Журнал "Вопросы истории", 1994 №04

О. Ю. Васильева - Русская православная церковь в 1927-1943 годах

Ю. Н. Достовалов - Российский посольский этикет XVI - XVII веков

В. А. Дьяков - А. Вежбицкий. Споры о польской душе

А. С. Мартынов - Л. С. Переломов. Конфуций: жизнь, учение, судьба

В. И. Фрейдзон - И. Очак. Хорватско-русские связи. Вторая половина XIX - начало XX века

Автор: Искендеров А.А.

Теги: журнал вопросы истории

ISBN: 0042—8779

Год: 1994

Похожие

Журнал "Вопросы Истории", 1996 №5-6

Вопросы истории №2 за 1994 год

Журнал "Вопросы истории", 1965 № 3

Вопросы истории №06 за 1966 год

Текст

3
ISSN 0042—8779
ВОПРОСЫ
ИСТОРИИ
'кин
am,
\ л
4 /Q4
Ж/ ftJp Jt

4/94
ВОПРОСЫ
ИСТОРИИ
ЕЖЕМЕСЯЧНЫЙ ЖУРНАЛ
Выходит
с 1926 года
ТОО
РЕДАКЦИЯ
ЖУРНАЛА
«ВОПРОСЫ
ИСТОРИИ»
МОСКВА
СОДЕРЖАНИЕ
ПОЛИТИЧЕСКИЙ АРХИВ XX ВЕКА
Кронштадтская трагедия 1921 года (Вступительная
статья В. П. Наумова и А. А. Косаковского) . . 3
СТАТЬИ
М. Мэтьюз — Ограничения свободы проживания
и передвижения в России (до 1932 года) .... 22
О. Ю. Васильева — Русская православная цер¬
ковь в 1927—1943 годах 35
ИСТОРИЧЕСКИЕ ПОРТРЕТЫ
Д. И. Вдовиченко — Тургут Озал 47
ВОСПОМИНАНИЯ
Мемуары Никиты Сергеевича Хрущева 63
ИСТОРИЯ И СУДЬБЫ
Генерал А. И. Деникин — Очерки русской смуты 80
ВЛАСТЬ И ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ
«Дело» молодых историков (1957—1958 гг.) 106

ИСТОРИКИ О ВРЕМЕНИ И О СЕБЕ
А. А. Корнилов — Воспоминания 136
ИСТОРИКИ РУССКОГО ЗАРУБЕЖЬЯ
Н. Ульянов — Комплекс Филофея (Вступительная
статья В. И. Дурновцева) 150
СООБЩЕНИЯ
Чхан Чхи Хек — Российско-южнокорейские связи
на рубеже XX и XXI веков 163
ЛЮДИ. СОБЫТИЯ. ФАКТЫ
В. Л. Янин — Феноменальные находки Новгородс¬
кой археологической экспедиции в полевом се¬
зоне 1993 года 170
Ю. Н. Достовалов — Российский посольский эти¬
кет XVI—XVII веков 172
ИСТОРИОГРАФИЯ
A. Б. Мазуров — И. Я. Фроянов. Мятежный Новго¬
род. Очерки истории государственности, социа¬
льной и политической борьбы конца IX — нача¬
ла XIII столетия 175
Б. М. Шпотов — А. В. Полетаев, И. М. Савельева.
Циклы Кондратьева и развитие капитализма
(опыт междисциплинарного исследования) ... 178
B. А. Дьяков — А. Вежбицкий. Споры о польской
душе 179
A. С. Мартынов — Л. С. Переломов. Конфуций:
жизнь, учение, судьба 181
B. И. Фрейдзон — И. Очак. Хорватско-русские свя¬
зи. Вторая половина XIX — начало XX века . . 184
ПИСЬМА В РЕДАКЦИЮ
А. Ф. Васильев — Имелись ли объективные при¬
чины поражения Красной Армии в 1941 году? 187

ПОЛИТИЧЕСКИЙ АРХИВ XX ВЕКА
Кронштадтская трагедия 1921 года
На протяжении многих десятилетий кронштадтские события 1921 г. трак¬
товались как мятеж, подготовленный белогвардейцами, эсерами, меньшеви¬
ками и анархистами, которые опирались на активную поддержку импери¬
алистов. Утверждалось, что действия кронштадтцев были направлены на
свержение советской власти, что в мятеже приняли участие матросы отдель¬
ных кораблей и часть гарнизона, находившегося в крепости. Что же касает¬
ся руководителей партии и государства, то они якобы делали все, чтобы
избежать кровопролития, и лишь после того, как обращения к матросам
и солдатам крепости с предложением отказаться от своих требований
остались без ответа, было решено применить насилие. Крепость была взя га
штурмом. При этом победители остались в высшей степени гуманными
к побежденным. К расстрелу были приговорены лишь наиболее активные
участники мятежа, преимущественно бывшие офицеры. В дальнейшем же
репрессии в отношении участников мятежа не проводились *. Изучение
архивных документов, многие из которых были не доступны исследова¬
телям, позволяет опровергнуть подобный взгляд.
В начале 1921 г. политическая обстановка в России обострилась. Значи¬
тельная часть крестьянства и рабочих, оставаясь на позициях поддержки
советской власти, не только все более определенно выражала протест
против монополии большевиков на политическую власть, но и предприни¬
мала попытки ее ликвидации силой оружия. Подавляющее большинство
населения отвергало экономическую политику большевиков, которая вела
к голоду и разрухе. Повсеместно возмущение вызывал произвол боль¬
шевиков, который чинился ими под лозунгом утверждения диктатуры
пролетариата, а по сути дела, диктатуры большевистской партии.
В конце 1920 — начале 1921 г. вооруженные восстания охватили Запад¬
ную Сибирь, Тамбовскую, Воронежскую губернии, Среднее Поволжье, Дон,
Кубань. Большое число антибольшевистских крестьянских формирований
действовало на Украине. В Средней Азии все шире развертывалось созда¬
ние вооруженных отрядов националистов. К весне 1921 г. восстания полы¬
хали по всей с гране. Все более взрывоопасной становилась ситуация в горо¬
дах. Не хватало продовольствия, многие заводы и фабрики закрывались
из-за нехватки топлива и сырья, рабочие оказывались на улице, некоторые
из них устремлялись в деревню и на юг страны.
Особенно тяжелое положение в начале 1921 г. сложилось в крупных
промышленных центрах, и прежде всего в Москве и Петрограде. Были
сокращены нормы выдачи хлеба, отменены некоторые продовольственные
3

пайки, возникла угроза голода. В то же время не прекращали своей
деятельности заградительные отряды, конфисковывавшие продовольствие,
ввозимое в город частными лицами. Обострился топливный кризис. 11
февраля 1921 г. было объявлено о закрытии до 1 марта 93 петроградских
предприятий. Среди них значились такие гиганты, как Путиловский, Се-
строрецкий, «Треугольник» и другие. Выброшенными на улицу оказались
около 27 тыс. человек. Все это до предела накаляло социальную атмосферу
в бывшей столице.
21 февраля состоялось собрание на Трубочном заводе и была принята
резолюция с требованием перехода к народовластию. В ответ на это
исполком Петросовега постановил закрыть завод и объявить о перерегист-
рации всех служащих и рабочих. Волнения рабочих стали перерастать
в открытые беспорядки. Утром 24 февраля около 300 рабочих Трубочного
завода вышли на улицу. К ним присоединились рабочие других фабрик
и заводов Петрограда. На Васильевском острове собралась толпа, насчиты¬
вавшая приблизительно 2500 человек. Не полагаясь на красноармейцев,
власти направили для ее разгона красных курсантов. Толпа была рассеяна.
Во второй половине дня состоялось экстренное заседание бюро Петро¬
градского комитета РКП(б), которое квалифицировало волнения на заводах
и фабриках города как «мятеж». На следующий день в городе было введено
военное положение.
Вечером 27 февраля открылось расширенное заседание пленума Пет¬
роградского совета, в работе которого принял участие прибывший из
Москвы председатель ВЦП К М. И. Калинин. Выступивший на заседании
комиссар Балтийского флота Н. Н. Кузьмин обратил внимание собра¬
вшихся на тревожные признаки в настроении экипажей флота. Ситуация
становилась все более угрожающей. 28 февраля состоялось заседание
политбюро ЦК РКП(б), на котором обсуждалось положение в Москве
и Петрограде. Первоочередной задачей было признано подавление по¬
литической оппозиции. ЧК провела аресты меньшевиков и эсеров. В числе
арестованных в Петрограде оказался и один из руководителей мень¬
шевистской партии Ф. И. Дан.
Волнения в Петрограде, антибольшевистские выступления в других
городах и регионах страны не могли не повлиять на настроения моряков,
солдат и рабочих Кронштадта. К середине февраля общая численность
корабельных команд, военных моряков береговых частей, вспомогательных
подразделений, дислоцированных в Кронштадте и на фортах, превышала 26
тыс. человек. Моряки Кронштадта, являвшиеся главной опорой большеви¬
ков в октябрьские дни 1917 г., одними из первых поняли, что советская
власть оказалась, по существу, подменена властью партийной, а идеалы, за
которые они боролись, преданы забвению.
Власти принимали меры к тому, чтобы волна недовольства не до¬
катилась до Кронштадта. В крепости была создана разветвленная осведо¬
мительная служба, осуществлявшая наблюдение за настроением и поведе¬
нием военных и гражданских лиц. К концу февраля общее число осведоми¬
телей дошло до 176 человек. В регистратуре осведомительной части было
зарегистрировано 2554 человека, большинство из которых обвинялось
в контрреволюционной деятельности 3.
Несмотря на принимавшиеся меры, социально-политическая атмосфе¬
ра в крепости накалялась. Слухи о событиях в Петрограде, доходившие до
Кронштадта, были противоречивыми. Для выяснения истинных причин
и масштабов волнений в город были направлены делегации из числа
личного состава кораблей и частей, дислоцированных в крепости. 27 фев¬
раля, вернувшись из Петрограда, делегаты доложили общим собраниям
своих команд о причинах волнений рабочих, а также моряков линкоров
«Гангут» и «Полтава», стоящих на Неве. 28 февраля моряки линейных
кораблей «Петропавловск» и «Севастополь» созвали собрание и приняли
резолюцию, которую вынесли на обсуждение представителей всех кораблей
и военных частей Балтийского флота. Резолюция эта была, в сущности,
призывом к правительству соблюдать права и свободы, провозглашенные
4

большевиками в октябре 1917 года. Она не содержала призывов к све¬
ржению советского правительства, а была направлена против всевластия
большевиков.
Днем 1 марта на Якорной площади Кронштадта состоялся митинг,
собравший, по различным сведениям, до 16 тыс. человек. Проведение
митинга в этот дейь было традицией, связанной с годовщиной февральской
революции. Митинг официально являлся общим собранием 1-й и 2-й бригад
линейных кораблей. Руководители Кронштадтской военно-морской базы
рассчитывали, что в ходе митинга им удастся переломить настроение
матросов и солдат гарнизона. На трибуне находились председатель Кронш¬
тадтского совета П. Д. Васильев, Н. Н. Кузьмин и М. И. Калинин. Они
пытались убедить собравшихся отказаться от политических требований.
Однако участники собрания подавляющим большинством голосов поддер¬
жали резолюцию моряков линейных кораблей «Петропавловск» и «Сева¬
стополь».
Было решено разоружить коммунистов, не согласных с принятой резо¬
люцией и угрожавших силой оружия усмирить недовольных, а также уси¬
лить охрану крепости.
Сразу после митинга состоялось заседание парткома большевиков
крепости, на котором обсуждался вопрос о возможности вооруженного
подавления сторонников принятой резолюции. Однако все собравшиеся
пришли к выводу, что достаточного количества надежных частей, которые
можно использовать для этого, в Кронштадте нет. Обсуждалось предложе¬
ние арестовать «зачинщиков». Однако и аресты, отмечал А. И. Грибов,
являвшийся тогда начальником Особого отделения, «проводить в тот мо¬
мент не было возможности в силу политических событий, т. к, это могло
вызвать бунт, да тогда и нельзя было выделить зачинщиков из массы».
М. И. Калинин, видя сложившуюся ситуацию, распорядился перед
отъездом из Кронштадта сосредоточить оставшиеся надежные комму¬
нистические части в наиболее важных пунктах крепости, пообещав, что
сразу по приезде в Петроград он «примет все меры к сосредоточению
сил на берегах у Ораниенбаума и Сестрорецка», для «применения ре¬
прессивных мер извне» 3.
2 марта в Доме просвещения в Кронштадте (бывшее Инженерное
училище) собрались представители, выбранные на делегатское собрание.
Его открыл С. М. Петриченко — писарь с линкора «Петропавловск». Деле¬
гаты избрали президиум из пяти беспартийных. Главным на собрании стал
вопрос о перевыборах Кронштадтского совета, тем более, что полномочия
прежнего его состава уже заканчивались. Первым выступил Кузьмин. Воз¬
мущение вызвали его слова, что коммунисты добровольно от власти не
откажутся, а попытки разоружить их приведут к тому, что «будет кровь».
Его поддержал выступивший затем Васильев.
Большинством голосов собрание выразило недоверие Кузьмину и Ва¬
сильеву. Внезапно поступило сообщение, что коммунисты крепости го¬
товятся к сопротивлению. В связи с этим было решено срочно создать
Временный революционный комитет (ВРК) для поддержания порядка
в Кронштадте. Его обязанности взял на себя президиум и председатель
делегатского собрания Петриченко. Требования кронштадтцев, сформули¬
рованные в принятой 1 марта резолюции, представляли собой серьезную
угрозу не советам, а монополии большевиков на политическую власть.
Лозунги матросов, солдат и рабочих крепости почти дословно повторяли
политические требования петроградских рабочих. Таким образом власть
в Кронштадте без единого выстрела перешла в руки ревкома. Он взял
на себя подготовку выборов в совет путем тайного голосования, пред¬
оставив право участвовать в них и вести свободную агитацию всем по¬
литическим силам. Советские учреждения в городе продолжали работать.
С гордостью считая, что в Кронштадте заложен первый камень в основание
третьей революции, члены ВРК, в подавляющем большинстве бывшие
рабочие и крестьяне, были глубоко уверены в поддержке их борьбы тру¬
дящимися Петрограда и всей страны. 3 марта ВРК, выдавая желаемое
5

за действительное, оповестил кронштадтцев о том, что в Петрограде проис¬
ходит «всеобщее восстание». Между тем реакция даже петроградских рабо¬
чих на события в Кронштадте была далеко неоднозначной.
Часть рабочих под влиянием агитационно-пропагандистской кампа¬
нии, развернутой властями в условиях военного положения, негативно
восприняла действия кронштадтцев. Сыграли свою роль слухи, что во главе
«мятежа» стоит якобы царский генерал, что матросы исполняют роль
статистов, и т. п. К тому же массы устали от войны, от периодически
вводимых «военных» и «осадных» положений, сопровождавшихся, как пра¬
вило, усилением репрессий и «чистками», проводившимися ЧК. События же
в Кронштадте, по мнению многих, означали новый виток террора. Непри¬
язненное отношение к кронштадтским событиям объяснялось и тем, что
для некоторой части питерцев Кронштадт являлся своего рода символом
анархии, а матросы как бы персонифицировали собою новый государствен¬
ный порядок. В то же время определенная часть петроградского пролетари¬
ата, симпатизировавшая кронштадтцам, призывала поддержать их. Такие
настроения были характерны в первую очередь для рабочих Балтийского,
Кабельного, Трубочного заводов, других предприятий города.
Однако подавляющее большинство питерцев осталось индифферент¬
ным к событиям в Кронштадте. Такие настроения отражали политическую
пассивность значительной части населения, существовавшую еще до
революции.
Начало волнений в крепости сопровождалось развалом большевистс¬
ких ячеек военных и гражданских организаций Кронштадта. На январь 1921
г. они насчитывали 2680 членов и кандидатов в члены РКП(б). В ВРК,
в ревтройки, в редакцию «Известий ВРК» стали поступать как индивиду¬
альные, так и коллективные заявления о выходе из партии большевиков.
Многие просили опубликовать их заявления в газете. Почти целиком
вышла из партии организация линкора «Петропавловск». Очень много
заявлений поступило от рабочих промышленных предприятий города, об¬
служивавших флот.
Среди многочисленных томов следственных дел о вышедших из рядов
РКП(б) есть, например, дело 15 членов политотдела Кронштадтской крепо¬
сти и базы. Значительно усилился выход из нее после начала артиллерийс¬
ких обстрелов Кронштадта и его первого штурма. Выход из партии продол¬
жался вплоть до последнего штурма Кронштадта, когда всем было ясно,
что осажденные обречены. Полностью распалась 41 партийная организация
Кронштадта.
Всего за время кронштадтских событий из РКП(б) вышло около 900
человек. Большинство из них стали коммунистами в годы гражданской
войны. Однако были и такие, кто связал свою жизнь с партией еще
в октябрьские дни 1917 года. Из 42 человек Кронштадтского крепостного
минного отряда, вышедших из партии, 39 вступили в нее в 1919, один—
в 1918 и два — в 1917 году. 2 марта было организовано Временное бюро
Кронштадтской организации РКП в составе Я. Ильина, Ф. Первушина
и А. Кабакова, которое призвало коммунистов Кронштадта к сотрудниче¬
ству с ВРК.
Известия о событиях в Кронштадте вызвали резкую реакцию советс¬
кого руководства. Делегация кронштадтцев, прибывшая в Петроград для
разъяснения требований матросов, солдат и рабочих крепости, была аресто¬
вана. 4 марта Совет труда и обороны утвердил текст правительственного
сообщения о событиях в Кронштадте, опубликованного 2 марта в газетах.
Движение в Кронштадте объявлялось «мятежом», организованным фран¬
цузской контрразведкой и бывшим царским генералом Козловским, а резо¬
люция, принятая кронштадтцами — «черносотенно-эсеровской». Давая та¬
кую характеристику событиям, власти учитывали тогдашнюю социально-
политическую психологию масс, и прежде всего пролетариев. Допуская
возможность обновления политических институтов в социалистических
рамках, основная часть рабочих крайне негативно относилась к попыткам
восстановить монархию. Поэтому одно упоминание о царском генерале, да
6

еще связанном с империалистами Антанты, могло дискредитировать крон¬
штадтцев и их программу. Уже после падения Кронштадта сам Козловс¬
кий, командовавший артиллерией крепости, говорил: «Коммунисты исполь¬
зовали мою фамилию, чтобы представить восстание в Кронштадте в свете
белогвардейского заговора только потому, что я был единственный гене¬
рал, находившийся в крепости».
3 марта Петроград и Петроградская губерния были объявлены на
осадном положении. Эта мера была направлена скорее против возможных
антибольшевистских демонстраций питерских рабочих, чем против кронш¬
тадтских матросов.
Без предварительного следствия, по первому, еще не проверенному,' ,
сообщению ВЧК, поставлением Совета труда и обороны, которое подписа¬
ли В. И. Ленин и Л. Д. Троцкий, «бывший генерал Козловский и его спод¬
вижники объявлялись вне закона». За этим последовали репрессивные акты
в отношении их родственников. 3 марта в Петрограде были произведены
аресты лиц, совершенно не причастных к кронштадтским событиям. Их
брали в качестве заложников. В числе первых была арестована семья
Козловского: его жена и четыре сына, младшему из которых не было и 16
лет. Вместе с ними были арестованы и сосланы в Архангельскую губернию
все их родственники, в том числе и дальние.
Брать заложников продолжали и после того, как Кронштадт пал.
Арестовывали родственников руководителей ВРК, военных специалистов,
которые ушли из Кронштадта в Финляндию. 14 апреля в качестве залож¬
ников были арестованы проживавшие в Гомельской губернии П. И. Петро-
ченко, крестьянин 65 лет, неграмотный, и два его сына. Их доставили на
Лубянку, но вскоре выяснили, что никакого отношения к председателю
Кронштадтского ВРК Петриченко они не имеют. Жена члена ВРК Г.
Тукина была арестована в мае.
- . Кронштадтцы добивались открытых и гласных переговоров с властя¬
ми, однако позиция последних с самого начала событий была однозначной:
никаких переговоров или компромиссов, мятежники должны быть жестоко
наказаны. Парламентеров, которые направлялись восставшими, арестовы¬
вали. Предложение обменяться представителями Кронштадта и Петрогра¬
да осталось без ответа. В печати была развернута широкая пропагандистс¬
кая кампания, искажавшая суть происшедших событий, всячески насажда¬
вшая мысль о том, что восстание — дело рук царских генералов, офицеров
и черносотенцев. Звучали призывы «обезоружить кучку бандитов», засе¬
вших в Кронштадте.
4 марта было опубликовано воззвание Комитета обороны Петрограда
«Достукались. К обманутым кронштадтцам», которое, по существу, яв¬
лялось ультиматумом. Кронштадт вынужден был либо принять его, либо
защищаться. Он выбрал второе. 4 марта в Кронштадте состоялось заседа¬
ние делегатского собрания, на котором присутствовало 202 человека. По
предложению Петриченко состав ВРК был увеличен с 5 до 15 человек.
В связи с прямыми угрозами со стороны властей силой расправиться
с кронштадтцами ВРК обратился к военным специалистам — офицерам
штаба — с просьбой помочь организовать оборону крепости. 5 марта
договоренность о совместных действиях ВРК и штаба крепости в ор¬
ганизации обороны была достигнута. Военные специалисты предложили, не
ожидая штурма крепости красноармейскими частями, самим перейти в на¬
ступление. Они настаивали на захвате Ораниенбаума, Сестрорецка с тем,
чтобы расширить базу восстания. Однако на все предложения первыми
начать военные действия ВРК ответил решительным отказом.
Власти в это время готовились силой оружия подавить восстание. Уже
утром 3 марта во все части, на корабли Балтфлота был направлен приказ,
в котором всем комиссарам предписывалось находиться на местах; запре¬
щались собрания в присутствии посторонних лиц; всех, замеченных в агит¬
ации против советской власти, предлагалось арестовывать, а при сопротив¬
лении применять силу. Власти приняли меры, чтобы полностью изолиро¬
вать Кронштадт от внешнего мира, закрыть доступ в Петроград морякам
7

и красноармейцам Кронштадта. Почти все попытки кронштадтцев доста¬
вить в Петроград какие-либо сведения о событиях в крепости разбивались
о тщательное патрулирование береговой линии материка. Перлюстрирова¬
лись все письма, направлявшиеся из крепости и в крепость.
5 марта отдается приказ об оперативных мерах по ликвидации «мяте¬
жа». Была восстановлена 7-я армия под командованием М. Н. Тухачевс¬
кого, которому предписывалось подготовить оперативный план штурма
и «в кратчайший срок подавить восстание в Кронштадте». Штурм крепости
был назначен на 8 марта. Именно в этот день после нескольких переносов
должен был открыться X съезд РКП(б). Это не случайное совпадение,
а вполне продуманный шаг, предпринятый с определенным политическим
расчетом. Подготовка штурма и день его начала держались в секрете, но
Ленин в докладе на съезде намекнул, что, возможно, к вечеру 8 марта
придут новости из Кронштадта. Советские военные руководители были
уверены, что с «мятежом» будет покончено одним ударом. Их мнение
разделял и Ленин.
Руководство партии понимало необходимость уступок, в том числе
замены продразверстки продналогом, разрешения торговли. Накануне съез¬
да были подготовлены соответствующие документы с тем, чтобы вынести
их на обсуждение. Между тем именно эти вопросы являлись одними из
основных в требованиях кронштадтцев. Казалось, возникла основа для
переговоров. Однако советское правительство отвергло такую возможность
и, более того, принимая под давлением общественных сил решение об
изменении внутренней политики, считало необходимым упредить этот шаг
карательной акцией против тех, кто осмелился открыто и дерзко выдвинуть
от имени народа назревшие требования. Большевики тем самым хотели
показать, что у них есть свое представление о том, как должны осуществ¬
ляться изменения в экономической политике. Вместе с тем они отдавали
себе отчет в том, что эти изменения потребуют известных реформ в полити¬
ческой жизни. Расправа над кронштадтцами показала бы границы отступле¬
ния в этой области.
В требованиях кронштадтцев гораздо большее значение имел призыв
к ликвидации монопольной власти большевиков. Карательная акция про¬
тив Кронштадта должна была показать, что любые политические реформы
не затронут основ этой монополии. В день открытия съезда, когда Ленин
должен был объявить о повороте в экономической политике, предполага¬
лось нанести беспощадный удар по Кронштадту. Через несколько месяцев
эта политика нашла выражение в ленинских словах: «Надо именно теперь
проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком
сопротивлении они не смели и думать» 4.
Если бы X съезд РКП (б) открылся 6 марта, то есть в ранее назначенное
время, объявленный на нем в первый же день поворот в экономической
политике мог изменить ситуацию в Кронштадте, повлиять на настроение
матросов: они ждали выступления Ленина на съезде. Тогда, возможно,
не понадобился бы штурм. Но, видимо, такого хода событий и не
хотели в Кремле. Давая послабление, большевики намеревались показать
силу и «проучить» тех, кто вздумал бы им сопротивляться. Кронштадт
стал для Ленина также инструментом, с помощью которого он придал
убедительность требованиям устранить всякую внутрипартийную борьбу,
обеспечить единство РКП(б) и соблюдение жесткой партийной дисциплины.
Именно феномен Кронштадта лег в основу аргументации о «недопу¬
стимости какой бы то ни было фракционности» в партии и проекта
резолюции «О единстве партии».
Как известно, надежды сокрушить восстание уже в день открытия
X съезда РКП(б) не оправдались. Понеся большие потери, советские войска
отступили на исходные рубежи. Одна из основных причин этой неудачи
крылась в настроениях красноармейцев, которых бросали на лед Финского
залива для штурма крепости. Дело дошло до прямого неповиновения
красноармейцев, их выступлений в поддержку Кронштадта. В полосе насту¬
пления Южной группы отказался подчиниться приказу штурмовать кре¬
8

пость 561-й полк. На Северном участке с большим трудом удалось заста¬
вить наступать отряд петроградских курсантов, считавшийся самой боеспо¬
собной частью войск Северной группы.
Между тем волнения в воинских частях усиливались. Красноармейцы
отказывались идти на штурм Кронштадта, звучали призывы «бить ком¬
мунистов». Власти боялись, что восстание перекинется на весь Балтийский
флот. Было принято решение приступить к отправке «ненадежных» моряков
для прохождения службы в других акваториях страны, подальше от Кронш¬
тадта. До 12 марта на Черное море было отправлено 6 эшелонов с моря¬
ками балтийских экипажей, представлявших собой, по мнению советского
командования, наиболее «нежелательный элемент». Были приняты меры
и на случай, если вдруг по пути следования эшелонов на юг ехавшие в них
моряки поднимут мятеж. С этой целью усиливалась охрана железных
дорог, вокзалов, для чего были подтянуты дополнительные воинские части
и несколько бронепоездов. Во время прохождения эшелонов полностью
исключалась возможность контактов моряков с местным населением.
Чтобы заставить воинские части наступать, советскому командованию
пришлось прибегать не только к агитации, но и к угрозам, устрашению.
Создается мощный репрессивный механизм, призванный переломить на¬
строение красноармейцев (полевые выездные сессии реввоентрибунала, чре¬
звычайные революционные тройки, осведомители в каждой воинской ча¬
сти). Ненадежные части разоружались и отправлялись в тыл, а тех, кого
считали зачинщиками, расстреливали. Приговоры к высшей мере наказания
«за отказ от выполнения боевого задания», «за дезертирство» следовали
один за другим. Их приводили в исполнение немедленно, иногда поясняя,
что так делается ввиду «особых условий, сложившихся в городе Кронштад¬
те, и для поддержания революционного порядка». Для морального устра¬
шения расстреливали публично. Красноармейцы, производившие экзеку¬
ции, расписывались в актах о расстреле, тем самым как бы скрепляя себя
кровью с людьми, вынесшими приговор. Неграмотные красноармейцы
против своей фамилии ставили в этом случае крестики.
Подтягивались на исходные позиции считавшиеся наиболее надежными
части. С 10 марта в районе станции Лигово сосредоточивалась 27-я
Омская стрелковая дивизия, вызванная с Западного фронта, имевшая
хорошую боевую подготовку и с успехом сражавшаяся против колчаковцев
и на польском фронте. Но по прибытии ее в 235-м Невельском, 236-м
Оршанском и 237-м Минском полках 79-й бригады началось брожение.
Красноармейцы заявили, что они не будут штурмовать Кронштадт. Эти
части удалось разоружить, начались аресты. Судила красноармейцев чре¬
звычайная тройка 1-го Особого отделения Особого отдела Охраны фин¬
ляндской границы.
Процедура расправы была предельно упрощена: после короткого до¬
проса обвиняемому сразу же выносили приговор. Только 14 марта постано¬
влением чрезвычайной тройки был приговорен к расстрелу 41 красноармеец
237-го Минского полка. 15 марта та же участь постигла 33 красноармейцев
Невельского полка. Приговоры приводились в исполнение немедленно
и для устрашения остальных зачитывались «всем ротам и командирам».
Воинские части, которым предстояло штурмовать Кронштадт, были навод¬
нены осведомителями, собиравшими сведения о степени надежности крас¬
ноармейцев, особенно в тех частях, где ранее имелись проявления прокрон-
штадтских настроений и неповиновения приказам командования.
В ночь на 17 марта после интенсивного артиллерийского обстрела
крепости, начался новый ее штурм. Когда стало ясно, что дальнейшее
сопротивление бесполезно и кроме дополнительных жертв ни к чему не
приведет, по предложению штаба обороны крепости защитники ее решили
уходить из Кронштадта. Запросили правительство Финляндии, может ли
оно принять гарнизон крепости. После получения положительного ответа,
начался отход к финскому берегу, обеспечиваемый специально сформиро¬
ванными отрядами прикрытия. Несмотря на ожесточенные бои части Се¬
верной группы не смогли перерезать пути отступления кронштадтцев.
9

В результате в Финляндию успели перейти около 8 тыс. человек. Финскую
границу перешли почти все члены кронштадтского ВРК и штаба обороны.
К утру 18 марта крепость оказалась в руках красноармейцев. Советское
руководство не посчиталось с тем, что штурм крепости приведет к огром¬
ным потерям. Власти скрыли количество погибших, .пропавших без вести
и раненых красноармейцев. Нет обобщающих сведений и о числе жертв
среди защитников Кронштадта. Многие из погибших на балтийском льду
даже не были преданы земле. С таянием льда возникла опасность зараже¬
ния акватории Финского залива. В конце марта в Сестрорецке на встрече
представителей Финляндии и советской России решался вопрос об уборке
трупов, оставшихся в Финском заливе после боев.
Началась расправа над гарнизоном Кронштадта. Само пребывание
в крепости во время восстания считалось преступлением. Все матросы
и красноармейцы прошли через военный трибунал. На каждого из них
составлялся протокол допроса. Обязательным был вопрос об участии в вос¬
стании. Специальная запись в протоколе фиксировала, где арестован под¬
следственный. Почти отсутствуют в протоколах отметки, что кто-то из них
захвачен с оружием в руках. Пленных среди осужденных не было, гак как их
расстреливали на месте. Под страхом наказания запрещалось даже оказы¬
вать помощь раненым матросам, которые после штурма оставались на
балтийском льду и улицах Кронштадта.
Прошло несколько десятков открытых судебных процессов. Особенно
жестоко расправлялись с моряками линкоров «Севастополь» и «Петропав¬
ловск». Уже самого нахождения на них было достаточно для того, чтобы
быть расстрелянным. На открытом судебном заседании выездной сессии
Окружного революционного военного трибунала Петроградского военного
округа при Южной группе в Кронштадте 20 марта решалось дело по
обвинению 13 человек с линкора «Севастополь» в «мятеже» и вооруженном
восстании. Всех обвиняемых приговорили к расстрелу. Один из самых
крупных открытых процессов над моряками восставших линкоров состоял¬
ся I—2 апреля. Перед ревтрибуналом предстало 64 человека. 23 из них
приговорили к расстрелу, остальных к 15 и 20 годам тюрьмы.
20 марта на заседании чрезвычайной тройки слушалось дело по обвине¬
нию 167 моряков линкора «Петропавловск» «в активном участии в Кронш¬
тадтском мятеже». Всех приговорили к расстрелу. На следующий день по
постановлению чрезвычайной тройки было расстреляно 32 моряка с «Пет¬
ропавловска» и 39 с «Севастополя», а 24 марта по постановлению тройки
расстреляли еще 27 моряков.
В ходе следствия от каждого арестованного требовали прежде всего
назвать «сообщников». После их ареста от них требовали ответа на
тот же вопрос. Таким образом ускорялось движение репрессивного ма¬
ховика. Между тем подавляющее большинство представших перед судом
не принимало активного участия в обороне крепости. Путем массового
террора власти стремились раз и навсегда покончить с возможностью
повторения антибольшевистских выступлений. Атмосфера террора и без¬
закония, постоянная угроза ареста привели к тому, что многие кончали
жизнь самоубийством.
К лету 1921 г. только президиумом Петроградской губчека, коллегией
Особого отдела охраны финляндской границы республики, чрезвычайной
тройкой Кронштадтского Особого отделения Особого отдела охраны фин¬
ляндской границы и реввоентрибуналом Петроградского военного округа
к высшей мере наказания были приговорены 2103 человека и к различным
срокам наказания 6459 человек. 1464 человека хотя и были освобождены,
обвинение с них снято не было.
С особым пристрастием карательные органы преследовали тех, кто во
время кронштадтских событий вышел из РКП(б). Людей, «состав преступ¬
ления» которых заключался только в сдаче партийных билетов, безоговоро¬
чно относили к разряду политических врагов и судили, хотя некоторые из
них являлись участниками революции 1917 года. Были арестованы члены
Временного бюро Кронштадтской организации РКП. Им не простили
10

призыва к кронштадтским коммунистам поддержать действия ВРК. По
приговору чрезвычайной тройки шестерых членов Временного бюро приго¬
ворили к, расстрелу, а те кронштадтские коммунисты, которые были оз¬
накомлены с текстом «Воззвания Временного Бюро» до его опубликования
в «Известиях ВРК», получили по 5 лет принудительных работ.
Осужденных было так много, что вопросом о создании новых концент¬
рационных лагерей специально занималось политбюро ЦК РКП(б), Рас¬
ширение мест заключения было вызвано не только событиями в Кронштад¬
те, но и общим ростом числа арестованных по обвинению в контрреволю¬
ционной деятельности, а также пленных военнослужащих белых армий.
С весны 1922 г. началось массовое выселение жителей Кронштадта.
1 февраля приступила к работе эвакуационная комиссия. До 1 апреля 1923 г.
она зарегистрировала 2756 человек, из них «кронмятежников» и членов их
семей — 2048, не связанных своей деятельностью с крепостью — 516 чело¬
век. Первая партия в 315 человек была выслана уже в марте 1922 года. Всего
же за указанное время было выслано 2514 человек, из которых 1963 — как
«кронмятежники» и члены их семей; 388 — как не связанные с крепостью.
Советское руководство знало о характере кронштадтского движения,
его целях, руководителях, о том, что никакого активного участия ни эсеры,
ни меньшевики, ни империалисты в нем не принимали. Однако объективная
информация тщательно скрывалась от населения и вместо нее предлагалась
фальсифицированная версия о том, что кронштадтские события были де¬
лом рук эсеров, меньшевиков, белогвардейцев и международного импери¬
ализма, хотя ВЧК каких-либо данных на сей счет найти не удалось.
Официальную версию власти рассчитывали подтвердить фактами в хо¬
де публичного процесса над «мятежниками». Предполагалось, что наряду
с их руководителями показания будут давать лица, связанные с западными
разведками, представители оппозиционных партий, деклассированные эле¬
менты. В качестве главных обвиняемых на процессе должны были высту¬
пить председатель ВРК Петриченко и генерал Козловский. Что касается
деклассированного элемента с уголовным прошлым, то выбрать его из
матроСско-солдатской массы в это время было нетрудно. Сложнее было со
«шпионом Антанты». На роль же эсера лучше других подходил бывший
священник С. Путилин, работавший во время кронштадтских событий в ре¬
дакции «Известий ВРК».
После того как основные обвиняемые на предполагавшемся процессе
были определены, ЧК сфабриковала «свидетельские показания» каждого из
них. Однако главных фигур предполагаемого процесса задержать не уда¬
лось, вследствие чего ЧК не стала заниматься и поиском «шпиона Антан¬
ты». Идея организации открытого судебного процесса таким образом
провалилась.
Публикуемые ниже документы, большинство из которых ранее не
выходило в свет, извлечены из фондов Российского государственного ис¬
торического архива (РГИА), Российского центра хранения и изучения до¬
кументов новейшей истории (РЦХИДНИ), Центрального архива службы
контрразведки Российской Федерации (ЦАСКРРФ), Архива Президента
Российской Федерации (АПРФ), Российского государственного военного
архива (РГВА), Архива внешней политики Российской Федерации (АВПРФ)
МИД России, Библиотеки-архива Колумбийского университета (США).
Публикацию, вступительную статью к ней и примечания подготовили
В. П. НАУМОВ и А. А. КОСАКОВСКИЙ.
Авторы выражают искреннюю благодарность руководителям и со¬
трудникам указанных архивов за помощь и содействие, оказанное им
в работе над публикацией.
Наумов Владимир Павлович — доктор исторических наук, ответственный секретарь Комиссии
при Президенте Российской Федерации по реабилитации жертв политических репрессий;
Косаковский Александр Альбертович — кандидат исторических наук, специалист-эксперт от¬
дела по вопросам реабилитации жертв политических репрессий.

Примечания
1. История ВКП(б). Краткий курс. М. 1940, с. 239; Советская Историческая энциклопедия.
Т. 8. М. 1965, с. 178 179; История КПСС. Т. 4. Кн. первая. М. 1970, с. 13 - 14; Советская
Военная энциклопедия. Т. 4. М. 1977, с. 479- 480; Большая советская энциклопедия.
Т. 13. М. 1973, с. 480; Гражданская война и военная интервенция в СССР. Энциклопедия.
М. 1983, с. 306.
2. ЦАСКРРФ, ф. 114782, т. 269, л. 5.
3. ЦАСКРРФ, ф. 114728, т. 175, л. 5, 7 9.
4. Известия ЦК КПСС, 1990, № 4, с. 193.
Причины волнений и требования матросов, солдат
и рабочих Кронштадта
№ 1
Записка Н. И. Подвойского, К. А. Мехоношина,
Н. И. Муралова, М. С. Кедрова, В. Р. Менжинского,
Г. Г. Ягоды в Центральный Комитет РКП(б)
В настоящий момент общее положение Р. С. Ф. С. Р. рисуется нам
в следующем виде:
1) Крестьянские восстания, происходящие ныне в целом ряде районов,
требуют к себе исключительного внимания со стороны партии. Эти восста¬
ния несомненно являются только началом широкого мелкобуржуазного
движения против пролетариата. Нынешние крестьянские восстания отлича¬
ются от прежних тем, что они имеют организованность и план (см. про¬
грамму Комитета Крестьянского Союза и газету Антонова).
2) Между тем, пролетарские массы в главнейших центрах (Москва,
Петроград и др.) в данный момент в гаком состоянии, что без осуществле¬
ния со стороны партии самого действительного и революционного влияния
на них они не только не способны противопоставить свою организован¬
ность выходящему из-под влияния пролетарского государства крестьянст¬
ву, но и сами пр№ дальнейшем ухудшении экономического положения
неизбежно выйдут из-под влияния Р. К. П. и даже могут под влиянием
антисоветских партий выступить против Советской власти (нарастание
забастовочного движения, появление синдикалистских настроений, усиле¬
ние влияния антисоветских партий).
3) В то же время положение внутри самой партии, с особенной ярко¬
стью выявившееся в последней дискуссии о профсоюзах, и небывалое еще
понижение влияния ее на пролетариат, особенно за последнее время, благо¬
даря систематическому сокрытию от масс действительного состояния рес¬
публики, требует самых спешных и решительных мер но укреплению парт¬
ии и приведению ее в боевой и революционный порядок. В связи с этим
следует отметить наблюдающееся крайне вредное направление партийной
мысли, особенно среди руководящих кругов партии, выражающееся в стре¬
млении объяснить все паши неудачи и зачастую неспособность справляться
с поставленными задачами исключительно объективными условиями.
4) Что касается Красной Армии, то завершившийся первый период
гражданской войны и последовавшая демобилизация вызвали крайнее осла¬
бление армии и все более и более понижают ее боеспособность, сводя ее
в отдельных случаях к нулю. В таком состоянии Красная Армия не может
быть надежным оплотом Советской власти. Вместе с тем, изменившееся
положение в республике коренным образом изменяет и самый характер
12

военных задач на ближайшее время (вместо борьбы с белогвардейщиной,
организованной в военном отношении, борьба с крестьянскими восстани¬
ями)... В связи с этим обнаруживается несоответствие для этих задач самой
системы органов управления Красной Армии.
Указанные факты требуют:
а) Немедленно образовать при Ц. К. Временную военную комиссию
под председательством одного из членов Ц. К. для приведения партии
в положение, соответствующее создавшейся обстановке.
б) В первую очередь Комиссии обратить внимание на коммунистичес¬
кие части (Отряды особого назначения), поднять их боеспособность, очи¬
стить их от неустойчивых элементов и создать на каждом заводе и фабри¬
ке — стойкие пролетарские ядра.
в) Этой же Комиссии обследовать Красную Армию и выработать
мероприятия для приведения ее в состояние, соответствующее поставлен¬
ным задачам.
Подвойский, Мехоношип, Муралов, Кедров, Менжинский, Ягода
Москва. 13 февраля 1921 года
РЦХИДНИ, ф. 17, оп. 84, д. 265. л. 1-3.
№ 2
Из доклада начальника Информационной части
2-го Отделения Отдела охраны финляндской
границы республики о деятельности
информационной части
Информационная или осведомительная служба имеет целью собирать
сведения и осведомлять Отдел о всех сторонах жизни войск, главнейших
учреждений и организаций, имеющих военное значение для республики.
Деятельность Информационной части 2-го Отделения Особого Отдела
распространяется на все морские и береговые воинские части, их штабы,
военные и советские учреждения, заводы и предприятия, работающие на
военные нужды, расположенные в районе морской крепости Кронштадт.
Для успешной борьбы с контрреволюционными выступлениями Ин¬
формационная часть должна быть своевременно осведомлена о настроении
частей войск, служащих различных учреждений, рабочих и населения.
С этой целью установлена связь с частями войск, учреждениями и заводами
через посредство осведомителей для систематического наблюдения о на¬
строении масс. Полученные таким образом сведения дают возможность
своевременно пресечь попытки контрреволюционных выступлений и вспы¬
шек, а в случае же возникновения таковых помогают быстро ориен¬
тироваться и принять соответствующие меры. Кроме того одной из
главных задач Информационной части является выявление лиц и ор¬
ганизаций, подозреваемых в военном шпионаже и вообще в контрре¬
волюционной деятельности.
Материал, получаемый от осведомителей о жизни и настроении воинс¬
ких частей, о существующих ненормальностях, об обнаружении подозри¬
тельных лиц, проверяется Уполномоченными, суммируется, оформляются
и составляются систематические информационные бюллетени, которые пре¬
провождаются в Особый Отдел...
Успешное и быстрое исполнение всех заданий, возложенных на Инфор¬
мационную часть, затрудняется в значительной степени многими сущест¬
венными препятствиями, как-то: недостаток сотрудников, ощущаемый
в продолжение всего времени существования Особотделения, и главная
причина, особенно тормозящая работу, это неотзывчивость, отсутствие
желания и стремления у большинства партийных работников принять уча¬
стие в работе в области осведомления, несмотря даже на циркулярное
письмо Ц. К. Р. К. П., призывающее всех коммунистов быть осведоми¬
телями Особых Отделов...
13

Несмотря однако же на весьма неблагополучную обстановку и условия,
при которых приходится выполнять те или иные работы, путем усиленной
и упорной деятельности все задания выполнялись в достаточной степени
успешно. Связь со всеми воинскими частями и проч. пунктами установлена
и систематически поддерживается через посредство осведомителей, име¬
ющихся в каждом из вышеназванных пунктов.
Общее количество осведомителей, которых удалось завербовать, со¬
ставляет 176 человек. Все они по силе возможности и по своим способ¬
ностям осведомляли, собирая те или иные сведения, нужные для Особот-
деления. Необходимо отметить, что осведомители все без исключения
работают без удовлетворения их каким-либо вознаграждением. Путем осве¬
домительной работы в воинских частях, учреждениях и среди рабочих было
обнаружено 153 чел. подозрительных, за коими велось или ведется наблю¬
дение, в различных преступлениях контрреволюционного характера, как-то:
саботаж, антисоветская агитация среди'масс и проч...
Благодаря деятельности Информационной части удалось выяснить
много ненормальностей и недостатков в воинских частях, а также и причи¬
ны таковых явлений, причем всегда ставились в известность должностные
лица с предложением о необходимости урегулирования существующих
ненормальностей, то же сообщалось и в центр. Посредством наблюдения
в большинстве случаев удавалось обнаружить лиц, сеющих недовольство
в массах на почве различных недостатков, что давало возможность своевре¬
менно принять меры к предотвращению волнения массы, каковые явления
неоднократно грозили произойти среди рабочих порохового завода, среди
эстонцев и латышей, имеющих стремление уволиться из военной службы,
в некоторых командах военных кораблей на почве продовольствия и от¬
пусков, причем во всех данных случаях наблюдалось участие лиц, задавав¬
шихся целью сеять недовольство в массу и возбуждать волнение. В данных
случаях всегда принимались меры к обнаружению деятельности подозри¬
тельных лиц и изолированию их от масс.
Одной из важнейших задач Информчасти является наблюдение за
охраной крепости, боевых складов и сооружений, выявлять качество бдите¬
льности караулов и все недостатки, существующие в охране.
При Информационной части существует регистратура, имеющая цель
вести регистрацию всех дел, заведенных в Особотделении разыскиваемых
лиц и лиц, обвиняемых в каких-либо преступлениях. Общее количество
разыскиваемых, зарегистрированных в регистратуре составляет 2554 чел.
преимущественно контрреволюционеры.
В целях тщательного и успешного наблюдения за лицами, имевшими
офицерское звание в старой армии, производится регистрация командного
состава гарнизона крепости и собираются данные о характеристике каж¬
дого лица в отдельности, что в случае надобности дает возможность вполне
расшифровать ту или иную личность.
По имеющимся данный, общее количество комсостава крепости со¬
ставляет 1143 чел., в красноармейских частях находится 609 чел., остальные
534 принадлежат к морским частям.
В красноармейских частях командный состав подразделяется на следу¬
ющие группы: бывш. офицеров старой армии 252 чел., из них коммунистов
24 чел., красных офицеров 31 чел., из коих коммунистов 22 чел., лиц
медицинского персонала и проч. службы 356 чел., среди них 99 чел. ком¬
мунистов, бывших у белых 16 чел., отбывавших наказание или бывших под
следствием 38 чел., находившихся под подозрением и взятых под надзор
в своих частях 57 человек.
В морских частях бывших офицеров 141 чел., коммунистов среди них
7 чел. и бывших у белых 9 человек.
В настоящее время особенно острых недостатков в Информационной
части не ощущается.
Начальник Информационной части
24 февраля 1921 года. Крепость Кронштадт.
ЦАСКРРФ, ф. 114728, т. 269, л. 5-506.
14

№ 3
Приказ Военного Совета (Комитета обороны)
Петроградского укрепленного района № 1
у Петроград, 25 февраля 1921 года.
Для проведения военного положения, водворения революционного по¬
рядка в районах, в каждом районе создается революционная тройка под
председательством районного организатора соответствующего районного
партийного комитета.
Все приказания и распоряжения революционной тройки в области
военно-административной для всего населения района обязательны.
Все воинские силы, расположенные на территории района, подчиняют¬
ся соответствующей революционной тройке и могут быть использованы
в каждом отдельном случае с разрешения Военного Совета.
Приказ вводится в жизнь с момента его опубликования.
Военный Совет (Комитет обороны) Петроградского укрепленного района
Командующий войсками П. В. О. Авров
Член Военного Совета М. Лашевич
Петроградская правда, 26.11.1921.
№ 4
Протокол № 93 заседания Политбюро Ц. К. РКП
от 28 февраля 1921 года
Присутствовали: Ленин, Троцкий, Сталин, Крестинский, Радек, Бухарин,
Рыков, Артем
1.
Слушали:
О топливном
положении
2.
О положении в
Москве
3. О назначении
командующего
войсками Мос¬
ковского воен¬
ного округа
Постановили:
1. а) Вызвать немедлено в Москву тт. Пятакова
и Фрунзе для переговоров с ними с целью выяснить
возможность поставить одного из них во главе всего
топливного дела в республике.
б) Дать директиву от ЦК печати, чтобы, не прекра¬
щая деловой критики, поддерживать всеми силами энер¬
гию, бодрость и преданность топливных работников.
2. а) Назначить т. Троцкого председателем Коми¬
тета обороны гор. Москвы (вопрос переносится по
требованию т. Троцкого на Пленум ЦК).
б) Поручить т. Ленину поставить во главу угла
оценки положения сегодняшнее сообщение т. Зиновье¬
ва о листках, найденых в Петрограде и обнаружива¬
ющих характер контрреволюционной агитации.
в) Поручить т. Троцкому составить официаль¬
ное сообщение о событиях в Петрограде и Москве,
а равно проект письменных директив печати.
г) Меньшевиков не освобождать, поручить Чека
усилить аресты среди меньшевиков и с. р., не исключая
одиночек рабочих, особенно в тех случаях, когда они
выделяются своей активностью.
д) Срочно запросить ВЧК о деятельности анар¬
хистов и других несоветских партий в связи с тепереш¬
ними контрреволюционными выступлениями.
е) Вызвать немедленно т. Дзержинского в Москву.
3. Назначить т. Муралова на должность команду¬
ющего войсками Московского военного округа.
15

4. а) Дать сегодня директиву Наркомпроду о том,
что по серьезнейшим политическим соображениям не¬
обходимо напрячь все силы, чтобы поддержать город
Петроград и его гарнизон в течение минимум 3-х
недель на нынешнем пайке.
б) Предложить ВСП пересмотреть вопрос
о предоставлении Питеру 7 продмаршрутов в Сибирь
с тем, чтобы эти маршруты заблаговременно продви¬
гали к Екатеринбургу и Тюмени.
в) Поручить СТО сегодня же ассигновать фонд
до десяти милионов рублей золотом на закупку пред¬
метов первой необходимости для рабочих, поручив
Наркомвнешторгу послать с этой целью специальную
делегацию за границу для ускорения и привлечь в эту
делегацию представителя от ВЦСПС.
РЦХИДНИ, ф. 17, oil. 3, д. 136, л. 1—2.
№ 5
I
Резолюция
общего собрания команд 1-й и 2-й бригад линейных
кораблей, состоявшегося 1 марта 1921 г.
Заслушав доклад представителей команд, посылаемых общим собрани¬
ем команды с кораблей в гор. Петроград для выяснения дел в Петрограде,
постановили:
1) Ввиду того, что настоящие советы не выражают волю рабочих
и крестьян, немедленно сделать перевыборы советов тайным голосованием,
причем перед выборами провести свободную предварительную агитацию
всех рабочих и крестьян.
2) Свободу слова и печати для рабочих и крестьян, анархистов, левых
социалистических партий.
3) Свободу собраний и профессиональных союзов и крестьянских объ¬
единений.
4) Собрать не позднее 10 марта 1921 г. беспартийную конференцию
рабочих, красноармейцев и матросов гор. Петрограда, Кронштадта и Пет¬
роградской губернии.
5) Освободить всех политических заключенных социалистических парт¬
ий, а также всех рабочих и крестьян, красноармейцев и матросов, заключен¬
ных в связи с рабочими и крестьянскими движениями.
6) Выбрать комиссию для пересмотра дел заключенных в тюрьмах
и концентрационных лагерях.
7) Упразднить всякие политотделы, так как ни одна партия не может
пользоваться привилегиями для пропаганды своих идей и получать от
государства средства для этой цели. Вместо них должны быть учреждены
с мест выбранные культурно-просветительные комиссии, для которых сред¬
ства должны отпускаться государством.
8) Немедленно снять все заградительные отряды.
9) Уравнять паек для всех трудящихся, за исключением вредных цехов.
10) Упразднить коммунистические боевые отряды во всех воинских частях,
а также на фабриках и заводах разные дежурства со стороны коммунистов,
а если таковые дежурства или отряды понадобятся, то можно назначать
в воинских частях с рот, а на фабриках и заводах по усмотрению рабочих.
11) Дать полное право действия крестьянам над своею землею, так как
им желательно, а также иметь скот, который содержать должен и управлять
своими силами, т. е. не пользуясь наемным трудом.
12) Просим все воинские части, а также товарищей военных курсантов
присоединиться к нашей резолюции.
4. Предложение
тов. Зиновьева
в связи с общим
положением
16

13) Требуем, чтобы все резолюции были широко оглашены печатью.
14) Назначить разъездное бюро для контроля.
15) Разрешить свободное кустарное производство собственным тру¬
дом.
Резолюция принята бригадным собранием единогласно при 2 воздер¬
жавшихся.
Председатель Бригадного собрания Петриченко
Секретарь Перепелкин
Известия Временного Революционного Комитета матросов, красноармейцев
и рабочих г. Кронштадта, 3.III.1921.
№ 6
Обращение к населению крепости и гор. Кронштадта
Товарищи и граждане! Наша страна переживает тяжелый момент.
Голод, холод, хозяйственная разруха держат нас в железных тисках
вот уже три года. Коммунистическая партия, правящая страной,
оторвалась от масс и оказалась не в силах вывести ее из состояния
общей разрухи. С теми волнениями, которые в последнее время
происходили в Петрограде и Москве и которые достаточно ярко
указали на то, что партия потеряла доверие рабочих масс, она
не считалась. Не считалась и с теми требованиями, которые предъявлялись
рабочими. Она считает их происками контрреволюции. Она глубоко
ошибается.
Эти волнения, эти требования голос всего народа, всех тру¬
дящихся. Все рабочие, моряки и красноармейцы ясно в настоящий
момент видят, что только общими усилиями, общей волей трудящихся
можно дать стране хлеб, дрова, уголь, одеть разутых и раздетых,
и вывести республику из тупика. Эта воля всех трудящихся, кра¬
сноармейцев и моряков определенно выполнялась на гарнизонном
митинге нашего города во вторник 1-го марта. На этом митинге
единогласно была принята резолюция корабельных команд 1 и 2 бригад.
В числе принятых решений было решение произвести немедленно
перевыборы в Совет. Для проведения этих выборов на более спра¬
ведливых основаниях, а именно так, чтобы в Совете нашло себе
истинное представительство трудящихся, чтобы Совет был деятельным
энергичным органом.
2 марта с. г. в доме просвещения собрались делегаты всех морских,
красноармейских и рабочих организаций. На этом собрании предлагалось
выработать основы новых выборов с тем, чтобы затем приступить к мир¬
ной работе по переустройству Советского строя, но ввиду того, что имелись
основания бояться репрессий, а также вследствие угрожающих речей пред¬
ставителей власти, собрание решило образовать Временный Революцион¬
ный Комитет, которому и передать все полномочия по управлению горо¬
дом и крепостью.
Временный Комитет имеет пребывание на лин. кор. «Петропавловск».
Товарищи и граждане! Временный Комитет озабочен, чтобы не было
пролито ни единой капли крови. Им приняты чрезвычайные меры по
организации в городе, крепости и на фортах революционного порядка.
Товарищи и граждане! Не прерывайте работ. Рабочие! Оставайтесь
у станков, моряки и красноармейцы в своих частях и на фортах. Всем
советским работникам и учреждениям продолжать свою работу. Времен¬
ный Революционный Комитет призывает все рабочие организации, все
мастерские, все профессиональные союзы, все военные и морские части
и отдельных граждан оказать ему всемерную поддержку и помощь. Задача
Временного Революционного Комитета дружными и общими усилиями
организовать в городе и крепости условия для правильных и справедливых
выборов в новый Совет.
17

Итак, товарищи, к порядку, к спокойствию, к выдержке, к новому
честному социалистическому строительству на благо всех трудящихся.
Кронштадт, 2 марта 1921 г. лин. кор. «Петропавловск»
Председатель Вр. Рев. Комитета Петриченко
Секретарь Тукин
Известия Временного Революционного Комитета матросов,
красноармейцев и рабочих гор. Кронштадта. 3.III.1921
№ 7
Обращение Временного Революционного Комитета
к крестьянам, рабочим и красноармейцам
Товарищи и граждане! В Кронштадте 2 марта 1921 года на основании воли
широких рабочих масс, моряков и красноармейцев, власть в городе и крепости
от коммунистов перешла без единого выстрела в руки Временного Революци¬
онного Комитета. Широкие массы трудящихся поставили себе целью общими
дружными усилиями вывести республику из того состояния разрухи, с которой
не могла справиться коммунистическая партия. В городе создан образцовый
порядок. Советские учреждения продолжают работать. Предстоит произвести
выборы в Совет на основании тайных выборов. Временный Революционный
Комитет имеет пребывание на линейном корабле «Петропавловск».
Товарищи и граждане! Призываем вас последовать нашему примеру.
В единении сила.
Мы знаем, что питерские рабочие измучены голодом и холодом.
Вывести страну из разрухи сможете только Вы, совместно с моряками
и красноармейцами. Коммунистическая партия оставалась глухой к Вашим
справедливым, идущим из глубины души требованиям.
Временный Революционный Комитет убежден, что Вы, товарищи, Вы,
рабочие, крестьяне, моряки и красноармейцы поддержите Кронштадт.
Рабочие, моряки и красноармейцы! Установите между собою прочную,
непрерывную связь. Берите из своей среды верных и преданных общему
делу делегатов, снабдите их полномочными мандатами на немедленное
проведение в жизнь требований грудящихся.
Не поддавайтесь нелепым слухам, что будет в Кронштадте власть
в руках генералов и белых. Эго неправда. Она выполняет только волю всего
трудового народа.
Немедленно свяжитесь с Кронштадтом. В Кронштадте вся служба
связи в руках Временного Революционного Комитета.
Товарищи рабочие, моряки и красноармейцы! Ваша судьба в Ваших
руках. Наступил момент, когда Вы призваны к тому, чтобы вывести страну
из создавшейся разрухи и осуществить на деле завоеванные с такими
жертвами нрава на свободную жизнь.
Вы, товарищи, давно уже ждали новой жизни, ждали безнадежно.
Коммунистическая партия не дала ее Вам. Так создайте же ее сами.
Временный Революционный Комитет г. Кронштадта призывает Вас,
товарищи, рабочие, красноармейцы и моряки, оказать ему поддержку.
Председатель Вр. Революционного Комитета Петриченко
Секретарь Тукин
Кронштадт. 3 марта 1921 года. Лин. кор. «Петропавловск»
НАС КРРФ. ф. II472K. 1. К), и. 2. т. 2S.
№ 8
Братья железнодорожники!
Настал судный день. Против тиранов, насильников и спекулянтов подняли
знамя Свободы кронштадтские моряки. Свою кровь, свои жизни понесли мы на
алтарь свободы, счастья и великого будущего русского рабочего и крестьянина.
18

Три года мы смотрели на разгул тиранов и спекулянтов, три года
смотрели на голод, холод, вымирание и выбивание русского народа, три
года наши отцы в деревне несли свой пот для тиранов, три года мы умирали
на фронтах. Пришло время сказать тиранам: «довольно». Пусть наша
смерть даст народу свободу. Мы решили умереть, но братья-железнодо¬
рожники, если вы не поддержите нас, то наша кровь упадет на ваши головы,
а проклятия закабаленного русского народа будете слышать до самой
смерти. Умирая рабами, вы пожалеете о своей нерешительности. Поддер¬
жите нас. Только железнодорожники могут спасти русский народ.
Мы просим поддержать скромные требования, предъявленные Сове¬
там:
1) Избирательное право для всех, равное для крестьян и рабочих.
2) Тайное голосование, чтобы голосующий мог выбирать в советы по
совести, а не по принуждению. Тогда не попадут прохвосты в советы.
3) Раскрепощение в праве питания через вольные кооперации, чтобы
государство не имело возможности играть на голоде рабочих.
4) Свобода печати для раскрытия преступлений должностных лиц, для
раскрытия злоупотреблений правящих спекулянтов.
5) Свобода слова и агитаций, чтобы каждый честный рабочий мог
безбоязненно сказать правду.
6) Свобода собраний.
7) Отмена смертной казни, этого гнусного учреждения тиранов.
8) Закрытие всех ЧЕКА, оставление лишь уголовной милиции и судов.
9) Отмена всех преимуществ коммунистам.
10) Свобода перехода на работу из одного учреждения в другое.
11) Демобилизация армии, которая нужна в деревне. Задержка в демо¬
билизации вызовет недосев и полную голодовку в городах.
12) Роспуск трудовой армии — этого нового вида закрепощения рабо¬
чего и крестьянина в работе.
13) Свобода передвижений по железным дорогам и водным путям
всех граждан.
14) Право рабочим вести непосредственный товарообмен с крестьяна¬
ми и снятие заградительных отрядов — этих новых железнодорожных
разбойников.
15) Свобода закупок товаров заграницей рабочим кооперациям, чтобы
избежать посредничества правительственных спекулянтов, наживающих
миллионы на рабочем поту.
16) Для этого оплата рабочим заработка золотом, а не бумажным
хламом.
17) Уничтожение политических отделов этих шпионских организа¬
ций тиранов.
18) Немедленно переизбрание тайным голосованием всех советов
и правительства, чтобы русский рабочий и крестьянин мог иметь
свою власть.
Наши требования скромны. Мы хотим меньше свобод, чем было
их в 1917 году. За эго мы идем умирать. Но мы хотим, чтобы наши
жертвы были недаром принесены. Умираем ли мы в боях, или рас¬
стреливают нас чекисты в подвалах, мы будем посылать вам проклятия,
если вы не поможете нам.
Поддержите наши требования. Приостановите пассажирское и воинс¬
кое движение и вы увидите, что тираны, эти трусливые выродки, купившие
царских генералов для уничтожения рабочих, сбегут и оставят измученный
народ в покое.
Дружно и смело. На всех станциях, на всех пунктах организуйте
секретные революционные тройки. Свяжитесь с заводами, встаньте друж¬
ной стеной и все самозванные царьки убегут, как церковные мыши.
Мы выслали моряков для связи. Но много купленной продажной твари
у тиранов. Наши делегаты могут погибнуть, не связавшись с вами. Поэтому
дорожите каждым новым воззванием, сами распространяйте, действуйте
дружно и смело.
19

Вперед за свободу и счастье наше, наших братьев и отцов, за будущее
детей наших и всей исстрадавшейся родины.
Кронштадтский революционный комитет
ЦАСКРРФ, ф. 114728, т. 10, п. 2, л. 15.
№ 9
Приказ по линейному кораблю «Севастополь»
Кронштадт — 4 марта 1921 г. № 49
1. Решительный момент настал
Сама судьба поставила нас против той власти, которая пользуясь
Вашим именем в продолжении трех лет брала Ваши жизни, лишала Вас
благосостояния, грабила Ваши деревни, бросала в тюрьмы и казнила
десятки тысяч русских людей и отнимала то, ради чего свершилась Фев¬
ральская революция, отнимала все свободы.
2. В этот момент нет колебаний, нет сомнений
Все наши симпатии, вся наша преданность, вся наша любовь должна
принадлежать Временному революционному комитету и вся наша нена¬
висть, все наше презрение и негодование нашим противникам.
С нашего корабля только две дороги: одна к светлому будущему,
к лучшей доле и свободе и к правде. Другая к рабству, к невиданному на
земле рабству, и в этот решительный час наступающей борьбы пусть
каждый из Вас соберет все свое мужество, всю свою стойкость и силу воли
и без страха, без колебаний исполнит го, что велит ему совесть, любовь
к родной деревне и к нашей общей родине России.
Знайте, граждане матросы, что вся многострадальная измученная и ис¬
терзанная Россия с вами.
В эти великие исторические дни она живет с Вами одним желанием,
одной мыслью, одним чувством.
Свершите начатое, и спасибо сердечное скажет Вам русский народ.
Пусть наш корабль проникнется одной великой верой в наше правое
дело, мы свершим то, что еще вчера казалось невозможным.
Итак борьба начата
Отступления нет и быть не может
Каждый от матроса до офицера не за страх, а за совесть исполнит свой долг
и приложит вдвое больше стараний и усилий при исполнении тех обязан¬
ностей, что возлагает на него долг службы командиру.
Председатель Революционного Комитета
ЦАСКРРФ, ф. 114728. т. 10, п. 6, л. 1- 2.
№ 10
Из меморандумов перлюстрированных писем кронштадтцев
г. Кронштадт 1 /III 1921 Губ. Область Кавказск.
от племянника Барского 6 Отдел Ст-цу Тастучевку
Федору Петровичу Барскому
Новости у нас в Кронштадте и в Петрограде каждый день бунты,
потому что городским жителям дают по пол-фунта хлеба в сутки на
душу и им не хватает, а за деньги купить нельзя, а милиция разгоняет,
чтобы не было вольной торговли; так городские жители убили 4-х ми¬
лиционеров, а теперь идут такие бунты, что и небу жарко, не знаю
что будет дальше. Матросы бунтуют. Хотят, чтобы была вольная торговля
и так что весной начнутся бои против коммунистов, потому что здесь
все матросы и красноармейцы не хотят коммуны и кричат «долой коммуну
и давай нам вольную жизнь».
20

г. Кронштадт
Алексей Дмитриевич Исаенко
2/1II 1921 г. Суджа Курской губ.
Замостьянской вол. села Махновки
Дмитрию Васильевичу Исаенко
Настоящее время я переживаю очень опасный момент. Здесь делается
не поймешь что, попросту сказать переворот власти. Если обойдется без
кровопролития, так поживем на свете. 1 марта было собрание матросов
и рабочих. Все крикнули долой коммуну, так что в настоящее время
коммуна лопнула.
ЦАСКРРФ, ф. 114728, т. 243, л. 6, 11, 57.
(Продолжение следует)
Примечания
Подвойский Н. И. (1880 1948) в ноябре 1919 1923 гг. начальник Всевобуча и частей
особого назначения (ЧОН).
Мехоношин К. А. (1889 1938) - в 1921 1926 гг. заместитель начальника и начальник
Всевобуча.
Муралов Н. И. (1877—1937) с марта 1921 г. по март 1924 г. командующий Московским
военным округом.
Кедров М. С. (1878—194!) с марта 1919 г, председатель Особого отдела ВЧК, член
коллегии НКВД.
Менжинский В. Р. (1874 1934) в июле 1920 г. июле 1922 г. начальник Особого отдела
и член коллегии ВЧК.
Ягода Г. Г. (1891—1938) в 1919 1922 гг. член коллегии Наркомата внешней торговли.
С 1920 г. член президиума ВЧК, затем первый заместитель председателя ОГПУ.
Авров Д. Н. (1890 1922) в октябре ноябре 1920 г. апреле 1921 г. командующий
войсками Петроградского военного окру! а. В октябре 1920 г.— марте 1921 г. член Реввоен¬
совета 7-й армии, в марте мае 1921 г. командующий 7-й армии.
Лашевич М. М. (1884- 1928) в феврале 1921 г. член Военного совета Петроградского
укрепленного района.
Крестинский Н. Н. (1883 1938) с августа 1918 г. нарком финансов РСФСР, в 1918- 1921 гг.
член ЦК, в ноябре 1919 г. — марте 1921 г. секретарь ЦК, в марте 1919 г.— марте 1921 г. член
политбюро ЦК РКП(б).
Радек К. Б. (Собельсон) (1885 1939) - после Октябрьской революции работал в Народном
комиссариате иностранных дел, В 1919 1924 гг. член ЦК РКП(б), в 1920 1924 гг. член
Исполкома Коминтерна.
Бухарин Н. И. (1888 1938) -- с конца 1917 г. до 1929 г. редактор газеты «Правда». В 1919—
1929 гг. член Исполкома Коминтерна.
Рыков А. И. (1881 —1938) с апреля 1918 т. председатель ВСНХ. В 1919—1930 гг. член
политбюро ЦК РКП(б), с 3921 г. заместитель председателя СНК и СТО РСФСР.
Артем Ф. А. (Сергеев) (1883 1921) с 1920 г. член ЦК РКП(б). В‘начале 1921 г. возглавил
ЦК Всероссийского союза горнорабочих. Член ВЦИК.
Пятаков Г. Л. (1890 1937) с мая 1920 г. член Реввоенсовета 16-й армии, затем член
Реввоенсовета 6-й армии, затем на хозяйственной работе.
Фрунзе М. В. (1885-1925) с ноября 1920 г. командует войсками Украины и Крыма,
уполномоченный Реввоенсовета при Украинской ССР, член политбюро ЦК КП(б) Укра¬
ины, заместитель председателя СНК УССР. С января 1918 г. член ВЦИК, с 1921 г. член
ЦК РКП(б).
«Петропавловск» (с 31 марта 1921 г. «Мара г») линейный корабль Балтийского флота.
Вступил в строй в декабре 1914 юла. Водоизмещение 23 тыс. тонн; вооружение: 12 305-мм
(в 4 башнях), 16 120-мм и 4 47-мм орудия, 4 торпедных аппарата; экипаж 32 офицера
и 1094 матроса.
«Севастополь» (с 31 марта 1921 г. «Парижская коммуна») линейный корабль Балтийского
флота. Вступил в строй в ноябре 1914 гола. Водоизмещение 23 тыс. тонн; вооружение: 12
305-мм (в 4 башнях), 16 120-мм, 4 47-мм орудия. 4 торпедных аппарата; экипаж 1126 человек.
ВСП Высший совет по железнодорожным перевозкам при СНК. Образован 7 октября
1919 года.

СТАТЬИ
Ограничения свободы проживания
и передвижения в России
(до 1932 года)
М. Мэтьюз
Государственная система личных паспортов, надзора за передвижением
и проживанием, сложившаяся в Российской империи, была крайне тягост¬
ной. Дж. Кеннан, американский наблюдатель конца 80-х годов XIX в.,
включил ограничения свободы передвижения в число главных пороков
административной системы царизма *. Свойственные ей ограничения глубо¬
ко повлияли на характер самого общества. Краткий обзор развития паспор¬
тизации в России помогает также понять позднейшую советскую практику
паспортизации населения.
Дореволюционные энциклопедии обычно относят установление пас¬
портной системы ко времени Петра I. Его политика ставила целью обес¬
печить рекрутирование модернизируемой им армии, а для этого требова¬
лось организовать подушное обложение, пресечь беззакония и утвердить
в обществе такой порядок, чтобы можно было учитывать и удерживать на
месте лиц, подлежащих призыву или обязанных платить подать. Логичес¬
ким продолжением этой политики был надзор за передвижением населения.
Но это все же упрощенное представление, потому что и сам Петр I
унаследовал многочисленные практические ограничения от прошлого. Сре¬
ди них на первом месте, конечно, влияние крепостного права, освященного
Уложением Алексея Михайловича в 1649 году. Уже к концу предшест¬
вующего века имена крестьян были внесены в местные писцовые книги, и те,
кто был приписан к данному сословию или деревне, закреплялись за ними
юридически вместе со всеми родившимися после переписи. Имеются ос¬
нования предполагать, что на русскую практику повлияли ограничения
передвижения населения в Германии, восходящие к XV веку.
Крепостничество в России распространялось путем пожалования име¬
ний, вследствие которого дворяне получали, чаще не временно, а навсегда,
право не только на землю, но и на труд прикрепленных к ней крестьян.
Прикрепление усиливалось круговой порукой и невозможностью для кре¬
стьян изменить свой статус без согласия властей, Срок давности для поиска
и возврата беглых крестьян постепенно был отменен.
Кроме того, играли роль и другие социальные, политические и даже
психологические факторы длительного действия. Среди них можно назвать
централизованный характер Русского государства, пренебрежение властей
Мэтьюз Мервин доцент Сэррейского университета (Англия), автор монографии «Привиле¬
гии в Советском Союзе».
Автор признателен д-ру С. Утехину за ряд ценных замечаний по тексту статьи.
22

понятием «личные права» и трудности в управлении такой огромной и от
крытой для нападения страной. Вызывало опасение и большое количество
подвижных и потенциально враждебных меньшинств (вроде татар и каза¬
ков). Идея внешнего врага также играла роль: уже в раннем Московском
государстве приезд иностранцев был обставлен различными ограничениями
(«проезжая грамота»). Также и иерархическое устройство общества — от
дворянства и духовенства до крепостных крестьян — создавало юридичес¬
кие основания для установления различных степеней свободы проживания
и передвижения людей.
Основы политики Петра I в этой области отразились в некоторых его
указах. По указу от 6 декабря 1714 г. городские домовладельцы были
обязаны извещать квартального надзирателя о всех приезжающих и отъез¬
жающих, а указом от 30 марта 1716 г. проезжающие из города в сельскую
местность и обратно должны были предъявлять проездные документы
полицейским постам 2. В соответствии с указом от 30 октября 1719 г. никто
не имел права переезжать из одного города (или деревни) в другой без
паспорта, выданного начальством; документы, разрешающие проезд, стали
единообразными, и пользование ими — обязательным буквально для всех
путешествующих. В видах борьбы с разбоем было объявлено, что лица, не
имеющие дозволения на проезд, являются либо «недобрыми людьми»,
либо «прямыми ворами». Подушные переписи тяглецов состоялись в 1719
и 1722—1724 годах.
Изданная в 1722 г. Табель о рангах вводила новую классификацию
служилого люда; в каком-то смысле она выглядела прецедентом для рег¬
ламентации в прочих областях. Установленные с Г/24 г. более подробные
правила надзора за передвижением крестьян не допускали их самовольных
отлучек. Лица, не зарегистрированные при проведении переписи, рассмат¬
ривались как беглые или преступники. В результате этих законов крестьяне
вообще лишились всякого права передвигаться без письменного разреше¬
ния от землевладельца или (применительно к государственным крестьянам)
местного начальства. При любых обстоятельствах такие права предостав¬
лялись, как правило, главе семьи, прочие же ее члены обычно не могли
передвигаться без него. «Люди, которые не успели примкнуть к основным
классам общества, избрав себе постоянный род жизни,— писал В. О. Клю¬
чевский,— по указу Петра I обязаны были найти себе господина и положе¬
ние, записаться в подушный соклад за каким-либо лицом либо обществом.
В противном случае, когда они не находили такого лица или общества, их
записывали простым полицейским распоряжением» 3.
Точно оценить последствия этих законов нелегко. При численности
населения России того времени в 14,9 млн., крестьян было 13 млн., горо¬
жан — 600 тыс., помещиков, духовенства и войска — 1,3 млн. человек. Но
налагаемые тяготы были столь велики, что побуждали многих от них
уклоняться. Крестьяне и посадское простонародье искали себе более покла¬
дистых десятских и старались освободиться от подушного оклада; молодые
люди пытались уклониться от воинской повинности, некоторые обраща¬
лись к разбою. Наиболее Часто затрагиваемым предметом в законодатель¬
стве того времени был розыск беглых 4.
В ходе второй и третьей ревизий (1742 и 1762 гг.) попали в крепостную
зависимость многие разряды прежде свободных людей — незаконнорож¬
денные, вольноотпущенники, непомнящие родства, бродяги, дети солдат,
заштатные церковнослужители, приемыши, пленные инородцы и т. п.
В этом отношении обе ревизии продолжали упорядочение общественного
состава населения. Приписка иногда совершалась против воли приписыва¬
емого, и здесь власти допускали множество злоупотреблений. В 1768 г.
система надзора за передвижением получила дополнительное фискальное
значение как средство для сбора казенной паспортной пошлины.
Система эта продолжала развиваться и к середине XIX в. достигла
апогея. На ее рост, возможно, повлияло проведение паспортизации во
Франции в 1792 г., после чего она стала повсеместной на Европейском
континенте. Ее функции применительно к России изложены в «Своде
23

уставов о паспортах и беглых» 1857 года 5. В нем собраны многочисленные
правила, начиная с времени Петра Великого и раньше. Тот факт, что
свод включал не менее 741 статьи (222 страницы убористого текста),
явно показывает его законодательную весомость. К сожалению, каждый,
кто пытается разобраться в нем (как и чиновники того времени), ста¬
лкивается с очевидными пропусками и заведомыми противоречиями.
Пять его разделов содержали правила, охватывающие: 1) паспорта
внутри государства и место жительства, 2) характеристику документов,
3) выдачу паспортов на выезд за границу и соответствующие конвенции
с иностранными государствами, 4) обращение с беспаспортными, бродяга¬
ми, дезертирами и 5) взыскания с дезертиров. Приложения содержали
около 50 страниц образцов бланков и добавлений к предшествующим
статьям, включая договор с Пруссией.
Принцип закрепления за подданным России места жительства отражен
в первой статье свода, со ссылкой на петровский указ от 30 октября 1719
года. «Никто, — гласит статья,— не может отлучиться от места своего
постоянного жительства без узаконенного вида, или паспорта». Таким
образом, считалось, что каждый подданный должен был быть приписан
к определенному месту, и чтобы покинуть его, требовался разрешительный
документ — вид на жительство в городах и местностях, населенных инород¬
цами, в деревне — разрешение душе владельца. Постоянным местом жите¬
льства считалось то, где подданный «обязан службою, или состоит в ведом¬
стве оной», либо где находилось его владение и он постоянно жил, либо где
он жил и был записан в книгах дворянских, городовых или ревизских. Эта
формулировка включала в себя служебную, имущественную и государст¬
венную регистрацию, но о каком-либо личном выборе речи не шло.
В 13 статьях (3—15) дается соответствующая детальная классификация
населения. Специальных указаний в отношении дворянства нет, оно, несмо¬
тря на формулировку ст. 1, едва ли подвергалось ограничениям на основа¬
нии Устава. Духовенству же полагалось жить при своих церквах, мона¬
хам — в своих монастырях, купцам и мелкой буржуазии там, где они
записаны в обывательских книгах. Но если возникла надобность зарегист¬
рироваться в поселениях другого типа, то от них требовался паспорт или
другие документы. Донским и черноморским торговым казакам разреша¬
лось жить только в отведенных им областях; посторонним, как правило,
запрещалось селиться на казачьих землях в Оренбургском районе и в Сиби¬
ри. Ремесленникам и посадским людям полагалось постоянно жить там, где
они ведут свою деятельность или платят налоги.
Трем разрядам крестьян - государственным, удельным и помещи¬
чьим — и дворовым людям следовало жить в тех селениях и местах, где они
записаны в подушный оклад. Это положение особо подкреплялось не менее
чем восемью узаконениями, включая датируемое еще 1733 годом. Однако
государственные и удельные крестьяне, которые приобрели дома в уездных
городах, могли в них жить - с разрешения тех волостных управ, где они
записаны как крестьяне (ст. 11). Это был, очевидно, основной механизм
высвобождения крестьян для работы в ремесленных и торговых кварталах
городов. Отставным солдатам обеспечивалась возможность возвратиться
к себе домой или на свой надел.
Евреи были особенно бесправны; их положению посвящен отдельный
раздел из 23 (16— 38) статей. В то время им обычно разрешалось жить без
ограничений только в семи западных губерниях и в Бессарабии. В дюжине
других местностей и городов евреям жить разрешалось, но с ограничениями
или исключениями. Поселение евреев в Сибири было прекращено «раз
и навсегда». Как правило, их не допускали в большие города и пригранич¬
ные области.
В некоторых местах разрешалось жить тем евреям, которые поселились
там до особо указанной даты либо занимались определенными ремеслами,
особенно строительством дорог и портняжничеством: «Евреям закройщи¬
кам и портным дозволяется иметь жительство при полках и военно-учебных
заведениях во внутренних губерниях на то время, на которое военное
24

начальство заключит с ними контракты, но не более, как по одному такому
еврею на каждый полк и военно-учебное заведение, и притом под строгим
надзором местной полиции, чтобы евреи сии в точности соблюдали поста¬
новленные в законах правила относительно образа жизни их в местах,
находящихся за чертою постоянного жительства евреев. Причем строжайше
воспрещается им заниматься другими промыслами и денежными оборота¬
ми» (ст. 19). Отставные государственные и военные чины из евреев, вместе
со своими детьми, были лишены даже той свободы проживания, какой
пользовались подданные других национальностей.
Что касается передвижения, то, по Уставу 1857 г., оно обычно до¬
пускалось по торговым делам или в связи с иной профессиональной целью.
По личным или филантропическим мотивам путешествовать запрещалось.
Правила и тут делили подданных по социальным, региональным и этничес¬
ким признакам. Дворянам, уволенным со службы, отставным государствен¬
ным чиновникам и пенсионерам некоторых категорий были выданы бес¬
срочные паспорта, позволявшие им свободно передвигаться и жить в лю¬
бом месте без продления паспорта и без уплаты каких-либо пошлин.
Прочие дворяне и чиновники, священники, монахи, почетные граждане
и купцы могли хлопотать о паспорте с определенными сроком действия,
после чего требовалось продление, за значительную плату. Низшие слои
общества, мелкие торговцы, жители западных губерний, крестьяне всех
разрядов и прислуга должны были приобретать печатные («плакатные»)
паспорта, билеты на обыкновенной гербовой бумаге или простые письмен¬
ные виды на жительство, выдаваемые помещиками или хозяевами (ст. 111).
Документы также различались в зависимости от времени отлучки
и расстояния поездки. Простейшие письменные разрешения выдавались на
короткий срок и при передвижении на расстояние до 30 верст. Для отлучки
дальше 30 верст и сроком до 6 месяцев требовался билет на обыкновенной
гербовой бумаге, выданной городской думой, магистратом, ратушей, во¬
лостной управой, удельным правлением, казачьим атаманом или другими
официальными властями. Для отлучки на срок до трех лет и далее 30 верст
полагалось иметь печатные паспорта, выданные теми же или некоторыми
другими государственными учреждениями. Для ряда областей (западные
губернии, казачьи области, Кавказ и Финляндия) существовали дополни¬
тельные ограничения. К отставным воинским чинам, казакам, евреям,
цыганам, некоторым тюркским и кочевым группам населения, иностранцам
и ссыльным применялись правила, несколько измененные в зависимости от
обстоятельств (ст. 216—326).
Путевые документы надо было предъявлять на заставах и шлагбаумах
по пути следования, а по прибытии на место — местной полиции (ст. 327).
По узаконению 1714 г. в городах каждый домовладелец был обязан осведо¬
млять власти о лицах, прибывающих на постой или житье, а также об их
отъезде. Полиция требовала указать имя и род занятий каждого новопри¬
бывшего, его происхождение и национальность (ст. 334). Хозяин дома, не
удосужившийся их зарегистрировать, подвергался штрафу за каждый про¬
пущенный день и каждого человека. В уставе не указывались льготные
периоды (когда можно было не сообщать полиции), за исключением льгот
для Москвы (три дня) и для крестьян и дворовых людей (8 дней). Полиция,
со своей стороны, должна была проводить регистрацию документов без
проволочек и не требуя никакой платы.
Во многих городах, однако, действовал особый режим. Устав 1857
г. содержал 83 статьи о временных билетах на жительство для людей,
прибывших на заработки в Петербург и Москву (процедуры там во многом
совпадали). В Петербурге этим занималась Центральная адресная экспе¬
диция при городской управе благочиния (ст. 350), в Москве — Адресная
контора, находившаяся в ведении военного генерал-губернатора. В Пе¬
тербурге адресная контора состояла из двух отделов: для подданных им¬
перии и для иностранцев (ст. 353). Записаны должны были быть все лица,
которые приехали занять должности по частному найму, включая, конечно,
иностранцев. Примечательно, что главная алфавитная книга служила также
25

в качестве списка работающих по найму и была открыта для общественной
проверки (ст. 390). Нанимателям разрешалось вписывать в эти книги лич¬
ную характеристику нанятых.
Основанием для регистрации служил адресный билет на жительство
в Петербурге, выдаваемый «не иначе как по предъявлении паспорта или
иного вида, который сперва должен быть явлен в квартале, в котором кто
на жительстве находится» (ст. 358, 359). Эти документы полагалось оста¬
вить в адресной экспедиции, их возвращали при отъезде. Плата за выдачу
адресных билетов была небольшая и соответствовала тому или иному из
пяти разрядов обывателей, в зависимости от рода их занятий: от частных
учителей, гувернеров (гувернанток) и иностранных аптекарей до поваров
и чернорабочих. Билеты были разных цветов, в зависимости от принадлеж¬
ности владельца к определенному занятию. Когда человек покидал столицу,
он возвращал билет в обмен на ранее сданные документы. Билеты были
действительны не больше года, но могли возобновляться при соблюдении
тех же формальностей (сг. 388).
Царские власти с повышенной бдительностью следили за лицами, не
зарегистрированными должным образом, и поэтому продолжали действо¬
вать некоторые санкции, введенные еще в XVIII веке. Отлучка от своего
места жительства без надлежащих документов рассматривалась как престу¬
пление; категорий таких преступников было несколько: беспаспортные,
бродяги, беглые, дезертиры. Бродяжничеством считалось передвижение без
ведома властей, без видов на жительство, неспособность доказать свое
состояние, звание или же упорный отказ представить такое доказательство
(ст. 582). Беглыми считались все те, кто отлучился от своих команд,
обществ или помещиков без надлежащего на то разрешения; дезертира¬
ми нижние чины, отлучившиеся от своих команд без позволения и пас¬
порта, выданного своим начальством (ст. 582, 583).
Попавшиеся на этом, а также те, кто предоставил им приют и защиту,
подвергались взысканиям и наказаниям, определенным в Уложении о нака¬
заниях. В большинстве случаев взыскивался штраф (15 копеек в день) за
самовольную отлучку или за использование подложных документов, а так¬
же за укрывательство людей, не имеющих вида на жительство. Лица же,
определенные в особо указанное место жительства но суду или в админист¬
ративном порядке, или сосланные, подлежали в таком случае аресту на срок
до трех месяцев или штрафу до 300 рублей.
Должностным лицам и управам не менее 16 различных категорий
поручалось привлекать нарушителей к судебной ответственности или воз¬
вращать их домой. Ответственность за это возлагалась на местную поли¬
цию, губернаторов и в соответствующих случаях — на военные и церковные
власти. Санкции были подкреплены системой вознаграждений доносите¬
лям -- от скромной суммы в 75 копеек за беглых молодых людей до
заманчивой суммы в 30 рублей за беглых евреев, а также за евреев,
укрывавшихся от рекрутской повинности, если при этом они у евреев же
и укрывались.
Система надзора за передвижением, весьма несправедливая по отноше¬
нию к различным социальным группам, бюрократическая и угнетающая
личность, вызывала возрастающие экономические трудности, поскольку
в промышленности росла потребность в рабочей силе. Сборы за паспорта
легли тяжелым гнетом на бедноту, и перспектива оказаться вне закона из-за
просрочки или неточности документов была невыносима. Жители столич¬
ных городов и промышленных районов, где действовали дополнительные
строгости, несли двойное бремя системы паспортов и видов па жительство.
Подданные Российской империи не имели права путешествовать или
жить за границей, так же как и иностранцы не могли свободно приезжать
в страну. Только незначительное меньшинство населения располагало сред¬
ствами и испытывало потребность отправиться в чужие страны, но кроме
того устав 1857 г. содержал крайне жесткие правила, восходящие главным
образом к более ранним временам. Путешествующими официально могли
быть только лица с дипломатическими, деловыми, культурными и коммер¬
26

ческими интересами за границей, студенты, паломники и нуждающиеся
в медицинской помощи.
В ясных выражениях устав объявлял, что «без паспорта никому, ни под
каким предлогом, даже на богомолье, не дозволяется покидать пределы
Империи, и каждый нарушитель по задержании должен быть водворен на
прежнее место жительства» (ст. 481). Наказание определялось в соответст¬
вии с Уложением о наказаниях (ст. 511).
Русские подданные, желающие выехать за рубеж на время или навсегда,
должны были ходатайствовать перед главноначальствующим в губернии,
городе или перед военной властью о казенном паспорте (ст. 432). Суще¬
ствовало четыре их типа: 1) паспорта для русских подданных, которые по
своему социальному положению, званию или титулу «заслуживают доверия
правительства»; 2) для всех прочих русских подданных; 3) для привилеги¬
рованных иностранцев, желающих въехать в Империю; 4) для всех прочих
иностранцев. В документах для привилегированных персон русских
и иностранцев — значились только их имена; всем прочим вписывались
также личные приметы (ст. 469). Паспорта стоили довольно дорого пять
рублей за полгода пребывания, но эта сумма не увеличивалась, если в пас¬
порт вписывалось еще одно лицо. Суммы от этого сбора шли на пополне¬
ние инвалидного капитала (ст. 478).
Выдача паспортов была обставлена рядом условий. Каждый пред¬
полагаемый путешественник должен был обращаться к местной власти,
предъявляя при этом документ от полиции, удостоверяющий отсутствие
законных препятствий к выезду. Одновременно он был обязан трижды
поместить объявление об отъезде в официальной газете с тем, чтобы
каждый кредитор имел возможность опротестовать отъезд должника. Жи¬
тели небольших городов подавали ходатайство местным властям, чтобы
губернатор был уведомлен, что все налоги уплачены и нет никаких препят¬
ствий к отъезду. В то же время, если таковых не было, губернатор был
обязан выдать паспорт без проволочек. Кроме того, для крепостных людей
требовалось письменное разрешение от их помещиков (ст. 436,-437).
Максимальный срок пребывания за границей устанавливался в пять
лет, после чего полагалось заново предпринимать ге же действия в том
городе, где ранее был выдан паспорт. В этих правилах дискриминировалась
молодежь: в большинстве случаев паспорта выдавались только лицам
старше 25 лет. Исключения делались отъезжающим для лечения, или об¬
разования, или вместе с родителями. О своем возвращении путешественник
докладывал губернатору или городскому самоуправлению, иначе его иму¬
ществу угрожал секвестр.
Для многих разрядов населения существовали особые правила, в том
числе для купцов, моряков, больных, паломников, получателей наследства,
поляков, жителей западных губерний и Кавказа, для крупнейших наци¬
ональных меньшинств. От них требовались дополнительные документы,
ограничивалось действие паспортов, устанавливались неодинаковые по¬
шлины (ст. 438—462). Продлевая иностранные паспорта тем, кто не мог
возвратиться к указанному сроку, российским представительствам за гра¬
ницей приходилось производить громоздкие процедуры.
Что касается иностранцев, желающих приехать в Россию, то, согласно
правилам, восходящим к 1719 г., им был нужен паспорт, выданный
российским посольством или консульством (ст. 486). Этим учрежде]1шям,
однако, запрещалось выдавать паспорта особо перечисленным нежела¬
тельным лицам: всем считавшимся неблагонадежными, а также «цыганам,
бродячим музыкантам, торговцам зельем и дурманом, праздношатаю¬
щимся». С иностранных церковнослужителей брали подписку в том, что
они не принадлежат и никогда не принадлежали к ордену иезуитов
(ст. 494), а российская миссия в Швейцарии предостерегалась от выдачи
виз евангелическим священникам (ст. 494). Дополнительные ограничения
относились к въезду евреев, которым обычно разрешалось пребывание
в течение года при условии особого надзора и с ограничениями в выборе
местожительства (ст. 527—531).
27

Если не оказывалось возможным обратиться в российское представите¬
льство за границей, то путешественнику полагалось получить паспорт от
«губернаторов или главнокомандующих лиц» в своей местности (ст. 495).
По прибытии в Россию иностранец был обязан явиться к первому по пути
следования губернатору и либо обменять свой паспорт на внутренний
подорожный документ, либо получить иного вида документ (ст. 548).
Помещик, принимающий у себя иностранца, должен был уведомить о его
прибытии полицию и проследить, чтобы его документы были в порядке.
Поскольку Россия была в основном крестьянской страной, освобожде¬
ние крепостных в 1861 г., казалось бы, могло породить большую свободу
передвижения для значительной части населения. То, что этого на самом
деле не произошло,— последствие внутренне присущей этой реформе огра¬
ниченности. Правда, крестьяне получили ряд важных личных свобод: теперь
они могли свободно вступать в брак, владеть имуществом, заниматься
промыслами, заключать законные сделки, выступать в суде в качестве как
истца, так и ответчика.
Но они все еще состояли в подушном окладе, поставляли рекрутов
и выполняли другие повинности (принимали на постой, чинили дороги), от
которых привилегированные сословия были освобождены. Во многих слу¬
чаях земля, на которой они работали (или к которой были приписаны),
могла быть приобретена ими только после выплаты обременительного
выкупа, что, конечно, ограничивало передвижения; обязательным остава¬
лось и членство в прежней сельской общине. Многие административные
функции бывших душевладельцев были переданы новым городским и во¬
лостным управам и местной полиции, т. е. надзор за жительством и перед¬
вижением основной массы населения перешел в другие руки, возможно,
менее жесткие. Но существенных перемен в ограничениях относительно
места жительства не произошло 6.
Ощутимых послаблений в данной области пришлось ожидать до сере¬
дины 90-х годов XIX в., и они состоялись, как ни удивительно, как раз во
время политической реакции, в царствование Александра III, когда Мини¬
стерство внутренних дел возглавлял такой консервативный деятель, как
И. Н. Дурново. Причины создания Паспортной комиссии в начале этого
десятилетия еще предстоит выяснить 7.
Главное облегчение государственного контроля над жительством и пе¬
редвижением населения наступило в виде трех основных мер, принятых
в 1894, 1897 и 1906 годах. Паспортные правила, изданные 3 июня 1894 г.,
вводили несколько значительных, принципиальных изменений. Во-первых,
в большинстве местностей горожанам обычно больше не нужно было иметь
вид на жительство в месте своего постоянного обитания, хотя в городах,
объявленных на положении чрезвычайной или усиленной охраны, эта прак¬
тика сохранялась 8. Во-вторых, были смягчены ограничения в передвиже¬
нии: люди могли без специального разрешения перемещаться в пределах
своего уезда, а также на 50-верстное расстояние от уездного города (не
дольше, чем на 6 месяцев). Лица, нанимавшиеся на сельскохозяйственные
работы, могли оставаться на неопределенный срок. В этом случае вид на
жительство заменял удостоверение личности.
Вводился также ряд других изменений. Паспорта с отметкой о судимо¬
сти или задержании могли быть обменены на новые. Отсутствие над¬
лежащего паспорта не влекло за собой автоматически уголовного преследо¬
вания, и лицам, заинтересованным в приобретении личных документов,
были предоставлены большие возможности. Члены семьи, помимо ее
главы, получили право быть внесенными в вид на жительство или приоб¬
рести собственные билеты на отлучку. Наконец, хотя прежнее различие
между бессрочными и временными паспортами сохранялось, так же как
и плата за них, паспорта для непривилегированных слоев населения —
мещан, ремесленников и сельских обывателей - выдавались теперь уже
сроком на 5 лет.
Сначала правила 1894 г., по-видимому, плохо исполнялись, да и в лю¬
бом случае сфера их действия была ограничена. В 1913 г., по советским
28

