Текст
                    

/АКАДЕМИЯ НАУК СССР ИНСТИТУТ ИСТОРИИ СССР ЛЕНИНГРАДСКОЕ ОТДЕЛЕНИЕ Е.Э. Липшиц ПРАВО И СУД В ВИЗАНТИИ в IV-VI1I вв. ИЗДАТЕЛЬСТВО «НАУКА» ЛЕНИНГРАДСКОЕ ОТДЕЛЕНИЕ ЛЕНИНГРАД . 1976
В монографии освещены важные для изучения генезиса феодализма в Византии проблемы — института рабства и колоната, собственности и владения. Исследование рисует картину развития юридической теории и судебной практики в ранней Византии. Издание представляет интерес для специалистов — исто- риков-византинистов, историков римского средневекового права, юристов. _ ЮбОЗ-ozo "Design (X) 0 Э , Л 042(02)-76~ 79'75 © ЙзДательство «Йаука», 1976
ОТ АВТОРА Предметом исследования в предлагаемой работе является право, которое часто называют римским. Однако термин «рим- ское» при применении его к праву, действовавшему в Византий- ской империи, требует существенных уточнений. Византия унас- ледовала римское право, созданное в античной Римской импе- рии, как и многие стороны культуры античности. Более того, лишь благодаря писцам, трудившимся в византийских скрипто- риях, и юристам, составителям византийских законодательных сводов и компиляций, до нашего времени сохранилось большин- ство юридических источников Римской империи. Тем не менее нужно иметь в виду, что в Византийской империи с самого на- чала (т. е. со времени около 300 г.) действующим было право только того периода в развитии римского, который в современной романистике определяется как «постклассический». Но и этого уточнения недостаточно. Следует иметь в виду, что посткласси- ческое римское право Западной Европы отнюдь не идентично тому, которое развивалось в Византии. В слабороманизованных районах обширной Византийской империи, включавшей в ранний период своей истории Сирию, Египет, Малую Азию, Грецию, Фракию и другие районы Балканского полуострова, массы насе- ления говорили не на латинском, а на греческом, сирийском, еги- петском, армянском и других языках. Эти районы имели давние традиции местного права и обычаи, которые не могли не воздей- ствовать на судьбу римского правового наследия, придавая ему своеобразную окраску. Поэтому следует признать, что терминология первых иссле- дователей истории права Византии более точно отвечает действи- тельному положению вещей. Они называли изучаемое нами право «византийским». Этот термин применяется и в настоящей работе. Византийское право являлось одной из наиболее ярких сто- рон византийской культуры, и по силе воздействия на культуру других народов средневекового мира оно может идти в сравне- ние лишь с византийским искусством и архитектурой. Игнориро- вание или недостаточное внимание к истории византийского права, которым часто отмечены труды по византийской культуре, обедняет наши знания о ней. Это игнорирование объясняется, 3
надо полагать, тем, что вся тысячелетняя средневековая куль- тура Византии носит столь выраженный консервативный харак- тер, что на первый взгляд она кажется раз навсегда установлен- ной и неизменной. Современные методы интерпретации источни- ков доказали, однако, что эта неподвижность лишь кажущаяся. Под внешней застойностью шло неуклонное развитие для при- способления унаследованного классического римского права (со- хранявшего в Византии свой высокий авторитет) к изменившимся условиям ранневизантийского общества. Осознание происходив- ших изменений, пожалуй, нашло свое наиболее четкое выраже- ние в одной из новелл императора Льва VI (886—912 гг.). Он писал, что «при всем уважении к авторитету старого законода- тельства следует признать, что времена меняются. В некоторых случаях нужно отдавать предпочтение обычаям перед законами и возводить эти обычаи в ранг законов». На современном этапе развития науки немыслимо пе учиты- вать результатов исследований папирологии — науки, располага- ющей массовым документальным материалом византийского Египта IV—VII вв. Не будучи специалистом-папирологом, я смогла использовать некоторые данные и важнейшие выводы новейших папирологических исследований благодаря неизмен- ному содействию И. Ф. Фихмана. Считаю своим приятным дол- гом выразить ему живейшую благодарность за это, а также и за предоставление мне возможности ознакомиться с некоторыми новейшими труднодоступными работами по романистике. Я иск- ренне признательна всем моим коллегам по Ленинградскому от- делению Института истории СССР, особенно М. Е. Сергеенко и И. П. Медведеву, прочитавшим предлагаемую книгу в рукописи, а также моей ученице Е. К. Пиотровской за большую помощь в период печатания книги в издательстве «Наука».
ВВЕДЕНИЕ Известно, что право, нашедшее свое наиболее полное воплоще- ние в четырехчастном Своде Юстиниана в VI в. н. э., сохранило значение не только на всем протяжении истории Византийского государства, но и в позднейшие времена. Средневековые юриди- ческие школы Италии и других европейских стран сыграли в этом отношении огромную роль. Работы Ирнерия и его учеников в Бо- лонье, труды глоссаторов и комментаторов в XI—XII вв., пост- глоссаторов в XIII в., филологов в особенности, Куяция (1522— 1590), Доно (1527—1591) и Готофреда (1587—1652) способст- вовали изучению римского права за пределами Византии, глав- ным образом в романских странах. Основным источником изуче- ния римского права оставался Свод Юстиниана. Институции Юстиниана неизменно использовались как учебник для юристов в средние века. После гибели Византии Свод Юстиниана послу- жил основой законодательства во многих государствах. Достаточно напомнить, что в некоторых районах Западной Европы (Герма- ния) формальное действие Кодекса Юстиниана отменено лишь на рубеже XX столетия.1 Правда, было бы неверным считать, что та стройная и всесто- ронне законченная, лишенная противоречий система римского права, которая излагалась в трудах по догме римского права в XIX—начале XX столетия, идентична праву Юстиниана. Искусственное преодоление противоречий, присущих этому источ- нику права VI в., и восполнение недоработанных частей системы явились результатом модернизации и приспособления Свода к нуждам позднейшего времени.2 Из различных областей клас- сического римского права наиболее разработанным было частное, или гражданское, право. Эта область юридической науки имеет чрезвычайно большое, если не сказать первоочередное, значение для социально-экономической истории Византии. Вместе с тем, несмотря на большие успехи византиноведения, история визап- 1 Покровский. История, 1918, с. 3, 187 сл., 192 сл., 196 сл., 199 сл., 204 сл.; W i е а с к е г. Recht, 1964, S. 44. 2 Kaser. RPR, I, 1955, S. 9. 5
тийского права остается и сейчас одной из наименее исследован- ных. Первые публикации памятников византийского права отно- сятся еще к XVI столетию.3 Однако лишь в XIX в. появились их научные издания, не утратившие значения во многих своих частях и до настоящего времени. Публикации памятников визан- тийского права, осуществленные такими крупнейшими специа- листами, как братья Хаймбахи, кардинал Питра, Раллис и Пот- лис, Цахариэ фон Лингенталь, Феррини и др., сыграли огромную роль в развитии истории византийского права.4 Созданные на ос- нове опубликованных памятников византийского права моногра- фические исследования и обобщающие труды Цахариэ фон Лин- генталя, Бинера, Мортрейля, Коллинэ, Павлова, Бенешевича и др., достаточно хорошо известны. Находки византийских папи- русов в Египте во многом обогатили науку истории византийского права. Там были найдены фрагменты сочинений юристов, а также конституций Юстиниана.5 Значительный вклад в дело изучения византийского права внесли также публикации актовых материа- лов X—XV вв., сделанные в XIX столетии и продолженные в кри- тических изданиях текущего столетия. Если эти публикации вы- ходят за рамки рассматриваемого нами времени в данном иссле- довании, то критическое переиздание схолий к Василикам, сохранивших фрагменты сочинений юристов V—VII вв., пред- ставляет первоочередный интерес при интерпретации законода- тельных памятников этой поры.6 И все же приходится признать, что в этой отрасли византино- ведения сделано значительно меньше, чем в других разделах ис- тории права, с одной стороны, и византиноведения — с другой. При всем неоспоримом значении имеющихся публикаций источни- ков и исследований нельзя не согласиться с основательностью взгляда, высказанного французским специалистом по истории византийского права Ж. Малафоссом. Он отметил, что многие из 3 Mortreuil. Histoire, I, 1843, р. XXVII sq. 4 Bas. (Hb.); Suppiementum Bas. (Zach.), 1846; Bas. (Ferrini, Mercati), 1897; Anecdota (Hb.), 1838; Anecdota (Zach.), 1843; luris eccl. historia (Pitra); Syntagma; lus (Zach.); lus (Zepos). 5 Cm.: Seidl. Bechtsgeschichte Agyptens, 1973, S. 49; Amelotti. Co- stituzioni, 1971; Amelotti e Luzzato. Le costituzioni, 1972. 6 Подробности и литературу см.: Scheltema. Antecesseurs, 1970. Лю- бопытно отметить, что этот ученый, один из крупнейших специалистов по византийскому праву, в отличие от многих других ученых Западной Европы, признает существование византийского феодализма. Еще в 1958 г. он писал: «Византия переняла вместе с наследием Римской империи мно- гое, что могло послужить исходной точкой развития в феодальном направ- лении» (Scheltema Н. J. An den Wurzeln der mittelalterlichen Gesell- schaft. Oslo, 1958, S. 152). Этой актуальной проблеме сейчас в мировом византиноведении уделяется особое внимание. В «Becherches Internatio- nales a la lumiere du marxisme» (1974, № 79), в томе, полностью посвя- щенном византийскому феодализму, опубликованы статьи ряда советских ученых и ученых социалистических стран по этой проблеме. 6
имеющихся изданий источников не могут быть признаны отве- чающими современным требованиям критического их изучения. Рукописная их традиция во многих случаях еще недостаточно всесторонне исследована.7 К тому же выводу пришел еще ранее известный немецкий историк права Ф. Прингсхайм, обосновав- ший необходимость нового издания столь важного и капиталь- ного византийского законодательного памятника, как Василики.8 Не требует особых доказательств то положение, что лишь после всестороннего и полного обследования всех сохранившихся рукописей того или иного источника и изучения кодексов, в со- став которых он включен, можно будет заложить прочный фунда- мент для суждений о памятниках византийского права. Но эти работы остаются пока делом будущего. Поэтому та основа, на ко- торой в силу необходимости в настоящее время может созда- ваться то или иное синтетическое построение, является во мно- гих отношениях гипотетической. Следовательно, и самые по- строения должны рассматриваться как предварительные. Вместе с тем нельзя не сказать, что без подобных рабочих гипотез не- мыслимо выявить проблематику, требующую дальнейших исследо- ваний, указать па белые места и наметить план их ликвидации. Настоящая работа и ставит своей задачей рассмотреть в первую очередь некоторые наиболее важные для историков Византии проблемы истории византийского частного, или гражданского, права в той мере, в какой это позволяет сделать современное со- стояние изучения источников. Значительно лучше, чем с позднейшими периодами истории византийского права, обстоит дело с его начальными этапами. Это объясняется тем, что первый период развития византийского права хронологически совпадает с заключительным посткласси- ческим этапом истории римского права — специальной отрасли юридической науки, чрезвычайно успешно и плодотворно изучае- мой юристами-романистами. Поскольку законодательные своды Феодосия и Юстиниана, созданные в Византии, содержат, по- мимо конституций, отражающих современные им правовые воз- зрения, большое количество материалов, почерпнутых в трудах юридических авторитетов античной эпохи, они издавна привле- кали к себе внимание специалистов по истории римского права. Эти источники способствовали восстановлению состава текстов утраченных оригиналов сочинений классических юристов. Па- мятники ранневизантийского права изучались главным образом под углом зрения, продиктованным интересами специалистов по классическому римскому праву. Такой ретроспективный взгляд 7 Malafosse J. Chronique de droit byzantin. — Byz., 1962, 32, 2, p. 610. 8 Pringsheim F. Zum Plan einer neuen Ausgabe der Basiliken. Ber- lin, 1956. — Новое критическое издание Василик близится к концу и со- стоит из двух серий: «А»—текст Василик и «В» — схолии к Василикам. Это издание выполняется голландскими учеными в Гронингене. 7
на источники ранневизантийского права был до сравнительно недавнего времени весьма распространенным. В них усматри- вали почти исключительно признаки упадка римского права, они квалифицировались безоговорочно как «римские», хотя были со- зданы в совершенно иной этнической и общественно-экономиче- ской среде. Теснейшая связь и преемственность в развитии ви- зантийского и римского права бесспорны, но они отнюдь не дают основания для полного отождествления. В последние десятилетия положение вещей существенно из- менилось. Исследование тех процессов, которые претерпели раз- личные сферы права в IV—VI вв., в постклассический период, стало проводиться не только и не столько с точки зрения судеб права классической эпохи, сколько как одной из важных сторон начинающегося средневековья. Такая постановка вопроса оказа- лась очень плодотворной для историков римского права. Но она открыла новые перспективы и перед историками-византинистами, расширив круг источников при анализе социально-экономических отношений в начальные периоды существования Византийского государства. Для нашего времени характерен большой интерес к этому периоду лучших специалистов по римскому праву именно с указанной прогрессивной и свежей точки зрения. Пока, к со- жалению, новые оценки состава юридических текстов и установ- ленные историками римского права процессы переосмысления юридических терминов и понятий остаются почти не использо- ванными и не уточненными в византиповедческих исследованиях.9 При сложности изучаемого периода, разумеется, и сейчас еще многие важные проблемы историками римского права решаются пока гипотетически и остаются недостаточно разработанными.10 Особенно это относится к восточным районам бывшей Римской империи, т. е. именно к тем, которые входят в сферу византино- ведения. Наиболее благоприятно дело обстоит лишь в отношении византийского Египта. Многочисленные находки папирусов, со- держащих документальные материалы, позволили специалистам- папирологам осветить историю ранневизантийского права на более полной и прочной источниковедческой основе, чем это возможно для других районов империи.11 9 Из работ советских историков римского права особый интерес для византинистов представляет насыщенное богатым фактическим содержа- нием краткое исследование И. С. Перетерского «Дигесты Юстиниана». Ценными являются текстологическая и аналитическая части книги. Уже после опубликования этой книги за рубежом появилось много новых работ видных юристов-романистов, еще дальше продвинувших изучение юриди- ческих текстов IV—VI вв. И. С. Перетерский был глубоко прав, когда под- черкивал необходимость учета нововведений IV—VI вв. при изучении права периода кодификации (Перетерский. Дигесты, 1956, с. 29). 10 Kaser. Zur Methodologie, 1972, S. 102. 11 Taubenschlag. Law, 1955; Amelotti. Costituzioni, 1971; Seidl. Rechtsgeschichte Agyptens, 1973. 8
I. ЮРИДИЧЕСКАЯ НАУКА И ЕЕ ПРЕДСТАВИТЕЛИ В ВИЗАНТИИ IV-V вв. Тщательная, вдумчивая и тонкая критика текстов дошедших до нашего времени сочинений классических юристов и законода- тельных памятников убедительно выявила факты коренной ломки правовых воззрений начиная с IV в. Результаты этих исследова- ний доказали, что бурный процесс пересмотра захватил собой по- нятия, включающие едва ли не все важнейшие разделы частного, или гражданского, права. Представления, заимствованные из по- вседневного обихода, из «вульгарного» или «вульгаризованного» и обычного права, как римского, так и неримского — провинциаль- ного, эллинистического и восточного, — мощным потоком проры- ваются в это время в официальное законодательство, ломают терминологию. Разумеется, обычное право и влияние жизненной практики на юридические нормы сказывались и прежде, осо- бенно в восточных провинциях Римской империи. Но роль этих факторов чрезвычайно возросла и дала им возможность оказать решающее влияние на законодательство лишь тогда, когда ста- рая система права, равно как и римская государственная система, подверглась коренной перестройке в результате кризиса III в. В IV в. получили распространепие представления, которьш не ставили препятствий, как прежде, строгие юридические прин- ципы. «Весь климат, с которым мы здесь имеем дело, стал в своей основе иным. Он пронизывает собой непроизвольно и незаметно не только юридическую практику и законодательство, но и докт- рину. .. Индивидуализм и свободная инициатива отдельных лиц, на которых была основана в принципе классическая система права, ушли в прошлое. Окончательное установление бюрократи- ческого государственного строя, хозяйственный переворот, переме- щение социальных слоев, замена формулярного процесса бюро- кратическим — всему этому не смогла противостоять структура старых правовых воззрений... Формировавшееся частное право было ближе к действительности и к мировоззрению простого че- ловека, которому оно было доступнее, чем более раннее. Оно воз- никло из условий общества, переживавшего кризис. И с точки зрения правовой политики оно таило в себе многообразные зерна плодотворного развития в ранее неизвестном направлении. 9
В этом заключалось... его здоровое ядро».1 Так характеризовал один из крупнейших современных юристов-романистов процессы, которые наблюдались в то время в истории римского права. Ана- логичные взгляды высказывают и некоторые другие специа- листы — историки права.2 Строгие и тяжеловесные традиционные формулы, требовавшиеся согласно нормам классического права при заключении и расторжении деловых соглашений, в этом но- вом — более широком территориально и этнически — мире усту- пают место более свободным и гибким, более утонченные и слож- ные формы заменяются примитивными и общедоступными. Проблемы, поставленные впервые еще в конце прошлого сто- летия Л. Миттайсом в его известном труде «Reichsrecht und Volksrecht in den ostlichen Provinzen des romischen Kaiserreichs»,3 разработаны в современной науке гораздо глубже. Переворот в правовых воззрениях наиболее вдумчивыми исследователями основательно ставится в связь с тем глубоким общественным пе- реворотом, который совершался в период зарождения средневе- кового византийского общества. Именно так характеризует его в одной из своих работ немецкий исследователь Виакер.4 К этим выводам ученых привели предварительные аналитические работы, среди которых одно из первых мест занимают бесспорно два бле- стящих монографических труда Э. Леви. Собранные им многочис- ленные данные источников привели его к убеждению, что пере- лом отчетливо обнаруживается с начала IV в. «Со времени прав- ления Константина ссылки на традиционное право в рескриптах сразу исчезают». Законодательство этого императора обнаружи- вает новые тенденции, проявляющиеся не только в реформах, но и в терминологии. Исследователь выявляет в конституциях IV в. элементы проникновения в официальное право обычного и даже таких воззрений, которые прежде расценивались как «еретиче- ские».5 Таким образом, для Леви, как и для Виакера, резуль- таты анализа законодательных памятников, а равно и сохранив- шихся последовательных версий сочинений римских юристов, 1 Levy, II, 1956, S. 3—4. 2 Wieacker. Vulgarismus, 1955, S. 45; Kase r. 1) RPR, II, 1959, S. 3 f.; 2) Begriff, 1962, S. 543; Biondi. Diritto, I, 1952, p. 45 sq.— Бионди, в отличие от других исследователей, придает решающее значение в происшедшем перевороте влиянию христианской церкви. 3 М i 11 е i s. Reichsrecht, 1891. 4 Wieacker. Vulgarismus, 1955, S. 45; см. также: Albertario. Introduzione, 1935, p. 90 sq.; Paradis i. Diritto, 1966, p. 27—38. — Виакер ярко характеризует новый взгляд на законодательство Юстиниана, как на отражавшее в первую очередь взгляды его собственной эпохи, и разде- ляет по этому вопросу тезис Арки (Wieacker F. 1st Justinian Klas- sizist? — Etudes Macqueron, 1970, S. 683—691). 5 Levy, I, 1951, p. 1; см. также: Biscardi A. Studi sulla legislazione del Basso Impero. II. Diritti reali e possesso. — Collana di studi, Circolo giuridico della R. Universita di Siena, 1942, IV (цит. no: Schulz. Ge- schichte, 1961, S. 335). —Шульц, в отличие от Леви и Бискарди, считает началом нового периода царствование Диоклетиана. to
Стали прочным аргументом Для установления на грани lit и IV вв. глубокого рубежа в истории права. Исследователи видят в законодательстве Константина не только первое официальное в империи признание идей греческого, «иноземного» для Рима, права, но и вообще «вульгарного» права.6 * В Все эти открытия оказались возможными благодаря более вы- сокому уровню публикаций и анализа источников, чем прежде. Критика текстов законодательных памятников и других сохра- нившихся юридических документов проложила новые пути. В на- стоящее время можно считать установленным, что юридические тексты, носящие в законодательных сводах ранневизантийского времени имена выдающихся римских классических юристов, со- держат множество интерполяций. Византийские юристы, участ- вовавшие в работах по подготовке сводов Феодосия и Юстиниана, для приспособления эксцерпируемых ими текстов из сочинений классических юристов к условиям своего времени, нередко вно- сили в цитаты изменения, сокращения, дополнения. Вводные кон- ституции к сводам содержат соответствующие директивные ука- зания подготовительным комиссиям. Особенностью этого периода по сравнению с античным было то, что авторы переработок текстов классических юристов оста- вались анонимными, прикрываясь авторитетным именем своих классических предшественников. Их руку иногда можно отличить в тексте не только по стилистическим чертам, чуждым оригиналу, но и по бросающейся в глаза нечеткости, неточности юридиче- ских формулировок, смешению технических терминов, прежде резко отличавшихся друг от друга. И если чрезмерное увлечение установлением интерполяций без достаточной аргументации при- вело в свое время к некоторым неосновательным выводам в от- ношении аутентичности тех или иных текстов, то в целом кри- 6 Levy, I, 1951, р. 10; II, 1956, S. 3. — В современной романистике про- должают усиленно дебатироваться вопросы о «вульгарном» праве, вопросы о сущности и границах термина «вульгаризм» для юридической науки. В частности, дискуссируются проблемы, поднятые работами Леви и Виа- кера. Этой теме уделило внимание большое число современных исследо- вателей. В одной из работ (S t u h f f G. Vulgarrecht und Kaiserrecht unter besonderer Berucksichtigung der Gesetzgebung Konstantins des Grossen. Weimar, 1966) поставлены вопросы как теоретического (о значении «вуль- гарного» права, о его отношении к обычному праву), так и конкретно- исторического характера (о возникновении «вульгарного» права, о значе- нии законодательства Константина I для решения вопроса о восточном «вульгарном» праве). Отметим также содержательную рецензию Канната на названную книгу (SDHI, 1966, 32, S. 391—406), с подробной библиогра- фией, а также исследование Канната (Gann ata. Possessio, 1962), где поставлены эти вопросы, и статью Парадизи (Р а г a d i s i. Diritto, 1966) co специальным рассмотрением проблем «вульгарного» стиля и возможно- сти отнесения стилистической характеристики к юридической науке (р. 27—38). Ж. Годемэ раскрывает значение «вульгарного» права как права более простого, отвечающего быстрее запросам практики, чем ученые кон- струкции классической юриспруденции (G a u d е m е t. Droit vulgaire, 1965, р. 296). 11
тика юридических текстов является бесспорным завоеванием ис- торико-правовой пауки. При наличии нескольких версий одного и того же сочинения выявление интерполированных мест полу- чает прочную основу. А так именно дело обстоит с рядом юриди- ческих текстов.7 Сначала, когда впервые были обнаружены подобные интерпо- ляции в тексте Дигест Юстиниана, исследователи приписывали все эти изменения составителям Дигест, т. е. юристам VI в. Впоследствии же этот вывод пришлось во многом пересмотреть. Было доказано, что интерполяции вносили начиная с IV в. Тща- тельное изучение последовательных изменений, которые дошли до нас в нескольких разновременных редакциях, позволило также выяснить методику работы интерполяторов. Тем самым эти ис- следования текстов бросили новый свет на работы юристов пост- классического времени, которые известны в очень слабой степени. Эти работы раньше, по сути дела, вообще совершенно недооце- нивались и рассматривались лишь как свидетельство упадка юриспруденции в IV—V вв. Сейчас в эту точку зрения внесены существенные коррективы.8 На основании греческого Индекса, включенного во Флорен- тийскую рукопись Дигест Юстиниана,7 8 9 а также из текста самих Дигест установлены имена 38 юристов, сочинениями которых, по всей вероятности, могли пользоваться составители Корпуса Юс- тиниана еще в VI в. Однако эти классические тексты были во многих случаях адаптированы для нужд более позднего времени. Признанные авторитеты времени расцвета римской юриспруден- ции использовались, таким образом, для установления связи но- вых законоположений с классическими.10 Из всего богатства ста- 7 Wieacker. Textstufen, 1960, S. 35 f.; Перетерский. Дигесты, 1956, с. 72—96; Seidl. Rechtsgeschichte, 1962, S. 117 f.; Kaser. Zur Metho- dologie, 1972, S. 32 f., 80—94. — Об изменениях нормативного характера см.: В о n i n i. Ricerche, 1968, р. 135—164. 8 О характере работы но выявлению интерполяций в юридических текстах юстиниановского и доюстиниановского времени см.: L е n е 1. Ра- lingenesia, 1889; Wenger. Quellen, 1953, S. 855 f.; Schulz. Geschichte, 1961, S. 167 f.; Seidl. Rechtsgeschichte, 1962, S. 114 f.; Arangio-Ruiz. Istituzioni, 1954, p. 7 sq.; Wieacker. Textstufen, 1960; подробнее см.: Перетерский. Дигесты, 1956, с. 72—95. Примером выявления доюсти- ниановских интерполяций в Дигестах может служить текст: «Если раб, которым я владел, выдает себя за свободного, как это сделал Спартак, и готов подвергнуться судебному процессу, то он не считается находящимся во владении господина, противником которого он готов быть» (Dig. 41, 2, 3, 10). То, что этот отрывок является интерполяцией, было заподозрено Моммзеном и Ленелем. И. С. Перетерский обосновывает правильность этого предположения тем, что «включить упоминание о Спартаке не могли ни лояльный императорский чиновник Павел, ни юстиниановский санов- ник Трибониан» (Дигесты, 1956, с. 93—94). 9 С. I. С. 1, 1954, р. 25—28; ср.: Schulz. Geschichte, 1961, S. 170 f.; Wenger. Quellen, 1953, S. 591. 10 В Дигестах в конституции «Tanta», § 10, сказано: «Tanta nobis anti- quitati habita est reverentia» (С. I. С. I, 1954, p. 18); см. также: Schulz. Geschichte, 1961, S. 359 f. 12
рой юриспруденций, достигшей своего зенйта в первые вейа на- шей эры, было избрано далеко не все. Конституциями Кодекса Феодосия 321 г. и последующих лет засвидетельствованы первые факты авторизации императорской властью сочинений юристов. Так, Константин предписал «во из- бежание бесконечных споров юристов уничтожить замечания Ульпиана и Павла к тексту Папиниана, так как они не столько исправляют его, сколько портят во имя собственного прославле- ния», а немного позднее он подтвердил значимость в суде трудов Павла, в том числе и его «Sententiae», которые считались неко- торыми его современниками неподлинным сочинением этого клас- сического юриста.11 В Кодексе Феодосия первоначально канонизировались только пять классических юристов: Папиниан, Павел, Ульпиан, Моде- стин и Гай. При расхождении во мнениях по рассматриваемому вопросу предпочтение отдавалось большинству. При равенстве голосов решающим был признан голос Папиниана. Однако в даль- нейшем этот список был расширен за счет включения тех юриди- ческих авторитетов, па которых ссылались в своих трудах на- званные пять авторов. Такое положение оставалось в силе до VI в. После издания Дигест разрешалось ссылаться только на те нередко интерполированные цитаты из старых сочинений, кото- рые составителями Корпуса были включены в Дигесты. Все про- чие тексты утратили всякое практическое значение.12 Само собой разумеется, что для исследователя, интересующе- гося выяснением состояния юридической науки в ранневизантий- ский период, история изменения текстов классических юристов, связанная во многих случаях в своем происхождении с нуждами школьного преподавания в византийских юридических школах, содержит ценнейший, хотя и крайне фрагментарный, материал. В первые века нашей эры авторы юридических сочинений — юрисконсульты, которые были в то время истинными творцами юридической науки, выступали под своими собственными име- нами. В ранневизантийское время положение существенным об- разом изменилось. За очень редким исключением, если не счи- тать участников комиссий по составлению законодательных сво- дов, большинство ученых-юристов — подлинных авторов или консультантов при создании императорских конституций — оста- ются нам неизвестными. Правда, благодаря косвенным данным, о которых речь будет далее, в отдельных случаях открываются пути для выяснения характера участия некоторых поименно из- вестных юристов того времени в выработке конституций. Но по- добных данных, к сожалению, очень мало. Чрезвычайно важным 11 С. Th. 1, 4, 1, 2. 12 С. I. С. I, 1954, р. 21 (конституция «Tanta», § 19); ср.: Schulz. Ge- schichte, 1961, S. 359 f. 13
источником для изучения этого вопроса явились схолии к Васи- линам. Наиболее богатыми источниками при изучении истории ран- невизантийского права являются бесспорно своды императорских конституций, подобных которым античность не знала. Первые опыты кодификации права относятся к рубежу III и IV вв., т. е. к самому началу изучаемой нами эпохи. Как предполагают со- временные исследователи, первые Кодексы были изданы на во- стоке империи. Составители этих сводов — Григорий и Гермоге- ниан — были современниками императора Диоклетиана. Их био- графии нам неизвестны, а своды в своем оригинальном виде до нас не дошли. Однако их состав восстанавливается по тем ча- стям, которые были использованы в других источниках. Помимо Кодекса Юстиниана, где воспроизведены некоторые конституции этих первых сводов, о их содержании дают возможность судить такие источники: Fragmenta quae dicuntur Vaticana, Scholia Si- naitica ad Ulpiani libros ad Sabinum, Consultatio veteris cuiusdam iurisconsulti, Mosaicarum et Romanarum legum Collatio, Epitome codicum Gregoriani et Hermogeniani Wisigothica и т. д. В Григорианском Кодексе, вероятно достаточно обширном, было не менее 19 книг. Некоторые конституции Гермогепиан- ского Кодекса, относящиеся к IV в., были, по-видимому, добав- лены в него при переиздании. Датировка обоих сводов, особенно второго, представляет затруднения. Скорее всего это было время около 295 г.13 Ссылки на Григорианский и Гермогениапский Ко- дексы имеются и в Кодексе Феодосия. Использование сводов в византийских юридических школах подтверждается указаниями, сохранившимися в Синайских схолиях.14 Из схолии юриста Фео- дора к конституции от 30 августа 293 г., включенной в Кодекс Юстиниана, видно, что юристы пользовались Синайскими схо- лиями и в VI в.15 Первым официальным сводом законов явился Кодекс Феодо- сия 438 г. Здесь нашли свое место императорские конституции начиная с Константина. Кодекс сохранился не в полном виде. В инструкции императоров Феодосия и Валентиниана комиссии, которой было поручено составление Кодекса, предписывалось включить в него и те конституции, которые уже не были дейст- вующими; это делалось в качестве уступки юридическим школам, 13 «Gregorianus libro XVIIII» (Mosaicarum et Romanarum legum Col- latio, tit. Ill, 4. — FIRA, II, 1964, p. 552). — Либо считает, однако, неисклю- ченной и датировку около 350 г.: Liebs D. Hermogenians iuris epitomae. Gottingen, 1964, S. 12 f. 14 Scholia Sinaitica ad Ulpiani libros ad Sabinum, III. — FIRA, II, 1964, p. 639—640; Girard et Senn. Textes, 1967, p. 593. 15 Bas. 11, 2, 35 (C. J. 2, 4, 18). — BS, p. 408, 442. — Подробнее об этих Кодексах см.: J б г s. Codex Gregorianus; Codex Hermogenianus. — PWRE, Bd. IV, S. 161—167; Wenger. Quellen, 1953, S. 354 f.; Schulz. Ge- schichte, 1961, S. 390 f.; Liebs D. Hermogenians iuris epitomae; ср. рец. De D о m i n i c i s M. A. — lura, 1965, XVI, p. 247—250. 14
где изучалось и то, что уже не имело силы действующего закона. Все законы до 312 г., не вошедшие в Кодекс Феодосия, потеряли силу с 1 января 439 г. Последующие, выпущенные после издания Кодекса новеллы императоров не были кодифицированы до вы- хода в свет Кодекса Юстиниана, в который некоторые из них во- шли в извлечениях. Исторический анализ Кодекса Феодосия еще только начинается. Изучение Кодекса привело исследователей к заключению, что составители его пользовались, по-видимому, чрезвычайно широкими полномочиями: они могли не только иначе систематизировать материал, по и вносить редакционные изменения. Они имели в своем распоряжении материалы из архи- вов Бейрутской юридической школы, а также из коллекций част- ных юрисконсультов. В тексте Кодекса обнаружены некоторые неточности как в содержании конституций, известных из других источников, так и в обозначении места и времени их издания. Богатство Кодекса в историческом и юридическом отношениях обещает дать еще много новых ценных сведений для историков Византии. Это вряд ли нуждается в каком-либо новом обоснова- нии. Наиболее удачно в лапидарной форме значение Кодекса как исторического источника сформулировано Л. Венгером: «...выдающееся значение Кодекса Феодосия состоит в том, что он является важнейшим источником для изучения преобразова- ния самой сущности римского государства в средневековое фео- дальное».16 Конституции не упоминают имен юристов, участвовавших в их составлении, а носят имена издавших законы императоров. Ярко выступающий в ранневизантийский период бюрократический ха- рактер государства и права значительно уменьшил роль отдель- ных представителей юриспруденции в развитии права. Если прежде в правотворчестве огромную и определяющую роль иг- рали суждения, высказанные по тому или иному вопросу круп- нейшими представителями юридической науки, и на эти сужде- ния можно было опираться, ссылаться и впоследствии при разборе сходных спорных дел, то в IV—V вв. ничего подобного не было. Ссылки на ответы и заключения юридических авторитетов, ко- торые ранее выступали, хотя и с императорского соизволения, но от собственного имени, в постклассическом праве уже не встре- чаются, если, конечно, не считать Дигест. В последних, как мы уже отметили, цитируемые тексты были подвергнуты предвари- тельной обработке. Непосредственно же заключения юристов не являются в ранневизантийский период решающими в судебных делах. Бюрократизация проникает глубоко во все звенья визан- тийской правовой системы. Ведущие юристы — юрисконсульты республиканской и ранне- императорской эпохи развития римского права — держались вдали от адвокатуры: риторика не входила в круг их деятельности. 16 Wenger. Quellen, 1953, S. 539. 15
С другой стороны, выступавшие в судах риторы имели лишь элементарную юридическую подготовку. Еще в конце III в. н. э. дело обстояло именно так. Это видно из данных, сообщаемых в одном из сочинений епископа Понта Григория Чудотворца. Он описывает в Панегирике Оригену собственную подготовку, кото- рую он прошел, собираясь стать ритором. Характеризуя своего учителя латыни, он указывает, что тот «кое-что знал по римскому праву». У него Григорий получил элементарное юридическое об- разование, и это было лучшей школой для того, чтобы стать ритором в суде.17 В Византии с IV в. положение меняется. Юристы, выступав- шие в суде, как правило, получали подготовку не только в ора- торской школе, где право изучалось как побочная дисциплина, но преимущественно в Бейрутской юридической школе с че- тырех- или пятилетним сроком обучения. Сообщения о таком положении дел многократно повторяются в сочинениях Ливания (314—393 гг.). Это характерно для развития подготовки юристов лишь в Византии, в отличие от Запада.18 Из круга юристов-специ- алистов в ранневизантийское время выходят многие высшие са- новники, тем не менее общий уровень юридической квалификации по сравнению с предшествующим временем падает. Нужно ска- зать, однако, что неоднократно констатируемые в юридических источниках того времени некоторая примитивизация представ- лений и неточность формулировок, во многом уступающих в этом отношении классическим, имеют в своей основе более глубокие причины, чем качество подготовки специалистов. Этот вопрос бу- дет нами рассмотрен в дальнейшем. При изучении источников истории ранневизантийского права наряду с императорскими конституциями имеют важное зна- чение, как мы уже отметили, последовательные версии сочинений классических юристов и комментарии к этим текстам. Большая часть этих источников была связана в своем происхождении с нуждами школьного преподавания в школах Византии и За- пада. Находки текстов, представляющие собой в подавляющем большинстве случаев фрагменты утраченных сочинений, сделаны и на Западе, и в Византии, главным образом в Египте. В Египет сочинения классических юристов проникли со второй половины III в. Там были найдены фрагменты сочинений Гая, Павла, Па- пиниана, Ульпиана, Юлиана, Лабеона, Модестина, Марцелла, Помпония, Сервия и ряда других юристов, имена которых уста- новить пока не удалось. Таубеншлаг считал, что все эти тексты 17 П. Коллинэ подробно рассматривает это сообщение. Он отмечает неосновательность сведений других авторов о том, что Григорий обучался в Бейрутской юридической школе. Точку зрения Коллинэ разделяет и Шульц (Collinet. Histoire, 1925, р. 26 sq.; Schulz. Geschichte, 1961, S. 341 f.). 18 Schulz. Geschichte, 1961, S. 341 f. 16
использовались в школьном преподавании и несомненно оказы- вали воздействие на практику.19 С Византией были связаны также некоторые комментарии к классическим текстам, выполненные в IV—V вв. По-видимому, существовала греческая Парафраза к Институциям Гая, которой пользовался при составлении своей Парафразы к Институциям Юстиниана Феофил. К этому выводу пришел итальянский ис- следователь К. Феррини, мысль которого принята и другими.20 Византийского происхождения и фрагменты греческого коммен- тария к книге Ульпиана «Ad Sabinum», сохранившиеся в ру- кописи Синайского монастыря.21 Многие из названных юристов и сами были уроженцами восточных провинций империи. Так, некоторые исследователи считают, что Гай, автор столь популяр- ного учебного пособия, как Институции, был родом с Востока, Ульпиан — из Тира, Трифонин также был выходцем из восточных провинций.22 Само собой разумеется, что изучение характера изменений, внесенных в последовательные редакции текста, про- ливает свет на направление юридической мысли того времени. К числу сочинений римских юристов, имевших особенно боль- шое распространение в рассматриваемое время, в первую очередь относятся Институции Гая.23 Это единственный источник клас- сической юриспруденции, который сохранился почти полностью.24 Институции Гая были самым распространенным учебным посо- бием в школах. Как предполагают новейшие исследователи, Ин- ституции не были завершены самим Гаем. Они были, видимо, отредактированы после смерти Гая кем-либо из его учеников и в этой редакции дошли до нашего времени.25 19Taubenschlag. Law, 1955, р. 36 sq.; см. также: Wieacker. Textstufen, 1960, S. 145 f.; подробный перечень находок юридических па- пирусов в Египте византийского времени см.: Seidl. Rechtsgeschichte Agyptens, 1973, S. 49—54 f. 20 Ferrini С. Opere, I. Milano, 1929, p. 15 sq.; Schulz. Geschichte, 1961, S. 386 f.: De Fran cis ci. Saggi, 1965, p. 3—72. 21 FIRA, II, 1964. p. 635—663. — Там же можно найти и некоторые дру- гие фрагменты; см. также: Wieacker. Ostromische Gaiusexemplare, 1951, S. 101—144. 22 Wenger. Quellen, 1953, S. 506; Schulz. Geschichte, 1961, S. 120— 121. — Гипотеза о происхождении Гая из Дакии предложена недавно А. Попеску (Popescu A. La Dacie et I’enigme Gaius. — SDHI, 1973, 39, p. 496-511). 23 Gm. таблицу, очень наглядно иллюстрирующую соотношение сохра- нившихся вариантов текстов классических юристов в книге Виакера, Вто- рое место по популярности после Институций Гая в этой таблице зани- мают сочинения Папиниана, третье — Павла (Wieacker. Textstufen. 1960, S. 153). См. также: Wieacker. Recht, 1964, S. 47; Schulz. Geschichte, 1961, S. 213, 220—223. 24 Schulz. Geschichte, 1961, S. 191. 25 Гай неоднократно в ходе изложения характеризует свое сочинение как комментарии (Gai inst. 2, 1, 23, 145, 228; 3, 17, 33, 38, 81, 201; 4, 77, 85, 153). Шульц толкует термин «комментарии» как памятные записи для лекций (Schulz. Geschichte, 1961, S. 193). 17
Институции Гая известны нам в 9 вариантах. Обработка оригинала II в. была выполнена около 300 г. В дальнейшем ос- новной текст не претерпел каких-либо существенных изменений. Тем не менее в нем обнаружены обширные глоссы (Gai inst. 1, 53; 3, 138), преднамеренно сделанные купюры целых отрывков (например, в Веронской рукописи Институций V—VI вв. (3, 154)), интерполяции, главным образом вставки из императорского за- конодательства того времени (Gai inst. 1, 53), перестановки и т. д.26 Это является несомненным свидетельством того, что в те- чение IV—VI вв. текст пересматривался юристами и профессо- рами с учетом происшедших изменений. Обнаруженные в 1933 г. в Каире листы пергамена с фраг- ментами Институций Гая, по-видимому относящиеся к IV—на- чалу V в., вместе с более ранними находками дают основание считать, что Институции Гая изучались в византийском Египте. Возможно, что эти листы из богато оформленного кодекса при- надлежали кому-либо из профессоров юридической школы в Алек- сандрии. Они содержат многочисленные написанные разными почерками обозначения рубрик (на латинском языке) и греческие глоссы. В некоторых случаях приводятся параллельные места из других классических юридических текстов.27 Обработку Институций Гая представляют собой использован- ные составителями Дигест «Res cottidianae».28 Сохранившиеся от- 26 Сложный вопрос о судьбах текста Институций Гая имеет обширную литературу. Важнейшие результаты исследований см. в специальном труде Виакера (Wieacker. Textstufen, 1960, S. 186 f.), а также в работе Шульца. На то, что Институции не были завершены самим Гаем, указы- вает, как отметил Шульц, наличие в них многих лакун, которые не могли бы быть допущены в учебнике такого рода. В частности, при перечисле- нии видов реальных контрактов (т. е. таких договоров, при которых обя- зательство устанавливается передачей вещи) упоминается только заем заменимых вещей (mutuum). Опущены три других вида контрактов: ссуда (commodatum), поклажа или хранение (depositum) и залог (pignus). В Институциях отсутствует раздел о дотальном праве. Нет упоминаний о государственном праве. Нередко в тексте встречаются обещания рас- смотреть тот или иной вопрос в дальнейшем, а потом они не выполня- ются, и т. п. (Schulz. Geschichte, 1961, S. 194 f.). Другие исследователи считают, что неполнота и незавершенность текста Институций являются результатом «порчи» текста в IV—V вв. Перечень изданий Институций, комментариев и словарей к ним см.: Girard et Senn. Textes, 1967, p. 22—24. 27 Frammenti di Gaio a cura di V. Arangio-Ruiz. Publicazioni della so- cieta Italiana dei papiri graeci e latini in Egitto, vol. XI, P. S. I. 1182. Firenze, 1933; Levy E. Neue Bruchstiicke aus den Institutionen des Gaius.— ZSSRA, 1934, 54, S. 71 f. (переиздание латинского текста с указанием гре- ческих глосс и комментарием). О судьбах изучения текста Институций в IV—V вв. см.: Levy Е. 1) Neue Juristenfragmente aus Oxyrhynchos. — ZSSRA, 1928, 48; 2) Zum Gaius von Oxyrhynchos. — Studi Bonfante, 1930, II, p. 277 sq.; Wieacker. Ostromische Gaiusexemplare, 1951, S. 101—145; Weiss E. Untersuchungen zum neuen Gaius. — Festschrift Schulz, 1951, I, S. 79—101. 28 В § 6 конституции «Imperatoriam», вводной к Институциям Юсти- ниана, о них говорится: «Gai nostri tam institutionum quum rerum cot- 18
рывки содержат тексты, которые возникли не ранее конца III в, Что касается заглавия сочинения, то его буквальный смысл — случаи, возникающие в повседневной практике, или юриспруден- ция обыденной жизни. По мнению Шульца, оно, однако, не вполне соответствует содержанию. Скорее это название можно толковать как элементарные сведения, которые даются учащимся в юридических школах в доступной форме. «Res cottidianae» яв- ляются очень важным источником при изучении хода развития юридической мысли в постклассический период. В частности, они содержат интересные данные для суждения о вопросах ранневи- зантийского обязательственного права.29 Как уже было отмечено, кроме Институций Гая, были распро- странены и некоторые другие сочинения римских классических юристов. Популярностью пользовались сочинения Папиниана, Ульпиана и Павла.30 По всей вероятности, уже в IV в. в про- грамме преподавания Бейрутской школы права фигурировало из- учение «Responsa» Папиниана. Помимо весьма многочисленных отрывков из этого сочинения, известных нам из Дигест Юсти- ниана, сохранились и другие. Так, среди Ватиканских фрагмен- тов имеются некоторые из «Responsa» Папиниана.31 В Египте найдены написанные на пергамене другие отрывки из «Responsa». Кодекс, в котором сохранились эти листы, датируется IV—V вв.32 «Responsa» Папиниана («Responsorum libri XIX») — сочинение, в котором систематически рассматриваются сложные и казуисти- ческие проблемы, встречающиеся в юридической практике. Вопрос о степени аутентичности дошедших до нашего времени редакций «Responsa» Папиниана очень труден и решается исследователями по-разному. Не вдаваясь здесь в рассмотрение дискуссионного вопроса о судьбах этого текста, отметим, что не внушает сомне- ний активная его обработка юристами IV—V вв. Это сказывается не только в характерном для той эпохи стиле изложения, по и в юридических формулировках, обнаруживающих у автора этих формулировок отсутствие специальных знаний, чего, разумеется, не могло быть у Папиниана.33 Шульц приводит убедительные до- воды в пользу этой точки зрения. Так, например, в одном из Ва- тиканских фрагментов (294) есть два отрывка, которые никак не могут принадлежать самому Папиниану, так как они ни по стилю, tidianarum» (С. I. С. I, 1954). В «Index Florentinus» сочинение упомянуто как «aureon pt,3Xi<z етла» (см.: Schulz. Geschichte, 1961, S. 201 f.). 29 Arangio-Ruiz. Responsabilita, 1958, p. 63. 30 Collinet. Histoire, 1925, p. 220 sq. 31 Fr. Vat. 2—17, 64a—66, 121—122, 250—265, 294, 296, 327—333 (FIRA, II, 1964, p. 461—540). 32 FIRA, II, 1964, p. 437—441. 33 Schulz. Geschichte, 1961, S. 298 f.; Wieacker. Textstufen, 1960, S. 340—373. 19
ни по существу не свидетельствуют о достаточной грамотности автора.34 Наряду с «Responsa» Папиниана пособием являлся и коммен- тарий «Ad Edictum» Ульпиана.35 Этот обширный комментарий (83 книги) был использован составителями постклассических Ва- тиканских фрагментов, Синайских схолий и текста, сохранивше- гося в папирусе IV в. (Р. Ryl. Ill, 474).36 Он служил главным руководством при составлении Дигест Юстиниана. Как и другие подобные произведения классической юриспруденции, он под- вергся в те времена переработке. «Sententiae» Павла, имевшие огромную популярность, были, как полагают, составлены в постклассическое время неизвестным юристом, использовавшим подлинное сочинение Павла. Целью ав- тора было создать удобное для практической деятельности собра- ние высказываний Павла, которые в своем оригинальном виде представлялись слишком сложными, объемистыми и трудными. Стремясь приспособить их к требованиям постклассического вре- мени, автор делал сокращения и перестановки, что частично вли- яло и на смысл высказываний. Тот факт, что находка Лейденских фрагментов «Sententiae» Павла была также сделана в Египте, как и некоторых фрагментов Институций Гая, свидетельствует, по мнению Леви, об интересах тамошних читателей и профессоров к классике.37 34 Подобным же образом не аутентичны, по мнению Шульца, отрывки во фрагментах 6, 14, 262, 263, 296. Их характеризует не только чуждый Папиниану стиль, но и недопустимое, с точки зрения норм римского права, смешение различных понятий (например, donatio perfecta и imperfecta). В более осторожной форме высказывается по этому вопросу Виакер (Wieacker. Textstufen, 1960, S. 342 f.). 35 Wieacker. Textstufen, 1960, S. 231 f.; Schulz. Geschichte, 1961, S. 247 f. 36 FIRA, II, 1964, p. 313-314. 37 Мы уже упоминали о законе Константина (G.Th. 1, 4, 2), обращен- ном к префекту претория Максиму, в котором специальное внимание уде- лено «Sententiae». В законе подчеркивается неосновательность высказы- вавшихся на их счет подозрений, что вытекает из слов: «Не должно быть ни малейших сомнений в значимости в судах книг „Сентенций44, отличаю- щихся исключительной ясностью, блестящим слогом и справедливостью правовых суждений» («Ideoque sententiarum libros plenissima luce et per- fectissima elocutione et iustissima iuris ratione succinctos in iudiciis pro- latos valere minime dubitatur»). Следовательно, сомнения в подлинности этого сочинения были уже в начале IV в. Сейчас их основательность под- тверждена текстологической критикой. Так, например, Э. Леви характери- зует различия между постклассическим составителем «Sententiae». и самим Павлом следующими словами: «Несомненно то, что эксцептор старался возможно лучше сделать краткое извлечение, передающее суть сочинения своего автора, так же как он следовал ему в организации материала из- влечения. Но никакими средствами невозможно было снять различий в выражениях, в стиле и между взглядами оригинального автора (т. е. подлинного Павла, — Е. Л.)> которого отличает совершенное владение всей классической системой права, и его ограниченного эпит ом а тора». Леви приводит многочисленные примеры из текста «Sententiae», которые под- 20
Современное состояние науки не позволяет установить в точ- ности границы той переработки, которой подвергались подобные тексты сочинений классических юристов. Однако основные ее тен- денции выявлены достаточно отчетливо. Местами появились вставки, новые формулировки, термины стали применяться в ином смысле, подчас совсем отличавшемся от классического. Все вместе взятое дает основания исследователям считать, что в этой переработке отразилось новое направление юридической мысли IV—V вв. Если прежде все интерполяции относили к деятель- ности юристов VI в., то сейчас вопрос решается скорее в пользу их более ранних предшественников. Разумеется, отчасти эти из- менения объясняются падением квалификации юристов ранне- византийского времени. Однако, как показали детальные иссле- дования, такое объяснение было бы чрезмерно упрощенным и односторонним. Как мы увидим далее, в характере изменений, наблюдаемых в разнообразных источниках права того времени, вырисовываются определенная закономерность и определенная рациональная тенденция, отвечающая общественным и экономи- ческим условиям IV—V вв. Важная группа источников связана своим происхождением с нуждами преподавания в юридических школах Бейрута и Кон- стантинополя, игравших первостепенную роль в развитии науки того времени. Именно в этих школах протекала деятельность наи- более известных ученых-юристов, которые были привлечены к участию в комиссиях, готовивших законодательные своды. По- скольку преподавание в школах строилось главпым образом на изучении и толковании текстов юристов классического времени, труды профессоров представляли собой обычно комментарии, па- рафразы и изложение этих текстов. Наиболее изученной следует считать деятельность Бейрутской школы права. Она была основана, по-видимому, не позднее III в. п. э. Некоторые исследователи считают возможным связывать с нею преподавательскую деятельность таких крупных юридиче- ских авторитетов, как Гай, Ульпиан, Папиниан, Сцевола, Маркиан и Трифонин. Это предположение, однако, пельзя считать доказан- ным.38 Тем не менее, несмотря на отсутствие точных данных о со- ставе профессоров школы, нет сомнений в том, что значение Бейрутской школы было очень велико. В IV в. современники счи- тали, что вершинами юридической пауки можно было овладеть именно там. Одним из наиболее ярких свидетельств является рас- сказ Евнапия Сардского, сохранившийся в жизнеописании ри- тора Проэресия. Евнапий, современник императора Констанция, тверждают это положение (Levy. 1) Vulgarisation, 1951, р. 226; 2) Pauli Sententiarum Fragmentum, 1956, p. 78). 38 Коллинэ считал гипотезу недостаточно обоснованной. Критические соображения, высказанные автором этого капитального исследования, мне представляются безусловно убедительными (С о 11 i n е t. Histoire, 1925, р. 120, 264 sq.). 21
писал, характеризуя одного из высших саповникой, некоего Ана- толия: «Он достиг вершин науки права. Это неудивительно, так как его родиной был Бейрут — мать и кормилица этих ученых за- нятий». Комментируя этот текст, П. Коллинэ отметил, что подоб- ные высокие оценки состояния правовой науки в Бейрут- ской школе встречаются в источниках неоднократно.39 Мы еще вернемся к оценке роли этой школы в истории визан- тийского права в другой связи. Здесь же необходимо обратить внимание на то, что именно Бейрутская школа была, судя по всем имеющимся в нашем распоряжении данным, главным опло- том традиций классической римской юриспруденции. Есть осно- вания предполагать, что влияние школы определяло собой на- правление некоторых императорских конституций. К этому вы- воду исследователей привел анализ ряда конституций Кодекса Юстиниана в связи с изучением схолий Василии.40 Было даже высказано предположение, что такой важный по своим практи- ческим последствиям для процессуального права закон, как кон- ституция 23 января 342 г. (G.J. 2, 57, 1), адресованная президу провинции Финикии, предписавшая отмену строгих буквальных формул в юридических документах, был связан с этой школой. Поскольку Бейрут входил в сферу управления презида Финикии и оттуда исходили тенденции консервативного порядка, а именно пропаганда устаревших для того времени взглядов классических юристов, постольку в этой конституции усматривают противодей- ствие влиянию школы. Потребовалось специальное предписание, адресованное правителю провинции, для преодоления взглядов, препятствовавших более свободному развитию деловых сделок.41 Следует, правда, заметить, что прямого упоминания Бейрут- ской школы мы в этой конституции не находим. В других при- мерах прямого влияния школы на развитие императорского зако- нодательства, приведенных Коллинэ, сомневаться не приходится, так как из схолий к Василикам мы можем установить процесс подготовки конституций и степень участия в нем профессоров Бейрутской школы.42 В IV—V вв. в Бейрутской школе права работали профессора Домнин, Скилиаций (?), Кирилл, Патрикий, Демосфен, Евдоксий, Евксен, Ямвлих, Леонтий и Аноним.43 Они являлись авторами 39 Collinet. Histoire, 1925, р. 31. 40 Ibid., р. 32 sq.; Collinet. Preuves, 1927, p. 1—15. 41 Collinet. Histoire, 1925, p. 32 sq. — См. слова конституции: «При- дирки к словам юридических формул, затягивающие делопроизводство, должны быть с корнем уничтожены». Этот закон явился одной из ярких констатаций глубоких перемен, происшедших в судопроизводстве с от- меной старого понятия actio, являвшегося прежде краеугольным камнем гражданского права и гражданского процесса (Kaser. RPR, II, 1959, S. 42). 42 Collinet. Preuves, 1927. 43 Collinet. Histoire, 1925, p. 192. 22
юридических сочинении, носивших преимущественно характер комментариев, схолий, разъясняющих смысл текстов классиче- ских юристов. Комментировались главным образом тексты Ин- ституций Гая, сочинений Ульпиана, Папиниана и Павла. К тому времени, вероятно, относится введение нового метода изучения старых текстов в юридических школах Византии. Стал практико- ваться метод интерпретации, т. е. перевод старых латинских тер- минов и понятий на современный и более доступный пониманию слушателей язык. О характере подобных интерпретаций можно судить, например, по сохранившемуся фрагменту толкования Ин- ституций Гая.44 На греческом языке фрагменты интерпретаций сохранились в древнейших схолиях к Василикам. В них есть фраг- менты интерпретаций Кирилла к Дигестам Юлиана, к сочине- ниям Папиниана и Павла.45 В многочисленных схолиях, упоми- нающих имя Кирилла, содержатся скупые и противоречи- вые данные об этом видном юристе.46 С одной стороны, имеются указания на то, что он принадлежал к числу так называемых Это были юристы старшего поколения, жившие в первой поло- вине V в. Упоминается, что он (как и другие профессора права этого старшего поколения) работал в Бейруте. С другой стороны, мы узнаем, что он был учителем прославленного в Византии анте- цессора Стефана, работавшего в VI в. в Константинополе. Из-за недостатка сведений в настоящее время мы лишены возможности решить вопрос, все ли схолии, носящие имя Кирилла, принадле- жат одному и тому же автору. Однако если оставить в стороне вопрос об атрибуции схолий одному или двум одноименным авто- рам, то они заслуживают внимательного рассмотрения, так как ха- рактеризуют хотя бы отчасти круг интересов тогдашних ведущих юристов, а также и методы их работы. Поэтому вполне оправдано то внимание, которое им уделялось и уделяется многими учеными па протяжении прошлого и текущего столетий. Помимо комментариев к текстам классических юристов, как можно судить из схолии Фалелея, Кирилл написал и какое-то со- чинение, построенное по самостоятельному замыслу и плану. В схолии указано, что когда Патрикий объяснял конституцию императора Антонина (C.J. 2, 3, 6), «он говорил, что было бы слишком смело перечислять и приводить пакты, противоречащие закону, так как в учении (. . . лакуна. . — Е. Л.) Кирилла — учи- теля всей вселенной — это полностью и исчерпывающе сделано в его tq)v 8e<ptviT(Dv. Ибо титул о пактах был им полностью 44 FIRA, II, 1964, р. 205—228; Girard et Senn. Textes, 1967, p. 219—239. 45 Bas. 60, 10, 14, (Dig. 1, 14, 1). —Bas. (Hb.) V, p. 440—441 (rp.: Lew. Fnteignung, 1921, S. 489); Bas. 11, 1, 12 (Dig. 2, 14, 12). — BS, p. 224-225: Bas. 18, 5, 9 (Dig. 15, 1, 9, 7). —BS, p. 1115—1116; Bas. 29, 5, 24 (Dig. 23, 4, 26, 4).-BS, p. 2123—2125; Bas. 11, 1, 67 (C. J. 2, 3, 6).- BS, p. 314. 46 См., натгример: BS, p. 225, 314, 1115—1116, 1413, 1556, 1559, 2125, 23
и исчерпывающе разъяснен п изложен так, как только он один умел сводить все воедино. Теперь (vov) же это рассеяно по всем Дигестам. И когда кто-либо хотел бы изучить, какие соглашения являются противозаконными, ему приходится трудиться разыски- вать это в Дигестах».47 Текст, которым мы располагаем в критическом издании Ва- силии Шельтема, имеет некоторые отличия от старого издания Хаймбаха, которым пользовались Хаймбах, Мортрейлъ, Коллинэ и Шульц. Поскольку в схолии есть лакуна и сообщаемые в ней све- дения скудны, было много споров о характере сочинения Ки- рилла.48 Эти споры продолжаются и сейчас. Так, Шельтема возра- жает против слишком смелых выводов Шульца о характере сочи- нения Кирилла.49 Зимон переводит название как «Свод правил» («Regulaekatalog») и высказывает предположение, что это было сочинение, сходное с дошедшим до нашего времени анонимным сочинением об исках («De actionibus»). Предостережение Патри- кия о том, что было бы слишком смело давать перечисление пак- тов, Зимон толкует как намек на мертвящее действие всякого ка- талога. Автор схолии, юрист VI в. Фалелей, как считает Зимон, разделяет мнение Патрикия лишь наполовину. Из последней фразы схолии вытекает, что во времена Фалелея сочинение Ки- рилла уже не сохранилось.50 Нам представляется очень интересной тема, которой посвящал многие свои интерпретации Кирилл, — вопрос о пактах. В истори- ческой перспективе развития византийского права eV по XII в. эта тема неизменно привлекает внимание юристов. Строгие типы до- говорных отношений, установленные классическим римским пра- вом, были трудно применимы в Византии. Более широкие и разно- образные формы деловых связей между районами с издавна укоре- нившимися местными обычаями, отличавшимися от римских, не укладывались в римские типы договоров. Трудно было отделять законные сделки от противозаконных; трудно было подводить под типы установленных договоров сделки, выходившие за их рамки. Отступать же от традиции было нелегко не только из-за свойственного византийской юридической науке преклонения пе- ред классическим римским правом, но и вследствие недостаточной квалификации византийских юристов, терявшихся перед обилием авторитетных высказываний, часто противоречивших друг другу. 47 BS, р. 314. Частичная реконструкция утраченного сочинения Ки- рилла «О пактах и соглашениях» выполнена Шельтема по сохранившимся схолиям в Василиках. Греческий текст издан по рукописям Cod. Par. gr. 1352 и Cod. Coisl. 152: Scheltema H. J. Cyrilli Epitoma Digestorum, Florilegium iurisprudentiae graeco-romanae. Leiden, 1950, p. 17—27. 48Collinet. Histoire, 1925, p. 131 sq.; Mortreuil. Histoire, I, 1843, p. 258 sq.; Schulz. Geschichte, 1961, S. 388 f.; Bas. (Hb.) VI, p. 9. 49 Scheltema. Antecesseurs, 1970, p. 5. 50 S i m о n D. Aus dem Kodexunterricht des Thalelaios. — ZSSRA, 1969, 86, S. 372—373; lus (Zepos) III, p. 359—369. 24
В связи с изучением интерпретаций и схолий ранневизантий- ских юристов к сочинениям классических юристов дискуссионным остается вопрос о том, повлияли ли эти интерпретации на текст Дигест. При рассмотрении этого сложного вопроса необходимо принять во внимание наблюдения Э. Леви. Думается, что нельзя не признать убедительными отмеченные им следы этого влияния в изложении текста Ульпиана в Дигестах Юстиниана.51 Из сопо- ставления сохранившейся в Василиках схолии с текстом Дигест видно, что в Дигестах принято толкование профессора Бейрутской школы Патрикия,52 известного юриста и комментатора законов.53 В Дигестах и в Кодексе Юстиниана его имя сопровождается по- четным эпитетом «прославленный». В схолиях к Василикам его именуют Натре хе ос, p.6vo; оеоазхаАос, xoevdc оебаахаАсс и т. п.54 В тексте Дигест его имя упоминается в ряду профессоров, связан- ных с Бейрутской школой. По мнению Коллинэ и некоторых дру- гих исследователей, его деятельность протекала именно там.55 Имя этого ученого-юриста — «всеобщего учителя» — упоминается 51 Levy. Kapitalstrafe, 1931, S. 66—68.— Леви отмечает, что термин poena capitalis в источниках римского права имеет двоякий смысл. В бо- лее узком смысле capitalis означало смертную казнь; в более широком, помимо смертной казни, под термином понимались ссылка, работы в руд- никах, т. е. такие наказания, которые были связаны с потерей свободы или гражданских прав. В некоторых случаях, как это вытекает из сохра- нившихся схолий к Василикам, особенно в постклассическое время, толко- вание смысла этого термина, применявшегося в законах, вызывало споры. В частности, в конституции Кодекса Юстиниана (G.J. 2, 4, 18) указано, что разрешается полюбовно улаживать разногласия сторон в делах, отно- сящихся к категории crimen capitalis, за исключением прелюбодеяния. Вторая фраза этого закона уточняет значение термина capitalis. Там гово- рится, что по прочим общественным преступлениям (publicis criminibus), которые не влекут за собой смертной казни (sanguinis poenam), не разре- шается заключать мировые соглашения, за исключением дел по ложным обвинениям. Другими словами, из второй фразы вытекает, что и в первой следует понимать термин capitalis как смертную казнь. Как видно из од- ной из схолий к Василикам (BS, р. 409), автором этого разъяснения был Патрикий. Леви нашел аналогичное разъяснение и в Дигестах (Dig. 48, 21, 1). Более позднее происхождение такого переосмысления термина capitalis подтверждается тем, что в «Gonsultatio veteris cuiusdam iuriscon- sulti» (FIRA, II, 1964, p. 599) — источнике, датируемом V—VI вв., этого новшества еще нет. Можно добавить, что, вероятно, на всем протяжении развития византийского права термин capitalis сохранял двойственное значение. Это видно из текста Василии, воспроизводящих положение Ди- гест из титула «De verborum significatione» (Dig. 50, 16, 103), и более позд- них источников. 52 Текст конституции (G. J. 2, 4, 18) и схолий, сопровождающих его в Василиках, принадлежащих Патрикию и Фалелею, неоднократно ком- ментировался романистами, начиная с Цахариэ фон Лингенталя (Z а с h а- riae. Meinungsverschiedenheiten, 1885, S. 43), кончая Д. Зимоном (Si- mon D. Aus dem Godexunterricht des Thalelaios. — ZSSRA, 1970, 87, S. 338 f.). 53 Berger. Patrikios, 1949, S. 2244 f.; Collinet. Histoire, 1925, p. 132 sq. 54 G. I. G. I, 1954, p. 18; II, 1954, p. 72; Collinet. Histoire, 1925, p. 133. 55 Collinet. Histoire, 1925, p. 133. 25
в схолиях к Василикам очень часто.56 Мы по знаем названия какого-либо его определенного сочинения. Нет сведений о каких- либо его комментариях к сочинениям классических римских юри- стов. Поэтому есть основания полагать, что он посвящал свои комментарии преимущественно императорским конституциям.57 Об истолкованиях отдельных законов Патрикием схолии сообщают ценные сведения. Круг интересовавших его вопросов был весьма обширен. Он включал разнообразные проблемы гражданского права. Так, он комментировал законы о прокураторах, о противо- законных договорах, о мировых соглашениях, о querela de non nu- meratae pecuniae, об обязательствах, о недействительных завеща- ниях, о недействительных дарениях, о longi temporis praescriptio, о stipulatio Aquiliana, о процентах и т. д. Среди комментариев Патрикия к императорским конституциям заслуживают специального внимания его толкования некоторых законов о прокураторах. О глубине изменения социального поло- жения прокураторов к худшему можно судить по многочисленным указам IV—V вв., включенным в Кодекс Феодосия. За допущен- ные прокураторами (в качестве доверенных лиц своего господина) противозаконные действия прокураторы карались самыми жесто- кими наказаниями (обезглавливанием, сожжением, сечением, ссылкой на принудительные работы в рудники), т. е. приравни- вались в этом отношении к рабам. Господа же, от имени которых они вели дела, несли лишь имущественные кары. Тем не менее роль прокураторов как доверенных лиц, состоявших на государ- ственной службе и у частных лиц, оставалась значительной; это, в частности, подтверждается тем большим вниманием, которое им уделено в законодательных сводах Феодосия и Юстиниана.58 Согласно закону императора Зенона 478 г., лица, принадлежав- шие к высокому рангу illustres, имели право возбуждать по уго- ловным делам иски о нанесенных им обидах и оскорблениях (iniuria) через прокураторов и выступать через посредство тех же прокураторов в роли ответчиков по уголовным делам.59 Аналогич- 66 Из сохранившихся древнейших схолий 25 содержат ссылки на мне^ ния Патрикия. Коллинз ib своем исследовании о деятельности Бейрутской школы права называет Патрикия «королем школы» (С о 11 i n е t. Histoire, 1925, р. 132 sq.). 57 С о 11 i n е t. Histoire, 1925, р. 227. 58 С. Th. 12, 1, 6 (G. J. 5, 5, 3); 10, 4, 1 (G. J. 3, 26, 9); 14, 17, 6; 7, 18, 5 (G. J. 12, 45, 1); 7, 18, 1; 9, 29, 2; 16, 5, 34; 16, 5, 36; 16, 6, 4, 1; 16, 5, 40, 7; cp.: Levy, II, 1956, S. 63 f. 59 В тексте обращает на себя внимание фраза, в которой отмечено, что старые юристы (veteris iuris auctores) причисляли иски о личном оскорбле- нии к частным деликтам (G. J. 9, 35, 11). В IV—V вв. положение измени- лось. За оскорбление императоры карали сожжением, обезглавливанием или во всяком случае каким-либо приговором того же рода (Levy, II, 1956, S. 326). При Юстиниане этот деликт влек за собой либо штрафной иск, либо уголовное преследование; ср.: Kaser. RPR, П, 1959, S. 317 (с указанием источников). 26
ное указание мы находим и в Институциях Юстиниана.60 Позднее в 71-й новелле Юстиниана (538 г.) было сформулировано спе- циальное распоряжение, в котором прямо предписывалось сенато- рам высшего ранга (illustres) и еще более высоким сановникам вести гражданские дела и уголовные процессы об обидах через прокураторов. Сенаторам более низких званий (clarissimi, specia- lties) разрешалось вести денежные дела либо через прокураторов, либо лично. Законодатели указывают, что побуждением к изданию такого постановления являлись соображения этикета: с одной стороны, подсудимый должен был стоять в присутствии судьи, с другой — лица, принадлежавшие к рангу illustres, имели право сидеть везде, за исключением тех случаев, когда они находились в присутствии императора. Поэтому, не нарушая существующего церемониала, эти сановники поручали ведение дел в судах проку- раторам. Высокая стоимость процессов, осуществлявшихся с их помощью, ставила лиц, принадлежавших к менее обеспеченным категориям сенаторов, в затруднительное положение. Поэтому сенаторам низшего ранга разрешалось вести денежные дела само- стоятельно. Противоречивость законов о прокураторах, отражав- шая сложность их действительного положения в жизни, вызывала трудности в истолковании законов, тем более что некоторые фор- мулировки отличались недостаточной точностью. Не удивительно поэтому, что вопросы эти привлекали к себе внимание юридиче- ских авторитетов того времени. Насколько мы можем судить из данных, сохранившихся в схолиях к Василикам, результаты спо- ров, которые вели между собой тогда юристы, повлияли на конеч- ные формулировки законов в Кодексе Юстиниана. Патрикий неоднократно комментировал и толковал законы о прокураторах.’61 О характере происходивших тогда дискуссий дает представление схолия к тексту закона императора Антонина 223 г. В Кодексе Юстиниана этот закон в своем окончательном виде получил следующую формулировку: «Небезызвестно, что лицо, привлеченное в качестве ответчика по уголовному обвине- нию, не может брать на себя защиту по делам до тех пор, пока оно не докажет своей невиновности (букв, «не очистит себя», — Е. Л.)».62 Вокруг истолкования этой статьи шли споры. Одни юристы — Домнин, Демосфен и Евдоксий, — которых схолиаст именует «превосходнейшими» (rcavaoiaToi) т утверждали, что закон имеет применение к гражданским делам (e*t TroXiTtxYj; Scxtjc evoouv). «Великий же Патрикий толковал конституцию как относящуюся ко всем тяжбам» (erut о'ихоЦтготе 8?xtjc). Схолиаст указывает, что толкование Домнина, Демосфена и Евдоксия было вызвано 60 Inst. 4, 4, 10 (с ссылкой на закоп Зенона). 61 Bas. 8, 2, 79 (С. J. 2, 12 (13), 6). —BS, р. 144—145; Bas. 8, 2, 84 (С. J. 2, 12 (13), 10).-BS, р. 148. 62 «Reum criminis constitutum defensionem causae suscipere non posse, ante quam purgavit innocentiam suam, incognitum non est». — Ср.: С. J. 10, 60, 1. 27
тем, что в своем старом виде закон имел следующую формули- ровку: «Не может лицо, привлеченное по уголовному делу, зани- мать почетные должности» (рл}8е Ttjiac Bovasflai TtnaTxeiv xdv блб xaTTqyoptav ерйт^отхт^ ysvouevov). Мнение Патрикия победило. Составители Кодекса опустили упоминание о почетных должно- стях (£ъ wv KeptelXov тт); ВюстаЕеок tt]v rrjc Ttp^jc p.v'fjp.Tqv) ,63 Далее в схолии не обосновывается и не оправдывается необхо- димость сделанной в формулировке купюры, но все внимание фик- сируется на второй части закона, а именно на том, что в качестве прокуратора не может быть допущено к защите лицо, пока над ним висит угроза бесчестья. В заключение уточняется и то, что если прокуратор выступает не в качестве истца, а в качестве от- ветчика, то бесчестье не препятствует этому. Следует принять во внимание то, что после закона Зенона, а также текста Институций (4, 4, 10) и 71-й новеллы Юстиниана вряд ли требовалось допол- нительное разъяснение о том, что прокураторы могли вести, как доверенные своих господ, все виды дел, т. е. и гражданские, и уголовные (об обидах и оскорблениях). Наличие специальных ука- заний на это в новелле Юстиниана, а также и в Институциях (в менее определенной форме) дает, как нам представляется, еще одно серьезное основание для заключения, что высказывания Пат- рикия имели влияние на формулировки законов.64 С другой сто- роны, эти данные свидетельствуют о том, что разъяснение Патри- кия предшествовало закону Зенона (478 г.) и, разумеется, тексту Институций и новеллы Юстиниана. Мы уже упоминали о толковании Патрикием конституции Ко- декса Юстиниана о мировых соглашениях. И в этом случае кри- тические замечания Патрикия отразились на формулировках со- ставителей Кодекса. Конституция Кодекса о мировых соглашениях (С. J. 2, 4, 18), как сообщает в своей схолии Фалелей, сформули- рована в соответствии с толкованием Патрикия, которое этот уче- ный дал в своих специальных курсах лекций. Возможно, что речь идет о курсах лекций, которые Патрикий читал о трех доюсти- ниановских Кодексах (Гермогенианском, Григорианском и Феодо- сия) студентам V курса Бейрутской школы права.65 Мнение Пат- рикия и в данном случае расходилось с точкой зрения, высказан- ной одним из его предшественников — Евдоксием, который считал, что мировые соглашения допустимы при всех уголовных преступ- лениях, влекущих за собой наказания изгнанием или ссылкой па 63 BS, р. 144—145. Первоначальный текст статьи, согласно схолии Фа- лелея в Василиках, издатели Кодекса Юстиниана восстанавливают в такой форме: «Reum criminis constitutum пение honoribus fungi пес defensionem causa suscipere posse» (С. I. С. II, 1954, p. 103). Зимин считает сущность спора неясной (Simon D. Aus dem Codexunterricht des Thalelaios, S. 357 f.). 64 О степени этого влияния можно, конечно, спорить; см.: Wieacker. Textstufen, 1960, S. 29. 65 Levy. Kapitalstrafe, 1931, S. 271; Simon D. Aus dem Codexunter- richt des Thalelaios, S. 338 f. 28
