История Византии (От античности к феодализму) - Курбатов Г.Л.

Автор: Курбатов Г.Л.

Теги: средние века (v – xv вв) история византии византия

Год: 1984

Похожие

История крестьянства в Европе. Эпоха феодализма. Т. 1

История крестьянства в Европе. Эпоха феодализма. Том 1. Формирование феодально-зависимого крестьянства

Город и государство в древних обществах. Межвузовский сборник

Упадок и гибель Западной Римской империи и возникновение германских королевств (до середины VI в.)

Текст

ИСТОРИЯ
ВИЗАНТИИ

КОНСТАНТИНОПОЛЬ
по Джованни В ti во ссоре 1С-0
Г. Л. КУРБАТОВ
ИСТОРИЯ
ВИЗАНТИИ
(От античности
к феодализму)
Допущено Министерством высше-
го и среднего специального обра-
зования СССР в качестве учебного
пособия для студентов вузов,
обучающихся по специальности
«История»
Москва • Высшая школа • 1984
ББК 63.3(0)4
К 93
Рецензенты: кафедра истории средних веков МГУ им. М. В. Ло-
моносова (зав. кафедрой чл.-корр. АН СССР 3. В. Удальцова); доктор
исторических наук Г. Г. Литаврин (Институт славяноведения и балка-
нистики АН СССР)
Курбатов Г. Л.
К 93 История Византии (От античности к феодализму).
Учеб, пособие для студ. ист. фак. вузов.— М.: Высш, шк.,
1984.— 207 с., илл.
В пер.: 80 к.
В книге на основе новейших данных освещаются основные проблемы
перехода от античности к феодализму в Византии, показано своеобразие
его генезиса и развития по сравнению с другими странами. Подробно рассмат-
риваются современные концепции истории Византии, дается критика новейших
теорий буржуазной историографии.
к °--— °-2?0|?.0~480 33—84 ББК 63.3(0)4
001(01)—84 " 8 9(М) 1
© Издательство «Высшая школа», 1984
Светлой памяти
чл.-корр. АН СССР
Нины Викторовны Пигулевской
Введение
История Византии, одной из «мировых» держав средневековья,
общества своеобразного развития и высокой культуры, общества
на стыке Запада и Востока, занимает особое место в истории средних
веков. Ее тысячелетняя история была насыщена бурными внутрен-
ними событиями, бесконечными, если не сказать «перманентными»,
войнами с соседями, интенсивными политическими, экономическими,
культурными отношениями со многими странами Европы и Ближнего
Востока.
Представления о византийском средневековом обществе как
феодальном сложились сравнительно недавно, многие десятилетия
спустя после того как сформировались устойчивые концепции запад-
ного и восточного феодализма. Крупнейший вклад в разработку
этих проблем был внесен преимущественно советской историогра-
фией на протяжении последних четырех десятков лет1. Однако взгля-
ды на Византию как на обломок Римской империи, благодаря стече-
нию обстоятельств просуществовавшую до середины XV столетия,
не изжиты до сего дня. Суждения о Византии как о «древнем,
античном», неизменном в своих основах обществе, не знавшем
ни «рождения», ни «дряхлости», фактически — развития2 можно
также найти у многих зарубежных историков.
Специфику исторического развития Византии нередко видят
в ее «ориентализации». Отсюда не только традиция вполне оправдан-
ного сопоставления его с развитием ряда стран Ближнего Востока,
но и поиски черт прямой общности, прямого подобия в аграрном
строе, развитии городов, государственных формах и институтах.
Некоторым исследователям Византия представляется одним из ва-
1 См.: История Византии /Под ред. С. Д. Сказкина. М., 1969, т. I—III; Удаль-
цова 3. В. К вопросу о генезисе феодализма в Византии: постановка проблемы.—
BO. М., 1971; Удальцова 3. В., Осипова К, А. Отличительные черты феодальных
отношений в Византии.— BB, 1974, № 36; Удальцова 3. В. Византия и Западная
Европа: типологические наблюдения.— BO. М., 1977, с. 3—65; Ее же. Проблемы
типологии феодализма в Византии.— В кн.: Проблемы социально-экономических
формаций. Историко-типологические исследования. М., 1975; статьи М. Я. Сюзюмова
в сб. Античная древность и средние века (АДСВ), Свердловск; Литаврин Г. Г. Ви-
зантийское общество и государство в X—XI вв. М., 1977.
2 См., например: Le merle Р. La notion de decadence a propos de I’Empire Byzan-
tin.— In: Classicisme et declin culturel dans I’lslam. Paris, 1957, p. 268—270.
3
риантов ориентальной, восточной деспотии3. Другим — своего рода
гибридным, смешанным обществом, в котором причудливо перепле-
тались линии восточного и западного развития. В сочетании их
несовместимых черт и тенденций видит, например, А. Дюселье залог
исходной «мертворожденное™» Византии и неспособности ее к раз-
витию, в конечном счете предопределивших ее гибель4.
Не все западные историки разделяют эту точку зрения. Новейшие
исследования во многом подорвали основу для чрезмерного сближе-
ния, уподобления форм византийской государственности восточным.
В то же время в западной историографии широкое распростра-
нение получила концепция «этатизма», скорее — этатистские принци-
пы подхода к ее истории, исходящие из того факта, что в Византии
в течение большей части ее истории сохранялась сильная централи-
зованная государственность. Оцениваемое преимущественно через
призму государственного законодательного, официального правового
материала развитие Византии невольно во многом предстает как
прямой результат деятельности государства, его политики. Отсюда
весьма распространенные представления о том, что оно во многом
определялось и направлялось государством, роль которого и обеспе-
чила соответствующую регулировку развития социальных отношений,
т. е. эволюционный путь развития Византии, в конечном счете не при-
ведший к сложению в ней «настоящего» феодального общества.
Различных точек зрения придерживаются историки и при рассмот-
рении отдельных периодов развития Византии. Немало современных
зарубежных историков считают, что в принципе византийское общест-
во едва ли не до конца X—XI вв. продолжало оставаться позднеан-
тичным, лишь в эти столетия вступив на путь относительной фео-
дализации.
В советской историографии также нет единой точки зрения на
раннюю эпоху развития Византии. По мнению значительной части
историков, византийское общество IV—VI вв. было типично поздне-
античным и лишь с VII столетия начинается история феодальной Ви-
зантии. По мнению других, оно было «изначально» феодальным и по-
добно некоторым областям Ближнего Востока в IV—VI вв. уже шло
по пути становления феодальных отношений. По мнению третьих,
в условиях смягченного рядом особенностей переживания кризиса ан-
тичного общества, в ранней Византии IV—VI вв. открывался простор
для сравнительно более глубокого развития феодализационных про-
цессов, перехода к феодализму «внутренним путем». Разумеется,
в основе расхождений во взглядах во многом лежат определенные
объективные основания, нехватка конкретно-исторического ма-
л См., например: Wlttjogel К. A. Oriental Despotism. A narrative study of total
Power.— Yale University Press, 1961.
4 Ducellier A. Le drame de Byzance. Ideal et echec d’une societe chretienne.
Paris, 1976.
4
териала для бесспорной оценки важнейших процессов развития
социальных отношений в Византии IV—IX вв.
Тем не менее, прогресс, достигнутый в изучении типологических
особенностей развития византийского общества, показывает, что для
понимания и правильной оценки особенностей всего развития ви-
зантийского общества с VII в. весьма существенно, было ли оно
в IV—VI вв. позднеантичным или раннефеодальным, о влиянии
какого наследия и каких традиций можно говорить применительно
к последующим эпохам его истории. Именно поэтому в предлагаемой
книге особое внимание уделено проблеме позднеантичной стадии
(фазы) развития античного общества. Ее рассмотрение представляет
не только специфически византийский, но в определенной степени
и общетеоретический, общеметодологический интерес для понимания
процессов перехода от античности к феодализму. Речь идет не только
о традиционных концепциях континуитета. Для медиевиста-западни-
ка рассмотрение проблем раннефеодального развития Византии
может представить несомненный интерес в связи, например, с попыт-
ками рассматривать франкское общество VIII—IX вв., эпоху Карла
Великого как «позднеантичную»5.
Может возникнуть вопрос: какие имеются основания для попыток
уточнения представлений об особенностях и характере начальной
эпохи истории Византии. Во-первых, изучение типологических
особенностей развития Византии показало недостаточность учета
лишь узкого круга отдельных факторов, например," роли рабства,
количественных параметров. Во-вторых, к рассмотрению истории
ранней Византии еще недостаточно был применен системный
анализ6. И в-третьих, это накопление нового материала.
Новый материал, преимущественно археологический, стимули-
рованный им пересмотр данных и терминологии письменных источни-
ков, новые исследования социальных отношений, идеологии и куль-
туры Византии все более отчетливо показывают органичное внут-
реннее единство и целостность византийского варианта развития
общества7 и те качественные грани, которые отделяют одну эпоху
византийской истории от другой.
Анализ накопившегося за последние десятилетия материала
показывает, что внутренние изменения в Византии VII — середи-
ны IX в. были значительно более глубокими, чем это представлялось
См., например: Бессмертный Ю. Л. «Феодальная революция» X—XI вв.?—
ВИ, 1984, № 1.
6 Афанасьев В. Динамика социальных систем.— Коммунист, 1980, № 5.
7 См.: Удальцова 3. В. Идейно-политическая борьба в ранней Византии. М., 1974;
Полевой В. М. Искусство Греции. Средние века. М., 1973; Любарский Я. Н. Михаил
Пселл. Личность и творчество. К истории византийского предгуманизма. М., 1978;
Бычков В. В. Византийская эстетика. М., 1979; Поляковская М. А. Общественно-
политическая мысль Византии. Свердловск, 1981; Лихачева В. Д. Византийское
искусство. М.— Л., 1982; и др.
5
ранее, заставляет пересмотреть те устоявшиеся традиционные пред-
ставления, которые складывались об этой эпохе на осндвании вы-
нужденного недостатком материала (VII—IX вв.— «темные» века ви-
зантийской истории) «сопряжения» фактов IV—VI и IX—X вв.,
в целом подрывает концепцию плавной эволюционной перестройки
Византии и показывает глубину разрыва между Византией позднеан-
тичной и феодальной, особенности генезиса ее феодализма, дает
возможность более четко охарактеризовать раннефеодальную ста-
дию истории Византии8.
В последние годы появились интересные исследования по поздней
античности, западно-европейскому средневековью, которые проли-
вают определенный свет на своеобразие тех или иных процессов
развития Византии, их подобие или неподобие западно-европейским.
Особенно большое значение имеют исследования по типологии стран
средневекового Востока, типологическим особенностям развития
арабского халифата, Османской империи9, большая группа исследо-
ваний, посвященных специфике генезиса и развития феодального
общества в соседних с Византией балканских странах10. Новые ма-
териалы поздневизантийской эпохи, в том числе из генуэзских
архивов, существенно уточняют некоторые особенности и тенденции
социально-экономического развития Византии в последние столетия
ее существования11. Все они были использованы в процессе исследо-
вания особенностей развития византийского общества в органичной
связи с изменением экономических и социальных отношений, поли-
тического строя и политической борьбы, идеологии и культуры,
предпринятого в настоящем пособии.
8 См., например: Yannopoulos Р. A. La societe profane dans 1’Empire Byzantin des
VIIе, VIIIе et IX siecles.— Louvain, 1975; Bouras Ch. City and village: urban design
and architecture.— JOB, 31/2 Wien, 1981, p. 611—653.
9 См.: Никифоров В. H. Восток и всемирная история. 2-е изд. М., 1977; Новосель-
цев А. П. Генезис феодализма в странах Закавказья (опыт сравнительно-исторического
исследования). М., 1980; Типы общественных отношений на Востоке в средние века.
М., 1982; Колесников А. И. Завоевание Ирана арабами. М., 1982; Негря Л. В. Общест-
венный строй Северной и Центральной Аравии в V—VII вв. М., 1981; Мусульманский
мир (967—1150). М., 1979; Очерки истории арабской культуры. V—XV вв. М., 1982.
10 См.: Литаврин Г. Г. Особенности византийского и болгарского феодализма
в конце XII—XIV вв. (к проблеме типологии феодализма).— В кн.: Юго-Восточная
Европа в эпоху феодализма. Кишинев, 1973, с. 52—60; Наумов Е. П. Сербский феода-
лизм накануне турецкого завоевания.— Там же, с. 61—67; Его же. Господствующий
класс и государственная власть в Сербии XIII—XV вв. М., 1975; Развитие этнического
самосознания славянских народов в эпоху раннего средневековья. М., 1982.
11 Карпов С. П. Трапезундская империя и западноевропейские государства
в XIII—XV вв. М., 1981.
I. РАННЯЯ ВИЗАНТИЯ. IV-VII вв.
Глава 1. Рождение Византии
Полушутя, полусерьезно историки называют Византию едва ли не един-
ственным государством в истории, точная дата рождения и конца кото-
рого известны. Византия прекратила свое существование 29 мая 1453 г.
с завоеванием Константинополя турками. Дату ее рождения относят к
его основанию — 8 ноября 324 г. состоялась закладка новой столицы на
месте древнего мегарского городка Византия на берегу Босфора, 11 мая
330 г. — день официального ее «открытия», провозглашения, главный го-
сударственный праздник в Византии. Империя «родилась с Константино-
полем» и «умерла» с ним — весьма распространенная формула. Действи-
тельно, для средневековья не столь уж многочисленны государства, ко-
торые рождались вместе со своей столицей и не меняли ее на всем
протяжении своего существования.
Будущая столица Византии была черезвычайно удачно расположена на
стыке европейских и азиатских владений Римской империи, на пересечении
важнейших торговых и стратегических путей, сухопутных и морских,
соединявших ее восточные провинции, а также международных — «золотой
мост между Востоком и Западом» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд.,
т. 9, с. 240).
В отличие от многих других средневековых государств, столица Ви-
зантии играла особую роль в истории страны. Она была теснейшим об-
разом связана с проблемой рождения самого византийского общества
и государства. В работах сравнительно недавнего времени можно про-
читать, что Константинополь был создан его основателем, с одной сто-
7
роны, как новая столица империи,
как «второй Рим»— по его образу
и подобию, знак и символ преем-
ства; с другой — как конкурент
и соперник, столица христианская,
в противовес языческому Риму.
Таким образом, это одновременно
не только проблема рождения Ви-
зантии, но и проблема «новой»
христианской империи Константи-
на, которую иногда достаточно пря-
мо связывают с рождением евро-
пейского средневековья.
Константинополь многим иссле-
дователям казался огромным «су-
пергородом», вознесшимся по воле
его всемогущего основателя на бе-
регах Босфора «разом», своего рода
готовой, «подаренной» Константи-
ном будущей Византии гигантской
столицей, которая самим фактом
своего существования сыграла ог-
Император Константин I ромную роль в становлении ее,
но в то же время во многом де-
формировала все ее последующее развитие своим существованием, своей
«заданностью» на масштабы всей Римской империи.
Новейшие исследования ранней истории Константинополя внесли кор-
рективы в идеальную историю «одноактного» сотворения «второго Рима»
и христианской столицы, а заодно и рождения самой Византийской им-
перии. Константинополь создавался как императорская столица — комби-
нация дворца-двора, центра административного управления и главной воен-
ной ставки. Таким он мыслился Константину, который более всего был
озабочен упрочением единства империи и Рим по-прежнему рассматривал
как единственную и единую столицу государства. Таким Константинополь
и был сначала в действительности. Число его жителей не превышало
30—50 тыс. человек и было несравнимо с населением Рима (от 400
до 800 тыс. жителей), Александрии, Антиохии и некоторых городов-«сто-
тысячников». Будущее Константинополя после смерти Константина было
весьма неопределенным. Новый император мог перенести «свою» столицу
в другое место. Однако удобное положение Константинополя, а также
тот факт, что преемство власти упрочилось в династии Константина,
сыграли свою роль и в упрочении положения Константинополя как им-
ператорской столицы.
По утверждению Фемистия, в первой половине IV в. город рос очень
медленно и в него приходилось буквально «заманивать» население раз-
8
личными льготами и подачками. Это свидетельствует о том, что в пер-
вые десятилетия своего существования Константинополь отнюдь не фор-
мировался интенсивно; лишь со второй половины IV в. его население
стало довольно быстро расти, в какой-то мере объективно отражая усиление
консолидационных процессов в восточных провинциях.
Не мыслил себе Константин Константинополь и как новую «христиан-
скую столицу» империи в противовес языческому Риму. Он был действитель-
но первым христианским императором, в полной мере осознавшим роль
и значение христианства, церкви, сделавшим христианство равноправным
с другими культами, правителем, помогавшим его распространению и офор-
млению христианской церкви, утвердившим ее имущественные права и при-
вилегии. Но он отнюдь не был одержим идеей господства христиан-
ства, каким его представила последующая христианская историография.
Трезвый прагматик, принявший христианство на смертном одре, он мыс-
лил римскими государственными категориями; и христианство, и церковь
были для него одним из средств упрочения единства империи. Христиан-
ство, еще далеко не доминировавшее, было одним из верований, которые
должны были цементировать это единство. Оформитель режима домината
опирался на синкретическую систему культов во главе с культом Солнца,
к которым он стремился подключить и христианский. Статуи языческих
божеств, которые были свезены в Константинополь, символизировали от-
нюдь не победу христианства, его торжество над поверженным язычеством,
как это пытались представить позднейшие апологеты христианства, а един-
ство наиболее авторитетных культов, символизировавшее общеимперское.
До недавнего времени продолжались дискуссии о том, в каком качестве
Константин участвовал в знаменитом первом Никейском соборе (325),
утвердившем основные догматы ортодоксального христианства, оформившем
организационную структуру — иерархию христианской церкви. В официаль-
ной формуле он фигурирует как «епископ внешних», что традиционно
истолковывалось как признание его епископом «внешних дел» церкви, т. е.
в какой-то мере его мирской власти по ее поручению. По новому и бо-
лее убедительному толкованию, Константин как понтифекс максимус —
официальный глава и верховный жрец государственных языческих куль-
тов — принимал участие в соборе как глава и представитель всех «внеш-
них», как тогда называли нехристиан, т. е. языческих культов, что очень
увязывается со смыслом его религиозной политики.
Во всяком случае, нет никаких доказательств стремления Константина,
как, впрочем, и его ближайших преемников, превратить Константинополь
в «христианскую столицу». Церковное строительство в императорской сто-
лице было достаточно скромным, и на протяжении большей части IV в.
правители империи не предпринимали сколько-нибудь решительных мер
для того, чтобы упрочить положение константинопольской церкви и ее
главы. До второго (Константинопольского) собора (381) епископ города
был отнюдь не могущественным и влиятельным предстоятелем столичной
церкви, а весьма ординарным епископом, находившимся в церковном под-
9
План Константинополя в IV — VI вв.
чинении архиепископа гераклейского (Малая Азия). Таким образом, ста-
новление Константинополя и как «христианской столицы» Востока тоже
было весьма сложным и длительным процессом, растянувшимся почти на
столетие.
Разумеется, это не означает, что очень многое в истории византийской
столицы, организации власти, империи не восходит к «Константиновым
началам». Константинополь действительно сформировался как новый тип
постоянного столичного центра — центра бюрократического управления, как
в какой-то мере «личная» столица императоров, порывавшая со многими
традициями Рима.
Рождение Византии представляло собой сложный и длительный про-
цесс, растянувшийся по крайней мере на столетие. Начало его уходит
в кризис III в., подорвавший основы античного общества. Однако Византия
не родилась непосредственно из этого кризиса. Возникновение Византии
было итогом развития античного общества в течение IV столетия. На
протяжении большей его части еще преобладали тенденции к сохранению
единства Римской империи. Размежевание шло медленно и подспудно,
10
прежде всего в сфере административного управления, приняв более от-
четливые формы лишь во второй половине столетия. Внешне это реали-
зовалось в утверждении и упрочении института соправительства, осущест-
вившемся с 364 г., в более жестком разделе административного управ-
ления, финансов, армии, в какой-то мере самостоятельности внешней по-
литики. Процесс завершился в 395 г. формальным образованием двух
государств во главе со своими императорами. В основе его лежал, таким
образом, не сам кризис III в., а эволюция империи в IV в., все более
обнаруживавшаяся разность переживания позднеантичной эпохи обеими
половинами вышедшей из кризиса еще единой Римской империи, раз-
ность встававших перед ними конкретных внутренних и внешних проблем,
путей их решения, что во многом предопределило основы их террито-
риального размежевания. Эта разность нашла свое отражение и в духов-
ной жизни, идеологии. Утверждение в IV в. на длительный период гос-
подства в обеих половинах империи разных направлений христианства
(на Западе ортодоксального-никейского, на Востоке — арианства) лишь
один из показателей; кстатй сказать, период, во многом оформивший
и начало церковного размежевания, становления византийской церкви с
ее определенными особенностями.
Можно ли говорить о становлении «византийского» общества как об-
щества своеобразного развития? По-видимому, да. Очевидно, с V в. есть
основания говорить о западно-римском и восточно-римском, византийском
обществах, несмотря на еще сильные остаточные элементы прежнего един-
ства. Завершение формирования византийского общества с характерными
для него социально-политическими институтами, по-видимому, произошло
в середине V в.
Проблема позднеантичной стадии развития
История возникновения византийского общества ставит проблему поздне-
античной стадии развития. Можно ли рассматривать ее как особую фа-
зу развития общества, хотя для него и конечную, с закономерным для
каждой фазы периодом становления, развития и упадка, со свойствен-
ными именно ей закономерностями? Вопрос этот не случаен потому, что
историки античности обычно ищут в этой эпохе черты упадка и разло-
жения античного общества, а историки средних веков — предпосылки или
даже элементы нового феодального общества. Между признаками разло-
жения одного общества и зарождения другого как бы не остается места
для специфически позднеантичного. В одних работах утверждается, что
античный полис в эту эпоху разложился и города продолжали существо-
вать преимущественно как центры товарного производства. Возникает воп-
рос, а обязателен ли упадок городов и городской жизни при переходе
от античности к феодализму? Почему бы им было и не продолжать
далее существовать в качестве таковых, поскольку античный полис уже
11
Античное поместье. Реконструкция
разложился? Античное полисное самоуправление с его городскими куриями
умирало, но во главе самоуправления города становилась церковь с епис-
копом во главе. Если к этому добавить, что церковь, как и христианство,
были новыми элементами в жизни античного общества, а тем более
увидеть в церкви и ее институтах активный фактор его феодализации
(а есть такие работы, в которых монастырское хозяйство поздней антич-
ности рассматривается как едва ли не наиболее развитый носитель элемен-
тов феодальных отношений, готовая хозяйственная ячейка будущего
феодального общества, не говоря уже о том, что некоторые исследова-
тели относят к поздней античности сложение основ средневекового фи-
лософского мировоззрения), то можно увидеть в поздней античности
и начало раннефеодальной городской организации. Рассматривая поздне-
античную государственность, часто и вполне справедливо выдвигают на
первый план ее репрессивные функции, при характеристике которых то-
нут специфически позднеантичные черты. Не вызывает сомнения, что эта
государственность выполняла свои функции защиты классовых интересов.
В чем же заключались специфически характерные черты социальной по-
литики позднеантичной Государственности, если не говорить о защите ею
интересов рабовладельцев вообще?
Позднеантичная эпоха — эпоха господства колоната и независимого
(экзимированного) крупного землевладения. Но до каких пределов в ее
рамках они могли эволюционировать, иногда приходится даже говорить
трансформироваться? Некоторые историки представляют себе происходив-
шие в разлагавшемся античном обществе процессы как полярные. Безус-
ловно, упадок рабства был неразрывно связан с упадком античной фор-
12
мы собственности, античного полиса, а развитие колоната и связанной
с ним крупной экзимированной земельной собственности — с вызреванием
в античном обществе предпосылок для будущего формирования феодаль-
ных отношений. Но можно ли резко противопоставить позднеантичных
независимых крупных земельных собственников в качестве «принципиаль-
ных ко л оно владельцев» городским «античным рабовладельцам»? Вопрос
существенный, в том числе и терминологически. Оправданно употребление
термина «феодализирующийся» к обществам бессинтезного пути, развития
для обозначения состояний, переходящих от первобытности к феодализ-
му, например «феодализирующаяся знать», т. е. превращающаяся, но еще
не превратившаяся или имеющая тенденцию превратиться в феодальную.
В литературе по поздней античности и раннему средневековью нередко
выступают две «феодализирующихся» знати: позднеантичная, которая не
трансформировалась в феодальную (а в исследованиях по раннему средне-
вековью характеризуется как позднеримское магнатство), и «феодализи-
рующаяся», то есть действительно начинающая формироваться в фео-
дальный класс средневековья. При таком употреблении термина получает-
ся, что феодализация позднеантичной знати Римской империи оказалась
прерванной варварскими завоеваниями или что она не получила должного
развития и углубления из-за воздействия рабовладельческого государства
с его консервативными тенденциями. Кстати, применение ^термина «фео-
дализирующийся» исключительно к знати и изредка к церкви подталки-
вает к мысли о том, что позднеримское магнатство было единственной
прогрессивной силой в погибавшем античном обществе.
13
Возникает также вопрос о развитии колоната. Мог ли он в рамках
позднеантичного общества трансформироваться в феодальные формы за-
висимости? Для феодальных отношений характерно господство личностных
форм зависимости. Укрепились ли они в ранней Византии, как и мел-
кое крестьянское хозяйство, настолько, чтобы можно было говорить о
перерастании колонатных отношений в феодальные формы зависимости,
о развитии именно последних в ранней Византии, как полагает часть
исследователей? Все эти вопросы возникают не только в связи с раз-
витием самих этих отношений и институтов, они касаются и развития
общества в целом, общества как системы. Могло ли в рамках поздне-
античного общества вообще установиться преобладание личностных форм
зависимости в той мере, в какой из нее выпадали отношения рабства —
прямая собственность на раба и различные формы «смягченного рабства»?
Иногда в работах о поздней античности обобщенно пишется о том, что
позднеримские магнаты захватывали в свои руки, отчуждали, превраща-
ли в свою частную функцию политическую власть на местах. В самом
деле вопрос о том, как далеко мог в рамках позднеантичного общества
зайти этот процесс, насколько вообще в нем публично-правовая основа
общественных отношений могла смениться частноправовой, т. е. пробле-
ма того, насколько глубоко могла феодализироваться сама политическая
структура позднеантичного общества, его государственность, — пока мало
изучен.
Некоторые историки не склонны переоценивать своего рода «свободу»
эволюции колонатных отношений, колонатной зависимости, степени реаль-
ного формирования политической независимости, приватизации, присвоения
публичной власти феодализирующейся знатью. Они, на наш взгляд, стоят
на позициях более строгого историзма в подходе к зарождению и раз-
витию новых форм отношений. Одним из важнейших факторов, воздей-
ствовавших на эволюцию отношений в позднеантичном обществе, который
не может быть сброшен со счетов именно для этой эпохи, они считают
мощное консервативное воздействие в первую очередь социальных тради-
ций, влияния многовекового существования развитого античного общества
на всю систему общественных отношений в поздней античности. В боль-
шинстве работ, которые в какой-то мере анализируют социальный облик
позднеантичного общества, оно выступает как устойчивый носитель ста-
рых социальных традиций.
В дискуссионных ситуациях нередко возникает несколько модернист-
ская формула «выгодно» и «стремились». Применительно к античности
да и к средневековью, в отличие от буржуазного общества, вообще сом-
нительно, чтобы вопросы экономической выгоды столь четко ставились
во главу угла. Но если воспользоваться термином «выгодно», то укреп-
ление личной зависимости, частноправовых отношений между землевла-
дельцем и колоном было «невыгодно» позднеантичному государству, так
как оно в конечном счете сокращало поступления от колонов. Фискаль-
ные интересы государства иногда выступают как одно из важнейших
14
Золотой солид Константина
препятствий на пути превращения в феодальнозависимого колона «фео-
дализирующегося» землевладельца. Государству были важны и экономически
выгодны поступления от городов. Поэтому оно поддерживало города, ре-
месло и городскую жизнь. За общими и весьма абстрактными фискаль-
ными интересами государства как бы исчезают реальные социальные ос-
новы и конкретная направленность его политики. Исходя из «фискаль-
ного интереса» как такового, трудно объяснить, почему, например, коро-
ли первых европейских раннефеодальных государств, получившие в свои
руки сохранившиеся позднеантичные города и, несомненно, получавшие
от них немалые доходы, отнюдь не позаботились в дальнейшем, из тех
же разумных соображений, об их поддержании, позволили большинству
из них прийти в упадок и угаснуть, разумеется, если не допустить, что
политика государства также феодализировалась.
Таким образом, перед нами проблема позднеантичного общества как
системы с ее особым характером взаимосвязей, в том числе и специфической,
характерной только для нее политикой в отношении города.
Для того чтобы выявить специфику позднеантичного развития Византии,
стоит хотя бы совершенно суммарно представить некоторые черты этого
процесса в западной половине Римской империи. Можно несомненно го-
ворить о некоторых чертах принципиальной общности в переживании начала
позднеантичной эпохи на Западе и Востоке. Кризис III в. был, безусловно,
общим кризисом античной системы Средиземноморья, который затронул все
области империи. Восточная половина ее пострадала от него меньше,
но она также вышла из кризиса серьезно ослабленной, с достаточно подорван-
ными основами античного полиса, сократившимся в ходе его населением,
уровнем общего благополучия. Восточные провинции IV в. весьма резко
отличались от восточных провинций II в. Процессы аграризации и натурали-
зации также затронули их экономику. Не случайно империя вышла из кри-
зиса как еще единое общество и государство. Некоторые исследователи
считают, что уровень благосостояния по сравнению со II в. к началу IV в.
упал вдвое, судя не по количественным показателям монетного материала,
а по общему уровню инфляции. По сравнению с тем же II в., общий объем
товарно-денежных отношений также сократился приблизительно вдвое. Если
для II в. был характерен рост, умножение числа городов, что свидетельствовало
15
по крайней мере о еще продолжавшемся распространении рабовладель-
ческих отношений вширь, то с конца II—III в. начинается неуклонное
общее сокращение их числа. Монетными реформами Диоклетиана —
Константина, введших новую монетную систему на основе золотого солида,
денежное обращение в империи было стабилизировано, однако натурализа-
ция хозяйства продолжалась. Она выразилась не только в значительном
свертывании товарно-денежных отношений, но и в увеличении объема
натуральных податей, в распространении, наряду с денежной, натуральных
форм выплаты содержания чиновникам, армии, в увеличении объема
натуральных поставок ремесленников, расширении числа государственных по-
местий и мастерских как одной из форм натурального обеспечения его нужд.
В это время была пересмотрена система обложения и произведена
перепись всех земель с учетом их качества и возделываемых культур.
Ее данные пересматривались каждые 15 лет (индиктион). В основу обложе-
ния сельского населения был положен поземельно-подушный принцип
югацио (аннона) — капитацио. Сверх того на податное земледельческое
население ложились и личные трудовые повинности — так называемые
«грязные» — munera sordida. Городское население было обложено денежной
податью (хрисаргиром), взимавшейся с каждого занимавшегося ремеслом
или какими-либо промыслами, кроме земледелия. Была произведена
перестройка системы управления. Империя была разделена на 100 провин-
ций — вдвое больше, чем было раньше, с единообразным управлением.
В административной реформе нашли свое отражение те изменения, которые
произошли в ее жизни в течение III в., прежде всего упадок городов и рост
крупного независимого землевладения, усложнившие управление, ранее опи-
равшееся на городскую полисную организацию, безусловно доминиро-
вавшую в общественной структуре провинций. В результате налоговой
и административной реформ значительно увеличился и усложнился аппарат
управления, число сборщиков податей, лиц, ведавших хранением и распре-
делением натуральных податей, различных администраторов провинций, их
полицейско-судебный аппарат. Группы провинций были объединены в диоцезы,
последние — в 4 префектуры. Империя превратилась в бюрократические
государство с многочисленным чиновно-административным аппаратом. Была
перестроена и увеличена армия, которая четко делилась на две части —
пограничную (по округам) и мобильную, располагавшуюся по городам
империи. Военное управление было отделено от гражданского. Снабжение
и обеспечение армии находилось в ведении гражданской администрации.
Сенат утратил свое прежнее значение, но сенаторское сословие стало
самым привилегированным и сенаторы получили право занимать государ-
ственные должности.
С реформами Диоклетиана — Константина империя превратилась
в неограниченную бюрократическую монархию. Сложилась иерархия
должностей и почетных званий — титулов. Центром управления стал
двор — императорский дворец. Император стал высшим гражданским
правителем империи, верховным главнокомандующим, законодателем
16
и высшей судебной инстанцией. В качестве совещательного органа при нем
сложился консисторий — Государственный совет. Как верховный жрец
Константин был и главой государственных языческих культов. В течение
III в. проявились тенденции к дивинизации императорской власти, личности
императоров, объявлявших себя богами или сыновьями богов. Начал скла-
дываться пышный императорский культ, имевший своим истоком римские
традиции — священства Римской державы, но дополненный некоторыми
элементами оформления, заимствованными с Востока. Константин его
сохранил, однако принятие им христианства показывает, что ориентальные
тенденции к прямому обожествлению императорской власти были скорее
тенденциями кризисного III в. В IV в. они пресеклись. По разработанной
епископом Евсевием христианской концепции императорской власти, она
была лишь властью «от бога» и, следовательно, императоры могли претен-
довать не на персональную божественность, а лишь освященность их власти,
ее «священство». Так сложились основы позднеантичного режима домината,
на которых базировалось государственное устройство и политическая
организация Византии.
Выход империи из кризиса, утверждение господства колоната, по-
видимому, привели не только к стабилизации, но и к некоторому позднеантич-
ному подъему, выразившемуся в оживлении городской жизни, городского
строительства, и некотором прогрессе в производстве, ремесле. Этот относи-
тельный подъем — «относительное процветание» — в западной половине
империи продолжался больше половины IV столетия. Если апогей ее
внутреннего упадка совпадает с концом, падением Западной Римской
империи (476), то по крайней мере о трети позднеантичной эпохи можно
говорить как о времени относительного ее подъема по сравнению с уровнем
конца III в.
Своеобразие переживания кризиса античного общества ранней Византией
может быть глубже уяснено на фоне аналогичных процессов, протекавших
в западной половине Римской империи. Позднеантичная «стабилизация»
и подъем оказались на Западе более короткими (до 70-х годов IV в.),
на Востоке относительное оживление деревни, подъем крупных городов
продолжались до 80-х годов V в. Считается, что Запад переживал «более
острый кризис рабовладельческого производства и связанного с ним хо-
зяйства». В Западных провинциях было больше рабов, колонат в большей
степени развивался в форме квазиколоната, перевода рабов на пекулий на по-
ложении колонов, что обусловливало преобладание более жестких форм
колонатной зависимости, более тесную их связь с хозяйством поместья.
Число колонов из свободных было не столь велико в связи с сохранением
на Западе сравнительно небольшого числа мелких свободных земельных
собственников. Как таковые они не могли противостоять могуществу
крупных магнатов и поэтому также оказывались в конечном счете в доста-
точно жестких формах колонатной зависимости.
На Западе было более развито независимое землевладение в форме
крупных рабовладельческих латифундий. Поэтому рост крупного земл^вла-
2
1684
17
дения, обширных магнатских хозяйств в значительной степени происходил
путем подключения к в известной мере трансформировавшемуся крупному
поместному хозяйству мелких крестьянских хозяйств, включавшихся в систе-
му поместья, как и массы иного сельского населения. Все это создавало
благоприятные условия для развития поместного ремесла, роста замкну-
тости, натурализации хозяйства крупных поместий. Развитие крупного
магнатского хозяйства на Западе шло путем укрепления поместья и помест-
ного хозяйства, его распространения на все большую прилегающую к нему
территорию, вплоть до образования сплошных территориальных комплексов.
Результатом этого была внутренняя консолидация поместья, приводившая
к росту поместной администрации, соответственно ослаблению контроля
и власти государства на территориях их владений. В конечном счете неболь-
шое число крупных магнатов становились реальными хозяевами в жизни
провинций.
Ускоренный рост их социально-политического могущества во многом
определялся слабостью западного города и, в свою очередь, углублял его
упадок. Некоторый подъем и оживление городов и городской жизни в первой
половине IV в. стабилизировали их положение. Однако в позднеантичный
период особенно сказалась специфика внутреннего развития и организации
города западно-римского типа. В целом для него была характерна более
жесткая социальная поляризация населения, разделение на узкую му-
ниципальную верхушку и плебс — в значительной части неимущую и мало-
имущую бедноту, тот самый «римский плебс», который был деклассирован-
ным люмпен-пролетариатом и благополучие которого во многом зависело
от муниципальной арцсхократии. Поэтому положение западно-римского
муниципия было особенно неустойчивым. Рост поместного ремесла, аграри-
зация и натурализация подорвали и без того не очень прочное положение
города как центра ремесла и торговли, ускоряя его упадок и пауперизацию
населения. Зависимость основной его массы от муниципальной знати
росла, что создавало «взрывоопасные» ситуации. Муниципальное самоуправ-
ление на Западе давно сложилось и закрепилось в его более жестко аристокра-
тической форме. Римские муниципии были единообразно организованы.
В каждом из них городской совет состоял из 100 членов. Практически
его возглавляла коллегия из 10 «первых» (decemprimi). В целом совет —
узкий слой наследственной муниципальной аристократии. Авторитарность
управления и власти магистратов резко отделяли ее от массы населения.
Не случайно именно о западном муниципии в V в. Сальвиан пигал: «Сколько
куриалов — столько тиранов».
Характер отношений и римские традиции наложили свой отпечаток
и на своеобразие положения церковной организации на Западе. Она сложи-
лась как более четко оформленная, более авторитарная и аристократи-
ческая, с более жестко выраженной дисциплинарностью. Клир рано оформил-
ся в замкнутое сословие. Власть епископов была очень велика. Последние
были выходцами преимущественно из рядов аристократии. С упадком курий
церковь постепенно становилась во главе муниципальных дел. В немалой сте-
18
пени этому способствовали немногочисленность и обеднение курий под
бременем муниципальных обязанностей. Сравнительно слабая муниципаль-
ная аристократия, естественно, не могла противостоять магнатству в качест-
ве самостоятельной социально-политической силы. Это только увеличи-
вало авторитет церкви и значение епископа в городской жизни.
Именно в этих условиях нарастающего обеднения и разрухи росли
земельные имущества и богатства церкви, ее самостоятельность в условиях
упадка государственности, ее определенная сопричастность к делам ста-
новившегося все более неэффективным гражданского управления — то,
что в дальнейшем реально поставило местных епископов во главе городского
самоуправления, а затем и превратило их там, где позднеантичный город
сохранился, в реально господствовавшую в нем силу. Церковь и папство
в позднеантичную эпоху на Западе оформили основу своих гражданско-
политических прав и функций.
Было бы ошибочно противопоставлять западно-римское магнатство
городу. Оно было достаточно тесно с ним связано, большую часть времени
проживало в нем, было втянуто в городские дела. В этом смысле оно было
позднеантичным и не мыслило своего общественного существования вне
города. Но интерес их к судьбам самой городской общины был весьма
ограничен. И курии, и церковь в целом на местах тяготели к союзу с провин-
циальным магнатством, что придавало последнему особую силу.
Западно-римская аристократия была не просто сопричастна к управле-
нию в империи. Она во многом фактически держала его в своих руках.
Все основные высшие гражданские посты на Западе, как правило, занимали
представители сенаторской аристократии. Магнаты обычно возглавляли
и управление на местах, а там, где этого не было, практически могли парали-
зовать деятельность государственной администрации.
Реформы Диоклетиана и Константина были использованы западно-
римским магнатством для дальнейшего утверждения своего господства
в областях и провинциях — центрах их владений. Натурализация хозяйст-
ва, аграризация, упадок городов ослабляли связи между территориальными
комплексами провинций. Поэтому усиление централизации в западных
провинциях в IV в. оказалось временным и неустойчивым.
Реальный авторитет и возможности императорской власти с конца
IV в. падают, как и ее доходы. Государственный аппарат становится все
более неэффективным и на местах все больше подпадает под влияние маг-
натства. Бессильные запад но-римские императоры становятся игрушкой
в руках сенаторской аристократии. Ощущение кризиса государственной
системы и организации порождало определенный политический индифферен-
тизм, постепенный отход значительной части сенаторской аристократии
от активного участия в государственном управлении. Императорская власть
пыталась опереться на армию, но последняя на Западе, где не было «римской»
почвы ее комплектования, состояла почти исключительно из варварских
наемников. Дни Западной Римской империи были сочтены, и события 476 г.
только положили конец затянувшейся агонии.
19
Глава 2. Византия в IV-V вв.
Природные условия,
территория, население
В состав Византии вошла восточная половина Римской империи по линии,
проходившей по западной части Балкан до Киренаики. Расположенная на
трех континентах — на стыке Европы, Азии и Африки,— она занимала
площадь до 1 млн. кв. км, включая Балканский полуостров, Малую Азию,
Сирию, Палестину, Египет, Киренаику, часть Месопотамии и Армении,
острова, в первую очередь Крит и Кипр, опорные владения в Крыму (Хер-
сонес), на Кавказе (в Грузии), некоторые области Аравии, острова Восточ-
ного Средиземноморья. Ее границы простирались от Дуная до Евфрата.
Это были преимущественно районы с давним и богатым антично-рабовла-
дельческим прошлым, развитыми земледельческой культурой и ремеслами,
традиционно сложившимися историческими связями. Большинство из них
в прошлом входило в состав эллинистических монархий и упрочило затем
свои связи и известную общность исторического развития под властью Рима.
Значительная часть ее территории — это горные или гористые области,
изрезанные небольшими долинами, с каменистой, достаточно трудной для
обработки почвой. Разнообразный, на большей части средиземноморский,
климат благоприятствовал земледелию, требовавшему, однако, почти повсе-
местно дополнительного полива или орошения. Все сколько-нибудь пригод-
ные для обработки земли здесь давно культивировались. Выращивались
основные злаковые культуры — пшеница и ячмень, садово-огородные, вино-
град, на более сухих почвах — оливки. Хлеб, овощи (бобы, лук, чеснок),
фрукты составляли основную пищу населения. Прибрежные воды были
богаты рыбой. Почти повсеместно разводили коз, овец. Многие районы
20
Балкан, Малой Азии были районами развитого скотоводства, коневодства.
Лошади, мулы, ослы, верблюды были главными средствами передвижения
и перевозки грузов. Пахота осуществлялась упряжкой быков. Большое место
в земледелии занимал ручной труд. Во многих районах Византии тяжелая
каменистая почва поддавалась обработке преимущественно с помощью
мотыги. На большей части ее территории, где не было крупных ирригацион-
ных систем, приходилось строить цистерны и колодцы, коллективными уси-
лиями создавать локальные системы полива и орошения. Природные
условия требовали тяжелого индивидуального труда на мелких изолиро-
ванных участках, нередко совместных работ земледельцев. Все это не особен-
но способствовало массовому распространению рабовладения во многих
областях Византии, созданию крупных хозяйств типа латифундий, целиком
основанных на рабском труде.
Лесистыми были северо-западные районы Малой Азии, Понт, Балканы;
строительный лес давали горы Далмации, отчасти Киликии, Тавра, Ливана.
Вошедшие в империю области были богаты природными ресурсами. Во многих
районах имелись богатые залежи и разработки строительного камня,
мрамора, глины, песка, пригодного для изготовления стеклянных изделий.
Строительство было почти исключительно каменным. Лес в основном шел
на стропила, перекрытия, использовался для внутренней отделки домов,
в судостроении и в изготовлении домашней утвари. Богатые жилища
отделывались мрамором; хижины бедняков нередко строились прямо на ка-
менистой земле, без фундамента, из мелких скрепленных раствором
из извести и глины камней, с плоской крышей и глиняным полом.
Во Фракии и Иллирике добывалась большая часть потреблявшихся
в империи железа, меди, олова, серебра. Богатой полезными ископаемыми,
в том числе и золотом, была византийская Армения. Медь в больших
количествах добывалась в знаменитых феннских рудниках Аравии, свинец —
в Пергаме и на Халкидике, цинк — в Троаде, натр и квасцы — в Египте
и на Понте. На побережье Адриатики, из соленых озер Малой Азии,
Египта в достатке добывалась соль. На территории империи добывалась
нефть, использовавшаяся в дальнейшем для приготовления знаменитого
греческого огня, имелись поделочный камень, сырье для красителей,
ароматические смолы и лекарственные снадобья. Египет был главным постав-
щиком основного и массового писчего материала — папируса. Таким образом,
империя в достаточной степени была обеспечена необходимыми сырьевыми
ресурсами и сельскохозяйственными продуктами, что придавало определен-
ную внутреннюю устойчивость ее хозяйственной жизни.
Вошедшие в нее области были областями развитого ремесла, со сло-
жившейся специализацией, давним и активным обменом, развитым в при-
морских центрах судостроением. Изрезанность прибрежной линии, обилие
удобных заливов, островов облегчали не только рыболовство, но и широкое
общение по морю. Развитое мореплавание, давно освоенные морские пути
надежно соединяли самые отдаленные районы империи. Жители прибреж-
ных городов Сирии и Палестины — потомки древних финикийцев, отчасти
21

Византия IV—VI вв.
жители западной Малой Азии, египтяне были умелыми мореплавателями.
Они уже давно доминировали в средиземноморской торговле и торговле
с Востоком. Вековые торговые пути выводили к простиравшемуся на 11 тыс. км
и доходившему до Китая знаменитому «шелковому» пути и пути «благово-
ний» — караванным дорогам Аравии, ведшим к портам Красного моря,
Персидскому заливу, Индийскому океану — Индии, Цейлону, островам.
По этим путям двигались на Восток византийские товары и изделия: тонкие
и драгоценные вышитые и льняные ткани, изделия из золота и серебра, железо,
но в основном прибывали восточные товары — пряности, шелк и жемчуг,
слоновая кость Африки и драгоценные камни Индии.
Неодинаков был экономический удельный вес областей, вошедших
в состав ранней Византии. Старые эллинские области античного мира —
Греция, Пелопоннес уже давно переживали хозяйственный упадок. Значи-
тельным был удельный вес Малой Азии — области развитых садово-огород-
ных культур, виноградарства, скотоводства и ремесла. Ее многочисленные
города были центрами производства кожаных изделий и шерстяных тканей,
металлообработки. Сирия и Палестина были давними районами произ-
водства пшеницы, оливкового масла, садово-огородных и технических
культур, изделий из стекла, тонких драгоценных тканей, ювелирных
изделий, красителей, ароматов. Египет был житницей, «хлебной кладовой»,
империи, главным центром снабжения Константинополя. Здесь в изобилии
выращивались не только пшеница, но и чеснок, лен. Развитое текстильное
производство, интенсивно развивавшееся стеклоделие, судостроение и торгов-
ля составляли славу Египта, его огромной «мастерской» — Александрии.
Существенно возросло в III—IV вв. значение балканских провинций.
Они переживали относительный подъем. Развивались ремесло, добыча
и обработка металла. Росли города. Фракия стала второй после Египта жит-
ницей империи. С основанием и подъемом Константинополя возрастало
хозяйственное значение Балкан и Малой Азии. Поднимались крупные го-
рода, лежавшие на важнейших торговых и стратегических путях, связы-
вавших Константинополь и Византию с Западом (Фессалоника, Сердика,
Филиппополь, Ниш) и Востоком (Эфес, Никомидия). Возрастало и значе-
ние военного производства Фракии. Фракия и Иллирик уже в III в. были
важнейшими источниками комплектования армии. Значительных размеров
достигала торговля с северными варварами, от которых поступали рабы,
скот, меха, воск.
Территория империи была достаточно плотно заселена. По некоторым
подсчетам, она имела 30—35 млн. жителей. Основную часть составляли греки
и эллинизированное население. В состав империи вошли области господ-
ства греческого языка в местной общественной и политической жизни,
эллинской и эллинистической культуры и традиций.
Византия была полиэтничным образованием. На ее территории жили
компактные массы сирийцев, коптов, фракийцев и иллирийцев, армян, грузин,
арабов. Многочисленным, хотя и разбросанным преимущественно по го-
родам, имевшим в наиболее крупных из них большие общины, было иудейское
24
население. Римское население, з;
исключением романизированных об
ластей Балкан, было в восточные
провинциях немногочисленно. Он<
составляло обычно сравнителен
небольшую часть городской верхуш
ки, ветеранов. Однако романизации
административного устройства, ар
мии, права и судопроизводстве
в восточных провинциях был<
весьма глубокой. Именно поэтом)
латинский язык довольно долге
остается основным языком госу
царственности, управления и судо
производства. Греко-римская ари
стократия представляла собой до
статочно единый господствующий
слой в социальной жизни раннег
Византии.
«Наследовала» от Римской импе
рии Византия и своих соседей. Нг
севере это были преимуществен нс
готы, в III в. неоднократно вторгав
шиеся на территорию восточны?
провинций, доставившие империс
немало неприятностей в IV в., a f
конце столетия частично поселен
ные в качестве федератов в ее дунай
ских провинциях; другие германские
племена. Главным противником им-
перии на Востоке был сасанидский
Фа'омский портрет
Иран, ставший к IV в. одним из могущественнейших государств. «Цари царей»
Ирана претендовали на значительную часть восточных провиниций и часть Ма-
лой Азии —«наследие Дария». Многочисленная иранская армия с ее тяжелово-
оруженной ударной конницей и слонами была огромной военной силой. Наибо-
лее ожесточенная борьба между Римом — Византией и Ираном шла за Арме-
нию и Лазику, где утверждалось господство христианства, за влияние на го-
сударственные образования Южной Аравии, куда также проникало хри-
стианство, североарабские кочевые племена, которые использовались
в качестве союзников и Византией и Ираном. Эта борьба была связа-
на не только с «территориальными претензиями». Это была и борьба за
торговые пути, торговые интересы. Иран был важнейшим посредником
в торговле империи с Востоком, перекрывавшим пути непосредственных
связей с ним. Баланс восточной торговли еще во времена Рима был не
в пользу империи. До 100 млн. сестерциев ежегодно утекало на Восток
25
как плата за более дорогостоящие восточные товары — шелк, драго-
ценности, пряности, ароматы, лекарственное сырье. Поэтому борьба
с Ираном была и борьбой за более выгодные условия торговли с ним
и со странами Востока. Византия непрерывно искала и «обходные»
пути — на Кавказе и севернее его, на юге — на Красном море, через
Аксумское царство (Эфиопию), с которым поддерживала дружественные
отношения.
Что касается южных соседей Византии, воинственных племен Нубии
и кочевников ливийской пустыни, то в IV—V вв. они представляли лишь
локальную угрозу.
Аграрные отношения
В ранней Византии было существенно меньше рабов, чем на Западе. В де-
ревне их использование непосредственно в господском хозяйстве было
весьма ограниченным. Судя по археологическим данным, труд рабов
в большей степени использовался в многочисленных поместьях средних
городских землевладельцев —’куриалов, хозяйствах ветеранов и зажиточных
крестьян. Такие поместные хозяйства, более или менее приближавшиеся
к средним виллам, по-видимому, переживают упадок в IV в. с упадком
сословия куриалов Большинство рабов в деревне были рабами на пекулии,
ведшими самостоятельное мелкое хозяйство. Судить о размерах примене-
ния рабского труда во владениях крупных землевладельцев трудно. Законо-
дательство, естественно, чаще говорит о рабах бедневших мелких и средних
землевладельцев. Хотя известно и о тысячах принадлежавших крупным
землевладельцам рабов, в том числе и деревенских, сельских. Поскольку
с ростом крупной земельной собственности значительная часть земель
мелких и средних собственников переходила к ним, то они унаследовали
и значительную часть их рабов. Законы IV—V вв. сравнительно мало го-
ворят об освобождении рабов и очень много о правах собственников на них.
Вероятно, с продолжавшим изменяться соотношением мелкой, средней
и крупной земельной собственности сокращалось использование труда
рабов в господском хозяйстве и расширялось рабство на пекулии без сущест-
венного сокращения последнего.
В целом источники говорят о повсеместном и достаточно широком
распространении рабства. В знаменитой речи «О рабстве» (XXV) антио-
хийский ритор Ливаний писал:. «Эти два слова — раб и свободный — везде
на устах: в домах, на рынках, в полях, на равнинах, в горах, ...на кораблях
и лодках». Отличие Византии от западных областей заключалось и в том,
что здесь в большей степени сохранилось рабство в городе, мелкое и среднее
городское рабовладение. Один из законов конца IV в. сообщает о городских
рабовладельцах, доходы которых от рабов были не меньше, чем доходы
куриалов от поместий.
Существенной особенностью роста крупной земельной собственности
в ранней Византии было то, что здесь и раньше было мало крупных, терри-
26
ториально целостных хозяйств типе
латифундий Запада. Владения крупной
собственника обычно состояли из мно
жества средних и мелких хозяйств
Дальнейший рост его земель за счет
территориально разбросанных мелких
и средних хозяйств еще более затруд-
нял формирование единого поместного
хозяйства.
Если на Западе категория колонов
в значительной степени формировалась
за счет посаженных на землю рабов
что накладывало свой отпечаток ш
характер колонатных отношений (пре
обладание более близких к рабств?
его форм, а соответственно, и огра
ниченный характер позднеантичногс
«подъема» и быстрое нарастание клас
совых противоречий), то в ранней Ви
зантии таких колонов было немного
Основную массу ранневизантийских
колонов в IV в. составляли так называе
мые свободные колоны — coloni liberi.
VXsvospoi, юридически лично свобод-
ные, до конца III в. просто держатели
чужой земли по договору. В IV в. идет
процесс прикрепления этих колоно!
к земле, но нет достаточных основа
ний считать, что процесс лишь • был
констатацией роста и утверждения их
личной зависимости от землевладельца.
Основы этого прикрепления были
в значительной степени фискальными; это относится и к другим категориям
свободного населения.
Число колонов пополнялось в ранней Византии за счет многочисленных
мелких земельных собственников, свободного крестьянства. Одной из ха-
рактерных особенностей восточных провинций было наличие значительного
слоя самостоятельных сельских собственников и свободной сельской общи-
ны. Характерными типами сельских поселений в округе города были «большие
селения», «поселки», в которых жили сельские собственники разного достатка
и с которыми были связаны поместья городских землевладельцев, и деревни
(комы — k(bp/q) крестьян-общинников. Существовали разные типы деревен-
ской общины (до родовой включительно), в которых периодически произ-
водился передел земли. Но основной была митрокомия — соседская община
с полным правом частной собственности крестьян на свои участки и эксплуата-
Ранневизантийское поместье V—VI вв.
Центральная усадьба. План
и реконструкция
27
цию причитавшейся им доли общих угодий. Это была община частных
собственников разного достатка, имущественно достаточно дифференци-
рованная. Она имела органы самоуправления — собрание-сходку, выборных
должностных лиц, которые производили раскладку и сбор податей, обеспе-
чивали выполнение повинностей и совместных работ. В отличие от преиму-
щественно индивидуальных мелких собственников Запада ранневизантийская
община обладала большей степенью сопротивляемости. Уже в IV в. в связи
с обеднением части крестьянства, государство усиливает коллективную
ответственность общины, а с конца столетия вводит эпиболу (прикидку) —
обязанность общины платить подати за заброшенные односельчанами земли.
Таким образом, часть из них уходила, пополняла число колонов крупных
собственников. Защищая свои интересы, община нередко отдавалась под
патронат. В ранней Византии широкое распространение получил «коллектив-
ный» патронат. Если на Западе отдача под патронат мелкого индивидуаль-
ного собственника быстро влекла за собой утрату им земли и превращение
в колона крупного землевладельца, то в ранней Византии землевладельцу
оказывалось значительно труднее утвердить свои права собственности
на землю общины и тем более поставить колонов в личную зависимость.
Сравнение ранневизантийской свободной общины с ближневосточной
выявляет существенные их различия. На Ближнем Востоке община прошла
длительный путь развития как община зависимая. Общинные органы были
простым придатком государственной администрации. Ранневизантийская
община была общиной мелких земельных собственников, считавшихся
е Римской империи хотя и гражданами «второй категории», но тем не менее
юридически полноправных. Значительная часть общин прошла длительный
путь развития на полисных территориях. Воздействие полиса на внутри-
общинные отношения было разнообразным, оно усиливало имуществен-
ную дифференциацию, укрепляло отношения частной собственности.
Одной из характерных черт, присущих византийцу, в том числе и общин-
ному крестьянину, считают индивидуализм. Этот индивидуализм был
в немалой степени взращен и развитыми отношениями частной собствен-
ности. Элементы самоуправления общины, в отличие от восточной, были также
более развитыми. Не случайно крупные селения имели формы квазимуни-
ципалычого устройства. Община была определенным образом включена
в систему полисных отношений; свободное население округи служило своего
рода спорой господства рабовладельцев полиса. В восточно-римском по-
лисе в первые века новой эры собственники его округи иногда как бы
составляли второй круг граждан города, на них распространялись некоторые
раздачи. Ранневизантийский общинник в какой-то мере чувствовал себя
полноправным римским частным собственником, за которым стояло его
«право» на защиту собственности.
Несмотря на значительную имущественную дифференциацию, степень
сплоченности внутри общины была высока. К этому приучили ее и отноше-
ния с полисом и развитые формы организации. Речь Ливания «О патрона-
тах» рисует высокую степень коллективной сплоченности деревни в защите
28
своих интересов. Переход свободной крестьянской общины под патронат
был часто попыткой избавиться от высоких государственных поборов и грабе-
жа чиновников и сборщиков. Отдача под патронат целых деревень становит-
ся характерной уже для конца IV— начала V в. К этому времени относится
первая группа законов против патроната. Он получает широкое распростра-
нение в V в.
Археологические данные свидетельствуют об увеличении числа деревень
в V в. и о приросте сельского населения. Результатом перевода рабов
на пекулий, преобладания более мягких форм колоната, развития мелкого
крестьянского хозяйства, распространения деревни как основной формы
сельского поселения, упрочения хозяйственных связей внутри нее и общинных
отношений было не только укрепление деревни, но и относительный подъем
ее аграрной экономики. В IV—V вв. ведется интенсивное строительство
частных и общедеревенских масляных и виноградных прессов, колодцев,
цистерн для сбора воды.
Подавляющее большинство сельского населения составляли колоны.
Личная свобода и правоспособность значительной части колонов давали им
возможность сдерживать наступление на свои права и интересы. Харак-
терно, что основа отношений между землевладельцем и колоном продолжа-
ла формально оставаться договорной.
Развитию и распространению отношений личностной зависимости
на частноправовой основе препятствовали традиции античного общества,
в котором всякая личная несвобода рассматривалась как рабство. Это
могла быть несвобода и даже форма рабства по договору, но на срок, как
добровольное соглашение двух формально равноправных сторон, в принципе
не ликвидировавшее свободы ни одной из сторон. В сознании ранневизан-
тийского свободного колона, крестьянина-общинника существовала ясная
грань между зависимостью по земле, зависимостью как держателя, зави-
симостью от государства, которая при всей ее тяжести была обязанностью
гражданина, и личной зависимостью от собственника земли, которая была
уже вариантом рабства. Так, египетские крестьяне писали господину своей
земли: «Мы хотим, чтобы ты знал..., что ни при твоем отце, ни во время
твоих благодеяний мы не отдавали наше тело, мы никому не предоставляли
себя».
