгресса.
Приветственные письма прислали также двадцать два
кардинала, " двадцать три архиепископа, сто шестнадцать
епископов.
Портрет Таксиля вывесили на трибуне среди
изображений «святых». Речи, раздававшиеся с этой трибуны,
могли бы ужаснуть любого видавшего виды психиатра.
Особая комиссия, составленная из известных в ту пору
церковников, занялась опровержением появившихся
слухов о том, что Дианы Воган не существует на свете.
Антимасонский конгресс не случайно был созван в
Триенте. Устроители этого парада мракобесия неустанно
напоминали, что именно здесь в XVI в. знаменитый
церковный собор (Тридентский — о нем подробнее будет
сказано далее) с помощью иезуитов сумел спасти
политическое влияние папства, поставить церковь в первый ряд
феодальных душителей свободы и культуры и дать отпор
протестантизму — «предшественнику современного
масонства в борьбе против церкви».
В самбм деле, Тридентский собор был очень
серьезным политическим событием той эпохи; но антимасонский
конгресс XIX в. в Триенте был уродливым фарсом, диким
шабашом ватиканских ведьм, разодетых в пышные
кардинальские мантии и явившихся туда не верхом на
метлах, а в комфортабельных железнодорожных вагонах.
И если Тридентский собор заставил средневековую
Европу содрогнуться, то триентский конгресс вызвал
только гомерический хохот. А смешное, как известно,
убивает.
И вскоре разразился давно назревавший скандал.
85

19 апреля 1897 г. в переполненном зале Парижского
географического общества множество поклонников Та-
ксиля собралось на его очередную лекцию против
масонов. Каков же был ужас этой публики, среди которой
находилось немало попов, когда поднявшийся на трибуну
Таксиль произнес издевательскую речь. Как громом
пораженные слушатели узнали, что все дикие истории о
масонах он высосал из пальца, что Дианы Воган никогда не
было на свете, что он сам писал под ее именем, чтобы
высмеять перед всем миром католическое духовенство и
иезуитов, готовых уцепиться за любую выдумку, даже
за самую гнусную, только бы она помогала укреплению
церкви.
Почти одновременно напечатал в газетах
саморазоблачение д-р Батайль. Впрочем, оказалось, что Батайль —
всего лишь литературный псевдоним некоего Хакса. Хакс
писал:
«Когда появилось папское послание... я
посоветовался с Лео Таксилем и несколькими друзьями, и мы вместе
задумали «Дьявола в XIX веке», имевшего известный
успех. Католики проглотили все это без всяких
затруднений... Иногда, когда я выдумывал невероятные истории,
например... о дьяволе, который, чтобы женить на себе
масона, превращался в молодую даму, а вечером играл в
образе крокодила на рояле,— мои смеявшиеся до слез
сотрудники говорили: «Милейший, вы заходите слишком
далеко! Вы провалите всю шутку!». Я отвечал им: «Ба!
Предоставьте это мне. Это сойдет!» И в самом деле,
сходило...» 1
Поповщина буквально взвыла. Иезуитские «писатели»
дошли до утверждения, что масоны держат «настоящего»
Таксиля в плену, а в Париже выступал с разоблачениями
самозванец. Но никакие ухищрения не могли помешать
тому, что весь мир покатывался со смеху, видя, как
ловко одурачили церковников проходимец Таксиль и его
приятели.
И церковь избрала новую тактику: стала молчать,
воздерживаться от споров с Таксилем. С помощью хозяев
буржуазной печати она постепенно добилась того, что
скандал улегся...
1 Р. НоепзЬгоесЬ — указ. соч., т. I, стр. 362—363.
86

Если подвести всему сказанному итог, то нельзя не
согласиться, что обезумевшие в своем рвении иезуитские
пропагандисты нелепых вымыслов Таксиля1 гораздо
больше характеризуют отношение Ватикана к науке, чем
все попытки этих лицемеров выдать пап за ее
покровителей.
По этому вопросу очень откровенно высказался в
1895 г. некий католический лжеученый, который писал в
ватиканском журнале «Аналекта экклезиастика»: «О,
благословенное пламя костров!.. О, пресветлая и почитаемая
память Торквемады!» 2
1 Мистификация Лео Таксиля интересна, между прочим, тем, что
в своих сочинениях- он очень мало прибавлял к написанному в
разное время папами и другими крупнейшими церковниками о
дьяволе, почитателях сатаны и т. д. Писал же в 1233 г. папа Григорий IX,
как «сатанисты» посвящают дьяволу новичков: «Когда
принимают новичка и он впервые входит в собрание, ему сначала
является лягушка... Одни целуют ее в зад, другие — в морду и
втягивают при этом язык и слюну животного в свой рот. Оно
является иногда в натуральную величину, иногда — размером с утку или
гуся, но большей частью с печку» и т. д. Сочиненный Такси л ем
дьявол с бычьими ногами ничем не отличается от дьявола-лягушки,
о котором повествовал «непогрешимый» Григорий IX, а неприличные
описания приема в масоны только повторяют то, во что верили папы
и вся церковь.
2Е. А. Берлинер — «Римский папа и его религиозная
«свобода»». М.Л930, стр. 22. (Торквемада — инквизитор, свирепствовавший
в конце XV в. в Испании и сжегший на кострах много тысяч
«еретиков»).

Глава 5
ПРЕСТУПНАЯ «МОРАЛЬ» ИЕЗУИТОВ
В конце февраля 1951 г. в г. Принстоне (США)
встретилось несколько старых друзей — питомцев местного
университета. Много лет назад они окончили там курс;
сейчас это — крупные капиталистические политики и
дельцы, поджигатели войны, специалисты по превращению
крови народов в доллары — словом, те, кто, повидимому,
надеются, что чудо избавит их от участи Гитлера,
Геббельса и Муссолини. Как сообщали буржуазные
американские газеты «Нью-Йорк тайме» и «Дейли компас»,
именно этих фашистов восхвалял в Принстоне один из
собравшихся там дипломированных разбойников; а затем
он уверял приятелей, что в «идеологической борьбе с
силами коммунизма» успех решат три фактора: «Деньги,
принцип, согласно которому для достижения цели все
средства хороши, и принцип: никаких вопросов!» К
Он, возможно, и не подозревал, что цитирует одного из
моралистов иезуитского ордена — Бузенбаума, который
еще в XVII в. писал: «Так как цель дозволена, то и
средства дозволяются» 2.
1 «Правда», 3 марта 1951 г.
2 См. Ю. Ф. Самарин — «Иезуиты и их отношение к России»,
изд. 3. М., 1870, стр. 244.— Из этой книги заимствованы и
некоторые другие образцы «морали», приведенные дальше. Они
принадлежат перу, так сказать, «классиков» в этой отрасли иезуитской
вредоносной деятельности, живших главным образом в XVII—
XVIII вв. Кроме того, использованы преимущественно следующие
работы: Б. Паскаль — «Письма к провинциалу, или Письма
Людовика Монтальта к другу в провинцию и к отцам иезуитам о
морали и политике иезуитов». СПб., 1898; Г. Бемер — «Иезуиты».
М#> 1913; 3. V. ЭбШп^ег ипс! Р. Н. К е и з -с п — «ОезсЫсЫе с1ег
МогаЫгеШдкеНеп т с!ег гбгшзсп-каШоНзспеп КдгсЬе зеН с!ет
88

Нет ничего удивительного, если людоедская мораль
империалистов совпадает с моралью иезуитов — людей
без чести и совести, оправдывающих любое преступление,
если оно ведет к угодной им цели.
«Цель оправдывает средства» — вот известная точная
характеристика безнравственных методов иезуитской
политики.
Находились у иезуитов защитники, которые хотели их
оправдать ссылкой на то, что вообще-де встарину нравы
были проще, что еще задолго до появления «Общества
Иисуса» римские папы руководствовались этим же
«принципом», хоть и не осмеливались формулировать его так
бесстыдно, как Бузенбаум; указывают также, что и в
истории православной; мусульманской, иудейской и прочих
церквей найдется множество примеров того, как в погоне
за богатством, почестями, доходными местечками, в
борьбе с инакомыслящими считались приемлемыми все
средства — если не в «теории», то на практике.
Эти исторические справки неоспоримы, однако они
вовсе не оправдывают иезуитов. Не кто иной как иезуиты
разработали до мельчайших подробностей и
опубликовали во множестве томов такую «систему морали», которую
следует назвать системой оправдания безнравственных
целей и безнравственных средств. Многие десятки
иезуитов сочиняли эти фолианты, комментируя писания своих
коллег, возражая одним, превознося других и предлагая
собственные измышления по части правил жизни.
Церковь так высоко ценит это их творчество, что кое-кто из
них даже произведен ею в «святые».
Иезуиты еще при Лойоле стремились совершить
решительные перемены во многом, что связано с исповедью, с
«отпущением грехов». Не надо забывать, что речь идет о
тех временах, когда люди — кто по убеждению, кто по
привычке, кто по принуждению — несколько раз (а то и
много раз) в год являлись на исповедь к своему
духовнику, чтобы получить «отпущение». Духовник — какой-
зесНзгеЬгЦеп ^ЬгЬипсЬгЬ, тт. I—II. Нордлинген, 1889; Н.
Суворов— «Казуистика и пробабилизм» («Юридический вестник», 1889,
т. III, кн. 2— реферат предыдущего сочинения); Р. Ноеп-
зЬгоесп — «ОазРарзШшт т зетег 5021а1-киИ:иге11епААПгкзаткеН»,
т. II (и\е иНгатоп^апе Мога1), изд. 4. Лейпциг, 1902.
89

нибудь монах или приходский поп — дотошно
расспрашивал об их поведении и помыслах, верующие же старались
припомнить все дурное (разумеется, дурное с церковной
точки зрения), что за последнее время они сделали или
даже только подумали. Выслушав это и прочитав
подходящее к случаю «нравоучение», духовник объявлял свое
решение: действительно ли прихожанин согрешил,
насколько тяжел его грех и какое требуется искупительное
церковное наказание (эпитимия), если грех — не
«смертный» и его вообще можно чем-либо искупить.
Одной из характернейших особенностей иезуитском
пропаганды было то, что она велась прежде всего среды
знати. Вначале Лойола, как мы видели, сам пропове-
дывал много и где попало; скоро он понял, что эта
беспорядочная проповедь не может приносить очень
заметных результатов: как бы ни был красноречив и неутомим
оратор, он мог воздействовать лишь на тех, кто его
слушал. К тому же морализирование далеко не всегда
достигало цели — в этом Лойола убедился тоже на своем
опыте после того как на пути в Палестину едва не был
утоплен матросами, которым до смерти надоел своими
ханжескими обличениями и усовещиваниями.
Он хотел так поставить дело, чтобы довольно
малочисленные в те времена иезуиты попусту сил не
тратили; окажись у него даже в сотню раз больше
последователей; их речи были бы подобны редким каплям
дождя, падающим на раскаленный песок пустыни. Самое же-
главное — содержание иезуитских проповедей никак не
могло вызвать сочувствия в народных массах, которые
находились в брожении, а местами и с оружием боролись
против угнетателей; между тем иезуиты были одной из
активнейших сил лагеря феодальной реакции, и в этом
заключался весь смысл существования их ордена. Они
стремились любой ценой укрепить феодальный строй,
засилье своей церкви, власть пап; иезуитская политическая
пропаганда была направлена против жизненных
интересов угнетенных масс.
В те времена действовало — где фактически, а где
(как в протестантских странах) и официально — правило:
си]и8 ге@ю е/из геГщю (т. е. «чья власть, того и вера»);
оно требовало «обращать» подданных в веру их
властелина и юридически оправдывало все совершавшиеся при
90

этом насилия. Иезуиты отлично поняли, что при таких
обстоятельствах можно многого достичь, постаравшись
«завоевать» прежде всего самого феодала, разжигая в
нем католический фанатизм и используя его классовую
ненависть ко всем антифеодальным элементам, чтобы
затем напустить его на подвластных «еретиков»,
заставить изгнать из своих владений последние остатки
протестантского духовенства и разгромить некатолические
школы и церкви, если все это не было сделано еще
раньше. А народ — попробовал бы он сопротивляться! Для
народа были приготовлены в таких случаях на выбЪр
либо крестильная «святая» вода, либо утонченнейшие
орудия пытки.и казни.
История распространения иезуитов по любой стране
Западной Европы в этом смысле очень однообразна.
Ее начальный период везде и всюду — борьба за влияние
на королей, аристократию, дворянство вообще.
Добившись их благосклонности, иезуиты в дальнейшем
действовали с помощью их денег и солдат.
Когда папа Григорий XIII в 1578 г. послал своего
опытнейшего дипломата иезуита Поссевино
восстанавливать в Швеции ликвидированные реформацией позиции
католической церкви, тот добился только возвращения
короля к католицизму и от одного этого ожидал
блистательных последствий. Иезуит Овиедо, посланный (тоже
в XVI в.) в Эфиопию, начал с того, что обратил в
католицизм властителя этой страны; с этого небольшого по
виду успеха началась история католической церкви в
Эфиопии. -—
Разумеется, нельзя преувеличивать роль чисто
религиозных соображений в таких делах — феодалы
руководствовались больше всего не отвлеченными
вероисповедными, а классовыми, вполне материальными интересами,
когда подавляли «ереси» и давали полную свободу
действий католической поповщине, иезуитам (достаточно
напомнить хотя бы, что имущество осужденных «еретиков»
переходило .обыкновенно в собственность феодального
сюзерена). Однако ошибкой было бы и забвение того, что
речь идет о людях пусть «высокопоставленных», но
невежественных, суеверных и зараженных всеми
предрассудками своего времени. Многие из них не могли оставаться
равнодушными, когда иезуиты старались запугать их,
91

по известному выражению Энгельса, то «ужасами
анафемы и отказа в отпущении грехов», то «интригами
исповедальни».
Исповедь — сильнейшее средство воздействия церкви
на верующих К Благодаря исповеди духовенство внушает
«пастве», как надо мыслить и веровать, что любить и
что ненавидеть, каких держаться политических взглядов,
к чему стремиться и чего чуждаться. Иезуиты
постарались как можно лучше оттрчить это испытанное оружие и
всецело завладеть им, вытеснив других монахов и попов
из исповедален. В средние века иезуиты никогда не
чувствовали себя вполне уверенно, пока не добивались
заветных мест духовников — «блюстителей совести»
феодального владыки, его семьи, приближенных и вообще
правящей клики.
Раз пробравшись в их исповедальни, иезуиты
держались цепко, умея и припугнуть «духовных чад» божьим
гневом, и подкупить их снисходительностью к грехам, а
также своим «усовершенствованным» учением о морали,
целиком отвечающим интересам эксплуататоров и
освящающим все их преступления.
Последнее важнее всего: средневековая католическая
мораль это мораль феодальная. Марксизм учит, что
господствующей идеологией данного общества является
идеология класса, господствующего в сфере
материального производства. Таким классом в средние века был
класс феодалов. В «учении» иезуитов о морали
наиболее полно выражалась самая сущность морали феодаль-
1 Мы не вдаемся здесь в подробное рассмотрение другой, не
менее существенной стороны вопроса: исповедь всегда
использовалась и используется духовенством как орудие шпионажа и
политического сыска. Во многих странах господствующие классы
беспрерывно получают через исповедальни подробнейшую информацию о
политических настроениях народа. Известно множество примеров того,
как католическое духовенство выуживало на исповеди у верующих
всевозможные сведения, интересные для жандармов.
Справедливости ради надо заметить, что этим запятнало себя
не только католическое духовенство. Так, православная церковь в
России во времена царизма неуклонно руководствовалась секретным
приказом Петра I, который-на правах главы церкви обязал попов
немедленно доносить светскому начальству о всех «крамольных»
делах, о которых удастся выведать у верующих на исповеди — «на
духу». В этом смысле церковь сослужила немалую службу и
белогвардейским бандам во время гражданской войны.
9?

ной; и если «иезуитская мораль» приобрела особенно
постыдную 'известность, это объясняется только крайним
цинизмом формулировки ее правил.
Успех пропаганды иезуитов в господствующем классе
зависел больше всего от того, что она освящала
феодальные отношения, эксплуатацию закабаленных крестьян, все
гнусности крепостнического общественного строя.
Характерно, что иезуитские моралисты, на тысячи ладов
жевавшие и пережевывавшие всякие «казусы», более или менее
сомнительные с точки зрения католической морали,
сравнительно мало занимались конкретными вопросами
классовых отношений; в этой области для них все было ясно
и так: существующий строй установлен самим богом, и
всякий нарушитель феодальных законов и обычаев,
всякий в той или иной форме покушающийся на
собственность крепостника совершает тягчайший грех. Этим духом
была проникнута иезуитская пропаганда, и больше всего
именно за это ценили иезуитов владыки феодального
мира.
Популярности иезуитов у дворянства очень
способствовала также распространившаяся о них слава
покладистых духовников. Там, где иной духовник —
доминиканец или августинец даже знатному человеку стал бы
угрожать загробными карами, налагать тяжелую эпити-
мию, донимать поучениями, иезуиты, бывало, только
слегка журили; а так как верующему приятнее быть не
наказанным, но прощенным,— иезуиты не сомневались,
что к снисходительному духовнику станет ходить всякий,
кто хоть раз благодаря ему почувствовал, что «не так
страшен чорт, как его изображают».
В XVIII в. богослов-иезуит Суарец, которого
восхищенный им папа Бенедикт XIV назвал «светильником
богословия», однажды так напрямик и заявил: «Если
духовник наложил тяжелую эпитимию и, несмотря на
просьбы кающегося, не захочет изменить ее, последний
вправе уйти без отпущения и приискать себе более
снисходительного духовника». Отдавая легким эпитимиям
предпочтение перед тяжелыми, другой иезуитский моралист,
Луго, писал: «Эпитимии трудные, возбуждая досаду в
кающихся, заставили бы их возненавидеть исповедь или
обратиться к неспособным духовникам, не смыслящим
духовного врачевания».
93

Нечего и добавлять, что способными и смыслящими
духовниками иезуиты считали только себя. Основываясь
на всех этих рассуждениях, они так энергично принялись
отбивать «паству» у прочего духовенства, что обиженные
конкуренты стали слать в Ватикан жалобу за
жалобой.
В роскошном томе, изданном иезуитами к столетию
своего ордена и наполненном самовосхвалениями,
цинично говорится между прочим: «Кающиеся почти
вламываются к нам в двери... Благодаря нашей
благочестивой религиозной находчивости... ныне нечестивые дела
гораздо скорее очищаются и искупаются, чем творятся;
едва успеет человек запятнать себя грехом, как уж мы
его омоем и очистим» К
Но если бы иезуиты только смотрели сквозь пальцы
на эти «нечестивые дела», их политика была бы слишком
грубой и уязвимой для критики. Своей снисходительности
(а иной раз и запугивающей строгости) они хотели
придать ученый, нравственный, богоугодный вид и для того
ловко пользовались противоречиями в области
католической морали вообще.
Желая прослыть знатоками этих вопросов, иезуиты
решили навести в них свой «порядок» и взялись составлять
своды мнений многочисленных церковных авторитетов о
всевозможных человеческих поступках. Ссылались на то,
что священники, исповедующие прихожан, большей
частью невежественны и потому легко впадают в ошибки;
чтобы правильно оценить какой-либо грех, утверждали
иезуиты, надо знать, что говорили о нем «блаженный»
Августин, Фома Аквинский, римские папы и другие
старинные и новейшие церковные авторитеты. Над
систематизацией чужих и выработкой собственных мнений
корпело из века в век множество иезуитских и прочих
богословов.
Однако, когда сопоставлялись даже авторитетнейшие
мнения, обнаруживалась невероятная разноголосица;
оказывалось, что во многом Августин противоречит Фоме,
Фома — Августину, позднейшие моралисты — старым.
Что же делать бедняге приходскому священнику? —
восклицали иезуитские моралисты.— Как он должен оце-
1 Ю. Ф. Самарин — указ. соч., стр. 173.
94

пивать дела и мысли кающегося прихожанина, если
даже известнейшие деятели церкви сплошь и рядом не
могли прийти к общему мнению? И вот иезуиты
предложили выход из положения — свою тщательно
разработанную теорию пробабилизма, или правдоподобия (от
латинского слова ргоЪаЫИз).
Суть пробабилизма в том, что при разногласии
авторитетов о дозволенности или недозволенности какого-
либо поступка можно избрать любое их мнение и
руководствоваться только им. Больше того: в одних условиях
допустимо основываться на одном из противоречивых
мнений, в других же — на любом ином, даже если оно во
всем противоположно первому. В зависимости от разных
соображений, приспособляясь к обстоятельствам,
священник может спокойно простить самый тяжелый
проступок одному прихожанину и наложить свирепое церковное
наказание на другого, поступившего точно так же.
Недаром сами иезуиты называют свою мораль
«приспособительной» (ассотойаНюа).
Нередко оказывалось, что какой-либо грех по мнению
одного авторитета ■— «смертный», по мнению другого —
лишь «простительный», по мнению же третьего — это
вообще не грех. Казалось бы, окончательное решение может
быть только одно — какое же из трех? Но иезуиты не
допускают такой постановки вопроса; они отвечают:
общепризнанный церковный авторитет не может ошибаться;
если же существуют разноречивые мнения авторитетов' в
делах морали, значит, все эти мнения более или менее
правдоподобны, а насколько именно — об этом пусть
судят другие авторитеты. Всяким «правдоподобным»
мнением в случае такой разноголосицы можно спокойно
воспользоваться, чтобы сурово осудить или оправдать любой
поступок.
В виде примера приведем два циничных иезуитских
тезиса, долго не вызывавших у римских пап никаких
возражений: «Правдоподобно учение, разрешающее судье
при постановлении приговора руководствоваться мнением
менее правдоподобным (откинув правдоподобнейшее)»;
а отсюда и логическое следствие: «Когда обе стороны
приводят в свою пользу основания, одинаково
правдоподобные, судья может взять деньги от одного из тяжущихся,
чтобы произнести приговор в его пользу».
95

Иезуитская мораль проникнута
феодально-аристократическим духом. Вот примеры, показывающие, какими
путями иезуиты пробирались в исповедальни знати,
вообще богатых и влиятельных людей. Примеры эти
настолько красноречивы, что не нуждаются в особых
пояснениях.
Уже упоминавшийся иезуит Бузенбаум поучает
богатого о его обязанностях по отношению к бедным
(«ближним») : ,,*> * !,*>■ ;
«Помогать ближнему, находящемуся в нужде, из тех
средств, которые до известной степени составляют для
тебя необходимость по твоему званию, ты, вообще
говоря, обязан; сказано «вообще», ибо, если б ты рисковал
через это выйти из твоего звания и если б это сочлось
большим злом, чем смерть бедняка, то обязанность эта с
тебя слагается. Во всяком случае, по правдоподобному
мнению, эту обязанность можно выполнить, оказав
помощь под условием возврата, когда нуждающийся
разбогатеет».
«Никто не обязан давать бедному значительную
сумму денег на покупку лекарства, хотя бы и необходимого
для спасения его жизни, или на избавление его от
смертельной опасности».
«Нищим, ежедневно встречающимся, хотя бы их
нагота и болезненное состояние являли признаки крайней
нужды, редко кто силою заповеди бывает обязан
помогать даже от избытка своего: во-первых, потому, что они
часто преувеличивают свою крайность для возбуждения
к себе сострадания, а во-вторых, потому, что можно
предполагать, что им помогут другие».
Еще два мнения все того же Бузенбаума:
«Вообще никому, хотя бы и богатому, отгоняющему от
себя всех бедных без подаяния, не должно ради этого
легко оказывать в отпущении грехов: во-первых, потому, что
об этой обязанности учители судят различно; во-вторых,
потому, что едва ли найдется человек, который, если б
он даже признал за собою избыток, не приискал бы в
то же время хоть призрака причины в свое оправдание».
Моралист Эскобар рассуждает на ту же тему: обязан
ли богач помогать нуждающемуся? «Правдоподобно, что
обязан, а еще правдоподобнее, что не обязан: иначе
весьма немногие из богатых достигали бы спасения»
96

(иезуит не допускает даже мысли, что богатый может
не попасть в «царство небесное»).
Там, где речь шла о сословных предрассудках
дворянства, например о его уродливом понятии «чести», иезуиты
решительно их защищали.
Дуэль всегда запрещалась церковью; но у
средневекового дворянства это был обычный способ сводить счеты
с противником из своего сословия. Драчливые и
суеверные дворяне постоянно ставили поэтому своих
духовников в затруднение, когда тем надо было угодить и богу и
«грешнику»-дуэлянту. Как быть? Известно рассуждение
одного иезуитского моралиста, который во извинение
дуэлей старался'доказать, что их вообще не бывает, да
и быть не может: «Человек выходит рано утром из дому
при шпаге. Что же, разве это грех? — Он направляет
шаги свои к определенному месту — тоже не грех!
Прохаживается взад и вперед, гуляет — все это совершенно
невинно. Вдруг на него нападает противник; естественно,
по праву самозащиты он выхватывает шпагу и
обороняется; что бы затем ни случилось, неужели осудить
его?».
Итак, достаточно разложить любой недозволенный
поступок на множество мельчайших действий, каждое из
которых само по себе невинно, чтобы доказать его
безгрешность!
Бузенбаум рассуждает еще проще: «Нельзя осудить
дворянина, который, состоя при дворе или в армии,
принял вызов, чтоб избегнуть подозрения в трусости и не
лишиться должности или милости своего государя».
«Убийство обидчика,— пишет он же,— ...запрещается
как отмщение, но по правдоподобному учению то же
убийство и в тех же обстоятельствах вполне разрешается
как оборона чести обиженного».
По мнению моралиста Тамбурини, «знатный человек
может во избежание пощечины убить другого, если нет
иного способа избежать ее». Иезуит Лессиус, которого с
похвалами цитирует Эскобар, тоже разрешает убить того,
кто хочет дать дворянину оплеуху или ударить его
палкой, потому что такие оскорбления «слишком
унизительны»; «но это,— добавляет Лессиус,— относится
только к благородному человеку; для плебея пощечины и
палочные удары менее оскорбительны».
7 Д. Е. Михневич
97

Бузенбаум считает, что вовсе не всегда необходимо
извиняться перед несправедливо обиженным; этого не
требуется, «если добрая слава обиженного не так ценна,
как репутация обидевшего». И вот прихмер: «Господа
наносят иногда тяжкие обиды своим слугам... По мнению
некоторых учителей, это не грех, ибо делается большей
частью необдуманно и в припадке гнева».
Моралист Лигуори ставит вопрос: грешно ли красть
бедному знатному человеку, если он стыдится
нищенствовать или работать? И отвечает: не грешно, «если стыд так
велик, что нищенству и труду благородный человек
предпочитает смерть». Он же спрашивает, «следует ли платить
слуге, хворающему по нескольку месяцев в году», и дает
такой ответ: «По истинному и распространенному
мнению,— нет. Господин не обязан платить ему жалованье и
покупать лекарства, разве лишь в отдельных случаях, из
любви к ближнему».
Великосветский дон-жуан соблазняет девушку.
Совершает ли он грех и обязан ли жениться? Послушаем
моралиста Лигуори. Он рассматривает случай, когда
обещание жениться было дано лишь для вида и когда
соблазнитель гораздо знатнее и богаче его жертвы:
«Многие,— пишет Лигуори,— отвечают очень
правдоподобно: нет (не обязан), ибо большая разница в
положении и богатстве есть достаточное основание для
сомнения в действительности обещания; и если девушка,
несмотря на это, не усумнилась в обещании жениться,
она и виновата. Мужчина, хоть он и клялся, еще и потому
ничем не связан, что клятва обязывает лишь тогда, когда
дающий ее имеет намерение сдержать слово. Насколько
велико должно быть различие,— спрашивает далее
Лигуори,— чтобы мужчина был свободен от обязанности
жениться? Лессиус говорит, что для этого довольно,
если он благороднее девушки, например он — сын графа,
э она — дочь ремесленника. Другие говорят, что довольно
и меньшей разницы, например, если он — хотя бы бедный
дворянин, а она — крестьянка. На вопрос, обязан ли
провинившийся жениться, если девушка не знала о разнице
в их общественном положении и материальном
благосостоянии и поверила в искренность обещания
жениться, некоторые отвечают положительно, другие же, более
правдоподобно,— отрицательно».
98

Дворянский сынок ждет не дождется смерти отца,
который оставит ему наследство. Грешно ли желать,
чтобы отец умер поскорее? Иезуитам нелегко было
тут извернуться, потому что есть заповедь,
обязывающая почитать родителей. Но они все-таки
извернулись: «Позволительно сыну отвлеченным помыслом
желать отцу своему смерти, конечно, не как зла для отца,
но как добра для себя ради ожидаемого значительного
наследства».
Нечего и говорить, что преступления богатых,
связанные с защитой от действительного или даже кажущегося
покушения на их имущество, оправдываются иезуитской
моралью целиком. ^
Но не только феодальную знать ублажали таким
образом иезуиты. Купец легко мог получить у них
«отпущение» за продажу испорченного товара, за его
подделку, за обвешивание и обмеривание (Бузенбаум,
например, пишет: «Если продавец по какой-нибудь причине не
может сбыть своего вина по настоящей его цене, то он
может безгрешно разбавить его водой и отпускать
уменьшенной мерой, чтобы этим способом привести вино в
настоящую цену»).
Ростовщик ссудил деньги и получил их с процентами.
Как избавить его от наказания за грех лихоимства?
Бузенбаум полагает, что греха нет, если считать
проценты выражением сердечной благодарности должника, или
следствием дружбы, приобретаемой ростовщиком за
любезное предоставление ссуды, или вознаграждением за
риск ростовщика, за его труд и за расходы по взысканию
долга, наконец, за ущерб, который понесен ростовщиком,
на время лишившимся возможности распоряжаться
одолженной суммой.
Ремесло скупщика краденого, разумеется, греховно,
однако нельзя ли и тут выйти сухим из воды? Можно,
услужливо отвечает Бузенбаум,— только смешай
купленное по дешевке у вора со своим так, чтобы нельзя было
отличить, где твое, где чужое; ведь ты обязан вернуть
только украденное, но где же уверенность, что именно
это зернышко и эту самую каплю масла ты купил у вора?
Впрочем, сей строгий моралист предупреждает, что не
согрешит и обокраденный, если сам похитит что-либо у
такого скупщика в возмещение своего ущерба.
99
7

Еще два примера из области распутства, которым
иезуитские моралисты интересуются особенно живо.
Иезуит Мулле пишет: «Кто насилием или соблазном
повредил девушке, по совести не обязан возмещать ей
ущерб, если последний остался тайным».
Человек, «согрешивший» с замужней женщиной,
нарушил ли этим заповедь, запрещающую «прелюбодей-
ство»? По мнению Лигуори, здесь может и не оказаться
нарушения: «Кто наслаждается преступной связью с
замужней женщиной, но не как с замужней, а просто как
с красавицей, абстрагируя от обстоятельства замужества,
тот грешит не прелюбодеянием, а простым блудом»
(который искупить с помощью иезуитов уже совсем легко).
Много поблажек дается, разумеется, и самому
духовенству. Вот пример, характеризующий, кстати сказать,
монашеские нравы: монах воспользовался услугами
проститутки и стал жертвой ее шантажа — она грозит
рассказать всем о его «грехопадении»; иезуит Лами
считает, что монах вправе убить эту женщину, потому что ее
жизнь стоит дешевле его чести и чести его ордена,
который иначе подвергся бы поношению.
Из иезуитских исповедален выходили и выходят
вполне удовлетворенными эксплуататоры трудящихся,
взяточники, укрыватели преступников, похитители наследств,
сводники, торговцы «живым товаром», шулера,
клеветники, фальшивомонетчики, воры, вымогатели,
ростовщики, развратники, предатели всякого рода, убийцы.
Иезуитские моралисты рассмотрели десятки тысяч случаев,
возможных в жизни человека и способных потревожить
совесть; и всегда, ловко используя противоречия между
церковными авторитетами, они умели находить лазейки,
позволяющие оправдать любое преступление
представителей господствующих классов.
Заканчивая характеристику пробабилизма, этого
изощренного способа «превращать черное в белое», уместно
привести восторженный отзыв иезуита Карамюэля о его
собрате Диане:
«Дивлюсь гениальности этого ученого! Одни лишь
завистники могут отрицать, что его остроумию удалось
возвести в степень правдоподобных много таких мнений,
которые до него были неправдоподобны. Итак, если эти
мнения стали правдоподобны, то благодаря именно ему
100

все те, которые следуют им на практике, теперь уже не
грешат, тогда как прежде, до него, следуя тем же
мнениям, они грешили!».
Учение о пробабилизме дополняется у иезуитов
разрешением «очистительных оговорок», «подразумеваемых
изъятий», «двусмыслий»; большую степень бесстыдства
трудно и вообразить.
Пример «очистительной оговорки» мы только что
видели в случае «прелюбодеяния» с замужней женщиной:
достаточно объявить, что женщина интересовала
независимо от того, замужем ли она,— и уже нет
«прелюбодеяния», «смертного греха», а есть лишь «простительный
грех» — «блуд». .
Церковные законы запрещают желать греховного.
Нельзя, например, сказать: «С каким удовольствием убил
бы я этого человека!» Но если к этим словам прибавить
(хотя бы мысленно): «если бы бог это позволил» или:
«если бы это не было грешно»,— и греха уже нет.
Если пообещать что-либо в двусмысленных
выражениях, то впоследствии можно без греха настаивать, что
обещано было то, а не это, или это, а не то.
Иезуиты не считают обязательной клятву,
выраженную в словах: «Клянусь всем, чем только могу», потому
что церковь запрещает клясться вообще чем бы то ни
было. По их мнению, можно без греха отречься от
показаний, данных суду под присягой, если утверждать, что
слова присяги произносились механически, без
внутреннего убеждения. Далее, можно, оказывается, произнося
присягу, молча принять решение считать ее
необязательной для себя — и духовник уже не увидит
клятвопреступления в ее нарушении.
Одно из светил иезуитской казуистики, Санхец,
пишет: кто убил человека, думая убить животное, или
присвоил чужую вещь в возмещение долга ее
владельца, тот может поклясться перед судом, что не убивал
человека и не присваивал чужой вещи; если пошлина
на какой-либо товар «незаслуженно» высока, купец
вправе облегчить это свое бремя, употребляя при продаже
фальшивые меру и вес, и поклясться на суде, что они
были верны, лишь бы сам был убежден, что своим
поступком не согрешил против «справедливости». «Для
того, чтобы можно было так поступать,— добавляет
101

Санхец,—достаточно правдоподобного мнения, что
пошлина неправильна». Этот же моралист пишет, что убийца
может смело отрицать свою вину, если к словам: «я не убивал
этого человека» мысленно добавит: «до его рождения».
Умножать число примеров можно было бы до
бесконечности.
Следует напомнить, что иезуитская мораль
официально признана римскими папами как точка зрения всей
католической церкви. Известно лишь несколько случаев,
когда папы ради поддержания престижа церкви
выступали против некоторых уж слишком зловонных
«нравственных принципов» иезуитизма.
Все сказанное здесь достаточно поясняет, какими
способами иезуиты «подкладывают подушки под локти
грешников» — власть имущих, знатных, богатых, в чьей
благосклонности орден кровно заинтересован. Зато к
простым людям иезуитская мораль оборачивается другой
(как мы уже видели, тоже «правдоподобной») стороной:
рядовых верующих иезуиты столь же изощренным
образом запугивают, терроризируют, стараются держать в
постоянном «страхе божьем».
Зачем это делается, видно хотя бы на примере
избирательных кампаний в современной Италии, где на
стороне самых реакционных партий неизменно выступает и
с крайним ожесточением борется за голос каждого
избирателя-католика весь церковный аппарат и прежде всего,
конечно, иезуиты. Говоря об успехах демократических
партий на парламентских выборах в Италии,
руководители этих партий не раз особо подчеркивали, что успехи
достигнуты, несмотря на бешеные реакционные кампании
церкви и на использование церковниками исповеди для
агитации среди избирателей.
В Западной Германии на парламентских выборах
1953 г. предатель немецкого народа Аденауэр добился
«победы» не только террором и подтасовкой итогов
голосования, но также тем, что «было оказано
бессовестное давление на верующих, и церковные кафедры
использовались для обмана и запугивания трудового
населения» К
1 В. Пик — «В борьбе за национальное единство, свободу и
благосостояние немецкого народа» («Правда», 4 окт. 1953 г.).
102

Свое постыдное «учение о морали» иезуиты не
предназначают для изучения простыми людьми, но это не
значит, что простые люди слепы и глухи. От имени
упоминавшегося здесь иезуитского моралиста Эскобара
произошел во французском языке глагол езсоЬагйег, что
значит: лицемерить; нарицательное имя езсоЪаг имеет там
значение двуличного человека, ханжи. Так «народ-язьщо-
творец» пригвоздил иезуитскую мораль к позорному
столбу!
Но церковь высокомерно и как ни в чем не бывало
ведет свою циничную линию. Истинным торжеством ордена
иезуитов было то, что папа 1 Григорий XVI в 1839 г.
провозгласил «святым» Альфонса Лигуори — моралиста, о
котором не раз'упоминалось в этой главе, а папа Пий IX
в 1871 г. возвел этого «святого» в ранг «учителя церкви».
В своем постановлении Пий IX указал: «Мы желаем и
повелеваем, чтобы все его книги, комментарии,
изыскания и другие произведения наравне с произведениями
других учителей церкви не только частным образом, но
и публично в гимназиях, академиях, школах, коллегиях
в зависимости от обстоятельств цитировались,
приводились и применялись в лекциях, диспутах, изложениях,
проповедях, речах и всех других церковно-научных
изысканиях и благочестивых упражнениях»2. И
действительно, преподавание «нравственного богословия» в
католических учебных заведениях ведется в духе Лигуори.
Восьмитомное главное сочинение этого «учителя
церкви» представляет собой плод его многолетних стараний
не оставить необысканным ни одного закоулка личной и
общественной жизни человека. С помощью других
подобных «авторитетов» этот духовный шпион совал нос даже
в самые интимные дела людей и с превосходным знанием
дела размазывал в своей книге невообразимую грязь.
Особенно постыдно выглядят те главы, где Лигуори
вдается в оценку всевозможнейших подробностей
1 Кстати, о папах: после всего здесь сказанного никого не
должно удивлять мнение одного из крупнейших иезуитских
светил— кардинала Беллармина (жил в XVI—XVII вв.), который
утверждал, что папа «по праву может решать против права», т. е.
быть несправедливым (см. П. Гольбах — «Разоблаченное
христианство». М., 1936, стр. 324).
2 р. Н о. е п з Ь, г о е с Ь — указ. соч., т. II, стр. 73,.
ШЗ

патологической половой жизни. Можно смело сказать,
что учащиеся духовных школ, «изучающие сочинения Ли-
гуори, проходят полнейший курс порнографии. На
человека со здоровой психикой это смакование половых
извращений производит самое тягостное впечатление.
В своем роде столь же развращающее действие
оказывают и остальные части его книги, проникнутые
тлетворным духом ханжеского лицемерия, угодничества
перед сильными мира сего, желанием удержать в узде
простой народ, ненавистью ко всему прогрессивному, к
свободной мысли, к подлинной науке.
Не будет преувеличением, если это пакостное
сочинение, которому католическая церковь поет хвалы и в наши
дни, поставить в один ряд с другим порождением
католического изуверства — с «Молотом ведьм»,
средневековым руководством для инквизиторов, книгой,
благословлявшей монахов-палачей на уничтожение сотен тысяч
жертв суеверия и фанатизма К
Иезуитскую систему «нравственного воспитания»
заклеймил революционный демократ Н. А. Добролюбов:
«...Мысль имеет мало простора в иезуитском
воспитании, ум развивается односторонне... Иезуитизм
подавляет личность, стесняет, умерщвляет; учение иезуитов
останавливает свободное развитие, это есть смерть
человечества» 2.
Охарактеризовав школы иезуитов и их преступную
мораль, французский географ и педагог Э. Реклю сделал
вывод:
«Иезуит — существо искусственное, совершенно
противное природе; он фабрикован по образцу уродов, о ко-
то|рых нам говорит Виктор Гюго в своем «Ь'Ьотте яш
т'й» 3; искусство Санхецов и Эскобаров в своем основании
то #се самое, как и искусство компрачикосов; в обоих
случаях искусственно обработывают детей: одни накладывают
на них физическую гримасу, другие моральную. Только
планы у иезуитов шире... Иезуиты желали 'искривить все
человечество, в целом его составе, они хотели всех
обиезуитить и заставить мир служить иезуитскому орде-
1 Эта книга есть в русском переводе (М., 1932).
2 Н. А. Добролюбов — Полное собр. соч., т. III. М., 1936,
гтр. 567,
-3 Роман «Человек, который смеется».— Д. М.
т

ну... Сами оскопленные нравственно, они хотели оскопить
все, что их окружало» !.
Эту же мысль высказал французский писатель
Стендаль, который так писал об учителе-иезуите,
преподававшем ему в детстве латынь, а заодно и внушавшем правила
иезуитской морали:
«В воспоминаниях об аббате Ральян нет ничего
утешительного, ничегб, кроме уродства и грязи, и я уже не менее
двадцати лет с отвращением отвожу взор от воспоминаний
об этой ужасной эпохе. Этот человек мог бы сделать из
меня негодяя, ибо он был превосходным иезуитом. Если
бы его правила привились мне, я был бы теперь богат,
но был бы негодяем» 2.
«Система морали», согласно которой можно грешить
и одновременно делать грех недействительным, стала
в руках иезуитов гибким отравленным оружием,
средством к «уловлению душ», к развращению множества людей,
к укреплению влияния иезуитского ордена и к поддержке
пошатнувшейся власти римских пап. Однако та же
«система морали» способствовала дискредитации иезуитов
и много послужила к тому, чтобы у тысяч людей
раскрылись глаза на сущность этого преступного ордена.
1 Э. Р е к л ю — «Опыты превращения новых людей >в старых
(Парагвай)» (журн. «Дело», 1869, т. IX, стр. 164).— Его остроумное
сравнение станет еще более выразительным, если обратить
внимание на сказанное о компрачикосах самим Виктором Гюго: «Они
были больше, чем христианами,— они были католиками, и даже
больше, чем католиками,— они были рьяными почитателями папы»
(«Человек, который смеется», ч. I, гл. 2, § 6). Это ли не
характеристика иезуитов?'
2 См. А. Виноградов — «Стендаль и его время». М., 1938
стр. 18.

Глава 6
ВО ГЛАВЕ КОНТРРЕФОРМАЦИИ
В мировую политику иезуиты вмешались как
организаторы и вдохновители феодально-католической реакции К
К оружию ландскнехтов, опустошавших районы
антифеодальных и антикатолических движений, к топорам
и удавкам палачей они присоединили крест, ухищрения
пробабилизма и человеконенавистническую проповедь.
Все это должно было освятить кровавый разгул карателей,
придать ему некий «возвышенный смысл».
Однако в католическом мире, как мы знаем, не было
полного единства в отношении к папской политике, которая
вовсе не ограничивалась функциями европейского
духовного жандарма, а претендовала на решающую роль в
международных отношениях. Даже среди церковников не
существовало общих взглядов на этот счет; вспомним
рассказанное в первой главе о стремлениях духовенства неко-
1 Мы не можем здесь всесторонне разбирать политическую
историю Европы XVI—XVIII вв. Однако небесполезно привести несколь
ко примеров того, как иезуитский орден способствовал сплочению
сил европейской феодальной реакции. Как известно, он всюду
стремился подчинить своему влиянию прежде всего верхушку
господствовавшего класса — князей, королей, императоров. Связанные с
этим характерные подробности, разумеется, не должны создавать
впечатления, что иезуитское влияние на политические дела в
Европе зависело от личных склонностей или капризов того или иного
монарха. Политика этих монархов диктовалась интересами их класса,
в конечном счете интересами отживавшего феодального базиса. Не
имея возможности анализировать здесь общие проблемы истории
средних веков, мы полагаем, что приводимые далее исторические
иллюстрации помогут читателю живее представить себе своеобразие
той обстановки, в которой делало свои первые шаги на мировой
арене «Общество Иисуса».
Ю6

торых стран создать национальные церкви,, о требованиях
части церковников подчинить пап воле соборов.
Пытаясь укрепить международные позиции Ватикана,
папы одновременно хотели навести строгие порядки в
собственном, церковном доме. Требовалось прежде всего
связать руки и зажать рты той части духовенства, которая
желала ограничить власть пап.
Это было сделано во второй половине XVI в., и сделали
это иезуиты. Полем битвы стал церковный собор,
созванный папой Павлом III в 1545 г. в тирольском городе Три-
денте (теперь он называется Триентом).
Там столкнулись резко противоположные точки зрения.
Император Карл V хотел, чтобы собор произвел
церковную реформу, а папы ! рассчитывали с помощью того же
собора поднять свой авторитет и свою власть на еще
невиданную высоту. В противовес многочисленным
сторонникам императорской политики, стремившимся умерить
вражду между католическим и протестантским лагерями,
папы выдвинули требование решительно, любой ценой,
огнем и железом искоренить протестантизм.
Как это постоянно бывало в средневековых
религиозных спорах, за богословскими вопросами, которые
обсуждал Тридентский собор, скрывались серьезные
политические противоречия между разными странами и
противоречия в самом господствующем классе. Временами
разногласия доводили чуть ли не до рукопашной. Заседания
прерывались на годы. Закрылся собор только в
1563 г.
Лойолы к тому времени уже не было в живых, но его
преемник — второй генерал ордена, испанец Лайнец,—
сумел показать иезуитов перед папами с выигрышной
стороны: благодаря его настойчивости и красноречию, которое
взывало к классовым интересам князей церкви и
светских феодалов, перевес на соборе получила папская
политика. Лайнец свирепо нападал на сторонников
веротерпимости и послаблений для протестантизма. С пеной у рта
он доказывал, что перед лицом крестьянских
революционных движений и все более распространяющегося
свободомыслия самым надежным оплотом реакции может быть
только папская власть, вознесенная на высшую степень
1 На папском престоле за время собора сменились Павел III,
Юлий III, Марцелл II, Павел IV и Пий IV,
107

могущества,— власть, беспощадно разящая светским и
духовным мечами, непогрешимая, страшная для всех
пошатнувшихся в католической вере и способная «спасать души
грешников» всеми возможными средствами вплоть до
пыток и сожжения на костре.
На заседавших в Триденте епископов и князей доводы
Лайнеца производили большое впечатление. Впрочем, про-
ватиканский курс собора определился далеко не только
красноречием иезуитов: повлияли благоприятные для
папства изменения в международной обстановке,
сопровождавшиеся непрестанными закулисными сделками и
интригами, активизация протестантского лагеря в европейской
политике, открывшиеся Ватикану возможности
использовать все усиливавшееся раздробление протестантизма на
враждующие группы, но главное — не затихавшая
классовая борьба между крестьянами и феодалами,
отражением которой был рост элементов материализма в науке,
реализма — в искусстве и литературе, развитие и
распространение критического отношения к догматам
католической религии; защите этих догматов собор уделил
огромное время.
Собор закончился победой папской группировки.
Наряду с организацией «Общества Иисуса» и усилением
инквизиции собор этот занял одно из виднейших мест
в истории контрреформации. Как вреднейшую и
опаснейшую он отбросил идею верховенства соборов над папами,
провозгласил папу непререкаемым и самодержавным
владыкой в церкви, подтвердил «законность» папских
притязаний и на господство во всем мире, неизменность всех
основ и подробностей католического вероучения, сохранил
в неприкосновенности обряды, отвергнув попытки
приблизить их к протестантским, осудил протестантизм и всякое
свободомыслие даже в малейших проявлениях, усилил
духовный террор возвеличением средневековой схоластики,
преследованием передовой науки и книгопечатания и,
наконец, принял некоторые меры, чтобы обуздать
разложившееся, своевольное и одичавшее духовенство.
Тридентский собор помог папам сплотить и двинуть
в наступление силы католической реакции. Однако он мог
только ослабить на время, а не ликвидировать
напряженность внутрицерковных противоречий. Он облегчил
распространение иезуитских интриг по странам Западной и Во-
10В

сточной Европы, но это вовсе не значит, что орден иезуитов
совершал там. триумфальное шествие, о котором так
любят толковать лживые иезуитские историки/
Напротив, «Общество Иисуса» постоянно сталкивалось
с серьезными препятствиями — следствие крайней
сложности классовых, национальных, международных и
религиозных отношений того времени. Например, исключительные
трудности испытывали иезуиты, пытаясь обосноваться
в Испании, где позиции феодализма были очень прочны.
Короли и магнаты этой строго католической страны,
казалось бы, должны были стремиться к самой тесной дружбе
с Ватиканом; однако, используя для укрепления своей
власти все, что могла дать им в этом отношении
католическая религия, они вовсе не расположены были мириться
с постоянным вмешательством пап во внутренние и
внешнеполитические дела их страны.
В годы, когда начались международные авантюры
иезуитов, королевский престол в Испании занимал
могущественный император «Священной Римской империи»
Карл V из дома Габсбургов, объединявший под своей
властью несколько крупнейших и много мелких государств
Европы. Как император он нуждался в союзе с Римом,
видя в католической церкви такую силу, которая больше
других способна скреплять все части его пестрой,
искусственно сколоченной империи..
Этот король слыл «добрым католиком». Больше того,
ему были свойственны все крайности католического
изуверства; и тем не менее как глава испанской абсолютной
монархии он не желал допускать никакого иностранного
влияния на свою политику в этой стране, будь то даже
влияние Ватикана. Вероисповедные отношения в
подвластных странах Карл вообще стремился держать под своим
контролем. Управление духовенством Испании он также
предпочел взять в собственные руки — если не формально,
то фактически. Сильно раздражали пап мечты Карла V
о создании всемирной католической монархии Габсбургов,
где Ватикану принадлежала бы роль религиозного
центра — не больше.
Таких же взглядов на церковные дела держался сын
Карла, наследник испанского престола, впоследствии
король Испании — Филипп П. Как далеко заходило у него
напряжение отношений с Ватиканом, видно уже из того,
109

что начало своего правления он ознаменовал войной
против папы Павла IV; Филиппа II вполне поддерживал
в этом старый Карл, который в 1556 г. отрекся в его
пользу от власти в Испании и юродствовал со своими
приближенными в монастыре, продолжая, однако,
внимательно следить за европейской политикой.
Разумеется, папа Павел не следовал тому
христианскому правилу, что надо ударившему по одной щеке
подставлять и другую. Развязывая эту войну, он надеялся
изгнать испанцев из граничившего на юге с Церковной
областью Неаполитанского королевства, а также
положить конец притязаниям Филиппа на верховную власть
над католическим духовенством Испании.
Нельзя не обратить внимание на некоторые
подробности этих событий, очень хорошо показывающие
своеобразие политической, в частности религиозной, обстановки
в тогдашней Европе.
Начать хотя бы с того, что Павел IV проклял Филиппа
к Карла, отлучил их от церкви и объявил об этом в таких
энергичных выражениях: «...порождение беззакония,
Филипп Австрийский, сын Карла, именующего себя
императором. Выдавая себя за короля Испании, Филипп во
всем продолжает дело своего отца, соревнуется с ним
в бесчестии и даже старается превзойти его...» 1 и т. п.
Далее, папа воспользовался в этой войне помощью не
только своего единоверца — французского короля, но и
турецкого султана, а в наемные войска навербовал много
немцев-протестантов, которые открыто глумились над
католическими догматами и обрядами. История не сохранила
известий об угрызениях папской совести после того, как эти
«еретические», а частью даже антихристианские силы
были двинуты против армий испанского короля-католика.
Что касается благочестивого Филиппа, то свою
католическую совесть, готовясь выступить против римского
папы, он очистил очень легко: собранию самых
знаменитых испанских богословов был задан ряд деликатных
вопросов — например, законна ли была бы война Испании
против «святейшего» папы, можно ли «безгрешно»
запретить пересылку денег из Испании в Рим, а также подверг-
1 Р. Ал ьтамир а-и- Крев е а — «История Испании», т. II.
М., 1952, стр. 57.
ПО

нуть пересмотру права Павла IV на папский престол
и принять меры к исправлению злоупотреблений папы.
Послушные богословы ответили утвердительно. После
^?того Филипп рассудил, что уже можно «безгрешно»
скрестить оружие с «наместником бога на земле».
Добавим, что с юга, из Неаполитанского королевства,
ударил на папские войска герцог Альба — тоже
ревностный католик, ярый враг реформации. Позже, с 1567 г.,
Альба стал наместником Филиппа II в Нидерландах
и залил эту страну кальвинистской кровью; своего рода
репетицией было истребление войсками Альбы
итальянских католиков во владениях папы.
В свете всего этого нетрудно понять, почему к первым
иезуитам, прибыршим в Испанию еще в 1543 г., Карл V
отнесся с крайней неприязнью: он видел в них
проводников враждебной ему французской политики. Несмотря на
все старания иезуитов, он отказался последовать примеру
некоторых других католических государей и взять себе
в духовники члена «Общества Иисуса». Ободренные этим
старые ордена, которые давно свили себе в Испании
прочные гнезда, резко выступили против своих новоявленных
конкурентов. Бедный доминиканский проповедник
Мельхиор Кано публично обрушился на иезуитов со
всевозможными обвинениями и обзывал их даже предтечами
антихриста. Глава испанских католиков толедский
архиепископ Силичео запретил ходить к иезуитам на исповедь.
В Сарагосе, где им удалось было основать свою школу,
церковники подняли против них все население, и агентам
Лойолы пришлось спасаться бегством.
При Филиппе II дела иезуитов все же пошли на лад.
Если по отношению к своему государству он
рассматривал пап как политических противников, то в собственной
политике постоянно пользовался всеми богатыми
средствами дипломатического давления, религиозного террора,
разлагающей пропаганды и шпионажа, какие в изобилии
предоставляла ему католическая церковь. Обойтись
в этих темных делах без помощи иезуитов он не смог.
Сближению с ними помогло и избрание в 1565 г.
Франциска Борджиа в генералы их ордена. Борджиа был
богатейший феодал, гранд, ранее — вице-король Каталонии,
по материнской линии потомок короля Испании
Фердинанда Католика, а по отцовской — римского папы
111

Александра VI. На Филиппа он имел большое влияние.
В результате к концу XVI в. в четырех провинциях, на
которые иезуиты разделили Испанию, было уже 98 их
учебных заведений и до 2500 членов ордена. Испания стала
одним из европейских центров воспитания кадров
«Общества Иисуса». Хотя раздоры с доминиканцами и
инквизицией не прекращались и подчас иезуитам приходилось
туговато 1, все же и в XVI, и в XVII вв., и позже они имели
возможность воздействовать на политику правительства
Испании. Одно время иезуит даже занимал очень важную
должность «великого инквизитора», которая всегда
принадлежала доминиканцам. В XVIII в. духовниками
королей Филиппа V и Фердинанда VI были иезуиты.
Политика пап и иезуитского ордена, стремившихся
сохранить Испанию как оплот католицизма, причинила
этой несчастной стране неисчислимый вред.
Поддержанная испанскими королями, аристократией и поповщиной,
эта реакционнейшая политика вела к упадку хозяйства,
культуры и международного престижа страны; тем, что
обезлюдевшая и одичавшая Испания, пережив военный
разгром и экономическое разорение, вскоре попала в
разряд второстепенных держав, в известной мере она обязана
прямому или косвенному влиянию преступного «Общества
Иисуса».
В Португалии иезуитам с самого начала повезло. Еще
при жизни Лойолы король этой страны Иоанн III,
искавший верных средств к истреблению ереси, был в восторге
от командированного к нему иезуита Родригеца и сделал
его своим духовником, подавая пример всему
королевскому дому и аристократии. Влияние Родригеца стало так
велико, что он начал, превысив свою власть, вводить
среди португальских иезуитов порядки, кое в чем
расходившиеся с уставом ордена. Взбешенный Лойола вызвал
его в Рим; Родригец не повиновался — впрочем, этот
«бунт» продолжался недолго: генерала поддержали и
король и папа. Пришлось Родригецу смириться и понести
дисциплинарную кару в назидание остальным иезуитам.
1 Инквизиционный трибунал в г. Вальядолиде признал,
например, самого Франциска Борджиа... тайным лютеранином (см.
С. Г. Лозинский — «История инквизиции в Испании». СПб.,
1914, стр. 376—377).
112

Родрнгец успел немало сделать для насаждения в
Португалии иезуитских школ. Две коллегии' (в Коимбре
и Эворе) благодаря ему были превращены в
университеты.
По смерти Иоанна III, который во всем потакал
иезуитам, они основательно подчинили своему влиянию весь
двор. Им беспрекословно покорялись и регентша
Екатерина, и воспитанник Родригеца король-ребенок Себастьян
(1557—1578), и его брат. Когда Себастьян стал
совершеннолетним, иезуиты уговорили его вмешаться в войну
между арабскими племенами Северной Африки.
Осторожный Филипп II испанский отклонил предложение
участвовать в войне, но это не остановило Себастьяна. Он
«готов был завоевать Африку для римской церкви и
инквизиции» \— писал К. Маркс. Себастьян отправился в
Африку во главе своей плохо подготовленной армии. В
одном сражении он погиб, а его арм-ия была разгромлена.
В 1580 г. иезуиты помогли Филиппу II захватить
освободившийся таким образом престол португальских
королей и тем самым восполнить ущерб от потерь испанской
морской торговли, подорванной в результате
нидерландской революции. Часть церковников Португалии, отражая
и настроения некоторых кругов дворянства, не одобряла
этого захвата. Тогда Филипп прибегнул к террору: по его
приказу было зарезано, утоплено, живьем сожжено и
сварено (!) более 2000 католических священников и
монахов 2 (вопли их, достигнув Ватикана, все же не помешали
папе из политических расчетов отпустить Филиппу этот
«грех»!).
Иезуиты благоденствовали. Филипп II и его преемники
умели ценить их услуги. Но этому «сердечному согласию»
все же пришел конец. В те времена испанская казна
постоянно была пуста, государство не раз объявляло
о своем финансовом банкротстве, а между тем церковь
в Испании награбила и продолжала грабить несметные
богатства. До того дошло, что правительство Филиппа IV
(1621—1665), которое, очевидно, плохо изучило нравы
католической поповщины, наивно потребовало, чтобы
церковники уступили ему часть своих богатств. Папский
1 «Архив Л4аркса и Энгельса», т. VII. М, 1946, стр. 12.
2 См. Т. Гризингер — «Иезуиты», т. I. СПб., 1868, стр. 148.
8 Д. Е. Михневич
113

нунций немедленно ответил проклятием, и папа
Урбан VIII похвалил его за это, правительство же обвинило
нунция в измене.
В иное время иезуиты, может быть, поостереглись бы
очень резко выступать в защиту денежных интересов
Ватикана от притязаний испанского правительства; но
позиции испанцев тогда уже очень ослабели в Португалии,
и «Общество Иисуса» без особого риска могло там
изменить свою политическую ориентацию, поддерживая круги,
стремившиеся к отложению от Испании.
В 1640 г. Португалия вновь приобрела независимость,
признанную Испанией, впрочем, лишь через четверть
века.
Благодарный иезуитам новый португальский король
Иоанн IV дал им еще большую власть, чем та, которой они
пользовались во времена испанского владычества. Его
духовником и ближайшим советником в государственных
делах стал иезуит. Это положение сохранилось и при
следующих королях. Лишь в конце XVII в. один из них,
Альфонс VI, на которого больше влияли бенедиктинцы,
навлек на себя раздражение иезуитов; обошлось это ему
очень дорого: «Общество Иисуса» вмешалось в грязные
дворцовые интриги, чтобы опозорить непокорного им
короля и добиться его низложения, а на престол возвести
его брата Педро., В этой скандальнейшей истории
участвовали на стороне иезуитов фанатички мать и жена
Альфонса. В конце концов его вынудили отказаться от
престола.
Сменивший Альфонса Педро II был форменным рабом
иезуитов; его духовник, принадлежавший к- «Обществу
Иисуса», председательствовал в государственном совете
и ведал вооруженными силами страны.
Следующий король, Иоанн V, превосходивший в
ханжестве и религиозной жестокости всех своих
предшественников, учредил при дворце должность
«иезуита-патриарха», поставив его выше примаса (утвержденного
Ватиканом главы) католической церкви в Португалии. Понятно,
что «Общество Иисуса» вполне воспользовалось этой
благоприятной обстановкой.
Лишь в середине XVIII в. португальские иезуиты
надолго потеряли влияние; об этом подробнее будет
сказано дальше.
114

