Автор: Нежинский Л.Н.
Теги: всеобщая история политика история российского государства география история государства
ISBN: 5-7133-0978-9
Год: 1999
Текст
И ЧЕРНОМОРСКИЕ
ПРОЛИВЫ
M ЧЕРНОМОРСКИЕ
НРОЛИВЫ
(XVIII-ХХ столетия)
ИНСТИТУТ РОССИЙСКОЙ ИСТОРИИ РАН
M ЧЕРНОМОРСКИЕ
ПРОЛИВЫ
(XVIII-XX столетия)
Ответственные редакторы:
доктор исторических наук Л. Н. Нежинский,
доктор исторических наук А. В. Игнатьев
Москва
«Международные отношения»
1999
УДК 947:32
ББК 63.3(2)-6
Р76
Книга подготовлена и издана
при финансовой поддержке
Российского гуманитарного научного фонда (РГНФ),
грант № 98-01-16231
© А.В. Игнатьев, Л.Н. Нежинский и др.,
1999
© Подготовка к изданию и оформление
изд-ва «Международные отношения».
ISBN 5-7133-0978-9 1999
ОГЛАВЛЕНИЕ
Введение (А.В. Игнатьев) 7
ГЛАВА ПЕРВАЯ. Эволюция южного направления внешней
политики Руси и России в IX-XVII вв. Зарождение
проблемы Черноморских проливов (Г.А. Санин) 19
ГЛАВА ВТОРАЯ. Проблема Черноморских проливов во
внешней политике России XVIII в. (Г.А. Санин).... 43
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. Военно-политические союзы России и Тур-
ции в конце XVIII — первой трети XIX столетия
(Е.П. Кудрявцева) 81
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. Закрытие Проливов для военных судов:
от Лондонских конвенций до Берлинского тракта-
та (1840-1878 гг.) (Е.П. Кудрявцева, В.Н. Поно-
марев) 121
ГЛАВА ПЯТАЯ. Проливы во внешней политике России в
80-90-е гг. XIX в. (В.М. Хевролина, Е.А. Чиркова) 223
ГЛАВА ШЕСТАЯ. Борьба России за пересмотр статуса
Проливов в начале XX в. (Е.Г. Кострикова) 253
ГЛАВА СЕДЬМАЯ. Проблема Черноморских проливов во
внешней политике России в период первой мировой
войны (В.А. Емец) 305
ГЛАВА ВОСЬМАЯ. Советская дипломатия и Лозаннская кон-
ференция (1922-1923 гг.) (Л.Н. Нежинский) 353
5
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. От Лозанны до Монтрё (Советский Союз
и проблема Черноморских проливов в 1924-1936 гг.)
(И.А. Хормач) 391
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ. Советско-турецкие отношения и пробле-
ма Проливов накануне, в годы второй мировой войны
и в послевоенные десятилетия (Б.М. Поцхверия).... 437
Заключение (Л.Н. Нежинский) 507
Примечания 518
ВВЕДЕНИЕ
Режим Черноморских проливов был и остается одним из
самых важных, сложных и острых вопросов внешней политики
России на протяжении уже трех столетий. Его значение опреде-
ляется геостратегическим положением России, потребностями
ее внешней торговли, нуждами экономического развития юга
европейской части страны, задачами обороны ее Черноморско-
го побережья, интересами великой державы.
Сложность этого вопроса обусловлена тем фактом, что гор-
ловина Черного моря целиком находится в руках другой при-
брежной державы — Турции. Последняя выступает, таким об-
разом, в роли стража Проливов и гаранта соблюдения того или
иного режима прохода через них иностранных судов. Русско-
турецкие отношения в указанной области переплетались с про-
тиворечиями двух государств в балканских делах. На протяже-
нии XVIII-XIX и в начале XX в. судьба Босфора и Дарданелл
являлась составной частью международного Восточного вопро-
са, в котором были заинтересованы в большей или меньшей
мере все великие европейские державы. Из нечерноморских
стран особую активность проявляли Англия и Франция, а позд-
нее и Германия. В XIX в. образовались новые прибрежные го-
сударства — Румыния и Болгария, интересы которых также сле-
довало принимать во внимание.
После первой мировой войны борьба вокруг режима Проли-
вов переплелась с национально-освободительной революцией
в Турции, поддержанной Советской Россией. В дальнейшем эта
борьба была связана с фашистской агрессией накануне и в годы
второй мировой войны, а затем с противоборством держав Севе-
роатлантического пакта и социалистических стран во главе с
Советским Союзом. Новые трудности для нашего государства
на Черном море и в Проливах создал распад СССР.
Что касается остроты борьбы, то достаточно напомнить о
неоднократных русско-турецких войнах XVIII-XIX вв., Крым-
ской войне коалиции европейских держав против России, угро-
8
зе военного вмешательства Англии и Австрии в 1878 г., забло-
кировании Англией Черноморского флота России в период
русско-японской войны, международном конфликте из-за появ-
ления на Босфоре германской военной миссии Сандерса, про-
тивостоянии России и Турции в годы первой мировой войны,
диктате над Турцией держав-победительниц в 1918-1920 гг.,
греко-турецкой войне 1919-1922 гг.
В политике дореволюционной России преобладало стремле-
ние установить благоприятный для себя и других черноморских
стран режим Проливов, который обеспечивал бы свободу тор-
говли, безопасность от ударов флотов враждебных держав и
возможность выводить военные корабли в Средиземное море.