С ростом могущества крупных землевладельцев, упрочением поземельной,
экономической зависимости от них колонов, естественно возрастало
стремление землевладельцев оформить их личную зависимость. В восточных
провинциях ранней Византии это было сделать трудно. Законы IV в. о колонах
прикрепляли их к земле, но не к личности ее владельца. Усиление эксплуата-
ции колонов было невозможно без помощи государства, оно могло быть
осуществлено только на государственной основе, носить публично-правовое
оформление. В этом был один из источников силы и могущества ранневи-
зантийской государственности в отличие от западно-римской. В ранней
Византии сохранялся достаточно мощный слой крестьян-собственников, экс-
плуатация которых была вообще невозможна без государственных ее форм.
29
Ранневизантийский город
Ранневизантийский город еще во многом продолжал оставаться античным
полисом, «городом, но городом, основанным на земельной собственности
и земледелии», городской общиной сограждан — землевладельцев и ра-
бовладельцев, как и западно-римский. Восточно-римские города, за исклю-
чением, может быть, египетских, где муниципализация была осуществлена
поздно, традиционно обладали значительной коллективной земельной собст-
венностью. К IV в. она в значительной мере перешла в руки муниципаль-
ной аристократии — куриалов и частично была конфискована в IV в.
императорской властью. Они были собственниками других доходных
имуществ внутри и вне города. Довольно значительная часть площади города,
все общественные территории и постройки были его собственностью.
Город получал треть поборов с торговли. Другим и в IV в. особенно важным
источником поддержания его существования были расходы на общественные
нужды средних городских собственников — куриалов, их личное участие
в управлении городскими делами и городской округой. Еще со времени станов-
ления античного общества многие области оказались занятыми территориями
городских общин. В Западной Малой Азии их насчитывалось до 300. Эпоха
эллинизма способствовала распространению полисного строя и господства
городской организации вширь. В некоторых районах почти не было внепо-
лисных территорий, и рост независимой крупной земельной собственности
там был весьма затруднен. В целом на территории ранней Византии насчи-
тывают до 1200 городских общин, территории которых занимали значи-
тельную, если не большую ее часть. Внегородских комплексов — территорий
общин было мало. Большая часть районов, где были обширные, не припи-
санные к городам земли, принадлежала государству, императорской власти.
Ранневизантийский город эксплуатировал сельское население, при этом
не только владения его граждан, но и «территории» приписанных к нему
земель общин. Податная, управляемая городской общиной сельская округа
города фактически не включала земли крупных и привилегированных
собственников. Все это было важным дополнительным фактором для под-
держания полисной организации, ее консервации. Последняя не только
имела опору у сельских собственников, но и источник поддержания благопо-
лучия города в массе подвластного ему свободного сельского населения.
Мелкие земельные собственники, ремесленники и торговцы — производи-
тельное и социально более самостоятельное население — были в ранневи-
зантийском городе значительной прослойкой, по сравнению с рядовыми
городскими общинами Запада. Это же можно сказать и о средних городских
землевладельцах — куриалах, что объясняется сложными функциями
управления ранневизантийскими городом и округой.
Позднеантичный город во многом продолжал свое существование
как полис, центр обитания местных землевладельцев, центр товарного
производства и обмена для города и для округи. Как и западный, восточно-
римский полис был окружен мощным кольцом подгородных владений
30
горожан — виллами, участками, субурбием (проастиями), обеспечивавшим
потребности горожан. Характерной для восточно-римского города была его
связь с округой через крупные селения, поселки. Хотя они сами были
известными рыночными центрами, ремесленными местечками, все же они
в большей степени обеспечивали в IV—VI вв. связь округи с городом,
городским рынком, поддерживая его положение центра производства
и торговли округи.
Как уже говорилось, рост крупного землевладения в ранней Византии
не стимулировал формирования натурально-замкнутых поместий. Ставший
колоном мелкий земельный собственник, крестьянин-общинник продолжал
вести свое хозяйство, обладая достаточной свободой. Деревня оставалась
связанной с городом, а рост государственных податей и платежей колонов
господину стимулировал их связи с городским рынком. Крестьянин, направ-
ляющийся на городской рынок, типичен для ранневизантийского города,
тем более что расстояние до ближайшего города редко превышало 10—12 км.
Население рядового позднеантичного полиса обычно составляло
от 1 тыс. до 5 тыс. человек. Город с 10 тыс. населения уже считался средним,
города с 30 тыс. населения — крупными. И лишь в некоторых городах насе-
ление превышало 100 тыс. человек, максимум — 200—300 тыс. Таким обра-
зом, городское население составляло примерно до 12 млн., т. е. не меньше,
чем 1 /4 всего населения империи — уровень, достигнутый большинством
европейских стран лишь к концу средневековья.
В ранневизантийском городе жила не только основная масса рабовла-
дельцев, но и значительная часть рабов. Не говоря уже о разного рода
челяди, рабский труд использовался в ремесле, достаточно широко —
на черновых, вспомогательных работах, в муниципальном хозяйстве.
Ремесленники и торговцы объединялись в коллегии, корпорации, пребы-
вание в которых приобрело в позднеантичную эпоху принудительный
характер. В обычном городе было в среднем до 50—100 корпораций. Насе-
ление, объединенное в корпорации, составляло не менее 10—20%, было
самостоятельным «городским» слоем, обеспечивавшим существование полиса
как города, а не просто аграрной общины.
Ремесленник работал в своей мастерской (эргастерии), часто наемной,
которая одновременно служила ему и жильем, и лавкой. Некоторые снимали
места для торговли и лавки в портиках и на рынках. На главных улицах,
в первых этажах домов размещались магазины богатых торговцев и купцов.
Более имущую часть торгово-ремесленного населения составляли ремеслен-
ники по металлу (кузнецы, медники, литейщики) и ремесленники, произ-
водившие дорогие изделия, предметы роскоши. К богатой верхуш-
ке принадлежали также владельцы пекарен, выпекавшие и продававшие
хлеб, содержатели постоялых дворов и харчевен, более крупные местные
торговцы, золотых и серебряных дел мастера (аргиропраты), выступавшие
также в качестве менял и ростовщиков. К состоятельной, во всяком случае
привилегированной, верхушке плебейского населения можно также отнести
строителей-подрядчиков и представителей интеллигентных профессий —
31
врачей, учителей, адвокатов, риторов. Богатую верхушку города составляли
купцы, особенно связанные с внутренней межпровинциальной и внешней
торговлей, судовладельцы — навклиры в приморских городах. Значительную
часть городского плебейского населения составляла беднота, наемные
работники — мистии, поденщики. К бедноте относились сапожники, плотни-
ки, льноткачи, портные — представители самых массовых профессий.
Рядовой аграрный ранневизантийский город в IV—V вв. не переживал
|подъёма или даже оживления. Благополучие его как города во многом зави-
село от муниципальной организации, а она беднела, расходы куриалов
на муниципальные нужды сокращались, упадок благосостояния городских
землевладельцев и уменьшение спроса округи ослабляли городское ремесло.
Город постепенно аграризировался. Как писал Ливаний, уже в IV в. многие
мелкие города становились «похожими на деревни». По словам Феодорита
Киррского, в V в. они лишались «последних остатков былого процветания».
Приходили в упадок городское благоустройство, общественная система
водоснабжения, муниципальное образование, исчезали общественные бани,
не организовывались зрелища, ветшали и не восстанавливались обществен-
ные постройки. Однако в ранней Византии упадок мелких полисов как
городов проходил медленнее.
Для позднеантичной эпохи структурным и стадиально характерным
'явлением был подъём крупных центров, внешне создававший иллюзию благо-
получия и процветания городов. Рост крупных городских центров был
неразрывно связан с переменами, происходившими в социальных отношениях,
социальной структуре и общественной организации империи. Крупные
собственники перебирались в большие города, где в IV—V вв. шло интенсив-
ное частное строительство. На смену преобладающей массе богатых домов
зажиточных куриалов приходили роскошные дворцы ранневизантийской
знати. «Весь город в стройках»,— писал Ливаний об Антиохии IV в.
Умножение числа провинций (в Византии — до 60) обусловило возраста-
ние значения их центров — столиц, в которых концентрировалась адми-
нистрация, местная знать, располагались военные контингенты и командова-
ние, велось строительство государственных хранилищ, арсеналов, мастерских.
Крупные города в течение IV в. стали видными церковными центрами, столи-
цами митрополий. Сюда стекалось и торгово-ремесленное население. Росли
богатство и могущество торгово-купеческой верхушки. Все это было основой
активизации и международной торговли, которая в значительной степени
ограничивалась предметами роскоши, редко — массового спроса.
Происходившие в экономической жизни империи изменения свидетель-
ствовали о постепенном сокращении местного, внутриобластного обмена,
межпровинциальной торговли с постепенным обеднением массы мелких
городов, их состоятельной муниципальной верхушки, городской общины,
оказавшейся не в состоянии поддерживать разветвленную сеть сухопут-
ных местных путей. Кризис III в. привел к резкому ослаблению сухопут-
ной торговли, вздорожанию перевозок. Возрастает значение более дешевых
морских перевозок. Отсюда и рост приморских городов, строительство
32
План Антиохии в IV—VI вв.
3
1684
гаваней. Удобство связей обусловливало и характерное для этой эпохи пе-
ремещение столиц, провинций ближе к побережью, морским путям. Таким
образом, и оживление морских перевозок, обмена отнюдь не свидетельство-
вало о «процветании» городов империи в IV—V вв. Позднеантичный подъём
городов был весьма своеобразным и однобоким, хотя в это время безусловно
экономически процветали крупные города, умножалось их население, расши-
рялось и прогрессировало производство, росло богатство торгово-купеческой
верхушки. Особенный подъём переживали наиболее крупные города —
"Александрия, Антиохия, в IV в. к их числу присоединилась Фессалоника,
ставшая центром торговли и военного управления на Балканах.
Со второй половины IV в. бурный подъём начинает переживать Констан-
тинополь. Центром его с момента основания стал Большой императорский
дворец — обособленный от остального города комплекс сооружений: покоев,
разного рода служб, залов для приемов, канцелярий, помещений для придвор-
ной гвардии, конюшен, арсенала, гавани, бань, складов, тюрем. Значитель-
ную площадь занимало военное поле. Город был обнесен стенами как с суши,
так и с моря, и первоначально площадь за его стенами занимала 10 кв. км.
При Константине I была застроена лишь часть территории города, его
ядро — примыкавшая к дворцу центральная площадь города Августейон,
преторий, помещение для собрания сенаторов, ипподром, новый форум для
общественных собраний, храмы, дворцы сенаторов, водопровод, обществен-
ные бани, фонтаны. Была проведена улица Месе (Средняя), вымощенная
каменными плитами, окруженная двухэтажными портиками и колоннадами —
главная государственная и торговая артерия столицы, которая пересекала
ее крупнейшие площади. Здесь были расположены важнейшие обществен-
ные здания, дворцы сенаторов. Население города к началу V в. достигло
150 тыс. Его жители пользовались особыми привилегиями. Они получали
бесплатно участки, имели податные льготы, пользовались императорскими
раздачами. Если первоначально город рос преимущественно с умножением
государственной администрации, разного рода обслуживающего населения,
то с середины IV в. в него стали стекаться торговцы и ремесленники,
привлеченные не только его столичным значением, но и действительно
исключительно выгодным положением. К концу IV в. Константинополь
превращается в крупный торгово-ремесленный центр, в котором развивалось
не только государственное, дворцовое производство, но и не менее бурно
частное. Привлеченные спросом двора, знати, в него переселялись ремеслен-
ники из Александрии, городов Сирии, прибрежные участки интенсивно
застраивались гаванями, пристанями, складами. Город рос не только
как потребляющий центр, но и как важный торговый и ремесленный. Именно
тогда он стал превращаться вдгу «мастерскую вселенной», «мастерскую
великолепия», которая в последующие столетия манила к себе купцов
всего раннесредневекового мира. В начале V в. были выстроены новые
стены — вершина военно-инженерного искусства античности и средневе-
ковья,— на столетия превратившие Константинополь в один из неприступ-
нейших городов мира. Три ряда стен с огромным защищенным рвом,
34
Стены Феодосия в Константинополе
уходивших в глубину, исключавшую подкопы, и один ряд морских с 500 башен
надежно защищали столицу. Константинополь постепенно становится
не только административным, но и религиозным центром империи, «христиан-
ской столицей» Византии; развертывается бурное церковно-монастырское
строительство.
Постепенно Константинополь становится и культурным центром страны,
способным конкурировать со старейшими центрами античного мира —
не только с приходившими в упадок языческими Афинами, но и с такими
«христианскими» столицами духовной жизни восточных областей, как
Александрия и Антиохия. В нем во многом вырабатывалась христианская
или христианизированная культура византийской государственности.
Не малую роль в упрочении «идеологической гегемонии» Константинополя
сыграл и созданный в 425 г. константинопольский «университет».
Классово-сословная структура
ранневизантийского общества в IV—V вв.
На низшей ступени общественной структуры ранней Византии стояли рабы.
Рабство было достаточно широко распространено в империи. Кроме пе-
речисленных уже категорий населения рабами владел многочисленный
в IV—V вв. клир, церковь. Крупнейшим рабовладельцем империи было
государство. Труд рабов широко использовался в государственных хо-
зяйствах, мастерских, на рудниках. Положение рабов в ранневизантийскую
эпоху не претерпело существенных изменений. В связи с распростране-
нием рабства на пекулии несколько упрочилась их имущественная право-
способность, а также право на семью, признание «брака» рабов. Рабы по рож-
дению по-прежнему оставались рабами, и история ранней Византии не знает
35
сколько-нибудь широкого их освобождения. Распространение колоната,
рост крупной земельной собственности не привели к резкому сокращению
числа рабов. Доходы от имений и труда колонов использовались ранневи-
зантийской знатью и для умножения числа рабов в своих домах, челяди, ко-
торая нередко исчислялась сотнями. Рабовладельческий «настрой» был ха-
рактерен для всего ранневизантийского общества. Иоанн Златоуст упрекал
антиохийских бедняков в стремлении иметь раба не «для дела», а более
из соображений социального престижа: уважаемого гражданина города
должен сопровождать раб-провожатый. По его словам, в конце IV в. город-
ской бедняк еще мог стать рабовладельцем. Государство в IV—V вв. сколько-
нибудь широко не стимулировало освобождение рабов. Его вмешательство
в основном касалось казусов — если раб проникал на государственную
службу, становился клириком, епископом, уходил в монастырь. Но и в этих
случаях оно руководствовалось отнюдь не «антирабовладельческими»
стремлениями, а желанием сохранить четкую грань между рабством
и «достоинством свободы». Когда развитие наиболее приближавшихся
к рабству форм колоната угрожало стереть эту грань в общественном ее
восприятии, то государство ее отчетливо фиксировало.
Для части колонов, особенно лишенных своей собственности и иму-
щества, полностью экономически зависевших от собственника земли,
существовала тенденция сближения их экономического положения с раб-
ским, использования их «взамен рабов». Не случайно в одном из законов
VI в. ставился вопрос: чем отличается реальное положение приписного колона-
адскриптиция от раба, если он целиком зависит от господина? Однако,
несмотря на эту близость, можно говорить о сложении в ранней Византии
класса колонов как основной позднеантичной категории аграрного эксплуати-
руемого населения, позднеантичного крестьянства. Колоны имели определен-
ные статусные разряды, на их положение во многом влияло рабство, но в це-
лом они достаточно резко отчленялись от рабов. Разряды в какой-то мере
градуировались количеством имеющейся у них собственности (свободные
колоны). Колоны были социально неравноправны, составляя низшую, огра-
ниченную в правах категорию крестьян, но не были лишены имуществен-
ной и личной правоспособности. Класс колонов стал окончательно господст-
вующим в византийской деревне, в аграрных отношениях в V в.
К низшей прослойке свободного населения может быть отнесен сельский
и городской плебс, более правильно плебейское сословие (ordo plebeius),
поскольку в значительной своей части, особенно сельской, он не был типичным
античным плебсом — люмпен-пролетариатом. Для деревни это масса
сельских собственников, крестьянства. В составе ordo plebeius сельский плебс
был как бы плебсом «второй категории» по сравнению с городским — разли-
чие типично античное, сохранившее привилегированное положение граждан
города. На сельский плебс, так же как и на Западе, ложились всей своей
тяжестью аннона, поголовное обложение и основная масса личных —
«грязных» повинностей. Городской плебс, хотя и платил хрисаргир —
налог с разного рода профессиональных зандтий, был свободен от поголов-
36
ного обложения. Неимущее его население, лица, жившие случайными за-
работками, вообще не облагались никакими налогами. Социально-
привилегированное положение позднеантичного городского плебса так-
же поддерживалось и в определенной мере обеспечивалось городской
общиной.
Ordo plebeius в целом составляло низшее сословие в империи. Оно подле-
жало унизительным и тяжелым повинностям, не обладало привилегиями,
которые имели высшие сословия империи, подвергалось более суровым
и жестоким наказаниям за одинаковые преступления. В целом элементы
сословной неравноправности в позднеантичном обществе возрастали,
разделение его свободного полноправного населения на «почтенных» —
honestiores и «низких»— humiliores усиливалось, хотя еще не оформилось
во всеобщее разделение свободных по этому принципу.
Собственно люмпен-пролетарская, неимущая прослойка населения
ранневизантийского города была невелика — до Vio (по Златоусту),
и составляла, видимо, не менее 1 / 3 плебейского населения города. С упадком
рабства возрастала роль свободного мелкого ремесленника, которые вместе
с торговцами составляли все более важную и социально активную часть
населения города Одной из существенных черт эволюции ранневизантийско-
го городского плебса было повышение роли лиц и групп, причастных к снаб-
жению города,— торговцев продовольствием, булочников и т. д. В ранневизан-
тийском городе оформилась устойчивая и влиятельная торгово-ремесленная
верхушка из купцов, судовладельцев, аргиропратов-ростовщиков.
Значительно более мощным и многочисленным, чем на Западе, было
«второе» привилегированное сословие империи — сословие средних город-
ских земельных собственников — муниципальная аристократия, куриалы.
В связи с многообразием полисных функций и составом населения оно было
более многочисленным и имущественно дифференцированным. В отличие
от традиционных для Запада 100, в восточно-римских куриях было и до 200
и до 600 членов. Реформы Диоклетиана — Константина не только «прикре-
пили» куриалов к их обязанностям, но и закрепили их привилегированное
положение в позднеантичном обществе. На более бедную часть куриалов
ложились тяжелым бременем муниципальные обязанности и ответствен-
ность за сбор податей. Однако разложение сословия шло медленно. Куриалы
имели возможность поддерживать свое благополучие за счет массы подвласт-
ного населения. Возможности выхода из сословия не были сколько-нибудь
серьезно ограничены имущественно до начала V в. Еще в конце этого столетия
положение куриалов было почетно и они носили тогу с каймой. В сословии
была достаточно мощная прослойка куриалов среднего достатка, и в целом его
положение было достаточно устойчивым до середины V в.
В восточно-римских куриях верхушка была традиционно влиятельной
и богатой. По своему положению многие из богатых куриалов приближа-
лись к крупным собственникам и здесь, где последних было немного,
в какой-то мере «заменяли» их. Не удивительно, что именно они оказались
наиболее крупными землевладельцами, которые могли пополнить формиро-
37
вавшиеся в IV в. сенат и сенаторское сословие ранней Византии. Прежде
всего за их счет во второй половине IV в. константинопольский сенат был
увеличен с 300 до 2 тыс. человек — пополнение, которое согласно современ-
нику «обезлюдило курии». Следовательно, массовую основу сенаторского
сословия ранней Византии составила старая муниципальная аристократия
крупнейших восточно-римских городов. Если, как считают, господствующий
класс позднеантичного общества состоял не только из сенаторов, но и вер-
хушки куриалов, то в ранней Византии и сенаторское сословие генетически
состояло преимущественно из них. Это подрывает представление о том,
что сенаторская аристократия ранней Византии была «новым» социальным
слоем, формировавшимся из выдвигавшихся по службе лиц более «демокра-
тического» происхождения, была более «служебной», служилой по своему
характеру. Это подтверждается и размерами владений византийских сена-
торов. Они почти никогда не достигали таких размеров, как земли рим-
ской сенаторской аристократии, они были «среднекрупными» и не были
существенно больше владений богатейших куридлов городов Востока.
К тому же сенаторское сословие имущественно оказывалось практи-
чески наследственным. Таким образом, господствующий класс ранней
Византии отнюдь не был социальным «новообразованием», он был ан-
тично традиционным и консервативным по своему происхождению. Это
был блок богатейших собственников империи и могущественной античной
городской верхушки, сплотившихся вокруг центральной власти. Отсюда их
стремление участвовать в управлении, государственной службе. В целом
формирование сенаторского сословия в ранней Византии завершилось в се-
редине V в., когда сенаторам низших разрядов было разрешено постоянно
жить в провинциях и когда они составили стабильную верхушку провин-
циальной знати и высших должностных лиц, причастных к управлению. Среди
них были и лица, выдвигавшиеся по службе, но в целом это не меняло общий
социальный облик ранне византийского сенатора. Сенаторское сословие,
многочисленное в ранней Византии, включавшее в себя верхушку адми-
нистративного аппарата, огражденное особыми привилегиями, несколько
отличалось от немногочисленной, но могущественной западно-римской се-
наторской аристократии, но в принципе составляло социально однородную
с ней общественную группу — имперскую аристократию, господствовавшую
как в Константинополе, так и в провинциях.
Г осударство
Позднеантичную государственность нельзя рассматривать только как неогра-
ниченную монархию, опиравшуюся на бюрократию и армию, а в византийском
ее варианте как автократию, приближавшуюся к формам восточной деспо-
тии. Она была последней формой античной государственности, итогом ее
многовекового развития. Римская империя, даже в эпоху принципата, во
38
многом продолжала оставаться федерацией полисов, объединенных «общей
властью» римских императоров. В отличие от стран Ближнего Востока,
где власть бюрократии была всеобъемлющей, а города «царскими», сле-
довательно, также ею управлявшимися, в Римской империи городская община,
полисная организация не была простым придатком, исполнительным органом
административно-бюрократического аппарата. Полис-муниципий до конца
античности продолжал оставаться живой основой социальной и админи-
стративной, политической и культурной жизни общества. Бюрократическая
организация позднеантичного общества сложилась в процессе разложения
основной его социально-политической ячейки — полиса и в процессе своего
формирования подверглась мощному воздействию социально-политических
традиций античного общества, придавших и его бюрократической органи-
зации, политическим институтам специфический, типично позднеантичный
характер.
В течение IV в. в Римской империи шло не упрочение «деспотических»
форм управления, а укрепление римских традиций, римской основы неогра-
ниченной монархии. Все это сказалось и на формировании византий-
ских государственных институтов. Константинопольский сенат сложился как
государственное учреждение, не только как орган представительства и защиты
интересов сенаторского сословия, но и как высший консультативный и со-
вещательный орган государства. В Византии не утвердились полная неогра-
ниченность и наследственная преемственность императорской власти. Ви-
зантийские императоры не стали «богами» или родственниками богов. Хри-
стианская концепция власти, по существу, продолжила и закрепила римско-
эллинистическую — «священства» власти, божественной ее санкции, благо-
словения «по воле богов», «милостью божьей». Христианская концепция
лишь в большей мере оформила представления об императоре как «на-
местнике божьем» в мирских делах.
В то же время власть римского, а затем и византийского императора
в политической и юридической теории рассматривалась не как его персо-
нальная неограниченная власть. Для византийцев автократия означала «само-
державие». Как и в эллинистической политической теории, paoiAsta — «цар-
ская власть» и «царство» (в смысле государство)— понятия, слитые воедино.
Если в восточных деспотиях правитель был верховным собственником всего
и государство было «его» государством, то в Римской империи и позднее
в Византии, власть была доверенной ему неограниченной властью римского
государства. Византийский император всегда должен был помнить^что «я — это
государство». Византийские императоры формально избирались представите-
лями государства — сенатом, армией и народом. Их «священство», окру-
жающий их пышный ритуал, культ императорской власти были отраженным
светом священства и величия давшей им власть государственности. Свя-
щенной была не их личность, а то место, которое они занимали.
В Римской империи и в Византии не было верховной собственности
государства на землю. В Византии, и в этом ее особенность, были огромные
государственные имущества, которые были опорой сильной государственности,
39
но в остальном власть опиралась на суверенные права государства, а не на
прямое право собственности. Император имел личные и положенные ему
имущества и источники доходов, но доходы с государственных имуществ
шли на государственные нужды. В Римской империи в начале IV в. были
конфискованы, в том числе у городов, имущества, подаренные эллинисти-
ческими монархами, однако они стали собственностью не императора, а го-
сударства.
Позднеримское, ранневизантийское государство не просто демагогически
провозглашало своей задачей заботу о благополучии городов. С перестрой-
кой административной организации империи оно возложило эту обязанность
не только на курии, но и на чиновную администрацию, т. е. возложило
на государство часть забот о поддержании и благополучии городов. Внима-
ние, которое уделяла этим вопросам центральная власть, показывает, что
поддержка городов была не прихотью, а принципиальной политикой
позднеантичной государственности.
Византийское общество, как и римское, было политическим, гражданским
обществом. Отсюда и право всех свободных на выражение своего «мнения»,
определенные формы общественной, политической активности. Так, подданные
могли выражать свое мнение, yvtbpr], каждый на своем уровне, а власти
должны были к нему прислушиваться. Римское общество было обществом
«правовым», где законом были не прихоть и воля правителя, но существо-
вало право, законы, с которыми вынуждены были считаться и императоры,
хотя они и были верховйыми законодателями и «живым законом».
Позднеримская — ранневизантийская бюрократия не была подобна вос-
точной, безликой и анонимной. В ранней Византии не было и наслед-
ственного занятия должностей. Вряд ли можно говорить о наличии в ней
«служилой аристократии» как особой группы, в отличие от аристократии
земельной. Она была достаточно «текучей», и, видимо, сказывались рим-
ские традиции выборности и временности магистратур. В ранней Византии
не могла сложиться бюрократия восточного типа потому, что «личная» служба
рассматривалась как услужение, зависимость, отношение, возможное в сфере
частных отношений. Государственная служба — это одновременно обществен-
ная обязанность, долг, трансформированная форма римских магистратур,
как она и воспринималась представителями аристократии. Власть в ранне-
византийском обществе принадлежала земельной аристократии, богатым соб-
ственникам, которые могли служить и не служить. Специфика ранневи-
зантийского бюрократического аппарата заключалась как в его дисципли-
нарности, подчиненности, так и в унаследованном от духа прежних маги-
стратур сознании «государственных интересов».
Строгая иерархичность, сложное соотношение чинов и должностей ранне-
византийского бюрократического аппарата, также не восточного, а римского
происхождения. В ранней Византии все виды государственной службы назы-
вались militia, хотя в принципе этот термин относится к военной службе.
Поскольку гражданской службы как таковой ранее не существовало, в основу
ее были положены уже имевшиеся принципы военной. Византийские символы
40
власти (униформа и пояс) и знаки отличий гражданских чиновников восходят
к римской военной традиции.
Византийцы не случайно не дали нового названия своему государству.
Византия называлась Римской, Ромейской империей, византийский импера-
тор был «императором ромеев», а сами жители — ромеями (pcopaiot). Дело
заключалось не в желании связать свое прошлое с великим Римом, а в созна-
нии реального преемства. Византийское государство было исходно госу-
дарством «римского корня» и римских, вернее, позднеримских традиций.
В Византийской империи существовали три вида государственной служ-
бы — военная (militia armata), гражданская (militia) и придворная (militia
palatina). Ранневизантийские императоры, хотя и считались верховными
главнокомандующими, на практике перестали быть императорами-полковод-
цами. Их деятельность в основном развертывалась в сфере гражданского
управления. Частичное возрождение римских традиций проявилось и в том,
что армия была поставлена «на свое место». Судьбы Византии решались
граждансю1ми властями, гражданской знатью, а не армией. В течение всего
ранневизантийского периода ее функции были достаточно «инструменталь-
ными» в том, что касалось внутренних отношений.
Император как верховный правитель империи был облечен высшей за-
конодательной, исполнительной и судебной властью. Управление осуществля-
лось через назначаемых и смещаемых им чиновников. Совещательным органом
при нем был Государственный совет — консисторий — из высших должност-
ных лиц.
Государственное управление сосредоточивается во дворце. Поэтому
в ранней Византии большое значение приобретает магистр оффиций —
начальник дворца и всех дворцовых служб. Он был начальником придворной
гвардии, ведал военными арсеналами, внешними сношениями и надзором за
придворной и государственной администрацией, тайной полицией, а также
государственной почтой. Другими высшими чиновниками центрального управ-
ления были квестор — главный юрист и советник императора по юридическим
вопросам, два комита финансов, ведавшие казной и доходами и расходами
империи, а также магистры войск, расположенных в столице. В число
высших государственных чиновников империи входили и два префекта пре-
тория — главы всего гражданского управления, а также гражданский глава
столицы — эпарх города. Все они входили в консисторий.
В ведении эпарха находилась вся администрация столицы. Он был главным
ответственным за управление ею, а также за снабжение, поддержание порядка,
проведение государственных празднеств. Под его руководством находились
пожарные, надзиратели кварталов (422), торгово-ремесленные корпорации,
торговля на рынках. Его власть простиралась на стомильную округу города,
в пределах которой он был главным судьей. Эпарх был одновременно и пред-
седателем сената.
Известные римским традициям «конституционные» права обрел и «народ»
Константинополя. Формально он также участвовал в избрании императоров.
«Одобрение» или «согласие народа» входило в формулу общего избрания
41
императора: с согласия и по общей воле «армии, сената и народа». Конечно,
роль «народа» была невелика, если не ничтожна, и он часто был игрушкой
в чужих руках, но в сохранении его сопричастности к избранию нельзя
видеть только дань традиции, церемонии.
Управление империей осуществлялось через мощный и разветвленный
чиновно-бюрократический аппарат, в котором главное место занимали ве-
домства префектов претория (Востока и Запада) — первых заместителей
императора по делам гражданского управления. В их подчинении находилась
вся гражданская администрация, управление городами, организация расклад-
ки, сбора и хранения натуральных поступлений, снабжение и обеспечение
армии и многое другое. В ведомстве одного только Дефекта претория
Востока числилось 10 тыс. чиновников. В ведении правителей провинций
находились собственные управления — административные, по сбору налогов,
судебные, полиция, в среднем до 100 чиновников. В ранней Византии суще-
ствовали очень большие различия в оплате чиновничества. Правитель про-
винции мог получать столько же, сколько весь его аппарат. Низшее чиновни-
чество было малооплачиваемым. Поэтому вымогательства и лихоимство ви-
зантийских чиновников стали бичом для населения империи.
Византийская армия также в основе своей организации была поздне-
римской. Она состояла из пограничных войск и округов (13) и мобильной
армии и гвардии, находившейся в Константинополе. Во главе армии стояли
пять магистров. Она также первоначально комплектовалась на основе рекрут-
ских наборов, но с течением времени все более становилась наемной. Ее
отличия от западно-римской заключались в том, что значительный про-
цент ее составляло население империи, ее «варваризация» была далеко
не полной, она была лучше вооружена и снабжалась, была более дисципли-
нирована. Эти обстоятельства позволили ей выстоять против варварских
вторжений V в. (гунны, готы) и в какой-то мере сохранить империю
в пределах ее границ.
Отличия в положении и развитии ранневизантийского общества и города
от западно-римского и восточного нашли свое выражение в той роли, которую
в его социально-политической жизни в V—VI вв. иррали партии цирка,
специфически византийский и прежде всего типично ранневизантийский
феномен. Указ Константина об аккламациях (331)—праве городского
населения выражать свое мнение администрации открывал легальные, «кон-
ституционные» возможности образования городских политических партий:
«Мы предоставляем всем возможность прославлять в общественных местах
наиболее справедливых и усердных правителей с тем, чтобы мы могли
соответствующим образом вознаградить их и, напротив, предоставляем право
обвинять несправедливых и негодных правителей возглашением жалоб, чтобы
сила нашего контроля воздействовала на них». В жизни западно-римского
города они не приобрели существенного общественно-политического значе-
ния. В восточном, «царском» городе вообще не было основы для их образования
даже, в условиях роста значения торгово-ремесленного населения и наличия
известных его привилегий.
42
Ранневизантийские партии цирка были связаны, с одной стороны, с ан-
тичной полисной традицией народных собраний, сохранением пережитков
античной демократии в виде права народа города выражать свое мнение,
с другой стороны, с обязанностью курий, а с IV в. и государственной
администрации, учитывать это мнение, прислушиваться к нему. Ранневизан-
тийские городские общественные собрания отличались как от восточно-
деспотического их варианта, где они являлись лишь средством доведения
до населения воли правителей и приказов властей с целью наилучшего
обеспечения их выполнения, так и западно-римских, реально не имевших
существенного значения в связи с упадком города. Они имели право не просто
выражать свое мнение криками одобрения или неодобрения, но и публично
критиковать деятельность городской верхушки и государственной администра-
ции. Поэтому они смогли в конечном счете сложиться в своеобразные
политические партии под оболочкой спортивных партий.
Бррьба этих партий приобрела большое общественно-политическое зна-
чение в жизни ранней Византии. Остатки старых полисных традиций были
поддержаны большей устойчивостью ранневизантийского города, наличием
в нем массы самостоятельного торгово-ремесленного и землевладельческого
населения. Правда, борьба партий не играла существенной роли в жизни
мелких аграризировавшихся полисов, центрами ее стали преимущественно
крупные города. Но независимо от конкретных организационных форм
существования партий, в некоторых отношениях еще неясных, важно то,
что ранневизантийский город, тесно связанный со своей округой, город,
в котором проживало абсолютное большинство богатых землевладельцев,
продолжал оставаться главным центром социально-политической борьбы.
В ней в концентрированной форме отражались противоречия как в городе,
так и в деревне. Из четырех спортивных группировок (факций) реальное
общественно-политическое значение в ранней Византии приобрели две —
венетов и прасинов («голубых» и «зеленых»). Вокруг первой группировалось
преимущественно землевладельческое население города и во главе ее стояла
греко-римская земельная аристократия; партия «зеленых» в основном отража-
ла интересы торгово-ремесленного населения, его верхушки и в силу зна-
чительного «туземного» ее происхождения в восточных провинциях была
больше связана и с местной аграрной средой.
Можно отметить реальное возрастание общественно-политического зна-
чения партий в жизни ранней Византии в V в. Уже в начале этого
столетия они были признаны «конституционной» политической силой, обла-
давшей правом официального участия в политической жизни — JioXiTS'OsoOai.
Ранневизантийские партии были не просто уцелевшим пережитком антич-
ной демократии, а новым, типично позднеантично-византийским явлением.
Реальная социальная эволюция, рост населения крупных городов обусловили
сложение и возрастание роли партий. Так же, как сенат обрел большее
политическое значение с формированием сенаторского сословия, так и «народ»,
партии столицы — определенные конституционные политические права. Если
влияние партий на политику администрации, их давление на местах в тече-
43
ние V в. возрастало, то в Константинополе оно коснулось и императорской
власти. Возросла как роль сената в выдвижении и избрании императоров,
так и значение «согласия» народа — партий. Борьба их к концу V в. стала
активной, постоянной, они обзавелись собственными активистами, постоян-
ными группами «давления». Зрелища были местом их деятельности. На
официальных, торжественно-праздничных церемониях и представлениях
высказывались уже скорее «программные» требования. В конце V — нача-
ле VI в. как реализация права на «согласие» народа-и выражение его
несогласия на константинопольском ипподроме выдвигались требования «дру-
гого императора ромеям». Между партиями в отдельных городах сложилась
взаимосвязь, элементы координации действий.
К концу V в. борьба партий приобретает и известное религиозное оформле-
ние. Партия «голубых» остается на позициях ортодоксального православия,
партия «зеленых» начинает все больше выступать под знаменем нового
религиозного течения, распространявшегося в восточных провинциях,—
монофизитства.
Ранневизантийская церковь
Своеобразно складывались положение и роль церкви и духовенства в со-
циальной и общественно-политической жизни ранней Византии. Немалое влия-
ние на этот процесс оказали традиции восточно-римского полиса — элементы
большего демократизма общественного устройства городов на Востоке и
большей свободы. В ранней Византии духовенство, христианский клир долгое
время (до середины VI в.) не оформлялся к£к особое замкнутое сословие.
Грань между мирянами и духовенством, особенно низшим, монашеством,
оставалась весьма зыбкой. В Византии так и не утвердилось в качестве
обязательной нормы безбрачие для низшего духовенства. Долгое время
сохранялся взгляд на церковь как своего рода полисный общественный
институт. Отсюда большая степень влияния населения на выборы священников
и епископов, а также сохранение за населением права на участие в обсуждении
вопросов вероучения. Христианские догматы были предметом широкого
обсуждения, что порождало огромное количество ересей и религиозные
движения как отражение более широкого общественного мнения и настроений.
В Византии медленно и с трудом оформлялись исключительные права
церкви на приписанные и переданные ей имущества, источники ее прямых
доходов с населения. На протяжении многих столетий основу существо-
вания низшего клира составляли добровольные приношения верующих.
Частные лица могли выделять на содержание церквей определенные иму-
щества, которые оставались их собственностью, ставить в них своих свя-
щенников и фактически иметь «свою» церковь лишь под контролем еписко-
пов. На Западе все пожертвованное на религиозные нужды становилось
неограниченной собственностью церкви. Так же обстояло дело с монасты-
рями, основывавшимися частными лицами. В Византии дарители различных
44
имуществ церкви, как правило, сохраняли права распоряжаться ими. Функции
церкви в городе рассматривались населением как продолжение соответ-
ствующих благотворительных функций общественных муниципальных маги-
стратов в несколько принудительном, обязательном их понимании. Восточно-
римские епископы на доходы церкви строили бани, портики, водопроводы
и даже в VI в. организовывали зрелища. В ранне византийском городе
были широко распространены разного рода благотворительные учреждения,
являвшиеся своеобразной формой полисного патриотизма, частной благо-
творительности граждан,— приюты, больницы и т. д. Если на Западе все они
фактически становились собственностью церкви, были, как правило, филиала-
ми монастырей, то в ранней Византии эти evayeg oikoi существовали
как самостоятельный вид имуществ, лишь находившихся под контролем
церкви.
«В средние века,— писал Ф. Энгельс,— в той же самой мере, в какой
развивался феодализм, христианство принимало вид соответствующей ему
религии с соответствующей феодальной иерархией» (Маркс К., Энгельс Ф.
Соч. 2-е изд., т. 21, с. 314). Следовательно, правомерно выделять христиан-
ство и церковь типично позднеантичные, какой и была отчасти по идеологии
и еще более по социальной практике ранневизантийская церковь IV—VI вв.
и западная IV—V вв.
Для всей политики позднеантичной церкви характерен ярко выраженный
«градоцентризм». Позднеантичная церковь не просто копировала полисное
и государственное устройство в своей организационной структуре. Город
был центром христианской епархии — главного звена церковной организации,
центром распространения христианства. В качестве религиозного центра
сельской округи — епархии — он фактически «освящал», идеологически под-
креплял господство города над ней, во многом служил опорой полисных,
муниципальных традиций. Градоцентризм отражал не просто стремление
укрепить значение города как религиозного центра. Он носил последовательно
позднеантичный по своей сущности характер. Чрезмерное для потребностей
населения города строительство церквей определенно отражало идеалы
полисного патриотизма, поскольку для строительства пышных городских
церквей использовались и скромные доходы сельских приходов. Главным
образом в городах росли и многочисленные благотворительные учреждения.
Процесс преимущественного роста городских и пригородных учреждений
Церкви интенсифицировался в V в.‘ Он во многом был связан с тем, что,
как правило, епископы и верхушка клира выходили из куриалов и были
хранителями полисных традиций. Многочисленность городского духовенства
в значительной степени объяснялась широким притоком в его ряды пле-
бейского населения городов.
Эпоха активного основания и роста монастырей в удаленных сельских
местностях, вдали от городов в основном была характерна для IV в. С V в.
в Византии наблюдается рост преимущественно городских и пригородных
монастырей, что представляет собой характерно позднеантичное явление,
отражавшее серьезные сдвиги в социальных отношениях в городе: с одной
45
стороны, невозможность для значительной части его населения прежним
«образом жизни» обеспечить свое существование, с другой — нежелание
расставаться с привычной городской средой. В одном только Константинополе
в 536 г. было 68 монастырей, в небольшом Оксиринхе — 33.
К середине V в. окончательно оформляется церковная организация ранней
Византии, для которой была характерна большая автономность местных
церквей, существование нескольких сильных влиятельных патриархатов.
Если на Западе церковь быстро консолидировалась вокруг римских еписко-
пов, то в Византии процесс возвышения константинопольской церкви проис-
ходил медленно. На втором вселенском соборе, утвердившем господство
в Византии ортодоксального христианства, константинопольский епископ был
признан вторым по достоинству после римского архиепископа. Важную
роль в возвышении константинопольской церкви сыграла деятельность Иоанна
Златоуста (IV — начало V в.) — фактического создателя «великой церкви»
столицы, обеспечившего приобретение ею огромных имуществ и доходов.
Халкидонский собор 451 г. окончательно оформил организацию восточно-
римской церкви. Константинопольский патриарх был официально признан
ее главой, хотя и вторым по своему значению после епископа римского,
но равным ему по достоинству. Были утверждены принципы избрания патриар-
хов, определена роль синода как коллегиального органа управления цер-
ковными делами, усилена дисциплинарная власть епископов над духовен-
ством, поставлено под их контроль монашество. Церковь была подключена
к церемонии избрания императоров. Правда, не в качестве официального
участника их выдвижения и избрания. Заключительной частью церемонии
с 451 г. стала коронация вновь избранного императора в храме св. Софии,
символизировавшая божественное освящение его власти.
Сложилась и единая государственно-христианская концепция император-
ской власти и государства, положенная в основу политической доктрины
византийского самодержавия.
Византийская концепция сводилась к идее богоизбранности императорской
власти и эллинистической теории земной власти как имитации власти бога.
Последний — Пантократор, «вседержитель»— глава всего существующего
порядка, как небесного, так и земного, император же — космократор —
глава земного порядка, подобного небесному. Поэтому обязанность императо-
ра обеспечивать это подобие. Отсюда тема его ответственности. В визан-
тийской христианской концепции утвердилась не идея «цезарепапизма»,
прямого руководства государственной властью делами церкви, идея последо-
вательно теократической монархии, а идея диархии, т. е. разделенного
единства светской и духовной властей, делящих между собой власть одна
над делами, другая — над душами подданных, разделения функций, но един-
ства обязанностей. Римская священная держава превратилась в государство
не только ромеев и для ромеев, но и христиан и для христиан. Соответственно
император не только глава государства, его неограниченный правитель, по-
ставленный властью бога, но и земной вождь, предводитель христианского
народа, «новый Моисей», предназначенный вести его к спасению. Отсюда его
46
ответственность за состояние «христианских дел» и- на этом основании
право вмешиваться в земные дела церкви. Глава своих подданных, священный
правитель, наделенный неограниченной земной властью, как человек он такой
же раб божий, как и остальные смертные; он должен осознавать ничто-
жество своей земной власти, как и свою личную ответственность перед
богом за власть, врученную ему над людьми. В этом смысле византийская
христианская концепция в определенной степени также оформляла примат
идеи «царства» *над идеей «царя».
Христианская концепция императорской власти выработала свои основы
и критерии ее критики. Характерно, что известный «конституционный» харак-
тер византийской .государственности, старые римские традиции в противовес
восточно-деспотическим концепциям нашли свое отражение не только в при-
знании божественного происхождения императорской власти, но и в признании
византийского народа «божьим», «богоизбранным» народом, а следовательно,
сокращения в этом смысле дистанции между ним и «божественной властью».
Формула «глас народа — глас божий» была известной политической реалией
в жизни Византии, христианским обоснованием права критики и выражения
своего мнения «богоизбранным народом» «богоизбранному императору».
Христианская концепция укрепила и авторитет Константинополя как
христианской столицы. Именно как первая христианская столица, един-
ственный город, основанный по прямому «указанию божию», Константи-
нополь противопоставлялся «языческому» Риму, ставился выше него как
божий град, Теуполь и соответственно единственный «богохранимый». Таким
образом, в христианской политической теории Византии столица стала
не только единственным особым городом в империи, но и естественной
столицей всего восточно-христианского мира.
Было бы, однако, ошибочно думать, что в IV—V вв. произошла глубокая
христианизация сознания византийцев. В полной мере она могла завер-
шиться только с переходом к средневековью. В стране существовал и рели-
гиозный фанатизм, особенно монашеский, суровые формы аскетизма и по-
движничества, росла вера в чудеса. Однако при всей увлеченности визан-
тийцев религиозными проблемами во многом продолжал сохраняться антич-
ный подход к религии как своего рода индивидуальному делу и увлечению
каждого, подобно отношению к философии. Поэтому для византийцев было
характерно более философскр-созерцательное отношение к восприятию рели-
гии. Это поддерживало сохранение язычества и многочисленных христиан-
ских течений и направлений. До конца V в. не былсг запрещено домашнее
отправление языческих культов. Языческая критика христианства в V в. была
достаточно острой. Среди значительной части правящей верхушки империи
был распространен религиозный индифферентизм, формальное восприятие
христианства, господствующего ортодоксального направления как своего рода
традиционного государственного культа, в какой-то мере официозного
и «дисциплинарного». Поэтому для многих из них восприятие христиан-
ства было весьма поверхностным.
47
Итоги V столетия
Этот период обычно рассматривается как наивысшая точка подъема ранней
Византии, подготовивший блестящее начало Юстиниановской эпохи. Дейст-
вительно, к концу V— началу VI в. внутреннее и внешнее положение
империи стабилизировалось. На восточной границе царил мир. С Балканско-
го полуострова удалось удалить остготов (488), отдав им Италию, где
постепенно укреплялось Остготское королевство. С помощью более бо-
гатых восточных провинций в основном были залечены раны, нанесенные
балканской экономике. В правление императора Анастасия (491—518) го-
сударство обладало значительными накоплениями в казне.
Однако, как показывают источники, относительное благополучие
в империи было в большей степени внешним, кажущимся, в том числе
и современникам.
По данным археологии, согласующимся с материалом письменных
источников, в ранней Византии в середине — второй половине V в. приоста-
навливается прирост сельского населения и сельских поселений. Одновременно
с этим археологический материал свидетельствует об усиливавшейся
хозяйственной стагнации и даже начале хозяйственного спада в деревне.
Сокращается строительство хозяйственных сооружений. Можно говорить
и о приостановке укрепления мелкого крестьянского хозяйства и новом
скачке в росте крупной земельной собственности.
Все это совпадает с данными о распространении в Византии с середи-
ны V в. новых, более жестких форм колонатной зависимости, умножении
категории адскриптициев-энапографов — приписных колонов (evanoypatpoi),
т. е. прикрепленных не только к земле, но и к поместью и личности господина,
занесенных в его податные списки. Рост числа адскриптициев был законо-
мерным результатом эволюции колоната в позднеантичном обществе. Он озна-
чал, что все большее число колонов утрачивали остатки своей собствен-
ности, превращались только в держателей чужой земли, не способных своими
силами и средствами вести собственное хозяйство. Такова экономическая
подоснова их реально полурабского состояния. Все это дает основания го-
ворить о том, что в процессе укрепления мелкого крестьянского хозяйства
как зависимого, права собственности земледельца именно на свое хозяйство
и на средства обработки земли не получили развития. Отношения адскрип-
тиция с земельным собственником не перерастали в феодальные. В этих
условиях мало что меняет тот факт, что после 30 лет пребывания на обраба-
тывавшейся ими земле они, согласно закону Анастасия, превращались
в ее наследственных держателей, т. е. как бы упрочивалась их связь со своей
землей, характерная для феодальных отношений. Отличие положения
«приписного» от близких к нему форм колонатной зависимости на Западе
заключалось в том, что государство в большей степени регулировало
отношения и размеры эксплуатации адскриптиция землевладельцем, сохра-
няя свои права на доходы с него и определенную прямую связь с ним.
Именно поэтому при фактически полурабском положении адскриптиции
48
сохраняли значительные элементы правоспособности. Они располагали
правом завещательного распоряжения своим имуществом, обладали извест-
ной имущественной правоспособностью, могли участвовать в судебных
процессах со своими господами, служить в армии, заключать брак, иметь
семью, вести самостоятельное хозяйство. Создавалась достаточно парадок-
сальная ситуация — резкий разрыв между экономическим и гражданско-
правовым положением адскриптициев. В законодательстве Анастасия
об адскриптициях четко прослеживаются две тенденции: первая — не дать
колонам уйти с земли и тем самым не лишить государство поступлений;
вторая — возложить на собственника имения ответственность за его платежи,
что само по себе говорит о состоянии хозяйств адскриптициев.
Все это согласуется с данными о разорении и бегстве крестьянства,
о новом этапе роста заброшенных и покинутых земель, о крестьянах,
в поисках средств существования стекающихся в города.
В то же время это и новый этап упадка мелких, и не только мелких,
городов. Есть все основания ставить в зависимость развитие этих процессов.
Вызванное развитием новой формы колоната обеднение крестьянства,
естественно, отражалось на городах, особенно мелких, их ремесле. Анастасий
был вынужден в 491 г. отменить хрисаргир — основную подать с торгово-
ремесленного населения.
На конец V в. приходятся данные о приостановке известного экономи-
ческого подъёма крупных городов, их усиливающейся стагнации. Археологи-
ческий материал рисует любопытную картину изменений в них. В крупных
городах в конце V— начале VI в. отчетливо прослеживается резкое усиление
процесса имущественной поляризации — разрыв между богатыми квартала-
ми и кварталами бедноты, число которых умножается за счет домов имущей,
состоятельной прослойки города. Эти данные только показывают реальные
размеры процессов, засвидетельствованных источниками: падения благопо-
лучия сословия куриалов, также отражавшегося на городском производстве
и состоянии рынка; миграции разорившихся ремесленников мелких городов
в крупные, создававшей разорительную конкуренцию своим собратьям,
на протяжении V в. более или менее пользовавшимся плодами экономи-
ческого подъёма. К этому же времени относятся и сообщения о толпах
поденщиков, ожидавших на площадях нанимателей. В целом мелкий ранне-
византийский город с этого времени стал бесспорно деградировать как
торгово-ремесленный центр, а в крупных усилилась пауперизация торгово-
ремесленного населения. На этом фоне не удивителен бурный рост городских
и пригородных монастырей, куда под защиту и покровительство церкви
устремлялась значительная часть населения города. Именно к этой эпохе
относятся данные о том, что в некоторых городах число клириков и монахов
достигало иногда трети их населения.
Естественным результатом развития этих процессов был рост социальных
противоречий. Уже на начало VI в. приходится растущее участие крестьянства
в разного рода движениях, резкое обострение борьбы партий. Если до послед-
ней трети V в. имеются сведения о их выступлениях время от времени,
4
1684
49
то к концу V в. борьба становится постоянной, с массовым участием в ней
низов. Впервые отмечаются совместные выступления партий, отражавшие
общий рост недовольства.
Таким образом, конец V— начало VI в. были в какой-то мере временем,
когда в ранней Византии закончилась стадия относительного позднеантич-
ного подъёма. Ранняя Византия не находилась на пути медленной трансфор-
мации в феодальное общество, она находилась на пороге последнего кризиса
античного. Все это заставляет менее оптимистично оценивать как «блестящее
начало» Юстиниановской эпохи, так и некоторые аспекты его внутренней
политики.
Последнее нашло отражение и в нарастании в V в. религиозных противо-
речий, отражавших сложную эволюцию как социальных, так и этнических про-
цессов. Упадок городов с традиционной монополией греко-римской верхушки
на духовную жизнь, культурное оживление местной, в значительной степени
деревенской среды, процессы формирования и становления народностей
(сирийцы, копты, армяне и др.) — все это усиливало восприятие христиан-
ства в духе собственных культурно-исторических традиций, вело к появлению
новых течений. В ходе религиозных споров в 431 г. от ортодоксальной
церкви откололось несторианство, в 451 г. произошел раскол с монофизитами,
приобретавшими все большее влияние в восточных провинциях. В поддержке
различных религиозных течений широкими слоями населения находило выход
нарастание социального недовольства. Религиозная борьба становилась все
более острой и ожесточенной. В восстании секты самаритян приняли широкое
участие крестьяне и колоны; резко активизировались «демократические»
религиозные секты (монтанисты, манихеи), также отражавшие рост недо-
вольства крестьянства.
Сократились внутренние источники комплектования армии. Анастасий
был вынужден заменить поставку рекрутов денежным сбором. Хотя в V в.
Византия и выстояла перед угрозой варварских завоеваний, ее военное положе-
ние было отнюдь не блестящим. Ей не удалось оказать сколько-нибудь
существенную помощь гибнувшей западно-римской империи, система обороны
на Балканах была настолько подорвана и ослаблена, что Анастасию пришлось
строить «длинные стены» для непосредственной защиты Константинополя
и его окрестностей. Только мирная передышка к V — началу VI в. позволила
империи несколько оправиться экономически..
Глава 3. Византия в VI - начале VII в.
Эпоха Юстиниана (527-565)
38-летнее правление Юстиниана было внешне и кульминационным и пе-
реломным периодом ранневизантийской истории. Многое из типично
«византийского» оформилось в годы его правления, многое было сделано
из того, что принесло ей известность. В объяснении этого «взлета» Византии
личности самого Юстиниана, «огромному и разнообразному делу его ко-
лоссального честолюбия» отводят немалое место. Кроме несомненного
ума и способностей он обладал бесспорным организаторским талантом,
необычайной работоспособностью («император, который никогда не спит»),
чрезвычайным упорством и настойчивостью в достижении своих целей.
Исследователи, изучавшие его законодательство, отмечают последователь-
ное и планомерное проведение им своей линии, концепции своих планов,
которые он тщательнейшим образом обдумывал и взвешивал. Трудно
сказать, что досталось в наследство Юстиниану от его крестьянского
происхождения упорство и трудолюбие, простота и строгость в личном
быту, хитроватость крестьянина, умевшего под напускной внешней бесстраст-
ностью и спокойствием скрывать смятение и неуверенность, которые также
были присущи Юстиниану, или «мания величия» выскочки из низов?
Многое в политике и стремлении Юстиниана к жесткому самодержавию,
автократии объясняют его властолюбием и ненавистью выскочки к прези-
равшей его аристократии. Но таких, как он, в ранневизантийскую эпоху было
немало, они были довольно типичным явлением. К тому же нет достаточных
оснований подозревать Юстиниана в полярной противоположности и несов-
местимости с аристократией. Еще в раннем возрасте, вызванный в Констан-
51
Император Юстиниан
го развития. Именно в этом
тинополь своим дядей Юстином, Юстиниан
получил превосходное аристократическое
воспитание при дворе, великолепно изучил
юриспруденцию и богословие, прошел через
ряд крупных должностей, долгое время был
патроном партии венетов, а следовательно,
активным участником борьбы партий. На
престол он вступил в возрасте 45 лет, пре-
дельно зрелом для того времени, пройдя
почти десятилетнюю школу «сопричастно-
сти» к управлению при Юстине, ставшем
императором в 518 г.
Исследования последних лет показывают,
что многое из того, что было в завершенной
форме осуществлено в его правление, дела-
лось уже его предшественниками. Следова-
тельно, Юстиниана следует рассматривать
не столько как новатора, сколько как умелого
реализатора, в какой-то мере завершителя
определенных тенденций предшествующе-
плане он и представляет наибольший ин-
терес.
Юстиниан скорее всего пришел к власти в условиях начала социального
кризиса. Не уточняя, к какому времени он относит старый, он провозгласил
своей задачей дать империи «новый расцвет». Не только собственные
честолюбивые замыслы, но и реальное состояние империи требовали ком-
плекса новых социальных мероприятий и реформ. Можно думать, что
Юстиниан в какой-то мере к ним готовился, а престарелый Юстин уже
в известной степени проводил «его политику». Не случайно и то, что
Юстиниан в предшествующие годы не только осваивал науку политики,
но и тщательно изучал юриспруденцию и богословие. В этих сферах деятель-
ности он видел основные узлы разрешения противоречий.
Законодательство рисует достаточно объективную основу социальных
противоречий, обусловивших усиление автократии при Юстиниане. Во-первых,
это недовольство рабов, колонов и мелких свободных земельных собственников
усилением их эксплуатации землевладельцами, в первую очередь крупными.
Это выразилось в увеличении оброков и повинностей, захвате и присвое-
нии имущества и земель мелких свободных собственников. Как писал
Юстиниан, «...в провинциях творится нечто ужасное... Простые управ-
ляющие магнатов с поразительной дерзостью расхаживают в сопро-
вождении целых отрядов служителей и челяди и без стыда и совести
грабят. До нас доходят многочисленные жалобы на захват имущества».
Для государства это было чревато не только ростом недовольства, социальной
напряженности, но и сокращением налоговых поступлений. Во-вторых, это
произвол и грабительство администрации, закрывавшей глаза на самовластие
52
магнатов и также занимавшейся обо-
гащением. От администрации особенно
страдало городское торгово-ремеслен-
ное население. И от тех и других в до-
статочной степени страдали средние
городские землевладельцы-кур и алы
сословие, находившееся в состоянии
упадка. В конце V — начале VI в. воз-
росло и стремление магнатства при-
своить церковные имущества или выну-
дить к сдаче их в аренду на льготных
условиях. Политические партии, по ха-
рактеристике современника, начали
«демократствовать» на местах, т. е. ока-
зывать давление на администрацию
в интересах своих лидеров и сто-
ронников. Связанный с этим рост недо-
вольства не только стимулировал рели-
гиозную борьбу, но и угрожал проявле-
нием тенденций К сепаратизму. Императрица Феодора
Юстиниан начал свою политику с попыток насильственного утверждения
религиозного единства. Однако восстание Ника (532) прервало его весьма уме-
ренную реформаторскую активность. Восстание Ника (Побеждай)—и уни-
кальное, и типичное для ранневизантийской эпохи социальное движение,
городское по форме. В нем в какой-то мере сфокусировался весь накал
социальных противоречий в стране. По словам самого Юстиниана, «плача
и стеная» в Константинополь стекались толпы крестьян, ремесленников, ку-
риалов, клириков, жаловавшихся на притеснения и вымогательства чи-
новной администрации, насилия магнатов, захват земли. У восставших
четко прослеживались две линии недовольства: государственная админи-
страция и крупные собственники. Восстание началось с конфликта по не-
значительному поводу, но затем вылилось в требование перемен в адми-
нистрации. Юстиниан явно недооценил реальную остроту ситуации и тем
самым спровоцировал перерастание совместного выступления партий в широ-
кое народное восстание, продолжавшееся около недели, превратившее в руины
центральные кварталы столицы и стоившее жизни 30 тыс. человек. «Казалось,
что империя находится на краю гибели»,— писал современник. Восставшие
требовали отречения Юстиниана и выдвинули своего претендента. Возможно,
часть сенаторской аристократии хотела воспользоваться массовым недоволь-
ством, но с радикализацией восстания традиционно пошла на компромисс.
