Текст
                    В. Алексеев
В ПОИСКАХ
ПРЕДКОВ


П. АЛЕКСЕЕВ антропология И ИСТОРИЯ ИЗДАТЕЛЬСТВО «СОВЕТСКАЯ РОССИЯ» МОСКВА — 1972
Художник В. С. Комаров Алексеев В. П. А47 В поисках предков. М., «Сов. Россия», 1972. 304 с. с илл. на вкл. О биологических 'Группировках человечества — расах; и их зна- чении в истории либо совсем* не говорилось в„ попуЖтрной лите- ратура либо .говорилось бегло. Автор..заполняет этот пробел. Он рассказывает об изменении лицаг*антропологической науки за по- следние годы и .ее, современных проблемах, описывает несколько десятков 1ЖС0ЙЙХ типов в их историческом и географическом аспектах, подробно останавливаясь на вопросах происхождения современных народов. Этот вопрос в свою очередь неразрывно свя- зан с критикой и опровержением расистских фальсификаций и расовых предрассудков в современную эпоху. Книга рассчитана на самые широкие круги читателей. 2—10—7 5А1 41—71
Цдущпм по горным тропам, плывущим по быст- рым рекам, скитающимся по тайге в поисках Знания — моим друзьям антропологам. ОТ АВТОРА Люди, как это ни странно, малолюбопытны по отношению к самим себе. Вернее сказать, любопытство это есть, но оно наце- лено в первую очередь на внутреннюю жизнь человека, его лич- ную психологическую сферу, которая одновременно, правда, представляет и наибольший общественный интерес. Гомер и До- стоевский, Флобер и Голсуорси, Пушкин и Гете интересны всем людям потому, что человек получает от них знание о мыслях и чувствах себе подобных, узнает о глубоких причинах своих по- ступков, с неожиданной стороны видит самые тайные помыслы своей души. Внутренний мир каждого человека любопытен для всех остальных людей — таково одно из основных свойств чело- веческой личности. Чем умнее, глубже и разностороннее чело- век, тем больше интересных людей он видит вокруг себя — эта мысль Паскаля глубоко верна и отражает одно из замечатель- ных наблюдений тонкого французского философа. Кроме своей психической жизни, человека интересует мир — в большом и малом, в деталях и закономерностях, самых обы- денных и близких и устрашающе грандиозных. Отсюда его по- стоянное внимание к точным наукам — оно имеет не только глубокие общественные причины, лежащие в стремлении к тех- ническому прогрессу, но и психологические предпосылки, ос- нова которых гносеологическая. На фоне огромных успехов в познании мира, в изучен»» чсчшвеческой психики, на фоне богатейших достижений! датемтуры и искусства" мйИГГстран и народов, знаменующих антропологии ИЭА РАК’’
ния человека внутрь самого сеоя, мелочью кажутся внешние различия между людьми, распад их на группы, давно называю- щиеся расами. Расовую проблему многие не считают проблемой по сравне- нию с мирным использованием атомной энергии, запуском космических кораблей, подступами к созданию новой обобщен- ной физической теории, объединяющей космогонию с миром странных частиц. Но если вдуматься, это проблема немаловаж- ная — и потому, что она сохраняет практическое значение в современном мире, и потому, что она ставит каждого человека перед дилеммой выбора нужных ему общественных ценностей и общественных идеалов. Равенство людей и культур, равенство рас стали общим мес- том в мировоззрении любого мало-мальски прогрессивного чело- века. А много ли людей, которые относятся к этим концепту- альным понятиям сознательно, могут не только утверждать, но и защищать их, понимают, в какой изнурительной идеологи- ческой борьбе нашли они подтверждение и победу? Много ли людей интеллигентных не только знают о существовании науки антропологии, но и знакомы с тем, что она изучает? Даже бесе- ды со специалистами-археологами, этнографами, историками, которые мне приходилось вести, показывают: выводами антропо- логической науки пользуются часто, всегда охотно, но... не всегда правильно. А из представителей других, более далеких от антропологии областей знания и просто людей с достаточной эрудицией мало кто знает, что внешние различия между людь- ми — это не только сухие анатомические протоколы, но и исто- рия народов, их подъем и падение, их странствия по земной поверхности и взаимные столкновения; это путешествия в самые дальние и труднодоступные уголки планеты не за полез- ными ископаемыми, плодами тропических лесов, географиче- скими открытиями, а за информацией о строении лица у какого- нибудь заброшенного и отрезанного от цивилизации племени. А за этим путешествием следует определение места такого пле- мени в расовой классификации человечества, выяснение его про- исхождения и его связей с другими племенами, следует, одним словом, открытие его истории. Душа любого народа — это материализованная в современной народной культуре душа его предков. Открывая предков, антрополог открывает историю. Чтобы написать подробно обо всем этом, нужна не одна кни- га. И я уверен — такие книги будут созданы. Должны же антро- пологи в конце концов начать писать о своей увлекательной профессии, писать горячо, взволнованно, любовно! Некоторые разделы антропологии уже могут похвастаться
такими любовно сделанными популярными произведениями. Пре- красная книга Александра Александровича Зубова, недавно переведенная, кстати сказать, на японский язык, дала полную и яркую картину расселения человеческих рас по земному шару. Всем, кто интересуется происхождением человека, известны книги и брошюры Михаила Федоровича Нестурха и Михаила Антоновича Гремяцкого. Как увлекательный детективный роман читаются даже специальные книги Михаила Михайловича Ге- расимова о восстановлении лица по черепу. Я тоже поставил себе задачу рассказать не о всей науке в целом, а о том разделе ее, которым занимаюсь,— о палеоантропологии и расоведении, о человеческих расах и их отношении к расам животных, о том, как антропологические данные используются в историческом исследовании, как реконструируются по ним события далекого прошлого и связь рас с народами, культурами и языками, как антропология приближает к нам, делает живыми и зримыми исторические события глубочайшей древности, как эта седая древность после кропотливых исследований превращается в важ- ный и богатый подробностями отрезок мировой истории. Книга эта — о современной полемике вокруг всех этих проб- лем и о том, что многие десятилетия чернило лицо антрополо- гической науки,— о расизме, его возникновении, истории, пороч- ной идеологии. Коротко говоря — книга эта об отношении антро- пологии к истории и тех проблемах, которые возникают и решаются при их взаимодействии.

ДОБРО И ЗЛО НЕ ПРИЕМЛИ РАВНОДУШНО А он — пронзенный в грудь — безмолвно он лежит, Во прахе и крови скользят его колена... Лермонтов
М ы говорим «расизм» — и представляем себе американского юлпцейского, разгоняющего резиновой дубинкой толпу негров,, или матерого детину со -свастикой, конвоирующего пленных. Мы пишем «расизм» — и подразумеваем убийство Авраама Лин- кольна, костры Ку-клукс-клана, уничтожение коренного населе- тя при колонизации Америки европейцами, работорговлю и за- коны апартеида. Это расизм в самом неприкрытом и отврати- тельном виде, но, к сожалению, далеко не всегда его так легко зыявить. Расизм — это толстые книги с учеными выкладками и ссылками, расизм — это лекции в университетах, расизм, на- конец, и это самое страшное,— существующее у многих людей чувство брезгливости к представителям иной расы. И то, что ра- сизм проявляется в таких разных формах, то обнажая свое жут- кое лицо во время фашистских разгулов, то прикидываясь безобидным под маской академических исследований, делает его особо опасным, а порой и трудно уловимым. А сколько про- стых и хороших людей, обманутых расистской пропагандой, действительно верят в неравенство рас, в существование рас высших и низших, в свою принадлежность непременно к выс- шей расе! Такие загибы в психике сродни принижающей чело- века вере в изначальное и вечное существование рабов и господ, это предрассудок, коренящийся в невежестве, тем более дикий, что он субъективен и опирается в первую очередь на представ- ления о превосходстве своей расы, своей культуры, своей идеоло- гии над другими. Но предрассудки живучи, живет пока, несмотря 10
на борьбу с ним, и расизм то в чистом виде, то объединяясь с оголтелым нацизмом. И тогда он становится особенно страшен, превращаясь в государственную политику. ...Люди рано заметили, что они различаются по цвету кожи, строению лица, форме волос. Замечательный советский археолог академик Алексей Павлович Окладников до Великой Отечест- венной войны раскапывал верхнепалеолитическую стоянку око- ло деревни Буреть, на берегу Ангары; в Иркутской области. В культурном слое стоянки он обнаружил вырезанные из кости своеобразные женские статуэтки. Все отличало их от верхнепа- леолитических женских статуэток Западной Европы — стиль изображения, то, что женщины одеты в меховые одежды, отсут- ствие подчеркнутых признаков пола. Одно роднило их — исклю- чительный реализм, тщательность проработки деталей, и эта тщательность позволила заметить монголоидные черты в лице статуэток пз Бурети. Найдены вырезанные из кости портреты людей и в палеолитических стоянках Европы — великолепно выполнен, например, такой портрет, обнаруженный на стоянке Дольни-Вестонпцы в Чехословакии. На нем виден резко высту- пающий нос, узкое, четко профилированное лицо, широко откры- тые глаза. Перед нами европеоид —- в этом нет никаких сомне- ний. Так самое раннее первобытное искусство снабжает нас -сведениями об интересе древних людей к самим себе, о крупицах положительных знаний, которые они извлекали, наблюдая мир и других людей, о той ступени в развитии творческих способно- стен, когда они не только осознали характерные особенности своего физического облика, но и смогли умело воплотить их в резной кости. Вряд ли древние жители Ангары встречались с европеоида- ми, те тоже, по-видимому, не имели понятия о древних апгарцах, поэтому и те и другие были лишены возможности сравнивать — этого мощного инструмента логического и художественного по- знания мира, они воспроизводили только то, что видели, само по себе, но и это одно уже было огромным шагом вперед по сравне- нию с неосознанным восприятием предков человека, не давав- шим почвы искусству. Но до тех пор, пока не было сравнения — не было, очевидно, и противопоставления себя другим, во всяком случае противопоставления, основанного на разной внешности. Правда, какое-то противопоставление существовало — были свои и чужие, друзья и враги, но последние жили под боком, в соседнем враждебном племени, выглядели так же или почти так же. Столкновения с людьми иного физического типа стали про- 11
исходить с развитием межплеменного обмена, с расширением географического кругозора и в процессе далеких миграций, не- видимому, в мезолите пли «в неолите. В результате этих столкно- вений постепенно могло возникнуть у людей ощущение, что те, кто отличаются физически, больше враги, чем враги непосред- ственные, близкие, но похожие на них самих. Возник росток пренебрежительно-снисходительного отношения к человеку иной наружности — далекий предтеча современного расизма. У одного из племен североамериканских индейцев есть за- бавная и не лишенная остроумия легенда. Боги вылепили фи- гурки людей из глины и положили их в печь обжигать. После обжига они приобрели отличный кирпично-красный оттенок — это были сами индейцы. В следующий раз боги заболтались, за- были вовремя вынуть фигурки из печи — они обуглились и стали черны, как головешки. Так были созданы негры. А потом уже боги боялись пережечь глиняные статуэтки, вынимали их рань- ше времени, и они были неприятного бледно-розового цвета. Так появились европейцы. Ненависти к людям другой расы в этой легенде нет, но взгляд на них сверху вниз, снисходительно- жалостливое к ним отношение — налицо, а ведь речь идет о ле- генде, возникшей в обществе, где не было классов и эксплуата- ции. Вот как далеко в глубь истории протянулась нить истоков современного расизма! Первые классовые цивилизации — государства Древнего Египта и Двуречья прославились своей жестокостью по отноше- нию к рабам. Страшные картины бесчеловечного, лютого, часто ничем не оправданного изуверства знакомы нам с детства по ве- ликолепным историческим романам Флобера, Эберта, Пруса и Сенкевича. Рабов убивали просто так, ради забавы, рабы умира- ли сами, не выдерживая чудовищных условий отупляющего труда. Каждая из ослепительно строгих, грандиозно величествен- ных египетских пирамид — остров в море крови, подножием которому служат кости сотен и тысяч погибших рабов; каждый из монументальных храмов древности — памятник не только ве- личию человеческой мысли, редкой гармонии, которую она принимает в головах великих творцов, но и безграничной жесто- кости человеческой души. Безвестны имена погибших тысяче- летия назад, но пот и кровь их, кажется, и сейчас стекают по поверхности каменных громад всех сохранившихся до наших дней произведений древнего зодчества. А сколько их не сохра- нилось! А сколько рабов гибло на полевых работах под паля- щими лучами южного солнца! Смягчилась культура в Греции и Риме, на питательной почве Эллады и древней Италии вырос цветок европейской цивилизации, творения греческих и римских 12
мыслителей до сих пор радуют нас высокими образцами логпли и силы мысли, красотой формы. Искусство греков и римлян от- личалось тем интересом к человеческой личности, который про* шел сквозь всю историю европейского искусства, но отношение к рабам... оно не изменилось в Греции’ А Рим выдумал дикую забаву—-бои гладиаторов, травлю люден хищными зверями. И это была забава не только сенаторов и патрициев, это была об- щая забава всего народа, любимое зрелище римлян. Но не одни Европа и Азия развлекались, глядя па убийство себе подоб- ных,™ то же было и в древних государствах Америки. Поль Хогарт нарисовал в своих исторических романах впечатляющие картины ритуальных убийств во время религиозных церемоний и празднеств. Раб — это слово стало нарицательным в истории. Раб — не человек, раб — скотина, вьючное животное, вещь. Он не может ничего, у него нет никаких прав, кроме одного — права работать до потери сознания и умирать. Такое отношение к рабу казалось естественным величайшим и благороднейшим философам древ- ности. Аристотель, этот титан древнего мира, впитавший в себя всю мудрость классической науки и значительно продвинувший ее вперед, даже не задавал себе вопроса о возможности иного взгляда на раба, хотя во всем другом его мировоззрение чело- вечно и гуманистично. Так велика была сила традиции, так все- обще отношение к рабу, как к чему-то низшему, не сравнимому со свободным человеком, так зависимы от традиции даже силь- ные умы, что отношение к рабам не как к скоту казалось просто чем-то кощунственным. И это несмотря на то, что рабами не только рождались, но и становились,— греки и особенно римля- не охотно обращали в рабов часть населения завоеванных ими земель, до того бывшего свободным. Предостерегаю, однако, читателя — рабство в древнем мире, хотя, казалось бы, и должно было стать перегноем, на котором колосились расистские идеи, не стало им, древние цивилизации прожили без расизма, не были заражены им. Многие историки полагают — раз было рабство, раз было эксплуататорское жесто- кое отношение одного человека к другому, раз было приравни- вание рабов к скоту, значит, существовал и расизм. Но отноше- ние к рабу-греку было таким же бездушным, как и к рабу-ино- племеннику; цвет кожи или форма волос, любой расовый признак не имели при этом значения, а ведь именно неравенство рас, третирование представителями одной расы представителей другой составляют расизм. Неверно видеть расизм в эксплуата- ции одних людей другими, пусть самой зверской. Расизм — та- кая форма эксплуатации, при которой одна «высшая» раса под- 13
чиняет и эксплуатирует «низшие». В Древнем Египте, в Древней Греции, в Древнем Риме не было «высшей» и «низшей» расы, не было «белых» и «черных», были вместо них рабы и свободные, делившиеся не по признаку расовой принадлежности. И в идео- логии нашло отражение это деление — как ни третировались рабы, как это ни было узаконено, но ни в одном египетском, гре- ческом или римском произведении мы не находим ссылки на физические особенности человека как на обоснование его раб- ского состояния. Древние были часто тираны и изуверы, но они же были и гуманисты, и оба эти качества — гуманизм и изувер- ство сливались и комбинировались самым причудливым образом. У мыслителей древности не найти даже той доли снисходитель- ного отношения к представителям других рас, которая отрази- лась в приведенной легенде североамериканских индейцев. Видимо, если исключить из древнего мировоззрения, из пред- ставления о мире и роли человека в нем все бестиальное, постыд- ное, злое, что привнесено было рабовладельческим строем и ав- томатически порожденным им образом мыслей, то оно отразит не только прогресс в познании мироздания по сравнению с доклассовым обществом, но и смягчение отношения людей друг к другу, символ развивающихся связей внутри человече- ских коллективов, преодоления силы хищничества и индивидуа- лизма. Приблизительно та же ситуация сохранялась и в эпоху сред- невековья — мрачное время в истории европейской мысли, время застоя и упадка, чудовищного культа Библии, папских отлучений и костров инквизиции, с такой потрясающей силой воссозданное Костером. А пока монахи переписывали и ком- ментировали Библию, рыцари боролись за гроб господен и реза- ли сарацин. Сарацины были неверными, папа благословлял каждое лишнее убийство, но не потому, что сарацины — арабы, более темнокожи, чем европейцы, а просто потому, что они ино- верцы. Расовый момент и здесь не играл никакой роли в меж- государственных войнах, гораздо больше обращалось внимания на культурные различия и религиозную принадлежность. На- оборот, знаменитые записки Марко Поло и сочинения Вильгель- ма Рубрука сохранили образы привлекательных и вдумчивых людей, внимательно наблюдавших,— коль скоро судьба заброси- ла их в далекий и таинственный для европейцев Китай,— чужую культуру, старавшихся проникнуться духом чуждых нравов и обычаев, заметивших физические отличия китайцев от населе- ния Европы, но не придавших им никакого значения. Древнерус- ские летописцы и средневековые писатели центральноевропей- ских стран много писали об ужасах нашествия монголов на 14
Европу, в этих писаниях отмечались дикие, с точки зрения европейцев, нравы монгольских завоевателей, но не было насмешки над их физическим типом. И даже открытие Америки и завоевание ее европейцами, карательные походы испанских конквистадоров ничего не изменили — индейцев обманывали, грабили и убивали потому, что они были беззащитны и у них было много золота, а не потому, что они отличались от европей- цев по цвету кожи. Эпоха Возрождения создала гуманистическую концепцию «золотого века?) на заре истории человечества, страстным про- поведником которой был великий Монтень, и поэтому Европа, уже погрязшая в преступлениях и отравленная неверием, с интересом и надеждой вглядывалась в незнакомый ей мир, стремясь найти в нем утерянную ею чистоту нравов. Возрождение — удивительное время в истории человечества, эпоха высочайших достижений и разительных противоречий, по- ражающих воображение контрастов между взлетами творческого гения и падением нравов, между чистыми идеалами, воплощен- ными в искусстве, и грязными политическими интригами. Во взглядах на человека этих противоречий не меньше, чем в эпохе в целом. Когда все мироощущение эпохи буквально пронизано пре- клонением перед человеческим величием, когда грудь дышит спокойно и вольно, сбросив с себя мертвящий страх перед бо- гом, тогда Джордано Бруно, беспокойный дух которого не тер- пел примирения с традицией, в книге «Изгнание торжеству- ющего зверя» предлагает свою теорию возникновения челове- ка в разных местах — прообраз полигенизма — учения о проис- хождении разных рас от разных обезьян. Концепция Бруно направлена против церковной догмы и вменяется ему в вину как один из величайших и серьезнейших грехов папскими лега- тами. Откуда было знать и ему, и им, что через столетия поли- генизм станет одним из идеологических оплотов расизма и вы- зовет резкую критику со стороны всех тех, кто действительно борется за прогресс человечества! Но так уж случается в исто- рии — мысли меняют свое лицо в зависимости от окружения и исторической ситуации: прогрессивное и светлое в одну эпоху порой становится реакционным и темным в другую. Так и поли- геничеокая концепция великого мечтателя и идейного борца эпохи Возрождения, ярко прогрессивная в его время, оберну- лась не менее реакционной догмой, чем церковная, через четы- ре столетия, когда понадобилось оправдать работорговлю и травлю негров в Америке. Представление же о происхождении человека в одном месте, 15
а значит, и единстве человеческого рода, а значит, и отсутствии высших и низших рас — моногенизм,— господствовало с эпохи средневековья и Возрождения до девятнадцатого века. Линней, Ламарк, Дарвин — все выдающиеся теоретики биологии защи- щали моногеническое происхождение человека отчасти потому, что оно в наибольшей степени отвечало морфологическим фак- там, отчасти же потому, что к началу XIX века уже стала ясна непосредственная связь противоположной точки зрения с расиз- мом. Юного Дарвина, путешествовавшего в начале 30-х годов прошлого века на корабле «Бигль», глубоко потрясла работор- говля, картины бесчеловечного обращения с неграми стояли перед глазами всю жизнь, и его письма полны возмущения, как только он вспоминает об этом. В первые десятилетия XIX в. расизм уже пышным цветом расцвел в Америке, поднимал го- лову и в других странах. В чем причина этого? Почему именно на рубеже XVIII— XIX вв. расистская идеология оформилась в официальное тече- ние, приобрела права гражданства во многих странах, получила поддержку, стала защищаться в ученых трактатах? На то были, как и на все, что совершается в мире, глубокие исторические причины, о которых нужно сказать особо. В общей форме эти причины — развитие капитализма, неудержимое стремление капиталистических стран к завоеванию новых рынков и новых территорий — колоний, колоссальная выгода от ввоза дешевой рабочей силы в метрополии и, как автоматическая необходи- мость, желание оправдать идейно все эти действия, доказать себе и другим, что в них нет ничего плохого. Колонии были бездон- ным резервуаром золота, драгоценностей, редких металлов, дефицитного сырья, а главное — людей, огромных масс людей, которых можно было использовать как рабочий скот, не заботясь особенно ни об их пропитании и создании сносных условий су- ществования, ни об оплате их труда. Эти люди умирали сотнями тысяч. А караваны судов, трюмы которых были битком набиты живым товаром, шли и шли в европейские и американские пор- ты. Всего Африка в конце XVIII — начале XIX в. потеряла несколько десятков миллионов негров. Я не буду перечислять многочисленных авторов, которые оправдывали работорговлю, расовое угнетение, разрабатывая для этого фактическую и теоретическую базу. Среди них были от- кровенные недоучки, использовавшие для доказательства своих взглядов любые доводы, прибегавшие к недобросовестной под- тасовке фактов. Но были и серьезные ученые, иногда даже крупные и внесшие значительный вклад в историю, биологию, изучение общественных институтов первобытного общества. 16
Опять парадокс истории, как и в случае с Джордаьо Бруям.-- развитие дарвиновского учения привлекло исключительное вни- мание всего общества к эволюционным проблемам, повело за собой интенсивную их разработку. Это было прогрессивное явле- ние — до тех пор, однако, пока биологические законы эволюции не стали распространять на то, что им не подчиняется: на чело- века. Именно в этой области наступил кризис эволюционизма и была понята его ограниченность. Пока же это произошло, казалось естественным, что разные человеческие расы представ- ляют собой ступени антропогенеза, что в них окаменели, сохранились в застывшем виде различия между предками чело- века, что каждая раса более прогрессивна или менее прогрессив- на по сравнению с другими. Повторяю, среди защитников такого взгляда были крупнейшие прогрессивные деятели науки именно потому, что они были последовательными эволюционистами,— Илья Ильич Мечников, например, при всей своей гениальности так п не понял, где кончается дарвинизм и почему его законы нельзя переносить на человека. Но больше все же среди адептов .расизма было недоучек л просто недобросовестных исследовате- лей — потому я и не стал перечислять их. Слишком печальную и недобрую память снискали они себе и не заслуживают упо- минания. Но защищавшиеся ими идеи, аргументация в пользу этих идей оказались на редкость живучи, их и сейчас нередко услы- шишь от людей, не имеющих настоящего багажа антропологи- ческих знаний и набравшихся этих идей понаслышке. Все аргу- менты в основном сводятся к доказательству того положения, что негры морфологически, по своему строению ближе к чело- векообразным обезьянам, чем европейцы. Это доказывалось сопоставлением строения многих органов у европейцев, негров я человекообразных обезьян, иными словами, доказывалось средствами сравнительной анатомии. Много чернил было потра- чено, чтобы доказать, что у негров меньше мозг, чем у европей- цев, наподобие человекообразных обезьян негры прогнатны, то есть у них выступают вперед челюсти, в челюстях сидят круп- ные, примитивно устроенные зубы, негры, опять как и человеко- образные обезьяны, широконосы, в строении тела у них также есть примитивные особенности, например, слабое развитие икроножной мышцы и т. д. Число признаков, по которым якобы наблюдалось сходство негров с обезьянами, перевалило за не- сколько десятков, многим из них посвящены специальные ис- следования. Любопытно, что все эти исследования имели своим результато.^..свреобразный,^так_сказат^ следований* в которых перечислялись примптивнАе признаки рБ<Р-->хх ! 21 17 I** *- "1К'% > ТЧь Р * VjPuл r j ' . - 4 Б 1»V'' ** a / ' i I
монголоидной расы, было значительно меньше, но монголоиды незаметно вместе с неграми тоже попали в разряд низших рас. Таким образом, европейцы, как и следовало ожидать, оказались высшей расой, так как именно они, в основном, создавали эту < науку», а жители Азии и Африки теснились у подножия ра- совой пирамиды. Пирамида отражала эволюционный путь, прой- денный человечеством, и помогала американцам, англичанам,, немцам — представителям тех стран, где в основном и развивал- ся расизм,— сохранять чувство самоуважения, эксплуатируя азиатские и африканские народы: с внешней стороны все обстоя- ло благополучно. А на самом деле цвела махровым цветом самая страшная теория, придуманная одними людьми для того, чтобы оправдать насилие над другими. Представление о высших и низших расах сразу же получило еще один аспект, кроме морфологического,— аспект, который можно назвать психофизиологическим. Много писали о том, что мозг негров на несколько десятков кубиков меньше европейско- го,— а ведь мозг представляет собой инструмент, орган высших мыслительных функций. Раз негры отличаются меньшим мозгом, можно было предположить, что они и мыслить могут в среднем только хуже европейцев, а следовательно, и культура их менее развита и стоит на низкой ступени, с которой они никогда не пе- рейдут на высшую. Появились и широкое распространение получили термины «примитивные расы», «примитивные наро- ды», «примитивные культуры» — научная и популярная литера- тура буквально пестрила ими; встречаются они часто, к сожале- нию, и до сих пор. Часто употребляют их просто так, по привычке, не вкладывая в них никакого уничижительного смысла, употребляют потому, что они удобны: в самом деле, вместо длинной неуклюжей фразы, вроде «народы, стоящие на низкой ступени общественного развития», скажешь просто «примитивные народы», и все станет ясно. Иногда употребление прилагательного «примитивный» вместе со словами «раса» и «культура» несет ту же смысловую нагрузку — не раса, прими- тивная в морфологическом отношении, а просто раса, представ- ленная у первобытных народов, не тупиковая форма культуры* а неразвитая культура. Но, увы, не менее часто слово это озна- чает и то, ради чего оно было введено в литературу: для наро- да — отсутствие перспективы в культурном развитии, для ра- сы — морфологическую примитивность. Таким образом, морфо- логический расизм, представление о расовой неполноценности, переходит на психику и культуру и превращается в расизм психофизиологический, или, как принято его называть сейчас* психорасизм. 18
Исихорасизм — это новая форма расизма, его последнее слово, так сказать, расизм XX в., но это и костюм с иголочки для стары.т. идей, свежая оболочка для прогнившей середины, фаль- шивая позолота прежней, давно дискредитированпой концепции. Таким образом, выступая против расизма сейчас, нужно не толь- ко критически рассмотреть морфологические аргументы сто- ронников неравенства рас, но и обоснованно опровергнуть результаты их психофизиологических исследований. Антпраспзм превращается, следовательно, из морфологического в психоло- гическое учение. Чтобы сознательно отвергнуть расистские теории, и противо- поставить им идею равенства рас, нужно познакомиться с раси- стской литературой, нужно в ней самой отсеять наиболее легко- весное и лишнее, нужно критически разобрать все претендующее на серьезность в этой литературе, вскрыть его научную несо- стоятельность, трезво оценить его в свете логики и науки. Каковы морфологические аргументы, поддерживающие ра- сизм, какова та фактическая база, на которой стоит здание расистской идеологии? Они сводятся к фактам трех категорий. Первое — те морфологические возможности, которые позволяют поставить одну расу выше другой, провести границы между ни- ми и показать эволюционный прогресс одних и отсталость других. Это причудливая морфология, в ней много натяжек, она зияет пробелами и недомолвками, но это все же морфология, и, прежде чем ее отвергнуть, ее нужно подвергнуть критике и разбору. Второе, чем расист-антрополог подтверждает свою правоту,— доказательства неполной жизнеспособности метисов, их физиче- ской недоразвитости и ограниченной плодовитости. Это тоже псевдодоказательства, по они оперируют с научными фактами, правда, произвольно, они если не по существу, то по форме при- надлежат сфере науки! И, наконец, последнее — отягощенноеть низших рас наследственными болезнями, будто бы огромный процент людей среди представителей этих рас, которые от рож- дения несут тяжкую печать патологии. Здесь уже нельзя оста- новиться на морфологии, здесь нужно затронуть и физиологи- ческие и генетические аспекты биологии человека. Среди морфологических аргументов первой категории, сви- детельствующих в пользу расизма, аргументом номер один, как мы только что говорили, всегда считался мозг, его размеры и строение. Еще в прошлом веке писали о том, что мозг негров меньше европейского, что негр поэтому примитивнее европейца. Были изучены десятки коллекций музеев мира, были разрабо- таны способы определения величины мозга по размерам черепа, анатомы научились тщательно фиксировать мозг в формалине и 19
других веществах, чтобы он сохранял свои размеры и форму, чтобы его можно было измерить. Размеры внутренней полости черепной коробки и мозга стали известны во многих популяциях земли после этой работы, титанической по своему объему и адо- вой по своей кропотливости. Что же она показала, эта работа, действительно реальные различия между расами или их полное тождество? Как это ни странно, ни то, ни другое. Действитель- ное положение дел оказалось, пожалуй, сложнее, чем предпола- галось и яростными адептами расизма, и его не менее яростными противниками. Но все же оно, несмотря на сложность, позволяет прийти к однозначному решению, строго научному, несомненно документированному и удовлетворяющему в то же время самым глубоким гуманистическим стремлениям человеческого духа. Существование различий между расами в величине мозга не- сомненно — они были подтверждены всеми исследованиями, они иллюстрируются неопровержимо сотнями цифр. Мозг бурят больше, чем мозг русских, европейцы превосходят негров, мозг европейских народов больше, чем у африканских негров. Раз- личия эти, однако, невелики — 50, много 100 см3 при общем объеме мозга у современного человека в 1400—1450 см3. Значе- ние этих различий снижается тем обстоятельством, что груп- повая изменчивость, как выяснилось, много меньше индивиду- альной, несопоставимо меньше. Если этнические группы и пред- ставители разных рас отличаются одна от другой на 50—100 см3, то отдельные люди внутри одной группы различаются по вели- чине мозга сотнями кубиков, иногда эти различия достигают 1000 см3 — у одного человека мозг, скажем, объема в 1000 см3, у другого — в 2000 см3. И притом речь идет не о патологии, не о ка- ких-то морфологических нарушениях, приводящих к дефектам в мозговой деятельности, слабоумию или даже идиотизму, а о нормальных вариациях. Ясно, что при всех этих моментах сред- ние цифры величины мозга в разных группах если и не пол- ностью теряют свое иллюстративное значение, то все же опи- раться на них без оговорок нельзя. Важно и другое. Размеры мозга связаны с ростом и размера- ми головы, вообще с ростовой тенденцией человеческого орга- низма. У высокорослых и массивных людей объем мозга, как правило, больше, чем у низкорослых и миниатюрных. То же и в расах — у патогонцев и шведов более крупные размеры головы, чем, скажем, у лопарей, а следовательно, и мозг у них больше. Размеры мозга, таким образом, функция ростовой тенденции, по- этому нельзя прямо сравнивать высокорослые и низкорослые расовые типы, сравнение неизбежно станет тенденциозным, неизбежно приведет нас к односторонней оценке наблюдаемых 20
различий, а за этим — и к неверному выводу. Высокорослая ра- са всегда будет иметь преимущество перед низкорослой в вели- чипе мозга, но преимущество это будет носить вторичный харак- тер, относительный объем мозга будет одинаков и у больших, и у сравнительно малорослых людей. Еще важнее, одиако, что все групповые различия, о которых сказано выше,--это различия, как ты их нп толкуй, не между расами, а между народами. Что это значит? Что они не охватывают больших совокупностей на- родов и этнических групп, не охватывают основных подразделе- ний человечества по физическим признакам, которые мы и на- зываем расами. Иными словами, монголоиды не отличаются в целом от европеоидов, европеоиды — от представителей эквато- риальной расы. Различия распределяются по локальным расовым вариантам, географически — это мозаика, а не- однородные ареалы. Если суммировать все данные по европеои- дам, монголоидам, негроидам, то в итоге средние цифры объема мозга у этих основных рас оказываются приблизительно одина- ковыми. Легко понять, таким образом, что объем мозга, вопреки тому, что ему приписывалось (сейчас уже, правду сказать,, приписывается лишь очень немногими и полностью незнакомы- ми с предметом оголтелыми расистами),-— не расовый признак; придавать ему роль признака расового ~ значит, идти' против очевидных фактов и научного метода их истолкования. Не более убедительно и все то, что писалось о примитивности строения икроножной мускулатуры и гортани у негров в срав- нении с европейцами и монголами. Правда, писалось меньше, много меньше, чем о примитивности мозга, но все же писалось, издавалось, кое-кем даже признавалось за науку. Я не могу здесь, на этих страницах, рассчитанных на читателя-неспециа- листа, погружаться в анатомию, подробно говорить о строении гортани и мышечной системы человека, перечислять те детали их строения, которые интересны, понятны и важны только про- фессионалам, скажу основное — те работы, в которых были опи- саны отличия негров от европейцев в этих признаках, нет надоб- ности замалчивать или тем более отвергать; различия между ними действительно есть, и факт этих различий был установлен правильно, но эволюционное истолкование этих различий, по- пытки показать, что та или иная деталь строения тела или лица негра более похожа на обезьянью, чем у европейца, а главное, филогенетически сближает их,— логический произвол, так как таких примитивных признаков порядочно у представителей каждой расы, такое случайное сходство по отдельным признакам не говорит ни о каком эволюционном процессе, сочетания же примитивных признаков приблизительно одинаковы у всех рас. 21
Тот. кто борется за расизм, любит подчеркивать сходство не- гров с человекообразными обезьянами в строении лица. О про- гнатизме негров, выступании у них челюстей вперед, писали десятки раз. Почему же не вспоминают, однако, о тонких губах европейцев, сближающих их с обезьянами больше, чем толсто- губых негров? Логика должна быть одинакова в обоих случаях, а она разная, она заведомо нацелена в заранее заданном направ- лении. Все только что перечисленное, что отличает одну расу от другой, не может никого удивить — само существование рас есть доказательство морфологических и физиологических раз- личны между людьми, нет надобности преуменьшать или замал- чивать эти различия, но нет надобности и преувеличивать их, трубить о мелочах, придавать эволюционный смысл такой разни- це, которая второстепенна и незначима даже на микроэволю- ционном уровне. Морфологические различия между расами — не функция эволюции, а результат внутривидовой дифференциации, не этапы пли даже ступеньки эволюционного процесса, а лишь параллельные изменения внутри одного уже сформировавшегося вида. Решающий удар эволюционному истолкованию этих разли- чий нанес француз Анри Валлуа, опубликовавший в 1928 году небольшую статью под характерным и многозначительным на- званием «Представляют ли собою негры низшую расу?». В следующем году за ней последовала другая статья — «Доказа- тельства монофилетического происхождения человека». Вал- луа — один из столпов прогрессивной зарубежной антропологии XX века, автор многих монографических описаний находок ископаемого человека, крупных сравнительно-анатомических и расоведческих трудов, ученый, пользующийся громадным ав- торитетом. Естественно, его голос прозвучал веско, доказатель- но, вызвал большой резонанс. И было из-за чего — две статьи содержали тщательную сравнительноанатомическую аргумента- цию в пользу морфологического единства человечества. Основ- ной вывод из всех приведенных аргументов состоял в том, что по многим анатомическим структурам современные человеческие расы ближе друг к другу, чем виды человекообразных обезьян между собой. Вывод этот никак не может быть увязан с полифи- летической гипотезой происхождения человеческих рас от раз- ных человекообразных обезьян, он кричит, вопиет против нее, но в то же время легко объясним с позиций монофилии. Так ра- систски истолкованная морфология постепенно потеряла все свои рубежи и сейчас воспринимается лишь как идейно вредный и научно несостоятельный курьез. 22
Идея о расовой неполноценности метисов, их умственной отсталости, слабом физическом развитии, склонности к заболе- ваниям п пр.— сродни скорее физиологии и психологии. Она переходила из одной расистской работы в другую и повторялась с таким упорством и уверенностью, что казалось просто пепри- личным в ней сомневаться; выдавалась она всегда за что-то доказанное столь же строго, как, к примеру, соотношение не- определенностей Гайзенберга или соотношение, связывающее массу и энергию, выведенное Эйнштейном. Однако обращаешься к литературе, специальным исследованиям метисных групп в сравнении с исходными (в антропологии таких исследований немало) и с удивлением видишь, что ты столкнулся с явлением массового психоза или гипноза (называть это можно и так, и эдак — кому как 'правятся), что фактов много, но все они как один свидетельствуют против этой идеи, и свидетельствуют не как-нибудь, а убедительно, во весь голос. Налицо, очевидно, как это часто бывает в истории мысли, излишнее доверие к первым слишком категорическим и потому производящим впечатление заявлениям, к которому затем прибавились и сознательная под- тасовка, хорошая мина при плохой игре, удобная формулировка для оправдания и утверждения априорной, неверной и вредной идеи. Так тоже не раз было в истории мысли. А она, эта априор- ная, неправильная и вредная идея, уже повела за собой практи- ческие выводы, она позволила в законодательстве многих стран уравнять расовых метисов в гражданских правах с «цветными», то есть практически лишить их всяких прав. Миллионные группы населения во многих штатах США, в Южно-Африкан- ском Союзе вычеркнуты из политической и общественной жизни. Каковы факты, которые опровергают эту идею, и много ли их? Фактов много, они добыты при изучении метисных расово- промежуточных групп в Океании и в Америке, в СССР и в Аф- рике, иными словами, при исследовании расового состава всего земного шара. Это большой, разнообразный и убедительный материал? недаром его замалчивают в расистских сочинениях. Оказалось, что ни одна из изученных антропологами расово-про- межуточных, метисных по происхождению групп не отличается от исходных ни по росту, ни по весу, ни по другим признакам, характеризующим физическое развитие, занимает по всем этим признакам среднее место между исходными. Есть такой термин в биологии — «гетерозис». Он означает пышное физическое развитые и большие размеры гибридов по сравнению с исходными формами в органическом мире. Антропологи давно спорят, есть ли это явление — гетерозис — у человека, пока не пришли ни к какому однозначному выводу, 23
да к нему и трудно прийти, учитывая взаимную морфологи- ческую близость расовых типов человечества друг к другу; но ясно одно — противоположные явления тоже не зафиксиро- ваны (странно было бы их и зафиксировать — человек в своей биологии сам представляет собою органическую форму, а сле- довательно, подчиняется общим с другими формами эволюцион- ным закономерностям; изменчивость человеческого организма — того же характера, что и других млекопитающих). Значит, все ссылки на пониженное развитие метисов — блеф, мыльный пузырь, научный абсурд. Не лучше обстоит дело и со склонностью метисных популя- ций к заболеваниям. Последние — всегда прежде всего резуль- тат социальных, а не биологических причин. Санитарная статистика во всех странах мира показала теснейшую, почти автоматическую связь уровня заболеваний с характером быто- вых и социальных условий. Если метисные группы находятся в условиях дискриминации и уровень их жизни низок — они не могут не быть в худшем положении в сравнении с господ- ствующими нациями, а отсюда и повышение уровня заболева- ний: так обстоит дело в США, так обстоит дело в Южной Африке. Но причинная связь расы и болезни, биологическая предопределенность метисов в этом отношении, фатум болезни, нависающий над каждым человеком, коль скоро он имеет сме- шанное расовое происхождение, никогда не были не только до- казаны, но даже показаны статистически. Это такой же мыльный пузырь, блеф, как и идея пониженного физического развития метисов. А об их умственной неполноценности не свидетель- ствует даже тот сомнительный метод, манипуляции с которым помогали расистам доказывать умственную неполноценность негров по сравнению с белыми,— коэффициент ума, о котором речь пойдет через несколько страниц. Здесь важно только отме- тить, что никто не получил в метисных группах более низких величин этого коэффициента, чем среди представителей “чис- тых рас. На первый взгляд, серьезно утверждение о загрузке наслед- ственности неевропеоидных рас вредными мутациями, обуслов- ливающими возникновение разных болезней,— собственно говоря, речь в первую очередь идет о населении Африки, об африканских неграх, и не о всех болезнях, а о различных болезнях крови — анемиях, которые исследованиями последних лет выявлены в Средиземноморье, кое-где в Индии, кое-где в Юго-Восточной Азии, но концентрируются в Африке. В руках расистов — это благодатный материал, соответствующие данные использовались ими даже когда их было мало, теперь их 24
много больше, тем они, с расистской точки зрения, стали убеди- тельнее: негры, особенно негры центральных областей Афри- ки,-—бесспорные носители так называемой серповидноклеточной анемии. Однако именно научная доказательность и оригиналь- ность этих данных, их противоречие данным другим, которые все оказываются несостоятельными в подтверждении расовых теорий, их особое поэтому место и значение привлекают к ним придирчивое внимание. Они полностью правильны, эти дан- ные,— они итог десятков исследований, повторяющих и под- тверждающих друг друга, они не вызывают ни малейших сомнений со стороны, так сказать, эмпирической, но... Правиль- но ли их объяснение с расистской точки зрения, несут ли они ту же смысловую нагрузку, что приписывается им в расистских сочинениях? Оказалось — нет, неправильно, неправильно пото- му, что серповидноклеточная анемия сложное явление, аккуму- лирующее в себе целый ряд природных процессов. Поэтому ее появление у негров — не свидетельство их расовой неполно- ценности, а эволюционный механизм, наличие которого говорит о физиологическом приспособлении к природной среде. Начнем с основы, с чего и началось собственно исследование серповидноклеточной анемии под эволюционно-генетическим углом зрения. Сама анемия выражается в изменении клеток гемоглобина и приобретении ими серповидной формы, почему и болезнь называется серповидноклеточной анемией, а не как-нибудь иначе. Такой аномальный патологический гемогло- бин в крови приводит к тяжелым необратимым физиологическим последствиям, кончающимся смертью. Но происходит это только в одном случае — если он получен человеком от обоих родите- лей. Если же он получен только от одного — человек благо- получно живет, и только пребывание в особо неблагоприятных условиях вызывает кризис. Весь собранный материал по статистике проявления серпо- видноклеточной анемии и ее географическому распространению показал, что она совпадает неожиданно с ареалом распростра- нения малярийного комара и малярии. Отсюда был сделан фактически обоснованный и логически оправданный вывод о том, что аномальный гемоглобин в крови как-то помогает человеку бороться с малярией, предохраняет его от заражения. Естественному отбору в данном случае приходится туго —- с од- ной стороны, он должен выводить из популяции индивидуумов с патологической формой гемоглобина, с другой же, сохранять, наоборот, их, так как они более стойки против малярийной инфекции, чем нормальные субъекты. Создается постоянное динамическое равновесие, поддерживаемое отбором на опреде- 25
ленном уровне. Теперь ясно, что развитие такого физиологи- ческого свойства, как серповидноклеточная анемия, не исключи- тельно расовая черта негров; оно произошло вследствие тонкой их приспособленности к природной среде в процессе эволюции. Возникает это свойство везде, где распространена малярия и организм должен естественно защищаться от нее. Такое свойство не есть лишь привилегия негров, и потому цена ему в качестве доказательства их расовой неполноценности — грош. Расизм, однако, перекинулся, мы помним, в сферу мысли, в сферу психики, стал психорасизмом, ушел в область, где методика пока еще не так точна, где фактов меньше, где не на- столько очевиден произвол в их истолковании, где он сидит и сейчас, прикрываясь на сей раз аргументами не от морфо- логии, а от психологии и культуроведения. Это уже не истори- ческий курьез, не напоминание о прошлых ошибках челове- чества, не анатомия, это сегодняшний день идеологической борьбы, национального движения, борьбы народов за свои права, за свое государственное и национальное самоопределение. Начинается психорасизм как будто бы с совершенно пра- вильного тезиса, материалистического, проверенного десятиле- тиями развития физиологии мозга и психологии,— мозг пред- ставляет собой тот орган человеческого тела, который несет функцию мышления, от его строения зависит уровень мышления, следовательно, чем больше мозг, тем лучше мыслит, тем более развит его обладатель. Первая часть этого тезиса абсолютно правильна, вторая — типичная вульгаризация, пример доведе- ния до логического абсурда в основе своей верного суждения. Начать с того, что величиной мозга не исчерпываются его важнейшие характеристики. Его структура, соотношение частей имеет гораздо большее значение. Исследования последних деся- тилетий, специально ставившие своей целью проникновение в тончайшее строение мозга, исследования, как принято гово- рить, цитоархитектоники мозга, то есть его микроструктуры на клеточном уровне, показали исключительную роль кровоснаб- жения в полноценном функционировании мозга — оно оказалось замечательно богатым у всех сколько-нибудь выдающихся людей умственного труда. Роль величины мозга в умственной деятель- ности, напротив, по-видимому, ничтожна — обошедшие все антропологические хрестоматии и неоднократно упоминавшиеся в популярных статьях и книгах примеры огромного мозга у Кювье и Тургенева (около 2000 см3) и очень малого мозга у Франса (немногим больше 1000 см3) показывают это убеди- тельно. Но коль скоро величина мозга не может служить инди- видуальным фактором высоты умственной организации, тем 26
менее она может служить групповым показателем этой высоты, а одновременно с тем и способности к культурному развитию. Таким образом, даже те небольшие различия в величине мозга, которые существуют между расами, не дают возможности интерпретировать их как реальное доказательство умственной неполноценности одних рас и высоты умственной организации других — к проблеме расового интеллекта эти различия ле имеют ни малейшего отношения. Но расовый интеллект изучался и отдельно — мы уже столкнулись с этим, когда знакомились с историей возникнове- ния расовых теорий и их формами. Само по себе это изучение — благодарное и смелое дело, подступы к нему постепенно обозна- чаются и психологами, и историками, и антропологами, оно обогатит наше понимание истории человечества многими новы- ми фактами и еще не познанными закономерностями, оно обещает пролить свет на формирование и законы развития многих явлений культуры. Но методы конкретного исследова- ния, которые помогли бы нам в этом отношении, необычайно сложны, не до конца поняты и разработаны, их нужно приме- нять необычайно осторожно, постоянно помня о сложности изучаемого явления. А оно сложно — так сложно, что подчас это трудно охватить и представить себе даже теоретически. Степень наследственной одаренности, биологические предпосыл- ки выявления таланта, воспитание, среда, соответствие формы одаренности требованиям момента, совершенно неисследованная проблема характера одаренности в связи с модусом культуры — все это и еще многое другое нужно учитывать при постановке научной работы в этой области, делать это тщательно, вдумчиво, постепенно лишь продвигаясь вперед и отчетливо осознавая, как далеки мы от конечной цели, как тернист к ней путь и как трудно рассчитывать получить сразу же не только яркие, но и просто однозначные результаты. Между тем в подавляющем большинстве работ, посвященных оценке сравнительной психи- ческой одаренности представителей разных рас, написанных с расистских позиций и истолковывающих результаты под впол- не определенным тенденциозным углом зрения, работ преиму- щественно немецких и американских, используется в качестве основного, а вернее сказать, единственного инструмента так называемый коэффициент ума. Это давно предложенный мето- дический прием психологического исследования, представляю- щий собой набор тестов — задач на сообразительность и быстро- ту реакции, в зависимости от решения которых ставится балловая оценка умственных способностей. Заранее предпола- гается, и коэффициент составлен именно таким образом, что 27
средний балл умственных способностей соответствует 100 бал- лам. Естественно, чем выше коэффициент, скажем, 120 или 140 (бывают и такие цифры), тем выше, с точки зрения этой методики, оценка потенциальных возможностей данного инди- видуума в сфере умственной деятельности. Чтобы оценить воз- можности группы, суммируются и делятся на число обследован- ных индивидуальные оценки. Коэффициент ума был проверен неоднократно и оказался в целом неплохим индикатором умственных способностей — полученные с его помощью цифры хорошо соответствовали положению изученных групп в совре- менном обществе: наибольшие цифры оказались у деятелей умственного труда, среди последних — у научных работников. Хотя это и не относится к интересующей нас теме, не могу не сказать, что среди научных работников максимальные баллы набирают обычно математики. Только что упомянутое обстоятельство, которое кажется на первый взгляд просто курьезом, как это ни парадоксально, не укрепило, а ослабило значение коэффициента ума в качестве индикатора умственных способностей. В самом деле, вопреки широко распространенному взгляду на математиков как на людей какого-то особого интеллекта, трудно, просто невозможно поверить, что математики в целом умнее и одареннее, чем деятели всех других научных профессий. Химия, физика, биоло- гия требуют сейчас от человека не меньше творческих способ- ностей, памяти, обостренного мышления. А представители так называемых гуманитарных наук — разве не сталкиваются они постоянно со сложнейшими проблемами, которые ставят перед ними психология человека и история человечества? Просто коэф- фициент ума, по-видимому (я говорю «по-видимому», потому что это нуждается в специальных доказательствах, в специаль- ном исследовании, которое до сих пор не произведено), построен таким образом, что он ставит перед испытуемым задачи, предъявляющие повышенные требования абстрагирующим и комбинаторным свойствам ума, развитым, конечно, в наиболь- шей мере у математиков как вследствие профессионального отбора, так и вследствие упражнения. При этом, следовательно, человек с преобладанием таких способностей заведомо ставится перед лицом этого метода в неравное положение по сравнению с остальными, а значит, и сам метод не очень пригоден для объективной характеристики. Все эти оговорки обязательны для нас, обязательны для любого честного и сознающего все трудности стоящей перед ним задачи работника, но они совсем не обязательны _для того, кто подходит к ней с предвзятой точ- кой зрения и кому метод нужен лишь для кажущейся объекти- 28
визацип выводов, придания им наукообразия и убедительности. И действительно, коэффициент ума широко, многократно и упор- но использовался в психорасистскпх работах, как, если можно так выразиться, экспериментальных, то есть ставящих своей целью изучение этого показателя в конкретных популяциях, так и теоретических. К каким же результатам привели все эти работы? или в самом деле доказали неполноценность одних рас по сравнению с другими, что не удалось доказать морфологически? Или и они, подобно расистским выводам из морфологии и физиологии, представляют собою натяжку, вымысел, выдают желаемое за действительное? Нам предстоит в этом разобраться. Сразу же скажу, что работ, отражающих оценку умственного развития этнических групп с помощью коэффициента ума, опубликовано много, очень много, они печатались, иногда печатаются и сейчас, правда, значительно реже (в связи с дискредитацией метода), в весьма серьезных научных журналах. В общем, это целая полоса в истории этнической психологии. Через испытание по тесту или группе тестов прошли эски- мосы и индейцы Канады, индейские группы США, американ- ские негры п белые американцы, многие народы Океании. Если просматривать подряд полученные цифры, ни на чем не оста- навливаясь, не задерживаясь на мелочах и не считаясь со мно- гими побочными обстоятельствами, то видишь, что эскимосы, народы Океании, а также американские индейцы оцениваются чаще всего цифрами 80—90, то есть ниже, чем оценивается, скажем, белое население Канады и США, получающее чаще всего балл 100 — тот самый средний балл; который по шкале коэффициента считается нормальным. С узкоформальной точки зрения поэтому практически невозможно оспаривать конечный вывод любой расистской работы на сей раз уже не о морфоло- гической, а о психической неполноценности экваториальной и других неевропейских рас — невозможно, потому что он вы- текает из проделанных с помощью принятого метода исследо- ваний, а не взят с потолка. И тем не менее он взят с потолка, так как никогда еще узкоформальный подход к предмету не открыл в науке ничего нового и ни разу не привел в конечном итоге, несмотря на кажущийся внешний успех, ни к каким положительным результатам: наоборот, он всегда заводит в познавательный тупик, как случилось и теперь. Представьте себе европейского ученого или американца, проводящего исследования в школе на Аляске среди эскимос- ских детей. Хотя они владеют начатками английского языка и первыми правилами арифметики, хотя их обучают истории 29
и географии, они все равно далеки от европейской культуры, далеки от ее задач, форм, целей, от всего того, что составляет самое сокровенное и глубокое в нашей технической цивилиза- ции. Они воспринимают все школьные знания внешне, без чет- кого понимания того, для чего это нужно, они непосредственно и очень тесно связаны со средой, их породившей, и, наоборот, чуждаются всего нового, принесенного или созданного на месте европейцами. На фоне этого встреча с чужим для них человеком, требую- щим решения непонятных задач, пе может не вызвать чувства досады и удивления, чувства психологического отталкивания, которое в первую очередь и сказывается на результатах испы- таний. Подобным же образом недостаток семейного воспитания, его нацеленность на другое — на охоту, кочевую жизнь, совер- шенно иной быт сказывается и в школьных успехах эскимосских детей, которые повсеместно ниже, чем у детей белых американ- цев. Значит ли это, что эскимос менее пригоден для восприятия и создания культурных ценностей, чем европеец? Нет, не зна- чит, как ничего не значит и беспомощность европейца в охоте на оленя-карибу, моржа или кита, охоте, требующей исключи- тельной смелости, выдержки и сообразительности. Просто с са- мого раннего детства, с грудного возраста, эскимос и европеец поставлены в условия восприятия разных форм культуры, и эти детские впечатления, детский запас информации о мире, ставят их в неравное положение к моменту прихода в школу: эскимос уступает европейцу в усвоении школьных знаний, быстроте, а главное, интенсивности и сознательности их запоминания, европеец не годится эскимосу в подметки, если он очутится в его стойбище, — он будет вызывать только насмешки своей беспомощностью и неприспособленностью к жизни. Процесс восприятия чужой культуры — процесс сложный, тонкий, не до конца еще исследованный и понятый. Часто можно прочитать, что какой-нибудь австралиец из дикого племени или огнеземелец ничем не отличались бы от европейцев, если бы они имели возможность получить образование и, скажем, окончить университет. Авторы таких утверждений, чаще всего не под- крепляемых фактами, наверное, не подозревают, какую плохую услугу оказывают они антирасистской литературе, хотя утверж- дения эти вызваны самыми лучшими намерениями. Во-первых, примеров тому мало, очень мало — не так просто австралийцу или огнеземельцу, лишенным политических прав, попасть в уни- верситет, да еще и окончить его, это удается счастливым оди- ночкам. Во-вторых, и это самое важное, высокий уровень культуры достигается в одном и только в одном случае: если 30
представитель инородной этнической среды воспитывался в ев- ропейской семье с грудного возраста, если он «е молоком мате- ри» впитал европейскую форму жизни. В последние годы нашу популярную литературу обошли рассказы о диких детях в Индии — тех, кто в младенческом возрасте был унесен хищниками в джунгли и воспитан там ими, как киплинговский Маугли. Киплинг создал дивный образ близкого к природе человека исключительного мужества и бла- городства, обостренного чувства справедливости и, как это ни странно звучит по отношению к человеку абсолютно необразо- ванному, высокой интеллигентности. В действительности дикие дети, если они попадают обратно к людям через несколько лет, уже не способны воспринять навыки человеческого общежития, научаются лишь простейшим элементам языка и так и остаются полуживотными. По-видимому, та замечательная восприимчи- вость и лабильность человеческого мозга, о которой писал Корней Иванович Чуковский в книге «От двух до пяти»,— приспособительная особенность, неотъемлемое свойство детской психики, нужное для восприятия языка, и если она не реали- зуется полностью именно в детском возрасте, упущенного не вернешь, человек остается безъязычным. Так и с культурой — какие-то ее навыки должны восприниматься рано, в детские годы, п, будучи воспринятыми, они закрепляются на всю жизнь; происходит как бы детерминирование психического развития, за рамки которого человеку выйти не дано. Это довольно пространное отступление имеет самое непосред- ственное отношение к нашей теме — оно показывает, что любой тест пригоден для сравнительных выводов тогда и только тогда, когда он прилагается к однородному контингенту. Сравнение европейцев и неевропейцев с помощью коэффициента ума —- не только не благодарное, но и не правомерное дело; оно ставит их в неравное положение, так как сам коэффициент построен на задачах, выдвигаемых европейской культурой. При приме- нении коэффициента ума и истолковании его результатов имеет место своеобразный европоцентризм, нарушается объективность сопоставления, привносится фактор, до конца искажающий всю картину. Видно это из результатов использования самого коэф- фициента ума — результатов, о которых расистски мыслящие ученые предпочитают не упоминать. С точки зрения неравенства рас легко истолковать не только разницу между американцами и эскимосами, американцами и- индейцами, но и разницу между европейцами и населением Океании — примитивные, отсталые народы уступают европей- цам и американцам по показателям коэффициента ума, а значит, 31
они изначально отстали и примитивны, это их неотъемлемая расовая черта. Однако показатели эти получены во многих американских и европейских группах, они характеризуют аме- риканское и европейское население не в целом, а выборочно, дифференцированно и, оказывается, разницапритом боль- шая — есть и среди отдельных групп населения Европы и Аме- рики. Последовательно истолковывай результаты применения коэффициента ума в том же расистском духе — и придешь к неизбежному выводу, что сельское население в умственном отношении неполноценнее городского, а в городе бухгалтеры, например, неполноценнее ученых. Но это ведь одна раса — та самая европеоидная раса «господ», к которой в подавляющем большинстве принадлежат сами расисты и представители кото- рой всегда должны давать высокие показатели! Более того, если сравнивать умственные способности негров и белых в развитых и отсталых районах США, а такие исследования проводились неоднократно, можно прийти к совсем уже неутешительным для психорасизма выводам: негритянское население развитых районов выше по коэффициенту ума, чем белое население отсталых. Нет, нельзя истолковать эти наблюдения с пользой для расистской идеологии, нельзя найти им разумное объясне- ние в рамках концепции неравенства рас! Итак, метод коэффициента ума обанкротился. Он доказы- вает не то, что ему приписывают психорасисты, а обратное: при одинаковом уровне развития, при одинаковом объеме полу- чаемой информации представитель любой расы, различаясь с другими в характере, привычках, коллективных представле- ниях, являющихся функцией культуры, одинаково способен к восприятию культурных ценностей и культурному творчеству. Нужно помнить только, что культурные и бытовые нормы человечества удивительно, редкостно разнообразны, что нельзя нормы одной культуры оценивать с точки зрения другой, а тем более, сравнивая их, ставить одни выше или ниже других. Любой расизм, в том числе и психорасизм, начинается не с при- знания разного набора каких-то характерных черт психического склада — необходимость и объективность такого признания диктуется всем ходом культурного развития человечества, суще- ствующим многообразием культур и психического склада наро- дов,— а с попытки истолковать это разнообразие эволюционно, поставить одну культуру выше другой, один психический склад выше другого. Разработанный для этого психорасистами методи- ческий инструмент, как мы убедились, убог, жалок, худосочен, не способен доказать то, ради чего он используется и приме- няется. 32
Еще меньше способно доказать это культуроведение, история человеческой культуры, мощных и впечатляющих достижений человеческой мысли, открытая и обрисованная в общих чертах усилиями многих ученых во всех странах мира, основанная на бесчисленных необозримых фактах археологии, истории, есте- ствознания, техники. Эта история демонстративнее, ярче, полно- веснее убеждает в равенстве рас и народов перед лицом культуры, чем все сравнительно-психологические выкладки и исследования. Сравнительное культуроведение — мало сказать, область исключительно интересная для любого исследователя, она полна притягательной привлекательности. Нет людей, которые не интересовались бы своим прошлым, а с этим и прошлым чело- вечества, или людей, которых не волновали бы тайны древнего искусства, загадки исчезнувших народов и погребенных под обломками времени цивилизаций. Но сравнительное культуро- ведение, помимо захватывающего интереса, таит в себе и много обманчивого, что на поверку оказывается болотистой тиной: можно открыть высокую культуру, оставленную предками, но от увлечения этой культурой легко перейти, например, к ее переоценке и недооценке культуры соседей, легко впасть в на- ционализм. Опасно и другое. Это тоже по сути своей национа- лизм, но согреваемый, если можно так выразиться, не изнутри, а снаружи. Открытие прошлого, как и любая наука, требует от занимающегося им ученого исключительной увлеченности и полной самоотдачи; ученый с головой уходит в исследуемый материал, не видит другого, и в результате этот материал мстит за ограничение, за любовь к нему, заслоняет остальной мир, занимает весь горизонт и вкладывает в голову своему творцу концепцию о своей исключительности и неповторимости. Приме- ров, и красноречивых, тому в истории науки немало — вспомним деятельность Хуго Винклера, одного из крупнейших знатоков и первооткрывателей древнейших цивилизаций Передней Азии, деятельность огромную по масштабам и яркую по результатам, оставившую особенно значительный след в изучении языка и культуры древней Вавилонии. Так увлечен был Винклер своим Вавилоном, действительно блестящим, что создал концепцию исключительной особой древности вавилонской культуры и иррадиации всех культурных достижений из этого оча- га цивилизации. Печальной памяти концепция, естественно, не подтвердилась, ни о какой особой древности вавилонской культуры по сравнению с египетской не приходится говорить, наоборот, она возникла много позже. В науке это искреннее, но вредное увлечение Винклера получило название панвавило- 2 В. П. Алексеев 33
низма. Вдумайтесь — речь идет об ошибке большого ученого, проистекшей от самозабвенной отдачи своей теме. Но все равно по сути дела такой панвавилонизм недалек от расизма, так как он исходит из молчаливо признаваемой, хотя и не оговоренной специально посылки о какой-то особой способности одного на- рода в ущерб другим создавать культурные ценности. А научные труды Грэфтона Эллиота Смита, одного из самых талантливых и по-человечески привлекательных деятелей анг- лийской науки начала века! В это время, уже отмеченное в истории науки печатью специализации, Эллиот Смит являл •собою одного из последних могикан синтетического творчества, во всеоружии знаний выступая в биологии и истории. Тонкий и, можно даже не преувеличивая сказать, проникновенный анатом, работы которого отличались редким изяществом, он был особенно силен в анатомии мозга — одной из труднейших облас- тей, которую обогатил многими ценными наблюдениями и даже открытиями. Знаток ископаемого человека, он имел непосред- ственное отношение к исследованию многих находок и был автором пионерских работ по строению мозга ископаемых лю- дей, прослеживая этапы развития мозга и его прогрессивной перестройки в антропогенезе. Я только что сказал о его челове- ческой привлекательности — он воспитал плеяду замечательных учеников в анатомии и палеоантропологии (один из них, Раймонд Дарт, был первооткрывателем австралопитека — про- межуточного звена между обезьяной и человеком), многие из них оставили о нем теплые воспоминания. Но образ Эллиота Смита привлекателен и с профессиональной точки зрения — его блистательное выступление против расизма на Международном конгрессе антропологических и этнографических наук в Лондоне в 1934 году было одним из первых антирасистских выступлений после прихода нацистов к власти в Германии. Его крупнейший труд «Человеческая история», вышедший в том же 1934 г., целиком направлен против расистских теорий в истории, кото- рые он подверг уничтожающей и характерной для него искро- метной по форме критике. Но то — общая концепция, мировоз- зрение научное и философское, кредо жизни. А в работах, многочисленных и также ярких, по истории Древнего Египта, в которой он был профессиональным знатоком и творцом, кото- рую он обогатил результатами многочисленных и удачливых раскопок, интересными наблюдениями над физическим типом древних египтян,— тот же центризм материала, доходящее до исступленной одержимости увлечение предметом своих иссле- дований, заслоняющее все остальное. Египет — центр древней- шего мира, Египет — средоточие культурных достижений и 34
открытий, Египет... Стоит поставить на место Египта Вавилон — п мы опять сталкиваемся с винклеровской концепцией истории древнего мира. Опять неосознанный национализм (национа- лизм, конечно, в кавычках — речь идет о народе, давно покинув- шем историческую арену), безвредный политически, потому что он обращен в прошлое, но вредный идеологически и смыкаю- щийся с расизмом. Так увлекательное культуроведение становится, при отсут- ствии придирчивой критики, источником ошибок, если и не прямо расистских, то близких расизму. Но оно же — и мощный поток историко-культурной информации, сметающий все дамбы, построенные расистской мыслью на пути признания равенства рас, их одинаковых творческих возможностей. В самом деле, до недавнего времени Европа п отпочковавшийся от нее росток — Америка давали миру те образцы культурного разви- тия, которые были абсолютно недоступны остальным народам. Япония первой пробила брешь в этом европоцентризме, фан- тастически быстро пройдя путь от крайней феодальной отста- лости к современной культуре и сравнявшись с Европой и Америкой в уровне научных исследований. А ведь это иной, неевропейский мир, мир классических представителей монго- лоидной расы, мир, где даже творцы мифа об особых творческих способностях европеоидной расы не могли найти никаких следов европеоидов. Народы Азии и Африки, освободившись от сковы- вавшей их развитие «опеки» колонизаторов, сделали огромный шаг вперед по пути создания оригинальной культуры и госу- дарственности, практикой своей жизни опять опровергая расист- ский тезис о психической неподвижности негроидов и монго- лоидов. Я уж не говорю о народах Сибири и Средней Азии — об их культурном росте за последние пятьдесят лет написано немало ярких книг и статей. Западная литература часто назы- вает их пропагандой, но поголовная грамотность, мощная прослойка интеллигенции, кардинально иной по сравнению со старым быт говорят сами за себя. А ведь это все в подавляю- щем своем большинстве представители не европеоидной, а мон- голоидной расы, будто бы начисто лишенной творческого начала. Нет, все же идея о равенстве рас не только в морфофизиоло- гическом, но и в психическом отношении имеет больше подтверждений, чем противоположная ей расовая гипотеза. Она не только гуманистична, что само по себе дает ей преимущество в глазах любого человека, если он не антиобществен по при- роде своей,— она правильна! Поэтому психорасизм при всей своей неуловимости за счет неразработанности проблем общест- венной психологии — не очень популярная теория даже в аме- 35
риканскпх странах, она все больше теряет сторонников, идеоло- гические позиции ее шатки и слабы. Есть еще одна сфера, откуда психорасизм черпает свои доказательства,— она покоится на статистике преступлений. В основном это американские сочинения, опирающиеся на число преступлений в США. Почти во всех штатах негры чаще оказы- ваются среди преступников, чем белые. Казалось бы, налицо документальное подтверждение старых теорий XIX века о спе- циальном наследственном типе преступника, дополненные еще представлением о концентрации этого наследственного типа среди людей определенной расы. Такое документальное под- тверждение необычайно ценно, психорасисты это понимают, и поэтому оно кочует из книги в книгу, из статьи в статью. Вдуматься же если — цена такому подтверждению психорасиз- ма и на этот раз невелика, и вот почему. Статистика и законода- тельство в подавляющем большинстве американских штатов строятся таким образом, что негр имеет гораздо больше шансов попасть в эту статистику, чем белый. Лицеприятность свиде- телей и суда в отношении негров в странах с господством расистских идей, в том числе и в США, хорошо и неоднократно описывалась в прессе, в художественной литературе, примеров тому много. Но даже если бы это было и не так, если бы свиде- тели, суд, само законодательство были объективны, статистика, надо полагать, осталась бы той же — тяжелое правовое и эконо- мическое положение негров в США не может не толкать их на преступления. Иногда в этом проявляется социальный протест, чаще же всего преступление становится выражением психологии социальных «низов», к которым принадлежат негры, и эта пси- хология вырабатывается под влиянием скученности в трущобах, нищеты, голода. Поэтому-то хоть сколько-нибудь серьезный антрополог и социолог из американцев не придает статистике преступлений никакого значения, более того, борется с ее тен- денциозным использованием в психорасистских работах. Подавляющая часть серьезных ученых в США разделяют опасение ученых других стран в связи с развитием психорасиз- ма. Любопытный документ в этой связи — резолюция тридцать первого ежегодного пленума Американской ассоциации физи- ческих антропологов, состоявшегося в мае 1962 г. В ней сказано: «Мы, члены Американской ассоциации физических антрополо- гов, профессионально занимающихся изучением расовых разли- чий, осуждаем злоупотребление наукой в целях защиты расиз- ма... Мы утверждаем, что в науке нет ничего, что оправдало бы отказ в правах любому народу из-за его расовой принадлеж- ности». Слова эти перекликаются с заявлением другого доку- 36
мента, уже официального,— Декларации о расе и расовых предрассудках, принятой на заседании экспертов ЮНЕСКО в сентябре 1967 г. В ней сказано, что «...расовые предрассудки и расовая дискриминация в современном мире вытекают из исторических и социальных явлений и ложно прикрываются авторитетом науки. Поэтому биологи, социологи, философы и ученые смежных областей науки должны сделать все возмож- ное, чтобы результаты их исследований не были превратно использованы теми, кто намерен пропагандировать расовые предрассудки и поощрять дискриминацию». Декларацию подпи- сали крупнейшие знатоки расовой проблемы в современном мире, в числе которых были и советские специалисты. Так реагирует прогрессивная мировая общественность на зло, имя которому расизм, и есть надежда, что зло это будет наконец в недалеком будущем искоренено. Оно не может не быть искоренено, потому что оно противо- речит всему гуманному, что создала история и что сам человек в истории создал, потому что издевательский лозунг «Арбейт махт фрей» — «Труд делает свободным», красовавшийся на входных воротах Освенцима, прикрывал страшную личину фа- шизма, пытавшегося превратить человека в скотину, потому, наконец, что люди уже прошли долгий путь от угнетения к ра- венству и они не остановятся на этом пути. Но борьба с расизмом — это не только страстный порыв человека к социальной правде, это одновременно и результат многих и многих усилий мысли разобраться в истории рас и ее значении в истории человечества, классификации рас и их происхождении, результат восстановления с помощью антропо- логии исторического прошлого человечества. Это итог беско- рыстной и благородной работы нескольких поколений ученых, j которой и пойдет речь впереди.