В качестве средств решения этих задач использовались двусто-
ронние (с Турцией) и многосторонние соглашения. Вопрос за-
хвата Проливов как отдаленная государственная задача ставился
в середине 80-х гт. XIX в. и более конкретно — во время первой
мировой войны, после выступления Турции на стороне против-
ников России. Чаще, в конце XIX — начале XX в., возбуждался
вопрос о занятии Верхнего Босфора и «закупорке» Черного
моря в ответ на возможный приход в Дарданеллы и Стамбул
международной эскадры или занятие турецкой столицы иност-
ранными войсками с суши. Как правило, сил для этого оказы-
валось недостаточно.
Интересы самой Турции, коль скоро она не могла единолич-
но решать судьбу жизненно важного для нее региона, состояли
в охране своего суверенитета, что достигалось закрытием Про-
ливов для военных кораблей иностранных государств и возмож-
ностью регулировать зарубежное торговое судоходство. Запад-
ные державы были заинтересованы в открытии Проливов для
военного и торгового флота всех государств и не хотели призна-
вать особых интересов прибрежных стран. Компромисс между
противоречивыми интересами сторон, достигнутый в XIX в.,
предусматривал закрытие Проливов для иностранных военных
кораблей и свободу торгового судоходства. После потрясений
первой мировой войны и революций 1917 г. возникшая на мес-
те империи Романовых Советская Россия отказалась от всяких
захватнических притязаний в отношении Проливов. Вместе с
тем она унаследовала заинтересованность в благоприятном ре-
жиме Босфора и Дарданелл как с точки зрения свободы торгов-
ли, так и безопасности прибрежных стран.
В настоящее время в значительной мере отрезанная от Чер-
ного моря Россия стремится восстановить свои исторические
9
права в бассейне и противостоять попыткам фактического
пересмотра режима Проливов в ущерб нашей стране.
* * *
Ни одна великая держава не была так удалена от морских
и океанских путей, как Россия. Зато и тянулась она к ним, как
сильный молодой побег к солнцу, раздвигая более слабые расте-
ния. Это стремление пробиться на выгодные торговые трассы,
приблизиться к мировым центрам цивилизации диктовалось не
только экономическими и культурными потребностями. Были
у него также геостратегические и исторические корни. Ведь
еще Древняя Русь стояла одной ногой на Черном, а другой —
на Балтийском морях, между которыми шел великий водный
путь «из варяг в греки». Тяготение к названным морским бас-
сейнам объяснялось и политическими причинами. Так, сосе-
дом России с юга было вассальное Турции Крымское ханство,
систематически осуществлявшее грабительские набеги на юж-
ные пределы нашей страны и Украину. Играли свою роль и
религиозно-идеологические мотивы — восприятие Москвы как
«третьего Рима», мирового центра православия, а России — как
преемницы Византии.
Ко времени восстановления независимости Русского госу-
дарства Черноморский бассейн являлся внутренним турецким
морем. Все его побережье, а также горловина входили в состав
Османской империи, которая полностью контролировала про-
ход судов из Средиземного моря в Черное и обратно, по проли-
ву Дарданеллы (Акдениз), Мраморному морю и проливу Бос-
фор (Истанболбогазы). Стоявший на Босфоре Константинополь
был превращен османами в свою столицу — Стамбул. Исполь-
зуя выгоды географического положения, Турция стремилась
играть роль посредника-в торговле между Европой и Азией.
Она выдавала тем или иным государствам временные фирманы
на право торговли с черноморскими областями. Проливы также
служили превосходной базой для турецкого военного флота,
который, действуя на морских просторах, мог в нужных случа-
ях укрываться от противника за береговыми оборонительными
сооружениями. Такое положение сохранялось в течение XVI-
XVII столетий.
Борьба нашего государства за благоприятный режим Про-
ливов прошла несколько этапов. Первоначально их статус оп-
ределился в рамках двусторонних русско-турецких отноше-
10
ний* (XVIII в. — 1840-1841 гг.). Главным достижением этого
времени стала свобода коммерческого судоходства через Про-
ливы не только для самой России, но и для других держав, с
ней торговавших. В период действия русско-турецких союзов
1799, 1805 и 1833 гг. получал то или иное положительное ре-
шение и вопрос о проходе военных судов России или закрытии
Проливов для флотов враждебных ей стран.
На втором этапе (с 1840-1841 гг. до первой мировой войны)
соглашениями прибрежных и нечерноморских государств ста-
тусу Проливов был придан международный характер. Как уже
отмечалось, возобладали принципы, согласно которым они от-
крывались для торговли всех стран и закрывались для военного
судоходства, причем черноморские государства не получили
каких-либо преимуществ по сравнению с западными держава-
ми. Борьба России в конце XIX — начале XX в. за пересмотр
статуса Проливов в пользу прибрежных стран не принесла
сколько-нибудь осязаемых результатов.
Первая мировая война с участием Турции радикально изме-
нила ситуацию на Проливах сначала в пользу центральных дер-
жав, а затем победившей Антанты. Победители постарались на-
вязать дискриминационный для Турции и всех черноморских
стран Севрский режим, в соответствии с которым была осу-
ществлена нейтрализация Проливов под контролем держав Ан-
танты.
Новый этап открыла победа Октябрьской революции в Рос-
сии и кемалистской революции в Турции. Совместными усилия-
ми группы прибрежных стран удалось сначала отменить Севр-
ский договор, хотя новая Лозаннская конвенция недостаточно
учитывала интересы нашей страны, а в дальнейшем добиться
и существенного улучшения статуса Проливов. Конференция
1936 г. в Монтрё впервые признала особые права черноморских
стран в области военного судоходства через Проливы, основан-
ные на их прибрежном положении. Возросла роль обновленной
Турции как гаранта статуса Проливов. Но справиться с этой за-
дачей она в должной мере не смогла, что показал опыт второй
мировой войны. Последовавшее противостояние держав разных
систем, получившее название холодной войны, не позволило
добиться какого-либо прогресса, а развал СССР привел к рез-
кому ухудшению ситуации для России и некоторых других
стран.