Крупнейшее в истории ранней Византии восстание было жестоко подавлено.
Но, судя по всему, Юстиниан извлек из него серьезные уроки.
Вероятно, не только с великодержавными амбициями Юстиниана и доста-
точно благополучным состоянием империи в начале VI в. было связано
развернувшееся в последующие годы наступление на Западе. Ослабление
53
варварских королевств, укрепление в них «проримских» — провизантийских
партий было безусловно провоцировавшим моментом. Однако кажущаяся
легкость их ликвидации, по-видимому, также соединялась с необходимостью
упрочения престижа императорской власти, переключения внимания на
внешние проблемы, консолидации империи. В результате начавшихся с 533 г.
военных действий Вандальское и Остготское королевства были в конечном
счете разгромлены.
С 535 г. Юстиниан осуществляет серию административных реформ,
развивает активную законодательную деятельность. Он несколько облегчает
освобождение рабов, но только по воле и желанию их господина. Его
законодательство в отношении рабов фактически мало меняло их положение,
оно скорее упорядочивало и уточняло его. Значительно более серьезными
и существенными были его реформы в отношении колонов, прежде всего
адскриптициев: господам запрещалось увеличивать оброки сверх установлен-
ных обычаем; администрации предписывалось обеспечивать возвращение
взысканного сверх положенного; колонам облегчались судебные тяжбы со
своим господином. Таким образом, Юстинианом были приняты меры по
ограничению роста эксплуатации адскриптициев землевладельцами, упро-
чена их личная правоспособность в отношениях с собственником име-
ния. Его законодательство не столько проводит параллель между адскрип-
тициями и рабами, сколько последовательно сближает их с другими ка-
тегориями колонов, т. е. свободными, рассматривая их как одну группу.
При нем и свободные колоны были прикреплены к земле, к своему
тяглу.
Законодательство Юстиниана, таким образом, рассматривало приписных
колонов как людей, обязанных своими платежами в первую очередь государ-
ству, а личную зависимость от господина — как государством установленную
гарантию выполнения их обязанностей перед государством. Тем самым
оно фактически выступало против усиления личностной, частноправовой
зависимости адскриптициев от господ и соответственно возможности прибли-
жения ее по форме к феодальной. Неизвестно, в какой мере крупные
собственники были склонны допускать эволюцию своих отношений с адскрип-
тициями по пути сближения их с формами феодальной зависимости. Стрем-
ление максимально лишить колонов собственности свидетельствует не в пользу
этого предположения. Вероятно, если бы отношения развивались в этом на-
правлении, землевладельцы нашли бы большую опору у своих колонов в борьбе
против государства. В том и другом случае политика Юстиниана не выглядит
как феодализационная. Политикой сдерживания наступления магнатов на
права колонов Юстиниан в известной мере затормозил дальнейшую эволюцию
социальных отношений, на время «законсервировал» их. Укрепление им
правоспособности колонов в отношениях с господином фактически более
резко отмежевывало их от рабов, усиливало элементы прав свободного
в их статусе и было направлено к определенной консолидации свободных
в ранневизантийском обществе, консервации лично свободного крестьянства
и офаничению втягивания его в зависимость. Это была политика социальная
54
и в принципе консервативная, но в какой-то мере отвечавшая требованиям
самого крестьянства.
В борьбе с ростом могущества крупных землевладельцев Юстиниан
пытался опереться на недовольных мелких и средних земельных собствен-
ников — куриалов, а также на ущемляемую светскими землевладельцами
в своих имущественных интересах церковь. На практике это были составные
части его социальной программы, обусловленной не столько его какой-либо
персональной неприязнью к крупным землевладельцам, аристократии, в ко-
торой его упрекали противники, сколько остротой социального конфликта,
серьезно угрожавшего империи. Юстиниан хотел ослабить его, повернуть
вспять, укрепив остатки единства и свободы свободных.
Именно этим обусловлено его обращение к римским традициям, прослав-
ление себя как продолжателя дела римских императоров. Подчеркивая,
что его власть — передоверенная ему «власть народа», Юстиниан противо-
поставлял основы своей автократии «ограничительным» претензиям аристо-
кратии. Все это носило демагогический характер и имело совершенно опреде-
ленную социальную направленность консервативного свойства — поддержать
«староримский» патриотизм свободных. Завоевания на Западе проводились
им под лозунгом «освобождения» и должны были символизировать возвраще-
ние к прошлому, укрепление свободы.
Нужно сказать, что и в отношении упрочения положения сословия
куриалов принятые Юстинианом меры проводились последовательно.
Юстиниан не только стремился сохранить городские и внегородские
функции курий. Он организационно завершил систему приобщения к руко-
водству городскими делами, контролю и ответственности за расходование
городских средств, снабжение и строительство «первенствующих» в городе
собственников (nobiles civitatum), не входивших в курии представителей мест-
ной землевладельческой знати (oi ev xoio kifjxopcn npaneyovreg), богатых
чиновников-горожан в отставке (honorati), верхушку городского клира во
главе с епископом, расширил административные и судебные права и полномо-
чия избиравшихся городами дефенсоров. Результатом всех этих мероприятий
была определенная самостоятельность городских общин по отношению к
государственной администрации на местах в эпоху ирано-арабских вторжений
и завоеваний.
Политика по отношению к церкви была значительно сложнее по своему
характеру и содержанию. Юстиниан не просто пытался увеличить богатство
и могущество церкви как таковой в противовес крупному светскому землевла-
дению. При всей его достаточно глубокой набожности, он рассматривал
церковь во многом в духе римских государственных традиций, в неразрывной
связи с интересами государства. Опираясь на концепцию государство — цер-
ковь — «две руки», две стороны единого целого, Юстиниан в сложившейся
ситуации в полной мере использовал свою «обязанность» выступать в качестве
защитника интересов церкви. Это позволило ему не только более эффективно
оградить ее и упрочить права собственности на свои имущества, но и в
известной мере контролировать их использование «в интересах всех христиан».
55
Церковь становилась более тесно привязанной к государству, его политике,
союзником по целенаправленному смягчению остроты социальных противо-
речий. Именно с этой целью Юстиниан всячески поощрял создание новых
монастырей. Дело заключалось не столько в прокламированном им убеждении,
что государство будет более прочным и процветающим в результате умноже-
ния числа «святых душ». Создание монастырей частично возрождало обра-
ботку заброшенных земель, сокращало число недовольного неимущего населе-
ния, не имевшего средств для ведения самостоятельного хозяйства. Юстиниан
не случайно особенно поощрял развитие широкой сети благотворительных
учреждений: церкви отводилась особая роль в реальном смягчении социального
недовольства в городе. Избыточное, в основном неимущее население в
30—40-е годы VI в. «душило» крупные города. Оно сыграло немалую роль
в восстании Ника. Юстиниан после восстания ограничивал население столицы,
просто выдворяя часть его. Только после чумы 542 г., унесшей сотни
тысяч жителей, преимущественно городов, эта проблема перестала су-
ществовать.
Административные реформы Юстиниана, в частности запрещение платы
за должности, повышение окладов чиновникам свидетельствуют о его стрем-
лении ограничить произвол и коррупцию. Но они одновременно и свидетель-
ствуют не просто о его желании организовать более дисциплинированное
и подчиненное, более эффективное и гибкое бюрократическое управление,
но и о сознательном стремлении ограничить тенденции дальнейшей бюрокра-
тизации империи. Именно с этой целью он пытался оживить курии, поднять
значение коллегий крупных городских собственников во главе с епископами
в городских делах. Правителям провинций было категорически запрещено
вмешиваться во внутренние дела городов, назначать в них своих представи-
телей. Епископам и знатным горожанам были предоставлены значительные
права прямого противодействия провинциальной администрации, а епископы
практически были облечены правами контроля над ее деятельностью на
местах.
Весьма существенным для оценки внутренней политики Юстиниана яв-
ляется понимание его политики по отношению к роли церкви в обществе
и в управлении. Достаточно широко распространено представление о том,
что ранневизантийские епископы, опираясь на возраставшую роль церкви
в жизни города, ее могущество, по существу, становились во главе городского
самоуправления. (В этом направлении эволюционировали западно-римские
епископы.) Однако восточно-римская церковь в городе при всей своей реаль-
ной экономической мощи была ограничена городской общиной, связана
с ее судьбами. Новые исследования показали, что восточно-римские епископы
не брали в свои руки прямое руководство городскими делами, не шли по пути
расширения своей гражданской власти в городе. На протяжении всей ранне-
византийской эпохи их функции в городских делах были контрольно-надзор-
ными. Они сводились к защите (defensio) интересов городской общины,
т. е. к защите остатков полисного самоуправления, а не к замене их.
Анализ законодательства Юстиниана подтверждает, что нет оснований счи-
56
тать, будто бы в лице епископов и церкви Юстиниан пытался просто создать
«второй эшелон» — дубликат гражданской администрации — и тем самым
еще более усилить централизованно-бюрократическое прямое управление
империей, окончательно уничтожив остатки античного самоуправления. В дей-
ствительности, усилив контрольно-надзорные функции епископов по отноше-
нию к бюрократическому аппарату, он тем самым пытался ограничить его
возраставшее всевластие и сохранить сочетание элементов самоуправления
с прямым административным управлением. Видимо, в этом также была
специфика позднеантичной государственности, не стремившейся к полной
бюрократизации управления. Автократия, неограниченное единовластие
Юстиниана были использованы им для поддержания традиционных форм,
позднеантичной государственности. С этой точки зрения Юстиниан был
последним крупным императором, предпринявшим все усилия для того,
чтобы сдержать процессы разложения позднеантичного общества, его со-
циально-политических форм, а церковь в общегосударственном масштабе
была использована им именно с этой Целью. Автократия Юстиниана была
не просто средством упрочения всевластия императора в ранней Византии,
а последним средством сохранения основ старого.
Идейные основы юстиниановской программы отчетливо проявились в его
активной строительной деятельности. После падения Западной Римской
империи Византия осталась единственным наследником Рима, прямым его
воспр»еемником, причем «более достойным», чем Западная, ибо сумела сохра-
ниться и, следовательно, сохранить славу, достоинство и доблесть Рима.
Подлинная преемница Рима должна была иметь достойную его величия
столицу — «царственный», «царствующий град», символ единства империи.
Столица была отстроена с неслыханной роскошью — дворцы, площади,
водопроводы, бани, цистерны. В эпоху Юстиниана Константинополь оконча-
тельно превратился в крупнейший город империи, крупнейший центр про-
изводства — военного, предметов роскоши, судостроения и торговли.
«Око вселенной», он стал теперь тем городом, которым знало его средне-
вековье,— будущим Царьградом. При Юстиниане был перестроен и обновлен
Большой дворец, отстроены с необычайной пышностью сгоревшие кварталы,
был выстроен последний новый квартал на противоположном берегу Босфора.
На площади 24 кв. км жидо в VI в. около 350 тыс. жителей.
Были отстроены и церкви столицы, фактически заново с неслыханной
роскошью выстроена церковь св. Софии, на века ставшая главной церковью
не только столиць!, но и всей империи, восточно-христианского мира, чудом
церковной архитектуры, закрепившей тот тип купольного храма, который
стал типичным для византийской архитектуры. Ее внутреннее оформление,
как бы парящий на 55-Метровой высоте купол (31 м в диаметре) симво-
лически подчеркивали не только строгое единство земного порядка, но и его
органичное единство и нерушимую связь с небесным, гармонию и незыб-
лемость византийского общества и его идеологии и веры.
Огромное строительство, как гражданское, так и церковное, было развер-
нуто и осуществлено в империи, причем с особым богатством и пышностью
57
Храм св. Софии. VI в. Реконструкция
отстраивались государственные учреждения, дворцы и палаты правителей.
Это строительство явно имело одной из своих целей поднять и укрепить
авторитет государства. Не стихийной была и поддерживавшаяся Юстинианом
программа церковного строительства. Оно наиболее активно осуществлялось
там, где были еще слабы позиции господствующей церкви. Не случайно
многие из церквей в это время посвящались архангелу Михаилу, симво-
лизировавшему единство государства и церкви.
Юстинианом было проведено и огромное военное строительство по про-
грамме, подсказанной опытом и практикой предшествующего столетия.
Это — колоссальное строительство целостной системы крепостей и оборони-
тельных сооружений, развалины многих из которых сохранились до наших
дней.
Его трудно рассматривать как доказательство устойчивого укрепления
военной мощи Византии. Оно было последней судорожной попыткой за-
крепиться на «старых рубежах» с помощью линии крепостей и укреплений,
небольшими гарнизонами обеспечить защиту границ и военное господство
в пограничных районах — программа, во многом учитывавшая реальные
изменения в жизни империи: упадок массы городов и падение их роли как
центров обороны, как и множества прежних укрепленных вилл, распро-
странение деревни и сельских поселений. Правительство Юстиниана возла-
гало большие надежды как на экономичность, так и на надежность нового
58
Храм св, Софии, Внутренний вид
Византийская крепость в Гаидре (Северная Африка). Реконструкция
лимеса. Однако эти надежды не оправдались. Для ведения активных военных
действий правительство вынуждено было сокращать гарнизоны, а умень-
шавшаяся действующая армия не в состоянии была оказать им быструю
и действенную помощь.
Именно при Юстиниане Константинополь стал подлинным интеллектуаль-
ным центром империи. Осуществление всех намеченных им программ требова-
ло массы специалистов самых разных областей знаний, архитекторов, инже-
неров, ученых, ремесленников. Все они съезжались или специально выпи-
сывались, приглашались в Константинополь и, как правило, оседали там.
При Юстиниане завершается становление многого, ставшего типично визан-
тийским в архитектуре, живописи, идеологии, эстетике Константинопольской
школы в самом широком смысле этого слова.
На всем византийском искусстве, архитектуре, литературе лежит печать
позднеантичного видения византийского общества VI в. Еще во многом
античное, основанное на рассуждении, понимании, сознательном, бытий-
но-гражданственном отношении, а не на окончательно доминирующем
эмоционально-чувственном восприятии, оно не подчеркивало глубину христи-
анской духовности. Элементы двойственности, разделенности христианской
идеологии и светской культуры нашли свое выражение в так называемом
юстиниановском классицизме, особенно проявившемся в литературе, поэзии,
отчасти живописи. Церковное искусство также отражает известный офи-
циозный характер христианства, в какой-то мере «директивный», свойствен-
60
ный монументальной, официозно-холодной, богатой символикой, светской
живописи юстиниановской эпохи.
Политика Юстиниана во всех ее сферах была последней, судорожной
попыткой любой ценой сцементировать рушившееся внутреннее единство
империи, поддержать ее «величие».
Начав завоевания на Западе, Юстиниан неожиданно для себя втянул
Византию в длительный период затяжных войн. 32 года из 38-летнего
его правления Византия вела военные действия. Первые блестящие успехи
в Северной Африке и Италии обернулись многолетним, изматывавшим силы,
утверждением своего господства в этих областях. Только к 555 г. была
окончательно покорена Италия. В 562 г. византийцы подчинили себе часть
Вестготского королевства. Военные действия потребовали огромных расхо-
дов, и после включения этих областей в состав Византии она получила
под свою власть разоренные области.
Воспользовавшись тем, что Византия «завязла» на Западе и сосредоточила
там свои основные военные силы, против нее неожиданно начал активные
военные действия Иран. Оба государства в начале VI в. были достаточно
могущественными. К 30-м годам VI в. Иран неожиданно быстро вышел
из глубокого внутреннего кризиса. Сходство между обоими государствами
заключалось в том, что каждое из них переживало тяжелую эпоху: Иран —
мучительный переход к феодализму, Византия — углублявшийся кризис ан-
тичного общества. Каждому из них военные успехи были нужны для раз-
рядки внутренней ситуации, смягчения внутренних противоречий. Поэтому
традиционный конфликт (борьба за Закавказье и влияние в южноаравийских
областях — путях торговых связей с Востоком) приобрел более глубокий
характер. В 531 . г. к власти в Иране пришел молодой и энергичный
Хоеров I Ануширван, правивший до 578 г. Воспользовавшись мелкими
военными действиями Византии против союзных Ирану арабских племен,
Хоеров начал в 540 г. крупномасштабную войну, ставя своей задачей не
только перекрыть на флангах — в Закавказье и Южной Аравии — возмож-
ности расширения самостоятельных связей Византии со странами Востока,
выйти к Черному морю, но и нанести существенный удар по богатым
восточным провинциям. Огромная шахская армия вторглась в глубь Сирии
и овладела столицей и главным оплотом Византии на Востоке — Антиохией.
Третий по величине город империи был разгромлен и разграблен, население
перебито или уведено в плен. Фактически война продолжалась до 561 г.
и потребовала от Византии чрезвычайного напряжения сил. В результате
усилившихся внутренних противоречий Иран в 561 г. пошел на заключение
мира. Он был достигнут на приемлемых для Византии условиях, по существу
не изменив положения, но оставил Византии разоренными и опустошенными
некогда богатейшие восточные провинции. Втянутое в изнурительные войны
на Западе и на Востоке византийское правительство, естественно, не могло
уделять должное внимание обороне балканской границы, где в VI в. резко
усилились вторжения гуннов и славян, которые не казались Византии столь
угрожающими и опасными. Здесь оборона опиралась прежде всего на систему
61

Византия VI—VII вв.
пограничных крепостей. Однако в результате непрерывных вторжений бал-
канские провинции Византии были также разорены.
Все надежды Юстиниана на стабилизацию внутреннего положения в импе-
рии закончились крахом. Для обеспечения продолжения военных действий
пришлось увеличить налоговый гнет, вводить новые чрезвычайные поборы,
натуральные повинности, закрывать глаза на возраставшее лихоимство чинов-
ников, лишь бы они обеспечивали поступления в казну. В законах последних
лет своего правления Юстиниан постоянно жаловался на «нужду в деньгах»
и требовал беспощадного взыскания податей. Результатом было разорение
свободного крестьянства и колонов, отдававшее их под власть крупных
землевладельцев. Прежние меры по поддержанию ремесла и торговли были
оставлены. Невозможность увеличить поборы с мелкого торгово-ремесленного
населения заставила Юстиниана усилить обложение средней и крупной
торговли, ввести новые таможенные пошлины (10%), в результате которых
внутриимперская торговля стала хиреть. Были введены монополии на торговлю
некоторыми важнейшими продуктами, приносившие доход казне, за который
приходилось расплачиваться покупателям. Обремененное обязанностями по
поддержанию городов и ответственностью за поступления податей и выпол-
нение повинностей, сословие куриалов вступает в процесс уже необратимого
упадка.
Юстиниану пришлось свернуть не только строительство, в том числе
и военное, но и резко сократить армию.
К концу его правления положение стало катастрофическим. Юстиниа-
новскую внутреннюю и внешнюю политику не спасла плеяда талантливо
им подобранных еще в начале своего правления, исключительно способных
государственных и военных деятелей: администраторов, юристов, финан-
систов, полководцев, дипломатов, составивших славу его правления. Усилилось
народное недовольство. Вновь активизировались крупная землевладельческая
знать и сенаторская аристократия, оживилась борьба партий. Юстиниана
упрекали в том, что уже после 548 г., когда умерла императрица Феодора,
его государственная активность стала ослабевать. Действительно, уверенная,
умная, честолюбивая и энергичная, Феодора во многом поддерживала его
решимость и энергию. Но, вероятно, уже в это время Юстиниан стал
утрачивать иллюзии дать «государству новый расцвет». В последующие
годы его упрекали в растущей «мании богословствования». Может быть,
тяга к богословским проблемам у него с наступлением старости и усиливалась.
Но в этом вряд ли стоит видеть только влияние неудач его административных,
социальных и политических реформ. В религиозной форме проявлялись
многие противоречия, раздиравшие империю. Не имея средств на проведение
активной внешней и внутренней политики, надежд на возможность осуществле-
ния каких-либо серьезных реформ, Юстиниан, естественно, сконцентрировал
свое внимание на той сфере, где, как ему казалось, еще что-то возможно
сделать без особых материальных затрат,— на попытке сгладить религиозные
противоречия. Современники с насмешкой говорят о его долгих беседах
с «допотопными старцами», бесконечных устраивавшихся им дискуссиях
64
по догматическим вопросам. Начав свое правление с жестоких преследований
язычйиков и физического истребления многих сектантов, Юстиниан оказался
не в состоянии сломить сопротивление монофизитов, укрепивших свое гос-
подство во многих восточных провинциях. Чем дальше, тем больше ему
приходилось лавировать между монофизитами и православными, искать пути
примирения в религиозной сфере, сфере догматических проблем.
В последние годы его жизни активизировалась борьба партий, органи-
зовывались покушения на его жизнь. В 565 г. 83-летний Юстиниан умер,
так и не решившись рекомендовать себе преемника. Как писал в «Церковной
истории» его современник Евагрий, Юстиниан умер, «после того как наполнил
весь мир ропотом и смутами».
Сошел с исторической сцены император, пытавшийся приостановить
естественный ход византийской истории, пожалуй, один из наиболее ярких
выразителей политики позднеантичной эпохи — стремления несколько смяг-
чить негативные стороны рабства, не подрывая его значения, по возможности
сохранить и сплотить слой мелких и средних свободных земельных собст-
венников империи, остатки старого античного самоуправления, опираясь
на них и церковь, ограничить рост могущества крупной землевладельческой
знати, приводившую к негативным последствиям бюрократизацию империи,—
император, который видел известный идеал в «непогрешимой древности» —
inculpabilis antiquitas.
В конечном счете в итоге своей деятельности он лишь обострил тот
социальный кризис, от которого пытался спасти империю. Тем не менее
его правление вошло в число наиболее блестящих страниц византийской
истории. Его деятельность сыграла немалую роль в консолидации визан-
тийского общества как такового. Ко времени его правления относятся первые
крупные успехи византийского оружия, вдвое раздвинувшие границы империи
до уже никогда не достигавшихся в дальнейшем пределов. Всей его политикой
был упрочен авторитет византийского государства. С этого времени слава
блестящей столицы — Константинополя и правившего в ней императора
стала распространяться среди народов. Хотя и отчасти — административными,
государственными мерами — было укреплено «единство», связь государства
и церкви. С неслыханной роскошью отстроенный им храм св. Софии в Кон-
стантинополе стал не только одним из «чудес света», но и своего рода
символом могущества византийской церкви в союзе с государством, символом
значения Константинополя как центра восточного христианства. Стимули-
руемая и поддерживаемая государством, шедшая рука об руку а внешней
политикой последнего активная миссионерская деятельность стала системой
политики византийской церкви. В годы правления Юстиниана сложились
в систему принципы и методы византийской дипломатии, создания много-
ступенчатой системы связанных с ней и находившихся под ее влиянием
государств и государственных образований.
Предпринятый по его инициативе пересмотр римского законодательства
устранил из него многое специфически характерное для классической системы
античных отношений, утвердив незыблемость права частной собственности;
5
1684
65
были устранены и изжившие себя типично римские права pater familias,
закреплены юридически имущественные права женщины, членов семьи.
В таком виде Свод Юстинианова права мог быть использован последующими
поколениями. Он не только лег в основу последующего византийского законо-
дательства, исходившего из его норм, но и сыграл известную роль в том,
что Византия осталась «правовым» государством, в котором авторитет и сила
«закона» играли огромную роль. Разнообразным было его влияние на законо-
дательство народов средневековой Европы, соседних с Византией стран.
«Законы царя Юстиниана» долгое время продолжали сохранять славу и извест-
ность имени императора.
Не менее важным было его правление и с точки зрения сложения
византийской культуры, особенностей византийского мировоззрения. Здесь,
как и во многом, Юстиниановская эпоха скорее подвела итог, синтезировала
тенденции предшествующего развития.
В какой-то мере в эпоху Юстиниана были исчерпаны все серьезные
возможности реформ во всех возможных сферах жизни ранневизантийского
общества — социальной, политической, идеологической.
Византия в конце VI — начале VII в.
Избранный после смерти Юстиниана на императорский престол Юстин II
был встречен на ипподроме криками: «Сжалься над нами, ибо мы погибаем...
облегчи нашу нищету». Новый император вынужден был начать свою деятель-
ность со сложения недоимок. По его словам, он нашел казну пустой,
армию «ввиду отсутствия всего необходимого до такой степени расстроенной,
что государство было предоставлено беспрерывным нападениям». Преемники
Юстиниана уже не видели возможностей каких-либо серьезных реформ.
Фактически они просто плыли по течению, пытаясь лишь несколько стабили-
зировать положение в экстремальных ситуациях. После смерти Юстиниана
вновь возросло значение сената. Правительство было вынуждено пойти
на уступки провинциальной знати. Правители провинций сигали назначаться
из числа представленных ею и верхушкой духовенства местных кандидатов.
Византийская армия состояла преимущественно из наемников, варваров.
Во времена Юстиниана она была многочисленна и хорошо вооружена, но,
как говорил полководец Велизарий, главным ее недостатком было отсутствие
дисциплины. Ее боеспособность во многом зависела от численности и автори-
тета полководца. Во второй половине VI в. армия плохо снабжалась, что
вызывало постоянные недовольства, а затем бунты и мятежи. Правительство
было вынуждено сократить расходы на все гражданские нужды. Уже через
несколько лет после смерти Юстиниана византийцам пришлось оставить
значительную часть Италии. Слабые, недисциплинированные и недовольные
армии не могли сдержать натиск варваров. С конца VI в. началось активное
заселение славянами Балканского полуострова.
С обеднением сельского населения усиливалось его закабаление крупными
собственниками. Археологические данные свидетельствуют о новом скачке
66
в развитии крупного светского и церковно-монастырского землевладения
и одновременно о сокращении населения и росте заброшенных земель.
Как писал современник, «лучше просить милостыню, чем обрабатывать землю».
По мнению некоторых исследователей, колонат перестал обеспечивать даже
прожиточный минимум крестьянской семье и в связи с этим утратил значение
ведущего фактора в развитии аграрного строя империи. Известно и о росте
социальной напряженности в деревне, усиливающихся выступлениях кре-
стьянства против землевладельцев. По-видимому, землевладельцы в полной
мере использовали свою власть на местах, подчиненность им провинциального
аппарата. В конце VI в. наблюдался упадок небольших городов. Данные
источников свидетельствуют о свертывании ремесла, частичном оттоке ре-
месленного и землевладельческого населения в деревню. В крупных городах
обострялись противоречия, нашедшие свое выражение в ужесточении борьбы
партий, которая принимала вооруженный характер. Однако консолидация
имперской аристократии и ее связи с государством здесь были более проч-
ными, чем в свое время на Западе. Провинциальная знать хотела держать
власть в провинциях в своих руках или под своим контролем, не отказываясь
от существования сильной государственности. Объяснялось это как растущим
недовольством массы сельского и городского населения, так и (особенно
для восточных провинций) тем, что греко-римская знать, противостоявшая
там местной, монофизитской партии, не могла без помощи достаточно
сильной государственности сохранить в них свои позиции. Для обороны
ряда угрожаемых областей были созданы крупные военно-территориальные
единицы — экзархаты (Равеннский, Карфагенский).
Принимавшая все более острый и вооруженный характер борьба партий
в начале VII в. вылилась в своего рода открытую гражданскую войну.
Все это позволило Ирану начать решительное наступление. Не видевшее
выхода из сложившегося положения, население восточных провинций не
оказало серьезного сопротивления Ирану. Под его власть перешли богатейшие
восточные провинции империи — Сирия, Палестина, Египет. Славяно-аварские
отряды беспрепятственно занимали балканские провинции, начали заселять
окрестности Фессалоники. В 626 г. иранская армия и славяно-аварские
отряды с. севера и востока, из Малой Азии, осадили Константинополь.
Дальнейшее существование империи было поставлено под угрозу.
Глубочайший социальный кризис во многом подготовил и духовное «рас-
ставание» с античным прошлым. Растущее неверие в его социально-полити-
ческие идеалы, традиции углубляло настроения пессимизма. По словам Фео-
филакта Симокатты, «все страстно хотели перемен».
II. ВИЗАНТИЯ в VII-XI вв.
Глава 4. Византия в VII - середине IX в.
Иконоборчество
VII век в истории Византии
Картина сдвигов в социально-экономических отношениях в Византии,
происшедших в VII в., во многом недостаточно ясна. Для этой эпохи
крайне ограничен материал законодательства. Немногое можно почерпнуть
и из сообщений повествовательных источников. Больше оснований для опре-
деленных обобщающих суждений дает в последнее время новый археологи-
ческий материал.
Концепция «социальной революции» императора Фоки, в известной мере
апогея социально-политического кризиса конца VI — начала VII в., трактует
это время как эпоху поворота Византии на путь феодального развития.
Однако нет убедительных доказательств того, что в правление узурпатора,
«солдатского императора» (602—610) произошло массовое «освобождение»
крестьян. Известно, что «жестокий тиран», пришедший к власти в результате
восстания в армии и при поддержке значительной части константинопольского
населения, партий, расправился с оппозиционно настроенной к нему частью
знати, однако это еще не подтверждает того, что в результате его «террора»
произошли коренные изменения в составе господствующего класса Византии.
Равным образом, едва ли приходится приписывать плавную перестройку
византийского общества реформам императора Ираклия (610—641), к кото-
рым восходит начало фемного строя в Византии.
В какой-то мере бесплодны споры о том, могла ли Византия в итоге
предшествующего развития прийти к феодализму «внутренним путем», без
помощи «внешних факторов». Первое произошло, если говорить о сохранении
византийского государства как такового, а воздействие вторых было бесспорно
68
мощным и чрезвычайно длительным. Можно спорить лишь о степени и харак-
тере этого влияния.
В течение всего VII в. Византия терпела крупнейшие военные поражения,
в стране шла ожесточенная внутренняя борьба. Победы в 628 г. Ираклия
над Ираном и временное возвращение захваченных им восточных провинций
не были результатом коренных сдвигов, происшедших в византийском об-
ществе. Иран был ослаблен ожесточенной внутренней борьбой. Иранское
завоевание не внесло сколько-нибудь существенных перемен в положение
населения восточных провинций. Победы Ираклия были не сокрушением
могущественного противника, это была победа над «умирающим» врагом,
которая отнюдь не свидетельствовала о возрождающейся мощи Византии.
Именно поэтому за ней последовали еще более сокрушительные неудачи.
Талантливый полководец и организатор, первый император, вновь ставший
императором-воином, полководцем, вошедший в историю Византии как борец
за ее сохранение и существование, Ираклий пережил и кратковременную
радость побед и горечь поражения — потерю всего, что им было отвоевано
для Византии.
Через десятилетие на смену Ирану пришел значительно более грозный
противник. Политическая консолидация слабых государственных образо-
ваний рабовладельческого типа, племен и племенных объединений Северной
Аравии на территории, равной четверти территории Европы (3 млн. кв. км), бы-
ла стремительной (610—630).
Завоевание арабами восточных провинций Византии было осуществлено
в то же время, что и завоевание Ирана (636—651). В 634 г. они вторглись
в Сирию, в 638 г. пала Антиохия, затем Месопотамия, византийская Армения,
Египет признал их власть в 641 г., в 642 г. было завершено его завоевание,
к 649 г. арабы дошли до Карфагена. К концу VII в. в их руках оказалась
вся византийская Северная Африка.
В византийских областях арабам не было оказано существенного сопро-
тивления, хотя в них были сохранены основные поборы и повинности.
Причина этого, видимо, в ликвидации ими византийской провинциальной
администрации, ее коррупции и произвола, усиливавшегося социально-поли-
тического самовластия местных крупных землевладельцев, в ликвидации
изнурительных чрезвычайных поборов и повинностей, которыми изобиловала
практика византийского управления конца VI — начала VII в., а также
бесконечных грабежей наемных войск. Данные арабского Египта показывают,
что крупное землевладение в нем заметно сократилось по сравнению с ран-
невизантийским временем. Арабская администрация на первых порах доста-
точно строго выполняла договорные обязательства по отношению к местному
населению. Росту власти крупных местных землевладельцев был положен
предел. Арабы в большей мере защищали права населения. Все это открывало
большие возможности защиты рабами и колонами своих прав. К тому же
раннему исламу была присуща религиозная веротерпимость, христиане и иудеи
считались «людьми Писания» и, следовательно, не подвергались арабами
сколько-нибудь значительной религиозной дискриминации. В результате араб-
69
ского завоевания были не только ослаблены разорительные для населения
религиозные конфликты, но и прекращено осуществлявшееся византийским
правительством ущемление имущественных и социально-политических прав
инаковерующих, прекращено прямое их физическое истребление.
Арабы во многом сохранили и использовали элементы византийской
и иранской государственной организации, системы местного управления.
Они привлекли к участию в нем остатки византийской провинциальной
бюрократии, интеллигенции, тем самым обеспечив их примирение, приспо-
собление к арабскому владычеству в новых условиях. Арабское завоевание
не только подорвало господство позднеантичных отношений, но безуслов-
но стимулировало переход на путь феодального развития завоеванных восточ-
ных провинций Византии.
Вслед за завоеванием восточных провинций начались многочисленные
завоевательные походы на территорию Малой Азии. С помощью созданного
ими флота арабы громили приморские города Византии. В течение второй
половины VII в. они неоднократно пытались с суши и моря овладеть
Константинополем. Господство на море перешло к арабам.
На протяжении VII в. продолжалось заселение и утверждение славянских
племен на Балканах до Греции и Пелопоннеса включительно, формирование
первых славянских образований. Скованная борьбой с арабами, Византия
предпринимала лишь попытки сохранить свою политическую власть над
рядом районов. Она не смогла противостоять протоболгарам и предотвратить
оформление первого государственного протоболгаро-славянского образова-
ния — I Болгарского царства (681), на столетия ставшего главным против-
ником Византии на Балканах. С сокращением своих владений в Италии
и потерей Северной Африки территория Византии к концу VII в. уменьшилась
втрое по сравнению с серединой VI в.
Только к началу VIII в. начинают обнаруживаться более явственные
признаки выхода византийского общества из острого социально-политического
кризиса. Определенные его черты зафиксированы в знаменитом Житии
Феодора Сикеота (конец VI — начало VII в.), рисующем картину острой
борьбы крестьян, колонов с землевладельцами. Для этого времени обращает
на себя внимание рост сплоченности, активности общины в борьбе за свои
интересы. Данные законодательства Юстиниана и археологический материал
также дают основание предположить, что в ранневизантийской деревне
второй половины VI в. происходило два различных процесса: с одной стороны,
бурный рост крупной земельной собственности и ухудшение положения
крестьянских хозяйств, превращение все большего числа крестьян в адскрип-
тициев; с другой — внутренняя социально-политическая консолидация об-
щины, рост ее сплоченности. По житию Феодора Сикеота, землевладелец —
главный противник и угнетатель крестьян — выступает как горожанин, город-
ской землевладелец, в том числе и церковный.
По имеющимся данным трудно судить, как в VII в. менялись отношения
собственности. Однако известно, что борьба ранневизантийского крестьянства
в эту эпоху сыграла немалую роль в перестройке общественных отношений
70
в деревне, и в благоприятных условиях крестьяне могли добиться личной
свободы.
Таким образом, ранневизантийское крестьянство сыграло свою и, видимо,
весьма важную роль в преобразовании Византии, опираясь на сохранившиеся
у него права и внутренне укреплявшуюся общинную организацию. Считают,
что в середине VII в. большинство византийского крестьянства стало свобод-
ным. Колонат умер как господствовавшая ранее форма зависимости.
Крестьянин VIII в. выступает в источниках не только как лично свободный,
но и как собственник своей земли. Крестьяне уже не просто земледель-
цы — георги, они kvpiot —«господа», «деревенские господа». Рабство в деревне
также утратило свое значение. В знаменитом «Земледельческом законе»
(VIII в.), рисующем распорядок общинных отношений, лишь в пяти статьях
упоминаются рабы и ни разу в связи с основными земледельческими за-
нятиями.
Сравнение материала источников дает разительную картину отличий де-
ревни IV—VI вв. и VIII—IX вв. В ранневизантийских памятниках город
доминирует в жизни деревни, которая множеством нитей связана с ним.
В «Житии Филарета Милостивого» (IX в.) город — это туманный и отдален-
ный центр власти, из которого изредка приезжают сборщики податей или
судейские чиновники. Деревня (xcoqiov) живет самостоятельной жизнью
и не нуждается в городе.
Византийские города очень пострадали в ходе варварских вторжений,
многие имения были разорены, городские собственники обеднели и забросили
их. Происходит упадок, аграризация мелких городов, они начинают угасать,
«рассасываться». Уже для второй половины VI — начала VII в. характерен
рост крупных селений городской округи. Археологический материал визан-
тийской Сицилии показывает этот процесс как постепенное переселение
в округу части городских жителей, рассасывание города округой. В конце
концов старый город превращается в подобное соседним сельское поселение.
По-видимому, аналогичные процессы происходили и в Византии. Не исклю-
чено, что с освобождением и начавшимся подъемом в деревню переселялась
и часть оставшихся без занятий городских ремесленников. Тем самь!м
массово приходивший в упадок ранневизантийский мелкий город в эту
эпоху мог сыграть немалую роль в поддержании и развитии деревенского
ремесла.
Считают, что в Византии «преемственность» в развитии была более
или менее равномерной во всех сферах. Сохранилось государство, значит,
в большой степени сохранился старый господствующий класс, города и, несом-
ненно, мощное церковно-монастырское землевладение, церковь. В VII в.
богатства и значение церкви возросли настолько, что материал о развитии
церковно-монастырского землевладения в Византии V—VII вв., его масштабы
породили в начале XX в. теорию «монастырского феодализма».
Материал источников не дает конкретных представлений о размерах
владений влиятельных собственников VIII—IX вв., но крайне редкие и очень
неопределенные упоминания о землевладении знати свидетельствуют о том,
71
Церковь св. Иоанна в Эфесе. VI—VII вв. Реконструкция
что оно было значительно более скромным и не могло идти ни в какое
сравнение с крупным и средним землевладением IV—VI вв. Достаточно
многочисленные упоминания об «облеченных властью» должностных лицах —
архонтах и клириках — отнюдь не подтверждают сами по себе, что все
они были крупными или значительными землевладельцами.
Новый археологический материал проливает свет на судьбы византийских
городов в VII — середине IX в., отчасти и на судьбы ранневизантийской
земельной собственности и старой «городской» знати. Так крупный ранне-
византийский город, центр провинции и митрополии, древние античные Сарды,
частично восстановленные после иранского и арабских погромов,
в VIII—IX вв. оказываются состоящими из церковной митрополии — в быв-
шем центре города, крепости, расположенной неподалеку от него, и дере-
вень — по окраинам города, для которых митрополия даже не выступает
видимым центром обмена. Таким, видимо, был после VII в. результат «естест-
венной» эволюции многих городов.
Таким образом, оказываются поставленными под сомнение весьма рас-
пространенные представления о том, что существенные изменения произошли
лишь на более отдаленной периферии городов, что городская знать сохранила
вокруг города широкую полосу своих подгородных владений, мощное коль-
цо унаследованных от античной эпохи пригородных хозяйств — проастиев.
Употребление этого термина в источниках VIII—IX вв. показывает,
что под проастием в эти столетия уже понималось поместье, вообще рас-
положенное на любом удалении от города. Таким образом, за исклю-
чением ряда крупнейших городов, проастии как развитая система, как пояс
подгородных владений, основа благосостояния зажиточных городских зе-
мельных собственников, вероятно, исчезают. В ходе многочисленных
72
осад прежняя подгородная
зона даже крупных городов
была разорена и сменилась
земельными участками массы
горожан. Поэтому для Ви-
зантии вряд ли приходится
говорить просто о некотором
относительном упадке горо-
дов, их известной и времен-
ной аграризации, но о сохра-
нении в виде устойчивых го-
родских центров. Сводный ма-
териал раскопок византий-
ских городов, относящийся
к этому времени, показыва-
ет, что лишь не более чем для
10 из них может быть засвиде-
тельствована непрерывность
обитания в центральных квар- Византийская монета VIII—IX вв.
талах. Все это подтверждает
предположение о достаточно массовом исчезновении в VII—VIII вв. широкого
слоя городской знати и мощного городского землевладения ранневизан-
тийской поры.
Могущество церкви в городе, казалось бы, даже возросло в VII в.
Она прибирала к рукам мастерские обедневших ремесленников, земли город-
ских собственников, давала ссуды купцам. Она казалась «спасительницей»
города и в середине VII в. была едва ли не могущественнейшим собствен-
ником империи. Но исчез город и исчезло все. Исчезла богатая городская
верхушка — опора авторитета и влияния епископа и держатель церковных
земель, а одновременно и опора самих остатков муниципального самоуправ-
ления, покровительница многочисленного городского духовенства. Обеднели
и разорились или перебрались в сельскую местность оставшиеся торговцы и
ремесленники. Как показывают археологические данные, в VII в. в мелких
города^ исчезло подавляющее большинство городских и пригородных мона-
стырей, непрерывно умножавшихся в V—VI вв., опора церкви в городе,
многочисленные благотворительные учреждения, которые не на что и не
для кого было содержать. Было, по-видимому, подорвано и мощное подго-
родное землевладение церкви. Исчезли важнейшие городские источники
се доходов, поддержка ранее многочисленного городского населения. Прино-
шения небогатых крестьян-общинников стали главным источником доходов
церкви. Не случайно именно к этому времени относятся свидетельства
о том, что провинциальные епископы месяцами живут в Константинополе,
покинув свои епархии, предписывалось насильственно возвращать их обратно
для исполнения духовных обязанностей. Бедность византийских епископов
VIII—IX вв. по сравнению с богатыми прелатами и аббатами Запада — фео-
73
дальними баронами поражала тех, кто посещал Византию. Образ провин-
циального епископа, обедающего рядом с кухней за непокрытым деревянным
столом, пересчитывающего полученные им натуральные приношения и медяки,
поступившие от бедных прихожан, становится достаточно типичным в визан-
тийской литературе IX—X вв. В переходную от античности к феодализму
в Византии эпоху, очевидно, не столько судьбы города зависели от церкви,
сколько, наоборот, сила и могущество церкви во многом зависели от городской
общины. Рост богатства и авторитета церкви в ранневизантийском городе
был не столько началом нового, уже феодального ее могущества, сколько
типично позднеантичным явлением, связанным с трансформацией, перестрой-
кой и упадком античного города. Вместе с ранневизантийским полисом
ушло в прошлое и былое городское могущество церкви и епископов и большая
часть ее реальных источников доходов. Все это заставляет предполагать
кардинальное по размерам исчезновение старой крупной и средней земельной
собственности и достаточно масштабное — церковно-монастырской. Масшта-
бы этого явления не позволяют сводить его причины только к военным
или конфискациям властей. Несомненно, что там, где не было сильной
и сплоченной сельской общины, городское землевладение, в том числе
и крупное, сохранилось как достаточно важная основа городов и городской
жизни, а богатейшие городские землевладельцы — церковь, епископы — стали
реально во главе городской жизни, как это было характерно для городов
Италии, Далмации. Что же касается Византии, то здесь старая ранне-
византийская земельная собственность была по-видимому в значительной
мере «взорвана» борьбой крестьянства «изнутри», в результате чего утвер-
дилось господство крестьянской земельной собственности.
Отсюда, вероятно, и значительная роль «старой» позднеантичной дере-
венской общины в становлении и развитии общины раннесредневековой.
В последней «взаимодействовали» традиции ранневизантийской митрокомии
с ее развитыми отношениями и правом частной собственности, в какой-то
мере социально-классовой сплоченностью, и общин поселенцев, часто патриар-
хально-родовых, с элементами патриархальности, болыпесемейности (до
20—30), большей хозяйственной устойчивости семьи. Индивидуальная соб-
ственность на пахотные наделы и усадьбы в византино-славянской общине
«Земледельческого закона» (VIII В.) сочеталась с правом эпизодического
пользования чужой собственностью односельчанами. Родовые представления
о верховной собственности общины вообще слились с устойчивыми правами
собственности митрокомии на общие угодья, общие земли, которые она
отстаивала на протяжении столетий, с разработанной традицией их исполь-
зования — продажи, сдачи в аренду, обмена, даже опыта судебных тяжб.
Социальное расслоение в ранневизантийской общине, митрокомии, было
в IV—VI вв. заторможено как фискальной ее ответственностью, круговой
порукой, так и ее внутренней консолидацией перед государством и наступле-
нием крупного землевладения, консолидацией, в определенной степени ниве-
лировавшей крестьян-общинников. Такой ранневизантийская община вошла
в VIII столетие: митрокомия как соседская община мелких частных собствен-
74
ников с устойчивыми, закрепленными многовековыми традициями частной
собственности индивидуальными правами и отношениями, традиционным
наличием собственников разного достатка, с известной стабильностью дере-
венской верхушки. Традиционная консолидированность общины в сочетании
с традициями родовой стали существенным препятствием для последующего
быстрого развития процессов социального расслоения в ней.
Таким образом, при всей своей близости к франкской соседской общине —
марке эпохи господства аллода, византийская община с более развитыми
отношениями собственности и в какой-то мере устойчивой социальной диф-
ференциацией внутри нее имела, по-видимому, более мощные консервирующие
ее на этой стадии традиции и условия, чем франкская. Они во многом
были наследием ранневизантийской эпохи. При всей, казалось бы, предшест-
вующей подготовленности общины к быстрой социальной дифференциации
понадобилось не менее столетия, чтобы в ней выделилась устойчивая и зажи-
точная деревенская верхушка — «сельская аристократия». Процесс этот
иллюстрируется Житием Филарета Милостивого (IX в.), отец которого
был простым крестьянином, а Филарет — уже богатым собственником дерев-
ни, одним из «династов» общины, прочно сохранявшей свои общие права.
Византийское правительство вынуждено было считаться с такой общиной.
Именно в особой устойчивости византийской свободной общины, а не в фис-
кальной политике государства следует видеть основу своеобразия, темпов
и специфики генезиса феодализма.
Вероятно, с ле дует усматривать известное различие между внешне сходными
явлениями разных эпох. В V—VI вв. введение «круговой поруки, запрещение
отчуждать крестьянские земли за пределы общины» (право «протимесиса»),
хотя и находило определенную поддержку крестьян-общинников, в целом
осуществлялось в интересах государства, было связано с его стремлением
не допустить потери налогоплательщиков казны. В VIII—IX вв. за этой
политикой уже стояла мощь самой общины, ее давления на государственную
политику.
Интересны и судьбы византийского города как центра торговли и ремесла.
Археологический материал подтверждает данные других источников о том,
что в отличие от ранней Византии IV—VI вв., насчитывавшей более 1000 горо-
дов, в VIII—IX вв. их было лишь несколько десятков, в полной мере
соответствовавших этому названию. К их числу может быть отнесен, напри-
мер, Эфес — крупный религиозный и торговый центр этого времени. Раскопки
в нем отражают те существенные перемены, которые отличали город
VIII—IX вв. от ранневизантийского. Он «отодвинулся» от моря. Исчезли
прежние богатые кварталы, в которых жили состоятельные городские земле-
владельцы, торгово-купеческая верхушка. Таким образом, и при сохранении
достаточно интенсивной городской жизни город оказался чрезвычайно ослаб-
ленным, утратил свое прежнее значение слой богатых городских землевла-
дельцев и купцов.
Этот процесс трудно приписывать только военной ситуации. Движение
византийских городов от побережья «вглубь» было связано и с внутренними
75
процессами, аграризацией Византии, падением значения внутриимперского
обмена. Города могли в большей степени сохраниться в связи с сельской
округой как центры местного обмена. Поэтому в Византии этого времени
начинают выдвигаться города, бывшие преимущественно торговыми, а не
производящими центрами. В связи с резким сокращением объема внутриим-
перской торговли в Византии VII—VIII вв. крупные суда уже не используются
в перевозках. На смену им приходят малые. Так же как и многочисленная
ранневизантийская городская знать, утратил свое значение, сошел на нет
тот прежде мощный слой «имперского купечества», богатых судовладельцев,
купцов и ростовщиков, которые в предшествующие столетия играли большую
роль во внутриимперской и международной торговле. Относящийся к VII в.
«Морской закон» свидетельствует о том, что иногда называют «демократи-
зацией» торговли — о развитии «складничества», осуществлении торговых опе-
раций «на паях», показывающих, что торговля в VII в. оказывается в руках
недостаточно богатых людей. С общим сокращением обмена многие неболь-
шие прибрежные города превращаются просто в портовые местечки аграрного
типа, ставшие характерными для раннесредневековой Византии. Часть из
них затем снова возродилась к активной городской, торговой жизни. Другие
так и остались преобладающе аграрными поселениями, центрами рыболовства
и местного обмена.
Часть городов трансформировалась в крепости (каотра), иногда слу-
жившие одновременно и центрами управления, вокруг которых позже нередко
начинал вновь формироваться город.
Сохранились немногие крупные города — важные центры производства,
административные и военные, в которых концентрировалась знать, духовен-
ство, и окраинные города империи, служившие центрами обмена с обширными
соседними регионами (например, Херсонес). Вторым по величине городом
империи после столицы была Фессалоника, через которую шла значительная
часть торговли с прилегающими странами и Балканским полуостровом.
События VII в. в целом еще больше подняли значение столицы империи —
Константинополя. Бесспорна роль внешних факторов в создании того исклю-
чительного положения, которое приобрел Константинополь в раннесредне-
вековой Византии и во всем раннесредневековом мире. Не только потеря
ею крупнейших городов восточных провинций и последующий разгром процве-
тавших ранее крупных торгово-ремесленных центров побережья Малой Азии,
островов привел к тому, что многие виды производств в течение VII в. все
более сосредоточивались в столице. Он стал уникальным в империи центром
производства предметов роскоши, вооружения. С потерей Антиохии, Алек-
сандрии, упадком других крупных приморских городов Константинополь
стал и главным центром судостроения. Выход арабов в Средиземное море
впервые потребовал от византийцев создания мощного военного флота.
Константинополь стал основной военно-морской базой, с верфей которой
сходила большая часть боевых судов и где было впервые налажено про-
изводство «греческого огня»— действенного секретного оружия визан-
тийцев.
76
Константинополь представлялся византийцам того времени своего рода
единственным городом в империи. Поэтому его все чаще называли просто
«городом» (f[6Xiq).
Однако было бы ошибочно думать, что и Константинополь в VII—VIH вв.
не пережил упадка. В VII в. было прекращено еще традиционно античное
снабжение граждан столицы «общественным хлебом», почти прекратилось
не только новое строительство, но и ремонтно-восстановительные работы.
Разрушенный в 626 г. аварами водопровод так и не был восстановлен
до середины VIII в. Накануне осады 717—718 гг. из столицы были выселены
все, кто не имел трехгодичного запаса продовольствия, т. е. значительная
часть мелкого торгово-ремесленного люда. Уже в начале VIII в. правительство
ввело побор с горожан на восстановление и ремонт стен столицы. Население
сократилось до 100 тыс. человек. Некоторый подъем стал намечаться лишь
с середины VIII в.
В социальной структуре империи в VII в. произошли существенные,
коренные изменения. Потеряло свое значение рабство; колона в деревне
сменил свободный крестьянин-общинник, собственник своей земли. Ушла
в прошлое некогда мощная, а до IV в. составлявшая широкую основу
господствующего класса античного общества прослойка средних городских
землевладельцев, куриалов. Во многом утратила свое прежнее значение
и многочисленная ранневизантийская гражданская знать, сенаторское
сословие.
Реальные сдвиги в социальных отношениях, социальной структуре об-
щества приводили к сокращению и перестройке государственного аппарата.
Утратила свое положение многочисленная ранне византийская бюрократия,
исчезли многие посты в управлении, которые поддерживали высокое положе-
ние старой имперской аристократии. Уже с конца VI в. среди верхушки
городов все реже упоминаются лица сенаторского достоинства, чиновники
в отставке, вообще городская знать как таковая — наследственная и родови-
тая (api отoi, nobiles, eyyEveio).
С перестройкой имущественных и социальных отношений в VII в. произо-
шли кардинальные изменения в системе управления империей. Ушла в прош-
лое старая диоклетиано-константиновская система, основанная на разделении
управления гражданского и военного, делении территории империи на мно-
жество мелких провинций. Само существование последних было обусловлено
сложностью управления системой многочисленных городов и независимых
от них внегородских владений, территорий общин, многообразием жизни
и деятельности общества того времени, прав и обязанностей различных
категорий и групп населения. С упадком городов, ремесла и торговли,
муниципальной жизни, аграризацией, утверждением господства в деревне
мелкого общинного свободного крестьянства задачи управления значитель-
но упростились. В корне изменилась система налогообложения. Вместо преж-
ней системы iugatio-capitatio многочисленных косвенных и чрезвычайных побо-
ров и повинностей крестьянство в VII в. платило одну подать — значительно
меньшую, чем сумма ранневизантийских. Все это вело к сокращению массы
77
мелких чиновников, учетчиков, сборщиков, в конечном счете к коренной
перестройке всей системы провинциального управления. Упадок городов
и ремесленно-торговой деятельности нашел свое выражение в исчезновении
позднеантичной системы принудительных торгово-ремесленных корпораций.
Ремесло стало свободным. С упадком городов и ухудшением положения
ремесленно-торгового населения государство оказалось вынужденным резко
сократить поборы и пошлины. В Византии VIII—IX вв. в массовых произ-
водствах, торговой деятельности упрочиваются кинонии (koivcovia)— добро-
вольные временные объединения отдельных лиц — сообщества на основе
индивидуальных договоров, временных соглашений в целях достижения общей
вйгоды. Распространение объединений типа кинонии отражает, таким образом,
факт глубокого упадка города, а также степень обеднения его торгово-
ремесленного населения. Кинонии обычно были сообществами двух-трех
лиц, объединявших свои капиталы, труд, имущества. Это была форма объеди-
нений, позволявшая существовать обедневшему городскому населению. В то
время как крестьянство сохранило общину, ремесленники и торговцы корпо-
раций не сохранили. Причина их исчезновения, вероятно, была связана с упад-
ком городского массового ремесла, исчезновением значительных групп реме-
сленников одной специальности.
Естественно, корпорации государственные (бтцлоша аащаих) и кон-
тролируемые государством сохранялись и поддерживались в Константино-
поле, но они перестали быть всеобщей формой объединения торгово-ре-
месленного населения, какой они были в ранней Византии.
С упадком городов отмирало старое муниципальное самоуправление,
в том числе и его функции промежуточного звена между аграрным на-
селением и государством. Последнее не ликвидировало, не изживало соз-
нательно его остатки, «усиливая централизацию», как полагают некоторые
исследователи, а по мере углубления его упадка вынуждено было брать
на себя заботу о некоторых городских нуждах. Соответственно пере-
страивались и верхние «этажи» гражданского управления, главой которого
были в ранневизантийскую эпоху префекты претория. По своему положе-
нию они были своего рода «вице-королями». В VII в. система префектур
вообще была уничтожена. Вместо сложной и громоздкой системы граж-
данского управления была создана система «логотесий», своего рода уз-
ких ведомств, «министерств». Логофеты ведали одной какой-нибудь об-
ластью или сферой деятельности, число их было достаточно велико, и они
подчинялись непосредственно императору. Таким образом, на смену старому
римскому управлению пришла по духу более раннесредневековая система
прямого централизованного — «дворцового».
В византийском обществе в VII в. произошли глубокие изменения.
Город, как это и было характерно для начинающегося средневековья,
перестал господствовать над деревней. Городское население утратило свои
прежние привилегии. Прекратились раздачи, свернулась городская благо-
творительность и благоустройство. Ушли в прошлое зрелища и бани.
Византийский горожанин по условиям своего существования мало чем от-
78
личался от селянина. Из привилегированного «полита» он превратился
(за исключением жителя Константинополя) в такого же подданного им-
ператора, как и все остальные жители империи. Исчезли старые поздне-
античные классы, бесчисленная старая гражданская знать и бюрократия
как господствующая сила ранневизантийского общества.
В источниках VIII в. городская верхушка — это архонты — «властвую-
щие» (одновременно и городская верхушка и представители государствен-
ной власти), а также военные, клир.
Утратили свое значение в политической жизни страны и партии цир-
ка. Еще в VII в. в эпоху острого социально-политического кризиса их
роль была огромна. Правительство в VI в. даже наделило их военными
функциями и использовало для защиты городов. Как политический фе-
номен они были порождением позднеантичной эпохи, кризисно-конфликт-
ной политической ситуации и утратили свое значение вместе с ней.
Глубочайший кризис переживала и старая наемная, в значительной
мере варварская армия. Попытки дополнить ее ополчениями горожан бы-
ли паллиативом. Позднеантичная армия также уходила в прошлое. Пра-
вительство к концу VI — началу VII в. не имело достаточно средств ни
содержать крупную армию, ни регулярно оплачивать ее содержание.
В этом во многом и заключались причины растущих военных неудач Ви-
зантии.
Нельзя сказать, что под влиянием сдвигов в социальной структуре
общества в Византии коренным образом не изменился характер ее ин-
ститутов. Как мы видели, административная организация империи пре-
терпела существеннейшие изменения. Приверженцы теории византийского
этатизма придают особое значение формальному сохранению части преж-
них институтов, прежде всего в центральном управлении. Однако это во
многом была преемственность форм, а не сущности. В полной мере из-
менились не формы, а функции. Даже должность эпарха города, второго
лица в государстве, замещавшего императора в его отсутствие — сугубо
гражданского чиновника — администратора, судьи, председателя сената ока-
залась в достаточной степени военизированной. «По совместительству» он
вынужденно стал командующим обороной столицы, ее ополчением, защи-
щавшим ее флотом.
В конце VI — начале VII в. резко возросла роль партий как в связи
с усилением недовольства, массовости городских движений, так и вынуж-
денным возрастанием их военных функций, привлечением их к обороне
городов, вооружением, что, в свою очередь, приводило к тому, что про-
тиврречия между партиями стали решаться и вооруженным путем. Реаль-
ная их роль во внутренней борьбе в империи конца VI — начала VII в.
была очень велика, соответственно, и в столице. Падение значения борь-
бы партий в VII в. иногда объясняют потерей восточных провинций, тем,
что с их отпадением якобы была «насильственным» путем ликвидирована
главная основа политического и религиозного противостояния прасинов
и венетов. Однако упадок партий был в большой степени связан с общими
79
переменами, падением роли города в жизни страны. Они активно действо-
вали лишь в Константинополе, обретая все более столичный, а не обще-
имперский характер, утрачивая свои связи и опору в других городах
империи. Население, от которого в немалой степени зависели судьбы
империи, судьбы столицы — ремесленники, торговцы, в какой-то мере под-
нимало их реальное социальное значение, однако партии оказывались все
более тесно связанными и с императорской властью. В течение VII в.
население столицы попадало во все большую зависимость от император-
ской власти, ее поддержки. Эта зависимость все более усиливалась
с сокращением мелкого самостоятельного торгово-ремесленного насе-
ления.