Проникнуть во Францию иезуитам стоило больших
трудов. Когда еще зарождался их орден, в - этой стране
уже два десятилетия распространялось лютеранство —
особенно среди ремесленников, купцов и т. д. Позже туда
проник кальвинизм; он стал религией не только многих
горожан, но также части оппозиционного дворянства
и «совратил» некоторых низших католических попов. В
религиозном отношении страна разделилась на
католический север и протестантский юг. Даже в конце XVI в.,
после того как множество кальвинистов (гугенотод) было
истреблено или изгнано, протестанты составляли примерно
одну девятую часть населения Франции.
Можно было бы ожидать, что католический лагерь
в этой стране охотно примет любую помощь Ватикана и с
распростертыми объятиями встретит иезуитов; на леле же
было не то. В отношениях с папами французское
духовенство издавна отличалось строптивостью. Политика
сторонников укрепления королевской власти и территориального
единства Франции естественно породила галликанизм —
движение за создание французской национальной
церкви, независимой от Рима. Сила этого движения была
такова, что папы при всей своей ненависти к галликанизму
оказались вынужденными примириться с некоторым
обособлением католической церкви во Франции, хотя оно
уменьшало политический вес Ватикана и било его по
самолюбию и карману. Французские церковники, ревниво
охранявшие свои «галликанские вольности», очень
подозрительно отнеслись к иезуитам, которые во и,мя папских
притязаний на мировое господство над душами и доходами
людей проповедывали космополитизм.
Недопущенные в Париж агенты Лойолы основали свою
первую коллегию в захолустьи, за сотни километров от
столицы. Это было в 1556 г.
Попытки легализоваться, предпринятые ими во
Франции на несколько лет раньше, окончились неудачей.
Генрих II (1547—1559) позволил было им открыть
коллегию в Париже, но парижский -парламент и, (главное,
Сорбонна решительно воспротивились. В 1554 г. в
единогласном решении профессоры Сорбонны записали, что
иезуиты дали своему ордену имя Иисуса незаконно, что
орден этот состоит из бесчестных людей, что его
исключительные права оскорбительны для других орденов и для
115
8*

всей церкви вообще. После этого иезуитам оставалось
только скрыться из Парижа и отсиживаться в глухой
провинции, выжидая удобной возможности снова заявить
свои претензии.
Через несколько лет такой случай явился. В 1561 г.
правительство устроило в г. Пуасси богословский диспут
между католиками и кальвинистами. Хотя католики
командировали туда огромные силы (шесть кардиналов,
сорок епископов и двадцать шесть докторов богословия),
а кальвинисты выставили только тринадцать
проповедников, победа явно склонялась на сторону последних. Узнав
об этом, папа Пий IV послал на диспут двух своих
представителей. Одним из них был преемник умершего
в 1556 г. Лойолы — уже упомянутый генерал иезуитского
ордена Яков Лайнец, богослов и красноречивый
проповедник. Ему удалось поправить дело в пользу католиков. Не
давая остыть впечатлению от этого успеха, он тут же
подал просьбу допустить иезуитов во Францию.
Пришлось все-таки немало поспорить: местные
церковники хотели только использовать уже испытанную силу
иезуитов в борьбе с протестантской пропагандой, не давая
им, однако, тех больших прав, на которые орден имел
виды. После взаимных уступок -вопрос был улажен; не
получив формального признания, иезуиты все же смогли
обосноваться в столице, тотчас завели свои коллегии во
многих городах Франции и ринулись в
религиозно-политическую борьбу, потрясавшую эту страну.
Они неизменно оказывались на крайнем, самом
непримиримом крыле католического лагеря. Их проповедники
неистовствовали, натравливая своих единоверцев на
гугенотов. При Карле IX (1560—1574) иезуиты были
деятельнейшими вдохновителями и участниками
«Варфоломеевской ночи» — массовой резни гугенотов, начавшейся
24 августа 1572 г. в Париже и распространившейся на
другие области страны (за две недели погибло до 30 тысяч
человек). Под давлением иезуитов французские короли
того времени из внутриполитических соображений, из
дипломатических и экономических расчетов, из личных и
династических интересов не раз давали волю
католической реакции и воздвигали гонение на протестантов, а если
все же вынуждены бывали мириться с ними, то вскоре
преследования возобновлялись с новой силой.
116

С королями, не желавшими плясать под иезуитскую
музыку, по мере возможности расправлялись — и
политически и даже физически. Когда доминиканец. Жак Клеман
убил короля Генриха III Валуа (1574—1589), весь
католический лагерь возликовал, в церквах служили
благодарственные молебны. Папа Сикст V с удовольствием
заметил по поводу этого убийства, что «бог все-таки не
покидает своей Франции».
Генрих III в религиозных делах бросался из одной
крайности в другую и в конце концов восстановил против
себя и католиков и гугенотов. В 1589 г. он убил братьев
Гизов — кардинала и герцога, вождей католической Лиги,
собиравшейся отнять у него власть.
После убийства кардинала Гиза, этого проводника
ватиканской политики, папа предал Генриха III анафеме;
Сорбонна и французское духовенство освободили
католиков от присяги на верность этому королю. Тогда
Генрих III уцепился за последнюю возможность сохранить
свою жизнь и остатки власти, вступив в союз со своим
зятем, наваррским королем из рода Бурбонов —
протестантом Генрихом Наваррским, законным наследником
престола.
Французские иезуиты не решились официально
выразить свою радость по поводу убийства Генриха III, но
в Испании их собрат Мариана откровенно писал, что
Клеман — это «вечная краса Франции» и что его «чудный,
великий подвиг должен послужить уроком всем
монархам». О необходимости свергать и убивать «недостойных»
королей писали также иезуит-кардинал Беллармин и
другие видные ученики Лойолы (имелись в виду, разумеется,
те короли, которые отказывались быть папскими
марионетками) .
Со временем это навлекло крупные неприятности на
всех иезуитов, в том числе и на французских.
Генрих III наследников не имел; удовлетворив свою
злобу убийством этого короля-католика, поповщина лишь
ускорила вступление на французский престол Генриха IV
(1589—1610) —наваррского короля-протестанта, о
котором только что упоминалось. Он несколько успокоил
католиков, перейдя в их веру (религию он менял уже не
первый раз). Однако политическая жизнь в стране лишь
в небольшой степени определялась религией короля,
117

а потому борьба партий не прекращалась. Что касается
иезуитов, то они попрежнему ненавидели нового короля,
в частности за его попытки установить в стране
религиозный мир; воцарение Генриха IV опрокинуло их планы
подчинения Франции Филиппу II испанскому, который, они
надеялись, сумел бы с корнем вырвать протестантизм
в этой стране, как вырвал его в своей.
Правительству Генриха IV удалось внести некоторое
умиротворение во внутренние французские дела. Кроме
того, оно добилось успехов в военном и дипломатическом
отношениях и сумело дать отпор испанской
захватнической политике. Опасность со стороны Испании вызвала во
Франции патриотический подъем, укрепивший позиции
Генриха; поползновения Ватикана на «галликанские
вольности» ослабили вражду французского духовенства к
правительству, поддерживавшему галликанизм. Но
иезуиты оставались непримиримыми.
В 1593 г. отставной солдат Барьер был арестован при
подготовке покушения на короля. На следствии
выяснилось, что его толкнули на это иезуиты, в частности ректор
их парижской коллегии Варад, успевший бежать на юг,
в г. Авиньон, который принадлежал папе. В 1594 г.
иезуитский воспитанник Шатель ударил короля ножом; только
благодаря случайности тот остался в живых. Здесь также
обнаружилась прямая причастность иезуитов к
покушению: Шателя вдохновлял ректор их клермонской коллегии
Гиньяр. И Шатель и Гиньяр были казнены, как ранее—■
Барьер; еще шестерых иезуитов, замешанных в
покушении, суд изгнал из Франции. Затем последовал указ о
высылке всех иезуитов. Однако они сумели найти убежище
в тех католических городах и областях Франции, которые
находились в оппозиции к правительству.
Между тем дела правительства Генриха IV шли все
лучше и лучше. Оно подавило сопротивление внутренней
оппозиции и заключило мир с Испанией, король получил
от папы отпущение грехов. Это заставило его посмотреть
сквозь пальцы на самовольное возвращение иезуитов
в Париж и даже в придворные круги. Еще до того
французские иезуиты по приказанию генерала ордена Аквавивы
принесли Генриху присягу, от чего упорно отказывались
во все предыдущие царствования. В 1603 г. Генрих и
формально согласился вернуть их орден во Францию. За пер-
118

вые семь лет после этого иезуиты успели завести там более
40 учебных заведений; в одном из них было 1200 учеников.
Число членов ордена во Франции дошло за это время до
1400.
Разумеется, правительство отлично понимало, какие
опасности могли возникнуть из. неограниченного влияния
иезуитов, но политический расчет одержал верх: было
необходимо окончательно' успокоить католический лагерь
во Франции. Король согласился даже взять иезуита в
духовники.
В то же время готовилась война с двумя сильнейшими
католическими государствами — Испанией и Австрией,
вечными врагами Франции, которая вступила в союз с
протестантскими княжествами Германии. Католические круги
Франции подняли бешеную кампанию против этой
политики. Их подстрекали Ватикан и иезуиты. В мае 1610 г.,
когда Генрих уже должен был выступить во главе армии
в поход, он был убит фанатиком-католиком Равальяком.
Процесс вели крайне небрежно, словно следователи
больше всего боялись, как бы убийца не выдал
сообщников. Никто, кроме Равальяка, не был осужден. Между тем
всеобщее мнение приписывало инициативу убийства
иезуитам — и не без основания. Недаром они публично
превозносили Равальяка как мученика и чуть ли не «святого».
Разделавшись с Генрихом IV, католическая реакция
восторжествовала. Начался долгий период ее могущества.
Иезуиты ликовали: ярыми врагами протестантов были
и регентша Мария Медичи, и Людовик XIII (1610—
1643), и Людовик XIV (1643—1715). Духовник
последнего, иезуит «отец» Франсуа Лашез, вошел в историю как
тайный вдохновитель его реакционнейших действий.
Король был в восторге от советов Лашеза и осыпал его
подарками. Известное1 кладбище в Париже на месте
обширных садов, подаренных Людовиком XIV этому
иезуиту, до сих пор сохранило название Пер-Лашез.
Поперек дороги иезуитов стояли, однако, всесильные
первые министры этих королей — кардиналы Ришелье
(1624—1642) и Мазарини (1643—1661). Высшие
сановники католической церкви, они довели абсолютизм во
1 Оно известно, в частности, как место массовых расправ вгр
сальцев с героями Парижской Коммуны в 1871 г.
И9

Франции до полного расцвета; при этом они не считались
с интересами Ватикана и продолжали внешнюю политику
Генриха IV, который поддерживал протестантских князей
и враждовал с Австрией и Испанией. Но в конце концов
иезуиты дождались отмены Людовиком XIV (в 1685 г.)
Нантского эдикта, которым при Генрихе IV была
провозглашена во Франции веротерпимость по отношению к
протестантам. Иезуитов, конечно, вовсе не смущало то, что
из-за отмены Нантского эдикта сильно пострадала
.французская экономика: из страны были изгнаны или
эмигрировали тысячи ремесленников и богатых буржуа,
исповедывавших кальвинизм.
Множество кальвинистов истребили тогда
католические банды.
При Людовике XV дела «Общества Иисуса» сильно
подвинулись вперед. В 1610 г. иезуиты имели во Франции
только 40 учебных заведений, а в 1640 г.— уже 74 (в том
числе две академии), в 1769 г.— 96 я в начале XVIII в.—
более сотни. Однако в середине XVIII в. их отношения
с двором резко обострились, а затем их орден был изгнан
из Франции.
Подробнее об этом будет сказано в связи с
ликвидацией ордена папой Климентом XIV.
Иезуиты во Франции, как и повсюду, вели фанатичную,
реакционнейшую политику. Ненависть к протестантизму
в любой его форме, алчность и честолюбие, сумасбродные
мечты о всемирном католическом государстве под властью
папы и иезуитского генерала — вот что ими руководило.
Они были совершенно равнодушны к национальным
интересам Франции, подрывали хозяйственное благосостояние
страны, разжигали истребительные религиозные войны,
сплачивали и ожесточали силы католической реакции,
доходили и до прямой государственной измены, когда
стремились подчинить Францию испанским и австрийским
Габсбургам.
В таких странах, как Испания и Португалия,
исполнение замыслов Ватикана облегчалось тем, что при всех
разногласиях по многим политическим вопросам он в главном
сходился с королями и феодалами этих стран — в страхе
перед перспективой буржуазного пути развития Европы
и в ненависти к реформации. Гораздо менее благоприятно
сложились у Ватикана отношения с теми странами, где
120

буржуазные элементы были уже сильны и где даже
господствующий класс феодалов в известной мере
обуржуазился.
Если реформационные движения получили в Испании
и Португалии только слабый отклик, то в Англии,
тогда сравнительно далеко продвинувшейся на пути развития
капитализма, они достигли серьезных успехов. Правда,
английская реформация началась не снизу, а сверху:
весьма обычную в то время распрю с папой за духовное
господство над массами католиков, за право и
возможность руководить 'политической деятельностью
английского духовенства, за земли монастырей и за золото,
которого так нехватало в казне, но которое потоком уплывало
из Англии в папские подвалы под видом всевозможных
обязательных платежей и «доброхотных даяний»,—
распрю эту английский король Генрих VIII (1509—1547)
начал, не предполагая, что она доведет до разрыва
с Римом. Но события развивались быстро и бурно —
прежде всего потому, что стремление ненасытного короля
обуздать и ограбить не менее алчную грабительницу —
католическую церковь — не было одобрено в Англии,
кажется, только одними попами и монахами. Как известно,
Генрих VIII порвдл с папской церковью, основал
национальную, «англиканскую», и объявил самого себя ее
главой. При его преемнике Эдуарде VI (1547—1553) для
английской церкви, вначале еще сохранявшей
католическую догматику и обрядность, были установлены и новый
культ и новое вероучение.
Короткое правление дочери Генриха VIII Марии Тюдор
(1553—1558) ознаменовалось свирепой католической
реакцией; но оно не принесло возрождения папского влияния
в Англии, хотя Ватикан в надежде на это торжественно
«отпустил грехи» английскому народу и парламенту.
Скрепя сердце, папа дал «диспенсацию» (прощение) даже
тем, кто при Генрихе VIII и Эдуарде VI купил или
получил от королей в подарок земли католических монастырей;
приходилось прощать — «Мария... могла вновь ввести
католическую мессу и сжигать еретиков-ткачей, но она не
могла заставить ни одного сквайра вернуть хотя бы один
акр захваченной монастырской земли» *. Зато в Англию
1 А. Л. М о р т о н — «История Англии». М., 1950, стр, 162.
121

были допущены толпы католических попов и между ними
иезуиты — испытанные «ловцы душ».
Еще при Генрихе VIII иезуиты пытались
обосноваться здесь; однако их первые разведчики Сальмерон и
Паскье-Бруэ. были вынуждены переехать (в 1542 г.) в
оставшуюся католической Ирландию, а потом убрались и
оттуда, не успев сделать ничего полезного для своей
церкви. Золотое время для их ордена, как мы только что
говорили, настало лишь в недолгое царствование Марии
Тюдор (она получила прозвище Кровавой, так как в
католическом фанатизме и жестокости не уступала
своему мужу—испанскому королю Филиппу II). Но время
это кончилось, когда Мария умерла, а на английский
престол вступила ее сестра Елизавета (1558—1603).
Протестантка Елизавета в царствование Марии Тюдор
перешла в католицизм. В качестве католички она и
короновалась. Вначале она хотела ладить с Ватиканом и
намекала папе Павлу IV о политических благах, которые
мог бы получить Ватикан, если бы согласился признать
ее законной королевой.
Елизавета была побочной дочерью Генриха VIII,
который вступил во второй брак, не добившись от папы
развода с первой женой; правда, поставив самого себя во
главе английской церкви, король легко сделал то, чего
долго и безуспешно добивался от римской курии, пока
был католиком,— он попросту объявил себя разведенным
силой своей «божественной» власти; однако Павел IV
упрямо твердил, что Елизавета — незаконнорожденная и,
следовательно, прав на престол не имеет. Ставший папой в
1566 г. Пий V держался того же мнения, а так как
Елизавета к тому времени успела снова превратиться в
протестантку, он даже и прямо подстрекал к ее убийству,
объявил ее колдуньей, освободил английских католиков
от присяги ей, подсылал к ней убийц.
Столь ожесточенная «религиозная ревность» способна
удивить всякого, кто знает, что Ватикан отлично дружит
с «еретиками», когда находит это выгодным. Так в наши
дни он раболепствует перед американскими
миллиардерами, среди которых католиков мало. Еще в 1938 г. он
преподнес ватиканские ордена американским банкирам
Моргану и Ламонту, которые отнюдь не являются
католиками. Не с кем иным, как с масоном («еретиком»)
122

Трумэном, он завязал теснейшие отношения, подчинив
империалистическим монополиям США всю деятельность
католической церкви.
Нет, вражда курии к Елизавете объяснялась прежде
всего тем, что Ватикан в своей политике «дальнего
прицела» ориентировался на феодально-католическую
Испанию и поддерживал антианглийскую линию испанской
дипломатии. В полном согласии с планами Филиппа II
Ватикан одобрял претензии на английскую корону,
предъявлявшиеся шотландской королевой-католичкой
Марией Стюарт, которую Елизавета держала в тюрьме.
То, что Елизавета была протестанткой, облегчало
Ватикану проведение его политики, но не решало дела:
история средних веков полна примеров вражды и войн
между католическими государствами Европы,
науськиваемыми друг на друга Ватиканом.
В елизаветинской Англии иезуиты развили
напряженнейшую деятельность; они рассчитывали на благодарность
Стюартов — возможной будущей королевской династии —
за помощь им в борьбе за престол. В Риме, Реймсе,
Дуэ и еще в нескольких городах Европы иезуиты
основали коллегии, готовившие для Англии и других стран 1
«миссионеров»,— т. е. шпионов, распространителей
провокационных слухов, а в случае необходимости — и
убийц-террористов. В этих школах обучалось много
молодежи из дворянских католических семей Англии,
Шотландии и Ирландии. Воспитанников иезуитских школ
пустили в дело, в частности в 1581 г., когда было
затеяно одно из многих покушений на Елизавету и на
нескольких ее приближенных. Заговор не удался, и трое
арестованных иезуитов очутились на виселице.
В 1584 г. был казнен иезуит Парри за участие в
другом заговоре на жизнь королевы. В этом деле оказался
скомпрометированным и кардинал Комо, папский министр
иностранных дел (кардинал статс-секретарь). Через два
года еще одна группа иезуитов разделила участь Парри
после новой попытки убить -Елизавету. Покушения не
1 В коллегии г. Дуэ (во Фландрии) воспитывался, например,
П. Менезий — тайный иезуит, проникший впоследствии в Россию и
сумевший войти в доверие к царям Алексею Михайловичу и
Петру I. О Менезий см. дальше — стр. 219 и 224.
123

прекратила и казнь Марии Стюарт (1587), но все они
были неудачны.
Изгнанные из Англии Елизаветой и еще в 1580 г.
объявленные ею вне закона иезуиты возлагали большие
надежды на нового короля Якова I (1603—1625), сына
Марии Стюарт. Но Якову роль главы англиканской
церкви была очень выгодна. Он не позволил иезуитам
вернуться в Англию; есть сведения, что в отместку они
приняли участие в заговоре, который должен был одним
ударом покончить и с королем, и с его семьей, а заодно
с «безбожным» парламентом (этот эпизод вошел в
историю под названием «порохового заговора»).
К ноябрю 1605 г. готовился взрыв Вестминстерского
дворца, где на открытии парламентской сессии должен
был присутствовать король. Заговорщики купили дом по
соседству с дворцом, из подвала этого дома проделали
ход в подвал дворца и там поместили несколько
десятков бочек пороха. Дело казалось настолько верным, что
незадолго до открытия сессии Филипп III испанский
стал готовить оккупационные войска для отправки в
Англию. Однако в последний момент заговор провалился.
Взрыв был предотвращен.
Этот заговор вызвал в Лондоне антикатолическую
демонстрацию. По улицам протащили чучело,
изображавшее папу, которое и было в конце концов сожжено на
костре. По приговору суда в числе других заговорщиков
казнили нескольких иезуитов, среди них — Гарнета,
английского провинциала ордена. На будущие времена
каждого пойманного иезуита предписывалось вешать без
суда.
Здесь упомянута лишь часть заговоров, в которых
тогда участвовали и которыми иногда даже руководили
в Англии- иезуиты. Орден Лойолы с невероятной
настойчивостью добивался восстановления господства
католицизма в этой стране. Его члены, одетые в платье купцов,
дворян, ремесленников, в военную форму и в рубища
нищих, бродили по городам- и селам, выискивая
единомышленников среди английских, ирландских и
шотландских католиков, разнюхивая обо всем, что интересовало
римскую курию, и разжигая религиозную рознь.
Но дать истории попятный ход Ватикан, разумеется,
не мог. Его попытки свернуть Англию с пути буржуазного
124

развития и реформации были тщетны. Все, чего удалось
достигнуть там иезуитам, свелось к обычному итогу: к'
горам окровавленных и обгорелых трупов, к потокам
крови и слез, к подавлению свободной мысли, науки,
культуры, к дальнейшему обнищанию и без того
обобранного народа.
В быстро капитализировавшихся Нидерландах
иезуитам противостояло мощное национально-освободительное
движение народа, религией которого были главным
образом кальвинизм и лютеранство. В католицизме, а тем
более в иезуитском ордене он видел своих злейших
врагов — опору испанских угнетателей. Нет ничего
удивительного, если еще в первые годы существования
«Общества Иисуса» Лойола придавал большое значение
деятельности иезуитов в этой стране.
Первые шаги иезуитов в Нидерландах были, как
всегда, очень осторожны. Лойола начал с малого: в
1542 г. восемь иезуитов (в том числе племянник Лойолы)
обосновались там в старинном университетском городе
Лувене; затем число иезуитов в этой стране довольно
быстро возросло. Местные католические епископы (тоже
как всегда) старались помешать попыткам нового ордена
завоевать их паству. Император Карл V,
владычествовавший над Нидерландами, как мы уже знаем,
недолюбливал иезуитов. Он даже отказался разрешить им
деятельность в этой стране. Филипп II также колебался, но
разрешение было все же подписано (в 1566 г.).
Неофициально иезуиты орудовали в Нидерландах к тому
времени уже четырнадцать лет, но с этого момента они
получили полную возможность открыто проявить свою
обычную бурную предприимчивость. Лувенский университет
оказался под их влиянием. Коллегии иезуитов были
основаны в Антверпене, Мастрихте, Брюсселе, Генте,
Брюгге и многих других больших городах. Вовсю
развернулась охота за душами местной феодальной знати.
Испанские поработители приобрели в лице иезуитов
неутомимых помощников в преследовании
нидерландских патриотов. Вскоре иезуиты были уже в числе
армейских священников и повели свою кровожадную
пропаганду среди солдат.
В период наибольшего подъема нидерландской
буржуазной революции эта человеконенавистническая
125

деятельность иезуитов достигла крайнего напряжения.
К подстрекательским проповедям и шпионству прибавился
кровавый террор. Он облегчался тем, что испанская
инквизиция официально развязала руки всем насильникам и
убийцам: в 1568 г. она приговорила к смерти как
еретиков сразу всех жителей Нидерландов — три миллиона
человек! — в том числе и католиков, не заботившихся о
борьбе с ересью (освобождались от кары лишь некоторые
особо перечисленные лица). Изданный в тот же день
эдикт Филиппа II объявлял приговор инквизиции ко
всеобщему сведению и подчеркивал, что встретить его
надо «без всякой надежды на какую бы то ни было
милость» 1.
Особую ненависть ордена, как и вообще всей испано-
католической реакции, вызвал вождь нидерландской
революции Вильгельм Оранский. Было несколько
покушений на его жизнь — дело привычное для
последователей Лойолы. В 1582 г. науськанный ими фанатик Хауреги
стрелял в Вильгельма, который был тяжело ранен, но
остался в живых. В карманах Хауреги оказались
иезуитский катехизис и список обетов, в том числе обет
украсить особо чтимую иезуитами статую богородицы Монсер-
ратской (в Монсерратском монастыре принес свои первые
обеты Игнатий Лойола) 2. Через два года Вильгельм
Оранский погиб от руки Жерара, который показал ца
допросе, что им руководили иезуиты. Покушение
иезуитов в 1595 г. на жизнь следующего правителя, Морица
Оранского, оказалось неудачным.
«Общество Иисуса» было настолько ненавистно
народу и правящим кругам, что генеральные штаты- объявили
его вне закона. Вместе с владычеством Испании в
Нидерландах рухнули и надежды иезуитов подчинить своему
влиянию эту страну. Как всюду, ученики Лойолы были
здесь злейшими врагами всего прогрессивного. Народам
Нидерландов они успели причинить огромное зло, но
были смяты и отброшены буржуазной революцией.
1 В.^Прескотт— «История царствования Филиппа Второго,
короля испанского», т. II. СПб., 1858, стр. 161.
2 См. Д.-Л. М о т л е й — «История Нидерландской революции и
основания республики Соединенных провинций», т. III. СПб., 1871,
стр. 450—451.
126

Нечего и говорить, что особое внимание иезуитов
привлекала Германия — родина реформации.'Первые этапы
религиозной и политической борьбы, раздиравшей
Германию до отречения Карла V и закончившейся так
называемым интеримом — религиозным миром, который был
заключен в Аугсбурге в 1555 г.,— прошли без участия
иезуитов. Правда, еще до официального утверждения
ордена, когда последователи Лойолы только пробовали
силы и стремились доказать свою полезность для церкви
и папства, некоторые из них уже успели проявить свой
фанатизм и полемическое искусство в германских
областях; но это были случайные вылазки.
Настоящее наступление иезуитов на Германию
началось несколько- позже, в 1542 г.,— началось, как всегда, с
малого: с посылки туда трех членов ордена. По
обыкновению они сразу же занялись организацией школ и в
этом отношении сумели вскоре добиться заметных
результатов.
Орден Лойолы с большой ловкостью использовал
сложнейшую политическую обстановку в этой стране, где
религиозный вопрос имел первостепенную политическую
важность. В землях католических князей, пользуясь
всяческой поддержкой феодалов-католиков, иезуиты
основывали свои коллегии, захватывали университеты,
подстрекали католиков к нарушениям религиозного мира. Вскоре
к ним стали прибывать подкрепления из «Германской
коллегии», которую папа и Лойола учредили в Риме.
Католические князья пошли у иезуитов на поводу.
Нарушения прав протестантов все учащались. Затем
начались форменные гонения: закрытие протестантских
церквей, изгнание и убийства пасторов, насильственное
«обращение» лютеран и кальвинистов в католицизм.
Князья забирали себе имущество лиц, подвергавшихся
репрессиям. В Баварии, Австрии, Тироле, Чехии, Швабии
и других землях, находившихся под властью германского
императора, католический лагерь, в котором видную роль
играли иезуиты, перешел в наступление. Хотя католики
во всей Германии составляли не больше трети населения,
их лагерь обнаружил больше сплоченности, чем
протестантский.
Особенно кстати для иезуитов было избрание на
императорский престол их воспитанника Рудольфа II
127

(1576—1612). От политики примирения обоих
религиозных лагерей, которую проводили в Германии Карл V и
следующие два императора, он перешел к открытым
преследованиям протестантов. Лишь временами
политические соображения князей с трудом приостанавливали эти
гонения, но всякий раз после того католическая реакция
собиралась с силами и опять переходила в наступление
на кальвинистов и лютеран. Когда католический
религиозный гнет соединялся с гнетом национальным, в
протестантских землях происходили особенно мощные
восстания, как было, например, в Чехии в 1618 г. Восстания
подавлялись с невероятной жестокостью.
Начавшись в Чехии, Тридцатилетняя война (1618—
1648) быстро охватила Западную Европу. Испания,
Германия, Дания, Швеция, Франция так или иначе
участвовали в ней. Ареной войны стала Германия. Иезуиты
были ревностнейшими помощниками и вдохновителями
изуверских габсбургских орд. Иезуит-профессор Форар
из г. Диллингена убеждал карателей зажечь «такой
огонь, чтобы у ангелов загорелись ноги и чтобы звезды
расплавились на небесах». Благодаря этим расправам
орден иезуитов не только укреплял свое политическое
влияние, но и обогащался имуществом, отнятым у
протестантов.
Тридцатилетняя война закончилась поражением габс-
бургско-католического блока, покрыв папство и
иезуитов позором и обратив Германию в руины. Все старания
пап и иезуитов с корнем вырвать протестантизм в этой
стране постигла неудача.

Глава 7
ДУХОВНЫЕ САТРАПЫ
КОЛОНИАЛЬНЫХ ЗАХВАТЧИКОВ
Одной из главнейших задач иезуитского ордена
является «уловление душ» — обращение людей в
католическую веру. Вообще говоря, эту задачу ставят себе все
монашеские ордена, вся церковь вообще; но иезуиты
среди них — наиболее опытные, вышколенные и упорные.
На миссионерстве специализируются тысячи
проверенных, привычных ко всяческому лицемерию, лукавых,
неразборчивых в средствах, выносливых и речистых
последователей Лойолы, прошедших особые —
миссионерские — курсы, школы и семинарии. Сами они
постоянно называют себя «рыбаками», свои жертвы — «духовной
рыбой», а коварные иезуитские приемы пропаганды —
«духовными сетями», «сетями господними» и т. д.
Из своей миссионерской деятельности церковь
извлекает выгоду не только для себя (каждая уловленная
«рыба» приносит ей доход в виде поборов и
пожертвований). Еще сотни лет назад, в эпоху первоначального
накопления, колонизаторы новооткрытых и завоеванных
земель на востоке и западе неизменно пользовались
услугами миссионеров. Миссионеры лицемерной проповедью
благословляли зверства захватчиков-конкистадоров и
бесчеловечную эксплуатацию колониальных народов,
введенную европейскими торгашами и плантаторами.
Поп, солдат, купец и сейчас составляют «единую и
нераздельную троицу» колонизаторов — «кровавую троицу»,
как назвал ее известный революционер прошлого века
Бланки («Цезарь, Шейлок, Лойола»,— образно
характеризовал он ее) 1.
1 Л.-О. Бланки — «Избранные произведения». М., 1952,
стр. 213, 225.
9 Д. Е. Михневич 129

Во время завоевания Америки, в XV—XVII вв.,
католическая церковь служила главным образом испанским и
португальским захватчикам; миссионеры, впервые
проникшие в Индию, Китай и Японию, были агентами
преимущественно Португалии. В позднейшее время в этих
странах постепенно собрались десятки тысяч миссионеров
разных религий и разных национальностей. Все они
выполняли (а во многих колониальных и зависимых
странах до сих пор выполняют) преступные поручения
своих империалистических хозяев, занимались и
занимаются шпионажем, вели и ведут реакционную
политическую пропаганду. Сейчас в Азии только народы стран
народной демократии — Китая и Кореи — впервые за
сотни лет освободились от гнета ненавистных иностранных
миссионеров.
Еще в XVI в. целью колониальных захватов
объявлялось «спасение душ» местных народов. Эта уловка
оказалась сущей находкой и для всех последующих
колонизаторов. Современные американские, английские,
французские, голландские и прочие империалисты тоже
выдвигают этот лицемерный «довод» для оправдания
своего колониального разбоя.
Нельзя не вспомнить в связи с этим циничного
заявления президента Североамериканских Соединенных
Штатов Мак-Кинли о соображениях, которые
заставили его в 1898 г. принять решение о захвате Филиппин:
«Для нас не остается ничего иного, как взять
Филиппинские острова, воспитать, поднять и цивилизовать
филиппинцев и привить им христианские идеалы, ибо они
наши собратья по человечеству, за которых также умер
Христос» К
В своем кругу империалисты, конечно, не стесняются.
Известный английский империалист Джойнсон Хикс
говорил: «Мы покорили Индию не для блага индийцев.
Я знаю, что на собраниях миссионеров говорят, будто мы
завоевали Индию для того, чтобы улучшить положение
индийцев. Это ханжество. Мы покорили Индию для того,
чтобы иметь Индию для английских товаров. Мы
покорили ее мечом и должны ее сохранить. Я не такой лице-
1 Л. А. Леонтьев — «Монополистическая стадия
капитализма — империализм». М., 1949, стр. 106.
,130

мер, чтобы говорить, будто мы сохраняем Индию для
индийцев» К
Говоря о католическом миссионерстве, надо прежде
всего иметь в виду, что оно всегда было и остается
одним из самых коварных средств борьбы Ватикана
против славянских народов.
От средневековья до наших дней, из года в год, из
века в век, терпя одну неудачу за другой, но снова и
снова, обдуманно и методично римские папы
натравливают на славянские страны всевозможных агрессоров,
засылают туда миссионеров, дипломатов, шпионов и
террористов. Эта преступная деятельность была очень
облегчена с- появлением ордена иезуитов.
Рано окатоличенная Польша стала плавдармом для
немецко-католической агрессии против Руси. Дальше, в
особых главах, мы подробно покажем, как настойчиво
стремился Ватикан с помощью иезуитов установить
влияние на Русское государство и как в союзе с
польскими королями и магнатами иезуиты на Украине и в
Белоруссии, находившихся тогда, в XVI в., в составе
польско-литовского государства, ввели унию (объединение)
католической и православной церквей под главенством
Ватикана. Здесь заметим лишь, что происки иезуитов
в отношении Руси были совершенно безуспешны; что же
касается унии, то она стоила народу потоков крови,
пролитой в борьбе с иезуитскими насильниками. Уния была
ненавистна народу. Это лучше всего показывает
исторический итог — самоликвидация униатской церкви в 1946 г.
под давлением народных масс Западной Украины и
Западной Белоруссии. Уния могла существовать только в
условиях жесточайшего национального и религиозного
гнета. Естественно, что в советских условиях, при которых
нет и не может быть никакого национального угнетения,
ей пришел конец.
«Обращать» славян в католицизм иезуитские
миссионеры приезжали полные презрения и вражды к ним,
считая их полуживотными из-за того, что народы эти не
знали и знать не хотели римского папу с его иезуитами,
1 С. М. Мельман — «Экономика Индии и политика
английского империализма». М, 1951, стр. 73.
131
9*

кровавой инквизицией и прочими средствами «спасения
душ». Так же- ненавидели иезуиты все другие народы,
среди которых занимались миссионерством.
Иезуиты еще при Лойоле впервые появились в
заморских странах, хотя вначале вряд ли причисляли
миссионерство к главным задачам ордена. Сам Лойола после
своего неудачного путешествия в Палестину, повидимо-
му, охладел к деятельности этого рода. Но и он должен
был признать, что миссионерство могло приносить
иезуитам огромные материальные выгоды и громкую
известность.
На первых же порах это показала поездка Франциска
Ксаверия в Индию.
Еще до того как папа утвердил иезуитский орден,
Франциск Ксаверий — один из первых иезуитов —
отправился в Индию в качестве папского наместника; этот
видный пост выхлопотал ему португальский король
Иоанн III, под властью которого находились там
обширные земли. Король надеялся, что католическая
пропаганда в тех местах поможет обогащаться португальским
купцам.
Подобно Лойоле Франциск Ксаверий не стал
утруждать себя изучением языков тех народов, среди которых
собирался проповедывать 1. Учиться пришлось потом —
наспех; ему, вероятно, вначале казалось, что индусы
1 Сохранились письма Франциска Ксаверия, где он горько
раскаивался в этом. Однако, когда через десятки лет была затеяна
его канонизация и в Ватикане спохватились, что за эпш
кандидатом в «святые» не значится чудес, иезуиты тотчас сочинили и в
числе многих других подобных выдумок пустили в оборот еше и ту
басню, будто Франциск Ксаверий «великолепно говорил на всех
языках, которые он никогда не изучал», и будто, когда он
«обращался с проповедью к туземцам различных племен, каждый из них
воспринимал его слова на своем языке» (см. Э. Д. Уайт —
«Борьба религии с наукой». М.—Л., 1932, стр. 162—168).
Столь же невежественными, как Лойола и Франциск Ксаверий,
оказались иезуитские миссионеры Сальмерон и Паскье-Бруэ, тайно
отправившиеся в отпавшую от католицизма Англию при Генрихе VIII:
они тоже не потрудились изучить местный язык, и их тоже не
понимали. Однако уже вскоре подготовка миссионеров была
поставлена гораздо основательнее и стала делом всего ордена: их готовили
в специальных учебных заведениях, где кроме богословия проходили
все прочее, что могло понадобиться иезуитскому шпиону и
провокатору, будь он в рясе или в светском платьи.
132

легко поймут ту дикую смесь испанского, португальского,
латинского и местного языков, на которой он обращался
к ним. Обширность страны и многочисленность населения
не смущали его: он изобрел совершенно оригинальный
способ обращения в христианство. Выйдя на площадь, он
изо всех сил дул в трубу, сзывая народ. Когда
любопытные сбегались, начиналась проповедь, которой
слушатели, разумеется, не понимали. Но самым важным было
заключение: иезуит вынимал крест, целовал его и
предлагал собравшимся сделать то же, причем одаривал тех,
кто соглашался. Потом всех, целовавших крест,
подсчитывали, и так изо дня в день с баснословной быстротой
увеличивался итог «обращенным» в христианство.
Так же просто действовал Франциск Ксаверий в
школах, которых он открыл в Индии очень много: если
ученик затверживал на непонятной латыни «Отче наш» и
символ веры да еще умел принимать молитвенные позы,
считалось, что с обращением и с «образованием»
покончено; а так как детям предписывалось научить тому же
родителей, Франциск Ксаверий заранее вносил в свои
списки и тех.
Но дело не ограничивалось этим. В распоряжении
Франциска Ксаверия были все португальские военные
силы в Индии, и он часто пускал их в ход. Руками
солдат он разрушал «языческие» храмы, заменяя их наскоро
сколоченными католическими церквами и часовнями,
Когда в крупном городе Гоа он основал иезуитскую
коллегию, туда военной силой было водворено сто двадцать
мальчиков из знатных местных семей. Цейлонского
правителя Франциск Ксаверий под страхом смерти заставил
принять христианство и приказать всем подданным, чтобы
они поступили так же, если не хотят конфискации своего
имущества.
Понятно, что население, оскорбляемое и обираемое
португальскими купцами, солдатами и миссионерами,
ненавидело этого жестокого попа и его подручных, среди
которых особенно отличился кровожадностью иезуит
Криминаль. Дошло до восстания. Были убиты и Крими-
наль и отряд сопровождавших его солдат. Узнав об этом,
Франциск Ксаверий перешел к террору. Он учредил в
Гоа подобие испанской инквизиции. Запылали костры.
На них горели непокорные «язычники». Переполнились
133

страшные тюрьмы. У осужденных было отобрано все
имущество — оно перешло к иезуитам.
Так было в Индии. В Китае и Японии впоследствии
иезуитские происки нередко кончались истреблением или,
по крайней мере, высылкой иезуитов, хотя временами они
достигали там большого влияния, почестей и богатства.
Чтобы приобрести доверие «обращенных», иезуиты
позволяли им попрежнему ходить в буддийские храмы.
Японцам не нравилось, что Христос, по евангельскому
сказанию, был предан позорной казни, и иезуиты охотно
переделали эту сказку — стали говорить, что • он умер
своей смертью. Со временем подвизавшийся в Китае
иезуит-миссионер Риччи излагал католическое
вероучение так, что оно казалось как две капли воды похожим
на местную религию — конфуцианство. Чтобы не
раздражать китайцев бессмысленным христианским учением о
троице, иезуиты просто умалчивали о нем. Также не
говорили о «воскресении» Иисуса Христа, хотя на сказке
этой держится все христианское вероучение.
Иезуиты приспособились в Индии к освященному там
местной религией кастовому строю. К жителям этой
страны, разделенным на несколько замкнутых каст,
нелепо было бы обращаться с лицемерной христианской
проповедью о равенстве всех людей перед богом: одни просто
не понимали этой проповеди, другие возмущались ею.
Тогда иезуиты распределили свои силы по кастам;
кто завязал хорошие отношения с высшей кастой
браминов — не только начал сторониться членов других каст,
но при посторонних даже избегал общения с теми
иезуитами, которые орудовали в низших кастах. Если же
случалось, что иезуит, связанный с высшими кастами, был
вынужден, например, причастить умиравшего индуса из
самой отверженной касты париев («неприкасаемых»), он
протягивал причастие на конце палки, чтобы не
«оскверниться» и не заслужить упрека в нарушении местных
обычаев. Для париев строились даже особые церкви, где
они молились, не «оскорбляя» своим видом
высокородных браминов — своих «братьев во Христе».
Как не вспомнить здесь, что в наши дни в США в
угоду расистам католическая церковь устраивает особые
храмы для негров, этих париев капиталистического
общества!
134

В погоне за числом окрещенных иезуиты шли на все.
Они изменяли католическую обрядность, чтобы
новообращенные видели в ней как можно меньше отличий от
обрядов местных религий. Сплошь и рядом окрещенным
позволялось попрежнему посещать «языческие» храмы.
Сами иезуиты охотно наряжались в костюмы местных
жрецов и бонз. Специально для этих стран написанные
католические религиозные книги, молитвы, гимны
изложены были по образцу привычных населению книг и
молитв местных культов. Начало этому приспособлению
к местным религиям, обычаям и предрассудкам положил
Франциск Ксаверий, а его преемники в некоторых
отношениях пошли гораздо дальше своего учителя. Они уже
в 1570 г. хвастали, что «спасли души» почти 200 000
японцев, не считая женщин и детей.
Римские папы очень высоко оценили заслуги изувера
Франциска Ксаверия перед католической церковью. Его
объявили чудотворцем. Он получил прозвища
«покровителя Индии» и «апостола Индии». В 1622 г. его в один
день с Игнатием Лойолой провозгласили «святым». В Гоа
ему поставлен огромный памятник. До сих пор
католическая церковь прославляет этого изверга, не
останавливавшегося при «уловлении душ» ни перед обманом, ни
перед кровопролитием.
В следующей главе мы особо рассмотрим одну из
самых наглых колониальных авантюр иезуитского ордена:
речь пойдет о так называемом «государстве» иезуитов
в Парагвае. Мы увидим всю бесчеловечность их
обращения с колониальными народами и умение извлекать из
миссионерской деятельности баснословные доходы.
О размерах доходов иезуитского ордена от
миссионерства можно судить и по тому факту, что иезуиты,
обосновавшиеся в XVI—XVII вв. в Китае, ссужали местных
купцов деньгами за огромные проценты — от 25 до 100%.
Можно упомянуть еще донесение одного канадского
губернатора, написанное в середине XVIII в., вскоре
после того как в Канаде появились иезуиты: он писал,
что эти иезуиты более заботятся о добыче бобровых
шкур, чем о своем проповедничестве. В 1697 г.
губернатор французских колоний в Индии писал в отчете как о
чем-то само собой разумеющемся: «Известно, что после
голландцев самую обширную торговлю ведут иезуиты»,
135

Жалуясь, что иезуитская торговля приносит большой
ущерб французской Ост-индской компании, он добавлял:
«На большой эскадре, прибывшей в 1690 г. из Франции
в Азию, было привезено иезуитам 58 тяжелых тюков, из
коих самый маленький был больше самого большого
компанейского. В тюках были... дорогие европейские
товары, могущие иметь в Ост-Индии хороший сбыт.
И вообще из Европы не приходит сюда ни одного
корабля, на котором не было бы какой-нибудь клади для
иезуитов» !.
В наши дни непосредственное извлечение доходов из
миссионерской деятельности уже не является столь
важной задачей иезуитского ордена, как в те далекие
времена. Современные иезуитские миссии создаются как
опорные базы европейских и американских
империалистов, которые нуждаются не только в пушках и
авиабомбах, чтобы усмирять народы колоний, но и в религиозной
отраве для этих народов. И империалисты щедро
вознаграждают церковь за такие услуги. Численность
иезуитских миссисшеров растет. Около 4000 иезуитов (по
данным на 1940 г.— 3785) во всех частях света занимаются
миссионерством. Особенно много их в Азии, в частности
в Индии2.
При своих миссиях иезуиты основали много учебных
заведений, чтобы одурманивать там детей и молодежь и
готовить из них католическое духовенство в надежде, что
эти выходцы из местного населения будут пользоваться
у него большим уважением, чем попы-европейцы.
Кроме многочисленных низших и средних школ,
иезуиты основывают в колониальных и зависимых
странах даже университеты. Например, в Сирии перед второй
мировой войной в 433 французских миссионерских
школах было 46 500 учеников. Кроме того, сотни католических
школ основали там американские и другие миссии —
органы враждующих друг с другом империалистических
разведок разных стран. В сирийской столице Бейруте
еще в 1875 г. иезуиты открыли свой «Университет
св. Иосифа», имеющий сейчас медицинский,
фармацевтический и юридический факультеты; при университете дей-
1 Т. Гризингер—• указ. соч., т. I, стр. 330—332.
2 «Ьа репзёе», Брюссель, 1940, № 12.
136

ствуют учительский и инженерный институты, а также
высшая школа зубных врачей К
Этот пример ясно показывает, как под видом
просвещения иезуиты создают свою агентуру для пропаганды и
шпионажа в самых различных слоях населения тех стран,
куда им удается закинуть свои сети.
Интересно, что сейчас Ватикан ради удержания своих
позиций в колониальных странах фактически отменил
решения прежних «непогрешимых» римских пап,
осуждавших позволенное иезуитами участие католиков в
«языческих» обрядах. Так, в 1645, 1656, 1710 и 1930 гг.
папы запрещали католикам Азии придерживаться
обычаев конфуцианской религии (этого запрещения добились
монахи орденов, конкурировавших с иезуитами). Однако
в 1940 г. ватиканская «конгрегация пропаганды веры»
объявила, что католикам Китая разрешено посещать
религиозные церемонии в честь Конфуция, иметь его
портреты в католических школах и участвовать в
конфуцианских похоронных обрядах.
Еще раньше такое разрешение получили от папы
католики Японии и Маньчжурии 2.
Все эти меры были приняты затем, чтобы сделать
китайцам и другим народам Азии переход в католицизм
легким и не смущающим новизной обрядов. Ватикан
лихорадочно спешил увеличить там свою массовую базу.
В 1928 г. в Китае было 2 439 000 католиков 3, в 1937 г.4 —
2 936 175, а в 1939 г.5 — 3 182 950. По сравнению с общей
численностью китайского народа это немного, и тем
больше надежд возлагал Ватикан на возвращение
миссионеров к старым иезуитским уловкам.
Уместно напомнить, что все эти старания ни к чему
хорошему для Ватикана не привели. Если в чанкайшист-
ском Китае папы с их иезуитами получали всяческую
поддержку от антинародного правительства, то в
современном свободном Китае нет никаких преград возмущению
1 «Ьа репзёе», 1940, № 4.
I «Соггезродап* (ГОпепЬ, 1938, № 490.
~ «Краткие сообщения Института востоковедения», 1952, III,
стр. Н.
4 «Антирелигиозник», 1937, № 9.
5 Там же, 1941, № 4.
137

народа вреднейшей деятельностью католических
миссионеров.
В нашей печати приводилось много сведений о
разоблаченных преступлениях миссионеров в 'Китае: об
организации убийств и диверсий, о шпионаже,
планомерном истреблении десятков и сотен тысяч китайских детей
в приютах при миссиях, о расхищении произведений
искусства, о распространении провокационных слухов
и т. д.! Китайский народ ответил на эти преступления
высылкой и осуждением многочисленных католических, в
том числе и иезуитских, миссионеров. Так рухнули
расчеты Ватикана на создание для себя и своих
империалистических хозяев прочной религиозной опоры в Китае.
В Ватикане безоговорочно отдают предпочтение
иезуитам, когда бывает нужно быстро и прочно закрепить
позиции католической церкви в колониальных странах.
Так, именно иезуитам папа Бенедикт XV в 1921 г.
поручил миссионерскую деятельность на тех островах в южной
части Тихого океана, которые до первой мировой войны
принадлежали Германии (более 5000 островов с общей
поверхностью в 1 600 000 кв. км и с 70 000 жителей).
Впервые иезуиты появились там еще в 1667 г. В первый же
год, вооруженные «ускоренным» методом Франциска
Ксаверия, они крестили 13 000 островитян. Через пять
лет число новообращенных дошло до 30 000. Однако после
изгнания иезуитов из Испании (1767 г.) и замены их в
миссиях августинцами и капуцинами дела миссий пошли
вяло. К 1921 г. миссии совсем захирели, и переведенным
туда из Японии иезуитам пришлось начинать почти
сначала: в 1921 г. они застали там 7388 католиков, к
1924 г. довели их число до 11 000, к 1928 г.—до 17 230,
к 1939 г.— до 21 180, т. е. менее чем за двадцать лет почти
утроили2.
Католические миссии эти, расположенные на
Каролинских, Маршальских и Марианских островах, которые
имели огромное стратегическое значение в годы второй
мировой войны, сослужили большую службу японским
империалистам, воевавшим тогда на Тихом океане. Во
1 См., напр., «Правду» от 22 окт. 1950 г., 12 авг., 19 авг.,
6 сент. 1951 г., 15 мая 1952 г., 19 июля, 22 июля, 9 авг. 1953 г.
2 «ЗсЬопеге 2икип!Ь>, Вена, 11940, № 41—42.
138

все время войны японское правительство продолжало
выплачивать этим иезуитским миссионерам за
политические услуги большие деньги — будто бы на постройку
школ.
Таков один из примеров того, как в колониальных
странах иезуитские миссии служат империалистам в
качестве опорных пунктов. Современная деятельность этих
миссий развивается в том же духе:
«Успехи национально-освободительного движения на
Дальнем Востоке и в Юго-Восточной Азии,— писала
газета «Красная звезда»,— вызвали беспокойство у
Ватикана, который принял ряд мер для укрепления своей
шпионской сети в этих странах. В октябре 1950 г. в Риме
состоялось совещание представителей миссий,
подвизающихся в Корее, Китае, Индо-Китае, Индонезии.'
Руководители ватиканской разведки приняли решение пополнить
свои ряды путем вербовки паломников, прибывающих из
этих стран в Рим в связи с празднованием так
называемого «святого года». Как сообщала французская газета
«Аксьон», вербовкой на работу для информационной
службы Ватикана непосредственно занимается генерал
ордена иезуитов Жансенс, внимание которого
привлекают преимущественно католики из Кореи, Индо-Китая и
Индонезии. По словам газеты, паломников похищают,
отвозят в специальное помещение, где всеми мерами
пытаются вырвать у них согласие на сотрудничество в
ватиканской разведке» !.
Впрочем, современной реакционной деятельности
Ватикана и, в частности, иезуитского ордена посвящена
в этой книжке особая, последняя, глава.
1 «Красная звезда», 7 января 1951 г.

Глава 8
ИЕЗУИТСКИЕ РАБОВЛАДЕЛЬЦЫ В ПАРАГВАЕ
Четыреста лет назад территория Парагвая была в
несколько раз обширнее государства, носящего сейчас
это имя; кроме современных парагвайских земель, в него
входили южные районы теперешней Боливии, немалый
кусок Бразилии, весь Уругвай, часть Чили и Аргентины.
Открытие и колонизация Парагвая связаны с
именами известных авантюристов и путешественников Хуана
Диаса де Солис, Себастиана Кабота и Диего Мендозы.
С последним из них, которого в 1535 г. испанский король
Карл V назначил своим наместником в Новом Свете,
прибыли из Европы в Парагвай первые католические
миссионеры — францисканцы и доминиканцы. Миру
объявили, что они приехали спасать души язычников-
индейцев; ведь насаждение христианства официально
провозглашалось целью испанского завоевания Америки,
недаром же короли Испании получили от папы
Александра VI титул наместников Христа в новооткрытых
странах!
На самом деле захватчиков (конкистадоров)
обуревала жажда наживы; еще не найдя * в Парагвае никаких
драгоценных металлов, они дали рекам Парана и
Уругвай в их нижнем течении название Рио де ла Плата
(Серебряная река), потому что Европа полнилась
слухами о богатстве тамошних земель серебряной рудой.
Конкистадоры захватывали индейцев-гуарани в плен и
заставляли работать на рудниках. Индейцы тысячами
вымирали на этой каторге. Место погибших занимали
новые толпы пленных. Время от времени эти несчастные
восставали, и тогда их истребляла озверевшая испанская
солдатня.
140

Вот что писал в XVI в. свидетель бесчинств испанских
завоевателей в Америке:
«Когда испанцы вступали в индейские поселения,
жертвами их ярости становились старики, дети и
женщины; они не щадили даже беременных, распарывали им
животы копьем или шпагой. Они загоняли индейцев, как
стадо баранов, в огороженное пространство и
соревновались друг с другом в том, кто ловче разрубит индейца
пополам с одного удара или выпустит наружу его
внутренности. Они вырывали младенцев из материнских
объятий и, схватив их за ножки, разбивали им головы о
камень или швыряли их в ближайший поток... Повесив в
ряд тринадцать индейцев, они разжигали костер под их
ногами и сжигали их живьем, объявляя, что приносят их
в жертву богу, в честь Иисуса Христа и его двенадцати
апостолов... Они отрубали руки тем, кого не убивали...
Еще более жестокому обращению подвергались
индейские старейшины; их распинали на деревянных решетках
и затем поджаривали на медленном огне» *.
Под ножами наемных убийц, подосланных
завистливыми соперниками в борьбе за власть и наживу, один за
другим падали королевские наместники и другие
чиновники; однако индейцам Парагвая от этого жилось не
лучше: горячечные поиски серебра принесли и им те тяжкие
несчастия, которые еще раньше обрушились на соседей-
перуанцев, когда испанские захватчики столь же
лихорадочно принялись искать легендарные сокровища
древних инков.
Наконец, настало отрезвление: пришельцы уверились,
что им не найти в Парагвае ни серебра, .ни золота, ни
даже железа. Но зато нашелся более верный источник
наживы: чтобы разбогатеть, оказалось достаточно
переправлять в Европу продукты индейского земледелия и
скотоводства. Это было даже выгоднее добывания руды.
Тропическая парагвайская природа очень богата.
Правда, жадность захватчиков превосходила ее щедрость,
и то, что вывозилось в Старый Свет, трудно было бы
назвать ее дарамя; напротив, эти горы чая, кож, табака,
маиса и т. д. добывались ценой жесточайшей эксплуатации
1 См. В. М. Мирошевский — «Освободительные движения в
американских колониях Испании от их завоевания до войны за
независимость (1492—18,10)». М.—Л., 1946, стр. 38—39.
141

индейцев, оплачивались их мучительным трудом, свободой
и жизнью.
Захватчики основали обширные поместья (энкомиен-
до), где были закрепощены тысячи индейцев. Хозяйство
велось примитивными орудиями и имело чисто
хищнический характер; оно держалось только трудом гуарани.
Считалось, что закрепощенные в этих поместьях и
обращенные в католичество индейцы находятся у своих хозяев
всего лишь... в религиозном «послушании», которое и
называется по-испански «энкомиендо» (колонизаторы
делали вид, что подражают существовавшему в старых
духовно-рыцарских орденах обычаю отдавать учеников в
муштру — в «послушание» — особым наставникам).
Чем сильнее разгорались аппетиты колонизаторов, тем
больше требовалось рабочих. Так как индейцы из
местностей по соседству с энкомиендо были давно истреблены,
или порабощены, или бежали в леса,— плантаторы (энко-
мендеро) стали устраивать форменную охоту за ними. Не
удовлетворяясь порабощением гуарани, испанцы сгоняли
их на корабли и десятками тысяч продавали, как скот.
Так были еще в 1628—1630 гг. уведены в плен,
порабощены и проданы на рынке в Рио-де-Жанейро 60 тысяч
гуарани из чюселений в области Ла Гваира.
Подобно империалистам нашего времени колонизаторы
пытались оправдать свои преступления расистскими
«доводами»: они даже лишали индейцев права называться
людьми, объявляли их животными, зверьми.
В этой обстановке иезуитские миссионеры заняли очень
выгодную позицию и сумели в конце концов вытеснить из
Парагвая монахов всех других орденов и даже
королевских чиновников.
Первые иезуиты явились в Парагвай из Перу. Это
произошло в 1586 г., когда доминиканцы и францисканцы,
приехавшие гораздо раньше, уже вполне успели
зарекомендовать себя как ревностные пособники ненавистных
индейцам испанцев. Сначала иезуитов было всего двое,
затем к ним присоединились пятеро из Бразилии. Они по
обыкновению разъехались в разные стороны и стали
массами обращать гуарани в христианство тем уже известным
нам упрощенным способом, который применял в Индии и
Японии Франциск Ксаверий. Несмотря на легкость
процедуры крещения, индейцы либо не желали принимать
142

религию своих поработителей-испанцев, либо принимали
ее лишь для вида, чтобы вернуться к прежней, как только
непоседливые миссионеры переберутся в другое место.
Таким образом, торопливая деятельность иезуитских
разъездных крестителей очень напоминала вычерпывание
моря решетом. Неудивительно, что высшее начальство
предписало им учредить оседлые миссии.
Это благочестивое решение, несомненно, уже тогда, в
XVI в., дополнялось другим — негласным и более
практичным, порожденным вечным стремлением иезуитов к
богатству и власти: орденское начальство задумало
добиться безраздельного господства «Общества Иисуса» в
Парагвае.
Чтобы поскорее достигнуть цели, орден поднял
шумную лицемерную агитацию «в защиту» несчастных
гуарани. Одновременно в Риме и Мадриде явные и тайные
иезуиты стали разоблачать жестокости
южноамериканских плантаторов, взывая !к королю и церкви о
человеколюбии — о покровительстве индейцам. В этой распре
иезуитам помогло официальное решение церковью давно
и открыто дебатировавшейся «проблемы» — люди
индейцы или не люди; папа Павел III торжественно признал
их людьми, в Лиме (в Перу) был созван церковный собор,
исследовавший вопрос, так сказать, на месте и также
постановивший считать индейцев обладателями бессмертной
души. На ту же позицию стало испанское правительство.
Во всем этом нет ничего действительно туманного:
папскую и королевскую политику питал трезвый расчет.
В самом деле, энкомендеро были хищниками, думавшими
только о личной выгоде и готовыми ради нее истребить
всех индейцев поголовно, не смущаясь тем, что это
подорвало бы основы господства Испании на
южноамериканском материке. Между тем королевское правительство
рассчитывало бесконечно долго выкачивать из Нового
Света колоссальные доходы; было бы бессмысленным
уничтожение людей, обреченных своим трудом создавать
колонизаторам эти богатства.
Понятно, что и католическая церковь, в свою очередь
высасывавшая жизненные соки из обращаемых в
христианство народов Нового Света, не была заинтересована в
их истреблении, а находила более целесообразным
изматывать их рабским трудом.
143

Не без влияния иезуитов, но прежде всего, как видим,
руководимое своими интересами, королевское
правительство ограничило права конкистадоров над
порабощенными индейцами. С помощью своих могущественных
покровителей в Европе и тайных собратий в административных
учреждениях Америки иезуиты стали оттеснять испанских
колонизаторов из обширных пространств в бассейнах рек
Парагвай, Уругвай и Парана. Место энкомиендо заняли
иезуитские миссии, вокруг которых скоро выросли
большие индейские селения — редукции !.
Первая редукция возникла в 1609 г. Отсюда берет
начало история единственной в своем роде парагвайской
колониальной авантюры иезуитов, продолжавшейся до 1768 г.,
почти 160 лет. Так называемое «государство» иезуитов в
Парагвае принадлежат к числу самых отвратительных
плодов иезуитской изобретательности по части
собственного обогащения и религиозного околпачивания «паствы».
В Европу все чаще стали проникать известия о
чудесах благочестия и христианской любви, совершаемых
иезуитами в девственных лесах и пустынях Нового Света.
Рассказы путешественников и попов, вернувшихся из
Парагвая, вызывали всеобщее изумление.
Что же на самом деле происходило в редукциях? Не
та>к-то просто оказалось тогда ответить на этот вопрос:
проникать в область редукций было крайне трудно. Для
постоянных сношений с внешним миром предназначались
лишь некоторые из них, да и там приезжие сразу же
попадали под неусыпное наблюдение. Им отводили особое,
изолированное жилье, они не имели права вникать в
подробности местной жизни, разговаривать с индейцами и
задерживаться в редукциях долее двух-трех дней; по
делам им позволяли говорить только с
хозяевами-иезуитами. Что касается прочих редукций, то пробраться за их
1 Эти селения назывались редукциями от латинского слова
геёисеге, т. е. «возвращать»; подразумевалось возвращение
индейцев к христианской вере. Церковь уверяла, что в древности тут
уже побывал св. Фома; он будто бы и крестил индейцев, которые,
однако же, вновь впали затем в язычество. Эта сказка должна была
придать приличный вод насильственному крещению гуарани
иезуитами, францисканцами и прочими миссионерами, которое, таким
образом, выглядело уже только «законным» возвращением
вероотступников к религии предков.
144