работы в рудниках. Патрикий же отстаивал тот взгляд, что миро- вые соглашения допускаются только в отношении таких обще- ственных преступлений, которые влекут за собой наказание смерт- ной казнью. Точка зрения Патрикия, как указывает схолиаст Фалелей, победила. Он говорит, что это видно из текста консти- туции. Более точная (частная) формулировка взяла верх над бо- лее общей. Подтверждением ее правильности может служить, по мнению Фалелея, текст из сочинения Ульпиана, включенный в Дигесты (Dig. 48, 21, 1). Текст конституции Кодекса, о кото- рой говорится в схолии, подтверждает слова схолиаста. Вторая фраза, вероятно, должна рассматриваться как интерполяция, до- бавленная в связи с толкованием Патрикия. И здесь, следова- тельно, как и в первом приведенном нами случае истолкования законов, Патрикий не только явился сторонником более точной формулировки, но своими разъяснениями добился внесения уточ- нения в действующий закон.66 Можно было бы привести еще интересные данные из схолий, которые свидетельствуют о живом обсуждении острых проблем, связанных с применениями на практике новых конституций. Не- достаточная точность формулировок и противоречивость законов давали юристам того времени много материала для дискуссий. Следы споров, происходивших в период издания законодательных сводов, указывают на те вопросы, которые были особенно живо- трепещущими в те времена — время перестройки общественных основ. Так, например, встал вопрос, можно ли по истечении 20-летней давности возбудить дело о социальном статусе человека, который прежде был рабом, а в течение последующих 20 лет счи- тался свободным. Можно ли распространить аналогичный закон и на энапографов? Патрикий принял участие в этом обсуждении, как это видно из схолии к Василикам. Текст закона сохранился в двух вариантах — в Кодексе и в Василиках. Согласно законам, включенным в Кодекс Юстиниана под 293 и 300 гг., человек, ис- кренне, «по совести» (bona fide) считавший себя свободным в течение 20-летнего срока, не должен был более быть обеспо- коен допросами о своем статусе. Прочное обеспечение свободы ему предоставлял закон о давности. Однако если он в течение долгого времени выдавал себя за свободного (mala fide), закон о давности на него не распространялся.67 На вопрос о том, мо- жет ли этот закон иметь отношение не только к рабам, но и к энапографам, давались разные ответы. Представление о харак- тере тогдашних споров и о том решении, которое предложил Патрикий по этому вопросу, дает схолия Феодора к статье Ва- силик.68 Для разъяснения спорной конституции Феодор, схолиаст конца VI в., привлек еще некоторые законы, трактующие о дав- 66 Collin et. Preuves, 1927, р. 4. 67 С Т 7 99 1 9 68 Bas’ 48, 24, 1. — BS, р. 3016. 29
пости и о предоставлении свободы по давности.69 Первым из при- влеченных им законов является закон 491 г., изданный императо- ром Анастасием, согласно которому всякий человек (без какого- либо уточнения его статуса), пользовавшийся в течение срока, установленного законом о давности, свободой, ничем не поколе- бленной (inconcussum), становится свободным. Отсюда, как гово- рит схолиаст, вытекает, что давность действительно снимает во- прос о первоначальном статусе несвободы. Однако закон 491 г. говорит о давности лишь в общей форме^еусхак). Схолиаст пояс- няет: «Исключи, однако, эпапографа и вулевта». Ибо, как указано в конституции Юстиниана (С. J. 11, 48, 23), эти люди «с истече- нием времени никогда не освобождаются от своего (зависимого, — Е. Л.) положения» (обЗекоте ot тоюбтос ekeo&epoovTai ttJc 18сас xpovoo rcapaBpopjc). В заключение он указывает, что между законами Анастасия и Юстиниана нет противоречия. Один из названных законов трактует только о рабах и так должен быть истолкован, другой же — о тех, которые находятся в условиях свободы, и об энапографах. Ибо так разъяснял это и великий Патрикий.70 Таким неожиданным доводом, т. е. ссылкой на свободу энапографов, Па- трикий и его последователи обосновывали лишение энапографов права на использование в своих интересах закона о давности! По- скольку в законах, трактующих о предоставлении свободы по ис- течении давности, нет достаточно точного определения категорий лиц, па которых эти законы распространяются, естественно, что на практике, очевидно, делались попытки толковать их в благо- приятном для энапографов смысле. Таким образом, эта схолия от- разила больные вопросы того времени. Фактическое сближение положения низших категорий свободных с рабами и в то же время разница в юридическом статусе тех и других вступали друг с дру- гом в коллизии. Среди юристов часто бывали контроверзы по вопросам граж- данского права, в которых Патрикий, несмотря на свой высокий авторитет, не всегда выходил победителем. С этой точки зрения привлекает внимание закон Кодекса Юстиниана 528 г.71 Из текста соответствующей статьи Василии 72 видно, что Патрикий очень на- стойчиво отстаивал свою точку зрения. Она не была, однако, при- нята составителями Кодекса Юстиниана. В статье Кодекса речь идет о залоговом праве. Закон устанавливает, что истцы, проиг- равшие дело по главному личному или гипотечному иску73 на ос- 69 С. J. 7, 39, 4; И, 48, 23. — Закон 491 г. явился развитием закона 424 г., изданного Феодосием. Последний установил 30-летний срок погаси- тельной давности для всех исков. В законе 491 г. речь идет уже о 40-лет- ней давности. 70 Bas. 48, 24, 1 (С. I. 7, 22, 1). —BS, р. 3016. 71 С. J. 4, 32, 26. 72 Bas. 23, 3, 74 (С. J. 4, 32, 26). —BS, р. 1703. 73 О значении термина principalis в постклассическом праве см.: Levy, I, 1951, р. 245 sq.; Simon D. Aus dem Codexunterricht des Thale- laios, S. 374 f. 30
новании эксцепции ответчика, ссылающегося на погасительную давность в 30 или 40 лет, не могут поднимать вопрос о процентах или плодах, которые причитались в течение этого периода. Если главный иск на капитал более не существует, судье совершенно излишне знать что-либо о процентах или плодах. Так заключает законодатель. Если сравнить текст этого закона со статьей Васи- лик, где речь идет о том же, то выясняется, что как раз о возмож- ности предъявлять иски на проценты и плоды после проигрыша главного иска говорил Патрикий, имя которого в статье Кодекса не упоминается. Это требование составители Кодекса квалифици- руют как «в достаточной мере излишнее» (satis supervacuum). Еще в более резкой форме — как «нелепое» — это суждение Патрикия отвергается в греческом тексте Василик. Закон в Василиках на- чинается с сообщения о точке зрения Патрикия и его аргумента- ции. Патрикий считал, что личный иск погашается 30-летней давностью только в отношении капитала, но не в отношении про- центов. Изложение завершается резко отрицательной оценкой суж- дения Патрикия.74 В схолии Фалелея к этому закону мнение Па- трикия также отвергается как абсурдное. Мы остановились по- дробно на сведениях о деятельности Патрикия, так как они дают редкую возможность проникнуть в лабораторию подготовки фор- мулировок в законах того времени. Прочие схолии, содержащие упоминание имени Патрикия, в этом отношении менее показа- тельны. В новейшем исследовании методов преподавания и работы юри- ста VI в. Фалелея, на которое мы неоднократно ссылались, Д. Зи- мон уделил значительное внимание Патрикию. Указывая на то, что Патрикий лучше владел наукой классического римского права, чем его последователи, он, однако, подчеркнул связь его теорий с современной этому герою практикой. Подобно предшествующим исследователям ученый признает оправданность большой славы Патрикия и отмечает, что его методика была использована после- дующими ведущими византийскими юристами — антецессорами. Ученый указал также в своем исследовании византийского граж- данского процесса на необычайную плодотворность теорий этого юриста по сравнению с его преемниками — юристами VI в.75 О работах других профессоров Бейрутской школы нам изве- стно значительно меньше. Домнин, Демосфен76 и Евдоксий, как и Патрикий, комментировали императорские конституции. Евдок- 74 Bas. 23, 3, 74. — ВТ, р. 1134; BS, р. 1704. — Подробно прокомменти- ровавший эти статьи заколов Коллинэ отметил, что формулировка статьи Кодекса принадлежит авторам комиссии, составлявшей Первый Кодекс Юстиниана (С о Hi net. Preuves, 1927, р. 7). См. также: Berger. Patri- kios, 1949, S. 2244 f.; Simon D. Aus dem Codexunterricht des Thalelaios, S. 375 f. 75 S i m о n D. Aus dem Codexunterricht des Thalelaios. — ZSSRA, 1969, 86, S. 347 f.; 1970, 87, S. 393; Simon. Prozess, 1969, S. 367 f., 370. 76 Он не идентичен одноименному юристу VI в. (С о 11 i n е t. Histo- ire, 1925, р. 140). 31
сий являлся также автором комментария к сочинению Ульпиана «De officio proconsulis», как об этом можно заключить из слов схолиаста Василии Феодора.77 Над другим сочинением Ульпиана работал Ямвлих. Леонтий был сыном Евдоксия и отцом Анато- лия, участника работ по составлению Дигест Юстиниана.78 Све- дения о его преподавании в Бейрутской школе права сохранились в очень живом рассказе Захарии Схоластика на сирийском языке. В жизнеописании Севера Захарии Схоластика упоминается о том, что в 487 или 488 г. его герой слушал лекции Леонтия, которые тот читал студентам первого курса (dupondii). По мнению Кол- линэ, деятельность Леонтия в школе может быть отнесена к пе- риоду 480—500 гг.79 Иоанн Лид отмечает в своем сочипении «De magistratibus», что Леонтий был великим знатоком законов (avYjo vojiizcDTaxoc).80 Леонтий занимал пост префекта претория, как об этом упоминается в Дигестах и в Кодексе Юстиниана.81 Он входил в состав комиссии, которая подготовила первое издание Кодекса Юстиниана. Леонтий был представителем высшей санов- ной бюрократии. В предисловии к Кодексу о нем говорится как о высшем сановнике, магистре войск, экспрефекте претория, быв- шем консуле и патрикии (virum sublimissimum magistrum ex praefecto praetorio consularem atque patricium). Подобно ему и другие члены комиссии — Иоанн, Фока, Василид, Фома, Трибо- ниан, Константин, Феофил, Диоскор и Презентин — принадле- жали к той же чиновной знати.82 Вскоре после окончания работ Леонтий, видимо, умер. Во всяком случае в предисловии ко вто- рому изданию Кодекса в измененном составе комиссии мы его имени не находим.83 О его работах по толкованию законов из- вестно мало. В схолиях к Василикам имя Леонтия упоминается в связи с обсуждением вопроса о тексте Ульпиана, приведенном в Дигестах в книге «О пекулии».84 По-видимому, с деятельностью профессоров юридических школ того времени связано одно небольшое сочинение, посвя- 77 Dig. 48, 19, 8, 7; Kubler В. Eudoxius, 1907, S. 927—928. 78 Collinet. Histoire, 1925, р. 141—454; Berger A. Leontius. — PWRE, VII, S. 353—356; Berger. Leontius, 1944—1945, S. 1—16. 79 Collinet. Histoire, 1925, p. 147—148. 80 loannis Lydi de magistratibus... Ed. R. Wuensch. Lipsiae, 1903, III, 17. 81 С. I. С. I, 1954, p. 18 (конституция «Tanta», § 9); II, 1954, p. 1, 2. 82 О значении титулатуры сановной знати см.: Guilland. Noblesse, 1966, р. 40—57. Материалы предисловий к Кодексу в этой статье, однако, не учтены. 83 С. I. С. П, 1954, р. 4. 84 Dig. 15, 1, 42. —Bas. 18, 5, 42.— ВТ, р. 900. В тексте Дигест идет речь об ответственности за долги усыновившего полноправного человека в том случае, когда они были сделаны до усыновления. По мнению Уль- пиана, Сабина и Кассия, тогда это лицо ответственности не несет. В тексте схолии приведен лишь вопрос, сформулированный Леонтием. Ответ был дан схолиастом Стефаном. Поэтому судить о точке зрения Леонтия мы не можем (BS, р. 1135). Ср.: Kaser. RPR, I, 1955, S. 507. 32
щенное вопросу об исках. Этот любопытный маленький аноним- ный трактат, относящийся к доюстиниановскому времени, встре- чается в нескольких рукописях, содержащих текст «Synopsis Basilicorum», источника X в. Трактат «De actionibus» содержит конспективное изложение и перечисление исков. В нем явно раз- личаются основное ядро, позднейшие схолии и глоссы. Так, в не- которых местах приводятся ссылки не только на Дигесты, но и на Василики. Текст трактата содержит данные для истории про- цессуального права доюстиниановского времени. Высказывалось мнение, что он представляет собой отрывок из какого-то Индекса или введения в процесс, предусматривающего возможные способы защиты прав (иски, интердикты, эксцепции, восстановление прежнего состояния).85 Мы находим в трактате некоторые све- дения, проливающие свет на ход процессуального разбирательства. В частности, в нем дается перечисление видов исков, из которых лицо, возбуждающее дело, могло выбрать тот, который соответ- ствует данной тяжбе. Указание на определенный иск включалось в текст искового прошения. Трактат был, особенно в последнее время, использован в исследованиях истории гражданского про- цесса доюстиниановского периода. Необходимость в подобном кратком руководстве в преподавании и в юридической практике, возможно, объяснялась тем, что в эту эпоху многие термины, при- менявшиеся в классическом римском праве, вышли из употребле- ния, а частью и получили другой смысл.86 Трактат об исках пере- кликается в некоторых пунктах с парафразой Феофила, юриста VI в., к Институциям Юстиниана. К числу юридических сочинений V в. относятся также сохра- нившиеся фрагменты так называемых Сипайских схолий к книге Ульпиана «Ad Sabinum». Схолии были обнаружены греческим ученым Бернадакисом на листках папируса, приклеенных к пе- реплету одного из кодексов, хранившихся в библиотеке Синай- ского монастыря.87 Эти фрагменты греческого комментария к книге Ульпиана не являются схолиями, которые писались на полях текста Ульпиана. Они не являются также позднейшей копией таких схолий. Характер их другой. По мнению современ- ных исследователей, они с самого начала представляли собой комментарий к латинскому тексту. Латинские слова вкраплены 85 Observation (Hb.), 1830; Zachariae-Lingenthal К. Е. De actio- nibus. Ein Uberbleibsel antejustinianischer Jurisprudenz. — ZSSRA, 1893, 14, S. 88—97 f.; Ins (Zepos) III, p. 359—396; Wenger. Quellen, 1953, S. 549—550; Schulz. Geschichte, 1962, S. 389; G о 11 i n e t. Histoire, 1925, p. 294. — По- дробности и библиографию вопроса см.: Ziletti. Studi, 1965, р. 116 sq.; Kaser. RZPR, 1966, S. 468. О рукописной традиции трактата см.: Svoro- п о s N. La Synopsis Major des Basiliques et ses Appendices. Paris, 1966, p. 45, 57, 68, 83, 142, 146, 175, 178. 86 Levy, I, 1951, p. 202 sq.; Kaser. RPR, II, 1959, S. 43, 366; Wiea- cker. Textstufen, 1960, S. 35 f. 87 Wieacker. Textstufen, 1960, S. 312 f. 33
в греческий текст. Двадцать отрывков, охватывающих разнооб разные вопросы брачного, вещного и обязательственного права, содержат отсылки к соответствующим статьям Кодекса Феодосия, Григорианского и Гермогенианского Кодексов и к высказыва- ниям классических юристов. Пояснения отдельных терминов, вы- ражений даются в краткой, лаконичной форме.88 Предполагают, что встречающееся в тексте комментария имя Сабина не может быть отождествлено с тем юристом Сабином, которого комментировал Ульпиан.89 В комментарии упоминаются имена Павла, Флорентина, Маркиана, Модестина. Тот факт, что здесь встречаются имена, которые не вошли в список из пяти юристов, перечисленных в так называемом Законе о цитировании 426 г., известном нам в формулировке Кодекса Феодосия 438 г., а также включение ссылок на Кодексы Феодосия, Гермогениана и Григория дают основания для датировки схолий временем до 529 г. и после 438 г., скорее всего около конца V в. Фрагментом тех же схолий являются сохранившиеся отрывки в папирусе (Р. Ryl. Ill, 475). Важно отметить, что цитированные в схолиях отрывки из текстов сочинений классических юристов представ- ляют собой переработку, выполненную в IV—V вв., т. е. текст, подновленный в соответствии с изменившимися требованиями того времени.90 Византийское происхождение схолий не вызывает никаких сомнений.91 Для изучения истории ранневизантийского права, в частности брачного и имущественного, этот источник, несмотря на свою фрагментарность, представляет значительный интерес. С этой точки зрения он еще недостаточно исследован. В Византии благодаря наличию специальных юридических школ появились юристы-специалисты, которых тогда не знал Запад. Характерно, что в 460 г. законом императора Льва адвокатам предписывалось сдавать экзамены перед высшими судьями.92 Особое место в ряду источников ранневизаптийского права занимает Сирийско-римский законник V в. Текст его дошел до нашего времени в нескольких версиях (арамейской, армянской, арабской, грузинской). В основе этих версий лежал, как предпо- лагают, не дошедший до нас греческий текст, который также П’ Р- Girard et Senn. Textes, 1967, p. 591—604. „89 Итальянский ученый Алибранди приписывал схолии профессору Бейрутской школы Евдоксию. Нидермейер считал возможной принадлеж- ность лемм латинскому комментатору. Однако зта точка зрения вызвала серьезные возражения (Wieacker. Textstufen, I960, S. 311 f.; Wenger. Quellen, 1953, S. 550 f.; Peter s. Die Ostromische Digestenkommentare. — Sitzungsberichte der Sachsischen Akademie der Wissenschaften. Leipzig, 1913, 65, S. 92; Schulz. Geschichte, 1961, S. 412). 90 W e n g e r. Quellen, 1953, S. 550 f.; Schulz. Geschichte, 1961, S. 412. 91 Op.: Wieacker. Textstufen, 1960, S. 311 («entschieden ostlicher Herkunft»1). 92 C. J. 2, 7, 11; см. также: Wieacker. Vulgarismus, 1955, S. 55 f. 34
представлял собой перевод с латинского.93 Текст Законника во многом отличается от соответствующих ему законодательных постановлений византийских императоров. Он содержит также некоторые законоположения, не имеющие параллелей в Кодексе Феодосия. По мнению Шульца, результаты предшествующих ис- следований дают основание считать его произведением юристов, связанных с Бейрутской школой права. Он не был, вероятно, предназначен для практического использования, но исключи- тельно для школьного употребления. Шульц считает, что Закон- ник не отражает действовавшего тогда права.94 От этих выводов значительно отличаются те, к которым при- шел автор специального исследования о Законнике В. Зельб. Зельб считает, что хотя Законник действительно отражает рим- ское право, однако отнюдь не устаревшее, не академическое, а живое. Составитель Законника прекрасно знал источники со- временного ему права, обычаи и правопорядки, которые сущест- вовали в V в. в восточных провинциях. Другими словами, Закон- ник содержит нормы постклассического римского права со всеми его существенными изменениями по отношению к классическому и с чертами обычного права восточных провинций Византии. Виакер в своей рецензии на книгу Зельба подчеркивает этот важнейший вывод автора и обращает внимание на то, что в За- коннике использованы законы императоров и в то же время деловые документы (брачные договоры, дарственные, введения в наследство, лишения наследства, расписки и т. д.). Историче- ская реальность процесса, отраженного в Законнике, представ- ляет картину сочетания римских институтов и реформаторских конституций императоров IV—V вв. с семейными и наслед- ственными деловыми сделками того времени.95 Само собой разу- меется, что изучение этого богатого содержанием источника во многом дополняет картину развития права ранней Византии. Он является, возможно, плодом деятельности какого-либо визан- тийского юриста. "Bruns К. und Sachau Е. Syrisch-romisches Rechtsbuch aus dem 5. Jahrhundert. Leipzig, 1880; Sachau E. Syrische Rechtsbiicher, I. Ber- lin, 1907; FIRA, II, 1964, p. 751—798; Volterra E. Il libro siro-romano nelle recenti ricerche. — Accademia Nazionale dei Lincei, 1964, 62; S e 1 b W. Zur Bedeutung des syrisch-romischen Rechtsbuches. Munchen, 1964. — Время возникновения греческой версии Законника исследователи относят при- мерно к 476—480 гг. Латинский оригинал (если он существовал) считают возможным датировать IV в. (но не ранее царствования Константина I). Сирийскую версию одни исследователи (Захау) датируют 510—520 гг., дру- гие (Наллино) — серединой VIII в. (Wenger. Quellen, 1953, S. 552). 94 Schulz. Geschichte, 1961, S. 409—410. 95 Wieacker F. W. Selb. Zur Bedeutung des syrisch-romischen Rechts- buches. Munchen, 1964. — ZSSRA, 1966, 83, S. 508, 512; Y a г о n R. Syro- romana. — lura, 1966, XVII, 2, p. 114—164. — Следует сказать, что Зельб внес существенные исправления в перевод и толкование отдельных тек- стов Законника с учетом новых рукописных данных.
II. ОСНОВНЫЕ ТЕНДЕНЦИИ В РАЗВИТИИ ГРАЖДАНСКОГО ПРАВА В ВИЗАНТИИ IV-V вв. Как уже было отмечено, новейшие историки римского права, суммируя выводы, вытекающие из анализа всей совокупности юридических источников IV—V вв., пришли к убеждению, что в рассматриваемое время можно констатировать глубокий перево- рот в правовых воззрениях. Называя его условно «вульгариза- цией» или «вульгаризмом» римского права, они считают, что пе- реворот явился результатом проникновения в систему римского классического права элементов повседневного, народного, обыч- ного права, опиравшегося главным образом на традиции пестрого эллинистического мира. Поскольку центральное внимание в исследованиях юристов- романистов сосредоточено на истории права в западных районах империи, естественно возникает вопрос, в какой мере эти выводы могут быть применены к Византии. Попытаемся ответить на во- прос, привлекая материалы, либо относящиеся равно и к запад- ным, и к восточным районам, либо только к восточным, т. е. к территории Византийского государства.1 При многогранности и сложности процессов, протекавших во всех сферах гражданского права IV—V вв., мы не имеем возмож- ности остановиться на всех его аспектах. В центре нашего вни- мания остаются лишь те, которые имеют первостепенное значение для общественно-экономической истории Византии. Остановимся прежде всего на тех моментах, которые харак- теризуют разработку вопроса о правах лиц. Именно этот вопрос находится обычно в источниках права на одном из первых мест. Гай, Институции которого служили руководством в византий- ских юридических школах, писал, что «важнейшее деление в праве лиц состоит в том, что все люди суть либо свободные, либо рабы».2 Это положение Гая перешло в официальные источ- 1 Сопоставление некоторых сторон развития римского права на Западе и на Востоке явилось предметом исследования в статье: D о m i n i c i s M. A., do. Punti di vista vecchi e nuovi in tema di fonti postclassiche (occidente et oriente). —Studi Biondi, 1965, II, p. 623—681. 2 Gai inst. 1, 3, 9. 36
ники византийского права. Его же повторяют позднейшие ком- ментаторы законодательных сводов. Так, мы находим аналогич- ные утверждения в Институциях Юстиниана (VI в.), в Пара- фразе к этим Институциям, составленной в VI в. юристом Фео- филом на греческом языке, в Дигестах Юстиниана и в сохранив- шихся в Василиках схолиях византийских юристов Стефана (VI в.) и Энантиофана (VII в.) к Дигестам.3 Повторяется оно и в тексте самих Василик — источнике IX—X вв., в Прохироне (IX в.).4 Даже в одном из самых поздних юридических руко- водств, составленном незадолго до гибели Византийской импе- рии — Шестикнижии Константина Арменопула 1345 г., — этот фессалоникский номофилак приводит вновь слова Гая в своей книге.5 В Дигестах наряду с Гаем цитируются высказывания других классических юристов, значительно уточняющих положение Гая. Так, приводится высказывание Флорентина, который в девятой книге своих Институций писал, что рабство установлено только правом народов (constitutio iuris gentium) — подчинение чужому господству противоречит природе.6 Сходные высказывания мы находим и у других крупнейших авторитетов классической юрис- пруденции. Так, Ульпиап утверждал, что хотя рабы по граждан- скому праву не считаются никем (pro nullis habentur, т. е. как субъекты права не существуют), но по естественному праву (iure naturali) все люди равны.7 По словам Трифонина, естест- венное право содержит в себе понятие свободы, понятие же гос- подства (dominatio) введепо правом народов (iuris gentium).8 Подобные же разъяснения содержит и Парафраза к Институциям Феофила.9 Хотя в течение IV—V вв. и позднее императорами было из- дано немало различных законов, изменивших в той или иной мере положение рабов, основное классовое деление общества на свободных и рабов оставалось нерушимым. Теоретическая мысль представителей византийской юриспруденции, кроме повторенных высказываний классических юристов, в этом отношении не соз- дала ничего существенно нового. Рабство как институт граждан- 3 Inst. 1, 3; Dig. 1, 5, 3; Theoph. inst. 1, 3 pr.; Bas. 46, 1, 1.— BS, p. 2727. 4 Bas. 46, 1, 1. — ВТ, p. 2117; Proch. 34, 1 sq. 5 Harm. I, 18, 3. 6 Dig. 1, 5, 4, 1. — Слова contra naturam, возможно, интерполированы, см.: Ind. Int. I, p. 7. 7 Dig. 50, 17, 32. — Интерполяции см.: Ind. Int. Ill, p. 591. 8 Dig. 12, 6, 64. — Интерполяции см.: Ind. Int. Suppl., p. 186. 9 Theoph. inst. 1, 3, 1, 2 sq.; 1, 5 pr. — К. Маски в исследовании истори- ческих перспектив классической юриспруденции отмечает, что Гай, про- тивопоставляя взгляд на рабство в ius gentium и в ius civile, считает кульминационным пунктом развития этого института закон Антонина Пия, ограничивший право господина наказывать своего раба (М a s с h i. Diritto romano, 1966, p. 168). 37
ского права в своей основе признавалось непоколебленным вплоть до конца существования Византийской империи.10 Однако было бы глубоко ошибочным делать из этого то за- ключение, что рабство в Византии оставалось неизменным и продолжало играть ту же роль, какую оно играло в античном рабовладельческом обществе. Уже в античную эпоху, а тем более после крушения античного мира сама жизнь внесла существен- ные перемены в положение рабов. И если еще во времена Рим- ской республики существовали пути выхода из рабского состоя- ния, то позднее этих путей стало больше. Либертины не были равны по своему положению свободным гражданам, но сущест- венно важно то, что институт рабства стал утрачивать свою пол- ную замкнутость. С IV в. заметно падают и число рабов, и инте- рес господствующего класса к этой форме эксплуатации. Ее вы- тесняет с ключевых позиций колонат. При изучении вопроса о роли рабства в ранпевизантийский период особенно большое значение имеют результаты работ папи- рологов, располагающих массовым документальным материалом греческих папирусов византийского Египта. Новейшие исследования папирусов, найденных в большом ко- личестве в г. Оксиринхе — «городе папирусов», — в этом отноше- нии очень интересны. И. Ф. Фихман пришел к выводу, что, хотя рабство как институт сохраняется, однако с IV в. «никаких све- дений о производственном труде рабов не обнаружено». Развитие социально-экономических отношений в Египте могло, разумеется, иметь некоторые особенности, но, по мнению исследователя, их не следует переоценивать.11 К подобным же заключениям пришли и другие папирологи, дискуссировавшие вопрос о распростране- нии византийского законодательства на Египет и о судебных установлениях в византийском Египте. Большинство ученых счи- тает, что Египет при некоторых отличиях и в этом отношении не был исключением. В новейшей статье Вольфа даже высказано мнение, что правовые отношения, сложившиеся в Египте в ви- зантийскую эпоху, во многом явились образцом для всего эллини- стического мира. Точка зрения Шиллера, отстаивавшего проти- воположный взгляд, не принята ни Зимоном, ни Амелотти, ни Зайдлем, ни Вольфом.12 10 О рабстве в поздней Византии см.: Кор stein. Sklaverei, 1966, S. 119 f.; Удальцова 3. В., Осипова К. А. Отличительные черты фео- дальных отношений в Византии. — ВВ, 1974, 36, с. 18. 11 Фихман И. Ф. 1) Социально-экономические отношения в египет- ском городе IV—середины VII в. (по папирусам г. Оксиринха). Автореф. докт. диссертации, Л., 1974, с. 32; 2) Египет. 1965, с. 251; 3) Skiaven und Sklavenarbeit. — JWG, 1972, S. 149—206; 4) Quelque considerations sur les donnees sociales et economiques des papyrus d’Oxyrhynchus d’epoque by- zantine. — JOB, 1973, XXII, S. 15—24. 12 О дискуссии см.: Schiller A. The courts are no more. — Studi Vol- terra, 1969, I, p. 469—502; Simon D. Zur Zivilgerichtsbarkeit im spatbyzan- tinischen Agypten. — RIDA, 1971, XVIII, S. 623-657; Amelotti e Liu- 38
Судить о масштабах производственного использования труда рабов в других провинциях значительно труднее из-за отсутствия документальных источников и недостатка других. Все же, на- сколько мы можем судить по наличным данным, процессы эти были весьма сложны и противоречивы. Общая же тенденция — падение роли рабства в производстве и развитие новых форм эксплуатации, характерных для начала феодализма, — выступает отчетливо.13 В ранней Византии пути освобождения рабов значительно расширились. Не только увеличивается число способов манумис- сий, но и облегчаются старые, в духе так называемого favor liber- tatis.14 Следует также принять во внимание, что старые градации, усекавшие права вольноотпущенников по отношению к римским zatto. Le Gostituzioni, 1972, р. 5—12; Seidl. Reschtsgeschichte Agyptens, 1973, S. 54, 108—109; Wolff H. J. Das Vulgarrechtspfroblem und die Pa- pyri. — ZSSRA, 1974, 91, S. 56. 13 Курбатов. 1) Город, 1962, с. 128 сл.; 2) Рабы, 1964, с. 92—106; Удальцова. Положение рабов, 1964, с. 33—34; Seyfarth W. Soziale Fragen der spatromischen Kaiserzeit im Spiegel des Theodosianus. Berlin, 1963 (см. рец.: Dominicis M. A. — lura, 1965, XVI, 2, p. 288—298).— Автор относит начало кризиса рабовладельческого строя ко второй поло- вине II в. н. э.; В е л к о в В. Робството в Тракия и Мизия през античността. София, 1967, с. 117 сл., 130 (с библиографией); Hunger Н. Reich der Neuen Mitte. Wien—Koln, 1965, S. 164; Штаерман E. M. [Рец. на:] История Ви- зантии, I. М., 1967. — ВДИ, 1968, 1, с. 211; о полном отсутствии свидетельств об использовании рабов в сельском хозяйстве Сирии см. также: Liebe- schuetz J. Н. W. Antioch. City and imperial administration in the Later Roman Empire. Oxford, 1972, p. 64 (цит. по: К а ж д а н А. П. — ВДИ, 1975, 1, с. 223). О сохранении домашнего рабства еще и в поздней Византии см.: Kopstein. Sklaverei, 1966, S. 103—119; Удальцова 3. В., Оси- пова К. А. Отличительные черты феодальных отношений в Византии, с. 18. К противоположным выводам, главным образом на основании ана- лиза «рабской» терминологии Кодексов Феодосия и Юстиниана, пришла Г. Е. Лебедева (Лебедева Г. Е. 1) Рабы, 1966, с. 75—89; 2) Кодексы Фео- досия и Юстиниана об источниках рабства. — ВВ, 1973, 35, с. 95—106; ВВ, 1974, 36, с. 31—44; 3) Эволюция терминов, обозначавших рабов в ранне- византийском законодательстве. — Проблемы социальной структуры и идеологии средневекового общества, I. Л., 1974, с. 95—406). Однако эти выводы едва ли можно считать доказательными, если рассматривать вопрос всесторонне, учитывая все нормативные изменения, которые были внесены в разбираемые конституции. Не могу не отметить, что анализ ла- тинской лексики Кодексов вызывает серьезные сомнения и по методическим основаниям. Во-первых, не принята во внимание вариантность терминов, обусловленная почти сплошь «варварской» (Галлия) западной (а не визан- тийской) рукописной традицией С. Th. Во-вторых, недооценены и другие обстоятельства, например неустойчивость и неточность юридической терми- нологии в ранней Византии, многократно констатированная романистами; слабая степень латинской образованности и знания латинского языка в Византии, Сирии, Египте, Малой Азии, на Балканах, что могло сказаться на словоупотреблении; выводы из подсчетов числа «рабских» конституций сделаны из источника, известного нам в заведомо неполном виде. О непол- ноте С. Th. писал его издатель Т. Моммзен (С. Th. Ib р. XXXVIII). См. также: Gau deme t J. Recherches sur la legislation du Bas-Empire. — Studi Scherillo, 1972, II, p. 694 sq. 14 Se i d 1. Privatrecht, 1963, S. 7. 39
свободным гражданам, были отменены. Феофил в греческой Па- рафразе к Институциям Юстиниана характеризует положение вольноотпущенников в VI в. следующим образом: все вольноот- пущенники «считаются гражданами Ромейского (Византий- ского,— Е. Л,) государства (яокста; Ршцасощ), и нет никакой раз- ницы в их положении в зависимости от возраста вольноотпущен- ника или от характера собственности освобождающего или от способа освобождения, как то было прежде», т. е. до издания конституций 530 и 531 гг.15 Византийское законодательство поощ- ряло освобождение рабов. Очень важным завоеванием явилось то, что теория, противопоставлявшая естественноправовое равенство всех людей их неравенству по гражданскому праву, стала офи- циальной теорией, в то время как ранее опа была только сентен- цией передовых юристов.16 Теория рабства, по-видимому, уже не являлась актуальной в ранневизантийское время. Во всяком случае мы не находим в источниках каких-либо следов ее дальнейшей разработки в ви- зантийском праве. Оно ограничивалось внесением продиктован- ных новыми условиями жизни коррективов, практически облег- чающих в определенных случаях выход из рабского состояния в свободное. Так, в Византии IV—V вв. раб имел известную имущественную самостоятельность, однако она была ограничена и в целом не меняла представления о юридической неправоспо- собности раба. Приобретения раба по-прежнему поступали госпо- дину. Весьма незначительна и процессуальная правоспособность раба. Она признавалась лишь в некоторых случаях в когницион- ном процессе.17 Новая тенденция проявляется, однако, в том, что при спорности вопроса о свободном статусе закон с IV в. выска- зывается скорее в пользу признания в спорных случаях человека свободным.18 Таким образом, в целом рабство становится менее замкнутым институтом. Выход из рабского состояния предостав- ляется за раскрытие определенных преступлений (разбой, изго- товление фальшивой монеты, дезертирство), за добровольную службу в армии, за службу в качестве кубикуляриев, а также по предписанию о давности — longi temporis praescriptio.19 Что ка- сается манумиссий, то они во многом облегчаются. Наряду со старыми формами введены и новые, как например в церкви перед епископом. Наконец, рабы были в известном смысле признаны субъектами обязательственных отношений. Ульпиан разъяснял, что если рабы совершают деликт, то право иска по обязатель- ству против самого раба сохраняется в случае отпуска его на 15 Theoph. inst. 1, 5, 4; С. I. 7, 5; 7, 6. 16 Сюзюмов. О правовом положении, 1955, с. 191. 17 С. Th. 4, 22, 1; см.: Seidl. 1) Rechtsgeschichte, 1962, S. 112; 2) Pri- vatrecht, 1963, S. 94; К a s e r. RPR, II, 1959, S. 84 f. 18 Kaser. RPR, II, 1959, S. 86. 19 Ср. в главе I комментарий Патрикия по этому острому вопросу. См. также: Kaser. RPR, II, 1959, S. 90. 40
волю (Dig. 44, 7, 14). Закон, таким образом, отказывается от последовательного проведения принципа абсолютной неправоспо- собности раба.20 Со второй половины III в. развивается важнейшая для ранне- византийского времени форма эксплуатации свободных людей — колонат. Однако теоретической разработки актуального для этого времени круга вопросов, связанных с перестройкой структуры общества, мы не находим, по крайней мере в какой-либо обоб- щающей форме. Вместе с тем то большое внимание, которое уде- ляет колонату византийское законодательство в IV—V вв. и позднее, несомненно свидетельствует о значительной подготови- тельной работе византийских юристов, не перестававших вносить от случая к случаю всевозможные поправки и уточнения в за- коны, определявшие обязанности и права колонов. Общая линия политики византийского правительства, отдававшего предпочте- ние новым, более выгодным и прогрессивным формам эксплуа- тации перед рабством, шла отнюдь не прямым путем. Сложные политические условия, сопротивление сторонников старых форм, местных землевладельцев и рабовладельцев, экономические труд- ности — все это не может быть сброшено со счетов при апализе отдельных конституций. Шаги вперед чередовались с отступле- нием. Тем не менее направление развития выявляется достаточно отчетливо из частных законов, иногда издававшихся в силу тех или иных конкретных обстоятельств, возникавших в отдельных районах. Это направление может быть установлено и при тексто- логическом анализе конституций, известных нам в нескольких последовательных редакциях. Ярким примером могут служить нормативные изменения, внесенные в закон о продаже детей в рабство, доживший до конца существования Византии и даже переживший это государство.21 Мы имеем, думается, достаточные основания причислять по- добные работы византийских юристов и законодателей к разряду тех, которые вносили существенно новое в гражданское право по отношению к римскому гражданскому праву античности. 20 Гримм. Лекции, 1910, с. 29. 21 Эти императорские конституции, как и два связанных с историей закона Ватиканских фрагмента (Fr. Vat. 26 и 34), неоднократно были пред- метом рассмотрения романистов (Бонфанте, Бионди, Вольтерра, Коста, Каината и др.), а также и византинистов (Г. Е. Лебедева), по-разному их интерпретировавших. В данной связи мы хотели бы обратить внимание только на один из пунктов существенных различий между двумя последо- вательными редакциями закона Константина I (329 г.) в С. Th. 5, 10, 1 и в С. J. 4, 43, 2, куда закон был внесен с указанием имени Константина и прежней даты. В редакции 329 г. указано, что выкупленный по возвра- щении получает свободу (libertas), т. е. становится вольноотпущенником. Согласно второй редакции, в Кодексе Юстиниана 534 г. выкупленный ста- новится полноправным свободнорожденным (ingenuus), если его родители имели такой статус. Это пововведение заимствовано Юстинианом из за- кона С. Th. 3, 3, 1 (391 г.). 41
Характерной чертой ранневизантийского права, как и вообще права постклассического, являлось стремление более резко про- тивопоставить друг другу различные категории свободных. Про- тивопоставление низшей категории (humiliores) высшей (hone- stiores) проявлялось, в частности, в дифференциации наказаний за правонарушения в зависимости от социальной принадлежности виновного.22 Несвобода рабов на фоне этой новой, развиваю- щейся дифференциации несколько скрадывалась. Низшая катего- рия по своему фактическому положению во многом сближалась с рабами. Однако мы не находим, может быть, за одним исклю- чением, точного определения граней между прослойками в среде зависимых свободных людей. Границы эти несомненно сущест- вовали, но нередко стушевывались и носили противоречивый характер.23 В юридическом плане противопоставление свободных рабам остается в силе. В своей массе колоны переживали с IV—V вв. эволюцию в социальном положении, протекавшую на разных категориях земель неодинаково. В то время как в частных имениях в III в. (при Диоклетиане) аренда участков земли не влекла за собой каких-либо личноправовых ограничений,24 на землях, принадле- жавших фиску, положение некоторых категорий колонов факти- чески приближалось к положению рабов.25 Многие десятки законов, затрагивающих положение византий- ских колонов, сохранившиеся в законодательных сводах Феодосия и Юстиниана, многократно являлись предметом специальных ис- следований, правда с преимущественным вниманием к истории колоната в IV—V вв.26 Поэтому вряд ли целесообразно здесь 22 Seidl. Privatrecht, 1963, S. 10; Kaser. RPR, II, 1959, S. 96 f. 23 Рассмотрению положения honestiores и humiliores посвящено иссле- дование: Cardascia G. L’apparition dans le droit romain des classes d’ho- nestiores et humiliores. — RHDF, 1950, p. 304 sq. В книге венгерского исто- рика римского права Р. Броса вопрос о положении лиц, не полностью пра- воспособных (humiliores, женщин, ремесленников, торговцев, иноверцев, колонов, куриалов), изучается специально. Автор уделяет значительное внимание колонату. Он не усматривает существенной разницы между ко- лонами и энапографами. По мнению автора, упадок рабовладельческого общества на Востоке произошел ранее, чем на Западе (Brosz R. Nem teljes jogu polgarok a romain jogforrasoklan. Budapest, 1964). См. рецензию: Dios di G. — lura, 1965, XVI2, p. 232—236; иначе: Seyfarth W. Soziale Fragen der spatromischen Kaiserzeit... 24 C. J. 7, 14, 11 (7 марта 294 г.); 7, 16, 18 (15 июля 293 г.); Kaser. RPR, II, 1959, S. 98. 25 C. Th. 12, 1, 33 (5 апреля 342 г.); C. J. 3, 26, 8 (3 марта 358 г.). На фискальных землях: С. J. И, 68, 3 (364 г.). Колоны упоминаются на- ряду с рабами и исключаются из числа лиц, несущих какие-либо обще- ственные функции (Kaser. RPR, II, 1959 (С. J. 11, 68, 2 (319 г.); И, 68, 1 (325 г.); в последнем законе речь идет прямо о colonus originalis rei privatae). 26 См.: Сю зю мо в. Колонат, 1951, 4; Ранович. Колонат, 1951; Кор- сунский. Колонат, 1956; Saumagne. Du role de 1’origo et du «census» dans la formation du colonat romain. — Byzantion, 1937, 12; P a 11 a s s e M. 42
вновь подвергать этот вопрос, неоднократно изучавшийся и в тру- дах по истории позднеримского права III—V вв., детальному рассмотрению. Мы ограничимся лишь наиболее существенными моментами для оценки путей развития ранневизантийского права. В резуль- тате многочисленных законоположений, изданных от случая к слу- чаю и имевших в виду как колонов всей империи (и Западной, и Восточной), так и специально византийских, колонат превра- тился в важнейшую категорию зависимости сельского населения как на землях фиска, так и в частных крупных имениях. Опреде- ление прав и обязанностей колонов, прикрепление их к земле, которую они были обязаны обрабатывать, и постепенное превра- щение части их в социальную категорию, близкую по своему по- ложению к рабам, с достаточной ясностью вытекают из законо- дательных норм IV—V вв. Несмотря на это явное ухудшение их положения процесс превращения свободной аренды участков земли в фактически крепостную зависимость в Византии не привел к тому, чтобы колоны были лишены юридической правоспособности. Даже эна- пографы — низшая категория колонов — располагали правом за- вещательного распоряжения своим имуществом, обладали извест- ной имущественной правоспособностью, могли участвовать в су- дебных процессах со своими господами, могли служить в армии, заключать брак, иметь семью, вести самостоятельное хозяйство. Так, например, ряд законоположений Кодекса Феодосия IV и V вв. свидетельствует, что наряду с арендованной землей колоны имели и свое хозяйство, которым они, однако, не могли распоряжаться без разрешения господина.27 Попытки законодателей запретить колонам вести гражданские дела без санкции господина не утвердились в законодательстве V—VI вв.28 Колоны не были, подобно рабам, только «объектом» прав, но и их субъектами, правда с сильно урезанной дееспособ- ностью. Промежуточное положение колонов между свободными и рабами не укладывалось в старые рамки, установленные классическим римским правом. Выработка новых норм шла по мере надобности, часто противоречиво. Неясности в форму- лировках законов вызывали дискуссии об объеме прав колонов, Orient et Occident a propos du colonat romain au Bas-Empire. Lyon, 1950; Remondon R. La crise de 1’empire romain de Marc Aurele et Anastase. Paris, 1964; P r e a ux Claire. Les modalites de 1’attache a la glebe dans 1’Egypte grecque et romaine. — Recueil de la Societe Jean Bodin, II. Le ser- vage. Bruxelles, 1959, p. 48 sq.; Collinet P. Le colonat dans 1’empire ro- main. — Ibid., p. 85 sq.; Pallasse M. Note complimentaire. — Ibid., p. 121. О первостепенном значении колоната в ранневизантийское время см. также: Ostrogorsky G. Staat und Gesellschaft der fruhbyzantinischen Zeit. — Historia mundi, 1969, 4, S. 557. 27 Земля: C. Th. 12, 1, 33 (5 апреля 342 г.); 5, 3, 1 (15 декабря 434 г.); урожай: С. J. И, 48, 8, 1 (371 г.); Kaser. RPR, II, 1959, S. 100 f. 28 Корсунский. Колонат, 1956, с. 75. 43
Сложность вопроса определялась также и тем, что колоны не представляли собой единообразного по своему составу класса. Различия источников возникновения колоната (как результат завоевания, как следствие применения предписания о давности, а также как следствие экономической невозможности для колона покинуть землю и разорвать заключенный им некогда арендный договор, как отношений, возникающих в результате патроциния, как зависимость, унаследованная от отца или деда — колонов, и т. д.), различия в характере имений, где жили колоны, — все это сказывалось на глубокой дифференциации в среде колонов. Сохранившаяся только в греческом тексте Василии известная конституция императора Анастасия (без даты) является, по-ви- димому, единственной попыткой юридического обобщения по воп- росу о статусе колонов в ранней Византии. В этой краткой кон- ституции, изданной в конце V в., вся масса колонов характери- зуется как расчлененная на две большие группы крестьян. «Одни суть энапографы и их пекулии принадлежат их господам, дру- гие же по прошествии тридцатилетнего срока становятся мисто- тами (рлаЭ-ш-ос), оставаясь свободными вместе со своим имуще- ством (ёлеб^ерос jisvovTe; wv краурсатшу a’-kcbv), и они принуж- даются и землю возделывать, и платить налоги (тёХоф. Законо- датель констатирует при этом, что такой характер отношений и дел «выгоден (АоаетеХё; ) и для их господина (^ беатсбт^), и для крестьян».29 У нас нет необходимости здесь специально рассмат- ривать вопрос о реальном положении колонов в конце V в., т. е. тогда, когда была составлена эта конституция. О его невыгодности и тягости для колонов неоднократно писали предшествующие ис- следователи. Отметим лишь, что даже низшая категория коло- нов — энапографы, или адскриптиции, — несмотря на свое явно подневольное положение, все же не причислялась к рабам (по- чему, кстати говоря, византийские юристы не считали возможным распространять на них право манумиссий). Поскольку колонат практически вытесняет рабство с ведущих позиций в сельском хозяйстве, в этом невозможно не усматривать известного шага вперед в развитии общественно-экономических отношений. С дру- гой стороны, изучение законодательства о колонате III—V вв. приводит к выводу, что объективно ни энапографы, ни «свобод- ные» колоны не имели достаточно обеспеченных законодатель- ной защитой прав свободных и равноправных с земельным соб- ственником (у которого они арендовали землю) людей. Это станет особенно ясным при изучении дальнейших судеб законодатель- ства о колонате в Византии VI в. В целом следует признать, что хотя теоретическая разработка правовых отношений колонов не получила в византийском зако- нодательстве IV—V вв. законченного развития, все же этот раз- дел истории ранневизантийского права явился существенным и 29 С. J. И, 48, 19. 44
новым вкладом в юридическую науку того времени. Дальнейшие многочисленные законоположения по вопросу о колонате, которые дошли до нас в составе свода Юстиниана, главным образом в Ко- дексе Юстиниана и Новеллах Юстиниана, а также в нескольких новеллах его преемников, лишь развивают далее те положения, которые были выработаны в рассматриваемый нами период. Ранневизантийское законодательство уделяло значительно меньше внимания вопросу о положении свободных крестьян и крестьянским общинам, чем колонату. Если не считать отдельных упоминаний о их существовании в византийских провинциях, а также неоднократно комментировавшихся исследователями зако- нов о патроцинии, включенных в кодексы Феодосия и Юстиниана, законодательство ими по существу занималось мало. В законода- тельных памятниках IV—VI вв. мы не находим каких-либо де- тальных регламентаций внутреннего устройства таких общин и рассмотрения внутренних взаимоотношений между крестьянами, подобно тому как это сделано позднее в Земледельческом законе. Сведения о жизни крестьянских общин могут быть почерпнуты главным образом из литературных памятников.30 Колонат не является единственным юридическим институтом, который стал по-новому и интенсивно разрабатываться в ранне- византийском праве. Очень значительно было то внимание, кото- рое уделялось законодателями и юристами пересмотру учения о правах лиц, входивших в состав familia. Как свидетельствуют римские юристы, институт римской familia и положение ее членов составляли один из краеугольных камней римского права класси- ческой эпохи. Гай писал в Институциях: «Нет никаких других людей, которые имели бы такую власть (potestatem) над своими сыновьями, какую имеем мы».31 Фамилия — одна из важнейших социальных ячеек римского общества — в результате многочис- ленных законов, стремившихся привести в соответствие сущест- вовавшие нормы права с изменившимися обычаями ранней Ви- зантии, претерпевает существенные перемены. Исследователи вполне основательно считают, что в семейном, брачном и иму- щественном праве IV—V вв. бросается в глаза разрыв с тради- цией.32 Если уже в более ранний период намечались некоторые изменения этого института, то для интересующего нас времени 30 Из обширной литературы по этому вопросу отметим работы: Лев- ченко М. В. Материалы для внутренней истории Восточноримской импе- рии V—VI вв. — ВС, 1945, с. 2—53; Таубеншлаг Р. Сельские общины в романизованных провинциях Востока времени Диоклетиана. — ВВ, 1958, 13; Фихман И. Ф. К развитию патроциниев в византийском Египте.— ВВ, 1968, 29, с. 45—52; Lemerle Р. Esquisse pour une histoire agraire de By- zance. Les sources et les problemes. — Revue historique, 1958, 219, p. 32—74. 31 Gai inst. 1, 55; Inst. 1, 9, 2. — Специальное детальное исследование происшедших изменений очень четко сформулировано в курсе Бонфанте (Bonfante. Corso, I, 1963). 32 Wieacker. Vulgarismus, 1955, S. 47. 45
можно констатировать черты коренной его перестройки. Разрыв уз, сковывавших прежде ее членов, находившихся полностью во власти pater familias — домовладыки, шел в разных направлениях. Утверждение большей самостоятельности жены, охрана ее иму- щественных прав, защита имущественных прав детей от произ- вола домовладыки и так далее засвидетельствованы многочислен- ными законодательными постановлениями.33 Рост самостоятель- ности лиц, находившихся прежде во власти домовладыки без тени самостоятельности, теперь четко выступает в семейном иму- щественном праве. В греческом праве приданое считалось собственностью жены. В отличие от греческого права в классическом римском праве приданое считается собственностью мужа.34 Имущество мужа и жены являлось раздельным, но муж обязан был содержать жену и за это приобретал права на ее приданое. Все, находящееся в доме, считалось собственностью мужа.35 Ранневизантийское право трактует вопрос иначе, существенно изменяя его в том духе, как это было в греческом праве. Это развитие привело в IV в. к тому, что законодатель прямо предписал мужу в случае расторжения брака возвращать приданое жене.36 Из этого с не- обходимостью следует, что муж не признавался собственником приданого, подобно тому как это было в классическом римском праве. Равным образом в официальное законодательство под явным воздействием обычного права проникла теория о двойственном характере собственности отца и детей на материнское имущество. За отцом признавалось право пользоваться этим имуществом (bona materna), но он пе имел права отчуждения его. После смерти отца материнское имущество не включалось в общую наследственную массу, подлежащую разделу между всеми наслед- никами, а переходило непосредственно к детям.37 Отметим также некоторые изменения, внесенные законода- тельством в византийское семейное право в IV—V вв. В то время как браки между свободными и рабами считались все еще недей- ствительными,38 брак лиц, имевших статус колонов, признавался законным. Законным считался и брак колонов с лицами свобод- ного статуса вообще.39 В начале периода оставались в силе за- 33 Kaser. RPR, II, 1959, S. 72 f., 117 f. Подробности см.: Bonfante. Corso, I, 1963. 34 Особенно четко это выражено в отрывке из 24-й книги Павла (ad Sa- binum)=Dig. 23, 3, 1. Назначение приданого — постоянное, и по желанию того, кто его дает, договариваются так, чтобы оно всегда было у мужа (Seidl. Privatrecht, 1963, S. 222). 35 Seidl. Privatrecht, 1963, S. 222. 36 C. J. 5, 12, 30 (30 октября 529 г.); Levy, I, 1951, p. 81 sq. 37 Kaser. RPR, II, 1959, S. 154. 38 При Юстиниане в 536 г. это положение было пересмотрено. 39 Известные колебания законодателей нашли свое отражение в шат- кости терминологии. В законе Зенона (без даты), обращенном к препозиту 46
прещения браков лиц, принадлежавших к высшему сенаторскому сословию и имевших сан perfectissimi, а также и других подобных сановников, с женщинами, относившимися к низшему разряду — служанками, вольноотпущенницами, актрисами и т. n?v В то же время появляются новые запрещения браков между родственниками, свойственниками,40 41 между христианами и ев- реями,42 между лицами, занимающими административные посты в провинциях, и женщинами, живущими в тех же подчиненных им провинциях, и т. п.43 Строго каралось вступление вдов во второй брак до истечения установленного срока.44 Общей тенденцией законодательного регламентирования бра- ков в ранней Византии становится прогрессирующее стремление к устранению неравенства мужа и жены в имущественном отно- шении. Некоторые исследователи связывают эту тенденцию с влиянием христианской церкви. Этим же влиянием объясняют предписания законодателей затруднять и запрещать развод и вторичное вступление в брак.45 Разумеется, подобные тенденции могут иметь свое объяснение в желании стабилизировать семью как одну из важных социальных ячеек общества, на которую могло бы опираться Византийское государство, старавшееся вместе с официальной церковью добиться всестороннего укрепле- ния устоев строившегося нового феодального общества. Законо- дательное признание постепенно получает и конкубинат как форма супружества, распространенная среди лиц, которые вслед- ствие неравенства социального и имущественного положения не могли заключать брак по всем правилам, установленным зако- ном (matrimonium). В IV в. закон Константина осуждал лиц, прибегавших в таких случаях к конкубинату, угрожая им ка- рами. Однако к концу ранневизантийского периода и в VI в. суровые запреты постепенно смягчаются.46 Главным отличием священного кубикула Хризероту, где речь идет о колонах на фискальных землях (praediis tamiacis), эти колебания законодателей проявились с пол- ной очевидностью. Говоря о браке (matrimonium) свободного колона с жен- щиной такого же статуса, законодатель тут же говорит о детях, родив- шихся от такого внебрачного сожительства (contubernium). — С. J 11 69 1; cf. Kaser. RPR, II, 1959, S. 100. ’ ’ 40 C. Th. 4, 6, 3 (21 июля 336 г.) = С. J. 5, 27, 1. 41 Эти законоположения подробно рассмотрены в специальной литера- туре. Отметим законы Диоклетиана 291 и 295 гг., известные нам из Coll. 6,4 и 6, 5 (FIRA, II, 1964, р. 558—561) и из С. J. 5, 4, 17 (1 мая 295 г.); С. Th. 3, 12, 1 (31 марта 342 г.). Некоторые из этих законов, имевших силу на За- паде, в Византии были отменены. См.: С. J. 5, 4, 19 (И июня 405 г) 42 С. Th. 16, 8, 6 (13 августа 339 г.). 43 С. Th. 13, И, 1 (17 июня 380 г.). 44 С. J. 5, 9, 1 = 6, 56, 4 (18 декабря 380? г.); С. Th. 3, 8, 1 и С. J 5, 9, 2 (30 мая 381 г.). 45 Kaser. RPR, II, 1959, S. 117 (с библиографией), cf. Biondi. Diritto IT, 1952, p. 211 sq.; Ill, 1954, p. 105 sq. 46 C. Th. 4, 6, 3=C. J. 5, 27, 1 (29 апреля 336 г.). Последовательные этапы развития законодательства в этом направлении отчетливо прослежи- 47
конкубината от matrimonium являются имущественные права детей, рождающихся от такого союза, так называемые filii natu- rales.* 47 Интересные наблюдения над изменением терминологии, ха- рактеризующей положение детей, рожденных вне законного брака, в постклассическом (раппевизаптийском) праве по отно- шению к праву предшествующего времени сделаны X. 10. Воль- фом. Исследователь считает, что термин filius или filia naturalis, как и pater naturalis, присущ постклассическому праву. С точки зрения классического римского права, возможность причислять подобных детей к членам римской фамилии была немыслима. «Классические юристы никогда не употребляли термина naturalis для обозначения родства между римским гражданином и его сво- боднорожденным сыном, рожденным вне брака».48 Обычная тер- минология императорских рескриптов в классический период по отношению к такому ребенку — vulgo quaesitus или spurius, т. е. «прижитый» или «незаконнорожденный». Его никогда не рассматривали как члена фамилии и ему даже отказывали в на- звании «сын» (filius). Детальное рассмотрение словоупотребле- ния в постклассических источниках вносит, правда, в эти поло- жения некоторые уточнения, на которых мы не будем останавли- ваться, однако они не меняют сути дела. При изучении ранне- византийского права важно и то, что изменения понятий и соответственно терминологии произошли, по мнению Вольфа, главным образом от воздействия па римское греческого права. Именно греческое право заставило византийских императоров решать в более благоприятном смысле вопрос о легальном ста- тусе незаконных детей и ослабить свою враждебность по отноше- нию к конкубинату. Греческий эквивалент латинского filius natu- ralis vo&oc рассматривался как член о*хо; («дома» или «фами- лии») своего отца и как второочередный наследник отца.49 В новелле Феодосия II (Nov. Theod. 22, 1, 8 от 16 декабря 442 г.), воспроизведенной с незначительными изменениями в Ко- дексе Юстипиана (С. J. 5, 27, 3) и специально посвященной иму- щественным правам декурионов и их filiis naturalibus, конкуби- нат характеризуется как менее законный, но признанный нерав- ный союз (ср.: ex inaequali conjugio). В Кодексе Феодосия (С. Th. 4, 6, 7 (426 г.)) оп именуется законным супружеством — legitima ваются в конституциях VI в. См.: С. J. 5, 4, 23 (Юстин, 520—523 гг.); 7, 15, 3 (1 ноября 531 г.); 6, 4, 4, 3 (1 декабря 531 г.); 5, 4, 29, 6 (без даты’ Юстиниан); Nov. Just. 78, 3 (1 сентября 539 г.) и, наконец, Nov. Just. 117, 6 (18 декабря 542 г.), где закон Константина (С. J. 5, 27, 1) был оконча- тельно отменен. 47 О постепенном росте прав filii naturales см.: Arangio-Ruiz. Isti- tuzioni, 1954, p. 463; Kaser. RPR, IT, 1959, S. 126 f. 48 Wolff H. J. The background of the postclassical legislation on illegi- timacy (1945). Opuscula dispersa. Amsterdam, 1974, p. 138. 49 Ibid., p. 145—159 (там же ссылки на византийские источники). 48
conjunctio. Колебания в терминологии отражают отсутствие вполне определившегося отношения к конкубинату со стороны сменяющих друг друга императоров. Однако в целом законода- тельство V в. подготовляет почву для того расширения и узако- нения прав конкубины и ее детей, которое характерно уже для законодательства Юстиниана в VI в. В Кодексе Юстиниана (С. J. 6, 57, 5, 2 от 17 сентября 529 г.) конкубинат именуется дозволенным законом образом жизни — licita consuetude. В праве IV—V вв. значительное внимание уделялось разра- ботке новых форм имущественных отношений членов семьи. Это ярко проявилось, в частности, в институтах приданого и пред- брачного дара мужа. Старые формы словесной договоренности о приданом отмирают. Вместо классических форм вербальных stipulatio и dictio dotis эти обещания облекаются обычно в пись- менную форму50 и впоследствии предписываются законом и по- лучают защиту закона.51 Разрабатывается также и вопрос о доле, вносимой при вступ- лении в брак мужем, называемой до VI в. «предбрачным даром», с VI в. — «брачным даром». Этот обычай был, по свидетельству Институций Юстиниана, неизвестен древним52 и является ново- введением рапневизантийского законодательства. Возможно, что в признании этого нового института сказывалось влияние обы- чаев, имевших распространение в восточных провинциях. Обращает на себя внимание тот факт, что в Сирийском за- коннике V в. вопросам брачного имущественного права уделено значительное внимание.53 50 Леви отмечает, что в Кодексе Феодосия (С. Th. 3, 13, 4) закон Фео- досия и Валентиниана от 20 февраля 428 г., обращенный к префекту пре- тория Гиерию (с интерполяцией слов «либо в письменной, либо нет» и про- пуском слов «обещание или» (dictio vel, — Е. Л.)), в новой редакции Ко- декса Юстиниана (С. J. 5, 11, 6) не дает оснований сомневаться в том, что обещание приданого должно было быть письменным. Передача должна была быть осуществлена фактически. Одного документа было недостаточно. По-видимому, обязательная регистрация не была предписана законодатель- ством — фактически же передача предварялась или сопровождалась пись- менным документом (Levy, I, 1951, р. 170). 51 Kaser. RPR, II, 1959, S. 128 (с библиографией). 52 Существует другой род даров прижизненных (inter vivos), совер- шенно неизвестных древним авторитетам, введенный впоследствии поздней- шими императорами. Этот род дара назывался «предбрачным» (Inst. 2, 7, 3). 53 Текст Законника был опубликован с немецким переводом в книге: Bruns К. und Sa ch an Е. Syrisch-r'omisches Rechtsbuch. 1880. Он содер- жится в сирийской версии Законника в рукописи Парижской националь- ной библиотеки Syr. 112 (§ 40), в арабской версии Бодлеянской библиотеки в Оксфорде Thom. Roe 26 (§ 51) ив армянской версии Берлинской библио- теки Orient. Oct. 278 (§ 45). В латинском переводе, выполненном К. Фер- рини с лондонской арамейской рукописи и пересмотренном вновь С. Нал- лино и Дж. Фурлани с учетом трех других позднее обнаруженных рукопи- сей (R I, R II, R III), этот текст отсутствует. Публикация текстов трех латинских редакций лондонских рукописей см. в издании S а с h a u Е. Sy- rische Rechtsbucher, I. Berlin, 1907. Латинский перевод Законника см.: FIRA. 49
Историки римского и византийского права (Цахариэ, Леви, Казер и др.) неоднократно обращали внимание на то, что стрем- ление к письменному оформлению договоров было присуще вос- точным районам империи. Хотя составление таких документов еще на протяжении IV в., несмотря на распространение этого обычая, не получило характера обязательного для всех закона, этот обычай нашел свое отражение в Законнике. Эти черты отчетливо высту- пают в Законнике в одной из статей, трактующей как раз о пред- брачном даре и о приданом. В интересующей нас статье Закон- ника говорится: «Об обручении женщин. Законы благоче- стивых императоров предписывают: если мужчина обручается с какой-либо женщиной, намереваясь жениться на ней, то иму- щество, которое она приносит своему мужу из дома своего отца, вписывается в ее приданое (cpepvnq) ,54 И то, что приносит муж и дает жене, записывается как его дар (Swosa), так как обе стороны между собой соединились и заключили договор, о чем бы ни шла речь, будь то золото или имения, одежды или серебро, рабы или вьючные животные, или лошади, верблюды, или стада овец, в каждой стране по своему закону. И следующим образом жены приносят свое приданое. В провинциях, городах империи и во всех странах Запада имеется обычай, что муж приносит в дар жене и ровно столько записывает ей, сколько она приносит из всех имений, из всех видов животных и всех вещей. Если жена приносит вещей на сумму около 100 динаров, то и он записывает в дар вещей па сумму около 100 динаров. Если она приносит больше, то и он приносит больше. Если она приносит меньше, то и он приносит меньше. И так они друг другу приносят равную долю, жена в <pepvnq, муж в 8<иоеа. В странах же Востока существует другой обычай. Оп состоит в том, что когда жена приносит в при- даное на сумму около 100 динаров вещей, то муж приносит по- ловину, т. е. на сумму 50 динаров».55 В армянской версии Закон- ника фраза «В провинциях, городах империи и во всех странах Запада» передана иначе: «В царственном городе Константино- поле и во всех странах Запада». Из приведенного текста с оче- видностью вытекает, что в пределах империи не было полного единообразия. Отдельные провинции Востока, по-видимому, со- храняли свои обычаи, во многом отличные от законов, приме- нявшихся па Западе. Данные папирологических материалов II, 1964, р. 753. Как полагают, сирийский перевод был выполнен с грече- ского в середине VIII в. (Brit. Add. 14, 528). 54 В оригинале сохранены эти и следующие греческие термины в гре- ческой транскрипции. О терминах см.: S е 1 b. Rechtsbuch, 1964, S. 150 f. 55 В ru n s К. und S a c h a u E. Syrisch-rdmisches Rechtsbuch, S. 58, § 45. В арабской версии § 51 (S. 93—94) и армянской § 45 (S. 127) упоми- нается имя императора Льва. Речь идет о византийском императоре Льве I (Selb. Rechtsbuch, 1964, р. 131g). 50
Египта подтверждают это положение.56 Вместе с тем следует от- метить влияние местного обычного права на формы семейно-иму- щественных отношений.57 В ранневизантийском праве при пере- даче приданого обязательственный договор сливается, в отличие от норм классического римского права, с осуществляемой сразу же передачей собственности на приданое — черта, типичная для обычноправовых отношений и «вульгарного» права посткласси- ческого периода. Для этого требуется только фактическая пере- дача приданого. Позднее положение меняется. Немаловажное значение в ряду проблем, которые разрабаты^ вались юристами IV—V вв. в области семейно-имуществепныХ отношений, в законодательстве того времени занимали вопросы взаимоотношения прав домовладыки — pater familias — и под- властных ему членов семьи. Увеличение имущественной самостоя- тельности детей особенно заметно сказывается в развитии учения о peculium castrense и quasi castrense.58 Еще в довизантийское время, со времени императора Ав- густа, peculium castrense являлся видом собственности сыновей, приобретенной на военной службе, которая, в отличие от другого их пекулия, могла быть оставлена ими по завещанию.59 Как ука- зано в Институциях Юстиниана (Inst. 2, 12 pr.), те лица, кото- рые являются подвластными, как правило, не располагают правом завещания. Они не имеют этого права, если даже это раз- решают родители. Солдаты же, находившиеся в положении под- властных лиц, составляли в этом отношении исключение. Перво- начально такой привилегией пользовались только те солдаты, которые состояли на действительной военной службе. Позднее, во II в. при императоре Адриане, эта привилегия стала приме- няться и по отношению к ветеранам, т. е. тем солдатам, которые уже отбыли службу и вышли в отставку. Ветераны могли, таким образом, располагать собственностью на имущество, которое они приобрели на военной службе. В случае их смерти без завещания такое имущество — peculium castrense — при отсутствии у них детей по общему правилу переходило к их родителям. В Инсти- туциях разъясняется, что этот род имущества подвластного лица не может быть отнят у него ни самим отцом, ни продан его кре- диторам. После смерти отца это имущество включается в ту часть наследства, которая подлежит разделу между братьями, «хотя 56 Taubenschlag. Law, 1955, р. 48. 57 Для решения этого вопроса имеет значение сопоставление приведен- ного текста Сирийского законника с 97-й новеллой Юстиниана от 1 де- кабря 539 г., предписывавшей обязательное равенство брачного дара мужа с приданым жены. По мнению некоторых ученых, эта новелла была из- дана с учетом данных Законника. См.: Эклога, 1965, с. 28, прим. 78 (с биб- лиографией) . 58 Levy, I, 1951, р. 170 sq. 59 Ср.: Dig. 49, 17, И (из «Правил» Помпония), где говорится, на осно- вании замечаний Марцелла, что отцам ничего не причитается из иму- щества их сыновей, приобретенного на войне (ex castrensibus bonis). 51
по гражданскому праву пекулий всех подвластных родителям лиц является имуществом родителей (in bonis parenlibus compu- tantur), подобно пекулию сервов». Вопрос о peculium castrense освещен в специальном титуле Дигест (Dig. 49, 17) и в ряде конституций Кодексов Феодосия и Юстиниана.60 Феофил в Парафразе к Институциям Юстиниана (Inst. 2, 12, pr. 1) отмечает четыре главных пункта, которые отличали в VI в. такой пекулий от гражданского (кауаусхоб): 1. Право завещания peculium castrense, предоставляемое солдату. 2. Невозможность отчуждения пекулия отцом солдата. 3. Невозможность его про- дажи для удовлетворения кредиторов отца. 4. Исключение pecu- lium castrense из общей наследственной массы имущества отца.61 С IV в., со времен Константина, к peculium castrense стало приравниваться в виде особой привилегии имущество граждан- ских и церковных служащих. Однако имеются частичные отличия в правах наследования подобного пекулия. Законы обеспечивают право собственности на такое имущество (т. е. на заработанное или полученное в дар от императора во время пребывания на го- сударственной службе) начиная с закона Константина (адресо- ванного префекту города Северу о дворцовых чиновниках — De castrensi omnium palatinorum peculio). Они неоднократно по- вторяются и позднее на протяжении всего V в., а затем и в VI в. Привилегиями в пользовании пекулием, рассматривавшимся как особого вида личная собственность человека, приобретшего ее на государственной службе, располагали придворные служащие, ад- вокаты в судебных установлениях, служащие канцелярии пре- фекта претория, епископы, священники, диаконы и т. д.62 Если раздел права, обеспечивающего преимущества солдат- ского пекулия, начал разрабатываться еще в довизантийское время,63 64 то второй вид пекулия — пекулия гражданских лиц — явился тем новым звеном, которое внесли византийские законо- веды в связи с нараставшей бюрократизацией империи. Следует обратить также внимание и на то, что большая часть законов, регламентирующих распоряжение этим видом собственности, была 60 Конституции по этому вопросу начинаются с 223 г.: С. J. 12, 36, 1 (13 ноября 23 г.); 42, 36, 2 (24 июня 224 г.); 12, 36, 3 (13 октября 224 г.); 12, 36, 4 (238—244 гг.); 6, 20, 12, 2 (22 января 294 г.); 3, 28, 24 (3 де- кабря 294 г.); С. Th. 6, 36, 1 = С. J. 12, 30, 1 (23 мая 326 г.); 12, 35, 10 (29 мая 349 г.); С. Th. 2, 10, 6=G. J. 2, 7, 4 (23 марта 422 г.); С. Th. .1, 34, 2=G. J. 1, 51, 7 (23 марта 422 г.); С. J. 2, 7, 7 (7 сентября 439 г.— Иллирик); 2, 7, 8 (30 декабря 440 г.); 12, 36, 6 (444 г.); 1, 3, 33 (34) (4 апреля 472 г.); 12, 16, 5 (497—499 гг.). 61 Theoph. inst. 2, 12 pr. 62 G. J. 1, 3, 33 (34) (472 г.); 12, 36 (37), 6 (444 г.); Ara n g i о - R u i z. Istituzioni, 1954, p. 477 sq. 64 О завещаниях солдат и peculium castrense см. также: Amelotti. Testamento, 1966, p. 104 sq. 52
издана для Византии или провинций, которые занимали проме- жуточное положение (Иллирик). Пекулий как неограниченная собственность домовладыки, ко- торую он передает подвластному сыну (согласно классическому римскому праву) лишь в пользование, в праве IV—V вв. рас- сматривается просто как собственное имущество сына, наподобие имущества, имеющегося у раба, прокуратора, колона и т. н., ко- торые сами несут ответственность за долги. Казер характеризует правовой статус имущества сына в этом «вульгарном» праве как «собственное имущество» (ohne weiteres als Eigenvermogen). Сын не может располагать имуществом без разрешения отца, но несет сам полную ответственность за него. Очень важно то, что и рабы, подобно свободным колонам, прокураторам, несут такую же от- ветственность. Господин более за них не отвечает. Глубокая ломка старых представлений и старых правоотношений здесь налицо.64 Наряду с еще более ярко отражающей влияние обычноправо- вых отношений новой регламентацией прав детей на материнское имущество и детальное имущество учение о пекулии существен- ным образом изменило структуру взаимоотношений членов семьи. Права детей развивались и в других видах имущества (права на приобретения, полученные от супруга, на доходы от приданого, от предбрачного дара и т. д.) ,64 65 66 В результате отец из неограниченного владыки превращается во многих отношениях в узуфруктуария, т. е. в лицо, которое использует имущество лишь временно от лица другого человека.00 Чрезвычайно возрастает самостоятельность детей и с заменой аг- натического принципа привлечения к наследованию когнатиче- ским. Подвластные сыновья в ранневизантийский период широко привлекаются и к несению новых функций в процессуальном праве при когниционном или либеллярном процессе.67 Параллельно росту самостоятельности детей возрастает и рас- ширяется правоспособность жены. Одной из важных черт этого развития является допуск жены или вдовы к выполнению функ- ций опеки над несовершеннолетними детьми. Хотя еще в клас- сическом праве жена несла некоторые функции по воспитанию и наблюдению за детьми, однако опекунами оставались лишь муж- чины, в отличие от норм эллинистического права, допускавших к несению функций опекунов и женщин.68 64 Kaser. RPR, II, 1959, S. 152, 69. 65 Ibid., S. 155 f. 66 У греков власть pater familias прекращалась с достижением опреде- ленного возраста подвластного лица. Именно римляне продлили ее на по- жизненный срок (Seidl. Rechtsgeschichte Agyptens, 1973, S. 137). 67 Ar a ngi о - Ru i z. Istituzioni, 1954, p. 478; Kaser. RZPR, 1966, S. 449. 68 Kaser. RPR, I, 1955, S. 3U0; II, 1959, S. 162 f. (с библиографией). Таубеншлаг, однако, отмечает, что в Египте, несмотря на наличие много- численных упоминаний женщин в качестве попечительниц о детях 53