Если в VII в. партии еще активно выступали в борьбе за власть в столице,
опираясь и на свое военное значение, то с утверждением фемного строя,
экономическим упадком города они окончательно утрачивают роль важной
и самостоятельной политической силы в жизни столицы. Партии цирка
как политические организации городского населения уходили в прошлое
вместе с позднеантичным городом, его господствующей ролью в полити-
ческой жизни общества. Все более тесно связывавшиеся с государством,
частично милитаризованные в условиях кризиса VII в., ослабления наем-
ной армии старого типа, с укреплением фемного строя они окончательно
утратили и военное значение. Они сохранялись как дань традиции и в
условиях их полной подчиненности императорской власти приобрели уже
церемониальный придворно-парадный характер, став своего рода формаль-
ным символом единения императорской власти и народа. Их реальное
значение было неразрывно связано с позднеантичной эпохой, спецификой
ее противоречий. Императоры-иконоборцы покончили с последними прояв-
лениями борьбы партий. С падением в VII в. роли гражданской администра-
ции и партий возросла роль патриархов, которые, по решению импера-
торской власти, прямо выполняли функции гражданских вице-императоров,
руководили обороной столицы. Двуединство император-патриарх оказалось
еще более упроченным. Императорской власти пришлось более энергично
заниматься военными делами. Императоры VII в. вновь становились пол-
ководцами, с течением времени все более опиравшимися на армию, а не
на сенат, аппарат гражданского управления, массу прежних гражданских
сановников. Императорская власть уходила из-под доминирующего влияния
последних. Именно мучительное расставание с системой отношений без-
возвратно уходившего позднеантичного прошлого, положением в системе
государства, роли в управлении, падение доходности государственных дол-
жностей, вызывали острую борьбу в господствующем классе империи.
В сложной военной обстановке VII в. неизмеримо возрастала роль ар-
мии. Со становлением фемного строя утрачивали свое значение наемные
войска, располагавшиеся в городах, городские ополчения цирковых пар-
тий. Фемный строй, военная организация опирались на деревню. Свобод-
ные крестьяне-стратиоты становились главной военной силой страны.
Это были крестьяне, занесенные в стратиотские списки-каталоги и поль-
80
зовавшиеся определенными льготами в отношении налогов и повинностей
взамен военной службы. За ними были закреплены земельные участки,
которые становились неотчуждаемыми, но могли передаваться по наслед-
ству только при условии продолжения несения службы. Это превращало
их не только в войско, заинтересованное в защите своей земли, но и
обеспечивало ему определенный профессиональный уровень благодаря
сборам, тренировкам и т. д. Государство, испытывавшее острую нужду
в деньгах, во многом освобождалось от обязанности содержать армию
на жалованьи, хотя стратиоты и получали известное содержание.
Фемы прежде всего возникли в Малой Азии, но не только по воле
византийских императоров, потому что с Востока, от арабов исходила глав-
ная угроза. Фемный строй во многом складывался спонтанно, «изнутри».
Его рождение и развитие было связано со спецификой положения и
эволюцией отношений в Малой Азии, своеобразием малоазийской общины
еще в ранневизантийскую эпоху. Именно здесь арабы натолкнулись на
упорное сопротивление местного населения, многочисленного свободного
крестьянства. Не слабая византийская армия первой половины VII в.,
а малоазийское крестьянство не дало арабам, несмотря на многочислен-
ные успехи и походы, утвердить свое господство в Малой Азии. Именно
ее население парализовало эффективность действия огромных сухопутных
армий, направлявшихся к стенам Константинополя. Малая Азия стала
«колыбелью средневековой Византии». Здесь раньше всего в условиях
острой военной необходимости сложился и оформился фемный строй, ро-
дилось стратиотское крестьянское сословие, укрепившее и поднявшее об-
щественно-политическое значение деревни. Здесь ранее всего было ослаб-
лено господство города над округой и в режиме фем гражданское управление
окончательно подчинено военному. Гражданский правитель — протоспафа-
рий фемы стал первым заместителем стоявшего во главе ее полковод-
ца — стратига, который не только осуществлял общее руководство, но
одновременно был и судьей, ведал распределением налогов. В качестве
основных территориальных подразделений фемы уже все более отчетливо выс-
тупают военные округа, турмы, а не прежние провинциальные города.
Соответственно в Малой Азии из числа фемных командиров начинал фор-
мироваться будущий феодальный господствующий класс Византии. Они
не могли похвастаться знатностью происхождения, все надежды на возвы-
шение для них прежде всего были связаны с армией и государственной
службой.
Первый период иконоборчества
Становление византийского фемного строя было не просто перестройкой
военной организации империи, хотя в процессе своего формирования он
во многом складывался под влиянием военной обстановки, внешних ус-
ловий. Он был порождением и результатом всех тех сдвигов, которые
происходили в византийском обществе, новой формой его организации!^
6
1684
81
социально-политической структуры. Военные поражения VII в., как и острый
внутренний кризис и постепенное изменение соотношения социальных
сил в стране, дали этому процессу мощный толчок. Процесс сложения
«фемного строя» растянулся на два столетия и был в первую очередь
связан с эпохой и деятельностью иконоборцев.
К концу VII в. позиции старой гражданской знати в управлении стра-
ной оказались чрезвычайно ослабленными, военная обстановка — предель-
но критической. Арабы ставили целью утверждение своей власти над Ма-
лой Азией, готовились к захвату Константинополя. В 717 г. город был
осажден с суши и моря. Критическая ситуация «отдала» власть в руки
фемной знати. Императором стал стратиг малоазийской фемы Анатолик
Лев III Исавр (717—741), положивший начало правлению Исаврийской
династии (717—802). В 718 г. арабы вынуждены были снять осаду и
отказаться от попыток овладеть столицей Византии. Это была важная
переломная веха в истории страны — начало рождения средневековой Ви-
зантии.
Иконоборчество зародилось как стихийное движение, однако с 726 г.
оно стало официальной государственной политикой правительства. В ис-
тории иконоборчества как широкого общественного движения много неяс-
ного. Победившие в конечном счете иконопочитатели постарались унич-
тожить все, что осталось от иконоборческой эпохи и исказить смысл
и содержание иконоборческой политики.
Иконоборчество возникло формально как движение против почитания
икон, получившего известное распространение в VI в. и особенно в VII в.
Византийская церковь и в VII в. не определила своего четкого канонического
отношения к иконопочитанию. По-видимому, это было не случайно. Византий-
ская икона как бы продолжала традиции и дух византийского изобразительного
искусства VI в. с его остатками античного мировосприятия, классицизма юсти-
ниановской эпохи и характерных для нее «директивности», официозности, от-
ношения к религии как к своего рода дисциплинарному «государственному»
культу. Не удивительно, что в VIII в. распространение икой и иконо-
почитания представлялось сохранением, даже усилением языческих
традиций, началом возврата к языческому «идолопоклонству», с кото-
рым столь ожесточенно боролась христианская церковь в IV—
V вв.
Борьба вокруг икон не была просто предлогом, удобным поводом для
размежевания поляризовавшихся социальных сил. В идеологической сфере,
идейном ее оформлении она была проявлением тех глубинных сдвигов,
изменений в сознании, представлениях^ которые в связи с перестройкой
социальных отношений происходили в эпоху действительно непосредствен-
ного перехода общества к средневековью. С течением времени становит-
ся все более несостоятельной позиция тех, кто пытался видеть в иконо-
борчестве простой результат усиления восточных влияний и соответствен-
но показатель «ориентализации» Византии. Как показано новыми иссле-
дованиями, оно родилось на собственной византийской почве, было «само-
82
родновизантийским» явлением и, если говорить о «восточных влияниях»,
то, по существу, это было влияние «своего», византийского Востока — Ма-
лой Азии. В специфических условиях Византии иконоборчество было в
своей основе явлением стадиальным.
Скорее всего, вероятно, правы те исследователи, которые неразрывно
связывают иконоборчество в этом плане с глубочайшим духовным кризи-
сом общества, решительным изживанием христианизированных, но во мно-
гом еще до VIII в. античных основ мировосприятия, процессом формиро-
вания уже целостного средневеково-христианского представления, когда,
как писал Ф. Энгельс, «средние века присоединили к теологии и прев-
ратили в ее подразделения все прочие формы идеологии» {Маркс К.,
Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 21, с. 314). В этом смысле иконоборчество
отражало стадию неприятия уже глубоко спиритуализированным и мис-
тическим восприятием византийцев старых изобразительных форм.
Можно лишь догадываться о причинах расцвета иконопочитания в VII в.
Вероятно, это и резкое падение культуры, грамотности, когда «зримый
образ» божества начинал играть все большую роль в христианском вос-
питании, росло представление о прямой и непосредственной его связи с
архетипом. Возможно, и расстававшимся с язычеством поселенцам — но-
вому населению империи — через него же было легче приобщаться к
новой религии. Бедствия VII в. заставляли все больше надеяться на
«божественное спасение» и божественных спасителей — база для развития
культа локальных святых. Безусловно, это приносило выгоду церкви и чрез-
вычайно укрепляло ее авторитет. Во многом еще «антично-городская»
церковь VII в., по-видимому, неплохо этим воспользовалась. Она была
также в какой-то мере хранителем позднеантичных традиций; относящаяся
к этому времени мозаичная икона св. Дмитрия Солунского, патрона и свя-
того защитника Фессалоники, выполнена в традиционной «державно-дирек-
тивной» юстиниановской «подаче».
Скорее всего более средневековое, глубоко христианское и чувствен-
но-эмоциональное восприятие и нормы и не могли оформиться непос-
редственно в пронизанной мощными традициями античности городской сре-
де. История предшествующей иконоборчеству византийской деревни дает
представление не только о ее «освобождении», но и о возросшей духов-
ной свободе. Власть городского владыки-епископа над округой также ос-
лабевала. Каноны собора конца VII в. сообщают о возрождении старых
языческих праздников, падении дисциплины среди духовенства, появлении
в деревне бродячих проповедников.
Иконоборчество в какой-то мере зарождалось и как протест против
богатой городской церкви с ее пышным официозным культом, бесчислен-
ным паразитическим городским монашеством, античными традициями жиз-
ни городского духовенства. Оно было во многом движением тех новых со-
циальных сил, которые преодолевали неизжитое старое и способствовали
формированию новой Византии. Императоры-иконоборцы не только опира-
лись на эти силы, но были, по существу, выразителями их интересов.
83
Иконоборческая политика стала реально возможной в результате пер-
вых побед над арабами, подтвердивших способность государственной влас-
ти сохранить Византию. Уже Ираклий осуществил определенный разрыв
с римской императорской традицией. Объявление его «царем» — василев-
сом (раснХвгсг t6v Pcopaicov) выдвигало на первый план значение «бого-
избранности». Церемония освящения его власти в храме св. Софии стала
едва ли не важнейшим актом, что также отражало рост значения и ав-
торитета церкви, которая в VII в., пользуясь своим могуществом и слож-
ностью положения, серьезно влияла на политическую жизнь страны.
Культ икон, культ святых, надежды только на «божественного спасителя»
укрепляли авторитет и влияние церкви, но не императоров. С ослаблением
государства религия стала важнейшим фактором, цементировавшим поли-
тическое единство. Победы Льва III позволили существенно сместить по-
литический смысл акцентов: не «божественный стратиг» приносит Византии
победы, а «богоизбранный император», исполняющий его волю и имеющий
право претендовать на подчинение себе церкви в важнейших для жиз-
ни общества вопросах. Иконоборчество осуществлялось государством и как
государственная политика. В 726 г. императорской властью было запре-
щено почитание икон.
Было бы ошибочно рассматривать иконоборческое движение только
как верхушечное. Оно получило широкую массовую опору в крестьянстве,
что уточняет его социальные характеристики. Оно смыкалось с форми-
ровавшимся с VII в. развивавшимся павликианством. В последнем воз-
рождались идеалы раннего христианства, сдобренные более близкими по
времени социальными идеями манихейства. Свободная крестьянская общи-
на с ее уравнительными тенденциями становилась одновременно и общи-
ной верующих. Освободившись от власти города, деревня должна была
ослабить и свою зависимость от городской церкви. Павликиане не слу-
чайно смогли гак легко сложить свою религиозную организацию. Они
опирались на традиционное право общины иметь «свою» церковь, стро-
ить ее на своей земле, влиять на поставление священников, получать от
нее доходы. Фактически общинное крестьянство на время «взяло» дере-
венскую церковь «в свои руки», создало свою религиозную организацию
и в какой-то мере противопоставило ее официальной церковной. Оформив-
шееся павликианство вообще отвергало существующую церковную орга-
низацию, пышный культ богослужения, существование духовенства как
особого сословия. Оно не признавало культа икон, мощей, и в отличие
от иконоборцев павликиане не признавали и крест, который они рассматри-
вали как символ страданий, распятия Христа. Павликианство, таким об-
разом, противопоставляло богатой городской церкви с ее многочислен-
ными духовенством, иерархией, богатыми подгородными монастырями,
церкви, являвшейся крупнейшим землевладельцем, давним угнетателем
крестьян, ростовщиком, деревенскую в своей основе религиозную органи-
зацию — общину равных с ее духовными пастырями — бродячими проповед-
никами.
84
Павликианское движение и иконоборческое смыкались. Иконоборцы
VIII в. не преследовали павликиан.
Отсюда понятно и размежевание сил. Иконопочитатели — это, в первую
очередь, ослабленное, но многочисленное старое городское духовенство,
монашество, связанные с ними старые городские собственники — ктиторы,
остатки прежней гражданской знати и значительная часть зависимого от
них городского торгово-ремесленного населения и бедноты. Уцелевшие
старые города были их опорой. Иконоборческий клир и монашество были
значительно более слабыми.
У нас нет доказательств того, что в своей иконоборческой политике
Лев III ставил своей важнейшей задачей осуществление широкой секу-
ляризации церковно-монастырских земель. Новейшие исследования все
менее характеризуют иконоборческую политику только как попытку новой
светской военно-служилой знати создать мощное светское военное землевла-
дение путем присвоения, передачи в его руки значительной части цер-
ковно-монастырских земель. По-видимому, она первоначально сводилась
к изъятию части церковно-монастырских сокровищ и к ликвидации неко-
торых податных льгот церковно-монастырских имуществ. Для закрепления
достигнутых военных успехов нужны были прежде всего средства — на
выплаты стратиотам, строительство укреплений и флота, производство
оружия. Благодаря иконоборческой политике, полученным от нее сред-
ствам Лев III смог создать стабильно боеспособную армию, которая
могла противостоять арабской коннице. Разгром арабов в битве при Ак-
роине, в самом «сердце» Малой Азии, в 740 г. был итогом, означающим,
что арабам не удастся утвердить свое господство над Малой Азией, что
она останется византийской, станет «колыбелью» средневековой Византии.
Политика Льва III встретила ожесточенное сопротивление иконопочи-
тателей, поскольку подрывала могущество стоявших за ними сил. Во гла-
ве их стало монашество. Не все стратиги были иконоборцами. Преем-
нику Льва III Константину V (741—775) пришлось принять более реши-
тельные меры против перешедшего в контрнаступление противника. Слож-
ность положения иконоборцев заключалась в том, что Константинополь
с его обилием старой гражданской, еще многочисленной и в VII в. знати,
клира, подкармливаемой церковью и монастырями бедноты был оплотом
иконопочитателей, главным центром их сопротивления. Тем не менее воен-
ные успехи, возраставший авторитет иконоборцев в стране давал Кон-
стантину возможность решительных действий. Мятежные монастыри были
закрыты, превращены в казармы и мастерские, продолжавшее проявлять
непокорность монашество отправлено в ссылку. Конфискованное имущест-
во перешло государству.
Константин оказался талантливым полководцем. На протяжении своего
правления он вел успешные войны с арабами, достигнув пределов Север-
ной Сирии и закрепив Малую Азию за Византией, совершал достаточно
результативные походы, подчиняя возникшие на землях империи славян-
ские образования на Балканах, и против Болгарии. Во многом ему по-
85
могло то, что халифат в середине VIII в. испытывал внутренние труд-
ности, связанные с утверждением феодальных отношений, — подъем на-
родного недовольства, острую борьбу группировок, в ходе которой ушла
в прошлое империя Омейадов (661—750) и шло становление халифата Абас-
сидов (750—1258), а Болгария была ослаблена обострившимися в ходе
формирования господствующего класса противоречиями между болгарской
и славянской знатью. Иконоборческий собор 754 г. из 338 епископов
осудил иконопочитание и предал анафеме всех «древопоклонников и косте-
поклонников».
Есть основания полагать, что в VIII в. еще продолжался процесс
внутреннего укрепления, консолидации общины, подъем крестьянского хо-
зяйства. Византийская деревня унаследовала основные приемы античной
агротехники. Крестьянское хозяйство было достаточно «поликультурным».
В нем сохранились основные виды плодовых и огородных культур, вы-
ращивание винограда и оливок. Общими усилиями обеспечивалось под-
держание и строительство оросительных сооружений. Известные поступ-
ления крестьянину приносила и совместная эксплуатация общей собствен-
ности. Если крестьянин не использовал свою долю общинных угодий, но
ее использовал кто-либо другой, общинник получал соответствующее воз-
мещение. Развитое право частной собственности внутри общины при ус-
тойчивом праве коллективной собственности и верховными правами в со-
четании с достаточно значительной имущественной дифференциацией внут-
ри ее позволяло общине не допускать отчуждения крестьянской собствен-
ности. Община этого времени в отличие от франкской почти не знала
чужаков и «подселенцев». Крестьянин, не обрабатывающий свою землю
или часть ее, мог отдать ее в пользование, в аренду соседу и, таким
образом, арендатор-мортит — это не бедняк и безземельный, вынужденный
обрабатывать из доли урожая чужую земельную собственность, а зажи-
точный крестьянин, обрабатывающий землю более бедного односельчанина.
Право протиМесиса, т. е. предпочтения на приобретение земельной соб-
ственности внутри общины ее членами или самой общиной, использован-
ное в фискальной практике государством в IV—VI вв., фактически чрез-
вычайно укрепилось и укрепило общинные связи в эту эпоху. Длительно
сохраняемое право собственности крестьянина на свою землю также обус-
ловливалось силой внутриобщинных связей и возможностями общины обес-
печить использование его земли, извлечение из нее доходов и выплаты
государственных поборов в течение долгого срока до возвращения общин-
ника. Община достаточно сплоченно охраняла права собственности кре-
стьян и свои. В условиях упадка прежней, все контролировавшей адми-
нистративной структуры, с ослаблением зависимости крестьянства ок-
руги от города, городского землевладельца вмешательство городских,
государственных судебно-административных инстанций в жизнь общи-
ны оказалось резко ограниченным. Община не только регулировала
внутриобщинные отношения, она имела право налагать наказания и штра-
фы, взимать в свою пользу судебную пошлину.
86
Государство в этом столетии слишком зависело не только от крестьян-
ского стратиотского ополчения как такового, но и от отношения к нему
крестьянства вообще, потому что стратиоты VIII в. социально не были
вычленены из крестьянства, сливались с ним. Своими успехами в борь-
бе с арабами, возвращении Малой Азии императоры-иконоборцы были
обязаны не только созданию фемного войска, но и поддержке крестьян-
ского населения. Государство сознательно опиралось на устои общинной
сплоченности, формируя низшие подразделения фем из односельчан, со-
родичей. Учитывая реальную силу общины, а также неустойчивую воен-
ную обстановку, вынуждавшую находиться в состоянии перманентной вой-
ны, государство не решалось в течение большей части VIII в. сколько-
нибудь серьезно увеличивать обложение, податной гнет, ложившийся на
крестьянство. Византия в VIII в. еще продолжала вести борьбу за воз-
вращение или закрепление своей власти на многих территориях. Фем-
ный строй не столько развивался и эволюционировал, сколько распростра-
нялся вширь, в том числе и с помощью общин переселенцев. В фемное
войско вливались все новые массы крестьянского населения, а община
в какой-то мере продолжала оставаться базой фемной военной структуры.
Перманентные войны консервировали положение общины.
В целом в VIII в. не происходило ускоренной имущественной диф-
ференциации внутри общины, этот процесс сдерживался многими обстоя-
тельствами, и в течение большей части VIII в. византийская свободная
деревня-община переживала период экономического подъема и внутреннего
укрепления, консолидации.
Судя по всему, VIII в. был апогеем аграризации и натурализации
хозяйства Византии. Наблюдалось вздорожание и нехватка металлических
орудий труда, заметная примитивизация ремесленных изделий по сравне-
нию с VII в., дто свидетельствует о снижении уровня городского про-
изводства и развитии деревенского. Город перестал быть постоянным
центром обмена городской округи. Если ярмарки V—VI вв. свидетельство-
вали лишь об известном начальном этапе ослабления постоянных связей,
то в VIII в. господствуют уже формы непостоянного периодического об-
мена. Торговая площадь, как правило, исчезает, а торговые ряды неред-
ко выносятся за пределы поселения. Ярмарки обычно также проводятся
вне города. Раскопки Эфеса VIII—IX вв., одного из крупных для того
времени византийских городов, свидетельствуют об отсутствии в нем спе-
циальных торговых кварталов и районов обитания богатого торгово-ре-
месленного населения. По сравнению с позднеантичной эпохой источники
исключительно редко упоминают о производствах, ремеслах, которыми мог
быть известен тот или иной город. Фиксируется почти исключительно их
торговое значение. По-видимому, в эту эпоху они действительно были
в большей степени центрами аккумуляции и обмена продукции крупного регио-
на, нежели развитого собственного производства. Заслуживает внимания сооб-
щение арабского путешественника Ибн-Хурдадбеха о том, что в Малой
Азии всего 5 городов, а остальные — укрепления или укрепленные деревни.
87
Немногие города вытягивались цепочкой, обеспечивая внутрирегиональ-
ный обмен и выход на пути внешней торговли. Большинство приморских
городов деградировало до уровня портовых местечек. Все это показыва-
ет, что в VIII в. «Торговый флот» Византии находился в упадке. Пра-
вительство вынуждено было предпринимать усилия по созданию фемного
флота, а в начале IX в. — для стимулирования морских перевозок, поощ-
рения строительства торговых судов. Когда правительство начало созда-
вать морские фемы, минимум стоимости имущества морских стратиотов
был установлен в две литры, т. ё. в два раза меньше, чем стратиота-
крестьянина.
На этом фоне возрастало значение Константинополя. С упадком ре-
месленного производства в провинциях императорская власть оказывалась
вынужденной концентрировать его в столице. Уже с середины VIII в.
начинается привлечение ремесленников (avSpao texvitcxo) в Константи-
нополь. О глубоком контрасте между столицей и провинцией, огромных
изменениях, происшедших в последней, свидетельствует и законодатель-
ство иконоборцев «Эклога», введение к которой обосновывает необходи-
мость ее составления тем, что «живущим за пределами этого богохранимого
города» смысл «законоположений, изданных прежними императорами» «вов-
се не доступен». Вряд ли дело заключалось только в возросшем неве-
жестве населения провинций. Как показывает сама «Эклога», отношения
в провинции настолько изменились, что законодательство Юстиниана ока-
зывалось зачастую невозможно применить к современным условиям.
В ней, по существу, не фигурирует город. «Эклога» не только стирает
грань между ним и деревней. Византийское общество «Эклоги» — это пре-
имущественно аграрное общество. В нем сложилось несколько иное, чем
в ранневизантийском, типично средневековое отношение к ростовщичеству
как недостойному, презренному занятию. Основу византийского ранне-
феодального общества составлял класс свободного крестьянства, а гос-
подствующий класс находился в процессе формирования.. Вряд ли только
демагогией, а не необходимостью считаться с реалиями, следует считать
те принципы социальной справедливости, которые содержатся во введении
к «Эклоге»: «Ставить в равное положение друг к другу и отнимать у
имущего настолько больше, насколько они найдут обиженным ущемлен-
ного».
Трудно судить, в какой мере фемная верхушка в первый период
иконоборчества стала крупноземлевладельческой и насколько вообще в
VIII в. она к этому стремилась. Еще в первой половине IX в. значитель-
ная часть стратигов выходила из солдат, выдвигалась на военной службе.
Обладание земельными имуществами — прежний признак аристократизма,
как и само происхождение, уже не имели особо важного значения. Прод-
вижение по службе приносило реальную власть и почет, но успех зави-
сел и от степени близости к стратиотам и личных достоинств, личной
доблести. В обществе VIII в. они уже ценились больше родовитости.
Гражданско-административная служба в VIII в. утратила былую обществен-
88
ную приоритетность. Даже чиновники высоких рангов остались аноним-
ными. Константинополь, императорская власть могли дать положение,
общественный почет й вес, богатство, дорогие одежды — все, что уже не
могла дать провинция. Променять возможности государственной службы
на бытие зажиточного землевладельца в захудалом полуугасшем городиш-
ке? Вероятно, и само землевладение не представляло собой особенно
большой ценности в этом столетии в условиях глубоко аграрного и дос-
таточно натурального в своих реальных отношениях общества. Византий-
ское феодальное землевладение начало формироваться не в эту эпоху
и не с пригородных владений старой городской знати, а из аграрной
«глубинки» страны и в значительно более позднюю эпоху, с территорий
тех фем, где будущие феодальные фамилии начинали и продолжали свою
службу.
В VIII в. были созданы предпосылки не для начала феодального
присвоения крестьянских земель, а лишь для упрочения и развития цен-
трализованных форм эксплуатации крестьянства. В этом отношении Ви-
зантия намного отстала от империи Карла Великого, в которой в VIII—
IX вв. уже утверждалось господство феодальных отношений и складыва-
лось феодальное поместье. Византийский крестьянин в отличие от франк-
ского великолепно знал и цену собственности на землю, и цену личной
свободы. Поэтому в византийских условиях этого времени было возмож-
но не его личное и частноправовое закабаление, а усиление государствен-
ной эксплуатации. Константин V, по-видимому, сделал известные шаги
в этом направлении. Крестьяне кроме димосия — основной поземельной
подати — платили капникон — подымное, и, вероятно, возросло бремя кре-
стьянских повинностей: строительство укреплений, дорог, мостов. Враги
Константина V — иконопочитатели назвали его «угнетателем крестьян».
Они воспользовались и ростом недовольства константинопольского насе-
ления и военными неудачами конца VIII в., когда халифат с заверше-
нием утверждения господства феодальных отношений вновь возродил свое
военное могущество, закрепил свое господство на море, а, Болгария, ис-
пользуя обострившуюся борьбу в Византии, также смогла активизировать
свои действия. Иконоборцам была поставлена в вину и потеря визан-
тийских владений в Северной и Средней Италии. Иконоборчество, естест-
венно, испортило отношения с папством, которое поддерживало византий-
ское владычество как противовес лангобардам. В поднимавшейся Каро-
лингской монархии папство нашло нового союзника.
Постепенный переход власти к иконопочитателям привел к увеличе-
нию подачек церкви и монастырям, константинопольскому плебсу, сок-
ращению расходов на военные нужды, военным неудачам, которые ди-
скредитировали правительство.
Второй период иконоборчества
Новый этап смягченной иконоборческой политики (в ее социальном со-
держании) начался с Никифора I (802—811), представителя «компромис-
сной» группы гражданской знати. Его избрание свидетельствовало о том,
что на первый план выдвигались проблемы социально-экономического
развития Византии. Уже выявились многие результаты перемен, происшед-
ших в последней трети VIII в., главный среди которых — начавшееся
обеднение крестьянства. Никифор уже начал вводить аллиленгий — кол-
лективную ответственность односельчан за поступление податей, упорядочил
и расширил систему складничества, запретил ростовщичество. В качестве
первоосновы своей политики он выделял «интересы государства», что позво-
ляло ему в какой-то мере примирять интересы иконоборцев и иконопочи-
тателей. На этом основании он увеличил обложение монастырей и стре-
мился увеличить доходы фиска. К этому времени относятся и свидетель-
ства о начале расслоения стратиотского сословия, а следовательно, углуб-
ления имущественной дифференциации в деревне.
Одной из ярких личностей этой эпохи был лидер и теоретик иконо-
почитателей Федор Студит. Представляет интерес и его деятельность и его
экономические воззрения, которые, в частности, нашли свое выражение
в уставе Студийского монастыря. Как иконопочитатель он ратовал за
полную независимость монашества от государства и церкви, большую само-
изоляцию монастырей от мирской жизни. В основе его установок лежали
новые реалии — натурализация хозяйства, сокращение иных источников
доходов, необходимость для монастырей перейти на «самообеспечение»
и «самообслуживание». Монастырь, по Федору Студиту, замкнутое автаркич-
ное хозяйство, которое не должно зависеть от внешних условий. В этой
его позиции отражались неустойчивость и ненадежность внешних, рыноч-
ных связей. Идеалом Студита было массовое распространение таких
монастырей. В VIII в. он находил отклик у части городского населения,
не имевшего средств к самостоятельному существованию и поэтому спо-
собствовавшего подобной эволюции монастырей. Это население оказывалось
на стороне иконопочитателей. В дальнейшем этот же путь избрала и часть
византийского крестьянства. Вспышку противоречий в начале IX в. можно
скорее отнести к процессу их преодоления. Федор Студит, характеризуя
вторую волну иконоборчества, писал: «Уже не видно огня, но все еще
идет дым».
Важным толчком к примирению и показателем глубоких социальных
изменений, происходивших в византийском обществе, стало восстание
Фомы Славянина (820—825), первое массовое выступление византийского
крестьянства. В его основе лежало нараставшее недовольство крестьянства
и бедневших стратиотов ростом податного гнета. В восстании отразились
все специфические черты ситуации первых десятилетий IX в. Благодаря
участию стратиотов оно приняло военно-организованный характер. Восстав-
шие арестовывали и изгоняли сборщиков податей, таким образом, восстание
90
Церковь второй половины IX в.
было антигосударственным, а не антиземле владельческим. Вероятно, вос-
ставшими была частично использована и сама фемная организация, ко-
торую Фома сохранил. Восстание приняло почти общегосударственный
масштаб, в него включились моряки морских фем, его поддержало не только
население Малой Азии, где оно началось, но и крестьянство и стратиоты
Фракии. Восставшим удалось с суши и моря осадить столицу. Успешное
развитие восстания, радикализация требований его участников и нежела-
ние Фомы и его окружения осуществить сколько-нибудь значительные
реформы привели к расколу, затяжке осады и в конечном счете к неуспеху
восстания после нескольких месяцев осады столицы, ввергшей в панику
правительство.
Восстание показало силу народного недовольства. Социальная поляриза-
ция в ходе его не подорвала союза крестьянства и массы стратиотов.
Но восстание ускорило и усилило консолидацию господствующего класса,
показало, что социальные противоречия между ним и основной массой
свободного крестьянства начинают перерастать в классовый антагонизм
и единственное средство сохранения и упрочения господства — в консоли-
дации вокруг государства, сильной государственной власти. Даже неприми-
римый иконопочитатель Федор Студит писал: «Теперь не время возобновлять
прошлые споры. Это приносит смуты. Теперь время единомыслия».
Примирение состоялось в 843 г., когда 11 марта на соборе было торжест-
венно восстановлено иконопочитание. Его восстановление было в какой-то
91
мере победой уже нового иконопочитания, разработавшего концепцию связи
иконы с прототипом, мистической связи божества с человеком, ее форм
и характера. Восстановление иконопочитания стало одним из крупнейших
праздников православной церкви, а 11 марта — днем восстановления ее
«единства». Господствующий класс Византии оформил свое социальное,
классовое единство духовным и организационным единством церкви. На
соборе были анафематствованы все ереси.
Прежде всего было начато наступление на павликианство. Разгром
восстания Фомы Славянина и последующее наступление на права кре-
стьянства привели к радикализации крестьянского движения, к радикализа-
ции идей павликианства. Павликианский дуализм все более жестко про-
тивопоставлял их земному, существующему миру со всеми его институтами
как миру зла. Оно становилось учением действия и борьбы. Организационной
основой разрыва павликиан с государством и церковью стали павликиан-
ские религиозные общины. Павликиане изгоняли христианских священников,
сборщиков налогов, представителей властей. Они организовали свою само-
оборону. Фактически в Малой Азии в середине IX в. стали возникать
своего рода «освобожденные районы», не признававшие власти правитель-
ства. Система павликианского самоуправления едва ли сложилась, если бы
она не опиралась на мощные устои общинного самоуправления. Павликиане,
среди которых было немало рядовых стратиотов, использовали опыт стра-
тиотского ополчения, но не заимствовали структуру фемной организации.
Они создали своеобразный тип павликианской республики, основанной
на самоуправлении религиозно-территориальных общин, выдвинули талант-
ливых руководителей — Карвеаса и Хрисохира. Территория, контролируемая
павликианами, быстро увеличивалась, угрожая захватить всю Малую Азию.
Многочисленные походы против них императорской армии часто заканчи-
вались поражением. Павликиане организовали цепь оборонительных
сооружений, крепостей. Центром павликианских районов стала крепость
Тефрика неподалеку от арабских владений. Заинтересованные в ослабле-
нии империи, халифы всячески поддерживали павликиан, снабжали их ору-
жием и необходимыми припасами. Павликиане настолько упрочили свое
самоуправление, что предлагали императору отказаться от власти над Малой
Азией. Только после целого ряда изнурительных походов и кровопролит-
ных сражений императорским войскам удалось в 872 г. овладеть Тефрикой
и приступить к массовому подавлению павликианского движения. Более
100 000 павликиан было уничтожено. Силы византийской свободной общи-
ны были сломлены. Византийская империя вступила в новый этап своей
истории.
VII век — конец господства античной культуры как духовной основы
жизни византийского общества. Она изжила себя с глубокой внутренней
трансформацией общества. С этого времени можно лишь говорить о в той
или иной степени сохранившемся античном наследии, традициях, по-своему
воспринимаемых, перерабатываемых и возрождаемых. Античная культура
была в широком смысле культурой античного полиса. Ее составляющие
92
поддерживались общим уровнем духовной жизни города в целом, наличием
в нем слоя античной городской интеллигенции, в том числе и профес-
сиональной. В VI в. еще существовала вся система городской духовной
жизни — от светских муниципальных школ до риторов, врачей, философов,
т. е. определенная группа носителей античной образованности. С упадком
городов эта система исчезает, ибо исчезает ее городская основа. Источ-
ники VIII—IX вв. говорят лишь о сохранившихся кое-где «одиночках»:
опытном педагоге и его школе; человеке, славящемся искусством красно-
речия; известном враче или ученом. Высшее образование как достаточно
широко распространенная система не сохранилось даже в Константинопо-
ле, и, очевидно, не только светское. Даже патриаршая школа, своего
рода духовная академия при храме св. Софии, прекратила свое сущест-
вование.
Для VII—VIII вв. характерен упадок строительства вообще и тем более
нового. Осуществлялись переделки, приспособление для новых нужд старого,
использование частей старых построек и, в лучшем случае, новое строитель-
ство из старых материалов. Заново выстроенных сооружений для этого
времени известны единицы. Можно говорить о крепостном строительстве,
но в большинстве случаев это превращенные в крепости бывшие города.
Некоторое оживление строительства начинается с середины VIII в., но и оно
затронуло преимущественно самые крупные города: Константинополь,
Фессалонику. По-видимому, несколько более интенсивно могло идти стро-
ительство в сельской местности — строительство сельских церквей,
монастырей, но в целом оно не свидетельствует о сколько-нибудь существен-
ном прогрессе византийской архитектуры. Напротив, наблюдаются опреде-
ленные черты регресса в строительном искусстве, потеря того, что было
достигнуто в юстиниановскую эпоху. Тяжеловесность, массивность,
«приземленность» отличают выстроенный в конце VIII в. храм св. Софии
в Фессалонике. Те же черты характерны и для массы сельских церквей.
В светском строительстве заимствовались элементы церковной архитекту-
ры — ниши, апсиды.
Идет постепенная «перестройка» интересов и вкусов общества, падение
грамотности, упадок интереса к античной книге и книге вообще, чтению
как таковому. В VII—VIII вв. античное наследие перестает переписываться.
Утрачивают популярность те жанры литературного творчества, которые были
рассчитаны на индивидуальное восприятие, индивидуального читателя,
что было связано и с ломкой, изживанием античной системы мышления,
утверждением эмоционально-чувственного восприятия. Отсюда падение ин-
тереса к прозе и растущая популярность поэзии, поэтических форм.
Писида в VII в. описал походы Ираклия не прозой, как это было принято
раньше, а в стихах. Это был первый стихотворный опыт описания исто-
рических событий, хроника в стихах. Его поэмы содержат элементы эпи-
ческого жанра, возрождения героического эпоса с достаточно типичными
для раннего средневековья героизацией и идеализацией образа воина, его
рыцарских качеств.
93
Самым популярным жанром становится житийная литература. Она
в какой-то мере включает в себе остальные жанры и виды, становясь
своего рода энциклопедией естественно-научных, географических, отчасти
исторических знаний. Проникновение приемов риторики в литературу
свидетельствует о том, что византийская литература этого времени созда-
валась не только и не столько в расчете на читателя, сколько на слушателя.
Не книга, а речь и проповедь стали основным источником знаний. Старые
жанры литературы не сменились быстро новыми не только в силу общего
упадка культуры и образованности, замедленности выработки новых,
соответствующих эпохе, форм и общего обеднения общества, но и потому,
что в определенный период времени в них не было потребности вообще,
как ее не было и в светском, в какой-то мере государственном «исто-
риописании». Типично монашеская хроника Феофана вполне удовлетворяла
и светского читателя. Таким образом, можно говорить не только о кризисе
старых форм литературного творчества, но и об отсутствии в определенный
период потребности, необходимости во многих из них в жизни данного
общества.
«Знание» утратило свою значимость по сравнению с «верой». Отсюда
рост авторитета веры как таковой и «святых людей»— живых носителей
истинных знаний и житейской мудрости. Не удивительно, что круг потреб-
ностей сузился до чисто религиозной литературы, творений отцов церкви —
источника всей мудрости и знаний. Переписывались почти исключительно
религиозные произведения, то, что было необходимо для богослужения.
С VII в. ушли в прошлое и оплачиваемые «частные» переписчики —
тоже часть античной городской интеллигенции. Этот труд стал уделом
монахов.
В VIII—IX вв. «вера» приобретала исключительно большое значение
в общественной жизни Византии. Византиец этого временц, в массе своей
крестьянин, а нередко и «новый» житель империи мало Знал об античном
прошлом, ему была неведома гордость римским наследием, остатки
античного гражданского патриотизма. В лучшем случае он знал о суще-
ствовании правящего императора. В этих условиях христианство становилось
важнейшим фактором в государственной консолидации населения, во многом
основой «государственного патриотизма». Отчасти в этом крылся секрет
стремления иконоборческих императоров более жестко подчинить себе
церковь.
Борьба иконоборчества с иконопочитанием отражала глубинные процес-
сы, происходившие в византийском обществе. Прежде всего те изменения,
которые в нем произошли, ставили по особому проблему «образа» как
средства христианского воспитания, когда уже не приходилось рассчи-
тывать на религиозную книгу. Не случайно систематизатор христианского
богословия Иоанн Дамаскин писал: «Образ для неграмотного, как книга
для грамотного». Человек этого времени неизмеримо высоко ставил бога
и не отваживался рассуждать о его сущности. Отсюда популярность тезиса
иконоборцев о «непознаваемости» и соответственно о «неизобразимости»
94
TfEYitt'LUTiCnGMTIKOGTHC
Заставка византийской рукописи
божества. Иконопочитатели оказались в трудном положении. Представления
византийцев «работали» против них. Важна и другая сторона религиозных
споров — они отражали действительно более всего в религиозном аспекте
волновавшую человека того времени проблему связи божества с человеком,
проблему взаимосвязи и ее «эффективности» для человека и особую роль
изображения, иконы при этом. Иконопочитателям потребовалось немало
времени для того, чтобы теоретически обосновать необходимость иконы.
Иконоборцы не были противниками светского изобразительного искус-
ства. На смену официозно-парадным изображениям приемов и воинских
триумфов пришли сцены битв, охоты, народных празднеств, игр. Иконо-
борческое искусство закрепило в византийском пейзаж, бытовые сцены,
которые в дальнейшем вошли в религиозное искусство как важные его
составные элементы. Оно несло в себе определенную народную струю —
жизнерадостность, красочность, яркость, приближавшие орнамент, изобра-
жения животных скорее к традициям народного лубка, народной росписи,
чем к строгим канонам эллинистических традиций. Несомненна его демо-
кратизация, показывавшая, насколько глубоко изменилось общество,
ставшее обществом крестьян, вышедших из деревни военных командиров
и полководцев, не утративших в какой-то мере культурной связи с поро-
дившей их средой и внесших в византийское искусство новые требования,
весьма отличные от позднеантичных.
Знаменитая Хлудовская псалтырь в ее наиболее ранних миниатюрах
несомненно восходит к традициям изобразительного искусства иконоборче-
ской эпохи. Это бытовые сцены, выразительные реалистические изобра-
жения крестьян, с их приземистыми плотными фигурами, сцен труда.
Изображение бедных и убогих вошло в византийскую религиозную живопись
также из иконоборческого искусства. Eto «заземленность», жизнерадост-
ность обусловливались самим характером эпохи. Живописец того времени
с его видением, художественными приемами и принципами, естественно,
не мог отважиться на изображение божественных образов, не рискуя
превратить их в карикатуру. Возможно, имели место попытки, но они
могли лишь обострить общую реакцию, так же как и попытки подчеркнуть
примат спиритуалистического начала старыми приемами — уродливым сокра-
щением, у плоскостных фигур пропорций и размеров тела, увеличением
размеров головы и глаз, долженствовавших символизировать господство
духовного начала. Но это были «количественные» приемы, углубление
которых не могло дать новое качество изображения.
Глава 5. Становление феодальных отношений
(вторая половина IX-XI в.)
Византия
во второй половине IX-X в.
Вторая половина IX—X век — время наивысшего расцвета и подъема
раннесредневековой Византии, ее международной роли и исторического
значения. В начале XI в. ее границы раздвинулись почти до пределов
ранней Византии (1 млн. кв. км). Население достигало 20—24 млн. человек
с 2—2,5 млн. крестьянских семей. В X—XI вв. империя была наиболее
«городской» страной европейского мира. В ней формально насчитывалось
до 400 (настоящих — 25—30) городов, городское население составляло око-
ло 1,5 млн. человек (около 10% ее населения). В немногих городах оно
исчислялось десятками тысяч, но обычно редко превышало 1—2 тыс.
Византия стала одним из богатейших и могущественнейших государств
раннего средневековья. Доходы государства в конце X — начале XI в. ис-
числялись 15—20 млн. номизм в год.
В истории страны это почти двухсотлетняя эпоха правления импе-
раторов Македонской династии (867—1056), когда оформились основы
социальной организации и классические формы централизованной ранне-
средневековой государственности, характерные черты того, что получило
название «византинизма».
IX век был во многом переломным в развитии византийского об-
щества. Продолжалось упрочение и развитие фемного строя, фемной
организации, лежавшей в основе организации византийского общества
в IX—X вв. Фемная организация не была преимущественно и только воен-
ной, какой она была в VIII в. Она была неразрывно связана со всей
системой и уровнем развития социально-экономических отношений. Агра-
7
1684
97
ризация, упадок городов, критическая военная обстановка — все это более
тесно связывало упростившуюся аграрно-натуральную экономику с задачами
обеспечения локальной обороны и нужд военной организации. Начавшееся
еще в VIII в. дробление фем было показателем не столько совершен-
ствования обороны и военной организации и простого желания ослабить
реальную власть стратигов крупных фем, сколько отражением внутренних
процессов — подъема аграрной экономики, с IX в. оживления ремесла
и торговли, усложнения социальных отношений, которые требовали раз-
вития организаций, их регулирующих и выполняющих административно-
фискально-судебные функции. «Освоение» к середине IX в. империей
многих утраченных прежде областей, заселение их населением, сохранявшим
элементы самостоятельности, самобытности, «невключенности» в систему
господствовавших в империи отношений; рост имущественной дифферен-
циации, усложнение имущественных отношений и конфликтов, социальных
противоречий — все это требовало регулирования в общеимперском масшта-
бе, детализации и разработки новых форм управления в обществе.
В IX в. фемные командиры уже стали влиятельными собственниками.
Они опирались и на свою власть и на военную организацию фем. Они
могли использовать против правительства недовольство населения ростом
налогового гнета, недовольство стратиотов. Но их собственное наступле-
ние на общину, на стратиотское сословие подрывало основу прочности
их положения в фемах. Павликианское движение показало и фемной
знати и центральному правительству, что усиление эксплуатации крестьян-
ства возможно только централизованными усилиями. Поэтому нет оснований
возводить к середине IX — середине X в. действительное начало борьбы
между «линией» на развитие и укрепление частновладельческих форм
эксплуатации и государственных централизованных, преувеличивая тради-
ционную, «унаследованную» мощь византийской государственности. У гос-
подствующего класса Византии второй половины IX в. не было выбора,
не было другого пути. Отсюда — развитие централизованных форм эксплуа-
тации, централизованной государственности с усложненной структурой,
неограниченной и даже в какой-то мере легитимной монархии, но с при-
матом идеи «государственных интересов», реальным основанием которой
в эту эпоху были не формальные традиции позднеримской государствен-
ности, а реалии социальной действительности и отношений в обществе IX в.,
в принципе полноправность массы свободного крестьянства, которая застав-
ляла рассматривать общество как «единое» в рамках государственной его
организации, с определенной расчлененностью прав и обязанностей.
Возрастание роли социальных, административных, фискальных и судеб-
ных функций, т. е. всего того, что касалось внутренней жизни общества,
привело к выдвижению на первый план гражданского управления. В ви-
зантийской официальной иерархии, табели о рангах, по почету и официаль-
ному положению военная верхушка, стратиги фем (29) занимали и в эпоху
правления Македонской династии первые места (высший представитель
гражданской администрации занимал лишь 10—12-е место после фемных
98
стратигов). Но фактически управление страной при императорах Македон-
ской династии находилось в руках гражданской администрации, перешло
в руки столичной знати.
В лице основателя династии Василия I (867—886), несмотря на его
крестьянское происхождение, пришел к власти типичный представитель
столичной придворно-гражданской знати, при котором, как и при его бли-
жайших преемниках — Льве VI Мудром (886—912) и Константине VII
Багрянородном (913—959) сложились классические формы византийской
централизованной раннефеодальной государственности, оформились основ-
ные принципы ее социальной политики, политическая теория.
Аграрные отношения
В середине IX в. основную массу аграрного населения Византии состав-
ляли не просто лично свободные крестьяне, а крестьяне — собственники
своей земли. Податный гнет еще не стал источником массового разорения
крестьянства. В Житии Филарета Милостивого есть и бедные, и богатые
крестьяне, и стратиоты, но одних довели до нищеты поборы, других —
стратиотская служба, отрывавшая их от хозяйств, но в очень значительной
еще степени — стихийные бедствия и вражеские вторжения. Сам Филарет
обеднел потому, что забросил хозяйство и стал раздавать свое имущество
бедным. Его односельчане мгновенно «расхватали» заброшенные им зем-
ли. Следовательно, община имела возможность и желание их обраба-
тывать.
Начало массового обеднения византийского свободного крестьянства
приходится на вторую половину IX в. и было связано с ростом податного
гнета и повинностей. Обложение его в X в. непрерывно возрастало. Госу-
дарственные поборы с крестьян трансформировались в телос — причи-
тающееся казне. Государство не ограничивалось основами старой системы
iugatio-capitatio, учетом площади обрабатываемой земли и подворным. С тече-
нием времени все более тщательно учитывалось ее качество, количество тяглого
скота, используемых лугов и пастбищ, голов домашнего скота, птицы, ульев,
доходов от рыболовства, мельниц — все источники доходов крестьянского
хозяйства. В конечном счете, как невесело шутили современники, было
учтено и сосчитано все, даже количество волос на голове плательщика.
Натуральная подать, которая в X в. отчасти собиралась уже в денежной
форме, дополнялась денежным подворным, которое взималось даже с без-
земельных (собственников только своего жилья), судебными пошлинами
(в отличие от ранней Византии суд был платным). К этому добавлялось
бремя многочисленных государственных повинностей, личных отработок,
ангариев и экстраординарных поборов. Объем всех их в IX—X вв. непре-
рывно возрастал. Не говоря уже о перевозке большого объема нату-
ральных податей, в этот период в основном руками крестьянства осу-
ществлялось массовое строительство укреплений и государственных соору-
99
Византийский крестьянин. Миниатюра
жений, дорог и мостов, перевозка строительных материалов. Византия
получила достаточно разветвленную и находившуюся в неплохом состоянии
сеть путей, связывавших между собой различные области империи. С X в.
начинает взиматься и постоянный побор в пользу церкви — каноникон.
В целом государственные поборы с крестьян — собственников земли в X в.
не достигали объема западно-европейской феодальной земельной ренты
этого времени, что отчасти и обусловливало большую устойчивость сво-
бодного крестьянского хозяйства. Однако к тяжести государственных
поборов следует прибавить грабеж и вымогательства многочисленного
чиновно-фискального аппарата Византии. В эпоху правления Македонской
династии сложилась бесчисленная категория учетчиков и сборщиков,
ведавших определением размера поборов и осуществлявших их сбор.
Каждая категория поборов взыскивалась отдельно, особыми ведомствами
и чиновниками, в пользу которых взимался определенный процент от
уплаченной плательщиком суммы. Даже при том, что правительство при
обложении учитывало различие в имуществах и доходах, процесс имущест-
венной дифференциации и обеднения крестьянства резко ускорился. В за-
конодательстве X в. постоянной категорией крестьянства становятся
«бедные» и «убогие» (nevexed, anopoi). В связи с рбстом неплатежеспособ-
ности многих крестьянских хозяйств в X в. внедряется уже упоминавшийся
аллиленгий — податная ответственность общины за односельчан. В X в.
государство все более детализирует повинности крестьянства. Одни были
обязаны нести охрану дорог, другие — обеспечивать перевозку государствен-
100
ной почты и грузов, третьи — осуществлять различные поставки для госу-
дарственных нужд.
В IX—X вв. резко усиливается и имущественная дифференциация
стратиотов. Бедневшие постепенно попадали в зависимость от военных
командиров, но одновременно конституировалась как особый слой их
зажиточная верхушка из богатых крестьян-общинников, в руках которых
концентрировалось по нескольку крестьянских участков. Из них по пре-
имуществу и состояла легкая византийская конница. Процесс имуществен-
ной дифференциации в деревне привел и к образованию и выделению
на ее территории отдельных, более крупных хозяйств — агридиев, своего
рода хуторов, мелкопоместных хозяйств в рамках общины.«Византийское
правительство получило возможность осуществить более дробное деление
стратиотов, выделив из них обладателей 3—4 нормальных стратиотских
наделов, собственность которых оценивалась не в 4, а в 12 литр. Отчасти
они составили основной контингент тяжеловооруженной (карафрактарной)
конницы Византии, своего рода византийский эквивалент западно-евро-
пейского мелкого рыцарства. Таким образом, в IX—X вв. верхушка стра-
тиотского сословия все более отслаивалась, постепенно конституируясь как
низшая прослойка господствующего класса.
Весьма важным источником дохода византийского государства была и об-
ширная государственная земельная собственность, которая росла за счет
завоеванных территорий, конфискованных, выморочных и заброшенных зе-
мель. Определенная их часть дарилась, передавалась в собственность и пре-
вращалась в частную. В VIII—IX вв. таким образом в значительной степени
умножалось число стратиотов, переселенцев в завоеванные области. Очень
значительную ее часть составляли имущества, непосредственно эксплуати-
ровавшиеся государством и приносившие доход казне (Sripoozov) и обслу-
живавшие государственные нужды.
Третью категорию составляла собственность отдельных лиц, которая
получила в Византии название наследственной, родовой — гоникон, к кото-
рой может быть причислена и собственность церкви и монастырей. Судить
о ее подлинных размерах в IX в. трудно. Археологический материал, как
и весьма скромные упоминания о ней вообще и о ее размерах в письменных
источниках VIII в., свидетельствуют о том, что по сравнению с VI в.
она очень резко сократилась. Для развития частной земельной собственнос-
ти, крупного землевладения в VIII—IX вв. препятствием, очевидно, была
не нехватка земли, а рабочих рук, в первую очередь из-за устойчивости общины.
В V—VI вв. к работе на земле можно было привлечь бедневших горожан,
но в VIII в. большинство городов исчезло.
Все это определило замедленность и своеобразие развития и становления
византийского крупного раннефеодального землевладения и поместья.
Не случайно первые крупные византийские феодальные хозяйства возни-
кают в скотоводческих районах Малой Азии, поскольку ведение такого
хозяйства требовало минимума рабочих рук. Византийская деревня с тече-
нием времени выделяла все более значительное количество малоимущих
101
л *< # с
Лов рыбы на свет. Миниатюра
и неимущих крестьян, которые были вынуждены искать дополнительные
источники своего существования. Поэтому в византийской деревне появляет-
ся устойчивый слой наемных работников — мистиев (p/oO/’oi). Частично
их труд поглощали хозяйства богатевших односельчан. Растущая крупная
земельная собственность в лице мистиев также имела источник рабочей
силы. Но византийский крестьянин держался за общину, рассчитывал на
нее. Новеллы императоров Македонской династии говорят о многочислен-
ных попытках динатов отобрать крестьянские земли за долги, превратить
крестьянина в зависимого с землей. Однако в сознании византийского
крестьянина-собственника жили не только отдаленные, но и утверждав-
шиеся всей социальной жизнью Византии представления о собственнике
как полноправном члене общества. Эти представления подкреплялись еще
и социальной практикой общины. Поэтому любая форма постоянной
зависимости, потеря своей собственности воспринималась крестьянином как
своеобразная форма рабства. Этим обстоятельством, вероятно, и объясняет-
ся то, что даже окончательно разорившиеся крестьяне предпочитали оста-
ваться мистиями,# но упорно не «садились» на чужую землю. Категория
париков (naQoikoi) — будущих феодально зависимых крестьян,— впервые в
таком смысле упоминаемая во второй половине IX в., формировалась
чрезвычайно медленно. Для разорившегося и лишившегося семьи крестьяни-
на был еще один выход, не связанный с зависимостью,— уход в монастырь.
Образование в X в. множества мелких крестьянских, сельских, «семейных»
монастырьков с 4—5 монахами — показатель не столько тяги к монашеско-
му образу жизни, сколько растущего гнета византийской государствен-
ности и нежелания крестьян превращаться в зависимых держателей земель
частных собственников, оказаться в путах частноправовой зависимости.
102
Поэтому характерным для ранней стадии становления крупного визан-
тийского, в будущем феодального землевладения становится сочетание
рабского труда с наемным. Это не унаследованное в больших размерах
рабство, практика использования рабского труда, а скорее рецидив раб-
ства в новых условиях, в связи с необходимостью обеспечить поместье
постоянными работниками. Таким образом, это определенная начальная
стадия формирования феодального поместья в особых условиях, но не-
сомненно с опорой на традиции. В X в. византийцы, где только могли,
приобретали рабов. Их везли с Востока и из Причерноморья, из Руси,
их продавали византийцам болгары и венецианцы. Так, богатой пелопон-
несской землевладелице Даниелиде принадлежало 3 тыс. рабов, причем
часть из них была занята и в ремесленном производстве.
Для раннефеодального византийского поместья было, по-видймому, ха-
рактерно преобладание собственного, домениального хозяйства, в значи-
тельной степени натурального, ведшегося рабами и окрестными крестьяна-
ми-мистиями. Значительная часть потребностей большой семьи в дерев-
не в ремесленных изделиях (тканях, одежде, обуви, деревянной посуде)
обеспечивалась трудом семьи, сельского ремесленника, в поместье — тру-
дом рабов, дворовых, «домашних». Византийской знати не запрещалось
заниматься производством даже предметов роскоши и иметь мастерские
для удовлетворения собственных нужд. Например, в мастерских Даниели-
ды производились тонкие драгоценные ткани. Таким образом, потребнос-
ти поместья, знати во многом удовлетворялись собственным хозяйством.
«Советы и наставления...» Кекавмена в какой-то мере рисуют традицион-
ные установки X в. — по возможности производить в своем хозяйстве
все необходимое, обмениваться с соседями для получения недостающего
и лишь излишки вывозить на рынок для продажи, чтобы приобрести то,
что не производилось на месте. Ориентация хозяйства на товарное про-
изводство в IX — середине X в. была слабой.
На IX—X вв. приходится и быстрый рост церковно-монастырского
землевладения, особенно монастырского. Не говоря уже о массе мелких
монастырьков, основывается много крупных, главным образом в сельской
местности. И те и другие являлись основой феодального монастырского
землевладения, последние — обладателями крупных земельных массивов,
монастырских хозяйств с сотнями монахов (комплекс афонских монасты-
рей, Олимпийский в Вифинии и др.). На Афоне в 971 г. было до 600
монахов, на рубеже X—XI вв. — 3 тыс., в других монастырях — сотни. Мо-
настырское хозяйство в значительной степени велось трудом монахов,
мистиев, покровительствуемых и подкармливаемых монастырем бедняков.
Во всех этих хозяйствах, как в частных, так и в государственных,
еще не было ничего феодального. В них использовались рабы, наемни-
ки-мистии. Положение значительной части крестьян, сидевших на государ-
ственной земле, практически мало чем отличалось от положения собст-
венников — плательщиков государственных податей. Но к середине X в.
положение последних уже существенно изменилось. Разоренное крестьян-
103
ство стало уходить без земли. Не помогали уже ни сроки давности
сохранения права собственности, ни система круговой ответственности
общины. Число заброшенных и пустующих земель росло такими темпа-
ми, что общины оказывались не в состоянии платить за них подати,
требовали исключения их из фонда облагаемых . земель. Государство
оказалось вынужденным «списывать» их из общинной собственности. Это
были класмы — общинные земли, переходившие в собственность государ-
ства.
Этот процесс положил начало формированию массовых отношений фео-
дальной зависимости. Неимущий крестьянин, лишившись всего, стал осе-
дать на землях крупного земельного собственника. Прежние мистии так-
же становятся постоянными работниками поместья. Из них и формиру-
ется категория париков, которые с середины X в. все чаще упоминают-
ся на частных землях. Париками обычно становились ничего не имев-
шие люди, садившиеся на землю феодала, оказывавшиеся в результате
этого в наибольшей хозяйственной зависимости от господина земли. Это
приводило к тому, что он далеко не всегда был заинтересован в веде-
нии париками самостоятельного хозяйства и утверждении их прямой
личной зависимости, а также к тому, что платежи и отработки неиму-
щих париков оказывались весьма высокими по сравнению с тем, что прежде
взимало с крестьянина-собственника государство. Рента собственнику зем-
ли намного превышала все прежние платежи крестьян. В этих усло-
виях продолжало сохранять свое значение господское хозяйство. Нату-
ральные платежи и барщина крестьян увеличивали количество сельско-
хозяйственной продукции имений, что подталкивало их владельцев к уси-
лению связей с рынком. Крупные феодалы и монастыри организовывали
рынки и ярмарки в своих владениях и сбыт натурального продукта своих
имений на более отдаленных рынках. Византийские феодалы сами до-
вольно рано начинают включаться в торговлю продуктами сельского хо-
зяйства. Поскольку государство с переходом на частные земли платель-
щиков подати лишалось довольно значительной части своих доходов
(ибо частные собственники, население их поместий платило государству
меньше), оно начинает запрещать свободным плательщикам государствен-
ных податей селиться на частных землях. Чтобы обеспечить обработку
заброшенных земель, ставших государственной собственностью, государ-
ство на льготных условиях поселяло на них крестьян, но это также
приближало их по своему положению к положению париков — зависи-
мых держателей чужой земли. Так постепенно, по примеру частной па-
рикии и под ее влиянием в Византии начинается превращение держате-
лей государственной земли в париков, но государственных. Аналогично
это происходит и в монастырских владениях. Так в Византии начинают
утверждаться феодальные отношения. В этом плане она значительно отс-
тавала от империи Каролингов, в которой господство феодальных отно-
шений и феодального поместья утвердилось уже во второй половине VIII—
IX в. В Византии не крупные землевладельцы по преимуществу закаба-
104
лили крестьянство, а государство своим налоговым гнетом загоняло сво-
бодных крестьян в зависимость от землевладельцев.