КОНТУРЫ НАУКИ ...Причалит к берегам не- ведомых времен и мозг людей зажжет виденья- ми своими. Бодлер
Древние египтяне изображали своих соседей на цветных фресках то темными, толстогубыми и курчавоволосыми, если это были негры, то голубоглазыми и светлокожими, если это были жители Северного Средиземноморья. Даже такие подробности, как промежуточный между светлой и темной — красноватый цвет кожи восточных и южных соседей египтян, нашли свое отражение в их фресках. По мере того как древнее человечество осваивало землю и расширяло географический кругозор, появлялось все больше и больше описаний внешнего вида народов, с которыми древние греки и римляне сталкивались в своих многочисленных путе- шествиях: до нас дошли описания физического типа фракийцев, отличавшихся светлоглазостью и светловолосостью, скифов, имевших, наоборот, темные волосы и глаза. Китайцы оставили довольно подробные сведения о физическом типе древних на- родов Центральной Азии. Так еще .в древнем мире появились и оформились представления о физических различиях между людьми — зачатки наших представлений о человеческих расах. Кстати сказать, и самый термин «антропология» появился в со- чинениях древнегреческих мыслителей и означает в переводе с греческого языка «науку о человеке» (антропос — человек, логос — наука, учение). Средневековье не внесло ничего нового в знания о физи- ческих типах людей разных стран. И хотя на рубеже средне- вековья и Возрождения Марко Поло и Вильгельм Рубрук при- 40
везли в Европу описание странного облика народов Восточной Азии — плосколицых, смуглых п косоглазых, это ненамного расширило представления европейцев, уже знакомых с монго- лами после монгольского нашествия. Схоластические же толко- вания текстов греческих и римских мыслителей и их переводы, которыми занималась средневековая наука, тоже никак не продвинули ее вперед. Новая эпоха в познании земли и населяющих ее народов начинается с Возрождения, когда были открыты Америка и морской путь в Индию, когда широко раздвинулись горизонты познанного мира, когда европейцы познакомились с американ- скими индейцами, народами Южной Америки, индусами. Перед их взором прошли люди с такими физическими особен- ностями, о которых в Европе раньше даже не подозревали, и недаром именно в самом конце Возрождения — во второй половине XVII в. была сформулирована отчетливо мысль о существовании в пределах современного человечества несколь- ких рас и предложена их начальная объективная классифика- ция. Первым сделал это французский путешественник и писа- тель Франсуа Бернье в 1684 г. Классификация человеческих рас появилась раньше, чем знаменитый швед Карл Линней опубли- ковал свою классификацию видов животных и растений. XVIII век — век величественных событий в истории челове- чества и многих выдающихся научных открытий — прошел незамеченным в истории антропологии. Зато следующее столе- тие, давшее миру Дарвина, ознаменовалось тем, что поле при- ложения исследовательской мысли антропологов расширилось в несколько раз — современный человек перестал смотреть толь- ко на самого себя и впервые получил возможность взглянуть на своих предшественников. Учение Дарвина всколыхнуло во всех областях науки острый интерес к эволюционным проблемам, и антропологи не избегли этой благотворной моды. Открытия неандертальцев в Германии, Франции и в Гибралтаре, открытие питекантропа на Яве, во-первых, раздвинули рамки человеческой истории, расширив ее в ходе времени на пару сотен тысяч лет, а во-вторых, позволили представить облик наших предков с невиданной доселе конкретностью. Страстный трибун и защитник дарвинизма в Германии Эрнст Геккель, сам крупный анатом, антрополог и зоолог, предсказал открытие питекантропа, предположив, что развитие от обезьяны к человеку могло идти только через какое-то промежуточное существо, соединившее в себе их черты. Геккель и окрестил это существо, назвав его питекантропом (питекантус — с гре- ческого — обезьяна, антропос — человек), или обезьяночелове- 41
ком. Ио что означало предсказание Геккеля, основанное на опы- те, эрудиции, огромной умственной работе, но все же только предсказание, по сравнению с открытием подлинных остатков питекантропа! Будто первооткрыватель питекантропа Евгений Дюбуа, голландский врач, знал где искать, отплывая на Яву! Будто он знал и где копать, так как первая находка была сделана через год после его появления на острове! Правда, и это велико- лепное открытие не убедило скептиков-антиэволюционистов в животном происхождении человека — нашлись ученые, и очень авторитетные, доказывавшие, что Дюбуа откопал кости гигантского древнего гиббона. Сам Дюбуа, сначала последова- тельно отстаивавший промежуточное положение питекантропа, затем поддался шумихе, поднятой вокруг его находки, и при- мкнул на несколько лет к скептикам. Любопытно, что только очень тонкое и изящное по своей методике и чрезвычайно фундаментальное по своим результатам исследование советского антрополога Николая Александровича Синельникова, обнару- жившего заметную разницу в микроскопическом строении бед- ренных костей гиббона и современного человека (а от скелета питекантропа до нас дошла именно бедренная кость) и проме- жуточность питекантропа, убедило Дюбуа уже в конце 40-х годов в правильности первоначальной позиции. Неоглядно раздвинулся горизонт антропологии с этим откры- тием и последующими находками костных остатков ископаемых людей в Африке и Евразии. Словно поднялся занавес над спек- таклем, который разыгрывался десятки и сотни тысяч лет тому назад и герои которого окаменели в недрах земли! Правда, только изучение скелетов могло вырвать у прошлого его тайны, но здесь у антропологов были предшественники. Еще в конце позапрошлого и в начале прошлого века француз Кювье, вели- кий творец сравнительной анатомии и палеонтологии, разрабо- тал методику реконструкции внешних форм животных, поль- зуясь строением их скелета. Иногда в распоряжении Кювье были лишь отдельные разрозненные кости, но и в этих случаях он добивался блистательных результатов. Их сначала считали чуть ли не обманом, потом чудом, основанным лишь на замеча- тельной интуиции самого Кювье, но в конце концов противники сравнительно-анатомических и палеонтологических реконструк- ций принуждены были умолкнуть, так как формы ископаемых животных научились не только воссоздавать, но и предугады- вать многие палеонтологи, использовавшие достижения Кювье. Антропологам, разрабатывавшим проблемы происхождения человека, или, как принято часто говорить, антропогенеза (гене- зис — с греческого — происхождение), было и легче и тяжелее, 42
чем палеонтологам: легче потому, что в орбите их внимания был один объект — человек, им не нужно было возиться с огромным многообразием форм животных, сравнивать вариации строения отдельных костей и составлять длинные эволюционные ряды; тяжелее потому, что их интересовали такие детали и подроб- ности строения ископаемых людей, какие никогда не интересо- вали палеонтологов. Но постепенно трудности преодолевались именно благодаря тому, что любая ископаемая находка как-то служила для разъяснения тех неясностей, которые оставались при исследовании других находок. Бичом антропологии является фрагментарность находок. Древние люди не имели специальных могильников, где бы они хоронили умерших. Чаще всего погребения их или то, что можно назвать погребениями, находят в укромных местах пещер, служивших жильем. Трупы, видимо, чуть-чуть были присыпаны землей, иногда забрасывались камнями. Конечно, такой примитивный способ захоронения был чудовищным нару- шением элементарных требований гигиены и, очевидно, допол- нительно способствовал возникновению эпидемий, которых и без того было немало. Но не в этом дело — главное, трупы и костяки в этих условиях плохо сохранялись: растаптывались, растаскивались грызунами, часто выкидывались через несколько лет после погребения. Поэтому даже при систематических рас- копках заселенных в древности пещер в наши руки попадают фрагментарные костяки. Перелистывая любой подробный спра- вочник по ископаемому человеку, снабженный хорошими фото- графиями, можно убедиться, как мал, выборочен и труден для исследования находящийся в нашем распоряжении материал черепа часто наполовину разрушены, иногда это только отдель- ные осколки, кости обломаны, многие кости вообще отсутствуют. Приходится восхищаться мужеством, находчивостью и остро- умием специалистов, которые и из такой малости научились извлекать полноценную информацию. Как это делалось? Кости очень подробно изучались — описы- вались, фотографировались, измерялись, да, да, измерялись с точностью до миллиметра специальными инструментами. Не- достающие части реставрировались, и затем осторожно и тща- тельно производилась монтировка какого-нибудь крупного отде- ла скелета—верхней или нижней конечности, стопы, кисти, таза. Собственно говоря, можно было бы монтировать и весь скелет, но ни один не дошел до нас в полной сохранности. Сравнение всех особенностей строения, которые выявляются при таком изучении, с аналогичными особенностями в скелете современ- ного человека открывает те пути, которыми шло преобразование 43
отдельных органов в эволюции человека. По отношению к лицу это преобразование удалось сделать зримым и доступным даже глазу неспециалиста — много раз предпринимались попытки восстановить лицо, пользуясь черепом, сейчас под них подведен довольно прочный фундамент, и, сравнивая реконструкции древ- них людей с современными вариантами, мы можем воочию видеть то, что антрополог фиксирует в точных цифрах: огром- ный путь эволюции, пройденный человечеством, достигнутую при этом гармонию и соразмерность отдельных частей лица, сглаженность, мягкость его очертаний и мимическое богатство — основное достоинство и основной элемент красоты человеческого лица, воспетые поэтами и прославленные художниками. Но XIX в. не только расширил границы антропологических исследований и позволил людям заглянуть в свое далекое прош- лое — он сделал антропологию точной наукой. Именно в сере- дине прошлого века были заложены основы той методики, которая применяется широко до сих пор. Началось все в 1844 г., когда известный шведский антрополог Андреас Ретциус начал измерять черепа. Делал он это чрезвычайно примитивно — из- мерял ширину и длину черепной коробки и затем вычислял отношение ширины к длине, которому он дал наименование черепного указателя. Позже эти размеры начали использоваться и при сравнении живых людей, а их соотношение стало назы- ваться головным указателем. Люди подразделились на долихо- кефалов (длинноголовых) и брахикефалов (круглоголовых). Этим было положено начало измерению отдельных элементов строения головы и лица, введены в антропологию первые изме- рительные признаки, которые долго считались самыми важными среди всех остальных (пока в ходе развития науки не выясни- лось, что представители разных рас различаются больше всего не по форме головы, а по строению лица), и получен первый объективный способ для классификации отдельных вариантов строения головы и тела человека. А объективность — это то, с чего начинается сама наука и без чего она превращается в набор рецептов и правил, обязательных только для того, кто их предложил. Ученый должен не только предлагать и доказывать, но и уметь убеждать, а основная предпосылка к этому — точно зафиксированные факты. Поэтому-то многие историки и начи- нают научный период в истории антропологии с момента, когда было предложено Ретциусом деление людей на долихо- и брахи- кефалов. Дальше—больше, ведь труден только первый шаг, и уже че- рез 20—25 лет после работы Ретциуса в распоряжении антропо- логов был обширный набор различных измерений и не менее 44
разнообразный инструментарий, чтобы их производить. В этом заслуга знаменитого французского антрополога Поля Брока. Он начал как хирург и анатом, но, заинтересовавшись расовыми признаками, стал выяснять разницу в строении органов у пред- ставителей разных рас и постепенно совсем ушел в антрополо- гию. Человек исключительного блеска и обаяния, а также боль- шого организаторского дарования, он, с одной стороны, сумел сплотить вокруг себя группу преданных учеников, а с другой, не имея возможности делать доклады о своих антропологических работах в кругу анатомов и врачей, которым они были абсолют- но неинтересны, создал в Париже новое общество — Антрополо- гическое. Трудно назвать область, которая имела бы отношение к антропологии и в которой Брока не сказал бы своего веского слова. Изучение мозга и мягких тканей лица современных людей, исследование черепов и скелетов ископаемых рас, клас- сификация рас и их происхождение, связь строения тела чело- века со средой — все эти вопросы получили в статьях и книгах Брока и его учеников обстоятельное освещение, а главное, все изученные системы органов были охарактеризованы с помощью точных цифр, полученных оригинальными инструментами, ко- торые десятками выходили из парижской лаборатории и рас- пространялись по другим странам. Интерес к антропологии сразу же возрос, как только она стала точной наукой, и с ней начали считаться, как с полно- правной областью знания. Действительно, одно дело, если все факты, которыми располагает наука о расовых различиях, почерпнуты из описаний путешественников, часто неполных и случайных, и совсем другое — если они точно фиксированы в цифрах. Антропологические общества, как грибы, вырастают вслед за Парижем в Лондоне, Риме, Берлине, Москве. Путеше- ственники увозят с собой инструменты для антропологических измерений, а привозят — горы цифр, которые помогают точно описать физический тип посещенных ими народов. В исследова- ниях антропологов все большее значение начинает поэтому при- обретать статистика, а сами исследования сопровождаются при их публикации большими цифровыми таблицами. Совер- шенно естественно, что после того, как были установлены глав- ные различия между расами в цвете кожи, форме волос, форме носа и губ, видные невооруженным глазом, было открыто много признаков, в которых измерение обнаружило разницу между расами, а количество самих рас и их вариантов возросло в не- сколько раз. Уже антропологи конца прошлого века насчиты- вали около тридцати рас в составе современного человечества, группируя их в более крупные пучки, или большие расы. Таким 45
образом, не только ископаемый, но и современный человек был гораздо полнее и глубже изучен на протяжении XIX в. Никому из ученых прошлого века и не снилось, однако, какой высоты и совершенства достигнет антропологическая методика в нашем столетии и на сколько разных ручейков разобьется поток антропологических исследований. Поэтому если XIX в. в истории антропологии мы называем веком развития антропогенеза и становления антропологии как точной науки, то наш век можно по справедливости назвать веком антрополо- гической специализации и превращения антропологии из единой науки в комплекс наук о физической природе человека. Как развертывались антропологические исследования за по- следние 50 лет? В начале века антрополог измерял и описывал людей разных рас и народов, фотографировал их, результаты наблюдений статистически обрабатывал с помощью специаль- ных методов и только после всех этих манипуляций судил о родстве рас. Но уже через десяток-другой лет число признаков, по которым сравнивались расы, значительно увеличилось — начали делать отпечатки ладоней и пальцев (взгляните на свои руки — вы увидите, что и ладони и пальцы покрыты у вас сплошным узором), начали собирать и исследовать образцы волос, при измерении тела использовалось все больше приборов, позволяющих получить точные контуры отдельных его частей. Расширяясь, программа антропологических исследований посте- пенно охватила строение всех органов человеческого тела и ор- ганизма в целом. На этой основе возникло и развилось учение о конституции — поиск наиболее часто встречающихся типов телосложения, их характеристика как со стороны морфологи- ческой, так и функциональной, попытки найти для этих типов психофизиологические параллели, то есть свойственные каждо- му типу нормы физиологических реакций, характер и темпера- мент, наконец, изучение патологии, то есть выявление наиболее часто встречающихся заболеваний у представителей разных типов. Широкое распространение в конце 20-х годов получила схема немецкого врача Эрнста Кречмера, по которой современное человечество подразделяется на три типа — астеников, пикни- ков и атлетов. Астеник — это худой узкогрудый человек со впалыми щеками и грудью, склонный к меланхолии и туберку- лезным заболеваниям. Полная противоположность ему пикник— полный, круглолицый, с сияющими румянцем щеками, с плот- ным брюшком, веселый, общительный и подвижный. Если астеник все время мерзнет, часто кашляет, осенью и зимой кутает шею теплым платком, то пикнику, напротив, постоянно 46
жарко, он редко простужается, ходит в пальто нараспашку. Туберкулез ему не грозит — но, любитель хорошо поесть, он болезненно чутко следит за своим весом, так как склонен к на- рушениям обмена веществ, которые, увы, часто кончаются ожи- рением. Кроме пикников и астеников, есть еще атлеты — высо- кие плечистые люди с мощной мускулатурой, резкими и твердыми чертами лица, грубым голосом, люди, как правило, невысокого интеллектуального уровня, но незаменимые в физи- ческом труде. Атлеты мрачноваты, часто грубы, мало смеются и очень не любят, когда над ними смеются другие, плохо владеют собой и подвержены приступам дикой ярости. Разумеет- ся, эти три типа не исчерпывают многообразия всего челове- чества, существуют переходные варианты и их великое мно- жество, но Кречмер думал, что основные типы строения тела и характера можно уложить в эту трехчленную схему. Действительность, как всегда, оказалась много сложнее схемы. О тройном делении человечества знают не только антро- пологи и врачи — оно известно решительно всем, привлекает своей простотой и наглядностью. Веселый пикник, меланхоли- ческий астеник и мрачный, грубоватый атлет сразу встают перед глазами каждого, как только речь зайдет о конституции человека, темпераменте и характере. Многие современные антро- пологи и врачи считают тройную схему теоретически правильной п практически очень удобной. И все же Кречмер глубоко ошибался, причем ошибался в основном — пытаясь прямолиней- но увязать строение тела и характер (его основная книга так и называлась — «Строение тела и характер*), уложить слож- нейшую психическую жизнь человека в одну из трех ячеек, опираясь при этом на изучение не только его психофизиологи- ческих реакций, но и физических признаков. Понадобились годы и годы психологических и физиологических исследований, опи- рающихся па учение Павлова о высшей нервной деятельности человека, понадобилось, наконец, создание мощного аппарата разнообразных методик по изучению человеческой психики, чтобы только сейчас подойти вплотную к проблеме, которую Кречмер пытался решить 50 лет назад. А ведь и о конституцион- ных типах мы сейчас знаем в несколько раз больше, чем было известно в его время! К началу 20-х годов относится и примечательное событие в истории антропологии — рождение физиологической антропо- логии. 1918 г., Салоникский фронт... Тысячи врачей обслужи- вают армейские части, принимающие участие в военных дейст- виях. Среди них — Людвиг Гиршфельд, молодой и энергичный доктор, страстно влюбленный в медицину и делающий в день 47
десятки переливаний крови раненым. Одновременно он — пыт- ливый исследователь, человек острого наблюдательного ума. Такое сочетание высокой профессиональной культуры и при- родной одаренности скоро приносит выдающийся успех. Опре- деляя группы крови, чтобы не допустить ошибок при перели- вании (прилитие не той крови вызывает склеивание красных кровяных телец и в конце концов смерть), Гиршфельд замечает, что у людей разной национальности (а их много было на Сало- никском фронте — немцы, венгры, австрийцы, поляки) различен процент кровяных групп. Не только отдельные люди, следова- тельно, отличаются друг от друга по группам крови, но и наро- ды. Гиршфельд снова и снова проверяет свои наблюдения, и чем больше растет количество собранных им данных, тем больше у него уверенности в своей правоте и веры в свои силы. Нужно сообщить научному миру о новой сенсации, нужно печатать! Гиршфельд пишет статью о своем открытии и посылает ее в научный журнал. Несколько месяцев он не получает никакого ответа, а затем... затем статью возвращают автору. В сопроводи- тельном письме коротко и официально сказано, что тема статьи очень далека от жизни и академична, собранный автором мате- риал случаен, сама статья не представляет никакого интереса. Но Гиршфельд не только даровит и умен, он образован и не может не понимать, какое огромное значение его открытие имеет для медицины и антропологии. Он посылает статью в другой журнал. Опять тю же— отказ. Гиршфельд упорен, он опять посылает статью в журнал, и, наконец, она выходит, но на пер- вых порах не привлекает к себе внимания. Однако уже через не- сколько лет группами крови у различных народов занимаются почти во всех странах, а имя Гиршфельда становится известным любому медику — таковы порой сложные судьбы даже блиста- тельных научных открытий. Пока исследовались только группы крови АВО, изосерология, как называют изучение групп крови, была очень важным, но все же частным разделом антропологии. Но не прошло и тридца- ти лет после появления работы Гиршфельда, как открытия в этой области посыпались, как из рога изобилия. Буквально каждый год появлялись все новые и новые группы крови, были выделены типы белков кровяной сыворотки, показано, что они представ- лены в разной пропорции у различных народов, что эти группо- вые факторы могут быть выделены не только из крови, но и из других органов (на этом, в частности, основывается бурно развивающееся сейчас направление в изосерологии — определе- ние групп крови у древнего населения по ископаемым костям), наконец, исследованы вкусовые и двигательные реакции, а так- 48
же аномалии цветного зрения и установлено, что их распреде- ление по земному шару управляется темп же законами, что и распределение групп крови. Чем же объясняется сходство в географических вариациях таких разных признаков? Это тоже было выяснено за последние двадцать-тридцать лет, и ответ оказался неожиданно прост — причина в том, что все эти признаки одинаково передаются по наследству. Рост, вес, ширина плеч, размах рук, длина и ши- рина головы, ширина лица — все это признаки, наследственной передачей которых заведуют многие гены. Поэтому изменение одного гена мало изменяет признак, и чтобы последний изме- нился резко — увеличился, например, заметно рост или умень- шился объем груди,— требуется изменение сразу нескольких генов. Не то группы крови и другие физиологические призна- ки — их передача по наследству управляется одним, много двумя или тремя генами, и поэтому изменение концентрации какого-нибудь гена в группе людей уже приводит к изменению признака и вызывает разницу между группами по этому призна- ку. Так генетика человека — антропогенетика переплетается с антропологией в объяснении расовых различий, почему и фи- зиологическая антропология — основное достижение в истории науки о физической природе человека в XX в.— представляет собой тесный сплав как собственно антропологических, так и генетических методов. Плодотворность слияния наук нашла в физиологической антропологии яркое и совершенное вопло- щение. В советской науке давно принято делить антропологию на три раздела — антропогенез, пли учение о происхождении чело- века, расоведение, или учение о расах, и морфологию, или учение о нормальных вариациях строения человеческого тела. Три взаимосвязанных раздела, которые в целом выражают основное содержание антропологической науки — исследование вариаций человеческого тела в пространстве (расоведение) и времени (антропогенез). Что же касается морфологии, то она представляет собой науку о самих вариациях, размахе измен- чивости человеческого организма, внутренних и внешних при- чинах изменчивости, наконец, связи между изменениями отдель- ных органов и систем органов человеческого организма. Однако эта схема трехчленного деления антропологии, прижившаяся, •одобренная временем, вошедшая во все советские учебники, теперь не соответствует современному состоянию науки. Мы уже говорили о физиологической антропологии, о сотнях и тыся- 49
чах исследований, посвященных тому, как в разных климати- ческих и природных зонах по-разному варьируют физиологиче- ские показатели человеческого организма — кровяное давление,, вкусовые и двигательные реакции, групповые свойства крови. Все эта свойства не связаны непосредственно со строением тела,, но они наследственны и по ним различаются расы так же, как п по морфологии. Поэтому для того, чтобы классификация науки отражала реально существующее положение, нужно ввести физиологическую антропологию в число основных антропологи- ческих дисциплин. Помимо физиологической, в отдельный раздел часто вы- деляют еще анатомическую антропологию. Это было сделано п на VII Международном конгрессе антропологических и этно- графических наук. Признаюсь, я никогда не мог понять, на каком основании производится такое выделение. Ведь антропо- логия сама базируется на морфологии, морфология составляет очень обширный и существенный раздел науки о человеке, включая в себя и изучение анатомических вариаций. Для чего же тогда анатомическая антропология? Гораздо проще, целесообраз- нее делить морфологию на соматологию (изучение человеческо- го тела в целом) и мерологию (изучение отдельных его частей). Тогда термин «анатомическая антропология» будет синонимом термина «мерология». Итак,, четыре раздела, четыре отрасли, одна из которых состоит из двух. Всякая наука начинается с выяснений происхождения тех объектов, которыми она занимается. Существует историческая геология, изучающая историю формирования земной поверх- ности, историческая геохимия, изучающая историю миграции химических элементов в земной коре, историческая зоология (палеонтология животных, или палеозоология) и историческая ботаника (палеонтология растений, или фитопалеонтология) г исследующие вымершие организмы, остатки которых находят в земной коре. Историческая антропология — это антропогенез,, учение о происхождении человека (кстати говоря, сам термин «антропогенез» характерен преимущественно для советской •ан- тропологической литературы и не привился на Западе, где на- зывают эту область науки просто «происхождением человека»). Что же входит в эту главу антропологии? Ее первым разделом является раздел зоологический — та об- ласть маммологии, учения о млекопитающих, которая занимает- ся обезьянами. Она носит название приматологии — науки о приматах, князьях природы, как окрестил их Линней. Обезьян много видов, и они очень широко распространены во всех тропи- 50
ческих странах, включая и Южную Америку. Но к человеку особенно близки четыре формы, которые называют человеко- образными обезьянами,—гиббоны, орангутанги, гориллы и шим- панзе. Им посвящены сотни физиологических и морфологических работ, изучен их образ жизни, до мельчайших деталей исследо- ваны их внутреннее строение, рост и развитие, их родственные взаимоотношения. Можно даже уверенно говорить, что самыми близкими к человеку современными обезьянами являются шимпанзе и горилла, а из них двоих — шимпанзе. По поведению и физиологии этих обезьян судят о поведении и физиологии наших далеких предков. Но предки были и похожи, и непохожи на них — еще Дарвин доказывал, и эта его мысль потом утвер- дилась в науке, что шимпанзе и гориллы не прямые наши предки, а боковые родственники, что какие-то древние человеко- образные приматы дали начало одновременно роду людскому п современным человекообразным обезьянам. А раз так — нужно идти вглубь, нужно искать начало общего корня еще тогда, когда человекообразных обезьян не существовало, когда в тропических лесах жили обезьяны, родственные современным мартышкам. Антрополога интересует не только происхождение предков человека, его интересуют и предки предков, поэтому’ вопрос, как произошли человекообразные обезьяны,— такой же антропо- логический вопрос, как и вопрос о происхождении человека. Дальше начинается святая святых антропогенеза — учение о предках человека, наших непосредственных предшественниках на земле. Основа этой главы антропологии — ископаемые наход- ки, черепа и кости, пролежавшие в земле десятки, а то и сотни тысячелетни, извлеченные из нее терпеливыми и осторожными руками с величайшей тщательностью и поведавшие нам многие тайны людей, умерших тысячи поколений назад. Речь идет не только об их строении — речь идет об их ловкости и подвиж- ности, способности делать орудия, творить и мыслить, о про- должительности жизни, болезнях, старости и обстоятельствах смерти. Вся жизнь этих людей, многотрудная и порою страшная, точно в замедленной кинопанораме, проходит перед нашими глазами, когда мы разбираем их истлевшие кости, и именно поэтому находятся охотники делать это — энтузиасты, влюблен- ные в свою науку, страстно стремящиеся как можно глубже проникнуть за завесу времени, под покровом тысячелетий уга- дать черты живой жизни и поведать о ней другим. Именно поэтому кости и черепа ископаемых людей не пылятся по ящи- кам в подвалах — нет, десятки специалистов подвергают их внимательному анализу, вглядываются в любую шероховатость на кости, пытаясь восстановить важную деталь строения, слепки 51
костей п черепов рассылаются по всем музеям мира, чтобы там могли работать над ними, и демонстрируются на международных конгрессах. Каждая такая кость — иногда яркий факел, а иногда бледный фитилек, освещающий закоулки далекого прошлого, но и фитилек разрывает темноту, как бы густа она ни была. Древние люди изменялись — увеличивался мозг, облегчался костяк, все более ловкими становились пальцы рук. В чем при- чина этих изменений? Ведь мало показать изменения, нужно выяснить, почему они именно таковы, почему какие-то мартыш- ки превратились в человекообразных обезьян, те — в древней- ших людей, питекантропов и синантропов, синантропы — в не- андертальцев, и наконец, эту длинную цепь замкнуло последнее звено — человек современного типа. Сложны и многообразны законы, по которым изменялся физический тип человека тысяче- летиями,— это можно сказать заранее, но их нужно найти, нужно понять, иначе картина человеческой эволюции не будет полной. Здесь антропологу не поможет только одно исследо- вание костей, хотя бы и очень подробное,— нужна свежесть мысли, нужно обобщение данных, нужно незаурядное творче- ское воображение. На помощь, кроме конкретных наук, при- ходят философия, сравнительная психология, эволюционная морфология, эволюционное учение. Они освещают антропологи- ческие факты особым светом, факты перестают молчать и рассказывают о самом главном, о том, что скрыто под поверх- ностью явлений,— о движущих силах и путях развития чело- века. Не только на вопрос, как изменялся человек, но и на вопрос, почему он изменялся, науке доступен в общих чертах ответ в настоящее время. Раздел, в котором трактуется этот вопрос, так же относится к остальным разделам антропогенеза, как физика теоретическая к физике экспериментальной. От древних предков современного человечества закономерен переход к расам, к той главе антропологии, которая называется расоведением. Как и любая другая отрасль науки, безразлично какой, расоведение базируется на фактах, а факты эти добыва- лись и добываются в экспедициях, при массовых обследованиях людей в самых различных странах. Иногда это население горо- дов или цивилизованных поселков, сел и деревень, где к услугам исследователя телефон и другие современные средства связи и почти лабораторная обстановка. А иногда сотни километров пробирается он сквозь лесную чащу, чтобы измерить горсточку людей, затерянных на какой-нибудь реке, лезет по горным тропам, чтобы достигнуть какого-нибудь поднимающегося иногда над тучами селения. Нельзя сказать, чтобы антропологи, посвятившие себя изучению рас и исследующие народы земли 52
в самых заброшенных уголках, отдавали жизни за любимое дело, но что они отдают за него здоровье и силы — это несомненно. Для того чтобы изучить папуасов .и меланезийцев, Николаю Ни- колаевичу Миклухо-Маклаю пришлось прожить около двух лет на Новой Гвинее в ужасающих условиях тропического климата; чтобы собрать антропологический материал среди народов банту, Жан Йерно исколесил всю Центральную Африку; чтобы полу- чить первые подробные сведения о центральноазиатских пигмеях, Анри Валлуа несколько месяцев прожил вместе с ними в тропическом лесу. Так по крохам, из кропотливых измерений отдельных наро- дов, из сотен заполненных бланков, из совокупных усилий людей, чаще всего незнакомых друг с другом лично, но хорошо знающих друг друга по научным работам, выросла та почти необъятная гора сведений о физическом типе народов земли, из которой полными горстями черпали нужные факты ученые, трудившиеся над построением классификационной системы че- ловеческих рас, такой же логичной и последовательной, как система видов животных. Все эти факты — кирпичи, из которых сложено огромное по размерам и довольно стройное в целом, хотя местами и недостроенное, здание описательного расоведе- ния. Это здание постоянно растет, усовершенствуются его кон- туры, достраиваются верхние этажи, но оно, как и все в науке, никогда не будет достроено. Можно сказать, однако, наверняка, что, поскольку это описательная часть антропологии, ее факти- ческий фундамент, она будет расширяться и углубляться, но никогда не будет отброшена полностью. В расоведении, как и в антропогенезе, есть свои теоретиче- ские проблемы, очень важные, часто сложные и до сих пор нерешенные, но имеющие большое мировоззренческое значение. Что такое расы людей — подобны лп они расам животных или отличаются от них? Да, подобны, отвечают на этот вопрос многие антропологи. Представители разных рас различаются многими деталями строения лица и тела и занимают определен- ную территорию, или, как принято говорить в зоологии и антро- пологии, определенный ареал: европеоиды живут преимущест- венно в Европе, монголы — в Азии, негроиды — в Африке. Нет, не подобны, отвечают другие, и они также правы: представители разных рас неограниченно смешиваются между собой и меняют место своего обитания на планете, чего нет у животных. В связи с этой проблемой возникла и другая — биологическая, или исто- рическая, категория расы. С какими мерками подходить к ее изучению? Рассматривать ли человека лишь как биологический объект или видеть в нем, напротив, только существо социальное, 53
отличающееся в корне от других живых существ на земле? Расы не остаются постоянными, они изменяются — иногда быстро, иногда медленно, почти незаметно, но всегда изменяются. Ка- ковы причины этих изменений? Зависят ли они от среды, в которой живет человек, или эти изменения наследственны? Наконец, миром живых существ управляет естественный отбор. Его мощным усилиям обязаны мы многообразием органического мира, возникновением все новых и новых удивительных форм жпзни, и он же держит этот сложный и многообразный мир в состоянии постоянного равновесия. А как у человека? Так же зависят от него люди, как растения и животные, или он беспо- мощен перед самим человеком? Вмешивается ли неотвратимая сила естественного отбора в распорядок человеческой жизни и на земле выживают наиболее приспособленные, физически сильные, реактивные индивидуумы или дано выжить и слабым? Да, говорят одни. Ведь заведомо известно, например, что некото- рые люди отягчены наследственными болезнями. Нет, отвечают другие. Если бы естественный отбор действовал в человеческом обществе, то физический тип человека менялся бы с исключи- тельной быстротой, а ведь этого нет. Я уж не говорю о расизме, разоблачение которого доныне составляет, к сожалению, важную моральную и этическую задачу и практически значимо из-за рас- пространения расистской идеологии во многих странах. Разно- образны, обширны, важны проблемы теоретического расоведе- ния. Много потрачено и еще сколько будет потрачено усилий, чтобы решить их хотя бы и не до конца! С ними смыкается особая тема расоведческих исследований, которая сейчас выросла в целую науку,— теория расового анализа. Это звучит сложно, научно, даже немного пугающе (все слова понятны в отдельности, но в целом их сочетание выглядит как-то очень уж специально), но на самом деле речь идет о простом и понятном — о приемах, к которым прибегают антропологи, чтобы охарактеризовать расы и выяснить их слож- ные родственные отношения. Действительно, в каждой науке есть свой метод исследования — будь то история или физика. Есть он и в расоведении, и его разработка, его теоретическое обоснование, его расширение и включение в него все более и более усовершенствованных и эффективных приемов — это и есть предмет той области расоведения, которая носит длинное название «теория расового анализа». Основной вопрос и основ- ная проблема расового анализа — как сравнивать расы: сравни- вать ли их по всем признакам, по которым они отличаются от других рас, или выбирать из большого количества расовых особенностей отдельные, но важные признаки и только на них 54
опираться? На первый взгляд, выбор сделать ничего не стоит — конечно же, нужно учитывать все отличия одной расы от другой, только в этом случае сравнение будет полным. Так и поступали антропологи конца прошлого — начала нашего века. Были даже предложены математические приемы суммарного сравнения рас по многим признакам — приемы довольно сложные и не лишен- ные логической убедительности и внешнего изящества. Но ис- пользование этих приемов быстро завело антропологию в ту- пик — отдельные народы оказались очень похожими, заведомо не будучи связаны друг с другом кровным родством. С другой стороны, многие родственные народы при сравнении по всем различающимся расовым чертам попадали в разные расовые группы. Антропологи оказались в тупике — они, пользуясь, казалось бы, вполне доброкачественным приемом, не могли ска- зать историкам ничего дельного ни о происхождении народов, ни об их взаимном родстве. А то, что они говорили, вступало в такое резкое противоречие со всем известным нам об этно- генезе, что этнографы, историки, археологи встречали антропо- логические выводы в штыки. Так и повелось с тех пор — историк с удовольствием ссылается на результаты антропологических исследований для подтверждения своих взглядов, и он же на- чисто игнорирует их, если они противоречат его концепциям. Выход из тупика оказался поразительно' прост, хотя п не очевиден,— нужно сравнивать расы не по всем, а по отдельным признакам, но признаки выбирать решающего значения. Ска- жем, у монголов и бушменов (у монголов много чаще, у бушме- нов реже) развиты скулы, уплощено лицо, приплюснут нос. Казалось бы, большое сходство, говорящее о родстве, возмож- ность включить бушменов в состав монголоидной расы. Вывод исторический из такого антропологического сближения взры- вал бы все привычные представления — народы Южной Африка родственны народам Центральной и Восточной Азии. Между тем монголы светлокожи, а бушмены темнокожи — и именно по этому решающему признаку бушмены должны быть отнесены к негроидной расе, никакого родства с монголами и китайцами у них нет. Однако, одобрив этот удачный прием сопоставления рас по отдельным важным признакам, а не по всей сумме без- различных особенностей, специалисты до сих пор не нашли единый критерий выбора этих признаков. Разработка этих кри- териев и соответствующих им математических приемов состав- ляет содержание и существо современного периода в истории расового анализа. Антропогенез и расоведение — в них выражается самое существо антропологии, ее специфика по сравнению с другими 55
науками, ее кредо, когда идет речь о восприятии ее представи- телями других специальностей. Но основа, фундамент антропо- логических значений, о чем я уже говорил,— морфология чело- века. Она очень быстро и интенсивно развивается за последние годы. Безграничное расширение разрешающей силы электрон- ных микроскопов и вообще возможностей микроскопической техники, развитие тонких биохимических методик, позволяющих учитывать функциональное состояние изучаемого объекта, будь то орган, ткань или клетка,— все это перевело многие отрасли морфологии с клеточного на молекулярный уровень. Здесь мор- фология столкнулась с гистологией, гистохимией, цитофизиоло- гией, генетикой — науками, которые сейчас достигли порази- тельных успехов именно на молекулярном уровне. Но сохранили свое место, и особенно как раз в морфологии человека, проблемы изучения и макроструктур — органов. Человек в силу своей специфики — объект, с трудом поддающийся эксперименту. Ни- какое оперативное или хирургическое вмешательство в жизне- деятельность его организма пусть с самыми гуманными намере- ниями не может быть оправдано ни с научной, ни с какой бы то ни было другой точки зрения, если оно не диктуется чрезвы- чайными обстоятельствами. В то же время организм человека изучается тщательнее, чем организм любого другого млекопи- тающего,— ученых интересуют такие подробности его строения, какие мало известны или мало интересны у животных. Отсюда и специфика такой морфологии — она без эксперимента, без хи- рургического вмешательства в здоровые органы должна проник- нуть в глубь человеческого организма и до мельчайших деталей выявить его строение. Поэтому единственный путь накопления данных — вскрытие и препарирование трупов, в чем морфоло- гия человека смыкается с анатомией, с той лишь разницей, что морфолог изучает вариации и ему требуется для этого значи- тельно более многочисленный материал, чем анатому. Этим путем и идут ученые, занимающиеся морфологией — исследова- нием формы и размеров внутренних органов. Поэтому очень медленно ползет вверх кривая количественного увеличения данных, а следовательно, хромает и их объяснение. Мерология — пока наука эмпирическая, наука, накапливающая материал для будущих выводов и обобщений. Не то соматология, пытающаяся охватить организм в целом и если и разлагающая его, то только по отдельным тканям — жировой, мышечной, с тем чтобы установить относительную роль каждой ткани в обмене веществ, а затем и в конструиро- вании целого. Здесь есть свои апробированные теорией общие понятия, для целого ряда обобщений построен фундамент 56
фактов, соматология от накопления и систематизации фактов уже перешла к их анализу и осмыслению. Конституция чело- века, физическое развитие, связь строения тела с характером, физическое состояние представителей разных профессий, дози- рование нагрузки спортсменов в зависимости от пх телосложе- ния — таковы темы соматологических исследований, имеющие непосредственный выход в практику, в медицину, легкую и тя- желую промышленность, спорт. Однако соматология подобралась уже к крупным теоретическим обобщениям: конституция и рост, конституция и характер, возможности изменений наследствен- ной конституции под влиянием среды, подразделение, или, как принято говорить -в морфологии, фракционирование, тела чело- века на составляющие его компоненты, взаимосвязь этих компонентов или их корреляция у разных рас и народов — вот те кардинальные проблемы науки, о которых соматология уже произнесла не одно веское слово. Она по самому характеру своему — обобщающая отрасль морфологии, и поэтому сомато- лог, привыкнув мыслить обобщенными категориями целого орга- низма, часто приходит на помощь и расоведу, и специалисту в происхождении человека. Пожалуй, именно соматология наиболее близка расоведению и антропогенезу из всех много- численных подразделений морфологии. Соматология много чаще, чем мерология, прибегает к иссле- дованию живых людей. Собственно, основной предмет ее заня- тий — именно живой человек, строение и функционирование его тела. Поэтому организация экспедиций во все уголки земного шара, обследование физического состояния больших масс насе- ления забирают у соматологов не меньше времени и сил, чем у расоведов. Из вариаций отдельных органов только зубы и покровы (кожа, волосы, строение мягких частей лица) изучаются на живом человеке. Но достижения соматологии широко внедряются в другие области. Как, например, определить рост давно умерших людей? Гигантами и силачами были наши отцы и деды, как думает большинство людей? Или они не отли- чались от нас? В соматологии человека есть специальная гла- ва — учение о пропорциях тела. Десятки исследователей тру- дились неустанно, пока доказали, что у любого человека существует определенная связь между ростом и длиной ног, между ростом и длиной рук. Несколько раз выводились и про- верялись формулы этой связи. И теперь возможно, сохранив при раскопках древних могильников кости конечностей, восста- новить по ним рост умерших людей с точностью до нескольких сантиметров. Не выше оказались наши предки, а ниже нас. Заблуждается большинство людей, говоря об их физическом 57
совершенстве. Но как ни велика борьба с суевериями, важно другое — использование достижений соматологии в такой дале- кой от нее сфере, демонстрирующее тесную взаимосвязь различ- ных разделов антропологии при всей их внешней несогласован- ности. На предыдущих страницах много говорилось о физиологи- ческой антропологии, но все как-то урывками, вскользь, за этим трудно увидеть целую науку. Однако на последнем конгрессе физиологическая антропология была выделена в отдельную секцию — значит, наука или во всяком случае самостоятельная область науки? Я так и считаю, но, чтобы убедить читателя, должен дать об этой области хотя бы в нескольких словах цель- ное представление. Что изучает физиологическая антропология? Человеческий организм — чрезвычайно сложная совокупность не только каких-то морфологических структур, но и связанных с этими структурами физиологических функций. Физиологиче- ская антропология, подобно морфологии, изучает вариации человеческого организма в пространстве и времени, но ее инте- ресы ограничиваются физиологическими особенностями. Таково наиболее общее определение предмета физиологической антро- пологии — но сколько увлекательных перспектив и новых путей открывается за этими сухими словами! Физиологические призна- ки гораздо более подвижны, непостоянны, изменчивы, чем морфологические,—вспомним, как меняются пульс, давление, потоотделение при работе. Поэтому изучать физиологические признаки трудно — нужно точно фиксировать состояние орга- низма в целом и добиваться полной идентичности условий, если исследование проводится в разных районах. Но зато и реакция па среду, малейшие сдвиги в физическом состоянии человека сразу отражаются в физиологии: поднялся в горы — повысилось давление, попал в место с холодным климатом — замедлились сердечные ритмы. Приспособление к среде в первую очередь и проявляется в физиологии, в изменении функций,— структура человеческого организма слишком жесткая система, чтобы так чутко и быстро отвечать на влияние внешних условий. Поэтому изучение физиологических приспособлений открывает такие широкие возможности для борьбы со многими эндемическими заболеваниями (так называются болезни, свойственные населе- нию определенной местности), для объяснения различий между расами в скорости и силе физиологических реакций. Поэтому же физиологическая антропология шагает сейчас семимильными шагами вперед, и каждый год приносит новые открытия — инте- ресные, важные, а иногда прямо революционные. Весь этот подробный и, правду сказать, довольно скучный 58
обзор содержания целой науки понадобился нам, чтобы лучше понять дальнейшее, сразу же, не теряясь в догадках, уловить место любого нового научного факта в системе антропологи- ческих знаний, понять его значение, увидеть его связь с другими фактами. Как ни строго я старался отбирать факты — их будет много, и нужно постоянно помнить, как они соотносятся друг с другом, как подразделяется наука, каковы основные этапы ее развития и наиболее значительные достижения на историческом пути. Целое несводимо к сумме составляющих его частей — в разной форме эта мысль не раз фигурировала в истории ми- ровой философии, чтобы стать в конце концов основой для бурно развивающейся сейчас теории систем. Чтобы лучше понять частности, которые последуют дальше, нужно постоянно дер- жать перед глазами целое, которое только что прошло перед нами.

ЖИВУТ НА СВЕТЕ ЛЮДИ И гордый внук славян, п финн, п ныне дпкпй Тунгус, п друг степей калмык. Пушкин
Немного истории Р а дно и телевидение, газеты и книги, непосредственное общение людей друг с другом, деловые поездки и путешествия воочию убеждают каждого, что народов на свете много. Правда, не все могут перечислить пе только основные народы земли, даже основные народы Советского Союза, но что их немало — это понимает любой. Поездки за рубеж расширяют, конкрети- зируют и дополняют это довольно аморфное представление, сталкивая людей с иной культурой, не совсем понятными, а иногда и совсем непонятными обычаями, странными и непри- вычными формами чужой жизни. Чем более непонятны и стран- ны эти формы и характеризующие их обычаи, тем резче онп врезаются в память, тем более выпуклы воспоминания о них, тем четче человек вдумчивый понимает разницу между своей и чужой культурой, многообразие культур и духовных путей человечества, тем легче ему, с другой стороны, уловить в сопо- ставлении контрастов общее, увидеть, иногда даже и не увидеть, а интуитивно, нутром почувствовать закономерность в повторении особенного. Бесконечно разнообразный мир языков и культур, бесчисленное число народов — таким представляет себе мир современный человек, даже далекий от науки о наро- дах, и эта картина одинакова в головах американца и русского, монгола и араба. Расам не повезло. Расы различаются по многим признакам, многим деталям и внешнего и внутреннего строения, но видны глазам неспециалиста лишь немногие из этих деталей — он 62
и запоминает их. игнорируя все остальное. Человек, побывавший в Сибири, не замедлит заметить многое, что отличает коренных жителей Сибири от европейцев в физическом облике, но не про- живи он в Сибири хотя бы несколько лет, он не увидит разницы между бурятами и тунгусами, эскимосами и ненцами. Л разница есть, и существенная, но она улавливается лишь при специаль- ном исследовании. Человек, вернувшийся из поездки ио Африке, помнит только, что все коренные жители темнокожи и курчаво- волосы, резко отличаются внешне от европейцев, но физические отличия отдельных групп негров друг от друга остаются незаме- ченными, не запоминаются и поэтому стираются в памяти, как только человек возвращается в привычный для него мир, в окружение людей одного с ним цвета кожи. По-видимому, этим объясняется примитивность первых разработанных учеными расовых классификаций, подразделение человечества на три, много четыре ветви. Так поступил автор первой классификации Франсуа Бернье, так поступил пионер систематики Карл Линней, использовавший, однако, собственный опыт путешест- вий по Лапландии и выделивший в самостоятельную расу наряду с неграми, монголами, европейцами лопарей—жителей самых глухих северных районов Швеции и Финляндии. Идея деления человечества по физическим признакам на три или четыре расы господствовала после Линнея полтора века, и сомне- ния в ее правильности стали возникать лишь на рубеже прош- лого и нашего столетий. Но и до появления этих сомнений стало ясно — если человечество и делится на три или четыре расовых типа, то каждый из них в свою очередь состоит из многих второстепенных ветвей, объединяет людей, различающихся по многим малосущественным признакам. Так, параллельно с идеей иерархии рас постепенно пробивала себе дорогу идея иерархии признаков, по которым выделяются расы. Контуры современного понимания расовых вопросов обрисовывались одновременно с разных сторон. Как же классифицировались расы на первых порах, на что обращалось внимание, какие принципы клались в основу деле- ния? Что это было — действительное выявление различий между людьми по физическим признакам или одновременно попытки разграничить их с помощью языка и культурной принадлеж- ности? С сожалением следует признаться, что наука не двигает- ся вперед прямолинейно, открытия сменяются годами бесплод- ного труда, когда лишь накапливаются факты и обобщающая мысль блуждает в потемках. По мере вскрывания все большего разнообразия внешности людей усложнялась их классификация, увеличивались связанные с ее созданием трудности, а теоретп- 63
ческой мысли не было, вернее, она не поспевала за накоплением фактов. И выбирался, как сотни раз до этого, путь наиболее легкий, путь наименьшего сопротивления. В данном случае перенос на классификацию рас категорий, уже привычных, выработанных языкознанием и культуре ведением, подгонка под них выявлявшихся расовых различий. Так появились арий- ская, индоевропейская, семитская, тюркская расы, надолго за- сорившие литературу нелепой и неправильной терминологией (ведь сказать «арийская раса» приблизительно то же самое, что сказать «лошадиная корова»: прилагательное относится к явлению, которое несопоставимо с явлением определяемым), но, самое скверное, вызвавшие путаницу научных понятий и сами, кстати сказать, явившиеся следствием этой путаницы. На заре разработки расовых классификаций так и было — сначала делили человечество, скажем, на монголоидов, евро- пеоидов и негроидов, то есть по физическим признакам, а потом уже по языковой принадлежности: в составе европеоидов были индоевропейцы или арийцы, финская раса, кельтская раса, в со- ставе арийцев выделялись еще славянская, германская, роман- ская расы, монголоиды состояли из тюркской, монгольской, китайской рас, негры также делились по признаку языковой прина дл ежности. Таким образом, расовая классификация представляла собою нелепый и чудовищный гибрид из двух разных принципов — чисто антропологического, основанного на физических крите- риях, в соответствии с которыми выделялись основные расы, и лингвистического, с помощью которого дифференцировались локальные расовые вариации внутри этих основных рас. Поэто- му и остались все расовые классификации прошлого века памят- ником человеческой изобретательности, полета мысли в эпоху, когда этот полет не подкреплялся воздухом фактов, но одновре- менно и памятником бесполезного творчества, сохранившего свое значение для истории антропологии, но начисто потеряв- шего его для состояния п развития науки сегодняшнего дня. Первым, кто расчистил буквально авгиевы конюшни той путаницы, которая царила в этой области антропологической науки, и изгнал из нее чуждые ей лингвистические и этнографи- ческие понятия и терминологию, был Иосиф Егорович Деникер, человек сложной, но нередкой в условиях царской России судьбы. Русский, родившийся в своем отечестве, он рано поки- нул его и осел во Франции. Вся его научная деятельность целиком связана с французской наукой, основные труды свои он издал на французском языке. Он много работал в области морфологии рас и оставил большое число конкретных исследо- 64
ваний, посвященных отдельным расовым типам земли. Но заслу- га его перед наукой в другом — он предложил объективную, собственно антропологическую, основанную только на учете физических признаков, детальную классификацию рас. Первую схему такой классификации, содержащую все основ- ные ее подразделения, по без серьезного их обоснования, Депи- кер опубликовал в 1889 г.: большую книгу, посвященную этой теме,— в 1900 г. Уже через два года книга эта, как выдающееся научное произведение, была переведена на русский язык. И во Франции, п в России, и в других европейских странах она вызвала много положительных и даже восторженных рецен- зий, отмечавших фактическую обоснованность главных поло- жений, новизну идей, строгость изложения. Но только с годами стало ясно, что антропологи получили с этой книгой реформа- торское произведение, надолго определившее пути их творчества, принципиально изменившее самый подход к расовым типам земли, принципам их выделения и классификации, значение собственно физических признаков для групповой дифферен- циации человечества. Деникер впервые использовал идею двух уровней дифферен- циации — выделение сначала основных, а затем второстепенных рас, последовательно оставаясь в рамках морфологии, то есть используя морфологический критерий и в первом, и во втором случае. Он подразделяет человечество на 6 (шесть!) главных рас, затем каждую из них — еще на несколько, и в результате получается 29 расовых типов, в которые, по его мнению, укла- дывается все физическое разнообразие людей. Еще один любо- пытный прпмер мощного научного предсказания: несмотря на то что Деникер мало путешествовал и видел далеко не все основные пароды земли в естественной обстановке, несмотря на методические несовершенства науки его времени, несмотря, наконец, на недостаток материалов, которыми он располагал, я бы даже сказал, вопреки этому недостатку, его классификация оправдалась во многих деталях, будучи красивым образцом не только ясного и последовательного логического построения, но и итогом того малопонятного и малоисследованного, что отличает научную манеру любого большого ученого — глубокого интуи- тивного проникновения в суть фактов. Правда, п у него были ошибки, и немалые, вся предложенная им группировка второ- степенных рас не один раз изменялась, но сами второстепенные варианты встречаются в различных классификационных схемах по сей день. Терминология Деникера была не очень удачна — в ней он отдал дань традиции, используя, правда, не всегда, этнические термины для обозначения рас: у него, например, 3 В. П. Алексеев 65
есть монгольская раса, тюрко-татарская раса, но, во-первых, в отличие от предшественников Деникер указывал на распро- странение этих рас у разных народов, во-вторых, сами расы были охарактеризованы морфологически чаще всего совершенно правильно. Деникер, в ряде случаев опираясь на конкретные исследования, иногда используя описания путешественников, интуитивно верно назвал и перечислил наиболее броские телес- ные признаки, которые отличают одну расу от другой. Заслуги Деникера, как мы видим, были велики и обширны, его основное произведение, кстати сказать, переизданное с до- полнениями в 1926 г., знаменует собой начало формирования нового антропологического мышления, самоограничения антро- пологической науки в области изучения рас, но одновременно и наиболее полного выявления скрытых возможностей самого расового анализа. Антропологи как бы очнулись и почувство- вали, что они в состоянии обойтись без помощи идей и наблю- дений лингвистов и этнографов, что они сами могут дифферен- цировать народы, пользуясь только их физическими различиями, что такая дифференциация ничуть не менее важна, интересна и плодотворна для многих целей, чем лингвистическая или этно- графическая классификация. И если в более поздние годы продолжали оставаться в антропологической, в основном немец- кой, литературе германская, финская и славянская расы, то нужно было специально обосновывать их право называться именно таким образом и их географическое совпадение с этно- сом,— без такого обоснования защищать подобные идеи и поль- зоваться подобной терминологией после Деникера было невоз- можно. Но тем активнее стала разворачиваться собственно антропологическая исследовательская работа, расширявшая год за годом морфологические характеристики рас, выявлявшая границы их ареалов и этническую приуроченность. Основные стволы Главный вопрос, который волновал каждого исследователя,— вопрос о числе независимых или более или менее независимых центров расообразования и одновременно о числе главных рас. Вопрос этот не праздный и в то же время очень трудный для рассмотрения и обсуждения. Не праздный — потому, что речь идет о самих основах классификации тех данных, которыми располагает антрополог-исследователь; очень трудный для реше- ния — потому, что демонстративные различия между расами, заметные простым глазом (черный негр, скажем, и белокожий европеец)/ стираются, как только начинаешь сравнивать не 66
классических представителей разных рас. а переходные формы. Форм же таких тьма, и если говорить о расовом разнообразии человечества, то оно составляется в большей мере смешанными переходными расовыми типами, а не крайними вариантами. И именно эти обстоятельства — важность для теоретического и исторического расоведения и трудность решения — обусло- вили, с одной стороны, постоянный поиск, постоянное внимание к проблеме числа основных расовых вариантов, с другой, вызва- ли к жизни множество разноречивых его решений. II сейчас проблема выделения, генетических связей и морфофпзиологи- ческой характеристики основных рас — проблема остро дискус- сионная, волнующая, с нее начинается изложение расоведения в учебниках, ей посвящаются десятки статей как фактического, так и теоретического содержания. А в этих статьях — не только непосредственно описываемые факты, но и теоретические раз- мышления, и косвенные соображения. Чем интенсивнее иссле- дователь вглядывается в эту проблему, тем сложнее опа ему кажется, тем большим количеством подробностей обрастает, л далеко, увы, еще далеко до ее не только окончательного, но п сколько-нибудь удовлетворительного, устраивающего если не всех, то хотя бы большинство исследователей решения. Следовало бы начать с обзора теорий о возникновении расовых стволов, с гипотез о связи их происхождения с разными человекообразными обезьянами, с существующих точек зрения на центры расообразования и их историю. Как, однако, ни соблазнительно это, приходится отказаться от таких богатых возможностей, так как нас сейчас интересует лишь физическое разнообразие современного человечества, история же и факторы этого разнообразия будут частично освещены дальше, частич- но — в той части, где речь идет о древнейших этапах,— в моей предшествующей книге «От животных — к человеку». Откройте ее — и вы узнаете о последовательном накоплении знаний об ис- копаемых людях, их генетической преемственности и локальной дифференциации, о связи их с современными расами. Здесь все эти детали будут затронуты лишь для того, чтобы объяснить, как возникло такое многообразие человеческих типов, сколько рас могут претендовать на роль основных,'сколько вообще можно выделить локальных форм. Поэтому останемся пока в рамках морфологии и физиологии современного человечества, посмот- рим, что положительного извлекается из существующих гипотез о числе и генетических взаимоотношениях основных рас, есть ли еще возможности предложить что-то новое в этой сфере науки. Правда, это будут гипотезы, опять гипотезы, но совершенное знание вообще представляет собой недостижимый идеал челове- 3* 67
чества даже в так называемых точных науках, тем более оно недостижимо здесь, когда информация ограничена и выборочна, иногда случайна, факты, на которые она опирается, часто тре- буют проверки и извлекаются из тьмы времени такой длитель- ности, с какой не имеют дела многие другие науки. Итак, гипотезы... Использовались разные принципы выделения рас, сообразно с этим строилась и сама система классификации. Во многих зарубежных изданиях и в советской антропологической литера- туре возобладало трехчленное деление — монголоиды, евро- пеоиды, негроиды, то есть подобные монголам, европейцам и неграм. Западноевропейские антропологи употребляют еще термины — европпды, монголиды, негриды, но у нас они не при- вились: ничуть они не лучше, чем только что названные, но менее традиционны и звучат по-русски как-то непривычно. Если не вдумываться очень глубоко в материал, не искать специально слабых пунктов в концепции трехчленного деления человечества, то выделенные три расы, действительно, наиболее контрастные типы земли, резко различающиеся между собой по многим системам внешних признаков и даже физиологически. Они охватывают многочисленные контингенты населения, сотни народов, представители их населяют разные материки и разные природные зоны, до эпохи великих географических открытий и расселения европейцев границы между ними хотя и проходили на сотни километров, но были четко выражены и на цветных антропологических картах кажутся могучими реками, протекаю- щими между материками распространения рас. Приспособлен- ность представителей разных рас к жизни в различных широтах также неодинакова, и там, где негр не замечает никаких тягот, например, в тропическом лесу, европеец чувствует себя плохо. Таким образом, три расы — три разных расовых мира, три если и не замкнутые, то отделенные друг от друга серьезными гра- ницами области — каждая со своими законами приспособления к среде и расообразования. В морфологии все равно, с кого начинать. Начнем с евро- пейцев, потому что их физический облик нам привычнее и, про- сматривая последующие страницы, легко сопоставить прочитан- ное с повседневным опытом: для этого нужно только взглянуть на любого из своих родственников или знакомых. Люди евро- пейской расы светлокожи, у них чаще всего прямые, иногда волнистые волосы, довольно светлые глаза — светло-карие, жел- тые, зеленые, голубые, серые. Речь идет, разумеется, о норме, о среднем типе — встречаются среди европеоидов и черноволо- сые,'темноглазые и довольно смуглые лица, особенно на юге, 68
но это не правило, скорее исключение из правила. Глаза широко открытые, ровно поставленные, веко тонкое, не набухшее, плотно прилегает к глазному яблоку, на нем нет никаких складок. Редко, да и то, как правило, лишь у пожилых людей, веко перерезает вдоль тонкая маленькая складка. Римские носы вошли в поговорку, но и у других европейских народов они вы- деляются на лице в первую очередь, в первую очередь бросаются в глаза. Высокий узкий орлиный нос, иногда с горбинкой, четко очерченными ноздрями, правильной скульптурной формы счи- тается лучшим украшением лица, будь то лицо шведа пли итальянца. Антропологи говорят еще в таких случаях специаль- но о высоком переносье — это тоже характерная особенность европеоида. Если человек поднимет лицо вверх — видно, что ноздри чаще всего продолговатые, имеют вид вытянутого овала и расположены параллельно. Губы нетолстые, расстояние от верхнего края верхней губы до кончика носа небольшое. Типич- ная черта, свойственная жителю Европы пли Передней Азии,— обильные усы п борода, особенно если вы попадете в страну, где не распространен обычай бритья; сильный волосяной покров и на груди. Антропологи называют усы, бороду п волосы на теле третичным волосяным покровом, третичным потому, что оп появляется после первичного (лануго), с которым рождается ребенок и который мягкпм пухом частично одевает все тело, но потом сразу же выпадает, и вторичного (волосы головы). Так вот, сильное развитие третичного волосяного покрова — такая же характерная, броская черта физического облика европеоидов, как п светлая кожа, высокий нос, широко открытые глаза. По росту, форме головы и многим другим признакам, которые выше не перечислены, народы Европы очень разнообразны — среди них есть и высокие, и низкие, п длинноголовые, и широко- головые. Но та совокупность физических черт строения, которая включает светлую кожу, прямые мягкие волосы, обильный третичный волосяной покров и высокий нос, свойственна всем представителям европеоидной расы. Я прошу вас, читатель, специально задержаться на предыду- щих абзацах, не проскакивать мимо, а минутку подумать над тем, какие детали строения человеческого лица в нем названы. Вспомните мировую литературу, так насыщенную замечатель- ными портретными характеристиками, выпуклыми и запоми- нающимися. Кроме цвета волос и глаз, классики не пишут ни об одной из тех деталей лица, о которых сказано выше. Велико- лепные мастера, у которых искусство словесного портрета доведено до скульптурного совершенства, они интуитивно чув- ствовали — о них не стоит упоминать, они не несут никакой 69
изобразительной функции потому, что они у всех людей более или менее одинаковы. А хороший писатель в первую очередь выделяет в человеческом лице какие-то мелочи, которые сразу придают портрету законченную индивидуальность. Где расселены европеоиды? Повсеместно в Европе, на Кав- казе и в Передней Азии, в Северной Африке. Иными словами, основная зона их расселения — европейский материк с приле- гающими областями: это родной дом, их alma mater. Дальше мы узнаем, что не всегда было так, что они широко расселялись и по степным районам Южной Сибири и Центральной Азии, что, наоборот, в Восточную Европу попадали представители негроид- ной расы, но то было давно, а сейчас... сейчас Европа — средо- точие самых типичных, самых классических европеоидов. Это и шведы, и норвежцы, и немцы, и персы, и грузины, и русские, п финны, и многие, многие другие народы. Перевалив на восток за Уральские горы и проехав на транс- сибирском экспрессе Барабинскую степь, ровную, как чертеж- ный стол, как вода на озере в безветренный день, и довольно нудную, мы понадаем в царство тайги, которая с небольшими перерывами так и тянется вдоль дороги до Владивостока. Через несколько дней поездки она кажется не менее однотонной и нудной, чем степь. Порой думаешь, нет и не будет конца этому лесу, вся планета одета в него, как в войлок, радостно встре- чаешь каждую поляну вдоль железнодорожного полотна. Но еще острее чувствуешь грандиозный масштаб земли, занятой тайгой, когда пролетаешь над ней на самолете: сверху лес и кустарники кажутся мхом, плотно укутывающим землю, и мху этому не видно конца ни в одну сторону. Сейчас огромное население таежной стороны Сибири — почти все русское, коренные жители занимают большие области, но численно они уступают русским. Раньше же, до появления русских в Сибири в XVII в., это был ареал расселения представителей монголоидной расы — бурят, якутов, эвенков, чукчей, эскимосов... Из Азии монголоиды пробрались и в Америку, заселив ее задолго до прихода европейцев. Таким образом, если сравни- вать ареалы европеоидов и монголоидов, не принимая в расчет последние этапы расселения (например, заселение русскими Сибири), вряд ли зона распространения монголоидов будет не больше европеоидной. Строение лица монголоидов своеобразно и примечательно. От многих коренных жителей Сибири я не раз слышал: «Вы, русские, все на одно лицо, вас трудно отличить друг от друга ». Когда первый раз сталкиваешься с монголоидами, приехав куда-нибудь в Сибирь или в Казахстан, возникает то же чув- 70
ство — трудно уловить разницу между людьми.— и только на второй, на третий день оно рассеивается, уступая место уже обычной оценке. Возникновение такого чувства неизбежно в силу внешнего своеобразия монголоидной расы, ее отличия от привычной для нас европеоидной комбинации. Волосы жгуче, иссиня-черные, то, что называется цвета воронова крыла, толстые и жесткие, точно конская грива, хотя и прямые, как у жителей Европы. Большие лица, с огромными скулами, плоски- ми, чаще всего широкими носами, черные или темно-карие глаза, смуглая кожа. Человеку, никогда не бывавшему в Сибири пли на Дальнем Востоке, трудно представить себе, насколько плоским может быть человеческое лицо — вы положите человеку карандаш на внешние уголки глаз, и он не упрется в переносицу. Губы чаще всего толстые, а подносовое расстояние — то. что антропологи также называют верхней губой, но только кожной ее частью,— очень высокое. Ноздри имеют п круглую, и оваль- ную форму, но расположены они не так, как у европейцев, а под очень большим углом друг к другу. Однако особенно необычно и своеобразно строение глаз: глаза узкие, лежат не ровно, а под углом, внутренние углы глаз, как правило, ниже внешних, отсюда и впечатление раскосости. Верхнее веко — не плотная тонкая пленка, как у европеоидов, а тяжелая набух- шая масса, перерезанная большой и массивной продольной складкой, часто нависающей на глаза. Во внутреннем углу глаза эпикантус — небольшая складка, закрывающая слезный бугорок. В сочетании с плоским лицом, плоским носом, прямыми жест- кими волосами эти черты создают неповторимый облик монго- лоида, который не спутаешь с внешним видом европейца. И на таком лице у мужчин — почти полное отсутствие волос, лишь редкие жиденькие усы и борода, состоящие из нескольких десятков волосков. Недаром на Руси привилось выражение — татарская борода. По-видимому, оно бытует в русском языке с эпохи монгольского нашествия, когда в монгольских войсках было много тюрков или татар, ассоциировавшихся по внешности с монголами. Под стать бороде и брови, редкие и короткие, под стать тому и почти полное отсутствие волос на груди у муж- чин. Не менее своеобразны у монголоидов зубы. Передние резцы, например, имеют форму совковой лопаты — особенность, редко встречающаяся у людей, принадлежащих к другим расам, а если и встречающаяся у последних, то выраженная далеко не так отчетливо и определенно. Осталось нам вспомнить физический тип негров и рассмот- реть его так же подробно. Негр темнокож и курчаво волос — это мы узнаем с детства. 71
Но сверх того многое отличает негра от людей других рас: очень широкий, вдавленный у переносья, но выступающий шишко- образный нос, необычайно толстые губы, крупные зубы. Нижние п верхние челюсти выдвинуты вперед — профиль лица, как гово- рят антропологи, становится прогнатным. Конечно, внутри негроидов, как, кстати сказать, и внутри монголоидов, многие локальные группы отличаются разными сочетаниями признаков: ростом, размерами головы и лица, массивностью черепа, заня- тостью волос, оттенками цвета кожи. Локальных типов поэтому выделяется внутри негроидной расы ничуть не меньше, чем в Европе или в Азии. Но в целом все они в той или иной степени являются носителями того сочетания антропологических призна- ков, которое только что было описано, которое так демонстра- тивно выделяет негра, если он появляется среди европейцев или монголов. Когда говорят «негр», на ум сразу же приходит Африка, страна детских грез и мечтаний о приключениях, материк, кото- рый до недавнего времени представлялся заповедником экзоти- ческой и дикой природы, а теперь все больше приобщается к европейской культуре и развивает свою собственную. Но сама негроидная раса, как ее рассматривает большинство антрополо- гов, распространена значительно шире — не только к западу, но и к востоку от Индийского океана, в Австралии и на Новой Гвинее. Встречаются ее представители и в промежутке — на островах Юго-Восточной Азии и в диких тропических дебрях Малаккского полуострова. Одним словом, если европеоиды и мон- голоиды и заходят в тропический пояс, то это носит временный и эпизодический характер, тогда как негроидная раса — почти целиком раса тропической зоны, так сказать, эндемик тропи- ческого пояса. История рас и народов сложилась, следовательно, таким образом, что материки земли оказались поделены между представителями разных рас в ходе исторического развития: европеоиды, как мы уже говорили, занимают Европу, Переднюю Азию и часть Южной Азии, Северную Африку, монголоиды — преимущественно Азию и Америку, негроиды — Африку южнее Сахары и Австралию. Это status quo, отражавшее основную картину древнего исторического расселения, нарушилось лишь историческими событиями последних столетий — повсеместным расселением европейцев и переселением огромного контингента негров в Северную Америку. Итак, три расы, три центра их возникновения, три относи- тельно независимые линии физического развития человечества. Не слишком мало, чтобы это было примитивно и неинтересно, но и не слишком много, чтобы в этом нельзя было разобраться. 72
Гипотеза трехчленного деления человечества солидно аргумен- тирована, как мы убедились, п морфологическими и географи- ческими фактами, поэтому пе удивительно, что она имеет мно- гих сторонников п у нас и за рубежом, можно даже сказать, разделяется большинством спец пал не то в. Убедительность ее возрастает еще и оттого, что развитие физиологической антро- пологии принесло некоторые дополнительные факты, свидетель- ствующие, на первый взгляд, в пользу того же тройного деления. Так, после уже упоминавшейся работы Гиршфельда было опубликовано много исследовании о группах крови у пародов Европы и Азии, представителен европеоидной и монголоидной рас: все они согласно приводили к выводу об увеличении людей с группой В к востоку, о накоплении гена, определяющего наследственную передачу этой группы, в монголоидных популя- циях. Позже этот вывод подтверждался десятки раз, пожалуй, вернее даже сказать, сотни раз, постепенно к нему привыкли п он стал, так сказать, хрестоматийным: во многих обширных п солидных антропологических руководствах утверждается, что монголоидам свойственна повышенная концентрация группы В. Но параллельно исследовались группы крови у индейцев Аме- рики, и последние оказались почти совсем лишенными группы В, хотя пх единодушно относят к монголоидной расе. Позже было открыто, что вообще концентрация групп крови изменяется быстро в зависимости от изоляции, в которой живет народ, а значит, и использовать все эти данные трудно при попытке расчленить человечество на обширные географические и морфо- физиологические группы. Все попытки подогнать вариации физиологических свойств человеческого организма под тройную схему оказывались искусственными и не выдерживали проверки временем. С другой стороны, все авторы классификаций челове- чества по этим свойствам приходили к выводу о множествен- ности категорий, на которые можно разбить человечество. Обоснование деления человечества на монголоидов, негроидов и европеоидов аргументами от физиологии, следовательно, носит гипотетический характер и не производит убедительного впечат- ления. Но п морфология с географией не решили проблемы оконча- тельно — слишком она сложна и, я бы сказал, многозначна. Немало осталось скептиков, ничего не предлагающих взамен трехчленной схемы, но постоянно подчеркивающих фрагментар- ность накопленных сведении о расовых типах земли, сомневаю- щихся в самой возможности как-то уложить пх сейчас в какую-либо схему. Однако человеческий ум не может пе стре- миться пробиться сквозь полосу незнания, сквозь разорванный 73
строй фактов и, как-то комбинируя их, не пытаться нарисовать общую картину. Одна из попыток — увеличение числа расовых центров до четырех, попытка, сделанная многими серьезными антропологами и, нужно сказать, производящая очень солидное впечатление как авторитетом имен, с ней связанных (а с ней связано, например, имя Виктора Валериановича Бунака, старей- шего и крупнейшего антрополога Советского Союза, замечатель- ного знатока морфологии человека и расовой истории челове- чества, автора многих основополагающих исследований в этой области), так и основательностью положенных в ее основу соображений, сочетанием одновременно географического и мор- фологического аспектов аргументации, широким набором моби- лизуемых фактов. В качестве четвертой выделяемой расы фи- гурируют австралоиды — население австралийского материка. Иногда австралоидов называют еще океанийскими негроидами. Последнее название, правда, исходит от защитников ранее разобранной тройной схемы. Что дает право австралоидам на такое самостоятельное поло- жение в глазах очень многих серьезных ученых? Почему последние склонны видеть в них не менее изолированную п независимую группу расовых вариантов, чем, скажем, у монго- лоидов или европеоидов? Чтобы ответить, начнем с морфологии, ибо она одна, скажу сразу же, забегая вперед, выдвигает австра- лийцев в ранг самостоятельной расы. Какой признак мы назвали в числе основных для негров Африки, что больше всего бросает- ся в глаза в их внешнем виде? Курчавые волосы и темная, почти черная, темно-коричневая кожа. Кожа и у австралийцев очень темная, но волосы... волосы волнистые. Среди негров Африки преобладают узколицые люди с небольшой головой, антропологи называют такой морфологический тип грацильным, австралийцы же массивны, у них покатые лбы, мощное надбровье, они широколицы, одним словом, между ними и негра- ми пролегает граница и в строении черепа. Еще больше она в строении волосяного покрова — у негров он развит ненамного больше, чем у монголоидов, австралийцы же еще более волосаты, чем европейцы, они ближе к наиболее волосатым народам Европы, Кавказа и Передней Азии — армянам и персам, напри- мер. Пожалуй, только айны превосходят в этом отношении австралийцев (айны — небольшой народ на севере Японии), но в пользу родства айнов с австралийцами собрано много убеди- тельных и ярких свидетельств. Здесь и исключительное физи- ческое сходство, и южные элементы в культуре айнов, и легенды об их происхождении, и своеобразный строй айнского языка, роднящий его с языками Океании. Таким образом, у темнокожих 74
людей, населяющих обширные области к востоку от Индийского океана, исключительно сильно развит волосяной покров (кстати сказать, так же точно развит он и у папуасов), что вместе с Другими признаками — волнистоволосостью, массивностью че- репа — создает фундаментальный морфологический барьер меж- ду ними и африканскими неграми. Реальное существование такого барьера очевидно для всех, даже для сторонников гипотезы тройного деления, поэтому редко кто пз них не выде- ляет двух ветвей в составе негроидной расы — африканской п океанийской. Но и с географией самостоятельность австралоидной расы не теряется, наоборот, она становится еще более выпуклой, еще демонстративнее можно противопоставить австралоидов негрои- дам Африки. Ведь самостоятельный, четко отграниченный от других и притом обширный ареал — одно из основных доказа- тельств самостоятельности и реального существования расы. Австралоиды живут на востоке от Индийского океана, негроиды Африки — на западе, между ними тысячи километров пути по воде и суше и десятки, а то и сотни народов, относящихся к европеоидной и монголоидной расам. Правда, в составе этих монголоидных и европеоидных народов много негроидных эле- ментов, но они могут иметь и позднее происхождение: в ряде случаев есть даже полная возможность показать это истори- чески. Соединения между двумя ареалами нет, наоборот, сущест- вует разрыв — это трудность, явная трудность для защитников трехчленной схемы. Ее обходят обычно, заполняя этот разрыв гипотетическими негроидами, которые на заре истории совре- менного человека были расселены шире, чем сейчас, занимали юг Передней, всю Южную и юг Юго-Восточной Азии, создавая сплошной ареал негроидной расы. Но палеоантропологические доказательства такой гипотезы пока слабоваты — находки верх- непалеолитического и мезолитического времени, удаленные от современности на 20 000—30 000 лет, здесь отсутствуют (вернее сказать, они есть, но слишком фрагментарны, чтобы судить об их физическом типе). Более поздние находки с негроидными особенностями, действительно, могли получиться в результате позднего смешения, что же касается современного населения, то, мы убедимся дальше, эти черты легко истолковываются и иначе, чем только как доказательство единства негроидной расы. Следовательно, представление об этом единстве — больше логическое построение, умозрительная гипотеза, чем вывод из реальных, проверенных и точных фактов. Одна гипотеза — трех- членного деления человечества обосновывается другой гипоте- зой — единства происхождения и первоначального ареала 75
негроидов, что делает ее вдвойне гипотезой, гипотезой, так сказать, в квадрате. Но и четырехчленная схема не удовлетворяет всех — если такой характерный, броский, исключительный признак, как темная кожа, мог сформироваться независимо у представителей разных рас на западе и на востоке от Индийского океана, очевидно, под влиянием приспособления к тропическому клима- ту, представляет собой, так сказать, конечный итог параллельной эволюции, то почему и другие особенности человеческого орга- низма, воплощенные в разных расовых типах, не возникали хотя бы частично в независимых замкнутых ареалах? Логически это весьма вероятно, фактически не исключено, в ряде случаев подтверждается палеоантропологически. И шаг был сделан — предложена пятичленпая схема, причем покушение опять было направлено на единство негроидной расы, но на сей раз не на нее в целом, а на единство африканской ветви. Шаг этот сделал американский антрополог Карлтон Кун, крупный и опыт- ный специалист, работавший во многих странах. Обоснованию такой схемы посвящены две его книги — одна излагает историю расовых типов человечества, опираясь в основном на палеоантро- пологию, в другой содержится описание современных расовых типов земли. Концепция Куна глобальна, он увязал ее и с антро- погенезом, и с этнической историей человечества, но, как «все глобальные схемы, она суха, недостаточно конкретна, мало затрагивает детали. Куна много критиковали за расизм — и со- вершенно правильно критиковали, так как объективно многие его формулировки дают к этому повод. Но вне зависимости от его расистских или по крайней мере половинчатых, двойственных формулировок он является создателем гипотезы дифференциа- ции человечества на пять рас, которая должна быть здесь рассмотрена. Кун делит негроидов еще на две расы — собственно негрои- дов и капоидов. Каноиды — термин странный, он произведен от названия Капской провинции в Южной Африке и означает в распространенном переводе комбинацию признаков, типичных для народов, населяющих Капскую провинцию,— бушменов и готтентотов. Они говорят на так называемых койсанскпх, или щелкающих языках, и потому их часто называют койсанамп, но это перенос этнического названия на расовую общность, харак- терный, как мы помним, для доденикеровского периода в истории расоведения, рецидив устаревших и давно оставленных взглядов. Исходя из приоритета географии правильно поэтому называть расовый тип бушменов и готтентотов капским или еще как-ни- будь, но только не койсанским. Однако термин «койсанская 76
раса» укоренился глубоко, в том числе п в советской литературе. Своеобразие же ее замечательно, как замечательна культура бушменов и готтентотов, и удивительна пх историческая судьба. Этим народам удалось сохранить и донести до современности свою культуру, остаться в каменном веке. Конечно, сейчас бушмены и готтентоты деградировали, как всегда деградируют народы, когда на них наступает современный капитализм, по буквально до недавнего времени, а может быть и сейчас, в глухих местах они остались теми же охотниками каменного века, каки- ми были их предки. Они вытеснены в пустыню Калахари, единственное средство к жизни — охота. II бушмен с детских лет великолепный следопыт и мастер охоты. Многочисленные фрески на стенах пещер и скалистых обрывах — самими бушме- нами, вернее, их предками созданный гимн охоте на антилоп и других крупных млекопитающих, в то же время яркое свиде- тельство неистребимости заложенной в человеке тяги к художе- ственному творчеству. Но еще оригинальнее культуры бушменов п готтентотов их физический тип. Он оригинален прежде всего тем, что в пх облике причудливо сочетаются основные признаки других рас, в первую очередь монголоидной и негроидной. Койсанские народы (речь идет об этническом наименовании) более светло- кожи, чем негры, но так же широконосы, толстогубы, прогнатны и курчаво волосы; именно это обстоятельство и заставляет всех советских антропологов, например, включать их в состав негроидной расы. Но вместе с этим здесь налицо монголоидные особенности в строении глаз — складка века, эпикантус, сильно развитые большие скулы, плоские лица и носы, еще более плоские, чем у сибирских монголоидов. Трудно объяснить такое сочетание признаков, трудно понять его возникновение, особен- но если объединять бушменов и готтентотов с неграми в одну расу — понадобилась специальная гипотеза вторичного приспо- собления пегроидов к жизни в лёссовой пустыне Калахари, такой же по своей физико-географической характеристике, как полупустыни и пустыни Центральной Азии, или похожей на них. А эти полупустыни и пустыни — по всеобщему мнению, родина монголоидов. Но такая гипотеза вторичного приспособ- ления, не лишенная оригинальности, слаба в основном — в фак- тическом обосновании. Как легко понять, экспериментально такую гипотезу не проверить, но все же хотелось бы видеть в качестве аргумента не один только косвенные соображения, а именно на них эта гипотеза и опирается. Таким образом, вывод Куна о самостоятельном положении капской расы кажется с морфологической точки зрения оправданным. А если вс пом-
нить о том, что бушмены и готтентоты — обладатели стеато- пигпп, отложения жира на ягодицах, то вывод этот выглядит оправданным и убедительным вдвойне: ведь ни у одной другой расы нет такой странной особенности. Может быть, она, как горб у верблюда, имеет в условиях пустыни физиологическое значение? С географической точки зрения, выделение капсидов также не встречает возражений. Беда только в том, что Куп перемудрил и почему-то доказывал, что в палеолите ареалы рас в Африке были те же, но располагались расы географически наоборот — на юге и в центральных районах проживали негры, на севере от них находились представители капской расы, затем переселившиеся на юг и там законсервированные условиями пу- стынной изоляции. Для столь странного предположения трудно подобрать фактические доказательства, и оно остается той при- чудливой и малооправданной игрой ума, которая необъяснимым образом встречается в трудах даже крупных исследователей. Деление человечества на пять рас — не предел дифферен- циации его по физическим признакам. В конце 20-х — начале 30-х годов с весьма рациональной системой предложений по вопросам расовой систематики выступил профессор Бунак, в ряде статей сформулировавший не только теоретические принципы подхода к систематике, но и предложивший конкрет- ную схему выделения и группировки расовых вариантов. Он, пожалуй, впервые в мировой литературе указал на относитель- ность морфологического критерия, сделал это авторитетно, потому что сам крупный морфолог, и поэтому голос его прозву- чал особенно веско. Он писал о том, что наследственная основа многих расовых признаков неизвестна, что морфологическое сходство по немногим признакам поверхностно и не может служить базой для объединения многочисленных, очень разно- образных расовых вариантов в большие группы, какими являют- ся монголоидная, европеоидная и негроидная расы, что сходство это у разных по происхождению расовых типов возникло параллельно. Критические замечания Бунака, направленные против гипотезы трех основных рас, были, однако, слишком непривычны, слишком радикальны, с традиционной точки зре- ния,— ведь он покушался не только на тройное деление, а на сам принцип, согласно которому человечество можно разбить лишь на очень ограниченное число ветвей, принцип, который казался незыблемым, как представление о существовании рас. Зарубеж- ным исследователям точка зрения Бунака и его классификация, насчитывающая больше десятка независимых ветвей (не буду их перечислять — это в большинстве своем те же расовые варианты, которые фигурируют и у других исследователей, но 78