крепко запертые и охраняемые пушками ограды было
невозможно, разве что с особого позволения, а оно
выдавалось очень редко и лишь тем, кто никак не мог быть
заподозрен в недоброжелательстве к ордену.
Официально такая таинственность объяснялась
желанием оградить гуарани от «пороков, свойственных
цивилизации». Существовал закон Филиппа II, где говорилось:
«В индейских деревнях не -могут и не должны жить (под
угрозой крупного штрафа) никакие испанцы, негры,
мулаты или метисы, ибо, как доказано опытом, некоторые,
занимающиеся в стране индейцев торговлей,
разъезжающие и живущие там, ведут дурной образ жизни» К
Понятно, что этот лицемерный запрет, .продиктованный
королю его придворными иезуитами, не распространялся на
«Общество Иисуса». К тому же среди иезуитских
миссионеров преобладали не испанцы, а фламандцы, итальянцы,
ирландцы и немцы.
Не многое знали о редукциях также королевские
чиновники, чья любознательность сильно умерялась
щедростью иезуитов. Известно, например, что за первые 118 лет
существования редукций асунсионские губернаторы
побывали в них всего 19 раз, т. е. перерывы между
посещениями продолжались более шести лет; если же добавить,
что в их ведении находились тогда все тридцать редукций,
будет вполне очевидна фиктивность ревизий: на многие
иезуитские гнезда не пришлось ни одного посещения.
Подобным же образом обстояло дело с епископскими
ревизиями. Епископы принадлежали к другим орденам,
враждовавшим с иезуитским, и подчас доставляли ему
много хлопот. Таков был, например, в середине XVII в.
епископ Карденас (францисканец), которого иезуиты
смогли свалить лишь .после долгих усилий, когда он уже
успел причинить им большой материальный ущерб и
поднять против них ожесточенную кампанию в Новом и
Старом Свете. Но большинство епископов не утруждало себя
разъездами: тяжело и небезопасно было странствовать
по территории почти в 200 тысяч квадратных километров,
к тому же и стоило дорого. Поэтому орден, желая дать
понять, что он не избегает гласности, изредка сам приглашал
епископов в ту или другую миссию, причем любезно
1 М. РаззЫпдег— «Бег ^зиИепзЪаа* т Рага&иау». Галле,
1926, стр. 13.
10 Д. Е. Михневич
145

брал дорожные расходы па себя. После этого епископы
«не замечали» в редукциях ничего предосудительного, а
некоторые даже принимались осыпать их похвалами. Так,
одни из них, Пьетро Факсардо, в следующих выражениях
сообщал королю Филиппу V о благоденствии индейцев
под властью иезуитов; «Среди этих народностей царит
такая невинность, что едва ли даже раз в год
совершается там смертный грех; бдительность духовных пастырей
предупреждает даже малейшие проступки» !. Плотная за.
веса такой лжи помогала иезуитам вершить их грязные
дела.
Нельзя отрицать того, что своему парагвайскому
предприятию они сумели создать эффектную вывеску. Кого не
поразило бы известие, что гуарани, которых нарочно
описывали как свирепых, кровожадных дикарей, чуть ли не
людоедов, смиренно пошли из первобытных лесов за
иезуитами в цивилизованную обстановку редукций, стали жить
в домах, одеваться в испанское платье, есть европейскую
пищу и сменили языческую религию на католицизм!
Вместо блужданий по лесам и пустыням — блаженная жизнь
в окруженных плантациями и полями селениях, где улицы
вытягивались по ниточке, где были и церковь, и школа, и
тюрьма, и склады, и арсенал, и мастерские — прядильные,
кожевенные, седельные, гончарные, столярные, свечные,
тележные, сапожные, швейлые, ювелирные, скульптурные
и живописные, литейные и оружейные, затем лесопилки,
кузни, пекарни, мельницы, верфи, кирпичные заводы
и т. д.; все это было распределено по редукциям в
зависимости от потребностей существовавшего между ними
обмена, от спроса внешнего рынка и от умения местных
миссионеров, которые, как правило, были обучены какому-
нибудь ремеслу. На складах хранились огромные запасы
чая, кукурузы и других плодов земли; в арсеналах были
сложены тысячи стрел, луков, пращ, копий, ножей, а
также сабли, ружья и порох.
Обо всем этом ходило в Европе много толков, и правда
здесь перепутывалась с ложью; действительно,
существовали такие редукции, а в них и мастерские, и арсеналы
и т. п., но нисколько не были счастливы обитавшие там
гуарани и не были бескорыстны иезуиты. Как же все-таки
П. Л а фар г — «Иезуитские республики», СПб., 1904, стр. 4.
Мб

получилось, что десятки тысяч индейцев потянулись в
редукции за иезуитами, число которых во всем Парагвае
никогда не достигало двухсот человек?
Мезунты очень просто отвечали недоумевавшим
современникам: такова~де могучая сила евангельской
проповеди. Что же было на самом деле?
Прежде всего — волки напяливали на себя овечьи
шкуры. В интересах своих далеко идущих планов
ограбления страны иезуиты заботились об организации отпора
нападениям энкомендеро и старались так устроить
хозяйственную жизнь в поселениях гуарани, чтобы пищи
хватало на весь год; это постепенно гасило естественную
подозрительность индейцев к пришельцам из Европы —
иезуитам.
Впрочем, настойчивость иезуитов бесспорно осталась
бы тщетной, если бы они не постарались раньше всего
привлечь на свою сторону индейскую «знать» — кациков,
хорошо понимая, что невозможно было бы управлять
огромными массами индейцев без помощи тех, в ком
последние привыкли видеть вождей и советчиков в военных
и хозяйственных делах. Кацики соблазнились
красноречивыми уговорами и щедрыми посулами. Отлично делали
свое дело иезуитские дары — зеркальца, стеклянные
бусы и особенно денные в местных условиях ножи и
иголки (за нож или за пару иголок можно было выменять
лошадь, быка).
Так возникла туземная администрация редукций. С
течением времени кацикам даже дали титул испанских
дворян — «дон», позволили им называть себя «идальго» и
носить шпагу, освободили от налогов и публичных
наказаний. Они составляли кабильдо — магистрат в каждом
селении: тут были и коррехидор (бургомистр) с
заместителем, и алькальды (судьи), и советники, и секретари
и т. д.— всё по испанскому образцу. Тщеславным
«идальго» это неимоверно льстило.
Нечего и говорить, что они были только исполнителями
воли иезуитов, которые предпочитали оставаться в тени:
каждое утро члены кабильдо отчитывались перед ними и
получали новые инструкции. Иезуиты стремились к тому,
чтобы ордену индейцы приписывали все хорошее, а
местной администрации — все дурное в жизни редукций.
Помощь кациков больше всего облегчила разрушение
147
10»»

стены недоверия, которая вначале сильно мешала
•иезуитам. К тому же индейцы вполне оценили
преимущества укрепленных миссий в сравнении с беззащитными
мелкими селениями, где в 5—6 примитивных жилищах
обитали небольшие родственные группы. Иезуиты
объединили в редукциях по нескольку племен — по 5—7
тысяч индейцев, дали им общее управление и организовали
их как солидную экономическую и военную силу.
Успехи в организации редукций объяснялись не
христианской проповедью, а тяжкой необходимостью, пишет
П. Лафарг: в поисках спасения от энкомендеро гуарани,
«блуждая маленькими группами, потеряв окончательно
мужество... легко подчинялись влиянию иезуитов, предла-
вавших им кров и пищу... Индейцам оставалось только
одно — убежище в миссиях... Когда же охота на дикарей
затихла, то .и иезуиты не могли найти больше 'индейцев,
которые хотели бы перейти в христианство и жить оседлой
жизнью» К Но и до того как внешние опасности исчезли,
многие гуарани не смогли вынести жизни в редукциях.
«Многие индейцы вновь убегали и возвращались к себе
на родину,— продолжает Лафарг.— Обыкновенно их опять
ловили и посылали в более отдаленные селения».
Нет сомнения, что заведенный иезуитами режим в
конце концов привел бы к запустению в редукциях,—
индейцы, конечно, разбежались бы, и тут не помогли бы ни
уговоры, ни влияние кациков, ни запоры и стража у ворот,
ни страх перед физическими наказаниями, которые были
введены иезуитами. Требовалась особая,
исключительная мера принуждения. Этой мерой стала изощренная
система духовного насилия, которая с каждым поколением
индейцев приносила все новые отвратительные плоды.
Начиналось с уродования детской психики.
Гуарани отличались горячей любовью к детям, но
постоянная и напряженная работа на орден не давала
возможности заниматься ими. «На помощь» пришли
иезуиты. Уже лет с четырех они брали детей под свою
коварную опеку. Ребят кациков заставляли посещать занятия,
которые устраивались на площади перед церковью: там
зубрили непонятный латинский катехизис, а из
«светских наук» проходили счет да названия месяцев и дней не-
П. Лафарг — указ. соч., стр. 15.
148

дели. Некоторых учили даже читать и писать: так
начиналась подготовка будущих всецело преданных иезуитам
членов кабильдо, распорядителей в хозяйстве, хранителей
запасов и т. д. Для прочих детей религиозная муштра
была не менее обязательна, но счету и грамоте их не
учили. С малых лет они уже помогали родителям в
полевых работах. Малышей заставляли также прислуживать
в церкви. С шести лет всех детей начинали учить ремеслу.
Им внушали, что католический бог всемогущ и
всеведущ, рассказывали всевозможные религиозные сказки,
приноровленные к детскому восприятию и парагвайским
условиям. Иезуитов ничуть не смущало то, что Христос,
богородица и «святые» в таком освещении очень походили на
гуаранокие «языческие» божества; ведь важно было
вдолбить в ребячьи головы главное — что жрецы этих
могущественных богов, иезуиты — существа
необыкновенные, тоже всесильные и всезнающие. Так удалось привить
рабское преклонение перед иезуитами многим поколениям
индейцев.
Так же «обрабатывали» взрослых.
Ранним утром всех обитателей редукций будили
барабанным боем, сгоняли в церковь, пересчитывали и
заставляли слушать мессу и проповедь. Перед обедом и
вечером месса повторялась. Для тех, кто почему-либо был
свободен от работы, церковь оставалась открытой весь
день. Уклонявшихся от посещения церкви пороли.
Индейцы были обязаны часто исповедываться и причащаться —
тоже под страхом наказаний.
Очень пышно обставлялись большие церковные
праздники, когда на площади разыгрывались инсценировки
евангельских и ветхозаветных легенд. На предпасхальной
неделе театрализовались «страсти христовы»; по улицам
тащили тяжелый крест, возбужденные иезуитскими
проповедями гуарани надевали на головы терновые венцы,
хлестали себя плетьми; когда инсценировались смерть и
погребение Христа, поднимался всеобщий плач и вопль.
И среди этих наэлектризованных толп в клубах дыма
ладана, как боги, спустившиеся на грешную землю,
восседали на возвышениях «отцы»-иезуиты...
Гуарани отличаются большими способностями к
искусствам; иезуиты ловко использовали это. По праздникам,
кроме театральных представлений, устраивались много-
149

людные пантомимы с символическими танцами на
религиозные сюжеты. Церкви были в изобилии украшены
изделиями гуаранских мастеров-самородков — раскрашенной
и позолоченной скульптурой, разноцветными витражами,
искусной резьбой и орнаментацией, фресками, яркими
материями, драгоценной утварью. Одна редукция имела
даже орган, сделанный руками индейцев.
Но это искусство было лишено живой души, как и
вообще все, порожденное мрачной изобретательностью
иезуитов. Долгие, чинные и утомительные спектакли и
пантомимы должны были, но не могли убить любви индейцев
к жизнерадостным народным пляскам, и «святым отцам»
приходилось неустанно бороться с этим их «греховным»
стремлением; украшение церквей вело к поставленной
цели — возбуждало особое почтение к этим обиталищам
католического бога, но гуарани хотели наряжать и
украшать также себя подобно своим свободным собратьям,—
а между тем это строго запрещалось". Наперекор местным
обычаям иезуиты заставляли неженатых и бездетных
гуарани коротко стричься, запретили им носить ленты и
украшать платье. Всех гуарани редукций облекли в
одинаковые скучные рубашки и плащи из грубой ткани,
которые раз в год выдавались с общего склада. Там же
хранились и разноцветные парадные костюмы; к ним
были направлены мечты любителей наряжаться, но
получить это великолепие могли только самые
«благочестивые» и то лишь во время больших праздников на один
день для участия в процессиях и религиозных танцах; так
эксплуатировалось естественное стремление индейцев
украсить свою жизнь.
Впрочем, красочны были только крупные праздники.
Невозможно представить себе ничего скучнее воскресных
дней в редукциях: месса, месса, месса, обязательная
проповедь, унылое пение латинских гимнов, крестины,
обручения, исповедь и причастие — так проходил обычный
праздничный отдых гуарани.
Наконец, наступал понедельник. После неизбежной
мессы и проповеди индейцев заставляли с пением и
музыкой тащить с собой в поле, на место работы, статуи
богородицы или св. Исидора — «покровителя земледелия»,
украшать их и в редкие минуты отдыха молиться перед
ними, а вечером, несмотря на свою изнуренность, прино-
150

сить их с такими же почестями обратно в редукцию на
собственных плечах. Эти церемонии придавали
.религиозный характер тяжелому труду, к чему иезуиты и
стремились. Недаром земля редукций называлась «тупамбе», т. е.
«дело бога», или «божье добро». Обработку полей иезуиты
называли «служением божьему добру» — обязанность
работать на орден получала таким образом религиозное
«обоснование» и освящение. Прежние рабовладельцы, эн-
комендеро, грубо принуждали гуарани трудиться на них;
сыны Лойолы извлекали из своих рабов гораздо большее
богатство, внушая им взгляд на труд как на религиозный
«подвиг»,— и если с первыми поколениями гуарани в
редукциях было еще много хлопот, то в дальнейшем
иезуитская «педагогика» принесла немалые результаты.
Легко понять, что достигнуть их можно было, только
превратив индейцев в автоматов, лишенных своей воли и
чувства человеческого достоинства, умеющих слепо, с
полной готовностью и величайшим старанием повиноваться
иезуитам. Зная размах иезуитского «эксперимента», надо
сказать, что в этом отношении он в общем удался:,
примера большего одурманивания огромных масс людей
католической «обработкой», кажется, не знает вся история
колониального разбоя.
Индеец не мог по своему желанию переселиться в
другую редукцию, не мог и вернуться в родные леса, даже не
имел права что-нибудь переделать в своем жилье по
собственной воле; его принуждали носить только
предписанную одежду, вставать с постели и ложиться спать по
сигналу и отказываться от всех радостей жизни, неугодных'
«святым отцам». Ему под угрозой штрафа и ареста
запрещали выходить ночью на улицу. У него бессердечно
отнимали детей, которых приучали доносить иезуитам о всех
проступках родителей против установленных правил. Из
него самого вытравляли священнейшие человеческие
чувства. Жутким памятником иезуитского изуверства остается
дошедшая до нас исповедь какого-то взрослого гуарани
своему духовнику: «Вчера я, не пролив ни слезинки,
смотрел, как умирал мой отец,— ведь я считал неудобным
сожалеть о своем телесном отце, когда у меня есть ты,
отец духовный!» 1
1 3. 5. О ее г — «Юег ^зиНепзЬа! т Рагадиау. 51аа1$-, шт1-
зсНаИ^огт ипс1 ЕпЬотсЫип^зде&сЫсЫе». Нюрнберг, 1928, сгр. 25—26.
151

Хотя, по справедливому замечанию одного
исследователя, «вреднее всякой моровой язвы» была для индейцев
«католическая пропаганда, вооруженная духовным
абсолютизмом» \ нельзя также забывать, что «счастливые»,
«облагодетельствованные» гуарани вымирали от
непосильного труда и заразных болезней. Улицы редукций,
удивлявшие приезжих правильной планировкой, были
невероятно грязны; ужасающие грязь и зловоние
отравляли воздух в лишенных окон гуаранских жилищах, где
печи не имели дымовых труб и щели кишели насекомыми.
Эпидемии опустошали область миссий; случалось, что в
селении из 5—7 тысяч обитателей оставалось в живых
меньше половины. Свирепствовала оспа, которой до
приезда иезуитов индейцы вовсе не знали, бывали и
чумные эпидемии. Вообще здоровье гуарани ухудшалось уже
из-за того, что они были вынуждены порвать с прежней
жизнью и переселиться в редукции. Современники
отмечали, что многие умерли даже не от болезней, а в тоске
по оставленным родным местам.
Парагвайский миссионер-иезуит Добрицхофер
опубликовал в свое время статистику населения всех тридцати
редукций Парагвая за 1732 г. В составленной им
таблице 2 поражает огромная смертность взрослых мужчин
(уж не говоря о детской смертности, необычайно высокой):
в редукциях было 356 вдовцов и 7542 вдовы. Даже этот
апологет «Общества Иисуса» признавал, что
ускорявшееся вымирание порабощенных иезуитами гуарани
вызывалось оспой и другими болезнями, а также
голодом — результатом засух, неурожаев, эпизоотии — и,
наконец, постоянными войнами с соседними свободными
племенами.
Если бы разоткровенничавшийся иезуит добавил еще,
что гуарани вымирали от тяжелого подневольного труда,
картина иезуитского «рая» была бы достаточно полна.
Временами численность населения редукций падала
катастрофически. Так, в 1715—1720 гг. она уменьшилась
(в округленных числах) с 116 000 до 105 000, в'1732—
1 Э. Р е к л ю — «Опыты превращения новых людей в старых
(Парагвай)» (журн. «Дело», 1869, т. IX, сгр. 170).
2М. ОоЪг12поНег — «ОезсЫсМе с!ег АЫропег, етег Ъеп1-
{епеп ипс1 кпе&епэсЪеп ИаШп 1п Рага^иау», ч. III. Вена,- 1784,
стр. 505.
152

1735 гг. —со 141 000 до 108 000, в 1737 г.—до 104 000, в
1738 г.—до 90 000, в 1739 г.—до 74 000, т. е. за семь лет
упала почти вдвое 1.
Врачебной помощи не было. Боясь всех «чужих»,
иезуиты не допускали в область миссий врачей, не состоявших
в «Обществе Иисуса», сами же за редкими исключениями
больше смыслили в ремеслах, чем в медицине. Да и что
могли бы сделать эти несколько десятков человек перед лицом
эпидемий, поражавших сразу многие тысячи индейцев!
Оставалось заботиться, чтобы убыль населения
пополнялась естественным путем. Поэтому иезуиты заставляли
индейцев жениться уже в 14—17 лет. Каждую ночь
церковный колокол звонил специально затем, чтобы
напоминать о супружеских обязанностях. Стремясь поощрить
деторождение, иезуиты, как уже сказано, позволяли
щеголять длинными волосами только тем гуарани, которые
имели детей. Безусловно прав исследователь,
утверждавший: «Мы приходим к выводу, что в Парагвае брак был
только институтом для деторождения» 2.
Церковные историки парагвайских миссий в один
голос жалуются на «прожорливость» гуарани. Между тем
даже ими самими приводимые сведения легко убеждают
нас, что индейцев в редукциях держали впроголодь. Эти
несчастные, которые создавали иезуитам неисчислимые
богатства и выращивали огромные урожаи, были
вынуждены сидеть на скудном пайке, потому что фрукты, зерно
и остальные продукты сельского хозяйства шли на
иезуитские оклады, под замок.
Естественно, что индейцы, надрывавшиеся на тяжелой
работе, предпочитали мясо другой, менее сытной еде.
Скота редукции имели много — стада в 50 и даже в
100 тысяч голов не были редкостью,— но иезуиты берегли
его на продажу. Индейцам мясо выдавали лишь изредка
и ничтожными порциями, которые тут же съедались. Так
же понемногу распределяли между семьями чай;
самовольно брать его »яз огромных запасов редукций
строжайше запрещалось: он составлял самую главную статью
иезуитской торговли с 'внешним миром. Остальную
растительную пищу гуарани должны были добывать на своих
участках земли.
1 См. М. РаззМпйег — указ. соч., стр. 80.
2 X 3. О ее г — указ. соч., стр. 26.
153

В воскресенье особенно «благонравным» мужчинам
давали немного табаку и соли, в которой редукции всегда
испытывали острейший недостаток. По поводу
преимуществ «примерных» (т. е. наиболее покорных) индейцев
при раздаче пищи один иезуитский писатель цинично
сострил даже, что обитатели редукций усваивают
«истинную веру» не столько ушами, сколько животом 1.
Эту-то полуголодную жизнь благочестивые историки
миссий, как и подобает ревностным апологетам
(колониального рабства, именуют блаженством!
Для полноты картины остается сказать, что иезуиты
были судьями первой и последней инстанций. Еще в XVI в.
один <из церковных соборов постановил, что индейцев
нужно подвергать только телесным наказаниям. Если
гуарани не ходил в церковь, плохо ухаживал за скотом,
нерадиво сеял, ленился убирать урожай, непочтительно
относился к своим духовным «отцам», его приводили к
священнику; по приказу последнего марионетка-судья из
кациков изрекал приговор — истязание розгамл. Иногда
приговаривали к позорному столбу или заключению в тюрьме —
даже к пожизненному. Приговоренного, одетого в особую
покаянную одежду, приводили в церковь -и там всячески
поносили. Порка производилась публично, на площади.
Женщин нередко секли сами иезуиты. После экзекуции
наказанные должны были 'целовать попам руки.
При ближайшем рассмотрении счастливая жизнь в
редукциях оказывалась уделом самих иезуитов и их
сатрапов. И что же? — дружным хором буржуазные ученые
твердят, что парагвайские иезуиты ввели в своих
миссиях... коммунизм — не больше и не меньше!2 Толкуют
1 Приведено у Э. Реклю — указ. соч., стр. 165.
2 «Дело идет о коммунизме, только ограниченном» (М. Р а з з-
Ъ1пс1ег — указ. соч., стр. 126); «Иезуитское государство в
Парагвае доказало возможность проведения коммунизма» (А. Фойгт —
«Социальные утопии». СПб., 1906, стр. 62): «...коммунизм предметов
потребления» (А. С >в е н т о х о в с к и й — «История утопий». М., 1910,
стр. 90); «...коммунистические общины... монашеское правительство...
строгай коммунизм... коммунистическая система хозяйства» (Г. Б е-
мер — «Иезуиты». М., 1913, стр. 335). Такого же взгляда
придерживаются А. Кирхенгейм («Вечная утопия». СПб., 1902),
И. Геер (3. 5. Оеег — указ. соч.), А. Коблер (А. СоЫег —
«Бег сЬпзШспег Когшгшшзтиз т беп Кебис1юпеп уоп Рага&иау».
Вюрцбург, 1876), К. Л югон (С. Ьи&оп— «Ьа гёриЬ^ие сотти-
шз{е сйгёИеппе с!е5 Сшагапу». Париж, 1949, стр. 185) и многие другие.
154

о некоем «социальном эксперименте», и получается, что
чернорясые хищники явились в Парагвай вовсе не затем,
чтобы ценой жесточайшей эксплуатации индейцев
создавать несметные богатства для себя и для ордена,— они,
оказывается, преследовали гуманные цели, причем
вдохновителем их был не кто иной как Фома Кампанелла,
автор знаменитой коммунистической утопии «Город
Солнца» ]. К слову оказать, уж если хотеть во что бы то ни
стало восславить иезуитов, то почему бы не объявить Кам-
панеллу их учеником — тем более, что «Город Солнца»
увидел свет лишь в 1623 г., а первая редукция была
основана на четырнадцать лет раньше — в 1609 г.!
Из сопоставления этих дат хорошо видна вся
фантастичность сближения иезуитов с именем Кампа-
неллы. Это сближение нужно только тем, кто, желая
опорочить коммунизм, стремится уверить, будто
господствовавший в редукциях режим — это и есть
коммунистический идеал 2.
1 «Коммунизм, установленный иезуитами в их владениях,
основывался на тех же принципах, что и коммунизм Кампанеллы»,—
пишет Готайн (Е. О о т. Ь е 1 п — «Бег сппз1:Нспе-5021а1е 51аа1 с!ег
^зштеп т Рага^иау». Лейпциг, 1683, стр. 8). К нелепому мнению
о влиянии Кампанеллы на -парагвайских иезуитов некритически
присоединился и Ф. Капелюш («Религия раннего капитализма».
М., 1931, стр. 188).
2 Что такая реакционнейшая тенденция, действительно,
существует, легко увидеть на примере брошюры некоего Н. В. Свят-
ловского, вышедшей в 1924 г. в Ленинграде. Эта книжонка,
'Озаглавленная «Коммунистическое государство иезуитов в Парагвае в
XVII и XVIII ст.», хорошо показывает, как с виду весьма
«академические» научные проблемы, относящиеся к далекому прошлому,
используются современными реакционерами в борьбе против
коммунизма. «Метод» Святловского весьма прост: без труда показав то,
что и не требует особых доказательств,— бесчеловечность режима,
введенного в редукциях иезуитов,— он голословно объявляет, будто
в Парагвае существовало по сути «коммунистическое государство»
в духе Кампанеллы. Поэтому порабощенных гуарани он именует...
«коммунистами». О «научном уровне» вредной брошюры
Святловского можно судить и по тому, что он считает иезуитский орден «апо- «
литичным», а парагвайских иезуитов-эксплуататоров —
«платоновскими философами».
Можно еще добавить, что один из новейших католических
авторов, Люгон, считает возможным сравнить парагвайское «государство»
иезуитов не только с «идеальным коммунистическим государством»,
но и с древней Спартой, где, как известно, огромное большинство
населения — илоты — было на положении (рабов (С. Ь и % о п — указ.
155

Писания буржуазных авторов показывают, что, как
правило, их цель — уверить читателей ]в благородстве
иезуитских побуждений, которые не смогли принести должных
результатов будто бы только потому, что осуществлялись
«коммунистическими методами». Все достойное осуждения
в жестоком редукционном режиме, таким образом,
сваливается на мнимый коммунизм иезуитов. Это ли не
возвеличение иезуитизма, это ли не бесчестная клевета на
коммунизм?
Вот чем объясняется большой интерес буржуазных и
церковных историков наших дней к иезуитской колонии
в Парагвае.
На самом деле в редукциях не было -коммунизма,
разумеется, даже в наиболее примитивном,
потребительском виде (который, кстати сказать, ничего общего не
имеет с подлинным коммунистическим обществом), а
воспеваемое иезуитскими апологетами на все лады
«равенство» индейцев в редукциях выражалось, как хорошо
сказал Лафарг, лишь в том, что «мужчины, женщины и
дети, осужденные на принудительную работу и телесное
наказание, лишенные всяких прав, прозябали в равной
нищете и равном невежестве» К
Нужно заметить, что у католической церкви есть свои
«социологи», утверждающие, будто только она одна
способна наиболее мудро устроить общественную жизнь и
сделать людей счастливыми; и если эти «социальные
идеалы» католицизма не осуществляются — причина будто
бы в «греховности» человеческой природы и в
сопротивлении светских властей. Но в парагвайском «государстве»
иезуитов апологеты католицизма склонны усматривать
если не полное осуществление этого «идеала», то хотя бы
приближение к нему.
Претензии католических «социологов» в конце концов
всегда оборачиваются против самой церкви. Еще совсем
недавно о «социальных идеалах» католицизма
достаточно ясно говорили славословия пап в честь фашистского
соч., стр. 185; см. также А. Рауге-Оогзаг — «СаЫп е1 Ьоуо1а,
с!еих ге!огтез». Париж—Брюссель, 1951, сгр". 179).
Трудно было бы яснее обнаружить реакционнейшую классовую
сущность подобных «изысканий».
1 П. Лафарг — указ. соч., стр. 41.
156

«корпоративного», режима Муссолини, Что же касается
парагвайских редукций, то их пример лишь подчерки-
вает, что каторжный режим особенно мил католической
церкви.
Внимательный раэбор положения в редукциях,
насколько позволяют скудные источники, приводит к
выводу, что там существовало своеобразное колониальное
рабство, приукрашенное феодальными побрякушками и
широковещательными королевскими указами, которые
провозглашали южноамериканских индейцев свободными
подданными короля.
Индейцы редукций — и земледельцы и ремесленники —
не владели никакими средствами производства.
Индейские семьи в редукциях наделялись клочками земли для
обязательной обработки, но земледельческие орудия и
семена принадлежали иезуитам, как и сама земля.
Больше, того, урожай с этих участков свозили в общие
склады, тоже принадлежавшие иезуитам; наконец,
индейцы не владели ни пастбищами, ни скотом, ни даже
жилищами. Следовательно, продовольственный вопрос
решался в редукциях так, как во всех рабовладельческих
латифундиях: земледелец изо всех сил трудился, >а
господин в меру своей скупости кормил и одевал его (как
плохо кормили иезуиты, мы уже знаем).
Точно так же и ремесленники могли заниматься только
предписанными ремеслами, получая и сырье, и
инструменты, и заказы от хозяев редукций и сдавая им же все
свои -изделия; взамен получали скудную пищу -и одежду.
Сколько и чего, когда, кому, зачем и как нужно
сделать, определяли иезуиты.
Таким образом, не только то, что неправильно
называлось общинной (или божьей) землей, но вообще вся
земля фактически принадлежала ордену. Он предстает
перед нами как богатейший рабовладелец. От соседей —
энкомендеро, которые открыто смеялись над
«освобождавшими» индейцев указами королей, и от рабовладельцев
л ревности иезуиты отличались, может быть, только
меньшей физической жестокостью обращения с рабами. Но они
были таковы вовсе не из гуманных побуждений, а, как мы
видели, по расчету, убедившись, что таким образом можно,
во-первых, извлечь из труда индейцев больше дохода, во-
вторых, избавиться от обычного у колонизаторов страха
157

за собственную жизнь, а в-третьих, убедить рабов, что им
выгоднее оставаться в редукциях, чем бежать в леса.
Наконец, унизительнейшим образом регламентировать всю
жизнь гуарани иезуитские порядки ничуть не мешали;
сколько-нибудь привлекательными они могли казаться
индейцам разве лишь в сравнении с -поистине сатанинской
свирепостью энкомендеро.
Официально индейцы имели право два дня в неделю
работать на «своих» участках; но это не значит, что труд
на «общинной» земле был феодальной барщиной. Индеец
оставался рабом и на «личном» участке, который, как мы
убедились, был фикцией, придуманной, видимо, для
отвода глаз королевских ревизоров. С таким же успехом
можно было бы утверждать, что в редукциях существовал
первобытно-общинный строй, так как там сохранились в
лице кациков кое-какие изуродованные остатки родопле-
меннрй организации. Между тем кацики фактически были
превращены иезуитами в простых надсмотрщиков над
рабами.
Краткую, но исчерпывающую сатирическую
характеристику «коммунизма» редукций дал Вольтер в «Кандиде»:
«Это удивительное государство!... Ьоз райгез («отцы».—
Д. М.) владеют там всем, а народ — ничем; это образец
разума и справедливости».
Очень тонкое понимание самой сущности режима,
введенного иезуитами в их парагвайском «государстве»,
обнаружил современник Вольтера — знаменитый
энциклопедист Гельвеций, когда писал: «...Как хозяева иезуиты были
более разумными и не обращались слишком дурно со
своими рабами» К Он понимал, что «не слишком» дурно
обращаться с индейцами иезуитам было выгоднее, чем
■истреблять их. И несчастных гуарани, которых иезуитская
пропаганда расписывала как счастливцев, он прямо
назвал рабами.
Так облетает экзотический цветок парагвайской
«утопии» — и оказывается даже, что никакого цветка,
собственно говоря, не было, а пестрыми лепестками
буржуазных вымыслов маскировались самые прозаичные вещи*
плетка плантатора и купеческий кошель. Недаром же хо-
1 К. Гельвеций —«О человеке». М., 1937, стр. 273.
158

зяйство в редукциях велось в расчете на торговлю.
Достаточно привести несколько фактов, чтобы понятной
стала настоящая причина «душеспаерггельной»
деятельности иезуитов в Парагвае.
Наибольшую, миллионную прибыль приносил им сбыт
мате (йерба) ^парагвайского чая,'на который в Европе
существовал постоянный спрос. Годовая продажа сухого
чайного листа достигала почти 170 тонн! Кроме того, в
огромном количестве шли на международный рынок кожи
(в одном только 1760 г. было продано более 290 000 кож),
табак, сахар, шерсть, хлопок, маис, рис, ткани, ковры,
свечи, деревянные и кожевенные изделия, лекарственные
растения, мед, фрукты, всевозможный скот и т. д. Есть
основания считать, что ежегодная прибыль от торговли
парагвайских иезуитов доходила в середине XVIII в. до
2,5 миллиона франков — сумм-а колоссальная по тем
временам.
Материальными расчетами — и только ими —
определялся также выбор районов для редукций. «Спасать»
именно индейцев гуарани иезуиты решили потому, что из
всех обитателей центральной части Южной Америки эти
племена отличались наиболее покладистым характером,
особенно же потому, что они обитали на 'берегах
крупнейших рек и на атлантическом побережьи, где очень
облегчена была торговля с другими странами.
Свои первые миссии иезуиты основали в районе Ла
Гваира, западнее Рио-де-Жанейро — в очень удобном
месте близ Атлантического океана, у слияния рек Параны и
Паранапанемы, но были отброшены оттуда далеко вглубь
страны наемниками энкомендеро. Вскоре была
предпринята новая попытка продвинуться к востоку, на этот раз
южнее, по р. Уругвай,— она также окончилась неудачей.
Иезуиты оказались вынужденными направить свои
усилия на запад — к Чили и Тихому океану, имея в виду
окружить редукциями Асунсион, где находилась
резиденция епископов.
Ни для кого не было секретом, что редукции
представляли собой -своеобразные крепости с сильными индейскими
гарнизонами; поэтому иезуиты надеялись, что окружение
Асунсиона сделает епископов посговорчивее в спорных
делах. Однако столь хитро рассчитанная политика не
принесла всех желанных успехов: редукциям удалось прочно
159

закрепиться лишь .в центральной части материка, на
среднем течении Параны, Парагвая и Уругвая. Отсюда
торговые шути шли вниз по Паране до Санта-Фе (где река
начинает поворачивать к востоку), затем посуху на запад —
к Кордобе и по -сложной системе рек Саладильо, Саладо,
Хураменто и их притоков на север, .к Перу. Протяженность
пути составляла не менее 1200 километров от Санта-Фе.
Это был .очень трудный, но сравнительно безопасный
путь. Иезуиты пользовались им десятки лет, пока Буэнос-
Айрес не стал главным пунктом их внешней торговли. Но
и после того связи их.с Перу не прекратились, так как там
всегда был спрос на изделия редукционных
ремесленников. Более того, с конца XVII в. был проложен еще один
торговый путь в Перу, проходивший гораздо севернее,
мимо верховьев р. Парагвай. Выстроенная там иезуитами
крепость обеспечивала безопасность их судоходства по
этой реке и держала в страхе индейские племена.
Чтобы защитить свои торговые пути от набегов
индейцев, иезуиты строили сильно укрепленные редукции и в
других опасных местах.
Наибольшего экономического развития иезуитская
колония в Парагвае достигла к середине XVIII в. В тридцати
редукциях было около 100 000 рабов, в Европу одна за
другой отплывали флотилии, груженные плодами
парагвайской земли. Все чаще область редукций называли
«иезуитским государством». Это выражение, чтобы
вызвать гнев испанского правительства против иезуитов,
пустили в ход противники их ордена. Здесь было явное
преувеличение: орден и не мог и не хотел отделять Парагвай
от прочих испанских владений; но бесспорно и то, что во
всей огромной империи не было другой страны, которая
находилась бы в столь необычных отношениях с
метрополией, как Парагвай.
В самом деле, мы уже видели, что на эту обширную
страну власть губернаторов и епископов распространялась
лишь формально; в Парагвае всецело господствовали
иезуиты, подчинявшиеся своему провинциалу. Этот факт,
разумеется, был причиной непрестанных антииезуитских
интриг при дворе, но духовники королей и другие их
советники из иезуитов ловко делали свое дело, и
неприятности кончались обычно тем, что орден получал в Парагвае
новые привилегии.
160

Иезуиты не платили никаких налогов -с оборотов своей
обширнейшей торговли, потому что она прибыльным
делом не считалась—по мнению, старательно
распространенному ими в Европе. Они предупредительно взяли на
себя уплату подушного налога за парагвайских индейцев,
но число 'плательщиков определяли сами — с огромным
преуменьшением. Впоследствии деньги эти возвращались
в иезуитские карманы, так как духовенство редукций
получало от короля жалованье.
Все это озлобляло других колонизаторов, а также
торговцев, не имевших столь серьезных льгот, и быстро
становилось известным в Европе, где передовое
общественное мнение резко осуждало махинации иезуитов.
Может быть, впрочем, власть иезуитского ордена в
Парагвае продержалась бы на десяток лет, дальше, если бы
ее падения не ускорило одно случайное обстоятельство.
Дело в том, что испанское и португальское
правительства в 1750 г. решили обменяться некоторыми
территориями в Южной Америке. На северном побережьи Ла-
Платы, напротив Буэнос-Айреса, Испания получила
португальскую колонию Сан-Сакраменто, а взамен
уступила семь редукций в своем соседнем районе, на берегу
р. Уругвай. Пограничный договор был подписан, но
вдруг \поражениая Европа узнала, что парагвайские
иезуиты отказались подчиниться королевскому приказу
и переселить обитателей семи редукций вглубь страны.
Причин этого две. Во-первых, редукции, о которых шла
речь, Принадлежали к числу самых богатых; можно
было перевезти куда угодно их движимое имущество, но
нельзя — захватить с собой обширные заросли
первосортного парагвайского чая. Во-вторых, индейцы не
пожелали расставаться с родными местами. Это было
очень кстати иезуитам, и они организовали
ожесточенное сопротивление — сначала чиновникам, прибывшим
осуществлять пограничный договор, а потом вызванным
теми на подмогу королевским войскам. «Святые отцы»
смогли выставить против них хорошо вооруженную и
обученную армию. О ней стоит сказать здесь несколько
слов.
Еще около середины XVII в. правительство Испании
позволило парагвайским иезуитам . обзавестись
огнестрельным оружием для защиты от нападений на редукции.
11 Д Е. Мичневич
161

Пользуясь этим, орден создал в Парагвае большие
запасы пороха и оружия вплоть до артиллерии. Военные
упражнения всякого рода — вот единственное, что
поощряли иезуиты из всех старых обычаев гуарани;
военные навыки — вот что они стремились лучше всего
сохранить и развить из индейской культуры. В редукциях
существовало постоянное военное обучение, нередко
устраивались маневры. В них участвовали и подростки.
Руководили этим приезжие офицеры — светские иезуиты.
В середине XVIII в. в иезуитской армии было 12 000
воинов. Они разделялись на восемь отрядов,
находившихся под контролем четырех «верховных
наблюдателей» — членов ордена. Каждая редукция выставляла в
числе прочих воинов не менее 200 всадников.
Испанские короли покровительствовали всему этому.
Они и сами не менее пятнадцати раз пользовались
военными отрядами редукций в своих целях — против
бунтовавших колонистов и еще не покоренных индейских
племен. Против упомянутой колонии Сан-Сакраменто,
когда она принадлежала еще Португалии, редукции за
11 дней выдвинули 3300 всадников, 200 отборных
стрелков и 200 лодок. В 1732—1733 гг. 7000 гуарани по
приказу короля воевали 19 месяцев подряд.
Вся эта сила повернулась теперь против
португальцев, а также и испанцев. Военные действия
продолжались до 1756 г., когда гуарани потерпели поражение.
Через пять лет пограничный договор был отменен, и
иезуиты снова стали заселять семь редукций; однако это
дело, подвигавшееся крайне медленно, так и не
закончилось. «Общество Иисуса» доживало свои последние годы
перед ликвидацией, и одним из признаков этого был
королевский указ 1768 г., по которому всех иезуитов
выслали из области гуаранских редукций, как и из прочих
заморских владений Испании.
«Государству» иезуитов пришел конец. К огорчению
ордена, гуарани не обнаружили печали и частью
разбрелись по лесам, а частью остались работать на новых
хозяев — светских плантаторов-испанцев.
Что же осталось от настойчивых попыток иезуитов
превратить индейцев Парагвая в стадо крещеного и
дрессированного рабочего скота? Русский
этнограф-путешественник И.Д.Стрельников, изучавший там в 1915 г. быт
162

и верования гуарани, так писал об отношении
современных индейцев к христианству.
«В настоящее время они отказываются от крещения...
Когда Норденшильд (известный финский
путешественник.— Д. М.) спросил одного начальника индейцев чири-
гуано, не хотел бы он, чтобы миссионеры пришли к ним
в деревню, старик внезапно поднялся и угрюмо сказал:
«Я ничего дурного не сделал»».
Что касается памяти, оставленной здесь иезуитами, то
ее прекрасно характеризует следующее замечание того же
автора: «Воспоминание об иезуитских временах
сохранилось в виде представлений злого духа в виде человека в
длинной черной одежде монахов-иезуитов».!
1 И. Д. С т 1р е л ын и -к о в — «Религиозные представления
индейцев гуарани бассейна р. Верхней Параны (Парагвай и Бразилия)».
В «Сборнике Музея антропологии и этнографии», т. IX, Л., 1930,
стр. 329.

Г л а в а 9
ЛИКВИДАЦИЯ И ВОССТАНОВЛЕНИЕ
«ОБЩЕСТВА ИИСУСА»
21 июля 1773 г., в «день памяти Игнатия Лойолы»,
папа Климент XIV «на вечные времена» распустил
иезуитский орден. Множество людей было поражено
известием об этом: кто же не знал, что «Общество Иисуса» —
это любимое детище Ватикана? Но люди, разбиравшиеся
в европейской большой политике, понимали также, что
руководители католической церкви находились в
положении пассажиров воздушного шара, которые перед
угрозой катастрофы выбрасывают за борт как балласт даже
самые ценные для них вещи.
Вместе со всем феодальным миром католическая
церковь переживала тогда глубокий кризис. Предвестия
буржуазной революции, которая в 1789 г. разразилась во
Франции, задолго ощущались в самых различных
областях экономической, политической и культурной жизни
Европы. Одним из этих предвестий стало резкое
ослабление международных позиций Ватикана, притом даже в
таких странах, которые всегда были прочным оплотом
католицизма и имели много общих с Ватиканом
политических целей.
К концу XVIII в. часть государств Западной Европы
успела далеко уйти по пути капитализма; это
сопровождалось ослаблением экономических и политических
позиций католической церкви и усилением
протестантизма.
Католицизм прочнее удерживал свои позиции в
странах, отстававших в экономическом развитии; но и там
крепли буржуазные элементы. Их возраставшим
влиянием нередко и объяснялись антиватиканские тенденции
164

в политике многих государств. Значительные круги господ-
стовавшего класса все более связывали свои
экономические интересы с интересами торговых и промышленных
кругов. Такая связь была для многих феодалов подчас
единственным (и все же ненадежным) выходом из тупика,
создавшегося в хозяйственной жизни целых государств
под властью королей и князей, которые правили в
интересах аристократии и поповщины.
Результатом такого правления было то, что финансы
и вся хозяйственная жизнь многих европейских стран
оказались в бедственном состоянии: широчайшие
народные массы разорялись, внутренний рынок сужался до
ничтожных размеров, завинченный до крайности
налоговый пресс все мелыне и меньше выжимал из тощих
карманов обнищавшего населения; феодальным
правительствам не *на что было ни поддерживать кричащую
роскошь придворной жизни (а жить скромнее не хотели и
не умели), ни оплачивать большую армию и флот, без
которых нельзя было защищаться от военных нападений
и добывать внешние рынки.
А рядом с; опустошенными королевскими
казнохранилищами, в тайниках епископских дворцов и иезуитских
резиденций лежали огромные запасы золота и
драгоценностей, хранились долговые расписки банков, торговых и
промышленных компаний, открыто или тайно
пользовавшихся за высокий процент «божьими» деньгами.
Церковные капиталы вкладывались решительно во все
предприятия, способные приносить прибыль. В сундуки
церкви стекались доходы от эксплуатации колониальных
рабов, от корсарского промысла, от работорговли, от
публичных и игорных домов (как известно, эти
заведения в Испании, Италии и некоторых других буржуазных
странах дают часть папских доходов и сейчас) *... В
руках церкви, как встарь, сосредоточивались обширные
земли, в некоторых странах ей принадлежало более
половины всей территории. Церковь эксплуатировала земли,
ничего или почти ничего не отдавая за это государству в
силу своих старинных (и теперь особенно
обременительных для государства) феодальных привилегий.
1 См. А. Свобода, А. Тучкова, В. Свободова —
«Заговор Ватикана против Чехословацкой республики». М., 1950,
стр. 41.
165

Засилье поповщины в народном просвещении и
вообще в области культуры, устарелость многих юридических
норм, сложившихся в те века, когда церковь с ее особым
правом была всемогуща, существование независимых от
светской власти духовных судов и таких варварских
пережитков средневековья, как инквизиция,— все это и
многое подобное было серьезной помехой
складывавшемуся капиталистическому базису. • 0
Воротилы торговых компаний роптали на большие
налоги, чиновники ломали головы — где взять денег для
усиления крепостей, для вооружения армии, для ремонта
дорог, для уплаты жалованья солдатам и ненасытному
духовенству. Нетрудно себе представить, с какой
завистью и ненавистью наблюдали все они, как парагвайские
иезуиты целыми флотилиями привозили в Испанию и
Португалию и, не платя налогов, дешево, но с огромной
выгодой сбывали всевозможные колониальные товары.
Предоставляя своим идеологам облекать эту ненависть
в одежды философской критики, прозаические буржуа
рассматривали иезуитов как сильных, опасных и
нечестных конкурентов.
«Открытие Америки и морского пути вокруг Африки,—
писали Маркс и Энгельс,— создало для подымающейся
буржуазии новое поле деятельности. Ост-индский и
китайский рынки, колонизация Америки, обмен с
колониями, увеличение количества средств обмена и товаров
вообще дали неслыханный до тех пор толчок торговле",
мореплаванию, промышленности и тем самым вызвали в
распадавшемся феодальном обществе быстрое развитие
революционного элемента» !.
Здесь-то и столкнулись интересы растущей буржуазии
и «Общества Иисуса»: мы уже знаем, с каким рвением
орден иезуитов участвовал в открытии ост-индского и
китайскою рынков; мы видели, как он участвовал в их
эксплуатации, какие чудовищные размеры приняло его
колониальное хищничество в Парагвае, какие массы
всевозможного сырья, продовольствия и других товаров
бросил он из заморских колоний на мировой рынок.
1 К. Маркс и Ф. Энгельс—Избранные произведения, т. I
М., 1948, стр. 9.
166

В одной из вышедших в середине XVIII в.
многочисленных анонимных брошюр с сатирическими стишками
против иезуитов, между прочим, говорилось:
Хотите ли (знать символ веры
Семейства Иниго?
— Верую в сахар, в индиго! ]
Такая издевка была подобна соли в ранах,
нанесенных ордену иезуитов раскрытием его грязных
коммерческих и ростовщических операций.
Особенно бурной была радость врагов ордена после
разоблачения его махинаций в Парагвае. Полтора века
дожидались этих сладких мгновений несколько поколений
плантаторов-энкомендеро, губернаторов, испанских и
португальских купцов, монахов других орденов — алчные и
хищные дельцы, которых иезуиты вытесняли из торговли
в Южной Америке и в других местах. Теперь, набрав,
наконец, в этой большой игре полные руки козырей,
духовные и светские конкуренты иезуитов одновременно с
разных сторон и разными способами старались ударить
их по карману, окончательно погубить их
кредитоспособность, подорвать их торговые и финансовые сделки
также в других местах.
Чаще всего ссылались на то, что папы запретили
духовенству заниматься торговлей. В самом деле, всего
только в 1741 г., следуя примеру своих
предшественников, папа Бенедикт XIV подтвердил этот запрет; он
подчеркнул тогда (безусловно имея в виду уловки иезуитов),
что запрещение остается действительным, даже если
торгуют «...миряне, как от имени отдельных членов ордена,
так и от имени целых обществ, и от имени светских лиц,
торгующих в их пользу» 2.
Уже тогда Ватикан был завален жалобами на
иезуитов. Однако напрасно было ждать от пап скорых
решений по таким делам. Вопрос о торговле оказался
слишком щекотливым, Ватикан сам повсеместно открыто
1 «Ргозе еп ГЬоппеш* с!и В. Ма1а^пс1а» (без года и места
издания), стр. 4.— «Семейство Инисто» — иезуиты; Иииго (Иньиго)—
испанский вариант имени Лойолы — Игнатий. Индиго — очень
ценный органический краситель; иезуиты торговали им наряду с чаем,
кофе, сахаром и многими другими колониальными товарами.
2 Т. Гризингер — «Иезуиты», т. I, СПб., 1868, стр. 340.
167

торговал фальшивыми реликвиями и отпущениями грехов,
а тайно участвовал подобно иезуитскому ордену в самых
разнообразных и нередко очень крупных по размаху
коммерческих операциях, временами даже монополизируя
целые отрасли торговли и промышленности !. Так как
светским компаниям и купцам в конце концов было
безразлично, кто перехватывал их прибыли: вся церковная
организация как таковая или отдельные ордена и
монахи,— понятно становится, почему Ватикан не желал
спешить с осуждением иезуитской торговли,— ведь оно
могло быть обращено потом против него самого.
В наше время папы неизмеримо превзошли своих
предшественников по части торговли, ростовщичества, а
также использования свойственных только эпохе
капитализма форм обогащения. Но и двести-триста лет назад
торговля приносила церкви огромные барыши, так что
Ватикан недаром снисходительно относился к иезуитской
коммерции. Не случайно ведь Климент XIV, распуская их
орден после того как на весь свет уже прогремели сенса-
ционнейшие разоблачения иезуитской торговли, все-таки
ни словом не осудил ее в своем постановлении, даже не
упомянул о ней, хотя некоторые другие его провинности
вынужден был перечислить.
Итак, жалобщикам разъяснили, что, запрещая
духовенству торговать, церковь имела в виду только погоню
за личной прибылью; парагвайские же иезуиты
продавали, оказывается... «собственные излишки», притом «в
пользу ордена», а не для своей наживы! Так истолковали
положение орденские юристы, и их мнение не вызвало
возражений у папы. В Ватикане были довольны, когда в
1743 г. испанский король Филипп V после восьмилетнего
следствия, пристрастно проведенного сторонниками
иезуитов, постановил: «Я считаю правильным, чтобы отцы
занимались торговлей и далее таким же образом, как до
сих пор, без каких-либо новшеств» 2.
Если же папы все-таки оказывались вынужденными
• повторять расследования, в ревизоры обыкновенно
назначались сочувствующие иезуитам или подкупленные ими
1 Многочисленные примеры см. в брошюре С. Г.
Лозинского «Римский папа в роли спекулянта», М., 1929.
2 М. Р а 5 5 Ь 1 п о! е г — «Эег ЛезиНегЫаа! т Рага^иау». Галле,
1926, стр. 121.
168

люди, вроде одного буэнос-айресского губернатора,
который в своем отчете, прикидываясь дурачком, восклицал,
что ему «трудно поверить, как это столь способные и
ученые мужи» (парагвайские иезуиты) могли бы
заниматься недозволенной торговлей. А если ревизоры были
беспристрастны, как кардинал Салданья, обследовавший
деятельность редукций по поручению папы Бенедикта XIV
в середине XVIII в. и записавший, что «Общество
Иисуса» повсюду занимается нечестной торговлей,— папы
одергивали их; так, Климент XIII за излишнюю
объективность сделал Салданье выговор !.
Но старания Ватикана выгородить иезуитов кончились
неудачей. В то время как папские и орденские казуисты
тратили силы, стараясь выдать черное за белое и
парагвайскую колониальную эксплуатацию за бескорыстный
религиозный подвиг, иезуиты снова и снова попадались
с поличным — и не в мелких делах, а подчас в
миллионных торговых аферах, в крупных мошенничествах и
государственных преступлениях.
«Сообществом честолюбивых мошенников» назвал
всех католических попов английский
философ-материалист Гоббс. Эту характеристику повторил в XVIII в.
специально в применении к иезуитам один из самых
передовых мыслителей предреволюционной Франции.—
Гельвеций 2. И для того он имел полное основание.
Ограничимся лишь несколькими примерами.
1 Собственно говоря, Салданья был объективен по- расчету, из
подхалимства. Дело в том, что, пока он производил свои
расследования, Бенедикт XIV умер. Августинец Салданья, который имел, пови-
димо'му, >не один, «зуб» против иезуитов, решил обнародовать свой
обличительный доклад, не дожидаясь новых папских выборов; как
и многие другие, он полагал, что следующего папу конклав,
знающий политические настроения в Европе, выберет обязательно из
противников «Общества Иисуса»; (следовательно, рассуждал Салданья,
скорое опубликование доклада понравится -будущему папе. Но хотя
новый глаза католической церкви, Климент XIII, относился к
иезуитам несколько прохладнее своего предшественника, он все же не
считал удобным позорить их и тем самым бросать тень на политику
Ватикана, всегда открыто поддерживавшего иезуитский орден. И он
выразил Салданье неудовольствие за поспешность. Этот с виду
ничтожный эпизод раскрыл перед миром нежелание церкви идти в
иезуитском вопросе навстречу требованиям почти всех (даже
католических) держав и сильно повредил ей в дальнейшем.
2 См. К. Гельвеций — «О человеке». М., 1937, стр. 290.
169

Еще в начале XVIII в. иезуиты вызвали всеобщее
возмущение мошенничеством, которое вошло в историю
их преступлений как «дело о наследстве Амбру аза Ги».
В 1701 г. во французский порт Брест приехал из
Бразилии 78-летний купец Амбруаз Ги, наживший огромное
состояние — более 8 миллионов франков. Ему предстояло
проехать через всю Францию, чтобы добраться до семьи,
жившей в Марселе. В Бресте он заболел. Проведав о его
богатстве, иезуиты подослали к нему в духовники своего
шпиона — некоего Шовеля. Тот втерся в доверие к богачу
и постарался вызвать в нем симпатии к иезуитам, но,
видимо, не преуспел в этом, так как вскоре сообщил
своим, что Ги хочет составить завещание, по которому все
богатства перейдут к дочерям. Тогда под видом нотариуса
и необходимых свидетелей иезуиты прислали к Ги
переодетых своих людей. Продиктованное завещание они
скрыли, а после этого уморили старика и украли все его
деньги (Ги держал их при себе).
Узнав, что Ги приехал и умер во Франции на руках
у иезуитов, его наследники затеяли с ними тяжбу. Разбор
дела начался лишь в 1715 г. после множества оттяжек,
на которые иезуиты большие мастера. И после того он
тоже много раз откладывался по их проискам.
Наследники совершенно разорились на этом деле и уже
потеряли надежду выиграть его, потому что высшие
чиновники во Франции тогда еще благоволили иезуитам и
старались решить спор в их пользу, как вдруг перед смертью
духовник Шовель признался в совершённом
преступлении. Суду пришлось удовлетворить иск наследников.
Однако иезуиты настолько затянули выплату денег, что
дочери Амбруаза Ги в конце концов согласились вместо
украденных восьми миллионов удовлетвориться лишь
500 тысячами.
Не будем говорить о множестве других подобных делу
свидетельствующих об огромном опыте иезуитского
ордена в подлогах, лжесвидетельстве, жульничестве всякого
рода К Из более поздних преступлений, имевших к тому
1 Живо изложенная сводка наиболее известных разоблачений
темных финансовых и торговых дел иезуитского ордена, раскрытых
до середины прошлого века, содержится в книге Т. Г ,р и з и н г е р а
«Иезуиты».
170

же очень серьезное влияние на судьбы ордена, назовем,
однако, еще дело иезуита Лавалетта (середина XVIII в.).
Лавалетт был миссионером, уполномоченным
«Общества Иисуса» на французском острове Мартиника, близ
северного побережья Южной Америки. Предприимчивый
делец, он широко поставил колониальное хозяйство
миссии, которое состояло главным образом из плантаций
хлопчатника, табака и сахарного тростника. Миссия
накупила рабов, жестоко эксплуатировала их, разбогатела,
и местные купцы скоро оказались у Лавалетта в руках.
Торговля иезуита с Европой шла успешно, крупные
банкиры не боялись ссужать его деньгами. Попытка
французского правительства уличить его в незаконных
спекуляциях кончилась ничем: подкупленный Лавалеттом
губернатор Мартиники давал показания в его пользу.
Спекуляции раскрылись после того как Лавалетт не
смог оплатить векселей на огромную сумму почти в
2У2 миллиона франков. Столь крупное банкротство
вызвало переполох в финансовом и торговом мире. Зная,
что Лавалетт был лишь агентом заправил ордена
иезуитов и действовал по их указаниям, кредиторы
потребовали, чтобы за него отвечал весь орден, средств
которого хватило бы на покрытие долгов сотен таких
банкротов. Понятно, орден отрекся от этого своего
незадачливого сына и всю вину взвалил на него одного-.
Иначе посмотрел на дело суд. Со времен Амбруаза Ги
многое изменилось в отношении французских
учреждений к иезуитскому ордену, который успел крепко
запутаться в разных антигосударственных делах. Затребовав
и рассмотрев уставы ордена, суд постановил: так как
иезуиту правила его организации запрещают иметь
личную собственность, а руководители ордена знали о
махинациях Лавалетта,— считать, что за банкротство его
несет ответственность орден.
Это скандальнейшее дело раскрыло миру огромные
размеры незаконной торговой и финансовой деятельности
иезуитов, показало всю меру их жадности и подлости.
Судебный приговор был вынесен в 1761 г. и дал
обильную пищу для всех сил, работавших против католической
церкви и ее оплота — «Общества Иисуса». Дело
Лавалетта и стало формально причиной изгнания иезуитов из
Франции в 1764 г.
171

Бесконечен список преступлений иезуитов —
вымогателей и охотников за наследствами. Относительно
добывания наследств их «Тайные наставления» предписывают
особые меры, которые заключаются главным образом в
вербовке в члены ордена обладателей больших состояний
и их предполагаемых наследников, чтобы впоследствии
заполучить для ордена эти деньги, или земли, или то и
другое К Как правило, вербовка богачей сопровождалась
обманом. Известно очень мало примеров того, как
родственникам этих жертв или самим обманутым богачам,
когда они, наконец, брались за ум, удавалось отсудить у
ордена хоть что-нибудь из своего добра.
Иезуиты часто пускали в ход шантаж и запугивание.
Приведем пример, один из немногих, когда, по пословице
«нашла коса на камень», ловких иезуитов перехитрил
находчивый адвокат.
Случай, с котором идет речь, произошел еще в XVII в.
во Франции, в г. Меце. Там иезуитам удалось настолько
запугать загробными карами одного богача, что тот в
завещании приказал наследникам отслужить по нем 10
тысяч панихид и за каждую платить иезуитам 10 червонцев.
Завещание было составлено по всем правилам.
Наследники подчинились. К иезуитам потекла река золота — им
должно было достаться 100 тысяч червонцев.
Они успели поглотить немалую часть состояния, когда
адвокат указал наследникам простой и выгодный выход
из положения: надо было купить у папы свидетельство
(индульгенцию) об отпущении умершему всех грехов
сразу; после этого исчезла бы надобность в панихидах —
ведь смысл панихид, по католическому вероучению, в том
1 Уместно напомнить здесь об одном из многочисленных
антииезуитских художественных произведений—об известном романе
Э. С ю «Агасфер». Сюжет его построен именно на погоне
иезуитского ордена за опромиым состоянием, которое должно достаться
многочисленным потомкам завещателя. Один из наследников,
Габриель Реннепон, с детства был завлечен в «Общество Иисуса»,
чтобы со временем иезуиты могли завладеть его долей наследства,
о котором он даже не подозревал. Нужно оказать, что не только эта
деталь романа, до и многие другие содержащиеся в нем
разоблачения гнусных правил и обычаев иезуитского ордена основаны на
бесспорных фактах. «Агасфер» имел немалое значение для
дискредитации иезуитов в глазах широких масс населения разных стран Европы
в середине XIX в., да и позже.
172