Новым моментом в развитии институтов опеки (tutela), попе- чительства (сига) в ранневизантийское время является тенденция к слиянию этих институтов. Возрастает также роль государствен- ной регламентации опеки и попечительства.69 В дальнейшем к функциям попечительства стали привлекаться целые учреждения, обычно церковные и благотворительные. Как опекуны, так и попечители либо назначаются магистратами — го- родским эпархом, сенаторами, претором, либо в большинстве слу- чаев утверждаются ими.70 Следует отметить, что в учении о субъ- ектах нрав в интересующее нас время начинает разрабатываться тема, неизвестная античности — теория юридической личности учреждений. Хотя эта теория и не получила дальнейшего и сколько-нибудь систематического развития, однако самое начало постановки нового вопроса заслуживает внимания при анализе развития юридической науки ранневизантийской эпохи. Множив- шиеся в эти времена церковные и связанные с пими благотвори- тельные учреждения (piae causae, venerabiles domus) стали рас- сматриваться как субъекты юридических прав, наделенные граж- данской правоспособностью. Они могли приобретать имущество, выступать в суде в качестве тяжущихся сторон, получать наслед- ство по завещаниям, пользоваться привилегиями. Все же, однако, разработка этих вопросов оставалась делом будущего, выходящего за рамки развития византийского права. Характерной чертой для развития византийского права в пер- вый период является также ограничение правоспособности от- дельных лиц по вероисповедному признаку. Язычники и евреи были лишены права занимать должности па государственной службе; лица, отступавшие от господствующей церкви, были уре- заны в правах наследования, не могли составлять завещаний, выступать в качестве свидетелей; 71 еретики, не разделявшие дог- матов православия, преследовались по закону. В целом можно констатировать наличие ряда существенно но- вых черт в области разработки личных прав, которое свидетель- (срроутСатркх — В. G. U. 16623_4, 182 г. или елахоХои^тркх — 1070, 218 г.; Оху. 909, 4, 225 г.; Lips. 9, 233 г.; Оху. 907, 18, 276 г.; xr^eaxpia — Thead. 18, III—IV вв.; Oxf. 15, III в.; Tipooixoucja — bond. II, 196, p. 152, I—II вв.; Strassb. 150, III в. (exbixou xexvwv); Fuad. I, Univ. 24, 251—262 гг. без обозначения «мать», как управитель имущества детей Оху. 1274, III в.), она всегда действует вместе с официальным опекуном. Нет случаев, как констатирует Таубеншлаг, чтобы римская мать была назначена официаль- ным опекуном (Taubenschlag. Law, 1955, р. 154—155). 69 Rein. Privatrecht, 1858, S. 512 f. Г. Дернбург, приводя определение опеки по Дигестам, характеризует опеку как суррогат отцовской власти (Дернбург Г. Пандекты, III, кн. 4 и 5. Семейственное и наследственное право. СПб., 1911, с. 97). 70 Inst. 1, 20, 4; С. Th. 3, 17, 3 (27 декабря 389 г.). В Кодексе Юстиниана закон повторен с небольшими изменениями и дополнениями (С. J. 5, 33, 1 (30 декабря 389 г.)). 71 Хвостов В. М. История римского права. М., 1905, с. 375. Подроб- ности см.: Biondi. Diritto, I, 1952, р. 260 sq.; Ill, 1954, p. 91 sq. 54
ствует об интенсивной работе византийских юристов. Разработка эта шла не планомерно, а от случая к случаю, притом законода- тельные предписания иногда во многом противоречили друг другу или были сформулированы недостаточно четко, требуя дальней- ших разъяснений и уточнений. Одним из важнейших разделов в теории гражданского права является вещное право и его наиболее существенное звено — уче- ние о праве собственности и владения. В источниках классического римского права нет определения права собственности. Как указывал Бонфанте, попытки опреде- лений права собственности являются результатом мысли позд- нейших исследователей.72 Тем не менее в своих конкретных вы- сказываниях классические юристы исходили из совершенно оп- ределенных понятий, согласно которым между собственностью и владением имелись резко выраженные границы. Цицерон определял собственность как in re potestas, т. е. вер- ховную власть над вещью. Классические юристы эпохи империи до Северов обозначали собственность термином dominium, а но- сителя права собственности — термином dominus.73 Позднее, в римско-эллинистический период, юрисконсульты пользуются для обозначения собственности термином proprietas, который обо- значал исключительную принадлежность, абсолютную принадлеж- ность и который возник, по-видимому, для того, чтобы отграничить право собственности от его антитезы — узуфрукта. Дейст- вительно, употребляются выражения dominus proprietatis в про- тивовес dominus usufructus. Другие выражения, которые встре- чаются по крайней мере у древнейших юристов, Бонфанте счи- тал интерполяцией позднейших постклассических редакторов.74 Характеризуя на основании многочисленных и разнообразных высказываний классических юристов право собственности пе- риода расцвета римского права, специалисты отмечают следую- щие его черты, во многом, разумеется, расходящиеся с современ- ным понятием права собственности. 1. Господство абсолютное, внутренне неограниченное, над вещью. 2. Всепоглощающее и всеобъемлющее. Земля вместе со всем, что к ней принадлежит — водой, металлами, кладами, зданиями т. д. 3. Римская земельная собственность является иммунной, сво- бодной от всяких тягот, будь то общественные, будь то частные. 72 Во nf ante. Corso, IT, 1966, p. 233. 73 Древнейшее обозначение собственности, происходившее от термина manus, было mancupium или mancipium (В о n f a n t е. Corso, II, 1966, р. 231). Классические юрисконсульты употребляли термин dominium и как синоним слова ins. См., например: Dig. 50, 16 (Ulp.): pater familias qui in domo dominium habet (В о n f a n t e. Corso, II, 1966, p. 232). 74 Так, в Dig. 41, 1, 13 интерполированы слова: id est proprietas. В том же тексте § 1 полностью интерполирован. 55
Это настолько существенная черта, что обложение земли каким- либо налогом уничтожает собственность. Это то, что происходило в широкой степени на провинциальных землях, обложенных на- логами в пользу императора или римского народа, и то, что имело место по отношению к землям, с которых взыскивались подати. Император, римский народ рассматривались как собственники. Пользование даже полное, даже постоянное, которым распола- гали владельцы, не считалось собственностью. Оно посило наиме- нование владения (possessio) или узуфрукта.75 4. Римская собственность отличалась, наконец, тем, что она носила постоянный характер. Право собственности на время счи- талось несовместимым с понятием собственности.76 Разумеется, с ходом исторического развития в это абсолютное понятие собственности были внесены изменения, обозначились границы собственности. Из собственности были выделены, напри- мер, клады, полезные ископаемые, появились права суперфиция, сервитуты и т. д. Однако основные представления о всеобъем- лющем и важнейшем среди других прав праве собственности ос- тавались нерушимыми до конца III в. Свобода от налогового обложения римской гражданской соб- ственности на итальянских землях была нарушена законом Диок- летиана 292 г. Основа различия между римской собственностью и владением в провинциях была подорвана. Диоклетиан уже при- менял к провинциальным землям термин proprietas (собствен- ность) вместо possessio.77 Possessio означало в его классическом смысле фактическое обладание вещью, независимо от вопроса о праве па него (ius possidendi) и от способов его приобретения (causa possessionis). Поэтому юридически владение не имеет ничего общего с собственностью. Владельцем может быть как собственник, так и несобственник. Принципиальное отличие соб- ственности от владения проходит красной нитью через все рим- ское право начиная с самых первых моментов владельческой за- щиты. Во владельческих процессах, основанных па посессорных интердиктах, даже самые очевидные возражения о собственности не допускались.78 Для владения (в понимании римских классических юристов) были необходимы два элемента — фактическое господство пад вещью и воля (animus) владеть. Когда оба элемента соединялись в одном лице, возникало владение. Менее четко формулировалось отличие владения, имеющего юридическую защиту — possessio, 75 Gai inst. 2, 7; cf. Theoph. inst. 2, 1, 40. См. также об абсолютном ха- рактере римской собственности в специальном исследовании Казера: К а- s е г. Eigentum, 1943, S. V. 76 Bonfante. Corso, ТТ, 1966, р. 243—245. Бонфанте указывает, что древнее римское право не знало налога на собственность. Налог носил либо личный характер, либо взимался за вещи, имущество. 77 Bonfante. Corso, IT, 1966, р. 245. 78 Покровский. История, 1918, с. 266 сл. 56
от держания (detentio). Можно было бы считать основным то, что обладание, соединенное с волей владеть для себя (будь то собственник, добросовестный приобретатель и даже вор) и которое владелец может от своего имени защищать перед судом, квалифи- цируется как possessio. Владение же от чужого имени рассматри- вается как держание. Такое первоначальное различие, однако, не выдерживалось еще и в классическом римском праве. В некото- рых случаях производного владения от чужого имени (кредитора заложенной вещи, прекариста или секвестрария, получавшего вещь на сохранение от сторон до окончания спора) претор таким лицам предоставлял самостоятельную интердиктную защиту.79 Резкие различия между понятиями собственности и владения сказывались и в формах приобретения той и другой, и в формах исковой защиты. Для классических юристов различие между собственностью и владением было само собой разумеющимся. Ульпиан резюмировал это вполне четко, указывая, что «собствен- ность не имеет ничего общего с владением» (nihi] commune habet proprietas cum possessio).80 Павел отмечал, что защита права собственности проводится иными путями, чем защита владения.81 С конца III—начала IV в. в законодательстве встречается мно- жество примеров применения термина «владение» (possessio) в таких случаях, где, по терминологии классического римского права, речь должна была бы идти о собственности (dominium). Термин possessio трактуется более расширительно и менее точно, чем прежде. Он может теперь означать фактическое господство над вещью, полную собственность или ограниченные права.82 И хотя классические юристы считали такое смещение недопусти- мым, как о том свидетельствуют приведенные тексты Ульпиана и Павла, а также цитированный в Дигестах текст из сочинения Венулея «Об интердиктах»,83 источники говорят об обратном. Лица, наделенные правами пользования (узуфруктом), рассмат- риваются как располагающие всеми правами распоряжения вещью. Все это указывает на глубокую ломку старых понятий и представлений. Как отметил Э. Леви, термины possidere, pos- sessio и possessor начинают обычно применяться для обозначения 79 Там же, с. 270. — О классическом и расширительном постклассиче- ском понимании термина animus см.: Kaser. RPR, I, 1955, р. 207; II, 1959, р. 58 f.; Mas chi. Diritto romano, 1966, p. 487 sq.; Levy, I, 1951, p. 27, n. 49 (о позднейшем происхождении слов Папиниана в Dig. 41, 2, 49, 1: «quia possessio non tantum corporis sed et iuris est»). 80 Dig. 41, 2, 12, 1. 81 Павел указывает, что тот, кто возбуждает дело о владении с по- мощью интердикта, если он после того возбудит вещный иск (in rem agens), не сможет отразить притязаний противной стороны с помощью эксцепции, так как владение основывается на интердикте, собственность же — на иске (quoniam in interdicto possessio, in actione proprietas vertitur — Dig. 44, 2, 14, 3). 82 Levy, I, 1951, p. 21. 83 Dig. 41, 2, 52. 57
законного и постоянного характера управления собственностью. Одни и те же термины имеют в виду иногда и dominium, и ius in re aliena. Это положение обосновано исследователем ссылкой на многочисленные примеры императорских конституций IV—V вв. Так, например, термин possessio используется для обозначения собственности в конституциях, где речь идет о лицах, получив- ших владения в дар от императора и владевших ими до опреде- ленной даты. В конституциях часто термины, обозначающие соб- ственность и владение, бывают применены в одной и той же фразе без строгого различения их.84 Подобным же образом в ряде конституций частная собственность и различные постоянные права пользования на императорских доменах обозначаются тер- мином possidere. То же относится и к узуфрукту, в полном про- тиворечии с учением классических юристов, которые считали та- кое смешение столь же недопустимым, как и смешение собствен- ности и владения.85 Вследствие такого расширительного применения термин «вла- деть» обычно сопровождается всевозможными описательными дополнениями и оборотами, например «получишь право владеть непоколебимо» (inconcussum) — С. J. 7, 16, 5, 2 (222—235 гг.); «владение правом собственности» (iure dominii possidere) на за- ложенные вещи — С. J. 8, 22, 3 (239 г.). В то же время термин «владеть» не употреблялся по отношению к праву владения.86 В законе Константина (С. J. 7, 32, 10 от 22 января 314 г.) отме- чены две стороны, два элемента, определяющих понятие владе- ния: «Никто не сомневается, что владение имеет двойное осно- вание: одно состоит в праве (aliam quae iure consistit), другое — в телесном обладании (aliam quae corpore)». Этими словами юристы IV в. по-другому стали обозначать примерно те категории владения, которые аналогичны двум классическим категориям владения: владению, базирующемуся на гражданском праве (pos- sessio (iuris) civilis) — на iusta causa, и владению, основанному па естественном праве (possessio naturalis).87 Так как вся эта терминология оставалась не строго выдержанной, понятно, что для изложения законов в каждом отдельном случае требовались описательные обороты. Аналогичные явления наблюдаются и по отношению к тер- мину, обозначающему собственность. Во многих случаях термин «собственность» применяется тогда, когда, по классическому праву, речь должна была бы идти о владении. Например, в за- коне Валентиниана и Валента (С. Th. 5, 15, 15 от 29 июля364г.), 84 Levy, I, 1951, р. 22 sq., cf. G. Th. И, 7, 4 (327 г.); Nov. Th. 20, 1 (440 г.); Каината (Cannata. Possessio, 1962, p. 23) дает иную интер- претацию этой новеллы, стараясь примирить разнобой терминов. 85 Venul. Dig. 41, 2, 52 (Permisceri causa possessionis et usus fructus non oportet, quem admodum nec possessio et proprietas misceri debent). 86 Levy, I, 1951, p. 27, 47. 87 Dig. 41, 5, 2, 2; 45, 1, 38, 7; 41, 2, 24; Kaser. RPR, I, 1955, S. 326. 58
где говорится, что эмфитевтические имения удерживаются окку- пировавшими их частными лицами как полная собственность (pleno dominio).88 На первый взгляд создается впечатление, что играет роль не- точность терминологии, проистекающая из того, что в формули- ровании законов, очевидно с IV в., принимали участие лица, не имевшие достаточной специальной юридической подготовки. Ис- следователи неоднократно отмечали, что пренебрежение к стро- гой юридической терминологии и внедрение морализующих поло- жений и риторических оборотов являются характерной чертой ис- точников того времени.89 Утрата точности в терминологии нередко ставится в связь с теми глубокими социальными, этническими, географическими изменениями, которые претерпел римский мир и Римское госу- дарство, особенно после кризиса III в. Внедрение в официальное римское право норм обычного права народов Востока империи, эллинистических обычаев, отличных от римских, а также форм, проникнувших из обиходной многоязычной речи, вне сомнения, пе могло не повлиять на язык юридических документов и на фор- мулировки законов. Подобные серьезные терминологические из- менения и пересмотр столь важных для общественно-экономиче- ской жизни институтов, как институты собственности и владения, пе говоря уже о других, не могут не расцениваться как сигна- лизация о глубокой общественной перестройке. Мы не касаемся здесь данных, которые являются предметом детального изучения в специальных папирологических исследованиях по этому воп- росу. Отметим лишь, что в документальном материале египетских папирусов были констатированы параллельные процессы, хотя и пе вполне аналогичные тем, которые засвидетельствованы дан- ными византийского законодательства, В документах византий- ского Египта IV—V вв. также стираются грани между владением (vop-nq — греческий эквивалент латинского possessio) и собствен- ностью (Вестготе t а — греческий эквивалент латинского dominium или proprietas). Греческие термины vop-nq и ВестготеIа встречаются вместе в одной и той же фразе. Термин Вестготе их применяется к эмфитевтической аренде, гипотеке. Как и в законодательстве, используются многословные описательные обороты для обозначе- ния полноты собственности.90 Законодательные памятники и документы свидетельствуют о том, что существенным образом изменились отношения собст- венности, появились новые ее виды, новые формы ее приобретения, вовсе пе известные или мало известные классическому римскому 88 Mitteis. Erbpacht, 1901, S. 47; Levy, I, 1951, p. 32. Там же другие примеры. 89 Wieacker. Recht, 1964, S. 39. "Wolff H. J. Das Vulgarproblem und die Papyri, — ZSSRA, 1974 91, S, 56, 87-92, 59
праву.91 Это становится очевидным, если сопоставить учение о собственности, из которого исходили в своих высказываниях классические римские юристы, с данными законодательных па- мятников IV—V вв. — памятников, в подготовке которых прини- мали, вероятно, участие наиболее квалифицированные и видные юристы ранневизантийского времени. Как мы уже отметили, классическое римское право содержит точные разграничения трех различных видов господства над вещью. Наиболее полный вид его (dominium или proprietas), т. е. собственность имела к началу интересующей нас эпохи истори- чески сложившиеся формы: римскую квиритскую собственность — первоначальную, древнейшую и некогда единственную форму собственности, и собственность преторскую или бонитарную. Это различие четко характеризует Гай.92 Многочисленные изменения, которые были внесены с течением времени преторским правом (бонитарная собственность, собственность перегринов в провин- циях), лишили первоначальной резкости ранее существовавшие непроницаемые грани между полным правом собственности рим- ских граждан (dominium ex iure Quiritium) и правом владения (possessio). К TV в. многие из присущих каждой из этих форм специфические средства приобретения прав и их защиты подверг- лись существенным изменениям. Некоторые из средств защиты выходят из употребления. Появляются и новые. Так, например, наряду с посессорным интердиктом unde vi, которым отстаива- лось владение юридическим владельцем недвижимости, насиль- ственно лишенным владения, с IV в. упоминается новый способ защиты в споре — momentaria possessio.93 Мнения исследователей по вопросу об этом способе защиты расходятся. Иск94 ведет свое происхождение, как указывает М. Казер, от интердикта unde vi и имеет такое обозначение по- тому, что печь идет о немедленном восстановлении нарушенного владения. В этом сказывается, как отмечает исследователь, пред- варительный характер иска.95 Позднее actio (causa) momentaria, momentanea, momenti противополагается спору о собственности, как главному (causa principalis). Ж. Малафосс считал, что из текста С. Th. 4, 22, 1 следует, что Константином был введен са- мостоятельный и новый интердикт (а не иск? — Е. Л.):96 «inter- dictum momentariae possessionis» наряду с прежним интердиктом 91 Biscardi A. Studi sulla leffislazione del basso impero, IT. Orienta- menti e tenderize del legislatore neBa desciplina dei rannorti reali. — Studi Senesi, 1940, 54. Цит. по: C a n n a t a. Possessio, 1962, p. 30 sq. 92 Gai inst. 2, 40. 93 C. Th. 4. 22, 1 (23 октября 326 г.)=С. J. 8, 5, 1; 3. 16, 1 (24 мая 366 r.);C. Th. 4, 22, 4 (18 декабря 396 г.); 4, 22, 6 (6 марта 414 г.) =С. J. 3. 6, 3. 94 С. Th. 4, 22, 6: momenti actio = С. J. 3, 6, 3: momentariae possessionis actio (6 марта 414 г.). 95 Kaser. RPR, IT, 1959, S. 185; Levy, I, 1951, p. 249 sq. 96 Следует обратить внимание на то, что термин «интердикт» в этом законе отсутствует. 60
«unde vi». Он был введен специально для колонов, зависимых людей и рабов, которые в отсутствие своего господина были из- гнаны из владений и при длительном отсутствии господина бла- годаря интердикту получили средство немедленной правовой за- щиты.97 Комментируя этот закон, Э. Зайдль обращает внимание па устарелость конституций, опиентировавшихся на Рим в обста- новке огромного нового мира. Защита владения, которая допуска- лась по старым законам только для самого владельца, а не для его арендаторов, фактически оставалась бесполезной, так как владелец мог быть далеко, а арендаторы не имели права возбу- дить дело перед претором сами. Значение новшества, введенного законом 326 г., заключалось не только в том, что оно давало воз- можность защищать владение от посягательств извне незамедли- тельно любому человеку, живущему там — арендатору, рабу и пр., но и в том, что все учение классических юристов (Ульпиана) о «владении» было опрокинуто. А то, что даже раб мог требовать по интердикту, противоречило еще глубже школьной науке.98 Другой шаг по пути отступления от норм классического рим- ского права состоял в том, что, как вытекает из закона С. Th. 9, 10, 3 (6 октября 319 г.)= С. J. 9, 12, 7, обращенного к префекту города Бассу, было отменено так называемое exceptio vitiosae pos- session's, т. e. возражения ответчика со ссылкой на недобросове- стное владение.99 Для того чтобы воспрепятствовать всяким аг- рессивным действиям, осуществляемым в защиту своего владе- ния, ответчика лишают возможности ссылаться на то, что обви- нитель до того самовольно же отнял у него владение. Характерны для эпохи неустойчивых отношений и другие мероприятия IV в. в борьбе с самоуправством в решении вопросов о владениях. За- конами Константина самоуправство карается и по уголовному праву. Самоуправно отторгнутое владение должно быть возвра- щено; при проигрыше дела в споре о собственности притязающий незаконно наказывается ссылкой и конфискацией имущества. По-новому определяются права и обязанности сторон в спор- ных процессах о собственности и в конституции Константина, обращенной к Аврелию Элладию, данной в Нише 17 сентября 325 г. (С. Th. И, 39, 1). В тексте закона указано, что прежде, по 97 Malafosse J., de. Tnterdit momentariae possessionis. Toulouse, 1951, n. 38. При включении закона C. Th. 4, 22, 1 в Кодекс Юстиниана (С. J. 8, 5. 1) в тексте были сделаны некоторые изменения. Так, вместо слов «рго- pinquus vel amicus vel servus» в Кодексе Юстиниана поставлено «parens vel proximos vel amicus vel colonus vel servus». Характерно то, что в состав этих лиц введен и колон как типичная фигура зависимого человека VI в. В последующих конституциях процесс судебного разбирательства был упро- щен. его разрешали проводить на месте (Kase г. RPR, II, 1959, S. 185). 98 Seidl. Rechtsgeschichte, 1962, S. 112: «...nun war die schone Ulpia- nische Lehre von der possessio fiber den Haufen geworfen». Текст закона сохранился с некоторыми изменениями в позднейших византийских зако- нодательных памятниках (Bas. 50, 3, 60. — ВТ, р. 2384). 99 Kaser. RPR, II, 1959, S. 185; Levy, I, p. 246. 61
древнему праву, было установлено, что обязанностью истца, воз- буждающего дело перед судом, является доказательство своих прав. Если он не мог достаточно убедительно обосновать их, от- ветчик мог более ничего не доказывать и сохранял права на спор- ную вещь. Закон 325 г. требует, однако, от ответчика доказа- тельств его прав: откуда происходит его владение и на основании какого права (unde possideat et quo iure teneat)? Вопрос об ис- толковании этого закона, а также последующих законов вызвал дискуссии между современными исследователями. В дальнейшем законодательстве заметны колебания по вопросу о том, на какую из сторон падает тяжесть принесения доказательств. Казер рас- сматривает этот поворот как возврат к более примитивным фор- мам, когда спор о собственности был спором о том, кто имеет большие права на владение, как то было в древнем Риме.100 Леви считает, что установленному в законе 325 г. порядку не противо- речат другие законы того же императора.101 Согласно этим кон- ституциям, доказательства должен приносить истец, так как в ка- честве ответчика выступает либо фиск как владелец имения или император, даровавший его третьему лицу. В случаях же, когда речь идет о частных лицах, постановление 325 г. подтверждается п другими законами.102 То, что старые способы защиты прав владельцев утратили свое значение, видно из многочисленных фактов, собранных назван- ными исследователями. Сейчас, разумеется, было необходимо еще в большей степени, чем прежде, обеспечить владельцу неза- висимо от того, являлся ли он собственником, средства юриди- ческой защиты. Случаи неправомерного захвата чужих владений в условиях ломки старого общественного строя и рождения но- вого не могли не иметь места и бывали, вероятно, везде. Старые, более строгие и сложные формы требовали упрощения, а судо- производство — большей оперативности. Поэтому неустойчивость юридической терминологии, вероятно, объясняется и тем, что в этот период ощупью шли поиски новых решений. Вряд ли целесообразно подробно останавливаться на всех де- талях происходившего тогда процесса перестройки, так как это чрезвычайно убедительно и наглядно доказано множеством дан- ных, почерпнутых из законодательных памятников, в специаль- ных исследованиях Леви, Казера, Каината и др. Отметим только узловые моменты и наиболее важные для историков-византини- стов результаты анализа. Как упоминалось выше, термин possessio в течение IV—V вв. весьма часто употреблялся для обозначения собственности и ана- 100 Kaser. RPR, II, 1959, S. 211. 101 Levy, I, 1951, p. 233 sq., cf. C. Th. 10, 1, 1 (13 сентября 315 г.); 10, 8, 3 (3 августа 326 г.). 102 С. Th. 9, 19, 2, 1 (25 марта 326 (320) г.)=С. J. 9, 22, 22, 1; С. Th, Ц, 39, 4 (27 августа 346 г.). 62
логичных прав. Любопытно, что владение приобретает черту, ко- торая считалась прежде неотторжимым признаком собствен- ности — правом передачи собственности по наследству, а термин «посессор» употребляется в некоторых конституциях как равно- значный термину «собственник».103 В законе, изданном Грациа- ном, Валентинианом и Феодосием 30 марта 384 г. (обращенном к комиту частных имуществ — comiti rerum privatarum — Неб ридию), касающемся тех лиц, которые получили владения на па- тримониальных землях в диоцезах Азии и Понта от императоров или от их предшественников, им предлагается владеть имениями непоколебимо и передавать их своим потомкам. Это следует соб- людать не только в отношении наследования, но и в отношении всякого рода договоров.104 Совершенно очевидно, что такое пони- мание владения в сущности ничем не отличается в отношении права распоряжения имуществом от собственности. В законе 397 г., изданном императорами Аркадием и Гонорием и обращен- ном к префекту претория Кесарию, по отношению к тем, кто по- лучил с публичных торгов владения на патримониальных и хра- мовых землях, говорится, что эти посессоры по распоряжению за- конодателей должны располагать «прочной собственностью» (firmum dominium).105 Следовательно, термин possessio, с одной стороны, рассматривался как равнозначащий термину dominium, с другой — термин «собственность» представлялся законодателям недостаточно выразительно определяющим полноту прав и их неотъемлемость, почему и потребовалось добавить слово «проч- ная». Римские юристы классической поры считали важнейшей чер- той права собственности полное распоряжение ею, из чего есте- ственно вытекало, что подлинная собственность не мыслилась как собственность временная. Вплоть до III в. н. э. дело рассмат- ривалось именно так. В законе Диоклетиана и Максимилиана, изданном 11 марта 286 г., говоря об имениях, дарованных в соб- ственность (proprietatem) с тем, чтобы после смерти нового соб- ственника они были возвращены, законодатель заключает, что «такой дар является недействительным (inrita est), так как собственности на время быть не может». В IV в. в этом отноше- нии произошли глубокие изменения. Тот же закон, который мы цитировали по сохранившемуся Ватиканскому фрагменту (Vat. 283),106 нам известен и из Кодекса Юстиниана (С. J. 8, 54 (55), 2 от 11 марта 286 г.). Там в старую формулировку внесена глу- боко идущая интерполяция. Окончание фразы переделано так: «... дар действителен, так как он может быть сделан также на определенное или па неопределенное время» (donatio valet, cum 103 L е v у, I, 1951, р. 22, 64. 104 С. J. 11, 62, 6. 105 С. J. И, 70 (69), 4. 106 FIRA, II, 1964, р. 526. 63
etiam ad tempus certum vol incertum ea fieri potest).107 Если при- нять во внимание, что юристы, составлявшие Кодекс Юстиниана, были скорее склонны к восстановлению некоторых элементов классицизма, чем к включению новшеств, внесенных эпохой IV— V вв., значение такой перемены во взгляде на собственность еще более возрастает. Ограниченная собственность без права отчуж- дения уже налицо в законах Константина.108 С другой стороны, термин «владение» применялся и для обозначения узуфрукта, т. е. права пользования плодами и чужой вещью. Узуфруктуарий же в законодательстве IV—V вв. выглядит как имеющий собст- венные и полные права над вещью. Он уже не квазипосессор, как было в классическом праве.109 Само собой разумеется, что если контуры понятия «владение» стали столь неотчетливыми и колеблющимися, то в каждом от- дельном случае требовались всякие поясняющие смысл закона дополнительные эпитеты, описательные выражения. Отсюда та- кие часто встречающиеся в источниках выражения: постоянное, частное, эмфитевтическое право владения, право владеть без ос- паривания, кратковременное владение, прочное владение, обеспе- ченное владение и т. д. (perpetuo, privato, emphyteutico iure pos- sidere, sine inquietudine possidere, momentaria possessio, firma pos- sessio, secura possessio).110 В рассматриваемое время термин possessio обозначает наибо- лее часто в специальном значении «землевладение».111 Сочетание термина possessio с эпитетами, сближающими это право с правом собственности, встречается в источниках весьма часто. Так, кроме приведенных выше примеров, оно применено в конститу- ции, изданной в Антиохии 2 декабря 362 г. и сохранившейся в двух фрагментах: в Кодексе Феодосия (С. Th. 15, 1, 9) и в Ко- дексе Юстиниана (С. J. 8, И, 3) —в греческой версии, где она отнесена к императору Юлиану. Конституция адресована Экди- кию, префекту Египта. В первом из фрагментов речь идет о до- мах, построенных над общественными эргастериями (ergasteria publica). Законодатель предписывает, чтобы те, кто воздвиг такие дома, владели ими на основании непоколебимого права (incon- cusso iure possidere). Во втором фрагменте речь идет о построй- ках, которые не портят вида и служат украшению города. Лица, соорудившие такие здания, пусть имеют их в собственности (iSiov абтоо е^ето)).112 107 С. I. С., II, 1954, р. 366, п. 8; cf. S е i d 1. Privatrecht, 1963, S. 66. 108 Levy, I, 1951, p. 24; cf. C. Th. 8, 18, 1, 1 (18 июля (?) 319 (315) r.) = = C. J. 6, 60, 1; C. Th. 8, 18, 2 (7 сентября 319 г.). 109 Cann at a. Possessio, 1962, p. 3, 4, 186. 110 Ibid., p. 3, 4, 160, 186 et passim. 111 Ibid., p. 9, 52. 112 По мнению Леви, в этих фрагментах содержатся описательные вы- ражения, обозначающие собственность (Levy, I, 1951, р. 50). Иначе смотрит Канната (Cann ata. Possessio, 1962, р. 53—54). Ср. также: Kaser. RPR, 64
Подобное же пояснение объема прав владения встречается и в некоторых конституциях, где речь идет о ратификации прав за лицами, длительно владевшими, согласно так называемому пред- писанию о давности владения (long! temporis praescriptio). Закон о давности привлекал к себе большое внимание в ранневизантий- ском праве. Он неоднократно пересматривался, перерабатывался и в конечном итоге привел в VI в. к признанию лиц, длительно владевших имуществом (в частности, недвижимым), собственни- ками и свел до минимума требования, предъявляемые к такому владельцу. Из сохранившихся в сводах Феодосия и Юстиниана сведений мы имеем лишь косвенные данные о законе о давности, изданном в IV в. Константином. Еще в III в. владельцы на закон- ном основании приобретали право на сохранение владения по ис- течении 10-летнего срока, если речь шла о лицах, живущих в той же провинции, и 20-летнего срока для лиц отсутствующих, т. е. живущих за ее пределами. Это сообщение содержится в сен- тенции Павла.113 Там же указано, что закон о 20-летней давности, при законном начале владения (iustum initium) и непрерывном владении, может быть полезен владельцам при процессах против фиска. Закон Константина 326—333 гг. цитируется в Колумбийском папирусе 340 г. Частичные сведения о нем сохранились также в Кодексе Юстиниана.114 В папирусе содержится протокольная запись судебного процесса, который происходил в Антиное. Глав- ное изменение, которое внес этот закон в прежде принятые за- коны, заключалось в том, что по истечении 40-летнего срока давности владение признавалось неоспоримым даже без доказа- тельства его законного начала (iustum initium). Текст протокола представляет собой один из редких документов ранневизантий- ского времени, по которому можно судить о ходе самого судебного разбирательства, роли свидетелей на суде. С этой точки зрения он имеет бесспорно огромное значение.115 В то же время он свиде- II, S. 222; последний характеризует (подобно Леви) право строителей как «вульгарноправовую собственность». Аналогичный пример описательного выражения права собственности см.: С. Th. 10, 8, 3 (от 3 августа 326 г.), где употребляется выражение «прочное владение», которое сочетается со словами «целостная, ненарушенная собственность владеющих» (salva possidentium proprietate). Данные папирусов, связанные с применением этого закона в Египте в III в., см.: Taubenschlag. Law, 1955, р. 244; cf. G. J. 7, 35, 7; Levy, I, 1951, p. 180 sq. Истолкование термина rem publi- cam в этой сентенции Павла в значении «фиск» подтверждается при со- поставлении этого текста с фрагментом из Эпитомы Гермогениана (6-я кн.) в Dig. 44, 3, 13, где эти термины употреблены как тождественные. 113 Pauli sent. 5, 1 (1 А), II, 3: FIRA, II, 1964, р. 388. 114 С. I.G., II, р. 311, п. 5 ad С. J. 7, 39, 2 (24 августа 365 г.) о 40-летней давности. 115 Дата закона, предложенная издателями папируса, принята и позд- нейшими его исследователями: Kraemer С. J. and Lewis V. A referee’s hearing on ownership. — Transactions of American Philologic Association, 65
тельствует о стремлении некоторых мелких собственников отде- латься от своих владений вследствие непомерных налоговых тягот, которые владения налагали на их хозяев. Черта — характерная для того времени. Разбор дела происходил в присутствии синдика — дефенсора города Арсинои в Египте. Дело было передано на рассмотрение дефенсора префектом. В роли истца выступает представитель фиска адвокат Александр. В качестве ответчиц привлечены две сестры, интересы которых в суде представляет муж одной из них — Нил. Сестры получили в наследство от отца обрабатываемые земли, которыми отец владел в течение 45 лет, оплачивая за земли налоги. После смерти отца ответчицы бежали из деревни и от тягот налогового обложения. В их отсутствие деревенский ста- роста (р.ес'С<о>) отдал принадлежавшие им земли в обработку другим крестьянам, обязав их возделывать землю и платить налоги. Когда одна из сестер вышла замуж за Нила, она возвратилась в деревню и потребовала свою землю обратно, которую и получила. В ходе процесса адвокат фиска указал на то, что, помимо этой земли, отец ответчиц владел еще и домом по соседству. При допросе, прове- денном судьей, удалось установить, что это так и было. Нил, пер- воначально отрицавший этот факт, был вынужден его признать. Огласив на судебном заседании закон Константина, суд вынес такое решение: «Исходя из этого закона и давности владения (тф 7uoko/povc(p а также опираясь на свидетельство старшины деревни Караниды Германа, суд предлагает сестрам Ироиде и Таисе, которые являются владелицами участков земли, платить за них благочестивые налоги, как платили прежде. А так как они владеют и домом, то и за дом, и за все имущество, носящее то же имя, так как моей скромности не пристало беспокоить, в соответ- ствии с божественным законом, давностное владение». Дальнейшая судьба института давности в свете современных исследований представляется в следующих основных чертах. Из закона Констанция и Константа, изданного впервые Нунцием в 1566 г. (С. Th. 4, 11, 2 от 22 июня 349 г), вытекает, что закон о 40-летней давности Константина был действителен только для вещных исков. Прежние законы о 10- и 20-летней давности по- степенно выходят из употребления. В течение IV в. наряду с за- коном о 40-летней давности внедряется, как предполагают — на основе «вульгарно»-правовых представлений, — закон о 30-летней давности (С. Th. 4, 14, 1 от 14 ноября 424 г. = С. J. 7, 39, 3). Вла- 1937, 68, р. 260 sq.; Arangio-Ruiz V. Il papiro della longissimi temporis praescriptio. — Atti della Accademia di Scienze morali e politiche di Napoli, 1941 = Parerga, Napoli, 1945, p. 311 sq.; Levy, I, 1951, p. 180 sq.; Kaser. RPR, II, 1959, S. 205 (с библиографией); G a n n a t a. Possessio, 1962, p. 68 sq. Документ переиздан Аранджо-Руизом: FIRA, III, 1943, № 101, p. 318 sq. О дискуссии по этому вопросу см.: С an nata. Possessio, 1962, р. 66 sq. 66
дение, полученное на основе давности, рассматривается как пол- ное и неприкосновенное господство над имуществом.116 На основании закона Юстиниана (С. J. 7, 39, 8, 1 от 11 де- кабря 528 г.), явившегося дальнейшим этапом в разработке этого вопроса византийскими законодателями, владелец, который обла- дает имуществом после истечения срока давности и который при- обрел его в свое время добросовестно (bona fide), был признан собственником.117 И если прежде имущество должно было быть приобретено не только добросовестно, но и с законным началом (iustum initium) и должно было принадлежать к числу вещей, допускаемых к приобретению, то в случаях экстраординарной дав- ности, введенной в VI в., требовался лишь добросовестный харак- тер владения.118 Таким образом, сближение собственности и владения было зна- чительно продвинуто вперед. Аналогичные тенденции сказывались и в некоторых других отношениях. Так, антитеза между dominium, являвшимся по существу прежде всеобъемлющим правом распоря- жения вещью, и другими ограниченными правами также не сохранилась в ранневизантийском праве. Мы встречаемся в источ- никах с собственностью (dominium), которая терпит ряд ограниче- ний, хотя и продолжает именоваться собственностью. Такова соб- ственность домовладыки на имущество супруги,119 таковы права супруга на имущество, входящее в состав приданого жены, или права супруга на предбрачный дар после смерти жены и т. д. Все подобные категории лиц квалифицировались прежде как собствен- ники. Теперь их права сведены к узуфрукту, несмотря на корен- ное отличие, которое отмечали юристы между этими двумя взаимоисключающими институтами. Термин proprietas приме- няется к приданому, которое супруг, обладающий этой собствен- ностью, не имеет права отчуждать.120 Узуфрукт превратился в сво- его рода ограниченную собственность. Другим видом ограниченной собственности была такая, которая могла быть отчуждена, но только в пользу определенных категорий людей. Подобной огра- ниченной собственностью располагали лимитаны, члены корпора- ций — навикулярии, пекари, свиноторговцы и т. д. Эти собствен- ники хотя и имели право отчуждения, но только по отношению к лицам, которые занимались тем же родом деятельности, что и они сами. Из получивших в те времена широкое распространение пяти видов аренды недвижимостей (conductio, ius perpetuum, ius pri- vatum salvo canone, ius privatum dempto canone, emphyteusis) не- 116 Kaser. RPR, II, 1959; cf. C. J. 7, 39, 2 (24 июля 365 г.); 7, 39, 4, 2 (29 июля 491 г.); И, 62, 14, 1 (30 июля 491 г.); Levy, I, 1951, р. 191. 117 Хвостов В. М. История римского права, с. 391. 118 Kaser. RPR, II, 1959, S. 206. 119 De noy ez J. De «Paterfamilias» ct revolution de sa position.— Synteleia, 1964, II, p. 441 sq. 120 Levy, I, 1951, p. 34 sq. 67
которые — ius perpetuum — постоянная аренда земель, принадле- жавших к императорскому ведомству частных имуществ; ius pri- vatum salvo canone — аренда с оплатой канона в казну, эмфите- взис («вечная» аренда на землях императорского патримония) — вносили также серьезные новые изменения в старые градации между правом собственности и ius in re aliena — правом на чужую вещь. Временная аренда имеет резкие юридические отличия не только от собственности, но и от владения. Ius privatum хотя и имеет отличительные черты от dominium классической эпохи, но предоставляет арендатору ранее не известную полноту прав. Правда, он, как правило, должен был вносить-канон, был прину- дительно обязан брать и землю, не приносящую дохода, и вносить за нее налог. Но от подобных принудительных платежей и налого- вого обложения в ранней Византии не был освобожден и собственник имения на частных землях. Подробный анализ за- конодательных данных (например, С. Th. 5,13,1 = С. J. И, 66 (65), 1 от 12 февраля 341 г.121) свидетельствует с полной очевидно- стью о таком положении дел, когда «перпетуарии» на фискаль- ных землях рассматривались не как арендаторы, а как собствен- ники, хотя и не могли оставлять своего права по наследству. В источниках ранневизантийского права сохранилось немало примеров, свидетельствующих о колебании терминологии по от- ношению к подобным арендаторам. Их называли в законах и обо- значали термином conductor, термином dominus или эмфитека- рий. Эмфитевзис на протяжении IV и V вв. противополагается и полной собственности, и правам других арендаторов. С другой стороны, термины «владелец», «владение» часто прилагались к лицам, обладавшим ius perpetuum или располагавшим эмфитев- зисом.122 Стушевались и изменились грани между понятиями соб- ственности и других прав на чужую вещь, как например супер- фиций, сервитуты, залог и т. д. Следует отметить и то, что в Византии шел процесс изменения взглядов на понятие полноты права собственности в связи с рас- ширением прав Византийского государства. Хотя Византийское государство всемерно защищало право частной собственности всем авторитетом своего законодательства, постоянные вторжения в права и ограничения прав частных лиц, располагавших соб- ственностью, стали правилом и были узаконены императорскими конституциями. В городах практиковались принудительные случаи отчужде- ния частной недвижимости по соображениям благоустройства и украшения городской территории за денежное вознаграждение 121 Levy, I, 1951, р. 45 sq. Закон адресован, возможно, жителям Гелио- поля. В соответствующей конституции Кодекса Феодосия начальные 8 букв слова Helipolitanorum отсутствуют. В рукописи (Oxoniensis Bod- leianus 3361) Кодекса Юстиниана стоит «Constantinopolitanos», 122 С а и n a t a. Possessio, 1962, р. 160 sq. 68
или компенсацию в натуральной форме. В сельских местностях на собственников возлагалось обязательство разработки полезных ископаемых. Ограничивался круг лиц, которым собственники могли отчуждать свои участки в пределах сельской округи или в пограничных районах. Запрещалось отчуждать некоторые кате- гории земель, находившихся в собственности церкви. Отчужда- лись в принудительном порядке земли в районах производства работ по проведению дорог, водопроводов и т. п. Если в антич- ности также существовали подобные ограничения полноты прав частного собственника, то сейчас они значительно возросли. И если в законодательстве по отношению к собственникам, под- вергающимся таким ограничениям в своих правах распоряжения, применяется термин dominus, хотя они, несмотря на все проис- шедшие изменения в понятии владения, как правило, с владель- цами не отождествляются, то все же факт сближения понятий соб- ственности и владения не внушает и здесь сомнений. Термин «вла- дение» становится гораздо более распространенным, чем термин «собственность». Было высказано мнение, что процесс уравнения в правах различных районов империи шел по линии распростра- нения на Италию понятия владения, которое прежде применялось в провинциях в противовес к итальянской квиритской собствен- ности.123 Античное право собственности в IV—V вв. распалось. Его место заняла форма провинциальной собственности. Если при- знать эту гипотезу правильной, тогда становится легко объясни- мым вытеснение (хотя и неполное) термина «собственность» тер- мином «владение». Пересмотр старых норм и понятий затронул не только общую концепцию права собственности и владения. Он заметен и в тех изменениях, которые были внесены в формы защиты этих прав и их приобретения. В области приобретения права собственности за- конодательство уже с IV в. уделяло значительное внимание тем лицам, которые занимали покинутые земли, пустоши (agri deserti). Те, кто обрабатывал пустоши, входившие в состав патримони- альных имуществ, получали право ограниченной собственности на них, правда с уплатой в патримоний определенного налога — канона.124 В отношении же земель, которые принадлежали част- ным лицам, было постановлено, что обработка топей и выгонов сразу давала владельцам право собственности на них.125 Изменились формы передачи собственности при сделках. Вы- шли из употребления старые торжественные формулы, что наблю- далось еще и в конце классического периода, даже и при простой передаче заметны существенные перемены. Строгое формальное разграничение обязательственного договора об отчуждении вещи 123 Ibid., р. 39 sq. 124 С. Th. 5, 14, 30=С. J. И, 59, 7 (25 октября 386 г.). 125 Nov. Theod. 26, 4=С. I. И, 59, 17 (29 ноября 440 г.); Kaser. RPR, II, 1959, S, 208. 69
и самого отчуждения в смысле передачи права собственности но- вому владельцу сейчас не соблюдалось.126 Первое и второе смеши- ваются как при даре, так и при купле-продаже. Передача собст- венности осуществляется обычно с письменной документацией и привлечением соседей в качестве свидетелей, т. е. в формах, более близких к понятиям позднейшего права. Как справедливо отмечает Каината, собственность на недви- жимости в IV—V вв. существовала и регулировалась государст- венным законодательством, изданным в обществе, имевшем совсем другой строй, чем античная civitas. Естественно, что изме- нилось и содержание понятия собственности. Возросшая масса разнообразных фискальных и императорских доменов и усиление государственного вмешательства во все сферы жизни играли оп- ределенную роль в изменении смыслового содержания термино- логии, унаследованной в Византии от классического римского права.127 Поскольку в центре внимания законодателей стояли в первую очередь земли первого типа, при сдаче их частным ли- цам, несмотря на непривычно широкие права, которые им предо- ставлялись, эти лица все же оставались по отношению к соб- ственнику — государству или императору — только владельцами. Причем частные собственники трактовались в законодательстве подобным же образом. Некоторые основания для сближения понятий собственности и владения в ранневизантийском праве давало также право элли- нистического Востока, где эти понятия не были строго разграни- чены.128 Особый интерес для историков-византинистов имеет учение римских юристов о так называемом possessio naturalis, detentio — держании, противопоставляемом possessio civilis, или различие между владением и держанием. В византиноведческой литературе этот вопрос был поставлен в связь с выяснением владельческих прав колонов. Был высказан взгляд, что колоны и парики на всем протяжении истории Визан- тии не располагали ни собственностью, ни владением, а только лишь держанием — detentio.129 Если мы обратимся к специальной юридической литературе, то найдем там ряд важных соображений по истолкованию этой терминологии римских юристов, которая, думается, проливает иной свет на этот вопрос.130 Detentio, как считают специалисты по истории римского права, не является термином, применявшимся в классическую 126 Levy, I, 1951, р. 127, 137 sq.; cf. Levy, II, 1956, S. 22. 127 Cann ata. Possessio, 1962, p. 148, 181. 128 Levy, I, 1951, p. 69 sq. 129 Хвостова К. В. 1) Античные элементы в аграрно-правовых отно- шениях. — ВВ, 1967, 27, с. 114—115 и сн. 21; 2) Аграрно-правовые отноше- ния, 1968, с. 229. 130 Seidl. Privatrecht, 1963, S. 93; Kaser. RPR, II, 1959, S. 178; cf, Gai inst. 4, 153. 70
эпоху.131 Он введен позднее постклассическим нравом вместо тер- мина possessio naturalis. Термин possessio naturalis имеет весьма широкое применение в ранневизантийском праве, обозначая и фактическое обладание имуществом, и держание, не имеющее за- конной защиты, и владение, обеспеченное интердиктной защитой для лица, не являющегося собственником, как например прека- риста, заимодавца и даже недобросовестного владельца, не распо- лагающего законными правами.132 Что же касается термина de- tentio, то он не имел в ранневизантийском праве точного техни- ческого значения.133 В римском праве мы не находим принципиального критерия для различия possessio и detentio. Если даже принять как наиболее напрашивающееся мнение, что критерием должно служить нали- чие или отсутствие animus possidendi, т. е. воли владеть имущест- вом как своим, то и тут встречаются затруднения при толковании текстов римского права. Согласно этому делению, владеющий от чужого имени вещью, данной в пользование, взаймы и т. п., дол- жен быть квалифицирован как держатель. Владеющий же от сво- его имени должен быть определен как посессор, независимо от на- личия у него добросовестного или недобросовестного владения (в том числе и вор!). Только посессор может, по нормам класси- ческого права, от своего имени защищать владение от посяга- тельств извне. Однако даже и в классическую эпоху, не говоря уже о ранневизантийском времени, во многих случаях лица, владев- шие от чужого имени (например, кредиторы, владеющие залогом, эмфитевты, суперфициарии), имели право интердиктной защиты.134 В случае нарушения такого фактического пользования иму- ществом подобным лицам предоставлялось как бы юридическое владение (quasi possessio).135 Прочие, например депозитарии, коммодаторы (предоставляющие ссуды), мандаторы (поручи- тели), лица, ведущие торговые дела (negotiorum gestor), и даже съемщики и арендаторы, если они лишались фактического владе- ния, могли защищать его только от имени собственника. Однако Ульпиан как будто бы допускал виндикационный иск (rei vindi- cate), который являлся специфическим средством защиты прав невладеющего собственника от владеющего несобственника, также и по отношению к держателям — детекторам.136 Источники сви- детельствуют о том, что проведение резкой и последовательной грани между владением и держанием по принципу наличия или 131 Термин detentio является интерполяцией византийского времени, «как это можно уверенно заключить» (D a u b е D. Roman law, linguistic, social and philosophical aspects. Edinburgh, 1969, p. 35). 132 Dig. 10, 4, 3, 15; 43, 16, 1, 9. 133 Kaser. RPR, I, 1955, S. 327; II, 1959, S. 182. 134 Покровский. История, 1918, с. 270—271; Kaser. RPR, I, 1955, S. 328-329. 135 К a s e r. RPR, II, 1959, S. 229. 136 Ibid., p. 364 (с библиографией). 71
отсутствия animus possidendi не выдержано пи в позднеклассиче- ском, ни в ранневизантийском праве. Не все детенторы были ли- шены права юридической защиты имущества от своего имени. В отношении владельческих прав колонов и париков в законо- дательстве заметны значительные колебания и неясности, тем бо- лее что колоны могли иметь не только аренду, но и собственные участки земли;137 могли вести от своего имени процессы со своими господами по вопросам арендной платы, штрафов, земельных спо- ров, т. е. являлись субъектами юридических прав.138 Исходя из всех этих данных, следует признать, что вопрос об отсутствии у колонов каких-либо владельческих юридических прав никак не может быть решен в прямолинейно отрицательном смысле даже и для самого раннего периода истории Византии. Такие колебания, думается, легко находят свое объяснение в том, что перед нами институт, находящийся в стадии становления. Главные направления в развитии правовой науки в ранневи- зантийский период проявились с наибольшей отчетливостью в по- исках новых определений владельческих прав, в известном сме- щении точных понятий классического римского права собствен- ности и владения. Именно эти проблемы являлись центральными для всего вещного права той эпохи. Совокупность сведений, со- бранных в специальных историко-правовых исследованиях, как мы видели, не дает оснований сводить все отмеченные изменения к не- точности терминологии, обусловленной недостатком юридической квалификации авторов законодательных постановлений. Много- численность и однохарактерность отступлений от античной тер- минологии заставляют предполагать наличие определенной тен- денции, меняющей до известной степени установленные ранее по- нятия, притом понятия, имевшие первостепенную важность. Не- смотря на то что это сближение и отражающее его смешение терминов «владение» и «собственность» в некоторых конституциях IV—V вв. бесспорно, оно никогда не привело к полному слиянию этих институтов и к идентификации терминологии. Тем не менее самый факт ломки терминологии представляется симптоматичным не только для истории византийского права, но и для истории об- щественно-экономических отношений того времени. Эта тенденция несомненно проводилась, хотя и пе последовательно, для приве- дения в соответствие юридических норм с условиями жизни общества, переживавшего глубокий переворот. Процесс перестройки шел сложными и запутанными путями. Но направление его определяется ясно. В IV—V вв. совершается процесс становления форм, которые впоследствии в своем разви- 137 См. далее с. 143. 138 Леви характеризует колонов как ограниченно правоспособных лю- дей: с одной стороны, по С. Th. 5, 18, 1, 2 (26 июня 419 г.), они находятся в собственности (proprietas) другого лица, с другой —по С. Th. 5, 19, 1 (27 января 365 г.), имеют свою собственность (propria habeant) — Lеvу, II, 1956, S. 70, Anm. 253; см. также С. J. И, 50 (49), 1; 2. 72
том виде приведут к типично феодальным формам условной и рас- члененной собственности.139 Аналогичные, хотя и не столь ярко выраженные особенности развития гражданского права в IV—V вв. наблюдаются и в его других разделах. Характерно, что изменения, идущие в направле- нии отхода от античных определений, были констатированы в столь важной для общественно-экономических отношений и детально разработанной сфере права, как обязательственное право. Внедрение норм, отражающих в большей мере, чем прежде, обычаи, распространенные в восточной части Римской империи, привело в обязательственном праве к пересмотру и изменению форм заключения договоров и сделок, к изменению смыслового значения старой терминологии, которая цепко держалась в праве, подобно тому как и в других отраслях византийской культуры удерживались по-новому осмысленные термины и образы. Прежде чем перейти к рассмотрению некоторых наиболее ин- тересных с этой точки зрения явлений, необходимо отметить еще одну особенность правовой науки того времени — засвидетельст- вованное в источниках стремление юристов к систематизации и обобщению, к классификации различных правовых категорий.140 Результаты новейших специальных изысканий последователь- ных стадий в традиции текстов классических юристов убеждают в том, что многие из этих попыток классификации понятий обя- заны своим возникновением нуждам школьного преподавания права. Они явились продуктом деятельности юристов ранневизан- тийского, постклассического времени.141 К числу подобных обоб- щенных характеристик и классификаций должны быть отнесены важнейшие категории обязательственного права — определения сущности обязательств, классификация типов договоров и т. п. Если обратиться к источникам, то можно констатировать, что в Институциях Гая не дано определения обязательства.142 В Ин- ституциях Юстиниана (Inst. 3, 13) оно определяется как «право- вые оковы», которые принуждают нас выполнить что-либо по за- конам нашего государства.143 139 Стирание граней между собственностью и арендой, на которое обра- тил внимание А. П. Каждан при характеристике общественно-экономиче- ского развития Византии XI—XII вв. как на одну из черт складывающегося типично средневекового держания, может быть констатировано уже в IV—V вв. Многочисленные факты, засвидетельствованные законодатель- ными памятниками, не оставляют, по нашему мнению, никаких сомнений на этот счет. См.: Каждан А. П. История Византии, т. II. М., 1967, с. 248-249. 140 Arangio-Ruiz. Responsabilita, 1958, р. 249 sq. 141 О несовершенстве и сравнительно позднем происхождении этих схем и обобщающих концепций см.: Kaser. ВРВ, I, 1955, S. 399 f. 142 Arangio-Buiz. Istituzioni, 1954, р. 283. 143 Новицкий. Частное право, 1948, с. 116. Аранджо-Руиз считал, что это определение принадлежит постклассическому глоссатору Гая (Агал- gio-Ruiz. Istituzioni, 1954, р. 283). 73
Сущность обязательства определена в цитате из сочинения юриста Павла в Дигестах Юстиниана следующим образом: она со- стоит не в том, чтобы сделать нашим какой-либо телесный пред- мет или сервитут, а в том, чтобы связать с нами какое-либо другое лицо для того, чтобы оно нам что-либо дало, сделало или пред- ставило (Dig. 44, 7, 3 из второй книги Институций Павла). Не- которые новейшие исследователи определяют термин obligatio (обязательство) иначе — «действие, которое обязывает долж- ника».144 По-видимому, школьного происхождения и известная класси- фикация четырех видов контрактов — реальных, вербальных, лит- теральных и консенсуальных, которую мы знаем из Институций Гая.145 Характерной чертой источников права IV—V вв. является из- менение значения самого термина «контракт», которое во многом отходит от классического. В классическом римском праве этот тер- мин применялся для точного определения договора, признанного гражданским (цивильным) правом, обеспеченного специальной исковой защитой. Как это удачно выразил Аранджо-Руиз, «для римлян иск и обязательство — это две стороны одной и той же ме- дали».146 В интересующее нас время термин «контракт» начинают употреблять в более расширительном смысле. Термин встреча- ется и в применении к долговым обязательствам, и по отношению к договору купли-продажи, дара, к брачным соглашениям. Иногда этот термин употребляется в специфическом смысле для обозна- чения документа, обеспечивающего договор. Недаром в исследо- ваниях по этому вопросу смысл термина «контракт» в постклас- сическом праве характеризуется как «безбрежный» (uferlose).147 Особенно с V в. «контракт» имел применение как термин для обозначения в самом широком смысле любой обязующей сделки.148 С превращением вербальной стипуляции в письменное обяза- тельство исчезает различие между контрактом и пактом. Любое долговое соглашение может быть обжаловано.149 В рассматриваемое время, в отличие от предшествующего, до- 144 Dumont F. Obligatio. — Melanges Ph. Meylan, I. Lausanne, 1963, p. 11 sg. 145 Gai inst. 3, 89: FIRA, II, 1964, p. 119; Kaser. RPR, I, 1955, S. 437. 146 A r a n g i о - R u i z. Responsabilita, 1958, p. 2: Kaser. RPR, II, 1959, S. 266. Подробный анализ понятия «контракт» дал Буннер (W u n n е г S. Е. Contractus. Sein Wortgebrauch und Willensgehalt im klassischen romischen Recht. Koln, Graz, 1964). См. также критические замечания на эту книгу в подробной рецензии: Wolff J. G. — lura, 1966, XVII, 2, S. 274—297; см. также: Brasiello U. Obbligazione (Diritto romano). — Nov. Dig. It., Torino, 1965, XI, p. 554—570; Cantarella E. Obbligazione (Diritto Greco). — Ibid., p. 445—456. 147 Levy, II, 1956, S. 21—22. Об изменении значения терминов nego- tium, condictio, actio cm.: Ibid., S. 296 f. 148 Ibid, S. 22 f. 149 Ibid., S. 39 f. (с многочисленными примерами). Подробный анализ судьбы вербальной стипуляции в III—V вв. в законодательстве и по до- 74
говор купли-продажи не различал принятия на себя продавцом обязательства предоставить покупателю право на вещь и момент получения покупателем права собственности па нее, а давал это право сразу же, как и при даре. На практике, как показывает анализ сохранившихся материа- лов той поры, жизнь вышла далеко за рамки подобных схем не только в ранневизаптийский, но и в более ранний период. Симпто- матично ослабление формализма. Наряду со сделками, заключав- шимися с применением установленных строгих словесных формул, получают признание и законную защиту и бесформальные конт- ракты. Мы находим среди договоров не только реальные и консенсу- альные, но и так называемые ипноминатные, не попадающие ни в одну из категорий, перечисленных в обобщающей схеме, включенной в учебники. Распадается неразрывная прежде связь, которая скрепляла каждый вид обязательства с соответстующим только ему определенным иском. Некоторые упоминающиеся в схе- мах контракты вовсе выходят из употребления (в частности, лит- теральные, которые заключались путем внесения в книги креди- тора). Отпала необходимость для установления юридической силы договора определения, к какому именно типу договора относится данное соглашение. Требование словесных формул, предусмотрен- ных в том или ином типе соглашения, было отменено специаль- ным законом, изданным в 342 г. императором Констанцием и Константом, обращенным к президу провинции Финикии Марцел- лину.150 Что касается письменных документов — cautiones, instru- menta, documenta, chirographa, то они становятся правилом. Не- померно возрастает привычное для Востока империи письменное оформление всех сделок, в том числе таких типичных устных, как стипуляция. В целом весь ход развития обязательственного права идет в на- правлении установления большей свободы, оперативности заклю- чения всевозможных соглашений, в известном разрыве с тради- цией, что соответствовало потребностям гораздо более разнообраз- ного по своему этническому составу и языкам и обычаям обществу ранней Византии по сравнению с античной Римской империей. Остановимся на некоторых наиболее интересных для историка моментах этого развития. Как и прежде, обязательства в ранневизантийском праве раз- личались по своему происхождению. Они вытекали либо из уста- новленных законом отношений, как например обязательства родителей по отношению к детям, либо из частных деловых отно- кументам византийского Египта был выполнен в нескольких работах: 1) Pringsheim F. Stipulationsklausel. — Gesammelte Abhandlungen, II. Heidelberg, 1961, S. 195—256; 2) Simon D. Studien zur Praxis der Stipula- tionsklausel. Munchen, 1964; 3) S e i d 1 E. Die Stipulatio im agyptischen Pro- vinzialrecht. — Studi Scherillo, Milano, 1972, II, S. 627—635. 150 C. J. 2, 57 (58), 1 (23 января 342 г.). 75
шений. Источником последних могли быть договоры или право- нарушения. Необходимо, однако, отметить, что при всем ослабле- нии формализма, являющемся характерной чертой рассматривае- мого периода, развитие системы договоров идет лишь по линии умножения их установленных типов. Принципы, которые прово- дятся в позднейших правовых системах и согласно которым и все вообще договоры признаются действительными и должны быть соблюдены (pacta sunt servanda), остаются за пределами этого развития.151 Расширение типов договоров, появление новых категорий обя- зательств, происходящих и из контрактов, и из деликтов, и из квазиконтрактов, и из квазиделиктов, свидетельствуют о большом разнообразии экономических связей в ранневизантийском об- ществе. Эти новые черты общественно-экономического развития заставили юристов пересмотреть и расширить старую схему двоя- кого происхождения обязательств (из контрактов и из деликтов).152 Если в Институциях Гая говорится о двояком происхождении обя- зательств, то в Институциях Юстиниана наряду с прежними ука- заны и два новых их источника — из квазиконтрактов и из квази- деликтов.153 Если оставить в стороне отмеченный нами отход от принципа установления неразрывной связи между определенными видами обязательств и соответствующими им видами исков, то прежде всего обращает на себя внимание еще одна характерная черта, от- личающая обязательства рассматриваемого времени от их более ранних прототипов. Прежде считалось необходимым, чтобы при процессах решение суда об исполнении обвиняемым договора было выражено всегда в определенной денежной форме (condem- natio pecuniaria) .154 Теперь этот принцип не соблюдается. Опре- деление наказания зависит от того, какова была сущность приня- того обязательства. Если речь шла не о каком-либо денежном обя- зательстве, а о каком-либо натуральном, то и приговор суда предусматривал выполнение того, о чем шла речь в договоре. Лишь в том случае, если первоначально принятое обязательство почему-либо не могло быть выполнено или не удовлетворило кре- дитора, оно заменялось денежным платежом. Это нововведение наблюдается в законодательстве начиная с IV в.155 Оно указывает 151 «Всякое неформальное соглашение порождает действительное обя- зательство» (Гримм. Лекции, 1910, с. 268; ср. Новицкий. Частное право, 1948, с. 123). 152 Наиболее ярким несовершенством старой римской системы договоров является, по признанию некоторых исследователей, отсутствие обязательств, возникающих из односторонних обещаний. Из этого правила имеются очень редкие исключения. См.: Покровский. История, 1918, с. 306. 153 Gai inst. 3, 88; FIRA, II, 1964, р. 119; Inst. 3, 27. 154 Gai inst. 4, 48; Inst. 4, 6, 32; Dig. 6, 1, 68. 155 C. J. 6, 1, 4 (27 июня 317 г.); Levy, II, 1956, S. 127 (здесь приве- дены и другие источники). См. также: Kaser. 1) RPR, I, 1955, S. 409; II, 1959, S. 251; 2) RZPR, 1966, S. 281, 498; Seidl. Privatrecht, 1963, S. 99. 76
iia отход от одного из основных принципов римского обязатель- ственного права классической нормы — обязательной оценки сущ- ности обязательства в денежном выражении. В классическом римском праве выдвижение на первый план имущественной ответственности в обязательстве являлось прогрес- сивным моментом. Дело в том, что прежде вся тяжесть ответствен- ности за исполнение договора (по законам древнейшего римского права) лежала на личности должника, попадавшего таким образом физически во власть к кредитору. Внедрившееся с течением вре- мени новое правило обязательной денежной оценки являлось ша- гом вперед в направлении свободы. С личности должника ответ- ственность была перенесена на его имущество. В праве IV—V вв. этот принцип обязательной денежной оценки вновь нарушается, развитие как бы идет вспять, отчасти, вероятно, вследствие наблюдавшейся в то время натурализации хозяйства. Теоретически, таким образом, снова появляется возможность установления личной, а не только имущественной зависимости должника от кредитора. Случаи захвата детей должников в раб- ство кредиторами действительно упоминаются в византийских юридических источниках. Препятствием этому становится в из- вестной мере императорское законодательство, которое в условиях крушения рабовладельческого строя, видимо, не было заинтересо- вано в возрождении одного из его источников. Во всяком случае в законодательстве есть запреты кредиторам удерживать в раб- стве детей своих должников.156 В целом, однако, в Византии, хотя и в менее четко выражен- ной форме, чем на Западе, наблюдается замена равноправных обя- зательственных отношений сторон, например в договоре аренды или найма (locatio — conductio), типичными для начинающегося средневековья отношениями господства и подчинения. Это неод- нократно засвидетельствовано законодательными постановлениями, включенными в Кодекс Феодосия и Юстиниана.157 Вопросы о степени ответственности сторон по принятым обя- зательствам также явились предметом пересмотра в существенных пунктах. Наблюдения за изменением терминологии в источниках того времени показывают, что такие типичные понятия, как dolus (злой умысел), culpa lata (грубая неосторожность, небрежность, допущенная в большей мере, чем это мог сделать любой средний человек), culpa levis (неосторожность, которой не мог бы допу- стить заботливый хозяин), понимаются по-иному. 156 С. J. 4, 10, 12 (20 октября 294 г.); 4, 43, 1 (16 ноября 294 г.); 8, 16, 6 (1 мая 293 г.); Nov. Just. 134, 7 (1 мая 556 г.). 157 С. Th. 12, 1, 92 = С. J. 10, 32, 34 (23 октября 382 г.); Nov. Th. 9, 1, sq.=C. J. 4, 65, 30 (7 апреля 439 г.); G. J. 4, 26, 13, 1 (И июля 422 г.); Levy, II, 1956, S. 252 f. 77
В IV—V вв., в отличие от классического права, утрачивается свойственное праву предшествующего периода стремление опре- делять степень ответственности по обязательствам по масштабу, построенному по твердым объективным принципам. Понятие culpa часто употреблялось в неадекватных значениях. Этим термином обозначается и небрежность, и правонарушение, и караемое дей- ствие по уголовному праву, и, наконец, просто ошибка. Термин do- lus часто заменяется термином fraus (обман). Меняются и значе- ния других терминов: diligentia, periculum, custodia. Neglegentia — это не простая небрежность, а безответственное ведение дел упра- вителями частных и общественных имуществ, преследуемое за- коном. Наиболее отчетливо новый подход проявляется в усилении внимания при определении ответственности не столько к объек- тивному ущербу, сколько к субъективной вине.158 Мы рассмотрели, разумеется, далеко не все вопросы, которые решались по-новому в праве IV—V вв. Детальные исследования всех вопросов наследственного, семейного, обязательственного, процессуального права в отношении развития римского постклас- сического права па Западе, в достаточной мере многочисленные, пока еще оставляют много нерешенных и спорных проблем. В большей степени это относится к материалам, касающимся спе- циально Византии. Здесь многие проблемы лишь поставлены, как например вопросы византийского процессуального права в ранний период развития. Мы предполагаем остановиться только на некоторых из тех проблем, которые представляются более выясненными и кажутся нам более существенными для понимания процесса развития ви- зантийского права в целом. Однако, как правило, большинство ис- следователей при их рассмотрении фиксируют внимание главным образом на тех решениях проблем, которые были даны в законо- дательстве Юстиниана. Именно эти решения, как специфически «византийские» или «восточные», противопоставляются обычно праву классическому. Приведенные данные показывают, что и для Византии, а не только для «варварского», «вульгаризованного» права Западной Европы, время IV—V вв. имеет свою специфику. Если позднее (в VI в.) найденные в IV—V вв. решения подчас заново пере- сматривались под углом зрения большего восстановления антич- ной традиции, то право VI в., как мы увидим далее, во многом идет по пути развития тех новых тенденций, которые впервые нашли свое выражение в праве империи IV—V вв. 158 Мы еще вернемся к рассмотрению этого вопроса при обзоре разви- тия права в VI в. Подробное и интересное рассмотрение этой темы дал Аранджо-Руиз (Arangio-Ruiz. Responsabilita, 1958; cf. Levy, II, 1956, S. 99 f., 258; Kaser. RPR, I, 1955, S. 423; II, 1959, S. 257 f.). Разработку масштабов ответственности Казер вслед за Аранджо-Руизом, Виакером и Нэрром относит к сфере деятельности византийских юридических школ.