им придана большая самостоятельность и подчеркнуто их неза- висимое происхождение), остались малоизвестными или, вернее сказать, почти неизвестными, в советской специальной литера- туре появилось несколько критических разборов, сделанных, правда, попутно, п на долгие годы проблема выпала из рамок внимания, потому что исследовательская мысль обратилась к другим темам. Концепция трех рас сохранила свое значелне как одно пз основных положений, которых несколько в любой пауке и которые чрезвычайно редко подвергаются ревизии. Если же такая ревизия произведена, то это либо авантюризм, сенсацион- ный разгул критических идей, быстро забывающийся, либо взрыв старой теории, принципиальное изменение контуров науки. Однако, когда была открыта роль генетически детерминиро- ванных физиологических признаков в антропологии, когда они были изучены в сотнях и тысячах популяций, когда морфология от общих, очень общих мазков перешла к проработке деталей на полотне расовых типов земли, когда в сходном или тождест- венном выявили сложное разнообразие, когда, одним словом, разрозненные данные о расах человека слились в более иля менее подробную картину — тогда стало ясно, что Виктор Вале- рианович Бунак не просто крупный специалист и знаток расо- вого состава земного шара, по и ученый редкой силы интуиции, на многие годы вперед заглянувший в будущее науки, загля- нувший, можно сказать, в ее сегодняшний день. Каждый год сейчас приносит все больше фактов, свидетельствующих о том, что на рубеже 20—30-х годов он был во многом прав и во мно- гом близок к истине. Однако до настоящего времени никто не попытался осуществить на новом современном уровне, исполь- зуя все богатство накопленных наукой сведений, доказательство многочисленности и независимости очагов расообразования (речь идет, разумеется, не о полигенизме — происхождении современных рас от разных обезьян, о порочности чего уже говорилось в первой главе, а о полицентризме — сравнительно ранней дифференциации ближайших предков современного че- ловечества на расы), множественности самостоятельности расо- вых типов, и эта идея, когда до ее реализации в полном виде и до доведения ее до научной общественности все созрело, остается программой будущих исследований. Два вместо трех Наука тем захватывающе интересна, что она предлагает человеческому уму не только трудные, порою почти неразреши- мые задачи, но и проводит перед его глазами разные ответы 79
на них, разные способы пх решения. Если ты исчерпал свои силы и пе можешь дальше идти своим собственным путем, а это часто бывает прп нынешней специализации, у тебя есть большой выбор чужих идей и возможность воспользоваться опытом предшественников. Часто этот опыт бывает в тысячу раз поучи- тельнее, чем самые изощренные усилия твоей собственной логи кп. Любой исследователь рас выбирает из всех перечислен- ных концепций ту, которая больше других соответствует его научным вкусам, его мировоззрению. Так создается традиция в науке, и она господствует до тех пор, пока поток фактов не сметет ее в пользу новой. 'Трехчленное деление, мы впдели, находит многообразное обоснование, оно удобно, оно и стало традицией, в пользу его высказываются даже те ученые, которые не разрабатывали проблему специально, однако, помимо перечисленных отходов от нее в сторону увеличения числа рас, так сказать, дробления реки человеческой эволюции на много ручейков, выплывает иногда и другая тенденция *— сближать расы между собой, дифференцировать людей не на три, а на две ветви. Можно было бы, логически продолжая ту же линию, пола- гать, что все расы сливаются в конце концов в один ствол, но если эпоха слияния слишком приближается к современности, то такая концепция вообще граничит с отрицанием рас, раса перестает быть реальным понятием, превращается в бесполез- ную гипотезу. Двойное подразделение человечества предлага- лось, однако, пе раз и также должно быть рассмотрено здесь, во-первых, в целях полноты информации, а во-вторых, потому, что я питаю слабость именно к такой форме решения вопроса о числе основных рас. Что означает сокращение рас до двух? Оно означает прежде всего допущение, согласно которому три или четыре основные расы неодинаково связаны одна с другой и родство двух из них между собой больше, чем каждой из них в отдельности с третьей пли с четвертой. Пионеры систематики человеческих рас не мудрствовали лукаво п не задавались такими хитростями — были намечены наиболее броские по внешним признакам формы, они, естест- венно, получили статус основных рас, так же естественно из са- мого факта их существования вытекало, что они не связаны между собой, вернее сказать, связаны, но связаны одинаковой степенью родства. Вдумчивое отношение к главным расам, этим фундаментальным кирпичам расовой систематики, возникло уже тогда, когда антропологи были искушены сомнениями, когда 80
от наивного оптимизма детских и юношеских лет пауки не оста- лось п следа, когда вера сменилась скепсисом зрелых лет и даже казавшиеся ясными проблемы сюит и дорабатываться и углуб- ляться, а решения их пробоваться на оселке придирчивой критики, К сожалению, однако, а возможно, к счастью (к снастью — потому, что это открывает широкую дорогу иссле- довательском мысли), проблема не была решена однозначно: ведь для этого нужно такое обилие, такая полнота палеса л тро- пологических сведений, каком наверняка не будет и через десят- ки лет, приходится идти ощупью, филогенетически, исторически истолковывая то, что видишь сейчас, идти, следовательно, пробираясь тропинками косвенных соображений и спотыкаясь на гипотезах. Поэтому и здесь взаимоисключающие, про.иво- речащпе один другому взгляды, две группы теорий, каждая из которых оперирует своими доказательствами и опирается на определенные факты. Первая группа теорий — англичанина Артура Кизеа. л итальянца Ренато Биасу ттп. Оба настолько известны в кругах специалистов, внесли такой большой вклад в антропологическую науку, создали столько оригинальных трудов, что о творческом пути их нельзя не сказать несколько слов. К из с па чал работать в конце прошлого века и сразу же выдвинулся в число ведущих мировых специалистов по ископаемому человеку. Ему принад- лежат две большие книги, в которых обстоятельно, с использо- ванием всех ископаемых находок доказывалась глубокая древность современного человека, его одновременность с неан- дертальцем и независимое от него происхождение. Последующие десятилетия опрокинули эту теорию, но книги Кпзса остались в истории науки прекрасным памятником много сторонней филогенетической и морфологической эрудиции, глубины про- никновения в материал, увлеченности идеей и умения ее доказывать. Не менее известны не только в кругах специалистов, но п историков древнего мира фундаментальные исследования Кпзса, посвященные палеоантропологии Передней Азии. Напи- санные легко и живо, начисто лишенные того мутного наукоподобия, которое, увы, нередко заполняет сочинения спе- циалистов, его работы с блеском популяризировали антро- пологические выводы среди работников смежных специаль- ностей — историков и археологов, подсказывали им дорогу поиска культурных и исторических связей древних народов, приучали к мысли о том, что физический тип народа способен не меньше рассказать о его прошлом, чем исторический доку- мент. Но Кизс был не только прекрасный палеоантрополог, но и превосходный знаток расоведения, выступивший и в этой 81
области с интересными и оригинальными работами. Он предло- жил, широко аргументировал и во многих частностях обосновал гипотезу преобладающей роли желез внутренней секреции в расообразовании — эдакий гимн эндокринной системе. Гипо- теза Кизса не была доказана до конца, более того — сейчас, как никогда, видно, что она односторонняя, но какую-то роль эндокринная система в расообразовательных процессах играет, и Кизсу, несомненно, принадлежит место пионера и первооткры- вателя этой идеи. Добавьте к этому великолепные характе- ристики других ученых и очерки по истории науки, глубоко и ярко написанную биографию Дарвина, вносящую много нового в оценку деятельности великого англичанина (последние годы своей жизни после второй мировой войны Кизс был хранителем Дарвиновского музея в Дауне) — и перед нашими глазами встанет привлекательный образ преданного делу, богато одарен- ного, замечательно образованного и творчески очень сильного антрополога. Биасутти — другой. Он не так известен в кругах антропо- логов своими специальными работами, да и работ этих меньше, они более узки по своей тематике, не так оригинальны по зало- женным в них идеям. Все они практически, как к фокусу, стянуты к одной проблеме — происхождению и морфологической характеристике того расового типа, который распространен в бассейне Средиземного моря и назван средиземноморским. Но если Кизс всегда работал один, сам собирал материал для своих книг п почти всегда выступал единоличным автором (единственное исключение — огромная книга о переднеазиат- ских неандертальцах, изданная им в 1939 г. совместно с Теодо- ром Маккауном), то Биасутти — редкий организатор. Он имел кучу учеников (практически все сколько-нибудь заметные спе- циалисты-антропологи в Италии, работающие в области расо- ведения, его ученики) и потому смог увенчать свой жизненный путь мероприятием, которое поражает воображение своей грандиозностью. Речь идет о полном и очень подробном описании рас земного шара, единственном в своем роде по объему и вы- полненном в тесной увязке с историей представляющих расы народов, на фоне их бытовой и культурной жизни, в планомер- ном сравнении друг с другом. Первое издание этого монументального сочинения в трех томах было выпущено в 1939 г., второе, в четырех томах,— в 1953—1960 гг. Пожалуй, только «Народы мира» — восемнадца- титомное издание Института этнографии АН СССР — можно сравнить с предприятием Биасутти, но антропологическим очер- кам в этом труде далеко до итальянского издания в подробности 82
и фактической оснащенности. Пока лБяаеуттп.->, как сокращен- но и ласково называют его антропологи между собой, незаме- ним как справочная книга и в то же время кал поучительный пример сведения всех накопленных сведений о расовом составе народов земли в единую картину. II Кизс, и Биасутти исходили из разных посылок, но пришли к одинаковому результату. Кизс придавал существенное значе- ние цвету кожи, считал его в классификации рас вроде лакму- совой бумажки, полагал, что это основной признак, подразделяю- щий расы. Так это или не так — трудно сказать, но нельзя забывать о том, что цвет кожи — приспособительная черта, что в тропическом поясе человек с такой кожей чувствует себя несопоставимо лучше человека, не защищенного пигментом. Во всяком случае Кизс сближал расы но цвету кожи и выделял две группы — светлокожую и темнокожую, наиболее общие и дальше уже необъединяемые, потому что такое объединение теряет смысл. Светлокожая группа — монголоиды, европеоиды, темнокожая — все расовые варианты тропической области. Биасутти также сближает европеоидов и монголоидов в бо- реальную группу, негроиды фигурируют у него в качестве само- стоятельной экваториальной группы. Здесь и по терминологии, и по существу подход другой — не морфологический, а зональ- но-климатический, но конечный результат, конечный вывод, возникшая в итоге сопоставлений мыслительная конструк- ция, как уже говорилось, те же — та же схема, различные оттен- ки которой не похожи друг на друга лишь терминологией. Сомнительные моменты в ней есть — они и в недостаточно глубоком учете адаптивности такого признака, как цвет кожи, и в отсутствии окончательных и полных доказательств связи расообразования с зональными поясами, и в нарушении зональ- ного принципа — отсутствии бореальных рас в южном полу- шарии. Главное же — как примирить представление о родстве европейцев и монголов, если все то, что знаем мы об их морфо- логии, отодвигает их на противоположные полюсы морфологи- ческой шкалы в пределах современного человечества, если они поразительно непохожи во всем, кроме кожи? Нужно пренебречь морфологией, а ведь без нее мы теряем ту тонкую путеводную нить, держась за которую только и можно проникнуть в тайпы и загадки расовой истории,— даже палеоантропология без мор- фологии теряет свое лицо, ибо без нее она суха, мертва, бес- перспективна. Так возникает опасение, что предложение Кизса и Биасутти — талантливое и интересное обобщение, но обобще- ние лишь предварительное, намек на истину, но еще не сама истина, не отлитая в неподвижную бронзу и принявшая оконча- 83
тельную форму теория, а гипотеза, хотя и привлекательная, но, может быть, обманчивая. Поэтому нужно идти дальше, искать, экспериментировать, сопоставлять, думать, а главное — сомне- ваться, сомневаться п еще раз сомневаться, но, заглушая сомне- ния, работать, накапливать факты, конструировать на основе пх новые гипотезы. Яков Яковлевич Рогинский, московский антрополог, автор гипотезы, которая противостоит предыдущим, и пошел по этому пути. Он всю жизнь искал новое там, где, казалось, все возмож- ности движения вперед были исчерпаны или где вообще не ступала нога предшественников, создавал всегда яркое, увлека- тельное, талантливое. Таковы его работы о появлении, станов- лении и развитии современного человека, о происхождении искусства, о морфофизиологической связи в развитии разных признаков, о конституционной типологии; такова его полемика, острая и запоминающаяся, с выдающимися специалистами — американцем Францем Вайденрайхом и советским исследовате- лем Георгием Францевичем Дебецем — о числе центров форми- рования современных рас. И несмотря на то, что у Рогинского немного работ, посвященных конкретным проблемам, описанию антропологических материалов по населению отдельных районов, он — ученый, бесспорно, колоссальнейшего опыта, который один только и может обобщать и творить новое в таком масштабе. По стилю своей работы, по широте взглядов и эрудиции он ближе к Низ су, нежели к Биасу тти, немудрено поэтому, что именно ему принадлежит формулировка новой гипотезы и по интересующему нас вопросу группировки основных расо- вых типов. Гипотеза Рогинского противоположна, мы уже говорили, гипотезам Биасутти и Кизса — он сближает негроидов и ев- ропеоидов в один ствол, монголоидов выделяет в другой. Перво- бытная эйкумена, то есть область, заселенная человеком в Ста- ром Свете, делится, таким образом, не на северную и южную, а на западную и восточную: на Европу, Переднюю и частично Южную Азию, а также Африку и Австралию, с одной стороны, Центральную, Восточную и Юго-Восточную Азию, а также Америку, с другой. Одним словом, не вдоль, а, если можно так выразиться, поперек, в меридиональном направлении. Но гораздо интереснее географии в концепции Рогинского морфология. В 1941 г., когда Рогинский предложил свою схему первичной расовой дифференциации человечества, предложил, кстати говоря, в общем обзоре рас земного шара (схема эта является как бы введением, прелюдией к обзору), он не аргумен- тировал ее морфологически. Морфологическая аргументация 84
появилась много позже, в специальной статье, вышедшей почти двадцать лет спустя — в 1960 г. Ода посвящена, казалась бы. далекой от расоведения теме —1 изменению расовых пр из и а ко в в процессе роста. Одинаково изменяются эти признаки, пока человек растет, у разных рас или разными путями дд: их развитие — вот вопрос, который поставил перед собою Рогин- ский и разрешил его, опираясь на свои собственные много лет- ппе наблюдения и на свой огромный морфологический опыт, опираясь и на многочисленные, десятилетиями собранные лите- ратурные данные. Расовые признаки развиваются неодинаково: негры п монголы, европейцы и монголы отличаются друг от друга не только тем или иным сочетанием этих признаков, но и пх возрастной динамикой, скоростью и направлением их изменений в процессе роста. Что это значит? Это значит, что расовый облик негра, монгола, европейца формируется, пока человек растет, не в одно время, каждой расе присуща своя, характерная только для нее одной скорость образования расовых признаков. Иными словами, окончательный расовый облик негр получает не в том возрасте, в каком европеец, а европеец, скажем, не в том, в каком получает его монгол. Здесь свои законы, еще раз напоминающие о глубоких морфологических различиях между расами и возникновении этих различий в дале- кой древности. Но есть в этих законах своя правильность, ее и использовал Рогинский в качестве веского доказательства своей гипотезы. Поезжайте в район, где много метисных этнических групп, где соприкасаются люди разных рас п между ними нет социаль- ных генетических барьеров, какие существуют между неграми и белыми в США, где свободны межрасовые браки,— скажем, в Сургут Ханты-Мансийского национального округа или в Ир- кутскую область. Там во многих деревнях вперемежку живут ханты и русские, буряты и русские. Вы будете поражены внешним видом детей в метисных семьях — они больше похожи на монголоидов, чем на европейцев. Не то в районах со смешан- ным негроидно-европеоидным населением — например, на ост- ровах Тихого океана или в Южной Америке. Там метисы сразу же видны, они отличаются и от негров и от европейцев. По дзе- ту кожи, занятости волос, вообще выраженности негроидных признаков они занимают срединное положение между теми и другими. Что это — случайность, игра природы? По-видимому, нет, в доминировании монголоидного комплекса над европеоид- ным хочется видеть результат его древнего и самостоятельного происхождения в каком-то независимом очаге расообразованпя. Не менее важно и другое — показанное Рогинским на многих 85
литературных примерах и оригинальных наблюдениях несход- ство расовых комплексов по тому, в каком возрасте они наиболее резко выражены. Признаки монголоидной расы весьма харак- терны, весьма своеобразны. Плоско лицесть, размеры лица, эпи- кантус поражают воображение неспециалиста, когда он их видит впервые, но еще больше они бросаются в глаза, когда имеешь дело с детьми. Например, без складки во внутреннем углу глаза трудно вообще представить себе монголоидное лицо. Но если у взрослых она есть хоть и у многих, но не у всех, то бурятских, якутских, китайских, вообще любых монголоидных детей невоз- можно без нее вообразить, она встречается в ста процентах случаев, поголовно. Другими словами, монголоидный ребенок — еще больше монголоид, чем взрослый человек, ему присуща еще большая выраженность расовых черт, он отличается от евро- пеоида и негроида сильнее, чем во взрослом состоянии. А у детей европейцев и негров расовые черты смягчены, затушеваны, расовый тип достигает наибольшей характерности с возрастом, и дети негров и европейцев больше похожи друг на Друга, чем взрослые люди. Само по себе это интересное, как любил говорить знаменитый русский естествоиспытатель Владимир Иванович Вернадский, эмпирическое обобщение, попади оно в руки другому исследо- вателю, так и осталось бы любопытным выводом, мало связан- ным с историей рас и мало разъясняющим их происхождение и взаимное родство. Но в руках Рогинского оно оказалось мощ- ным средством познания расового прошлого, оно позволило конкретно подойти к вопросу, к которому до этого подходили лишь с умозрительной меркой, и частично понять, как склады- вались расовые взаимоотношения на заре истории человечества. Рогинский применил к его объяснению закон Геккеля — Мюлле- ра, в котором постулирована связь филогенеза — эволюционной истории органических форм и онтогенеза — их индивидуального развития; последний повторяет эволюционный ряд предков. Применим закон к данному случаю, как применил его Рогин- ский,— мы получим наглядное свидетельство тому, что монго- лоиды раньше отделились от общего ствола предков, чем предки негров и европейцев, что они составляют одну относительно самостоятельную линию развития в рамках современного вида человека, в рамках Homo sapiens, европеоиды и негроиды — другую. Так решил Рогинский эту сложную, увлекательную и чрезвычайно важную проблему и, я должен откровенно ска- зать — по моему мнению, решил совершенно правильно. Как бы ни верили мы в действительность сходства или даже полного тождества по одному или нескольким признакам, но... параллель- 86
ное независимое образование сходных или тождественных признаков не исключено, оно даже вероятно. Почему же не пред- положить, что цвет кожи одинаков или почти одинаков в Европе и Северной Азии, в Африке и Австралии за счет не общего происхождения, а общего действия приспособительной измен- чивости? Белого медведя никто пе считает родственником н*. щу, а черную пантеру — черному медведю. Если же мы ослабляем силу действия цветного фактора или даже совсем снимаем его значение таким рассуждением, то дальнейшее сближение евро- пеоидов с монголоидами, дальнейшее противопоставление их негроидам теряют смысл, так как они напрочь противоречат морфологическим критериям: как ня различны европейцы и негры по строению лица п форме волос, разница между ними и монголами еще больше. Исторические события способствовали расообразованию таким образом, что зональный принцип изна- чально был нарушен в пользу меридионального. Выделение двух основных стволов — первый, самый первый этап классификации, только ее начало, грубый ориентир в расо- вом многообразии человечества. За таким выделением в конеч- ном итоге стоит морфологический принцип, но связь его с двойным подразделением многоступенчатая, непрямая, мы несколько раз отказывались от простым глазом увиденного п реально существующего в пользу более глубокого анализа фактов и выявления лежащих под поверхностью связей. Исто- рия популяций была так сложна и часто несхожа, что они не могли не терять морфологической близости, хотя потеря эта не зачеркивала пх общего происхождения. Двойное деление человечества и означает реальную связь между всеми этниче- скими группами, представленными единым расовым стволом, связь, отражающую общий генезис, общее происхождение. В пользу именно такой, а не иной трактовки наблюдаемых факторов говорит многое, лежащее за пределами морфологии и географии,— по отдельным группам крови п некоторым физио- логическим признакам негры и европейцы сходны друг с другом и отличаются от жителей Центральной и Восточной Азии. Гово- рит об этом и многое, лежащее за пределами антропологии вообще. Я вспоминаю красивую гипотезу Сергея Павловича Толстова, археолога и этнографа, замечательного знатока и ис- следователя Средней Азии, ученого необычайно широких знаний и интересов, о двух группах родственных языков: европейско- переднеазиатских и, по-видимому, африканских, с одной стороны, азиатско-американских, с другой. Пусть это гипотеза — в ней нельзя не видеть переклички с результатами антропологических выводов. А современные исследования лингвистов по структуре 87
и типологии родственных языков? Они выявили глубочайшие связи генетического характера между языками, считавшимися неродственными, и постепенно подводят уровень языковой дифференциации к более древнему уровню дифференциации антропологической. Родство в физических признаках также не сохранилось (вспомним бросающуюся в глаза разницу между европеоидами и негроидами, затушевывающую их общее проис- хождение) , но оно может быть выявлено средствами антрополо- гического анализа. Древнейшие этапы и области языкового и культурного родства безвозвратно, по-видимому, утеряны, стертые беспощадным временем. Значение антропологической дифференциации человечества на два ствола, на две огромные группы популяций — в том, что она доносит до нас знание о таком состоянии человечества, какое десятки тысячелетий тому назад кануло в Лету, снабжает нас сведениями об историческом явлении, невосстановимом с по- мощью других инструментов проникновения в прошлое. Самое важное — не назвать явление, а изучить его, название представляется делом второстепенным. Но тем не менее история науки помнит много случаев, когда терминология наказывала за невнимание к ней, когда названия ополчались на ученых п затопляли литературу мутным потоком абракадабры и бестол- ковщины, а затем нарушали и стройное течение логической мысли, внося в него путаницу и взаимонепонимание. В антро- пологии непродуманность терминов, обозначающих расы, осо- бенно велика из-за внесения этнических названий — внесения постоянного, хотя после Деникера, пожалуй, не оправдываемого даже незнанием. Факт, однако, остается фактом — вы еще не забыли, читатель, наверное, койсанскую расу, можно назвать и другие примеры: меланезийскую, микронезийскую, эски- мосскую расы и пр. Поэтому без особой нужды терминами пренебрегать не следует, а раз так — нужно подумать и о назва- ниях для выделения стволов. Отказ от этнической категории названий автоматически приводит к категории географической — это гораздо более удач- ный принцип выбора, чем морфологический: применяя его, нужно выдумывать что-то новое, какое-то совсем оригинальное слово, которым подчеркивалась бы морфологическая специфика обозначенной расы. Слов таких ни в русском, ни в других языках нет, не очень понятно, как их этимологически образовы- вать, это вообще дело хитрое и неудачи в нем постигают даже гениев. Географический принцип гораздо проще и дает вполне удовлетворительный результат — естественную, благозвучную и поэтому не вызывающую никакого протеста терминологию. £8
Название расы по ее ареалу и будет неизменно фигурировать на последующих страницах, отражая мою, авторскую, веру в необходимость и оправданность географических терминов в расоведении. Исходя из местоположения ареалов обоих стволов, целе- сообразно назвать пх западным и восточным. Меж-in. од- нако, использовать географию и вспомнить о ?.-а тели- ках — тогда западный ствол превращается в евр оаф одна иск ин, восточный — в амероазиатский или азиатско-американский: западная, евроафриканская раса — составная раса, европеоиды и негроиды, восточная, или азиатско-американская раса — монголоиды. На Западе и на Востоке За грубой ориентировкой должна следовать более тонкая, за первоначальным разбором данных —• их более дифференци- рованный анализ, первый этап классификации ведет за собой второй. Переход к этому второму этапу означает выявление и изуче- ние групп, составляющих основные расы, вскрытие мозаики расовых вариантов под покровом общности. Начиная какое-то- дело, исследователь теоретически прослеживает все возможные пути и продумывает их до конца, стараясь предусмотреть все трудности, все отклонения в стороны. Заранее можно ожидать, что каждая раса дробится по десяткам каналов, представляя собой пучок более мелких и менее самостоятельных вариантов. Можно, однако, предполагать и другое: расу образуют два-три расовых варианта, в свою очередь распадающихся па мелкие единицы. В первом случае раса — сумма, во втором — это систе- ма с довольно сложной иерархией, то есть система, имеющая свою, только ей присущую, определенную структуру. Проблема нахождения наиболее целесообразного выбора уже пе поддается теоретическому анализу, а требует эмпирического наблюдения, оценки наличного разнообразия физических типов современного человека. Что же дает такое наблюдение, к какому выводу приводит и можно ли вообще сделать определенный вывод? По-видимому, все же можно, несмотря на всю неполноту и все несовершенство наших знаний о расовом составе народов мира, несмотря на невозможность часто прямой фактической проверки той или иной классификационной схемы в деталях, а иногда и в ее основ- ных контурах. Недаром все же все или почти все антропологи независимо от центра приложения творческих сил, независима 89-
от образования выделяли и выделяют европеоидов и негроидов, недаром все отмечают своеобразие австралоидов и населения Америки. Внутри основных стволов существует много второсте- пенных рас, не очень своеобразных морфологически, занимаю- щих небольшие ареалы, но все они находятся не на одинаковом расстоянии друг от друга генетически, родство, их связывающее, неодинаково, они сковываются им в более тесные и менее тесные общности. Переоценка ценностей, отход от традиционной тройной схемы оправданы, но оправдано и справедливо по отно- шению к предыдущему этапу развития антропологии также прислушаться к нему, вдуматься в то, что писали предшествен- ники, не порывать окончательно с их взглядами и включить их органично в новые концепции, отбросив обветшалое. Европеоиды и негроиды противопоставляются не только по цвету кожи, они противопоставляются по целому комплексу признаков, и это противопоставление уже не объяснить лишь случайным расхож- дением по одному адаптивному признаку в процессе развития. Действовала огромная совокупность расообразовательных про- цессов, они и привели к формированию своеобразных расовых комплексов. Следовательно, за такими понятийными категория- ми, как европеоиды, негроиды, австралоиды, стоит реальное генетическое родство, они и должны быть выражены как вторич- ные ветви западного евроафриканского ствола. Все критические соображения, на которые не могли и не могут ответить сторон- ники объединения негроидов и австралоидов в одну расу, сохраняют свое значение и для данного случая, поэтому те и другие справедливо и оправданно возводить в ранг самостоя- тельных ветвей внутри западного ствола. Но прежде чем окон- чательно утвердиться в этом, нужно разобрать еще одну класси- фикационную гипотезу, где место австралоидов определено иначе. Речь идет об исследованиях самых последних лет и в области, которая и развилась в последние годы,— об исследованиях строения зубов у представителей разных рас. Если читатель не забыл, выше говорилось об очень стойком признаке у монго- лоидов — передние зубы, резцы, похожи у них на совковую лопату. Эта лопатообразность (признак так и называется в антропологии) встречается и на зубах европеоидов и негрои- дов, но исключительно редко. А у австралоидов она почти так же часта, как и у представителей монголоидной расы. В чем дело? Один из одонтологов (изучение строения зубов называется одон- тологией) Александр Александрович Зубов, о популярной книге которого, посвященной расселению рас, мы уже упоминали, предложил в качестве объяснения гипотезу, согласно которой 90
австралоиды ближе к монголоидам, чем к другим расам. Он исхо- дит из того, что строение зубов мало зависит от воздействия среды, строго детерминировано наследственно и поэтому более важно для целей классификации рас. чем цвет кожи — признак, заведомо адаптивный. Подразделение человечества на западный п восточный стволы только при таком объединении австралоидов с монголоидами и приобретает настоящую законченное:ь и ло- гичность. Как ни привлекательна, однако, такая законченная и логич- ная концепция, как пи хочется отдать ей предпочтение перед отнесением австралоидов к западному стволу вопреки их геогра- фическому положению, она сталкивается с некоторыми труд- ностями. Морфологический опыт антропологов, о котором только что было упомянуто,— он ведь не фшщпя, не выдумка самих антропологов, он реально существует, я с ним нельзя по считать- ся. Можно объяснить разницу а пигментации австралийцев и монголов, папуасов и монголов приспособлением австралийцев и папуасов к проживанию в тропиках, но как объяснить, если они родственны, выступание носа у австралийцев и плосконо- сость монголов, ллосколицесть монголов п острый профиль лица австралийцев, волнистоволос ость австралийцев и прямые, жест- кие, как тонкая проволока, волосы монголов? Рой дополнитель- ных гипотез должен возникнуть для объяснения всех этих фактов, если мы встанем на точку зрения родства австралоидов с монголоидами. А если вспомнить, что не изучены зубы у самых типичных представителей австралоидной расы — самих австра- лийцев, если предположить, что лопатообразная форма резцов может сохраняться как древний признак, когда-то свойственный всем предкам современных людей, а теперь оставшийся лишь у части человечества,— мы почувствуем, что фактическая и теоретическая база новой гипотезы пока еще слабовата, что нуждается она в дополнительном и очень серьезном обосновании и что отказываться в пользу нее от старой еще рано. Итак, место австралоидов — в рамках западного ствола. Он состоит, следовательно, из трех ветвей: европеоидной, негроид- ной и австралоидной. Исходя из географии, можно было бы назвать эти расы европейской, африканской и австралийской; исходя из их древности по отношению друг к другу — евро- пеоидной, негроидной и протоморф ной евроафрпка некой, под- черкивая последним названием промежуточное положение австралоидов между двумя предыдущими расами и то, что они представляли, по-видимому, предков тех и других. К последнему мы еще вернемся в следующей главе об истории рас, пока же перед нами стоит вопрос, непосредственно важный в связи 91
с пашей темой,— есть ли ветви внутри монголоидов, фундамен- тальные подразделения внутри монголоидного ствола или монго- лоидный восточный ствол представляет собой просто сумму большого числа мелких расовых вариантов? Теоретически, повторяю, как раньше, возможно и то, и другое, нужны эмпири- ческие наблюдения над имеющимся в наличии антропологиче- ским материалом. Материал этот громаден, он собирался по всех! территории расселения монголоидов — в Сибири и в Китае, в Юго-Восточной Азии и в Америке. Дифференциация монго- лоидов может быть, таким образом, произведена на больших и разнообразных данных. Что же они показывают, эти данные, отличие азиатского ствола от евроафриканского в своей струк- туре пли, наоборот, сходство с ним? Сравним физический облик американских индейцев и азиатских монголоидов, вспомним некоторые соображения, высказанные антропологами, работав- шими в Азии и в Америке. Кто не помнит с детских лет гордого и могучего индейца по имени Кожаный Чулок, кто не зачитывался увлекательными романами Майн-Рида и Фенимора Купера? В них галерея об- разов индейцев, привлекательных одновременно и внутренне, п внешне. Они сдержанны и горделивы, немногословны и бла- городны, они храбры и выносливы. А внешне это высокие, великолепно сложенные люди с большими, чеканными, точно из темного дерева вырезанными лицами, прямыми высокими нос а мп, огненным взглядом. Говорят часто — краснокожие индейцы, так же как и желтокожие китайцы, но общепринятое представление это неверно, просто оттенки кожи у тех и у дру- гих не такие, как у европейцев. Кожа у индейца много темнее европейской, волосы прямые и жесткие. Если это волосы длинные (а индейцы носят длинные волосы), если они укра- шены головным убором из птичьих перьев, если человек в таком уборе и с такой внешностью сидит на коне — вспомни- те, перед вами герой ваших детских грез, образ действительно чарующий в своей силе, непосредственности и дикости. Для нас, однако, важнее этой романтической увлекательности то, что бросается в глаза в физическом облике индейца в сравне- нии с монголом,— выступающий нос, неплоское лицо, отсутст- вие эпикантуса. Кроме того индейца, о котором мы только что вспомнили и которого внаем по Майн-Риду и Фенимору Куперу, есть и дру- гие, их физический тип отличен от классического: у некоторых волнятся волосы, темная кожа и широкий нос, иные низкорос- лые, но всех их объединяет одно — комплекс трех перечислен- ных признаков: отсутствие эпикантуса, острое лицо, высокий со
орлиный нос. У монголоидов Азии этпх-то признаков как раз и нет. Но разница идет глубже, опа не захватывает только внешний облик, она распространяется на физиологию. на со- отношение групп крови. В Азии пндивилуумы с группой В встречаются чаще, чем в Европе, а в Америке их совсем пет или почти пет. Зато группа 51 встречается почти у всех — го- раздо чаще, чем в остальном мире. Налицо, следовательно, и морфологические, и физиологические различия, палппо гене- тический барьер между населением Азии и Америки, между азиатскими и американскими монголоидами. В итоге подраз- деление амеро-азиатского восточного ствола на американскую и азиатскую ветви возникает как закономерный итог рассмот- рения антропологических особенностей монголоидной расы в пх территориальном распрострапелии, как отражение в клас- сификации реально существующего в природе деления. Американская и азиатская ветви — единицы классификации, по-видпмому, равновеликие европеоидам, негроидам и австра- лоидам. Как австралоиды дали начало европеоидам и негрои- дам на западе, так амерпкапоиды дали начало азиатским монголоидам на востоке, но обсуждение генетических взаимо- отношений между расовыми ветвями мы и применительно к монголоидам откладываем до следующей главы — наша задача сейчас не проследить динамику расообразованпя, а вскрыть и зафиксировать статику расового состава современного челове- чества. Скажу здесь только о том, что американоидов можно называть протоморфной амеро-азиатской расой подобно тому, как мы называли протоморфной евроафрпканской расой австра- лоидов. Итак, два ствола —- западный п восточный, пять ветвей — европеоиды, негроиды, австралоиды в пределах западного ствола, монголоиды собственно и американопды в пределах восточного. Если пользоваться другой, географической термино- логией — евро-африканский ствол, внутри него европейская, африканская и австралийская расы; амеро-азпатский ствол, внутри него азиатская и американская расы. То есть самостоя- тельные расовые типы распределяются географически по мате- рикам. Видимо, морские границы между ними были на протяжении всей истории человечества теми трудно преодоли- мыми рубежами, через которые не могли перейти большие массы людей, через которые не шли значительные генные потоки и на которых застревали миграции генов. Расовый состав каждого из материков сохранялся в относительной чистоте, в условиях материковой изоляции в течение тысячеле- тий сформировались самостоятельные расовые типы, пзменяв- 93
пшеся н претерпевавшие дальнейшую дифференциацию в процессе уже внутриматериковых расообразований. Этнические связи внутри материков и генетические барьеры между ними действовали в одном направлении, рука об руку — они консо- лидировали антропологический состав каждого материка,, сохраняя, а иногда усиливая первоначальные различия,, создавая какую-то обширную общность на месте первоначаль- ной мозаики расовых вариантов. Поэтому логически географи- ческое соответствие крупных расовых ветвей материкам кажется вполне оправданным исторически и понятным — на- оборот, нельзя было бы подавить чувства недоумения, если бы такого соответствия не было, ситуация показалась бы странной. Вглубь и вширь Пока мы занимались самыми основными проблемами расовой классификации — вопросом о числе основных рас и их главных подразделений, мы жили в царстве более или менее определенных контуров и точных измерений. Спорными были те или иные принципы группировки рас, взгляды на их проис- хождение и взаимоотношения, но сами расы — реально суще- ствующие комбинации признаков, представленные в десятках народов и миллионах людей, имеющие четкие ареалы. В этом сомневаться нельзя, это видно простым глазом, это сама -ни- чем не прикрытая действительность. Переходя к классифика- ции локальных вариантов внутри больших рас, пытаясь выделить группы популяций и отдельные популяции с харак- терными признаками, мы покидаем мир определенных очертаний и вступаем если не в царство зыбких теней, то во всяком случае в область, где окончательным мнениям пока не вытеснить спорных, где возможно не то что разное толкование одних и тех же фактов — где сами факты установлены лишь приблизительно, иногда требуют уточнений, а то и повторного исследования. Чаще всего это противопоставление выражено- даже в терминологии: основные стволы называют большими расами в наших работах, географическими расами — в амери- канских, второстепенные ветви называются малыми расами, группами антропологических типов, просто антропологически- ми типами (советская литература), локальными расами (амери- канская и частично западноевропейская литература). Поэтому так остро, порой непримиримо спорят антропологи о расовом составе той или иной области, поэтому непрерывным потоком идут работы с критикой и часто опровержением прежних взглядов, поэтому же содержащиеся в этих работах предложе-
яия сами в свою очередь становятся объектом критики и отвер- гаются. Здесь все пока с каждой новой фундаментальной работой меняет свое лицо, здесь разные системы классифика- ций отличаются числом выделенных элементарных единиц п содержанием, вкладываемым в их характерце тику, а не только способами их группировки. Этим я не хочу сказать, что здесь царят полный произвол и субъективизм и здесь есть объектив- ный критерий и объективный подход, но границы объективного знания в этой сфере, на этом уровне классификации уже. чем на уже разобранном предыдущем. Каждый исследователь, используя свой опыт, находит опорные точки не всегда там, где находит их другой, классификационная схема меняется, в ней преобладает тот или другой принцип. Я не могу избе- жать общей участи — пользуясь всем уже сделанным и отбирая из предложенного рациональное, я вынужден прибегнуть к гипотетическим сближениям в случаях, которые, с моей точки зрения, неудовлетворительно трактованы в уже опубликованных системах классификации. Оправдание этому в том же, в чем и награда,— каждая такая гипотеза, как бы несовершенна, огра- ниченна, неполна она ни была, приближает пас к познанию, помогает усовершенствовать здание классификации, пока не- достроенным стоящее в лесах, лишенное отделки, а кое-где и не подведенное под крышу. Б обзорах рас земного шара, которых накопилось немало, нет строго установленного порядка в описании рас — каждый автор начинает обычно с области, лучше ему известной, а так как большинство, п подавляющее, авторов — европейского про- исхождения, Европой чаще всего и открывается изложение. Можно бы оправдать это тем, что антропология Европы лучше известна, но -сейчас многие районы исследованы не хуже, а Европа все продолжает оставаться в центре внимания п за- нимать наибольшее число страниц в книгах о расах земли. Такой европоцентризм — дань традиции, причем традиции не- оправданной, так как расовая и этническая история европей- ских народов ничуть не более сложна и интересна, чем анало- гичные процессы на других материках. Поэтому организовывать изложение нужно, исходя из соображений географического удобства, что означает — так строить его, чтобы не повторяться и в то же время не скакать из одной области в другую, с ней пе соприкасающуюся, последовательно переходить от террито- рии к территории, не нарушая географического принципа. Один из возможных вариантов предложен ниже — мы начнем с обеих Америк и перейдем оттуда в Азию, закончив рассмот- рение азиатских рас, переместимся в Европу, потом в Африку 95
и, наконец, в Австралию. Таким образом, мы постепенно будем двигаться от области к области, не нарушая требований геогра- фии, и единственная трудность, которая встретится на нашем пути,— характеристика смешанных по происхождению южно- монголоидных типов Индонезии с экваториальными признака- ми. Эти типы, бесспорно, переходной зоны будут описаны не там, где их следовало бы описать,— не между монголоидами и австралоидами. Но такой разрыв последовательной цепочки неизбежен во всех случаях — начни после восточного ствола с Австралии, перейди от нее к Африке, а потом к Европе — пе на месте будет характеристика переходных типов европеоидно- монголоидного ареала. Это чисто логический парадокс — не- возможно описать земную поверхность, не относя переходные варианты в одном случае только к одной из основных расовых территорий, то есть к ареалу лишь одной пз основных рас, к которому примыкает ареал переходных форм. И еще одна оговорка — чтобы не получить упреков в неравномерности из- ложения, неравномерности классификационных рубрик, не могу не сказать о том, что любой из составителей расовых классифи- каций является рабом материала и предоставляемой им инфор- мации, а информация эта, обширная и богатая по отношению к Европе и Азии, малоэффективна для Африки или, скажем, Америки. Какие-то области поэтому могут быть освещены подробно, другие — схематично и даже выборочно. Новый Свет Америка... Дивные природные контрасты этой страны поро- дили не менее разительные контрасты в культуре населяющих ее народов. Охотники на морского зверя, охотники и рыболовы тайги, конные охотники на бизона, земледельцы, тропические и высокогорные, охотники и собиратели тропического леса, со- биратели и прибрежные рыболовы — далеко не полный пере- чень хозяйственных укладов, представленных среди американ- ских индейцев до сравнительно недавнего времени. Такое мно- гообразие форм культуры, хозяйственных традиций соперничает со сложностью лингвистической классификации американских индейцев, многочисленностью языков коренного населения, которых сотни. Объективных критериев для общепринятой лингвистической классификации не разработано, многие языки плохо изучены или почти совсем не изучены, но самый факт множества языков в Америке, документально подтвержденный, важен сам по себе — культурная и языковая дифференциация создавала на протяжении тысячелетий густую сетку генетиче- 56
скпх барьеров на материке, эта сетка накладывалась па другую, вызванную контрастами природной среды, все это пробило единый процесс расообразовання на отдельные микропропессы, приводило к тому, что антропологи называют морфо физ дологи- ческим полиморфизмом, то есть к многообразию физических свойств отдельных популяций и их совокупностей. Но в этом многообразии можно заметить какие-то центры концентрации сходных признаков, они позволяют выделить географические сочетания и очертить точно границы их ареалов, за этими соче- таниями увидеть локальные расовые варианты. О них и пойдет речь. Пионер объективной классификации человеческих рас Деникер, на которого мы будем ссылаться неоднократно, о какой бы территории ни говорили, выделил в Америке четыре расы: североамериканскую, центральноамериканскую, южно- американскую и патагонскую. Южноамериканскую расу он называл еще палео американской, подчеркивая этим ее прото- морфность, ее исходный характер, предковое положение по отношению ко всем остальным американским расам. Классифи- кация эта, как все, что сделано Деникером, основательная, хо- рошо продуманная и солидно аргументированная даже с точки зрения требований науки сегодняшнего дня, надолго сохранила свое значение и во многом определила последующую классифи- кационную работу. Во всяком случае во многих классифика- циях нашего века, можно даже сказать, в подавляющем их большинстве принята, одобрена и без изменений повторяется теория Деникера. Произошло это потому, что она помимо про- чего наглядна и опирается на морфологические различия между группами, так сказать, очевидные, фиксируемые простым взгля- дом при самом поверхностном осмотре. Действительно, северо- американские индейцы — те самые индейцы, с которыми и связано у всех представление об американопдном типе, класси- ческие идеальные его носители; центральноамериканские и южноамериканские индейцы — ниже ростом, у них темнее кожа и толще губы, вообще чувствуется некоторое влияние эквато- риальной примеси; патагонцы — еще более высокорослы, чем индейцы Северной Америки, круглоголовы. Красавец и гигант Талькав из романа Жюля Верна «Дети капитана Гранта» — идеальное литературное воплощение этого типа. Не совсем понятны основания, по которым именно южноамериканскую расу Деникер считал палеоамериканской, исходной,— они по- явились позже, эти основания, но прозорливость его поражает и в данном случае: согласно современным представлениям об истории рас, о которых мы расскажем позже, именно тот комп- 4 В. П. Алексеев 97
леке признаков, который Деникер называл палеоамериканским, может считаться первичным. Континенты, однако, громадны, населяющие их народы мно- гочисленны — некоторых антропологов не удовлетворяла слиш- ком общая классификация американских рас, степень ее дета- лизации явно не соответствовала антропологической классифи- кации, например, европейского населения. Собственно говоря, классификация эта не удовлетворяет всех, но разница в подхо- де к материалу: одни, понимая ограниченность знания, осознают одновременно и ограниченность своих возможностей, отдают себе отчет в уровне науки сегодняшнего дня, стараются сдержать фантазию уздой разума, примениться к обстоятель- ствам п пе заниматься теми проблемами, которые сейчас прин- ципиально неразрешимы; другие не желают мириться с силой обстоятельств, стараются отодвинуть границу познаваемого, забежать вперед и неизбежно поэтому предлагают решения, кажущиеся неубедительными остальным, субъективно окра- шенными, а потому и необязательными. Два пути, два способа мышления, можно даже сказать, два научных гносеологических метода, взаимно исключающих, но в то же время и взаимно дополняющих друг друга. Исследователи, стремившиеся к детализации классифика- ционных схем американских индейцев по антропологическим признакам, конечно, прол ага ли дорогу в будущее, но это буду- щее отвергло их усилия, признав за ними лишь исторический интерес, не приняв этих классификаций ни в основе, ни в де- талях. Поэтому, назвав имена их создателей (немец Айкштедт л итальянец Имбеллони особенно потрудились в этой сфере, выделив более десяти типов и предложив их названия), я не буду воспроизводить самих классификаций: они не были при- няты, их не раз называли «импрессионистскими», и они не определяли направления последующих поисков. Но в то же время они показали скрытые возможности этих поисков, скры- тые возможности уже накопленных данных, а главное — созда- тели их смело порвали с деникеровской традицией и тем подвиг- нули на это и других исследователей. Отказ от деникеровской традиции выразился, однако, и в противоположной тенденции — в отказе от деникеровской схе- мы в сторону укрупнения, обобщения ее и объединения пред- ложенных им делений в более всеобъемлющие. Пионером был Николай Николаевич Чебоксаров — советский антрополог, ра- ботавший в Прибалтике и в Китае, среди коми и калмыков, в Индии и на территории Русской равнины. Пожалуй, среди ныне здравствующих исследователей нет другого, который ви- 98
дел бы столько народов в естественной обстановке п производил среди них антропо метрпч е окне из ме р е пня. Такое ра зпо о б раз и е географических сфер исследования обогатила Чебоксарова огромным исследовательским опытом, наблюдение антропологи- ческого многообразия пародов земли дала ему в руки необъят- ный запас- конкретных, лично добытых, строго документально проверенных фактов. Од автор расовой клаеспфлшшлк земного шара, которая по глубине положенных в ее основу к ряд ди доз и основательности морфологической характеристик л представ- ляется одной из лучших в настоящее время. Так вот, одни и из основных географических моментов этой классификации яв- ляется сведение четырех американских типов Депи кера к трем, Чебоксаров объединил центральноамериканскую и южноаме- риканскую расы в одну — центральноамериканскую пли ср ед не- американскую. Для этого есть прямое основание в морфоло- гии — двумя абзацами раньше были перечислены признаки, вариации которых объединяют представителен обеих рас и противопоставляют их индейцам Северной Америки. Классифи- кация Чебоксарова базируется применительно к американской территории на том признаке, который в антропологии очень учено называется гипер- и гипоморфностью, признаке, который, кстати сказать, вообще широко использован им для дифферен- циации локальных расовых вариантов. Гиперморфность — пыш- ное физическое развитие, высокий рост, большие размеры япца, гипоморфность — противоположное сочетание. Таким образом, в Северной Америке — гиперморфные, высокие люди, в Цент- ральной Америке и в северных районах Южной — сравнитель- но гипо морфные, среднего роста, в центральных и южных районах Южной Америки — опять высокие и гиперморфные. Обе попытки ревизовать классификацию Дспикера законо- мерны и оправданы — это движение мысли, а движение мысли ведет за собой движение науки. И они не так противоположны, взаимоисключающи, как кажутся на первый взгляд,— весьма вероятно существование иерархии рас в Америке, как и в дру- гих областях, поэтому можно дробить классификацию, объек- тивно выделяя большое число локальных типов, но можно одно- временно и объединять их в более общие и крупные категории. С этой точки зрения и целесообразно взглянуть на имеющиеся сведения о местных географических вариациях в антропологиче- ском типе американских индейцев, просмотреть полученные данные и построить на месте их хаоса систему иерархической классификации антропологических вариантов, используя, ко- нечно, все сколько-нибудь существенные достижения классифи- кационных схем наших предшественников. 4* 99
Первая проблема — число основных групп, на которые антропо логически подразделяются популяции американских ин- дейцев. Прав или неправ Деникер в решении этой проблемы — на этот вопрос мы уже ответили, одобрительно отозвавшись о классификации Чебоксарова и назвав те общие признаки, по которым индейцы Центральной и Южной Америки сходны друг с другом. Но если быть последовательными, неукоснительно проводить морфологический принцип — нельзя ли пойти даль- ше в объединении основных групп популяций, свести их к еще меньшему числу, к двум? Многие соображения, опирающиеся в первую очередь именно на этот морфологический принцип, свидетельствуют в пользу правомерности такого предположе- ния, в осуществимость двойной дифференциации и ее соответ- ствие не только расовой морфологии, но и расовой физиологии. Признаки гиперморфности — высокий рост, массивность костя- ка, большие размеры лица — важны для дифференциации раз- личных расовых групп, но... они очень зависят от среды, они меняются, когда человеческий организм попадает в условия недостаточного питания или когда люди живут в неблагоприят- ной климатической ситуации. Изменения эти под воздействием среды часто быстры и происходят на протяжении нескольких поколений. Так много исследований посвящено этим признакам и их изменениям, так обильна, разнообразна, много стороння и, в общем, однозначна полученная информация, что в конечном выводе — в чрезвычайной динамичности этих признаков — со- мневаться не приходится. Патагонцы резко круглоголовы, но и головной указатель динамичен и значительно изменяется под влиянием среды. Следовательно, если учитывать быстрые изменения во времени признаков, то отличия патагонцев от индейцев Центральной Америки представляются сразу же но такими фундаментальными и масштабными, как при первом поверхностном взгляде. Другие не менее, а то и более важные расовые особенности — цвет кожи, форма волос, строение мяг- ких тканей —одинаковы или почти одинаковы у индейцев, ска- жем, Панамы и Гвианы и индейцев Парагвая и Уругвая. Особенно же демонстративно и важно для нас выявленное ис- следованиями последних лет сходство, собственно, даже, можно сказать, тождество центральноамериканского и южноамерикан- ского коренного населения по вариациям групп крови. Физио- логические признаки вроде групп крови, как мы помним, управляются в наследственной передаче малым числом генов, концентрации этих генов в популяциях меняются тоже доволь- но быстро, но, правда, лишь в условиях изоляции; сходство по концентрации генов разных независимых одна от другой физио- 100
логических систем — факт примечательный, исключительное значение которого определяется тем, что оп отражает непо- средственное биохимическое родство. В сопоставлении с уже приведенными морфологическими соображениями такое биохи- мическое родство — яркий аргумент в пользу противопоставле- ния североамериканской и центрально -южноамер л кап сноп групп популяций. Таким образом, на первом этапе классифика- ции мы приходим к двойному делению коренного населения Америки, продолжая движение в том же направлении, которое было намечено Чебоксаровым. Двойное деление — два очага расообразования, две террито- рии, на которых тысячелетия этнических пертурбаций сформи- ровали две расы с характерными для них морфологическими и физиологическими свойствами. Наметить даже приблизительно местонахождение этих территорий невозможно — слишком фрагментарны, отрывочп!.г, порою просто смехотворно малы палеоантропологические материалы, с помощью которых вооб- ще очерчиваются контуры очагов расообразования, в Северной и еще больше в Южной Америке они просто нищенские. Ясно одно, ясно, так сказать, заранее — области очагов расообразова- ния и для североамериканской, и для центрально-южноамери- канской антропологических общностей были гораздо меньше, чем их современные ареалы, охватывающие целые континенты, и располагались, по-видимому, не на окраине ареалов основных рас, а ближе к их центрам. Установление их, одпако, повто- ряю,— дело будущего. Современная же граница между рожден- ными в каждом очаге расами находится не совсем в соответст- вии с границами континентов. Собственно, это скорее не гра- ница, а довольно широкая полоса, проходящая между 25 и 35 градусами северной шпроты, то есть захватывающая южные области США и Мексику. Таким образом, добрый кусок Се- верной Америки отходит к ареалу центрально-южноамерикан- ской группы популяций. Индейцы Калифорнии образуют даже, как мы узнаем дальше, особый вариант в составе этой группы. Есть ли граница между севером и югом, северной и цент- рально-южноамериканской группами — некая строго детерми- нированная грань как в географическом, так и в морфологиче- ском аспектах, переступить которую не дано ни одной популя- ции? Скорее нет, ни одна расовая граница, будь то граница морфологическая или географическая, не является абсолютной, как думали антропологи прошлого. Северная Америка изучена антропологически лучше Южной, как будто там нет групп, которые можно было бы сблизить с южными (я имею в виду Северную Америку к северу от границы между основными 101
американскими расами). Не то Южная Америка и Америка Центральная — заведомо известен значительный антропологи- ческий полиморфизм этих областей, разнообразие населения по антропологическим признакам. Не исключено, более того, даже весьма вероятно — в Южной Америке можно найти этническую группу, скорее всего изолированное племя, которое сблизилось бы с североамериканскими племенами даже не по одному при- знаку, а по комплексу пх. Но даже будь установлен твердо такой факт, он не изменил бы картину расовой изменчивости коренного населения Америки: важен и интересен не абсолют- ный характер границы, важна общая тенденция развития тех плп иных морфологических и физиологических свойств челове- ческого организма и складывающихся из них расовых вариан- тов, а эта тенденция, несомненно, позволяет противопоставить антропологически север американского материка до территории Мексики и частично включая ее, с одной стороны, центр его и юг. с другой. Дисперсно и мозаично распределены эти свойства внутри основных групп вариаций, здесь какая-нибудь популяция нет- нет да п «скакнет» непременно в сторону от остальных, но и здесь есть границы, а раз есть они — есть и локальные вариан- ты, мало иногда отличающиеся один от другого, очень близкие морфологически, как мы увидим дальше, дифференцирующиеся иногда только по соотношению групп крови, но все же само- стоятельные, так сказать, особые единицы расовой классифика- ции. В пределах североамериканской группы можно назвать два таких варианта, объединяющих десятки, а возможно, и сот- ни популяций,— атлантический и тихоокеанский; в рамках центрально-южноамериканской группы — целых шесть: ка- лифорнийский, центральноамериканский, андский, амазонский,, патагонский и огнеземельский. Само их название показывает, где они распространены и частично среди каких народов пред- ставлены, но остается еще описать их, представить читателю. Только начались исследования в Северной Америке, а ан- тропологи уже заметили разницу между населением запада и востока, между коренными жителями тихоокеанского побе- режья — атапасскими племенами и жителями побережья атлан- тического и прилегающих к нему районов — алгонкингскими племенами. Сейчас от тех и других остались обломки, ветхие руины богатой этнической истории, но когда-то, до европейской колонизации, это были мощные этнические объ- единения, удачливые охотники и рыболовы. На западе — высо- кие мезокефалы, люди с головой не удлиненной и не круглой, промежуточной формы, на востоке — люди пониже и с круглой 102
головеil а в остальном — вег то же, что свойственно северо- американским индейцам вообще: желто-коричневая ножа, высо- кие op/шпые носы, глаза без эпикантуса. жесткие прямые воло- сы. Т'-.-род нами, словом, уже в который раз гордые сыны индекс кой А м ерп к и. Белее близкие к современности исследования. включаюгппс- уже и изучение физиологических свойств, групп к роз л. деда.Ki- rin, что разница в двух признаках — росте и форме южа — ле случайна. отражает глуби иную перестройку человеческого организма под влиянием генетических причин, что параллельно морфологии проявляются физиологические различия. Было бы слишком скучно для меня и бесполезно для читателя перечис- лять разницу в конце л трап им групп крови у индейских племен на западе и востоке Каналы и США. В любом крупном антро- пологическом руководстве, в любой крупной кюдкэ антрополо- гических данных, посвященных Америке или затрагивающих ее территорию, интересующийся найдет такие данные. Не буду поэтому углубляться в пих и в последующем. Нс рази ина в концентрации групп крови, вариациях других физиологических показателей между западпсамериканскдми, прибрежными ти- хоокеанскими группами и во сточноа м ерика неким и атлантиче- скими племенами есть, она охватывает многие системы, она концентрируется не в одном, а во многих признаках, опа сим- волизирует их комплекс, что и дает нам право выделять в рам- ках североамериканской группы популяций две подгруппы — тихоокеанскую и атлантическую. Представителями каждой из них являются не только упомянутые выше алгопкппы и атапаски, к ним относятся племена, входящие в состав других языковых семей, которых в Америке, читатель помнит,-— тьма. Это две обширные антропологические общности, две крупные расы, которые мы называем подрасами только потому, что они обе входят в общность более крупную. Опять приходится повто- рить то, что сказано о происхождении североамериканской и центрально-южноамериканской рас в целом,— темны истоки их происхождения, малочисленны, просто до смешного ничтожны иллюстрирующие их развитие палеоантропологические наход- ки, мы попытаемся в основных чертах познакомиться с ними в следующей главе, сейчас же запомним основной вывод — два описанных крупных расовых подразделения в Северной Аме- рике реально существуют, и они представляют в главных осо- бенностях все расовое многообразие коренного населения севе- роамериканского континента. Говорилось уже выше, что в составе центрально-южноаме- риканской группы популяций целых шесть расовых вариантов, 103
приведены были их названия. В чем их своеобразие — во внешних особенностях или в разной физиологической структу- ре. так ли они самостоятельны, как тихоокеанская и атланти- ческая подгруппы, или различаются между собой лишь случай- ным образом, отдельными маловажными деталями строения лица, например? Сейчас мы в этом разберемся, а пока напом- ню — в Центральной и Южной Америке встречаются у отдельных племен экваториальные признаки в ослабленном, не чистом виде; племен таких довольно много, проявление этих признаков повсеместно в Центральной и Южной Америке, это и послужило нам путеводной нитью, с помощью которой мы только и распутали клубок вопросов, накопившихся вокруг и в процессе дискуссии о числе основных расовых стволов в Аме- рике, упростили схему Деникера и свели это число к двум. В первом из локальных вариантов центрально-южноамерикан- ской группы как раз и обращает на себя внимание накопление' тех признаков, которые принято в антропологической литерату- ре называть негроидными,— утолщение губ, появление индиви- дуумов с волнистыми волосами, темная кожа, а вариант, о кото- ром идет речь, калифорнийский,— то морфофиз ио логическое сочетание, которое характерно для антропологического типа индейцев Калифорнии. Об утолщении губ и волнистоволосостиг сразу же предупрежу, можно спорить и много спорили — это признаки, определение которых осуществляется не без субъек- тивности; в зависимости от того, где, среди каких народов рабо- тал исследователь до этого. Представим себе, что антрополог работал среди курчавоволосых и толстогубых представителей экваториальной расы. Приехав в Калифорнию, он просто не за- метит, что калифорнийские индейцы отличаются от других индейцев этими чертами. Не то, если он приедет в Калифорнию из Азии, где изучал прямоволосых и сравнительно тонкогубых монголоидов, или, еще лучше, из Северной Европы — негроид- ные признаки калифорнийских индейцев покажутся ему тогда усиленными. Поэтому-то строение волос и рта — не решающий признак, но кожа... кожа признак объективный, ее цвет илит как антропологи говорят, цветность определяется с помощью шкалы, а сейчас и более точно, с помощью спектрофотометра. Индейцы Калифорнии темнокожи — это бесспорно, не так тем- нокожи, как негры или даже бушмены (гораздо более светлые t чем негры), лишь чуть-чуть более темнокожи, чем окружающие группы, но все-таки темнокожи. Своеобразен и вообще их тип — они низкорослы, длинноголовы, но основное, почему ка- лифорнийскую подгруппу популяций можно выделить особо,— это, конечно, цвет кожи в первую очередь. 104
Следующая локальная подгруппа — центральноамерикан- ская. Распространение ее — Мексика и центральноамерикан- ские государства. Центральноамерпкапские индейцы — это вы- сокие цивилизации древних ацтеков и майя, это огромное раз- нообразие языков, это грандиозное позднее смешение с евро- пейцами и частично неграми. А в чистом виде они низкорослые пли среднего роста люди, брахикефалы, кожа желто-коричне- вая, как п обычно у индейцев Америки, физиологически и по соотношению групп крови также не выделяются ничем особен- ным. Казалось бы, ни о какой самостоятельной локальной расе нельзя говорить — тем пе менее можно, так как центральноаме- риканских индейцев выделяет пе только в Америке, но и на всем земном шаре одна удивительная особенность. Среди групп крови есть система, которая обозначается как система MN. Наследование ее управляется двумя генами — m и п — это было установлено, как всегда в таких случаях, при посемейных наблюдениях, когда одновременно определяют группы крови родителей и детей. У индейцев Центральной Америки концент- рация гена m максимальная — такая, какой больше нет нигде на земном шаре; концентрация этого гена высока в Америке вообще, но в Центральной Америке опа еще выше, чем в дру- гих областях материка, приближается к стопроцентной. Можно даже думать, что этот ген возник у коренного населения Цент- ральной Америки и потом распространился по всему земному шару. Уникальная особенность — п мы опять выделяем локаль- ный вариант, как и в случае с калифорнийскими индейцами, выделяем несмотря на то, что речь идет об одном признаке, а не об их сочетании, выделяем потому, что такой признак стоит сочетания. Подвигаемся дальше на юг, переваливаем через Панамский перешеек, форсируем Панамский канал, вступаем на землю Южной Америки. Как все ново здесь и как контрастно! Мону- ментальные горные хребты Боливии и Перу, тропические джунгли Гвианы и Амазонки, бесконечные равнины Аргентины, прерываемые скалистыми хребтами, холодные пустынные горы Огненной Земли — все это ставило человека в такие разнооб- разные, быстро меняющиеся и резко противоположные условия среды, налагало на него такие высокие требования, создавало такую изоляцию между населением отдельных ландшафтных •зон, что немудрено: здесь, на южноамериканском континенте, многообразие культур и языков наибольшее в Америке, оно — одно из самых броских на земном шаре. На самом севере сразу же выделяются две зоны: скотоводов и частично земледельцев высокогорных индейских плато (до- 105
машине животные здесь такие, каких больше нет нигде,— лама и альпака, земледелие по высоте над уровнем моря поспорит с тибетским) и тропических охотников, рыболовов, мотыжных земледельцев тропического леса. Высокогорное плато — очаг древних, очень высоких культур, тропический лес всегда дер- жит своих жителей в страшной нужде, не давая им ни пяди свободной от буйной растительности земли, пугая и мучая их жарой, влагой, мириадами вредных и опасных насекомых, страшными тропическими болезнями. Давняя изоляция в горах и в лесу привела, по-видимому, уже давно к дифференциации двух подгрупп популяций — высокогорного андского и лесного тропического амазонского вариантов. Их выделяют почти все исследователи, они перехо- дят из классификации в классификацию, но охарактеризовать их морфологическое и физиологическое своеобразие все же трудно на основании опубликованных отрывочных сведений, вернее сказать, сколько-нибудь полно его охарактеризовать сейчас вообще невозможно. Народы Анд как будто более круг- логоловы, чем жители тропического леса, отличаются от них — не очень сильно, правда,— сочетанием групповых факторов кро- ви; отдельные антропологи писали об особом приспособлении к высокогорью — громадном объеме легких, но все это предва- рительные заключения, нуждающиеся в проверке и дополне- ниях, наверняка потребующие частичной замены. Я сохраняю андскую и амазонскую подгруппы при деталь- ной классификации географических вариаций в антропологиче- ском типе американского человека (подразумевая, конечно, под этим коренных жителей Америки до прихода европейцев) — что поделаешь, традиция вещь сильная, при недостатке знаний всегда есть надежда, что она и правильная, что она подтвердит- ся в будущем, но прошу читателей помнить о недостаточности объективной аргументации в пользу такого выделения. Со следующей локальной подгруппой дело обстоит значи- тельно проще, и ее самостоятельное место вытекает из всех известных данных — так своеобразна она морфологически. Это- патагонцы, арауканы и техуэльчи по этническому наименова- нию, конные охотники по хозяйственному укладу. Высокие, могучие, круглоголовые люди — они сразу отличаются от ин- дейцев северных районов Южной Америки, это отличие бро- сается в глаза каждому, не только антропологу. Еще Магеллану сообщали о расе исполинов, живущей в центре Южной Амери- ки, позже эти рассказы, многократно повторенные и усиленные путешественниками, заполнили популярную и художественную литературу. Жюль Верн, писатель, до сих пор поражающий нас. 106
обилием критически проверенных научных сведений, включен- ных в его романы, богатством и точностью описаний самых заброшенных уголков земли, даже малоисследованных, утверж- дает, что рост патагонцев в среднем равен шести футам, то есть 183 см. Это огромная цифра — в Европе дет парода е таким ростом, даже шотландцы, даже горные албанцы и черногорцы, которых сами антропологи называют гигантами {книга упомя- нутого выше Куна о них так п называется <>.Гиганты гпр.>). имеют меньший рост — 178—179 см. Только в Африке, на .во- стоке африканского материка, встречаются такие высокие люди. Но действительность оказалась менее сенсационной, чем опи- сывал ее Жюль Верн,— рост патагонцев меньше, он не превы- шает в отдельных группах 175 см (речь идет, разумеется, о мужчинах и здесь, и выше: женщины, как всегда, на 10— 12 см ниже). Но и это очень высока?: цифра, и немудрено, что она породила легенды— жителям Центральной и Южной Евро- пы со средним ростом в 166—168 см такие люди, как патагон- цы, не могли не казаться великанами. Поэтому выделение патагонских популяций в самостоятельный расовый вариант — не только дань традиции, ио и настоятельно диктуемая морфо- логией необходимость. Правда, выше говорилось, что гипер- морфность и гипоморфность — недостаточный критерий для выделения расы, это признак лабильный, текучий, по речь шла о том, чтобы использовать его как индикатор, как лакмусо- вую бумажку для подразделения населения Америки на основ- ные расовые стволы, здесь же од применен для выделения локальной расы. Принципиально разные операции, принци- пиально разные уровни оценки признака, а отсюда и разная его роль: в одном случае полная возможность опираться на него, в другом — нет. Последняя локальная подгруппа популяций в Южной Аме- рике — огпеземельская, представленная тремя племенами. Эти племена — ягана, она и алакалуфы — живут в условиях край- ней скудости природной среды, а отсюда и крайне низкий уровень их культуры, и ужасающе тяжелая жизнь. Еще Дарви- на они поразили своей дикостью, примитивностью хозяйства, нищетой. С тех пор ситуация не изменилась, положение их только ухудшилось, так как европейская цивилизация влияет на народы с таким культурным уровнем только одним обра- зом — влияет тлетворно, пагубно, разрушающе. Своеобразие огнеземельцев по сравнению с патагонцами, как и этих послед- них в сравнении с андскими и амазонскими популяциями,— прежде всего морфологическое. У них длиннее голова, они мно- го ниже патагонцев. Поэтому объединять их с последними, как 107
редко, но делается, нет никаких ни морфологических, ни логи- ческих оснований, тогда нужно объединять патагонцев с жите- лями Анд и Амазонки, нужно вообще пренебречь всей совокуп- ностью сведений о строении лица и тела у жителей разных районов земли. Поэтому же, хотя и сходны они с патагонцами по соотношению групповых факторов крови, будем считать их самостоятельной локальной расой. Азия далекая и таинственная С огнеземельцами мы завершили круг нашего путешествия по обеим Америкам, перед нашими глазами прошли восемь грушгг восемь самостоятельных, хотя и маленьких очагов расообразова- ния, объединенных в два более крупных. Поэтому мы с легким сердцем оставляем Америку и отправляемся в дальнейший путь, продолжаем наше путешествие по человеческим расам уже в Азии, на том континенте, который, по мнению многих, был ареной первого появления человечества, на котором разви- лись древнейшие человеческие цивилизации, который сейчас является средоточием сотен, а вернее -сказать, тысяч народов,, языков, культур. Среди этих народов есть многомиллионные (в отличие от сравнительно малочисленных даже в эпоху рас- цвета индейских племен Америки), занимают они сотни тысяч квадратных километров, относительно однородны по своей культуре, и несмотря на это многообразие форм этнических процессов в Азии больше, чем в Америке,— больше потому, что здесь высокая цивилизация сталкивается с отсталой культурой, очаги развитой и древней государственности перемежаются районами, где архаика сохраняется тысячелетия. На расовую- псторию Азии все это наложило свой отпечаток: формы, этапы,, конкретные пути расообразования в Азии — все это сложно, многозначно, не до конца исследовано, порой, по-видимому, по- до конца и понято, все это далеко от желаемой ясности, а клас- сификация рас не отлилась в единую систему, приемлемую для всех. Это справедливо по отношению -к классификации рас в любом районе земли, но особенно подходит к данному. Деникер, с кого мы всегда начинаем повествование о расах, делил монголоидов на северных и южных, то есть пошел по- пути, так сказать, легчайшему — разница между севером и югом в Азии видна простым глазом и не требует специальных исследований: южные монголоиды более темнокожи, чем се- верные, а главное — они несут в своих жилах примесь негроид- ной южной крови. Проходили годы, исследовались народы, по- являлись новые палеоантропологические материалы — класси- 108
фикация Деникера продолжала стоять незыблемо, потому что она была проста, наглядна, удовлетворяла всех именно в силу своей общности. Отдельные попытки отойти от такого общего деления, как-то приблизиться к конкретной сложности расовых взаимоотношений на азиатском материке, охарактеризовать локальные группы делались не раз, но попытки еще пе состав- ляют движения, это как дымок из-под сухой листвы, предве- щающий появление костра, но еще ле сам костер. Попытки предпринимались и уходили в Лету, так как предлагаемые си- стемы классификаций не могли достичь уровня достаточной обоснованности и всеобщей убедительности. Прошло почти 50 лет после первого издания книги Деникера и почти 60 — после публикации его первой статьи о классификации, когда появилась работа, которая внесла принципиальную ясность в систему локальных вариантов азиатских монголоидов и ча- стично в их генеалогические взаимоотношения. Автор ее — уже знакомый нам профессор Чебоксаров, использовавший все из- данные до него материалы по антропологии Азии, а также лич- но им собранный запас фактов в Сибири и среди китайцев се- верных районов. В этой работе, к сожалению, вышедшей не отдельной книгой, а в виде большой статьи в сборнике, все было продумано — план, способ подачи материала и способ аргумен- тации, все было строго — отбор фактов, доказательства, все было убедительно — ход рассуждений, конечные выводы. Чебок- саров вместо двух групп Деникера выделил четыре, справедли- во указав на недостаточность двойного деления и невозмож- ность проведения четкой границы между севером и югом. Предложенные им четыре группы, напротив, ясно им охаракте- ризованы морфологически. Две из них Чебоксаров считал ос- новными — собственно северную (сибирские монголоиды) и собственно южную (юго-восточные монголоиды), две — частич- но промежуточными, занимающими отчасти срединное положе- ние, отчасти своеобразными — северо-восточную (арктические монголоиды) и восточную (дальневосточные монголоиды). В последующих статьях и устных докладах он ввел очень важ- ное, принципиально значимое уточнение — указал на сходство арктических, дальневосточных и южных монголоидов, объеди- нив их в тихоокеанскую ветвь, и противопоставил их ветви континентальной. Сейчас на улицах Москвы много вьетнамцев — они пора- жают нас миниатюрностью и изяществом сложения, еще под- черкнутым низким ростом, своеобразием антропологического типа, резко отличного от физического облика коренных народов Сибири, но все же даже на взгляд неспециалиста несомненно 109
монголоидного. Плоские лица, мало выступающий нос, довольно темная кожа, черные прямые волосы — вот что характерно для всех вьетнамцев. Но средн них есть, и они встречаются доволь- но часто, индивидуумы, у которых плоский нос одновременно широк, губы припухли, кожа темная. Налицо бесспорная при- месь южных по происхождению негроидных генов — и это та- кое же постоянное свойство физического типа вьетнамцев, как миниатюрное сложение, низкий рост и перечисленные черты строения мягких тканей лица. Так выглядят не только вьетнамцы — так выглядят все на- роды, относимые антропологами к группе южных монголоидов. Представители этой группы имеют своп особенные, присущие только им и больше нигде не встречающиеся черты, они ори- гинальны и своеобразны по своим физическим признакам, по их сочетанию в пределах монголоидов, но еще их своеобразие усилено давним и постоянным контактом с проживавшими на юге представителями западного ствола, носителями австра- лоидного комплекса признаков. Поэтому в их облике отражает- ся не только собственная расовая история, но и давнее смеше- ние, давняя генетическая связь с далеким югом. Ни тропические джунгли, ни широкие проливы между островами Индонезий- ского архипелага, ни этнические и культурные различия, нако- нец (и последние играли немалую роль ввиду принадлежности населения к разным языковым семьям), не могли остановить этого мощного и непрерывного контакта двух обширных групп древних популяций — одной, просачивавшейся на юг из более северных районов Юго-Восточной Азии, и другой, продвигав- шейся с запада через Южную Азию, обосновавшейся в конце концов и законсервировавшейся на островах Океании и в Авст- ралии. Участники этого грандиозного процесса смешения не были, однако, равночисленны — австралоиды составляли мень- шинство, и поэтому современные южные монголоиды без всяких сомнений и колебаний могут быть отнесены к монголоидной расе; австралоидная примесь чувствуется, фиксируется, но об- разует лишь налет, внешнюю пленку, штрих, лишь частично меняющие основной комплекс. Так частичная перестройка зда- ния с целью придания ему современного вида меняет иногда его внешние контуры, но не в силах замаскировать плотной тяжести -стен, простоты первоначального плана, основательно- сти фундамента, всех тех черт, которые непременно связывают- ся с представлением о старой архитектуре. Вторая группа — восточные или дальневосточные монголои- ды, это уже не то, совсем не то. Они сложились без участия контактов с австралоидами, хотя в древнейшие эпохи такой но
контакт п вероятен! Вопреки идеям о какой-то удивительной расовой чистоте китайцев и их особой расовой самобытности.— идеям, всегда сопровождающим национализм,— неолитическое население верхнего и частично, до-вилпмэму. среднего течения Хуанхэ и Янцзы несло примесь австралоидных черт; об этом говорят прямые данные, полученные при и ест ело та лил палео- антропологических серий китайскими антропологами. Тгшмскь эта, однако, не дошла до современности: если опа ешжша ка- кую-то роль в формирования восточиоазпатекнх мгшгодоидоз. роль ее была практически мизерна, ничтожна. Поэтому и мор- фологическое своеобразие восточных монголоидов — не ?, соче- тании монголоидных и австралоидных черт, как у южпых, а в оригинальности сочетания самих монголоидных признаков: плоское и плосконосое лицо, исключительно черные прямые во- лосы (индивидуумов с вол чистым л волосами практически нет. могут они встретиться лишь как исключение-. лицо меньше, чем у монголоидов Сибири, по много шире и выше. чем на юге Азии, относительно темная кожа, развитый эшшантуш мнете более развитый, чем на юге. Рост и сложение — разные, до на севере Китая преимущественно распространены до воль ?ю круп*- ные люди. Совсем слабо растут борода и усы. Все это характер- ные особенности чистого монголоидного комплекса. Восточные монголоиды — чистые монголоиды, во всяком случае в хроноло- гических масштабах современности, но это особая, как мы ви- дим, морфологически самостоятельная группа, поэтому и вы- деление ее в отдельную единицу классификации закономерно и оправданно. Теперь мы подходим к нашим сибирским народам, и сразу же вспоминается все то, что сказано было выше, когда мы присматривались к монголоидам в целом кап к расе. Бее отли- чительные признаки монголоидов и есть отличительные при- знаки, в первую очередь, сибирской северной группы, наиболее хорошо советскими антропологами изученной и лучше всего нашим людям известной. Буряты, якуты, алтайпы, другие на- роды Сибири — вот наиболее типичные и многочисленные представители этой группы, носители североазиатского комп- лекса антропологических признаков. Здесь все максимально, все гипертрофировано, все достигает своего крайнего развития: размеры лица огромны, эпикантус встречается почти у всех, уплощенность лица и носа исключительные, волосы прямые и жесткие. Но любопытно, и это отличает северных монголоидов от всех остальных, что встречаются иногда, а в некоторых груп- пах и часто, индивидуумы с темно-русыми, а не с черными волосами, довольно мягкими, с не очень темными глазами. На 111
фоне темпопигментированных и жестковолосых монголоидов в целом — эта черта, разительная и впечатляющая, не менее разительная, чем максимальное развитие всех монголоидных особепяостей,— придает группе исключительное своеобразие, еще усиливает монголоидность в восприятии представителей другой расы. При всем этом своеобразии тяжелые массивные лица, практически безбородые и безусые у мужчин, довольно белые, как и кожа па теле,— светлее, чем у китайцев, безуслов- но светлее, чем у южных монголоидов и представителей аркти- ческой группы. Конечно, любой русский обращает на себя вни- мание в Бурятии или Якутии светлокожестью, светлым цветом волос и глаз, но... так же северный монголоид обращает на себя внимание в среде эскимосов — представителей арктического монголоидного типа или на улицах любого южноазиатского города, и в первую очередь тем же, чем русский,— довольно светлокожий человек окажется среди гораздо более темных, хотя по всем остальным признакам, характерным для монго- лоидной расы, он будет отличаться не в сторону минимума, а в сторону максимума. Монголоидный комплекс представлен здесь в своем наиболее ярком выражении. Последняя — арктическая группа. Ее представители — чук- чи, алеуты и эскимосы, жители ледовой Арктики. Столкновение с их необычной и немного для непривычного человека странной культурой в который раз убеждает в непредсказуемых возмож- ностях человека освоить даже почти непригодные участки, при- способиться и выжить в условиях чудовищно трудных, невыно- симых. Странна и необычна культура эскимосов и алеутов — жителей сложенных из снега домов, охотников на морского зверя — моржа и кита; не менее удивителен и загадочен для ученых их физический тип. Это монголоиды и не монголоиды — так причудливо, своеобразно, порой противоречиво складывают- ся в единый комплекс антропологические особенности эскимо- сов п алеутов. У них большие лица, жесткие прямые волосы, эпикантус — все это бесспорный аргумент в пользу отнесения пх к монголоидной расе, все это признаки, не дающие появиться сомнению в правильности включения их в состав монголоидов. Но нос выступает довольно сильно, не меньше или немногим меньше, чем у индейцев Америки, лицо не так плоско, как у сибирских монголоидов, а кожа гораздо темнее. Именно этот признак, объединяющий арктических монголоидов с восточны- ми и южными, позволил Чебоксарову аргументировать генети- ческое родство трех групп и противопоставить их монголоидам континентальным, сибирским. Как видим, комплекс своеобраз- ный, необычайный, ни на что не похожий, послуживший поэто- 112
му для создания многих расогепетическпх гипотез, творцы которых пытались понять происхождение этого комплекса, осмыслить его оригинальность. У эскимосов есть европеоидная примесь — писали некоторые, но не могли объяснить, как опа появилась. Откуда у эскимосов так четко и сильно выраженные монголоидные признаки, если в их жилах течет евро ле л и дна я кровь? Нельзя на это ответить легко, без натяжек, без приду- мывания дополнительных гипотез. Физический тип эскимосов образовался под влиянием приспособления к среде, так же обра- зовались отличительные физические признаки огнеземельцев, они сходны у эскимосов и огнеземельцев, потому что сходны условия существования,— я об этом писал, но и это не оконча- тельное, не исчерпывающее объяснение, так как темнокожесть эскимосов не объяснить приспособлением к Арктике. По-впдп- мому, эскимосы и алеуты — ответвление, древний отросток тихоокеанской группы, давно отошедший па север, сохранивший на севере многие свои признаки, но и изменившийся там. при- способившийся к местным условиям. В таком сочетании миг- рационной и приспособительной гипотез лежит возможность объяснения противоречивости морфологического типа арктиче- ской расы, тогда как каждая из гипотез в отдельности оставляет нас неудовлетворенными. Выделение перечисленных четырех групп — конечно, лишь первый этап классификации, этап далеко не окончательный. Каждая из групп охватывает разнообразные народы, живущие в различных физико-географических условиях, каждая рас- пространена па огромной территории, каждая представляет собой обширную группу популяций, внутри которых, конечно, имела место своя, более локальная дифференциация. И дейст- вительность оправдывает это умозрительное предположение — четыре группы довольно отчетливо делятся в свою очередь па второстепенные, локальные типы, выделяются какие-то местные сочетания антропологических признаков, представленные уже в более малочисленных совокупностях народов, иногда даже у отдельных народов. Забежим вперед — и с удивлением обна- ружим, что это дальнейшее подразделение дихотомическое, двойное, что каждая из четырех перечисленных выше групп популяций в свою очередь распадается еще на две. Явление дихотомии в систематике — понятие сложное, его роль в рас- паде органических форм на различные категории обсуждалась неоднократно. Высказывалась и защищалась идея о том, что дихотомическое деление является в эволюции преобладающим и чуть ли не единственным — адептом ее выступал такой авто- ритетный специалист, как скандинавский палеонтолог Сэве- 113
Седерберг. знаток ископаемых лабиринтодонтов, одной из групп древних земноводных. Но и критиков у дихотомической систе- матики было достаточно, и критики были не меньшего научного авторитета, не меньшей научной квалификации. Дихотомиче- ская систематика как единственный путь построения естествен- ной системы органических форм оказалась отвергнутой, отдель- ные случаи дихотомической группировки близко родственных родов, видов и пх подразделений открыты во всех группах животного snip а. Дихотомический двойной распад всех ветвей азиатских монголоидов на локальные варианты — частный слу- чай микроэволюцпи, довольно редко выступающее, но не стран- ное, а скорее обычное и вполне объяснимое явление. Как дифференцируются южные монголоиды — с этого нач- нем, так как нам предстоит дальше передвигаться с востока на запад, от монголоидной расы к европеоидной. Правда, предстоит и возвращаться, говоря о контактных монголоидно-австралоид- ных фор11ах, но это отвлечения, неизбежные, кратковременные остановки; сам же путь наш, наше движение по материкам должно быть внутренне оправданным какой-то географией и не напоминать беспорядочные метания по земной поверхности.. В пределах расселения южных монголоидов в материковой ча- сти Юго-Восточной Азии и на примыкающих к ней островах — необычайное разнообразие народов, языков, хозяйственных укладов. Последнее отражает буйство и многообразие тропиче- ской природы, полиморфную среду, в которой приходится жить человеку. Разнообразны и физические типы, различающиеся по- строению лица, форме головы, росту, пигментации. Все это, одпако, различия второстепенные, а главные группируются по тем же признакам, по каким южные монголоиды отличаются от других монголоидных ветвей, то есть по признакам выраженно- сти австралоидной примеси. Частично, по-видимому, это не только примесь, это сохранение каких-то недифференцирован- ных исходных типов, нейтральных по отношению к современ- ным расам, но здесь антрополог вступает в землю необетован- ную, в царство незнаемого и загадочного, здесь он бессилен уловить масштаб проявления таких нейтральных типов и может полагаться только на интуицию, а еще лучше ждать от будуще- го фактов и еще раз фактов. Поэтому будем мы говорить пока только о примеси — это осторожнее и доброкачественнее, это не заведет нас в хитросплетения дополнительных гипотез. По- влиянию этой примеси, по влиянию австралоидного типа на южномонголоидный улавливается, хотя и не очень отчетливо, одна тенденция — противопоставляется север Юго-Восточной Азии югу, материковая ее часть островной. Похоже, что австра- 114