данным, городские жители (которые больше всех выиграли от этого устава)
составляли все еще менее 18% населения России. Для других важных его
категорий — лиц, состоявших на действительной военной службе, католи¬
ческого духовенства, инородцев, ссыльнопоселенцев или состоящих под
полицейским надзором, жителей Царства Польского и Финляндии, а также
для иностранных подданных и для отбывающих за границу — прежние
ограничения оставались в силе. Действие правил не распространялось на
Сибирь, Урал, часть Средней Азии и Кавказ.
Закон от 7 апреля 1897 г. упразднил паспортные пошлины, паспорт
утратил фиксальное значение. Но сохранилась его роль как средства поли¬
цейского надзора и в системе круговой поруки. Более важно то, что законом
от 2 июня 1897 г. действие правил 1894 г. распространялось на всю
империю, кроме Царства Польского и Финляндии, и применение его поло¬
жений несколько облегчило деятельность властей в сельских районах.
Следующий крупный шаг вперед был сделан 8 октября 1906 г., когда
крестьяне получили, наконец, свободу избирать себе место постоянного
жительства на одинаковых основаниях с лицами других состояний. Для
горожан таковым местом признавалось то, где они жили и работали, а не
место их бывшей приписки как крестьян. Согласно закону, им полагались
бессрочные паспорта, служившие видом на жительство 9.
Круговая порука при оплате некоторых крестьянских податей и от¬
работки за недоимки были отменены 10. Другие законодательные акты
ввели апелляционную систему. По закону от 12 марта 1914 г. замужние
женщины могли получить отдельный вид на жительство, без согласия их
мужей. Однако в российском законодательстве (насколько мы смогли убе¬
диться) не было ни одного постановления о снятии ограничений для эт¬
нических меньшинств и групп, перечисленных в правилах 1894 года. Со¬
хранялась всеобщая воинская повинность, а с нею и система приписки.
В целом, более двух веков царизм создавал, а затем в значительной
мере разрушил, огромную сложную систему надзора за проживанием и пе¬
редвижением населения. К моменту утверждения власти большевиков внут¬
ренняя паспортная система предусматривала многие из тех свобод,, какими
пользовались тогда граждане стран Запада. Сохранилась, однако, сильная
традиция контроля и ограничений.
Социальные преобразования, начатые большевиками, как известно,
коренным образом меняли царское законодательство. В первые месяцы
советской власти земля была национализирована и передана тем, кто ее
обрабатывал. Привилегированные классы были экспроприированы, сослов¬
ные звания, армейские чины — упразднены. Средства производства и фина¬
нсовые учреждения стали государственными. Бюрократический аппарат,
в том числе милиция, в целом перешел в ведение местных советов. В январе
1918 г. Декларация прав трудящего и эксплуатируемого народа провозг¬
ласила, в общих чертах, снятие всех ограничений свободы, принятых при
царизме. Однако с точки зрения рядового горожанина или сельского обыва¬
теля идеологические и административные преобразования имели гораздо
меньшее значение, чем добывание хлеба насущного. Все это — красный
террор, военный коммунизм, голод, сильная инфляция и гражданская вой¬
на — превратило жизнь большинства людей в кошмар.
Перед большевистскими лидерами встала острая проблема: они от¬
менили административный надзор, но само существование советского
государства вынуждало принять меры по надзору за проживанием всех
граждан страны, как городских жителей, так и крестьян. В связи с военными
обстоятельствами вскоре потребовалось провести мобилизацию, эконо¬
мический кризис привел к установлению трудовой повинности, нехватка
продовольствия вызвала введение рабочих карточек, в связи с жестокими
политическими гонениями возникла необходимость в идентификации лю¬
дей, особенно «классовых врагов», проживающих в городах, и, конечно,
необходимо было ввести налогообложение. Кроме того, большевики были
совершенно убеждены, что внедрение их идеологии во все сферы со¬
циальной жизни пойдет на пользу народу. И очень скоро в условиях
29

военно-трудовой повинности был введен надзор за проживанием и перед¬
вижением населения и.
.Декларация прав провозгласила образование «социалистической Крас¬
ной Армии рабочих и крестьян», и декретом от 15 (28) января 1918 г. это
решение было проведено в жизнь !2. Хотя первое время в армию брали на
добровольных началах (правда, записывающихся рекомендовали просо¬
ветские организации), такая практика не могла продолжаться долго. Декре¬
том, изданным 22 апреля, вводился обязательный учет и всеобщее военное
обучение граждан РСФСР в возрасте 18 -40 лет. Добровольно могли
обучаться женщины, а лица, религиозные убеждения которых не допускали
применения насилия, имели право обучаться лишь действиям, не связанным
с употреблением оружия. Первый принудительный набор в армию состоял¬
ся 29 мая 13, а затем были приняты законы против дезертирства 14. Все это
говорило о возвращении к порядку проведения мобилизации, принятому во
многих странах.
Следующим важным шагом стала трудовая повинность. Всех граждан,
не подлежавших призыву в Красную Армию, в возрасте от 18 до 45 лет,
мобилизовывали в тыловое ополчение (по декрету от 20 июля 1918 г.) 15.
Данная мера была направлена главным образом против бывших господст¬
вующих классов и буржуазии. Эти категории включали лиц, живущих на
нетрудовые доходы и эксплуатирующих наемный труд, управляющих тор¬
говыми предприятиями, бывших чиновников, торговых посредников, со¬
трудников буржуазной печати, служителей церкви, бывших офицероАз и лиц
без определенных занятий. Всем им предписывалось в течение одного года
отработать установленную повинность, причем, соблюдая воинскую дис¬
циплину. Использовали их главным образом на строительных работах
и з качестве чернорабочих.
Введение трудовой повинности обычно связывает с деятельностью
Л. Д. Троцкого, который в этой области проявил большую активность.
Однако сторонником надзора за трудовой деятельностью, даже каратель¬
ных мер против уклоняющихся от трудовой повинности, был
и В. И. Ленин. В начале декабря 1917 г. в записке Ф. Э. Дзержинскому,
возглавлявшему ВЧК, Ленин высказал мысль о том, что лица, ранее
принадлежавшие к богатым классам, должны иметь рабочие книжки, в ко¬
торых будет значиться, какую общественно-полезную работу выполняет
данное лицо ,6.
Процедура регистрации труда, введенная в июле 1918 г., была видимо,
не только первым собственно советским мероприятием в данной области,
но также и не отличалась от мер, проводившихся в XIX веке. У советской
власти сразу же проявилась склонность к бумаготворчеству. Народный
комиссариат внутренних дел рассылал регистрационные карточки (в трех
экземплярах на каждого подлежащего регистрации) всем местным советам.
Эти органы распределяли их для исполнения по домовым комитетам,
домовладельцам, заведующим домами и дворникам (в городах), волост¬
ным и сельским советам. В свою очередь эти органы (или домовладельцы)
обязаны были в 5-дневный срок со дня получения местными советами
регистрационной карточки представить требуемые сведения о каждом про¬
живающем лице мужского пола. (Как и в царском законодательстве, о жен¬
щинах речи не было.) Рабочие и служащие должны были проследить, чтобы
у них была отметка на карточке о том, что они занимаются общественно-
полезным трудом. Для этого полагалось представить удостоверение соот¬
ветствующих советских учреждений или совета профессиональных союзов.
Когда карточки возвращались в совдеп, один экземпляр посылался
губернскому комиссару по военным делам, другой — в Наркомат внутрен¬
них дел, а третий оставался в местном совете. Неисполнение этих требова¬
ний влекло за собой судебное преследование 17. Все это делалось главным
образом для того,чтобы заставить бывшие «эксплуататорские классы» ра¬
ботать и приносить пользу. Но какая-либо государственная должность
доставалась политически неблагонадежным с огромным трудом. Правила
в этом отношении были особенно строгими. Примечательно, что возникла
30

сеть местных статистических бюро, которым были даны полномочия
вести расследования, и в связи с этим 3 сентября 1918 г. утвержден
ряд положений.
Следующий шаг в этой области: 5 октября 1918 г. были введены
«рабочие книжки» — что-то вроде трудовых паспортов — впредь до изда¬
ния декрета о «всеобщей трудовой повинности» ,8. Такие трудовые книжки
выдавали «взамен прежних удостоверений личности, паспортов и проч.»
в первую очередь буржуазным элементам (фактически же — категориям
граждан, перечисленным в июльском декрете). Написанная таким же язы¬
ком, как и прежние законодательные акты, данная формулировка была не
совсем ясной, но, видимо, подразумевала, что местные советы могут но
своему усмотрению, по крайней мере в первое время, принимать решения
относительно категорий граждан, подпадающих под этот декрет. Этот
документ был обязателен для всех перечисленных лиц старше 16 лет,
независимо от пола. Дети, не достигшие 14 лет, или лица старше 55 ^ет
могли быть внесены в трудовые книжки лиц, на иждивении которых они
находятся.
Трудовая книжка стала инструментом не только надзора, но и принуж¬
дения. Она требовала более детальной записи, чем регистрационные карто¬
чки. Владельцы книжек должны были следить, чтобы пометка о работе
делалась по крайней мере раз в месяц. Если у владельца книжки не было
никаких трудовых обязанностей, книжку, тем не менее, следовало предъяв¬
лять в местный совет или (в больших городах) в управление милиции для
отметки на ней о явке, также не реже раза в месяц, иначе этот документ
считался недействительным. Не явившиеся для получения трудовой книжки
в обмен на паспорт или же давшие неверные сведения подвергались штрафу
до 10 тыс. руб. или тюремному заключению на срок до полугода.
Трудовая книжка выполняла еще несколько важных функций. В ней
регистрировали место жительства, то есть официальную прописку. Далее
в декрете говорилось, что только при наличии трудовых книжек нетрудящи-
еся элементы пользуются «правом передвижения и переезда как по тер¬
ритории Советской республики, так и в пределах каждого отдельного
поселения, и правом получения продовольственных карточек» (ст. 5) и что
удостоверением личности для лиц упоминаемых категорий «служит только
трудовая книжка, никакие другие удостоверения для них не действительны»
(ст. 7) 19. Фактически трудовая книжка предъявлялась всегда, когда требова¬
лось удостоверить личность.
Любопытно, что по этому декрету бывшие господствующие классы
оказались по меньшей мере столь же ограничены в отношении передвиже¬
ния и выдачи им документов, удостоверяющих личность, как крестьяне
в последние годы царского режима.
Введение трудовой книжки приняло, однако, неожиданный оборот. Под
влиянием условий начавшейся гражданской войны Ленин одобрил выпуск
«рабочих книжек» не только для буржуазии, но и для всех трудящихся. Этот
документ, таким образом, перестал быть клеймом для людей низшего
сорта, а показывал, что все советские граждане - почетные рабочие 20.
Положения Кодекса законов о труде Российской республики (декабрь
1918 г.) предусматривали соблюдение трудовой повинности всеми работос¬
пособными советскими гражданами в возрасте от 16 до 50 лет, и теперь все
должны были иметь трудовые книжки (ст. 80) 21. Книжки выдавались не
местными советами, а комиссиями профсоюзов, которые принимали реше¬
ния о том, в каком качестве должен работать в данной организации тот или
иной человек. В книжку за официальной подписью вписывались все рабочие
часы, доходы, нерабочие дни, бюллетени и выговоры и т. д.
Для выполнения этой работы создавался огромный бюрократический
аппарат, на помощь которому привлекались не только местные советы
и органы милиции, но также профессиональные союзы. Однако условия,
очевидно, не позволили сделать это в широком масштабе. Поэтому был
издан специальный декрет (25 июня 1919 г.) о правилах пользования книж¬
ками в двух столичных городах. В октябре 1919 г. всем учреждениям было
31

предписано составить список служащих, что было утверждено 28 февраля
1921 г. еще одним декретом 22. Важно и то, что с лета 1919 г. многие
категории рабочих особым распоряжением были прикреплены к своим
рабочим местам, к тому же действовали законы военного времени 23.
В феврале 1922 г. для приема на работу и увольнения была необходима
санкция местных отделов и управлений по труду.
Многое указывает на то, что советской власти было не под силу
обеспечить выполнение изданных ею обязательных постановлений. Это и не
удивительно, если учесть состояние средств связи, дорог, транспорта и во¬
обще царивший в стране хаос. Во всяком случае, этот эксперимент имел
недолгую жизнь: окончание гражданской войны и введение нэпа влекли за
собой более мягкие в социальном плане меры. В области трудовых отноше¬
ний административный надзор несколько ослаб.
12 октября 1921 г. для многих профессий был отменен призыв в тыло¬
вое ополчение 24. Зато стали появляться биржи труда и заключались коллек¬
тивные трудовые соглашения. Согласно Кодексу законов о труде 1922 г.
трудовая повинность подлежала введению специальными государственны¬
ми органами только в случае стихийного бедствия, нехватки трудовых
ресурсов для выполнения важных государственных заданий или в связи
с другими неотложными проблемами, перечисленными в Кодексе. Судя по
законодательству того времени, на смену проблеме надзора за трудовой
деятельностью на местах пришли другие вопросы: обеспечение дисциплины,
планирование, оплата труда и улучшение благосостояния. Свидетельством
тому были введенные в августе 1922 г. специальные расчетные книжки.
В отношении проживания и передвижения населения начала проводить¬
ся совершенно новая и очень либеральная политика. Декретом, принятым
в январе 1922 г., который можно отнести к числу самых передовых из всех
законодательных актов большевиков, всем гражданам предоставлялось
«право беспрепятственного передвижения по всей территории РСФСР в чер¬
те ее федеральных границ». В декрете говорилось, что это стало возможным
«в связи с полной ликвидацией фронтов и прекращением холерной эпиде¬
мии». Это, конечно, затрагивало не только личную свободу граждан, но
и развитие торговых отношений 25.
Декрет «Об удостоверении личности», принятый 20 июня 1923 г.,
отменил июньский декрет 1919 г. о рабочих книжках в Москве и Петрограде
и провозгласил, что «паспорта и другие виды на жительство для российских
граждан внутри РСФСР, а также трудовые книжки... аннулируются с 1 ян¬
варя 1924 года». Органам управления запрещалось требовать от граждан
предъявления паспортов и иных видов на жительство, «стесняющих их
право передвигаться и селиться на территории РСФСР». В то же время
граждане имели право приобретать, но только по желанию, удостоверения
личности, с фотографией или без нее 26. Власти не имели права заставить
гражданина приобрести удостоверение личности, и выдавались они на срок
до трех лет.
Ленинские идеи относительно социальной значимости рабочей книжки,
видимо, отпали сами собой. Теперь не должно было быть никаких отличий,
по крайней мере в этом смысле, между бывшими эксплуататорскими клас¬
сами и другими категориями населения, хотя у нас нет никаких данных
о том, как вели себя при этом местные органы милиции.
Увы, такое положение дел длилось недолго. Декрет от 28 апреля 1925 г.
«О прописке граждан в городских поселениях» предусматривал: «1) Каждое
лицо, прибывающее на жительство в дом,., хотя бы это жительство было
временным, на срок более трех дней, обязано немедленно заявить о своем
пребывании домовому управлению (владельцу или арендатору) дома, го¬
стиницы или меблированных комнат. 2) Домовое управление, домовладе¬
лец или арендатор дома обязаны в течение 48 часов внести сведения
о прибывшем в домовую книгу и зарегистрировать запись в соответст¬
вующем отделении милиции» 27. Необходимо было представить доказате¬
льство своей личности, а документами для этого могли служить удостове¬
рение личности, свидетельство о рождении, расчетная книжка или другие
32

рабочие документы, профсоюзный билет и т. д. Для отъезжающих была
предусмотрена противоположная процедура.
Если у человека не было никаких документов, его регистрировали
только на три месяца. Декрет, изданный в апреле 1925 г., был плохо
составлен: казалось, действие его распространялось только на вновь прибы¬
вших. Однако цель его была совершенно иная — полная перерегистрация
по месту жительства. При этом необходимо помнить, что в то время
городское население страны составляло 26 миллионов человек.
Поражал цинизм органов власти, так как в декрете говорилось, что он
принят «в дополнение и развитие» либерального декрета от 20 июня 1923
года. Было бы интересно выяснить причины такого поворота: действитель¬
но, почему именно в это время была введена такая жесткая мера? В общих
чертах можно привести некоторые доводы, например: большевикам было
свойственно абсолютно все регистрировать; в то время происходила пере¬
стройка советской административной системы; выбор времени для приня¬
тия многих законов включал элемент случайности. Одна из статей «Энцик¬
лопедии государства и права» за 1927 г. давала этому оправдательное
объяснение. В ней говорилось, что предусмотренный июньским декретом
1923 г. порядок хотя и был правомерен, на местах не привился. «Его
осуществлению мешал не только обычный консерватизм аппарата, не могу¬
щего отрешиться так скоро от методов, применявшихся в эпоху военного
коммунизма, но и то, что сам декрет не давал ответа на вопрос — можно ли
в каких-либо случаях предъявить органам власти другие документы, а не
только удостоверения личности. Это было особенно важно при регистрации
по месту жительства». Такая формулировка свидетельствует о том, что
либо регистрация в предыдущий период фактически не прекращалась, либо
что это само собой разумелось 28.
Наиболее вероятное объяснение этому можно найти в начавшейся по
инициативе Сталина кампании против Троцкого, а также в принятой в связи
с нею 17—20 января 1925 г. партийной резолюции. Результатом явилось
усиление политической борьбы и регулярные широковещательные чистки
в партии, изгнание из нее «троцкистов». И регистрация по месту жительст¬
ва, естественно, облегчала политические преследования.
Поправка 1925 г. привела к тому, что в июле 1927 г. был сделан шаг
вперед, к паспортизации - в самом полном смысле этого слова. Новый,
детально разработанный декрет под таким же названием («Об удостовере¬
ниях личности») полностью отменил либеральный июньский декрет 1923
года. По новому декрету вводилось удостоверение личности, единое на всей
территории РСФСР 29. Однако действие даже этого декрета не было, по
сути, всеобъемлющим, так как удостоверения личности были необязатель¬
ны и выдавались органами местной полиции только по просьбе гражданина
и на неограниченное время. В этих удостоверениях записывались его имя,
фамилия, отчество, дата и место рождения, адрес, род занятий, отношение
к воинской обязанности, социальное положение, наличие иждивенцев и до¬
кумент, на основании которого выдано удостоверение личности. Предстоит
еще выяснить количество людей, которые имели эти удостоверения, и с ка¬
кой целью они применялись.
Следующей вехой, правда, обычно не рассматриваемой в рамках дан¬
ной темы, была коллективизация сельского хозяйства, начатая в 1928 году.
В то время крестьяне составляли около 3/4 всего взрослого населения
страны. Уже сама но себе коллективизация означала лишение прав на
изменение не только профессии, но и места жительства. Тем самым была
подготовлена почва для введения в декабре 1932 г. сталинской системы
паспортов и надзора за проживанием — системы, которая в основном
существует до сих пор. Как хорошо известно советским гражданам, попыт¬
ки что-либо изменить в этом отношении (вопрос обсуждался в одном из
комитетов Верховного Совета СССР осенью 1990 г.) провалились.
Узаконения о паспортах 1932 г. подкреплялись другими законодатель¬
ными актами и даже решениями неправительственных организаций. При¬
мерный устав сельскохозяйственной артели, принятый в 1934 г., лишал
2 Закал 4329
33

сельских жителей права покидать место жительства и, таким образом,
в правовом смысле возвращал страну во времена царских порядков прикре¬
пления к местности и роду деятельности. Сюда же надо отнести трудовую
книжку сталинского периода (1938 г.), обязательную воинскую повинность
(1928 г.) и многие другие ограничения. Советская система, по своей сути,
всегда была готова ввести правовые ограничения, не допускающие никаких
изменений и отклонений.
Примечания
1. См.: KENNAN G. The Russian Police. The Century Illustrated Magazine, vol. 37, 1888 —
1889, p. 890—892; ПАЙПС P. Россия при старом режиме. Gambridge (Mass.). 1980, p. 413.
2. См. КЛЮЧЕВСКИЙ В. О. Соч. M. 1958 (разные тома); VLASTO A. P. LEWITTER L. R.
Ivan Posochkov - ■ the Book of Poverty and Wealth. Lnd, 1987, p. 104 ■ 107, 110; ANDERSON
M. S. Peter the Great. Thames and Hundson. 1978, pp. 125 139; PARES B. A History of
Russia. Jonathan Cape. 1949. p. 250.
3. КЛЮЧЕВСКИЙ В. О. Соч. Т. 5. с. 132.
4. PARES В. Op. cit., р. 150.
5. Полное собрание законов Российской империи. Собрание третье (ПСЗ-З). Т. 14.
6. См. FLORINSKY М. Russia. A History and an Interpretation. Vol. 2. N. Y. 1964, p. 895.
7. См. АНАНЬИЧ Б. В. Из истории законодательства о крестьянах. В кн.: Вопросы истории
России XIX — начала XX века. Л. 1983; Кризис самодержавия в России. Л. 1984, с. 46- 55.
8. ПСЗ-З. Т. 14, № 10709.
9. ПСЗ-З. Т. 26, № 28392.
10. Изменения в налогообложении предусматривались также манифестом 1903 г. (см. ПУШ-
КАРЕВ С. Г. Обзор русской истории. Нью-Йорк. 1953, с. 431).
11. Подробное описание контроля за трудовой деятельностью и выдержки из важнейших
документов см.: DEWAR М. Labour Policy in the USSR, 1917 1928. Royal Institute of
International Affairs. 1956.
12. Декреты Советской власти (ДСВ). М. 1957- 1989. Т. 1. с. 322, 356.
13. Там же. Т. 2, с. 151, 334.
14. Сначала в виде декрета от 3 марта 1919 г. (там же. Т. 4, с. 456).
15. Там же. Т. 3. с. 70.
16. См.: DEWAR М. Op. cit., р. 41; ЛЕНИН В. И. Поли. собр. соч. Т. 35^ с. 157.
17. Карточка содержала подробную информацию: год рождения, фамилия, имя, отчество,
образование, какое имеет имущество, пользуется ли наемным трудом и в какой мере,
средства к существованию (капитал, доход от имущества, прибыль от торговли, доход от
предприятия), род занятий в 1914 г., до войны, до Февральской революции и в настоящее
время, состоит ли в духовном звании, состоит ли на службе, какую должность занимает,
судился ли и за что, местожительство. Нормативный документ был подписан Лениным как
председателем Совнаркома (ДСВ. Т. 3, с. 76).
18. Там же, с. 396.
19. Там же.
20. ЛЕНИН В. И. Поли. собр. соч. Т. 38, с. 359.
21. ДСВ. Т. 4, с. 176.
22. Там же. Т. 5, с. 304; т, 6, с. 199; т. 13, с. 158.
23. См. DEWAR М. Op. cit., р. 46.
24. Собрание узаконений и распоряжений (СУ), 1922, ст. 448. Об упоминаемых здесь даль¬
нейших ограничениях и изменениях в области трудовой деятельности см. подробный
перечень документов в работе М. Dewar (в частности, №№ 279 и 311).
25. СУ, 1922, ст. 106.
26. В удостоверении личности значились имя владельца, дата рождения, место постоянной
прописки, основная профессия, отношение к воинской обязанности, семейное положение,
количество детей в возрасте до 16 лет, личная подпись, место и дата выдачи, подпись лица,
выдавшего удостоверение, и печать (СУ, 1923, ст. 575).
27. СУ, 1925, ст. 197.
28. Энциклопедия государства и права. Т. 3. М. 1927, с. 251.
29. СУ. 1927, ст. 514.

Русская православная церковь
в 1927—1943 годах
О. Ю. Васильева
Судьба Русской православной церкви (РПЦ) в СССР после 1927 г. нерастор¬
жимо связана с деятельностью митрополита Сергия — И. Н. Страгородс-
кого (1867—1944). Окончив в 1890 г. Петербургскую Духовную академию,
он стал затем магистром богословия, в 1901 г.— епископом Ямбургским,
в 1905 г. — архиепископом Финляндским и Выборгским и в 1917 г.-
митрополитом Нижегородским. Сергий являлся тогда одним из идеологов
непримиренности церкви с тем неканоническим состоянием, в которое она
была ввергнута при последних царях; требовал созыва Поместного собора
для восстановления патриаршества и считал, что, после того как Петр
I в 1721 г. издал Духовный регламент и указ об упразднении патриаршества,
установилась система государственного управления РПЦ, которую вряд ли
можно признать законной.
Недаром столичная Духовная академия, фактическим главой которой
одно время являлся Сергий, отрицала богопомазанность царей, способ¬
ствовала деятельности Г. А. Гапона, а впоследствии через свягценников-
депутатов, примкнувших в IV Государственной думе к Прогрессивному
блоку, поддерживала идею отречения Николая II от престола. Тем самым
Сергий и его сторонники как бы отвергали безоговорочное сотрудничество
с самодержавием и те его установки, которые в XV — XVI вв. сформулиро¬
вали адепты византийской концепции равноапостольства монарха, в том
числе суждения Собора 1561 г.— о царской власти как вселенской христи¬
анской и Иосифа Волоцкого — о ее божественном происхождении.
Отчего же после Октября 1917 г. позиция Сергия стала меняться?
Это объяснялось особыми, чрезвычайными условиями существования РПЦ.
После кончины 7 апреля 1925 г. патриарха Тихона и ареста Патриаршего
Местоблюстителя митрополита Крутицкого Петра в декабре того же
года, временный орган Высшего церковного управления возглавил именно
Сергий, согласно распоряжению Местоблюстителя, как его заместитель.
Власти потребовали от Сергия декларации о признании советского го¬
сударства и подчинении ему РПЦ. В проекте такой декларации, написанном
в 1926 г., Сергий высказал мысль, что православный христианин может
оставаться достойным гражданином любого государства, но без миро¬
воззренческого компромисса в делах веры, ибо православие остается
дорогим и непреложным для него, как жизнь и как истина; признание
Васильева Ольга Юрьевна - кандидат исторических наук, научный сотрудник Института
российской истории РАН.
35

же себя законопослушным гражданином вовсе не означает отождествления
РПЦ с существующим режимом.
Спустя год, на основе известного евангельского речения «отдавайте
кесарево кесарю, а Божие Богу» (Матф. 22, 21) и в соответствии с наставле¬
ниями апостола Павла, Сергий, выйдя из устроенной ему властями восьми¬
месячной изоляции, заявил в своей Декларации 16 (29 июля) 1927 г.: «Нам
нужно не на словах, а на деле показать, что верными гражданами Советс¬
кого Союза, лояльными к советской власти, могут быть не только равно¬
душные к православию люди, не только изменники ему, но самые ревност¬
ные его приверженцы, для которых оно дорого как истина и жизнь, со всеми
его догмами и преданиями, со всем его каноническим и богослужебным
укладом» Действительно, апостол Павел требовал от верующих: «Всякая
душа да будет покорна высшим властям; ибо нет власти не от Бога,
существующие же власти от Бога установлены. Посему противящийся
власти противится Божию установлению; а противящиеся сами навлекут на
себя осуждение» (Поел, к римл. 13, 1- 2).
Покоряясь власти, которая возвела безбожие в закон, РПЦ следовала
евангельской максиме «отвергнутися себе», поскольку в 1927 г. никакой
иной власти в России не было. Спасая церковь и верующих в условиях
тоталитаризма, Сергий как бы принял на себя лично «подвиг юродства»
и через этот трагический поступок открыл перед верующими возможность
оставаться в душе твердыми в вере. Так он стал продолжателем московской
церковно-государственной традиции, и массы верующих в конечном счете
пошли за ним, тем более что Сталин уже начал превращаться в подобие
бога на земле, РПЦ же обрела способ выживания и самоспасения.
После опубликования «Послания к пастырям и пастве» (Декларация,
подписанная Сергием и шестью членами Синода) обстановка внутри РПЦ
осложнилась. Лишь немногие, включая даже духовенство и клириков, знали
тогда реальные условия подготовки этого послания и доведения его до
верующих. Патриарший Местоблюститель лишь полтора года спустя смог
передать с берега Обской губы через епископа Василия (Беляева) свое
одобрение Декларации, отметив ее «необходимость сегодня» и добавив, что
это одобрение не распространяется на некоторые положения данного акта.
Но до горестных для РПЦ событий 1929 г. было еще далеко. А среди
русской эмиграции требование митрополита Сергия к зарубежному право¬
славному духовенству дать подписку о политической лояльности к советс¬
кой власти вызвало возмущение.
Собор архиереев РПЦ за границей в послании от 27 августа (9 сентяб¬
ря) 1927 г. отметил, что московская Декларация преследует недостижимую
цель — установить неслыханный и неестественный союз между безбожной
властью и православной церковью 2. «Карловчане», управлявшиеся Архи¬
ерейским синодом во главе с первоиерархом, избираемым на нем, забыли
о том, что, предвидя выдвижение советской властью политических требова¬
ний к зарубежной РПЦ, Сергий еще в сентябре 1926 г. советовал зарубеж¬
ным иерархам войти в состав других поместных православных церквей
либо образовать самоуправляющиеся епархиальные общины. Противники
Сергия назвали его линию сергианством.
Из всех зарубежных епископов необходимые обязательства прислали,
сохранив канонические отношения с руководством РПЦ, лишь архиепископ
Японский Сергий, епископ Камчатский Нестор, архиепископ Литовский
Елевферий и управляющий приходами в Западной Европе митрополит
Евлогий. Это решение последнего встретило отрицательное отношение со
стороны русского зарубежья. Барон П. Н. Врангель писал графу Д. А.
Олсуфьеву 30 января 1928 г.: «Что касается ответов Собора и митрополита
Евлогия на послание митрополита Сергия, то, конечно, насколько ответ
Собора достоен и определенен, настолько же ответ митр. Евлогия уклончив
и двусмыслен. Несмотря на то, что, как я Вам говорил, я всемерно избегаю
какого-либо вмешательства в зарубежные церковные настроения, я счел
своим долгом ответ Собора разослать всем чинам Заруб. Армии как
образец твердого и мужественного голоса Заруб, церкви, не пожелавшей
36

подчиниться безбожной власти, поработившей нашу несчастную Родину» 3.
Уклончивость Евлогия Врангель усматривал в двух руководящих началах
церковно-общественной деятельности иерархии: нерасторжимое единство
с Патриархией и полное невмешательство церкви в политическую жизнь;
цель же своего пастырского служения Евлогий видел в религиозно-нравст¬
венном воспитании верующих.
Иерархи в России реагировали на Декларацию тоже неоднозначно.
Недовольство высказал митрополит Ленинградский Иосиф. Государствен¬
ный аппарат, особенно ОГПУ, под чьим постоянным прессом находился
тогда Сергий, это не устраивало, и в августе 1927 г. Временный Патриар¬
ший Синод, вынужденно выполняя указание властей, принял постановление
о переводе Иосифа на Одесскую кафедру, которому тот не подчинился. Об
этом и о других перемещениях митрополит Сергий позже писал, что,
«принимая во внимание чрезвычайность положения и усилия многих разо¬
рвать церковное тело тем или иным путем, и епископ, и паства должны
пожертвовать своими личными чувствами во имя блага общецерковного» 4.
В октябре 1927 г. выразил недовольство действиями Сергия епископ
Глазовский Виктор (Островидов) и ввел самоуправление в Воткинской
и частично в Вятской епархиях. В декабре того же года акт об отделении от
Сергия подписали викарии Ленинградской епархии епископ Гдовский Ди¬
митрий (Любимов) и епископ Копорский Сергий (Дружинин). В ряде ленин¬
градских приходов имя Заместителя Патриаршего Местоблюстителя пере¬
стало поминаться при богослужении. В январе 1928 г. отделились от РПЦ
управляющий Воронежской епархией епископ Козловский Алексий (Буй)
с паствою и викарий Московской епархии епископ Серпуховской Алексий
(Готовцев), в феврале о самоуправлении объявила Ярославская епархия
в лице митрополита Агафангела и четырех его викариев, позже к оппозиции
присоединился митрополит Казанский Кирилл.
К 1930 г. около 37 архиереев отказались от административного подчи¬
нения митрополиту Сергию, выступая против компромиссов с властью и не
признавая никаких реальных внешних обстоятельств церковной жизни.
Фактически они тем самым обрекали РПЦ на уничтожение, хотя, конечно,
сами такой цели отнюдь не преследовали. В этот период личность Сергия
и его деятельность приобретали поистине трагическую окраску. Некогда
блестящий ученый-богослов, любимый верующими пастырь все чаще
в одиночку противостоял богоборческим властям, пытаясь спасти РПЦ от
ликвидации. Из истории церкви известно, что все расколы и отклонения в ее
лоне приводили лишь к ее ослаблению и в итоге затрудняли верующим
выражение ими своих чувств и мыслей. А в тех обстоятельствах бунт
некоторых иерархов против Сергия облегчал действия большевистской
партии, ибо вместо сплоченной когорты иерархов и верующих перед ней
оказались междоусобные спорщики.
Дальнейшее наступление властей на РПЦ ознаменовалось усилением
кампании безбожников. В ответ на постановление ВЦИК СССР «О ре¬
лигиозных объединениях» от 8 апреля 1929 г. митрополит Сергий принял
1(14) ноября 1929 г. вместе с членами Синода постановление «О Св.
Антиминсах при закрытии храмов», которое указало на возможность со¬
хранения церковной жизни в пагубных для РПЦ условиях: «Ввиду частого
закрытия храмов, как сельских приходов, так и в городах, Патриарший
Священный Синод постановил: 1. Признать за правило, чтобы Св. Ан¬
тиминсы упраздненных Церквей обязательно представлялись священника¬
ми местному Преосвященному... 2. Для совершения Литургии не в храме,
а во временном молитвенном доме или другом подобном месте должен
быть выдан священнику так называемый походный Антиминс, который
по миновании надобности возвращается Преосвященному. 3. Употребление
Св. Антиминсов не в том храме и не на том престоле, на который Антиминс
выдан, допускается лишь в случае крайней нужды с особого разрешения
местного Преосвященного, причем на этом Антиминсе обязательно должна
быть сделана соответствующая надпись Епископа с указанием определен¬
ного престола, на который перелагается Антиминс, или указывается, что
37

Антиминс назначается для совершения Литургии „идеже прилучися“» 5.
Таким образом, РПЦ, несмотря на яростный натиск воинствующих ате¬
истов, руководимых властями, стремилась продолжать свою богослужеб¬
ную деятельность.
В том же постановлении ВЦИК и октябрьской (1929 г.) инструкции
НКВД отрицались права РПЦ как юридического лица. Нововведением
стала обязательная регистрация религиозных объединений и их членов,
а местные органы власти могли отказывать в регистрации тем и другим без
каких-либо объяснений. Церковная жизнь ограничивалась только богослу¬
жениями в стенах храмов. Ввиду отсутствия у РПЦ прав юридического лица
договоры о ремонте церковных зданий могли заключаться только индиви¬
дуально с членами приходов, которые подпадали иод статью о частном
предпринимательстве, что влекло за собой резкое повышение налогообло¬
жения. Духовенство и клирики, лишенные избирательных прав или ограни¬
ченные в отдельных политических и гражданских правах, платили в казну
с 1930 г. 75% с «нетрудовых доходов», к коим была причислена и плата за
отправление культа. Священников выселяли из квартир как «лишенцев».
Еще с 1928 г. по той же причине для них была установлена непомерно
высокая квартплата (она оставалась такой до 1943 г. включительно).
Положение РПЦ особенно осложнилось в ходе нарастания темпов
индустриализации. «Антиколокольная кампания» буквально захлестнула
страну. Президиум ВЦИК осенью 1929 г. принял следующее постановление:
«Колокольный звон, производимый на всю данную округу церковниками,
резким образом противоречит принципу отделения церкви от государства,
ибо нарушает бытовые условия и права широких безрелигиозных тру¬
дящихся масс, особенно города, мешает труду и использованию тру¬
дящимся населением его отдыха». Полностью был запрещен трезвон
(звон во все колокола). Их снимали и передавали, куда попало. Кампания
началась в деревне, потом охватила и города. Каждому случаю снятия
колоколов сопуствовали многочисленные жалобы верующих с мест либо,
наоборот, письма одобрения «со стороны трудящихся». Инструкция ис¬
полнителям постановления ВЦИК на местах требовала: «При проведении
этих мероприятий местные общественные организации обязаны предва¬
рительно провести широкую подготовительную кампанию» 6, Она вклю¬
чала в себя жесткие организационные меры в сочетании с угрозами,
давлением и репрессиями.
А досужие умы занялись подсчетом веса колокольного металла в стра¬
не и выдвинули идею развития на его базе электротехнической промышлен¬
ности. 8 октября 1930 г. директивой Совнаркома СССР предписывалось
иметь в третьем квартале 1930 г. и первой половине 1931 г. по РСФСР не
менее 20 тыс. т колокольного лома, по Украине не менее 4 тыс., по
Белоруссии — не менее 1 тыс. тонн. С учетом возраставшей потребности
в цветных металлах сроки выполнения задания сокращались. Специально
для Совнаркома Рудметаллоторг подготовил вариант пятилетки поступле¬
ния колокольного лома, исходя из цифры 150 тыс. т, потом ее снизили до
75 - 90 тыс. тонн. По перспективному плану на 1929/30 г. ожидалось поступ¬
ление 15 тыс. г лома, в 1930/3! г. 30 тыс., в 1931/32 г.— 45 тыс., в 1932/33
г. 40 тыс. тонн.
Фактическое поступление колокольного лома, по данным Рудмегал-
лоторга, за 1929/30 г. составило 11 тыс. т, для обработки которых в стране
не было производственных мощностей и соответствующей технологии.
Разбитые колокола валялись на заводских дворах. Директива Совнаркома
от 23 октября 1930 г. определила их судьбу: «Изъятие излишних колоколов
необходимо осуществить, по возможности, быстрее (так как мы решили их
использовать в первую очередь для чеканки мелкой разменной монеты,
которая до сих пор чеканилась из импортной меди), не придавая этому
политического значения и излишней огласки» 7.
Развернулась широкая кампания за вступление граждан в ряды «Союза
воинствующих безбожников» (СВБ массовая организация, существова¬
вшая в 1925—1947 гг.). Он издавал появившуюся несколько ранее газету
38

«Безбожник» (1922—1941 гг.) и имел Центральный совет во главе с Е. М.
Ярославским, руководивший в 30-е годы 96 тыс. первичных ячеек на местах.
Активную агитацию вел распространявшийся тиражом 70 тыс. экз. журнал
«Безбожник у станка» (издание Московского комитета ВКП(б)). С 1929 по
1932 г. ряды СВБ выросли с 465,5 тыс до 8 млн. человек 8. Пропаганда
безбожия велась под лозунгом «Борьба с религией есть борьба за социа¬
лизм». Нравственные и материальные утраты тех лет трудно восполнимы.
Ведь происходило не только угнетение и уголовное преследование милли¬
онов людей, исчезновение образцов церковного искусства (колокола, ико¬
ны, утварь и мн. др.), а вместе с ними и секретов колокольного литья,
иконописи и т. д. Стране был нанесен огромный моральный урон, выразив¬
шийся прежде всего в снижении нравственного уровня населения.
В Европе и Америке тогда раздавались многочисленные протесты
против гонений на РПЦ. 2 февраля 1930 г. папа Пий XI обратился к веру¬
ющему миру с призывом молиться о спасении русской церкви. Советская
власть интерпретировала это как призыв к силам международного импери¬
ализма организовать крестовый поход на СССР. Негодование зарубежной
общественности нарушало советские внешнеполитические планы. Срочно
потребовалось авторитетное опровержение того, о чем писала зарубежная
печать. Практическое осуществление этого мероприятия было поручено
начальнику III отделения Секретно-Политического отдела ОГПУ Е. А.
Тучкову как давнему (еще с 1919 г.) и опытному исполнителю большинства
государственных антирелигиозных действий.
Митрополита Сергия обязали выступить на пресс-конференции 15 фев¬
раля 1930 г. перед иностранными и советскими корреспондентами с заявле¬
нием об отсутствии гонений на РПЦ и лояльной политике по отношению
к ней со стороны государства. Заместитель Патриаршего Местоблюстителя
вынужден был дать согласие на фарс, получив заверения властей о возмож¬
ности нормализации церковной жизни. Все требуемое РПЦ Сергий изложил
в письме из 21 пункта на имя председателя Комиссии по делам религиозных
культов при Президиуме ВЦИК П. Г. Смидовича (его как старого боль¬
шевика и дворянина по происхождению специально назначили «для види¬
мости» на данный пост). 19 февраля это письмо было обнародовано. Но
удовлетворена была лишь одна из просьб митрополита: разрешено изда¬
вать ежемесячный журнал Московской Патриархии (просуществовал до
1935 г., возобновлен в 1943 г.), остальные пункты прошения остались без
внимания
Реакция на выступление Сергия на пресс-конференции большей части
духовенства в России и за границей была отрицательной. Парижская газета
«Возрождение» писала 13 марта 1930 г., что в России теперь ряд священ¬
ников вообще перестал поминать имя Сергия. Особенно тяжким для мит¬
рополита стало противопоставление его поведения заявлению главного
муфтия мусульман в СССР Риза Эдин-бека Фахреддина, что «он прожил 75
лет, не прибегая ко лжи, и поэтому отказывается подписать заявление,
будто мусульманская религия не подвергается преследованию» |0. Об этом
протрубила почти вся эмигрантская пресса, умолчав о том, что Сергий
в своем интервью пытался рассказать и о реальном положении РПЦ.
Заместителя Патриаршего Местоблюстителя защищал митрополит Ев-
логий, справедливо подчеркивавший, что если бы позиция Сергия оказалась
церковно преступной, то все верующие услышали бы голос митрополита
Петра из его заключения. Когда в августе 1930 г. ОГПУ потребовало от
Петра отказаться от местоблюстительства, он не согласился, а 27 марта
1931 г. в заявлении на имя председателя ОГПУ В. Р. Менжинского объяснил
причины своего отказа. «Моя смена должна повлечь за собою и уход моего
заместителя митрополита Сергия... писал потом Местоблюститель. -
К такому обстоятельству я не могу отнестись равнодушно. Наш одновре¬
менный уход не гарантирует церковную жизнь от возможных трений и,
конечно, вина ляжет на меня» 11.
Правда, Местоблюститель многое из деятельности митрополита Се¬
ргия воспринимал критически. В декабре 1929 г. он отправил своему
39

заместителю письмо, в котором указывал ему на превышение вверенной
ему власти и попросил устранить эго, а также разъяснить клиру и мирянам,
что церковь не интересуется политикой и не судит правящий режим. Оце¬
нивая же обстановку в целом, митрополит Петр не видел никакой иной
формы общения РПЦ с государством, нежели та, в которую оказался
ввергнутым Сергий.
Между тем омут компромиссов затягивал РПЦ все глубже. 10 июня
1930 г. по указке ОГПУ был отстранен от управления русскими приходами
в Западной Европе митрополит Евлогий — за «нарушение данного им
обещания». Поводом послужило присутствие митрополита на экуменичес¬
кой молитве в Лондоне против гонений на РПЦ, организованной архиепи¬
скопом Кентерберийским. Однако Евлогий решил продолжать управление
своим церковным округом, прервав отношения с Московской патриархией
(ссылаясь на патриаршее и синодальное постановление от 7(20) ноября 1920
г. о «затруднительности общения») и не нарушая при этом канонических
и духовных уз. Следующим шагом Евлогия стал его переход в феврале 1931
г. без отпускной грамоты под юрисдикцию Константинопольского патри¬
архата. Связь РПЦ с европейскими ее приходами прервалась.
Митрополит Сергий оказался в изоляции, один на один с атеистической
вакханалией, масштабы которой продолжали расширяться. Вслед за сняти¬
ем колоколов разрушению подверглись храмы. Началось массовое унич¬
тожение культовых зданий. С 1930 по 1934 г. их численность сократилась на
30%. На слом шли даже часовни, не говоря уже о лучших творениях
великих зодчих. В Свенском монастыре, являвшемся украшением Брянс¬
кого края, был уничтожен собор, выстроенный в 1749-1758 гг. согласно
плану и модели В. В. Растрелли и являшийся шедевром архитектуры
барокко. В Ярославле разобрали храм великомученицы Варвары, чей ико¬
ностас являлся образцом деревянной резьбы первой половины XVII века.
В огромных масштабах и с неслыханным варварством разрушались
культовые здания в Ленинграде. В 1933—1934 гг. окончила свое существова¬
ние такая реликвия первоначального Петербурга, как Троицкий собор на
площади перед Петропавловской крепостью. Построенный в 1710—1711 гг.,
он был выдержан в стиле раннего столичного барокко, затем отрестав¬
рирован в 1927—1928 гг. и стерт с лица земли спустя шесть лет. К 1933 г.
в городе были сломаны все (за исключением одной) церкви архитектора К.
А. Тона, дававшие в совокупности полную картину «русско-византийских»
стилей середины XIX века. На Литейном проспекте снесли «Сергиевский
всей артиллерии собор» (1796—1800 гг.), одну из крупнейших построек Ф.
И. Демерцова. Разрушения храмов в Москве изменили облик древней
столицы до неузнаваемости: Чудов и Вознесенский монастыри в Кремле,
почти все церкви Китай-города, большинство зданий Симонова монастыря,
часовня Иверской Божьей Матери у Красной площади и многие другие
были уничтожены.
Созданию тоталитарного механизма из послушных винтиков явно
мешали духовенство и клирики как носители других идей и иных нравствен¬
ных норм. Сталин в марте 1931 г., отвечая на телеграфный запрос одной из
американских газет, заявил, что, конечно, представители духовенства
в СССР преследуются; «Я жалею только о том, что не смог до сих пор
покончить со всеми ими» 12. Разумеется, гонениям подвергались и все
другие конфессии. Закрывались и уничтожались католические костелы
и протестантские кирки, мусульманские мечети и иудаисгские синагоги,
армяно-григорианские екегеци и буддистские пагоды.
Что касается обновленческого духовенства, то в 30-е годы его
судьба складывалась следующим образом. В 1930 г. скончавшегося
«митрополита Ленинградского» Вениамина (Муратовского, бывшего ар¬
хиепископа Рязанского) сменил «митрополит» Тульский Виталий (Вве¬
денский, бывший епископ Енифанский). Обновленческий синод православ¬
ных церквей (ОСПЦ) ликвидировал «автокефалию» Украинской церкви
(1930 г.) и «автономию» Белорусской церкви (1934 г.). В целом обно¬
вленческое духовенство попало одним из первых под государственную
40

машину уничтожения. Массовые его аресты начались в 1934 г.: власти
стремились навсегда стереть следы былого «союза»; закрылись обно¬
вленческие духовные учебные заведения в Москве, Ленинграде и Киеве,
прекратился выход периодических изданий, в 1935 г. был упразднен
и самый синод, к 1938 г. прекратило существование большинство об¬
новленческих епархий. Управление остатками обновленческих приходов
сосредоточил в своих руках с 1935 г. «первоиерарх» Виталий, в 1941 г.
его сменил «митрополит» Александр (А. И. Введенский). Возвращение
раскольников в лоно РПЦ началось с октября 1943 г., причем руководство
Московской Патриархии проявляло к ним снисхождение: обновленцы
не только допускались к церковному общению, но при отсутствии других
препятствий и после канонического рукоположения назначались на це¬
рковные должности.
Сталинский тезис об усилении классовой борьбы по мере продвижения
к социализму развязал руки не только НКВД, но и атеистам. Прокатилась
лавина репрессий против верующих и особенно служителей культа. Каждый
из них обязан был теперь пройти через всеохватывающее анкетирование,
которое определяло степень терпимости режимом этого лица. Жизнь при¬
ходов контролировалась инспекторами по наблюдению и негласными осве¬
домителями НКВД. При составлении регулярных докладов им предписыва¬
лось подробно освещать даже такие вопросы, как: «Откуда религиозные
общества приобретают просвирки и свечи, месячный их расход и куда
распределяются полученные деньги за проданные просвирки и свечи». Док¬
лад должен был содержать «краткое сообщение по данному объекту (свя¬
щеннослужителю.— О. В.) из его (осведомителя. О. В.) личных наблюде¬
ний и проверок» |3. При подозрении в уклонении от установленных правил
религиозной деятельности или по любому доносу священнослужители под¬
вергались аресту, а в лучшем случае выводились за штат. По Ленин] раду
численность священников сократилась только за 1937 1938 гг. по сравне¬
нию с 1936 г. втрое, из 79 их осталось 25.
К 1941 г. РПЦ имела 3021 действующий храм, причем около 3 тыс. из
них находились на территориях, вошедших в состав СССР в 1939 1940
годах. Священнослужителей насчитывалось накануне войны 6376 (в 1914 г.
клир РПЦ составлял 66 100 священников и диаконов). В 1938 г. в СССР не
существовало ни одного монастыря. После присоединения Восточной При¬
балтики, Западной Украины, Западной Белоруссии и Бессарабии их стало 64
(в 1914 г.— 1025). От высшего духовенства в предвоенные годы осталось
четыре человека: два епископа и два митрополита составляли весь еписко¬
пат РПЦ. С 1918 г. не созывались ни Поместный, ни архиерейские соборы.
Положение митрополита Сергия, ставшего в 1934 г. митрополитом
Московским и Коломенским, а в 1937 г.— Патриаршим Местоблюсти¬
телем, напоминало плен. О встрече с ним в Москве в 1939 г. рассказывал
митрополит Пантелеймон (Рожновский). Атмосфера внутренней напряжен¬
ности, постоянной слежки - вот условия, в которых постоянно пребывал
Сергий. От правляясь однажды осматривать московские храмы, Местоблю¬
ститель сказал на ухо Пантелеймону: «Владыко, помолитесь прежде, не
я вас везу храмы осматриват ь, а нас везут... Куда нас везут, сам не знаю» 14.
Пантелеймон, прибывший на эту встречу из Западной Белоруссии, был
потрясен.
Расширение границ СССР в 1939—1940 гг. поставило перед митро¬
политом Сергием трудную задачу: необходимо было передать священ¬
нослужителям присоединенных областей опыт деятельности в условиях
нового для них общественного строя. На Кишиневскую кафедру был назначен
епископ Алексий (Сергеев), временным экзархом западных областей Украины
и Белоруссии стал архиепископ Николай (Ярушевич), экзархом Приба¬
лтийским — архиепископ Сергий (Воскресенский), занявший после смерти
митрополита Елевферия Литовскую кафедру. Особенность их деятельности
состояла в том, что местное население считало архиереев из Москвы
чуть ли не «агентами ЧК». Кроме того, в присоединенных областях намечалось
проведение антицерковных государственных мероприятий, уже осуществ¬
41

ленных в прежних границах СССР. Но этому помешала война с гит¬
леровской Германией.
Долгое время патриотическая позиция, занятая Русской Православной
Церковью с первых дней Великой Отечественной войны, оставалась
предметом пристального внимания зарубежных исследователей. Одни из
них стремились объяснить данное явление сцеплением случайностей,
другие упрекали РПЦ за то, что она не выполнила своего религиозного
долга и не стала на сторону тех, кто шел на Россию под лозунгом «С
нами Бог». Отечественные же историки, как правило, хранили молчание
по поводу позиции церкви в войне. Лишь в отдельных работах
атеистического характера отмечалось, что духовенство использовало
тогда людское горе для усиленного насаждения религиозных чувств. Что
же произошло на деле?
Казалось бы, что начавшаяся война должна была обострить про¬
тиворечия между государством и церковью. Однако именно этого и не
произошло. Складывавшиеся веками национальные и патриотические
корни русского православия оказались сильнее предубеждений. И па¬
триотическая деятельность РПЦ в годы войны явилась не только
заметной, но и существенно необходимой, выражала естественные чувства
принадлежности граждан к Родине и реализовалась по многим на¬
правлениям. РПЦ воспитывала в верующих мужество и самоотвер¬
женность, поощряя ревностное участие в боевых операциях на фронте
и в партизанских отрядах; требовала полной самоотдачи от трудившихся
в тылу; призывала верующих на временно оккупированных врагом
территориях к стойкости и сопротивлению; оказывала материальную
помощь Красной Армии (сбор средств на авиационную эскадрилью
имени Александра Невского, танковую колонну имени Дмитрия Донского,
в Фонд обороны, на подарки бойцам и мн. др.); проявляла заботу
о раненых, инвалидах, вдовах и дегях-сиротах.
Уже 22 июня 1941 г. митрополит Сергий обратился к верующим
с посланием «Пастырям и пасомым Христианской Православной церкви».
Отметив, что день начала фашистской агрессии совпал с праздником Свя¬
тых земли Русской, Сергий призвал всех встать на защиту Родины от
захватчиков. С аналогичным посланием к пастве обратился 26 июня мит¬
рополит Ленинградский Алексий (будущий патриарх Московский и всея
Руси). Оба иерарха, не задумываясь о последствиях, фактически нарушили
закон, который строго запрещал вмешательство церкви в дела государства.
За годы войны Патриарший Местоблюститель обращался к верующим
с патриотическими воззваниями свыше 20 раз, откликаясь на все основные
события в военной жизни страны. Это и обращение к московской пастве
в тревожные дни октябрьского (1941 г.) фашистского наступления на столи¬
цу, и обращение к верующим на временно оккупированных территориях
с призывом содействовать партизанскому движению, и сбор средств на
организацию именных воинских частей и на подарки раненым.
Активнейшее участие приняли священнослужители и миллионы веру¬
ющих в оказании материальной помощи государству. Взносы непосредст¬
венно от РПЦ в Фонд обороны составили за годы войны более 300 млн.
руб., в том числе по Краснодарскому краю— 1,5 млн., по Ставропольс¬
кому— 6,13 млн., по Вологодской области — 2,424 млн., по Воронежс¬
кой — 2,883 млн., но Красноярскому краю — 4,179 млн., по Горьковской
обл. - 9,234 миллиона. Крупные суммы были собраны в Москве, Саратове,
Астрахани, Калининской обл., других местах страны.
Гражданским подвигом стало поведение верующих Ленинграда. По
предложению митрополита Алексия десять приходов города, Николо-
Морской, Князе-Владимирский и Спасо-Преображенский соборы, семь го¬
родских и пригородных церквей начали 23 июля 1941 г. сбор пожертвований
в Фонд обороны и Фонд советского Красного Креста. К середине блокад¬
ной зимы 1943 г. пожертвования составили по Князе-Владимирскому собо¬
ру— 1,06 млн. руб., по Николо-Морскому 980 тыс., по Спасо-Преоб-
раженскому 72 тысячи. Общая сумма денежных средств, собранных
42

верующими и духовенством Ленинградской епархии в Фонд обороны
за годы войны, превысила 6 млн. рублей 15.
Важной стороной деятельности РПЦ во благо Родины явилась забота
о повышении боевой мощи Красной Армии. 30 декабря 1942 г. митрополит
Сергий, призвав духовенство и верующих к сбору средств на строительство
танковой колонны, обратился с телеграммой к Сталину, в которой вы¬
сказал просьбу об открытии банковского счета для зачисления поже¬
ртвований на колонну имени Дмитрия Донского. В ответной телеграмме
председатель Государственного комитета обороны дал на это согласие.
Такая, вроде бы неожиданная, перемена отношения к РПЦ со стороны
властей была не случайной. Патриотическая деятельность церкви и ее
возросшее в народе влияние были замечены и получили соответствующую
политическую оценку.
Война со всей очевидностью показала духовную силу большинства
священнослужителей, клира и верующих РПЦ. В короткий срок было
собрано свыше 8 млн. руб., в том числе 2 млн. внесли верующие Москвы
и области, почти такую же сумму пожертвовали прихожане опустошенного
блокадой Ленинграда. Не существовало ни одного прихода, не внесшего
вклада в это общенародное дело, причем средства жертвовались даже на
оккупированной врагом территории и оттуда доставлялись в Министерство
финансов СССР. Священник Федор Пузанов из села Бродовичи собрал
среди верующих на оккупированной Псковщине золота, серебра, церковной
утвари и денег на общую сумму около 500 тыс. руб., переданных затем
через партизан на Большую землю. Передача Красной Армии колонны
имени Дмитрия Донского из 40 танков Т-34 состоялась 7 марта 1944 года.
Перед личным составом подразделений с напутственным словом выступил
митрополит Крутицкий Николай. Боевой путь танкистов этой колонны
отмечен многими подвигами и славой.
Патриотическая деятельность духовенства ознаменовалась и участием
его в партизанском движении. Священник Свято-Покровской церкви в Шпо-
лянском р-не Киевской обл. Г. Иванюк оказывал активное содействие
партизанскому отряду во главе с командиром Соколовым и комиссаром
Лучицким. Священник Алексей Романишко из Полесской епархии лично
участвовал в партизанском движении с 1942 по лето 1944 года. Из его
письма митрополиту Алексию, посланного осенью 1944 г., известно, что
число священников в Полесской епархии уменьшилось на 55% в связи
с расстрелами многих из них фашистами именно за содействие партизанам.
«Партизанским попом» прозвали в годы войны настоятеля Успенской
церкви Дрогичинского р-на Гомельской обл. Василия Копычко. За свою
патриотическую деятельность он был награжден, как и многие другие
священнослужители, медалью «Партизану Великой Отечественной войны».
17 священнослужителей награждены медалью «За оборону Ленинграда».
Все они вместе с митрополитом Алексием оставались в городе в течение
всей его блокады 16. Медалью «За оборону Москвы» отмечен вклад в дело
Победы 16 представителей духовенства.
Почти не изученной остается церковная жизнь на временно оккупиро¬
ванной врагом территории. Одна из неразгаданных до конца страниц
в истории минувшей войны — подвиги членов церковной организации
«Православная миссия в освобожденных областях России», известной также
как «Псковская православная миссия». Она была создана под эгидой ок¬
купационных властей на территории Псковской, Новгородской, Ленин¬
градской и Калининской областей и провозгласила своей официальной
целью восстановление церковной жизни, «разрушенной советской вла¬
стью». Предыстория этой организации такова: в феврале 1941 г. в составе
Латвийской и Эстонской епархий был учрежден Московской Патриархией
Прибалтийский экзархат как особая митрополичья область. Возглавил его
митрополит Литовский и Виленский Сергий (Воскресенский).
Фашистская оккупация Восточной Прибалтики усложнила положение
экзарха: начались выступления верующих против «ставленника большеви¬
ков», некоторые местные архиереи обратились к немецким властям с требо¬
43

ванием выдворить «чужака» с прибалтийской земли. Однако Берлин по¬
ступил иначе, дав гарантии сохранения экзархата и даже его канонической
принадлежности к Московской Патриархии при условии, что экзарх создаст
новое церковное управление под эгидой немецких властей. Сергий (Во¬
скресенский) дал согласие. Тогда и появилась Православная миссия с це¬
нтром в Пскове. 18 августа 1941 г. в этот город прибыли первые 14
священников, среди которых были как выпускники православного Бо¬
гословского института в Париже, так и деятели Русского христианского
союза, тоже зарубежного.
Деятельность данной церковной организации, вплоть до времени зага¬
дочного убийства Сергия (Воскресенского) 29 апреля 1944 г., освещается
противоречивыми свидетельствами. По-видимому, они отражают несов¬
падающую позицию разных членов миссии. До сих пор признавались
верными только те свидетельства, которые указывают на пособничество
этой организации оккупационным властям. Документы же, затрагивающие
иные сюжеты, нарочито отвергались.
Территория, входившая в ведение миссии, включала в себя юго-запад¬
ную часть Ленинградской обл. (за исключением Ямбургского и Волосовс-
кого районов), часть Калининской области (включая Великие Луки), Нов¬
городскую и Псковскую области, с населением около 2 млн. человек.
Начальником управления «Православной миссии в освобожденных област¬
ях России» стал Кирилл Зайц, чья деятельность устраивала и экзарха,
и оккупационные власти. В материальном отношении миссия самообес¬
печивалась, пополняя свои ресурсы из прибылей, поступавших от хозяй¬
ственного отдела (куда входили свечной завод, магазин церковных принад¬
лежностей, иконописная мастерская) и от 10% отчислений, поступавших из
приходов. Ее месячная прибыль в 3 —5 тыс. марок покрывала расходы
управления, а свободные денежные суммы миссии шли на содержание
Богословских курсов в Вильнюсе.
Для восстановления церковной жизни в ряде приходов требовались
священнослужители. И, напутствуя первых миссионеров, среди которых
были, в частности, воспитанники Богословского института В. Толстоухов,
А. Ионов, К. Зайц, Н. Колиберский, И. Легкий, Я. Начис и Ф. Ягодкин,
экзарх говорил: «Не забывайте, что вы прибыли в страну, где на протяже¬
нии более 20 лет религия самым безжалостным образом отравлялась
и преследовалась, где народ был напуган, принижен, угнетен и обезличен.
Придется не только налаживать церковную жизнь, но и пробуждать народ
к новой жизни ог долголетней спячки, объясняя и указывая ему преимуще¬
ства и достоинства новой, открывающейся для него жизни».
Дело в том, что церковная жизнь в Псковской, как и в других областях
СССР, тогда почти полностью угасла. Теперь все сведения о гонениях на
РПЦ по распоряжению Зайца были собраны священниками и представлены
в управление миссии. Туда же миссионеры передали списки ликвидирован¬
ных советской властью священнослужителей. В 221 храме миссии служили
84 священника. Каждый служил в двух либо трех приходах, расположенных
порою далеко друг от друга. Руководство миссии считало, что лиц духовно¬
го звания должно быть там втрое больше. Ради возрождения религиозной
жизни в регионе впервые зазвучало в эфире церковное слово. Еженедельные
трансляции из Пскова охватывали значительную территорию, включая
районы Острова, Порхова, станции Дно. В сентябре 1942 г. священником
Георгием Бениксоном по радио из Пскова был прочитан доклад на тему
«Религия и наука». Второй доклад, «Игумен всея Руси» он посвятил 550-
летию со дня смерти Сергия Радонежского.
Лидеры миссии внимательно следили за событиями в СССР, не оста¬
вляя без внимания ни одно из посланий Патриаршего Местоблюстителя и не
забывая о своем каноническом подчинении Московской Патриархии. По
всем приходам велось подробное толкование позиции митрополита Сергия,
хотя прибывшим из-за границы миссионерам было трудно понять реальное
положение РПЦ. Тем не менее в положительной оценке деятельности Сергия
для сохранения церковной жизни в СССР все они были единодушны.
44

Действия священнослужителей миссии находились под постоянным
контролем советских партизан. Эти контакты были подмечены оккупацион¬
ными властями, которые обязали каждого священника давать письменные
отчеты о встречах с партизанами. Оказывается, партизаны строго следили
за тем, чтобы в проповедях священнослужителей не содержалось никаких
выступлений против советской власти. В приходе у священника Иоасафа
«было высказано пожелание о сборе средств в церкви на Красную Армию».
Тому же Иоасафу партизаны предложили написать Патриаршему Место¬
блюстителю, и тот «пришлет ответ, т. е. утвердит или не утвердит данного
священника в занимаемом приходе».
На протяжении всего существования миссии, чья деятельность угасла
после убийства Сергия (Воскресенского), ее священники заботились о со¬
ветских военнопленных, призывая прихожан к помощи им. Заботой были
окружены и дети-сироты. При храме Дмитрия Солунского во Пскове
стараниями прихожан был создан детский приют во главе со священником
Бениксоном. Им же при церкви была создана детская школа.
Приведенные факты не дают полной картины жизни миссии. Ведь
создавалась она под эгидой оккупационных властей, так что священство
обязано было как-то реагировать на распоряжения немецкого командо¬
вания. Вот одно из них: «В день Св. Троицы германское командование
объявило торжество передачи земли в полную собственность крестьянства,
а посему предлагается управлению Миссии: 1) Дать циркулярное рас¬
поряжение всему подведомственному духовенству (особенно гг. Пскова,
Острова, Луги) специально в проповедях отметить важность сего ме¬
роприятия. 2) В Духов День в Соборе, после Литургии, совершить то¬
ржественный молебен с участием всего духовенства г. Пскова, предварив
молебство же приличествующим словом. Митрополит Сергий. 8 июля
1943, № 699. Псков».
Выполняя распоряжения оккупационных властей и оставаясь право¬
славными священнослужителями, они, возможно, и не знали о разработан¬
ной в Берлине программе «О разрешении вопроса о церкви в оккупирован¬
ных восточных областях (специальное указание № З.Б.Б.(И)». Этот до¬
кумент содержал требование «воспретить всем попам вносить в свою
проповедь оттенок вероисповедания и одновременно позаботиться о том,
чтобы возможно скорее создать новый класс проповедников, который будет
в состоянии после соответствующего, хотя и короткого, обучения толко¬
вать свободную от влияния религию» '7.
Кем же были священники миссии? С кем шли? Что заставило их
покинуть Западную Европу и приехать на многострадальную российскую
землю, опаленную войной? Сегодня еще нельзя дать точный ответ на эти
вопросы. Война, как экстремальная ситуация, не только всколыхнула цер¬
ковную жизнь в стране, но и показала, что РПЦ осталась верна своим
историческим и вероисповедальным традициям. Впрочем, имеются факты
иного рода. Достаточно известны своими профашистскими выступлениями
епископы Владимиро-Волынский Поликарп (Сикорский), митрополит Алек¬
сий (Громадский) в Почаевской лавре, часть белорусского духовенства,
приветствовавшая в августе 1942 г. от имени церковного собора в Минске
Гитлера и его вооруженные силы. Но не эти люди отражали позицию
большинства служителей РПЦ.
Итак, 30-е годы стали одним из самых трагических этапов в истории
РПЦ. Исходя из ложной концепции, что религию можно уничтожить наси¬
льственным путем, воинствующие атеисты, отождествляя религиозное со¬
знание с религиозной организацией и ее деятельностью, искореняли все,
связанное с церковной жизнью. Но и при таком нажиме, даже по официаль¬
ным данным конца 30-х годов, половина населения СССР оставалась
верующей. Что касается внутрицерковной жизни того периода, то важней¬
шей ее особенностью оставалось отсутствие патриаршего управления. Ни
разу после 1917 г. не созывались Поместный и архиерейские соборы, на
местах церковная жизнь имела эпизодический, чисто очаговый характер.
Обескровленная и почти уничтоженная, РПЦ пребывала тем не менее
45

носительницей того духовного потенциала, который со всей силой проявил¬
ся в тяжкую годину Великой Отечественной войны. Возросший авторитет
РПЦ был оценен даже советской властью, которая стала подчеркивать
лояльность РПЦ и ее патриотическую деятельность. Новый ее этап оказал¬
ся связанным с тем, что в сентябре 1943 г. Патриарший Местоблюститель
Сергий был избран Патриархом Московским и всея Руси.
Примечания
1. Патриарх Сергий и его духовное наследство. М. 1947, с. бОсл.
2. ТАЛЬБЕРГ Н. К сорокалетию пагубного евлогианского раскола. Джорданвилль.
1966, с. 66.
3. Там же, с. 70.
4. ИОАНН (Сычев). Церковные расколы в Русской Церкви 20-х и 30-х годов XX столетия.
Магист. дисс. 1965 (архив Московской Духовной академии, машинопись, с. 197).
5. Материалы по церковному движению 1922—1929 гг. (Архив Петербургской Духовной
академии. Кн. 1, с. 9).
6. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ), ф. 5263, on. 1, д. 2, л. 3.
7. Там же, л. 8, 5, 9.
8. Российский центр хранения и изучения документов новейшей истории (РЦХИДНИ), ф. 89,
оп. 4, д. 140, л. 12.
9. ТАЛЬБЕРГ Н. Ук. соч., с. 79.
10. РЦХИДНИ, ф. 17, оп. 132, д. 7, л. 9.
11. Государственный архив Псковской области (ГАПО), ф. 1633, on. 1, д. 19, л. 32.
12. ГАРФ СПб, ф. 7384, оп. 33, д. 68, л. 2.
13. Там же, л. 1, 25.
14. РЦХИДНИ, ф. 17, оп. 132, д. 7, л. 9, 14, 19.
15. ГАРФ, ф. 6991, оп. 2, д. 4, л. 24; АЛЕКСИЙ. Слова, речи, послания, обращения, доклады,
статьи (1942- 1948). М. 1948.
16. ГАРФ СПб, ф. 9324, on. 1, д. 4, л. 1 3.
17. ГАПО, ф. 1633, on. 1, д. 7, л. 8, 15, 16, 18; д. 6, л. 9; РЦХИДНИ, ф. 17, оп. 125, д. 92, л. 25.

ИСТОРИЧЕСКИЕ ПОРТРЕТЫ
Тургут Озал
Д. И. Вдовиченко
Тургут Озал принадлежал к новому поколению турецких политических
деятелей, которое вышло из сформировавшейся в 50 -60-х годах среды
технократов. За всю 70-летнюю историю существования Турецкой респуб¬
лики это был второй президент, избранный меджлисом из числа гражданс¬
ких лиц. Прежние, начиная с первого — ее основателя Кемаля Ататюрка,—
происходили из военной среды.
Тургут Озал родился 21 октября 1927 г. в г. Малагья (Центральная
Анатолия) в небогатой семье. Отец его служил чиновником в местном
отделении сельскохозяйственного банка, мать — учительница. Тургут —
старший из трех их сыновей. Семья была верующей.
Начальную и среднюю школу будущий президент окончил в Малатье.
В школьные годы наибольший интерес проявлял к физике, что во многом
и определило выбор им профессии. Успешно выдержав строгий экзамен
и обеспечив себе тем самым бесплатное обучение и место в общежитии,
Тургут стал студентом электротехнического факультета Стамбульского
технического университета. Здесь он познакомился с Сулейманом Демире-
лем и Нуреттином Эрбаканом, которые учились на старших курсах других
факультетов. Вместе они ходили в небольшую мечеть месджит, и ничто
не предвещало, что в 80-е годы они станут политическими противниками.
Университетские годы Тургута приходятся на период «романтического
демократизма» (по определению турецких политологов), когда в жизни
страны наметились серьезные перемены. Общественность требовала либе¬
рализации политического строя, расширения прав и свобод граждан, в том
числе и на образование новых политических организаций и профсоюзов.
В обществе больше обсуждали вопросы, связанные с конституцией, свобо¬
дой слова и печати, и меньше всего интересовались назревшими к тому
времени острыми социально-экономическими проблемами.
Будущий президент, являясь свидетелем разворачивавшихся в стране
бурных ^дебатов, был сосредоточен на прилежной учебе. Университет
Тургут окончил весьма успешно, получив диплом инженера-электротех-
ника. Уже тогда он был замечен как хорошо подготовленный специалист.
Сразу же по получении диплома он был направлен в Анкарское управление
по электрификации, затем послан в США для совершенствования по
специальности. Здесь он не только повысил свой профессиональный уро-
Вдовиченко Дмитрий Иванович — кандидат исторических наук, доцент.
47

вень, но и имел возможность познакомиться с общественным и государст¬
венным строем США, американской культурой и совершенствоваться в анг¬
лийском языке.
По окончании стажировки Озал в 1953 г. вернулся в Турцию, обосно¬
вался в Стамбуле и вновь приступил к работе в Управлении по элект¬
рификации. Он женился, снимал небольшую квартиру, в которой были
только стол и стулья. За свою работу он получал скромное жалованье.
В течение ряда лег он участвует в разработке ряда крупных проектов
гидроэлектростанций и плотин, а также в планировании электрификации
наиболее важных экономических районов страны.
Летом 1959 г. он в числе других турецких экономистов, представителей
министерств экономики, ресурсов и других ведомств встречался в Стамбуле
с автором «немецкого чуда» — Людвигом Эрхардом. После кратковремен¬
ной службы в армии Озал некоторое время преподавал математику непода¬
леку от Анкары, в Средневосточном университете, а затем вернулся в Упра¬
вление по планированию и строительству электростанций.
Ожесточенная политическая борьба 50-х годов, завершившаяся в мае
1960 г. военным переворотом, впоследствии получила отражение в его
вышедшей во Франции книге «Турция в Европе» \ своего рода критическом
обзоре экономической истории Турции, в котором особое внимание уделя¬
лось роли государства в развитии экономики. События, предшествовавшие
военному перевороту, и сам переворот Озал рассматривал как результат
поляризации политических сил, борющихся за власть в стране.
Этатистская стратегия экономического развития, отвергаемая свергну¬
той военными демократической партией — сторонницей либеральной эко¬
номики, вновь стала после переворота господствующим направлением
в политике правительства. В сентябре 1960 г. была учреждена Государствен¬
ная плановая организация, составившая при участии иностранных специ¬
алистов первый пятилетний план экономического развития Турции. Тургут
Озал работал в этой комиссии без малого десять лет, вплоть до второго
военного переворота в марте 1971 года. Здесь он получил возможность
детально ознакомиться с финансовыми и экономическими проблемами
страны. После удачно проведенной в 1970 г. девальвации турецкой лиры
и ряда других мер, укрепивших финансовое положение страны, имя Тургута
Озала обрело известность в деловых и финансовых кругах, и не только
Турции, но и западноевропейских государств. Лондонская «Financial Times»
характеризовала его как «прагматика, обладающего острым проницатель¬
ным интеллектом» 2.
Тем временем вновь обострилась межпартийная и внутрипартийная
борьба. Поскольку в политической жизни Турции отсутствовали прочные
демократические традиции, вполне естественно, что на первый план в каче¬
стве важного политического фактора выдвигается армия, генералитет, недо¬
вольные неспособностью правительства преодолеть анархию, порожден¬
ную в числе прочих причин и деятельностью возникших в 60-е годы
молодежных организаций — и ультралевых и ультраправых, разгулом по¬
литического террора, активностью различных религиозных сект, добивав¬
шихся восстановления шариатских законов. По требованию высших ар¬
мейских чинов 12 марта 1971 г. правительство ушло в отставку. После этого
Тургут Озал в течение двух лет возглавлял отдел проектирования в Между¬
народном банке, а по возвращении в Турцию с 1973 по 1979 г. занимал пост
координатора в крупном холдинге братьев Сабанджи, одновременно воз¬
главляя отдел инвестиций Средиземноморского банка 3.
К концу 70-х годов политическое положение в стране еще больше
обострилось. Кризис политический, вызывавший частую смену прави¬
тельств, дополнялся экономическим. Нефтяной бум 1974 г. еще больше
осложнил положение турецкой экономики. Инвалютные накопления вскоре
иссякли, и многие отрасли промышленности стали испытывать нехватку
нефтепродуктов и ряда других товаров. В своей книге «Турция в Европе»
Тургут Озал вспоминал, что в этот период частный сектор испытывал
огромные трудности с инвалютными средствами, в то же время спекулянты
48

на черном рынке сколачивали огромные состояния 4. Сокращалось промы¬
шленное производство, росла безработица, ширилось стачечное движение.
Пришедшее к власти в октябре 1979 г. правительство Демиреля заявило
о своем намерении беспощадно бороться против коммунизма, курдского
сепаратизма, подрывной деятельности и анархии, а также о стремлении
найти выход из национального кризиса 5. 27 декабря 1979 г. начальник
Генерального штаба генерал Эврен передал президенту Корутюрку подпи¬
санное командующими всеми родами войск «Письмо-предупреждение»,
в котором выражалось беспокойство в связи с угрозой государственному
строю со стороны как приверженцев шариата, так и ультралевых организа¬
ций и фашистов. Генералы требовали от правительства принять решитель¬
ные меры против терроризма 6.
Демирель встречался с начальником Генерального штаба, команду¬
ющими вилайетов, в которых было введено военное положение, но сущест¬
венных изменений во внутренней политике правительства так и не произош¬
ло. Активнее шли поиски путей экономической стабилизации. Здесь и про¬
явил себя Тургут Озал. Еще работая в холдинге братьев Сабанджи
и возглавляя затем профсоюз предпринимателей металлоизделий, он в но¬
ябре 1979 г. представил Демирелю доклад с анализом состояния экономики
страны, содержавший конкретные предложения о выходе из кризиса.
Работа в Государственной плановой организации дала возможность
Озалу детально ознакомиться с проблемами собственной страны, а служба
за рубежом в международных финансовых организациях обогатила его
опытом и знаниями как в общих вопросах экономики, менеджмента и мар¬
кетинга, гак и в финансово-кредитном деле. Особое значение имел для него
опыт развивающихся стран, стремившихся преодолеть свою отсталость за
счет развития импорг-заменяющих отраслей - - в Латинской Америке, Юж¬
ной Корее и др. Все это позволило ему лучше увидеть недостатки экономи¬
ческой стратегии турецких правительств. Поэтому не случайно Демирель
в декабре 1979 г. пригласил Тургута Озала на должность экономического
советника правительства и руководителя Государственной плановой ор¬
ганизации.
7 января 1980 г. в Анкаре возобновились переговоры с представителями
Международного валютного фонда о предоставлении кредитов Турции,
начатые еще при прежнем правительстве, но затем на долгие месяцы
прерванные. Турецкую сторону представлял Тургут Озал. Переговоры про¬
ходили сложно. Экономическое положение страны продолжало ухудшаться.
В связи с отсутствием нефтепродуктов резко сократился выпуск промыш¬
ленной продукции — по многим предприятиям на 80% 7. Особенно тяжело
кризис ударил по владельцам и акционерам средних и крупных промышлен¬
ных предприятий. В связи с отсутствием топлива на 13 из 18 сахарных
заводов была приостановлена работа. «Даже здание Совета министров
плохо отапливалось,— вспоминал Тургут Озал.— И мы сидели в пальто
и вели длительные дискуссии как выйти из кризиса... Мы не могли оплатить
2 млрд. долл. коммерческих долгов... Хотя многие долги были консолиди¬
рованы и была предоставлена отсрочка в их выплате, но мы не были
в состоянии выплачивать даже проценты по этим долгам» 8.
По мере обострения международной напряженности как в регионе
Ближнего и Среднего Востока, так и во всем мире, все большую активность
в отношении Турции стали проявлять США. В своем обращении к конгрессу
президент Дж. Картер указывал что США изучают возможности, исходя из
военно-политических интересов, повлиять на решение турецких экономичес¬
ких проблем с целью усиления се как южного фланга НАТО.
По завершении переговоров с делегацией Международного валютного
фонда турецкое правительство приняло «Решения 24 января». Основу этого
документа составили предложения Тургута Озала по структурному рефор¬
мированию турецкой экономики. «Решения» предусматривали ряд мер по
стабилизации экономики: упразднение комитета по ценам; либерализация
цен на ряд промышленных товаров; установление строгого контроля за
кредитами с целью их ограничения - в первую очередь для государствен¬
49

ных предприятий и объединений; осуществление других антиинфляционных
мер (частичная девальвация турецкой лиры, замораживание заработной
платы); создание благоприятных условий для иностранных инвестиций 9.
Уже на следующий день после опубликования «Решений» правительст¬
во объявило о частичной девальвации турецкой лиры. При премьер-минист¬
ре были образованы два новых управления: по иностранным капиталов¬
ложениям и по стимулированию капиталовложений. Ответственность за
реализацию «Решений 24 января» была возложена на Тургута Озала как
экономического советника правительства, при котором создавались соот¬
ветствующие органы для координации финансовых и кредитных дел.
Однако международные финансовые организации не спешили с креди¬
тами Турции. Тургут Озал неоднократно выезжал в США и Западную
Европу для переговоров по этому вопросу. Одобряя на словах смелые
решения, принятые турецким правительством по стабилизации экономики,
руководители международных банков уходили от конкретных обещаний
или же предлагали очень незначительные суммы. Весь февраль и март 1980
г. прошли в интенсивных переговорах с представителями международных
банков и Организации европейского экономического сотрудничества (ОЕ-
ЭС). «Человек действия», как называли Тургута Озала в западной прессе,
вел переговоры не только с министрами финансов стран членов ОЕЭС,
но и с представителями деловых кругов. Они особенно интересовались
политической стабильностью в Турции и ее возможностями по части пога¬
шения коммерческих долгов.
Газета «Cumhuriyet» писала в конце марта 1980 г., что турецкая делега¬
ция в Париже была шокирована отсрочками кредитов. «ОЕЭС преподнесла
Турции тяжелый урок» 10. Английская газета «Financial Times» назвала
переговоры гурецко1 о правительства с Международным валютным фондом
(МВФ) о кредитах «битвой» ". Тургут Озал был возмущен позицией между¬
народных финансовых организаций и ОЕЭС. Он заявлял: «Если помощь
Турции не будет оказана, она как государство развалится. Но это нанесет
ущерб и тем, кто ранее оказывал помощь... В этом случае к власти может
прийти левое руководство и возникнет новый Афганистан». Не исключал
он, как и Демирель, возможности прихода к власти фашистов. Демирель
был уверен, что именно Тургут Озал «спасет экономику Турции» 12, стам¬
бульская газета «Gimaydin» писала: Озал «обладает большими полномочи¬
ями, чем большинство министров» ".
Стабилизация турецкой экономики во многом зависела от междуна¬
родной обстановки. В это время продолжалось обострение ситуации на
Ближнем и Среднем Востоке. Ввод советских войск в Афганистан задержал
на длительное время начавшийся было процесс ослабления международной
напряженности. Исламская революция вырвала Иран из круга стран, нахо¬
дившихся под влиянием США. Эти обстоятельства побудили американское
правительство активизировать свои усилия по укреплению военных и поли¬
тических связей с Турцией.
После непродолжительных переговоров в конце марта 1980 г. между
США и Турцией было подписано соглашение о военном и экономическом
сотрудничестве, предусматривавшее открытие для американцев военных
баз |4, которые были закрыты турецкими властями в 1975 г. после объявле¬
ния правительством США эмбарго на поставки оружия в Турцию. Допол¬
нительным протоколом предусматривалось оказание США турецкой сторо¬
не помощи в развитии собственной военной промышленности. Обсуждая
международный кризис, вызванный советским вторжением в Афганистан,
заседание министров иностранных дел 15 стран НАТО в Анкаре 25--26
июня 1980 г. подтвердило крайнюю необходимость оказания эффективной
и продолжительной финансовой помощи более слабым в экономическом
отношении союзникам, и в их числе Турции ,5.
Под давлением военно-политических факторов МВФ и другие между¬
народные организации ускорили решение вопроса о кредитах Турции. В пе¬
рвые три года МВФ предоставил ей кредит в размере 1,2 млрд. долл,
в последующие годы кредиты выделялись в меньшем объеме. Кроме того,
50

Турция получила кредиты o r Международного банка реконструкции и разви¬
тия, Европейского экономического сообщества, ассоциированным членом
которого она является, и Саудовской Аравии. В течение периода стабилиза¬
ции — с 1980 по 1985 г. (а кредиты предоставлялись именно для этой цели)
общая их сумма составила более 5 млрд долларов 16. При этом Турция
должна была неуклонно выполнять все согласованные условия — о сокраще¬
нии инфляции и проведении жесткой кредитно-финансовой политики.
Пока шли эти переговоры, хаос в Турции усиливался. Он охватил всю
общественно-политическую жизнь страны. В апреле 1980 г. президент Тур¬
ции Корутюрк в связи с окончанием срока полномочий ушел в отставку.
Меджлис должен был избрать нового президента, однако лидеры полити¬
ческих партий оказались неспособными прийти к согласию, что могло бы
способствовать восстановлению политической стабильности в стране. Мед¬
жлис превратился в арену острых политических стычек и дискуссий. В тече¬
ние шести месяцев он заседал, обсуждал, голосовал (было проведено 116
голосований), но так и не смог избрать нового президента. Работа законо¬
дательного органа Турции была фактически парализована. Единодушие
депутатов проявлялось лишь при продлении введенного в 20 вилайетах
военного положения.
К лету еще больше усилился политический террор. В июле 1980 г. был
убит бывший премьер-министр Турции Нихат Эрим. Учащиеся и студенты
боялись посещать школы и вузы. В августе от рук террористов ежедневно
погибало до 20 человек. Наблюдался разгул религиозного фанатизма.
В начале сентября в г. Конья состоялась большая манифестация, организо¬
ванная происламской партией национального спасения, во время которой
участники, одетые в религиозные одежды, требовали упразднения «безбож¬
ного государства» и объявления джихада 17.
В условиях нарастающего политического кризиса 12 сентября 1980 г.
вновь власть в свои руки взяла армия. В отличие от переворота 1960 г.,
Совет национальной безопасности (СНБ) был немногочислен. В него вошли
генералы командующие родами войск. Возглавил СНБ начальник Гене¬
рального штаба ген. Эврен. СНБ сразу же ввел военное положение на всей
территории страны, распустил меджлис, правительство и подверг кратков¬
ременному аресту лидеров главных политических партий. Деятельность
всех политических партий была запрещена.
В обращении СНБ к народу говорилось, что вооруженные силы взяли
власть в свои руки с целью сохранения завещанного А гатюрком государст¬
ва, его целостности, национального единства, жизни и имущества граждан
против подрывной деятельности, реакции, угрозы гражданской войны. Со¬
вет обвинял правительство в бездеятельности, которая способствовала
анархии, усилению политического террора, достигшего чудовищных раз¬
меров ,8. Было сформировано новое правительство во главе с адмиралом
Улюсю. Правительство заявило, что оно намерено покончить с террориз¬
мом, продолжить начатые меры по стабилизации экономики и подготовить
проект конституции.
Тургут Озал, занявший в правительстве ключевой пост заместителя
премьер-министра, приступил к практическому осуществлению «Решений
24 января», которые должны были обеспечить стабилизацию экономики,
расширить возможности для структурных изменений и развития рыночных
отношений. Прежде всего следовало радикальным образом изменить роль
финансово-кредитной системы, ограничить спрос внутри страны, добиться
роста промышленного производства и тем самым затормозить инфляцию.
Тургут Озал предупреждал, что стабилизации нельзя добиться сразу; для
этого потребуется три-четыре года. Внешние кредиты могут лишь рас¬
чистить пути к стабилизации. Главное же внимание надо обратит]) на
расширение экспорта как основной источник поступления валюты. Эго
было крайне необходимо, поскольку только для импорта нефтепродуктов
ежегодно требовалось более 3 млрд. долл., то есть более половины общей
суммы кредитов, предоставленных Турции международными финансовыми
организациями.
51

С целью поощрения экспорта были пересмотрены различные квоты
и сняты ограничения, упрощены многие формальности при заключении
сделок. Подобная политика принесла свои плоды. Экспорт Турции уже
к концу 1981 г. увеличился на 44% |9. Кредиты международных финансовых
организаций были использованы правительством для того, чтобы импор¬
тировать значительное количество сырья и особенно нефтепродуктов для
промышленных предприятий и обеспечить увеличение производства това¬
ров, в том числе и идущих на экспорт. По мере насыщения внутреннего
рынка товарами уменьшался дефицит и снизился уровень инфляции (на
один порядок — с трехзначной цифры на двухзначную).
Начавшийся процесс стабилизации экономики, оцененный торгово-
промышленными кругами как «обнадеживающий», способствовал росту
авторитета Тургута Озала в стране, и по результатам проведенной в начале
1982 г. анкеты он был признан «человеком года» 20 (и в последующие годы
это неизменно повторялось). В июле 1982 г. Тургул Озал подал в отставку
из-за некоторых разногласий с главой правительства Улюсю и выехал на
лечение в США.
К моменту принятия новой конституции в ноябре 1982 г. вся обще¬
ственно-политическая жизнь в условиях военной диктатуры в Турции замер¬
ла. Пресса находилась под полным контролем военных властей. Подавив
террор, военные власти главное свое внимание обратили на либеральную
интеллигенцию — деятелей культуры и науки (преподавателей высших
учебных заведений, писателей, журналистов), а также и профдеятелей.
Эмигрировавшие в европейские страны представители турецкой интеллиге¬
нции предали гласности многочисленные факты насилия, издевательств
и пыток, творившихся военными властями.
Европейский парламент, комиссии ЕЭС еще весной 1981 г. осудили
политическое насилие в Турции, нарушения прав человека и потребовали
восстановления демократических прав и свобод в соответствии с междуна¬
родным правом 21. Однако СНБ отклонял все протесты европейских ор¬
ганизаций, рассматривая их как вмешательство во внутренние дела. Новая
конституция, составленная группой профессоров-юристов, была одобрена
Учредительным собранием в ноябре 1982 г. и после референдума вступила
в силу. Тогда же был избран президент республики. Им стал председатель
Совета национальной безопасности генерал Эврен.
В апреле 1983 г. СНБ разрешил создавать политические партии на
условиях, определенных в конституции. Средства массовой информации
весьма мрачно прогнозировали будущее Турции, утверждая, что при пере¬
ходе власти к гражданскому правительству в стране вновь наступят анар¬
хия, разгул терроризма, и как неизбежный финал произойдет новое выступ¬
ление армии. В этой связи напоминали, что с 1950 г. в Турции восемь раз
объявили военное положение, а если учесть и военные годы, то оно суще¬
ствовало на протяжении 26 лет 22. Отдельные члены СНБ заявляли, что
армия вновь вмешается, если в стране возникнет ситуация, сходная с 1980 г.,
хотя глава правительства Улюсю и утверждал, что «приняты законодатель¬
ные меры, чтобы не допустить возврата к положению, существовавшему до
12 сентября», т. е. до военного переворота.
Принятые законодательные акты, и прежде всего основной — ко¬
нституция 1982 г.— были направлены на то, чтобы, учтя прежние не¬
удачные, с точки зрения военных, перевороты 1960 и 1971 гг., не допустить
к участию в политической жизни на длительный срок те партии и тех
лидеров, которые несут ответственность за хаос и социально-экономи¬
ческий кризис 70—80-х годов.
Весной 1983 г. и прежде всего в крупных городах Анкаре, Стамбуле,
Измире возникли инициативные группы по созданию политических партий.
В эту кампанию включился и вернувшийся к этому времени из США Тургут
Озал, к которому еще в июле 1982 г. обратилась группа влиятельных
политических деятелей с предложением взять на себя инициативу по созда¬
нию новой партии, обещав оказать ему поддержку. Партия, которую вскоре
основал Тургут Озал с группой единомышленников, получила название
52

«Партии отечества». Официально она была зарегистрирована 20 мая 1983
года. На первой после оформления партии пресс-конференции Тургут Озал
заявил, что его партия будет партией действия 2Л.
Вскоре после этого Тургут Озал был приглашен на открывшуюся
в Стамбуле с участием предпринимателей и банкиров конференцию, обсуж¬
давшую экономическое положение Турции и ее специфические проблемы.
Выступавшие отмечали, что нет альтернативы «Решениям 24 января» и ну¬
жно продолжить работу над их реализацией. В своем выступлении Тургут
Озал подчеркнул, что главные проблемы, стоящие перед страной — безра¬
ботица и инфляция. Говоря о себе и своих единомышленниках, он заявил,
что «мы учимся и делаем выводы. Учимся, например, создавать финан¬
совый рынок и изучаем его особенности» 24. Улучшению платежного балан¬
са должно, как он считал, способствовать увеличение экспорта и сокраще¬
ние импорта. Он не скрывал, что «предстоящие 5— 6 лет будут трудными
для Турции».
Его партия одобряла программу, содержавшуюся в «Решениях 24
января», хотя и полагала, что она недостаточна, поскольку представляет
собой лишь первый шаг в стабилизации экономики, за которым должны
последовать другие реформы, касающиеся инвестиционной политики, бан¬
ковского дела, рынка капиталов, приватизации государственных предпри¬
ятий. Все это предусматривалось программой Партии отечества. Тургут
Озал утверждал, что для укрепления экономической базы Турции надо
выработать также и социальную программу, направленную на улучшение
жизненных условий рабочих, служащих, крестьян, интеллигенции, сокраще¬
ние безработицы, жилищное строительство; особое внимание следовало
уделить экономическому развитию восточных регионов страны. С этой
программой партия включилась в предвыборную кампанию.
Лидеры прежних партий также стремились вернуться на арену полити¬
ческой жизни. Бывший премьер-министр и лидер партии справедливости
Демирель попытался основать политическую организацию под претенциоз¬
ным названием «Партия великой Турции», не имея на то ни юридических,
ни моральных прав. Военные власти и значительная часть городского
населения были обеспокоены подобными устремлениями старых политичес¬
ких сил, приведших страну в тупик в 70-е годы. Президент заявил, что
в связи с нарушением закона, которое проявилось в попытке восстановить
по существу старую партию, СНБ наложил запрет на «Партию великой
Турции». Основатели партии во главе с Демирелем некоторое время содер¬
жались под арестом.
Получив на выборах в ноябре 1983 г. 45% голосов, Партия отечества
пришла к власти. Торгово-промышленные круг и выразили удовлетворение
тем, что новое правительство однопартийное. Международные финансовые
организации также приветствовали итоги выборов. «Озал будет проводить
твердую политику по стабилизации экономики... Уверен, что Турция начнет
выплачивать свои долги. Имя Озала является гарантией»,— заявил глава
консорциума ОЕЭС 25.
13 декабря 1983 г. Тургут Озал сформировал первое после переворота
1980 г. гражданское правительство. При этом была нарушена традиция,
согласно которой кабинет формировался в основном из юристов. В прави¬
тельство вошли 6 инженеров и 5 экономистов. Пресса назвала его «прави¬
тельством ипженеров-технократов». Уже состав кабинета указывал, какое
направление станет доминирующим в его деятельности. 19 декабря 1983 г.
Тургут Озал представил меджлису правительственную программу, в кото¬
рой главной целью внутренней политики провозглашалось возвращение
к гражданскому демократическому режиму и борьба с терроризмом. Вто¬
рое место занимало решение экономических и социальных проблем. Во
внешней политике ставилась задача: проводить ататюркистскую внешнюю
политику, поддерживая дружественные отношения с Западной Европой
и США и сохраняя членство в НАТО 26.
Новое правительство столкнулось с многочисленными трудностями.
В обществе и в прессе сохранялась напряженность. Все ожидали, как будут
53