и состоит, чтобы постепенно уничтожать вред,
причиняемый душе умершего неискупленными грехами, с
которыми он отправился в загробный мир. Индульгенция стоила
дорого, но все же несравненно меньше того, на что
зарились иезуиты.
Вернувшись из поездки в Рим, которую держали в
глубочайшей тайне, наследники отказались платить по
очередному крупному счету за панихиды. В неведении
того, какие сильные аргументы лежат у наследников в
кармане, иезуиты подали в суд. Однако судьи, которым
предъявили папскую бумагу, согласились как «добрые
католики», что панихиды стали излишними, раз душа
умершего уже выкуплена из чистилища и препровождена
в рай.
На сей раз жулики в рясах опростоволосились. Но так
бывало редко — свои обманы и грабежи они обыкновенно
задумывали настолько хитро, что жертвы, запутавшиеся
в этих сетях, ничего поделать не могли.
Противники иезуитов ухмели доходчиво и язвительно
разглашать все такие грязные истории в газетах,
памфлетах, песенках и стишках — особенно, когда
правительства одно за другим стали принимать суровые законы
против «Общества Иисуса». Нелегко было бы найти более
разительное противоречие, чем иезуитская ханжеская
проповедь о спасительности нищеты и колоссальные
торговые обороты самих иезуитов. Об этом писали в своих
трактатах Вольтер и Гольбах, об этом спорили духовные
и светские юристы, куплеты об этом распевали уличные
мальчишки, и об этом же опасливо перешептывались
крестьяне, с отчаянием внося церкви десятую часть своих
нищенских «доходов».
Иезуитские аферы причиняли огромный ущерб
репутации всей католической церкви, и в конце концов даже
среди церковников все больше находилось таких,
которые считали нужным положить конец этому разложению,
хотя бы пришлось пожертвовать самим «Обществом
Иисуса».
По мере того как разгоралась экономическая и
политическая борьба прогрессивных элементов общества
против католической церкви вообще и иезуитов в
частности — борьба развертывалась также в области идеологии.
Центром антицерковной и антирелигиозной пропаганды
173

была тогда Франция. Еще царствовал король, еще
дворяне, попы и монахи высасывали из французского народа
последние гроши, князья церкви еще продолжали
соперничать со светской аристократией в пышности и блеске
жизни, но уже полным ходом работали подспудные
революционные силы рвавшейся к власти буржуазии. Это
выражалось, в частности, в резкой критике политики и
идеологии католической церкви — олицетворения гнуснейших
черт феодализма.
Мы видели, что нечто подобное происходило уже за
двести пятьдесят лет до того, в эпоху реформации и
Великой крестьянской войны в Германии. Однако во
Франции XVIII в. в меру далеко продвинувшегося
формирования и экономического усиления буржуазии ее
резкие нападки на церковь уже избавились от религиозной
аргументации. Наивные ссылки на «божественное право»
уступили место легально и нелегально издаваемым
юридическим и философским ученым исследованиям, где
доказывалось, что притязания церкви на мировое
господство, на превосходство над светской властью, на
независимость от светских законов, на право грабить и живых
и мертвых и т. д.— все это противно «человеческой
природе», «здравому смыслу» и «естественному порядку
вещей».
В эпоху реформации еще не могло быть и такой
острой критики самых основ религиозного мировоззрения,
критики всех культов, мифов, догматов и «таинств», какая
развернулась в предреволюционной Франции. Этим более
или менее последовательно занимались материалисты-
просветители и другие передовые философы XVIII в.:
Дидро, Гольбах, Ламеттри, Гельвеций, Марешаль, Нэ-
жон, Мелье, Вольтер и их единомышленники.
«Бойкая, живая, талантливая, остроумно и открыто
нападающая на господствующую поповщину
публицистика» \— так охарактеризовал их работу В. И. Ленин,
отмечая одновременно, что с точки зрения марксизма
«...и ненаучного, и наивного найдется не мало в
атеистических произведениях революционеров XVIII века» 2.
Однако в те времена появление такой литературы при всех
1 В. И. Л е н и н — Соч., т. 33, стр. 204.
2 Там же, стр. 203.
174

ее объяснимых условиями времени недостатках имело
весьма прогрессивное значение 1.
Церковь не могла остаться невредимой под ударами
этих противников, хотя на ее стороне был королевский
суд, хотя по его приговорам палачи сжигали
«кощунственные» книги, хотя еще не стерлась память и о
сожжении людей на кострах (еще в 1766 г. во Франции на
торжественном ауто-да-фе сожгли труп казненного за
«богохульство» юноши Лабарра, которого посмертно
реабилитировал затем Вольтер). Задолго до 1789 г. католическая*
церковь пережила свой идейный разгром. Его отзвуки
пронеслись над миром как предвестники несравненно1
более потрясающих событий и именно так были поняты
всюду. Папам приходилось серьезно думать о том, как бы
спасти остатки сильно подорванного авторитета церкви.
Что поступиться надо прежде всего орденом иезуитов,
совершенно открыто говорилось и до вступления
Климента XIV на папский престол. Этого настойчиво требовали
некоторые правительства, вокруг того же вопроса шла,
как уже сказано, ожесточенная борьба и внутри самой
церкви. Но расстаться с иезуитским орденом было очень
трудно: уж слишком часто еще в недавние времена папы
становились на его защиту и во всеуслышание заявляли,
что никогда, ни при каких обстоятельствах не
пожертвуют им 2. Повсюду общественное мнение неразрывно
связывало папство с иезуитизмом, в котором правильно
видело наиболее последовательное выражение
ватиканской политики и идеологии; об этом твердили сами
иезуиты, и это открыто подтверждали папы. Критику
иезуитского ордена церковники потому и переживали так
болезненно, что неизбежно в таких условиях она становилась
1 Напомним, что з XVIII в. передовая русская мысль (независимо
от французских просветителей выдвинула в лице (ряда своих лучших
представителей, прежде всего М. В. Ломоносова и А. Н. Радищева,
непримиримых противников церкви и религии.
2 Например, когда после разоблачения скандального дела Лава-
летта Людовик XV, вовсе не желая иезуитам зла, попросил папу
Климента XIII все же пересмотреть в их орденском уставе места,
особенно раздражавшие передовое общественное мнение, папа упрямо
ответил (как полагают, "словами Риччи, тогдашнего генерала
«Общества Иисуса») в том смысле, что малейшее изменение устава вело бы
к ликвидации ордена, о чем не должно быть и речи. Это было
сказано в 1762 г.
175

критикой всей церкви. Следовательно, защита иезуитизма
неминуемо являлась защитой Ватикана, а роспуск этого
ордена был бы равносилен признанию Ватиканом своего
тяжелого политического поражения.
И все же, если пренебречь соображениями
политического престижа, папа должен был отлично понимать, что
именно в тот момент реакционнейший, опозоренный
своими грязными махинациями, ненавидимый и
презираемый всеми честными людьми иезуитский орден уже не
приносил церкви прежней пользы. «Общество Иисуса»
успело потерять политический вес при всех крупнейших
европейских дворах; пожалуй, самое яркое
доказательство этого — переход правительств Португалии и Испании
к антииезуитской политике, сказавшийся, между прочим,
в том, что оба эти правительства не пожелали
предотвратить и даже всячески ускоряли крах колонии иезуитов в
Парагвае.
Сколько ни сопротивлялось «Общество Иисуса»,
южноамериканский пограничный договор 1750 г. вошел в
силу. Напрасно иезуиты уверяли испанское
правительство, будто обмен территориями был бы выгоден только
Португалии, и напрасно доказывали португальскому, что
выиграла бы одна Испания. Уже проходили те времена,
когда на политику правительств могли серьезно влиять
королевские духовники-иезуиты: в правительствах
Испании и Португалии взяла верх политика «просвещенного
абсолютизма», отвечавшая интересам буржуазии и
обуржуазившихся земельных магнатов, а тем самым — и
короля, который получал в лице этих общественных групп
новую опору своей власти и силу, способную оживлять
хиревшую экономическую жизнь страны.
Первыми министрами Португалии и Испании были
тогда выходцы из незнатного дворянства, ближе
стоявшие к буржуазии, хотя и носившие вычурные
феодальные фамилии: первый — дон Себастиан Хосе де Кар-
вальо-э-Мелло граф д'Ойейрас маркиз де Помбаль,
а второй — дон Педро Пабло Абарака де Болеа граф
д'Аранда. Оба они были проводниками- антиватиканской
и антииезуитской политики.
Особенно был ненавистен Ватикану и иезуитам
Помбаль — честолюбец и карьерист, но способный
политический деятель, в начале карьеры еще ни граф, ни мар-
176

киз,— человек, свободный от многих феодальных
предрассудков, варварски беспощадный в выборе средств борьбы
и довольно отчетливо представлявший себе потребности
буржуазного развития страны, которую многовековое
господство феодально-католических клик вконец
разорило и низвело на уровень третьестепенной державы.
Среди мер, принятых при Помбале, очень важны
направленные против иезуитов. Желая вернуть
метрополии полноту захваченной иезуитами власти над
Парагваем, а также рано или поздно использовать их
преступную деятельность как предлог для подавления крепко
связанной с ними дворянской оппозиции своей политике, он
поднял против «Общества Иисуса» долгую кампанию,
тотчас получившую отклик во всех католических
государствах Европы. Его обвинения против иезуитов были
убедительно подкреплены — да и кто же, если не первый
министр, лучше всего был осведомлен об иезуитской
контрабанде, ростовщичестве, недозволенной торговле, о
беззакониях ордена в Парагвае, означавших ограбление
метрополии и фактически отнимавших у нее одну из
богатейших колоний!
Зная, что иезуиты в своей заморской торговле
сильно злоупотребляли полученными от правительства
привилегиями, правительство решило дать им бой для начала
именно с этих позиций. Оно учредило новую компанию
для колониальной торговли с большими правами и
льготами; одновременно оно, ссылаясь на упомянутые
папские указы, запретило духовенству торговлю.
Так иезуиты Португалии получили увесистый удар по
наиболее чувствительному месту. Разумеется, они тотчас
подняли бешеную кампанию против Помбаля — в печати,
в проповедях всячески порочили и высмеивали его
реформы, обвиняли его в своекорыстии и безбожии, в то же
время самой ожесточенностью этих нападок подтверждая,
что политика правительства была направлена верно. Они
добились лишь того, что их немедленно выслали из
столицы. Тем не менее они не оставляли своей глухой
борьбы. 1
Иезуитам, всегда умеющим извлекать выгоды из
человеческого горя, очень кстати пришлось землетрясение
огромной силы, от которого в 1755 г. жестоко пострадала
Португалия, особенно же Лиссабон. Не так уж трудно
12 Д. Е# Михневич
177

было им науськивать свою темную паству на
«безбожника» Помбаля, якобы навлекшего на страну «гнев
божий» — гибель десятков тысяч людей, разрушение
множества жилищ и связанные с этим голод и болезни.
Однако принятые правительством меры несколько
ослабили тяжесть несчастья, и взбудораженный народ был
успокоен; правительство запретило иезуитам проповедывать.
Через некоторое время, воспользовавшись раскрытием
заговора против него во главе с королевским
духовником иезуитом Морейрой, Помбаль добился того, что все
придворные духовники-иезуиты были по особому
решению государственного совета заменены монахами из
других орденов. После того, что нам известно о всегдашнем
стремлении иезуитов захватывать власть в исповедальнях
знати, легко понять, что министр проявил большую
дальновидность.
Удары и дальше сыпались один за другим. Посланник
в Риме д'Альмада с помощью составленных Помбалем
меморандумов раскрывал перед папой (тогда ватиканский
престол занимал еще Бенедикт XIV) подробную и
убедительную картину всевозможнейших преступлений
португальских иезуитов. Престарелый Бенедикт был смущен и
необычной длиной этого обвинительного акта, и
настойчивостью португальского двора, и тем обстоятельством,
что хорошо знавший повадки ватиканской дипломатии
Помбаль перевел все это дело из области тайных
переговоров в область широкой гласности: были отпечатаны и
повсюду распространены своего рода резюме, «выжимки»
из дипломатических документов Португалии. И хотя
Бенедикт XIV не уставал заявлять о своем сочувствии
«Обществу Иисуса», именно тогда-то и оказался он
вынужденным поручить Салданье расследование по
португальской жалобе.
Мы уже видели, что из этого получилось: осудив
антииезуитский доклад Салданьи, новоизбранный папа
Климент XIII дал понять, что вопрос об иезуитах скоро
решен не будет. Поэтому Помбаль поспешил принять те
меры, которые могли зависеть от него самого. Для
расправы с иезуитами он использовал все возможности,
предоставленные ему в 1758 г. правительственной политикой
террора после покушения на жизнь короля Португалии
Иосифа I.
178

Покушение имело политическую подкладку и было
связано с заговором аристократии против короля. В
числе заговорщиков находились иезуиты. Зная это, Помбаль
все же долго не имел «прямых улик. В оконце концов он
их добыл с помощью остроумной уловки. Он
предположил, что португальские иезуиты не упустят случая
известить своих заокеанских собратий о всех событиях,
связанных с покушением, о своей роли в них и о
надеждах на будущее. На первом же корабле, который принял
пассажиров, почту и груз для Бразилии, был устроен
строжайший обыск, и улик нашлось вполне достаточно,
чтобы не только запретить иезуитский орден в
Португалии (это и произошло в 1759 г.), но также потребовать
от Ватикана его повсеместного закрытия К Все
находившиеся в Португалии члены «Общества Иисуса» были по
распоряжению правительства арестованы, привезены в
Италию, во владения папы, -и высажены там на берег.
Иезуитское имущество Помбаль конфисковал.
Затем была приведена в действие судебная машина,
еще отличавшаяся всем средневековым изуверством.
Многих заговорщиков казнили теми изощренными
способами, на которые всегда была таровата
изобретательность оскорбленных «величеств» — даже из лагеря
самого «просвещенного» абсолютизма. В числе других,
несмотря на протесты папы, был сожжен и иезуит —
патер Малагрида, один из организаторов заговора. По
неотмененно'Му в Португалии старинному закону, духовное
лицо мог судить только церковный суд2, и потому
Помбаль вынужден был заставлять инквизицию вынести
Малагриде смертный приговор.
1 Помбаль писал в Рим: «Пятидесятилетняя война с одной из
величайших европейских держав причинила бы авторитету короля
меньше вреда, чем присутствие иезуитов в его королевстве и коло-
киях» (М. СпеуаПег — «Ье тагяшз с1е РотЪаЬ. «Кслше без
Беих Мопбез», т. 89, 1870, 1 сентября, стр. 173).
2 Вольтер заметил по этому поводу: португальскому королю
«не было позволено приговорить к смерти цареубийцу, он должен
был получить согласие Рима. Прочие народы жили уже в
восемнадцатом веке, но португальцы как будто пребывали еще в
двенадцатом. Потомству трудно будет поверить, что король Португалии
больше года хлопотал в Риме о позволении судить у себя иезуитов
за это — и не смог выхлопотать» (Р. V о И а \ г е — «Оешггез
сотр1Мез», т. IV. Париж, 1858, стр. 416).
179
12*

В Испании иезуитский орден был запрещен через
восемь лет, в 1767 г. Одной из самых непосредственных
причин этого также послужили ошеломляющие
разоблачения злоупотреблений парагвайских иезуитов.
Впрочем,, испанское правительство действовало вначале очень
нерешительно, так как на защиту преступного
«Общества Иисуса» выступило не только духовенство, но и
весьма влиятельные придворные круги, связанные с
церковью и самими иезуитами.
Однако, когда испанский король Карл III назначил
первым министром д'Аранду, который был известен как
единомышленник Помбаля, иезуиты серьезно
обеспокоились. Убедившись, что их влияние при дворе слабеет, и
опасаясь еще худшего, они пошли на крайность и в
1766 г. спровоцировали уличные выступления в Мадриде
под такими лозунгами, которые не оставляли никакого
сомнения, что именно «Общество Иисуса» было тайной
пружиной беспорядков.
Но следствие выяснило и гораздо большее: участие
ордена иезуитов в придворном заговоре, целью которого
было свергнуть Карла III и посадить на престол его
младшего брата Луиса; вместе с матерью, старой
королевой Елизаветой, Луис покровительствовал иезуитам
и обещал возродить их могущество, когда станет
королем.
В то же время разгорелся крупный конфликт
Ватикана с Испанией и несколькими другими католическими
державами, о котором еще будет сказано.
Все это заставило испанское правительство принять,
наконец, решительные меры.
Властям всех городов Испании, где находился хотя
бы один иезуит, заблаговременно разослали
секретнейшее письмо с приказом вскрыть его в точно
определенные день и час. В письме предписывалось
безотлагательно (если нужно — с применением военной силы)
арестовать всех местных иезуитов, опечатать их архивы и
все имущество, а их самих отправить в назначенные
гавани, посадить на приготовленные суда и отвезти в
Италию, на папскую территорию. В Испании этот
приказ был исполнен повсюду 2 апреля 1767 г., в колониях
срок исполнения назначался с таким расчетом, чтобы и
оттуда корабли могли прийти в Италию примерно к это-
180

му сроку. Иезуиты не сумели заблаговременно
проведать об этом плане и были застигнуты -врасплох.
Хотя Карл III подсластил пилюлю, назначив
каждому из шести тысяч изгнанных иезуитов довольно
крупную пенсию, ясно было, что «Общество Иисуса»
потерпело одно из жесточайших поражении за всю свою
долгую историю. Но все же самым сильным безусловно было
его поражение во Франции, случившееся на несколько
лет раньше.
«Общество Иисуса» давно захватило во Франции
важные позиции при дворе, в исповедальнях знати, в
высших государственных учреждениях, в школьном деле,
а также (конечно, тайно) в торговле и промышленности.
Целый ряд королей и первых министров им всячески
покровительствовал. Долго продолжалось это и при
Людовике XV (1715—1774), во всяком случае в первую
половину его царствования. Но даже правившая
феодальная верхушка во Франции уже не была тогда
единодушна в отношении к католической церкви. Борьба
прогрессивных и реакционных элементов в этой стране
временами сосредоточивалась вокруг вопроса об иезуитах;
за ним скрывались другие, более глубокие вопросы
политики, от решения которых зависели судьбы всего
государства.
Нужно заметить, что французское правительство
действовало против иезуитов гораздо медлительнее
португальского. Еще в 1757 г. «Общество Иисуса» было очень
серьезно заподозрено в причастности к покушению Дамь-
ена на Людовика XV, но королевские судьи тогда
предпочитали щепетильничать с орденом и за неимением
прямых улик против него ограничились подозрениями.
Именно в те годы папа Климент XIII очень
неуклюже вмешался в мировую политику, восстановив против
себя ряд сильных европейских дворов, в том числе и
французский. Так, Ватикан поддержал руководимое
монахами сепаратистское движение на принадлежавшем
Генуе острове Корсика. Затем он вступил в острый
конфликт с правительством Пармы1, которое не хотело
мириться с тем положением, что церковь на основании
1 См. об этом: С. Г. Лозинский—«История папства», т. I,
М., 1934, стр. 279—280.
181

старинных привилегий отказывалась платить ему какие
бы то ни было налоги со своих земель, составлявших две
трети территории этого герцогства. Конфликт приобрел
очень острые формы; в 1768 г. папа отлучил пармского
герцога от церкви.
По всему было видно, что Климент XIII решил
действовать в непримиримом духе тех пап раннего
средневековья, которые пытались § подчинить церкви светскую
власть и мечтали командовать всем миром. Но XVIII век
оказался крайне неудачным временем для возобновления
этих претензий, безуспешных даже в свое время.
Пармским герцогом был один из отпрысков Бурбон-
ского дома, испанский инфант. Франция, Испания и
Неаполь, где тоже правили Бурбоны, сочли нужным
совместно выступить против обнаглевшего Климента XIII.
Папа не уступал, на требование французского
правительства взять отлучение обратно он ответил отказом.
Ожесточенная борьба разгоралась все больше. К бур-
бонским дворам присоединилось правительство
Португалии, которое еще раньше прервало дипломатические
отношения с Римом в связи с высылкой иезуитов из
своей страны.
Дело приняло совсем нешуточный оборот. Помбаль
предлагал не более и не менее как сообща занять
Церковную область войсками. Франция и Неаполь для
начала оккупировали вкрапленные в их территории
папские владения Авиньон, Понтекорво и Беневент. Свою
политику Климент XIII продолжал между двух огней:
он не мог не считаться с озлоблением бурбонских
дворов, и в то же время на него оказывали давление
иезуиты, которых он боялся. Именно в это горячее время
«Общество Иисуса» было, наконец, запрещено и во
Франции, и в Испании, и в Неаполе, и в Парме.
Завязавшийся международный конфликт настолько был
связан со старым спором об иезуитах, что наиболее
осторожные церковники решительно стали требовать,
чтобы ликвидацией этого ордена церковь развязала себе
руки и открыла для себя возможность новых
политических маневров. Иезуиты, не желавшие считаться ни с
какими переменами в исторической обстановке, стали
для церкви обузой. Но Климент XIII так и не решился
пожертвовать ими.
182

Отважился на это следующий папа, Климент XIV,
избранный в 1769 г.,— бывший кардинал Ганганелли,
который и раньше слыл противником иезуитов.
Конклав, избиравший преемника Климента XIII,
был одним из самых бурных за всю историю папства.
Собравшаяся на нем церковная знать отдавала себе
отчет в том, что международная обстановка сложилась
не в пользу церкви и что, следовательно, надо было бы
ожидать для Рима серьезнейших осложнений, вплоть
до распада католической церкви на ряд национальных
церквей, если бы на папский престол был избран какой-
гшбудь заносчивый последыш Григория VII или
Иннокентия III (а на чем же лучше всего мог быть проверен
тогда политический курс претендента, если не на
отношении к иезуитам?).
Однако кардиналам не хотелось отказываться от
традиционной политики Ватикана. Сто восемьдесят пять
раз голосовал конклав, и голоса его разделялись, не
создавая никому большинства. Наконец, после
нескончаемых новых комбинаций голосов избрали Ганганелли.
Этот папа — Климент XIV — тоже долго колебался,
пока обстоятельства не вынудили его в 1773 г. к
ликвидации иезуитского ордена. Папское постановление об
этом написано в умеренном тоне; главным поводом к
роспуску ордена было объявлено его смутьянство в
церковных делах. Папа писал, что «Общество Иисуса»
распускается на вечные времена, так как уже не может
приносить церкви былой пользы.
Год, который после того еще прожил Климент XIV,
был полон ожесточеннейших и грубейших иезуитских
нападок на него; вынужденные покориться, иезуиты
срывали свою злобу анонимными памфлетами против папы
и всевозможными другими выходками.
В незаконченном романе «Духовидец», который
молодой Ф. Шиллер писал в 1786 г., есть такая сценка:
шарлатан-фокусник берется вызвать дух кого-нибудь
умершего, и его просят: «Потребуйте папу Ганганелли... Может
быть, мы узнали бы у него, от какой болезни он умер» !.
1 «Эег ОелзЪегзеЬег. Аиз беп Раркгеп без Ога!еп усп О ***»,
кн. I (ЗеЬШегз затШсНе "№егке т 12 Вапбег, т. X. С1оЬиз Уег1а&,
Берлин, стр. 101).
183

«Папа Ганганелли» — Климент XIV — умер в 1774 г.
Как на что-то общеизвестное Шиллер намекал на еще
далеко не улегшиеся (даже через двенадцать лет!)
слухи о том, что его отравили иезуиты. Слухи эти упорно
ходили повсюду: по общему мнению, от иезуитов
можно было ожидать решительно всего.
Впрочем, «Общество Иисуса» не исчезло с лица
земли, а «вечные времена» оказались весьма
непродолжительными. Нашелся король — даже не католик, а
протестант, притом представитель «просвещенного
абсолютизма»,— запретивший в своем государстве иезуитам
подчиниться папскому приказу о роспуске ордена. Речь
идет о прусском короле Фридрихе II; этот
философствовавший и прикидывавшийся вольнодумцем солдафон
надеялся извлечь из иезуитов большую пользу, коль скоро
они были бы обязаны ему существованием своего
ордена. Однако политический союз «свободомыслящего»
короля-протестанта с самой черной католической реакцией
просуществовал лишь несколько лет: иезуиты оказались
менее полезными, а неудовольствие Ватикана — более
сильным, чем ожидалось.
Гораздо важнее была поддержка этого
запрещенного ордена православной императрицей Екатериной И,
которая решила сохранить иезуитов в Российской
империи как свою агентуру среди католиков и униатов
белорусских и польских областей. Об этом подробнее
говорится в следующей главе.
Через шестнадцать лет после формального роспуска
Ватиканом ордена иезуитов произошла буржуазная
революция во Франции. Католическая церковь в этой
стране, неразрывно связанная с контрреволюционными
силами опрокинутого старого режима, вместе с ними
пережила и свой тяжелый разгром. Не помогли ей
папские науськивания мировой реакции на революционную
Францию. Старый порядок там безвозвратно рухнул, а с
ним — привилегированное, господствующее положение
католической церкви. Одно время могло казаться, что
ей совсем приходит конец, но вскоре она снова
почувствовала под ногами почву; и в этом нет ничего
удивительного.
В пору революционной юности своего класса
наиболее передовые идеологи французской буржуазии подни-
184

мались до отрицания всякой религии и до
сокрушительной критики всякой церкви. Но действительные
классовые интересы буржуазии сводились в этом вопросе к
гораздо более ограниченным требованиям: ей нужны
были удары не по религии вообще, а лишь по
неприемлемым для буржуа формам религии, и йе по церкви
вообще, а лишь по той церковной организации, которая
приспособлена исключительно к обслуживанию
интересов феодалов.
Как эксплуататорский класс, основывающий свое
господство на жесточайшем порабощении, ограблении и
затемнении трудящихся, буржуазия не меньше
крепостников нуждается в поддержке со стороны религиозных
организаций. Религия необходима ей как орудие
укрепления ее власти, как опиум народа, как «...род
духовной сивухи, в которой рабы капитала топят свой
человеческий образ, свои требования на сколько-нибудь
достойную человека жизнь» !. И буржуазия умело
пользуется тем, что религиозность масс в капиталистическом
обществе, как и при феодализме, ежедневно, ежечасно
порождается и укрепляется невыносимыми условиями
существования подавляющего большинства людей.
Особенно заманчиво для победившей буржуазии
было воспользоваться многовековым опытом
одурманивания масс, которым располагала католическая церковь.
В конце концов эта церковь не только во Франции, но
всюду перешла на службу к новому хозяину — правда,
не без колебаний и сопротивления. Однако вызваны
были эти колебания отнюдь не «потусторонними», а
самыми земными интересами; когда окончательно
выяснилось, что старые хозяева мира, к которым принадлежала
и сама церковь, уже не в состоянии им править, а новые
достаточно реакционны и щедры, — колебаниям церкви
настал конец. Но все-таки на это потребовались многие
годы. Надо также иметь в виду, что в конце XVIII и в
начале XIX в. самое существование папского государства
было помехой завоевательной политике наполеоновской
Франции и буржуазным преобразованиям в разных
странах Европы (прежде всего в самой Италии, где народ
ненавидел папских сатрапов) — преобразованиям, так
1 В. И. Ленин — Соч., т. 10, стр. 66.
185

яли иначе связанным с французской революцией XVIII в.
Французские войска не раз оккупировали Церковную
область, ее даже формально присоединяли к Франции в
1809 г., светская власть пап была уничтожена, а Пий VII,
который в 1804 г. специально приезжал в Париж
возложить на Наполеона императорскую корону, через
несколько лет по его же приказу был арестован в Риме и
препровожден во Францию, откуда вернулся лишь
в 1814 г.
В Европе после разгрома наполеоновской империи
восторжествовала злейшая реакция, органом которой в
1814—1815 гг. стал Венский конгресс. Его решения были
направлены не только к тому, чтобы
страны-победительницы могли извлечь из своей победы экономические
выгоды и расширить свои территории; он был крайне
озабочен ликвидацией политических последствий
французской революции, к которым в числе других
принадлежали первые серьезные вспышки классовой борьбы
пролетариата, антифеодальные выступления крестьян, а
в странах, порабощенных чужеземными захватчиками,
также национально-освободительные движения. Пытаясь
дать истории обратный ход, представители реакционных
правительств, которые заседали в Вене ив 1815 г.
основали так называемый «Священный союз», постарались
создать теснейшее единение штыка с крестом и кадилом.
Для этого требовалось еще более усилить участие
католической церкви в делах европейской контрреволюции.
Уговаривать папу Пия VII было незачем — благодарный
за восстановление своей светской власти, ослепленный
ненавистью к революции и всякому прогрессу, он еще в
1814 г. повсеместно восстановил «Общество Иисуса».
За несколько лет до того по секретным приглашениям
некоторых правительств находившиеся в России иезуиты
начали понемногу разъезжаться по Европе. Теперь это
делалось уже открыто. Когда же «Общество Иисуса»
было запрещено в России (1820 г.), высланные оттуда
сотни его членов рассыпались по всему миру и помогли
всюду и быстро возродить свой орден со всеми его
преступными традициями.
Возрожденный иезуитский орден снова стал
ударным отрядом феодально-католической реакции. Где бы
ни поднимала она голову, против чего бы ни направля-
186

лись ее удары, сплошь и рядом, если не на первом, то на
втором плане оказывались иезуиты. •
Когда папа Пий IX (1846—1878) по примеру своих
предшественников, но еще упорнее и наглее нападал на
подлинную культуру, на материалистическую науку, на
прогрессивные общественные движения, современники
безошибочно чувствовали за всем этим направляющую
иезуитскую руку.
В 1870 г. Ватиканский церковный собор ввел новый
догмат — о папской непогрешимости. Такого
возвеличения своего авторитета папы добивались еще с X в., но
не сумели и позже добиться — даже с помощью иезуитов.
Лишь во второй половине XIX в. в страхе перед
угрозой пролетарской революции, взбешенный успехами
материалистической науки и падением влияния религии
папа Пий IX настоял на провозглашении этого догмата
церковным собором. Верные ему иезуиты сумели
прибрать к его рукам ту часть епископов на соборе,
которая вначале не прочь была полиберальничать и даже
составить смиренную «оппозицию» папе.
Незадолго до того Пий IX опубликовал
составленный иезуитами же «Силлабус» — пространное послание,
в котором объявлено проклятие многим прогрессивным
идеям того времени, причем особый раздел
провозглашает анафему социализму и коммунизму. Это
выступление папы произошло в 1864 г., в год основания I
Интернационала.
А еще десятилетием раньше, в 1854 г., католическое
учение «обогатилось» догматом о непорочном зачатии
богородицы. И здесь тоже вдохновителями папы Пия IX
были иезуиты.
Длинный ряд контрреволюционных заговоров и
реставраций монархии в странах Западной Европы XIX в.
вошел и в историю католической церкви, которая всегда
была в лагере злейшей реакции, всегда против
прогрессивного развития общества, всегда против народа.
Следовательно, политическая борьба того времени вошла
также в историю преступного иезуитского ордена —
авангарда католической контрреволюции.
Не имея возможности привести здесь много
исторических иллюстраций, отметим все же архиреакционную
роль «Общества Иисуса» после реставрации Бурбонов
187

(1814—1830 гг.). Политической борьбе этого периода
большую статью «Борьба партий во Франции при
Людовике XVIII и Карле X» посвятил Н. Г.
Чернышевский. Иезуиты рассматриваются там как тайная причина
многих антинародных действий французских
монархических правительств.
«Сила роялистов,— пишет Чернышевский,—
сосредоточивалась в тайном обществе, известном под именем
конгрегации. Тайные иезуиты... были руководителями
этого общества. Оно повсюду имело агентов,
располагало огромными суммами, но скрывало свои действия так
искусно, что очень немногим людям во Франции были
известны даже имена людей, управлявших конгрегациею;
она действовала так хитро, что в те времена многие
историки и публицисты даже отвергали существование
ее политических интриг. Только после 1830 г., когда
найдены были тайные бумаги конгрегации,
обнаружилась вся обширность ее влияния на ход событий» *.
Чернышевский показывает, как французские иезуиты
тайно выступали в качестве организаторов
интервенции в Испанию,— как они толкали Францию на под:
держку реакции, поднявшей в Испании при
подстрекательстве иезуитов мятеж против конституционного
режима. Он раскрывает антипатриотическую,
изменническую сущность так называемого ультрамонтанства
(ультрамонтанами, т. е. «загорными», было принято
называть наиболее рьяных сторонников папских
политических претензий и интриг, а именно иезуитов, чье
начальство находится по отношению к остальной части
Европы «за горами» —за Альпами, в Риме). Во Франции,
пишет он, в сущности почти все монахи, как бы ни
назывался их орден,— иезуиты. «Разные названия... служат
только к тому, чтобы скрыть принадлежность, их к
иезуитскому ордену... Интересы Франции для них ничтожны
в сравнении с выгодами ордена и папской власти,
которая обыкновенно находится под их влиянием... Они
заводят в семействах интриги, чтобы доставлять своим
конгрегациям те богатые пожертвования, из которых
почти каждая соединена с отнятием имущества у закон-
1 Н. Г. Чернышевский — Избранные философские
сочинения, т. II. М., 1950, стр. 347:—348.
188

ных наследников. Их конгрегации ведут обширные
торговые спекуляции всякого рода, приобретают огромные
поместья и дома, вообще владеют громадными
богатствами... Почти все французские епископы и прелаты
выходят из конгрегации и остаются под их (т. е.
иезуитов.— Д. Л1.) влиянием. Из двадцати французских
епископов едва ли найдется один, который не был бы
ультрамонтанцем, т. е. иезуитом, врагом французской
национальности...» ].
Подробно рассматривая ухищрения французской
реакции того времени, Чернышевский доказывает, что
вдохновителями антинародной политики Карла X были
иезуиты. Трусливая французская буржуазия не желала
цать отпор монархо-католическому разгулу; она больше
зсего боялась пробуждать политическую активность
народных масс, которые ненавидели и католическую
церковь вообще и иезуитов в частности, но были также
врагами всякой эксплуатации и всякого, в том числе
буржуазного, гнета.
Предать забвению или, по крайней мере, оклеветать
передовые атеистические идеи воинствующих
материалистов-просветителей XVIII в. реакционные буржуазные
идеологи пытались еще и в начале прошлого столетия.
Нуждаясь в религии в интересах укрепления собственного
классового господства, буржуазия давно сдала в архив
всякое вольнодумство, а вместе с тем и отрицательное
отношение к иезуитам. В середине XVIII в. Вольтер
неутомимо и бесстрашно призывал «раздавить гадину» —
католическую церковь; от тех времен до ухаживаний
нынешней империалистической буржуазии за иезуитским
орденом прошел очень долгий период, богатый
событиями огромного значения. Еще столетие назад настал
момент, когда обезумевшая от страха перед
революционным пролетариатом буржуазия воскликнула устами
будущего палача Парижской Коммуны — Тьера, что для
господствующих классов пришло время выбирать между
катехизисом и социализмом. Буржуазия выбрала
катехизис, и здесь — объяснение всей дальнейшей истории
иезуитского ордена.
1 Там же, стр. 361.
189

Если подробно исследовать политическую историю
разных стран Европы, мы иногда найдем примеры очень
резких выступлений некоторых буржуазных политиков
против католической церкви и, в частности, против
иезуитов. Так, во Франции в конце 70-х гг. XIX в., когда
монархисты в союзе с католической реакцией тайно
готовили государственный переворот, видный буржуазный
политик Гамбетта наделал немало шума одной из своих
речей, где он выдвинул ставший затем крылатым
антипоповский лозунг: «Клерикализм — вот враг!»; другой
пример — радикал Комб, который в первые годы XX в.,
возглавляя французское правительство, добился
превращения тысяч церковных школ в светские и роспуска во
Франции монашеских орденов, а также подготовил
закон об отделении церкви от государства, причем в ходе
всей этой борьбы против поповской реакции Франция
порвала дипломатические отношения с Ватиканом1.
Были и другие подобные деятели среди политиков
буржуазии; но их антиклерикальные (т. е.
антицерковные, антипоповские) выступления, подчас даже очень
горячие, все-таки ничуть не меняют того общего
положения, что буржуазия как класс кровно заинтересована
в поддержке религиозных организаций.
Антиклерикализм является одной из форм чисто буржуазной
классовой политики; союз религиозных организаций с
правящей буржуазией антиклерикалы скрывают от масс за
шумихой сенсационных разоблачений всяких частностей
в деятельности тех или иных церковных обществ или
отдельных священнослужителей.
От антиклерикальной политики к прямому союзу с
поповщиной, с иезуитами буржуазия особенно легко'
переходит в те моменты, когда усиливается классовая
борьба пролетариата. Очень убедительный пример
этого — «культуркампф» в Германии 70—80-х годов
прошлого века.
Так назывался конфликт между католической
церковью и германским правительством, которое тогда
возглавлял Бисмарк. «Культуркампф» значит «борьба за
1 Подробнее о политических трениях французской буржуазии
того и позднейшего времени с Ватиканом ом. в кн. М. М. Ш ейн-
м а н а — «Ватикан между двумя 'мировыми войнами». М, 1948,
стр. 116—123.
190

культуру»; это название, придуманное буржуазными
политиками, скрывало подлинную сущность событий, так
как правительство вело борьбу вовсе не за культуру, а за
полное подчинение ему католических организаций
Германии. В. И. Ленин подчеркивал квазилиберальный
характер этого «похода» на клерикализм.
В то время было уже закончено в интересах
капиталистического развития страны объединение германских
земель под главенством Пруссии в единое государство.
Правительство Бисмарка встретило при этом упорное
сопротивление крепостнических элементов — главным
образом в южных, католических, районах (например, в
Баварии). Теснейшим образом связанные с феодальной
реакцией епископы, подчиненное им духовенство и
монашеские ордена выступили во всей стране против централи-
зато^ской политики Бисмарка.
Подобно всем другим буржуазным деятелям,
обращавшимся к политике антиклерикализма, Бисмарк
хотел использовать трения с церковью, чтобы отвлечь
пролетариат и трудящихся вообще от назревших острых
вопросов классовой борьбы.
В разгоревшемся конфликте приняли живейшее
участие иезуиты. Они всячески обостряли его своей устной
и печатной пропагандой; особым поводом к
возвеличению ими церкви и папы был провозглашенный тогда
(в 1870 г.) догмат о папской непогрешимости; догмат
этот вызывал сильнейшее раздражение у правительства
Бисмарка, которое смотрело на церковь в Германии как
на свою непослушную служанку и не желало признавать
ни за нею, ни за ее главой — римским папой — никаких
исключительных прав.
В 1870—1871 гг. в Германии образовалась особая
католическая партия — «центр». Она выражала интересы
не только церкви, но и вообще тех общественных слоев,
которые были недовольны возвышением Пруссии. В
рейхстаге происходили бурные столкновения партий.
Церковь выступала с прямыми призывами к измене.
Буквально накануне франко-прусской войны, в июле
1870 г., иезуитские политики писали в католических
газетах Германии:
«Мы вынуждены идти первое время в одних рядах с
пруссаками, но это только до первого их поражения.
191

После того мы вместе с французами нападем на
Пруссию, и вот тогда-то настанет момент гибели этого богом
проклятого государства...»; «Пусть разыграется реши-
• тельный бой... Пруссия должна получить заслуженное
возмездие» 1.
Но выиграла войну Германия. Бисмарк, на падение
которого так рассчитывали эти церковники, в 1872 г.
провел закон, отстранивший католическое духовенство от
начальной школы. В том. же году рейхстаг постановил
изгнать иезуитов из страны. В 1873 г. были приняты
«майские законы», передававшие государству те права,
которые имела церковь в области подготовки
духовенства, назначений на церковные должности и т. д. Затем
был узаконен гражданский брак. Правительство
приняло и другие подобные меры.
Взбешенная и перепуганная церковь ответила
провокациями, яростным подстрекательством темных
католических масс к демонстрациям против правительства.
Вследствие этого в 1872 г. в Эссене при закрытии
иезуитских учреждений власти даже применяли военную
силу. На непокорных клерикалов обрушились репрессии:
аресты, смещение с должностей, лишение жалованья,
Ватикан пытался помочь своей германской агентуре
давлением на правительство Бисмарка извне. Конфликт
принял затяжной характер. Он стал приносить ущерб
общим классовым интересам обеих сторон.
Наконец примирение состоялось. Самой
непосредственной его причиной был страх правительства и церкви
перед все более революционизировавшимся
пролетариатом. Сбить с правильного пути борьбы германский
рабочий класс с помощью антиклерикальной истерики
Бисмарку не удалось; на эту удочку попались лишь
немногие трудящиеся. В семидесятые годы быстро
усиливалась германская социалистическая партия, росла
политическая сознательность и активность рабочих. Голосами
сотен тысяч избирателей были впервые избраны в рейхс-
1 В. К. Соколов — «Католическая церковь и государство в
Германии во второй половине XIX столетия (историко-критичесшй
очерк немецкого культуркампфа)». Казань, 1912, стр. 206; см. также:
А. Д. Г р а д о в с к и й — «Государство и церковь в Пруссии. Л 5 лет
«культуркампфа» 1870—1886 гг.» («Вестник Европы», 1886, № 7,
стр. 174).
192

таг социалисты и среди них такие испытанные рабочие
вожди, как Август Бебель и Вильгельм Либкнехт.
Не удовлетворяясь поспешно проведенными
исключительными законами против социалистов и желая
поскорее объединить в борьбе с рабочим классом все, что
было реакционного в стране, Бисмарк пошел на уступки
поповщине 1. Еще в 1872 г. он важно заявлял в
рейхстаге депутатам от партии «центра» (намекая на
капитуляцию императора Генриха IV перед папой Григорием VII
в XI в.2): «Будьте спокойны, мы не пойдем в Каноссу!»
Но через несколько лет Бисмарк все же пережил свою
«Каноссу»: один за другим были приняты новые
законы и постановления, сводившие на нет большинство
ограничений, которым подверглась церковь в Германии в
прежние годы; папа за это наградил Бисмарка орденом,
они стали обмениваться комплиментами...
Восстановив союз с католической церковью,
германское правительство со временем вновь допустило в
Германию иезуитов.
Пользуясь примером бисм;арковского «культуркамп-
фа», В. И. Ленин разъяснял, что подлинная борьба за
культуру может быть делом только революционной
социал-демократии, которая заинтересована в действительном
преодолении религии, а не в политическом торге с
клерикалами. Католическая поповщина в свое время
вопила, что Бисмарк подрывает устои религии; на самом
деле было совсем иное. В. И. Ленин подчеркивал
«...глупость бисмарковской борьбы с клерикалами... путем
полицейских преследований католицизма... Такой борьбой
Бисмарк только укрепил воинствующий клерикализм
католиков, только повредил делу действительной культуры,
ибо выдвинул на первый план религиозные деления
1 В труде «Развитие социализма от утопии к науке» (введение
к английскому изданию) Ф. Энгельс писал: «Французские и
германские рабочие стали бунтовщиками. Они повально были заражены
социализмом... Что же оставалось делать французскому и германскому
буржуа в виде крайнего средства, как не отбросить втихомолку свое
свободомыслие, подобно тому как дерзкий мальчишка, чувствуя, что
его все более и более одолевает морская болезнь, незаметно бросает
зажженную сигару, которой он щеголял на борту корабля»
(К. Маркс и Ф. Энгельс — «Избранные произведения в двух
томах», т. II, М., 1948, стр. 104).
2 См. выше, стр. 20.
13 .В. Михнекич.
193

вместо делений политических, отвлек внимание некоторых
слоев рабочего класса и демократии от насущных задач
классовой и революционной борьбы в сторону самого
поверхностного и буржуазно-лживого антиклерикализма» !.
Правильный путь преодоления религии совсем иной,
указывал В. И. Ленин; он напоминал, что от германской
социал-демократии Энгельс требовал «...уменья
терпеливо работать над делом организации и просвещения
пролетариата, делом, ведущим к отмиранию религии, а
не бросаться в авантюры политической войны с
религией» 2. Разоблачая авантюризм бисмарковской
политики «культуркампфа», которая в конечном счете
укрепляла влияние религии и окружала церковь ореолом
мученичества, германские социал-демократы в духе
подлинного демократизма требовали, чтобы религия была
частным делом по отношению к государству, настаивали
на прекращении полицейской борьбы с религией и
выступали в связи с этим за допущение иезуитов в
Германию. Это, конечно, вовсе не значит, что социал-демократы
не понимали всего огромного вреда, который иезуиты
причиняют культуре и всякому прогрессивному делу,—
нет, отлично понимали, но правильно считали, что путь
действительного преодоления вредного влияния религии
и церковников, в том числе иезуитов, ничего общего с
полицейскими репрессиями не имеет.
Католическая партия «центра» вышла
победительницей из борьбы с антиклерикальной политикой Бисмарка.
В дальнейшем она стала самой влиятельной массовой
партией германской буржуазии. В 20—30-х гг. при
активнейшем содействии иезуитов «центр» подготовлял
захват власти в Германии бандой Гитлера.
То обстоятельство, что иезуитам формально
разрешили вернуться в Германию лишь в XX в., ничуть
не означает, что они в самом деле прекращали там свою
деятельность. Конечно, они не могли выступать под
прежним именем, носить орденские рясы и т. д., но
главным образом в этом и состояли перемены, вызванные
антииезуитским бисмарковским законом.
1 В. И. Ленин —Соч., т. 15, сир. 372.
2 Там же, сг,р. 372—373.
194

Буржуазия всегда и везде умела закрывать глаза на
то, что иезуиты самым наглым образом нарушали
законы об их высылке. Так, хотя из Франции они еще в
XVIII в. были изгнаны «навсегда», в 1830, 1880 и 1901 гг.
понадобились новые законы об их изгнании; такой же
закон, проведенный еще Помбалем, формально
действовал в Португалии более полутора веков, иезуиты же в
этой стране чувствовали себя прекрасно. Подобных
примеров можно привести много.
Если же иезуиты почему-либо не могли открыто
нарушить закон, они пускались на очень нехитрые уловки:
принимали название другого ордена (напр., редемптори-
стов) или для вида переходили в подчинение епископов
и приходского духовенства, фактически сохраняя тайно
свою организацию. Так было, например, во Франции и в
Баварии в середине XIX в. В сущности, то же
происходило в Германии после 1872 г.

Глава 10
ПРЕСТУПЛЕНИЯ ИЕЗУИТОВ
ПРОТИВ РУССКОГО НАРОДА
Весной 1930 г. папа Пий XI обратился ко всей
мировой реакции с призывом к «крестовому походу молитв»
против СССР. О молитвах речь шла, разумеется, только
для отвода глаз: имелась в виду военная интервенция,
уже давно подготовлявшаяся западноевропейскими и
американскими империалистами. Папа мечтал поскорее
увидеть советскую страну в крови, огне и руинкх, а советских
•людей — в капиталистическом рабстве. Он клеветал на
наш народ, оскорблял его гнуснейшими антисоветскими
вымыслами — и с поистине иезуитским двуличием в том же
послании уверял в... своей «любви» к русскому
народу.
Этот иезуитизм вообще характерен для отношения
Ватикана к России. Почти за тысячу лет не было
недостатка в словах о папской любви, но за этим всегда
скрывались всяческие козни, планы военных походов, мечты о
покорении, ограблении и истреблении русского народа,
а подчас и проливалась русская кровь оружием,
благословленным из Ватикана.
Под видом забот о «воссоединении» православной и
католической церквей Ватикан строил расчеты на окато-
личении нашего народа. Конечно, папские политики
меньше всего думали при этом о делах богословских.
Привычные использовать религию в политических интригах,
они надеялись путем окатоличения облегчить
порабощение нашей страны.
Еще в 966 г. было официально введено католичество в
Польше. Возбуждая аппетиты польских королей и панов
в отношении Руси, римские папы и германские императо-
196

ры рассматривали Польшу как стратегически важнейшую
позицию для нападений на Русь.
В отличие от политики польских королей-католиков
политика русских князей и царей не знала влияния
католической церкви. Ватикан с напряженным интересом
относился к своим редким политическим соприкосновениям с
князьями Руси. Он и сам бывал инициатором сближения,
однако князья, умело добиваясь выгод для себя, не шли
навстречу заветным желаниям пап и не давали Ватикану
возможности влиять на культурно-политическую жизнь
Руси.
Русские князья и народ без всякого доверия
относились к тем католическим духовным лицам, которые
время от времени под разными предлогами появлялись на
нашей земле. Чтобы объяснить это, достаточно напомнить
хотя бы то, что католицизм был верой «псов-рыцарей» —
заклятых врагов русского народа.
То, что православие и католичество — ветви одной,
христианской религии, мало меняло дело с тогдашней
точки зрения. О сходстве и различии между религиями
масса верующих людей судила не по богословским
тонкостям, а по обрядам, и, например, католический обряд
причащения мирян одним хлебом (а не хлебом и вином,
как принято в православной церкви) казался русским
таким же кощунственным, как, скажем, мусульманский и
иудейский обряд обрезания.
Известно, что в конце XVI в., будучи заинтересован в
хороших отношениях с римским папой Григорием XIII,
Иван Грозный все же не смог удержаться от того, чтобы
не высмеять в резких выражениях перед папским
легатом (послом) обряды и обычаи католической церкви,
например обычай целовать папскую туфлю с вышитым на
ней крестом.
Этим легатом был Антонио Поссевино — крупнейший
католический дипломат, папский шпион, проповедник,
истребитель ересей, професс, бывший секретарь генерала
иезуитского ордена и один из главных кандидатов в
генералы.
Можно сказать, что он был воплощением того
«идеала» неутомимого, воинствующего, немилосердного ко всем,
кто не угодил церкви, вечно бдительного, фанатичного
197

иезуита, который мерещился Игнатию Лойоле при
сочинении орденского устава.
Рекомендуя Ивану IV своего посла, Григорий XIII
писал: «Все ты подробнее узнаешь у возлюбленного сына,
Антонио Поссевино, знаменитого богослова и служителя
братства Иисуса, весьма любезного нам... и особенно
нами ценимого» К
Поссевино исполнилось тогда 47 лет, и за плечами у
него была уже большая карьера, о которой здесь стоит
упомянуть.
Еще молодым человеком он участвовал в зверском
искоренении ереси савойских вальденсов 2. Затем писал и
проповедывал вместе с провинциалом иезуитского ордена
Эдмоном Оже в южнофранцузских городах, разжигая
религиозный фанатизм католиков и науськивая их на
кальвинистов. В написанной им в 1568 г. книжке
«Солдат-христианин» говорилось, что мягкое отношение к
протестантам — тяжкий грех; что не следует соблюдать ни
обещаний, ни даже клятв, данных еретикам; что солдат,
убивший протестанта,— это герой христианской церкви,
1 А. Лилов — «О зловредных действиях езуитов в отношении
к православной церкви в России в конце XVI и в «начале XVII века».
Казань, 1856, стр 56 (латинский теист).
Биографию Поссевино ом. в книге: Н. П. Лихачев —
«Антоний Поосешш и Истома Шевригин» (СПб., 1900, стр. 7—9).
Характеристику его как дипломата см. в другой книге того же автора:
«Дело о приезде в Москву Антония Поосевина» (СПб., 1903,
стр. 19—20). Любопытно сравнить ее с характеристикой папского
дипломата другой выучки — придворного интригана и волокиты
Клавдио Рангони, нунция при дворе польского короля Сигиз-
мунда III (П. Пирлинг — «Димитрий Самозванец». М., 1912,
стр. 59—60).
2 В трагическую историю южнофранцузских еретиков —
вальденсов имя Поссевино вписано кровавыми буквами. Вот некоторые
подробности: «Поссевин во главе 2000 человек войска напал на
местечко Сен-Жермен... и велел истребить все мужское население его;
двое протестантских священников... были сожжены на 'медленном
огне, а женщин побоями принуждали носить дрова на костер...
Наконец, протестанты., взялись за оружие и оказали миссионерам
храброе сопротивление... Тогда Поссевин... предложил еретикам от
имени герцога терпимость, если они сложат оружие и выплатят
16 000 червонцев пени. Протестанты согласились... но едва оружие
было сдано и деньга выплачены, как иезуиты... возобновили свои
кровавые подвиги» (Т. Гр и з и нге р — «Иезуиты», т. I, СПб., 1868,
стр. 139—140).
198

а убитый еретиком — мученик, которого бог забирает
прямо в рай.
Вследствие такой человеконенавистнической
пропаганды в Тулузе, где особенно ревностно подвизались Поссе-
вино и Оже, в короткий срок было истреблено более
5000 протестантов.
Поссевино был ректором авиньонской коллегии
иезуитов, которую сам и основал. Когда он в 1569 ,г. был
вызв!ан генералом ордена в Рим, авиньонцы решили, что
он собрался просить папу восстановить в южной Франции
инквизицию; начались волнения, грозившие не только
разрушением иезуитской коллегии, но и смертью ее
руководителям. Возвращаясь из Рима, Поссевино счел
нужным взять у'папы Пия V специальные справки о том, что
иезуиты не делали никаких попыток учредить инквизицию
в Авиньоне. После его поездки в Рим гонения на
протестантов во Франции резко усилились К
В 1578 г. Поссевино отправили в отпавшую от
католицизма Швецию с поручением восстановить там
духовное господство Ватикана. Однако шведское правительство
отговорилось невозможностью принять обрядовые и
догматические «крайности» римской церкви, а папа
отказался их смягчить. Более удачно Поссевино выполнял
дипломатические поручения Ватикана в Германии, Польше,
Испании, Франции. Наконец, его послали в Москву.
Закоренелый преступник, чьи руки обагряла кровь тысяч
невинных людей, изувер-фанатик, вечно настороже, в
непрерывном напряжении, в стремительных разъездах по
Европе, всегда в центре папских интриг, опутывавших
мир,— таков был Поссевино, первый иезуит, приехавший
в Русское государство от имени папы.
Вот как возникло это посольство.
В 1580 г., во время трудной войны с Польшей и
Швецией, правительство Руси, опасавшееся вдобавок и
турецкого нашествия, отправило в Рим посла с поручением
добиться у папы посредничества между Русью и Поль-
щей, чтобы склонить последнюю к миру и тем самым
1 См. Г е т т э — «История иезуитов», т. I, кн. I. Мм 1911;
С. Д а х и о в и ч — «Иезуит Антоний Поссевин» («Труды Киевской
духовной академии», 1865, январь — апрель);Н. Лихачев — «Дело
О приезде в Москву Антония Поссевина». СПб., 1903.
199

развязать Руси руки для отпора врагам на
северо-западной и южной границах.
В Ватикане русское посольство вызвало взрыв
восторга: наконец-то после тщетных домогательств
католической церкви сама Русь делает к сближению первый шаг!
Просимое посредничество открывало папе надежды
заслужить благодарность царя и получить в награду
возможность распространения католицизма на Руси.
Добиться мира или хотя бы перемирия у обязанного папе
Стефана Батория было курии сравнительно просто;
правда, Баторий воевал против Руси с одобрения папы,
который в свое время не только благословил его, но еще и
прислал ему залог желанной победы — освященный меч;
притом Баторий уже успел снова захватить отвоеванные
было Иваном IV ливонские земли. Однако, осаждая
Псков, Баторий попал в очень трудное положение, к
которому можно с успехом отнести слова, сказанные по
другому поводу папой Климентом VIII: он был подобен
человеку, схватившему волка за уши, когда одинаково
опасно и выпустить его и держать дольше. Но Баторий
надеялся, что, даже если не удастся добраться до
Москвы, военные успехи поляков все-таки заставят царя
быть посговорчивее в территориальных и религиозных де-'
лах, с которыми к нему неминуемо приступили бы
победители, подстрекаемые Ватиканом добиваться окатоли-
чения Руси. Впрочем, папа Григорий XIII предпочел не
полагаться на переменчивую военную фортуну;
обрадовавшись тому, что Иван IV обратился за его
посредничеством, и пышно встретив русских послов, он снарядил на
Русь ответное посольство, а во главе его поставил патера
Антонио Поссевино — «патра Антонья язовита», как
именует его один русский документ тех времен.
За мир с Баторием Ватикан рассчитывал получить
дорогую цену: согласие царя участвовать в
замышлявшемся папами союзе западных христианских государей
против турок *, свободный пропуск католических миссио-
1 Всеевропейский христианский союз против турок постоянно
вы/двигался в те времена Ватиканом как политический лозунг в его
международных интригах. Союз этот был практически неосуществим;
не только светские христианские государи, но и сами папы,
случалось, поддерживали турок и даже открыто объединялись с ними
против своих единоверцев, когда находили это выгодным для себя. Но
200

неров и итальянских купцов в страны мусульманского
Востока через русские земли, право строить костелы на
Руси и даже обращение ее в католичество.
Однако папу беспокоило то, что в своем послании
Иван ограничивался чисто политическими темами,
совершенно обходя религиозные и ни словом не намекая, что
он готов к переговорам о соединении церквей. Поэтому в
Ватикане решили, чтобы отправляемый к московскому
царю легат «сперва условился бы с ним о соединении
русской церкви с римскою, потом, если этого достигнет,
позаботился бы о примирении с ним короля польского и
об исполнении других его требований».
Здесь сказался расчет на обычную уловку — на то, что
вслед за религиозным союзом (под главенством папы) и
за окатоличением русских наступит без особых хлопот
полное политическое подчинение огромного и сильного
Русского государства Ватикану. Но твердая политика
Руси, как мы сейчас увидим, вынудила папского посла
действовать иначе.
В Ватикане понимали, что поездка Поссевино
должна возбудить подозрение у польского короля, и
последнему послали письмо с объяснениями; церковь взывала к
его благочестию и уверяла, что если царь не пожелает
переходить в католицизм, никаких разговоров о мире не
будет; если же с православием на Руси удастся
покончить, «тогда и пределы Польского королевства
подвинутся далее в государство Русское»; так говорилось в
письме папского нунция к Баторию.
Трудно было бы с большим цинизмом обнаружить
коварство папской антирусской политики.
Чтобы окончательно успокоить Батория, в письме было
сказано еще: «Если же будет трактация о мире, то
можно ли сомневаться, что старания его святейшества
будут направлены более в пользу вашего величества как
если бы всеобщий антитуредкий союз и был возможен, участие в «ем
Руси свелось бы к тому, что она -понесла бы главные тяготы войны
и отвлекла бы на себя основные силы противника. Московское
правительство хорошо понимало это и не было склонно поддерживать
такие планы. Ватикан все же добивался хотя бы принципиального
согласия Руси примкнуть к союзу: оно означало бы, что
православный царь признает папское главенство над собой в предположенной
военной коалиции. Мы сейчас увидим, что русское правительство
разгадало и этот маневр Ватикана, так как отказалось вступать в нее.
201

католического государя, ревностного поборника
католичества, нежели московского царя..?».
Поссевино получил в Ватикане подробные секретные
инструкции. В частности, предписывалось изучить
характер царя и воздействовать на его самолюбие
напоминанием о том, что константинопольский патриарх, глава
русской православной церкви, вместе со всей Грецией
является «рабом турецкого султана»; и вот этому-то рабу,—
так должен был говорить Поссевино царю,— подчиняется
русская церковь, а с нею и сам царь!
Ватиканским политикам казалось, что такое
рассуждение склонит пристыженного Ивана IV признать своим
духовным главой папу, разорвать последние религиозные
связи с Византией и принудить русское духовенство к
подчинению Риму.
В подкрепление таких домогательств легату дали для
вручения царю постановления Флорентийского собора.
Об этом соборе уместно здесь кратко сказать.
Заключенная в [1439 г. Флорентийская уния была
одной из попыток соединения католической и православной
церквей под главенством римского папы. Византийский
император Иоанн Палеолог в страхе перед наседавшими
на Византию турками согласился на унию, соблазненный
обещаниями военной помощи Рима. Условия были
выработаны церковным собором, созванным в Ферраре,
а затем переведенным во Флоренцию: греческая церковь
признала верховную власть папы, приняла католическое
«учение» о чистилище, присоединила к православному
символу веры так наз. Шкх[ие (уже упоминавшаяся нами
нелепая католическая поправка к нелепому
общехристианскому «учению» о троице; католики настаивали, что
«святой дух» «исходит» не только от бога-отца, но и от
бога-сына, и об этом веками велись схоластические споры
между западными и восточными церковниками) и т. д._
В награду за сговорчивость папа Евгений IV сделал
кардиналами двух православных участников собора —
киевского митрополита Исидора и никейского
архиепископа Виссариона. Однако военной помощи от папы
Византия не получила. В 1453 г. турки завладели
Константинополем.
Флорентийская уния была отвергнута на местах
большинством православных церковников и массами право-
202