Город второй половины IX—X в.
И по числу городов, и по размерам их населения Византия в X в.
безусловно занимала едва ли не первое место в Европе. Возрождение
городов и городской жизни, массовое рождение средневекового византий-
ского города относится к середине IX в. Нумизматический материал от-
мечает начавшееся укрепление товарно-денежных отношений, интенсифи-
кацию обмена, а археологический — оживление городского строительства.
К началу этого периода в Византии можно насчитать 20—25 городов.
Византийский средневековый город возникал у подножия старой или
новой крепости — акрополя, вокруг церковного, епископального центра,
возрождавшихся из аграрных поселений старых исчезнувших городов. Про-
цесс его становления отражает своеобразие тех условий, в которых он
происходи?!. Сарды в X в. возрождаются в процессе постепенного уп-
лотнения окружавших митрополию и расположенных неподалеку от кре-
пости деревень. Для начального этапа становления византийского средне-
векового города характерна стихийность, отсутствие планового градострои-
тельного начала, которое в принципе могло вноситься государством, цер-
ковью. Это показывает, по крайней мере для середины IX — середины
X в., ограниченность их интереса к городу как таковому. Характерная
черта, отражающая разрыв с античными и даже позднеантичными градо-
строительными традициями, — разбросанность, некомпактность, невыделен-
ность из сельской округи, отсутствие четко оформленного центра. В та-
ком городе нет ни характерной для европейских феодальных городов
радиальной планировки, ни четко обозначенной главной площади, ни воз-
вышающейся в центре его и доминирующей над ним главной церкви
собора города — реликта и символа прежнего господства над ним церкви.
Узкие кривые улочки, беспорядочно сбегающие к подножию холма от
крепости, ее четкая выделенность и «полудеревня», простирающаяся от
нее, — таков типичный вид города того времени. Не случайно сами ви-
зантийцы, видевшие развалины античных городов, для характеристики
большинства своих городов употребляли термин «деревнегород» (xcoponcAw).
По археологическим данным создается впечатление, что город в IX—X вв.
возникал не в процессе привлечения в него торгово-ремесленного насе-
ления. Даже в городе X в, нет особых торгово-ремесленных кварталов,
торгового центра и кварталов торгово-ремесленной верхушки. Он застроен
однообразными домами крестьянского типа. Византийский город этого
времени скорее всего результат сселения преимущественно аграрного,
крестьянского населения, может быть в большей степени приобщившего-
ся к ремесленно-торговой деятельности, но не порвавшего со своими
крестьянскими занятиями. В Лампсаке XII в. на 60 домов «горожан» при-
ходилось 113 домов землевладельцев-крестьян.
105
Нет достаточных оснований говорить и о сохранении в сколько-нибудь
значительной степени традиционной городской общины. Это не была регене-
рация аграризировавшегося старого города, а это было возникновение на
его развалинах, а часто по соседству с ними нового города. Его разбросанность
была связана с жесткой необходимостью учета рельефа местности, невоз-
можностью проложить прямые улицы, с возможностями обработки земли.
В таком городе не было бань, общегородских систем водоснабжения и ка-
нализации.
Причина такого «исходного» характера византийского средневекового
города, по-видимому, в том, что в Византии было развитым и устойчивым
деревенское ремесло, как и поместное и монастырское, что в условиях
IX—X вв. не стимулировало быстрое конституирование города как исключи-
тельно ремесленно-торгового центра. Город был прежде всего центром локаль-
ного обмена и лишь отчасти производства. Сельский ремесленник и монах,
направлявшиеся в город для продажи ремесленных изделий, характерны
для того времени. Обмен между городом и округой осуществлялся в основном
на ярмарках. Внутригородская торговля и обмен ведутся не на торговой
площади, рынке внутри города, а дома, непосредственно между продавцом
и покупателем. На ярмарках византийские купцы скупали изделия как
сельских, так и городских ремесленников, увеличение спроса стимулировало
городское ремесло. Но источники IX — первой половины X в. почти не упоми-
нают города, известные своим ремеслом.
Византийский город этого времени нередко пытаются сравнивать с вос-
точным. При нехватке доказательств казалось логичным, что если бывшие
византийские города процветали в халифате, то они должны были процветать
и в Византии. Нередко косвенное обоснование этому находят в сохранении
в Византии централизованной государственности. Но презрительные отзывы
арабских путешественников IX—X вв. о византийских городах этого времени
подтверждаются не только археологическим материалом, но и разностью
исторических условий. В отличие от Византии, в завоеванных и вновь
созданных городах халифата основная масса завоевателей разместилась
• в городах. Город стал центром феодального господства, в том числе и военного,
благодаря этому продолжало сохраняться массовое городское ремесло. Как
считают современные историки, на протяжении одного-двух поколений араб-
ское население достаточно активно приобщилось к ремесленно-торговой
деятельности. В мусульманском обществе господство феодала над городом,
городским населением выражалось в том, что он и связанные с ним торговцы
были основными поставщиками сельскохозяйственных продуктов на город-
ской рынок и вместе с торгово-ростовщической верхушкой нещадно эксплуа-
тировали мелких городских ремесленников и торговцев. Аграризировавшийся
византийский город не знал такой зависимости ни в снабжении его населения,
ни в степени включения в его торгово-ремесленную жизнь господствующего
класса.
Часто пишут о преемственности городской организации мусульманских
городов от античной и позднеантичной. При этом упоминают мухтасиба
106
Строители. Миниатюра
как воспреемника функций муниципального агоранома — надзирателя за
рынком и ценами. Дело не в том, что эти функции, необходимые для
каждого города, сохранились, и даже не в том, что они перешли под
контроль государства и их исполнители стали представителями государствен-
ной власти. Главное в том, что изменился их характер, содержание. Агорано-
мы античности были не просто контролерами за соблюдением правил
торговли и использованием установленных мер и весов, поддержанием поряд-
ка, а представителями муниципальной организации, совместно с которой
они регулировали цены в интересах населения. Муниципальная организация
в известной мере была обязана заботиться о снабжении города. В мусуль-
манском городе все эти функции свелись только к формальному контролю
за соблюдением правил торговли. В нем полностью господствовала стихия
«свободных цен», спекуляция продуктами питания. Крупнейшими спеку-
лянтами были сами халифы. Не только неурожаи, но и безудержные спекуля-
ций были причинами массовых стихийных выступлений городского населения.
Для византийского города характерно более жесткое по сравнению с араб-
скими регулирование ростовщической Деятельности, ограничение ростовщи-
ческого процента. Однако вызывает сомнения, что в VIII—IX вв. это
определялось интересами государства. Линия на ограничение ростовщичества
определялась теперь положением и позицией крестьянства. Активное «хри-
стианское» осуждение процента как государственная установка шло не от
традиций государственной политики, а от стихийного общенародного отноше-
ния к нему, использовавшего «христианскую» форму. В VII в. городские
собственники, церковь извлекли немалые выгоды из обеднения городского
населения, во многом поставили его в зависимость от себя. Как будто
открывалась перспектива близкого к мусульманскому варианта, но упадок
города, его аграризация в какой-то мере «спутали все карты».
Богатое византийское купечество, ростовщики, городские землевладельцы
в VII в. утратили свое доминирующее значение не только в результате
воздействия внешних факторов — осад и разгрома городов, усиливавшегося
господства арабов на морских путях. Их могущество сошло на нет потому, что
обеднение и сокращение городского населения стало разорять ростовщиков,
а городское землевладение с растущей аграризацией и падением спроса
переставало приносить доходы. В VI—VII Вв. сложилась своеобразная
критическая внутригородская ситуация, когда обнищавшее городское насе-
ление, опираясь на старые муниципальные традиции, «требовало» определен-
ного вкихмания к его нуждам. В таких условиях происходило изживание
остатков полисных традиций и полисного патриотизма, «приватизация»
интересов городских собственников и церкви. В окраинных областях империи
византийские города были обречены на полусамостоятельное существование
в условиях варварского окружения, что становилось главным фактором
консолидации их верхушки. Не центральная власть методически и целеустрем-
ленно ликвидировала остатки позднеантичного городского самоуправления,
а своего рода абсентеизм, нежелание заниматься городскими делами и проб-
лемами тех, кто раньше возглавлял городское самоуправление. Город оказался
108
«отданным» в управление центральной власти, ибо в том состоянии, в котором
он оказался в VIII в., его судьба не представляла интереса для знати.
Позднеантичный полисный патриотизм умер, как умерло и прежнее достоин-
ство граждан — «политов». Рождалось новое, уже средневековое отношение
к городу.
В это время и- церковь порывает с остатками своей прежней полисной
зависимости. Благотворительная деятельность становится сугубо частной,
собственной функцией церкви. Епископы отходят от контроля над обществен-
ными средствами и расходами городской общины, от забот о ее нуждах.
Церковь освободилась от остатков античного наследия, и будущие отношения
ее и земельной знати с городом строились уже на совершенно новой
основе.
В этом заключалась основа и известного развития собственного поместного
производства, и аристократически-землевладельческого, раннесредневеко-
вого пренебрежения к ремеслу и торговле, весьма отличного от античного.
Византийский феодал этого времени весьма отличался и от мусульманского
в его отношениях к городу и с городом. Его заботы были посвящены
деревне. Если он выступал в качестве ростовщика, то не вкладывал свои
поступления в торговые операции, материально не стимулировал деятельность
византийского купечества.
Византийские купцы VIII—IX вв. по уровню богатства не могли идти
ни в какое сравнение с мусульманскими. Ограниченность морской торговли
определялась прежде всего тем, что в Византии VIII—IX вв. нечем было
особенно торговать внутри страны из-за упадка городов и городского ремесла,
не особенно много было и того, что мо>кно было вывозить. Об уровне
товарно-денежных отношений в какой-то мере свидетельствуют и денежные
поступления казны. В IX в. они сократились более чем в 4 раза по сравнению
с VI в. Арабское морское господство лишь усугубляло сложившееся положе-
ние. Византийская центральная власть не стимулировала развитие внутренней
и внешней торговли в отличие от халифата еще и потому, что торговля
не служила для нее существенным средством объединения входивших в состав
империи областей.
Византийский феодал значительную часть своих денежных поступлений
получал не в результате собственной торговой деятельности, а в виде платы
за службу. Не столько города и их стихийное товарное производство,
сколько государство, эксплуатировавшее бесчисленное количество крестьян
и неспособное обеспечить натуральное присвоение их продукта, было на
этом этапе важнейшим организатором и регулятором развития товарно-
денежных отношений.
В основе византийской практики централизованного натурального обеспе-
чения части потребностей господствующего класса, по-видимому, лежала
реальная историческая ситуация определенной эпохи. Но эта практика была
закреплена и развита. Она стала системой, которая поднимала производствен-
ное значение Константинополя, создавала его монопольное положение, тор-
мозила оживление и подъем ремесла в провинциях и провинциальных городах
109
и отнюдь не стимулировала связей землевладельческой знати с торгово-
ремесленной деятельностью. Поэтому византийское провинциальное ремесло
поднималось и развивалось Медленно. В провинциальных городах не склады-
вались мощные профессиональные группы ремесленников. Император Лев VI
в своих новеллах (начало X в.) всячески поощрял уже упоминавшиеся
кинонии — мелкие временные объединения.
В византийском городе действовала система поимущественно-подоходного
обложения с известными уравнительными тенденциями в пропорциях обло-
жения. В городе это был налог с собственно недвижимости в соответствии
с ее доходностью, торговые пошлины с ремесленников и торговцев и сборы
с торговых сделок. Всюду норма дохода была единой — 8,33% от прибыли
с вложенной суммы исходного капитала. Таким образом, византийская госу-
дарственность в принципе проводила политику регулирования нормы прибыли.
Через регулирование нормы прибыли фактически осуществлялся и контроль
над ценами, ограничение спекуляций. Это существенно отличало византийский
город от мусульманского.
Городское население было также обязано нести некоторые повинности,
сочетавшие элементы общегосударственных и городских: осуществлять надзор
за системами водоснабжения и орошения, ремонтировать общественные
здания, доставлять грузы. В целом можно говорить о существовании элементов
городской общины — город представлял собой особый податной округ, иногда
с некоторыми общими земельными владениями и имуществами. Однако
последние уже не были сколько-нибудь существенным источником собствен-
ных доходов города. Исходная бедность византийского города отразилась
на всем его облике, планировке, градостроительных традициях. Многое из
того, что создавалось в нем, создавалось и поддерживалось самими горожа-
нами, возможно поквартально4 Характерное для него обилие мелких (район-
ных, концовых) уличных церквей, бедных, приземистых, по-видимому, резуль-
тат труда и вложений соседей, а не церкви, в то время небогатой. Примитивное
городское благоустройство также свидетельствует о том, что у города не было
сколько-нибудь существенных общественных средств. Богатство его акрополя,
где жила знать, зиждилось на частном и государственном строительстве —
отсюда и контраст, немыслимый даже для эпохи поздней античности.
Что касается реальных элементов самоуправления, то в отличие от
мусульманского в византийском городе существовала общегородская сходка
горожан. Она собиралась в экстраординарных случаях, иногда по инициативе
властей, иногда самостоятельно. В городской жизни существовал определен-
ный элемент сословности — знать, клир, народ. Практически первые были
городской верхушкой (лрютсн, лрштеуоутед) и от имени города контактиро-
вали с государственной администрацией, частично совмещаясь с ней. Имелись
ли в городах постоянные органы самоуправления, сказать трудно, возможно
они возникали в критических ситуациях, в какой-то мере объединяюсь вокруг
церкви.
Лучше мы осведомлены о Константинополе, в частности благодаря знаме-
нитой «Книге эпарха» — своего рода уставу константинопольских корпораций
ПО
Изделия византийского ремесла. X в.
начала X в. «Книга эпарха» рассматривает не все виды городской деятель-
ности, она не включает все «низшие» профессии. В связи с этим существуют
сомнения — а было ли корпоративно организованным все ремесло, даже
в Константинополе? Есть много оснований предполагать, что массовые ре-
месла и профессии в Византии оставались неорганизованными, самостоятель-
ными. В «Книге» рассматриваются профессии, неразрывно связанные с госу-
дарством, его деятельностью и нуждами; с особыми экономическими и поли-
тическими интересами государства; и наконец со снабжением города. К числу
первых могут быть отнесены корпорации тавулляриев — частных нотариусов,
связанных с засвидетельствованием гражданских актов, трапезитов — юве-
лиров и менял, связанных с функционированием и контролем за монетным
обращением. К числу вторых могут, например, быть причислены все корпора-
ции, занятые торговлей, обработкой, изготовлением и продажей изделий
из шелка. К третьим относятся продавцы скота, свиней и т. д. Всего
насчитывается 22 профессии. Доступ в корпорации был свободным и даже
не ограниченным взносом и проверкой профессиональных знаний. Таким
образом, они не были принудительными. В то же время они были обязательной
формой для занимающихся ремесленно-торговой деятельностью определен-
ных ее видов и профессий в столице. Корпорации находились в прямом
ведении и подчинении «градоначальника» — эпарха Константинополя. Они
возглавлялись либо назначавшимися эпархом, либо утверждавшимися им
и ответственными перед ним старейшинами. Причинами их государственной
организации считают необходимость обеспечения контроля над снабжением
населения столицы, организации сбора пошлин с наиболее доходных профес-
сий и обеспечения выполнения ими повинностей и общий государственный
контроль за их ремесленно-торговой деятельностью. Корпорации в Византии
появились значительно раньше западно-европейских цехов в условиях центра-
лизованной византийской государственности, и в их организации можно
видеть поиск новых форм организации торгово-ремесленной деятельности.
Государство не только «эксплуатировало» корпорации, но и обеспечивало
за ними определенные охраняемые законом привилегйи. Они были своеобраз-
ными ранними предшественниками цехов, но не трансформировались в них.
Не только упрочение централизованной государственности, сосредоточение
в столице значительной части чиновно-административного аппарата способ-
ствовало подъему константинопольского производства в IX—X вв. Помимо
возраставшего спроса формировавшейся землевладельческой знати империи
необходимо иметь в виду и те изменения, которые происходили у соседей
Византии,— интенсивная феодализация, сложение господствовавшего класса,
принявшие в X в. на Западе, на Балканах, на Руси очень активный характер.
Константинополь оказался едва ли не единственным крупным европейским
центром производства предметов роскоши, унаследовавшим и сохранившим
высокую его технологию. Таким образом, международный спрос создавал
особые условия для константинопольского ремесла и рынка. Не случайно
государственная регламентация особенно детально коснулась всего, связан-
ного с шелком, производством шелковых тканей и изделий. В византийские
112
шелковые ткани и парчу одевались в X в. еписко-
пы и аббаты, князья и государи, они шли на укра-
шение церквей и дворцов, как и византийские
сосуды и иконы, утварь для богослужения.
Константинополь, бывший в VIII в. центром
международной торговли Византии преимущест-
венно потому, что в нем и сосредоточивались
основное производство и торговая деятельность,
в IX в. стал «мировым» центром производства.
У византийского купечества к моменту этого
«взрыва» ^потребительского спроса не было
ни материальных возможностей, ни даже особой
необходимости организовывать сбыт и активное
распространение изделий константинопольского
Византийская монета X в.
ремесла — за всем этим являлись сами покупатели, а византийское правитель-
ство могло регулировать торговлю с учетом своих интересов, как экономи-
ческих, так и политических. Именно в это время появляются в Константино-
поле подворья иностранных купцов, обязанных предъявлять в государствен-
ную «митату» все привезенные ими товары, уплачивать ввозную пошлину
и получать свою квоту — право на вывоз строго определенного количества
изделий, тюков шелковых тканей и строго ограниченных в сроках своего пре-
бывания в столице. Византийское правительство поощряло и контролировало
ввоз и торговлю шелком-сырцом, чтобы обеспечить необходимое и бесперебой-
ное снабжение им константинопольских ремесленников, также строго оно
контролировало и распределение изделий из шелка. Оно не было заинтересова-
но ни,в падении цен, ни в падении значения константинопольского производст-
ва и изделий — средств своего международного влияния. Шелковые ткани из-
готовлялись не только в Византии, но ценность византийских заключалась
в приемах обработки, составах красителей, т. е. в технологии, которая остава-
лась непревзойденной до конца XII в. Существовали виды шелковых тканей
и их расцветки, производство которых было запрещено частным лицам и явля-
лось монополией государственных мастерских, а технология изготовления —
государственным секретом. Они ценились наиболее высоко и были эффектив-
ным средством византийской дипломатии. Объем константинопольской торгов-
ли вырос во много раз, византийские «паволоки», литургические сосуды, укра-
шения, иконы, оружие, вино распространялись на территории от Ирландии
до Северной Руси. В это массовое производство и торговлю оказалась включен-
ной и Фессалоника, так как Константинополь «не справлялся» с удовлетворе-
нием международного спроса.
На начало X в. приходятся многочисленные мероприятия византийского
правительства, свидетельствующие о росте внутреннего спроса, оживлении
городского ремесла, укреплении товарно-денежных отношений. Лев VI вся-
чески поощрял поиски руд драгоценных металлов, поддержал развитие ряда
производств, впервые официально признал необходимость и полезность
ростовщичества для оживления торговли. В целом византийское правитель-
8
1684
113
Экономическая карта Византии X—XI вв.
I—границы Византийской империи около 1025 г., 2—важнейшие ярмарки, 3—основные районы сельского
хозяйства; 4— сухопутные торговые пути, 5-— морские торговые пути
Центры ремесленного производства:
6—кузнечного, 7—оружейного, 8— керамического, 9—стекольного, 10—бумажного, 11—судостроитель-
ного, 12—коврового, 13—текстильного, 14— кожевенного, 15— ювелирного, 16—предметов роскоши.
Добыча металлов:
17— железа, 18— меди, 19— олова, 20— золота, 21— серебра, 22 — свинца
ство впервые обратило внимание на экономику города. Может быть, эти
меры й сыграли определенную роль в стимулировании подъема провинциаль-
ных городов. Активность византийского купечества на международных рын-
ках повысилась, и вскоре византийские купцы стали появляться на Руси,
увеличилась византийская торговля с Болгарией, Южной Италией, торговля
с арабами, правда в большей степени осуществлявшаяся арабским купечеством.
Уже во второй половине X в. и особенно к концу века проявляются
некоторые общие тенденции в развитии экономики — замедленность развития
массового городского ремесла, ограниченные возможности производства
изделий более широкого круга на внешний рынок. Возможно, что податная
политика государства не создавала особенно благоприятных условий для
подъема городского производства, накопления необходимых средств для
расширения торговой деятельности византийского купечества. Для состоя-
тельных ремесленников и торговцев не была закрыта государственная служба,
и известная их часть переходила в ряды византийского чиновничества,
свертывая свою ремесленно-торговую деятельность. X век знает немало
крупных гражданских чиновников — выходцев из торгово-ремесленных кру-
гов. Однако главным, по-видимому, была общая замедленность формирования
богатой торгово-купеческой верхушки.
В аграрной стране с унаследованной от античности техникой земледелия,
обилием сельскохозяйственных культур и высокой урожайностью (сам-6)
создавался избыток сельскохозяйственной продукции. Продукты были деше-
вы, что также обеспечивало относительную устойчивость жизни византийцев.
Этим, возможно, объясняется то, что во второй половине X в. на рынок
начинают все более энергично выходить феодалы и монастыри, постепенно
все более организовывавшие сбыт своей продукции. Источники показывают,
что в Византии этого времени не было нужного количества богатых купцов-
посредников, которые могли бы взять инициативу в торговле в свои руки.
Это в равной мере относится и к морской торговле византийцев. В IX—X вв.
большая часть византийской торговли с Европой шла через города Италии —
Амальфи, Бари, Венецию. Но византийское купечество оказалось не в состоя-
нии обеспечить все возраставший объем этих перевозок своими силами.
В 992 г. византийское правительство оказалось вынужденным предоставить
венецианцам право вывоза товаров, приобретения их на территории Византии.
Государство и церковь в IX—X вв.
В первой половине X в. в своих классических формах складывается и структура
византийской раннефеодальной государственности. Для нее становится ха-
рактерной дробная организация государственного аппарата, основанная на
иерархии должностей, подкрепленная иерархией титулов — почетных званий.
Сложилось 18 классов должностей, объединенных в пяти разрядах. Каждому
разряду соответствовал определенный почетный титул, но титулы могли
даваться и независимо от должностей и были не обязательно связаны со
службой. В условиях византийского раннефеодального общества с характер-
116
«и
Византийское войско. Миниатюра из «Хроники Манасси»
ным для него замедленным процессом формирования феодального класса,
значительной вертикальной социальной мобильностью, его сложение во
многом происходило «через» государственную службу. Византийская феодаль-
ная иерархия формировалась первоначально как иерархия государственных
должностей и званий и сохранила определенную связь с ней до конца сущест-
вования Византии.
Титулы были не только почетными званиями. Обладатель титула получал
соответствующие ему пожалования — денежные и иные — от императорской
власти. Титулы не только присваивались императорской властью за заслуги,
их можно было и купить. Продажа почетных достоинств была одним из
источников единовременного дохода казны, а приобретатель титула кроме
дававшегося ему почетного положения в виде платы получал своего рода
процент на вложенный капитал (9,7%). Титулы и должности не были
наследственными, но титулы — пожизненными. Продвижение по должностной
лестнице осуществлялось по указу, с учетом определенной выслуги лет.
Существовал высший круг титулов, которые давались только родственникам
императоров, представителям высшей знати. Количество чинов первых классов
было строго ограничено. В 1-й класс входили, например, магистры, анфипаты,
патрикии, протоспафарии. Магистров было 12. Каждый из них получал
по 24 литры золота в год (более 1500 золотых номизм), две одежды
и подарки по праздникам. Содержание высшей администрации было чрезвы-
чайно дорогим. Чиновники низших разрядов получали сравнительно неболь-
шую плату. Продвижение многих из них по службе было медленным, и они
редко выходили из своего разряда. Таким образом, в Византии сложился
мощный слой профессионального, преимущественно низшего чиновничества,
могучая безликая основа византийской государственности с присущими ей
сервилизмом, бюрократизмом. Чиновно-бюрократический аппарат в основном
концентрировался в столице. Даже составлявшие налоговые списки эпопты
и сборщики налогов — практоры посылались в провинции из столицы. Поэтому
для Византии можно говорить не только и не столько о бюрократии вообще,
сколько преимущественно о столичной бюрократии. Тем не менее она не
сложилась, за исключением отчасти ее верхних прослоек, в наследственную
«касту». Она была достаточно подвижной во многом потому, что в Византии
существовала практика продажи должностей. Гражданская бюрократия
пополнялась снизу, из представителей разбогатевшей торгово-купеческой
верхушки, и своим существованием мешала консолидации последней, оказы-
валась более тесно связанной с ней и более «демократичной» по своему
происхождению. К гражданской бюрократии достаточно близко примыкала
и дворцовая администрация, личная императорская.
Гражданская знать была многочисленной (в гражданском управлении
Константинополя было 60 ведомств), но нестабильной. Ее возвышение во
многом зависело от службы, а благополучие и обогащение — от импера-
торских пожалований. Она была менее связана с землевладением вообще,
а тем более в провинции. Она в очень большой степени зависела от центра-
лизованных форм эксплуатации населения и доминировала в синклите, со-
118
Кораблестроители. Миниатюра X в.
стоявшем из высших столичных чинов и не имевшем строго определенных
функций.
В последнее время все более отчетливо выступает та роль, которую
играли в упрочении централизованной государственности не только сам факт
преобладания массы свободного крестьянства и наличия значительной госу-
дарственно-императорской собственности, но и роль самих государственных
и императорских хозяйств. Создается впечатление, что опираясь и на пред-
шествующие традиции в условиях экономического упадка VII—VIII вв.,
государство оказалось вынужденным развивать собственные хозяйства разного
направления и профиля. Едва ли не каждое правительственное ведомство
(секрет) располагало в провинциях приписанными к нему имуществами,
которые обеспечивали его деятельность и приносили доходы, шедшие в кассу
секрета. Наиболее важные государственные имения находились под руковод-
ством специальных управляющих (куратории), другие — сдавались в аренду.
Таким образом, в провинциях государственная администрация имела опору
в лице управлений государственными имуществами (василики). В Византии
сложился расширенный вариант «дворцового», государственного производства,
в основном обеспечивавший натуральным путем потребности армии, флота,
чиновничества, двора, внешней политики. В раннесредневековой и во многом
натуральной в своей основе Византии, с ее слабым развитием частной
собственности, мощью мелкого крестьянского землевладения эта система
«государственного хозяйства» приобрела особую устойчивость. К государст-
венной службе знать привязывали не только высокая плата и щедрые
подачки, но и возможность приобщиться к эксплуатации государственного
имущества, выгодным арендам.
119
Важнейшими из ведомств, существовавших в империи, были геникон
(раскладка и сбор податей), ведомство государственной почты и внешних
сношений (дипломатия и разведка), ведомство идик (управление император-
скими имуществами) и, наконец, военное (выплата жалованья, вооружение
и снабжение армии).
Византийская армия в X в. состояла из «центральной» — ударной —
императорской гвардии — тагм и войск фем. Ее состав и боеспособность
в середине IX—X в. претерпели известную эволюцию. Основу армии по-преж-
нему составляли стратиоты. Но с обеднением значительной ее части, явля-
вшейся на службу «в лохмотьях» и плохо вооруженной, боеспособность
византийских войск стала резко падать. В конце IX — начале X в. Византия
потерпела ряд крупных поражений, особенно в войнах с Болгарией. Расслоение
крестьянства позволило усилить «стратификацию» стратиотского сословия,
выделить его верхушку и тем самым наряду с легкой конницей создать
ударные формирования тяжеловооруженной — катафрактов (несколько
тысяч). Византийская армия (в том числе и фемные армии) стала менее
многочисленной (24 000), но более подвижной и мощной. В связи с низкой
боеспособностью стратиотов-бедняков правительство уже с X в. стало осу-
ществлять замену действительной службы платежами. Это позволило привлечь
больше наемников и тем самым усилить собственно императорскую армию.
В X в. наемные дружины иностранцев составляют значительную часть гвар-
дейских формирований. В принципе можно говорить о сложении в Византии
этого времени армии полуфеодального типа, сочетавшей стратиотско-кре-
стьянское ополчение с полурыцарскими ударными силами. То, что в ней
был значительный слой имущих стратиотов, обеспечивало сочетание ее доста-
точной многочисленности и надежности с мощью ударных формирований.
С середины X в. византийская армия стала одерживать крупные победы
на Востоке и на Западе, смогла обеспечить продвижение до Евфрата и Арме-
нии, занятие Антиохии, закрепление в Северной Сирии, начало развернутого
наступления на Балканах и активизацию отпора арабам в Южной Италии.
В течение всего этого времени шло интенсивное формирование фемной
знати как землевладельческой и наследственной. К середине X в. сложились
могущественные фамилии военной аристократии — Фок, Склиров, Аргиров,
Малеинов и других, опиравшихся как на собственное землевладение, так и на
подчиненные им армии. Военная аристократия была более стабильной
и самостоятельной.
В X в. Византия создает и сильный флот. Она становится мировой
военно-морской державой. Военные успехи Византии в борьбе с арабами,
закрепление на отвоеванных территориях уже в IX в. стало сдерживаться
отсутствием сильного военного флота, который, вероятно, Византия тогда
еще и не могла создать. Фемные флоты в какой-то мере осуществляли
оборону побережья, но они не могли обеспечить эффективную борьбу с мор-
ским господством арабов в Восточном Средиземноморье. Без этой борьбы
становилось невозможным сохранение надежного господства в восточных
областях, оборона южноитальянских владений, обеспечение безопасности
120
морской торговли Византии. В 904 г. арабский флот захватил Крит и разграбил
Фессалонику. В течение первой половины X в. Византия создает мощный
военный флот, базировавшийся в Константинополе и состоявший из наиболее
совершенных для того времени судов. Основу его составляли несколько
десятков тяжелых дромонов — трехпалубных судов с командой из 200 человек
и 70—100 воинами, хорошо защищенных, с мощными метательными орудиями
и батареями греческого огня. Эскадры тахидромонов — хорошо защищенных
быстроходных судов — могли наносить внезапные стремительные удары,
осуществлять быструю перевозку войск, нести патрульно-конвойную службу
и осуществлять разведку. Сочетание дромонов и тахидромонов позволяло
блокировать побережье, вести долговременную осаду городов, препятствовать
закреплению противника на захваченных им территориях и обеспечивать
переброску крупных контингентов войск. В связи с созданием такого флота
в Византии было создано центральное морское командование, во главе
которого был поставлен друнгарий флота.
В течение X в. Византия смогла разгромить основные военно-морские
базы и верфи арабов, вернуть важнейшие острова, укрепить оборону Южной
Италии и обеспечить восстановление контроля Византии над прилегающей
к ее владениям частью Восточного Средиземноморья. Тем самым была
обеспечена и большая свобода торгового мореплавания.
В результате йсех этих изменений Византия стала не только одним
из наиболее сильных в военном отношении государств, но и смогла перейти
в решительное наступление.
Время правления императоров Македонской династии — время наивыс-
шего расцвета византийского самодержавия. В одной из своих новелл Лев VI
писал: «Теперь император обо всем заботится и печется сам и с божьей
помощью все дела направляются и решаются его попечением». Действительно,
единовластие императоров упрочилось, все нити централизованного аппарата
управления сходились у них в руках. Синклит, состоявший из высшей
титулованной знати и должностных лиц, имел сугубо совещательные функции.
Церковь со времени примирения иконоборцев и иконопочитателей продолжа-
ла зависеть от императорской власти, и патриархи зачастую были их ставлен-
никами. Упрочилась наследственность, легитимность, само «порфирородство»
императоров стало существенным фактором. В X в. был разработан тот
церемониал, обрядность, которая возносила византийских императоров над
их подданными.
Но тем не менее неограниченность их власти была своеобразной. Несмотря
на утверждение традиции наследственности, продолжала сохраняться выбор-
ность императоров, получил широкое распространение институт соправитель-
ства, и не только как средство упрочения наследственной власти. Соправитель
мог быть и «со стороны», он мог оттеснить законного императора от
реальной власти. Широкое распространение получил институт влиятельных
временщиков, как правило представителей высшей государственной адми-
нистрации, нередко в действительности управлявших страной. Во всем этом
проявлялись черты жесткой связанности императорской власти с верхушкой
121
администрации, государственного аппарата. Обрядность и церемониал не
только поднимали императора на недостижимую высоту, но и сковывали
императорскую власть, ставили самостоятельность ее решений в зависимость
от определенных звеньев государственной организации Византии. Император
был главой определенного «порядка», системы, занимал в ней строго отведен-
ное ему место. В этом заключалось и его единовластие, ибо за ним стояла
сила всей организованной византийской государственности, и реальная сла-
бость, ибо имелась возможность мощью того же аппарата парализовать
и свести на нет все реальные усилия того или иного императора. В отличие
от эпох, когда единоличная власть усиливается, играя на противоречиях
между различными группировками господствующего класса, выступая в ка-
честве посредника и арбитра, в Византии середины IX — середины X в.,
несмотря на иной раз острые конфликтные ситуации в «верхах», приходится
признать их еще в достаточной степени поверхностными. За ними скрывался
не готовый прорваться глубинный конфликт, а весьма прочное единство
господствующего класса, устойчивое осознание им необходимости сильной
единоличной власти как необходимого средства его сплочения, организации
его еще достаточно рыхлой структуры, организации достаточно жестко
дисциплинарной. Иногда переоценивают реальную общественную значимость
многочисленных интриг и заговоров, которые плелись при дворе и красочно
описывались византийскими хронистами. Главной отличительной чертой этого
периода было то, что сильная императорская власть в это время была
нужна абсолютному большинству господствующего класса страны.
Византийские динаты (dvvawi)—«сильные», «могущественные», о кото-
рых все чаще упоминают источники этого времени, противопоставляя их
все возраставшей массе «бедных» и «убогих»,— это не просто могущественные
местные землевладельцы, притесняющие и закабаляющие крестьян. Могу-
щество их в это время было не столь уж исключительно связано с размерами
земельной собственности и личного могущества. Оно определялось сопри-
частностью к публичной власти, государственной службе, которая давала
реальную, законную политическую власть над населением. С ее помощью
было легче упрочить свое личное могущество. В XI в. основная часть
того, чем обладала византийская уже почти феодальная знать, складывалась
не из ее собственных имений (судя по их стоимости и доходов с них),
а из поступлений от императорской власти (платы за службу, дарений
и пожалований). Это показывают сохранившиеся завещания ее представи-
телей. В середине IX— середине X в. государственная, императорская
служба еще продолжала оставаться важнейшим источником укрепления
положения, обогащения, возвышения и, наконец, упрочения реальной власти
на местах.
Поэтому на государственную службу устремлялись все. Создание мощного
централизованного управления, многочисленного столичного чиновничества
не было своего рода «завоеванием» Константинополем провинций и превраще-
нием значительной части константинопольцев в чиновную касту, высасы-
вающую соки из страны. Это был значительно более сложный процесс.
122
В Константинополь устремлялись и провинциалы, чтобы в конечном счете
стать богатыми землевладельцами, вложить приобретенные на службе средства.
в поместья и владения в родных местах. Формирование будущей феодальной
провинциальной знати и аристократии Византии также в значительной степени
шло «через» Константинополь. Отсюда и сама возможность существования
сильной централизованной, «всепроникающей» государственности, которая
установила жесткий прямой контроль над всеми сторонами жизни провинций.
Константинополь наиболее справедливо для этой эпохи идентифицировался
со всей империей. Как для гражданской, так и для военной знати этого
времени укрепление ее личного могущества в первую очередь зависело
6т службы, императорской власти. Если для иконоборческой эпохи был
характерен острый конфликт, длительная борьба между военно-фемной и, ус-
ловно говоря, гражданской знатью, то в первое столетие правления Македон-
ской династии этот конфликт стерся, что также выразилось в том, что
благодаря преданности византийских полководцев византийские армии смогли
перейти в решительное наступление.
Именно эта консолидация позволила представителям Македонской дина-
стии упрочить единовластие, окончательно отменить остатки законодательных
функций сената — синклита. Как писал в 78-й новелле Лев VI, «...поста-
новляем уничтожить закон, приобщающий сенат к законодательству, так как
обстоятельства показали его бесполезность с тех пор кйк царская власть
взяла руководство всем исключительно на себя». На основе этой консолидации
цементировался устойчивый имперский патриотизм, закреплявшийся реаль-
ным могуществом Византии в раннесредневековом мире, ее экономико-куль-
турным превосходством над многими европейскими народами, откровенные
тенденции к экспансионизму, опиравшиеся на достаточную военную мощь
и сплоченность господствующего класса. Уже в первом законодательном
сборнике императоров Македонской династии их целью провозглашалось:
«Удерживать и сохранять... имеющееся; возвращать... потерянное; приобре-
тать... недостающее». Именно в это время возрождаются концепции византий-
ского ойкуменизма — исторического и юридического права Византии на все
когда-либо входившие в ее состав территории, задача их возвращения как
конечная цель военных усилий, политики и дипломатии. В качестве «промежу-
точной» сложилась концепция византийской императорской власти как
верховного главы и «отца» единой семьи народов и государств, образовавшихся
на бывших территориях Византии, семьи христианских народов, признавав-
ших верховенство константинопольской церкви, своего рода система визан-
тийской иерархии государств в их отношениях с Византией; вернее, Византии
к ним. Она определяла степень и характер отношений, почета, даров.
Сложение изощренной византийской дипломатии относится именно к этому
времени, хотя в основу ее лег опыт и традиции имперской дипломатии
ранневизантийской поры. Дипломатия IX—X вв. • не только полностью
использовала доставшееся ей и возрожденное наследие, но и в немалой
степени обогатила его.
Внешнеполитические успехи и задачи, возможности еще более тесно
123
сплачивали знать * вокруг императорской власти. Но главным все же было
то, что император продолжал оставаться главой того внутреннего иерархизи-
рованного «порядка», на нижней ступеньке которого находилась подавляющая
масса свободного крестьянства. Усиленно поддерживаемый официальной
государственной и христианско-церковной пропагандой авторитет императора
как «отца» всех, источника и блюстителя «справедливости», защитника инте-
ресов «всех» был важным средством, в какой-то мере сдерживавшим быстрое
развитие классовых противоречий. В официальной теории права император-
ская власть официально провозглашалась «общим достоянием всех граждан»
(Эпанагога). В этих условиях императоры не были лишены возможности
использовать в интересах упрочения своего единовластия и недовольство
народа, кроме того, что им приходилось считаться с реальным его недоволь-
ством, когда оно достигало угрожающих размеров.
Своеобразие положения церкви в византийском обществе этого времени,
как и характер ее отношений со светской властью, также определялись
в первую очередь не столько традициями, сколько реалиями. С упадком
городов, городского и пригородного землевладения церкви в VII—VIII вв.,
с известным ограничением роста церковно-монастырского землевладения
в первой половине IX в. византийская церковь к началу X в. была еще
достаточно бедна по сравнению с церковью Запада. Со времен иконоборчества
монастырское землевладение было достаточно резко отделенб от церковного,
а монашество обособлено от «белого» духовенства. На Западе церковь была
внутренне значительно более единой, в том числе и в единстве ее «материаль-
ной базы». Лиутпранд Кремонский в середине X в. с презрением писал
о бедности византийских епископов, благосостояние которых резко контрасти-
ровало с тем, чем обладали разодетые в византийские шелка западные
епископы и аббаты, обладавшие большими доходными феодами. Византий-
ские епископы э*гой поры редко владели значительными собственными иму-
ществами, и большую часть их доходов составляли поступления церкви,
до X в. складывавшиеся из скромных добровольных приношений населения.
Только в X в. оформился постоянный канон в пользу церкви — подворный
(деньгами и натурой), но несравнимый с западно-европейской церковной
десятиной. Византийская церковь богатела и обретала экономическое могу-
щество медленно. Во второй половине IX—X в. этот процесс интенсифициро-
вался, что нашло свое внешнее выражение в росте значения экономов,
сакеллариев — хранителей епархиальной казны — в целом, так называемой
«пятерки» — пентады, три лица которой были прямо связаны с управлением
и хранением церковного достояния. Реально возросло в X в. и количество
епархий (370 — в Малой Азии, 100 — в балканских провинциях). Однако
церковь оставалась во многом зависимой от частных пожалований и дарений,
в том числе и императорской власти, которая богато одаривала, особенно
константинопольскую церковь.
Быстрее росли монастыри и монастырское землевладение, сохранявшие
тенденцию к независимости. К тому же в Византии сохранялась практика
основания и существования частных, императорских монастырей. Стремясь
124
упрочить положение патриархов как глав церкви и «единство» монашества
монастырей и «белого» духовенства в рамках церкви, императоры содейство-
вали развитию так называемых патриарших монастырей, находившихся в не-
посредственном подчинении патриархов и упрочивавших их влияние на
монашество. Однако значительная самостоятельность монашества, тради-
ционные элементы «децентрализованности» руководства церковью — суще-
ствование патриархатов, поместных соборов, синода как коллективного органа
управления церковными делами — сковывали укрепление власти патриархов
над церковью и ставили их в зависимость от поддержки императорской
власти. Попытки патриарха Фотия еще в начале правления императоров
Македонской династии трактовать концепцию единства взаимодополняющих
друг друга властей — светской и духовной — в духе их «равноправия» не
встретили сочувствия у императорской власти.
Тем не менее церковь в послеиконоборческую эпоху организационно
значительно окрепла. Она упрочила свой союз с государственной властью.
Борьба иконоборцев и иконопочитателей способствовала развитию богослов-
ской мысли, религиозно-полемической практики и литературы, как и полемика
с мусульманством и павликианами. Большой опыт приобрела церковь и в про-
цессе христианизации местного славянского населения. Христианство
и церковь стали играть большую роль в дальнейшей консолидации разно-
племенного населения империи, стали важнейшим инструментом воспитания
имперского патриотизма. В своей полемике с папством, подогревавшейся
борьбой за религиозно-церковную подчиненность ряда церковных диоцезов
юга Италии и западных областей Балкан и «раздел сфер» христианизации,
византийская церковь впервые четко сформулировала свои догматические
расхождения, теоретическй обосновала расхождения в обрядности, в требо-
ваниях, предъявляемых к духовенству. Успешно завершилась для Византии
борьба с Римом за христианизацию и за религиозное подчинение болгарской
церкви в середине IX в. Византийская церковь, традиционно более гибко
считавшаяся со своеобразием культуры иноплеменного населения,не боролась
за обязательное распространение богослужения на греческом языке. Не
случайно знаменитые «солунские братья» Кирилл и Мефодий, вышедшие
из того района Византии, где был накоплен огромный опыт христианизации
местного славянского населения, явились не только создателями славянской
письменности, но и положили начало распространению христианства у многих
славянских народов, переводу Библии и богослужебных книг на славянские
языки, а затем и потоку византийской переводной литературы. Миссионерская
деятельность византийской церкви во второй половине IX — середине X в.
достигает невиданных ранее размеров. Византийский дипломат, купец, мис-
сионер нередко шли рука об руку, столь же нередко практически совмещаясь
в одном лице.
Уже с IX в. начинаются первые активные контакты Киевской Руси
с Византией. Русские купцы и воины в IX в. неоднократно появлялись
на побережье Малой Азии, стремились к установлению постоянных торговых
и политических связей с Константинополем. Начиная с легендарного похода
125
860 г, они непрерывно добивались установления стабильных торговых отно-
шений. Вероятно к этому времени относится начало христианизации Руси.
Договоры 907—911 гг. открыли ей постоянную дорогу на константинополь-
ский рынок. Русские принимали участие в военных экспедициях византийцев,
стали непосредственными соседями их крымских владений. В 946 г. состоялось
посольство княгини Ольги в Константинополь, сыгравшее немалую роль
в дальнейшем развитии торгово-политических отношений и распространении
христианства на Руси. При Святославе активные торгово-военно-политические
отношения сменились длительной полосой военных конфликтов. Святославу
не удалось закрепиться на Дунае, но и в дальнейшем Византия не только
торговала с Русью, но и неоднократно прибегала к ее военной помощи.
Ценой ее и явился брак сестры императора Василия II Анны с князем
Владимиром, довершившим превращение христианства в государственную
религию Руси (крещение — 988/989),— событие, которое ввело Русь в ряды
крупнейших христианских государств Европы. На Руси распространилась
славянская письменность, из Византии ввозились богослужебные книги,
предметы культа, византийские зодчие и художники работали в Киеве,
в других русских городах, в которых появилось и византийское купечество,
а затем и объединения русских купцов — «гречников», ведших торговлю
с Византией. Экономические и церковно-политические связи Византии и Руси
продолжали развиваться и упрочиваться в XI—XII вв., сыграв свою роль
в становлении и развитии русской культуры.
Культура Византии IX—X вв.
Эпоха правления императоров Македонской династии — особый период в
идейной и культурной жизни Византии, время так называемого македонского
возрождения, в основе которого лежали иные материальные возможности
византийского общества, иной уровень его развития. Оживилось строитель-
ство — частное, государственное, церковно-монастырское, возрождались го-
рода, у которых только распространенная приставка «акро» напоминала
о том, что в недавнем прошлом многие из них были просто крепостями.
Кирпич как основной строительный материал, более «гибкий», чем камень,
давал возможность создавать разнообразие архитектурных форм, придавал
сооружению большую легкость, пластичность. Подъем городов и развитие
торговли создали условия для нового подъема византийского ремесла, в
особенности керамического производства, стеклоделия, производства стеклян-
ной посуды, обработки камня — драгоценного или полудрагоценного, слоновой
кости, производства изделий из перегородчатой эмали — всего того, что
начинало составлять славу византийского ремесла X в.
IX—X века знаменовались первым обращением к античному, вернее,
позднеантичному наследию. Возрождается переписка сохранившихся текстов
античной и позднеантичной эпохи. Обращение к этому наследию носило
в первую очередь светский характер. Оно было связано с усложнившимися
потребностями «гражданского общества». Это прежде всего обращение к ран-
126
невизантийскому законодательству, приведшее к появлению «Василию» —
переработки, компиляции юстинианова права, ставших основным законода-
тельным сводом средневековой Византии. Императорская власть вновь
обращается к государственному церемониалу ранней Византии, ее военному
и дипломатическому опыту, фискальной практике. Появляются многочислен-
ные трактаты и энциклопедии, имевшие целью обобщить античный опыт
и приложить его к современным условиям. Создаются «Тактика» Льва
и «Стратегикон» Никифора — наставления по военному делу, сельскохозяй-
ственная энциклопедия — «Геопоники». Ученые этого времени не стремились
понять идеи античных произведений. Они в значительной степени относились
к их произведениям исходя из представлений и потребностей своей эпохи.
Они брали то, что подходило, даже искажая подлинный смысл, и отвергали
то, что ими не воспринималось. Поэтому обращение к античному наследию
было формальным. В значительно большей степени был воспринят реальный
античный опыт и практика в прикладных науках — математике, медицине,
химии, практической астрономии, акустике, что обогатило византийское
производство в IX—X вв. и позволило ему подняться на недосягаемую
для того времени высоту в ряде областей.
В империи начинает возрождаться высшее светское образование, высшая
школа, функционируют ученые кружки при дворе, в середине XI в. возникает
своего рода университет с юридическим и философским факультетами.
Развитие византийской науки во многом определялось потребностями прак-
тики — земледелия, мореплавания, строительства, судостроения, налогообло-
жения, обсчетов участков земли и т. д.
В то же время в Византии начинается и возрождение светской литературы,
нашедшее свое выражение в появлении гражданских историй, светской
биографии, постепенном падении значения агиографической литературы,
которая все более обретала морализирующий, религиозно-дидактический
характер. Появляются и наставления и «советы» светского характера вроде
«Советов» Какавмена — своего рода синтез житейской мудрости.
В византийской политической идеологии вновь утверждается концепция
общества как общества строго иерархического порядка — таксиса — с импе-
ратором во главе его, еще не носившего черт феодальной иерархии, социально
достаточно подвижной. Император Лев VI писал: «Только люди без личных
достоинств заняты поисками своей родословной, чтобы сделать себя слав-
ными... преисполненным достоинствами незачем иметь дело с подобными
химерами». Государство уделяло немалое внимание воспитанию патриотизма.
Воины X в. шли в бой за «отечество»— л остр 16а и введенным в воинских
частях полковым священникам предписывалось воспитывать не только
религиозные чувства, но и государственный патриотизм. В Византийском
государстве воспитывали чувство индивидуальной ответственности каждого
за свои подати, деяния перед властями, императором, богом, что укрепляло
элементы индивидуализма.
В то же время наряду с обращением к позднеримским традициям факти-
чески складывалось и воспитывалось чувство «эллинской» общности, общности
127
людей, говорящих на греческом языке, носителей современной высокой
культуры и цивилизации, распространявшейся на греческом языке, визан-
тийского христианства. Можно говорить о складывании в этот период культа
превосходства и исключительности, который и вызывал нелюбовь к «высоко-
мерию» византийцев. Официально это был и культ византийской государ-
ственности.
Черты мировидения и мировосприятия византийцев отразились и в чертах
своеобразия их культуры. Македонская эпоха не страдала гигантоманией
в строительстве, которое должно было подавлять своими размерами и фор-
мами, как многие сооружения раннесредневековой Европы. При всех воз-
можностях, которыми располагала императорская власть, она не строила
гигантских дворцов, хотя в Константинополе их число пополнилось Вуко-
леоном и Влахернами. Византийские церкви не доминировали над местностью
как западно-европейские соборы. Они легко и естественно вписывались
в пейзаж, сливаясь с природой, составляя ее часть и как бы продолжая
традиции иконоборческой эпохи. Они, как правило, были невелики по размерам
и сознательно не рассчитаны на огромные массы народа.
В IX—X вв. складывается тип крестово-купольного храма, который уже
в эту эпоху приобрел завершенные пропорции и сохранялся до конца визан-
тийской истории. Исчезли все дополнительные колонны — опоры, расчле-
нявшие внутреннее пространство. Своды главного купола плавно переходили
в своды боковых частей, создавая единое нерасчлененное пространство.
Византийские зодчие не ставили своей задачей поднять центральный купол
на максимально достижимую высоту. Конструкция обеспечивала плавное
соединение, назаметный переход от «земного к небесному». В то же время
нерасчлененность внутреннего пространства как бы подчеркивала социальные
установки идеологии Македонской эпохи — единство общества и христиан-
ской общины, идею равенства всех.
Расчлененность внутреннего пространства, особые места для знатных —
хоры — все это появится позднее, в эпоху сложившегося феодального об-
щества и феодальных отношений, в XI—XII вв.
В IX в., с победой иконопочитания складывается в основных своих
установках и религиозное изобразительное искусство, приемы иконописания.
Старые методы передачи духовного начала были отброшены, сложились
новые. Восстановились пропорции фигур, они приобрели телесную осязае-
мость, и в этом смысле можно говорить об оживлении античной традиции.
Глубокая одухотворенность, идея, спиритуалистические начала стали выра-
жаться через саму манеру изображения лица, отраженных на нем чувств.
Уже знаменитые мозаики церкви Успения в Никее поражают прежде всего
глубокой одухотворенностью самих лиц, экспрессией чувств, что стало харак-
терным для византийской религиозной живописи в сочетании с условностью,
а не с претензиями на прямую «портретность». К этому следует добавить
детально разработанную систему изобразительной символики. В X в. склады-
вается канон в изображении главных евангельских персонажей, отцов церкви,
святых, индивидуализировавший их облик, придав ему черты портретности.
128
Усвоение антично-эллинистической традиции создавало иллюзию «челове-
ческой» близости, а одухотворенность — «божественности». Тем самым
снимался тот «порог», который не могло первоначально преодолеть изобрази-
тельное искусство иконопочитателей.
Сложился не только иконографический канон, но и иконографическая
программа изображения фигур и сцен, их места внутри церкви. Эта программа
слилась в некое внутреннее единство архитектурного исполнения и внутрен-
него оформления, которые стали составлять одно целое. Сама иконографи-
ческая программа, выбор сюжетов и сцен показывают своеобразие миро-
и боговосприятия византийцами. Они не любили в то время драматических
и трагических сцен и сюжетов. Их не увлекали сюжеты Страшного суда,
столь популярные на Западе. Восприятие их было эмоционально-мистическим,
но одновременно и философско-рассудочным, созерцательным. Отображенный
в архитектуре, изобразительном оформлении внутреннего убранства храма
мир представлялся им еще раннесредневеково-оптимистично, когда первые
страхи перед стихией, природой были уже позади, человек приобрел известную
уверенность в своих силах, семья и община были достаточно надежной
опорой в жизни индивида, ощущалось известное сознание неполяризованности,
не расколотости общества и мир представлялся не столько миром непримири-
мых противоречий, сколько миром относительного спокойствия. На всем
изобразительном искусстве Македонской эпохи лежит печать спокойного
величия, уравновешенности, сопряженности земного мира с небесным. Визан-
тийская икона и живопись были рассчитаны на индивидуальное созерцательное
восприятие, а не на атмосферу религиозного экстаза, коллективное ее восприя-
тие. Поэтому для живописи характерна углубленная детализация, своего
рода многослойность, глубина последовательного восприятия. Искусство
византийской мозаики достигло особого совершенства именно в изображении
спиритуалистических начал. Богатое разнообразие красок, оттенков одного
цвета, угол расположения кубиков смальты, игра отраженного от них света —
все это создавало, например, не плоский золотой фон, а иллюзию уходящего
в бесконечность пространства, иллюзию божественной «вечности», стоящей
за персонажем. Это приковывало внимание к творениям византийского
изобразительного искусства. Сила их эмоционального воздействия способст-
вовала их распространению во всех европейских странах.
Таким образом, в Македонскую эпоху сложились основные принципы
византийской культуры и достаточно завершенные формы, которые эволю-
ционировали, видоизменялись в дальнейшем, но не отрывались от этих основ.
В религиозной форме, в виде догматических и обрядовых расхождений
между византийской, восточно-христианской — православной и западной —
католической церковью проявились некоторые особенности византийского
общества. Исходным пунктом догматических расхождений стало учение
о filioque, т. е. об исхождении святого духа. Византийцы отрицали возмож-
ность его исхождения от сына-Христа, тем самым ставя бога-отца неиз-
меримо выше сына. Христос как бы оказывался ближе к людям, но святой
дух связывал и бога-отца непосредственно с человеком. Восточное христиан-
9
1684
129
ство не соглашалось с западным по вопросу о причащении (на Западе
причащение хлебом и вином разрешалось как привилегия только духовному
сословию, символизируя его особую связь с христианским божеством).
Византийское уравнивало духовенство и мирян, разрешая последним при-
частие «под двумя видами». В этом нашли свое отражение невыделенность
духовенства как особого сословия и большее «право» византийца на
самостоятельный «контакт» с божеством. В западной церкви особое значение
придавалось отпущению грехов церковью, в Византии — самостоятельному
их «искуплению». При всех жестких канонах византийского изобразительного
искусства мы можем говорить скорее о канонах формы, но не методов.
Оставаясь анонимным, византийский художник имел возможность писать
в «своей манере». Отсюда чрезвычайное разнообразие стилей при общем
господстве константинопольского, стилей классицизирующего, символично
условного, их сочетание. Богатое изобразительное искусство Македонской
эпохи открывало перспективы для развития многих тенденций. Особенно
это нашло отражение в искусстве византийской миниатюры, расцветающем
преимущественно в константинопольских монастырях. Это явственно просле-
живается и по книжным иллюстрациям, нередко исполненным в одной
рукописи несколькими художниками-миниатюристами. С распространением
с IX в. минускула, расширившимися возможностями византийского общества,
книга получает более широкое распространение. Однако и в эту эпоху
библиотеки частных лиц не превосходят личные библиотеки позднеантичной
поры. Книги, как правило, исчисляются единицами и даже в крупных
монастырях обычно не сотнями, а десятками.
Византия в конце X—XI в.
Время правления Василия II (976—1025) было серьезным переломным
периодом истории Византии. Внешне именно при нем она достигла вершины,
расцвета своего средневекового могущества. Ее территория едва ли не достига-
ла размеров юстиниановской Византии. Ей вновь принадлежала Антиохия
и Северная Сирия, а ее армия стояла на Евфрате. В Закавказье ее верховен-
ство признавали многие правители Армении и Грузии. Византийский флот
стоял у побережья Сицилии и надежно защищал Южную Италию от попыток
арабских вторжений. Верховную власть Византии признавали Далмация
и Сербия. Длительная и упорная борьба с Болгарией закончилась при
Василии II завоеванием и превращением ее в византийскую провинцию (1018).
Могущество Византии казалось несокрушимым.
В действительности в конце X — начале XI в. его уже стали не только
подтачивать, но и прямо разрушать те процессы внутреннего развития
Византии, которые во второй половине X в. только стали набирать силу,—
рушилось относительное внутреннее единство империи, основы фемного
строя, несколько столетий бывшего основанием всей общественно-полити-
ческой структуры византийской государственности. Византия Македонской
эпохи начинала уходить в прошлое.
130
Василию II принадлежат попытки приостановить, сдержать основные
процессы развития византийского общества. Все свои силы, весь свой та-
лант он отдал тому, чтобы сохранить Византию «X века». Немногим в ис-
тории удавалось так долго поддерживать готовую рухнуть плотину, и тем
страшнее был для судеб Византии прорвавший ее потоп. Наделенному не-
обычайным упорством, беспощадной решительностью, административным
и военным талантом Василию это удалось. Он, как никто другой из импе-
раторов Македонской династии, смог использовать всю мощь византийской
государственности для защиты рушившихся устоев. Полководцы, захваты-
вавшие власть и оттеснявшие законных императоров, временщики, фак-
тически правившие страной с императорами — «узниками на троне»,—
все это были реалии второй половины X в., часть собственного прошлого
Василия II. Отсюда его ненависть к гражданским сановникам, для которых
государственный аппарат становился лишь средством обогащения себя и своей
родни, клана своих прихлебателей, к полководцам, бунты которых прихо-
дилось усмирять с величайшим трудом, ставя под угрозу не только военную
мощь Византии, но и судьбы ее собственных территорий. Будущее ему
казалось страшным, а прошлое — еще восстановимым. Всю свою жизнь он
посвятил беспощадному подавлению мятежей провинциальной военной знати.
Он пытался подорвать растущее могущество динатов на местах, не только
запретив им приобретать крестьянские земли, но и обязав вернуть все
отторгнутые тем или иным образом участки. Он учел рост крестьянского
недовольства и пытался использовать его против растущей силы магнатов.