развиваться события и какой будет политика правительства на деле. Впос¬
ледствии Тургут Озал вспоминал, какая тревожная атмосфера царила на
съездах партии, в меджлисе, на встречах с журналистами. Правительство
и сам премьер-министр находились под постоянным психологическим
прессом и прежде всего под давлением со стороны армии в силу того, что
сохранялись военное положение и чрезвычайные полномочия на местах,
а фактически и военная диктатура в стране.
В этих условиях проявились характерные черты личности Тургута
Озала, уже приобретшего репутацию «решительного человека» и «хорошего
тактика», сочетающего реализм, способность к принятию взвешенных ре¬
шений, целеустремленность и динамизм в проведении государственной
политики. Не располагая реальными возможностями для восстановления
в полном объеме демократических прав и свобод, правительство в соответ¬
ствии со своей программой главное внимание обратило на экономические
и социальные отношения, имея в виду смягчение напряженности в стране
и увеличение доверия. Победа Партии отечества на выборах местных
органов власти весной 1984 г. свидетельствовала о том, что доверие к пра¬
вительству растет.
Озал стал еще энергичнее искать новые способы и стратегию экономи¬
ческого и социального развития Турции с учетом сложившихся условий
и национальных традиций. Он понимал, что завоеванный авторитет нужно
подкрепить практическими, реальными делами по выходу из острого эконо¬
мического кризиса. Только так можно было расширить и укрепить социа¬
льную базу правящей партии и продолжить, по завершении стабилизацион¬
ного периода, дальнейшие структурные экономические реформы — прива¬
тизацию государственных предприятий, увеличение иностранных
капиталовложений в экономику и осуществить другие меры по развитию
экономики.
Прежде всего было обращено больше внимания на расширение экспор¬
та. С этой целью были пересмотрены тарифы и преференции, улучшено
финансирование экспортных сделок, расширено кредитование через госуда¬
рственный сельскохозяйственный банк товаропроизводителей. Правитель¬
ство продолжало настойчиво искать новые рынки для сельскохозяйствен¬
ной и все увеличивавшейся промышленной продукции.
Одним из важных направлений в развитии внешней торговли в 80-е
годы стали мусульманские страны и вообще «третий мир». Эго было
продолжением той линии в экспортной торговле, которая определилась еще
в 60-е годы, когда правительства, находившиеся у власти после военного
переворота 1960 г., пересматривали прежнюю ориентацию на западные
страны и, исходя из экономических интересов Турции, постепенно налажи¬
вали торговые и экономические связи (хотя и с известной дифференциацией)
с развивающимся странами. В начале это была Ливия, где появились
впервые турецкие строительные фирмы. К концу 1980 г. уже более 60
подрядных турецких фирм вели строительные работы за рубежом.
Развивалась экспортная торговля с другими мусульманскими страна¬
ми: объем ее к концу 1984 г. достиг уровня торговли со странами ЕЭС.
В структуре экспорта все больше места стали занимать промышленные
товары — до 75% и лишь 25% сельскохозяйственная продукция. Доход
от экспорта составил в 1984 г. 7 млрд. долл. против 3 млрд. долл. в 1980
году 27. В 80-е годы уже более 280 турецких подрядных фирм строили
гостиницы, портовые сооружения, дороги, туннели в странах Ближнего
и Среднего Востока и Средиземноморья.
Тургу т Озал активно участвовал в расширении торговых и экономичес¬
ких связей со странами этого региона. В 1984 г. он вместе с представи¬
телями турецких деловых кругов посетил Иран, Ирак, Пакистан, Ливию
и Алжир, а его министр иностранных дел объехал страны Персидского
залива. Все эти визиты способствовали, по словам Озала, «значительному
увеличению взаимовыгодного экономического сотрудничества».
Во время визиза в Алжир Тургут Озал признал ошибочной политику
правительства демократической партии, которое в 1958 г. выступило в ООН
54

против признания Алжира независимым государством. «Турция не будет
повторять прежние ошибки, заявил он. — Мы будем вносить исправления
в прежнюю политику» 28. В войне между Ираком и Ираном двумя
мусульманскими государствами Турция занимала нейтральную, «гуман¬
ную», по словам Озала, позицию, добиваясь прекращения военных дейст¬
вий и оказывая обеим сторонам продовольственную помощь.
Подводя итоги деятельности правительства в 1984 г., Тургут Озал
подчеркивал, что оно «придает особое значение развитию отношений с ис¬
ламскими странами... С большинством из них мы связаны историческими
и культурными корнями и мы прилагаем усилия для развития с этими
странами как политических, так и торгово-экономических отношений... Мы
верим, что Турция, занимающая достойное место в исламском мире, станет
также страной, уважение к которой и ее вес как на Западе, так и во всем
мире увеличится... И мы верим, что благодаря этому она превратится
в мост, соединяющий исламский мир с западным миром» 29.
Комплексная внешнеэкономическая политика правительства Озала,
включающая расширение экспорта и подрядные работы, оказалась настоль¬
ко эффективной, что позволила, вместе с переводами от 2,5 млн. турецких
рабочих в ФРГ и мусульманских странах и доходами от туризма, увеличить
55

валютные накопления, улучшить финансовое положение государства и на¬
чать выплату накопившейся внешней задолженности. Все это внушало
главным западным кредиторам уверенность в платежеспособности Турции.
Консорциум европейских банков и другие международные банки про¬
должали предоставлять ей долгосрочные кредиты на весьма выгодных
условиях.
Продолжая реализацию программы стабилизации, правительство Оза¬
ла разрешило свободный выезд граждан за рубеж с предоставлением им
валютных средств до 5 тыс. долл., а турецким фирмам, желающим
заняться бизнесом за рубежом, было разрешено вывозить валюту в размере
до 20 млн. долларов. Увеличение валютных поступлений позволило устра¬
нить разницу в кредитовании экспорта и импорта. Это способствовало
росту импорта товаров производственного назначения. Правительственное
регулирование внешнеэкономической деятельности нанесло удар по черно¬
му рынку валюты. Поступления валютных средств в казну росли. Все это
отразилось на развитии промышленного производства, разнообразии то¬
варной продукции и увеличении экспортных возможностей страны. Уровень
инфляции упал с 60 до 25%, росла занятость30.
Правительство Озала уже в первые два года пребывания у власти
провело через меджлис около 50 законов, преследующих цель улучшить
работу государственных предприятий, сделать их менее убыточными, рефо¬
рмировать работу государственных учреждений и, в частности, добиться
большей оперативности в оформлении различной документации. Преоб¬
разования касались и банковской отчетности.
Совершенствование финансово-кредитного механизма позволило пе¬
рейти ко второму этапу реформ. Был пересмотрен прежний закон «Об
иностранных инвестициях», устранены ограничения в вывозе прибыли, а та¬
кже пересмотрен нефтяной закон. Теперь он стимулировал нефтеизыскания,
которые вели иностранные компании. Зарубежные инвесторы получили
право приобретать недвижимость, создавать смешанные компании в раз¬
личных отраслях экономики. Благоприятный инвестиционный климат спо¬
собствовал росту частных вложений в турецкую экономику. Премьер-ми¬
нистр подчеркивал, что правительство особенно заинтересовано в ино¬
странных капиталовложениях в строительство энергетических сооружений
и в обрабатывающую промышленность.
В 1985 г. в Турции были открыты свободные экономические зоны —
вначале в городах Анталья и Мерсин, а затем на западном побережье
Анатолии и в Черноморском районе. Поощряя частные турецкие и ино¬
странные инвестиции в экономику страны, правительство Озала не от¬
казывалось ог планирования экономического развития. В 1984 г. был
принят четвертый пятилетний план, предусматривавший ежегодный при¬
рост валовой продукции в 6,3%.
Если в первые годы пребывания у власти правительства Озала приори¬
тетными во внешнеэкономической политике считались Ближний и Средний
Восток и Средиземноморье, то в 1985 г. внимание главы правительства
в большей степени было обращено на развитые капиталистические государ¬
ства в Европе, Америке и Азии. Во время поездок в эти страны и встреч
с главами государств наряду с политическими проблемами международ¬
ного характера неизменно затрагивались вопросы торгово-экономических
отношений. В США в 1985 г. Тургут Озал поставил вопрос о снижении
тарифов на ввозимые ею текстильные товары. Соответствующий пункт был
впоследствии включен в дополнительный протокол о продлении военного
соглашения 1980 года. Во время своих поездок в развитые капиталистичес¬
кие страны «господин экономика», как называл Тургута Озала американс¬
кий журнал «Time» неизменно подчеркивал, что за последние 5—6 лет
положение Турции стабилизировалось и иностранные инвесторы могут без
опасений вкладывать свои капиталы в турецкую экономику.
Уже после завершения в 1991 г. войны в Персидском заливе Турции,
понесшей большие потери в результате перекрытия двух нефтепроводов из
Ирака, по новому соглашению с США о «стратегическом партнерстве»
56

были еще более увеличены квоты на ввоз текстильных и других товаров на
американский рынок. Были пересмотрены такие квоты и в отношении
западноевропейских стран.
Новым был и подход правительства Озала к отношениям со странами
Восточной Европы и в первую очередь, с Советским Союзом. Во время
пребывания в 1985 г. в США ему задавали вопрос, не разделяет ли он
опасений США и других стран НАТО в отношении стремлений СССР
расширить сферу своего влияния, Озал ответил, что верит «в возможность
сильной защиты безопасности со стороны НАТО. И эта гарантия со сторо¬
ны НАТО не оказывает отрицательного влияния на развитие наших эконо¬
мических отношений с Советским Союзом» 31. И здесь на первое место
ставились взаимовыгодные экономические отношения. Была достигнута
договоренность с СССР о поставке газа в Турцию, заключен ряд других
соглашений на взаимовыгодной основе. Тургут Озал совершил поездки
и в Китай, развитию торговых отношений с которым Турция придавала
большое значение.
Кабинет Озала, в отличие от прежних турецких правительств,
придерживался линии на деидеологизацию международных экономических
отношений. Новый подход во внешней политике поднимал международный
авторитет Турции и создал условия для расширения ее экономических
связей. В одной из своих статей Озал писал: «Турция обладает большими
человеческими ресурсами. Рабочая сила дешевая, но хорошо обученная
и дисциплинированная и самая трудолюбивая на Среднем Востоке.
Страна имеет достаточное количество менеджеров, администраторов
инженерных профессий, которые в состоянии освоить современную тех¬
нологию и ноу-хау» 3|.
Непосредственным результатом инвестиционной политики правитель¬
ства Озала явилось расширение производства в таких отраслях, как металлу¬
ргическая, химическая, фармацевтическая, электротехническая, средств свя¬
зи и появление новых отраслей электроники, нефтехимии и других.
Строящиеся предприятия оснащались современным высокопроизводитель¬
ным оборудованием, новейшими станками. Расширился также и рынок
капиталов в результате создания в Турции филиалов крупных коммерческих
банков стран Ближнего и Среднего Востока — Кувейта, Саудовской Аравии,
Омана, американских - Нью-Йоркского и Бостонского, которые не только
финансировали экспортно-импортные операции, но и предоставляли промы¬
шленные кредиты, непосредственно участвовали в предпринимательской
деятельности. Открыл свой филиал в Стамбуле и Внешэкономбанк России.
В 80-е годы Турция сделала мощный рывок в своем экономическом
и социальном развитии. Именно в эти годы она из аграрно-индустриальной
превратилась в индустриально-аграрную страну. Если в 1979 г. промышлен¬
ные товары в ее экспорте составляли только 35%, то в 1989 г. уже 82% 32.
Завершение многих проектов развития инфраструктуры, в частности введе¬
ние в строй более двух десятков плотин позволило Турции, ранее покупа¬
вшей электроэнергию из-за границы, начать продавать ее Болгарии и Румы¬
нии. Была также построена современная сеть телекоммуникаций. Структур¬
ные изменения в экономике страны произошли благодаря
целенаправленному развитию рыночной экономики, связанной с европейс¬
кой, на основании чего правительство Озала в 1987 г. обратилось с офици¬
альной просьбой о вступлении в ОЕЭС.
Вопреки мрачным предсказаниям лидеров ряда политических партий
(например, происламиста Нуреттина Эрбакана), которые выступали против
получения кредитов от международных финансовых организаций и тесных
экономических связей со странами Запада, угрожавших, по их словам,
восстановлением капитуляционного режима, существовавшего в Османской
империи в XIX в. и превращением страны чуть ли не в американо-израильс¬
кую колонию, Турция в 80-е годы не только сохранила, но и укрепила свою
экономическую независимость, выйдя по уровню развития на новую, более
высокую ступень.
По мере улучшения финансового положения страны усиливалось вни¬
57

мание правительства и к социальным проблемам. Все предыдущие пра¬
вительства повторяли политическое завещание Ататюрка: «Мир в стране.
Мир во всем мире», однако их практическая деятельность во многом
противоречила ему. «Мир в стране» предполагал социальный мир, для
чего необходима активная социальная политика, что, как подчеркивал
Тургут Озал, теснейшим образом связано с обеспечением политической
стабильности.
Правительство Озала вело активную политику в сфере просвещения.
Росло число школ, университетов и специальных профессиональных учеб¬
ных заведений, повышался уровень грамотности населения. Только в 1982 —
1983 гг. в Турции было открыто восемь новых университетов. Всего их
в стране стало 27. Почти во всех вновь открытых университетах имелись
факультеты экономики и менеджмента, готовившие специалистов на со¬
временном уровне. Средние школы и гимназии по программе правительст¬
ва стали оснащаться компьютерами.
Промышленность, оснащавшаяся новейшим оборудованием, требова¬
ла высоко квалифицированных и грамотных работников. Турецкие рабочие,
возвращавшиеся из ФРГ и других европейских стран, приносили с собой не
только технические навыки, но и определенные представления об образе
жизни в развитых странах. Рост городов, развитие экономических и культ¬
урных связей между городами и сельскими районами, совершенствование
средств коммуникаций — все это влияло на психологию населения, повы¬
шая социальные требования и духовные запросы людей. В свою очередь
более высокий уровень грамотности стимулировал общественную актив¬
ность населения, способствовал лучшему пониманию им политики правите¬
льства, позиций и программ различных политических партий.
Уже с первого года пребывания у власти правительство Озала уделяло
большое внимание строительству жилья. Был создан - из внебюджетных
средств — жилищный фонд, началось строительство домов. За шесть лег их
было построено 500 тысяч. Был составлен и осуществлен уже в 1989 г. план
электрификации сельских районов. Развертывается сеть детских садов
и школ, прежде всего в районах проживания бедноты геджеконду. Бюд¬
жетные ассигнования на эти цели были увеличены с 3 до 12%. В интересах
сокращения безработицы правительство Озала передало посредством вы¬
пуска акций ряд нос т роенных государством плотин и гидроэлек т ростанций
в частное владение. Предполагалось, что это приведет к привлечению новой
рабочей силы. На первом съезде Партии отечества в 1984 г. Озал говорил,
что «для улучшения положения основной массы населения — рабочих,
крестьян, служащих необходимо приостановить рост безработицы... Основ¬
ными причинами анархии и сепаратистских устремлений являются голод
и безысходность» 13.
С именем Тургута Озала связано строительство каскада плотин и гид¬
роэлектростанций па юго-востоке страны так называемый Юго-Восточ¬
ный проект, которому придается исключительное значение. Он предусмат¬
ривает орошение около 2 млн. га, проведение земельной реформы в этом
регионе. С его завершением в начале будущего века как полагают, объем
сельскохозяйственной продукции хлопка, риса, фруктов и овощей
будет увеличен в 2 раза. Удвоится и объем производимой электроэнергии.
На экономическое развитие восточных и юго-восточных вилайетов были
увеличены ассигнования, что должно обеспечить строительство в этих
регионах городов, дорог, электростанций, снабжение водой, развитие
средств связи.
Немалую трудность представляло собой восстановление демократичес¬
ких свобод, снят ие ограничений, связанных с военным положением, отмена
цензуры, подавление террора и насилия, творимых ультраправыми и уль¬
тралевыми организациями. Необходимо было отойти от пагубной тради¬
ции, установившейся в послевоенной Турции,— подавления демократии
в ходе военных переворотов. Тургу т Озал старался прежде всего добиться
сплочения своей партии и установления нормальных отношений с оппози¬
цией. На съезде своей партии в 1984 г. он говорил, что Партия отечества
58

считает «демократию основой всего. Существовать мы можем только
в демократической системе» 34.
Турецкая печать и в 80-е годы весьма скептически оценивала способ¬
ность пришедших к власти политиков добиться стабильности в стране. «Мы
воспитали много политиков, но нельзя сказать, что они очень хорошие,—
писала стамбульская «Milliyet».— Турецкая демократия молода... Время от
времени возникают политические бури... Отсутствие в нашей стране хоро¬
шего политика приводит к взрыву демократии» ’5. Однако применительно
в Тургуту Озалу и его соратникам эти опасения не оправдались.
Он был настойчив в проведении политики, основанной на терпимости,
стремлении к консенсусу, избегая острых споров и жестоких стычек. В стра¬
не складывался новый социально-политический климат. Это позволило
СНБ отменить в 1987 г. военное положение. Хотя и продолжались тер¬
рористические акты как со стороны ультралевых, так и ультраправых (в
1987 г. в Анкаре было совершено покушение на Тургута Озала). но в целом
социально-политическая обстановка в Турции стала более спокойной, что
в совокупности с экономической стабилизацией еще больше подняло авто¬
ритет премьер-министра.
Во внешней политике Тургут Озал последовательно стремился к раз¬
витию отношений со всеми соседями Турции, как ближневосточными, так
и европейскими. Подтверждая участие Турции в НАТО, подчеркивая ее
важную геополитическую роль в этой организации, Озал вместе с тем
придавал большое значение развитию как экономических, так и политичес¬
ких отношений в СССР. Он заявлял: «Мы внимательно следим за пере¬
стройкой в СССР и с удовлетворением отмечаем, что события в СССР
и в Восточной Европе благотворно влияют на укрепление мира в Европе
и во всем мире». Он считал, что развитие турецко-советских связей позитив¬
но воздействует на смягчение отношений между Востоком и Западом.
Посетив дважды СССР — вначале как премьер-министр, а затем как прези¬
дент, Тургут Озал много сделал для расширения взаимовыгодных эконо¬
мических отношений между двумя странами и установления доброжела¬
тельных личных политических контактов между их государственными дея¬
телями. Именно ему принадлежит идея развития экономического
сотрудничества стран Причерноморья.
Многогранность Тургута Озала как государственного и политического
деятеля проявилась и в таком деликатном вопросе, как отношение к рели¬
гии и культуре, особенно в связи с политикой европеизации страны и психо¬
логическими изменениями, происходившими в турецком обществе. Во вре¬
мя визитов в европейские страны и США Тургуту Озалу неоднократно
задавали вопросы о положении религии в Турции: не представляет ли
религиозная реакция угрозу существованию светского государства и его
демократическим институтам. Подобные вопросы были вызваны опасени¬
ями насчет ксенофобии и панисламизма в Турции под влиянием Ирана,
духовный руководитель которого Хомсйни выдвинул политико-идеологи¬
ческую доктрину: «Ни Запад, ни Восток только ислам».
Тургут Озал в книге «Турция в Европе» объяснял усиление исламизма
тем, что среди турецких рабочих-эмигрантов этот процесс отражает со¬
противление дискриминационной политике европейских правительств. Что
же касается религиозных настроений сельских жителей, мигрирующих в ту¬
рецкие города, то они, по его мнению, помогали преодолевать встречающи¬
еся на их пути трудности акклиматизации. Он не видел угрозы принципам
светскости со стороны фундаменталистов, ссылаясь на го. что в Турции
возвращение к исламу произошло в новых условиях, когда изменились
правовые отношения и религиозные чувства верующих не ведут к фанатиз¬
му и фундаментализму.
О себе Тургут Озал писал: «Я человек верующий, но подвержен всем
новшествам и воспринимаю их в своей /деятельности» 36. Он подчеркивал
также, что в обыденной жизни нет разницы между турком и европейцем,
в духовном отношении Турция близка к Западу и достойна быть полноправ¬
ным членом европейского сообщест ва. Озал не опасался, что европеизация
59

может привести к размыванию турецкой культуры. Он ссылался при этом
на Кемаля Ататюрка, к которому относился с неизменным уважением.
А Ататюрк выступал против бездумного заимствования с Запада и наста¬
ивал на сохранении всего лучшего, что было создано турецкой культурой за
многие века ее существования.
Когда окончился срок пребывания на посту президента генерала Эв-
рена, меджлис в конце октября 1989 г. избрал на этот пост Тургута Озала.
С самого начала он четко определил понимание сеЮих новых обязанностей.
Он решительно отказывался от сведения их к чисто протокольным, что
было свойственно прежним президентам из военной среды, и подчеркивал,
что он будет активным, работающим президентом. По его мнению, рево¬
люционные преобразования и революции пройденный для Турции этап,
и теперь она будет развиваться только эволюционным путем.
«Как во внешней политике, так и в нашей внутренней политике,—
говорил Тургут Озал, я сторонник диалога и этому я придаю первосте¬
пенное значение. Я рассматриваю диалог с оппозицией как необходимый
и естественный. Я готов встречаться с ее представителями и налаживать
с ними сотрудничество» 37. Вслед за Ататюрком он призывал превратить
Турцию в «остров мира» на Ближнем и Среднем Востоке, в мост, соединя¬
ющий Европу с Азией.
Призыв президента Озала к оппозиционным партиям далеко не всегда
находил отклик. После референдума, проведенного в 1987 г., были от¬
менены запреты на политическую деятельность для лидеров и депутатов
партий, существовавших до военного переворота 1980 года. На политичес¬
кой арене вновь появились и Демирель и другие деятели, возглавившие
новые партии. Они стали вести кампанию за проведение досрочных выбо¬
ров в меджлис, ссылаясь на то, что прежние не были свободными, проходи¬
ли в условиях военной диктатуры и, следовательно, не являлись выражени¬
ем подлинной воли народа. Под этим же предлогом эти партии и их
представители в меджлисе не приняли участия в выборах президента в ок¬
тябре 1989 года. Их обструкция проявлялась в различной форме.
По традиции, после избрания новый президент вместе с правитель¬
ством и представителями всех партий посещает мавзолей Кемаля Ататюр¬
ка и возлагает венок. Однако лидеры оппозиции после принесения Тургутом
Озалом клятвы в меджлисе демонстративно отказались посетить вместе
с ним мавзолей Ататюрка. Подобные действия оппозиции, их угрозы
поднять массы против правительства Партии отечества, резкие выступле¬
ния лично против Озала вызывали в народе опасения относительно возмож¬
ности нового обострения внутриполитической борьбы и дестабилизации
политической обстановки.
На парламентских выборах в октябре 1991 г. ни одна из политических
партий не получила большинства в меджлисе. Лишь после образования
коалиции — правой Партии верного пути и Социал-демократической на¬
родной партии было образовано новое правительство, которое возгла¬
вил Демирель. На этом закончился восьмилетний период пребывания у вла¬
сти Партии отечества, которая иод руководством Тургута Озала успешно
осуществила крупные экономические преобразования, изменившие облик
Турции, высоко поднявшие международный ее престиж.
Поражение Партии отечества было вызвано рядом как субъективных,
так и объективных причин. После того как Тургут Озал был избран
президентом, к руководству его партии пришли новые, малоопытные в по¬
литике люди, допустившие ряд ошибок, и прежде всего в отношении
к профсоюзному движению. Экономический спад в европейских странах
и США повлиял и на Турцию, вызвав рост инфляции. Медленно шла
приватизация государственных предприятий. Оппозиция обвиняла Озала
в непотизме. Все это привело к опоку части избирателей от партии
и в итоге — к потере ею положения правящей.
Политическая деятельность Тургута Озала продолжалась около 11
лет — с сентября 1980 г. и до кончины его в апреле 1993 г. из которых
шесть лет он возглавлял правительство и три с половиной года был
60

президентом республики. Характеризуя его как политического деятеля,
газета «Milliyet» писала, что «Озал не только в политическом, но и в челове¬
ческом отношении, в общественной жизни находится на переднем плане...
В политике это яркая и отличающаяся от других личность» 38.
Тургуту Озал у была свойственна приверженность к порядку и нетер¬
пимость к бюрократизму. Его стиль работы, высокая требовательность
к себе и другим далеко не всегда получали одобрение в правительственных
кругах. Заняв пост заместителя премьер-министра в военном правительстве
адмирала Улюсю, Озал сразу же столкнулся с довольно равнодушным
отношением многих министров к своим обязанностям. Вследствие этого он
дважды на протяжении полу гора лет подавал заявления об отставке, в кото¬
рых писал, что на заседаниях возглавляемого им экономического совета
министры пассивны, невнимательны, опаздывают к началу заседаний или
вовсе не приходят, не ведут никаких записей, что свидетельствует об
отсутствии у них подлинного интереса к обсуждаемым важнейшим воп¬
росам экономической стабилизации,
И став президентом, Тургут Озал сохранил то же отношение к своим
обязанностям, ту же требовательность к чиновникам. За это его обвиняли
во властности, высокомерии и даже называли «султаном». Но в общении
с населением, как на посту премьер-министра, так и после избрания прези¬
дентом, он был весьма демократичен. Он стремился ближе узнать нужды
народа, разъяснять политику правительства, цели проводимых экономичес¬
ких преобразований. В приморских городах он беседовал с рыбаками,
интересовался их жизнью, условиями промысла. Перед Новым годом Тур¬
гут Озал обычно посещал небольшие магазины Анкары, чтобы лучше
ознакомиться с нуждами мелких торговцев. При въезде в новый дом
кого-либо из ближайших родственников или знакомых он участвовал в тра¬
диционном жертвоприношении. В свою очередь и население было к прези¬
денту доброжелательно настроено. С глубоким уважением относился Тур¬
гут Озал к памяти руководителей полиции и служащих других правоох¬
ранительных органов, погибших на своем посту при защите людей от
террористов, часто присутствовал на заупокойных молитвах.
До конца своей жизни он сохранил любовь к семье, к своим детям
и внукам. Двое его сыновей заняты бизнесом, дочь- замужем. Два его
младших брата также бизнесмены. Один из них, Коркут Озал, был короткое
время министром. Жена Озала Семра принимала активное участие в изби¬
рательной кампании осенью 1991 года.
Любимым занятием Тургута Озала на отдыхе было плавание. Он
пренебрегал протоколом, сам хороню водил машину и предпочитал быст¬
рую езду. Став главой правительства, а затем и президентом, он лично
работал с компьютером и другой современной техникой для ускорения
подготовки различных правительственных постановлений, других деловых
бумаг и своих собственных статей на экономические темы. Тургут Озал
страдал болезненной полнотой и почти ежегодно ездил в США специально
для проверки состояния своего здоровья.
Поражение Партии отечества на выборах осенью 1991 г. разочаровало
Озала, надеявшегося, что созданной им партии удастся сохранить власть до
конца века и полностью выполнить намеченную программу. На прощаль¬
ной встрече в резиденции президента в Чанкая с членами уходящего в от¬
ставку правительства Тургут Озал призывал к единству, сохранению высо¬
кого морального духа. Партия, говорил он, должна оставаться привержен¬
ной реформам, особенно в социально-экономической сфере, глубоко
интересоваться проблемами молодежи.
Тургут Озал придавал большое значение средствам массовой инфор¬
мации и часто встречался с журналистами. Излагая им свои взгляды на
проблемы страны, он настоятельно рекомендовал меньше увлекаться поис¬
ками сенсаций, а больше ездить по стране и чаще писать на экономические
темы. В оценке деятельности Тургута Озала пресса -- турецкая и зарубеж¬
ная - была почти единодушна. Влиятельная стамбульская газета
«Cumhuriyet» писала: «Колесо истории не может быть повернуто обратно.
61

В стране укрепилась многопартийная демократическая система. Все
партии, за исключением фундаменталистов, считают своей первостепенной
задачей присоединение к европейскому сообществу. Мы находимся на
правильном пути» ,9.
Тургут Озал скоропостижно скончался 17 апреля 1993 г. в своей резиде¬
нции Чанкая в Анкаре па 66 году жизни. Неожиданная его кончина вызвала
шок в стране. Согласно его воле, он похоронен в Стамбуле. В историю
республиканской Турции Тургут Озал войдет- как второй гго значению после
Кемаля Ататгорка государственный деятель. С его имеггем связан новый
этап в политическом и социально-экономическом развитии не только Тур¬
ции, но и соседних стран Ближнего и Среднего Востока.
Примечания
1. TURGUT OZAL. La Turquie cn Europe. P. 1988. 355 p.
2. The Financial Times. 20.1.1980.
3. Milliyet, 8.XII. 1983.
4. TURGUT OZAL. Op. cit., p. 247.
5. Cumhuriyet, 16.X1.1979.
6. Ibid.. 1.1.1980.
7. Ibid., 6.1.1980.
8. Cm. Ba^bakan Turgut O/ai’in konu^ma, mesaj, beyanat ve mulakat lari. Ankara. 1985, s. 809.
9. Cumhuriyet, 26.1.1980.
10. Ibid.. 27.111.1980.
11. The Finacial Times, 20.111.1980.
12. Yanki, № 472, 14- 20. IV. 1980, s. 21.
13. Giinaydin, 28.1.1980.
14. Yanki, № 472, 14 20. IV. 1980, s. 22.
15. Keesing’s Contemporary Archives. Vo!. XXVI, Lnd. 1980, p. 30420.
16. HERSHLAG Z. Y. The Contemporary Turkish Economy. Lnd. N. Y, 1988, p. 86.
17. Cumhuriyet, L1X.I980.
18. Т. C. Resmi Gazetc, 13.IX. 1980.
19. Milliyet, 1.1.1982.
20. Ibid., 24.1.1982.
21. Kecsing's Contemporary Archives. Vol. XXX. 1984, p. 33041.
22. Milliyet, 2.VI.1983.
23. Ibid., 7.VJI. 1983.
24. Ibid., 8.VII.1983.
25. ibid., 2.XII.1983.
26. Ibid., 8.XII.1983.
27. Ba§bakan T urgut Ozal’in. s. 202 206.
28. Ibid., s. 121.
29. Ibid., s. 14.
30. Ibid., s. 17.
31. Ibid., s. 197.
32. Турция на рынке СССР. Каталог товаров и услуг. Анкара. 1991, с. XXX.
33. Ba$bakan Turgut Ozal'in. s. 30.
34. Ibid., s. 67.
35. Milliyet, 2.XII. 1983.
36. TURGUT OZAL. Op. cit., p. 214 234.
37. Milliyet, 31.XII. 1989.
38. Ibid.
39. Cumhuriyet, 5.X.1992.

ВОСПОМИНАНИЯ
Мемуары Никиты Сергеевича Хрущева
Польский сосед
С поляками у нас особые отношения. Мы лучше знаем друг друга,
больше общались. В свое время Польское государство было разъединено
Россией, Пруссией и Австрией. Большая часть польского населения вошла
в состав Российской империи. Представители польского народа работали
на предприятиях по всей России, и русским рабочим часто приходилось
контактировать с ними. Я до революции тоже нередко встречался с по¬
ляками, когда работал на машиностроительном заводе Боссе возле Юзовки
и руднике шахгы Успенская там же. Можно сказать, соприкасался с ними
с детства. Поляки — как и всякий другой народ: есть среди них хорошие
люди, есть и плохие. Многие из моих приятелей были поляками, и я дружил
с ними.
На заводе во время однодневной забастовки (в связи с расстрелом
рабочих на Ленских приисках вссеюй 1912 г.) одним из ее руководителей
был поляк, слесарь Чернявский. Его очень уважали товарищи, но не только
за общественную активность: он работал очень квалифицированно. Сразу
же после забастовки его стали преследовать власти, он быстро рассчитался
и уехал, так что больше я с ним не встречался. Помню и еще одного поляка,
тоже слесаря, Леонида Боровского, замечательного молодого человека,
веселого и приятного.
В принципе отношения между русскими рабочими и польскими всегда
оставались товарищескими, да иначе и быть не могло. Трудились мы на
одного хозяина, условия работы были для всех одинаковыми, почвы для
раздоров не возникало. А национальный вопрос? Нет, такого вопроса
я в нашей среде по отношению к полякам просто не слышал и не чув¬
ствовал, ничего подобного не замечал в годы детства и юности. После
Октябрьской революции я попал на работу в Киев. Там гоже соприкасался
с поляками. На Украине вообще всегда было много польского населения,
и в Киевской губернии, и в Житомирской, и в других. Но и там никаких
польско-русских коллизий национального порядка, порождаемых на быто¬
вой почве какими-либо разногласиями, или даже недоразумений среди
рабочих не возникало.
После революции я знавал в Киеве одного редактора газеты, поляка
Скарбека. В свое время он заведовал польским отделом ЦК КП(б)У
в Харькове, а потом, кажется, работал в Москве, в отделе пропаганды. Эго
Про до лжение. См. Вопросы истории. 1990, №№ 2 -12; 1991, №№ 1 12; 1992: 1—3,
6—9, 11- 12: 1993; №№ 2 -10; 1994, №№ 1 -3.
63

был очень уважаемый товарищ, честный коммунист. Я тогда заведовал
отделом Киевского окружкома партии, меня касались кадровые вопросы.
Если мы подбирали кадры, не смотрели на национальность: поляк, еврей,
русский, украинец либо еще кто-то. Такого вопроса не было, люди подбира¬
лись только по деловым качествам. Конечно, направляя товарища на ту или
другую должность, мы учитывали национальность и владение языком. На
Украине ведь живет большинство украинцев, так что украинцам отдавалось
предпочтение при назначении на такие должности, где владение родным
языком и знание местного быта имели определенное значение. Но это
в порядке вещей, так как раз и должно быть. Скарбек редактировал не
польскоязычную газету. А был он подготовленным человеком, и дело
у него шло нормально.
Однажды в Киеве на мою долю выпало соприкоснуться поближе
именно с поляками. В конце 20-х годов Пилсудский решил созвать всемир¬
ный съезд поляков. В то время у нас отношения с Польшей были крайне
плохими. Мы помнили, что в 1920 г. Пилсудский воевал против Советской
России и потом проводил враждебную политику в отношении CGCP.
Поэтому у нас был закрыт доступ к настоящему общению с Полыней
и вообще с поляками за пределами наших границ. Но мы хотели, чтобы
представители польского населения в СССР тоже получили мандаты на
этот съезд в Варшаве, где смогли бы подать голос от имени советских
поляков. Кого рекомендовать?
Была создана комиссия, в нее включили и меня, русского, но заведу¬
ющего отделом окружкома партии. Комиссия подбирала кадры, изучала
людей, кого из них можно было бы послать в Варшаву. Следовало учиты¬
вать также, чтобы они получили мандаты и не были бы задержаны на
границе Польским государством. В комиссию входил и Скарбек, а возглав¬
лял ее Криницкий, известный поляк-большевик, который тогда заведовал
Отделом агитации и пропаганды ЦК ВКП(б). Впоследствии я неоднократ¬
но встречался с Криницким и с огромным уважением относился к нему.
К сожалению, он трагически погиб, как и многие другие. Кажется, его
направили в Саратов секретарем крайкома партии, и во время сталинской
мясорубки он был арестован и расстрелян. В ходе работы комиссии мы
внимательно обсуждали разные кандидатуры, но наша работа не принесла
успеха, потому что Пилсудский никого из советских поляков вообще не
впустил в Варшаву.
Когда началось истребление Сталиным кадров партийных и советских
работников, погибли в числе других не только Скарбек и Криницкий,
а и множество прочих поляков вообще. Узнав, что арестован и уничтожен
Скарбек, я очень переживал. Он казался мне очень порядочным человеком.
Меня также огорчало, что я вместе с ним ряд лет проработал в окружном
партийном комитете Киева, а в названной комиссии общался буквально
каждый день и высоко ценил его. Теперь же оказалось, что Скарбек —
враг народа! Когда я узнал, что Криницкий арестован, то растерялся:
что же это такое и как могло I случиться? Товарищ Криницкий вдруг
оказался предателем! *
Это теперь всем известно, какими они были «врагами народа». А мне
тогда, в ответ на мои вопросы, объяснили, что Скарбек агент Пилсудс-
кого. Я знал, что Скарбек в свое время перешел нелегально советско-
польскую границу; бывший пепеэсовец, он стал у нас активным деятелем
ВКП(б). Говорили же так: он перешел границу именно по заданию Пилсудс-
кого, чтобы втереться в доверие и шпионить в пользу Польши. Конечно,
в жизни и такие случаи бывали. Разведки подобным приемом не раз
пользовались, если создавалась возможность. Теоретически и Скарбек мог
быть агентом, невероятного тут ничего не было, и я отнесся к объяснению
с доверием. Зато проявлял недовольство собственным поведением: каким
я оказался недальновидным, если столь высоко ценил вражеского агента.
Когда я потом работал в Москве, то познакомился здесь с еще одним
поляком, бывшим соратником Дзержинского Реденсом. Он был уполномо¬
ченным ОГПУ по Московской области. Рабочий-электрик, до революции
64

работавший на заводе в Каменском (позднее — Днепродзержинск), он
трудился на фабрикантов, которые тоже были* поляками. У меня сложились
хорошие отношения с Реденсом, и я к нему относился с почтением, хотя,
с моей точки зрения, он вовсе не был свободен от недостатков. Но ведь
таких людей мало, которые вообще были бы лишены недостатков. В поли¬
тическом же аспекте я имел к Реденсу полное доверие. Он был женат на
сестре жены Сталина Надежды Аллилуевой. Не раз за семейным обедом
у Сталина я сидел рядом с Реденсом. Вся семья Сталина в ту пору бывала
на таких обедах. А Реденс кончил так же, как многие другие люди: был
арестован и выслан, позднее же казнен. Его жена Анна сильно переживала
гибель мужа и от горя лишилась рассудка. То была большая трагедия
в семье Аллилуевых. Надежды Сергеевны уже в живых тогда не было, она
погибла раньше.
Так перебираю я в своей памяти различные встречи с поляками,
с которыми мне приходилось общаться, работать и дружить, и вспоминаю
о них с теплым чувством, а одновременно с содроганием думаю о периоде,
когда Сталин поднял «бдительность», которая тысячам людей стоила
жизней. Были ли вообще польские агенты засланы к нам Пилсудским?
Наверное, да. А другими разведками? Безусловно, потому что разведки
всегда засылают к другим своих агентов. Но в том-то и состоит мудрость
государственного деятеля, чтобы он не смешивал честных людей с аген¬
тами. Иначе получится так, как, увы, получилось у нас. В результате мы
оголили свой общественный фронт, и лучшие люди, которые заслуженно
выдвинулись во время революции и после нее, заняли командное положение
в партии, армии, государстве и хозяйстве, были истреблены, в первую
голову поляки.
Они расплачивались за политику главы Польского государства Пил-
судского как врага советской власти. Когда в 1936, 1937, 1938 годах
развернулась настоящая «погоня за ведьмами», какому-либо поляку трудно
было где-то удержаться, а о выдвижении на руководящие посты теперь
не могло быть и речи. Все поляки были взяты в СССР под подозрение.
Эти настроения подогревались еще и тем, что по мере ухудшения меж¬
дународной обстановки руководители Польши углубляли свою антисо¬
ветскую линию.
Та же политика продолжалась после смерти Пилсудского. Как-то
позвонил мне в Киев Сталин и предупредил: «Вы обратите большее внима¬
ние на границу с Польшей, я бы вам посоветовал почаще туда выезжать
самому». Вторично он позвонил, чтобы обратить мое внимание на Каме-
нец-Подольский: «По сведениям, которыми располагает наша разведка,
поляки готовятся захватить Каменец-Подольский и через него развернуть
наступление по направлению к Черному морю». Насколько это было
реально? Следовало ли тому верить? Трудно сказать. Сейчас очевидна
сомнительность, если не невероятность таких планов. Никаких реальных
возможностей у Польши к тому не было. Сталин вообще сохранял самое
острое недоверие к Польше. Отчасти оно было обоснованным и подтвер¬
дилось фактами, когда началась вторая мировая война.
Однако свое недоверие к руководителям буржуазно-помещичьей
Польши Сталин направлял против любого поляка. Ему представлялось,
что эти люди только и думают, какой бы и где нанести вред нашему
государству. Когда началась расправа с «врагами народа», атмосфера
накалилась до того, что представители Компартии Польши в Коминтерне
все были арестованы и уничтожены, а ее решением Исполкома Коминтерна
вообще распустили. Тогда я работал первым секретарем Московского
комитета партии и помню, как после ареста очередной группы всем
известных политических деятелей у нас прокатывалась волна митингов
в их осуждение. Поляки квалифицировались там всегда как агенты Пил¬
судского, чьи усилия постоянно были направлены на подрывную де¬
ятельность против СССР.
На Украине, где я стал работать с 1938 г., поляки трудились, как все
советские люди. Рабочие и крестьяне жили своей повседневной жизнью
3 Заказ 4329
65

и честно трудились независимо от национальности. Между тем СССР
двигался к войне. После подписания в 1939 г. договоров с Гитлером мы
приблизились непосредственно к военным действиям в Польше. Еще в ав¬
густе Гитлер через Риббентропа передал Сталину, что немцы начнут
в Польше наступление 1 сентября. В Москве решили, что Красная Армия
гоже должна начать военные действия по захвату территорий, которые
согласно договору от 23 августа вошли в сферу влияния Советского Союза.
Области Западной Украины, входившие в состав Польского государства,
отходили к УССР, Западной Белоруссии — к БССР. Шла тогда речь и о су¬
дьбах Литвы, Латвии, Эстонии, Финляндии, но я сейчас говорю именно
о поляках.
1 сентября с немецкого удара по Польше началась вторая мировая
война. Мы уже подготовили свои военные силы на границе с Польшей, но
они еще не были введены в дело. Я узнал от Сталина, что Гитлер через
посла в Москве напоминал ему: «Что же вы ничего не предпринимаете, как
мы условились?». Сталин отвечал, что мы еще не подготовились. Начали
мы действовать 17 сентября. Командовал войсками в Западном походе
Тимошенко. Я находился там же. Рядом наступала кавалерийская дивизия
одного генерала, который потом отличился во время войны, боевой был
человек, сам из шахтеров. Ночью, перед началом боевых действий, он точно
доложил мне, через сколько часов он окажется в Тарнополе. Так и получи¬
лось. Что касается военных действий, то я бы сказал, что так их можно
называть лишь условно. Красная Армия двигалась, не встречая никакого
сопротивления, даже от польских пограничников. Когда мы с Тимошенко
вечером приехали в Тарнополь, наша кавалерия находилась уже там.
Впервые в жизни я оказался за границей. Народа на улицах не было
видно, хотя в Тарнополе преобладали украинцы. Только у самой границы
жили так называемые осадники — поляки, занимавшие места, откуда искус¬
ственно выселяли украинцев, чтобы освободить земли для осадников, то
есть тех поляков, которые должны были являться как бы стражей на
границе с УССР. К нашим войскам они не проявляли никакой враждеб¬
ности: у тамошних поляков не встречалось фанатизма, и они не кидались
в бой против советских людей. Лишь когда заняли Львов, мы непосредст¬
венно соприкоснулись с массовым польским населением.
В этом крупном культурном центре имелось много учебных заведений,
в которых преподавали поляки. Да и рабочие там, главным образом, были
поляками. Тут уже встречались разные поляки, и неодинаковым было их
отношение к нашей стране. Особенно в связи с тем, что мы по соглашению
с Гитлером разделили Польское государство. Поляки переживали траур, их
страна была оккупирована, Варшава разгромлена. Но мы не могли гово¬
рить о том в полный голос, так как не хотели вести пропаганду против
Гитлера как нашего фактического, хотя и временного, союзника. То была
трагическая ситуация для наших партийных пропагандистов. Правда,
в украинской партийной среде поляков почти не осталось, всех их уже
уничтожил Сталин.
Удалось установить контакты лишь с отдельными представителями
польской интеллигенции, вроде Ванды Василевской, которая преследова¬
лась польскими властями за защиту ею прав западных украинцев и запад¬
ных белорусов, вообще тамошней бедноты. Но говорили с ней тогда не я,
а приехавшие со мной украинские писатели Корнейчук и Бажан, через
которых я давал установки по нашей пропаганде среди польского творчес¬
кого актива, постепенно начавшегося группироваться вокруг нас. У меня
же, не скрою, была счастливая пора: мы праздновали воссоединение укра¬
инских и белорусских земель в едином Советском государстве.
Как удар обухом по голове, прозвучала для меня весть, что нашими
чекистами убит муж Василевской. То было случайное убийство, как мне
честно признались. Но я очень огорчился. Он был пепеэсовец, сам из
рабочих, хотя и менее активный, чем его супруга. Тут же возник вопрос: как
это отразится на отношении Василевской к нам? Не подумает ли она, что
мы устранили его по каким-то политическим соображениям? Мало ли что
66

может прийти в голову человеку при такой трагедии. И я сказал Ко¬
рнейчуку: разъясните Ванде Львовне по-честному, как все произошло,
ничего не скрывая.
А произошло вот что. Чекисты хотели арестовать какого-то жильца
в доме, где жила Василевская во Львове, но этажом выше, и спутали
квартиру. Постучались случайно в другую. Муж Василевской открыл дверь
и тут же был застрелен. Я потом спрашивал: «Зачем же был произведен
выстрел? Ну, произошла ошибка, постучали не в ту дверь, но человек ведь
ее открыл, с ним можно было объясниться?». Отвечали, что чекистам
показалось, что открывавший дверь был вооружен и сам намеревался
стрелять. Конечно, это трусливый акт. Никакого оружия у него не имелось,
стрелять он, следовательно, не мог. Убили человека, и все...
Мы правдиво рассказали об этом Ванде Львовне и просили правильно
нас понять. Василевская поверила, что здесь не было злого умысла, и не
снижая активности продолжала работать в дружественном к нам направле¬
нии. Позднее у меня сохранялись с нею наилучшие отношения на протяже¬
нии всей ее жизни. Другие львовские поляки, господствовавшие в ком¬
мунальном хозяйстве, университете, училищах, школах, как-то таили свое
недовольство сложившимся положением. Но по глазам можно было про¬
честь, о чем они думают. Многие из них уходили через демаркационную
линию на запад. Тогда трудно было ее контролировать: тысячи людей шли
в обе стороны, проверка делалась поверхностная. Между прочим, уходили
не только поляки, но и евреи, боявшиеся национализации их имущества.
Какой-нибудь несчастный еврей, который имел домик или портняжную
мастерскую, бедный ремесленник, отдавал последнее немецким гестапов¬
цам, чтобы они сделали ему одолжение и внесли в списки перемещенных
лиц, и еще благодарил их за то, что впоследствии по тем же спискам он
будет уничтожен.
Никаких жертв во Львове среди советских людей в результате какого-
либо сопротивления поляков не было, если не считать случая, когда погиб
корреспондент какой-то газеты в результате паники. Он проснулся ночью,
услышал шум на улице, открыл окно, свесил голову, чтобы разобраться,
в чем там дело, и был убит нашими же людьми по недоразумению.
Советские охранники посчитали, что он, возможно, снайпер, выбирающий
цель. Вооруженная борьба развернулась позже, но и ту начали не поляки,
а украинские националисты-бандеровцы.
Степан Бандера, сын священника из западноукраинского города Стани¬
слава, в то время был студентом Политехнического института и входил
в террористическую украинскую организацию, которая осуществляла тер¬
рор против польских властей. Он стоял на позициях независимой, самосто¬
ятельной Украины. Там была одновременно и антипольская, и антисоветс¬
кая организация. Бандеру судили за покушение на польского министра
и приговорили к тюремному заключению. Наши и немецкие войска выпу¬
стили многих заключенных на свободу, и Бандера вернулся к прежней
деятельности, теперь уже антисоветской, впоследствии при содействии нем¬
цев. Его люди причинили нам много вреда и горя, а мы понесли много
жертв в борьбе с бандеровцами.
После смерти мужа Василевская спустя некоторое время подружилась
с Корнейчуком, и они стали вести совместную жизнь. Корнейчук порвал со
своей прежней женой, сестрой известного украинского писателя Н. С. Рыба¬
ка, его ближайшего друга. Получилась семейная трагедия в квадрате.
Василевская же крепко приковалась к Корнейчуку цепью любви, и эта связь
оказалась более прочной и неизменной. Наряду с Василевской еще одним
пришельцем к нам с «той стороны» был Гомулка, хотя он не переходил
демаркационную линию, а работал в Дрогобыче. Оттуда его мобилизовали
в Киев, где он трудился на строительстве железнодорожного тоннеля под
Днепром. Там же работали и другие вольнонаемные поляки, если понимать
тут это слово в том смысле, что не их вольно наняли, а их волю наняли.
Впрочем, там же работали и украинцы, все на общих основаниях и с единой
оплатой, без какой-либо дискриминации в отношении денег.
67

В 1941 и 1942 годах у нас не возникало особых вопросов, связанных
с Польшей. Не до того нам было. Только в переломном для хода войны
1943 г. у нас стали думать по-настоящему об использовании польских
воинских частей на советско-германском фронте, после того как мы неудач¬
но пытались использовать на нашем фронте польскую армию генерала
Андерса, расквартированную в Средней Азии. Она ушла через Иран к анг¬
личанам. Вторично мы стали формировать польские войска уже под руко¬
водством генерала Берлинга, находившегося в Советском Союзе, при ак¬
тивном участии Союза польских патриотов во главе с Василевской. Другие
польские антифашисты, переходившие линию фронта, попали к нам на
Украину. Помню, как одну их группу я кормил обедом.
Мне было поручено оказание им помощи в их деятельности. Форм¬
ирование польских частей осуществлялось тогда в городе Сумы. Левый
фланг 1-го Белорусского фронта оказался вскоре в районе Луцка, где
и сосредоточилась в полном новом составе армия Берлинга. Потом я с ним
познакомился и установил хорошие личные отношения, но в расположении
его войск никогда не был. Встречался я и с польскими товарищами, которые
входили в состав Польского комитета национального освобождения
(ПКНО) и занимались формированием польских частей в Киеве. Однако
никаких серьезных вопросов они передо мной не ставили, ибо крайне
необходимое им вооружение и снаряжение поступали в централизованном
порядке через начальника тыла Красной Армии генерала Хрулева.
Следующее тесное знакомство с поляками состоялось в освобожден¬
ном нами городе Люблине. Там расположилось Временное польское прави¬
тельство. Туда же из Белоруссии приехал по тем же делам сотрудничества
с этим правительством Пантелеймон Кондратьевич Пономаренко. Однаж¬
ды я в окрестностях Люблина посетил какой-то крестьянский съезд. Кре¬
стьяне были очень рады своему освобождению от немцев. Дело было
в августе, я решил угостить польских крестьян украинским деликатесом.
Позвонил в Киев, попросил доставить попутным самолетом арбузов
и дынь, которые в Польше не росли, так что их крестьяне не знали.
Угощение произвело на них сильное впечатление. А среди членов польского
Временного правительства я встретил разных людей. Премьер Осубка-
Моравский по своим настроениям был настоящий ценеэсовец, хотя и не
пилсудчик. А когда зимой 1945 г. я по вызову Сталина приехал в Москву, то
познакомился с лидером эмигрантского польского правительства в Лон¬
доне Миколайчиком.
Вплотную же я занялся польскими делами, организуя помощь вос¬
становлению Варшавы. Сталин сказал мне: «-Вот, наши войска освободили
Варшаву, и поляки потребовали к себе Микиту» (так он обращался ко мне,
когда был в хорошем расположении духа). Я уже рассказывал раньше, как
в этой связи встречался с Берутом и Гомулкой и как использовал в Варшаве
руководящие указания нашего видного специалиста по городскому хозяй¬
ству Андрея Евгеньевича Страменгова, который подобрал умелую бригаду
из числа московских инженеров-коммуналыциков. Мне, по указанию Ста¬
лина, пришлось тогда вообще находиться в Варшаве, не возвращаясь
в Киев. Интересным был эпизод воскресника по расчистке Варшавы, в ходе
которого Берут и я тоже орудовали лопатами, а киношники и фоторепор¬
теры снимали нас.
По возвращении из Варшавы я заехал в Москву и рассказал Сталину
о проделанном. Кроме того, оставил записку, где подробно описал, в каком
состоянии увидел Варшаву, что именно мы сделали, какое впечатление
на меня произвели различные люди. Уделил много внимания встрече
с Гомулкой, который был для нас фактически новой личностью. Сталина
очень интересовало, что он за человек. О Гомулке я высказал только
положительное. Вообще же за освобожденные районы Польши отвечал
от Политбюро ЦК ВКП(б) Булганин. Это облегчало мою миссию, так
как с Булганиным мне общаться былб легко, мы хорошо понимали друг
друга. Он и сам рассказывал мне, как идут дела, и давал характеристики
всевозможным людям. Среди тех поездок по Польше, которые мы с ним
68

тогда предпринимали, упомяну о поездке в город Холм (иначе Хелм).
Я хотел там побывать, потому что в этом городе училась в гимназии
Нина Петровна, моя жена. Она мне и рассказывала о нем. Но, согласно
новой границе Польши, установленной по договоренности Сталина, Че¬
рчилля и Рузвельта на Ялтинской конференции, Холм отходил к Польше,
чем украинцы, да и вообще православная часть местного населения, были
очень недовольны.
А прежние друзья во главе с Василевской остались в Киеве. Ванда
вообще не хотела покидать Корнейчука. Впрочем, у нее установились
добрые отношения с Берутом и другими руководителями Народной
Польши. С настороженностью относился к ней Гомулка. Не знаю, чем это
было вызвано, но эго факт. В свою очередь она высоко отзывалась о Цира-
нкевиче как о культурном и честном человеке. Хвалила она и Бермана,
одного из тех, кто работал в Коминтерне и уцелел после чисток 30-х годов.
Потом в их группу добавился Минц, польский коммунист, живший в Со¬
ветском Союзе. Берман был партийно-политическим деятелем и'крупным
организатором, а Минц — экономистом. Он стал душой дела при составле¬
нии экономических планов развития Польской Народной Республики.
После войны я гоже часто встречался с польскими товарищами, когда
Берут, Гомулка, Осубка-Моравский и другие приезжали в Москву. Если
и я находился там, то Сталин всегда приглашал меня к их приезду, потому
что среди многих вопросов, которые поднимали польские руководители,
случались затрагивающие интересы Украины. Сталин, не желая вступать
в пререкания с польскими руководителями, подбрасывал мне все неприят¬
ные ответы на их претензии. Я-то с удовольствием встречался с поляками,
но вовсе без удовольствия знакомился с их претензиями, потому что не
всегда мог согласиться с их просьбами. А ведь неприятно отказывать
людям, которых ты уважаешь. Мне ту г была отведена как бы роль блюсти¬
теля интересов Советской Украины. Когда поляки ставили очередной такой
вопрос, Сталин сейчас же отвечал им: «Это касается Украины, вот пусть
Хрущев и решает. От него все зависит, с ним и договаривайтесь». А сам
смотрит на меня и ожидает (а я по интонации чувствую, чего он ожидает),
чтобы я дал отказ. Я старался отказывать в вежливой форме, не желая
отталкивать друзей от Советского Союза.
Несколько раз Берут при мне ставил вопрос перед Сталиным о Львове.
Потом, когда понял, что Сталин все равно укажет на Хрущева, начал сразу
обращаться ко мне: «Товарищ Хрущев,— говорил он своим милым, мяг¬
ким, располагающим голосом,— уступите нам Львов. У вас есть такая
огромная страна, как Украина, а для нас Львов - большой город, он много
лег был в составе Польского государства, и население гам польское, и наша
интеллигенция тесно связана со Львовом. Львовяне драматически пережи¬
вают, что они теперь отошли к Украине. Кое-кто уже перебрался оттуда
в Польшу». Я ему: «Товарищ Берут, поймите, что сделать это никак нельзя.
Да, я знаю, что много лет польский Львов находился в составе Австро-
Венгерской империи и что населен он, действительно, поляками. Но и Вы
знаете, что вокруг него население сплошь украинское. Ведь Львов был
заселен поляками искусственно, после первой мировой войны, для вытесне¬
ния оттуда украинцев. Ваши претензии не имеют основания». Уж и не знаю,
насколько серьезно Берут надеялся, что можно будет договориться насчет
возвращения Львова. Зато при беседах с поляками на другие темы Сталин
умел их приласкать, занимая позицию ухаживания, чтобы они забыли
о 1939 годе.
Гомулка обычно приезжал в составе польской делегации вместе с Беру¬
том, а на Сталина он производил странное впечатление. Сталин часто после
отъезда польских товарищей говорил мне: «Не понимаю я Гомулки. Вы
посмотрите на него: когда ведешь с ним беседу, он буквально смотрит мне
в рот и в блокнот карандашом записывает каждое слово». Но я чувствовал,
что в принципе Гомулка нравится Сталину именно этим.
Запомнился мне особо такой разговор с Берутом. Во Львове имелась
художественная панорама. Там польские художники запечатлели сражения
69

поляков с русскими в ходе восстания под руководством Костюшко. Это
полотно было, по-моему, хорошо написано, но я не знаток живописи и я не
могу достаточно умело оценивать его с этой точки зрения. Знаю только, что
оно производило сильное впечатление на зрителей. Изображен там был
и такой эпизод: польские солдаты ведут пленного русского генерала, соот¬
ветствующее веселое настроение было изображено на лицах солдат и в их
походке, и в манере держать себя. Картина оказалась как бы антирусской
направленности, чем вызывала определенные эмоции у зрителей. Поэтому
мы, освободив Львов, закрыли доступ посетителям к этой панораме. Ведь
то восстание произошло против царского самодержавия. То было дело
прошлое, а сейчас картина вызвала бы недружелюбные чувства к русскому
народу и советской власти. Подобная аналогия нас не устраивала.
Вдруг Берут поднял этот вопрос: «Та панорама в Круглой башне
цела?». Я ему: «Безусловно, цела. Она была снята со стен еще во время
войны и хранится на складе. Мне сообщали после освобождения Львова,
что она сохранилась, правда, в очень плохом состоянии, потому что,
видимо, находилась в сырости и пострадала. Однако ее можно отрестав¬
рировать». «Мы просим вас отдать ее нам». «С удовольствием, нам она не
нужна, вряд ли мы когда-нибудь откроем для посетителей эту панораму. Ее
экспозиция служила бы не на пользу нашим отношениям, не способствова¬
ла бы укреплению дружбы между нашими народами. Но как вы станете ее
использовать? Если выставите панораму в Польше, она будет возбуждать
националистические и антирусские чувства, что не в наших и не в ваших
интересах. Мы-то должны сейчас делать все, чтобы сгладить исторически
сложившиеся враждебные отношения между нашими странами. Нам обоим
не следует напоминать, что поляки занимали Москву и что русские цари
делили с австрийскими и прусскими владыками Польшу. Много было
горечи в отношениях между нашими народами, надо ее сглаживать».
Но Сталин поддержал Берута: «Ничего страшного, есть же у нас опера
«Иван Сусанин». При вашей постановке вопроса и ее надо запретить как
антипольскую». Пришлось мне согласиться. И мы передали панораму
польским товарищам. А недавно к нам приезжала Вероника Гостыньская,
наш старый товарищ. Она спросила меня: «Правду ли рассказывал Осубка-
Моравский, что когда Берут поставил вопрос об этой панораме, то Вы
возражали против ее открытия?». Пришлось мне признаться, что правда,
и объяснить, почему я возражал.
Я и сейчас считаю, что поступил правильно. Помню, как в 50-е
годы был поставлен в Польше спектакль по сочинениям Мицкевича
насчет освободительной войны польских повстанцев против царского са¬
модержавия. Эти сочинения, особенно поэма «Пан Тадеуш», вызывали
гнев, направленный против России, а у читателей и зрителей гнев пе¬
реносился из того времени в наше, гак что всему произведению придавалась
направленность не против царей, а против Советского Союза. А потом
такие настроения имели свои последствия. Ведь это происходило в те
времена, когда наметились сложные события в руководстве Польши.
Оно запретило данный спектакль. То есть, спустя ряд лет сомнения,
которые я высказал ранее Беруту, подтвердились. Спектакль «Пан Тадеуш»
охлаждал у польской общественности чувства братской дружбы между
народами Польши и СССР, а у части (населения вызывал даже возмущение,
призывавшее к активным действиям Во время спектакля порой про¬
исходили демонстрации в зрительном зале, когда поляки солидаризи¬
ровались с текстом, направленным против царизма, но переносимым
в сегодняшнюю действительность.
Добавлю еще несколько слов о Василевской, очень интересной лич¬
ности. Тот факт, что она пошла с трудовым народом и в своих произведени¬
ях описывала жизнь крестьян Западной Белоруссии и Западной Украины, то
есть восточных областей Польши, еще в довоенное время, характеризует ее
с положительной стороны и вопреки ее происхождению. Ее отец — близкий
соратник Пилсудского. Ходили слухи, что Ванда — крестная дочь Пилсудс-
кого. Василевский стал министром в правительстве Пилсудского. Мать
70

Ванды, кажется, была воспитанницей института благородных девиц в Пете¬
рбурге. И вот Ванда, тоже благородная девица, шляхтянка, избрала путь
борьбы вместе с трудовым народом. Раньше она состояла в одной партии
с Пилсудским — ППС. Потом стала коммунисткой, вступив в ряды
ВКП(б). И стала хорошим и честным коммунистом. К нам ее привели
идейность и миропонимание, а не какие-то меркантильные, материальные
интересы.
Василевская была человеком острым и прямым. Она иной раз говорила
Сталину такие вещи, которые ему вовсе не нравились, но она говорила. Мне
она импонировала своей прямотой, неподкупностью. Даже ее угловатость,
резкость в обращении подкупали искренностью чувства. Это была принци-
пиальная женщина, не терпевшая сделок с совестью. У нее осталась в СССР j
дочь. К сожалению, не имею сейчас возможности узнать о ней что-либо,
тем более установить с ней какие-то контакты.^
Сначала наши взаимоотношения с Польшей после разгрома гитлеровс¬
кой Германии развивались на хорошей основе. Но время шло, и начали
возникать трудности. Я узнал, что гам появились политические силы,
которые проявляют недовольство Гомулкой. Произошло это после того,
как у нас испортились отношения с Югославией. Из-за чего конкретно
возникли разногласия внутри польского руководства, не могу сказать.
Могу лишь судить о том по обрывкам разговоров со Сталиным на эту
тему, которые отложились в моей памяти. Если, когда я приезжал в Моск¬
ву, возникал разговор о Польше, то Сталин прямо высказывал свои сооб¬
ражения на данный счет. Я не был свидетелем того, как решалась судьба
Гомулки, когда встал вопрос о его аресте. Но мне это было непонятно,
и я сожалел о случившемся, потому что с уважением относился к Гомулке.
Прежнее мнение о нем, которое сложилось у меня при первой встрече с ним
в Варшаве, не изменилось. Я всегда рассматривал Гомулку как одного из
самых достойных руководителей Польши, влиятельного и полезного чело¬
века. Однако внутри Польши настроения против Гомулки продолжали
расширяться.
Одно из обвинений звучало гак: он поддерживает югославов, нигде не
выступая с резкой критикой Тито. Более того, как раз перед разрывом
с югославами Гомулка ездил в Белград, возглавив польскую делегацию.
Гомулке приписывали, что он сочувствует политике, которую проводит
Тито. Имею в виду проведение Югославией независимой линии в сфере
экономических реформ. Организация экономики в Югославии строилась не
согласно организационным формам, принятым в Советском Союзе. Несмо¬
тря на заявления югославских руководителей везде и всюду, что они стоят
на позициях марксизма-ленинизма и прилагают все усилия к строительству
социализма в своей стране, Сталин толковал происшедшее по-другому,
и были мобилизованы все научные силы СССР, были открыты все журналь¬
ные и газетные страницы для того, чтобы доказать обратное. Югославов
называли ренегатами, союзниками капиталистических стран. Все это оказа¬
лось ложью. Но рикошетом ударило но Гомулке.
Сначала об этом пока только шептались. Заговорили также, что Го¬
мулка выступает против коллективизации. Это в какой-то степени было
верным. Еще и сейчас Польша выделяется из всех социалистических стран
своей особой политикой в деревне. Там преобладают кооперативы типа
сельскохозяйственных кружков. У нас подобные коллективы в 20-е годы
называли ТОЗы, то есть Товарищества по обработке земли. В них крестьяне
остаются владельцами земли и индивидуальных средств производства.
Подобные взгляды Гомулки Сталин считал преступлением. Ведь он лик¬
видировал ТОЗы и ввел колхозы. Наконец, еще одно обвинение: Гомулка
проявлял антисемитизм. Тут я как раз полагаю, что такое обвинение вовсе
не порочило Гомулку в глазах Сталина. Сталин сам был сильно подвержен
антисемитизму. Не случайно честные евреи, которые работали вместе с Ле¬
ниным, были потом уничтожены. Конечно, их уничтожали вместе с русски¬
ми и другими, тут у Сталина был полный интернационализм.
Однако публично Сталин ревниво оберегал чистоту своих риз и внима¬
71

тельно следил, чтобы не дать повод к обвинению его в антисемитизме.
Любой человек, сказавший такое о Сталине, если бы он находился на
досягаемом расстоянии, был бы немедленно уничтожен. В чем же состояли
поступки Гомулки, которые расценивались как антисемитские? Сам я нико¬
гда ничего похожего от Гомулки не слышал. Уже позже, когда я стал чаще
встречаться с ним и у нас сложились дружеские отношения, мы обменива¬
лись мнениями по данному вопросу. Оказалось, что он проявлял желание
изменить состав Политбюро Польской объединенной рабочей партии, как
стала она называться после слияния компартии с социалистами. В составе
Политбюро имелась довольно солидная группа лиц еврейской националь¬
ности, что вызывало какую-то реакцию со стороны рядовых поляков.
Я с * пониманием отношусь к тревоге, которую проявил в этой связи
Гомулка. Ведь данный факт, в конце концов, вызвал недовольство шови-
иистски настроенных людей, что и проявилось потом в резких обществен¬
ных выступлениях. Так случилось и в Польше, и в Венгрии, где тоже
в составе руководства имелся значительный процент лиц еврейской нацио¬
нальности^
Однако люди, против которых вынужденно выступил Гомулка, были
заслуженные, проверенные коммунисты и очень способные руководители.
Взять хотя бы Бермана или Минца. Они как бы подавляли других
членов Политбюро своим превосходством организаторов и образованных
людей, прошедших хорошую марксистско-ленинскую школу. Может быть,
слово «зависть» не совсем уместное. Но сложившееся там положение
вызвало отрицательную реакцию иных членов руководящего состава
ПОРП. Кадрами в ЦК ПОРП занимался способный человек, проводивший
неразумную политику их расстановки, без учета национального фактора.
Его мотивировка часто была обоснованной: он выдвигал более развитых,
лучше подготовленных. Но такие действия получали параллельную окраску
в глазах сугубо польской части коммунистов, которые тоже хотели активно
участвовать в работе и занимать ключевые позиции в руководстве своей
страной. Здесь же они вроде бы опирались, что сгущало атмосферу
и порождало глухое недовольство. Именно эти настроения улавливал
и отражал Гомулка.
Над его головой нависал арест. Считалось, что домогаются устранения
Гомулки главным образом Берман и Минц, хотя это было не так. Сталин
при мне рассуждал вслух, что, вог, поляки хотят арестовать Гомулку, но
«не понимаю, говорил он, почему они хотят его арестовать, какие
к тому имеются данные». Личных бесед, которые с ним вел Берут, я не
знаю. Сталин имя Берута конкретно не называл. В конце концов Гомулка
был арестован. Уже потом Сталин сказал, что ему позвонил Берут и внес
такое предложение. Сталин ему ответил: «Решайте сами, как находите
нужным». Гомулка был изолирован и находился в особых условиях, не
в обычной тюрьме, а в каком-то замке. Затем широко распространились
аресты его сторонников. Оказались арестованными Спыхальский, Совиньс-
кий, Клишко, многие другие. Я называю здесь лишь крупные персоны, но
и в нижестоящем руководстве сторонники Гомулки тоже были арестованы.
Получилось, что в польском руководстве были разгромлены в основ¬
ном кадры польской национальности. Это создало совершенно ненормаль¬
ное положение в ПОРП. А когда Сталин умер, я неоднократно спрашивал
Берута, согласно каким обвинениям Вы держите в тюрьме Гомулку? Берут
был добродушным человеком с мягким характером, он обычно улыбался
и отвечал гак: «Я и сам не могу толком объяснить это». «Но если Вы
считаете, что сами того не знаете, го и освободите!». Однако сохранялись
какие-то силы, которые давили на него, или у него имелись скрытые
соображения. У меня в результате сложилось впечатление, что Берут зло¬
употреблял доверием, которое ему было оказано. Кроме того, добавлю,
что никакой антисемит не сможет сделать большего зла, чем еврей, кото¬
рый, занимаясь кадрами, выдвигает еврейские кадры в ущерб кадрам
ведущей национальности государства, в котором они живут. Так это дело
и тянулось. Берут не освободил упомянутых заключенных, хотя и не
72

приводил убедительных доводов в пользу того, что эти люди посажены «по
заслугам».
Потом Берут умер. Произошло это сразу после XX съезда КПСС. Он
заболел, находясь у нас, и умер в Москве. В Польшу был доставлен гроб
с его телом. Меня выделили поехать с делегацией от КПСС для участия
в его похоронах. Я уважал Берута, несмотря на то, что он занял в этом деле
такую скверную линию. Похороны же были грандиозные. Многие люди
были опечалены, удручены, ходили в слезах. Это проявление чувств я счи¬
таю искренним, потому что Берут, чистопородный поляк, импонировал
полякам как в принципе разумный, внимательный и доступный человек.
После его похорон встал вопрос, кого выдвинуть на пост Первого секретаря
ЦК ПОРП. Меня поляки попросили, чтобы я пока не уезжал в Москву.
Честно говоря, я тоже хотел на месте дождаться решения вопроса. Для
СССР было далеко не безразлично, кто окажется в польском руководстве.
На заседаниях польского Политбюро я не присутствовал, ибо не хотел
давать повод для обвинения, что Хрущев оказывает какое-то давление.
И все равно потом широко гуляло мнение, будто я влиял на польских
товарищей. Повторяю, я вовсе не был на заседаниях, где решался вопрос
о новом руководстве, ни на пленарных, ни на иных. Меня лишь проинфор¬
мировали, что выдвигают на пост первого секретаря товарища Охаба.
Гомулка тогда еще находился в заключении. У нас не имелось, конечно,
никаких возражений против Охаба. То был товарищ, проверенный в борьбе,
прошедший польскую тюрьму и настоящий коммунист. Жена у него тоже
активная коммунистка, но я меньше был знаком с ней. Разгорелась боль¬
шая борьба вокруг поста секретаря ЦК ПОРП по кадрам, но так как
у прежнего товарища имелись хорошие связи с секретарями воеводских
комитетов ПОРП, то они встали за него горой, и ему вновь были поручены
кадровые вопросы, как и при Беруте. Однако для него не осталось секретом,
что Москва не поддерживает его кандидатуры, в результате чего его
сторонники развили бешеную работу против нас, особенно против меня.
А председателем Государственного совета, то есть президентом, остался
Александр Завадский.
В кандидатуре Охаба нас ничто не беспокоило, он был нашим другом
и правильно понимал смысл этой дружбы. Но когда я возвратился в Моск¬
ву, то узнал, что борьба в польском руководстве не затихает. Ведь Охаб не
менял существовавшего прежде положения вещей. Разные группировки вели
взаимную контрработу внутри партии, хотя и скрытую. Это самое плохое,
когда такое раздирает партию. Потом дело осложнилось тем, что
в Польше, как в других братских странах, да и во всем мире, начал
интенсивно обсуждаться вопрос о культе личности Сталина и связанных
с ним злоупотреблениях. Главный вопрос, который тогда волновал парт¬
ию,— на каком, основании была распущена Коммунистическая партия
Польши перед войной. Об этом говорилось на XX съезде КПСС. Берут
получил копию доклада, который я там зачитал. Затем эта секретная копия
попала в руки людей, которые хотели нанести нам вред, мой доклад был
размножен и получил широкое распространение за пределами Полыни, его
широко использовала буржуазная пресса.
В Польше сложилась трудная обстановка. Мой . доклад на съезде,
смерть Берута, последовавшая за ней борьба внутри ПОРП сильно взбудо¬
ражили польскую общественность, особенно интеллигенцию и молодежь.
События нарастали. Охаб оказался недостаточно авторитетным руководи¬
телем, не пользовавшимся уважением у партийной и непартийной обще¬
ственности. С его мнением мало считались. Между тем, еще будучи на
похоронах Берута, я опять поднял вопрос о Гомулке и Спыхальском
и спросил всех членов Политбюро, как они относятся к нашему мнению,
что следует освободить Гомулку? Все в один голос доказывали мне, что это
делать нельзя, больше всех горячился Охаб. И я ничего не мог поделать,
ведь требовать мы не имели права. Спустя некоторое время польские
товарищи приехали к нам на отдых в Крым. Там я опять затронул
в разговоре с Охабом вопрос о Гомулке. Он продолжал стоять на прежней
73

позиции, но никаких доводов за то, чтобы Гомулку содержать в заключе¬
нии, не привел и лишь доказывал, что его освобождение создаст трудности
в их руководстве.
Между тем в самой ПОРП нарастало мнение, что Гомулка находится
в изоляции без вины. Разъяснения польского руководства по этому вопросу,
которые оно давало партии, уже не производили никакого впечатления. Но
волнение было подспудным и еще не выплеснулось на поверхность, потому
что все главные газеты находились под руководством тех людей, которые
выступали против Гомулки.
Неожиданно мы получили известие, что в Варшаве собрался пленум
ЦК ПОРП, идет весьма бурное заседание. Гомулка уже был освобожден,
участвовал в работе пленума, там развернулась борьба за посты. Главное,
что освободили Гомулку, нас радовало. Но форма, которую приняло это
освобождение, нас обеспокоила. Оно произошло не просто под давлением
его сторонников, но и под антисоветским флагом: распространилось мне¬
ние, что Гомулку арестовали по нашему требованию, хотя никаких основа¬
ний к такому предположению не имелось. Первые недели после своего
освобождения Гомулка болел и нигде не показывался. В то время Охаб
с польской делегацией ездил в Китай, а по дороге остановился в Москве, где
я с ним побеседовал. Предложил ему сказать Гомулке: пусть приедет к нам
отдохнуть в Крыму, мы создадим ему условия. Охаб возразил, что не
следует этого делать, и уклонялся от разговора. Я не настаивал.
А теперь мы узнали, что на пленуме ЦК ПОРП обсуждается вопрос
об освобождении от должности Охаба и выдвижении Гомулки. Шел
горячий спор и по другим вопросам. Это нас обеспокоило, особенно
освобождение от должности Охаба, хотя мы вовсе не возражали против
Гомулки. Подобное решение ЦК ПОРП мы рассматривали как акцию,
направленную против нас: получается, что люди, которые доказывали
нам необходимость держать его в заключении, сейчас создают впечатление,
будто они только теперь получили возможность освободить его и вы¬
двинуть на руководящий пост.
Я позвонил в Варшаву, разговаривал с Охабом, спросил, верна ли
информация, полученная нами через советское посольство. Он подтвердил.
Тогда я спросил, правда ли, что в Польше стал бурно проявляться ан¬
тисоветизм и что приход Гомулки к власти осуществляется при опоре на
антисоветские силы? Тут же добавил, что мы хотели бы приехать в Варшаву
и поговорить с Вами на месте. Охаб: «Нам нужно посоветоваться, дайте
нам время». Потом уже он позвонил и сказал: «Просим Вас не приезжать,
пока не закончится у нас заседание ЦК». Казалось бы, ответ правильный,
если относиться к собеседнику с доверием. Но в то время у нас уже доверие
к Охабу исчезло. Лучше всего, конечно, нам было бы не появляться там. Но
теперь мы именно за этим и хотели приехать, чтобы оказать соответст¬
вующее давление. Отказ же Охаба еще больше возбудил наши подозрения,
что там нарастают антисоветские настроения, которые могут вылиться
в такие действия, когда исправить положение будет уже трудно.
Пришлось сказать Охабу, что мы все-таки хотим приехать. Открыто
заявили ему, что Польша имеет для нас большое стратегическое значение.
С Германией нет мирного договора. В Польше располагаются наши
войска на основании Потсдамских соглашений 1945 года. Они охраняют
коммуникации через польскую территорию. Твердо сказали Охабу, что
приедем в Варшаву. Составили делегацию. В нее вошли я, Микоян,
Булганин. Полетели. Когда мы приземлились, на аэродроме нас встречали
Охаб, Гомулка, Циранкевич и другие товарищи. Мы прилетели очень
возбужденные, и я, едва поздоровался, сразу же на аэродроме высказал
недовольство происходящим: «Почему все идет под антисоветским зна¬
менем? Чем это вызвано?» Мы-то всегда стояли за освобождение Гомулки
и не сопротивлялись тому, чтобы Гомулка вернулся к руководству. Когда
я беседовал в Москве с Охабом, то предлагал, чтобы Гомулка отдохнул
в Крыму, мы с ним поговорим, он подлечится, а тем временем мы
разъясним нашу позицию.
74

Лично я думаю, что мои слова насторожили Охаба в том смысле, что
он мог подумать, будто мы хотим его снять с поста и посадить на его место
Гомулку. Мы в целом не были противниками Охаба, но он показал себя
слабым руководителем, Гомулка был лучшей заменой. Мы больше ценили
Гомулку. Наверное, Охаб это чувствовал. Приехали мы с аэродрома в их
ЦК, там нас проинформировали подробнее о происходящих событиях.
И эта беседа проходила очень бурно. Прямо стоял вопрос: за Советы
поляки или против? Разговор шел грубый, без дипломатии. Мы предъявили
свои претензии и требовали объяснения действий, которые были направ¬
лены против СССР.
Войском Польским тогда командовал Маршал Советского Союза Ро¬
коссовский. Он считался у них просоветским человеком. Да так оно и было.
Сам поляк, он больше был советским человеком, чем польским. Выдвинули
его министром обороны Польши по просьбе Берута. Сталин при мне
предложил Рокоссовскому занять пост министра обороны Польши. Тот
категорически отказывался: «Я воин Советской Армии, в Польшу ехать я не
хочу». Сталин стал его уговаривать. Наконец, договорились, что Рокоссовс¬
кий получит польское подданство, но сохранит и советское гражданство,
и звание Маршала Советского Союза. Только на этих условиях он со¬
гласился уехать и принял там пост министра. Поляки присвоили ему звание
Маршала Польши.
Когда мы приехали, то- во время обеда получили информацию от
Рокоссовского, что войска, подчиненные Министерству внутренних дел
Польши, приведены в боевую готовность и стянуты к Варшаве. «За мной,—
говорил он,— установлена слежка, я и шагу не могу сделать, чтобы это не
стало известно министру внутренних дел». Эти обстоятельства еще больше
возбудили наши подозрения. Уже звучали открытые требования выслать
Рокоссовского назад, в СССР, так как ему нельзя доверять, он проводит
антипольскую политику. Затем на заседании, которое проходило в нашем
присутствии, все выступавшие заявляли о необходимости укрепления друж¬
бы с СССР. Но за стенами здания министр внутренних дел направлял все
акции против Советского Союза. Это конкретно выражалось и в приведе¬
нии польских воинских частей в боевую готовность, и в слежке за Рокос¬
совским, и в бешеной травле советских специалистов в Польше. Вот на
такой волне приходил Гомулка к руководству. А антисоветская волна
и у нас создала соответствующее настроение, хотя мы и считали, что эго
все-таки накипь, которая образовалась в результате прежней, неправильной
политики Сталина.
Сложнее была проблема пребывания наших войск в Польше. Мы
решили защищать это пребывание. Я спросил Рокоссовского: «Как поведут
себя войска?». «Сейчас польские войска не все послушают моего приказа,
хотя есть части (он назвал их), которые выполнят мой приказ». А приказ он
отдаст только тогда, когда мы ему скажем, какой именно нужен. «Я,
гражданин Советского Союза, считаю, что надо принять резкие меры
против антисоветских сил, которые пробиваются к руководству. Кроме
того, жизненно важно сохранить коммуникации с Германией через
Польшу». Реально советские воинские силы в Польше были невелики.
С нами в Варшаву приехал и маршал Конев, который в то время был
Главнокомандующим войсками стран Варшавского пакта и казался нам
необходимым в Варшаве. Через Конева мы приказали привести наши
войска в Польше в боевую готовность. Потом дополнительно приказали
подтянуть одну танковую дивизию к Варшаве. Конев доложил, что войска
снялись с казарменного положения, а танковая дивизия уже движется
в направлении Варшавы.
Продолжалось между тем бурное, нервное заседание. Мы резко спорим
с поляками. Вижу, направляется ко мне Гомулка и с беспокойством заявля¬
ет: «Товарищ Хрущев, на Варшаву движется русская танковая дивизия.
Я очень прошу Вас дать приказ не вводить ее в город. Вообще было бы
лучше, если она не подступит к Варшаве, потому что я боюсь, что произой¬
дет нечто непоправимое». Г омулка экспансивный человек, у него даже пена
75

на губах появилась. Выражения он употреблял крайне резкие. Мы стали
отнекиваться, дескать, нет ничего подобного. Я решил не говорить ему, что
одновременно с приказом Коневу двинуть на Варшаву советские войска
соответствующие указания получил и Рокоссовский, который предприни¬
мал какие-то шаги в тех польских войсках, на которые он мог положиться.
Спустя некоторое время Гомулка вновь поставил тот же вопрос. Он успел
перепроверить свою информацию, а ему докладывал министр внутренних
дел, который следил за передвижениями наших войск.
Оставались среди поляков люди, которые и в столь сложной обстанов¬
ке не теряли здравого рассудка, сохраняли холодную голову. Председате¬
лем Госсовета был хороший наш друг, много лет просидевший в польских
тюрьмах, Завадский. У него жена — тоже старая коммунистка, тоже про¬
шедшая через тюрьмы и тоже наш друг. Как и ее муж, она резко выступала
против тех, кто стоял на антисоветских позициях. Завадский нас проинфор¬
мировал, что ведется антисоветская агитация среди рабочих Варшавы, что
некоторые заводы вооружаются, министр внутренних дел раздает оружие.
Варшава готовится сопротивляться нашим войскам. Ситуация складывает¬
ся тяжелая. А мы в ней оказались пленниками, потому что Варшава
находится под руководством сил, занявших антисоветскую позицию.
Тут взял слово Гомулка. Он говорил так же горячо, как со мной,
и произнес слова, которыми подкупил меня: «Товарищ Хрущев- прошу Вас
остановить движение советских войск. Вы думаете, что только Вы нужда¬
етесь в дружбе с польским народом? Я как поляк и коммунист клянусь, что
Польша больше нуждается в дружбе с русскими, чем русские в дружбе
• с поляками. Разве мы не понимаем, что без вас мы не сможем просуще¬
ствовать как независимое государство? Все будет у нас в порядке, и Вы не
допустите, чтобы советские войска вошли в Варшаву, потому что тогда
будет сверхтрудно контролировать события».
Был объявлен перерыв в заседании. Мы собрались отдельно своей
делегацией и обсудили ситуацию вместе с Рокоссовским. Я теперь проникся
особым доверием к Гомулке, хотя я и раньше доверял ему. Несмотря на его
вспыльчивость, в его словах звучала искренность. И я сказал: «Я Гомулке
верю как коммунисту. Ему трудно, сразу он всего не сделает, но постепен¬
но, если мы выразим ему доверие, отведем наши войска и дадим ему время,
он сумеет справиться с силами, которые стоят сейчас на неверных позициях.
Конечно, есть и классовые враги среди этих людей. Они хотят рассорить
наши Народы. Заметив щель, начали в нее забивать клинья. Но я считаю,
чго надо поддержать Гомулку». Все согласились. И мы отдали Коневу
приказ остановить продвижение советских войск к Варшаве. Потом объяс¬
няли полякам, что наши войска вообще не двигались к Варшаве, а проводи¬
ли военный маневр, по выполнении которого остановились в пункте, назна¬
ченном им согласно плану маневров. Конечно, никто не поверил нашим
объяснениям, но все были довольны, что войска остановились.
Тут и Гомулка успокоился: ему сразу же доложили, что наши войска
никуда не движутся. Обстановка разрядилась. Поляки поняли, что можно
договориться. Думаю, что ввод наших войск в Варшаву действительно мог
стать непоправимым явлением и породил бы такие сложности, что трудно
даже представить себе, куда мы могли зайти. Считаю, что положение спас
Гомулка, когда столь убедительно высказал свои соображения. Остальное
оказалось второстепенным делом.
Выдвижение Гомулки на пост Первого секретаря у нас не вызвало
возражений, и наше дальнейшее пребывание в Польше тоже не казалось
необходимостью. Мы распрощались и улетели домой. Абсолютной уверен¬
ности в исходе дела у нас тогда не было, но я верил словам Гомулки
и сейчас не раскаиваюсь, это доверие потом оправдалось. В той истории
очень активную роль сыграл вышеупомянутый секретарь ЦК ПОРП по
кадрам. Особенно активно вел себя его сын, не то литератор, не то
сотрудник их Академии наук. Мне говорили, что он выпустил даже специ¬
альную брошюру, в которой поносил Советский Союз и КПСС. Моей
персоне там досталось на орехи. Я к чему это вспомнил? Тот секретарь по
76

кадрам всегда считался человеком Берута, который посадил Гомулку в тю¬
рьму. Гомулка оказался жертвой Берута. А ту г он стал активным сторонни¬
ком Гомулки в борьбе за власть. Проявилась полная его беспринципность.
Шло время. Антисоветчина в Польше продолжалась. Мы понимали,
что одним взмахом руки все это остановить нельзя. Необходимо время,
чтобы у людей создалось доверие к нам и те, кто заблуждался, убедились на
деле, что мы являемся друзьями польского народа, что наша дружба
обеспечивает Польше безопасность и неприкосновенность западных земель.
Если бы немцы остались один на один с поляками, то не было бы и речи об
удержании поляками этих территорий. Гомулка сам говорил: «Наша интел¬
лигенция больше всего боится немцев. Они составляют угрозу для Польши,
как только будет что-то нарушено в наших дружеских отношениях с СССР».
Поэтому там у политически мыслящих людей сложилось двойственное
психологическое состояние: с одной стороны, они не были довольны наши¬
ми действиями, с другой понимали, что, опираясь на дружбу с нами,
могут удержать границы, полученные в результате разгрома Гитлера.
Параллельно возник вопрос, для меня совершенно неожиданный. Оказа¬
лось, что в свое время был заключен договор о поставке Польшей угля
в СССР но заниженным цепам. Накопилась огромная сумма, которую
недополучила Польша, если исходить из мировых цен. Мы стали разбирать-,
ся. Действительно, все подтвердилось. С польской стороны договор был
подписан Циранкевичем как Председателем Совета Министров, с нашей
стороны — Микояном. И мы пригласили поляков, чтобы выправить дедо.
Я спросил Микояна: «Как же гак получилось?». «Сталин дал такое
указание». «А польская сторона?». «А что польская сторона? — отвечает ее
представитель. Мы подписали текст на тех условиях, которые нам назва¬
ла русская сторона». «Так что же вы нас обвиняете? — говорю ему.— Я,
например, хоть и член Президиума ЦК, первый раз слышу об этом до¬
говоре». Однако факт остался фактом. Пришлось согласиться доплатить
разницу и исправить договор гак, чтобы торговля шла далее на основе
сложившихся мировых цен. Доплата вылилась для нас в огромную сумму.
После новой беседы с, Микояном я понял, в чем дело. Поляки получили
благодаря нам от Германии Силезию, богатую углем. Сталин считал, что
уголь оттуда — в какой-то степени плата за усилия, которые были приложе¬
ны Советским государством при освобождении Польши. Но такие рассуж¬
дения носят эмоциональный характер и юридической силы не имеют. Когда
же там накопилась антисоветская пена, этот факт был преподнесен как
грабеж, как эксплуатация Польши Советским Союзом. Проводилась парал¬
лель с действиями империалистов в колониях. Шел зловонный запах. Мы не
стали упорствовать, признали претензии польской Стороны правильными
и выразили готовность компенсировать их материальные потери.
Постепенно нормализовались наши отношения с Польшей, антисовет¬
чина там стала утихать. Нужно отдать должное Гомулке, он положил ей
конец. У него положение оказалось выгодным: пострадавшее лицо; сидел
несколько лет, как гласила молва, по требованию Сталина. Теперь он начал
доказывать необходимость укрепления польско-советской дружбы, объяс¬
няя, сколь она выгодна полякам. И антисоветчина стихала. Но не была
ликвидирована, как показали потом дальнейшие события, когда антисо¬
ветские настроения вновь проявились, а именно: при постановке спектакля
по поэме Мицкевича «Пан Тадеуш». Инсценировку дал современный автор.
В спектакле подчеркивалась антирусская направленность событий. Во вре¬
мена Мицкевича часть русской прогрессивной интеллигенции стояла на
стороне восставших поляков. В наше же время антирусские слова, прозвуча¬
вшие в театре, возбудили очередную волну антисоветских настроений.
Сначала они расшатывали государственные устои новой Полыни, потом
эти же веяния перекинулись и в Чехословакию.
Если говорить в целом об экономических отношениях СССР со страна¬
ми социализма, то по идее они построены на равноправии, так что никто не
должен страдать. Если же скрупулезно разбираться в затратах, которые
несет га или другая страна, то, безусловно, СССР больше всех других стран,
77

входящих в Варшавский блок, делает вклад в оборону. Надо только
посчитать, сколько стоит нам содержание наших ракет? А сколько стоят
нам атомные заводы? Содержание огромной армии? Эта армия является
сдерживающим фактором, на который опираются все социалистические
страны. Затраты на нее далеко не пропорциональны, если с точки зрения
идеальной справедливости разложить их на души населения во всех со¬
циалистических странах.
Даже не знаю, во сколько раз мы, советские люди, больше платим за
содержание таких Вооруженных Сил! Но если СССР все еще держит войска
в Венгрии и в Польше, то я полагаю, что с точки зрения обороны теперь
в этом отпала необходимость. Зачем нам давать врагам повод колоть
глаза? Следует вывести наши войска, чтобы все братские страны чув¬
ствовали, что идут социалистическим путем по своему убеждению, а не по
принуждению со стороны СССР. Хотя умные люди подобным измышлени¬
ям и не верят, но всегда найдутся те, кто еще склонен доверять пропаганде,
которая ведется со стороны Империалистических держав.
К моему изумлению, Гомулка резко возражал против предложения
о выводе наших войск, сделанного в 1957 г., и стал доказывать необходи¬
мость и полезность их пребывания на территории Польши. Я был удивлен.
Ведь помнил, как поляки поносили нас в 1956 г., когда всех собак вешали на
Советский Союз, когда потребовали, чтобы Рокоссовский был отозван.
Рокоссовский отбыл в СССР, его проводили с почестями, вручили ему орден,
а Гомулка мне сказал: «Поймите, при современном положении вещей у нас
нет доверия к Рокоссовскому. Лучше ему вернуться в Советский Союз».
А теперь тот же Гомулка не хочет и слышать о выводе советских войск из
Польши. Даже с точки зрения совместной военной стратегии социалистичес¬
ких стран пребывание наших войск на территории Польши не вызывалось
военной необходимостью, а содержание их обходилось нам очень дорого.
Довольствие каждой дивизии в Польше или в Венгрии стоило вдвое
дороже, чем затраты на советской земле. С этим тоже надо было считаться.
Тем более, что мы тогда искали любую возможность для экономии на
вооружениях. Я выяснил, что мы очень много платим в бюджет тех
государств, в которых находятся наши войска. Вот почему Гомулка воз¬
ражал: в интересах польского бюджета. А мне он заявил: «Тут политика,
а политические выгоды не измеряются количеством материальных затрат».
Добавлю, что за содержание войск стран Запада на территории ФРГ платит
в основном сама ФРГ. То есть, там дело обстоит наоборот.
Как пенсионер я сейчас никакого влияния на ход событий не оказываю.
Но с точки зрения гражданина СССР и бывшего государственного и поли¬
тического деятеля могу думать, что надо по-равному разложить бремя
содержания Объединенных Вооруженных Сил, которое несут страны социа¬
лизма. Будет справедливо, если при равных общественных условиях у этих
стран существовали бы и равные нагрузки. СССР — самая богатая из
социалистических стран по сырьевым ресурсам, количеству населения и ва¬
ловой мощи промышленности. Все наши цифры по сравнению с уровнем
1913 г. танцуют и радуют душу. Но если разложить показатели на душу
населения, то наши богатства окажутся меньше, чем в других странах. По
потреблению на душу населения растительных жиров, мяса и сливочного
масла мы занимаем далеко не первое место. Когда я еще работал, то знал,
что мы не выдерживали никакого сравнения с ГДР, где жители потребляют,
например, мяса в полтора раза больше. Чехословакия живет чуть хуже, чем
ГДР, но значительно лучше, чем СССР. И в Венгрии потребление на
сколько-то выше, чем у нас, и в Польше тоже. Меньше советского человека,
который вынес главную тяжесть борьбы за социалистический строй, не
получил в награду в виде потребительских товаров никто!
Это я говорю к тому, что польские товарищи не имели никаких резонов
обвинять наших людей, что мы проводим дискриминационную политику
и пользуемся благами, созданными за счет труда польского народа, в ущерб
полякам и к выгоде себе. Наоборот! Мне часто приходилось разговаривать
с товарищем Гомулкой по таким вопросам, и почти каждый год поляки
78