* Аналогичным образом определяли его в то время и другие державы.
11
* * *
Освещение борьбы России за благоприятный режим Проли-
вов имеет в нашей историографии давнюю традицию. Ее истоки
восходят к первым успехам страны на этом пути и признанию
за Проливами международного статуса. В дальнейшем интерес
к проблеме не ослабевал в связи с периодическими кризисами
в отношениях держав на Ближнем Востоке. Другой предпосыл-
кой постоянного внимания к этому вопросу служило постепен-
ное вовлечение в научный оборот материалов русского МИД.
Помимо исследований предпринимались и публикации доку-
ментов. Ф.Ф. Мартене, предполагавший посвятить отношени-
ям России с Турцией последнюю серию своего капитального
«Собрания трактатов и конвенций», к сожалению, не успел это-
го сделать. Официальные документы турецкой стороны, отно-
сящиеся к Восточному вопросу, были опубликованы на рубеже
XIX-XX вв.'
В трудах русских историков второй половины XIX столе-
тия обозначились два главных направления. Одна часть иссле-
дователей не склонна была выделять проблему Проливов из
Восточного вопроса, трактуя его как проявление борьбы Евро-
пы с Азией (СМ. Соловьев) или Западной Европы с Россией
(С.С. Татищев, с некоторыми нюансами Н.Я. Данилевский).
Другие исследователи рассматривали проблему Проливов в
контексте русско-турецких отношений (Д. Бухаров, А. Не-
клюдов).
Особый интерес представляла работа В. Уляницкого, напи-
санная на основе материалов русского МИД и снабженная со-
лидным документальным приложением2. Автор показал, что в
XVIII в. влияние национальных и религиозных мотивов было
еще невелико, и политика России на Ближнем Востоке дикто-
валась прежде всего интересами безопасности южной границы
и экономического развития южнорусских окраин, тесно связан-
ного с судоходством и торговлей через Черное море. Он пред-
ложил свою периодизацию проблемы, положив в ее основу
русско-турецкие войны и подчеркнув значение Кючук-Кайнар-
джийского мира 1774 г., который открыл Проливы для русского
торгового судоходства.
В конце XIX — начале XX в., когда в правящих кругах
России дебатировался вопрос о целесообразности пересмотра
статуса Проливов, появились и новые исторические работы.
Профессор Московского университета С. Жигарев опублико-
12
вал историко-юридическое исследование о русской политике
в Восточном вопросе3. Он справедливо указывал, что Россия
не может оставаться в стороне от решения этой междуна-
родной проблемы, с которой ее связывают существенные ин-
тересы материального и нравственного свойства. Проследив
русскую политику в Восточном вопросе в XVI-XIX вв., автор
пришел к заключению, что ни само ее направление, ни спо-
собы осуществления не способствовали решению нацио-
нальных задач страны. По мнению Жигарева, России следо-
вало бы договориться с другими державами об открытии
Проливов для свободного торгового и военного судоходства
всех наций.
В 1907 г. появилось исследование о Черноморских проли-
вах С. Горяинова, написанное на основе архивных материалов
русского МИД4. Целью автора было доказать безусловную
обязательность закрытия Босфора и Дарданелл для военных
судов не только России, но и всех держав. Это позволило бы
ей, как и после Крымской войны, до времени сосредоточить-
ся на своих внутренних проблемах. Горяинов считал положе-
ние, созданное Берлинским миром, неудовлетворительным для
России, а соглашение трех императоров — иллюзией и само-
обманом.
В 1911 г. в полемику с Горяиновым вступил известный пра-
вовед и автор исторических работ Б.Э. Нольде. Последний под-
черкивал важность режима Проливов не только для России, но
и в еще большей мере для самой Турции. Он не соглашался
поэтому с традиционной трактовкой этого вопроса как истории
борьбы между Россией и западными державами и утверждал,
что она «есть прежде всего и главным образом история русско-
турецкой борьбы» (курсив Нольде). Другое дело, что Турция
вела ее при помощи западной дипломатии, а порой и западных
войск. Тем не менее Порта отнюдь не была игрушкой в руках
Запада. «Напротив того, она с величайшей настойчивостью вела
свою линию» (курсив Нольде), достигая более-менее выгодного
для себя компромисса. Нольде делал вывод, что решить вопрос
о Проливах в пользу России можно, лишь разрешив Восточный
вопрос в целом. Работа Нольде, переизданная в 1915 г.5, была
последним заметным исследованием вопроса в дореволюцион-
ной отечественной историографии.
Западноевропейские ученые и публицисты, обращавшиеся к
этой проблематике, не обогатили ее исследование сколько-ни-
будь существенными материалами о русской политике. Идейной
13
основой их работ в большинстве случаев служили фальшивое
«завещание Петра I» и резервный «греческий проект» Екате-
рины И. В некоторых западных исследованиях конца XIX—
начала XX в. (П. Дагган, А. Дебидур, Э. Дрио, Ф. Мишефф)
отмечалось, что экспансионистскую политику на Ближнем Вос-
токе проводила не только Россия, но и Англия.