III. ЮРИДИЧЕСКАЯ НАУКА И ЕЕ ПРЕДСТАВИТЕЛИ В ВИЗАНТИИ VI в. При рассмотрении положения юридической науки в VI в. в центре внимания и любого анализа должны стоять прежде всего крупнейшие своды позднеримского и византийского права, кото- рые были созданы по распоряжению Юстиниана целым коллекти- вом византийских юристов VI в. Участники этих работ поимено- ваны во введении к обоим вариантам Кодекса Юстиниана, а также в Дигестах и Институциях. Прежде чем перейти к обзору этих данных, необходимо на- помнить в самой краткой форме о частях свода. Результаты тру- дов его составителей оказались столь значительными и выдержали такую долгую проверку временем, что вряд ли нуждаются в осо- бой рекомендации. Можно по-разному оценивать степень самостоя- тельности, оригинальности предпринятых работ. Вслед за Венге- ром и его предшественниками можно считать,1 что во многом эти ученые-юристы не были первооткрывателями плана кодификации, однако значение Корпуса Юстиниана этим ни в какой мере не снижается. Подобной крупной кодификации вне всякого сомнения до VI в. создано не было. Потребность в суммировании и систематизации всего обшир- ного разнообразного материала, который накопился в виде сочине- ний отдельных римских юристов-классиков и в императорских конституциях, несомненно должна была быть огромной. Разо- браться в этой массе часто противоречивых решений и сложно изложенных суждений без свода, где все было более или менее согласовано и приведено хотя бы частично в определенную си- стему, было крайне трудно и юристам-практикам, и юристам — участникам законодательной деятельности, и профессорам, и, на- конец, особенно студентам юридических школ. Существовавшие пособия для преподавания, учебники или хре- стоматии не могли удовлетворить тех, кто хотел преподавать право в том виде, в каком оно являлось практически действующим в VI в., а не в III в. или еще ранее. Все эти соображения делают 1 Wenger. Quellen, 1953, S. 569 f. 79
совершенно понятными те требования, которые предъявлялись практикой к новым составным частям свода. Хронологически первым явился первый, или старый, Кодекс (Codex vetus). Он был издан 13 февраля 528 г. Перед комиссией в составе 10 членов была поставлена задача свести воедино все действующие императорские конституции, чтобы заменить три прежних кодекса — Григорианский, Гермогенианский и Феодосия. Члены комиссии получили исключительно широкие полномочия. Они имели право опускать вводные части, не затрагивающие су- щества конституций, систематически распределять законы в соот- ветствующие разделы, устранять противоречия в действующих конституциях путем изъятия более старых, лишь формально дей- ствующих, включать лишь один из нескольких повторных законов и т. п. Законы и распоряжения, адресованные определенным ли- цам, комиссия имела право объявлять имеющими всеобщее обя- зательное значение. В состав комиссии были включены виднейшие сановники:2 Иоанн — эксквестор священного дворца, консул и пат- рикий — «vir excellentissimus», Леонтий — магистр войск (magister militum), экспрефект претория консул и патрикий— «vir sublimis- simus», Фока — магистр войск, консул и патрикий— «vir eminen- tissimus», Василид — экспрефект претория Востока и патрикий — «vir excellentissimus», Фома — квестор священного дворца и экскон- сул3 — «vir gloriosissimus», Трибониан, носивший чин «vir magni- ficus magisteria dignitate inter agentes decoratus», Константин — иллюстрий, комит священных щедрот — «inter agentes et magister scrinii libellorum sacrarumque cognitionum». Полномочия комиссии, которые были сформулированы вводной конституцией 528 г., открывали перед участниками работы пол- ную возможность внесения интерполяций в эксцерпируемые ста- рые законы, сохраняя имена издавших их императоров. Некоторое представление о характере этого первого не дошедшего до нас Кодекса дает фрагмент папируса VI в. (Р. Оху. 15, 1814).4 С введением в силу этого Кодекса с 7 апреля 529 г.5 было за- прещено ссылаться на законы, которые в него не вошли, под угро- зой обвинения в фальсификации. Сочинения классических рим- ских юристов разрешалось привлекать при истолковании законов 2 De novo codice componendo. Haec quae necessario. — С. I. С., II, 1959, p. 1. 3 О функциях и значении этих чинов и званий см.: Guilland. Re- cherches, II, 1967, р. 44—67 et passim. 4 Папирус издан в кн.: Amelotti е Luzzato. Le costituzioni, 1972, р. 15—20. В отношении второго листа папируса с остатками унциала VI в., изданного А. Сегрэ и П. Чапессони (Studi Bonfante, III, Milano, 1930, p. 429 sq.), нет уверенности в том, что это часть первого Кодекса (Wen- ger. Quellen, 1953, S. 572 sq.; Schulz. Geschichte, 1961, S. 403 (с библио- графией)). Дополнительные сведения см.: Seidl. Rechtsgeschichte Agyp- tens, 1973, S. 54, A. 160. 5 De lustiniano Codice confirmando. Summa reipublicae. С. I.C., II, 1959, p. 4—5. 80
лишь в тех случаях, если они не вступали в противоречие с за- конами, включенными в Кодекс. В процессе подготовки законодательных сводов, в особенности Дигест, составители столкнулись со множеством трудностей. Не говоря уже об огромном объеме работ по изучению памятников классической юриспруденции, большие сложности создавала необ- ходимость согласования противоречивых подчас мнений юристов- классиков по одному и тому же вопросу. При выборе правильного решения, которое получало отныне силу закона, несомненно воз- никали серьезные дискуссии. Следы этих дискуссий нашли свое отражение в некоторых конституциях, которые содержатся во втором издании Кодекса. Еще труднее было приводить в соответ- ствие взгляды классических юристов, высказанные за несколько веков до создания свода, с современностью VI в. н. э. и с издан- ными византийскими императорами уже прежде и действующими конституциями. Поэтому, как и можно было ожидать, соответствующие ссылки на контроверзы и определенные их решения должны были найти и действительно нашли свое отражение в своде законов. Изучение подобных дискуссионных вопросов открывает очень интересные и новые пути для выяснения направления юридиче- ской мысли в Византии VI в. Именно такие, обычно самые боль- ные вопросы лучше всего отражают дух своего времени. С другой стороны, они позволяют более точно, чем прежде, оценить степень приверженности к классической традиции юристов и законодате- лей VI в. и выяснить масштабы и характер того поворота к клас- сике, который наблюдается в византийском праве начиная с конца V в. Не удивительно, что интерес к изучению этой категории юри- дических источников в настоящее время все возрастает. Особое внимание привлекают к себе две большие группы конституций, изданных до опубликования Дигест. Они известны по данным, со- хранившимся во втором Кодексе Юстиниана. Первая из групп по характеристике, которая ей дана в предисловии ко второму Ко- дексу (Cordi § 1), представляла собой некогда единое целое и носила название «50 решений» (Quinquaginta decisiones). Вторая именуется описательно «Constitutiones ad commodum propositi ope- ns pertinentes», или «Конституции, изданные (букв, «относя- щиеся») для пользы представляемого труда». Иногда их сокра- щенно называют «Экстравагантными».6 Несмотря на то что и этот труд византийских юристов, подобно первому Кодексу, не сохранился, в результате тщательного и кро- потливого анализа юристами-романистами состава второго Кодекса значительная часть этих конституций была выявлена. Из «50 ре- шений» известны 34; из «Экстравагантных» конституций — 42. G Schulz. Geschichte, 1961, S. 401, Anm. 5 (с библиографией); W e n- g e r. Quellen, 1953, S. 572 f. 81
Исследование имеющихся материалов в отношении «50 решений» привело к следующим выводам: 1) эти решения были объединены в единый сборник; 2) в них старые спорные вопросы, по которым расходились во мнениях юристы-классики, были разрешены импе- ратором; 3) утратившие значение правовые институты нашли в этих решениях свою формальную отмену; 4) «50 решений» были изданы в период между первым Кодексом и Институциями (Inst. 1, 5, З).7 В исследовании Шиндлера эти источники были подвергнуты детальному и систематическому рассмотрению.8 В результате анализа автор пришел к важным и свежим выводам о характере контроверз, которые были разрешены юристами VI в. и в «50 ре- шениях», и в «Экстравагантных» конституциях. Кроме того, он высказал очень существенные соображения и о конституциях, которые были изданы до публикации этих двух групп законов и после них в период, предшествующий Дигестам. Обращает па себя внимание тот немаловажный факт, что до 1 августа 530 г. (т. е. до издания «50 решений») хотя и рассматривались многие спорные вопросы, однако ни один из них не относится к класси- ческому римскому праву. Все эти вопросы, как вытекает с очевид- ностью из их содержания, возникли лишь в Византии в постклас- сический период. К их числу относится, например, вопрос о том, подлежат ли регистрации дары, сделанные в адрес благочестивых учреждений (piae causae). Как полагает Шиндлер, этот вопрос был подсказан практикой. О благочестивых учреждениях, богат- ству которых содействовали многочисленные законоположения византийского правительства, вопрос мог встать только в Визан- тийской империи в конституциях IV—V вв.9 Не менее опреде- ленно постклассическое происхождение спорных вопросов выте- кает из конституций, касающихся легитимации внебрачных детей, предбрачного дара и приданого у лиц, принадлежащих к рангу иллюстриев, о генеральной гипотеке, о браке энапографов и т. п.10 Что касается конституций, входивших в число «50 решений», то из общего их числа 7 также решают контроверзы посткласси- ческого характера. Из 42 конституций, относящихся ко второй группе, 10 рассматривают вопросы аналогичного характера. Ин- тересно, что 24 конституции из второй группы относятся к числу 7 Начало издания конституций, вошедших в состав «50 решений», опре- деляется, по мнению современных исследователей, 1 августа 530 г., ко- нец — 17 ноября 530 г. Начало издания «Экстравагантных» конституций — 20 февраля 531 г., конец — 18 октября 532 г. 8 Schindler. Justinians Haltung, 1966. Книга Шиндлера вызвала ряд содержательных рецензий: см., например: Bonini R. — SDHI (Romae), 1967, XXXIII, р. 460—469; Arc hi G. Le classicisme de Justinien. — RHDFE. 1968, 4, p. 579—601. 9 C. J. 1, 2, 19 (528 r.); cf. C. Th. 3, 5, 1 (Fr. Vat. 249, FIRA, p. 515) a. 323?: C, Th. 3, 5, 3 (330 r.); 3, 5, >13 (428 r.). 10 Schindler. Justinians Haltung, 1966, S. 58 ff. r82
законов, регулирующих вопросы наследственного права. Как из- вестно, именно в этой области гражданского нрава Юстинианом было впоследствии проведено много существенно новых меро- приятий. Анализ всех выявленных контроверз по типам, опреде- ляемым содержанием и характером принятых в конституциях решений, дает ясное представление об удельном весе постклас- сических и классических элементов в законодательстве Юсти- ниана до издания новелл.11 Выводы, вытекающие из анализа этих групп конституций, во многом меняют старые оценки характера законодательства VI в. Его двойственный облик — возврат к элементам классической юриспруденции и стремление найти решение актуальных, под- сказанных жизненной практикой VI в. проблем — обычно недо- оценивался. Безоговорочно доминирующей считалась только кон- сервативная сторона. Вторая же по существу игнорировалась, а следовательно, и направление юридической мысли VI в., в отли- чие от предшествующих IV и V вв., расценивалось как полная реакция классицизма. На деле все обстояло гораздо сложнее. Даже в эпоху наибольшего интереса к классической юриспруден- ции, при подготовке издания Дигест, сторона, которая объеди- няет развитие права VI в. с более ранним, постклассическим, выступает с полной отчетливостью. Это проявляется в нескольких аспектах. Вопросы классиче- ского права, которые представлялись спорными, были разрешены отнюдь не в классическом, а в постклассическом духе, т. е. в со- ответствии с новыми понятиями и нормами ранневизантийского «вульгаризованного» права.12 Даже в тех случаях, когда законо- датель принимает точку зрения классических юристов, он ссыла- ется на постклассические соображения.13 Имеются и такие кон- ституции, в которых законодатель VI в. идет по новому пути, но осмысляет его в ложноклассическом духе. В законодательстве обнаружены явно противоречивые тенденции. Если законодатель следовал во многих случаях за классическими авторитетами, то 11 Шиндлер рассмотрел следующие группы вопросов: 1) вопросы, классическое или постклассическое происхождение которых остается не- ясным; 2) постклассические вопросы, которые Юстинианом ввиду интер- поляций классических текстов считались классическими; 3) вопросы, кото- рые возникли еще в классическую эпоху; 4) вопросы, которые решены пу- тем избрания одного из мнений, высказанных классическими юристами; 5) вопросы классического права, которые решены в классицистическом (т. е. в постклассическом понимании классики) смысле; 6) вопросы, реше- ние которых базируется на постклассических данных; 7) решения вопро- сов, выдаваемых за классические, которые фактически реформируют клас- сическое право; 8) классические различия во мнениях, которые выдаются за сомнения и отменяются; 9) вопросы классического права, которые ре- шаются в постклассическом смысле; 10) вопросы постклассического права, которые решены в классическом или ложноклассическом (классицизирую- щем) духе. 12 Schindler. Justinians Haltung, 1966, S. 256—317. 13 Ibid., S. 185-197, 337-338. 83
в других он вовсе отвергает авторитетную точку зрения классиче- ских юристов. Нередко он руководствуется соображениями, совершенно чуждыми им. Иногда же явно реформаторские меро- приятия облечены в такую форму, которая придает им квазиклас- сический вид. Прикрываясь авторитетом классической юриспру- денции, уже на этом этапе юристы в законодательстве Юстиниана практически осуществляют пересмотр норм в новом духе.14 Тенденции к дальнейшему отходу от классического направ- ления прослеживаются уже после издания Кодекса в Новеллах Юстиниана. Даже язык становится здесь совершенно иным. Не- точности в использовании юридической терминологии, принятой в классическом римском праве, высокопарный стиль повелл на- ходят свои предпосылки уже в тех двух группах конституций, которые рассматривали спорные вопросы права в период подго- товки Дигест. Очень важной и интересной проблемой остается установление степени исторической достоверности тех сведений, которые сооб- щаются в законодательстве Юстиниана об отдельных законополо- жениях. Взгляды исследователей, которые специально занимались этим вопросом, во многом расходятся. Одни склоняются к тому, чтобы считать Юстиниана строгим приверженцем истины (Солацци), другие предполагают, что во всяком случае сознательного иска- жения истины констатировать в законодательстве Юстиниана нельзя (Шульц). Шиндлер же пришел к заключению, что исто- рические сведения, имеющиеся в законодательстве Юстиниана, мало достоверны и неточны. Это мнение подтверждено исследова- телем на примерах, некоторые из которых относятся к Дигестам. Так, например, в Const. Tanta — AeSwxev (§ 21) неверны ссылки на распоряжения, будто бы уже ранее изданные Юстинианом в конституции Deo auctore (§ 12). Там вовсе не указано, что при запрещении комментировать законы допускаются при переводе на греческий язык только подстрочные пояснения латинских слов, которые греки называют хата тсбВа, и пояспения титулов, которые по-гречески носят название -ка^атстХа.15 Некоторые неверные сведения были вызваны стремлением легитимации, которое приводило к тому, что давались расши- рительное и неточное изложение содержания прежних законов и ссылки на мнения римских юристов, которые будто бы утверж- дали то, чего не было на самом деле.16 14 Ibid., S. 337—338. 15 Ibid., S. 54 f. 16 См., например, сведения, приведенные в новелле Юстиниана 22, 43 (535 г.), о мнении римского юриста I в. до н. э. Квинта Мудия Сцеволы по вопросу об обеспечении завещательных распоряжений. В новелле дано неточное распространительное толкование так называемой cautio Muciana. Текст Дигест, в котором цитируется это высказывание юриста (Dig. 33, 1, 7), по мнению некоторых исследователей, содержит интерполяцию. 84
Очень важные и интересные дополнения были внесепь! в статье-рецензии Г. Арки на книгу Шиндлера. Арки отметил, что если анализ конституций Юстиниана распространить за пределы тех, которые были подвергнуты исследованию Шиндле- ром, т. е. включить и те из конституций, которые не входили в «50 решений», и «Экстравагантные» конституции, изданные в период с 1 августа 530 г. до 18 октября 532 г., то выводы о связи, и притом непосредственной, законодательства Юстиниана с предшествующей эволюцией постклассического права могут быть подкреплены новыми и убедительными доказательствами. Арки ссылается на конституции 528 г.,17 посвященные querela inoffi- ciosi testamenti. На связи конституций 528—529 гг. с посткласси- ческим правом указал уже Прингсхайм.18 К их числу принадле- жит и статья Кодекса 528 г. о детях, рожденных в конкубинате. Сюда же относятся и еще некоторые конституции, перечисленные в статье Арки.19 15 декабря 530 г. Юстиниан специальной конституцией отдал распоряжение Трибониану об издании Дигест. Для работы была создана авторитетная комиссия во главе с Трибонианом. В ее со- став вошли 4 профессора школы права, в том числе 2 из Кон- стантинополя и 2 из Бейрута, 11 адвокатов и высший сановник византийского двора — всего 16 членов. Название «Дигесты» (Digesta) не было новым. Наиболее прославленным произведе- нием этого рода в классической юриспруденции были Digesta Юлиана. Сальвий Юлиан, римский юрист II в. н. э. (ум. ок. 169 г.),20 составил свое сочинение в 90 книгах, как о том свиде- тельствует Флорентинский Индекс под № 1, 1. По определению исследователей, термин Digesta обозначал сочинение, представ- ляющее собой систематически расположенное изложение права, т. е. систему права (иначе тсосубёхтас) ,21 См. Levy Е. Zur Lehre von der Muciana cautio im klassischen romischen Recht. — ZSSRA, 1903, 24, S. 128 = Ges. Schr., 1963, S. 541; Schindler. Justinians Haltung, 1966, S. 45 f.; Seidl. 1) Privatrecht, 1963, S. 49; 2) Rechtsgeschichte, 1962, S. 63 f.; Wai. Manuale, 1964, p. 70. 17 C. J. 3, 28, 30 (528 r.); 6, 23, 24 (528 r.); 6, 41, 1 (528 r.); Ar chi G. Le classicisme de Justinien, p. 587 sq. 18 C. J. 5, 27, 8 (528 r.); Pringsheim F. Die Entstehungszeit des Di- gestenplanes und die Rechtsschulen. — Atti del Gongresso Internazionale, Roma, 1933, I, p. 489 sq. = Gesammelte Abhandlungen, 1961, II, S. 53 f., 72. 19 C. J. 8, 53, 33 (528 r.); 6, 23, 26 (528 r.); 3, 28, 31 (528 r.); 6, 23, 25 (528 r.); 8, 37, 11 (528 r.); cf. Inst. 3, 19, 14; C. J. 8, 16, 9 (528 r.); 4, 1, 11 (529 r.); 4, 1, 12 (529 r.); 2, 55, 4 (529 r.); 5, 27, 10; 6, 57, 5; 5, 12, 30, и, наконец, текст реконструированного Арки закона 528 г., пронизанного постклассическими элементами. Арки восстанавливает текст на основании сопоставления 8 законов Кодекса: С. J. 1, 4, 21; 4, 2, 17; 4, 20, 18; 4, 21, 17; 4, 30, 14; 4, 30, 15 (?); 5, 15, 3; 10, 22, 5 (4). 20 Полное имя Сальвия Юлиана на основании надписи, найденной в 1899 г. на его родине в Тунисе (Пуппут близ Хадруметума), было Л. Ок- тавий Сальвий Юлиан (Wenger. Quellen, 1953, S. 503). 21 Wenger. Quellen, 1953, S. 495. 85
Шульц указывает, что само название «Дигесты» должно было явиться свидетельством преклонения составителей Дигест VI в. перед Юлианом, из одноименного сочинения которого в свод VI в. было взято много отрывков.22 Огромная по объему работа (в конституции «Tanta» указано, что комиссия исследовала две тысячи книг) 23 была выполнена в предельно короткий срок: уже 30 декабря 533 г. Дигесты полу- чили силу действующего закона. Исследованию сложного текста Дигест посвящена поистине необозримая литература. По содержанию Дигесты являются главным образом сборником высказываний классических юристов по частному праву. Однако »в результате многолетних исследова- ний текста Дигест убедительно доказано, что в соответствии с ин- струкцией, данной комиссии, привлеченные и включенные в Ди- гесты классические тексты претерпели во многих случаях суще- ственные изменения. В настоящее время все более и более утверждается единст- венно правильный взгляд на Дигесты не только как на сборник, служащий средством познания римской классической юриспру- денции, но и как на памятник, в котором нашло свое отражение реальное право Византии VI >в. Очень четко этот новый взгляд был сформулирован И. С. Перетерским, а также Арки.24 Арки указывает, что живое право VI в. нашло более полное отражение в новых конституциях Кодекса и Новелл. Однако прежний од- носторонний взгляд на Дигесты должен быть в корне пересмот- рен. Законодательство VI в. во всех своих частях является памят- ником права своей эпохи. С точки зрения истории византийского права те переделки и изменения, которые были внесены в класси- ческие тексты, включенные в Дигесты, имеют значение не столько для выяснения первоначального текста сочинений римских юри- стов, сколько для установления того, что было неприемлемо для византийских юристов VI в. Проведение сплошного исследования текста Дигест с пози- ций истории византийского права представляет чрезвычайно сложную задачу, но является тем не менее очень многообещаю- 22 .Schulz. Geschichte, 1961, S. 404. О деятельности Юлиана имеется обширная литература. Помимо приведенной в исследованиях Шульца и Вен- гера, можно назвать работу: Bund Е. Untersuchungen zur Methode Julians. Koln, Graz, 1965. 23 Перетерский. Дигесты, 1956, с. 64. Из советских ученых Сводом Юстиниана занималась 3. В. Удальцова (Реформы Юстиниана, 1965; 1967). 24 Эта точка зрения развита в книге И. С. Перетерского (Дигесты, 1956, с. 61). Там же дан подробный обзор теорий составления Дигест Гофмана, Петерса, Блуме и Эренцвейга. См. также: А г с h i G. G. La valutazione cri- tica del Corpus iuris. Considerazioni di un romanista su problemi di diritto bizantino. — Atti dello VIII Congresso di studi bizantini, Roma, 1953, II, p. 271—290. Это мнение Арки сформулировано позднее (1968 г.) с еще большей решительностью и принято Виакером (Etudes Macqueron, 1970, S. 687). 86
щим, если к этому тексту будут привлечены данные не только Кодекса и Новелл Юстиниана, но и последующих памятников византийского права, в частности Василик и схолий к включен- ным в Василики текстам, взятым из Дигест. Началом подобной работы должно считаться изучение пред- посылок к изданию Дигест с указанной точки зрения. Именно в этом смысле интересные перспективы открываются после пер- вого систематического исследования «50 решений» и «Экстрава- гантных» конституций Кодекса, проведенного Шиндлером.25 Сле- дует сказать, что многие из спорных вопросов, поставленных впер- вые в этих двух группах конституций, получили свое развитие и решение в Новеллах Юстиниана. В Новеллах использовались и те приемы новых решений вопросов, которые были уже намечены в этих конституциях. Таковы, например, вопросы, касающиеся права наследования,26 вопросы процессуального права,27 вопросы обязательственного права,28 вопросы семейного права.29 30 Ввиду большой сложности вопросов, связанных с составом Дигест, и сейчас еще многие из них остаются нерешенными и спорными. Огромный объем проделанной работы пе внушает сом- нений. Однако противоречие между данными о количестве ис- пользованных комиссией книг и эксцерптов, указанных в Диге- стах (Const. Tanta, § 1) и подсчитанных исследователями, более или менее точно дошедших до нас, неоднократно обращало на себя внимание. В Дигестах указано, что комиссией обработано 2000 книг и 3 000 000 строк. Число книг, подсчитанное по тексту Дигест и по Флорентийскому Индексу, значительно меньше (1625). Это дало основание некоторым исследователям обвинять Юстиниана в чудовищной лжи и даже уподоблять его барону Мюнхгаузену.80 Весь текст Дигест делится на 7 больших частей и на 50 книг.31 В отношении распределения материала имеется немало непонят- 25 В о n i n i R. [Рец. па:] К. Н. Schindler. Justinians Haltung zur Klas- sik. - SDHI, 1967, 33, p. 460 sq. 26 Cf. C. J. 3, 28, 31 (528 r.) — Nov. 18 (536 r.), 22 (535 r.), 66 (538 r.k C. J. 6, 40, 2, 3 (531 r.) — Nov. 22 (535 r.): C. J. 6, 43, 1 (529 r.) — Nov. 39 <536 г.); C. J. 6, 55, 9 (389 r.) — Nov. 18 (536 г.); C. J. 6, 30, 19 (529 r.); — Nov. 158 (544 г.); C. J. 6, 30, 22 (531 r.) — Nov. 1 (535 г.); C. J. 6, 38, 5 (532 r.) - Nov. 159 (555 r.). 27 C. J. 2, 55, 4 (529 r.) — Nov. 82 (539 r.). 28 C. J. 1, 2, 19 (528 r.) — Nov. 52 (537 г.); C. J. 8, 53, 34 (529 r.) — Nov. 127, 2 (546 r.). 29 C. J. 2, 41, 2 (531 r.) — Nov. 155 (533 г.); C. J. 5, 11, 7 (531 r.)- Nov. 87, 5 (539 г.); C. J. 6, 40, 2, 3 (531 r.) — Nov. 22 (535 г.); C. .1. 5, 17, 11 (533 r.) — Nov. 22 (535 г.); C. J. 5. 13, 1 (530 r.) - Nov. 22 (535 r.). 30 Wenger. Quellen, 1953. S. 580, A. 40. 31 I. Prota 1—4-я книги; II. De iudiciis 5—11-я книги; III. De rebus 12—19-я книги; IV. Umbilicus 20—27-я книги; V. De testamentis 28— 36-я книги; VI. Различные по тематике 37—44-я книги; VII. Различные по тематике 45—50-я книги. — Const. Tanta, § 2 содержит детальный пере- чень их содержания. 87
ных нарушений принятого принципа. Высказывались разные взгляды о порядке работы комиссии над текстами. Наибольшим успехом пользуется теория Ф. Блуме, развитая им еще в начале XIX в.32 Согласно этой теории, материалы, использованные составите- лями Дигест, были всюду распределены в сходном выдержанном порядке последовательности отрывков в разных титулах. Этот по- рядок сказывался в том, что в отрывках различимы три группы, или массы, из использованных сочинений римских юристов. Блуме различал соответственно «массу Сабина» (с комментарием Уль- пиана к сочинениям знаменитого юриста I в. Сабина; Дигесты Юлиана); «массу Эдикта» (с комментарием Ульпиана к Эдикту и другие сочинения, относящиеся к преторскому эдикту) и, на- конец, «массу Папиниана» (с «Вопросами» и «Ответами» Папи- ниана во главе). В некоторых местах заметна еще одна не вполне ясно определимая группа с сочинениями Квинта Муция Сцеволы, Лабеона, Яволена, Павла, Прокла (дополнительная). Согласно гипотезе Блуме, над каждой массой работали подкомиссии, кото- рые потом представили свои работы комиссии во главе с Трибо- нианом для окончательного редактирования, устранения проти- воречий, повторений и т. п. К точке зрения Блуме склоняется и Венгер. Он идет даже дальше и предполагает, что во главе каж- дой подкомиссии стоял профессор и что к каждой из них были прикомандированы три практика.33 Другие исследователи высказывали предположение, что до Ди- гест были составлены Предигесты.34 Сторонники этой точки зре- ния обращали внимание на огромный объем работы, превышаю- щий человеческие силы, выполненный компиляторами в трехлет- ний срок. Это кажется возможным только при том условии, что в распоряжении комиссии должны были быть какие-то предшест- вующие частные компиляции с подбором текстов. Поскольку прямых свидетельств для ответа на этот сложный вопрос у современных исследователей нет, все эти теории оста- ются лишь более или менее вероятными гипотезами. Большин- ство же современных романистов принимают теорию масс Блуме с некоторыми поправками.35 32 Bluhme F. Die Ordnung der Fragmente in den Pandektentiteln. Ein Beitrag zur Entstehungsgeschichte der Pandekten. — Zeitschrift fur geschicht- liche Rechtswissenschaft, 1820, 4, S. 257—472. 33 Wenger. Quellen, 1953, S. 587. — Она вызвала, однако, возражения в работе Гуарино (Guarino А. 1) La compilazione dei «Digesta lusti- niani». — Atti dell’Accademia di Scienze morali e politiche, 1968, 79, p. 532 sq., 535; 2) La compilazione dei «Digesta lustiniani». — «Studi Scherillo. Milano, 1972, II, p. 717—748). О греческих фрагментах в Дигестах см.: A. dell’Oro. Le costituzioni in greco nei frammenti dei «Digesta». — Ibid., p. 749—765. 34 G u a r i n о A. La compilazione dei «Digesta lustiniani», p. 557. 35 Cm.: Wenger. Quellen, 1953, S. 583 f.; Schulz. Geschichte, 1961, S. 405—408. О времени составления плана Дигест см.: Pringsheim. Gesammelte Abhandlungen, II, S. 41—72; см. также: Honore A. М.= Rod- 88
Так как степень переделки классических текстов византий- скими компиляторами Дигест остается всегда до известной меры предположительной, Дигесты представляются нам менее перспек- тивным источником для византинистики, чем Кодекс и Но- веллы. В то же время было бы неверным вовсе снимать их со счета, так как живучесть некоторых частей (partes) Дигест Юс- тиниана подтверждается не только тем, что тексты Дигест были позднее включены в Василики, но и подвергались интенсивному комментированию схолиастов, живших после VI в. и значительно позднее. Надобность в комментировании является, как нам ка- жется, косвенным свидетельством того, что Дигесты не утратили полностью своего практического значения. Институции Юстиниана являлись специальным учебником, ко- торый был опубликован 21 ноября 533 г. (согласно указанию в Const. Imperatoriam maiestatem — «undecimo Kalendas Decem- bres»). План создания Институций, как полагают, возник после того, как процесс составления Дигест был значительно продвинут вперед. Они были изданы незадолго до введения в силу Дигест.36 Несмотря на то что Институции должны были служить в первую очередь учебником для юридических школ, сформулированные там положения имели силу закона. В конституциях, открываю- щих издание Дигест, Институции в этом втором их назначении поставлены в ряд с Кодексом и Дигестами. Они получили силу закона одновременно с Дигестами 30 декабря 533 г.37 Руководящая роль при составлении Институций, как и при составлении Дигест, была возложена на Трибониана.38 В числе составителей были два профессора, участвовавшие и в комиссии по составлению Дигест. Первым из них был Феофил, профессор Константинопольского университета, входивший и в комиссию по изданию первого Кодекса. Вторым был Дорофей — профессор Бейрутской юридической школы. Дорофей впоследствии стал участником издания второго Кодекса. История создания Инсти- туций в источниках прямо не освещена. Однако в результате боль- шой аналитической работы ученых-романистов (Хушке, Трупе, Эппльтона, Кальба, Буонамичи, Аффолтера, Миспуле, Покко- g е г A. How the Digest commissioners worked.— ZSSRA, 1970, 87, p. 246-314. 36 История создания Институций не вполне ясно изложена в Дигестах в конституции Tanta (§ И). Перетерский, по-видимому, поэтому не ука- зывает даты издания Институций, сообщая лишь дату вступления в силу Дигест, т. е. 30 декабря 533 г. (Tanta, § 23). Однако точную дату издания Институций содержит конституция Imperatoriam. См.: Wenger. Quellen, 1953, S. 600—602; Schulz. Geschichte, 1961, S. 384. 37 Wenger. Quellen, 1953, S. 600 f. 38 Следует сказать, что к моменту издания Институций Трибониан уже не занимал должности квестора «священного дворца». После восстания Ника Трибониан 14 января 532 г. был смещен, но в ноябре 533 г. назначен магистром оффиций. Позднее, в 534—535 гг., он вновь присоединил к этой должности квестуру и занимал должность квестора до конца жизни (Stein. Histoire, II, 1948/1949, S. 405). 89
Роза, Феррини, Кюблера и др.) многое в этом отношении прояс- нилось. Наиболее вероятным считается, что первые две книги Институций, как и 18-й титул 4-й книги, были выполнены До- рофеем, в то время как 3-я и 4-я книги — Феофилом. Между по- следними частями Институций и Парафразой юриста Феофила (отождествляемого многими учеными с одноименным профессо- ром Константинопольского университета и участником комиссии) усматривают ряд сходных черт. Полагают поэтому, что оба сочи- нения (т. е. 3-я и 4-я книги (кроме 18-го титула) Институций и Парафраза) принадлежат одному и тому же автору. Источниками Институций Юстиниана являлись подобные же учебники. В пер- вую очередь это были Институции и res cottidianae Гая, а затем «многие комментарии».39 Более точно установить, что под ними подразумевалось, можно лишь в тех случаях, когда имеются до- шедшие до нашего времени параллельные источники. Поэтому здесь остается почва лишь для более или менее доказательных гипотез. Непосредственно были использованы первый Кодекс Юс- тиниана 529 г., «50 решений» и другие новоизданные конститу- ции,40 а также, конечно, Дигесты. Любопытно, что сравнение данных, встречающихся в Инсти- туциях и во втором Кодексе, позволяет установить факты, скры- тые в конституциях этого Кодекса.41 Некоторые законы, упомя- нутые в Институциях, не вошли в состав второго Кодекса 534 г. Наконец, есть и законы первого Кодекса, которые были изменены во втором, что устанавливается на основании Институций.42 Од- нако Институции как источник византийского права еще в доста- точной степени не исследованы. По своему содержанию Институции охватывают те же во- просы, что и Институции Гая. Первая книга Институций откры- вается введением, дающим общие положения о праве и юстиции, естественном праве и праве народов. Она содержит далее данные о праве лиц — свободных, рабов, о семейном праве, браке, фами- лии, опеке, попечительстве. Вторая книга посвящена рассмотрению вопросов о разделении вещей, повинностях, узуфруктах, давности владения, дарениях, отчуждении вещей, завещаниях, легатах, кодициллах и т. д. Третья книга содержит сведения о насле- довании без завещания, о наследовании агнатов и когнатов, о при- обретениях путем усыновления, об обязательствах и формах их заключения. В четвертой книге излагаются данные об обязатель- ствах, происходящих из преступлений или как бы из преступле- 39 Вводная конституция «Imperatoriam», § 6. 40 Wenger. Quellen, 1953, S. 602—603; Schulz. Geschichte, 1961, S. 384 f. 41 Шиндлер насчитывает 4 таких случая. В двух случаях благодаря такому сопоставлению удалось выяснить наличие контроверзы там, где о ней не упоминается в Кодексе. Все преподносится там как реформа (Schindler. Justinians Haltung, 1966, S. 50). 42 Inst. 2, 10, 11; 3, 5, 1; 3, 27, 7; Schulz. Geschichte, 1961, S. 385. 90
ний, об исках, о лицах, через которых их можно возбуждать, об обеспечении исков, о возражениях против исков, об интердиктах, обязанностях судьи и т. д. Рукописи Институций Юстиниана частично восходят к IX в. Для восстановления текста Институций, помимо дошедших спис- ков IX—XII вв., имеет значение и греческая Парафраза к Инсти- туциям Юстиниана, составленная Феофилом. Институции Юстиниана очень интересны, так как вместе с Па- рафразой Феофила позволяют представить себе характер препо- давания, который был установлен как обязательный для обучаю- щихся в юридических школах в VI в. Курс продолжался 5 лет, как об этом точно указано в конституции Юстиниана (Отпет, § 2—5). На первом курсе учащиеся изучали Институции и тгрФта Дигест. На втором — либо раздел Дигест о судах (книги 5—И) или о вещах (книги 12—19), а также иногда книги 23, 26, 28, 30. На третьем — оставшиеся неизученными части о судах и вещах; кроме того, книги 20—22 Дигест. На первом—третьем курсах было обязательным посещение школы. На четвертом и пятом при- соединялись и самостоятельные занятия студентов. На четвертом году обучения студенты работали над 4-й и 5-й частями Дигест (книги 24, 25, 29, 31—36). На последнем курсе изучался Кодекс Юстиниана.43 Студенты каждого курса имели особые наименования, отли- чавшиеся от тех, которые имелись до этой реформы. Прежние dupondii превратились в lustiniani novi; второкурсники по-преж- нему назывались papianistae. Третьекурсники и четверокурсники именовались и теперь по-гречески Хбтас, студенты пятого курса — тсроХбтои4 Наблюдение за дисциплиной студентов в Константинополе было возложено на префекта города. В Бейруте дисциплинарной властью располагали презид Финикийской приморской провинции (Phoenicae maritimae), епископ города и профессора права. Основная задача реформы, как это видно не только из наиме- нования студентов, но и из программы преподавания, заключа- лась в том, чтобы в круг изучаемых дисциплин вошли прежде всего источники современного законодательства или пересмот- ренные и подправленные юристами VI в. тексты классических юристов. Стремление подчеркнуть всюду при изложении курса то новое, что было внесено законодательством Юстиниана, бросается в глаза при чтении Институций. Там часто нововведения Юстини- ана противопоставляются старому положению дел. Аналогичные, не всегда вполне справедливо приписываемые императору заслуги открывают некоторые статьи Кодекса из числа тех, которые во- шли в состав «50 решений» и «Экстравагантных» конституций. В Константинопольском университете, организованном в 425 г., 28 профессоров преподавали литературу (греческую и латин- 43 Wenger. Quellen, 1953, S. 636. 91
скую); один профессор преподавал философию и только 2 — право. Все они получали жалованье.44 В VI в. школы права су- ществовали в Афинах, Александрии, Кесарии. Возможно, что юридические школы были в Палестине и в Иллирике. Что каса- ется Бейрутской школы, то после землетрясения 551 г. она утра- тила свое значение. Юстиниан противопоставляет Константино- польскую школу всем прочим, которым даже предлагалось пре- кратить свою деятельность как вредную (см. главу IV). Таким образом, роль Константинопольского университета как центра, руководящего развитием всей юридической науки, стала апроби- рованной государственной властью. 16 ноября 534 г. Юстиниан, обращаясь к Константинополь- скому сенату, распорядился о публикации измененного издания Кодекса. Согласно § 5 этой конституции, Кодекс получил закон- ную силу 29 декабря 534 г. В комиссии, подготовившей второе издание этого Кодекса, участвовали Трибониан, профессор Бей- рутской школы Дорофей и три члена, принадлежавшие к числу адвокатов (viri togati): Мена, Константин и Иоанн; эти адвокаты принимали участие и в подготовке Дигест. Задачей комиссии было включение в Кодекс новых законов, которые вышли в свет после издания первого Кодекса. Комиссия должна была также распре- делить их в соответствующие места. Она получила также право изменения текстов, устранения повторений, противоречий, исклю- чения всего устарелого, замененного новыми конституциями. Этот Кодекс характеризуется как «очищенный и обновленный».45 Од- новременно запрещалось в дальнейшем ссылаться па старый Ко- декс. Копии нового Кодекса как аутентические было предписано разослать в провинции с таким же запрещением сокращений, как и в отношении Институций и Дигест.46 Двенадцать книг Кодекса содержат еще далеко не исчерпан- ные византинистами сведения о различных сторонах византий- ского гражданского, процессуального, уголовного и государст- венно-административного права. Недостаточно продвинуты тексто- логические изыскания нормативных изменений, внесенных в конституции составителями Кодекса. В отличие от Дигест Ко- декс дает богатейший материал для суждения о степени само- стоятельности византийской юридической мысли по отношению к унаследованным ею суждениям классических юристов. Еще большую ценность для византипистики представляет чет- вертая часть свода — Новеллы Юстиниана. Новеллы, в отличие от трех предшествовавших частей — Институций, Дигест и Ко- декса, — не были изданы в виде свода. Хотя Юстиниан и имел намерение после издания второго Кодекса объединить и последу- 44 С. Th. 14, 9, 1, 3. De studiis liberalibus urbis Romae et Constantino- politanae. 45 Const. Cordi, § 4, 5. 46 Ibid., § 5; W e n g e r. Quellen, 1953, S. 639. 92
ющие конституции (т. е. новеллы) в единый сборник, однако это осуществлено не было. Собрания новелл, дошедшие до нашего времени, рассматриваются романистами как частные сводки. Наи- более полной из них является собрание 168 новелл, которое из- дано в третьем томе Корпуса Юстиниана, в стереотипном издании Шелль-Кролля. В состав этих новелл вошли, помимо Новелл Юс- тиниана, 13 эдиктов и некоторые новеллы преемников Юстини- ана— Юстина II и Тиберия II. Новеллы, изданные на латинском языке, в собрание не вошли. Некоторые из них заменены крат- кими греческими резюме. Существовавшие прежде собрания известны в настоящее время только по косвенным данным. Так, одно из собраний новелл по- служило основой Эпитомы Юлиана, включающей их изложение вплоть до 555 г. Так называемая Аутентика, изданная в Корпусе параллельно с греческим текстом новелл, представляет собой бук- вальный перевод на латинский язык не дошедшего до нас собра- ния новелл. В Аутентике сохранился подлинный текст латинских новелл. Оригинал Аутептики имеет много отличий от греческого текста 168 новелл.47 Многословный характер изложения, принятый составителями новелл, сильно отличающийся от стиля предшествующих консти- туций, свидетельствует, как не без основания отмечалось исследо- вателями, об отсутствии ясного и точного представления о значе- нии юридической терминологии, которой пользовались законода- тели VI в. Если же подходить к новеллам с точки зрения изучения правового развития современной им эпохи, то самая их многословность иногда оказывает неоценимую помощь при не- достатке других сведений.48 Как правило, новеллы открываются подробными введениями, в которых законодатель дает характери- стику положения дел в империи и в отдельных ее провинциях, побудивших его внести соответствующие изменения в законода- тельство. Из этих введений можно извлечь немало ценных сведе- ний об отрицательных сторонах византийского правосудия, зло- употреблениях, взяточничестве, несправедливостях всякого рода, идущих вразрез с «высокими принципами правосудия и справед- ливости», которые являлись, по уверениям тех же законодателей, основой византийской юстиции. Многократные повторения и под- тверждения одних и тех же постановлений свидетельствуют также о тщетности борьбы со злоупотреблениями и неполадками, при- чины которых были заложены в основах самой системы суда и юстиции. По своему содержанию новеллы охватывают все важнейшие области гражданского права, не говоря уже о государственном и 47 Wai. Manuale, 1964, р. 9; Wenger. Quellen, 1953, S. 652 f.; Kroll G. Praefatio. — G. I. G., Ill, p. V—XVIII. 48 Gm., например, ценное исследование о вводных частях конституций: Hunger Н. Prooimion. Elemente der byzantinischen Kaiseridee in den Aren- gen der Urkunden. Wien, 1964. 93
административном. Мы находим в них сведения о формах доку- ментов, допускаемых по закону, о церковной администрации, о церковных и монастырских имуществах, о церковном праве. Новеллы касаются прав и обязанностей магистратов, армии. В них содержатся данные о налоговом обложении, о спортулах, об уголовном праве и уголовном процессе. Что касается граждан- ского права, то новеллы дают возможность проследить дальней- шее развитие таких важнейших институтов, как рабство, колопат, семейные отношения, брачное имущественное право и т. д. Ши- роко представлено в новеллах развитие вещного права, права соб- ственности, права на чужие вещи, в том числе гипотеки, эмфи- тевзиса. Обязательственное право рассмотрено в новеллах под уг- лом зрения таких вопросов, как источники обязательств, формы и виды контрактов, стипуляций, эксцепций, формы погашения обязательств, переноса их. Особое внимание в новеллах уделено наследственному праву, наследованию по завещанию и по закону, легатам, фидеикомиссам, дарениям на случай смерти, вымороч- ным имуществам. Значительное место занимают вопросы процес- суального права, формы либеллярного процесса, особые формы процесса, епископский суд и т. д.49 Краткое перечисление далеко не исчерпывает всего богатства сведений, которое можно почерпнуть по частным вопросам из этой части свода, части, наиболее свободной от античной традиции и наиболее пронизанной реформаторскими устремлениями. Законо- дательные памятники, относящиеся ко времени царствования Юстиниана, представляют собой бесспорное и многостороннее сви- детельство об огромной, хотя далеко не всегда успешной, работе юристов того времени.50 Законодательная деятельность, которая осуществлялась при преемниках Юстиниана во второй половине VI в., не может идти в этом отношении ни в какое сравнение с предшествующей. Из 21 новеллы Юстина II (565—578 гг.), Тиверия (578—582 гг.) и Маврикия (582—602 гг.) 7 известны только по названиям. Сохра- нившиеся новеллы лишь развивают и повторяют законоположения предшествующей поры.51 Значительно более интересными для изучения путей развития византийской юридической мысли в то время представляются со- хранившиеся в большей части, к сожалению, во фрагментарной 49 Папирологические данные см.: Amelotti. Costituzioni, 1971, р. 121—129. 50 О формальной структуре конституций см.: D б 1 g е г F., К а г а у а п- nopulos I. Byzantinische Urkundenlehre, I. Die Kaiserurkunden. Mun- ch en, 1968. 51 Cm.: Ius (Zach.). Ill, p. 3—33. Лучшее издание новелл в C.I.C., III (Zachariae. Geschichte, 1955, S. 9). В новеллах много внимания уде- лено церковным делам, брачному и наследственному праву. Некоторые были вызваны к жизни больными вопросами того времени: восстаниями самаритян, спорами о статусе потомства энапографов при смешанных бра- ках, эпиболэ, налоговыми льготами и т. д. 94
форме сочинения византийских юристов V1 в. Поскольку поста- новлением, сформулированным в конституции Tanta, § 21 (Aeowzev § 21), было запрещено комментировать законы, возможности ли- тературной и научной деятельности юристов в области правове- дения были сильно сужены. От VI и последующих столетий дошло сравнительно мало юридических сочинений. Формально были раз- решены только три типа сочинений: 1) подстрочные переводы терминов (хата -кбоа; или хата лбба) с латинского на греческий язык; 2) Индекс (’zIv8iB) —греческий перевод текстов и 3) тохра тстХа, т. е. сопоставления титулов Дигест с другими законами по тому же вопросу. Поиски способов облегчения при пользовании громоздким и чуждым по языку греческому населению законодательством шли обходными путями. Если нельзя было давать новые толкования законов, юристы искали выхода в хитросплетениях часто проти- воречивых текстов. В этом направлении усиленно работали вид- ные юристы VI—VII вв. Стефан и Юлиан-Энантиофан. В интересах школьного преподавания профессора юридических школ должны были создавать в самом ходе обучения всевозмож- ные пособия. Помимо тех, которые относились к числу назван- ных трех типов дозволенных сочинений, должны быть упомянуты глоссарии, в которых латинские юридические термины были пе- реданы греческими буквами и которые были построены в порядке греческого алфавита.52 В огромном большинстве случаев, как уже говорилось, сведе- ния и о самих подобных сочинениях, и о их названиях носят фрагментарный характер. Исключением явилось целое дошедшее до нас сочинение, принадлежащее одному из крупнейших юрис- тов VI в. — Феофилу, работавшему в комиссии вместе с Трибони- аном над составлением Институций Юстиниана. Феофил считался самым прославленным из авторов юридических сочинений в VI в. Из сообщений, которые помещены в конституциях Юстиниана (в одних случаях — упоминания, в других — умолчания), можно установить некоторые, правда очень немногие, вехи жизни этого выдающегося юриста.53 52 Некоторые исследователи считали, что эти справочные пособия бо- лее позднего происхождения, так как в отдельных случаях в них встреча- ются ссылки на авторитет Василии. Однако Мортрейль, на наш взгляд, основательно отвергает это сомнение. Он обратил внимание на то, что ссылки на Василики представляют собой, по всей вероятности, более позд- ние вставки (Mortreuil. Histoire, I, 1843, р. 160). Подобные глоссарии встречаются в Лавренцианской, Парижской, Оксфордской, Римской и Вен- ской библиотеках. 53 Сведения о биографии Феофила содержат следующие части Свода Юстиниана: Const. Наес quae necessario, § 1 (528 г.); Summa reipublicae, § 2 (529 г.); Imperatoriam, § 3 (533 г.); Tanta, § 9 (533 г.); Ae&wxev, § 9 (533 г.); Omnem (Inscriptio, 533 г.). Негативные данные, т. е. отсутствие упоминания его имени, в Const. Cordi, § 2 (534 г.); Nov. 82, 1 (539 г.). Парафраза к Институциям Феофила переиздавалась неоднократно. Крити- 95
Следует сказать, что, хотя в настоящее время большая часть исследователей считает доказанной идентификацию Феофила — ав- тора Парафразы — с одноименным участником комиссии по со- ставлению Свода Юстиниана, все же, по мнению столь авторитет- ных специалистов, как Леви и Зайдль, этот вопрос нельзя счи- тать решенным бесспорно.54 В 528 г. Феофил, носивший звание clarissimus, занимал пост комита священного консистория и доктора прав Константино- ческое издание Парафразы было выполнено К. Феррини, который по- святил этому сочинению ряд специальных исследований. Следует сказать, однако, что при изучении текста Парафразы до сих пор не утратило своего значения более раннее критическое издание, выполненное с латин- ским переводом en regard Райцем, которого Мортрейль характеризовал как первого ученого со времени Куяция, которому принадлежали серьез- ные исследования и оригинальные изыскания в области греко-римского права (Mortreuil. Histoire, I, 1843, р. XLIX; Theophili antecessoris para- phrasis graeca institutionum caesariarum cum notis P. Nannii, J. Curtii, D. Gothofredi, H. Ernstii et C. A. Fabroti etc. Reitz G. 0. lurisconsultus cum glossario Theophilino, I—II. Hagae, 1751). Это ценнейшее издание, имеющееся в Библиотеке ЛОИИ, включает наряду с Парафразой к Инсти- туциям Феофила и другие фрагменты сочинений этого автора, а также свод суждений, высказывавшихся о нем предшествующими исследова- телями. См. также: Institutionum graeca paraphrasis Theophilo antecessori vulgo tributa ad fidem librorum manuscriptorum recensuit prolegomenis no- tis criticis versione latina instruxit E. C. Ferrini, I—II, 1884, 1887 = Ius (Zepos), III, 1962, p. 1—271. Немецкий перевод (Wiistermann. Des Theophilus Antecessor Paraphrase der Institutionen, I—II. 1832) нам недо- ступен. См. также: г. А. Р. Oeo^tkou ayTixijjvawpo; та tvaTiTooxa ’Ey ’Afrrjvat; , 1836; F г e g i e r. Paraphrase grecque des Institutions. Paris, 1847 (нам не- доступно); Kiibler. Theophilus. — PWRE, Bd. V, HB, 10, p. 2138 f.; текст Парафразы (II, 10, 1) по рукописным данным издан Шельтема: Florilegiuin iurisprudentiae graeco-romanae composuit H. J. Scheltema. Leiden, 1950, p. 10—12. См. также: Wenger. Quellen, 1953, S. 683, Anm. 24 (с библио- графией). 54 Венгер считал Парафразу Феофила к Институциям относящейся к числу первостепенных работ юристов VI в. (W е n g е г. Quellen, 1953, S. 683—684; Levy Е. Opere di Contardo Ferrini. 5 Bande, XIIH-492; 538; 501; 490; 536. Fondazione Guglielmo Castelli, Milano, 1929—1930; ZSSRA, 52, S. 525; Seidl E. в «Kritische Vierteljahrschrift», 1931, S. 76—81). Леви указывал в своей рецензии на издание трудов Феррини, что при- мерно половина первого тома сочинений Феррини посвящена греческой Парафразе к Институциям, которую Феррини относил первоначально к числу творений Феофила, а затем отказался от этой атрибуции. Приводя обширную библиографию по этому вопросу, Леви отметил, что большинство исследователей высказались против последнего взгляда Феррини после об- наружения Парижских схолий. Леви ссылается на высказывания Цахариэ, Петерса, Бонфанте, Феррари, Кюблера, Киадзесе (Chiazzese). Особую точку зрения высказал Де Франчисчи (De Francisci). Нейтральную позицию в этом вопросе заняли Крюгер, Кипп, Зайдль и некоторые другие. Исследо- вание — Р. de Francisci. Saggi di critica della parafrasi greca delle isti- tuzioni Giustinianee. — Studi Biondi, 1965, I, p. 1—72 — содержит ряд очень ценных наблюдений над текстом. Подобно В. Аранджо-Руизу Де Франчисчи подтвердил использование Феофилом Res cottidianae Гая. Ср.: А г a n g i о- Ruiz. La compilazione giustinianea. — Scritti Ferrini, Milano, 1946, p. 90 sq. См. также о Парафразе Феофила в кн.: Scheltema. Antecesseurs, 1970, р. 17-23. 96
польского университета (el iuris in hac alma urbe doctorem). В 529 г. конституция, утвердившая Кодекс Юстиниана, именует Феофила уже более высоким титулом — vir illustris ex magistro et iuris doctor in hac alma urbe — и вновь подтверждает его уче- ное звание в университете столицы. В 532 г. в предисловии к Институциям Феофил именуется антецессором. Как ни важен вопрос о биографии ученого, еще существеннее было бы выяснить особенности его труда, осветить характер его деятельности как юриста-теоретика. Парафраза к Институциям была написана, в отличие от Институций Юстиниана, по-гречески. Уже по одной этой причине она была особенно популярна в Ви- зантии, где латинский язык был доступен далеко пе многим. Сравнительно широкий интерес к труду Феофила подтверждается наличием ряда рукописных копий Парафразы.55 Ее первое изда- ние относится к 1531 г. (Базель). Она использовалась и состави- телями законодательных памятников, созданных в последующее время, включая Шестикпижие Арменопула XIV в. Написание этого сочинения относится, по-видимому, ко времени после 534 г. Сопоставление текста Парафразы с текстом Институций Юсти- ниана показывает, что автор в порядке своего изложения следо- вал плану Институций Юстиниана. Однако Феррини убедительно доказал, что Феофил при составлении Парафразы пользовался не только текстом Институций Юстиниана, но и Институциями Гая.56 Значение Парафразы для понимания Институций Юсти- ниана очень высоко оценивал уже Куяций. Он считал ее наиболее ясным изложением, которым можно руководствоваться в вопросах права Юстиниана. Благодаря разъяснениям Феофила, как отмечал Куяций, многие непонятные места Институций Юстиниана только и становятся понятными. Феофилу могли быть известны такие источники, которыми располагали юрисконсульты времени Юстиниана и которые впоследствии были утрачены.57 Комменти- руя эти высказывания Куяция, Мортрейль писал, что Парафраза сохранила свое значение даже тогда, когда единственным офи- циальным законодательным сводом в Византии стали Василики.58 По господствующему мнению, Парафраза являлась учебным пособием к лекциям, которые Феофил читал в Константинополь- ском университете. Следы устной речи, обращений к слушателям заметны в ее тексте очень отчетливо. По мнению Венгера, тот факт, что в тексте Парафразы чувствуется использование Инсти- 55 Par. gr. 1364, 1365, 1366; Marc. Nevez. 178; Lauren. Florent. XI, 16; LXXX, 1, 2, 6, 18; Palat. 19 (Suarez Vat. 196); Vat. 115; Turin. Athaen. 162; Bruxell. 403, 1965 sq. См. подробности в издании: Reitz, p. XX—XXIII. 56 F e r r i n i С. I commentarii di Gaio e 1’indice greco delle Istituzioni. — BZ, 1897, VI, S. 547 f. 57Mortreuil. Histoire, I, 1843, p. 123; cp. Theoph. paraphr. (Reitz), p. XXVIII, XXXIII, 1029 s. 1069 s. 58 Mortreuil. Histoire, I, 1843, p. 123; Heimbach (Prolegomena), Bas. (Hb.) VI, p. 31. 7 E. Э. Липшиц 97
туций Гая, как раз подтверждает мнение Феррини в пользу отож- дествления Феофила с одноименным составителем Институций Юстиниана. Он мог читать лекции студентам о Гае еще до уча- стия в комиссии по составлению Свода.59 Высказывалось мнение, что в византийских юридических шко- лах существовал подстрочный греческий перевод Институций Гая, который служил элементарным пособием для студентов-юристов. Феррини полагал, что Феофил, не желая утруждать себя специ- альным переводом Институций Гая на греческий язык, мог использовать этот греческий подстрочный перевод при коммен- тировании и изложении Институций Юстиниана. Гипотеза о на- личии такого греческого перевода сочинения Гая, созданного якобы в Бейрутской школе права, не имеет достаточно убеди- тельного подтверждения в источниках и не принята Коллинэ в его специальном труде о Бейрутской школе права.60 Коллинэ пола- гал, что доюстиниановская основа Парафразы была не буквальным переводом Институций Гая, а серией греческих схолий к этому сочинению. Схолии эти, вероятно, представляли собой коммента- рии к тексту, которые давали профессора школы на первом курсе при изложении Институций. Возможно, что текст Парафразы представляет собой запись лекций студентами. Если это так, сле- дует признать, что запись была хорошо отредактирована. Повто- рения, констатированные Феррини (например, дважды иллюстри- руется разница между ius civile и ius gentium, дважды встречается определение плебисцита, плебса),61 несоответствия между тек- стами, явно заимствованными в Институциях Гая и в Институ- циях Юстиниана (например, между двойным противоположением ius civile и ius gentium у Гая и тройным — в Институциях Юсти- ниана) 62 тем не менее свидетельствуют о том, что редактирова- ние было осуществлено недостаточно последовательно. Обращаясь к своим слушателям, Феофил не отступал по су- ществу от хода изложения Институций Юстиниана, но тем не менее сумел сделать это изложение более живым и наглядным. Разъясняя отдельные положения (например, actio Serviana),63 он приводит живые примеры из отношений колонов с земельными собственниками, конкретизирует мысль законодателей и вносит красочность в сухой школьный текст. Живости изложения со- действует и прямая речь, заменяющая часто безличные обороты, принятые в тексте Институций Юстиниана. Так, при характе- ристике иска, о котором мы упоминали, в Институциях кратко указано, что этот иск, называемый также гипотечным (hypothe- caria), применяется по отношению к имуществу колона, которое 59 We ng er. Quellen, 1953, S. 683-684. 60 Collin et. Histoire, 1925, p. 273, 292. 61 Gai inst. 1. 3 — Inst. 1, 1, 2, 3. 62 Gai inst. 1, 1, 1 — Inst. 1, 2. 63 Theoph. inst. 4, 6, 7 — Inst. 4, 6, 7. 98
находится в положении залога у хозяина. Феофил же, говоря, по существу, то же самое, ставит себя в положение колона, от имени которого он и говорит, что обязался вносить ежегодно по 100 номизм арендной платы. Далее он рассказывает, что слу- чится, если он этой платы не внесет. Из подобных разъяснений не только становятся более попятными краткие формулировки Институций, но они проливают свет и на их практическое зна- чение в жизни византийского общества VI в. Именно поэтому тщательное и всестороннее изучение Парафразы обещает по- полнить в будущем некоторым свежим материалом скудные дан- ные о правовой теории и практике того времени. К сожалению, строгие ограничения и запреты комментирования законов, пред- писанные Юстинианом, поставили юристов в такие жесткие рамки, что много нового Феофилу и его современникам сказать было невозможно. Высказано предположение, что Парафраза была создана Фео- филом в процессе чтения курса студентам университета в 534 г., в котором им излагались Институции Юстиниана.64 Новейшие исследования методики преподавания профессоров Константино- польской юридической школы привели ученых к выводу, что построение курса у профессоров, или, как их называли, антецес- соров, VI в. было единообразным. Шельтема указал в своей работе, что Феофил пользовался методами, характерными для его эпохи. Сначала он диктовал по-гречески Индекс Институций Юстиниана, представлявший почти буквальный перевод этого латинского учебника. Профессор включал в свое изложение теоретические введения к рассматриваемым вопросам (ttpoOecopiat). На следую- щий год слушатели уже работали с латинским текстом (то pTjTdv). Феофил сообщал в ходе рассмотрения последнего свои разъясне- ния (itapaypacpat) по-гречески и отвечал на вопросы слушателей (epajTarcoxptoet;). Следы этой методики Шельтема нашел в Пара- фразе Феофила.65 В Василиках сохранились многочисленные схолии, которые содержат также и эксцерпты из Индекса Феофила и к Дигестам. Часть этих схолий была уже собрана и опубликована в издании Парафразы к Институциям Феофила Райцем. Дополнения позднее были сделаны Хаймбахом в издании Василии.66 Некоторые из схолий помещены в Василиках прямо под именем Феофила, дру- гие — под именем схолиастов, ссылающихся на высказывания Феофила. Такие схолии наиболее часто встречаются у Стефана. Поскольку во всех этих схолиях не упоминается второй Кодекс, предполагают, что Феофил умер вскоре после его опубликования, 64 Mortreuil. Histoire, I, 1843, р. 123. 65 Scheltema. Antecesseurs, 1970, p. 9 sq., 17—20. 66 Bas. (Hb.) pjassim v. VI, p. 12 sq. Хаймбах добавил к числу схолий, приведенных Райцем, 13 схолий. Подробный перечень схолий, в которых сохранились фрагменты или упоминания Индекса к Дигестам Феофила, РМ»: Scheltema. Antecesseurs, 1970, р. 30—31- 99 Г
вероятно ранее 536 г. Феофил участвовал в работах по составле- нию обоих Кодексов и Институций. Значительно менее мы осведомлены о втором юрисконсульте — Дорофее. Дорофей, подобно Феофилу, принимал участие в ра- ботах по кодификации. Он был антецессором и профессором в юридических школах Бейрута и Константинополя. По сохра- нившимся фрагментам Шельтема восстановил часть Индекса к Ди- гестам этого юриста (Dig. 38, 6).67 Его участие в комиссии по составлению Дигест, Институций и второго издания Кодекса Юстиниана засвидетельствовано в трех конституциях.68 По-види- мому, комментарии Дорофея по глубине и эрудиции уступали комментариям Кирилла и Стефана.69 Однако некоторые из сохра- нившихся схолий Дорофея к libri singulares Дигест заслуживают особого внимания.70 Хотя мнение Мортрейля, что они представ- ляют собой, возможно, отрывки курса, прерванного ввиду смерти Феофила и дочитанного Дорофеем, и нельзя считать доказан- ным,71 все же они и сами по себе заслуживают внимания при характеристике особенностей метода этого юриста. Комментиро- ванные им книги Дигест входили в программу обучения, установ- ленную Юстинианом для студентов второго курса Константи- нопольского университета. Точное время смерти Дорофея неизвестно. Он, по-видимому, умер раньше самого известного ком- ментатора Дигест Стефана.72 Дорофей не принимал участия в со- ставлении первого Кодекса Юстиниана. Комментарий к Дигестам (Индекс), выполненный Дорофеем, относится ко времени после 542 г., так как комментарий содержит ссылки на новеллу 115 Юстиниана, изданную в том году. Упоминаемый в конституции 533 г. (Omnem, Inser.) Исидор и вовсе мало известен.73 В Василиках сохранились схолии из комментария Исидора к Дигестам, видимо также представлявшего лекционный курс. Шельтема отметил, что сомнения в принадлеж- ности курса Исидору, высказывавшиеся ранее другими учеными, отпадают. Автор комментария (ср. BS, р. 1347, 1348; BS, р. 1221, 1238, 1243, 1357) являлся одним из 8 антецессоров, поименован- ных в Const. Omnem. Подобно Феофилу Исидор включал свои 67 Florilegium iurisprudentiae graeco-romanae, composuit H. J. Schel- tema, Leiden, 1950, p. 12—17. 68 Const. Tanta, § 9; Const. Imperatoriam, § 4; Const. Cordi, § 2. 69 Mortreuil. Histoire, I, 1843, p. 130. Цахариэ говорит о «почти буквальном переводе всех Дигест Дорофеем» (Z а с h а г i а е. Geschichte, 1955, S. 6). 70 Bas. (Hb.), Ill, p. 231, 233, 238. 71 Bas. (Hb.), VI, p. 12—13. 72 Хаймбах считал, что Дорофей умер после 542 г., однако это предпо- ложение остается гипотетическим. Коллинэ полагал, что Дорофей дожил до конца царствования Юстиниана (565 г.) (С о 11 i n е t. Histoire, 1925, р. 188). 73 Mortreuil. Histoire, I, 1843, p. 131, 281 sq.; Collinet. Histoire, 1925, p. 189—190; Wenger. Quellen, 1953, S. 688. |00
разъяснения в латинский текст Дигест, который он толковал тут же (BS, р. 1238, 16 к Dig. 22, 5, И).74 Исидору принадлежат и многие другие схолии.75 При этом Исидор ссылается на мнение юрисконсультов, не упоминая их имени. Высказывания Исидора имеют значение для истории развития процессуального права.76 Исидору принадлежит также греческий перевод Кодекса, снаб- женный комментарием, из которого сохранились многочисленные фрагменты в схолиях к Василикам. Его труд был использован составителями Василик и упоминается Матфеем Властарем.77 Первая часть комментария, в которой кратко излагается содер- жание каждой конституции Кодекса, явилась основой для текста Василик при изложении соответствующих статей.78 Однако более удачный комментарий к Кодексу Юстиниана составил юрист Анатолий,79 отрывки сохранились в схолиях к Василикам.80 Этот «Индекс» или «Сумма» (Summa), по оценке Венгера, соответствует высокому званию сотрудника по составле- нию Дигест, профессора Бейрутского университета Анатолия. От- рывки, опубликованные в свое время Феррини,81 представляют собой выдержки, выполненные неизвестным автором, из труда Анатолия. Несмотря на краткость, комментарий отличался боль- шой ясностью. Анатолий, происходивший из рода прославленных юрискон- сультов — сын Леонтия и внук Евдоксия, — был магистром и антецессором в Бейруте, позднее призванный в Константинополь во время работ по кодификации.82 Венгер отводит Анатолию пер- вое место среди комментаторов Кодекса. Следует тем не менее сказать, что некоторое сомнение в тождестве автора всех дошед- ших под именем Анатолия фрагментов с Анатолием — профессо- ром Бейрутской школы — остается неустраненным.83 Предполо- жение, высказанное рядом исследователей (Райцем, Хаймбахом и Цахариэ), что Анатолий написал также комментарий к Диге- стам, считается недоказанным.84 Современником предшествующих юрисконсультов и их колле- гой — профессором Константинопольского университета — был 74 Scheltema. Antecesseurs, 1970, р. 29—30. 75 Ibid., р. 30, п. 83, 84, где дан перечень схолий. 76 См. раздел V. 77 Mortreuil. Histoire, I, 1843, р. 142; Wenger. Quellen, 1953, S. 688; Syntagma, Migne, P. G. 144, coll. 997; Scheltema. Antecesseurs, 1970, p. 41 и n. 112. 78 Wenger. Quellen, 1953, S. 689. 79 Mortreuil. Histoire, I, 1843, p. 143; Wenger. Quellen, 1953, S. 690 (с библиографией). 80 BS, p. 26, 395, 433, 1248, 1257, 1259. 81 Ferrini. Opera, I, 1929, p. 229—312; cf. Levy. Gesammelte Schrif- ten, 1963, S. 610. 82 Heimbach (Prolegomena), Bas. (Hb.), VI, p. 13. 83 Collinet. Histoire, 1925, p. 189, 303; Wenger. Quellen, 1953, S. 691. 84 Mortreuil. Histoire, I, 1843, p. 283. Об этом же упоминает и Кол- линэ (Collinet. Histoire, 1925, р. 303; Wenger. Quellen, 1953, S. 688). 101
Фалелей. В отличие от них он, по мнению Мортрейля, не при- нимал участия в кодификационных работах, так как имя его не упоминается в соответствующих конституциях (Const. Tanta, § 9 и Cordi, § 2), где был намечен план этих сводов и дан перечень участников работ. Однако этот взгляд вряд ли может быть при- нят, так как имя Фалелея упоминается в Инскрипции к Const. Отпет.85 Фалелей пользовался исключительной популярностью как знаток законов: к нему даже применяли эпитет «око за- кона».86 Время жизни этого прославленного юриста определяется тем, что он писал, говоря об одной из конституций Юстиниана 528 г. (С. J. 4, 21, 17), о Юстиниане как о своем совре- меннике.87 Фалелею принадлежит важнейший и наиболее обстоятельный комментарий к Кодексу Юстиниана, который был широко ис- пользован составителями Василик и византийскими юристами XI-XII вв. Количество сохранившихся фрагментов комментария Фалелея к Кодексу Юстиниана буквально неисчислимо и превышает в схо- лиях к Василикам фрагменты всех других комментариев. Поэтому оправдано то большое внимание, которое уделено изучению на- следия Фалелея в современных трудах, где анализируются со- хранившиеся материалы в нескольких аспектах. Прежде всего анализ схолий позволяет пополнить знания о структуре комментария и методике преподавания Фалелея. И та, и другая лишь с трудом поддаются точному определению. Не вдаваясь в подробности, отметим лишь наиболее важные выводы, достигнутые на данном этапе исследования. Из конститу- ции Отпет, § 5 известно, что курс изучения Кодекса Юсти- ниана завершал пятилетнее юридическое образование в универ- ситете. От кончающих студентов требовалось «не только овла- деть чтением Кодекса», написанного главным образом по-латыни, «но в той же мере уметь и до тонкости (subtiliter) понимать конституции Кодекса». Слабое знание латыни в Византии VI в. значительно осложняло такую трудную задачу. По всей вероят- ности, поэтому Фалелеем была использована своеобразная мето- дика обучения. Он точно последовал предписанию Юстиниана о буквальном, дословном, подстрочном (хата т:б§а?) переводе ла- тинского оригинала на греческий язык. По остроумной догадке Д. Холверда, греческий перевод был первоначально вписан между строк латинского оригинала. При различии структуры обоих язы- ков само собой разумеется, что сохранившийся греческий перевод без латинского оригинала остается сейчас часто непонятным из^ 85 Wenger. Quellen, 1953, S. 688 и Anm. 396 (S. 632). 8° См.: Bas. 42, 3, 35, (C, J. 3, 36, 25),-BS, p. 2631: ваЩащ $ V Ж 22, 1, 70 (C, J, 4, 21, 17).- BS, p. 138^f Ю?