лоиды сыграли в формировании ю:кных монголоидов неодина- ковую роль на островах и материке — да островах больше, на материке меньше: значит, мы имеем право выделить в составе южно монголоидной ветви две локальные подгруппы — южно- монголопдную материковую, в которой все характерные при- знаки ветви представлены наиболее выпукло, л южпозлопго- .лопдную островную, где они в (большей мере затушеваны ав- стралоидной примесью. Это первый пример дпхотоми леске го деления одной пз групп азиатских монголоидов. Восточные монголоиды занимают колоссальную площадь, с ними сравниваются в этом отношении только сибирские. Ареал бостонных монголоидов распространяется па Корею, Японию, Китай. Здесь не меньшее разнообразие культур, чем в Юго-Восточной Азии. Своеобразны и необычны культурные традиции Японии л народов, засел яюшпх бассейн Амура, мно- го локальных антропологических вариантов. Ко основных под- групп, объединяющих эти варианты,— опять две, к нам, как к фокусу, стягиваются все остальные. Первая из них — группа популяций, называемых обычно северокптайскими. Эго типич- ные представители восточноазиатс-кой расы. У этого варианта ость подварианты — например, вариант корейско-маньчжурский. Люди, относящиеся к нему, отличаются увеличением головного указателя, некоторыми другими деталями строения лица, но это уж совсем локальные веточки классификационного древа, их все пе перечислить. Вторую комбинацию называют антропологи амуро-сахалинской, она представлена у нпвхов или. как рань- ше их называли, гиляков — одной из малочисленных коренных народностей Амура и Сахалина. Нивхи — это своеобразие, такая совокупность антрокологпчеекпх признаков, которую нелегко .уложить в прокрустово ложе классификации. Они восточные монголоиды, это бесспорно, не вызывает никаких сомнений, но... лицо у них, например, такое же большое, как у сибирских мон- голоидов, а борода, наоборот, растет довольно сильно, чем на- поминают они своих соседей — айнов, о которых еще пойдет речь. Комплекс признаков удивительный, не укладывающийся в обычные наши представления,— он-то и «заставил Максима Григорьевича Левина, советского исследователя, много рабо- тавшего на Амуре, написавшего большую книгу о расах Восточ- ной Азин, замечательную своей глубиной и полнотой анализа, предположить, что перед нами в данном случае (кстати сказать, именно Левин выделил амуро-сахалинский тип и дал ему это название) результат древнего и многостепенного расового взаи- модействия вариантов тихоокеанских и континентальных мон- голоидов, результат, на который еще могла позже наложиться 115
айнская примесь. Нивхи, следовательно,— не только классиче- ские представители восточноазиатской ветви, но и переход от нее к ветви сибирской, северной. Большие размеры лица как- раз и говорят о влиянии, о контакте, о смешении, об участии северной ветви в их расо- и этногенезе. С арктическим подразделением дело обстоит проще всего: оно представлено тремя-четырьмя народами, каждый народ — носитель своего оригинального комплекса признаков, но комп- лексы эти группируются в два морфологических круга, r локальные варианты арктической расы. Первый — это алеуты, низкоголовые, значительно больше эскимосов похожие- на сибирских монголоидов, но ставшие такими, как показывают раскопки и полученные при них серии скелетов, сравнительно недавно. Этот вариант называют иногда алеутским, законно его. назвать островным. Второй вариант — континентальный, собст- венно эскимосский, но характерный также и для чукчей. Он древнейший, типичный для арктической расы, собственно гово- ря, это вся арктическая раса, лишь давшая ответвление в виде островной группы популяций. Сибирских монголоидов изучали в основном советские иссле- дователи — потому-то у нас в распоряжении большой и полный материал, опубликованный с соблюдением стандартных правил полученный по единой или почти по единой программе; поэто- му же можно здесь использовать и неопубликованные данныег так как они становятся известны специалистам значительно; раньше, обсуждаются на совещаниях, конференциях и съездах. За немногими исключениями все коренные народы Сибири охвачены сейчас антропологической съемкой, и съемка эта, осуществленная по определенному плану, дала свои результа- ты —• известны по всей Сибири вариации основных признаков, составлены на них карты, совмещение их позволило увидеть территориальные комбинации, местные локальные варианты, которых оказалось множество. Но и это множество не мозаично и не закономерно, оно стягивается в две совокупности, два гене- тических круга, два подмножества, называй как хочешь, и эти две совокупности имеют четкую этническую и географическую локализацию. Как китайцы — типичные восточно азиатские монголоиды, так буряты, тувинцы, алтайцы, якуты — типичные монголоиды сибирские. В антропологической литературе эта группа давно уже носит название центральноазиатской. На первый взгляд, это не совсем оправдано — якуты расселены по Лене и на имеют даже близкого территориального отношения к Централь- ной Азии, но заняли они бассейн Лены недавно, за последние 116
века, раньше были расселены в Прибайкалье, поэтом у название группы в конце концов правильно и адекватно. Именно о них, центральноазиатских монголоидах, говорили мы, когда харак- теризовали сибирскую ветвь в целом, именно пх отличительные признаки вспоминаются в первую очередь, когда речь идет о сибирских монголоидах. А другие монголоиды, которые тоже упоминались, у которых те же типичные признаки сибирской ветви — огромные, совсем плоские лица, развитый эпикантус, мало выступающий нос, но, кроме того, довольно мягкие волосы, несколько еще посветлевшие,— это еще одна группа сибирских монголоидов, находящаяся к северу от центральноазиатских, в тайге, представленная у всех тунгусских народов, у некоторых народов Заполярья — например, юкагиров, занимающих сейчас междуречья Индигирки и Колымы, расселенных раньше, по- видимому, значительно шире. С названием этой группе не повезло. Раньше антропологиче- ский тип, свойственный тунгусоязычным народам, назывался палеосибирским — это подчеркивало его древность, протоморф- ность. Но можно ли его рассматривать как тип, исходный для сибирской ветви, как нечто предковое по отношению к централь- ноазиатским монголоидам? В общем, таких оснований нет, ско- рее это параллельные ветви, отошедшие от общего корня. Сей- час чаще всего называют этот тип байкальским, но это тоже неудачно, потому что находим мы его по всей Северной Азии и уж во всяком случае -в ее центральной части. Так и следо- вало бы его считать —североазиатским в противовес централь- ноазиатскому, так и будем его называть мы, помня при этом, что такой термин применялся иногда по отношению ко всем сибирским монголоидам. А чтобы подчеркнуть смысл, в котором он употребляется, можно называть его еще таежным. Так четыре раза подряд нам пришлось столкнуться с дихо- томией и убедиться в том, что такая классификация во всех четырех случаях оправдала себя и послужила явному уточне- нию местоположения антропологических групп в расовой си- стематике. Но если внимательно сравнивать уже описанную классификацию с реально проживающими в Азии народами, одна странность бросается в глаза — в ней нет тибетцев. И нет их не потому, что они забыты,— нет потому, что сложен для понимания присущий им набор антропологических признаков, трудно ему дать однозначное истолкование. Сравнительно тем- ная пигментация, некоторое ослабление монголоидных особен- ностей сближают тибетцев с арктическими монголоидами. Но расстояние между ними громадно, невозможно представить себе, что они связаны тесным родством, невозможно еще п по- 117
тому, что одни — высокогорные скотоводы, другие — полярные охотники на морского зверя. Как ни верь в безграничные воз- АЮ'лиэетп человека менять свою культуру и приспосабливаться к “озон среде, такое изменение выглядит странным, в него почти невозможно поверить. Поэтому вывод о родстве тибетцев с эскимосами ничего не решает, скорее добавляет недоуменных вопросов. Как мог образоваться в центре азиатского материка такой комплекс признаков? История молчит об этом, молчит палеоантропология, так как никто не производил раскопок на территории Тибетского плато, молчит и антропология, так как без палеоантропологии невозможно интерпретировать истори- чески сколько-нибудь убедительным -образом результаты иссле- дования современного населения. Судя по современному облику тибетцев, он, как п нивсхий, образовался при смешении каких- то тихоокеанских монголоидов с континентальными, подвергся еше, по-видимому, влиянию изоляции, отрезанный огромными горными хребтами и самой высотой Тибетского плато от всего остального мира. Поэтому в классификации мы должны выде- лить тибетцев самостоятельно, поставив их между континен- тальными сибирскими и восточноазиатскими монголоидами. А определить время смешения тибетцев из тех и других, пред- ставить себе его конкретные формы — это уже дело дальней- ших, очень углубленных исследований. Ничья земля Между Азией и Европой лежит в антропологическом отно- шении ничья земля, большой пояс, заселенный народами, которых относят к монголоидной расе, но которые занимают там крайнее место п по многим признакам очень приближаются к европеоидам. И опять сразу же возникает вопрос — как обра- зовалась эта переходность? Следствие она смешения или про- межуточности, сохранившегося до современности нейтрального состояния? Подавляющее большинство антропологов стоит за смешанное происхождение, к этой группе принадлежу и я, не- которые защищают противоположную точку зрения. Но в прин- ципе возможен и иной подход — какие-то народы этой зоны имеют смешанное антропологическое происхождение, в нем отразилось давнее и позднее смешение монголоидов с европеои- дами, какие-то несут в себе признаки древних недифференци- рованных комплексов признаков. А народы эти протянулись цепочкой от Заполярья до Средней Азии — переходная между европеоидами и монголоидами зона охватывает тысячи километ- ров, включая в себя Западную Сибирь, Приуралье и Поволжье, 118
Казахстан п частично Среднюю Азию. II га.ш.ш re а А; скан среда, п этническое многообразие зэранее предполагать сложные пути расогенеза и его ге-оддщштвь?!. причины. На этой громадной территории выделены ы- бгхшшщ — уы пы переходных популяций — уральская. включа юша я . ы;(идм Западной Сибири, Верхнего и Среднего Поволжья. г. сыыы бпрская, включающая юг Западной Сибири. Казахстан д Kir; "п зию. К этой последней группе относятся еще калмыки — . ..ле- денив нижпев о лжских ст е лей. Сравним п р еде та вптел о 1 с' ? групп с монголоидами — налицо явное ослабление монголалд- ных признаков. Они выступают как бы сквозь дымку, затуше- ваны и приглушены — не редкость люди сравнительно светлой пигментации, с выступающими носами п пе плоски мп. тыку ла - стымп лицами, без эпикантуса л сила дни века. Нс если сравнить тех же людей с европеоидами, сши покажутся беыдэу- ними монголоидами. Словом, здесь что-то среднее, ио ' аль дю- похожее на монголоидов, поэтому сразу же подчеркну — с ы. говорить о непременном включения людей этой нерехщщой зоны в основные стволы, их нет никаких оснований не включать в восточный ствол, место там принадлежит им по праву. Ураль- ская группа не отличается, пожалуй, от южноспбирской бли- зостью к европеоидам или монголоидам, они занимают слила но- вое положение, но вообще различия между ними есть, это есте- ственно, иначе не было бы двух переходных групп. Детальных различий много, они составляют отдельные территориальные варианты, но основное, пожалуй, в том, что в смешении па севе- ре п юге приняли участие разные монголоидные компоненты — на севере преимущественно североазиатскпй, на юге — преиму- щественно центральноазиатский. II так как именно п;?пт: а ль- ноазиатские монголоиды максимально широколицы, южкоепбдр- ская группа отличается от уральской огромными лицевыми размерами, напоминает в этом отношении цептралыюазпатов. Уральская группа — это народы севера, энцы и селькупы, ненцы, ханты и манси, это и пароды Поволжья, марийцы, уд- мурты, коми, частично чуваши и мордва. Здесь представлены разные языковые семьи — финно-угорская, самодийская, тюрк- ская, разные бытовые и хозяйственные уклады — охотнпчье-ры- боловческий, оленеводческий, земледельческо -скотоводческий. Это свидетельство разной исторической судьбы и той сложности этнических процессов, при которой только и образуются такие далекие в культурно-лингвистическом отношении друг от друга народы. Но антропология доносит до современности следы под- стилающей это многообразие и более далекой общности, уже
потерянной культурой и языком, выявляет корни общности, уходящие, очевидно, в палеолит или в неолит. Она же, однако, выявляет и древние различия, позволяя увидеть в современном антропологическом типе поволжских и западносибирских наро- дов отражение конкретных форм процессов смешения в По- волжье и Приуралье, по эту сторону Уральского хребта и за ним — в Западной Сибири. Хребет, хотя и не очень высокий, был тем не менее мощным географическим рубежом, наложив- шим определенный и значительный отпечаток на процесс расо- генеза. В Поволжье и у манси европеоидной примеси значитель- но больше, чем в составе хантов или селькупов, живущих за хребтом. Поэтому все антропологи и выделяют обоснованно две подгруппы в уральской группе — собственно уральскую, кото- рую, чтобы не повторяться, удобнее называть западносибирской, и субуральскую. Отличие между ними — в проценте европеоид- ной примеси, которой, естественно, ближе к Европе больше. Собственно, говоря о двух подгруппах, я не вполне точен — обычно выделяют три, самостоятельно помещая в классифика- ции удмуртов потому, что у них круглая форма черепной короб- ки и этим они отличаются от остальных представителей уральской расы. Но форма головы — это какой-то местный ло- кальный вариант, и ему неправомерно придавать фундамен- тальное значение. Поэтому здесь опять двойное деление, дихо- томия, две разные степени смешения европеоидов с монголои- дами. Нейтральные недифференцированные древние формы если и искать, то только в составе западносибирской подгруппы, более архаичной и изолированной. На севере Средней Азии и б Алтае-Саянах приезжающий вступает в мир скотоводов и частично древних земледельцев, мир еще недавно кочевой, лишь несколько десятков лет тому назад перешедший на оседлость. Эго мир степей и предгорий, только в Киргизии, на Алтае и Западных Саянах переходящий в высокие горы. Географическая картина достаточна близка по всей области, хотя и неоднотипна, но этнические традиции, быт, культура свои в каждом районе, несмотря на повсеместное распространение тюркских языков, похожие лишь в той мере, в какой отражают они кочевой быт. Но своеобразны не только этнические судьбы и культура современных народов — своеоб- разны местные сочетания антропологических особенностей, по- зволяющие увидеть три подгруппы в составе южносибирской расы: саяно-алтайскую, куда нужно отнести и калмыков, выде- лившихся географически поздно, то есть поздно переселивших- ся на запад, притяньшанскую киргизскую, казахстанскую. Опять, как и среди уральцев, между этими подгруппами нет 120
иных различий, кроме масштаба европеоидного влияния, выра- жающегося в проценте европеоидной крови: три подгруппы знаменуют собою три последовательных этапа смешения между монголоидами и европеоидами. Меньше всего европеоидной примеси у хакасов, жителей северных районов Алтае-Саянского нагорья, и алтайцев. Некоторые группы алтайцев мало отли- чаются от центральноазиатских монголоидов. Больше всего — у казахов, тех, которые до Октябрьской революции кочевали по нынешней Павлодарской области. Киргизы располагаются посе- редине. Это уже не дихотомия, это тройное деление, трихото- мия. Дихотомический и трихотомический пути дифференциа- ции уральской и южноуральской групп популяций отражают и в том, и в другом случае реальные события истории народов на севере и юге переходной зоны. Опять Европа Европа, Кавказ, Северная Африка, Передняя п часть Южной Азии — царство европеоидов, область безраздельного их господ- ства. Есть здесь и темнокожие представители, например, в Се- верной Индии, но в целом люди светлокожи, а европеоидные признаки в отроении лица выражены четко и определенно. Цвет кожи, а с ним цвет глаз и волос — единственные, пожалуй, видимые черты, которые заметно изменяются с севера па юг, отражают в себе закон географической изменчивости, и в част- ности зональности. Поэтому они и положены в основу подраз- деления европеоидов на классификационные подгруппы: север- ную — со светлой пигментацией и южную — с темной. Но, кро- ме этих двух подгрупп, есть еще обширная область, проходящая по центру Европы с запада на восток широкой полосой и заселенная народами, которых трудно отнести к северной или южной ветви, народами переходного антропологического типа, по пигментации занимающими промежуточное положение. Часть этих народов, конечна, образовалась при смешении се- верных и южных европеоидов, но часть — несомненно, несет черты древних типов, возникших до эпохи разделения европео- идов на северных и южных. Никто из антропологов не пересев до сих пор Европу с запада на восток, никто не изучал все центральноевропейские народы, пользуясь одной методикой, никто не выразил разницу между ними в точных измерениях, количественно, поэтому не понять сейчас, где народы смешан- ного .происхождения, а где потомки древних людей палеолити- ческого времени. Но выделить центральноевропейскую ветвь отдельно необходимо, чтобы подчеркнуть ее самостоятельность, 121,
да; г ей соответствующее ее морфологии место в систематике. Итак, трихотомическое деление, центрально европейская ветьь составляет третью группу внутри европеоидов. О первых двух нужно еще сказать, что они называются также балтийской (северная) и средиземноморской (южная). Эти названия лучше старых, так как они подчеркивают географическую специфику ареала, не просто указывают на распространение соответствую- щих групп на юге и па севере, а конкретно привязывают пх к определенному географическому району: на севере это — по- бережье Балтийского моря и примыкающие к нему районы, в а юге — Средиземноморье в широком смысле слова. Как выглядит типичный представитель балтийской расы? Высокий стройный человек со светлыми, чаще всего серыми пли голубыми глазами, прямыми светлыми волосами, прямым высоким носом и тонкими губами — вот его образ, образ север- ного викинга, каким представляется он нам по скандинавским сагам. Портреты Фритьофа Нансена и Тура Хейердала сделали этот образ знакомым всему миру. А южный европеоид другой — в целом он чуть пониже ростом, жгуче-черные волосы, часто волнистые, черные глаза, оливковая кожа, выпуклый нос и при- пухлые губы дополняют список отличительных признаков. Конечно, оба портрета — лишь идеал, мысленно реконструируе- мый средний образ, отвлечение от всех частностей и деталей, характерных для отдельных народов, попытка представить себе единую компоненту типа, никогда не осуществляющуюся в полном виде в действительности, но присутствующую во всех его локальных вариантах. Балтийская ветвь — это население Англии, Ирландии, Ис- ландии, Норвегии, Швеции, Дании, Финляндии, Восточной Прибалтики и северных районов европейской части РСФСР. Средиземноморская ветвь — население Испании, Португалии, Южной Италии, Южной Франции, Албании, Греции, Югосла- вии, Болгарии, Румынии, население наших Закавказских рес- публик. АРЕ, стран Леванта, арабских стран в Передней Азии, Ирана, Афганистана, Пакистана и Северной Индии. В пределах таких обширных областей не может не быть дифференциации на локальные варианты, иногда заметно различающиеся между собой, не может не быть локальной изменчивости и приурочен- ных к отдельным районам процессов расообразования. Они-то и находят себе выражение в местных типах, каждый из кото- рых составляет самостоятельное расовое ответвление, группи- ровка которых только и дает возможность выделять три описан- ные ветви. Стандартный вопрос последует дальше — вопрос, который 122
мы задавали себе неоднократно: как. в свою очередь, деляг -г перечисленные ветви, по каким признакам и на сколько второ- степенных подгрупп? Являются ли эти код группы тоже сбор- ными, состоящими из множества популяций, дли представлены отдельными популяциями? Начнем с северной балтийской группы, а зг..тэм будем про- двигаться на юг, тем более что дальше нам предстоит жры?брать л на африканский материк. Классические варианты балтийской ветви сосредоточены на севере ареала — в Англии и Ирландии, в Швеции и Норвегии. Если мы приезжаем в Финляндию пли наши Прибалтийские республики из Москвы — нам пссомпешю покажется то же самое, что и приехавшему в Англию: вокруг нас мир европеоидов балтийского облика, светлоглазых и свет- ловолосых. Более того — мы не заметим разницы, хотя ока и есть: так эта разница неотчетлива и смыта историей, так незаметен переход от западных вариантов к восточным. Но антропологическое изучение, точные измерения людей л разных странах фиксируют этот переход — лицо у финнов и других народов на востоке чуть площе, нос выступает чуть меньше, рост бороды тоже чуть меньше, припухлость век чуть больше. Если порыться в памяти и вспомнить, что написано выше о монголоидах и их отличиях от европеоидов, мы заметим, что речь шла о сдвиге как раз по тем признакам, по которым раз- личия между двумя расами и проявляются в первую очередь. А это означает — на востоке есть небольшая монголоидная примесь очень древнего происхождения. Она в Финляндии, она в составе народов, населяющих Восточную Прибалтику; вокруг нее идет в современной науке большая дискуссия, с которой мы познакомимся дальше, в главе «На тысячи километров». Сей- час же эта примесь позволяет провести классификэциолиую грань между двумя подгруппами в балтийской группе евро- пеоидов, выделить на основании ее отсутствия западпобалтий- скую подгруппу (Чебоксаров называет ее еще атланто-балтий- ской) и восточнобалтийскуто подгруппу (ее Чебоксаров назы- вает беломоро-балтийской, и я упоминаю об этом потому, что термины эти широко употребляются в советской литературе). Но этим многообразие балтийской ветви не исчерпывается, дихотомия и здесь вытесняется трихотомией. Однако третья подгруппа не так многочисленна, как две предыдущие, она представлена одним народом. Имя ему — лопари, как писали раньше, саамы, как, основываясь на их собственном названии, предпочитают писать сейчас. Саамы — народ до чрезвычайности своеобразный. Ешо Линней, пораженный их видом, выделил, как мы помним, осо- 12;»
бую лопарскую расу, поставив ее рядом с кавказской (евро- пеоиды), азиатской (монголоиды), африканской (негроиды). Последующее развитие антропологической науки не подтверди- ло правомерности выделения саамов на таком уровне, но только подчеркнуло их и культурную, и физическую оригинальность. Умелые ездоки на оленях и лыжники, рыболовы и охотники, они не знают препятствий в топкой тундре, забираясь в самые заброшенные ее уголки. Физически это крепкие, но очень ми- ниатюрные люди, более темноволосые и темноглазые, чем настоящие балты, отличающиеся от них еще круглой формой головы. У них как будто есть монголоидная примесь — плоско- ватые лица, эпикантус, некоторая плосконосость сближают их с монголоидами. Но по соотношению групп крови они похожи на народы Европы и, в частности, Скандинавии. Для одних антропологов это служило основанием относить их к европеоид- ной расе, другие указывали на наличие монголоидной примеси. Спорили обе стороны страстно и изощренно, но... так до сих пор и не пришли ни к какому решению. Несомненно одно: саамы — носители особой, нигде больше не повторяющейся комбинации антропологических признаков; выделение их в качестве отдель- ной подгруппы балтийской ветви целиком соответствует их своеобразной морфологии. В целом у саамов преобладает евро- пеоидный комплекс, почему они и отнесены к европеоидной расе, но монголоидные признаки тоже есть. Их немного, и они могут иметь разное происхождение — часть восходит к глубокой древности и сохранена изоляцией, другая часть привнесена уже позже с востока, по-видимому, вместе с теми следами какого-то древнего самодийского языка, которые обнаруживаются в про- толопарском. Уже эго смешение само по себе могло привести к появлению своеобразного типа, в условиях тундровой изоля- ции оно еще усилилось и приобрело большую определенность. Так не простая история создала особую расу, изучение которой сталкивает нас с самыми интимными механизмами расообразо- вания на всех его этапах. Центральная Европа — Северная Франция, частично Бель- гия, ГДР и ФРГ, Польша, европейская часть РСФСР без край- него юга и севера, Украина и Белоруссия. Разные культуры и разные языки, разные этнические судьбы и традиции, и только антропологический тип напоминает о том далеком времени, когда они отрывались от общего корня, когда один про- цесс расогенеза охватывал все центральноевропейские народы, вернее, их предков. Выше уже говорилось — нет счастливца среди антропологов, который проехал бы по всем европейским странам, изучил бы все народы Центральной и Восточной 124
Европы, окинул бы их одним взглядом. II возникает огромная трудность в понимании их дифференциации, мозаич- ность данных выбивает из-под них базу для полной сравнимос- ти, создается впечатление о большем локальном разнообразия, чем есть на самом деле. Но одно фундаментальное различие между территориальными вариациями центральноевропейской группы европеоидов все же существует, различие то же, что л между западнобалтийскими и восточнобалтийскими народами.— на востоке центрального пояса Европы есть монголоидная примесь у русских и даже у немцев, тогда как на западе ее нет. Доказывают это некоторая уплощелность лица у немцев и рус- ских, припухлость верхнего века, небольшая скуластость. Давнее проникновение монголоидов из Сибири на запад, не- видимому, ответственно за такой сдвиг в изменчивости многих признаков, одновременно оно позволяет отделить восточных представителей центральноевропейской ветви от западных. С монголоидной примесью народы — восточная подгруппа, но это аморфное наименование слишком обще, чтобы его принять, лучше и точнее называть эту подгруппу цептральновосточно- европейской; без монголоидной примеси — западная подгруппа, которую по аналогии можно именовать западноевропейской. Опять дихотомия сменяет трихотомию, двойное деление заме- няет тройное. Переходя на юг, сталкиваемся мы, однако, с еще более сложным расовым делением, чем тройное, — с подразделением средиземноморской ветви европеоидов, или средиземно морской локальной расы, на четыре группы популяций, характеризую- щихся каждая своей вполне определенной морфологической спецификой. Громадная протяженность Южной Европы и Неверной Африки, Кавказа, Передней и Южной Азии, богатейшие тенистые субтропические леса, выжженные солнцем бесплод- ные плоскогорья, титанические горные цепи создают здесь при- чудливую мозаику ландшафтов. Близость к первичному запад- ному очагу расообразования вызвала к жизни не менее причуд- ливую игру сил исторических, породила движение народов — •с одной стороны, возникновение многочисленных очагов .автохтонного этногенеза — с другой. Нельзя не поражаться исключительному расцвету древних культур в этой обширной области — все мировые центры воз- никновения человеческой культуры приурочены к долинам рек, которые расположены в поясе Европы, занятом средиземномор- ской ветвью европеоидов. Но нельзя в то же время не удивлять- ся и другому — как отстали порой и архаичны здесь многие народы, закрытые в высоких горах, сохранившие до современ- 125
ностп древний уклад жизни и быта. И географическая замкну- тость среды, и сложная история действовали рука об руку — порождали генетические барьеры, порой существовавшие столетия, а в древности, то есть ближе к эпохе интенсивного расообразованпя, — и тысячелетия, вызывали к жизни группы популяций, связанные между собой кровным родством, по в то же время п отделенные друг от друга. Так создавалась и реализовывалась предпосылка для расовой дифференциации, так и возникли те четыре группы популяций, которые мы сей- час различаем в составе средиземноморской локальной расы. Запад всего ареала — Северное Средиземноморье, в узком смысле слова, и прилегающие районы — занят собственно^ средиземноморской группой, которую лучше, чтобы не путать ее- с самой расой, называть западносредиземноморской. Итальян- ские фильмы, которые так часто видели мы в последние годы, дают отчетливое представление о людях этого типа. Они чаще всего красивы, темноглазы, с темными и волнистыми волосами, припухлыми губами. Внутри западносредиземноморской группы много локальных подгрупп. Румыны не то, что испанцы, последние и в среднем,, и, особенно, в лице отдельных представителей более темноко- жи, у нпх и у португальцев чувствуется влияние негроидной крови, но эти второстепенные различия не размывают того общего в морфологии, что объединяет всех западных средизем- номорцев, что позволяет видеть в них одну расу. Географические ее границы, сразу же признаемся, не очень четки — на севере она незаметными переходами сливается с центральноевропей- ской, на востоке переходит в следующие группы: балкано-кав- казскую и арменоидную, или переднеазиатскую. Так греки, потомки древних эллинов, великий народ в истории Европы, прошлые достижения которого во многом определили направ- ление культурного развития всех современных европейских народов, греки, в целом классические средиземноморцы, несут тем не менее в своем физическом типе следы родства с мало- азиатским этническим миром, следы примеси балкано-кавказ- ской и переднеазиатской рас. В какой-то мере такие наблюде- ния антропологов пересекаются с итогами исследований языковедов: многие из них видят языки, родственные армян- скому, в языках древнего догреческого населения Балканского полуострова. Горы Балканского полуострова и Кавказ — новый этниче- ский и культурный мир, новый мир и антропологический. Здесь живут самые рослые народы Европы, именно им посвятил свою книгу «Гиганты гор» Кун. Представители балкано-кавказско? 126
расы в статике, в их, так сказать, современном бытие, отли- чаются, кроме размеров, от западных средиземноморцев еще, как правило, круглой формой головы, ос/с рее том волге на лице и особенно па теле, часто выпуклым :..?•.> я. Они на- поминают передне азиатские формы, но светлее нх и до дзету волос, и по цвету глаз. Многие антропологи видел и д этом доказательство примеси центральное вро пейс к их п даже балтий- ских вариантов, по проще объяснять такое отличие изолирован- ной жизнью в горах, автоматическими внутренними происсег; ни. происходящими в замкнутых популяциях. Переднеазиатская, пли армеиопдпая, группа популяций — третья в составе средиземноморцев — представлена в класеиче оком виде у армян и населения Ирака. Два признака сыграли основную роль в ее выделении — очень выселяй головной указа- тель и исключительно интенсивный роет волос па теле п да лице. Один из первых исследователей ап троп глотни Пепе впей Азми, крупный немецкий антрополог Фе.ыа.- Пущал не Им •остроумия писал, что, если смотреть па лицо арменоида сбоку, нос его напоминает шестерку. Иными словами, он подчеркнул исключительное выступание носа у представителей этой группы популяций. Но носаты все европейцы, очень сильно выступает нос у балка но-кавказцев, это свойство не только армелопдов. зато два других признака — бесспорно, их собственные. При- знаки эти накладывают сильнейшее ограничение на изучение происхождения переднеазиатской расы (все же так лучше ее называть — этим точно локализуется ее местоположение). так как головной указатель сильно изменяется в ходе времени, а рост бороды, усов и волос па теле пе виден, как легко попять, на скелете, и древние палеоантропологические материалы мол- чат, ле имея возможности сообщить нам об этом при.?паке. Изучение современного населения — вот все. что остается дека для суждения о генезисе переднеазпатской расы и ее связи с другими. Можно думать, опираясь именно па исследование современного населения, что Армения представляет собой се- верную периферию той большой области, где формировалась эта группа популяций, передне азиатский форпост той обширной земли, которая простирается по территориям нынешней Турини (в ее восточной части) и Ирана. Образы древней скульптуры эпохи бронзы немного приоткрывают завесу над тем, о чем мол- чат черепа и скелеты,— они рисуют носатых людей с длинными, густыми бородами, людей, которых вполне можно принять за предков современных представителей нередпеазпатской расы, которых невозможно отличить от них. Следующая, последняя среди средиземноморцев группа по- 127
пуляцип, которую антропологи л о ее преимущественному рас- пространению и совершенно правильно назвали индо-афган- ской, расселена значительно шире, чем можно думать по ее названию. Северные носители антропологических признаков, свойственных этой группе, живут на Кавказе и в Средней Азии. На Кавказе — это азербайджанцы, в Средней Азии — туркмены, таджики и частично узбеки. В составе последних есть монго- лоидная примесь позднего происхождения, у других, более южных народов ее, конечно, пет. Но разница не только в этом — европеоидные народы Северной Индии гораздо более темнокожи, чем даже азербайджанцы, отличающиеся этим от всех других кавказских народов. Рост бороды и волос на теле у индо-афганцев средний, не такой, как у арменоидов, и даже не такой, как у балкано-кавказцев. Относительная темно- кожесть и сравнительно слабое развитие волосяного покрова — вот признаки, которые можно положить в основу морфологиче- ской характеристики индо-афганской группы, вот признаки, по которым представителя или, вернее говоря, представителей этой группы можно отличить от представителей других типов земли и, в первую очередь, от их соседей — народов передне- азиатского расового варианта. В их внешности, в целом евро- пеоидной, виден как бы переход к южным тропическим типам, гораздо более темнокожим и этим в первую очередь и отличаю- щимся. Так ареал европеоидов тесно и непосредственно соприкасается с ареалОхМ негроидов, незаметно переходя в него. На африканском материке Много лет Африку звали черным материком, много лет она поставляла работорговцам дешевую рабочую силу, и исследо- ватели африканской культуры не без оснований полагают, что именно этому она обязана задержкой своего культурного развития, преодолеваемой постепенно лишь сейчас. Языки глубоко дифференцированные, относящиеся к дале- ким одна от другой семьям, культуры, легко различимые и своеобразные,— все представляет взору ученого Африка, пора- жающая оригинальными этническими традициями, неповтори- мым сочетанием отсталости с очень сложными и развитыми формами жизни. Под стать этому и сложная картина расового состава, мозаичных комбинаций антропологических признаков в разных частях африканского материка, исключительного полиморфизма древних палеоантропологических находок. Беда в том, что находок этих мало, современное население изучено антропологически плохо, вместо деталей и подробностей мы 128
видим лишь общие контуры, которым далеко до желаемни четкости. А то, что должно быть предметом уверенного знания, иногда лишь интуитивно угадывается, иногда и вовсе остается за пределами наших представлений. Антропо логическая инфор- мация о многих народах мира находится в таком положе пип. лэ Африке в этом отношении особенно не повезло: мало работали (большие антропологические экспедиции, мало было раскопок везде, кроме Египта. Поэтому расовая классификация африкан - ского материка, подробная и точная,— дело будущего, а сейчас мы вынуждены ограничиться лишь первым приближением к ней, далеко уступающим в степени дробности классификации населения других областей эйкумены. То есть будем объектив- ны к предшествующим исследованиям — в каждом или почти каждом есть указания на выделение местных типов, есть и аргументация, почему их нужно выделять, но аргументация, как правило, недостаточная. Каждый определенный тип остает- ся поэтому на совести выделившего его автора. Особое место занимает население Эфиопии. Высокие курча- воволосые люди очень изящного сложения, крайне узколицые, они отличаются от классических негров более светлой кожей, менее широким носом и более тонкими губами. Некоторые субъекты волнисто волосы. На своеобразие эфиопов обратили внимание уже первые исследователи африканской антрополо- гии, отметившие их европеоидные черты лица в сочетании с довольно темной для европеоидов кожей. Эти наблюдения под- твердились и получили, как всегда в таких случаях, двойное истолкование: как результат протоморфности, недифференци- рованности первоначального типа, искони промежуточного между европеоидами и негроидами, пли как итог смешения между ними. В пользу первого предположения высказываются древние неолитические скелеты, обнаруженные при раскопках на территории Эфиопии, — на них видны те же особенности, что и у современного населения. Однако в этом случае эфиопскую ветвь следует выделять на равных правах с европеоидной и негроидной — предположение ответственное, очень ответствен- ное, для него нужно больше, много больше аргументов. В пользу гипотезы смешения говорит промежуточность антропологических особенностей эфиопов; смягчение у них не- гроидных признаков находит легкое и удачное, без всяких натяжек, объяснение, своеобразие их можно объяснить после- дующей после смешения изоляцией. Поэтому мы осторожности ради включаем эфиопов в число смешанных по происхождению негроидно-европеоидных рас, но помнить нужно — это тоже ги- потеза, и ей пока еще далеко до повышения в разряд теория. 5 В. П. Алексеев 129
На юге Африки живут представители другой своеобразной антропологической группы, о которой выше уже упоминалось. Говорят, они на так называемых койсанских, или, как называют их еще лингвисты, щелкающих языках. Это бушмены и готтен- тоты — когда-то короли пустыни Калахари, ныне влачащие жалкую жпзнь в Южно-Африканском Союзе. Вы помните, и те, п другие — прирожденные охотники, охота — их мир, их стрем- ления и помыслы, их средство к жизни, сама их жизнь. Тлетворное, разлагающее влияние чужой культуры отняло у них силу, и потомки бушменов и готтентотов потеряли неза- висимость и навыки своей древней культуры, но сохранили почти в неприкосновенности свои антропологические признаки. Опп темнокожи — не так темнокожи, как негры, но все-таки темнокожи по сравнению с европеоидами, так же приблизитель- но темнокожи, как эфиопы. Они и курчавоволосы — тоже как негры. Но губы у них тоньше, плоские скуластые лица напоми- нают лица монголоидов, у них встречается эпикантус. Своеоб- разие их морфологически подчеркивается еще одним призна- ком — наличием упоминавшейся выше стеатопигии, интенсив- ным развитием подкожного жира в ягодичной области. Некоторые антропологи относили их, основываясь на морфологии, к монголоидам — странный вывод, он кажется малообоснованным: до монголоидов слишком далеко, какая сила могла забросить бушменов и готтентотов так далеко от монго- лоидного ареала — неясно. Большинство относит их к негроидной расе, но это уже вопреки морфологии, основываясь только на географии, на их проживании совместно с негроида- ми. Чтобы как-то сгладить и, может быть, даже совсем снять эго противоречие, появилась гипотеза, согласно которой монго- лоидные особенности у бушменов и готтентотов — следствие вторичного приспособления к условиям жизни в пустыне, то есть то же образование, что и у настоящих монголоидов, но возникшее независимо. Однако способ введения дополнитель- ных предположений, чтобы спасти основную гипотезу, никогда не делает ее убедительнее. Существеннее прямое, как будто твердо установленное и проверенное наблюдение над наследо- ванием монголоидных признаков у настоящих монголоидов и бушменов: у монголоидов Азии эпикантус наследуется доми- нантно, в Южной Африке — рецессивно. Но с другой стороны, сравнительно недалеко, на Мадагаскаре, население говорит на одном из индонезийских языков, а значит — когда-то этот язык был принесен выходцами из Юго-Восточной Азии. Они могли принести и монголоидные признаки, и кто знает, — прошлое полно тайн, — признаки эти могли сохраниться именно в 130
условиях пустынной местности, найдя для себя благоприятную среду. Все эти переплетающиеся в запутанный клубок предпо- ложения чрезвычайно затрудняют правильное определение места бушменов и готтентотов в расовой систематике, но одно несомненно — эго особая, своеобразная группа популяций, самостоятельное ответвление, которое так я должно быть отражено в классификации и названо южноафриканским. Антропо л опгческие загадки африканского материка г.е кон- чаются на бушменах и готтентотах. В лесах, в диких и непро- ходимых тропических джунглях Центральной Африки живут пигмеи — самые малорослые, как подчеркивает их название, люди земли. Много было странных и сейчас кажущихся фан- тастическими гипотез в истории антропологии, по-видимому, их не могло не быть из-за недостатка точных фактов. Одна из них коснулась пигмеев — они рассматривались как универсальный предок всех современных рас, как ветвь, отходящая у самого основания ствола человеческой родословной, ведущего к совре- менному человеку. Но палеоантропологические находки, сде- ланные на всех материках, показали, что ископаемые расовые типы совсем не отличались особой малорослостыо, — и гипотеза эта рухнула подобно остальным предположениям, не опирав- шимся на факты и исходившим из чистого умозрения. Кроме малорослости, однако, и автоматически связанного с ней изме- нения в пропорциях тела, у пигмеев, или, как лучше называть их и как часто их называют, негриллей Центральной Африки нет других признаков, которые отличали бы их от негров. Исключение, пожалуй, — лишь некоторое усиление развития волосяного покрова па теле, признак в целом древний, свиде- тельствующий о сохранении некоторых протоморфпых черт. Но и этих особенностей достаточно, чтобы считать негриллей осо- бой центральноафриканской группой популяций и выделять ее на равном положении с другими. Происхождением своим опа обязана, по мнению подавляющего большинства специалистов, многолетнему захуданию в тропическом лесу, недостатку пита- тельных веществ и микроэлементов. В таком случае, это не самостоятельная группа, а подгруппа негрской ветви. Право на положение самостоятельной группы она обретает лишь в раз- витии волосяного покрова — признака, важного для расовой классификации и отделяющего негриллей от негров. Исчерпав основные загадки, кратко перечислив и описав все экзотические типы африканского материка, подходим к не- грам — основному многомиллионному населению Африки. Негр представляет собой наиболее типичного носителя характерных морфологических свойств негроидной расы. 5* 131
Когда говорилось выше о недостаточности данных, отра- жающих локальное многообразие антропологических вариантов на территории Африки, имелось в виду в первую очередь отсутствие сведений об антропологических особенностях многих негрских популяций. Чаще всего отдельно рассматривают суданские и -пилотские народы. Первые плотнее сложены, у них негроидные признаки достигают максимального развития, вторые выше (именно среди них группы с максимальным на земном шаре ростом — 183 см), изящнее, иногда напоминают немного эфиопов. По-видимому, в общей форме выделение двух подгрупп негрской группы отражает реально существующее в природе разграничение: первая подгруппа — суданская, вторую нелогично и неправильно называть пилотской, ибо так называ- ются сами народы, правильнее именовать ее восточноафрикан- ской. Эго, однако, грубое деление, деление в общих чертах; когда-нибудь, когда негрская группа будет изучена антрополо- гически так же подробно, как изучены многие другие народы земли, этих подгрупп наверняка станет больше. А пока — удовлетворимся малым, ограничимся правильной схемой, не претендуя на то, чтобы превратить ее в полную подробностей, по искажающую, деформирующую действительность кар- тину. Не только эфиопы знаменуют собой переход от негроидов к европеоидам. В Южной Индии проживают тамилы и ведды, антропологический тип которых тоже своеобразно промежуто- чен: онп темнокожи, но волнистоволосы, у них толстые губы и широкий нос, но губы менее толстые, чем у негров, нос менее широкий. Небольшой рост, маленькое низкое лицо, нос вогну- тый, «уточкой» — вот характерные особенности их облика, помимо перечисленных, сочетание, отражающее своеобразие и создающее их неповторимую антропологическую специфику. Мало палеоантропологических находок известно на юге Индии, древних почти совсем нет, но изучение современного населения показывает: негроиды были, по-видимому, древнейшим населе- нием территории, ее пионерами. Проникновение европеоидов с севера привело к грандиозному смешению и в конце концов создало переходную группу популяций, которую часто назы- вают веддоидной, но которую лучше по географическому место- положению называть южноиндийской: представители этой антропологической группы занимают Цейлон, весь юг Индо- стана, и такое их наименование полностью отражает их ареал. И от этого ареала, перешагнув через южных монголоидов Юго-Восточной Азии, мы вступаем в Океанию и Австралию — царство австралоидов. J32
На материка и островах Первая из этих восточных австралоидных групп — собствен до австралийская. О ней все уже сказало было, когда мы говорили о морфологии австралоидов, обсуждали паееленпг Австралии и касались проблемы родства австралоидов е афри- канскими негроидами. Но рядом с австралийцами, на островах Меланезии, иа Новой Гвинее живут люди, па лих одновременно и очень похожие и в чем-то существенном от них отличаю гдле- ся. Это папуасы и меланезийцы, в свое время столь всесторонне исследованные Николаем Николаевичем Миклухо-Маклаем. Миклухо-Маклай слишком хорошо известен, его героиче- ская жизнь среди папуасов и его труды снискали ему всемир- ную славу и вечную память потомства, а главное и основное — они осветили родство меланезийцев и папуасов с други- ми негроидами, позволили в общих чертах выяснить и понять их происхождение. Папуасы и мелаиезийпы очень сходны между собой — начать нужно с этого. Выделяют часто, это стало даже до известной степени традицией, два локаль- ных типа — папуасский и меланезийский, но ни один из антропологов, делающих это, не привел в пользу такого выде- ления решающих аргументов. Они похожи и по строению черепа, и по строению мягких тканей лица, и по структур.? волосяного покрова, и по пигментации — похожи по всем види- мым признакам, похожи, наконец, и физиологически, и по соотношению кровяных групп. Сходство их с австралийцами — в массивности скелета и черепа, в довольно сильном выступа- нии носа, в цвете кожи, в обильном росте волос па теле. Но и различие существенно — у папуасов и меланезийцев курчавые волосы в противовес волнистым волосам австралийцев. Немало специалистов, исходя именно из решающего значения этого признака, полагали, что папуасы и меланезийцы больше, теснее связаны генетическим родством с африканскими неграми, а не с австралийцами. Странным казался огромный разрыв в прост- ранстве, странным казалось такое различие близких географи- чески типов, но морфология есть морфология, антропологи привыкли в нее верить, на разницу в существенном признаке нельзя было не обратить внимания, невозможно было ее игно- рировать. Миклухо-Маклай разъяснил эту трудность и все поставил на свои места, показав, что дети папуасов и мелане- зийцев волнпстоволосы, что курчавоволосость в данном случае образуется поздно и что сам признак этот возник, по-видимому, недавно. Значит, меланезийцы и папуасы родственники в боль- шей мере австралийцам, а не африканским неграм, значит, они 133
составляют и особую группу популяций не в составе негроид- ной, а в составе австралоидной ветви. В соответствии с геогра- фическим ареалом ее целесообразно и правильно называть меланезийской. На юг от Австралии лежит небольшой остров — Тасмания. Последние коренные жители его вымерли несколько десятков лет тому назад, вымерли не в эпоху дикости или варварства, а в наше просвещенное время, вымерли, потому что цивилиза- ция безжалостно раздавила их, а среди высокоразвитых, оснащенных культурой народов у них не нашлось защитников. Антропологи, однако, успели исследовать их и установили: тасманийцы были так же курчаво-волосы, как папуасы, очень темнокожи, признаки негроидной расы выражены были у них чрезвычайно сильно. Споры об их отношении к классическим австралоидам — австралийцам не утихают среди специалистов до сих пор. Хотят и не могут специалисты понять — австралои- ды ли были древнейшим пластом, пионерами в Австралии, или туда пришли первыми предки тасманийцев, затем оттесненные на остров. Аргументы есть у сторонников обеих гипотез, но первая больше соответствует общетеоретическим взглядам — представлению о первоначальной исходности австралийского типа, образованию курчавоволосости под влиянием приспособ- ления к новым условиям среды, одним словом, больше находится в соответствии с наблюдениями пограничными, смежными. Курчавоволосость тасманийцев, видимо, независима в проис- хождении от папуасской и меланезийской. Это результат самостоятельного процесса расообразования, свой отдельный район адаптации. А это выдвигает антропологический тип тасманийцев в ранг самостоятельного варианта. Итак, вместе с австралийской и меланезийской группами тасманийская равноправно представляет австралоидов, показы- вает пути дифференциации физического типа человека в восточной части тропической эйкумены. Как и в африканских лесах, на востоке тропической эйкумены, в джунглях прячутся малорослые пигмейские племена. Азиатских пигмеев в отличие от их африканских собратьев зовут негритосами. Много лет их считали родствен- никами, пока Максим Григорьевич Левин — советский исследо- ватель, работавший, как я писал, в основном над антропологией Сибири, но глубоко знавший расовый состав человечества вообще, не показал, что это обман, вызванный их -одинаково малым ростом. По остальным признакам азиатские и африкан- ские пигмеи различны, больше похожи на своих соседей, чем друг на друга, следовательно, и происхождения они разного. 134
Захуданпе в тропическом лесу действует единиково л в Африке, п в Азия, одинаково пз поколения в поколение полнопенной пищи, достаточного количества мик;;озлемслго:в В Азии малорослые племена живут па Андаманских и Филип- пинских островах, в лесных дебрях Малакского полуострова. Левин разделил африканских и азиатских питч сед, по послед- ние по традиции рассматриваются до сих лор вместо. А зря — должна быть логика в любом научном пост рос-лип, сказавши «а», нужно сказать и <б», мысль должна быть разлита во всей своей логической последовательности. Видеть в азиатских негритосах единую по происхождению группу — значит, про- являть не больше логики, чем при генетическом объединении негритосов с негриллямп. Лучше подразделить их по географи- ческом у принципу, что мы и сделаем, введя три группы: андаманскую, филиппинскую и континентальную. Нам осталось совсем немногое в пашем путешествии по земле — встретиться лишь с двумя контактными австралоидно- монголоидными группами, которых нельзя отнести ни туда, ни сюда и которые сформировались в процессе смешения. Об одной упоминалось — это айны, древнее население Японских островов, и ныне представленное на Хоккайдо, похожие на монголоидов плоским лицом, на австралоидов — чрезвычайно пышными бородами и обильными волосами на теле. Результат смешения монголоидов с австралоидами? Возможно, что и так, даже на- верное, но... как объяснить тогда, что бороды при смешении с безбородыми монголоидами не стали расти меньше, как объяснить европеоидные признаки в строении лица и в пальцевых и ладонных узорах? Весьма вероятно, что два пер- вых компонента смешения сыграли основную роль, но к ним примешался еще и третий — европеоидный. Из последующих глав мы узнаем, что древнейшие носители европеоидных при- знаков широко были расселены в Центральной Азии. Может быть, они достигали и Дальнего Востока? Такое пред положен де хорошо объясняет иначе необъяснимый их тип. С полинезийцами то же самое — преобладающее мнение определенно: полинезийцы суть потомки позднего смешения монголоидов и австралоидов. В качестве последних выступали, по-видимому, какие-то представители меланезийской группы. А в качестве первых? Возможно, ими были какие-то тихо- океанские монголоиды. Объяснить, однако, отличие полинезий- цев от айнов непросто — не сводится оно только к разнице между австралийской (гипотетические предки айнов) и мела- незийской (гипотетические предки полинезийцев) группами популяций. Разница, очевидно, существовала п в монголоидном 135
субстрате — разница заметная, иначе крупный, плосколицый, далеко не такой волосатый, как айн, полинезиец возникает чудом и появление его граничит с мистикой. Отличие его от айна, вполне четкое и концентрированное во многих призна- ках, — тоже аргумент в пользу европеоидной примеси у айнов. Будущее, однако, именно в этом пункте может посмеяться над ламп, принеся неожиданное,— слишком с этими двумя послед- ними группами все зыбко и вместо цемента фактов построено на песке предположений. Круг движения по земному шару завершен — расы прошли одна за другой, демонстрируя свои отличия, признаваясь иногда, когда мы их допрашивали, во взаимном родстве. Мы называли расы разных уровней и порядков стволами, ветвями, группами популяций. Для вашего удобства, читатель, для того, чтобы вы, если вы любитель точности и порядка, не посетовали на авто- ра, для выделения главного не лишне привести реестр расовых групп. В нем точно соблюдена последовательность перехода от стволов и ветвей к локальным расам и группам популяций. Восточный амеро-азиатский ствол Американоидная ветвь Североамериканская локальная раса Атлантическая группа популяций Тихоокеанская группа популяций Центральноюжноамериканская локальная раса Калифорнийская группа популяций Центральноамериканская группа популяций Андская группа популяций Амазонская группа популяций Патагонская группа популяций Огнеземельская группа популяций Азиатская ветвь Южномонголоидная локальная раса Островная группа популяций Континентальная группа популяций Восточномонголоидная локальная раса Дальневосточная группа популяций Амуро-сахалинская группа популяций Арктическая локальная раса Островная группа популяций Континентальная группа популяций Тибетская локальная раса (переходная Сибирская локальная раса 136
Центральноазиатская группа иопулнилй С е в ер оаз пате кая гру пи а попу ляп п 11 Южносибирская локальная раса j А лта е~саянская группа популяций j i Y \од j > ые Прптяныпадская группа популяции j ?rTbi Казахстанская группа популяций | Уральская локальная раса Западносибирская группа популяций Субуральская группа популяции Западный евро-африканский ствол Европеоидная ветвь Балтийская локальная раса Западнобалтийская группа популяций Вост очно балтийская группа популяций Лапонопдная группа популяций Центральноевропейская локальная раса Центральновосточноевропейская группа ; переходные популяций I варианты Западноевропейская группа популяций 7 Средиземноморская локальная раса Западносредиземноморская группа популя1*ии Балкано-кавказская группа популяций Переднеазиатская группа популяций Индо-афганская группа популяций Негроидная ветвь Южноиндийская локальная раса |ПереХ°ДНЬ1- Эфиопская локальная раса [ варианты Негрская локальная раса Суданская группа популяций В ост очно африканская группа популяций Центральноафриканская локальная раса Южн о африканская локальная раса Австралоидная ветвь Андаманская локальная раса Континентальная негритосская локальная раса Филиппинская негритосская локальная раса Австралийская локальная раса Меланезийская локальная раса Тасманийская локальная раса Полинезийская локальная раса i переходные Айнская локальная раса i варианты Список этот заканчивает изложение расовой классификации и открывает переход к истории рас. Но о ней — в следующей главе.

В АННАЛАХ РАСОВОЙ ИСТОРИИ По там, где я искал гробницы, Я целый мир живой обрел. Брюсов
Статическая панорама рас и пх вариантов, прошедшая перед нашими глазами в предыдущей главе, имела своей предпосыл- кой цепь динамических событий, которые в целом складываются в расовую историю человечества. Данные и факты этой истории записаны не на каменных плитах и в древних папирусах, они записаны в анатомии древних скелетов, найденных при раскопках археологических памятников, но от этого они изуче- ны и известны нам ппчуть не хуже, чем сведения, сообщаемые письменными документами. Палеоантропологическая летопись истории человечества опирается ла исследование тысяч, а может быть, и десятков тысяч скелетов. Они датированы археологически и с помощью точных методов, это очень основательный подкрепляющий ма- териал, обусловливающим полноту и документальность летопи- си. В ней есть незаполненные места, пробелы, кое-что намечено вчерне, недостаточно точно, но работа по палеоантропологии почти во всех -странах приносит огромные новые запасы фак- тов, пробелы эти быстро заполняются. Так расовое многообра- зие современного человечества развертывается во времени, превращается в процесс, начало которого скрыто в недрах первобытного общества, в бродячих ордах питекантропов, продолжение проходит перед нашими глазами сейчас, чтобы через несколько десятков будущих поколений опять стать историей. Где начало расового многообразия, насколько далеко мы в 140
с о с то я н п и 11 рос л е дпть е го. ра енола га я жа л ними фра г м е иг а ни с кел ото в ие коп аемых л ю лей начал а че т ве р тп ч я о го и е рпо л и, Здесь, когда речь идет даже не о самих я зле илях, а лишь об их с л а бых конту рах, о едва зам ет я ы х о тле ч а т ка х п а л ен те врем ешь фактов мало и увеличиваются пип модл<?шю. 201НЗД—300 0U0 лет — надежный срок, чтобы стереть следы происходивших процессов и бесследно уничтожить костные остатки самих уча- стников этих процессов — безвестных статистов в драме Време- ни. Но там, где мало фактов, наука заполняет недостающее догадками, взятыми, однако, не с потолка, а основывающимис л на других фактах в смежных областях, косвенных соображе- ниях. иногда логических умозаключениях. Иного пути нет — мы и пойдем по нему, так как не скоро еще, вероятно, получим ту информацию о древнейших предках человека, которая могла бы придать нам конкретность представления о них. сравнимую со знанием современного расового состава земного шара. Первый и важнейший такой косвенный материал для сужде- ния о древнейшем прошлом человечества — археологический, остатки труда древних людей, слабые и несовершенные образны техники. По-видимому, сначала была деревянная палка пли дубинка, но безжалостное время бесследно уничтожило ее. Мы еще должны благодарить судьбу за то, что этот материал для орудий оказался слишком несовершенным и не удовлетворил наших предков — в противном случае при попытке приоткрыть завесу над первыми шагами человеческой техники нас встрети- ла бы пустота. Поэтому история, документированная и более пли менее четко датированная, начинается с того момента, как человек, поняв несовершенство дерева, обратил внимание на камень. Многих усилии наверняка потребовала его обработка, но он вознаграждал сторицей твердостью и долговечностью изготовленных из него орудий, удобством их использования. Формы этих орудий были первоначально просты, даже, может быть, примитивны, но они удовлетворяли такие же примитив- ные, небольшие производственные запросы древних людей и служили им верой и правдой. Археологи выделяют два ведущих орудия, две произволе*! венные формы на заре истории каменного века. Одно из них получило название ручного рубила. Это большой, в килограмм или полтора, удлиненный кусок камня, овальной, яйцевидной формы, с двух сторон обработанный. Режущие рабочие края у него поэтому также с двух сторон. Его назначен не было пред метом споров еще среди первых исследователей каменного века. Чего только в связи с этим не предполагалось! Думали даже, что, пользуясь пм для зарубок, первобытные люди так взбпра- 141
лпсь на деревья. Наше время, гораздо более высокий уровень знаний о древнем каменном веке не приблизили нас к понима- нию производственной роли, функционального назначения этого орудия, но ясно — оно удовлетворяло каким-то очень сущест- венным, фундаментальным требованиям первобытной техники, могло быть использовано многозначно, служило для разных трудовых операций и справлялось с этими операциями неплохо. Второе орудие первобытных людей называется чоппером — это английское слово, так и не замененное ничем в русском языке, уже вошедшее в профессиональную речь, фигурирующее в ли- тературе постоянно и, по-видимому, уже в нашей специальной лексике укрепившееся, несмотря на свою явную звуковую чужеродность. Чоппер — грубое рубящее орудие, не столь определенной формы, как ручное рубило, но тоже массивное, обработанное ретушью и явно приготовленное для каких-то трудовых операций. Ручные рубила известны археологии давно, сотню лет, ими буквально забиты все древнекаменные стоянки во Франции, где они стали систематически исследоваться раньше всего. Чопперы не столь знамениты, их открыли потом, так как это преимущественно -восточная, азиатская форма, а Азию стали изучать позднее Европы и азиатские стоянки вошли в науку уже только в нашем веке. Но сейчас чоппер в своих самых разнообразных и географических, и функциональ- ных вариантах известен не хуже ручного рубила. По сравнению с ним он не так стоек по форме, разнообразнее, лабильнее, иногда даже орудия типа чопперов выделяют именно по этому признаку — отсутствию определенной формы. В общем, форма — основное отличие двух главных видов древнекаменной индустрии. Назначение же чоппера, цель его изготовления и конкретное использование в производственных условиях — так- же неизвестны. В кругах археологов возникла большая и интересная полемика вокруг географии чопперов и ручных рубил. Нет возможности осветить ее подробно, так как, если мы каждый раз будем отклоняться в сторону, к смежным наукам, нам не хва- тит н нескольких книг, чтобы дойти до конца. Но не коснуться ее тоже нельзя —она имеет самое непосредственное отношение к теме первоначального распада человечества на расы, помо- гает нам выйти за пределы ограниченности и неясности палео- антропологических находок, построить удовлетворительную гипотезу на месте беспочвенных гаданий. На фоне безграничного господства ручных рубил казалось странным, что где-то в мире были области, где рубил не изго- товляли. Но время шло, рубил в достаточном количестве не 142
находилось, пришлось поверить, что во многих, районах Вое тон- ной п Центральной Азии, в Юго-Восточной Азии пх влобщп знали. Так думал блестящий американский а^хролгг- и геолог Халлам Мовпус, посвятивший в 1943 гопу этой теме специальную книгу. Действительность, однако, иодетавлиез неожиданные ловушки самым хитроумным своим Последовате- лям — в дальнейшем рубпла все же нашлись — кое-где в Индии, в странах материковой Юго-Восточной Азии, па Яве. Казалось, равновесие восстановлено, рубпла изготовляли по всей древней ойкумене, они — основная производстве иная фор- ма техники, они есть везде, и везде к ним примешиваются чопперы. Так думал ныне покойный выдающийся советский археолог Сергей Николаевич Замятин, замечательная статья которого на эту тему, написанная в 1951 году, до сих пор слу- жит источником мыслей для исследователей следующего поко- ления и постоянно цитируется. Однако разворот археологиче- ских работ в последние годы, пх исключительное географиче- ское разнообразие, раскопки новых памятников показали, что и Замятин был не вполне прав. Рубила и чопперы встречаются повсеместно или почти повсеместно, есть памятники с теми и другими орудиями и на западе, и на востоке, но соотношение этих орудий неодинаково: на западе подавляющую массу составляют ручные рубила, на востоке — чопперы. О чем говорит такое наблюдение, теперь уже, по-впдпмому, верное, адекватно отражающее действительность, во всяком случае многократно проверенное? Оно достаточно очевидно, чтобы пойти на выделение двух обширных провинций древне- каменной индустрии с разными производственными традиция- ми. Первую из них условно назовем западной — это Европа, многие районы Африки, Передняя и частично Южная Азия, юг материковой Юго-Восточпой Азии, Ява. Вторая, восточная, меньше, хотя тоже покрывает большую область.-— это Цент- ральная и Восточная Азия. В таком географическом распределе- нии трудно не увидеть любопытной аналогии современным расовым ареалам, какого-то решительного и. очевидно, не слу- чайного совпадения современной расовой и древней производст- венно-технической географии. Западный ствол занимает как раз Европу, Африку и Переднюю Азпю, через Южную к Юго-Восточпую Азию уходит в Австралию: восточный ствол гнездится в Центральной п Восточной Азии. Отклонение его ст древнего производственного ареала, расширение ареала по срав- нению с первоначальным —явление заведомо позднее и произо- шло в результате позднейшего расселения (в Америке, несмот- ря на активнейшие поиски, не нашлось древнекаменных ору-
дин. в Сибири их находки — тоже не очень красноречивы и, главное, малочисленны). Так объяснение расового состава человечества можно возвести, очевидно, по времени к заре древнекаменного века, к эпохе наших древнейших предков, не к эпохе неандертальцев даже, а к эпохе их непосредственных предшественников — ископаемых людей еще более архаичного строения. Странная особенность предшествующего рассказа. На воп- рос, когда произошло распадение древней человеческой общно- сти на расы п где оно произошло, мы получили ответ, ни разу не прибегнув к палеоантропологическим находкам, к ископае- мым костям древнейших людей, ни разу и не вспомнив о них, а ведь это наш решающий материал, на основе которого проверяются все палеоантропологические гипотезы. Можно было бы думать, что его нет, однако он есть, хотя и очень фраг- ментарный, выборочный. Признаюсь, мы не вспомнили его потому, что одного его было бы недостаточно для суждения, а сейчас, после всего сказанного, после установления двух ар- хеологических провинций, он засветился новым светом и дает возможность укрепиться нашей уверенности в правильности отнесения во времени двойной дифференциации человечества к ранней фазе развития древнекаменного века и в соответствии действительности принятой нами географии первичных очагов расообразования. На первом месте здесь по значимости, по богатству находок, по исключительной отчетливости результатов исследования, конеч- но, синантроп, остатки которого найдены в конце 20-х годов под Пекином и подробно изучены. Лицевые кости не сохранились на черепах синантропа (по ним в первую очередь устанавли- вают антропологи сходство между расами), но сохранились зубы; оказывается, такая характерная впечатляющая черта монголоидов, как совкообразные резцы, у синантропа уже была выражена не менее отчетливо. Таким образом, протягивается объективная, основанная на морфологии, на признаке, который сохранил известную стойкость в ходе человеческой эволюции, линия преемственности между синантропами, отстоящими от современности не менее чем на три сотни тысячелетий, и совре- менными монголоидами. Об уплощенности лица можно судить по уплощенности нижней части лобной кости синантропа, а это тоже отличительная особенность облика монголоидов. Рогин- ский, выдвинувший моноцентрическую теорию происхождения современных рас и отрицающий непосредственное генетическое родство их с неандертальцами в пределах одноименных мате- риков, произвел сравнение ископаемых людей и представителей 144
современных рас с помощью статистических приемов, опираясь на всю сумму морфологических признаков. Что же получилось в итоге? Получилось, что статистически по этой сумме призна- ков синантроп в наименьшей степени отличается от монголои- дов. Это дополнительный факт, говорящий о его родстве с ними. Так восточный ствол приобретает в спнантроле своего родона- чальника, и история его. оттолкнувшись от косвенных геогра- фических и археологических наблюдений, становятся гга ней и начинает опираться па твердые морфологические данные Таким образом, распад человечества на два ствола произошел в нижнем палеолите, куда уходит корнями и происхождение основных рас. С родоначальниками западного ствола дело обстоит хуже — несмотря на несопоставимый с Азией масштаб археологических раскопок в Европе и Африке, гораздо более дол го лет лих и об- ширных. нигде, в пределах расселения европеоидов и монголои- дов, нет такого богатого местонахождения, как стойбище синантропа под Пекином. То есть, вернее будет сказать, такие стойбища есть, их даже немало, они открыли миру богатейшие коллекции инвентаря древнейшей каменной культуры, они по- зволили проникнуть в далекую от нас жизнь и создать ее пол- ную пли во всяком случае насыщенную подробностями картину, но палеоантропологических остатков, сколько-нибудь закончен- ных, они не дали, потому значение их для палеоантропологии ничтожно. Все сопоставимые по времени с синантропом наход- ки ископаемого человека в Европе и Африке представлены челюстями — а даже сейчас, когда морфология и сравнительная анатомия пользуются изощреннейшими методами сравнения и изучают тончайшие структуры человеческого организма, немно- го скажешь о расовых чертах, имея в руках такой фрагментар- ный материал. Поэтому нужно пропустить одну ступеньку — ступеньку, синхронную с синантропом, и вскарабкаться на другую, где мы уже встречаемся с неандертальцами, следующей, более подвинутой вперед в смысле морфологической организа- ции группой наших далеких предков. А о том, что она была, самая первая ступень, одновременная синантропу, говорит про- стая логика: если представители восточного ствола отделились от общего корня на стадии синантропа, то оставшиеся группы дали начало стволу западному, ведь иных нет. II в вымершем состоянии невероятно обнаружить что-нибудь равноценное сов- ременным основным расам, но не дошедшее до современности,— это означало бы тупик развития для какой-нибудь расовой вет- ви, что заранее можно отвергнуть, как гипотезу фантастическую и расистскую. Полное же уничтожение представителей какой- 145
нпбудь расовой ветви в ходе исторических событий — тоже ги- потеза немыслимая, постулирующая чудо, которому нет аргу- ментов в человеческой истории. Поэтому в существование древ- нейшей ступени развития предков и негроидов и европеоидов в виде общей неразделившейся ветви эволюции и одновремен- ность ее синантропу мы верим, в нее нельзя не !верить, но ре- конструировать ее пока невозможно — нужно терпеливо ждать новых находок. Продолжение развития этой неразделившейся ветви предков негроидов и европеоидов — европейские и переднеазиатские неандертальцы. Сразу же исключаем из рассмотрения неандер- тальцев африканских, во всяком случае тех, остатки которых выплыли навстречу нашей любознательности из тьмы времени. Я не буду их даже перечислять — все способы определения их абсолютного возраста согласно говорят об одном: об их позднем появлении, может быть, даже об их синхронности первым лю- дям современного облика. Это как бы тихий садок, заводь эво- люции, где она сберегла представителей предшествующей ста- дии до стадии последующей. Любопытно — то же явление мы встречаем в Центральной Африке (там же найдены и неандер- тальцы) и в культуре: сохранение древних форм до того времени, когда в Северной Африке, Передней Азии и Европе появляются элементы новой техники. И морфологически афри- канские неандертальцы сохранили архаические черты — исклю- чительно сильный рельеф черепа и те соотношения по многим признакам, которые свойственны лишь более древним формам ископаемого человека. Коротко говоря, вывод ясен — с основа- нием отметаем мы сразу же в сторону африканских неандер- тальцев при рассмотрении основной, магистральной линии развития западного расового ствола, они для него какая-то боковая ветвь, мелкий и, по-видимому, короткий отросток. Не- европейские и переднеазиатские неандертальцы — это обшир- ная и мощная группа, ее история кажется немного таинствен- ной, но увлекательной и богатой, это история непосредственных ближайших предков современных рас западной части эйкумены; рассматривая ее, мы занимаемся не частностями, а погружаемся в самые глубины расогенеза европеоидов и негроидов. Среди этих неандертальцев выделено несколько групп, и каждая из них требует внимания и характеристики, каждая может пре- тендовать на основную или во всяком случае значительную роль в том грандиозном мировом процессе, который привел к станов- лению современных рас. Правда, выделение этих групп не окончательно. Много споров идет вокруг пх происхождения^ взаимного генеалогического родства. Но что бесспорно в палео- 146
антропологии? Мы уже убедились, что исследователям остается пока путь выбора наибольшей вероятности, а не полных сведе- ний. Десятки ископаемых находок, да еще фрагментарных, ш* могут обеспечить нам точного знания тысячелетий расовой истории человечества. Первая группа европейских неандертальцев — трудна, в ко- торой, как в фокусе, как в хрестоматийном образце, воплоти- лись все наиболее характерные черты неандертальского тика, поэтому она и получила название классической. Это неандер- тальцы из неандертальцев, в их морфологии все или пот г и ь . / свидетельствует об оригинальном специфическом физическом типе, самостоятельное место которого в классификации иско- паемых предков современного человека не вызывает никаких сомнений. Начать, естественно, его характеристику нужно с признаков, которые отличают неандертальцев от современных людей и сближают их с людьми предшествующей, самой ранней стадии человеческой эволюции,— с признаков, которые у сов- ременного человека более развиты и рисуют нам неандертальца как тип сравнительно примитивный. У него убегающий назвд лоб и очень сильно развитые надбровные дуги, тяжелые массив- ные челюсти п крупные зубы, слабо намеченный подбородок и архаические признаки в строении мозга. Но, строго говоря, полностью промежуточной формой между синантропами и сов- ременными людьми этих неандертальцев тоже пе назовешь — мозг у них был по объему еще больше, чем у современного человека. Поэтому многие антропологи и пришли к выводу, что эти неандертальцы — группа особая, выработавшая свои ха- рактерные черты под влиянием приспособления к жесткому и холодному климату прпледпиковой зоны, участие ее в станов- лении современного человека очень ограничено, хотя ее пред- ставители были распространены в Центральной и Западной Европе почти повсеместно, а по времени они, по-видпмому, сре- ди неандертальцев позднейшие. Вторая группа — более ранняя и, если можно так выразиться, менее неандерталоидная, гораздо менее типичная и специализированная. Это, бесспорно, те же неандертальцы, но они отличаются от классических так, как отличаются обычно друг от друга два подвида или две географические расы в пре- делах вида. Мозг у них меньше, рельеф черепа развит слабее, прогрессивных признаков в морфологии черепа больше, все их строение тоньше, мягче, миниатюрнее и ближе к строению современного человека. Географической расой их называть нельзя —они жили там же, где и классические неандертальцы, только... только заметно раньше, по-видпмому, и представляют 147
собой поэтому наиболее ранний -и, очевидно, более близкий к исходному вариант неандертальской группы. Это своеобразное’ сочетание прогрессивной морфологии и хронологической уда- ленности от современной эпохи хорошо объясняет систематиче- ское положение, занимаемое неандертальцами в большинстве- генеалогических схем ископаемого человека,— положение той пс ход пой группы, которая, с одной стороны, выплеснула совре- менного человека, а с другой, дала начало классическим неан- дертальцам, кончившим свои дни на задворках при ледниковой Европы, когда по более благоприятным районам шагали уже- современные люди. Концепции такой нельзя отказать в строй- ности и логичности. Две эти группы не исчерпывают географического и морфо- логического многообразия неандертальского типа. Была еще- Передняя Азия, и находки в ней подарили изумленному миру' европейских ученых знание таких подробностей строения неан- дертальцев, о которых они не смели и мечтать и которые их в то же время крайне удивили. Речь идет о находках в Палестине, сделанных в начале 30-х годов английским археологом Дороти Гэррод и французским археологом Рене Невиллем. И она, и он — специалисты высокой активности и величайшего автори- тета в области первобытной археологии, авторы многих трудов п открытий. Гэррод раскопала пещеры Табун и Схул, Не- вилл ь — пещеру Кафзех. Богатый каменный инвентарь и разнообразная древняя жизнь предстали глазам археологов — все пещеры, как профес- сионально говорят в таких случаях, имели сложную стратигра- фию. Это означает, что в слоях пещерных напластований со- хранились остатки нескольких периодов, последовательно сменявших один другой. Неандертальских скелетов оказалось несколько, но это были они и не они: все их строение представляло собой сложную мо- заику примитивных неандертальских и прогрессивных совре- менных черт. Исключение составил лишь женский скелет из пещеры Табун — он мало отличался от скелетов европейских неандертальцев. Строение же остальных было настолько стран- ным, что споры вокруг них не утихают до сих пор. Довольно- высокие, стройные, они были красивы, как любые физически полноценные и ловкие люди. В этой стройности, длинноногостп и высокорослости — их первое отличие от приземистых и коре- настых европейских неандертальцев. Второе — степень прогрес- сивности, тот морфологический шаг, вернее шажок, который они сделали на пути движения к современности: лоб у них по- ниже, чем у современных людей, но выше, чем у неандерталь-- 148
це в ^Европы, рельеф черепа еюдн-пыис. -о-ч v неа нлер i а г: одб ородок выра же н четче. Огромная книга с десятками фоти/рифш; и цифровых таб- лиц. написанная уже известным нам Кп ?- -м и мощным тогда антропологом Теодором Маккаупом и изданная в 1939 г.. пове- дала научному миру о результатах антрощлоыщескс’го иссле- дования палестинских скелетов, сделала их пенщетвепя- ося- заемыми и зримыми. И сразу же отличительные черты щчллх жителей пещер Табун, Схул и Кафзех (кстати, каусщв из последней пещеры, хранящиеся в Институте палеонтологии з Париже, не описаны подробно до сих пор) и пх происхождение вызвали дискуссию, острую п активную, дискуссию, которая велась вокруг самых глубоких и интимных проблем антропоге- неза. Эти неандертальцы возникли в результате смешения классических неандертальцев и современных людей — так ду- мали многие антропологи, другие полагали, что пх своеобразный тип — не следствие гибридизации, а этап в эволюции человече- ского рода. Но решительно пикто не сомневался в том. что это самостоятельная группа в составе неандертальцев, группа го- раздо более прогрессивная морфологически, чем не только позд- ние классические, но и ранние неандертальцы Европы. Так сложилась в умах антропологов классификация геогра- фических вариантов неандертальского типа, сложилась, естест- венно, логично и последовательно вытекая из фактов и наблю- дений, вытекая из самой морфологии неандертальской группы. Каждая из групп — целый мир времени и пространства, огромный отрезок эволюционного развития. Но одновременно — это и мир гипотез, мир идей и мыслей, выдвинутых, разработан- ных, продуманных поколениями антропологов, изучавших на- ходки. В столкновении этих мыслей рождается постепенно представление о ходе эволюции в этих группах неандертальцев, пх генеалогических взаимоотношениях, пх истории и участии в формировании современного человека. Гипотез и тут много, как и везде в антропологии. Основные из них — вспомним — полицентризм, происхождение современных рас на основе раз- ных локальных групп ископаемых людей, и моноцентризм, про- исхождение современного человека от одной центральной, в данном случае переднеазиатской, формы неандертальцев. Высокоавторитетные имена несет каждая из теорий на знамени и гордится ими: Вайденраих выступал адептом первой гипотезы, Рогинский блестяще защищал и до сих пор защищает вторую. Вайденрайх указывал на родство современных рас с неандертальцами на той же территории. Рогинский оспорил его аргументы, подвергнув пх серьезной морфологической критике. 1491
Голоса разделились и никак не сольются в единый хор. Но не затрагивая особенно этих дискуссий, все же напомню — чашу весов мы подтолкнули в сторону полицентризма, установив преемственность между синантропом и монголоидной расой, и сделали это сознательно, опираясь на факты: географические — совпадение ареалов, морфологические — сходство строения лица и зубов, статистическое — сходство по комплексу при- знаков. Этим восточный очаг исключен из дальнейшего рассмот- рения, так как он превращен в самостоятельную арену расо- образования. Но дискуссия между полицентрической, многоочаговой, и моноцентрической, одноочаговой, концепциями происхождения современного человека может вестись и в более узкой сфере, уже применительно к расам западной части эйку- мены, применительно к европеоидам и негроидам. Вопрос и в данном случае ставится так же, как он ставился по отношению ко всем расам земли,— происходят ли европеоиды и негроиды от одной группы предков или этих групп несколько? Строго говоря, мы и на этот вопрос предрешили ответ — ведь объединение негров и европейцев в одну расу, в один расовый ствол предопределяет и их единое происхождение. Но где истоки этого происхождения, с какой из перечисленных групп неандертальцев оно связано — все это вопросы вопросов антро- погенеза и расоведения, кардинальные проблемы, которых нам нельзя не коснуться. Предполагалось, что европейские неандер- тальцы позднего времени <— пасынки эволюции, их участие в дальнейшем развитии ничтожно, это эволюционный тупик, не давший отростков. В этом, как уже упоминалось выше, есть своя логика — поздние неандертальцы грубы, массивны, при- митивны, они жили в условиях не только тяжелых, но — с мерой оценки современного человека,— видимо, даже страш- ных. Отсюда до идеи об их вырождении под влиянием отбора один шаг, и шаг этот, естественно, был сделан. Я всегда высту- пал против этого шага — он казался мне слишком уж легким, очевидным, а эволюция, как и все процессы на земле, редко выбирает очевидные пути. И действительно, фактов, которые предостерегали бы против этого, немало — тут и переходные ют поздних неандертальцев к ранним формы, и очень развитая культура этих поздних неандертальцев, непосредственный пере- ход от каменного инвентаря стоянок к новокаменному веку, географические наблюдения, свидетельствующие о том, что про- грессивные ранние неандертальцы проживали тоже в приледни- ковой зоне, а классические поздние — в районах, далеких от распространения ледника. Никто не будет утверждать, что роль примитивных поздних неандертальцев в формировании совре- 150
мепного человека та же, что и ранних, ста. п.э-зп:шмому. 'тонь- ше, по б есс п орн о их уча с т ле в эт о м г ра пли п ; о м п а я о i i к у м е. i я о м процессе, основном эволюционном сдвиге, пропс шедшем после выделения предков человека из животного мира, Основа *то же кандидаты на роль этих предков — прогрессивные ранние неан- дертальцы Европы и переднеазпатскпе неандертальцы — легко удовлетворяют самым строгим требованиям. Это многочислен- ная, широко распространенная, морфологически потоп то; та я далеко вперед группа, от которой просто п без всякпх дополни- тельных предположений выводится происхождение человека современного типа. Переднейзиатскпе неандертальцы — особен- но благодатный материал в этом отношении, потому что они хорошо изучены, во-первых, и представлены группой из одной пещеры (пещера Схул дала около десятка скелетов), во- вторых. Начать с того, что неандертальцы Передней Азии, как гово- рят антропологи,— полиморфная, в отношении морфологии многообразная группа, в ней представлены разные морфологи- ческие варианты, сближающиеся с различными современными расами. Именно это обстоятельство послужило Рогинскому вто- рым аргументом (первый состоял в общей прогрессивности строения) в пользу того, чтобы рассматривать переднеазиатских неандертальцев как предков всех современных рас. Это и право- мерно, и неправомерно одновременно. Неправомерно — потому, что как раз монголоидный комплекс признаков представлен там более слабо, с монголоидами можно сблизить, да и то очень проблематично, лишь одну чрезвычайно фрагментарную наход- ку. Правомерно — ибо и для европеоидов, и для я ст рои л со. мож- но указать в палестинской популяции надежные и отчетливые прототипы. Поэтому для западного ствола эти ископаемые формы играют ту же роль, какую для восточного играет синан- троп,— роль древнего ископаемого корня, из которого тощос соответствующий ствол, роль зарницы, предвещающей грозу, намек в прошлом на будущее. В этой группе, несомненна более поздней, чем синантроп, уже оформлялись, как бы прорисовы- вались постепенно комбинации физических черт, позже ставшие основными для негроидов п европеоидов в целом. В общем. <то была довольно аморфная недифференцированная группа, пп которой могло вырасти и выросло и то, и другое. Как пошло развитие дальше, что образовалось сразу ;ке вслед за исходным корнем в качестве ствола па основе синант- ропа и переднеазиатских неандертальцев? Тут подходим мы к одной из сложнейших и интереснейших тем расовой истории, потому что наряду с формированием расовых комплексов скла- 151
дывался сам тип современного человека, те черты, яркие и определенные, которые отличают его от всех вымерших ископае- мых форм, отличают и от неандертальцев. Умозрительно рас- суждая, легко получить правильный результат — на базе морфологического комплекса, свойственного синантропу, и воз- ник монголоидный тип, на базе неандертальцев из пещер Схул и Кафзех — какой-то промежуточный, средний между европеоидами и негроидами, что-то такое, из чего могли полу- читься и те, и другие. Такой результат, однако, сух, сер, это вялая абстракция вместо полнокровной жизни — ведь монголои- ды не едины, американоиды отличаются от азиатских монголои- дов. в пределах западного очага, кроме европеоидов и негрои- дов. фигурируют, мы помним, австралоиды. Одним словом, стремление узнать, на какое из этих подразделении находили исходные формы обоих стволов или являли они собой нечто промежуточное, аморфное,—совсем не праздное любопытство, а желание получить ответ на вопрос животрепещущий и ак- туальный. Ясно совершенно — когда в морфологии и филогении протягивается нить от глубокой древности к современности, от ископаемых форм к ныне живущим, это всегда риск, всегда гипотеза, всегда немного воображения вместо строгого учета фактов, это всегда что-то косвенное, привнесенное извне, и от масштаба привнесенного, от силы мысли и такта исследователя, от разумного сочетания яркой фантазии и приземленной эмпи- рики п зависит убедительная сила филогенетической схемы. Такая гипотеза фиксирует и отражает лишь преобладающее направление генетических связей, лишь основное, несомненное, что многократно имело место; и прилитие новой крови, и уча- стие каких-то иных, неизвестных нам форм — все было извили- сто и непросто там, где мы видим простоту отношений и яс- ность. Так преображаются запутанные улочки какого-нибудь лесного поселка или дороги в степи, когда мы смотрим на них с самолета — классическая правильность вместо клубка, прямые углы вместо тупых и острых. Эту обманчивую правильность нельзя принимать за неприукрашенную действительность, нельзя видеть в ней что-либо большее, чем абстракцию, когда имеешь дело с палеонтологией и антропогенезом. Это же помнить нужно и когда мы разыскиваем предков современных рас, пытаемся обнаружить их среди ископаемых находок. Палеолит — древнейшая эпоха камня в истории человечест- ва — подарил миру расцвет сразу же с появлением современ- ного человека: с ним, первобытным человеком разумным, Но- то sapiens, пришло на нашу планету искусство, появилась новая форма живых существ — прирученных и одомашненных 152
животных, сан вид и назначение каменных орудий сделались разнообразны чрезвычайно. В археологической периодизации эта эпоха стала называться верхним, или поздним, палеолитом, п древнейшие находки ископаемого человека современного типа приурочены в основном именно к ней. Верх де па л ед литические находки в Восточной Азии нем и ого числе злы. лги: зэз'щс верхне палеолитические стоянки. Но еще до первых л л ходок сделана была умозрительная в целом, так как в пользу се т л зо- рило не много прямых данных, но удавшаяся, подтверящеиная всем ходом последующего развития науки попытка оерпылыть антропологический облик древнейших представителей монго- лоидной расы, их отношение к современным вариантам в составе монголоидов. Общественное выражение этого огромного творче- ского усилия — скромная статья Рогинского, опубликованная в 1937 г. В ней показал он, во-первых, спеппалпзирова.чность азиатских форм монголоидов в сравнения с амеро-азиаг скипи, большую близость последних к нейтральному типу, а главное, суммировал, обобщил и как-то укрупнил в сознании сие ни-ли- стов литературные данные о существовании в Азии аят у он< ло- гических групп, близких америкапопдам, Группы эти сохрани- лись в условиях крайней изоляции — резонно было видеть в них остаток прежнего исходного состояния монголоидной расы и высказать идею о морфологической близости ее древнейших представителей к америкапоидной в целом комбинации призна- ков. Аргументированная широко, всесторонне, интересы. хотя и косвенно, гипотеза и в таком виде показалась всем очень убе- дительной и была воспринята без всякой критики, как законо- мерный итог наших знаний об основных этапах расогенеза на территории Восточной Азии. Известные к моменту написания и появления статьи ископаемые находки верхнепалеолитическо- го времени не были хорошо описаны и использовались Рогин- ским лишь мимоходом, как только и позволяло тогда знакомство с ними, но их описание, появившееся через два года, в 1939 г., целиком подтвердило его точку зрения: верхнепалеолитическое население Восточной Азии было гораздо менее монголоидно и сильнее походило на американских индейцев, чем на современ- ных жителей азиатского материка. И последующие находки показали то же — ослабление монголоидных признаков у древ- него населения Восточной Азии по сравнению с современным, его сходство с населением Америки. Это был уже пе косвенный, а прямой аргумент в пользу того, что именно амерпканепдная ветвь восточного ствола представляет древнюю форму монго- лоидной расы. Итак, американоиды. Вывод, откровенно говоря, несколько 153