предлагали запланировать поставку определенного количества нашего зер¬
на в Польшу. А у нас самих зерновых продуктов недоставало. И не только
поляки: к нам обращались с такими же просьбами и Болгария, и Венгрия.
Единственный раз в мою бытность в руководстве обратились румыны,
в иных случаях они экспортировали зернопродукты.
Я-то знал, для чего конкретно полякам нужно зерно, и сказал Гомулке:
«Почему Вы хотите, чтобы мы поставляли зерно, если в Польше землеобес-
печенность на душу населения лучше, чем в других социалистических стра¬
нах? Вы имеете возможность полностью обеспечивать себя зерном. По
сведениям, которыми я располагаю, у вас зерно пускают на потребление
населением, а наше зерно идет для откорма свиней». Польша готовила
хорошие свинопродукты, ее ветчина и другие деликатесы пользуются сла¬
вой даже на рынке США. Я это мастерство сам оценивал, верно, польские
продукты вкусны. «Тут дело в валюте,— заявил я начистоту.— Вы отбира¬
ете у нас хлеб, который нам самим нужен. Когда у нас случился неурожай
1963 г., мы даже были вынуждены покупать хлеб за границей, платили за
него золотом. А Вы настаиваете, чтобы СССР поставлял в Польшу зерно на
откорм свиней, которых затем Польша экспортирует в США и получает за
это доллары и золото. Мы золото добываем из земли, а вы — с помощью
нашего зерна». Гомулка признался в моей правоте, но настаивал на со¬
хранении этой практики.
Вот вам иллюстрация к тому, что мы от дружбы с Польшей материаль¬
ных благ не имели; однако ничего не делали, что нарушило бы гармонию ее
хозяйственной деятельности. Ведь наша дружба была искренней, основан¬
ной на лозунге «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!». И мы ему следо¬
вали в ущерб нашей экономике. В порядке защиты поляков скажу, что,
конечно, они не могут забыть ни разделов своей страны с участием России,
ни антипольского сговора 1939 года. Ну, а потом? Мы понесли в войну
страшные потери, мы оказались главной силой, которая освободила
Польшу от фашизма, и мы же теперь несем основную тяжесть экономичес¬
кого бремени. Конечно, с Польшей у нас пока что не такие отношения, как
между республиками СССР. Тут у нас общие ресурсы, они создаются
трудом всего советского народа и распределение благ происходит на общих
основаниях. С поляками другой счет: налицо два независимых государства.
Но мы же все-таки братские народы, плечом к плечу идущие по пути,
указанному Марксом и Лениным! Думаю, что все перемелется.
Между социалистическими странами тоже существовали контакты,
позволяющие взаимовыгодно кооперировать труд и капиталы на коммер¬
ческой основе. Гомулка как раз смело шел на такую кооперацию. И Чехосло¬
вакия при Новотном приветствовала соглашения, распределявшие прибыль
между участниками вложения капиталов соответственно вкладу каждой
страны. Болгары стояли на такой же позиции. С венгерским руководством
у меня на этот счет никогда не возникало никаких разногласий, всё спокойно
решалось экономистами и финансистами. Полагаю, что это правильно.
Надо с открытой душой подходить к кооперированию наших материальных,
технических и научных средств и так, чтобы было выгодно всем.
Вспоминаю в данной связи и такой эпизод. В Польше при нашей
материальной помощи, с нашим оборудованием и под нашим техническим
руководством был возведен крупнейший металлургический завод в Новой
Гуте. Антисоветские элементы критиковали нас: русские навязали стро¬
ительство, а нам он не нужен. Гомулка же справедливо доказывал, что
металлургический завод действует в польских интересах. Польша не потре¬
бляет сама всю производимую сталь и продает ее за границей, выручая
валюту. Там мы по-братски поступились материальными ресурсами
в пользу Польши. Когда же наши отношения нормализовались и люди
пришли там в здравое сознание, то сами признавались, что прежняя крити¬
ка была глупостью, которую использовали враги, хотевшие поссорить
СССР с народом Польши.
(Продолжение следует)

ИСТОРИЯ И СУДЬБЫ
Очерки русской смуты
Генерал А. И. Деникин
Том четвертый. Вооруженные силы Юга России
Глава XXIII. Особое совещание: гражданское управление
и самоуправление; рабочее и аграрное законодательство
Вопрос о национальностях и связанный с ним — о территориальном устройстве
Российского государства разрешались в полном единомыслии мною и всеми члена¬
ми Ос. сов.: единство России, областная автономия и широкая децентрализация.
Наши отношения к западным лимитрофам выражались только в декларативных
заявлениях; с Украиной, Крымом, Закавказскими республиками и казачьими об¬
ластями нас связывали многочисленные нити во всех областях жизни, борьбы
и управления. Об них я говорю в соответствующих главах. Эти взаимоотношения
были очень трудны и ответственны, а среди управлений Ос. сов. не было органа,
который мог бы руководить ими: уирав. ин. дел старалось всемерно устраниться от
этого дела, полагая, что принятие в свое ведение сношений с новообразованиями
послужит косвенным признанием их суверенитета; управ, внут. дел по всей своей
структуре и психологии было не приспособлено к такого рода работе.
В конце концов сношения с новообразованиями вел лично я, совместно с пред¬
седателем Особого сов. при посредстве его канцелярии и при содействии начальника
штаба и нач. воен. управ. в части, касающейся военных обстоятельств и военного
представительства !. На еженедельных заседаниях Ос. сов., под моим председатель¬
ством, я знакомил членов его с принятыми мерами и зачастую обращался за
советом, не встречая никогда сколько-нибудь серьезных расхождений 2.
Областное автономное устройство предполагалось не только в отношении
территорий, населенных инородцами, но и русских. В январе 1919 г. по инициативе
В. В. Шульгина возникла «комиссия по национальным делам» \ бюджет которой
был отнесен на счет ВСЮР. Целью своей комиссия поставила сбор и разработку
материалов для защиты русских интересов на мирной конференции и для выяснения
отношений России к национальным движениям, а также исследование вопроса об
автономном устройстве ее, в частности Юга. Работы комиссии отразились на
административном подразделении территории ВСЮР на области 4.
В плане предстоявшего устройства страны нам представлялась последователь¬
ная цепь самоуправлений от сельского схода до областных дум, снабженных в пери¬
од подготовительный расширенными значительно правами губернских земских
собраний и получающих впоследствии функции местного законодательства из рук
будущего Народного собрания. Но линия фронта далеко еще не выражала пределов
фактического распространения войны. Вся небольшая вначале территория Доброво¬
льческой армии являлась по существу театром военных действий. Это обстоятельст¬
во побуждало к принятию исключительных мер для временного
Продолжение. См. Вопросы истории, 1990, №№ 3—12; 1991, №№ 1—12; 1992, №№ 1—9,
11—12; 1993, №№ 2,4—12; 1994, №№ 1-3.
80

усиления и централизации власти на местах. Временные положения «о гражданском
управлении и о государственной страже», выработанные Ос. сов. по схемам Нац.
центра и выпущенные в марте 1919 г., должны были считаться с этим обстоятель¬
ством и поневоле ограничивать общественную инициативу.
Трем ступеням административной лестницы — главноначальствующему, губер¬
натору и начальнику уезда по принадлежности был предоставлен надзор за состоя¬
нием и деятельностью всех правительственных установлений 5 и мирных самоуправ¬
лений. Гражданская стража, имея полувоенную организацию, находилась в двойном
подчинении — местным гражданским начальникам и, через командиров губернских
бригад, «командующему государственной стражей» — помощнику нач. управл. вн.
дел, на которого возлагалось высшее руководство деятельностью стражи по предуп¬
реждению и пресечению преступлений. Главноначальствующий кроме высшего
надзора за управлением нескольких губерний или области имел в своем подчинении
войска и должен был согласовать действия военных и гражданских властей. Ему
предоставлялись исключительные права и принятие чрезвычайных мер в случаях,
угрожающих государственному порядку.
С восстановлением и утверждением порядка и полного успокоения в губерниях,
с начальствующих должны были быть сложены все чрезвычайные полномочия,
и отпадало действие исключительного положения.
Это устройство, удовлетворявшее правые и либеральные круги, вызвало жесто¬
кую критику в революционной демократии. Она находила в идее такого управления
только «административное усмотрение, полицейскую опеку и произвол»; мы видели
в нем необходимые условия, обеспечивающие интересы борьбы и Армии. Она
считала это реставрацией; мы временной мерой, долженствующей расчистить
путь для утверждения покоя и нормальных форм самоуправления. В конце концов
центр тяжести вопроса был не столько в системе, сколько в людях...
Но жизнь перевернула вверх дном все нагни умозаключения и не оправдала
ожиданий: наше гражданское управление не внесло законности и порядка, возбудив
большое разочарование в населении.
На высших ступенях гражданской иерархии в должности главно начальству¬
ющих находились генералы, командовавшие армиями в данных районах; это поло¬
жение имело свои достоинства и недостатки, тождественные с совместительством
в дореволюционное время должностей генерал-губернатора и командующего войс¬
ками округа. При них были помощники по гражданской части и «советы» представи¬
телей ведомств. Имея функции только высшего надзора, деятельность главно¬
начальствующего проходила на виду и была доступна в известной мере прямому
воздействию центра. Но дальше, в области практического управления, дело обсто¬
яло хуже, нося внешние признаки реставрации.
Управляющий вн. делами Чебышев ставил губернаторов почти исключительно
из числа лиц, занимавших эти должности до революции, желая «использовать их
административный опыт». Это были люди — некоторые по крайней мере — быть
может, вполне подготовленные, но по психологии и мировоззрению, навыкам,
привычкам столь далекие, столь чуждые свершившемуся перевороту, что ни понять,
ни подойти к нему они не могли. Для них все было в прошлом, и это прошлое они
старались возродить и в формах, и в духе.
За ними следом потянулись низшие агенты прежней власти: одни — испуганные
революцией, другие — озлобленные и мстящие. Приходили они в районы, для них
незнакомые, пережившие уже не один режим, с населением, потерявшим уважение
к закону и власти и недоверчивым, с жизнью, выбитой из колеи, насыщенной
взаимными обидами и классовой враждой. Уезды кишели шайками «зеленых»,
всевозможных атаманов и остатками рассеявшихся красноармейцев, до крайности
затруднявшими передвижение и общение губернских и уездных властей с деревней.
Управление вн. дел, как оказалось, централизовало в своих руках все форм¬
ирование отрядов государственной стражи, для особого подбора их, и даже назначе¬
ния низших полицейских агентов, благодаря чему по многим неделям губернии
оставались без полицейской охраны. Катившиеся по краю - - театру войны или
ближайшему ее тылу - войсковые части и своевольные начальники нарушали
распоряжения гражданских властей. Жизнь гражданской администрации, как и всего
служилого элемента Юга, была неприглядной, благодаря нищенскому содержанию,
и толкала на искушения.
81

Наконец, изменчивость боевого счастья бросала целые территории из рук
в руки, и многим администраторам не было зачастую времени устроить свой
район. Только Ставропольская и Черноморская губернии были в наших руках
более года; в них правили часто сменявшиеся военные губернаторы, в назначении
которых управ, вн. дел не было повинно; но и там дело обстояло так же
плохо, если еще не хуже.
Нет людей! Эта жалоба не сходила с уст интеллигенции и со страниц печати.
В. Шульгин с горечью писал о том явлении, что «в гражданском управлении
выявилось русское убожество, перед которым цепенеет мысль и опускаются руки...
Ряды старых работников страшно поредели, а новых нет как нет»... С ним со¬
глашалась вполне «Своб. Речь», но при этом добавляла: «Нет людей... Но там ли их
ищут, где надо?.. Пока о местах и влияниях спорят люди, зараженные прошлым,
будь то сановники или «самовлюбленные Нарциссы общественности», ничего пут¬
ного получиться не может... Главное внимание должно быть обращено на более
молодые поколения... Надо хотеть и уметь искать» 6...
Нельзя сказать, чтобы мы не искали. Много раз я обращался к управл. вн. дел.
с требованиями: изменить систему комплектования гражданской администрации,
привлечь общественных деятелей — земских и городских, местных людей, пользу¬
ющихся уважением и авторитетом... Однажды летом, после повторного резкого
напоминания, ко мне пришел Пильц, временно замещавший Чебышева, и доложил:
ввиду моего приказания он обратился с письмом к лидерам либеральных ор¬
ганизаций и к некоторым видным общественным деятелям с просьбой указать лиц,
могущих заместить открывающиеся посты начальников губерний. Прошло 2—3
недели и... не отозвался никто. Это было тем более странным, что и Чебышев,
и сменивший его в должности начальника управл. вн. дел в июле Носович — оба
были назначены по рекомендации либеральной группы, именно Нац. центра.
Положение создавалось довольно безотрадное. Наши противники слева винили
не только людей, но и систему. В противовес единоначалию выдвигалась децент¬
рализация власти путем передачи ее местным самоуправлениям или «полубуржуаз-
ным советам». Это расхищение власти имело уже место в опыте Временного
правительства, когда самозародившиеся «общественные», «революционные» коми¬
теты и «советы р. и с. депутатов» произвели полный хаос в управлении, порвав
всякие связи мест с центром. Этот опыт был повторен отчасти и с таким же
неуспехом самарским «Комучем». Наконец, его же ввела в широких размерах
советская власть с первых дней своего существования и с первых же дней начала
упорную борьбу против «самовластия мест», пока путем давления, подлогов, подта¬
совок не обратила выборное начало в фикцию, посадив на местах своих послушных
и всесильных агентов.
Такой опыт в районах с колеблющимся настроением, где даже сама идея
борьбы не пользовалась всеобщим признанием, представлялся невозможным. Поло¬
жение на местах и общее состояние нашего тыла становилось, между тем, катаст¬
рофическим.
В силу указанных раньше причин законы выходили из Ос. сов. с большим
опозданием. Серию компромиссов между двумя крыльями Совещания открыло
Положение об «упрощенном управлении городским хозяйством» и таком же
управлении для земства. Впредь до новых выборов деятельность земских собраний
и городских дум, изживших себя и с 1 января потерявших юридическое право
существования, не восстанавливалась, и все обязанности их возложены были
на управы в составе последнедействовавших, избранных по закону Временного
правительства. Но губернаторам предоставлено было право устранять из состава
их тех лиц, которые будут признаны несоответствующими своему назначению.
Так как последние управы были почти сплошь социалистического состава, часто
даже с уклоном в сторону большевизма, то губернаторы довольно широко пользо¬
вались своею властью, переходя, вероятно, не раз пределы государственной не¬
обходимости.
Закон об общественном управлении городов, выработанный комиссией Аст¬
рова, сохранял демократические принципы, был принят общественным мнением
благожелательно и только в среде левых социалистов вызвал обвинение в стремле¬
нии власти «урезать права органов самоуправления, стеснить свободу общественной
деятельности». Закон этот был утвержден мною в марте, опубликован только в мае
82

и, вследствие задержек, чинимых управл. вн. дел, первые выборы в городах проис¬
ходили только в сентябре.
Земское положение постигла худшая участь. Никогда еще разница двух миросо-
зерцаний не была столь велика, как в этом вопросе. С самого начала рассмотрения
вопроса в комиссиях Ос. сов. между двумя крыльями его начались сильнейшие
трения. «Мы тратйли время и нервы,— говорит либеральный член Совещания,— на
споры и отражение ожесточенных натисков справа в вопросе о том, каким может
быть теперь земство. Исходя из положения «о культурном значении для деревни
просвещенного помещичьего класса», они требовали построения земских учрежде¬
ний с этим элементом в основе. На заявления наши, что этого класса уже нет, что он
разбит в процессе революции, что земство в новой эпохе должно быть неминуемо
демократическим, наши оппоненты доходили до крайней степени раздражения».
Волость являлась первоосновой государственного устройства новой России,
предрешающей состав всех высших представительных органов страны, и тем социа¬
льным базисом, на который должна была опереться временная власть в период
борьбы. Помещичий дворянский класс в силу неизбежных исторических причин
уходил...
На кого же опереться? Либеральное меньшинство требовало принятия законо¬
проекта, близкого к созданному Временным правительством. Правое большинство
остановилось на куриальной системе выборов 7. «Одни намечали будущим правя¬
щим классом,— говорит один из правых членов Ос. сов.,— хозяйственного мужика
и откровенно исповедовали это. Другие не говорили откровенно о своем идеале, но
прямая, тайная и всеобщая подача голосов ведет к господству пролетариата и «лиц
либеральных профессий». Вопрос ставился ясно и грубо: Колупаев или Тимо¬
шенко 8? В зависимости от всей старой психологии, выработанной десятками лет
предреволюционного времени, ответ был ясен для каждой из сторон».
Ввиду полного расхождения Ос. сов. вопрос был сдан в согласительную комис¬
сию под председательством Носовича и вышел из нее в виде компромиссного
решения: куриальная система отвергалась, но вводился ценз — уплаты минималь¬
ной ставки земск. сборов. Опасаясь, что введением прямого подушного обложения
земство может расширить выборное право до всеобщности, правые категорически
отклонили компромисс.
В середине августа я сделал попытку примирить непримиримое и назначил
заседание под своим председательством, предоставив обеим сторонам пригласить
на него сторонних лиц по их усмотрению. На этом заседании правое крыло
было значительно усилено Кривошеиным, всецело поддерживавшим куриальную
систему. «С проведением аграрной реформы Россия делает прыжок с пятого
этажа на мостовую. Надо подостлать соломы, чтобы не разбилась». Кривошеин
коснулся и общего направления нашей политики, считая ее «левый уклон» и не-
провозглашение в свое время «единственно спасительных лозунгов» чреватым
опасными последствиями.
Я ответил более резко, чем полагалось для официального заседания, что весною
1918 г. производилось сильное давление с целью провозглашения этих лозунгов, и,
если бы это было сделано тогда, то мы были бы побеждены давно уже, а я не имел
бы возможности беседовать с Кривошеиным в Ростове о государственном устрой¬
стве России.
Соглашение не состоялось. Споры продолжались. Я разрешил их, к сожалению,
слишком поздно, утвердив закон в духе постановления комиссии Носовича: ни
Колупаев, ни Тимошенко, а некто третий, чей облик не отразился еще ясно
в зерцале бытия.
С апреля шли работы по составлению двух важнейших социальных законопро¬
ектов. Комиссия М. М. Федорова к июлю разработала ряд либеральных законопро¬
ектов о профессиональных союзах, рабочих комитетах, об органах охраны труда,
о 8-часовом рабочем дне, о примирительных камерах и страховании рабочих.
В конце августа в Ростове было созвано совещание с участием представителей от
промышленников и рабочих для рассмотрения этих законопроектов. Рабочая деле¬
гация тотчас после открытия заседания пожелала огласить резолюцию «Южн. сов.
проф. союзов» — организации, всецело захваченной с.-д.-меньшевиками, отошед¬
шими временно от чисто политической работы и перенесшими ее в область профес¬
сионального движения.
83

Резолюция гласила: «Лишь при режиме демократической республики, лишь при
последовательной проведении принципа всеобщего, равного, прямого и тайного
избирательного права для рабочего класса и его организаций открывается возмож¬
ность успешной борьбы как за ближайшие, так и за конечные цели рабочего
движения и создаются условия действительной охраны интересов трудящихся и за¬
щиты государственной властью интересов большинства населения.
Исходя из этих положений, рабочая делегация считает совершенно безнадежной
всякую попытку сколько-нибудь удовлетворительно разрешить сложные вопросы
социального законодательства в обстановке беспрерывной гражданской войны
и полного отсутствия законодательных учреждений, признанных свободной волей
населения».
На этой фразе Федоров прервал докладчика, лишив его слова, после чего
делегация рабочих покинула совещание. Состоявшийся через несколько дней съезд
профес. организаций Сев. Кавказа одобрил поведение делегатов — «товарищей,
стойко стоявших на своем ответственном посту», и призывал всех «товарищей
теснее сплотиться вокруг своих классовых организаций и не идти ни на какие
ухищрения реакции — разбить единство рабочего класса путем подкупа части
рабочих и фальсификации (?) их общественного мнения».
Было ясно участие в этих действиях и постановлениях Москвы. Оно подтвер¬
дилось впоследствии попавшей к нам инструкцией коммунистическим организациям
Юга: «...Необходимо принять меры, чтобы соглашение между правительством
и рабочими не состоялось, учитывая всю важность последствий для правительства
Деникина, если бы этот первый шаг увенчался успехом. Данный случай является
благодарной почвой для продемонстрирования классового антагонизма»...
Пришлось комиссии продолжать свои работы об устройстве судьбы рабочих
без их участия. Работы эти протекали в обстановке ведомственных трений. Причем,
по словам Федорова, «обнаружилась тенденция членов комиссии... к пересмотру
законопроектов по существу... и ко внесению поправок, направленных к ограниче¬
нию прав рабочих; и в этом отношении замечания представителей ведомств шли
значительно дальше пожеланий промышленников».
В результате часть законопроектов была утверждена мною только в конце
ноября, другая не была закончена до эвакуации Ростова. Рабочее законодательство
постигла та же участь, что и многие другие наши начинания: они осуществились
слишком поздно.
Комиссия Колокольцова приступила к разработке земельного вопроса, привле¬
кая многочисленных сведущих людей и со стороны. В комиссии наметились сразу
три течения: левое с.-р. типа, с определенным стремлением к полной ликвидации
помещичьего хозяйства; крайне правое, стремившееся выиграть время и отстоять
интересы класса; наконец, среднее; искавшее путей для введения стихийного процес¬
са в русло государственных интересов. По-видимому, ведомство Колокольцова
принадлежало ко второму течению... Еще в процессе подготовительной работы мне
приходилось обращать внимание на внесение проектов, в корне расходящихся
с духом декларации.
«Правые,— говорит один из участников комиссии,— были идеологами и страст¬
ными, убежденными защитниками восстановления помещиков на их землях. Люди
писали на бумаге свои чаяния и мечты, не считаясь с тем, что можно было сделать,
в новых условиях и чего сделать было уже нельзя. Они представляли цифры
и неопровержимые данные, касающиеся теории вопроса... ’’Вот государственный
интерес,— говорили они,— и нам нет никакого дела до того, что кто-то говорит
о революции. Революция пройдет. Россия останется. Наше решение должно быть
для России, а не для революции”».
Колокольцовская комиссия закончила свои работы в начале июля. «Земельное
положение», составленное, ею, в общих чертах имело следующие основания: поме¬
щичья земля свыше известной нормы продается добровольно или отчуждается
в собственность крестьян •- за выкуп; норма не подлежащих отчуждению частно¬
владельческих земель, в зависимости от местности,— от 300 до 500 десят.; целый ряд
изъятий в отношении культурных и заводских хозяйств еще больше уменьшал
общую площадь переходящих к крестьянам земель; отчуждению не подлежали
земли городов, земств, монастырей, церковные, духовных учреждений, ученых
и просветительных обществ. По мере занятия отдельных местностей должны были
84

немедленно вступать в распоряжение своими угодьями казна, банки, города, церкви,
монастыри, перечисленные выше учреждения, а также, во многих случаях, частные
собственники — как, например, землями, не использованными захватчиками или
«находившимися в чужом пользовании в течение времени не большего, чем необ¬
ходимо для одного озимого и одного ярового урожая»...
Наконец, Положение предусматривало, что земельные органы приступят
к отчуждению только по истечении трех лет со дня восстано¬
вления гражданского мира по всей России!..
Проект этот был мною отвергнут. Колокольцов оставил пост. Проект передан
на рассмотрение новой комиссии под председательством нач. управ, юстиции
Челищева.
Замечательно, что даже это творение акт отчаянной самообороны класса
вызвало смятение в правых организациях. На проект Кодокольцова, ставший
известным Совету гос. объединения, последний отозвался немедленно письмом
Кривошеина и постановлением от 14 июля: «...Намечаемое законопроектом огуль¬
ное принудительное перераспределение владения возбуждает серьезное опасение
в том, что проведение его в жизнь породит тяжелые продовольственные последствия
для государства и экономическое обессиление его». Совет успокаивал себя только
тем, что в течение трехлетнего срока «непреложные законы экономического раз¬
вития укажут на правильные пути для будущего русского сельского хозяйства»,
И рекомендовал ограничиться возобновлением деятельности Крестьянского банка
и созданием землеустроительной и землемерной организации, которые «внесут
в деревню успокоение вернее и скорее, чем самые красноречивые обещания!»...
А Совет всероссийского союза земельных собственников утверждал даже, что «по
сведениям, идущим из деревни, народ сознает ныне глубокую моральную разницу
между своим и чужим и относится к захвату как к действию преступному и не
могущему быть терпимым при восстановлении законной власти». Не видели или
умышленно закрывали глаза?
Были, впрочем, и редкие исключения: в Харькове союз земельных собствен-
. ников в августе принял резолюцию о необходимости скорейшего издания земель¬
ного закона в духе моей декларации ввиду того, что /сильнейшая проволочка может
вызвать опять брожение среди крестьян.
Тем временем подходил сбор урожая и необходимо было дать временные
нормы для надлежащего его использования. Злополучный «третий сноп», введенный
еще в период нашего походного законодательства на клочке Ставропольской губ.
для урожая 1918 г., сохранился в неприкосновенности. В Ос. сов. был составлен
и мною утвержден ряд положений, имевших тройную цель: обеспечение сельскохо¬
зяйственного производства, сохранение принципа собственности и по возможности
меньшее нарушение сложившихся в деревне взаимоотношений.
Закон об урожае оставлял его за посеявшим и требовал уплаты аренды владель¬
цу в размере 1/3 хлеба, 1/2 трав и 1/6 корнеплодов; закон о посевах на 1919—1920 гг.
вменял в обязанность лиц, «в действительном пользовании коих земля находится»,
пахать и сеять, обещая «обеспечить интересы засевщиков при сборке урожая»; закон
об аренде предоставлял фактическим обладателям земли (захватчикам) продолжать
пользование ею на 1920 г. по договору или без договора, ограничивая известными
пределами подесятинную арендную плату. Последующими законоположениями
уменьшались нормы натурального арендного взноса (1/5—1/10) и облегчалась воз-
- можность дальнейшего пользования землей, подводя под «право захвата» некото¬
рые юридические обоснования.
Правый член Ос. сов., одинаково уважаемый за прямоту и искренность обоими
флангами, впоследствии говорил: «Из всех мер Ос. сов. наиболее неудачной, на¬
ибольшей ошибкой были законы о хлебном налоге 9 и о «третьем снопе». Оба эти
закона вышли из правого крыла Ос. сов. и вполне на его совести». Это вмешательст¬
во власти в острые аграрные взаимоотношения не встретило тогда достаточно
сильного отпора в ЕЕесоциалистической общественности Юга. «Третий сноп» вызы¬
вал в буржуазной печати горячие споры о нормах, о деталях, но за редкими
исключениями эти споры не колебали принципа. Не раз, когда я приносил в Ос. сов.
свои мучительные сомнения о правильности такого нашего курса, я слышал не
только справа, но иногда и слева совершенно бесспорные юридически истины,
что отношение российских законов к захватам гораздо суровее и что колебание
85

принципа собственности грозит большими потрясениями... Наконец «демократичес¬
кий» Дон и сугубо «демократическая» Кубань в своем законодательстве об исполь¬
зовании урожая 1918—1919 гг. придерживались тех же принципов, что и «реакцион¬
ное» Ос. сов. 10...
А тем временем за войсками следовали владельцы имений, не раз наси¬
льственно восстанавливавшие, иногда при поддержке воинских команд, свои иму¬
щественные права, сводя личные счеты и мстя. И мне приходилось грозить
насильникам судом и напоминать властям их долг предупреждать новые захваты
прав, но не допускать самочинного разрешения вопроса о старых. В местностях,
где уже наступило некоторое успокоение, некоторые землевладельцы возвращались
в свои поместья и вносили вновь элементы брожения непомерным вздутием
арендной платы...
Комиссия Челищева перерабатывала земельный проект при участии нового нач.
управл. землед., проф. А. Билимовича, в значительной степени под его влиянием.
Но со времени подчинения моего адм. Колчаку самая возможность издания земель¬
ного закона стала спорной по существу.
Телеграммой от 28 августа, определявшей пределы моей власти, Верховный
правитель уведомил меня, что «общее руководство земельной политикой принад¬
лежит Российскому правительству». На этой почве между Ос. сов. и Омским
правительством завязалась переписка, в результате которой последовала на мое имя
в особо секретном порядке телеграмма адм. Колчака от 23 окт. № 1005:
«Телеграмма Нератова относительно предоставления Вам самостоятельности
в земельном законодательстве заставляет меня с полной искренностью высказать
возникающие у меня опасения. Я считаю недопустимой земельную политику, кото¬
рая создаст у крестьянства представление помещичьего землевладения. Наоборот,
для устранения наиболее сильного фактора русской революции —- крестьянского
малоземелья и для создания надежной опоры порядка в малообеспеченных землею
крестьянах, необходимы меры, укореняющие в народе доверие и благожелатель¬
ность к новой власти. Поэтому я одобряю все меры, направленные к переходу земли
в собственность крестьян участками в размерах определенных норм.
Понимая сложность земельного вопроса и невозможность его разрешения до
окончания гражданской войны, я считаю единственным выходом для настоящего
момента по возможности охранять фактически создавшийся переход земли в руки
крестьян, допуская исключения лишь при серьезной необходимости и в самых
осторожных формах. Глубоко убежден, что только такая политика обеспечит необ¬
ходимое сочувствие крестьян в освободительной войне, предупреждая восстания,
иустранит возможность разлагающей противоправительственной пропага¬
нды в войсках и населении.
Основные принципы принимаемых правительством мер одновременно Вам
сообщаются. Конструкция изданных здесь постановлений по земельному вопросу не
всегда удачна и допускает улучшения и даже изменения, но я глубоко убежден
в необходимости твердого соблюдения их основных принципов.
Обстановка, где нет острого земельного вопроса, позволяет отнестись к нему
с объективной спокойной стороны. Думаю, что ссылка на руководящие директивы,
полученные от меня, могла бы оградить Вас от притязаний и советов заинтересован¬
ных кругов.
Сердечно желаю Вам дальнейших успехов, как военных, так и в не менее
важных делах гражданского и политического устройства. Адмирал Колчак»,
С тех пор работа земельной комиссии получила чисто академическое значение.
Земельное положение было выработано в начале ноября, и я приказал отдать его
печати, чтобы подвергнуть критике широких общественных кругов. Положение
отличалось от Колокольцовского лучшей юридической формулировкой, осторож¬
ностью и стиранием острых углов, но основные его мысли были те же. Вот
некоторые из его основ: добровольные сделки в течение двух лет; принудительное
отчуждение по истечении этого срока; оставление за частными владельцами усадеб,
лесов, открытых недр и земли от 150 до 400 десятин — на основании твердых
максимумов или особой прогрессии; отчужденные земли могли быть проданы
исключительно лицам, занимающимся земледельческим трудом, преимущественно
местным; максимальные нормы для покупающих землю были установлены от 9 до
45 (на сев.) десятин,
86

Проект Билимовича — Челищева, при всех его спорных сторонах, представлял
попытку проведения грандиозной социальной реформы и, если бы был осуществлен
до войны и революции в порядке эволюционном, законным актом монарха, стал бы
началом новой эры, без сомнения предотвратил бы революцию, обеспечил бы
победу и мир и избавил бы страну от небывалого разорения. Но с тех пор маятник
народных вожделений качнулся далеко в сторону, и новый закон не мог бы уже
оказать никакого влияния на события и, во всяком случае как орудие борьбы был
совершенно непригоден.
Для характеристики общественных настроений могут послужить те отзывы по
поводу проекта, которыми полна была печать. Правые органы видели в нем
«огульное уничтожение помещичьего землевладения», и Н. Н. Чебышев, б. член Ос.
сов., писал в «Великой России»: «Отнять землю от хозяйственно образованного
человека, любовно удесятерившего долгим трудом и затратами производитель¬
ность земли, и отдать ее невежде, развращенному безделием, сельскому хулигану —
тяжкая несправедливость, ничем не оправдываемый грех»... И грозил, что «в
придачу к Махно мы получим Дубровских»...
«Свободная Речь» признавала «общую схему», спорила о деталях и решительно
уклонялась от моральной ответственности: «Нам ясно, что силы будущей России —
это мелкокрестьянская буржуазия... Мы понимаем, что эти силы должны служить
главной основой власти... Но... можно ли спасти хоть что-нибудь и что именно —
это может решить только власть... Если она признает, что во имя будущей России
нужно санкционировать ликвидацию чуть не всего помещичьего землевладения —
пусть будет так». Харьковский съезд партии к.-д. также уклонился от конкретного
определения своих взглядов на земельную реформу.
Умеренно социалистические органы видели в проекте «стремление сохранить
помещичье землевладение и притом не в виде исключения, а как общее правило».
И стояли твердо против проведения аграрной реформы до У чред. собр.
Только группы, стоявшие еще левее, требовали немедленного и полного
черного передела. Но они находились вне фронта противоболыневистской бо¬
рьбы — в стане наших врагов или сохраняли дружественный нейтралитет к со¬
ветской власти.
Достойно удивления, как мало внимания уделяла печать всех направлений,
увлеченная этими теоретическими интеллигентскими спорами, настроениям подлин¬
ной жизни деревни, крестьянства, как мало она стремилась проникнуть в замкнутый
круг мужицкой стихии... Только официальные осведомители, с упорством верующих
или сильно хотящих, изо дня в день твердили: «Мужик хочет «хозяина» и «синюю
бумажку» — нотариальный акт на купленную землю»...
Таким образом, вся обстановка, создавшаяся на Юге России в 1919 г., психоло¬
гия общественности, соотношение сил и влияний решительно не способствовали
проведению в жизнь в молниеносном революционном порядке радикальной
аграрной реформы. Не было ни идеологов, ни исполнителей. Все, что можно
было и, вероятно, должно, это соблюсти «непредрешение», отказаться вовсе от
земельного законотворчества, приняв колчаковскую программу — узаконения без¬
возмездного пользования захваченной землей впредь до решения Народ, собр.—
рискуя разрывом с правыми кругами и, следовательно, осложнениями в Армии.
Только Новороссийская катастрофа, нанеся оглушительный удар белому
движению, открыла многим людям глаза на тот геологический сдвиг, который
совершился в России. Только тогда стало слагаться впечатление, будто «у
многих землевладельцев зреет сознание необходимости жертвенного подвига»...
Возможно. У одних, быть может, искреннее, у других — продиктованное без¬
надежностью положения и поисками новых, хотя бы «демагогических», средств
для продолжения борьбы.
Только после этого несчастья у многих разверзлись уста, и они свидетельствуют
наперерыв, что «знали», «предвидели», «предостерегали» — они, ничего не пред¬
видевшие, слепые и глухие...
87

Глава XXIV. Особое- совещание: деятельность финансово-экономическая,
юстиции, просвещения; пропаганда. Церковь
Один из наиболее серьезных вопросов, составлявший огромный тормоз всем начи¬
наниям Юга, отражавшийся, без сомнения, на нравственном облике войск и на
неудачах фронта, был вопрос финансовый.
Хаос в денежном обращении противобольшевистского Юга слагался историчес¬
ки, благодаря постоянным изменениям его политической карты. По мере освобож¬
дения новых территорий мы получали и новые «наследства», все более усложнявшие
вопрос. Кроме кредитных билетов, выпущенных ростовской экспедицией, имели
хождение деньги общегосударственные («царские» и «керенские»), советские ««пята-
ковские»), украинские (карбованцы и гривны), крымские; разменные денежные зна¬
ки, выпущенные городскими самоуправлениями и в разных местах Кавказа —
советской властью; гарантированные чеки отделений Г ос. банка, облигации старых
займов, краткосрочные обязательства гос. казначейства и т. д., и т. д., вплоть до
векселей, учтенных финансовой комиссией, состоявшей при полк. Шкуро во время
его партизанских действий в районе Минеральной группы.
Такое положение было явно нелепо и требовало тех мер, о которых говорили
постоянно российская печать, финансовые совещания, съезды торгово-промышлен-
ников и т. д.: объединения системы Денежного обращения на всей территории
освобожденной России, унификации денежных знаков, воссоздания единого Госу¬
дарств. банка и единого эмиссионного нрава. К этому мы стремились всемерно, но
по условиям политическим — суверенности областей — достигнуть этого не могли.
Управление финансов принимало меры к упорядочению денежного обращения
с известной осторожностью, так как они отражались сильно на интересах населения,
вызывая всегда неудовольствие в массах. Деньги местного хождения заменялись
постепенно. Но обмен советских денег оказался нерациональным и совершенно
непосильным. Когда после занятия Харькова, в целях облегчения положения неиму¬
щего люда, был произведен первый раз частичный обмен «пятаковских» денег, по
500 руб. на человека, это вызвало громаднейшие злоупотребления. Деньги возили
целыми возами вслед за наступающей- армией даже из районов, ранее освобожден¬
ных. Управление финансов прекратило размен и аннулировало все советские денеж¬
ные знаки, сделав исключение лишь для некоторых выпусков местного хождения на
Кавказе: в отношении их определен был краткий срок и нормы обмена.
Наши денежные ресурсы долгое время находились в полной и тягостной
зависимости от Дона, так как добиться справедливого распределения эмиссии
ростовской экспедиции управление финансов не могло. Как распоряжалось донское
правительство выпускаемыми кредитными билетами, видно из следующей справки:
Всего выпущено с 1 января 1918 г. по 15 октября 1919 г. в миллионах рублей - 9202.
Из них выдано: Крыму — 45, Тереку — 80, Кубани — 601, Главн. командованию —
3982 ", Дону — 4493. '
Только к осени 1919. г. управление финансов приступило к выпуску своих
денежных знаков, оборудовав экспедицию в Новороссийске, потом — к печатанию
их в Киеве, Одессе и Симферополе 12. Но, отчасти не желая колебать привычные для
населения донские знаки, отчасти не справляясь с техническими затруднениями,
финансовое ведомство выпускало свои знаки в размерах ограниченных, и, во всяком
случае, совершенно не удовлетворявших текущей потребности.
И «донские», и «добровольческие» деньги не имели за собой никакого покры¬
тия, и хождение их основывалось исключительно на распоряжении властей, инерции
и доверии населения. Золотой запас России находился в то время в руках адм.
Колчака — 652. милл. руб., у большевиков — 147 милл. и в Париже, у союзников —-
320 милл. За границей нам был открыт адм. Колчаком небольшой кредит. Все
усилия получить заем или кредит у союзников были безуспешны. Правительствен¬
ные круги Согласия, связанные своей социалистической демократией, оказать нам
серьезную экономическую помощь не могли. Насколько можно было понять из
частных разговоров, иностранные правительства, быть может, и рискнули бы
оказанием нам крупного кредита, но ценою таких тяжелых концессий, которые, на
мой взгляд, Сводились к распродаже России...
Финансовые круги стран Согласия, независимые от политических партий, не
приходили на помощь, не доверяя прочности положения Юга, и еще по одной
88

причине, о которой один из наиболее крупных русских финансистов и банковских
деятелей писал нам из Парижа 13: «Представители русских финансов, промышлен¬
ности и торговли не имеют не только общего плана работы, но даже желания
принести минимальную жертву своих узколичных интересов для блага родины...
При таком положении руководящие финансово-экономические круги Антанты пред¬
почитали воздержаться от помощи, не имея уверенности, будет ли она оказана кому
следует и как следует».
При всех этих условиях оздоровление денежного обращения могло быть достиг¬
нуто только мерами внутреннего характера.
Тем временем освобожденная территория росла с каждым днем, с чрезвычай¬
ной быстротой росли и расходы. Вооруженные силы поглощали огромные средства;
деньги нужны были и на содержание разоренных совершенно городов и земств, и на
восстановление промышленности. Станок выбрасывал все больше бумажных зна¬
ков; в стране, тем не менее, ощущался денежный голод, цены росли непомерно,
а рубль все падал и падал.
В печати и специальной литературе, на совещаниях и съездах шли горячие
споры по поводу необходимости денежной реформы. Существовали три главных
течения в этой области: 1. восстановление сделок на золотую валюту с сохранением
обесцененного бумажного рубля, 2. девальвация и 3. повышение внутренней сто¬
имости рубля путем изъятия из населения излишних денег мерами налогового
обложения. Начальник финансового управления М. В; Бернацкий придерживался
этой, третьей системы, считая в создавшихся условиях невозможным .коренную
реформу. Его поддерживали в этом направлении многие ученые-экономисты,
в том числе академик Струве, профес. Мануйлов, Ельяшевич и друг.; расхождение
было только в вопросах'о пределах эмиссии. На этой же точке зрения стояло
дважды собираемое финансовое совещание и совещание торгово-промышленников
(октябрь 1919 г.), которое, «признавая в будущем неизбежность общей денежной
реформы», предостерегало «от всяких преждевременных и частичных опытов
в этом направлении».
И правление нажимало налоговый пресс: комиссия Астрова создавала законы
по принципам демократизма, облагая прямыми налогами имущие классы, прирост
прибыли и предприятий, разницу старой и новой цен на недвижимости и т. д.,
законы популярные среди демократии, вызывавшие острые споры между двумя
крыльями Ос. сов., но дававшие мало дохода казне по причине общего оскудения,
малой законопослушности населения и расстройства налогового аппарата. В то же
самое время Бернацкий проектировал косвенные налоги весьма популярные, но
сулившие казне существенные выгоды. Бюджет 1920 г. исчислял доходные статьи
в таких предположительных цифрах: от прямых налогов и пошлин по миллиарду
и от косвенных налогов — 18 миллиардов.
Тем не менее, все время и особенно с осени 1919 г. мы не выходили из крайне
тяжелого финансового положения. Трудно решить, какая система была бы лучше.
Поправила ли бы дело неограниченная эмиссия или, наконец, вся совокупность
военно-политической обстановки исключала возможность существования иной фи¬
нансовой политики и более здорового рубля. Но результаты нашего трагического
безденежья — . в политическом и военном отношении играли роль поистине
роковую. Если еще в районах, пользовавшихся более продолжительное время
миром, жизнь, вопреки всему, кое-как приспособлялась к таким условиям, то на
территориях, вновь занимаемых армиями, она становилась невыносимой.
Вот что телеграфировал мне главноначальствующий Киевской области ген.
Драгомиров через два месяца после занятия нашими войсками Киева: «В Государст¬
венном банке ни копейки. Все военные заводы, предприятия сокращают производст¬
во. Самые неотложные работы по заготовке топлива для железных дорог прекраще¬
ны, за отсутствием денег и отказа рубщиков работать в кредит. Задолженность
войск громадная. Не получая денег, продовольствия, войска переходят на незакон¬
ные реквизиции... Посланных мне 150 милл. едва хватит на расплату со старой
задолженностью... Если не получу до среды денег и не будет выслана новая порция
в 100—150 милл., буду вынужден объявить контрибуцию, что будет лучше, чем тот
ужас, который мы переживаем от безденежья. Киев, 27 октября».
Конечно, киевский эпизод был явлением исключительным, но безденежье нас
давило всегда и во всем. Что касается собственно обесценения рубля, то,
89

сравнивая положение у нас с судьбой денежного обращения Центральных держав,
пораженных войной и революцией, и в особенности — советской России, приходишь
к заключению, что состояние нашего рубля было еще не наихудшим. Если даже
после катастрофического отхода армий за Дон, в январе 1920 г., Новороссийская
биржа определяла курс франка в 100—150 руб., а на внутреннем рынке фунт хлеба
стоил там 20 руб., то следовательно инфляция далеко не достигла своих конечных
пределов.
Струве высказывал взгляд, что «никакая реформа денежного обращения, взятая
сагиа по себе, к оздоровлению русского рубля не приведет»; что «лучшая денежная
политика - это политика экономическая— восстановление нашей промышлен¬
ности». Эти две области были тесно связаны между собой и с общим политическим
положением, взашмно влияя и сковывая друг друга, страдая общими недугами.
Лоскутность территории возродила порядки средневековья, отгородив тамо¬
женными заставами друг ог друга все новообразования, и только «Россия»,
во образе управляемых главным командованием земель, держала открытыми
свои границы. Новообразования* вводили строгий товарообмен, устанавливали
запретительные меры, регистрационные и иные сборы, стремясь развить свою
самостоятельную промышленность и торговлю, нарушив совершенно слагавшиеся
многими годами торговые и экономические отношения и естественный товаро¬
обмен. На этой почве возросли в больших размерах спекуляция, дороговизна
и взяточничество. Бывали случаи, что проходившие через Екатеринодар в Но¬
вороссийск грузы должна была сопровождать воинская команда, чтобы протолк¬
нуть их через кубанские заставы.
В течение целого года мы стремились к экономическому объединению Юга
России и к снятию областных рогаток, но безуспешно. Еще 14 декабря 1918 г. между
представителями Добр, армии, Дона и Кубани был заключен договор о таможен¬
ном союзе, оставленный новообразованиями без исполнения; 27 апреля 1919 г.
заключено было новое соглашение, с присоединением к нему Терека, о создании
общего совета для регулирования внешней торговли, но и оно не было одобрено
Радой и Кругом; ввиду особенной непримиримости Кубанского правительства,
осенью 1919 г. управление торг. и пром. вело отдельные переговоры с Донским
правительством и также безуспешно.
Между тем из местностей, находившихся под управлением главного командова¬
ния, свободно уходили их произведения без всякого товарного эквивалента; установ¬
ление нами ввозных пошлин теряло смысл, благодаря донским и кубанскИхМ «от-
душинам» — Ейску и Таганрогу. Наше регулирование вывоза не достигало цели, так
как Дон вывозил за границу не только свои товары, но и те запрещенные для
экспорта, которые он получал на территории Добровольческой ар*мии. Дон экспор¬
тировал антрацит в Константинополь, когда Одесса оставалась без воды и света;
Кубань заключала договор с враждебной нам Грузией о поставке ей хлеба, когда
рядом страдала от голода Черноморская губ.
Чтобы побудить казачьи правительства к скорейшему упразднению рогаток,
осенью было отдано распоряжение установить и у нас таможенные границы и поста¬
вить кордон в Керченском проливе. Эта мера, подчиняя экспорт новообразований
ведению распределительных органов Ос. совещания и воспроизводившая только
практику новообразований в течение целого года, вызвала большое возбуждение
в казачьих правительствах и получила тенденциозное название «блокады Дона
и Кубани».
Круг и правительство Дона однако же пошли на объединение; южнорусская
конференция 17 ноября решила немедленно снять все рогатки... Но законодательная
Рада и Кубанское правительство после страстных дебатов, после ожесточенных
нападок на Ос. сов., вовлекавших в наш спор станицы и кубанские войсковые части,
заявило, ч го «запрещение вывоза и ввоза (ввоз не ограничивался вовсе) заграничных
товаров оно считает покушением на экономическую самостоятельность Кубанского
края». И не считает возможным участвовать в органе, регулирующем внешнюю
торговлю, впредь до отмены всех запрещений... Изнурительная экономическая
борьба с Кубанью продолжалась, и внутренние рогатки ее были сняты фактически...
только с отступлением армий за реку Кубань.
Политика управления торг. и пром., возглавленного Лебедевым, в области
внутренней торговли являлась вначале продолжением политики российских
90

правительств в период мировой войны, ограничивая свободу торговли предме¬
тами, необходимыми для снабжения армии, в интересах борьбы. Точно так же
ведомство продовольствия оставляло в силе хлебную монополию и твердые це¬
ны на хлеб. В начале августа 1919 г. все эти ограничения были отменены
и восстановлена свободная торговля хлебом и всеми продовольственными при¬
пасами.
Для обеспечения Армии установлена была государственная хлебная повин¬
ность — по 5 пуд. с десятины. Операция обставлена была весьма неудачно: установ¬
ленные цены ко дню ссыпок оказались низкими, а очередной денежный кризис
понудил управление финансов ограничить выплату наличными деньгами только
одной четверти поставленного населением хлеба, остальную часть — квитанциями.
Эта мера встречена была деревней весьма враждебно и послужила предлогом для
агитации против Добров, армии.
Восстановление свободы торговли в значительной мере тормозилось крайним
расстройством транспорта. В июне на освобожденной территории было 4475 верст
ж. д. путей, в сентябре их стало 15 678 в., почти '/4 всей русской ж. д. сети — дорог,
разрушенных большевистским хозяйством и гражданской войной. Для поднятия
транспорта нужно было время, и в тот срок, который давала стратегическая
обстановка, ведомство путей сообщения справиться с этим не могло. Оттого,
например, к августу на донских копях скопилось 90 милл. пуд. угля при наличии
общего угольного голода в стране; в Батайском узле образовался затор во много
сот цистерн, парализовавший большую добычу грозненской нефти и т. д.
Экспортная политика ведомства торг. и пром. покоилась на системе точного
учета, регулирования и бронирования к частному экспорту целого ряда предметов
сырья ,4. Эта политика имела целью удовлетворить прежде всего снабжение
Армии и насущную потребность страны, предупредить выкачивание из нее
необходимых предметов внутреннего потребления и избежать спекулятивного
вывоза. Но в осуществлении этих идей мы, вероятно, переходили пределы
необходимости, задерживая в стране те запасы, которые наш транспорт передвинуть
не мог. К тому же ведомство стремилось, не ограничиваясь ролью регулирующего
начала, брать на себя скупку, извлечение и экспорт забронированного сырья
для создания государственного валютного фонда. Кроме обвинений в крупных
злоупотреблениях, ничего более эта система не принесла. Только в конце ноября,
после замены главы ведомства Лебедева инж. Фениным, экспорт разрешенных
к вывозу предметов был передан частной торговле, с отчислением известной
части вырученной валюты в казну.
Ввиду больших нареканий на управление торг. и пром. и видя, что с делом мы
не справляемся, я пригласил на совещание в августе в Ростов видных деятелей пром.
и торг.— экономистов и кооператоров, проживавших на Юге. Я обратился к присут¬
ствующим с просьбой помочь правительству разрешить важный вопрос восстанов¬
ления промышленной жизни страны. Но, к удивлению своему, я услышал, что
собрание в основных чертах разделяет политику ведомства, а панацеей для поднятия
промышленности и обеспечения страны считает льготы, казенные субсидии и широ¬
кий государственный кредит предприятиям 15. Эти положения повторил съезд тор¬
гово-промышленников, собравшийся позднее в Ростове, выразив уверенность, что
«управление финансов приложит все зависящие от него усилия, чтобы все свободные
средства были направлены на финансирование промышленности и торговли».
Что касается кооперации, эта форма хозяйственной организации не была над¬
лежаще использована ни для совета, ни для дела. Нужно, однако, заметить, что
некоторое предубеждение, сложившееся в Ос. сов. против кооперации, имело извест¬
ное основание: кооперативы все более удалялись от прямого своего назначения —
хозяйственного обслуживания населения; деятельность многих из них носила все
более спекулятивный характер, и в то же время, захваченные социалистическими
партиями, кооперативы, обладая крупными средствами, становились нередко силь¬
ными аппаратами их пропаганды. Что же касааегся украинских организаций, кото¬
рые под именем «епшок», «спож1вчих товарютв» и др. группировались вокруг
центральных органов — «Днипросоюза» и «Украинбанка», они являлись почти
повсеместно очагами самостийной и петлюровской агитации.
Это засилье политики над экономикой отмечено было трезвыми голосами
самих кооператоров на съезде в Харькове (в октябре) акционеров Московского
91

народного банка. Но, во всяком случае, кооперативы в основу своей деятельности
клали частную инициативу и труд в большей степени, нежели государственные
кредиты.
Как бы то ни было, ни внутренний, ни заграничный рынки не дали сколько-
нибудь достаточных средств для фронта, для борьбы, для создания надлежащего
настроения в занимаемых областях.
Все наше финансово-экономическое положение, таким образом, было безотрад¬
но отчасти — по вине людей, а еще более — стихийных условий жизни. Значило ли
это, что успех борьбы безнадежен? Отнюдь: по ту сторону фронта было неизмеримо
хуже и тягостнее.
В условиях меньшего общественного внимания, хотя и столь же трудных
духовно и материально, протекала деятельность тех ведомств, которые или мало,
или вовсе не вовлекались в политическую и социальную борьбу.
Управление юстиции во главе с Челищевым бережно собирало и восстановляло
судебные учреждения. Личный состав их, так же как и в военном ведомстве,
подвергался проверке в отношении его участия в деятельности большевистских
органов — не столько в невольном сотрудничестве, сколько в приятии большевистс¬
кой идеологии и практики. Обследование, веденное без нарушения принципа несме¬
няемости судей, не возбудило такого озлобления, как это было в военной среде,
и дало в общем весьма благоприятные результаты в отношении нравственной
физиономии служителей русского суда.
Благодаря более развитому чувству государственности в правительствах Дона
и Терека, явилась возможность осуществить на освобожденной территории единст¬
во высшей кассационной власти и надзора за правительственным аппаратом в лице
«Донского» сената, преобразованного в «Правительствующий»; точно так же Ново¬
черкасской судебной палате были подчинены Ставропольский, Владикавказский
и вновь образованный Черноморский окружные суды. Только кубанское правитель¬
ство и в этом вопросе соблюло самостийные начала, воспротивившись объедине¬
нию, делая попытки создать все элементы суда в пределах области и, вследствие
оппозиции этому чинов судебного ведомства, оставив край до самого своего паде¬
ния бессудным.
Ведомство юстиции восстановляло закон, внося только необходимые поправки
в нормы процессуального и материального нрава, вызванные исключительной
обстановкой. Не избегло оно все же вторжения «политики» в вопросе большой
важности: «об уголовной ответственности участников установления советской вла¬
сти и лиц, содействовавших ее распространению и упрочению». В конце июля
состоялось постановление Ос. сов. о введении указанного закона. Закон предусмат¬
ривал смертную казнь для лиц, «виновных в подготовлении захвата государствен¬
ной власти советом народных комиссаров», участников и пособников; прочих —
«виновных в содействии и благоприятствовании советской власти» — в мере вины
закон карал в пределах от каторжных работ до штрафа в 300 руб.; лица, виновные
в преступлении «вследствие несчастно сложившихся обстоя¬
тельств, опасения возможного принуждения или иной до¬
стойной уважения причин ы», освобождались от ответственности вовсе.
Закон по духу выражал суровое осуждение коммунизму и коммунистам как
разрушителям русского государства. Для них он был беспощаден. Что касается
массы населения, так или иначе попадавшей в круговорот вольного или невольного
сотрудничества с большевиками, закон давал возможность широкой и безболезнен¬
ной ликвидации вопроса, ибо почти всю некоммунистическую часть населения,
почти весь миллионный кадр «спецов» можно было подвести под третью категорию.
И хотя практика судебно-следственных комиссий, руководствовавшихся ранее изме¬
ненной 108 статьей Уложения, и потом нормальных судебных учреждений была
весьма гуманна - во всяком случае, гуманнее общественного настроения — самый
факт выхода этого закона считается многими, в особенности теперь, большой
политической ошибкой.
Один из тогдашних законодателей, вспоминая прошлое, пришел к убеждению,
что таким путем «был упрочен стан красных: люди, которые играли в поддавки
и сочувствовали саботажу, начали вести игру в крепкие, ибо в игре — они стали так
думать — была их голова»... Несомненно, редакция закона неправильна и давала
пищу для кривотолков; впечатление он должен был произвести неблагоприятное.
92

Мне кажется только, что это настроение невольных сотрудников советской власти
несколько сгущено: сомнительно, чтобы люди, привыкшие к юрисдикции «народных
судов» и застенка «чрезвычайки», страшились очень нормального русского суда.
Особенно, если принять во внимание, что июльский закон был опубликован во
всеобщее сведение только в конце октября, когда наше наступление кончилось, и он
не мог уже получить широкого распространения.
Деятельность лиц судебного ведомства проходила в обстановке исключительно
трудной, не давшей возможности оказать надлежащее влияние на изнанку жизни, на
оздоровление тыла. Во всяком случае, в то время, когда мораль считалась предрас¬
судком и преступление явлением заурядным; когда преступники стали почти неуло¬
вимы из-за разрушения органов розыскных и полицейских, из-за страха, сковыва¬
вшего уста свидетелей, из-за непроезжих дорог — в силу бандитизма и повстанчест¬
ва; когда вся страна стала территорией гражданской войны, с ее извращениями
закона и права; в обстановке нищеты и лишений — деятельность судебного ведомст¬
ва тем не менее стояла на должной высоте.
Ведомство народного просвещения под управлением Малинина и под руковод¬
ством проф. Новгородцева, не ломая основ и уклада и не прокладывая новых путей,
работало упорно над восстановлением русской школы и улучшением положения
учителя. В то бурное время оно почти не привлекало на себя общественного
внимания. Только однажды выступление управления по украинскому вопросу, о чем
будет изложено позже, вызвало большие дебаты и приобрело большое политическое
значение.
В стороне от других ведомств стояло одно — по существу бескровно-мирное,
но призванное играть огромную роль как средство борьбы: отдел пропа¬
ганды.
В сентябре 1918 г. ген. Алексеев учредил «Осведомительное отделение» при
председателе Ос. сов., поставив во главе его Чахотина 16. Задачи, поставленные
отделению, заключались «в осведомлении командования о политическом положе¬
нии, осведомлении населения о работах и задачах Добровольческой армии и пропа¬
ганде ее идей». Первоначально отделение состояло из двух «бюро»— «печати»
и «информационного». Сведения добывались весьма примитивно — «путем опроса
лиц, учреждений и приезжих из разных мест, привлекаемых в бюро особыми
плакатами»... С первых же шагов учреждение, разраставшееся неимоверно в своем
составе, приняло несерьезный характер, обратившись вскоре в убежище для безра¬
ботной интеллигенции и вместе с тем в новый орган контрразведки — только
мелкой, чисто обывательского масштаба. Во «внутренней информации» можно
было, например, прочесть о том, что «лицо, не пожелавшее назвать себя, сообщило
фамилии следующих лиц, ведущих большевистскую агитацию в станице Смоленс¬
кой (следует перечень)».
В «информации внешней» встречались довольно любопытные сведения о ходе
мирных переговоров (осень 1918 г.): «Лансинг передал ответ Вильсона на ноту
Германии.., что для ведения переговоров необходимо: 1) гарантия превосходства
союзных войск на фронте, 2) прекращение Германией своих действий на суше и на
море, которые названы «бесчеловечными», и 3) сокращение до бессилия той власти,
которая нарушила общий мир и управляет Германией»...
Что же касается агитации, то устная была в то время до крайности элементарна,
а графическая ограничивалась почти одним распространением листовок, которые не
раз вызывали к себе вместо сочувственного отношения насмешливое.
К началу 1919 г. Чахотинское учреждение успело проявить свою несостоятель¬
ность в полной мере, и Ос. сов. постановило учредить новый отдел пропаган-
д ы, отпустив на него весьма крупные средства, чтобы с первых же шагов поставить
широко это важное дело. Главная задача, возлагавшаяся на отдел, состояла в рас¬
пространении по всей территории России и за границей правдивых сведений как
о большевизме, так и о борьбе, которая велась против него на Юге.
Пост управляющего отделом был предложен Н. Е. Парамонову— к.-д., до¬
нскому деятелю, который соединял в себе опыт политической и издательской
работы. После больших дебатов внутри Совещания и переписки с донским атама¬
ном центр деятельности пропаганды был перенесен в Ростов как пункт, допуска¬
ющий мощное техническое оборудование отдела. .
С первых же шагов деятельности нового главы пропаганды начались его трения
93

с Екатеринодаром, главным образом из-за его желания «повернуть руль влево».
«Мне левизна особенно необходима, — писал он,— и я очень огорчен, что у меня
туго подвигается набор видных сотрудников, стоящих теоретически в рядах социа¬
листических партий, но по своему настроению и по кредиту в широких демократи¬
ческих кругах’ могущих принести нам большую пользу. Окружение себя сотруд¬
никами из кадетов и направо будет коренной ошибкой. Привлечение видных более
левых элементов — необходимое условие успеха».
Можно было говорить о необходимости «полевения» политического ку¬
рс а, но самодовлеющее полевение пропаганды внесло бы еще большее расхождение
между словом и делом и запутало бы окончательно и без того необыкновенно
сложные политические взаимоотношения, существовавшие на Юге.
После ряда трений, осложненных раздельным существованием отдела пропага¬
нды и центра управления (Ростов — Екатеринодар), которое препятствовало лич¬
ному общению и взаимному пониманию, Парамонов оставил свой пост. Управле¬
ние его продолжалось всего месяц, причем большую часть времени Парамонов
вынужден был уделять заседавшему тогда Донскому кругу, в составе которого он
играл видную роль в качестве лидера оппозиции. И новый управляющий отделом
К. Н. Соколов принял по существу наследие Чахогина.
Первые же впечатления Соколова от знакомства с «Освагом» были удруча¬
ющие. Настолько, что возникал даже вопрос — не лучше ли разрушить вовсе старое
здание и построить новое?.. Соколову даны были большие средства и полномочия
для реорганизации учреждения. Отдел пропаганды тем не менее не поднялся.
Я не могу не признать, что и техника, и внутренняя ценность работы много
выросли по сравнению с первыми опытами Чахотина; что деятельность нашей
пропаганды, в особенности осведомительная, своими тщательно обоснованными
обзорами оказывала помощь правительству; что в рядах ведомства было немало
лиц с установившейся высокой литературной репутацией и честным политическим
стажем, что, наконец, не один десяток смелых сотрудников пропаганды пал на своем
посту от руки большевиков... Но в конечном результате работа отдела пропаганды
принесла больше вреда, чем помощи, прежде всего благодаря самому факту всеоб¬
щего отрицательного отношения к нему и недоверия ко всему, что носило печать
«Освага». Я остановлюсь на важнейших только органических причинах неуспеха
этого учреждения.
Прежде всего, проповедуя единство России, оно нашло жесточайших врагов
в стане национального и областного сепаратизма и среди всех принципиальных
противников правительства. Оно встречало противодействие и осуждение не только
в аналогичных учреждениях новообразований, но и в наших крупных штабах
и учреждениях, желавших эмансипироваться от отдела пропаганды и вести свою
агитацию, свое осведомление.
Та официальная идеология, с которой шли за армией органы пропаганды,
вступала иногда в большое противоречие с заявлениями войсковых начальников,
вызывая разброд в определениях целей борьбы и недоверие в населении. Практика
некоторых войсковых частей, проходивших с карами и местью, не вязалась с пропо¬
ведью порядка и мира. Эти объективные причины, не зависевшие от отдела пропага¬
нды, далеко, однако, не исчерпывали вопрос.
Личный состав отдела часто не удовлетворял минимальным условиям техничес¬
кой подготовки и полезности работы. Необходимость быстрого развития сети
учреждений пропаганды, недостаток людей, часто полная невозможность для руко¬
водителей дела ознакомиться с политическим и моральным багажом привлекаемых
работников приводили к тому, что на общем поле деятельности встречались элемен¬
ты, совершенно разнородные: почитаемый писатель, честный журналист, серьезный
ученый и наряду с ними — продавец пера и мысли, будирующий против власти
социалист-полубольшевик, крайний правый, неблагополучный по связям с Распути¬
ным, наконец, шарлатан «йог» и «провидец», начинавший ткать новую паутину
вокруг членов династии... Остов действующих лиц пропаганды обрастал неимовер¬
ным количеством вторых персонажей из не находивших другого применения своему
труду представителей интеллигенции и бюрократии, бронированных от военной
службы молодых людей, дам и девиц, придававших сумбурный характер всему
учреждению. Усилия мои расчистить его встречали упорное сопротивление: штатные
должности упразднялись, но вырастали нештатные — «секретных сотрудников».
94

Общая линия правительственной политики, если и выдерживалась внешне этим
пестрым конгломератом работников пропаганды, то во всех интимных, трудно
поддающихся оценке и контролю действиях и отношениях их не раз произвольно
нарушалась и искажалась. Оттого действительность подносила такие, например,
сюрпризы: в одном из важнейших узлов нач. агит. отдела рекомендует своим
подчиненным «проповедовать директорию», гак как он «против диктатуры главно¬
командующего»... Из другого — по освобожденным только что крупным городам
Малороссии командируется для агитации адвокат Зарудный который, к удивле¬
нию слушателей, ведет пропаганду в пользу Керенского, возбуждавшего тогда
общественное мнение Европы против белых армий и вождей, и почти в оправдание
большевизма... С другой стороны, один из секретных отделов центрального ведом¬
ства пропаганды поддерживает тесную связь и субсидирует негласными суммами
«Союз русских национальных общин» 18 — правую организацию, враждебную поли¬
тике командования...
Это был не сплоченный общностью взглядов и идеологий орган, а «парламент
мнений», недостаточно связанный внутренней дисциплиной и сознанием нравствен¬
ной ответственности.
К «Освагу» в обществе привыкли относиться с легким пренебрежением еще со
времен Чахотина. «Осваг» не любили и потому не хотели замечать и некоторых
положительных сторон его деятельности; не прощали ему и промахов, всегда
возможных в нервной обстановке гражданской войны — в особенности, когда эти
промахи носили комический оттенок. И то, чего не могли сделать справедливое
возмущение или наоборот — злоба и зависть, то довершила насмешка — это
отточенное и ядовитое оружие общественного мнения. Насмешка доконала «Осваг».
Я очертил вкратце правительственную деятельность, касаясь главным образом
важнейших сторон ее, преимущественно тех, которые имели прямое и непосредст¬
венное влияние на течение и исход борьбы. В этой сжатой схеме поневоле опущены
положительные стороны, существенные детали тяжелой большой и полезной рабо¬
ты правительства и подчиненных органов в обстановке, исключительно тяжелой
морально и полной физических лишений. Власть тогда была не целью, не удовлет¬
ворением, а подвигом. И этот подвиг очень многие несли — по крайнему своему
разумению — честно и бескорыстно.
Пронесшаяся над русской землей буря, задевшая все основы человеческой
жизни, не прошла бесследно и для православной церкви. Церковная жизнь насто¬
ятельно требовала устроения. И перед властью стали некоторые осложнения в поли¬
тическом (автокефалия украинской церкви) и бытовом отношении, выходившие
далеко за пределы самой церковной жизни и не разрешимые без нарушения канонов.
По инициативе протопресвитера Шавельского, я обратился в начале марта к право¬
славным иерархам, прося их созвать совещание с целью разрешить вопрос о высшем
церковном управлении. После долгих трений и колебаний, 20 мая в т. Ставрополе
состоялся, наконец, Поместный собор из епископов, выборного духовенства и ми¬
рян, который учредил «Временное высшее церковное управление» 19, принявшее на
себя высшую церковную власть на Юго-Востоке России «до установления правиль¬
ных сношений со Святейшим патриархом».
Вместе с тем в Особом совещании учреждено было управление исповеданий, во
главе которого стал князь Г. Трубецкой, и в сентябре опубликована была де¬
кларация о взаимоотношениях церкви и государства: «В твердом убеждении, что
возрождение России не может совершиться без благословения Божия, и что в деле
этом Православной церкви принадлежит первенствующее положении, подобающее
ей, в полном соответствии с исконными заветами истории, признаю необходимым
установить нижеследующее:
В согласии с новыми началами, на которых создается государственная жизнь
России, и в соответствии с постановлениями Всероссийского Поместного собора,
Православная церковь свободна и независима в делах своего внутреннего распоряд¬
ка и самоуправления.
Впредь до выработки особых по сему предмету законоположений, учрежденно¬
му ныне временному управлению исповеданий надлежит иметь наблюдение за
соответствием постановлений власти Православной церкви в делах, соприкасаю¬
щихся с областью государственных и гражданских правоотношений, с существу¬
ющими общими государственными узаконениями. Через его посредство осушест-
95

вляется поддержка, оказываемая государственной властью Церкви в ее материаль¬
ных и иных нуждах.
В своих отношениях к инославным и иноверным исповеданиям временное
управление исповеданий должно руководствоваться началами свободы совести и ве¬
ротерпимости, предоставляя каждому признанному в государстве исповеданию,
в полном соответствии с общими государственными началами, свободу самоуправ¬
ления в делах внутреннего, чисто религиозного характера, не соприкасающихся
с областью государственных и гражданских правоотношений. В борьбе с общим
врагом, разрушающим начала государственности, все эти исповедания призываются
содействовать среди своих последователей общей задаче оздоровления и воссо¬
единения России».
Собор обратился с бодрящим словом к народу, вождям и Армии и с увещанием
к красноармейцам. Но и в этот вопрос не преминула вмешаться политика:
крайне правые группы пытались придать этому начинанию специфический по¬
литический оттенок. После неудачи, постигшей Пуришкевича и Востокова, которых
не допустили выступить на Соборе с весьма боевым «сыновним обращением»,
эти группы охладели к Собору и к Высшему церк. управлению, огульно заподозрив
его в «кадетизме».
Что касается левых партий, они отнеслись также с большой подозрительностью
к «поповской мобилизации» и к «втягиванию духовенства в политическую жизнь».
Обвинения эти были неосновательны. Духовенство вовлекалось иногда в политику,
но не властью, а своим участием в политических организациях. Церковное управле¬
ние не раз предупреждало проповедников «от скользких путей политической пропа¬
ганды», не разумея под этим, конечно, выступлений против гонителей веры и церк¬
ви —- большевиков.
Присутствуя при открытии Собора, в своей речи я высказал и свой взгляд
на задачи его и духовенства: «В эти страшные дни одновременно с напором
большевизма, разрушающим государственность и культуру, идет планомерная
борьба извне и изнутри против Христовой церкви. Храм осквернен. Рушатся
устои веры. Расстроена жизнь церковная. Погасли светильники у пастырей, и во
тьме бродит русская душа, опустошенная, оплеванная, охваченная смертельной
тоской или тупым равнодушием.
Церковь в плену. Раньше у «приказных», теперь у большевиков. И тихий голос
ее тонет в дикой свистопляске вокруг еле живого тела нашей Родины. Необходима
борьба. И я от души приветствую поместный Собор Юга России, поднимающий
духовный меч против врагов Родины и Церкви.
Работа большая и сложная. Устроение церковного управления и православного
прихода. Борьба с безверием, унынием и беспримерным нравственным падением,
какого, кажется, еще не было в истории русского народа... Борьба с растлителями
русской души — смелым пламенным словом, мудрым деланием и живым приме¬
ром... Укрепление любви к Родине и к ее святыням среди тех, кто в кровавых боях
творит свой жертвенный подвиг».
К сожалению, невзирая на усилия многих достойных пастырей, церковная
проповедь оказывала мало влияния на массы: сеятели были неискусны или нива
чрезмерно густо заросла плевелами...
Глава XXV. Внешняя политика правительства Юга. Парижское военное
и политическое представительство. «Русский вопрос»
В конце октября в Екатеринодар прибыл бывш. российский мин. иностр. дел
Сазонов и занял пост начальника управл. иностр. дел в Особом совещании.
Назначение его принято было общественным мнением сочувственно. Самостийные
круги, хотя и будировали несколько, но признавали авторитет Сазонова; не
протестовали и умеренно левые, а «Утро Юга» приветствовало даже назначение
Сазонова — под тем, однако, условием, чтобы он опирался на «всероссийскую
демократическую власть».
Вопрос замещения этой должности имел большое значение для Юга ввиду
общего стремления к объединению российского представительства на предстоящей
мирной конференции. Мы жили иллюзиями, что голос наш будет там услышан...
Отражением взглядов южной российской общественности на характер и задачи
96

этого представительства является «Памятная записка», поданная правительствам
держав Согласия через екатеринодарских их представителей 20. Главнейшие положе¬
ния записки заключались в следующем:
«1. Советское правительство не только не имеет права представлять Россию.., но само
существование этой банды убийц и разбойников... не должно быть терпимо.
2. Россия просит союзников поспешно прийти ей на помощь... Мы надеемся, что в этой
войне за гуманность и справедливость будут совместно действовать союзные и мест¬
ные (русские) войска.
3. Эфемерные государственные образования.., приобретшие мнимую независимость,., не
могут принимать участия в процессе освобождения и объединения России, пока они не
откажутся от своих притязаний на отдельное существование. Они не должны претендо¬
вать ыа отдельное национальное представительство. Необходимо осторожно относить¬
ся к притязаниям отложившихся областей, вроде Украины, Дона, Литвы, Прибалт,
губ., Кавказск. республик и даже Финляндии, независимость которой не была признана
Временным правительством... Будучи представлены отдельно, они усилили бы только
элементы разложения и слабости.
4. Настоящая Россия может быть представлена только единой делегацией, объединя¬
ющей все оставшиеся здоровыми, среди разрушения, элементы. Есть два центра
объединения ее сил на сев.-востоке и юго-востоке России».
Преимущество записка отдавала второму в силу близости к проливам,
экономических условий Юга, существования там Добровольческой армии и притока
«опытных и солидных государственных людей.., которые начинают уже образовы¬
вать составные части будущего правительства, способного сложиться в будущем
путем добровольного соединения с другими действующими центрами»...
5. Не ожидая конца этого слияния, «наши бывшие послы... могли бы представлять
Россию и ее интересы... Несколько других, лучше осведомленных о недавних событиях,
присоединятся к ним в качестве представителей тех центров объединения, о которых
упомянуто выше».
Таким образом, в вопросах внешнего представительства сходился довольно
широкий фронт правой и либеральной общественности, не было в этом отношении
и серьезного расхождения с умеренно левыми, наконец, и правительство Юга
разделяло эти взгляды.
С целью разработки вопросов, связанных с предстоящей конференцией, в нояб¬
ре учрежден был при управл. ин. дел «Совет по делам внешней политики» под
председательством Сазонова. В Совете должны были принять участие А. А. Нера-
тов, М. М. Винавер, П. И. Новгородцев, Г. Н. Трубецкой и Г. А. Казаков; пред¬
ложено было включить в состав его по одному представителю от Дона и Кубани, но
обе «державы» уклонились, причем бывший в то время атаман ген. Краснов,
отнесясь вообще отрицательно к предложению, требовал «паритета» для Дона
и Кубани: «Если бы я мог согласиться на то, чтобы на шесть представителей
Добровольческой армии явился один представитель Донского войска, то донские
казаки (?) с этим никогда не согласятся» 21.
Времени для споров не было, и я поручил представительство Юга в Париже
единолично Сазонову. По сообщении этого решения новообразованиям, к нему
присоединились Крым и Дон, причем атаман настаивал лишь на включении в состав
парижской делегации, в качестве советников, назначенных им лиц, что не встретило
препятствий.
С Кубанью вышло сложнее. На основании постановления Рады, правительство
Быча накануне своего ухода в отставку избрало заграничную делегацию «для
широкой информации и защиты интересов края». В состав ее вошли — сам Быч,
Савицкий, Намитоков —- все члены «черноморской группы». Эта делегация пожела¬
ла взять на себя и представительство на мирной конференции, независимо от
правительства. В результате препирательств и компромисса была послана в Париж
одна делегация — «правительственная», но в состав ее были включены Быч и его
спутники и добавлены еще два члена: доктор Долгополов (от правительства)
и Д. Филимонов (от атамана). И хотя в наказе, данном делегации, было указано, что
она посылается «для содействия общему представителю государства Российского
С. Д. Сазонову», но предварительные прения о наказе выяснили полную непримири¬
мость Быча и его единомышленников с такою точкой зрения 2г.
В середине декабря Сазонов уехал в Париж, снабженный наказом, выработан-
4 Заказ 4329
97

ным в Особом совещании и утвержденным мною. Этот наказ касался исключитель¬
но внешнего положения русского государства и основной задачей признавал вос¬
становление status quo ante bellum в отношении русских владений, за исключением
земель, имеющих отойти к независимой Польше.
Внешне обстановка складывалась как будто благоприятно. В начале января
1919 г. адмирал Колчак назначил Сазонова министром иностранных дел Омского
правительства, и, таким образом, в его лице объединено было представительство
Юга и Востока. Но, приехав в Париж, Сазонов застал там уже существующее
представительство, говорящее от имени России, не признанное в этом качестве
союзниками, и в частности французским правительством, но персонально находив¬
шееся с ним в некоторых сношениях. Это было так называемое «Русское политичес¬
кое совещание в Париже» во главе с кн. Львовым 2\
Приезд Сазонова был встречен весьма несочувственно: в парижских проболь-
шевистских газетах, под влиянием русских левых кругов, появились статьи по адресу
«недобитого царского министра» и «нежеланного гостя»; Клемансо уклонился от
приема Сазонова; члены Политического совещания стали настойчиво убеждать его,
что имя его одиозно для французской демократии, что изолированное выступление
его невозможно, так как с ним никто из правящих кругов разговаривать не станет...
И Сазонов уступил без борьбы, войдя рядовым членом в состав Политического
совещания, о чем я узнал много позднее.
В первых числах января состоялся обмен телеграммами Сазонова и Маклакова
с Омском, в результате которого адм. Колчак писал мне: «Согласно этим телеграм¬
мам, я от себя и от имени правительства, образовавшегося на территории Сибири
и Урала, уполномочил представительство России (на мирной конференции) в со¬
ставе: кн. Львова, Сазонова, Маклакова и Чайковского. Полагаю, что Вы не разой¬
детесь со мной в этом важном вопросе» 24. Я не противоречил.
В состав Политического совещания должно было войти также по одному
представителю Дона и Кубани. Но когда после долгих блужданий появилась
наконец в Париже делегация Быча, на соединенном заседании донской и кубанской
делегаций было решено не входить в состав Совещания по следующим мотивам:
«Вступление в состав Совещания связало бы делегации в их выступлениях и перего¬
ворах с союзниками, или с другими государственными образованиями; с другой
стороны, не дало бы практически полезных результатов, ибо, по собранным сведе¬
ниям, к Совещанию со стороны демократических сфер установилось отрицательное
отношение, а в сферах правительственных к голосу Совещания совершенно не
прислушиваются».
Донцы вскоре вернулись на Дон, из состава кубанской делегации вышел, подав
протест против ее решения, Долгополов, а Быч со своими тремя товарищами 25
остался надолго в Париже, примкнув к наиболее непримиримым и враждебным
России самостийным организациям. В первом же своем «меморандуме» державам
Согласия делегация Быча заявила, что «наилучшей для себя помощью кубанцы
считали бы прекращение гражданской войны, но это невозможно, ибо советская
власть добровольно не откажется от притязаний на Кубанский край» и что «кубан¬
цы ведут войну исключительно оборонительную». Делегация просила «всякой аму¬
ниции для своей армии», а «прежде всего, главнее всего, моральной поддержки
в борьбе с большевизмом как слева, так и справа (черносотенством)».
Совещание имело совершенно неопределенные функции. Выделенные из состава
его четыре члена (кн. Львов, Маклаков, Сазонов и Чайковский) только и имели, по
существу, право представительства сибирского и екатеринодарского правительств.
Обращения к союзным державам и Мирной конференции подписывали иногда
Сазонов и Чайковский от имени трех объединенных правительств, иногда все четыре
лица — от имени «Совещания». В непосредственном ведении его находились «Эконо¬
мическое совещание» (Рафалович), бюро прессы (Саблин), канцелярия и посольство.
В подведомственные отношения и в финансовую зависимость от Политического
совещания стали также учреждения ген. Щербачева, который взял на себя пред¬
ставительство кроме армий Юга еще и Восточной и Западной (Юденича). Кроме
штаба его организация состояла из отдела заготовок и снабжений (ген. Гермониус),
отдела, ведавшего личным составом русских военнопленных и бывш. во Франции
русских бригад (адм. Погуляев), и военно-исторического и статистического комите¬
та (ген. Палицын).
98

Содержание этих учреждений стоило Совещанию 125 тыс. франков ежемесячно,
деятельность же по многим причинам была весьма ограничена. Для Юга, по
крайней мере, мало ощутима. Главная задача, которую поставил себе ген. Щер-
бачев — формирование армий в Чехии и Сербии из контингентов русских военно¬
пленных и местных добровольцев, вследствие общих политических условий, психо¬
логического состояния наших военнопленных и отсутствия средств 26, не имела
никаких результатов.
Политическое совещание представляло из себя далеко не однородное целое. Об
общем характере его один из видных участников Совещания говорит: «В гой работе,
которая совершается здесь, в Париже, русским центром, нужно различать две
стороны: 1) отстаивание единства, целости и суверенитета России, которые должны
быть дороги всем русским, независимо от их политического направления, и 2)
тенденцию, при помощи сильных внешних покровителей союзников, спасти русскую
«демократию» и русскую «революцию».
Так как союзники требуют от нас «демократизма», а некоторые русские элемен¬
ты здесь и все инородцы только и делают, что доносят союзникам на «антидемок¬
ратизм» русского национального движения, и в частности Парижского политичес¬
кого совещания, то мы все, каковы бы ни были наши политические убеждения,
вынуждены считаться с этой атмосферой. Но для одних это — внешняя неотв¬
ратимая обстановка, в которую в силу исторического несчастья вдвинуто дело
восстановления России, для других это — желанная поддержка их собственных
«левых» аспираций, которые, как это они не могут не чувствовать, потерпели
позорное фиаско».
Практически это столкновение взглядов давало такую картину работы (март
1919 года): «Три четверти времени уходит на бесполезную грызню между собой,
заподазривание друг друга в злых замыслах. Если это продлится еще некоторое
время и выйдет наружу, то мы совершенно погубим себя. И мы это здесь понимаем,
и в последнюю минуту самые, казалось бы, непримиримые останавливаются. Так,
здесь назревал и чуть не разразился большой конфликт между Сазоновым и пред¬
ставителями общественного мнения, которые находили, что он слишком отстал
и недостаточно считается с духом времени. Всем стало ясно, что если подобное
разразится, если ссора между русскими в момент Мирного конгресса выйдет
наружу, то всякое уважение к нам пропадет и, может быть, надолго».
Впрочем, решения, говорит участник, вырабатывались почти всегда «единодуш¬
ные, т. е. ... компромиссные».
Париж и Западная Европа жили главным образом теми готовыми умозаключе¬
ниями, которые им подсказывала русская эмиграция и прежде всего ее политический
центр Париж. По словам кн. Львова 27, общественное мнение союзных держав
«оценивало наши правительства в такой постепенности по демократизму»:
«Первым стоит Архангельское. Оно не возбуждает сомнений в реакционности,
главным образом, благодаря Чайковскому и потому, что оно не сильно и не так
существенно.
Затем Омское, которое после переворота Колчака вызвало бурю негодования,
но когда выяснилась позиция Колчака, опирающегося на демократическо-радикаль-
ные слои, все-таки с ним мирятся. Здесь нам в этом деле удалось рассеять сомнения.
Что же касается Южного, то оно прямо считается реакционным. В доказатель¬
ство приводится все, что угодно: приглашение всех старого режима министров (?),
наличие множества генералов, представительство Сазонова, отсутствие в составе
правительства соц.-дем., отношение к Донскому кругу и Краснову, коего как
антитезу Добровольческой армии выставляют как истинно демократическое начало,
и, наконец, самое офицерство, которое кутит и поет «Боже, царя храни».
Союзники терялись в тех противоречивых до крайности мнениях, которые
исходили от русской эмиграции. Среди той взаимной ненависти, непонимания,
наветов и обличений друг друга в самых тяжелых не только политических, но
и уголовных преступлениях...
Париж стал сборищем политических деятелей всех рангов и направлений, в том
числе людей особого типа — коммивояжеров от политики, обивавших все пороги со
своими жалобами и проектами, со своим вздутым ослепленным сомомнением,
своим «я», доминировавшим над интересами борьбы и Родины 28...
Революционная демократия в огромном большинстве вложила меч в ножны
99

и ополчилась против реакции, которая «идет на штыках колчаковских и деникинских
армий» 29. К ним присоединились всецело представители многочисленных лимит¬
рофов — непримиримые и озлобленные. Весь этот лагерь вел сильнейшую борьбу
«против Колчака и Деникина», имея особенный успех среди социалистов Запада.
Если бы все же эта реакция могла быть донесена до Кремля, насколько свободнее
вздохнул бы тогда русский народ!
В кругах, близких к Политическому совещанию, признавалась всецело идея
«борьбы до конца». Но отношение их к борющимся силам было не одинаково.
В нем обозначалось течение, ослаблявшее не раз позицию Юга и отозвавшееся,
несомненно, на настроениях французов, косвенно на событиях в Одессе и Крыму:
«За Колчака, против Деникина». К Ешму примкнули, по-видимому, и оба наших
представителя — Сазонов и ген. Щербачев. Казалось в высшей степени странным
это привнесение со стороны элемента борьбы и соперничества в отношения
двух людей, отличавшиеся глубокой искренностью, единомыслием и стремлением
к единению...
Думаю, что немалую роль в этом вопросе сыграли два обстоятельства: с одной
стороны, непризнание Екатеринодаром руководящей роли за Политическим сове¬
щанием и, с другой — большие стратегические успехи Восточных армий в начале
1919 г., в то время, как Армия Добровольческая, покончив с Северным Кавказом,
только еще поворачивала с тяжелыми боями на север. Во всяком случае, летом,
с выходом Воор. сил Юга России на московские пути, изменится и отношение
Совещания, хотя общее направление политики Южного правительства не претерпит
изменения. Вообще во внешних и внутренних взаимоотношениях главную роль
играл успех.
Опираясь на представительство таких реальных сил, как Восток и Юг России,
Совещание получило известный вес в общественном мнении, но само к силам этим
относилось с некоторым высокомерием, как к правительствам «провинциального
масштаба». Считая себя органом всероссийского значения, Совещание заняло само¬
довлеющее положение и в отношении иностранцев и в отношении представляемых
им сил, стараясь руководить действиями последних. Не знаю, как отнеслось к этому
Омское правительство, но Южное — отрицательно.
Между прочим, в самый разгар нашей борьбы с кубанскими самостийниками,
в начале апреля, кн. Львов or имени Совещания прислал мне телеграмму с резким
осуждением деятельности Южного правительства: «Совещание считает необходи¬
мым, учитывая критическое положение, создавшееся для дела спасения России,
сообщить, что в союзных странах, как и вообще в Европе, демократические течения
чрезвычайно усилились, не считаться с ними ни одно правительство не может... Те
сведения, которые поступают с Юга от официальных представителей местных
правительств, от общественных деятелей самой различной политической окраски, от
агентов союзников о взаимоотношениях между местными правительствами и До¬
бровольческой армией, усиливают позицию тех, которые защищают здесь боль¬
шевиков, и ослабляют тех, кто может и хочет нам оказать помощь. Совещание
бессильно чего-либо здесь добиться, если на местах не будут учитывать указанной
обстановки...
Всякий слух о раздорах военных властей с местными правительствами и выбор¬
ными правительственными организациями, внесение политических соображений
в военное дело, а тем более обнаружение реакционных симпатий, стремлений
к политической реставрации, отобранию земель от крестьян, хотя бы со стороны
отдельных лиц, близких к Добровольческой армии, убивает сочувствие и доверие
к национальному движению... Недостаточно только избегать подобных ошибок,
надо установить явно дружелюбные отношения с Краевым правительством, иметь
в составе правительства популярные имена, восстановить и поддержать широкий
политический фронт и сделать так, чтобы большевики были изолированы в своей
борьбе со всей Россией».
О содержании этой телеграммы одновременно с нами была поставлена в извест¬
ность Парижем и Кубанская законодательная рада, поместившая ее на страницах
газет самостийного направления. Это обстоятельство заставило меня предать глас¬
ности и мой ответ: «Париж. Министру Сазонову. По поводу телеграммы № 669
Маклакова, передайте кн. Львову, что я интересуюсь политической обстановкой
и отношениями к России, установившимися в Париже. Вместе с тем признаю
100

совершенно бесполезным намерение руководить действиями Екатеринодарского
правительства со стороны лиц, оторванных от России, не знающих и не понима¬
ющих вовсе той обстановке, в которой совершается в ней трудное дело государст¬
венного строительства. Деникин».
Эта переписка ухудшила значительно отношения русского Парижа к Екатерино-
дару, но, во всяком случае, привела их в полную ясность.
Мало-помалу, стало выясняться, что правительство Юга, по существу, не имеет
в Париже никакого представительства. Ни в смысле защиты наших интересов, ни
в осведомлении Запада о деятельности и боевых успехах армий Юга, ни даже
простого опровержения тех вздорных слухов и небылиц, которые распространялись
нашими недругами.
С парижским политическим совещанием я не сносился. Официальные отноше¬
ния между управлением иностр. дел Юга и Сазоновым, хотя и продолжались, но
существенного значения не имели. Реальная политика, касавшаяся не только ин¬
тересов Юга и борьбы его, но и некоторых вопросов общегосударственных, велась
непосредственно в Екатеринодаре. И так как до осени 1919 г. иностранные державы
держали при командовании Юга исключительно военные миссии, то, естественно,
многие вопросы проходили мимо нашей дипломатии, разрешаясь главным образом
мною, совместно с председателем Особого совещания, и отчасти начальником
военного управления. Общее направление нашей политики, с которым Особое
совещание знакомилось еженедельно на заседаниях, в моем присутствии, не вызы¬
вало никогда розни среди его членов.
Наши ожидания не сбылись: русское представительство не было допущено на
Мирную конференцию ни с решающим, ни с совещательным голосом. Политичес¬
кое совещание и делегация («четверка») по собственной инициативе, иногда по
приглашению столпов конференции, отзывались на животрепещущие вопросы, свя¬
занные с судьбами русской державы, декларациями, записками, иногда личными
неофициальными беседами, но выступления их встречали внимания не многим
больше, чем «манифесты» Керенского и «меморандумы» державных лимитрофов.
Было бы ошибочно и несправедливо, однако, отрицать значение этой «де¬
кларативной работы» русского парижского представительства: среди разноязычной
толпы могильщиков России, для которой они изобрели эпитет «бывшей», среди
громкого гомона «наследников», деливших заживо ее ризы, нужен был голос
национального сознания, голос предостерегающий, восстанавливающий историчес¬
ки перспективы, напоминающий о попранных правах русского государства.
Это было важно психологически и не могло не оказать сдерживающего влияния
на крутые уклоны руководителей мирной конференции, на колеблющиеся обще¬
ственные настроения Запада. Об этих настроениях русский посол в Париже Мак¬
лаков писал на Юг:
«Пять лет войны и напряжения всех сил вызвали реакцию... Когда было
заключено перемирие, все бросились отдыхать по-своему: люди состоятельные
стали одеваться, раздеваться и танцевать, забыв о всяких ограничениях; рабочий
люд стал требовать сокращения рабочего дня и повышения заработной платы...
В некоторых странах в миниатюре повторяется то, что происходит в России,—
рабочий труд не окупает уже рабочей платы и рабочие становятся пенсионерами
государства...
Вместе с тем политические претензии рабочего класса и вообще широких
демократических масс, как принято у нас выражаться, очень возрастают. Везде
правительства, представляющие правящие классы, чувствуют себя на вулкане, везде
против них идут претензии тех, кто хотел бы занять их положение, смотрят
с завистью и предубеждением на всякое социальное неравенство и преимущество и,
благодаря этому, к нашему большевизму относятся с нескрываемой симпатией.
«Конечно, говорят они, там много дикости и глупости, но общая идея нам
нравится».
Везде, где демократия начинает чувствовать свою силу, находятся и демагоги;
и во г здешние демагоги, которые пока еще не победили, но приобретают сторон¬
ников с каждым днем, находят слишком благодарную почву и в медлительности
мирных переговоров, и в безвыходном положении правящих классов перед финан¬
совыми затруднениями, и в неумении их выйти из войны не поврежденными...
Не в этом настроении, не в этой атмосфере можно создать что-нибудь прочное
101

и идти водворять порядок в России. Заставить сейчас, после заключения перемирия
их войска (союзников) сражаться за Россию — выше сил какого бы то ни было
правительства. А главное, здесь сейчас начинается такая кампания — демагогичес¬
кая, взывающая к желанию покоя и мира, изображающая всех антибольшевиков
реакционерами и реставраторами, что союзные правительства боятся дать сражение
своим большевикам на непопулярном сейчас лозунге интервенции» 30.
В конечном результате, все более ясное понимание реальной опасности русского
большевизма правящими классами и, с другой стороны,— равнодушие или даже
отчасти сочувствие в то время к нему на Западе масс привело к непонятной,
извилистой и гибельной для нас политике держав Согласия в русском вопросе.
Первым ее последствием был отказ от всех торжественных обещаний и де¬
клараций, провозглашенных под влиянием военной психологии победителей: по
инициативе Вильсона, с одобрения Ллойд Джорджа и при отрицательном отноше¬
нии Клемансо состоялось постановление Мирной конференции, переданное нам по
радио 12 января: «Союзные представители подчеркивают невозможность заключе¬
ния мира в Европе в случае продолжения борьбы в России. Поэтому союзники
приглашают к 15 февраля сего года все организованные политические группы,
находящиеся у власти или стремящиеся к ней в Европейской России и в Сибири, не
более трех представителей от каждой группы, на Принцевы острова в Мраморном
море, для предварительных переговоров, где будут присутствовать и представители
союзников. Финляндия и Польша как автономные единицы в переговорах не
участвую!.
Союзники считают, однако, необходимым до переговоров заключение пере¬
мирия между приглашенными группами и прекращение всяких наступательных
действий. Союзники уверяют в своих дружественных чувствах к России и русской
революции».
Это был первый, серьезный удар национальному русскому движению со сторо¬
ны союзников. За посылку своих представителей на Принцевы острова высказались
только совет комиссаров, Эстония и... Одесса. Полагая, что термин «организован¬
ные группы, стремящиеся к власти», имеет прямое к ним отношение, одесские
буржуазные и социалистические организации (Сов. гос. обороны, Союз возрожде¬
ния, Отдел Нац. центра 31, Земско-городское объединение и друг.) после обсуждения
вопроса в ряде заседаний и после споров о числе мест избирали уже своих кан¬
дидатов...
Почти все остальные группы отнеслись к предложению резко отрицательно.
В Екатеринодаре ему вначале просто не поверили. Так же было и в Омске, где адм.
Колчак, по словам Гинса, заявил иностранным представителям, что предложение
«неясно по содержанию и искажено», а поэтому он как правитель «не будет вовсе на
него отвечать», а в качестве главнокомандующего «отдаст приказ войскам, что
разговоры о перемирии с большевиками распространяю гея врагами России и что он
готовится к наступлению». С осуждением к проекту отнеслась и большая часть
английской и французской печати.
Наконец, первого февраля Сазонов и Чайковский от имени трех объединенных
правительств обратились к Мирной конференции с меморандумом: «Высоко ценя
побуждения, внушившие союзникам их предложение», они вынуждены заявить, что
«не может быть речи об обмене взглядами по сему поводу с участием большевиков,
в которых совесть русского народа видит только предателей... Между ними и наци¬
ональными русскими группировками невозможны никакие сог лашения».
Под влиянием почти единодушного в этом вопросе общественного мнения,
проект «Принкипо» было быстро похоронен. Керзон в палате лордов проводил его
надгробным словом: «Правительство не может объявить войну большевикам, так
как это вызвало бы необходимость содержать большую оккупационную армию.
Оставить же Россию мы также не можем - э го была бы политика эгоистичная. Вот
почему предложен на конференции принцип прекращения военных действий в Рос¬
сии, но вовсе не признание большевистского правительства. Разговаривать с разбой¬
никами - не значит признать разбой»...
Идея интервенции отпадает. Последние неудачные и немощные попытки ее
в Одессе и в Крыму вызовут в русском обществе резкую перемену во взглядах на
спасительность интервенции вообще, ксенофобию и — в известных кругах — воз¬
врат германофильских симпатий. Державы Согласия ограничиваются материальной
102

помощью, но и в этой области не достигнут единства: Америка отходит в сторону,
Франция оказывает помощь преимущественно лимитрофам, Англия — и лимит¬
рофам, и белым русским армиям. Если правительства в направлении помощи
руководствуются исключительно субъективно понимаемыми интересами своих
стран — спасением от распространения воинствующего большевизма, то западные
демократии исходят из более идиллических соображений: длинным рядом лет
инородцы и российские либеральные и социалистические круги заносили на Запад
свою психологию, свои обвинения «царского» режима и возбуждали симпатии
к «угнетенным» им народам России; теперь пресса, пропаганда и личные воздейст¬
вия представителей национальных образований еще более подогревают симпатии
к «угнетенным».
«Глубокая пропасть,— писал Маклаков,— образовалась между воззрениями
той части русских, которая, не ослабевая, продолжает национальную защиту Рос¬
сии, и настроениями Запада — не только западных врагов, но и друзей России. Если
бы кто-нибудь здесь стал говорить, что Россия будет унитарна, что... местная
автономия отдельных национальных территорий... будет дана сверху, единым Учре¬
дительным собранием, и что пределы этой автономии могут им изменяться, то на
него посмотрели бы как на реакционера и чудака».
Между тем именно так смотрели на взаимоотношения к новообразованиям
и Екатеринодарское, и Омское правительства. Парижское совещание пошло неско¬
лько дальше, и от его имени, за подписью «четырех», представлена была Мирной
конференции декларация (май 1919 г.), в которой державам предлагалось признать,
что «все вопросы, касающиеся территории Российского государства в его границах
1914 г., за исключением этнографической Польши, а также вопросы о будущем
устройстве национальностей, живущих в этих пределах, не могут быть разрешены
без согласия русского народа. Никакое окончательное решение не могло бы, в связи
с этим, состояться по этому предмету до тех пор, пока русский народ не будет
в состоянии выявить свободно свою волю и принять участие в урегулировании этих
вопросов».
Что касается теоретических взглядов «новой России», декларация поясняла, что
«она» «не разумеет своего восстановления иначе, как на основе свободного сосуще¬
ствования составляющих ее народов, на принципах автономии и демократии и даже,
в некоторых случаях, на условиях взаимного соглашения между Россией и этими
народностями, основанного на ихсамостоятельности».
И эта формула оказалась неприемлемой. Новообразования требовали немед¬
ленной и полной самостоятельности. Частные сношения отдельных членов Совеща¬
ния и инородческих делегаций были решительно безрезультатны; официальных не
установилось вовсе, так как новообразования соглашались признавать Совещание
только за представительство «Великороссии». Лишь однажды представители Литвы
и Белоруссии (?) приняли помощь государствоведов Совещания при определении
восточной границы Польши, оказанную им в целях ограждения Российской тер¬
ритории от польского захвата.
Узнав об обмене мнений между адм. Колчаком и Верховым советом в дни,
когда предполагалось признание, шесть «государств» — Эстония, Грузия, Латвия,
Северный Кавказ, Белоруссия и Украина — тотчас же поспешили уведомить, что
«всякие постановления органов русской государственной власти не должны иметь
никакого отношения к ним». И кубанская делегация не преминула обратиться также
с просьбой признать Кубань «независимым государством», допустить представи¬
телей ее к участию в работах Мирной конференции и принять «Кубанскую республи¬
ку» в число членов Лиги наций.
Мирная конференция не взяла на себя разрешения русского вопроса. Она
признала лишь «неотчуждаемую независимость всех территорий, входивших в со¬
став бывшей Российской империи» — в смысле отказа Германии от всяких притяза¬
ний на них.
Из Парижа нам писали часто: помощь союзников недостаточна потому,
что борьба Юга и Востока непопулярна среди европейских демократий; что
для приобретения их симпатий необходимо сказать два слова; Республика
и Федерация.
Этих слов мы не сказали. Но, если бы другая власть допустила такое вмешате¬
льство извне в русские дела и вышла из рамок непредрешения коренных вопросов
103

государственного устройства России до народного в той или другой форме
волеизъявления, что изменилось бы в истории прошлого? Сомкнули бы с нами
свои ряды искренно и бескорыстно армии новообразований, отравленных
сладким ядом мечты о полной своей независимости? Пошли бы полки
генерала Уоккера на Царицын и стрелки генерала Анзельма на Киев? Наконец,
воспряли бы духом российские армии, идя в бой за «Федеративную республику»?
Конечно, нет. Не декларациям и формулам дано было повернуть
колесо истории.
Balaton Lelle (Венгрия)
1924 г.
(Окончание четвертого тома)
(Продолжение следует)
Примечания автора
1. Любопытно, что в правительстве адм. Колчака этот вопрос также вызывал сомнение: он
был разрешен вначале возложением сношений с новообразованиями (в том числе с прав.
Юга, Севера и Юденичем) на мин. иностр. дел, а с осени 1939 г. на мин. вн. дел.
2. События на Кубани осенью 1919 г., связанные с казнью Калабухова, как увидим позже,
протекали без участия Особого совещания.
3. Председателем был избран В. В. Шульгин. В трудах комиссии принимали участие проф.
И. А. Линниченко, М. А. Ляпунов, А. Б. Билимович, Г1. И. Новгородцев и друг.
4. Харьковская, Киевская, Новороссийская и Сев. Кавказ.
5. Для главнонач. и губ. за исключением судебных мест и Контроля; для нач. уездов — за
исключением кроме того учебных заведений.
6. Август 1919 года.
7. 1-я курия — платящие минимальную ставку земск. сборов; 2-я лица, владеющие двой¬
ным наделом 1863 г. или уплачивающие соответствующую сумму сборов. Вторая курия
облегчала возможность проведения в земство помещиков.
8. Тимошенко известный кубанский демагог, соц.-рев., докатившийся до большевизма.
9. См. ниже.
10. Приказ донского атамана от 5 июня 1918 г. и Кубанского краевого правительства от 13
июня 1918 года. Согласно последнему, например, в случае, если запашка владельца,
а семена посевщика, последний получал пол-урожая. Если то и другое владельца, то
урожай целиком переходил к последнему, а незаконный посевщик получал оплату своего
труда. В июле 1919 г. Донским правительством издано постановление, в силу которого
захватчик уплачивал владельцу земли «арендную плату, существовавшую осенью 1918 г.».
11. На содержание всех армий, кроме Донской, и флота и на 12 губерний и областей,
находившихся к осени в составе нашей территории.
12. Всего выпущено правительством Юга и Донской экспедицией до марта 1920 г. около 30
миллиардов рублей.
13. Сентябрь 1919 года.
14. Хлеб, шерсть, руда, железо, сода, поташ и друг.
15. Голоса кооператоров я или не слышал, или не помню.
16. Впоследствии стал сменовеховцем.
17. Бывший министр юстиции Времен, правительства, ныне советский служащий.
18. На средства союза издавался в сентябре 1919 г. в Ростове еженедельный погромный листок
«В Москву», закрытый вскоре Донским правительством.
19. Из 7 членов, под председательством архиепископа Донского Митрофана.
20. Записку подписали: Астров, Винавер, Милюков, Степанов и Шульгин.
21. Письмо к ген. Драгомирову от 30 ноября, № 060.
22. В наказе были, между прочим, такие пункты: «3. Если, однако, вопрос о государственном
устройстве России будет поставлен на международной конференции, то делегация должна
настаивать на установлении в государстве Российском федеративной республики сво¬
бодных народов и земель, с признанием за Кубанским краем прав отдельного штата...
4. ...Если бы дело воссоздания России и борьбы с большевизмом было признано задачей,
не допускающей международного вмешательства, то, ввиду своеобразия культуры и со¬
циального уклада Кубанского края, настаивать на установлении действительных меж¬
104

дународных гарантий против нападения и распространения на Кубанский край
советской власти».
23. В составе его к началу 1919 г. были: Маклаков (посол во Франции), Гире (посол в Италии),
Бахметьев (посол в Америке), Извольский (бывш. мин. иностр. дел), Чайковский (председа¬
тель Архангельского правительства), Савинков, Коновалов, Иванов (соц.-рев.), Титов
(«Союз возрожд.»).
24. Письмо от 11 января 1919 г., полученное мною в марте или в начале апреля.
25. Двое - Калабухов и Д. Филимонов вернулись также осенью.
26. Ген, Щербачев совместно с экономическим совещанием Рафаловича исчислили и пред¬
ставили французскому министерству финансов смету в 69 V1 милл. франков в месяц на
финансирование этих предприятий.
27. Письмо его ко мне от 20 февраля 1919 года.
28. См. книжки Маргулиеса, Марголина, Кирдецова и друг.
29. Керенский, Минор, Зензинов, Аргунов и друг, обратились даже с «манифестом» к де¬
мократическим правительствам Запада, приглашая их не оказывать поддержки адм.
Колчаку и мне.
30. Март — апрель 1919 года.
31. Главный комитет Нац. центра в Екатеринодаре отнесся с полным осуждением к предложе¬
нию «Принкипо», о чем послал свое постановление союзному командованию.