После Октябрьской революции в поле внимания отечествен-
ных историков попал новый хронологический период: канун и
особенно время первой мировой войны. Мы имеет в виду боль-
шие документальные публикации о европейских державах и
Турции в годы первой мировой войны с вводными статьями6,
сборник «Проливы»7, а также ряд менее значительных публи-
каций и статей в исторических журналах. Их пафос состоял в
разоблачении империалистической политики царизма и Антан-
ты в целом на Ближнем Востоке.
Большое внимание Проливам уделял в своих работах
М.Н. Покровский8, стремившийся применить к анализу Вос-
точного вопроса марксистскую методологию. Но ошибочная
концепция о преобладании во внешней политике России инте-
ресов торгового капитала приводила его к преувеличению зна-
чения контроля над Проливами в планах царизма. К тому же
Покровский без достаточных оснований уличал царское прави-
тельство в постоянном стремлении к захвату Босфора и Дар-
данелл.
Полезный вклад в публикацию источников, относящихся к
рассматриваемой проблеме, внесла Комиссия по изданию доку-
ментов эпохи империализма, сумевшая, к сожалению, реализо-
вать свои большие замыслы лишь частично.
Лозаннская конвенция о Проливах 1923 г., не ратифициро-
ванная Советским правительством, нашла отклик в целом ряде
статей отечественных исследователей, анализировавших как
саму конвенцию, так и ее реализацию (см. статьи Н. Горского,
В. Короткова, С. Холодовского, а также Е. Вейта, А. Сабанина).
Материалы об участии СССР в конференции в Лозанне вошли
позднее в VI том «Документов внешней политики СССР»
(М., 1962).
Конвенции о Проливах 1936 г. повезло еще меньше, хотя
отдельные статьи о ней и появились по горячим следам. Мате-
риалы о конвенции были включены в XIX том «Документов
внешней политики СССР».
Новый толчок изучению вопроса о Проливах дало выступле-
14
ние советской дипломатии в 1946 г. с инициативой пересмотра
Конвенции Монтрё и прямого участия СССР в контроле за ре-
жимом Проливов. В книгах Б.А. Дранова9 и А.Ф. Миллера10
приводилась развернутая аргументация в подкрепление пози-
ции Советского правительства. Книга Дранова представляла
собой также первую попытку осветить вопрос в целом как в
историческом, так и юридическом аспекте. Автор подчеркивал
качественное отличие внешней политики Советского прави-
тельства от дореволюционной. Он дал свою периодизацию ис-
тории борьбы за благоприятный для черноморских стран режим
Проливов. Дранов приходил к выводу, что вторая мировая вой-
на «выявила крупные недостатки конвенции Монтрё о Черно-
морских проливах, ее несоответствие жизненным интересам
черноморских держав и интересам всеобщей безопасности»,
а также необходимость решения «этого давно назревшего во-
проса».
Дальнейшие успехи отечественной историографии были свя-
заны с разоблачением культа личности И.В. Сталина, борьбой
с догматизмом и расширением доступа к архивам. В 1960 г.
началось продолжающееся до сих пор издание многотомной
документальной публикации «Внешняя политика России XIX
и начала XX века», важное место в которой заняли материалы
по Восточному вопросу.
История борьбы России за благоприятный режим Проливов
нашла отражение в обобщающих трудах «История дипломатии»
(изд. 2-е) и «История СССР с древнейших времен». Советский
период получил освещение в двухтомной «Истории внешней
политики СССР» под ред. А.А. Громыко и Б.Н. Пономарева,
выдержавшей несколько изданий. Хотя этот труд носил офи-
циозный характер, в нем использовались не известные ранее
архивные материалы.
Обобщающий характер носили также коллективная работа
историков МГУ «Восточный вопрос во внешней политике Рос-
сии»11 и книги Н.С. Киняпиной о внешней политике России
в XIX в.12 Правда, в названных работах гораздо больше внима-
ния уделялось балканской политике России, чем ее усилиям
решить вопрос о Проливах.
Целый ряд исследователей касался внешней политики Рос-
сии во время периодических ближневосточных кризисов и
войн, уделяя при этом большее или меньшее внимание вопро-
су о Проливах. Среди них Е.В. Тарле, A.M. Станиславская,
15
А.В. Фадеев, В.И. Шеремет, В.А. Георгиев, И.В. Бестужев,
Л.И. Нарочницкая, А.В. Игнатьев.
Несколько важных работ по интересующей нас проблемати-
ке появилось в новейший период, когда были сняты идеоло-
гическая цензура и широко открыты архивы. Отметим прежде
всего книгу «История внешней политики России. Первая поло-
вина XIX в.» (отв. ред. О.В. Орлик)13, в которой, если говорить
о Проливах, значительный интерес представляет трактовка
В.Б. Михайловым причин замены Ункяр-Искелесийского до-
говора Лондонскими конвенциями 1840-1841 гг. За ней вышли
другие книги той же серии, охватывающие вторую половину
XIX в., конец XIX — начало XX в. и XVIII в. (М., 1997, 1998;
отв. ред. В.М. Хевролина, А.В. Игнатьев, Г.А. Санин). Новая
книга Н.С. Киняпиной посвящена менее изученному периоду
в политике России на Ближнем Востоке после Берлинского
конгресса 1878 г.14 Правда, в ней вопрос о Проливах как бы
оттеснен на второй план балканскими сюжетами. Политика
России в отношении Проливов в ходе ближневосточного кри-
зиса 90-х гг. XIX в. проанализирована в работе И.С. Рыбаченок
на основе новых, в основном архивных, материалов15. Ряд по-
лезных сведений фактического характера приводит в своей
книге Т. Лаврова16. Современное состояние рассматриваемых
проблем отражено в публикации А.А. Язьковой17.