за множества грамматических ошибок, неточностей, несоответ- ствий и т. п.88 Труд Фалелея, как полагают, основан не только на втором, но и на первом Кодексе Юстиниана (529 г.).89 Пере- воды конституций второго Кодекса (534 г.) даны в более свобод- ной манере, чем первого. В некоторых случаях, когда консти- туции Юстиниана повторяют соответствующие конституции Ко- декса Феодосия, Фалелей предпочитает текст последних. По- скольку в комментарии нигде не упоминаются Новеллы Юсти- ниана, можно считать, что комментарий Фалелея был написан вскоре после 534 г. и тогда же опубликован.90 Фалелей, подобно Феофилу, в преподавании права использо- вал прием предварительных введений к рассматриваемым зако- нам (rcpo&8(Dptai). Он напоминал слушателям о других законах, трактующих тот же вопрос. Диктуя им примеры, так называемые (depLariapLot), он иногда сообщал о причинах, побудивших импера- тора издать специальный рескрипт. Законы им излагались не- редко своими словами. Курс завершался чтением латинского ори- гинала то р?]тду и сопровождался пояснениями, вопросами и от- ветами—eparcaTcoxpi'oei;. Детальный анализ схолий Фалелея к Кодексу Юстиниана проделан Д. Зимоном. Исследователь уделил особое внимание вопросам методики преподавания юриста. Зимон пришел к заключению, что вся научно-юридическая дея- тельность и методика византийских юристов отличалась во всех пунктах от их классических предшественников. Он указывает также, что вряд ли есть поэтому основания говорить о континуи- тете между вторыми и первыми.91 Значение комментария Фалелея, однако, этим не исчерпы- вается. Комментарий содержит также важные сведения источни- коведческого характера. В ходе разъяснения текста комментатор часто приводит материал в более полном виде, чем он сохранился в конституциях Кодекса Юстиниана. Так, например, в консти- туции об ошибках адвокатов (С. J. 2 (9), 10, 1 (227 г.)) текст закона приведен в комментарии Фалелея полнее, чем в ориги- нале. Очень интересны сообщаемые им сведения о предпосылках издания некоторых императорских рескриптов (BS, р. 63 и да- лее). В ценном исследовании Р. Бонини вопрос о предпосылках 88 Scheltema. Antecesseurs, 1970, р. 32—34; Holwerda D. Le Gode de Justinien et sa traduction grecque. La mise en page du texte du Gode et de sa traduction хата лбба?. — Glassica et Mediaevalia, 1962, 23, p. 274—292. 89 Wenger. Quellen, 1953, S. 688. 90 Для определения даты составления комментария имеет значение указание Фалелея о законе С. J. 2, 7, 16 (474 г.), включенном в С. J. 534 г. (BS, р. 79). Интерпретатор указывает, что этот закон не имеет больше никакого практического значения, так как 15 облаченных в тогу адвока- тов суда, ради которых эта конституция была издана, уже не существуют. Хаймбах относил написание комментария Фалелея ко времени после 536 г. — Heimbach (Prolegomena). Bas. (Hb.), VI, p. 13. 91 Simon D. Thalelaios. — ZSSRA, 1969, 86, S. 381 f.; см. также: ZSSRA, 1970, 87, S. 313 f.; RIDA, 1969, 16; 1970, 17, S. 273-311. 103
издания конституций был недавно специально рассмотрен. Автор отметил, что для императорской канцелярии одним из каналов связи92 с судебной практикой на периферии являлись запросы, поступавшие от провинциальных адвокатов. Они служили часто побудительной причиной издания конституций. Схолии Фалелея в книге Бонини, к сожалению, не привлечены (например, Bas. 8, 1, 12 = С. J. 2, 6, 3; BS, р. 63; Bas. 8, 1, 14 = С. J.2, 6, 5; BS, р. 64). Важны также указания на то, «что закон был теперь (т. е. со- ставителями второго Кодекса, — Е. Л.) урезан прославленными кодификаторами».93 Возможность написания Фалелеем коммен- тария к Дигестам и Новеллам подвергается сомнению.94 Следующее поколение юристов также дало немало крупных специалистов, которые усердно трудились над тем, чтобы сделать доступными широким кругам юристов-практиков и учащимся трудное для понимания обширное законодательство первой поло- вины VI в. О деятельности этих юристов мы, к сожалению, не- достаточно осведомлены. В большинстве случаев и здесь в рас- поряжении современных исследователей оказываются лишь от- дельные сохранившиеся фрагменты в схолиях к Василикам. В конце царствования Юстиниана право преподавал Стефан: до землетрясения 551 г. в Бейрутской школе, позднее — в Кон- стантинополе. Ему приписывается лучший и наиболее обширный Индекс к Дигестам,95 называемый поэтому кХатос. Биография Стефана вызывает много споров ввиду недостатка данных в источ- никах. Хаймбах считал Стефана учеником Фалелея, Цахариэ — профессором Бейрутской школы.96 Неясно, может ли Стефан — комментатор Дигест — быть признан идентичным участнику ко- миссии по подготовке Дигест. О юристе Стефане — члене комис- сии— упоминается в конституции Tanta, § 9. Он также не может быть отождествлен и с адвокатом Стефаном, о котором говорится в новелле Юстиниана 82, 1 (539 г.).97 Судя по данным схолий к Василикам, а также и некоторым другим, Стефан пользовался необычно широким признанием и в позднейшие времена. Его называли мудрейшим вселенским учи- телем, законодателем — . Возможно, что к числу его учеников, помимо Феодора Гермупольского, принадлежал и Юлиан — известный эпитоматор Новелл. Время смерти Стефана не установлено. Ясно лишь, что он пережил Феофила, Фалелея и Дорофея.98 Стефан неоднократно расходился во мнениях с Фео- 92 В о n i n i. Ricerche, 1968, р. 50—51. 93 Ср. C.I.C., II, 102, п. 7. 94 Mortreuil. Histoire, I, 1843, р. 285. 95 Collinet. Histoire, 1925, p. 304. 96 Z achari a e. Geschichte, 1955, S. 6. 97 Anecdota (Zach.), 1843, p. 117 sq. 98 Анализ комментария Стефана см.: Scheltema. Antecesseurs, 1970, p. 24—29. 104
филом при интерпретации законов." Схолии к Василикам дали основание для предположения, что, кроме составления коммента- рия к Дигестам, Стефан занимался также переработкой Индекса к Дигестам, принадлежавшего Феофилу.* 100 Часть Индекса Сте- фана к 8-й книге Дигест издана в настоящее время X. Шельтема. Ученый прежде опубликовал также часть Индекса Стефана и ко 2-й книге Дигест. Правда, как полагает издатель, дошедший до нас рукописный текст Индекса представляет собой оригинал в немного сокращенном виде.101 Как мы видели, комментарий Стефана дошел до нашего вре- мени только в отрывках и сокращениях. Тем не менее при озна- комлении с тем, чем мы располагаем, бросается в глаза своеобра- зие манеры изложения, свойственной автору. У него есть индиви- дуальный «почерк», который наблюдается и в некоторых схолиях, не носящих его имени. Это несомненно открывает пути для даль- нейших изысканий о возможности атрибуции ему еще некоторых анонимных схолий. Стефан обладал способностью обстоятельно, точно и логично разъяснять особенности некоторых новых или малоразработанных форм обязательственных отношений. Может быть, поэтому его так высоко и ценили позднейшие схолиасты и юристы-практики.102 Из числа наиболее полно известных трудов преемников Сте- фана нужно прежде всего назвать комментарии к Новеллам Юстиниана Феодора Гермупольского, изданные Хаймбахом и Цахариэ. Этот ученый-законовед не идентичен Феодору — участ- нику комиссии по составлению Дигест, хотя многие ученые прежде часто его отождествляли с этим кодификатором. В пользу этой идентификации высказывались Зуихем, Куяций, Суарез. Райц же отметил, что один Феодор был профессором права, ра- ботавшим в комиссии Трибониана; второй — ученый-юрист, ком- ментатор Дигест, Кодекса и Новелл Юстиниана. Однако время жизни второго Феодора было отнесено Райцем к значительно бо- лее позднему периоду — позднее, чем X в.103 "Heimbach С. G., Heimbach Е. De Basilicorum origine, fontibus scholiis atque nova editione adornanda. Lipsiae, 1825, p. 29; Mortreuil. Histoire, I, 1843, p. 291. 100 Zachariae. Geschichte, 1955, S. 6; Anecdota (Zach.), 1843, p. 179. 101 Scheltema. 1) Antecesseurs, 1970, p. 68—72; 2) Florilegium iuris- prudentiae graeco-romanae, p. 27—31. 102 Это нашло свое яркое отражение не только в поздних схолиях к Василикам, но и в так называемом Meditatio de nudis pactis (Рассужде- нии о голых договорах), которое прежде приписывали Иоанну Ксифилину, сейчас Константину Никейскому — юристам XI в. См.: Monnier Н. et Platon G. La meditatio de nudis pactis. — RHDFE, 1913, p. 135—168, 311— 336, 475—510; 1914, p. 285—342. Scheltema H. J. L’auteur de la medita- tion de «Nudis pactis». — Etudes offertes a Jean Macqueron. Aix de Provence, 1970, p. 595 sq. 103 Theoph. inst. (Reitz), Exc. XX, 1751, p. 1241—1245. 105
Позитивных и новых данных добились при решении этого вопроса младший Хаймбах и особенно Цахариэ. Точка зрения последнего теперь может считаться общепринятой в науке.104 Феодор Схоластик ('Ер^о^оХ^^с) был уроженцем Гермуполя в Фиваиде (Верхний Египет). После 575 г. (т. е. после даты последней новеллы, вошедшей в собрание 168 новелл Юстиниана и его преемников) он составил греческую Эпитому новелл, ко- торые включают и новеллы на латинском языке. Так как по рас- поряжению императора Маврикия (582—602 гг.) латинские но- веллы были заменены выдержками из греческой Эпитомы Феодора Гермупольского, время завершения работы Феодора определяется периодом 572—602 гг.105 Ряд схолий в Василиках содержит фрагменты из Эпитомы.106 Полный ее экземпляр был обнаружен Цахариэ в монастыре Лавры на Афоне в рукописи XI в. Она была издана ученым по этой рукописи с оглавлением и содержит указание параллельных мест Новелл и Кодекса.107 Это сочинение, которое в краткой форме излагает содержание новелл, представляет большую ценность для позднейших комментаторов. Оно содержит интересные данные, используемые и в современной науке. Как видно из его харак- тера, оно было скорее рассчитано на юристов-практиков, чем на школьное преподавание.108 Феодор Гермупольский составил также комментарий к Кодексу Юстиниана. Фрагменты этого сочинения сохранились в схолиях к Василикам. Недавно X. Шельтема опубликовал сокращенный текст комментария к Кодексу Феодора, являющийся, собственно говоря, Эпитомой. В основу издания положен текст под назва- нием: Sovocpt; ехХоут] ex w xcdSlxcdv 0ео8(Ь?оо 'Epp. orcok с too, сохранив- шийся в двух рукописях Венской библиотеки. Как в этом тексте, так еще в большей мере на основании схолий к Василикам изда- тель установил наличие следов устной речи (BS, р. 406, 1599, 1691, 1855, 1942, 1945). Это свидетельствует, по мнению ученого, об использовании комментария в преподавании.109 Наличие у Феодора комментария к Дигестам считается маловероятным.110 К числу греческих юрисконсультов, имена которых остаются неизвестными, но на сочинения которых есть ссылки в схолиях 104 Anecdota (Hb.), I, 1838, р. 191 sq.; Anecdota (Zach.), 1843, р. XLV— LI; Mortreuil. Histoire, I, 1843, p. 306 sq.; Kiibler. Theodorus, 1934, p. 1863-1865; Wenger. Quellen, 1953, S. 672. 105 Кролль относит ее ко времени после 575 г. (G.I.G., III, 1959, р. V). 106 Anecdota (Hb.), I, 1838, р. 199 sq. Fragmenta libri a Theodoro Her- mopolitano de lustiniani novellis compositi quod eius fieri potuit, in integ- rum restituta. 107 Anecdota (Zach.), 1843, p. 1 ex Cod. 37 Laurae Athous. 108 Wenger. Quellen, 1953, S. 672. 109 S c h e 11 e m a H. J. Fragmenta Breviarii Codicis a Theodoro Hermo- politano confecti e Synopsi erotematica collecta. — Studia Byzantina et Neo- hellenica Neerlandica, Leiden, 1972, p. 9—35. 110 M о r t r e u i 1. Histoire, I, 1843, p. 310; Kiibler. Theodorus, 1934, S. 1865. 106
к Василикам, прйнадлежит автор Паратитлов к Дигестам Ано- ним. Он часто дает интерпретацию латинских слов текста Дигест, приводя их в латинском оригинале. Анонимный юрисконсульт ссылается, помимо Дигест, на другие части Законодательства Юстиниана, в том числе и на Новеллы, именуя их «новеллами, изданными после Кодекса».111 Такое обозначение свидетельствует о хронологической близости труда Анонима и законодательства Юстиниана. Аноним цитирует также Стефана и Дорофея. Есть основания полагать, что Аноним жил позже юрисконсульта Фео- фила, автора Парафразы к Институциям.112 Комментарий Ано- нима сводился к указанию параллельных мест в законах. Особых новых идей, высказанных в развитие комментируемых текстов, в схолиях Анонима не чувствуется. Тому же автору приписыва- ется комментарий «Индекс» к новеллам, сходный по своему ха- рактеру с подобным же сочинением Юлиана.113 Эти комментарии, как и многие другие современные им, к латинским частям Свода Юстиниана несомненно были вызваны к жизни, помимо нужд школьного преподавания, судебной прак- тикой. Они облегчали возможность использования Свода в судеб- ных учреждениях. Наряду с Анонимом в схолиях к Василикам часто встречаются высказывания юриста, именуемого Энантиофаном по названию его сочинения.114 Как правило, отрывки из этого сочинения имеются там, где цитируются Дигесты. Сочинение называлось «Книга о кажущихся противоречиях, имеющихся в законах» (цоуорфХо; rcepi evavTiocpavetcov). Трактат Энантиофана несомненно предшествует времени создания Василии. Характер схолий Энан- тиофана, в которых цитируются непосредственно тексты, взятые из законодательства Юстиниана и юристов его времени — Доро- фея и Стефана, дает основание считать этого комментатора хро- нологически близким к ним.115 Мортрейль писал, что схолии Анонима и Энантиофана при- надлежали одному и тому же юристу, именуемому в Василиках по-разному.116 Цахариэ и некоторые другие исследователи пред- 111 Bas. 8, 2, 35 (Dig. 3, 3, 35).—BS, р. 108; Bas. 8, 2, 39 (Dig. 3, 3, 39).— BS, p. 112; Bas. 8, 2, 40 (Dig. 3, 3, 40, 1, 2). —BS, p. 117; Bas. 8, 2, 46 (Dig. 3, 46, 7). —BS, p. 129; Bas. 13, 1, 15 (Dig. 13, 6, 13). —BS, p. 617; Bas. 16, 1, 4 (Dig. 7, 1, 5). —BS, p. 959; Bas. 23, 1, 9 (Dig. 12, 1, 9). —BS, p. 1512—1513; Mortreuil. Histoire, 1843, p. 136. Данные требуют, однако, доследования в связи с пересмотром атрибуций некоторых схолий в но- вом издании Василик. 112 Scheltema, СМН, 1966, IV, 2, р. 59. 113 Фрагменты Индекса новелл у Цахариэ: Proch. (Zach.), р. 329—331; Anecdota (Hb.), 1838, р. 72; Mortreuil. Histoire, I, 1843, p. 153 sq. 114 Cm.: Bas. 23, 1, 20 (Dig. 12, 1, 20). —BS, p. 1546; Bas. 11, 2, 14 (Dig. 2, 15, 14). —BS, p. 390; Bas. 14, 1, 58 (Dig. 17, 1, 58). —BS, p. 794; Bas. 23, 3, 2 (Dig. 22, 1, 2). —BS, p. 1629; Bas. 23, 3, 4 (Dig. 22, 1, 4) — BS, p. 1638. 115 Bas. 14, 1, 34 (Dig. 17, 1, 34). —BS, p. 772; Bas. 14, 1, 48 (Dig. 17, 1, 48). —BS, p. 779; Bas. 28, 11, 1 (Dig. 25, 2, 1).-BS, p. 1951. 116 Mortreuil. Histoire, I, 1843, p. 295—296. 107
полагали, что было два юриста, называемых в схолиях Анони- мами. Второй — более молодой — идентичен Энантиофану, жив- шему во времена императора Ираклия.117 Венгер присоединяется к мнению о существовании двух Анонимов, принадлежавших к двум поколениям. Старший Аноним был составителем Эпитомы к Новеллам, младший же — идентичен Энантиофану. Энантиофан был автором ряда сочинений и причислялся к виднейшим юри- стам своего времени. Его комментарии к Дигестам Венгер отно- сит к периоду 572—612 гг.118 Характер этих комментариев та- ков, что они могли быть предназначены только для практического использования. Именно тогда могли оказаться важными сопостав- ления сходных и подчас несогласованных и противоречащих Друг другу высказываний юристов, включенных в Дигесты. Автор, анализируя подобные высказывания, указывает пути их согла- сования. Наличие большого числа подобных Индексов к Диге- стам — наиболее объемистой, сложной и трудной части законо- дательства Юстиниана — как будто свидетельствует о том, что Дигесты имели и какое-то практическое применение. Иначе по- добный интерес юристов того времени к этому источнику кажется необъяснимым.119 Известным комментатором Новелл был Афанасий, уроженец г. Эмесы в Финикии, «схоластик», т. е. член корпорации адвокатов, которые часто носили это звание. Рукопись комментария к Но- веллам, сочиненного Афанасием, находящаяся в Париже (Par. gr. 1381), была изучена Хаймбахом-младшим.120 На основании диа- лектических особенностей языка Афанасия Хаймбах пришел к за- ключению о связях Афанасия с Александрией в Египте.121 Однако последующие исследователи не приняли этой точки зрения. Они склоняются к мнению, что констатированные диалектические осо- бенности скорее характеризуют копииста, чем автора труда. Ро- диной Афанасия считают Антиохию в Сирии, так как по предло- жению коллегии адвокатов Антиохии Афанасием было опубли- ковано второе издание его сочинения, которое только до нас и дошло.122 Комментарий Афанасия сохранился во многих руко- писях X—XV вв.123 Афанасий прокомментировал почти все Новеллы Юстиниана и Юстина II. В основу комментария был положен сборник новелл, который включал, помимо Новелл Юстиниана, 3 новеллы Юстина II. Весь сборник содержал 153 новелы. Все они, за исклю- 117 Zachariae. Geschichte, 1955, S. 12. 118 Wenger. Quellen, 1953, S. 673 f. (с библиографией). 119 Шиндлер отрицает, однако, возможность всякого практического использования Дигест (Schindler. Justinians Haltung, 1966, S. 256 f.). 120 Anecdota (Hb.), I, 1838, p. Ill sq. 121 Ibid., p. IX—XV. 122 Mortreuil. Histoire, I, 1843, p. 158, 303. Эти сведения содержатся в рукописи монастыря Лавры на Афоне XI в. 123 См.: Anecdota (Hb.), II, 1838, р. 290—292; Mortreuil. Histoire, I, 1843, p. 156—157. 108
чением одной, имеются и в собрании 168 новелл, на основании которого построено издание третьей части Свода Юстиниана (с до- полнениями других известных данных — собрания, использован- ного латинским комментатором Аутентики, собрания, положенного в основу латинской Эпитомы Юлиана, и др.).124 Комментарий Афанасия был использован в каноническом праве, в частности в номоканоне в XIV титулов и в ряде позднейших византийских сводов (Эклоге, Прохироне, схолиях к Василикам). Ван дер Валь относит составление комментария Афанасием примерно к 572 г.125 Эпитома Афанасия построена по систематическому принципу. Все новеллы распределены по 22 титулам. Внутри каждого титула кратко излагается содержание новелл по данной теме, с указа- нием начальных слов конституции и субскрипции. Таким обра- зом, содержание этого собрания конституций, которые никогда не были изданы в виде единого сборника, становится легко обо- зримым. По вопросу о степени оригинальности этого плана в науке высказывались различные мнения. Хаймбах считал системати- ческое построение «Суммы» Афанасия оригинальным; Цахариэ и Ноайль видели в нем свободное подражание плану Кодекса Юсти- ниана. Во всяком случае это был первый опыт систематизации новелл по тематическому принципу — образец, который использо- вали и современные ученые в их работе по составлению руко- водств в помощь изучающим эту часть византийского законода- тельства.126 Схолии в Василиках позволяют сделать вывод, что к числу юристов VI—VII вв. должны быть отнесены еще некоторые. Так, Кобида или Гобида Го|3с8ас) был составителем Индекса к Дигестам, а также и сочинения уголовно-правового харак- тера (rcotvakiof;) ,127 По-видимому, в конце VI в. жил и работал юрист Фока, кото- рый не может быть отождествлен с одноименным военным судьей, консулом и патрикием, принимавшим участие в 528 г. в редакти- ровании первого Кодекса Юстиниана.128 Как известно из сообще- ний историков и хронистов, осенью 529 г. Фока вместе с квесто- ром священного дворца Фомой и экспрефектом Асклепиодотом был осужден за приверженность к язычеству. Позднее он был реа- билитирован. Во всяком случае в 532 г. он стал префектом пре- 124 Wenger. Quellen, 1953, S. 672 (с библиографией). Noailles Р. Les collections des nouvelles de I’empereur Justinien I. These. Paris, 1912; C.I.G., III, 1959, p. X sq. 125 Wai. Manuale, 1964, p. 10. Цахариэ относил «Сумму» новелл Афа- насия ко времени Юстина и его совместного правления с Тиверием (566-574 гг.). 126 Wenger. Quellen, 1953, S. 673 (с библиографией). Ср.: Wai. Ma- nuale, 1964. 127 М о г t г е u i 1. Histoire, I, 1843, p. 139, 168 sq.; Zachariae. Ge- schichte, 1955, S. 11; Bas. 8, 2, 39 (Dig. 3, 3, 39). — BS, p. 112. 128 Конституция «Наес quae necessario», § 4; C.I.C., II, p. 1 (13 февраля 528 г.). 109
тория, заменив на этом посту после восстания Ника Иоанна Кап- падокийца. Новый префект претория, богатый и щедрый, по характеристике Прокопия и Иоанна Лида, был полной противо- положностью Иоанну Каппадокийцу и быстро завоевал популяр- ность среди своих подчиненных и канцелярских служащих. Сим- патии народа к нему не были, однако, прочными. Известно, что вскоре после его назначения произошло восстание. Временное облегчение налогового бремени, проведенное Фокой за счет конфискаций, последовавших за восстанием Ника, не смогло обес- печить прочности его карьеры. Уже в середине октября того же 532 г. он был смещен. Его место сумел снова захватить Иоанн Каппадокиец. Однако дело на этом не кончилось. Через 10 лет мы застаем Фоку в составе комиссии сенаторов, которым было поручено по распоряжению Юстиниана и Феодоры провести расследование деятельности Иоанна Каппадокийца. Иоанн Каппадокиец был смещен в мае 541 г. с конфискацией имущества. Бурная карьера Фоки тем не менее и в дальнейшем не привела его к успеху.В 545—546 гг. он вновь был обвинен в приверженности к язычеству вместе со многими сенаторами и покончил с собой.129 Таким образом, данные биографии этого Фоки говорят против возможности отнесения к нему комментария к Ко- дексу Юстиниана. Об авторе комментария мы ничего не знаем. Мало известно и о юристе того же времени Филоксене, интер- претировавшем Новеллы Юстиниана.130 Из сохранившихся фраг- ментов его сочинения видно, что он жил позже юриста Феофила, которого он цитирует. Так как он использовал полный свод но- велл, он, очевидно, жил в конце VI в. Еще менее того можно сказать о Симбатии. Деятельность юристов в VI в. была также направлена на со- здание сборников канонического права. Эти работы начинаются уже в 535 г., когда каким-то анонимным юристом были собраны конституции, касающиеся церковных дел, и систематизированы в 60 титулах. Вместе с добавленными конституциями из второго Кодекса Юстиниана они образовали сборник, из которого известна часть под названием Gollectio XXV titulorum, изданная Хаймбахом и Питра.131 Позднее антиохийским адвокатом схоластиком Иоан- ном, который был первоначально апокрисиарием Антиохийской церкви в Константинополе, а затем стал патриархом (с 565 г.), была выполнена новая работа по сбору и систематизации кано- нического права в 50 титулах.132 В дальнейшем, помимо ранее изданных конституций, в состав сборника были включены вы- 129 iStein. Histoire, II, 1949, р. 371 et passim. 130 Bas. И, 1, 4 (Dig. 2, 14, 4). — BS, p. 182; Mortreuil. Histoire, I, 1843, p. 317 sq. 131 Anecdota (Hb.), II, 1838, p. 145 sq.; Pitra, 1868, II, p. 407 sq.; Za- ch a r i a von Lingenthal К. E. Die griechische Nomokanones. — Memoi- res de 1’Academie des sciences de St. Petersbourg, VII serie, 1877, t. XXIII, № 7, S. 1-11. 132 Voelli et Justelli, Bibl. II, 1661, p. 499 sq.; Pitra, 1868, II, p. 375 sq. 110
держки из новелл.133 Работы продолжались и во второй половине VI в., когда Стефаном из Эфеса был издан Синопсис канонов.134 Ко времени императоров Тиверия и Маврикия относятся собрания конституций, которые привели к созданию номоканонов в XIV ти- тулах и в 50 титулах. Состав обоих был подвергнут тщательному изучению В. Н. Бенешевичем.135 Большой перечень имен юристов, работавших в VI и начале VII в., в период создания свода и после него, свидетельствует о том, что, помимо самого свода, было создано немало юридиче- ских сочинений. Целью их, как правило, являлись не столько поиски новых путей или решение каких-либо теоретических во- просов, сколько освоение огромного материала законодательства. С одной стороны, запрещение каких-либо свободных комментариев сковывало развитие юридической науки, с другой — для освоения законодательных сводов работа юристов была совершенно необхо- дима. Если принять во внимание трудности, проистекавшие от не- достаточного знания или полного незнания латинского языка, из-за отсутствия выработанной греческой терминологии, а также из потребностей практики — необходимости вести судебное рас- смотрение на знакомом населению языке, то становится совер- шенно ясным огромное практическое значение всех подобных комментариев, справочного характера по преимуществу. Данные источников показывают, что место латинских Институций Юсти- ниана на практике постепенно заняла греческая Парафраза к Ин- ституциям Феофила. Есть основания полагать, что судопроиз- водство велось обычно на греческом языке. В пользу этого сви- детельствуют, с одной стороны, протоколы судебных процессов, сохранившиеся в папирусах византийского Египта, с другой — сведения, которые мы находим у Феофила и Исидора, дополняют эти данные. Первый отметил, что договаривающиеся стороны могли заключать обязательства не на одном только латинском языке, но и на греческом, сирийском и египетском. Второй счи- тал, что предпочтительнее приглашать свидетелями греков. По- видимому, настольными книгами судей уже в VI в. и даже ранее стали пособия, написанные на греческом языке юрисконсультами- греками. Трудные для перевода латинские термины при этом ос- тавляли нередко на языке оригинала или давали их в греческой транскрипции. Все эти работы явились той подготовительной школой, на ос- нове которой выросло поколение юристов, участвовавших уже в создании первых кратких греческих законодательных сборников VIII-IX вв. 133 Anecdota (Hb.), II, 1838, р. 202 sq.; Pitra, 1868, II, р. 385 sq. 134 Voelli et Justelli, Bibl. II, 1661, p. 673 sq.; Syntagma (Г. A. xa't M. ШтЦ), 1852—1859. 1 135 Collectio constitutionum ecclesiasticarum tripartita: Voelli et Justelli Bibl. II, 1661, p. 603 sq., 1223 sq.; Pitra, 1868, II, p. 241, 410 sq.; Бенеше- вич. Канонический сборник, 1905; Zachariae. Geschichte, 1955, S. 6 sq.
IV. ОСНОВНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ РАЗВИТИЯ ВИЗАНТИЙСКОГО ПРАВА в VI в. Как мы видели из данных, приведенных в предшествующем разделе, результаты анализа источников, выполненного специа- листами по истории римского права, дали возможность устано- вить ряд специфических особенностей, характеризующих собой право IV—V вв. как качественно новый этап в развитии римского права. Они нашли свое выражение в органическом изменении важнейших институтов классического римского права, как напри- мер в упразднении дуализма по отношению к различным кате- гориям населения, в исчезновении большинства формальных сде- лок, в ломке системы обязательств, ограниченной соответствием обязательств определенным, точно профилированным искам, в от- мирании формулярного процесса, агнатической фамилии, в утрате четких границ между понятиями собственности и владения, в раз- витии новых форм личной собственности. Важным фактором, оказавшим определяющее влияние на раз- витие византийского права в IV—V вв., являлось «вульгаризован- ное» и обычное право народностей, населявших Византию. В не- которых провинциях, о которых можно судить по законодатель- ству и документальным материалам, были констатированы явные черты взаимодействия традиционного римского права с эллини- стическим, бытовавшим в восточных провинциях.1 Влияние «вуль- гаризованного» и обычного права заметно и в официальном за- конодательстве той поры гораздо в большей степени, чем это можно было бы ожидать. По-видимому, византийские императоры IV—V вв. в своем законодательстве сознательно или бессозна- тельно не могли противостоять силе этого влияния. Во всяком слу- чае в законодательстве, в юридических понятиях, в терминологии следы этого влияния совершенно отчетливо выступают как ха- рактерная особенность. Ярким примером является представление, что вещные права суть владение, которое выражается в ощути- мом и видимом господстве над вещью, или что вещь приобрета- 1 Levy. West-ostliches Vulgarrecht, 1959, S. 2 (Gesammelte Schriften, 1963, S. 264). 112
ется в собственность покупателем сразу с уплатой ее стоимости/ Взаимодействие между абстрактными определениями классиче- ских юристов и представлениями, заимствованными из обыденной жизни и обычного права, приводило к результатам, в которых доминировала то первая, то вторая сторона. Однако в IV—V вв., как уже было отмечено, первенство остается весьма часто за вто- рой. Для законодательства VI в. была характерна тенденция воз- рождать некоторые утраченные в IV—V вв. понятия и термины. Очагами, где культивировались эти течения, были школы Бей- рута и Константинополя.2 3 Именно там получали подготовку луч- шие, наиболее квалифицированные юристы. Уже во второй по- ловине V в. доступ в адвокатуру префектуры претория Востока был открыт только для таких лиц. По конституции императора Льва I (460 г.), лица, хотевшие войти в состав consortio advocato- rum, были обязаны представлять аттестации, составленные их профессорами и подкрепленные клятвой.4 Подобные законополо- жения повторяются и позднее.5 С VI в., по-видимому, было доста- точно свидетельства одного профессора, как это видно из текста Кодекса, включенного в Василики и схолии к нему.6 Есть основания полагать, что с конца V в., особенно в первой половине VI в., в законодательстве Юстиниана тенденции, сдер- живающие бурное проникновение в императорское законодатель- ство норм, чуждых классическому праву, усиливаются.7 Проводниками же «новых» идей, коренившихся в обычном праве восточных провинций, были, возможно, именно не столич- ная и Бейрутская школы, а те школы других городов — Александ- рии, Кесарии и др., с учением которых Юстиниан считал необ- ходимым вести борьбу. Согласно конституции Отпет, этим несве- дущим людям (imperitos homines) предписывалось в дальней- шем прекратить свою деятельность. Они подлежали исключению из городской общины (civitas) — «они не столько обучают моло- дежь законам, сколько нарушают законы» (non leges docent, sed in leges committunt). «Ложное» учение, против которого направлена эта конституция Дигест Юстиниана, как думает Э. Леви, заклю- чалось в приверженности к «вульгарному», народному праву.8 2 Ibid. Подробнее вопрос о переходе собственности при купле-продаже мы рассмотрим далее. 3Collinet. Histoire, 1925, р. 299 sq.; Wieacker. Vulgarismus, 1955, S. 54. 4 C. J. 2, 7, 11, 2 (460 r.). 5 С. J. 2, 7, 22, 4 (505 r.); 2, 7, 24 (4) (517 r.). 6 Bas. 8, 1, 26 (C. J. 2, 7, 11): oox oXot . . . dXXa fiovo^ 6 ^tSdaxaXoc; ВТ, p. 409; BS, p. 77; С о 11 i n e t. Histoire, 19125, p. 196. 7 Wieacker. Vulgarismus, 1955, S. 57 (с библиографией). 8 Levy. West-ostliches Vulgarrecht, 1959, S. 27 (Gesammelte Schrif- ten, 1963, S. 282). Аналогичные выражения см.: Dig. 4, 4, 37: qui dum leges invocat, contra eas committit; 47, 15, 6: in legem commisissent. 113
Детальный анализ сохранившихся конституций, проделанный в современных исследованиях, убеждает нас в том, что противо- действие внедрению норм обычного права в доюстиниановское время приводило к успеху лишь в отдельных случаях. В конце V—начале VI в. существенных перемен констатировать не уда- лось.9 При рассмотрении основных тенденций развития ранневизан- тийского права нами было отмечено, что для этого первого этапа в IV—V вв. характерно то, что институт рабства хотя и сохра- няется, однако предстает перед нами не столько как развиваю- щийся, сколько как отходящий на второй план. Право той поры ясно и отчетливо свидетельствует о том, что рабство становится менее замкнутым, а пути выхода из рабского состояния — более разнообразными. В положение, близкое к рабам, практически попадает большая категория населения, юридически считающаяся свободной. Право VI в. не внесло сколько-нибудь кардинальных измене- ний в юридическое положение рабов. Падение удельного веса рабства, документально засвидетельствованное, в частности, для Египта папирологическими источниками, не противоречит данным законодательства. Если уже с конца III в. положение рабов было несколько улучшено за счет расширения путей выхода из раб- ского состояния, то и в законодательстве Юстиниана та же тен- денция в целом остается в силе. Помимо старых способов ману- миссий, появляются и некоторые новые. Так, конкубина умершего свободного человека, как и ее дети, при отсутствии каких-либо особых распоряжений остается сво- бодной. Два закона, изданные на протяжении одного 531 г., включенные в Кодекс Юстиниана, были через несколько лет (в 539 г.) развиты в новелле, согласно которой даже ранее ро- дившиеся дети рабыни становились свободными, если она по ос- вобождении выходила замуж за своего господина.10 Раб получает свободу, если господин разрешает ему занимать какую-либо долж- ность (dignitas) или службу (militia). В случаях, когда господин по ошибочному представлению допускает свою рабыню или раба вступить в брак как свободных со свободным или свободной, то лицо, бывшее несвободным, остается свободным.11 Рабы при вступлении в монастырь освобождаются с разрешения своего 9 L е v у Е. Ostromisches Vulgarrecht nacht dem Zerfall des Westrei- ches. — ZSSRA, 1960, 77, S. 2 (Gesammelte Schriften, 1963, S. 296 f.). Э. Леви обращает внимание, в частности, на характерный закон императора Льва I, санкционировавший обычаи: Quae sit longa consuetudo. — C. J. 8, 52 (53), 3 (469 г.); cf. C. J. 8, 52 (53), 1 (224 г.), 2 (319 г.). 10 С. I. 7, 15, 3 (1 ноября 531 г.); 6, 4, 4, 3 (1 декабря 531 г.); Nov. Just. 78, 4 (1 сентября 539 г.); ср. Kaser. RPR, II, 1959, S. 90. 11 Nov. Just. 22, 11 (18 марта 536 г.). 114
господина. Они получают свободу по отбытии трехлетнего нови- циата, однако если они впоследствии покидают монастырь, то теряют свою свободу.12 Если раб с ведома своего господина стано- вится священником, он освобождается, в противном случае (если это сделано без ведома господина) последний имеет право в тече- ние года отозвать своего раба обратно.13 Освобождение дает и ординация епископом.14 В IV в. при пребывании на свободе, ничем не потревоженной в течение 40 лет, рабу предоставляется сво- бода.15 Значительно расширяются и облегчаются способы манумис- сий.16 Отменяются ограничения, установленные законами I в. в отношении возраста отпускающего, а также dediticia libertas.17 При спорах о наследстве (hereditatis petitio) не задерживают предоставления свободы рабам умершего.18 Свобода рабам пре- доставляется в некоторых случаях без ограничения ее патрона- том.19 Согласно новелле 539 г., рабы, получившие свободу, сразу становились равными по своему статусу свободнорожденным.20 Отменяются и некоторые постановления об обращении в раб- ство, которые оставались в силе прежде. Так, и в Институциях указано, что сентатусконсульт Клавдия, согласно которому сво- бодная женщина, вступившия в связь с рабом, теряла свою сво- боду и все свое имущество, считается недействительным и потому не включен в Дигесты. Это подтверждено и конституцией Ко- декса 531 г.21 Через несколько лет после того, в 536 г., новеллой Юстиниана отменено постановление об обращении в рабство лиц, наказанных работами в рудниках.22 Вместе с тем возврат в раб- ское состояние, который был установлен со времен Константина за неблагодарность к бывшему господину, был оставлен в силе. Так, в законе 30 октября 529 г. это указано с достаточной опреде- ленностью.23 В новелле 17 ноября 542 г. запрещение браков 12 С. J. 1, 3, 37 (13 апреля 484 г.); Nov. Just. 5, 2 (20 марта 535 г.); 123, 35 (1 мая 546 г.). 13 Nov. Just. 123, 17 (1 мая 546 г.). 14 Nov. Just. 123, 4 (1 мая 546 г.). 15 С. J. 7, 39, 4, 2 (29 июля 491 г.). 16 См.: Kaser. RPR, II, 1959, S. 91 f., где приводятся примеры и ли- тература. 17 Ibid., S. 94; Inst. 1, 7; С. J. 7, 3, 1 (1 июня 528 г.). 18 С. J. 3, 31, 12, 2 (1 сентября 531 г.). 19 С. J. 6, 4, 4; 1 (1 декабря 531 г.). В той же конституции в следую- щих параграфах перечисляются такие случаи, как отказ господина принять денежное возмещение, предоставление рабу должности или службы; оставление без помощи дряхлого раба, конкубинат со своей рабыней (дети также освобождаются от патроната) и т. д. См. также: С. J. 6, 4, 3 (30 октября 529 г.); Nov. Just. 78, 2 (1 сентября 539 г.); Kaser. RPR, II, 1959, S. 90, 96. 20 Nov. Just. 78, 2 (1 сентября 539 г.). C. J. 7, 24, 1 (531—534 гг.). 22 Nov. Just. 22, 8 (536 г.). 23 C. J. 6, 4, 3, 3 (529 г.). 115
между вольноотпущенницами и даже самыми высшими санов- никами, введенное Константином, было отменено.24 Таким образом, нельзя не признать, что общая линия законо- дательства с конца V и в VI в. шла в том же направлении, что и в предшествующие столетия, и даже несколько далее в сторону ослабления замкнутости рабского состояния. Как мы уже отме- тили, самый институт оставался в силе. При оценке законодательных установлений по вопросу о раб- стве необходимо тем. не менее заметить, что документальный материал, представленный египетскими папирусами, дает осно- вание предполагать, что в отдельных провинциях жизненная практика и местные правовые традиции вносили серьезные изме- нения в эту общую картину. Обращают на себя внимание прежде всего факты, засвидетельствованные документально, о наличии у лиц рабского состояния в VI в. и позднее не только пекулия, но и собственности, и соответствующих имущественных прав.25 Эта черта, свойственная и более ранним отношениям, сохраня- ется в византийский период. Рабы в VI в. выступают как лица, имеющие юридические права в договорах, заключают законные сделки о займах,26 залогах,27 наймах,28 стипулируют,29 принимают и получают платежи. В целом в имущественных отношениях и денежных делах они рассматриваются как личности, а не как объекты, лишенные прав.30 24 Noy. Just. 117, 6 (542 г.), ср. выразительные слова: et xat о'юсЦтсоте 25 Hamb. 233 (569 г.); Taubenschlag. Law, 1955, p. 51, n. 198. 26 Oxy. 133 (550 r.); Jand. 48 (582 r.); Oxy. 1976 (582 r.); p. 90, n. 115. 27 Loud. Ill, 778 (p. 270) (568 r.); Oxy. 135 (579 г.); P. S. I. 59 (582 r.); 61 (609 r.); 62 (612 r.). 28 Oxy. 134 (569 r.); 1896 (577 r.); 136 (583 r.); 137 (584 r.). 29 Вопрос о возможности стипуляции раба рассматривается и в Ди- гестах (Dig. 45, 1, 38, 7; 8). В приведенном там отрывке из комментария Ульпиана «К Сабину» (кн. 49) говорится: «Пригодна и такая стипуляция: «Даешь ли ты мне торжественное обещание (spondes), что дозволяешь мне владеть (possidere mihi licere)». Спрашивается, может ли раб пользо- ваться такой стипуляцией от своего имени. Хотя раб по гражданскому праву (civili iure) не мог бы считаться владельцем (non possideat), однако это должно относить только к естественному владению (ad possessionem naturalem), поэтому нет оснований сомневаться, что и раб таким спосо- бом может законно (recte) стипулировать. Ясно, что если раб стипулиро- вал бы словами «допустить к держанию» (tenere sibi licere), то такая стипуляция должна считаться действительной: [ясно ведь, что, хотя рабы по гражданскому праву не могут быть владельцами (possidere), однако в том, что они могут быть держателями, никто не сомневается]. Послед- ний абзац (после двоеточия), вероятно, является интерполяцией VI в. (Риккобоно). См.: С. I. С., I, р. 772 16. 30 Таубеншлаг приводит ряд подтверждающих документов: Grenf. II, 97 (VI в.); Cair. Masp. 67, 327 (539 г.); Lond. 1701 (VI в.); Оху. 1983 (535г.); Lond. Ill, 776 (р. 278) (552 г.); III, 774 (р. 280) (582 г.); Оху. 1898 (587 г.); Р. S. I. 60 (595 г.); Jand. 50 (VI—VII вв.); Р. S. I. ,179 (602 г.); Taubenschlag. Law, 1*955, р. 90. Арендный договор, заключенный рабы- ней с лицом свободного статуса, сохранился в папирусе 566 г. (Р. S. I. 116
Тенденция к ослаблению замкнутости рабства как института особенно отчетливо прослеживается в Новеллах Юстиниана и в некоторых новеллах его преемников. Так, новеллой 5, изданной 20 марта 535 г. в Константинополе и адресованной архиепископу города и вселенскому патриарху Епифанию в развитие более ранних узаконений, устанавлива- ется, что раб, вступивший в монастырь, остается в течение трех- летнего срока новицием. После истечения этого срока, если отсут- ствуют притязания на него со стороны господина, он становится монахом; если же он покидает монастырь, господин имеет право вернуть его к себе в качестве раба (Nov. Just. 5, 2, 1—3). 15 апреля того же года в новелле, посвященной церковноиму- щественным делам, адресованной тому же Епифанию, интердикт, запрещающий отчуждать церковные земли, отнесен и к сельским рабам (Nov. Just. 7, pr). Это распоряжение повторено и под- тверждено снова 9 мая 544 г. (Nov. Just. 120, 1). 1 августа 535 г. в новелле, касающейся церковных дел Африканской провинции (адресованной префекту претория Саломону), Юстиниан вновь подтверждает прежние законы свои и своих предшественников,31 предоставляя свободу рабу-христианину, находящемуся в собст- венности господина-еврея (Nov. Just. 37, 7). Путь к свободе для детей рабыни, вступившей позднее в за- конный брак со своим господином, освобожденной им и причис- ленной к числу свободнорожденных, был открыт новеллами того же года и последующих лет. Так, в новелле 18, изданной 1 марта 536 г., Юстиниан предписывает, чтобы патрон, заключив- ший брак со своей бывшей рабыней, распространил свои закон- ные отцовские права не только на детей, родившихся после осво- бождения их матери и составления соответствующих документов, но и на рожденных прежде того.32 На этих детей распространяв лись и все права наследования. В новелле 22, специально рассматривающей вопрос о браках (изданной 18 марта 536 г. и адресованной префекту претория Иоанну), много внимания уделено вопросу о рабах. Так, в ст. 8 709). См.: Taubenschlag R. Das Sklavenrecht im Rechte der Papyri. — ZSSRA, 1930, 50 = Opera minora. Warschawa, 1959, II, S. 244. 31 C. Th. 16, 9, 1 (21 октября 335 г.): рабы-христиане, купленные ев- реями, освобождаются; С. Th. 16, 8, 22 (20 октября 415 г.): рабы-христиане, находящиеся в собственности евреев, продаются церкви, из чего следует освобождение (ср.: Kaser. RPR, II, 1959, S. 85, где приводятся и другие данные с библиографией; С. J. 1, 3, 54 (56), 8—11 (без даты) VI в. и С. J. 1, 5, 20, 6 (22 ноября 530 г.); С. J. 1, 10, 2 (28 июня без года) (Юсти- ниан)). Согласно этой последней конституции, известной нам в греческой редакции, никакой приверженец иудейства, самаритянства или иного не- православного вероисповедания не может владеть рабом-христианином. Раб освобождается, а владелец подлежит штрафу в 30 литров золота, упла- чиваемого в казну. 32 Nov. Just. 18, И (1 марта 536 г.). Ср. также новеллы 12 (10 ок- тября 535 г.); 19 (18 марта 536 г.); 89, 9 (1 сентября 539 г.). 117
мы читаем, что прежние суровые законы, обрекавшие осужден- ного in metalluin, т. е. на работы в рудниках, на обращение в раб- ство, отменяются. В ст. 12 указано, что раб или рабыня, покину- тые господином в состоянии тяжелой болезни, становятся свобод- ными, как если бы они по титулу об отказах (pro derelicto) были самостоятельными (букв, собственными— ёаит&у), а не подвласт- ными кому-либо другому, и более не должны быть тревожимы теми, кто их некогда отверг. В ст. 11 постановлено считать ра- быню, вступившую в брак со свободным с согласия своего гос- подина, свободной.33 С другой стороны, в той же новелле в ст. 10 смешанный брак раба со свободной считается недействительным. Возврат в рабское состояние следует в том случае, если воль- ноотпущенник проявил неблагодарность и недостаток уважения к своему патрону. По судебному решению господин мог отстоять право на возврат вольноотпущенника в рабское состояние.34 В развитие более ранних законоположений 531 г. (С. J. 12, 33 (34), 7 и С. J. 6, 4, 4, 1) в новелле 81, обращенной к Констан- тинопольскому сенату (от 18 (23) марта 539 г.), указано, что раб, ставший с согласия своего господина должностным лицом или получивший чин в императорской бюрократии (отратесас у xtvoc а^са; кара (ЗаснХе'ас), подлежит освобождению. В новелле 78, изданной в том же году (18 января или 1 сен- тября 539 г.), мы находим ряд распоряжений, идущих в направ- лении облегчения выхода из рабского состояния. Так, еще в за- конах Кодекса Юстиниана, изданных раньше, содержатся поста- новления, касающиеся судеб конкубины, с которой ее господин собирался заключить брак и освободить ее в случае смерти этого господина. В законах 531 г. (С. J. 7, 15, 3 (1 ноября 531 г.) и 6, 4, 4, 3 (1 декабря 531 г.)) предусмотрено, что в таких случаях и она, и ее дети освобождаются. В том случае, конечно, если умер- ший не оставил особых завещательных распоряжений. Они осво- бождаются и от патроната. В ст. 4 интересующей нас новеллы 78 эти положения подтверждаются и развиваются далее. С этого времени и дети, рожденные рабыней до заключения брака со своим господином и до своего освобождения, считаются свобод- ными без необходимости специальных манумиссий. Освобождение от рабства, согласно той же новелле (статьи 1, 2 и 5), дает одновременно с этих пор освобожденным права сво- боднорожденных и право ношения золотого кольца. Для этого более не требуется какого-либо специального ходатайства о воз- ведении вольноотпущенника в достоинство свободнорожденного. Нужно лишь, чтобы в акте манумиссии было указано, что воль- 33 Этот закон остается в силе даже в том случае, если рабыня выдает себя за свободную и ее господин об этом умалчивает. 34 Nov. Just. 22, 9. Об ограничениях, которые предусматривались в та- ких случаях, и комментарий к законам С. J. 6, 7, 2, 1 (13 апреля 326 г.) и С. Th. 4, 10, .1 (27 июля 332 г.?) см.: Kaser. RPR, II, 1959, S. 90 15. Там же и контроверза по этому вопросу. 118
ноотпущенники становятся римскими гражданами (коХЧа; ра)|ха- соос). Новелла 153, обращенная к префекту претория Иллирика Илье, издана 12 декабря 541 г. в связи со случаями, о которых известил пресвитер и апокрисиарий Фессалоникской церкви. Под- кидыши, на которых их прежние господа впоследствии предъяв- ляют права как на своих рабов, считаются свободными людьми. При этом законодатель напоминает вновь о законе, согласно ко- торому раб, покинутый господином в состоянии тяжелой болезни, освобождается. 20 января 544 г. в новелле 119, 2 мы читаем, что прежние специальные возрастные ограничения для манумиссий по завещаниям отменяются.35 С того времени, когда несовершен- нолетний получает право завещания своего имущества, он может освобождать, на случай своей смерти, и своих рабов. Более ранний закон признается в этой новелле недействительным. В течение последующих лет новеллы вводят еще новые льготы, идущие в том же направлении. В новелле 117, 6 (17 ноября 542 г.) запрещение браков между вольноотпущенниками и са- мыми высшими сановниками (введенное в IV в.) было отменено.36 Мы уже упоминали о новелле 123 «О церковных делах», из- данной 1 мая 546 г. Новелла, адресованная к магистру оффиций Петру, в нескольких статьях касается интересующего нас вопроса. В ст. 4 предписывается освобождение лиц, имеющих статус ад- скриптициев или рабов, при ординации их епископами. В ст. 17 провозглашается, что если раб с ведома и без возражений своего господина становится священником, он получает свободу и статус свободнорожденного (ёкеб&еро<; xat е6уе>7]<; ёотсо). Если же он де- лает это без ведома господина, господин имеет право в течение года вернуть раба в его прежнее состояние. В ст. 35 раб (как и колон или адскриптиций) после прохождения трехлетнего испыта- тельного срока в монастыре может принять монашество. Правда, лишь в том случае, если в течение срока новициата никто не объявил, что он претендует на него как на бежавшего от сель- скохозяйственных работ или как на виновного в чем-либо. Если бывший раб покидает монастырь, он возвращается в рабское состояние. Эта статья развивает положение, установленное кон- ституцией Кодекса (С. J. 1, 3, 37 (13 апреля 484 г.)). В новелле 134, адресованной тому же Петру, изданной 1 мая 556 г., запрещается несостоятельным должникам продавать в раб- ство кредиторам своих детей. За нарушение этого закона новелла 35 Ср. также: С. I. 7, 15, 2 (1 августа 530 г.) и Inst. 1, 6, где в отмену закона Элия Сентия, согласно которому были установлены ограничения для манумиссий несовершеннолетними (до 20-летнего возраста), были вне- сены облегчения. Возраст был снижен до 17 лет при манумиссиях по за- вещаниям. 36 Новелла в сокращенном виде влючена в Василики (Bas. 28, 4, 52); ВТ, р. 1339. В анонимной схолии (BS, р. 1844) указано, что закон IV в. (С. I. 5, 27, 1 (336 г.)) не вошел в состав Василик. 119
предписывает подвергать кредиторов суровым карам. Они не только присуждались к потере суммы долга, но и к дополнитель- ному штрафу в размере той же суммы долга, который они были обязаны вручить тому, кого они у себя удерживали, или его ро- дителям; они также подвергались после того телесному наказанию у местного архонта. В комментарии схолиаста Феодора к тексту Василик (Bas. 23, 2, 3) содержатся ссылки на предшествующие законы по анало- гичному вопросу. Однако ни в законе С. J. 8, 16, 6 (от 1 мая 293 г.), ни в конституциях С. J. 4, 10, 12 (от 20 октября 294 г.) и С. J. 4, 43, 1 (от 16 ноября 294 г.) подобных наказаний не пре- дусмотрено. Таким образом, новелла 556 г. хотя и опирается на предшествующее законодательство, запрещавшее продажу детей за долги в рабство, идет значительно далее в отношении санкций и действенности этого постановления.37 В изданной через два года после новеллы 134 новелле 142 (17 ноября 556 г., адресованной комиту тсрфатоу Марфану) ука- зано, что все рабы, кастрированные после XII индикта нынеш- него цикла (т. е. с 1 сентября 549 г.), считаются свободными во всех районах империи. Никакие договоры и документы, как го- сударственные, так и частные, не могут их удерживать в рабстве. Запрещается осмотр (так называемый ivaxptat;) таких рабов. Равным образом и тем рабам, которые подвергают себя кастрации по мотивам здоровья, даруется свобода. Наконец, в новелле Юстина II «О самаритянах», адресован- ной префекту претория Диомиду (Nov. Just. 144 от 17 мая 572 г.),38 предписывается (ст. 2, § 4) освобождать сразу же ра- бов, находящихся в собственности самаритян. Если же сам раб является последователем самаритянства и принимает христиан- ство, он сразу получает освобождение от рабства. Законодательство Юстиниана уделяло немало внимания пре- следованию самаритян, как и прочих «еретиков» (см. С. J. 1, 5, 17; 1, 5, 18; 1, 5, 19 (529 г.); 1, 5, 21 (28 июля 531 г.); Nov. Just. 131, 14 (18 марта 545 г.)). После некоторого смягчения в новелле 129 (15 июня 551 г.), предоставившей им право завещания, дара, ущемление прав самаритян получило дальнейшее развитие в за- 37 См. схолию к тексту Bas. 23, 2, 3 (Nov. Just. 134, 7); BS, p. 1619; ВТ, p. 1116, где, однако, ссылки Феодора на параллельные места со- держат неточности. В схолии имеются следующие ссылки: С. J. 4, 10, 12 или Bas. 24, 3, 15; С. J. 4, 43, 1 или Bas. 19, 1, 88 (в тексте ошибочно ука- зано 19, 1, 86); С. J. 8, 16, 6. Казер отметил, ссылаясь на С. J. 4, 43, 2 = = Itp. ad С. Th. 5, 10, 1 (18 августа 329 г.), что Юстиниан допускал воз- можность продажи новорожденных в рабство их отцами в случае крайней нужды, но без права дальнейшей перепродажи (Kaser. RPR, II, 1959, S. 89 29). В египетских папирусах случаи продажи детей в рабство засви- детельствованы для IV в. (Lips. 3517, Оху. 1206ц; Taubenschlag. Law, 1955, р. 74—75). 38 Ср.: Wai. Manuale, 1964, р. 52, № 385. 120
конодательстве Юстина II. Самаритяне, неоднократно восставав- шие при Юстиниане (в первые годы его царствования и в 555 г.), вновь восстали при Юстине II.39 Новелла 572 г. явилась, таким образом, новым звеном в цепи репрессий против самаритян. Приведенные данные, думается, достаточно убедительно пока- зывают, что в законодательстве VI в. выраженной тенденцией являются расширение возможностей выхода из рабского состоя- ния, частичное устранение установленных прежде препятствий при манумиссиях, прогрессирующее ослабление замкнутости раб- ства. Рабство как институт не ликвидируется, но оно явно отсту- пает на второй план. Создается впечатление, что законодатели не были по тем или иным причинам заинтересованы в расшире- нии этой формы эксплуатации.40 Законодательство о колонате IV—V вв. было многократно до- вольно детально исследовано и уже сейчас позволяет сделать важные недостаточно аргументированные выводы об изменениях, которые претерпел этот институт с момента формирования Ви- зантийской империи. Иначе обстоит дело с изучением его даль- нейшей судьбы в VI в. Анализ источников по этой проблеме пока еще нельзя признать исчерпывающим.41 Имеющаяся в распоряже- нии современных ученых целая серия последовательных, точно датированных, локализованных и подробно мотивированных зако- нодательных постановлений, собранных в Кодексе Юстиниана и Новеллах, открывает редкую для византинистики возможность изучения одного из важнейших институтов в его поступательном развитии. Источники характеризуют его этапы шаг за шагом на протяжении почти всего VI в., начиная с самого его начала и вплоть до восьмидесятых годов. Именно эту задачу рассмотрения происходившей в то время эволюции, бросающей яркий свет на ход закрепощения византийского крестьянства, мы и ставим перед собой здесь. В законодательстве VI в. колонату уделяется гораздо больше внимания, чем рабству. Правда, и здесь мы не находим теорети- ческой разработки вопросов, касающихся определения юридиче- ского статуса, юридической правоспособности лиц, относящихся к данной категории людей. Скорее, можно сказать, что законода- тели вносят те или иные исправления и дополнения в действую- щее законодательство по этому вопросу от случая к случаю, в за- висимости от практических потребностей при регламентации отдельных сторон гражданского права. Лишь систематическое рас- 39 См. об этом восстании в новелле 144: Stein Е. Studien zur Ge- schichte des byzantinischen Reiches. Stuttgart, 1919, S. 17. 40 Мы не упоминаем здесь о прагматической санкции, изданной после завоевания Италии Юстинианом, так как этот закон имел специальное назначение только для данного района. 41 См.: М. de Dominic is. I coloni adscripticii nella legislazione di Giustiniano. — Studi Betti, 1962, III, p. 87—89. 121
смотрение данных законодательства в порядке хронологической последовательности отдельных постановлений может дать отчет- ливое представление о направлении, в котором шел процесс фор- мирования правового статуса, определения прав и обязанностей значительной части византийского крестьянства. О колонате говорится во всех частях Свода Юстиниана. Од- нако свидетельства эти не равноценны. Данные, которые можно почерпнуть из Институций и Дигест, во многом уступают по сво- ему значению сведениям, имеющимся в точно датированных кон- ституциях Кодекса и Новелл. В Институциях Юстиниана авторы сборника упоминают о ко- лонате лишь попутно при характеристике гипотетичного иска, так называемого actio Serviana. В качестве примера такого иска ука- зан случай возбуждения этого иска земельным собственником, когда залогом выполнения обязательства за аренду земли явля- ется имущество колона.42 В более развитой форме это лаконично сформулированное определение Институций повторяет юрист VI в. Феофил в своей Парафразе к Институциям Юстиниана. «Возьмем, например, та- кой случай. Я сдал поле для обработки в аренду, и колон объявил мне, что будет платить мне по договору ежегодно сто номизм арендной платы — рло&о)[што<;; колон затем переместит на это поле и свое имущество, например лошадей, быков, рабов, одежды, се- ребро, и договорится, что это будет находиться у меня по усло- виям аренды. И если случится, что колон нарушит условие в от- ношении арендной платы, я имею право в отношении всего при- несенного и приведенного на мое поле возбудить иск Сервиана, если бы я не получил арендной платы».43 Другими словами, иму- щество колона рассматривалось как залог, обеспечивающий уп- лату арендной платы собственнику земли.44 Пояснение Феофила заслуживает внимания при характери- стике колоната той эпохи и потому, что дает при бедности сведе- ний, имеющихся в других источниках, хотя бы приблизительное представление о типичной величине оброка, который платили ко- лоны, а также и о характере имущества колонов, включавшего, помимо обычного движимого имущества, и рабов. Во включенных в Дигесты отрывках из сочинений римских юристов колонат фигурирует довольно часто. 42 Inst. 4, 6, 7, cf. Theoph. inst. 4, 6—7, 7. 43 Theoph. inst. 4, 6, 7. 44 О юридической сущности этих обязательств между исследователями имеются разногласия. Одни, толкуя текст Ульпиана в Дигестах об actio Serviana (Dig. 20, 1, 21, 1), склоняются к мнению, что должник перво- начально перенес свое право собственности на кредитора, но затем само- вольно или случайно его снова получил. Другие считают, что здесь речь идет о неформальном договоре займа (Seidl. Privatrecht, 1963, S. 144; Arangio-Ruiz. Istituzioni, 1954, p. 264). 122
Так, при характеристике договора найма locatio — conductio мы находим ряд любопытных отрывков, касающихся колонов. Они трактуют о регулировании взаимоотношений между двумя сто- ронами, заключающими подобное соглашение: локатором — зе- мельным собственником, с одной стороны, и колоном — с другой. В первом из этих отрывков из комментария Павла «К Эдикту» (кн. 34) рассматривается случай, когда колон, взявший землю в аренду, в свою очередь сдал ее в обработку другому лицу. Иму- щество подсъемщика не считалось при этих условиях залогом у земельного собственника. Однако плоды сохраняют значение залога,45 как это было бы, если сам колон собрал бы их с земли. Если дом или земля взяты в аренду колоном или инквилином за плату на пятилетие и съемщик покинул бы жилье или земельное хозяйство, земельный собственник (dominus) может сразу же возбудить иск.46 Но он может также возбудить иск против колона или инквилина и в отношении того, что тот был обязан немед- ленно выполнить какую-либо работу или посадки. С другой сто- роны, и колон имеет право тотчас возбудить иск в отношении всего пятилетия (totius quinquennii nomine recte statim aget) про- тив земельного собственника, если тот не допускает его к поль- зованию землей. Он это может сделать даже в том случае, если собственник допускает его к использованию земли на остав- шиеся годы. В тексте разъясняется, что тот, кто изгнан с арендо- ванной земли и взял в аренду другую землю (nam et qui expulsus a conductione in aliam se coloniam contulit) и не в состоянии вы- держать двух арендных договоров,47 не обязан оплачивать аренду и даже может претендовать на доход, который он мог бьр-полу- чить в отдельные годы. Если возможность пользования землей предоставлена, когда он уже вступил в другие обязательствен- ные отношения, то она предоставлена ему слишком поздно. Он не может ее реализовать из-за других обязательств. Но в том случае, если земельный собственник препятствует колону пользоваться землей лишь в течение нескольких дней, а потом раздумает и для колона все остается в целости, то ничто не уменьшает обязатель- ства из-за промедления в несколько дней.48 Аналогичных текстов, в которых раскрываются частноправо- вые отношения колонов с крупным земельным собственником, 45 .Dig. 19, 2, 24, 1: «Si colonus locaverit fundum, res posterioris con- ductoris domino non obligantur: sed fructus in causa pignoris manent, quemadmodum essent, si primus colonus eos percepisset», cf. Dig. 19, 2, 53 (Pap.); 20, 2, 7 pr. (Pomp.); 47, 2, 62, 8 (Afric.). В Василиках (Bas. 20, 1, 24), где воспроизведен текст Dig. 19, 2, 247, термин «колон» передан словом fiкосого;. В схолии Кирилла поясняется, что «имущество колона, арендовавшего землю, не считается находящимся в залоге у хозяина; плоды же —всегда» (ВТ, р. 989; BS, р. 1188). 46 Dig. 19, 2, 24, 2: «si domus vel fundus in quinquennium pensionibus locatus sit, potest dominus, si deseruerit habitationepi vej fupdi cultuparr) polonus vel inquilinus, cum pis statim agere». 47 Dig. 19, 2, 24, 3. Pig. 19, 2, 24, 4.