ВЛАСТЬ И ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ
«ДЕЛО» молодых историков
(1957—1958 гг.)
В редакции журнала «Вопросы истории» состоялась встреча с историками, которые
в 1957 г. за свои убеждения были привлечены к уголовной ответственности и прохо¬
дили по так называемому Университетскому делу (или «Делу Краснопевцева»). Все
они были приговорены 12 февраля 1958 г. Московским городским судом к длитель¬
ным срокам заключения в исправительно-трудовых лагерях (ИТЛ) на основании ст.
58-й, п. 10-й, ч. 1 и п. 11-й УК РСФСР.
Л. Н. Краснопевцев (аспирант кафедры истории КПСС Московского универси¬
тета), В. Б. Меньшиков (сотрудник Института востоковедения АН СССР — ИВАН)
и Л. А. Рендель (преподаватель истории) были приговорены к десяти годам заклю¬
чения каждый и провели в ИТЛ по десять лет. В. М. Козовой (студент МГУ),
М. И. Семененко (инженер) и М. А. Чешков (сотрудник ИВАН) получили по восемь
лет и провели в лагерях: Семененко около шести лет, Козовой и Чешков — по
шесть лет и два месяца. М. С. Гольдман (инженер), Н. Г. Обушенков и Н. Н. По¬
кровский (кандидаты исторических наук, ассистенты исторического факультета
МГУ) получили по шесть лет заключения, которое отбывали в лагерях. Кроме того,
Рендель, Гольдман, Покровский, Обушенков и Меньшиков были лишены права
проживать в Москве после отбытия наказания; первые трое — навсегда (правда,
Рендель позднее вернулся), Обушенков — на пять лет, Меньшиков — на два года.
Шесть человек из девяти были выпускниками исторического факультета МГУ
первой половины 1950-х годов, один был студентом этого факультета.
Во встрече приняли участие М. С. Гольдман, Л. Н. Краснопевцев, В. Б. Ме¬
ньшиков, В. Г. Обушенков, М. А. Чешков, текст выступления прислал академик
Н. Н. Покровский. Ниже дается сокращенная запись состоявшейся в редакции бе¬
седы.
А. А. И с к е н д е р о в (член-корреспондент Российской Академии наук, глав¬
ный редактор журнала «Вопросы истории»). Одной из задач журнала является
восстановление справедливости в отношении тех историков, которые были необос¬
нованно репрессированы и тем самым лишены возможности трудиться на благо
исторической науки. Журнал уже опубликовал ряд таких материалов. Они помога¬
ют укреплению нравственных основ исторической науки. Во время встреч редкол¬
легии журнала с читателями не раз поднимались вопросы в связи с «Делом
Краснопевцева» и высказывалось в адрес редакции пожелание опубликовать соот¬
ветствующие материалы. Многие уже забыли это «дело», другие просто ничего не
знают о нем. Поэтому редакция решила провести настоящую встречу и с помощью
тех, кто привлекался по данному «делу», попытаться восстановить ход и существо
106

событий, имевших место более 35 лег тому назад. Публикация этих материалов
послужит еще одним напоминанием о том, что история -- наука нравственная.
Л. Н. Краснопевцев (хранитель Музея российских меценатов и благо¬
творителей, Москва).
Выступление нашей группы в 1957 г., как и иных молодежных групп Ленин¬
града, Киева, других городов страны, было первым сигналом вхождения в полити¬
ческую жизнь нового поколения молодежи, выросшего в послевоенные годы. Это
поколение развивалось в атмосфере очень широкого и все более усиливавшегося
интеллектуального и нравственного сопротивления большевизму, который спешил
использовать победу над фашизмом для полного завершения строительства после¬
довательно ленинского общества с людьми «нового типа», совершенно очищенного
от остатков общечеловеческой цивилизации в экономике, морали, духовном мире.
Надвигавшаяся на душу каждого мыслящего человека тоталитарная больше¬
вистская смерть вызывала не только смятение в рядах интеллигенции, но и угрюмые
сомнения в монолите сплоченного 37-м годом и войной аппарата партии и государ¬
ства. Ответные репрессии государства, непрерывные погромы в науке, искусстве
и даже в столичных парторганизациях, проводившиеся с вызывающим цинизмом
и сплошными фальсификациями, безумные внешнеполитические авантюры типа
Кореи (и это на фоне поистине небывалых успехов западной демократии, которые
оказалось невозможно закрыть даже железным занавесом) - все это не оставляло
выбора для молодежи конца 40-х - начала 50-х годов. Она отходит or большевиз¬
ма и начинает сама строить собственную жизнь. Освобождение молодежи от
большевизма было движением мощным, многослойным и принимало самые разно¬
образные формы. Отрицанию подвергались все стороны жизни сталинского после¬
военного образца от широких штанов, пиджаков с ватными плечами и причесок
«бокс» до искусства соцреализма. Усиливается тяга к западным культуре, формам
быта, человеческих отношений. А начиналось все с молчаливого неприятия и не
всегда четко осознанного разрыва с моралью большевизма, с его миром нравствен¬
ной лжи, подлости и грязи.
У нас, на историческом факультете Московского университета, не только
отдельные студенты и группы близких друзей, но и целые курсы (как, например,
наш, 1947-1952 гг.) уже в конце 40-х годов выключались из традиционной атмосферы
громкой комсомольской идейности, мягко убирали из своего актива протокольных
товарищей в «сталинках» и создавали у себя спокойную нравственную человеческую
обстановку. В самые тяжелые времена никого не выдавали на расправу, защищали
и отстаивали даже тех, кто осмеливался поддержать «профессора-космополита»
или неосторожно оставлял в общежитии свой дневник с «клеветническими» за¬
писями. В 1952 г. защищали даже тех, кого, как выяснилось позже, в это
время уже «ожидали» на Лубянке. Нечто похожее происходило и на других
курсах. Сами формы комсомольских отношений и связей использовались часто
для создания устойчивых небольших коллективов близких друзей с демократи¬
ческими настроениями.
Немало юношей и девушек в 1951-1952 гг. жили уже по-своему, имели свою
концепцию личностного, группового или семейного суверенитета и жестко ее приде¬
рживались, пусть в ограниченных пределах. Стремление к личной свободе охваты¬
вало большинство молодежи нашего поколения. И государство практически от¬
ступало перед этой сплошной волной, низовые руководители старались многого не
замечать, закрывали глаза, ограничивались формальным осуждением «без занесе¬
ния в личное дело» и не трогали все эти группы, кружки друзей и целые коллективы.
После 1953 г. это стало неписаным законом. Была сделана попытка ударить по
«плесени» новой молодежи в 1953 г., но «подоспевшее» вскоре дело Берии открыло
такие помойные ямы партийной морали, что об узких брюках и длинных волосах
перестали и вспоминать.
Но оставалась одна крепость, которую продолжали охранять с прежним рвени¬
ем и свирепостью. Это — область идеологической догматики марксизма-ленинизма
и основанной на ней политики КПСС. Здесь даже ограниченные попытки самосто¬
ятельного подхода автоматически выбрасывали человека из науки и общественной
жизни, а отрицание хотя бы части догм и основанных на них политических действий
государства — из обычного мира за лагерный забор.
Так, вскоре после XX съезда КПСС, в 1956-1957 гг. были брошены в тюрьмы
107

и лагеря на огромные для середины XX в. десятилетние сроки молодежные группы
и сотни отдельных граждан, осудивших тоталитарные методы и сущность государ¬
ства КПСС и его наиболее вызывающие действия,— например, кровавое подавление
восстания венгерского народа за свою свободу.
Поэтому в область основ марксизма-ленинизма, в отличие от других, решались
вступать с критикой лишь немногие. И среди большинства студентов, аспирантов
и молодых преподавателей Московского университета, отрицательно относившихся
к сталинизму, сумели найти друг друга и объединиться несколько человек, дерзну¬
вших вторгнуться в святая святых СССР и КПСС — марксизм-ленинизм. Мы
учились на разных курсах, и первоначально каждый имел свой круг друзей, но
постепенно события 1950-х годов сближали нас все больше и больше, и с конца 1956
г. наше развитие пошло в общем русле.
История была нашей специальностью, и мы занимались ею всерьез. В 1951 г.
в ходе работы над дипломом о крестьянском движении в России в 1917 г. я впервые
разошелся с большевизмом в оценке партий российской демократии и их историчес¬
ких заслуг в борьбе с самодержавием и за прогресс страны. Реальный исторический
материал опрокидывал ленинские оценки и образы врагов. Исторический мир
расширялся, в нем, кроме Ленина, очень впечатляюще действовали на равных
и Милюков с Герценштейном, и Чернов, и Плеханов, и Керенский, и сотни других
подлинных героев истории. Аналогичную эволюцию переживал Рендель в период
его работы над дипломом и при подготовке к аспирантским экзаменам в универси¬
тете. Мы были с ним хорошо знакомы, а после трагической гибели летом 1951 г. на
полевых работах в колхозе неподалеку от Зарайска моего лучшего университетского
друга и единомышленника Бориса Беня все больше стали сближаться и лично.
Нашему развитию и переходу «за роковую черту» очень способствовали послед¬
ние работы Сталина по языкознанию и экономике социализма. Не обладая опытом
и изощренной ловкостью творцов марксистско-ленинской системы, он одним своим
«вкладом» за другим разрушал хитроумнейшие схоластические конструкции, вызы¬
вавшие традиционное почтение сложностью и обилием псевдоинтеллектуальности,
высокомерием своих умелых недоговоренностей и ловких парадоксов. Грубые
и примитивные рассуждения Сталина о базисе и надстройке в его работе «Марксизм
и вопросы языкознания», вызывавшие у всех нас недоумение и порождавшие
бесконечные бесплодные споры, приводили к выводу о ненаучности самой постанов¬
ки вопроса о первичном и вторичном в природе и человеческом обществе, которая
составляет основу методологии и Маркса, и Ленина. Но это были еше самые общие
абстрактные вопросы.
Брошюра Сталина «Экономические проблемы социализма в СССР», можно
сказать, втолкнула нас в центральную проблематику марксизма-ленинизма. Неви¬
данные даже в нашей литературе упражнения автора на тему товара и стоимости
вызывали одновременно и смех своим уровнем, и ужас перед первобытным насили¬
ем над экономикой.
Пришлось обратиться за разъяснениями к Марксу и Ленину, с одной стороны,
и Адаму Смиту — с другой. И тут через некоторое время рухнуло все воздвигнутое
Марксом сооружение, в котором под именем социализма соединялись товар и сто¬
имость с диктатурой пролетариата, насильственно экспроприирующей, то есть
ликвидирующей, эту стоимость во всех видах вплоть до стоимости рабочей силы
самого пролетариата. Первоначально анализом и критикой работ Сталина мы
с Ренделем занимались устно. Одновременно обсуждались и актуальные политичес¬
кие вопросы. У нас создалась своя творческая лаборатория, постепенно расширяв¬
шаяся и обогащавшаяся с приходом все новых и новых участников, стремившихся
к живой и свободной мысли и не находивших ее в государственных источниках.
После XIX съезда КПСС нам стало ясно, что устранение Сталина абсолютно
необходимо во избежание полной катастрофы страны. Мы не говорили открыто об
этом направо и налево, но и не замыкались в себе. Общий характер наших
настроений становился известен достаточно широкому кругу наших университетс¬
ких знакомых. Некоторые начали обрывать контакты с нами, откровенно объясняя
это нежеланием ехать на Крайний Север «копать никель». Другие, наоборот, именно
в это время несмотря на значительные первоначально расхождения и непонимание
стремились к сближению и совместной работе. Это в первую очередь относилось
к Владимиру Меньшикову. Он буквально физически не вмещался в рамки тотальной
108

сталинской казармы, бился в них и постоянно искал, где можно, глотка
свежего воздуха.
Нас не взяли тогда: органы чувствовали сами близость марта 1953 года. Им
хватало «дела врачей», в дополнение к которому наше дело было бы лишним
и вредным. Играло роль, возможно, и профессиональное желание дать нам дозреть
до крупных размеров. И они не ошиблись — мы многое успели сделать за отпущен¬
ные нам пять лет. Смерть Сталина и последующие события 1953 г. поразили нас
своим созвучием нашим настроениям. Мы поняли, что правильно нащупали реаль¬
ную линию развития страны и что необходимо теперь понять ее полностью. На это
ушли следующие четыре года.
Весной 1953 г. мы начали писать. Записывали свои мысли о сущности и раз¬
витии экономики нашей страны. В судебно-следственном деле сохранилось три
текста на эту тему. Первые два, относящиеся, примерно, к 1953-1954 гг., написаны
мной и Ренделем, последний, приблизительно, 1955-1956 гг.,— мной.
Этот, последний, текст не содержит формального разрыва с марксизмом,
но там есть очень интересные выводы. Например: «Марксистско-ленинское понятие
общенародной собственности при социализме означает, что все предприятия об¬
щенародной собственности вместе с продукцией, ими производимой, принадлежат
одному юридическому лицу — государству. Только оно всем распоряжается. Все
идет из одного центра... Это не случайная практика, а вытекающая из официальной
теории общенародной собственности. Поэтому прежде чем ломать практику,
нужно разбить эту теорию. Эта теория имеет только политический смысл (клас¬
совый), с научной точки зрения это — абсурд. Товарного производства не может
быть, если все товары принадлежат одному юридическому лицу. Товарное про¬
изводство требует, подразумевает целую сеть отдельных товаровладельцев и то¬
варопроизводителей. Без этой сети противостоящих друг другу экономических
единиц нет товара. Товар при едином собственнике горячий лед» «У хозяйства,
в котором занят хотя бы один миллион населения, не может быть один хозяин:
эго хозяйство будет разворовано этим миллионом, и один хозяин это воровство
просто-напросто не сумеет остановить. Только целая корпорация хозяев сможет
уберечь хозяйство от разворовывания»; «Последовательно проведенный принцип
товара превращает коллектив предприятий в коллективных капиталистов, хотя
и с ограниченными правами» 2.
И, наконец, общее заключение: «Современная цивилизация есть продукт част¬
ной собственности, частной инициативы, личной свободы, господства товара. По¬
этому она и возникла в той части мира, где эта частная собственность получила
наибольший простор для своего развития, в Европе. И наоборот, там, где частная
собственность и товар были зажаты насильственно, там не было и нет цивилизации
(в значительной степени), а есть дикость, варварство, азиатчина» *. Поэтому ком¬
мунизм, под которым понимается сменяющее капитализм будущее общество высо¬
чайшего развития и такой немыслимой пока производительности, при которой
начнет ликвидироваться стоимость, будет прямо выходить из капитализма. «Капи¬
тализм может прямо подводить к коммунизму, прямо переходить в коммунизм...
Социалистические революции и сам социализм вызываются политическими причи¬
нами и не составляют исторической необходимости... С точки зрения экономической
социализм (а социализмом можно назвать только переход политической власти
в руки пролетариата) не необходим» 4. Этот текст тоже имеет черновой характер.
Идет создание новой системы взглядов и оно еще не закончено. Контуры нового
путаются со старым, но они несомненны.
Развитие политической ситуации в первые послесталинские годы не вызывало
у нас трудностей и не содержало загадок. Безусловно одобряя все позитивные
мероприятия 1953-1955 гг., мы отрицательно относились к Маленкову и его едино¬
мышленникам. Есть много самых резких оценок этих людей в моем дневнике
1953-1954 гг., включенном в наше «дело». Очень скоро мы выделили Хрущева
и возлагали на его действия серьезные надежды. После снятия Маленкова весной
1955 г. я подал заявление и был принят в кандидаты КПСС, а осенью того же года
вернулся на истфак после трехлетней работы инструктором Краснопресненского РК
ВЛКСМ и учителем истории в средней школе № 90. Надвигавшиеся события (а
я был уверен в них) было желательно встретить в большом молодежном и полити¬
ческом центре. Я поступил в аспирантуру кафедры истории КПСС МГУ, чтобы
109

иметь возможность основательно разобраться со своим отношением к марксизму-
ленинизму.
Я застал новую атмосферу и новых студентов, освобожденных от сталинского
рабства и рвущихся открыто дальше и дальше, к новой полной свободе. Мне было
легко войти в эту атмосферу, поскольку я был сразу избран секретарем комсомольс¬
кой организации истфака. Меня пытались стремительно двигать выше, но я уже
очень хорошо представлял себе по райкому мир номенклатуры и свою полную
несовместимость с ним. Это обстоятельство в первую очередь всегда составляло для
меня непреодолимую нравственную преграду для вхождения в официальный мир.
Я мог жить и дышать только в среде интеллигенции, молодежи, позже — рабочих,
но ни в коей мере не в верхних слоях. И второе обстоятельство: для карьеры нужно
было ликвидировать или ввести в русло партийной политики наши отношения
и работу с Ренделем, Меньшиковым, а вскоре - - и с другими товарищами, чего
я делать не собирался.
Быстро восстановились старые связи и отношения со многими нашими сверст¬
никами, которые, как правило, после 1953 г. развивались в том же направлении, что
и мы. С некоторыми из них — Борисом Михалевским, Николаем Покровским
и Николаем Обушенковым — отношения становились все более близкими. Они уже
стали кандидатами наук, вели преподавательскую и научную работу, и их знания
и оценки представляли для нас большую ценность. Наши точки зрения все больше
и больше совпадали.
XX съезд КПСС вызвал, естественно, одобрение всего нашего круга людей,
молодежи, как и всех здравомыслящих людей в партии. Но ликовали не все.
Наиболее проницательные насторожились и подсобрались, ожидая раскрытия глу¬
бинного смысла этого крупного поворота. И скоро он стал выясняться. Партия
очищалась для того, чтобы окрепнуть, восстановить монопольное положение в иде¬
ологической жизни общества, которое сильно пошатнулось. Все люди и группы типа
нашей должны были встать под знамена очищенной и восстановленной ленинской
партии и прекратить всякую независимую от партии жизнь и деятельность. Мы же
ее как раз в это время усиливали и расширяли.
В. Б. М е н ьш и к о в (старший научный редактор издательства «Наука»). При¬
ход Хрущева к власти был антизаконным актом и противоречил тому, что было
декларировано на XX съезде партии. Это был по существу тихий государственный
переворот. О нем не знали ни партия, ни народ, люди были просто поставлены перед
свершившимся фактом. После этого оставаться в русле хрущевской политики
радикально настроенная молодежь уже никак не могла. Именно тогда закладыва¬
лась череда дел молодежных групп 1957-1960 годов.
Н. Г. Обушенков (кандидат исторических наук, ведущий научный сотруд¬
ник, Институт мировой экономики и международных отношений РАН). Весной
1956 г. мы начали собираться группой в 8—10 человек и обсуждать сущность нашего
строя и общества. Кто же входил в круг членов группы на нашем курсе? Прежде
всего Покровский, Краснопевцев и я. Духовно близок к нам был Б. Н. Михалевский,
выпускник нашего курса, ставший экономистом. Акад. С. С. Шаталин часто вспоми¬
нает его теперь как выдающегося советского экономиста. Михалевский трагически
погиб в начале 70-х годов. Но он успел дать глубокий анализ нашей экономики того
времени и направить в Госплан СССР прогноз инфляционного кризисного развития,
который подтвердился в наши дни (об этом рассказывал Шаталин). Это был
мужественный, смелый и прямой человек, и мы многому у него научились. Он
великолепно держался на суде, будучи вызванным в качестве свидетеля обвинения,
и помогал нам информацией в ходе своих свидетельских показаний. Выпускник
МГУ 1952 г. Н. Я. Эйдельман также входил в наш круг. С других курсов истфака
в группу входили, как уже говорилось, Рендель, который был старше нас на
несколько лет, и ряд иных товарищей. Конечно, тот факт, что мы стали собираться,
был мгновенно замечен.
JI. Н. Краснопевцев. В среде политически активной молодежи произошел
раскол на «детей XX съезда», то есть сторонников очищенного ленинизма и партий¬
ности, и тех, кто шел дальше, не связывая себя этими рамками, но ну ги общечелове¬
ческого демократизма, иногда не осознавая этого в полной мере. Летом 1956 г.
начались аресты первых молодежных групп (А. Фельдмана и А. Парташникова
в Киеве). В парторганизации истфака МГУ произошел перелом: были оттеснены
110

или убраны из руководства прогрессивные историки (И. М. Белявская, Н. Е. Застен-
кер и др.), для реализации курса XX съезда вся власть передавалась в руки
отъявленных сталинистов типа Савинченко и Найденова. Дело двигалось к развязке.
В сентябре я ушел с комсомольской работы ввиду явной бессмысленности ее
продолжения в этих условиях и занялся историей большевизма.
Восстание в Венгрии и его подавление Хрущевым при поддержке Тито опреде¬
лили и нашу судьбу. Стало абсолютно ясно, что любое восстановление ленинских
партийных норм — это танки и пулеметы, виселицы и расстрелы. Хрущев и КПСС
стреляли не только в венгров - они стреляли и в свою молодежь. Ответом было
выступление молодежных групп в Ленинграде (А. Гидони, Р. Пименова, В. Трофи¬
мова) в поддержку Венгрии. Последовали их аресты и судебные приговоры с пред¬
ельными сроками заключения - - десять лет. В стране резко нарастали антихрущевс-
кие настроения. Мы торопились довести до конца свою работу. Зимой и весной
1957 г. встречались и обсуждали политические и теоретические вопросы уже неско¬
лько групп единомышленников. В их работе принимали участие Рендель, Мень¬
шиков, Покровский, Семененко, Обушснков, Михалевский, В. А. Рубин, Л. А. Гор¬
дон, Э. В. Клопов, А. В. Меликсетов, Т. Б. Петров, Ю. А. Борко, Ф. Б. Белелюбс-
кий, В. С. Манин, Ю. Д. Карпов, Л. А. Фридман.
В марте 1957 г. я с большой поспешностью закончил для обсуждения первый
вариант работы «Основные моменты развития русского революционного движения
1861-1905 гг.». Она ставила основные проблемы послепетровской истории России
и характеризовала некоторые черты пореформенного развития революционного
и демократического движения. Как и предыдущие тексты, это было в значительной
степени скорее определение направления анализа, программа большой работы, чем
ее конечный результат. Но ряд выводов имел и вполне определенный характер.
Это, в первую очередь, вывод о фактическом прочном союзе и постоянной
взаимной поддержке отстаивавших в сущности единый путь развития России белого
дворянского самодержавия Романовых и растущего и крепнущего в этом союзе
красного самодержавия Нечаева — Желябова — Ленина. Многолетняя согласован¬
ная борьба этого союза против либерально-демократических сил России и обес¬
печила в благоприятной обстановке военных разрушений экономики и государства
казавшийся совершенно невероятным переход власти от Николая Романова к «Ни¬
колаю Ленину» всего за восемь месяцев 1917 года. В работе этот вывод форм¬
улировался следующим образом: «Революционеры стремились заменить царское
самодержавие самодержавием одной из своих сект (или нескольких, в лучшем
случае). Заменить одно насилие над экономической и социальной жизнью России
другим, гораздо более тяжелым, в первую очередь для экономики страны. Но если
царское самодержавие стояло на почве жизни, имело в ней опору и было великолеп¬
но организовано и закалено, то рвущееся к власти самодержавие революционеров
было насквозь утопичным, совершенно нежизнеспособным и неорганизованным» 5.
Дальнейшее развитие получил и анализ социализма: «В стремлении, отбросив
буржуазию, перескочить сразу от феодализма к социализму нет ничего специ¬
фического российского. Чем более отсталой является страна, народное движение,
тем больше в нем социалистов и тем меньше буржуазных демократов-радикалов.
Чем дальше в глубь веков, тем больше мечтаний о «строительстве» рая на
Земле, об утверждении всеобщей благодати, чем ближе к современности, тем
меньше демагогии, больше трезвости, реализма... Социализм на Западе встал
на реальную почву жизни, все больше начал сближаться с демократией. Он
сохранил только одну основную мысль от старого социализма — идею ликвидации
разделения общества на верхи управляющие и низы подчиняющиеся, а все остальное
взято у демократии...
В России все революционные партии и идеологии — это в значительной степени
синтез пугачевщины и разинщины с Евангелием. От Разина — тактика и стратегия,
отношение к другим партиям и классам. От Евангелия — внутрипартийный режим,
послушание низов социал-демократическому мессии — Ленину, взгляд на собствен¬
ную роль в развитии человечества и методы пропаганды. Вот и весь большевизм» б.
Такая трактовка большевизма как главного фактического союзника и преем¬
ника российского самодержавия исключала его разделение на ленинизм и сталинизм
и требовала полного отказа от того и другого. Все эти тексты представляют собой
часть анализа и выводов, сделанных нами всеми в 1952-1957 годах. Эти взгляды
111

часто формулировались и записывались мной, но вырабатывались безусловно кол¬
лективно. Рендель был в полном смысле соавтором всего написанного мной по
вопросам экономики, равно как и я участвовал в его работе над анализом проблем
Февральской революции 1917 года.
Активным и постоянным участником всего общего творческого процесса был
Меньшиков. Он же вел самую большую работу по ознакомлению студентов истфа¬
ка, своих знакомых по Институту востоковедения и т. д. с нашими общими взгляда¬
ми. В материалах нашего дела сохранился его анализ внутреннего и внешнего
положения страны, сделанный им летом 1957 года. Покровский много занимался
историей Октябрьской революции и гражданской войны, Обушенков — проблемами
рабочего и коммунистического движения в Германии, Италии, а также развитием
демократического движения в Польше, Югославии, Венгрии. При обсуждении в мае
1957 г. на собрании нашей организации «Основных моментов истории развития
революционного движения в России» выяснилось, что Обушенков и Покровский
продвинулись гораздо дальше в преодолении догматических штампов в историчес¬
кой науке, чем все мы.
Чешков опубликовал в стенной газете ИВАН статью о партийно-государствен¬
ной номенклатуре как социальной базе нравственной деградации общества и части
молодежи. Семененко направил реферат с критикой системы управления промыш¬
ленностью в ЦК КПСС и выступал перед студентами МГУ с изложением своих
взглядов. Были намечены большие планы нашей работы. Их выполнение принесло
бы пользу, но все было прервано в самом начале наших арестов. К сожалению,
многое осталось незаписанным или не сохранилось.
Весной 1957 г. мне было предложено поехать в Польшу в составе делегации ЦК
ВЛКСМ для встречи с активом Союза польских студентов. Левая польская моло¬
дежь в это время поддерживала Гомулку, польского аналога Хрущева, и эти
настроения должны были образумить меня в отношении Хрущева. Мы все решили
использовать эту поездку для установления личной связи со своими польскими
единомышленниками и информировать их о положении в СССР, настроениях
молодежи и нашей деятельности. Мне удалось сделать это и установить контакты
с известным тогда лидером демократов Польши Э. Лясотой. Мы обнаружили у себя
расхождение в оценках Хрущева и частично Гомулки, но общее взаимное отношение
было отношением дружбы и братства, и мы никогда ему не изменили. Внутренней
опорой для нас также была память о героях венгерского восстания 1956 года.
После встречи с Лясотой мы несколько раз отправляли в Польшу свои матери¬
алы, в частности текст «Основные моменты истории развития революционного
движения в России», и получали в ответ печатные издания польских демократов.
В июле — августе 1957 г. на VI Всемирном фестивале молодежи и студентов
в Москве я в последний раз встречался со своими знакомыми по Союзу польских
студентов.
Наша интенсивная деятельность в первые месяцы 1957 г. привела к оформле¬
нию наших отношений: в мае после моего возвращения из Полыни мы собрались
все вместе и решили считать себя организацией, ставящей своей целью распрост¬
ранение правды о положении в СССР и разработку вопросов теории. В орг анизацию
вошли Рендель, Меньшиков, Покровский, Обушенков, Чешков, Гольдман, Семенен¬
ко, Козовой и я.
В июне того же года на пленуме ЦК КПСС произошло резкое столкновение
между сторонниками Хрущева и группой Маленкова - Молотова, закончившееся
изг нанием последггих из руководства. В связи с этим мы написали и распространили
листовку, в которой характеризовали происшедшее как схватку внутри сущест¬
вующей политической системы за разные пути ее укрепления и выставили требова¬
ния передачи спорных вопросов на обсуждение съезда КПСС, поскольку других,
хотя бы в какой-то мере представительных политических организаций тогда не
было. Мы полагали, что такая открытая для всей кипящей от возмущения страны
борьба неизбежно приведет к устранению обеих группировок и откроет дорогу
новым силам. Но это произошло позже.
Листовка содержала призыв к борьбе со сталинской системой угнетения, обнов¬
ляемой и укрепляемой диктатурой Хрущева, сменившего ее обанкротившихся твор¬
цов, и выдвигала требования:
1. Широкой общенародной и партийной дискуссии.
112

2. Созыва чрезвычайного съезда партии и чистки партии.
3. Суда над всеми сообщниками Сталина по убийствам.
4. Отмены ст. 58-й УК РСФСР, обязательной гласности политических процессов.
5. Права всех трудящихся на забастовку.
6. Создания рабочих советов с правом смены администрации предприятий.
7. Усиление роли Советов.
Н. Г. Обушенков. Эта листовка являлась единственным основным нашим
официальным документом, а на следствии — главным криминалом. Потом некото¬
рые доброжелательно к нам настроенные люди говорили: «Ах, если б не эта
листовка!». Мы сделали несколько сотен экземпляров ее для распространения.
В КГБ были принесено около десятой их части. В листовке мы давали резкую
оценку деятельности группы Хрущева, писали о том, что Молотов, Маленков,
Каганович и другие получили по заслугам, пав «жертвами ими же созданной
системы произвола и насилия», и жалеть их нечего. Но за этим следовала другая
мысль: группа Хрущева тоже не может ни в коей мере руководить страной.
Подчеркивался факт участия Хрущева в уничтожении партийных кадров. Утверж¬
далось, что это — тупиковая фигура. Его характеристика заканчивалась так: «Это
он, пьяница и болтун, срамит нас в глазах всего мира!»
Разумеется, содержание листовки, о котором сказал Краснопевцев, не исчерпы¬
вало нашего тогдашнего идейного багажа. Это были оценки лишь одного собы¬
тия — июньского пленума ЦК КПСС 1957 г., которые мы хотели довести до
сознания общества, а также то, что мы хотели сказать нашим читателям по этому
поводу. О роли листовок в массовом движении мы хорошо знали после лета 1956 г.
из опыта венгерских и польских событий: двое из нас побывали в 1956-1957 гг.
в Польше, у многих из нас было много друзей — поляков и венгров — студентов
и аспирантов нашего факультета.
Л. Н. Краснопевцев. Менее чем через два месяца после появления листо¬
вки мы были арестованы. Нам было предъявлено обвинение в антисоветской,
контрреволюционной, реставраторской деятельности, направленной на ликвидацию
существующего в СССР общественного и экономического строя. Это была правиль¬
ная оценка наших настроений и взглядов. Прошло время, и эти взгляды, которые
и тогда в той или иной степени разделяли многие граждане нашей страны, получили
признание большинства.
В. Б. М е н ь ш и к о в. Мне хочется сказать еще о двух обстоятельствах, от¬
носящихся к началу деятельности нашей группы. Во-первых, активная агитационно¬
пропагандистская работа, которая шла в течение нескольких месяцев: личные бесе¬
ды, кружки, собрания, обсуждения. Во-вторых, был такой момент, когда девять
человек, собравшись, сказали друг друг у, что осознают себя организацией и «высту¬
пают против». Именно эти люди были потом арестованы, хотя можно было
арестовать человек 200. В лагерях вместе с нами сидели люди, которые неизмеримо
меньше сделали, чем мы: меньше «наговорили», менее резко высказывались и полу¬
чили свои два-три года. Следователи же нам говорили: «Ребята, да вам просто
повезло! Случись это годика три назад, вас бы просто расстреляли, а человек 300
точно бы село по вашему делу лет на 10 минимум».
Имелись и другие причины, помимо тех, о которых упоминал Краснопевцев,
толкавшие нас на протест: противоречия между лозунгами и реальной дейст¬
вительностью, что особенно ярко проявлялось в жизни студенчества и в ком¬
сомольской работе, когда декларируемое и реальное настолько не совпадало,
что невольно рождалась мысль: «Так в чем же дело?». Но на первом месте
для нас всегда было отношение к науке. Именно оно и сыграло определяющую
роль. Наука давала нам глубину понимания ситуации, а возбудители протеста
были вокруг нас на каждом шагу.
Коротко о том, как производились аресты. Брали нас, не торопясь, последо¬
вательно с 12 августа до 12 сентября 1957 г., одного за другим, средь бела дня.
Каждому аресту предшествовала откровенная слежка. Может быть, добивались
того, чтобы мы пришли с повинной? Тогда все развивалось бы по другому сцена¬
рию. Следствие, насколько я понимаю, шло при полном соблюдении инструкций.
Ничего похожего на то, что мы читали о сталинском времени, уже не было: ни
грубого обращения, ни побоев, ни пыток.
Л. Н. Краснопевцев. Если не считать того, что у следователей было
113

большое пристрастие к ночным допросам. Первый мой допрос начался в 12 час. дня
и закончился в 5 час. утра. Это — грубое нарушение закона.
М. А. Ч е ш к о в (доктор исторических наук, ведущий исследователь, Институт
мировой экономики и международных отношений РАН). Поражала удивительная
заданность, изначальная и непоколебимая ориентированность на конечную цель
следствия. У следователей не ощущалось каких-либо сомнений в своей правоте
и даже в целесообразности своих действий, хотя, правда, они могли вступать
и в дискуссии с подследственными.
Н. Г. О б у ш е н к о в. Когда давали на подпись протокол допроса, то в нем
было написано совсем не то, что мы говорили, а оценка наших слов следователем,
которая была нужна для суда. Эти формулировки потом и фигурировали на суде как
наши преступные мысли и слова. Все это — прямое нарушение закона.
В начале следствия все наше существо протестовало против формулировок
следователей. Но по мере того, как проходили недели и месяцы утомительного
следствия, а для большинства из нас — одиночного заключения, нас постепенно
«приучали» не чураться «остро политических» формулировок протоколов допросов.
В начале следствия, когда некоторые из нас еще не соглашались с манерой ведения
протоколов допросов и не спешили «помогать» следствию, можно было иногда
услышать и ругань, и оскорбления.
Я не согласен с тем, что главной причиной наших уступок нажиму следствия,
нашего раскаяния и самообвинения на суде была неопределенность нашего отношения
к государству и его аппарату. С моей точки зрения, у нас просто не хватило моральных
и интеллектуальных сил, чтобы противостоять опытнейшему следствию. Тем более,
что над нами висела вполне реальная угроза «изъятия» нас из общества и из семей на
большую часть жизни. Наш прокурор (кстати, занимавший тогда пост помощника
Генерального прокурора СССР) настойчиво и неоднократно требовал от суда
«отмерить» каждому из нас по десять лет ИТЛ, пять лет ссылки и три года лишения
прав, не считая многих лет автоматически следующих «паспортных ограничений».
В. Б. М е н ь ш и к о в. Идея нашей организации заключалась в том, чтобы
способствовать развитию того процесса, который начался с XX съезда КПСС.
Вернемся, однако, к суду. Все шло, как по накатанной дорожке. Судья и народные
заседатели знали, что от них требуется, защитники тоже знали это не хуже,
и прокурор соответственно. Все они отрабатывали свой хлеб. Лагерный режим
первых лет нашего заключения по сравнению с тем, что было при Сталине, Ежове
и Берии, и с тем, до чего довели лагеря сейчас, был достаточно мягок. Потом, по
моим подсчетам, 14 раз автоматически для всех ухудшался режим содержания.
Иногда по мелочам: всем остричься, всем надеть лагерную робу, сдать часы,
которые объявлялись драгоценностью, сокращалось количество принимаемых по¬
сылок. Затем пошли уже серьезные ухудшения.
Весной 1962 г. вес лагеря были переведены с общего режима на усиленный,
осенью 1962 г.— на строгий, что кардинально изменило лагерную жизнь, сделало ее
более тяжелой. Теперь ограничивались не только посылки и покупки в лагерных
магазинах, но и переписка. Толчком для всего этого послужили волнения 1962 г.
в Новочеркасске, процессы над валютчиками, общее ухудшение продовольственного
положения в стране, в результате чего возникли «масляные бунты».
Если обратиться вновь к истории нашего движения, то оно отличалось, с одной
стороны, аморфностью и широким диапазоном мнений, с другой — стремлением
охватить весь комплекс проблем, стоявших перед страной: экономика, идеология,
политика, юриспруденция. Мы интересовались буквально всем, сознавая, что комп¬
лекс возникающих в обществе проблем может быть решен лишь в совокупности,
а порознь ничто решиться не может. Это резко отделяет, по существу, конец 50-х -
начало 60-х годов от последующего периода — движения диссидентов, которое
вышло из нашего, но пошло сначала по узкому, а потому и тупиковому, пути
борьбы - фактически лишь за право свободы слова, за право свободно высказы¬
ваться. Думаю, что данный момент надо отметить, потому что это уже какой-то
иной этап развития демократической мысли, освободительного движения в СССР.
Я провел бы аналогию с народниками до середины 1870-х годов и народовольцами.
Наше движение было еще нешироким, мало оформленным, слабым, рыхлым, но
более глубоким.
М. С. Гольдман (ведущий технолог, Научно-производственное объедине¬
114

ние «Спецоборудование», Липецк). Думаю, что участники движения 70-х годов
избрали просто наиболее легко реализуемый путь. Чтобы осуществить эконо¬
мическую программу (наиболее уязвимая точка системы!), надо серьезно и долго
работать.
М. А. Ч е ш к о в. Сомневаюсь, чтобы их путь был более легким: он был просто
иной — это было, по существу, морально-этическое, глубоко личностное движение.
«Жить не по лжи» — вот его суть, в то время как мы протестовали с социальных
позиций. Именно в этом плане я не вижу преемственности между движением конца
50-х — начала 60-х годов и последующим, а поэтому подводить го и другое под
общий термин «диссидентство» мне кажется ошибочным. Люди «переходили», мы
знаем такие примеры, идеи — тоже. Но все-таки это уже совершенно другое. Для
того чтобы возникло так называемое правозащитное движение, нужно было осоз¬
нать себя личностью, что вряд ли было характерно для периода 50-х годов с его
господствующим коллективистским сознанием, а я, например, тогда себя лично¬
стью не осознавал. Наше выступление в целом оставалось, если говорить современ¬
ным языком, «системным», то есть в райках данной системы, и «работало» на ее
совершенствование, диссиденты же воплощали скорее внесистемное начало, поэто¬
му оба эти движения, хотя и по разным причинам, нельзя считать антисистемными.
В. Б. Меньшиков. И все-таки движение диссидентов было более узким, не
затрагивало общества, шло как бы по касательной.
М. С. Гольдман. Я не историк, а лишь потребитель истории. Но еще со
школьных времен я понимал, что история — одна из главнейших наук и что человек
отличается от животного прежде всего историческим пониманием происходящего.
Однако я — средний потребитель исторической продукции. История же являлась
служанкой для высокопоставленных потребителей, причем двуличной служанкой.
А для нас, простых людей, история давала какие-то выжимки. И, конечно, такой
продукцией я оставался недоволен. Недоволен и сейчас, даже, может быть, в боль¬
шей степени, ибо больше стал понимать. Вспомните, ведь «спецхран» был скрыт не
только от народа, но и от высокопоставленных лиц. А мои товарищи по группе
буквально дневали и ночевали в «спецхране» и находили гам очень многое. Через
них различные интересные факты доходили и до меня.
Я же как инженер-гидротехник, конечно, был далек от того, чтобы анализиро¬
вать какие-то исторические законы, политические течения, да и не настолько увле¬
кался этим предметом, чтобы заниматься историей углубленно. Поэтому, естествен¬
но, я полагался на мнение своих товарищей, на то, что они говорили и писали. Но
я не считаю, как иногда говорилось, что это они «довели меня до лагеря». Наобо¬
рот, я благодарен им, потому что участие в группе дало мне дополнительные
возможности созна гельнее смотреть на все происходящее в мире и обществе. Если
бы я попал в лагерь один (а я по своему образу мыслей обязательно попал бы туда),
то, без сомнения, был бы лишен возможности лучше разбираться и в настоящем. То,
что говорили мои товарищи, было живо, публицистично, привлекательно. Прими¬
тивное, сталинского типа изложение исторических фактов вызывало у меня оскоми¬
ну, а глубокое, академичное изложение событий я просто не мог воспринять.
Огромное влияние на меня оказало закрытое письмо секретариата ЦК КПСС
от 19 декабря 1956 г. «О мерах борьбы с антипартийными и демагогическими
элементами». Если прежде я участвовал в движении с целью поиска истины и необ¬
ходимости осознания того, что происходит, то после письма, которое читалось на
закрытых партийных собраниях, понял, что предполагается резкий поворот назад
и что следует не только искать истину, но пора уже приступать к действию.
Поэтому, когда в апреле 1957 г. благодаря Меньшикову я встретился с Краснопев-
цевым и его группой, то примкнул к ней без колебаний.
М. А. Чешков. И все-таки у нас никогда оценка деятельности Хрущева не
была однозначной. Я думал, например, что он может делать ходы в разных
направлениях, хотя и не видел его принципиального отличия от так называемой
антипартийной группы 1957 года.
М. С. Г ольдман. Восстановить истину о событиях той эпохи очень важно.
Потому, что, и я это продолжаю утверждать, в нашей печати (не говорю о полу-
бульварной прессе) дается неверное освещение того периода, с искажениями то
в одну, то в другую сторону. И роль Хрущева тоже сильно искажена. Сейчас имеет
значение не столько владение методологией, умение работать с первоисточниками.
115

сколько нравственная позиция историка. Многим историкам именно их нравствен¬
ная позиция не дает возможности правильно оценивать события, не позволяет
достичь истины. Если раньше им мешали парткомы, какие-то интриги в академичес¬
ких институтах, «война» между различными группами, то сейчас, я думаю, от этого
можно спокойно отойти. Ведь в те же годы были люди, которые не «воевали»,
а потому имели возможность занять более объективную позицию.
Времена Хрущева — десятилетие с 1953 по 1964 г.— очень важный период
отечественной истории. Если правильно к нему подойти и объективно его осветить,
то можно перекинуть мостик в наше время и ответить на какие-то вопросы сейчас.
Выступая в данном случае как потребитель (в Липецке, где я живу, я пытаюсь
участвовать в демократическом движении), хочу, для меня это очень важно, полу¬
чить от вас — историков — те материалы, которые могли бы использовать в своей
работе участники демократического движения.
Н. Г. О б у ш е н к о в. Текст приговора и большинство материалов из 20-ти
томов нашего «дела» мало дают для понимания существа вопроса, так как многое
было сфальсифицировано следствием. Кроме того, во время следствия у каждого из
нас были свои тактика, линия поведения, форма защиты, стремление что-то скрыть.
Более точное представление о деятельности группы может дать только публикация
документов, написанных до ареста, и, прежде всего, листовки и работы Краснопев¬
цева, получившей на следствии название «реферат», кстати, совершенно незаслужен¬
но. Главным в нашей деятельности было то, что мы вступили в сознательную
конфронтацию со «сталинской системой произвола и насилия». Именно так мы
определили социально-политическую систему СССР в листовке в июле 1957 года.
Мы морально противопоставили себя ей. Мы четко понимали, что наша система
ценностей, наша этика не совпадают с требованиями этой системы.
В деятельности группы я бы выделил три момента. Первый — нелегальная
группа была на самом деле, она не выдумана следствием, хотя она и просуще¬
ствовала лишь с мая по август 1957 года. Каждый из девяти человек, привлеченных
по делу, дал формальное согласие на вхождение в группу. Не успел войти в нее, хотя
и дал согласие на это в августе 1957 г., Н. Я. Эйдельман. В мае -- июле 1957 г. мы
провели несколько нелегальных встреч членов группы, на которых обсуждали
экономические, социальные, политические проблемы и вопросы нашей деятельности
и организации. Было решено разработать программу, были выделены ответствен¬
ные, однако мы не успели это сделать. Большинство членов группы, кроме того,
«вели пропаганду» в кружках своих друзей и знакомых. Группу мы создавали скорее
для борьбы с существовавшей тогда политической системой, чем для самообразова¬
ния, т, е. для выработки системы взглядов сообща.
Второй важный момент в нашей деятельности — группа обсудила и рекомендо¬
вала для распространения работу Краснопевцева, хотя далеко не все из нас полно¬
стью разделяли все его взгляды, изложенные в ней. Для меня, например, главным
в этой работе было осуждение нечаевско-ленинской традиции в русском революци¬
онном движении, и это давало основания для вывода, что культ личности Сталина
в плане логики идей продолжение этой традиции. Разумеется, следствие и его
эксперты считали работу Краснопевцева опасно преступной. Все ее копии были
выявлены и изъяты, в том числе и экземпляр, переданный в Варшаву, в журнал «Ро
prostu». Даже чтение этой работы считалось преступлением. Поэтому КГБ направил
запрос в Генеральную прокуратуру СССР о выдаче ордера на привлечение к уголов¬
ной ответственности 12 человек, читавших работу, по статье о недоносительстве.
Подлинник или копия запроса хранится в нашем деле. Но Генеральная прокуратура,
по-видимому, не считала возможным расширять круг преступников, и санкции на
арест 12 доверенных читателей работы не последовало.
И третий момент — распространение листовки, которую написали Краснопев¬
цев и я, прослушав подробнейшую многочасовую информацию Микояна об июньс¬
ком пленуме ЦК 1957 г. на партийном активе МГУ, кажется, 3 июля 1957 года.
Недвусмысленная направленность листовки против Хрущева и его новой команды,
которых мы считали сталинистами, виновными в преступлениях периода сталин¬
щины (хотя этого слова мы еще и не употребляли), и которым мы выражали
недоверие, призыв к массовым действиям, к усилению роли Советов, к дискуссии на
будущем съезде,— все это в те времена считалось контрреволюционным ревизи¬
онизмом и, следовательно, опаснейшим преступлением. Мы ожидали, что после
116

пленума бурно пойдет процесс обновления, и хотели «подбросить соломы в огонь»
в виде своей листовки. Но мы ошиблись. Однако мы бы не простили себе и молча¬
ния в той ситуации.
Вспоминая все это (наши нелегальные собрания, обсуждение и распространение
работы, весьма критической по отношению к Ленину и ленинизму, распространение
антихрущевской листовки), сейчас ретроспективно вижу глубокое противоречие:
с одной стороны — непреодолимое желание конфронтировать с политической систе¬
мой, с другой — классические методы из главы учебника того времени — «Краткого
курса» истории ВКП(б), т. е. нелегальная организация, кружки, листовки и т. п.
Поэтому и считаю наиболее важным в нашей «истории» не нашу деятельность, а тот
факт, что какие-то круги московской гуманитарной интеллигенции узнали в резуль¬
тате ареста и последующих осуждений и слухов о нашей конфронтации с системой.
Это тем более важно, что многие из нас были уже интегрированы в эту систему
и могли рассчитывать на хорошую личную перспективу. Ведь Краснопевцев незадо¬
лго до ареста был секретарем комитета комсомола истфака, я был за несколько лет
до ареста заместителем комсомольского секретаря истфака. В комсомольском
активе были и Меньшиков, и некоторые из наших друзей, например, Меликсетов,
Петров, Борко, Манин и др., привлеченные к ответственности в партийном и комсо¬
мольском порядке за недоносительство, отсутствие бдительности и т. п.
Поскольку процесс моего личного созревания для конфронтации с тоталитар¬
ной системой в те, теперь далекие, 50-е годы может представлять интерес для
историка, скажу несколько слов и об этом. В целом я согласен с Краснопевцевым,
что многое в нашем становлении и поведении определили два фактора: ужасная
действительность тех лет и истфаковская школа объективного анализа исторических
ситуаций и событий. Для меня (да, я думаю, и для многих моих друзей по «делу»)
был важен и третий фактор — этический, желание делать правое дело, чего бы это
ни стоило. Истоки моего критического настроя уходят в послевоенную действитель¬
ность вологодской деревни с ее нищетой, полуголодным существованием. Каждая
моя поездка на родину опровергала то, что я узнавал в университете о социалисти¬
ческой деревне, но это опровержение субъективно воспринималось мною до поры до
времени как локальное.
Время от времени возникали горькие раздумья, когда кого-либо арестовывали
на факультете. Например, в 1950 г. был арестован мой руководитель семинара по
крестьянской реформе в Балкарии и Кабарде профессор Кокиев (к стыду своему, не
помню его имени — отчества), в 1950 или 1951 г.— товарищ из моей студенческой
группы Я. Я. Этингер. Только после 1952 г., когда я познакомился с рассказами
моего тестя А. В. Лукьянова, беспартийного шофера правительственной автобазы
в 1922-1956 гг., о судьбах его высокопоставленных «пассажиров» и их процессах
1935-1938 гг., я начал понимать природу таких репрессий.
Были и какие-то другие впечатления от того или другого проявления тоталита¬
ризма, было недовольство лекциями и семинарами преподавателей-догматиков,
таких, как доцент Г. Г. Толмачев. Но было и большое удовлетворение от занятий
в семинарах и спецкурсах у таких умнейших и уважаемых преподавателей, опален¬
ных репрессиями или их близостью и все-таки убежденных членов партии, как
Н. Е. Застенкер, познакомившийся слишком близко с уральскими тюрьмами и лаге¬
рями в конце 30-х годов, или А. А. Шлихтер, сын репрессированного наркома
продовольствия. В итоге отрицательное все же воспринималось мною как поправи¬
мое в рамках системы.
Разумеется, наше поведение определялось не только и не столько моральным
отталкиванием от системы. В качестве решающего фактора я бы назвал чувство
патриотического, гражданского долга. Вспомнились прочитанные мне моим кол¬
легой И. П. Дементьевым то ли в 1956, то ли в 1957 г. стихи из самой первой книжки
стихов поэта-историка истфаковца Валентина Берестова, в которых говорится, что
пойманное перо жар-птицы нас обязывает поймать и самое жар-птицу. Именно
в тот момент у меня возникла мысль, что раз мы поняли, что наша страна
находится в тупике, то, следовательно, мы и должны спасать ее, то есть искать,
находить и указывать выход из тупика.
Этим осознанием своего гражданского долга объясняется и то, что первую
и единственную листовку-прокламацию мы с Краснопевцевым, недолго думая,
подписали коротко и претенциозно: «Союз патриотов». Это название потом,
117

в эмигрантской печати, иногда воспринималось как название группы. Кстати, никто
из участников обсуждения текста листовки (а мы его обсуждали, кажется, в Красно¬
пресненском парке) не выразил по этому поводу никакого неудовольствия. Мы
воспринимали патриотизм как тяжкую ответственность за судьбы страны.
М. С. Гольдман. Думаю, что было бы полезно издать реферат Краснопев-
цева. В лагере у нас, конечно, было много всяческих раздоров. Имелась и возмож¬
ность заняться наукой: мы получали по почте литературу; но, к сожалению, прак¬
тически занимались совсем другим: некоторые данные позволяют судить о том, что
нас тогда специально стравливали друг с другом. А в последующие годы стал более
строго осуществляться контроль за получаемой литературой, затем начали выбра¬
сывать наши книги и пр. Помню, когда в лагерь пришло 60 бандеролей с номерами
«Нового мира», в котором был опубликован «Один день Ивана Денисовича»
А. И. Солженицына, то выдали их нам только после статьи J1. Ф. Ильичева в «Пра¬
вде», в которой было сказано, что эта повесть одобрена ЦК КПСС.
Конечно, публика в лагере была самая разнообразная: и бывшие полицаи,
и власовцы, и следователи гестапо, и бывшие генералы КГБ, и американские
разведчики, и советские. Первое время я пытался опрашивать заключенных, но,
к сожалению, не делал записей, поэтому многое уже забылось. Для историка,
конечно, лагерь был интересным местом — своеобразной лабораторией.
М. А. Ч с п.] ков. Хочу поддержать идею издания рукописи Краснопевцева.
Может быть, следует подумать и об издании документальной серии, посвященной
сопротивлению тоталитаризму в СССР (письма и др.). Конечно, для историка
и социолога встанет вопрос: что входит в такое «сопротивление»? Ведь «совершенст¬
вование» этой системы вряд ли по определению может быть сюда включено. Все
это, разумеется, подразумевает серьезную предварительную теоретико-исследова¬
тельскую, изыскательскую и координационную деятельность историков, членов
общества «Мемориал» и других лиц. Что касается нашей группы, то я не входил в ее
ядро, а вступил в организацию в самый последний момент ее оформления. Но
поскольку я был воспитан истфаком, разумеется, относился к той же среде. На
истфаке в наше время уже была не совсем та атмосфера, которую описывает
Краснопевцев.
Среди исгфаковцев наблюдалось резкое членение на тех, кто был очень полит¬
изирован, и тех, кто в противовес политизации (тем более, что она часто носила
уродливые формы) стремился заниматься только наукой, например, А. П. Новосе¬
льцев, ныне член-корреспондент РАН. И все-таки процесс политизации охватывал
даже тех, кто стремился уклониться от участия в общественной жизни. Кроме того,
они подвергались нападкам за позицию «неучастия».
Но в конце 50-х годов и тот аполитичный слой, к которому я отношу себя, тоже
начал включаться в политику. Заслуга тут принадлежит не преподавательскому
составу факультета вообще (о преподавателях у меня сложилось унылое впечатле¬
ние, за исключением И. М. Рейснера и А. А. Губера), а отдельным его представи¬
телям. Для меня много значили, например, лекции и семинары В. Н. Никифорова,
Е. Н. Городецкого. Е. И. Капустина, И. М. Белявской. Они не только поддержи¬
вали интерес к теории вообше и теории истории в особенности, но и заставляли
соотносить эти теории с сегодняшним днем.
Сравнительно быстрый, даже резкий переход к практическим действиям был
стимулирован двумя обстоятельствами: обострявшейся политической ситуацией и...
возрастом, то есть необходимостью проявить себя, свою индивидуальность, так как
окончание университета само по себе ставило нас перед выбором дальнейшего пути.
Политическое сознание, признаться, у меня было тогда еще достаточно поверхност¬
ным. Помню, что реферат Краснопевцева произвел на меня сильное впечатление
неожиданной постановкой вопроса о месте ленинизма в освободительном движении.
Его точку зрения, однако, я не разделял. Для меня и летом 1957 г. марксизм-
ленинизм оставался незыблемым и, думаю, для большой части политически актив¬
ной молодежи также. Поэтому описание Краснопевцевым атмосферы" 1950-х
годов как сопротивления... большевизму мне кажется «осовремененным». Когда мы
обсуждали реферат, собравшись в подмосковном поселке Северянин, то точек
зрения выявилось больше, чем участников. Я считал, что началом «грехопадения»
явился момент, когда X съезд РКП(б) в 1921 г. отверг синдикалистские идеи
рабочего самоуправления. Тем не менее я оставался в рамках общепринятого
118

понимания ленинизма, и необходимость ведущей роли партии тоже была для меня
очевидностью. Эти представления держались у меня долго (и в лагере, и после него),
вплоть до конца 60-х годов, когда произошли трагические события в Чехословакии.
Да и ситуация в нашей стране уже наводила на мысль, что не срабатывают какие-то
глубинные механизмы. Однако я не думал заниматься политикой, целиком и полно¬
стью переключившись на науку, о чем нисколько не сожалею.
Краснопевцев прав, когда говорит, что наше поведение на следствии определя¬
ется тем обстоятельством, что мы психологически не отделились от того, что
теоретически и практически отвергали. И наши следователи угадали наше состоя¬
ние, говоря, что «взяли нас посредине реки». Да, мы плыли к другому берегу, но не
доплыли до него. Полного противопоставления системе не было не только в социа¬
льно-психологическом и личностном плане, что вполне понятно для этого поколе¬
ния, но также в политическом и идеологическом. Схема, условно говоря, партийно-
направляемого государственного социализма оставалась устойчивой не только для
меня, а, думаю, и для многих других — даже тех, кто более критично относился
к действовавшей концепции революции и построения социализма.
Однако дело не только в устойчивости концепций (хотя для истфака, где очень
высоко котировалось то, что называли теорией, этот момент весьма важен), но,
скорее, в устойчивости, если так можно сказать, нравов и поведенческих стереоти¬
пов. Таковые заключались в следующем: чистота теории и принципиальность
идеологии основывались на полном пренебрежении к индивидуальному и личност¬
ному; более того, это пренебрежение считалось достоинством, им даже бравиро¬
вали. На таком основании для достижения той или иной политической цели — как
отдаленной, так и близкой - было приемлемо любое средство вплоть до сотруд¬
ничества (конечно, на принципиальной основе и большей, чем у зека, если не
духовной, то социальной близости к начальнику режима) с лагерной администраци¬
ей, участия в гонениях на верующих и поддержания трудовой дисциплины, в чем
сильно преуспели некоторые из наших самых принципиальных подельников.
Добавим к этому культ «маленького» — в масштабах факультета, курса и даже
группы — комсомольского вождя, комсомольского «касика», культ, предполага¬
вший беспорочность лидера, а при наличии у него изъянов и ошибок — перенос их
на других («врагов») и, конечно, беспрекословность в исполнении указаний лидера.
Все это истфаковско-комсомольское необесовсгво и создало климат вражды внутри
группы и между другими группами, когда мы очутились в лагере. Впрочем, все эти
метаморфозы окажутся, надеюсь, в центре внимания будущего исследования, посвя¬
щенного группам В. Трофимова, М. Молоствова, С. Пирогова и другим, возник¬
шим на рубеже 1950-1960-х годов.
Громадное же преимущество диссидентского движения состояло в том, что,
поставив моральные, общечеловеческие проблемы, его участники не только не
сузили диапазон критики, но расширили его, выбрав, повторю еще раз, лишь (!)
другую точку приложения сил, причем наиболее уязвимую не только для режима, но
и для строя в целом. Поскольку «строй» отказался от самосовершенствования, то
и наше движение 50-х годов, направленное на его «улучшение», как ни печально это
признавать, выглядит тупиковым, исчерпавшим себя, и не только в СССР. Раньше
я считал, что французский май 1968 г. и события в Чехословакии того же времени
станут началом какого-то нового периода, а на самом деле это оказалось концом
прежнего — крахом идеи спонтанного, низового социализма, в одном случае,
и надежды на преобразование социализма — в другом. Эта надежда и самое идея
оказались утопией, как это продемонстрировано горбачевской перестройкой. Осоз¬
нать, а тем более признать утопизм идеи и, значит, признать качественную (систем¬
ную) непреобразуемость советского реального социализма стало для меня возмож¬
ным только с крахом этой третьей по счету после нэпа и XX съезда КПСС -
попытки перестроить социализм.
Н. Г. Обушенков. В те годы пострадали не только мы. Например, Эйдель-
ман был исключен из ВЛКСМ и выгнан с работы. Многих исключили тогда из
КПСС. Поставили к станку вместо завершения диссертаций! Сколько вынесли
выговоров! И все-таки несмотря на все это, несмотря на то, что в лагере между нами
происходили серьезные споры, отзвуки которых доходили до Москвы, я думаю, что
этически-нравственное воздействие нашей деятельности на других какое-то время
оставалось достаточно сильным. В начале 80-х годов на общественную арену стали
119

выходить люди, которые в свое время впитали те же идеи, что и мы. Мы чувствуем
преемственность не между правозащитниками и нами, а между нами и теми
людьми, которые организовали перестройку в 80-е годы. Неслучайно среди них есть
лично нам знакомые, которые не забывали нас и тогда, когда мы были в лагере,
и помогали нам в последующие годы. Однако преемственность оказалась как бы
прерванной на десятилетия.
Надо признать, что стройной системы взглядов у нас не имелось. Был поиск,
было понимание, что повседневная практика не имеет ничего общего с теорией
марксизма-ленинизма. Мы оттолкнулись от старой системы взглядов, понимали
необходимость новой, но разработать ее не успели. 1956 год я считаю для себя
переломным в этом плане. Еще доклад Булганина на одном из пленумов ЦК КПСС
летом 1955 г. о состоянии экономики СССР буквально поразил меня. Оказалось, что
те факты отсталости, бедности, которые я считал локальными, частными, характер¬
ными для неуютных и отсталых северных областей, имеют всеобщее распростране¬
ние, что экономика страны в упадке.
Содержание доклада Хрущева на XX съезде КПСС мне стало известно в начале
марта. В нем приводились страшные факты, но многие из них нам уже были
известны. Новый политический курс знаменовал собой разрыв с карательной поли¬
тикой и с прежней внешнеполитической линией. Но в главных областях (экономика,
социальная сфера, внутренняя политика) сохранялась по существу преемственность,
хотя и с небольшими отклонениями. Это нашло затем свое подтверждение на
практике, в частности в ограблении колхозов, когда старая, списанная техника МТС
была за огромные деньги продана колхозам. Доклад Хрущева и последующие
заявления, например, совместная декларация с ФКП о культе личности, поражали
теоретической беспомощностью, поверхностностью, отсутствием анализа причин,
уроков. Неслучайно, что ответы на свои вопросы мы стали искать в важнейших
документах итальянской и польской компартий. Отмечу, кстати, что вкус к те¬
оретическим новинкам итальянских коммунистов нам привила доцент истфака
К. Ф. Мизиано.
В то время, то есть весной и летом 1956 г., я, например, переводил ряд
материалов из «Unita» и «Trybuna Ludu» и знакомил с ними моих друзей по
будущей организации, а также других историков. Например, мне запомнился пере¬
вод известного интервью П. Тольятти для газеты (или журнала) «Nuovi Argomenti»
о культе личности Сталина, которое содержало тезис о частичной деформации
социализма и в котором фигурировали слова «тирания», «деспотизм». Перевод был
распространен главным образом среди аспирантов кафедры истории партии (или
марксизма-ленинизма). Насколько мне известно, он был тогда же передан в редак¬
цию и редколлегию журнала «Вопросы истории» (разумеется, не для публикации).
Эти факты напоминают мне, что целью моего поиска истины в тот период было
обновление теории социализма и глубокое преобразование тоталитарной системы
на принципах социализма.
Мы приветствовали доклад Хрущева на закрытом заседании XX съезда КПСС
как разрыв с карательной сталинской политикой. Но нам было горько видеть, что
почти во всем остальном Хрущев остался сталинистом. Летние (или осенние)
письма ЦК о роспуске целых парторганизаций (например, парторганизации тепло¬
технической лаборатории АН СССР) за «неправильное» обсуждение решений XX
съезда очень насторожили нас. Поэтому мы воспринимали хрущевский режим как
продолжение сталинской системы произвола и насилия. События октября — декаб¬
ря 1956 г. мы восприняли как измену «курсу XX съезда». Нам же хотелось, чтобы
наметившаяся линия на обновление СССР продолжалась.
Наибольшее впечатление на нас произвел документ от 19 декабря 1956 г.
о мерах пресечения антипартийной и демагогической деятельности. Мы знали, что
по этому поводу «наверху» шла бурная полемика, и как только Хрущев подписал
документ, 20 декабря открылся пленум ЦК КПСС. Если вмешательство в венгерс¬
кие и польские события 1956 г. мы восприняли как продолжение сталинских методов
во внешней политике, то этот документ мы восприняли как формальный отказ
руководства СССР от курса на обновление, и были правы. Это письмо породило
волну арестов и решений судов 1957 — начала 60-х годов, когда за «клевету на
советскую действительность» и «ревизионизм» сотни и тысячи людей были броше¬
ны на несколько лет в лагеря. Поэтому для нас миф о «демократе» Хрущеве звучит
120

так же странно, как и легенда о «демократе» Бухарине. Для нас Хрущев был
типичным представителем сталинской системы, заслуга которого состояла в том,
что он смягчил карательную политику и реабилитировал массу невинных людей,
причем не по глубокому убеждению в необходимости этого шага, а по «дворцовым»
соображениям.
Конечно, мы были в сложном положении с этической точки зрения: выступать
или не выступать против Хрущева? Ведь он первым нанес удар по Сталину! Но
главную причину этого осуждения мы видели в желании укрепить личную власть.
А когда ему показалось, что его положение пошатнулось, он повел себя иначе.
Сейчас трудно даже объяснить, как мы решились выступить против Хрущева
в такой сложной ситуации. Вероятно, поэтому в кругах московских пропагандистов
и распространялась версия, что мы встали на защиту Маленкова. Нас пытались
иногда представлять как защитников сталинского режима, чтобы ослабить наше
нравственное воздействие на людей. В настоящее время аналогичная дилемма ни
в коей мере не связывается с этикой и решается людьми чисто прагматически.
Для нас было очевидно, что 19 декабря 1956 г.— конец оттепели, что все
надежды на обновление «сверху» отныне и надолго беспочвенны, что возможна
только нелегальная деятельность, если мы считали необходимой борьбу за обновле¬
ние. Именно это обстоятельство позволило начать быстрое сближение с Краснопев-
цевым и Ренделем. Подобные чувства и мысли, очевидно, одолевали в это время
и других — будущих членов группы. К весне нелегальная группа была создана.
Мне очень жаль, что сегодня нет среди нас Ренделя, одного из наших лидеров.
Он ушел, не дожив несколько дней до отмены приговора 1958 г. и реабилитации
в 1989 году. Трудную жизнь государственного преступника он прожил стойко
и мужественно, сохранив свои убеждения и принципы.
Некоторые люди стремятся распространить понятие оттепели на весь период
вплоть до переворота 1964 г., но на деле новая эпоха закончилась еще в 1956 году.
Я считаю, что после декабря 1956 г. стало исторической необходимостью выступле¬
ние всех прогрессивных элементов против существующей системы и руководства
страны. Однако этот процесс задержался на несколько десятилетий. Мне трудно
объяснить столь жесткую позицию Хрущева. Ведь в то время в стране не проис¬
ходило ничего страшного. Ни экономические, ни политические процессы тех лет не
диктовали необходимости столь жестокой борьбы с инакомыслием. Подозреваю,
что это было вызвано провокационной линией КГБ, который для оправдания своего
существования создавал новых «страшных врагов» социализма под лозунгом «Реви¬
зионизм — главная опасность».
Мы пришли к понимаю того, что система отношений в СССР не соответствует
тем канонам марксистско-ленинской теории, которым нас учили. Однако научный
социализм по-прежнему оставался тогда для нас путеводной звездой. К Ленину
отношение было более сложным. В 1952—1955 гг. я работал над кандидатской
диссертацией по истории Германии периода первой мировой войны, занимался
довольно основательно государственно-монополистическим капитализмом в этой
стране и неожиданно для себя пришел к выводу, что ленинская модель социализма
1918 —1921 гг. берет за основу именно германскую модель экономической, социаль¬
ной, политической диктатуры. В какой-то степени я попытался отразить эту мысль
в диссертации.
На этой почве возникали постоянные конфликты с доцентом истфака
Г. Г. Толмачевым, коллегой по кафедре и оппонентом по диссертации. И хотя
я устранил все «криминальное», экземпляр диссертации до сих пор испещрен
возмущенными замечаниями Толмачева, а я впервые услышал тогда в свой адрес
страшное по тем временам слово «ревизионист». Вместе с тем мне импонировали
идеи Ленина 1922—1923 гг. о кооперативных началах социализма, С моей точки
зрения, это были первые наметки новой модели социализма, скорее — начальные ее
штрихи. В целом у меня к концу 1956 г. сложилось отрицательное отношение
к ленинскому вкладу в марксизм.
Я считал, что Сталин воплотил на практике именно социально-экономическую
модель Ленина 1918—1921 годов. Поэтому работа Краснопевцева, с которой я по¬
знакомился в мае - июне 1957 г., анализирующая другую сторону ленинизма —
тактику и стратегию рабочего движения, сразу же была мною воспринята. Уже
после ареста большое влияние оказывала на меня практика социал-демократии
121

Запада. Мои представления об обществе, о демократии, о социализме эволюци¬
онировали по социал-демократическому пути.
В. Б. Меньшиков. Адвокат Краснопевцева в начале своего выступления на
суде сказал: «31 августа 1947 г. Лев Николаевич Краснопевцев переступил порог
Московского государственного университета; 31 августа 1957 г. ему был вручен
ордер на арест». Эти слова вызвали в зале оживление, так как вроде бы получалось,
что университет готовит антисоветские кадры.
Н. Г. Обушенков. Действительно, трое из нас по десять лет провели на
истфаке, и мы благодарны ему за то, что он сделал нас такими, какие мы есть. Мы
благодарны многим истфаковцам, нынешним крупным ученым-историкам, за до¬
брое отношение к нам в течение всех этих лет и десятилетий, за помощь и поддержку
независимо от того, чем она была продиктована, солидарностью, сочувствием,
милосердием или чем-то другим. Хотя до нас доходили слухи и о жестком и нега¬
тивном отношении к нашим поступкам со стороны наших однокурсников.
Далеко не все, содеянное нами, стало известно следствию, хотя репрессиям
подверглись несколько десятков человек, а по данным наших друзей,— даже 100 или
200 человек. Хотя конспирация была примитивной, но все-таки следствие многого не
узнало. Во время следствия я, например, понимал, что я могу спокойно молчать
о том, что было известно только членам «троек», организационной и программной,
в которые входили Краснопевцев, Рендель, Меньшиков и я. В итоге Эйдельману так
и не было предъявлено обвинения в том, что он дал согласие войти в группу. Многое
осталось не известным следствию (а позже — даже хорошим знакомым) о нефор¬
мальных связях, откровенных диспутах и разговорах с друзьями и коллегами, из
чего в те времена легко можно было сотворить «пропаганду» и «персональное
дело». Я испытываю удовлетворение от того, что моим друзьям, коллегам по
кафедре новой и новейшей истории МГУ, в ту пору начинающим преподавателям,
а ныне маститым ученым, не пришлось отвечать за откровенные разговоры 1955—
1957 годов. Я благодарен им, да и более широкому кругу преподавателей этой
кафедры за то, что они годами помогали моей семье, хотя им самим пришлось
подпасть под «охоту за ведьмами» в конце 1950-х годов.
Л. Н. Краснопевцев. Сейчас распространяются слухи, что на суде обще¬
ственным обвинителем выступал известный сегодня историк и общественный дея¬
тель Ю. Н. Афанасьев. Это неправда, его там вообще не было. Там были некоторые
представители истфака (К. Г. Левыкин, Ю. М. Сапрыкин, В. И. Владимирская
и др.). Афанасьев же уехал за два месяца до нашего ареста в Красноярск, в «дело» он
посвящен не был. А в городах Сибири наше «дело» просто никого не интересовало,
обстановка тогда была морально очень тяжелая, и в нашу защиту никто выступить
открыто не мог. Я слышал, что в кулуарах нас защищала доцент К. Ф. Мизиано,
говоря, что ничего особенного в нашем выступлении нет: обычное авангардистское
выступление молодежи, не более того.
Существовал принцип, который наиболее четко сформулировал Александр II:
самодержавие установило крепостное право, самодержавие его и отменит. Хрущев
заявил то же самое: мы сами создали «военный коммунизм», мы же способны его
отменить. А мы выступили с совершенно иных позиций: только новые силы могут
покончить с режимом «военного коммунизма» в СССР. Все содержание нашей
листовки было именно контрэтатистским, антигосударственным.
В этом отношении наше движение имеет какие-то аналогии с нынешним. Ведь
примерно то же мы слышим от умеренных сегодня: нельзя выступать против
архитекторов перестройки, нельзя разбивать общий фронт, мы создали «военный
коммунизм» — сами и переделаем его в рынок. Другие же говорят, что создать
рынок могут лишь новые социальные силы - демократические организации. Этот
спор не закончен, а продолжается он 200 лег: либо либеральный правитель, либо
новые общественные силы. Нам приводят в пример нэп: кто создал «военный
коммунизм», тот ввел и нэп. Но при этом забывают, что уже в 1925 г. налицо был
кризис нэпа, а в 1929 г. восстановлен «военный коммунизм» в худшей форме.
М. А. Чешков, Проблема этатизма, разумеется, важна, но в настоящее
время она все-таки второстепенна. Этатистский метод развития, при котором
государство есть и начало и конец всего и вся, себя исчерпал, как и наши лагерные
дискуссии относительно природы советского строя, который одними мыслился как
госкапитализм, а другими —- как разновидность «азиатчины». Естественно, что как
122

востоковед я занимал вторую позицию, к тому же не видя в СССР никаких
признаков [госкапитализма. Теперь же дискуссия перенесена в иную плоскость: или
общество и общественное развитие ориентированы на человека как цель, или же
человек остается лишь средством достижения «высшей» цели. Последний взгляд, как
известно, достаточно прочно утвердился в российском освободительном движении
и стал нормой общественного советского сознания и, я думаю, нормой сознания на
истфаке 1950-х годов. Поэтому я не испытываю благодарности к этому учреждению,
хотя, конечно, полон уважения к своим учителям.
В. Б. Меньшиков. Нас и в лагерные годы, и сейчас обвиняют в симпатиях
к этатизму, тоталитаризму. Это не совсем точно. Я и сегодня не стал бы в категори¬
ческой форме отмежевываться от своих тогдашних взглядов. О них уже говорили:
мы все, с разными вариациями, были тогда приверженцами социализма. Логика,
с которой приходилось в лагере сталкиваться — «Раз марксизм-социализм довел до
такого — все, что с ним связано, то долой!», и тогда, и сейчас представляется
упрощенной, может быть, даже примитивной.
В своей позиции мы исходили из простой посылки: строй, который существует
в нашей стране,— данность. И любая переделка, перестройка должны от него
отталкиваться. Строй этот называют «социалистическим» ошибочно. Он представ¬
лял собой, строго научно, вариант восточной деспотии. Как показала практика
Востока, в первую очередь Китая (а также в последние десятилетия Тайваня
и Южной Кореи), переделка общества восточной деспотии в общество западного
образца — процесс крайне сложный и длительный. Разом, кавалерийской атакой
введение демократического законодательства и рынка невозможно. Политическая
демократия, включая Конституцию, останется красивым флером, а с рыночными
отношениями восточная деспотия, как показывает исторический опыт, вполне со¬
вместима.
То, что я сейчас говорю, есть результат научной работы и раздумий более
позднего времени. Но идею специфики Востока, особого, отличного от европейс¬
кого, пути развития со всеми вытекающими из этого последствиями (а наша страна,
как минимум, наполовину Восток) я начал разрабатывать в лагере, в беседах
и спорах с Краснопевцевым и Ренделем. По существу идея о необходимости
исходить из специфики исторического пути нашей страны определяла нашу (точнее,
Краснопевцева, мою, Гольдмана) позицию в лагере.
В историческом плане то, о чем я говорю, можно, наверное, сопоставить со
славянофильством — стремление найти специфику России, ее отличие от Запада. Те
же, кто выступает за быстрый слом всего, что составляет наш общественно-эконо¬
мический строй,— модифицированные западники. Полное преобладание подобных
взглядов пока очевидно. Начав с диссидентства, русское освободительное движение,
как и в начале века, пошло по западническому пути. Поэтому сейчас легко клеймить
позицию, которую мы (то есть Краснопевцев, я и Гольдман) занимали в лагере: ведь
мы проиграли, поезд ушел в другую сторону.
И тем не менее я уверен, что попытка повторить у нас в стране вариант
Февраля, как минимум, будет крайне тяжелой, болезненной для народа, а как
максимум, именно поэтому можег привести к новому тоталитарному Октябрю и уж
наверняка — к авторитаризму.
А. А. И с к е н д е р о в. Мы знаем, что существуют разные оценки «Дела Крас¬
нопевцева». Одни говорят об организации, другие считают, что имело место движе¬
ние сопротивления. Есть ли у вас сегодня чувство гражданского удовлетворения от
того, что вы тогда сделали, в какой-то мере разбудив общественное сознание? Как
вы сами оцениваете свою деятельность с точки зрения тех процессов, которые
происходят сегодня?
Л. Н. Краснопевцев. Конечно, мы не могли тогда представить себе, что
потом так развернутся события. Наша группа была немногочисленна. Мы прежде
всего выполняли свой моральной долг.
A. А. Искендеров. Вам не обидно, что те, кто сегодня претендуют на
лидерство, не так часто вас вспоминают?
B. Б. Меньшиков. В истории так бывает всегда. Однако если бы сейчас
была написана история перестроечного движения в СССР после 1953 г., думаю, мы
заняли бы в ней свое место. Впрочем, связь тех событий с нынешними крайне
опосредованна.
123

Н. Г. Об у ш е н к о в. Разумеется, определенное моральное удовлетворение
у нас есть. Ведь среди тех, кто начал перестройку, много именно 60-летних,
то есть людей нашего поколения. Среди них есть и бывшие студенты МГУ
тех же лет, что и мы. Они знали о нас, но тогда они или не созрели для
разрыва с традицией, или не нашли в себе гражданского мужества (может быть,
были и иные причины), чтобы выступить за те идеи и ценности, за которые
выступили мы. Часть из них, вероятно, была поражена той социально-психо¬
логической болезнью, которая была распространена среди интеллигенции до пе¬
рестройки и называется раздвоением личности. Однако как только создались
условия, эти люди немедленно включились в движение обновления, начинали
же они идейно созревать именно тогда. Я думаю, что это было начало разрыва
мыслящей молодежи советской системы с самой этой системой.
У нас никогда не было больших личных амбиций. Мы были готовы к «сиде¬
нию», к жертвенности, к скромной роли катализатора, но никогда не претендовали
на роль лидеров массового народного движения. Добавлю, что я очень рад, что
я никогда не страдал той болезнью вождизма, нетерпимости, которая сыграла
такую трагическую роль в развале нашей группы в лагере. Следствие и наказание
оказались бессильны против группы. Но унаследованная от ленинизма родовая
болезнь развела нас друг от друга в разные стороны на всю оставшуюся жизнь и,
что еще горче, изолировала нас от наших единомышленников -- пятидесятников.
Ведь мы были не одиноки. Когда нас привезли в Дубравлаг в апреле — мае 1958 г.,
нас поразило обилие молодежи среди политзаключенных. Были представлены це¬
лыми группами Московский, Ленинградский, Киевский и некоторые другие ведущие
университеты СССР. В 1957 -1958 гг. среди лагерной молодежи было довольно
много бывших комсомольских активистов, выступавших и до ареста и в лагере
с идеями очищения ленинизма от сталинизма или марксизма от ленинизма. Неслу¬
чайно лагерные надзиратели часто называли нас одним «ругательным» словом —
«марксисты».
Л. Н. Краснопевцев. Да, безусловно, чувство морального удовлетворе¬
ния у нас есть, поскольку мы в тот сложный период не отмолчались. Что касается
цены, которую пришлось за это платить, она, конечно, велика, практически это -
вся наша оставшаяся жизнь.
Примечания
1. Архив Министерства безопасности России, д. 476, Р-34423, Н-30108, т. 19, с. 47—48.
2. Там же, с. 49.
3. Там же, с. 61.
4. Там же, с. 44—45.
5. Там же, Р-34433, Н-30106, т. 13, с. 427.
6. Там же, с. 427 429.
От редакции: ниже публикуется присланный в редакцию текст заведующего
сектором Института истории Сибирского отделения РАН академика Н. Н. По¬
кровского.
Еще в 1955—1956 г., когда я работал в МГУ над курсом лекций по источ¬
никоведению советского общества и над библиографическим указателем по мему¬
арам, я понял, до чего ненадежный инструмент человеческая память, ненадежный
источник — воспоминания. А материалы следствия, как правильно заметил Коля
Обушенков, фальсифицированы в весьма значительной мере в фактах, терминах
и оценках, о чем мы громко заявили властям из лагеря. Из общих оценок нашей
деятельности мне ближе всего та, что была высказана за «круглым столом»
Н. Г. Обушенковым.
Даже добросовестно пытаясь сейчас восстановить прошлое, не всегда можно
124

различить то, что было, и то, как нам сегодня представляются те годы. Реалии
общественного сознания нынешних бурных дней невольно сказываются.
Одна из главных проблем — отношение к XX съезду КПСС и к Хрущеву.
Говорю прежде всего о себе. Когда уже на воле некоторые бросились поздравлять
меня с его свержением, я не принял этих поздравлений. Я на всю жизнь запомнил то
пьянящее чувство освобождения, с которым я зачитывал студентам-комсомольцам
истфака «секретный» доклад Хрущева на этом съезде. И пусть мы рано осознали
всю трагическую половинчатость сделанного Хрущевым, пришли к выводу о необ¬
ходимости нелегальной борьбы с позиций, означающих критику не только Сталина,
но и Ленина, не только репрессий 1937 и 1929 гг., но и резолюции X съезда
о единстве партии, ощущение живительной свежести начала 1956 г. я сохранил на
всю жизнь.
И когда мы в лагерном шизо проводили 24-дневную голодовку, требуя пересмо¬
тра квалификации наших действий по ст. 58-й, мы имели все же надежду, что
хрущевские власти как-то поймут нас. Ведь ни малейшего шанса на давление
общественного мнения страны или мира не было: никто об этой голодовке так и не
узнал (в этом состоит одно из важных отличий того времени от следующего,
диссидентского этапа), и та самая хваленая ныне хрущевская прокуратура без труда
обманула и нас, и наших родных. Но мы-то верили...
Мне, конечно, смешно слышать, когда люди нашего поколения говорят, что до
XX съезда они о репрессиях «ничего не знали». Не знали лишь те, кто очень не хотел
знать. Я узнал от отца о сталинских репрессиях еще в 1943 г., т. е. когда мне было 13
лет. Но одно дело -- знать, и совсем другое —услышать об этом от главы страны.
Однако все наше знание, как и искренняя попытка разобраться в механизме
крушения России, не помешало и не могло помешать тому, что и в самих нас,
и в создаваемой нами организации было немало от прошлых, осуждаемых нами
времен. Как я позднее понял,— это прежде всего сам курс на подпольный союз,
с жесткой дисциплиной, непререкаемым авторитетом «вождей». Это не могло не
вызвать внутреннего противостояния, расколов, разрыва отношений, в конце кон¬
цов. Многие из нас — кто раньше, кто позднее пришли к пониманию этого. Но
при всех противостояниях, я и сейчас помню былую радость от главного: от общего
дела, от чтения еще в самом начале реферата Льва Краснопевцева, от других наших
попыток пробиться к истине, от обсуждения экономических проблем, романа
В. Д. Дудинцева «Не хлебом единым» и т. д.
Куда важнее, чем стремление создать законспирированную организацию (конс¬
пирация была довольно детской), была, как мне теперь кажется, наша открытая
работа: обсуждение в кружках проблем, некоторых наших текстов, ранее не доступ¬
ных источников, книг, занятия со студентами в исгфаковских семинарах, даже на
лекциях. И если вся эта жертва какую-то пользу дала, то в первую очередь из-за
этой сферы нашей деятельности. Позднее именно такой, открытой, будет деятель¬
ность многих диссидентов.
Основной круг идей участниками встречи очерчен довольно полно. Я особенно
подчеркнул бы тезисы о вредности тотального огосударствления экономики
и культуры, о необходимости создания самодействующих экономических механиз¬
мов и реального самоуправления, об осуждении нечаевщины XIX—XX вв., ленин¬
ских и сталинских репрессий, раскрестьянивания отечественной деревни, идеологи¬
ческого зажима, сокрытия исторической правды, догматизма. Я согласен, что
в осознании половинчатости политики Хрущева, его явного нежелания сокрушить
устои преступной системы огромную роль для всех нас сыграла интервенция 1956 г.
в Венгрии. Резкое осуждение этого вторжения звучало и на наших беседах, и в наших
документах, включая листовку. Стоит, пожалуй, отметить и такой эпизод ин¬
тернациональной солидарности властей хрущевского времени: наши следователи,
командированные в Польшу, организовали там пленум ЦК ПОРП, осудивший
линию газеты «Ро prostu» как ревизионистскую, что позволило включить в наше
«дело» обвинение в связях с международным ревизионизмом.
Сподвижники Сталина вызывали нашу острую критику, и я не помню, чтобы
для Молотова кто-то делал исключение. Во всяком случае, не на моей памяти.
Эту каргу хотело разыграть следствие, но безуспешно, и на суде ее не рискнули
выставить.
Я не считаю, что уже на нашем студенческом курсе, то есть в 1947—1952 гг.,
125