славных верующих — в той мере, в какой последние могли
что-либо знать о соборе и разбираться в его решениях.
.'Приехавший в Москву новоявленный кардинал Исидор
был арестован, но, «исшед бездверием» (попросту —
бежав через окно), спас себе жизнь и впоследствии
укрылся в Ватикане.
Уния эта осталась на бумаге: разделение церквей
сохранилось. Тем не менее она стала для Ватикана
предлогом к дальнейшим попыткам подчинить себе
православную церковь в Литве, на Руси и в других странах. С этой
целью Поссевино и напоминал Ивану IV о решениях
Флорентийского собора.
Несмотря на свой большой опыт, Антонио Поссевино
недооценил силы русской дипломатии. Свое поручение
иезуит принялся выполнять с оскорбительным
высокомерием по отношению к «московитам» и с таким очевидным
нежеланием считаться с государственными интересами
русского народа и его психологией, какое могло
привести лишь к непоправимому провалу. Это и случилось.
В грамоте, врученной легатом по приезде царю,
Григорий XIII очень бестактно, по русским понятиям,
отрекомендовался как наместник Иисуса Христа; он
призывал Ивана принять католичество, обещая за это дружбу,
любовь, помощь и покровительство — свои и других
христианских государей. Папа не забыл тут же снова
напомнить о плачевной судьбе греческого императора,
константинопольского патриарха и православных епископов
Греции, которые-де сначала подчинились было Ватикану на
Флорентийском соборе, а потом отреклись от него и,
оттолкнув таким образом всесильную руку помощи,
протянутую им западной церковью, уже сто тридцать лет
изнывают под турецким владычеством.
Это было крайне неудачное начало серьезных
политических переговоров; оно обнаружило незнание
Ватиканом обстановки, в которой предстояло действовать его
послу.
Казалось бы, тактическую ошибку папы должен был
исправить сам бывалый иезуит Поссевино; но и он делал
промах за промахом.
При всем своем дипломатическом опыте он не
сообразил, что меньше всего следовало спешить с
предложением объединить церкви — «содиначить» их, как
203

говорили тогда на Руси. Переговоры об этом он стремился
начать с первых же дней, вызывая раздражение у царя
и окружавших его высших православных церковников.
Поссевино пустил в ход самые различные доводы — и
исторические, и догматические, и канонические,
напоминал о церковных преданиях, обещал царю всемирную
славу и несметное богатство, союз со всеми западными
христианскими императорами и королями, вечную
дружбу папы, а тем самым, как он пояснял, и безусловную
божью помощь во всем. У русской дипломатии были,
однако, свои расчеты; заботили ее не религиозные, а
трудные внешнеполитические, прежде всего военные дела.
Царь решительно уклонялся от споров о вере и даже от
самых мирных разговоров с иезуитом на такую тему.
Условием всех дальнейших отношений с папским послом
правительство твердо поставило мир с Баторием; и вот,
несмотря на инструкции Ватикана, легату менее чем
через месяц по приезде на Русь пришлось вернуться для
мирных переговоров в Литву.
Прошло еще пять месяцев, и он снова появился в
Москве, рассчитывая, что в благодарность за добытое им
десятилетнее перемирие ! царь, наконец, проявит
сговорчивость в религиозных делах.
Но с окончанием многолетней ливонской войны
русское правительство достигло уже всего, что его
интересовало; теперь оно думало только о том, как бы, не портя
отношений с Ватиканом, уклониться от каких бы то
ни было уступок ему в отношении веры. В
дипломатических качествах царь превзошел папского посла.
1 Это перемирие стоило больших жертв с русской стороны, хотя,
как уже оказано, поляки испытывали под осажденным ими Псковом
величайшие затруднения, и мир был для них самих .подлинным
спасением; недаром в одном польском документе того времени говорится,
что за достигнутое соглашение Польша должна благодарить бога,
папу и Поссевино. От русских современников, конечно, не укрылось
то, что надменный папский посол прежде всего хотел выручить из
беды Стефана Батория. В летописи того времени говорится: «В та
же времена... ириехавшу... римскаго латынскаго папы протопоп
Антоней. Король же сего видев, вельми о сем «радостен бысть... и
покрова своему сраму помощи от сего просит; вкуне же ооветуют,
яко бы хоти з государем нашим Иваном Васильевичем всеа Русии
мир вооп'рияти» («Повесть о прихожении Стефана Батория на град
Псков». М.—Л., 1952, стр. 91).
204

Правда, совершенно избегнуть спора о вере он все-таки
не сумел — крайним упорством, «докукой», иезуит
вынудил у него нечто вроде богословского диспута.
В этом беспорядочном споре, который во избежание
соблазна для православных происходил в очень узком
кругу высшей знати, бегло затрагивались самые
разнообразные вопросы — от осуждаемого русскими бритья
бороды католическим духовенством до права римских пап
называться преемниками Христа. Доводы каждого
спорщика были, как и следовало -предвидеть, совершенно
неубедительны для его противника. Вопреки своему
ожиданию иезуит встретил в царе несговорчивого оппонента, к
тому же далеко не чуждого церковной учености.
Вспыльчивый, резкий Иван временами ставил осторожного Пос-
севино в очень трудное положение. Достаточно сказать,
что в пылу спора царь забыл о всяких дипломатических
церемонностях и обозвал римского папу волком, чем,
разумеется, немало смутил окружающих. «И посол Анто-
ней и престал говорити,— коли дей уж папа волк, и мне
что уж и говорити» !,— записал протоколист.
Вызванный снова во дворец после жаркого
богословского спора, Поссевино не на шутку струхнул; он решил,
что царь уготовил иезуитам «мученический венец», а
потому исповедал и причастил своих спутников. Но все
обошлось благополучно, диспут окончился без
дипломатического скандала; однако спорившие остались при своих
мнениях.
Впоследствии, обдумывая свою неудачную поездку в
Москву и составляя отчеты для папы, Поссевино
советовал будущим послам Ватикана не сразу заводить с
русскими беседы о вере, иначе-де не будет успеха не только
от этих прений, но и вообще от каких бы то ни было
переговоров.
Эта встреча должна была убедить папского посла в
тщете всяких расчетов на сделку с царем в
вероисповедных делах; но Поссевино имел строгие предписания
Ватикана и не мог уехать, не исчерпав всех возможностей
сговориться. Он упрямо — и устно и письменно — домогался
1 См. «Памятники дипломатических сношений древней России
с державами иностранными», т. X. СПб., 1871, стр. 308.
205

объединения церквей, от имени папы соглашаясь
оставить неприкосновенными греческие обряды; он предлагал
посылать для обучения в Рим русских юношей, причем,
разумеется, обещал, что их будут наставлять только в
догматах православия; требовал высылки из Москвы
лютеранских пасторов и позволения прислать вместо них
католических патеров; настаивал на разрешении строить
на Руси костелы и просил гарантий вольного проезда
иностранных купцов на Восток.
В виде общего оправдания своих домогательств
Ватикан снова выдвигал план вступления Руси в европейский
союз против турок. Проект соединения православной и
католической церквей под главенством Рима объявлялся
необходимым условием такого похода — иначе, мол,
связь Руси с католическими странами йе была бы прочна.
Положение русского правительства стало весьма
затруднительным. Оно отказалось вступать в союз против
турок, но, чтобы не поссориться с послом папы и не
сорвать перемирия с Польшей, подтвердило свое согласие
пропускать иностранцев через русские земли на Восток
и обещало позволить им совершать католическое
богослужение на Руси при условии, что оно не будет публичным;
в постройке костелов оно отказало наотрез, как и в
других требованиях Рима, касавшихся религии.
В общем, в этих сложных переговорах перевес, остался
не за папским послом. Поссевино уехал ни с чем.
Об этом почти через сорок лет патетически писал в
своем «Сказании» Авраамий Палицын: «От каковых зол
избавил нас господь! ...Змий всепагубный, вогнездивший-
ся в костеле италийском (т. е. римский папа.— Д. М.)
...Антоном Посевинусом надеявся прелстити царя Ивана
Васильевича всеа Русии, осрамоти же ся...» 1.
Что миссия Поссевино потерпела провал, признавали
в своем кругу сами иезуиты. Так, в 1699 г. их тайный
московский резидент Франциск Эмилиан, жалуясь в
письме к своему начальнику в Праге на неясность отношения
Петра I к католической церкви, добавлял: «...Этот народ
наблюдает только свою пользу. Кто знает, на что царь
рассчитывает от святейшего нашего отца? Достаточно
1 «Русская историческая библиотека», т. XIII. СПб., 1892,
стр. 498—499.
206

осторожности должен бы внушать нам царь... (Иван IV.—
Д. М.) во время Поссевина...» !.
Настойчивость и пронырство 2 Поссевино, хорошо
запомнившиеся при русском дворе, вызвали там еще
большую бдительность к проискам католической агентуры,
которая во множестве шныряла у русских границ и
время от времени то явно, то тайком перебиралась на Русь.
Были серьезные соображения государственной
безопасности, заставлявшие подозрительно относиться к
иезуитам; это как нельзя очевиднее подтверждается
сочинениями самого Поссевино, где можно найти, например,
описание московских крепостей и способов их защиты.
Антонио Поссевино после отъезда из Москвы еще
долго оставался в Литве. Ватикан очень ценил его как
«знатока» русской политики, русских обычаев и православия,
давал ему новые поручения на Русь, привлекал к
составлению и свершению дальнейших планов окатоличения
нашего народа и его порабощения Польшей. Свои
наблюдения и всевозможные замыслы в отношении Руси
Поссевино изложил в сочинении «О Московии», вышедшем
в Вильне в 1586 г.
Он очень досадовал на бдительность, проявленную
при встрече с ним русским правительством, и в
бессильной злобе писал: «Уже достаточно известно, что чертой
северных народов, особенно тех, из сердец которых
истинная религия не изгнала дикости, является то, что, чем
больше они чувствуют, что их покидает рассудок, тем
делаются подозрительнее» 3.
Как известно, всякий церковник только свою
религию называет «истинной». Для Поссевино «истинная
религия» — это, разумеется, католичество, в которое
1 «Письма и донесения иезуитов о России конца XVII и начала
XVIII века». СПб., 1904, стр. 41. Далее эта книга упоминается
сокращенно — «Письма...».
2 Такая характеристика Поссевино подтверждается
беспристрастным оосвремееником — польским канцлером Замойским, большим
другом иезуитов: «Некоторые всех иезуитов называют плутами,—
писал он Стефану Баторию 11 января 1582 г.;—это несправедливо,
но, вероятно, не ошибся бы тот, кто назвал бы плутом этого иезуита»
(«Дневник последнего похода Стефана Батория на Россию (осада
Пскова) и дипломатическая переписка того времени, относящаяся
главным образом к заключению Запольского мира (1581—1582 г.)».
СПб, 1867, стр. 574.
3 А. Лилов — указ. соч., стр. 131 (латинский текст).
207

«московиты» не пожелали переходить. «Не удивительно,—
восклицал далее по этому поводу иезуит,— что они до сих
пор не избавились от своего характера, который у других
народов обработало и преодолело благочестие», т. е.
«обработала» католическая церковь, известная своим умением
оболванивать людей!
Из дальнейших попыток Ватикана дипломатическим
путем договориться с русским правительством следует
упомянуть двукратный приезд в Москву папского посла
Александра ди Комоло, у которого были примерно те же
полномочия и планы, что и у Поссевино. Царя Ивана
тогда уже сменил на престоле Федор, повидимому
внушавший Ватикану своей молодостью и слабоумием
некоторые надежды на успех переговоров. Но оба посольства
ди Комоло были бесплодны.
Усилившееся недоверие русского правительства к
иезуитам ярко проявилось в 1600 г., при Борисе Годунове,
когда в Москву прибыл с важной миссией литовский
канцлер Лев Сапега. В привезенном им проекте союза
Руси с Речью Посполитой были пункты о различных
льготах, на которые претендовала в нашей стране
католическая церковь. Повидимому, для защиты этих пунктов
Сапегу сопровождали два иезуита. Посольство оказалось
неудачным: правительство Годунова разгадало коварный
замысел польского короля, стремившегося с помощью
«союза» ослабить и изолировать, а в конце концов
захватить и поработить Русь. Обоих иезуитов еще до конца
переговоров московское правительство выслало из
страны К
В 1629 г. на просьбу французского короля
Людовика XIII разрешить его соотечественникам-купцам иметь в
России свое духовенство последовал ответ: «..Дсенжа-
нам, иезувитам и службе римской не быть, о том
отказать накрепко» 2.
1 Почти через столетие, в 1690 г., был издай царский указ,
разрешавший жить в Москве не одному ксендзу, как было раньше,
а двум, но с характерной оговоркой: чтобы «...под именем тех
ксендзов в их ксендзовском платьи не жили б на Москве Езуиты». В
случае нарушения указа высылка грозила и иезуитам и ксендзам
(см. Поли. собр. законов Росс, империи, т. III, № 1388).
2 И. Белоголов — «Акты и документы, относящиеся к
устройству и управлению римско-католической церкви в России»,
т. I. СПб., 1915, стр. IX.
208

Ватикан извлек из всех этих неудач важные для себя
уроки. Новая, мощная, централизованная Русь, с которой
он впервые так близко соприкоснулся, поразила его своим
несходством с прежним хаосом феодальных уделов, где
князья вечно враждовали друг с другом и не всегда
бывали разборчивы в союзниках (этим и старался
пользоваться папский Рим). Но даже в старой,
раздробленной и раздираемой междоусобицами Руси Ватикан не
сумел создать себе мирным путем хоть какие-нибудь
позиции; теперь об этом он мог только мечтать.
Папы, естественно, возлагали большие надежды на
польских панов: католическая Польша попрежнему
оставалась очагом^ военной опасности для нашей страны.
Незадолго до смерти Батория очередной военный заговор
против Руси был организован при самом деятельном
участии Ватикана и иезуитов; предполагалось, что Польша
захватит «Московию» и двинется на юг, против турок.
Папа Сикст V обещал Баторию крупную денежную
помощь (а по некоторым сведениям и дал ее — 25 тысяч
скуди). Иезуиту Поссевино предложили снова ехать на
Русь, чтобы усыпить бдительность русского
правительства мнимой благосклонностью Ватикана. В письме к
царю Федору Ивановичу Сикст намекал на «слухи» о
захватнических планах Батория, желая запугать Русь
польской военной силой и понудить царя не более и не
менее как к мирной уступке Польше Смоленской,
Псковской и Новгородской областей.
Легко понять, насколько была бы облегчена Баторию
его задача — подчинение всего русского государства,
если бы под давлением «благожелательного» Ватикана и
иезуитов Русь без боя отдала Польше эти территории,
открыв, таким образом, интервентам свободный путь и
в Москву и на юг страны!
Но Стефан Баторий неожиданно умер, и этот план
сорвался. Поссевино до Москвы не доехал.
Козни врагов Руси — польских панов, папы и
иезуитов — не прекратились. В Ватикане продолжали,
ткать паутину подлого заговора против Руси, на этот раз
включавшего в себя и военную интервенцию Польши и
воцарение на русском престоле католической династии,
которая в короткий срок насильственно окатоличила бы
всех русских.
14 Д. Е. Михневич
209

Душой этого преступного плана оказались, разумеется,
иезуиты; они были и режиссерами и отчасти
исполнителями кровавой трагедии, которая разыгралась на русской
земле в начале XVII в.
Европа того времени знала многих самозванцев. То
там, то сям обнаруживались претенденты на
«прародительские» престолы; они предъявляли более или менее
фантастические «права», пытались миром или силой
добиться своего — и иногда добивались. Но история еще не
знала самозванца таких аппетитов, какими отличался
Лжедмитрий I, покушавшийся на трон одного из самых
могущественных государств; и совершенно беспримерны
были наглость и подлость этого негодяя, который отрекся
от родины и продал ее врагам-чужеземцам.
Поддержку католических церковников Лжедмитрий
получил сразу же после объявления своих неслыханных
претензий.
Его самозванство было сущей находкой для
агрессивно настроенной части панов, для польского короля Сигиз-
м^нда III и, конечно, для иезуитов; ведь не только
появлялись видц на легкое покорение Руси, но казалось
возможным достигнуть этой цели даже без формального
объявления войны: интервенции польского государства
можно было придать видимость великодушной частной
военной помощи некоторых польских феодалов
обманутому сыну Ивана Грозного в его справедливой борьбе за
отчий престол, захваченный преступным
царем-детоубийцей Годуновым. Лжедмитрий был долгожданным
предлогом к походу на Русь.
Вот почему и его первый покровитель — воспитанник
.виленских иезуитов князь Адам Вишневецкий, и будущий
тесть — воевода Юрий Мнишек, и Сигизмунд III, и
папский нунций в Польше Клавдио Рангони, которому
тотчас же дали знать о появлении Лжедмитрия, все они
обнаружили поразительное на первый взгляд легковерие,
когда этот проходимец заявил свои «права» и написал
фантастическую автобиографию. Ее читали и церковные
и светские законники-казуисты, съевшие зубы в
юридических делах, и почти все они сделали вид, что не
замечают в ней несообразностей, лжи и недомолвок.
Папа Климент VIII, познакомившись в свою очередь с
этой «автобиографией», сделал на ней ироническую над-
210

пись, намекавшую на недавний случай самозванства в
Португалии 1; но он знал, что его пометка, как и сам
документ, никуда не пойдет дальше ватиканского
секретного архива.
Нет ни возможности, ни необходимости излагать здесь
всю позорную историю Лжедмитрия I. Важно заметить,
что он был вскормлен и вспоен иезуитами и их
приспешниками. К их числу надо отнести и короля Сигизмун-
да, и нунция Рангони, из которых один был светским, а
другой духовным представителем тайного и оттого
особенно опасного иезуитства.
Еще в Польше, в 1604 г., Лжедмитрий скрыто
перешел в католицизм. В католической литературе
(например, в писаниях иезуитского историка попа П. Пирлинга)
можно встретить рассчитанное на простаков мнение,
будто этот переход был вовсе не политическим маневром, а
наивной данью восхищения «верою Марины» Мнишек —
обожаемой невесты Лжедмитрия, знаком преклонения перед
«верою своих друзей и защитников, поляков», перед «верою
папы — соединительного звена между ним и, Европой»2.
На самом деле у самозванца был точный
политический, расчет. Нельзя было получить польскую и папскую
поддержку, оставаясь православным, и потому
Лжедмитрий переменил веру; правда, он понимал, что если бы об
этом узнали его будущие русские подданные, он
бесповоротно погиб бы в их мнении, и это было бы равносильно
провалу всей его авантюры; а потому он держал свой
переход в католичество до поры до времени в секрете.
Перемена веры была обставлена для приличия
некоторыми формальностями. В частности, ей предшествовал
богословский «диспут» с иезуитами. Даже иезуит Пирлинг
вынужден признать это фарсом. «Мнение неофита,—
цинично замечает он,— было составлено заранее, и он сам
не скрывал этого в моменты откровенности». Его
сверхусердие даже католикам «начинало казаться
подозрительным». Вскоре Лжедмитрий «любезно признал себя
побежденным» 3,— пишет Пирлинг; затем самозванец и
1 Самозванец -принял там имя убитого короли Себастьяна, о
котором мы упоминали на стр. 113 этой книги.
2 П. Пирлинг — «Димитрий Самозванец». М., 1912, стр. 113.
3 Там же, стр. 105—106.
211
14*

формально отрекся от православия, причем сочинил
раболепное письмо к папе Клименту VIII, называя его «отцом
всех христовых овец», «лобызая ноги» его, «как самого
Христа», и униженно свидетельствуя свои «повиновение
и подчинение» !.
До чего доходило пресмыкательство Лжедмитрия
перед его иезуитскими покровителями, видно из донесения
нунция Рангони в Рим от 27 апреля 1604 г. После
формального обращения в католичество, пишет Рангони,
самозванец, «...упав передо мной на колени, заявил, что
признаёт власть папы и будет во всех делах подчиняться
его святейшеству, обещал вывести из схизмы свой народ
греческого обряда и крестить магометан и язычников,
когда добудет свой отеческий трон. Не имея возможности
лобызать стопы папы, он хотел целовать мои, его
наместника, ноги и действительно сделал к тому попытку...» 2.
В упомянутом письме к папе от 24 апреля самозванец
открыто предложил Ватикану свои услуги по части
окатоличения Руси: «Может господь бог мною,
недостойным, расширить славу свою в обращении заблудших душ
и в воссоединении в свою церковь великих народов»
(т. е. русского и польского). Тем самым была бы
достигнута и заветная цель возившихся с самозванцем иезуитов.
Через месяц Климент VIII прислал Лжедмитрию
любезный ответ, в котором именовал его «дорогим сыном».
В Ватикане нетерпеливо ждали исполнения обещанного.
Обещать было легче, чем исполнить. Оказавшись на
престоле русских царей, Лжедмитрий вынужден был
стараться, чтобы никому не бросалась в глаза его дружба с
привезенными из Польши иезуитами; но при тайных
встречах он обнимался с ними, одаривал их, вновь и вновь
обещал им окатоличить Русь и спрашивал у них советов.
В Кракове и Риме нервничали, слали ему «римского
папы и кардиналовы иезовецкие листы (т. е. иезуитские
письма.— Д. М.) ...о утвержении римския веры»; ему
писали Антонио Поссевино, кардинал Малагрида, нунций
Рангони и другие видные католические церковники, на-
1 С. Л. Пташицкий — «Письмо первого самозванца к папе
Клименту VIII от 24 апреля 1604 года». СПб., 1899, стр. 10.
2 Ф. Успенский — «Сношения Рима с Москвой» («Журнал
Л'1инистерства народного просвещения», 1884, № 10, стр. 325).
212

поминая обещание «в Московском государстве греческая
вера с латынскою верою соединити»'. Лжедмитрий
подтверждал — «писал к папе римскому с попом его с Он-
дреем Езовитом... что мысль его вся и радение ото всего
сердца к папе римскому и к его латынской вере» *.
Однако он понимал, что в свое время хватил через
край, обещая своим польским и ватиканским
покровителям немедленное соединение церквей, т. е. окатоличение
Руси (а Сигизмунду III также военную помощь в
разгроме Швеции). Было слишком ясно: царь-католик не мог
бы удержаться на русском троне, если бы о его
настоящей религии узнали правду православные церковники,
народ и бояре. И без того Лжедмитрий был окружен
ненавистью; она еще усиливалась разнузданностью
толпившихся вокруг него польских панов, которые мнили себя
завоевателями среди варваров, относились к русским в
высшей степени нагло и вызывающе. Несмотря на
решительные протесты нетерпеливого Рангони, самозванцу в
Москве пришлось выполнять обряды православной
церкви, хоть кое-как следовать русским обычаям...
Эта комедия не многих могла обмануть. Всем своим
обликом, одеждой, манерой держаться и говорить,
склонностями, забавами, ближайшим окружением новый царь
выдавал себя как чужак, как ставленник злейших врагов
Руси.
Покуда Лжедмитрий поджидал папского легата, а тем
временем проводил меры, усиливавшие феодальную
эксплуатацию крестьянства (по польскому образцу —
так как все эти паны вместе с их иезуитами были
жесточайшими эксплуататорами польских народных масс);:
покуда иезуиты строили планы насаждения своих школ на
Руси2,— чудовищная авантюра самозванца быстро
1 Цитаты в этом абзаце взяты из «Иного сказания» — одного
из источников, относящихся к русской истории начала XVII в. См.
«Русская историческая библиотека», т. XIII. СПб., 1&92, стб. 75, 93, 92.
2 Они уже заказывали в Польше учебники «для наших
благочестивых, а также и для москвитян, имеющих стать с божиею помощью
нашими» (Дм. Цветаев — «Из истории иностранных исповеданий
в России в XVI и XVII вв.». М., 1886, стр. 296), готовились массами
обращать русских в католицизм и писали за границу о своих
радужных надеждах: «...Мы захватили бы в сети господни обильный лов
рыбы и дали бы знак и своим сотоварищам, чтобы они пришли и
помогли нам» (там же, стр. 297). Все это оказалось лишь мечтания-
.213

близилась к концу. Торжественный приезд из Польши и
невероятно пышная коронация Марины Мнишек !, даже
не пожелавшей перейти в православие, как того требовал
русский закон, затем — усилившийся разгул интервентов
по случаю свадьбы их ставленника и покровителя, а
главное — для всех очевидная зависимость самозванца от
Польши — все это переполнило чашу терпения русского
народа и облегчило задачу составившегося боярского
заговора против Лжедмитрия. Известно, с какой яростью
поднялись москвичи против самозванца и как трудно
было Василию Шуйскому с его группой бояр после
свержения и убийства Лжедмитрия удержать народ от
поголовного истребления захватчиков.
Марину Мнишек современники прямо называли иезуит-
кой. Находившийся тогда в Москве шведский шпион
голландец Исаак Масса в своей книге о событиях того
времени передает версию, гласившую, что сигнал к
народному восстанию против самозванца подал своими
обличениями дьяк Тимофей Осипов. По словам Массы, в тот
день, когда самозванец и Марина должны были
принимать присягу московских людей, Осипов пришел во
дворец и объявил, «что Димитрий не царев сын, а беглый
монах по имени Гришка Отрепьев... Также не хочет он
(Осипов.— Д. М.) приносить присягу иезуитке»2.
После краха Лжедмитрия I ни паны, ни иезуиты не
оставили своих козней; они бросились поддерживать
появившегося вскоре второго Лжедмитрия — «тушинского
вора». Снова была пущена в ход избегнувшая смерти
ми. Заметим, что в Ватикане из провала авантюры Лжедмитрия не
сумели извлечь должных уроков. Прошло более трехсот лет, и вот
накануне нападения гитлеровской Германии на СССР врапи нашего
народа, засевшие в Ватикане, снова стали печатать русские
молитвенники. Предполагалось, что вслед за военной начнется
интервенция католическая. Поэтому прежде всего прочего там была
помещена молитва за -римского пану Пия XII и за «русского царя». Эти
молитвенники постигла та же участь, что и католические учебники,
заготовлявшиеся приспешниками самозванца в начале XVII в.
1 В Ватикане возлагали на Марину особые надежды: «Мы
от твоего супружества ожидаем великой пользы для католической
церкви»,— писал ей сам папа Климент VIII (см. Н.
Костомаров — «Смутное время Московского государства в начале XVII
столетия», т. I, изд. 3. СПб., 1883, стр. 320).
2 И. М а с с я — «Краткое известие о Московии в начале XVII в.».
М, 1937, стр. 138.
214

развратная, властолюбивая и алчная авантюристка
Марина Мнишек («бедный ребенок»,' как называет ее с
серьезнейшим видом иезуит Пирлинг); нового
самозванца она немедленно признала своим мужем, будто бы
чудом спасшимся в Москве от народного гнева.
Но не помогли ни эти уловки, ни военная сила
поляков, ни иезуитские хитрости: попытка «тушинского вора»
закончилась также провалом.
Так католическая церковь, эта верная сообщница и
опора агрессивной королевской Польши, поддерживала
самозванцев и добивалась русского престола то для них,
то для польского королевича Владислава, то для самого
Сигизмунда III. В гибели тысяч и тысяч русских людей,
в ужасных разрушениях и грабежах, в уничтожении
памятников русской, украинской и белорусской культуры,
в надругательстве над тем, что дорого нашему народу, во
всех этих преступлениях польских агрессоров XVII в.
большая доля вины лежит на злодейском ордене
иезуитов.
Победа русского народа над интервентами в 1612 г.
была и победой его над темными силами католицизма.
Папы и в дальнейшем пускали в дело иезуитский
орден, когда появлялась возможность установить с
Россией хотя бы кратковременный политический контакт или
подослать тайных агентов. Удивительно ли, что уже с
самого начала слово «иезуит» воспринималось на
Руси как синоним опаснейшего врага, вооруженного
гнусными средствами борьбы и не останавливающегося ни
перед чем в своем коварстве?
Пыла иезуитов, этих ищеек Ватикана, не охладило их
изгнание из русской земли вместе с польскими
интервентами. С неослабевающей энергией продолжали они
строить козни против нашего народа и государства.
В следующей главе мы узнаем, какие тяжкие беды
причинила белорусскому и украинскому народам Брестская
церковная уния 1596 года — дьявольское изобретение
Ргезуитов, как иезуитский орден открыто помогал
польским панам бороться с освободительным движением
украинцев и белорусов. Но по отношению к Русскому
государству папская агентура могла теперь вести лишь очень
осторожную политику выжидания и тайного
проникновения.
215

В 1906 г. были опубликованы письма, посланные в
1674 г. в Ватикан прожившим два года в Москве
светским иезуитом курляндцем Яковом Рейтенфельсом. Он
предлагал наиболее удобные способы организации
на Руси папской разведки. Чтобы выведать побольше
нужных Ватикану сведений и постепенно добиться
возможности открыто насаждать на Руси католицизм,
Рейтенфельс советовал посылать туда разведчиков-
миссионеров под видом купцов с соблюдением
строжайшей конспирации. Они должны поселяться среди
русских и водить компанию со всеми, кто мог бы давать
информацию.
Зная нужду Руси в опытных инженерах и механиках,
Рейтенфельс рекомендовал посылать туда «купцов»,
хорошо подготовленных в этом отношении, чтобы они
могли показать себя перед царем как люди, полезные для
страны, и заполучить поручения в разные города —
Архангельск, Киев, Астрахань, Тобольск. Он полагал, что
надо учредить компанию для торговли с Русью,
направить туда людей, умеющих разрабатывать рудники,
добиться союза Руси с другими христианскими государями
против турецкого султана, а также оказывать особые
знаки уважения московскому патриарху и царю и
предложить последнему брак с принцессой-католичкой
германского императорского дома.
Особого внимания заслуживает совет иезуита Рейтен-
фельса устроить так, чтобы в некоторые места
«Московии» благодаря содействию иностранцев, находящихся
на службе у царя в качестве купцов, военных и
художников, были допущены католические священники с
разрешением свободно отправлять свое богослужение !.
Сейчас мы увидим, что эти советы были приняты во
внимание.
Иезуитская политика выжидания, рассчитанная на
многие годы, не имела успеха. Русское правительство
неизменно отказывало ходатаям Ватикана,
домогавшимся для католического духовенства особых льгот и права
открывать на Руси костелы. Так было в XVII в., при
первых Романовых, так нередко бывало и позже, при
1 «Чтения в имп. Обществе истории и древностей российских»,
1906 г., кн. 4, отд. III. М., 1906, стр. 22.
216

Петре I, который, впрочем, временами отступал от этой
установившейся политики русских царей.
В XVI в. на Руси появилось много иностранцев, в
XVII в. их стало еще больше. Это были не только купцы
и приглашенные правительством технические
специалисты, но гораздо чаще — всевозможные искатели легкой
наживы. Авантюристы эти приезжали либо с
иностранными дипломатическими миссиями, либо на свой страх
и риск, нанявшись служить в русскую .армию (еще при
Годунове в отряде иностранных наемников было до
2500 чел.). Среди них находились протестанты разных
толков, были и католики. Этим немедленно
воспользовались в Ватикане и при дворе австрийского
императора — в двух очагах, где беспрестанно раздувалось
пламя ненависти к русскому народу и русскому
государству.
Под тем предлогом, что проживающим на Руси
католикам нужно дать «духовных пастырей», а больше всего —
чтобы наладить планомерный шпионаж, императоры
стали засылать в нашу страну миссионеров; и нет нужды
объяснять, почему свой выбор они остановили именно на
учениках Лойолы.
«Прибывший в 1684 г. цесарский посол Жировский
окружен был скрытными иезуитами, и курьеров
присылали к нему из иезуитов. Так, голландский резидент в
Москве Келлер 1от 8 июля 1684 г. писал своему двору:
«Курьер его императорского величества...— иезуит по
имени Вота; он одевается с такою изысканностью и
изяществом, как если бы был первым придворным государя,
и во всех случаях открыто принимает на себя титул
императорского секретаря...». Жировский при отъезде своем
из Москвы оставил там духовника своего — иезуита
Шмидта... Миссия Шмидта поставлена была (разумеется,
тайным образом) в зависимость от литовской иезуитской
провинции, и иезуиты возлагали на нее большие
надежды... В 1685 г. присоединился к Шмидту приехавший с
цесарским гонцом иезуит Альбер-Дебоа. В 1686 г.
польский посол Огинский доставил еще одного иезуита,
Бартоломея Меллера... В 1687 г. явился в Москву с
рекомендательным письмом от немецкого императора другой
иезуит, Тихавский (Тихановский), и так весьма скоро
составился там целый иезуитский кружок...
217

Не теряя времени, иезуиты начали действовать:
тотчас же основали школу и стали приглашать в нее
русских детей, выпускали... книги на русском языке и
католические образа... вмешивались в дела и служили
агентами некоторых католических держав» 1.
Все это в конце концов привело в 1688 ,г. к высылке
иезуитов из России. И нет ничего удивительного, если
через десять лет очередной агент Ватикана — Геральд,
пробравшийся с другими миссионерами в нашу страну в
свите императорского посла Гвариента, писал из Москвы
за границу иезуитам: «...Этот народ ненавидит ваших
отцов (т. е. иезуитов.—Д. М.), и я никому из них не
советовал бы и пытаться проникнуть сюда... Трудно
поверить, какое дурное мнение имеют здесь об этом
обществе. Говорят, что иезуиты производят только смуты и
беспорядки. Русские... не желают иметь у себя таких
Аргусов, которые притом еще вмешиваются во все
дела» 2.
Но вопреки совету оставить надежды на
проникновение в Россию иезуиты такую попытку предприняли и
сумели окружить глубокой тайной; судя по всему,
миссионер Геральд даже не подозревал, что его спутники,
которых он принял за обыкновенных католических
священников, на самом деле были монахами иезуитского ордена.
Устроившись в Москве, иезуиты эти принялись
раньше всего хлопотать о постройке костела. До тех пор
католики обходились небольшим деревянным храмом,
который, впрочем, вполне удовлетворял их, так как было их
всех не больше шестидесяти. Но обширный костел был
надобен иезуитам как средство католической пропаганды;
кроме того, поскольку русское правительство всегда
решительно отказывалось разрешать постройку католических
церквей, иезуиты могли бы считать немалым своим
успехом отмену такого запрета хотя б.ы только для Москвы
и ради одного храма.
Ходатаями выступили иностранцы, которых особенно
много стало проникать в Россию в то время. Среди них
нашлось немало лазутчиков Ватикана, были и тайные
1 Д. А. Толстой — «Римский католицизм в России», т. 1.
СПб., 1876, стр. 111—114.
2 «Письма...», стр. 3.
218

иезуиты. К числу последних принадлежал едва ли не
самый влиятельный иностранец из живших тогда в
России — шотландец генерал-поручик Патрик Гордон,
авантюрист, одно время разбойничавший в Польше, военный
наемник, который успел послужить и шведам, и полякам,
и снова шведам, потом хотел наняться в австрийскую
армию, но вместо этого обосновался, наконец, при Петре.
Последний отнесся к нему с большим доверием.
Воспитанный иезуитами и воспитывавший у них в России и за
границей своих детей Гордой пытался исхлопотать
позволение выстроить в Москве .костел. Челобитная об этом
была еще в 1684 г. подписана большой группой
влиятельных, богатых, подчас титулованных иностранцев,
составивших ее,-впрочем, по всем правилам обязательного
тогда раболепия перед царями:
«Царем государем и великим князем Иоанну
Алексеевичу, Петру Алексеевичу, всеа Великия, и Малыя,
и Белыя Росии самодержцем, бьют челом холопи ваши
иноземцы католицкой веры: генерал-порутчик Петрушка
Гордон, генерал-маеор граф Давыдко Вилгелм фон-
Граам, барон Морфиский, и полковники Пашка Минее-
зусь, Гаврилко фон-Турниер, Александерко Левистон,
Антошка фон-Шмаленберх и иных розных чинов начал-
ние люди, и торговые и иноземцы Франека Гвасконий,
Еремка фан-Троин с товарыщи...» *.
Хотя ссориться с этими «Петрушками» и
«Гаврилками» в планы русского правительства не входило, оно все-
таки сочло нужным отказать.
Тогда иезуиты стали действовать по правилу
«не мытьем, так катаньем». Продолжая через приезжих
иностранцев и послов католических держав добиваться
позволения заводить в России костелы, они не стали
ждать, пока русское правительство переменит свою
политику в этом вопросе, а принялись строить себе большую
каменную церковь в Москве без всякого разрешения,
исподтишка. Сначала их остановили, потом они все-таки
достроили костел (всего за три месяца). Гордону
поручили выхлопотать у Петра задним числом прощение этого
самовольства. Петр примирился с совершившимся
фактом.
Дм. Цветаев — указ. соч., прилож., стр. III—IV.
219

Интересная подробность: Гордон, не жалевший сил,
чтобы создать в Москве этот центр иезуитских интриг,
был в молодости, в 1656 г., когда служил в польской
армии, приговорен к смертной казни за... разграбление
костела и спасся только благодаря заступничеству
францисканцев, хлопотавших за него как за «доброго
католика» *.
После смерти Гордона (1699) покровителем иезуитов
в России стал другой иностранец, контрадмирал Змаевич,
брат которого был за границей католическим
архиепископом.
Существовавшая тогда в Москве первая католическая
миссия была весьма таинственным учреждением. О ней
ходило много слухов. Что оказывалось на виду —
выглядело чересчур невинно, а что подозревалось — не так-то
просто было доказать. Лишь постепенно, особенно в
конце прошлого века, получили твердое обоснование многие
догадки и подозреваемое стало непреложным.
В 1883 г. в Россию были доставлены копии
шестидесяти очень интересных документов XVII и XVIII вв. из
одного пражского архива. Попали они в тот архив
вместе с другими бумагами богемской провинции ордена
иезуитов, центр которой находился в Праге. В 1904 г.
эти документы были опубликованы в Петербурге в виде
уже упоминавшейся здесь книги «Письма и донесения
иезуитов о России конца XVII и начала XVIII века» —
именно иезуитов, потому что, как уже сказано,
миссионеры, прибывшие в Москву в 1698 г. вместе с ксендзом
Геральдом, оказались членами «Общества Иисуса».
Понятно теперь, почему донесения московской католической
миссии нашлись в архиве провинциала иезуитского ордена.
В некоторых отношениях это собрание документов
просто бесценно: в них иезуиты собственноручно описали
многие свои явные и тайные дела, выболтали то-, что
тщательно скрывалось от постороннего глаза и что в
конце концов привело к закрытию их «лавочки».
Пусть не удивляет это вульгарное выражение: его
употребляли сами иезуиты — и вот при каких
обстоятельствах.
1 См. А. Брикне-р— «Патрик Гордон и его дневник», СПб.,
1878, стр. 8.
220

Их письма и отчеты полны жалоб на то, что
обстановка для католической пропаганды в России крайне
трудна. «Русские... говорят, что где иезуиты; там нет над их
делами божьего благословения, а только одни
несчастия» К— сказано в одном письме. В другом говорится
с крайним сожалением: «О, если бы с самого начала
наши отцы пришли в эту страну не под своим, а под
чужим именем! Я уверен, что многое тогда было бы в
лучшем положении. Нам не позволили бы и тысячной
доли (я могу поклясться в этом) того, что теперь
позволяют, если бы знали, что мы иезуиты» 2. Автор третьего
письма жалуется на «непобедимую ненависть, с которой
в новейшее время русские относятся ...даже к самому
имени римско-католическому... На римскую религию
смотрят как на язву и яд...» 3 «Если так будет
продолжаться дальше, то мы скоро должны будем совсем
закрывать нашу лавочку» 4,— подводит итог уже известный
нам иезуит Франциск Эмилиан.
Замечательно, что здесь, в деловых письмах,
предназначенных для своих, эти миссионеры не считают
подозрительность и недоброжелательность русских людей к
иезуитам «безотчетными чувствами» и «незаслуженным
предубеждением»; у русских было более чем достаточно
оснований (и притом серьезных) для подозрений и
обвинений, их возмущало прежде всего иезуитское пронырство,
1 «Письма...», стр. 38.
2 Там же, стр. 27.
3 Там же, стр. 197.
4 Там же, стр. 69. Буквально (на смеси латинского и немецкого
языкоз): 5/ з1с рещапЬ шегйеп шг ипвегп Кгат ЬаЫ тйззеп
еШецеп. Обращение -иезуита к торгашескому языку не было
случайностью; это видно из другого письма, в котором с.помощью
подобных терминов иносказательно выражается сомнение в
.исполнимости какого-то .иезуитского отнюдь не коммерческого плана:
«1) Потому что такие товары, какие нужно было отправлять (сюда),
не имеют никакой цены у царя и у многих других, следовательно,
как бы ни было много и даже усердных продавцов, но если нет
покупателей, то какую пользу они принесут? 2) Такие мастерские
уже раньше многие пробовали заводить... здесь такие товары не
считаются полезными... 3) Здесь уверены, что подобного рода
продавцы не ищут ничего другого, кроме распространения
(латинства)...» и т. д. (там же, стр. 147). Для иезуитских дельцов,
торговавших любыми мнимыми и действительными товарами, от
«небесной благодати» до колониальных продуктов, такой жаргон был вполне
подходящим.
221

вмешательство в важные государственные дела, в
частности, настойчивый интерес к делам военным и вообще к
тому, что решительно никакого отношения к религии не
имело; все заставляло подозревать в этих «смиренных»
миссионерах шпионов.
Слишком много причин было опасаться; недаром
в упомянутом указе от 1690 .г., разрешавшем пребывание в
Москве не одному, а двум ксендзам, выдвигалось
требование, чтобы они «чрез почты как вестовых
[осведомительных, шпионских], так и затейных [шифрованных]
никаких писем в иные государства отнюдь не писали и
не посылали...» К Что эти требования ставились не из
формальной предосторожности, доказывается, между
прочим, и перепиской живших в Москве иезуитов с их
начальством.
23 сентября 1698 г., едва приехав в Москву, папский
резидент спешит наладить шифрованную (при помощи
цифр) переписку со своим зарубежным центром. На тот
случай, что русские узнали бы о столь подозрительном
и необычном для религиозной миссии способе
корреспонденции, рекомендовалось говорить при объяснениях с
властями, «что будто бы вы отвечаете на математический
вопрос или сообщаете какое-нибудь искусство» 2. В одном
письме мы находим сведения о самом кратком из
возможных путей через Россию в Китай 3; в другом иезуит
сообщает подробности сражения русских*со шведами под
Нарвой 4; провинциала извещают о силах русской
артиллерии и армии, действующей в Курляндии и Литве
против шведов 5; далее иезуит пишет начальству, что он
составляет новую, уточненную карту верхнего Поволжья 6;
в письмах приводятся также сведения дипломатического
характера, причем с каждым годом их все больше и
больше7.
Из этих документов видно, что жившие в Москве
иезуиты под видом «спасения душ» католиков разъезжали по
1 И. Белоголов — указ. соч., стр. XII.
2 «Письма...», стр. 15.
3 См. там же, стр. 39.
4 См. там же, стр. 55 и ел.
5 См. там же, стр. 66, 125 и 143.
6 См. там же, стр. 208.
7 См. там же, стр. 137, 163, 167 и ел.
222

стране, и именно по таким местам, которые были
особенно интересны всем врагам России. Так, еще в 1698 г.
один миссионер отправился в Воронеж \ где Петр I
строил военный флот для войны с турками. В 1701 г.
иезуиты с успехом хлопотали о снаряжении специальных
католических миссий в Таганрог и Азов2 — туда, где
развертывались самые важные события войны. В том же
году, еще не выехав в Азов, иезуит Франциск Эмилиан
писал .провинциалу о своем желании перебраться оттуда
в Астрахань, «где собирается больЩая часть купцов из
великой Татарии, а также из Монголии, Газаррати и
отдаленных местностей Индии. Я надеюсь, что это
путешествие было бы не без пользы» 3,— многозначительно
добавлял иезуит. В 1709 г., как сообщает отчет, один
иезуитский монах ездил в Архангельск 4 — в город и порт,
имевший огромное стратегическое значение и
интересовавший всех чужеземных разведчиков (не лишнее здесь
напомнить, что и Астрахань и Архангельск числятся в
списке четырех русских городов, еще раньше
составленном иезуитом Рейтенфельсом в помощь будущим
организаторам папского шпионажа).
В Москве находился, таким образом, один из важных
центров ватиканской разведки; он протягивал свои
щупа льцы и в соседние страны. Так, венский иезуит Эдер в
.1702 г. писал провинциалу о предполагавшемся
назначении в Москву новых миссионеров для отправки будто бы
в Азов, а на самом деле в Китай5. В 1699 г. Франциск
Эмилиан доносил начальству, что иезуиты, живущие в
Москве, поддерживают связи с армянскими и
персидскими купцами, через которых ведется переписка с
иезуитским резидентом, живущим за Каспийским морем, в
Шемахе, и добываются сведения даже о еще более далеком
Тибете6.
Недоверие, презрение и ненависть русских к
иезуитам были так велики, что католическая миссия в Москве
могла существовать только благодаря обману: тщатель-
1 См. «Письма...», стр. 179.
2 См. там же, стр. 85.
3 Там же, стр. 95—96.
4 См. там же, стр. 191.
5 См. там же, стр. 97.
6 См. там же, стр. 34—35.
223

но скрывалось, что эти миссионеры принадлежат к
ордену иезуитов, и считалось, что они управляются
австрийским императором, а никак не папой (по словам самих
иезуитов, «если бы москвитяне... узнали противное
тому, ...миссионеров... не потерпели бы долее, потому
что, кого пришлет Рим, того никогда не примет
Московия») К
Австрийский император преследовал и свои цели, во
многом совпадавшие с папскими. Поэтому он охотно
расходовал большие деньги на содержание миссии, в
частности на постройку ее дома и церкви в Москве, а также
на жалование иезуитам (он выплачивал им ежегодно
800 рублей — по тем временам огромную сумму) 2 и на
поддержку иезуитской школы.
Для полноты картины нужно еще напомнить, что в
Москве орудовали не только те иезуиты, которые под
видом простых священников обосновались при костеле.
Были еще иезуиты тайные; о них случайно
проговаривались московские корреспонденты провинциала. Из
упоминавшихся здесь иностранцев это, безусловно, Гордон,
Менезий, Гвасконий. Были и другие; так, из одного
письма мы узнаём, что тайный иезуит служил химиком в
московской католической аптеке. Кроме того, постоянные
агенты «Общества Иисуса» получали помощь от
проезжих иезуитов, подолгу останавливавшихся в Москве
по дороге в стрганы Востока.
Хлопоча перед орденом о присылке в Москву учителя
и еще двух миссионеров, московские резиденты иезуитов
считали нужным, чтобы те приехали не в
монашеском, а в светском платьи 3. Когда выезжавшего в
Польшу из Москвы иезуита Илью Броджио какие-то
недоброжелатели из других орденов обвиняли перед
провинциалом в том, что он в Кракове не носил орденской
рясы, Броджио оправдывался так: «Причина того, что я
носил такую одежду в Польше, наполненной повсюду
москвитянами, та же, по какой изменена одежда наших
1 «Письма...», стр. 200.
2 См. «Дневник каммер-кмжера Берхгольца, веденный им в Рос-
сии в царствование Петра Великого с 1721-го по 1725-й год», ч. 2,
изд. 2. М., 1860, стр. 158.
3 См. «Письма...», стр. 22 и 88.
224

отцов в Московии» 1. Броджио добавлял,, что на три
месяца раньше, когда русских в Кракове не было, он
иезуитскую сутану носил.
Особое значение, как всегда и везде, иезуиты в
Москве придавали своей школе, через которую они
сумели завязать связи с русским дворянством,— в том и
состояла главнейшая ее задача. Но связи оказались
непрочны; к тому же они крайне озлобили православное
духовенство и в конце концов стали одним из поводов
к новому изгнанию иезуитов из России.
Петр I отлично видел иезуитские козни и
рассматривал католическую миссию, по-видимому, прежде всего
как орган иностранной разведки. Ликвидировать ее он
долго не хотел — возможно, потому, что, наблюдая за
нею, легче было узнать, чем в русской государственной,
военной и экономической жизни особенно интересуются
соседние правительства; а кроме того, допуская
деятельность иезуитов, он удовлетворял одну из настойчивых
просьб австрийского императора, который все время
домогался различных льгот для католической церкви в
России.
Таким образом, вопрос об иезуитах был для
правительства России вопросом международной политики. Здесь,
же надо искать причину неровности отношения к
иезуитам: оно ухудшалось по мере того как эти лазутчики
Ватикана наглели и причиняли нашему государству все
больший вред. С течением времени иезуиты разнуздались
настолько, что вообще перестали скрывать свое участие
в международных делах. Это очень наглядно и
убедительно отразилось в их переписке, где все чаще стали
появляться сообщения вроде следующего (иезуит
Броджио, приехавший из Москвы в Вену, пишет в Прагу
провинциалу ордена):
«1 декабря я имел милостивую и дружественную
аудиенцию у нашего августейшего императора
(Иосифа I.— Д. М.). ...Августейший желает, чтобы я... как
можно скорее отправился в Польшу, а если возможно,
го и к самому царю, и секретным образом... доставил
царю весьма важное письмо и от имени его величества
сообщил кое-что и удостоверил касательно кое-чего
1 «Письма...», стр. 165—166.
15 Д. Е. Мих-е:ич 225

и пр. Я покамест не без охоты берусь за этот удобный
случай возвратиться к русским, так как считаю
совершенно необходимым окончательно разузнать, насколько
при нынешних обстоятельствах москвитяне постоянны,
и не произошло ли какого-либо расстройства в
религиозной гармонии из-за того мира, который попробовали
устроить между собою, с исключением царя, шведский
король и Август (польский король Август П.— Д. М.)
...и не изменилось ли хоть несколько у этого
подозрительного народа расположение к нашему императору» 1.
Нужно сказать, что и после Поссевино иезуиты
нисколько не стали лучше разбираться в русских делах.
Россия попрежнему была для них варварской страной,
а русские — дикарями. Народы России они
рассматривали только как «заблудших», которых надо лишить
государственной самостоятельности и обратить в
католичество, хоть это и не просто: «И при таком изобилии
духовной рыбы нельзя протянуть рук, чтобы взять ее!» 2 —
восклицал в письме один миссионер.
Они не имели возможности удовлетворить столь
большие свои аппетиты, но и не желали помириться на
меньшем, чем подчинение России власти римского папы и
австрийского императора; стремясь ускорить ход
событий, иезуиты теряли хваленую выдержку и в оценке
перспектив своей миссии нередко высказывали самые
противоречивые мнения. В нетерпении они иногда принимали
желаемое за уже существующее и впадали подчас
в такой странный оптимизм, что начинали уверять себя и
папу, будто Петр мечтает об унии католической и
православной церквей, советовали поскорее прислать в Москву
папского нунция, «чтобы покамест... сделана была
приготовительная работа к ловле рыб» 3 и чтобы учредить новые
католические миссии, воздвигнуть «многие костелы» и пр.4
1 «Письма...», стр. 153.
2 Там же, стр. 5.
3 Там же, стр. 169.
4 В виде особого курьеза надо еще упомянуть, что один иезуит,
какой-то Михаил Иаконович, даже мечтал не более и <не менее, как
стать московским патриархом, и горько сетовал в письме, что этого
не случилось. Столь феноменальное иезуитское самообольщение
казалось бы невероятным, если бы не подтверждалось официальной
выпиской из упомянутого письма (см. Д. А. Толстой — «Римский
католицизм в России», т. I. СПб., 1876, стр. 114).
226

Другие иезуиты смотрели на вещи гораздо мрачнее,
а один из них высказался даже совершенно
безнадежно — в том смысле, что «бесполезно и опасно каким бы
то ни было образом посылать в московское государство
миссионеров» 1.
Ближе к истине оказались эти пессимисты: в момент
резкого ухудшения отношений с австрийским
правительством (оно поддерживало заговор царевича Алексея)
Петр I 18 апреля 1719 г. объявил о высылке всех
иезуитов из России.
Сказанного довольно, чтобы обрисовать в главных
чертах зловредную деятельность иезуитского ордена в
России того времени и доказать, что принятые против
него Петром I 'строгие меры были разумны. Затем орден
этот пятьдесят три года не появлялся официально в
России, пока при Екатерине II не были воссоединены с
русским .государством обширные территории Белоруссии,
Украины и Польши с многочисленным католическим и
униатским населением.
Разумеется, и до тех пор, будучи изгнанными,
иезуиты «удостаивали» нашу страну своим злобным
вниманием.
Очутившись в 1719 г. за ее пределами, они
продолжали в Польше, Австрии и других странах ткать свою
паутину шпионажа и строить всевозможные другие
козни против нашей родины. Еще более коварных, чем
раньше, их попрежнему принимали в светской . одежде под
видом учителей в дома русской знати, под видом
офицеров, купцов и инженеров они проникали в русскую
армию, торговлю и промышленность, оставаясь
неуловимыми отчасти в силу своего пронырства, отчасти же
благодаря своим тайным покровителям — некоторым
русским аристократам и важным чиновникам,
благоволившим католицизму.
В виде примера тайной иезуитской возни вокруг
русских дел того времени можно упомянуть одну
малоизвестную попытку введения в России унии православной
и католической церквей — разумеется, под папским
главенством.
«Письма...», стр. 202.
227 15*

В начале XVIII в. сорбонискне богословы вообразили,
будто русское правительство склонно к унии
православной и католической церквей. Вскоре поме смерти Петра I»
воспользовавшись возвращением в Россию княгини
И. П. Долгоруковой, которая в 1727 г. тайно перешла в
Голландии в католичество, они прислали с тю иезуита
Жюбе под видом домашнего учителя. Жюбе стал
разведывать в России обстановку для упнн и составлять
секретные доклады Сорбонне.
Тем временем группа уже окатоличенных или близких
к этому русских аристократов, объединявшихся вокруг
некоторых из князей Долгоруковых, строила планы смены
царствующей династии.
Предполагалось, что в России после заключения унии
будет восстановлено патриаршество, отмененное Петром 1
в 1721 г. Патриарх-униат должен был обеспечить полиое
фактическое проведение унии и своим авторитетом
поддержать простиравшиеся еще дальше политические
планы Долгоруковых. За неимением лучшего кандидата
прочили в патриархи тридцатилетнего Якова
Долгорукова, получившего за границей воспитание у иезуитов.
Душой всей авантюры был дядя этого придворного
лоботряса Василий Лукич Долгоруков. Он учился в
Париже, водил там дружбу с иезуитами и, по словам
биографа, многого от них набрался. Вернувшись в
Россию, он быстро сделал дипломатическую карьеру.
Ловкий интриган, член Верховного тайного совета, т. е. один
из самых могущественных людей в стране, он вместе с
ближайшими родственниками решил возвести свою
племянницу на царский престол после смерти Петра II. Было
уже заготовлено подложное завещание царя. Но план
этот не удался, и в 1739 .г. В. Л. Долгоруков был казнен.
Иезуитская затея с унией и возрождением
патриаршества входила в планы возвеличения рода князей
Долгоруковых. Есть сведения, что уже была завербована
группа видных православных церковников на ту же
незавидную роль, которую в Литве в конце XVI в. сыграли
епископы, возглавлявшие Брестскую церковную унию '
1 См. Р, Р 1 е г М п и — *^а Ки$$1е е* 1е 8а1п1с-51ё&е», т. IV
Париж, 1907, стр. 350 и ел.— О Брестской ушп см. подробно в
следующей главе.
228

с Ватиканом. Испанский посол в России граф Лириа был
ткулисиой пружиной заговора, тайно представляя в этом
доле интересы Ватикана, Чтобы оградить иезуита Жюбе
от неприятностей с властями, он выдал' его за своего
духовника и для большей безопасности снабдил
дипломатическим паспортом Ч
Официальное резкое осуждение изгнанного
иезуитского ордена не мешало антипатриотически настроенным
русским аристократам втайне преклоняться перед ним.
К этим доброжелателям иезуитов принадлежала и
императрица Екатерина II. Вынужденная бранить их гласно,
она втихомолку всячески старалась оградить их от
критики.
До каких пределов доходило это стремление, видно
хотя бы по следующему примеру. В 1769 г. вышла в свет
небольшая диссертация магистра Московского
университета Д. С. Аничкова «Рассуждение о начале и
происшествии натурального богопочнтаиия», крайне обозлившая
святейший» синод тем, что в ней почти открыто
высказывались очень близкие к атеизму мысли о религии, в
частности о христианстве. Повидимому, лишь боязнь
правительства привлекать общественное внимание к этому делу
избавила Аничкова от наказания, предусмотренного за
свободомыслие в вопросах религии свирепыми царскими
законами.
В том же году под измененным названием вышло
второе издание этой книжки, из которой автора вынудили
исключить «вольнодумные местах». Среди них было и
следующее место — в нем царские цензоры, несомненно,
усмотрели либо осуждение императрицы, тайно
покровительствовавшей иезуитам, либо «опасную» аналогию
ханжеству и алчности господствовавшей в России
православной церкви.
«Езуиты,— писал Аничков,— самые пастыри христова
стада, которых по достоинству столько ненавидит весь
мир, приватный из благочестия делают интерес, простирая
алчные руки к ненасытному сребролюбию, и под
именем спасения разоряют порученное себе от бога и
1 См. об этом заговоре: Ф. У с п снекм и — указ. соч., стр.
333—340; С. М. Соловьев —«История России с древнейших
времен*, кн. 4. СПб., стр. 1141—1144.
229

вверенное от монархов стадо, сделав самую веру
завесою мнений ложных» !.
Прошло несколько лет, и от тайного покровительства
иезуитам Екатерина смогла перейти к открытому.
В 1772 г., при первом разделе Польши, Россия
получила на западе и юго-западе обширные территории. При
следующих разделах они выросли еще больше.
Православное население составляло там меньшинство. Жившие
в тех местах иезуиты к величайшей своей радости — без
всяких хлопот и дипломатического торга — вдруг
оказались подданными Российской империи.
Повидимому, Екатерина в первое время
обеспокоилась этим: почти две сотни неожиданно приобретенных ею
иезуитов были способны доставить царской
администрации немало хлопот, если бы не поладили с нею.
Иезуиты имели столь громкую известность
красноречивых ораторов, опытных писателей -и ловких провокаторов,
что Екатерина серьезно могла опасаться, как бы их
коллегии не стали центрами антирусской пропаганды.
Поэтому она в особом наказе требовала от своих
сатрапов «за сими наипаче недреманно смотреть... яко за
коварнейшим из всех прочих латинских орденов» 2. Ее
особенно смущала полнейшая подчиненность иезуитов
Ватикану как единственной верховной власти.
И вот в столь напряженный момент иезуиты сумели
оправдать свою репутацию изворотливых политиков: пока
прочее католическое и униатское духовенство
сопротивлялось мерам русской администрации и, в частности,
стремилось помешать присяге белорусского населения
царскому правительству, иезуиты демонстративно
присягнули первые. Политическое значение этого маневра
было велико — он внес разлад в среду духовенства и
скоро привел к тому, что присягнули России все попы и
монахи в Белоруссии, а также и верующие, из которых
многих духовенству уже удалось было запугать.
Именно тогда, в 1773 г., их орден был распущен папой
Климентом XIV. Екатерина тотчас решила извлечь все
выгоды из того обстоятельства, что находившиеся в Рос-
1 Д. С. Аничков — «Рассуждение о начале и происшествии
натурального богопочитания». М., 1769, стр. 23 первого издания.
2 И. Белоголов — указ. соч., стр. 4.
230

сии иезуиты лишились своего международного центра в
Риме. Она не позволила опубликовать папское
распоряжение в России. Понимая замысел Екатерины, иезуиты
польских губерний России обратились к ней с лицемерной
просьбой позволить им подчиниться папе —
ликвидировать коллегии, имущество ордена и т. д. Императрица
ответила отказом, и с тех пор иезуиты могли ссылаться
на ее запрет в оправдание того, что орден продолжает
в России существовать. На протест Ватикана Екатерина
резко ответила, что, во-первых, странно выглядит папская
жалоба на покровительство России иезуитам —
«надежнейшим поборникам латинской веры», а во-вторых, что
«императрица не привыкла кому бы то ни было отдавать
отчет в распоряжениях своих в пределах империи» К
Правительство рассчитывало воспользоваться всем
пропагандистским, школьным и шпионским опытом
иезуитского ордена в своих целях. Для этого оно
строжайшим образом запретило какую бы то ни было связь
иезуитов с Ватиканом и вообще с заграницей и подчинило их
католическому могилевскому архиепископу Сестринцеви-
чу, который стал впоследствии митрополитом — чем-то
вроде царского министра по делам католической церкви.
В конце концов, если Екатерина II сумела
использовать трудное положение, в которое попал иезуитский
орден, то выиграл и Ватикан — и именно потому, что
благодаря ей могли до известной степени сохраниться
кадры иезуитов, а также преемственность между
«старым» «Обществом Иисуса», каким оно было до роспуска
«на вечные времена», и «новым» — после 1814 г., когда
«вечные времена» уже кончились и по воле
восторжествовавшей реакции орден был всюду возрожден Ватиканом.
В своем стремлении использовать его в качестве
духовной полиции правительство Екатерины II
пренебрегало даже такими фактами, как, например, подделка
русских бумажных денег иезуитом Зановичем: на отношении
правительства к ордену это преступление не отразилось2.
1 Ю. Ф. Самарин— «Иезуиты и их отношение к России»,
изд. 3. М., 1870, стр. 315.
2 При аресте у Зановича нашли много тысяч фальшивых
сторублевых ассигнаций Сем. «Записки Льва Николаевича Энгель-
гардта». М., 1867, стр. 34).
. 231

Насколько болезненно воспринимала Екатерина
нарекания на свою политику в иезуитском вопросе,
показывает очень характерный факт, связанный с издательской
деятельностью известного просветителя Н. И. Новикова.
Мы только что видели, какую крупную неприятность
навлекло в 1769 г. на Аничкова его довольно сдержанное
осуждение деятельности «Общества Иисуса»; а ведь в
то время иезуитам еще запрещался въезд в Россию.
Поэтому должна быть понятна ярость, обуявшая
Екатерину в 1784 г., когда она узнала об опубликовании
специальной антииезуитской статьи в новиковском издании
«Прибавление к Московским ведомостям». В самом деле,
тогда русская императрица была единственной во всем
мире покровительницей иезуитов, уже более десятилетия
пользовалась она шпионскими и пропагандистскими
услугами их преступного ордена, от которого сочли нужным
откреститься даже римские папы,— и вдруг в
приложении к распространенной русской газете появились чьи-то
резкие суждения об «Обществе Иисуса»! Статья вызвала
грубый окрик рассвирепевшей Екатерины. 23 сентября
1784 г. она писала в Москву обер-полицмейстеру
Архарову: «Уведомившися, что будто бы в Москве печатают
ругательную историю ордена езуитского, повелеваем
запретить таковое напечатание; а ежели бы оная издана
была, то экземпляры отобрать; ибо, дав покровительство
наше сему ордену, не можем дозволять, чтоб от кого-
либо малейшее предосуждение оному учинено было» К
Было бы трудно высказаться яснее.
Статья (она напечатана без подписи) называлась
«История ордена Иезуитов». Автор критически обозревал
вкратце историю «Общества Иисуса», придерживаясь
фактов и делая из них заслуженные резкие выводы.
Изложение доведено лишь до описания иезуитских
владений в «Южной матерой Американской земле» и
заведенных там порядков. Ни о крушении парагвайской
авантюры иезуитов, ни о дальнейших событиях автор сказать
не успел. Он возлагал на иезуитов тяжкую политическую
и моральную ответственность за многие социальные
бедствия: > *******
«Кто взпомнит о произшествиях, приключившихся в
* Д. А. Т р л стой — указ. соч., т. II, стр. 17.
232 .