в Дигестах имеется несколько. Включение их в законодательный свод VI в., иногда со следами некоторых интерполяций, застав- ляет нас предполагать, что мелкая аренда колонов старого типа все же не полностью исчезла,49 несмотря на глубокие изменения, которые претерпел колонат в Византии VI в. Вряд ли эти тексты были бы включены в Дигесты лишь с познавательными целями. Как мы увидим, это подтверждается и данными Кодекса. В следующей статье того же титула Дигест цитируется отры- вок из комментария Гая к 10-й книге провинциального эдикта. Речь там идет о сдаче в аренду земли или жилья и о новых об- стоятельствах, наступивших ввиду продажи земли или дома их собственником. Гай указывает, что хозяин обязан позаботиться, чтобы и покупатель допустил на тех же условиях договора, как и раньше, колона пользоваться землей и инквилина жить. В про- тивном случае ими может быть возбужден против хозяина иск на основании договора об аренде (is aget cum ео ex conducto): «Нет никакого сомнения, что колону или инквилину дозволено оставить аренду».50 В обязанности колона входило производство сельскохозяйственных работ в надлежащее время, чтобы несвое- временная обработка не принесла ущерба полю. Он был обязан заботиться о постройках, чтобы они оставались в неповрежденном виде. Возможность для колона по собственному желанию оставить арендованную им землю звучит, конечно, анахронизмом при со- поставлении этого и близких к нему по содержанию текстов Ди- гест с многочисленными конституциями Кодексов Феодосия и Юстиниана, где подчеркивается факт постепенно прогрессирую- щего закрепощения колонов Византийским государством.51 Но тем не менее данные, содержащиеся в Дигестах, представляются нам чрезвычайно интересными, так как именно в них отчетливо вы- ступает еще одна существенная сторона тогдашней сложной дей- ствительности, отражающая многообразие путей формирования и развития колоната. При всей важности для сущности правового положения коло- нов, многократно подтвержденного источниками факта их закре- пощения Византийским государством, эта сторона дела отнюдь не исчерпывает многогранности общественно-экономических и юридических отношений того времени. Данные Дигест восполняют 49 Cf. Levy, II, 1956, S. 253; Kaser. RPR, II, 1959, S. 296. Казер отмечает, что наиболее важные, с точки зрения социальной проблематики, явления, а именно зависимая аренда, а также отношения, связанные с за- висимым трудом, были выделены (ausgeschieden) из обязательственного права locatio — conductio. 50 Dig. 19, 2, 25; ср. слова «certe quin liceat colono vel inquilino re- linquere conductionem, nulla dubitatio est». О дискуссионных вопросах, связанных с истолкованием этих текстов, см.: Kaser. RPR, I, 1955, S. 3861; 47224; 47329-34; II, 1959, 24815; 3033. 51 О данных, имеющихся в папирусах византийского Египта, см.: Tau- benschlag. Law, 1955, р. 602. 124
один из крупных пробелов в наших знаниях. Они ярко рисуют, в частности, юридическую необеспеченность и неравноправность колона по отношению к земельному собственнику даже и как од- ной из сторон, заключающей договор аренды.52 С этой точки зре- ния обращает на себя внимание отрывок текста из «Ответов» Павла (кн. 5), приведенный в том же титуле Дигест. Между ло- катором, сдающим имение в аренду, и съемщиком было догово- рено, что в течение срока аренды съемщик Сейус не будет против своей воли согнан с земли. Если это все же будет сделано, то ло- катор Тициус обязан заплатить съемщику Сейусу 10 тыс. сестер- ций. Если же Сейус в течение срока действия арендного договора захочет отказаться от аренды, он обязан равным образом запла- тить ту же сумму — 10 тыс. сестерций — Тициусу. Спрашивается, если Сейус в течение двух лет подряд не платил за аренду, можно ли его изгнать с земли без опасения быть привлеченным к уплате штрафа. В ответ на этот вопрос Павел сказал: хотя в договоре стипуля- ции ничего не было сказано о штрафе в отношении арендной платы (quamvis nihil expressum sit in stipulatione poenali de so- lutione pensionum), однако, вероятно, было договорено, что колон не должен быть изгнан (de non expellendo colono), если он будет выполнять то, что обязан и в отношении платы, и в отношении возделывания земли. Поэтому, если тот, кто недостаточно исправно вносил арендную плату, начнет требовать штраф, то локатору будет полезно применить exceptio doli53 (т. е. возражение против иска, возбужденного изгнанным колоном, со ссылкой на обман).54 При чтении этого текста обращает на себя внимание то, что при всей видимости равноправных отношений между локатором и арендатором локатор фактически имел значительные преиму- щества в случае нарушения договора. Юридически обе стороны в равной степени не имели права до истечения срока внезапно разрывать договор по единоличному решению. Если же это фак- тически происходило, а это было достаточно часто,55 результат при прочих равных условиях для каждой стороны был различен. Если колон до истечения срока бросал землю, локатор мог пред- явить ему actio locati (иск о сдаче в аренду) с требованием взыс- кания с колона денег за понесенный ущерб. Колон мог в этом слу- 62 Seidl. Privatrecht, 1963, S. 168. Неравноправность четко выра- жена и в процессуальном праве. 53 Dig. 19, 2, 54. В этом тексте слова о двухлетнем сроке неуплаты, возможно, являются интерполяцией VI в. (Gall о. Estinzione, 1964, р. 1211). О том, что арендная плата, полученная от колона, является заменой плодов (fructuum) см. у Ульпиана (Dig. 5, 3, 29) (.S е i d 1. Privatrecht, 1963, S. 55). 54 Это возражение (эксцепция) со ссылкой на обман, исчезнувшее было из источников, начиная с IV в. вновь встречается в законодатель- стве VI в.; ср., например: С. J. 4, 34, 11 (30 октября 529 г.). 55 Gallo. Estinzione, 1964, р. 1210 (со ссылкой на источники: Dig. 19, 2, 54, 1; 19, 2, 24; 19, 2, 61; С. J. 4, 65, 15 и т. д.). 129
чае только тогда защититься от требования, если локатор допус- тил какой-либо прецедент невыполнения условий договора.56 Если же локатор разорвал соглашение и согнал колона с земли до срока, колон не имел юридических средств защиты, которые могли бы принудить локатора вернуть ему землю. В случае осу- ществившегося уже изгнания колона с земли он мог, правда, предъявить иск, ссылаясь на интердикт unde vi, которым в слу- чаях насильственного изгнания могли пользоваться посессоры. Но в тексте об этом не упоминается. По мнению Галло, даже при предъявлении такого иска колон не мог добиться успеха, так как в руках локатора оставалась возможность сделать отвод по при- чине незаконного владения.57 В Дигестах и в схолиях к ним, сохранившихся в Василиках, как единственно возможное для колона средство защиты указано actio conduct!,58 т. е. иск арендатора, который давал право потер- певшему претендовать только на возмещение ущерба (id quod in- terest) от потери доходов, которые вследствие изгнания не могли быть извлечены с земли. Но даже такое требование могло быть отклонено при неуплате взносов за аренду со ссылкой на exceptio doli.59 56 См. также схолию Кирилла: Bas. 20, 1, 54, 2 (Dig. ,19, 2, 55, 2) — «кто раньше времени без причины покинет землю (xdv а^рд\), уплатит столько, сколько причитается за понесенный ущерб (тб ^tatpepov) (BS, р. 12045). 57 Галло предполагает, что локатор мог опереться на эксцепцию о по- рочном, незаконном владении (exceptio vitiosae possessionis) (Gallo. Estinzione, 1964, p. 1210). Ссылка на эту эксцепцию была, однако, воз- можна только в классическом праве. Позднее, в постклассическом праве, она не применялась. Для VI в. она являлась анахронизмом. См.: Kaser. RPR, II, 1959, S. 185. 58 Dig. 19, 2, 24, 1; 2; 5; cf. C. J. 4, 65, 15 (13 августа 259 г.) и др. Кирилл в схолии к Dig. 19, 2, 24 (BS, р. 1189 (7)) отметил, что «колон (хоХюу6<;) , изгнанный в первый год, может предъявить требование о воз- мещении понесенного ущерба (то Sia<pepov) в том случае, если локатор допустил его на поле во второй и третий год. Если же колон допущен через несколько дней, в течение которых не арендовал в другом месте, с него ничего не взыскивается. Безымянный схолиаст, комментируя текст Dig. 19, 2, 24, 5 (Bas. 20, 1, 24); BS, р. Iil89e, говорит о возможности возбуждения колоном иска ex conducto. Аналогичное указание есть и у Кирилла (BS, р. 1189 (3)). Ср. Dig. 19, 2, 33, где приводится отрывок из книги 8 «Вопросов» Африкана: «Если твой колон лишен возможности пользоваться землей по твоей вине или по вине того, кому ты мог вос- препятствовать в этом, то ты обязан возместить колону столько, сколько он мог за это время извлечь из пользования, включая и его доход (luc- rum)». Вопрос о том, что понимали в точности юристы под выражением id quod interest (см., например, Dig. 6, 1, 68 и Dig. 50, 16, 193), ввиду не- согласованности этих текстов, недавно подвергнут специальному рассмот- рению: Robertis F., de. Quanti res est — id quod interest nel sistema della grande compilazione (Contribute alia dottrina del risarcimento del danno nel diritto Giustinianeo).—-SDHI, 1966, 32, p. 114 sq. Автор прихо- дит к выводу, что в основ6» как правило, дещалд именно возмещение ущерба. 5? Pig, |9Г 2, 54 — см. выше сноску 53; 130
Само собой разумеется, что внезапное изгнание колона с семьей, скотом, всем движимым имуществом с земли, даже при возмещении денег за потерянный доход, являлось для колона бедствием, равного которому не переживал локатор в обратном случае, т. е. при внезапном уходе колона с земли. Взысканные с колона деньги в этом втором случае полностью компенсировали земельного собственника. Колон же в первом случае получал только денежное, т. е. частичное, возмещение понесенного им ущерба. Потерянную землю он юридическими средствами вернуть не мог, не говоря уже о моральном ущербе, связанном с внезапной лом- кой всего жизненного уклада. Перед нами, таким образом, явное неравенство отношений до- говаривающихся сторон, неравенство средств, гарантирующих их интересы при видимом равноправии. При смене земельного собственника или в случае его смерти единственной защитой колона против притеснений со стороны нового собственника являлось также actio ex conducto. В таких случаях, как свидетельствует текст Юлиана (Dig. 19, 2, 32),ко- лона можно было защитить хотя бы только от обязанностей об- рабатывать землю.60 В схолии Стефана к этому тексту Дигест это выражено с полной ясностью: «Наследник не может возбудить против колона (хата too xoXcdvod) иск об аренде (tt|v Хохатт], actio 1о- cati) и заставить его обрабатывать землю, которая завещателем отказана в легат кому-либо другому».61 Очень важными представляются высказывания юристов, вклю- ченные в Дигесты и законоположения Кодекса и Новелл, о на- следственности колоната, в частности о положении детей колона. Особенно подробно этот вопрос рассмотрен в конституциях Ко- декса. Мы обратимся к их изучению далее. Отметим лишь, оцени- вая данные Дигест о колонате, что компиляторы включили туда отрывок из пятой книги последователей Лабеона, где говорится, что наследник колона, хотя он и не является колоном, все же считается владельцем за господина.62 В этом тексте колон определяется как держатель земли, в про- тивовес господину, который является владельцем. Такое определе- ние правового отношения колона к земле находит соответствие и в цитированном в Дигестах высказывании Ульпиана из кн. 69 сочинения «К эдикту». Там говорится: «То, что находится в дер- жании у раба или прокуратора или колона, по-видимому, является владением господина». Поэтому, если они изгнаны из владения, считается, что и сам господин изгнан, даже в том случае, если он 60 Seidl. Privatrecht, 1963, S. 168. 61 Bas. 20, 1, 31 (Dig. 19, 2, 32) sch. Sxe^avoc. «xai avapcaCeiv auxou yecop'plv tov a^pov, ov 6 теат^тсор етерсо xivi еХ^татеиае»; BS, p. 1196. 62 Dig. 19, 2, 60. Ср. также: BS, p. 1206з (Кирилл). 127
не знает, что те лица, через кого он владел (per quos possidebat), были изгнаны.63 Из Дигест ясно, что налоговое обложение за колона, как и за инквилина, платил его господин. Поэтому, «если кто-либо не ука- зал в цензовых списках инквилина или колона, он остается от- ветственным за него (vinculis censualibus tenetur) по налоговым путам».64 Как мы увидим, последующие законоположения сви- детельствуют, однако, что колон иногда и сам платил налоги. Данные Дигест гораздо полнее рисуют картину частноправо- вых договорных взаимоотношений между собственником имения и колоном — мелким съемщиком, чем соответствующие разделы Кодекса Юстиниана, где едва ли не все конституции по вопросу о договоре locatio — conductio относятся к более раннему, чем VI в., времени.65 Однако при изучении правового развития VI в. именно из Кодекса и Новелл мы можем почерпнуть важнейшие сведения о других сторонах жизни Колонов и о тех новых зако- нодательных мероприятиях, которые были проведены именно в VI в. Обратимся прежде всего к сведениям, которые содержатся в Кодексе. Если не считать конституции императора Анастасия (491— 518 гг.), в которой дана обобщающая характеристика различий в правовом положении так называемых свободных колонов и адскриптициев, — закона, не имеющего точной даты, в Кодексе Юстиниана насчитывается не менее 13 конституций VI в., прямо или косвенно затрагивающих правовой статус колонов.66 Четыре конституции, опубликованные еще при императоре Анастасии, не вносят ничего существенно нового в наши знания по этому вопросу, хотя и упоминают о колонах. Две из них, из- данные в Константинополе в 505 г. и обращенные к префекту претория Константину (С. J. 2, 7, 22, 1 и 2, 7, 22, 3 от 1 июля 505 г.), трактующие об адвокатах фиска и о спортулах, снова повторены через 12 лет (С. J. 2, 7, 24, 1 и 2, 7, 24, 3 от 1 декабря 517 г.). Они адресованы префекту претория Сергию с буквальным совпадением в абзацах, упоминающих о колонах. В этих законах указано, что отдельным лицам из приматов коллегии адвокатов, 63 Dig. 43, 16, 22. В этом тексте о рабе, прокураторе и колоне гово- рится как о держателях (quod servus vel procurator vel colonus tenent), о господине как о владельце (dominus videtur possidere). Терминология по вопросам собственности и владения в законодательстве Юстиниана, как и прежде (в IV—V вв.), во многом не выдержана и противоречива. 64 Dig. 50, 15, 4, 8. Предложенное толкование этого текста в смысле содержания в карцере, на наш взгляд, сомнительно. Текст содержит ин- терполяцию VI в. Вставлено слово «colonus» (Segre). Правильную интер- претацию текста см.: Seyfarth. Theodorianus, 1963, S. 89 f. 65 Ср.: C. J. 4, 65. De locato et conducto: 5 (223 r.); 9 (234 r.); 27 (294 г.), C. J. 11, 71 (70). De locatione praediorum civilium vel fiscalium sive templorum sive rei privatae vel dominicae. 66 Некоторые из них повторяются в Кодексе дважды. 128
которые в течение двух лет исполняли должность адвоката (пат- рона) фиска, не запрещается после сложения этой должности вы- полнять функции адвокатов; но только за себя или от имени чле- нов своей семьи (жены, тестя, тещи, детей, зятя, снохи), а также и за принадлежащих им колонов и рабов. Вторые две конститу- ции ограждают подобных лиц от дополнительных взысканий спор- тул как за них самих, так и за их колонов и рабов. Эти законы предоставляли лицам, сложившим с себя должность адвокатов фиска, существенные привилегии. Как правило, число адвокатов, входивших в коллегию, было строго ограничено, так как давало членам коллегии ряд преимуществ, возраставших по мере продви- жения срока службы в адвокатуре.67 Члены коллегии освобожда- лись от оплаты спортул при судебных процессах,68 от занятия не- которых принудительных муниципальных должностей, от тяго- стей декурионата. Разрешение занятия адвокатурой бывшим па- тронам фиска являлось поэтому для них очень важным. Привилегированное положение господ, в данном случае ад- вокатов, возможно, как-то влияло на судьбы колонов. Однако в законах об этом речи нет. Таким образом, рассмотренные нами статьи не прибавляют каких-либо новых данных по интересую- щему нас вопросу. В конце 20-х годов VI в. внимание византийского правитель- ства к колонату значительно возрастает. В Кодексе Юстиниана и Новеллах до нас дошла серия конституций, изданных в Визан- тии с 529-го по 552 г., в которых этому вопросу уделено специаль- ное внимание. Уже в хронологически первой из них (изданной 17 сен- тября 529 г. в Халкедоне), адресованной префекту претория Де- мосфену, косвенно затрагивается вопрос о положении колонов.69 Законом устанавливается, что никому из воспитывающих детей- подкидышей не разрешается виндицировать их себе в собствен- ность, безразлично, будь то дети свободных родителей, будь то 67 Срок адвокатуры до Юстиниана был ограничен 20 годами. Позднее это ограничение было снято. В рассматриваемых конституциях число адвокатов определено в 40 членов. В разных судебных округах и в разное время число членов коллегии адвокатов не оставалось неизменным. См.: Kaser. RZPR, 1966, S. 455. 68 Юстинианом был издан закон, регламентирующий взыскания спор- тул (вознаграждения) чиновникам за составление различных актов и ве- дение судебной процедуры. Хотя об этом законе нам известно из многих источников, он до нашего времени не дошел. Из Институций Юстиниана (Inst. 4, 6, 24; 25) мы знаем, что этот закон входил в состав Кодекса. О нем; упоминается в С. J. 3, 2, 4, 8 (24 июня 530 г.); Nov. Just. 17, 3 (1 мая 535 г.); 82, 7 (8 апреля 539 г.); 86, 9 (17 апреля 539 г.); 124, 3 (15 июня (17 декабря) 544 г.); Theoph. inst. 4, 6, 24. 69 Эта конституция в своей главной части повторена в Кодексе дважды: С. J. 8, 51 (52), 3 (17 сентября 529 г.) и 1, 4, 24 (17 сентября 529 г.). Часть закона 8, 51 (52), 2 (374 г.) некоторые исследователи счи- тают неподлинной (Kaser. RPR, II, 1959, S. 14422). Ср. также: Nov. Just. 153 (12 декабря 541 г.). 129
либертинов или рабов, либо в статусе адскриптиция, либо колона (in suum dominium vindicare sive nomine dominii sive adscripti- ciae sive colonariae condicionis). В ходе рассуждений законода- тель отмечает, что они не должны быть запятнаны позором ста- туса рабства, адскриптициата или колоната (nulla macula vel servitutis vel adscripticiae aut colonariae conditionis imbuti). Таким образом, все эти три категории зависимости рассматриваются как дискриминирующие. В отличие от конституций IV—V вв. закон обеспечивает за всеми такими детьми статус свободных и сво- боднорожденных, притом на всей территории империи. Уже через три дня после издания этой конституции, 20 сен- тября, там же в Халкедоне и с тем же адресом была издана еще одна, вновь упоминающая о колонах. На этот раз, рассматривая вопрос о необходимости соблюдения более строгой документации при уплате оброков или процентов, законодатель сообщает очень важные сведения, бросающие свет на историческую действитель- ность того времени. В законе говорится, что должники и колоны пользуются недостаточной документацией (речь идет о квитан- циях — apochae и расписках — antapochae) и спорят против своих господ о порядке ее использования, виндицируя (отстаивая судебным порядком) свою свободу (cum coloni ad dominum certantes et sibi iniquam forte libertatem vindicantes). Когда возникают сомнения в отношении квитанций, творящие суд колеблются.70 Упоминание о тяжбах колонов со своими господами очень важно, так как свидетельствует, с одной стороны, о судебных пра- вах колонов, с другой — о том, что они таким способом боролись за сохранение своей свободы. Однако эта краткая конституция не дает никаких дальнейших сведений по этому интересному вопросу. Остается также неиз- вестным, спорили ли в суде все категории колонов. Значительно более полные и подробные данные содержит третья из конституций 529 г. Эта конституция была признана столь важной, что была оглашена в торжественной обстановке в новом Консистории дворца Юстиниана.71 Конституция, вклю- 70 С. J. 4, 21, 19 (от 20 сентября 529 г.). В позднейшей редакции Василик (Bas. 22, 1, 78; ВТ, р. 1058) смысл статьи выражен более резко: «Колоны, взывающие о свободе (7e<op7oi тгро<; eXeuflepiay ауаЭбоуте?), прячут квитанции — чтобы не быть изобличенными в том, что они — колоны (то цт] 7еwp70i). Законодатель рекомендует поэтому либо брать у колонов и должников копию или дубликат (то iaov) с их собственноруч- ной распиской или квитанцию (а^талох^), «т. е., что такой-то внес тебе проценты в таком-то месяце». В схолии Фалелея говорится, что конститу- ция Кодекса предусматривает возможность правовой защиты, но не указы- вает наименования средств защиты. Схолиаст считает, что средством за- щиты может служить condictio indebiti incerti (кондикция о возврате непричитающегося — BS, р. 1385). Название этой кондикции — посткласси- ческое. — Kaser. RPR, II, 1959, S. 306, Anm. 13. 71 С. J. И, 48 (47), 20 (30 октября 529 г.). Она адресована префекту претория Демосфену и имеет в конце указание: Recitata septimo in novo 130
ченная в специальный титул—«De agricolis censitis vel colonis», является первой из пяти, следующих в титуле за известной кон- ституцией Анастасия, о которой шла речь выше. Закон, изложенный с обычной для того времени многоречи- востью, очень интересен в различных аспектах. В нем рассматри- ваются случаи, когда вопрос о правомочности господина как собственника арендованной колонами земли подвергается коло- нами сомнению. Законодатель предписывает, чтобы колоны ка- кого бы то ни было статуса (cuiuscumque condicionis) до выне- сения судебного решения о спорном праве собственности их гос- подина «вносили бы надлежащему поручителю — фидеиюссору — такую часть уплачиваемой ими суммы, которая обеспечивала бы возмещение всего оброка без всякой отсрочки их господину в случае благоприятного решения дела о его праве собственности судом». В конституции указывается, что эти взносы идут «сверх (?) оброков и общественных податей (повинностей)» (super redituum vel publicarum functionum). Эти авансированные платежи взи- маются с колонов вперед за каждое трехлетие. В случае непови- новения колонов, которые «захотели бы или смогли бы сделать меньше (того, что предписано, — Е. Л.), тот же оброк должен взыскиваться с них ежегодно судебным ведомством в обычные сроки, в какие он ими уплачивается их господину. Внесенный оброк сохраняется в священном здании (т. е. в сокровищнице), находящемся во владении (possessio) того города, в чьем ведении он состоит. Если местная церковь непригодна для сохранения денег, то они помещаются в церковь митрополии, где сохраня- ются со всеми предосторожностями, и после полного решения дела либо вручаются господам, либо возвращаются колонам. В тех случаях, когда оброк вносится либо полностью, либо час- тично не в деньгах, а в натуре, продуктовый оброк продается су- дебным ведомством. Деньги, полученные за него, депонируются в соответствии с тем, как было сказано выше. В конституции далее речь идет об общественных податях (повинностях) (publicas functiones). В тех случаях, когда по- дати вносились самими колонами по обычаю (more solito), по мнению законодателя, спорность и нерешенность тяжбы никак не влияют на необходимость выполнения колонами этих податей или повинностей по-прежнему. Сложнее обстоит дело в тех слу- чаях, когда господа получали всю сумму оброков сами и из этой суммы вносили часть в порядке оплаты казенных податей (по- винностей), а прочую часть оставляли себе как оброчные пла- тежи. В таком случае поручителю предписывалось, не дожидаясь решения дела, из полученной им от колонов суммы внестц часть, consistorio palatii lustiniani d.III k. Nov. О значении этой фразы см.: Липшиц Е. Э. Из комментария к конституциям Кодекса Юстиниана ^9 г. - ЗРВИ, 1973, XIV/XV, Београд, с. 1—9, 131
составляющую плату по государственным податям (повин- ностям) , их господину, чтобы он оплачивал казенные счета. Если же, наконец, срок поручительства истек, имение поступило в секвестр и деньги депонированы, судьи обязаны выделить столько, сколько достаточно для оплаты государственных плате- жей (publicis rationibus) и поручить распределение этой суммы господину. Прочую же часть, которую составляет чистый оброк, депонируют в безопасности в ожидании решения суда. Однако ни из этого поручительства, ни из секвестра, ни из государственных налогов не вытекает какое-либо предварительное решение дела. Весь вопрос остается нерешенным до тех пор, пока не последует приговор суда, который рассмотрит все дело, выяс- нит, кто именно является собственником, кому причитается быть свободным от ответственности за казенные налоги в будущем и должен ли быть оброк получен или оставлен. Указывая в начале закона на волнения колонов, которые про- возгласили бы (declamaverint), что не знают, является ли госпо- дин собственником, и затевали бы поспешные процессы против господ, оспаривая их право собственности, законодатель нала- гает на колонов непомерные тяготы. Помимо обычных платежей, они, как было сказано, обязаны были вносить еще суммы за трехлетие для обеспечения интересов господина в случае, если дело им будет выиграно. Интересно отметить, что в мотивировке закона имеются весьма откровенные намеки на то, что волнения и натиск (im- petus) колонов наблюдаются на тех землях, где взимание ренты (оброков) было сравнительно новым явлением. Это видно из слов: «Однако мы говорим о тех, кто не имеет достаточной осмотри- тельности, проистекающей из продолжительности срока или дли- тельности укоренившегося обычая получения оброка. В других случаях нет возражения против оставления за колонами свободы действий (licentia), так как закон о давности владения и беспе- ребойное поступление оброков исключает натиск колонов». Таким образом, данная конституция указывает, с одной сто- роны, на факт распространения — расширения формы эксплуата- ции колонов, с другой — она свидетельствует о том, что этот про- цесс встречал сопротивление колонов «какого бы то ни было ста- туса». Императорская власть императивно вмешивается во взаимоотношения двух договаривающихся сторон, заранее нака- зывая наименее обеспеченную сторону — колонов — дополни- тельными взысканиями оброков вперед и осуждая их законные права на расследование дела о собственности на обрабатываемую ими землю. Заслуживает также внимания и то, что, по словам законодателя, тяжбы подобного характера затевали колоны всех категорий (cuiuscumque condiciones). Уже один тот факт, что на протяжении менее чем полутора- месячного срока было издано три конституции, касающиеся пра- вового положения колонов, свидетельствует о том, что этот вопрос 132
стоял в центре внимания правительства и был весьма острым. Актуальность его подтверждается и дальнейшими конституциями. В следующем, 530 г. вопросу о колонате были посвящены снова две конституции, обе изданные в один и тот же день.72 Обе были адресованы Юстинианом константинопольскому сенату. Первая конституция касается вопроса об аренде земель и домов военными. В ходе изложения рассказывается о том, что военные обращают свое оружие не против врагов, но против своих сосе- дей и, может быть, против самих несчастных колонов, о которых взялись заботиться (sed contra vicinos et forsitan adversus ipsos miseros colonos, quos procuraridos susceperunt). Закон осуждает этот род действий. Вторая конституция 530 г. регламентирует вопрос о статусе потомства при смешанных браках. Подтверждая старые поста- новления о том, что дети, родившиеся у матери-адскриптиции и отца-свободного, являются адскриптициями, законодатель пред- писывает, чтобы дети матери-адскриптиции и отца, имеющего статус раба, а также и в обратном случае следовали положению матери. Обращает на себя внимание мотивировка закона, которая под- черкивает сходство подневольного положения адскриптиция и раба и в то же время выявляет специфические отличия в юриди- ческом отношении первых от вторых. «Ибо, в чем же мыслится различие между рабами и адскриптициями, когда и те, и другие поставлены под власть своего господина. Он может освободить раба вместе с пекулием и адскриптиция изгнать из своего имения вместе с землей» (et possit servum cum peculio manumittere et adscripticium cum terra suo dominio expellere). Вопрос о положе- нии адскриптиция или энапографа и о возможности применять к этой категории зависимых людей закон о давности для освобо- ждения их, как уже было отмечено нами в другой связи, обсу- ждался юристами VI в. и был решен в отрицательном смысле. Энапографы при всем их бедственном положении не считались рабами, а считались юридически свободными, хотя и весьма урезанными в своих правах. Поэтому их нельзя было освобождать подобно рабам. Чрезвычайно важным является указание рассмат- риваемой конституции на то, что господин может изгнать адск- риптиция с землей. Неразрывная связь адскриптиция с землей является чертой, которая отличает его от раба, если даже послед- ний и посажен на землю. В этом смысле закон этот идет значи- тельно дальше, чем соответствующие указания Дигест. В послед- них речь идет об изгнании колона без земли. В законе, изданном через полгода (в 531 г.), мы находим конкретизацию этих развивающихся новых форм зависимости.73 Юстиниан предписывает, чтобы один только договор аренды или 72 С. I. 4, 65, 35 (22 июля 530 г.) и И, 48 (47), 21 (22 июля 530 г.). 73 С. I. И, 48 (47), 22 (20 февраля (?) 531 г.). 133
другой какой-либо письменный документ не считался достаточ- ным основанием для установления статуса адскриптиция. Тре- буется еще подкрепляющая запись в государственный ценз или другие установленные законом формы. Далее говорится, что в случаях определения статуса лучше, во избежание ошибок, основывать доказательства на многих дан- ных. Если имеются и письменное свидетельство (scriptura), и после него также свидетельские показания или объяснения (соп- fessio sen depositio) — только данные, полученные без примене- ния силы и принуждения, то из этих обоих видов доказательств (т. е. как из письменного, так и из свидетельских показаний или объяснений) следует верить тому, которое и записано, и де- понировано среди актов. Законодатель, излагая это, ставит по- путно такой вопрос: «А что, если кто-либо вложил или депони- ровал среди актов арендный договор74 или другой документ за своей подписью, в котором он являлся колоном-адскриптицием?». Мы уже видели при рассмотрении более ранних конституций, что одной формой борьбы колонов за свои права было сокрытие кви- танций об уплате оброка — данных, на основании которых можно было утверждать в спорных случаях, что земледельцы являлись колонами. Поставленный в конституции 531 г. вопрос показывает, что споры о статусе колонов и адскриптициев были, очевидно, весьма запутанными и острыми. Автор конституции обращается в дальнейшем к рассмотрению вопроса о судьбах сыновей колонов. Как говорится в законе, воз- никали сомнения, должен ли сын колона, если бы был свободным, оставаться свободным в том случае, если он жил при отце, кото- рый занимался агрикультурой в течение 30, 40 или более лет. Если господин либо потому, что,он удовлетворен его отцом, не тре- бует присутствия сына в имении, либо после смерти отца освобож- дает его от присутствия ввиду его непригодности для сельского хозяйства, и он длительное время пользуется свободой, не зани- маясь сельским хозяйством и другими работами колона (colonarii operis), то можно ли считать сына колона в таких случаях сво- бодным? Закон на этот вопрос отвечает отрицательно. Заключи- тельные параграфы конституции содержат любопытную мотиви- ровку такого неблагоприятного для потомства колонов решения дела. Он осуждает господ, которые предрешают этот вопрос, если сыновья родились в том имении, из которого теперь отсутствуют и в котором они выполняют земледельческие работы через своих отцов или братьев или когнатов, и «если часть их тела некото- рым образом посредством родни остается в имении, нам кажется неуместным, чтобы они жили на чужбине, а также и оставались на свободе (neque in libertate morari). Право господина да оста- ется непоколебимым (ipconcusgujn), и до тех пор, пока либо 74 В вариантах вместо слова conductionale стоит conditionale, т, р, ДО’ румррт о статусе.
предки, либо потомки, либо родня остаются на земле, представ- ляется, что они и сами как бы там пребывали». Конституция, следовательно, распространяет прикрепление к имениям уже не только на самих колонов, которые живут в имении и обрабатывают землю в течение 30 или более лет, как это вытекает из конституции Анастасия (С. J. 11, 48 (47), 19), но и на их потомство. По-видимому, вскоре после того потребовалось новое уточне- ние. Из конституции, изданной в бытность префектом претория Иоанна (531—534 гг.),75 мы узнаем, что тенденции закрыть все пути выхода из статуса адскриптициев еще усиливаются. Конс- титуция сравнивает положение адскриптиция с положением ку- риала: подобно тому как из статуса куриалов никто не освобо- ждается из-за временного прохождения службы, так и адскрип- тиций не может приобрести себе свободы путем какой-либо сделки, если он числится адскриптицием в анналах (годичных списках). Законодатель считает, что достаточно бесчеловечно ли- шать землю, которая первоначально имела адскриптициев, своего рода членов и приносить величайший ущерб собственникам земли, если колоны пребывают на других землях. Адскриптиций всегда должен оставаться таковым и должен быть привязан к земле (inhaereat terrae). Законодатель напоминает закон Анастасия, согласно которому люди, являвшиеся в течение 30 лет колонами, хотя и остаются свободными, но не имеют тем не менее права оставить землю и перебраться на другое место. Он вновь ставит вопрос, разобран- ный уже достаточно подробно в предшествующей конституции,— о судьбе детей колонов, в данном случае обоего пола. Ответ дается тот же — определенный и недвусмысленный. Дети коло- нов, даже если они не менее 30 лет работали в имениях или селениях (in fundis vel in vicis), должны оставаться свободными и не должно допускать ухудшения их положения. Однако они не имеют права покидать свою землю и переезжать в другие места, но должны навсегда быть привязаны к земле, раз ее их предки возделывали. Устанавливая еще более полное и прочное закрепощение ко- лонов, закон в то же время предписывает владельцам имений (possessionum domini), в которых живут колоны, не вносить каких-либо новшеств или не применять никаких насилий. Влас- тям предписывается в подобных случаях пресекать их и восста- навливать прежние обычаи и оброки. Притом никому не раз- решается сознательно и заведомо принимать к себе (букв, под свое право, под свою власть — in suum ius) чужих адскриптициев или колонов. А если это будет сделано в неведении, то приняв- ший колона обязан довести об этом до сведения господина, кото- рому принадлежит адскриптиций или земля (либо лично, либо 75 С. J. И, 48 (47), 23 (531-534 гг.). 135
через своего прокуратора), вернуть адскриптиция со всем его пекулием и потомством, когда это станет ему известно. Если же господин откажется это сделать, то за все то время, пока адск- риптиций или колон оставался у него, он будет принуждаем властями — как префектом, так и президом провинции — к выпол- нению за него общественных податей (повинностей) (publicas functiones), будь то поземельные, будь то скотом (sive terrenas, sive animales). Он принуждается также, согласно старым консти- туциям, и к возвращению колона или адскриптиция под угрозой предусмотренных там наказаний. Таким образом, эта конституция подкрепила вновь и усилила всем авторитетом императорской власти положение о прикрепле- нии колонов и адскриптициев к земле. Они были обязаны из поколения в поколение оставаться на том участке земли, который некогда кто-то из их предков получил по договору в обработку. Таким путем было обеспечено и поступление оброков и повин- ностей господину и Византийскому государству. Последним законом этого титула Кодекса является конститу- ция Юстиниана,76 адресованная магистру оффиций Гермогену — лицу, которому адресовано еще несколько конституций в конце 533 г. Конституция вновь ставит вопрос, о котором шла речь в законе, изданном незадолго до того и рассмотренном нами выше о статусе потомства адскриптициев при смешанных браках.77 В новой конституции повторяется, что свободная женщина, став- шая женой адскриптиция, остается вместе со своим потомством свободной. Дети следуют статусу матери. То же относится и к смешанным бракам между свободным человеком и адскрипти- цией. «Без сомнения должно соблюдать то, что если у свободного и жены-адскриптиции родился ребенок, он следует бесчестью материнского положения (maternae condicionis maculam), а не отцовской свободе». Однако, допуская это, законодатель практи- чески объявляет такие браки недействительными. «Мы прика- зываем, что если подобные браки будут заключены адскрипти- циями, то господин имеет власть такого адскриптиция либо лично, либо через презида провинции подвергнуть для исправле- ния умеренным телесным наказаниям (castigatione moderata) и насильно отстранить от подобной женщины». Итак, и лазейка, через которую мог осуществиться выход адскриптициев, если не самих, то их потомства, на свободу, 76 С. J. И, 48 (47), 24. Закон не имеет точной даты. Он почти бук- вально совпадает с текстом § 1 конституции С. J. 7, 24, 1, адресованной тому же Гермогену об отмене senatusconsulto Claudiano, изданной в 531— 534 гг. Отмененный закон (52 г. до н. э.) обращал свободную женщину за связь с чужим рабом в рабство. К конституции имеется схолия Фале- лея (Bas. 48, 25, 1=BS, р. 3018). Фалелей подчеркивает, что «сейчас (aiqjiepov) это учение (тоито то Bo^jia) отменено многими предписаниями закона». 77 С. J. И, 48 (47), 21. 136
была закрыта. Немного позднее в новеллах это было подтвер- ждено вновь.78 Наконец, следует упомянуть еще об одном законе, касаю- щемся колонов, в ряду других зависимых людей осуществлявших владение имуществом господина.79 Конституция устанавливает право господина удерживать владение, осуществляемое через за- висимых от него людей — рабов, прокураторов, колонов, инкви- линов — даже в том случае, если эти люди покинули это владение или передали другому. Даже в том случае, если таким образом фактический контроль над имуществом утрачен, господин сохра- няет свои права на владение до тех пор, пока он сам не отка- зывается от желания владеть им.80 Дальнейшие судьбы законодательства о колонате в VI в. можно проследить по Новеллам Юстиниана, в которых этой теме уделено также значительное внимание. Достаточно сказать, что на протяжении одного только 536 г. из 35 новелл, изданных Юстинианом, 5 в большей или меньшей степени затрагивали по- ложение колонов. Даже в хронологически первой из них, трактующей об охране церковных имуществ от расхищения и передачи в другие руки и не имеющей каких-либо специальных пунктов о колонах, за- конодатель упоминает о уешруос как о необходимой принадлеж- ности церковных имений. Расширяя по отношению к предшест- вующему законодательству Льва I и Анастасия81 запрещение от- чуждать в какой бы то ни было форме (продажа, дар, сдача в эмфитевзис и т. д.) церковные недвижимости во всех провин- циях, будь то имущества церквей, благочестивых учреждений или монастырей, новелла включает в перечень недвижимости, дома, поля или анноны или крестьян и сельских рабов (yecopyov av8- parcoSa aypotxtxa) ,82 78 Nov. Just. 22, 17 (18 марта 536 г.), адресованная префекту претория Востока Иоанну. 79 С. J. 7, 32, 12 (Иоанну, префекту претория) — 531—553 гг. 80 Закон неоднократно комментировался исследователями при анализе права собственности и владения при Юстиниане. См.: Levy, I, 1951, р. 73; Kaser. RPR, II, 1959, S. 183 и Anm. 21 (с библиографией). Владе- ние, о котором здесь идет речь, никак не соответствует классическому пониманию термина possessio. 81 С. J. 1, 2, 14 (без указания дня и месяца 470 г.); С. J. 1, 2, 17 (без даты). 82 Новелла (Nov. Just. 7), адресованная константинопольскому пат- риарху Епифанию, издана 15 апреля 535 г. В латинской версии Аутен- тики вместо слов «в XVII день до майских Календ» указано, однако, «в XVIII день до майских Календ», т. е. 14 апреля 535 г. Подобные же расхождения в датах есть и в других новеллах. Текст этой новеллы в кратком извлечении излагался и комментировался юристами VI в. Фео- дор в Эпитоме Новелл рекомендует для истолкования закона обратиться также к данным С. J. 1, 2, 14; 1, 2, 17; 1, 2, 21; и новелл 536 и 537 гг.; Nov. Just. 46 (18 [?] августа 536 г.); 54 (18 августа [1 сентября] 537 (?) г.); 55 (18 октября 537 г.). Тому же вопросу посвящено еще не- сколько новелл: Nov. Just. 40 (18 мая 536 г.); 65 (23 марта 538 г.); 137
В новелле 17, изданной 16 апреля (1 мая?) того же года и содержащей инструктивные указания государственным сановни- кам, к колонам относится специальная статья (14-я), которая вновь подтверждает и развивает положение закона С. J. И, 48, 23 (531—534 гг.). Президам провинций предписывается при- нуждать тех, кто прячет у себя беглых колонов, возвращать их старым владельцам. За неподчинение, если оно длительно, все пустоши, которые находятся в данной провинции, в порядке эпи- болэ присоединяются к имениям лиц, не выполняющих распоря- жения о возврате чужих колонов их владельцам. Таким образом, новелла подкрепляет конституцию Кодекса о закрепощении колонов и о запрещении их перехода на другие земли. Не прошло и месяца, как законодатель вновь уделяет внима- ние положению колонов. 15 июня 535 г. были изданы три почти аналогичные по содержанию новеллы. Нам известна в греческом оригинале лишь одна из них (Nov. Just. 32). Новеллы адресованы в неблагополучные районы, где случился неурожай и где кресть- яне, как сообщается в предисловии к этим законам, бегут, поте- ряв свои земли, захваченные их кредиторами. 32-я и 34-я но- веллы адресованы архонту Гемимонта во Фракии Агерохию; 33-я новелла адресована префекту претория Доминику.83 Законодатель указывает, что жадность кредиторов, которые давали ничтожные меры сухого зерна (пшеницы или ячменя) взаймы, удерживая в залог крестьянские земли, привели к бег- ству крестьян. Новеллы устанавливают впредь нормы процентов по займам такого рода в размере восьмой части модия за модий, если даются плоды, в год и одного кератия за каждую номизму, если предоставляются деньги, «будь то взята в залог земля, или быки, или овцы, или рабы». Рассмотренные новеллы представляют большой интерес, так как содержат ценные сведения для уяснения юридического поло- жения этих крестьян, которые характеризуются как владельцы своих земель, и объема их владельческих прав на землю. Термин уесоруос, которым обозначены крестьяне в рассмотренных новел- лах, мог в равной мере относиться и к колонам, и к свободным крестьянам-общинникам. Возникает вопрос: к кому же мы должны относить эти сведения? Как нам представляется, скорее всего здесь речь идет все же о колонах. Феодор Гермупольский в своей Эпитоме не только излагает новеллы, но комментирует некоторые из них, в частности интересующую нас новеллу 32. Он рекомендует прочесть для понимания новеллы конституции Кодекса —С. J. 8, 17 (18), 8 (30 апреля 293 г.), а также С. J. И, 48 (47), 20 (30 октября 529 г.) и 4, 10, И (25 июля [24 ап- 67, 4 (1 мая 538 г.); 120 (9 мая 544 г.); 131, 4 (18 марта 545 г.) и 123, 6 (1 мая 546 г.). 83 Содержание новелл излагается у комментаторов — Феодора и Афа- насия (Theod. Epit. 32, 33, 34; Athan. tit. XVI, 1; 3; 2). 138
реля] 294 г.). Два из этих законов относятся именно к колонам (С. J. 4,10, 11 и 11, 48 (47), 20); третий касается только договора займа. Закон 529 г. (С. J. И, 48 (47), 20), который был нами подробно разобран выше, как будто бы явно говорит в пользу высказанного нами предположения. Видимо, и по мнению совре- менников VI в., речь в этой новелле шла о той же категории крестьян. Следовательно, какая-то часть колонов могла свободно располагать своей землей, отдавая ее так же, как и прочее свое имущество, в залог. При рассмотрении законоположений Кодекса (С. J. И, 48 (47), 24) мы уже упоминали о новелле 22, изданной в 536 г., которая объявила недействительными браки адскриптициев, же- нившихся на свободных женщинах, и предписывала подвергать таких людей телесному наказанию. В новеллах 537 г. (Nov. Just. 52 и 54), изданных, по-види- мому, 18 августа84 и адресованных префекту претория Иоанну, вновь поднимается вопрос о колонах. Законодатель еще более урезывает возможности выхода из адскриптициата в новелле 54 (1). Изданный ранее закон о том, что дети свободной женщины и отца-адскриптиция остаются свободными, объявляется имею- щим значение лишь для будущего времени. Дети, родившиеся до новеллы 537 г., остаются адскриптициями, если хотя бы один из родителей является адскриптицием. В комментарии Феодора Гермупольского к этой новелле, кроме ссылки на разобранный нами выше закон Кодекса, рекоменду- ется для истолкования этой статьи обратиться также и к двум немного позднее изданным новеллам Юстиниана (Nov. Just. 156 и 162). Рассмотрим эти источники. Новелла 156 не сохранила данных для точной датировки. Она, как гласит ее заголовок, посвящена вопросу «о разделении потом- ства колонов (уеюруос)». Поводом к ее изданию, как мы узнаем из предисловия, явились волнения в Апамейской церкви, вызван- ные спорами о судьбах потомства колонов от смешанных браков, принадлежащих различным имениям. Новелла подтверждает, что потомство свободного и женщины, имеющей статус энапографа, следует статусу матери. Если же родители — колоны ( уе^руос), то дети распределяются между родителями. При четном числе детей родители делят их поровну; при нечетном — большее число остается с матерью; единственный ребенок остается с матерью. Соответственно они распределяются по разным имениям и госпо- дам этих колонов. Из новеллы можно заключить, что этот вопрос был весьма злободневным и вызывал острые споры и волнения. Еще более интересные сведения содержатся во второй из на- званных Феодором новелл — новелле 162. Новелла 162, изданная 84 Новелла 52, по некоторым данным (Cod. Мопас. 3509), издана не в день XV до сентябрьских Календ, как это обозначено (ср. С. I. С., III, р. 298), а в самые сентябрьские Календы. 139
9 июня 539 г., носит торжественное название: det о; тбтеос, sacra forma, т. е. «императорское определение», и адресована префекту претория Иллирика Доминику. Отвечая Доминику на вопрос о том, нужно ли считать сво- бодными детей, родившихся от брака матерей-свободных и отцов- энапографов после изданной ранее конституции, законодатель решает вопрос положительно. Однако дети в этом случае не ста- новятся энапографами, как то было по старому обычаю. Все они становятся колонами (xoXiovot).85 Он ссылается на другую консти- туцию (очевидно, имеется в виду С. J. 11, 48 (47), 23 (531— 534 гг.), согласно которой дети колонов (хоХюуос) не имеют права покидать землю, но обязаны оставаться колонами. Раз это так, говорит он, то это в еще большей степени должно соблюдаться в том случае, если дети принадлежат полностью энапографам. Дети свободной матери и энапографа ни в коей мере не утрачи- вают статуса свободнорожденных, но тем не менее они обязаны жить в тех же поселениях и работать на полях, где они родились. Очень важно далее даваемое в новелле пояснение. Различие между ними и энапографами все же существует: «Если они родились от свободной матери, то приобретенное ими имущество (та кар’ auwv xTTj&evTa) будет принадлежать им и не станет пеку- лием господским (об TcexooXtov уеутретас wv Searcowv). Если только они не стали хозяевами (xopioi) какого-либо собственного участка (xTipsd); tivo; I8ta;), достаточного для обработки и не позволяю- щего возделывать и другой, и переселились бы на него», им пред- писывалось обязательно оставаться в имении.86 Из этих указаний явно вытекает, что были колоны, которые располагали собственностью, хотя они и не имели права свобод- ного перехода с места на место. Это, думается, подтверждает возможность истолкования и трех новелл 535 г. в предложенном нами выше смысле, т. е. как относящихся к колонам. В новелле 52 (18 августа (1 сентября?) 537 г.) рассматри- вается вопрос о залоге: запрещается кредиторам вымогать залог, будь то в золоте, будь то в чем-либо ином, у колонов за долги их сотоварищей-колонов (из того же имения или той же деревни). Нарушающие закон и требующие залоги, по этой новелле, обязаны вернуть их владельцу в четырехкратном размере и к тому еще теряют право иска против владельца залога, а также подверга- ются телесному наказанию плетьми. Очень важной для характеристики положения колонов и объема их прав является новелла 80 «О квесторе», адресованная Иоанну, префекту претория, эксконсулу и патрикию, 10 марта (10 мая?) 539 г. Содержание новеллы — определение обязанностей квестора. Среди них в двух статьях новеллы (в первой в краткой форме, 85 В новелле 162 мы встречаемся с очень редким в источниках VI в. употреблением греческого термина xoXwvoi вместо обычного 86 Nov. Just. 162, cap. 2; ср. C. J. И, 57 (56), 1 (Зенон, без даты). 140
во второй подробно) одной из его важнейших задач, по опреде- лению законодателя, является возможно скорейшая высылка, выдворение из Константинополя колонов, которые прибывают туда из провинций по делам к своим господам и по судебным тяжбам с ними. Бывает, что некоторые крестьяне или колоны (yecDpyot ) приезжают для споров и возбуждения судебных про- цессов против владельцев (ek evavucoaiv тб)у xexTTjpevtDv лрб; абтоос Хе^о1£у St'xac) многочисленными группами. Для ведения дела через защитника должно оставлять двух или трех колонов, а прочих отсылать обратно в провинции. Рас- смотрение дела судьей должно производиться максимально быстро, а равно и вынесение определения судьи по делу, чтобы не было излишнего присутствия колонов в столице и это не при- чиняло бы вреда ни им самим вследствие их отрыва от сельско- хозяйственных работ, ни их господам. Разумеется, стремление освободить столицу от масс недоволь- ных колонов объясняется в годы после восстания «Ника» и дру- гими — политическими — причинами. Однако важно то, что и эта новелла, подобно рассмотренной выше конституции (С. J. 11, 48 (47), 20), свидетельствует, с одной стороны, о наличии у коло- нов прав выступать в качестве истцов и ответчиков в суде, с дру- гой — об активно продолжающейся борьбе за свои права путем судебных процессов с земельными собственниками, от которых они зависели. Хронологически следующая конституция о колонах (входя- щая в число приложений к новеллам — Арр. 1), изданная 7 ап- реля 540 г. и адресованная уже упомянутому префекту Доми- нику, вновь поднимает вопрос о статусе детей колонов при сме- шанных браках. Вопрос был поставлен в связи с положением на Западе — в Лугдуне. Однако конституция предлагает включенное в нее новое определение соблюдать и на землях всего Иллирика. В противовес всему прежде изданному в ней провозглашается, что, с одной стороны, дети свободной матери отныне остаются прикрепленными к земле отца, если он принадлежит к числу колонов или адскриптициев. С другой стороны, в ней устанав- ливается соответственно и то, что дети колонов вообще следуют статусу отца. Необычность этого закона вызывает у исследова- телей подозрения в его подлинности.87 Острый и больной вопрос о потомстве колонов вновь пред- стает перед нами в новелле 157, изданной Юстинианом 1 мая 542 г. Жестокое распоряжение 156-й новеллы о разделении потом- ства колонов при браках колонов из различных имений вызвало серьезные осложнения. В частности, в округах Осроены и Меж- дуречья (Месопотамия), как указано в предисловии к новелле 87 Эта конституция дошла до нас в Энитоме Юлиана и в рукописи Cod. Paris (12448. По мнению некоторых исследователей, подлинность этой конституции сомнительна. См.: Stein. Histoire, II, 1948/1949, р. 413, n. 1; Wai. Manuale, 1964, р. 54, п. 2. 141
157, положение оказалось бедственным для колонов. Ситуацию эту Юстиниан считает «недостойной своего времени». Произошло то, что господа, руководствуясь предшествующим распоряжением, стали насильно разлучать уже заключивших браки колонов, если они принадлежали к разным имениям, отрывать детей от роди- телей, принуждать колонов и их детей к выполнению сельско- хозяйственных работ, к обработке господской земли под предло- гом их статуса колонов. Новелла предлагает считать уже заклю- ченные браки между колонами из разных имений законными и нерасторжимыми. Однако в дальнейшем господам предписыва- ется препятствовать заключению подобных браков. Если они все же заключены, собственники не имеют права разлучать свя- занных браком людей и отрывать детей от родителей. Делающие это земельные собственники не должны проявлять педантизма (axpipokoyetadat). Им угрожали штрафом в 3 фунта золотом за нарушение этого закона, так как они подвергали опасности свои имения и подстрекали колонов к мщению. Рассмотренная нами новелла очень важна и в том отношении, что дает возможность составить представление о реальном дейст- вии законов и вызываемых ими последствиях. Неуспех новеллы 156 здесь очевиден и подтвержден жизненной практикой, потре- бовавшей внесения в законодательство серьезной поправки в но- велле 157. Интересно, что Феодор, комментируя эту новеллу, заканчивает свое изложение словами: «Знай, впрочем, что это распоряжение является местным». В течение трех лет в законодательстве Юстиниана о колонах речи нет. Однако в 545 г. и в позднейшее пятилетие интересую- щий нас вопрос вновь встает в императорских новеллах. В 128-й новелле, адресованной префекту претория Петру (6 июня 545 г.), о колонах упоминается дважды. Целью законода- теля в данной новелле является обеспечение поступления взыс- каний по налоговым платежам. Он указывает (ст. 8), что если возникает необходимость в ЫроХт) (прибавке) ввиду неявки или неплатежеспособности собственника имения, то в порядке этой прибавки сразу же предписывается передать имение тем, кто несет взаимную с ним ответственность по налоговым платежам в порядке так называемых 6[i68ooXa или 6p.6x7]vaa.88 Имение подле- жит передаче «со всеми находящимися там колонами (уео)руб5у),их пекулиями, вложенными средствами (Miqxffiv), плодами, живот- ными и всем другим оборудованием и инструментами». Таким 88 Термины opioBouka и ofio'xTjvaa ввиду недостатка наших сведений в источниках не поддаются вполне точному определению. Цахариэ отме- чает, что, исходя из самих терминов, можно дать следующее толкование: ofioxijvaa суть земельные владения и общинные угодья, которые чис- лятся в цензовых списках, не принимая во внимание владельца; брюВоока же — экзимированные из общины комплексы земельных участков, кото- рые ко времени цензовых описей принадлежали одному и тому же зе- мельному собственнику (Zachariae. Geschichte, 1955, S. 229. См. об брюВоиХа также Nov. Just. 166 (без даты)). 142
образом, колоны при неплатежеспособности их господина разде- ляют судьбу всего имения и попадают под власть другого хо- зяина. Споры об интерпретации этой новеллы вплоть до сомнений в правильности текста вызывает вторая ее статья, относящаяся к колонам. В ней указано, что никто не должен быть обеспокоен в отношении налоговых платежей с маленьких участков земли ( ут]8са)у ), которыми он не владеет. «Если бы случилось колонам или адскриптициям, принадлежащим кому-либо, иметь собственный участок (el уешруоб; xtvt iSiav ё/eiv xTiqatv), то им надлежит выплачивать за него самим казенные налоги, не доставляя своему господину никакого беспокойства о нем. Разве только если сам господин по собственному желанию не возьмет на себя ответст- венность за уплату таких налогов». Поскольку это единичный случай в законодательстве Юстиниана и его предшественников, когда упоминается, что адскриптиций мог иметь собственный участок земли, Цахариэ Лингенталь предложил исправление этого текста.89 Следует, однако, принять во внимание многообра- зие социально-экономических отношений того времени. Так, еги- петский папирус VI в. (bond. 1796) свидетельствует о случае фиктивной, по всей вероятности, сделке, заслуживающей внима- ния при оценке подлинности интересующего нас текста но- веллы 128.90 Речь идет о землевладельце, который сдал свою землю патрону и обязался ее обрабатывать для патрона за плату. Передав таким образом землю в обмен за защиту (патронат), он превратился тем самым в колона-адскриптиция, принадлежа- щего своему патрону. Комментируя этот текст, Таубеншлаг рас- сматривает его как фиктивную юридическую сделку и ссылается при этом на два закона —С. J. И, 54, 1 (1 сентября 468 г.) и С. J. 11, 48, 22 (20 февраля 531 г.), в которых подобные фиктив- ные сделки объявляются недействительными. Как мы видели выше, во втором из этих законов законодатель специально пред- писывал, чтобы статус адскриптиция устанавливался не только на основании договора аренды или другого письменного доку- мента, но только па основании записей в цензовые списки. Нам представляется, что сомнения в правильности текста статьи но- веллы 128 не являются — при учете данных папируса и законов Кодекса — достаточно обоснованными. 89 Zachariae. Geschichte, 1955, S. 224, Anm. 719. Цахариэ указы- вает, что ни данные Афанасия, ни Феодора, ни Юлиана не дают доста- точно удовлетворительных сведений для толкования этого текста. Он вы- сказывает поэтому предположение, что здесь речь идет не об адскрипти- ции в собственном смысле слова, а о колоне, который в результате дав- ности аренды оказался прикрепленным к арендованной им земле. Подоб- ный колон мог, поскольку он владел имуществом, иметь также собствен- ность на земельный участок за пределами арендованной им земли. Ср.: Wai. Manuale, 1964, р. 53, п. 4. 90 Taubenschlag. Law, 1955, р. 379. 143
Некоторые важные вопросы, касающиеся юридических прав колонов и адскриптициев, затрагивает новелла 123. Эта новелла, посвященная церковным делам, адресована магистру оффиций Петру 1 мая 546 г.91 Ст. 4 новеллы предоставляет не только ра- бам, но и адскриптициям свободу после хиротонии (рукоположе- ния) их в епископы. В ст. 17 той же новеллы мы читаем, что адскриптиции (правда, только в пределах тех же имений, где они живут) могут с ведома своего господина становиться клириками. При этом, однако, став клириками, они должны выполнять свои сельскохозяйственные работы. Наконец, в ст. 35, рассматривая во- прос о вступлении лиц неизвестного статуса в монастырь, законо- датель предписывает особый испытательный срок в течение трех лет. Если в течение этого срока выясняется (на основании чьих-то слов, и это будет подтверждено), что вступающий в монастырь является рабом, колоном, или энапографом, или что он бежал от сельскохозяйственных работ, или вор, или виновен в другом каком-либо проступке, то его должно вернуть к его господину вместе с имуществом, с которым он явился в монастырь. Надле- жит лишь заручиться словом, что он ничего не потерпит от гос- подина. В случае же, если в течение трехлетнего испытательного срока никто не предъявит претензии по поводу вступающего в мо- настырь и он окажется достойным, игумен монастыря может после истечения третьего года дать ему схиму. Имущество, с ко- торым он пришел в монастырь, отдается господину. И нако- нец, если лицо, ставшее монахом, затем покинет монастырь и, вернувшись к светской жизни, возвратится либо в город, либо в деревню, его следует предоставить его собственной участи (™р}). Таким образом, на основании этой новеллы свобода предо- ставлялась а^скриптицию только до тех пор, пока он состоял в монастыре. Исключением являлся лишь тот случай, если ад- скриптиций был рукоположен епископом. Новелла 167, известная нам в греческом оригинале от лица префекта претория Флавия Комита Феодора Васса,92 посвящена вопросу о правилах вступления во владение. При вступлении во владение каким-либо имением или получении права собствен- ности на него (vop/qv toiocottjv SearcoTetav) предписывается особая форма. Требуется подтверждение соседей (в столице) или сосе- дей и колонов (в провинции), что владение свободно. Это под- тверждение должно быть изложено в письменной форме перед экдиком (дефенсором) города, президом провинции или еписко- пом. В провинциях колоны или cppovTiaxac (кураторы) должны документально подтвердить, что они признали нового владельца 91 Тому же магистру оффиций Петру адресована новелла 137 (26 марта 565 г.). 92 Новелла не имеет точной даты. В издании С. I. С. она отнесена к 546—551 гг. 144
и собственника (vopia xat Вескотту) и готовы повиноваться ему.93 Двумя распоряжениями, изданными Юстинианом 6 сентября 552 г. и 22 сентября 556 г. (Арр. 6 и Арр. 9) в отношении афри- канских колонов, после отвоевания африканских владений импе- рии у вандалов, были установлены новые правила.94 В первом из них (адресованном Павлу, префекту претория Африки) указано, что колоны, которые покинули владения во времена владычества вандалов и оставались среди свободных, не должны быть снова возвращены и превращены снова в колонов. В остальном же те, кто пренебрегал своей землей и захотел быть уведенным на чу- жую, подлежали, согласно этому распоряжению, восстановлению в их прежнем положении. Во втором из названных распоряжений, адресованном Иоанну, префекту претория Африки, подтверждено прежнее распоряже- ние. Только в тех случаях, когда колоны покидали земли после прихода византийской армии, они подлежали возврату своим господам. Эти распоряжения, как и изданная в 554 г. Прагмати- ческая санкция, касавшаяся колонов Италии, где предписывалось всех колонов, как рабов, вместе с их потомством возвратить их господам, которые владели ими до готского завоевания Италии, имели, разумеется, ярко выраженный злободневный политический характер, связанный с византийско-варварскими войнами.95 К числу законодательных постановлений, имевших также ло- кальный характер, относятся три новеллы, касающиеся последо- вателей секты самаритян в Палестине. Юстиниан, преследуя са- маритян, тем не менее в связи с политической ситуацией и вол- нениями в этом районе в 551 г. (новелла 129, 1 от 15 июня 551 г., адресованная префекту претория Аддею) вновь предоставил са- маритянам при определенных ограничениях право завещания, пе- редачи имущества наследникам на основе так называемого необ- ходимого наследования, право дарения имущества, отказа лега- тов и заключения контрактов. 18 мая 572 г. Юстин II издал новеллу о самаритянах, в ко- торой вновь лишил их права наследования и прочих прав — даре- ний, необходимого наследования, легатов и т. д. Однако из этого правила было сделано исключение для колонов, исповедовавших веру самаритян. Как указано в новелле, это исключение делается 93 В Константинополе для получения недвижимости во владение по решению судьи или по договору требовалось засвидетельствование в оффиции префекта претория. 94 Эти распоряжения нам известны только в латинской версии Юлиана. 95 Прагматическая санкция была издана Юстинианом 13 августа 554 г. и адресована Нарсэсу, препозиту священного кубикула, и Антиоху, префекту претория Италии. О колонах речь идет в ст. 16 Прагматической санкции. Эти законы многократно анализировались и комментировались историками. См., в частности: Удальцова 3. В. 1) Политика визан- тийского правительства в завоеванной Италии и результаты византийского завоевания. — ВМГУ, 1958, № 3, с. 21 сл.; 2) Италия, 1959, с. 439 сл. 145
не ради них самих, но ради состояния обрабатываемых ими зе- мель, а также ради поступления оттуда в казну налогов и дохо- дов. Законодатель замечает при этом, что такая скидка делается, «поскольку они заблуждаются из-за своего невежества». Двумя последними новеллами VI в., касающимися положения колонов, являются новеллы императора Тиверия. Первая из них, изданная в период 578—582 гг., посвящена вопросу об имущест- вах императорского дома (De divinis domibus).96 Вторая—«Осы- новьях адскриптициев и свободных женщин», изданная в 582 г. и подтверждающая распоряжение Юстина II о том, что дети свободной матери и отца-адскриптиция наследуют статус отца и должны выполнять все его сельскохозяйственные работы и платить оброк, оставаясь на тех местах, где они родились.97 Эта новелла, изданная 11 августа Тиверием Константином, адресована Феодору в связи с положением, создавшимся в Африке. Как первая из этих новелл, так и вторая не вносят чего-либо сущест- венно нового в юридическое положение колонов по сравнению с предшествующим законодательством. Рассмотренный материал позволяет прийти к определенным заключениям о направлении развития колоната как юридического института в VI в. 1. Есть основания полагать, что мелкая аренда колонов, осно- ванная на договорных отношениях, заключаемых между колоном и крупным земельным собственником, сохраняет некоторое зна- чение и в VI в. 2. Некоторые колоны располагают, помимо арендованных участков, мелкими собственными участками земли. 3. Процесс захвата земель крупными собственниками и превра- щения колонов в зависимых людей идет и в VI в. 4. Договорные отношения строятся так, что в них ощущается юридическая неравноправность колонов по отношению к земель- ным собственникам. 5. Над колонами в некоторых случаях висит угроза потери земли и изгнания из имений. 6. Источники неоднократно свидетельствуют о тяжбах коло- нов с земельными собственниками, захватывающими их земли. Споры идут о собственности на участки. 7. Законодательные памятники неоднократно свидетельствуют о волнениях колонов, особенно на землях, где колоны лишь не- давно превратились из свободных мелких собственников или арен- даторов в зависимых людей. 8. В законодательстве прослеживается стремление прикрепить колонов в массе к земле, которую они обязаны обрабатывать. Запрещается продавать землю без колонов и колонов без земли. 96 Ius (Zach.), Ill, 1857, р. 25-30. 97 Ibid., р. 30-31. 146
9. Семейное право видоизменяется. Оно содержит ряд после- довательных конституций, постепенно закрывающих для потом- ства адскриптициев пути выхода из адскриптициата. 10. Колонат превращается в наследственное состояние закре- пощения не только для адскриптициев, но также и для «свобод- ных» колонов. Это сказывается в законодательном регламентиро- вании браков между колонами и свободными, в запрещении сво- боды перехода колонов из имений в другие, в распределении потомства колонов между разными имениями (в случаях браков между колонами разных имений). 11. В отличие от рабов колоны располагают более определен- ными юридическими правами: они могут судиться со своими гос- подами, располагать собственностью, заключать брак и пр. 12. Выход из колоната открывается не путем манумиссий, так как колоны считаются юридически свободными людьми, а лишь при очень ограниченных обстоятельствах. Освобождение от колоната следует при вступлении в монастырь либо при поставлении колонов епископами. 13. Колонат на протяжении рассматриваемого времени посте- пенно превращается в замкнутое сословие, отличное от рабства и от других сословий. Пути выхода из колоната все суживаются, в то время как пути выхода из рабского состояния постепенно расширяются. 14. Колонат VI в. по своему юридическому статусу очень бли- зок к парикии последующего времени, известной преимущест- венно по актовым материалам IX—XV вв. Перемены, которые сказались с такой отчетливостью в об- ласти развития прав лиц — в падении удельного веса рабства, в ослаблении его изоляции от других социальных категорий на- селения, в развитии колоната, — нашли свое отражение в VI в., подобно тому как это было констатировано в отношении первого периода развития византийского права, и в других разделах граж- данского права. Реформы, проведенные Юстинианом в наследственном праве, перестроенном полностью по когнатическому принципу, в отличие от агнатического принципа классического права наследования, получили широкую известность далеко за пределами византини- стики и юридических специальных работ по истории римского права. Правила наследования, установленные Новеллами Юсти- ниана, вошли во все учебники и заучивались на память студен- тами-юристами в положенном на стихи виде, поэтому вряд ли они требуют специального рассмотрения в данной связи. Однако менее широко известны некоторые другие существен- ные изменения, которые были внесены юристами VI в. в другие части гражданского права. На них следует сосредоточить свое внимание в первую очередь. Так, наблюдаются немаловажные изменения в обязательственном праве, идущие, как правило, в на- 147