наметились истоки двух принципиально разных общественно-политических устано¬
вок. Конечно, партийные и комсомольские лидеры должны были проводить офици¬
альную линию. Но их-то как раз оказалось позднее в наших кружках не так уж мало.
Многие, выдвинувшиеся в официозные идеологи позднее, на нашем курсе особенно
не были заметны в этом качестве (а подчас и на других тоже). Вообще же наш курс
был очень дружным, и дружба эта, при огромном организующем воздействии
Натана Эйдельмана, прошла через десятилетия, независимо ни от каких персональ¬
ных взлетов и падений. Многие старались уйти в «чистую науку», и это не вызывало
у других внутреннего протеста. Я с первого курса зарылся в архивные документы
XVII—XVIII вв., даже в экспедиции тогда не ездил. А в группу Льва Краснопевцева
меня привел как раз профессиональный, научный интерес желание разобраться
в реальной истории отечества.
Нужйо напомнить имена еще двух участников этой группы, осужденных по
нашему делу: гуманитарий Вадим Козовой и математик Михаил Семененко. Пер¬
вый стал известным поэтом и эссеистом, живет во Франции, второй руководит
вычислительным центром в Москве.
И, наконец, последнее, хотя сейчас едва ли не самое главное для меня. Нельзя
забывать о том, что довелось вынести нашим родным, женам и матерям. Многие из
них потеряли работу, а почти никакой общественной помощи им не оказывалось.
Изрядная часть знакомых даже перестала их узнавать. И все эти годы они проста¬
ивали в очередях на передачу, отправляли посылки, безуспешно хлопотали в проку¬
ратуре, замерзали на мордовских дорогах, не подавая и виду на свиданиях, как им
трудно. И дружно держались друг за друга при всех наших раздорах. И всегда
ободряли нас. Без них нам было бы не выдержать.
От редакции: В выступлении Краснопевцева коротко рассказывается о направ¬
лении научных разработок членов организации, о тех больших планах, которые
были сообща намечены, но прерваны практически в самом начале арестом. Поэтому
нам представляется правомерным и весьма полезным для читателей познакомить их
хотя бы с небольшим отрывком из работы Краснопевцева, посвященной проблемам
кризиса социализма.
Кризис социализма
(наброски от августа 1957 г.)
На наших глазах разыгрывается величайшая в истории человечества трагедия.
Человек не раз переживал разочарование после осуществления долго вынашивавших¬
ся планов: едва избавившись от феодального гнета, вместо ожидаемого царства
свободы попадал под капиталистический; едва пережив ужасы первой мировой войны,
наблюдал и переживал гибель народов во второй, и т. д. Но у человека всегда до сих
пор оставалась надежда, вера в то, что все это кончится, когда трудящиеся ликвидиру¬
ют всех угнетателей и богачей и станут сами хозяевами жизни, когда наступит
социализм. Раб Греции или Рима умирал с верой в грядущий возврат «золотого века»,
в сознании забитого русского мужика сохранились воспоминания о Разине, Пугачеве,
парижский пролетарий XVIII—-XIX вв. жил мечтами и надеждами на коммунизм.
Наконец, 40 лет назад эти мечты как будто бы начинали сбываться в России,
и она стала предметом поклонения как со стороны трудящихся всего мира, так
и своих собственных. Правда, го, что получалось в России, сразу же стало вызывать
сомнения, но люди гнали их прочь, часто не желая даже взвешивать, насколько они
серьезны. Нищета — пусть, построение социализма — страшно дорогое дело; убо¬
жество или даже отсутствие политической и вообще интеллектуальной жизни —
ничего не поделаешь, у нас слишком много врагов, приходится жить по-военному;
тотальный политический террор как постоянный, основной метод управления стра¬
ной — неприятно, конечно, но необходимо в переходную эпоху, поэтому составле¬
ние доносов на «врагов народа» не только вынужденное, но и высоко моральное
дело. Так утешали себя люди в России и вне ее в 1917—1956 годах. Но чем дальше,
тем больше этот оптимизм превращался в средство самоутешения.
И вот вес рухнуло. В феврале 1956 г. вожди объявили народу, что они убийцы
126

и политические громилы и что основой их политической линии были не трудности
строительства социализма и даже не обилие людоедов-империалистов, а стремление
сохранить и укрепить режим своего господства и всеобщего угнетения. После этого
и ряда других событий стало ясно, что систему сталинского социализма треплет
жесточайший кризис, угрожающий его существованию. Кроме просто больных,
сейчас не найдешь людей, отрицающих наличие этого кризиса.
В чем же состоит этот кризис? Его сущность можно кратко сформулировать
так: сталинский социализм не выполнил своей исторической миссии. По способ¬
ности обеспечить общественный прогресс, прогресс экономики, культуры, жизненно¬
го уровня, морального уровня нации и т. д. он оказался не впереди, а позади
капитализма. Сталинисты любят хвастаться успехами в промышленности. Мы
в этой области обгоняем или хотя бы догоняем капиталистические страны, говорят
они. Факты: сталь, нефть — США и Россия (СССР), удельный вес России в их
производстве. Но сводить все к сравнению тонн стали и угля — нелепо. Второй
промышленный переворот в СССР в 1930-е годы значит: полное разорение сельско¬
го хозяйства, сохранение отсталости и рутины в прочих отраслях — транспорт,
отрасли обрабатывающей промышленности и т. д.
Наша промышленность убыточна, она просто нежизнеспособна. Она держится
лишь милостью КГБ, который, лишая рабочих возможности бороться за повыше¬
ние своего жизненного уровня, позволяет кое-как сводить концы с концами в ведом¬
стве Зверева. Наша промышленность и наши колхозы (в отношении последних это
особенно ясно) — детища КГБ. Ликвидируйте КГБ, разрешите рабочим стачки за
повышение зарплаты и т. д.— и получится история типа польской осени 1956 г.:
повышение зарплаты сколько-нибудь широкое приведет к финансовому краху, от
которого Польша пока спасается займами. Нищета нации и масс не временное
явление, как хотят представить дело наши идеологи, не временные трудности роста,
а база, основа, единственная возможность существования нашей промышленности
и наших колхозов. Социализм нищих — вот результат 40 лет.
Абсолютные успехи по цифрам объемов производства стали, нефти, зерна,
машин и т. д. (без учета их качества) в России до 1917 г. и в СССР есть, но темпы
общего прогресса стали значительно меньше. Достаточно сравнить столыпинские
темпы и темпы нашей индустриализации, отбросив ложг Темпы всего хозяйства
в России были выше. Можно себе представить, каковы они были бы, есть бы
в России сохранилась буржуазная республика Россия была бы сейчас неузнаваема
Таковы результаты. А каковы методы, которыми эго было достигнуто? Кратко
говоря, это методы развращения, разложения нации. Сначала потребовалось уничтожить
миллионы людей в гражданскую войну, чтобы сделать возможным само строительство
ленинско-сталинского социализма, в том числе почти всю русскую интеллигенцию
наиболее активных и культурных рабочих (меньшевиков и др.) — то есть почти все
культурные силы страны. Затем, в период коллективизации пришлось уничгэжить
лучшие силы деревни в лице так называемых кулаков, в 1934 -1941 гг. пришлось
уничтожить самое партию (если отойти от формального приема и считать партией не те
миллионы рядовых, которые в ней записаны, а партийный аппарат — функционеров,
актив — организационный, политический, теоретический, хозяйственный, советский
и т. д.) и создать другую. В 1941—1945 гг. пришлось потерять, по официальным данным.
20 млн. человек из-за неподготовленности к войне, вытекающей из всего общего курса
Сталина. Ради упрочения и сохранения этого социализма пришлось создать карательно¬
террористический аппарат, ничуть не уступавший гестапо, и вообще политический режим
«красного фашизма». Пришлось пойти на уничтожение целых наций, на создание
государственного тотального антисемитизма, на настоящее растление молодежи,
политическое и нравственное. В добродетель были возведены убийство, насилие, грабеж,
доносы, клевета, лицемерие, трусость — это перечисление трудно закончить. Нравствен¬
ный уровень нации снизился до уровня уездной уголовной нормы.
К еще большей катастрофе привел большевизм международное рабочее движе¬
ние. Оно сейчас в тупике. Вернее, это можно сказать только о двух странах —
Италии и Франции, в других — партий коммунистов давно уже нет, а есть только
вывески, которые несут крохотные группки интеллигентов, имеющих кормление
в Москве. Франция уже очень близка к этому положению, итальянцы же спасаются
пока, только перейдя в ряде важнейших вопросов на позиции социал-демократизма,
и, несмотря на это, теряют миллионы избирателей и сторонников.
127

Социал-демократические партии, имеющие громадное влияние на рабочий
класс и другие слои и классы, представляют в сущности довольно жалкую картину
с точки зрения больших исторических проблем и перспектив: они не только совер¬
шенно не способнь! к борьбе за социализм, но не могут вести крупной борьбы за
демократию (Алжир, фашизм, отношение к германской проблеме, разоружению и т.
д.). Это — прошлый этап рабочего движения. Но создание новых рабочих партий
невозможно, пока не уничтожен большевизм в России, пока не исчезло это страшное
пугало, бросающее рабочего к социал-демократам. Здесь, как и везде, социал-
демократия и большевизм составляют две стороны одной медали, они не только и,
может быть, не столько воюют друг с другом, сколько поддерживают друг друга:
существование большевизма вызывает объективную необходимость в социал-демо¬
кратии, и наоборот. Крах одного неизбежно должен будет повлечь за собой раз¬
ложение и постепенную ликвидацию другой. Пролетариат Европы сейчас очень
далек от социализма: он ближе, чем когда-либо, по объективным предпосылкам
и своему уровню, но дальше, чем когда-либо, по непосредственной готовности
к борьбе за социализм.
Таково положение. Разбиты старые кумиры, утрачены иллюзии. Социализм
оказался «красным фашизмом», но и капитализм неприемлем: он обеспечил сейчас
трудящимся высокий и все более повышающийся жизненный уровень, демократи¬
ческие свободы, но он не ликвидировал и никогда не ликвидирует самого тяжело¬
го — разделения общества на господ, хозяев жизни, хотя и правящих демократичес¬
ки, и повинующуюся им в производстве и политике массу грудящихся, очень
хорошо кормленную и одетую и имеющую свои мощные организации, влияющие на
политику.
С одной стороны, существует 800-миллионная сталинская азиатская империя,
являющаяся основной помехой в настоящее время для прогресса цивилизации.
И всем понятно, что ее разрушение и подготовку к нему нужно только привет¬
ствовать, ибо пока эта империя не будет уничтожена, человечество не вздохнет
свободно.
Но, с другой стороны, противостоят этой империи отнюдь не ангелы, а импери¬
алисты, надеющиеся с ликвидацией сталинской империи покончить с социализмом
вообще. А если учесть, что обе гигантские силы, противостоящие друг другу и не
могущие в своем теперешнем состоянии сосуществовать, обладают страшным
смертоносным оружием, то с первого взгляда создается совершенно безнадежная
ситуация: конец цивилизации, гибель культуры, всеобщее самоуничтожение, ги¬
гантская истребительная тотальная бойня, из которого человечество выйдет (если
выйдет) одичавшим и отброшенным на столетия назад,- вот настроение широких
слоев обывателей, трудящихся, интеллигенции, ученых, части политиков и других на
Западе и у нас, в России. Настроения безнадежности, обреченности, мистического
предчувствия «конца света» все сильнее овладевают десятками и сотнями милли¬
онов ограниченных, слабых и запуганных людей.
Смертельно испуганный обыватель пытается своим испугом запугать историю,
своими заклинаниями уговорить ее лучше оставить на месте все старое дерьмо. Он
согласен продолжать жить и издохнуть в этом своем дерьме, он согласен, чтобы
вообще прекратилось движение вперед, но чтобы не было драки, чтобы не осушали
и не чистили смердящее, гниющее, вонючее болото, в котором он живет, потому что
при этом погибнет много его собратьев.
К счастью для людей, этого не будет и быть не может: чистить болото
и в России, и на Западе придется, как это ни неприятно для там живущих. Его
гниение через некоторое время поставит его обитателей перед угрозой вымирания,
поэтому они вынуждены будут допустить людей со стороны к чистке их жилища
и сами примут в ней участие. В ходе этой чистки погибнет меюго сильных и смелых
людей, но зато в ходе ее очень многие обыватели станут гражданами. И в этом
будет г лавный смысл чистки болота. Будет уничтожено болото в душах людей, хотя
и ценой тяжелых жертв. Но пока люди пытаются остановить и законсервировать
гниение на полпути, не пускать его дальше, чтоб можно было жить и впредь без
чистки. Пусть пытаются: это уже деятельность, это начало пробуждения.
Как же создалось гниющее болото, откуда оно взялось, какие силы ею создали?
Этот вопрос мучает сейчас всех, на него нужно ответить. Рабочее движение в Европе
выделяется из общедемократического в период нарастания первого гигантского
128

кризиса всей капиталистической системы, развившегося в 1848 году. Этот кризис
был следствием 1815-го года. Запутавшись в собственных противоречиях, капита¬
лизм в 1789— 1815 гг. не смог решить задачу завоевания Европы, его армии были
разбиты, а он был вынужден пойти на компромисс с феодалами. Этот компромисс
сохранял за буржуазией экономику, но отнимал у нее политическую власть. Оба эти
класса сговорились и поладили за счет пролетариата: получив в этой области
полную поддержку феодалов, буржуазия с такой яростью накинулась на рабочих,
как будто действительной ее целью было высосать из них кровь. Положение
рабочего класса становилось невыносимым.
Но компромисс с живым мертвецом оказался гнилым: очень скоро буржуазия
почувствовала, что мертвец душит ее в своих дружеских объятиях, его гниль
проникает в ее организм и заражает его тем же смертельным недугом. Эти признаки
болезни молодого могучего организма чувствовал пролетариат в лице его выда¬
ющихся представителей, но он принял их за приближающуюся скорую неотв¬
ратимую смерть капитализма вообще и предвестника прихода «золотого века»
коммунизма. В появлении и распространении таких настроений в передовых слоях
пролетариата не было ничего удивительного и сверхъестественного. Забитый, заму¬
ченный, живущий в скотских условиях, выматываемый непосильной работой по
12—16 час., дикий и невежественный, политически совершенно неопытный пролета¬
риат середины XIX в. был пролетарием только по положению.
Решающий специфический признак зрелости пролетариата: будучи экономи¬
чески эксплуатируемым, он политически представляет собой одну из руководящих
сил общества (как в современной Западной Европе), способную вести всю нацию
вперед в борьбе за демократию. Пролетариат же середины XIX в. в основном
представлял собой обычную массу париев, обездоленных, отверженных, стоящих
вне общества, задавленных обществом и вынашивающих планы страшной мести
по отношению ко всему этому обществу. Во многих отношениях этот пролетариат
был ближе к бунтующим рабам Рима или к плебеям Мюнцера, чем к зрелому
пролетариату наших дней. И его идеология больше напоминала революционную
религию первых христиан, чем рационализм рабочего нашего времени: ее основу
составляла вера в будущее, а не разумное осмысление настоящего. Ведь хри¬
стианство есть не что иное, как гениальная система, основанная именно на
этой вечной, присущей всем угнетенным и отверженным вере в: 1) золотое
будущее при отрицании настоящего; 2) свое особое призвание в достижении
этого будущего (идея «избранного народа», или праведников).
Но христианство — не только религиозная мечта. В период расцвета мощней¬
шей мировой рабовладельческой державы, за несколько столетий до гибели рабо¬
владения христианство предсказывало ее неизбежность и провозгласило, правда,
в религиозно-мистической форме, основной принцип будущего феодального обще¬
ства, дало знамя борьбы за это общество, под которым пошли миллионы людей.
И хотя планы тоталитарного господства христианской церкви были полностью
опрокинуты ходом событий Возрождения и Реформации, хотя борьба показала, что
она внесла в движение много вреднейших, реакционнейших моментов, отнимать
у христианства честь предсказания гибели рабства, утверждения нового строя
и угадывания в смутно-мистической форме некоторых его основных принципов
могут только боящиеся аналогии люди.
Примерно такое же место в истории борьбы человечества за социализм занима¬
ют возникавшие в 1830 1840-е годы социалистические секты и направления. Вооб¬
ще коммунистическая идеология с самых первых ее представителей поражала своей
абсолютной нежизненностью, в отличие от сугубо трезвой, реалистической, буднич¬
но-жизненной идеологии буржуазии, которую твердое хозяйское положение в жизни
и сознание своей силы избавляли от необходимости искать утешение в болезненно¬
сладких грезах и видениях.
Этот характер она сохранила и в первой половине прошлого века. Социалисты-
утописты того времени констатировали противоречия и язвы капитализма, который
был у них перед глазами, обличали пороки господствующих классов, призывали
к сочувствию трудящимся или даже к борьбе за их интересы, говорили о необходи¬
мости нового, справедливого общественного строя — социализма, основанного на
общественной собственности, но дело не шло дальше общих конструкций нового
строя. Эти взгляды нравились рабочим полным отрицанием капитализма, всеоб-
5 Заказ 4329
129

щим дележом всех ценностей и идиллией будущего царства всеобщей первобытной
уравнительности, к которой всегда так тянет всякого неразвитого человека.
Тем не менее этот социализм чувства, или, лучше говоря, социализм веры,
сыграл свою положительную роль. Когда кризис в Европе 1848 г. разразился, секты
социалистов-доктринеров возглавили борьбу пролетариата, под их руководством он
прошел серьезную школу борьбы, получил ценный опыт и добился серьезнейших
успехов. Июнь 1848 г. и другие выступления пролетариев имели своим непосредст¬
венным следствием и быстрое повышение жизненного уровня рабочих всей Европы,
и уменьшение продолжительности рабочего дня, и т. д., а это создало условия для
подъема пролетарского движения на следующую ступень.
А за несколько месяцев до взрыва революции оформилась еще одна секта,
появление которой означало нечто новое и угрожающее всем сектам. Появилась
секта Маркса и оформилась система его взглядов — марксизм. Марксизм насто¬
ящий продукт в основе своей 1840-х годов и революционной мысли первой полови¬
ны XIX века.
Маркс, как и его предшественники, абсолютизировал важнейшую, но не единст¬
венную, сторону исторического процесса XIX в. огромное усиление обществен¬
ного характера производства и игнорировал другую, не менее важную, все более
полную и глубокую индивидуализацию всей жизни общества. Эта односторонность
анализа породила тотальный' характер системы Маркса. Ее можно принять или
отбросить только в целом; если же изменить в ней что-нибудь существенное, то она
вся развалится на отдельные куски (может быть, очень ценные, но это не будет уже
марксизм). Поэтому система Маркса такая же революционная религия, а не
рациональное мировоззрение, основанное на научном анализе, как и системы его
предшественников. Ее нельзя критиковать и совершенствовать, ей можно только
молиться. Как и всякая религия, марксизм обречен, он существует не до тех пор,
пока не будет побит более верной научной теорией, а пока есть люди, испытыва¬
ющие необходимость в красном христианстве.
Практическая программа Маркса и его предшественников — уничтожение капи¬
тализма и замена его коммунизмом. И решение ими этой проблемы напоминает
общины первых христиан, отгородившихся от существующего общества и живущих
своими законами, своей моралью и укладом жизни.
Громадный вред социалистического утопизма и Маркса, и его предшествен¬
ников очевиден: он не ослаблял, а во много раз усиливал и без того большую
отсталость масс трудящихся, их гигантский отрыв от господствующих классов
в уровне политического и культурного развития, лишал их совершенно возмож¬
ностей начинать принимать участие в жизни нации, учиться ликвидировать создан¬
ные тысячелетиями забитого состояния неумение и нежелание самим решать свои
дела. Говоря о своей любви к народу, социалисты-утописты одновременно бессоз¬
нательно наносили ему большой вред. Но при всем громадном принципиальном
родстве марксизма с социалистическими сектами 1840-х годов было в этой доктрине
нечто новое, обеспечившее ей успех:
1. Марксизм, наконец, открыто объявил, что связывает себя с пролетариатом
и порывает с попытками утопистов собрать для борьбы с капитализмом всех
благородных и честных. Это был принципиальный разрыв с утопистами, большой
шаг в сторону реальности жизни. Связать себя с каким-то классом, только одним
классом, да еще таким особым, как пролетариат, - следовательно, попытаться
приспособить к нему свою теорию и практику,— это значило в значительной
степени порвать с основами утопизма.
2. С незапамятных времен в человеческом обществе существуют коммуни¬
стические настроения, взгляды и проекты. Их основная идея заключается в иде¬
ализации первобытного коммунистического рая и в вере в возврат его «золотого
века» после всеобщего осуждения и устранения угнетателей. Эта схема освящена
некоторыми религиями, в частности она вошла в Ветхий и Новый заветы. Эта
схема потом послужила питательной почвой всем социалистам и коммунистам
от Мора до Бланки на Западе, Чернышевского и народников в России. Они
не добавили к ней ничего существенного, принципиально нового, кроме новых
орнаментов и расцветок.
Эту схему взял и Маркс. Но, не меняя основы, он ее реформировал и создал на
ее базе свою систему. Прежде всего он, как Лютер, перевел коммунизм с мертвой
130

латыни на язык современности. Человечество к тому времени дошло до понимания
классов и классовой борьбы. И Маркс базировал свою систему на теории борьбы
классов как основы и содержании всей истории человеческого общества, выводя из
нее неизбежность пролетарского коммунизма. Человечество уже в XVIII в. дошло
до понимания товара и стоимости, очень глубоких основ и закономерностей раз¬
вития экономики. И Маркс обосновывает свое понимание коммунизма новейшими
научными исследованиями о товаре и законе стоимости.
Мы вовсе не отрицаем того, что Маркс был, кроме всего прочего, и очень
крупным ученым, сделавшим ряд важнейших открытий в той же экономической
области, в области социологии и других. Но, во-первых, эти открытия были им же
очень сильно испорчены тем, что он подгонял их под свою общую концепцию, а,
во-вторых, здесь нас интересует не Маркс — бескорыстный ученый, а Маркс —
создатель новой революционной религии — марксизма, и его научных открытий мы
касаемся лишь постольку, поскольку он приспосабливал их к доказательству своей
концепции (кстати говоря, это было почти всегда у него).
Короче говоря, если Мюнцеру приходилось приспосабливать Евангелие для
доказательств своих лозунгов, и этого было вполне достаточно, чтобы убеждать
людей тогда, то Марксу 300 лет спустя пришлось таким же образом использовать
науку: брать ее достижения, дополнять, изменять и пускать в ход. И те, кто
восхищаются Марксом, на место утопий поставившим науку, забывают странным
образом, что в середине XIX в. без ссылок на науку работать было нельзя. Маркс
лично был человеком, вполне овладевшим материалом и выводами гуманитарных
наук того времени. Кроме того, он видел громадные перспективы в недалеком
будущем. Этими личными качествами Маркса и объяснялось то, что именно он
провел это грандиозное реформирование социализма.
Это реформирование в одном отношении было большим шагом вперед, хотя
и создавало серьезнейшие опасности в будущем. В это время создавались условия
для массового рабочего движения. Ему нужно было знамя. Утописты домарксова
периода не могли дать это знамя, не могли поднять массы, они могли сплотить
только единицы рабочих, настолько бросались в глаза каждому солидному рабоче¬
му их несерьезность, запутанность, нереальность, авантюризм. За Марксом пойти
было уже можно, ибо это было солидное предприятие, современное, ученое (в глазах
тогдашнего рабочего, во всяком случае) и возглавляли его такие серьезные положи¬
тельные люди, как Маркс и Энгельс.
3. Реформа социализма мало изменила его сущность в смысле конечных целей,
отношения к капитализму, основных догм, его стратегии, но она сопровождалась
довольно серьезным изменением не только по форме, но и по существу его тактики.
В первую очередь нужно отметить, что Маркс очень скоро отмежевался от
оголтелого практического революционаризма (типа бланкизма) тайных сект. Он
подходил к этому и в период революции 1848 г., ее поражение окончательно его
просветило: в 1850 г. он в абсолютной, категорической форме рвет с Виллихом
и Шаппером и революционаризмом вообще, он объявляет, что нужно готовить
условия для революции, а не путчи горстки авантюристов. Не отказываясь от общих
со всеми утопистами форм, Маркс уже в «Коммунистическом манифесте» провозг¬
ласил необходимость союза с буржуазией против феодализма, против таких опло¬
тов реакции, как Россия, он звал рабочий класс к практическому воздействию не
только на решение таких, например, национальных задач, как воссоединение Герма-
нии или Италии, но и на решение общеевропейских и мировых проблем.
Большой заслугой Маркса был его отказ от создания личной организации. Он
видел, что будущее за массовым открытым движением, и предпочел временно, пока
этого движения еще не было, остаться в одиночестве и разрабатывать теорию для
будущего движения. Когда же оно началось, он в 1864 г. примкнул к нему, не
смущаясь наличием там инакомыслящих (правда, на это его недолго хватило — он
начал интриговать против них и развалил через восемь лет Интернационал).
Таким образом, во взглядах на формы организации и сам характер рабочего
движения, его состав Маркс сделал большой шаг вперед по сравнению со своими
предшественниками. Все эти реальные положительные шаги (хотя, как мы видим
дальше, и совершенно недостаточные для свободного развития рабочего движения)
были сделаны в период 1848—1871 годов. Обстановка крайне благоприятствовала
марксизму. 1848—1849 годы показали рабочим, что путь путчей нужно исключить
131

как метод борьбы. А громадные уступки, на которые пошла европейская буржуазия
в экономической и частично политической областях, разрешение капитализмом ряда
проблем своего существования, разгром феодализма в Европе, бешеные темпы
экономического прогресса, культурЕюго развития, короче, - смена кризиса капита¬
лизма периодом его бурного роста убила реальные надежды на пролетарскую
революцию, порожденные острейшим кризисом середины XIX века.
Полным концом домарксова утопизма была Парижская коммуна. Взяв власть
в силу исключительных обстоятельств военного разгрома и краха империи, секты не
знали, куда ее употребить. Невозможность для пролетариата наладить жизнь
общества без буржуазии вскрыта была Коммуной великолепно.
Новые условия после 1871 г. вызвали к жизни массовое рабочее движение. Оно
росло в лице профсоюзов, разного рода кооперативов, касс взаимопомощи, спор¬
тивных, культурно-просветительных и прочих организаций. Наконец начали со¬
здаваться социал-демократические партии. Новый рабочий требовал от своих вож¬
дей новой реалистической, практической, непосредственно сейчас выгодной ему
политики. Но рабочий класс был еще не способен совсем отказаться от претензий на
спасение человечества, от стремлений к тотальной революции, диктатуре, захвату
всей собственности и т. д., как это сделал современный, культурный, развитой
пролетариат Запада. Для этого переходного этапа между бунтарским пролетарским
движением до 1871 г. включительно и движением после первой мировой войны, то
есть для периода 1871—1914 гг., марксизм оказался наиболее подходящим.
Для первого периода (до 1871 г.) он был слишком сложен, заумен, интеллиген¬
тен, не годился для прямого боя. Для третьего периода марксизм слишком дик
и примитивен. А для перехода он годился, ибо он оставлял, только в смягченной
и завуалированной, приглаженной под науку форме революционаризм первого
периода в принципе, на знамени, со значительными практическими возможностями
для сое лашения с буржуазией в жизни.
Старые релиЕ иозные пролетарские енколье — так называемые домарксовые
формы социализма — не моели перестроиться и умерли; родственный им по духу,
вышедший из ееих марксизм выжил, перестроился и стал монопольееьем обладателем
ЗЕЕамени движения. Но он сохранил в теории своей дое матически-религиозный
окостенелый характер. В практике Бебель и подобные ему вожди в других странах
не обращали вешмяния на «лондонских стариков», строили практическую деятель¬
ность партии соверЕЕЕенно эмпирически, хотя эта эмпирия не выходила за известные
пределы и шла в общем и целом в направлеЕЕии, определяемом догмами.
Так сложился зрелый марксизм — продукт очень своеобразной противоречивой
обстановки и не менее противоречивых, только что складывающихся как мировоз¬
зрение класса настроеЕЕИй пролетариев. Он был создан рукой очень крупноЕ о поли¬
тического деятеля, пршЕадлежащего сердцем и натурой к эпохе 1840-х годов, а разу¬
мом понимавшего его коЕЕец и наступление эпохи гораздо более зрелого и культур¬
ного капитализма и рабочего движения.
Но выход, найдеЕЕный Марксом, был очень относителеЕЕ и временен. Нельзя
совмещать такие вещи, как дое мы «диктатуры пролетариата», сосредоточение всей
экономики в руках этой диктатуры, как признание одного пролетариата проЕ рессив-
ным, а всех осталыЕых классов реакциоЕЕными, как полЕЕое отршЕание капитализ¬
ма с реалистической политикой при капитализме, с борьбой за демократию внутри
страны и в международных сферах, то есть за реформы, за постепеЕЕное улучшение
всей капиталистической системы. Или догмы — тогда борьба за демократические
реформы невозможна, нужно участвовать в политической жизни только для их
пропаганды. Или борьба за демократию как лучшую подготовку к социализму, но
тое да неверЕЕЫ догмы о дьявольской сущности капитализма. Если верно положение,
что «черЕЕого кобеля не отмоеЕиь добела», значит, не нужно начинать его мыть,
пусть ходит и разЕЕосит заразу, тогда скорее еЕ о убыот. Если же еЕ о можно хоть
частично отмыть, тогда, значит, он не черЕЕЫЙ, а по крайней мере, серый, а может,
и очень светло-серый. В этом противоречии развивались партии II Интернационала
до 1914 года.
После Коммуны 1871 г. у рабочих появились двоякие ЕЕастроения. Признать
капитализм, действовать на базе его законов, легально, а не в подполье, Eie иметь
полиЕЕейских преследований. Но организоваться самим, без и против буржуазии, не
вмешиваться в ее ЕрязнуЕо политику, отойти в сторону, создать свой особый мир,
132

вырывать у буржуазии экономические уступки и усиливать свое государство в госу¬
дарстве до тех пор, пока оно не станет настолько сильным, чтобы сломить буржуаз¬
ное общество и утвердить свой мир как новое общество. Марксизм отразил и выра¬
зил эти массовые настроения в своей политической линии, но не поднялся над ними.
Реализм этой линии открыл дорогу созданию массового социал-демократического
движения в Европе и Америке. А ее коренной порок привел к мировым катастрофам
1914, 1917, 1933, 1939 гг. и к современному бесперспективному пока положению
в рабочем движении.
Рабочее движение может существовать при капитализме долго и прочно, только
если оно борется за широкую демократизацию капитализма, но борется не как
современные наследники практической немощи марксизма Олленхауеры, Молле,
а революционными сильными методами всеобщих политических стачек, активного
политического бойкота и других массовых политических кампаний, подготавливая
тем самым и массы, и обстановку для социализма. Всякое воздержание от полити¬
ческой борьбы в полном объеме развращает пролетариат и отдаляет социализм.
Социализм будет возможен тогда, когда пролетариат дорастет до способности
вести общество вперед. Учиться ему этому иначе как при капитализме, негде,
следовательно, только самое широкое и всесторонее участие пролетариата в обще¬
ственной и государственной жизни при капитализме может создать базу для социа¬
лизма. Те же, кто препятствуют этому,- враги социализма, убивающие в зародыше
самое его возможность. Именно такую роль могильщиков социализма сыграл
в прошлом марксизм и играет до настоящего времени.
Марксисты дезориентировали рабочих, развратили их, поощряя в них своими
воплями о чистоте пролетарской линии и о невмешательстве в грязную буржуазную
политику трусость, эгоизм, заботу только о своей кормушке. Они силой удерживали
пролетариат на стадии борьбы за экономические интересы, препятствовали его
превращению в важнейший при капитализме фактор политической жизни каждой
нации, вышибали из пролетариата всякое чувство принципиальности, отличия от
обывательских настроений. Результаты такой политической линии, укрепленной
в рабочем движении марксизмом, стали сказываться довольно скоро. Внешне все
обстояло благополучно, увеличивалось число поданых на выборах бюллетеней,
партии росли, но внутренне движение мертвело. Два особенно ярких примера.
Первый — дело Дрейфуса и последовавшая за ним серьезная демократизация
во Франции. Гед и его партия «принципиально» стояли в стороне и издевались над
лицемерием буржуа, «изображавших» борьбу за демократию, и над Жоресом,
активно участвовавшим в борьбе за Дрейфуса в союзе с радикалами.
Второй — отношение социал-демократии к назревавшей мировой войне. Ка¬
кими издевательствами встречали ортодоксы предложения Жореса и Эрве о развер¬
тывании кампании против войны, как они глумились над этими недоучками, осме¬
лившимися предлагать что-либо иное, кроме фраз об уничтожении капитализма как
единственно мыслимой его «реформе»! И история воздала им по заслугам: эта
самая война смела их с лица Земли и привела к руководству движением последова¬
телей и Эрве, и Жореса.
Это состояние движения вызвало его болезнь, именовавшуюся ортодоксами
«бернштейниадой». Это было следствие внутреннего гниения партии Каутского
и Бебеля, но никак не его причина. Бернштейн до своего выступления 20 лет
проработал рядом со своим личным другом Каутским и только в 1896 г. выступил
резко против официальной линии партии. Это означало, что социал-демократия
исчерпала себя, она двинула в 1876—1880 гг. рабочее движение вперед, а теперь
сама превратилась в его тормоз. И действительно, в новой обстановке подготовки
мировой войны и начавшихся снова революционных схваток 1905 1907 гг. про¬
должение линии политического невмешательства было уже настоящей изменой
демократии.
Но «бернштейниада» показала блестяще безнадежность попыток вышибить из
марксизма его религиозный догматизм. Мужественное выступление Бернштейна
против культа Маркса встретило такую бездну догматической тупости со стороны
Каутских, Бебелей и Плехановых всего мира, что стало ясно: наука, то есть изучение
фактов, и марксизм всегда останутся врагами. Бернштейн приводил неопровер¬
жимые факты, бьющие основы марксизма, старые опытные шаманы отвечали
обычными заклинаниями, а все считали это научной полемикой. Эта кампания
133

борьбы с ревизионизмом показала обреченность марксизма, весь вопрос был только
в том, когда он кончится.
Бернштейн наносил свой удар именно по аполитичности, узости, мещанскому
провинциализму, обывательской замкнутости в свои классовые интересы и неспосо¬
бности подняться до борьбы за общенациональные и мировые интересы, которые
всегда по понятным причинам отличали всякое движение низов, в том числе
в довольно сильной степени пролетарское движение конца XIX — начала XX века.
Но заклинания ортодоксальных шаманов, резолюции, осуждающие Бернштейна, не
уничтожили его. Они лишь загнали болезнь внутрь, усилили и распространили ее на
весь организм. Социал-демократия все больше стала разделяться на три течения.
Крайне правое — так называемые оппортунисты, предложили в принципе вполне
правильные вещи, но испортили все дело робостью, вялостью, боязнью борьбы
и половинчатостью, это сочетание и дало нынешний мелкий социал-демократизм.
Наиболее яркими представителями левого течения были большевики и их
вождь Ленин. Он вполне порвал с сущностью марксизма на практике уже в 1905 г.,
выдвинув социал-демократический план руководства буржуазно-демократической
революцией. Этот факт несмотря на вредность ленинской программы был ударом
в самое сердце марксизма. К сожалению, такой смелости не оказалось у социал-
демократов справа — как русских, так и западных. Ни Бернштейн, ни Плеханов
с Потресовым не пошли в 1905 г. дальше разговоров о необходимости участия
в политической жизни буржуазного общества наравне с буржуазными партиями, не
порвали с каутскианским «болотом» и не создали собственную партию. И пролета¬
риату, и социал-демократии пришлось пережить ужасы первой мировой войны,
чтобы начать понимать необходимость борьбы за реформы в рамках капитализма,
а по-настоящему они не поняли этого до сих пор.
Итак, если первый мировой кризис капитализма в середине XIX в. (а он был
именно мировым — в США, например, дело дошло до гражданской войны общена¬
ционального характера) породил революционаризм сект 1840 -1860 гг., а лик¬
видация этого кризиса, быстрые успехи капитализма и крупные уступки рабочему
классу привели к трансформации этих сект в марксизм, то второй гигантский кризис
капитализма в 1917- 1945 гг. в самом своем начале похоронил марксизм. А затем
очень скоро обанкротились и выросшие из его крайних течений революционаристс-
кая секта большевиков и социал-демократия шейдемановско-блюмовского толка.
Как это произошло, какие причины вызвали этот второй кризис? В принципе те
же, что и первый. После 1789 г. феодализм получил сокрушительный удар, но не был
сломлен. Результат — первый кризис. После 1848 г. были уничтожены новые
громадные массивы старого царства феодального бандитизма, но и на этот раз
чистка не была доведена до конца. Феодализм, во-первых, господствовал на востоке
Европы: феодально-политический самодержавный режим в России, значительные
элементы феодализма в Австро-Венгрии и Германии, удушение ими Польши, Чехии,
народов Балкан и т. д. Во-вторых, громадным остатком периода феодального
грабежа передовыми нациями отсталых была мировая колониальная система. Эти
два громадных «куска» феодализма ломали и уродовали демократию во всем мире.
Пока они не были уничтожены, существование демократии на самом Западе было
лишь временным и очень относительным.
В период общего революционного подъема 1905 1907 гг. социал-демократы
и рабочие Запада не попытались перевести революционный взрыв в России в обще¬
европейское демократическое и антиколониальное движение. Ничего не было сдела¬
но и в последующий период. Каутский упорно твердил даже в 1912 г., что нужно
бороться не против войны, а против капитализма вообще, так что «крайний
оппортунист» Жорес был единственным человеком, спасавшим честь рабочего
движения. Какой трусостью, мелким, близоруким эгоизмом несет от этих настро¬
ений социал-демократов и рабочих! Когда угроза страшной опасности нависала над
десятками миллионов людей, сотнями городов, десятками тысяч деревень, над
Европой вообще, пролетарии и их идеологи отвечали на призыв встать против
войны: у нас нет отечества, нам плевать на все, ведь вы не прибавите нам зарплату
за это, мы лучше посидим в сторонке. Великолепный пример того, как крайние
революционные лозунги и принципы становятся прикрытием принципов, основан¬
ных на стремлении одного класса, хотя бы передового, пожрать все общество.
Война нанесла страшный удар по этой узкой эгоистической основе, которую
134

марксизм придал социал-демократии. Миллионы убитых, разорение всей Европы —
вот какой ценой оплатили пролетарии и их вожди свое поразительной революцион¬
ной смелости намерение отсидеться в сторонке, пока буржуи будут бить друг друга,
чтобы потом перерезать их всех, измученных междуусобной дракой. Мелкое жуль¬
ничество холопов и на этот раз было побито крупным жульничеством их господ:
резать друг друга пришлось холопам, а господа только руководили ими. Война
разразилась в результате того, что дальнейшее развитие уперлось в эти «куски»
феодализма, они тормозили все, а наевшиеся, наконец, досыта пролетарии Запада не
желали больше бороться, желали спокойно есть уже отбитый кусок, укрепляемые
в этом инстинктивном стремлении своими вождями.
В августе 1914 г. в мировой социал-демократии одержала верх фракция Шей-
демана, Легина и К0, она, наконец, разбила и отбросила от руководства фракцию
Каутского, Бебеля и др., руководившую социал-демократией со времени ее созда¬
ния. Ортодоксов заменили откровенные сторонники превращения социал-демокра¬
тов в обыкновенную партию парламентской системы демократического капитализ¬
ма, представлявшую рабочих, но ничем по типу своему от партий буржуазии,
средних слоев и так далее не отличающуюся.
Но почему Легину, Шейдеману и К0 удалось так быстро и внезапно победить
своих, казалось бы, могущественнейших и авторитетнейших противников, созда¬
вших Интернационал и ведших его от одной победы к другой в течение почти
полувека? Да потому, что первая мировая война обнаружила сразу, что марксизм —
это смердящий труп. Десятилетиями пели рабочим свои сладкие песни Каутский
и К0, играли на их эгоизме и провинционализме, и вдруг обнаружилось, что это все
гигантский обман, великая ложь. Движение раскололось на две части — большинст¬
во пошло за Логинами, меньшинство (незначительное вначале) — за Лениным,
у Каутского остались те, кто еще ничего не понял, но по мере того, как они
понимали, они уходили от него.
Марксизм кончился в августе 1914 года. И большевизм, и социал-демократия
Шейдемана — это уже не марксизм. И нечаевщина Ленина, и его «казарменный
коммунизм», и милитаристский шовинизм Шейдемана не имеют ничего общего
с марксизмом. Социализм откладывается, по крайней мере, до того времени, пока
оба эти антипода не расшибут себе лбы и не будут сломлены новыми течениями
в рабочем движении.

ИСТОРИКИ О ВРЕМЕНИ И О СЕБЕ
Воспоминания
А. А. Корнилов
Глава 26
Отправив письмо государю, мы уехали с Талей в деревню Галахи к моей
матери. Население Галах было в это время довольно плотное. Кроме нас, в Галахах
жили: бабушка с внуками Васильевыми, которых было шесть человек, Харламовы,
у которых было четверо детей, и Насоновы, тоже с четырьмя детьми. Всего-то
у бабушки в это время было 25 внуков. Еще кроме своих на даче жил профессор Д.
М. Петрушевский с женой и тремя детьми. Мы, не задумываясь над будущим,
мирно прожили в Галахах один месяц, и к концу его я получил приглашение из
Саратова от В. Н. Самсонова. Самсонов, бывший земским служащим, писал мне,
что в Саратове купил газету «Саратовский дневник» председатель губернской
земской управы Николай Николаевич Львов и что, не имея редактора, он предлагает
мне занять это место. Николаю Николаевичу меня рекомендовал Н. А. Рубакин.
Оклад жалованья был назначен 3000. Я, не долго думая, послал свое согласие, и так
как дело было спешное, то и выехал немедленно.
В Саратове я никогда раньше не бывал. Остановился я сперва в гостинице,
а потом по приглашению Самсонова переехал к нему. Я нанял квартиру на
Гимназической улице, завел понемногу обстановку и переехал к себе.
Состав редакции «Саратовского дневника» был следующий: А. М. Архангельс¬
кий, мой помощник и вместе заведующий отделом внутренней жизни, М. В.
Морозов — заведующий отделом внешней жизни, А. М. Рыкачев, И. В. Жилкин, А.
А. Гусаков, Н. Н. Миронов — это были ближайшие сотрудники. Официальным
издателем газеты был П. П. Подъяпольский. В Саратове оказался в это время
Василий Семенович Голубев. Он заведовал народным образованием в земстве
и изредка помещал статьи в газете. На одинаковых с ним условиях в «Саратовском
дневнике» работали: Н. Н. Сиротинин, секретарь городской управы, Н. Д. Россов,
земский статистик и человек вообще с разносторонними интересами, принимавший
участие в саратовской общественной жизни, и Ф. А. Березов, местный старший
ветеринарный земский врач.
Сам Н. Н. Львов ничего не писал в газете, но принимал в ней большое
участие как местный общественный деятель. Он был очень богат и купил газету
для того, чтобы она являлась свободным представителем земства и русских
земских интересов. Что касается направления, то его предполагалось выработать
сообща. Я был редактором «конституционным» и у нас предполагались еже¬
недельные и чаще собрания, на которых направление газеты должно было вы¬
работаться. В общих чертах оно должно было соответствовать направлению
«Русских ведомостей». Так как «Саратовский дневник» была газета подцензурная,
Продолжение. См. Вопросы истории, 1994, №№ 2- 3.
136

то официальным ее редактором значился Самсонов, который заведовал земским
книжным складом. Он получал в газете маленькое содержание, и участие его в газете
было второстепенное.
Н. Н. Львова не было в городе, когда я приехал, но вскоре мы с ним
познакомились. Он оказался молодым человеком, лет 32—35, и был отцом многочи¬
сленного семейства, в котором старший сын Коля приходился ровесником моему
Володе, и остальные — человек пять — были мал мала меньше. Мы разговорились
о газете, причем Николай Николаевич сообщил мне свои виды. Он был в неприят¬
ных отношениях с губернатором, только что оставившим это место кн. Мещерским,
и говорил, что во всяком случае его мечта сводится к тому, чтобы подтягивать
начальство и проводить интересы свободного земства. В политических взглядах
своих Николай Николаевич был правее остальных членов редакции. Увлекаясь
и ненавидя гнет в том виде, в каком он осуществлялся Плеве и Сипягиным, Николай
Николаевич хотел способствовать освобождению России от этого гнета.
Сам он мне представлялся иной раз русским старозаветным дворянином;
и впоследствии, когда мы с ним сблизились, он признался мне, что был в уни¬
верситете так называемым «белоподкладочником». Либерализм его шел не далее,
как с 1894 г., с «Ходынского поля» во время коронации Николая II. К Александру
III он еще относился с почтением и даже земских начальников признавал все
же идущими «из общества». Конечно, он ненавидел произвол, который был
предоставлен этим земским начальникам, и огромное большинство из них считал
своими врагами. Но все-таки однажды, спускаясь с лестницы моего дома, после
горячих споров на общие темы, он мне сказал, что он думает про свою голову:
«que c’est l’invasion des idees liberates dans une tete feodale» (что это — вторжение
либеральных идей в феодальную голову). Дело с ним иметь было очень приятно,
и он не только ничему не мешал, но вообще много значило, что газета издается
Львовым. Его имя объединяло в Саратовской губернии значительную часть дво¬
рянства и земство, включая и третий элемент.
Чтобы охарактеризовать отношение остальных сотрудников к газете, я приведу
здесь один спор, возникший у нас по поводу памятника Александру II. В Саратове
была открыта выставка эскизов памятника Александру II, представлявшихся на
премию, назначенную земством за лучший из них. Все эскизы представляли конные
статуи, но один из них невольно останавливал на себе внимание. Художник взял за
основание идею лошади и всадника с картины Штука «Война», и Александр II,
представленный на такой лошади, дошедшей до обрыва, сгорбленный, усталый,
совершенно не соответствовал обыкновенному представлению о царе.
Я помню, что об этих эскизах была написана статья, кажется, Н. Д. Россовым.
В этой статье, где преимущество признавалось за этим последним эскизом, было
выражено общее суждение об императоре Александре II, причем он признавался
вообще государем, много потрудившимся и стремившимся создать блага для своих
подданных. Эта статья сделалась предметом обсуждения на одном из наших
собраний, и большинство членов собрания обрушились на нее. Я помню, особенно
меня поразили нападки на нее Жилкина и даже Рыкачева. В сущности, в статье этой
выражался взгляд человека конституционно настроенного, а Жилкин и Рыкачев
возражали против самой идеи статьи. Львова не было, и единственными защит¬
никами этой статьи были только я да Россов и отчасти Архангельский, и статья
была забракована.
На самом же деле Жилкин и Рыкачев не были левее меня в своих взглядах.
В общем, мне довольно легко приходилось примирять эти взгляды и сводить их
воедино. В результате направление газеты не особенно отличалось от «Русских
ведомостей». Содержание же ее весьма оживило отношение к ней всей местной
публики. Были статьи о мелкой земской единице, были фельетоны исторического
характера, были фельетоны о нуждах сельской школы и статьи, освещавшие все, что
творилось в русской жизни. Приходилось порядком бороться с цензурой и иногда
ездить к цензору, отстаивая зачеркнутые им части статей. Цензор, впрочем, был
довольно податливый человек, некто С. А. Яблоновский. Во время моего редактор¬
ства он дважды получал замечания. Один раз, я помню, за мою статью по поводу
выбора Горького в Академию наук.
Особенно памятна мне большая статья Рыкачева по поводу одной статьи
о национализме. Подвергалась разбору статья «В чем же истинный национализм»
137

П. Борисова, помещенная в 59 книжке «Вопросов философии и психологии». Под
псевдонимом П. Борисов скрывался П. Б. Струве, и потому автор начал свой разбор
историей кризиса русского марксизма вообще. Горячо приветствуя совершавшееся
в известной части литературы движение «от марксизма к идеализму», Рыкачев
остался не удовлетворенным последним шагом, сделанным тогда но этому пути
Струве. Струве — по его мнению — не делал последнего решительного шага: не
провозглашал безусловного верховенства этического начала над политическим.
По мнению Рыкачева, «этический идеал должен быть поставлен верховным
судьей наших требований и действий, а остальное — и родина, и культура, и богат¬
ство, и счастье приложатся. Хорошо было бы,— продолжал он, - чтобы к этому
неизбежному выводу поскорее пришли все борющиеся за выработку нового миросо¬
зерцания, все мучащиеся неудовлетворительностью старых программ, и в том числе
представители нашего марксизма. Но много отрадного в том, что уже есть. Этичес¬
кая точка зрения хороша еще потому, что неизбежно вносит струю терпимости
и примирения во всякую идейную борьбу и делает каждое направление более чутким
к своим ошибкам и своей односторонности. Трактат несомненного западника
о любви к родине, взывающий к западному учению о естественном праве и в то же
время проникнутый искренним духом примирения и доброжелательства ко всем
формам русского идеализма, посвященный памяти Владимира Соловьева, отда¬
ющий дань восторга Льву Толстому и старым славянофилам — насколько это
выше, чем схоластические споры старых непримиримых народников и марксистов
старого типа!..».
Так как в нашей редакции были представители и того и другого типа, то статья
Рыкачева вызвала страшные споры и была помещена лишь с редакционной оговоркой.
Вскоре мне пришлось, познакомившись с сотрудниками внимательнее, перерас¬
пределить их функции. Так, М. В. Морозов стал заведовать отделом русской жизни,
Архангельский — местными делами и кроме того он выпускал по очереди со мной
номера газеты. Рыкачев заведовал иностранной политикой, а я давал, по возмож¬
ности, передовые статьи. Остальные сотрудники заведовали более мелкими от¬
делами. С Морозовым мне приходилось много сражаться, пока я не подвел его под
общий тон газеты, и сам он говорил впоследствии, что прошел хорошую школу
и научился писать в «Саратовском дневнике».
Жена моя скоро приехала с сыном Володей и водворилась в моей квартире.
Львов привез свою жену, Анну Сергеевну, и просил нас бывать у него с сыном.
Вскоре однако у Володи заболело горло, и врач Рашкевич напугал меня, сказавши,
что, может быть, у него дифтерит. Мы скорее дали сделать исследование, но тревога
оказалась ложная. С приездом Тали мы познакомились с семьями земских служа¬
щих: с Сиротиниными, Серебряковыми, Голубевыми, Березовыми и Черненковыми.
Дамы во всех этих семьях были хорошие и подходящего к нам направления, но
ближе всех Таля сошлась с Зинаидой Михайловной Серебряковой. Зинаида Михай¬
ловна с мужем своим Василием Ивановичем были довольно заметны в местной
городской жизни. Сама Зинаида Михайловна не принадлежала ни к какой партии,
но сочувствовала сопиалистам-революционерам. У них был клочок земли в Геленд¬
жике, и там построена была каменная дача, куда они ездили на отдых. Зинаида
Михайловна сразу же возбудила вопрос о поездке Тали с ней вместе, обещая быстро
поправить ее захиревшее здоровье.
В это время к Тале приехала А. А. Белозерова, назначенная Горемыкиным
начальницей гимназии в Красноярске и получавшая пенсию за институтскую служ¬
бу. Пантелеев остался очень недоволен ею и уволил ее. Она приехала к нам с целью
безвозмездно давать уроки сыну моему Володе и приготовила его в 1 класс мужской
гимназии.
Вскоре по прибытии в Саратов ко мне приехал В. И. Вернадский, который
пробыл у меня дня 2—3, и хотя он приехал главным образом ко мне после моего
ареста, но ему как естественнику мы показывали в Саратове музей общества
естествоиспытателей, руководимый П. П. Подъяпольским, и большой музей Ради¬
щева, о котором он дал фельетон в «Саратовский дневник». Вскоре после него
проезжал через Саратов Д. И. Шаховской, который привез мне первые известия
о журнале «Освобождение», издававшемся Струве в Штутгарте, поклоны от редак¬
тора и просьбу о сотрудничестве. С Шаховским мне удалось повидаться только два
часа, сколько стоял пароход в Саратове. Мы с ним простились до 1904 года.
138

Следующее лето мы провели под Саратовом в селении Александровском, где
местность была непохожа на степной край. Здесь был остаток прекрасного имения
с отличным смешанным лесом. Сюда приехали к нам из Сибири и сестры моей жены
со старым отцом. Этот переезд вызвал довольно упорную борьбу со стариком-
отцом, который долго не соглашался покинуть привычный Иркутск и променять его
на неизвестный ему Саратов. В конце концов он согласился и приехал к нам уже 80
с лишним лет, одряхлевшим и почти впавшим в детство стариком. Катя оставила
службу у Громовых в Иркутске, где она под руководством С. А. Лянды сделалась
порядочным бухгалтером. Они поселились в одном с нами доме, и Катя поступила
на службу в Городскую управу. У нее в Саратове оказались две подруги по высшим
курсам: Вера Григорьевна Хотемкина и Серафима Георгиевна Клитчоглу, обе ярые
эсерки, которые втянули Катю в помощь своему делу. Я был этим недоволен
и старался Кате доказать, что она с эсерами ничего общего не имеет, но мне сперва
плохо это удавалось, так как и к «Союзу Освобождения», к которому я примкнул
с самого его основания, Катя не чувствовала живого интереса.
В это же время в Саратов приехал М. А. Натансон с женой своей Варварой
Ивановной. Они тоже приложили свою руку к тому, чтобы вовлечь Катю в общение
с эсерами. Марк Андреевич не имел твердой платформы для данного момента,
и когда он приехал, то мы встретились с ним настолько дружелюбно, что он прямо
с вокзала приехал ко мне на квартиру. В Саратове он был лишь временно и останав¬
ливался в квартире присяжного поверенного С. Е. Кальмановича. Через него
я познакомился с двумя его молодыми друзьями А. В. Пановым и П. П. Крафтом.
Оба мне очень понравились, но у обоих был век очень короткий, потому что оба они
скончались в непродолжительном времени. Из Саратова Марк Андреевич уехал
в Баку на службу к Александру Ивановичу Новикову, бывшему в то время горо¬
дским головой г. Баку. Он даже и меня собирался сманить туда же.
В это же время приехали в Саратов Старынкевичи. Иван Юльевич и его жена
Евгения Никандровна, товарка Екатерины Антиповны по гимназии, сошлись в Ир¬
кутске очень близко с сестрами жены в наше отсутствие. Они приехали в Иркутск
уже после выезда нашего оттуда. Иван Юльевич Старынкевич был двоюродный
брат Димитрия Сократовича, нашего товарища по университету. С ранней юности
он вместе с четырьмя своими братьями жил в Москве после кончины их отца. Иван
Юльевич был молодой студент, и по какому-то вздорному поводу у него был сделан
обыск. Между прочим, у него были прокламации, которые маленький его браг
Николай выдал каким-то образом, за что Иван Юльевич и попал в тюрьму и затем
на каторгу (!) на 20 лет, а братьев его взял тогда дядя в Варшаву. На каторге в Каре
он участвовал в «голодовке» ссыльных и этим навсегда испортил себе желудок.
У него, кроме того, был процесс в легких, так что он жил только с половиной
легкого, но это не мешало ему быть в высшей степени отзывчивым, энергичным
и жизнерадостным. Я очень подружился с ним. В Саратове он попал в тюрьму
одновременно со мною, но просидел в ней не Е1еделю, как я, а гораздо дольше.
Старынкевич, будучи ярым социалистом-революционером. был в высшей степени
разносторонним человеком. Он ничего не писал, но все, что он говорил, было
в высшей степени разумно. Он интересовался очень многим, и партийной узости
в нем не было никакой.
1 мая 1902 г. в Саратове была рабочая манифестация. В манифестации этой
участвовали некоторые сотрудники «Саратовского дневника». Кроме того, из окон
редакции некоторые лица, к ней не принадлежавшие, но зашедшие с улицы случайно,
махали платками. Этого было достаточно, чтобы прекратить существование газеты
в прежнем составе ее редакции. «Саратовский дневник» был приостановлен на
2 месяца, а после того возник в новом составе редакции.
Я, пользуясь случаем, отправился в Галахи продолжать свою работу об
Арцимовиче, в которой вышло целых восемнадцать листов. Я ее прочел матери
и Петрушевским и повез в Витебскую губернию к Арцимовичам. Проведя там
несколько дней в их имении близ Люцина, я прочел все свои главы и Арцимовичам.
И, получив полное одобрение А. М. Арцимович и дочерей, я взял свою рукопись для
приведения ее в окончательный вид. После этого я вернулся домой как раз к переез¬
ду с дачи в город.
В конце осени я неожиданно был подвергнут обыску в своей квартире. Обыск
производили жандармы и на письменном столе моем нашли три номера «Освобож¬
139

дения». Я придавал этому ничтожное значение, но жандармский офицер с большим
рвением за это уцепился. После обыска, в шестом часу утра, жандарм пригласил
меня в квартиру Федоровых, которые жили в одном дворе с нами. Ничего не
предвидя, я очень охотно последовал за ним и, позвоня в дверь, сказал, что пришла
полиция. У Федоровых, пока обыскивали их квартиру, я напился чаю, и каково было
мое удивление, когда после чаю жарндарм объявил, что он меня пригласил потому,
что должен доставить меня в тюрьму. «Но позвольте, какой же повод?» — «Как,—
сказал жандарм, а три номера «Освобождения»?» Я не мог поверить такому
поводу, однако пришлось следовать за жандармом.
Из тюрьмы я сразу написал в очень повышенном тоне письма к губернатору А.
П. Энгельгардту и к прокурору судебной палаты Макарову, впоследствии министру
внутренних дел. Прокурор ответил очень скоро, что дело это секретное и что он две
недели не может в него вмешиваться; губернатор же не ответил вовсе, но вступился,
как мне было известно, за меня довольно энергично, благодаря чему я был освобож¬
ден через неделю. Оказалось, что жандармы взяли меня... по ошибке, так как они
причислили меня к эсерам! Поводом к этой ошибке, как я впоследствии убедился,
было во-первых то, что Натансон приехал прямо с вокзала ко мне на квартиру,
а затем еще то обстоятельство, что жандармы, вероятно, проследили, как Гершуни,
приезжавший в Саратов для организации убийства Сипягина, был раз или два на
квартире у Кати, чтобы видеться со своими единомышленниками.
Неизвестно, знали ли они, что это был именно Гершуни, так как и сама Катя
тогда не знала, кто был у нее, но они видели, что к ней ходили многие эсеры, и, не
отделяя ее квартиры от моей, решили, что у меня с эсерами прямая связь. Позднее,
когда по допросам они выяснили мою непричастность к эсерам, они решили,
воспользовавшись тремя номерами «Освобождения», захваченными у меня, поднять
обо мне особое дело. Поэтому я был отдан под особый надзор и лишен возмож¬
ности отлучаться из Саратова без разрешения власти. Газета, закрытая перед тем на
два месяца, открывалась вновь, причем ей рекомендовалось изменить состав редак¬
ции. Поэтому Н. Н. Львов от нее отказался и передал ее всецело в руки Самсонова.
При этих условиях мне оставаться редактором газеты не имело смысла. Я ушел, но
из Саратова двинуться не мог в течение еще двух лет.
Я определился в помощники присяжного поверенного к А. А. Токарскому. Это
определение было только формально, так как я не брал никаких дел. Это прикос¬
новение к присяжной адвокатуре для меня выразилось лишь в участии в Юридичес¬
ком обществе, где я прочел реферат «Об административном устройстве крестьян»,
который имел некоторый успех. Этот реферат был помещен в печати в «Саратовс¬
кой земской неделе» вместе с другой моей статьей «К истории вопроса о земском
представительстве», которая служила одним из очередных номеров в докладах
комиссии по вопросу о понижении земского ценза.
Редактором «Земской недели» был В. С. Голубев, который имеет большую
заслугу в ведении этого журнала. Василий Семенович вообще переменил свою
первоначальную должность заведующего земским образованием на должность сек¬
ретаря земской управы и в качестве такового принес немалую пользу в Саратовском
земстве. Н. Н. Львов в это время несколько охладел к земству и скоро, не дослужив
трехлетия, отказался от места председателя земской управы. Он был прекрасным
руководителем земства в губернии, но не был достаточно терпелив. При нем
собрался в земстве прекрасный подбор третьего элемента: Николай Николаевич
Черненков в роли заведующего статистическими исследованиями Саратовской гу¬
бернии, Василий Иванович Серебряков в роли его помощника, Н. И. Ракитников, Н.
Д. Россов, М. Е. Березин в качестве их сотрудников, Ф. А. Березов в качестве
заведующего ветеринарной частью земства; врачи М. Д. Ченыкаев и Н. И. Теляков
в качестве заведующих медициной,— таковы были лица, могущие составить честь
любому правительственному или общественному учреждению.
Земское собрание в Саратове отличалось ораторами обеих партий — более
прогрессивной и более консервативной. Со стороны консервативной партии высту¬
пали, я помню, гр. Д. А. Олсуфьев, гр. А. А. Уваров, а со стороны прогрессивной
Н. Н. Львов, С. А. Котляревский, А. М. Масленников и другие. Я помню, что
с удовольствием ходил слушать их речи в земском собрании. Помню я замечатель¬
ный случай, когда все собрание решило особым постановлением уволить заведу¬
ющего земской психиатрической больницей доктора Штейнберна, а Н. Н. Львов
140

считал увольнение этого старика, хотя иногда и жестокого в своем обращении
с больными, слишком суровой мерой.
Н. Н. Львов страдал тогда коликами в печени, и когда созрело это решение, он
находился у себя в доме, в постели. Но, уведомленный о положении дел в собрании,
он через силу оделся и явился на службу. Я помню его бледное лицо и его вид, когда
он выступил с вдохновенной речью в защиту этого врача. Сперва он говорил
голосом, который едва можно было разобрать, но под конец голос его окреп и он
закончил свою речь обращением к собранию: «Откажитесь же, господа, от своего
решения, умоляю вас, откажитесь!» И в собрании состоялось тотчас же огромное
большинство в поддержку Львова и решение земского собрания было изменено.
Много раз, наблюдая Львова в собрании, я думал, что он мог бы быть превосход¬
ным министром в стране с парламентским управлением. Но в то время у нас не
было еще даже и Г осу дарственной Думы.
Глава 27
Летом 1903 г. состоялся небольшой съезд за границей русских конституци¬
оналистов, на котором присутствовал и Львов. Съезд этот положил как бы основа¬
ние «Союзу Освобождения». Львов, вернувшись из-за границы, очень склонял меня
переехать в Париж, обязуясь два года платить мне по 3000 рублей содержания с тем,
чтобы я вместе со Струве вел журнал «Освобождение». «Струве, — говорил он, —
изнемогает один, ведя этот в высшей степени полезный орган, а вы приехали бы
с обновленным опытом и оказали бы ему сильную поддержку». Это предложение
поддерживали приятели Львова - - земские гласные С. А. Котляревский и К. Б.
Веселовский. Я сам чувствовал, что там я могу быть действительно полезен, тогда
как здесь вынужден сидеть с обрезанными крыльями. Но оказалось, что получить
разрешение полиции на поездку даже в Петербург стоило больших трудов.
У нас в это время переменился губернатор. Вместо А. П. Энгелыардта,
назначенного товарищем министра земледелия, к нам назначили молодого и очень
представительного губернатора Петра Аркадиевича Столыпина. Я поехал к Столы¬
пину хлопотать о разрешении мне поездки в Петербург. Но Столыпин отвечал, что
он своей властью дозволить мне этого не может, однако согласился послать
в Петербург телеграмму на имя директора департамента полиции, которую пред¬
ложил мне самому составить. Телеграмма была отправлена, и через несколько дней
я получил ответ, что прошение мое, изложенное в телеграмме, оставлено без
последствий. Нечего было делать, пришлось покориться.
В это время я занимался историческими монографиями для жуналов «Русское
богатство» и «Мир Божий». Для первого я написал большую работу «Губернские
комитеты по крестьянскому делу в 1858—1859 годах», которая была помещена
в первых 5-ти книжках «Русского богатства» за 1904 год. А для второго я составил
ряд статей под заглавием «Николай Иванович Тургенев и Союз Благоденствия».
В 1905 г. обе эти работы, вместе с другими, были изданы в отдельном сборнике, за
который мне присуждена была в 1911 г. большая Самаринская премия. В работах
моих мне очень помогала Катя. Она переписывала все мои работы набело. Но
помощь ее была не помощь простого писца. Мне важно было, что она прочитывала
со вниманием текст и часто давала мне советы то или другое исправить. В отноше¬
нии губернских комитетов она сделала для меня большую работу. В Скребницком
все сведения о них разбросаны по отдельным томам, а она свела их воедино, чем
очень облегчила мою задачу.
Еще ранее, в 1903 г., вышла книга Татищева «Александр II», о которой я дал
большую статью в «Русском богатстве». Таким образом, я в сущности нашел свою
дорогу в будущее, но все-таки мне не хотелось подчиниться преследованию правите¬
льства, которое не имело на это даже законного основания. Поэтому я написал
большую докладную записку на имя директора департамента полиции Лопухина,
в которой изложил все свои доводы о неправильности преследования меня полици¬
ей, и просил еще раз разрешения приехать в Петербург на две недели.
«Хотя я считал и считаю свой арест в ночь на 1 ноября совершенно неос¬
новательным,— писал я, - ввиду того, что такая мера пресечения уклонения ог
следствия и суда не могла быть принята по делу, которое по закону могло бы
141

разрешиться в худшем случае лишь присуждением меня к аресту от 7 дней до
3 месяцев. Арестование же меня в силу закона об усиленной охране могло бы
последовать лишь ввиду «основательных» подозрений относительно участия моего
в каком-либо государственном преступлении. Тем не менее я совершенно спокойно
ждал окончания этого дела, не предвидя, чтобы оно могло повлечь для меня
какие-либо дальнейшие неприятности, и будучи уверен в непродолжительном его
окончании. Теперь же, ввиду объявленного мне «особого надзора», лишающего
меня свободы передвижения, и вследствие Вашего отказа в разрешении мне прибыть
в Петербург всего на 2 недели, я поставлен в крайне тяжелое положение... Мне было
бы существенно важно лично переговорить в Петербурге с редакциями тех изданий,
в которых я сотрудничаю, так как на расстоянии многое очень трудно уладить,
а между тем литературный заработок у меня единственное средство к жизни
и к содержанию моей семьи. Наконец, я хотел путем личного свидания с Вашим
Превосходительством выяснить свое положение и снять с себя тс незаслуженные
и неясные для меня подозрения, которые, очевидно, против меня существуют
и обусловливают несправедливые преследования, которым я подвергаюсь.
Я, как вероятно Вам известно, почти всю жизнь до последнего времени посвя¬
тил государственной и общественной службе, смею надеяться, не бесполезной для
родины, и всегда пользовался полным доверием начальства, дорожившего моей
службой. В последние месяцы моей службы я управлял даже генерал-губернаторс¬
кой канцелярией и за свои действия удостоился признательности двух генерал-
губернаторов. А за службу свою неоднократно и вне очереди был удостоен и высо¬
чайших наград. Но не прошло еще и двух лет, как я оставил государственную
службу, а я имел уже случай дважды познакомиться с тюрьмами. За что же? За то,
что вместе с другими, вполне благонамеренными людьми решился открыто подпи¬
сать протест против грубого усмирения мирных манифестантов, болезненно порази¬
вшего всех, не утративших живого человеческого чувства, жителей столицы. Теперь
я был вторично арестован уже без всякого основания за го только, что у меня нашли
при обыске, который не знаю, чем был вызван, три номера «Освобождения».
Вы знаете без сомнения, что газету, служащую бесцензурным органом русских
либералов, а вовсе не революционеров, читают в России очень многие, которых
никто не станет ни обыскивать, ни арестовывать. Уверен, что и Вы сами, будь Вы
даже частный человек, не отказали бы себе в удовлетворении законной любоз¬
нательности и прочли бы те номера «Освобождения», которые попали бы Вам
в руки. При обыске у меня захвачена была целая большая корзина рукописей
и писем, которых я не имею обыкновения уничтожать и которые должны были
осветить совершенно все мои связи, начиная еще со времен студенчества. Поэтому,
я думаю, жандармское управление легко могло составить довольно полное понятие
о моей личности и о моих взглядах.
В результате меня выпустили через неделю из тюрьмы и предъявили мне
обвинение по последней части 252 статьи, а большую часть моих рукописей и писем
вскоре же мне возвратили. Я думал, что дело мое скоро будет кончено и что
я получу свободу передвижения, и вдруг теперь оказывается, что мое «дело»
отослано в Петербург, но не в особую комиссию, как бы следовало по закону,
а в петербургское жандармское управление, вместе с другим делом о каком-то
саратовском сообществе. Но ведь я с этим делом ничего общего не имею и не имел
и в этом меня не обвиняли. С какой же стати я должен ожидать исхода этого дела
и во все это время быть лишенным свободы передвижения, что грозит мне к тому же
дальнейшим ухудшением здоровья и расстройством моих имущественных дел!
Наконец, если дело мое отправлено из Саратова в Петербург, то во имя каких же
рациональных соображений мне может быть прегражден выезд отсюда?
Казалось бы, прибытие мое в Петербург, ввиду нахождения там моего дела,
в интересах следствия должно бы считаться скорее желательным. Правда, постанов¬
лением министра внутренних дел мне возбранен въезд в столицы и в другие
университетские города, хотя я никогда не имел никаких отношений к студенческим
волнениям. Но ведь большинству других лиц, одновременно со мною высланных,
въезд в Петербург, как мне известно, уже разрешен. Я же прошу разрешения въехать
временно, всего на две не;1ели, по весьма уважительной причине: для совета с врача¬
ми, по состоянию моего здоровья для меня неотложного, и для устройства своих
материальных дел...
142

Наконец, я желал бы совершенно устранить те темные подозрения на мой счет,
которые, по-видимому, существуют. Своего образа мыслей, не согласного с направ¬
лением нашей внутренней политики, я никогда не скрывал и не скрываю. Этот образ
мыслей находил себе законное выражение во всех самостоятельных работах, кото¬
рые я предпринимал... Во всяком случае, все мои литературные работы, отража¬
ющие, конечно, мои общественные взгляды, были всегда и теперь остаются, безус¬
ловно, легальны.
Я никогда не участвовал ни в каких революционных организациях, кружках
и группах. С отдельными лицами, сосланными в Сибирь за государственные престу¬
пления, я знаком. С некоторыми из них я знаком еще по университету, с другими
познакомился в течение своего семилетнего пребывания в Сибири. Некоторыми из
этих знакомств я дорожу, потому что эти лица, независимо от их причастности
в прежнее время к революционной деятельности, отличаются редкими нравствен¬
ными и умственными достоинствами. Я дорожу этими знакомствами так же, как,
например, генерал-губернатор Восточной Сибири гр. Н. Н. Муравьев-Амурский
дорожил своим знакомством с некоторыми из декабристов. Я считаю это и своим
правом, потому что такие знакомства и законом не воспрещаются. Вместе с тем
совершенно уверен, что для меня влияние этих лиц совершенно безвредно, так как
мне уже 40 лет, я обладаю значительной жизненной опытностью и стойкими
политическими убеждениями.
По прибытии в Саратов я принял сперва участие в редактировании газеты
«Саратовский дневник». Эта газета вызвала за время моего участия в ней нарекание
со стороны местного губернатора и была даже приостановлена на два месяца по
распоряжению министра внутренних дел, несмотря на то, что выходила с разреше¬
ния весьма строгого предварительной цензуры. Я и сейчас не знаю, каким образом
можно признать ее направление вредным. Я лично убежден, что всякое разномыслие
и оппозиция в общественных делах полезны и благодетельны. Без них бы был
полный застой. Но, понимая, что я не могу изменить суждение правительства по
этому вопросу и не желая своим участием вредить в глазах начальства этому
изданию, я совершенно устранился от участия в нем.
Живя затем совершенно замкнутой семейной жизнью, не принимая участия
ни в каких политических и общественных делах и занимаясь исключительно на¬
учно-литературными работами — историческими монографиями,— я почитал
себя уже совершенно обеспеченным от тех неприятных случайностей, которым
я подвергался уже однажды, и однако эта моя уверенность оказалась несосто¬
ятельной...
Смею надеяться, что Ваше Превосходительство не откажете мне в законном
содействии к скорейшему освобождению меня от несправедливого и чрезвычайно
тягостного для меня преследования, очевидно, основанного на каких-то неясных для
меня и во всяком случае совершенно неосновательных подозрениях. Вместе с тем
повторяю свою покорнейшую просьбу разрешить мне прибыть в Петербург на две
недели для совета с врачами. Если же это окажется невозможным, то разрешите мне
выезд в Москву».
На эту докладную записку я не получил никакого ответа. Тогда поехала
в Петербург моя жена и, устроивши свидание с А. Н. Нарышкиной, она получила от
нее рекомендательное письмо к Лопухину. И уже но тому письму Лопухин принял ее
даже не в приемный час. На ее просьбу о разрешении мне приехать он сперва
отвечал, что я завел такие связи в Саратовской губернии, которые добром для меня
кончиться не могут, и во всяком случае просил се прийти к нему еще раз, после того,
как он ознакомится с моим делом. На второй раз он уже, не выражая никаких
опасений, разрешил мне приехать на две недели.
В апреле месяце 1903 г. я, наконец, поехал в Петербург и там первым делом
явился к Лопухину. Но, несмотря на приемный день, он меня не принял. Когда же
я явился в следующий приемный день, то был принят каким-то товарищем прокуро¬
ра. Этому товарищу прокурора я объявил, что видеть хочу директора департамента
и являюсь второй раз в приемные часы. «Что же делать? — ответил товарищ
прокурора- Директор департамента занят». «Но так его и вовсе не увидишь?» -
сказал я. «Очень может быть». «Удивляюсь, что это за бессудная земля!» - сказал
я и, повернувшись, вышел. Чиновник особых поручений, слышавший эту беседу,
сказал мне, что я могу завтра же явиться к Плеве. «Как? - удивился я.- - Министр,
143

вероятно, не примет, если не принимает директор департамента в положенный час?»
«Нет, министр примет». Я пожал плечами и решил попробовать.
На следующий день, одев фрак, подъехал я к известному подъезду на Фонтанке.
У подъезда стоял околоточный. «Министр принимает?» - спросил я. «Пожалуйста,
Ваше Превосходительство!». Не отрицая своего превосходительного звания, я во¬
шел в подъезд. На лестнице меня остановил чиновник. Я ему повторил тот же
вопрос и от него получил такой же ответ. Сняв пальто, я вошел в приемную.
Чиновник особых поручений спросил меня, по какому поводу я изволю представ¬
ляться? «По личному делу», - ответил я. «Да, но личные дела бывают разные».
Тогда я сказал, что у меня был обыск в Саратове и что я приехал жаловаться на
полицию. «Позвольте», — сказал смущенный чиновник.
Но в это время ко мне подошел генерал П. Ф. Унтербергер и дружески протянул
мне руку. Если бы не он, вероятно, меня бы вытурили. А за ним подошел ко мне В.
И. Гурко, потом А. В. Кривошеин, и я оказался впущенным.
Длинная зала была наполнена генералами в лентах через плечо и чиновниками
в мундирах и вицмундирах. Во фраке был я один. Гурко оживленно беседовал
с окружавшими его лицами и говорил, что он теперь что угодно проведет через
Министерство внутренних дел и Государственный Совет, «вот только продовольст¬
венный устав — это гм...». Он подсел ко мне, подозвал Кривошеина и стал гово¬
рить, что он помнит, что мы все «на одних дрожжах».
«Да, - сказал я, на одних дрожжах, а хлебы-то вышли разные: в то время, как
вы директорами департаментов служите, я приехал просить, чтобы меня не слиш¬
ком часто сажали в тюрьму!»
Гурко расхохотался, и Кривошеин тоже улыбнулся. Намек Гурко на то, что мы
на одних дрожжах, значил, что мы все вместе начинали службу комиссарами по
крестьянским делам.
Между тем как мы так непринужденно беседовали, дверь отворилась и вошел
Плеве. Он был высокого роста и в лице его выделялись прекрасные черные глаза.
Вид его не представлял ничего отталкивающего, напротив, на физиономии была
приветливая улыбка. Все встали со своих мест вокруг Плеве. Он стал поочередно
принимать посетителей, причем я оказался рядом с каким-то жандармским полков¬
ником. Плеве как бы неохотно подал руку полковнику и вопросительно посмотрел
на меня. Я назвал свою фамилию, и он протянул мне руку. Затем я, вкратце изложив
свое дело, просил его, чтобы он приказал скорее его кончить. Услыхав о попавшихся
у меня трех номерах «Освобождения», Плеве насторожился. «Вы принесли с собой
записку?» «Да,— отвечал я,— принес», и подал ему небольшой листок бумаги.
«Хорошо, сказал он, это вы заведовали переселенческими и земельными делами
у иркутского генерал-губернатора?». Я отвечал, что я. Тогда он подал мне еще раз
руку, и аудиенция была кончена.
В поданной мною Плеве бумаге я буквально написал следующее: «Саратовским
жандармским управлением против меня возбуждено «дело» по обвинению меня по
последней части 252 статьи Уложения о наказаниях в хранении у себя трех различ¬
ных номеров заграничной газеты «Освобождение». Само по себе обвинение это не
имеет, по-видимому, особенной важности. Между тем, на основании этого обвине¬
ния я был посажен в тюрьму, где просидел неделю; а затем отдан под надзор
полиции до окончания дела.
Дело тянется, несмотря на свою незначительность, уже полгода, и я все это
время стеснен в свободе передвижения и испытываю ряд других более или менее
крупных неприятностей. Недавно я узнал, что «дело» мое переслано в Петербургс¬
кое жандармское управление. Из этого я заключил, что в отношении меня существу¬
ют, вероятно, какие-нибудь другие, не ясные для меня подозрения. Поэтому я об¬
ратился к директору департамента полиции с докладной запиской, в которой
откровенно изложил и объяснил обстоятельства, могущие служить источником
подобных несправедливых и неосновательных подозрений. Кроме того, мой возраст
и моя служебная деятельность могли бы, казалось, служить некоторой гарантией
против возбуждения на мой счет разных неосновательных подозрений и обвинений.
Вместе с тем я желал бы, если таковые действительно существуют, чтобы они были
мне предъявлены, дабы я мог представить свои объяснения и оправдания.
Ввиду сего имею честь покорнейше просить Ваше Высокопревосходительство
приказать ускорить окончание начатого против меня дела. Если же существуют на
144

мой счет еще какие-либо обвинения, то приказать немедленно предъявить мне
таковые, дабы я мог относительно их представить свои объяснения».
Это было 24 апреля 1903 года. Ровно через два месяца получил я в Саратове
дополнительные допросные пункты, относительно которых я написал Плеве следу¬
ющую докладную записку:
«24 апреля я лично являлся к Вашему Высокопревосходительству с просьбою
приказать ускорить производящееся обо мне дело по поводу нахождения у меня
при обыске в ночь на 1 ноября прошлого 1902 года трех номеров «Освобождения»,
а в случае, если против меня имеются еще какие-либо иные обвинения, мне
неизвестные, то приказать предъявить мне таковые, дабы я мог дать по ним
свои объяснения.
23 сего июня я вызван был в Саратовское жандармское управление и мне сделан
был там дополнительный допрос по требованию Петербургского жандармского
управления относительно найденных у меня в ту же ночь на 1 ноября прошлого
года: 1) трех фотографий, из которых две представляют снимки с художественных
произведений, представляющих свободу (один с картины [De] Lacroix «La Liberte
guidant le peuple» [«Свобода, ведущая народ»], находящейся в Лувре и имеющейся
у меня в числе других снимков с картин Луврской галереи), и одна, представляющая
студентов, разгоняемых казаками, не помню, когда и откуда ко мне попавшая; 2)
печатная программа социал-демократической партии, изданная журналом «Жизнь»,
и письмо какого-то Краснопольского к министру юстиции. Обе эти вещи, сколько
я помню, были мною получены незадолго до обыска неизвестно от кого-то по почте
и лежали на моем столе, причем с содержанием письма г-на Краснопольского я даже
и не успел познакомиться (факт); 3) старый, пожелтевший листок почтовой бумаги
со стихами на смерть Мезенцева, извлеченный во время обыска из одной из папок
с письмами времен моего студенчества, о нахождении которого в моих бумагах
я даже и не подозревал, так как папок со старыми письмами, которых я не имею
обыкновения уничтожать, у меня много. И, наконец, 4) несколько списков и адресов
тверского дворянства 1862 г., совершенно верноподданнических и доставшихся мне
в бумагах отца моего, который, как известно и Вашему Высокопревосходительству,
был человек консервативного образа мыслей и, разумеется, никогда ни в чем
противоправительственном не обвинялся.
По всем документам, которые могут всегда быть найдены у всякого человека,
не предполагающего, что у него могут производить обыск, я дал соответственные
объяснения. Но меня поразило при этом то, что прежде всего мне был поставлен
при этом вопрос, почему я при допросе 8 ноября ничего не сказал об этих
документах, а говорил лишь о трех номерах «Освобождения». Конечно, пегому,
что меня и спрашивали только о них, а об остальных, взятых у меня бумагах,
не спрашивали и мне их не предъявляли. Теперь могут выкопать еще что-нибудь
из захваченных у меня бумаг и спросить, почему я об этом ничего не показал,
но ведь таким образом допросам конца не будет, и дело будет тянуться, Бог
знает, сколько времени.
Спрашивали меня также, не принадлежу ли к какому-нибудь преступному
сообществу и если принадлежу, то каковы его цели (этот вопрос я привожу почти
дословно). Я отвечал, что не принадлежу и никогда не принадлежал; но самая
постановка вопроса не говорит ли о том, что у спрашивающего нет ни малейшего
основания предлагать мне этот вопрос?
Далее спрашивали, кого я знаю из привлеченных «по одному со мною дозна¬
нию»'’ Причем мне был предъявлен длинный список лиц, большею частью неизвест¬
ных мне даже по фамилии (там было поименовано лиц 20 или 30, из которых я знаю
только четырех). На этот вопрос я ответил, что я привлечен по делу о хранении
у себя трех номеров «Освобождения» — по последней части 252 статьи Уложения
о наказаниях и никаких сообщников в этом преступлении, разумеется, не имею
и что, с другой стороны, сам я ни к какому другому делу также не привлекался;
а потому вопрос этот могу себе объяснить лишь недоразумением. Что же касается
знакомства моего с четырьмя из поименованных в списке лиц, то я дал надлежащие
объяснения, где и когда я с ними познакомился.
Ваше Высокопревосходительство! Я уверен, что если Вы захотите вникнуть
в сущность моего дела - а оно стоит Вашего внимания, как образчик порядков,
существующих у нас в этом отношении — то для Вас как лица, непосредственно
145

знакомого с ходом подобных дел. станет вполне ясно, насколько бесцельно и неос¬
новательно преследование, которому меня подвергают. По поводу некоторых моих
знакомств, подозрительных для полиции, у меня производят обыск. Именно пото¬
му. что я далек был от всякой революционной деятельности и потому вовсе не
думал, что ко мне придут с обыском, у меня находят в числе 1500 томов моей
библиотеки и объемистого домашнего архива несколько брошюр и фотографий
нелегального содержания, о некоторых из коих я и сам не подозревал, что они
у меня есть, да три номера «Освобождения» и массу писем, из которых большую
часть мне вскоре же возвращают. Меня при этом немедленно арестуют, хотя такая
мера безусловно ничем не оправдывалась.
Затем через неделю, убедившись, что ничего преступного за мною нет, меня
освобождают, но вероятно для того, чтобы стеснить меня на всякий случай в свобо¬
де передвижения, предъявляют мне найденные у меня три номера «Освобождения»
и возбуждают «дело» по последней части 252 статьи Уложения о наказаниях. Затем
держат меня под «особым надзором», т. е. в сущности под домашним арестом,
в Саратове целых семь с половиною месяцев и затем, пересмотревши еще раз взятые
у меня бумаги, вновь допрашивают меня, предъявляя мне вышеуказанные пункты,
причем в этот промежуток времени «дело мое» произвольно соединяют с каким-то
другим, совершенно посторонним и неизвестным мне делом и предлагают вопросы,
в самой формулировке которых всякий беспристрастный человек увидит отсутствие
оснований к их постановке.
Не будучи виновен ни в каких преступных деяниях и не участвуя никогда ни
в какой преступной организации, я, разумеется, нисколько не опасаюсь конечного
результата всей этой истории, но меня глубоко возмущает, что полиция столь
небрежно и с таким легким сердцем нарушает мои права и стесняет мою свободу без
достаточно уважительных поводов. Возмущает также и явная несообразность в ходе
всего дела: по закону, при самом худшем исходе, мне грозит лишь арест от 7 дней до
3 месяцев. А между тем я уже восемь месяцев терплю предварительные мытарства,
которые для меня хуже всякого ареста, и конца им не предвижу. Мои литературные
занятия и интересы моей семьи требуют переезда в Москву, а я не могу двинуться
отсюда. В августе мне надо определять сына в гимназию (он выдержал экзамен во
2-ой класс), а я еще не знаю, можно ли мне переехать в Москву (я желал бы
в Москву, так как климат Петербурга нехорош для моей жены); в Саратове же, где
я перенес столько незаслуженных неприятностей, я решительно не хочу оставаться,
тем более, что местные условия также нехорошо отражаются на слабом здоровье
моей жены.
Ввиду изложенных обстоятельств я покорнейше прошу Ваше Высокопревос¬
ходительство не отказать в распоряжении уведомить меня, могу ли я ныне же
переехать на жительство со всем моим семейством в Москву».
Это заявление, конечно, осталось без ответа, и я еще около года ждал
решения своей судьбы. Сын мой должен был поступить во 2-й класс Саратовской
гимназии, где ему довелось пройти через удивительные беспорядки. Классным
наставником у него был учитель немецкого языка, человек неотесанный и грубый,
который вызывал меня по каждому пустому поводу. Однажды он позвал меня
и заявил, что сын мой съехал по лестнице на перилах. Этот педагог был настолько
груб, что серьезно рекомендовал мне применить к моему сыну телесное наказание
и уверял, что это в России так развратились, а что у них в Германии давно бы
такому всыпали, и он стал бы шелковый. Я сказал немцу, что я этого не понимаю
и что преступление, за которое он рекомендует розги, есть только резвость,
опасная только для его штанов, и что у нас в России розог ни за что не
полагается, а за эго в особенности. После этого случая я взял бумаги сына из
гимназии...
В числе моих близких приятелей был в Саратове Николай Дмитриевич Россов.
Он был привлечен по одному со много делу и, хотя он не сидел и не был даже под
особым надзором полиции, ему принесли приговор в то же время, как и мне. Но,
тогда как мне было решено вменить в наказание досрочное содержание под арестом,
Россову предлагалось выехать на 5 лет в Чердынский уезд Пермской губернии.
Россов был вдовец и у него был один сынишка, лет семи от роду. Средств к жизни не
было никаких и преступления тоже никакого не было, даже и трех номеров «Освобо¬
ждения». Россов повесил было голову и совсем не знал, что ему делать. Я ему
146

предложил, без надежды на успех, написать Плеве письмо, в котором подробно
изложить свои взгляды и свое profession de foi *, утверждая в нем, что решительно
никакого преступного действия он за собой не знает и потому считает свое осужде¬
ние несчастной ошибкой и просит пересмотреть его «дело». К удивлению, на этот
раз письмо подействовало и так, что Россова приказано было даже оставить
в Саратове. Этот случай был одним из решительных доказательств шаткости почвы,
на которой стояла обвинительная власть. А ведь дело зашло уже так далеко, что
Россов боялся ночевать дома. Сам полицмейстер «по сочувствию» предупредил его,
чтобы он лучше дома не ночевал, в противном случае грозя захватить его в тюрьму.
Вскоре я узнал, что друг мой Д. И. Шаховской около того же времени был
вызываем к министру внутренних дел Плеве. В эго время в земстве происходили
частные съезды различных гласных разных губерний по земским делам, и хотя
министр внутренних дел всячески старался их не допустить, съезды все-таки проис¬
ходили. Наконец, Плеве испросил высочайшее повеление вызвать к себе нескольких
гласных, в которых он подозревал зачинщиков, и объявить им от имени государя,
чтобы они прекратили свою деятельность, а иначе пригрозить им высылкой в места
не столь отдаленные. Димитрий Иванович явился на зов Плеве и переговорил с ним
довольно решительно, заявив, что он своею деятельностью вполне доволен и нахо¬
дит ее соответствующей уставам, а буде министр желает его выслать, то он готов
ехать, раз ему будет указано место. Плеве на это не решился ничего ответить
и места высылки не указал...
В это время мы переменили квартиру. Новая квартира наша была целый
большой особняк в два этажа, с большим садом и баней и если бы мы держали
лошадей, то и с конюшней. Дом этот отдали всего за 600 рублей в год, так как он
находился почти за городом, на Малой Царицынской улице. Все-таки цена его была
очень невелика, потому что в дому было десять жилых комнат. Мы наняли его
вместе с сестрами и отцом жены и вели сообща хозяйство.
Этим домом мы широко воспользовались. Каждую неделю бывали у нас
журфиксы. Публика собиралась охотно, хоть дом наш и был на краю города.
Бывали у нас Львов, Котлярсвский, Черненковы, Россов, Сиротинины, Серебряко¬
вы, Беляков, Навашина, Березовы, Березин М. Е., Никоновы А. А. и Е. К.,
Старынкевичи, Кожухар и др., словом, вся земская и городская саратовская интел¬
лигенция. На вечерах этих, кроме самовара и блюд с бутербродами, ничего не было,
но было всегда оживленно и интересно. Здесь обсуждались все получаемые новости,
все политические толки того времени.
Н. Н. Львов постоянно беседовал о ходе событий и о том, можно ли или нельзя
предоставить всеобщее избирательное право в России. Черненков твердо стоял на
точке зрения всеобщего избирательного права и говорил, что никакой нет опасности
дать всеобщее избирательное право каждому мужику, так как мужики будут выби¬
рать и не мужика, а кого следует. И. Ю. Старынкевич требовал, чтобы образовалась
либеральная партия. Он говорил, что пока есть только с. р. и с. д., а вес прочие
могут говорить, что мы ни к тем, ни к другим не принадлежим, толку не выйдет.
Предметом настоящих острот и шуток Россова был отличавшийся феноменальной
рассеянностью Н. Н. Сиротинин. Раз как-то явился он к нам в черном сюртуке, но без
галстука и ужасно извинялся. Я ему дал свой галстук, но только он повязал его, как его
собственный галстук вылез у него откуда-то из-под жилета и упал на пол. «Это ничего,-
сказан Россов,- а вот Вы бы посмотрели, как Николай Николаевич спорит со мной.
Я намедни закурил папиросу и в споре уронил ее под стол»...- Россов изображает, как
он уронил папиросу под стол, как он ее там ловит, сидя под столом на корточках, и как
Н. Н. Сиротинин, продолжая спорить, тоже лезет под стол и садится там на корточки,
чтобы не терять своего собеседника из виду и не прекращать горячего спора.
Глава 28
Около этого времени Н. Н. Львов, частью из желания доставить мне заработок,
а частью в интересах общества, задал мне работу: «Общественное движение при
Александре III». Эту работу я мог писать вне цензурных рамок, используя весь тот
* Исповедание веры, убеждения (франц.).
147

подпольный материал, который в Саратове достать было легче, чем в другом
городе. Навело Львова на эту мысль следующее обстоятельство: как-то перед
этим он заехал ко мне вместе с А. М. Обуховым и заставил меня прочесть
им вслух начало моей статьи «К истории земского избирательного права», по¬
священное первым годам царствования Александра II. Обухову это очень по¬
нравилось. но он утверждал, что цензура ни за что не пропустит. Он в этом
ошибался: за исключением небольших подробностей статья эта была пропущена
в «Саратовской земской неделе».
Предложение Львова заняло меня, и я написал сперва три главы, характеризу¬
ющие конец царствования Николая и начало царствования Александра II. Эти три
главы были посланы отдельно и напечатаны Струве в первой книжке «Освобожде¬
ния», долженствовавшей представить из себя нечто вроде «Полярной звезды»
Герцена. Но я не остановился на этом, и работа по систематическому изучению
общественного движения во время царствования Александра пошла у меня быстро.
Тут нельзя не вспомнить существенной помощи, оказанной мне Василием
Ивановичем Семевским. Имея в своей библиотеке много редких книг, частью
недозволенных и вовсе не поступавших в продажу, он охотно открыл мне пользова¬
ние ими и переслал целый ящик редких книг по почте мне в Саратов. В ящике этом
было, между прочим, полное собрание работ редакционных комиссий, тогда еще не
имевшихся в моей библиотеке, «Бумаги по крестьянскому делу М. П. Позена»,
«Материалы для истории упразднения крепостного состояния в России», напечатан¬
ные в Берлине Хрущовым, «Записки А. И. Кошелева», изданные там же, Бурцева «За
сто лет» и много других книг.
Меньше, чем через год времени, я подготовил книжку в 14—15 листов. По мере
написания этой работы я читал из нее отрывки Россову, который тоже остался ими
очень доволен и выразился об них так: «Это будет у вас многогранное произведе¬
ние!». Произведение это, хотя и было готово в начале 1904 г., но поехало за границу
не раньше, чем я. Это было первое мое произведение по истории царствования
Александра II. Оно имело успех. Профессор Шиман дал о нем краткий, но весьма
лестный отзыв в «Kreuzzeitung», сказав, что это лучшее, что было к тому времени по
истории царствования Александра II. Напечатанное сперва за границей в 4 тысячах
экземпляров без подписи автора, оно потом было напечатано в слегка измененном
виде в журнале «Минувшие годы», причем за него некоторые книжки журнала были
привлечены к суду; а потом в третий раз оно было издано журналом «Русская
мысль» в 1909 г. и в 1913 г. вышло из продажи.
В Саратове сестры жены затеяли детский сад, главным образом по идее Н. Н.
Сиротинина, имевшего большую семью. Ходили туда дети «третьего элемента» -
городского и земского. Предприятие это, начавшееся весьма скромно, не доходило
более чем до 12 человек, потому что не было подходящего помещения в городе;
к нам же водить маленьких детей было далеко. Дети были от 4 до 9 лет, и таким
образом занятия с ними были довольно разнообразны. Открытие этой школы было
кстати для сестры Кати, потому что она лишилась своего места в городской управе,
так как губернатор отказался утвердить ее в должности. На святках для малышей
детского сада, а также для Володи и его товарищей устраивали в большом зале
нашей квартиры елку, которая зажигалась несколько раз. Детей собралось очень
много, и родители говорили, что это была самая веселая елка в Саратове в то
Рождество.
Весной получено было решение по моему делу и я вместе с тем получил свободу
передвижения. Ехать можно было не сразу, потому что задерживала семья.
С января 1904 г. началась война с Японией. Я помню, первое известие о ней
пришло в Саратов во время земского собрания. Первое впечатление было гак
внезапно, что оно отразилось на разных гласных и в том числе на Львове и было
далеко не в пользу либеральных начинаний. Земское собрание только что готови¬
лось отправить адрес в поддержку тверитян, в то время раскассированных Плеве, но
с первым же звуком о войне упал приподнятый тон земцев. Что японцы подошли
и взорвали русские корабли, не объявляя войны, это всех заняло гораздо больше.
Помню, как Львов растерянно ходил и спрашивал всех, что же можно теперь
сделать? Земский адрес в пользу тверитян оставлен был в стороне, и вместо него
Саратовское земское собрание выработало другой адрес, адрес по случаю войны.
У меня было чувство, что поступают не как следует, но сильное движение было
148

против меня. Я, помню, тут же в собрании встретил одного знакомого, еще по
участию в «Начале», Ионова. Помню, как он меня удивил, предсказав безошибочно
поражение России. «Напрасно думают, что это quantite negligeable * — Япония.
В Японии 46 миллионов населения, и находится она от средоточия наших сил Бог
знает где. Ей ничего не значит послать войска в Дальний и в Порт-Артур, а мы
должны будем отступать. Флота у нас тоже нет. Ясно, как день, что мы будем
поражены». Слова Ионова хватали за сердце своей решительностью. Я помню, что
не мог его оспорить и молчаливо отошел в сторону.
С этих пор война сделалась главным предметом обсуждения и на наших
журфиксах. Публика разделилась на желающих поражения и, напротив, желающих
победы. Я сам сильно желал победы, но плохо на нее надеялся. Так с этими
отголосками споров в голове я и уехал из Саратова. Таля с Володей поехали на лето
в Галахи, Катя с Машей поехали в Крым, а я поехал в Вернадовку.
В Вернадовке были Владимир Вернадский, Наташа, их шестилетняя дочь
Ниночка, сын Георгий и товарищи его, в числе которых был Костя Старынкевич,
сын Димитрия Сократовича. В тот год они только что окончили курс в гимназии
и поступали в университет. Таким образом в их лице являлось уже новое молодое
поколение. Захватив с собой рукопись «Общественного движения при Александре
II», я прочел ее вслух в Вернадовке. Все слушали со вниманием; чтение продол¬
жалось несколько дней. Все хвалили содержание и говорили, что это очень интерес¬
ный предмет. Владимир спрашивал меня, что же я теперь намерен делать. Я сказал
о своем намерении ехать за границу на помощь Струве, но прежде того решил
поездить по России и первым делом поехать в Петербург. В Царском Селе только
что произошла тогда большая манифестация. Сергей Ольденбург и Иван Гревс
в ней участвовали.
Побывав в Петербурге и заехав в Варшаву, я возвратился в Саратов. В Саратов
меня вызвала Таля, которая вернулась с Володей из Галах. Обсудив положение,
решили, что Таля будет жить в Петербурге с Володей, который определился
в Тенишевское училише. Я же отправился в Крым. В Крыму я прожил месяц
у Натальи Семеновны Бакуниной. Со мной вместе гостил у нее Александр Алексан¬
дрович Бакунин. Тут впервые явилась у меня мысль о написании жизни семейства
Бакуниных по архивным источникам. Источники эти — неизданные письма — шли
от 1810 года, и таким образом мне казалось, что, описав жизнь Бакуниных и близ¬
ких им лиц, я мог дать историю русского общества лет за семьдесят.
Об этом я сказал Александру Александровичу, он очень удивился и сказал:
«Помилуйте, что же мы за предмет для описания? Единственный из нас интересный
субъект это брат Михаил». Но когда я подробнее охарактеризовал ему план моих
статей и когда он увидел, что действительно может получиться картина деревенской
и городской жизни в России, на фоне которой развернутся общественные события
и явятся личности, в то время выделяющиеся из общего уровня, как то: Станкевич,
Белинский и др., то такая задача показалась ему небезынтересной. «Но разве Вы
найдете достаточно материалов в архиве?» Я сказал ему, что осмотрел архив и что
материалы есть в высшей степени интересные. «Ну, что же, в такое случае беритесь
за дело и помогай Вам Бог!» «Вот только время теперь неподходящее», сказал я.
«Надо ехать за границу и голова не тем будет занята». Мы условились с Натальей
Семеновной, что первое свободное время я употреблю на разборку ее архива,
и в октябре 1904 г. я заехал в Саратов и оттуда, с Катей вместе, мы поехали на
несколько дней в Петербург, где предполагался второй освобожденческий съезд.
( Продолжение следует )
* Ничтожная величина (франц.).