Европе в течение последних двух столетий, тот найдет,
что от Иезуитов по справедливости можно требовать
отчета во вредных действиях, произшедших* от изпорченной
опасной казуистики, от безпредельных правил церковной
власти и от ненависти к терпению, бывших во все оное
время поношением для Римской церкви и навлекших то-
лико зла гражданскому обществу» *.
Задаваясь вопросом о причинах «скорого успеха»
иезуитского дела и причинах его падения (т. е.
запрещения в 1773 г.), автор делает вывод об исторической
обреченности политики католической реакции: -
«Рассматривая скорой успех сего Ордена...
покажется, что столь отменное учреждение надлежит
приписывать преимущественно мудрости его основателя, и
заключать, что он вымыслил и произвел план свой с глубокою
политикою.
Однако Иезуиты бытием Ордена своего обязаны не
мудрости, но энтузиасму основателя» 2.
Наконец, чтобы лучше понять, почему так обозлилась
Екатерина, надо заметить, что в условиях того времени
имели весьма радикальное политическое звучание
некоторые похвалы статьи парагвайскому иезуитскому
«государству». Нет ничего удивительного, если представления
автора о заведенном там иезуитами жестоком
колониальном режиме были неправильны,— он воображал
иезуитскую колонию в виде какой-то счастливой Аркадии; ведь
поставляли эти сведения сами иезуиты, которые к тому
же, как это ни странно на первый взгляд, могли
сослаться даже на некоторых передовых деятелей Западной
Европы, например на Монтескье; в самом деле, в его
книге «О духе законов...» сказано, что «Общество
Иисуса» «достойно славы за то, что первое показало в этих
странах пример сочетания религии с человечностью...
Управлять людьми с целью сделать их счастливыми будет
всегда прекрасно» 3.
Ясно, что, говоря о «благодетельной» роли
парагвайских иезуитов, Монтескье сознательно повторял их
1 «Прибавление к Мооков<ж<им ведомостям», 1784 г., № 70,
стр. 537.
2 Там же, № 69, стр. 525.
3 ГШ.-Л.] Монтескье — «О духе законов...». СПб., 1900,
стр. 42
233

самохвальские речи1; но почему же все-таки этот враг
абсолютизма, остроумный критик религиозных суеверий и
противник, католической церкви- вдруг стал так
непоследователен, что посвятил иезуитам хвалебную тираду? Все
объясняет его последняя фраза: «Управлять людьми с
целью сделать их счастливыми будет всегда прекрасно»;
в тяжелой обстановке предреволюционной
Франции XVIII в. она звучала как политический лозунг и
била прямо в лицо всем — светским и духовным —
угнетателям народа.
Такова же была политическая логика безыменного
автора, когда он писал в «Прибавлениях» о «равенстве»
гуарани, о «выборности» их начальников-кациков, об
отсутствии в Парагвае смертной казни и даже вообще
серьезных наказаний (что, как мы видели, либо крайне
преувеличено, либо вообще неверно). Не подлежит
сомнению, что эта идиллия сознательно
противопоставлялась автором екатерининскому режиму, где не было и
намека ни на равенство, ни на «народовластие», ни на
гуманность законов. Такой косвенной, основанной на
невысказанных, но подразумевающихся сравнениях
критикой русской политической жизни постоянно занимались
Новиков и другие авторы, поместившие в
«Прибавлениях» ряд статей о зарубежных странах2. То, что иезуиты
«попутно» получили в статье «Прибавлений» незаслужен-
1 Это было настолько ясно для всех современников, что не
удивительно, если старый враг иезуитов Вольтер подал ядовитую
реплику: «Конечно... Однако де Бугенвилль поведал нам, что в
Парагвае иезуиты подвергали телесному наказанию отцов семейства.
Можно ли вести людей к счастью, обращаясь с ними, как с рабами
или детьми?» (см. Монтескье — указ. соч., прим. к стр. 42.—
Вольтер имел в виду сочинение известного мореплавателя Л. А. Б у-
генвилля «Путешествие вокруг света...», вышедшее в двух томах
з Париже в 1772 г.). Вскоре после выхода своей книги Монтескье
шутливо жаловался в письме, что на него напали с одной стороны
яноенисты — за похвалу иезуитам, а с другой—иезуиты,
претендовавшие на еще большие хвалы. Монтескье тут же дал понять, что
высказанное им в книге мнение об иезуитах было половинчатым
(т. е. преувеличенным), добавив: «Таким образом, я разделяю
судьбу всех людей умеренных и нахожусь в положении тех
нейтральных лиц...», которых можно сравнить «с обитателями вторых
этажей, страдающими и от шума над ними, и от дыма под ними»
(там же).
2 См. Г. Макогоненко — «Николай Новиков и русское
просвещение XVIII века». М.—Л., 1951, стр. 498—502.
234

ную похвалу, не меняет высказанной там же обще?! резко
отрицательной оценки их исторической, роли.
С этого времени преследования Новикова особенно
усилились.
При Павле I также никакая, даже самая сдержанная
критика «Общества Иисуса» была невозможна. Именно
в его правление сбылось то, о чем раньше не смели
мечтать даже самые горячие иезуитские головы: генерал
«Общества Иисуса» (Грубер) стал доверенным лицом у
русского императора, получил право входить к нему в
любое время без доклада и возможность внушать ему,
что угодно; а угодно было иезуитам добиваться все новых
и новых прав для своего ордена и устранения всякого над
ним контроля — в том числе и со стороны католического
архиепископа Сестринцевяча (в конце концов Грубер
занял его место).
В 1801 г. в результате дворцового заговора Павел I
был убит. К власти пришла новая придворная клика.
Незадолго до того Павел обращался к папе Пию VII с
просьбой узаконить «Общество Иисуса» в России.
Послание (бреве) с согласием папа подписал 7 марта 1801 г.,
за четыре дня до смерти Павла. Получено и
обнародовано оно было уже новым императором — Александром I.
При нем благоволение двора иезуитам надолго осталось
неизменным.
Чем же оно объяснялось? Ответ прост: отчаянным
страхом русского дворянства перед революцией. Страх
этот был безграничен и у Екатерины II и у ее
преемников. Стук упавшей с гильотины головы Людовика XVI
прозвучал для властителей России громом небесным.
В смертельном страхе за собственные головы они
хватались за любое средство, если казалось, что оно способно
отвратить призрак революции.
Россия отгородилась от республиканской Франции
блокадой, было запрещено ввозить оттуда не только
книги, но даже самые невинные ноты. В ответ на
вольнодумство французских материалистов усиленно
распространялся в России удушливый религиозный, мистический
туман, и иезуиты были для реакционного русского
дворянства уже тем хороши, что защищали религию от натиска
новейшей, передовой философской критики, в свое время
способствовавшей подготовке буржуазной французской
235

революции 1789 г. В Россию нахлынуло из Франции
множество эмигрантов, спасавшихся от революции. Это были
сплошь да рядом католики, и вместе с ними приезжали
католические попы, в том числе иезуиты. Многие из них
устраивались учителями в дома дворянства,
лакействовавшего перед «французиками из Бордо»; с годами это
пристрастие к иностранщине не уменьшалось, и где-то в
конце первой четверти века именно о таких
«французиках» вырвалось однажды даже у грибоедовского
Фамусова: «Берем же побродяг и в дом и по билетам!».
«Побродяги»-эмигранты разжигали контрреволюционный
психоз в русском господствовавшем классе и усиливали
влияние иезуитского ордена.
В начале XIX в. видное место в царском окружении
занимал граф Жозеф де Местр, посланник сардинского
короля — светский иезуит, ловкий дипломат, умевший
соединять тонкость придворного обхождения с
настойчивостью и политическим коварством способного
последователя Лойолы. Отлично понимая, что «Обществу Иисуса»
выгоднее всего использовать животный страх царя и
дворянства перед революцией, он умел разыгрывать на
этой струнке целые иезуитские симфонии.
«Иезуиты — это сторожевые псы верховной власти,—
настойчиво внушал он; — вы не хотите дать им воли
грызть воров, тем хуже для вас; по крайней мере не
мешайте им лаять на них и будить вас»; «Мы поставлены,
как громадные альпийские сосны, сдерживающие
снежные лавины; если вздумают нас вырвать с корнем, в одно
мгновение все мелколесье будет снесено» *.
На самом деле «Обществу Иисуса» не угрожала тогда в
России непосредственная опасность. Напротив, оно
благоденствовало: «высший свет» попрежнему
пресмыкался перед ним, многие аристократы — кто тайно, кто
явно — были обращены в католичество 2, орденские
школы преуспевали, иезуиты закидывали сети дальше по всей
стране. Правительство охотно пользовалось услугами
иезуитов в качестве дипломатов и миссионеров. Так, в
1 Ю. Ф. Самарин — указ. соч., стр. 339 и 342.
2 Превосходная иллюстрация этого — история перехода Элен
Безуховой в католицизм при помощи иезуитов (Л. Н. Толстой —
«Война и мир», т. III, ч. 3, гл. VI и VII).
236

начале XIX в. они были участниками дипломатической
миссии в Китай (она окончилась неудачей) 1; известен
предложенный в 1811- г. кавказским главнокомандующим
генералом Тормасовым проект привлечения иезуитов для
обращения в христианство осетин2; правительство
предоставило иезуитам полную возможность
орудовать в Крыму, в Новороссии и в Поволжьи среди
колонистов. Но главное было не в этом; де Местр мог бы и
не изощрять своего красноречия, доказывая
контрреволюционность иезуитизма: ведь именно это их
общепризнанное качество открыло в России все дороги перед
«Обществом Иисуса».
И все-таки он как опытный дипломат понимал, что
политический флирт царского самодержавия с Ватиканом
не мог продолжаться бесконечно. Воодушевленное
реакционными переменами в международной обстановке
правительство Александра I неизбежно должно было
отказаться от иезуитских услуг. Всегда было нечто
скандальное для царизма в его союзе3 с этим агрессивнейшим
отрядом католической церкви, чья политика если не
формой, то по существу всегда отличалась резкой
враждебностью русскому государству. Предержащие власти
знали это и потому пошли на разрыв, как только их
потребность в иезуитах уменьшилась.
Она, действительно, уменьшилась. Уже Павел I мог
не так бояться непосредственного влияния французских
революционных событий на положение в России и в
остальной части Европы, как боялась этого его мать. После
18 брюмера (9 ноября 1799 г.), когда генерал Наполеон
Бонапарт произвел во Франции переворот и объявил себя
первым консулом, Павел даже считал возможным
вступить в военный союз с этим «исчадием революционного
ада». А в царствование Александра I, когда
наполеоновская империя была разгромлена, жесточайшая
контрреволюция восторжествовала в Европе повсюду. «После
падения Наполеона, которое короли и аристократы того
1 См. об этом: М. Моро ш км н— «Иезуиты в России с
царствования Екатерины II и до нашего времени», ч. 2. СПб., 1870,
<лтр. 311—369. Там же указания на литературу.
2 См. «Акты Кавказской археографической комиссии», т. IV,
докум. № 262. Тифлис, 1870.
3 Ца-рь был официальным главой русской православной церкви.
237

времени... вполне отожествляли с поражением
французской революции..., во всех странах после 1815 г.
контрреволюционные партии держали в своих руках бразды
правления. Феодальные аристократы господствовали во
всех кабинетах от Лондона до Неаполя, от Лиссабона до
С.-Петербурга» К
Мы уже знаем, что именно в тот момент, в 1814 г.,
папа Пий VII объявил о восстановлении иезуитского
ордена. Это веками испытанное орудие борьбы со всеми
прогрессивными движениями было нужно всем
заправилам Венского конгресса— и Меттерниху, и Талейрану,
и Людовику XVIII, и Фридриху III, и Фердинанду VII,
и, конечно, Александру I — но ему лишь в той мере, в
какой российский царизм был заинтересован в
мобилизации всех сил западноевропейской реакции; что же
касается России, то именно тогда для «Общества Иисуса»
там настали худшие времена. В 1815 г., когда победа
всеевропейской контрреволюции завершилась по инициативе
России и Австрии созданием архиреакционного
«Священного союза», русское правительство запретило
деятельность иезуитов в Петербурге и Москве, а в 1820 г.
выслало их из России.
Так закончилась история официальных отношений
иезуитского ордена с Русским государством. Это не
значит, что в Россию не проникали тайно отдельные
иезуиты,— их было немало, особенно в польских областях, в
Белоруссии и на Волыни. Они давали себя знать, в
частности, как авторы или вдохновители время от времени
разглашавшихся сумасбродных планов обращения
России в унию и католицизм. Обширным полем их
деятельности была, как всегда, униатская церковь, хотя и сильно
сократившаяся численно на территории России, но все же
объединявшая к концу XIX в. в одном только быв.
Северо-Западном кр.ае более 170 тысяч человек. Не имела
серьезного значения, но все же сказывалась на настроениях
антипатриотического «высшего общества» в России
католическая пропаганда, которую вела за границей, главным
образом в Париже, обиезуитившаяся часть русской
аристократии. Известны и другие примеры; так, при
Александре II была попытка иезуитов вести такую же про-
1 К. Маркс и Ф. Э н г ельс —Соч., т. V, стр. 18—19.
238

паганду на севере России, обосновавшись для этого в
Норвегии !.
Впрочем, такие факты не мешали тому, что отношения
русского царизма с Ватиканом временами серьезно
улучшались. Напр., в середине XIX в. между ними был
заключен договор (конкордат); в конце XIX в. между
папой Львом XIII и царем Александром III происходили
переговоры о союзе для борьбы с революционным
движением. Но все же иезуитский орден тогда не был
допущен в нашу страну.
Февральская революция вызвала в Ватикане
противоречивые чувства. Он не был бы Ватиканом —
реакционнейшим политическим центром, если бы его не беспокоил
уже самый факт свержения самодержавия в России:
падение царизма " могло быть предвестником еще более
ошеломляющих событий — это в Ватикане понимали.
Однако такие опасения, разумеется, не помешали ему
воспользоваться тем, что православная церковь
перестала быть господствующей в России, что вместе с
царизмом отошли в прошлое законы, охранявшие
исключительные права и привилегии православной церкви. Впервые
перед Ватиканом возникли столь широкие возможности
расширить и закрепить свои позиции в нашей стране.
Контрреволюционное Временное правительство охотно
завязало с ним дипломатические отношения и направило
к папе Бенедикту XV своего представителя Лысаков-
ского.
Летом 1917 г. в Ватикане организовалось новое
министерство — конгрегация по делам восточных церквей.
Ее задачей было объявлено «воссоединение церквей»,
которое на языке Ватикана, как мы уже знаем, всегда
означает подчинение других церквей власти римских
пап.-Особое внимание обращалось на распространение
униатства. Однако ничего серьезного в этом отношении
достигнуть Ватикану не удалось — помешала Великая
Октябрьская социалистическая революция. В России в
октябре 1917 г. сбылось то, чего больше всего на свете
боялись папские политики,— совершилось событие,
перед которым померкло даже падение царского режима:
народилась на свет пролетарская диктатура.
См. М. Морош кин —указ. соч., ч. I, стр. XII.
239

На это всемирноисторическое событие старый мир
ответил яростным сопротивлением —
контрреволюционными восстаниями, иностранной интервенцией,
террористическими актами, саботажем, клеветой. В лагере
международной реакции достойное место занимал Ватикан, а
среди всех сил католической контрреволюции — орден
иезуитов.
Вокруг Республики Советов — особенно на
территории Польши и прибалтийских государств — быстро
сложились новые центры объединения явных и тайных
агентов Ватикана, собиравшихся там специально затем,
чтобы, улучив подходящий момент, пробраться для
враждебной деятельности в нашу страну, а до тех пор
всячески разжигали за рубежом антисоветскую кампанию
клеветы и активнейшим образом участвовали в
организации интервенции.
Но пробираться тайком в Советскую Россию было
слишком трудно и опасно. Поэтому в 1922 г. Ватикан
решил воспользоваться голодом в ряде областей нашей
страны и попытаться заслать к нам своих агентов
легально. Несколько групп таких агентов (среди них иезуиты)
обосновалось тогда в Крыму, Ростове-на-Дону и в
Москве под видом миссии для организации помощи
голодающим. Руководил ею матерый разведчик под маской
ученого — американский иезуит^Уолш.
Разумеется, «помощь» голодающим оказывалась в
ничтожных размерах,— лишь бы у властей не возникало
подозрений о настоящих намерениях и целях папской
миссии. Зато обнаглевшие иезуиты завязывали связи с
внутренней контрреволюцией,, сеяли провокационные
слухи, вербовали шпионов и шпионили сами. Так было
нарушено обязательство не вмешиваться в политическую
жизнь страны, данное членами миссии советскому
правительству перед приездом в Россию. И правительство
потребовало отозвать иезуита Уолша К Однако прибыв-
1 Имя иезуита Уолша и после не раз мелькало в хронике
антисоветских выступлений католических церковников за рубежом.
Так, в 1929 г. он произнес в Вашингтоне речь, в которой уговаривал
правительство США не вступать в дипломатические отношения с
Советским Союзом. В годы второй мировой войны он был яростным
противником военного сотрудничества США с СССР.
240

ший на смену другой католический поп — Герман — не
только не прекратил, но еще и усилил враждебные
действия ватиканской миссии. За это вся она была в 1924 г.-
выслана из России. Козням иезуитов, таким образом, был
тогда положен конец.
Зловещая тень «Общества Иисуса» не раз мелькала в
те годы во время расследований многочисленных
преступных действий католического духовенства в Советской
России. Так, подрывной деятельностью Ватикана в
Грузии в 1921—1924 гг. руководила неаполитанская
провинция иезуитского ордена, которая опиралась на
антисоветские организации грузинских меньшевиков. Дело
могилевского архиепископа барона Роопа,
приговоренного к расстрелу с заменой высылкой за пределы страны,
дело другого католического попа — английского шпиона
Буткевича, дело ленинградского архиепископа Цепляка,
дела контрреволюционных ксендзов на Украине (Ловей-
ко, Жилинского, Скальского, Федукевича и других) —
все такие судебные процессы тоже срывали завесу,
которою старался прикрыть свою гнусную деятельность
иезуитский орден, все более и более специализировавшийся
на «антикоммунизме» и постоянно изобличаемый как
вдохновитель и организатор антисоветских преступлений.
История международной католической
контрреволюции неразрывно связана с именем одного из подлейших
иезуитов — аббата Мишеля д'Эрбиньи.
Выходец из семьи крупного финансиста, француз по
происхождению, он, как всякий «порядочный» иезуит,
был космополитом. Образование он получил в
Ирландии — старинном оплоте католической церкви. Там он
приобрел очень основательное знание многих языков,
особенно русского: иезуитский орден с давних пор, еще до
революции, предназначал своего питомца для засылки
в Россию.
Первый раз д'Эрбиньи приезжал в Советскую Россию
$в 1925 г. Плодом этой поездки была его клеветническая
книжка «Крест под советской звездой». Встреченная с
негодованием честными людьми, она вызвала
восхищение в Ватикане. Тотчас же там стали готовить его вторую
поездку в Советский Союз. Д'Эрбиньи, тогда еще простой
монах, был по указанию папы Пия XI посвящен в
епископский сан; церемонию посвящения совершал в
16 Д. Е. Михневич
241

Берлине папский- нунций Пачелли — давний друг и
покровитель иезуитов, нынешний папа Пий XII.
Цели этой поездки Ватикан старательно покрывал
тайной. В полном согласии с правилами ордена, которые
разрешают иезуитам в интересах церкви скрывать свою
принадлежность к «Обществу Иисуса», д'Эрбиньи
отправлялся в Россию под видом светского лица. Боясь, как
бы не разгласилось преждевременно известие о
посвящении этого иезуита в епископы, Пачелли совершил над
ним обряд втихомолку, в собственной капелле уже после
получения от советского полпредства визы на въезд
д'Эрбиньи в СССР.
Эта церемония посвящения была устроена затем,
чтобы ставший епископом и облеченный особыми
полномочиями д'Эрбиньи мог в свою очередь тайно сделать
епископами наиболее скомпрометированных католических
церковников в СССР. В Ватикане рассчитывали, что
столь «высокий» сан поможет новоявленным князьям
церкви избегнуть заслуженной кары, если их
контрреволюционные действия привлекут внимание советских
властей. Кроме того епископы в России нужны были
Ватикану для посвящения новых ксендзов.
Свое поручение иезуит д'Эрбиньи выполнил: он тайно
посвятил в епископы четверых католических иерархов
и возвратился в Рим, где принялся сочинять новую
антисоветскую книжку.
Нужно попутно сказать, что свежеиспеченные
епископы вскоре попались на контрреволюции и, разумеется,
предстали перед судом. Это было тяжелым провалом
ватиканских антисоветских провокаторов. Недаром в
1930 г., объявляя «крестовый поход» против СССР,
папа Пкй XI в своем послании особенно злобствовал
из-за заслуженного осуждения советским судом двух
таких епископов — Фризона и Слоскана.
Незадолго до «крестового похода» д'Эрбиньи написал
еще одну клеветническую книжку — об атеистическом
движении в Советском Союзе. Можно ли после этого
удивляться, если он стал в Ватикане признанным
«специалистом по русским делам»? Когда Ватикан по
инициативе ордена иезуитов организовал свой официальный
центр антисоветской деятельности — так называемый
Восточный институт, епископа д'Эрбиньи назначили его
242

первым начальником. Этого же иезуита папа Пий XI
поставил во главе ^«Руссикума» — специальной школы
шпионов для засылки в СССР — и созданной в 1931 г.
особой «Комиссии по делам России» («Про Руссиа») *.
Из всех этих очагов реакции наиболее известен «Рус-
сикум». Он был учрежден в 1929 г. Средства на его
содержание собирались среди капиталистов разных стран
предварительно несколько лет и достигли очень крупной
суммы. «Учащихся» набирали предпочтительно из
русских; это были белоэмигранты, ненавидевшие бывшую
родину и мечтавшие о том, чтобы любой вредительской,
шпионской- и диверсионной деятельностью отомстить
революционному русскому народу. Недаром помощником
первого директора «Руссикума», иезуита д'Эрбиньи,
папа назначил князя Волконского — русского
эмигранта, который из православия перешел в католичество и
охотно принял бы любую веру, лишь бы только она давала
возможность вести антисоветскую работу — тем более,
что за это щедро платили.
Со временем «Руссикум» открыл свое отделение в
хХарбине — тогдашнем центре дальневосточной белагвар-
дейщины.
В наше время римским «Руссикумом» руководят два
иезуита, выходцы из Австрии — Швейгль и Веттер2.
Собственно, они являются заместителями французского
иезуита де Режи, который одновременно начальствует и
в «Руссикуме» и в комиссии «Про Руссиа».
«Руссикум» является сборным пунктом связанной с
Ватиканом белогвардейщины и всевозможных
контрреволюционеров, которым иезуиты помогли бежать из стран
народной демократии за границу и которых обучают
1 Д'Эрбиньи при загадочных обстоятельствах умер в 1948 г.
«...Этот видный прелат покончил самоубийством в Риме после
долгой опалы, в течение которой он был заключен в один из
люксембургских монастырей. Много месяцев самоубийство скрывали, лишь
в конце 1948 г. объявили, что «бедный епископ» сошел с ума.
Иезуиты не дали этому самоубийству другого объяснения. Однако не
следует ли поставить его в связь с исчезновением секретаря моноиньора
д'Эрбиньи, аббата Александра Дебнера, унесшего с собой
портфель с документами чрезвычайной важности?» (К. С а га и с1 у —
«Ь'ЕдНзе, 1е согштшшзте е! 1ез сгё^епз». Паршк, 1949, стр. 186).
- Повидимому, этот самый Веттер написал вышедшую уже двумя
изданиями клеветническую книжку «Советский диалектический
материализм», о которой мы упоминали на стр. 77.
243
16*

шпионскому ремеслу.I Руководит этим обучением
украинец-иезуит Коваленко.
Мы только что упоминали о «крестовом походе». Это
была очередная антисоветская кампания Ватикана,
проведенная под иезуитской режиссурой.
9 февраля 1930 г. папа Пий XI опубликовал свое
послание к кардиналу Помпили, полное бешеной
антисоветской клеветы. В заключение, с чисто иезуитским
ханжеством выражая свою крайне неожиданную «любовь» к
только что бесстыдно оклеветанному им русскому
народу, глава католической церкви назначил на 19 марта
торжественное богослужение в римском соборе св. Петра о
«прощении столь великих и тяжких прегрешений» и о
«спасении» «возлюбленного русского народа».
Даже приведенный нами в этой книжке очень
краткий, неполный обзор бесчисленных преступлений
католической церкви против коренных интересов народов нашей
страны убеждает в том, что дружба с иезуитами не
прошла для «святейшего» Пия XI даром: он вполне
научился у них выдавать черное за белое, извечную ненависть
Ватикана к России — за любовь и дружбу к ней.
Глава католической церкви, конечно, остерегался
открыто призывать империалистов к вооруженной
интервенции в СССР; он понимал, что, кроме реакционного
духовенства, есть еще сотни миллионов рядовых
католиков-трудящихся, чья любовь к советскому народу
сплошь и рядом крепче их связей с церковью.
Неосторожно поторопившись объявить о своих политических целях,
Ватикан мог бы повредить лишь себе, своему авторитету
у верующих. Поэтому Пий XI «только» призвал к
«крестовому походу молитв», напомнив, что такого рода
«примеры, данные Римом», уже находили «подражание в
подобных конференциях и собраниях в Лондоне, Париже,
Женеве, Праге и других городах».
Но что же означало это по существу, как не призыв
развернуть под флагом «защиты религии» массовую
международную кампанию католической церкви против
СССР, социализма и коммунизма? Так и было всюду
понято это папское выступление. «Крестовый поход молитв»,
действительно, стал ожесточенной идеологической,
пропагандистской кампанией; так Ватикан участвовал в
подготовке замышлявшегося военного похода империа-
244

листов на Советскую страну. В этом'гнусном деле
объединились английские, американские, французские,
польские и прочие военные промышленники со своими
прихвостнями — Форд и Детердинг, «твердолобые»
консерваторы, английские, германские и прочие
социал-демократы, а также реакционная верхушка самых
разнообразных религиозных организаций — католических,
православных (эмигрантских), мусульманских, сектантских и
других, забывших на время взаимную грызню, чтобы
вложить и свою долю усилий в подготовку вооруженного
нападения империалистических захватчиков на СССР.
Несмотря на поднятую мировой реакцией шумиху,
«крестовый поход» потерпел полную неудачу.
Антисоветские молебствия, устроенные в разных странах, вызвали
резкий протест в самых широких массах пролетариата
и вообще у всех честных людей. Не помогло папским
организаторам «крестового похода» и содействие наиболее
опытных иезуитских клеветников.
Особенно надрывался в те дни в своей бешеной
антисоветской злобе известный немецкий иезуит Фридрих
Мукерман, автор многих брошюр, статей и проповедей, в
которых он старался смешать с грязью и оплевать
лучшие идеалы передовых людей мира, оклеветать великий
Советский Союз, коммунистические партии,
экономические, политические и культурные преобразования в
нашей стране. С особой ненавистью писал Мукерман об
успехах безбожия среди советских людей. Повторяя
избитые, всем надоевшие и давно опровергнутые вымыслы
о мнимом гонении на религию в СССР, Мукерман, как
и другие иезуитские писаки, старался запугать немецкого
обывателя и посеять разлад в рабочем классе — отвлечь
его внимание от классовой борьбы с капиталистами и с
назревавшей угрозой фашистского переворота в сторону
второстепенных, религиозных вопросов и ослабить
интернациональную солидарность пролетариата.
Лютая, хотя и бессильная злоба Мукермана
объяснялась до известной степени тем, что он еще в начале
революции, находясь в Советской России, был пойман с
поличным в антисоветских делах.
\ В 1931 г., через год после «крестового похода», в речи
на XI пленуме Исполкома Коминтерна вождь немецких
коммунистов Эрнст Тельман разоблачал гнусную клевет-
245

ническую деятельность этого иезуита: «От этого бесстыд
ного субъекта несколько раз требовали, чтобы он
представил доказательства правильности этих утверждений.
Он сначала ссылался на Рехберга, затем на офицеров
английской военной миссии Гедлея и Татбурга, а
последние — опять-таки на агентов английского
информационного бюро. Эта бесстыдная фантазия
антибольшевистского лжеца была заклеймена нашей прессой. Но таков
брызжущий ядом язык всех наших правительственных
партий, таков язык той партии, которая ежедневно
идеологически подготавливает войну, руководствуясь
воззванием папы для крестового похода на СССР» К
«Крестовый поход» был ответом католического отряда
мировой реакции на укрепление советского строя, на
победу политики индустриализации СССР и на успешно
развертывавшуюся в нашей стране ликвидацию
кулачества как класса на основе сплошной коллективизации
сельского хозяйства.
Провал «крестового похода», однако, ничему не
научил оголтелых реакционеров и мракобесов Ватикана.
В последующие годы в этом иезуитском гнезде
антисоветская деятельность усиливалась и разнообразилась по
мере того как разветвлялась ватиканская разведка,
занимавшая все более видное место среди
империалистических орудий подготовки второй мировой войны.
Несмотря на умение иезуитов прятать концы в воду, в печати
предвоенных лет нередко появлялись сообщения об их
подрывной «работе». В сущности, вредоносную
деятельность «Общества Иисуса» разоблачает в наше время
любое известие о реакционной политике Ватикана,
потому что вся она вдохновляется, а в значительной мере и
осуществляется именно иезуитами.
Все огромные денежные и прочие материальные
ресурсы, все кадры католической церкви, все ее
организации и средства пропаганды мобилизованы Ватиканом для
выполнения этих иезуитских планов. Иезуиты не хотят
показываться перед народами в гнусном обличьи врагов
мира и демократии; но вершить свои наиболее темные
дела они всегда предпочитали и предпочитают сами.
1 «XI пленум ИККИ. Стенографический отчет», вып, 2. М., 1931,
стр. 198.
246

Когда до начала второй мировой войны оставались
буквально считанные дни, Ватикан, зная это, с
лихорадочной быстротой выдвигал один за другим различные
планы разрешения империалистических противоречий за
счет СССР. Активнейшими организаторами этого
(правда, не удавшегося) сговора империалистов были иезуиты.
Ватикан и до войны и во время войны возлагал
большие надежды на гитлеровскую Германию и всячески
помогал ей. Он был уверен, что военные силы Германии
способны разгромить Советский Союз. Для этого, по
мнению иезуитских политиков, требовалось, чтобы у нее
были развязаны руки на Западе. В таком направлении и
действовала ватиканская дипломатия. О намерении
Гитлера напасть на-СССР папа отлично знал, и он всячески
одобрял этот план, суливший осуществление главной цели
современной папской политики.
Уже после начала второй мировой войны
одновременно с тайными переговорами о соглашении, которые велись
между американо-английскими империалистами и
Гитлером, Ватикан и со своей стороны добивался создания
единого фронта империалистической реакции против СССР 1.
Особую роль в этом играли иезуиты, в частности
тогдашний генерал их ордена граф Ледоховский. Из
послевоенной литературы стало известно, что еще в
конце 1940 г. между германской разведкой и^Ледоховским
велись переговоры о том, чтобы иезуиты помогли
фашистской Германии заключить сделку с ее противниками
для совместной борьбы против СССР. Ледоховский
выразил полную готовность в интересах борьбы с
коммунизмом организовать прежде всего сотрудничество между
иезуитским орденом и немецкой разведкой. Но это, по
его мнению, было бы только подготовкой
«взаимопонимания» Германии и Италии с западными державами
для организации объединенного
европейско-американского империалистического фронта против СССР.
Сотрудничество иезуитов с гитлеровской разведкой,
с эсэсовцами и гестапо, действительно, было теснейшим.
Оно, хотя и не привело к заветной цели — к созданию
единого фронта всех империалистов против СССР, все же
было очень выгодно обеим договорившимся сторонам.
1 «Та^НсЬе КшкЛзсЬаиэ, Берлин, 19 марта 1950 г.
247

Зная о намерении Гитлера напасть своими главными
силами на нашу страну, Ледоховский заблаговременно
условился с германскими военными властями, что
иезуиты будут допущены в качестве «миссионеров» на
оккупированные территории СССР К Вот когда особенно
пригодились антисоветские кадры, которые более десяти лет
усиленно готовились в иезуитских школах диверсий и
шпионажа! И в самом деле, в числе католических попов,
которых оккупанты привезли в своем обозе на Украину,
иезуиты нашли свое место. Так, английский журналист
Паркер писал:
«После освобождения Одессы во французское
посольство в Москве... обратился священник, француз по
происхождению, прося защиты... Выяснилось, что он был
одним из священников из ордена иезуитов,
прикомандированных к германской оккупационной армии в
Восточной Европе по соглашению между Ватиканом и
Риббентропом в 1941 г. У священника был паспорт,
выданный правительством Виши со штампами германских
военных властей» 2.
Военный и политический разгром гитлеровской
Германии доблестной Советской Армией означал также
полное поражение и разгром ватиканской дипломатии.
Вместе со всеми силами мировой реакции, которые прежде
строили свои антисоветские планы и расчеты на
поддержке фашистской Германии, ватиканская иезуитская
дипломатия, разведка — весь аппарат католической церкви
еще в последний период войны ^начал
переориентироваться на союз с наиболее агрессивными
империалистическими, враждебными Советскому Союзу кругами
Америки и Европы. Недаром в совещаниях папы с
представителем американского президента еще в военные годы
участвовал и представитель американских иезуитов Мак-Кор-
мик. Сейчас ватиканская разведка и пропаганда работают
исключительно по заданиям своих заокеанских хозяев.
^! См. М. М. Ш е йя м а « — «Ватикан во второй мировой войне».
М., 1951, стр. 179.
2 Р. Паркер — «Заговор против мира». М., 1949, стр. 1146—147.

Глава И
БРЕСТСКАЯ ЦЕРКОВНАЯ УНИЯ
т
Иезуитский орден ближайшим образом участвовал в
создании униатской церкви и в руководстве ее
деятельностью. Это — одно из тяжких его преступлений против
народов нашей страны.
Униатская (греко-католическая) церковь была
основана в 1596 г. на церковном соборе в городе Бресте по
замыслу римских пап, иезуитов и польских панов.
Значение этого события далеко выходило за пределы чисто
церковных интересов. Король, католическое и
православное духовенство, помещики, горожане и крестьяне —
все классы и прослойки общества были по-своему
заинтересованы в том или ином исходе собора. Одним он
дал возможность сильнее прежнего порабощать и
эксплуатировать народные массы, другим принес еще
большие закабаление, национальный и религиозный гнет.
После заключения Брестской унии пролились на
Украине и в Белоруссии новые потоки народной крови, в
которых не раз захлебывались сами вдохновители и
организаторы униатской церкви.
Обратить серьезнейшее внимание на эти земли,
находившиеся в составе Речи Посполитой, вынудила
Ватикан полная неудача его попыток окатоличить и
политически подчинить себе Русское государство с помощью
прямой дипломатической атаки иезуитов на царя Ивана
Грозного. С тем большей настойчивостью стали папы
строить козни у западных русских границ.
Католическая церковь занимала в польско-литовском
государстве господствующее положение, ее сановники
были приближенными королей и заседали в высших
учреждениях страны. Нунция (папского посла) окружали
249

особым почетом, без совета с ним не предпринимались
никакие серьезные государственные дела. Католические
польские епископы принадлежали к аристократии, были
богатейшими магнатами-крепостниками. Русское
государство они ненавидели вдвойне: и как влиятельные
представители агрессивного панства и как князья
католической церкви.
Чтобы покорить, окатоличить или хотя бы принудить
к политической и религиозной унии Русское государство,
у панов и епископов были руки коротки; тем тяжелее
пришлось русским, украинским и белорусским людям,
жившим в польско-литовском государстве, которое
поглотило Белоруссию и Украину, а также некоторые
западные районы России.
Таким образом, на юге и западе от нашей страны в
ближайшем соседстве с нею находились угнетенные
народы, которые общностью происхождения и исторического
развития, а также в культурном, религиозном отношении
и по языку были кровно связаны с русским народом и
стремились объединиться с ним с тем большей силой, чем
мучительнее было шляхетское иго.
Хорошо знавший положение в польско-литовском
государстве иезуит Антонио Поссевино, о котором у нас
уже не раз шла речь, писал, что живущие там русские
«упорно держатся греческого исповедания, хотя имеют
господ католиков... Жители этих областей, приверженные
к своим единоверцам, москвитянам, публично молятся
о даровании им победы над поляками» К Но дело не
ограничивалось молитвами. Поссевино умалчивал о
главном: в Речи Посполитой в те времена кипела
освободительная борьба угнетенных народов против феодального
ига и чужеземных поработителей, и главной, решающей
силой в этой борьбе было крестьянство. Эта борьба
находила широкий отклик и сочувствие среди польского
крестьянства, страдавшего от гнета польских феодалов.
Многострадальные украинские и белорусские
крестьяне были жестоко угнетены «своими» помещиками и
православными попами, особенно же монастырями;
однако еще более свирепыми угнетателями были поль-
1 См. С. Дахнов'ич — «Иезуит Антоний Поосевин» («Труды
Киевской духовной академии», 1865, т. Т, стр.. 265).
250

ские и литовские крепостники *. Католические
церковники разжигали в них презрение и ненависть к
порабощенному украинскому и белорусскому крестьянству
не только как к «хлопам» и «быдлу», но и как к
«еретикам», «врагам истинной веры». Католические монастыри-
крепостники были наихудшими эксплуататорами крестьян
(разумеется, и украинских, и польских).
Кроме того, в стране происходили жесточайшие
религиозные гонения: подстрекаемая ксендзами шляхта
грабила и разоряла православные церкви, всячески
издевалась над православным духовенством и мирянами.
В ответ на такие бесчинства украинские и белорусские
крестьяне и казаки во время своих многочисленных
восстаний громили не только замки магнатов, но и костелы.
Освободительную борьбу они вели обыкновенно под
лозунгом защиты православия.
Нужно заметить, что православные церковники
объясняют это обстоятельство «превосходством» православия
над католичеством. Мы не имеем возможности приводить
здесь много фактов, опровергающих этот вымысел.
Заметим, впрочем, что он рассеивается уже одной только
ссылкой на одинаковую социальную сущность обеих
религий: в равной мере, каждая по-своему, они являются
«опиумом народа».
Православие было орудием укрепления классового
господства «своих» — украинских и белорусских —
феодалов; как всякая религия, оно несло порабощенному
народу обманчивое утешение, обещало загробные награды
за земные муки, требуя обычного «аванса» — терпения и
смирения перед всякими — и «своими» и «чужими» —
эксплуататорами. К тому же и сама православная
церковь, как мы только что отметили, была крупнейшим
феодалом: ее высшее духовенство и монастыри владели
1 Сами паны не могли скрыть того, что, как писал один из них
в XVI в., «азиатские деспоты во всю жизнь не замучат столько
людей, сколько их замучат каждый год в свободной Речи Посполитой».
Тогда же такое признание вырвалось и у влиятельного иезуита
Петра Скарги, который писал: «Нет государства, где бы подданные
и земледельцы были так угнетены, как -у нас под беспредельной
властью шляхты» (см. Н. И. Костомаров — «Богдан
Хмельницкий».. СПб., 1904, стр. 29—32). Разумеется, говорилось это только
для своих, в пылу раздоров, не прекращавшихся в господствовавшем
классе.
251

обширными землями, множеством сел и целыми городами,
распоряжаясь имуществом и судьбой трудящегося
народа.
Вполне понятно поэтому, что во время
непрекращавшихся крестьянских восстаний на Украине и в
Белоруссии народный гнев обрушивался подчас и на
православных церковников-феодалов. Что же касается
православной религии как особого вероучения с собственной
богословской казуистикой, то нелепо было бы думать, что
народные массы хоть сколько-нибудь могли в ней
разбираться и находить какие-то преимущества перед
столь же невразумительным вероучением католической
церкви.
Объяснения надо искать в ином: как и повсюду было
в средние века, культура украинского и белорусского
народов неизбежно имела тогда известную религиозную
окраску; борьба с чужеземными
поработителями-феодалами, к тому же исповедывавшими и насильственными
мерами насаждавшими другую религию, столь же
неизбежно принимала в сознании народных масс характер
борьбы религиозной.
Чтобы понять это, нет нужды предполагать, будто
православное вероучение отличается в сравнении с
католическим какими-то «достоинствами» или «заслугами».
Более того: хотя в тогдашних условиях религиозные лозунги
в известной мере помогали сплочению масс на
освободительную борьбу, здесь же открывалась и слабая
сторона народного движения — религиозными
предрассудками подчас заслонялись действительные, важнейшие цели.
Религиозный характер этих лозунгов был особенно
выгоден православным светским и духовным феодалам,
которые внушали «своему» крестьянству, что с ними,
угнетателями, надо жить в мире, ведь они же — «братья по
вере»!
Польские паны и католические церковники пытались
искоренить православие и насадить католицизм,
разумеется, тоже не из отвлеченных богословских
соображений: они рассчитывали, что окатоличеиие поможет им
окончательно поработить и денационализировать
украинцев и белорусов. Не хуже украинских феодалов они
знали, что гнет единоверцев закрепощенные крестьяне
переносят покорнее: духовенство умеет внушать, что великий
252

грех поднимать не только руку, но даже голос против
тирании помещика — «своего брата-католика».
Немаловажным последствием окатоличения
православных феодалов должно было стать их полное
политическое сближение с господствующим классом
Польши и полное подчинение ему; с помощью окатоличенных
украинских и русских помещиков польским магнатам и
шляхте легче было бы закабалять крестьян.
Паны и Ватикан мечтали, что в этих условиях
украинцы и белорусы скоро забудут свою славную
историю и богатую культуру, перестанут считать
единокровный великий русский народ своим старшим братом,
защитником и союзником и возлагать на него надежды в
освободительной борьбе, не будут стремиться к
государственному воссоединению с ним. Тем самым не только
упрочилась бы власть польско-литовских феодалов, но и
был бы причинен Русскому государству серьезный
политический ущерб.
Осуществить этот план полностью было невозможно:
как показал исторический опыт, попытка повсеместного
открытого и последовательного искоренения православия
в Речи Посполитой неминуемо привела бы к таким
грозным восстаниям православных крестьян и казаков, что все
государство было бы потрясено до основания.
Понадобился обходной путь — и он нашелся: это
была уния.
Потребовались организаторы и исполнители этого
черного дела — нашлись и они: это были иезуиты.
Уния была полумерой, но вынужденные
удовлетвориться ею паны и иезуиты все же надеялись извлечь
немалую пользу из возникавшего благодаря ей раскола
среди украинцев и белорусов: раскол давал
возможность натравливать униатов и православных друг на
друга, разжигать среди них распрю по религиозному
вопросу, мешая объединять силы для борьбы за
освобождение от гнета помещиков и захватнического польско-
литовского государства.
Примерно до середины XIV в. православные в
Литве не терпели религиозных притеснений. Старое
литовское язычество было пережитком уже пройденного
этапа общественного развития. Христианская религия
русского населения соответствовала развивавшимся и в Литве
253

феодальным отношениям. Православие
распространялось среди литовцев — ив народе и в правящей
верхушке (до конца XIV в. в Литве было шестнадцать
православных князей). В этих землях быстро прививались
русское право и русский язык1; важнейшие
государственные документы Литвы писались тогда по-русски.
Католичество долго не имело в Литве никакого
распространения; больше того, пробиравшиеся туда с
запада католические монахи нередко становились жертвами
жестокой расправы. Это и понятно: ведь под знаменем
католицизма выступали враги литовского и русского
народов — «псы-рыцари»; под этим знаменем шла
немецко-папская агрессия на восток2.
Так обстояло дело до тех пор, пока литовские князья
не стали искать сближения с польскими королями и тем
самым не открыли Ватикану широкой дороги в Литву.
Сразу же начались попытки насильственного
«воссоединения» католической и православной церквей под
ватиканским главенством.
Первым настойчиво взялся помогать римским папам
в этих попытках литовский великий князь Ягайло
(правил с 1377 г.), который вначале был православным, но
затем, в 1386 г., из политических соображений перешел
в католицизм, заключил союз с Польшей и принял титул
польского короля. Он учредил первую католическую епи-
скопию (в Вильно), предоставил католикам Литвы
правовые преимущества, начал строить костелы. В одной его
грамоте говорилось: «Мы рассудили, постановили,
обещали, обязались и по принятии святых тайн дали
клятву всех людей народа литовского обоего пола, в каком
бы они ни были звании, состоянии и чине, к вере
католической и святому послушанию римской церкви
привести, притянуть и всеми способами присоединить...» 3.
Всем русским, не желавшим перейти в католицизм,
Ягайло запретил вступать в брак с католиками и зани-
1 См. Б. Д. Г р е к о в — «Крестьяне на Руси», кн. 1, изд. 2.
М., 1952, стр. 252—253.
2 Какие ужасы несла она с собой, показывают старинные
летописи, например сочинение Генриха Латвийского «Хроника
Ливонии» (см. русское издание 1938 г.).
3 М. К о я л о в и ч — «Литовская церковная уния», т. 1. М., 1859,
стр. 8.
254

мать государственные должности. Католическое
духовенство получило при нем места в сенате. Православных
третировали как вероотступников.
Понятно, что религиозная дискриминация возмущала
украинское и белорусское население. Все еще хорошо
помнили восстание, происходившее в Польше в- 1370 г.,
при короле Казимире III, который тоже притеснял
русскую культуру и православие. Тогда украинское
население Галичины разрушало костелы и истребляло
католиков, пока полки венгерского короля не задушили это
народное движение. К такому же взрыву шло дело теперь
в Литве. Опасаясь этого, Ягайло бывал вынужден
смягчать свою политику окатоличения, но не оставлял
ее. Напротив, католическому Констанцскому собору
(в 1415 г.) он торжественно обещал обратить в унию
всю Литву.
Однако об унии и слышать не хотели православные
массы, которые составляли огромное большинство в
стране и оказывали сильнейшее давление на свое
духовенство; с унией ничего не получалось ни у Ягайлы, ни у
его ближайших преемников. Особенно скверно сложилась
обстановка для католического лагеря в первой половине
XVI в., когда в Польше и Литве сильно отозвались
происходившие в Западной Европе реформационные движения.
Главной причиной реформации в Польше й Литве
было желание феодалов побольше урвать себе от
богатств и прав разжиревшей католической церкви.
Протестантизм (преимущественно в форме кальвинизма) быстро
распространялся среди дворян.
Но скоро выяснилось, что ослабление католической
церкви не может безнаказанно пройти для самих
светских феодалов. Ее авторитетом всегда освящалось их
классовое господство, и ударами по этому авторитету
подрывались позиции всего класса феодалов; с
распространением протестантизма неизбежно был связан рост
демократических настроений,— и вот, добившись
известных уступок со стороны католической церкви, паны и
шляхта вновь принялись укреплять эту свою веками
испытанную опору.
В 1565 г. по настойчивым советам влиятельного
кардинала Гозия король Сигизмунд II призвал в Польшу
иезуитов. Страх -перед новым чрезмерным усилением
255

католической церкви побудил было некоторых
представителей шляхты потребовать изгнания из страны самого
кардинала Гозия; но эту запоздалую оппозицию легко
утихомирили.
Иезуиты пропагандой и террором скоро приглушили
деятельность протестантских очагов в Польше. При
помощи иезуитов стал крепнуть и польско-литовский
политический союз.
В 1569 г. сейм в Люблине провозгласил объединение
Польши «и Литвы (Люблинская уния). Роль Польши в
этом искусственно образованном многонациональном
государстве была преобладающей. Находившиеся в
составе Литвы украинские земли подпали под власть
польских панов. Католическая церковь получила такие
возможности для проникновения в массы православного
населения, каких никогда не имела прежде. Поэтому вме- •
сте с усилением феодальной эксплуатации сразу приобрел
невиданную остроту религиозный вопрос. Усилились
враждебные Русскому государству выступления
правительства Польши, которую Ватикан всегда рассматривал
как плацдарм для агрессии на восток.
По расчетам Ватикана, экспансия Польши на восток
должна была привести к искоренению последних следов
реформационного движения в этой стране; так как,
несмотря на резкий спад реформации, шляхта и магнаты
все-таки не переставали зариться на церковные
богатства, в Ватикане надеялись, что после захвата
территорий Руси выгоды от безудержной эксплуатации русских
крестьян заставят феодалов Польши отказаться от
всяких поползновений на земли католической церкви.
Дальнейший ход событий показал, что в этих расчетах
Ватикан не ошибся.
Тотчас же после Люблинской унии иезуиты, уже
успевшие прочно обосноваться в Польше, начали бешеную
пропаганду также в Литве. В 1577 г. один из них —
имевший большой вес при дворе и известный своим
красноречием проповедник Петр Скарга — выпустил
книгу «О единстве церкви божьей», в которой всячески
приукрашивал перед православными идею унии с
католической церковью.
Позиции католицизма особенно укрепились, когда
королем польско-литовского государства стал Стефан Ба-
256

торий (правил с 1576 по 1586 г.), который, перейдя
подобно Ягайле в католицизм, стал всячески
покровительствовать «Обществу Иисуса». Он любил
повторять: 81 поп еззет гех, ]сзиИа еззет 1, т. е. «если бы я
не был королем, то был бы иезуитом». Их виленскую
коллегию он уравнял в правах со знаменитым
Краковским университетом и превратил в академию, Баторий
позволил повсюду строить иезуитские коллегии и
освободил их от уплаты налогов.
Еще более усилились гонения на православие и
протестантизм 2. В 1577 г. католические церковники Польши
демонстративно объявили, что они принимают к
руководству решения Тридентского собора, которые, как мы
знаем, были вдохновлены и сформулированы иезуитами.
В разных городах Баторий отнял у православных
общин и передал иезуитам десятки церквей. Так, в
Полоцке иезуиты благодаря ему захватили все семь
православных монастырей и восемь церквей с землями и другим
имуществом. Многие православные вельможи, изменяя
своему народу, перешли тогда в католичество.
С 1587 до 1632 г. царствовал Сигизмунд III —
воспитанник иезуита Варшевицкого, ректора виленской
иезуитской академии. Упомянутый Скарга стал духовником
этого короля. Сигизмунд недаром называл себя «иезуитским
королем». При нем угнетение украинского и белорусского
народов и католическая реакция развернулись во всю
силу. Именно в его правление и произошла Брестская
церковная уния.
Что же помогло осуществиться этому иезуитскому
замыслу, если широчайшие массы населения всеми
силами противились ему как серьезнейшей угрозе своему
существованию? Это объяснит нам позиция, занятая пра-
1 Н. Н. Любович — «К- истории иезуитов в литовско-русских
землях в XVI в.». Варшава, 1888, стр. 28. #
2 Для этого Баторию очень пригодились его друзья-иезуиты,
которых он использовал также как свою агентуру в захваченных
русских районах. Польский хронист Р. Гейденштейн писал, что
в войне 1578—1582 гг. против Руси Баторий поселил в занятом
русском городе Суше (близ Пскова) иезуитов, в которых «одобрял
благочестие и ревность в деле отклонения людей от заблуждений»
(«Записки о Московской войне», СПб., 1889, стр. 75). Какие ужасы
религиозной и национальной травли называл -иезуитским
благочестием католик Гейденштейн, мы не раз увидим в этой главе.
1 7 Д. Е. Михневич
557

вославиыми вельможами и верхушкой православного
духовенства.
Насколько непримиримо относились к панско-иезуит-
екой террористической религиозной политике народные
массы, настолько же охотно поддерживали ее многие
литовско-русские феодалы. Они защищали только свои
узкоклассовые интересы, расходившиеся с интересами
украинского и белорусского народов, рвались к власти,
привилегиям, уравнению в правах с польской
католической шляхтой; оставаясь православными и
противодействуя унии, они достигнуть этого не могли. Они считали
также, что католическая церковь не меньше
православной была бы способна помочь им в борьбе с
крестьянскими движениями против помещичьей эксплуатации.
Что касается высшего православного духовенства, то
и оно было развращено богатством и бесконтрольной
властью. Переход в унию был также и для него
средством к тому, чтобы сблизиться с правящей польской
верхушкой, приобрести новые права, сулившие почесте
и золото.
В Литве и Польше существовал так называемый
патронат О'из ра1;гопа1:и5): всякий феодал полновластно
распоряжался находившимися на его землях церковными
учреждениями. Главными феодалами были короли. Они
раздаривали церкви и монастыри; имея право лишь
утверждать епископов, короли прямо назначали их;
например, известно, что по своему капризу Баторий сделал
епископами двух мирян, а однажды наделил важным
православным духовным саном католика! Польский
король Сигизмунд-Август в 1551 г., еще при жизни
киевского митрополита Макария, выдал своему
приближенному Белькевичу формальную гарантию на получение
места митрополита, как только Макарий умрет. Бель-
кевич был светским человеком. Монашество он принял
уже после того как стал митрополитом (под именем
Сильвестра). В 1588 г. Оигизмунд III предоставил
Мстиславский Онуфриев монастырь в пожизненное
пользование князю Озерецкому-Друцкому — человеку тоже явно
светскому («который на стан духовный удати ся хочет» !,
1 «Акты, относящиеся к истории Западной Росши», т. IV. СПб.,
1851, стр. 10.
258

т. е. еще только собирается перейти в духовное сословие,
как откровенно говорилось в королевской грамоте).
Случалось, что к настоятелям монастырей и
епископам являлись знатные миряне, предъявлявшие
королевские грамоты на занятие того же места,— и хорошо еще,
если не было нескольких претендентов сразу. Выдвориз
незадачливого предшественника (подчас силой оружия),
новоиспеченный иерарх мог годами извлекать из своей
должности доходы, даже не принимая духовного сана.
В числе настоятелей Коложского Борисоглебского
монастыря в Гродно в 1560—1580 гг. были назначенные
королем два мирянина из местных чиновных лиц; оба они
до самой смерти не удосужились стать монахами.
Феодалы крепко держали в руках свои церкви,
монастыри и духовенство, назначали и смещали священников;
чтобы поправить денежные дела, закладывали,
перезакладывали, меняли и отдавали на откуп церкви наравне
с винокурением, корчемством и т. д. Известно много
случаев аренды православных церквей
поляками-католиками, а один старинный документ рассказывает о передаче
церкви в аренду еврею ].
В конце XVI в. во владениях православного князя
Константина Острожского, состоявших из десятков
городов и многих сотен деревень, находилось больше
600 церквей с огромным причтом. Немудрено, что он —
мирянин, воевода — считался «столпом» и «охранителем»
православия; в этом смысле его признавали и король и
константинопольский патриарх.
Епископы тоже принадлежали к числу крупных
феодалов. Отчетами они никому не были обязаны, места
свои занимали пожизненно. Один из тогдашних
обличителей нравов украинского высшего духовенства, галичанин
Иван Вишенский, писал, обращаясь к этим епископам:
«Когда вы нагих одевали? Разве не сами вы обираете
их, из ограды лошадей, овец, волов у бедных подданных
тащите, подати денежные, подати пота и труда с них
вымогаете, бедных живьем обираете, обдираете, мучите,
томите; на работу и в дальний путь безо времени, зимой
1 См. «Собрание историческое» С. В. Лук омского в кн.
«Летопись Самовидца по новооткрытым спискам». Киев, 1878, стр.
371; С. Юшков и др.— «1стор1я Украши», т. I. Уфа, 1943, стр. 212.
259
17*

и летом, в Непогожее время гоните, а сами, как идолы,
на одном месте восседаете, а если когда и придется
такой живой труп на другое место перенести, то в колясках
переносите. А бедные подчиненные день и ночь на вас
работают и горюют... даже простой сермяжки доброй не
имеют, дабы прикрыть свою наготу. Из их пота вы
набиваете себе полные мешки денег... а те, сердечные, не
имеют даже гроша, чтобы соли купить...» К
Из-за церковных должностей шел беспрерывный торг,
суды были завалены тяжбами по таким делам. Когда
какой-нибудь епископ отнимал у другого его владения,
высшему церковному начальству приходилось учинять
суд и расправу. Так, константинопольский патриарх в
1588 г. пригрозил Львовскому «боголюбезному» епископу
Балабану отлучением от церкви, если он не вернет
отнятого другому епископу, который, «ставши перед нами,
оповедал, яко манастырь Жидичинский святаго Николы,
который мел (имел.— Д. М.) [от] славнейшаго его
милости короля собе на выживенье (т. е. для извлечения
доходов.— Д. М.) и ради упокоенья... боголюбезный...
епископ (Балабан.— Д. М.), сотворив вселукавствие,
неправедне и безсловесне восхити от него тот манастырь
и велико в том укривдил его...» 2.
Не редкостью были женатые епископы и даже
настоятели монастырей — отцы семейств, при себе
воспитывавшие своих детей; многие вдовые священники открыто жили
с любовницами. Духовенство отличалось невежеством и
было заражено всеми феодальными предрассудками.
Происходили нескончаемые местнические тяжбы
епископов (например, полоцкий епископ писал Сигизмунду III
о своем владимирском собрате, что тот «хочет вышей
мене... седети, а перед тым предкове его, владыки воло-
димерские, моих предков, владык полоцких, николи
вышей их... не сеживали»3).
Своеобразными организациями, которые немало
полезного сделали в освободительной борьбе, были так
1 И. Ф 'ран.к о — «Иван Вишежжий» (Избранные сочинения,
т. V. М., 1946, стр. 141—142).—Слова «подданные» и «подчиненные»
означают здесь «крепостные».
2 «Акты, относящиеся к истории Западной России», т. IV. СПб.,
1851, стр. 6—7.
3 Там же, т. II. СПб, 1848, стр. 85 и 375—377.
.260

называемые братства. Они давно возникли в городах как
организации для благотворительности и совместных
трапез, а в XV—XVI вв. стали серьезно влиять на
подбор духовенства и на его деятельность, причем нередко
вступали с ним в конфликты.
Братства были центрами культурной жизни
белорусского и украинского народов. При них находились
школы и типографии. В Вильне, Заблудове, Львове и
Остроге в братских типографиях одно время работал русский
первопечатник Иван Федоров. В 1586 г. во Львове
открылась при одной из церквей выдающаяся школа
славянского и греческого языков, а при ней — типография
«писма словенского и грецкого». Это было вскоре после
Люблинской унии и всего за десять лет до Брестской, в
условиях безудержной национальной травли и гнета
польских панов.
Что же до «боголюбезных» епископов, то они видели
в братствах лишь помеху своему произволу, всячески
старались обессилить и уничтожить их.
Презирая свой народ, выше всего ставя собственные
классовые и личные интересы, своевольные и
нравственно разложившиеся епископы легко поддавались
вкрадчивой иезуитской пропаганде в пользу церковной унии, как
поддались со временем Сапеги, Вишневецкие, Сангушки
и многие другие крупные светские феодалы (в том числе
и пресловутые «столпы православия» — князья Острож-
ские), которые также изменили своему народу и
переходили в унию, а то и сразу в католичество. Но действовать
епископам-отступникам еще долго приходилось
осторожно, чтобы не обострять отношений с теми патронами-
князьями, которые не хотели или не решались порвать с
православием. Тем больше боялись епископы народа:
проявить перед ним склонность к унии было бы все
равно, что признаться в измене его коренным интересам.
В 1589 г., остановившись проездом в Киеве,
константинопольский патриарх Иеремия за многие провинности
низложил тайного приверженца иезуитов —
православного митрополита Онисифора Девочку (чрезмерной
склонностью последнего к женскому полу объясняется это
красноречивое прозвище). Украинские епископы,
привыкшие жить независимо от патриарха, всполошились;
Иеремия же, не утомлявший их прежде посещениями, на
861