Он пытался сохранить стратиотское ополчение и гнал в бой оборванных
и голодных стратиотов. Его правление было вершиной византийской авто-
кратии и борьбы за «имперскую идею», которой Василий подчинял всех
и все. 16 тыс. ослепленных по его приказу болгар, принесших ему прозвище
«Болгаробойцы»,— демонстрация решимости беспощадно расправиться и с лю-
бой внутренней оппозицией.
Военные успехи Византии при Василии были последними крупными
ее успехами. Провинциальная военная знать, после преподанных ей ничего
не забывшим императором уроков, по крайней мере полстолетия не могла
сплотиться. Последние представители Македонской династии просто «плыли
по течению», не решаясь на существенные реформы. Византия оказалась обре-
ченной на столетие внутренней борьбы и политического упадка.
Сущность происходивших со второй половины IX в. изменений заклю-
чалась в ускорившейся феодализации отношений и развитии феодальной
земельной собственности, землевладения и формировании феодальных форм
зависимости как ведущих, преобладающих. Хотя мелкая крестьянская зе-
мельная собственность продолжала сохранять существенное значение, глав-
ным изменением к концу XI в. было то, что определяющую роль в аг-
рарных отношениях стала играть крупная земельная собственность и труд
зависимых крестьян-париков как основной категории зависимого населения
и феодальная вотчина как важнейшая структурная ячейка феодально-
го общества. В Византии утвердилось господство феодальных отношений.
131
Развитие этого процесса шло за счет размывания, сокращения частной
собственности свободного крестьянства, собственности общин, роста крупной
частной земельной собственности и умножения числа частновладельческих
париков, а также постепенной феодализации отношений на государственных
землях. Стремление государства обеспечить обработку земли и поступление
податей (уже Василий II обязывал динатов платить подати за покинутые
общинные земли) приводило к тому, что все более значительный фонд
государственных земель дарился крупным земельным собственникам, особенно
монастырям. Монастыри, как правило, имели большие возможности их обра-
батывать руками тех же крестьян, умножавших в X—XI вв. ряды мона-
шества. (Не случайно Василий II включил мелкие сельские монастыри
в состав общин.) Как было написано еще в новелле 964 г., монастыри
и церковь стремятся приобрести «тысячи плефров земли, роскошные здания,
стада коней, волов, верблюдов и другие имущества без счета». Около
1000 г. в Византии насчитывалось до 7000 монастырей. Поскольку мона-
шество росло в значительной степени за счет крестьянства, правительство
во второй половине X в. пыталось сдерживать этот процесс. Однако в XI в.
оно уже было бессильно его остановить. Чтобы сохранить плательщиков,
государство стало ограничивать право поселения свободных на частной или
монастырской земле. Так возник и институт арифмоса (числа)— дарованного
государством права на поселение определенного числа «плательщиков казны»
на частной земле. Это было вызвано непрерывным умножением числа
крестьян, неспособных своими силами обрабатывать предлагаемые им госу-
дарственные земли. Чтобы не лишиться поступлений с них вообще, госу-
дарство разрешало монастырю или частному лицу поселять определенное
количество «неспособных» плательщиков на своих землях в качестве париков,
с которых государство получало доход, подати, но значительно меньшие,
чем со всех частновладельческих крестьян.
Другой формой распространения, расширения сферы крупного частного
и формировавшегося феодального землевладения был солемний — раздача
«невещных прав», т. е. права получения части или целиком поступлений
государства с тех или иных имуществ или плательщиков с правом их
самостоятельного взыскания. Более развитой формой с XI в. стала прония
(npovoia — забота, попечение)— пожалование права взыскания с тех или
иных территорий поступлений государству, прежде всего с крестьян, в виде
платы за государственную службу, гражданскую или военную. Прония тем
самым по своему характеру приближалась к западно-европейскому бенефицию,
хотя она и не была передачей во временное владение земельного владения
в целом. Прониар получал часть прав на взыскание с него государственных
поборов. Но в то же время прония имела все черты условного пожалования.
Распространенной формой пожалования в Византии, где было много
монастырей, в том числе и основанных на государственных землях, стал
харистикий — дарование права частному лицу на получение причитающих-
ся с монастыря государству поборов. Черты прямого условного военного
держания приобретали и земли, раздававшиеся государством стратиотам.
132
Византийские крестьяне. Миниатюра
Если в результате приобретения крупными землевладельцами и мона-
стырями крестьянских земель и прямых дарений расширялся непосред-
ственно земельный фонд частной собственности, то в XI—XII вв. ирония, ха-
ристикий представляли собой значительное отчуждение в руки земель-
ных собственников все возраставшей доли непосредственных доходов госу-
дарства. Не создавая прямо условного землевладения как такового, они
расширяли сферу частноправовой зависимости крестьянства, втягивая в нее
как свободных крестьян, так и крестьян на государственных земдях. Прония
фактически давала начало упрочению владельческих прав и последующему
превращению Пронин в условное земельное держание.
С распространением всех этих форм и втягиванием значительной части
свободного крестьянства в частноправовую зависимость и формируется
типичное феодальное поместье в X—XI вв. Прежние поместья (оскоб)
с большим домениальным хозяйством, обрабатывавшимся преимущественно
трудом рабов и мистиев и лишь отчасти париков, сменяют хозяйства, ос-
нованные на труде париков. Труд рабов фактически с феодальным закаба-
лением свободного крестьянства утрачивает свое значение, а труд мистиев
отодвигается на второй план. В то же время феодальное поместье несет
на себе все следы новообразования, того, что реально массовое феодальное
землевладение сложилось в результате включения в него отдельных крестьян-
ских хозяйств. Оно могло иметь господское хозяйство, усадьбу, унасле-
дованные от предшествующей поры, но могло и не иметь, состоять из
отдельных небольших владений, участков, частей деревни, иногда целых
деревень, но в общем это, как правило, были самостоятельные хозяйства
крестьян, зачастую входящих в деревню, общину. Все это определяло и роль
общин не только в организации хозяйственного распорядка, она сохраняла
свои общественные права, административно-судебные функции. Личная зави-
симость, подобная той, которая сформировалась на Западе, т. е. преиму-
133
щественно прямая личная зависимость от феодала, не сложилась в Визан-
тии XI в. В административно-судебном отношении крестьянин был связан
с государством и общиной. Его зависимость сложилась прежде всего как
поземельная, и византийская экскуссия-иммунитет выступала прежде всего
как податной иммунитет, т. е. право феодала на взимание всех государственных
поборов, как, разумеется, и своей собственной ренты с крестьян, что
в лучшем случае избавляло крестьянина только от появления налоговых
сборщиков. Византийский парик как лично свободный мог уйти со своей
земли, но фактически он мог быть продан вместе со своей землей, так как
могла быть продана его земля. То обстоятельство, что париком становился
или ничего не имевший мистий или окончательно разорившийся крестьянин,
прочно привязывало его к поместью узами долговой и прочей зависимости
и обусловливало высокий уровень феодальной ренты. Рента, уплачивавшаяся
париком землевладельцу, значительно превосходила по объему то, что ранее
крестьянин — собственник своей земли уплачивал государству. В феодальной
ренте господину в Византии XI в. преобладала продуктовая (натуральные
платежи и приношения крестьян) при известной роли денежной и отработок
(барщины, ангариев).
Аналогичным образом обретало феодальный характер и церковно-мо-
настырское землевладение. Париками становились не только бывшие мистии
и парики-присельники, крестьяне, хозяйства которых поглощали монастыри.
Преимущественный рост в X— начале XI в. мелких сельских монастырьков
был связан не столько с прямым феодальным освоением округи, сколько
с упадком и обеднением свободной деревни. В конце X—XI в. в Византии
идет бурный рост и городских монастырей. В XII в. русские паломники
насчитывали в империи уже 14 тыс. монастырей. Характерной чертой их
общей эволюции в конце X—XI в. становится процесс быстрого подчи-
нения массы мелких крестьянских монастырьков крупным, превращение
их в своего рода филиалы — метохи. С течением времени монахи мелких
монастырей фактически превращались в монахов-париков главного монастыря,
как и вообще значительная часть младшей монашеской братии. Сеть при-
надлежавших крупному монастырю метохов, различных земельных владений,
доходных имуществ нередко простиралась на сотню и более километров
вокруг крупного монастыря. Собранные воедино они составили бы достаточно
крупное целостное владение. На крупный монастырь работали тысячи париков.
Все эти процессы не могли не затронуть частное императорское и госу-
дарственное землевладение. Сидевшие на государственных землях свободные
крестьяне и посаженные на государственную землю безземельные постепенно
превращались в государственных париков. Таким образом парикия как фео-
дальная форма зависимости стала в Византии доминирующей и ведущей
во всех типах хозяйств. Процесс разорения и втягивания в феодальную
зависимость массы свободного крестьянства не сопровождался упадком сель-
ского хозяйства в целом, поскольку одновременно шло становление феодаль-
ного поместья, вотчины. В Византии сохранялись традиционные размеры
крестьянского хозяйства — 24 модия (модий — 0,08 га) пашни, которую можно
134
было обработать упряжкой из двух быков. Размер частновладельческой
ренты был высоким (от 30 до 45% совокупного дохода парика). Он в два
раза превосходил платежи прежнего свободного крестьянина государству.
Объем прибавочного продукта, присваиваемого феодалом, возрос за счет
усиления эксплуатации крестьянства. В XI в., по-видимому, усиливается
специализация крестьянских хозяйств. Феодалы, особенно монастыри, прово-
дят в счет барщин ирригационные работы, строят в своих владениях мель-
ницы, прессы. XI век — время подъема феодального хозяйства, которое
значительно увеличило свои товарные возможности.
Массовое распространение феодальной зависимости и связанное с ней
значительное ухудшение положения крестьянства привели к тому, что в XI в.
наблюдается новый подъем теперь уже антифеодальной борьбы крестьян,
которая, начиная с 40-х годов, не прекращалась почти до самого конца XI сто-
летия. Своеобразие ее заключалось в том, что она чрезвычайно тесно слилась
с освободительной борьбой оказавшихся под властью Византии народностей.
Она в 1040 г. началась с острого крестьянского недовольства в Болгарии
в связи с попыткой коммутации, перевода натуральных государственных
поборов с крестьян в денежные. Недовольство переросло в восстание Петра
Деляна — восстание против византийского владычества, охватившее Болга-
рию, Македонию, Эпир, Албанию и поддержанное крестьянством визан-
тийских областей. После подавления в 1041 г. восстания Деляна крестьян-
ские движения продолжались в других районах, во многом подготовив
освобождение некоторых из них (Сербия) от власти Византии. Общность
антифеодальных настроений крестьянства во многом нашла свое идейное
выражение в быстром распространении в XI в. воспреемника идей пав-
ликианства — болгарского богомильства как формы классового протеста
византийского крестьянства. Византийское правительство не могло распра-
виться с богомильским движением до конца XII в.
XI век был и временем подъема византийских провинциальных городов,
многие из которых становятся значительными центрами производства. Рас-
цветает шелкоткачество Афин, Фив и Коринфа, городов, в которых шелко-
ткацким производством были заняты сотни, иногда до тысячи и более
ремесленников. Многие из городов становятся центрами производства полив-
ной глазурованной керамики — посуды, шедшей на экспорт, получавшей более
широкое распространение в быту. Некоторые из провинциальных городов
становятся конкурентами Константинополя. Рост ремесленного значения
столицы в XI в. приостанавливается. Она так и не достигла численности
населения позднеантичной поры. В XI в. оно вряд ли превышало 400 тыс.
жителей. В провинциальных городах начинает формироваться зажиточная
торгово-купеческая прослойка. Однако обращает на себя внимание укрепление
в экономике города позиций феодальных элементов, особенно церкви и мо-
настырей. В городах идет не только феодальное, но и интенсивное цер-
ковно-монастырское строительство. Город оказывается окруженным церковно-
монастырскими и феодальными хозяйствами, связанными с городом, город-
ским рынком. Характерной чертой XI в., может быть объясняющейся мед-
135
ленным ростом спроса, нестабильностью положения массы городских ре-
месленников, было то, что значительная их часть уходила в монастыри,
клир, росло монастырское ремесленное производство, не только обеспечивав-
шее нужды монастырского хозяйства, но и работавшее на рынок, конку-
рировавшее с городским. Торгово-купеческая верхушка городов также
поднималась медленно. В ее руках редко скапливались крупные средства.
Оптовую торговлю продуктами сельского хозяйства осуществляли сами феода-
лы, монастыри, которые активно внедрялись в экономическую жизнь города.
В стране создавался избыток товарной сельскохозяйственной продукции,
которую Византия могла выбросить на внешние рынки.
В ремесленном производстве подъем не сопровождался «техническим
прогрессом». Можно говорить о расширении, распространении на провин-
циальные города константинопольского уровня изготовления изделий высоко-
го качества. Однако орудия труда, приемы, организация производства оста-
вались прежними. Если не по качеству изделий, то по уровню разделения
труда, организации производства, обеспечения его сырьем итальянские
города начинают постепенно обгонять византийские. Трудно сказать, какую
роль сыграла, возможно, и более низкая цена части товаров итальянского
производства, но создается впечатление, что византийское ремесло в силу
каких-то обстоятельств, при явном подъеме городов, оказалось не в состоянии
удовлетворить потребности собственного внутреннего рынка уже к концу XI в.
Процесс становления феодальных отношений в Византии чрезвычайно
обострил с конца X— начала XI в. борьбу между столичной, гражданской
знатью, сила и влияние которой зиждились на сохранении централизованных
форм эксплуатации, и провинциальной, преимущественно военной, в среде
которой раньше сложилась наследственная земельная аристократия, стре-
мившаяся к расширению собственных владений. В течение всего XI в.
между этими группами господствующего класса шла ожесточенная борьба,
внутренне ослаблявшая Византию. Провинциальная военная знать постоянно
поднимала мятежи, в основе возникновения которых лежало отнюдь не одно
только стремление удачливых полководцев, опираясь на армию, захватить
императорский трон. Они были борьбой против всевластия и засилья граж-
данской бюрократии, столичной знати и проходили под знаменем борьбы
против произвола, коррупции, непосильных налогов, что обеспечивало военной
аристократии часто поддержку местного населения. Столичная гражданская
знать в течение почти всего XI в. удерживала власть в своих руках. Она
сокращала армию, лишала ее средств, снабжения, а византийских полко-
водцев, когда они одерживали победы, способные превратить их в опасных
политических противников, сознательно обрекала на поражение. В тече-
ние XI в. почти сознательно был фактически ликвидирован военный флот —
основа морского могущества Византии. Все это осуществлялось под предлогом
экономии средств, а рост налогов оправдывался расходами на армию.
Это не значит, что процессы феодализации не коснулись византийской
столичной, гражданской знати. В XI в. она была в числе первых, кто
получал земельные дарения и пожалования, тем самым принимая активное
136
участие в отчуждении, присвоении государственных имуществ. Но основу
ее могущества и власти все-таки составляла централизованная рента, реаль-
ное обладание государственным аппаратом.
Процесс феодализации затронул и византийскую церковь. В XI в. она
становится феодальной. Дело заключалось не столько в консолидации духо-
венства как сословия, а в том, что во главе византийской церкви в XI в. стали
епископы и игумены крупных монастырей, богатые землевладельцы. В XI в.
ими, как правило, становились представители знатных и крупных фамилий.
Шел интенсивный процесс аристократизации верхушки византийского ду-
ховенства. Размеры вклада в первую очередь определяли положение лица
в монастыре. Бедняки, принявшие монашеский постриг, в отличие от пред-
шествующих столетий в чрезвычайно редких случаях могли достигнуть высо-
кого положения в церковной иерархии. Верхушка клира и монашества в XI в.
достаточно тесно сплотилась вокруг патриархов, которые стали принимать
все более активное участие в политической жизни. Церковь обрела новое
положение в качестве третьей силы в борьбе группировок светской знати.
Патриархи иногда прямо пытались диктовать свои условия императорам,
но в целом церковь побаивалась военной аристократии, ее возможных поку-
шений на церковно-монастырские имущества и поэтому оставалась на стороне
гражданской знати, вымогая у нее все новые пожертвования и дарения
в свою пользу. Как третья, «нейтрализующая» сила, церковь могла вести
за собой и опираться на возраставшее недовольство части торгово-реме-
сленного населения и городской бедноты. Особенно возросло ее политическое
влияние к сёредине XI в. в Константинополе, производство которого уже
начало переживать известный спад. Порча монеты, осуществлявшаяся граж-
данской знатью, усугубляла трудности. В середине XI в. патриарх Михаил
Кируларий во многом определял обстановку в столице. Он мог заявить
пришедшему при поддержке церкви к власти императору: «Я тебя, печка,
построил, я тебя и разрушу», мог проводить самостоятельную церковную
политику, в том числе и внешнюю. Знаменитый церковный раскол 1054 г.
с византийской стороны был в известной степени осуществлен и по инициативе
самого Михаила Кирулария и стоявших за ним иерархов.
В конце X—XI в. происходят известные консолидационные процессы
и в среде городского торгово-ремесленного населения. Возрастает его актив-
ность. Сплачивается и торгово-ремесленная верхушка. Более отчетливо это
видно на материале Константинополя, где императорская власть стала «за-
игрывать» с торгово-купеческими кругами как социальной силой, имевшей
влияние на часть торгово-ремесленного населения. Однако подъем провин-
циальных городов в XI в., появление в них значительных групп ремесленников
одной профессии не привели к образованию и укреплению профессионально-
производственных объединений хотя бы типа предцеховых. Упоминаемые
изредка систимы и соматейи были скорее связаны с выполнением городских
и государственных обязанностей, контролем за качеством и регулированием
торговли, нежели с производственной деятельностью. Более сплоченными
стали корпорации Константинополя, но в основе их лежали элементы
137
государственной организованности. Корпорации, видимо, пытались использо-
вать недовольство массы торгово-ремесленного населения и частично вели его
за собой, что заставляло императорскую власть считаться с ними в столице,
но в принципе вряд ли можно говорить об активных процессах форми-
рования в византийском городе сословия горожан, о том, что торгово-
ремесленная верхушка в какой-то мере стала лидером городского торгово-
ремесленного населения в борьбе за формирование третьего сословия.
В развернувшейся в 1042 г. в Константинополе борьбе за власть торгово-
ремесленная верхушка города показала себя определенной силой. Однако
нет достаточных оснований видеть в этом начало ее социальной консоли-
дации. Скорее причины ее выступления можно видеть в общей напряженной
ситуации середины XI в. Вторая половина XI в. не свидетельствует о про-
должавшемся ее сплочении. В источниках не прослеживается наличие у нее
каких-либо программных требований социально-экономического характера,
и тем более политического. Она даже не претендовала на право само-
стоятельного участия в политической жизни города. Торгово-ремесленное
население города, несмотря на усиление некоторых элементов консолидации
в XI в., не складывалось сколько-нибудь заметно в особое сословие горожан.
Оно не обрело специфически городских политических прав.
Феодализация византийского общества проявилась и в развитии элементов
вассальных отношений. В какой-то мере они формировались с распростра-
нением форм условного землевладения. В частных отношениях они разви-
вались в форме этерии —«свиты», состоявшей из «людей» того или иного
крупного собственника. В отличие от прежней «свиты», состоявшей преиму-
щественно из рабов и слуг, этерия состояла из вассалов — связанных с
богатым собственником более мелких землевладельцев, пользовавшихся его
защитой и покровительством, прямых держателей его земли, приближавшихся
к западно-европейским вассалам. Эти отношения во многом оформлялись
понятием (piXia «дружба» в тех особых смысловых акцентах, которые этот
вечный термин приобрел в X—XI вв.,— зачастую уже феодального, вассально-
го смысла с акцентами на верности, обязанности, взаимосвязанности как
благодарности за оказанные услуги, помощь. ФьЛда в XI в. оформляла
ту систему личных связей и отношений, которая уже определенно противо-
стояла идеям примата служебного, гражданского долга, обязанности, того, что
лежало в основе принципов централизованного управления Македонской
эпохи. Приоритет «долга перед друзьями» по сравнению с должностным,
служебным долгом, по существу, разлагал устои централизованной македон-
ской государственности, был проявлением феодализации государственного
аппарата изнутри, когда должность переставала быть инструментом испол-
нения определенных функций и превращалась в инструмент личной власти
ее носителя, инструмент укрепления его личностных связей, которые внутри
господствующего класса начинали приобретать всеобщий характер. Отсюда
не только рост продажности, коррумпированности чиновного аппарата, вызы-
вавших растущее недовольство, но и его возраставшая неэффективность.
Если сама гражданская иерархия проникалась своего рода внутренней систе-
138
мой вассальных отношений и зависимости, то в нижних ее звеньях носители
государственной власти через отношения «дружбы» все теснее сплетались
с местной верхушкой. Именно поэтому приказы и распоряжения не доходили
до мест и не исполнялись, налоги не поступали вовремя и значительная
их часть исчезала «по дороге» к казначейству. Кризис XI в. был кризисом
не в области экономики, а в первую очередь кризисом устаревшей системы
государственности, без перестройки которой не могли быть должным образом
оформлены, упрочены и сдвиги, происходившие реально в социальных отно-
шениях. Отсталость и неэффективность государственной организации не толь-
ко поглощала огромные средства и обостряла социальные противоречия.
Она дезорганизовывала военную организацию и оборону, необычайно обостри-
ла противоречия внутри господствующего класса, истощавшего свои силы
в изнурительной и бесплодной борьбе.
Таким образом в Византии XI в. в основном утвердилось господство
феодальных отношений. В ней сложились основные классы феодального
общества, шло формирование феодальной социальной его структуры, кото-
рое, однако, не получило завершения. Наследственность землевладения, родо-
витость во многом уже определяли облик складывавшейся византийской
феодальной знати, аристократизм, объединявший светскую ее верхушку с вер-
хушкой духовенства. Однако все эти процессы в XI в. были еще довольно
далеки от завершения. В Византии в XI в. не сложилось четких сословных
градаций внутри господствующего класса, обособленности и четкой выде-
ленности духовенства как особого сословия, не сложилось четкой системы
внутренних связей между различными прослойками господствующего класса.
Не обособилось и не оформилось и городское сословие, масса торгово-
ремесленного населения. Отсюда известная рыхлость социальной структуры
византийского общества, более четкое оформление которой могла дать только
социально-политическая борьба, и в первую очередь перестройка византий-
ской государственности в такую, которая могла бы разрешить уже «пере-
зревшие» противоречия в социально-политической организации византийского
общества.
III. ФЕОДАЛЬНАЯ ВИЗАНТИЯ. XII-XV вв.
Глава 6. Эпоха Комнинов
Европейско-ближневосточный
мир в XI-начале XII в.
К середине XI в. в большинстве стран Европы утвердилось господство
феодализма. Он стал общеевропейским явлением. Сложились и достигли
достаточно завершенных размеров формы феодальной эксплуатации, феодаль-
ная рента. Демографический скачок X в. дал избыток сельского населения.
Сложился в своих основных прослойках и замкнулся феодальный господ-
ствующий класс. Постепенно начала преодолеваться полная натуральность
хозяйства, региональная замкнутость. Резко возрос объем обмена и торговли.
Стали складываться основные европейские торговые пути. С конца X в.
идет процесс массового рождения европейских городов и подъема старых,
прежде всего итальянских, средиземноморских. Неизмеримо вырастает их
торговля с Византией и Востоком, начинается бурное развитие их собствен-
ного производства на базе сохраненных античных традиций. Выходившая
из раннего средневековья Европа «устремляется к Средиземному морю».
Особый подъем переживали южноитальянские приморские города — Бари,
Амальфи, которые все более сосредоточивали в своих руках торговлю
с Константинополем и Византией в целом.
В XI в. переживают подъем города Средней и Северной Италии, свя-
занные с остальной Европой,— Павия, Лукка, где оживляется ремесленное
производство. В X в. возвысились Генуя и Пиза, Милан, Пьяченца, Верона
и в особенности Венеция, которая постепенно становилась крупнейшим цент-
ром торговли как с греческими городами, так и с Египтом и Сирией.
Венеция издавна пользовалась византийскими привилегиями, но на XI в.
приходится взлет ее значения в связи с переходом южноитальянских городов
под власть норманнов, что обусловило разрыв их связей с Византией и упа-
140
док. Венеция выходит на первое место, опираясь на «классический расцвет»
итальянских городов в середине XI в., на силу уже в X в. ставшего
социально однородным патрициата, возглавившего республику.
На протяжении XI в. резко обостряется конфликт с мусульманским миром
и от Испании (уже в 1085 г. взят Толедо) до Сицилии начинается борьба
за отвоевание, борьба, которая оформляется под религиозными знаменами
и которая дает возможность папству укрепить свой общеевропейский духовный’
авторитет — начало и истоки массового и организованного крестоносного
движения конца XI в., которое во многом определялось эволюцией господ-
ствующего класса феодальной Европы на протяжении XI столетия. Борьба
папства с попытками королевской власти начать преодоление феодальной
раздробленности давала первому мощную опору в лице крупных феодалов,
для которых тяга к завоеванию новых земель в Средиземноморье была
попыткой по-своему решить проблему обеспечения возраставших потреб-
ностей в нужных им товарах хорошо известным им путем натурального
их присвоения — присоединения к своим владениям производивших их земель.
В течение первой половины XI в. к складывающейся ситуации внимательно
присматривались поднимавшиеся города, в первую очередь итальянские,
интерес которых к изменению соотношения сил в Средиземноморье возрастал,
как и их возможности участия в этой борьбе. Уже к середине XI в. относятся
первые проявления сотрудничества между городами и рыцарством. К этому
времени итальянские города-республик и не только окрепли экономически,
но и обзавелись собственными флотами, которые могли участвовать в военных
операциях. Папство не только укрепило свои доходы, но и стабилизировало
свое международное положение, опираясь на клюнийское движение. Оно
укрепило и свою власть в светском государстве пап. В какой-то мере
кульминационным пунктом в развитии международной обстановки на Среди-
земном море явилось появление на юге Италии норманнов, которые в XI в.
включились в борьбу с арабами, вытеснили сохранявших там остатки своих
позиций византийцев. В лице норманнов, создавших герцогство Апулии
и Калабрии, папство нашло не только надежный барьер против арабской
угрозы с юга, но и более надежную и послушную опору в борьбе с притязаниями
германских императоров на господство над Италией. Папство обрело большую
реальную политическую самостоятельность. Отвоевание норманнами Сицилии
(1061 —1072) позволило им создать там сильное образование, которое удачно
сочетало их старый морской и торговый опыт с новой военно-феодальной
организацией. В планах ее руководителей постепенно выкристаллизовывалась
идея создания могущественного военно-торгового центральносредиземномор-
ского государства, которое одновременно могло и сдерживать арабов, и вести
с ними наступательную борьбу, и, объединив прилегающие владения, стать
взамен слабевшей Византии главным торговым посредником в торговле
с Востоком. Папство, учитывавшее ослабление Византии, уже в середине XI в.
усилило на нее давление. Претензии папства были отвергнуты, но Византия
во второй половине XI в. не укреплялась, а слабела. Папство поощряло
норманнскую экспансию на балканские территории Византии. В 1071 г.
141
норманны взяли последний оплот византийского владычества в Италии — Бари
и стали готовиться к «прыжку на Балканы». В 1081 г. они взяли Драч
(Диррахий).
X—XI века являются безусловно сложными с точки зрения изучения
внутреннего развития арабо-мусульманского общества. В середине X в.
пределы арабо-мусульманского государства простирались от Китая и Индии
до Пиренеев. Его экономическое процветание не было связано с консолида-
142
Византия XI в.
ционными процессами. Наоборот, в течение IX —-первой половины X в.
Аббасидский халифат все более распадался на отдельные эмираты (15).
Изменения в формах феодального землевладения (вакф, икта) в конечном
счете способствовали росту крупной земельной собственности за счет
государственной, а сочетание первой с исполнением государственных функций
вело к превращению бывших халифских наместников в самостоятельных
правителей и созданию наследственных эмиратов. Разложение старых форм
143
военной организации вело к возрастанию роли наемной придворной гвардии.
При самостоятельности и сепаратизме эмиров гвардия становилась решающей
силой, а халифы — марионетками в ее руках. Это во многом обусловило
военные успехи Византии в IX—X вв., отвоевание ею многих прежних
владений на Востоке, до Антиохии включительно. Распад халифата, будучи
отражением сложных внутренних процессов, в то же время не разрушил
относительного единства арабо-мусульманского мира. Наоборот, считают,
что в X—XI вв. оно росло на основе усиливавшихся связей и обмена
утвердившейся общности арабо-мусульманской культуры. Халиф лишился
политической власти, но его духовный авторитет как главы мусульманского
мира даже в известной степени возрос. Включение в состав халифата
множества областей в соединении с давними торговыми традициями способ-
ствовало необычайному развитию как производства, так и обмена. Через
его территорию проходили важнейшие караванные пути, соединявшие Среди-
земноморье с Дальним Востоком. Развивалась морская торговля с Китаем,
Индией, Цейлоном, Африкой. На X в. приходится и расцвет сухопутной
торговли с хазарами, тюрками, Русью. Взаимный обмен способствовал
развитию самых разнообразных производств — тканей, посуды, ковров,
ювелирных изделий. Безопасность путей стимулировала передвижение огром-
ных масс товаров. Многие города Востока насчитывали до сотен тысяч
населения. Развитие собственного производства в отдельных областях — от
Испании до Индии — необычайно стимулировало внутренний обмен в арабском
мире. Южное Средиземноморье в X в. превратилось в торную дорогу для
арабских купцов. Создавалась реальная база для массового обмена и торговли
со странами Западной Европы, но одновременно и ужесточалась борьба
за господство на средиземноморских путях. По объему и качеству товарной
продукции едва ли не до конца XIII в. страны мусульманского Востока
намного превосходили страны Западной Европы.
Поэтому в основе западно-европейской военной экспансии, крестоносного
движения лежало и сознание невозможности иным путем создать более
благоприятные условия для торговли с Востоком. Как и в римские времена,
в XI—XIII вв. золото и серебро Запада уплывало на Восток в обмен
на значительно более дорогие восточные товары. До XIV—XV вв. Запад
фактически не мог дать по ценности товары, необходимые для сбалансиро-
ванной торговли. Восток нуждался в очень немногом европейском, а Запад —
в очень многом с Востока. Дробление Абассидского халифата создавало
впечатление легкости военного подчинения областей Ближнего Востока,
хотя в процессе его распада и создавались сильные халифаты, вроде Фати-
мидского в Египте. В известной мере поворотным пунктом в истории Ближнего
Востока стал разгром халифата в середине XI в. турками-сельджуками. Овладев
в 1055 г. Багдадом и разгромив византийское войско в битве при Манцикерте
в 1071 г., тюрки-кочевники заняли почти всю Малую Азию, а также Сирию
и Палестину вместе с Иерусалимом (1071). Они продвинулись до самых
проливов и сделали столицей одного из своих султанатов Никею. В 1084 г.
была взята Антиохия.
144
Несмотря на постепенный распад государства Великих Сельджуков на
отдельные султанаты, сельджукское владычество оказалось более устойчивым.
Именно с этой эпохой связывают существенную перестройку в феодальных
отношениях и военной организации в мусульманском мире — утверждение
господства системы икта как основы военной организации, организации
сельджукской армии «по феодальному принципу». С этой точки зрения
она становилась достаточно серьезным противником.
Тем не менее сельджукское завоевание, разрушив старые связи в торговле
с Востоком, угрожая дальнейшим продвижением существованию Византии,
стало важным основанием для подготовки войны Запада против мусуль-
манского Востока.
Комниновская Византия
К эпохе правления этой династии (1081 —1180) относится неожиданный
новый взлет могущества Византии. В течение почти столетия она вновь
находилась в ряду мировых держав. В начале своего правления первый
представитель этой династии Алексей Комнин (1081—1118) мог из окон
своего дворца рассматривать владения турок-сельджуков. Норманны, овладев-
шие в 1081 г. Диррахием, закреплявшиеся в Северной Греции и на Пелопон-
несе, рвались к Фессалонике и Константинополю. С севера почти до его
стен докатывались волны печенежских вторжений. Пределы империи неумо-
лимо сокращались, ц. кольцо вокруг ее столицы постепенно сжималось.
Противоборствующие с Византией силы начинали смыкаться. Запад все
более осознавал стремительно приближавшуюся возможность поставить
Византию на колени. Идея крестового похода и надежды на его успех
все более подогревались расчетами на то, что ослабленная Византия покорно
включится в его осуществление в качестве своего рода духовного вассала
римских пап, а объединенная под их властью христианская церковь станет
надежным инструментом утверждения их гегемонии на христианском Востоке.
Бесконечные мятежи византийских феодалов, мощные взрывы народного
недовольства в форме возрожденного и укрепленного болгарским богомиль-
ством павликианства начинали угрожающе объединять крестьянство и армию.
Внутренние трудности казались непрерывно нарастающими и непрео-
долимыми.
То, что произошло, было византийским феноменом. За 10 лет (1081 —1091)
как внутреннее, так и внешнее положение империи прочно стабилизировалось.
Она была чрезвычайно ослабленной, но внутренне готовой к переходу
в наступление. Анна Комнин уже более успокоенно писала только о том,
что «дела империи на море и на суше были в весьма тяжелом положении».
Запад все более сталкивался совсем не с той Византией, о которой у него
сложились представления. Помощь была нужна, но не в таких размерах
и не в такой форме, как это казалось западным политикам. Переговоры
об унии велись все более вяло. Византия не шла на те уступки, которые
рассчитывали от нее получить. Но это во многом приписывали ее стремлению
10
1684
145
поторговаться,— может быть более, чем изменению ее реального положения.
Те процессы, которые происходили в ней, не были отчетливо видимы на
Западе. Но византийцы, пережившие острейший социально-политический
кризис, ощущали реальное начало выхода из него. И чрезвычайно важным
было то, что новое правительство начало нащупывать правильные пути,
смогло опереться на объективные тенденции развития. В критическую для
Византии минуту, когда очень многое зависело от собственной инициативы,
решительности императорской власти, у кормила правления оказался Алек-
сей Комнин — талантливый полководец, гибкий, но в то же время решительный
политик, тонкий и дальновидный дипломат.
К началу 90-х годов XI в. византийцам удалось отбить натиск норманнов,
сельджуков и печенегов, жестоко подавить народные движения и фактически
преодолеть крупные феодальные распри. С началом Первого крестового
146
Византия и крестовые походы
похода (1096—1099) нужно было «поставить» крестоносцев «на место».
В Константинополе их вожди во многом оценили реалии. Многие из них
стали вассалами Алексея, хотя и не отказались полностью от своих
первоначальных планов. Дальнейшее зависело от развития событий. Взятием
Никеи и утверждением византийской власти в Западной Малой Азии сов-
местные действия Византии и крестоносцев, по существу, и ограничились.
Вопреки ожиданиям Алексея, в битве под Дорилеем крестоносцы одержали
блестящую победу, что не только отдавало в руки византийцев основные
области Малой Азии, но и обеспечивало крестоносцам их продвижение
на Восток. Они взяли Антиохию. На территории Северной Сирии стали
возникать первые крестоносные княжества. В 1099 г. пал Иерусалим. Началась
история крестоносцев на Востоке.
147
К 1100 г. у Алексея была сильная армия, флот и достаточные средства
в казне. Предоставив венецианцам в 1082 г. широкие торговые привилегии
в Константинополе и Византии, он заручился поддержкой веницианского
флота против самого опасного противника — норманнов. Последние годы
своего правления он энергично боролся уже за укрепление позиций империи
на Западе и Востоке. Он теснил сельджуков, вмепГивался в сербские дела,
укреплял связи с Венгрией, играл на противоречиях мусульманских правителей.
Его политика была продолжена его преемниками. Мануил (1143—1180)
заключил с иконийскими султанами мирный договор. Второй крестовый
поход (1147—1149) скорее ослабил, чем укрепил позиции Византии, но
ей удалось принудить сельджуков к миру (1161) на длительный период.
У нее оказались развязанными руки для активизации политики на Западе.
Хотя уже Первый крестовый поход привел к консолидации сельджуков,
последующие обнаружили все возраставшие противоречия между их участни-
ками, их собственными целями и интересами. Византия получила возможность
проводить гибкую политику, а крестоносные государства после ряда пораже-
ний видели в Византии силу, которая могла их поддержать против натиска
мусульман. Они капитулировали перед Мануилом. Византийцы вынашивали
планы совместного покорения Египта. Позиции Византии на Балканах были
также укреплены. После набега 1122 г. печенежская опасность перестала
существовать, а после 1160 г.— и половецкая. Византийское правительство
упрочило свой контроль над Сербией. В 1167 г. капитулировали Венгрия,
Хорватия; Далмация и Сирмий остались за империей. Мануил вынашивал
идею объединения Византии и Венгрии. Борьба за Балканы в 70-е годы
завершилась полной победой Византии. Многое было достигнуто дипломатией,
умелым использованием противоречий на Западе, в Италии. Но за этим
стояло и реально возросшее могущество самой Византии, ее возможностей.
В, Италии центром антивизантийской коалиции были норманны. Мануил
искал против них поддержки Венеции и Германии. Уже в 1159 г. он
начал вторжение в Италию, активно искал союза с итальянскими городами.
События 12 марта 1171 г. в Константинополе на время освободили империю
от венецианского засилья.
Однако Византия уже стояла перед катастрофой. В последние десятилетия
XII в. внешняя ситуация резко обострилась. В 1176 г. византийская армия
была наголову разгромлена сельджуками при Мириокефале. Византия вынуж-
дена была отказаться от активных действий в Малой Азии, а также в Италии.
Итальянские города разгромили Фридриха Барбароссу при Леньяно (1176),
и им становилась ненужной коалиция с Византией. Венеция, мечтавшая
об утверждении своего господства на Адриатике и ослаблении позиций
Византии, разжигала антивизантийские настроения в Италии.
Внутри страны оппозиция поднимала голову. Последние 20 лет XII столе-
тия, как и конец XI в., знаменовались резким обострением внутренней
борьбы. Народное восстание 1182 г., первоначально антилатинское, вылилось
в широкое социальное движение, на волне которого к власти пришел
двоюродный брат покойного Мануила Андроник Комнин (1182—1185). Его
148
поддержало константинопольское население. Демагогия и террор были его
методами, но Андроник в какой-то мере оживил политическую роль синклита,
который утратил прежнее значение при Комнинах, стремился усилить
централизацию; было увеличено жалованье правителям провинций, запрещена
продажа должностей, усилен контроль над сбором податей. Андроник стре-
мился поддержать ремесло и торговлю, ограничить безраздельное засилье
феодальной аристократии, но одновременно капитулировал перед Венецией.
В 1185 г. из-за саботажа военной знати он оказался не в состоянии
отразить сицилийских норманнов. Сопротивление знати росло. Отпадали
целые области. В 1185 г. Андроник был свергнут. Страну охватывало все
более глубокое брожение. В провинциях начались многочисленные движения
и восстания, которые помешали Византии вести эффективную борьбу за
сохранение своих владений. В 1186 г. восстала Болгария, и в 1187 г.
Византия была вынуждена признать существование второго Болгарского
царства. Венгерские короли заняли далматинское побережье (1181). Сербия
в союзе с Венгрией сбросила византийский сюзеренитет. В 1190 г. Византия
признала независимость Сербии. В конце 90-х годов немцам удалось утвер-
диться в Сипцлии. Италия, оказавшаяся в кольце германских владений,
окончательно ушла из-под византийского влияния. Резко упрочились в Ви-
зантии позиции Венеции. Нуждаясь в ее военной помощи, за оборонительный
и наступательный союз (1187) Византия предоставила Венеции не только
все прежние привилегии, но и «наследство» немецких или французских
купцов, полный налоговый иммунитет. Венецианцы торговали как на
побережье, так и в глубине страны. В качестве противовеса им правительство
дало аналогичные привилегии генуэзцам и пизанцам. Росло недовольство
торгово-ремесленного населения Византии.
Отношения с Германской империей обострились. Уже во время Третьего
крестового похода (1189—1192) Фридрих Барбаросса строил планы захвата
Константинополя. Они не были похоронены с его гибелью. Его преемник
требовал территорию от Диррахия до Фессалоники. Но успехи Салах-ад-Дина
угрожали самому существованию крестоносных образований на Востоке.
В 1187 г. им был взят Иерусалим.
Готовясь к новому крестовому походу,германские императоры потребовали
от Византии огромной денежной помощи. Алексей III приказал обложить
все население, но буря негодования заставила его отменить побор.
В 1198 г. подготовка к Четвертому крестовому походу вступила в завер-
шающую стадию. К нему готовились французы, фламандцы, немцы, англичане,
сицилийские норманны, венгры. В апреле 1201 г. с Венецией было заключено
соглашение о перевозке крестоносцев в Египет. Весной 1202 г. начались
сборы. Появление за помощью сына свергнутого в 1195 г. Исаака Ангела
Алексея сыграло свою роль. Было решено воспользоваться благоприятной
ситуацией по пути на Восток. Алексей обещал выплатить участникам похода
200 тыс. марок, в течение года содержать их флот и выступить в Палестину
с 10 тыс. воинов и оставить там 500, подчинить византийскую церковь
римскому папе.
149
Путь крестоносцев в IV крестовом походе
Византия и IV крестовый поход
В 1203 г. флот направился к Константинополю. Алексей III готовился
к обороне, не соглашаясь на отречение в пользу Алексея IV. 17 июля
начался штурм. Алексей III бежал, императором стал Исаак Ангел, и Алек-
сей IV вступил в столицу. Ему приходилось выполнять все заключенные
соглашения, к недовольству жителей и знати. В столице началась борьба
за власть. В марте 1204 г. крестоносцы приняли решение о разделу Византии
(Partitio Romaniae). 9 апреля начался штурм. С небольшими силами (15 тыс.
человек) крестоносцы 12—13 апреля овладели византийской столицей,
подвергшейся неслыханному грабежу. Столица империи стала столицей нового
государства — Константинопольской, или Латинской империи.
9 мая состоялись выборы императора — им стал Балдуин Фландрский.
Православное патриаршество было заменено католическим. Между кресто-
носными вождями разгорался конфликт, усилились противоречия между
венецианцами и крестоносцами. Венецианцы претендовали на широкую полосу
владений от Далмации до Константинополя. Бонифаций и его вассалы
очень скоро включили в Фессалоникское государство большую часть Греции.
Итак, 10 лет выхода из кризиса, не менее 80 лет устойчивого подъема,
15 лет падения, поставившего Византию в положение худшее, чем в
1081 — 1086 гг.
Некогда было действительно загадкой, как Византия сумела из глубокого
кризиса конца XI в. за два десятилетия вознестись к вершинам могущества
и богатства и за 20 лет конца XII в. снова прийти в состояние полного
упадка и бессилия. Основные причины, механизм этого феномена в настоящее
время достаточно ясны. Неясны лишь иногда весьма существенные для
воссоздания полноты картины детали.
Экономика Византии в XI в. находилась на подъеме. Кризис XI в. был
кризисом ее социально-политической структуры, кризисом старой формы
византийской государственности. Именно поэтому Византия смогла так быстро
его преодолеть. Выход из кризиса был подготовлен всей эволюцией второй
половины XI в.— ростом феодального землевладения, превращением основной
массы крестьянства в феодально-эксплуатируемое, консолидацией господ-
ствующего класса. Противоречия между гражданской знатью и провинциаль-
ной военно-служилой, несмотря на ожесточенную борьбу за политическое
господство в XI в., имели известную тенденцию к смягчению. Чиновная
знать в течение XI в. сама достаточно интенсивно превращалась в феодальных
землевладельцев. Возникала основа для компромисса, которая к тому же
стимулировалась реальной военной угрозой, угрозой потери как земельных
владений, так и источников доходов. Рост недовольства крестьянства также
начинал приобретать угрожающие размеры. Крестьянская часть войска —
разорявшиеся стратиоты — не была серьезной военной силой даже в сочета-
нии с ударными феодальными отрядами и наемниками, становилась обузой
в военных действиях и к тому же была все более ненадежной, что придавало
решающую роль полководцам и верхушке армии, открывало дорогу для их
мятежей и восстаний.
Алексей Комнин решительно порвал со старой политикой. Угрожающая
152
военная ситуация заставила дискредитировавшую себя гражданскую знать
уступить. Он извлек все возможные выгоды из создавшейся ситуации.
С Алексеем Комнином к власти пришла не просто династия, род Комнинов.
К власти пришел целый клан военно-аристократических фамилий, уже с XI в.
связанных родственными и дружественными узами (около 25 фамилий).
Комниновский клан оттеснил от управления страной гражданскую знать.
Ее значение и влияние на политические судьбы страны было снижено
(в составе элиты — до 9%). Управление все больше сосредоточивалось
во дворце, при дворе. Роль синклита как главного органа концентрации
знати и гражданского управления упала. Функции последнего стали чисто
исполнительскими. Родовитость стала средством замыкания, изоляции комни-
новского клана как привилегированной руководящей элиты общества. Родо-
витость выдвигается на первый план, благородство по крови, по происхожде-
нию. Оно становится эталоном знатности, в то время как у гражданской
знати в XI в. оно воспринималось как благородство достоинства, положения
по службе. С возрастанием роли дворца-двора государственная организация
империи таким образом значительно феодализировалась. Аристократизация
верхушки господствующего класса стала фактом.
Реально обрстрение противоречий было ослаблено внутри господствующего
класса тем, что правительство стало на путь довольно широкой раздачи
проний, все более принимавших характер условного феодального держания.
Правда, Комнины ограничивали тенденции к превращению Пронин в на-
следственную собственность, рассматривая их первоначально как да-
рение преимущественно невещных прав, т. е. права получения доходов
с тех или иных владений пожизненно или на два поколения. Государство
сохраняло за собой права как на извлечение части доходов, так и администра-
тивно-фискального контроля, судебные функции.
Раздача ироний позволяла не только укрепить, упрочить господство
комниновского клана. Прониями была удовлетворена часть гражданской
знати. С развитием института проний государство создало фактически уже
чисто феодальную армию. Вопрос о том, насколько при Комнинах выросло
мелкое и среднее феодальное землевладение, является спорным. Трудно
сказать, то ли в связи с относительной слабостью этой прослойки в самой
Византии, то лй совершенно сознательно правительство Комнинов делало
значительный упор на привлечение в византийскую армию иностранцев,
в том числе и путем раздачи им проний. Так в Византии появилось значитель-
ное количество западных феодальных фамилий. Относительная немного-
численность, замкнутость и обособленность комниновского клана от остальной
части господствующего класса, по-видимому, была одним из важных факторов
использования иностранцев как дополнительной опоры своей власти в стра-
не — наличия военной прослойки, целиком зависевшей от милости династии
и двора и не связанной глубоко с местными отношениями и конфликтами.
Таким путем была достигнута относительная консолидация верхушки
господствующего класса, ставшая причиной как военных, так и прочих
успехов Комнинов.
153
Самостоятельность патриархов, пытавшихся в XI в. выступать в качестве
своего рода «третьей силы», была подавлена. Аристократизация высшего
слоя духовенства и монашества более тесно сомкнула их со светской знатью
и двором. В качестве основы своей мощи императоры все больше опирались
на свое частное землевладение, которое старательно расширяли. Двор приоб-
ретал характер личного двора императора, а присяга государственных слу-
жащих — характер присяги личной верности.
Утверждая господство своего клана, Комнины обеспечили феодалам
спокойную эксплуатацию крестьянства. Уже начало правления Алексея было
отмечено беспощадным подавлением народно-еретических движений. Наибо-
лее упорных еретиков и бунтарей сжигали. Церковь также активизировала
свою борьбу с ересями.
Феодальное хозяйство в Византии переживает подъем. В XII в. оно
стало полностью господствующим в экономике страны. Причем уже в этом
столетии наметился перевес частновладельческих форм эксплуатации над
централизованными.
Феодальное хозяйство давало все больше товарной продукции (урожай-
ность— сам-пятнадцать, сам-двадцать), расширяло объем своего вывоза
в Италию, где бурно росли города, нуждавшиеся в зерне, вине, масле,
овощах и фруктах. Византийский провинциальный город переживает подъем.
Объем товарно-денежных отношений возрос в XII в. в 5 раз по сравнению
с IX в.
Правительство Комнинов ослабило монополию Константинополя. В круп-
ных провинциальных центрах развивались производства, аналогичные
константинопольским (Афины, Коринф, Никея, Смирна, Эфес), что больно
ударило по столичному производству. Провинциальные города выходили
на прямые связи с итальянским купечеством. Но к XII в. Византия уже
теряет монополию торговли не только в западной, но и в восточной части
Средиземноморья.
Политика Комнинов в отношении торгово-ремесленных кругов Византии
была достаточно сложной и двойственной. Военно-аристократический клан
не очень покровительствовал торгово-купеческой верхушке, возможному укре-
плению ее позиций, ее оформлению в целом, впрочем так же как и укреплению
положения гражданской знати.
Политика Комнинов в отношении итальянских городов-государств была
двойственной. Она целиком определялась интересами клана. Более всего
от нее страдало константинопольское торгово-ремесленное население и купе-
чество. Но привилегии итальянскому купечеству обеспечивали вывоз сельско-
хозяйственной продукции, а также части ремесленной продукции Византии,
особенно предметов роскоши. Нельзя забывать, что до самого конца XII в.
во многих видах ремесла Византия стояла на еще непревзойденных позициях.
Итальянское внедрение в экономику Византии не сразу отрицательно сказа-
лось на судьбах византийского города. Наоборот, в первой половине XII в.
оно, по-видимому, еще стимулировало подъем производства и торговли,
ремесла многих провинциальных центров.
154
Их значение в XII в. поднима-
лось, в первую очередь, в связи с
развитием феодального хозяйства,
укреплением локальных террито-
риальных связей и обмена, соответ-
ственно стимулировавших рост ре-
месла и торговли в них. Государс-
тво в XII в. получило немалые до-
ходы от оживления городской
жизни, i Византийское казначейство
не испытывало, несмотря на актив-
нейшую внешнюю политику и
огромные военные расходы, а так-
же затраты на содержание пыш-
ного двора, острой нужды в деньгах
Монета комниновской эпохи
на протяжении значительной час-
ти XII столетия. Помимо органи-
зации дорогостоящих экспедиций, императоры XII в. вели большое военное
строительство, имели неплохой флот (1000 кораблей).
Первая половина XII в. отмечена сравнительно слабыми городскими
движениями. Подъем провинциальных городов в какой-то мере ослабил недо-
вольство. В то же время эта эпоха не дает нам свидетельств сколько-ни-
будь далеко продвинувшейся социальной консолидации городского торгово-
ремесленного населения. На протяжении этого столетия так и не про-
звучал голос городской торгово-купеческой верхушки. Провинциальные города
Византии переживали подъем в связи с ростом феодальной торговли. Поэтому
влияние в их экономической и, соответственно, в социальной жизни местных
феодалов возрастало.
Подъем византийских городов в XII в. оказался кратковременным и
незавершенным. Главную причину этого следует видеть в особенностях
становления феодального хозяйства в Византии. Подъем феодальной эконо-
мики в условиях сохранения мелкого, раздробленного крестьянского хозяй-
ства, состояние которого в принципе мало интересовало феодала, не сопро-
вождался сколько-нибудь существенным прогрессом в агрикультуре, технике
обработки земли. Возрастал лишь ложившийся на крестьянское хозяйство
гнет. Государство, дававшее феодалам те или иные льготы и привилегии,
увеличивавшие их власть над крестьянами, фактически не стремилось к
существенному сокращению государственных поборов. Ставший основной
государственной податью телос все менее учитывал индивидуальные возмож-
ности крестьянского хозяйства, имел тенденцию к превращению в достаточно
унифицированный побор типа подворного или подымного. Феодальное госу-
дарство все более отказывалось от принципа «справедливого» обложения
крестьянства с учетом возможностей более бедных и более зажиточных
хозяйств. В результате этого бремя, ложившееся на первых, соответственно
возрастало, что вело к обеднению, обнищанию крестьянства.
155
Городские усадьбы в Херсонесе. Реконструкция
Все это не могло не сказываться на состоянии внутреннего, городского
рынка. Его развитие во второй половине XII в. начинает замедляться в
связи со снижением покупательной способности крестьян. Это обрекало
многие ремесла массовых профессий на застой. Отсюда — ограниченные
возможности консолидации объединений типа цехов.
Усилившаяся в последней четверти XII в. пауперизация и люмпен-проле-
таризация части городского населения особенно остро проявлялась в Кон-
стантинополе. Уже в это время начинает сказываться на его положении
усиливавшийся ввоз в Византию более дешевых итальянских товаров массового
спроса. Все это накаляло социальную обстановку в Константинополе, приводи-
ло к массовым антилатинским, антиитальянским выступлениям.
156
В провинциальных городах к концу XII в. также начинают проявляться
черты известного их экономического упадка. Византийское монашество в XII в.
активно умножалось не только за счет сельского населения, но и торгово-
ремесленного. Вероятно, этот процесс, с одной стороны, укреплял значение
монастырского ремесла и торговли, но, с другой*—просто поглощал оказав-
шуюся без средств к существованию часть городского населения. Бурные
выступления городских низов против государства и венецианцев не были
связаны с ростом сознания собственных социальных интересов, сколько-ни-
будь определенными процессами формирования городского сословия, его
консолидации. Именно поэтому мощные выступления народных масс Кон-
стантинополя последней четверти XII в. в принципе просто оставались
стихийным выражением недовольства, которое все более использовали в своей
борьбе группировки господствующего класса.
В связи с этим встает вопрос о судьбах византийских корпораций.
Не случайно некоторыми исследователями был поставлен вопрос даже об
их исчезновении. Такая постановка вызвала возражения. Выдвигался тезис
об упадке константинопольских корпораций. Вопрос о их сохранении и даже
развитии в провинциальных городах в связи с их подъемом в XI—XII вв.
остается открытым. Среди имеющихся о них упоминаний преобладают
сведения о специфических корпорациях — нотариев, врачей, аргиропратов
(менял), хлебопеков, рыбаков, т. е. преимущественно тех, которые были
связаны с государством, традиционным его контролем, проблемами снабжения
города. Между тем в крупных провинциальных городах типа Афин, Коринфа
возросло производство тканей, посуды — производств, в которых были заняты
сотни ремесленников. Но источники не свидетельствуют о появлении в резуль-
тате этого типично средневекового подъема сколько-нибудь определенных
объединений представителей массовых профессий — процесса, который на
Западе и привел к возникновению средневековых цехов. Скорее всего следует
предполагать частичное сохранение старых корцрраций, известных по «Книге
эпарха». Высказывались соображения, что старые «государственные» корпо-
рации с подъемом ремесла провинциальных городов могли быть разрушены,
трансформированы. Могли возникать ремесленно-торговые объединения но-
вого типа, более близкие по духу к западно-европейским цеховым. Хотя
иногда в источниках мимоходом и упоминаются объединения (огютцца,
осоцостеюс), они представляются очень аморфными и, самое главное, в отличие
от официально признанных в качестве «общественных» организаций корпора-
ций XI в. совершенно не имеют общественного, публично-политического
значения. Таким образом, несмотря на рост производства в провинциальных
городах объединения не стали признанной силой в общественной жизни
города. Можно приписывать этот факт тому, что процесс их формирования
был пресечен начавшимися застоем и упадком городов. Но факт остается
фактом: в городе XI—XII вв. не сложилось торгово-ремесленных объединений
типа западно-европейских цехов. Торгово-ремесленные объединения массо-
вых профессий не играли самостоятельной роли в общественной жизни
города. Они невыделимы и на общих «сходках» горожан.
157
Вероятно поэтому подъем провинциальных городов не заложил сколько-
нибудь существенных предпосылок для зарождения элементов собственно
городского самоуправления. Недовольство городского населения было
использовано феодалами для закрепления своего господства в политической
жизни города. Поэтому те элементы самоуправления или автономии, которых
добиваются и которые получают в XII в. города, были результатом устрем-
лений и достижений феодалов, местной феодальной знати и церкви.
Справедливо обращалось внимание на то, что к византийским городам
вряд ли применимы термины «самоуправление» и «автономия», ибо они
в первую очередь подразумевают административную автономию, в то время
как в грамотах византийских императоров речь идет о податных и отчасти
судебных привилегиях, в принципе учитывающих интересы не всей городской
общины, а отдельных групп ее населения. Не известно, боролось ли городское
торгово-ремесленное население за «свою» собственную автономию, отдельно
от феодалов, но факт остается фактом — те элементы ее, которые укрепились
в Византии, ставили во главе их феодалов. В то время как в Италии
феодальный класс дробился и образовывался особый слой городских феодалов,
оказывавшийся союзником сословия горожан, в Византии элементы город-
ского самоуправления были только отражением факта закрепления власти
феодалов над городом. Практически его оживление было иногда просто делом
их рук и реально в некоторых городах власть находилась в руках 2—3
феодальных фамилий. Если в Византии XI—XII вв. и намечались какие-либо
тенденции к возникновению элементов городского (бюргерского) самоуправ-
ления, то во второй половине — конце XII в. они оказались прерванными
и прерванными навсегда. Впредь речь могла идти только о той или иной
степени соучастия феодалов в государственном управлении городом.
Таким образом, в итоге развития византийского города в XI—XII вв.
в Византии, в отличие от Западной Европы, не сложилось ни крепкой
городской общины, ни мощного самостоятельного движения горожан, ни
соответственно развитого городского самоуправления, даже его элементов.
Византийские ремесленники и купцы были отстранены от какого-либо участия
в официальной политической жизни и в городском управлении.
Падение могущества Византии в последней четверти XII в. было неразрыв-
но связано с углублением процессов укрепления византийского феодализма,
с формированием местного рынка неизбежно усиливалась борьба тенденций
децентрализации и централизации, нарастание которой характеризует эволю-
цию политических отношений в Византии XII столетия. Комнины весьма
решительно стали на путь развития условного феодального землевладения,
не забывая и о своем собственном семейном феодальном могуществе. Они
раздавали феодалам податные и судебные привилегии, тем самым увеличивая
объем частновладельческой эксплуатации крестьян и их реальную зависимость
от феодалов. Однако стоявший у власти клан отнюдь не желал отказываться
и от централизованных доходов. Поэтому с сокращением централизованных
доходов государственный податной гнет усиливался, что вызывало резкое
недовольство крестьянства. Комнины не поддерживали тенденций по превра-
158
щению проний в условные, но наследственные владения, к чему активно
стремилась все возраставшая часть прониаров.
Клубок противоречий, усиливавшихся в Византии в 70 — 90-е годы, был
во многом итогом той эволюции, которую претерпело византийское общество
и его господствующий класс на протяжении этого столетия. Силы гражданской
знати были в достаточной степени подорваны в XI—XII вв., но она нашла
себе опору в недовольных политикой Комнинов, засильем и хозяйничаньем
комниновского клана на местах.
Отсюда требования усилить центральную власть, упорядочить государ-
ственное управление — волна, на которой пришел к власти Андроник Комнин.