правлении (хотя обычно преимущественно номинальном и часто непоследовательном) перестройки и восстановления терминологии и правоотношений,98 утраченных или забытых на первых порах в период постклассического развития права. Прежде всего возникает вопрос о том, каково было отношение юристов изучаемого здесь классицизирующего по своим тенден- циям периода к проблемам собственности и владения, подвергнув- шимся в IV—V вв., как мы видели, глубокому пересмотру. Вне- сены ли в право VI в. какие-либо серьезные изменения по этим вопросам по отношению к праву предшествующего времени? Ломка основных юридических понятий и изменение термино- логии шли, по всей вероятности, параллельно появлению нового широкого слоя земельных собственников — сановников, высших представителей византийской бюрократии, которые являлись опо- рой византийского правительства. Эти лица, вербовавшиеся из самых разнообразных слоев общества, а отнюдь не из числа потомственных италийских собственников, разумеется, не распо- лагали возможностями приводить доказательства о iustum initium (т. е. того, что их владение либо ведет начало от законного соб- ственника в порядке законного соглашения, обмена, дара или получено по наследству) и ссылок на dominium ex iure Quiritium в соответствии со строгими требованиями к обоснованию права собственности, предъявляемыми по нормам классического рим- ского права. Отсюда становится понятным стремление законо- дателей внести существенные коррективы в эти требования, чтобы не поставить в менее привилегированное положение в части прав собственности высших сановников своего государства. Исследователи позднейшей истории римского права неодно- кратно отмечали в своих работах тот факт, что в источниках с конца V в. и в начале VI в. может быть констатирован новый поворот, начало нового этапа развития. Этот поворот характери- зуется усилением влияния на императорское законодательство ученых, работавших в юридических школах Бейрута и Константи- нополя. Этим юристам — профессорам школ казалось необходимым более строгое следование традициям и терминологии клас- сических юристов, труды которых они комментировали и толко- вали в своих лекционных курсах. Учения юридических автори- тетов классической юриспруденции во многом расходились с сильно вульгаризованным правом IV—V вв. Профессора юри- дических школ, участвовавшие и в законодательных комиссиях, готовивших новые своды законов, стремились как-то преодолеть эти противоречия, если не снять их вовсе, то по крайней мере сгладить. Законодатели того времени нашли выход из этого слож- ного положения. Во-первых, тексты классических юристов, кото- рые были привлечены и опубликованы в новых сборниках, были 98 См., например: Pringsheim F. Stipulationsklausel. — Gesammelte Abhandlungen, II. Heidelberg, 1961, S. 199. 148
подвергнуты интерполяциям; во-вторых, некоторые из положении, преданных забвению в IV—V вв., а также из институтов, изме- ненных в то время, были вновь включены. Нередко в конститу- циях VI в. упоминается о наличии противоречивых точек зрения по отдельным вопросам. Законодатель либо предлагает свои новые решения, либо принимает взгляд одного из классических юри- стов или одной из споривших сторон. Однако было бы неверным чрезмерно преувеличивать значение этих классицизирующих тен- денций, ограничивших те бурные поиски новых, свежих форм, которые характерны для начальных этапов византийского права. Так, несмотря на явное стремление византийских юристов VI в. восстановить вновь четкие грани между понятиями собст- венности и владения, то, что они понимают под понятием владе- ния в Юстиниановом праве, остается все же во многом отличным от того, что под этим понимали классические юристы. В классическом римском праве для понятия владения цен- тральным и определяющим моментом было фактическое облада- ние вещью. В праве VI в. таким моментом становится в первую очередь момент психологический — воля владеть (animus domini, фо/т] Зеетгбтоо, domini cogitatione). Первый из этих терминов мы встречаем в тексте Дигест, в 7-й книге комментария Гая к про- винциальному эдикту, подвергшемуся интерполяции." Второй — в конституции Кодекса Юстиниана.99 100 В греческой транскрипции термин «воля» встречается у Феофила в Парафразе к Институ- циям Юстиниана.101 Текст Феофила очень интересен, так как содержит специальное разъяснение терминологического характера. Он говорит, что различие между держанием и владением состоит в том, что «держание является физическим обладанием, владе- ние же — это господство с волей владеть со стороны господина». Аналогичным образом, говоря об узуфрукте, Феофил разъясняет, что «владение есть воля владеть со стороны господина». В по- следнем случае явный акцент на значении психологического мо- мента особенно очевиден.102 Эти идеи были типичны для визан- тийской юриспруденции VI в. Значение этого перевеса «воли» (animus) владеть над фак- тическим обладанием (<риосха><; xaxs^eiv) было настолько велико, что, по воззрениям юристов того времени, можно было считаться законным юридическим владельцем имущества без реального обладания им — вещь, совершенно несовместимая с классическими воззрениями. 99 Dig. 6, 2, 13, 1. Казер считает, что это понятие неравнозначно более старому классическому animus possidendi. Он считает также неподлин- ными тексты, в которых противопоставляется animo possidere corpore possidere. Однако вопрос остается спорным и невыясненным до конца (Kaser. RPR, II, 1959, S. 181 f). 100 C. J. 6, 2, 21, 3 (1 октября 530 г.). 101 Theoph. inst. 2, 9, 4; 3, 29, 2. 102 Theoph. inst. 3, 29, 2; 2, 9, 4. 149
В упомянутой выше конституции Кодекса Юстиниана (С. J. 6, 2, 21, 3) встречается один из терминов, обозначающий эту «волю владеть» (domini cogitatione possidere). Конституция эта чрезвы- чайно любопытна при изучении вопросов терминологии. Закон Юстиниана трактует о кражах, совершенных рабом, находящимся во владении другого человека. Законодатель отмечает, что «у древних» были сомнения, может ли само лицо, являющееся добросовестным владельцем раба (ipse qui bona fide eum detinet), в случае, если рабом совершена кража либо у третьих лиц, либо у самого этого владельца, возбуждать специальный иск о краже (noxalem furti actionem) против истинного собственника раба (verum dominum) и может ли добросовестный владелец быть при- влечен к ответственности посторонними, пострадавшими от кражи, совершенной рабом. Законодатель указывает, что закон в силу этой неясности подвергался специальному истолкованию, чтобы определить меру ответственности добросовестного владельца. Но- вый закон вводит точное общее правило, которое устраняет (как в нем говорится) все сложности. Если раб находится во власти добросовестного владельца, который владеет им с «волей владеть» как господин (domini cogitatione), то он по справедливости до тех пор, пока раб находится в его власти, и несет за него ответствен- ность по иску. Если раб совершил кражу у посторонних людей и если раб совершил кражу у него самого, он не имеет права иска о краже по отношению к истинному господину. Одно и то же лицо не может быть истцом и ответчиком по иску. Для термино- логии того времени характерно, что о добросовестном владельце говорится, что он и «владеет» рабом (possidet), и «держит» (in detentione habet) того же раба; для обозначения собственника раба термин dominus кажется законодателям недостаточно точ- ным, поэтому они употребляют этот термин с прилагательным «подлинный, истинный» (verus). С другой стороны, термин do- minus прилагается и к владельцу в выражении domini cogitatione. Таким образом, в законе 530 г. терминология отдает дань переме- нам и смещениям точного значения и смысла, характерным для IV—V вв. Если владение в полном смысле слова — это то право, кото- рым располагает собственник, распоряжающийся вещью в грани- цах, допускаемых государством — с полной свободой, то, с точки зрения юристов VI в., наряду с таким, наиболее полным господ- ством над вещью существует и такое «право владения» (ius pos- sessions), которое остается в силе и без реального обладания. Такое право может осуществляться через зависимых от собствен- ника людей — прокураторов, колонов, рабов. Это право владения остается менее всесторонним, чем право собственности, иначе приобретается и иначе защищается. Оно остается отличным от права собственности. Закон защищает право владельца на иму- щество от посягательств посторонних лиц, если они захватывают владение в отсутствие посессоров. 150
Ярким примером может служить конституция, изданная Юсти- нианом в ответ на запросы адвокатов префектуры Иллирика, адресованная префекту претория Иллирика Иоанну (от 18 ок- тября 532 г.).103 Вопрос заключается в том, как поступать с ли- цами, которые занимали чужие владения в отсутствие владельца, притом такие, которые оставались до того пустыми. К этим лицам было невозможно применить старые средства защиты подобных владений, так как эти средства — интердикты unde vi, quod vi aut clam — предполагали применение силы.104 Здесь же речь шла о занятии владений без решения суда и о минимальной степени насилия, так как земли были пустыми. Не могло быть применено и другое средство — вещный иск собственника. Законодатель разъясняет, что лиц, захвативших такие владения, которые вы- полнили это по своему произволу, следует квалифицировать как грабителей (praedonem) и применить к ним старые законы о вос- становлении владений. «Нелепо же говорить или слушать, что кто-либо как свою из-за незнания захватывает чужую вещь. Все должны знать, что, как указано еще в древних законах, если кто-либо против воли собственника возьмет чужое имущество (букв, чужую вещь, — Е. Л.), то он подлежит ответственности по иску о краже (furti actione).105 Отсюда явствует, что имеют место те иски, которые установлены нами для возврата владений 103 С. J. 8, 4, И. В некоторых рукописях стоит не день XV до ноябрь- ских Календ, а XIII. Cf.: С. J. 7, 32, 12 (531—553 гг.); Levy, I, 1951, р. 73. Конституция относится к категории «Constituziones ad commodum propo- siti operis pjertinentes» (Schindler. Justinians Haltung, 1966, S. 336, Anm. 2) и решена в постклассическом смысле (Ibid., S. 339, Anm. 9). 104 Названия интердиктов даны по начальным словам формулы. Фор- мула приведена в Dig. 43, 16, 1 (Ulp. 1, 69 ad Edictum). 105 В понимании юристов того времени, как и их предшественников, кража (furtum) есть похищение без насилия чужой движимой вещи. Здесь этот иск распространяется и на недвижимости. Подробный анализ этой конституции см.: Bonini. Ricerche, 1968, р. 23—29. Автор отмечает наличие в тексте лакуны нормативного характера. Комментируя текст закона, Бонини обращает внимание на текст Институций (Inst. 2, 6, 7). В этом тексте речь идет о случае, когда кто-либо без акта насилия (sine vi) овладевает недвижимостью из-за отсутствия или вследствие не- брежности (neglegentiam) хозяина, или потому, что хозяин умер, не оста- вив наследника. Согласно Институциям, такой оккупант является недоб- росовестным владельцем (mala fide possidet), так как знает, что он занял чужую землю; но в случае передачи им земли третьему лицу, добросо- вестно (bona fide) принимающему ее во владение, последнее может при- обрести ее в результате владения ею по давности, потому что это третье лицо завладело не путем кражи и не путем насилия. Бонини указывает, что из текста Институций видно, что оккупация земли не является актом насилия. Однако даже по истечении 30-летнего срока оккупант никогда не сможет приобрести землю в собственность, так же как и предъявить иск в свою очередь о возврате собственности (rei vindicatio). Следует' отметить тем не менее, что византийские юристы считали возможным (по истечении 30-летнего срока непрерывного владения) возникновение собственности таким путем (vefiiq&sk beo'rcotei) (Ropai, 1836, 40, 3, со ссылкой на С. J. 8, 4, 11). 151
(recipienda possessione), если co дня, с которого владение удер- живается (detenta est), не прошло 30-летнего срока». Если в Кодексах (С. J. 7, 32, 12 (531—553 гг.)) говорится лишь о том, что владение сохраняется, если подвластные люди владельца — рабы, либо прокураторы, либо колоны, либо инкви- лины, либо какие-либо иные — покинули его, то в рассмотренной нами выше конституции вопрос решен уже в отношении всякого отсутствующего владельца. Он остается в глазах закона юридиче- ским владельцем без всякого фактического обладания и контроля над имуществом. С другой стороны, он не является и равноправ- ным собственнику. Что касается средств защиты владения, то в VI в. по-преж- нему сохраняют свое значение интердикты uti possidetis u ut- rubi.106 Некоторые же (interdictum de precario) более не приме- няются. Различие между отдельными интердиктами были в VI в., однако частично сняты. Так, средства защиты владения недвижи- мостями (interdictum uti possidetis) и защиты владения движи- мым имуществом (interdictum utrubi) были объединены. Защита в обоих случаях проводилась по правилам интердикта для защиты недвижимостями. Единственным средством защиты для возврата владения вещью становится интердикт unde vi, о котором шла речь в разобранной выше конституции Кодекса Юстиниана.107 Среди многочисленных изменений, которые претерпели инсти- туты византийского гражданского права в VI в., заслуживают внимания и те, которые касались вопроса о защите права собст- венности. Исследователи обращают внимание на изменение значе- ния такого важного термина, как vindicatio, в источниках IV— V7! вв. по отношению к его значению в классическом римском праве. Vindicatio (виндикация), как и глагол vindicare, нераз- рывно связана в этом праве с представлением о специфическом вещном иске (in rem actio), которым пользуется собственник для защиты своего права на вещи. Цель иска — требование судебным порядком признания права собственности и возврата вещи или имущества истцу.108 Однако в рассматриваемое время термин «виндикация» применяется и в другом смысле. В Институциях Юстиниана виндикация отождествлена с вещным иском.109 В ис- точниках нередко говорится о виндикации сервитута,110 узуф- рукта,111 залога,112 а также в более широком смысле о всяком иске, который направлен на выдачу вещи, а не денег.113 Это из- 106 Inst. 4, 15, 4. Новое комплексное рассмотрение этого круга во- просов см.: L u z z a t о G. I. Il problema d’origine del processo extra ordinem. Milano, 1965. Гл. 5 посвящена специально интердиктам. 107 С. J. 8, 4 (unde vi); 8, 6 (uti possidetis). 108 Dig. 6, 1; 44, 7, 15; C. J. 3, 32; Inst. 4, 6, 15 и др. 109 Inst. 4, 6, 15. 110 Dig. 8, 1, 4; 39, 1, 9; 43, 27, 1, 5; 8, 5, 1; 2. in Dig. 44, 2, 21, 3. 112 Dig. 20, 1, 16, 3. 113 Kaser. RPR, II, 1959, S. 210; Levy, I, 1951, S. 228 sq. 152
менение — расширенное толкование термина — приводит к тому, что иск, вытекающий из обязательственных отношений, и иск, защищающий право собственности, объединяются. Тем не менее тенденцией законодательства Юстиниана явля- ется, как на это справедливо указывают исследователи, стремле- ние все же вновь подчеркивать, что этот иск является вещным, отличительным от того, который вытекает из долговых или дру- гих обязательственных отношений. Правда, тексты Институций и некоторые тексты Дигест отдают дань тому расширительному толкованию термина, которое завоевало свое право на существо- вание в течение IV—V вв. Поэтому было бы явным преувеличе- нием считать, что весь пройденный путь за два предшествующих столетия был начисто забыт. Все развитие отнюдь не было све- дено на нет. В начале предшествующего периода, до конституции Констан- тина,114 оставалось в силе то положение, что при процессах о соб- ственности истец был обязан доказать факт приобретения собст- венности, ответчик — позднейшую потерю собственности истцом.115 По закону 325 г. положение изменилось. Законодатель указывает, что, руководствуясь соображениями справедливости и юстиции (т. е. высшей идеи справедливости — aequitate et iustitia), он предписывает впредь, чтобы в соответствии со старым правилом закона истец доказал, откуда у него появилась вещь. Если же недостает доказательств с его стороны, тогда только на посессора налагается необходимость доказательства, откуда происходит его владение и на основании какого права оно держится, чтобы так была установлена истина. Комментируя этот текст, который мно- гократно по-разному толковался специалистами, Леви специально толкует слова unde possideat vel quo iure tenet. Он отмечает, что обязанность посессора состояла в том, чтобы доказать не только, откуда происходит его владение, но и каковы его права на него: право ли собственности, наследственная ли аренда, узуфрукт ли и т. д.116 В тексте явно подчеркивается обязательность для истца принести подобные доказательства, в то время как прежде в по- добном случае, т. е. если у истца не хватало доказательств, вопрос решался в пользу ответчика. Казер, комментируя этот текст, отмечает возврат к более примитивным формам права, когда спор о собственности был спором о лучшем праве на владе- ние.117 Позднее это требование, предъявляемое к ответчику, ослаб- ляется. При Юстиниане формы виндикационного иска видоизменяются. Мы уже указывали, что направление этих изменений то же, что и у других черт Юстинианова законодательства, отдающих 114 С. Th. 11, 39, 1 (17 сентября 325 г.). 115 Levy, I, 1951, р. 233 sq. 116 Ibid. 117 Kaser. RPR, II, 1959, 8. 211. 153
дань требованиям профессоров юридических школ о большем следовании античной традиции, хотя бы только в форме и терми- нологии. В Институциях Юстиниана при рассмотрении вопроса об исках говорится: «Существуют также в отношении узуфрукта и к сервитутам, выполняемым в пользу сельских имений, а в рав- ной мере и в отношении городских имений, иски в обратном смысле. Так, например, когда кто-либо утверждает, что его против- ник не имеет права узуфрукта, не имеет права прохода, проезда, прогона скота или проведения воды, равным образом права воз- вышать свое здание, права просвета, права выбрасывать, вкла- дывать бревно. Такие иски суть вещные, но отрицательного ха- рактера (actiones negatoriae),118 этот род исков не применяется при спорах о телесных вещах. Ибо в таких исках их возбуждает тот, кто не является владельцем. А тот, кто владеет, не распола- гает иском, с помощью которого отрицается, что истец является собственником. В одном только случае владелец тем не менее исполняет роль истца, как это будет более удобно выяснено в про- странных книгах Дигест». Вопрос об этом «одном случае» имеет большую литературу, но остается тем не менее невыясненным. Подлинным ответчиком в VI в. считается и держатель. Если он держит свое владение от имени собственника, он обязан назвать в течение установленного судом срока своего хозяина. В случае неявки последнего суд может после рассмотрения дела ввести во владение истца. Следует сказать, однако, что закон, который это устанавливает в отношении земельных владений, хотя и включен в Кодекс Юстиниана, но был издан еще Константином 23 июля 331 г.119 Леви относит дошедшую до нас формулировку закона к Юстиниану, основываясь на терминологических соображениях. Эту точку зрения безоговорочно принимает и Казер.120 Допуск к виндикации также регулируется в некоторых отношениях по- новому. Возрастает власть суда. Если ответчик, не вступая в объяснения, признает владение своим, судья может приказать без дальнейшего рассмотрения дела передать истцу владение с применением силы (manu militate).121 Коллинэ доказал, что и так называемая vindicatio utilis, часто упоминаемая в Дигестах и Кодексе Юстиниана, явилась созданием византийских юристов VI в. Она применялась для воз- врата собственности на время, неизвестной древнему праву, но введенной в обычай с IV—V в., а также и для некоторых других споров о сходных с собственностью институтах, уподобляемых собственности. Анализ терминологии и сущности этого нововве- дения византийского права привел исследователя к мысли, что 118 Они встречаются только в византийском праве (Kaser. RPR, II, 1959, S. 215, Anm. 40). Inst. 4, 6, 2. 119 G. J. 3, 19, 2 (23 июля 331 г.), cf. G. J. 1, 21, 3 (1 августа 331 г.). 120 Levy, I, 1951, p. 226; Kaser, RPR, II, 1959, S. 212 f. 121 Dig. 6, 1, 68; 80; 2, 3, 1, 1. Последний текст Дигест имеет интер- поляции: Digesta (Bonfante), 1960, р. 60; Nov. Just. 18, 10 (1 марта 536 г.). 154
круг идей византийских юристов был близок к греческой филосо- фии. Однако автор сам указывает на гипотетический характер этих предположений, так как источники не сохранили каких-либо подобных более ранних греческих конституций, которые могли бы подтвердить эту мысль.122 История столь широко распространенного института, как до- говор купли-продажи, выявляет взаимоотношение старого с но- вым и римского права с греческим в чрезвычайно наглядной форме. На первых порах и в античности не мыслилось никакого различия между актом купли-продажи и приобретением собст- венности за деньги. Лишь позднее в римском праве классической эпохи были тщательно разграничены две особые стадии этой сделки. Первая — консенсуальный договор, который считался за- ключенным, когда была достигнута договоренность о цене. Вто- рая — самая реализация договора с переходом собственности от продавца к покупателю. Первая стадия, т. е. договор купли-про- дажи, характеризуется Гаем в следующих словах: «Договор купли- продажи заключают, когда имеется договоренность о цене, даже тогда, когда ни стоимость (купленного, — Е. Л.) еще не опла- чена, ни даже не дан задаток».123 С момента заключения договора интересы обеих сторон были защищены двусторонне встречными исками (actio empti, actio venditi). Правда, до реализации перехода собственности риск потери или гибели купленного нес покупатель (periculum est emp- toris); продавец же должен был охранять купленное до пере- дачи.124 В Египте еще в конце III в., как свидетельствуют папироло- гические материалы, нотарии и составители договоров проводили резкое различие между договором о продаже и его реализацией. По наблюдениям Р. Таубеншлага, они соответственно удостове- ряли эти два последовательных акта сделки в двух различных документах — -rpaoic и хатаураср'п.125 В IV в. появляется новая форма, в которой объединяются римская и местная — египет- ская — формы купли-продажи. Оба акта включаются в одну фор- мулу: броХоуа) 7T£7tpaxevat xat хатауеураср^хеуоа.126 Характерной фор- мой для купли-продажи IV—V вв. и в императорском законода- 122 С о 11 i n е t. Etudes, 1912, р. 174 sq., особенно р. 189—191. 123 Gai inst. 3, 139: emptio et venditio contrahitur, cum de pretio con- venerit, quamvis nondum pretium numeratum sit ac ne arra quidem data fuerit. 124 Dig. 47, 2, 14 pr. (Ulpianus): «...periculum rei ad emptorem perti- uet, dummodo custodiam venditor ante traditionem praestet». Cf. 18, 6, 8 pr (Paulus). 125 P. Oxy. 1704 (298 r.); Taubenschlag. Law, 1955, p. 327. 126 P. bond. Ill, 977i2 (330 r.); Goodsp. 133 (341 r.); BGU 4568 (348 r.): S. B. 7996 (430 r.); Wess. Stud. XX, 121 (438 r.); Wess. Stud. I, p. 7, № 11, v. 6 (454 г.) и т. д. Taubenschlag. Law, 1955, p. 327 sq.; Levy. West- Gstliches Vulgarrecht, 1959, S. 23 (Gesammelte Schriftpn, I, 1963, 8, 2T9L Груу, I, 1951, p. 129. ’ ' ’ 1S5
тельстве является как бы возврат к единовременности договора и перехода собственности к покупателю. Такое упрощение было, очевидно, продиктовано экономическими условиями того времени, когда часто не было уверенности в позднейшей оплате. Так, в за- коне Константина о продаже акт продажи и передача собствен- ности являются одновременными.127 Любопытной чертой дальнейшего развития, намечающегося уже в этот период, является то, что решающим моментом при определении факта заключения сделки является не передача вещи (traditio), как то было характерно для римского права с древнейших времен, а платеж денег. Такое положение остается в силе даже и тогда, когда передача совершается публично в при- сутствии свидетелей или путем регистрации. Подобная традиция, в которой именно уплата считалась решающим основанием для приобретения собственности, была свойственна греческому праву. Феофраст писал, что купля-продажа является законным основа- нием для приобретения собственности, когда стоимость оплачена и соблюдены предписания законов о регистрации, клятвах и плате соседям.128 Эту особенность греческого права, отличающую его от римского, подчеркивает Ф. Прингсхайм.129 Правда, при незначительной ценности проданных движимых вещей это разли- чие не соблюдается.130 В законодательстве VI в., общей тенденцией которого явля- ется хотя бы номинальное следование теории римской классиче- ской юриспруденции, все же заметен явный крен в сторону эл- линистической традиции. Многократно обсуждавшийся в трудах историков римского права текст Институций Юстиниана содер- жит доказательство того, что предпочтение отдавалось греческому решению вопроса. Согласно этому тексту, проданные и передан- ные вещи считались приобретенными (adquiruntur) покупателем не иначе, как только при условии оплаты их стоимости или иной формы компенсации или представления поручителя или залога.131 В. Аранджо-Руиз в своей монографии о купле-продаже в рим- ском праве пришел к заключению, что «правило, согласно кото- рому право собственности на переданную traditae вещь переходит к покупателю только при оплате ее стоимости или предъявлении личных или вещественных гарантий, не является классическим; оно относится к обычному постклассическому праву, на которое оказали влияние на Востоке эллинистические традиции».132 Что касается иска (actio publiciana), введенного в свое время претором Публицием и носящего его имя, возбуждаемого в пользу 127 С. Th. 11, 3, 2 (27 февраля 327 г.). Fr. Vat. 35 (337 г.), FIRA, II, 1964, р. 470; Levy, I, 1951, р. 129. 128 Theophr. frgm. 4: Seidl. Rechtsgeschichte, 1962, S. 44. 129 Pringsheim. Sale, 1950, p. 88. 130 Ibid., p. 180 sg.; Kaser. RPR, II, 1959, S. 200. 131 Inst. 2, 1, 41; Levy, I, 1951, p. 128. 132 Arangio-Ruiz. Compravendita, II, 1956, p. 307. См. также: N 6 r r. Struktur des Kaufes, 1966, S. 230—239 (с библиографией). 156
добросовестного владельца вещью (подлежащей давности на слу- чай, если он потерял вещь до истечения срока давности), то в Ви- зантии, в отличие от Запада, иск этот сохранил свое значение. Значение его было, однако, ограничено. Были признаны также и некоторые другие формы защиты собственности.133 В VI в. изменилось и понятие сервитутов. Вновь восстанав- ливается понятие сервитутов как самостоятельных вещных прав на чужие вещи, в то время как в IV—V вв. были распространены главным образом только публичноправовые сервитуты, т. е. ог- раничения собственности частных лиц для использования ее при устройстве общественных сооружений (при проведении водопро- водов, строительстве и т. д.). Эти сервитуты назывались «закон- ными». Сервитуты не были ограничены раз навсегда установлен- ными типами. Они включали и законные сервитуты, которые устанавливались императорским законодательством, и такие, ко- торые вытекали из деловых соглашений частных лиц. В число сервитутов включались и такие виды пользования, как узуфрукт, т. е. пользование с правом извлечения плодов из чужой вещи. Сервитуты устанавливались путем договора (пактов) и стипуля- ций.134 При Юстиниане, в отличие от IV—V вв., узуфрукты противо- полагались собственности, как права на чужие вещи (ius in re aliena), которые не передаются, не наследуются и направлены исключительно на использование вещи. Тем не менее узуфрук- туарии располагали некоторыми правами собственника, имели, в частности, право иска. Юристы VI в. трактуют по-новому и права застройщиков. Следует напомнить, что в Византии работы по строительству в городах всегда были в центре внимания законодателей. Осо- бенно большое внимание уделялось этому вопросу при Феодо- сии II, «который издал ряд постановлений, касающихся строи- тельства в городах».135 М. Я. Сюзюмов, специально рассмотревший трактат византий- ского архитектора Юлиана Аскалонита, пришел к заключению, что он жил, по всей вероятности, в VI в., так как} в трактате име- ется ссылка на известный закон Зенона. Значительное внимание вопросам строительства, как полагает М. Я. Сюзюмов, объясня- ется, с одной стороны, стремлением византийского правительства сохранить города как центры культуры, производства и торговли. 133 Actio negatoria, exceptio rei venditae et traditae etc. Новейшую литературу об actio publiciana см.: Freenstra R. Action publicienne et preuve de la propriete principalement d’apres quelques romanistes du moyen age. — Melanges Ph. Meylan, I, Lausanne, 1963, p. 91 sq. 134 Пакт (pactum) отличался тем, что не давал права на иск, а давал только одно средство защиты при процессах «exceptio pacti (conventio- nis)»; Dig. 2, 14, 36; 2, 14, 7, 4. С о n d a n а г i-M i ch 1 e г S. PWRE, 36 (Hb.). Stuttgart, 1942, S. 2127—2153. См. также: Burdese A. Patto (Diritto ro- mano) Novissimo Digesto Italiano. Torino, 1965, p. 708—711. 135 Сюзюмов. Юлиан Аскалонит, 1960, с. 4 сл. 157
С другой, в V в. законы Феодосия были, вероятно, вызваны к жизни и тем, что городская знать в это время имела тенденцию превратиться в поместную. «Имелась тяга из города в имения, в провинции, учащались случаи распродажи по частям дорогих декоративных деталей домов (мраморной облицовки, колонн и т. д.)».136 Изданный на русском языке и прокомментированный М. Я. Сюзюмовым трактат Аскалонита представляет во многих отношениях уникальный интерес. Строительный уста® Зенона (471—491) 137 относился к одному только Константинополю. За- кон содержал строгие правила для новостроек. Нарушение закона влекло за собой штрафы для архитекторов или подрядчиков, кото- рые заменялись для бедных телесными наказаниями и изгнанием. В VI в. законом Юстиниана от 1 сентября 531 г. (С. J. 8, 10, 13) закон был распространен на все города империи и получил об- ратную силу.138 М. Я. Сюзюмов, комментируя этот текст, выска- зал заманчивое предположение, что в одной из комиссий реви- зоров, которые посылались правительством в различные города империи для проверки выполнения закона на местах, участвовал в Палестине архитектор Юлиан Аскалонит. Исследователь ссы- лается при этом на надпись, выполненную в октябре 548 г., а также и на другие данные источников VI в. Если признать гипотезу М. Я. Сюзюмова правильной, то ценность трактата воз- растает не только как ученого произведения, но и как свидетель- ство человека, практически занимавшегося вопросами строитель- ства, положения которого получили законодательную силу.139 Что касается общих правил строительства, то и они подверг- лись изменениям. По нормам классического римского права лица, которые строили на общественных землях, могли быть вынуж- дены либо разрушить постройку, либо платить налог.140 В VI в. за застройщиками признавалась собственность на время, однако и они были обязаны платить определенный налог.141 В законах о строительстве на землях, принадлежавших частным лицам, также появились новые черты. При наличии разрешения земель- ного собственника строитель, застраивающий землю, становится собственником здания. Старое правило «superficies solo cedit» таким образом утрачивает свое обязательное значение. Сам тер- мин «суперфиций» исчезает в этот период из источников.142 Как 136 Там же, с. 5. 137 С. J. 8, 10, 12 (без даты). 138 В специальном исследовании об обратной силе закона Броджини (В г о g g i n i G. La retroattivita della legge nella prospettiva romanistica. — SDHI, 1966, 32, p. 1—62) этот закон не подвергнут рассмотрению. 139 Подробности см.: Сюзюмов. Юлиан Аскалонит, 1960. См. также: Levy, I, 1951, р. 55, 77, 116. 140 Dig. 43, 8, 2, 17; Levy, I, 1951, р. 50. 141 С. Th. 15, 1, 9=С. I. 8, 11, 3 (362 г.); С. J. И, 70, 1 (без даты). Оба закона изданы в 362 г.: Levy, I, 1951, р. 51 sq. 142 С. Th. 7, 5 pr.; Levy, I, 1951, р. 54; КМРГ. ВРВ, П, 1959. 22Й7. ‘ 158
убедительно показал в специальном исследовании этого вопроса Ч. Маски, ни в Институциях, ни в Кодексе, ни в Новеллах Юсти- ниана не упоминается суперфиция, как и в Парафразе к Инсти- туциям Феофила. Что касается Дигест, то в них сохранен без из- менений материал, в котором господствует принцип superficies solo cedit.143 Этот принцип был, однако, переосмыслен юристами VI в.: они стали признавать возможным принцип отдельной соб- ственности на этажи здания, поделенного между собственниками горизонтально.144 По догме права Юстиниана, как это вытекает и из интерполяций, и из документов, свидетельствующих о прак- тическом применении законодательных постановлений, владелец суперфиция рассматривается как собственник, но об этом можно заключить, как указывает Маски, лишь из отдельных постанов- лений, специального же (общего постановления законодатели не дают. Такое обобщающее утверждение вошло бы в слишком резкий конфликт с классическими текстами, которые включены в Дигесты.145 Это противоречие принадлежит к числу тех многих, которые не были преодолены компиляторами. Любопытная дальнейшая история этого института не прошла мимо схо- лиастов.146 Таким образом, если при Юстиниане такая ограниченная собственность теоретически и не считается приемлемой, то все же в праве VI в. нет и возврата к классическому решению этого вопроса. При строительстве на чужой земле с разрешения хо- зяина возникает особое право на сооружение (суперфиций, сер- витут или эмфитевзис).147 Так, в интерполированном тексте Ди- гест идет речь о сервитуте легатария, в Новеллах Юстиниана — об эмфитевзисе частных лиц на церковных землях.148 Леви, при- водящий эти данные, ссылается также на сведения папирусов, 143 Dig. 39, 2, 47; 6, 2, 12, 3; 43, 18; 39, 2, 9, 4; М a s с h i. Fonti, 1953, р. 350 sq. 144 М a s с h i. Fonti, 1953, p. 355. 145 Ibid., p. 354 (с библиографией); cf.: Biondi. Diritto, III, 1954, p. 260. 146 Если не считать схолий Стефана, в которых комментируются тексты Дигест о суперфиции, в Василиках переосмысление этого инсти- тута пошло еще дальше, чем в законодательстве VI в. Старый принцип, согласно которому все находящееся на земле (здания) принадлежит соб- ственнику земли (он может предоставить вещное, наследственное право пользования зданием другому лицу, но сохраняет за собой преимуще- ственное право собственности), в Василиках не сохраняется и даже по- ставлен «с ног на голову». В Василиках приводится часть высказыва- ния Цельза (Dig. 6, 1, 49, 1), где говорится, наоборот, что «земля (то eba^og) является частью здания» (Bas. 15, 1, 49): Supplem. (Zach.), р. 26; BS, р. 775. См. подробный и тонкий анализ соответствующих тек- стов и схолий Стефана у Маски (Mas с hi. Fonti, 1953, р. 357 sq.). О предшествующих этапах суперфиция, первоначально не выходившего за пределы обязательственных отношений, см. также: М a s с h i. Diritto romano, 1966, p. 705 sq. 147 Kaser. RPR, II, 1959, S. 223 (с библиографией). 148 Dig. 43, 18; 30, 86, 4; Nov. Just. 7, 3, 2 (15 апреля 535 г.); 120, 1; 2 (9 мая 544 г.). 159
которые подтверждают действие этих законов в практике VI в. и позднее.149 Развитие эмфитевзиса продолжается в конце V—VI в. После закона Зенона (476—484 гг.) это право аренды рассматривается как особое: это не собственность, приобретенная путем покупки, но и не обычная аренда. Эмфитевт располагал правом отчужде- ния своего эмфитевзиса с согласия земельного собственника (т. е. своего права на вещь) и был защищен вещным иском. Од- нако полнота его квазисобственнических прав была ограничена невозможностью бесконечного продления эмфитевзиса. Как пра- вило, эмфитевзис на церковных землях не продлевался на более долгий срок, чем два поколения, не считая лица, заключившего договор эмфитевзиса. В Новеллах Юстиниана договор эмфитев- зиса «навсегда» был запрещен для этих недвижимостей. «Веч- ный» эмфитевзис на развалины зданий, принадлежавших церкви Софии в Константинополе, может считаться исключением.150 Эмфитевт имел право полного распоряжения вещью. Эмфитев- зис давал ему вещное, наследственное и отчуждаемое право на правах собственника, с единственным условием не ухудшать недвижимости и платить ежегодный канон за пользование ею. Предусматривалось право отчуждения inter vivos и на случай смерти. Было разрешено закладывать и предоставлять на нем сервитуты на срок действия договора эмфитевзиса. Эмфитевт мог защищать свое право, прибегая к разнообразным искам, присво- енным собственникам в качестве исков utiles (utilis rei vindicatio, negatoria utilis). Эмфитевт был обязан, с другой стороны, нести все подати и повинности, лежащие на недвижимости. Если эмфи- тевт не платил канона в течение трех лет при светском эмфитев- зисе и двух — при церковном, он мог быть лишен эмфитевзиса. Продажа эмфитевзиса разрешалась с согласия собственника не- движимости, который в течение двух месяцев располагал преи- мущественным предпочтительным правом покупки и получал даже определенный процент, если эмфитевзис поступал в третьи руки. Переход эмфитевзиса в другие руки осуществлялся либо при передаче (traditio) участка эмфитевтом, либо при осущест- влении права наследования с теми оговорками, о которых речь шла выше, либо, наконец, на основании давностного владения эмфитевзисом со стороны третьего лица.151 Образцы эмфитевтических договоров нам известны по данным папирусов византийского Египта в V—VI вв.152 Особенно инте- 149 Levy, I, 1951, р. 80 sq. Это подтверждается данными папирусов VI в., приведенными Р. Таубеншлагом: Мои. 93з (585 г.); Мои. 117о (586г.); Lond. 173318 (594 г.); Моп. 8 (VI в.); Lond. 1734i5 (VI в.) (Tauben- schlag. Law, 1955, р. 2407). 150 Nov. Just. 7, 3; cf. Wai. Manuale, 1964, p. 87. 151 Гримм. Лекции, 1910, с. 222. 152 Маэр. Ill 67, 298 (Justinian); P. S. 1.241 (III в.); Taubensch 1 ag. Law, 1955, p. 2659, 4025; ci.: Levy, I, 1951, p. 77—80. 160
ресён сохранившийся в довольно значительной части договор эм- фитевзиса монастыря св. Пантелеймона времени царствования Юстиниана.153 Леви обратил внимание на то, что этот сохранив- шийся документ далеко не во всем совпадает с предписаниями закона. Действительно, в широте прав, которые предоставляются эмфитевту в этом договоре, это несовпадение проявляется доста- точно ярко. «Сиятельнейший» (Хар.яротато^) и мудрейший адвокат (o^oXaoTtxo; ) Фэбаммон, который заключил этот договор с мона- стырем «без всякого обмана, страха, насилия, мошенничества, принуждения, обхода, силы, из действительного желания, по пра- вильному расчету в здравом уме, сознательно», получил право не только не ухудшать приобретенную им в эмфитевзис недви- жимость, но улучшать ее по своему усмотрению. Он получил право преобразовывать и перестраивать все, что ему заблагорас- судится в этой недвижимости, состоящей из необработанной земли и двух зданий ( xskXta ), а также водоема и гидравлических сооружений с воротом, окруженных стенами, помещением для быков и прочим. Эмфитевт и его наследники и преемники были, конечно, обязаны платить установленный эмфитевтический канон (в размере одной номизмы ежегодно и пяти кератиев по догово- ренности с городом). Эмфитевт получил право оставить эмфитев- зис своим наследникам и преемникам, получил право виндика- ционного иска на части эмфитевзиса в пределах времени дейст- вия договора. Для обязательственного права VI в., несмотря на восстанов- ление значительной части классических типов договоров, харак- терно сохранение той свободы их заключения, которая являлась выраженной тенденцией обязательственного права IV—V вв.154 Широко и свободно применяемая стипуляция, расширение круга инноминатных, не имеющих названия договоров практически со- здали неограниченный простор для развития обязательственных отношений. Обращают на себя внимание еще некоторые новые тенденции. В первые века постклассического развития права, которое утра- тило обязательное правило, присущее прежде классическому рим- скому праву, определять масштабы ответственности по обязатель- ствам в соответствии с определенным иском, изменился и подход к установлению меры ответственности сторон при обязательствен- ных отношениях. С VI в. во главу угла при определении ответственности сторон ставится стремление не столько исходить из объективного прин- 153 FIRA, III, 1943, р. 367—373. 154 По вопросам византийского обязательственного права имеются отдельные исследования, посвященные главным образом праву Юстиниана. Вопросу договора locatio — conductio и тех существенных изменений, ко- торые он претерпел в праве VI в. по отношению к предшествующему времени, посвящено исследование: Longo G. Osservationi critiche sulla disciplina giustinianea della «locatio — conductio». — Studi Biondi, 1965, IV, 2, p. 283—310. 161
ципа, сколько сводить все к степени вины. Это особенно четко видно в Mosaicarum et romanarum legum collatio, где слова culpa и dolus в сочетании с понятием пользы (utilitas) встречаются на каждом шагу.155 В дальнейшем в Византии были постепенно раз- работаны меры «вины» или «небрежности», «усердия» (culpa, dili- gentia), которыми определялась степень ответственности по раз- ным договорным обязательствам. Эти понятия применялись не только в уголовном праве, но и в отношении гражданского право- нарушения, преследуемого карой, и даже в случаях простой ошибки. Изменились и другие понятия. Так, термин dolus (зло- намеренное действие, направленное на несоблюдение обязатель- ства) часто стал заменяться термином fraus (обман). Небреж- ность (neglegentia) расценивается не как простое невнимание, но как безответственное ведение дел управителями частных и об- щественных имуществ, которые подлежат за это наказанию. Вопросы об ответственности по обязательствам широко раз- рабатываются в современной литературе по истории римского права. После работ Аранджо-Руиза, его предшественников и дру- гих ученых старшего поколения появился ряд новых исследова- ний, затрагивающих и проблематику, непосредственно интерес- ную для византинистов.156 Аранджо-Руиз в своем исследовании отметил, что для визан- тийской юриспруденции характерна любовь к общим концепциям, к систематической классификации. Излюбленные юридические категории становятся полнокровнее, поглощая многообразие клас- сических решений вопроса и принося в жертву интересы прак- тики ради сохранения всей системы. Исследователь связывает эту черту византийской юриспруденции с политической доктриной абсолютной власти императора, которая превратила гражданина в подданного и стремилась поставить его в узкие рамки пред- писаний абсолютно точно сформулированных, неуклонных (по крайней мере по идее) и внешних: dolus, culpa, casus. Каковы бы ни были взаимоотношения человека ю человеком, содержание каждого из этих отношений в случае нарушения обязательства подводится под одну из этих категорий. Нарушение считается либо вменяемым, либо не вменяемым ему в вину. Если для классиче- 155 См., например: X, 2, 1—4 из 2-й книги Модестина о депозитах и ссудах. Литературу и источники см.: Kaser. RPR, II, 1959, S. 253 f.; Kunkel W. Romisches Privatrecht. Berlin—Gottingen—Heidelberg, 1949, S. 179; Levy, II, 1956, S. 99 f.; FIRA, 11,1964, p. 567 sq.; Girard et Senn. Textes, 1967, p. 569 sq. 156 A r a n g i о - R u i z. Responsabilita, 1958; F. de R о b e r t i s. «Scientia debitoris»: «Causae imputandi» e presupposti della responsabilita. — Syn- teleia, Napoli, 1964, I, p. 585 sq.; S e 1 b W. Das Problem des relativen «do- lus» in Dig. 16, 3, 32. — Synteleia, Napoli, 1964, II, p. 1173; Wesener G. «Custodia»-Haftung des usufructuars. — Synteleia, 1964, I, S. 191 f.; C a n- n a t a C. A. Appunti sulla impossibilita sopravenuta e la «culpa debitoris» nelle obbligazioni da «stipulatio in dando». — SDHI, 1966, p. 63—114; F. M. de R о b e r t i s. «Culpa et diligentia» nella compilazione giustinianea. — Studi Betti, 1962, v. II, p. 347—362. 162
ского юриста важна была в первую очередь ясность объективной юридической ситуации, при которой воля индивидуума проявля- ется в полной мере, то для византийских юристов характерным является стремление искать главным образом внутренние побуж- дения. Аранджо-Руиз указывает, что византийцы рассматривают волю как нечто постороннее факту или акту, в котором она вы- ражается, как нечто превосходящее его и потому подлежащее само по себе либо поощрению, либо наказанию, способствующему или отвергающему юридические права. Останавливаясь специально на том, как эти черты византий- ской юриспруденции сказались на вопросе о юридических сдел- ках и обязательственных отношениях, исследователь связывает проблему ответственности по контрактам с проблемой внутрен- ней воли — animus. Он противопоставляет и здесь точку зрения византийских юристов точке зрения их античных предшествен- ников. Для юристов-классиков при оценке действий лиц, связан- ных определенными обязательственными отношениями, сущест- вует единственно только объективная сторона. Их интересует объективный результат. Для византийских же юристов дело представляется более сложным. При его решении требуется тща- тельное расследование внутренних мотивов данного лица.157 При изучении ответственности по договорам очень интересные данные вытекают из сопоставления сведений, имеющихся у Гая в его подлинных Институциях, с его же сочинением, по-видимому подвергшимся переработке в ранневизантийское время — «Res Cottidianae», известным нам по отрывкам, сохранившимся в Ди- гестах и в Институциях Юстиниана. Выводы исследователей по этому много дебатировавшемуся вопросу следующие. В Институ- циях Гая проблеме ответственности по договорам вовсе не уде- лено внимания, имеется лишь большой отрывок об иске о краже (actio furti). В «Res Cottidianae» проблемам границ ответствен- ности по различным обязательствам посвящено очень много места. Если в классическом праве, в сущности, было лишь два типа ответственности — ответственность за dolus и за несоблю- дение правил custodia (сбережения), то в IV—V вв. разраба- тывается целая гамма оттенков ответственности по различным обязательствам. Основной упор при этом рассмотрении уделяется не объективной стороне, а субъективному поведению наруши- теля. Анализ текстов дает в этом отношении очень впечатляю- щую картину. В ранневизантийском и Юстиниановом праве упо- минаются следующие виды ответственности по договорам. При договоре поклажи (depositum) ответчик привлекается в случае обнаружения факта допущенного им злонамеренного обмана (do- lus) в сочетании с проявленной большой небрежностью (magna neglegentia).158 Ответственность за небрежность (neglegentia) или 167 Arangio-Ruiz. Responsabilit^, 1958, р. 249 sq. 168 Dig. 44, 7, 1, 5 (поклажа — depositum). 163
за нерадение (desidia) поставлена в один ряд с culpa. Требуемое поведение характеризуется как старание (diligentia).159 Именно так определяется ответственность при договоре товарищества.160 Однако не всякая заботливость, старание считаются достаточ- ными. Требуется такая степень заботливости, которую человек проявляет по отношению к своим собственным вещам.161 В дру- гих договорах подобной ответственности тем не менее недоста- точно. При договорах ссуды (commodatum) и поручения (управ- ления делами — negotiorum gestorum) управитель обязан прояв- лять не такую степень старания, но высшую (exactissima dili- gentia). По существу, так же определяется степень заботливости и при договорах купли-продажи и найма.162 163 При этом указы- вается, что ссылка на высшую, стихийную силу не всегда осво- бождает от ответственности. Лишь тогда, когда человек не может противостоять такой силе, он освобождается от ответственности.16,3 Среди определений, сохранившихся в источниках, обращают на себя внимание и те, которые дают градации понятия culpa, весьма распространенного в византийских текстах. Если culpa вообще характеризовала собой вину, то наряду с ней мы встре- чаем и термин culpa lata, culpa magna, что означает уже грубую провинность, грубую степень виновности. Раскрывая значение этого термина, юристы указывают, что это такая вина, которая предполагает незнание того, что известно всем людям. Это та- кая неосторожность, которая недопустима даже для всякого обык- новенного человека.164 Culpa magna приравнивается иногда к do- lus malus, т. е. к злому умышленному действию.165 Но есть облег- ченное понятие вины. Это вина, небрежность, которой не допу- стит хороший хозяин, отец семейства (diligens, bonus paterfami- lias). Даже легчайшая вина (culpa levissima), согласно Диге- стам, каралась по закону Аквилия.166 Очень важно отметить, что мысль византийских юристов и в дальнейшем работала в наметившемся с IV—V вв. направлении. Сопоставление данных Дигест с Василиками и схолиями к ним дает в этом отношении очень ценный материал для заключений. Так, например, при рассмотрении вопроса об определении раз- меров ответственности фуллона и портного за вверенную ему 159 Dig. 17, 2, 72. 160 Ibid. 161 Ibid. 162 Dig. 44, 7, 1, 4; Inst. 3, 27, 1(иск как бы из контракта); Dig. 18, 6. 2, 3 (купля-продажа); Inst. 3, 24, 5. 163 Dig. 44, 7, 1, 4. 164 Dig. 50, 16, 213, 2: «lata culpa est nimia neglegentia, id est non intellegere quod omnes intellegunt»; Dig. 50, 16, 22. 165 Dig. 50, 16, 226: «magna neglegentia culpa est: magna culpa dolus est». 166 Dig. 9, 2, 44 pr. Следует, правда, сказать, что не все исследователи считают возможным относить такие тонкие градации «вины» к обязатель- ственным отношениям. См.: Levy, II, 1956, S. 100. 164
одежду в Василиках в текст, взятый из Дигест, где говорится об этом, внесено существенное для интересующего нас в данной связи вопроса изменение. Вместо слова «сохранность» (custodia) в Василиках стоит ахрфеаштт]у сроХахтду, т. е. наиболее точное — высшее соблюдение сбережения, сохранности. Благодаря введе- нию уточняющего определения слово «сохранность» по существу утратило свое значение объективной ответственности. Выраже- ние, употребленное составителями Василик, представляет собой, по мнению Аранджо-Руиза, промежуточное звено между выра- жением custodia, которое имеется в Институциях Гая, и exactis- sima diligentia, приписываемых тому же юристу в «Res Cottidia- nae», но составленных позднее. Исследователь развивает эту мысль, обращая внимание на очень интересную схолию к Васили- кам, где данный текст комментируется неизвестным юристом во времена Юстиниана или немного позднее. Из схолии видно, как шаг за шагом понятие ответственности за сохранность в объ- ективном значении постепенно смещается и уступает место субъ- ективной ответственности. Изменяется прежде всего сам термин. Вместо термина «роХахтд появляется термин erctfieXeta (т. е. забота). Если в официальном тексте Василик говорится о высшем, наибо- лее точном соблюдении сохранности, то у схолиастов вместо 4хрс- [Зеатат7]у cpoXaxiqv речь идет уже прямо о axpav empieXetav, т. е. о высшей степени старания со стороны фуллона.167 Разумеется, с точки зрения удобства и простоты, при боль- шом развитии экономических связей классическая схема объек- тивной ответственности была гораздо более приемлема, чем новая, с ее тонкими градациями. Но, как справедливо отмечал Аранджо- Руиз, в ранней Византии ситуация изменилась. В отличие от времени расцвета Римской империи экономическая жизнь и эко- номические связи стали более ограниченными, в экономике за- метными стали черты натурализации хозяйства. Это не могло не сказаться и на правовых категориях. Следует, однако, добавить, что мера ответственности субъек- тивного порядка, в некоторых отношениях более тонкая, чем прежде, в руках ловких, подкупных и лицеприятных византий- ских судей давала большой простор для произвола при вынесе- нии приговора. В этом была ее главная отрицательная сторона. Произвол в толковании стал более неограниченным. Любопытно, что в определении меры ответственности визан- тийскими юристами использовался масштаб, перекликающийся в некоторых определениях с философией Аристотеля и стоиков, распространенной в греко-эллинистическом мире. Так, в науке было обращено внимание на совпадение выражений, встречаю- щихся в Дигестах и употреблявшихся византийскими юристами 167 Bas. 60, 12, 12 (Dig. 47, 2, 12 рг.); Bas. (Hb.), V, р. 455; Bas. 20, 1, 13, 6 (Dig. 19, 2, 13, 6); BS, p. 1177; Arangio-Buiz. Responsabilita, 1958, p. 85 sq. 165
времени Юстиниана, с выражением Аристотеля, определявшим как образец поведения человека pipov и xavc&v. Этот av7]p arcooBaloc явился, возможно, прообразом diligens paterfamilias, о котором часто упоминают византийские юристы.168 Аранджо-Руиз видит в этой разработке вопроса об ответствен- ности по обязательствам новую концепцию, созданную византий- скими юристами. Следует отметить, что очень убедительно аргу- ментированная этим исследователем интересная и новая точка зрения вызвала немало споров и возражений. В числе оппонентов Аранджо-Руиза был, в частности, П. Бонфанте, который считал, что признание ответственности без понятия объективной вины за простую сохранность явилось лишь новшеством Юстинианова за- конодательства. Однако большинство современных исследовате- лей склоняется к изложенной нами точке зрения Аранджо-Руиза, на наш взгляд, более обоснованной.169 Эта концепция принадлежит к числу тех отраслей юридиче- ской науки, которые заслуживают внимания не одних только историков права, но и специалистов по истории византийской культуры. Нам представляется, что эта тенденция в развитии византийского права находит соответствие и в других отраслях византийской культуры — искусства, литературы и т. д. Что касается содержания обязательств, то и здесь могут быть отмечены некоторые новые черты. В классическом римском праве действовал принцип обязательного денежного выражения ответ- ственности по обязательствам (pecuniaria condemnatione). Законо- дательством Юстиниана допускается выполнение обязательства в его натуральной форме в том случае, если выплата денег не была предусмотрена договором.170 Поскольку в Византии опреде- ленную и значительную роль играли натуральнохозяйственные отношения, несмотря на наличие относительно развитого денеж- ного обращения, такое изменение легко объяснимо. Деление обязательств на такие, которые были защищены строго определенными исками и более свободными, основанными на bona fides, т. е. добросовестности, утраченное в законодатель- стве и праве IV—V вв., в VI в. снова встречается в источниках. Первая категория обязательств защищается исками, которые име- нуются исками строгого права (actiones strict! iuris). Однако ис- следователи отмечают непоследовательность и противоречивость этой классификации в VI в. По существу, во главу угла ставится введенное уже Константином (законом 17 сентября 325 г.) поло- жение о доверии к свидетелям и к документам и о подчинении всего правопорядка в первую очередь принципу справедливости 168 Kaser. RPR, II, 1959, S. 256. 169 См.: ZSSRA, 45, S. 337 f.; Kaser. RPR, II, 1959, S. 254 f.; Ara ngio- R u i z. Responsabilita, 1958, p. 245. 170 Kaser. RPR, II, 1959, S. 251 f.; Inst. 4, 6, 32; Dig. 6, 1, 68; C. J. 7, 4, 17 (17 ноября 530 г.). (66
(aeqtiitaS). Это «справедливое» право господствует над строгим.171 Принцип «справедливости», который провозглашен как опреде- ляющий в византийском праве, проходит красной нитью через все законодательство начиная уже с III в.172 Но в особенности он провозглашается как руководящий в законодательстве Юсти- ниана. В первом титуле первой книги Дигест приводятся слова Ульпиана, цитировавшего Цельса, который утверждал, что «право есть наука о добром и справедливом (ars boni et aequi)». В де- сятом титуле той же книги юриспруденция определяется в от- рывке из книги правил Ульпиана как «познание божественных и человеческих дел, знание справедливого и несправедливого (iusti atque iniusti scientia)». Составители Дигест далее цитируют Институции Марциана, где этот юрист ссылается на представи- теля стоической философии Хрисиппа. Книга Хрисиппа «О за- конах», как писал Марциан, открывалась такими словами: «За- кон есть царь всех божественных и человеческих дел; нужно, чтобы он стоял во главе как добрых, так и злых, вождем и руко- водителем живых существ, которые по природе принадлежат к числу общественных (koXitlx^v С com), мерилом справедливого и несправедливого (Stxatwv xal aStxtov) ».173 Часто встречающееся в источниках права VI в. выражение «справедливое право» (Dig. 12, 6, 14; 50, 17, 206: «Никто не может обогащаться за счет ущерба, нанесенного другому чело- веку»), пользовавшееся большим признанием у византийских юристов, являлось несомненным шагом вперед юридической мысли. Возможность судить по справедливости, конечно, по суще- ству отвечала более тонко требованиям многообразных и сложных жизненных ситуаций, которые, разумеется, далеко не всегда укла- дывались в строгие формы заранее установленных договоров и защищавших их исков. Однако, с другой стороны, ввиду возмож- ности разного толкования справедливости прогрессивные черты этого принципа могли бы сказаться лишь при высокой принци- пиальности, большой грамотности и безукоризненной честности судей. В византийской же действительности с ее царством взяточ- ничества чиновников, неравноправности тяжущихся сторон и ли- цеприятием суда этот высокий принцип оборачивался своей обо- ротной стороной и приводил часто к большей несправедливости, 171 Исследователи отмечают, что термин ius strictum, встречающийся в источниках, неклассического происхождения. См.: Pringsheim F.— ZSSRA, 1921, 42, S. 643 ff.; Казер, ссылающийся на эту статью Прингс- хайма, полностью принимает эту точку зрения (Kaser. RPR, II, 1959, S. 59). 172 См., например: С. J. 2, 1, 3 (30 августа 202 г.); 2, 1, 8 (1 октября 225 г.); 2, 3, 12 (27 апреля 230 г.); 2, 4, 36 (8 декабря 294 г.); 3, 42, 7 (17 мая 286 г.); 4, 4, 1 (11 июля 422 г.); 9, 35, 6 (1 июля 290 г.); 5,17, И (17 ноября 533 г.) и т. д. 173 Dig. 1, 1, 1; 1, 1, 10; 1, 3, 2. Перевод С. Перетерского с небольшими изменениями: Дигесты Юстиниана. 1956, с. 101. 167
чем законы «строгого права», где произвол судей был более огра- ничен. Об этом неоднократно свидетельствуют сами законода- тели, в частности Юстиниан в своих Новеллах (Nov. Just. 124, 1, 2). Вторжение византийской государственной власти в сферу обя- зательственных отношений было осуществлено также путем раз- работки видов так называемых кондикций, т. е. личных исков. Появляется возможность взыскания обратно денег, ошибочно уплаченных должником (condictio indebiti),174 для возврата того, что было дано в надежде на успех, который не осуществился (causa data causa non secuta),175 для обратного взыскания того, что было уплачено по основаниям, не допустимым обычаем (condictio ob turpem (vel iniustam) causam),176 была введена и обобщающая форма кондикции — condictio generalis. Исследова- тели связывают и этот вид новых, так называемых квазиконтрак- тов с обоснованием морально-этических и христианских концеп- ций — концепций, которые были совершенно чужды кондикции классического права как цивильному иску самого строгого права.177 Трудно найти область гражданского права, где бы законода- телями ранневизантийского времени не были введены изменения. Изменения коснулись и залогового права. Как известно, древ- нейшей формой залога в римском праве была fiducia. При таком залоге вещь посредством mancipatio или in iure cessio переходила в собственность кредитора. Должник мог требовать возврата вещи только при наличии особого соглашения, так называемого pactum fiduciae, после удовлетворения долга. Позднее появился другой вид залога — pignus. Кредитор при этом виде залога мог удержи- вать залог у себя, первоначально без права продажи его, впослед- ствии — с таким правом. Третьей формой залога, получившей осо- бое развитие в интересующий нас период, явилась гипотека. В VI в. фидуция вышла из употребления. Гипотека и так назы- ваемый «ручной залог» (pignus) очень мало отличались уже друг от друга. Правда, при гипотеке должник сохранял не только право собственности на вещь, но и владение ею. Лишь в случае неуплаты долга должником кредитор мог требовать выдачи вещи, как например движимых вещей, привезенных колоном в имение, в случае неуплаты колоном оброка. При Юстиниане старый иск (actio Serviana) был преобразован в новый (actio quasi Serviana, hypothecaria in rem actio). Большое развитие получили и некото- рые установленные законом общие (generales) гипотеки в правах на наследство, в брачном имущественном праве, в правах церков- 174 С. I. 4, 5; Dig. 12, 6. 175 С. I. 4, 6; Dig. 12, 4. 176 Dig. 12, 5; С. J. 4, 7. 177 Kaser. RPR, II, 1959, S. 306 (co ссылкой на: Schwarz F. Grund- lage der condictio. 1954). См. также: Biondi. Diritto, III, 1954, p. 331 sq. 168
пых учреждений на имущество своих наследственных арендаторов для обеспечения всех платежей по эмфитевзису и т. д.178 В византийском наследственном праве, как в семейном и обя- зательственном, уже с IV—V вв. проявляется ряд реформаторских тенденций, которые современные исследователи-романисты рас- ценивают как «отчетливо выраженный отход от образа мыслей классических юристов».179 Важнейшие новые черты, характери- зующие наследственное право в ранневизантийский период, про- явились в том, что после смерти домовладыки не делается разли- чия между членами фамилии и посторонними наследниками, ко- торые вступают на его место. Новым является также отказ от классического принципа, согласно которому наследование по заве- щанию исключает наследование по закону и наоборот. При на- личии завещания, не учитывающего права необходимых наслед- ников, они все равно могут быть призваны к наследованию. На- следователю предоставляется также право замены наследника.180 В VI в. на первых порах проявляется тенденция возрождения некоторых принципов античного римского права, иногда без их полного понимания. Однако различие между наследованием по цивильному (гражданскому) и по преторскому праву, а также между цивильным и преторским завещанием утрачивается. В Ди- гестах и Институциях старая терминология сохраняется, и в тексте Дигест говорится о bonorum possessio. Поскольку старое различие, по которому цивильное завещание (оно совершалось в присутствии 5 свидетелей согласно требованиям ранневизан- тийского права) давало право наследования (hereditas), претор- ское (в присутствии 7 свидетелей) — bonorum possessio — утратило свой смысл.181 Дело в том, что в тексте Дигест182 указано, что bonorum possessio создает не владение, а собственность — do- 178 Гримм. Лекции, 1910, с. 227—228. Интересно отметить, что Гримм оценивает такое развитие гипотеки, при котором в генеральной гипотеке предусматривалась возможность закладывать свое имущество не только настоящее, но и будущее, как крайне неблагоприятное для оборота, «так как никто, приобретая вещь на праве собственности или на другом вещ- ном праве, не мог знать, не обесценена ли она наложенными на нее ипо- теками». Гипотека возникла как договор о займе, в то время как древней- шая греческая гипотека (orcoQvjxiq), от которой происходит это название, являлась обозначением чистой вещной гарантии (Sachhaftung). Термин «гипотека» в Византии был переосмыслен. См.: G г a u е Е. D. Fahrnishypo- theken — Fortdauer und Wiederbelebung antikrechtlicher Begriffe im moder- nen Realkredit. — Polychronion, 1966, S. 202. 179 Kaser. RPR, II, 1959, S. 331. Вопросам семейного и наследствен- ного права VI в. уделяют много внимания не только зарубежные, но и со- ветские исследователи. См., например: Удальцова 3. В. Реформы Юсти- ниана в области семейного права и права наследования. — Polychronion, 1966, S. 504—520. 180 Это старое правило см.: Dig. 50, 17, 7; исключение для солдат — Dig. 29, 1, 6. 181 С. J. 6, 36, 8 (14 февраля 424 г.); С. J. 6, 13, 2 (20 февраля 424 г.); Dig. 37, 1; Inst. 3, 9. 182 Dig. 37, 1, 1. 169
minium. Интересно, что в собственных законах Юстиниана про- тиворечие между двумя формами завещания вообще не прини- мается во внимание.183 Высказанное одним из исследователей мнение о реальном значении этого различия в постклассическом праве не принято последующими специалистами.184 Следует на- помнить, что уже Цахариэ Лингенталь, указывая на трудность решения вопроса о степени сохранения этого деления на два вида наследования в праве юстиниановского времени, все же совер- шенно определенно отметил, что, несмотря па наличие указаний на оба института в Институциях, Дигестах и Кодексе Юстиниана, во всех новых законах Юстиниана, особенно в Новеллах, ника- кого внимания различиям между двумя типами наследования не уделено. В особенности новеллами 115 (1 февраля 542 г.) и 118 (16 июля 543 г.) весь старый порядок призыва к наследованию был изменен. Однако сохранились противоречия, которые не были преодолены Юстиниановым правом, так как правила приобрете- ния наследства оставались все же различными для одних и дру- гих.185 Наследники по цивильному праву, круг которых по зако- нам Юстиниана был расширен, выделены в особый класс — unde legitimi — агнаты. Так обстояло дело до новелл. Значительные изменения были внесены в наследование по закону в новеллах 118 (16 июля 543 г.) и 127 (1 сентября 548 г.), которые установили совершенно новый порядок. При от- сутствии завещания к наследству призывались родственники на- следодателя как по мужской, так и по женской линии, как агнаты, так и когнаты. Был установлен последовательный порядок при- зыва к наследованию наследников, разделенных на классы. В пер- вом классе стояли все нисходящие родственники умершего, во втором — восходящие и полнородные, в третьем — неполнородные, в четвертом — все остальные родственники по боковой линии. В случае, если и последних не было, наследство причиталось пе- режившему супругу. Особые привилегии имела бедная вдова. Порядок устанавливался таким образом, что ближайшая степень родства исключала дальнейшую, а родственники равной близости к наследователю призывались к наследованию вместе. Было внесено также множество частных изменений в формы и правила завещаний, легатов и феикомиссов, и т. д. В целом в развитии наследственного права наблюдается мно- жество новых черт при внешнем следовании большей, чем это было в течение двух предшествующих столетий, верности клас- сической традиции — такой вывод сам собой напрашивается при изучении того богатства изменений в деталях, которые представ- 183 Cf.: С. I. 6, И; 6, 12; 6, 13. 184 Этот взгляд высказал Тимбал (RHDFE, 1940/1941, 19/20, р. 365 sq.). Казер указывает, что самое определение bonorum possessio в Дигестах свидетельствует о том, что этот институт стал непонятным (Kaser. RPR, II, 1959, S. 339 f.). 185 Zachariae. Geschichte, 1955, S. 186 f. 170
ЛЯют Собой узаконения, сохранившиеся от VI в. При отличий, как и прежде, завещания от кодицилла, который не содержал в себе распоряжения о назначении наследника (в завещании это было обязательным), устанавливается свобода изложения воли завещателя в любых словах. Для обеспечения соблюдения заве- щания вносятся новые правила, в частности открытое завещание, которое осуществляется путем передачи в состав документов, хранящихся в суде, или властям и императору. Были особые исключения для составления завещаний слепыми, не умеющими писать, для завещаний и кодициллов, в которых оставлялось на- следство церковным учреждениям, и т. д. Одной из важнейших черт являлась тенденция окончатель- ного разрушения остатков римской «фамилии» как социальной единицы. Таким образом, и в этих разделах византийского права VI в. можно констатировать черты прогрессировавшего отхода от клас- сических форм и понятий, хотя они сказывались не с такой от- четливостью, как в IV—V вв., и внедрялись часто в замаскирован- ной форме.