Странный, если учесть оторванность обеих Америк от Старою Света, пх окраинное положение в пределах эйкумепы, замкну- тость ареалов всех живых существ, в том числе и человека, попадающих на американский материк. Странность этого выво- да, однако, кажущаяся — изоляция способствует сохранению древних форм, консервации отдельных признаков и сочетаний признаков, замедляет эволюционный процесс, снижает вообще темп всех динамических изменений. Поэтому изолированность американского материка и стабильность антропологических особенностей американских индейцев — не взаимоисключающие, а взаимозависимые явления: одно, изоляция, ведет за собою другое —• консервацию. Переселение древних предков амери- канских индейцев в новый район поэтому же не разрушило свойственный им физический тип, а, наоборот, сберегло его, предохранив от слишком быстрой эволюции. Американоидная ветвь имеет, следовательно, полное право называться прото- морфной ветвью восточной амеро-азиатской расы, она — сохра- ненное до современности без больших изменений исходное состояние этой расы, тот комплекс признаков, который являет- ся, по-видпмому, первичным и сформировался при появлении человека современного вида на основе происходящих от синант- ропа. но плохо нам пока известных восточноазиатских неандертальцев. Когда п как произошел распад амеро-азиатской расы на две ветви — азиатскую и американскую, какова конкретная геогра- фия и история этих ветвей и их генетические связи в разные периоды времени? Здесь мы подходим к, казалось бы, уже давно решенному и все же по-прежнему жгучему вопросу о заселении Америки, пожалуй, одному из наиболее известных и интересных широким кругам читателей-неспециалистов. Трудно сказать, чем объясняется этот интерес — высоким уровнем и экзотикой древнеамериканских цивилизаций или чем-то иным, но он есть, и поэтому обращались к этой теме многие непрофессионалы, стремясь внести свою лепту, как-то прояснить проблему, доба- вить немного романтики в сухие выкладки специалистов. Валерий Яковлевич Брюсов, не только поэт, переводчик, критик, литературовед, но и замечательный знаток прошлого, посвятил большую статью древней Атлантиде, доказывал, ис- пользуя разнообразные результаты археологических раскопок и филологических изысканий, реальность сообщений о ней, пытался объяснить сходство древнеамериканских и древне- египетской, а также других североафриканских цивилизаций общим происхождением от народов исчезнувшей Атлантиды. Константин Дмитриевич Бальмонт, не только поэт и перевод- 154
чпк, но и неутомимый путешественник и любитель древностей, писал о том же, обогащая своими собственными на блюде илями представления о сходстве древнеамериканских и древпеегппет- скпх цивилизаций. Этот вопрос, неслучаен в русской литературе, он имеет давние традиции — еще в середине прошлого века огромную книгу о легендарной Атлантиде выпустил Авраам Сергеевич Норов, известный петербургский литератор, пугщпе- ственнпк и друг Пушкина. Атлантида признавалась реально существовавшим культурным центром, откуда, как лучи от солнца, расходились в разные стороны народы, в частности, египтяне и древние жители Америки, сохранившие в своей культуре элементы общего происхождения. Многочисленные и неоспоримые данные о существовании меридионального хребта в Атлантическом океане, бывшего еше несколько десятков ты- сячелетий тому назад надводным, до сих пор используются как геоморфологическое доказательство существования Атлантиды и, следовательно, заселения Америки человеком через Аткопти- ку. Своеобразным вариантом того же взгляда была недавно предпринятая попытка доказать, что Америка заселена через север Атлантического океана, по сухопутному мосту, остатком которого является Гренландия. Статья об этом появилась в солидном и почтенном американском журнале «Современная антропология» и в этом же журнале была подвергнута резкой и справедливой критике многими выдающимися специалистами в области археологии, антропологии п этнографии. Пре т приня- тое Туром Хейердалом форсирование Атлантического океана на лодках в принципе доказывает возможность такого плзыпшя, но никак не доказывает, что аналогичные плавания пн ели место в древности. И несмотря на то, что многие выдающиеся июли пщ.-гщ о заселении Америки через Атлантический оксап, все их аргумен- ты не могут считаться убедительными до конца, несут печать увлечения и не склонили на свою сторону серьезных специали- стов. Вера в существование Атлантиды подорвана и дискреди- тирована бесчисленными сочинениями писателей и особенно фантастов-псториков, которых было немало за последнее сто- летие, которые появляются в каждом следующем поколении и теперь. Указания, многочисленные и иногда очень уверенные, на сходство календаря, мотивов скульптуры, религиозных обы- чаев, связанных с солнцем, у древних жителей Египта и Цент- ральной Америки не подтверждаются, как только анализирует- ся это сходство детально. Общий вывод современной науки едва ли может удовлетворить сторонников красивых и смелых плаваний в Америку из Европы и Африки, но зато он обоснован 155
фактами п базируется на них: если такие плавания и были, они не сыграли сколько-нибудь существенной роли в формировании культуры и физического типа индейцев Америки, они способ- ны прояснить детали исторического развития отдельных племен, и то в лучшем случае, но в общем и целом истоки происхож- дения американских индейцев нужно искать не в Европе и пе в Африке. Антропология говорит об этом самым красноречивым и недвусмысленным образом — объясняли некоторые исследо- ватели ослабление монголоидно сти у индейцев европеоидной примесью, но даже они писали только о примеси, ни у кого никогда не возникало сомнений о родстве, наибольшем и тес- ном. индейцев с жителями Азии. Азия — родина, вернее прародина, индейцев Америки. В принципе это не менее интересно, чем Европа или Африка, она отделена от Америки Тихим океаном, заселение Америки из Азии потребовало от древних людей колоссальнейших усилий, длительного передвижения в избранном направлении, преодоле- ния тягот странствий и страха неизвестного. Но прежде чем смотреть из Америки в Азию, нельзя не задать вопроса — разве сама Америка не могла быть родиной человека? Разве человек в пределах самого американского материка не мог выделиться из животного мира так, как это он сделал в Старом Свете п независимо от него? Нет, не мог, отвечает современная наука п. нужно признаться, имеет для этого веские фактические осно- вания. Было несколько чудаков в Америке в прошлом веке, которые любую ископаемую кость старались объявить очень древней. Не стоит углубляться здесь в геологию, но не упомянуть о возрасте, который приписывался этим находкам, тоже нельзя — он определялся в несколько сот тысяч лет, а для древнейших превышал и миллион лет. Этими фактическими цифрами, неяс- ностью условий залегания самих находок, их, так сказать, сомнительностью с точки зрения геологической, археологиче- ской, наконец, палеоантропологической (все они представляли классический тип современного человека без всяких примитив- ных признаков), идея самостоятельного происхождения и глубокой древности человека в Америке была серьезно скомпрометирована. Дальше — больше: несмотря на тщатель- ные исследования животного мира обеих Америк, там не обна- ружилось никаких следов человекообразных обезьян, не только ныне живущих, но и ископаемых. Все находки, которые при- писывались ископаемым человекообразным обезьянам, оказыва- лись морфологически недоказательными и принадлежащими представителям других видов. Таким образом, вывод, с которого 156
МЫ ЫаЧё.’Ш, ВЫВОД Ou OTCVTC1ВПИ на ТёррИтрИИ АмнрИп;' древнейших людей и заселении ее в сравнительно позднее прг- мя. сам собой стал напрашиваться кап итог на кеш ленных зна- нии. как результат геологических и зог’Лйгцчось'нх исслеловалий и критической р е впзпи всех с де л anti ы х н а х< - д a ; - ко п, i но • , человека п орудий труда. Исключение гипотезы автохтонного развития человека в Америке приводит к миграционной идее, к идее его переселен ля пз Старого Света. Исключение возможных центров .егото 1ь:р;-- селения пз Европы и Африки приводит к Азия как к прародине американских индейцев, то есть как раз к тому утверждению, с которого мы и начали. Из Азии в Америку ведут два пути. Один — странный, так как он пролегает на далеком севере, через пространства, слаб*; освоенные человеком даже сейчас. Это путь по восточной оконечности азиатского материка пгт Чукотский полуостров, а оттуда — через Берингов пролив в Аляску и дальше в обратном направлении на юг, но уже по американской земле. Геологи и палеонтологи, изучающие палеогеографическую обстановку в районе Берингова пролива несколько десятков тысяч лет тому назад и обмен животными между двумя материками, говорят — это облегчалось существованием сухопутного моста, соединяв- шего северо-восточную оконечность Азии п северо-западную оконечность Северной Америки. Другой путь из Азии в Амери- ку — тоже странный, странный своей тяжестью: через Тихий океан, через бескрайние его просторы, коварные, грозящие опасностью даже современным судам. Чтобы пройти через Берингов пролив в Америку, древ пин монголоидам, двигавшимся с юга, нужно было сначала освоить тайгу, затем тундру и приспособиться к жизни в арктическом климате, потом забыть его, изменить культуру и расселяться дальше, передвигаясь на юг по земле Северной Америки. Прой- ден был североамериканский материк — нужно было вторично приспособиться к тропикам, затем к умеренному климату юж- ноамериканской пампы и, наконец, снова к холоду, но уже антарктическому, при заселении Огненной Земли. Через много культурных пертурбаций должна была пройти цивилизация пионеров заселения Америки, чтобы предстать перед нами во всем своем разнообразии п в топком приспособлении к усло- виям жизни. А если человек дробился в Америку через Тихий океан — он должен был быть неутомимым и бесстрашным мо- реплавателем, а также мудрым провидцем, потому что от архипелага до архипелага в Тихом океане — сотни п тысячи километров по воде, тысячи километров и до самого восточного 157
из тихоокеанских островов, острова Пасхи, до побережья Юж- ной Америки. Из мореплавателя, всем ходом своей истории, бытом, всей своей культурой и психологией приспособленного к жизни на море, он должен был превратиться в охотника и собирателя, земледельца и скотовода, конного охотника и охот- ника на морского зверя, то есть в носителя всех тех многообраз- ных жизненных и хозяйственных укладов, которые мы знаем у американских индейцев. Еще сложнее должна была быть, историческая картина, если мы допустим реальность обоих пу- тей,— тогда на американском материке в древности следует ожидать и искать столкновения разных, противоположных но месту происхождения и резко различающихся по облику своему и этапам формирования культур, это делает этническую карти- ну еще недоступнее для исследователя, труднее для понимания.. Какую же из трех альтернатив выбрать, вернее сказать, ка- кую из этих трех альтернатив дает нам возможность выбрать современная наука? Если суммировать все высказываемые и активно защищаемые даже сейчас мнения, не обращаясь к истории, то пе получишь однозначного ответа — и здесь нужно искать ответ в придирчивой оценке фактов и критическом отно- шении к противоположным аргументам — одним словом, нужно выбирать наиболее приемлемое решение, не давая увлечь себя внешним эффектом и заманчивостью исторических перспектив. При таком подходе, может быть, скучном для неспециали- стов, но обязательном для профессионалов, океанийский путь в Америку кажется все менее и менее вероятным. И это несмот- ря на блистательный эксперимент Тура Хейердала, бесстрашное плавание которого на плоту через Тихий океан продемонстри- ровало всему миру исключительные возможности человеческой личности и конкретно доказало возможность американско- азиатских контактов через бескрайнее пространство воды. И это несмотря на то, что автор, вдохновитель и руководитель такого плавания, сам Хейердал, не ограничился этим — вопреки зоологическому университетскому образованию стал этнологом, приобрел завидную историко-этнографическую эрудицию, сде- лался знатоком проблем, связанных с заселением и историей культуры тихоокеанских островов и Южной Америки, выпу- стил в 1957 г. огромную книгу «Индейцы в Тихом океане», где суммировал все аргументы в пользу трансокеанийских связей между Юго-Восточной Азией и Америкой. Эта книга принесла ему широкую известность среди специалистов и даже привлек- ла некоторых из них на его сторону. Но Хейердал не ограни- чился и этим — он создал популярное описание путешествия, пронизанное замечательным юмором, яркое, оптимистическое, 158
и ер е вел е пи о е едва л и и е и а в се я з ы кп мара. Салю а у ге а а • с превратило Хейердала в нац повального героя Норвегии. а с. и плот занял место в Национальном музее рядом с л с ген лар л «Франом* Нансена, но... как говорила дрдеию а лги.та дружбы, а с истиной в аргументации Хейердала ле в> и го в .,т;- дало. Справедливости ради начнем с того, ито не Хи дерзал был пионером открытия и защиты американских с вялен между Л ми- рикой п Азией. Им был Поль Риве — заслуженный фрак нук- ский этнограф, большой и авторитетный знаток южноа меряна л- ской и океанийской культур. В своих многочисленных статьях и книгах, выходивших особенно интенсивно в 20—30-е годы, он показывал и доказывал совпадение многих элементов культуры у населения Океании и Южной Америки. Из его аргументов Хейердал почерпнул многое, но многое и внес сам, широко ис- пользуя данные самых разнообразных дискуссий. Помимо этно- графии, он писал о языкознании — о сходстве, обнаруживаю- щемся между’’ языками полинезийцев и южноамериканских индейцев, писал и об антропологии — о сходстве тех и других по физическому типу. Широта знакомства с литературой, блеск изложения, симпатии, которые вызывает Хейердал как- лич- ность, привлекли к его гипотезе п его аргументации сердца многих, но... не могли заглушить голос критики, весьма красно- речивый. Лингвистические исследования, на которые ссылался Хейердал, занимают очень небольшое место в современной язы- коведческой литературе, отмеченные в них факты могут полу- чить и иное истолкование и не в состоянии во всяком случае поколебать основное и твердо установленное положение линг- вистического анализа — наиболее тесное родство языки Океа- нии обнаруживают с языками пародов не Южной Америки, а Юго-Восточной Азии. Антропологически — и по строению мягких тканей лица, и краниологически, по строению черепа, и по распределению групп крови полинезийцы также сходны с народами Юго-Восточной Азии в большей мере, чем с южноаме- риканскими. Таким образом, не отрицая возможности плаваний в древности через Тихий океан и контактов южноамериканского и океанийского населения, не отрицая некоторого влияния, ко- торое океанийская цивилизация могла оказать на южноамери- канскую и наоборот, следует признать все же этот возможный путь заселения Америки не основным, не главным — нет фак- тов, которые выдвигали бы его па первый план. Представление о древнеберипгоморском пути заселения Америки тоже, чего греха таить, сталкивается с некоторыми фактическими и теоретическими трудностями. Теоретическая 159*
тРУДность упомянута выше, она состоит в необходимости при- знать безграничные изменения культуры при переходе из одно- го климатического пояса в другой, но известная необычность, странность на первый взгляд такой быстрой динамики культур- ных укладов смягчается долгим временем, бывшим в распоря- жении предков американских индейцев для таких изменений. Вторая фактическая трудность, заключающаяся в отсутствии или, вернее говоря, в малочисленности конкретных фактов, иллюстрирующих основные ступени развития культуры на Крайнем Севере и в разных экологических зонах в Америке, ничем не может быть смягчена — остается ждать дальнейших раскопок, а с ними новых фактов и нового освещения путей культурной дифференциации на территории обеих Америк. Стендаль где-то писал, что истинная храбрость — в том, что- бы из двух зол выбрать меньшее, как бы ни был труден подчас такой выбор. Видимо, современная наука в вопросе заселения Америки как раз и проявила такую храбрость — она пренебрег- ла трудностями гипотезы берингоморского пути и выбрала ее потому, что именно она больше соответствует фактической исти- не, примиряет многочисленные различающиеся между собой точки зрения, объясняет наибольшее число фактов, удовлетво- ряет, наконец, наше чувство здравого смысла. В соответствии с этой гипотезой заселение Америки произошло пз Азии через Берингов пролив и бывшую на его месте несколько тысячелетий назад узкую полоску суши, произошло в результате медленного, постепенного движения больших масс населения, двигавшего- ся. по-видимому, несколькими волнами. Правда, американские индейцы удивительно однообразны по процентному содержанию лиц с группой крови В, эта их особенность всегда удивляла антропологов, и была придумана, чтобы объяснить это однооб- разие, гипотеза заселения Америки одной волной переселенцев, сравнительно немногочисленных. Такое предположение, однако, оставляло без всякого рассмотрения, полностью игнорировало многообразие вариаций внутри американских индейцев по дру- гим группам крови, многообразие их по внешним антропологи- ческим признакам, культуре, хозяйственному укладу, игнори- ровала, словом, факты важные, кардинальные, почему и не была принята. А разумное объяснение отсутствию группы В в Америке — совсем иное, популяционно-генетическое, связанное с так называемыми генетико-автоматическими процессами (по мнению генетиков), связанное с автоматическим вытеснением группы В рецессивно наследуемой группой О на окраине эйку- мены (по моему мнению). Обсуждение таких вопросов заведет нас, однако, слишком далеко — важно лишь отметить, что от- 360
сутствие группы В не говорит непременно о заселении Америки одной волной переселенцев. Когда произошло это заселение и, следовательно, монголо- иды начали разделяться на две ветви? Когда берингоморский перешеек, тишину которого тревожил только грохот воли и крики полярных птиц, услышал голоса людей? Находки древних культур на Чукотке п Аляске не уходят от современности глуб- же второго десятка тысяч лет, но в Америке есть и более древ- ние находки, датировка которых не получила, однако, однознач- ной интерпретации. Пока древность тех пли иных археологе ческих культур 30—40 лет тому назад оценивалась «па глазок,?, предполагалось, что заселение Америки произошло в верхнем палеолите или следующем за ним периоде времени, получившем у археологов наименование мезолита. В абсолютных цифрах этому периоду придавалась лоевпость в 15 000—20 000 лет. что находило подтверждение и в наблюдениях геологов, изучавших поздние слои земной коры. Когда появились сравнительно точ- ные методы датирования археологических находок, основанные на учете содержания радиоактивных изотонов в костях, а такой методов сейчас разработано несколько, п онп могут контролиро- вать друг друга,— древность их начала увеличиваться. Тенден- ция эта ярко проявилась 10—15 лет тому назад л вызвала осо- бенно резкое противодействие со стороны американских геоло- гов, настаивавших на омоложении дат, связанных с заселением Америки. Первые шаги в любом деле бывают шатки, трудны, неуверенны, а главное, не дают окончательных ответов на воп- росы, радп которых онп были предприняты. Точное определение возраста геологических и археологических объектов совершен- ствовало II углубляло свою методику, увеличивало строгость требований к анализируемым образцам, и результаты постепен- но перестали противоречить качественным геологическим на- блюдениям и сейчас сделались мощным пнструментом познаппя возраста явлений прошлого — не относительного, как было рань- ше, а абсолютного. Многочисленные анализы археологических и фаунистических объектов, найденных в разных частях матери- ка, особенно в Северной и Центральной Америке, показали, что древнейшие из этих находок отстоят от современности на 20 000—25000 лет. Правда, есть и более внушительные циф- ры — в Техасе, например, якобы обнаружены следы человече- ской деятельности 40000-летней давности, но это нуждается в подтверждении, как и основанные частично на этих цифрах, частично на разных косвенных соображениях иногда и сейчас появляющиеся гипотезы о заселении Америки человеком 30 000—35 000 лет тому назад. 6 В. П. Алексеев 161
Если что-то не найдено — нельзя непременно утверждать, что оно и не будет найдено, что в Америке невозможно обнару- жить следов человека такого возраста, но пока осторожнее по- дождать новых находок, чем доказывать, что они непременно обнаружатся в ближайшем будущем, и -верить цифрам, которые заведомо нуждаются в дальнейшей ревизии и возбуждают со- мнение у самих американских исследователей. Заселение Аме- рики человеком 20 000—25 000 лет тому назад — наиболее ве- роятная дата, у которой мы должны сейчас остановиться. Итак, 20000—25000 лет тому назад протоморфные монго- лоиды стали заселять Америку, на протяжении этих долгих ты- сячелетий выработали некоторые специфические черты и распа- лись, как мы узнали в предыдущей главе, на несколько местных типов. Изоляция в условиях замкнутого материка, хотя и об- ширного, приспособление к разным, часто очень оригинальным условиям природной среды — вот те непосредственные причин- ные факторы, которые вызвали своеобразие физического типа американских индейцев, его отличия от азиатских монголоидов. А что в это время происходило в Азии? Как формировался расовый тип людей, оставшихся в зоне самого первоначального очага расообразования? Мы узнаем об этом из результатов палео- антропологических исследований на территории Сибири я Вос- точной Азии и из рассмотрения характерных особенностей со- временного населения. Есть много данных в пользу того, что лёссовые степи Центральной Азии, ее песчаные пустыни оказы- вали исключительное воздействие на организм человека, застав- ляли его изменять свою природу, приспосабливаясь одновремен- но и к сильным ветрам, дующим постоянно, и к переносимым этими ветрами тучам пыли. Не все, но многие особенности мон- голоидной азиатской расы легко объясняются этим. Эпикан- тус и складка верхнего века могли предохранять глаза от по- падания в них пыли, уплощенность лица и слой жира на нем защищали от обмерзания, создавая адаптивную форму терморе- гуляции. Таким образом, в пределах первичного азиатского, вернее говоря, восточноазиатского очага расообразования обособились два вторичных — американский и азиатский. Первый из них воз- ник в результате заселения нового материка, второй сформиро- вался в процессе расширения первичного и хотя бы частичного включения в него, очевидно, зоны сибирской тайги. Так рисует современная наука основные события расогенеза на востоке Евр- азии и в Америке, так распался на две ветви 20 000—25 000 лет тому назад, может быть, несколько раньше, восточный амеро- азиатский ствол, причем американскую ветвь в связи с ее мор- 162
фо логической протоморфностыо, близостью к исходному нейт- ральному типу можно еще назвать протоморфной а меро-азиат- ской. События на западе эйкумены были не менее сложны и мно- гоступенчаты. Рогинский считал неандертальцев пешер Схул и Кафзех предками всех современных рас, мы усмотрели в них предков негроидов и европеоидов. При единстве своего строе- ния, при одинаковом сочетании прогрессивного и примитивного в физическом облике индивидуумы этой группы отличались друг от друга, что как бы предвосхищало различия между современ- ными расами. Каждый череп из пещеры Схул обозначался рим- ской цифрой, под ней он и известен в литературе. Череп Схул V во многом походит на череп негра: он широконос, прогнатен (мы помним — эта характерная негрская черта, выступание челю- стей вперед). Другое сочетание признаков у черепа Схул IV: нос узкий, лицевой профиль не выступающий вперед, а отступаю- щий — явное сходство с европеоидной расой. Рогинский увидел монголоидные черты в строении черепа Схул IX — плосколи- цесть, напрпмер, но череп этот плохо сохранился, фрагментарен, и суждение о его типе как раз наиболее спорно. В то же время первый вывод — о проявлении в среде переднеазиатских неан- дертальцев комбинаций признаков, близких к европеоидным и негроидным комплексам, подтверждается конкретные т находка- ми, усиливается еще европеоидными чертами черепа из пещеры Кафзех. Этот вывод, бесспорно, объективный, не окрашенный предвзятым отношением к палеоантропологическим фактам, пе привнесен в них извне, вытекает из них самих. На основе этих разнообразных, в том числе и приближающихся! ьЛ о временным расам западного ствола комбинаций признаков по мере рассе- ления по Европе и Африке возникали полиморфные популяции, в каждом поколении все более близкие к ныне живущим расо- вым типам. II если мы смотрим на процесс расогенеза от наших дней, уходя в глубь времени, мы как сквозь толщу воды, на дне смутно угадываем очертания явлений, тех самых, которые бро- саются в глаза теперь и составляют то вещественное, зримое, материальное, что и есть предмет расовой классификации. Но от смутных очертаний до резко выраженных контуров прошло 20 000—30 000 лет, заполненных событиями и процессами, кото- рые восстанавливаются с большим трудом и, к сожалению, лишь по конечным результатам. Реконструкция этих процессов и со- бытий — повседневный быт антропологов, непосредственное при- ложение их сил. Есть здесь и достижения, но данных, увы, пока мало, через факты везде просвечивает тьма незнания, и путь от факта к факту напоминает дорогу по горным тропам. Разница 6* 163
лишь в одном — там помогают усилия мышц, здесь — эквилиб- ристика мысли. Антропологи пока не очень понимают самые интимные сто- роны расообразования — причины расовых различий, масштаб влияния среды па организм человека. Человек — не микроб, его не загонишь в пробирку и не будешь рассматривать под микро- скопом, его невозможно подвергнуть облучению или оставить без пищи. Единственные эксперименты, дозволенные в этой об- ласти,— те, которые поставила сама история, бросавшая людей под палящие лучи тропического солнца и заставлявшая их за- мерзать за Полярным кругом. Но условия этих экспериментов часто не удовлетворяют самым элементарным требованиям, в нпх представлено слишком много, как говорят математики, пе- ременных. Тонкость, гибкость и изощренность ума нужны, что- бы извлечь информацию из такого нечистого опыта. Примени- тельно к характерным свойствам негроидной расы эксперимент был поставлен на влияние климата тропиков и их роль в воз- никновении негроидного комплекса признаков. Ареной его была вся Африка, а продолжительность исчислялась в 20 000—30 000 лет. Вывод основной, главный, закономерно обусловливающий все остальные: природная среда тропической зоны определяет многие особенности физического типа негроидной расы. Кон- кретное преломление этого вывода в головах специалистов и его полное принятие оказались возможны, когда был выяснен меха- низм такой зависимости, когда она приобрела форму конкретную и поэтому иллюстративную. В поверхностном слое кожи у нег- ров содержится пигментное вещество — меланин, предохраняю- щий ее от ожогов. Европейцы, лишенные меланина, очень стра- дают в тропиках. Как объяснить эту особенность негров, если не видеть ее связи с приспособлением к климату? Она не доказана непосредственно, в опыте, не выражена точной цифрой, но лю- бое другое объяснение появления меланина у негров будет натя- нуло, менее правдоподобно и поэтому менее убедительно. Широ- кий, очень широкий нос негров и толстые, вздутые губы — разве это не удобно при одуряющей жаре и большой влажности, разве это не способствует терморегуляции, повышая теплоотдачу? А по поводу курчавых волос антропологи высказали изящное предположение, что такие волосы создают воздухоносную прослойку, спасающую голову от перегрева. Даже узкая и высо- кая голова негров — приспособление к жаре, так как она (это уже доказано прямым физическим экспериментом—наблюдени- ями над нагреванием емкостей разной формы) труднее -и мед- леннее нагревается, чем круглая и низкая. Многие черты внеш- него облика негра, все то, что отличает его от представителей 164
других рас. образовалось, таким образом, как реакция на кли- мат, как приспособление к таким условиям тропической Африки, не приспособиться к которым означало для древних людей — смерть. Итак, из груды разрозненных наблюдений антрополог извле- кает вывод о приспособительном значепшх негроидного комплек- са. Очевидно, чем интенсивнее люди заселяли Африку пз пер- вичного западного центра, тем больше влияла на них среда, тем четче выступал этот негроидный комплекс во всем африканском населении. Африка к югу от Сахары стала вторичным очагом расообразования в составе первичного западного очага, образо- вавшегося в результате заселения новой территории, очага, в котором п сформировалась негроидная раса. Палеоантропологи- ческое изучение этого очага — пока лишь первые маломощные попытки прорваться в страну незнаемого, так малочисленны па- леоантропологические находки и так они фрагментарны. Только одно позволяют они увидеть — возникновение типичного негро- идного комплекса, датированное даже не верхним палеолитом, а мезолитом, примерно отстоящим от современного на 10 000— 12 000, много 15 000 лет. Негроидная ветвь — сравнительно по- здний побег западного ствола, поэтому так неоправданно, стран- но выглядят, так противоестественны расистские попытки вы- дать его за реликт древних форм, найти в его представителях примитивные черты прежнего строения. Африка к югу от Саха- ры — не только вторичный, но и относительно поздний очаг ра- сообразоваппя на западе эйкумены, очаг, по-впдпмому, даже ме- нее древний, чем американский. Характерная п наиболее броская черта европеоидов в сравне- нии с негроидами — светлая пигментация, светлая кожа, свет- лые волосы и глаза. Это видно даже па юге, когда вы пересекае- те Средиземное море и переезжаете из любого алжирского пли марокканско юрта, скажем, в Марсель. На юге Европы — са- мые темные _ Европе люди, но они несколько светлее арабов, а те в свою очередь светлее жителей Эфиопии и классических негров. Приглядимся внимательнее. Различия и в строении но- са — он уже, и в форме волос — они прямые. Это комплекс при- знаков, который характеризует расу. Коста, лппгь безжизненные кости, лпшь мертвая оболочка, доносят до нас черты строения древнего населения Европы, никакого представления о пигмен- тации у нас нет, да его и не может быть, но остальные призна- ки — как у современных пародов, только шире лицо и длиннее голова. Признаки эти — неотъемлемая характеристика всех верхнепалеолитических черепов Европы, особенно из погребе- ний, датируемых второй половиной верхнего палеолита; они 165
дают возможность утверждать, что основной набор европеоид- ных признаков возник сравнительно рано, по-видимому, не- сколько раньше негроидного, надо думать, тогда же возникла и светлая пигментация (этот последний процесс называют еще депигментацией). Далекие предки наши были светлее негрои- дов, но темнее европеоидов, занимали они по этому признаку среднее положение; как на юге, в Африке пигментация измени- лась в сторону потемнения, так на севере, в Европе она тоже из- менилась, но изменилась противоположно. Среди причин этого в сочинениях многих антропологов, специально посвятивших свои исследования населению Европы, фигурировала та же адапта- ция, то же приспособление к условиям среды, но уже другой, резко отличной от тропиков природной среды умеренного пояса. Образование узкого и сильно выступающего носа у европейцев объясняли (и объяснению этому нельзя отказать в логике и ра- зумности) тем, что так удлинялся носоглоточный путь и холод- ный воздух успевал нагреться, прежде чем он проходил даль- ше,— это предохраняло от опасных простудных заболеваний. Индивидуумы с таким строением носа получали преимущество в борьбе за жизнь, сохранялись естественным отбором и остав- ляли потомство. Так из поколения в поколение накапливалось новое качество, чтобы стать в конце концов стойким признаком европеоидной расы. Действовал, видимо, по отношению к пигментации и другой механизм — уже не приспособительный, не через селекцию, а популяционно-генетический, автоматически усиливающийся в каждом поколении. Гениальный биолог современности Николай Иванович Вавилов открыл этот механизм, заключающийся в том, что рецессивные мутации оттесняются из центра видо- и расообразования на окраину ареала и только там проявляют себя в сильной степени. Дальше мы узнаем подробнее и о самом принципе, и о приложении его в антропологии к объяснению происхождения пигментации высокогорных групп и северной ветви европеоидов, сейчас же остановимся на другом — на воз- можности объяснения через него и с его помощью пигментации европеоидной расы вообще. Все признаки, определяющие пиг- ментацию, рецессивны; гены светлокожести, светлоглазости и светловолосости подавляются генами темнокожести, темноволо- сости, темноглаз ости. Этот вывод, установленный десятками ис- следователей, хорошо дополняется уже географическим наблю- дением — взгляните на карту Евразии, и вы увидите, что Европа и по величине, и по положению представляет собой евразийский полуостров, что она — окраина, периферия евразийской эйкуме- ны, что, расселяясь из центра европейского материка, люди 166
должны были терять доминантные гены, а вместе с этим — свет- леть. Не только приспособление к условиям умеренного климата Европы, но и автоматические процессы генетических сдвигов влияли, следовательно, на образование европеоидной расы, определяли возникновение ее характерных особенностей на про- тяжении тысячелетий. Люди изменялись потому, что у них в группах происходили генные перестройки, усиливавшие измене- ния. Параллельно с южным вторичным очагом, в соседстве с пер винным западным в процессе заселения Европы формировался второй очаг — северный. Людские волны расходились все шире и шире из Передней Азии и постепенно слабели, но неуклонное движение их докатывалось до пустыни Калахари и берегов Бал- тийского моря. Весьма вероятно, процесс интенсивного расооб- разования начался в Европе раньше, чем в Африке, но по своим результатам он привел к тому же: к образованию самостоятель- ной ветви в рамках западного ствола, что отражает глубокую и давнюю общность европейских народов. Параллельно возникали обе формы из исходного типа, и в этом аналогия на западе тому, что было на востоке. Но прямая аналогия в таком сложном явле- нии, как расообразование, зависящем от многих причин, выра- стающем и из исторических, и из биологических законов, непра- вомерна по существу, точнее говоря, она правомерна не до де- талей, лишь в общем. На востоке единый ствол распался на две ветви — азиатских и американских монголоидов, на западе еди- ный ствол распался на две ветви — негроидов и европеоидов, в этом параллелизм, сходство, аналогия. Но в составе западного ствола — еще австралоиды, третья ветвь, раса странная и неуло- вимая, помещаемая, как мы помним, разными антропологами и там, и тут, географически близкая восточному очагу. Каково ее действительное место не в морфологии (это мы уже определили, объединив ее в один ствол с европеоидами и негроидами), ка- ково ее действительное место в истории, как соотносится она исторически с негроидами и европеоидами? Здесь аналогия уже теряется, выступает принципиальное отличие западных этапов расогенеза от восточных, обрисовываются контуры нового и потому интересного, потому даже увлекательного. Проделаем, как говорят физики и математики, мысленный эксперимент: представим себе облик исходной верхнепалеолити- ческой формы, давшей начало и европеоидам, и негроидам. Она должна, теоретически говоря, быть чем-то средним, занимать место промежуточное и нейтральное. Европейцы светлы, негры темнокожи — прототип умеренно пигментирован. Европейцы но- саты, негры плосконосы — прототип посредине. У негров волосы 167
курчавые, у европейцев прямые — исходная форма волнисто во- лоса. Но эта промежуточность, опять теоретически говоря, не могла быть полной. Форсирование Передней Азии и расселение оттуда, а не из более северного района сами по себе не могли не сработать, не могли не вызвать некоторой близости исходной формы к южным потомкам, к негроидам, по сравнению с потом- ками северными, с европеоидами. Поэтому, если не побоимся и возьмемся предсказывать, каков был общий предок европейцев п негров, то предскажем со всеми приличествующими при лю- бом предсказании оговорками так: их предок был волнистоволос, довольно темнокож, имел выступающий широкий нос, все при- знаки негроидной расы были выражены достаточно отчетливо. И сразу же вслед за этим нас поразит сходство нарисованного силой воображения облика с реальным австралийцем, с предста- вителем третьей ветви западного ствола. Конечно, различия есть, между исходной формой и современными австралийцами тысячелетия и тысячелетия, но они падают на детали. Основы морфологии австралийцев нынешнего дня и ископаемых пред- ков европейцев п негров, как она рисуется теоретически,— одни п те же. Однако мало того — как ни трудно в это поверить, пом- ня ареал современных австралийцев и близких к ним типов, помня колоссальный разрыв во времени, гипотетическое сходст- во можно подтвердить палеоантропологически, можно поставить воображаемое па рельсы реальных фактов, повторяющих друг друга, многократно подтвержденных фактов, почерпнутых из исследования ископаемых находок. Умозрительное построение, таким образом, можно превратить в гипотезу, с которой нельзя не считаться, как нельзя не считаться с палеоантропологией. И прп всей ограниченной однозначности в интерпретации ископае- мых находок такой гипотезе нельзя отказать в одном — место этих палеоантропологических находок, их географическое поло- жение, само их появление она объясняет хорошо. О чем идет речь? О многих находках на территории Африки, Европы и Передней Азии, которые относятся к глубокой древно- сти, к самой начальной поре появления современного человека, отстоят от современности иногда дальше, чем типичные уже ев- ропеоиды и негроиды, часто одновременны им. Мы не видим воочию этих людей, у нас нет убеждения, что они действитель- но были темнокожи, но светлее негров, однако -все другие чер- ты — такие, как мы и предполагали: они широконосы, умеренно- носаты, прогнатны. И волос мы их не видим, не знаем, плотно- ли они лежали на голове или окружали ее могучей курчавой шапкой, но раз в одних признаках наше предположение оправ- далось, не законно ли думать, что оно справедливо и по отноше- 168
нию к остальным? Абсолютно законно, и таким образом мы на- ходим исходный древний пласт западного ствола, прототип ев- ропейских и негрских форм, еще не получивших в эволюции своего собственного лица, еще не определивших его, но уже уга- дываемых под личиной нейтральности. Однако перейти от этих древних австралоидов к современным труднее — нужно преодо- леть тысячи и тысячи километров от Африки до Австралии, нужно восстановить мост, разрушенный временем. Остатки мос- та лежат в земле — отдельные находки с австралоидными чер- тами довольно глубокой древности обнаружены по всему побе- режью Индийского океана. Но они выплывают и на поверхности: внимательное изучение антропологических особенностей наро- дов Передней и Юго-Восточной Азии открывает,— и с этим мы столкнулись еще в предшествующей главе,— примесь негроид- ных особенностей, примесь небольшую, по вполне отчетливую. Сторонники объединения негров Африки п австралийцев в одну тропическую расовую группу смотрят на эти слеты иа:; на до- казательство единого ареала негро-австрало илов в пре злости. Но это и доказательство переселения, медленного и постепенного, древнейших австралоидов пз центральных районов За да л до л Европы на восток, пх вытеснения более специализированными формами. Они уступили свои насиженные места расам, образо- вавшимся на их основе, как американецды уступили их азиат- ским монголоидам. Так родители отступают в топь, тогда в жизнь входят пх дети, когда одно поколение сменяется другим. Преемственность, однако, не означает тождественности — совре- менные австралоиды не то, что древнпе, не пх точная копия, но калька: что-то они утеряли, что-то приобрели по дороге, некото- рые особенности строения образовались наверняка уже в Авст- ралии, это приспособление к новым для них, но сейчас, правда, уже привычным природным условиям этого материка. 6Lэтиче- ское следствие пз всего сказанного очевидно — в Австралии пе- ред нами третий вторичный очаг расообразования, далекий фор- пост запада, периферия ареала западного ствола. В нем, в его географической удаленности от других родственных очагов, в специфике его истории, отсутствии непосредственной видимой теперь связи с западным ареалом — неповторимое своеобразие расообразования на западе по сравнению с востоком. Когда покинули древние австралоиды свою alma mater во имя далекой и неизвестной родины, когда достигли и освоили се — этот вопрос аналогичен уже рассмотренному о заселении Америки. Первая его часть — интересна и важна, связана навер- няка со многими событиями древнейших эпох мировой истории, но мы пока лишь гадаем об этих событиях, у нас нет сведений 169
ни в виде ископаемых находок, ни в виде определенных элемен- тов культуры, распространение которых прокладывало бы на древней географической карте путь предков австралийцев с за- пада на восток. Ответить же на вторую часть вопроса можно — для этого есть и находки, и достаточно точные, основанные на многих анализах даты их абсолютного возраста, есть, на- конец, культурные остатки, в совокупности дающие разорван- ную, но вое же единую картину заселения австралийского ма- терика. Старые находки австралоидных черепов на Яве и в самой Австралии не уходят глубже 15 000—18 000 лет, это что-то син- хронное появлению человека в Америке. Но зато на пути в Ав- стралию, на Калимантане, острове, который еще недавно назы- вался Борнео, обнаружен череп с австралоидными чертами, ко- торому вдвое больше — около 40 000 лет. 40 000 лет — это древ- ность заселения’Америки и еще столько же, это лишние 700— 800, может быть, даже 1000 поколений, геологически, фаунисти- чески, флорестически это — другая эпоха, другой климат, другая палеогеографическая ситуация, другие сценические подмостки, другое освещение. По-иному ложатся блики света, и выступают из темноты другие детали, создающие гораздо более таинствен- ное настроение, таинственное потому, что сама сцена отодвину- та от нас далеко и контуры ее выступают лишь неотчетливо ив темной дали. Представим себя мифическими гигантами и всемогущими трансформаторами времени, переступим с Калимантана на авст- ралийский материк, произведем это действие в прошедшем вре- мени — не вполне одновременно, строго говоря, но лишь на 9000—8000 лет позже находим на материке какие-то следы ма- териальной культуры, то есть человеческой деятельности, созда- ния человеческих рук. Очагу, вторичному очагу расообразова- ния в Австралии, много больше времени, чем американскомуг много больше, чем африканскому, может быть, даже больше, чем европейскому. На востоке эйкумены он из вторичных очагов са- мый ранний, на западе синхронен ему, да и то относительно, лишь только что упомянутый очаг европейский. Так иерархия очагов не укладывается в геометрическую схему строго правиль- ной формы, с ветвями одинаковой длины, ветвями, расположен- ными под одинаковыми углами по отношению друг к другу, ско- рее это искривленное, несимметричное дерево, которое росло как попало, которому мешали дожди и ветры, которое тянулось к свету, следуя перемещениям солнца, и выросло корявым. Система первичных и вторичных очагов расовой дифферен- циации человечества оказывается, таким образом, сложной, на 170
нее деформирующим образом влияли многие факторы, геогра- фия ее асимметрична. Так асимметрично любое сложное явле- ние, на которое накладываются многие другие явления. Мир по- лон асимметрии не менее, чем симметрии. Красота и радость симметричны, потому что первая из них — сама гармония, а вто- рая вызывается ею. Но как мертва совершенная красота без изъяна и надоедлива, тупо однообразна радость без капли скор- би! В асимметрии очагов расообразования отражается вечный и неизменный закон природы, закон нарушения симметрии в эволюции всех живых систем, их извилистые и непростые пути развития. Если пойти дальше и рассматривать географию после- дующего дробления человечества, географию более мелких оча- гов, третичных и четвертичных, условия появления всех тех ра- совых групп и входящих в их состав типов, которые проплывают перед нашими глазами в движущейся панораме географии земли, на которые смотрели мы в главе предыдущей, то асим- метрия расообразования и расположения его очагов на планете станет еще заметнее — так разнообразны причины, по которым отдельный участок земной поверхности и живущие на нем люди образуют замкнутое целое, так сложна история самих очагов и происходящие в их пределах этнические перемещения и собы- тия. Для того чтобы рассказывать об этом, нужна не одна книга, нужны географические карты, графики и таблицы. Изложение тогда приобретет должную убедительность, наглядность об- разцового, хорошо продуманного доказательства, но много по- теряет в легкости восприятия, общественной значимости, пре- вратится в сухой научньп! трактат и будет доступно лишь спе- циалистам. Основные этапы первичной дифференциации человечества на расы, образование первичных и вторичных очагов расообра- зования достаточно четко показывают главные закономерности: роль изоляции и приспособления к условиям среды в появлении новых признаков и складывающихся из них новых человеческих типов, основные пути, по которым идет расообразование, его динамику и скорость, его сложность и многолинейность, его многообразность. Роль смешения, еще возросшая на поздних этапах истории человечества по сравнению с ранними, будет еще неоднократно иллюстрироваться, когда мы коснемся позд- нейших событий расовой истории человечества. Антропологи открыли, однако, еще один момент в расовой динамике, который имеет самостоятельное значение, видимо, действовал активно на всех этапах расообразования, но выявлен в основном с помощью поздних палеоантропологических материалов и благодаря им; он пока неясен в своих причинах, но эффективен в конечных ре- 171
З5тльтатах действия. О нем и пойдет речь, так как только поело этого обзор факторов расообразования и основных его контуров у человека можно считать полным. Момент этот — направленное изменение признаков во време- ни, явление чрезвычайной важности, хотя и несколько таинст- венное до сих пор, так как непонятно толком, отчего оно зави- сит. Контуры и масштабы его выявлены только палеоантрополо- гами и сейчас начинают выявляться исследователями современ- ного населения. Здесь помощь антропологов генетикам и теоре- тикам эволюции неоценима, ибо без антропологов этот момент вообще не был бы открыт. Как ни много пробелов в нашем знании об антропологиче- ском составе планеты, о палеоантропологической летописи, но- вее же человек в его биологии и изменчивости изучен много лучше подавляющего большинства млекопитающих. Изучен- ность эта платит полнотой информации и открытием деталей эволюционного процесса, вернее сказать, как принято сейчас,, мпкроэволюционного процесса — изменений на уровне ниже ви- да; одной из таких деталей, но деталью существенной, фунда- ментальной, и является направленное изменение признаков во времени. Ученые не один уже десяток лет изучают палеоантро- пологические серии неолитического времени, эпохи бронзы, от- стоящие от современности на 5000—6000 лет. Что в них своеоб- разно, так это строение головы — голова удлинена, черепной указатель, отношение ширины черепа к длине, мал. Есть кругло- головые серии, но они составляют ничтожное меньшинство, бук- вально единицы. Приближаясь к современности, к рубежу на- шей эры и эпохе средневековья, замечаем, что процент кругло- головых людей увеличивается, что средневековые круглоголо- вые серии составляют уже большинство, на рубеже нашей эры их число сравнивается с длинноголовыми. Идет постепенное, медленное, но неуклонное нарастание процента круглоголовых людей, нарастание, отражающее реальный исторический про- цесс. Явление, однако, не исчерпывается изменением формы го- ловы — так же меняется ширина лица, все более узколицые ра- совые типы встречают нас, когда мы обращаемся ко все более поздним эпохам. А современная проблема увеличения роста и ускорения полового созревания, о которой пишут во всем ми- ре,— это тоже направленное изменение признаков во времени, всегда имевшее место в истории человечества вопреки широко= распространенным обывательским взглядам, приращение роста от эпохи к эпохе, но усилившееся особенно за последние пятьде- сят лет. Словом, сталкиваемся мы здесь с активным процессом расовой динамики, который охватывает несколько признаков^ 172
продолжался тысячелетия, изменял морфологическое лицо от- дельных рас и человечества в целом. Любые связанные между собой явления могут протекать па- раллельно и непараллельно. Расширение лида, расширение го- ловы — процессы, как говорят морфологи, коррелированные, взаимозависимые морфофпзиологлческп. Одно пз них — расши- рение лица — также связано и с ростом: люди высокие обычно более широколицы, чем низкие. Казалось бы, эти изменения должны протекать параллельно и во времени — кривые, отра- жающие изменения, должны повторять одна другую. Опять, од- нако, природа приготовила нам ловушку — она приоткрыла узкую тропинку объяснения наблюдаемой ситуации, но сразу за- хлопнула ее тупиком, как только мы вступили на эту тропинку. Заслуга показа непараллельностп изменения разных признаков во времени, своеобразия динамики каждого признака принадле- жит советскому исследователю Георгию Францевичу Дебецу. Он вложил много труда и таланта в изучение палеоантрополо- гии СССР, использовал эти материалы для выяснения динамики расовых признаков во времени, сопоставил их с зарубежными, построил общую схему процесса и его основных этапов. Серии скелетов древних эпох с разных территорий, различно датированные, позволили разложить все последовательное изме- нение признаков на две ступени: первая пз них — уменьшение ширины лица, вторая — расширение головы. Сужение лица па- дает на неолит и бронзу, расширение головы — на эпоху средне- вековья. Два взлета, два взрыва, два резких скачка, следующих один за другим, но разделенных длительным промежутком вре- мени. Современное увеличение роста, по-видимому.— третий скачок, но происходящий на наших глазах, потому не полностью осознанный в его историческом значении. Сложных! комплекс морфофпз дологически связа иных признаков, комплекс дель- ный и стойкий, оказался разорванным, од распался па эта- ны, каждый из которых — самостоятельная глава кппгп расоге- неза. Дебец прочитал эти главы, охватил все известные мате- риалы могучим синтезом, сопоставил расогенез с этногенезом и динамикой культуры, восстановленной археологически, одним словом, создал полную и детальную картину морфологических изменений во времени на территории Советского Союза и час- тично за его пределами. Он же утвердил и термины для изме- нений разных признаков, использовавшихся раньше и в рус- ских, и в зарубежных изданиях, но только после его работ полу- чившие права полноценного гражданства: грацилизация — уменьшение ширины лица и отчасти размеров черепа, брахике- фализация — изменение формы головы из удлиненной в круг- 173
лую. Все направленные изменения в целом он называл эпохаль- ными, хотя термин этот и ассоциируется с другим понятием. Специалист высочайшей профессиональной квалификации и огромных, чрезвычайно детальных и точных знаний, мысливший весь мир как единое целое и везде чувствовавший себя как дома (он работал в США и Афганистане, Финляндии и на Кавказе, на Чукотке и в Средней Азии), Дебец представлял себе направлен- ное изменение признаков как мировой процесс, протекавший ты- сячелетия, охвативший весь земной шар, все живущие на нем популяции без исключения, как одну из основных и во всяком случае неизменную координату расогенетических сдвигов в про- странстве и времени. Последующие исследования подтвердили его точку зрения — они показали широчайшее распространение однотонных морфологических сдвигов по эйкумене, буквально всемирную географию направленных изменений. Сам Дебец сде- лал особенный упор на грацилизацию, Вайденрайх, с именем которого мы уже сталкивались на предшествующих страницах, проследил основные пути брахикефализации. Отдельные наблюдения материализовались в общую панора- му, она приобрела большую конкретность — и сама конкрет- ность эта позволила уловить отклонение об общей динамики, уход в сторону со столбовой дороги. На некоторых территориях, оказалось, сужение лица не происходит—такова АРЕ, где совре- менные люди не отличаются от неолитических, не отличаются совсем, несмотря на сложную этническую историю и заведомо зафиксированный историческими источниками многократный приток инородных этнических групп. Такова Армения, где исто- рически возможно было проявление этнических примесей, но разницы между населением современным и населением эпохи бронзы практически нет. Таков Китай, где никаких изменений в физическом типе не произошло с неолита до современности. А в Грузии, судя по имеющимся данным, таких изменений либо не было, либо даже имело место некоторое расширение лица. Ша- лит иногда и головной указатель — классический пример тому, часто упоминаемый антропологами, изменение его за последнее столетие в Швейцарии: вместо расширения головы — ее суже- ние. И современная тенденция, выражающаяся в увеличении роста,— не всеобщий процесс: есть страны, где рост увеличи- вается медленно, есть такие, где он совсем не увеличивается. Не просто было бы понять причины изменения признаков во времени даже при однотонности, при однонаправленности дви- жения — человеческий организм сложен, но сложность эта ста- бильна, и отклонения от нее наносят на первый взгляд ущерб его устойчивости и цельности. Тем труднее понять динамику 174
изменений с исключениями, тем труднее понять колебания структуры в разных направлениях, ненаправленный ее ритм. Общей теории таких изменений, удовлетворяющей все самые придирчивые умы, нет. На первый взгляд, это граничит с при- знанием бессилия науки. Но разве нет проблем в любых науках, несравненно более сильных и развитых сейчас, чем антрополо- гия, не решаемых на современном уровне знаний и наличными методами? Разве не бьются физики, и пока безуспешно, над созданием общей теории, биологи — над полным исследованием генетического кода, химики —над пониманием закона химиче- ской связи? Как ни привыкли мы верить в мощь человеческого ума и сколько ни получили доказательств оправдания такой ве- ры, перед многими проблемами мироздания ум человеческий пока пасует. И это не бессилие, а скорее сила — залог вечного и неостановимого движения мысли. Но временно не разрешимые проблемы не останавливают специалистов, гипотезы, одна дру- гой смелее, сыплются как из рога изобилия, пока одна из них вдруг не обнаружит настоящего пути и не поднимет потолок знаний на сантиметр вверх. Так и в проблеме направленных изменений гипотез много, и они пробуют пробиться к пониманию явления с разных сторон. Вайденрайху было проще всего — он был ортогенетик, то есть биолог, верящий в то, что каждое явление и каждый про- цесс развиваются по прямой, в единожды заданном направлении. Брахикефализация для него является выражением стремления мозга приобрести форму сферы, наиболее прогрессивную и эко- номную, с эволюционной точки зрения. Слово «стремление» не нужно понимать здесь так, что Вайденрайх был махровый идеа- лист — оно употреблялось в переносном смысле, метафорически, но уступка идеализму у него сказалась в другом: само изменение мозга, по его мнению, это ортогенез, развитие по прямой, чему нет ни доказательств, ни объяснения в реальной действительно- сти, в реально наблюдаемой эволюции мозговых структур и у че- ловека, и у его предков. Сам ортогенез — мыслительная конструк- ция, ничего не объясняющая, так как невозможно ни понять, ни пояснить, почему развитие идет именно так, прямо, а не как-ни- будь иначе. Интересна гипотеза, которую можно назвать генетической, крупного и разностороннего западногерманского антрополога Ильзы Швидецкой. В области палеоантропологии она занимает- ся Восточной Европой, в частности, на материалах, хранящихся в Советском Союзе, где она была неоднократно и чьи научные достижения она активно пропагандирует за рубежом, регулярно публикуя рецензии на работы советских антропологов в редак- 175
тируемом ею журнале «Человек»; в области генетики она ак- тивный исследователь генетически детерминированных систем человеческого тела, автор многих богатых наблюдениями статей и сводок общего характера. Она основывается на многократно отмеченной связи отдельных психических черт с конституцио- нальными типами (связи, отмеченной и советскими исследовате- лями) и делает вывод о большей пригодности носителей гр ациль- ного типа к условиям социальной жизни цивилизованного общества. От объективного вывода о связи характера и консти- туции до этого заключения, однако, далеко; непосредственно вторая часть логического построения не вытекает из первой, сохранение атлетической конституции сейчас невозможно по- нять. если допускать ее вытеснение в процессе естественного отбора, сама селекция в современном обществе чаще всего про- цесс ненаправленный. Поэтому и такую гипотезу не примешь. Негенетпческой была концепция, предложенная Готфридом Куртом, а вслед за ним и независимо от него Дебецом. Ее можно назвать скорее средовой, так как она ставила направленное из- менение признаков в непосредственную зависимость от воздей- ствия среды. Основным компонентом, оказывавшим это воздей- ствие, выступало земледелие — мощное приобретение человече- ского общества, изменившее лицо нашей планеты и преобразив- шее жизнь цивилизации. Курт просто указал на земледелие, как на фактор грацплизацпн, Дебец иллюстрировал его роль, подобрав много примеров пзмененпя физического типа именно вслед за введением земледелия. Но сам же он указал и на исклю- чение — необычайную грацильность, миниатюрность пигмеев, например, хотя они никогда не знали земледелия и единственное занятие их — охота в тропическом лесу. Пристально посмотрели на факты — исключений оказалось довольно много. Поэтому земледелию нельзя отказать в силе воздействия на организм человека, в том, что оно было одним из факторов грацилизации, но видеть в нем единственную причину направленных измене- нпй было бы неверно. Ограниченность этой причины лежит и в том, что она никак не объясняет брахикефализацию — ведь по- следняя распространялась много позже перехода к земледелию. Так отодвигается во второй ряд еще одно остроумное предполо- жение, и остается только одно, последнее,— остается по своей логической спле, ясной простоте и удовлетворительному согла- сованию решительно со всеми фактами. Предположение это вы- двинул Виктор Валерианович Бунак. Его гипотеза — морфо- физиологическая, то есть она опирается на закономерности рос- та п развития самого организма. Одна пз них — ускорение роста под влиянием культуры и цивилизации. Оно происходит не бес- 176
конечно, Бунак полагает, что есть морфологический барьер, выражающийся в образовании гармоничного типа. Такое пред- положение кажется справедливым — уже теперь во многих странах наблюдается если и не остановка в скорости увеличения роста, то во всяком случае замедление темпов изменения, на- блюдаемых в предшествующие десятилетия. Но еще более убе- дительным выглядит другое предположение Бунака, согласно которому и грацилизация, и брахикефализацпя имеют одну причину, сводятся к одному фактору, который и есть ускорение роста. Созревает организм раньше — раньше включаются поло- вые железы, рост останавливается, взрослый человек сохраняет грацильность скелета и круглую форму черепной коробки, свой- ственные юношескому возрасту. Красивое и стройное объясне- ние это составляет одно из замечательных теоретических дости- жений Бунака и если и не является исчерпывающим, если и потребует дополнений, то во всяком случае в основном удовлет- воряет нас своей обобщающей силой. Летопись расовой истории, как оказывается, не только ог- ромна в пространстве и грандиозна во времени — опа безгранич- на в своей глубине, погружение в нее ставит исследователя перед задачами большой познавательной широты и захватываю- щей увлекательности. Многие страницы расовой истории открыли нам свои тайны — еще больше их скрыто временем. Антропологи побеждают время, в честной борьбе вырывая у не- го тайну за тайной. Вряд ли когда-нибудь будет прочитана последняя страница в анналах расовой истории, и не потому, что ученые не идут к ней,— они идут к ней постоянно, но коли- чество страниц бесконечно, как бесконечно время и бесконечен путь познания.

ЖИЗНЬ НА МЕСТЕ Я увожу сквозь вековечный стон, Я увожу к погибшим поколеньям. Данте
Что больше -всего запоминается из курса истории? Войны, по- ходы, завоевания. Мало кто детально знает содержание кодекса Хаммурапи, смысл реформ Солона или то, как разворачивалась борьба Мария и Суллы, но всем памятны имена Александра Македонского и Ганнибала, далекие походы египетских фарао- нов в Переднюю Азию, движение огромных полчищ Александра в Индию, Батыя и Тамерлана — в Европу. Раньше история так п писалась — ока была заполнена именами победителей и побеж- денных, криками воинов, павших на полях сражений, трубными звуками битв п реляциями о взятой добыче. А войны между народами — это непременное перемещение огромных масс людей на сотни, а то и тысячи километров, это военные поселения далеко от родины, это смешение с местным населением. Но история — не только, вернее даже, не столько войны и переселения, сколько тихое и малозаметное движение вперед, усовершенствование орудий труда и технических навыков, по- степенное усвоение культурных достижений соседей; это не столько грандиозные катаклизмы, охватывающие страны и ма- терики, сколько медленный, но и неуклонный, как течение могу- чей реки, переход от старой техники — к новой, от обветшалых форм общественной организации — к более прогрессивным, от устарелых форм культуры—к более •совершенным. Поэтому-еще важнее, чем передвижение людей, автохтонные формы жизни, те области, где с глубокой древности не происходило заметной смены населения в течение тысячелетий. 180
История принесла много примеров автохтонного развития — истоки многих современных народов уходят в эпоху бронзы. Этнография и археология, исторические сведения, сохраненные греческими и римскими писателями, средневековыми авторами, позволяют наметить такие связи для пародов Прибалтики, Верхнего и Среднего Поволжья, Южной Европы и среднеазиат- ских. Но еще глубже, чем археология с этнографией, уводят нас антропологический материал — в древность, от которой дошли лишь смутные очертания, в такпе этнические коллективы, о жизни которых лингвистика и даже археология собирают лишь обломки сведении. Это понятно — ведь физические особенности человека мало зависят от уровня культуры, передаются по на- следству, не могут распространяться, как язык пли культура, без самих людей. Строение их тела очень устойчиво, п потому происхождение физического тппа народов легко прослеживает- ся через десятки и даже сотни поколений предков. Вот о таких генетических нитях, которые протягиваются от современных на- родов к вымершим, об областях, где сохранились, законсерви- ровались антропологические типы глубокой древности, об усло- виях, которые способствуют этому, п будет здесь рассказано. Сначала преамбула, и она посвящена, как это ни странно на первый взгляд, не антропологии, а географии. Что способствует сохранению и неприкосновенности древних особенностей в куль- туре, быте и физическом типе? Конечно, изоляция. Живет парод где-нибудь на богом и людьми забытых островках, высоко в горах, на окраине материка, в глухой тайге — п этнографы на- ходят непотревоженными п свежими многие древние обычаи., в языке сохраняется архаика, физический тип людей напоми- нает о древних типах той же расы. И другое — пароды, зани- мающие центры эйкумены, живущие па проходных дорогах ис- тории, в областях интенсивной торговли и оживлегшых г но- шений. Как быстро менялось пх этническое лицо, само название, культурные традиции, язык! Как часто народы исчезали, сме- тенные мощными волнами иноземных влияний, не в силах со- хранить этническую самостоятельность! География расселенпя играла в этом не последнюю роль, и понимание истории челове- ческих рас невозможно, если игнорировать ту географическую среду, в которой живут люди, принадлежащие к разным расам. Отдельные районы, особенно труднодоступные п отрезанные от остального мира,— настоящие заповедники, живые музеи древ- ности, отживающей свой век, но еще не умершей. Поэтому там любят работать антропологи, этнографы п археологи, любят ра- 181
ботать все, кому дорого прошлое человечества, кто хочет проник- нуть в него, преодолев бег времени. Каждому знаком Кавказ — Черноморское побережье ежегод- но принимает сотни тысяч отдыхающих. Мягкий климат, яркое солнце, купание в море и прогулки по живописнейшим местам. Кто не помнит, каким загорелым и полным сил он возвращается после месяца отдыха на побережье! Но есть и другой Кавказ: могучие горы, обвалы и наводнения, крутые тропы, едва замет- ные в толще скал, переправы через ревущие потоки. Чтобы уви- деть этот Кавказ, нужно пробираться к Главному Кавказскому хребту, пересечь Западный Дагестан, Чечню, Ингушетию, Осе- тию, горные районы Грузии. Трудное это путешествие, его не осуществишь за одно лето — бездорожье и непогода не раз за- ставят остановиться и провести несколько дней в каком-нибудь заброшенном селении, иногда невозможно быстро достать лоша- дей, но преодолевший все это будет сторицей вознагражден ве- личием и красотой увиденных мест, исключительным своеобра- зием культуры горных народов, достоинством,—я не могу на- звать иначе,— с каким живут у себя дома, в исключительно трудных природных условиях, горцы. Представим себе это не- простое, но увлекательное путешествие хотя бы мысленно — путешествие вдоль Главного Кавказского хребта, но не целиком верхом, а с использованием, где можно, автомашины. Выехав рано утром из Махачкалы, уже к вечеру того Же дня можно попасть в Центральный или Западный Дагестан — гро- мадные скалы громоздятся со всех сторон, сжимая дорогу, на дне ущелий равномерно шумят горные потоки. В городах или крупных селениях, издавна бывших центрами торговли и при- влекавших сотни людей, живут типичные кавказцы с высокими носами, грубо вырубленными лицами, глубоко сидящими и ши- роко открытыми глазами. Бритва не может бороться с мощной растительностью — и хорошо выбритые лица отливают синевой, но у большинства пробивается могучая поросль жесткой щети- ны. Однако, приглядевшись внимательнее, нетрудно заметить, что люди светлее, чем в Грузии, Армении и, особенно, Азербайд- жане, изредка встречаются рыжеволосые и сероглазые или го- лубоглазые мужчины и женщины. Лицо кажется каким-то странным, пока не поймешь — оно очень широкое, много шире, чем у населения Закавказья. Народ высокий и крепкий, и не- редко можно встретить мужчину 180, а то 190 см ростом. Центр Западного Дагестана — Ботлих, и там все эти особенности ант- ропологического типа бросаются в глаза особенно сильно. Перевалив через хребет, мы окажемся в громадном и очень глубоком каменном котле, на стенках которого прилепились 182
селения,— это так называемый андийский участок, занятый андийскими народами. Чуть ли не каждое селение — свой язык и уж во всяком случае свой диалект. Те же высокие и мощные люди, те же широкие, точно из камня вытесанные лица, на типично кавказских физиономиях — часто светлые глаза, из-под красивых барашковых папах (они удивительно парадны в Андах и носятся с какой-то особенной лихостью), из-под темных плат- ков выбиваются каштановые, а то и русые волосы. Еще один перевал — и совсем другой мир: вместо голых ка- менных гор, где, кажется, глинобитные дома вырастают прямо из скал, кругом шумит лес, покрывающий стены ущелий. Это Чечня. Через районный центр Ведено можно проехать в Гроз- ный — столицу Чечено-Ингушской АССР, а оттуда — в ущелья по реке Армхи, район расселения ингушей. И в чеченских, и в ингушских селениях — та же раса, ничем не отличающаяся от западных дагестанцев. На запад от долины Армхи — живописнейшие ущелья Север- ной Осетии. По каждому из них можно подняться к самому Главному хребту, полюбоваться сахарными ледниками, посетить города мертвых, о которых много написано. В селениях говорят по-другому — даже на слух, не зная языка, можно понять, что там живут другие люди, но их внешний облик повторяет все виденное в Дагестане, Чечне и Ингушетии: высокий рост, силь- ное сложение, широкое лицо, мощное надбровье, выступающий нос, желто-зеленые глаза, темно-каштановые, иногда русые во- лосы. От Северной Осетии два пути. Один лежит вдоль хребта по Северному Кавказу: поднимаясь по ущельям на юг, можно по- пасть в Балкарию, горную Кабарду, Карачай, горную Черкесию. Здесь опять разные языки, но тот же антропологический тип. Другой путь — через воспетое Лермонтовым знаменитое Дарь- яльское ущелье ведет в Грузию. На южных отрогах Главного Кавказского хребта, высоко в горах, которые считает трудно- доступными даже местное -население, живут осетины и горные племена грузин — тушины, хевсуры, мтиулы, гудамакарцы, ра- чинцы, сваны. Диалекты, какие-то внешние особенности куль- туры и быта отличают их друг от друга, но если эти люди, спускаясь с гор, переодеваются в городской костюм, уже трудно понять, кто перед тобой — сван или хевсур, .рачинец или тушии. Более того, любого из них можно перепутать с осетином и кара- чаевцем, с ингушом и аварцем. Антропологическое сходство тесно связывает эти народы, несмотря на все различия по языку и в культуре. А велики ли эти различия? Нет ли тенденции преувеличивать 183
их в ущерб сходству и единству происхождения? Нет, эти раз- личия значительны, и ярче всего они проявляются в языке, а ведь именно он отражает в первую очередь этническую специфи- ку. Кавказ вообще многоязычен, но особенно это относится к Дагестану, который называют «горой языков». В Дагестане есть даже одноаульные языки. Как раз в Западном Дагестане много таких мелких языков, сильно разнящихся друг от друга. В андо-дидопекой группе больше десятка народов. Правда, иной парод — всего несколько сот человек, но по языку все они раз- личаются больше, чем западные и восточные славяне, и не понимают друг друга. Лингвисты сближают андо-дидойские языки с аварским и объединяют их в одну языковую семью, но внутри этой семьи существуют большие и пока необъяснимые различия. Языки чеченцев и ингушей относят к нахской или вейнахской семье — совершенно самостоятельно!! и резко отлич- ной от аваро-андо-дидойской. Народ Северного Кавказа, соседствующий с ингушами,— осетины — говорит на одном из иранских языков. Это казалось невероятным п вызвало много споров в прошлом веке, но факт этот, как бы придирчиво ни относились к нему лингвисты, до- казан с полной определенностью. Язык осетин соседствует в современной классификации с иранскими языками Средней Азии п вымершим скифо-сарматским языком. Блпжайшпе родственники балкарцев и карачаевцев также живут далеко за пределами Северного Кавказа — балкарцы и карачаевцы говорят на блпзких диалектах тюркского языка, сходного с вымершим кипчакским, а из современных — с кара- имским. Не то черкесы п кабардинцы — они образуют особую ветвь в составе абхазо-адыге некой языковой семьи, свойствен- ную только народам Северного Кавказа. Наконец, языки горных племен Грузии составляют единое целое с грузинским. В этой семье, которая носит название картвельской, больше всех отли- чается от других язык сванов — лингвисты считают, что он вы- делился и стал самостоятельным еще в III тысячелетии до н. э. Таким образом, на территории меньше современной Белоруссии живут представители шести (шести!) самостоятельных языко- вых семей. Ну, а народов, по самому скромному подсчету,— в четыре раза больше! Не преувеличивают ученые языковые различия между ними — действительно, если судить только по данным языкознания, народы эти должны иметь разное про- исхождение. Много своего, исконного, традиционного и в культуре. Как различаются дагестанцы и ингуши, осетины и горные грузины? Совместная жизнь в горах сама по себе не могла не подчинить 184
всех, не могла не наложить на быт и культуру своего властного отпечатка — особое устройство горных домов, покрой удобной в горах одежды и обуви, какая-нибудь бурка — объединяют все перечисленные народы. Но какое разнообразие в обрядах и обы- чаях, как непохожи песни и сказания, сколько оригинальных мотивов в народном искусстве! Дагестан славится керамикой, во многих районах Черкесии она вообще почти не выделывалась несколько веков тому назад, осетин воспевает партов, горные грузины поют об Амиранп... Все разно — обычаи, поешь ташпл язык, а люди — на одно лицо от Западного Дагестана до горней Черкесии и Карачая, от Сванетип до Хевсурии п Тушетип. Факт этот, неоспоримый и убедительно доказанный, важен сам по себе, но особенно ярким он станет, когда я расскажу, как антро- пологи объясняют его. Прежде всего — как оп был открыт? Русские исследователи в прошлом веке активно работали на Кавказе. Да и интересно было — дикий Кавказ манил неизведанностью и экзотики, Пс техническая оснащенность была тогда слабая. Как варьируют антропологические признаки у разных народов, особенно близ- ких, никто не знал, одинаковым образом определять одни п те же вариации не умели — отсюда и малая результативность исследо- ваний, оставивших след в истории науки, по сейчас устаревших. Антропологи прошлого века заметили, что в предгорьях Цент- рального Кавказа лицо у людей пошире, чем в Закавказье, ко п только. Понимание и настоящее осмысление этого факта при- шли уже >в наше время. Кавказ привлекателен, но и труднодоступен даже теперь — скольких экспедиций со сколькими людьми должно было бы потребовать полноценное его изучение! А осуществлено это было на самом деле горсткой специалистов Москвы, Тбилиси и Махач- калы за несколько лет, но с огромным напряжением сил и ис- ключительным энтузиазмом. Сотни селении нужно было объе- хать на машине, в десятки — попасть верхом, п все это в летние месяцы, в перерывы между открытием п закрытием перевалов. Больше 10000 людей прошло через рукп антропологов, сотни черепов были извлечены из древних могильников и современных кладбищ, прежде чем была составлена карта антропологических пшов Кавказа, понята (и сейчас не до конца) пх волнующая история. Самое интересное открытие этих лет — как раз открытие антропологического своеобразия центральнокавказских народов, их почти полного тождества по физическим свойствам. Сопостав- ленное с многообразием форм культуры и языков, оно породило интересные гипотезы и в конце концов привело к такой идее 185
происхождения этого тождества, которая определила рассказ о нем именно в этой главе, в связи с ролью изоляции, длитель- ной жизни на месте, неизменностью антропологических призна- ков. Но сначала — о природе и характере сходства народов Центрального Кавказа. Тип, для них характерный, назвали кавкасионским — по гру- зинскому названию Кавказа «кавкасиони». Свойственные ему черты выражены чрезвычайно резко — кавкасионцы самые ши- роколицые народы среди европеоидов, с ними могут сравняться только жители горных районов Югославии. Но для древнего населения Европы эта черта была так же обычна, как сейчас на Кавказе. Высокий рост, мощное сложение, сильно развитое над- бровье — тоже древние особенности, которые редко встречаются у современных европеоидов, но были свойственны древним ра- сам Европы. Поэтому можно думать, что здесь, на Кавказе, сре- ди ущелий и малодоступных хребтов, сохранился почти в полной неприкосновенности древний тип первых людей, заселивших Кавказское высокогорье. Он как бы законсервировался при гор- ной изоляции, без связи с далекими соседями, без инородных влияний, при браках, очень часто, а в Дагестане всегда, заклю- чавшихся внутри селения. Малочисленные селения — много род- ственных браков, а родственные браки всегда способствуют стабилизации, устойчивости антропологического типа. Кавкаси- онский тип распространен высоко в горах, среди народов, говорящих в основном на кавказских языках, распространен компактно, без перерывов — все это также веские доказательства его древности. Правда, Кавказ заселялся в основном с юга и из- давна был областью черноглазых и темноволосых людей. Высоко в горах, как мы помним, есть примесь русоволосых людей с до- вольно светлыми глазами. Но генетика человека легко объясняет это противоречие — в условиях изоляции часто наблюдается отклонение в каком-нибудь одном или даже в нескольких при- знаках, иногда очень сильное. Изоляция и повлияла на цвет волос и глаз. Истина многолика, и в науке редко достигается однозначное решение — происхождение кавкасионского типа вызвало к жизни и другую гипотезу. Древнее население Восточной Европы также было широколицым, а волосы и глаза у древних европейцев были светлее, чем на Кавказе. Люди не только жили на месте, они переселялись на далекие расстояния, особенно в древности, о чем мы узнаем дальше,— следовательно, очень может быть, что древние европейцы ушли на юг в горы и заняли высокие пред- горья Кавказского хребта. Однако у этой гипотезы есть изъяны, которые мешают с ней согласиться. Первый из них — ее искус- 186
ственность. Зачем предполагать миграцию из другого района, с далекой Русской равнины, если здесь, на Кавказе, в древности также жили широколицые люди — ведь почти все древние типы европеоидной расы широколицы. Второй изъян гораздо более существенный — отсутствие под- тверждений в фактах этнографии п языка. Можно понять, что люди, придя в новые районы, резко отличные от мест их перво- начального обитания, суровые и дикие, грозившие наводнениями и обвалами, беспощадно расправлявшиеся с любым неудачни- ком, не сумевшим приспособиться, потеряли свою культуру и целиком восприняли культурные навыки горных жителей — старый быт им только мешал. Потому-то этнография нема, и в постройках, одежде, сказаниях нет следов пребывания на се- вере, на равнине. Но почему молчит язык? Почему не сохранил- ся один из индоевропейских языков, на котором, по-видимому, говорило восточноевропейское население? Он-то не мог поме- шать в горах. Между тем все кавкасионцы говорят на кавказ- ских местных языках, а у осетин, балкарцев и карачаевцев — иранцев и тюрков — местный элемент очень силен. Их предки потеряли кавказский язык сравнительно недавно, а новые языки также восприняты не от населения Русской равнины. И еще один вопрос защитникам этой гипотезы, который просится на бумагу,— разве не удивительно, что люди с равнины заняли са- мые высокие плоскогорья и даже на Кавказе их зовут часто горными орлами? Нет, очень трудно поверить, что человек, при- выкший, может быть, даже уже и к земледелию, полезет по не- доступным тропинкам на дьявольскую высоту в горы и осядет там навсегда. Не делают это даже современные люди, цепляю- щиеся за места, где они родились и к которым привыкли, а в неолите население было слишком редким, чтобы можно было найти причину такой коренной ломки всей жизни. Ходили и ходят за сотни, иногда и тысячи километров, но... сохраняют свой быт и культуру, сохраняют свое лицо. Итак, Кавказ — страна, близкая с детства, грозная и не- доступная, волнующая и таинственная, открыла нам еще одну тайну, тайну освоения трудных гор, борьбы человека за каждый клочок земли, приспособления к бесконечной зиме за непрохо- димыми перевалами и короткому, но буйному лету с потоками, смывающими дома и людей, с обвалами, погребающими стада и целые селения, с прозрачным, но разреженным воздухом, со страшной опасностью упасть в пропасть, подстерегающей чело- века при каждом неверном шаге. Когда проникли на высоту люди — в неолите, мезолите, верхнем палеолите или еще рань- ше,— пока неясно, нужны новые поиски п раскопки, но с тех 187
пор, как оыли освоены высокогорные плато, жизнь на них про- должалась непрерывно тысячелетия. Менялась культура — тех скудных сведений, которые удалось собрать об археологии гор- ной Грузии или горного Дагестана, все же достаточно, чтобы говорить: культура различалась в разных местах, в раннем же- лезном веке была не такой, как в эпоху бронзы. Менялся язык — люди, говорившие на одном из кавказских языков, переходили на тюркский или иранский. Но антропологический тип оставался неизменным — он один доносит до нас дыхание древности, не уловленное археологами и лингвистами. Высокогорный Кав- каз — один пз многих примеров того, как люди, отрезанные от мира, несмотря на страсть свою к путешествиям и познанию новизны, сохраняют верность родной земле, тысячелетиями жи- вут на одном месте и, перенося трудности и лишения, не покидают насиженных районов. Но не один Кавказ сохраняет реликты прошлого. Албания и Югославия, горные хребты Балканского полуострова не менее интересны антропологу и таят не менее привлекательные загад- ки. Высокие, сильного сложения, горбоносые, очень широко- скулые люди — албанцы и югославы. Так же нависает у них надбровье над глазами, как у кавказцев, и так же часты русые волосы п каре-зеленые глаза. Особенно ярко воплощают этот физический тип сербоязычные черногорцы — лицо у них не уже, чем у самых широколицых кавказских народов, а рост в среднем равен 178 см. После жителей одного селения в горной Шотлан- дии это самый рослый народ в Европе. И опять, как на Кавка- зе,— за единым антропологичес^й^! обликом вскрывается кар- тина языкового и культурного мкЯгообразия. Несмотря на сход- ные условия жизни в горах, вызвавшие какое-то вторичное сходство в конструкции жилищ, весь быт, все культурные тра- диции разделяют албанцев и югославов. Албанский язык стоит особняком в индоевропейской семье, как сванский в картвель- ской. Но все же сближается с греческим — и культура албанцев во многом похожа на народную культуру Греции. А югосла- вы — славяне, с языком получили они от своих предков славян- скую культуру и славянские обычаи. Но славяне в Югославии— сравнительно позднее население, они появились в первом тыся- челетии н. э. и не были такими, как черногорцы. Антропология славян изучена десятками специалистов в разных странах, тол- стые книги посвящены населению каждой страны, и нет в соста- ве славян ни одного антропологического типа, который можно было бы сблизить с физическим типом горных народов Балкан- ских стран. Ясно, что славяне, как иранцы и тюрки в Осетии, Балкарии и Карачае, принесли с языком свою культуру, высо- 188
snii уровень обеспечил ей победу, но самих славян было мало (высоко в горах во всяком случае), и физический тип местного населения сохранился почти в полной неприкосновенности. Из поколения в поколение жили те же люди, в хотя изменился их язык, изменилась их культура под влиянием пришельцев, сами пришельцы не вступали в браки с местным населением и не оставили в горах своих генов. Происхождение местного населения теряется во тьме вре- мени. Проблема эта усиливается еще тем, что копалось древних могильников в горной области Балкан мало, а в высокогорье они еще и не открыты. Раскопанные могильники относятся в подав- ляющем большинстве к средневековью, к эпохе славянской ко- лонизации в Югославии, поэтому антропологический тип древ- него дославянского населения — уравнение со многими неиз- вестными. В антропологии путь к решению таких уравнений один — сравнение современных людей с древними в Европе в целом, ведь каждая эпоха и каждая территория отличались своим комплексом признаков. Особенно броские черты были свойственны людям верхнего палеолита — высокие, могучие, широколицые, с нависшими бровями и мощными носами, они были первобытны, но величественны и мужественно красивы. Реконструкции Герасимова дополняют образ, создавшийся при измерении черепов и скелетов. Те ясе черты узнаем мы, приехав в Черногорию,— черты, к которым привыкли в горном Кавказе. Гипотеза, сослужившая хорошую службу на Кавказе, помогает и на Балканах — все та же горная изоляция оторвала древней- шее население высоких плато от остального мира, и оно сохра- нило в непотревоженной неизменности отличительные черты исходного европеоидного типа, утерянные остальными европей- скими народами. Поэтому антропологическое сходство объеди- няет различных по языку п культуре албанцев, хорватов и сло- венцев, поэтому же следы этого типа заметны в горных районах Греции и Болгарии, несмотря на разницу в языке. В горных областях Балкан мы опять натолкнулись на ре- ликт древнейшего населения Европы, закрытого горами от ос- тального мира, устоявшего во всех этнических бурях, потря- савших северное Средиземноморье, антропологически почти неизменного с верхнего палеолита или мезолита. Язык дает сербам и албанцам приблизительно две-три тысячи лет жизни, физический тип удлиняет их историю в несколько раз, переки- дывая мост от современности сразу к времени заселения хребтов Балканского полуострова человеком. Спокойная, недоступная остальному миру жизнь, взрываемая только кровной местью или враждой между деревнями,— и так века и тысячелетия! 189
Изоляция от остального мира — не только высокие горы и непроходимые перевалы, не только глубокие и быстрые реки, не только дремучие леса. Любая окраинная земля где-нибудь на оконечности материка — заброшенный, как правило, угол, отре- занный от центральных очагов цивилизации и основных путей миграций. Поэтому люди живут замкнуто, их культура и язык меняются медленно, архаика пронизывает быт даже сейчас, фи- зический облик сохраняет черты древних типов. Попытаемся представить это конкретнее, перенесемся в Скандинавию, по- смотрим на холодное и серое Северное море, полюбуемся черно- серыми, отталкивающе мрачными, но привлекательными своей сказочной хаотичностью скалами фьордов. Население Сканди- навии ставит перед нами ту же проблему — сохранение, консер- вацию древних физических черт в условиях изоляции, проис- хождение которых отделено от современности тысячелетиями. Население Скандинавии — антропологическая общность. Это означает, что оно объединяется сходством во многих физических признаках. Общность эта получила у антропологов, как мы уже знаем, название северной ветви европеоидной расы, или просто северной расы — термин, известный даже неспециалистам бла- годаря своей одиозной и неоправданной славе. Принадлежность к северной расе в третьей империи сулила людям чины и жиз- ненные блага, историки изощрялись, разыскивая ее поблизости от мировых очагов цивилизации. Активные и сильные предста- вители северной расы были объявлены вершителями всех вели- ких событий мировой истории, которые и в движении своем по земле создали больше, чем все другие народы. Правда, и они, эти жалкие другие народы, осуществляли походы на тысячи кило- метров, дарили миру великие открытия, создавали великую ли- тературу и уникальнейшие произведения искусства, но эти мелочи не смущали фашистов — убежденных сторонников ми- фических преимуществ северной расы. О практике, которая вытекала из такой теории, лучше не вспоминать — кровь мил- лионов людей разных национальностей, погибших в фашистских концлагерях, несмываемым пятном лежит на совести нацистов. Но в академическом понимании северная раса — такая же ант- ропологическая категория, как центральноазиатские монголои- ды или средиземноморская раса. Как же складывались представления о северной расе в умах специалистов? В Швеции родились и работали первые реформаторы класси- фикации человечества — Карл Линней, выделивший человека как самостоятельный вид, и Андреас Ретциус, создавший клас- сификацию рас по форме черепа. С тех пор низкий черепной 190
указатель вошел в число основных признаков, по которым северную расу отличают от всех остальных. Второй признак, еще более важный, нетрудно заметить, настолько резко бро- сается он в глаза,— светлые волосы и светлые, серые или голу- бые, глаза. Шведы, норвежцы, датчане, голландцы отличаются этой крайней светлоглазостью, какой больше нет в Европе да к во -всем мире. Нежно-розовая кожа, голубые глаза и белокурые волосы — с них всегда начинается описание красавиц Рубенса, в основном фламандок. А женщины Швеции и Норвегии — еще светлее. В начале нашего столетия было произведено первое антро- пологическое исследование населения Швеции, основанное на массовых измерениях; через пятнадцать лет оно было повторе- но. В середине двадцатых годов за массовые исследования в Норвегии взялись норвежские антропологи. Голландцы и датча- не отставали, но этот пробел был частично восполнен специали- стами, которые трудились не только над изучением антрополо- гического состава своей страны, но не забывали и соседей. Итог — наши знания об антропологии скандинавских стран пол- нее и глубже, чем любой другой европейской страны. Они накладываются на великолепные по полноте результаты архео- логической службы этих стран, составившей подробные описа- ния древних культур. При раскопках могильников в изобилии получены черепа и кости, и последовательное изменение архео- логических культур дополняется сведениями об изменениях физического типа древнего населения. Одним словом, исследо- вателя ждет если не стопроцентная, то во всяком случае близкая к стопроцентной информация. Впечатления путешественников и художников, даже гени- альных,— слабая основа для характеристики антропологических особенностей народа. И если иногда антропологов подводят да- же их собственные измерения, то где уж верить впечатлениям, оценкам на глаз. Какова же северная ветвь европеоидной расы не на картинах Рубенса, а в книгах антропологов, характеризуе- мая цифрами и иллюстрированная антропологическими фото- графиями обследованных лиц, выполненных анфасно, в пол- оборота и в профиль, но непременно в определенном масштабе? Классические представители северной расы, так сказать, хресто- матийные образцы, на которые ссылаются профессора в лекциях и писатели в популярных книгах,— норвежцы и шведы. Высо- кие и могучие, белокурые — даже пепельные и каштановые волосы встречаются у них нечасто, а серые стальные или голу- бые глаза мелькают, как у русских карие. Поэтому создается впечатление, будто все голубоглазы или сероглазы, хотя таких 191