Массы константинопольского населения рассчитывали, что гражданское, а не
военное правительство сможет эффективнее ограничить привилегии и преиму-
щества иностранцев. Симпатии к гражданскому чиновничеству возрастали
и с подчеркнутым аристократизмом Комнинов, в какой-то мере отмежевы-
вавших себя от остальной части господствующего класса, их сближением
с западной аристократией. Оппозиция Комнинам находила все большую
поддержку как в столице, так и в провинциях, где ситуация была сложнее.
В социальной структуре и составе господствующего класса в течение XII в.
произошли некоторые изменения. Если в XI в. феодальная аристократия
провинций была в основном представлена крупными военными фамилиями,
крупной раннефеодальной знатью провинций, то в течение XII в., по-видимому,
выросла достаточно мощная провинциальная феодальная прослойка «средней
руки». Она не была связана с комниновским кланом, который, наоборот,
стремился превратить местный государственный аппарат в орудие своих
интересов. Она активно участвовала в городском самоуправлении; постепенно
прибирала к своим рукам власть на местах, и борьба за ослабление власти
правительства в провинциях становилась одной из ее задач. Она сплачивала
в этой борьбе вокруг себя местные силы, опиралась на города. У нее
не было военных сил, но ее орудием становились местные военные командиры.
Причем речь идет не о старых аристократических фамилиях, располагавших
огромными собственными силами и могуществом, а о тех, кто мог действовать
только при их поддержке. В Византии конца XII в. стали нередкими сепара-
тистские выступления, отложение целых областей.
Таким образом, можно говорить о несомненном расширении византийского
феодального класса в XII в. Если в XI в. узкий круг крупнейших феодальных
магнатов страны боролся за центральную власть и был с ней неразрывно
связан, то в течение XII в. вырос мощный слой провинциальных архонтов —
феодалов, становившийся важным фактором действительно феодальной
децентрализации.
Правившие после Мануила императоры в какой-то мере, хотя и вынужден-
но, продолжали политику Андроника. С одной стороны, они ослабили силу
комниновского клана, но не решались усилить элементы централизации.
Они не выражали интересы провинциалов, но последние с их помощью
свалили господство комниновского клана. Они не проводили никакой целе-
направленной политики против итальянцев, в какой-то мере опираясь на
159
яростные народные выступления как средство давления на них, а затем
идя на уступки. В государстве не происходило ни децентрализации, ни
централизации управления. Все были недовольны, но никто не знал, что
делать. Существовало хрупкое равновесие сил, в котором любые попытки
решительных действий мгновенно блокировались оппозицией. Никто не
отваживался на реформы, но все ожесточенно боролись за власть. В этих
условиях авторитет Константинополя падал. Провинции жили все более
самостоятельной жизнью. Даже серьезные военные поражения и потери
не изменили обстановку. Если Комнины могли, опираясь на объективные
тенденции, сделать известный решительный шаг к утверждению господства
феодальных отношений, то ситуация, сложившаяся в Византии к концу
XII в., оказывалась внутренне неразрешимой. В ней не было тех сил,
которые могли бы решительно порвать с традициями устойчивой централи-
зованной государственности. Последняя имела еще достаточно прочную опору
в реальной жизни страны, в государственных формах эксплуатации. Узел,
завязавшийся в Византии, мог быть разрублен только силой. Поэтому в
Константинополе даже не оказалось тех сил, которые смогли бы решительно
бороться за сохранение Византии. Взволнованные рассказы современников
рисуют картину острейшего внутреннего социально-политического кризиса,
который сотрясал основы империи в последней четверти XII в. Михаил,
митрополит афинский, писал: «Наша область, с давнего времени уменьшаю-
щаяся в числе своих жителей вследствие непрерывных тяжелых поборов,
в настоящее время подвергается опасности превратиться в то, что называется
скифской пустыней». Крестьяне ненавидели феодалов, но еще более кон-
стантинопольскую знать и константинопольское правительство. Никита
Хониат, переживший трагедию падения Константинополя, красочно описывает
то чувство злорадства и удовлетворения, которое испытывало местное
население при виде униженных беглецов из Константинополя. По его словам,
«земледельцы и иарики жестоко издевались над нами». Торгово-ремесленное
население в массе своей также отнеслось безучастно к назревавшей трагедии.
В Константинополе ненависть к итальянцам, засилью иностранцев парализо-
валась не меньшей ненавистью к правительству, шедшему им на уступки.
Провинциальные города давно потеряли надежду на то, что центральная
власть как-то оградит интересы их торгово-ремесленного населения. «Изоля-
ция» Константинополя, «города из городов, светоча вселенной, славы мира, ...
матери церквей, основы веры, покровителя наук и искусств, отечества и очага
красоты», каким его называли панегиристы XII в., стала свершившимся
фактом. Эра безраздельного господства Константинополя над страной,
существования его как всеподавляющего очага власти и культурного гос-
подства военно-граждане кой комниновской элиты, кончилась. Город, бывший
еще недавно своего рода символом возрожденной славы и величия империи,
центром нового расцвета византийской культуры, город, в котором сосредото-
чилась большая часть богатств Византии и который создавал иллюзию
исключительного ее процветания, стал восприниматься как главный источник
всех бед и несчастий страны, «царство несправедливости».
160
Комниновская эпоха сложила устойчивую военно-чиновную элиту, рас-
сматривающую страну как своего рода «поместье» Константинополя и при-
выкшую не считаться с интересами ее населения. Никита Хониат уди-
вительно ярко показал это, критикуя «утонченных обитателей Констан-
тинополя как безответственных и незнающих, равнодушных перед злом,
которое гложет империю, перед проблемами, которые занимают населе-
ние провинций, задавленное бременем тягот, наложенных столицей». До-
ходы растрачивались на пышное строительство и дорогостоящие замор-
ские кампании, а собственные границы оказывались слабо защищенными.
Комнины окончательно ликвидировали остатки фемного войска, фемной
организации. Они создали боеспособную феодальную армию, способную
одерживать крупные победы. Они ликвидировали остатки фемных флотов
и создали боеспособный центральный флот. Но защита областей все бо-
лее зависела теперь от центральных сил. Комнины сознательно обеспе-
чивали в византийском войске высокий процент иностранного рыцарства,
они столь же сознательно тормозили превращение проний в наследствен-
ную собственность. Императорские дарения и пожалования превращали
в привилегированную верхушку армии, но оставалось недостаточно обес-
печенным и устойчивым положение основной массы прониаров. В ко-
нечном счете правительству на новой основе, но пришлось частично воз-
родить элементы региональной военной организации, отчасти подчинить
местным стратигам гражданскую администрацию. Вокруг них стала спла-
чиваться местная знать со своими локальными интересами, прониары
и архонты, стремившиеся упрочить право собственности на свои владе-
ния, городское население, стремившееся защитить свои интересы. Все
это резко отличалось от обстановки XI в. тем, что за всеми возникав-
шими на местах движениями с середины XII в. стояли оформившиеся в
результате утверждения византийского феодализма, процессов складывания
местного, регионального рынка, мощные тенденции к феодальной децен-
трализации страны. Они выразились в нараставших «отпадениях», появ-
лении самостоятельных или полусамостоятельных образований на терри-
тории империи, особенно на ее окраинах, обеспечивающих защиту локаль-
ных интересов и лишь номинально подчинявшихся константинопольскому
правительству. Таким стал Кипр под властью Исаака Комнина, области
центральной Греции под властью Каматира и Льва Стура, Западной Ма-
лой Азии. Шел процесс постепенного «отъединения» областей Понта-Тра-
пезунда, где постепенно укреплялась власть Гавров-Таронитов, объединив-
ших вокруг себя местных феодалов и торгово-купеческие круги, — реаль-
ная основа будущей Трапезундской империи Великих Комнинов (1204—
1461), превратившейся с захватом крестоносцами Константинополя в са-
мостоятельное государство.
Растущая изоляция столицы была во многом учтена крестоносцами
и венецианцами, видевшими реальную возможность превратить Констан-
тинополь в центр своего господства в Восточном Средиземноморье. Прав-
ление Андроника I показало, что возможности консолидации империи на
11
1684
161
новой основе были упущены. Он утвердил свою власть еще при поддер-
жке провинций, но не оправдал их надежд и лишился ее. Разрыв про-
винций с Константинополем стал свершившимся фактом. Провинции не
пришли на помощь. Константинопольская знать, с одной стороны, не
желала расставаться со своим монопольным положением, а с другой —
всячески стремилась упрочить свое собственное. Комниновская «центра-
лизация» давала возможность правительству маневрировать крупными сред-
ствами, быстро увеличивать то армию, то флот. Но эта смена необхо-
димостей создавала колоссальные возможности для коррупции. К момен-
ту осады военные силы Константинополя состояли в основном из наем-
ников и были незначительны. Их невозможно было мгновенно- увеличить.
«Большой флот» был за ненадобностью ликвидирован. К началу осады
византийцы смогли «поправить 20 сгнивших судов, проточенных червями».
Неразумная политика константинопольского правительства накануне па-
дения парализовала даже торгово-купеческие круги. Обедневшая масса
населения ненавидела чванную и высокомерную знать. 10—15 тыс. кре-
стоносцев 13 апреля 1204 г. без труда овладели городом, и измученная
беспросветной нуждой беднота вместе с ними громила и грабила двор-
цы и дома знати. Началось знаменитое «константинопольское опустоше-
ние», после которого столица империи уже не могла оправиться?. На
Запад хлынула «священная константинопольская добыча», но огромная
часть культурного наследия Византии оказалась безвозвратно утраченной.
Падение Константинополя и распад Византии не были закономерным
следствием одних лишь объективных тенденций развития. Во многом это
было и прямым результатом «константинопольской политики».
Культура Византии XI—XII вв.
Вторая половина XI—XII в. были особым этапом в развитии византий-
ской культуры. Его своеобразие связано со становлением феодального
общества,, подъемом городов и городской жизни, опиравшиеся на Тен-
денции и традиции Македонской эпохи,- с началом становления средне-
вековой византийской народности. Подъем городов, сложение господствую-
щего класса внесли свои изменения в жизнь византийского общества.
Городская жизнь стала богаче и насыщеннее, в первую очередь жизнь,
феодальной аристократии. Для Византии собственно' «городская культура»
трудно отделима от феодальной. В отличие от Запада она не сложи-
лась как самостоятельная «городская культура». Можно говорить о не-
котором упрочении положения «среднего слоя» городского населения и его
влиянии на византийскую культуру вообще, в том числе и на культуру
феодального класса.
Более дешевой и доступной стала цветная, многокрасочная одежда,
шире вошла в быт поливная и расписная посуда. Живший только своими
трудами поэт нередко завидовал бытию состоятельного трактирщика или
162
богатого ремесленника. Городская жизнь, по сравнению с суровой просто-
той Македонской эпохи, стала веселее, богаче чисто светскими развле-
чениями, праздниками. Стало более легким и открытым городское стро-
ительство. Дом уже не отгораживался от улицы, как прежде, он пово-
рачивался к ней «лицом». Открытые пространства, балконы и лоджии,
тонкие колонки и обилие света стали характерными для сооружений этой
эпохи, как и легкие занавеси, разделявшие внутренние помещения. Импе-
раторы покинули старый, похожий на город-крепость, Большой дворец
и окончательно перебрались в заново перестроенный Влахернский с его
садами, открытыми площадками, легкими галереями, обилием светлых
общих помещений, богато декорированных драгоценными тканями, укра-
шенных сценамй сражений и охоты. В строительстве широко применял-
ся тесаный камень, украшенный или перемежаемый кирпичной кладкой,
легкими арками, нишами, декорированными оконными переплетами, ши-
пами, придававшими постройке жизнерадостный, а не массивно-тяжело-
весный вид. В строительстве церковных сооружений также проявляется
тенденция к совершенствованию их декора, достигавшемуся большим ко-
личеством арок, колонн, высокими стрельчатыми окнами. Больше строится
много купольных церквей с подчеркиванием центральной части здания соору-
жением более высокого барабана. Византия не знала ничего подобного
готическим соборам, но и для ее церковного строительства становится ха-
рактерным стремлением подчеркнуть вертикальные формы. Пропорции хра-
мов становятся более стройными, вытянутыми вверх. Улучшение внутрен-
него освещения позволяло больше использовать возможности фрески, мо-
заики.
В XI в. складываются и основные типы строительства монастыря как
замкнутого комплекса сооружений, окруженных стенами, обычно непра-
вильной формы, но как бы вписанными в местность. Складываются прин-
ципы внутренней планировки монастырей, не только как локальных цент-
ров духовной жизни, но и многообразной хозяйственной деятельности,
с главной церковью, мелкими храмами и часовнями, трапезной, монаше-
скими общежитиями, хранилищами, мастерскими, скрипториями, больни-
цами.
Широкое распространение получили конные и военные состязания,
игра в конное поло, состязания борцов, различные ярмарочные зрелища,
игра в шашки. Византийская знать вела легкий, открытый образ жизни,,
не похожий на семейную замкнутость Македонской эпохи. Богатые ме-
ценаты содержали поэтов, музыкантов, танцоров. При йх домах иногда
существовали своего рода «ученые кружкд». Раннесредневековое невеже-
ство стало предметом нападок, и поэты и писатели высмеивали ' негра-
мотных монахов.
В формировании самосознания византийской средневековой народно-
сти огромную роль сыграла общность греческого языка и складывавшей-
ся средневековой культуры. Византийцы — «ромеи» — стали ощущать себя
греками, у которых было свое прошлое — Македонская эпоха, своя гре-
163
ко-византийская культура, с которой они были связаны тысячами живых
нитей. «Эллинство» в глубоко христианской стране уже перестало рас-
сматриваться как синоним язычества, оно стало синонимом достаточно
широкой и позитивной культурной преемственности с миром эллинской
античности.
Это более глубокое обращение к античности было неразрывно связа-
но с теми переменами, которые происходили в византийском обществе,
с первыми ростками рационализма, идей относительной свободы светских
знаний, философии от богословия. Отсюда новый интерес к античной
философии. В Византии XI в. возрождается университет с двумя фа-
культетами — философским и юридическим, т. е. появляется зачаток выс-
шего светского государственного образования. Крупнейшей фигурой, сто-
явшей на рубеже новой эпохи в культурной истории Византии, был Ми-
хаил Пселл (XI в.), отстаивавший самостоятельную ценность философии
как средства и источника познания, способность к нему самого челове-
ка. Складывалось иное отношение к творческой личности, самоуважение,
уважение к знаниям вообще и терпимость и внимание к чужому мне-
нию, интерес к человеческой личности, ее внутреннему миру, элементы
жизнерадостного, антропоцентрического восприятия окружающего мира.
Отсюда более творческий, сознательно-избирательный подход к антично-
му наследию, первые пробы научного, сравнительного комментирования ан-
тичных текстов, их исправления по казавшимся более достоверным вер-
сиям, наконец, критика текста (Евстафий Солунский). Это касалось не
только античных авторов, но и многих практических сфер знания. Ви-
зантийские юристы все более широко опирались на опыт, практику, сос-
тавляли многочисленные схолии, толкования к памятникам права, фик-
сировали свое, современное понимание их норм. В русле этих же тен-
денций находилось и широкое обращение к памятникам античной лите-
ратуры, греческому роману, смелые переделки античных произведений,
появление многочисленных подражаний типа псевдолукиановского диало-
га «Тимарион», в котором все принадлежало Византии того времени.
При бережном отношении к сюжету расстановка смысловых акцентов прев-
ращала античные произведения в созвучные современному читателю, сни-
мала «отлаженность» их восприятия на человека античной эпохи. В XII в.
появился поток таких «возрожденных» античных романов, прозаических
и поэтических.
Черты нового видения, нового подхода обусловили эволюцию всех
жанров. Окончательно «усыхает» агиография, совершенно утратившая свою
прежнюю познавательную значимость. Дидактическая, морально-нравствен-
ная тема вытесняет все остальное. Падает прежняя популярность анна-
листики. Всемирные хроники обретают характер школьных компендиумов.
На первый план выдвигается «современная» история. Уже знаменитая
«Алексиада» Анны Комнин распадается на своего рода серию рассказов,
новелл, в совокупности составляющих описание правления Алексея I.
Появляются первые произведения, в основном поэтические, на разговор-
164
ном, «народном» языке, отражающие известные процессы демократизации
культуры с их подчеркнутой дегероизацией, вниманием к «маленькой лич-
ности», ее заботам и переживаниям, скромным радостям жизни, с острым
ощущением индивидуальности.
Новые рационалистические тенденции не получали в Византии этого
времени должного углубления и развития. Для них не оказалось доста-
точно мощной питающей их социальной почвы. Ученик Пселла Иоанн
Итал пытался приложить логику к богословию и пропагандировать фило-
софию и логику как средство познания самого божества. Государствен-
ная школа была ликвидирована и высшее образование поставлено под
контроль патриарших дидаскалов уже при Алексее Комнине. Для XII в.
можно говорить не об укреплении рационализма, а лишь о рационали-
стической критике официозно-христианской концепции, иногда достаточ-
но острой. Необходимо отметить и иную тенденцию — усиление христи-
анского мистицизма, которое также восходит к XI в., проповеди Гри-
гория Синаита, призывавшего к отрешенной созерцательной жизни как
важнейшему средству познания божества. Это вполне соответствовало тем
возможностям для ведения созерцательной жизни, которыми располагало
монашество в XI—XII вв., избавленное благодаря труду париков от каж-
додневного труда. Однако влияние христианского мистицизма было зна-
чительно более широким. Он откликался на рост индивидуального са-
мосознания, значение индивидуального восприятия и давал утешение всем
тем, кто не находил его в жизни. В XII в. он укреплял все возрастав-
ший духовный авторитет церкви в массе населения Византии, как сель-
ского, так и городского. Комнины всемерно этому способствовали, по-
скольку он укреплял и их власть.
Для комниновской эпохи характерна не столько «демократизация»,
сколько аристократизация культуры. Есть основания сомневаться в обосно-
ванности характеристики этой эпохи как эпохи «предтуманизма», разве
что в специфическом ее понимании как «предгуманизма» византийского
«гуманизма», который в своей сущности имел очень мало общего как
с итальянским, так и с европейским. Весь тот набор «интересов» и «об-
ращений» к античности, который для итальянского гуманизма был прин-
ципиально новым и связанным с разрывом с типично средневековым
мышлением и мировосприятием, не может для Византии оцениваться по
той же шкале. В Византии никогда не умирал интерес к античности,
светские знания и элементы науки, светской образованности, элементы
индивидуализма и интереса к личности, не растворившейся до конца в
своей сословной корпоративной принадлежности, в Византии никогда не
отвергалась до конца «телесная красота» и представление, хотя и с не-
сомненным перевесом значения «духовной», необходимости их определен-
ной гармонии — все то, что в равной степени было характерно для мно-
гих стран средневекового Востока. В обращении к античности в Визан-
тии немалую роль сыграли чисто феодальные интересы завершавшего
только свое формирование феодального класса, его элиты. Мертвое кой-
165
не и подчеркнутая классическая образованность, гордость своей приобщен-
ностью к древней и высокой эллинской культуре стали для элиты дойол-
нительным средством «самовыделения», духовно-культурного оформления
того аристократизма происхождения и крови, который еще не утвердил
своего признанного значения в византийском обществе. Он стал могучим
средством духовной консолидации комниновской элиты, благодаря своей
высокой эллинской культуре имевшей право претендовать на определен-
ную долю превосходства. Античные герои с их личным мужеством, си-
лой, исключительностью становились прообразом византийской аристок-
ратии, историческим оправданием ее претензий на исключительность,
давали исторический фон для ее героизации. Уже «Алексиада» Анны Ком-
нин пронизана этими чертами. Византийский рыцарский роман во мно-
гом сложился на основе греческой традиции, вырос из античного.
Чрезвычайно важным является и то, что этот эллинский патриотизм
стал характерным не только для светской знати, но и для византийской
церкви, которая в полемике с западной также претендовала и обосновы-
вала превосходство византийской религиозно-философской мысли древним
превосходством греческой философии по сравнению с богословской мыслью
Запада, «только что вышедшего из варварства». Верхушка византийского
клира оказалась активно включенной в изучение античного наследия.
В XII в., она во многом утверждает свою монополию на его изучение.
Крупнейшие знатоки античного наследия в XII в. были преимуществен-
но представителями духовенства. В рамках религиозной идеологии и внут-
ри византийского клира развертывалась борьба между рационалистически-
ми тенденциями и ортодоксально-православной официальной концепцией.
Многие особенности эволюции византийской культуры нашли отраже-
ние в искусстве. Изобразительное искусство Византии в это время, по-
жалуй, впервые начинает в полной мере цениться как византийское. Преж-
де всего можно отметить рост технических возможностей, во многом,
по-видимому, развитие достижений X в. — великолепные краски, более бо-
гатое разнообразие полутонов. Это эпоха наивысшего расцвета приклад-
ного искусства, техники изготовления эмали — тонкого, не огрубляющего
изделие слоя необычайной чистоты и прозрачности, гармоничное сочета-
ние на изделиях из драгоценного металла эмалей и драгоценных кам-
ней (корона Константина IX Мономаха). Достижения в изготовлении
красителей были использованы в искусстве мозаики, фресковой живописи.
Уменьшение размеров кубиков смальты, возможность использования по-
лутонов с ростом внутренней освещенности помещений — все это позво-
ляло обеспечивать большую глубину эмоционального воздействия. По срав-
нению с искусством Македонской эпохи, отчетливо проявляется тенден-
ция к уменьшению многофигурности композиций, разгрузке фона. Пло-
скостность, фронтальное расположение центральных фигур смягчалась изя-
ществом их исполнения, неуловимыми чертами жизненности поз. Новые
колористические возможности позволяли лучше передавать портретные
черты, характер, настроение персонажа. Все это давало возможность сни-
166
Византийские эмали XI —XII вв.
зить значение самого фона, придать ему более абстрактно-отвлеченный
нейтральный характер, придававший изображаемому торжественность и воз-
вышенность. Мозаичные портреты императоров XI—XII вв. передают не
только несомненные портретные черты, но и некоторые черты характера
(Ирина и Иоанн с Богоматерью, XII в.). «Портрет» выступает на пер-
вый план. В Хосиос Лукас, например, представлено 175 отдельных изоб-
ражений святых, сама система расположения которых подчинена опре-
деленному ритму (XI в.).
В XII в. уже нет изображений коленопреклоненных императоров, под-
носящих Христу модель сооруженного ими храма. Комниновский аристок-
ратизм выразился и в той свободной, возвышающей «приобщенности»,
с которой обычно правящая пара располагалась по обе стороны от Хрис-
та или Богоматери, в стремлении линией контура четко выделить, обособить
фигуру. В том, что иногда называют «комниновским маньеризмом», про-
являлась та же подоснова, что и в обращении к возвышенным, но мерт-
вым формам и конструкциям классической грамматики и лексики.
В искусстве византийской миниатюры также усиливается тяга к пор-
третному изображению, обогащению его полутонами, появляется истори-
зованный инициал. К этому времени византийская рукопись представля-
ет собой единство текста и элементов его декора.
Комниновское искусство эволюционировало. С одной стороны, усили-
вался его подчеркнутый аристократизм, придававший живописной манере
черты сухости, ведшие к усилению графического начала, с другой — эле-
менты условности, выражения бесплотного начала, передачи единого чув-
ства, лиризм, столь характерный, например, для знаменитой иконы Вла-
димирской богоматери, исполненной как «Умиление».
Византийское искусство именно в эту эпоху обретает огромное меж-
дународное влияние. Опыт и достижения византийских архитекторов, ис-
кусство создателей произведений прикладного искусства и художников,
сложившиеся в определенном ключе — сочетании глубокой обращенности
к чувству с жестковатым аристократизмом, искусство, создававшее не толь-
ко лиричный образ отца небесного, но и сурового судии Вседержителя
(Пантократор, XI в.), впечатляющие приемы интимного соединения вла-
сти земной и власти небесной, сочетание возвышенности и торжествен-
ности, — все это обусловило огромную притягательную силу византийско-
го искусства, его влияние как на романскую живопись Запада, так и сла-
вянских стран, всего «христианского» Востока. Византийские мастера в
XI—XII вв. украшали и собор св. Марка в Венеции и в Чефалу (Си-
цилия) , участвовали в строительстве и оформлении внутреннего убран-
ства храмов и монастырей в Сербии и на Руси (София Киевская, Вла-
димирский собор).
Это была (отчасти и в связи с крестовыми походами) эпоха необы-
чайно расширившихся контактов, взаимовлияния культур, известного пре-
одоления прежней культурной отчужденности. Комниновский аристокра-
тизм отчасти питался сложившимися нормами и идеалами западного ры-
168
Христос Пантократор. Монастырь Дафни
царства. Сложилась на общеклассовой основе та связь и взаимопонима-
ние классовых интересов византийской элиты с западной аристократией,
которые в дальнейшем обеспечили симбиоз ее части с завоевателями.
Можно спорить о том, преобладали ли в ХП в. тенденции к «кон-
тактам, а не схизме», но остается несомненным, что усиливавшаяся в этом
столетии общественная, «провинциальная» реакция несла на себе печать
явного антиаристократизма в комниновском его оформлении, большую
дозу сплочения на основе религии, православия и его роли как консо-
лидирующего массу населения фактора, фактора консолидации византий-
ской народности. IV крестовый поход подвел определенную черту в раз-
витии представлений о «единстве христианского мира». Он со всей от-
четливостью продемонстрировал, что для Запада византийцы стали не
просто «схизматиками», а «еретиками, более мерзкими и нечестивыми,
чем иудеи». Даже возрождение интереса к античному прошлому стало
рассматриваться как дополнительный признак «нечестия».
Комниновская эпоха была сложным периодом в духовном и культур-
ном развитии Византии. С одной стороны, она несомненно в какой-то
мере способствовала формированию византийского самосознания. Многое
в борьбе за сохранение ее существования и «возрождение» внесло в не-
169
го свою лепту. Новое и более широкое обращение к античной культу-
ре имело значение не только для византийской элиты. Истоки новогре-
ческого самосознания, как и зарождение новогреческой литературы, вос-
ходят к этой эпохе. В византийском искусстве также закрепились неко-
торые общие черты мироощущения и мировидения византийцев, своеоб-
разные черты византийского индивидуализма. Комниновская эпоха несом-
ненно оказала огромное влияние на все последующее развитие Византии.
Но Комнины своей политикой закрепили отнюдь не прогрессивные тен-
денции развития. Политика в области духовной жизни соответствовала их
социальной политике. Не считаясь с интересами городов и городского
населения, Комнины также безжалостно душили и зародыши собственно
городской культуры. Они во многом способствовали тому, что монопо-
лия в развитии византийской культуры была до конца ее существования
закреплена за церковью, духовенством. Не многообразие других факто-
ров, элементов политической идеологии, политического патриотизма, а
прежде всего религия, православие стало главнейшим фактором сплоче-
ния византийской народности, а духовенство — главным носителем и хра-
нителем культурного наследия.
Итогом развития этой эпохи, ее духовной жизни было восприятие
первого в истории «падения» Константинополя и самого исчезновения на
время Византии как «заслуженного наказания»— идея, которой была
суждена долгая жизнь и достаточно трагическая роль в последующей ду-
ховной истории Византии.
Глава?. Поздневизантийский феодализм
Никейская империя
Завоевание Константинополя существенно облегчило распад империи. Окон-
чательно отпали многие ее окраинные области, уже давно тяготевшие
к самостоятельному существованию, вроде Трапезундской империи. Пока
крестоносцы были заняты распрями, дележом византийского наследства,
часть которого еще предстояло завоевать, оставшиеся области стали пос-
тепенно оформлять свое самостоятельное существование. Понадеявшись на
силу своего оружия, латиняне не пожелали идти на компромисс с гре-
ческой знатью. Недовольные фракийские феодалы обратились за^ помощью
к болгарскому царю Калояну. 14 апреля 1205 г. крестоносцы были на-
голову разбиты. Военная мощь Латинской империи оказалась подорван-
ной в самом начале ее существования. После битвы при Адрианополе
потребовалась передышка для того, чтобы начать отвоевание остальных
византийских владений. Но время было упущено. Греческие силы стали
консолидироваться в Эпире и Малой Азии. Своей бескомпромиссной по-
литикой латиняне оттолкнули от себя не только греческую знать, кото-
рая в полной мере осознала, что их дальнейшее продвижение угрожало
ей потерей своих владений, но и православную церковь, которая оказа-
лась в аналогичном положении. Постоянная угроза болгарских вторжений
сковывала военные возможности латинян. Это дало возможность укре-
питься греческому эпирскому царству на Западе и бежавшей в Малую
Азию греческой знати приостановить их наступление. Латиняне получи-
ли лишь северо-западную часть Малой Азии. На остальной ее греческой
территории образовалась Никейская империя, ставшая центром консоли-
дации греческих сил и борьбы за ликвидацию Латинской империи.
171
Крестоносцы сохранили за собой часть Фракии с Константинополем,
Среднюю Грецию, Пелопоннес, Эвбею. Они мало что изменили в суще-
ствовавших здесь основных формах эксплуатации крестьянства, усилилась
его личная зависимость по образцу западных вилланов, были введены
западные баналитеты, сохранились элементы административной местной
организации. Таким образом, положение крестьянства отнюдь не измени-
лось к лучшему. Господство венецианцев также не улучшило положение
торгово-ремесленного населения. Внутренне Латинская империя была сла-
бой, потому что она была государством, в котором не было ни единой
власти, ни единого управления. Фактически она была государством двух
самостоятельных сил: рыцарей-крестоносцев и Венеции. К традиционной
структуре многоступенчатой феодальной иерархии добавлялся разноплемен-
ный состав ее господствующего класса. Латинская империя оказалась из-
начально слабым государственным образованием с устойчивыми внутрен-
ними противоречиями, распадавшимся на фактически самостоятельные об-
разования — венецианские владения, Фессалоникское королевство, Афин-
ское герцогство.
Еще в Константинополе, накануне взятия города, столичная знать
провозгласила императором Константина Лас каря. Его брат, деспот Феодор,
бежав в Никею, стал налаживать оборону, создавать государственный ап-
парат. Вселенский патриарх короновал его «императором ромеев» (1208—
1222), Никейская империя имела богатые и плодородные земли, хорошо
защищенную границу с востока, здесь было немало владений стратиотов-
прониаров, как и государственных и императорских поместий, владений
константинопольских монастырей и церквей. Этот обширный земельный
фонд был использован для укрепления центральной власти, раздачи воен-
ных прений.
Угроза завоевания сильно ослабила децентрализаторские тенденции
малоазийских феодалов. Наоборот, они временно сплотились вокруг силь-
ной центральной власти. Это нашло свое выражение в том, что при-
остановилась борьба за превращение проний в наследственные владения.
Пронин давались на срок жизни с условием несения службы. Прониар
обладал судебно-административными правами в отношении населения, но он
не был собственником земли. Размеры служилых проний были ограничены.
Росли крупные поместья придворной и чиновной знати. Но те, которые они
получали от государства, переходили по наследству только с подтвержде-
ния императора. Проникновение иноземцев в торговлю, а тем более их
воздействие на развитие ремесла было ограничено. Города Малой Азии
оставались значительными центрами местного ремесла и обмена. При
поддержке императорской власти в них • было возрождено и расширено
производство шелка и шелковых тканей, оружия, дорогой полихромной
полированной посуды. Крепли экономические связи с Румским султанатом,
куда в больших количествах из Никеи поступал хлеб, масло и другие
продукты сельского хозяйства. На доходы от торговли императорская власть
смогла интенсивно восстанавливать флот. В Никейской империи, таким обра-
172
зом, при распространении феодальных отношений вширь, продолжавшемся
превращении остававшегося свободного крестьянства в париков, тенден-
ции к углублению феодальной раздробленности оказались заторможенны-
ми внешними обстоятельствами. Можно говорить об определенном движе-
нии вспять, о возвращении к более жестко условной системе проний,
серьезном упрочении централизованной государственности. Соответственно
имела место и приостановка политических процессов, происходивших в
городе. Города вместе с жившей в них феодальной знатью перестали
превращаться в центры феодальной открытой оппозиции. Они были
опорой государственного единства. Поэтому процессы укрепления в них
элементов самоуправления сменились усилением прямого государственного
управления. Не известно, какую роль в реставрации централизованной
государственности сыграло наличие мощного слоя мелких прониаров и сво-
бодных пограничников — акритов, но города здесь были более надежной
опорой никейских императоров, в свою очередь также считавшихся с ин-
тересами торгово-ремесленного населения.
Подобное наблюдалось и в Трапезундской империи. В ней было ма-
ло могущественных крупных феодалов. Отсюда их вынужденное сплоче-
ние вокруг власти Великих Комнинов. То значение, которое Трапезунд
приобрел на путях международной торговли, делало важным источником
доходов торговые пошлины. Поступления от них составляли значитель-
ную долю поступлений феодалов от государства.
В Никейской империи императорам удалось упрочить позиции император-
ской власти. «Вертикальная социальная мобильность» усилилась. Институт
соправительства исчез. Назначавшийся лично императором великий страто-
педарх был его заместителем в управлении. Значительные средства поз-
волили императорам Никеи содержать постоянные наемные отряды, на-
ходившиеся под командованием великого конетабля. Опираясь на них,
можно было сдерживать и устремления феодалов. Все это позволило Ни-
кее выиграть борьбу за «византийское наследство».
Политика Феодора Ласкаря была продолжена Иоанном Ватацем (1222—
1254), решительно сдерживавшим феодальную оппозицию и укреплявшим
собственное императорское землевладение и хозяйство как основу силь-
ной императорской власти. Никея переживала подъем. Он содействовал
росту ремесленного производства, активной торговле с соседями. Партиархи
шли в русле политики государства. Все это позволило ему подготовить Никею
к активному наступлению. При его преемнике Феодоре II Ласкаре
(1254—1258) Никея стала и главным центром византийской культуры.
Существенно отличалось от Никейской империи развитие Эпира, гор-
ными цепями надежно защищенного от крестоносцев. Здесь огромную
власть в городах имели архонты — землевладельцы, мало связанные с тор-
говыми и ремесленными кругами горожан. Наместничества превратились
в почти независимые феодальные княжества. Не была централизована
и церковь. Поэтому Эпир в конечном счете самостоятельно не мог вы-
ступить сильным конкурентом Никейской империи.
173
Вначале Никее удалось выстоять в борьбе с сельджукским султанатом.
Часть его сил отвлекала борьба с Трапезундской империей. Никея ко-
лоссально выиграла от неожиданного в дальнейшем вторжения монголов.
Напуганные страшной опасностью, сельджуки в 1240-х годах мечтали
о прочном тыле на Западе, а для Никеи были своего рода буфером про-
тив монголов.
Флот Ватаца, к концу его правления, господствовал на Геллеспонте.
С 1241 г. Болгария, которой угрожали монголы, сошла со сцены как
главный противник Никейского императора. Ватац захватил огромные тер-
ритории в Северной Фракии, Македонии, Адрианополь, в 1246 г. Фес-
салонику, затем часть Эпирского царства. Так были подготовлены усло-
вия для отвоевания Константинополя. В 1254 г. границы Никейской им-
перии простирались на Балканах от Черного до Адриатического моря.
Сельджуки, теснимые монголами, хранили мир. В 1259 г. у Пелагонии
были разгромлены Ватацем совместные силы Эпира и латинян Ахайи.
С 1260 г. начались попытки овладеть Константинополем. На рассвете
25 июня 1261 г. полководец нового императора Михаила VIII Палеоло-
га Алексей Стратигопул взял Константинополь. Латинский император и ла-
тиняне бежали на суда и отплыли на Запад. 15 августа 1261 г. Миха-
ил VIII торжественно вступил в столицу. Византийская империя была
восстановлена.
Византия во второй половине XIII—XIV в.
Восстановленная империя мало напоминала империю, какой она была до
латинского завоевания. Ее территория включала часть Фракии и Маке-
донии, острова Эгейского моря. Она имела права на несколько крепостей в Пе-
лопоннесе. Эпирское царство продолжало сохранять самостоятельность.
Центральная Греция и Пелопоннес принадлежали латинянам, а Вене-
ции — большая часть островов. На Востоке она сохранила лишь северо-
западные районы Малой Азии. Огромная столица лежала полуразрушен-
ной. Византийская армия была невелика (15—20 тыс.) и состояла в ос-
новном из наемников — турок и монголов, а флот — из 50—75 кораб-
лей. Восстановленной империи предстояло бороться с независимыми гре-
ческими образованиями в Фессалии и Эпире, искавшими поддержку у за-
падных соседей, латинскими княжествами Пелопоннеса и Аттики, на ко-
торых опирались западные феодалы, владетели Сицилии и Южной Ита-
лии, мечтавшие если не о восстановлении Латинской империи, то о зах-
вате ее бывших владений и Константинополя. Папский престол, по-преж-
нему добиваясь подчинения византийской церкви и, соответственно, им-
ператорской власти своему влиянию, противодействовал всем возможнос-
тям укрепления Византии. Венеция сохранила многие свои владения
и опорные пункты. На Севере Византия вновь втягивалась в борьбу с
Болгарией и Сербией за утраченные владения.
174
Византийская империя после вЬсстановления
Борьба между двумя морскими гигантами — Венецией и Генуей, неиз-
меримо укрепившими свои силы по сравнению с началом XIII в., за гегемонию
в торговле с Востоком вступала в новую фазу. Оттесненная от участия
в левантийской торговле, Генуя все более укрепляла свои позиции в северо-
восточных районах Средиземноморья, активно стремилась закрепить свое
преобладание' в черноморской торговле. Подъем итальянских городов резко
повышал их спрос на продукты сельского хозяйства. Новым фактором
становился и растущий спрос на сырье для бурно развивавшегося итальян-
ского производства. Византия оказалась перед новой фазой экономической
экспансии итальянских городов-республик. Грузооборот генуэзского порта
возрос в четыре раза.
Италия стояла на пороге раннекапиталистической эры. Огромные успехи
в судостроении дали ей лучшие в Средиземноморье типы судов. Galera di
mercado могла перевозить от 100 до 500 т груза. Совершенствовались
формы кредитования торговли. Более гибкие генуэзские формы торговых
объединений (5) обеспечивали им более легкое проникновение в торговлю
и экономику Византии.
Осуществлявшиеся первоначально императорами Никеи попытки своеоб-
разного протекционизма (бойкота иноземных товаров) были оставлены из-за
нехватки ремесленных изделий. Генуэзцы получали право беспошлинной
175
торговли на всей территории империи, создания торговых колоний в Смирне,
Фессалонике, на островах и в Константинополе, право свободного вывоза
хлеба, беспошлинной торговли на Черном море.
С приходом к власти Михаила VIII Палеолога (1259—1282) последняя
оказалась в руках крупной феодальной аристократии. Еще в Никее он
обязался увеличить размеры проний и превратить их в наследственные.
С отвоеванием Константинополя эта политика была продолжена на всей
отвоеванной территории Византии, сомкнувшись с теми порядками фео-
дального землевладения, которые были упрочены в эпоху Латинской
империи.
Конец XIII — начало XIV века — время окончательного установления
в Византии полного господства крупного феодального землевладения. Огром-
ное количество земель с париками было роздано светским феодалам и крупным
монастырям. Свободное крестьянское землевладение сократилось до мини-
мума. В Византии образовались феодальные владения, простиравшиеся на
десятки кйлометров. Расширение иммунитетных привилегий вело к росту
фактических прав феодалов, в первую очередь податные экскуссии пере-
давали им все большую часть государственных поступлений с крестьян,
расширяли их права на землю и личность крестьянина. Возможности перехода
крестьянина становились все более ограниченными. Фактически феодалы
присвоили себе прайа общины и соответственно право на выморочные наделы
(типа западного права «мертвой руки»—авиотикий), взимания с крестьян
дополнительных поборов за бывшие общинные угодья («пастбищные») и мно-
гочисленные десятины. Право предпочтения, бывшее ранее инструментом
защиты интересов общины, теперь стало правом феодала, орудием ее зака-
баления. Возможно, на византийской территории получили распространение
на этом основании введенные крестоносцами в своих владениях банали-
теты.
Расширение судебных прав феодалов фактически ставило в зависи-
мость от них не только отдельных крестьян, но и общину в целом.
Соответственно возрастали элементы вотчинной организации, роль управ-
ляющих и старост феодала, вотчинного суда. Существенно увеличился объем
феодальной ренты. Отработочная была невелика — от 12 дней в году до 1 дня
в неделю. Натуральная — преимущественно хлебом и вином и денежная —
подворное. Росли как натуральные поборы — в пользу феодала, так и де-
нежные — в пользу государства.
Источники этого времени рисуют совершенно определенную эволюцию
крестьянского хозяйства. В деревне XIII—XIV вв. росла имущественная
дифференциация крестьянства, но чрезвычайно медленно. Поэтому вряд ли
приходится говорить об интенсивном отслоении зажиточной крестьянской
верхушки как о характерном явлении. В то же время в византийской
деревне увеличивается число малоимущих и неимущих крестьян, держателей
части надела, дома с садовым участком или виноградником. Это давало
возможность феодалам более широко использовать труд малоземельных
париков, безземельных крестьян как наемных работников в господском
176
хозяйстве. Скорее всего, именно их трудом оно совершенствовалось, про
изводилась разбивка новых виноградников и садов, проводились большие
мелиоративные работы, повышавшие производительность и доходность
крупных поместий, строились господские мельницы и прессы. Товарность
византийского сельского хозяйства росла.
Обеднение крестьян и развитие господского хозяйства стимулировали
развитие деревенского ремесла. В деревне умножается число крестьян-пари-
ков — ремесленников, как во владениях светских феодалов, так и монастыр-
ских. Это оживление, подъем деревенского, сельского ремесла, по-видимому,
представлял одну из характерных особенностей эволюции Византии, резко
отличавшей ее от Запада, где ремесло все более концентрировалось в городе
и «уходило» из деревни. В византийской деревне XIV в. представлено
почти 1 /з ремесел, зафиксированных источниками для города, в том числе
и в производстве изделий, требовавшем высококвалифицированного труда,
предметов роскоши. Византийская деревня и поместье, крупный монастырь,
таким образом, все больше выступали в XIV в. конкурентом малого визан-
тийского города, не способствовали упрочению его положения как безусловно-
го центра ремесла и торговли, а скорее, наоборот, подрывали его значение.
С этим, по-видимому, был связан упадок многих поселений и мелких городов,
начавших в XI—XII вв. более определенно конституироваться как поселения
городского типа. В XIII—XIV вв. многие из них превращаются преиму-
щественно в крепости, укрепленные пункты с преобладающе аграрным насе-
лением, имевшие некоторое торговое, но отнюдь не ремесленное значение.
С другой стороны, с течением времени некоторые города начинают превращать-
ся в своего рода родовые гнезда крупных феодалов, каким, например,
становится Дидимотика для семейства Кантакузинов.
Известный подъем переживают преимущественно центры вывозной
торговли феодалов, что стимулировало их втягивание в экономику города.
В первой половине XIV в. итальянское купечество постепенно монополи-
зирует не только внешнюю торговлю Византии, но в значительной степени
и внутреннюю оптовую торговлю продовольствием. Контроль над снабжением
Константинополя переходит в руки генуэзцев. Поиски источников сырья
приводят их к активному внедрению в хозяйство Византии, к участию
в их разработке, эксплуатации. Одновременно резко возрастает ввоз в Ви-
зантию итальянских готовых изделий, в том числе товаров массового спроса —
тканей, металлических изделий, стекла, оружия. Итальянский ввоз начинает
губительно сказываться на собственном ремесленном производстве Византии.
Таким образом, в Византии этого времени экономику византийского города
подрывал, с одной стороны, подъем феодального хозяйства, с другой — италь-
янская экономическая экспансия. Разоряя городское торгово-ремесленное на-
селение, все это облегчало экономическое «освоение» города византийскими
крупными феодалами. Крупные феодалы и монастыри в первой половине XIV в.
интенсивно скупают в городах склады и лавки, ремесленные мастерские,
организуют собственную торговлю. В городах появляются ремесленники-
парики. «Смычка» феодалов с итальянским купечеством все более сужала
.’.2
18?34
177
Дворец деспотов Мистры
сферу деятельности византийского купечества как посредника. Если до середи-
ны XIV в. оно в какой-то мере могло и выигрывать от роста объема
итальянско-византийской торговли, то к середине XIV в. эти возможности
оказались исчерпанными. Оно все более вытеснялось даже из внутренней
торговли. Началось его обеднение. Соответственно сокращались и доходы
государства. Торговые пошлины из-за привилегий генуэзцам и венецианцам
оказались сведенными к минимуму.
Все внимание правительства было обращено на Запад. Византийская
дипломатия стремилась ослабить там антивизантийские коалиции. В 1265 г.
за гарантии защиты были восстановлены привилегии венецианцев. Тем^вамым
разрывался союз Венеции, Ахайи и Афин против империи. Византия восста-
новила свои владения на Пелопоннесе, Морее. Был заключен мир с Эпиром.
Но надежно обезопасить Византию с Запада могла только уния. Начались
изнурительные конфликты с Карлом Анжуйским, Болгарией. Пришлось на-
чать переговоры об унии. Византия должна была принять латинский символ
веры и признать верховенство папы в церковных делах в обмен за мир
и политический союз с западными державами. Ожесточенная распря раско-
лола греческое духовенство. На соборе 1274 г. в Лионе послы Михаила
приняли унию: супрематию папы над всей христианской церковью, верховную
юрисдикцию в канонических вопросах, необходимость поминать папу в цер-
ковных богослужениях. Папа на деле не помог примирению, но требовал
подтверждений верности унии, присутствия в Константинополе постоянного
кардинала-легата, который должен был от его имени осуществлять гла-
венство над византийской церковью.
Обстановка в Византии накалялась. Духовенство не принимало унии,
монашество — тем более. Споры об унии раскололи византийское общест-
во. Ее противники находили опору в городском торгово-ремесленном на-
178
селении Константинополя, у кре-
стьянства. К сторонникам унии при-
надлежала придворная знать и го-
сударственное чиновничество, часть
высшего духовенства и интеллиген-
ции. Сторонники были в меньшин-
стве.
Обстановка осложнилась при
Андронике II (1282—1328), ни по-
литике, ни полководце. В целях
экономии армия и флот были сок-
ращены. Внешняя политика импе-
рии приобрела пассивно-оборони-
тельный характер. Непрерывно пред-
принимались попытки Запада вос-
становить Латинскую империю.
Нуждаясь во флоте, Андроник шел
на уступки Генуе, основавшей Каф-
фу и стремившейся полностью
монополизировать черноморскую
торговлю с Средиземноморьем.
Чудо в Кане. Мозаика. XIV в. Церковь
Хора в Константинополе
Венеция, с потерей Сирии и Палестины лишившись своих опорных пунк-
тов на Востоке, начала борьбу с Генуей, в которую оказалась втянутой
Византия.
На Востоке под ударами монголов Иконийский султанат сельджукидов
к концу XIII в. распался на княжества — эмираты, в одном из которых
упрочилось господство огузского племени тюрок — кайы, ставшего ядром
будущего османского государства, быстро расширявшегося за счет мало-
азийских владений Византии. В 1299 г. Осман I (1288—1326) фактически
стал главой султаната. К началу XIV в. почти вся Малая Азия была
потеряна византийцами, хотя империя в конце XIII — начале XIV в.
понемногу закреплялась на Пелопоннесе и в Эпире вернула себе часть
прежних владений; но уже с начала XIV в. она вступила в полосу все
углублявшегося упадка.
В первой половине XIV в. Болгария и Сербия стали главными соперниками
Византии на Балканах. В Болгарии уже со времен византийского влады-
чества также господствующим было крупное землевладение. Единственный
выход в попытках закрепить достигнутые элементы централизации болгар-
ские цари видели в военной экспансии, которая должна была удержать
в известном сплочении феодалов, поднять авторитет царской власти в ре-
зультате военных успехов. Отсюда бесконечные войны с Византией в кри-
тические в судьбах Балканского полуострова 30—40-е годы XIV в.
Близкой была ситуация и в Сербии. Здесь укрепление господства
феодальных отношений протекало несколько медленнее, но шире. В Сербии
сложилась более мощная прослойка средних (властеличичи) и мелких феода-
179
iob, хотя и находившихся, в отличие от Болгарии, в большей зависимости
от крупных (властели). Здесь более интенсивно, чем в Болгарии, происходил
рост торговли и городов, особенно в связи с развитием горнорудных про-
мыслов.
После разгрома Болгарии в 1330 г. Сербией Стефан Душан (1331 —1335)
ставил своей задачей создание сербско-византийской державы со столицей
в Константинополе и провозгласил себя «царем и самодержцем Сербии
и Романии». В значительной степени собственные внутренние проблемы
и тенденции развития Болгарии, Сербии и Византии, феодальных отношений
в них, породили тот трагический военный «треугольник», который превратил
Балканский полуостров в середине XIV в. в объект непрерывной, взаимно
ослаблявшей междоусобной борьбы трех крупнейших балканских государств.
Именно тогда были подорваны и возможности их сколько-нибудь устойчивого
объединения перед лицом общего врага.
Непрерывные малорезультативные войны за возвращение отторгнутых
владений требовали все возрастающих расходов. Между тем доходы госу-
дарства йепрерывно сокращались из-за перехода их с раздачей привилегий
к крупным феодалам. Резко сократились доходы государства от торговых
пошлин. Генуэзцы, создавшие уже в конце XIII в. крупную факторию
на противоположном Константинополю берегу Босфора — Галату, «завладели
благосостоянием византийцев и почти всем доходом, поступающим с моря»,
присвоив себе таможенные сборы. Уже в середине XIV в. они получали
200 тыс. золотых, а византийское правительство — 30 тыс.
Правительство Андроника II оказалось вынужденным вводить новые до-
полнительные поборы и налоги, ложившиеся в основном на крестьянство
и торгово-ремесленное население. Нерешительные попытки Андроника II
ограничить привилегии крупных землевладельцев вызывали их все нарастав-
шее недовольство. Феодальная оппозиция сплотилась вокруг Андроника III,
внука императора, не бездарного военачальника, но малоспособного политика.
С 1320 по 1328 г. продолжалась внутренняя борьба, которая закончилась
поражением Андроника Старшего. С Андроником III к власти пришли крупные
феодалы, во главе с одним из богатейших землевладельцев империи Иоанном
Кантакузином (его владения охватывали 100 кв. км с населением около
2 тыс. зависимых; ему принадлежали тысячи голов крупного скота, 50 тыс.
свиней, многотысячные стада овец). Тем временем Византия непрерывно
проигрывала в борьбе с Болгарией и Сербией, утрачивала последние опорные
пункты в Малой Азии.
После смерти Андроника III в Византии вспыхнула настоящая грггждан-
ская война, переросшая в крупнейшее в истории страны социальное движение.
Вся полнота власти оказалась в руках регента при девятилетием Иоанне V
Палеологе (1341—1391), главы феодальной аристократии Иоанна Кантакузи-
на. Оппозиция стала сплачиваться вокруг императрицы-матери Анны Са-
войской, наследника и патриарха Иоанна Калеки. Развернувшиеся события
представляют особый интерес для понимания тенденций внутреннего
развития Византии, поскольку в них с необычайной обнаженностью прояви-
180
лись противоречия, раздиравшие византийское общество. Зти противоречия
отражены в источниках с такой полнотой, что дают возможность увидеть
всю картину развития общества на протяжении двух десятилетий. Их
справедливо рассматривают как кульминационный пункт, итог всей пред-
шествующей эволюции Византии и начало нового, последнего этапа ее
истории. На этом материале особенно ярко прослеживаются черты типоло-
гического своеобразия развития византийского феодализма.
Можно сказать, что Кантакузин и его сторонники ошиблись в своих
расчетах. Двадцать лет назад им удалось подчинить своим интересам го-
сударственную власть, поскольку они смогли сыграть на непопулярности
правительства, постоянно увеличивавшего государственные поборы в резуль-
тате раздачи привилегий тем же крупным феодалам. За эти 20 лет они
настолько укрепили свою реальную власть, что их собственный гнет и произвол
стали главной причиной, вызывавшей недовольство.
Именно поэтому Алексей Апокавк смог смело призвать народ к борьбе
с Кантакузином, «против выдающихся славой и родом». Дома его сторон-
ников в Константинополе были разгромлены, значительная их часть посажена
в темницу. Началась открытая вооруженная борьба. «...Весь род ромеев,—
писал Никифор Григора,— раскололся на две части в каждом городе и в каж-
дой деревне». Кантакузин провозгласил себя императором, всюду поднимал
своих сторонников. Первая проба сил произошла в 1341 г. в Адрианополе.
О реальном характере городского самоуправления мы можем судить по тому,
что безраздельно» заправлявшая в его руководстве знать города попыталась,
собрав народное собрание, добиться поддержки Кантакузина, использовав
свою силу. На следующий день в результате массового выступления знать
города была разгромлена и народный гнев обратился против ростовщиков -—
свидетельство того, сколь тесно последние были связаны с феодальной
аристократией. Борьба ширилась. Против феодальной аристократии едино-
душно выступили крестьянство и городское население. Это народное дви-
жение трудно рассматривать как вариант крестьянской войны типа восстания
Ивайла в Болгарии, но то, что его спецификой в отличие от уже достаточно
раздельных городских и крестьянских движений на Западе этого времени
была совместность, слитность борьбы крестьянства и массы горожан,
несомненно. Она отражала как реальный факт господства феодалов в городе,
так и усиливавшуюся в Византии этого времени связь города с деревней,
аграрными занятиями. «Массы народа,— писал Кантакузин,— предводитель-
ствуемые мятеж никами и неимущими, предпочли встать на сторону столицы».
Народное движение переплелось с гражданской войной. Кантакузин всюду
поднимал аристократию против правительства. Его сторонником стал Палама,
развивший далее мистическое учение Григория Синаита (XI в.), еще более
«перебросивший мост» между «земным и потусторонним миром», утверждая,
что мистическое единение с божеством делает доступным для избранных
«духовное спасение». Учение Паламы годилось и для «избранной ду-
хом» аристократии, и для отчаявшихся в улучшении своего положения
масс.
181
План Фессалоники в XIV в.
Попытка Кантакузина поднять против Константинополя второй по величи-
не город империи Фессалонику не увенчалась успехом. Ситуация в Фесса-
лонике во многом раскрывает нам реальную картину соотношения социальных
сил.
Во главе управления городом стоял ставленник Кантакузина Синадин.
Фактически городом управляли крупные феодалы. Из них состоял сенат.
182
Во главе управления стояли два архонта: один — государственный губер-
натор, администратор и командующий гарнизоном, другой — представитель
города, возглавлявший городское самоуправление. Таким образом, можно го-
ворить скорее не о самоуправлении в прямом смысле этого слова, а о сме-
шанном управлении — государственном с представительством города и опре-
деленными функциями и правами — «городскими законами», городской общи-
ны, точнее — феодальной аристократии.
Первая же попытка фессалоникийской знати во главе с Синадином
открыто стать на сторону Кантакузина вызвала в городе восстание, во
лаве которого стали зилоты — «ревнители», сторонники центрального
правительства. Около тысячи знатных горожан вместе с Синадином были
изгнаны. Власть в городском самоуправлении перешла в руки зилотов.
Характеристики Иоанна Кантакузина, Никифора Григоры и других
современников показывают, что зилотов вряд ли можно рассматривать как
выразителей интересов сколько-нибудь оформленной городской торгово-ку-
печеской, торгово-ремесленной верхушки, вообще сколько-нибудь определенно
сложившегося слоя городского зажиточного населения. Они противопостав-
лены аристократии (oi ccpidTOi), но, с другой стороны, не отграничены
четко от всей массы ремесленников и торговцев, не противопоставлены ей.
Для аристократии они все в какой-то мере «народ». Скорее всего, это
весьма пестрый по своему составу слой средних городских собственников —
зажиточных ремесленников и торговцев, средних городских землевладельцев,
представителей среднего звена чиновной администрации, отчасти, вероятно,
клира, интеллигенции — словом, всех тех зажиточных представителей го-
родского населения, которых пугало усиливавшееся всевластие аристократии
в городе и которые пытались сдержать его, сплотившись вокруг импера-
торской власти и использовав недовольство народа. Они не занимали непри-
миримой позиции по отношению к феодальной аристократии и отнюдь
не из тактических соображений демонстрировали свою приверженность
правительству. Города стали центрами движения против Кантакузина и феода-
лов, но отнюдь не стремились использовать борьбу между феодалами и цент-
ральной властью для упрочения своей автономии, обретения большей не-
зависимости. Сложность положения Кантакузина заключалась в том, что
горожан повсюду поддерживало крестьянство. Поэтому ему пришлось
прибегнуть к помощи внешних сил — сербов, турок-сельджуков, а затем
и турок-османов. Параллельно шла консолидация крупных феодалов Фракии,
Македонии, Фессалии. В 1343 г. Кантакузин осадил Фессалонику.
Последующие события интересны прежде всего с точки зрения эволюции
расстановки социальных сил. С одной стороны, «имевшие большие богатства,
поля и стада», т. е. явно остатки землевладельческой знати, может быть,
средние городские земельные собственники «собирались тайно открыть ворота
города императору Кантакузину». С другой — источники выделяют зилотов
и даже «толпу», «чернь». Заговор знати был раскрыт. Причем характер-
но, что в нем участвовали представители «средних»—«реоос». Как ни рас-
сматривать «р,8ОО1», формально как «средних» между знатью и народов,
183
средних по своему имущественному положению и положению в обществе,
в них в любом случае попадает и зажиточная торгово-ремесленная про-
слойка. Иногда «месой» прямо связывают со становлением верхушки со-
словия горожан, бюргерства. Таким образом, часть «месой» обнаружила
уже в 1343 г. бесспорную тенденцию к сползанию к компромиссу с Кан-
такузином.
Его приверженцы были разгромлены, но феодалы все более устанав-
ливали контроль над областями, что оживило их сторонников в Констан-
тинополе. Алексей Апокавк был убит. Практически на компромисс с Кан-
такузином начинают идти представители государственной администрации.
Во главе нового заговора в Фессалонике стал представитель центрального
правительства, глава города архонт Иоанн Апокавк. В 1345 г. им была
предпринята попытка разгромить зилотов. Последние взяли акрополь. Апо-
кавк и бывшие с ним представители знати были сброшены с его стен.
Силы аристократии в Фессалонике были подавлены.
Реальная власть в городе оказалась в руках зилотов. Их главной опорой
была корпорация моряков. Понятно ее значение в крупном торговом городе,
но обращает на себя внимание, что при всех бурных событиях в городе,
военных действиях совершенно не упоминается об остальных. Казалось бы,
корпорации могли стать основой городского ополчения. Весь материал
о событиях в Фессалонике говорит о слабой, аморфной организации кор-
пораций, если они вообще существовали в большинстве профессий. Вос-
стание зилотов и утверждение их реальной власти никак не способство-
вали укреплению и консолидации корпораций. Видимо, к этому не было
объективных тенденций вообще.
Последующие события еще более показательны. Перевес в борьбе с 1345 г.
был на стороне Кантакузина. Правительство шаг за шагом капитулировало.
Кантакузин вступил в Константинополь, был признан императором и регентом
на 10 лет.