В зарубежной историографии XX в. по-прежнему преобла-
дали работы о Восточном вопросе, далекие от исторической
объективности. Хотя старые мифы и отошли на второй план,
но продолжала господствовать точка зрения о неизменно агрес-
сивной политике России в противоположность «миролюбивой»
и «охранительной» позиции западных держав. Если некоторые
исследователи и признавали, что западные державы не только
противостояли России, но и отстаивали собственные интересы,
они в то же время полагали, что интересы Запада и Турции
совпадали.
В этой связи любопытна позиция, характерная для турецкой
историографии. Она представлена многотомной официозной
«Османской историей» и работами отдельных авторов, среди
которых отметим Э. Карала и А. Курата. Турецкие историки
склонны рассматривать Восточный вопрос как совокупность
международных, а не только русско-османских противоречий.
Вместе с тем они подчеркивают экспансионистский характер
политики России, что сближает их с западными исследова-
телями.
16
В зарубежной историографии со временем проявилась тен-
денция к более объективному рассмотрению Восточного вопро-
са. Представители этого направления привлекали не только
турецкие и западные, но и русские источники и результаты
исследований ученых нашей страны. Назовем книги М. Андер-
сона, Б. Елавич, Д. Клейтона* . В связи с окончанием холодной
войны и открытием отечественных архивов для зарубежных
исследователей есть основания ожидать дальнейшего развития
этого направления. Подтверждением сказанного может служить
появление коллективной работы авторов из США, России и
некоторых других стран «Имперская русская внешняя поли-
тика»** и книги Д. Голдфенка «Происхождение Крымской
войны»***.
Таким образом, о борьбе России и СССР за благоприятный
режим Проливов в те или иные периоды написано немало.
Особенно велик вклад в изучение рассматриваемой проблемы
отечественной историографии. В значительно меньшей мере,
чем дореволюционный, освещен советский период в истории
вопр0са.
* * *
Обзор литературы показывает, что создание обобщающего
труда по избранной теме является назревшей задачей. Отсут-
ствие идеологической цензуры и доступность архивов благо-
приятствовали осуществлению замысла. Авторы стремились дать
по возможности объективный анализ истории вопроса, учиты-
вая экономические и стратегические интересы России, а также
принимая во внимание безопасность и суверенитет Турции,
особое положение всех прибрежных стран и законные интере-
сы нечерноморских государств. Изучение и обобщение истори-
ческого опыта, могут, по нашему мнению, содействовать про-
грессу в решении одного из острых вопросов современных
* Anderson M. The Eastern Question, 1774-1923. — L.-N.Y., 1966;
Jelavich B. The Ottoman Empire, the Great Powers and the Straits Ques-
tion. — Bloomington, 1973; Clayton D. Britain and the Eastern Question:
Messelungi to Gallipoli. — L., 1971.
** Imperial Russian Foreign Policy. Ed. by H. Raxdale. — N.Y., 1993.
*** Goldfranc D.M. The Origins of the Crimean War. — L.-N.Y.,
1994.
2 — 2729
17
международных отношений. В замысел авторов входило на-
метить хотя бы основные вехи всего периода от выхода Рос-
сии к Черному морю до нашего времени. Выделяя проблему
Проливов из Восточного вопроса и балканско-ближневос-
точных сюжетов, мы, разумеется, не забывали об их тесной
связи.
Научно-вспомогательная работа по подготовке рукописи к
печати выполнена И.Д. Ковалевской.
Глава первая
ЭВОЛЮЦИЯ
ЮЖНОГО НАПРАВЛЕНИЯ
ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКИ РУСИ
И РОССИИ В1X-XVÏ! вв.
ЗАРОЖДЕНИЕ ПРОБЛЕМЫ
ЧЕРНОМОРСКИХ ПРОЛИВОВ
Историки до сих пор ломают копья над проблемой, которая
в наши дни остается неразрешимой из-за крайней скудости
исторических источников: где появились первые славяне? Ма-
териал столь незначителен, что, образно говоря, он может умес-
титься на конце лопаты археолога или на самом кончике пера
летописца.
И тем не менее даже этот скудный материал позволил иссле-
дователям сделать важные для нашей темы выводы. Возникли
ли первые славянские племена в междуречье Днепра и Южного
Буга; появились ли они между Дунаем и Карпатами в верховьях
Тиссы, Днестра и Сана; была ли древней прародиной славян
земля Верхней и Средней Вислы — в любом случае это произо-
шло в верховьях и среднем течении широких и полноводных
рек, несущих свои воды в Балтийское, Черное или Адриатичес-
кое моря1.
Следовательно, геополитическое положение прародины сла-
вян побуждало их спуститься по течению рек к устью, к мор-
скому побережью. «Всякие многочисленные и сильные племе-
на, владеющие истоками рек, расселяются вниз по течению и
стремятся к овладению их устьями и прилегающими берегами.
А славяне были именно такими могущественными и многочис-
ленными племенами»2. Славянская миграция шла к морскому
побережью. В начале VII в. славяне умели управляться с пару-
сом и веслом не хуже других народов, и их лодьи-однодеревки
пенили морскую воду от Италии до Палестины и от берегов
Тавриды до Египта.
Уже тогда встал вопрос о проходе русских лодий через
Дарданеллы и Босфор. В 626 г. византийские источники впер-
вые упоминают о появлении их у стен Константинополя: грузин-
ский монах Григорий Мтацминдели писал в своем сочинении,
что «скифы-русские» под руководством вождя Хагана осадили
город с суши и моря, причем силы были так велики, что «все
море вокруг города наполнилось вражескими лодками»3.