только двое из трех. Высокий русский считался бы обычным в Норвегии и Швеции — население некоторых районов достигает среднего роста в 174—175 см. Как и предполагалось раньше, скандинавы в общем длинноголовы — антропологи прошлого, не располагая точными и многочисленными измерениями, интуи- тивно отгадали эту отличительную черту. Но порайонное обсле- дование выявило округа и с круглоголовым населением. Таким образом, длинная голова — это не такая общая черта, как высо- кий рост, светлоглазость л Светлов о лосость (обычно антрополо- ги говорят и пишут — депигментация). Происхождение именно этих признаков нужно понять, если хочешь понять происхож- дение северной расы. В гипотезах на этот счет нет недостатка — о северной расе писали все, кто писал о европеоидах, о северной расе писали все, кто писал о происхождении окраинных народов, о северной расе писали, наконец, все, кто изучал древнее европейское на- селение. Было сделано много ценных фактических наблюдений, но много было и фантазий, домыслов, догадок, позже не под- твердившихся. Считалось, что к северной расе относились почти все древяпе народы Центральной Европы,—это отброшено; счи- талось, что представители северной расы переселялись далеко на юг п доходплп до Восточного Закавказья,— это отброшено; но принято, что северная раса — потомок древнейших типов Европы, испытавшая некоторые изменения, но сохранившая многпе признаки (высокий рост, напрпмер, массивность черепа) с донеолптической эпохп. Недаром так сходны черепа современ- ных скандинавов с черепами из неолитических погребений — о живых людях сказали бы: «...одно лицо». Но донеолитическое население Европы не было таким светлым — с эпохи мезолита, когда Л1бдп заселили Скандинавию, они заметно посветлели. Почему? Наиболее убедительное объяснение причины аналогичных процессов изменения признаков в замкнутых районах, чаще всего на окраине эйкумены, предложено не антропологом — мы уже упоминали, что его предложил блистательно талантливый русский генетик, теоретик эволюции и исследователь культур- ной флоры, один из выдающихся биологов и географов нашего века, пионер многих теоретических областей геногеографии Николай Иванович Вавилов. О жизни его можно было бы на- писать поэму —так она была прекрасна и многогранна, так необъятны были его интересы. Его исследования обратили вни- мание на многие совершенно новые явления в мире живого; одно из них, нас интересующее, формулируется довольно слож- но — накопление рецессивных генов на окраине видового ареа- 192
ла. Это явление — закон, подтвержденный десятками примеров и, несмотря на громоздкую формулировку, просто расшифровы- вающийся, ясный и прозрачный, как п все вавиловские обоб- щения. Вавилов умело сочетал биологию с географией. Изучая культурные растения, он собирал тысячи образцов из разных районов их произрастания и выявлял все природное многооб- разие форм, свойственное виду. Вид— это ие тип, не образец, тем более не отдельная особь, вид — это совокупность, сложная система вариаций по всей области своего распространения. Эту мысль Вавилов убежденно защищает во всех своих сочинениях. Наибольшее разнообразие вариаций проявляется в центральных участках области распространения вида — они же, как правило, и центр происхождения вида. В центре постоянно бурлит жизнь, создаются все новые и новые формы, многие из них безжалост- но уничтожаются естественным отбором, некоторые сохраняют- ся, в котле видообразования постоянно нарождается новое, и это новое вытесняет старые формы из центра на окраины видо- вого ареала. В генетике одно из основных понятий — понятие доминантных и рецессивных генов. Признак, наследственность которого управляется доминантным геном, всегда выражен у потомства. Признак, наследственность которого управляется рецессивным геном, выражен только тогда, когда этот ген полу- чен и от отца и от матери. В противном случае геи находится в организме как бы в скрытом, непроявленном состоянии. Вави- лов увидел связь этой сугубо физиологической закономерности с географией и показал: те формы, которые постоянно нарож- даются в центре видового ареала,— доминантны, рецессивные формы вытесняются па периферию. Там их становится все боль- ше и больше, они начинают преобладать и все чаще скрещи- ваются между собой. Скрытые гены выплывают на поверхность, воплощаются в признаки, дотоле редкие, редкий признак теряет свою исключительность, и окраинные группы начинают отли- чаться от центральных групп того же вида. Что говорить, концепция — яркая, красивая, сильная, под- твержденная многими убедительными примерами, заворожила своей стройностью и логикой. Вавилов постоянно приводил в ее пользу все новые доводы и расширял сферу ее влияния. Пре- восходным примером выхода ее за пределы объяснения только тех ботанических факторов, для которых опа предложена, было распространение ее на человека. Это сделал сам Вавилов, сделал с обычной для него смелостью и широтой мысли. В 20-х годах он совершил знаменитое свое путешествие в Афганистан, после которого был награжден Всесоюзным географическим об- 7 В. П. Алексеев 193
ществом большой золотой медалью за «выдающийся географи- ческий подвиг» (так именно было сказано в сопроводительном дипломе}. В 1929 г. вышла написанная им совместно с Дмит- рием Демьяновичем Букиничем обстоятельная агрономическая и ботаническая монография «Земледельческий Афганистан». Однако не только культурные растения — широчайшая пано- рама страны, географическая, этнографическая, историко-куль- турная, встает перед читателем со страниц этой замечательной книги. Вавилов первым посетил многие селения Нуристана — высокогорной груднодоступной страны па юго-востоке Афгани- стана — и отметил у кафиров неожиданно светлую для таких южных районов пигментацию. Вывод был ошеломляюще прост, но изящен и убедителен — окраиной ареала может считаться не только окраинный район, но и любой замкнутый изолят внутри ареала. Туда оттесняются и там выявляются рецессив- ные гены, а гены светлой окраски волос и глаз у человека — рецессивны. Отрыв кафиров от мира делает их относительно светлоглазыми и светловолосыми. Читатель понял теперь, почему так подробно изложена тео- рия оттеснения рецессивных генов на окраинные территории,— не только потому, что так привлекательна личность ее творца. Она имеет непосредственную связь с нашей темой — происхож- дением светлеволосости и светлоглазости населения Скандина- вии, на что впервые указал уже известный нам Чебоксаров. Казалось бы, такие далекие области — север Западной Европы и юго-восток Афганистана, а процессы сходны, почти идентич- ны: и здесь, и там люди светлеют от поколения к поколению. В отрогах Гиндукуша это посветление заметно только при срав- нении с окружающим черноволосым и черноглазым населением равнин, в Скандинавии максимальное посветление, какого нет больше нигде на земном шаре. Разница, по-видимому, объяс- няется различной интенсивностью процесса, но не только в этом дело — территория и время не менее важны: в одном случае это забытый богом уголок, в другом — огромный полуостров, в од- ном случае это неопределенный отрезок времени, но вряд ли больше трех-четырех тысяч лет (и то много), в другом — навер- ное, около 10 000 —12 000 лет, а может, и на несколько тысяч больше. Сила действия процессов, изменяющих признак, в дан- ном случае пропорциональна времени, поэтому скандинавы и отличаются так от других народов, даже европейских. Итак, начало депигментации мы отнесли на 10000—15000 лет в глубь времени. Редкие группы охотников, преследуя се- верного оленя или еще каких-нибудь зверей, отваживались за- бираться далеко на север: холоднее, чем на юге, глушь. Но и 194
преимущества неоценимые — отсутствие конкурентов, ооилпе зверя. Потому эти редкие группы запоминали увиденное, рас- сказывали о нем современникам, и север Европы постепенно стал заселяться. Археологические культуры Кунда и Эртебёл- ле — свидетельницы первых шагов человека в Скандинавии, его первого приспособления к медленно, но неотвратимо суровев- шим условиям жизни. Изготовлялась керамика, иногда на ней был орнамент, широко использовалась и богато украшалась кость. Людей было мало, и они вступали в родственные браки даже чаще, чем в центре Европы, а рецессивные гены только того п ждали. Появление голубоглазых или сероглазых, бело- курых людей сначала, вероятно, вызывало удивление, потом к ним привыкли. А их становилось в каждом поколении все больше, больше еще и потому, что белокурые и светлоглазые часто вступали в браки между собой. И северные племена стали все сильнее и сильнее отличаться от своих южных соседей — весьма вероятно, что уже к концу мезолита, когда произошло заселение Скандинавии, это различие было отчетливо заметно. Гипотеза накопления рецессивных генов на окраине эйку- мены оказалась, таким образом, применимой и к человеку. Это понятно — биологические законы действовали в человеческом обществе на заре его истории. И пример населения Скандинавии красноречив во многих отношениях — эта биологическая зако- номерность усилена изолированным положением полуострова (география) и родственными браками — частым явлением в первобытном обществе вообще (история). Создался комплекс условий, работавших в одном направлении, трансформировав- ших антропологический тип пз поколения в поколение. Но за этим изменением не скрывается основное для нас — преемствен- ность поколений, связь современного населения с древним через века, непрерывная историческая жизнь с эпохи мезолита. Так на севере Европы открываем мы то же явление, с которым стол- кнулись в горах Кавказа,— верность людей насиженному месту, историческая последовательность, нерасторжимое родство каж- дого поколения с предками, жившими на той же земле. В антро- пологическом типе современных народов Скандинавии ярко проявляется его родство с мезолитическими предками, а биоло- гический подход, привлечение эволюционной теории помогает понять и объяснить различия. И древность, в которую мы забра- лись, прослеживая происхождение физического типа скандинав- ских народов, немногим меньше, чем на Кавказе, а может быть, и не меньше — мезолит или конец верхнего палеолита, 10 000— 12 000, а то и 15000 лет, 400—600 ушедших поколений людей. Нет, ни язык, ни этнография не дают возможности проникнуть 7* 195
так глубоко, только археология. Но она изучает внешние формы человеческой культуры, формы непостоянные, изменчивые, веч- но развивающиеся, она бессильна поэтому строго доказать, что ныне живущие люди — непосредственные прямые потомки жителей мезолита. Кавказ, Скандинавия — области, изолированные от остально- го мира, лежащие в стороне от основных очагов возникновения и развития древнейших цивилизаций. Географическое положе- ние отгородило жителей этих двух областей от соседей и заста- вило вариться в своем собственном соку. Не то, например, Еги- пет — тысячелетия величайшей духовной силы сделали его центральным и могущественным государством древнейшего эта- па истории человечества, в каменных громадах пирамид скон- центрированы огромные сгустки труда, невиданные дотоле, имя и деяния государства были известны во всех странах Северной Африки и Передней Азии, дипломатические и торговые связи охватывали весь тогдашний мир. Победоносные походы египет- ских фараонов не наводили ужас разве что только на китай- цев — так далеко тогда еще не продвигались. Но Египет не только пугал, он и сам терпел неисчислимые бедствия — страш- ное нашествие варварских орд гиксосов со страхом описывают все египетские источники. Гиксосы ворвались в Египет на ло- шадях, неизвестных египтянам, молниеносно сломили сопротив- ление фараонов и установили иго, продолжавшееся больше сто- летия. Казалось бы, все условия для смешения налицо, древние египтяне — какой-то конгломерат рас, а история Египта, бурная и многокрасочная, отражающая культурные связи со всем циви- лизованным миром, должна отражаться в постоянной смене антропологических типов от эпохи к эпохе. Много десятилетий уже раскапывают археологи пирамиды и кладбища рядового населения, собраны тысячи черепов и скелетов, ими буквально забиты фонды Британского музея и Музея человека в Париже, они описаны в десятках статей английскими, французскими и арабскими антропологами. Такой научный материал допускает возможность всесторонней проверки нашего предположения. Краниология Египта охватывает огромный период време- ни — приблизительно в 6000—7000 лет. Это меньше, чем исто- рия антропологических типов Скандинавии и Кавказа, но все- таки очень много. И годы эти по столетиям документированы краниологическими коллекциями, изучение которых позволило бы уловить малейшие изменения физических признаков, если они были. Достоверность информации, таким образом, полная, п если скептик скажет о предыдущих страницах, что для них нет оснований в обширных палеонтологических материалах, выводы 196
все сделаны не пз прямых наблюдений, а из косвенных сообра- жений, то почти каждое слово, сказанное об антропологии древ- него Египта, может быть доказано с математическом точностью. В Египте найдены пе только в ерхне палеолитические, но и нижнепалеолптическпе памятники, но это, к несчастью, стоян- ки, древние могильники этих эпох неизвестны. Неизвестны они и от эпохи мезолита. Поэтому о физических особенностях древнейшего населения можно только гадать, а лучше не де- лать этого — опять-таки чтобы не давать скептикам лишних поводов для критики и сузить роль гипотез по сравнению с пря- мым наблюдением. Первые по времени серии скелетов, изучен- ные антропологами, происходят из обширных кладбищ у селе- ний Ба дари и Нагада и относятся к неолитическому периоду. Раньше считалось, что они отстоят от современности на 8000— 9000 лет, пх точная дата — седьмое пли шестое тысячелетие до н. э. Но такая дата, вызванная к жизни так называемой «длинной хронологией» древнего мира, оказалась фантазией — сейчас датируют пх концом V — началом IV тысячелетий до н. э., бадарийская серия старше серии из Нагады примерно на тысячу лет. Как выглядели люди, ближайшие потомки которых создали мощнейшее государство на Древнем Востоке? Первый и самый важный вывод — они были европеоиды, походившие на древнейшие племена Европы значительно больше, чем на древ- них жителей Центральной Африки. Кровь негров, наверное, текла в жилах этих людей — они были довольно широконосы, у них выступали вперед губы, а кожа, вероятно, была немного темнее, чем у типичных европейцев. Но те же признаки свой- ственны и другим средиземноморским пародам, у которых то- же есть примесь негрской крови, очень древняя и сейчас уже малозаметная. Итак, не негры, а европейцы заселили долину Нила, и заселение ее шло, очевидно, не с юга по течению реки, откуда появлялись бы люди негроидной расы, а с севера, про- тив течения. Исторически засвидетельствованная экспансия фа- раонов в эпоху Древнего Царства также распространялась с севера на юг, против течения Нила. Древние европейцы в до- лине Нила были низкорослы, стройного худощавого телосло- жения, отличались узкими, тонкими и гармоничными лицами. Добавьте к этому пссиня-черные волосы и сверкающие черные глаза, характерные для южан, получится привлекательный облик! И антропологический анализ, вещь довольно специаль- ная, кажущаяся недоступной часто даже археологам, подтверж- дается наглядными и всем доступными доказательствами, отно- сящимися, правда, к более позднему времени,— замечательной египетской скульптурой, часто поражающей исключительной 197
правдой образа и дошедшей до нас в сотнях образцов. Действи- тельно, узкие лица с тонкими благородными чертами проходят длинной вереницей перед глазами, когда попадаешь в хороший музей египетской пластики или просматриваешь какую-нибудь подробную публикацию египетского искусства. Фресковая жи- вопись позволяет наполнить эти бесцветные лица живым тре- петом жизни — все, как рисовалось точными антропологически- ми наблюдениями. С началом государства, с первой династии египетских фа- раонов палеоантропологические данные, находящиеся в нашем распоряжении, становятся много богаче и разнообразнее, а да- тировка их получает фантастическую для древности точность — многие серии могут быть определены по династиям с точностью до десятилетий. Йо не будем вспоминать каждую из них в от- дельности — нет в этом нужды потому, что в общем все они поразительно похожи. Длинная черепная коробка, слабый рель- еф черепа, узкий лицевой скелет, резко профилированный, с выступающими вперед челюстями, широкое грушевидное от- верстие — европеоидные признаки, разбавленные небольшой негроидной примесью. Эти же расовые черты видим мы при рассмотрении серий эпохи Среднего Царства, не меняются они п позже — в период Нового Царства. Со скульптур и фресок смотрят на нас все те же лица, смотрят сквозь века и тысячеле- тия. Ни гиксосы, пришедшие завоевателями, ни сами египтяне, проносившие грозу захватов через другие страны и привозив- шие рабов, не изменили ничего в этом красивом типе. Правда, п культура почти не менялась — мало кто из археологов и исто- риков сомневается в преемственности Нового и Древнего Цар- ства, но она все же менялась, приобретала новые черты, стано- вилась разнообразнее, а основное население оставалось преж- ним. Мерно протекали годы, мерно катил Нил свои волны, поколения детей приходили в мир за поколениями отцов, чтобы дать начало следующему поколению,— старая как мир и вечно юная загадка истории! Самый поразительный факт открывается нам, когда мы пе- реходим от древней истории Египта к средневековой: эллини- стический Египет, Египет эпохи рубежа н. э., копты-христиане, средневековое население — опять незаметно никакой разницы в физическом типе людей разных эпох; опять бури и затишья мировой истории, события, которые неоднократно сотрясали мир, изменили культуру, мировоззрение, язык, но не изменили облика самих людей. И даже когда язык древних египтян канул в Лету и на смену (ему пришел арабский, население не приняло чужой крови, не изменилось, и современный 198
феллах не меньше похож на какого-нибудь древнеегипет- ского крестьянина, чем тот был похож на своего соседа. Прошло шесть, а может быть, даже семь тысячелетни, стал неузнаваемым мир, там, где плыли тяжелые баржи, гонимые по воде веслами рабов, могучее течение древней реки перекрыла плотина, ветер избороздил лицо Сфинкса, а хрупкое существо — человек ока- зался прочнее и неизменнее камня, не покинул насиженного места, продолжает поливать потом и украшать трудом землю своих предков. Опять антропология протянула нить от совре- менности в глубокую древность, на этот раз на земле, не изо- лированной от остального мира ни горами, ни удаленностью от центров мировой цивилизации,— наоборот, на земле, которая сама была очагом высочайшей культуры и центром древнего мира на протяжении минимум двух тысячелетий. Последний пример — на востоке (а ведь до сих пор мы гово- рили все о западе ойкумены). Это население Северного Китая, бассейнов двух великих восточных рек — Хуанхэ и Янцзы. Здесь еще несколько десятилетий назад ученые открыли высо- кую неолитическую культуру, отличительной чертой которой были раскрашенные сосуды. Неожиданность, парадоксальность этого открытия, то, чем оно поразило археологов,— именно в этой керамике. Она была известна в Южной Европе, на Кавказе, в Средней Азии, на Ближнем Востоке — разнообразные куль- туры с такой керамикой и получили в археологической литера- туре наименование культур крашеной керамики. Но их считали созданием западного мира, никому в голову не приходило, что такая же или во всяком случае сходная культура может раз- виваться на востоке, в далеком Китае. Сразу же, как всегда бывает при интересном и неожиданном открытии, пошли гипо- тезы, сначала полуфантастические — рисовались точно пути проникновения древних европейцев на восток, составлялись карты их странствий, выискивались в Европе центры, откуда они могли переселиться на берега Тихого океана. Спорам не было конца, в них принимали участие и очень серьезные уче- ные, и общий вывод был, наконец, сделан — трудно говорить, как, по какому пути прошли люди, принесшие в Китай краше- ную керамику, неизвестен центр, откуда они расселялись, и пока невозможно его установить, но их западное происхожде- ние — будь то Европа или Передняя Азия все равно — несом- ненно. Вывод этот казался обоснованным очень прочно, в поль- зу его приводились все новые и новые аналогии китайским па- мятникам в Южной Европе, Малой Азии, Иране, но... в науке очень часто бесспорное превращается в отброшенное и какая- нибудь сумма фактов, кажущаяся нерушимой, разлетается как 199
карточный домпк. Гипотезу западного происхождения древних жителей Китая разрушила палеоантропология руками одного из своих очень ярких представителей — Давидсона Блэка. Блэк, английский анатом и палеонтолог, был директором лаборатории по изучению кайнозойской эры в Пекине. Ему и попались первые находки синантропа, и он же приготовил и из- дал их первое тщательное описание. Интересы Блэка лежали далеко от пстории и археологии. Но он был человеком титани- ческой, неукротимой энергии. Смертельно больной неизлечимым тогда туберкулезом и знавший о своем близком конце, отвлека- емый днем от науки административными делами, он работал ночами. Именно в одну из таких ночей п настигла его смерть — сотрудники лаборатории, войдя утром в кабинет своего дирек- тора, нашли его мертвым в кресле перед письменным столом, на котором лежала черепная крышка синантропа. Естественно, что такой энтузиаст своего дела не мог пройти мимо многочислен- ных скелетов из неолитических погребений с крашеной керами- кой, сохраняемых в музеях Пекина. Их изучение на фоне уже устоявшихся представлений о западном происхождении предков китайцев принесло новую неожиданность — неолитическое на- селение бассейнов Хуанхэ и Янцзы было монголоидным, чисто монголоидным, без следов европеоидной примеси. Плосколицые, плосконосые, с узкими раскосыми глазами древние жители Ки- тая не отличались от современных, были похожи на нпх на- столько, что не могло возникнуть никаких сомнений в генети- ческой связи, преемственности древних и современных -китай- цев, в происхождении современного населения именно от не- олитического. Встречались бы среди неолитических жителей европеоиды ил л даже люди с европеоидной примесью — можно было бы думать, что именно они принесли крашеную керамику п передали свою культуру местному населению. Но нет, не было среди них ни европеоидов, ни метисов, действительно, они все были не менее плосколицы и плосконосы, чем китайцы, и этот твердо установленный палеоантропологический факт похоронил гипотезу их западного происхождения. На смену ей пришло в археологии другое представление — о множестве очагов возник- новения крашеной керамики п ее параллельном развитии на западе и на востоке. Китайский неолит датируется, по-видимому, концом IV—III тысячелетий до н. э. Значит это, что преемственность поколений на территории Северного Китая прослеживается на немного бо- лее коротком отрезке времени, чем в Египте,— вместо 7000— 6000, 5000—6000 лет.. Эта преемственность выявлена и в культурных элементах, но там она затушевана, как обычно, их 200
изменением. Шеститысячелетняя древность китайского этноге- неза приобретает строгую доказательность п силу научной тео- рии только при сравнении физических особенностей современ- ных и древних жителей Северного Китая. На востоке Евразии жизнь также отливалась в устоявшиеся формы, не менявшиеся века и тысячелетия, и никакие этнические и исторические про- цессы — переселения, нашествия, войны — не могли нарушить п разорвать последовательность исторической жизни. Итак, историческое развитие, а с ним п отражающее его раз- витие антропологических типов происходит во многом сходно на самых разных по характеру территориях и в районах, даже резко изолированных от остального мира. Прошедшая перед на- ми история антропологических типов Кавказа и Скандинавии, Египта и Китая — тому достаточно красноречивое подтвержде- ние. Постоянство этих типов на протяжении тысячелетий вскры- вает глубины этногенеза современных народов, их неразрывную связь с прошлым — не средневековым, даже не эпохи бронзы, а неолитическим, мезолитическим, возможно, верхиедалеолитп- ческпм. Однако от этих единичных примеров можно перейти к более общим п показать, что такая преемственность — не игра случая, не исключение, не исторический парадокс, а закономер- ность, охватывающая исторический процесс в целом. Но для то- го, чтобы понять это, мало отдельных фактов и примеров исто- рии антропологического состава отдельных районов, нужно обра- титься к истории рас. Много спорных проблем волнует антропологов в расоведе- нии, а сейчас, когда расы начали различать не только по мор- фологии, по и по физиологии, этих проблем стало еще больше. Сколько больших рас — обычно считают три, но нельзя ли их объединить в более крупные категории? Где они сформирова- лись — там ли, где распространены и сейчас, пли в других обла- стях? Возникли они на основе одной или нескольких групп не- андертальцев, с которыми современный человек преемственно связан? Одним словом, как раз основные-то вопросы расоведе- ния до сих пор либо совсем не решены, либо не могут быть решены однозначно. Однако и по ним накапливаются факты, идет столкновение изощренных умов специалистов, высекающее искры мыслей, постепенное цементирование мыслей в гипотезы. Ясно одно — есть какие-то очень крупные общности людей, объ- единяемые сходными или тождественными физическими при- знаками и не охватываемые больше никакими другими видами исторических источников, не очерчиваемые никакими другими методами анализа. В самом деле, присмотримся к европеоидам — это люди, говорящие на индоевропейских, кавказских, ба л тин- 201
скпх, финно-угорских и еще каких-то древних языках, которые нельзя включить ни в какую из современных семей, языках, оставшихся, по-видимому, от далекого прошлого. Каждая из названных языковых семей — это свой словарь, своя структура, это полное отсутствие сходства с другими семьями. А культу- ра — разве есть что-нибудь общее между скотоводством Шотлан- дии и скотоводством Ирана, разве можно сравнить приемы зем- леделия, не различаются разве -коренным образом вся культура, обычаи, верования, искусство народов Европы и Передней Азии, Кавказа и Средней Азии? Сходство в физических признаках уже поэтому наводит на мысль о том, что оно отражает какое- то очень общее и древнее родство всех этих народов, напоми- нает об очень далеком от современности по времени, но в ан- тропологическом типе сохранившемся состоянии более тесной генетической связи их между собой. То же и монголоиды — тун- гусо-маньчжурские народы Сибири, таикитайакие народы Во- сточной Азии, тибето-бирманские народы Центральной и Юго- Восточной Азии и по языку, и по культуре различаются на- столько, что мысль об их родстве вообще не пришла бы в голо- ву, если бы не исключительное сходство их в строении тела. Американские индейцы, отпочковавшиеся от -общего монголоид- ного ствола более 20000 лет тому назад, говорящие на очень непохожих на все другие языках, не сохранившие в своей культуре никаких воспоминаний об азиатском прошлом, только физическим типом и похожи на азиатские народы, но этого сходства достаточно, чтобы доказать их азиатское происхожде- ние. А негроиды Африки? Ни в коем случае нельзя было бы даже подумать о том, что они происходят из общего корня, если бы не темный цвет кожи, широкий нос и толстые губы, курчавые волосы, то есть опять физическое сходство, напоми- нающее о происхождении от общих, очень древних предков. Во всем остальном — резкие контрасты: бродячие охотники — буш- мены, высококультурные земледельцы — народы Эфиопии, род- ственники индонезийцев по языку — мальгаши Мадагаскара и коренные африканцы — банту. Древность расы не есть, однако, обязательное условие ее происхождения непременно там же, где представители этой ра- сы найдены, так сказать, в чистом виде. Человеческая история так сложна и так замысловаты порой бывают судьбы отдельных человеческих коллективов, что никогда нет гарантии, что их предки не пришли из другого района. Но в распоряжении антро- пологов надежный путь в историю рас — изучение скелетов, сравнение результатов этой работы с антропологией современ- вых народов. Как бы ни менялись антропологические типы во 202
времени, а они, конечно, меняются, как все на земле, остается незыблемой их основа. Известны изменения, которые раса, раз- виваясь, претерпевает со временем, возможно, следовательно, восстановить и ее исходное состояние, и пути ее переселений в прошлом. Переселение рас и народов — увлекательная тема, ей посвящается следующая за этой глава, а нас сейчас волнует другое: устойчивость рас во времени и восстановление основных контуров пх ареалов в разные эпохи истории человечества, в том числе и древнейшие. Недостаток палеоантропологических наблюдений, а в них много иногда катастрофических прорывов, можно пополнить, черпая факты и выводы у археологов. Легче всего начать с Европы, так как в Европе возник пер- вый интерес к древности, Европа изучается уже много десятиле- тий, почти во всех европейских странах были и есть кадры антропологов и археологов, наконец, в Европе сделаны палеоан- тропологические находки величайшей важности. Подавляющее большинство древних стоянок и могильников из числа открытых вообще раскопаны в Европе. Поэтому она — своеобразный запо- ведник древней истории, изучая который, мы часто восстанавли- ваем или вынуждены восстанавливать весь процесс в целом. Продвигаемся от современности вглубь и для эпохи неолита устанавливаем бесспорно европеоидный тип европейского насе- ления. Неолитические жители Европы так же мало отличаются от современных, как и в Китае. Но одно отличие все же есть — они более длинноголовы, хотя это общая черта для всех древних пародов: чем ближе к современности, тем больше головной ука- затель, тем круглее голова. Так изменилось строение головы на Кавказе п в Средней Азии, в Центральной Европе и в Сканди- навии, в Китае и в Японии. В этом признаке проявляется общий процесс изменчивости, и поэтому антропологи чаще всего не принимают его в расчет при сравнении физических особенностей древних и современных людей — это понятно, раз он везде оди- наков. Так вот, исключив этот подвижный признак, больше нельзя найти в строении лица и тела неолитических жителей Европы — немцев, французов, англичан, португальцев, русских и других — никакой разницы. Но за неолитом следует мезолит на шкале времени, если, правда, рассматривать ее наоборот, идти от современности — к 3000—4000 лет до н. э. прибавляет- ся еще несколько тысяч. Мезолитические могильники уже ред- кость — их найдено и раскопано в Европе не больше пяти, и в большинстве европейских стран за счастье для археолога счи- тается найти хотя бы одно мезолитическое погребение. И когда находят — это сенсация, тщательное исследование, подробное описание и, как правило, отдельная книга, написанная коллек- 203
типом авторов и содержащая весь итог и археологических и ап тропологических разыскании. Мезолитические люди не могут не быть признаны предками неолитических так же безоговорочно, как неолитические — современных: то же европеоидное строе- ние лица, те же размеры головы, средний рост, удлиненные про- порции тела. Правда, жители мезолитической эпохи чуть по- пассивнее — у них пошире лицо, побольше голова, но это тоже общий процесс изменений физического типа человека во време- ни и тоже признаки эти, а вернее говоря, различия по ним, зна- чат мало при установлении родства древних и современных представителей одной и той же расы. Переворачиваем еще одну историческую страницу и оказыва- емся в верхнем палеолите, отойдя от современности на 15 000— 20 000 лет,— оказываемся в эпохе бродячего охотничьего хозяй- ства, шалашей из мамонтовых бивней, покрытых шкурами, до- вольно еще примитивных орудий, первых шагов искусства. Если мезолитические погребения редкость, то тем большая ред- кость — погребения верхнепалеолитические. Их рассматривают с исключительной тщательностью, за ними следят виднейшие специалисты, при раскопках собирается решительно все — кости животных, найденные с покойником, украшения, каменные ору- дия и случайно попавшие камни. Ведь только эти предметы мо- гут рассказать об ушедших людях и их образе жизни. И глав- ное — сам скелет, его положение, характер погребения, порядок слоев земли над ним и вокруг. По этим слоям устанавливается время захоронения, время найденных орудий труда, время украшений. Иногда, правда, бывает и наоборот — они, эти ору- дия и украшения уже известных форм, позволяют установить дату слоев, в которых лежал костяк. И опять научный мир с острым нетерпением ждет результатов всестороннего анализа, и опять они публикуются обычно в солидной книге. Погребений верхнепалеолитического времени с хорошо сохранившимися скелетами — несколько десятков на всю Европу, и антропологи знают каждую находку, можно сказать, «в лицо». Любой специ- алист помнит эти погребения, обстоятельства находок, морфоло- гические особенности скелетов. Естественно, они различаются между собой, как различались бы между собой наугад взятые сейчас несколько десятков людей в любой европейской стране. Но их объединяет и общее, специфическое, позволившее антро- пологам выделить особую кроманьонскую расу (по названию очень известной находки во Франции): широкое низкое лицо, квадратные орбиты, массивное надбровье, часто высокий рост и мощное телосложение. Эти особенности встречаются и на мезо- литических костях, но в верхнем палеолите они были свойствен- 201
ны почти всем людям. Лицо верхнепалеолптпческих женщин было почти такое же широкое, как у современных мужчин. Ка- залось бы, они должны были быть отталкивающе грубы и некра- сивы.— но нет, реконструкции воссоздают очень гармоничные приятные лица с мягкими очертаниями. И в самом деле, в гор- ных районах Кавказа лица по уже, чем у верх Непале ол и тиче- скпх кроманьонцев, а как много на Кавказе красивых людей! То, что верхнепалеолптические люди — предки мезолитических, тоже не вызывает сомнений. Археологи проследили последова- тельный переход от верхнего палеолита к мезолиту во многих районах Центральной и Южной Европы. Преемственны тради- ции обработки кремня, преемственны украшения и обрядность захоронений. Но еще важнее другое — последовательность пере- стройки морфологических особенностей от палеолита до совре- менности, промежуточное место мезолитического населения по физическим признакам между верхнепалеолитическимп и нео- литическими людьми. И европеоидные признаки, основные при- знаки, по которым европейцы отличаются от народов других материков,— сильно выступающий нос, клиновидное, если смот- реть на него сверху, лицо — выражены у верхнепалеолитических людей не меньше, чем у современных. Итак, уйдя на 15 000—20 000 лет назад, мы установили кар- динальнейший факт — европеоидная раса и тогда обитала в Европе, и тогда там жили светлокожие носатые люди, предки со- временных, то есть происхождение современных европейских народов в целом уходит в глубочайшую древность. Таким обра- зом, весь европейский материк можно рассматривать так же, как мы рассматриваем отдельные его области,— как зону после- довательной исторической жизни, преемственности и тесной ге- нетической связи следующих одно из другим поколений, проби- вающей века и тысячелетия. Однако масштаб времени изменил- ся, время выросло так же, как и территория,— 6000—8000 лет для отдельных районов превратились в 15 000—20 000 для мате- рика в целом. Наверняка 20 000, а то и 25 000 лет Европа была землей европеоидов, но не только Европа. Физический тип мезо- литического населения Северной Африки, донесенный до нас многочисленными погребениями этой эпохи, резко отличен от африканского негроидного — это типичные кроманьонцы, носа- тые, с массивными широкими лицами. Древнее население Егип- та, помним мы, также не сохраняет сильной негроидной приме- си, которую можно было бы расценивать как реликт верхнепа- леолитического или мезолитического населения. По-видимому, Южное Средиземноморье, как и Северное,— давняя вотчина европеоидов, их исконная земля. А море, даже такое, как Сре- 205
диземное, не было для людей препятствием уже и в верхнем палеолите — негроиды не раз проникали на юг Европы, и скеле- ты их найдены от Италии до южных районов европейской части СССР. Ну, а сами негроиды, их судьба — так ли постоянна их при- вязанность к своему материку, как у европейцев, на протяжении двух-трех последних десятков тысячелетий, или они пришли ту- да откуда-то издалека? Есть ли доказательства длительного оби- тания пх предков на африканском континенте, или они вытесни- ли и истребили древнейшее население, например, монголоидов или европеоидов так, что от них не осталось и следа? Африка всегда была материком тайн, и не потому, что ее прошлое как-то по-особому загадочно, а просто в силу недоступности европей- цам, дикости и буйства природы, крайней сложности экспедици- онных условий. Завеса над ее древними загадками приоткрылась лишь за последние 40 лет, но и их достаточно, чтобы что-то уз- нать, рассеять хотя бы самый сильный туман неизвестности, на- метить основные контуры исторического процесса. Сейчас во многих африканских странах выросли свои университеты и работают крупные научные силы из местного населения. Поэто- му и темпы изучения пе те, что были раньше, когда Африку изучали только европейцы,— много быстрее. Поэтому же, хотя Африка с каждым годом становится все менее загадочной, она привлекает все больше умов и сердец,— за покровом тайн откры- вается живое и обаятельное лицо материка, строящего новую культуру и быстро догоняющего ушедших вперед европейских соседей. Основная трудность, с которой столкнулись европейские уче- ные при изучении древнейшего прошлого африканского мате- рика, состояла, да и до сих пор состоит в том, что многие наблю- дения, сделанные в Европе, неприложимы к африканским усло- виям. Иные там были способы и традиции обработки камня, иная форма орудий, своеобразны культурные и хозяйственные навыки. Поэтому европейские мерки обманывали, поэтому датировки, основанные на европейских методах, заводили в ту- пик, поэтому же фикцией оказывались и стратиграфические схемы, схемы последовательности геологических слоев для па- леолитического времени, когда их рассматривали сквозь очки, стекла к которым подбирались по шкалам европейской геоло- гии. Годы прошли, прежде чем во всем этом удалось разобрать- ся, но зато теперь более или менее точно (конечно, относитель- но точно, не так, как в Европе, много хуже) датированы все ис- копаемые находки, сделанные в Африке к настоящему моменту. Их немного, почти все они относятся, по-видимому, к мезолити- 206
ясскому периоду, не древнее ( речь идет, конечно, п современных людях, а не о неандертальцах или питекантропах, остатки ко торых также известны в Африке), и лишь отдельные, возмож- но, заходят в верхний палеолит. Они различались многим — фор- мой черепной коробки и лица, массивностью черепа, мелкими деталями его строения. Но много существеннее их исключитель- ное сходство по другим важным особенностям — по большой ши- рине грушевидного отверстия, по сильному выступалию челю- стей вперед, по строению зубов. Древнейшие люди Африки к югу от Сахары хотя и отличались несколько от современных но строению черепа, но были, по-видпмому, так же темнокожи и курчавоволосы, а значит, были типичными представителями не- гроидной расы. Корни негроидного ствола не прослеживаются так глубоко, как европеоидного,— древнейшие находки в Евро- пе относятся к самому началу верхнего палеолита, древнейшие находки в Африке в лучшем случае захватывают конец верхне- палеолитической эпохи, во корни эти уходят в почву африкан- ского материка. Представители каждой расы облюбовали тот или иной материк, а вернее сказать, живя на онределенном материке, подверглись действию каждый раз специфических условий среды и выработали признаки, полезные для них там, где они живут,— так каждая раса оказалась отгороженной от других почти по границам материка. Негроиды, следователь- но,— такое же исконное население Африки, как европеоиды — Европы, древность и стабильность их физического типа доказы- вает местное материковое происхождение африканских народов. Другой ветви темнокожей тропической расы — австралои- дам — повезло еще меньше, чем негроидам. В Южной Индии, Юго-Восточной Азин, в Индонезии много раз при изучении со- временного населения антропологи выделяли типы, напоминаю- щие австралоидный. Их нетрудно отличить от пегроидов. Про- смотрите любую книгу по этнографии или географии Австралии, где много фотографий аборигенов, и вы будете поражены: про- стым глазом, без всяких измерений видно, как сильно нависает над глазами надбровье, как резко, буквально «по-европеоидно- му» выступает нос, и в то же время перед вамп типичные не- гры — темнокожие, толстогубые, прогнатные. Кожа у австралий- цев посветлее, правда, чем у африканских негров, а волосы не курчавые, а волнистые. В классической форме этот тип можно найти только в Австралии — тип австралийских аборигенов. Древность его можно установить опять, только неутомимо разы- скивая и копая древнейшие погребения, собирая и изучая ске- леты древних людей. Кто это будет делать — европейцы? Но они не могли охватить весь материк планомерным исследованием, и 207
вот итог — только несколько находок ископаемого человека со- временного типа найдены до настоящего времени в Австралии и на Яве, несколько находок, осветивших, однако, ярким светом важнейшие вопросы заселения Австралии. Австралия, вроде Америки, почти всегда была изолирована от остальной суши, всегда это был угол, тупик, и поэтому даже животный мир развивался там медленнее, чем в Африке и Евра- зии. По сути дела там нет даже настоящих млекопитающих — их представляют только сумчатые, очень древние и очень при- митивные животные. Единственное исключение — дикая, а вер- нее говоря, одичавшая собака-динго, широкомордая, огненно- рыжая, хорошо знакомая с детских лет каждому по зоопарку, попавшая в Австралию с человеком. Естественно, что в Австра- лии нет и не было обезьян, и становление человека из животного мира не коснулось этого материка. Была, правда, в начале века попытка доказать, что не где-нибудь, а именно в Австралии про- изошло человечество, но уж очень она смахивала на научную фантастику, и автору ее, немецкому ученому Шотензаку, никто не поверил. А раз так, люди должны были прийти туда, принес- ти свою культуру извне. Никаких следов нижнего палеолита в Австралии нет, как ни искали его в разных концах материка. Грубые каменные орудия из нескольких стоянок можно было отнести к верхнему палеолиту или мезолиту, но уверенности опять нет, как и в Африке,— своеобразный камень, своеобразная обработка. Правда, возраст этих стоянок, определенный с по- мощью точных физико-химических способов датирования, дал около 30 000 лет. Но было ли древнейшее население Австралии австралоидным? На этот вопрос и отвечают антропологи, воору- женные знанием, а его извлекли из внимательного, скрупулез- ного, буквально придирчивого изучения нескольких черепов. Находки эти датированы довольно точно — их возраст ко- леблется, как мы помним, от 20 000 до 40 000 лет. Это возраст древнейших археологических находок в Австралии, по-видимо- му, дата заселения материка. Палеоантропология твердо гово- рит — австралоидный тип существовал в Австралии с самого мо- мента заселения ее человеком, следовательно, не менее 30 000— 40 000 лет, а это огромный промежуток времени, и многое могло бы произойти с физическим типом людей, если бы не изоляция. Восточная и Северная Азия — сейчас область расселения монголоидов, центральная часть их ареала. Заведомо известно, что они появились в Америке из Азии, но вот когда Северная и Восточная Азия сами были заселены монголоидами или монго- лоиды и сформировались здесь, приобретая свои характерные черты под влиянием местных условий, как это было с негроида- 208
мп и европеоидами,—в эту проблему нам предстоит вникнуть сейчас. Палеоантропология Китая увела нас от современности вглубь на 5000—6000 лет. В Северной Азии неолитические по- гребения известны во многих местах, но... открытые случайно, они не были вовремя исследованы. Исключительно повезло При- байкалью и Забайкалью, где, начиная еще с прошлого века, ак- тивно раскапывались древние могильники, где по добытым ар- хеологическим материалам составлена шкала хронологического развития и каждый могпльнпк точно датирован, где сделано много важных палеоантропологических находок. Правда, все известные до сих пор находки относятся к III тысячелетию до я. э., но в тайге и в близких к ней районах (это установлено уже давно) неолит вообще задерживается и стадия развития как бы консервируется, сменяясь периодом временной неподвижности. Более ранние памятники, по-видимому, по-иному выглядели, могилы опускались глубоко в землю, не отмечались внешне, поэтому они и не могут быть обнаружены даже при планомер- ном поиске. Но и III тысячелетие до я. э,—время Древнего Царства в Египте. Сколько цивилизаций сменилось после него в Средиземноморье и сколько произошло событий! Поэтому мор- фологические особенности неолитических жителей Прибайкалья и Забайкалья интригующе интересны — вдруг это европеоиды? Ведь установлено же (об этом подробнее будет рассказано в сле- дующей главе) распространение европеоидов в степях Южной Сибири. Однако сравнение черепов пз прибайкальских могиль- ников и могильников по Селенге с современными бурятскими и тунгусскими показывает, что европеоиды если и проникали с запада в Прибайкалье, то единицами, отдельными семьями, са- мое большее — мелкими группами. Непроходимым рубежом для них стал Байкал. Похожи были люди неолита на современных 'жителей Сиби- ри — те же плоские большие лица, те же плоские носы, высту- пающие резко скулы, раскосые глаза, одним словом, типичные, ярко выраженные монголоиды. Значит, в неолитическое время во всяком случае монголоиды занимали такое же обширное про- странство, что и теперь,— Сибирь, Центральную Азию, Китай. На 5000—6000 лет перекинут мост от современности в глубь веков. Но в мезолите и верхнем палеолите могло быть по-друго- му— монголоиды могли занимать какое-то другое жизненное пространство или жить на маленьком кусочке той огромной тер- ритории, которую занимают сейчас. В пользу такого взгляда есть немало аргументов. В верхнепалеолитической стоянке Буреть найдены женские статуэтки, похожие на европейские, в верхне- палеолитической стоянке Мальта найдено много великолепной 209
резной кости — птички, украшения, орнаментированные пласти- ны, а это тоже характерная черта верхнего палеолита Европы. Однако те мизерные, поистине жалкие фрагменты костей чело- века, которые обнаружены на стоянках Сибири, как бы ни были они ничтожны и маловыразительны, заставляют сразу же отка- заться от идеи переселения европеоидов с запада. Верхнепалео- литическое население Сибири было монголоидным, как и неоли- тическое, в этом нет никаких сомнений — таков вывод из изуче- ния этих фрагментарных остатков. Антропологам на этот раз повезло — от детского черепа, найденного на стоянке под Кра- сноярском, сохранился фрагмент лобной кости с остатками носо- вых костей, как раз область переносья, строение которой резко различно у монголоидов о европеоидов. Переносье на этом че- репе было таким же низким, как на черепах бурят. Соблазни- тельна мысль о миграции европеоидов в Сибирь, объективны факты, на которые можно сослаться для аргументации этой мысли, но, видимо, истолкованы они должны быть по-другому — культурные контакты и идейное влияние связывали далекие об- ласти и в верхнем палеолите, и европейский характер верхнепа- леолитического искусства Прибайкалья есть выражение этих вечных путешествий идей, навыков, мысли от народа к народу. В Китае тоже исследовано немало верхнепалеолитических стоянок, но только на двух — одной в Северном, другой в Цент- ральном Китае — обнаружены погребения, а в них — хорошо со- хранившиеся скелеты древних людей. Если в Европе такие на- ходки — величайшая ценность, то в Китае, где их всего две на громадную область, и подавно. Есть, правда, еще фрагменты из других стоянок, но они увеличивают список находок лишь номи- нально — из обломанных костей нельзя извлечь никакой инфор- мации. В Северном Китае было найдено три черепа в верхних слоях тех же пещер, где обнаружили синантропа, в Центральном Китае — один. Обе находки вызвали споры — казалось бы, уже в Китае должны быть обнаружены безусловные монголоиды, а на самом деле все четыре черепа отличаются от классических монголоидных, немного, но отличаются, и каждый как-то свое- образно. Монголоидный комплекс в целом затушеван нехарак- терными отклонениями. Доискивались разных причин. Франц Вайденрайх пытался объяснить их меланезийской примесью. Он полагал, что сложное смешение крови трех рас — северокитай- ской, эскимосской и меланезийской — привело к утере четкости монголоидных признаков. Может быть, и так, но слишком слож- на эта гипотеза, она устанавливает далекие миграции, а основа- ние для этого — три черепа. Между тем, изучая современное на- селение Восточной Азии, сравнивая его с древним, анализируя 210
быстроту изменений разных признаков со временем, можно за- метить, что вообшс аревнпе типы монголоидной расы менее мон- голоидны. Американские индейцы с орлиными носами — класси- ческий пример тому, они сохранили древний тип в Америке. И тогда понятно, почему находкам в Китае недостает четкой оп- ределенности в морфологических особенностях, почему некото- рыми признаками они напоминают европеоидов — просто перед нами представители древнейшей формации в истории монго- лоидной расы, более «нейтральные в морфологическом отноше- нии», как принято говорить в специальных сочинениях. Находки, сделанные в Юго-Восточной Азии, не заходят глуб- же мезолита. Это опять отдельные черепа, своеобразные, иногда даже странные, которые не сразу сопоставишь с какой-нибудь современной расой. Все эти находки появились довольно дав- но — 50—30 лет тому назад, когда современные антропологиче- ские типы Юго-Восточной Азии были изучены плохо, а их мес- то в расовой систематике только намечено. Отсюда и неясность, относить ли их к монголоидам или негроидам. Но потом вопрос прояснился — те же представители южномонголоидной ветви монголоидной расы, монголоиды с небольшой, древней по проис- хождению негроидной примесью, населяли Юго-Восточную Азию в мезолите, что и теперь. Таким образом, и на востоке Ев- разии сложился еще в верхнепалеолитическую эпоху какой-то антропологический тип, свойственный населению именно этой области, стабильно сохранившийся в разных вариациях до со- временности, уводящий истоки происхождения североазиатских и восточноазиатских народов далеко вглубь по сравнению с тем переходом, до которого позволяют добраться нам историко-этно- логические и лингвистические наблюдения, исторические изве- стия, даже археология. Предки современных рас жили в верхнем палеолите примерно на той же земле, что и их современные представители, и никакие древнейшие миграции, никакие пере- движения народов в историческую эпоху не могли полностью прервать последовательность и преемственность исторической жизни на отдельных материках — таков непреложный вывод из всех приведенных до сих пор антропологических исследований. Заглядывая дальше, пытаясь приоткрыть завесу над еще более далеким прошлым, мы подходим к одному из самых инте- ресных, спорных и мировоззренчески важных вопросов расове- дения — к вопросу о происхождении современного человека и его рас. Для нас этот вопрос формулируется так: происходят ли все современные расы от одной группы древних людей или каж- дая имеет своих предков, разных неандертальцев, синантропов и питекантропов? Если одна раса неандертальцев стоит у корня, 211
центр происхождения современного человечества нужно искать в одном месте и преемственность современных народов с древ- ними кончается на верхнем палеолите. Если у каждой расы свои предки, мы можем докопаться до еще более глубокой связи со- временных людей с предшествующими поколениями. Недостат- ка в аргументах нет ни за одну, ни за другую точку зрения. Тщательно сравнивают ученые все мельчайшие детали строения ископаемых людей с современными, чтобы понять, связаны или не связаны они генетически, полемизируют страстно, напористо, темпераментно, но... пока без результата, так как данных для окончательного решения недостает ни тому, ни другому лагерю. Но выявились в этой полемике особо сильные аргументы, было обращено внимание на особо важные факты, столкновение умов позволило отбросить аргументы, которые только казались убе- дительными, а на самом деле не имели никакой доказатель- ной силы. Вот о них — об убедительных аргументах и точных фактах — нужно сказать, не боясь увести читателя в дебри спора. Когда исследовались остатки синантропа, найденные под Пекином, многим ученым хотелось видеть в синантропах древнейших предков китайцев. Писали о большом плоском лице, о том, что носовые кости слабо выступают,— чего только не писали, совсем забыв о том, что целых костей лица от синан- тропа не сохранилось и оно реконструировано, реконструирова- но очень неточно, из мельчайших фрагментов. Зато потом стали изучать зубы, и они принесли недостающие доказательства. Не того, конечно, что синантропы были предками китайцев, а того, что синантропы были общими предками народов монголоидной расы. Все монголоиды — тунгусы или китайцы, киргизы или чукчи — отличаются от представителей других рас по строению зубов, и эта особенность обща им всем. Причем то же самое строение свойственно давно вымершему ископаемому существу, жившему 200 000—300 000 лет тому назад. Сначала думали — а может быть, все ископаемые предки человека имели такие зубы? Но находок становилось все больше, а зубы древнейших людей не открывали никакого сходства с зубами монголоидов. Вывод ясен и неопровержим, каким бы парадоксальным он ни казался на первый взгляд,— это сходство отражает родство, пусть далекое, пусть неполное, но несомненное генетическое родство. Без него не объяснить, почему люди различного уровня культуры и различного строения, собственно, полулюди, с одной стороны, и люди, с другой,— так будет сказать вернее,— разде- ленные двумя сотнями тысяч лет, но занимающие одну область на карте, сходны в строении очень важного органа. Но призна- 212
ние родства удлиняет преемственное непрерывное развитие че- ловека в Восточной Азии сразу в несколько раз. Запад не отстал от Востока — есть для западных районов эйкумены доказательства гораздо большей древности современ- ных рас, чем верхний палеолит. Так же носаты были европей- ские неандертальцы, как современные европейцы. А это очень важный признак — ведь в первую очередь европейцы и отли- чаются от населения других материков резко выступающим но- сом. Но не только строение тела — развитие культуры, развитие каменных орудий, найденных и изученных археологами, также подтверждают родство людей верхнего палеолита и европейских неандертальцев. В Европе и Передней Азии, в Африке уже мож- но назвать много районов, где археологи проследили шаг за ша- гом, период за периодом медленное поступательное движение в технике и традициях обработки камня от нижнего палеолита к верхнему, где историческое развитие — могучая полноводная ре- ка, разбившись па ручейки, текла в одну сторону, где связь в ерхнепалео литического человечества с нпжнепалеолптическим не вызывает сомнений, даже если неизвестны останки самих людей. Значит это, что и на западе эйкумены непрерывность ис- торического развития удлиняется в несколько раз. Люди всегда верили в силу и величие предков, собирали уне- сенные временем обломки славы, ковали из них могучие образы героев. Верность земле отцов и дедов миллионы миллионов раз в истории человечества заставляла изгнанников возвращаться к родным берегам и продолжать строить на них жизнь, а если воз- вращение происходило слишком поздно — умирать. Час за ча- сом, год за годом, поколение за поколением возводили люди зда- ние своей культуры, возводили там, где делали это их предки. Культура изменилась, многие сказания забылись, и нам уже не услышать голоса ушедших, а мертвые кости рассказывают но- веллы, повести, иногда целые романы о древней жизни. И даже если это романы о заре человеческой истории — в них та же вер- ность своей земле и любовь к своим предкам. Они-то и прико- вали поколения людей к родным местам, создав святость тради- ций, преемственность культуры, последовательность историче- ской жизни, которые они свято берегли и пронесли через тыся- челетия.
I
НА ТЫСЯЧИ КИЛОМЕТРОВ На нас ордой опьянелой рухните с темных становий... Брюсов
п ’редыдущая глава могла создать такое представление, что люди всегда жили как бы прикованные к своей земле традицией, что они никуда не двигались или двигались мало, что редки и случайны были контакты между народами, что неподвижны поэтому расовые ареалы, а смешанные типы составляли исклю- чение, одним словом, говоря строго научным языком, смешение играло значительно меньшую роль, чем изоляция, в процессе расообразования. Если такое представление создалось, оно верно в основном — автохтонное развитие всегда приводило к чему-то новому, оригинальному, появлению специфики, тогда как при смешении образовывались лишь промежуточные средние типы, но и смешение нельзя исключать в качестве иногда могущест- венного фактора расообразования. Предпосылки же для него существовали в контактах между народами, в их миграциях, расовые ареалы часто смещались, как бы пульсировали на гра- ницах, границы сдвигались, и так было все время. Народы воевали и отнимали друг у друга удобные земли, росли в числе и поэтому осуществляли свою экспансию медленно, переселя- лись на пустые, незаполненные пространства. Все это меняло соотношение рас на земле, и если составить карты размещения расовых типов в разные эпохи истории человечества, то видно будет, как значительно изменялись иногда их ареалы, хотя европеоиды всегда занимали Европу, Кавказ и Переднюю Азию, монголоиды — Сибирь, Восточную Азию и Америку, темно- кожие типы — Африку и Австралию. Здесь были зоны стабиль- 216
ностп, зоны исторической преемственности, зоны развития антропологических признаков, если можно так выразиться, «в себе». Автохтонное развитие и миграция, стабильность и подвижность тесно, однако, переплетались в истории — какая- нибудь группа пародов, развиваясь изолированно от всего остального мира, вдруг вступала в контакт с соседями, не только культурный и языковый, начинала заключать с шкал браки: наоборот, иной народ, переселившийся издалека, попадал в замкнутый ареал — все это создавало сложнейшие взаимо- влияния антропологических типов, а с этим и возможность, даже предпосылку односторонней оценки. Ведь всегда легче отдать предпочтение какой-нибудь причине, а не разбираться терпе- ливо, где начинает действовать одна пз причин и кончается действие другой. Этим я предостерегаю читателей от априорной оценки значения автохтонного развития и миграций и пригла- шаю перебрать факты. Миграциям не повезло, очень пе повезло и в буржуазной, и в советской литературе. На заре истории этнографии, археоло- гии и антропологии, как это всегда бывает в науке, когда она пребывает еще в младенческом состоянии, недостаток фактов восполнялся смелыми фантазиями — малость и фрагментар- ность знаний не могли остановить любознательных, и попытки проникновения в суть явлений следовали одна за другой, несмот- ря на то, что сами явления пе были даже как следует описаны. Сами условия — количественная недостаточность и неполнота информации — подсказывали легкий, а главное, на первый взгляд, очень убедительный вывод — переселения людей объяс- няют все перерывы в развитии культуры, появление новых, невиданных ранее предметов в культурных слоях древппх стоянок, изменения физического типа древнего населения. Наро- ды переселялись из страны в страну, с материка па материк с легкостью необыкновенной, пробегали за годы и десятки лет тысячи километров. А путешествия эти не проходили по пустому месту — в них народ терял часто свою культуру, менял язык, менял свое этническое лицо. Безграничные возможности таких изменений п даже превращений создавали у антро- пологов иллюзию объяснения хода исторического процесса, иллюзию, тем более привлекательную, хотя п обманчивую, что объяснение это осуществлялось с завидной легкостью. Вместо трудных п даже мучительных поисков причин п законов внут- реннего развития исторических явлений, вместо трудоемкого и тщательного исследования факторов расообразования на раз- ных этапах человеческой истории — миграция, примесь людей другого происхождения, влияние иной культуры; они вполне 217
удовлетворительно, а иногда и блестяще, красиво, увлекательно трактовали изменения в строении тела и орудиях труда. И чем легче было пользоваться таким объяснением, тем шире и неотвратимее внедрялось оно в историческую науку и антропо- логию. Даже когда фактов стало много и они уже не вмещались в миграционные гипотезы, когда они сначала зашептали, а потом полным голосом заговорили о преемственности людей разных эпох, удобный и проторенный путь мдграционизма звал многих исследователей. Еще в 30-40-х годах создавались панглобиль- ные схемы миграционного объяснения мирового исторического процесса (одна из них принадлежит, кстати говоря, англичанину Грэфтону Эллиоту Смиту, о котором упоминалось; нужно ска- зать, однако, что огромные специальные знания не спасли его от самых откровенных фантазий). Зарницы, отблески этого миграционного пожара, полыхавшего в нашей науке десятки лет, вспыхивают кое-где п сейчас — человеческая мысль с тру- дом отказывается от традиции. И не нужно думать, что традиция создавалась легковерными недоучками и шарлатанами,— нет, в ее создании приняли участие и многие честнейшие и предан- нейшие науке люди, приняли потому, что теория миграций была мощным, а на каком-то этапе развития этнографии и антропо- логии и единственным средством объяснения наблюдаемых фактов. Реакция против мпграциошгзма была резкой, оправданно резкой — слишком долго он мешал иному, более объективному и, я бы сказал, деловому подходу к древней истории, слишком долго увлекательные домыслы о мифических переселениях скрывали правду и отвлекали ученых от изучения будничных явлений истории. Войну миграционизму объявила советская историография после Октябрьской революции, и острая, порой сокрушительная критика миграционных идей заполнила стра- ницы журналов и книг этого периода. Советские специалисты смогли ближе подойти к фактам, вдуматься в них, найти объяс- нения изменениям элементов культуры, исследовать во времени причины появления новых антропологических признаков. Но в этих достижениях таилась и опасность — резкая реакция на миграционизм привела на каком-то этапе к полному отрицанию миграций даже тогда, когда факты буквально кричали о них, к замене безудержного миграционизма догматическим автохто- низмом. Теории автохтонности пришлось тем лучше, что она нашла себе замечательную питательную почву в марровских идеях стадиальных скачков и взрывов на рубежах переходов от одной исторической эпохи к другой; эти взрывы делали понятной любую перестройку культуры, быта, общественных 218
отношении, даже языка и физического типа. Прямолинейно понятое и формально применяемое положение диалектики о революционном переходе количественных изменений в качест- венные еще более укрепило положение теории повсеместного автохтонпзма и придало ей ореол подлинно марксистского уче- ния, диалектико-материалистического понимания историческогоj процесса. Однако и это была крайность, и рив^дившая часто к такому же вопиющему отрыву от действительных фактов, как и теория миграций. В самом деле, взрыв так же легко объяснял несоответствие в археологическом интервале разных культур при их сравнении, как миграция объясняла появление в той пли иной культуре инородных элементов. Объяснение было иным, новым, исходив- шим из принципиально других позиций, но оно оставалось ста- рым по существу, по сути своей, по желанию предлагавших его вместить всю историю в узкие рамки одной негибкой, мало- кровной, очень малоемкой схемы. Поэтому археологические культуры Поволжья эпохи бронзы рассматривались как куль- туры одного народа, все время претерпевавшего социальные перестройки, а ведь они, эти культуры, различаются керамикой, набором инвентаря, обрядом погребения. В Алтае-Саянских степях, окружающих бурный Абакан, там, где сейчас живут хакасы, до недавнего времени скотоводы-полукочевники, эпоха бронзы знала еще большее культурное многообразие, расцвет и падение блестящих земледельческих и скотоводческих цивили- заций, но они были приписаны одному народу. С другой стороны, автохтопизм имел и еще один совершенно парадоксальный аспект — он неожиданно перекликался с мпграционпзмом, иногда даже превосходя его в смелости сопоставлений и фанта- стичности гипотез. Когда академику Марру, крупнейшему лингвисту и литературоведу, историку и археологу, но п в то же время чрезвычайно увлекающемуся и непоследовательному тео- ретику, понадобилось отыскать предков чувашей, он пашел их в яфетидах. Даже название его статьи заранее безаппеляцпопно решало проблему их происхождения: «Чуваши — яфетиды на Волге». Под яфетпдами Марр подразумевал древнейшее насе- ление Европы и мира, говорившее, по его мнению, на языках, близких кавказским. Кавказские языки и чувашский, который относится всеми к тюркской семье,— что между ними общего? Культура чувашей целиком и полностью роднит их с финно- угорским этническим миром, и тем не менее — яфетиды?! Сама возможность такого курбета мысли — в идее, как писал Марр, стадиальных взрывов и скачков, которые в корне, неузнаваемо изменили этнический облик современных чувашей по сравнению 219
с их предками. Любопытно психологически это опьянение собст- венными концепциями у Марра, ученого, знавшего много фак- тов. любившего их, тщательно исследовавшего памятники языка и литературы и полностью при случае этими фактами пренебре- гавшего. Но еще любопытнее, что Марру поверили, и -идея чува- шей-яфетидов на Волге надолго замелькала в разных историко- этнографических и антропологических сочинениях. Такова сила привычных взглядов, особенно если они обещают легкую расправу с сомнениями и с их помощью можно без больших затруднений объяснить наблюдаемые факты. Уже упоминалось о подвижности границ, о пульсации ареа- лов больших рас, о передвижениях народов в древности в облас- тях контакта этих рас, упоминалось в главе, ставшей апологией автохтонизма. Но исходя из антропологических данных и считая, что современные народы истоками своими уходят в глубокую древность, что человечество при всех событиях, потрясавших мир, сейчас расселено приблизительно так же, как несколько десятков тысяч лет тому назад, говоря о больших расах, что пх приуроченность к отдельной территории — один из основных законов географии и истории человечества, я хочу тем не менее, исходя опять только из антропологических данных, реабилити- ровать миграции, показать их большую роль в доклассовом обществе, их огромный размах и многолетнюю действенность. И примеры мы рассмотрим те же — Прибалтику, Алтае-Саяны, южно-русские степи, но рассмотрим пх на этот раз со всей подробностью и обстоятельностью. Прибалтийская антропология находилась до 20-х годов наше- го века в руках немцев и на совесть служила восточнопрусским баронам в их притязаниях на Восточную Прибалтику. Проще всего было бы доказать, что восточноприбалтийские народы не имеют никакого будущего, принадлежа к «низшей расе». Так и делалось — об эстонцах на протяжении почти ста лет писали как о чистых монголоидах. Проскальзывало это и в характе- ристике латышей и литовцев. Чистые монголоиды в Прибал- тике — странная идея, но когда знаний мало и недостаток фактов восполнялся некоторой долей фантазии, когда за идеей научной стоит политическая, когда, наконец, очень хочется отхватить у России громадный кусок богатой земли — и не такую идею будешь доказывать со страстью л убежденностью! В опровер- жении ее огромна заслуга старейшего эстонского ученого, про- фессора зоологии и антропологии Тартусского университета Юхона Михкелевича Ауля. Еще в 20-х годах он начал занимать- ся антропологией эстонцев, исследуя призывников. Больше 10 000 людей прошли перед ним, почти тридцать лет обрабаты- 220
вался этот грандиозный и уникальный для Эстонии материал, сейчас изданный большой книгой. До этой книги Лул в опубликовал, однако, много статей, в которых обоснованно, аргументированно, убедительно, можно сказать, неопровержимо доказал, что эстонцы должны быть включены в северную ветвь европеоидной расы. Аналогичный вывод защищался латышски- ми и литовскими антропологами, вышедшими из национальной среды, защищался, правда, с гораздо меньшей убедительностью и не был так полноценно и всесторонне фактически обоснован. Уже после Великой Отечественной войны возобновилось антропологическое изучение эстонцев, латышей и литовцев, и экспедиционные машины замелькали в летние сезоны по пре- красным прибалтийским шоссе и проселкам. Новое обследование населения было поставлено на широкую ногу — антропологи изучали не только современных людей, они копали древние могильники и кладбища XVIII в., вместе с ними работали этнографы и лингвисты-диалектологи; карты вариаций антропо- логических признаков в современную эпоху сопоставлялись с картами древних антропологических типов, с картами диалек- тов и отдельных областей, своеобразных по своей культуре. Антропологи вкупе с этнографами, лингвистами и археологами буквально вгрызлись в проблему происхождения эстонцев, латы- шей и литовцев. И как всегда, когда прибавляются факты, когда совершенствуется их понимание, углубляются научные концеп- ции, возникла острая, даже резкая дискуссия, затрагивающая теоретические основы науки и потому охватившая даже тех специалистов, которые не работали непосредственно над этой темой. Раскопки послевоенных лет доставили новый палеоантропо- логический материал — костяки эпохи неолита. Кости, фраг- ментарные и изломанные, отлично реставрировали в лабора- ториях и подвергли подробному изучению — физический тип древнего населения Прибалтики был восстановлен. Своеобразное это было население — среди высоких, светлоглазых и светло- волосых людей, несомненных европеоидов, встречались часто более темные, ниже ростом, с плосковатым лицом и носом, выступающими немного вперед скулами, одним словом, похожие на чувашей или марийцев. Исследователи этих новых скелетов так и писали о примеси какого-то нехарактерного для Прибал- тики пришлого населения восточного происхождения. Люди эти, отличавшиеся от прибалтов и по культуре (напомню, о чем уже говорилось,— они изготовляли особую керамику, украшенную орнаментом из ямок и называемую археологами ямочно-гребен- чатой) , говорили, по-видимому, на одном пз древних фпнно-угор- 221
с них языков, как поволжские финны пли ханты, и пришли в Прибалтику с Урала или пз Зауралья, проделав тяжелый путь через северные леса на запад. Все было ясно, все понятно, все казалось совершенно очевидным... и все было оспорено, отрину- то, отброшено, будто за этой точкой зрения ает традиции и она нс разделяется большинством специалистов, будто она не под- тверждена десятками фактов, а представляет собой выдумку знахарей. Что же говорилось против, какие приводились контраргумен- ты, что ниспровергалось? Ниспровергались основы науки о ра- сах — оспаривалось значение тех признаков, по которым расы только и можно отличить одну от другой. Некоторые верхне- палеолитические черепа, найденные в Западной Европе, имеют немного уплощенные лицевые кости — не в такой мере, как черепа монголоидов, далеко не в такой мере, но все же упло- щенные. Это само по себе не бог весть какое важное обстоя- тельство и заставило западногерманскую исследовательницу Ильзу Швидецкую, а за ней советского антрополога Всеволода Петровича Якимова высказать предположение, что в Западной Европе в эпоху верхнего палеолита проживали европеоиды, по некоторым признакам напоминавшие монголоидов. Другими словами, уплощенность лица, очень важный признак, по которо- му представителя монголоидной расы сразу же и безошибочно можно отличить от европеоида, эти авторы считают в некоторых случаях малозначащим и полагают, что сходные варианты могли возникнуть независимо, как бы параллельно. Такой подход к делу сразу же меняет всю историю антропологических типов Восточной Прибалтики. В самом деле, если возможно параллель- ное, независимое от монголоидной примеси возникновение уплощенности лица — значит, никакой примеси в составе неоли- тического населения восточных берегов Балтийского моря и нет, значит, все неолитические люди там были европеоидами, разли- чавшимися внутри, разбитыми на более мелкие антропологи- ческие общности, но европеоидами несомненно. Такова логика оппозиционеров традиционной точки зрения, сторонников новой гипотезы. Исследовательская мысль, вступив на какой-нибудь путь, не останавливается на полдороге, идет по нему до конца, дово- дит логику размышления до последней точки. Начав отрицать, приходится отрицать и очевидность, если это помогает сохранить избранную идею и оправдать отрешение от авторитетов. За отри- цанием монголоидной примеси у древнего населения Восточной Прибалтики последовало отрицание ее и в составе современного населения: плосколицые и плосконосые люди среди латышей 222
и эстонцев с набухшим веком и низким переносьем, часто темно- волосые и темноглазые, как две капли воды похожие на волж- ских финнов,— это тоже параллельное развитие признаков, тоже случайность, а не закономерность, тоже пе заслуживающая внимания мелочь, хотя пренебрежение этой мелочью грозит недооценкой и других признаков, которыми монголоиды выде- ляются из ряда других рас. Комплекс, сочетание отличительных признаков монголоидной расы, таким образом, рассыпается полностью или почти полностью, монголоиды вроде бы пере- стают существовать как реальная единица, как расовая катего- рия, они превращаются в какую-то фикцию и если и сущест- вуют где-то реально, то лишь в Северной и Восточной Азии — все следы их пребывания в других местах мнимы, и доказательства пребывания ложны. Монголоидам отказано в праве передвигать- ся по земной поверхности, а ведь они это делали: «великое переселение народов» докатило волны монголоидной расы до Центральной Европы, а русские города многие десятилетия оправлялись от пожарищ после татарского нашествия. Но и это соображение не останавливает. И явно промежуточное по своему антропологическому облику население Западной Сибири п При- уралья, промежуточное между европеоидами и монголоидами, объявляется по происхождению пе смешанным, а недифферен- цированным: так антропологи называют этнические группы, физический тип которых пе несет определенных признаков пи той, ни другой расы или, наоборот, очень своеобразно соче- тает признаки нескольких рас. Круг мысли замкнулся — кон- цепция приобрела логическую стройность, хотя и не стала от этого более убедительной. Я сам на этот счет непримирим, я убежденный сторонник смешанного происхождения антропо- логических особенностей населения Прибалтики. Мне кажется, что и логически, и фактически только такая точка зрения оправ- дана и имеет право на существование. Начнем с логических умозрительных рассуждений — как ни мала в данном случае их роль, как ни подводила часто логика в самые неожиданные моменты и, казалось бы, в самых надеж- ных местах, но все же... рассуждение есть рассуждение, и им пе следует пренебрегать. Монголоиды двигались, не могли не двигаться, а следовательно, должен был меняться и пх ареал — увеличиваться, уменьшаться, приобретать иную форму, но непременно меняться. Абсолютно неподвижно живущих на- родов нет, и примеры, которые мы приводили в предыдущей главе, недаром относятся к обширным областям — в пределах этих областей отдельные народы, а то п группы народов пере- селялись с места на место. Расовые типы или варианты также
не остаются, следовательно, на месте, и преемственность в строе- нии тола легко прослеживается между обширными группиров- ками человечества, но она начисто отсутствует, если мы будем сравнивать какую-нибудь современную этническую или терри- ториальную группу с таков же неолитической. Это априорный теоретический постулат номер один — расовые типы передви- гаются вместе с народами; не исключение составляли в истории и монголоиды. Постулат номер два — нейтральные антрополо- гические типы даже в древности были распространены очень узко, значительно меньше, чем типы с четко выраженными расовыми чертами, приближающиеся к современным. Ведь что такое нейтральный тип — это тип, который еще не захвачен процессом расообразования, по отдельным признакам он похож на одну большую расу, по другим — на другую. Ну, а расы обра- зовались под влиянием среды, как выгодные комбинации признаков, обеспечивающие людям высокую приспособленность к тем условиям, в которых они живут. Но если возникают четко выраженные расы, могут ли сохраняться нейтральные типы? Нет, не могут — они менее приспособлены, менее выгодны, следовательно, вытесняются определенными расами. Поэтому и трудно поверить в то, что население Урала и Приуралья сохранило нейтральные черты до современности. Наконец, последнее — расовые признаки стойки, определенны, относи- тельно стабильны за редкими исключениями; древние типы, как мы уже убедились, в Китае и Европе, Африке и Австралии отличались друг от друга так же, как современные, немного толь- ко, может быть, меньше. Большие расы — монголоидов, негрои- дов, европеоидов — такая же реальность для верхнего палеолита и неолита, как и для наших дней. Почему же для неолитического населения предлагать иные критерии выделения и характе- ристики рас, определения расовой принадлежности? Это посту- лат номер три. И все эти три теоретически выведенных посту- лата направлены против негативного отношения к монголоидной примеси у древнего населения Восточной Прибалтики и севера европейской части СССР. Справедливые слова из гетевского «Фауста» о мертвой теории и вечно зеленеющем древе жизни призывают нас не увлекаться, однако, умозрительной мыслью и обратиться к фактам. Но п факты говорят о том же. Начались они с раскопок неолити- ческого могильника на одном из островов — Большом Оленьем — Онежского озера, принесших антропологам замечательную кол- лекцию скелетов неолитических людей. Для неолита это была большая серия, она состояла из нескольких десятков скелетов и, естественно, результаты ее изучения вызвали повышенный 224
интерес, тем более что реставрировал и изучал эти черепа Евге- ний Владимирович Жиров — человек и специалист примеча- тельнейший. Бескорыстная любовь к делу и какая-то удиви- тельная, прямо поражающая скромность сочетались в нем с высочайшей профессиональной квалификацией. Он избегал широких теоретических вопросов, считал, что для их решения не назрело время, но охотно работал над частными темами, и как работал! Каждое из небольшого числа его исследований, как правило, маленькое по объему.— украшение антропологи- ческой литературы. В любом из них — все взвешено, все точно, ясно, продуманно, все интересно: и мысли, и способ доказа- тельства, п, наконец, манера изложения. Не было темы, которую Жиров не сумел бы сделать интересной каждому и в которой не увидел бы отблеск основных великих идей, свойственных науке в целом. Специалист такого уровня должен был бы отдать все свои силы и время научному творчеству, но дело для /Кирова было не только в личных исследованиях. На протяжении не- скольких предвоенных лет он в основном занимался реставра- цией, приведением в порядок и каталогизацией обширных краниологических собраний Музея антропологии и этнографии АН СССР в Ленинграде, основу которых заложил еще знаме- нитый Бэр в середпне прошлого века. Помимо терпения и усид- чивости, для такой работы нужно было иметь титанические знания, а Жиров ее выполнил обстоятельно. Каждый, кто при- ходит теперь в антропологический отдел МАЭ, как сокращенно зовут Музей антропологии и этнографии, понимает это — в таком порядке коллекции, так точны записи в инвентарных книгах, так исчерпывающе подобрана библиография работ, отражающих обработку коллекции. Героическое это было мероприятие, п вы- полнено оно героической личностью — одним пз тех ученых, которые скромны и даже не очень заметны при жизни, по память о которых остается до тех пор, пока существует наука. И умер Евгении Владимирович, как жил,— в трагическую зиму блокады Ленинграда, от голода, в хранилище любимого МАЭ, разбирая очередную коллекцию черепов. Понятно теперь, почему маленькая статья Жирова, вышед- шая незадолго до начала войны, вызвала большой интерес не только у антропологов, но и археологов, историков первобыт- ности, историков СССР, особенно работающих над историей древних периодов. Очень содержательная и емкая это была статья. На нескольких журнальных страницах Жиров рассмот- рел тьму вопросов и очень четко сформулировал выводы по каж- дому из них — антропологические особенности верхнепалеолп- тпческого населения Западной Европы, единство антропологи- 8 В. П, Алексеев 225
ческого пша верхнепалеолитических людей, сохранение его у неолитического населения Восточной Европы, сложный состав группы, составившей Оленеостровский могильник, выделение в ней подгруппы с уплощенным лицом и носом, связь ее с монго- лоидами. Монголоидная примесь у оленеостровцев не вызвала у Жирова никаких сомнений, и, убедительно им аргументиро- ванная, она не вызвала сомнений и у других исследователей, изучавших палеоантропологию Восточной Европы. Полученная Жировым характеристика подтвердилась полностью и тогда, когда были реставрированы черепа, которые он не успел иссле- довать. Автор повторной публикации, описывающей олене- островские черепа, Всеволод Петрович Якимов, получил те же средние цифры по всей серии, что и Жиров. Интерпретировал он их, правда, не так, как Жиров, и не так, как почти все осталь- ные палеоантропологи, но интерпретация эта уже не имеет отношения к морфологическому типу самой серии и покоится на теоретических основаниях. Самого факта уплощенности лица и носовых костей у отдельных черепов нельзя отрицать — он-то и говорит, по мнению большинства, о монголоидной примеси. Второй факт — черепа из погребений с ямочной и гребен- чатой керамикой восточного происхождения в Восточной Прибалтике и на Русской равнине. Все же это не выдумки антропологов, а сама действительность — европеоидные черепа с сильно поднятыми носовыми костями в этих погребениях и тут же, рядом с ними, в соседних погребениях — черепа с уплощенным лицевым скелетом и уплощенными носовыми костями. Как истолковать это обстоятельство, если исключить монголоидную примесь? Я такой возможности не нахожу. Разве что закрыть на все глаза, но тогда нужно знание заменить верой,, да и закрывать глаза придется на слишком многое: могильник Крейчи в Латвии, могильник Тамула в Эстонии, могильник Караваиха в Вологодской области, а сколько еще отдельных погребений! Нет, не хочется закрывать глаза, никак не хочется, да и нельзя, объективно-то говоря, этого делать. Третий факт относится уже ко времени, на 4000 лет более позднему, но антропологу постоянно приходится при анализе любого явления перебираться из эпохи в эпоху, так как ни одно из них не может быть понято само по себе, в отрыве от преды- дущего и последующего. И часто факты, относящиеся к разным периодам, взаимно подкрепляют друг друга самым неожиданным образом и вносят в выводы необходимую надежность. Так и сейчас — не случайно обращение к XVIII в., ибо антропологи- ческий тип населения XVIII в. отражает до какой-то степени физические особенности древнего населения. Я сам раскопал 226
на территории Латвии два кладбища W ill в. Они п раскапы- вались для того, чтобы получить краниологические коллекции этого времени, а с ними характеристику физических черт непосредственных предков современных латышей, отстоящих от наших дней всего на несколько поколений. На первый взгляд, это кажется лишним — зачем копать позднее кладбище, ведь можно исследовать современных людей? Но, во-первых, строе- ние черепа имеет самостоятельное значение по сравнению с мягкими чертами лица, во-вторых, легко, непосредственна, без всякого труда и дополнительных вычислений можно срав- нивать строение черепа у современных и древних людей, а измерения живого человека и черепа сопоставляются иногда с трудом. Копать же современное кладбище не будешь — антро- полог и этнограф должны быть особенно деликатны по отноше- нию к морально-этическим нормам людей и пх родственным привязанностям. Итак, было раскопано два кладбища — одно в Западной и одно в Восточной Латвии, из каждого получена большая краниологическая серия, сравнение этих серий обна- ружило факт неожиданный, хотя и приятный: население XVIII в., жившее на западе и востоке Латвии, различалось антропологически не менее четко, чем этнически (известно, что запад Латвии занимают потомки куршей, восток — средневеко- вых латгалов). Потомки куршей — типичные европеоиды, как бы воскресшие неолитические жители Скандинавии и Центральной Европы; потомки латгалов — тоже европеоиды, но с какой-то сглаженностью европеоидных черт, как люди, составившие Оленеостровский могильник или погребения ямочно-гребенчатой культуры. И среди них встречались такие же субъекты с упло- щенным лицом и носом, как и в неолите, напоминающие поволж- ских финнов. Прошло почти 4000 лет, а все сохранилось неизменным — ямочно-гребенчатая культура, частично создан- ная людьми приуральского или зауральского происхождения, была распространена преимущественно на востоке Латвии. Нет, и это все не объяснить, если не допустить участия слабомонго- лоидных групп в этногенезе латышей, а вместе с ними и эстонцев. От восемнадцатого века до современности прошло в двадцать раз меньше времени, чем от неолита до восемнадцатого века. Не удивительно, что и событий никаких не было, во всяком случае таких событий, которые отражались бы на антропологи- ческих особенностях. Материалы Ауля охватывали только эстонцев, потом были изучены латыши, литовцы, густая сетка экспедиционных антропологических маршрутов покрыла карту всей Восточной Прибалтики. Если бы антрополог, даже знаю- 8* 227
щпй. высококвалифицированный, вдумчивый п наблюдательный, йопал 15 лет тому назад в Восточную Латвию и Восточную Эстонию, он бы решительно ничего не заметил, никакой мон- голоидной примеси, рассмеялся бы, если бы ему о ней сказали. В живописных хуторах, часто расположенных рядом с прозрач- ными, заросшими по берегам кувшинками озерами, живут голубоглазые или сероглазые, с льняными волосами люди, с розово-белой, какой она бывает только у блондинов, кожей. Даже загар не уничтожает ее белизны. Редко-редко пройдет темноволосый и черноглазый человек — п опять чаще всего серые, иногда голубые глаза, волосы цвета спелой соломы. Ка- кая уж тут монголоидная примесь! Но когда измеряют сотни людей и пз сотен измерений с помощью длительных и разно- образных подсчетов извлекают, как скульптор статую из куска мрамора, средний тип, когда сравнивают эти средние типы разных групп, то невидимое простым глазом, неявное выплы- вает на поверхность, оценивается цифрами, приобретает досто- верность п убедительность. Что же показало сравнение средних типов западных и восточных латышей, западных и восточных литовцев? Их исключительное сходство, большую физиономи- ческую близость, по... за исключением тех признаков, по кото- рым монголоиды отличаются от европеоидов. Переносье на востоке чуть ппже, скулы чуть больше, лицо чуть площе, веки набухли чуть сильнее — все это чуть-чуть, едва заметно, даже в цифрах, но речь ведь идет о признаках, между собой не свя- занных, изменяющихся независимо, случайное совпадение по- этому исключено. Почему же современные группы повторили то, что заметно было при изучении неолитических людей и лю- дей XVIII в.? Монголоидная примесь, очень небольшая, едва заметная, у восточных латышей и восточных эстонцев легко это объясняет. Наконец, не последний по важности факт — постепенное нарастание монголоидной примеси в современном населении с запада па восток. В Восточной Прибалтике п сейчас, зная всю полемику о монголоидной примеси, помня все только что осве- щенные факты и желая, даже очень желая найти им еще и еще раз подтверждение, не увидишь ли одной физиономии, которая хоть сколько-нибудь напоминала бы монголоидную. Для спе- циалиста-антрополога положение парадоксальное — знаешь, что монголоидная примесь есть, и все же совсем не видишь ее, не ощущаешь! В пословице «видит око, да зуб неймет», а ведь здесь и око не видит. Но в северных русских районах — Архан- гельской. Олонецкой областях — у коми-зырян уже заметно изменение, отличпе от латышей и эстонцев — нет-пет да и мельк- 228
нет какая-нибудь идо с кива тая физиономия с носом шишечкой. Стоит приехать к коми-пермякам или (зачем далеко ходить) в центральные русские районы — людей таких становится боль- ше. А уж среди поволжских финнов, исключая только мордву, пх просто большинство. Но и это не конец — за Уралом, у манси и хантов можно столкнуться уже вовсе с монголоидными физио- номиями, но борода еще растет у мужчин, правда, прилично, лица плоские, но не очень, складка на верхнем веке не доходит до края, как у чистых классических монголоидов, волосы не очень жесткие, среди черноволосых людей много шатенов. Ну, а дальше на восток, к Енисею и за Енисеем,— царство таежных и тундровых монголоидов: кетов, селькупов, нганасан, якутов и тунгусов, эскимосов и чукчей. Не было бы такого постепенного и плавного перехода от типичных европеоидов к типичным монголоидам, если бы нс смешение между ними,— именно при смешении обычно и получаются плавные переходы от ареала одной расы к ареалу другой. Если бы здесь, в про- межутке между монголоидами и европеоидами, были распростра- нены нейтральные антропологические типы, то европеоидные и монголоидные признаки резко перемежались бы друг с другом, плавные переходы уступили бы место мозаике, география признаков была бы иной. Значит, и в этом аргумент против негативного нигилистического отношения к смешению рас в районе Приуралья и европейской части СССР, значит, и в этом аргумент в пользу постепенного проникновения монголоидов далеко на запад. Кстати сказать, они оставили свои следы не только в Восточной Прибалтике — до Центральной Германии дошла монголоидная волна в неолите, и сейчас еще среди нем- цев встречаются люди, обращающие па себя внимание припухлостью скул, низким переносьем, более темные, чем остальные. Итак, примесь, очень небольшая, но реальная примесь у неолитического населения Восточной Прибалтики, севера евро- пейской части СССР — вот та гипотеза, которую мы выбрали, на которой будем стоять. Но за этой гипотезой открывается сложный фон детален и подробностей, важных для историка. Распространяться могут люди — тогда это миграция людей, переселение со скарбом и имуществом, со скотом, целыми пле- менами, или оседание на новой земле воинских групп, пли, наконец, пленники, захваченные в военных столкновениях. И могут распространяться гены расовых признаков — передви- гаться с востока на запад в результате брачных контактов и проявляться все слабее и слабее в каждом последующем поколении по мере удаления от зоны своей основной концентра- 229