В Фессалонике сохранили свою власть зилоты, которые, судя по дан-
ным их противников, находились под сильным давлением народа, массы
торгово-ремесленного населения: «Дурно начальствуют ремесленники и худ-
шие люди». Однако и в этих условиях, когда центральная власть оказалась
в руках аристократии, а в Фессалонике во многом определяли положение
наиболее радикальные элементы, в огромном городе, который уже неодно-
кратно был центром самостоятельных владений, не обнаруживается не только
сколько-нибудь заметных тенденций к укреплению автономии, не говоря уже
о попытках превращения Фессалоники в самостоятельную городскую респуб-
лику,— тенденций к движению по «итальянскому пути», но даже и к ослаб-
лению зависимости от явно враждебного интересам массы городского
населения правительства. В период, когда население в определенной мере
решало судьбы города, не было внесено никаких существенных изменений
в управление городом, которые позволили бы закрепить в нем позиции
торгово-ремесленных кругов. Прежней осталась власть правительственного
архонта, что позволило Кантакузину именно через гражданскую админи-
184
страцию города подорвать позиции зилотов. Семь лет, до 1349 г., они
фактически находились у власти.
Таким образом, едва ли не самый передовой по уровню своего со-
циального развития город Византии не сделал ничего для того, чтобы
перестроить формы городского управления и самоуправления, укрепить и обес-
печить в последнем если не преобладание, то хотя бы устойчиво оформлен-
ное представительство «бюргерских» кругов. Движение зилотов не было
•подавлено в прямом смысле этого слова, оно было обессилено изнутри.
Весь ход и исход событий в Фессалонике, как и самой гражданской
войны, свидетельствует отнюдь не о том, что новым поднимающимся в Ви-
зантии социальным силам не удалось сломить господство феодальной реак-
ции и в этом заключалась сущность исторического перелома в развитии
Византии. Скорее всего, это был тот последний бой, который дали уси-
ливавшемуся господству крупных феодалов достаточно «старые» силы —
остатки чиновно-служилой знати, цеплявшиеся за централизованные формы
эксплуатации и свои доходы от службы, не набиравшие силу, а, наоборот,
слабевшие торгово-ремесленные круги города, боровшиеся против утвержде-
ния полного господства феодалов в нем, а не за упрочение своих позиций
в управлении городскими делами.
Эти силы не могли победить. Даже в условиях, когда сама напряжен-
ность социального конфликта подталкивала к тому, торгово-ремесленные
круги города не смогли упрочить уже существовавшие формы своей органи-
зации. Весь период 1341—1349 гг.— время постепенной капитуляции
объединенной вокруг центрального правительства чиновно-служилой знати,
слабевших торгово-купеческих кругов, оказавшихся неспособными даже
в момент всеобщего недовольства городского населения феодальной аристо-
кратией сплотить его и повести за собой, даже исходя из собственных
интересов. Мелкое торгово-ремесленное население города разорялось и де-
классировалось и не обретало, а утрачивало свою реальную силу.
По-видимому, все эти процессы особенно интенсивно протекали в ходе
гражданской войны. Как торгово-купеческие, так и ремесленные круги по-
падали во все большую зависимость от феодальной аристократии и ока-
зывались вынужденными смиряться со своим положением. Еще достаточно
мощная, хотя и разнородная прослойка «среднего» населения в городе
слабела и исчезала. Характерно, что источники конца XIV — начала XV в.
вообще уже не упоминают «месой». Можно говорить об усиливающейся
социальной поляризации в городе между кучкой богачей феодалов и массой
бедневшего и неимущего населения. Все источники, начиная с эпохи граж-
данской войны, отчетливо свидетельствуют о растущем презрении визан-
тийской аристократии к остальному населению, ремесленникам. Ремесленный
труд, ранее считавшийся более достойным и почтенным, чем труд земле-
дельца, в XIV в. также становится презренным занятием, отражая изменения
в положении ремесленника. В какой-то мере реальное соотношение социальных
сил показывает сам подход современников середины XIV в., озабоченных
остротой конфликта, противоречий. Никто из них не ставит вопрос о необ-
185
ходимости считаться с нуждами, тем более с правами городского населения.
Речь идет лишь о милостивом снисхождении к его бедности и нищете.
После 1349 г. византийская аристократия уже вообще могла не считаться
с его нуждами и интересами.
Византия вышла из гражданской войны разоренной и ослабленной. Наи-
более плодородные области Фракии и Македонии были опустошены, что
практически усиливало зависимость разоренного крестьянства от феодалов
и монастырей. Многие западные области практически отпали от Византии.
Надежды на возвращение даже ближайших бывших владений были потеряны.
За время гражданской войны местные владетели укрепили свою самосто-
ятельность. От эпохи гражданской войны Византия унаследовала длительные
военные конфликты с Болгарией и Сербией. Генуэзцы и венецианцы про-
должали прибирать к своим рукам важнейшие международные торговые
пути Византии, усиливать свой контроль над ними и все глубже внедряться
во внутреннюю торговлю. Попытки Кантакузина ослабить это вмешатель-
ство закончились позорным разгромом. Восточная торговля становилась
все более необходимой для Венеции и Генуи как важный источник укрепления
собственного могущества и сил для борьбы друг с другом.
Победа феодальной аристократии знаменовалась дальнейшим упадком
старой централизованной государственности. Со времени правления Канта-
кузина страна начинает все больше делиться на апанажи, уделы, раздавав-
шиеся в управление родственникам и членам императорской фамилии. Ее
феодальное раздробление усиливалось. Хотя Кантакузин вынужден был от-
речься в 1354 г., существенных перемен во внутренней политике не произошло,
поскольку многое в его политике было лишь санкцией складывавшихся
реалий византийской жизни.
Его отречение было во многом вызвано не только неудачами во внешней
политике. Кантакузина справедливо упрекали в том, что он первый стал
использовать турецкие отряды во внутренней междоусобной войне в Визан-
тии и даже селить своих турецких союзников в качестве постоянной военной
силы во Фракии и тем самым «указал им путь» в византийские владения.
Эти упреки были в достаточной степени справедливы, поскольку именно
при нем фактически началось турецкое завоевание'Балканского полуострова.
3 1352 г., подчинив себе почти все владения Византии в Малой Азии,
турки захватили Цимпе на Галлиполийском полуострове^ а затем начали
его заселение. С вступлением на престол Мурада I (1362—1389) началось
планомерное завоевание Балкан. Во взятый турками в 1362 г. Адрианополь
в 1365 г. была перенесена столица Османского государства — своего рода
заявка на освоение ими Балканского полуострова. Воспользовавшись начав-
шимся феодальным распадом Сербии и Болгарии, турки в 1371 г. на Марице
разбили сербов. Сербия стала вассалом турок и Иоанну V не оставалось
ничего иного, как последовать их примеру. В 1385 г. турецкие войска
овладели Софией, в 1389 г. состоялась знаменитая битва на Косовом поле,
которая в принципе решила судьбы Балканского полуострова, в 1393 г.
они овладели последним болгарским городом.
186
Византия и турки-османы в первой половине XIV в.
В успехах турок-османов следует винить не только раздробленность
и разобщенность балканских государств. Османские завоеватели стояли на
более высоком уровне развития, чем ранее уже вторгавшиеся в эти районы
тюркские завоеватели. Они переживали бурный процесс феодализации. Турки
принесли с собой в Анатолию и на Балканы ряд институтов, которые были
уже привычны жителям этих областей. Не без знакомства с византий-
ским институтом прении сложилась типично османская система тимаров
как наследственного условного владения. Усиленная условность пожалования
при наследственности владения сохраняла право контроля государства за
земельным фондом и обеспечивала как военные силы, так и централи-
зованность государственного управления. Она обеспечивала и сохранение
балканским феодалам их владений на близких к иронии условиях. С другой
стороны, совмещение такой формы владения с функциями управления в ка-
кой-то мере представляло собой расширенный вариант иммунитетных прав —
к чему стремились византийские феодалы. Таким образом, близость су-
ществующих систем землевладения и землепользования облегчала османам
завоевание и подчинение завоеванных территорий.
В отношении Поздней Византии нередко ставится вопрос о зарождении
и возможностях развития раннекапиталистических отношений. В настоящее
время большинство исследователей сходится на том, что в Византии XIV —
XV вв. для них не создавалось благоприятных условий. С обеднением массы
187
населения в условиях конкуренции более дешевых привозных товаров и расту-
щей «безработицей» мелких ремесленников даже дешевизна рабочих рук
не создавала благоприятных условий для организации мануфактурного
производства. В Византии не было потребности в его расширении. У ремес-
ленников не было для этого средств, а военная обстановка и нестабильность
не стимулировали вложение капиталов в ремесло. Не занятые в торговле,
они все более уходили в сферу ростовщичества. Однако в XIV—XV вв.
наблюдается все более интенсивное включение в ростовщическую, ссудно-
крентную деятельность крупных феодалов. Таким образом и здесь сфера
деятельности представителей торгово-купеческих кругов также сужалась.
Сокращение и нестабильность спроса, упадок средних слоев приводили к тому,
что ремесленники, производившие предметы роскоши, все более тесно
связывались с домами знати, монастырями, а ремесленники массовых про-
фессий все более сочетали свой труд с земледелием.
В этих условиях исчезала необходимость в корпорациях, возможность
их трансформации в цехи, сложение которых было возможно только в условиях
подъема производства. Не случайно в поздневизантийский период упоми-
наются преимущественно корпорации непроизводственных профессий —
моряков, рыбаков. В Византии, таким образом, не укреплялся цеховой строй,
не развивалось мануфактурное производство. Существующие объединения
ремесленников скорее можно рассматривать как продукт разложения старых
форм, чем как зародыш и росток новых. В любом случае эти формы
объединений сугубо частного, индивидуального характера уже не предпола-
гали участия этих объединений в общественной жизни города. Практически
в городе утрачивают реальную силу и значение те круги, которые могли
поддерживать элементы городского самоуправления, не говоря уже о борьбе
за автономию. Даже двойственный по своему характеру институт демархов,
который отчасти выступал раньше и как «рупор» населения, в последние
десятилетия существования Византии превращается в прямой инструмент
административного управления. Переживавшая в конце XIV — начале XV в.
известный подъем Мистра — столица Морейского деспотата — представляла
собой лишь центр феодального владычества, в котором не прослеживаются
не только элементы самоуправления, но даже и существование каких-либо
объединений торго во-ремесленного населения, данные о существовании
последнего как сколько-нибудь самостоятельного социального слоя в Жизни
города. Византийское общество шло назад от тех достаточно развитых
форм городской жизни, которые существовали еще в начале поздневизан-
тийской эпохи. Город превращался в феодальную резиденцию, в жизни
которой все вопросы решались крупным феодалом. Сходит на нет в эту эпоху
и общественно-политическое значение народных собраний — сходок городско-
го населения. Грань между городом и деревней, городом и округой стиралась,
а не укреплялась, как это имело место в соответствующую эпоху на Западе.
Как опора центральной власти, элементов централизации город все более
уходил из-под ее власти. Союз между последней и городами в Византии
не складывался, а разрушался.
188
Византия середины XIV — середины XV в.
Падение Византии
Среди историков нет единства мнений относительно того, могла ли Византия
с середины XIV в. уцелеть как государство, или об этом периоде приходится
говорить лишь как о времени затянувшейся агонии. Большинство склоняется
к последней точке зрения. Разумеется, для этой эпохи уже нельзя говорить
о какой-либо возможности «победы» прогрессивных сил внутри страны,
которые вывели бы ее из кризиса,— их не было. Социальная эволюция
общества шла вспять, ослабляя те социальные группы и слои, которые
могли бы стать при благоприятных условиях какой-либо опорой движения
вперед. Можно спорить о соотношении влияния и роли внутренних тен-
денций и внешних факторов, военной обстановки, состояния «перманентной
войны», в которой с момента своего возрождения находилась Поздняя
Византия, но и те и другие, сливаясь, действовали в одном направлении.
Военное разорение загоняло крестьян под власть феодалов. Во второй
половине XIII в. в Греции было заброшено 57 деревень по поддающимся
учету районам, в первой половине XIV в.— 136 и во второй — 322. Уже
гражданские войны первой половины XIV в. способствовали превращению
городов как центров обороны в опорные пункты феодального владычества.
Вокруг города расселялись крестьяне как для защиты, так и для обеспе-
чения города. Город превращался в своеобразный вариант укрепленного
феодального поместья, где население оказывалось во все большей зави-
симости от феодала. Городское торгово-ремесленное население оказывалось
все более вынужденным сочетать ремесло с земледелием, городским и под-
городным хозяйством. Рост числа наемных работников, упоминаемых источ-
никами в конце XIV в., был вызван пауперизацией населения и в условиях
отсутствия возможностей развития городского производства не мог стать
стимулом зарождения и развития раннекапиталистических отношений как
в ремесле, так и в сельском хозяйстве, вложение капиталов в которые
становилось все более негарантированным и необеспеченным. Поэтому торго-
во-купеческий капитал продолжал уходить в более безопасные или вынужден-
ные для него сферы — ростовщичество, участие в торговле недвижимостью
в городе. Незащищенность византийского производства открывала еще более
широкую дорогу ввозу итальянских товаров. Даже в производстве пред-
метов роскоши византийское ремесло деградировало и примитивизировалось,
окончательно потеряв конкурентоспособность с итальянским. С обеднением
населения небывалой высоты достиг ростовщический процент — 30%.
Углублялся социальный разрыв между массой мелких местных ремеслен-
ников, ведших полунищее существование, и мелких местных торговцев и той
их частью, которая оказывалась связанной с итальянскими компаниями
и в качестве «младших партнеров» имела более гарантированные условия
деятельности и поддержания своего благосостояния. Происходила своего
рода «интернационализация» наиболее имущей части византийского купечест-
ва, которая обеспечила ему известную роль в последующем в средизем-
189
номорской торговле. Но к Византии накопление этих капиталов и их
функционирование уже не имело отношения, а их обладатели все более
«выпадали» из внутренней жизни византийского города.
Сложившаяся ситуация укрепляла реальное всевластие крупных визан-
тийских феодалов на местах, усиливала их связи, сплочение вокруг них
местных феодалов. Функции государственной власти на местах все более
переходили в их руки. Эта консолидация вселяла надежду на возможность
регионального «выживания», столь отчетливо видимую по политике руково-
дителей этих образований. Отсюда их непрерывное соперничество с Кон-
стантинополем, двойственность политики: с одной стороны, необходимость
опоры на Константинополь/с его 40-тыс. населением, экономическим зна-
чением и традициями, продолжавшим оставаться важным социально-по-
литическим центром, с другой — к относительной независимости от него
с учетом своих региональных нужд и интересов. Борьба византийских деспотов
с Константинополем как за свою самостоятельность, так и за овладение
властью в нем — ярчайшее тому доказательство.
Все это подготовило серию тех компромиссов, на условиях которых
их владения могли «выпадать» из-под византийской власти. Византийские
императоры признали себя вассалами турецких султанов, в какой-то мере
сохранив целостность Византии, что в то же время открывало дорогу для
перехода отдельных феодальных владений непосредственно под власть турок.
Обнаруживался угрожающий разрыв между частью феодалов, вынужденных
считаться с прямой угрозой турецкого завоевания, и более «западной» их
частью, которая не утрачивала надежды с помощью Запада сохранить свои
владения. Константинополь становился решающим звеном в балансе этих сил.
С успехами Баязида на Западе начали понимать реальное значение
турецкой угрозы. В 1396 г. был организован крестовый поход во главе
с Сигизмундом Венгерским. На помощь пришла Венеция, которая после
победы над Генуей вновь стала главенствующей силой в восточносреди-
земноморской торговле. 25 сентября 1396 г. при Никополе, на Дунае, огром-
ная крестоносная армия была разгромлена. Константинополь «стоял на
очереди».
Отсрочка пришла неожиданно. Империя Баязида была разгромлена
Тамерланом (1370—1405). Битва при Анкаре (1402) на два десятилетия
ввергла ее в острые внутренние смуты. Но и в самой Византии феодальные
междоусобицы не утихали. Ожесточенная борьба между Венецией и Генуей
за господство на проливах, за пути и преобладание в черноморской торговле
все более отвлекала их интересы от собственно Византии — Константи-
нополя. Фактически Византия не смогла извлечь существенные выгоды из
предоставленной ей судьбою передышки, хотя сыну и преемнику Баязида
Мехмеду I (1402—1421) пришлось долгие годы вести борьбу за власть,
подавлять мощные народные движения 1413—1418 гг.
Внутренняя консолидация Османского государства открыла новый этап
наступления. К этому времени была укреплена военно-ленная система,
реорганизована армия, создана превосходная артиллерия, огромный флот.
190
Падение Константинополя в 1453 г.
В 1430 г. султан Мурад II (1421 —1451) овладел Фессалоникой. Город
был заселен турками. Кольцо окружения вокруг Константинополя сжималось.
В последующие за падением Фессалоники годы столица постепенно лишалась
своих окрестностей. В городе разгоралась борьба латинофильской, орто-
доксальной и тюркофильской партий. Первая была в значительной степени
представлена верхушкой общества, сравнительно мало пострадавшей от
«западной политики». Что касается массы населения, особенно торгово-
ремесленного, оно в полной мере познало плоды засилья венецианцев
и генуэзцев. Для него подчинение Западу было почти неприемлемо. Проблема
отношений с Западом была, казалось бы, решена на Ферраро-Флорентинском
соборе (1438—1439). Уния была подписана за обязательство оказать помощь.
Она была отвергнута духовенством и народом, потому что сами переговоры
и их итоги не создавали иллюзий относительно серьезной и организованной
поддержки Запада. Последний, с одной стороны, не терял надежд на воз-
рождение Латинской империи или полное подчинение Византии и после-
довательная поддержка Византии ему казалась не особенно целесообразной,
с другой — продолжали действовать силы, заинтересованные в ее разделе,
скорейшем переходе остававшихся византийских владений под власть запад-
ных государей и итальянских республик. Кроме того, Запад середины XV в.
отвлекали от византийских дел собственные европейские противоречия.
Поэтому реальная антитурецкая коалиция складывалась на севере, в Вен-
грии, и имела целью лишь относительно помочь Константинополю.
10 ноября 1444 г. крестоносная армия была уничтожена под Варной.
191
Это дало возможность туркам перейти в наступление на остатки византийских
владений. В 1446 г. была разгромлена Морея — один из важнейших центров
сопротивления. На византийский престол вступил последний император
Византии — Константин XI Палеолог (1449—1453), а на турецкий—Мех-
мед II Фатих —«Завоеватель» (1451 —1481). В новых условиях перед Осман-
ской империей все более насущной задачей вставало соединение балканских
и азиатских областей империи. Константинополь становился главной поме-
хой. Дело заключалось не только в факте его существования. Причины
лежали и глубже, в самом развитии Османской империи. Считают, что
именно с восприятием византийского и балканского наследия, его фео-
дальной подосновы, складывались более развитые формы османского
феодализма. Только опираясь на балканские владения можно было пре-
одолеть угрожающий разрыв между более отсталой азиатской частью империи
и балканской. Поэтому было необходимо более жесткое их «сопряжение».
Соединение двух частей империи становилось все более необходимым. Участь
Византии была решена.
На обоих берегах Босфора были построены крепости Румели-Хиссар
и Анатоли-Хиссар, как бы символизировавшие объединение двух частей
империи и одновременно устанавливавшие контроль над проливами и отре-
завшие Константинополь от Черного моря. Снабжение города было постав-
лено под угрозу. В начале апреля 1453 г. огромный город был окружен
с суши и с моря. 150—200-тысячная армия и флот из 400 кораблей при-
ступили к его осаде. В Константинополе было 7 тыс. человек «военных» его
защитников и 25 судов. Некоторую помощь оказал Запад, но и Венеция
и особенно Генуя не теряли надежды договориться с турками, сохранить
хотя бы частично свои торговые позиции. Несмотря на упорное сопро-
тивление защитников и жителей города, «пушки решили все». На рассвете
29 мая 1453 г. начался последний штурм и Византийская империя пере-
стала существовать.
Культура Поздней Византии
События IV крестового похода положили конец культурной монополии
Константинополя. Угроза завоевания породила антилатинский патриотизм на
религиозной основе, ставший действенным фактором локальной консолида-
ции. Можно говорить о борьбе двух тенденций — с Константинополем или
без него. По-видимому, немалую роль сыграл сам факт укрепления и подъема
Никейской империи, который возрождал идею восстановления Византии
как достижимой реальности. Немалую роль сыграло и то, что Никея стала
центром концентрации константинопольской знати, своего рода «Констан-
тинополем в изгнании». Этим была обеспечена преемственность духовной
жизни и культуры, ее продолжавшееся развитие в Никее, закрепившее
за церковью и монастырями роль центров культуры и образованности, в том
числе и светской.
192
Константинопольская трагедия дала новый толчок к продолжению изу-
чения античного наследия не только как фактора идей но-культурного
сплочения, но в связи со стремлением найти объяснение происшедшему.
Отсюда новое обращение к античной философии. Именно в Никее окрепли
основы того «энциклопедизма», который был характерен для византийской
культурной элиты конца XIII — начала XIV в., превращал ее представителей
в несравненных знатоков античного наследия, тонких исследователей античных
текстов. Однако при всей широте освоения античного наследия первые
византийские «гуманисты» ставили перед собой задачу осмысления его как
целостной системы более отвлеченно-философски, нежели в приложении
к окружающей действительности. Византийская наука этого времени оста-
валась, при всей ее значимости, упражнениями узкого круга избранных,
духовной элиты. Они не смогли пойти дальше усвоения этого наследия.
Его авторитет сомкнулся с авторитетом богословия, и большее, на что
оказались способными византийские мыслители,— это кое в чем противо-
поставить засилью богословской мысли идеи языческого многобожия, а в по-
литической теории аристократически-абстрактный идеал платоновского
государства —тоску по идеальной форме, не более (Г. Г. Плифон). Визан-
тийские интеллектуалы уже в начале XIV в. сильно отстали от европейских,
даже в богословии. Поэтому они оказались в целом неподготовленными
к тому острому конфликту, который разразился в духовной жизни Византии,
как и в общественной, в 40-х годах XIV в. Можно говорить об обострившем
застойность византийского общества кризисе средневекового ортодоксально-
христианского мировоззрения, усиленного бедствиями этой эпохи, брожении,
в котором, однако, в отличие от итальянского гуманизма мы не найдем
элементов прямого наступления, подрыва устоев средневекового христиан-
ского мировоззрения. Проблема противопоставления веры и знания, номи-
нализма и реализма не стала главной в византийской философии. В центр
ее ставились проблемы абсолютной причинности развития, проблема необ-
ходимости и случайности — проблема «величия Византии» и ее упадка.
Идея неумолимости рока, неизбежности законов была итогом эволюции
византийского самосознания, безвыходного тупика, в котором оно оказалось.
Борьба катафатического направления, пытавшегося внести в богословские
представления элементы рационалистической логики, и апофатического,
соединявшего познание истины и божества с помощью лишь мистического
соединения с божеством и спасение только путем мистической деификации,
закончилась закономерной победой паламистского исихазма (Григорий Па-
лама, 1295/6—1359). Общественная мысль Византии не нашла другого выхода
из духовного кризиса общества, обнаружив свою беспомощность. Не удиви-
тельно, что собственный вклад византийских гуманистов в итальянский
гуманизм оказался хотя очень существенным, но достаточно «инструмен-
тальным», а их более гуманистического характера идеи формировались либо
на итальянской почве, либо уже под влиянием итальянского гуманизма
(Виссарион Никейский). Византийские гуманисты, несмотря на вклад части
из них в укрепление «эллинского патриотизма», оказались одиночками,
13
1684
193
Церковь св. Софии в Трапезунде
оторванными от общего русла развития общественной мысли Византии.
Трудно сказать, в какой мере те черты в византийской культуре этого
времени, которые считают предренессансными, имели под собой именно
предвоз рождение скую базу в развитии общества, а не определялись комплек-
сом иных причин, в том числе и противоречиями византийского средне-
векового общества XIV—XV вв. В византийском обществе не зарождались
раннекапиталистические отношения, но росла товарность феодального
хозяйства, возрастала роль товарно-денежных отношений, обмена, продолжа-
лось строительство, художественное творчество.
Для византийской архитектуры этого времени характерна разработка
прежнего типа зданий, но большая их вариантность, легкость, изящество,
региональное разнообразие, асимметричность внешнего и внутреннего оформ-
ления, придававшая особую, своеобразную красоту ощущением неустойчи-
вости, текучести форм. К числу замечательных памятников архитектуры
этого времени относятся Кахрие-Джами и монастырь Хора в Константи-
нополе, комплекс церковно-монастырских сооружений в столице византий-
ской Морей Мистре. Наблюдается определенный спад византийского худо-
жественного производства, техники исполнения. Приходит в упадок искусство
эмали, ювелирное. Продолжало развиваться художественное производство,
связанное с собственно монастырским — украшение шитьем тканей, произ-
водство окладов икон.
Византийская живопись переживала новую эпоху. Для нее стали харак-
терны подчеркнутая эмоциональность, отказ от плоскостной фронтальной
194
постановки фигур, динамизм, более широкое введение архитектурного и пей-
зажного фона, «многослойность», глубина изображаемого, несущие особую
эмоциональную нагрузку, как и превращение изображаемых сцен в жанро-
вые. Фигуры в движении, краски, освещение создавали не только эмо-
циональную напряженность, но и повышенный драматизм, столь характер-
ный для фресок Мистры кануна падения Византии и, по-видимому, отра-
жавший реальное состояние византийского общества, неустойчивость и зыб-
кость бытия, напряженность ожидания, подчеркнутые свободной манерой
письма. В изображении фигур возобладали удлиненные пропорции, под-
черкивавшие динамизм движения и одновременно, как и свет, создававшие
ощущение их материальности и нематериальн'ости, воздушности. Но усиление
личностного начала, индивидуализации ликов, оттенков их эмоций, психоло-
гизм по своему существу был и отнюдь не сродни возрожденческому. Это
был мистический индивидуализм, индивидуализация, обращенная к человеку,
его внутреннему миру и переживаниям, но с чертами абстрактной психо-
логизации, с течением времени усиливавшейся. Стилизация, линейность,
аскетизм, условность видоизменяли манеру письма, удаляли ее от возрож-
денческой живописи. Отказ от жанровых сцен, динамики, насыщенного
фона, атмосфера внутренней сосредоточенности, сурового аскетизма, под-
черкиваемого белыми и темными бликами, асимметрия лица, находящегося
. в движении,— все это проявления исихазма в живописи фактически, как
и сам исихазм, снимали элементы связи духовной жизни с окружающим
миром, изолировали от него. Икона, лик становились отдельным целостным
миром со своими внутренними сопряжениями и атмосферой, но незави-
симым от окружающего.
В исихазме отразились черты духовного кризиса, нашедшие свое выраже-
ние в последние десятилетия существования Византии в ожесточенной
религиозно-политической борьбе, когда уния с Западом становилась невоз-
можной, так как она несла экономико-политическое порабощение и отказ
от собственных культурно-психологических ценностей, того, что в какой-то
мере уже составляло элементы сложившейся культурной общности визан-
тийской народности. Для ортодоксально-патриотической партии, которая
не имела никакой перспективной программы, наименьшим злом становилось
подчинение турецкому владычеству с его большей религиозно-культурной
терпимостью.
Заключение
В отличие от областей Западной Римской империи, Византия прожила
более затяжную, более длительную позднеантичную эпоху. Причины это-
го крылись прежде всего в сохранении многочисленного свободного на-
селения, особенно свободного крестьянства, общины. Это придало большую
стабильность античным по своей социально-политической сущности инсти-
тутам, централизованной позднеантичной государственности. Последняя
стремилась сохранить господство старых отношений. Поэтому кризис ока-
зался непреодоленным, а «социальная революция» «отсроченной» по
сравнению с областями Западной Римской империи. Наличие массы
свободного населения, устойчивость полиса в условиях кризиса создава-
ли необходимость усиления государственной организации его эксплуатации
и подчинения, создали драматический разрыв между реальным, «экономи-
ческим рабством», зависимостью от собственника земли и государства
и значительными элементами личной свободы и правоспособности. При
наличии объединявшей крестьянство общины, ее внутренней социально-по-
литической консолидации это привело к тому, что ранневизантийское кре-
стьянство сыграло существенную роль в ликвидации господства антично-
рабовладельческих отношений. В ходе ее было осуществлено то, без че-
го был невозможен переход на путь средневекового развития, — ликвиди-
ровано «господство города над деревней» как основного, античного по
своему характеру организатора аграрных отношений, господство так или
иначе связанных с ним форм собственности, защищавших и опиравших-
ся на них слоев позднеантичного общества и государственности. Это
был конец античной Византии. Синтез элементов античной культуры с
христианством лишь частично, да и то во многом еще формально, офор-
мился в эту эпоху, но его внутреннее завершение на основе полного
господства христианского мировоззрения лежит за пределами этой эпохи.
То, что Византия перешла к раннефеодальному развитию «внутрен-
ним путем», в результате упорной борьбы крестьянства, обусловило проч-
ность крестьянской собственности на землю, повышенную роль общины
в ее защите. Византия не знала постепенной трансформации колонат-
ных отношений в феодальные, хотя некоторые их формы и были в даль-
нейшем использованы для обоснования и узаконения сложившихся феодаль-
ных отношений. В Византии, так же как и на Западе, между поздне-
античным колоном и феодальнозависимым крестьянином стоял свободный
крестьянин-общинник, господин и собственник своей земли.
196
Принципиально важным отличием византийского пути генезиса феода-
лизма от ближневосточных его форм было то, что в Византии не су-
ществовало верховной собственности государства (суверена) на землю.
Государственная собственность была значительной в позднеантичную эпо-
ху, но она ।сосуществовала с господствующей частной. Она могла выра-
сти в начале раннефеодальной эпохи за счет пустующих и заброшен-
ных земель, земель городских собственников, но господствующей в Ви-
зантии с середины VII в. становится мелкая крестьянская собственность,
с существованием которой вынуждено было считаться государство.
В отличие от ряда европейских раннефеодальных государств, в пер-
вую очередь Франкского, эпоха «господства аллода» и тем более, крестьян-
ского оказалась в Византии черезвычайно длительной и устойчивой.
Причины этого в том, что сохранившаяся и освободившаяся «старая»
ранневизантийская община — митрокомия опиралась на мощные традиции
позднеантичной общины с ее развитым и детализированным правом соб-
ственности. Соединение с традициями родовой патриархальной общины но-
вого населения империи превратило в исключительно устойчивый и внутрен-
не спаянный коллектив крестьян-собственников. В этом, а не в прямом
влиянии позднеантичных традиций, заключалась главная причина не толь-
ко затяжного характера переживания Византией раннефеодальной стадии,
но и известной ее незавершенности, деформировавших все последующее
развитие византийского феодального общества.
Своеобразие позднеантичной эпохи в Византии, ее развития, при осо-
бой устойчивости общины и роли свободного крестьянства заключалось
в том, что с упадком роли городов как организатора аграрных отноше-
ний, государство оказывалось вынужденным все более «брать на себя»
функции их регулирования. Тем самым оказалось обеспеченным сохране-
ние на раннем этапе раннефеодальной эпохи достаточно сильной центра-
лизованной государственности, в которой. изменились не столько ее фор-
мы, сколько сам характер и функции. Можно утверждать, что роль го-
рода в ее сохранении и поддержании была не столь велика, как это
представлялось ранее. Вероятно правильнее говорить об очень глубокой
аграризации Византии в начале раннего средневековья, но меньшей ее
натурализации, что объясняется, по-видимому, не столько ролью города
как такового, сколько большей развитостью товарно-денежных отношений
в обществе в целом. Развитость деревенского ремесла не только сдер-
живала развитие поместного, но и зарождение и становление византий-
ского феодального города в его специфических городских торгово-ремес-
ленных функциях, его преимущественное конструирование как центра
ремесла и торговли. При всем том, что Византия в эпоху раннего сред-
невековья была более городской страной, чем страны Западной Европы,
нет оснований уподоблять ее тем странам Ближнего Востока, где город
«процветал» на протяжении всего раннего средневековья. Византия зна-
ла эпоху глубокого упадка городов (VII— середина IX в.), и византий-
ский раннесредневековый город резко отличался от мусульманского.
197
Существенным отличием византийского общества и города от мусуль-
манского в раннефеодальный период было отсутствие в городе мощного
слоя землевладельцев — феодалов средней руки, что и определило ярко
выраженный деревенский, крестьянский характер византийской армии. На
начальном этапе раннефеодальной истории Византии это обстоятельство
безусловно консервировало и упрочивало роль и значение свободной кре-
стьянской общины. Все это в совокупности поддерживало роль государ-
ства, но сдерживало, замедляло процесс генезиса феодальных отношений
в Византии. Он протекал вяло, сближая ее по темпам и характеру ге-
незиса феодализма со странами бессинтезного пути формирования фео-
дальных отношений. Может быть именно это и было объективной осно-
вой восприятия некоторых форм византийской государственности, полити-
ческой идеологии и христианства соседями Византии, в том числе и Русью.
Только начиная с X в. можно говорить для Византии, в сопостав-
лении с западно-европейскими странами, об эпохе действительного пе-
реворота в аграрных отношениях, приведшего непосредственно к утвер-
ждению господства феодализма к концу XI в. При этом феодальные от-
ношения сложились в незавершенных формах. Однако основную причи-
ну этого следует видеть не столько в мощном реальном наследии поз-
днеантичных отношений, влиянии их пережитков, сколько в реалиях ран-
нефеодальной эпохи.
Устойчивая и затянувшаяся раннефеодальная эпоха наложила свой
отпечаток на все последующее развитие уже сложившегося византийского
феодализма. Она нашла свое отражение в рано и безраздельно утвер-
дившемся господстве государственных форм эксплуатации, крупной феодаль-
ной знати, недооформленности, слабости и рыхлости слоя средних и мел-
ких феодалов и, в результате этого сохранения централизованной госу-
дарственности, при котором даже тенденции к феодальной раздроблен-
ности до самого конца существования Византии проявлялись в виде ло-
кальных ее вариаций.
Блок крупных феодальных фамилий, утвердивший свое господство в
комниновскую эпоху, использовал сильную государственность для утвер-
ждения и обеспечения господства своего клана. Незавершенность тенден-
ции к феодальной раздробленности, как и сдерживавшее развитие эко-
номики сочетание централизованной и частной эксплуатации, во многом
облегчила разгром и ликвидацию Византии и образование Латинской им-
перии. Борьба за восстановление Византии на время приглушила тенден-
ции к углублению феодальной раздробленности и в этом смысле она
сыграла в истории византийского общества консервативную роль.
Фактором, консервировавшим элементы централизованной государствен-
ности, была в первую очередь военная опасность. Однако после IV крестового
похода Византия фактически превратилась в аграрно-сырьевой придаток
итальянских городов. Их засилье в экономической жизни не только сдержи-
вало развитие византийских городов, но и стимулировало укрепление феодаль-
ного хозяйства, господства феодальной аристократии в целом в его отнюдь
не прогрессивных, а застойных формах, консервировавших существующие,
что обостряло внутренний кризис византийского общества.
В основе османского завоевания Византии лежала не только сила ос-
198
манов. Османское завоевание отчасти разрешило ставшие неразрешимыми
внутренним путем противоречия византийского общества: оно дало, прав-
да, в большей степени османским, чем византийским феодалам, условную,
но гарантированную собственность на землю, непосредственно соединив
ее с политической властью, к чему стремилась византийская феодаль-
ная аристократия. Оно приоткрыло дорогу для «выхода» и торгово-ремес-
ленному населению городов, не только избавив их от разорительного
«западного засилья», но и расширив рынок, что само по себе уже укрепля-
ло положение торгово-ремесленного населения. На смену всем предельно
аморфным объединениям торгово-ремесленного населения пришли эснафы,
бывшие уже объединениями цехового типа и в общегородском масштабе.
Вряд ли есть основания спорить, каким бы мог быть византийский
вариант более позднего развития феодализма, а тем более эпоха поздне-
го феодализма, — Византия до них не дожила. Но даже при самых па-
губных внешних обстоятельствах и их крайне отрицательных влияниях
на внутреннее развитие Византии, в нем не обнаруживается пока даже
самых слабых тенденций, которые бы свидетельствовали о возможности
«внутреннего» выхода из кризиса. Византия не столько не смогла пре-
одолеть свое позднеантичное прошлое, сколько, как средневековый социаль-
ный организм,— его прямое наследие, свое закостеневшее раннесредне-
вековое прошлое.
Византия оставила свои культурно-исторические традиции — «Византию
после Византии». Византийская народность складывалась, но не сложи-
лась. Традиционная полиэтничность Византии, укрепившаяся и в ранне-
феодальную эпоху, ойкуменизм во многом сдерживали развитие этого
процесса. Наследником византийского ойкуменизма стала церковь. Но не
сложившаяся византийская народность не могла и возродиться. Мечты
о возрождении Византии стали политическо-церковной утопией. Реальным
наследием византийской эпохи, реальным результатом существования «ви-
зантинизма» стало становление греческого народа, новогреческого языка,
культуры, культурно-религиозной общности. В развитии этих процессов
поздневизантийская эпоха с ее известным возрождением народной, фоль-
клорной культуры, утверждением разговорного языка как языка письмен-
ности, с ее эллинизмом и начатками греческого патриотизма, сыграла
очень существенную роль.
Рекомендуемая литература
Произведения классиков марксизма-ленинизма
Маркс К. Капитал, т. I—III.— Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 23—25.
Маркс К. Хронологические выписки.— Архив Маркса и Энгельса, т. V, VI.
Маркс К., Энгельс Ф. Немецкая идеология.— Маркс К., Энгельс Ф. Соч.
2-е изд., т. 3.
Энгельс Ф. К истории древних германцев.— Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд.,
т. 19.
Энгельс Ф, Марка.— Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 19.
Энгельс Ф. Франкский период.— Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 19.
Энгельс Ф. Происхождение семьи, частной собственности и государства.—
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 21.
Энгельс Ф. Анти-Дюринг.— Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 20.
Энгельс Ф. Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии.—
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 21.
Ленин В. И. О государстве.— Поли. собр. соч., т. 39.
Ленин В. И. Статистика и социология.— Поли. собр. соч., т. 30.
Источники
Памятники византийской литературы IV—IX вв. М., 1965.
Памятники византийской литературы IX—XIV вв. М., 1969.
Сборник документов по социально-экономической истории Византии. М., 1951.
Хрестоматия по истории древнего мира. М., 1953, т. III.
Хрестоматия по истории средних веков /Под ред. акад. С. Д. Сказкина. М., 1950,
1961—1963, т. I—И.
Агафий. О царствовании Юстиниана /Пер. М. В. Левченко. М.— Л., 1953.
Алексей Макремволит. Диалог между богатым и бедным / Пер. М. А. Поляковской.—
АДСВ, 1976, 10.
Анна Комнина. Алексиада / Вст. ст., пер., коммент. Я. Н. Любарского. М., 1965.
Византийская книга Эпарха /Вст. ст., пер., коммент. М. Я. Сюзюмова. М., 1962.
Византийские легенды /Пер. С. В. Поляковой. Л., 1972.
Геопоника. Византийская сельскохозяйственная энциклопедия X в. /Пер.
и коммент. Е. Э. Липшиц. М., 1956.
Георгий Акрополит. Летопись. Спб., 1863, т. 10 (Византийские историки).
Георгий Пахимер. История о Михаиле и Андронике Палеологах. Спб., 1862,
т. 8 (Византййские историки).
Две византийские хроники X века. М., 1959.
Иоанн Киннам. Краткое обозрение царствования Иоанна и Мануила Комни-
нов. Спб., 1862, т. 2 (Византийские историки).
Константин Багрянородный. «О фемах» и «О народах» / С пред. Г. Ласкина.
М., 1899.
Константин Багрянородный. Об управлении империей /Пер. и коммент. Г. Г. Ли-
таврина.— В кн.: Развитие этнического самосознания славянских народов в эпоху ран-
него средневековья. М., 1982.
200
Летопись византийца Феофана /Пер. В. И. Оболенского и Ф. А. Терновского.
М., 1887.
Морской закон. Пер. М. Я. Сюзюмова.— АДСВ, 1969, 6.
Михаил Пселл. Хронография /Пер. и прим. Я. Н. Любарского. М., 1978.
Никита Хониат. История. Спб., 1860, т. 4, ч. 1—2 (Византийские историки).
Никифор Вриенний. Исторические записки. Спб., 1865, т. 1 (Византийские
историки).
Никифор Григора. Римская история. Спб., 1862, т. 7 (Византийские историки)/
Никифора, патриарха Константинопольского «Краткая история» /Пер. Е. Э. Лип-
шиц.— В В, 1950, № 3.
Прокопий Кесарийский: История войн римлян с персами, вандалами и готами
/Пер. С. и Г. Дестунисов. Кн. 1—2. Спб., 1981.
Прокопий Кесарийский. Война с готами /Пер. С. Кондратьева. М., 1950.
Прокопий Кесарийский. Трактат «О постройках».— ВДИ, 1939, № 3.
Прокопий Кесарийский. Тайная история.— ВДИ, 1940, № 2.
Синезий. О царстве /Пер. М. В. Левченко.— В В, 1950, № 2.
Советы и рассказы Какавмена. Сочинение византийского полководца XI в. / Пер.
и коммент. Г. Г. Литаврина. 'М., 1972.
Успенский Ф. И., Бенешевич В. Н. Вазелонские акты. Материалы для истории
крестьянского и монастырского землевладения в Византии ХП1—XV вв. Л., 1927.
Феофилакт Симокатта. История /Пер. С. П. Кондратьева. М., 1957.
Чичуров И. С. Византийские исторические сочинения: «Хронография» Феофана,
«Бревиарий» Никифора /Тексты, пер., коммент. М., 1980.
Эклога. Византийский законодательный свод VIII в. /Пер. Е. Э. Липшиц. М.,
1965.
Литература
Аверинцев С. С. Поэтика ранневизантийской литературы. М., 1977.
Алексидзе А. Д. Мир греческого рыцарского ^романа XIII—XIV вв. Тбилиси, 1979.
Ангелов Д. О некоторых характерных чертах развития византийского общест-
ва на путях феодализма.— ВВ, 1976, № 37.
Банк А. В. Прикладное искусство Византии IX—XII вв. М., 1978.
Большаков О. Г. Средневековый арабский город.— В кн.: Очерки истории араб-
ской культуры V—XV вв. М., 1982.
Бычков В. В. Византийская эстетика. М., .1977.
Васильевский В. Г. Труды. Л., 1914—1928, т. I—IV.
Вернер Э. Византийский город в эпоху феодализма. Типология и специфика.—
ВВ, 1976, № 37.
Византийская литература. М., 1974.
Всеобщая история архитектуры. М., 1968, т. II—III.
Гасратян М. А., Орешкова С. Ф., Петросян Ю. А. Очерки истории Турции. М., 1983.
Горемыкина В. И. Возникновение и развитие первой антагонистической форма-
ции в средневековой Европе. Минск, 1982.
Горянов Б. Т. Поздневизантийский феодализм. М., 1962.
Гутнова Е. В. Основные проблемы истории средних веков в трудах К. Маркса
и Ф. Энгельса. М., 1977.
Диль Ш. Юстиниан и византийская цивилизация в VI в. Спб., 1906.
Дьяконов А. П. Византийские димы и факции (та цеуг]) в V—VIJ вв.— В кн.:
Византийский сборник. М.— Л., 1945.
Заборов М. А. Крестоносцы на Востоке. М., 1980.
История древнего мира /Под ред. И. М. Дьяконова. М., 1983, т. III. Упадок древних
обществ.
История древнего Рима /Под. ред. В. И. Кузищина. М., 1981.
История Византии /Под. ред. акад. С. Д. Сказкина. М., 1967, т. I—III.
201
История Италии. М., 1968, т. I.
Карпов С. П. Трапезундская империя и западно-европейские государства
в XIII—XV вв. М., 1981.
Корсунский А. Р. Образование раннефеодального государства в Западной
Европе. М., 1963.
Корсунский А. Р. Проблемы революционного перехода от рабовладельческого
строя к феодализму в Западной Европе.— ВИ, 1964, № 5.
Корсунский А. Р. Проблемы аграрного строя и аграрной политики Западной
Римской империи (IV—V вв.).— ВДИ, 1980, № 2.
Корсунский А. Р. От Восточней Римской империи к Византии.— ВВ, 1968, № 29.
Кузищин В. И. Понятие общественно-экономической формации и периодиза-
ция истории рабовладельческого общества.— ВДИ, 1974, № 2.
Кузищин В. И, Некоторые проблемы древней истории в свете ленинских идей.—
ВДИ, 1980, № 2.
Кулаковский Ю. А. История Византии. Спб., 1911 —1913, т. I—III.
Курбатов Г. Л. Ранневизантийский город (Антиохия в IV в.). Л., 1962.
Курбатов Г. Л. Основные проблемы внутреннего развития византийского города
в IV—VII вв. (Конец античного города в Византии). Л., 1970.
Курбатов Г. Л. История Византии (историография). Л., 1975.
Курбатов Г. Л. К проблеме перехода от античности к феодализму в Византии.—
В кн.: Проблемы социальной структуры и идеологии средневекового общества. Л.,
1980, вып. 3.
Курбатов Г. Л., Рутенбург В. И. Зилоты и чомпи.— ВВ, 1969, № 30.
Кучма В. В. Военно-экономические проблемы византийской истории на рубеже
IX—X вв,—т- АДСВ, 1973, 9.
Кучма В. В. Командный состав и рядовые стратиоты в фемном войске Византии
конца IX—X вв.— ВО, М., 1971.
Лазарев В. Н. Византийское искусство. М., 1948, т. 1—2.
Лебедева Г. Е. Социальная структура ранневизантийского общества (по дан-
ным кодексов Феодосия и Юстиниана). Л., 1980.
Левченко М. В. История Византии. Краткий очерк. М., 1940.
Левченко М. В. Материалы для внутренней истории Восточной Римской импе-
рии V—VI вв.— В кн.: Византийский сборник. М., 1945.
Левченко М. В. Очерки по истории русско-византийских отношений. М., 1956.
Левченко М. В. Церковные имущества в Византии V—VII вв.— ВВ, 1949, № 2.
Липшиц Е. Э. Очерки истории византийского общества и культуры. VII— первая
половина IX в. М.— Л., 1961.
Липшиц Е. Э. Право и суд в Византии в IV—VIII вв. Л., 1976.
Липшиц Е. Э. Законодательство и юриспруденция в Византии в IX—X вв.
М., 1981.
Липшиц Е. Э. К вопросу о городе в Византии в VIII—IX вв.— ВВ, 1957, № 6.
Литаврин Г. Г. Византийское общество и государство в X—XI вв. Проблемы
истории одного столетия. 976—1081. М., 1977.
Литаврин Г. Г. Как жили византийцы. М., 1974.
Литаврин Г. Г. Русь и Византия в XII в.— ВИ, 1972, № 7.
Литаврин Г. Г. О соответствии между византийскими и османскими формами
организации экономики города в XV—XVI вв.— В кн.: Исторические и историко-
культурные процессы на Балканах. М., 1982.
Лихачева В. Д. Искусство Византии IV—XV веков. Л., 1981.
Лишев С. Бьлгарският средновековен град. София, 1971.
Лордкипанидзе М. Д. История Грузии. XI—начало XIII в. Тбилиси, 1974.
Любарский Я. Н. Михаил Пселл. Личность и творчество. К истории византийского
предгуманизма. М., 1978.
Максимович Л. Византийка провинцщска управа у доба Палеолога. Београд, 1973.
Медведев И. П. Мистра. Очерки истории и культуры поздневизантийского
города. М., 1973.
202
Медведев И. П. Византийский гуманизм XIV—XV вв. Л., 1976.
Мусульманский мир (950—1150). М., 1981.
Новосельцев А. П. Генезис феодализма в странах Закавказья. М., 1980.
Острогорский Г. А. К истории иммунитета в Византии.— ВВ, 1958, № 13.
Острогорский Г. А. Прон'уъ. Београд, 1951.
Пигулевская Н. В. Византия на путях в Индию. Из истории торговли Византии
с Востоком в IV—VI вв. М.— Л., 1951.
' Пигулевская Н. В.Арабы у границ Византии в IV—VI вв. М., 1958.
Пигулевская Н. В. Города Ирана в раннем средневековье. М., 1963.
Пигулевская Н. В. Культура сирийцев в средние века. Л., 1969.
Полевой В. М. Искусство Греции. М., 1973, т. II. Средние века.
Поляковская М. А. Общественно-политическая мысль Византии (40—60-е гг.
XIV в.) Свердловск, 1981.
Проблемы социально-экономических формаций. Историко-типологические иссле-
дования. М., 1975.
Проблемы развития феодальной собственности на землю.— Сб. М., 1979.
Романгун А. И. Раннесредневековый Херсонес. Свердловск, 1982.
Сметанин В. А. Категории свободного крестьянства в Поздней Византии.— ВО,
М., 1971.
Соколова И. В. Администрация Херсона по данным сфрагистики. АДСВ, 1973, № 10.
Соколова И. В. Монеты и печати византийского Херсона. Л., 1983.
Сюзюмов М. Я. К вопросу об особенностях генезиса и развития феодализма
в Византии.— ВВ, 1960, № 17.
* Сюзюмов М. Я. Историческая роль Византии и ее место во всемирной истории.—
ВВ, 1968, № 29.
Сюзюмов М. Я. Византийский город (середина VII— середина IX вв.) — ВВ,
1966, 27.
Сюзюмов М. Я. О роли закономерностей, факторов, тенденций и случайностей при
переходе от рабовладельческого строя к феодальному в византийском городе.— АДСВ,
1965, 3.
Сюзюмов М. Я. Проблемы иконоборчества в Византии.— Уч. зап. Свердл. гос.
пед. йн-та. Свердл., 1948, вып. 4.
Сюзюмов М. Я. Роль городов-эмпориев в истории Византии.— ВВ, 1958, № 13.
Сюзюмов М. Я. Экономика пригородов византийских крупных городов.— ВВ, 1956,
№11.
Типы общественных отношений на Востоке в средние века. М., 1982.
Тодоров Н. Балканский город XV—XIX вв. Социально-экономическое и демогра-
фическое развитие. М., 1976.
Удальцова 3. В. Италия и Византия в VI в. М., 1959.
Удальцова 3. В. Советское византиноведение за 50 лет. М., 1969.
Удальцова 3, В. К вопросу о генезисе феодализма в Византии (постановка
проблемы).— ВО, М., 1971.
Удальцова 3. В., Гутнова Е. В. Генезис феодализма в странах Европы.— В кн.:
XIII Международный конгресс исторических наук. Доклады. М., 1973, т. I, ч. 4.
Удальцова 3. В. Идейно-политическая борьба в ранней Византии (по данным
историков IV—VII вв.). М., 1974.
•' Удальцова 3. В., Осипова К. А. Отличительные черты феодальных отношений
в Византии.— ВВ, 1974, № 36.
Удальцова 3. В. Проблемы типологии феодализма в Византии.— В кн.: Проблемы
социально-экономических формаций, М., 1975.
Удальцова 3. В. Византия и Западная Европа: типологические наблюдения.—
ВО, 1977.
Удальцова 3. В. Некоторые нерешенные проблемы истории византийской куль-
туры.— ВВ, 1980, № 41.
Удальцова 3. В., Литаврин Г. Г. Древняя Русь и Византия. М., 1980.
203
* Удальцова 3. В., Хвостова К. В. Социальные и экономические структуры
в Поздней Вйзантии (К вопросу об изменении положения крестьянства в Византийской
империи в XIII—XIV вв.).— В кн.: Взаимосвязь социальных отношений и идеологии
в средневековой Европе. М., 1983.
' Успенский К. Н. Очерки по истории Византии. М., 1917.
4 Успенский Ф. И. История Византийской империи. Спб.— М.— Л., 1913—1948,
т. I—III.
Успенский Ф. И. К истории крестьянского землевладения в Византии.— ЖМНП,
1883, ч. 225.
Фихман И. Ф. Оксиринх — город папирусов. М., 1976.
Франчес Э. Исчезновение корпораций в Византии.— ВВ, 1969, № 30.
Фрейберг Л. А., Попова Т. В. Византийская литература эпохи расцвета. IX—XV вв.
М., 1978.
Фрейденберг М. М> Городская община в Далмации X—XI вв. и ее античный
аналог.— ЕВ, 1977, № 2.
Хвостова К. В. Особенности аграрно-правовых отношений в поздней Византии
(XIV—XV вв.). М., 1968.
Хвостова К. В. Количественный подход в средневековой социально-экономической
истории. М., 1980.
Хрохова В. Типологические особенности византийского феодального общества.—
ВВ, 1979, № 40.
Чекалова А. А. Сенаторская аристократия Константинополя в первой половине
VI в.— ВВ, 1972, № 33.
JHraepMaH Е. М. Кризис рабовладельческого строя в западных провинциях Рим-
ской империи. М., 1957.
Штаерман Е. М. Эволюция античной формы собственности и античного горо-
да.— ВВ, 1973, № 34.
Штаерман Е. М. Древний Рим: проблемы экономического развития. М., 1978.
Юго-восточная Европа в эпоху феодализма.— Сб. докладов. Кишинев, 1973.
Якобсон А. Л. Средневековый Крым. Л., 1964.
Ahrweiller Н. Byzance et la mer. P., 1965.
Ahrweiller H. Etudes sur les structures administratives et sociales de Byzance.
L., 1971.
Ahrweiller H. L’ideologie politique de Tempire byzantin. P., 1975.
Angold H. Byzantine government in exile. Oxford, 1975.
Beck H. G. Das byzantinische Jahrtausend. Munchen, 1982.
Beitrage zur byzantinischen Geschichte im 9—11 Jahrhundert. Praha, 1979.
Browning R. lustinian and Theodora. L., 1975.
Byzanz im 7 Jahrhundert. Probleme eme der herausbildung des byzantinischen
Feudalismus. B., 1978.
Dagron G. Naissance dune capitale. Constantinople. P., 1975.
Feluga J. Byzantium on the Balkans. Amsterdam, 1976.
Hrochova V. Byzantska mesta ve 13—15 stoleti. Proha, 1967.
Hunger H. Reich der Neuen Mitte. Graz, Wien, Koln, 1965.
Jannopulos P. A. Societe a profane Byzance au VII, VIII et IX-e siecles. P., 1972.
Laiou — Thomadakis A. E. Peasant Society in the Late Byzantine Empire. A Social
and Demographic Study. Princeton, 1977.
Lemerle P. The agrarian history of Byzantium from origins to the twelth century.
Galway, 1979.
Matschke С. P. Die Schlacht bei Ankara und das Schiksal von Byzanz [Studien
zur spatbyzantinische Geschichte zwischen 1402 und 1422]. Weimar, 1981.
Obolensky D. The Byzantine Commonwealth. Eastern Europe. 500—1453. L., 1974.
Ostrogorsky G. Byzantine Cities in the Early Middle Ages.— DOP, 1959, № 13.
Ostrogorsky G. Geschichte des byzantinischen Staates. Munchen, 1963.
204
Ostrogorsky G. Observations on the Aristocracy in Byzantium.— DOP, 1971, № 25.
Patlagean E. Pauvrete economique et pauvrete sociale a Byzance. 4- 7-e siecles.
P., 1977.
Stein E. Histoire du Bas-Empire. P., Brux., Amst., 1949, v. 12.
Svoronos N. Societe et organisation inlerieur dans L’empire byzantin au Xl-e
siecle—les principaux problemes.— Proc, of the Xill-th Int. Congr. of Byz. Studies. L., 1967.
Vacalopulos A. The Origin of Grock Nation, The Byzantine Period. 1204—1461.
New-Brunswick, 1970.
Velkov V. Cities in Thrace and Dacia in Late Antiquity, Amsterdam, 1977.
Vryonis Sp. The Decline of Medieval Hellenism in Asia Minor. Bercley, 1971.
Werner E. Die Geburt einer Grossmacht — die Osmanen. 1300—1481. B., 1979.
Werner E. Stadt und Geistesleben im Hochmittelalter 111 bis 13 Jahrhundert].
Weimar, 1980.
Weis G. Antike und Byzanz: die Kontinitat der Geselschaftsstrutur.— Historische
Zeitschrift, 1977, B. 224.
Zakythinos D. Bysantinische Geschichte. 324—1081. Munchen, 1980.
СПИСОК ПРИНЯТЫХ СОКРАЩЕНИЙ
АДСВ — Античная древность и средние века
ВВ Византийский Временник
ВДИ — Вестник древней истории
ВИ — Вопросы истории
ВО — Византийские очерки
СВ — Средние века
DOP — Dumbarton Oaks Papers
JOB — Jahrbuch der Osterreichischen Byzantinistk
EB — Etudes Balkaniques
HZ — Historische Zeitschrift
ОГЛАВЛЕНИЕ
Введение..................................... 3
L Ранняя Византия. IV—VII вв. . . . 7
Глава 1. Рождение Византии ... . . . . 7
Глава 2. Византия в IV—V ю. . . . . . . 20
Глава 3. Византия в VI — начале VII в.. . . . 51
II. Византия в VII—XI вв................. 68
Глава 4. Византия в VII — середине IX в. Иконо-
борчество ........................... . 68
Глава 5. Становление феодальных отношений
(вторая половина IX—XI в.) . . . . 97
III. Феодальная Византия. XII—XV вв.140
Глава 6. Эпоха Комнинов ........ 140
Глава 7. Поздневизантийский феодализм . . . 171
Заключение.............................. 196
Рекомендуемая литература . ...............200
Список принятых сокращений ....... 206
Георгий Львович Курбатов
ИСТОРИЯ ВИЗАНТИИ
(От античности к феодализму)
Заведующая редакцией Т. Г. Липкина
Редактор Н. В. Павлова
Младший редактор Н. Н. Матвеева
Художник Э. А. Марков
Художественный редактор Т. А. Коленкова
Технический редактор 3. А. Муслимова
Корректор Л. Э. Ганненко
ИБ № 3773
Изд. № ИСТ-353. Сдано в набор 24.04.84.. По дп. в печать 19.10.84.
А—11338. Формат 60x84*/is* Дум« книжно-журнальная. Гарниту-
ра тайме. Печать офсетная. Объем 12,09. усл. печ. л. + форзац
0,23 усл. печ. л., 24,87 усл. кр.-отт., 15,11 уч.-изд. л. + форзац
0,38 уч.-изд. л. Тираж 37 000 экз. Зак. № 1684. Цена 80 коп.
Издательство «Высшая школа», 101430, Москва, ГСП-4,
Неглинная ул., д. 29/14
Республиканская ордена «Знак Почета» типография им. Анохина
Государственного комитета Карельской АССР по делам
издательств, полиграфии и книжной торговли. 185630,
Петрозаводск, ул. Правды, 4.
ON WhmFfAN VINirVtKoMtKSfl
’ ftafrit ftnntae Aujtrtim*» фгм ft
prmr Vr*^i Л ям aofriXJDt
Ow*«»n PO«ff Mdjt ««<•» pft«
________key rr™1?**__________
РАЗВАЛИН^ ИППОДРОМА
no изображению 1450 г._____
CIPCI Jivt Н1П0СТМ1
<~0*<\AtftnOpoh!din at) ,”sr
F'«utrКи/рЛу
judh rfh^uuf
a»t>c fut>9 f*vrbi
tfl fWbvt
wiiifc
80 к