20
Морские и сухопутные походы славян на Византию с самого
начала не были чисто грабительскими экспедициями. Это были
войны, имевшие определенные политические и экономические
цели.
Само геополитическое положение славян «на стыке» оседлой
европейской цивилизации и степной цивилизации кочевников
постоянно побуждало Русь к вооруженной борьбе за существо-
вание, поиску союзников, нейтрализации и изоляции неприяте-
ля. «Изменчивый, постоянно бурлящий, воюющий и мирящий-
ся мир плотным кольцом обступал Среднерусскую равнину, —
отмечает А.Н. Сахаров, — где вдоль больших рек, на необоз-
римых черноземах юга, на перекрестках древнейших торговых
путей и в северных лесах происходило формирование федера-
ций славянских племен, а позднее — образование Древнерус-
ского государства»4.
Уже в V-VI вв. племенные союзы антов и склавин вступили
в длительное противоборство с Византийской империей, пыта-
лись обосноваться за Дунаем, а во время славяно-византийской
войны 550-551 гг. славяне подступили к Константинополю.
На протяжении веков Византия сдерживала напор молодого
и жизнедеятельного народа на свои границы то силой оружия,
то подарками варварским вождям, то пытаясь отгородиться от
беспокойных северных соседей при помощи славянских же
наемных военных отрядов и славянских поселений в пригра-
ничных землях.
Перелом в русско-византийских отношениях наступает в
IX в., когда завершается складывание Древнерусского госу-
дарства. В Константинополе были встревожены появлением на
северных рубежах нового сильного соседа, все решительнее
пускавшегося в военные и торговые плавания по Черному морю.
Искушенная византийская дипломатия сумела создать как бы
линию блокады из враждебных государств и народов вдоль
границ молодой, растущей во всех направлениях Руси. Булгары,
хазары, печенеги, угры, наконец, сама Византия блокировали
границы Руси от Средней Волги и до Дуная. Поэтому морские
походы русичей, как и их сухопутные походы, при Олеге и
Святославе были направлены на прорыв этой блокады. Визан-
тийские источники «Житие св. Стефана Сурожского» и «Жи-
тие св. Георгия Амастридского» дают возможность определить
и направления этих походов: Херсонес, Керчь и Сурож в Крыму
и Малоазиатское побережье Черного моря. Традиционным ос-
тавалось направление на Константинополь и Проливы. Хоро-
21
шо известны морской поход 860 г. на Константинополь Ас-
кольда и Дира, набег новгородского князя Бравлина на Сурож
в конце VIII — начале IX в., поход на г. Мастриду (к востоку
от Константинополя, на Малоазиатском побережье) между 820
и 840 г.5 Каждый из подобных крупных походов заканчивался
договором, по условиям которого, как правило, Византия вы-
плачивала русичам «дань» (откупалась от беспокойных «варва-
ров»), обменивались пленными, иногда славянам разрешалось
селиться в пограничных византийских землях.
Уже наличие таких договоров показывает, что походы сла-
вян имели политическую и экономическую подоплеку, а не бы-
ли просто набегами грабителей.
Эти походы давали не только военную добычу. Они откры-
вали для морской торговли пути по Черному морю. Правда, до
договора Олега 907 г. ни русские, ни византийские источники
не упоминают о русской морской торговле, но эти сведения
можно почерпнуть в записках арабских купцов и путешественни-
ков. Арабский купец Ибн-Хордадбех в 840-х гг. написал «Кни-
гу для познания путей и государств», где говорится, как о чем-то
давно и хорошо известном, что русские купцы «из дальнейших
концов Славонии» торгуют по всему Черному морю, бывают в
Эгейском и Средиземном морях и доходят до Багдада6.
Благоприятный момент для прорыва блокады настал в 907 г.
В это время правительство императора Льва VI вынуждено было
вести войну на востоке против мятежного феодала Андроника
Дуки и поддержавших его арабов. Силы императора были от-
влечены на восток, и правивший в Киеве Олег, воспользовав-
шись этим, осадил Константинополь.
Согласно русской летописи, греки послали к Олегу парла-
ментеров со словами: «Не губи города, дадим тебе дань, какую
хочешь».
Олег отвел войска и направил в город своих послов. В окон-
чательном варианте договора вопрос о дани был пересмотрен.
Как полагает А.Н. Сахаров, была выплачена единовременная
контрибуция из расчета 12 гривен на корабль (на ключ) — всего
около 1888 кг— и сверх того греки выплатили ежегодную дань
(уклады). Впервые договор предусматривал и условия торговли.
Русские купцы не платили ввозных пошлин и полгода получали
на свое содержание «месячину» (хлеб, вино, мясо, рыбу, овощи).
Им отводили место для поселения (прибрежный район Кон-
стантинополя — Галату), разрешали пользоваться баней и да-
вали средства на обратную дорогу7.
22
Договор был дополнен новыми положениями в 911 г. Россия
и Византия подтверждали мир. Предусматривались взаимная
выдача преступников, сохранность имущества купцов и послов,
служба славян в византийском войске. Договор был скреплен
«писанием и клятвою» русских послов8.
Мир Руси и Византии продержался 30 лет, до 941 г., когда
Игорь двинулся походом на Константинополь.
Императора Романа Локапина о походе Игоря предупредили
болгары и, вероятно, стратег Херсонеса, который бдительно
следил из Крыма за деяниями князя.