сей раз не ограничился репрессией против митрополита:
архимандрит одного монастыря был тогда же лишен им
сана «по вине убийственного дела»; заслуженного
наказания ждал и большой мастер по части «вселукав-
ствий» — луцкий епископ Кирилл Терлецкий, обвиненный
-в распутстве и слывший также убийцей, укрывателем
воров и фальшивомонетчиком. Переполох был большой.
После приезда Иеремии и начались секретные
совещания епископов об унии. Конечно, последних толкала
на это не столько боязнь патриаршего гнева, сколько
своекорыстие, разжигаемое давлением польских правящих
кругов, которые старались усилить разложение
православной церкви.
Митрополитом вместо Онисифора Иеремия «поставил»
тогда же Михаила Рогозу, который имел репутацию
стойкого защитника православия от нападок католиков. Но
патриарх жестоко ошибся; он не знал, что задолго до
того Рогоза принял от иезуитов, своих тайных друзей и
наставников, инструкцию, в которой с грубой лестью <и
щедрыми посулами перемешивались уговоры и скрытые
угрозы и давались подробные советы — как
подготовлять к унии общественное мнение, как устранять
непокорных, обманывать бдительность мирян, приобретать
влияние на духовенство и т. д.
Вот красноречивые выдержки из этой инструкции 1:
«Велика будет радость всех латин, когда они увидят
счастливое совершение столь давно желаемой унии в
правление и при мудрой деятельности столь великого
пастыря. Не менее блистательно будет, когда вы в
качестве примаса [главы] восточной церкви, находящегося в
польских владениях, будете заседать в сенате рядом с
[католическим] примасом королевства. Но всего этого
решительно нельзя будет достигнуть, пока вы будете
находиться в малейшей зависимости от патриарха,
подчиненного власти язычников2, или иметь с ним сношения.
Потому что, доколе эта связь не будет прервана, дотоле
1 Она приведена полностью в книге: А. Лилов — «О
зловредных действиях езуитов в отношении к православной церкви в России
в конце XVI и в начале XVII века». Казань, 1856, стр. 157—164.
2 С 1453 г. Константинополь находился под властью турок.—
Д.М.
. 262

ни король, ни государственные сословия не в силах
будут исполнить своих намерений относительно веры
восточной и вашего собственного положения...
«Вы имеете в государстве нашем, особенно в Литве,
покровителей, связи и сильную за себя партию; мало
этого: за вас явно вся латинская церковь, которая во время
нужды не откажется оказать вам помощь... Нечего вам
также бояться духовенства и черни. Что касается
первого, то вы можете его очень легко удержать в
повиновении следующим образом: не поставляйте на вакантные
духовные места людей знатных... напротив, поставляйте
людей незнатных, бедняков и таких, которые были бы в
полной от вас зависимости...
«Что касается мирян, особенно простого народа, то,
как вы доселе благоразумно поступали, так и после вам
нужно, как только возможно, беречься, чтобы не подать
им малейшего повода догадаться о ваших намерениях и
целях. Так как от мирян можно опасаться открытого
воинского восстания, то не советуем прямо идти против
них. Напротив, не нарушая тишины, должно стараться
привлечь и расположить к себе различными средствами
умы наиболее неспокойные. Новые обряды не нужно
вводить в церковь вдруг, а изменять мало-помалу старые.
Особенно же не нужно пренебрегать диспутами и
прениями с последователями восточного исповедания и
другими средствами, могущими скрыть следы нашего
намерения, потому что этим можно не только простому
народу, а и дворянству затуманить глаза. Для
дворянских детей должны быть открыты особенные школы; им
не будет также возбраняем доступ ни в латинские
костелы, ни в школы нашего ордена для получения там
полного образования. Слово «уния» должно быть
распространяемо в народе, чтобы заранее подготовить его к
тому ...Что касается особенно духовенства, то прежде
всего ему нужно внушить как главнейшую обязанность не
вступать в союз с еретиками [протестантами] в Литве и
Польше, а, напротив, содействовать латинам к их
истреблению...
«Всего же прочего ожидаем мы от премилосердого
бога, потом — от расположения его величества, в руках
которого находится право раздавать духовные
бенефиции, и, наконец, от ревности сословий государственных,
263

которые имеют право подаванья 1 в своих поместьях и
будут дозволять занятие духовных должностей только
изъявившим согласие на унию... Мы... не замедлим
распорядиться, чтобы члены нашего ордена спешили помочь
общему делу не только своими молитвами, но и
деятельным участием».
Итак, программа действий была разработана и
принята к руководству.
Начиная с 1590 г., соблазненные этими
перспективами епископы и митрополит не раз устраивали тайные
совещания. Наиболее ревностными сторонниками унии
оказались, кроме Рогозы, Терлецкий и владимирский
епископ польский сенатор Ипатий Поцей. Последний был
иезуитским воспитанником. В епископы его произвели
по требованию Сигизмунда III.
Сами иезуиты в этих совещаниях не участвовали,
чтобы не выдать себя. Большую осторожность соблюдали и
епископы. Особенно боялись они, как бы об их планах
унии не узнали раньше времени в Москве. Когда князь
Константин Острожский дипломатично предложил,
чтобы организаторы унии попытались выяснить позицию всей
восточной церкви, и посоветовал Поцею поехать
разведывать обстановку в Москву, тот обиделся и ответил:
«А што мя его милость до Москвы выправует, был бы
там рыхлей [поскорее] под кнутами... з таковым посель-
ством» 2.
После нескольких совещаний Терлецкий и Поцей в
конце концов под диктовку иезуита Скарги написали
письма к королю и папе с согласием на унию, а затем
отправились с визитом в Ватикан.
Условия унии3 «великодушно» оставляли униатам
право сохранить прежние «таинства» и обряды и попреж-
нему пользоваться славянским языком в богослужении.
Соглашаясь на это, иезуиты понимали, что поступать
иначе значило бы обрекать всю затею на провал. Однако
в другом вопросе они оказались несговорчивыми: под их
давлением было записано, что униатская церковь станет
1 То-есть право патроната (см. о нем выше).—Д. М.
2 «Русская историческая библиотека», т. XIX, стр. 76.
3 См М. Коялович — «Литовская церковная уния», т. I М
1859, стр. 141-142.
Ш

справлять свои праздники по новому, грегорианскому
календарю (он незадолго до того был введен для
католических стран папой Григорием XIII). Организаторы унии
знали, что дальнейшее, окончательное окатоличение
униатской церкви было бы сильно облегчено, если бы она
справляла праздники одновременно с католиками.
Униатская церковь обязывалась подчиняться
римскому папе и признавать его верховный авторитет в решении
всех спорных богословских вопросов. В частности, она
принимала католическое «решение» многовекового спора
о НПодие — об «исхождении святого духа».
Наконец, в условиях унии предусматривались
интересы униатского духовенства: говорилось о его
освобождении от налогов, о возведении епископов-униатов в ранг
польских сенаторов и т. д.
Таким образом, все эти условия были очень выгодны
польским панам, Ватикану и униатским церковникам.
Украинцам и белорусам предоставлялось утешаться тем,
что отныне они возвращаются из «схизмы» (раскола) в
лоно «истинной церкви»; а за это требовалась плата —
прекращение освободительной борьбы и безропотная
покорность «своим» и «чужим» феодалам.
Что касается польских народных масс, то введение унии
оказалось бедствием и для них: она была началом
нового, еще невиданного по силе и по размаху обострения
всех классовых, национальных и религиозных
антагонизмов в польско-литовском государстве; она усилила все
и без того огромные тяготы, которые в этой борьбе
перекладывали на плечи своего народа польские паны,
шляхта и католическая поповщина.
Не разбираясь в богословских тонкостях, украинские
и белорусские крестьяне и горожане, а также казачество
сразу поняли главное: признание верховенства папы в
религиозных делах влечет за собой все то, что до сих
пор не удавалось навязать народу силой в политике.
Папство было для него воплощением всего зла, которое
он терпел под игом польской и литовской шляхты.
Вспыхнула борьба и по поводу календаря. Еще
Стефан Баторий пытался насильственно ввести грегориан-
ский календарь в православный обиход, однако народ
всюду оказал этому такое сильное сопротивление, что
король отступил. В новых, особенно усложнившихся
265

условиях введение этого календаря лишь накаляло
политические страсти.
Острота, которою неизбежно отличался тогда
религиозный вопрос, особенно увеличилась после
насильственного введения церковной унии.
Вероятно, организаторы унии действовали бы гораздо
менее решительно, если бы не знали, что о подготовке
ее более или менее известно всем светским «столпам
православия» и что очень многие из них одобряют ее.
Без этого Поцей и его единомышленники, конечно, не
отважились бы на свое черное дело.
Особенное значение имела позиция влиятельнейшего
князя Константина Константиновича Острожского, о
котором только что говорилось. Это был враг Русского
государства, против которого сражался во главе своих
полков в войсках Стефана Батория *; Острожский пригревал
бежавших из Руси изменников — достаточно назвать хотя
бы Андрея Курбского; на землях Острожского укрывался
одно время и Григорий Отрепьев — будущий
самозванец, Лжедмитрий. Недаром Острожскому дружным хором
поют дифирамбы украинские буржуазные националисты.
Общепринятое в буржуазной литературе (и отчасти
отразившееся также в советской) мнение об Острожском
как о пламенном и бескорыстном патриоте идеализирует
его сверх всякой меры. Его «патриотизм» был предатель-
1 В этом он оказался достойным своего отца, который еще раньше
был «покровителем православия» в Литве и тоже не раз обнажал
оружие против русского народа. В русских летописях сохранилась
о старшем Острожском дурная слава—-его называют «врагом
божьим» за клятвопреступление (попав«в плен, он присягнул, что
примет русское подданство; это помогло ему освободиться от
надзора, он бежал обратно в Литву и, оставшись врагом Руси,
в том же духе воспитал сына).
Упомянутый хронист Гейденштейн пишет, что в 1579 г. при
осаде Баторием Полоцка «в числе волонтеров находился Константин,
сын Острожского князя Константина, прибывший с отборнейшим
отрядом всадников...» («Записки о Московской войне», СПб., 1889,
стр. 57—58). В том же году Острожский вместе с сыном Янушем и
несколькими тысячами войска выступил против Руси со стороны
Киева. Гейденштейн сообщает, что они «опустошали страну и вносили
везде ужас», осаждали Чернигов, «грабили окрестные места» и
«разорили всю Северскую землю» (там же, стр. 82—83). Таков-то
был этот «столп -православия» и украинский «патриот»!
266

ством коренных интересов украинского народа.
Богатейший помещик, сенатор, он ближе стоял к польским и
литовским панам, чем к своему народу, и только из
соображений своекорыстной политики считался или делал
вид, что считается с некоторыми требованиями
украинских народных масс, боровшихся за свободу от
чужеземного гнета.
Насколько беспочвенны попытки приукрашивать
Острожского за его мнимый «патриотизм» и «связь с
народом», видно хотя бы из следующего примера.
В начале 90-х годов XVI в. на землях этого магната
развернулось крестьянское и казацкое восстание под
предводительством Косинского. Восставшие громили
города и села Острожского и истребляли его
приспешников. Замки его подвергались той же участи, что и имения
польских помещиков,— восстание имело явный
антифеодальный характер. Среди лозунгов восстания были и
призывы к защите православной религии от панско-иезуит-
ских насилий. Это происходило еще до введения унии.
И Острожский поступил так, как поступали в
подобных случаях все феодалы, классовые враги
поднимавшихся народных масс. По его приказу сын его,
католик Януш, 'выступил против Косинского во главе
украинских феодалов-карателей и вместе с польской шляхтой.
Самый верный путь действительной защиты
жизненных интересов народа — путь к воссоединению Украины
с Россией (к этому призывал и Косинский) — был
ненавистен Константину Острожскому. Лишь почти через
полвека после его смерти победоносное освободительное
движение широких масс народа сломило сопротивление
польских и ополяченных украинских магнатов и достигло
заветной цели — воссоединения Украины с Россией.
Если бы цель церковной унии осуществилась и
окатоличенные украинские народные массы стали
относиться к русским как к врагам, это вовсе не противоречило
бы классовым интересам Острожского и ему подобных.
А потому он втайне был за унию — недаром именно ему
иезуит Скарга посвятил- свое сочинение !, пропагандиро-
1 Острожошй посылал Курбскому какое-то сочинение Скарги —
возможно, это самое. Курбский, очевидно, имел серьезные основания
267

вавшее унию, недаром Острожский был родственником
Ипатия Поцея.
Но, зная, что с народом шутки плохи, Острожский
рассчитал, насколько было бы выгоднее классу феодалов,
если бы унию провозгласила не горстка презренных
продажных епископов, а вся православная церковная
организация Польши и Литвы или, еще лучше, вся
восточная церковь вообще. Поэтому он добивался у
короля согласия на созыв церковного собора с
приглашением представителей восточных патриархов, чтобы тот,
если решится на унию, освятил ее своим религиозным
авторитетом, а заодно спаял бы круговой порукой всех
светских и духовных, католических и православных
организаторов этого антинародного заговора.
Король не соглашался: если бы собор стали готовить
до возвращения Поцея и Терлецкого из Рима с уже
заключенной там унией, народная оппозиция могла бы
преждевременно сплотиться, и тогда свелась бы на нет
вся тайная подготовка к провозглашению унии, столь
ловко проведенная в Польше под руководством иезуитов.
Между тем Терлецкий и Поцей были встречены в
Ватикане с большой торжественностью. Папа Климент VIII
принимал их в частной аудиенции и на собрании
кардиналов; будущие униаты-епископы целовали его туфлю,
присягнули ему, приняли католический символ веры с
Ш^ие, а папа обещал им выхлопотать у Сигизмунда III
места в сенате.
Известие обо всем этом распространилось по Литве
и Украине и вызвало буоное возмущение народа. В числе
других требований восставшее против феодалов
украинское крестьянство и казачество под предводительством
Лободы и Наливайко в это самое время предъявляло
польскому правительству требование охранять
православную веру.
Пока уния еще не была официально провозглашена,
епископы-отступники по совету иезуитов юлили,
отрицали 'свое участие в ее подготовке, писали лживые,
заявления и протесты, чтобы обелить себя перед народом. Так
подозревать Острожекого в склонности к унии, потому что в ответ
прислал ему два возмущенных письма, возвращая эту «книгу, от
сына днавола написанну», «ядов смертельных исполненную» (см.
«Сказания князя Курбского», изд. 3. СПб., 1842, стр. 281—287)
368

поступал, например, Рогоза; он был в числе епискбПОЁ,
тайно награжденных еще в 1595 г. Сигизмундом III за
пособничество унии, но и после того в- письмах к
духовенству и мирянам начисто отрицал свою склонность к
ней !. Столь же двуличен был львовский епископ
Балабан; сперва он подписался под решением группы
епископов об унии, а затем стал отрицать подлинность
своей подписи. С беспримерной наглостью уверял в своей
непричастности к унии даже Поцей, вернувшись из
Рима, где он сам заключал сделку о ней с Ватиканом.
После того как уния была в Риме фактически
решена, Оигизмунд дал согласие на церковный собор.
Собор был созван в Бресте 6 октября 1596 г. Одну
группу на нем образовали католики (в том числе
иезуиты) , епископы-униаты и среди них решившийся, наконец,
открыто заявить о своей позиции митрополит Рогоза.
Православную группу составляли спешно прибывшие в
Литву представители восточных патриархов и другие
иностранные делегаты, затем несколько оставшихся
православными епископов, некоторые князья, послы от
областей и т. д. Обе группы заседали порознь, осыпали друг
друга проклятиями и, как пишет историк унии,
«представляли собою грозное ополчение: шатры и пушки
покрывали окрестности Бреста» 2.
9 октября католическая часть собора официально
провозгласила унию. В ответ на это православные
постановили: Рогозу и униатов-епископов, «яко квасом
неправедного учения напоенных», «мирянам не слушать и
им не повиноваться».
Заключение унии тотчас дало себя знать. Стало еще
более свирепым гонение на братства, на школы и
вообще на культуру украинского и белорусского народов.
Сигизмунд запретил строить православные церкви, затем
униатское духовенство стало захватывать церкви и
монастыри. Все это сопровождалось крайними жестокостя-
ми католическо-униатского лагеря, пытками, казнями,
убийствами и вызывало решительное противодействие
украинских и белорусских народных масс.
1 См. «Акты, относящиеся к истории Западной Росши», т. IV.
СПб., 1851, стр. 111—113, 113—114, 116, 119.
2 М. Коялович — указ. соч., т. I, стр. 160.
269

Ватикан торжествовал победу; в восторге от
заключенной, наконец, унии папа Климент VIII приказал
выбить медаль, на которой он восседает на троне перед
униженно склонившимся русским. Латинская надпись на
медали гласит: «На принятие русских».
Иезуитов в Польше и Литое было тогда немного, но
мы уже знаем, что не числом определялось их влияние
па политику, Это влияние было облегчено баснословным
богатством -их ордена, который, по свидетельству
историка Ярошевича, завладел почти третьей частью доходов
польского государства в украинских и белорусских
землях К Как всегда и везде, иезуиты стремились добиться
своего через власть имущих, через своп школы, через
проповеди. Они были виновниками разгрома очагов русской
культуры, вдохновителями и участниками неописуемо
зверских издевательств над православными мирянами и
духовенством.
Не кто иной, как иезуиты, руководили преступной
деятельностью полоцкого униатского архиепископа Иосафа-
та Купцевича, который терроризировал православное
население, но достиг лишь того, что в 1623 г,, во время его
поездки по епархии, против него почти поголовно
восстало население Витебска («...в соглашении с
мещанами могилевскпмн и вилеискими... мещане витебские.,, со
всем простым народом города Витебска, с крестьянами
помещичьими и разных других ведомств,..»2). Кунцевич
был убит. Его труп бросили в прорубь.
Узнав об этом, римский папа Урбан VIII тотчас
послал Сигизмуиду Ш письмо, в котором требовал самой
жестокой расправы со всеми участниками казни Кунце-
вича (иначе как казнью нельзя назвать возмездие,
постигшее этого свирепого иезуитского выученика). «Столь
жестокое злодеяние требует бичей мщения божия,—
писал осатаневший папа.— Да проклят будет тот, кто
удержит меч свой от'крови! Итак, державный король, ты
не должен удержаться от меча и огня... Строгость
должна заступить место милосердия,.. Ваше величество... да
1 См. А. Демьянович — «Иезуиты а Западной России
(в 1569—1772 годах)». («Журнал Министерства народного
просвещении», 1871, т. XI, стр. 49).
2 А. Сапунов — «Витебская старина», т. I, Витебск, 1883,
стр. 228,
270

уюшится слезами нечестивцев, наказанных за огорчение
религии^ '.
Расправа была скорая -и зверская. Как доносил
своему католическому начальству униатский митрополит Рут-
скин, были «отрублены головы двум градским первым
глновинкам и вместе с ними восемнадцати гражданам,
а имения их конфискованы. Около ста других граждан,
пожавших в разные стороны еще до прибытия
комиссаров, осуждено на смерть заочно, и имения их тоже
конфискованы. Отняты привилегии... сему городу...
разрушена ратуша... разрушены две схизматические синагоги
(православные церкви.—Л. М.)...»2.
Благодаря Сигизмунда 111 за эту жестокую расправу,
папа Урбан VIII с радостью писал, что «Витебск...
служит теперь доказательством мщения божия и
благочестия короля». И тут -же раскрывал, каких последствий
ожидает он от католического террора: «Ты увидишь, что
твердыня, защищающая русских от унии, разрушилась»3.
В 1867 г. католическая церковь возвела униата Кун-
ПА'внча в ранг «святого». «Блаженным» он был объявлен
еще в 1624 г., на следующий год после смерти.
«Святому» изуверу Иосафату Кунцевичу
церковники сфабриковали «нетленные мощи», которые, как
водится, стали «творить чудеса*. Униатским и иезуитским
режиссерам этой комедии показались слишком
банальными басни о том, как «мощи» исцеляют больных людей;
сохранился документ от 1628 г., в котором ректор полоцкой
иезуитской коллегии не постеснялся собственноручно
«засвидетельствовать», что, услышав с небес молитву одной
женщины, этот «святой», воскресил ее издохшую лошадь '.
'Очень кстати будет упомянуть здесь, что
трехсотлетием со дня смерти Куицевича папа Пий XI
воспользовался как предлогом к основанию при иезуитском ордене
так называемого Щосточиого института, который и
является вот уже три десятилетия главным центром
антисоветской деятельности Ватикана.
1 К. Г о в о р с к и н — сМоасафат Кунцевнч — полоцкий уният-
лкиП архиепископ». Вильно, 1865, стр. 30.
- Там же, стр. 31.
1 Тим же, стр, 32.
4 См. «Описание документов архива западнорусских униатских
мнтрололитоа», т I. СПб", 1897, стр. 204.
271

Униатские князья церкви жили в постоянном страхе
перед справедливым народным гневом. Этот гнев настиг
было и иезуитского выкормыша — Ипатия Поцея,
который в 1599 г., после смерти Рогозы, стал митрополитом
униатов. В отличие от своего вялого и трусливого
предшественника Поцей иногда и сам становился во главе
униатских громил (недаром запорожский гетман Сагай-
дачный грозился убить его, «как собаку», «где бы он ни
попался»). Бывало, что впереди толпы слуг Поцей
врывался в православные церкви и уничтожал все, что там
было, а в Васильевской церкви г.
Владимира-Волынского он не только превратил в. щепки все убранство, но и
собственноручно избил священника. И вот в 1609 г.
униатский Троицкий монастыръ в Вильне обогатился не
совсем обычной «святыней»: для поклонения верующих на
алтарь были положены два только что отрубленных
человеческих пальца. Духовенство внушало прихожанам,
что пальцы эти святы, как «мощи угодников», ибо
отрублены саблей еретика у поборника «истинной веры»,
который-де чудом спасся от смерти, успев отразить удар,
направленный в шею. Этим «праведником» был Поцей.
Перешедшие в католичество украинские магнаты не
отставали от польских панов и иезуитов в
издевательствах над православным населением. Пример этого —
бесчинства внучки князя Константина Острожского
католички Анны-Алоизы Острожской, описанные в острож-
ской летописи под 1636 годом.
В своем городе Остроге она дала полную волю
иезуитам, закрыла там русские школы и основала большую
иезуитскую коллегию, а затем и семинарию. Летописец
сообщает, что она, видя нежелание горожан переходить
в унию, отобрала у православных монастырей
имущество и земли. Однажды она явилась ночью со своими
иезуитами в церковь, где за тридцать четыре года до
того был похоронен ее отец, и велела вынуть из гроба
его кости. Затем разыгралась следующая комедия. Один
иезуит спросил, обращаясь к костям: «Александр, зачем
ты пришел?» Другой иезуит, спрятавшийся за гробом,
отвечал вместо покойника: «Ищу спасения».— «А почему
же раньше не искал?»—«Потому что не знал, что лучшая
вера — римская». После этого иезуиты окрестили костл
в свою веру и переменили имя покойного на Станислава.
272

Православные украинские горожане очень остро
реагировали на такие выходки. В лютой ненависти к ним
взбесившаяся иезуитка Анна-Алоиза пускалась на новые
преступления. Однажды она в карете шестерней нарочно
врезалась на мосту в православный крестный ход. Были
раненые и убитые. Спровоцированные горожане
вступили в схватку с ее гайдуками. Затем началась расправа
с православными участниками этого столкновения. «...Был
суд,— пишет летописец,— и мучили, иные не выдержали,
умерли в муках, и выброшены за город на съедение
псам, запретили и хоронить, только так — зарыли в
песок без гробов...» К
Господствующее положение униатской церкви
магнаты создавали террором. Так, князья Вишневецкие в
начале XVIII в. самочинно объявили луцкого епископа-
униата главой местного православного духовенства и
мирян и приказали подчиняться ему под страхом очень
крупного штрафа и даже смерти.
В требованиях украинского казачества к польскому
правительству и магнатам попрежнему постоянно
выдвигались вероисповедные вопросы. Не получая
удовлетворения, казаки не раз учиняли расправу над
униатскими насильниками и над католическим духовенством.
В 1618 г. казаками в Киеве был утоплен видный
униатский церковник игумен Антоний Грекович («под лед,
посажен воды пити»2,— с удовлетворением сообщает
летопись), который насильно обращал православных
в унию. Униатский митрополит Рутский в наказание
наложил на всю киевскую епархию интердикт, но казаки не
обратили на это никакого внимания, и самому королю
Сигизмунду III пришлось требовать от них подписки, что
они интердикту подчинятся.
В начале XVII в., после разгрома униатами украинской
православной иерархии, казачество под начальством
1 М. Н. Тихомиров — «Малоизвестные летописные
памятники» («Исторический архив», т. VII. М., 1951, стр. 250—251). См.
также: О. Левицкий — «Анна-Алоиза, княжна Острожская»
(«Киевская старина», 1883, ноябрь); «Архив Юге-Западной России», ч. 1,
т. VIII, вып. 1, стр. 797—798.
2 См. В. Б. Антонович — «Киевские войты Ходыки»
(«Киевская старина», 1882, № 2); «Сборник летописей, относящихся
к истории Южной и Западной России», стр. 85.
18 Д. Е, Михневич
273

гетмана Сагайдачного приняло деятельное участие в ее
восстановлении. В 1624 г. казаки утопили киевского войта
Федора Ходыку, который опечатывал церкви для передачи
униатам, и отрубили голову его помощнику в этом деле —
священнику Юзефовичу. Были убиты униатские
насильники также в Корсуне, Богуславе и других местах.
Казацкие представители участвовали в съездах
церковников, неизменно давая там отпор сторонникам унии.
В 1649 г. Богдан Хмельницкий сообщал польскому
королю, какого решения вопроса о религии требует
казачество:
«...Во-первых, мы просим, чтобы не было неволи,
которую, горше турецкой, терпит от унии народ русский в
древней своей греческой религии, то-есть, чтобы и теперь, как
было издревле, Русь б^ла одной греческой религии, чтобы
в народе русском иерархия и все церкви оставались
неприкосновенными везде — в Польше и в Литве. Чтобы
названия унии не было, а только вера греческая и римская,
так, как это прежде было на Руси и в Польше; а их
милости духовные власти, которые захотят остаться в римско-
католической вере, пусть остаются на здоровье, только
бы возвратили Руси соборные древние греческие
церкви...» !.
Польское правительство не имело ни малейшего
намерения идти навстречу таким требованиям. Помимо других
соображений, это легко объясняется известным фактом —
королем Польши был тогда светский иезуит Ян-Казимир
(1648—1669).
Под лозунгами защиты своей веры все чаще
происходили в Речи Посполитой массовые выступления
православных крестьян и казаков против их поработителей и
классовых врагов — польско-литовских светских и духовных
католических феодалов2.
1 «Памятники, изданные Временною комиссиею для разбора
древних актов... при Киевском военном, Подольском и
Волынском генерал-губернаторе», т. I, изд. 2. Киев, 1848.— Письмо
Хмельницкого напечатано в польском оригинале и в переводе на стр.
372—376.
2 Против этих народных движений вместе со шляхтой яростно
боролись иезуиты. Польские историки сообщают об участии иезуитов
в военных действиях против казаков в качестве инженеров,
артиллеристов и начальников карательных отрядов (см. А.
Демьянович— указ. соч., стр. 63—64).
274

Украинские и белорусские магнаты, боялись, как бы
это движение не смело и «своих» феодалов, а не только
польских панов, католических и униатских церковников.
В 1690 г. украинские помещики на Брацлавщине
откровенно высказывали это опасение, ходатайствуя перед
властями, чтобы униатам запретили отбирать у православных
церкви: от таких насилий, писали они, «рождается
движение в простом народе» !.
Наиболее трезвые политики из правительственного
лагеря тоже с тревогой наблюдали это «движение в
простом народе». Так, за полтора года до смерти епископа-
изувера Иосафата Кунцевича окатоличившийся литовский
канцлер Лев Сапега сделал ему в письме резкий выговор
за насилия над православными: «Не подвергайте нас
общенародной ненависти, а себя явной опасности и
всеобщему нареканию... Если мы станем еще более стеснять
их религию, то произойдут неизбежные раздоры в
обществе. Мы не хотим, чтоб... уния до конца погубила нас...» 2.
Однако эти разрозненные попытки сгладить острот}*
насильственной политики польского правительства в
религиозном вопросе не имели серьезного значения.
Подавляя народную борьбу против унии,
правительство Речи Посполитой вместе с главарями униатов
стремилось стереть разницу между униатской и католической
церквами. Постепенно духовенство у униатов приняло
даже внешний облик ксендзов, к символу веры прибавили
ГШоцие, чего в первое время не было; за богослужением
униаты начали поминать римского папу, вместе с
католиками стали праздновать день «божьего тела», дни памяти
Игнатия Лойолы и Иосафата Кунцевича и т. д.
Униатская церковь стала одним из центров
антирусской пропаганды и шпионажа — особенно после того как
в 1654 г. благодаря постоянной помощи и поддержке
Русского государства и особенно народных масс России
многовековая борьба украинского народа против
иноземных поработителей завершилась его воссоединением с
русским народом в едином Российском государстве.
Осенью 1682 г. в связи с московским восстанием
стрельцов польское правительство тайно распространяло на
1 «Архив Юго-Западной России», ч. 2, т. II, стр. 478—488.
2 К. Говорений — указ. соч., стр. 27—29.
275
18*

Украине «прелестные листы» — прокламации,
направленные против России и рассчитанные на то, чтобы
оторвать от нее Украину. Сообщая об этом царям Ивану и
Петру, гетман Самойлович добавлял, что «те листы и
письма... отступник нашея православнороссийской веры
епископ львовской Шумлянской поразсылал в
малороссийские край, и послал с ними четырех чернецов
подручных своих, тщася побудить сей народ к
смятению...» !.
Иезуитский выученик Иосиф Шумлянский был
архиепископом униатской церкви и заклятым врагом
украинского и русского народов. Он -пользовался всяким
случаем, чтобы попытаться достигнуть своей мечты —
отторжения Украины от России. Не сумев добиться этого
в дни стрелецкого мятежа, он впоследствии возлагал
надежды на украинского гетмана Ивана Мазепу, подстрекал
его к восстанию против России и обещал польскую
помощь.
Шумлянский тем больше полагался на Мазепу,
что тот воспитывался в Польше в иезуитской школе 2. Как
известно, Мазепа изменил своему народу.
Предатель Мазепа был в союзе не только с униатскими
иерархами; он отлично умел ладить и с католическими,
которые ожидали от его измены больших выгод для
папской церкви (в этом отношении он был достойным
предшественником позднейших изменников и врагов
украинского народа — Петлюры и бандеровских
разбойников).
В 1708 г., после того как преступление Мазепы
открылось, русская военная разведка выяснила, между
прочим, что «некоторой ксенз, ректор езувитцкой из
местечка полского... Винниц... почасту бывал у Мазепы
и в Киеве, в великой конфиденции у него, и чаем, что
есть за ним великие секреты...»3. Разведка доиосила
правду: это был иезуит Заленский; Мазепа использовал
1 В. 3. Дж«нчарадзе- «Борьба с иностранным
шпионажем в России в XVII веке» («Исторические записки», № 39. М.,
1952, стр. 237.
2 Ом. В. Е. Ш (у т о й — «Измена Мазепы» («Исторические
записки», № 31, М„ 1950).
3 «Письма и бумаги императора Петра Великого», т. VIII, в. 2.
М, 1951, стр. 943.
276

его как связного в своих изменнических сношениях с
польским и шведским королями 1.
Иезуиты в шпионском усердии шли на все. В 1709 г.,
когда находившийся в Польше Петр I вызвал к себе из
России своего шута Выменю, они перехватили последнего
в пути, надеясь выпытать что-то. Им не удалось это
скрыть. Сохранилось письмо, в котором Петр приказывал
виновных «езувитов в их маиастыре за... крепкой караул
взять... пока отдадут» Выменю 2.
Неугасимой ненавистью украинских народных масс
к унии пыталось воспользоваться шведское
правительство во время Северной войны. Желая восстановить
украинцев против России, оно утверждало з своей тайной
пропаганде^ будто Петр I договаривается с папой «о
соединении веры». Царь был немало обеспокоен этой ложью.
В своей грамоте к украинскому народу от 3 февраля
1709 г. он счел нужным сделать очень энергичное
опровержение: «...То паче посмеянию, нежели имоверию достойно,
и до сохранит нас вышший, дабы мы, яко поборители
о благочестии, и в мысли о том имели, чего во веки
истинного доказати никто не возможет...» 3.
В истории многострадальных украинцев и белорусов
тех времен следы иезуитских преступлений мы встречаем
на каждом шагу. Приведем несколько выдержек из
обстоятельного труда Н. Бантыша-Каменского
«Историческое известие о возникшей в Польше унии...» (выдержки
касаются лишь небольшой доли приведенных там
подобных фактов; мы отобрали часть тех материалов, где речь
идет о прямом или косвенном участии иезуитов в
насилиях — преимущественно над белорусским народом).
В конце XVII в., пишет Бантыш, частью пересказывая,
частью переписывая документы того времени, «в Могилеве
от езуитов непрестанные происходили налоги и
принуждения благочестивых (так Бантыш называет
православных.— Д. М.) всякими мерами ко унии, а притом и
домогательство:., дабы начальнейшую могилевскую церковь
Всемилостивого Спаса отдать им, езуитам, и в Могилеве
1 См. Н. И. Костомаров — «Мазепа и мазепинцы», изд. 2.
СПб., 1885, стр. 313, 331 и след.
2 «Письма и бумаги императора Петра Великого/>, т. IX, в. 1.
М., 1960, стр. 415.
3 Там же, стр. 64.
277

епископии и начальству быть их, езуитскому; кафедре же
белорусской впредь в Могилеве не быть...
В Могилевском же уезде, в селе Езере, приехавшие из
Вильыы по наущению езуитов комиссары старинную
благочестивых церковь Петра и Павла с великим наругатель-
ством разорили и прихожан тоя церкви, оную от разорения
защищавших, многих били мучительски я, взлезши на
церковь, крест спихнули ногами, а наконец всю церковь
по бревну разметали...
В Бреславском уезде, близ Лифляндии, езуиты же
взяли и обратили в унию монастырь Миорский» !.
О похождениях студентов одной иезуитской коллегии
сообщается в письме русского резидента в Варшаве Го-
лембовского от 1739 г.:
«...На идущих... с телом умершего того ж монастыря
монахов студенты езуитские напали и не токмо их били
и изувечили и ризы изодрали, но крест и хоругви
церковные насильно отняли...
...Студенты же идущих с братством монахов того ж
монастыря тело умершего погребать оное тело в болото
бросили, монахов и людей били и изувечили и за город
прогнали; и сие они учинили по приказу езуитов...».
Дальше рассказывается, как они православным в
«святую воду» «собаку гнилую мертвую... бросили», «в церкви
окошки перебили, с саблями нападали, шум чинили,
монахов за волосы драли и бороды вырывали» 2.
В 1744 г. в Слуцке ученики иезуитской школы ракетами
зажгли Воскресенскую церковь, от которой загорелись
и три другие.
Гонения на православную церковь бывали предметом
дипломатических осложнений между Речью Посполитой
и Россией. Петр I не раз обращался с протестами к
1 «Историческое известие о возникшей в Польше унии, с
показанием начала и важнейших в продолжение оной чрез два века
приключений, паче же о бывшем от римлян и униятов на
благочестивых тамошних жителей гонении, по высочайшему блажеыныя
памяти императрицы Екатерины II повелению из хранящихся
Государственной Коллегии иностранных дел в Московском архиве актов
и разных исторических книг действительным статским советником
Николаем Бантышем-Каменоким 1795 года собранное». М., 1805,
стр. 145—146.
2 Там же, стр. 146.
278

польскому правительству, которое, впрочем, предпочитало
отмалчиваться.
25 мая 1722 г. Петр послал такой же протест прямо
в Ватикан. Там, между прочим, говорилось:
«...В повете Оршанском шляхтич Свяцкий, в отчине
своей попа тамошнего до унии принуждая, когда к
таковому делу видел несклонна, за то несколько сот ударов
киями (палками.— Д. М.) ему велел дать; и как епископ
могилевский, за милю от Могилева сретяся с сим
шляхтичем, стал ему духовне выговаривать о неправедном
биении священника, то сей в первом слове на том же месте
вынув саблю, два раза оного епископа ранил в руку...».
В Мстиславском воеводстве одному православному
священнику,шляхтич «три пальца саблею на руке
отрубил», другого такой же насильник «к четырем колам
нагова привязал и бил, пока принудил его в унию»,
третьего шляхтич, «в кии продев шест сквозе обе руки
и ноги, к тому же шесту заворачивая, вязал, принуждая до
унии, .наконец его выгнал, а унията поставил», четвертого
за несговорчивость девять месяцев держали в тюрьме
и т. д.
И дальше в протесте русского правительства особо
говорилось об иезуитах:
«По приказанию езуитов оршанских тамошние
студенты на монастырь Кутеинский девичий нашли
многолюдно, кричали, стреляли и монастырь зажгли было...
В местечке Дрогичине на сырной неделе, когда
благочестивые несли мертвое тело к погребению, по повелению
езуитов тамошних студенты тот ход разбили, свечи и крест
на малые части переломали и, хоругвь отняв, в свой
монастырь отнесли, а священика едва до смерти не убили» !.
Фактов иезуитских бесчинств не отрицало и польское
правительство. На протест Москвы в 1742 г. оно сообщило,
что папскому нунцию в Польше предложено потребовать
от провинциала иезуитов принятия мер по отношению
к бесчинствующим членам иезуитского ордена и к
студентам коллегий «Общества Иисуса».
Но это было отпиской: насилия не прекращались.
Подробнее рассказывать, как польские паны
старались с помощью унии унизить, покорить и окатоличить
1 Там же, стр. 215—217.
279

украинский и белорусский народы, какие зверские меры
при этом употреблялись и какое стойкое сопротивление
оказывали этой преступной политике народные массы,—
значило бы написать всю историю борьбы этих народов за
национальное освобождение в течение трех с половиной
веков.
0 позиции Ватикана в отношении униатской церкви
в буржуазной Польше 1918—1939 гг. ясное понятие дает
немецкий католический богослов Гренструп в книге,
вышедшей в 1927 г.:
«Апостолический престол рассматривает украинскую
церковь в. рамках большой церковной политики как
коридор, через который он надеется получить доступ к
православной церкви. Украинцы лишь в том случае смогут
оправдать эту задачу завоевания православной церкви,
если своеобразие их религиозного обряда и их образа
жизни укрепится. А потому следует ожидать из Рима,
насколько это возможно, содействия и всяческой помоши
развитию украинской церковности» *.
В этих словах видны и постоянная цель Ватикана —
воспользоваться ублюдочной униатской церковью как
переходной ступенью от православия к католичеству,
и боязнь, как бы украинский народ в Польше не
отшатнулся от «своеобразного» униатства 2...
В том, чтобы ослаблять и уничтожать исторические
связи населения западноукраинских и западно-белорусских
областей с русским народом и русским государством, была,
как мы знаем, всегдашняя прямая цель иезуитов; и если
они и их воспитанники — руководители униатской
церкви — этой цели не достигли, то причина никак не в
недостатке их старания или поддержки их реакционных
замыслов австрийскими, польскими, немецкими
капиталистами и помещиками.
Свою антинародную деятельность верхи униатской
церкви пытались прикрыть лицемерными разговорами
1 Цит. в кн. М. М. Ш е й н м а н а — «Ватикан между двумя
мировыми войнами». М., 1948, стр. 49—50.
2 Этот политический расчет Ватикан основывал и на расчете
арифметическом: униаты составляли в панской Польше перед
второй мировой войной 10,5% населения, отдельно же в Западной
Украине — 42,5%. Униатских попов было в Польше тогда более
2 100 (данные английского ежегодника «Ые\уз 5т.агезтап апс! Ыатлоп»
за 1936 г.).
280

о своей мнимой «преданности» национальным интересам
народа. На самом деле они всегда были злейшими врагами
украинского народа и его культуры. Дошло до того, что,
боясь распространения коммунистических идей и
симпатий к СССР, униатский епископ Хомышин просил
правительство панской Польши закрыть все украинские
читальни и другие просветительные учреждения.
В панской Польше в церквах и школах, книжках и
газетах эти иезуитские последыши занимались оголтелой
травлей всего русского и всего советского, прежде всего —
замечательных успехов Украинской Советской
Социалистической Республики, достигнутых под руководством
славной Коммунистической партии.
После воссоединения в 1939 году украинских земель
в едином Украинском советском социалистическом
государстве главари униатской церкви возмечтали о другой
Украине — порабощенной «своими» помещиками и
капиталистами, запроданной западноевропейским и
американским империалистам, широко раскрывшей двери перед
ватиканскими проповедниками и шпионами, враждебной
Советскому Союзу и делу коммунизма,— о такой Украине,
которая могла бы стать удобнейшим плацдармом для
всех организаторов нападений на нашу страну.
И они не только мечтали, но действовали в этом
направлении с бешеной энергией.
Это было вполне в духе политики, которую униатская
церковь вела всегда, особенно же — в последние
десятилетия ее существования.
Позорный конец унии связан с именами графа Андрея
Шептицкого и Иосифа Слепого, двух последних
униатских митрополитов. Шептицкий стал главой униатов до
первой мировой войны. Он принадлежал к старинному
богатейшему дворянскому роду, который еще в XVIII в.
дал униатской церкви митрополита. В молодости Андрей
Шептицкий был офицером австрийской кавалерии.
Связывая с ним свои направленные против России
внешнеполитические планы, германский император Вильгельм II
и австрийский — Франц-Иосиф не ошиблись: в нем они
нашли преданного агента, который всеми средствами
религиозной пропаганды и церковной организации
поддерживал их агрессивную политику. В частности, он постарался
по указаниям папы Льва XIII и иезуитов активизировать
281

пришедший было в упадок униатский монашеский орден
базилиан, который был, в сущности, замаскированным
ответвлением «Общества Иисуса» (сами иезуиты так
опозорились перед украинским народом, что часто не смели
показываться перед ним в своем настоящем обличьи).
Когда, наконец, первая мировая война разразилась,
Шептицкий открыто благословил армии Вильгельма
и Франца-Иосифа. Но австро-германский империализм
проиграл войну. Львов заняли русские войска.
Митрополит Шептицкий был арестован как австрийский агент.
Освобожденный вскоре Временным правительством, он
тотчас принялся завязывать связи с украинской
контрреволюцией, а затем и с Пилсудским, которому стал
преданно служить. Польским (как прежде австрийским)
капиталистам и помещикам Шептицкий усердно помогал
в борьбе с революционными рабочими и крестьянами
Западной Украины, со всеми передовыми людьми, которые
выступали за воссоединение украинского народа в едином
и независимом украинском советском государстве,
восставали против польских захватчиков и украинских
буржуазных националистов.
Шептицкий заигрывал с украинским народом при
помощи своей фарисейской «филантропии», которая для
него, архимиллионера, не была ни малейшим бременем;
и он же не стеснялся открыто просить правительство
панской Польши, чтобы оно «опустило карающую руку» на
передовых людей Западной Украины. По указаниям
Ватикана, которые передавались через венского кардинала
Инницера, Шептицкий всеми силами, материально и
морально, поддерживал западноукраинских фашистов.
Внутри буржуазно-националистической, фашистской
организации «Украинское национально-демократическое
объединение» (УНДО) он создал свою группу — «Украинский
католический союз», который 17 апреля 1932 г. заявил
в газете «Мета»:
«Украинский национализм должен быть готов ко
всяким средствам борьбы с коммунизмом, не исключая
массовой физической экстерминации, хотя бы и жертвуя
миллионами человеческих экзистенций» К
В Росович — «Що таке ушя». Львов» 1946, стр. 37.
282

«Экстерминация» — это, попросту говоря,
уничтожение; главный униатский орган, таким образом, призывал к
истреблению миллионов человеческих жизней
(«экзистенций») во Ихмя подлого дела польского и украинского
фашизма и осуществления планов ватиканской реакции.
Во время мятежа генерала Франко Шептицкий
торжественно назвал фалангистов и немецко-итальянских
фашистских интервентов в Испании «львами Алькасара».
Глава всей западноукраинской контрреволюции, он самые
серьезные надежды возлагал на гитлеровскую Германию
и стал открыто благословлять ее, как только началась ее
преступная война против Советского Союза. Верующих
он подстрекал в своих пастырских посланиях «обращать
внимание на -людей, искренне служивших большевикам».
Верхушке униатской церкви казалось, что уже близко
время, о котором она бредила в 1940 г., когда писала
своему духовенству: «Многим из нас бог пошлет
милость — проповедывать в церквах Великой Украины,
право- и левобережной, до самой Кубани и Кавказа,
Москвы и Тобольска»! !
Позиция митрополита Шептицкого во время немецкой
оккупации Украины вполне характеризуется следующими
двумя документами. Первый — приветствие Гитлеру по
случаю занятия немцами Киева:
«Ваше превосходительство! Как глава украинской
греко-католической церкви я передаю вашему
превосходительству мои сердечные поздравления по поводу
овладения столицей Украины, златоглавым городом на Днепре —
Киевом,.. С особым уважением Андрей, граф Шептицкий,
митрополит».
Второй документ был написан 14 января 1942 г. и
послан Гитлеру от имени украинских фашистов, просивших
допустить их к власти:
«Мы заверяем вас, ваше превосходительство,—
говорилось в этом холуйском письме,— что руководящие круги
на Украине стремятся к теснейшему сотрудничеству с
Германией, чтобы объединенными силами завершить борьбу
1 Там же, стр. 38.— Можно подумать, что рукой автора этого
униатского циркуляра водила тень иезуита Якова Рейтенфельса,
который еще в XVII в. мечтал, как мы знаем, о проникновении папских
агентов до далекого Тобольска.
283

против врага и осуществить новый порядок на Украине
и во всей восточной Европе» !.
Первым подписался митрополит Шептицкий, а за
ним — целая свора других украинских фашистов,
палачей своего народа.
Но под ударами победоносных советских войск
гитлеровская Германия была разбита. Дряхлому Шептицкому
довелось дожить до ее окончательного разгрома. Вскоре
он умер, и митрополитом стал Иосиф Слепой.
Вместе с Шептицким и своими ближайшими
помощниками из униатских епископов Слепой еще до Великой
Отечественной войны тайно служил гитлеровской Германии,
призывая верующих и духовенство оказывать
сопротивление советской власти, а после вторжения
немецко-фашистских захватчиков на Украину целиком отдал себя в
распоряжение оккупантов: как руководитель многочисленного
униатского духовенства он своими приказаниями и
обращениями к верующим помогал гитлеровцам угонять
население на фашистскую каторгу, участвовал в создании
оккупантских местных органов власти, в выкачивании
продовольствия для немецкой армии, в формировании из
украинского населения эсэсовской дивизии «СС — Гали-
чина» для борьбы с партизанами и Советской Армией,
причем командировал в эту дивизию униатские священников
з качестве капелланов.
Разоблачение преступной деятельности
контрреволюционной униатской верхушки око-нчательно показало
широким массам униатов всю гибельность пути, по которому
вели их эти агенты германского фашизма и Ватикана. И не
удивительно, что унии настал конец: в марте 1946 г.
церковный собор во Львове с участием подавляющего
большинства униатского духовенства постановил воссоединить
униатскую церковь с православной русской.
Так, не дожив нескольких месяцев до своего 350-летия,
бесславно окончилась Брестская церковная уния —
источник неисчислимых народных бедствий, орудие всяческой
реакции, детище преступного ордена иезуитов. В 1948 г.
она прекратилась также в Румынии. В 1950 г. настал конец
унии и в Чехословакии.
1 Оба документа приведены в газ. «Львовская правда» от 18
октября 1951 г.
284

Трудящиеся униаты повсюду с удовлетворением
встретили весть о самоликвидации этой церкви, так долго
бывшей оплотом всех антинародных сил. С тем большей
злобой откликнулся на это событие лагерь врагов народа;
в бессильной ярости эти выродки не остановились и перед
пролитием крови: так, агенты Ватикана и иезуитов убили
во Львове бывшего униатского священника Гавриила
Костельника, одного из инициаторов самороспуска
униатской церкви. Эти же враги народа, ближайшим образом
связанные с иезуитско-папской реакцией, зверски
расправились во Львове с писателем-коммунистом Ярославом
Галаном — пламенным борцом против католической и
всякой иной контрреволюции, реакции, мракобесия, с
мужественным человеком, который своими пламенными
статьями и памфлетами сорвал с преступных униатских
руководителей овечью шкуру.
Остатки контрреволюционного униатского духовенства
в зарубежных странах всеми силами помогают
империалистическим заговорщикам в их безнадежных попытках
возродить в странах народной демократии
капиталистические порядки. В следующей главе мы найдем этому много
примеров.

Глава 12
НА СЛУЖБЕ У ЖЕЛТОГО ДЬЯВОЛА
Какие бы неприятности ни приключались подчас с
иезуитским орденом, у него всегда было где отсидеться,—
в его распоряжении находился весь Ватикан. Он и сейчас
в их власти. Еще в конце XVIII в., после того как «папа
Ганганелли» распустил «Общество Иисуса», иезуиты
нашли приют в многочисленных ватиканских учреждениях,
где солидный опыт этих папских ищеек весьма
пригодился. Встретили их там с особой заботливостью, как бы
желая искупить неприятности, доставленные им в силу
внешних обстоятельств, но вовсе не по собственному
желанию папы. Также и в дальнейшем ватиканские власти
нередко предоставляли укромные уголкч в разных
ведомствах Ватикана иезуитам, когда тем нужно было
переждать полосу неудач.
Надо оказать, что для папских политиков иезуитской
выучки всегда в избытке находится дел в современном
Ватикане, хотя по размерам он — лишь слабая тень
обширного папского государства, существовавшего до 1870 г.
Тогда это государство — Церковная область — занимало
более 41 000 квадратных километров и имело более
3 100 000 подданных. Оно широкой полосой перерезало
наискось среднюю часть Апеннинского полуострова.
Столицей Церковной области был Рим. В 1870 г. он стал
столицей итальянского королевства, когда с уничтожением
папского государства завершилось объединение Италии —
важнейшее событие в новой истории этой страны. Веками
оставалась Италия раздробленной на десятки феодальных
государств, и это было причиной ее национального
несчастия — крайней экономической и политической отсталости
286

и неспособности защититься от нападений то испанских,
то турецких, то французских, то австрийских
захватчиков. За объединение своей родины и за изгнание
чужеземных оккупантов итальянский народ боролся долго и
упорно. Объединение это было прогрессивным событием,
решительным шагом вперед по пути буржуазного
развития страны, на которой слишком долго тяготели оковы
феодализма.
Римские папы, всячески подстрекаемые иезуитами,
много лет перед тем военной силой сопротивлялись
объединению Италии и старались продлить век Церковной
области — уродливого пережитка средневековья. Но эта
политика окончилась полным крахом. Даже следа былой
светской власти не осталось тогда у пап: только их
старинную резиденцию — Ватикан, эту группу богатых
дворцов, музеев, церквей и садов в западной части Рима —
королевское правительство оставило им в полное владение.
И в бессильной злобе на итальянский народ тогдашний
папа Пий IX объявил, что ни он и никто из его
преемников не выйдут за пределы Ватикана, пока не будет
восстановлена светская власть пап.
Потоки золота из всех стран мира попрежнему
безостановочно стекались в ватиканские подвалы; в этом
отношении не изменилось ничто. Однако потерю своей
светской власти папы переживали .как сильнейший удар по
престижу церкви 1. Шесть десятилетий были они в
конфликте с правительствами Италии — но вот в 1929 г.
благодаря заботам Муссолини их «затворничеству» настал
конец: итальянское фашистское государство, искавшее
у церкви поддержки, заключило с папой Пием XI (1922—
1939) договор—конкордат, по которому Ватикан
приобрел все права суверенного государства.
На первый взгляд это было просто смешно — новое
государство занимает всего 44 гектара!2 Любители
курьезов с интересом разглядывали фотографии первого
1 Еще в 1864 г. в упомянутом «Силлабусе» Пий IX проклял те
«еретические» положения, что «церковь не имеет права пользоваться
силой» и что «у нее нет никакой светской власти, ни прямой, ни
косвенной» (см. В. Гл а дет он — «Рим и папа перед судом
совести и истории». Сергиев Посад, 1903, стр. 172).
2 Любопытное сравнение: Всесоюзная сельскохозяйственная
выставка 1939 г. в Москве занимала более 140 гектаров; на этой
территории поместились бы три Ватикана.
287

процесса в только что учрежденном тогда ватиканском
суде и первой аудиенции, данной папой в качестве
светского государя. Филателисты гонялись за новинкой —
ватиканскими почтовыми марками, на которых, напоминая
пиратскую эмблему — череп и скрещенные кости,—
красуется папская тиара, а под нею крест-накрест два
здоровенных узорчатых ключа... от райских врат (врата эти
оберегает, как известно, апостол Петр, коего
«заместителями на земле» являются римские папы).
Но возрождение светской власти пап преследовало
очень серьезную цель. Их крошечное государство в силу
международного права стало заключать конкордаты с
другими странами, посылать туда своих дипломатических
представителей и принимать к себе их послов. Благодаря
этому Ватикан смог превратиться в один из крупнейших
международных центров интриг капиталистической
дипломатии, смог укрепить союз церкви с фашизмом, усилить
свой шпионаж, тайное и открытое вмешательство во
внутренние дела других государств.
Конкордат Ватикана с итальянским фашизмом был
только началом. Уже через четыре года папа заключил
конкордат с Гитлером, затем вступил в теснейшую связь
с кровавым генералом Франко, с японским императором
Хирохито, с гоминдановцами и Уолл-стритом. Союз с Пил-
судоким, с палачом венгерского народа Хорти, с
австрийским, французским и другими антинародными
правительствами был заключен еще раньше... Теснейшее единение
всех сил мировой реакции с руководителями католической
церкви еще более укрепилось после второй мировой войны.
Об этом достаточно красноречиво свидетельствует
наличие при папском дворе американского представителя.
Политические идеалы римских пап — в далеком
прошлом. Чтобы вернуть его, Ватикан готов на все. Недаром
говорят, будто Пий XI заявил, что во имя уничтожения
коммунизма он рад бы вступить в союз даже с сатаной!
«Все в жизни меняется, растет, приобретает новые
формы и новое содержание. Один Ватикан похож на те
залитые лавой и превратившиеся в статуи человеческие
тела, что показывают в музее Помпеи. Это не скульптура,
но и не покойники, а как бы моментальный слепок с
людей, нечаянно застигнутых катастрофой. Таков и Ватикан.
Живя в XX веке, его деятели ведут себя, как в средневе-
288

ковьи, говорят, думают и проповедуют, как если бы еще
не было ни Галилея, ни Джордано Бруно, ни Яна Гуса,
ни Карла Маркса, ни революции. И все, что связано с
Ватиканом, отдает трупной вонью»,— так писал П. Павленко
в очерке «Итальянские впечатления» *.
Тлетворный дух реакции, пронизывающий все в этом
логове папизма, никак не удается скрыть ватиканским
владыкам, хотя они и сумели придать своему государству
смиренный, даже несколько провинциальный-вид не только
религиозного, но также «научного» и художественного
центра. Этой цели служит, между прочим, до смешного
доходящее стремление пап поддержать древние
ватиканские придворные традиции, использовать для придания
блеска своему двору всю католическую бутафорию и
археологию. Так,' по примеру своих средневековых
предшественников нынешние папы содержат личных
телохранителей, именуемых, как встарь, швейцарской гвардией.
Дельцы, ведающие иностранной рекламой папского
карликового государства, поставляют агентствам печати
снимки, на которых таращат глаза эти пестро разодетые
усатые парии с узкими шпагами на боку, с султанами на
касках, в неудобных пузатых панцырях и ботфортах.
Говорят, их форму придумал еще Микельанджело, и
сейчас, через века, она как бы свидетельствует, что в
грешном мире, подверженном всяким переменам и
переворотам, католическая церковь остается непоколебимой,
точно скала, во всем, до последних мелочей, вплоть до
одеяния папских гвардейцев.
Однако,,не полагаясь на шпаги «и алебарды,
«швейцарцы» держат в карманах своих желто-сине-красных
полосатых штанов новейшие автоматические пистолеты;
подобно этому и многое другое в Ватикане тоже лишь
внешне хранит черты старины. Ватикан не только
забавляет любителей диковин видом своей опереточной гвардии
или старомодных почтовых марок. Нет, он далеко не чужд
современной цивилизации: его не удовлетворяют
разрозненные потуги попов, подвизающихся в тысячах и тысячах
католических церквей,— ведь в церкви ходят не все, а надо
отравлять сознание самых широких масс и проникать с
1 П. Павленко,— «Итальянские впечатления» (журн. «Новый
мир», 1951, №2, стр. 140).
19 Д. Е. Михневич
289

пропагандой даже в дома 'неверующих и равнодушных К'
религии людей — и ©от этому-то служит собственная
мощная радиостанция Ватикана; папа издает не только
молитвенники, но также газеты, журналы и книги — даже
романы и стихи, выпускает кинофильмы, имеет, как мы
знаем, свою «академию наук», где сам и президентствует.
Церковная старина привлекает в Рим любопытных
богатых туристов. Она составляет как бы вывеску огромного
коммерческого предприятия, каким отчасти является
Ватикан с его музеями, парками, дворцами, гостиницами,
магазинами и фабриками фальшивых реликвий. Но не
коммерция — главное © деятельности современного
Ватикана. И не археологические редкости особенно ценятся его
заокеанскими империалистическими покровителями; а если
уж упомянули мы о папской гвардии, то надо добавить,
что, конечно, не ради верзил в костюмах, бывших модными
четыре столетия назад, щедро раскошеливаются
американские миллиардеры, но ради тех отборнейших и вполне
современных сил католической реакции, которые избегают
встреч с фоторепортерами, на деле же являются самой
настоящей гвардией папства.
Речь идет, разумеется, прежде всего об иезуитах.
«В цивилизованной и передовой Европе; с ее
блестящей развитой техникой, с ее богатой, всесторонней
культурой и конституцией, наступил такой исторический
момент, когда командующая буржуазия, из страха перед
растущим и крепнущим пролетариатом, поддерживает все
отсталое, отмирающее, средневековое. Отживающая
буржуазия соединяется со всеми отжившими и отживающими
силами, чтобы сохранить колеблющееся наемное рабство...
...Буржуазия готова на все дикости, зверства и
преступления, чтобы отстоять гибнущее капиталистическое
рабство» *.
Так В. И. Ленин прозорливо писал в 1913 г. в статье
«Отсталая Европа и передовая Азия».
История полностью подтвердила и подтверждает это
всеми дикостями, зверствами, преступлениями фашистов,
современных империалистов, агрессоров, поджигателей
войн. О правоте ленинских слов говорит и все более
крепнущая связь самых человеконенавистнических кругов
1 В и. Л ен'йн — Соч., т. 19, стр. 77.
290

буржуазии с Ватиканом, который ныне служит
воплощением всего отсталого, отмирающего, средневекового. С
особой заботливостью враги человечества поддерживают
иезуитов — и понятно, почему: где же, как не в преступном
«Обществе Иисуса», наиболее полно проявляются
гнуснейшие черты ватиканской идеологии и политики?
Такая забота тем понятнее, что в наши дни слово
«иезуит» больше, чем когда бы то ни было, стало
синонимом слов «шпион», «диверсант». Современный иезуит
это сплошь и рядом самый настоящий убийца «и громила,
вооруженный револьвером, кинжалом, толом, адской
машиной, американскими инструкциями и специальными
сведениями, полученными в особых школах — питомниках
рясонооных разведчиков и бандитов.
Об одной из таких школ мы уже упоминали 1 — о
римском «Руосикуме», этом иезуитском рассаднике
диверсантов и шпионов. Руководители «Руссикума» (Предназначали
своих учеников сначала специально для засылки в
Советский Союз, но со временем расширили поле их
вредоносной деятельности и удостоили вниманием также страны
народной демократии. Воспитанников -своих,
навербованных среди наихудших подонков человечества, опытные
разведчики в сутанах и мундирах обучают там всем
тонкостям шпионского ремесла.
Целое министерство в Ватикане — «конгрегация по
делам восточных церквей» — руководит школами папских
шпионов и всей преступной деятельностью этих негодяев,
когда от «теории» они переходят к практике. В кабинетах
этой же конгрегации империалистические разведки
координируют с папской свои планы и действия и дают ей
инструкции. Нужно попутно заметить, что общее
руководство конгрегацией ;по делам восточных церквей принял на
себя сам папа — и так еще раз подтверждается, что
Ватикан связывает с нею свои важнейшие политические
расчеты. Текущими делами конгрегации руководит
кардинал Тиссеран — в прошлом резидент папской разведки
в СССР.
В ведении этой конгрегации находятся так называемый
Восточный институт, комиссия «Про Руссиа» и «Рус-
сикум». Если последний готовит рядовых шпионов и
1 См. стр. 243.
291. 19*