цпи. Тогда реальная миграция людей монголоидной расы могла п пе дойти до берегов Балтики, и границу между европеоидами и монголоидами для неолитического времени нужно проводить на карте где-то восточнее. Но и в этом случае она должна была проходить на несколько сот километров западнее, чем теперь. Тайга Приуралья п дремучие леса России скорее способствова- ли медленному продвижению из Сибири монголоидных групп — коренных жителей сибирской тайги, привыкших к ее суровым условиям. Европеоиды тоже не стояли на месте. И если монголоидные народы, таежные охотники и рыболовы, продвигались на запад по лесу в погоне за зверем или в поисках удобных мест для рыбной ловли, то европеоиды проникали на восток на юге, по степи, перегоняя все дальше и дальше стада рогатого скота и табуны лошадей. Их судьбе в Азии посвящена огромная литература, самая разнообразная по своему характеру,— исто- рическая, археологическая, антропологическая. Сотни специа- листов в разные десятилетия ломали головы над путями их миграций на восток, над причинами этих миграций, пытались восстановить этнический и культурный облик переселившихся народов, восстановить их судьбу до обломкам керамики, фраг- ментам скелетов, кратким упоминаниям в древнейших текстах. Самое яркое свидетельство подвижности европеоидов — проник- новение их на восток по степям Евразии, смещение древней границы между европеоидами и монголоидами по сравнению с современной, п смещение не какое-нибудь, а минимум на тысячу километров. Все западные районы Южной Сибири — Алтай, Хакаспя — были кочевой периферией европеоидного- антропологического мира в III—II тысячелетиях до н. э., хотя сами европеоиды, жившие там, и проникали из разных районов^ имели разное происхождение и были разделены на своей пра- родине сотнями, а то и тысячами километров. Переселения на новые земли разъединяют народы, отрывая их друг от друга и бросая часто в окружение других народов, иного языка, иной культуры, но они иногда и объединяют их, сталкивая этносы т которым п по происхождению, и по территории расселения, казалось бы, не дано встретиться. Энеолит — время перехода от камня, как единственного ма- териала, пригодного для изготовления простейших орудий, нуж- ных древнему человеку, к меди и бронзе. И медь, и бронза—еще «на вес золота», хотя его и в помине нет, их еще очень малог поэтому п орудия из них редки. Каменные орудия, паоборот, словно предчувствуя свою гибель, конец своей власти над людь- ми, очень разнообразны, искусно сделаны, я бы сказал, красивы. 230
Великолепны шлифованные каменные тонеры, порой причудли- вых форм, тяжелые, массивные; наоборот, изящны и легки острые вкладыши, вставлявшиеся в кость, рог или дерево; бездна многообразия в форме крохотных микролитических орудии и орудьиц, покрытых мелкой ретушью. Па севере Европы таким прихотливым орудыщам, неизвестно зачем, придавали сходство с животными. К этому времени относится расцвет самых различ- ных культур, очень непохожих — керамикой, инвентарем, обрядом погребения, искусством,— но оставленных населением несомненно одной хронологической эпохи. Открыта была энеоли- тическая культура и в Южной Сибири, памятники ее — древние могильники — копали археологи п на Алтае, и в Хакасии. Давно степи Алтая и Хакасии привлекали внимание археоло- гов и путешественников, давно грандиозные курганы с огром- ными могильными камнями вызывали острое любопытство, давно начали фотографировать и зарисовывать эти камни, и ар- хеологические издания украсили точные копии странных рисун- ков на этих камнях. Клеменц, Радлов, Ядршшев и другие замечательные пионеры русского востоковедения и русской археологии, известные финские археологи Аспелпн и Тальгреп писали об этих курганах с монументальными камнями, пытались разгадать значение и смысл древних рисунков. Но трудно было им — не было представления о времени памятников; раскопки ничего не давали — при примитивном состоянии археологиче- ской методики единичные предметы, добытые при раскопках, не могли ничего рассказать о создателях курганов и рисунков, даже фантазия оказалась бессильна — очень уж эти памятники далеки были от всего, что знали русские и финские исследова- тели. Проходили, однако, годы, раскопанных курганов стано- вилось все больше, они объединялись в группы, выделялись своей спецификой памятники отдельных районов. В одних курганах было много бронзовых вещей, в других— находились и железные; одни курганы регулярно давали остродонпые. плоскодонные или круглодонные сосуды, другие — разную кера- мику. В общем, однако, среди этого хаоса наметились постепен- но отдельные островки знания, и создана была наконец научная, фактически обоснованная хронологическая классификация древ- ностей. Создал ее в 20-е годы молодой археолог Сергей Алек- сандрович Теплоухов, и она блестяще выдержала проверку временем. Собственно говоря, время и дальнейшие исследования внесли в нее лишь незначительные детали, но во всех своих основных контурах эта классификация до сих пор живет в том виде, в каком она была предложена Теплоуховым. Редкий и чрезвычайно поучительный случай в истории археологических 231
исследований, демонстрирующий возможность точного и долго- вечного обобщения и в гуманитарных науках. Теплоухов по манере работы, по подходу к науке, по стилю жизни чем-то напоминал Жирова, И дело не в том, что они оба люди одного поколения, оба ленинградцы, оба работали в близко связанных одно с другим учреждениях — Жиров, как мы пом- ним, в Музее антропологии и этнографии АН СССР, Тепло- ухов — в Музее этнографии. Все это случайные внешние совпадения, мелочи. Сходство в другом — в исключительной самоотдаче, благоговейном отношении к делу, в бьющем через край энтузиазме, когда речь шла о работе, в огромной творче- ской напряженности и крайней осторожности в доведении результатов своих исследований до научной общественности. В списке опубликованных работ Теплоухова пять названий — это очень немного даже для человека, умершего в молодые годы, но зато на каждую из этих работ археологи, историки, антропо- логи ссылаются до сих пор и ссылаются не в историографи- ческих обзорах: Теплоухова читают и даже изучают, Теплоухова цитируют, с Теплоуховым спорят. А это много — сейчас, в эпоху быстрейшего, какого-то феерического развития методов не толь- ко в естественных, но и в гуманитарных науках, создать такие работы, с основными положениями которых спорят через 40 лет после пх выхода в свет; это — яркое свидетельство их большой логической силы п неувядаемой свежести, значительности зало- женных в них наблюдений и мыслей, методического совер- шенства. Две из этих пяти работ посвящены изложению и аргументации хронологии древнейшей истории Минусинской котловины. Теплоухов выделил в Минусинской котловине афанасьев- скую культуру, названную так по имени деревни, у которой были открыты и раскопаны несколько погребений. Это самая ранняя пз известных в Хакасии эпеолптическая культура, высо- ко развитая, самобытная, широко распространенная. Числен- ность населения в это время еще невелика, естественно, оно оставило мало могильников, но их легко отличить от могильни- ков других, более поздних культур, особенно культур эпохи последних веков до н. э. Вместо громадных сооружений с угло- выми камнями, издалека бросающихся в глаза, едва заметные скромные насыпи из камней, иногда настолько заросшие высо- кой степной травой, что они видны только, когда стоишь рядом. Поперечник их небольшой — до нескольких метров, под на- сыпью одна или две, как говорят археологи, могильные ямы, углубленные в грунт, в них скелеты умерших; люди похоронены на боку, с подогнутыми ногами, впечатление такое, точно они 232
спят. Иногда скелет посыпан красной охрой, тогда он пе белый, а желтый или красноватый. С ним рядом в могиле — сосуд, почти всегда раздавленный, но когда-то высокий, остродонный п изборожденный орнаментом. Когда покойника клали в могилу, в сосуде дымилась пища, которую покойник уносил с собой, в царство духов. Туда же исчезали наконечник копья, нож, кости домашних животных — овцы, козы, лошади, иногда керами- ческая курильница, круглый сосуд с небольшой камерой внутри. Вещей немного, а порой они и вовсе отсутствуют (все перечис- ленное — лишь в богатых могилах), п по ним старались прочитать повесть о тяжелой трудовой жпзпп этих людей. Пред- ставьте себе, что от изъеденного мышами связного текста остались отдельные слова, иногда буквы от слов, а нужно восстановить весь текст,— и вы поймете положение археолога, занимающегося исторической реконструкцией. А тут еще ни одной найденной стоянки — ни остатков кострищ и очага, ин остатков жилищ, ну, ничего, решительно ничего, только могилы. Поэтому расшифровка закрытого за семью печатями прошло- го — здесь больше, чем обычно, сродни работе детектива. И если археологи добились чего-то (уровень хозяйства, его формы, формы семьи — все это для афанасьевскохг культуры вещи известные), то граничат эти достижения просто с чудом. Главное, однако, к чему стремится исследователь прошлого всей душой, до чего он добирается через отдельные наблюдения о хозяйстве и культуре изучаемого периода,— это его происхож- дение. Курильницы по своей форме и устройству напоминают такие же курильницы пз погребений ямной культуры — на Ниж- ней Волге, на Дону, даже иа Украине найдены памятники этой древнейшей энеолитической культуры степей Южной России. Так же лежат покойники в афанасьевских могилах, как в ям- ных,— иа боку, с подогнутыми ногами, точно заснули. Случай- ные совпадения, где пх нет — скажет читатель. Верно, может быть, и так. Но они перестают казаться случайными, стоит только обратиться к исследованию скелетов из афанасьевских и ямных могильников — скелеты люден поведают нам больше, чем их вещи, больше, чем устройство могил и обряд погребения, поведают довольно обстоятельно и, главное, бесхитростно прав- диво. Начать с того, что в эпоху энеолита в Минусинских степях на огромных пространствах, чуть ли не от Красноярска и до нынешней: границы Хакасии с Тувой, жили европеоиды. Это факт, факт достоверный и непреложный. Они пе составляли островка в бушевавшем вокруг них море монголоидов — та- кие же европеоиды жили на Алтае, в Казахстане. Это было мощное, охватывающее бескрайние степные просторы течение, 2.33
которым относило европеоидов все дальше на восток, и за Мину- синские степи, и за Енисей, вливало европеоидную кровь в жилы местного монголоидного населения в Прибайкалье. Европеоиды резко отличались от монголоидов не только антропологическим типом — это были высокие, очень высокие люди, особенно на Алтае, мощного сложения, длинноногие, стройные. Даже жен- щины были ростом почти с русских мужчин. И антропологи- ческий тип был под стать сложению — реконструкции Гераси- мова дают представление о мужественных, гордых лицах, широких, массивных, с высокими орлиными носами. А черепа — их не спутаешь ни с какими другими, так они тяжелы, велики и мощны, с такой четкостью выступают на них все места прикрепления мышц, все особенности рельефа. Даже профан в антропологии вынет череп человека афанасьевской культуры, если тот подложить в серию черепов русских или украинцев. Где сформировался антропологический тип афанасьевцев? Каковы его истоки? Сколько за ним стоит тысячелетий разви- тия? Можно ли назвать аналоги ему, указать на население того же облика и твердо сказать — да, вот предки афанасьевцев? И можно, п нельзя ответить на все эти вопросы. Можно — по- тому, что известны ареал формирования и истоки, найдены убедительные аналогии, а значит, ясны и генетические связи, п происхождение. Нельзя — потому, что мы до сих пор плохо знаем и понимаем причины возникновения и формирования тех или иных типов, не их внешнюю историю — изменения, передвижения, взаимовлияния, а внутренние закономерности, управляющие их организацией и перестройкой. На пути к то- му — исключительная сложность человеческого организма, и не скоро она поддастся полной расшифровке. Но для проблемы этногенеза история антропологического типа важнее внутрен - ней, и в этом спасенпе антропологов — не зная причин изме- нений. они бесстрастно фиксируют сами изменения, а за ними открывается живая, конкретная, богатая история носителей типа — людей. В предыдущей главе, противоположной по мысли этой, главе о неизменности и традиционности ареалов больших рас, много было сказано о своеобразии верхнепалеолитического населения Европы: несомненно европеоидное, оно отличалось некоторыми специфическими признаками от современных европейцев — ши- роким лицом, массивным черепом. Не вспоминаются ли опять нам эти черты, когда мы думаем о происхождении афанасьев- цев? Безусловно, вспоминаются — афанасьевские черепа в срав- нении с современными грубее, примитивнее, мощнее, блпже к исходным формам европеоидной расы. На самом типе их
лежит печать древности, и в этом смысле верхнепалеолити- ческих людей нужно и должно рассматривать как предков жителей Минусинской котловины — предков далеких, отделен- ных сотнями поколений, по безусловно предков. Практически те же черты свойственны и энеолитическому населению Восточ- ной Европы — п неолитические и энеолитические ее жители вообще сохранили древние отличия верхнепалеолитического населения больше, чем на западе Европы,— в частности, боль- ше, чем люди ямной культуры. Их физический тип — как бы мост, перекинутый из верхнего палеолита Западной Европы в неолит Европы Восточной, а оттуда Южной Сибири. Тин сохранялся, передвигаясь на восток, внедряясь в инородную среду. Играла ли здесь основную роль консервация, изолирую- щие какие-то факторы, как на Кавказе, или что-то иное — мы пока не знаем, но это, хотя и печально, но не очень важно. Важно, что перед нами четкая последовательность во времени: важно, что перед нами промежуточные состояния одного ито- го же явления, переходящие одно в другое; важно, что именно этим срывается покров неизвестности с истоков, с генезиса интересующего нас населения. В то время как монголоиды стремились по тайге и затем по европейским лесам на запад, европеоиды занимали степные пространства на востоке, все дальше отрываясь от родной почвы, от своего ареала, уходя от него на тысячи километров. В последующие века европейцы прочно удерживают Мину- синскую котловину и, пересекая Енисей, продолжают подбав- лять свою кровь местному монголоидному населению Прибай- калья. За Байкал им проникнуть не удается — вряд ли он смог бы остановить их, если бы они жили компактной массой, но в Прибайкалье пх единицы. Встает тот же вопрос, что вставал и по отношению к западной границе монголоидов,— реальные люди проникают к Байкалу или гены европеоидных признаков продвигаются вследствие браков все дальше и даль- ше на восток? Решается этот вопрос тоже сходно — по-видимо- му, и люди европеоидной расы доходили до Байкала, а не только их гены: ведь в инвентаре древнейших энеолитических культур Прибайкалья много сходства с культурными элементами запад- ных областей. Совпадение поэтому говорит о действительно имевших место передвижениях людей с запада вплоть до Байка- ла в последующее время. Но в Минусинской котловине эти последующие века — не афанасьевская, а уже новая, андро- повская культура, новое население. Андроповская культура — своеобразное и очень мощное явление в истории изучения древнейшего прошлого нашей
страны. И советские, и западноевропейские, ц американские исследователи, если они занимаются эпохой бронзы, непременно пишут и спорят о ней — она занимает как бы центральное положение между западом и востоком, от нее идут сильнейшие влияния в самых разнообразных направлениях: андроповские элементы прослеживаются и в Северном Приуралье, и в Перед- ней Азии. Скромное могильное углубление в земле, выложенное камнем, так называемый каменный ящик, сверху слегка при- сыпанньш камнями,— так хоронили андроновцы своих покой- ников п в Казахстане, где был основной ареал этой культуры, и в Минусинских степях. В могиле рядом с костяком — неиз- менный горшок, или два, самая характерная вещь из андропов- ского инвентаря. Сосуд этот хорошо известен любому археологу, да и неспециалист легко отличит его от других — плоскодонный, он может быть и большим и маленьким, но непременно украшен геометрическим орнаментом в виде свастики, иногда только по горлу, иногда по всей поверхности. Эти сосуды в основном и послужили основанием для выделения новой культуры, для установления связи ее в Минусинской котловине с Казахстаном. Антропологический тип андроповского населения — и похож, п не похож на афанасьевский. Андроновцы, конечно, тоже европеоиды, и характерные черты у них доведены до полного выражения, в какой-то мере, может быть, даже на наш, совре- менный взгляд, до утрировки — ведь кажутся нам резкими черты лица кавказцев, а все за счет того же очень полного и четкого выражения классического европеоидного типа. Андро- новцы были очень носаты, а лица их, почти без скул, с широко открытыми глазами, возможно, напоминали лица кавказцев. Но они были еще более широколицы, чем афанасьевцы, а на лбу, над глазами вздувалось еще более мощное и сильное надбровье. Грубого облика, но красивые люди, мощного телосложения, мужественного вида. Этим они, безусловно, похожи на афа- насьевцев, больше того — просто не отличаются от них. Однако усиление массивности черепа, увеличение ширины лица — все- это хотя и маленькие, незначительные, но отличия; в соответ- ствии с ними нужно выделить новый, особый вариант, преемст- венно генетически не связанный с афанасьевским. Но придя в Минусинскую котловину на смену афанасьевцам и (пока не поймешь) не то отвоевав ее у них, не то поселившись рядом, люди андроновской культуры затаили под своей внешностью- более глубокое, более дальнее родство со своими предшествен- никами, родство, восходящее к неолитическим, а скорее всего, даже к палеолитическим предкам. Поэтому их нужно рассмат- ривать как последний рецидив, последний отголосок мощного 236
передвижения европеоидов на восток, одной большой миграции пли цепи миграции, за которыми последовали как будто бы проникновение отдельных элементов андроповской культуры на юг, переселения древнепрапскпх племен, появление ариев в Индии, одним словом, целый калейдоскоп событий, важных н неважных, встряхнувших древний Восток и нашедших отра- жение уже частично и в письменных источниках. Ну, а Центральная Азия — Тува. Монголия — всегда была ареной монголоидов, как и сейчас? Всегда звучала на этой территории тюркская и монгольская речь, всегда проходила резкая граница, этническая и антропологическая, между Хака- сией и Тувой? На первый взгляд казалось — всегда. Правда, первый антропологический материал был получен из Тувы еще при раскопках Теплоухова. Но он пролежал в Музее вместе с его археологическими коллекциями до 1950 г., то есть почти 25 лет, и только тогда был опубликован. Теплоухов но нашел в Туве могильников древнее середины последнего тысячелетия до н. э., хотя и очень старался найти пх. Черепа, относящиеся к этому периоду, очень разнообразны по своему антропологи- ческому облику — есть среди них монголоидные, есть п евро- пеоидные. Не сладко пришлось специалистам по истории антро- пологических типов Сибири и Центральной Азии. С одной стороны, хотелось думать, что уж с Тувы-то начинается царство монголоидов, их исконная земля, их alma mater, а европеоиды лишь примешались к основной массе местного населения. Но и сомнение оставалось — а вдруг не исконная земля, пе alma mater, вдруг европеоиды-то и есть потомки местного населения, а монголоиды пришли позже и Тува, как и Хакасия, входила в зону миграции европеоидов с запада? К этому, и без того сложному и чрезвычайно важному, вопросу примешалась еще политическая острота, неотделимая от проблемы диплипов. этой проблемы проблем в истории Центральной Азии. Динлины — одно из племен северных соседей китайцев, вообще говоря, настолько многочисленных, да еще и упоми- наемых в разных китайских хрониках под различными наиме- нованиями, что их все и запомнить-то трудно. И если им уде- ляется особое внимание в трудах по истории и антропологии Южной Сибири п Центральной Азии, то только исключительно из-за своеобразной характеристики их физического вида. В хро- никах сказано, что у дпнлпнов рыжие пли белокурые волосы (это один и тот же иероглиф) и светлые или голубые глаза (это также одпн иероглиф). Прочитав такое про народ, живший в Центральной Азии, которая издавна считалась родиной монго- лоидов, историки п антропологи, естественно, не могли пе
взволноваться, ото не могло не привлечь их внимания к д ин- дийской проблеме, не могло не породить гипотез самых разнообразных — и правдоподобных, и фантастических. Чита- тель помнит, конечно, расистский ажиотаж, возникший вокруг северной расы,— напоминаю о нем еще раз потому, что как раз о северной расе п вспомнили в первую очередь, когда Европа узнала о светлоглазом и светловолосом народе на севере Китая. Конечно же, эта ветвь — айны, ее сильная примесь есть и у японцев, и у китайцев, ею и только ею объясняются достиже- ния и успехи китайской и японской цивилизаций — так писали, перебивая друг друга, многие востоковеды и антропологи, осо- бенно немцы, писали часто, усердно, и идея эта, махрово реак- ционная, порочная, распространялась все шире. Примесью северной расы объяснялись и достижения культуры в Южной Сибири — одно умозаключение зовет за собой цепочку других: признав значение расового момента в истории китайской и япон- ской цивилизаций, сказав «а», нельзя не произнести следующей буквы алфавита, не признать его и для истории более северных районов. Исторический процесс в Центральной Азии стал рассматриваться в основном как взаимоотношения разных антропологических типов, наделенных к тому же еще и опре- деленными психическими чертами. В историографии Централь- ной Азии это была эпоха крайней вульгаризации. Но существовало и развивалось все более точное прочтение текстов, терпеливое, медленное, но неуклонное накопление данных, их осмысление в сравнении с другими аналогичными фактами. Абсолютно правильно было подмечено, что ведь сами-то китайцы черноглазы п черноволосы и любой человек светлее будет казаться им белокурым и светлоглазым,— ну, а то, что китайцы сравнивали динлинов, этих северных варва- ров, с собой, совершенно несомненно, так делают историки всех народов, описывая физический тип соседей. Островки людей, несколько более светлых, чем основное население, встречаются повсеместно в Алтае-Саянах, это следы смешения все с теми же древними европеоидами.— пример тому шорцы. Вряд ли дни- лины были светлее, а такое заключение, обоснованное и факти- чески, и логически, безусловно, хоронит идею преобладания северной расы, а с ней снимает политическую остроту и одиоз- ный оттенок с проблемы, которая должна рассматриваться и решаться нелицеприятно и беспристрастно, как и любая дру- гая научная проблема, В сопоставлении с известными сейчас и хорошо изученными палеоантропологическими материалами свидетельство китайских хроник приобретает, однако, полную объективность — действительно, европейцев в середине первого 238
тысячелетия до и, э. и на рубеже и. э. в Алтае-Саянах было много, и если в Туве они составляли, ио самым скромным подсчетам, половину населения, то в Хакасии — и ода ваяющее большинство. Так что же все-таки, были диилины или люди любого другого европеоидного племени, жившие в то время в Туве, потомками местного европеоидного населения эпохи бронзы, пли эта эпоха в Туве не то, что в Хакасии,— там процветали иные культуры, проживали другие люди? Точно сейчас не ответить на этот вопрос — Туву стали исследовать с каждым годом все больше и больше, но никому еще не посчастливилось найти там хотя бы один .могильник эпохи бронзы. А без такой находки археология и антропология безмолвствуют. Но иа помощь вместо прямых фактов и наблюдений, бесспорно решающих вопрос, отсекающих все сомнения, опять, уже в который раз, приходит, к счастью, косвенный путь исследования — скользкий, обманчивый, иногда уводящий в сторону и заставляющий возвращаться, но все же приближающий в конечном итоге к цели. Одна из вех на этом пути — география. Хакасская степь переходит на юге по долине Абакана в лесостепь, а потом в тайгу. Тайга тянется на 300—400 км к выводит нас в Западную Туву, опять на простор степей, на этот раз уже центральноазиатских. Была ли тайга непроходима для древнего населения, перерезала лп она Алтае- Саяны неприступным барьером — все это возможности и ва- рианты, которые, конечно, нельзя исключить полностью, серьез- но обдумывая возможные комбинации решения, по варианты эти маловероятны. С верхнего Абакана, от старого русского села Арбаты, через тайгу идет древний путь в Туву. Сначала это дорога, по которой можно проехать на телеге, потом таежная тропа, удивительно живописная, дикая, но легко проходимая на всем своем протяжении. На скалах вокруг много рисунков, среди которых древнейшие относятся к первому тысячелетию до п. э. О старых связях, хождении туда п обратно говорит существование такого древнего пути, говорят и эти рисунки, а следовательно, тайга не отделяла Хакасию от Тувы непрохо- димой стеной. Вторая веха, второе косвенное соображение: европейцы составляют уже очень высокий процент населения Тувы к ру- бежу н. э. Если в эпоху бронзы Тува входила в ареал монго- лоидной расы и европеоиды только в эпоху раннего железа прорвали таежные заслоны на ее границах (а я уже писал, что могло быть именно так), то откуда пх за короткий срок появи- лось так много? Ведь начало миграции обычно выражается в медленном, неторопливом увеличении числа инородцев, а 239
здесь срггзу же добрая половина населения, сразу же активное смешение с монголоидами, возникновение буквально на глазах смешанного промежуточного антропологического типа. Нет, малоубедительна эта гипотеза — продвижения европеоидов в Туву к рубежу н. э. II третья веха, наконец,— усиление не европеоидного, а именно монголоидного компонента па протяжении всей исто- рии антропологических типов Тувы, постепенное нарастание его до такой степени, что в древних европеоидов, как предков хотя бы части современных тувинцев, трудно поверить даже антропологам: современные жители Тувинской автономной об- ласти — классические, законченные, ярко выраженные монго- лоиды. Из этого нарастания монголоидного компонента по мере приближения к современности логически очевиден вывод — европеоидный компонент будет нарастать по мере удаления от современности, а следовательно, в эпоху бронзы и дальше — энеолита Тува была страной европеоидов, как и Хакасия. Степные пространства Тувы незаметно и постепенно пере- ходят в пересекаемые хребтами просторы Монголии. Собственно говоря, п географически, и геоморфологически это один район, п провести естественную границу между Тувой и Монголией нельзя, для этого нужно один целый однородный район раз- делить на две искусственные подобласти. И суровый континен- тальный климат, и характер ландшафта (сухая степь, иногда каменистая, с мелкосопочником, па горизонте — всегда хребты п удобные для использования под пастбища степи) особенно роднит природу Тувы и Западной Монголии. Это географическое единство было оценено, как мы сейчас убедимся, и древними народами, свободно передвигавшимися из Тувы в Западную Монголию, а возможно, и обратно, создавшими здесь очаг единой культуры, единого антропологического типа, вероятно, и еди- ного этноса. Речь идет об очень своеобразной культуре, огром- ном количестве (курганов и даже целых могильников, отличи- тельное свойство которых в том, что в них нет вещей. Покойник положен на слой почвы, как говорят археологи, слой дневной поверхности, иногда углублен в ямку и засыпан землей. С ним нет ничего, пи вещей, ни керамики, будто не верили эти люди в загробную жизнь. И таких курганов — не единицы, они широ- ко известны в Западной Туве и Западной Монголии; в Туве многие из них полностью раскопаны. Археологи, датирующие их сейчас на основании косвенных соображений «на глазок» (недаром сначала эти курганы к какой только эпохе не отно- сил п — считали даже средневековыми манихойскими погребе- ниями), все хотят добраться до безукоризненно точной даты, 240
хотят, чтобы она была обоснована четко и безоговорочно, а для этого и нужны вещи. Но вещей нет, п каждый раскопанный курган прибавляет только знаний об устройстве таких могил и увеличивает антропологическую коллекцию. Монголия,— можно сказать без преувеличения;— почти что белое пятно на археологических картах. То есть там работали археологи, изучали могильные камни с руническими надписями эпохи средневековья, сейчас с каждым полевым сезоном увели- чивается число памятников палеолитического времени и периода неолита, но могильников эпохи бронзы и раннего железа практически почти не найдено. Исключения составляют пока лишь те же самые курганы без вещей. Тут мы п подходим к выводу, который я сделал заранее в надежде, что читатель мне доверит,— к выводу о единстве населения Западной Тувы и Западной Монголии в середине первого тысячелетия до н. э., если только верна предполагаемая сейчас археологами датировка этих курганов. Одни и тот же обряд погребения, специфичный именно своей полной необыч- ностью для первобытного народа,— явление само по себе очень важное, очень значимое; стойкость, традиционность, неизмен- ность погребального обряда, а где он есть, и погребального культа общеизвестны: люди уважительно, почтительно относятся к своим предкам, стараются обеспечить их всем, что сами имеют, стараются похоронить их, соблюдая все сложившиеся традиции. Но еще более полноценный, звучный, весомый аргумент в поль- зу этнического единства — физическое сходство. Курганы, раскопанные в Западной Туве и в Западной Монголии, дали нам небольшие серии скелетов. Так вот, как бы тщательно ни сравнивались обе серии, как бы придирчиво ни выискивались между ними различия, их пет, антропологически население Западной Тувы и Западной Монголии в первом тысячелетии до н. э. совершенно одинаково. В его составе есть небольшая монго- лоидная примесь, а в целом это типичные европеоиды, широко- лицые, носатые, но... круглоголовые в отличие от подавляющего большинства древних народов. Голова у них почти такая же, как у киргизов или казахов — круглоголовых монголоидов. II не было этому признаку аналогий, достаточно убедительных и ярких в предшествующие периоды, пока в Хакасии но откры- ли, описали и выделили новую археологическую культуру — Окуневскую, названную так по давно раскопанным п непонятным курганам Окунева улуса. Открытие обычно происходит внезапно. Не составляет исклю- чения и археология: это только что разрытый курган, подарив- ший миру необычность п красоту каких-то древних вещей, это 5И
днями и ночами обдумываемый вывод, который затем предстает во всей убедительности аргументации и неотвратимо входит в мозг и сердце каждого специалиста, это повторное и новое прочтение языка уже известных памятников. Открытие может подготовляться годами и даже десятилетиями, но свет его оза- ряет внезапно. В случае, о котором я рассказываю, открытие несомненно, и в то же время его как бы нет, так как оно не может быть связано с какой-нибудь определенной датой; созна- ние нового вошло постепенно, исподволь, по мере того, как постепенно же накапливался археологический, а с пим и антро- пологический материал. Накопление этого материала прошло через ряд этапов, и каждый этап отстоял от предыдущего и последующего на ряд лет. Сначала было открыто несколько погребений с весьма свое- образной керамикой. Они показались позднеафанасьевскими — какие только причуды не выкидывает история материального производства, история вещей, как только не отличаются отдель- ные вещи от общей их массы, невыразительной, серой, ремесленнически приготовленной! Но потом был обнаружен целый могильник, правда, небольшой, где погребения с такой керамикой оказались обнесены квадратом каменной кладки, чего никогда не находили раньше. К археологическому свое- образию добавилось антропологическое — черепа в погребениях со своеобразными сосудами были не менее своеобразны, чем сами сосуды. Все древние особенности — массивность, сильное надбровье, мощный рельеф, резко торчащие носовые кости сохранились в этой комбинации, но вся серия была кругло- головой и по черепному указателю не отличалась от самых круглоголовых народов современности. Однако этим дело не ограничилось ~ отличия от классических афанасьевцев были заметны не только в форме головы, но и в высоте переносья (оно ниже на круглоголовых черепах), в уплощенности лица (оно поплоще). После того как изучили и классифицировали эти черты, они многим показались случайными — речь-то ведь шла о нескольких черепах. Но прибавление фактов и движение мысли, начавшись в одном направлении, приобретают часто со временем все больший напор — так было и на этот раз. Открытие и полная раскопка большого могильника на севере Хакасии, совершенно необычного, с новым обрядом погребения, новой керамикой, давшего большую коллекцию скелетов, кото- рые воплощали все перечисленные физические особенности, завершают цепь событий, окончившуюся выделением новой культуры эпохи бронзы. Могильник у Окунева улуса, раскопанный еще Теллоуховым 242
и отнесенный сначала к раннему этапу андроповской культуры, изменил свой археологический адрес и перекочевал в новую культуру — окуневскую. Помогли этому не только необычность археологического инвентаря, но и своеобразие найденных и погребенных черепов. Таким образом, окуневская культура сразу же после своего выделения и открытия превратилась в мощный этнический пласт, который вскрылся среди культур- ных и этнических залежей древнего населения Минусинской котловины. У археологов вдруг открылись глаза ~ как это не замечалось до с их пор такое значительное, яркое и самобытное этническое явление в истории Красноярского края, явление, распространенное широко и на севере, и на юге Минусинской котловины, охватывающее ее целиком! Порадоваться можно •и антропологам — с этой культурой открыт новый антропологи- ческий тип, о котором не подозревали и который во многом но-новому заставляет взглянуть на устоявшиеся представления о генетических взаимоотношениях антропологических типов эпо- хи бронзы и раннего железа. Казалось невероятным (никто из антропологов и не поверил бы в это несколько лет тому назад), что древнейший народ, живший в начале II тысячелетия до н. э., может быть до такой степени круглоголовым, однако факт налицо. Казалось иевероятным, что древний парод в Мину- синской котловине, буквально затопленной чистыми европеоида- ми в эпоху бронзы, может содержать в своем составе небольшую, но ощутимую, твердо фиксируемую монголоидную примесь, однако и этот факт налицо. А главное, найдены истоки, корни той антропологической комбинации, которая обнаружилась на черепах пз погребений без вещей в Западной Туве и Монголии. Культурной преемственности между этими погребениями и Оку- невской культур oil нет или, осторожнее говоря, пока она не прослеживается, ио антропологическая преемственность между двумя группами населения, оставившими эти памятники, совер- шенно несомненна. И там, и тут круглая голова, и там. и тут небольшая монголоидная примесь, и там, п тут широкое, чуть уплощенное лицо с высоким носом — одним словом, один антро- пологический тип. Итак, круглоголовые европеоиды Западной Тувы и Западной Монголии нашли себе предшественников в Хакасии. Но этот факт, неожиданно интересный, интригующий сам по себе, не говорит еще ничего об антропологическом составе Монголии п Тувы в эпоху бронзы. Ведь брахикефалы-европеоиды могли продвинуться на юго-восток из Хакасии как раз на рубеже переходной эпохи, на границе позднебропзового и раннежелез- ного периодов. Тогда европеоидный тип населения Монголии 243
и Тувы в эпоху раннего железа — не доказательство исконного пребывания европеоидов так далеко на востоке или проникно- вения их туда 4000 лет тому назад. Но тут, когда антропология затопталась на месте и мучительно ждала новых фактов, кото- рые помогли бы ей решить назревшую, но пока не поддающуюся решению проблему, дружескую руку ей протянула археология: керамика, тождественная окуневской или во всяком случае очень на нее похожая, найдена во Внутренней Монголии, зна- чит, доходили до тех мест и окуневцы, значит, кочевали они и в Туве, и в Западной Монголии. Недалеко, по-видимому, нужно искать предков населения, спрятавшего от нас свое- происхождение в пустых погребениях,— они жили там же, где и эти люди, там же, где раскинулся обширный ареал таинствен- ных безвещевых погребений. Но из всего сказанного вытекает с полной неопровержимостью вывод большой важности, вывод кардинальный и впечатляющий: миграция европеоидов на восток в эпоху энеолита и бронзы приобретает в свете последних открытий все более грандиозный размах, пространство, занятое ими в степном поясе Евразии, вырастает сейчас минимум на тысячу километров. Поэтому, нарисовав карту ареалов больших рас в период энеолита и бронзы, мы удивимся: насколько при общем совпадении зон расселения больших рас границы пх ареалов будут отличаться от современных. И монголоиды, и европеоиды обнаруживают резкие сдвиги: монголоиды длин- ным языком вытягиваются на этой карте на запад по северным районам западносибирской тайги и европейских лесов, евро- пеоиды таким же длинным языком вытянуты на восток по зоне степей. Закон постоянной динамики границ расовых ареалов находит в этом факте ясное и несомненное подтверждение, а вместе с законом постоянства самих расовых ареалов он сли- вается в диалектическое единство, отражающее, с одной сторо- ны, неподвижность, преемственность, а с другой, подвижность человеческих коллективов. Были ли тропические саванны или тропический лес более привлекательны для людей и избавляли ли они от постоянных поисков пищи и более удобных мест для жилья? Едва ли, ведь мы еще не забыли с детства из книг Жюля Верна, путешествий Левингстона и Стэнли, как негостеприимны бывают тропики, как неприветливо встречают они гостей-чужеземцев. Но и с те- мп, кто живет в них, тропики обходятся часто жестоко. Убийст- венный климат, страшные тропические болезни, тучи ядовитых насекомых, несущих заразу, и опаснейшие хищники... Поэтому коренные жители Африки, Южной Азии, Австралии путешест- вовали не меньше, чем европейцы и монголы. В предыдущей 244
главе рассказано, что предки австралоидов эпохи мезолита, а может быть, и верхнего палеолита, как две капли воды похожи па современные австралийские племена. Но они сами, эти пред- ки, не произошли на месте, они пришли из Южной или Юго-Восточной Азии, они должны были преодолеть сотни и тысячи километров по самой Австралии, чтобы заселить весь материк. Двигались они, правда, по земле до них незаселенной, двигались, не встречая сопротивления, как движется молекула какого-нибудь газа в безвоздушной среде. Это особый вид пере- движения людей, отличающийся от миграции,— это расселение, которое может происходить медленно п постепенно, на протя- жении десятков, а то и сотен поколений, когда каждое следую- щее поколение продвигается по сравнению с предыдущим на несколько километров, не больше, когда сами люди за свою жизнь часто не замечают, что они движутся. Такое медленное расселение вследствие избытка естественного при рос та людей— мощнейший фактор человеческого прогресса, именно этот фак- тор сыграл основную роль в освоении Австралии и Америки, ио речь сейчас идет не о нем. Речь идет о миграциях, и поэтому ни расселение предков австралийцев, ни расселение древних монголоидов по новым материкам не могут дать представления о силе и направлении собственно миграционных процессов. Мы посмотрим, как складывались взаимоотношения рае на стыке ареалов негро-австралоидов и европеоидов, где и те и дру- гие должны были внедряться в инородную среду. Рассказать стоит о двух впечатляющих находках, каждая из которых произвела в свое время сенсацию. В Ментоне, в Италии, еще в конце прошлого века была обнаружена пещера, раскопки которой натолкнули археологов на многослойный верхнепалеолитический памятник. Медленно проплывали десят- ки и сотни лет, даже тысячелетия, а люди все возвращались в эту пещеру, видимо, показавшуюся им удобной. В ней были найдены сотни превосходных орудий, несколько погребений верхнепалеолитических людей, высоких и могучих европеоидов, от них в основном и пошла молва о богатырском росте кро- маньонцев, а под ними, в более глубоких горизонтах,— еще два погребения, в которых лежала пара скелетов с явными негроид- ны мп признаками. Они получили название в специальной лите- ратуре «негроиды Гримальди» по имени места находки и назва- нию пещеры. Это типичные негроидные черепа с выступающими вперед челюстями, широким грушевидным отверстием, прямым лбом, малоразвитым, почти незаметным надбровьем (особенно если вспомнить, какое оно на других верхнепалеолитических черепах), высокой и узкой головой, А ведь европеоиды если
не в верхнем палеолите, то в мезолите во всяком случае были расселены по всей Северной Африке — это веский аргумент в пользу того, что только Африка южнее Сахары была занята негро-австралоидами в палеолите, Северная Африка тяготела на север, и древнейшее население ее входило в европеоидную расу. Вот и посчитайте, читатель, посмотрев на карту, сколько кило- метров, двигаясь на север, должны были преодолеть темнокожие и курчавоволосые люди среди непохожих на них, хотя и доволь- но темных европеоидов, чтобы достичь Италии, а позади оста- лось еще Средиземное море, его нужно было обойти! Ясно, что это было возможно только в одном случае — не пара людей двигалась на север, это было массовое постепенное движение, и свидетельством тому служат находки черепов с негроидными чертами по всему северному побережью Средиземного моря. Знаменитый французский антрополог Верно, прославившийся описанием и изданием ментонных находок, собрал воедино все сведения о таких черепах из неолитических погребений и погре- бений эпохи бронзы — их оказалось довольно много. Находили их и позднее — негро-австралоидная примесь у неолитических жителей юга Европы была довольно сильна. А главное, она чувствуется и сейчас, особенно у испанцев, португальцев, южных французов и итальянцев. Надолго сохранилась кровь, прилитая европейскому населению тысячелетия назад! Между этими первыми и второй находкой лежит промежу- ток времени в полвека. Она сделана на востоке Европы, в Воронежской области, энтузиастом исследования палеолита в Костёнковско-Боршсвском районе Александром Николаевичем Рогачевым. Район этот — настоящий музей верхнепалеолптп- ческих стоянок, сконцентрированных на нескольких десятках квадратных километров, и Рогачев знает там каждую балку, каждый ручей. Открытые и раскопанные им и Павлом Иосифо- вичем Борисковским стоянки позволили по-новому взглянуть на историю южных районов России на протяжении палеолита, наметить своеобразную и во многом оригинальную последова- тельность их развития. Необычным было п найденное погребе- ние — в нем лежал скелет мужчины небольшого роста, очень изящного сложения, с грацильным, как говорят антропологи, а проще сказать, миниатюрным черепом. В нем бросались сра- зу же в глаза две особенности — очень широкое грушевидное отверстие и сильно выступающие вперед челюсти. Человек был широконос, толстогуб п прогнатен, к тому же узколиц — именно этими чертами европейцы отличаются от негров сейчас, отли- чались от них п раньше. Но на негрских черепах носовые кости выступают не больше, чем на монголоидных, иногда даже &6
меньше, а у древнего негроида из Южной Рос г ни нос выступал ничуть не слабее, чем у какого-нибудь кавказца. Поэтому, объективно говоря, он не негроид, а скорее австралоид — именно у австралоидов нос выступает так же сильно, как и у евро- пеоидов. Таким и изобразил его Герасимов на своей известной реконструкции, обошедшей и серьезные, строго научные, и науч- но-популярные издания,— носатым, толстогубым человеком с волнистыми, как у австралийца, а не с курчавыми зол осами. Из тропического пояса, следовательно, проникали люди не толь- ко в Западную, но и в Восточную Европу, да и как могло быть иначе, если одним из путей проникновения должен был служить единственный надежный обходной путь вокруг Средиземно мор- ского бассейна — Кавказ. Ареал негро-австралоидной расы был таким же подвижным, изменчивым, как и ареалы монголоидов и европеоидов, негроиды так же далеко уходили от своих насиженных мест, чему ясные и совершенно недвусмысленные, не допускающие никакого иного истолкования доказательства находим мы в результатах палеоантропологических изысканий. Итак, каждая раса, в основе своей привязанная к материку, к определенному ареалу обитания, постоянно выбрасывала своих представителей за пределы ареала — поиски более удоб- ных мест существования, погоня за животными, наконец, просто, может быть, бродячий инстинкт, свойственный древним людям еще больше, чем современным, были тому’ причиной. Но не прекратились ли эти огромные по масштабам пересело чин на грандиозные расстояния с ростом культуры, с увеличением численности и плотности населения, с заполнением пустых участков эйкумены? Антропологический материал дает об этом отрицательный ответ. Я приведу еще три примера, которые мне лично кажутся особенно красноречивыми, приведу их еще и потому, что речь во всех трех случаях идет о хорошо изучен- ных исторически явлениях, а антропология, вернее говоря палеоантропология, заставляет взглянуть ла них с какой-то нов oil точки зрения, открыть в них доселе незамеченные нюансы. Явления эти относятся к трем эпохам, следующим одна за другой, и вдвойне поэтому интересны и исторически важны — они иллюстрируют силу миграционных процессов, обилие при- чин, вызывающих миграции, живу честь в любом народе тяги к перемене места. Это распространение карасукской культуры и кара су некого населения в Алтае-Саянских степях в эпоху бронзы, великое переселение народов на рубеже н. э. и монголь- ское нашествие на Европу меньше тысячи лет тому назад. Я обещал, что речь пойдет о хорошо известных, хорошо изученных исторически событиях. Происхождение карасукской 247
культуры до недавнего времени не вызывало никаких сомнений, излагалось па основании имеющихся археологических фактов ясно, прозрачно и убедительно. Переверните несколько страниц назад — вы найдете, если забыли, описание андроповской куль- туры, ее памятников в Минусинских степях, физического типа андроповского населения, его происхождения. Ну, а что было потом, после середины II тысячелетия до н. э., куда подевались андроновцы? Куда подевались они, мы не знаем, но на смену им в Минусинские степи приходят карасукцы — новое населе- ние. оставившее оригинальные и отличные от андроповских памятники. Как и афанасьевская культура по имени деревни Афанасьево, как и андроновская культура по имени деревни Андропове, так и карасукская культура получила свое наиме- нование от речки Кара-сук, на которой был открыт первый могильник. Потом могильники стали появляться просто десят- ками, и оказалось, что это чуть ли не самая многочисленная группа памятников в Хакасии, что карасукцы были сильным и очень многочисленным народом. Стоянки их пока не открыты, могильники — вот все, что они оставили нам, потомкам, для изучения, но и это уже немало — карасукские могилы своеобраз- ны обрядом, богаты инвентарем, а инвентарь и обряд, как известно, основа археологических изысканий. Карасукский по- койник похоронен в каменном ящике — именно ящике, сложен- ном из гладких, довольно точно пригнанных друг к другу каменных плит. Иногда он прикрыт плитами и сверху, иногда нет. Ограбить такую могилу, углубленную в землю едва ли на аршин, ничего не стоит, и грабили их свои же очень обстоя- тельно, со знанием дела, очищая полностью. Только многочис- ленность карасунеких могильников (стенки вертикальных плит каменных ящиков выступают из-под земли на 5—10 см везде, где бы вы ни бродили по хакасской степи) и легкость раскопок, привлекавшая всех археологов, как три с половиной тысячи лет тому назад и грабителей, спасли карасукскую культуру от без- вестности — так много копали, что среди могил находили и не- ограбленные. Они-то п служат камешками, из которых археоло- гическая наука сложила многоцветную, красочную мозаику карасукской культуры, привлекательную оригинальным сочета- нием тонкого художественного вкуса и варварских традиций в искусстве, самобытности и эклектичности в формах. Что было в карасукских могилах? Своеобразная керамика, отличная от керамики предшествующих культур и по форме сосудов, и по их орнаментальному украшению. Ничего нет обще- го у высокого яйцевидного афанасьевского сосуда, украдпенного -орнаментом из ямок и штрихов, и круглого низкого карасукско- ,248
го сосуда с орнаментом треугольниками: нет сходства у карасук- ских горшков и с андроповскими — плоскодонными, со свастич- ным орнаментом. А бронзовые орудия обращают на себя вни- мание своим обилием, ни на что не похожим богатством форм, оригинальностью украшений. Только из древних погребений Внутренней Монголии, Северного Китая иньской и шапьской эпох, то есть хронологически предшествующих пли синхронных карасукским, известны были до последнего времени такие мно- гочисленные и разнообразные по форме бронзовые изделия и украшения, туда же уводили и мотивы торевтики — карасукское бронзовое литье: головки животных, бляхи с изображениями при- чудливо изогнутых и переплетающихся в смертельной схватке животных, фантастические звери, в образе которых слиты кон- кретные черточки отдельных реально существующих животных. И хотя керамики, подобной карасукской, на востоке не находи- лось, а керамика важный элемент хозяйства п быта, устойчивый этнический признак, не менее устойчивый в материальной куль- туре, чем язык в сфере духовной, вывод археологов был неос- поримо категоричен — карасукская культура почти всеми сво- ими характерными чертами связана с восточными цивилизация- ми Внутренней Монголии и бассейном Хуанхэ, а значит, и кара- сукское население появилось на берегах Енисея и Абакана с востока, оттуда же, откуда принесена и культура, значит, оно сформировалось на севере Китая и в Восточной Монголии, истоками, корнями своего этногенеза уходит в неолитические цивилизации этой большой, этнически, культурно п антропологи- чески самостоятельной, не связанной пли мало связанной с за- падными районами области. Использовали археологи для дока- зательства восточного происхождения карасукцев и монголоид- ную примесь, установленную у них антропологами с полной, исключающей сомнения определенностью. Монголоидная кровь в жилах карасукцев действительно текла. Среди черепов в их могилах попадаются и плосколицые, и плосконосые. Правда, обе эти черты несильно заметны и. не рассматривай мы, антропологи, их особенно придирчиво, могли бы и не обратить на себя внимание. Во всяком случае не о чис- тых монголоидах идет речь — лишь о людях с монголоидной примесью, которые встречались среди массы европеоидного ка- ра сукского населения. Оно узколице, и под влиянием этого факта, а может быть, и под гипнозом устанавливаемых археоло- гически связей с Монголией и Китаем монголоидной примеси было приписано северокитайское происхождение. Археологиче- ская наука использовала монголоидную примесь для доказа- тельства восточного происхождения карасукцев, а потом ее за- 249
ключенпе послужило одним из оснований антропологам для дополнительного обоснования и выяснения происхождения этой примеси — так снежный ком, вырастая, превращается в лави- ну. А читатель уже заметил, конечно, что налицо порочный логический круг, в который, увы, научные работники попадают совеем пе реже простых смертных,— взапмоубеждение антро- пологов п археологов усилило видимость аргументации вдвое, то- гда как па самом деле фактическая база для установления мон- голоидной примеси нисколько не увеличилась и продолжала оставаться весьма шаткой. Тот очевидный факт, что основная масса карасукцев была не менее европеоидна, чем, скажем, рус- ские пли мордва, украинцы или казанские татары, был забыт (к чести антропологов следует сказать, что они всегда помнили об этом и писали только о монголоидной примеси в составе ка- расукцев, преувеличивая, правда, ее размеры), и в археологиче- ских, да и в исторических работах мелькали сообщения о пере- селении карасукцев из Северного Китая, о мощной миграции людей с востока, о китайском происхождении культуры поздней бронзы в Минусинских степях. Что правда в этих утверждениях, а что вымысел, несознательный, проистекавший от увлечения идеей, но вымысел, к которому привело несоразмерное преуве- личение малозначащего факта? В этом нам и предстоит разо- браться. Европеоиды составляли основной массив карасунекого насе- ления. А раз европеоиды, значит, карасукцы не могли прийти в Минусинскую котловину с востока, они должны были прийти туда с запада. Вернее сказать, прийти-то они могли, ведь евро- пеоиды, по-видимому, жили в эпоху бронзы и в Туве, и в Мон- голии, по происхождение их все равно связано с территориями, которые, как оказывается, лежат далеко на запад от Алтае-Саян. Первая убедительная, надо сказать, аналогия: те народы Сред- ней Азии, которых антропологи объединяют в особый брахике- фальный тип и называют памиро-ферганской расой или, гораздо более неуклюже, расой Среднеазиатского междуречья. Кто хо- чет представить себе воочию, как выглядели карасукцы, должен поехать в Среднюю Азию и посмотреть на таджиков или ферганских узбеков. Круглоголовые смуглые люди с прямыми носами и умеренно узким лицом, с круглой головой — вот узбек или таджик, таким же был и житель Минусинских степей в эпоху поздней бронзы. Тот же физический тип характерен и для многих средневековых групп Средней Азии, жителей Средней Азии па рубеже н. э. — саков и усуней. Это очень древний, не- сомненно, восходящий к эпохе бронзы, очень широко распро- страненный тип, если можно так выразиться, классический для 250
многих народов Средней Азии. Не мепее широко рае пространен он и в Восточном Туркестане, где четче всего выявлен у уйгу- ров. Уйгуры, узбеки, таджики — современные потомки древних брахикефалов-европеоидов, а с ними, этими древними брахике- фалами, и хотелось прежде всего сопоставить антропологический тип карасукцев, а сопоставив, уже невозможно было отделаться от мысли об их родстве. Внимательно всматриваясь в археологи- ческий материал, разгадывая за традиционными характеристи- ками инвентаря археологических культур какие-то пока не вскрытые аналоги, удалось нащупать их н в карасукской куль- туре. Ведь не может же не быть никакого культурного сходства при физическом .родстве — это исключено. И действительно, сходная с карасукской керамика была обнаружена сначала в Киргизии и теперь все чаще встречается и в других районах Средней Азии. Все больше и больше раскрываются связи кара- сукского искусства с переднеазпатским. Что же такое тогда аналоги с восточной бронзой Монголии и далекого Китая — ведь они установлены для целого ряда ка- расукских металлических орудий, установлены твердо, не вы- зывают сомнений? Они говорят о культурном влиянии народов Внутренней Монголии п Северного Китая на карасукское насе- ление, не больше. Они пе поддержаны ни антропологическими связями, ни сходством в керамике — тем вероятнее их рассмат- ривать и объяснять как результат культурных контактов, вза- имовлияний, а не генетического родства. Это гораздо более на- дежно, чем заставлять древних людей без всяких видимых оснований совершать в исторических трудах длительные и тяжелые экскурсии из Северного Китая в Хакасию и обратно (как реакция на китайскую гипотезу, появилась п такая точка зрения — не менее, надо сказать, беспочвенная). Путешествие вещей объясняет сходство карасукской бронзы с китайской ни- чуть не хуже, чем переселение, но избавляет нас от домыслива- ния истории, от фантазий, которым нет никакого обоснования во всем, что мы сейчас знаем о карасукской культуре. Но происхождение населения этой культуры не сводится целиком и к переселению с запада, из Средней Азии или Вос- точного Туркестана, как думали раньше,— такая идея слишком суха, схематична, абстрактна, да позволят мне так выразиться, бестелесна, ею не охватывается полностью живая историче- ская действительность. Ареал круглоголовых европеоидов в эпоху бронзы был очень широк — мы уже убедились в этом. От Средней Азии и Восточного Туркестана, через Джунгарию, че- рез Туву он доходил, очевидно, до Внутренней Монголии, а мо- жет быть, включал и ее. Отсюда, с юго-запада, юга или юго-вос- 251
тока европеоидные брахикефалы могли переселиться на Абакан п Енисей, принеся свою культуру, свои традиции, свои ремес- ленные и производственные навыки, но обогатив их, впитав местные плодоносные соки культурных достижений афанасьев- цев и андроновцев п смешав их с влияниями высокой для того времени китайской цивилизации. Вот гипотеза, которая кажет- ся сейчас самой приемлемой, самой убедительной, самой все- объемлющей среди других, которая легко примиряет, на первый взгляд, противоречащие друг другу факты, а главное — снима- ет кричащее противоречие между археологическими и палеоан- тропологическими выводами, между выводами наук, которые тесно дружат и часто идут бок о бок в познании прошлого. На основе всего сказанного можно сделать следующий вывод: и в эпоху бронзы ходили люди на сотни и тысячи километров, а не только на заре истории, и в эпоху бронзы культуры форми- ровались в результате переселений людей, а не только в про- цессе постепенного автохтонного развития, и переселения эти увлекали большие людские массы, меняли этнические и лингви- стические карты огромных территорий, прерывали постепен- ность развития, разрушали цивилизации и строили на их месте новые. Плотность населения в эпоху бронзы и заселенность всей эйкумены, как и позже, не могли остановить неудержимую тягу к странствиям, не могли помешать естественному приросту и выталкиванию избытка населения, поискам земледельческих п пастбищных угодий, жажде завоеваний. Перешагивая через тысячелетия, подходим к эпохе Великого переселения народов. Кочевники гунны впервые приносят в Европу разрушение, прокладывают путь, по которому потом пойдут страшные полчища Батыя и Тамерлана. В IV в. уже нашей эры они добираются до Восточноримской империи и опус- тошают ее. На обломках раздавленной ими империи — послед- него оплота Древнего мира начинает расти новая эпоха в исто- рии человечества — эпоха средневековья. Но гуннское нашест- вие — не просто миграция одного народа, пусть далекая и массовая. Она всколыхнула многие народы Средней Азии, она бурей прошла через южнорусские степи, сдвинув со своих мест кочевые племена Южной России, она и в Западной Европе нарушила старые государственные границы и перекроила этническую карту. За переселением гуннов последовали много- численные переселения других народов, поэтому эпоха с Ш—II в. до н. э. по IV в. н. э. и называется эпохой Великого переселения народов. Она изучена хорошо, многочисленные ис- точники — среднеазиатские, византийские, грузинские, армян- ские, латинские — повествуют о гуннах и переселениях других 352
народов подробно и обстоятельно, основываясь на этих источ- никах. историки написали много трудов. Используется в них и археологический материал, хотя гунны почти пе оставили ни в Средней Азии, пи в Южной России, ни в Западной Европе па- мятников, которые достоверно можно было бы сейчас увязать с пх пребыванием там. Пх пока не могут найти, несмотря па са- мые тщательные археологические поиски. Мы рассмотрим палеоантропологические находки этого времени не только пото- му, что эпоха больших миграций — интересная для пас с вамп тема, читатель, но и потому, что они открывают новые стороны изучаемого периода, позволяют неожиданно увидеть постепен- ное назревание континентальных миграций, по-иному предста- вить масштабы и место эпохи Великого переселения в истори- ческом развитии человечества, раздвинуть ее хронологические рамки, словом, понять ее в большей исторической конкретности. На предыдущих страницах я разными путями, прибегая и к прямым, и к косвенным аргументам, доказывал, что в Туве в эпоху бронзы жили европеоиды, не жалея при этом страниц на доказательства, потому что очень уж важен этот факт для исто- рии Центральной Азин, принципиально важен. Но уже в эпоху скифскую... Она получила свое наименование не потому, что скифы жили в Туве — понятно, что их там не было, а потому, что скифы с их богатой и высокой культурой, замечательным искусством, скифы, так подробно описанные отцом европейской историографии Геродотом и воспетые, как символ всей русской .древности, Блоком, дали наименование всему периоду, когда спи жили. И памятники VIII—V в в. до п. э.. где бы они ни былп открыты — на Кавказе пли в Забайкалье — все называются скифскими, хотя не имеют к скифам никакого отношения: слово «скифский» означает не культурную принадлежность, а лишь время, к которому относятся древние могильники и стоянки. Так вот, черепа из погребений VIII—V вв. до н. э. в Туве, кстати сказать, содержавших своеобразный инвентарь п резко отличных от погребений без вещей (помните? — они уходят своими корнями в эпоху бронзы), уже с заметной монголоидной примесью — это бесспорно. Запечатлеем в своей памяти этот факт, пока не давая ему никакого объяснения. То же п в Ми- нусинской котловине — знаменитая татарская культура скиф- ского времени, та самая, население которой было так многочис- ленно, что оставило тысячи, а может быть, и десятки тысяч курганов с громадными камнями, торчащими и сейчас повсеместно и придающими нрпенисейскому и прпабакапскому пейзажу неповторимое своеобразие и очарование, культура, от- лично изученная, создана европеоидным народом. Сотни черепов
измерены пз татарских курганов — и в подавляющем большин- стве это черепа европеоидов. Но если просматривать подряд полки в Минусинском музее, где хранится самая большая кол- лекция черепов из татарских курганов, можно заметить среди них и несколько монголоидных черепов, нетипичных для серии, резко отличных от остальных. Первая мысль — это черепа пз погребений татптыкских, более поздних курганов, ведь тагор- ская культура дожила до III в. до н. э. Однако внимательная проверка датировки подтверждает: перед нами черепа середины I тысячелетия до н. э. Монголоидная примесь п здесь появилась в скифские времена и потом постепенно, медленно, но неуклон- но увеличивалась до рубежа н. э. Запомним и этот факт пока без объяснения. На Алтае, особенно в предгорьях, где лежит путь на люби- мое туристами Телецкое озеро, культура совсем другая. Здесь уже влияние скифского мира, собственно скифов чувствуется во всем — в форме оружия и орудий, в украшениях, в конском убранстве, в обряде погребений. Вечная мерзлота сохранила бы для нас в непотревоженном виде все погребения в больших за- сыпанных сверху камнями курганах, как бы запечатлела на фотопленку все похороны, если бы не грабители. Но они разру- шили и погубили древние вещи лишь частично. В применении к этим огромным курганам слово «скифский» уже не означает просто’ хронологическую принадлежность — оно полно и более глубокого смысла, выражая родство, пусть дальнее, с европей- скими скифами. В погребениях — не только скелеты, как обыч- но: мерзлота сохранила мумии древних жителей Алтая. Почти все они — европеоиды, хотя и отличаются от тагарцев. Но п здесь в самых ранних курганах, относящихся к VI в. до н. э., найдены черепа монголоидного облика — настолько монголоид- ные, что они бросаются в глаза даже профану: с огромным плоским лицом, плоским носом, низким переносьем, высокими орбитами, низкоголовые. Это не просто монголоиды — это мон- голоиды, относящиеся к центральноазиатской ветви монголоид- ной расы, такие же антропологически, как современные монго- лоиды и буряты, люди, бесспорно переселившиеся на Алтай пз Центральной Азии. Перебираемся с Алтая в Казахстан — перед нами тот же антропологический состав древнего населения скифского вре- мени во всех районах: почти все население европейцы, но среди них — отдельные люди монголоидного облика, также несомненно переселенцы из Центральной Азии. Монголоидные признаки выражены у каждого вполне четко, их еще не успели растерять в европеоидном окружении; эти люди, по-видимому, недолго 254
жили в среде европеоидов, словом, мы наталкиваемся па них сразу же после их переселения. Та же картина в Киргизии п многих других районах Средней Азии, та же картппа. наконец, и в южнорусских степях, где громадные раскопки заведомо скифских могильников в Причерноморье и на Украине неизме- римо обогатили палеоантропологические материалы, раздвину- ли наши знания и позволили заметить то, что незаметно было доселе, монголоидную примесь и у скифов. Итак, широкий пояс евразийских степей, протянувшийся от Украины до Тувы, на век — на два раньше середины I тыся- челетия до н. э., заволновался, через него потянул ветерок с востока, население этого пояса стало впитывать этнические вли- яния центральноазиатского происхождения, среди европеоидов появились люди какого-то чужого, малознакомого облика — с жесткими черными волосами и раскосыми глазами, скуластые, плосконосые, толстогубые. Этих людей было мало, единицы, по потом, к началу п. э. их количество стало увеличиваться. Как соотносится этот твердо устанавливаемый палеоантропологией факт с Великим переселением народов ла рубеже н. э.? Он сви- детельствует о многом этому переселению предшествовали какие-то, пока не устанавливаемые ни историческими источни- ками, ни археологическими материалами, этнические передви- жения с востока на запад, отдельные немногочисленные, но по- стоянные проникновения кочевников-монголоидов до Украины, авангард миграции гуннов. Антропологический материал дал возможность отодвинуть начало эпохи Великого переселения на три-четыре века и убедительно, даже неоспоримо показать, что она явилась закономерным завершением исторических про- цессов, начавшихся много раньше. Задача историков теперь — ответить па вопрос, какой сам собой вытекает пз этого необычай- но важного, открывающего огромный и интереснейший подтекст в уже изученном явлении вывода — в чем причина этих движе- ний, почему жители Центральной Азии и Забайкалья стали просачиваться на запад начиная с VII—VI вв. до н. э,. кто были эти люди, на каких языках они говорили? Собственно, это даже не вопрос, а целая группа вопросов, и ответы на них потребуют многолетней работы, поисков новых источников, исторических и археологических, переориентировки мышления. А для нее очень существен, очень важен и сам вывод, который можно сделать сейчас,— и 2500 лет тому назад, как и в эпоху бронзы, неолита, палеолита, народы переселялись на тысячи километ- ров, и антропология открывает нам все новые переселения, скрытые вечным движением времени. Перешагнем еше через полторы тысячи лет. Чудовищная
гроза татаро-монгольского нашествия пронеслась над русской землей, зажгла костры из городов, затопила потоками алой кро- ви деревни. Обезлюдела земля, и дикий лес зашумел там, где колосились раньше хлеба. Но ханские баскаки ухитрялись вы- бивать дань даже из этой земли, пока сила народного духа и патриотизм пе разрушили кровавую зависимость от татарских феодалов. Красочными рассказами о подвигах и героизме рус- ских людей в битвах против Батыя и Мамая полны русские летописи, о них написаны насыщенные высоким гражданским пафосом труды историков, о них взволнованно и торжественно говорят учителя на уроках истории в школе. Казалось бы, что можно прибавить к этому, чем можно обогатить наши представ- ления об этой трагической, кровавой и мужественно прекрасной эпохе в истории Русского государства, которое тогда только еще нарождалось в муках, скорби и взлетах патриотического духа? Оказывается, можно, но для этого нужно было запяться таким прозаическим, далеким, на первый взгляд, от жизни делом, как измерение черепов. На Украине, в Херсонщине, открыли и рас- копали могильник — поразительным оказался кусок древней жизни, снятый точно на моментальную фотографию. Собствен- но говоря, слово «древний» к не.д „ не очень подходит — 500 лет тому назад умерли люди, похороненные в этом могильнике. Но антропологов потрясло, какие это были люди,— насколько они оказались широколицы, скуласты, плосконосы. Типичные мон- голоиды, и это в XV в. н. э., когда, казалось бы, уже не осталось в пределах Русского государства монголо-татар, когда уже сто- летия прошли после Куликовской битвы. Даже психологически трудно поверить в реальность открытого, а поверив, нужно сде- лать усилие, чтобы примириться с ним. Но упрямство факта в том и состоит, что он существует и будет существовать, как бы ни восставала против него вся наша логика,— и его приходится принять. Да, отблески страшного пожара, бушевавшего на Руси три века, сохранились много дольше, чем мы привыкли думать. И все же были они случайны, слабы, это был свет умирания — не оставили они никаких следов в антропологическом типе ко- ренного населения, нет у украинцев монголоидной примеси. Другой пример — уже не Украина, а далекий восток русской земли, территория нынешней Марийской автономной респуб- лики. Опять XV век, опять могильник, раскопанный, как обыч- но копаются так называемые рядовые, ничем не примечатель- ные могильники, и опять неожиданность — три десятка скелетов, повторяющих тот же антропологический тип, какой был характерен для населения Золотой Орды. Такая же или почти такая же группа населения, что и на Украине, жила в 256
Верхнем Поволжье. Золотоордынское государство сохраняло и культивировало те щупальца, которыми охвачена была Русь после татаро-монгольского нашествия. Но щупальца постепен- но отваливались одно за другим, и не осталось от них никаких следов — в составе современных марийцев монголоидная при- месь очень значительна, но восходит она, как доказано многими исследователями, к древнему населению Западной Сибири, а не к этническим группам, переселившимся из Центральной Азии. Таким образом, и этот исторический эпизод, вскрываемый ан- тропологией, как и предыдущий, свидетельствует о продолжи- тельной, даже более продолжительной, чем думалось раньше, но эфемерной власти татаро-монголов над народами Европей- ской России. Разве не говорит все это о широких воз- можностях антропологической науки вносить новое в освещение уже хорошо известных, устоявшихся, канонизированных исто- рических событий, открывать исторические тайпы, недоступные другим наукам, не поддающиеся усилиям их методов расшиф- ровки? И особенно тогда эти возможности могущественны, когда речь идет о расшифровке событий, сопровождавшихся мигра- циями населения, или, наоборот, сопровождавших сами эти миграции. Эпоха Великого переселения народов расширилась во времени после антропологических штудий, эпоха татаро-мон- гольского нашествия расширилась не только во времени, но и в пространстве — татаро-монгольские гарнизоны стояли даже в Верхнем Поволжье. Но распространившись так широко, они бы- ли изолированы от местного населения непробиваемой стеной ненависти и не оставили следов ни в крови, ни в культуре. Я очень надеюсь, что, читая эту главу о роли переселений людей в мировой истории, читатель все время помнил о том, что доказывалось в главе предыдущей: преемственность поколе- ний — основной закон исторического процесса, проходящий че- рез всю историю с палеолита до современности. На каждом мате- рике историческое развитие шло в основном в его границах, и многие современные народы восходят корнями своими к верхне- палеолитическим предкам, которые жили в тех же областях, где живут сейчас их потомки. Но на окраинах ареалов больших рас и в пределах материков немалую роль сыграли и переселе- ния народов. Антропологически изучается древнее население — и открывается соотношение между автохтонным развитием п миграциями, их местом в историческом процессе, соотношение, вечно меняющееся, непостоянное и потому особенно трудно уловимое. Антропологию можно поблагодарить за то, что она помогает уловить его в различные эпохи, по благодарить от име- ни всех, интересующихся прошлым. 9 В- И. Алексеев 257

кто мы? Да, скифы —мы! Да, азиаты —мы,— с раскосыми и жадными очами! Блок
Этногенез, происхождение народов, — одна из увлекатель- нейших тем науки. Археологи и лингвисты, этнографы и исто- рики, фольклористы и искусствоведы — все занимаются этно- генезом, все хотят найти предков современных людей, облечь их в плоть и кровь. Да и только ли они? Трудно представить себе даже, что можно сделать, изучая домашних животных, в пробле- ме этногенеза, а тем не менее это соприкасающиеся области: изучается происхождение домашнего скота или лошадей, и тем самым исследователь нащупывает часто дорогу к неясным, скрытым этническим связям. Или топонимика: названия мест, речек, озер, лесных урочищ могут быть непонятны живущим там людям, не расшифровываться с помощью их языка,— зна- чит, они занимают территорию другого народа, который был здесь до них. Уж на что специальным, узким по своему значе- нию, мелкотемным кажется поиск названий рыб, а знаменитый географ и ихтиолог Лев Семенович Берг красиво использовал их для выяснения славяно-германских этнических взаимоотноше- ний. Или... да эти «или» можно было бы перечислять до беско- нечности, но и так ясно: этногенез — проблема комплексная, проблема, если можно так выразиться, не внутринаучная, а межнаучная, проблема стыка и перехлеста разных данных и методов. В этом ее устрашающая сложность, но в этом же и неотразимая привлекательность. Формально она приписана к этнографии, но занимаются ею или тянутся к ней все, и антро- пологи не составляют исключения. Наоборот, для работающих в 260
этнической антропологии этногенетическая тема является одной из центральных, тем фокусом, в котором аккумулируются все исследовательские усилия. Этногенез — проблема сложная и хитрая, таящая в себе мно- го скрытых подводных камней. В ней сложности проистекают не только за счет сложности самой проблемы, ее многообразия, шпроты, многотемностп, но и за счет обманчивости результатов, которые могут увлечь на ложный путь, заманить в чащобу зыб- ких предположений, как часто п бывает, пз-за крайней причуд- ливости и несопоставимости получающейся информации, когда приходится выбирать что-то одно. И вот в этом выборе и лежит секрет успеха — здесь и такт, п чувство меры, и эрудиция, и исследовательский талант проверяются придирчиво п много- ступенчато, здесь легко соскользнуть в пропасть беспочвенных догадок, но можно при осторожности и собранности постепенно карабкаться вверх, добиваясь все большего п большего прибли- жения к истине. Антрополог находится здесь и в лучшем, и в худшем положении, чем остальные, одновременно. В лучшем — потому, что в антропологическом типе народа ближе, полнее отражается его происхождение, его генезис; в генах потомков живут гены предков не только последнего, но и десятков, иногда и сотен предшествующих поколений, смешение рас, прилитие чужой крови, самые интимные тайны связей с другими народами сразу фиксируются иа века полно п непо- средственно. Ничто не выпадает поэтому пз поля зрения. В теоретических статьях по этногенезу пишут даже, что главное, основное преимущество антропологического материала перед всеми другими видами исторических источников заключается в том, что антропологический тип нс может проникать в новые области без своего физического носителя — людей. Отражение, следовательно, как будто полное — распространение антрополо- гических признаков отражает движение народа. Это, на первый взгляд, очевидное положение на деле не совсем верно — ведь гены могут передаваться не только непосредственно при пере- селениях, но и через браки, а эти одинаковые по своим резуль- татам явления имеют разное историческое значение. Но все же связь антропологического типа с его носителями несомненно полнее, теснее и глубже, чем связь с ними отдельных элементов культуры или языка,— культурные элементы могут теряться, люди могут переходить на другой язык; все эти подводные кам- ни в проблеме этногенеза подстерегают историка на каждом шагу. Однако еще труднее, чем историку, бывает антропологу тогда, когда в силу изолированности изучаемого народа, интен- сивности расообразования, разного влияния среды или других 2G1
каких-либо причин быстро начинают изменяться антропологиче- ские признаки, усиливаются, как говорят генетики, мутации ге- нов, когда прямое сравнение результатов изучения разных народов невозможно и нужно строить логический мост, иногда целую цепь умозаключений, чтобы связать их. Тогда антрополог должен быть все время начеку и учитывать такие факты, зако- номерности, явления, которые вносят дополнительные и иногда даже трудно преодолимые осложнения во всю работу. Поэтому- то п много до сих пор коварных, неразрешимых вопросов в происхождении любого народа, к которым никак не подберешь ключа п которые не поддаются никаким умственным усилиям. Во второй половине прошлого века было просто — даже в первых антропологических классификациях вперемежку фигу- рировали физические признаки и языковая принадлежность. Именно с тех времен остались выражения, которые нет-нет да и мелькнут даже сейчас в сочинениях профанов или расистски мыслящих ученых,— индоевропейская раса, славянская раса, тюркская раса. Всегда было ясно, что язык и физические при- знаки не одно и то же, но связь их, нерушимая, не распадаю- щаяся ни при каких условиях, казалась бесспорной. Тогда схе- ма, которой руководствовался антрополог, приступая к любой этногенетической работе, была логически совершенно элемен- тарна: для народа характерен какой-то антропологический тип; например, русские ученые много ума и остроумия потратили, пытаясь составить характеристику антропологических типов исконного славянина и исконного финна. Этот тип — неотъем- лемое свойство народа не только сейчас, когда мы его изучаем, он был ему свойствен и тысячелетия назад, не изменялся, не развивался, с ним ничего не происходило. Поэтому поиск этно- генетических истоков народа оборачивался больше количествен- ными усилиями, так как нужно было сделать перебор всех имеющихся материалов и найти среди древних серий черепов такую, антропологический тип которой совпадал бы с типом исследуемого народа. Если это было сделано — люди археоло- гической культуры, к которой относилась подходящая серия черепов, объявлялись предками народа. Верно, просто? Да. Допустимо? Да, в отдельных случаях допустимо, так как грани- цы народа и антропологического типа редко, но все же совпа- дают. Правильно? Нет, неправильно в самой основе своей. Когда просматриваешь работы конца прошлого — начала нашего века, когда внимательно следишь за мыслью наших предшественни- ков, за их поисками, ошибками, неудачами и счастливыми на- ходками, за самым интересным, что есть в жизни и творчестве любого ученого — за нх сомнениями, диву даешься, просто 262
поражаешься пх терпению. Данных было немного, но они и тог- да не очень укладывались в эту схему, а схема царила, она бук- вально сковала умы, она казалась такой логичной и полностью соответствующей здравому смыслу, что отказаться от нее не бы- ло никакой возможности. И титанические ухищрения логики, бездна эрудиции годами и десятилетиями растрачивались на то, чтобы привести всю информацию в согласие с этой исходной предпосылкой, десятки дополнительных гипотез создавались и отбрасывались, иногда менялись даже исходные антропологи- ческие характеристики народов, одним словом, создавались и разрушались концепции в угоду одной, с которой и нужно было начать разрушение. Схема одна раса — один народ и, наоборот, один народ — одна раса оказалась на редкость живучей, как ящерица, у ко- торой отрывают хвост, а на его месте отрастает второй. Напору грандиозной лавины фактов, которые выпирали из нее, не хо- тели сжиматься и утрамбовываться, чтобы быть в нее втисну- тыми, которые грозили взорвать ее изнутри и смести облом- ки,— вешнему потоку фактов, который нес смерть этой схеме.—- она противопоставила завидную изворотливость и, обворожи- тельно кокетничая с идеологическими и политическими течения- ми начала века, обрела в них мощных союзников. Всегда плохо, когда в объективное решение научных споров врывается политическая доктрина, когда мерилом истины является не его величество факт, а соответствие идеологической концепции. Здесь альянс между наукой и идеологией оказался страшным, так как безобидная идея равенства языка и расы обернулась вредоносной идеей неравенства рас. Это было очень удобно — воспользоваться строго научной академической гипотезой и при- способить ее для защиты, обоснования, оправдания совсем не академических аппетитов. Если язык, читай то же самое — народ и раса совпадают, однозначны в своих проявлениях, то очень легко, доказав неравенство рас, доказать потом и нера- венство народов, а дальше еще один шаг, и готово утвержде- ние — высшие народы должны управлять низшими. Сначала эта доктрина была довольно робка — европейцы должны управ- лять африканцами и азиатами, негры должны находиться в рабском подчинении у белых американцев,— дальше опа не шла. Но в конце девятнадцатого и в двадцатом веке, перед цервой мировой войной, политические страсти накалились, зло- вещие тучи затянули идеологический горизонт, мания подмять другие народы распространилась на ближайших соседей, и, как из рога изобилия, посыпались сочинения о высших и низших расах, о высших и низших народах в самой Европе. Читатель, 263
верно, не заоыл, что некоторые немецкие антропологи писали об эстонцах как о чистых монголоидах и доказывали преиму- щества северной расы перед всеми другими. Не молчали и фран- цузы, но им выгоднее было отметить знаком Зодиака альпий- скую расу, распространенную в Швейцарии и Северной Фран- ции,— темноглазую и темноволосую. Осторожные ученые, да и просто трезвомыслящие люди дав- но заметили это превращение идеи, одно из бесчисленных превращений, вообще претерпеваемых идеями на протяжении истории. Одних это настроило скептически, других отпугнуло, третьих устрашило — в результате появилась контридея, контр- схема, согласно которой между народами и расой вообще нет никакой связи, это абсолютно разные, ничуть не зависимые друг от друга явления и рассматривать их вместе опасно, а иногда и преступно. В некоторых теоретических и исторических рабо- тах советских антропологов такая точка зрения была названа буржуазно-либеральной — это вряд ли правильно: либеральная буржуазия — четкое понятие, историческая категория, приуро- ченная к вполне определенному периоду в истории капитализ- ма, а нигилистическая идея полного отсутствия связи народа п расы защищается многими и сейчас. Но так или иначе, идея эта распространилась, завоевала сторонников и сыграла в об- щем прогрессивную роль в какие-то годы. Да иначе н быть не могло: вместо подгонки фактов под предвзятую и обветшалую схему — смелое признание их исключительности, их очевидного несоответствия этой схеме, вместо политического угодничества, оправдания колониальных захватов и захватнических войн с со- седними народами — политическое свободомыслие, отрица- ние права народов на захваты и колониальную власть, вместо гибельной практики уничтожения целых народов — строгая объективная беспристрастность, сопровождавшаяся осуждением колониальных войн и защитой прав малых и слабых народов на самостоятельную жизнь, самоопределение, автономное культур- ное развитие. Но в научном отношении эта нигилистическая концепция была абсолютно тупиковой, не менее, если не более тупиковой, чем смененная ею идея полной связи языка и расы, парода и расы. Новая концепция вообще, в принципе отрицала возможности антропологии в этногенетических штудиях, отказы- вала ей даже в скромных попытках заняться этническими про- цессами и историей народов, на корню подрезала самые благие и продуманные, самые бесстрашные и подготовленные начи- нания антропологов. Место необоснованных надежд заняли скепсис и безверие. Трудно назвать философа или антрополога, который открыл 264
п впервые сформулировал простую истину,— причинной законо- мерной связи между языком п расой, народом п расой пет. не определенное соотношение между швы, определенное в каждом случае совпадение их существует. В состав парода входит не- сколько антропологических типов — к этому привели все много- численные непредвзятые наблюдения, все исследования антро- пологии разных народов; наоборот, один антропологический тип может входить в состав разных народов, даже говорящих на языках различных языковых семейств, очень далеких друг от друга. Но коль скоро выявлен антропологический состав, имен- но состав, а не тип (само понятие антропологического состава появилось, очевидно, сразу же, как поверили в неравяовели- кость народа и типа), изучение происхождения каждого пз вхо- дящих в состав народа типов открывает какую-то страницу ис- тории самого народа, снимает тени с забытых событий, бросает свет в укромные уголки прошлого, куда не забираются другие науки. Идея такого подхода, идея, наверное, коллективная, так сказать, научный фольклор, творимый многими специалистами сразу и поэтому быстро распространяющийся в умах и крепко в них оседающий,— сразу же открыла просвет в этнической антропологии, в расоведении, ведущий к истории, опять воскре- сила, но уже на новой основе и на новом уровне, этногенетиче- ские изыскания, опять пробудила у антропологов веру в свою науку, вернее сказать, в ее связь с историей и этнографией, в ее полезность для них. Утилитаризм в науке отражает очень при- митивное представление о ее месте в жизни, но практическая значимость исследовательских результатов небезразлична любо- му ученому, а в связи с другими науками, во взаимопомощи, в обмене идеями часто и выявляется эта практическая отдача, выходящая за пределы самой науки. Поэтому и теоретическая перспективность нового подхода, и возможность работать, иссле- довать, думать, получать конкретные результаты, им обуслов- ленная,— все это вызвало к жизни кипение мысли в сфере этно- генеза, значительно расширило и усилило изучение этнической антропологии в разных странах, кинуло людей на поиски новых могильников и обработку палеоантропологических коллекций. Где, в чем первопричина этой открывшейся возможности со- вместной работы антрополога и историка, антрополога и архео- лога, антрополога и этнографа, антрополога и языковеда, корот- ко говоря, антрополога и любого специалиста, занимающегося историей народов и их культуры? Где, в чем причина соприкос- новения столь разных наук, относящихся к разным ветвям в лю- бой самой общей классификации научных знаний? В том, оче- видно, что явления, которые изучаются этими областями знания,. 265-
где-то соприкасаются, пересекаются их границы, взаимно зацеп- ляются сферы действия. Первый и основной вопрос: почему происходит контраст разных явлений — языка и расы, культуры и расы, народа и расы? Второй — как он происходит, что в расе наиболее тесно связано с историей, а что с биологией и, наобо- рот, что связано с биологией в языке, почему что-то совпадает, пусть случайно, в развитии культуры, этнического лица народа с развитием историко-биологической категории — расы? Итак, сначала ответить на вопрос, какая общая причина пересечения в истории народов таких разных их характеристик, как язык и культура, с одной стороны, антропологический тип, с другой, есть ли это пересечение случайно, стихийно, бессистемно, пол- ностью хаотично; потом ответить на вопрос, каковы конкретные формы этого пересечения, в чем оно практически проявилось и проявляется в ходе истории,— только после этого откроется путь к детальному изложению достижений антропологии на попри- ще этногенеза, путь иллюстрации, доказательства выдвинутого положения о большом значении антропологических данных в выяснении происхождения и генетических связей народов, путь, на который мы уже вступили в предыдущих главах, но по кото- рому предстоит еще немало пройти. Для ответа на первый из этих вопросов нужно вспомнить еще одну науку — географию. Именно в земле, в территории, в географической среде, на которой разыгрываются все историче- ские события, лежит разгадка таинственной связи языка и ра- сы, расы и культуры. Представляете вы себе, как развился язык? Начальное прошлое его теряется во тьме времени, но ясно, что в распространении языков по земле и тогда был порядок, языки не просто чередовались чересполооно, случайно соприкасаясь, а имели каждый свои ареалы. То, что специфично в языке, что живет только в нем,— его грамматика, синтаксис, лексика, ори- гинальность его структуры и словарного состава — либо увели- чивается, расцветает со временем, либо уменьшается и снижает- ся, но отделяет людей друг ют друга невидимым, но мощным барьером; это прокладывает границу между культурами, со- здает культурную и языковую изоляцию, а следовательно, и изоляцию брачную — препятствует заключению браков и вызы- вает обособление и в физических признаках. Поэтому там, где в древности, на самых ранних этапах истории человечества, проходил языковый барьер, он был непреодолим и с ним вместе вставал и барьер для заключения браков — граница между раз- ными антропологическими типами проходила там же, где и граница между языками. Читатель увидел эту фразу и поверил автору — ну что же, 266
проходила так проходила, в этом нет ничего удивительного, яс- но, что первоначальное, самое раннее, так сказать, первичное дробление человечества одинаково отражалось и в языке, и в антропологическом типе. Но специалисты могут и возразить — ведь для советской антропологии краеугольным камнем, святая святых стало утверждение о несовпадении антропологической и языковой группировок человечества. Я п не л одни маю на неге руку и спешу заверить п просто любознательных читателей, и специалистов, что для меня это положение тоже незыблемо... нс с одним ограничением, с одной оговоркой, которую забыли сде- лать в пылу увлечения, когда открывали п доказывали новую истину: да, границы расы и языка пе совпадают (это всеми за- щищаемое положение), но они совпадали в глубокой древности (это необходимое к нему добавление). Потом язык п раса изме- нялись и развивались по своим законам; разные по физическим признакам люди заключали браки, у них рождались дети, похо- жие и на мать, и на отца, но если у родителей родной язык был разный, то дети выбирали один или другой, а не какой-то сред- ний, которого просто не было. Так нарушалось совпадение границ от поколения к поколению, от народа к народу — в конце концов сейчас ничто не напоминает о былом порядке, и карты антропологических типов и языков не имеют нипего общего. Переход от одной системы измерений к другой, от карты к карте непрост, он требует часто ловких логических пируэтов, усилий эрудиции, расшифровывающих иксы, заполняющих не заполненные ничем пустоты. Но все же если среди серии чере- пов попадается центральноазиатский монголоид — можно с большой долей вероятности, даже уверенности утверждать, чти он сам или предки его говорили на одном из тюркских пли мон- гольских языков. Если среди узколицых, грацпльных, низкорос- лых и миниатюрных людей, которые жили в древности в Перед- ней Азии, мы в одном могильнике натолкнулись на скелеты вы- сокого и мощного населения,— можно с большой долей вероят- ности, даже уверенности утверждать, что перед нами следы на- рода северного происхождения. Если два народа живут рядом, различаются своими физическими чертами и языком, но в ант- ропологическом составе одного есть примесь антропологического типа другого, примесь, образовавшаяся не за счет поздних бра- ков, а древняя, исконная,—можно с большой долей вероятно- сти, даже уверенности утверждать, что часть предков этого на- рода говорила на языке соседа. Если... примеры, однако, можно приводить до бесконечности, но не в них дело — ясно, что взаи- моотношения между антропологическим типом и языком п в 267