ИСТОРИКИ РУССКОГО ЗАРУБЕЖЬЯ
Комплекс Филофея
Н. Ульянов
Николай Иванович Ульянов принадлежал к числу ученых, творческая активность
которых проявилась в различных отраслях обществознания и культуры. Как ис¬
торический романист, литературный и театральный критик, философ и публицист,
он оставил богатое и по существу не изученное наследие. Все, кто знал Ульянова,
читал ею статьи и книги, слушал лекции и доклады, сохраняют память о нем как
честном ученом, даровитом писателе и хорошем учителе. «Н. И. прожил свою жизнь
достойно и с пользой для ближнего. Большего нельзя требовать от человека»,—
пишет один из его биографов 1.
Ульянов родился 23 декабря 1904 года. В 1922 г. поступил на историко-
филологический факультет Петроградского университета. Любовь к истории сочета¬
лась у него со страстью к театру. Он посещал курсы сценического мастерства,
практиковался в Мариинском театре и одно время даже связывал свое будущее
с театральной режиссурой 2.
Первым серьезным исследованием Ульянова была работа «Влияние ино¬
странного капитала на колонизацию Русского Севера в XVI—XVII вв.», под¬
готовленная под руководством С. Ф. Платонова, который, выступая в 1927
г. в Берлине на «Неделе русских историков», весьма благосклонно отозвался
о работе своего ученика.
В 1927 г. Ульянов был оставлен при кафедре для подготовки к профессорскому
званию, но в соответствии с тогдашними принципами Наркомпроса продолжил
профессиональную подготовку в аспирантуре Института истории Российской ас¬
социации научно-исследовательских институтов общественных наук. Он занимался
под руководством С. В. Бахрушина и А. Е. Преснякова, постоянно встречался
с Платоновым, принимавшим в нем живое участие. Свидетель трагедии русской
исторической науки на рубеже 20—30-х годов Ульянов писал об ученых в СССР:
«Лагеря, ссылки, изгнания из университета, «проработки», оскорбления, насилия
над ученой совестью — вот муки, через которые прошло большинство из них.
Самая горькая чаша выпала на долю служителей исторического знания. Физики,
химики, математики оказались счастливее. Ни монархической ереси в химии, ни
эсеро-меньшевистской заразы в математике быть не могло. Историкам же прямо
сказано: «Кто не с революцией, тог против нее» э».
С 1930 г. Ульянов преподавал в Архангельском педагогическом институте.
В 1933 1936 гг. он— старший научный сотрудник Историко-археологической
комиссии при Академии наук в Ленинграде. Одновременно он читает лекции и ведет
семинары в университете. Активной и разнообразной по тематике была его исследо¬
вательская деятельность 4. В одну из поездок в Москву он встретился с Надеждой
Николаевной - своей будущей женой, тогда студенткой медицинского института.
150

2 июня 1936 г. Ульянов был арестован, обвинен в контрреволюционной пропа¬
ганде, приговорен к 5 годам лагерей. Сначала он оказался на Соловках, позднее —
в Норильске. «Об этих мрачных годах он вспоминал неохотно, иногда лишь
рассказывал отдельные эпизоды. Как-то вспоминал с благодарностью заклгочен-
ного-дантисга, который, работая на лагерной кухне, принес однажды Н. И-чу две
сырые картофелины, чем буквально спас от начавшейся цинги» \
Перед самой войной Ульянов был освобожден, но до Ленинграда добраться не
сумел. До осени 1941 г. он жил в Ульяновске, где работал ломовым извозчиком.
Вскоре его направили на окопные работы под Вязьму. Потом были плен, бегство из
Дорогобужского лагеря, сотни километров, пройденных по немецким тылам, осаж¬
денный Ленинград, поиски жены. Они встретились в глухой деревне в 150 километ¬
рах от Ленинграда. Осенью 1943 г. как «остарбайтеров» их вывезли в Германию.
В лагере Карлсфельд под Мюнхеном Ульянов работал сварщиком на заводе БМВ.
В 1947 г., избежав репатриации, а значит, и почти неизбежной отправки в советс¬
кие лагеря, Ульяновы уехали в Марокко. Там он продолжил надолго прерванную
творческую деятельность. Приезжая из Касабланки в Париж, Ульянов знакомится
с Б. К. Зайцевым, С. П. Мельгуновьгм, Н. Н. Берберовой, Н. М. Херасковым, Г.
Ивановым. Добрые отношения складываются у него с историком Андре Мазоном.
В 1952 г. вышел исторический роман Ульянова «Атосса» (о войне Дария со скифами).
В мае 1953 г. Ульяновы переезжают в Канаду, а затем в США. Спустя два года
Николай Иванович получает приглашение читать курс русской истории в Йельском
университете. Там же он читает лекции по истории русской культуры, театра
и драматургии. «Он был замечательным лектором... всегда говорил по памяти,
только изредка поглядывая на небольшого формата карточки, на которых были
записаны цитаты и основные пункты полуторачасовой лекции. Его поразительно
чистая русская речь лилась плавно и крепко врезалась в умы слушателей» 6.
Американский период жизни и деятельности Ульянова был необычайно насы¬
щенным. Преподавание сочеталось с частыми выступлениями на разнообразные
темы русской и всеобщей истории и культуры. Некоторые из его докладов, в частно¬
сти, прочитанные в «Обществе друзей русской культуры», вызывали большой
общественный резонанс. Он выступал с докладами и статьями о закате европейской
культуры («Шестая печать»), истории русского национального самосознания («Пат¬
риотизм требует рассуждений»), историософии П. Я, Чаадаева («Басманный фило¬
соф»). Ульянов внимательно следил за противоречивыми явлениями культурной
жизни в Советском Союзе («Кладбище погубленных имен»). Его литературные
вкусы и пристрастия отражены в блестящих работах, посвященных Jl. Н. Толстому
(«Национализм Толстого»), А. П. Чехову («Мистицизм Чехова», «Чехов в театре
Горького»), И. А. Бунину («После Бунина»). Творчество Алексея Ремизова, Б. К.
Зайцева, М. А. Алданова находило отклик в литературно-критических статьях
Ульянова.
В 1961 г. он выступил в Ныо-Йорке в Сити-колледже с докладом «Исторический
опыт России»: «По эрудиции, художественности формы и, наконец, по страстной
внутренней убежденности это выступление стало подлинным историческим мани¬
фестом, разбивающим наголову накопленные в веках ложь и хулы клеветников
России. Зал пребывал в трансе, захваченный правдивой проповедью, болью и гне¬
вом докладчика» 7. Чрезвычайно важная черта научного и человеческого облика
Николая Ивановича — внутренняя свобода позволяла ему давать такие оценки
и характеристики национальному прошлому, которые порой решительно не со¬
впадали со сложившимися в американской историографии и в среде эмиграции
представлениями.
Статьи Ульянова печатались в наиболее известных периодических изданиях на
русском языке (газеты «Новое русское слово», «Русская мысль», журналы «Возрож¬
дение», «Новый журнал», «Воздушные пути»). Один за другим выходили его сбор¬
ники «Северный Тальма» (1964 г.), «Диптих» (1967 г.), «Свиток» (1972 г.), «Спуск
флага» (1979 г.), «Скрипты» (1981 г.).
Обладавший писательским талантом и блестящей эрудицией, Ульянов издает
сборник рассказов «Под каменным небом» (1970 г.). Вершиной его литературного
творчества стал роман «Сириус» (о жизни русского общества накануне и в период
Февральской революции). Особый интерес представляют и путевые очерки
Ульянова.
151

Н. И. Ульянов скончался 7 марта 1985 г. в Нью-Хэвене, штат Коннектикут
(США).
С конца 80-х годов сочинения Ульянова стали доступны широкому читателю на
родине. Преимущественным вниманием новейшей отечественной периодики пользу¬
ется его талант эссеиста 8. В публикуемой ниже статье литературные достоинства
сочетаются с глубоким источниковедческим и историографическим анализом посла¬
ний старца и игумена псковского Елеазарова монастыря Филофея (около 1465—1542
гг.), включающим и объяснение причин недоброй и шумной славы сформулирован¬
ной в них идеи «Москва — третий Рим». Такого трезвого и взвешенного, но
одновременно страстного исследования, а в некоторых случаях — и научной до¬
бросовестности явно не достает выходящим в последнее время статьям и книгам
многих отечественных авторов. Не к ним ли обращены слова Ульянова: «Нам ли
смотреть чужими холодными глазами на многострадальный путь Родины?»
Текст статьи публикуется по сборнику «Свиток» (New Haven, 1972); впервые
напечатан в «Новом журнале» (Нью-Йорк). 1956, XLV.
Публикация и вводная статья к ней подготовлены В. И. ДУРНОВЦЕВЫМ,
Примечания
1. КРЫЖИЦКИЙ С. Н. И. Ульянов —Отклики, Нью-Хэвен, 1986, с. 59.
2. МУРАВЬЕВ П. Жизнь — это творчество.— Отклики, с. 37.
3. УЛЬЯНОВ Н. И. Спуск флага. Нью-Хэвен. 1979, с. 131—132.
4. УЛЬЯНОВ Н. И. Разиншина. Харьков. 1931; е г о же. Очерки истории народа Коми Зырян.
М.-Л. 1932; его же. Октябрьская революция и гражданская война в Коми области.
Архангельск. 1932; его же. Феодальная колонизация и экономика Мурмана в XVII в.—
Исторический сборник, 1934, вып. 1.
5. МУРАВЬЕВ П. Ук. соч., с. 41.
6. КРЫЖИЦКИЙ С. Ук. соч., с. 59- 60.
7. МУРАВЬЕВ П. Ук. соч., с. 41.
8. УЛЬЯНОВ Н. И. Басманный философ.— Вопросы философии, 1990, № 8; его же.
Гумилев. - Человек, 1990, № 1; его же. Русское и великорусское. Родина, 1990, № 3;
его же. Александр I — император, актер, человек. Там же, 1992, № 6 7; его же.
Роковые войны.- - Там же, 1993, № 7; его же. Исторический опыт России.— Сполохи,
Архангельск. 1992.
В «Социалистическом Вестнике» в 1951 году 1 напечатано открытое письмо редак¬
тору «Нью-Йорк Таймс» за подписями видных русских общественно-политических
деятелей, в том числе самого редактора «Социалистического Вестника» Р. А.
Абрамовича и таких крупных его сотрудников, как Б. И. Николаевский и С. М.
Шварц. Письмо протестует против распространенной версии, согласно которой
Сталин и большевики являются только продолжателями той политики завоеваний
и экспансии, которую Русское государство вело на протяжении последних 500 лет.
Письмо объявляет такие утверждения ошибочными с исторической точки зрения
и еше более опасными с точки зрения политической. «Русский народ и русская
политика не были ни более воинственны, ни менее миролюбивы, чем политики
других государств». Авторы письма полагают, что «так называемые исторические
традиции России в смысле завоевательной внешней политики и угнетения наци¬
ональностей, отнюдь не являлись традицией самого русского народа». Охарак¬
теризована соответствующим образом и большевистская власть, «ни по своим
собственным воззрениям, ни объективно не являющаяся национальным правитель¬
ством России; она интернациональна по самой своей сути».
Но вот не прошло и трех лет со времени опубликования письма, как читатели
Дурновцев Валерий Иванович — доктор исторических наук, профессор.
х 152

«Социалистического Вестника» могли заметить появление на его страницах статей,
развивающих ту самую точку зрения, против которой письмо протестовало. И даже
почин этому был сделан Б. И. Николаевским, чья подпись стоит под письмом. Его
статья «О корнях советского империализма» 2 развивает мысль, что хотя «внешняя
политика Сталина — Маленкова, конечно, далеко не тождественна с политикой
царской России», тем не менее «эти элементы несомненного различия отнюдь не
устраняют тот факт, что во внешней политике советской диктатуры имеется нечто,
что сближает ее с политикой старой России и что заставляет некоторых вполне
добросовестных и внимательных западных наблюдателей ставить вопрос: не являет¬
ся ли внешняя политика советской диктатуры простым продолжением старой
русской империалистической политики?»
Автор избегает сравнений, он открыто признает, что таким путем сходства не
отыщешь. Ключ к отысканию сходства усматривается в сопоставлении фактов
советской внешней политики, оторванных от своего идейного корня, с идеологией
позднего славянофильства, оторванной от каких бы то ни было реальных фактов.
В исторических идеях Н. Я. Данилевского, Константина Леонтьева, в поэзии Тютче¬
ва таятся, по мнению Б. И. Николаевского, корнр советского империализма: «Если
мы хотим найти материал для действительно убедительных сопоставлений, мы
должны из этого прошлого брагь не материалы об официальЕюй политике правите¬
льства старой России, а данные из литературных выступлений и даже личной
переписки наиболее крупных представителей империалистического лагеря» 3.
За выступлением Б. И. Николаевского последовал ряд статей П. Берлина. В них
вопрос ставится шире; не одна внешняя политика, но вся практика и вся природа
большевизма вытекают из природы и истории старой России, из ее традиций.
Коммунизм не только не интернационален по своей сущности, но имеет ярко
выраженную национальную окраску, и эта окраска русская, точнее — велико¬
русская. Истоки большевистского империализма и большевистской деспотии лежат
в древней Руси, сформировавшейся под влиянием татарского ига.
Совсем недавно появилась в том же журнале темпераментная статья Е. Юрьевс¬
кого «От Филофея в наши дни» 4, где с предельной отчетливостью и катего¬
ричностью формулируется тезис: «в тоталитарной России в царствование Сталина
воскрешается Московская Русь XVI—XVII веков со всем ее тягловым укладом».
Из Московской Руси и пришла к нам идея мировой революции — как известного
стремления Москвы к всемирному господству. Творца этой идеи, в форме учения
о третьем Риме, Е. Юрьевский усматривает в старце псковского Елеазарова
монастыря Филофее, жившем в конце XV и в первой половине XVI века. Формулой
«два Рима пали, третий Рим (Москва) стоит, а четвертому не бывать» Филофей
будто бы создал комплекс идей и чувств, ставших сущностью русской натуры
и питавших на протяжении веков русский империализм, а ныне питающий бо¬
льшевистскую экспансию. Подлинное торжество псковского монаха автор видит
как раз в наши дни: «Музыка Филофея играет, гремит на весь мир, особенно
после второй мировой войны».
Какую бы политическую оценку ни давать подобной точке зрения, она нуждает¬
ся, прежде всего, в рассмотрении ее в плане соответствия исторической истине.
Предлагаем свои соображения.
В наши дни мало кто знает, что в старину идея всемирной империи означала не
столько светское, политическое, сколько религиозное мировоззрение. Христиане
первых веков даже в пору жестоких гонений считали необходимым молиться за
языческую Римскую империю и своими молитвами поддерживать ее бытие, потому
что с существованием ее связана была продолжительность существования мира.
Когда эта империя в 410 году погибла под нашествием Алариха вестготского, го
наибольшим ужасом охвачены были самые верующие христиане. Плач блаженного
Иеронима — лучший памятник тогдашнего смятения душ. Полагали, что гибель
Рима означает пришествие конца Вселенной, и понадобилось все напряжение бого¬
словской мысли, чтобы рассеять ужас и внушить людям надежду на продление
жизни. Для западного христианства эту работу выполнил блаженный Августин,
епископ Гиппонский, своим сочинением «О Граде Божием», а на Востоке об¬
наружился ряд толкователей видсееий Даниила, вроде Андрея Кесарийского, Козь¬
мы Индикоплова и Мефодия Патарского, связавших идею всемирности, а следова¬
тельно, и продолжительности этого мира с существованием Византии — второго
153

Рима. «И как владычество Израиля длилось до пришествия Христа, так и от нас,
греков, мы веруем, не отнимется царство до второго пришествия Господа нашего
Иисуса Христа».
В основе своей сочинения о всемирном царстве заключают идею не торжества
и превосходства, а спасения; они проникнуты страхом Божиим и должны быть
отнесены к разряду эсхатологической литературы. Зерном этой богословской кон¬
цепции служит библейское пророчество Даниила о смене всемирных монархий —
вавилонской, ассирийской, мидо-нерсидской и каких-то других, в которых поздней¬
шие толкователи усматривали македонскую и римскую. Всем им придет на смену
новое царство, долженствующее быть вечным: «Восставит Бог небесный царство
еже во веки не рассыплется, и царство его людем инем не останется». В христианские
времена продолжительность этого царства ограничили появлением антихриста и по¬
следующим вторым пришествием Спасителя. Вот почему всякий раз, когда гибла
империя, с которой связывалось представление о «последнем царстве», наступало
тревожное ожидание конца мира. Так было после 410 года, так было на Руси и после
1453 года, когда пал «второй Рим Царьград».
Тревога на этот раз усиливалась другим учением, по которому продолжитель¬
ность существования мира определялась в семь тысяч лег со дня его сотворения,
и эти семь тысяч лет были на исходе. Называли точно 1492 год как дату всеобщего
конца. Пасхалия митрополита Зосимы на 1492 год заключала в себе слова: «Смирен¬
ный Зосима митрополит всея Руси, трудолюбно потщився написати пасхалию на
осьмую тысячу лет, в ней же чаем всемирного пришествия Христова». О том, как
глубоко и всерьез переживали на Руси грядущую гибель Вселенной, свидетельству¬
ют иронические замечания, раздававшиеся по адресу Стефана Пермского, изобрет¬
шего азбуку для зырян. Зыряне, по словам критиков Стефана, тысячи лет жили без
письменности, а ныне какой смысл вводить ее «в скончания лет, в последние дни на
исход числа седьмыя тысящи... за 120 лет до скончания веку»? 5
В такой психологической атмосфере зарождалось на Руси учение о третьем Риме.
Надобно перенестись в нее, чтобы понять, как далеки были тогдашние умы от
какого бы то ни было империализма и национальной гордыни. Объявление Москвы
третьим Римом означало такое же избавление от апокалиптического страха, как
учение Августина о граде Божием, грядущем на смену Риму, как высказывания
византийских авторов о священной миссии Царьграда. «Музыка Филофея» меньше
всего походила на марш Буденного.
После того как нашего старца объявили злым гением русского исторического
развития, читателю трудно будет поверить, что все написанное им о третьем Риме
умещается в десяти - пятнадцати строках:
«Тебе пресветлейшему и высокостольнейшему государю великому князю, пра¬
вославному христианскому царю и всех владыце, браздодержателю святых божиих
престол святыя вселенския еоборныя апостольския церкви пречистая Богородицы
честного и славного ея Успения, иже вместо Римския и Константинопольским
просиявшу. Старого убо Рима церкви падеся неверием аполинариевы ереси, второго
Рима Константинова града церкви агаряне внуцы секирами и оскордами рассекоша
двери, сия же ныне третьего нового Рима державного твоего царствия святые
соборные апостольския церкви, иже в конных вселенный в православной христианс¬
кой веры во всей поднебесной паче солнца светится. И да весть твоя держава
благочестивый царю, яко все царства православным христианским веры снидошася
в твое едино царство. Един ты во всей поднебесной христианам царь».
Вот и все «учение». В послании к Мисюрю Мунехину оно повторяется с неболь¬
шой разницей в выражениях 6, и ничего больше о третьем Риме от Филофея не
сохранилось. Полагают, что и не было. Но где здесь мысль о «мировой гегемонии»,
об «экспансии», где приписанная ему Е. Юрьевским гордыня: «Нас ожидает великое
будущее, мы призваны к главенству, наш исторический путь не может и не должен
совпадать с европейской судьбой»? Единственная гордыня Филофея — это правед¬
ность православной веры, поставленной у него выше всех других исповеданий. Но
можно ли вообще найти религию не считающую себя единственно правильной и не
пророчащей ада и душевной погибели всем инаковерующим? Религиозный месси¬
анизм только тогда одиозен, когда сопровождается проповедью насильственного
подавления чужих верований. Этого у Филофея нет, и этим он выгодно отличается
от тех же католиков, проповедовавших и практиковавших в XVI веке «Drang nach
154

Osten». Когда он пишет Василию III: «Вся царства православныя хрисгианския
веры снидошася в твое едино царство», то это означает последнее прибежище
православия, а вовсе не всемирную империю 7.
Словно предвидя обвинения в «империализме», старец предостерегает великого
князя от увлечения земной славой и земными стяжаниями: «Не уповай на злато
и богатство и славу, вся бо сия зде собрана и на земли зде останутся». Вообще
по мере движения идеи на северо-восток акцент на всемирностъ империи слабеет
и гаснет. Первый Рим, включавший в свои границы все тогдашнее человечество,
был не только в церковном, но и в светском сознании государством всемирным.
У византийских авторов геополитический мотив едва слышен, он заглушен темой
богоизбранности и духовной миссии второго Рима 8. У псковского идеолога
третьего Рима не находим даже намека на идею всемирного территориального
расширения Москвы. Сущей несправедливостью надо признать анафемствования
кроткого Филофея при полном умолчании о наличии на Западе подлинно «аг¬
рессивных» писателей того же типа.
Как только Карл Великий увенчан был императорской короной, воскресли
надежды на возрождение империи цезарей. В 954 году монах Адсо написал книгу об
антихристе, поднесенную королеве Герберге, где старый Рим объявлен был никогда
не умиравшим, вечным. Только в вопросе избранничества сделаны были изменения:
избранным народом и избранными государями стали считаться теперь франки
и франкские короли. В отличие от Филофея, Адсо имел в виду не одну духовную
миссию, но и политическое возрождение империи в старых границах. Франкскому
государству, таким образом, ставилась обширная завоевательная задача. Почему же
ни о каком «адсизме» во Франции не говорят, а вот «филофейство» у нас об¬
наружили?
Каково бы ни было само по себе учение Филофея, существует сильное сомнение
в его широком распространении на Руси. Если, как говорит Е. Юрьевский, комплекс
его идей, «прокламируемый церковью, всем государством, глубоко запал на дно
национального сознания, стал важнейшей частью национальной идеологии», то
надо предположить факт длительной, упорной, всеобъемлющей пропаганды, на
манер той, что практикуют в наши дни большевики. Ничего подобною с учением
Филофея не наблюдаем. При безграмотности тогдашнего духовенства, при ничтож¬
ном количестве образованных людей на Руси трудно допустить возможность широ¬
кого внедрения в умы книжной идеологии, требующей or самих ее распространи¬
телей, по крайней мере, элементарной интеллигентности. У нас нет свидетельств
широкого ее «прокламирования». Напротив, имеем все основания думать, что идея
Москвы — третьего Рима не выходила за предел узкого круга ученых монахов
и книжников.
Памятников письменности с упоминанием о третьем Риме насчитывается нич¬
тожное количество, и среди них нет ни одного, посвященного специально этой теме.
Государство, во всяком случае, не прокламировало ничего такого. Ни в официаль¬
ных актах, ни в летописных сводах, вроде Воскресенского и Никоновского, игра¬
вших роль тогдашних официозов, ни в Степенной Книге упоминания о Москве —
третьем Риме не находим. Его нет в цикле документов и текстов, связанных
с венчанием Дмитрия Ивановича и Ивана Грозного.
Только в «утвержденной грамоте» константинопольского патриарха Иеремии,
приехавшего в 1589 году на Русь и давшего согласие на учреждение патриаршества
в Москве, находим почти дословную формулу Филофея. Но в этом как раз и прихо¬
дится видеть подтверждение давно высказанной мысли, что лозунг «Третий Рим»
надо рассматривать как чисто церковную идеологию. И если подсчитать памятники,
в которых он фигурирует, то, за ничтожным исключением, это будут сплошь
памятники церковной письменности. Можно думать, что в самой церкви идея
третьего Рима выродилась в XVI веке в чисто практическую идею — возведение
московского митрополита в сан вселенского патриарха. Как только эта цель была
достигнута, о третьем Риме замолчали. В XVII веке почти не находим произведений
с упоминанием о нем.
Что же касается старца Филофея, приобретшего ныне такую неожиданную
славу, то вряд ли за пределами Пскова он был известен. В Москве на него, кажется,
не обратили внимания или не вняли его поучениям. По крайней мере, первое его
послание к Василию III, по мнению В. Малинина 9, не возымело действия, и понадо¬
155

билось второе, об успехе которого тоже ничего не знаем. Филофей был забыт
после смерти и только изредка упоминался писателями-раскольниками - Ав¬
вакумом, иноком Авраамием. Но и они упоминали его не как автора третьего
Рима, а в связи с выпадами против латынян и звездочетов, со спорами о крестном
знамении 10. В XVIII и в первой половине XIX века память о нем совершенно
изгладилась. Ни Карамзин, ни митрополит Евгений Болховитинов, автор «Ис¬
торического словаря о бывших писателях духовного чина греко-российской церкви»,
ничего о нем не знают. Впервые его имя появляется на страницах печати в 1846
году в I томе «Дополнений к Актам Историческим», где напечатано его послание
к дьяку Мунехину-Мисюрю. Остальные его послания то в выдержках, то полностью
стали появляться в конце 50-х и в 60-х годах прошлого столетия в «Православном
Собеседнике».
Только после этих публикаций на псковского старца обратили внимание А. Н.
Пыпин, С. М. Соловьев, Е. Е. Голубинский, о. Николаевский, П. Пирлинг, В. О.
Ключевский и другие. Именно под пером этих профессоров имя Филофея и об¬
наруженное у него «учение» приобрело широкую известность. Мотив третьего Рима
подхватили поэты, публицисты, религиозные мыслители, и в результате несколько
строчек из послания Филофея обросли пышной легендой, корни которой уходят не
в эпоху Василия III, а в идейный и политический климат царствования Александра
II. В наши дни, когда говорят о третьем Риме, то имеют в виду обычно образ,
созданный в XIX веке, приписывая его Филофею. При этом не дают себе труда даже
обратить внимание на заголовок, под которым во всех почти дошедших до нас
списках встречаем послание к Василию Ивановичу: «Послание к великому князю
Василию, в нем же об исправлении крестного знамения и о содомском блуде».
Оказывается, прямой целью обращения к великому князю был призыв не к мирово¬
му господству, а к устроению внутрицерковных дел (крестное знамение) и к поддер¬
жанию нравственности. Послание убеждает Василия искоренить пороки и взять на
себя заботу об охране благочестия на Руси.
Кто читал послание полностью, тот знает, что борьба с мужеложством занима¬
ет автора больше, чем учение о третьем Риме. Тирада о третьем Риме приведена
только для того, чтобы обратиться к Василию со словами: «Сего ради подобает тебе
о царю содержати царство твое со страхом божиим». Другими словами, обязан¬
ность поддержания благочестия выводится из положения царя как главы нового
Царьграда. Рассуждения о третьем Риме занимают подчиненное место в писаниях
Филофея. Этим и объясняется их краткость. В послании к Мисюрю, наговорившись
вдоволь о латинской ереси и о звездочетах, Филофей лишь в самом конце уделяет
несколько строчек третьему Риму, открывая их словами: «Малая некая словеса
изречем о нынешнем православном царствии». Неужели так «прокламируются»
идеи, предназначенные стать национальным евангелием?
Но Филофей был краток и ограничен «малыми словесы» еще и потому,
что предполагал идею третьего Рима известной своим корреспондентам. Не
он был ее автором.
Все желающие видеть в идеологии «третьего Рима» исчадие русского наци¬
онального духа должны были бы знать, что учение это не русского, а иностранного
происхождения и занесено к нам извне. В ученой литературе этот вопрос давно
выяснен. О «новОм Царьграде» стали поговаривать за полтораста лет до Филофея.
Одна болгарская рукопись середины XIV века заключает такие строки: «Все это
приключилось со старым Римом, наш же Царьград стоит и растет, крепится
и омлажается. Пусть он и до конца растет, о царь, всеми царствующий,—
принявши в себя такого светлого и светоносного царя, великого владыку и изряд¬
ного победоносца, происходящего из корени Асеня, преизрядного царя болгар,-
я разумею Александра прекроткого, и милостивого, мнихолюбивого, нищих кор¬
мильца, великого царя болгар, чью державу да исчислять неисчислимые солнца».
Под «новым Царьградом» здесь разумеется болгарская столица Тырнов — резиден¬
ция царя Иоанна Александра, именовавшегося «царем и самодержцем». Это по его
приказанию приведенные только что строки вставлены в старую византийскую
хронику. Тырнов здесь только буквально не назван третьим Римом, по смыслу же
разумеется таковым.
Появившись впервые на Балканском полуострове у южных славян занимающая
нас идея возникла не как тенденция к всемирной экспансии, а как средство самоза¬
156

щиты и национальною самоутверждения. Болгары и сербы, издавна христиа¬
низированные, включенные в состав империи, хотя и восприняли византийскую
культуру, но в то же время остро ненавидели все греческое и самих греков,
презиравших их и угнетавших. Они не раз восставали против своей метрополии
и наконец добились политической независимости. В X веке болгары учреждают
в Охриде свою патриархию, а в XIV веке царский и патриарший престолы
переносятся в Тырнов. Глядя на это, Стефан Душан заводит такую же независимую
патриархию для Сербии. Освободившись от «ромеев» югославянс перенесли на
своих царей все учение об императорской власти. Александра, владетеля Тырнова —
«нового Царьграда», украсили теми же цветами византийского красноречия, какими
украшают обычно особу императора: «благоверный», «великодержавный», «бо¬
жественный поспешник истины».
Но вот пришли турки, взяли старый Царьград, а вместе с ним и «новый». Не
поняв всех размеров обрушившегося бедствия, югославяне долго надеялись на
помощь ближайших соседей — венгров и поляков. Когда выяснилась бесплодность
этих упований, взоры устремились на далекую малоизвестную Москву. И тогда весь
комплекс идей и красноречия о «новом Царыраде» и национальном «царе само¬
держце» перенесен был на русскую столицу и ее князя. После падения Констан¬
тинополя, в царствование Ивана III наблюдается наплыв югославянской интел¬
лигенции в Москву, куда она принесла свои политические идеи. По мнению П. Н.
Милюкова, политическая литература на Руси создана югославами. Такое утвержде¬
ние, может быть, чересчур смело, но, без сомнения, роль болгар и сербов в возник¬
новении церковно-политических теорий у нас очень велика.
Почва для них подготовлена была трудами таких выходцев с Балкан, как
митрополит Киприян, посланный к нам еще при Дмитрии Донском. С Дмитрием он
не ладил, но с сыном его Василием сошелся и немало сделал в смысле литературного
возвеличения великокняжеской власти на Руси. Это его опытная рука отредактирова¬
ла житие митрополита Петра, написанное старцем Прохором. Скромный москвич не
решался писать о своей столице иначе как о «граде честном кротостию»; у Киприяна
она становится «град славный зовомый Москвой». Это Киприян сочинил знаменитую
речь митрополита Петра, якобы обращенную к Ивану Калите: «Если ты успокоишь
мою старость, если воздвигнешь здесь храм достойный Богородице, то будешь
славнее всех прочих князей и род твой возвеличится; кости мои останутся в сем граде,
святители захотят обитать в нем и руки его взыдут на плещи врагов наших».
Пришедшие на Русь югославы были людьми византийской выучки и гибкости;
сочинить пышную генеалогию правителя или оправдать самые фантастические
притязания и права не представляло для них труда. Особенно выдающуюся роль
сыграл серб Пахомий, достойный ученик тырновского книжника Ефимия. Он начал
внедрять мысли о «высшем христианстве» на Руси, о «большем православии».
Великого князя московского расписал на манер своих болгарских «самодержавцев».
Московский князь, по его словам, не зовется царем единственно «смирения ради
и по величеству разума», тогда как имеет все права на этот титул. Признание за ним
таких прав Пахомий влагает в уста самому греческому императору Иоанну Палео¬
логу. Существовало у греков предание, по которому «русый род» должен победить
исламитов и утвердиться на семи холмах Царьграда. Под пером Пахомия «русый
род» превращается в «русский род». «Если все преждереченные Мефодием Патарс-
ким и Львом Премудрым знамения о граде сем сбылись, то и последния не минуют,
но тоже сбудутся; ибо написано: русский род всего Измаила победит и Седмихол-
мый возьмет и в нем воцарится» ".
Произведения югославян начали помаленьку заражать москвичей. Уже в 1492
году в пасхалии митрополита Зосимы Москва называется «новым Константиног-
радом», а Иван III - «новым царем Константином». Что москвичи в данном случае
выступали учениками болгар и сербов, видно по рабскому копированию приемов.
Они в тех же самых словах и выражениях делают вставки в хроники и повествова¬
ния. Так, в сказании о падении Царьграда после сожалений о гибели балканских
православных царств читаем: «Наше же российское Божею милостью, Пречистыя
Богородицы и всех святых чудотворец молитвами ростет и молодеет и возвышает¬
ся. Ей же Христе милостивый даждь рости и младети и расширятися и до скончания
века» 12. Как это похоже на тырновскую вставку XIV века; «наш же новый царьград
стоит и растет, крепится и омлаждается. Пусть он и до конца ростет!»
157

Нетрудно заметить, что Ю1 ославянская версия значительно отличается от вер¬
сии Филофея; она насквозь политична и проникнута не церковными, а государствен¬
ными устремлениями. Эго вполне понятно: возникла она на почве национально-
освободительной борьбы, а не на основе святоотеческой литературы о конце мира.
Но несмотря на весь эффект, произведенный Пахомием, Русь не приняла ее в таком
виде, в каком она выступает у сербов и болгар. На примере того же Филофея видно,
что русские книжники восприняли ее более углубленно и в чисто религиозном плане.
Мотив же государственной мощи и патриотического бахвальства не привился.
Сравнение Москвы с Римом многим резало ухо. Вот что читаем, например, в «Ка¬
занской истории», составленной в середине 60-х годов XVI века: «И возсия ныне
стольный и преславный град Москва, яко вторый Киев, не усрамлюжеся и не буду
виновен нарещи того и третий новый великий Рим, превозсиявший в последняя
лета, яко великое солнце в великой нашей русской земли». Здесь явственно звучит
нота смущения при сравнении Москвы с Римом. Автор должен сделать оговорку
(«не усрамлюжеся и не буду виновен»), прежде чем решиться на такое сравнение; он
как бы с опаской оглядывается на кого-то, кто не одобряет такие сравнения.
Не одни, впрочем, югославы подсказывали русским идею преемственности от
Византии, это делал и западный мир в лице папы и императора Священной Римской
Империи. Их сношения с Москвой в XV—XVI веках представляются сплошной
цепью искушений королевской, царской, даже императорской короной, и упорных
убеждений завладеть Константинополем и сесть на троне цезарей. Уже Ивана III
пытались соблазнить этим, а к сыну его Василию Ивановичу слали посольство за
посольством. Продолжалось это и при Грозном и при Федоре Ивановиче. Когда
к этому последнему отправляли из Рима в 1594 году посланника гр. Ангвишиоли,
ему дана была инструкция, предписывавшая всячески уговаривать москвичей на
захват молдавских и фракийских земель как первого шага к завоеванию Балканс¬
кого полуострова. Русская «империя», по словам инструкции, «могла бы укрепиться
там и основать надежду на распространение славы и власти в этом более мягком
и счастливом климате и открыть себе дорогу к завоеванию самого Константинопо¬
ля». «Скажите,— продолжала инструкция,— что угнетенные нации (то есть балканс¬
кие народы) говорят тем же или мало отличным от московитов языком, и все они
умоляют небо о помощи через своих соплеменников и ничего так пламенно не
желают, как иметь в них защитников и патронов. Присоедините, что христиане всех
этих стран соблюдают греческий обряд и имеют таким образом больше прав на
поддержку со стороны их; что московиты могут надеяться на самый широкий
и блистательный успех, после которого божественное милосердие благоволит соеди¬
нить всех в общении истинной веры» ,3.
Такие указания давались послам в течение целого столетия. Особенно соблаз¬
нительные речи произносил знаменитый Антоний Поссевин, приезжавший к Гроз¬
ному в 1580 году. Он обещал ему от имени папы, что будет «венчан более славными
титулами и регалиями, чем какими венчался», что после такого венчания провозг¬
лашен будет «императором Востока». «Ты возьмешь не только Киев, древнюю
собственность России, но и всю империю Византийскую, отнятую Богом у греков за
их раскол и неповиновение Христу Спасителю». Соблазняла Г розного императорс¬
ким титулом и Вена: «По воле цесаря, папы, короля испанского, эрцгерцога Эрнеста,
князей имперских и всех орденов,— говорили австрийские послы,— все царство
греческое восточное будет уступлено твоему величеству, и ваша пресветлость будете
провозглашены восточным царем» 14.
Москве, следовательно, не только преподносили в готовом виде учение об ее
великом предназначении как новой Византии, но поощряли всеми мерами прак¬
тическое вступление во владение византийским наследством. При некоторой склон¬
ности к поверхностности и вульгарным историческим обобщениям можно было бы
сказать, что вся балканская политика России XIX века вплоть до «Константинополя
и проливов» сочинена и подсказана ей Западом четыреста лет тому назад. Никому
в Европе в то время это не казалось «агрессией», «империализмом».
Причины, по которым папа и император ухаживали за московитом, всем
известны. Первая и явная заключалась в стремлении вовлечь Москву в антитурец-
кую коалицию. Турки после взятия Константинополя черной тучей нависли над
Европой, угрожая не только Вене, но и самому Риму. Идея крестового похода
против них обсуждалась при всех европейских дворах. Поход, однако, не клеился.
158

Ощущалась необходимость привлечения новых мощных союзников. За участие
в антитурецкой коалиции Москве обещали и Византийскую империю и скипетр
Ближнего Востока. Но как у Рима, так и у Вены существовали другие, тайные
цели. Папа имел намерение окатоличить Русь, а император распространить
на нее свое политическое влияние. В той же инструкции Аш вишиоли находим
предписание «внедрить в умы тех, с кем придется рассуждать, мысль об авторитете
святого престола и указать на достоинство, безопасность и честь тех, которые
зависят от него и живут в союзе с ним, как милые дети в недрах матери».
Особенно тонко надлежало внушить мысль о папе как об единственном источнике
дарования титулов и достоинств. Только то звание и тот титул действительны,
которые получены от апостольского престола. Маня царя императорским титулом
и балканскими землями, надеялись заманить все московское i осударетво в унию
с католической церковью. Венская дипломатия подчеркивала, напротив, что титулы
и звания раздает не папа, а император, и что если царь будет дружить с ним,
во всем его слушаться, то получит в обладание и Константинополь, и венец
«восточног о цезаря».
Для русской церкви в этом таилась грозная опасность. Люди, подобные Фило¬
фею, имели полное основание беспокоиться, как бы Василий, соблазнившись титу¬
лами и посулами, не сделал шага в смысле отступления от православия !S. Москва,
которую он хотели видеть заступницей и средоточием правой веры, в глубине души,
вызывала у них сомнения в своей стойкости. У всех было свежо в памяти потряса¬
ющее событие конца царствования Ивана III, когда зародившаяся в Новтороде
и изгнанная оттуда архиепископом Геннадием страшная ересь «жидовствующих»
перекинулась в «царствующий град» и свила там гнездо при дворе само! о великого
князя. Виднейшая знать, члены великокняжеского семейства, даже митрополит
Зосима — «жидовствовали», а по словам «Степенной Книги» «сия же безумных
гнилая мудрствования внидоша во уши и самому великому князю Ивану Васильеви¬
чу всея Руси самодержцу».
Архиепископу Геннадию пришлось выдержать «аки льву» ожесточенную борь¬
бу, прежде чем добиться искоренения язвы в самом сердце православия. На храни¬
телей благочестия этот случай произвел тем более мрачное впечатление, что пока¬
зался одним из признаков приближения конца мира. Иосиф Волоцкий, ссылаясь на
апостола Павла, писал: «В последняя дни настанут времена люта, приидет прежде
отступление. И тогда явится сын погибельный. Се ныне уже прииде отступление».
Чем угодно, только не национальной гордостью и не всемирным господством, вссг
от этих высказываний и настроений.
Нам могут возразить: не все ли равно, сами русские сочинили «третий Рим» или
заимствовали от кого-нибудь; важно, что они воспитались на этой идее и что цари
следовали ей в своей политике. Такое рассуждение могло бы быть принято во
внимание, если бы цари действительно ей следовали, и если бы стремились, по
крайней мере, к овладению наследством «второго Рима». Но трудно согласовать
с данными историков утверждение Е. Юрьевского, будто «Иван III, женясь на
племяннице последнего византийского царя, уже видел в себе носителя прав исчезну¬
вших базилевсов Царьграда». Когда-то в общих курсах истории эта точка зрения
была популярна, но специальные исследования разрушили ее совершенно.
Начать с того, что Иван не стремился к браку с Софией и не был его
инициатором. В гораздо большей степени инициатива исходила от папы, при дворе
которого воспитывалась София Палеолог. Брак этот был состряпан двумя проныр¬
ливыми левантинцами — греком Юрием Траханиотом и итальянцем Джан Батис¬
том де ла Вольпе. Они обоюдно ввели в заблуждение и папу и великого князя,
вследствие чего для обеих сторон после заключения брака обнаружилось много
неожиданностей и обид. Папа огорчен был крахом надежд на продвижение католи¬
чества на Русь, а Иван III — тем, что вместо православной принцессы получил
в жены католичку.
Ни о какой пышности, ни о каком царьградском ритуале, якобы утвердившихся
при дворе после женитьбы на Софье, источники не упоминают. Итальянец Конгари-
ни, посетивший Москву через четыре года после прибытия туда Софьи, не только не
заметил византийского церемониала и пышности, но был приятно удивлен скром¬
ностью и простотой великого князя. На приеме он сам подошел к Контарини
и непринужденно с ним разговаривал. Даже вопрос о двуглавом орле, принесенном
159

к нам, по всеобщему мнению, Софьей, сейчас не кажется таким простым, как раньше.
Герб этот тоже начинает фигурировать значительно позднее свадьбы Иоанна с Со¬
фьей, и история его появления в Москве достаточно темна 16.
Уже эти штрихи рисуют в Иване плохого «носителя прав исчезнувших базилев-
сов». И он действительно ни о каких таких правах не думал. Когда, на следующий год
после брака, сенат Венецианской республики написал ему, что власть над восточной
империей, захваченной турками, в случае прекращения мужского потомства Палео¬
логов принадлежит ему теперь но брачному праву, великий князь отнесся к этому
совершенно равнодушно. И еше большее равнодушие проявил позднее, когда шурин
его, Андрей, брат Софьи, выразил намерение продать по сходной цене свои права на
византийский престол. Иван не пожелал истратить на это дело ни гроша, так что
Андрею пришлось продать эти права католику — французскому королю Карлу VIII,
а потом завещать их еще раз Фердинанду и Изабелле Испанским. После его смерти
и после перехода брата его Мануила в ислам и исчезновения всего потомства
Палеологов, у Ивана не возникло ни малейшего соблазна напомнить о своей жене
Софье как единственной наследнице царьградской короны 17.
Не больше интереса к этой короне наблюдаем и у его сына Василия III. Папа
Лев X стремился всячески соблазнить Василия перспективой воцарения в Констан¬
тинополе. В 1518 1519 годах он с помощью Албрехта Бранденбургского снаряжает
в Москву посольство Дитриха Шомберга, призывая великого князя к борьбе против
турок и обещая за то короновать его и признать за ним право на византийские
владения. Ответное посольство Василия III благодарило папу, не отказываясь
в принципе от союза с ним, но совершенно уклонилось от конкретных переговоров
об этом союзе. Что же касается вопроса о царском титуле и о константинопольском
наследии, то о них москвичи не проронили ни слова. Так же вело себя посольство
Дмитрия Герасимова, отправленное в Рим в 1524 году в ответ на новое папское
посольство.
Но едва ли не ярче всех определил свое отношение к идее восточной империи
Иван Г розный. Когда папский легат Антоний Поссевин начал расписывать ему все
ту же картину изгнания турок из Царьграда и воцарения на троне восточных
цезарей,— Грозный пресек эти разговоры, отказавшись «на большее государство
хотети». «Мы в будущем восприятия малого хотим,— сказал он,— а здешнего
государства всее вселенные не хотим, что будет ко греху поползновение». Решать
участь бывших византийских земель он вообще, не считал возможным: «Земля
Господня, которую он даст, кому ему угодно будет».
Для людей, составивших себе представление о доктрине «Москва — третий
Рим» не по первоисточникам, а по популярным курсам русской истории и, особенно,
по переживаниям этой темы в общественной мысли XIX века, такая позиция
московского самодержавия будет неожиданностью. Но факт полного равнодушия
московских царей к византийскому наследству не подлежит сомнению. Ни папе, ни
императору так и не удалось на этой почве вовлечь их в крестовый поход против
турок. С турецкой армией у нас до 1676 года не было никаких столкновений, да
и в этом году оно произошло вследствие нападения самих турок.
Историкам давно известна причина такого поведения Москвы. «Третий Рим» ни
о чем не думал, кроме как о том, чтобы стать столицей русского национального
государства. Надобно быть слишком низкого мнения об умственных способностях
тогдашних политиков, чтобы допустить у них всемирно-исторические планы в такое
время, когда ни территория их собственного государства, ни абсолютная самодер¬
жавная власть еще не сложились. Призванием своим они считали восстановление
«империи Рюриковичей», как называл Карл Маркс Киевскую Русь. Равнодушные
к Царьграду и к балканским землям, они весьма неравнодушны были к Витебску
и Смоленску, к Киеву и Полоцку, находившимся в польско-литовских руках. «Князь
великий хочет вотчины свои — земли русские», - сказали бояре Шомбергу в 1519
году. Здесь разгадка московского «империализма». Пожелай великий князь турецкие
земли, он бы снискал почет и благословение папы, но так как он захотел не чужих
земель, а своих, русских, он прослыл империалистом за несколько столетий до
появления слова «империализм». Причина заключалась в том, что добрая половина
этих русских земель находилась в чужих руках.
В 1486 году, имперский посланник Николай Поппель проболтался в Москве:
«Королю польскому очень не хочется, чтобы римский папа сделал великого князя
160

королем; он посылал к папе великие дары, чтобы папа этого не делал... Ляхи очень
боятся того, что если твоя милость будет королем, то тогда вся русская земля,
которая под королем польским, отступит от него и твоей милости будет послушна».
Ни от папы, ни от императора Иван III никакого титула не хотел, усматривая в нем
опасность для своего суверенитета, но он в 1493 году формально принял гораздо
более опасный для поляков титул «государя всея Руси», превосходно выражавший
как внутреннюю его, так и внешнеполитическую программу. С этого и началось
поношение Москвы как «агрессора». Ни одного столкновения, ни одной тяжбы из-за
русских земель не обходилось без того, чтобы поляки так или иначе не втягивали
в эти споры папу, императора, европейских монархов. Беспрерывно сыпались
жалобы и страшные рассказы о захватничестве московитов. А ведь шел всего лишь
процесс образования национального государства!
Во Франции, в Англии, в Испании, в Италии он протекал с гораздо большими
насилиями, жестокостями и гораздо более кроваво, но ни одна из этих стран не
снискала репутации «империалиста». Поляки уже тогда начали запугивать западный
мир чудовищной якобы мощью России, ее широкими завоевательными планами, ее
антихристианством. Не успел Ричард Ченслер в 1552 году открыть морской путь
к устью Северной Двины, не успела в Лондоне организоваться Компания для
торговли с Москвой, как уже польский король писал Елизавете английской укориз¬
ны, обвиняя ее в преступлении перед Европой за то, что своей торговлей с врагом
человеческого рода она укрепляет его военную технику. Так же, примерно, вела себя
Ливония. Как только орден пришел в упадок и былая воинственность «божьих
дворян» сменилась диким страхом перед Россией, они, по примеру поляков, стали
«просвещать» Европу по части московского «империализма» 18.
Если в истории нашей общественной мысли когда-нибудь и звучал мотив «iiber
alles» то искать его надо не в XVI—XVII столетиях. Почему Е. Юрьевский не
ограничился, по примеру Б. И. Николаевского, шестидесятыми—семидесятыми
годами XIX века, а устремился к Грозным Иванам, Темным Василиям в «тягловую»
Московскую Русь? Кто читал его статьи, тому ясно, что задачу он преследует совсем
иную, чем Б. И. Николаевский; речь у него идет не о том, чтобы доказать тождество
большевистской политики с политикой царизма, а чтобы и царизм, и большевизм
свести к одному знаменателю. Таится он, по мысли Е. Юрьевского, во всей нашей
истории, в нашем народе, в некой «субстанции», которая «живет и неизменно звучит
на протяжении веков». Книга монаха Адсо не вошла «в самую душу» французов и не
сделалась их национальным евангелием, а десять строчек монаха Филофея сделали
русских «империалистами». Произошло это, конечно, потому, что «филофейство»
сидело у них в крови и существовало задолго до Филофея. Читая Юрьевского
чувствуешь, что русские — большевики от сотворения мира, и цари и народные
комиссары, и опричники, и чекисты, и Филофей и Герцен, и Тютчев и Стенька Разин,
и народники, и марксисты (кроме меньшевиков), и революционеры, и черносотенцы.
Может быть, это только в Западной Европе тоталитарные режимы порождают¬
ся общественно-политическими условиями, а в России они имеют какую-то другую
основу? Мы говорим «они» и «имеют» потому, что у Е. Юрьевского и П. Берлина
речь идет не об одной пролетарской диктатуре. Вся наша история — сплошной
тоталитаризм. Из их исторической схемы прямо следует, что абсолютная монархия
известна только Западу, у нас вместо нее процветал некий сталинский режим, а если
углубиться в эпоху татарского владычества, то можно обнаружить строй, как две
капли воды, похожий на большевистскую власть. П. Берлин прямо называет его
«коммунизмом». «Чингиз-хан ввел коммунизм, идущий дальше советского. Законо¬
дательство Чингиз-хана,— по его словам,— перешагнув европейский период раз¬
вития России, густо вошло в строй советских и хозяйственных, и государственных,
и военных отношений, и дипломатических приемов» ”.
Точка зрения П. Берлина не от «Третьего Рима», а от духинщины — самой
популярной в Европе русофобской доктрины. Автором се был Францишек Духинс-
кий, прославившийся в конце 40-х годов прошлого столетия своими лекциями в Пари¬
же по польской истории. Они были выпущены в 1858—1861 годах трехтомным
изданием под заглавием «Zasady dziejow Polski i innych krajow slowianskich». В 1864
году вышла в Париже другая его книжка «Peoples Aryas et Tourans». Общий смысл
их такой, что русские — не арийцы, не славяне, а народ туранской ветви, родные
братья финнов, калмыков, киргизов, монголов со всеми их качествами. Туранская
6 Заказ 4329
161

Московщина всегда отмечена была знаком неволи и коммунизма, в то время как
арийская Польша и европейские страны — свободой и индивидуальностью.
Таким образом, для объяснения извечного русского империализма представи¬
тели нашей социал-демократии объединили два несовместимых учения расистс¬
кое и церковное. На этой почве никакого разногласия между ними не замечено.
Очевидно, для очернения русского исторического процесса все теории хороши.
Примечания
1. «Социалистический Вестник», № 6 7.
2. «Социалистический Вестник», 1954. № 2.
3. Следуя примеру Б. Николаевского, очень легко в любой стране набрать пышный букет
«империалистических вожделений».
4. «Соц. Вестник», 1956, № 1. Эта же статья вышла по-французски в парижском журнале «Est
et Ouest» в феврале 1956 г. под заглавием «Le complexe Byzantin dans la conscience russe».
5. Пермская азбука изобретена была в 70-х годах XIV столетия.
6. После слов: «паче солнца светится», следует: «Да веси христолюбче, яко вся христианская
царства приидоша в конец и снидошася во едино царство нашего государя. По пророчес¬
ким книгам, то есть Росейское царство. Два убо Рима иадоша, а третий стоит, а четвер¬
тому не быти».
7. Исследователь, много поработавший в области русской церковной идеологии, трактует
учение о третьем Риме в таких выражениях: «Ветхий Рим пал именно за утерю веры, новый
Рим тоже за утерю истинного благочестия, за союз с латинами. Понятно, что и третий
Рим — Москва несомненно падет, и все московское царство рушится, если русские люди не
уберегут переданного им на сохранение Божественным Промыслом православия; только
последствия их небрежения будут более ужасны и гибельны. У ветхого Рима был наслед¬
ник в православии — второй Рим, Константинополь; преемником Нового Рима в блаю-
честии сделалась Москва, которая уже не будет иметь себе наследников, т. к. четвертому
Риму не быть, значит, если погибнет Москва, то погибнет и православие в целом мире,
и русские люди одни будут неисходно виноваты в этой гибели» (Н. КАПТЕРЕВ. Характер
отношений России к православному Востоку в XVI XVII вв., стр. 17).
8. Нельзя поэтому, признать удачным выражение: «византийский комплекс», понимая под
этим дух экспансии, завоеваний и подчинений.
9. В. МАЛИНИН. «Старец Елеазарова монастыря Филофей и его послания», Киев. 1901.
10. Филофей можег считатсья одним из предтечей раскола XVII века. Ведь дух псковского
Елеазарова монастыря был «раскольничий». Еще основатель его преп. Ефросин (Елеазар)
совершил в 1419 г. паломничество в Царьград с единственной целью — узнать, сколько раз
следует петь «аллилуйа». Вернулся оттуда убежденным сторонником сугубой аллилуйи.
11. Справедливость требует отметить, что сербы не сами выдумали «русский род». И. И.
Срезневский нашел французский перевод одной грузинской летописи, где приводится
пророческий текст надписи на Константиновой гробнице: «Les nations des Russes reunies
ensemble avec tous ceux qui les entourent, triompheront des Ismaelites».
12. Такую же вставку находим в Хронографе 1512 года. Некоторые приписывают ее Филофею,
13. Русская Историческая Библиотека, т. VIII.
14. Хороший обзор этой папско-австрийской дипломатии можно найти в статье Н. С. Чаева
«Москва —третий Рим в политич. практике XVI века». Исторические Записки, № 17, 1945.
15. Филофей знал через Мунехина — Мисюря, что придворным врачом у Василия III был
«немчин» Николай Булев, пропагандировавший идею соединения церквей.
16. См. К. В. БАЗИЛЕВИЧ. «Внешняя политика Русского централизованного государства».
М. 1952, с. 86 87.
17. На брак своего деда с Софьей никогда не ссылался и Иван Грозный.
18. Польша и Ливония поставили задачей препятствовать проникновению европейской культ¬
уры в Россию. Известна задержка в Любеке в 1547 г. ста двадцати мастеров, инженеров,
художников, врачей, ехавших на московскую службу. Были и другие случаи недопущения
специалистов в Россию. Все это могло бы послужить неплохим комментарием к утвержде¬
нию Е. Юрьевского, полагающего, что не будь «заложенного в глубины русского сознания
«филофейства», проблема русского отношения к Европе была бы иной, в се странном виде
не существовала».
19. «Чингиз-хан с водородной бомбой». Соц. Вестник, 1954, № 1.

СООБЩЕНИЯ
Российско-южнокорейские связи
на рубеже XX и XXI веков
Чхан Чхи Хёк
С раннего детства я питал большой интерес к русскому Приморью. Это происходи¬
ло под непосредственным влиянием моего покойного отца Чан До Бина. Будучи
ученым-историком, он прибыл в русское Приморье еще в 1912 г. и там обосновался,
чтобы изучать историю древнего государства Бохай, территория которого прости¬
ралась от Маньчжурии до Приморья. И Маньчжурия и Приморье, куда до недавне¬
го времени для меня была закрыта дорога, были недоступны мне. Но как только
началась нормализация отношений между Западом и Востоком, передо мной откры¬
лась возможность осуществить мою давнюю мечту и посетить эти регионы.
В январе 1991 г. после посещения Китая я впервые побывал в русском Примо¬
рье. Природный ландшафт этого края очень похож на Корейский полуостров.
И я невольно подумал, что наши древние предки жили в прекрасных местах.
В разных частях Приморья я увидел следы древнего государства Бохай и мысленно
возвращался к трагическим страницам истории этого края. Хотя мой визит был
кратковременным, мне все же удалось посетить ряд районов Приморья и осознать
его важное значение в жизни России.
Приморье для нас — не только земля, на которой когда-то в древние времена
жили наши далекие предки, но и регион, который сегодня может явиться мостом,
связывающим Россию с Республикой Корея во многих областях жизни. С позиции
бизнесмена я почувствовал, что Приморье — тот район, куда стоит южнокорейским
предпринимателям приложить свой капитал и начать большое дело. Приморский
край, особенно Владивосток и Находка, является тем регионом, который для
континентальной России сможет выполнять функции «рта и носа». Такие функции
этих двух городов неизбежны, так как на востоке России они являются не только
единственными портами, соединяющими Россию с азиатскими и тихоокеанскими
государствами, но и самыми крупными портами, обеспечивающими ее выход во
внешний мир. Поскольку российский Дальний Восток богат нефтью, газом, древеси¬
ной, морепродуктами и другими богатствами, которые ждут для своего освоения
прилежных рабочих рук, го Приморский край, его территория наряду с Северо-
Восточной Азией, бассейном Тихого океана, где возникают крупные финансово-
экономические структуры, располагает большими возможностями, чтобы стать
крупнейшим мировым экономическим центром.
Формируя впервые новые конкурентоспособные силы путем соединения
принципов свободной рыночной экономики с научно-техническим прогрессом,
устраняя на этой основе всякого рода идеологические барьеры, передовые
развитые страны в состоянии создать новую конкурентоспособную среду для
Чхан Чхи Хёк — президент группы акционерных компаний Корё Хапсон (Сеул).
163

мировой экономики, что в будущем приведет к возникновению крупных региональ¬
ных экономических центров.
Такие перемены в мировой экономике для районов российского Дальнего
Востока, Кореи, Китая, Японии расширяют возможности совместными усилиями
создать региональный экономический центр в Северо-Восточной Азии и Тихооке¬
анском бассейне.
Корея, которая почти не имеет своих природных богатств и невелика по
территории, обладает значительным географическим преимуществом в том отноше¬
нии, что расположена по соседству с российским Приморьем. Как с точки зрения
геополитики, так и с точки зрения политических и экономических интересов эти два
региона могут быть объединены на базе обеспечения взаимной безопасности и до¬
стижения экономического взаимодействия. Думаю, что в интересах России для
поддержания равновесия сил в этом регионе, необходимо объединить ее усилия
с Кореей. Особенно, если иметь в виду, что мировая экономика вступает в эпоху
тесного взаимодействия и взаимозависимости.
Мы должны всегда помнить, что российское Приморье является важнейшей
территорией, которая непосредственно примыкает к территории объединенной в бу¬
дущем Кореи. Поэтому преобразования здесь должны осуществляться на основе
стратегии развития государства, отвечающей требованиям приближающегося XXI
века. Перед городами российского Приморья открываются реальные возможности
превратиться в крупные международные регионы, подобно Нью-Йорку, Лос-Анд¬
желесу, Ванкуверу.
Хотя российское Приморье располагает неограниченными возможностями для
развития экономики, здесь до сего времени не созданы нормальные условия для
развития бизнеса и предпринимательства. В этом смысле Китай выгодно отличается
от Приморья. В районе Тяньцзиня в Китае создается корейский деловой центр,
активно ведется большая работа, чтобы в различных районах Китая обосновать
и развивать корейское предпринимательство. Однако не всегда китайский рынок для
нас будет надежным и привлекательным. В том случае, если политика внедрения
системы рыночной экономики, которую активно проводят нынешние китайские
руководители, увенчается успехом, то конкурентоспособность корейского бизнеса
по сравнению с китайским резко упадет.
Если же китайский бизнес, который будет располагать сравнительно хорошими
рабочей силой и технологией, резко повысит уровень производства в результате
оптимально возможного приспособления к системе рыночной экономики, то, воз¬
можно, корейский бизнес лишится своей базы в Китае и большинство его предпри¬
ятий должны будут покинуть его территорию.
Имея в виду вышесказанное, можно предположить, что Приморье станет тогда
тем регионом, куда корейские предприниматели будут целенаправленно помещать
свои инвестиции.
Весь вопрос заключается в том, насколько в России будет обеспечена политичес¬
кая и экономическая безопасность для нормальной деятельности корейских бизнес¬
менов. В этом вопросе я лично придерживаюсь скорее оптимистических взглядов на
перспективу.
В условиях социалистической системы экономика России находилась в состоя¬
нии глубокой спячки. Сегодня она пробуждается. С развалом социалистической
системы и отказом от прежних методов управления экономикой Россия столкнулась
с множеством трудностей на новом пути. Если обращать внимание только на
негативные стороны жизни сегодняшней России, то может создаться безрадостная
картина будущего российской экономики. Но это всего навсего вопрос времени,
и я верю, что в недалеком будущем экономика России совершит огромный скачок.
Самое позднее — через 3—5 лет в России установится прочная система политичес¬
кой и экономической безопасности, и через 10 лет в условиях стабильности экономи¬
ка начнет развиваться ускоренными темпами.
Внедрение и стабилизация системы рыночной экономики требуют продолжи¬
тельного времени и как только она войдет в нормальное русло своего развития, ее
рост будет обеспечен быстрыми темпами. Россия располагает неисчерпаемым
материальным и интеллектуальным потенциалом (как великая держава она имеет
огромные достижения в области фундаментальной науки, техники, располагает
огромными людскими ресурсами). Все это позволит ей за относительно короткий
164

исторический срок добиться крутого подъема во всех сферах жизни. К примеру,
Россия добывала ежегодно 600- 700 млн. тонн нефти и занимала первое место
в мире по ее добыче. Однако ввиду того, что нефтедобывающее оборудование
сильно устарело, сейчас Россия добывает лишь 370 млн. тонн нефти в год. Однако
недалеко то время, когда Россия, приложив необходимые усилия, наверстает упу¬
щенное. Тем более что промышленные предприятия США, стран Западной Европы
и Японии уже начали реконструкцию этого оборудования. Это позволит России
в недалеком будущем добиться прежнего уровня производства нефтспродукции.
Наряду с нефтью добыча природного газа также достигнет в перспективе значитель¬
ного объема. Таким образом, российская экономика постепенно будет преодолевать
свой недуг, произойдут позитивные перемены в сфере валютного обращения и мно¬
гие иностранные предприниматели начнут сотрудничать с российскими предприни¬
мателями в различных сферах российской экономики и тем самым будут способ¬
ствовать росту и ускорению процесса ее стабилизации. Не уступая бизнесменам
других стран, корейские предприниматели могли бы содействовать реформирова¬
нию и ускоренному развитию экономики России.
Наступило время, когда с особой заинтересованностью можно и нужно рас¬
сматривать вопрос об инвестиции корейского капитала в ближайший для Кореи
регион — - российский Дальний Восток.
В плане исторической перспективы 5—10 лет для нас являются небольшим
отрезком времени. Быстротечные изменения, которые происходят сегодня в созна¬
нии российских правительственных чиновников и бизнесменов, также служат важ¬
ным фактором, позволяющим положительно оценить будущее России. Конечно, при
переходе к рыночной экономике было допущено немало ошибок и упущений, тем не
менее чувствуется, что в России сейчас проявляется удивительно сильная воля
к реформам, сверхожидаемая сила адаптации к рыночной экономике.
Из моей недавней встречи с одним из русских бизнесменов я вынес впечатление,
что этот человек нисколько не отличается or любого, живущего в капиталистичес¬
кой стране. Его образ мышления и действия нисколько не отличаются от образа
мышления любого корейского бизнесмена. Буквально через 4 5 лет встречи с та¬
кими российскими бизнесменами станут обычным делом.
Чувствуется, что среди корейских бизнесменов, которые обсуждают вопрос
о большом бизнесе в России, не хватает глубокого, всестороннего знания об этой
стране. И это действительно так. С другой стороны, нельзя возлагать слишком
большие надежды на людей, которые только недавно освободились от социалисти¬
ческой системы и устремились в систему свободной рыночной экономики. Невоз¬
можно добиться ничего хорошего, если сидеть и ждать, когда появятся благоприят¬
ные внутренние и внешние предпосылки для бизнеса.
Неоднократно посещая Россию, я всякий раз думал о стратегии инвестиций со
стороны корейских предпринимателей. Для того, чтобы свести риск к минимуму
и максимально увеличить степень эффективности капиталовложений, необходимо,
по моему мнению, осуществить следующий проект.
Во-первых, требуется всесторонний и глубокий анализ исходных данных для
конкретного бизнеса и создание необходимых предпосылок для его реализации.
Видимо, нужно поэтапно инвестировать капитал в такой проект, который со¬
ответствовал бы возможностям бизнесмена и в отношении которого была бы
уверенность в успехе. Осуществляя намеченный бизнес, надо делать все, чтобы
добиться поставленной цели. Только в этом случае укрепляется взаимное доверие
между партнерами.
В России много таких областей бизнеса, где корейские предприниматели могли
бы рассчитывать на то, что их деятельность будет Осуществляться в течение
длительного времени. Приведу ряд примеров. Прежде всего это касается лесо¬
перерабатывающей промышленности. В недалеком будущем Россия преодолеет
трудности и препятствия на пути своего движения и 'быстро будет наращивать
свое экономическое могущество. В этом случае значительно возрастет объем стро¬
ительного бизнеса. Строительный бум окажется неизбежным хотя бы потому,
что в настоящее время в России слишком много старых, ветхих жилищ, подлежащих
сносу. В этом случае резко возрастет потребность в лесоматериалах, необходимых
для расширения строительства. Из лесных обрезков, опилок и других отходов
можно получать новые изделия в виде прессованных досок, бумаги, картона и т. д.
165

Полагаю, если огромный экономический потенциал России, состоящий из при¬
родных богатств - нефти, газа, железной руды, фундаментальной науки и техники,
объединится с опытом, накопленным Корейской Республикой в сфере рыночной
экономики, ее управления, товарооборота, финансовых отношений, то можно до¬
биться большого успеха в области как организации производства, так и в выпуске
конкурентоспособной продукции. Кроме того, большая потенциальная возмож¬
ность для совместного сотрудничества имеется в сфере переработки рыбной про¬
дукции, производства биопродуктов из морских отходов, кожевенных изделий.
Во-вторых, вместо инвестиций капитала с целью извлечения временной выгоды,
получая определенные сырьевые материалы, необходимо ориентироваться на долго¬
срочные вложения, которые позволят корейскому бизнесу закрепиться на российс¬
ком рынке, помогут России осуществлять реформы, создавать крупные междуна¬
родные финансово-экономические центры. Для достижения этой цели крайне важно
создавать совместное производство с российскими бизнесменами. Например, гораз¬
до выгоднее развивать производство с использованием древесины и угля на месте,
чем их добывать и импортировать в страну.
В интересах сохранения окружающей среды больше надо думать о посадке
новых деревьев, чем об их беспорядочной вырубке, о таких делах, которые не
наносили бы урона экологии. Каждый, кто вкладывает свой капитал в бизнес,
должен помнить, что он создает то место, где в будущем человечество постепенно
наладит свою счастливую жизнь.
В-третьих, хорошим проектом могут стать совместные инвестиции в российс¬
кую экономику трех государств — США, Японии и Китая в различные отрасли
бизнеса в зависимости от их интересов. Эго поможет постепенному формированию
региональных экономических центров. Для уменьшения риска в бизнесе необходимо
привлечь к реализации большого проекта предпринимателей из развитых капитали¬
стических стран. Эти бизнесмены никогда не участвуют в проектах, если в них
слишком велик риск. Поскольку они приступают к реализации намеченного проекта
только после тщательного анализа реального положения дел и когда убедятся, что
степень успеха достаточно высока, то надо внимательно следить за их поведением
и в нужное время действовать совместно с ними.
В-четвертых, нельзя допускать, чтобы корейские бизнесмены вступали бы
в трудную конкуренцию на российском рынке, произвольно и беспорядочно занима¬
лись бы там бизнесом. Они должны собирать и обобщать сведения об экономичес¬
кой конъюнктуре на российском рынке и на этой основе организованно, соблюдая
установленные законы, приступать к реализации своих планов.
Для достижения намеченной цели можно с успехом использовать созданную
в Находке-корейско-российскую комиссию по экономическому сотрудничеству на
Дальнем Востоке. В прошлые годы корейские бизнесмены в тайне от обществен¬
ности действовали в коммунистических странах. Сведения об их деятельности
держались в строгом секрете, не просачивались в прессу, а сами они всегда выступа¬
ли «инкогнито». Конечно, такой метод ведения бизнеса нельзя считать эффектив¬
ным. Особенно важно собирать, изучать соответствующие сведения и материалы
и на этой основе выносить коллективное решение о начале предпринимательской
деятельности в такой стране, как Россия, где обстановка еще не стабилизировалась.
В будущем необходимо наладить систему предоставления корейским пред¬
принимателям сведений о российском бизнесе, создавать механизмы распределения
проектов между корейскими бизнесменами, крупных проектов — крупному бизнесу,
а мелких среднему и мелкому бизнесу.
Наряду с экономическими центрами одновременно формируются культурные,
призванные способствовать развитию сотрудничества в области культуры, искус¬
ства, образования, науки и таким путем надо развивать дружбу между Кореей
и Россией. Республике Корея следует остерегаться национализма и устранять его
в зародыше. Недавно на страницах корейской прессы была опубликована заметка
о том, что российские корейцы собираются создать свою национальную автономию
в Приморском крае. Но хотя это была чистой воды дезинформация, она могла
осложнить корейско-российские отношения. В настоящее время Россия сталкивается
с большими трудностями, вызванными межнациональными конфликтами, воз¬
никающими в различных ее регионах. Надо всеми силами избегать попыток
увязать национализм с политикой, экономикой, не добиваться коллективного пе¬
166

реселения корейцев в Приморский край и не настаивать на создании национальной
автономии. Такого рода безответственные высказывания или действия могут
нанести огромный урон корейскому населению, проживающему на территории
России, посеять ядовитые семена насильственных действий экстремистских сил
в будущем.
Для корейского бизнеса в России самым подходящим районом, куда следовало
бы инвестировать капитал, является Приморский край, в котором Находка за¬
нимает особое место и имеет большое будущее. В настоящее время правительство
России объявило Находку свободной экономической зоной. Сейчас вынашивается
идея отработать модель развития рыночной экономики в этом регионе. Используя
выгодное расположение Находки, Россия стремится установить справедливые цены
на свое сырье, которым так богаты ее недра, добиться стабильного развития
производства товаров, как для внутреннего потребления, так и идущих на экспорт.
Отвечая этим устремлениям России, правительство Республики Корея энергично
действует в пользу создания в Находке свободной экономической зоны, рас¬
сматривая ее как составную часть своей «северной» политики. Однако эта зона
не дает какого-то исключительного права Корейской Республике. Она скорее
является зоной тесного сотрудничества, при участии корейского бизнеса, про¬
мышленных предприятий стран СНГ, в том числе России, Украины, Казахстана,
других стран Дальнего Востока. Создание в Находке зоны экономического со¬
трудничества приведет к оживлению российской экономики, формированию пред¬
посылок для ее резкого подъема.
Объединив усилия корейского бизнеса, накопившего богатый опыт управления
рыночной экономикой, с возможностями России, располагающей огромными при¬
родными богатствами и фундаментальной наукой и техникой, можно успешно
управлять экономикой на основе принципов свободной рыночной экономики, и тог¬
да процесс перехода России, включая районы Дальнего Востока, от социалистичес¬
кой экономической системы к системе рыночной экономики, значительно ускорится,
в том числе и благодаря этой экономической модели.
В настоящее время быстро растет объем торговли между Китаем и Россией
и одной из причин этого является то, что Китай импортирует из Южной Кореи
полуфабрикаты, производит из них за счет дешевой рабочей силы товары, которые
продает России.
Совместными усилиями Корейской Республики и России можно наладить вы¬
пуск в свободной экономической зоне в Находке готовых изделий, а затем экспор¬
тировать их в страны СНГ и даже на европейский рынок.
Однако на пути создания свободной экономической зоны в Находке еще много
преград и нерешенных вопросов. Чтобы преодолеть их, российская сторона могла
бы взять на себя создание в полном объеме основных сооружений, энергетического
и водного снабжения, необходимого для функционирования свободной экономичес¬
кой зоны, принять законы о налоге, труде, валютных операциях, подготовить другие
законодательные акты, обеспечивающие ее деятельность.
Корейское правительство со своей стороны должно оказать политическую
поддержку корейскому бизнесу, обеспечивая ему тем самым успех на этом пути. До
настоящего времени через Министерство промышленности и торговли оно осущест¬
вляло меры по реализации плана создания экономической зоны в Находке. Думает¬
ся, однако, что сейчас требуется предпринять более энергичные шаги в этом
направлении. Опыт отношений с Советским Союзом не ограничивался только
сферой экономики и это постоянно надо помнить.
Как только появился проект создания свободной экономической зоны в Наход¬
ке, российская сторона выразила пожелание, чтобы корейские предприниматели
взяли на себя строительство основных сооружений для этой зоны. На это потребу¬
ются огромные капиталовложения, что не соответствует коммерческим интересам
корейской стороны, поэтому пришлось настойчиво убеждать российскую сторону
в том, что формирование свободной экономической зоны в Находке сулит большую
выгоду прежде всего России. Окончательное решение о строительстве основных
сооружений для свободной экономической зоны в Находке было принято российс¬
кой стороной в сентябре 1993 года. Можно полагать, что одно серьезное препятст¬
вие для корейского бизнеса устранено. Российская сторона может управлять наход¬
кинской свободной экономической зоной с учетом корейского опыта, накопленного
167

при организации и управлении свободной зоной экспорта в "г. Масан (Южная
Корея). Необходимо также создать более благоприятные предпосылки в находкинс¬
кой зоне, чем в экономических зонах, функционирующих в различных районах
Китая, и тогда корейский бизнес прочно закрепится в этом регионе. Такими
предпосылками являются, в частности, освобождение импортируемых товаров от
таможенных пошлин, льготные налоговые условия для тех, кто будет работать
в этой свободной зоне по найму.
Если корейский бизнес обоснуется в свободной экономической зоне Находки,
то, как считают многие бизнесмены, возникнут проблемы сбыта товаров, поскольку
эта зона далеко отстоит от Центральной и Европейской части России, а транспорт¬
ная сеть здесь развита слабо.
Но заострять эту проблему не следует. Для корейских бизнесменов, начина¬
ющих свое дело в находкинской зоне, тесные контакты с универмагами, разбросан¬
ными по всей России, торговыми точками и торговцами, совместная с ними
деятельность --- есть эффективный путь сбыта товаров на российском рынке.
Если корейский бизнес начнет свою деятельность в Находке сегодня, то через
3 года можно ожидать первых результатов. Тогда, вероятно, значительно легче
будет разворачивать предпринимательскую деятельность, так как наступит период
стабилизации экономики, установится порядок и безопасность, произойдут большие
изменения в образе мышления и действиях правительственных чиновников и бизнес¬
менов. Конечно, существует и другой взгляд, противоположный этому оптимисти¬
ческому прогнозу. Плюрализм мнений — хорошее дело, ибо наличие критических
суждений уменьшает возможность неудачи в бизнесе. Не располагая достаточно
полной информацией, профессиональным знанием, а также основываясь лишь на
поверхностном впечатлении и субъективизме, нельзя основательно судить о положе¬
нии в стране, о перспективах ее развития, возможностях бизнеса в этой стране.
Если бы в Приморском крае были созданы благоприятные предпосылки между¬
народного бизнеса, то корейские предприниматели смогли бы их использовать,
чтобы принять самое активное участие в нем.
Я верю тому бизнесмену, который способен своей предпринимательской де¬
ятельностью превратить небольшую возможность в большую. Но это не означает,
что можно допускать безрассудные действия в бизнесе. Это предполагает только
одно: необходимость проявлять мужество и решимость, опираться на глубокое
и тщательное исследование реальной ситуации и неуклонно стремиться реализовы¬
вать намеченные планы. Необходимо осознать важность Начжин-Сонбон *.
Корейские бизнесмены, стремящиеся к предпринимательской деятельности
в Находке, могут получить подробную информацию об инвестиции в корейско-
российской комиссии по сотрудничеству на Дальнем Востоке, а также в комиссии
по созданию экономической зоны в Находке. Российскую сторону в этой совместной
комиссии представляют все местные губернаторы Дальневосточного края, ру¬
ководящие работники администрации, акционерные компании, промышленные
предприятия, а также влиятельные деятели корейско-российской комиссии по
сотрудничеству.
Корейская сторона комиссии по своему уровню соответствует российской,
состоит из ведущих, известных деятелей компаний, ассоциаций, научно-исследова¬
тельских центров, политических, научных кругов, деятелей культуры и средстц
массовой информации.
Накануне визита президента РФ Б. Ельцина в Корейскую Республику
17 ноября 1992 года состоялась первая сессия совместной корейско-российской
комиссии по сотрудничеству на Дальнем Востоке. В ней с российской стороны
принимали участие 60 человек, в том числе губернаторы Приморского, Хаба¬
ровского краев, Амурской, Сахалинской, Магаданской, Иркутской, Камчатской
областей, президенты акционерных компаний, президент свободной экономичес^
кой зоны Находки, председатель комиссии по экономическому сотрудничеству
на Дальнем Востоке, директор амурского леспромхоза, президент Дальнево¬
сточной авиакомпании, президент акционерного общества морского порта «Во¬
сточная», генеральный директор приморского леспромхоза, генеральный дирек-
* Северокорейский порт, расположенный по соседству с Хасанским районом Приморского
края.
168

тор Магаданского комбината по добыче золота, директор горнодобывающей фир¬
мы «Восток», директор амурского комбината по производству древесины, генераль¬
ный директор дальневосточного рыбфлота. На фоне визита президента Б. Ельцина
в Корейскую Республику началась историческая работа по формированию Дальне¬
восточной экономической зоны.
Кроме того, Корейская Республика и Россия создали комиссию по формирова¬
нию свободной экономической зоны в Находке, которая должна содействовать
взаимному обмену информацией, помочь совместному предпринимательству, нахо¬
дить точки соприкосновения для совместной деятельности в различных областях.
В настоящее время в Приморском крае насчитывается 1600 промышленных
предприятий, из них 150 приватизированы и достаточно активно и по-деловому
управляют своими делами на рынке. Корейские бизнесмены проявляют большой
интерес к проекту освоения бассейна реки Туманган (проект ООН), который
под названием UNDP в настоящее время находится на стадии всесторонней
проработки, исследования со стороны Корейской Республики, Северной Кореи,
Китая, Японии и России. Япония и Китай проявляют большую активность в от¬
ношении этого проекта, тогда как Россия и Северная Корея, хотя придерживаются
разных взглядов на этот проект, в целом, проявляют непонятную пассивность.
В соответствии с этим проектом Япония и Китай ставят своей целью построить
через российскую территорию — Хасанский район — скоростное шоссе, которое
соединило бы эти две страны.
В противоположность этому Россия считает, прежде чем построить дорогу
через территорию России, необходимо сформировать свободную экономическую
зону, которую надо расширить, развивать, постепенно привязывая ее к проекту
освоения бассейна Туманган. Северная Корея по данному вопросу придерживается
иного взгляда. Позиция Корейской Республики заключается в том, что нет необ¬
ходимости принимать активное участие в реализации проекта UNDP по освоению
бассейна Туманган, а наоборот, надо выработать меры, направленные на устране¬
ние отрицательных последствий, связанных с появлением скоростного шоссе через
территорию России. Вместо того, чтобы участвовать в реализации проекта UNDP
необходимо направить усилия на создание экономического механизма, который
установил бы тесную связь между свободной Приморской экономической зоной
России и свободной экономической зоной Начжин-Сонбон Северной Кореи. Таким
путем заранее можно определить долгосрочные национальные интересы будущего
объединенного Корейского государства и планомерно принимать участие в ре¬
ализации проекта освоения бассейна Туманган, рассчитанного на длительный пери¬
од. Во второй половине сентября 1992 года я посетил Северную Корею и побывал
в районе Начжина, избранного в качестве привилегированной экономической зоны
Северной Кореи. Я побывал в этом районе, чтобы выяснить возможности установ¬
ления тесной экономической связи между ним и русским Приморьем. В итоге
я пришел к выводу, что район Начжина лучше всего подходит для установления
экономической связи с Приморьем. Между Начжином-Сонбоном и русским Примо¬
рьем пролегает государственная граница, но между ними нет никаких природных,
географических различий и не чувствуется расстояние. Китай, Россия и Северная
Корея в настоящее время проявляют большой интерес к экономическим реформам
и преобразованиям.
Для того, чтобы привлечь капиталы западных стран к проведению эконо¬
мических преобразований на территориях трех государств — в районе Начжина
Северной Кореи, в районе Гирина, Хунчуня Китая, на территории Приморья
до Владивостока — указанные три страны прилагают большие усилия. В будущем
на этом треугольнике, т. е. на территориях трех государств, возникнет крупная
международная свободная экономическая зона. Идя навстречу этому будущему,
мы должны сегодня думать над тем, как лучше инвестировать наш капитал
в районы Приморья и Начжина-Сонбона в Северной Корее. Именно здесь таятся
неограниченные возможности и светлое будущее, которые не видны тем, кто
ходит с закрытыми глазами.

ЛЮДИ. СОБЫТИЯ. ФАКТЫ
Феноменальные находки Новгородской
археологической экспедиции
в полевом сезоне 1993 года
В. Л. Янин
Годом многих сенсаций можно назвать полевой сезон 1993 г. для Новгородской археологичес¬
кой экспедиции. Главные из них были неожиданными. Дело в том, что на Троицком раскопе
исследования велись в напластованиях XI в., а это столетие не дает особой надежды на
обнаружение берестяных текстов: ведь, по существу, первый век по принятии на Руси христиан¬
ства был временем еще весьма робкого распространения грамотности в русском обществе; из
753 найденных к сегодняшнему дню в Новгороде грамот только 27 датируются XI — началом
XII века. Из 201 грамоты Троицкого раскопа, где ранние документы, как уже отмечено,
преобладают, к указанному времени до сезона 1993 г. относилось лишь 6 документов,
а последний из них обнаружен в 1983 году. На протяжении следующих десяти лет грамоты XI
в. в руки археологов не попадали. Слабым утешением было твердо сложившееся мнение
о сугубой сухости и прагматической деловитости ранних берестяных текстов: денежные
расчеты, записи долгов, исчисление процентов...
Тем сильнее оказался эмоциональный удар, испытанный участниками раскопок, когда
в слое рубежа XI — XII вв. была обнаружена грамота 752. Получивший ее в го время человек
разорвал эту грамоту на продольные полосы (ее длина около 46 см) и выбросил. К сожалению,
среди найденных полос отсутствуют начало первой строки (но оно восстанавливается по
смыслу) и средняя полоса. Фрагментарность документа не препятствует восприятию его
смысла, совершенно исключительного. В первой строке читается конец начальной фразы: «...
къ тобе тришьдъ». Длина утраченной части фразы такова, что дает возможность уверенно
говорить об отсутствии в письме адресной формулы — ни автор письма, ни его адресат не
были названы, а фраза, исходя из дальнейшего контекста, восстанавливается однозначно:
«Сълала есмь къ тобе тришьдъ», т. е. «Я посылала к тебе трижды». Далее следует текст: «А въ
сю неделю цьтъ до мьнь зъла имееши, оже еси къ мъне нь приходилъ. А язъ тя есм[ь и]мсла,
акы братъ собе. Ци оуже ти есмь задела сълюци, а тобе, веде, яко есть не годьнъ. Аже бы ти
годьнъ, то из оцью бы ся вытьрьго притькль...» Вот перевод фрагмента: «Что за зло ты против
меня имеешь, что в эту неделю ко мне не приходил? А я к тебе относилась, как к брату!
Неужели я тебя задела тем, что посылала к тебе? А тебе, я вижу, не любо. Если бы тебе было
любо, то ты бы вырвался из-под [людских] глаз и пришел...».
Этот всплеск страсти воплощен в аккуратные строки, написанные красивейшим почерком,
однако нервная эмоциональность прорывается в исправлениях описок, искажающих смысл
упреков. Далее следовала отсутствующая часть, после которой на втором уцелевшем фрагмен¬
те сначала читаются обломки фраз: «... ныне къдь инодь. Въспиши жь ми про...» т. е.
«теперь где-нибудь в другом месте. Отпиши же мне про...»; «... тьбь хаблю» т. е. «тебя
отвергаю» (может быть: «не думай, что я тебя отвергаю»). И, наконец, заключительная фраза
Янин Валентин Лаврентьевич академик, начальник Новгородской археологической экс¬
педиции.
170

письма: «Ци ти боудоу задела своимъ бьзоумьемь, аже ми ся поцьнеши насмихати, а соудить
Б[ог]ъ и моя хоудость» - в переводе: «Буде даже я тебя по своему неразумию задела, если ты
начнешь надо мною насмехаться, то судит [тебя] Бог и моя худость» (= я).
Письмо написано молодой женщиной, обладающей достаточно высоким социальным
положением и, очевидно, знакомой с литературным языком. Можно только поражаться тому,
сколь изысканное послание могла направить женщина XI в. возлюбленному, не пришедшему
на свидание.
Последней в полевом сезоне 1993 г. в Новгороде оказалась еще одна берестяная грамота,
извлеченная на этот раз из слоя первой половины XI века. Сама по себе столь ранняя грамота
(ей дали номер 753) стала бы выдающимся событием в русской лингвистике и палеографии,
если бы была написана на русском языке. Однако она стала событием также в германской
лингвистике и палеографии, поскольку оказалась одним из древнейших на сегодняшний день
документов на древненемецком языке. По предварительному чтению ее короткий текст гласит:
«РП gefal im kie», что может быть переведено как: «Стрела, никогда не порази его». Это еще
один заговор, но на этот раз не русский.
В один день с находкой немецкой берестяной грамоты на Троицком раскопе случилась
еще одна сенсация — был обнаружен небольшой клад из 59 серебряных монет. Младшие из
них датируются серединой 20-х голов XI века. В составе клада монеты, чеканенные в конце
X и первой четверти XI в. в Англии при королях Этельреде II и Капуте Великом в городах
Йорке, Кембридже, Нориче, Саутгемптоне, Криклейде, Лондоне. Линкольне, Гастингсе. Гло¬
стере, Кентербери, Стамфорде, а также подражания им, чеканенные в разных центрах Скан¬
динавии. Примерно половину сокровища составляют немецкие денарии, чеканенные главным
образом в Южной и Западной Германии (в городах Кёльне, Госларе, Майнце, Страсбурге,
Эсслингене, Аугсбурге, Регенсбурге, Констанце), но также во Фландрии, Западной Фризии
и Магдебурге. Две монеты клада происходят из Византии.
Эго первый в Новгороде клад западноевропейских монет XI в., ценность которого тем
выше, что он оказался в руках исследователей целиком (случайно найденные клады таких
гарантий не имеют, поскольку, как правило, часть монет из них расходится ио рукам
находчиков). Сравнение с кладами того же периода, найденными в других районах русского
Северо-Запада, обнаруживает в новгородском кладе две существенные особенности. В нем
отсутствуют восточные монеты, преобладавшие тогда в обращении, и обломки монет, которы¬
ми денежное обращение первой половины XI в. изобиловало. Объяснение этим особенностям
было найдено, когда клад взвесили. Общий вес составлявших его серебряных монет равен
примерно 69 г, а основная русская денежная единица той эпохи — гривна кун — прирав¬
нивалась к 68,22 г серебра. То есть владелец монет отобрал ровно на одну гривну удобных по
величине монет и припрятал их, хорошо запомнив, что им отложена круглая сумма.
К числу других важных археологических находок 1993 г. можно отнести еще две. В слое
XI в. была найдена свинцовая печать с греческой надписью «Господи, помоги рабе своей
Марии». Поскольку на Руси свинцовая печать была атрибутом высокой государственной
власти, а источники того периода знают лишь одну высокопоставленную Марию —- мать
Владимира Мономаха, жену великого князя Всеволода Ярославина, предположительно с нею
можно связать эту находку. К сожалению, оборотная сторона печати изглажена, и это не
позволяет считать такую атрибуцию категоричной.
Еще одна находка из напластований того же XI в. расширяет наши представления
о художественном уровне древнерусской скульптуры. X и XI столетия были очевидной
вершиной ее развития, что засвидетельствовано многочисленными образцами деревянной
резьбы. Однако скульптуры такого класса, как найденная теперь, видеть нам еще не до¬
водилось. Выполненная немыслимой пластикой рука сжимает деревянный шар — прообраз
будущей царской державы; композиция может олицетворять только защитительную, охрани¬
тельную силу некоей могущественной руки. Иначе перед нами символ державности, регалия
власти, принадлежавшая одному из ее высоких представителей. То, что этот предмет об¬
наружен па Троицком раскопе, удивления не вызывает, коль скоро находившиеся там усадьбы
принадлежали в раннее время носителям новгородской государственности.
Работы Новгородской экспедиции в 1993 г. были остановлены на уровне напластований
первой четверти XI века. Впереди встреча с вещами и людьми X столетия, а значит,
и с самыми трудными и волнующими проблемами начальной русской истории, кульми¬
национный пункт которых сформулирован еще древним летописцем: «Откуда есть пошла
Русская земля?»