Положение Византии было весьма скверным. С юга беспо-
коили арабы и почти весь боеспособный флот был брошен
против них, в столице оставались лишь едва держащиеся на
плаву, догнивавшие свой век в гавани суда-ветераны. Спешно
стали вооружать эти корабли сифонами-огнеметами. Отбирали
суда у купцов. В битве 8 июня 941 г. Игорь потерпел страшное
поражение. Лишь в 944 г., после того, как дружина Игоря за-
хватила в Закавказье византийский г. Бердаа, был подписан
новый мир. Договор практически повторил заключенный в
911г. Правда, теперь русичи-купцы платили таможенную пош-
лину9.
Вместе с тем это был не только торговый договор, но и
союзный договор о взаимопомощи. «"Если просит воинов у нас
князь русский, когда воюет, —дадим ему... ежели начнет хотеть
воинов наше цесарство, от вас воинов на противящихся нам, то
пишут к великому князю нашему и пошлет к нам (денег. —
Г.С), сколько мы захотим". Византия в течение столетий ис-
кала и будет искать помощи Руси против некоторых правите-
лей арабов (и сменивших их затем турок-сельджуков) — с
востока, против арабов (и вытеснивших их затем норманнов и
турок-печенегов и половцев) — с запада, против кочевников —
с севера. Русь, зная об этой заинтересованности Византии, ис-
пользовала договоры с ней ради дипломатических выгод в Ев-
ропе, влияя на степь и страны Кавказа, ради дохода от службы
наемных друждин; наконец, она обеспечивала себе устойчивые
рынки сбыта и купли»10.
Таким образом, к середине X в. после упорной, продолжи-
тельной борьбы Русь была признана не только как достойный
противник Византии на Черном море, но и как сильный и
ценный союзник, наконец, как выгодный торговый партнер.
Русские купцы и воины могли свободно плавать и вести тор-
говлю по всему бассейну Черного моря, проходить через Про-
23
ливы, им были хорошо известны порты Адриатики, Эгейского
и восточной части Средиземного морей.
Вопрос о том, входило ли Северное побережье Черного моря
и Крымский полуостров в состав Древнерусского государства,
спорен. Ряд исследователей полагают, что уже в начале X в. сла-
вянские племена закрепились между устьями Буга и Днестра,
а в 944 г. славяне овладели Крымом. По мнению других, в луч-
шем случае имелись крайне редкие славянские поселения и де-
лать выводы о государственной принадлежности черноморских
берегов Руси явно преждевременно". Вопрос требует дополни-
тельной научной информации и исследования. Правда, после
разгрома Хазарского каганата князем Святославом на Таман-
ском полуострове было создано Тмутараканское княжество и
небольшие владения Руси в Восточном Крыму (если они были)
вошли в его состав. Но о самом Тмутараканском княжестве мы
знаем ничтожно мало, да и после 1094 г. оно исчезает со стра-
ниц русских хроник.
В годы расцвета Древнерусского государства, особенно пос-
ле крещения в 988 г. Руси, отношения ее с Византией приоб-
рели в основном дружественный характер. Русь выступала как
союзница Византии, и это повлияло на состояние русского
мореплавания по Черному морю и выход русских судов через
Проливы в Средиземноморье.
Осложнения, конечно, возникали, и, в частности, обостре-
ние отношений произошло в 1043 г., когда в Константинополе
был убит какой-то важный русич, русские купцы высланы из
города, русский отряд тоже вывели из столицы. В ответ Ярослав
Мудрый начал войну. Морской поход сына Ярослава — Влади-
мира закончился неудачей: буря и греческий огонь разгромили
флот, а войско императора Константина Мономаха перебило
тех, кто шел сухим путем.
Однако появление в Причерноморских степях печенежских
кочевий заставило и Византию и Русь возобновить союз. В 1052 г.
Ярослав Мудрый праздновал свадьбу своего сына Всеволода и
дочери византийского императора.
Положение с русским военным и торговым судоходством по
Черному морю в ХП-ХШ вв. остается не вполне ясным. Нет
громких и славных походов на Византию, и это понятно: сло-
жившаяся на Руси к концу XII в. система развитого феодально-
го хозяйства уже не нуждалась в таких экспедициях. Замкнутое
натуральное хозяйство со своей пашней, угодьями, хозяйствен-
ными постройками, садом, огородом, ремесленными мастер-
24
скими, с многочисленной дворней — все это требовало посто-
янного контроля и сугубого внимания и постоянного присут-
ствия феодала.
В XIII в. сокращается и русское торговое мореплавание по
Черному морю. Изменилась сама геополитическая ситуация в
Европе, возникло новое соотношение сил. Европейцы-кресто-
носцы, идущие освобождать гроб Господен, не дойдя до Иеру-
салима, 12 апреля 1204 г. захватили Константинополь и разгра-
били его так, что город никогда не смог подняться до прежнего
уровня.
Торговые пути сместились к югу от разоренного Константи-
нополя, где их прочно контролировали венецианские и гену-
эзские купцы. На месте Византии возникли Латинская империя
и несколько мелких государств.
Константинополь находился в руках крестоносцев более
полувека, пока в 1261 г. Михаил Палеолог не отвоевал город.
Ему удалось даже восстановить Византийскую империю, но ни
империя, ни ее столица так и не смогли обрести былую силу.
Константинополь стоял теперь в стороне от главных торговых
путей.