древности иылп сложные, что поэтому вскрывать их прежнюю связь под ровным покровом полной независимости одного от другого трудно, что готовых рецептов здесь нет и вряд ля они когда-нибудь будут. Я во всяком случае абсолютно не верю в по- явление таких рецептов и вместо них больше надеюсь на логи- ческую изобретательность, интеллектуальное мужество, то ка- чество человеческого ума, которым он неизмеримо превосходит самую совершенную кибернетическую машину, находящую це- лесообразное решение путем перебора вариантов, и которое можно назвать общей оценкой ситуации. В основе всех этих бу- дущих поисков п решений, как и настоящих, лежит, повторяю,, былая связь между антропологическим типом и языком, не при- чинная, не закономерная, а связь через общую территорию, об- щий ареал формирования и языка, и типа. Надо, однако, с прискорбием сознаться, что там, где седая древность ограничивала и ограничивает кардинально возможно- сти точного знания, язык, правильная отгадка его, если нет письменных памятников (а много ли их известно вообще, отно- сящихся, скажем, к эпохе бронзы!), превращаются в нечто эфе- мерное, зыбкое, почти неуловимое, в нечто такое, что граничит больше с озарением и знахарством, чем с познанием. Но есть це- лая область, обширная сфера фактов, которые устанавливаются точно, которые объективны, вещественны, убеждают зримо самим своим существованием,— это материальная культу- ра народа, сфера этнографии и археологии—той же этно графин, опрокинутой в прошлое. Но не только материальную- культуру изучают археологи — погребальный обряд, например,, фиксируется не менее точно, а ведь это уже идеология, представ- ления о человеческой душе и мире, о месте человека в нем, словом — мысль, словом — философия, словом — надстройка, а не базис. А какие-нибудь обычаи древних народов, отразившиеся в археологических фактах, овеществленные в их реальном бы- тие,—это тоже надстройка. И когда археолог группирует их^ выделяет варианты и наводит порядок в море типов археологи- ческого инвентаря, характеризует, как принято говорить на со- вещаниях и писать в научных трудах, археологическую культу- ру, он не ограничивается только материальным бытием опреде- ленного народа как группы людей, он проникает и в их духов- ную жизнь, включает ее в полную характеристику культуры,. Когда этнограф находит и типизирует общее в культуре разных народов, выделяет историко-этнографическую общность или хо- зяйственно-культурный тип, он не ограничивается постройками и одеждой людей, их орудиями труда п предметами быта, он го- ворит о народном искусстве и фольклоре, он не только исследует 268
.духовное начало народов, но и кладет психический склад, духов- ную культуру в основание выделяемых им категории. Как же соотносятся друг с другом типы археологической и этнографи- ческой классификаций? Это одно и то же, лишь различающееся временем и характеризуемое в одном случае археологическим, в другом — этнографическим материалом, или это разные явле- ния, а следовательно, п разные понятия,— вот в чем вопрос. Если одно — откажемся от половины терминов, например, or термина «археологическая культура», мы не археологи п не свя- заны традицией, будем говорить об историко-этнографической общности и только о ней в современную эпоху и в неолите; если одно — то только об отношении этой общности к антропологиче- скому типу и стоит говорить. Но если археология и этнография выдвигают разные понятия — один вопрос превращается в не- сколько. Сам термин «историко-этнографическая общность» предпола- гает многое — то типовое, что отражает историческое, те общ- ности культурных п этнических традиций, которые целиком вы- званы единым происхождением, одним словом, общность по про- исхождению. Покрой одежды и расположение мебели в доме, устройство самого дома и орнамент, которым украшают посуду, народные напевы и пища, земледельческий календарь и ското- водческая терминология, красочные узоры многоцветного тканья и серые, ничем не примечательные глиняные горшки - везде пробивается общность происхождения, ее не скрывают ни мате- риал, из которого делаются орудия и украшения, ни влияния соседних культур. Общее происхождение, если только оно дей- ствительно общее, не самообман энтузиаста, не беспочвенная гипотеза, а реальность, факт, прошлое, бывшее действитель- ностью,— его ничем не скрыть, оно видно во всей культуре, п этнограф заботливо собирает следы общего происхождения, при- бавляет их один к другому, суммирует их, чтобы под личиной огромного многообразия культуры современных народов выя- вить объединяющую их основу. Такая основа, такая общность происхождения должна совпадать и действительно совпадает с языковой. Ну, а «хозяйственно-культурный тип»—что находим мы в этом термине и какое явление или совокупность явлений скры- вает он? Видно, что речь идет уже о другом —• об общности хозяйства, о таких особенностях культуры, которые возникают и у неродственных народов и при одинаковом уровне хозяйства, и при жизни в сходных условиях. Это другая сторона, другой полюс; здесь подчеркивается не общность происхождения, а общ- ность жизни, и причина ее какая угодно—географическая, стадя- 269
альная, но только не генетическая, не общий корень, не единый исток. Примеров тому — тьма. Если народы Средней Азии, например, группировать по единству происхождения, то мы выделим в первую очередь тюркские народы — казахов, кирги- зов, узбеков, каракалпаков, туркмен и иранские народы — таджиков, памирское население. Но по типу хозяйства равнин- ные таджики больше похожи на узбеков, чем на памирцев, а памирцы напоминают киргизов высокогорных районов Тянь- Шаня. В Сибири хозяйственно-культурный тип тайги — это п тюркоязычные якуты, и тунгусоязычные эвенки, и своеобразные по языку юкагиры. А хозяйственно-культурный тип охотников тундры — лопари, ненцы и чукчи. Недаром некоторые исследо- ватели выделяли любую северную культуру сибирской тундры, включали в нее иногда и американскую тундру, называли эту культуру циркумполярной, но это не культура в полном смысле слова, не историко-этнографическая общность, не единые истоки происхождения, а скорее всего лишь влияние среды, суровой и жестокой, неизбежная необходимость приспособиться к ней, детерминированное негостеприимным климатом и бедной при- родой хозяйство. Таким образом, народы, входящие в историко-этнографиче- скую общность,— братья по крови; народы, входящие в хозяй- ственно-культурную общность, — соседи с одинаковым хозяйст- вом, перенявшие его друг у друга пли пришедшие к нему самостоятельно. Заветная мечта каждого археолога — найти такие детали в погребальном инвентаре или на стоянках, чтобы по ним сразу можно было сказать: родственные народы перед тобой или не родственные и каким народам родственные. Мечта эта остается пока не осуществленной, как и многие другие мечты человече- ства. Научные работники, которые, казалось бы, должны отли- чаться трезвостью, умеют мечтать не хуже других людей, а иногда и сильнее, и поиск ведется с неослабевающей энергией. Не всегда он успешен в каждом отдельном случае, не всегда плодотворен — бывает и так, что археологи выделяют культуру, она охватывает большую область, начинает трепетно биться мысль над тем, какой народ или какие народы оставили эту культуру, а потом наступает жестокое разочарование: историко- культурная общность при внимательном, придирчивом рассмот- рении оказывается общностью хозяйственной. У археолога меньше данных, чем у этнографа, и он поэтому не застрахован от ошибок такого рода, но непрерывное движение археологиче- ской мысли идет именно в этом направлении — поисков все более мощных, действенных, эффективных критериев для выделения 270
археологических культур и отделения их от хозяйстве иных типов. В идеале археологическая культура — это обнаружен чая на другом материале, выявленная другими методами историко- этнографическая общность. Это контуры древнего родства, связывавшего людей и народы прошедших поколений и престу- пившего теперь сквозь их могильники и стоянки. Сопоставляешь антропологические типы п пх ареалы с ареа- лами историко-этнографических и хозяйственно-культурных общностей и сразу же замечаешь отдельные, очень редкие островки совпадений — Центральный Кавказ, например, час- тично горные районы Балкан. Чаще всего это совпадение там, где с историко-этнографической общностью, ее контурами не совпадает географическое распространение языков, где какой-то народ приобрел свой язык недавно. Но много и разных, также сразу заметных несовпадений, особенно часты онп прп много- образии антропологических типов народа, сложном этническом составе, сложной истории. Когда-то, как и с языковыми семьями, когда они впервые складывались, территория, ареал были такой цепью, которая приковывала их к распространению антропологических типов. Но законы истории разрушили цепь, бурные события, миграции, войны, заселение новых материков, освоение пустынных земель смешали карты, стерли первона- чальные границы, проложили другие, создали на базе старых общностей новые, оторвали общности по физическим признакам от историко-культурных. Соотношение то же, что между антропологическим типом и народом,— в состав историко- этнографической общности входят обычно народы разного физического облика, но границы распространения типов и общности сложно пересекаются, то одни, то другие захлесты- вают друг друга. То же и хозяйственная общность — развитие географической среды, экономическая основа хозяйства, его формы, его уровень, производительность отражаются самым непосредственным образом в формировании хозяйственной общности, но они мало влияют пли как-то по-другому влияют (географическая среда) на развитие антропологических типов. Й тут, и там — свои законы изменений, и они также отрывают одно влияние от другого. Правда, и с самого начала, зари исто- рии связь между хозяйственными и историко-этнографическими, а следовательно, и антропологическими общностями была сложной, перекрестной, хозяйственный тип стоит особняком, выделяясь из ряда связанных явлений — антропологических, исторических, лингвистических. Может быть, хозяйственные типы и совпадали с этнографическими и антропологическими общностями, но это — гипотеза, предположение, которое ка-
жетея возможным, но никогда никем не доказано ни для какого времени, ни для какой территории. Итак, поступательное движение человечества, картина развития цивилизации, исторические события, большие и ма- лые. по-разному отражаются в культуре народов и их физиче- ском типе. Не важно, что когда-то связь между этими незави- симыми явлениями была. Затушеванная временем, она может быть восстановлена, а коли так — наблюдения над физическим типом народов, стойким и консервативным, мало меняющимся во времени, могут открыть историку много такого, что стерто и в языке, и в культуре, и в исторических источниках. Так неиз- бежным становится применение антропологического анализа к проблемам этногенеза. Мы видели его результаты в изучении древнейшего прошлого народов Кавказа — он помог открыть местную основу в этногенезе балкарцев, карачаевцев и осетин; мы видели его результаты ® познании происхождения народов Прибалтики — он помог обосновать восточные уральские этни- ческие связи для населения Восточной Латвии и Восточной Эстонии; мы столкнулись с ним при исследовании древнейшего прошлого народов долины Нила, кажется, известного не хуже истории современных народов, — он помог показать преемствен- ность поколений в Египте на протяжении 6000 лет. Продолжим демонстрацию его результативной силы на примере рассмотре- ния этногенеза тюркских народов и восточных славян — наро- дов со сложной этнической историей, увлекательной судьбой, богатой событиями, постоянно привлекавших, я бы сказал даже, неотразимо притягивавших историков и антропологов. Происхождение тюркских народов и языков — одна из увле- кательнейших глав востоковедения, прочитанная скандинав- скими, немецкими и русскими исследователями. Известные с конца XVIII в., изученные и скопированные в конце XIX в. могильные камни с большими надписями на древнем тюркском языке после своей расшифровки открыли европейской науке новый мир буйного кочевого быта, мощное государство тюрок в Монголии, грозившее Китаю, увели в Монголию все нити происхождения тюркских народов. Памятники VII — VIII вв., выбитые на камнях особым руническим алфавитом, донесли до нас, однако, живую тюркскую речь сравнительно поздней эпохи, когда язык был уже развит, когда создавалась свободная, воль- ная, как степной ветер, поэзия, когда сами тюрки стали могучей силой на северных окраинах танского Китая. Ясно, что зароды- ши тюркских народов и языков нужно искать много раньше — на рубеже н. э. или даже в скифское время. Гунны говорили на одном из тюркских языков — таково наиболее авторитетное 272
мнение современной науки. Тюркские могилы неоднократно раскапывались в Туве, в них открыты богатые остатки погребе- ний кочевников-всадников, скелеты оставлены людьми с силь- ной европеоидной примесью. Примесь эта — тоже свидетельст- во более раннего этнического оформления порок в той же Мон- голии, их непосредственной генетической связи с населением предшествующего времени. Несколько сот лет они сиднем сидели в Монголии, набираясь сил, мужая, увеличиваясь чис- ленно, затем расправили плечи, и волна их движения в лице гуннов докатилась до Западной Европы. А затем началось — передвижения, переселения, татаро-монгольское нашествие на Русь по всей Евразии прорыли непроходимые рвы между ними, дальние дороги и расстояния, непреодолимые или с трудом преодолимые даже кочевниками, расчленили единый тюркский мир Центральной Азии на отдельные очаги, в которых развива- лись группы родственных народов. Отсюда сложность их исто- рии, причудливая мозаика антропологических типов, увлека- тельность исследовательских задач в их этногенезе. Начнем с якутов — самого восточного и северного из тюр- ских народов, заброшенного в самые глухие уголки восточноси- бирской приленской тайги. Среднее течение Лены — могучей, красивой, необычайно полноводной реки, ее притоки Вилюй п Алдан — вот места расселения якутов, где они издавна зани- мались стойловым и отгонным скотоводством, сеяли пшеницу, разводили коней, где их застали русские при освоении Лены. Якуты — великолепные охотники и рыболовы, тайга принимает их в свои объятия, как родных детей; русским крестьянам и землепроходцам казалось, что якуты жили в тайге всегда. Но когда за происхождение их взялась наука, пришлось отказаться от этой соблазнительной, удобной, такой в общем-то очевидной версии. Впервые этнографией якутов занялись политические ссыльные, вообще много сделавшие для изучения Сибири. Лепа была Клондайком для царского правительства, и туда ссылалось много людей: оттуда не убегут. Убежать действительно было трудно, и двое ссыльных — Вацлав Серошевский и Эдуард Пе- карский — коротали свои дни, посвящая их исследованию язы - ка, обычаев и нравов местного населения. Серошевский выпу- стил монументальную книгу о жизни и хозяйстве якутов, Пе- карский — огромный словарь якутского языка п несколько сборников якутских легенд и сказаний. В этнографии якутов нашлись своеобразные черты, роднящие их с южными народа- ми — бурятами и монголами, в сказаниях — воспоминания о жизни вокруг Байкала и на Южной Лене. Прошло 20—30 лет после исследований Пекарского и Серошевского, и уже в совет- 10 В. П. Алексеев 273
ское время были обследованы крупный рогатый скот и лошади местных пород. Выявилось удивительное сходство якутской коровы и лошади с забайкальскими и монгольскими. Нельзя было де вспомнить снова якутских сказаний о южном проис - хождении. южных параллелях в якутской материальной куль- туре. А потом Отечественная война — и относящиеся к ее годам разведки и раскопки Алексея Павловича Окладникова по всей Лене, не прекращающееся даже во время войны биение науч- ной мысли. Эти разведки впервые открыли древнейшее прошлое человека в бассейне Лены, показали, что он заселен в неолите, а южные районы — и в верхнем палеолите. И сразу же встал вопрос огромной важности и для истории Восточной Сибири, и для происхождения якутов — что преобладает у якутов: мест- ный компонент, восходящий к неолиту, таежный, или южный? Пришли они оттуда сравнительно недавно или давно сидели па Лепе, придя туда тоже с юга, но в неолите? Всякое большое противоречие в научных данных, особенно полученных разными науками, всегда стимулирует движение мысли, заставляет придирчиво, с пристрастием проверять каж- дый факт, оценивать его с точки зрения его значения в общей системе доказательств, выдвигать новые гипотезы; за столкно- вением их специалисты стремятся увидеть контуры истины. Антропология смогла вступить в строй наук, изучающих якут- ский этногенез, лишь после Отечественной войны, когда впер- вые были получены полноценные, собранные на современном уровне, достаточно обширные сведения о физическом типе яку- тов. До этого их изучали антропологически еще до революции, но изучение это было примитивным, не оснащенным методиче- ски, выборочным. И антропология, после того как она заговори- ла, высказалась недвусмысленно и веско. Поезжайте на теплоходе по Лене — вы увидите удивитель- ные места, не похожие ни на что другое в Сибири, вы увидите огромные красные скалы и зеленые острова, вырастающие, кажется, прямо из воды, вы увидите необычный на реке почти морской простор воды, высокие песчаные острова, заросшие сосной, и живописно расположенные поселения. Начиная с юж- ной границы Якутской АССР, приблизительно с Витима, будут сначала редко, потом все чаще попадаться якутские деревни. Пройдитесь по одной из них — деревянные избы, вытянутые цепочкой вдоль берега, довольно-таки неудобная дорога чаще всего по самому берегу, дворы рядом с избами за воротами и высоким дощатым забором, все как в деревнях русских старо- жилов, но вас окружают совсем другие люди. Невысокие, плот- ные, большеголовые, с прямыми черными волосами, на широ-
них лицах блестят черные щелки глаз; обращают внимание мош - ные скулы и приплюснутый плоский нос, па щеках и подбород- ке — никакой пли почти никакой растительности. Монголоиды, чистые монголоиды — вот первое впечатление, когда сходишь с борта парохода на берег в самом сердце Азии. II очень много метисов, сахаляров, как зовет их местное население, говорящих чаще всего по-якутски и очень монголоидных на вид, хотя п менее монголоидных, чем якуты. Среди них встречаются уди- вительные люди — голубоглазые или сероглазые, со светлыми белокурыми пли пепельными волосами — русские, ну. совсем русские по внешнем у виду, а говорят по-якутски и русский язык знают если и не совсем плохо, то недостаточно во всяком случае хорошо, пе как родной язык. Людей, однако, таких мало, а основная масса сахаляров все же похожа на якутов больше, чем на русских. Но не пожалейте времени, поезжайте в какое- нибудь заброшенное в тайге селеппе, как говорят там, в якут- ский наслег, например, в Тол он от Витима пли в Токку от Олекминска — и только там вы поймете, как ошибались. Не- большая русская примесь, поздняя по происхождению, обра- зующаяся на глазах вследствие смешанных браков, у якутов, живущих по Лене, все-таки есть — она только незаметна про- стым глазом. А в Токку или То лоне — вот там якуты так яку- ты, удивительная чистота, единообразие антропологического типа. И все го, что поражает в облике якутов непривычного к монголоидам наблюдателя, там развито гипертрофически, утрированно. Недаром это самый высоколицый народ на земном шаре — более высоколицего нет. Да и по ширине лица якуты близки к мировому максимуму. После того как в руки исследователей попал первый досто- верный антропологический материал по якутам, когда антропо- логически были изучены другие сибирские пароды, когда уже была разработана их классификация и по физическим призна- кам они объединились в отдельные группы — неожиданной оказалась принадлежность якутов к центральноазиатскому типу. Среди восточносибирских пародов антропологи выделили три антропологических типа — арктический, центральноазиат- ский и байкальский. Арктический тип — это чукчи и эскимосы, народы побережья, охотники ла морского зверя. Среди таежных народов две, стало быть, антропологические группировки, раз- личающиеся жесткостью волос и пигментацией. Центрально- азиатский тип — черные глаза и волосы, жесткие и прямые. Байкальский тип — волосы тоже прямые, но с примесью каш- тановых оттенков, встречаются люди просто с темно-каштано- выми волосами и светло-карими глазами. Байкальский тип —- 10* 275
это эвенки и эвены, тунгусо-маньчжурские народы лмура, сло- вом, настоящие таежники, люди, век проводящие в тайге на охоте, удивительные следопыты и звероловы. Центральноазиат- ский тип, напротив, распространен южнее, в степных районах Сибири, степных и полупустынных районах Центральной Азии. Вспомним, в Центральной Азии его представители — мон- голы и тувинцы, в Забайкалье и Прибайкалье — буряты, па Ал- тае — алтайцы (не просто коренное население Алтая, назы- ваемое сейчас алтайцами, а одно пз племенных подразделений, раньше называвшееся алтай-кижи, алтайские люди) и теленге- ты. Якуты так же черноволосы и черноглазы, так же жестково- лосы. как эти пароды. Они абсолютно типичные представители центральноазиатского типа, без всякой примеси байкальского или какого-либо другого, и этот твердо установленный антропо- логией факт решает окончательно дилемму их происхож- дения. Неолитическое население тайги не могло относиться к цент- ральноазиатскому типу — это установлено палеоантропологиче- ским материалом, всей совокупностью данных о современном населении, географией распространения типов: центрально- азиатский тип сформировался на юге, в Центральной Азии, среди степей и полупустынь. До появления якутов на Лене жили, очевидно, тунгусо-маньчжуры, представители байкальско- го антропологического типа. А предки якутов принесли на Лену новый физический тип и новый тюркский язык в эпоху средневековья и продолжали прибывать туда и позже, проби- ваясь все дальше на север,— во всяком случае уже на глазах русских якуты широко расселились по Вилюю. Итак, дорога на юг — дорога на родину, в места обитания предков, в места фор- мирования якутского народа, которые находились, очевидно, в Северном Прибайкалье или Забайкалье. После антропологиче- ских исследований в Якутии в этом нет никаких сомнений. На Абакане и по Верхнему Енисею, в Минусинских степях, о которых говорилось много в предыдущей главе, где открыты богатые и высокоразвитые древние культуры, обитает другой тюркоязычный народ — хакасы. Сейчас они живут в благо- устроенных деревнях, степь пересекают во всех направлениях автомобильные дороги, на великолепных естественных пастби- щах пасутся тысячи овец, но многие из пастбищ распаханы и превращены в богатейшие поля. А еще сто лет тому назад хака- сы кочевали по степи, перегоняя с места на место огромные стада овец и лошадей и совсем забыв славные традиции древ- них земледельцев на Енисее — своих древних предшественни- ков, И сейчас, когда едешь по степи на машине и видишь из да- 276
лека всадника, ловко сидящего па лошади, это наверняка хакас. Даже если он стар и немощен, его отличает что-то неуловимо изящное в посадке, что-то ястребиное во всем облике, и лошадь идет под ним по-другому — скоро, подтянуто, чутко приел уши- ваясь к седоку, готовая в любое мгновение перейти па быстрый аллюр. Этот до недавних пор кочевой парод, всеми своими привычками и образом жизни, этнографией, языком связанный с кочевым тюркским миром, естественно, казался оторванным от населения эпохи бронзы, пришельцем, принесшим в Абакан- ские степп новую культуру. В книге Сергея Владимировича Киселева о древностях Хакасии и Алтая, о которой нельзя не вспомнить, когда речь заходит об Алтае-Саянах, столько в ней сведений и такой круг проблем в ней охвачен, подроби о и об- стоятельно рассказано о государстве енисейских кыргызов — средневековом государстве народа, переселившегося на Абакан с кочевий вокруг озера Кыртыз-Нур в Монголии. Он сыграл значительную роль в средневековой истории Центральной Азии, оставил высокую культуру, надписи, рассказывающие о далеких походах. Исторически, в источниках запечатлено пре- бывание кыргызов на Енисее п Абакане — это превосходные кандидаты на место предков хакасского народа, сильные поли- тически, развитые культурно, говорившие по-тюркски, как и хакасы. PI Киселев аргументировал эту связь, эту преемствен- ность, мобилизовав весь археологический материал, историче- ские источники, всю силу и логику своего ума и таланта. II она сразу получила признание. Когда принималась безоговорочно генетическая связь совре- менных хакасов и енисейских кыргызов, было забыто многое. Например, исторические сведения, извлеченные пз знаменитых портфелей историка Миллера, который собрал в них копии ныне утерянных документов эпохи освоения Сибири русскими. По этим сведениям, еще к приходу русских в Алтае-Саяны там было много групп и группок, говоривших не на тюркских, а на самодийских языках, на которых сейчас говорят народы на се- вере европейской части СССР и в Западной Сибири — ненцы, селькупы, нганасаны и энцы. Были забыты более поздние сви- детельства середины прошлого века — блистательные результа- ты путешествия знаменитого Кастрена по Абакану, во время которого он записал койбальский язык, оказавшийся самодий- ским. А койбалы —одна из этнографических групп в составе современных хакасов, ныне говорящая, разумеется, по-хакас- ски, по-тюркски. Были забыты реально существующие, живу- чие традиции хакасской этнографии, в которой вскрываются залежи навыков, обычаев, представлений, глубоко древних, ар- 277
хяичных; объяснения им — в археологии эпохи бронзы и ран- него железа: традиционное хакасское лого — женский нагруд- ник с орнаментом и такое же пого на каменных стеллах эпохи бронзы, моление хакасских женщин перед стеллами о детях и характерная для стелл форма фигуры беременной женщины, традиционное место бараньих костей в хакасских могилах и по- вторение этого в таштыкских погребениях и многое, многое другое. Были забыты, наконец, результаты собственно истори- ческих изысканий, показавших, что кыргызы были правящей верхушкой государства, феодалами, деспотами и господами, а пм исправно платили дань местные племена — потомки более ранних племен эпохп раннего железа. Может быть, именно они, а не кыргызы — предки хакасов? Но увлечение традицией, как я пытался показать, оправданное высоким научным авторите- том и замечательным исследовательским талантом Киселева, было сильнее сомнений. Ну, а антропология — что же она молчала или говорила неавторитетно, шепотом, полушепотом? Нет, она не молчала, но говорила действительно вполголоса, и слышали ее плохо. На то, однако, были объективные причины, о которых нужно» сказать пару слов,— это интересная и поучительная страница в истории антропологии. То, что на пей написано и стало исто- рией, связано неразрывно с именем Аркадия Исааковича Ярхо, одного из самых выдающихся деятелей антропологии на протя- жении первых двадцати лет Советской власти. Ярхо — фигура крупная и многоликая. Очень умный теоре- тик расоведения, многие положения которого поныне свежи, как и 30 лет тому назад, блестящий полевой работник, обсле- довавший десятки народов, работавший на Кавказе и в Средней Азии, в Сибири и в центральных районах РСФСР, но тяготев- ший к антропологии тюрков, где он оставил основополагающие труды, ученый, профессионально владевший математическими методами исследования и внесший многие из них в антрополо- гию, где они применяются опять-таки до сих пор. И при этом, редкостный энтузиазм, полная самоотдача, доходившая до само- пожертвования, до беспощадности к самому себе в научной ра- боте. Смерть от туберкулеза, неотвратимая в те годы, скосила Ярхо в возрасте 32 лет, но сделанное им огромно по объему и первоклассно по качеству. Естественно, что проведенное им. в конце 20-х годов и продолжавшееся три полевых сезона ис- следование антропологии всех тюркских народов Алтае-Саян- ской области составило эпоху в антропологии Сибири. Специа- листам огромные и плодотворные результаты алтае-саянских путешествий Ярхо сразу становились известны из его докладов* 278
пз предвапительных сообщений, которые он печатал в спе- циальных журналах. Но до археологов, этнографов, историков эти материалы, как правило, не доходили, да и написаны они были очень специально, как большинство сочинении Ярхо. Большая же работа, которую он готовил, в которой хотел со- брать все факты, дать им историческую интерпретацию, осве- тить с их помощью этногенез алтае-саянсклх тюрков, пе была издана при жизни и осталась незаконченной. В итоге — резуль- таты поистине титанического труда Ярхо не были известны достаточно хорошо широким кругам специалистов, соприкасаю- щихся с этногенетическими проблемами. Труд его жизни про- лежал в письменном столе и увидел свет только через 12 лет после его смерти. Вот почему антропологический материал был слабо использован историками и археологами в решении обще- исторических проблем этногенеза алтае-саянских тюрков, в ча- стности хакасов. В этом — горестный эпизод в истории антро- пологического изучения народов СССР. А каков же был основной итог исследований Ярхо, учет ко- торых мог бы изменить контуры этногенетических штудий? Ярхо, исследовавший одновременно, с интервалом в несколько месяцев, хакасов, теленгетов, алтай-кижи и тувинцев, ученый чрезвычайно точного глазомера и большого полевого опыта, сам внесший многое в антропологическую методику (результаты его поэтому не внушают никаких сомнений), получил тем не менее отчетливую разницу между хакасами, с одной стороны, и телен- гетами, тувинцами, алтай-кижи. Среди хакасов чаще встреча- лись люди со светло-карими глазами и каштановыми волосами, у хакасов было поменьше лицо, повыше переносье, поменьше скулы, меньше была развита складка века, реже встречался эпикантус —словом, они были более европеопдны. Скорее все- го, они были похожи на угорские пароды Западной Сибири — хантов и манси, которых всегда рассматривали как самостоя- тельную расу, менее монголоидную, чем коренные расы Сибири. В состав этой расы Ярхо включил и хакасов — достижение, сохранившееся во всех последующих антропологических клас- сификациях сибирских монголоидов и нашедшее полное под- тверждение в сравнении черепов хакасов, хантов и манси. Алтай-кижи. теленгетов и тувинцев Ярхо отнес к центрально- азиатскому типу, что также было одобрено и не поколеблено последующими исследованиями. Как видим, Ярхо принадлежит много установлений в классификации сибирских монголоидов по физическим признакам, которые сохранились, которые твер- до стоят и сейчас, которые вошли в золотой фонд антропологии СССР. Но для историков, специалистов по этногенезу, пе это 97ч _ / 1J
самое важное и главное — важнее и главнее всего отличие ха- касов от центральноазиатских народов. А ведь енисейские кыргызы, с которыми неотрывно связывалось происхождение хакасов, пришли в Абаканскую степь из Центральной Азии и, надо думать, тоже были народом центральноазиатским, отли- чавшимся от хакасов. Нужна была, однако, популяризация это- го вывода и этих рассуждений, чтобы они были приняты во внимание, учтены, послужили основанием для изменения ка- ких-то сложившихся концепций, а ее-то как раз и не было. Могильники енисейских кыргызов, так называемые чаата- сы,—военные камни, огромные поля могил, буквально застав- ленные камнями, торчащими на метр или два из земли, имеют одну несчастную для археологов и антропологов особенность — в погребальном обряде кыргызов господствовал обычай трупо- сожжения. Поэтому археологи не очень любят копать чаата- сы — огромный труд, тонны перевороченной земли и камней, а в конце — лишь горстка пепла, ни вещей, ни скелетов. Иногда попадаются потрясающие находки — золотые сосуды, обнару- женные Киселевым в Копейском чаатасе, тому примером, но этими сосудами не только открывается, но, пожалуй, и заканчи- вается их список. Поэтому не много раскопано чаатасов, поэто- му же не много известно кыргызских погребений, много мень- ше, чем погребений других древних культур в Минусинской котловине. Еще меньше среди них таких, где по каким-то слу- чайным причинам сохранился скелет,— серия кыргызских чере- пов едва достигает трех десятков. Ко времени выхода в свет посмертного труда Ярхо они были изучены. Несмотря на резко выраженный монголоидный характер серии, в ней можно было заметить европеоидную примесь, она была признана антрополо- гами и в составе хакасов — это спасло тогда вывод Киселева о родстве хакасов и кыргызов от критики. Но время шло, было раскопано большое число хакасских кладбищ, были получены многочисленные серии хакасских черепов всех племенных групп. Изучение их показало, что Ярх-о прав в отнесении хакасов к уральской расе, параллельно с ними были повторно исследованы черепа кыргызов — и критика не могла не последовать. На черепах кыргызов был выявлен смягченный европеоид- ной примесью, но несомненно центральноазиатский тин со все- ми его характерными чертами — это были плосколицые люди с огромным лицом, плоским носом, сильно развитым эпиканту- сом, прямыми жесткими черными волосами, набухшей складкой на верхнем веке. Вопрос, волновавший умы историков и поло- жительно решенный ими, вопрос о связи современного населе- ния Минусинской котловины и енисейских кыргызов, получил, 280
таким образом, со стороны антропологов отрицательное, нега- тивное решение. Это был объективный, безусловно, точный вы- вод, ушат холодной воды на защитников этой связи, главное — касавшийся антропологического типа, отрицавший физическую преемственность поколений. В то же время на основе этого вывода возникла целая цепь следующих умозаключений — устанавливалась преемственность между современным населе- нием Хакасии и таштыкским, протягивалась пить этногенеза в более глубокое прошлое. В антропологическом исследовании история получила еще одно доказательство частого явления — сохранения народов на протяжении тысячелетий, стойкости ан- тропологического типа несмотря па смену языка: древнее насе- ление Минусинской котловины приняло от завоевателей — ени- сейских кыргызов тюркскую речь, но редко вступало с ними в браки и уберегло свои антропологические особенности. Монголоидности у хакасов, конечно, больше, чем у таштыкцев, много больше, но она в основном не кыргызского происхожде- ния. Кыргызы оказали небольшое влияние на физический тип местных людей, но в целом остались чуждой им прослойкой феодалов и угнетателей. Так рисуется этногенез хакасов, если опираться не только на пх язык, по и на физический тип, на всю совокупность имеющихся данных, суммировать пх в сопо- ставлении, оценивать их непредвзято,— антропологический ма- териал помог нам распутать клубок еще одной сложной псторп- ко-этнографической проблемы. ...Азербайджан—страна гор и солнца, одуряющей жары, пыльных низменностей, древней скотоводческо-земледельческой культуры и самых черноволосых и смуглых людей в Советском Союзе. Они среднего роста — высокие люди в Азербайджане встречаются редко, пе то, что в Грузии,— с миниатюрными уз- кими лицами, на которых горят черные глаза, с крупными носами. Именно про них можно услышать шутку: у них нет фаса, лицо состоит из одного профиля. Монголоидной примеси у азербайджанцев совсем нет. Близкий к турецкому азербайд- жанский язык — язык больших и славных традиций, богатой и изощренной литературы. В заброшенных ныне местах можно встретить прекрасные памятники мусульманской архитекту- ры — следы былого величия средневековых феодальных госу- дарств и княжеств. Кажется, этногенез азербайджанского наро- да не составляет проблемы — их предки связаны с тюркским миром и пришли на нынешнюю территорию, принеся тюркский язык и мусульманскую религию, в эпоху раннего средневе- ковья — как-нибудь так, не раньше. Но и до них Азербайджан юыл страной высокой культуры и развитой государственности: 281
нерасшифрованная письменность агванов скрывает от нас мно- гие исторические тайны. Как эти люди относятся к азербайд- жанцам — они их деды, боковые родственники или просто слу- чайно попавшее на ту же землю племя, отделенное от предков непосредственных азербайджанцев тысячами лет? Культура древнего Азербайджана пока изучена много хуже, чем культура древней Грузии или древней Армении, но культурные традиции и преемственность между древним населением и азербайджан- цами есть. Этногенез ли это, непосредственная генетическая преемственность или просто культурное влияние более древне- го народа на поздний — неясно. И чтобы понять это, опять нужно покопаться в первую очередь в антропологии и палео- антропологии Азербайджана. Много еще здесь пробелов, много еще в трактовке самих антропологических материалов спорных положений, но наметилось и что-то твердое, устойчивое, отлив- шееся в определенные формы, сбросившее гипотетическую обо- лочку, превратившееся в факт. На Кавказе азербайджанцы — особый народ, представители своеобразного, характерного только для азербайджанцев и неко- торых этнических групп Южного Дагестана антропологического типа. Он называется по-разному, этот тип,— восточносредизем- номорским, закаспийским, просто каспийским. Мы вслед за крупнейшим советским антропологом Виктором Валерианови- чем Бунаком, заслуженным исследователем и знатоком антро- пологии Кавказа, будем называть его каспийским и убедимся позже, что такое название имеет глубокий смысл. Это особая самостоятельная единица в расовой классификации, так сказатьг элементарная ячейка ее, входящая в более крупную единицу — индо-афганскую расу. Очень смуглые и грацильные, очень чер- новолосые, очень черноглазые люди (во всех признаках, характе- ризующих интенсивность пигментации, особенности этих людей нужно называть прилагательными в превосходной степени) — вот что такое индо-афганская раса. Это -народы Афганистана и Северной Индии, отдельные этнические группы Ирана. Не правда ли, странно — тюркоязычный мусульманский народ на Кавказе по своему физическому типу похож, нет, не похож, почти тождествен народам, говорящим на языках совсем других систем, расселенным на юге, где никогда не бывало тюрокГ А тем не менее это твердо установленный факт, с которым нужно считаться всем, кто всерьез берется за этногенез азер- байджанцев. Палеоантропологии Азербайджана, серьезно гово- ря, пока еще нет — все скелеты, дошедшие до нас из древних погребений, добыты на западе, при раскопках в районе огром- ного Мингечаурского водохранилища. Но и эти скелеты, а их 282
немного, рассказывают о распространении антропологического типа, известного сейчас в Азербайджане, и в эпоху бронзы, Заходили туда и другие люди широколицые, массивные, как кавкасионцы, может быть, это и были древние кавкасионцы. по они приходили и уходили, а узколицые миниатюрные каспийцы •облюбовали этот район на постоянное местожительство. Танин образом, агваны не дальние родственники азербайджанцев, а их деды и прадеды. Но сравнительный анализ антропологиче- ских данных может повести нас еще дальше — в более глубо- кую древность, в иные страны. Туркмены, которых антропологически изучали многие уче- ные, среди которых работал известный нам Аркадий Исаакович Ярхо, оставивший нам большое, очень продуманное исследова- ние об их антропологическом типе,— народ с заметной монго- лоидной примесью. Она у них больше, чем у узбеков, и иногда •среди туркмен попадаются люди, которых принимаешь сначала за казахов или даже киргизов — совсем монголоидные физионо- мии. Но если исключить эту примесь, если снять мысленно с физического типа туркмен монголоидный налет, что и сделал Ярхо, то остается чистейший европеоидный комплекс призна- ков — и интересно, такой же, как у азербайджанцев. Туркмены могут быть признаны так же, как и азербайджанцы, представи- телями каспийского типа, а затем — индо-афганской расы, но •с сильной монголоидной примесью — только и всего. Какие-то древние люди с чертами индо-афганской расы переселились из мест своего первоначального обитания — из Афганистана или Северной Индии — на север, в оазисы пустынь Средней Азии п Восточное Закавказье, это и есть древний европеоидный ствол туркмен и основной компонент в составе азербайджанского на- рода. Факт этот, замечательно важный для этногенеза азербайд- жанцев, вспомнил я, однако, еще и потому, что Туркмения позволяет перебросить мост от современного населения к еще более древнему, чем эпоха бронзы. Читатель, может быть, уже знаком с результатами раскопок древних поселений в пустынях Туркмении. Вот в таких поселениях на юге — в Кара-Тепе, Геоксюре — раскопаны погребения поздненеолитической эпохи, а в них скелеты людей — узколицых, грацильных и очень евро- пеоидных. В эпоху средневековья физический тип потомков этих людей изменился, они приняли в свои семьи кочевников- монголоидов, но он отчетливо виден, ясно проступают его отли- чительные черты и в современных людях. В Азербайджане истоки физических особенностей современного населения вос- ходят к эпохе поздней бронзы, в Туркмении — к эпохе позднего неолита, а в целом древние каспийцы, или шире — пндо-афган- 383
цы — порождение, наверное, неолитического, а может быть, к более раннего времени. Вот как глубоко позволяет нам антро- пология спуститься к корню этногенетического древа, а язык — только до начала эпохи средневековья. Как же решает антрополог проблему происхождения азер- байджанского народа? Племена, говорившие на языках, родст- венных языкам древнейшего населения Передней Азии, а частично, может быть, и индоевропейским, переселились на территорию нынешнего Азербайджана с юго-востока. По своему физическому типу они не отличались от современного населе- ния ни на йоту. Йе очень хорошо известно, что было на протя- жении тысячелетий после этого (а переселения их — эпоха бронзы, возможно, неолита), но в середине или в конце I тыся- челетия их мирное развитие было нарушено нашествием массы кочевников — они принесли язык, новый тюркский язык, и где мирно, а где мечом насадили его по всему Азербайджану. Одна- ко их могучей разрушительной силы не хватило, чтобы изме- нить физический тип народа, как было у туркмен. А это значитг что местное население не приняло завоевателей, оттолкнуло их от себя, с ними не заключались браки и от них не рождались дети,— словом, они так и остались силой грозной, чуждой, пу- гающей. Вот какие исторические факты, новые, нужные, важ- ные, интересные, раскапывает антропология в этническом про- шлом азербайджанского народа, факты, заставляющие менять привычные, устоявшиеся представления и в древней истории Закавказья, и в оценке исторического взаимодействия народов Закавказья, Передней и Южной Азии. Следующий народ, происхождение которого мы непременно должны рассмотреть,— караимы. Якуты, хакасы, азербайджан- цы — их десятки и сотни тысяч, а здесь речь пойдет о горстке людей, случаем истории заброшенных в Крым и Литву, собст- венно говоря, об очень маленькой этнической группе. Стоит лп специально заниматься ее происхождением? Да, стоит, потому что у этих людей, как и у всяких других, есть своя националь- ная гордость, свое самосознание, а значит, и тяга узнать свое прошлое. Они остаток могучего народа и свидетель интересней- ших исторических событий (не сами караимы, конечно, а их предки, но... трудно было отказаться от метафоры). Происхож- дение таких мелких групп поучительно потому, что в нем этни- ческие и исторические процессы отражаются -с не меньшей силой, чем у многомиллионных народов, а исследовать и понять, их легче. Караимы — своеобразное сочетание тюркского языка и иудаистского вероисповедания, исторический парадокс. Прав- да, язык и культура сочетаются в народе самым причудливым 284
образом, но все же возможности их отрыва друг от друга не безграничны: трудно, например, представить себе северных тундровых жителей, говорящих по-китайски, или людей, гово- рящих иа одном пз тюркских языков, но занимающихся в ос- новном рыболовством. Слишком коротка история цивилизации, чтобы нарушить когда-то общие ареалы и окончательно стереть былую, но определенную зависимость. Иудаистское вероис-юве- дание мы привыкли связывать с Палестиной, с Передней Азией и средиземноморскими полуостровами Европы, тюркский язык привыкли находить у людей центральноазиатского происхож- дения, а тут — то и другое у одного народа. Но парадокс этот точно создан для того, чтобы оправдать бытующую истин у “-ни- что не ново под луной. Он тоже не нов — хазары, сыгравшие такую печальную роль в русской истории, обреченные пушкин- ским Олегом «мечам и пожарам», говорили, как и караимы, по-тюркски и исповедовали иудаизм. А сами караимы, их духо- венство, ученые и знатоки устной традиции вели свое проис- хождение от колен израилевых и доказывали это, цитируя древ- ние священные книги: каждому народу интересно свое про- шлое, а народ маленький видит в нем славу, которой пе имеет сейчас, и ищет право на самоутверждение. Сколько таких ком- ментариев к священным книгам иудеев и Библии можно найти на страницах «Караимской жизни» — журнала, издававшегося караимами в начале века! Во всем этом предстоит разо- браться. Традиция караимов явно тенденциозна — нечего и думать опереться на нее, как на серьезное, продуманное и аргументи- рованное: она была поддержана, я бы даже сказал, пропитана национализмом, а национализм — плохой проводник в спорах о происхождении народа, в попытках рассматривать его научно. Вместо традиции исходим из фактов, как бы малочисленны они ни были, сколько бы ни оставляли они места для догадок, до- мыслов, игры воображения, даже фантазии. Первый и основной факт — тюркоязычность хазар. Хазарские имена, отдельные слова из хазарского языка донесли в записях средневековые географы и путешественники, сохранившие для нас эти драго- ценные свидетельства. По ним тюркологи-лингвисты восстано- вили, как по ископаемым костям восстанавливается облик вы- мершего животного, облик вымершего языка, смогли не только доказать принадлежность хазарского языка к тюркской семье, но и сблизить его с современным караимским языком. Это факт знаменательный и важный — как не обращать на него внима- ния, если государственной религией в Хазарском царстве был иудаизм! Значит, не только язык сближает караимов с хазара- 285
мп. но и различия — а ведь они развиваются независимо и сочетались оба раза в парадоксальной связи. Вряд ли это слу- чайно. Поэтому любопытно в общепозпавательпом смысле, важно исторически, наконец, поучительно для нас взглянуть, как разрешает эти парадоксы антропологический материал — поведет он нас от одного парадокса (современного парадокса — караимов) к другому (древнему парадоксу — хазарам) или разрубит тонкую паутину наших предположений, доказав, что не похожи караимы на хазар и между ними пет никакой физи- ческой близости. Караимы и в Литве, и в Крыму — темноглазые и темново лосые люди: южные черты преобладают в их облике. Каза- лось бы, это аргумент в пользу караимской традиции, происхож- дения от колен израилевых. Однако и хазары южный народ, и они могли быть черноволосы и черноглазы. В источниках сказано: когда хазары осаждали в эпоху средневековья Тбили- си, грузины, дразня хазарского кагана, вынесли .на крепостную стену его шутовское изображение — тыкву, на которой были прорезаны узкие щелочки вместо глаз, к которой была привя- зана редкая мочалка вместо бороды. Как ни гадай, это красно- речивое свидетельство монголоидности хазар, или их кагана, пли какой-нибудь группы в составе хазар. Антропологи только грустно молчали или пожимали неопределенно плечами, когда их просили прокомментировать это сообщение,— не было до не- давнего времени никаких объективных данных, чтобы судить, правду говорит источник или он отклоняется от истины, а если отклоняется, то на сколько. Не было этих данных до тех пор, пока не начали раскапывать городище Белую Вежу на Дону. Известный историк и археолог, знаток хазар Михаил Илларио- нович Артамонов ла основании географических, топографиче- ских, исторических, археологических и иных сопоставлений отождествил это городище с Сарке л ом — столицей хазарского царства, а раскопки показали, что это был людный город с не- приступными укреплениями, богатый и процветающий, торго- вавший со многими странами и населенный пестрым и этниче- ски, и культурно, и лингвистически населением. Жили там сла- вяне, жили кавказцы, жили выходцы из Средней и Центральной Азии. Раскопки города велись планомерно из года в год, нахо - дились и раскапывались могильники, собирались скелеты древнего населения, их привозили десятками и сотнями в Ле- нинград — в Музей антропологии и этнографии АН СССР, где они изучались профессором Гинзбургом и его сотрудниками. Почти тридцать лет велись раскопки города, почти 30 лет Вульф Вениаминович Гинзбург копил палеоантропологический 286
материал и исподволь обрабатывал его, то же делали его сотруд- ники. Несколько лет тому назад результаты .этой грандиозной работы были опубликованы, и теперь антрополог может пе от- водить глаз в сторону при щекотливом вопросе об антропологи- ческом типе хазар —он смело посмотрит на собеседника и рас- скажет ему примерно следующее. Подобно культурной и языковой пестроте, пестрота антропо- логическая была в Саркеле не меньшей. Круглоголовые. : огромными носами, сверкающими черными глазами армян.1 встречались на его улицах с плосколицыми и почти безбороды- ми монголоидами, сероглазые славяне — с черноглазыми и чер- новолосыми хазарами. При такой мозаике антропологических признаков и неожиданности их сочетаний трудно было бы разо- браться в антропологии хазар, если бы пе титанический размах многолетних раскопок, не многочисленность раскопанных мо- гильников и извлеченных из-под земли скелетов. И вес равно это ничего не дало бы для понимания происхождения караимов, если бы не еще одни раскопки — К. С. Мережковский, антро- полог и археолог, энтузиаст Крымской археологии, раскопал в конце прошлого века караимское кладбище в Крыму и собрал там серию черепов. Два звена теперь можно соединить одной цепью: звенья — это антропологический тип хазар и караимов, цепь — прямое сравнение строения черепов у тех и других. Но соединятся ли эти звенья, не распадется ли цепь, войдет ли она в оба звена? Те черепа, которые извлечены пз хазарских кладбищ, или, лучше сказать, по-видимому, хазарских, так как стопроцентной уверенности -нет,— да и как она может быть при расстоянии в тысячу лет и пемом (немом не в переносном, ко- нечно, а в прямом смысле — при почти полном отсутствии письменности, когда найдены лишь отдельные знаки) археоло- гическом материале,— так вот, это черепа людей с небольшой, но вполне четко заметной определенной монголоидной при- месью. У караимов этой примеси нет. В строении черепов ка- раимов тоже нет никаких особенностей, которые свидетельст- вовали бы о монголоидной примеси. Отличаются они от хазар- ских и строением черепной коробки. Значит, все-таки между караимами и хазарами нет прямой преемственности, значит, правы были караимские священники, выискивая сказания о деяниях предков в древних священных книгах иудеев? Такой вывод кажется единственно возможным, но это вывод скоропа- лительный, преждевременный. Известно, что часть хазар переселилась в Крым после паде- ния Хазарского царства. В Крыму, в горах жили люди, нам этнически неизвестные,— то ли потомки тавров, древних жп- 287
телей Крыма, то ли еще кто. Неизвестен и язык, на котором они говорили. Зато известна их культура — они оставили велико- лепные пещерные города Мангун-Кале, Эски-Кермен и другие, построенные на естественно укрепленных скалах, абсолютно неприступные и сейчас поражающие живописностью располо- жения и продуманностью укреплений. Известен и их физиче- ский тип — сотни раскопанных могил на окраинах городов по- зволили археологам собрать сотни скелетов, а антропологам, изучив эти скелеты, узнать: в Крыму жили люди, которые по своим физическим признакам, если их поставить в один ряд с хазарами и караимами, займут крайнее положение. Первое — у них очень резко были выражены европеоидные особенности; это были носатые люди с резко профилированным лицом, без всяких следов монголондности. Второе — если сравнить строе- ние у хазарских, караимских и крымских черепов, то караимская серия — как раз середина между хазарской и крым- ской. Таким образом, напрашивается сам собой вывод — караи- мы связаны с хазарами прямой и непосредственной генетиче- сой преемственностью, происходят от хазар, а не от древних иудеев, с которыми этнически не имеют ничего общего. Но переселившиеся в эпоху позднего средневековья в Крым их предки вступали в браки с местным населением, монголоидная примесь при этом растворилась, и они приобрели некоторые новые черты, по которым современные караимы и отличаются от хазар. Ни один вид исторического исследования — ни этно- графия, ни язык, пи фольклор, ни анализ источников — не от- крыл нам этой тайны в происхождении караимов, их родства с населением пещерных городов Крыма, наслоившегося па род- ство с хазарами; только антропология справилась с этим — про- заическое для неспециалистов измерение черепов и людей, научный подсчет средних цифр измерений. А вывод — увлека- тельная страница в истории хазар, в истории Крыма, волную- щая новость -о происхождении современного народа. Мы познакомились с тем, как антропология помогла народу найтп свою прародину (якуты), мы увидели, как антропологи обнаружили предков народа не там, где их искали археологи и историки (хакасы), мы убедились в том, что антропологиче- ский анализ может открыть автохтонность, местные корни на- рода, которого считают или на первый взгляд нужно считать пришлым (азербайджанцы), мы проследили с помощью антро- пологических данных процесс становления народа из разных компонентов (караимы) — и все это не выходя за пределы тюркской языковой семьи. Выполним второе обещание — рас- смотрим происхождение восточнославянских народов, руковод- 288
ствуясь опять в первую очередь антропологическим материа- лом, не слепо, но последовательно продвигаясь до пути, по ко- торому поведет нас его анализ, пытаясь сопоставить его результаты с изысканиями других наук, критически оценивая существующие гипотезы (не все, конечно,— их слишком много, но только основные) восточнославянского этногенеза. Этногенез восточных славян — тема волнующе привлека- тельная во многих отношениях. Многовековые исторические связи славян с балтами и германцами на западе, с финнами, уграми и тюрками ла востоке и юге поставили их в особое центральное положение, сделали из них проводников и распро- странителей культурных влияний в самых разнообразных на- правлениях, подвергли их многостороннему натиску соседних народов и в то же время закалили в борьбе за самобытную культуру и политическую самостоятельность. Происхождение восточнославянских народов поэтому — клубок сложных про- блем, тесно связанных с происхождением народов Центральной и Восточной Европы в целом, тема одинаково интересная скан- динавским и румынским, немецким и венгерским ученым, одна из важнейших тем европейской этнологии, по которой выпу- скается много работ даже за пределами Европы, например, в Соединенных Штатах Америки. Работы эти часто тенденциоз- ны, но они существуют, в них отражен исследовательский, а наверное, и политический интерес к прошлому славянских на- родов и их месту в истории Европы. Место это никогда не остав- ляло исследователей равнодушными, не могло не затрагивать интимных национальных или антинациональных интересов, будило чувство гордости или, наоборот, раздражения. На оиъек- тивную сложность проблемы восточнославянского и шире ~ вообще славянского этногенеза набегали волны субъективист- ских оценок, размывали и искажали ее контуры, увеличивали ее сложность. К примеру, работы немецких исследователей 20— 30-х годов, пытавшихся расширить прародину германцев на Восточную Европу, ничего не внесли, кроме тенденциозной путаницы и нездорового ажиотажа. Но факта не вычеркнуть из истории — они тоже есть, такие работы, они заставляют подни- мать мечи п ломать копья в жаркой полемике, где, казалось бы, нужна лишь мирная академическая беседа. Наконец, для со- ветских исследователей восточнославянский этногенез — глубо- ко личная тема, где за объективными фактами исторического, археологического, антропологического, любого другого исследо- вания оживают кровь, пролитая на полях сражений за родную землю, повседневный трудовой быт мирных земледельцев, слава русской культуры. И эта личная заинтересованность пе умень- 289
шает, а увеличивает сложность проблемы — к попыткам иссле- довательской мысли объективно разобраться в фактах прибав- ляются усилия не поддаться чувству личной заинтересован по- сти, подавить восторг и радость открытия предков, сохранить строгую беспристрастность. Гипотезы происхождения славян всех и отдельно восточных славян, я уже говорил,— неисчислимы. Но если отвлечься от деталей, совсем не обращать па них внимания, а следовать только основной логике того или иного исследователя, находить главную мысль и по пей группировать все гипотезы, то налицо три группы взглядов, в разное время высказанных, по-разному и на разных материалах аргументированных, разрабатывав- шихся и разрабатываемых сейчас в различной национальной и общественной среде. Они неодинаково современны, эти три группы,— две из них глядят в прошлое, одна пользуется по- пулярностью, разрабатывается до сих пор и, по-видимому, одержит верх, завоюет признание, как наиболее отвечающая действительному положению вещей. Одна из двух первых — взгляды польских ученых, которые видели до недавнего времени, а многие продолжают видеть и теперь прародину восточных славян в Польше, в междуречье Вислы и Одера. Крупнейшие деятели польской культуры и ис- торической науки посвятили обстоятельнейшие, очень интерес- ные обилием фактических данных и отдельных наблюдений, но, по-видимому, неверные по существу, по своей основной идее, исследования в защиту этой гипотезы. Вторая группа взглядов неразрывно связана с советскими этногенетическими исследованиями 30—40-х годов, когда все, что делалось в обла- сти этногенеза, находилось под сильным, подавляющим влия- нием теоретических воззрений Николая Яковлевича Марра. Повсеместный автохтонизм, борьба с миграционными взгляда- ми, отрицание исторической роли миграций отразились и на понимании происхождения восточных славян — их предков искали тут же, в Восточной Европе, среди скифов, сарматов и других племен более ранней эпохи. В их культуре, действи- тельно, находили и находят прообразы многих явлений, харак- терных для славян, например, восточнославянского орнамента, поэтому автохтонную гипотезу можно было даже подтвердить какими-то фактами, и она нашла многих сторонников. Но тра- диционность взглядов вызывает традиционность доказательств, подгонку одного под другое. Неизвестность, плохая изученность предшествующих славянам памятников стимулировала разбег фантазии и вызвала к жизни много необоснованных, отдавав- ших дань традиции мнений — автохтонная гипотеза не пр одер- 290
жалась долго, и сейчас никто пе защищает ее в ортодоксальной последовательной форме. Третья группа взглядов рассматри- вает происхождение восточных славян с юго-запада, из При- карпатья. Они защищались многими зарубежными знатоками славянства, их исповедовал гениальный Шахматов, к ним на основании новых фактов и наблюдений приходят многие совре- менные энтузиасты проблемы восточнославянского этногенеза. Так и идет дискуссия, перехлестывая точки зрения, различные решения частных вопросов, сплетая в единую концепцию части противоположное отношение к деталям. Антропологический материал вошел в обсуждение этих проблем деликатно, не привлекая к себе особенного внимания, нужно признаться, не привлекает он должного внимания и те- перь, а в работах антропологов много того золотого песка — драгоценных фактов и наблюдений,— который после промывки идет на отливку кованых положений правильной, строго науч- ной, всесторонне аргументированной теории славянского этно- генеза. Антропология накопила, привела в порядок, научно систематизировала огромное количество самых разнообразных данных — палеоантропологических, краниологических, сенато- логических. Антропологические экспедиции избороздили Во- сточную Европу, исследуя вариации антропологических при- знаков порайонно. Эта титаническая работа охватила террито- рии расселения русского, украинского, белорусского народов. Верхнее и Среднее Поволжье — -области расселения поволжско- финскпх пародов, тесно связанных с русскими в своем этноге- незе, в своих этнических и исторических судьбах. Русская антропологическая экспедиция Института этнографии АН СССР, руководимая уже известным нам профессором Бунаком, с именем которого мы столкнулись при разборе проблем кавказ- ской антропологии, но который является авторитетнейшим специалистом во многих областях, в том числе и в антропологии Восточной Европы, за несколько лет работы объездила все районы Российской Федерации на запад от Уральского хребта. Ее сотрудники побывали в Архангельске и Курске, Великих Луках и Горьком и везде измеряли, описывали, фотографирова- ли местных жителей. В результате -огромный труд отлился в превосходную большую книгу по антропологии русских, в кото- рой можно найти все: историю антропологического изучения русского народа — побед и поражений русских антропологов, начавшуюся еще в прошлом веке, морфологическую характе- ристику русских п отличий их от других пародов, широкое и многостороннее сопоставление антропологических выводов с вы- водами других наук. 291
Так же точно, как и русские, изучены украинцы на протя- жении последних десяти лет, когда образовалась антропологи- ческая ячейка в Киеве и молодые исследователи начали год за годом работать в поле, собирая и накапливая данные. Большая их часть уже издана, остальные подготовлены и ждут издания. В них — антропологический тип украинцев представлен как на ладони в отличие от старых книг и статей по антропологии Украины, где часто недостаток знания подменялся самым от- кровенным вымыслом, да еще тенденциозным. В них — он пред- ставлен очищенным от всякой националистической тенденции, объективно охарактеризован цифрами, документирован отлич- ными фотографиями. Все дореволюционные украинские антро- пологи, больше основываясь на априорных наглядных впечат- лениях, чем на конкретных проверенных наблюдениях, писали о том, что украинцы сильно отличаются по антропологическому типу от русских, что они — темноволосые брахикефалы. Но ис- следования последних лет показали, что все это писалось, что- бы подчеркнуть разрыв между русскими и украинцами в физи- ческих признаках. Различия, конечно, есть, но опи существуют между любыми народами — даже похожие, близко родстве иные народы не могут быть полностью тождественны антропологиче- ски. Сходство — вот что бросается в глаза в первую очередь при сравнении антропологических типов украинцев и русских центральных районов, а не различия. То же — ив антропологи- ческом типе белорусов: они отличаются от русских, сближаясь по некоторым признакам с прибалтийскими народами. Но антропологии белорусов не повезло — огромный собранный ма- териал остается и поныне почти неопубликованным, поэтому он мало известен широким кругам специалистов-неантрополо- гов, поэтому он почти не использован для освещения вопросов происхождения белорусского народа, отдельных этнографиче- ских и территориальных групп белорусов. Однако все равно обширные и полные данные о физическом типе восточносла- вянских народов собраны, и они составляют неоценимый источ- ник этногенетических сопоставлений, разработок, открытий. Читатель уже должен был привыкнуть к тому, что без па- леоантропологии нет антропологии, что именно ей принадлежит основное мнение и решающее слово в создании теории проис- хождения антропологических типов — эта элементарная, не- важная мысль с завидным постоянством повторялась где толь- ко было возможно. Палеоантропология славян и краниология современных или близких к современности русских, украинцев и белорусов — тоже не пустое место, не та девственная область, которой никто не касался. Сотню лет почти раскапываются 2*92
славянские курганы на Украине, в Белоруссии, в центральных и северных областях европейской части СССР. Многие из полу- ченных в них коллекций погибли бесследно, и тем трагичнее гибель, чем шире проводились раскопки. В археологических тРУДах общего характера, особенно посвящеппых методике, не устают приводить действительно вопиющий случай: в середине второй половины прошлого века известный меценат и археолог граф Уваров раскопал тысячи мерянских курганов — финского племени, растворившегося затем в составе восточных славян, раскопал варварски, не ведя никакой документации, собирая одни только вещи, и в результате погубил практически все ме- рянские древности, так как после его раскопок осталось лишь несколько групп непотревоженных курганов. Но после некото- рых раскопок прошлого сохранилась документация, курганы могут быть датированы, этнически определены, частично сохра- нившиеся из этих курганов скелеты были исследованы. Много было раскопано славянских курганов, и находящиеся в руках антропологов пригодные для исследования черепа древнего в осточно славянского расселения исчисляются тысячами. Такая серия дает возможность развернуться, применить разные мето- ды, дает возможность выявить локальные варианты антрополо- гического типа средневекового населения, аналогичные совре- менным или во всяком случае сравнимые с ними, проследить их изменение во времени, взаимные влияния, если не до конца выяснить, то в общих чертах представить себе пх происхож- дение. Черепа современного населения—эта фраза звучит для че- ловека, не знакомого с антропологией, особенно одиозно, кажет- ся кощунственной, у иных, наоборот, вызывает юмористическое отношение. А между тем речь идет об умерших людях: и с точки зрения этической, моральной, и с точки зрения просто челове- ческой в общем безразлично, когда умер человек — 3000 лет тому назад или 100. Когда говорится о краниологии современ- ного населения, большей частью и имеется в виду эта дата — 100—150 лет тому назад. Такие коллекции, полученные при раскопках русских кладбищ на севере, под Великими Луками и Ленинградом, и на юге, под Тулой, тоже есть, но основной материал современной русской, украинской и белорусской кра- ниологии — черепа, заботливо собранные русскими анатомами во второй половине прошлого века: тогда много попадало в больницы бездомных людей, не имевших никаких родственни- ков, после смерти их трупы не сжигали, а мацерировали, то- есть подвергали операции, при которой скелет освобождается от мягких тканей. Такие скелеты сохранились на кафедрах 293
анатомип. Их тоже много, как и средневековых восточнославян- ских черепов, больше тысячи. Происхождение людей известно, всю эту колоссальную серию можно .разбить ла группы по обла- стям, проследить географические варианты краниологического типа русских, украинцев и белорусов. А кроме того, в Москве, Киеве и Минске, во многих других городах при раскопках, пла- номерных или случайных, при перестройке старых зданий, при реконструкции центральной части города и застройке новых районов обнаружено бесчисленное количество кладбищ, частич- но тут же исследованных и датирующихся по времени работы церквей, вокруг которых они разбросаны. Эти кладбища отно- сятся к эпохе от средневековья, от XIII века до XVIII века, а внутри этого полтысячелетия могут быть датированы часто с точностью до века. Исследуется краниологический материал из этих кладбищ, и создается шкала изменения антропологиче- ских признаков во времени, прослеживается направление этих изменений и их скорость. Казалось бы, много материалов перечислено, и все материа- лов важных, существенных, но и этими данными не исчерпы- вается информация, которой располагают антропологи. Основа основ антропологического исследования — сравнение, сравне- ние разных групп — по происхождению, географическому ме- стоположению, времени, этнической принадлежности. Чтобы полностью изучать п понимать антропологию восточных сла- вян, нужно знать антропологию славян западных. В Польше, Чехословакии, Германии велась, к счастью, последние сто лет большая работа по антропологии центральноевропейских паро- дов, по палеоантропологии западных славян, исследовалось современное население, раскапывались могильники, изучались черепа. Много делается и сейчас, особенно в Польше и Чехосло- вакии, где подготовлены и работают кадры высококвалифици- рованных специалистов, где каждый год появляются десятки публикаций, отражающих основные достижения в антропологи- ческом изучении этих стран. Мы, советские антропологи, имеем поэтому пе только что сравнивать, по и -с чем сравнивать, рас- полагаем неограниченными возможностями расширять при надобности территорию исследования и привлекать самые раз- нообразные материалы из областей, далеко выходящих за пределы расселения во сточн о славянских народов. К чему же приводит это сравнение, каков основной из него вывод, стоило ли собирать всю эту гору фактов, увеличивая и до того громадный фактический арсенал других наук, занимаю- щихся этногенезом славян? Здесь мы сталкиваемся с одной большой и пока нелегко преодолимой трудностью, специфиче- 294
ской для антропологии Центральной Европы.— отсутствием удовлетворительной классификации центральноевропейских на- родов. Да, да, не удивляйтесь, такой детальной классификации пет (изложенная во 2-й главе—очень обща), хотя уже мини- мум четыре поколения исследователей изо всех сил стремятся создать эту классификацию, не щадя своих сил, прибегая к са- мой изощренной изобретательности. Обстоятельство это не сви- детельствует о бессилии антропологов, о робости их мысли, о скудости воображения, но, как в зеркале, отражает исключи- тельную важность процессов п явлений, с которыми имеет дело антропология, отражает многолетние блуждания исследователь- ских усилий. Между северными и южными европеоидами, четко опреде- ленными морфологически, отделяющимися друг от друга целым комплексом антропологических признаков, располагается па карте Европы группа промежуточных вариантов — цент рал вне- европейских. Все антропологи согласны с тем, что это сборная группа, что здесь есть типы, происхождение которых — резуль- тат смешения южных и северных европеоидов, есть и такие, которые сохранили промежуточный облик с глубокой древно- сти. Но как отделить одних от других, па что при этом опереть- ся, какие признаки являются самыми важными — до сих пор абсолютно непонятно. Кто посмелее и до темпераменту своему не может сдержать фантазии, тот предлагает классификацию, которая другим специалистам кажется произвольной и совер- шенно неприемлемой. Поэтому осторожные исследователи ждут, накапливают факты, медленно-медленно продвигаются по тому пути, который увлекающиеся без серьезной подготовки надеют- ся и, как правило, безосновательно одолеть кавалерийским наскоком. Вот к этим неодолимым в классификации цент рал вне- европейским типам и относятся западнославянские и восточно- славянские народы. На севере у русских и белорусов твердо установлена примесь северной расы, на юге у чехов, словаков, украинцев и русских — примесь южных элементов. Этим, пожа- луй, исчерпывается вся положительная информация, которую можно извлечь, бросив быстрый взгляд на типологию славян- ских народов. Поэтому дальнейший путь — путь уже конкрет- ного рассмотрения антропологии отдельных народов и привле- чения, чтобы правильно истолковать ее, палеоантропологиче- ских данных. Любопытный факт отражает сравнение краниологического типа русских и тех средневековых племен, па основе которых сформировался русский народ,— кривичей, словен новгородских и вятичей. Русские серии датируются второй половиной про- 295
шлого века, средневековые — VIII—XII веками, разрыв во вре- мени, следовательно, семь-восемь веков. Долго дебатировался вопрос о монголоидной примеси у средневековых славян, сделан был в конце кондов вывод о том, что небольшая примесь у них была, особенно заметная у вятичей. Аргумент в пользу этого приводился один — меньшее выступание носовых костей на че- репах вятичей по сравнению с черепами других племен, а этот признак характерен для монголоидов. Но по другим признакам вятические черепа — типично славянские, такие же, как чере- па других славянских групп, а значит, для признания их боль- шей монголоидности нет оснований — примесь устанавливается по нескольким признакам, а не по одному, который мог изме- ниться случайно. Таким образом, окончательный итог оказался как-то не очень определенен — если и есть в составе славян небольшая монголоидная примесь, то она очень слаба, ее роль в формировании антропологического типа славянского населе- ния ничтожна. Пусть читатель помнит при этом — речь идет о монголоидной примеси древнего домонгольского происхожде- ния. И вдруг сравнение современных и средневековых серий внесло в обсуждение этой проблемы новый факт, который я и имел в виду, начиная абзац. Сравнивая попарно серию совре- менную со средневековой из одного района, мы получаем раз- ницу между ними, закономерно повторяющуюся во всех райо- нах, повторяющуюся с не свойственной обычно антропологиче- скому материалу точностью, настолько закономерную, что нет ни одного исключения. Все средневековые славяне отличались от русских более плоским лицом и носом — вариации этих призна- ков невелики, но несомненно не случайны. Этими признаками, фиксирующими монголоидную примесь, решающими положи- тельно проблему ее наличия у средневековых славян, не огра- ничиваются отличия средневекового населения от современных русских — все русские более узколицы и широкоголовы, чвхМ славяне. Как этот факт объяснить, имеет ли он историческую весо- мость, а если имеет, как его использовать для освещения этни- ческой истории восточнославянских народов — вот вопросы, встающие перед любым антропологом, призывающие к обдумы- ванию и постоянному опробованию все новых и новых гипотез. Та гипотеза, которую защищаю я и которую предлагаю читате- лю вместе со мной обсудить, заключается в признании значи- тельной роли инородного неславянского элемента в этногенезе русских. Определить этническую природу этого элемента помо- гает все то же всесильное сравнение средневековых славянских серий с неславянскими. В областях, прилегающих к Великому 296
Новгороду, в землях бывшей Новгородской республики, откры- то много могильников эпохи средневековья. Археологи научи- лись тонко дифференцировать собственно славянские могильни- ки, оставленные новгородскими словенами, и могильники, при- надлежавшие жившим вперемежку со словенами, непосред- ственно соседствовавшим с ними финским племенам. Вален- тин Васильевич Седов, один из немногих археологов, профес- сионально владеющий палеоантропологической методикой, посвятил превосходное исследование выявлению антропологи- ческих различий этих двух групп и получил вполне определен- ный, четкий и ясный, не вызывающий сомнений итог — средне- вековые финны отличались от славян более широким, низким и плоским лицом, более плоским носом, то есть так же, как современные русские в свою очередь отличаются от славян. Построим их в один ряд по развитию монголоидных черт — максимум падает на средневековых финнов, минимум падает на современных русских, посередине находятся средневековые славяне. Построим их в один ряд по ширине и высоте лица — минимум высоты лица и максимум его ширины падает па средневековых финнов, максимум высоты и минимум ширины падает на современных русских, посередине находятся средне- вековые славяне. Они находятся посередине оба раза —это легко объяснить, если допустить, что средневековые славяне — это осла виненные финны, уже новый народ по языку и куль- туре, но стойко сохраняющий свой физический тип, роднящий его с местным населением, его предками, говорившими на фин- ских языках. Средневековые славянские серии — это начало славянской колонизации, начало проникновения славянского этноса, поэтому они отличаются от коренных финских серий сравнительно немного. Затем колонизация усиливается, и к современности формируется новый антропологический тип. отличающийся от типа средневекового населения. Итак, финский элемент вошел в состав русского народа в значительной пропорции — вот историческая гипотеза, следую- щая из антропологических сопоставлений. Она не нова: многие историки и этнографы защищали ее, приводя исторические и этнографические аргументы, во многом убедительные, но каж- дый раз оспаривавшиеся. В антропологии эта старая гипотеза получает еще одно подтверждение, подтверждение серьезное, основательное, сразу выводящее ее на первую линию обсужде- ния. Вообще говоря, чтобы воскрешать старые гипотезы, нужно иметь для этого очень веские основания, но, когда они есть, возрождение старой гипотезы неизбежно, но воскресает она на новом фундаменте, в новой одежде свежих, только что появив- 20"
шпхся фактов — движение науки вперед идет здесь концентри- ческими кругами. Чтобы сделать, однако, гипотезу финского элемента или, как говорят лингвисты, субстрата в этногенезе русского народа убедительной, придать ей окончательную силу, нужно показать сопоставлением тех же краниологических данных, что современные украинцы не отличаются также от вошедших в их состав средневековых племенных групп, где наличие финского элемента предполагать трудно, точнее говоря, просто невозможно, пет для этого никаких фактических данных. Это п было сделано и с успехом подтвердило субстратную гипотезу — ни по у пл ощени ости лица и носа, ни по размерам лица нет ла Украине закономерных различий между современ- ным п средневековым населением. А в Белоруссии они есть, хотя и слабее, чем в центральных районах европейской части РСФСР,— современные белорусы так же отличаются от своих средневековых предков, как русские от своих. Является ли этот факт доказательством финского субстрата и в составе бело- русов? Возможно, да, является, но в этом случае в отличие от уверенного однозначного решения по отношению к русским возможно половинчатое. Предки белорусов издавна соприкаса- лись с балтами, а монголоидная примесь в составе восточных балтов — факт, мы в этом убедились. Правда, она сама пришла к балтам, по-видимому, через финнов, но непосредственно к белорусам могла перейти и от балтов. Какими же новыми сведениями исторического характера располагаем мы после привлечения к решению проблемы восточнославянского этногенеза антропологических фактов? Первое — укрепляется и приобретает силу теории гипотеза финского элемента в этногенезе русских, в меха старой теории вливается вино новых обоснований. Второе — значительно рас- ширяются хронологические рамки славянской колонизации. Большие массы славянского населения переселились на терри- торию Белоруссии и в центральные районы России после ХП века, а ведь это не отмечено ни одним историческим источником. Третье — укрепляется и также приобретает дока- зательную силу теории гипотеза финского или балтийского компонента в составе белорусов. Таким образом, и на этот раз изучение физического типа народов обогатило нас новыми и важными сведениями об их исторической судьбе, этнических связях, происхождении. Но и это еще не все — мы рассмотрели происхождение русских и белорусов, на очереди стоят украин- цы, проблему происхождения которых антропологический материал поворачивает к нам совершенно неожиданной сторо- ной п придает ей новые аспекты. 298
Украинцы происходят от средневекового племени полян, жившего по Среднему Днепру,— так думали полти все истори- ки и археологи, так думают сами украинские ученые и украин- ская интеллигенция, мнение это пустило ростки и укоренилось в популярной литературе. Поляне, вначале небольшое племя, затем разрослись, объединили древлян и северян в один село г и сыграли основную роль в подъеме Киева и возникновения государства Киевской Руси. Все три племени, вошедшие в со- став украинского народа, изучены п археологически, и лалео- антр оно логически — найдены п раскопаны оставленные ими могильники, собран и изучен археологический инвентарь, скелеты древних людей. Выявилась не совсем понятная снача- ла, но любопытная и важная деталь — древляне антропологи- чески отличались от остальных славянских племен, они были крупнее, массивнее, лицо у них было шире. А когда измерили черепа современного населения Украины, стало ясно—это именно тот краниологический тип, который свойствен и совре- менным украинцам. Таким образом, краниология подсказыва - ла — физическими предками современных украинцев были древляне, они сыграли решающую роль в становлении антропологических особенностей украинского народа, в их культуре нужно искать истоки этногенеза н культурного раз- вития украинцев. Древляне, однако, связываются некоторыми археологами в одну родственную группу с балтами: соседние с ними, они наверняка вступали с ними в этнические контакты. Физический тип древлян тоже похож па физический тип баллов. Значит, в состав украинцев вошли северные элементы, север- ные не только по культуре, но п по своему антропологическому типу? Это казалось невероятным — их не находят в культур ? и языке, а антропологический состав современных украинцев, говорилось выше, включает как раз южные, а не северные элементы. Создался логический тупик, из которого не виделось никакого выхода, парадоксальная ситуация, когда ясно, что гипотеза неудовлетворительна и нужно искать повую, по абсо- лютно неясно, в каком направлении вести дальнейший попек. Помощь, как это часто бывает, пришла с совершенно неожи- данной стороны — помогли результаты палеоантропологических исследований, проведенных за пределами Украины, в Молдавия и Чехословакии. При составлении палеоантропологических карт территории Советского Союза Молдавия всегда выделялась на них белым пятном — мало раскапывалось там могильников, а те, что раскапывались, содержали лишь жалкие обломки ске- летов древних людей. За последние годы положение измени- лось — археологи, антропологи и реставраторы спасли весколь- 299
ко палеоантропологических серий разных эпох, в том числе и славянских. Славяне Молдавии были так же массивны и широколицы, как и древляне, — вот основной вывод Марины Святославовны Великановой, антрополога, занимающегося палеоантропологией Молдавии, а с этим выводом меняются л ориентиры при рассмотрении происхождения антропологическо- го типа древлян. Не менее широколицый и массивный тип характерен для славян Чехословакии. Древляне, следователь- но,— продвинувшееся на север южное по происхождению население, северные элементы в их культуре — позднейшее напластование, результат соседства с балтами. Южные люди, онп былп относительно темноволосы и темноглазы, как и со- временные украинцы, и теперь сопоставление тех и других, признание их прямого генетического родства не вызывает никаких антропологических затруднений. Так часто тупиковая ситуация в пауке проявляется с помощью фактов, которые на первый взгляд не имеют к ней прямого отношения. Мы убеждаемся — в этногенезе украинцев антропологии также удалось сказать свое веское слово. Но и им не исчерпы- вается ее роль в этногенезе восточных славян. Выяснив субстрат, на который наслоился славянский этнос, нужно теперь опреде- лить прародину славян или по меньшей мере определить с по- мощью антропологических данных, какая из существующих гипотез прародины ближе к истине. Выявлен в составе восточ- ных славян антропологический вариант, отличный от осталь- ных,—он представлен у украинцев, но если пойти дальше в анализе антропологической типологии средневекового населения, можно заметить территориальные различия, но не между севером и югом, а между западом и востоком. Если составить карты территориальных вариаций некоторых особенностей строения черепа у восточных, западных, южных славян и гер- манцев, то бросится в глаза закономерность на этих картах, повторяемость определенных вариаций у восточных славян, с одной стороны, германцев, с другой. Славяне западные и южные занимают промежуточное положение. Речь идет все о тех же признаках, по которым русские отличаются от средне- вековых славян,— высота и ширина лица, их соотношение. Представьте себе сравнительно высоколицего и узколицего прикарпатского и балканского славянина, представьте себе дальше, что люди такого антропологического облика стали расселяться в эпоху раннего средневековья из области Приду- павья на восток и северо-восток, столкнулись с финноязычным, низколицым и широколицым населением на Волге, стали смешиваться с ним — разве не объяснили мы таким образом 300
антропологическое своеобразие русских, белорусов, частично п украинцев? Объяснили самым лучшим образом. Антропологи- ческий материал, -следовательно, заставляет искать прародину восточных славян на юго-востоке от области пх теперешнего расселения — вот какой вывод можно сделать в конце, вот что еще можно сказать о восточнославянском этногенезе, если рассматривать его сквозь призму антропологии. Вывод этот, читатель уже понял, укрепляет позиции сторонников прикар- патской теории происхождения славян. Скажем ли мы когда- нибудь—да, это окончательно правильная теория, не подлежа- щая исправлению, последнее неоспоримое слово пауки, или. в конце концов откажемся от нее, заменив ее более совершенной.— покажет будущее. Пока эта теория мужает, постепенно наби- рает силу, неуклонно завоевывает все больше сторонников. Итак, за тюрками пришли восточные славяне. Тем, кто внимательно и сочувственно следил по предшествующим страницам за успехами антропологии в разрешении самых разнообразных, в том числе и самых сложных, самых запутан- ных вопросов этногенеза, раздел о восточных славянах доста- вил, я уверен, не меньше радости и удовлетворения — успехи налицо и здесь, успехи серьезные, неоспоримые. Но главное даже не эти успехи, а тот путь, по которому идет антропология в их достижении, методологические трудности, которые она преодолевает, методические приемы, которыми опа пользуется. Если эту книгу читают историк, археолог или этнограф — они получат представление о возможностях антропологии в реше- нии этноисторических проблем, заинтересуются ею, оценят эти возможности, а там, кто знает, может быть, и полюбят ее, как любит ее автор, как любят ее его коллеги. Для меня в этом — главный результат и высшее удовлетворение.
ПОСЛЕСЛОВИЕ Я на писал эту книгу потому, что сам антрополог, потому, что люблю науку, которой занимаюсь, и хочу, чтобы ею занима- лось как можно больше народу. Я написал ее потому, что не смог подавить восторга перед увиденным в экспедициях, не смог скрыть радости открытия новых фактов, не хотел и не хочу видеть в нашей науке только скучное времяпрепровожде- ние, пригодное для чудаков. Сколько раз в поездках доводилось слышать восторженные отзывы об антропологии, поэзии экспедиций п огромной общественной важности результатов, сколько раз загорались глаза у людей, которым приходилось рассказывать об их далеких предках. Люди самых разно образ- пых профессии, представители разных народов хотят зшнь свое прошлое, хотят учиться на нем, и антропология вместе с древней историей, археологией и этнографией удовлетворяет их любознательность, помогает извлечь из забвения то, что не со- хранилось записанным на камне, погибло в огне пожарищ, разрушено тысячелетними наносами земли. Люди, живые люди толпятся перед глазами антрополога, когда он работает, и голос их, биение их сердца слышны не менее явственно, чем голоса современников. Они рождались, страдали и умирали — писал Анатоль Франс о людях прошлых эпох; они не только страдали и умирали — они постоянно трудились, они возводили замки и города, проводили каналы, передвигались по земной поверхнос- ти, стремились увидеть и понять мир и преуспевали в этом. Поэтому такими живыми кажутся они, когда погружаешься в 302
прошлое, их ошиоки становятся твоими ошпокамп. их достиже- ния — твоими достижениями. Если воспринимать прошлое как музей восковых фигур, если смотреть на антрополога как на сухого и педантичного хранителя черепов и костей, он действительно предстает чуда- ком и анахоретом. Я не знаю ни одного такого антрополога — они очень живые и веселые люди, мои товарищи по работе, и юмор, активный светлый юмор является неизменным спутни- ком пх жизни: слишком трудно без него было бы преодолевать тяготы экспедиций и сохранять боевой рабочий задор, Сталин ваясь с непониманием. В жпзяп и работе пм сопутствуют удачи п неудачи, но одно остается неизменным — живой п деятельны!’! интерес к своему делу, непреоборимая, как инстинкт перелет- ных птиц, как сама жизнь, тяга поехать в экепедипито :: новому народу, повторяющаяся каждую весну, и работа, работа столько часов, сколько нужно, а иногда столько, сколько их есть в сутках. Только прошлое, ставшее живым, ставшее элементом жизни, способно соперничать с интересами сегодняшнего дня. только благодаря ему люди, не забывая этих интересов, могут заниматься такими науками, как палеонтология и археология, антропология и история. Во имя прошлого, его приближения к современности, с надеждой на новые открытия его в будущем и написана эта книга.
РАСЫ ЗЕМЛИ
Атлантическая Тихоокеанская Каапфориийския Центра, и.ниамирнка некая
Амазонская Андская Патагонская Опп'.чем ольс кая
Южномонголоидная островная Дальневосточная 10 жн им онголоидная континвп та л i-н а я
Амуро-сахалинская Арктическая Тибетская
Центральноазиатская Североазиатская А лтае-саяи с.к а ? i риг яньтайская
Казахстанская За падиосибирская Субуральская
Западнобалтийская В осто 'i побил ти в г к а я
Центрам ьновосто’шоевропейская Западноевропейская Западносредиземноморская
Балкано-кавказская Ле редпеазиатская Индо-афганская
Южноиндийская Эфиопская Суданская
Ik?i' IЛ ^псафрй.кя К й я
Андаманская Континентальная негритосская Южноафриканская
Филиппинская нсгритосская Австралийская Меланезийская
/\ii некая
ОГЛАВЛЕНИЕ ОТ АВТОРА 5 ДОБРО И ЗЛО НЕ ПРИЕМЛИ РАВНОДУШНО... 9 КОНТУРЫ НАУКИ 39 ЖИВУТ НА СВЕТЕ ЛЮДИ 61 В АННАЛАХ РАСОВОЙ ИСТОРИИ 139 ЖИЗНЬ FLA МЕСТЕ 179 НА ТЫСЯЧИ КИЛОМЕТРОВ 215 КТО МЫ? 259 ПОСЛЕСЛОВИЕ 302 Валерии Павлович Алексеев В ПОИСКАХ ПРЕДКОВ (Антропология и история) Редактор М. С. Черникова Художественный редактор В. В. Щукина Технические редакторы В. А. Преображенская и Т. С. Никитина Корректор Н. Д. Толстякова Сдано в набор 2/П-71 г. Подписано к печати 11/XI-71 г. Формат бум. 60?<841/1в- Физ. печ. л. 19,0+8 вкл. Усл. печ. л. 18,6. Уч.-изд. л. 18,69. Изд. инд. НА-73. А12379. Тираж 46 000 экз. Цена 81 коп. в переплете. Бум, № 1. Издательство «Советская Россия». Москва, проезд Сапунова, 13/15. Книжная фабрика М 1 Росглавполиграфпрома Комитета по печати при Совете Министров РСФСР, г. Электросталь Московской области, Школьная, 25. Заказ № 2111.