Российский посольский этикет
XVI — XVII веков
Ю. Н. Достовалов
Посольский обряд, то есть внешние приемы дипломатических сношений, или дипломатический
этикет, вырабатывался на протяжении веков. Дипломаты разных стран многое перенимали
друг у друга, создавая особые нормы, регулирующие статус и деятельность послов и необ¬
ходимые ввиду значительной роли, которую стала играть в XVI — XVII вв. дипломатия как
орудие внешней политики
Еще в 1489 г. великий князь Иван III с достоинством ответил послу германского
императора • Ф. Поппелю: «Мы божиею милостью государи на своей земле изначала, от
первых своих прародителей, и поставление имеем от бога, как наши прародители, так и мы...
а поставления как наперед сего не хотели ни от кою, так и ныне не хотим». Иван III титуловал
себя «божиею милостью великим государем всея Руси», а изредка, в сношениях со второ¬
степенными государствами, - даже царем.
Первое время в качестве послов Московии выступали находившиеся на службе у ее
великих князей греки и итальянцы Ю. Траханиот, Д. Ралов, А. Вольпе, Д. Джислярди. Культ¬
урные, ловкие, оборотистые, знавшие европейские обычаи и языки и политическую обстановку
на Западе, они казались незаменимыми как дипломаты. Но были среди них и типичные
авантюристы. Мастер монетного дела итальянец Вольпе служил одновременно Ивану III,
Венецианской республике, римскому престолу и Золотой Орде — и всех обманывал.
Вскоре рядом с иностранцами на дипломатической службе Московии появляются
и русские. В середине XVI в. возникает Польский приказ - учреждение, ведавшее делами
внешней политики, иностранных купцов и всех приезжих иноземцев (помимо военных). Разно¬
образная дипломатическая деятельность вырабатывала у московских государственных лиц
определенные навыки в общении с иностранцами. Те неоднократно отмечали выдающиеся
природные дипломатические способности русских: «Они собирают вместе все тонкости закос¬
нелого лукавства, чтобы провести иностранцев, либо выдавая ложь за правду, либо умалчивая,
о чем надобно сказать, и ослабляют обязательную силу всяких решений на совещаниях
тысячью хитрых изворотов, дающих превратный толк, гак что они совсем рушатся», — писал
в XVII в. член австрийского посольства барона А. Мейерберга в Московию.
Но отсутствие образования и точных знаний давало себя чувствовать в выступлениях
московских дипломатов, а приемы их были зачастую наивными. В. Лихачев, ездивший
в 1658—1659 гг. послом во Флоренцию, с бросавшимся в глаза простодушием интересовался
на аудиенции, не знает ли кто, какое имел поручение от польского короля к Испании
проезжавший через Флоренцию польский посол и «был ли с ним к тебе лист, и о чем
к тебе писал» 2.
Отсутствие постоянных миссий за границей отражалось на деятельности русской
дипломатии, слабо осведомленной в иностранной политике. Отправленный в 1656 г.
Достовалов Юрий Николаевич - редактор международной газеты «Megapolis-Continent».
172

к венецианскому дожу Франческо И. И. Чемоданов по прибытии узнал, что этого «Фран-
цискуса волею божиею не стало, а после де его нынешний князь уже третий». Для восполнения
подобных пробелов выписывались газеты, которые переводились в Посольском приказе. Но
газетная информация не заменяла дипломатической. Отсюда — ряд ошибок, допускавшихся
русскими дипломатами. В 1687 г. князь Я. Ф. Долгорукий поехал во Францию с миссией
предложить Людвику XIV союз против турок, с которыми Франция в то время как раз
заключала союз \
Порою недостаток знаний московские дипломаты заменяли апломбом. Им ничего не
стоило сослаться на несуществующие грамоты или заявить, что германские императоры
Гонорий и Аркадий прислали корону первому московскому князю. Когда же им сказали, что
эти императоры жили гораздо раньше, они отвечали, что были потом еще и другие Гонорий
и Аркадий. Послы становились упрямы порой до грубости. Правда, западные дипломаты тоже
пользовались подобными приемами, только в более утонченной форме.
Во Флоренции Лихачеву внушали: «А про то б ведали посланники, что прочих держав
послы, бывши во Флоренции, не бранились и не бесчестили, как они». Из Парижа навстречу
Долгорукому был послан запрос, «не для упрямства ли какого приехали они и не будут ли
в чем воле королевского величества противны?» При посещении русским посольством Кон¬
стантинополя в 1496— 1497 гг. произошло недоразумение: турецкие паши, желая выказать
любезность московскому послу М. Б. Плещееву, пригласили его еще до аудиенции у султана
на пир и хотели поднести подарки. Но Плещеев «от доброй чести и подливания» отказался:
«Мне с пашами речи нет; я пашино платье не вздеваю и данных денег их не хочу, с салтаном
мне говорити» 4.
Посол в Персии Г. Б. Васильчиков в 1588 г. наотрез отказался от целования «шаховой
ноги»: «Я того и слухом не слыхал, что государя нашего послам и посланникам государей
в ногу целовать». Не согласился он также, чтобы шах взял царскую грамоту, сидя верхом на
лошади. И персы ему уступили. Когда в 1668 г. П. И. Потемкин проезжал через Бордо,
представитель французского короля маркиз де Сен-Люк осведомился, сделает ли ему посол
ответный визит, если тот его посетит. Потемкин ответил, что «по царскому указу он под
страхом смерти не может посещать кого-либо, прежде чем представится королю» \
Столкновения по поводу того, как надлежит приветствовать государей, происходили
повсеместно. В 1614 г. русскому гонцу И. Фомину в Священной Римской империи говорили,
что его предшественники учились кланяться императору и на аудиенции преклонялись до
земли. Фомин ответил, что «во всей вселенной у великих государей того не ведется, которые
посланники и гонцы от великих государей к великим государям посланцы бывают, что им до
земли кланяться; подобает то делать подданным». В 1654 г. посланника И. И. Баклановского
«думные люди» императора спрашивали: «Как вы будете у цесарского величества, какую ему
честь воздадите и как учнете кланяться?». Баклановский ответил, что «учиться у думных людей
не будем... А буде предков великого государя нашего... посланники учились, и то они учинили
простотою» (то есть по глупости.— Ю. Д.) 6.
Камнем преткновения всегда был вопрос о том, как будет спрашивать иностранный
государь о царском здоровье и снимет ли он шляпу при произнесении царского титула.
В 1613 г. император, которому представился посланник царя Михаила Федоровича
П. Г. У шаков, «государеву имени маленько преклонялся и шляпу сымал», а при отпуске
«приказывал челобитье сидя». И в следующем году, когда гонец Фомин передавал поклон царя
императору, тот, «сидя на месте, тронул у себя на голове шляпы немного, а против... царского
именования не встал» 7. Фомин сделал ему замечание, что он нарушает обычай. Император
приказал гонцу продолжать говорить, но Фомин ответил, что ждет, когда император встанет
и спросит о здоровье царя. Император велел сказать гонцу, что не помнит, вставали ли его
предшественники, когда им передавались царские поклоны, и приказал Фомину идти к себе на
квартиру и там ждать указа. В данном случае поведение императора объяснялось, правда, тем,
что Михаил Федорович еще не был признан им официально.
Сложен был ритуал приема иностранных послов в Москве. На границе их встречал
пристав, высланный воеводой пограничного города, и уже тут начинались местнические счеты.
Обе стороны зорко следили за тем, кто раньше снимет шапку, и наблюдали, чтобы никто не
сделал лишнего шага навстречу людям противной стороны. При сопровождении посла стреми¬
лись ехать «о высокую руку», то есть с правой стороны, пускаясь на всевозможные хитрости,
причем иностранные послы бывали изобретательны не менее русских. Однажды спор между
польско-литовскими послами и русскими приставами тянулся два часа: «Шествие останови¬
лось, доложили государю, и он... решил, чтоб два русских имели в середине поляка, во втором
ряду два поляка — москвича и т. д.» 8. С этого момента приставы (попечители, как их
173

называли иностранцы) не отходили от своих опекаемых, заботились об их устройстве и снаб¬
жении, служили посредниками между ними и Посольским приказом, но одновременно яв¬
лялись и разведчиками, через которых московское правительство старалось узнать намерения
послов и получить сведения о ситуации в Европе. Приставы имели инструкции из приказа:
о чем говорить и как отвечать на те или иные вопросы.
В течение XVII в. полутюремный режим иноземных послов в Москве постепенно смягчал¬
ся. Им разрешили даже приглашать знакомых и самим их посещать. Однако в отношении
послов от держав, враждебных Москве, продолжали принимать предосторожности. При
встрече послов вдоль всего пути выстраивались войска. Улицы усеивались народом, сбегав¬
шимся поглазеть на церемонию и «заморские диковинки». Русские усматривали в этом
многолюдстве не только проявление могущества царя, но и выражение уважения к послам.
Потемкин в Париже, проезжая на королевскую аудиенцию, обиделся, не увидев на пути своего
следования людских толп. За несколько верст до Москвы посольство останавливалось в ожи¬
дании разрешения на въезд. Навстречу выезжали новые приставы. Начинались споры от¬
носительно того, посол или пристав первым выйдет из своей кареты или сойдет с коня.
Рассказывая в начале XVI в. о таком церемониале в своих записках, немецкий дипломат 3.
фон Герберштейн похвалился тем, что обманул москвича, сделав вид, что первым готов сойти
с лошади. В 1566 г. литовский гонец захотел сойти с коня у самого Красного крыльца
московского Кремля, для чего попытался подъехать к нему; стрельцы его пустили, но царь
затем не оказал ему никаких знаков внимания именно потому, что тот «приехал на двор
невежливо» 9.
Московская дипломатия XVII в. как бы намечала пути развития российской дипломатии
XVIII—XIX веков. Большой урок преподало «Великое посольство» 1697— 1698 гг., в котором
Петр I участвовал инкогнито. До этого он шел в дипломатии старыми путями. Когда
же убедился в неудаче политической стороны своей миссии, а также прежних приемов
и методов действия, то с необычайной быстротой перестроил все основание российской
внешней политики. Это позволило ему вывести свою страну в разряд дипломатически
развитых держав Европы.
Примечания
1. Подробнее см.: ЮЗЕФОВИЧ Л. А. «Как в посольских обычаях ведется...». М. 1988; РОГО¬
ЖИН Н. М., ЧИСТЯКОВА Е. В. Посольский приказ.— Вопросы истории, 1988, № 7.
2. САВВА В. Московские цари и византийские василевсы. Харьков. 1901, с. 268; Чтения
в обществе истории и древностей российских. Кн. 3—4. СПб. 1873. с. 207; Посольство во
Флоренцию В. Лихачева и И. Фомина. Древняя Российская Вивлиофика (ДРВ). Т. 2, ч. 3.
М. 1774, с. 117.
3. Статейный список посольства стольника И. И. Чсмоданова в Венецию 1656 г. ДРВ. Т. 4,
ч. 7. М. 1775, с. 59; КАПУСТИН М. Дипломатические сношения России с Западной Европой
во второй половине XVII века. М. 1852, с. 254.
4. Посольство во Флоренцию, с. 153; ЗАБЕЛИН И. Е. Русские посольства в Турции в XVII в.—
Русская старина, 1877, № 9, с. 387.
5. КОЛОГРИВОВ С. Н. Материалы для истории сношений России с иностранными дер¬
жавами. СПб. 1911, с. 42; Посольство в Испанию стольника П. И. Потемкина, 1667. - ДРВ.
Т. 2, ч. 3, с. 248.
6. КАПУСТИН М. Ук. соч., с. 97; КОЛОГРИВОВ С. II. Ук. соч., с. 292.
7. КОЛОГРИВОВ С. Н. Ук. соч., с. 107.
8. ТАННЕР Б. Описание путешествия польского посольства в Москву в 1678 г. М. 1891, с. 245.
9. ГЕРБЕРШТЕЙН С. Записки о московских делах. СПб. 1908, с. 48; БЕЛОКУРОВ С. А.
О Посольском приказе. М. 1906, с. 297.

ИСТОРИОГРАФИЯ
И. Я. ФРОЯНОВ. Мятежный Новгород. Очерки истории государственности,
социальной и политической борьбы конца IX — начала XIII столетия. СПб.
Издательство С.-Петербургского университета. 1992. 280 с.
Выход в свет книги декана исторического факуль¬
тета Петербургского университета, доктора истори¬
ческих наук И. Я. Фроянова знаменует собой но¬
вый этап дискуссии о характере общественного
строя Древней Руси. Критикуя утверждение, что
общество Киевской Руси принципиально не отлича¬
лось от раннефеодальных обществ Западной Ев¬
ропы, он отстаивает оригинальный взгляд на древ¬
нерусское общество как находившееся в основном
на доклассовом и догосударственном этапе раз¬
вития. В истории Новгорода Фроянов видит наибо¬
лее выпуклое проявление закономерностей, прису¬
щих Древней Руси.
Источниковая база монографии традицион-
на — это летописи, акты, упоминания в сканди¬
навских сагах, для дописьменного периода истории
Новгородской земли привлечен и археологический
материал. Автор попытался по-новому прочитать
источники и извлек из них новые аргументы
в пользу развиваемой им концепции. Ведущую
роль в его анализе занимают летописи, в первую
очередь Повесть временных лет и новгородские.
Однако в последнее время произошло смещение
акцентов в восприятии исследователями этих па¬
мятников. Выяснилось, что они в первую очередь
являются историко-литературными произведения¬
ми, отражающими, по удачному выражению
А. А. Шайкина, «нерасчлененное историко-художе¬
ственное мышление народа» 1. Поэтому нельзя вы¬
рывать из летописи отдельные события и харак¬
теристики.
Концепции, построенные преимущественно на
летописной основе при отсутствии современных из¬
учаемому периоду источников, неизбежно будут
страдать односторонностью. Вот почему при ин¬
терпретации летописных статей необходимо пере¬
нести центр тяжести на анализ данных, получа¬
емых из других источников, прежде всего берестя¬
ных грамот. К сожалению, древнейший их массив
(около 300 документов, относящихся к XI—XIII вв.)
проигнорирован в монографии. Возрастает и роль
археологических источников г, Фроянов вряд ли
прав, говоря о том, что в распоряжении историка
Новгорода находятся «не столь уж обильные архе¬
ологические материалы» (с. 107).
Автор исходит из того, что Древняя Русь была
обществом значительно более архаичным, чем это
представлялось большинству историков, акценти¬
руя внимание на явлениях явно пережиточных,
уходящих в прошлое, придавая им определяющее
значение. Думается, что методически более пра¬
вильным был бы дифференцированный подход
к этим явлениям с использованием таких катего¬
рий из арсенала этнографии, как традиции, обы¬
чаи, пережитки, с учетом консерватизма, присуще¬
го средневековому сознанию. Это позволило бы
более взвешенно оценить реальный уровень раз¬
вития Руси и Новгорода в IX—XIII веках.
Фроянов проводит довольно любопытные, хо¬
тя и не всегда удачные, исторические параллели.
К сожалению, в качестве модели для таких па¬
раллелей часто берутся общества, вырванные из
исторического времени, без обоснования возмож¬
ности их привлечения в таком качестве (в лучшем
случае используется формула «единства истори¬
ческого процесса»). В результате нарушается тре¬
бование достаточного основания для интерпрета¬
ции по аналогии э. Слишком уж различен цивилиза¬
ционный уровень африканских племен, городов
Древнего Востока, полисов Греции, ирокезов и Ки¬
евской Руси. Возможно более плодотворными бы¬
ли бы сопоставления Новгородской земли со стра¬
нами северо-европейского региона: Скандинави¬
ей, Данией, Северной Германией, западно-сла¬
вянским Поморьем, может быть, даже Англией
и Исландией. Новгород всегда имел теснейшие тор¬
175

говые и культурные связисними;к тому же, суще¬
ствовала, как выясняется, генетическая связь
между населением Северо-Западной Руси и бал¬
тийской группой славян.
Одна из центральных проблем монографии —
возникновение государственности. Автор считает,
что в !Х—X вв. даже относительно единого госуда¬
рства на Руси еще не существовало. В то время, по
мнению автора, функционировал суперсоюз пле¬
менных городов, переживающих стадию превраще¬
ния в государства. И лишь в конце X — начале XI в.
государственность, наконец, возникает на Руси,
и притом1 в весьма своеобразной форме — горо¬
дов-государств, никак между собою не связанных.
Фроянов склонен — и вполне обоснованно —
признать реальность призвания варягов в 862 г.,
ссылаясь при этом на последние археологические
изыскания на Рюриковом городище под Новгоро¬
дом. Значение этого события видится ему в том,
что появление носителя власти со стороны способ¬
ствовало усилению потестарных институтов. Ориги¬
нален взгляд Фроянова и на события 882 года.
Завоевание Олегом Смоленска и Киева, по его
мнению, вовсе не привело к созданию Киевской
Руси как государства: дань, полученная Олегом
и его союзниками — это всего лишь дань победи¬
телям. Само завоевание не имело значимого соде¬
ржания. Фроянов полагает, что речь могла идти
тогда лишь о союзе северных славянских племен
с Русской землей, возглавляемой полянами.
С этим трудно согласиться, и лучшее тому
подтверждение — Повесть временных лет. Летопи¬
сец именно Олега воспринимает как первого обще¬
русского правителя, всячески подчеркивая госуда¬
рственный характер его деятельности. Нельзя, од¬
нако, пройти мимо мысли о союзе севера и юга.
Как показано в последних работах лингвистов 4,
Северо-Западная Русь впитала в себя главным
образом западно-славянский компонент. Соответ¬
ственно и образование Древнерусского государст¬
ва предстает теперь как объединение и взаимное
обогащение двух систем славянства. Вне поля зре¬
ния Фроянова остались причины завоевательных
походов Олега. Думается, функционирование пути
«из варяг в греки» не только благоприятствовало
объединению, но и явилось одним из решающих
факторов, скрепивших Северную и Южную Русь.
Борьба Новгорода за независимость от Киева,
для автора, своего рода суперидея, пронизывающая
всю историю Новгорода X—XII веков. Сквозь призму
этой борьбы рассматривается даже христианизация
Новгорода в 989 г. и возникновение древнейшего
памятника русского права Правды Ярослава.
Фроянов полагает, что в домонгольской Руси
процесс расслоения общества не достиг еще ста¬
дии раскола на классы. Разумеется, к средневеко¬
вью вряд ли применимо упрощенное деление толь¬
ко на феодалов и феодально зависимых крестьян.
Феодальное общество по своей структуре чрезвы¬
чайно сложно и неоднородно. Но терминология
русских (в том числе и новгородского происхожде¬
ния) источников свидетельствует о далеко зашед¬
шей социальной дифференциации; во всяком слу¬
чае, иерархическая система, в которой человек
четко осознавал свое место, уже существовала.
Новейшие исследования относят складывание
феодального землевладения в Новгородской зем¬
ле к XI! веку. Фроянов видит в наличии вотчины
главнейший признак феодализма. Однако надо учи¬
тывать отличие раннего феодализма от развитого.
Основой экономики Новгорода в X—XI вв. была
корпоративная эксплуатация государственной зе¬
мельной собственности. Феодальная сущность дан¬
ного института проявляется, во-первых, в соедине¬
нии публичной власти (представленной в Новгороде
аппаратом княжеских сборщиков — представите¬
лей социальной верхушки местного происхожде¬
ния) с извлечением доходов из землевладения, и,
во-вторых, в том, что это был специфический путь
феодализации (усиление знати шло параллельно
усилению зависимости свободного крестьянства).
Если действительно на Руси существовали го¬
рода-государства, процесс перехода от них либо
к феодальной монархии, либо (как в Новгороде)
к вечевому строю,— «феодальной демократии в ее
русском боярском варианте»,— должен был со¬
провождаться ломкой общественных структур, ко¬
торая бы, безусловно, отразилась в источниках. Но
в отношении Новгорода ни летописи, ни акты, ни
берестяные грамоты такого перелома не фиксиру¬
ют. Напротив, налицо поступательное, внутренне
логичное развитие. А изыскания археологов свиде¬
тельствуют: боярская усадьба — патронимия —
имеет стабильные социальные и хозяйственные ха¬
рактеристики на протяжении X—XV веков. По-ви-
димому, и методически, и методологически более
правильно считать X—XI вв. раннефеодальной ста¬
дией, когда зарождавшиеся феодальные отноше¬
ния сосуществовали с патриархальным укладом.
Касается Фроянов и проблемы происхожде¬
ния Новгорода. Город возник, по его мнению,
в сгустке земледельческих поселений как центр
племени, а затем превратился в межплеменной
центр. Разноэтничность первоначальных поселков
отрицается. Фроянов уверен в том, что деление
Новгорода на две стороны — Софийскую и Тор¬
говую, восходит к родовому фратриальному деле¬
нию. Однако с этим трудно согласиться, ибо изна¬
чально древнейших поселков-городков было три *.
Последующая же вражда сторон никак не связана
с родовыми пережитками, а отражает борьбу кон-
чанских боярских группировок.
Принципиальным для Фроянова является во¬
прос о вече. Традиционно считалось, что на него
собирались все свободные жители Новгорода. На¬
против, новейшие исследования достаточно убеди¬
тельно показали узкосословный, аристократичес¬
кий его состав. Фроянов отстаивает иную позицию.
По его мнению, новгородское вече было обще¬
волостным, на него собирались все свободные
176

жители и города, и сельской округи. Терминоло¬
гические соображения Фроянова выглядят, одна¬
ко, отнюдь не бесспорными: летописная фраза
«сдумавши вс и» вряд ли может считаться здесь
достаточным доказательством.
Тем не менее, тезис Фроянова заслуживает
внимания Институты, подобные вече, существовали
в раннесредневековых странах Северной Европы.
В Новгороде вече было многоступенчатым — поми¬
мо общегородского имели место уличанские и кон-
чанские собрания. Туда действительно собирались
все свободные жители. Но если считать Новгород
племенным центром, а затем и межплеменным, то
весьма вероятно, что общегородское вече возникло
как орган многосоставный по своей сущности, в ко¬
тором представительствовали именно аристократи¬
ческие элементы общества — будущие бояре.
В условиях чрезвычайно усложнившейся жиз¬
ни, острых социально-политических конфликтов
и внешнеполитических коллизий трудно предста¬
вить себе заседающее хотя бы несколько дней
собрание всего свободного населения огромной
Новгородской земли. Такой институт был бы просто
недееспособен, Этот вывод подкрепляется и конк-
ретно-историческим материалом (изначальное су¬
ществование трех поселков, к населению которых
восходят боярские кланы Новгорода; проживание
бояр только в Новгороде; размеры вечевой площа¬
ди; зависимость от бояр значительной части горо¬
дских жителей, поселившихся на их земле; избра¬
ние посадника только из бояр; наконец, то, что на
вече сидели на скамьях, а не стояли).
Княжеская власть в Новгороде рассматривает¬
ся в монографии не как инородная, а как органичес¬
кая, и притом внутренне необходимая. Новгородцы,
по мнению автора, вовсе не боролись против кня¬
жеского института как такового, их действия были
направлены против его отдельных представителей.
Князь не противостоял республике, борьба с ним
шла в том случае, если он представлял интересы
Киева. События 1136 г. не привели к ослаблению
княжеской власти, а, напротив, усилили ее, в подтве¬
рждение чего Фроянов приводит аргументы из об¬
ласти сфрагистики. Значение этих событий он видит
в том, что князья перестали после этого являться
наместниками Киева, превратившись в звено респу¬
бликанского административного аппарата.
Фроянов считает, что боярство как социальная
категория начало формироваться в XI веке. Одна¬
ко существуют более определенные археологичес¬
кие свидетельства о том, что бояре вышли из пер¬
вопоселенцев — представителей социальной вер¬
хушки северо-западных племен, основавших в X в.
три древнейших городка, позднее слившихся в Нов¬
город. Уже в X в. они стали накапливать богатства,
используя свою причастность к сбору государст¬
венных доходов. Автор не признает боярство глав¬
ной движущей силой новгородской истории (с. 182),
хотя и оговаривается, что бояре, возможно, воз¬
главляли «в качестве местных лидеров... массы.
Политическую борьбу боярства можно сравнить
с обертоном, придающим основному тону народ¬
ных движений дополнительный оттенок и окраску»
(с. 229). Хотя бояре и «влияли на княжеское при¬
звание, все же в конечном итоге все решали на¬
родные массы» (с. 234).
По Фроянову оказывается, «только суетливость
бояр вокруг должностей князя и посадника породи¬
ла у ряда историков иллюзию, что одни бояре
управляли всем этим процессом» (там же). Однако
летописцы не фальсифицировали реальность, они
изображали действительное положение дел. В книге
всячески подчеркивается единство интересов бояр¬
ства и свободного люда. Но правомерно ли утверж¬
дение, что «политика боярства объективно отвечала
потребностям новгородцев» (с. 182)? Берестяные
грамоты раннего времени и обнаруженные археоло¬
гами «доски» (официально не оформленные долго¬
вые расписки на малые суммы) свидетельствуют
о сильнейшей долговой зависимости населения от
социальной верхушки (особенно показателен в этой
связи комплекс берестяных грамот из Старой Руссы).
Фроянов явно злоупотребляет апелляцией
к общине, народу в цепом. Ведущая роль народных
масс Новгорода часто постулируется в книге без
убедительных доказательств. Более привлекатель¬
ным выглядело бы изучение народа — свободных
жителей Новгорода через отдельных его предста¬
вителей, опираясь на берестяные грамоты.
Можно согласиться с тем, что Фроянов пред¬
почитает вместо понятия «классовая борьба» упот¬
реблять термин «социально-политическая борьба»,
а также приветствовать его стремление конкретно
рассматривать каждый общественный конфликт,
без априорных определений — «проявление борь¬
бы против феодалов феодально зависимых людей»
и т. п. Народные движения XI в. (1015—1017 гг., 70-х
годов) оцениваются в монографии как возникшие
на религиозной и бытовой почве. И события 1136,
1209, 1227—1230 гг. были, по мнению Фроянова,
внутрисоциальными, внутриобщинными конфлик¬
тами — предклассовой борьбой (с. 280). Он, впро¬
чем, нигде четко не определяет, что понимается
под «социальной борьбой». Но понятие социально¬
го охватывает все сферы жизни общества и его
противоречия, в том числе и классовые. А Фроянов
не всегда учитывает то обстоятельство, что увели¬
чение числа попавших в зависимость людей, как
и процесс формирования вотчинного землевладе¬
ния неизбежно должны были привести к росту
социальной напряженности, что и проявилось в от¬
меченных летописью выступлениях.
Фроянов очень часто выдвигает на первое ме¬
сто архаические, языческие по сути парадигмы
сознания новгородцев. Конечно, языческий компо¬
нент в культуре Древней Руси весьма значителен.
Однако вряд ли следует гипертрофировать его зна¬
чение в ментальности древнерусского человека.
Утверждение о Новгороде как некоем оплоте язы¬
чества вряд ли выдерживает критику. Сейчас убе-
177

дительно доказано, что в XI—XI! вв. христианство
уже одержало победу в крупных городах Древней
Руси (в том числе и Новгороде); язычество же
продолжало там существовать как часть христиа¬
низированного мировосприятия людей.
Можно оспаривать и другие выводы Фрояно¬
ва, однако появление его новой работы стимулиру¬
ет исследовательский поиск, показывает необхо¬
димость выработки более взвешенных оценок ре¬
ального уровня социально-политического развития
Древней Руси, известной корректировки методоло¬
гических посылок и понятийного аппарата при рас¬
смотрении узловых проблем отечественной исто¬
рии IX—XIII веков.
А. Б. МАЗУРОВ
Примечания
1. ШАЙКИН А. А. «Се повести времянных лет...». От
Кия до Мономаха. М. 1989.
2. О масштабах раскопок в Новгороде см.: Архе¬
ология Новгорода. Указатель литературы 1917—
1980 гг. М. 1983; Арехопогия Новгорода. Указа¬
тель литературы 1981—1990 гг. М. 1992.
3. УЕМОВ А. И, Аналогии в практике научного ис¬
следования. М. 1970.
4. ЗАЛИЗНЯК А. А. Значение новгородских бере¬
стяных грамот для истории русского и других
славянских языков,— Вестник Академии наук
СССР, 1988, № 8.
5. ЯНИН В. Л. Древнее славянство и археология
Новгорода.— Вопросы истории, 1992, № 10.
А. В. ПОЛЕТАЕВ, И. М. САВЕЛЬЕВА. Циклы Кондратьева и развитие
капитализма (опыт междисциплинарного исследования). М. Наука. 1993. 249 с.
Книга доктора экономических наук А. В. Полета¬
ева и доктора исторических наук И. М. Савельевой
(Институт мировой экономики и международных
отношений РАН), директоров проекта в Междис¬
циплинарном академическом центре социальных
наук посвящена изучению долговременных тенден¬
ций развития капитализма с помощью так называ¬
емых длинных циклов — открытых в 20-е годы
русским экономистом Н. Д. Кондратьевым продол¬
жительных (35—70 лет) подъемов и спадов в дина¬
мике ряда экономических показателей. Эти подъ¬
емы и спады Кондратьев назвал «большими цик¬
лами конъюнктуры» (существуют циклы иной
продолжительности, о которых также говорится
в книге,— «циклы Жугляра», «циклы Кузнеца»),
Кондратьев заложил также основу исторического
направления в анализе длинных циклов, т. е. попы¬
тался распространить их концепцию на социально-
политическую сферу, исследуя периодичность
войн, революций и других процессов.
Различными аспектами длинных циклов, или,
по более ранней терминологии, длинных волн, на¬
ряду с экономистами и социологами занимались на
протяжении XX в. многие видные историки, в част¬
ности, Ф, Бродель, Дж. С. Голдстайн, Э. Лябрусс,
Э, Хобсбоум, А. Шпитхофф и др. Они пытались свя¬
зать длинные циклы с динамикой забастовочного
движения, с периодическими всплесками утопи¬
ческого сознания, с политическими и культурными
процессами, с военными конфликтами, в том числе
в доиндустриальную эпоху, и т. д.
Полетаев и Савельева проанализировали
и обобщили сделанное до них по данной проблема¬
тике и продвинули исследование дальше. Они при¬
менили новые статистические приемы обнаруже¬
ния длинных циклов (частотные фильтры) в экономи¬
ческих, демографических и других количественных
показателях на материале основных западно-ев¬
ропейских стран, США и Японии. Там, где позволя¬
ла база данных, длинные циклы показаны и для
доиндустриальной эпохи (XIII—XVII вв.). Связь ряда
долговременных явлений (например, динамики цен
и военной активности) демонстрируется путем на¬
ложения соответствующих показателей.
Проблема длинных циклов в социально-поли¬
тической и духовной сферах решалась, естествен¬
но, на более широкой методологической основе
(количественный и контент-анализ, исторические
аналогии, «содержательные» модели), что в ряде
случаев не подтверждало развитие тех или иных
процессов по принципу длинных волн. Так, между
социальным развитием и появлением утопических
учений не наблюдается никакой циклической за¬
висимости (с. 104). Зато корреляция между длин¬
ными циклами в экономике и забастовочном дви¬
жении очевидна, хотя в разные исторические пе¬
риоды характер связи был различным (с. 119—
121).
Концепция длинных циклов отнюдь не игра
в цифры, и не поиск курьезных исторических со¬
впадений. Она, как показано в книге, имеет прямое
отношение к одному из главных вопросов истори¬
ческой науки — формализации (переводу в знаки)
исторического времени, поиску единицы его изме¬
рения. Рассматривая историко-философскую про¬
блему исторического времени и проблему пери¬
одизации капитализма, циклы и стадии в развитии
общества, авторы применили «парную», или дихо¬
томическую концепцию периодизации истории, ког¬
да цикл развития (в данном случае цикл Конд¬
ратьева) является одновременно и стадией, отли¬
чающейся качественным своеобразием. Такой
подход не нов, но Полетаев и Савельева дали ему
дополнительное обоснование, заострив внимание
I 78

на существующих методологических трудностях
и противоречиях.
Рецензируемая монография интересна как
с точки зрения методов междисциплинарного ис¬
следования, которые только начинают применять¬
ся историками (все методы подробно разъяснены),
так и в плане теоретических построений и кон¬
кретно-исторических выводов. Они могут привлечь
внимание и тех исследователей, которые приде¬
рживаются традиционных представлений и конце¬
пций исторического процесса. Это — систематиза¬
ция основных типов социальных движений в XIX—
XX вв. (с. 92—93), выводы о кардинальной транс¬
формации рабочего движения на протяжении XX
в., об изменении модели классового конфликта
(с. 122-124), и др.
Авторы построили свою несколько необычную
и непростую работу так, чтобы избежать жестких,
однозначных и категоричных выводов, которые,
кстати, отнюдь не вытекают из самой концепции
длинных циклов. Их единой, общепринятой пери¬
одизации не существует, многие специалисты во¬
обще «не видят» их на эмпирическом материале
или применяют другие модели, что также учиты¬
вается авторами. Большинство исторических ис¬
следований ограничено весьма короткими хроно¬
логическими рамками. Сами авторы дали понять,
что их обращение к циклам Кондратьева есть не
очередное «доказательство» их существования
и не поиск нового универсального объяснения ис¬
торического развития, а прежде всего демонстра¬
ция тех познавательных возможностей, которые
дает их применение.
Главное достоинство их подхода к периоди¬
зации исторического процесса заключается в том,
что он высвечивает недостатки традиционного ис¬
пользования для этой цели самых разнохарактер¬
ных политических событий — войн, революций,
смен династий или правителей и т. п., которые
на деле оказывали неодинаковое воздействие на
экономические, социальные и духовные процессы
и явления в обществе, из которых и складывалась
«единая» история. Обращение к датам событий
часто бывает произвольным и субъективным — на¬
пример, начало нового времени датировалось то
окончанием Тридцатилетней войны, то началом Ан¬
глийской буржуазной революции XVII в., то Вели¬
кой крестьянской войной XVI в. в Германии (еще
хуже, когда периодизация всемирной истории ба¬
зировалась на разном толковании цитат из трудов
основоположников марксизма).
Однако есть о чем поспорить и с авторами.
Если, например, на макроуровне в качестве еди¬
ницы исторического времени использовать циклы
Кондратьева, то как хронометрировать краткос¬
рочные или единичные, не повторяющиеся процес¬
сы? И не слишком ли преуменьшается роль со¬
бытий, также способных влиять на длинные циклы
и деформировать их, как, например, вторая ми¬
ровая война? Если природа длинных циклов еще
никем не раскрыта, а сами они прослеживаются
в большинстве случаев лишь после XVI в., то мо¬
жно ли рекомендовать их в качестве универсаль¬
ной единицы исторического времени? Наконец, су¬
ществует разнобой в самой хронологии длинных
циклов. Исследователи понимают и интерпретиру¬
ют их по-разному.
Обращение к длинным циклам оказалось не¬
обычайно плодотворным в плане выработки новых
идей и подходов к пониманию исторического про¬
цесса, вызывающих желание дискутировав 1. Та¬
ким и должно быть настоящее исследование, осо¬
бенно в наше время, когда историческая наука
отчасти утратила теоретический компонент.
Б. М. ШПОТОВ
Примечания
1. См. ПОЛЕТАЕВ А. В. Длинные циклы в эконо¬
мике США; Комментарий историка (Б, М. Шпо-
тов); Ответ автора.— Американский ежегодник.
1991. М. 1992.
A. WIERZBICKI. Spory о polskp duszp. Z zagadnien charakterologii naiodowej
w historiografii polskiej XIX i XX w. Warszawa. 1993. 289 s.
А. ВЕЖБИЦКИЙ. Споры о польской душе
За последние годы интерес историков восточно¬
европейских стран к проблемам «национального
характера», «души народа» заметно вырос. Одним
из подтверждений этому является монография
А. Вежбицкого.
Хронологически эта работа охватывает исто¬
рию общественной мысли на польских землях
и в эмиграции примерно за полтора столетия —
с эпохи разделов Речи Посполитой до второй миро¬
вой войны. В поле зрения автора все, что касается
понятий «национальный характер» и «польская ду¬
ша» не только в исторической науке, но v. в других
сферах польского общественного сознания. Веж-
бицкий, как и некоторые другие польские обще¬
ствоведы, объединяет рассматриваемый в книге
круг проблем термином «национальная характеро¬
179

логия». Для нашего читателя он непривычен,
но суть дела выражает довольно точно.
В качестве своего предшественника Вежбиц-
кий называет первого исследователя историка
польской историографии М. Г, Серейского; он ши¬
роко пользуется также исследованиями таких
польских историков, как А. Ф. Г рабский и Е, Ма-
терницкий. Да и сам Вежбицкий не новичок в этой
области — он автор монографий «Нация и госу¬
дарство в польской исторической мысли межво-
енного двадцатилетия» {1978 г.) и «Восток — Запад
в концепциях истории Польши» (1984 г,), Задачу
своей очередной монографии он видит в том, чтобы
создать возможно более полный банк данных о на¬
циональной характерологии, имеющихся
в польской исторической науке (с. 7).
Исследуя работы своих соотечественников,
занимавшихся национальной характерологией
и пытавшихся применять ее приемы для объ¬
яснения исторического процесса, Вежбицкий до¬
вольно часто и удачно привлекает для сопо¬
ставления также работы иностранных (в том
числе и российских) ученых. Можно было бы
привлечь и работы ряда дореволюционных русских
ученых, которые не только конструировали свои
варианты польского национального характера, но
и пытались объяснить его особенностями узловые
моменты истории Польши.
«После второй мировой войны,— пишет Ве¬
жбицкий,— до этого столь сильное в нашей ис¬
ториографии характерологическое направление
вступило в период явной депрессии», что автор
связывает с «идеологическими, теоретическими
и методологическими переменами». Среди послед¬
них автор указывает на кризис «той антрополо-
гически-расовой школы, которая во многом слу¬
жила опорой идеологов и практиков фашизма»,
укрепившееся «в ходе марксистской переориента¬
ции польской исторической науки убеждение, бу¬
дто национальная характерология выражала одно
из националистических и солидаристских «искри¬
влений», мешающих осознанию классового аспе¬
кта исторического процесса и направленных про¬
тив лозунга пролетарского интернационализма» (с.
8). В процессе преодоления последствий культа
личности положение постепенно улучшилось. Уже
в конце 50-х годов это нашло отражение в из¬
вестных и за пределами Польши социологических
исследованиях Е. Вятра и А. Клосковской (с. 9).
Рассматривая период, охватывающий вторую
половину XVII! в. и начало следующего столетия
(«Период кризиса государства и разделов. Хара¬
ктерология забот и надежд»), автор приводит ва¬
жнейшие высказывания о национальном характе¬
ре, принадлежавшие И. Г. Гердеру, Ш. Монтескье,
Ж.-Ж. Руссо, Д. Юму. Затем в книге подробно раз¬
бираются и сопоставляются соответствующие су¬
ждения польских ученых и общественных деяте¬
лей. Характерным для этого периода в целом Ве¬
жбицкий считает обусловленные историческими
реалиями постоянные колебания в отношениях
к польскому национальному характеру — от хва¬
лебных или преимущественно позитивных оценок
к все более сдержанным и даже негативным. 1795
год, по мнению автора, был переломным: «Была
преодолена волна горьких упреков, адресованных
польскому национальному характеру эпохи борьбы
за исправление порядков в Речи Посполитой, и по¬
степенно начало набирать силу апологетическое
течение. Характерология «похвал» приняла на се¬
бя роль утешительницы, наставницы, заступницы
нации» (с. 72).
Говоря об эпохе польских восстаний XIX в.
(1830—1831 гг. и 1863—1864 гг.) автор разбирает
работы, преисполненные романтической апологии
польского национального характера. Типичной
чертой романтической историософии была, по мне¬
нию Вежбицкого, почти неограниченная вера в то,
что национальный характер оказывает решающее
воздействие на все сферы жизни общества, про¬
шлое, настоящее и будущее которого определя¬
ется особенностями души народа. Большие наде¬
жды возлагались на славянское единство, но в тра¬
ктовке возможных путей его реализации мнения
сильно расходились. Одни, подобно И. Лелевелю,
констатирует Вежбицкий, акцентировали братство
поляков и русских, видя общего угнетателя в ца¬
ризме, другие постулировали объединение в со¬
вместной акции «сожаления и покаяния» (А. То-
вяньский), третьи старались обосновать правоме¬
рность полной гегемонии России (с. 77).
Центральное место в романтической обще¬
ственной мысли заняло понятие народа как депо¬
зитария национальности, однако в конкретизации
этого положения были существенные расхожде¬
ния. «Если под народом,— пишет Вежбицкий,—
понимать крестьян, то трудно было бы не признать,
что «настоящая» польская нация проявляет слиш¬
ком слабую активность в моменты, когда страна
находится в трагической ситуации. Если — шляхту,
то теоретически в ее адрес упреков должно быть
значительно меньше, но на деле упреки сыплются
отовсюду, особенно от демократической левицы...
Наконец, если бы народ конституировался из мел¬
кой шляхты и крестьянского сословия, как предпо¬
лагал Лелевель, трудно было бы найти имя этому
симбиозу» (с. 100).
Чисто научный аспект противоречий Вежбиц¬
кий оценил следующим образом: «В романтической
историографии характерологический фактор выпо¬
лнял роль универсального «объяснителя». Если не
непосредственно, то опосредованно, в роли «пояс¬
няющего внушения», он всегда выдвигался на пер¬
вый план там, где автор не мог однозначно объяс¬
нить причины описываемых явлений и процессов»
(с. 139—140).
Период с середины 60-х годов XIX в. до
1918 г. освещен в главах «Поиски «горькой пра¬
вды»» и «Против исторического «пессимизма».
От варшавских позитивистов до неоромантиков».
180

Вежбицкий анализирует здесь многолетние острые
дискуссии прежде всего между историками кра¬
ковской школы и «варшавскими позитивистами».
По словам автора, оценивая события двух послед¬
них столетий, первые связывали разделы Речи
Посполитой главным образом с внутренними фа¬
кторами, в том числе негативными чертами
польского национального характера, вторые же
отводили решающую роль внешнеполитическим
коллизиям и верили, что именно польский наци¬
ональный характер гарантирует успех борьбы за
воссоединение независимого государства. На ко¬
нкретном материале Вежбицкий показывает, что
краковские «пессимисты» призывали к «трезвому
реализму» в трактовке польской истории, пред¬
лагали отказаться от апологии метафизических
категорий типа «дух нации», но им не удалось
сколько-нибудь серьезно поколебать позиции сво¬
их оппонентов (с. 189).
Общий ход событий, в том числе российская
революция 1905—1907 гг. и начало первой, мировой
войны, содействовали подъему национально-осво¬
бодительных стремлений на разделенных польских
землях. Между тем черты национального харак¬
тера поляков в Королевстве Польском, в австро-
венгерской Галиции и германском Познанском кня¬
жестве далеко не были идентичными. Это, кон¬
статирует Вежбицкий, поставило задачу сблизить
менталитеты поляков во всей разделенной Польше
с помощью «национальной педагогики», что в опре¬
деленной мере стало препятствием для использо¬
вания характерологии в исторической науке (с.
232—233).
В межвоенные десятилетия интерес истори¬
ков к национальному характеру в прежнем его
понимании заметно снижался. Напротив, социо¬
логи, литературоведы и культурологи стали уде¬
лять этой проблематике все больше внимания.
Принятая ранее «нормативная» трактовка наци¬
онального характера сменилась преимущественно
«эмпирической». Социологические исследования
показали, что если национальный характер и су¬
ществует реально, то только в национальном са¬
мосознании как более или менее общий идеал
в сфере морали, обычаев, воспитания (с. 238).
Усилиями различных отраслей знания в межво-
енный период было вытеснено из науки мета¬
физическое понятие «дух нации» (с. 239). В оценке
национального характера поляков Ю. Пилсудский
и его единомышленники придерживались «пес¬
симистической» точки зрения краковской школы;
аналогичную позицию занимали эндеки в лице
их вождя Р. Дмовского (с. 257—260),
Вежбицкий утверждает, что активность и раз¬
мах национальной характерологии в исторических
исследованиях нельзя отождествлять с ее научной
плодотворностью, поскольку это одна из тех об¬
ластей историографии, которая теснее всего пе¬
реплетается с политикой. Собрав и проанализи¬
ровав огромный материал, он пришел к выводу,
что науке не удалось найти однозначный способ
определения основных черт национального хара¬
ктера польского народа и его души. «Однако на¬
циональная характерология является не только,
а может быть, даже не столько одной из «вну¬
тренних» проблем исторической науки и вообще
гуманитарных наук. Она также и обширное поле
гражданско-патриотических рефлексий, относя¬
щихся к будущему нации и методам его стано¬
вления... В большинстве случаев речь шла о своего
рода «национальной педагогике», основывающей¬
ся на распространении тех образцов, которые
в данной исторической ситуации казались наибо¬
лее выгодными» (с. 280—281).
Понятие «национальный характер» занимает
видное место в методологическом арсенале исто¬
рической науки и всего обществознания. До се¬
редины 1980-х годов сфера его применения в Со¬
ветском Союзе и европейских социалистических
странах существенно ограничивалась господству¬
ющим положением марксизма. Но ситуация уже
изменилась и, конечно, будет меняться далее
в связи с растущим стремлением к созданию не¬
зависимых национальных государств. Вот почему
тема монографии Вежбицкого представляется ве¬
сьма актуальной не только в чисто научном, но
и в политическом отношении. И не случайно она
появилась именно в Польше — ведь в истории
польского народа национальные проблемы испо-
кон веков играли особую роль.
В. А. ДЬЯКОВ
Л. С. ПЕРЕЛОМОВ. Конфуций: жизнь, учение, судьба. М. Наука. Изд. фирма
«Восточная литература». 1993. 440 с.
В 1992—1993 гг. вышли три книги, посвященные
Конфуцию и его учению. Одна из них (в серии
ЖЗЛ) принадлежит В. В. Малявину \ две — док¬
тору исторических наук Л. С. Переломову. Первая
из его работ— «Слово Конфуция» (М. 1992),
вторая — рецензируемая монография, которая по
праву может считаться определенным итогом
более чем 30-летнего исследования автором ис¬
тории и культуры Древнего Китая. В довольно
объемистой монографии читатель может найти
не только обширное полотно, изображающее
эпоху Конфуция, но и детальный анализ связан¬
ных с Конфуцием и конфуцианством специаль¬
ных синологических проблем. Это исследование
181

открывает новый этап в изучении конфуцианст¬
ва.
Возникнув в VI—V вв. до н. э., конфуцианство
знаменовало собой переход Китая от архаики
к традиционной культуре, ценности которой сохра¬
нились затем на протяжении тысячелетий, не утра¬
тив во многом своего значения и по сей день.
По сути дела, в то время в Китае произошла ра¬
дикальнейшая трансформация культуры, какой
страна не переживала вплоть до «движения 4 мая»
в 1919 году. Подобно тому, как некогда единая
империя Чжоу превратилась к концу периода
«Чунь цю» {770—476 гг. до н. э.) в конгломерат
почти самостоятельных государств, монолит «го¬
сударственной науки» («гуань сюе») распался на
отдельные «приватные школы» («сы сюе»), самой
выдающейся среди которых вне всякого сомнения
была «школа Конфуция».
Думается, Переломов все же недостаточно
подчеркнул уникальность характера этой эпохи,
оставив читателям возможность полагать, что
вслед за сдвигами в социальной и политической
структуре общества непременно наступает «фи¬
лософский прорыв» (с. 9—31). Именно низший слой
аристократии («ши»), являясь главной интеллек¬
туальной силой такого «прорыва», придавал ему
светский характер и в определнной мере инди¬
видуалистический оттенок. Борьба многочислен¬
ных княжеств за свое существование и влияние
в Поднебесной, где они полагались исключительно
на собственные силы, создала в стране атмосферу,
насыщенную конкуренцией, а с ней — необходи¬
мые условия для формирования на базе «ши»
особого круга людей, специалистов по культуре
и гражданскому управлению — «вэньхуа шиу чжу-
аньцзя»2.
Будучи, по всей видимости, первоначально
военными, «ши» во времена Конфуция уже устой¬
чиво характеризовались как носители интеллек¬
туальности, как, в известном смысле слова, про¬
тоинтеллигенция 3. Именно принадлежность к «ши»
дала возможность Конфуцию сделать свой первый,
правда, не очень удачный шаг на пути к обще¬
ственному признанию, что великолепно описано
Переломовым (с. 51). Он считает, что «ши» имели
поистине эпохальное значение для Китая — «впе¬
рвые в истории страны человеку могли, а глав¬
ное — хотели заплатить (и весьма ощутимо) за
знания» (с. 65). Можно добавить, что возможность
превращения «ши» в «совершенных мужей», а,
вместе с тем, и известную актуальность этому
типу людей придавал и придает хорошо обеспе¬
ченный китайской духовной традицией баланс ин¬
дивидуализма и поглощенности общественными
интересами, или, как сказано у Конфуция, «на¬
правленность воли на Дао»4.
Конфуций рассчитывал, что пройдя через го¬
рнило конфуцианского обучения, «ши» должен
превратиться в «совершенного мужа» («цзюнь-
цзы»). Именно концепция «совершенного мужа»
и представляет собой ядро конфуцианской доктри¬
ны. Принимаясь за обучение, Конфуций, вне вся¬
кого сомнения, имел в виду подготовить специ¬
алистов по государственному управлению. Однако
его этический запал оказался намного сильнее
прагматических соображений, в результате чего
понятие «совершенный муж» оторвалось от своего
первоначального предназначения.
«Совершенный муж не является инструмен¬
том»,— заявил учитель 5. В этой краткой формуле
была скрыта настоящая декларация независимо¬
сти и провозглашения самодовлеющего характера
преобразованной личности «цзюнь-цзы», которой
присущи первостепенное внимание к внутренним
духовным совершенствам в сочетании с заботой
о судьбах Поднебесной. По замыслу Конфуция,
становление «совершенного мужа» должно начи¬
наться с этического самосовершенствования по¬
средством изучения соответствующих текстов,
с «учебы». Именно с этих слов начинается «Лунь
юй» («Беседы и суждения») Конфуция 6. В резуль¬
тате долгого «становления» («ли») и непрерывной
учебы «совершенный муж» должен был возлюбить
своих ближних («ай жэнь») и стать «гуманным»
(«жэнь»), «Гуманность» эта представляет собой
наиболее актуальную часть наследия Конфуция.
Она была ориентирована на покой: это одна из
коренных ее черт. Это внутреннее спокойствие,
как нам представляется, основано на полном пре¬
одолении в себе жажды власти и неприятии власти
неправой.
Наглядным воплощением «совершенного му¬
жа» был сам Конфуций, которому и посвящена
большая часть книги. Заключительная глава при
всем богатстве конкретного материала оставляет
некоторое впечатление структурной рыхлости, то¬
гда как вторую главу можно отнести к наиболее
удачным. Особую ценность представляет тот тща¬
тельный анализ, который предшествует включению
того или иного эпизода в целостное полотно
жизненного пути Конфуция. Эта осторожность вы¬
годно отличает книгу от известной работы Куан
Ямина7. Заметим только, что увлеченность ре-
кострукцией подлинности несколько ослабила
в облике Конфуция черты мессианства и избран¬
ничества, которые хорошо послеживаются даже
на материале «Лунь юя»
Не секрет, что начиная с Гегеля и кончая
современными студентами, слышатся жалобы на
недостаточную «философичность» «Лунь юя». Дей¬
ствительно, определенный парадокс заключается
в том, что студентам, например, гораздо легче
объяснить какие-либо положения из буддийских
или даосских доктрин, нежели донести до них
смысл и значение нескольких довольно простых,
казалось бы, диалогов «Лунь юя». Думается, этой
особенности конфуцианства в книге следовало бы
уделить несколько больше внимания. Объясняется
эта труднодоступность «Лунь юя» и классического
конфуцианства в целом тем, что оно построено на
182

чуждой нашему сознанию ментальной доминанте.
Наше сознание, и Гегель в этом смысле наиболее
яркий его представитель, характеризуется ясно вы¬
раженным засильем в нем «общих вопросов». Эта
интеллектуальная магистраль развития общества
имеет одно весьма отрицательное следствие —
ослабление внимания к конкретности, к наглядным
ситуациям и отдельным поступкам. Но время «Чунь
цю» — время конкретных поступков и непосред¬
ственного общения людей друг с другом. Именно
эту ментальную доминанту и отражает «Лунь юй».
Фокус внимания этих двух типов сознания со¬
вершенно различен. Благодаря заложенным в на¬
ше сознание структурам мы спокойно уповали на
то, что некие всесильные законы развития обще¬
ства сами по себе вынесут нас если и не в «светлое
будущее», то все-таки туда, куда надо, и поднимут
нашу жизнь на уровень европейских стандартов.
Человек же эпохи «Чунь цю» столь же уверенно
полагал, что именно состояние общения, которое
тогда находилось в фокусе общественного созна¬
ния, является важнейшим и определяющим пока¬
зателем состояния общества. Для него было не¬
сомненно, что если «ритуал» взаимного общения
пришел в упадок, то это равнозначно утрате Под¬
небесной своего Дао-пути.
По-видимому, в современном мире этот под¬
ход к жизни в наиболее полном виде сохранился
только в японском общественном сознании да
у «малых драконов». Подобный тип общественного
сознания заставляет каждого человека подходить
к любому своему поступку как к делу сохранения
процветания и благополучия своей страны. Пре¬
небрежение же подобным подходом может обе¬
рнуться массовым одичанием общества и дорого
обойтись всему человечеству. Именно эти сообра¬
жения заставляют нас смотреть на конфуцианство
не только как на перевернутую страницу в истории
человеческой мысли, но и как на актуальный для
нас духовный труд и духовный подвиг.
Эти рассуждения могут, как нам представля¬
ется, в какой-то мере прояснить, почему в «Лунь
юе» доминирующее положение занимает проблема
общения людей друг с другом. Мудрец из Лу хо¬
рошо понимал, что в соответствии со структурой
современного ему общественного сознания на¬
илучшим способом раскрыть содержание выдви¬
нутого им идеала человека является определение
нормативной стороны общения «совершенного му¬
жа» в первую очередь с окружающей средой, с ко¬
торой он, вне всякого сомнения, находится в не¬
котором, хотя и очень умеренном, конфликте, Это
основное содержание и подлинный пафос «Лунь
юя». И рассмотренные с этой точки зрения диалоги
Конфуция с его учениками обретают не только
актуальность, но и некоторый драматизм.
Драматизм этих отношений коренился в том,
что выдвинутый Конфуцием идеал во многом про¬
тиворечил желаниям, привычкам и поступкам
обычного, не подвергавшегося самосовершенство¬
ванию человека, который фигурирует в «Лунь юе»
чаще всего под неопределенным обозначением
«сяо жэнь» («маленький человек»). Было бы, оче¬
видно, ошибкой придавать этой условной антитезе
«совершенного мужа» некие конкретно-социа¬
льные значения. Скорее, Конфуций использовал
этот термин просто как антитезу «цзюнь-цзы»,
и она по своему содержанию совпадала чаще все¬
го именно с обычным, «естественным» человеком,
целиком поглощенным своими материальными за¬
ботами. «Цзюнь-цзы» же, наоборот, стремился
освободиться от материальной зависимости а.
Величие Конфуция состояло в том, что он
намеревался ввести «совершенного мужа» в обще¬
ство не как источник конфликта, а как гармонизи¬
рующий общество элемент. Быть источником гар¬
монии, оставаясь при этом самим собой,— вот,
в чем заключалась его задача. И Переломов очень
четко определил ее, специально остановившись на
принципиальном различии между присущей «сове¬
ршенному мужу» способностью придерживаться
принципа «хэ» в отличие от «маленького челове¬
ка», которому свойственно стремиться к «тун».
Объясняя разницу между этими двумя категория¬
ми, автор пишет; «В словарном фонде политичес¬
кой культуры эпохи Чунь цю термин «хэ» является
символом достижения единства путем столкнове¬
ния и взаимопоеодоления полярных сил, в том
время как понятие «тун» символизировало покор¬
ное единение с однопорядковой силой, исходящей,
как правило, от верховной власти» (с. 196). Думает¬
ся, что анализ различия между «хэ» и «тун» можно
отнести к одной из находок Переломова.
Конфуций тщательно предостерегал «совер¬
шенного мужа» от всякого пристрастия к состяза¬
тельности. Предостережения эти были трудноиспо¬
лнимы, поскольку весь строй общественной жизни
того времени был основан на состязаниях власть
имущих и им подвластных в воинских искусствах.
Думается, что именно эта ориентация конфуциан¬
цев на «согласие», а не на состязательность во
многом способствовала в дальнейшем успеху до¬
ктрины их учителя из княжества Лу в централизо¬
ванной всекитайской империи при династии Хань.
В отечественной синологии дискутируется
проблема структуры текста «Лунь юя». Переломов
посвятил этим сюжетам специальную (третью)
главу своей книги. Он предпочел как можно пол¬
нее описать различные мнения, не становясь без¬
оговорочно на ту или иную сторону. Выскажем
и мы свою точку зрения. Вопрос, в конечном счете
сводится к следующему: имеет ли «Лунь юй» ка¬
кую-то скрытую логическую структуру, учет кото¬
рой только и позволяет обнаружить в тексте его
первоначальный и адекватный смысл, или же этот
памятник может быть прочитан как простой ли¬
нейный текст.
По ряду историко-научных соображений пер¬
вое предположение кажется маловероятным. Как
отмечает Переломов, «Лунь юй» создавался из при¬
183

жизненных записей лекций Конфуция (с. 161). Про¬
цесс оформления памятника продолжался прибли¬
зительно сто лет. Сама история его создания, та¬
ким образом, ставит под сомнение привнесение
единой структуры. Маловероятно, что эту структуру
закладывал уже сам Конфуций. Вызывает удивле¬
ние и то, что двухтысячелетняя комментаторская
традиция не обнаружила признаков этой структу¬
ры. Да и откуда ей было взяться? Конфуцианство
стремилось к пропаганде своих идей, а не к пре¬
вращению их в засекреченную традицию для по¬
священных, Кроме того, если комментаторы не
обнаруживали тайной структуры и, соответственно,
потаенного смысла памятника, то это означает, ни
много, ни мало, что императорское конфуцианство
не поняло своего классического источника и по¬
строено на ложном фундаменте. Не слишком ли
это большая самонадеянность со стороны увле¬
кшихся структуралистов?
И, наконец, последний, з какой-то мере стру¬
ктуралистский аргумент. Текст, организованный
и обретающий смысл посредством скрытой стру¬
ктуры, не может, превратиться в текст классичес¬
кий, как это случилось с «Лунь юем», поскольку
постоянная соотнесенность различных слов и вы¬
ражений классического текста с различными
культурными ситуациями превращает почти каж¬
дое его слово в онтологическое, в «слово-бытие»
(с. 174), поскольку каждое слово канонического
текста стремится к тому, чтобы наполниться само¬
стоятельным бытием и обрести предельную са¬
мостоятельность и полную независимость от свое¬
го ближайшего контекста. Следовательно, прису¬
тствие какой-то тайной структуры в «Лунь юе»
маловероятно.
А. С. МАРТЫНОВ
Примечания
1. МАЛЯВИН В. Конфуций. М. 1992.
2. ЮЙ ИНШИ. «Ши» и китайская культура. Шанхай.
1987, с. 31 (на кит. яз.).
3. Это мнение первоначально было высказано Гу
Цзеганом. Сторонники этого взгляда существуют
и до сих пор. Однако, по-видимому, правильнее
считать, что он обязан своим появлением му¬
зыке, ритуалу и письменной культуре (см. об
этом: ЮЙ ИНШИ. Ук. соч., с. 8—26).
4. ЯН БОЦЗЮНЬ. «Беседы и суждения» с пере¬
водом на современный язык и с комментариями.
Шанхай. 1965, гл. IV, § 9, с. 40 (на кит. яз.).
5. Там же, гл. II, § 12, с. 19.
6. Там же, гл. I, § 1, с. 1.
7. КУАН ЯМИН. Критическая биография Конфуция.
Цзинань. 1985, с. 480 (на кит. яз.).
8. Одно из наиболее решительных заявлений на
эту тему в «Лунь юе» см.: ЯН БОЦЗЮНЬ. Ук.
соч., гл. XV, § 32, с. 175—176.
I. ОСаК. Hrvatsko-ruske veze. Druga polovica XIX. i po6etak XX. stoljeca. Hrvatska
Sveu£ili§na naklada. Zagreg. 1993.
И. ОЧАК. Хорватско-русские связи. Вторая половина XIX — начало XX века.
Ивану Очаку, автору книги, самой судьбой опре¬
делено разработать данную тему. Хорват, участник
и инвалид Народно-освободительной войны в Юго¬
славии 1941—1945 гг., он после долгого лечения
в нашей стране был доцентом кафедры истории
южных и западных славян МГУ (звали его здесь
Иваном Драговичем). На родину он вернулся со
своей русской женой Анной Васильевной (недавно
скончавшейся). Если бы не ее помощь, хорватс¬
кому историку вряд ли удалось бы осуществить
длительные архивные разыскания и написать бо¬
лее 20 книг, в основном посвященных истории де¬
мократического и революционного движения
в межвоенной Югославии.
В рецензируемом издании фактически соеди¬
нены две книги: в первой рассказывается о хо¬
рватско-русских культурных и идейно-политичес¬
ких контактах с 50-х годов XIX в. до 1917 г.,
во второй — с судьбах хорватов, оказавшихся
в СССР в 20—30-е годы.
Тема русско-хорватских связей до 1917 г. до¬
статочно обширна. Она включает в себя и поездки
хорватских юношей на учебу в Россию, и переводы
русских классиков, и сбор средств в России в по¬
мощь Загребу, пострадавшему от землетрясения,
и попытки хорватов заручиться поддержкой пра¬
вительства Александра II в борьбе за националь¬
ное освобождение, и, наконец, проблемы взаимо¬
отношения церквей.
Автор тщательно собрал факты, освещающие
связи некоторых выдающихся хорватских деятелей
с Россией, с русским обществом. В их числе: идео¬
лог радикального великохорватского крыла нацио¬
нального движения в конце 50-х — начале 70-х
годов XIX в. Эвген Кватерник, организатор первого
хорватского исторического журнала, деятель наци¬
онального возрождения в 40-х годах, а в 60-х годах
крупный чиновник Иван Кукулевич Сакцинский, из¬
вестный своим участием в политической борьбе
в 60-х годах, горячий сторонник сближения католи¬
ческой и православной церквей епископ Йосип
Юрай Штросмайер, основатель Хорватской кре¬
184

стьянской партии Степан Радич, наконец, скром¬
ный и неутомимый организатор южнославянской
книжной торговли в Петербурге Крунослав Геруц.
Вторая часть книги в основном посвящена хо¬
рватам, коммунистам и некоммунистам, которых
судьба или партийная дисциплина, или, наконец,
полное романтики стремление участвовать в стро¬
ительстве социализма в родственной славянской
стране привели в Советский Союз.
Можно здесь, конечно, напомнить, что у исто¬
ков русско-хорватских связей стоял Юрий Крижа-
нич (1618—1683). Находясь в России, он был «разо¬
блачен» в принадлежности к католической церкви
и сослан в Тобольск, где написал обширное сочи¬
нение. Целью изложенной в нем программы было
сделать Россию столь сильной, чтобы она была
в состоянии освободить и объединить всех славян.
Уже пожилым он получил разрешение вернуться
в Рим и на родину. В первой половине XIX в.
попытку установить контакты с русским обществом
и властями предпринял лидер хорватского нацио¬
нального возрождения Людевит Гай. Хорватию по¬
сетил славянофил проф. Ф. В. Чижое, оставивший
путевые записки. Сохранилось в рукописи описа¬
ние поездки по западной части Хорватии русского
консула в Риеке географа Л. В. Березина.
Серию своих очерков Очак начинает с Кватер-
ника, который увековечил свое имя тем, что в 1871
г. поднял неудачное восстание против габсбургско¬
го господства и погиб. В 1858 г. он поехал в Россию
для того, чтобы выяснить, можно ли хорватам рас¬
считывать на русскую поддержку в борьбе за до¬
стижение независимости. Но Петербург не намерен
был осложнять свои отношения с Веной.
Второй очерк посвящен деятельности Кукуле-
вича. В первой половине 60-х годов XIX в., в период
конституционных реформ, он был главой админист¬
рации Загребской жупании (области) и лояльно
служил Габсбургам, мечтая, впрочем, о преобразо¬
вании их империи на началах федерализма (авст-
рославизм), и был убежденным русофилом. Дип¬
ломатические документы свидетельствуют о том,
что ранее, в период неоабсолютизма Баха (1850—
1859 гг.), он находился в жесткой оппозиции ре¬
жиму и пользовался особым доверием российского
посольства. Кватерник в своих воспоминаниях ут¬
верждает, что прежде Кукулевич был политически
к нему близок. К сожалению, Очаку не удалось
выяснить что-либо новое об отношениях Кукуле-
вича с русскими дипломатами в 50-х годах.
В книге показано, что в 60-х годах Кукулевич
поддерживал связи с русскими учеными, стал ино¬
странным членом Российской академии наук, док¬
тором Киевского и Петербургского университетов.
В 1855 г. он писал президенту Российской акаде¬
мии: «Я буду стремиться сблизить своих соплемен¬
ников в литературном отношении с великим
русским народом, к которому в Хорватии издавна
укоренена горячая приверженность» (с. 64). Очак
выяснил также, что Российская академия помогла
Кукулевичу издать сборник южнославянских сред¬
невековых материалов. Можно согласиться с кон¬
статацией автора: «Иван Кукулевич... распростра¬
нял хорватскую культуру в России и русскую в Хор¬
ватии. Именно этим он оставил глубокую борозду
на ниве исторических связей» (с. 66) двух стран.
Едва ли не наибольший интерес для нашего
читателя представляют взгляды и деятельность
Штросмайера. Круг его русских связей был об¬
ширен, отмечает автор. В частности, в пере'писке
с кн. Е. Трубецкой им затрагивались проблемы
международной политики, а русская корреспон¬
дентка епископа доводила его мысли до сведения
канцлера А. М. Горчакова. Штросмайер был убе¬
жден, что необходимо проводить более твердую
политику в отношении Германии. В 1868 г. он
от имени своей партии, самой влиятельной в Хо¬
рватии, предложил российской дипломатии сотру¬
дничество и даже выразил готовность действовать
согласно ее указаниям. Его предложение не было
принято, т. к. в планы Петербурга не входило
обострение отношений с Веной.
Автор упоминает об особом уважении Штро¬
смайера к русскому философу В. С. Соловьеву,
стороннику сближения христианских церквей \
В книге говорится о секретном латинском мемо¬
рандуме, направленном Штросмайером российско¬
му правительству в 1876., содержавшем подробную
аргументацию в пользу соглашения между Россией
и Ватиканом. Автор меморандума был убежден,
что такое соглашение сказалось бы благоприятно
на внешнеполитических позициях России г. В связи
с празднованием в Киеве 900-летия крещения Руси
Штросмайер послал участникам торжеств телег¬
рамму, в которой выразил надежду, что Россия
решит «величественную всемирную задачу» наци¬
онального освобождения славян. Вскоре на одном
из приемов император Франц Иосиф I сделал вы¬
говор Штросмайеру за эту телеграмму, отправлен¬
ную противникам «российского и австрийского пра¬
вительств», а также католицизма. Несмотря на при¬
сутствие высших государственных чинов,
Штросмайер осмелился возражать монарху. Франц
Иосиф трижды повторил свой выговор, а епископ
настаивал: «Нет, моя совесть чиста!» (с. 81—82).
Следующим деятелем, о котором идет речь
в книге, является крупнейший в 20-е годы нашего
века хорватский политический деятель Степан Ра¬
дич. Он посетил Россию четыре раза. Впервые —
еще молодым человеком (в 1887 и 1896 гг.) с целью
изучить русский язык и ознакомиться с жизнью
страны. В 1909 г., после боснийского кризиса, он
пытался разъяснить русскому обществу, что поли¬
тика австрославизма направлена пробив германс¬
кой экспансии. Вместе с тем лидер ^Хррватской
крестьянской паэтии в период столыпинской рефо¬
рмы принимал живейшее участие в работе обще¬
ства «Русское зерно», которое ставило своей це¬
лью агрономическое просвещение русских кре¬
стьян. Он предлагал посылать толковую
185

крестьянскую молодежь в славянские страны
учиться ведению хозяйства. Его сторонники в Хо¬
рватии отобрали ряд образцовых хозяйств, готовых
принять учеников из России. В этом Радич
видел воплощение славянской взаимности. Первая
группа русских крестьян вскоре отправилась
в Хорватию.
Последний раз Радич побывал в России уже
советской — в 1925 году. Борясь за суверенность
Хорватии в составе королевской Югославии и на¬
толкнувшись на полное равнодушие к этому во¬
просу на Западе, Радич, противник коммунизма,
сделал отчаянный шаг — приехал в Москву
и включил свою партию в Крестьянский интерна¬
ционал. В СССР его встретили как представителя
хорватского народа. Впрочем, особых последствий
этот маневр не имел, так как партия Радича вскоре
вышла из Крестинтерна.
Очак сосредоточился на общественных хорва¬
тско-русских связях. Конечно, в этой области да¬
леко не все еще исследовано. Так, в хорватской
публицистике начала 70-х годов XIX в. содержатся
намеки на то, что имели место тесные связи хо¬
рватских леворадикальных кругов со сторонника¬
ми М, А. Бакунина. Впрочем, исчерпывающее
освещение проблематики общественных связей не
входило в задачу книги.
Во второй ее части автор проявил незауряд¬
ное упорство в поисках следов сгинувших в со¬
ветских застенках и лагерях югославянских, глав¬
ным образом хорватских, коммунистов и простых
тружеников заводов, колхозов и институтов, ни
в какой партии не состоявших (в их числе ос¬
нователь Института славяноведения и балканисти¬
ки В. И. Пичета). Очак разыскал многих родствен¬
ников погибших, их жен и детей, поддерживал
с ними контакты в некоторых случаях вплоть до
момента их ухода из жизни. Кстати, многие «аме¬
риканцы», работавшие у нас в 20—30-е годы, были
по своему происхождению южными славянами,
любившими Россию.
Среди хорватских коммунистов, о которых го¬
ворится в книге, были ученые, профессора, талант¬
ливые лекторы, профессиональные партийные ра¬
ботники •— от рядовых до членов исполкома Ко¬
минтерна и секретарей ЦК КПЮ (Филипп Фили-
пович, Йосип Горкич). Кое-кто из югославов
остался в России еще с дореволюционных времен,
некоторые не могли или не хотели вернуться на
родину после того, как участвовали в гражданской
войне на стороне красных. В их числе Данило
Сердич, который «побратался» с И, В. Сталиным,
дружил с К. Е. Ворошиловым, С. М. Буденным
и М Н. Тухачевским. Некоторые стали советскими
гражданами, обзавелись в России семьями, всту¬
пили в ВКП (б). Многие незадолго до расправ
1937—1938 гг. были направлены в Международный
аграрный институт, который впоследствии приоб¬
рел зловещую славу — отсюда люди исчезали на¬
всегда. Думается, однако, что все эти сюжеты от¬
носятся скорее не к хорватско-русским связям,
а к трагедии России, и поэтому не вполне отвечают
названию книги. Сама же тема собственно хор¬
ватско-русских связей еще далека от закрытия.
Ее разработка будет помогать благородному де¬
лу — укреплению связей между двумя странами.
В. И. ФРЕЙДЗОН
Примечания
1. См. также: ЧУРКИНА И. В. В. С. Соловьев
и И. Ю. Штросмайер об объединении церквей.—
Вопросы истории. 1993, № 6.
2. Меморандум был столь неприемлем для австро¬
венгерских властей, что копия его хранилась
в тайне в архиве Югоспавянской академии
и лишь в 20-е годы текст его был опубликован
на языке оригинала (см. Korespondencija RaCki
F.— Strossmayer J. J. Druga knjiga. Zagreb. 1929,
s. 49—64). Ныне имеется хорватский перевод:
STROSSMAYER J. J.— Raci F. Politicki spisi.
Zagreb. 1971, s. 203—224.

ПИСЬМА В РЕДАКЦИЮ
Имелись ли объективные причины поражения
Красной Армии в 1941 году?
В свое время, с подачи Сталина, в отечественной
литературе сформировался и утвердился стерео¬
тип" ответа на данный вопрос. Дескать, в основе
неудач, которые потерпела в первые месяцы вой¬
ны Красная Армия, лежали причины и объектив¬
ные и субъективные, причем'первые сыграли ре¬
шающую роль. Тем самым преуменьшался траги¬
ческий характер событий первых месяцев войны,
затушевывались грубейшие, нередко преступные,
просчеты и ошибки в подготовке страны к войне,
в руководстве боевыми действиями.
Вряд ли надо доказывать, что советские войс¬
ка в те месяцы потерпели жестокое поражение.
К осени 1941 г. они уступили врагу огромную
территорию, почти полностью потеряв личный со¬
став более чем пятимиллионной довоенной армии
и основную часть боевой техники. Однако до сих
пор выходят работы, в том числе и адресованные
молодежи учебные пособия, в которых поражение
Красной Армии в первые месяцы войны по-пре¬
жнему расценивается как неудача \ Поэтому есть
смысл еще раз подробнее выяснить, имелись ли
в действительности объективные факторы траге¬
дии 1941 года.
Пожалуй, первым отрицательно ответил на
этот вопрос А. М. Самсонов, хотя и не дал тогда
развернутого обоснования своей точки зрения 2.
Не упоминают о наличии объективных причин и ав¬
торы книги «Наше Отечество. Опыт политической
истории» 3.
Авторы вышедшего в Брянске курса лекций
придерживаются прежней трактовки этой пробле¬
мы. Они настаивают на решающем значении
объективных причин, однако, перечисляя их, не
раскрывают механизма их влияния на ход боевых
операций.
Как было принято, эти авторы на первое ме¬
сто ставят то обстоятельство, что к моменту напа¬
дения на Советский Союз фашистская Германия
поставила себе на службу «экономические и воен¬
ные ресурсы почти всей Западной Европы, огром¬
ные запасы металла, стратегического сырья, ме¬
таллургические и военные заводы, все вооруже¬
ние». Действительно, в июне 1941 г. Германия
превосходила СССР по экономически ресурсам в 2-
2,5 раза. Но на фронте враг бил советские войска
не количеством выплавляемой стали или добывае¬
мого каменного угля, а танками, самолетами и ар¬
тиллерией. А в этом к началу войны перевес был
не у немцев. В то время у Германии имелось около
5650 танков и штурмовых орудий, а у Советского
Союза — свыше 20 тысяч, боевых самолетов соот¬
ветственно — 10 тыс. и 22 тысячи. У СССР было
больше артиллерийских орудий, боевых кораблей
основных классов и подводных лодок 4.
Стало традицией утверждение, что перед вой¬
ной на вооружении Красной Армии была, в основ¬
ном, устаревшая техника. Да, ее было много, но
немало имелось и новых машин — танков и само¬
летов. К июню 1941 г. советские войска располага¬
ли 1860 танками Т-34 и КВ, по общему признанию,
лучшими в мире. Не так уж плохи были и танки
БТ-7 и Т-26, особенно в сравнении с немецкими T-I
и Т-ll, которые составляли почти половину всех
танковых сил вермахта. БТ-7 и Т-26 превосходили
их по всем статьям. Основная масса немецких гу¬
сеничных маи.ин могла поражать Т-34 и КВ на
расстоянии не свыше 500 метров и то, если попада¬
ла в борт или корму, тогда как новые советские
танки имели возможность поражать танки против¬
ника с расстояния в 1,5—2 километра.
На вооружении Красной Армии к началу вой¬
ны было 2700 боевых самолетов новейших марок.
А в немецких ВВС имелось немало машин Ю-87
187

и «хейнкель»-111, существенно уступавших по сво¬
им летно-тактическим данным новым советским
бомбардировщикам Пе-2 и Ил-4. Самолета же, ана¬
логичного легендарному штурмовику Ил-2, немцы
вообще не имели.
Артиллерийское вооружение Красной Армии,
как правило, качественно превосходило германс¬
кую артиллерию.
На советско-германском фронте боевая тех¬
ника, захваченная немцами в ходе войны с дру¬
гими странами, практически не использовалась.
В очень ограниченном количестве применялись
лишь чехословацкие танки. Остальная же трофей¬
ная техника использовалась немцами в учебных
целях или в качестве средств связи. Так что нет
веских оснований говорить о превосходстве ве¬
рмахта в боевой технике. Красная Армия не су¬
мела свою технику разумно и грамотно исполь¬
зовать, в результате чего уже к августу 1941
г. основная ее масса была уничтожена против¬
ником, и советские войска остались без воздуш¬
ного и танкового прикрытия. Степень же грамо¬
тности и профессионализм командования — фа¬
ктор сугубо субъективный.
Советское руководство не сумело организо¬
вать освоение экипажами новых танков Т-34, запу¬
щенных в серийное производство еще в марте 1940
года. Ничто не мешало ему наладить массовый
выпуск новых боевых самолетов, особенно истре¬
бителей, после того как в небе Испании в начале
1938 г. появились модернизированные немецкие
Ме-109, существенно превосходившие советские И-
16. Сделано это было с опозданием на год. В ре¬
зультате не хватило времени, чтобы в достаточном
количестве оснастить советскую авиацию новыми
боевыми машинами и обеспечить освоение их лет¬
ным составом.
И уж совершенно несостоятельны утвержде¬
ния насчет превосходства немцев в людских ресур¬
сах. «Население покоренных государств Европы,—
пишут те же авторы,— вместе с Германией состав¬
ляло 400 млн. человек, а у нас — 197 млн. чело¬
век». Но ведь ни в одной из войн этот фактор сам
по себе не играл решающей роли: исход их зависел
не от численности населения воющих стран, а от
боевого потенциала армий.
В той же книге повторяется тезис о богатом
боевом опыте вермахта, которого якобы не было
у Красной Армии. Но советские войска располага¬
ли боевым опытом, вполне соизмеримым с опытом
германской армии. Он был приобретен в боях у оз.
Хасан и на Халхин-Голе, в ходе войны с Финлянди¬
ей и в Испании. Но советское руководство не усво¬
ило полученных там уроков. Не сделаны были
должные выводы и из операций начального пери¬
ода второй мировой войны. Советское командова¬
ние полагало, что нападение Германии на СССР
начнется со стычек пограничных войск и лишь
после этого в боевые действия постепенно будут
втягиваться основные силы армий. Однако уже
в первый день войны вермахт нанес удар по Крас¬
ной Армии почти всем своими силами, причинив ей
огромные потери, что имело трагические последст¬
вия для дальнейшего хода боевых действий.
Признавая решающую роль в поражении Кра¬
сной Армии в 1941 г. объективных факторов, авто¬
ры должны были принять во внимание и то, что
влияние этих факторов должно было бы возра¬
стать. Ведь по мере наступления вермахта вплоть
до осени 1942 г. увеличивались, в частности, эконо¬
мический потенциал Германии и численность под¬
властного ей населения. В действительности же
в ноябре 1942 г. Красная Армия погнала врага на
запад. И делала это с небольшими перерывами до
полной победы.
Это стало возможным потому, что Красная
Армия сумела преодолеть тяжелейшие последст¬
вия просчетов и грубейших ошибок советского ру¬
ководства накануне и в начале войны. К ним отно¬
сятся массовые репрессии в отношении командных
кадров армии и порочность тогдашней военной
доктрины, которая предполагала, что Красная Ар¬
мия будет бить врага только на его территории
и притом воевать малой кровью. Из-за этого со¬
ветские войска не овладели должным образом ис¬
кусством ведения оборонительных боев, которые
им пришлось вести в первые месяцы войны. Глубо¬
ко негативную роль сыграли и просчеты в военном
строительстве конца 30-х и начала 40-х годов.
Сталин неправильно определил вероятное на¬
правление главного удара вермахта, который вме¬
сто ожидаемого наступления на Украину нанес его,
как и предполагал Генеральный штаб Красной Ар¬
мии, на центральном направлении, в Белоруссии.
Поражения советских войск в 1941 г. объясняются
и грубейшими ошибками в руководстве боевыми
действиями в самом начале войны. Красной Армии
в первые часы запрещено было применять против
немцев боевую технику, что позволило врагу утром
22 июня безнаказанно бомбить советскую террито¬
рию, не только расстреливать с воздуха, но и да¬
вить танками стоявшие на аэродромах советские
самолеты, жечь бездействовавшие в силу этого
запрета советские танки. Непоправимые последст¬
вия имел и приказ о переходе Красной Армии
в наступление днем 22 июня, что в сложившихся
условиях лишь подставило под удары превосходя¬
щих сил противника ее части и соединения.
Глубоко отрицательную роль сыграл непро¬
фессионализм Сталина в военном деле, с самого
начала войны фактически взявшего на себя
функции Верховного Главнокомандующего. К чи¬
слу субъективных причин поражения Красной
Армии в 1941 г. относится чрезмерное усердие
Сталина в стремлении «угодить» Гитлеру, чтобы
«не дать фюреру повода» для нападения на
СССР. Германия благодаря этому беспрепятст¬
венно вела накануне войны воздушную и наземную
разведку советской территории, особенно в по¬
граничной полосе.
188

Решающей же причиной поражения Красной
Армии в первые месяцы войны стал запрет Стали¬
ным заблаговременного приведения в боевую го¬
товность сил западных военных округов, чего На¬
стоятельно добивалось командование Красной
Армии, начиная о Наркомата обороны и Генераль¬
ного штаба и кончая командуюшими округов. 3toT
запрет наряду с заявлением ТАСС от 14 июня
1941 г. привел к тому, что нападение вермахта
застало Красную Армию буквально в спящем со¬
стоянии. Сталин фактически подарил врагу один
из важнейших факторов успеха а войне — фактор
внезапности.
Причины трагедии 1941 г., в конечном итоге,
коренятся в господстве в СССР тоталитарной си¬
стемы власти, которая позволяла единолично
и безраздельно вершить судьбами великой страны.
Недопустимо очернение прошлого, как и обеление
его мрачных страниц. Только правда, как бы она
ни была горька и печальна, поможет историкам
во всем объеме раскрыть, а молодому поколению
понять масштабы и величие подвига народа, су¬
мевшего вопреки всему победить сильного и ко¬
варного врага. И этим, как и многим другим из
истории отчизны, с полным основанием можно
и должно гордиться.
А. Ф. Васильев
Примечания
1. История России XIX—XX вв. Курс лекций.
Брянск. 1992, с. 48 ; История России. М.
1993, с. 275.
2. Историки спорят. Тринадцать бесед. М.
1988, с. 308.
3. Наше Отечество. Опыт политической истории.
Т. 2. М. 1991. с. 393—420.
4. См.: Великая Отечественная война. 1941—1945
г. Энциклопедия. М. 1985; Наше Отечестве. Опыт
политической истории. Т, 2, с. 394

К 100-летию со дня рождения
Н. С. Хрущева
Никита Сергеевич Хрущев (17.IV. 1894 — 11.IX. 1971) не нуждается в предста¬
влении читателям журнала «Вопросы истории». Граждане России хорошо
осведомлены и о светлых, и о темных сторонах деятельности этой экстраор¬
динарной личности, его карьере. В прошлом правоверный сталинский апо¬
стол, он стал в СССР инициатором десталинизации. Прославившийся
своими угрозами уничтожить заокеанского противника, он одновременно
проложил путь к преодолению военной конфронтации в мире. Вопреки
обвинениям со стороны своих преемников в безрезультативнос ти и бесконе¬
чности проводимых им экономических мероприятий и государственных
реорганизаций, именно Хрущев сделал первые решающие шаги в направле¬
нии децентрализации экономики СССР и политических реформ.
Центр развития международной политики Института Томаса Уотсона-
младшего Университета Брауна (г. Провиденс, США) предполагает прове¬
сти 1—3 декабря 1994 г. научную конференцию, посвященную 100-летию со
дня рождения Хрущева. На ней выступят американские, российские и укра¬
инские ученые, общественные и государственные деятели ряда стран, члены
администрации президентов США Д. Эйзенхауэра и Дж. Кеннеди, а также
некоторые советские руководители, входившие в высшие эшелоны власти
СССР во времена Хрущева.
Мы не собираемся, как обычно бывает на юбилеях, лишь славословить
Хрущева, а исходим из тог о, что в его жизни и карьере соседствовали
разные стороны, как это и отображено скульптором Эрнстом Неизвестным
в сочетании белых и черных плит, из которых сложено надгробие, установ¬
ленное на могиле Хрущева. Мы хотим объективно разобраться в феномене
личности Хрущева, во всех сложностях этого человека и его эпохи, оценить
начавшиеся тогда реформы в свете перемен, произошедших в мире за
последнее десятилетие. Мы хотим взглянуть на противоречивый период
мировой истории 50—60-х годов с позиции людей, стоящих на пороге III
тыс. нашей эры.
Научную часть конференции составят доклады о различных аспектах
деятельности Хрущева: начале его политической карьеры на Украине, уча¬
стии во второй мировой войне, восхождении к власти после смерти
И. В. Сталина, последующей отставке, его экономическим реформам, де¬
сталинизации, отношению с интеллигенцией, советско-американским и со¬
ветско-китайским отношениям того времени. Особое внимание в докладах
будет уделено преемственности реформ той поры и преобразований, пред¬
принятых в конце 80-х годов М. С. Горбачевым и его коллегами. Мы
190

надеемся, что ученые поделятся находками, сделанными ими за последние
годы в советских архивах и позволяющими лучше понять и самого Хру¬
щева, и его время.
Вторая половина конфереции будет отведена воспоминаниям о Хру¬
щеве. Мы хотим с этой целью пригласить его бывших коллег по советскому
руководству, а также американских государственных и общественных де¬
ятелей, в свое время напрямую сталкивавшихся с ним, журналистов, членов
его семьи.
Материалы конференции будут опубликованы отдельной книгой
на английском языке. Мы заинтересованы в установлении контактов
с лицами и организациями в России и других постсоветских государствах,
которые пожелают осуществить ес издание на русском иди иных языках.
В дополнение к докладам и выступлениям мы надеемся организовать
на конференции фотовыставку, посвященную Хрущеву,- первую такую
выставку в Западном полушарии. Мы хотим также продемонстрировать
относящиеся к тому периоду документальные киносъемки, осуществленные
советскими и западными операторами.
Мы рассчитываем, что конференция привлечет внимание не только
общественности Университета Брауна и ближайшей округи, но и других
районов США, остального мира. Тех, кто заинтересуется более подробной
информацией о конференции, просим обращаться в США к Диане Арсениан
(Центр развития международной политики, п/я 1948, Университет Брауна,
Провиденс, Род Айленд, 02912, США, факс (1401)863- 7440; Diana Arsenian,
Center for Foreign Policy Development, Box 1948, Brown University,
Providence, RI 02912. The Center’s Fax number is (1401) 863—7440), а в Рос¬
сии - к Никите Сергеевичу Хрущеву-младшему (редакция газеты «Мо¬
сковские новости», 103829, Москва, Тверская ул., д. 16/2, тел. (095) 2003490,
факс (095) 2091728) либо к Ахмеду Ахмедовичу Искендерову (редакция
журнала «Вопросы истории», 103781, ГСП, Москва, К-6, Малый Пути¬
нковский пер., д. 1/2, тел. (095) 2099621, факс (095) 2297520).
Таубмэн Уильям — профессор Университета Брауна,
г. Провиденс, США.

Contents
The Political Archives of the XXth Century. The Kronshstadt Tragedy
1921. Articles: M. Matthews. Restriction of Freedom for Residence and Movement
in Russia (till 1932). O. Ju. Vasiljeva. Russian Orthodox Church in 1927—1943.
Historical Profiles: D. I. Vdovichenko. Turgut Ozal. Reminiscences.
Memoirs of Nikita Sergeevich Khruschev. History and Fates: A. I. Denikin.
The Essays of the Troubled Time in Russia. Power and the Intellectuals.
The «Case» of Young Historians (1957—1958). Historians on Time and
Themselves: A. A. Kornilov. Memoirs. Historians of Russian
Emigration: N. Uljanov. The Complex of Filofej. People. Facts. Events.
V. L. Janin. The Extraordinary Find of the Novgorod Archaelogical Expedition
in the Field Season 1993. Ju. N. Dostovalov. The Russian Embassy Etiquette
in the XVIth—XVIIth Centuries. Historiography. Reviews on Books: I. Ja.
Frojanov. Rebellious Novgorod. The Essays of History of Statecraft, Social and
Political Struggle at the End of the IXth — Beginning of the XIHth Centuries.
A. V. Poletaev, I. M. Saveljeva. Kondratjev Cycles and Development of Capitalism.
The Experience of Interdisciplinal Study. A. Wierzbicki. Spory о polska dusze.
(Warszawa). L. S. Perelomov. Confucius: His Life, Teaching and Fate. I. Ocak.
Hrvatsko-ruske veze. Druga polovica XIX. i pocetak XX. stoljeca. (Zagreb). Letters
to the Editor.
Учредители: Трудовой коллектив редакции журнала «Вопросы истории»
Российская Академия наук
Главный редактор: А. А. ИСКЕНДЕРОВ
Редакционная коллегия:
Н. Н. Болховитинов, П. В. Волобуев, А. С. Гроссман, В. П. Данилов, В. А. Дьяков,
И. Д. Ковальченко, В. И. Кузищин, Б. В. Левшин, А. П. Новосельцев, Р. Г. Пихоя,
О. А. Ржешевский, И. В, Созин (заместитель главного редактора), К. И. Седов,
А. Я. Шевеленко, В. В. Шелохаев, В. Л. Янин
Перепечатка допускается по соглашению с редакцией, ссылка на «Вопросы истории»
обязательна
«Вопросы истории» № 4. 1994.
Адрес редакции: 103781, ГСП, Москва, К-6, М. Путинковский пер. 1/2. Телефон: 209-96-21.
Технический редактор Е. П. Лебедева
Сдано в набор 18.01.94. Подписано в печать 05.03.94. Формат 70x108/16. Бумага типографская № 2.
Гарнитура тайме. Печать офсетная. Уел. печ. л. 16,8. Бум. л. 6. Уч.-изд. 21,30. Тираж 20 000.
Заказ 4329. Индекс 70145
ТОО «Редакция журнала «Вопросы истории»
Полиграфическая фирма «Красный пролетарий», 103473, Москва, Краснопролетарская, 16.

Вниманию
зарубежных читателей!
Редакция журнала «Вопросы истории»
принимает от зарубежных граждан
подписку на журнал на 1994 год.
Стоимость годовой подписки,
включая доставку журнала
авиапочтой,— 120 долларов США.
Указанную сумму необходимо перевести
на счет редакции:
BANK OF NEW YORK, NY (SWIFT CODE: BONY US
33) ACCOUNT N 890-0086-017 CHIPS UID 336648 OF
COMMERCIAL BANK «INTERBANK» IN FAVOUR
OF ACCOUNT N 0708010050/001.
Одновременно просим сообщить редакции
(Россия. 103781, ГСП, Москва,
М. Путинковский пер., 1/2.
Журнал «Вопросы истории») фамилию и адрес,
куда следует высылать журнал.
Все, подписавшиеся на 1994 год, получат бесплатно
годовой комплект журнала «Вопросы истории»
за 1993 год, а также все номера 1994 года.
hi [
ВОПРОСЫ
ИСТОРИИ