диверсантов, то Восточный институт — руководителей, ко^
мандиров, организаторов и «идеологических работников».
Это агенты наивысшей квалификации, их подготовка стоит
больших денег и хлопот. Ежегодно выпускается, повиди-
мому, не более сотни таких «специалистов» (большинство
их — поляки и белорусы), но зато это — отборные кадры,
на которых, в сущности, и держится ватиканская
шпионская сеть на востоке.
Наконец, в Риме помещается иезуитская школа (нов-и-
циат), подготовляющая специально молодых головорезов
для шпионской и диверсионной деятельности,
направленной против стран народной демократии. В Болгарии не
так давно был пойман с поличным
парашютист-диверсант иезуит Михайлов — воспитанник этого новициата.
Но не только римские антисоветские учреждения
Ватикана подвластны конгрегации по делам восточных
церквей. Совсем недавно, 27 марта 1952 г., кардинал Тиссеран
в речи, произнесенной в Лувенском католическом
университете (Бельгия), неосторожно приоткрыл плотную завесу
конспирации, за которою скрываются некоторые из
наиболее черных дел Ватикана.
Его речь, опубликованная в специальном поповском
журнале *, не предназначенном для широкого круга
читателей, не оставляет ни малейшего сомнения в том, что
католические высшие учебные заведения готовят
контрреволюционные, антисоветские кадры под видом знатоков
истории и вероучения восточнохристианских церквей
(православной, униатской,- армяно-грегорианской и других).
В «знатоках» этих Ватикан нуждается-де затем, чтобы с
их помощью «воссоединить» восточные церкви с
католической под главенством папы. На самом деле, как легко
прочесть между строк речи Тиссерана, в католических
университетах готовят (разумеется, далеко не только в
богословском отношении) ученых попов, которые могли бы
завладеть приходами и высшими церковными
должностями на востоке Европы, если бы...— остановка,
оказывается, за сущим пустяком! — если бы там пришел конец
народной демократии и социализму. На своем иезуитском
языке Тиссеран добавляет, что папа хочет, чтобы Совет-
1 Евгений, кардинал Тиссеран — «Восток и Запад» (Еи-
&ёпе, СагсКпа! ТСззегапс! — «Опеп* е1 ОосМепЬ.— «Кеуие сРЫзкиге
есс1ёз1аз11дие», т. ХЬУИ, № 3—4, Лувен, 1952, стр. 604—618).
292

ский Союз и страны народной демократии после их «осво
бождения» (т. е. захвата империалистическими
разбойниками) «получили избранных подданных».
Из речи Тиссерана мы узнаём, что еще в 1921 г. под
крылышком бельгийских церковников нашли приют сотни
русских белогвардейцев, которых превратили в
католических «студентов». Под названием «Славянский
университетский очаг» это контрреволюционное гнездо было
возрождено в 1931 и 1947 гг., причем сейчас там особо
выделены «очаги» для украинцев и белорусов. Легко
заметить, что все три указанные даты точно совпадают
с теми периодами, когда организаторы международных
антисоветских кампаний особенно рассчитывали на
близкое осуществление их подлых захватнических планов.
Мы узнаём далее, что «тысячи русинов и украинцев»
(из бандеровокого контрреволюционного отребья),
которые во время второй мировой войны были собраны в
фашистской Италии, в лагерях под г. Римини, прошли под
присмотром тиссерановской конгрегации подготовку к
вступлению в католические университеты. Тиссеран
хвалится, что он собственноручно подписал им сотни
дипломов.
Дальше выясняется, что подобные очаги есть и под
Парижем (для румынских эмигрантов), и в Лувене,, и в
Страсбурге (Эльзас), и в Испании — в Мадриде и Сала-
манке, где существуют старинные католические
университеты, которыми руководят иезуиты. Во всех этих и
других местах под видом католических студентов проходят
обучение всевозможные мерзавцы, бежавшие или
вышвырнутые из стран народной демократии, украинские и
белорусские буржуазные националисты.
Ватиканские вербовщики всех .подонков рода
человеческого не обходят также врагов грузинского и армянского 1
1 Иезуитскую подрывную деятельность, направленную против
армянского народа, возглавляет один из приближенных генерала
«Общества Иисуса» — кардинал Агаджанян. Вес этого отщепенца
армянского народа не только в иезуитском ордене, но и в церкви
вообще можно определить уже по тому, что в ватиканских сферах
есть немало сторонников его избрания на папский престол после
смерти Пия XII (такого мнения держатся те, кто считают, что
избрание наиболее вероятного кандидата — нью-йоркского
архиепископа Спеллмана слишком дискредитировало бы Ватикан и
окончательно выдало бы его руководителей как приспешников моно-
293

народов. В католических университетах и для них
находится место.
Наконец, Тиссеран упомянул о «двух институтах
русских исследований», существующих в Париже и Нью-
Йорке. С 1939 г. в Нью-Р1орке иезуитский Фордхемский
университет ежегодно проводит конференции по разным
«восточнохрйстианским» вопросам. Нет нужды пояснять,
что под этим предлогом устраиваются настоящие
антисоветские «шабаши ведьм» — иезуитов, белогвардейских
«студентов» и «профессоров».
Таковы саморазоблачения кардинала Тиссерана.
Как известно, в Ватикане (в частности, в конгрегации
по делам восточных церквей) нашли приют фашистские
заплечных дел мастера, например подвизавшийся в
Италии во время войны -гестаповец Гауфф —он проходит со
студентами «Руссикума» курс централизованной
обработки шпионских донесений. Немецкий иезуит Германн,
в прошлом гитлеровский шпион, участвует в управлении
Восточным институтом.
«Факты показывают,— писала газета «Красная
звезда»,— что шпионский аппарат Ватикана, некогда
находившийся на службе у гитлеровцев, превращается теперь в
простой филиал американской разведки Си-Ай-Сц.
Чехословацкая печать сообщала, что США выплачивают
ежегодно Ватикану только для содержания сети шпионов в
странах Восточной Европы 5 млн. долларов. Кардиналы
Ватикана превратились в агентов американской разведки.
Нагляднее всего это видно на примере венгерского
кардинала Миндсенти, который регулярно отчитывался о
проделанной подрывной работе перед американским
разведчиком Чэпином. Шпион Ватикана Бечка, осужденный в
Чехословакии за террористическую и шпионскую
деятельность, признался, что у него была инструкция передавать
предназначенную для Ватикана информацию любому
представителю американских разведывательных органов.
Другой папский шпион — аббат католического монастыря
Тайовский — сообщил на суде, что при посещении Рима
полий США; мало известный миру Агаджанян мог бы стать удобной
ширмой, прикрывающей проамериканскую политику Ватикана).
Иезуит Агаджанян в особом «пастырском послании» проклинал тех
армян, которые массами переселялись обратно в Советский Союз из
стран Ближнего Востока. Как известно, запугать их ему не удалось.
294

ему предложили отчитываться не перёд руководстЁО^
шпионской службы Ватикана, а перед- представителем
американской разведки.
О тесном контакте папских и американских шпионов,—
продолжает «Красная звезда»,— свидетельствует и
деятельность так называемой католической «миссии» в Вене,
которую, по словам католической газеты «Эстеррейхшне
цейтунг», возглавляет сотрудник американской разведки
Югас. Работники этой «миссии» — монахини —
организовали сборный пункт для шпионов и бандитов,
направляющихся в советскую зону оккупации Австрии, создали
пристанище для шпионских групп, возвращающихся из
стран народной демократии после совершённых
преступлений» 1.
Разветвленная сеть многообразных шпионских и
диверсионных организаций, принадлежащих Ватикану или
тесно связанных с ним, беспрерывно растет. Как
сообщали иностранные газеты, он с помощью американских
военных специалистов организовал -курсы для подготовки
шпионов — радистов и шифровальщиков и особые школы,
в которых проходят .переподготовку разведчики, уже
имеющие практический опыт преступной деятельности в
странах народной демократии. Особое- внимание обращается
на безупречное усвоение языков народов, среди которых
эти крестовики раскидывают свою паутину. Преподаются
литература и история этих стран, шпионов знакомят с
народными обычаями, с песнями, с православным
богослужением, приучают пользоваться в разговоре
народными пословицами и поговорками.
В печати приводились циничные заявления
американского епископа Райана, открыто расхваливавшего
ватиканскую разведку и рекламировавшего ее перед
империалистами всего мира. Так, 12 мая 1940 г. он писал в газете
«Нью-Йорк тайме», что Ватикан — «наиболее
осведомленная организация в мире. Тысячи хорошо обученных
официальных и неофициальных лиц, в частности, дипломатов,
работают на него, собирают для него сведения; он имеет,
таким образом, наилучшую в мире разведку... Нелепо
думать, что Германия, Франция и Англия признают
Ватикан из высокого чувства христианского милосердия.
«Красная звезда», 7 января 1951 г
295

Если они Фго-нибудь й Дают, То ож-идаЮт получить что-то
взамен» К
К этому откровенному заявлению весьма
компетентного прелата следует лишь добавить, что папская
разведка целиком находится в руках иезуитов. Ее
руководитель — генерал «Общества Иисуса» Жаносен. Так
называемый «отдел стран Востока и Юго-Востока Европы»
ватиканской разведки возглавляет иезуит Шмидер,
которому помогает иезуит Прешерен. Шпионажем в странах
Центральной Европы ведает иезуит «профессор» Лейбер.
Это — личный секретарь папы Пия XII, старый разведчик.
Он служил папе, еще когда тот, называясь просто
кардиналом Пачелли и пребывая в фашистской Германии на
дипломатическом посту, всячески угождал Гитлеру. И
одновременно кардинал Пачелли с помощью Лейбера
создавал в этой стране шпионскую сеть. Иезуиты стоят и во
главе ряда местных филиалов папокой разведки (в
частности, в Иннсбруке — в американской зоне оккупации
Австрии).
На многочисленных судебных процессах в странах
народной демократии за последние годы были разоблачены
перед всем миром архиреакционные происки верхов
католической церкви.
Кардиналы, архиепископы, епископы и многие попы
рангом пониже длинными вереницами проходили перед
судами, признаваясь в преступных замыслах против
свободы и независимости этих стран, цинично рассказывая
о своих связях с иностранными разведками, о солидных
суммах «сребреников», полученных оттуда в уплату за
предательство, о том, как церковники-шпионы выуживали
секретные сведения, как составляли картотеки
промышленных и военных объектов, а также лиц, подлежащих
«устранению», как попы-диверсанты убивали из-за угла,
хранили оружие для террористических актов и на
случай восстаний, которые они тщательно подготовляли
вместе с другими врагами народа под руководством разведок
империалистических держав.
На всех таких .процессах повторялся с небольшими
вариациями один и тот же диалог. Вот отвечает суду быв-
1 М. М. Шейнман — «Идеология и политика Ватикана на
службе империализма». М., 1950, стр. 176.
296

ковьи, говорят, думают и проповедуют, как если бы еще
не было ни Галилея, ни Джордано Бруно; ни Яна Гуса,
ни Карла Маркса, ни революции. И все, что связано с
Ватиканом, отдает трупной вонью»,— так писал П. Павленко
в очерке «Итальянские впечатления» К
Тлетворный дух реакции, пронизывающий все в этом
логове папизма, -никак не удается скрыть ватиканским
владыкам, хотя они и сумели придать своему государству
смиренный, даже несколько провинциальныйяид не только
религиозного, но также «научного» и художественного
центра. Этой цели служит, между прочим, до смешного
доходящее стремление пап поддержать древние
ватиканские придворные традиции, использовать для придания
блеска своему двору всю католическую бутафорию и
археологию. Так, по примеру своих средневековых
предшественников нынешние папы содержат личных
телохранителей, именуемых, как встарь, швейцарской гвардией.
Дельцы, ведающие иностранной рекламой папского
карликового государства, поставляют агентствам печати
снимки, на которых таращат глаза эти пестро разодетые
усатые парни с узкими шпагами на боку, с султанами на
касках, в неудобных пузатых панцырях и ботфортах.
Говорят, их форму придумал еще Микельанджело, и
сейчас, через века, она как бы свидетельствует, что в
грешном мире, подверженном всяким переменам и
переворотам, католическая церковь остается непоколебимой,
точно окала, во всем, до последних мелочей, вплоть до
одеяния папских гвардейцев.
Однако, не полагаясь на шпага и алебарды,
«швейцарцы» держат в -карманах своих желто-сине-красных
полосатых штанов новейшие автоматические пистолеты;
подобно этому и многое другое в Ватикане тоже лишь
внешне хранит черты старины. Ватикан не только
забавляет любителей диковин видом своей опереточной гвардии
или старомодных почтовых марок. Нет, он далеко не чужд
современной цивилизации: его не удовлетворяют
разрозненные потуги попов, подвизающихся в тысячах и тысячах
католических церквей,— ведь в церкви ходят не все, а надо
отравлять сознание самых широких масс и проникать с
1 П. Павленко,— «Итальянские впечатления» (журн. «Новый
мир», 1951, №2, стр. 140).
19 Д. Е. Михневич 289

11ропагандой даже в дежа 'неверующих й равнодушных к
религии людей — и вот этому-то служит собственная
мощная радиостанция Ватикана; папа -издает не только
молитвенники, но также газеты, журналы и книги — даже
романы и стихи, выпускает кинофильмы, имеет, как мы
знаем, свою «академию наук», где сам и президентствует.
Церковная старина привлекает в Рим любопытных
богатых туристов. Она составляет как «бы .вывеску огромного
коммерческого предприятия, каким отчасти является
Ватикан с его музеями, парками, дворцами, гостиницами,
магазинами и фабриками фальшивых реликвий. Но не
коммерция — главное \в деятельности современного
Ватикана. И не археологические редкости особенно ценятся его
заокеанскими империалистическими покровителями; а если
уж упомянули мы о папской гвардии, то надо добавить,
что, конечно, не ради верзил в костюмах, бывших модными
четыре столетия назад, щедро раскошеливаются
американские миллиардеры, но ради тех отборнейших и вполне
современных сил католической реакции, которые избегают
встреч с фоторепортерами, на деле же являются самой
настоящей гвардией папства.
Речь идет, разумеется, прежде всего об иезуитах.
«В цивилизованной и передовой Европе, с ее
блестящей развитой техникой, с ее богатой, всесторонней
культурой и конституцией, наступил такой исторический
момент, когда командующая буржуазия, из страха перед
растущим и крепнущим пролетариатом, поддерживает все
отсталое, отмирающее, средневековое. Отживающая
буржуазия соединяется со всеми отжившими и отживающими
силами, чтобы сохранить колеблющееся наемное рабство...
...Буржуазия готова на все дикости, зверства и
преступления, чтобы отстоять гибнущее капиталистическое
рабство» !.
Так В. И. Ленин прозорливо писал в 1913 г. в статье
«Отсталая Европа и передовая Азия».
История полностью подтвердила и подтверждает это
всеми дикостями, зверствами, преступлениями фашистов,
современных империалистов, агрессоров, поджигателей
войн. О правоте ленинских слов говорит и все более
крепнущая связь самых человеконенавистнических кругов
1 В И. Ленин —Соч., т. 19, стр. 77.
290

буржуазии с Ватиканом, который ныне служит
воплощением всего отсталого, отмирающего, средневекового. С
особой заботливостью враги человечества поддерживают
иезуитов — и понятно, почему: где же, как не в преступном
«Обществе Иисуса», наиболее полно проявляются
гнуснейшие черты ватиканской идеологии и политики?
Такая забота тем понятнее, что в наши дни слово
«иезуит» больше, чем когда бы то ни было, стало
синонимом слов «шпион», «диверсант». Современный иезуит
это сплошь и рядом самый настоящий убийца «и громила,
вооруженный револьвером, кинжалом, толом, адской
машиной/ американскими инструкциями и специальными
сведениями, полученными в особых школах — питомниках
рясонооных разведчиков и бандитов.
Об одной из таких школ мы уже упоминали 1 — о
римском «Руссикуме», этом иезуитском рассаднике
диверсантов и шпионов. Руководители «Руссикума» (предназначали
своих учеников сначала специально для засылки в
Советский Союз, но со временем расширили поле их
вредоносной деятельности и удостоили вниманием также страны
народной демократии. Воспитанников своих,
навербованных среди наихудших подонков человечества, опытные
разведчики в сутанах и мундирах обучают там всем
тонкостям шпионского ремесла.
Целое министерство в Ватикане — «конгрегация по
делам восточных церквей» — руководит школами панских
шпионов и всей преступной деятельностью этих негодяев,
когда от «теории» они переходят к практике. В кабинетах
этой же конгрегации империалистические разведки
координируют с папской свои планы и действия и дают ей
инструкции. Нужно попутно заметить, что общее
руководство конгрегацией по делам восточных церквей принял на
себя сам папа — и так еще раз подтверждается, что
Ватикан связывает с нею свои важнейшие политические
расчеты. Текущими делами конгрегации руководит
кардинал Тиссеран — в прошлом резидент папской разведки
в СССР.
В ведении этой конгрегации находятся так называемый
Восточный институт, комиссия «Про Руссиа» и «Рус-
сикум». Если последний готовит рядовых шпионов и
1 См. стр. 243.
291
19*

диверсантов, то Восточный институт — руководителей,
командиров, организаторов и «идеологических работников».
Это агенты наивысшей квалификации, их подготовка стоит
больших денег и хлопот. Ежегодно выпускается, повиди-
мому, не более сотни таких «специалистов» (большинство
их — поляки и белорусы), но зато это — отборные кадры,
на которых, в сущности, и держится ватиканская
шпионская сеть на востоке.
Наконец, в Риме помещается (иезуитская школа (нови-
циат), подготовляющая специально молодых головорезов
для шпионской и диверсионной деятельности,
направленной против стран народной демократии. В Болгарии не
так давно был пойман с поличным
парашютист-диверсант иезуит Михайлов — воспитанник этого новициата.
Но не только римские антисоветские учреждения
Ватикана подвластны конгрегации по делам восточных
церквей. Совсем недавно, 27 марта 1952 г., кардинал Тиссеран
в речи, произнесенной в Лувенском католическом
университете (Бельгия), неосторожно приоткрыл плотную завесу
конспирации, за которою скрываются некоторые из
наиболее черных дел Ватикана.
Его речь, опубликованная в специальном поповском
журнале 1, не предназначенном для широкого круга
читателей, не оставляет ни малейшего сомнения в том, что
католические высшие учебные заведения готовят
контрреволюционные, антисоветские кадры под видом знатоков
истории и вероучения восточнохристианских церквей
(православной, униатской, армяно-грегорианской и других).
В «знатоках» этих Ватикан нуждается-де затем, чтобы с
их помощью «воссоединить» восточные церкви с
католической под главенством папы. На самом деле, как легко
прочесть между строк речи Тиссерана, в католических
университетах готовят (разумеется, далеко не только в
богословском отношении) ученых попов, которые могли бы
завладеть приходами и высшими церковными
должностями на востоке Европы, если бы...— остановка,
оказывается, за сущим пустяком! — если бы там пришел конец
народной демократии и социализму. На своем иезуитском
языке Тиссеран добавляет, что папа хочет, чтобы Совет-
1 Евгений, кардинал Тиссеран — «Восток и Запад» (Еи-
&ёпе, СагсИпа1 Т13зегапс1 — «Опегй е* ОосМепЬ.—«Кеуие б'Ызкиге
есс1ё81а811дие», т. ХЬУН, № 3—4, Лувен, 1952, стр. 604—618).
292

ский Союз и страны народной демократии после их
«освобождения» (т. е. захвата империалистическими
разбойниками) «получили избранных подданных».
Из речи Тиссерана мы узнаём, что еще в 1921 г. под
крылышком бельгийских церковников нашли приют сотни
русских белогвардейцев, которых превратили в
католических «студентов». Под названием «Славянский
университетский очаг» это контрреволюционное гнездо было
возрождено в 1931 и 1947 гг., причем сейчас там особо
выделены «очаги» для украинцев и белорусов. Легко
заметить, что все три указанные даты точно совпадают
с теми периодами, когда организаторы международных
антисоветских кампаний особенно рассчитывали на
близкое осуществление их подлых захватнических планов.
Мы узнаём далее, что «тысячи русинов и украинцев»
(из бандеровокого контрреволюционного отребья),
которые во время второй мировой войны были собраны в
фашистской Италии, в лагерях под г. Р-имини, прошли под
присмотром тиссерановской конгрегации подготовку к
вступлению в католические университеты. Тиосеран
хвалится, что он собственноручно подписал им сотни
дипломов.
Дальше выясняется, что подобные очаги есть и под
Парижем (для румынских эмигрантов), и в Лувене, и в
Страсбурге (Эльзас), и в Испании — в Мадриде и Сала-
манке, где существуют старинные католические
университеты, которыми руководят иезуиты. Во всех этих и
других местах под видом католических студентов проходят
обучение всевозможные мерзавцы, бежавшие или
вышвырнутые из стран народной демократии, украинские и
белорусские буржуазные националисты.
Ватиканские вербовщики всех подонков рода
человеческого не обходят также врагов грузинского и армянского *
1 Иезуитскую подрывную деятельность, направленную против
армянского народа, возглавляет один из приближенных генерала
«Общества Иисуса» — кардинал Агаджанян. Вес этого отщепенца
армянского народа не только в иезуитском ордене, но и в церкви
вообще можно определить уже по тому, что в ватиканских сферах
есть немало сторонников его избрания на папский престол после
смерти Пия XII (такого мнения держатся те, кто считают, что
избрание наиболее вероятного кандидата — нью-йоркского
архиепископа Спеллмана слишком дискредитировало бы Ватикан и
окончательно выдало бы его руководителей как приспешников моно-
293

народов. В католических университетах и для них
находится место.
Наконец, Тиссеран упомянул о «двух институтах
русских исследований», существующих в Париже и Нью-
Йорке. С 1939 г. в Нью-Р1орке иезуитский Фордхемский
университет ежегодно проводит конференции по разным
«восточнохрйстианским» вопросам. Нет нужды пояснять,
что под этим предлогом устраиваются настоящие
антисоветские «шабаши ведьм» — иезуитов, белогвардейских
«студентов» и «профессоров».
Таковы саморазоблачения кардинала Тиссерана.
Как известно, в Ватикане (в частности, в конгрегации
по делам восточных церквей) нашли приют фашистские
заплечных дел мастера, например подвизавшийся в
Италии во время войны гестаповец Гауфф — он проходит со
студентами «Руосикума» курс централизованной
обработки шпионских донесений. Немецкий иезуит Германн,
в прошлом гитлеровский шпион, участвует в управлении
Восточным институтом.
«Факты показывают,— писала газета «Красная
звезда»,— что шпионский аппарат Ватикана, некогда
находившийся на службе у гитлеровцев, превращается теперь в
простой филиал американской разведки Си-Ай-Си.
Чехословацкая печать сообщала, что США выплачивают
ежегодно Ватикану только для содержания сети шпионов в
странах Восточной Европы 5 млн. долларов. Кардиналы
Ватикана превратились в агентов американской разведки.
Нагляднее всего это видно на примере венгерского
кардинала Миндсенти, который регулярно отчитывался о
проделанной подрывной работе перед американским
разведчиком Чэпином. Шпион Ватикана Бечка, осужденный в
Чехословакии за террористическую и шпионскую
деятельность, признался, что у него была инструкция передавать
предназначенную для Ватикана информацию любому
представителю американских разведывательных органов.
Другой папский шпион — аббат католического монастыря
Тайовский — сообщил на суде, что при посещении Рима
палий США; мало известный миру Агаджанян мог бы стать удобной
ширмой, прикрывающей проамериканскую политику Ватикана).
Иезуит Агаджанян в особом «пастырском послании» проклинал тех
армян, которые массами переселялись обратно в Советский Союз из
стран Ближнего Востока. Как известно, запугать их ему не удалось.
294

ту предложили отчитываться не перёд руководством
шпионской службы Ватикана, а перед "представителем
американской разведки.
О тесном контакте папских и американских шпионов,—
продолжает «Красная звезда»,— свидетельствует и
деятельность так называемой католической «миссии» в Вене,
которую, по словам католической газеты «Эстеррейхише
цейтунг», возглавляет сотрудник американской разведки
Югас. Работники этой «миссии» — монахини —
организовали сборный пункт для шпионов и бандитов,
направляющихся в советскую зону оккупации Австрии, создали
пристанище для шпионских групп, возвращающихся из
стран народной демократии после совершённых
преступлений» К
Разветвленная сеть многообразных шпионских и
диверсионных организаций, принадлежащих Ватикану или
тесно связанных с ним, беспрерывно растет. Как
сообщали иностранные «газеты, он с помощью американских
военных специалистов организовал -курсы для подготовки
шпионов -г- радистов и шифровальщиков и особые школы,
в которых проходят переподготовку разведчики, уже
имеющие практический опыт преступной деятельности в
странах народной демократии. Особое внимание обращается
на безупречное усвоение языков народов, среди которых
эти крестовики раскидывают свою паутину. Преподаются
литература и история этих стран, шпионов знакомят с
народными обычаями, с песнями, с православным
богослужением, приучают пользоваться в разговоре
народными пословицами и поговорками;
В печати приводились циничные заявления
американского епископа Райана, открыто расхваливавшего
ватиканскую разведку и рекламировавшего ее перед
империалистами всего мира. Так, 12 мая 1940 г. он писал в газете
«Нью-Йорк тайме», что Ватикан — «наиболее
осведомленная организация в хмире. Тысячи хорошо обученных
официальных и неофициальных лиц, в частности, дипломатов,
работают на него, собирают для него сведения; он имеет,
таким образом, наилучшую в мире разведку... Нелепо
думать, что Германия, Франция и Англия признают
Ватикан из высокого чувства христианского милосердия.
«Красная звезда», 7 января 1951 г.
295

Если они Зто-юстбудь и дают, то ожадают получить что-то
взамен» 1.
К этому откровенному заявлению весьма
компетентного прелата следует лишь добавить, что папская
разведка целиком находится в руках иезуитов. Ее
руководитель — генерал «Общества Иисуса» Жанссен. Так
называемый «отдел стран Востока и Юго-Востока Европы»
ватиканской разведки возглавляет иезуит Шмидер,
которому помогает иезуит Прешерен. Шпионажем в странах
Центральной Европы ведает иезуит «профессор» Лейбер.
Это — личный секретарь папы Пия XII, старый разведчик.
Он служил папе, еще когда тот, 'называясь просто
кардиналом Пачелли и пребывая в фашистской Германии на
дипломатическом посту, всячески угождал Гитлеру. И
одновременно кардинал Пачелли с помощью Лейбера
создавал в этой стране шпионскую сеть. Иезуиты стоят и во
главе ряда местных филиалов «папской разведки (в
частности, в Иннсбруке — в американской зоне оккупации
Австрии).
На многочисленных судебных процессах в странах
народной демократии за последние годы были разоблачены
перед всем миром архиреакционные происки верхов
католической церкви.
Кардиналы, архиепископы, епископы и многие попы
рангом пониже длинными вереницами проходили перед
судами, признаваясь в преступных замыслах против
свободы и независимости этих стран, цинично рассказывая
о своих связях с иностранными разведками, о солидных
суммах «сребреников», полученных оттуда в уплату за
предательство, о том, как церковники-шпионы выуживали
секретные сведения, как составляли картотеки
промышленных и военных объектов, а также лиц, подлежащих
«устранению», как попы-диверсанты убивали из-за угла,
хранили оружие для террористических актов и на
случай восстаний, которые они тщательно подготовляли
вместе с другими врагами народа под руководством разведок
империалистических держав.
На всех таких процессах повторялся с небольшими
вариациями один и тот же диалог. Вот отвечает суду быв-
1 М. М. Ш е й н м а н — «Идеология и политика Ватикана на
службе империализма». М., 1950, стр. 176.
296

ший глава венгерских католиков, ближайший помощник
римского папы, кардинал Миндсенти:
«Председатель. 16 декабря 1946 г. вы снова послали
длинное заявление американскому посланнику, в котором
предлагаете спешно принять меры. В конце письма вы
просите их вмешательства...
Миндсенти, Да, было...
Председатель. Потом вы написали еще одно заявление,
вернее, прошение 'Непосредственно президенту Трумэну,
через американскую миссию. Так?
Миндсенти. Да.
Председатель. И его >вы просили осуществить
интервенцию, вмешательство во внутренние дела страны?
Миндсенти. Да. Весной 1947 г. в общественном мнении
еще устойчиво держались слухи..; что может произойти
историческая перемена.
Председатель. Третья мировая война?
Миндсенти. Третья мировая война» К
Вот на другом процессе держит ответ архиепископ
Грэс, который был заблаговременно назначен в преемники
Миндсенти на случай его провала, но провалившийся в
свою очередь:
«Прокурор. Какими путями вы хотели вернуть старый
строй?
Грэс. Путем свержения режима народной республики,
вооруженного восстания и с американской помощью» 2.
Вполне понятно, почему архиепископ и его
сподвижники вступили в борьбу с народом: «До освобождения
страны,— писал корреспондент газеты «За прочный мир,
за народную демократию!»,— Иожеф Грэс владел в Калоч-
ском архиепископстве 50 000 хольдами земли (1 хольд =
= 0,57 га.— Д. М.). Один из подсудимых — венгерский
аббат ордена цистерцианцев Вендель Эндреди —на
процессе показал: «Орден цистерцианцев имел 46 000 хольдов
земли, несколько промышленных предприятий. В наших
поместьях, на наших заводах и фабриках работало около
1 500 промышленных рабочих и крестьян». Эту компанию
прекрасно дополнял Ференц Везер — монах ордена святого
Павла, «гражданская гвардия» которого дадло убивала
1 «Комсомольская правда», 14 декабря 1951 г.
2 «Правда», 24 июня 1951 г.
20 д. Е. Михневич
297

советских солдат. За подобные гнусные преступления
епископы и руководители ордена выразили Везеру свою
признательность, а папа прислал на его имя особое
благословение» !.
Присутствовавший на суде корреспондент «Правды»
приводил показания Везера: «Я дал указания убивать как
можно больше советских солдат. Я как священник с
амвона в церкви подстрекал к убийствам и возмущал верующих
против Советской Армии. После убийства я приглашал к
себе убийц на исповедь и давал им отпущение грехов.
Я сам ходил всегда с оружием и не раз стрелял в
советских солдат, а одного русского солдата убил лично. Многих
мы застрелили, задушили, а одного забили палками»2.
Венгерский суд совсем иначе оценил эти бандитские
«подвиги» Ференца Везера, чем епископы и папа. Если те
благословляли монаха-палача, то суд именем народа
приговорил его к смертной казни.
Также и на тех процессах, где главными обвиняемыми
были не католические иерархи, а другие изверги
человеческого рода, нередко разоблачалась преступная
деятельность этих папских сподвижников. В 1950 г. в
Чехословакии на процессе Гораковой и ее сообщников, обвинявшихся
в заговорщической деятельности, предстали в своем
настоящем виде и присные римского папы.
Приводим отрывок из допроса обвиняемого Гостички:
«Прокурор. К кому вы обратились... с тем, чтобы ваша
программа, построенная в расчете на войну, получила
одобрение?
Гостичка. К господину архиепископу Берану.
Прокурор. Далее.
Гостичка. К господину аббату Опасеку.
Прокурор. А наконец?
Гостичка. К Ватикану.
Прокурор. Это политика Ватикана? Что тут общего
с верой и религией? Но мы знаем, какую политику теперь,
в обстановке мира, проводит в отношении нас Ватикан.
Мы уже знаем, что уже теперь, в мирной обстановке, он
готовит убийства (следует перечисление террористических
актов, совершённых папской агентурой.— Д. М.). Что же,
разве для того во главе Ватикана стоят лица, обладающие
1 «За прочный мир, за народную демократию!», 6 июля 1951 г.
2 «Правда», 24 июня 1951 г.
298

высшей духовной властью, чтобы подготовлять во время
мира войну и посылать убийц в нашу республику?
Гостичка. (Молчит)»1.
Оставалось только молчать. Действительно, главная
задача Ватикана в наши дни — это подготовка новой
войны — против СССР и стран народной демократии.
Стоит отметить, что участники заговора Гораковой
пользовались как шифром молитвой «Отче наш», которую
размечали цифрами по особой системе.
В нашу задачу не входит подробно рассказывать здесь
о всех антинародных заговорах с участием католических
церковников, о всех судебных процессах, которые
происходили в Венгрии, Польше, Чехословакии, Румынии,
Албании, Болгарии по делам такого рода. Наша цель —
показать, что преступный орден иезуитов, как всегда, является
душой и ударной силой таких заговоров.
Некоторые заговоры непосредственно возглавлялись
иезуитами. Так, 19 сентября 1951 г. ТАСС сообщал:
«В Варшаве состоялся процесс членов одной из
подпольных организаций, руководимой иезуитами. Перед
судом предстали ксендз Ростворовский и Станислав
Навроцкий — члены ордена иезуитов, а также Адам Станов-
ский, Веслав Горончко и Андрей Сондровский.
Подсудимые, прикрываясь церковно-религиозной деятельностью,
вели работу, направленную против народной Польши,
против интересов польского народа. Как это установлено,
подсудимые были связаны с разведкой англо-американских
империалистов и с подпольными антинародными
организациями. По заданию Ватикана подсудимые пытались
саботировать освоение западных земель, поручали своим
соучастникам вступать в профсоюзы и проводить там
раскольническую работу. На суде была полностью
доказана виновность подсудимых»2.
В Албанской Народной Республике иезуитский орден
также проявил себя как организатор и оплот злейшей
реакции. «Уже в начале 1945 г. ватиканская агентура
подготавливала в Албании заговор против народной.власти
и пыталась осуществить вооруженный путч. Заговорщики
1 «Процесс руководителей вредительского заговора против
республики. Горакоза и сообщники». Прага, 1950, стр 1697-170.
2 «Правда», 20 сентября 1951 г.
299
20

действовали в тесном контакте с американской и
английской разведками. Однако заговор был своевременно
разоблачен, и ватиканские агенты предстали перед судом.
В 1946 г. в Албании была разоблачена новая группа
католических священнослужителей — агентов Ватикана,
проводивших антиправительственную деятельность. На
протяжении всех последних лет было разоблачено большое число
агентов Ватикана, орудовавших в Албании. На процессах
этих шпионов и диверсантов было установлено, что Ватикан
создал для борьбы против народно-демократического
режима в Албании специальную организацию под названием
«Албанский союз», во главе которого находились иезуит
Даниэль Данами и католический священник Джиованни
Фаусти. Штаб-квартирой этой заговорщицкой
организации была иезуитская семинария в Скутари, где
подготавливались кадры для подрывной работы и печатались
антиправительственные листовки. Руководители «Албанского
союза» разработали план создания террористической
группы «Черная рука», перед которой они поставили задачу
подготовки и осуществления террористических актов
против руководителей народно-демократической Албании» К
В 1946 г. в Чехословакии была ликвидирована
подпольная фашистская организация, имевшая прочные связи
с Ватиканом. В ней участвовали в числе других
преступников католические священники. Главной целью
организации были подрыв дружественных отношений между
Чехословакией и СССР и свержение народно-демократического
режима. Вдохновителем этой антигосударственной
деятельности был агент иностранной разведки «профессор»
Томислав Колакович — иезуитский монах.
Колакович — весьма колоритная фигура. Еще в 1943 г.
специально для организации шпионажа в пользу Ватикана
и гитлеровской разведки он был направлен в
Чехословакию, где кипела народная партизанская борьба против
немецко-фашистских захватчиков. Примерно через год он
пробрался в повстанческие отряды, действовавшие в
Словакии. Добытые там сведения он передавал своим
хозяевам через шпионский пункт, находившийся во дворце бан-
ска-бистрицкого католического епископа Шкрабика. Когда
1 В. М и н а е в — «Тайное оружие обреченных». М., 1952,
стр. 223—224.
300

фашистские оккупанты были изгнаны из Чехословакии
Советской Армией, Колакович в качестве «антифашиста»
некоторое время еще пользовался доверием, и это
облегчало ему организацию шпионажа. В 1945 г. он тайком
ездил в Рим и вернулся с новыми инструкциями —
готовить целую сеть шпионских групп. Но этот гнусный план
сорвался.
Чтобы охарактеризовать подлую тайную деятельность
иезуитов, направленную против народно-демократической
Чехословакии, достаточно было бы привести уже один тот
факт, что в систематической шпионской деятельности
изобличен главный руководитель «Общества Иисуса» в
этой стране Франтишек Шингал.
Одной из сил антинародного заговора в Венгрии под
руководством архиепископа Грэса в 1951 г. была
нелегальная организация «Католический фро>нт», в которой
видную роль играли, естественно, иезуиты. О целях
«Католического фронта» лучше всего говорит его секретный
документ, оглашенный на суде:
«Совершенно открыто нужно сказать, что если сейчас
мы останемся бездейственными, то... именно тогда мы
совершим самый тяжелый грех... [Далее перечисляются
задачи заговорщиков:] Связь с теми, кто является нашими
союзниками против коммунизма... связь с Римом... с
Западом... Подготовка соответствующих актов саботажа
(например, препятствовать изготовлению оружия)...
подготовка обороны... подготовка освобождения (т. е.
свержения народно-демократического режима.— Д. М.)» 1.
Несколько лет назад в Кракове военно-полевой суд
приговорил к смертной казни ксендза Гургача — члена
ордена иезуитов и главаря бандитской шайки. Его банда
входила в более обширную подрывную организацию и
действовала по ее планам. Он ограбил организацию польской
молодежи, затем — контору земледельческого
кооператива, причем тяжело ранил милиционера. Оба эти грабежа
доставили Гургачу крупную сумму — 375 тысяч злотых.
Еще больше добыл он, ограбив кассиров Краковского
кооперативного банка,— 3,5 миллиона злотых. Грабежи
были только средством к достижению главной цели банды
1 «Судебный цроцесс по делу Йожефа Грэса и его сообщников.
Стенографический отчет». Будапешт, 1951, стр. 403—404.
301

ксендза-иезуита, а цель состояла в том, чтобы
уничтожать деятелей народно-демократической Польши. Когда
обагренный кровью своих жертв иезуит предстал перед
судом, его спросили, как же вяжутся его преступные
действия с католическим вероучением. Гургач, ничуть не
смутившись, ответил, что вяжутся вполне.
Видное место в системе католического шпионажа,
диверсий и террора Ватикан и его заокеанские хозяева
отводят униатской церкви, которая всей своей прошлой
и нынешней человеконенавистнической деятельностью
вполне заслужила эту более чем сомнительную «честь».
Реакционнейшие подонки униатской церкви не желают
складывать оружие. Не случайно попали они в объятия
ватиканской разведки, да и разведка эта не могла бы
найти более удобную, послушную и ничем не брезгающую
агентуру для «работы» в странах народной демократии.
В виде примера можно привести связи только что
упомянутого иезуита Колаковича с украинской
контрреволюцией — с презренными бандеровцами, которые повинны в
гибели тысяч и тысяч советских патриотов, в торговле
жизненными интересами, украинского народа, в союзе с
гитлеровцами, с Шептицким и Слепым, со всеми врагами
Советского Союза и стран народной демократии.
Так, в Чехословакии монашеский орден базилиан (этот
оплот бандеровской контрреволюции, союзник «Общества
Иисуса» и его украинский вариант) передал Колаковичу
в фонд преступной борьбы против народцой демократии
огромную сумму— 150 000 крон.
«Раскрылись и другие дела, поважнее. Выяснилось, что
в 1945 г. ...Колакович нелегально перешел границу
Советского Союза... Важные цели заставили Колаковича
отправиться в опасный путь через границу. В основе их лежал
приказ Ватикана: установить связь с греко-католиками
(таково официальное название униатов.— Д. М.) на
бывшей польской территории, предложить им помощь
деньгами и оружием для вооружения появившихся там банд и,
пообещав им власть над Украиной, как только будет
разгромлен Советский Союз, использовать их против СССР,
Польши и Чехословакии...
Там, на северном склоне Карпатских гор, Колакович
встретился с предводителем банд «Украинской
повстанческой армии» Степаном Бандерой.
302

Через несколько дней после этого на большой лесной
лужайке юго-восточнее Перемышля можно было видеть
странное сборище: на пригорке стоял Бандера, держа в
руке автомат, а подле него ксендз в очках. Перед ними
расположилось несколько сот оборванцев с винтовками,
револьверами и гранатами. Их обросшие зверские
физиономии напоминали о совершённых ими убийствах и
насилиях... Ксендз... простер к толпе вооруженных
разбойников и убийц «руку святой церкви» и предложил ей союз, а
также доллары и оружие...
Хотя ксендз говорил не на их родном языке, бандиты
прекрасно поняли смысл его речи. Однако его слова
вызвали ехидную усмешку на их разбойничьих рожах, и,
когда он кончил, они стали доказывать ему, перебивая
друг друга, что даже с самым лучшим оружием и
карманами, набитыми долларами, они не смогут долго
сопротивляться советским органам безопасности, а главным
образом — самому украинскому народу, который ненавидит их
за грабежи, насилия и убийства.
В то время как Степан Бандера исподлобья бросал на
свою шайку мрачные взгляды, ксендз снова и снова
повторял полуотчаянным, полуповелительным тоном: «Вы
должны здесь остаться! Должны!». Он убедил не всех,
однако довольно многих из них. Перед уходом он еще раз
пообещал им оружие, радиопередатчики, доллары и
консервы, а также новый способ снабжения, с помощью
которого они все это будут получать, чтобы не зависеть всецело
от поставок самолетами. Новый путь пролегал через
Чехословацкую республику. Куда? Куда же иначе, как не в
американскую оккупационную зону?» К
В содержательной книге «Заговор Ватикана против
Чехословацкой республики» далее рассказывается, что эта
ватиканско-бандеровская «дорога» вела в американскую
оккупационную зону через Прагу, а именно через
униатскую церковь на Карловой улице.
В 1946, 1947 и 1948 гг. вокруг этой церкви
объединялись и униатский епископ Гойдич (впоследствии
осужденный чехословацким судом), и провинциал базилианско-
го ордена Сабол, и бежавший из Польши униатский
1 А. Свобода, А. Тучкова, В. Свобод ова — «Заговор
Ватикана против Чехословацкой республики». М., 1950, стр. 143—145.
303

«богослов» Буранич (на самом деле начальник бандеров-
ской «гражданской сети»), и другие преступники. Церковь
эта стала базой, снабжавшей бандеровских бандитов
фальшивыми документами и валютой. Отсюда рассылались
инструкции шпионам и диверсантам; сюда стекалась
информация, добытая униатскими и бандеровскими шпионами.
«В апреле 1946 г. бандеровцы, согласно приказу,
переданному через Мюнхен, уже предприняли своего рода
пропагандистскую диверсию в Чехословакии. Бандеровцам
поручалось повлиять на исход приближающихся выборов.
С этой целью они захватили с собой из Польши более
двадцати видов листовок, отпечатанных на словацком
языке, которые агитировали против коммунистов... Чтобы
запугать население, они убили несколько коммунистов.
Этим оии хотели показать, что такая участь ждет всех, кто
проголосует за коммунистическую партию. В этой
диверсии бандеровцам оказывали практическую помощь все
греко-католические приходские церкви восточной
Словакии. Действовали они согласно инструкциям епископа
Гойдича. Греко-католические священники во-время
осведомляли бандитов о местонахождении постов Корпуса
национальной безопасности и воинских частей, чтобы они
могли скрыться от них. Однако, несмотря на это, наши
(чехословацкие.— Д. М.) воинские части через короткий
промежуток времени снова изгнали бандеровцев в
польские пограничные леса. Там их сильно теснила польская
армия. Греко-католические священники, являвшиеся в
бандеровских бандах «политпросветителями», первыми
начали убегать из лесов у Перемышля на запад. Они
знали, что их ждет в Польше в случае ареста, потому что
именно они были зачинщиками зверских убийств среди
гражданского населения. Они приказывали сжигать
польские деревни и истязать милиционеров; часто они
выступали судьями в бандеровской «службе безопасности» —
тайной полиции, жестоко мстившей каждому, кто
отказывался от сотрудничества с бандеровцами...
Вместе с бандеровскими головорезами бродили по
польским пограничным районам и греко-католические
монахи, которые нисколько не уступали бандеровцам в
фанатичной ненависти к новой Польше. И эти под
натиском польских воинских частей бежали в Чехословакию,
а наши епископы охотно укрывали их от глаз обществен-
304

кости в римско-католических монастырях,
преимущественно в Моравии.
Различие между греческим и римским ритуалом им
нисколько не мешало — их объединяла общая ненависть
к народной демократии» 1.
Эти факты до конца разоблачают неразоружившихся
реакционных униатских церковников как заклятых врагов
человечества. Таков логический конец унии, этого
порождения преступного ордена иезуитов.
* * *
Наш рассказ приходит к концу. Мы -видели
преступный иезуитский орден в его долгом развитии, наблюдали
за тем, как с течением времени он приспособлялся к
изменявшейся исторической обстановке, всегда оставаясь,
однако, воплощением самой черной политической реакции и
самого дикого мракобесия. Перед нами прошли иезуиты —
шпионы, провокаторы, диверсанты, террористы,
разжигатели национальной и религиозной вражды, безжалостные
эксплуататоры колониальных рабов, «моралисты» —
развратители своей «паствы», распространители невежества
под видом просвещения. Мы могли убедиться, что это
злодейское сообщество всегда было и остается злейшим
Ерагом русского и других славянских народов,
заклятым врагом демократии, социализма, культуры и
прогресса, врагом дела мира.
Во всей человеконенавистнической деятельности
ордена иезуитов сказывается самая сущность политики и
идеологии Ватикана — политики, которою сами же иезуиты
руководят, и идеологии, которую они же разрабатывают и
распространяют. В «Обществе Иисуса» воплощены самые
реакционные черты католической религии и папства —
застарелой язвы на теле многих народов мира.
И понятно, что здоровое чутье трудовых масс, нередко
поднимавшихся против эксплуатирующей и
одурманивающей их католической церкви, подсказывает особую
ненависть к иезуитам. Эта ненависть не имела и не имеет
ничего общего с буржуазным антиклерикализмом; ее
источник — коренные интересы всех эксплуатируемых и
угнетенных.
1 Там же, стр. 148—150
305

Уж конечно, не антипоповские парламентские речи
буржуазных политиков, а собственный многовековым
тяжелый опыт повсюду внушил трудящимся отвращение и
презрение к иезуитам. Еще три столетия назад у
белорусских крестьян, изнемогавших под гнетом литовских панов
к униатской церкви, была в ходу красноречивая
пословица: «Посей иезуита — вырастет чорт». Иезуитов с
особенной яростью истребляли и изгоняли народы,
восстававшие во время Тридцатилетней войны против габсбург-
ско-папского гнета, во время массовых антифеодальных
движений. Немало иезуитов по заслугам жестоко
поплатилось в тех странах, куда они проникали под видом
смиренных миссионеров, чтобы потом принять свой
подлинный облик духовных сатрапов колониальных захватчиков.
Например, в XIX в. церкви, дома, коллегии ордена
иезуитов пылали и во время восстания Риего в Испании 1820 г.,
и в революционном Неаполе в том же году, и в Пьемонте
1821 г., и во Франции 1830 г., и во время революций
1848 г., и в самой Церковной области, где не прекращались
национально-освободительные, антифеодальные и
антиклерикальные движения.
Об отношении простых людей Франции к иезуитам
много поучительного можно узнать из газет, выходивших
в политически накаленной обстановке кануна Парижской
Коммуны — в дни, когда Франция терпела тяжелые
поражения в войне с Пруссией. Так, в газетном отчете о
заседании 8 ноября 1870 г. в клубе «Фавье» в Бельвилле
говорится:
«В этот вечер публика в этом клубе занята главным
•образом вопросом об иезуитах. Согласно заявлению
одного оратора, все обрушившиеся на нас несчастья
являются делом рук иезуитов. Бонапарт, мол, был их
марионеткой (речь идет об императоре Наполеоне III,
свергнутом в результате революции 4 сентября 1870 г.— Д. М.).
Однако, когда он стал им мешать, они использовали
Пруссию, чтобы избавиться от него. Они, мол, имеют своих
агентов в Пруссии, как и везде. Мольтке является
иезуитом, иезуиты же стояли во главе нашей армии и предали
ее... 4 сентября мы избавились от империи, но не от
иезуитов... Они срывают оборону, делая вид, что
руководят ею. Они организуют заговор голода... Мы преданы им
со связанными руками и ногами, вот почему мы не про-
306

гнали пруссаков и не прогоним их до тех пор, по крайней
мере, пока не избавимся от иезуитов... Другой гражданин...
обвиняет иезуитов в организации избиения альбигойцев...
Он держится того мнения, что единственным способом
изгнания пруссаков является предварительное устранение
иезуитов... В собрании начинаются горячие споры между
теми, которые думают, что пруссаков надо прогнать
раньше, чем иезуитов, и теми, кто, напротив, хотят прогнать
иезуитов раньше, чем пруссаков...» К
В этих выступлениях ораторов из народа наряду с
глубокой тревогой за судьбу родины звучит страстное
обличение церковной реакции, олицетворенной в ордене
иезуитов. В этом смысле характерны даже явные
преувеличения (например, обвинение иезуитов в истреблении
альбигойцев, которое происходило за три века до
организации «Общества Иисуса») — они свидетельствуют, что в
поисках виновников национального позора Франции
мысль простых людей, начинавших активно участвовать
в политической жизни, прежде всего обращалась против
ненавистной церкви и иезуитов как зловреднейших
папских агентов. Именно отсюда происходило убеждение
многих, что первым шагом к победе над внутренними и
внешними врагами должно быть изгнание иезуитов из
Франции.
Что касается родины иезуитского ордена, Испании, где
забитый и темный народ всегда отличался большой
религиозностью, то и там даже в далекие прошлые времена
иезуиты имели худую славу на все способных злодеев.
Французский историк Ф. Гизо в своих воспоминаниях
приводил письмо очевидца антииезуитских народных
волнений в 1830 г. в Мадриде, когда там со страшной силой
вспыхнула эпидемия холеры. Народ заподозрил иезуитов
в отравлении городских фонтанов — источников питьевой
воды. Иезуитов самосудом убивали на улицах испанской
столицы. Потом народ разгромил иезуитский монастырь2.
Перечень антииезуитских народных выступлений в
одной только Испании можно было бы продолжать на
многих страницах. Замечательно, что трудящиеся массы
1 «Парижская Коммуна в борьбе с религией и церковью».
Сборник материалов. М., 1933, стр. 232—234.
2 [Р.] С и 12 о I — «Мёто1ге8 роиг зеппг а ГЫз1о!ге бе топ
йетрз», т. IV. Париж — Лейпциг, 1861, стр. 95—97.
307

этой страны с особой силой обрушивали свой гнев на
иезуитов, хотя последние больше других орденов сделали,
чтобы запугать и одурачить народ, затуманить его
классовую сознательность, превратить всех трудящихся в
бессловесных и бессильных рабов короля, помещиков и
церкви. Сколько бы ни изощрялись иезуитские ханжи, уверяя,
что их помыслы — «в неземном», народ отлично понимает,
как все обстоит в действительности. Да и сами иезуиты в
особенно острые моменты классовой борьбы сбрасывают
с себя маску и открыто выступают на стороне злейшей
реакции.
В Испании во время многочисленных народных
восстаний XIX в., в революционный 1931 год, в
гражданскую войну 1936—1938 гг. иезуитские монастыри и
церкви превращались в укрепленные пункты, где
устраивались засады контрреволюционной военщины и откуда
сплошь да рядом не солдаты, а монахи поливали
восставших рабочих и крестьян свинцовым дождем из
пулеметов и винтовок, с которыми хорошо умели обращаться.
Воспроизведенный на обложке этой книги рисунок
французского художника О. Домье (1808—1879)
изображает испанского иезуита, стреляющего из такой засады.
В 1937 г. газеты всего мира обошла фотография, на
которой была снята за стрелковыми упражнениями
большая группа молодых испанских иезуитов.
Во время похода генерала Франко на республиканский
Мадрид в 1937 г. иезуиты, как и большая часть прочего
католического духовенства испанской столицы, составляли
особенно сплоченную и активную часть
контрреволюционной «пятой колонны».
Народ отвечал на такие действия стихийными
взрывами возмущения.
Революция 1931 г., свергнувшая монархию
Альфонса XIII и изгнавшая иезуитов из страны, развязала огром-
вую активность народных масс, которая обратилась и
против церкви, в первую очередь против иезуитов. В мае
1931 г. в Мадриде было «сожжено десять крупных
иезуитских церквей. На кострах сжигались монашеские сутаны,
хоругви и т. д. Дым пожаров клубился над городом до
поздней ночи.
«В числе других сожжены: иезуитский «университет
искусств и ремесл», монастырь иезуитов на улице Флор,
308

считавшийся одним из наиболее влиятельных центров
испанской аристократии, и главная резиденция ордена
иезуитов в окрестностях Мадрида, представляющая собой
огромный комплекс зданий...
«Мадридский корреспондент «Чикаго трибюн»
сообщает, что, когда толпы рабочих окружили утром главную
резиденцию иезуитов, монахи и семинаристы кричали из
окон монастыря: «Да здравствует король!» Раздались
выстрелы. Возмущенные рабочие, облив здание керосином,
подожгли его. Под хохот демонстрантов со двора
монастыря выкатили бочку с вином...
«В Аликанте были разгромлены общежития иезуитов,
семь монастырей, две типографии реакционных газет и
епископский дворец...» *.
Эти стихийные выступления вызывались не только
давней, веками накоплявшейся ненавистью народных масс
против иезуитской гвардии пап, но, как мы только что
видели, также и провокационными действиями самих
иезуитов.
Упадок влияния иезуитов на массы верующих — факт
знаменательный. Папская церковь уже пятый век
опирается на этот орден; своим ханжеством и показными
католическими «добродетелями», мнимыми заслугами в
школьном деле и в развитии наук, копеечной
«благотворительностью» он долго ухитрялся поддерживать доверие к
себе со стороны католиков (хотя во все времена
находились и среди верующих люди, умевшие разглядеть
антинародную суть иезуитизма, а временами против
«Общества Иисуса» поднимались целые массы простых
людей). Но сейчас, в наши дни, орден иезуитов старается
обращать на себя поменьше внимания: он знает, что перед
лицом быстро прозревающих, активизирующихся,
левеющих масс ему нечего сказать и показать такого, от чего
эти массы не отшатнулись бы с презрением и гневом.
«Общество Иисуса» — отборнейший отряд
католических мракобесов, это папские янычары. Не без оснований
сравнивают их и с преторианцами древнего Рима — от них
и в самом деле в большой мере зависит не только
направление ватиканской политики, но даже избрание того или
1 И. Эльвин — «Испанская революция и церковь» (журн.
«Антирелигиозник», 1931, № 6).
309

иного кандидата на папский престол. В лице этой
излюбленной своей гвардии Ватикан собрал все, что есть наибо-
лее реакционного среди католических церковников,
наиболее отвечающего самой сущности и всем интересам
папства. Поэтому мы и должны рассматривать упадок
влияния ордена иезуитов, несмотря на его численный рост,,
как признак глубочайшего кризиса, переживаемого всей
католической церковью.
Такому выводу не противоречит известный факт — что
во всех странах мира числится 300 миллионов католиков..
На самом деле формальная принадлежность к церкви
вовсе не означает, что эти массы людей одобряют папскую
(т. е. иезуитскую) политику. Ярчайшее доказательство —
положение в Италии, где больше 90% населения
формально принадлежит к католической церкви и где у власти
стоит клерикальная христианско-демократическая партия,
поддерживаемая Ватиканом, благословляемая римским
папой. Казалось бы, где еще одерживать победы
церковной политике? Однако на последних (июнь 1953 г.)
парламентских выборах в Италии более трети избирателей пошла
не за папой, не за иезуитами, не за христианскими
демократами, а за коммунистами и социалистами, обеспечив-
блестящий успех демократического лагеря.
Даже среди духовенства (низшего, которое близко
соприкасается с народными массами) в последнее время
растет число сторонников мира и демократии, все
активнее выступающих наперекор реакционным церковным;
верхам.
Что касается Ватикана — его политика неизменна.
Подобно Тьеру, призывавшему выбирать между
катехизисом и социализмом, современная реакционная
поповщина старается запугать верующих, объявляя эту
«дилемму» решающей судьбы человечества. Так,
французский архиепископ Рок, во время второй мировой войны
водивший дружбу с изменниками-вишийцами и сам
изменник, прислужник фашистских оккупантов, патетически,
восклицал в пасхальной проповедч в 1946 г.:
«Потрясенный мир требует, чтобы был сделан' выбор между
Иисусом Христом и Карлом Марксом!» К
1 К. С а г а и (I у — «Ь'Е&Нзе, 1е сотгпишзте е! 1ез сгёКёпз»».
Париж, 1949, стр. 100.
ЗШ

То же самое твердят и другие реакционные церковные
политики, особенно перед выборами в буржуазные
парламенты.
Правящая буржуазия и поповщина стремятся
расколоть рабочий класс и вообще демократические массы на
религиозном вопросе, помня, что в прошлые, даже не очень
далекие времена эта политика нередко приносила успех.
Однако все меньше и меньше находится верующих
трудящихся, способных дать запугать себя «атеистическим
коммунизмом» (эпитет «атеистический» поповщина
обыкновенно прибавляет ради устрашения к слову «коммунизм»).
Верующие трудящиеся все охотнее откликаются на
братский призыв коммунистов, которые предлагают им
единство действий в классовой борьбе, оставив в стороне
второстепенные расхождения по религиозному вопросу.
«Единство этой действительно революционной борьбы
угнетенного класса за создание рая на земле важнее для
нас, чем единство мнений пролетариев о рае на небе»,—
писал В. И. Ленин К Этим ленинским указанием и
руководствуются коммунисты всех стран в борьбе за
католические массы. Отказ трудящихся католиков поддерживать
руководимую иезуитами реакционную политику
клерикалов и подчиняться исступленному папскому требованию
под страхом проклятия чураться коммунистов — вот что
особенно ярко характеризует сейчас все усиливающийся
кризис католической церкви как проводника буржуазного
влияния на массы.
Это и заставляет папу вступать в открытый союз
со всеми черными силами мировой реакции. Но ничем
на свете нельзя снова внушить прозревшим массам
уважение и доверие к тому, что их прежде ослепляло и
угнетало; ничто не помешает новым и новым миллионам
людей на трудном опыте их классовой борьбы убедиться
в антинародности политики Ватикана.
1 В. И. Ленин.—Соч. т. 10, стр. 68—69.

ОГЛАВЛЕНИЕ
Введение 3
Глава 1. Католическая церковь к началу XVI века .... 10
Глава 2. Игнатий Лойола. Организация ордена 35
Глава 3. Устав и «Тайные наставления» 45
Глава 4. Гасители разума 59
Глава 5. Преступная «мораль» иезуитов 88
Глава 6. Во главе контрреформации 106
Глава 7. Духовные сатрапы колониальных захватчиков ... 129
Глава 8.. Иезуитские рабовладельцы в Парагвае 140
Глава 9. Ликвидация и восстановление «Общества Иисуса» . 164
Глава 10. Преступления иезуитов против русского народа . . 196
Глава 11. Брестская церковная уния 249
Глава 12. На службе у Желтого Дьявола 286
Гравюра на обложке — с литографии О. Домье (1872 г.):
«В Испании. Христианское милосердие».
Печатается по постановлению Редакционно-издательского'Уовета
Академии Наук СССР
Редактор издательства О. К. Дрейер. Технический редактор Е. В. Зеленкова
Корректор В. Г. Богословский
РИСО АН СССР № 5405. Т-09404. Издат. № 400. Тип. заказ № 1750
Подписано к печати 30/Х1 1953 г. Формат бумаги 84х1081/«2- Бум. л. 4,88.
Печ. л. 13,35. Уч.-издат. 17,1. Тираж 10000 экз.
Цена по прейскуранту 1952 г. б р. 15 к.
2-я тип. Издательства Академии Наук СССР. Москва, Шубинский пер., д. 10