V. ВИЗАНТИЙСКОЕ ГРАЖДАНСКОЕ СУДОПРОИЗВОДСТВО В IV—VI вв. При изучении развития византийского права важнейшей сто- роной его общественно-политической значимости остается, разу- меется, его реализация. Для историка-византиниста эта сторона является тем более важной, что она дает возможность лучше представить себе подлинные условия существования общества, выявить его больные места, возможность, по крайней мере в не- которых случаях, напасть на след тех реальных взаимоотношений между народом и правительством, о которых недостаточно или вовсе не рассказывают современному исследователю нарративные и прочие источники. Реализация законов проводилась через суд гражданский и уго- ловный, функции которых в ранней Византии не были столь строго отграничены друг от друга, как в позднейшем праве.1 После работ Цахариэ Лингенталя в византиноведческой литера- туре не было сделано попыток дать обобщающую картину системы судебных установлений в Византии, а также и оценки действия этой системы в соответствии с требованиями законодательства. Однако было бы большой ошибкой считать, что эти вопросы оста- ются и сейчас на той же стадии разработки, которая была достиг- нута в те времена, когда создавал свой выдающийся труд Цахариэ Лингенталь. Если этими вопросами весьма недостаточно занима- лись византинисты, то романисты — специалисты по римскому гражданскому процессу — разработали эти вопросы в пределах до VI в. включительно значительно глубже и всесторонне, чем в XIX в. Немало исследований по частным вопросам процессуаль- ного права затрагивают и используют позднейшие источники ви- зантийского права. На основе многочисленных исследований, по- 1 На сближение между гражданским и уголовным процессом, в силу чего и тот и другой могут проводиться одним и тем же судьей и даже протекать в одном и том же судопроизводстве, указывают многие со- временные исследователи. Так, например, когда в суде по гражданскому делу выяснялось, что дано ложное свидетельское показание, отвод со ссыл- кой на неподсудность (praescriptio fori) был недействителен. Об этой тен- денции сближения двух судопроизводств писали Бискарди, Арки, Пуль- езе, Венгер, Казер и др. См., например: Kaser. RZPR, 1966, S. 418, 425, 4782б. 172
явившихся в текущем столетии со времен известного труда Бетмап Хольвега по гражданскому процессу,2 3 сейчас картина структуры византийских судебных учреждений и византийского процессуаль- ного права до VI в. включительно во многом прояснилась. Свод- ный большой труд Казера о римском гражданском процессе уде- ляет интересующему нас времени большое внимание, суммируя результаты многочисленных специальных исследований Венгера, Коллинэ, Леви, Штайнакера, Штайнвентера, Бионди, Би- скарди, Франчози, де Франчисчи, Броджини, Коста, Цилетти, а также отдельные указания, имеющиеся в трудах историков Штайна, Джонса, Дэльгера и др. Значительный вклад в дело разработки этих сложных вопросов внесли папирологи, матери- алы исследований которых представляют тем большую ценность, что они являются подлинными документами, взятыми из жизнен- ной практики. Сочетание всей совокупности источников должно помочь в выяснении сильных и слабых сторон сложившейся в IV—VI вв. системы судопроизводства, ее социальной направлен- ности, а также того, как она должна была влиять на положение отдельных слоев византийского общества. Следует сказать, что эти вопросы, насколько нам известно, пока были мало разрабо- таны в специальной литературе, несмотря на наличие богатого собранного материала, который, думается, в известной мере про- ливает свет на эти важные для византинистики проблемы? В истории гражданского процесса и системы судоустройства империи период со второй половины III в. до начала IV в. н. э. считается специалистами-романистами переломным. В качестве решающих признаков этого перелома выдвигаются следующие наиболее существенные черты. 1. В связи с реформой административного устройства империи, проведенной Диоклетианом, уравнявшей в правах провинции и уменьшившей их размеры, была осуществлена и перестройка си- стемы суда. Правитель новых провинций стал теперь ординарным судьей первой инстанции. Решения этого судьи допускали апел- ляции, которые можно было подавать императору или его уполно- моченным. Судьи назначались из числа высших сановников и наиболее влиятельных лиц. 2. Было установлено особое судебное устройство для Констан- тинополя (как и для Рима). Судебная власть в столице была передана из рук претора в руки городского префекта. 3. Процесс судебного разбирательства становится бюрократи- ческим, как правило экстраординарным, отличающимся обяза- тельным требованием письменной документации на всех его эта- пах. Весь ход процесса находится в руках чиновников даже в том 2 Bethmann-Hollweg. CivilprozeJS, 1866. 3 См.: Kaser. RZPR, 1966, S. 4181. Подробности о папирологических данных см.: Seidl. Rechtsgeschichte Agyptens, 1973, S. 93—128; Simon D. Zur Zivilgerichtsbarkeit im spatbyzantinischen Agypten. — RIDA, 1971, 18, S. 623—657. 173
случае, если Дело передано в руки судьи низшей инстанции. Уст- ное разбирательство допускалось лишь для незначительных дел и не являлось распространенным. 4. Начиная с IV в. устанавливаются новые правила проведе- ния судебных процессов. Основной новой чертой его является руководящая и главенствующая роль судьи (обычно одного, реже двух), а не тяжущихся сторон, как было прежде. Процесс с этого времени, в отличие от классического когниционного, не свя- зан определенными правилами и формулами, однако в то же время всецело подчинен установленной регламентации порядка и сроков. 5. Наиболее полное развитие отмеченные черты получили со второй половины V в. — с момента введения вместо так называе- мого литисденунциационного (от термина litis denuntiatio) либел- лярного процесса. Особенно четко они выступают в законодатель- стве VI в. В либеллярном процессе даже первый документ — про- шение возбуждающего дело истца, называемое теперь libellus conventionis вместо прежнего litis denuntiatio, передается в руки ответчику чиновниками. Прошения, поданные в суд, регистриру- ются (insinuatio). Передача документов сторонам осуществляется судебными исполнителями (exsecutores). 6. И если в самом начале периода были колебания в вопросе о платности судебных процедур, то в либеллярном процессе все судебные процедуры, оформление документов и все действия чи- новников оффиция данного суда являются платными. Оплата спортул (sportulae) всех операций, проводимых судебными чинов- никами (officium), поступает к ним в руки в качестве значитель- ной части жалованья непосредственно от тяжущихся сторон. 7. Судебный процесс становится дорогостоящим и крайне за- медленным. 8. За нарушение определенных запрещений и предписаний при ведении процесса предусмотрены строгие уголовные наказания. 9. Государственная регламентация охватывает и вопрос о ха- рактере и относительной ценности доказательств, приносимых сторонами. Если в классическом судопроизводстве представление и оценка доказательности была предоставлена тяжущимся сторо- нам, то сейчас это стал производить судья, наделенный всей пол- нотой власти. Для облегчения решения дел слабо квалифициро- ванными судьями были заранее выработаны общие и грубые пра- вила определения весомости доказательств. Доказательства оценивались как по их характеру (письменным свидетельствам отдавалось предпочтение перед устными), так и по социальной принадлежности лиц, приносивших доказательства, свидетельские показания. Судьи могли пользоваться консультацией юристов- адвокатов, присутствовавших в суде в качестве асессоров. 10. В борьбе с нарастающей коррупцией всего судебного пер- сонала разрабатывается система клятв, приносимых сторонами, свидетелями и даже судьями. 174
И. Значительным категориям лиц, в первую очередь принад- лежавшим к высшей сановной бюрократии, к наиболее обеспечен- ным слоям общества, к определенным профессиям (профессора, грамматики, врачи, адвокаты), к духовенству, предоставляются существенные привилегии. Эти привилегии распространяются на различные стороны судопроизводства. В их число входило право разбора дел в особых судах, бесплатность судебного процесса, особые правила вызова в суд, освобождение от взноса обеспече- ния и т. д. 12. Следует отметить еще одну весьма существенную черту — изменился язык судопроизводства. Уже с конца IV в. императо- ром Аркадием было дано предписание судьям при рассмотрении дел в провинции выносить свои приговоры на греческом языке.4 Немного позднее император Феодосий разрешил выражать по- следнюю волю в завещании на том же греческом языке.5 В VI в. в Институциях Юстиниана прямо указано, что при заключении взаимных обязательств стипуляция может быть осуществлена сторонами на латинском, греческом или каком-либо ином языке. Для признания ее действительности это безразлично. Более того, даже нет необходимости, чтобы обе договаривающиеся* стороны употребляли один и тот же язык. Требовалось лишь, чтобы ответы соответствовали вопросам. После закона императора Льва уже не требовалось при этом для прочности заключаемого договора формулировать вопросы и ответы по предписанному традицией образцу.6 Наконец, как нами уже было отмечено, и свидетельские показания было предпочтительно получать у свидетелей-греков.7 Документы о проведении судопроизводства на греческом языке сохранились в папирусах византийского Египта. Перечисленные нами черты, более или менее подробно рас- смотренные в наличных исследованиях по гражданскому процессу, явились выводом из совокупности сохранившихся источников — законодательных памятников и папирологических материалов. Остановимся детальнее на частных вопросах проблемы. Прежде всего необходимо подчеркнуть, что причины, побудившие визан- тийское правительство вступить на путь реформы правосудия, с достаточной откровенностью сообщены самими законодателями. В двух законах Константина, изданных в 331 г., которые дошли до нас в виде разрозненных законоположений, разбросан- ных в Кодексах Феодосия и Юстиниана и реконструируемых исследователями, констатируется упадок юстиции, подкуп прави- телей, жадность судебных чиновников; судьи прячутся от народа; 4 С. I. 7, 62, 32 (9 января 397 г.); cf. Stein. Histoire, I, 1959, p. 296. 6 Nov. Theod. 16, 8 (12 сентября 439 г.); cf. Stein. Histoire, I, 1959, p. 296. 6 C. J. 8, 37 (38), 10 (1 января 472 г.); Inst. 3, 15, 1. В Парафразе к Ин- ституциям Феофила (Theoph. inst. 3, 15, 1) при перечислении языков специально упомянуты сирийский и египетский. 7 Bas. 21, 1, 1 (Dig. 22, 5, 1 pr.); Sch. Isidori: ВТ, p. 1014; BS, p. 122|. 176
для доступа в суд стороны должны оплачивать вход. Константин требует от проконсула Африки установления такого порядка, чтобы все его аудиенции, будут ли они посвящены уголовным или гражданским делам, были публичными, устанавливает поря- док рассмотрения этих дел. Константин запретил взимание спор- тул, которые, однако, позднее были снова официально разрешены византийскими императорами.8 Создание новой должности дефенсора plebis или civitatis, в функции которого входила защита непривилегированных слоев населения провинций от злоупотреблений судейских чиновников, регистрация актов, а также разрешение мелких дел (сумма ко- торых не превышала 50 золотых солидов) явились, как это видно из дальнейших законов IV в., включенных в Кодекс Феодосия и Юстиниана, источником новых неурядиц.9 Позднее, при Юстиниане, судебные функции дефенсора были расширены. Дефенсоры могли разбирать дела в сумме до 300 но- мизм золотом. Они получили также права выступать в роли судьи по мелким делам с вынесением приговора, что подтверждается не только данными новеллы Юстиниана 15, изданной в 535 г., но и данными папирусов.10 В Византии с самого начала образования империи не только для хода судопроизводства, но и для всей системы судоустройства было проведено много существенно важных мероприятий. Адми- нистративные реформы Диоклетиана и новая структура провин- ций имели первостепенное значение для организации судебного дела. Во всех провинциях существовали суды муниципий, которые рассматривали мелкие дела. Однако подробных сведений о их деятельности в нашем распоряжении нет. Обжалование постанов- лений городских магистратов поступало к правителю провинции — проконсулу, консулу, корректору или президу. Это подтверждается данными, содержащимися в Дигестах и в Кодексе Юстиниана.11 Суд первой инстанции в провинциях находился в руках пра- вителей провинций; являлись ли они по своему рангу президами или более высокими сановниками — корректорами, консулами или проконсулами? 12 При Юстиниане — преторами (в Писидии, Ли- 8 F. de Marini A v о n z о. La giustizia nelle provinze agli inizi del Basso impero. — Synteleia, 1964, II, p. 1062. 9 Ibid., p. 1040; C. Th. 1, 29, 4 (27 апреля 364 (384 г.)); C. Th. 1, 29, 5 (10 августа 370 г.) =C. J. 1, 55, 3 (с дополнениями); С. Th. 1, 29, 7 (5 марта 392 г.) =С. J. 1, 55, 5; С. Th. 1, 29, 8 (9 апреля 392 г.)=С. J. 1, 55, 6. Сумма в 50 солидов упоминается в дополнении к С. Th. 1, 29, 2 (27 июня 365 г.). См.: С. J. 1, 55, 1. 10 Nov. Just. 15, 3, 2 (август 535 г.); Р. Моп. 6 (583 г.); см.: Seidl Е. — Festschrift fur Е. Rabel. Tubingen, 1954, S. 236 f.; Kaser. RZPR, 1966, S. 43819. 11 Dig. 49, 1, 23 pr.; 49, 4, 1, 3; C. J. 7, 62, 5; 10, 32, 2. Правда, оба за- кона относятся к числу изданных Диоклетианом и Максимианом и не имеют точной даты (Stein. Histoire, I, 1959, р. 70). 12 Stein. Histoire, I, 1959, p. 69 sq.; Jones, I, 1964, p. 479 sq.; Kaser, RZPR, 1966, S. 425. 176
каонии, Фракии, Пафлагонии), проконсулами (в Каппадокии, Армении I, Палестине), комитами (в Исаврии, Армении III и IV), как мы это узнаем из Новелл Юстиниана.13 Выше президов провинций обычно стояли префекты претория и их заместители — викарии (vices praefectorum praetorio agentes). В ходе развития в эту организационную структуру вносились, разумеется, изме- нения. Однако важно отметить то, что их суждения расценива- лись как суждения, приравниваемые к императорским (vice sacra). Так было в IV в. при Константине, так оставалось и в VI в. во времена Юстиниана. Функции префектов претория и викариев были разграничены в зависимости от суммы только при Юсти- ниане (с 535 г.). Рассмотрение апелляций по делам на сумму до 500 солидов (позднее до 720 солидов) входило в функции вика- риев, на большую — преторов.14 Как правило, суд в этой инстан- ции был апелляционным по своим функциям, кроме исключитель- ных случаев. Апеллировать на решения префекта претория было невозможно. При Юстиниане апелляции на решения викария до- пускались. Такие дела рассматривались либо императором, либо специально уполномоченным судьей. Обычным судьей в столице, как в первой, так и во второй инстанции, был префект города, принадлежавший к рангу иллюст- риев. Он решал дела о статусе свободы, владении, собственности, наследствах и т. д. Однако для лиц, принадлежавших к привиле- гированным сословиям, были особые суды. Так, например, для придворных чинов судьей был магистр оффиций, для финансо- вых чиновников — комит священных щедрот. Дела военных ре- шались со времен Феодосия II военачальниками. К числу совершенно новых институтов, неизвестных праву классической эпохи, относится и епископский церковный суд — episcopalis audientia. Он был связан своим происхождением с цер- ковной иерархией и с развитием ее привилегий в Византии. Компетенция суда, впервые засвидетельствованного уже в консти- туциях IV в. (С. Th. 16, 2, 12), в последующих законах определя- лась византийскими императорами по-разному. Бесспорно под- лежали его рассмотрению церковные правонарушения. Что ка- сается гражданских дел, то, по Кодексу и Новеллам Юстиниана, дело обстоит так далеко не всегда. Помимо конституций Кодексов Феодосия, Новелл его преемников, Кодекса и Новелл Юстиниана, 13 Nov. Just. 24 pr. (18 мая 535 г.); 25 рг. (18 мая 535 г.); 26, 1 (18 мая 535 г.); 27 (18 мая 535 г.); 29, 1 (16 июля 536 г.); 30, 1, 1 (18 марта 536 г.); 31, 1, 2 sq. (18 марта 536 г.); 103, 1 (1 июля 536 г.); Stein. Hi- stoire, II, 1949, р. 466 sq.; Jones, I, 1964, p. 280 sq., 482 sq.; Kaser. RZPR, 1966, S. 425. 14 G. Th. 1, 15, 7 (6 января 377 r.)=G. J. 1, 38, 1. О викариях говорится как об инстанции, которая имела право производить императорское су- дебное разбирательство (sacrae cognitionis habeat potestatem). Ecl. Just. 8, 1, 1 (17 сентября 548 г.): sacrum anditorium (Kaser. RZPR, 1966, S. 427), 177
соответствующие узаконения нашли свое место в Номоканоне в XIV титулах.15 Обычные должностные судьи обладали всесторонней юрисдик- цией. Они не только решали дела, но и имели право организовать все судопроизводство, производить расследование всего дела. На- ряду с ними существовали и другие судьи, которые назначались, или «делегировались», для судопроизводства по определенному делу — indices pedanei.16 Обычно они являлись государственными чиновниками, но не занимали должности судей и назначались для судебного разбирательства как представители императора или префекта претория. О подобных судьях часто упоминают законо- дательные памятники в IV—VI вв., обозначая их разнообразными терминами (index datus, dativus, delegatus, specialis, pedaneus, XajxaiStxaariq;, arbiter). С конца V в. и в VI в. эти судьи были организованы в особые корпорации в Константинополе. Согласно новелле Юстиниана 82 от 8 апреля 539 г., в столице было назна- чено 12 таких судей, в том числе 4 высших. Эти — судьи, названные поименно, назначались из адвокатов, в том числе адвокатов фиска, а также из высших сановников империи.17 Делегированные судьи, в отличие от прочих, согласно новелле 82, получили право на получение спортул от тяжущихся сторон. Во всех других случаях спортулы допускались только для уплаты судебному персоналу (officium). Спортулы делегированным судьям столицы были установлены для процессов на сумму, пре- вышающую 100 фунтов золотом, по два фунта золотом с каждой тяжущейся стороны, при litis contestatio и в конце рассмотрения дела.18 В функции делегированных судей, помимо проведения процес- сов по распоряжению императора или магистратов, входил также допрос свидетелей. Им это поручалось в тех случаях, когда дела требовали привлечения свидетелей из других округов. Так бывало, если показаний не снимал презид или дефенсор провинции по месту жительства.19 15 См. о нем далее, а также: Biondi. Diritto, I, 1952, р. 374—384; III, 1954, р. 381 sq. 16 О функциях index pedaneus см. также: Simon. Prozess, 1969, S. 55 и 312. 17 В новелле перечислены следующие лица с высокой оценкой их юри- дической квалификации: Анатолий, 6 -тсерСрХетстос, адвокат фиска в столице: Флавиан — адвокат фиска там же; Александр, Стефан и Мена — Ъгатутш. суда префекта претория Востока (Иоанна); Александр — В ма- гистра священных оффиций; Виктор и Феодор из Кизика — суда префекта претория Востока (Иоанна); 4 высших судьи (Ь5о?6татоО: Платон, дважды бывший префектом Константинополя; Виктор — бывший проконсул Эллады, августал и префект города Александрии; Фока — быв- ший префект претория Востока; Маркелл — рхтаХоиоетиеататоу предполо- жительно комит экскувиторов (W а 1. Manuale, 1964, р. 1573). Nov. Just. 82, 1; Lyd. De magistratibus, 3, 65; Stein. Histoire, II, 1949, p. 470. 18 Nov. Just. 82, 9 (8 апреля 539 г.). 19 Nov. Just. 90, 5 (1 октября 539 г.). 178
Особым образом были регламентированы в византийском про- цессуальном праве и правила обжалования приговоров, вынесен- ных судьями. Высшей апелляционной инстанцией являлся сам император и совет при императоре (consistorium), в который с 537 г. были включены и сенаторы.20 Помимо апелляции, в ис- ключительных случаях существовала и так называемая супплика- ция (supplicatio) — прошение, подаваемое императору. Однако прежде чем говорить о путях обжалования судебных постановлений и формах процесса, необходимо отметить, что в ви- зантийском суде канцелярия (оффиций), т. е. судебные чинов- ники, играла весьма значительную роль, от которой часто зави- сел исход дела. Несвоевременное вручение бумаг сторонам, непра- вильное занесение в протокол показаний,21 взыскание спортул сверх установленной суммы, взяточничество были весьма распро- страненным явлением.22 Не только персонал, но и судьи нередко бывали подкуплены. Характерно, что в начале рассмотрения дела стороны были обязаны дать клятву, что они ничего не давали судье и не обещали ему вознаграждения, чтобы повлиять на ис- ход процесса.23 Функции этих судебных чиновников были весьма разнообразны: чиновники принимали прошения, готовили вызовы и другие распоряжения, вели подготовку слушания дела в суде, вводили на заседание стороны, присутствовали во время слушания дела, писали протоколы, подготовляли приговор, а также бумаги об апелляциях и выполняли приговор. Каждый шаг в суде, как правило, всеми непривилегированными лицами оплачивался: пла- тили за регистрацию (insinuatio), за вызов; взималась плата за ввод тяжущихся сторон или их представителей на заседание и за устное слушание дела, за выдачу протокола, за его составление, за действия судебных исполнителей и секретарей. Для того чтобы стороны присутствовали во время рассмотрения дела, ответчик был обязан дать обеспечение. В роли обеспечения выступал и поручитель, обеспечением была и клятва. Если обеспечение не вносилось исполнителю, он имел право арестовать ответчика и держать его под арестом в течение всего процесса. Как и во всем, здесь были исключения для привилегированных лиц — для круп- ных земельных собственников, сановников ранга иллюстриев. О различии требований, предъявляемых к разным лицам в зави- симости от ранга, четко и ясно говорится в Институциях Юсти- ниана. При характеристике отличий в системе обеспечений, тре- буемых от сторон при судебных процессах «в древности» (anti- quitati) и «теперь» (т. е. в VI в.), говорится: «Ответчик как в вещном иске, так и в личном, если он действует от своего имени, не обязан давать никакого обеспечения в сумме тяжбы (propter 20 Nov. Just. 62, 1, 2 (1? января 537 г.). 21 В новелле 44, 2 (17 (14?) августа 536 г.) говорится, что такие слу- чаи были многочисленными «и прежде, и теперь». 22 Nov. Just. 82, 7 (8 апреля 539 г.). 23 Nov. Just. 124, 1 (5 июня (17 декабря?) 544 г.). 179
litis aestimationem), но только дает обеспечение относительно себя, что он останется в суде до окончания процесса; или даже пола- гаются на его обещание с клятвой (promissioni cum iure iurando), которое называется «клятвенным обеспечением» (iuratoriam cautionem), или же он обязан дать простое обещание или обеспе- чение в зависимости от достоинства своей особы (pro qualitatae personae suae)».24 Если судья, делегированный для рассмотрения данного дела магистратом или императором, сторонами считается не соответ- ствующим своему назначению, подозрительным (недостойным доверия) или дело является неподсудным ему, возможен отвод. Он должен быть сделан до момента гсрохатарВ^ (litis contestatio), когда стороны заканчивали свои объяснения перед судьей. В слу- чае отвода стороны могли просить о назначении арбитра.25 Весь ход процесса от момента возбуждения дела до его завершения в суде был подробно разработан и существенно отличался от про- цесса классического времени. В IV—V вв. первым шагом истца являлось письменное обра- щение в суд или к судье с просьбой о вызове в суд ответчика. Такое обращение в техническом смысле еще не являлось иском. В его содержание не должно было входить ни точное изложение соображений по существу претензии, ни точное указание иска. Соображения по существу претензии могли в дальнейшем в пре- делах определенного срока быть изменены (mutatio libelli). Цель и содержание прошения ограничивались изложением фактического положения дел, доказывающего необходимость вызова ответ- чика.26 До нас дошли в египетских папирусах образцы таких докумен- тов, которые назывались postulatio simplex (dvacpopd U7zop.v7]p.a или fiovopep^ evTO/ca), так как они были односторонними. Интересным примером такого обращения с вызовом в суд или ^apay^ekta явля- ется Оксиринхский папирус 338 г., неоднократно переиздавав- шийся и комментировавшийся.27 Очень четко можно проследить происшедшие изменения тер- минологии и существа дела на протяжении IV в. из сличения двух документов, сохранившихся в папирусах византийского Египта. Содержание первого из папирусов таково: Аврелий Пто- 24 Inst. 4, И, 2; Nov. Just. 112, 2 (10 (И?) сентября 541 г.); Kaser. RZPR, 1966, S. 463зо. 25 Kaser. RZPR, 1966, S. 440; Simon. Prozess, 1969, S. 15. Значение термина гсрохатар^с в византийском праве, как тождественном litis соп- testatia, четко разъяснено в источниках. Bas. 6, 1, 49 (Dig. 1, 18, 16); BS, р. 33 (без имени). См. также: Liddel-Scott. Greek-english lexicon. Oxford, 1961, p. 1484; Bonetti. Litis contestatio, 1965, p. 469, n. 1; Bis- car d i. Le papyrus, 1967, p. 329. 26 Zilletti. Studi, 1965, p. 8; Kaser. RZPR, 1966, /S. 457. 27 О litis denuntiatio cm.: Kaser. RZPR, 1966, S. 456r, P. Oxy., 67, 11; FIRA, III, 1943, p. 536—539; Biscar di. Le papyrus, 1967, p. 320—336 (с библиографией). 180
лемей, сын Хориона, жителя г. Оксиринха, жалуется, что уна- следованные им от бабушки дома находятся в незаконном владе- нии двух жителей деревни Лиле (из числа принадлежащих к Ок- сиринху) и домогается от суда их ревиндикации. С этой целью он обращается с прошением (dva<po;,d) к префекту Египта Флавию Антонию Феодору, чтобы он делегировал в качестве судьи для рассмотрения этого дела тгротгоХьтвибр-еуо;28 Оксиринха Аврелия Аэция и поручил бы ему выяснить, принадлежали ли спорные владения его бабушке действительно и верно ли, что она никогда не уступала этого имущества ответчикам. В ответ префект Египта, приняв благосклонным образом эту просьбу, приказал передать просителю распоряжение, адресованное предлагаемому судье, с инструкциями, обращенными к нему. Со своей стороны истец, получив этот ответ, передает только копию обоих документов, о которых шла речь выше, в руки делегированного для рассмот- рения дела судьи Аэция, приложив свое прошение о том, чтобы распоряжение префекта было выполнено. Анализируя этот па- пирус, Бискарди отметил, что в нем имеются в целом три акта, три документа: 1) прошение, адресованное делегированному судье (хронологически самый последний документ), 2) петиция, обра- щенная к префекту Египта, и 3) рескрипт префекта, делегирую- щего судью и предлагающего ему позаботиться, чтобы ответчи- кам было вручено извещение по закону. Все эти акты написаны одной рукой, возможно официальным писцом, и содержат подпись истца (строка 22) и декларацию ответчиков (строки 23—24), при- ложенную через три дня после того и подписанную за неграмот- ных ответчиков неким Аврелием Аммонием.29 Термин караууеХса этого Оксиринхского папируса 338 г.,30 по мнению Бискарди, отнюдь не идентичен по своему значению litis denuntiatio папируса 368 г.31 В первом из папирусов началь- ный этап тяжбы характеризуется как приглашение, извещение сторон.32 Во втором речь идет не о простом приглашении, а об официальном вызове, санкционированном судебной властью — о караууеХса ё£ a6&evxca<; too 8схаатт]рсои или о litis denuntiatio ex tribunalis auctoritate.33 Вместе с тем в новейших исследованиях не проводится резкой грани между этим типом процесса и позднейшим, который начи- нался не посредством litis denuntiatio, а официальным вручением судье истцом libellus conventionis и потому обычно называется 28 Отождествляемый с принцепсом курии (В i s с а г d i. Le papyrus, 1967, p. 323). 29 Ibid., p. 322 sq. 30 P. Oxy. 67, 11. Ed. В. P. Grenfell et A. S. Hunt. — FIRA, III, 1943, № 173, p. 536 sq. 31 P. Lips. I, 33. Ed. L. Mitteis. — FIRA, III, 1943, № 175, p. 544 sq. 32 Бискарди считает, что эта форма не отличается от той, которая практиковалась в Египте еще в птолемеевский период (В i s с а г d i. Le papyrus, 1967, p. 320 sq.; cf. G. Th. 2, 4, 2 (23 мая 422 г.)). 33 В i s с a r d i. Le papyrus, 1967, p. 320 sq. 181
либеллярным. Со второй половины V в. сведения о litis denuntia- tio из источников исчезают. Юстиниан изъял все эти правила из Кодекса, изменил сроки и предусмотренные прежде штрафы за несоблюдение установленных правил. Казер не усматривает су- щественной разницы между процессом IV в.—первой половины V в. и либеллярным. Она есть, по его мнению, только на началь- ных стадиях.34 Изучение либеллярного процесса значительно продвинулось вперед начиная с 30-х годов текущего столетия. Работы Коллинэ, Штайнвентера, Балоха, Жиффара, Циллетти, Бискарди, Зимона не только расширили изучение данных, имеющихся в законода- тельстве Юстиниана по этому вопросу, но и значительно допол- нили их папирологическим материалом, а также данными, по- черпнутыми из Василик, особенно из схолий к ним.35 Циллетти считает, что самый вызов в суд по существу стано- вился реальным только при наличии двух его элементов — admo- nitio (urc6p.v7pi<;) и передачи ответчику прошения истца — libellus conventionis.36 Отсутствие последнего уничтожает значение вы- зова. Содержание извещения о вызове заключается в том, что это есть официальный акт, который уведомляет вызываемого о ре- шении или распоряжении судьи, вынесенном в ответ на просьбу истца о вызове ответчика (postulatio simplex). Содержание распо- ряжения судьи передано в этом смысле вполне отчетливо в одном из египетских папирусов V в.37 Это распоряжение носит совер- шенно официальный характер и передается ответчику вместе с предъявлением иска. Вместе с ответом на исковое прошение ответчик, отвергавший выполнение требований истца для того, чтобы отстаивать свои права судебным порядком, обязан был в свою очередь дать обеспе- чение судебному исполнителю в том, что он будет присутствовать в суде до конца разбора дела (cautio iudicio sisti). Если ответчик не принадлежал к числу привилегированных лиц, он должен был 34 Kaser. RZPR, 1966, S. 456—457; Simon. Prozess, 1969, S. 7ie. ^Gollinet P. La procedure par libelle. Paris, 1932; Stein- went er A. 1) Die Anfange des Libellprozesses. — SDHI, Romae, 1935, I, S. 138 sq.; 2) Zur Gliederung des Verfahrens im Libellprozess. — Festschrift fur Leopold Wenger, I, Munchen, 1944, S. 180 sq.; Balogh. Beitrage zum justinianischen Libellprozess. — Studi in onore di Salvatore Riccobono, Pa- lermo, 1936, II, p. 485 sq.; G i f f a r d. Etudes sur la procedure civile du Bas- Empire. — RHDFE, 1936, 15, p. 98 sq.; Zilletti. Studi, 1965; Kaser. RZPR, 1966, S. 460 sq.; Simon. Prozess, 1969. Последний значительно шире своих предшественников использовал схолии к Василикам. 36 Zilletti. Studi, 1965, р. 25 sq. 37 Терминология византийских источников содержит противоречивые обозначения разных стадий процесса. Зимон расценивает сведения, кото- рые сохранились в схолиях к Василикам и документах, как более близ- кие к жизненной практике и более далекие от школьной учености, про- низывающей официальное законодательство. Этот взгляд нам представ- ляется заслуживающим внимания (Simon. Prozess, 1969, S. 38 ff., 60-65). 182
представить поручителя и дать обеспечение под клятвой. Если обеспечение не выплачивалось, исполнитель мог заточить ответ- чика в тюрьму и содержать его там до окончания процесса; могли быть изданы распоряжения о конфискации спорных вещей и т. д.38 Если истец возбуждает дело по отношению к ответчику, жи- вущему в другой провинции, и ответчик явился в суд, то неявка истца в течение 10 дней влечет за собой освобождение ответчика от суда, но дело остается нерешенным. Однако, по позднейшему предписанию новелл Юстиниана, подобные действия истца влекли за собой последствия, гораздо более чувствительные. Он должен был не только из своего обеспечения покрыть издержки ответ- чика, но по требованию ответчика после троекратного вызова в суд он вообще терял свои права. Сходным образом решается вопрос и при отсутствии ответчика, хотя в частностях име- ются различия. В целом же бездеятельность одной из сторон не способна ни остановить процесс, ни определить решение дела.39 Само собой понятно, что если ответчик получал один только вызов в суд без приложения искового прошения, в котором изло- жена сущность требований истца, возбудившего дело, он не мог решить вопрос, будет ли он отстаивать свои права судеб- ным порядком или удовлетворит требования истца без вся- кого суда. Как показывает анализ соответствующих конституций и до- кументов, уже на этом начальном этапе часто бывали злоупотреб- ления как со стороны судей и их персонала, так и со стороны судебных исполнителей. Характерно, что законом предусматрива- лись суровые кары за нарушение установленных правил. По но- веллам Юстиниана, требовались определенные обязательные усло- вия, которым должен был подчиняться истец для начала процесса. Исковое прошение должно было быть надлежащим образом оформлено (датировано, подписано). Истец должен был дать обеспечение (в сумме не выше 36 солидов) в том, что он в тече- ние двух месяцев доведет дело до litis contestatio, что он в про- тивном случае возместит ответчику в двойном размере за весь понесенный ответчиком ущерб. Истец должен был дать поручи- тельство в том, что доведет дело до приговора и, если проиграет дело, то возместит ответчику десятую часть суммы, о которой идет спор. Если обеспечение не внесено, то ответчик имеет право не отвечать на исковое прошение. Нарушение этих условий судьей и персоналом влекло за собой суровые наказания. Судья, допустивший подобный процесс, вместе со своим персоналом (xaS-t;) штрафовался в сумме 10 золотых фунтов. Судебный же 38 Kaser. RZPR, 1966, S. 464. — См. подробнее: Z i 11 е 11 i. Studi, 1965, p. 63 sq. 39 ZiHettL Studi, 1965, p. 81; см. также: Kaser. RZPR, 1966, 465 sq. 183
исполнитель приговаривался к конфискации имущества и пяти- летней ссылке.40 Большинство исследователей считают, что либеллярный про- цесс явился результатом не специального законодательного пред- писания, а практики; мы не располагаем законом, в котором были бы описаны и предписаны его этаны. Совокупность источ- ников, в которых о нем идет речь, — это частью папирологические данные, частью сведения, имеющиеся в трактате «Об исках», а также отдельные указания, которые можно почерпнуть из сочи- нений юристов Феодора и Дорофея, и, наконец, из упоминаний в законодательстве Юстиниана. Циллетти предполагает, что если точное определение иска и не было обязательным, то на практике оно давалось в исковом прошении постоянно.41 Это было необхо- димо потому, что суд мог рассматривать одновременно только один иск. Если у лица, подающего в суд, было несколько возможных претензий к определенному лицу, поэтому невозможно было вести процесс, не зная в точности, о чем идет речь в данном деле.42 В одном из папирусов (ранее 487 г.) сохранился документ пре- зида провинции Аркадия о принятии искового прошения, огла- шенного по его распоряжению.43 В другом папирусе (427 г.) со- держится текст ответа на распоряжение о вызове в суд ответчика, возражающего против требований истца. Среди подписей есть подпись табеллиона.44 Подробный анализ хода гражданского процесса в VI в., как он рисуется современному юристу, был сделан Д. Зимоном. Нельзя не согласиться с ученым в том, что, поскольку в законо- дательстве и правовых документах нет точного описания порядка процесса, выводы могут -быть расценены лишь как предположи- тельные. Многое остается спорным.45 Процесс разделялся на три последовательные стадии. Началь- ная стадия завершалась litis contestatio (крохатарВсс). Затем сле- довала стадия, обозначавшаяся как medium litis, начинавшаяся после litis contestatio и завершавшаяся заключительным приго- вором (definitiva sententia). В ранневизантийском праве и в праве VI в. значение термина litis contestatio существенно от- личается от классического. Этот момент процесса считается при- веденным в исполнение тогда, когда после установления предва- рительных предположений суд входит в рассмотрение дела. От- ветчик возражает на исковое прошение истца. Это осуществляется 40 Nov. Just. 96 pr.; 1 (1 ноября 539 г.); 112, 2, (10 (И?) сентября 541 г.). В новелле 53, 3 pr. (1 октября (22 сентября?) 541 г.) упоминается о злоупотреблениях практоров — исполнителей, которые принуждают ответчика насильно являться к судье, не вручив ответчику предварительно искового прошения и не давая ему времени на какую-либо подготовку. 41 Zilletti. Studi, 1965, р. 117. 42 Необходимо было определить res iudicanda. 43 Р. Оху, XVI, 1876. — FIRA, III, 1943, р. 549—551. 44 Р. Оху, XVI, 1881. - FIRA, III, 1943, р. 554. 45 Simon. Prozess, 1969, S. 174 ff. 184
в присутствий судьи. Активную и руководящую роль судьи на этой стадии процесса подтверждают все имеющиеся источники. Он ведет допрос сторон, определяет порядок представления дока- зательств, допрашивает свидетелей. Все имеющиеся возражения и отводы судьи должны быть закончены до litis contestatio. Задача приведения доказательств правоты сторон относится уже ко второй стадии процесса — medium litis. Вопросу о характере доказательств, применявшихся в визан- тийском суде, в последнее время было уделено много внимания. В статьях Арки, Дэльгера и Фрагистаса был высказан ряд важ- ных соображений по этому вопросу, вносящих поправки в господ- ствовавшую ранее точку зрения.46 Прежде чем говорить об этих детальных исследованиях, следует отметить ряд общепризнанных черт, присущих гражданскому процессу византийского времени в отношении принятой системы доказательных средств. В отличие от формулярного экстраординарного процесса клас- сического периода, где руководящим принципом оставалось сво- бода судебного усмотрения судьи при решении дел, в частности в оценке доказательной силы приводимых данных, а также и в распределении между сторонами необходимости приведения до- казательств, в IV—V вв. все стало по-иному.47 Общей тенденцией в развитии процессуального права пост- классического времени является установление строгих правил, диктуемых законом, в оценке весомости представляемых сторо- нами доказательств. Начало развития в этом направлении иссле- дователи усматривают уже в предшествующий период. Оно осуще- ствлялось не в порядке какой-либо специальной реформы, а от случая к случаю при решении частных вопросов. В III в. это уже может быть констатировано в когниционном процессе.48 Оборотной стороной этого нового порядка вещей явилось то, что судья был принужден нередко к фактически неправильным решениям, вытекающим из доказательств. Это может быть под- тверждено, например, заранее определенной весомостью свиде- тельских показаний в зависимости от социальной принадлежности 46 Arc hi G. G. Les preuves dans le droit du Bas-Empire. — La preuve.— Recueils de la Societe Jean Bodin pour 1’histoire comparative des institu- tions, Bruxelles, 1955, XVI, p. 385 sq.; D о 1 g e r F. Der Beweis im byzanti- nischen Gerichtsverfahren. — La preuve, 1965, S. 595 ffFragistas Ch. N. Le temoignage dans le proces civil en droit byzantin. — La preuve, 1965, p. 613 sq.; Simon. Prozess, 1969, S. 202—254. 47 C. J. 7, 62, 6 (Diocl. без даты); C. Th. 2, 18, 1 (12 января (?) 321 г.) с изменениями в С. J. 3, 1, 9; С. Th. И, 30, 9 (22 июня 3119 г.) с неболь- шим изменением в С. J. 7, 62, 15. См. литературу: Kaser. RZPR, 1966, S. 472. 48 См., например: Levy Е. Beweislast im klassischen Recht. — lura, 1952, 3, S. 173 f. (Gesammelte Schriften, I, 1963, S. 419 f.); А г c h i. Les preu- ves, 1965, p. 391 sq. Леви называет свободу усмотрения судьи в отношении оценки весомости доказательств важнейшей чертой (Angelpunkt) клас- сического права (Levy Е. Beweislast..., S. 179). 185
свидетелей.49 В том, что при такой постановке дела справедли- вость выносимых судом решений оказывалась под сильнейшей угрозой, сомневаться не приходится. Отсрочка в представлении доказательств допускалась только для ответчика. За редкими исключениями, ею мог воспользо- ваться истец. Сроки были установлены законом. Значительное внимание уделялось в законодательстве вопросу о том, кому над- лежит приводить доказательства подлинности документов — истцу или ответчику. Взгляды по этому вопросу в законодатель- стве менялись. То это предписывалось обеим сторонам, то только должнику. Существенной переменой явились законоположения Юстиниана, согласно которым истец был обязан представлять ос- нование и доказательства в пользу своего искового прошения, ответчик — в пользу своих возражений.50 Расследование было предписано производить самым тщатель- ным образом. Оценка доказательств, которая в классическом праве велась судьей «по совести», в византийском праве была точно регламентирована. Как правило, письменные документы считались более доказательными, чем устные свидетельства. Сви- детельство одного, если он даже принадлежал к числу сенаторов, за некоторыми исключениями, не считалось достаточным дока- зательством. Свидетельства представителей высшего сословия — honestiores — считались более доказательными, чем свидетельства лиц, принадлежавших к числу humiliores. Последние были обя- заны приносить клятву, иногда под пыткой. Судья мог привле- кать экспертов для удостоверения подлинности документов.51 Твердые правила о представлении доказательств сыграли роль в развитии презумпций. Однако в понимании византийских юри- стов презумпция (крокус;) оставалась недифференцированной в технически правовом: смысле. Она обозначает лишь обстоятель- ство, не требующее особых доказательств.52 * * * * Дэльгер обратил внимание на то, что для византийского права характерно правило, которое явно противоречит классическим принципам. Уже Константин высказал в 317 г. суждение, что при процессах имеют одинаковую силу данные документов и показа- ния свидетелей. Это положение, встречающееся вновь в Кодексе 49 Nov. Just. 90, 1 (1 октября 539 г.). 60 Kaser. RZPR, 1966, S. 486 f.; Simon. Prozess, 1969, S. 136—175. Зимон анализирует, помимо конституций, комментарии к ним, сохранив- шиеся в схолиях Феодора, Фалелея, Стефана, обращая внимание на свое- образную манеру интерпретации законов у каждого из этих юристов. 51 Arangio-Ruiz. Istituzioni, 1954, р. 154; D б 1 g er. Der Beweis. — La preuve, 1965, S. 606; Phrangopulos. Die Zahl der Zeugen im by- zantinischen Zivilprozess. — Pepragmena des IX. Internationalen Byzanti- nisten-Kongresses, 1956, II, S. 24—32. 62 Simon. Prozess, 1969, S. 183—195; 201; cf.: Arangio-Ruiz. Istituzioni, 1954, p. 154; Zilletti. Studi, 1965, p. 20737; Bas. 22, 1, 25 (Dig. 22, 3, 25) Sch. 0Eobd)pou: Bas. (Hb.), II, p. 476. Без упоминания имени Феодора: BS, р. 1345 sq.; Bas. 22, 1, 27 (Dig. 22, 3, 27); BS, p. 1351. 186
Юстиниана (С. J. IV, 20, 1), отдает явное предпочтение первым перед вторыми. Как этот принцип, так и требование о регистра- ции договоров в соответствующих магистратурах являлись новыми порядками. Исследователи считают, что эти требования ведут свое происхождение из эллинистического права. Регистрация произ- водилась в столице у magister census, в провинциях — у курато- ров и дефенсоров городов.53 Подлинность документов удостоверя- лась свидетелями. Такое обеспечение силы письменных документов путем реги- страции, привлечения (не менее трех) свидетелей, клятвы осо- бенно возрастает во времена Юстиниана. В Новелле 538 г.54 под- робнейшим образом рассматривается вопрос о путях подкрепле- ния документов клятвой и свидетелями. Помимо числа свидетелей, законодательство неоднократно повторяет предписания о тех ка- чествах, которым должны удовлетворять свидетели. Рабы, как правило, не могли быть свидетелями. Женщины до- пускались лишь в ограниченных случаях. Люди необеспеченные (состояние которых не превышает 50 номизм) легко могли быть отведены от дачи свидетельских показаний. Достаточно было за- подозрить их в корыстолюбии, или в недоброжелательстве, или в том, что они находятся под покровительством одной из тяжу- щихся сторон, чтобы их отвести от дачи свидетельских показаний. В византийском законодательстве с самого начала проводится политика определения надежности свидетелей и их показаний по социальному признаку. Такая линия заметна уже начиная с IV в., где провозглашается, что honestiores более достойны до- верия, чем humilliores. Особенно четко эти положения сформули- рованы в новелле Юстиниана 539 г. В ней устанавливаются гра- дации свидетелей по их социальной принадлежности — рангу (аЕса), должности (стратега), богатству, — которые считаются наи- более достойными доверия. Неизвестные или сомнительные сви- детели могли допрашиваться под пыткой.55 Сектанты, иноверцы, отступники, за некоторыми исключениями, не допускались в число свидетелей. Социальное неравенство сказывалось и в подходе к отбору свидетелей в другом отношении. По законодательству VI в., в раз- витие того, что было уже установлено ранее, обязанность давать свидетельские показания была возложена на всех. Исключения при принудительном вызове свидетелей допускались, однако, для высших сановников ранга иллюстриев, а также для вышестоящих сановников и священников. Епископы могли давать свои показа- * 58 53 D о 1 g е г. Der Beweis, S. 603. Текст конституции С. J. 4, 20, 1 из- вестен лишь в греческой версии Василик. См. также: Pira 30, 17, Ius (Zach.) I, 1956, p. 138. 64 Nov. Just. 73 (4 июня 538 г.). 58 C. Th. И, 39, 3 (25 августа 334 г.) =С. J. 4, 20, 9; Nov. Just. 90 (1 ок- тября 539 г.). 187
ния дома.56 Само собой разумеется, что все это совершенно нару- шало принцип aequitas — равенства, который официально счи- тался краеугольным камнем всей концепции права того времени. Следует также сказать, что в отношении прав и привилегий церкви в VI в. имелось множество новых распоряжений. Штайн отметил, что примерно из 500 конституций Юстиниана, дошед- ших до нас (считая за отдельные те, которые были объединены вместе в статьях Кодекса), около 90 относятся к области законо- дательства о церковных делах.57 58 Значительная часть этих новых конституций касается вопросов процессуального права. Посте- пенно права епископов были расширены. Если первоначально в законодательстве VI в. были подтверждены старые постанов- ления и клирики могли по своему выбору и усмотрению судиться в гражданском либо в церковном суде, то уже в конце сороковых годов положение меняется. Епископский суд стал обязательным для монахов и клира. Согласно закону 546 г., епископов нельзя было привлекать к светскому суду, как гражданскому, так и уголовному.58 Приговор выносился судьей после заслушивания своего адсес- сора и заключения рассмотрения дела и всех представленных до- казательств. О характере приговора в отношении его формы можно судить по сохранившимся образцам в египетских папи- русах. Они свидетельствуют, что в приговор входили ссылки на соответствующие законы. Приговор должен был быть приведен в исполнение в установленные законом сроки (сначала в пределах двух, при Юстиниане — в пределах четырех месяцев).59 Наряду с обычной формой гражданского процесса существовал так называемый процесс согласно рескрипту. И этой форме про- цесса было уделено много внимания в Новеллах Юстиниана, во многом изменивших старые правила проведения подобного про- цесса. При Юстиниане рескрипты, изданные по решению отдель- ных частных дел, в отличие от предшествующего времени, полу- чили значение законов, имеющих всеобщее применение (leges ge- nerales). Подробный анализ процессуального законодательства Юсти- ниана по этому типу процесса был проделан Циллетти. Он отме- тил, что при подаче прошений императору (preces principi obla- 56 К a s е г. RZPR, 1966, S. 494, Anm. 69. 57 Stein. Histoire, II, 1949, S. 402. 58 Подробности и данные папирусов по этому вопросу см.: Ste in- went er A. Zur Lehre von der episcopalis audientia.— BZ, 1929/1930, 30, S. 660—668; Stein. Histoire, II, 1949, p. 401 sq. Детальное рассмотрение вопроса о церковных привилегиях, положении клириков и епископского суда см.: Biondi. Diritto, I, 1952, р. 360 sq. и passim; III, 1954, p. 381 sq. Он отмечает, что привилегии были столь многочисленны, что можно спра- ведливо говорить о целом их своде (Corpus privilegiorum, I, р. 361). 59 Р. Col. (340 г.). —FIRA, III, 1943, р. 318 sq.; Р. Mon. 6 (583 г.); Kaser. RZPR, 1966, S. 496 sq. 188
tae) на основе новелл Юстиниана 113 и 114 (541 г.), а также 125 (543 г.) результатом могли быть два типа рассмотрения. В первом дело могло быть рассмотрено в консистории с соответ- ствующим приговором императора или изданием рескрипта. Про- тив такого решения подавший прошение уже не имеет никакой инстанции для обжалования. Во втором были возможны различ- ные варианты содержания рескрипта. Однако при всех вариантах общим было то, что дело передавалось на рассмотрение другого суда, который мог принадлежать к числу обычных и экстраорди- нарных. Что касается вариантов, то они могли быть либо простой пере- дачей, либо передачей с определенными директивами. Император- ский приговор мог быть вынесен только о судебных процессах, которые еще не были начатьд рассмотрением. Значительное вни- мание и здесь уделено обеспечению от возможности предъявления подложных документов. Рескрипт должен был иметь подпись квестора священного дворца; магистрат, получивший его, должен был проверить не только наличие требуемых подписей, но и под- линность материала, на котором документ написан; он должен был соответствовать тому, который был узаконен для император- ской канцелярии.60 Поскольку большое значение в системе доказательств приобре- тают документы, в законодательстве IV—V вв. им уделяется зна- чительное внимание. В последовательных законах постепенно устанавливаются виды документов, определяется степень их дока- зательности, порядок их составления. Много внимания обращено и на случаи представления подложных документов. Уже со времен Константина законодатели определяют порядок разбора дела в том случае, если одна из сторон представляет до- кументы, подлинность которых оспаривается другой стороной.61 Однако наиболее полная разработка вопроса о доказательствах, приводимых при процессах, явилась результатом деятельности ученых юристов VI в. Это учение нашло свое отражение в Диге- стах и в Кодексе и Новеллах Юстиниана. Сопоставление законо- положений Кодекса Юстиниана с Кодексом Феодосия дает осно- вание рассматривать законы VI в. как новый этап в развитии ви- зантийского процессуального права.62 Более того, Дэльгер считает, что учение о средствах доказательств в гражданском про- 60 Подробности и источники см.: Zilletti. Studi, 1965, р. 42 sq. (с библиографией). См. также: Wesener G. RescriptprozeB.— PWRE, Suppl. 10 (1965), S. 865—871; Kaser. RZPR, S. 520 f. 61 A r c h i. Les preuves. — La preuve, 1965, p. 393 sq. 62 Ibid., p. 393 sq., 396. Арки отмечает, что составители сводов создали целый трактат о доказательствах, включающий изложение общих прин- ципов представления доказательств, свидетельские показания, докумен- тацию: «Это подлинно новое создание». В отношении документации сле- дует отметить, что очень большое внимание к формам публичных и част- ных актов (acta, gesta, отсбрл^ра, арб;) уделено в Новеллах Юсти- ниана. Ср.: WaL Manuale, 1964, р. 14—17. 189
цессе, изложенное в Дигестах, Кодексе и Новеллах Юстиниана, в течение последующих девяти столетий развития византийской юридической мысли и законодательства не подверглись каким-либо существенным изменениям. Это учение охватывает вопросы о сви- детелях, документальных доказательствах и клятвах.63 Разумеется, это положение не следует принимать как абсолютно верное во всех частностях. В дальнейшем было внесено немало изменений в эти законы: менялось число свидетелей, вносились изменения в форму документов, в правила их представления и т. д. Документы еще в IV в. рассматривались как равноценные (по весомости) свидетельским показаниям.64 В VI в. им отдавалось уже безусловное предпочтение. И, как это видно из многочислен- ных конституций Кодекса Юстиниана, по большей части интер- полированных,65 были выработаны определенные их типы. Степень доказательности документов была различной. Безусловно доказа- тельными считались протоколы, которые велись специально при- ставленными к этому эксцепторами. Протоколы писали на воско- вых пластинках скорописью, потом они переводились на обыкно- венное письмо. Текст подписывался судьей и сохранялся в архивах. Стороны получали копии протоколов.66 Протоколировались, кроме процесса, и другие сделки. Распространенными стали и документы, составленные табеллионами (acta, gesta). Свидетельство табеллиона при Юстиниане требовалось, однако, еще подкрепить клятвой. Частные документы — cautiones, Хесрб- Ypacpa, a)p.|36Xaiov dyopalov щ tSto^eipov—получали большую доказа- тельную силу при наличии подтверждающих их свидетелей. На- конец, определенные частные акты требовали регистрации. Были разработаны также, по крайней мере для некоторых видов сде- лок, определенные формы составления документов. Ввиду опасности подделок в новелле Юстиниана 44 (17 мая 537 г.) указано, что табеллионы или aopPoXaioypacpot должны писать оригиналы документов только на таких папирусах (х^ртт];), ко- торые содержали так называемый протокол ( 'rcpanoxokkov), т. е. форму, включающую имя комита священных щедрот, указание даты изготовления документа. Он не должен был быть отрезан (р.т] dnoTejiveiv), но должен был быть включен в общий текст хартии /яртт^). 63 D61 ger F. Der Beweis, р. 595 sq.; cf. Dig. 12, 2. De iure iurando; 22, 3. De probationibus et praesumptionibus; 22, 4, De fide instrum entorum et amissione eorum; 22, 5. De testibus; С. J. 4, 19. De probationibus; 4, 20. De testibus; 4, 21. De fide instrumentorum et amissione eorum; Nov. Just. 90. De testibus. 64 C. J. 4, 21, 15 (21 июля 317 г.). 65 C. J. 4, 20, 18 (1 июня 528 г.); 8, 37, 14, 2 (1 ноября 531 г.); 2, 42, 3, 3 (19 сентября 293 г.); 4, 20, 2 (23 апреля 223 г.); 4, 20, 4 (24 ноября284г.); Bas. 21, 1, 25 (С. J. 4, 20, 1) и BS, р. 1246 sq. См. также: 1) Kaser. RZPR, 1966, S. 488 f.; 2) Index Interpolationum quae in lustiniani Codice inesse di- cuntur. Ed. G. Broggini. Koln—Wien, 1969. 66 Wenger. Quellen, 1953, S. 740, 750 f.; Sachers. Tabularius, 1964 f., 1968 1 190
Мы уже отметили, что в Византии значение письменных доку- ментов возрастает при разнообразных видах сделок. В некоторых случаях (при отчуждении земли, при даре) они были обязательны. В VI в. число деловых соглашений, при которых письменная документация являлась обязательной, возросло. При взносе зна- чительных денежных сумм, при перерыве давности, при некоторых манумиссиях, при некоторых видах завещаний составление письменных документов, определенным образом засвидетельство- ванных, стало нормой.67 Правда, при определенных видах сделок допускался выбор формы по воле сторон. Особое значение приоб- рела документация при процессах, хотя самое судебное разбира- тельство проводилось в устной форме.68 Однако в разработке византийского процессуального права большое внимание уделялось и свидетельским показаниям. Регла- ментировалось не только число свидетелей, порядок их показаний, но заранее были определены и принципы отбора свидетелей. Мы уже указывали, что, как правило, один свидетель не считался до- статочным. В некоторых случаях это тем не менее допускалось. Случаи эти перечислены в схолиях к Василикам. Комментируя воспроизведенный в Василиках закон Константина,69 схолиасты ссылаются на другие статьи Кодекса, где свидетельство одного допускается.70 В целом исследование развития гражданского процесса в VI в. приводит к выводу, что в результате реформ, проведенных Юсти- нианом, отнюдь не столь последовательно, как иногда считают, ход его был существенным образом изменен. Многочисленные по- становления Кодекса, начинающиеся с 527 г. и продолженные в новеллах, свидетельствуют бесспорно о том, что этот круг вопро- сов стоял в центре внимания правительства. Основной линией развития было возрастающее стремление активного вмешательства 67 Дэльгер отметил, что письменная документация предписана Юстиниа- ном в случаях, где это прежде не считалось обязательным. Например, в за- логовом праве — С. J. 8, 17 (18), И, 1 (1 июля 472 г.); в расписках для дока- зательства оплаты сумм более 50 фунтов —С. J. 4, 2, 17 (1 июня 528 г.); при проверке подлинности документов путем сравнения почерков — С. J. 4, 21, 20, 1 (19 марта 530 г.); при протестах по причине давности — С. J. 7, 40, 2, 1 (18 октября 530 г.); при письменной инвентаризации наследства — С. J. 1, 2, 1 (1 января 535 г.) и т. д. Он ссылается также на египетские и равеннские папирологические материалы. (D61 ger. Der Beweis, S. 602 f.). 68 Simon. Prozess, 1969, S. 377. 69 G. J. 4, 20, 9 (25 августа 334 г.); Bas. 21, 1, 33: ВТ, p. 1019; BS, p. 1252. 70 C. J. 4, 21, 16 (Юстиниан, без даты): свидетельства одного табеллиона, составившего документ, достаточно при сличении представленных докумен- тов. С. J. 4, 21, 22, 5 (Юстиниан, без даты) — об описях трапезитов. В этом случае достаточно свидетельства того, кто ее составил. С. J. 4, 66, 2 (13 июня 529 г.) — при уплате канона эмфитевтом свидетельства одного (архонта) достаточно, чтобы доказать, что эмфитевт предложил внести канон, который почему-либо не был принят. Если подписавший контракт отрицает свою подпись, один нотарий мог решить вопрос об аутентичности ее (F г a g i- s t a s. Le temoignage. — La preuve, 1965, p. 616 — с библиографией). 191
императорской власти в дела и контроля над судебными установ- лениями ради утверждения правосудия.71 Такая тенденция в законодательстве Юстиниана может быть несомненно констатирована. Однако бросается в глаза то, что и сам законодатель не перестает указывать на постоянные наруше- ния правосудия. Разрыв между теорией и практикой осложнялся противоречивостью самого законодательства. Не говоря уже о зло- употреблениях, для которых оплата спортул открывала широкие возможности, вся система организации судебных установлений, созданная Византийским государством, при которой самим зако- ном допускалось — и даже в некоторых случаях предписывалось — различие подхода к людям в зависимости от ранга судимых и при- влеченных к участию в судебном рассмотрении лиц, отнюдь не способствовала утверждению правосудия. Эта система особенно тягостно отражалась на угнетенных классах византийского обще- ства. Неудивительно поэтому, что уже через два столетия потребо- валась новая реформа. 71 Подробности см.: Zilletti. Studi, 1965, р. 235 sq.; Simon. Prozess, 1969, S. 373-374.
VI. ВИЗАНТИЙСКОЕ ГРАЖДАНСКОЕ ПРАВО В VII—VIII вв. Многочисленные работы юристов VI в., по всей вероятности, создали достаточное количество пособий на греческом языке, ко- торые сделали более доступными части свода Юстинианова права. В связи с территориальными потерями, которые Византия пре- терпела во время персидских и арабских войн, многие важные провинциальные центры юридической науки перестали существо- вать. Пострадали Бейрутская, Александрийская и множество более мелких школ. В результате землетрясения, разразившегося 16 июля 551 г., Бейрут был разрушен.1 Школа была переведена в Сидон (Саида) до восстановления города. В 560 г. пожар уничто- жил восстановленные было здания. Автор Итинерария мученика Антонина (Псевдо-Антонин), посетивший эти места вскоре после землетрясения, уже не застал университета. Говоря о Бейруте, он писал, что в этом великолепном городе прежде процветало изуче- ние наук (in qua nuper studium fuit litterarum).2 Бейрут оставался в развалинах еще около 600 г. В 635 г. он был завоеван арабами. А вскоре после эвакуации византийцев из Александрии (12 сен- тября 642 г.) и вступления в нее арабского полководца Амра (29 сентября 642 г.) прекратила свое существование и юридиче- ская школа Александрии. Возможно, что вследствие таких больших внешних потрясений, сильно сокративших территорию империи за счет потери восточ- ных провинций и ряда важнейших культурных и экономических районов, занятия юридической наукой, которые велись столь ин- тенсивно в VI в., и в Константинополе были сокращены или при- остановлены. Молчание источников, весьма малочисленных для этого времени, лишает современных исследователей каких-либо точных данных для суждения по вопросу о судьбах юриспруден- ции того времени. 1 Согласно данным хроники Михаила Сирийца, пожар продолжался два месяца. Город был частично восстановлен Юстинианом. Агафий (Исто- рия, II, 15) упоминает, в частности, о гибели во время бедствия большого числа студентов, прибывших в это «око Финикии» из других мест, чтобы изучать римское право (Collinet. Histoire, 1925, р. 54—55). 2 Р. G. 86, coll. 2765, п. 85. Подробности см.: Collinet. Histoire, 1925, р. 57—58 (с библиографией). 193
Однако было бы неверным и преувеличенным считать, что уче- ных юристов в VII в. вообще не было. Дошедшие до нашего вре- мени императорские конституции VII в. и позднейшая судебная реформа, проведенная в первой четверти VIII в. комиссией, при- званной императорской властью, предостерегают от слишком ка- тегорических поспешных негативных выводов по этому вопросу.3 Вряд ли есть основания говорить поэтому о полном упадке юри- дической науки в VII в. Наконец, следует принять во внимание и наличие нескольких немаловажных юридических сочинений, ко- торые были созданы в первой половине VII в. К их числу отно- сится свод данных о сроках (от немедленного до 100 лет), преду- смотренных в разных случаях в Дигестах, Кодексе и Новеллах Юстиниана, который считается обычно составленным неким Евста- фием.4 При написании своего сочинения автор пользовался не собранием в 168 новелл, а другим, которое включало не менее 150 новелл.5 К VII в. относится также книга младшего Анонима об антиномиях в Дигестах. Ему же приписывается и известный Номоканон в XIV титулах.6 Дошедшие до нас конституции императора Ираклия (610— 641) касаются церковных дел. Первая из новелл (612 г.) 7 трак- тует об определении числа клириков Константинопольской церкви Софии и Богоматери, так же как и числа чиновников этих церк- вей, и обращена к патриарху Сергию. О том же вновь говорится во второй новелле 619 г.8 Третья, изданная между 620 и 629 гг.,9 посвящена снова вопросу о церкви и ее служителях. Ираклий за- прещает производить вызов в суд епископов, клириков и монахов при разборе как гражданских, так и уголовных дел, вновь под- тверждая привилегированное положение церкви. Они подлежат исключительно суду архиепископа и патриарха Константинополя.10 Наконец, в последней новелле (629 г.) содержится запрещение всем клирикам, прибывающим в Константинополь, основывать церкви в столице или на принадлежащей ей территории без раз- решения патриарха. Тому же императору и его ближайшим пре- 3 Подробный перечень императорских распоряжений VII—VIII вв. см.: Dolger F. Regesten der Kaiserurkunden des Ostromischen Reiches. Munchen—Berlin, 1924, S. 15—45; Ostrogorsky. History, 1957, p. 117; Липшиц. Очерки, 1961, с. 90 сл., 230 сл. 4 Hept xpovojv zpofteafiia? azo рокт)<; ш; exaTov evtao'ccov (libellus de tem- poribus ac dilationibus): Zachariae С. E. А». *Pozai oder die Schrift fiber die Zeitabschnitte, welche insgemein einem Eustaphius, Antecessor zu Konstantinopel zugeschriben wird, mit lateinischer Ubersetzung und Kom- mentar. Heidelberg, 1836. Перепечатано: Ius (Zepos), III, 1962, p. 273 sq. 5 Wenger. Quellen, 1953, S. 674. 6 Zachariae. Geschichte, 1955, S. 12; Бенешевич. Канонический сборник, 1905; Wenger. Quellen, 1953, S. 677; Gaudemet J. Nomoka- non. - PWRE, Suppl. 10, S. 417-428. 7 Ius (Zach), III, p. 33 sq. 8 Ibid., p. 38 sq. 9 Ibid., p. 40 sq. 10 Ibid., p. 44 sq. 194
емникам приписываются еще некоторые распоряжения, эдикты, законы, предписания, рескрипты, известные преимущественно по косвенным данным.11 Этими немногочисленными источниками исчерпывается исто- рия византийского законодательства VII в. Действующим законо- дательством оставалось законодательство Юстиниана с теми не- многими поправками, которые были внесены его преемниками. Следующим шагом вперед в развитии византийского права была Эклога. Этот свод законов явился памятником законодатель- ной деятельности византийских императоров Льва III (25 марта 717 г.—18 июня 740 г.) и Константина V (соправитель с 31 марта 720 г.; император с 19 июня 740 г.—23 сентября 775 г.). Дата Эклоги недавно точно установлена Д. Гинисом на основании изу- чения рукописи монастыря Никанора из Заворды (Cod. 121) и В. Грюмелем. Свод был издан 31 марта 726 г.12 Эклога открывает собой целую группу кратких законодатель- ных сводов, изданных византийскими императорами в VIII и IX вв. Хотя Эклога не отменила действия законодательства Юсти- ниана и по сути дела лишь в некоторых направлениях развила и изменила его отдельные нормы, тем не менее она ставила себе реформаторские задачи. Сущность задуманных ее составителями реформ изложена в открывающем книгу предисловии. При составлении этого непривычно краткого свода авторы его, очевидно, взяли за образец некоторые предшествующие эпитомы, доставленные юристами для нужд судебной практики. Хотя пря- мых заимствований из трудов юристов VI—VII вв. в Эклоге уста- новить не удалось, но параллели между этим памятником VIII в. и подобными предшествующими трудами наблюдаются в ряде случаев.13 Поэтому есть основания считать, что линия развития права как в VII, так и в VIII в. шла в первую очередь в направле- нии освоения огромного наследства, которое представляло законо- дательство VI в., и приспособления его путем издания нового официального законодательного сборника для нужд судебной прак- тики. Частные руководства — «Эпитомы», «Суммы», «Индексы», «Паратитла» — явились подготовкой к такому изданию. Из самого 11 Mortreuil. Histoire, I, 1843, р. 347. 12 G i n i s D. Das Promulgationsjahr der Isaurischen Ekloge. — BZ, 1924, 24, S. 346—358; ’ErcsTigpU 'ЕтоиреСа»; Suou&cbv, 1960, 30, p. 351—352; G r u m e 1 V. La date de la promulgation de 1’Eclogue des Isauriens: I’annee et le jour. — REB, 1963, 21, p. 272—273; Липшиц. Очерки, 1961, с. 240 сл.; Эклога, 1965, с. 16—18. 13 Eel. 2, 12 —Athan. X, 1; Anecdota (Hb.), I, 1838, p. 112 sq.; Ecl. 6, D — Athan. IX, 1; Anecdota (Hb.), I, 1838, p. 98; Ecl. 8, 4 — Athan. XVIII, 1; Anecdota (Hb.), I, 1838, p. 168; Ecl. 10, 3 — Athan. VI, 3; Anecdota (Hb.), I, 1838, p. 82; Ecl. 12, 3 — Athan. II, 2; Anecdota (Hb.), I, 1838, p. 33; Ecl. 12, 5 —Athan. II, 2; Anecdota (Hb.), I, 1838, p. 27; Ecl. 12, 6 — Athan. II, 2; Anecdota (Hb.), I, 1838, p. 32—33; Ecl. 14, 1 — Athan. V, 5; Anecdota (Hb.), I, 1838, p. 75; Ecl. 14, 11 — Athan. V, 5; Anecdota (Hb.), I, 1838, p. 75; Ecl. 14, 12 — Athan. XIV, 3; Anecdota (Hb.), I, 1838, p. 150; Ecl. 14, 27 — Athan. X, 9; Anecdota (Hb.), I, 1838, p. 127. 195
заглавия Эклоги — «Избранные законы — Эклога, составленные в сокращении (’ЕхХоут] т&у убр-сву еу сиутбрьо) у£уор.еут]) Львом и Константином, мудрыми и благочестивыми (нашими, — Е. Л.) им- ператорами, из Институций, Дигест, Кодекса и Новелл — консти- туций великого Юстиниана с внесенными в них исправлениями в духе большего человеколюбия; опубликованы в месяце марте девятого индиктиона в году от сотворения мира 6234» 14 — это видно вполне ясно. Наряду с освоением наследства законодатели отмечают и вторую сторону своего свода — внесение в старые за- коны исправлений и изменений. Следует принять во внимание, что некоторые изменения — но- вые распоряжения — были сделаны уже до издания Эклоги. Такг нам известны некоторые эдикты императора Льва III, которые, возможно, здесь подразумеваются.15 В статьях Эклоги нашли свое отражение также некоторые каноны Трулльского собора.16 Подобно предшествующим сводам Феодосия и Юстиниана кодификацион- ные работы были поручены особой комиссии. Законодатели указы- вают: «Мы созвали наших славнейших патрикиев, и славнейшего квестора, и славнейших гипатов и антиграфевсов, и прочих бого- боязненных людей и приказали доставить к нам собранные у них книги».17 Таким образом, среди членов комиссии на одном из пер- вых мест упоминается квестор, который был включен в нее наряду с членами синклита. Квестор, который председательствовал в выс- шем суде, в функции которого входило разрешение ряда граждан- ских дел, был высшей судебной инстанцией после императора. Что касается имен членов комиссии, то в некоторых списках Эклоги, а также в славянской Кормчей книге, содержащей славянский перевод Эклоги, указаны имена гипата и антиграфевса, принимав- ших участие в составлении Эклоги. Так, в Кормчей книге гово- рится, что были призваны «преславный» патрикий и квестор Ни- кита и «преименитый» гипат и писец Марин, или Марий. Анало- гичным образом в одной из рукописей Эклоги указаны имена Никиты, славнейшего патрикия и квестора, и Марина, славнейшего патрикия. Последний иногда именуется Нонном. Комментируя эти тексты, В. Г. Васильевский высказал мнение, что упоминае- мый здесь Марин, возможно, может быть отождествлен с одно- именным византийским сановником, о котором дважды упоми- нается у хрониста Феофана.18 В первом случае речь идет о взятии 14 Эклога, 1965, с. 41; Ecloga Leonis et Constantini cum appendice. Ed. A. Monferratus. Athenis, 1889, p. 1. 15 Так, например, в источниках упоминается эдикт, изданный в пе- риод с апреля 721 г. до апреля 722 г., предписывающий евреям и мон- танистам насильственное крещение. Имеются и другие, касающиеся цер- ковных дел (Эклога, 1965, с. 79). 16 Каноны 53, 54, 61, 87, 91, 98. — Деяния Вселенских соборов, VI. Ка- зань, 1882, с. 301, 302, 308, 309, 311. 17 Эклога, 1965, с. 84. 18 Под 6230 и 6232/33 гг. (738 и 741 гг.) Theoph. Chron. 411, 12; 414, 5. Ср.: Васильевский В. Г. Труды, 1930, IV, с. 166—167. 196
арабами в плен сына патрикия Марина — Евстафия. Во втором — о том, что в год смерти императора Льва III был замучен «бла- женный Евстафий, сын знаменитого Марина, патрикия».19 Мы уже имели случай обратить внимание на то, что Эклога содержит очень важное и содержательное предисловие, которое может рассматриваться как программа этого законодательного свода.20 Из той характеристики, которую сами законодатели дают своему своду, вытекает, что это была, во-первых, «выборка», экст- рагированная из огромного по своим масштабам законодательства Юстиниана, на замену которого составители отнюдь не претендо- вали. В этом отношении составители имели возможность исполь- зовать частные сборники юристов VI—VII вв., ставившие в первую очередь задачи практического характера. Перечисленные нами выше «суммы», «эпитомы», «паратитлы», подстрочные пере- воды законодательства Юстиниана должны были значительно об- легчить задачу законодательной комиссии, тем более что они были составлены, подобно Эклоге, на греческом языке. Однако в отли- чие от этих предшествующих трудов, где даже при новой компо- новке материала (например, у Афанасия из Эмесы) не вносилось ничего нового в используемые и сопоставляемые законы, в Эклоге впервые излагаемые постановления подвергались некоторой моди- фикации и в этом измененном виде получили обязательную силу закона. Ввиду заранее намеченного ограниченного объема21 Эклоги отбор материалов гражданского права, включенных в нее, проводился очень жестко. По-видимому, в нее были включены лишь те, которые были наиболее необходимы в судебной практике VIII в., с одной стороны, и те, которые потребовали внесения из- менений, — с другой. Ряд важнейших вопросов гражданского права и процесса по этой причине не нашел никакого отражения в Эклоге. Так, например, в Эклоге нет никаких упоминаний о столь значительных постановлениях, как те, которые касались крестьян, ремесленников, которым, как уже было показано, уде- лено очень большое внимание в Своде Юстиниана. Ничего не го- ворится о способах защиты прав, о формах защиты прав, о путях приобретения и потери собственности, об институте давности и т. д. Немыслимо представить себе, даже при малочисленности сведений, которыми мы располагаем об общественно-экономиче- ском строе того времени, чтобы эти стороны правовой жизни на практике не вставали и утратили свое значение в Византии в VIII в. Напрашивается поэтому предположение, что наличие Эклоги не исключало возможности использования судьями для разъяснения и решения дел законодательства Юстиниана и его> 19 Васильевский В. Г. Труды, IV, с. 166—167. 20 Л и п ши ц Е. Э. О социальной сущности судебной реформы в Ви- зантии VIII в. — Византийские очерки. М., 1961, с. 121—137. 21 При всей непривычной лаконичности изложения составители неод- нократно цитируют Священное писание не только в предисловии, но» и в титулах. 197
преемников. В нововведениях, которые известны из сохранив- шихся после смерти Юстиниана приблизительно 20 конституций, а также из сведений, которые находятся в самой Эклоге, нельзя почерпнуть никаких указаний на какие-либо кардинальные изме- нения в положении крестьян и ремесленников. Следовательно, можно скорее предполагать, что в силе оставались старые узако- нения, касающиеся этих классов населения. Данные Земледель- ческого закона при решении этого вопроса носят лишь негатив- ный характер. Отсутствие упоминания в нем определенных кате- горий сельского населения, как например зависимых крестьян типа колонов, слишком зыбко для утверждения о предполагае- мой некоторыми исследователями отмене крестьянской зависи- мости, которая будто бы имела место в VII в. Но вернемся к предисловию к Эклоге. Там специально обра- щено внимание на ее реформаторский характер. Указано, что реформа’ коснулась прежде всего процессуального права. Была введена система выдачи жалования из казны квестору, антигра- февсам и всему судебному персоналу. Была установлена безвоз- мездность суда для лиц, участвующих в судебных тяжбах. Все это было сделано с целью положить предел вымогательству судебных чиновников. В источниках средневекового права Восточной Ев- ропы наибольшую известность получили изменения, относящиеся к системе наказаний, во многом отличной от тех, которые были предусмотрены за уголовные преступления по прежнему законода- тельству. Эклога предусматривает телесные и членовредительные наказания, подобных которым не знало законодательство Юсти- ниана. Некоторые исследователи полагают, что в ней отразилось обычное право, которое получило свое развитие в VII в. и кото- рое было, возможно, записано уже во времена императора Ирак- лия. Они видят в нем отражение более глубокого проникновения христианской этики и в то же время огрубения нравов под восточ- ным влиянием.22 Эти жестокие наказания (отрезание носа, вырывание языка, отсечение рук, ослепление, бритье головы, вы- жигание волос) были в некоторых случаях заменой смертной казни, в других они были введены вместо денежных штрафов, предусмотренных в соответствующих случаях законодательством Юстиниана. Менее отчетливо видны те изменения, которые касались граж- данского права. Большая часть законоположений Эклоги относится именно к этой области. Значительное внимание законодатели уде- лили семейному праву. Первые три титула Эклоги трактуют об обручении, браке и приданом. Следующие три — о наследовании по завещанию и закону. Далее рассматриваются вопросы об опеке и попечительстве, об освобождении от рабства, о вольноотпущен- 22 Lopez. Byzantine Law, 1942—1943, р. 445; Sinogowitz. 1) Stu- dien, 1956, p. 32 sq.; 2) Totungsdelikte, 1957, S. 317; Ostrogorsky. Hi- story, 1957, p. 445 sq.; Эклога, 1965, c. 13 и 163 сл. 198
никах. Несколько титулов имеют своей темой договорные отно- шения — договоры купли-продажи, займа, поклажи, дара, эмфи- тевзиса и других форм аренды,, мировые сделки и т. д. Один из титулов трактует о воинском имуществе. Наконец, последний по- священ разделу военной добычи. При рассмотрении этих вопросов законодатели в целом сле- дуют Юстинианову праву. Эклога тем не менее в деталях разви- вает и иногда вносит некоторые изменения в старые законы. Это- особенно заметно в семейно-имущественном праве. В свое время Цахариэ доказывал, что Эклога признает полную общность в иму- щественных правах мужа и жены. Этот взгляд, однако, вызвал впоследствии много возражений. Несомненно лишь то, что в отно- шении имущественных прав супругов Эклога отошла еще дальше, чем законодательство Юстиниана, и от воззрений древнейшего- римского права о принадлежности мужу имущества жены, с одной стороны, и от представления о полной независимости их имуще- ства — с другой, представления, характерного для позднейшего римского права. Приданое и предбрачный (или брачный) дар мужа рассматриваются в Эклоге как особое имущество, находя- щееся в период семейной жизни в управлении и пользовании мужа. Эклога, как и право Юстиниана, не считает это имущество собственностью мужа, что отчетливо проявляется в судьбе имуще- ства в случае смерти одного из супругов.23 В Эклоге нет также предписания об обязательном равенстве размеров приданого и предбрачного дара,24 подобного тому, которое мы находим в Новел- лах Юстиниана. Этот закон Юстиниана, таким образом, был в VIII в. отменен. В отношении запрещения браков между близкими родственни- ками Эклога идет гораздо дальше, чем законодательство Юсти- ниана, и даже дальше правил, предписанных канонами Трулль- ского собора. Имеется также ряд других изменений в деталях — в сроках, в основаниях для развода, в защите прав вдовы и т. д. Изменения могут быть констатированы и в других разделах граж- данского права. Так, они заметны в установлении формы, требуе- мой Эклогой при дарениях, в изложении правил привлечения на- следников при наследовании по закону. Развитие наблюдается и в трактовке вопросов опеки и попечительства. Оба эти института приобретают еще в большей степени, чем раньше, характер учреж- дений, контролируемых государством. Так, обязанности попечи- телей малолетних сирот, по Эклоге, в первую очередь, как и прежде, должны были нести те лица, которые были назначены в письменной или устной форме родителями. Если же такого на- значения сделано не было, то попечительство об имуществе сирот должно было быть возложено на благочестивые учреждения — на 23 Эклога, 1965, с. 86, 91 сл. с детальным анализом титулов Эклоги. 24 Васильевский В. Г. Труды, IV, с. 117—118; Zachariae. Geschichte, 1955, S. 89 f. 199
приюты для престарелых, на странноприимные дома, на церкви. В провинциях эти функции возлагались на епископов, на мона- стырские и церковные учреждения: «Ибо не угодно богу, как это было до сих пор, назначать опекунами других лиц, которые рас- хищают имущество сирот, так что последние вынуждены попро- шайничать».25 Заслуживает также внимания трактовка договора купли-про- дажи в Эклоге. Из анализа соответствующих законоположений исследователи сделали вывод, что вопрос о переходе собственности при этом договоре в византийском праве VI в. решается не так, как в классическом римском праве, а так, как в вульгаризованном постклассическом праве, на которое оказали влияние эллинисти- ческие традиции. В исследовании Нэрра, посвященном специально вопросу о структуре договора купли-продажи по данным византий- ского законодательства, в круг изучения была включена и Эклога. В отличие от своих предшественников автор этой статьи считает, что в законодательстве VI в. консенсуальный характер сделки при купле-продаже остается еще господствующим. Однако он отмечает, что на практике уже давно доминирует купля-продажа за налич- ные деньги (Barkauf), при которой продажа служит только осно- ванием (causa) для перехода собственности от продавца к поку- пателю. Этот принцип остается в силе и позже, в VII—VIII вв. Что касается статьи Эклоги, в которой более не делается различия между письменной и устной продажей, то, по мнению Нэрра, было бы неверным считать, что здесь речь идет о консенсуальном договоре, хотя такая видимость и есть. В требовании, согласно которому купля-продажа остается в силе, если обе стороны вы- полняют свои обменные операции, автор статьи видит возврат к самым примитивным представлениям о меновой сделке. В гре- ческом праве переход собственности был связан уже с уплатой стоимости вещи до ее передачи покупателю. В римском праве для перехода собственности от продавца к покупателю решающее зна- чение придавалось передаче проданной вещи. В смешении обоих требований Нэрр видит падение юридической мысли до уровня не только более низкого, чем римский, но и греческий. Несмотря на то что эти выводы не подкреплены документальными данными, они все же очень важны, так как указывают на то, что право Эклоги отошло далее по пути отказа от строгих норм классиче- ского римского права, на который византийское право вступило с самого начала.26 Некоторые новые черты имеются и в прочих титулах Эклоги.27 Результаты работы юристов, участвовавших в издании Эклоги, по всей вероятности, отвечали потребностям того времени. Во вся- ком случае им удалось создать такой законодательный сборник, 25 Титул VII, 1: Эклога, 1965, с. 56. 26 N б г г D. Die Struktur des Kauf es nach byzantinischen Rechtsbii- chem. — Byzantinische Forschungen, Bd. I. Amsterdam, 1966, S. 239 sq. 21 Эклога, 1965, комментарий к титулам XV—XVI, XVIII. 200
Который получил большую популярность даже тогда, когда его формальное действие было приостановлено и осуждено в после- дующем законодательстве. Популярность Эклоги засвидетельство- вана прежде всего большим числом ее рукописных версий. О том же можно заключить из широкого использования Эклоги в позднейших законодательных сборниках как самой Византии, так и других стран. Так, Эклога была не только полностью пере- ведена на славянский язык, но и послужила важнейшим источ- ником для древнейших славянских законодательных памятников и законодательных сводов других государств Балканского полу- острова, в частности Румынии. Славянский перевод Эклоги со- держится в славянской Кормчей и Мериле Праведном. С Эклогой связан текст Закона Судного.28 Текст Эклоги был неоднократно предметом исследования уче- ных-юристов. Ее неоднократно переводили на новые языки и ком- ментировали. Имеется несколько публикаций ее греческого текста. Однако и сейчас еще следует признать, что далеко не все рукописи обследованы с достаточной полнотой.29 Связанные обычно в рукописях с Эклогой Морской, Земледель- ческий и Военный законы представляют собой памятники, далеко еще до конца не ясные в своем происхождении.30 Наиболее инте- ресным и популярным из этих трех приложений к Эклоге был Земледельческий закон — источник, который некоторые исследо- ватели относят к концу VII в., приписывая его законодательной деятельности императора Юстиниана II. Однако, как мы уже не- однократно отмечали, этот источник, по-видимому, был тесно свя- зан именно с Эклогой, с которой он имеет разительное стилисти- ческое сходство, сходство в системе наказаний и вместе с которой он наиболее часто встречается в рукописях. Этот вопрос широко 28 Данные о частичном и полном переводе Эклоги на славянский язык, приложений, сопровождающих ее в рукописях, см.: Бенешевич. Кано- нический сборник, 1905, с. 276; Эклога, 1965, с. 21 сл.; см. также: Милов Л. В. О древнерусском переводе Эклоги. — История СССР, 1976, № 1, с. 142—163. 29 Первое издание Эклоги принадлежит Леунклавию: Iuris graecoro- mani tam canonici quam civilis tomi duo I. Leunclavii ... nunc primi editi сига M. Freheri. Francofurti, 1596, vol. II, p. 79—*134. Критическое издание Эклоги было выполнено впервые Цахариэ: Ecloga Leonis et Constantini. Collectio librorum iuris graeco-romani ineditorum. Lipsiae, 1852. Текст Эк- логи на основании Афинской рукописи XVI в. был издан А. Монферра- том: Ecloga Leonis et Constantini cum appendice. Ed. A. G. Monferratus. Athenis, 1889. 30 Эклога, 1965, c. 20 сл.; Липшиц. Очерки, 1961, с. 229—257 (с биб- лиографией). См. также: Karayannopulos J. Hauptfragen der Byzan- tinistik der letzten Jahre. — Friibmittelalterliche Studien. — Jahrbucli des Institute fur Fruhmittelalterforschung der Universitat Munster, Berlin, 1967, S. 175 f. О последующей истории Земледельческого закона см.: Лип- шиц Е. Э. К истории Земледельческого закона в Византии и в средне- вековых Балканских государствах. — ВВ, 1969, 29, с. 53—62. Краткие статьи, посвященные названным трем законам, см.: Nov. Dig. It., 1965, XI, р. 313—315 (nomos georgikos), p. 316—320 (nomos rhodian nautikos), p. 320—321 (nomos stratiotikos). 201
дискутировался в научной литературе и вряд Ли нуждается снова в рассмотрении здесь до появления каких-либо новых решающих данных. Во всяком случае он был, по-видимому, издан не позднее середины VIII в., скорее всего в 20-х годах этого столетия, хотя его содержание складывалось длительно, возможно с VI в. Закон не похож ни на один памятник ранневизантийского права. В го- раздо большей степени он (в своих древнейших версиях) напо- минает западновропейские варварские «правды».31 В его содер- жании также не находится аналогий с предшествующим визан- тийским законодательством (хотя закон и не выходит из рамок дозволенного им), так как он трактует о внутренних взаимоотноше- ниях крестьян, живущих в одной общине или одной сельской округе. Рассмотренный в законе круг вопросов таким образом за- полняет лакуну, которая была оставлена более ранними законо- дательными памятниками, в том числе и законодательством Юсти- ниана. Лишь в более поздних версиях закона появляются статьи, явно заимствованные из последнего. Значение этого исключи- тельно популярного в средние века и даже позже законодатель- ного памятника, во многом, вероятно, заимствовавшего свои нормы из жизненной практики и обычного права варварских, в первую очередь славянских, общин, прежде всего заключается в его уникальности. Возросшая роль свободных крестьянских общин в системе Византийского государства как следствие сла- вянских вторжений, а также политики переселений целых общин с восточной границы во Фракию и другие районы Балканских провинций скорее всего объясняет его появление. Жизненность норм Земледельческого закона доказана, помимо всего прочего, и тем, что некоторые из них были органически включены в текст переработанной по Прохирону Эклоги, не говоря уже об огром- ном хронологическом диапазоне его рукописных копий, доходя- щих до XVIII в. Значительно менее интересны и оригинальны два других за- кона — Морской и Военный. Они тесно связаны с Дигестами. Воз- никновение особого Морского закона, возможно как плода деятель- ности какого-либо юриста, могло быть связано с потребностями возросшей в те времена морской торговли и товариществ, занятых ею. Как предполагал издатель Морского закона, закон был, веро- ятно, предназначен для включения в позднейший свод Василик.32 Точное время его составления неизвестно. 31 См. подробнее сопоставление его статей с варварскими правдами: Липшиц Е. Э. 1) Византийское крестьянство и славянская колониза- ция. — ВС, 1945, с. 132^-1135; 2) Очерки, 1961, с. 49—75. Ostrogorsky G. 1) La commune rurale byzantine. — Byzantion, 1962, XXXII, p. 139—147; 2) Die landliche Steuergemeinde des byzantinische Reiches im X. Jahrhun- dert. Amsterdam, 1969, S. 111. 32 Ashburner W. The Rhodian Sea Law. Oxford, 1909, p. CXII. — Комментированный перевод Морского закона был сделан М. Я. Сюзюмо- вым (Морской закон, 1969); Военного — В. В. Кучма (Кучма В. В. N6p.o; GTpaTiwTixdc. К вопросу о связи трех памятников византийского военного права.— ВВ, 1971, 32, с. 276—235). 202
Немногочисленные, насчитывающиеся единицами прочие за- коны второй половины VIII в., посвященные гражданскому праву (брачное право) и гражданскому процессу (новелла Ирины — 797—802 гг.), не вносят существенных изменений в законодатель- ство предшествующей поры. Особое внимание интересующему нас здесь кругу источников — Эклоге и часто сопровождающему ее в рукописных сборниках Земледельческому закону — уделили в своих исследованиях последних лет румынские ученые В. Джор- жеско и Г. Кронт.33 О последующей судьбе Эклоги в Византии VIII—IX вв. можно судить по так называемой Частной распрост- раненной Эклоге.34 33 С г о n t G. L’Eclogue des Isauriens dans les pays roumains. — Bal- kan Studies (Thessalonique), 1968, p. 359—374; Georgesco V. A. Contri- bution a 1’etude de la reception du «nomos georgikos» dans les principautes danubiens. — Byzantina (Thessalonique), 1969, p. 83—134. 34 Л и п ш и ц E. Э. Византийское право в период между Эклогой и Прохироном (Частная распространенная Эклога). —ВВ, 1974, 36, с.45—72.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ Богатство и сложность юридических источников и проблем пра- вовой жизни Византии IV—VIII вв. не требует особых доказа- тельств. Целые поколения исследователей — юристов — работали и работают над этими темами. Нами были рассмотрены лишь не- которые стороны происходивших в те времена процессов — сто- роны, которые в первую очередь интересуют историков социально- экономической жизни Византии. Для дальнейших изысканий есть еще много путей. Думается, однако, что полученные уже сейчас результаты анализа позволяют прийти к следующим выводам. 1. После кризиса второй половины III в. н. э., пережитого Римской империей, и образования Византийской империи унасле- дованное ею римское право превратилось в сильно изменившееся право народностей, населявших феодализирующуюся Византию. Обычаи и право этих многочисленных народностей способствовали процессу «вульгаризации» классического римского права. Пере- стройка затронула самые его основы. Она шла в направлении при- ближения классического римского права к изменившимся условиям жизни общества того времени. Едва ли не все современные круп- нейшие специалисты по истории римского права констатируют это как определяющую черту его начиная с конца III—начала IV в. 2. В Византии «вульгаризованное» римское право способство- вало глубокому общественному перевороту, связанному с круше- нием античного рабовладельческого общества и началом средне- вековья, феодализма. Законодатели стремились ввести переворот в рамки, соответствующие интересам правящих классов Визан- тии. Законодательство свидетельствует о незаинтересованности правительства в дальнейшем развитии рабства, хотя институт рабства не был отменен. Законодательство показывает в то же время все возрастающий интерес правящих классов к развитию иных форм эксплуатации, к закрепощению свободных крестьян и прикреплению их к земле, т. е. форм зависимости, базирующихся на более прогрессивной, принципиально иной, чем рабство, хотя и крайне тягостной для угнетенного класса основе. Развитие за- конодательства о колонате, пересмотр понятий и норм, касаю- щихся земельной собственности и землевладения, многочислен- ные и различные по степени важности изменения в большинстве 204
разделов гражданского права и процесса, большие работы по ко- дификации, юридические дискуссии по отдельным проблемам — все это несомненно говорит о неустанной работе византийских юри- стов на протяжении IV—V вв. в целях создания законодатель- ства, отвечающего интересам правящих классов византийского общества. 3. Первый этап развития византийского права, несмотря на явно проявляющиеся в нем черты деспециализации, падения точ- ности юридической терминологии, внес много нового в развитие юридической науки. Поиски новых решений старых проблем, отказ от отживших, устарелых и не соответствующих тогдашней жизнен- ной практике норм (отмена формул, отмена старой системы исков, уничтожение языковых ограничений при стипуляциях, пере- стройка системы судебных установлений, «вульгаризация» права и т. д.) —таковы были характерные черты этого периода. 4. С конца V в. в византийском законодательстве и праве кон-^ статируется начало нового этапа. Под воздействием юридических школ Бейрута и Константинополя наблюдается поворот в сторону более глубокого изучения классического наследия, возрождения (хотя бы внешнего) некоторых институтов классического римского Права — тенденции, которые с наибольшей отчетливостью отража- ются в Дигестах Юстиниана. Однако анализ текстов классических юристов, цитированных в Дигестах, выявил в них интерполяции, равно как и в конституциях Кодекса Юстиниана. Эти интерполя- ции и следы происходивших дискуссий, отразившихся в так назы- ваемых «50 решениях», а также данные сочинений византийских юристов VI в. дают основание считать, что процесс ограничения и приостановки наметившихся ранее (в IV—V вв.) тенденций не привел к радикальному их изменению. Развитие законодательства и права на базе свода VI в. продолжалось и далее в том же на- правлении, правда, значительно менее интенсивно. 5. Публикация нового критического издания Василии, а также подготовительные работы к нему стимулировали интенсивное изу- чение древних схолий к ранневизантийскому законодательству, а также проблем интерпретаций законов юристами и методики преподавания в юридических школах ранней Византии. Работы юристов, создавших ряд кратких пособий к огромному своду VI в. на греческом языке, более доступном для массы насе- ления Византии, чем латинский, подготовили почву для создания первых кратких официальных законодательных сводов на грече- ском языке. Важнейшую роль в дальнейшем развитии законода- тельства сыграли и источники обычного права «варварских», в частности славянских, народностей, известные нам лишь в позд- ней, сплавленной с византийским правом записи. 6. Глубокие недостатки созданной в Византии системы судо- устройства и судопроизводства, особенно тягостные для неприви- легированных, угнетенных классов общества, явились основанием для проведения в VIII в., в период подъема народных движений, 205
судебной реформы, нашедшей свое выражение в Эклоге. Однако существенных изменений этот первый краткий законодательный сво