Правда, географическое положение Константинополя по-
зволило ему вновь стать оживленным торговым центром в бас-
сейне Черного и Эгейского морей, но почти всю выгоду от этой
торговли перехватывали венецианские и генуэзские купцы,
обосновавшиеся около 1261 г. в Крыму. Весь XIV в. Византий-
ская империя неуклонно шла к гибели. Историк Никифор
Григора, описывая Константинополь XIV в., отмечал, что «им-
ператорские дворцы и палаты знатных лежали в разрушении и
служили отхожими местами для мимоходящих и клоаками;
равно и величавые здания патриархата, окружавшие великий
Храм св. Софии.., были разрушены или вовсе истреблены»12.
Таким образом, Византия явно утрачивала свою притягатель-
ность для Руси и в отношении торговли, и в отношении рели-
гии, и как объект возможного нападения с целью грабежа. Это
не могло не сказаться на состоянии мореплавания русских на
Черном море. Опустение и оскудение после крестовых походов
городов Малой Азии и Арабского Востока (южная оконечность
пути «из варяг в греки») тоже снижали интерес славян к мор-
скому ходу.
Впрочем, для России был важен еще один политический
фактор — появление в Причерноморских степях кочевого на-
рода — половцев. В 1060 г. половцы сделали первую попытку
25
ограбить богатые русские земли. Позднее Владимир Мономах
и его сын Мстислав Великий нанесли половцам ряд крупных
поражений и сумели организовать эффективную защиту русских
земель. Часть половецких кочевий даже вступила в вассальные
отношения с Русью. Тем не менее уже в 20-50-х гг. XII в. полов-
цы обосновались на землях от Волги до Дуная. В руки кочев-
ников попал весь степной участок важнейшего торгового пути
«из варяг в греки». Князья то мирились/И роднились с половец-
кими ханами, то враждовали. Русские купцы то спокойно спус-
кались по Днепру к морю (уплатив сравнительно небольшую
пошлину), то появлялись в Константинополе с половецким ар-
каном на шее. Нападения же мелких кочевых отрядов были
делом самым обычным.
Половцы, безусловно, не могли отсечь русскую торговлю от
Черного моря. Вместе с тем утверждать, что половецкое втор-
жение фактически не отразилось на состоянии русского море-
плавания, как это делает В.В. Мавродин13, значит впадать в дру-
гую крайность. Вероятно, было бы правильнее говорить об
ограничении морского хода славян.
Окончательно отбросили славян от Черноморского побе-
режья только мощный натиск монголо-татар и созданное ими
в Южной степи государство Золотая Орда.
Таким образом, уже в период Древнерусского государства
реально встал вопрос о мореплавании славян на Черном море
и о Черноморских проливах. Свое право мореходства славяне
утверждали мечом и дипломатией. Вопрос о проходе через Про-
ливы юридически пока не ставился, но отмеченное историками
пребывание русских купцов в портах Ближнего Востока позво-
ляет предположить, что в этих портах были и русские торговые
лодьи.
Из-за слабости русского влияния на северных берегах Чер-
ного моря и удаленности границ от этих берегов остро стояла
проблема военного судоходства по морю и через Проливы.
Военные экспедиции VII-X вв. решали эту проблему силой, а
с момента крещения Руси в 988 г. русские лодьи шли через
Проливы как союзники Византии.
Становление развитых феодальных отношений на Руси,
вторжение половцев в Северное Причерноморье, крестовые по-
ходы ХН-ХШ вв. и разорение Византии ослабили интерес Рос-
сии к южным морским путям.
То, чего не смогли сделать половцы в XI—XII вв., сделали в
середине XIII в. монголо-татары и захваченные потоком их
26
нашествия, брошенные на запад орды кочевых народов Дикого
поля. Русь была отрезана от Черноморского побережья, прекра-
тилось русское военное и торговое судоходство. Северные бе-
рега Черного моря и Крымский полуостров вошли в состав
государства Золотая Орда.
* * *
К XIV в. в Восточной Европе и бассейне Черного моря
складывается новая геополитическая ситуация, исчезает Древне-
русское государство, и силы русских земель теперь направлены
на восстановление независимости, государственное объедине-
ние и отражение нападений кочевников. Вопрос о выходе к
южным морям перед Россией на этом этапе не стоит: он как
бы поглощен проблемой обороны южных границ.
Слабеет и распадается Византийская империя. С запада ее
теснят Венеция, Генуя, Австрия и Венгрия, с востока — мон-
голо-татары, а позднее — турки-османы. Дело завершается в
1453 г. падением Константинополя. В борьбу за Причерно-
морье вступают новые политические силы: Польша и Литва,
стремившиеся захватить у Орды земли бывших южнорусских
княжеств и выйти к берегам Черного моря.
На берегах Дуная и западном побережье Черного моря стре-
мятся укрепиться новые княжества Валахия и Молдавия. Такая
геополитическая обстановка продержалась до второй полови-
ны XV в., когда заметно усилилась Османская империя.
В этой ситуации Черное море становится политическим и
торговым центром, объединяющим расположенные на его бе-
регах государства.
После разгрома 1220-1230 гг. черноморская торговля доволь-
но быстро восстанавливается, и не без поддержки ордынских
ханов. Особым покровительством пользовались генуэзские куп-
цы. Захватив господствующее положение в Константинополе
еще во времена Латинской империи и Михаила Палеолога, ге-
нуэзцы в 1266 г. с разрешения монголов обосновались в Крыму,
в г. Кафа, заложили здесь факторию и вскоре овладели всей
черноморской торговлей. Кафа получила преимущество благо-
даря совершенно уникальному географическому положению
«на далеко выдвинутом в море полуострове, почти равномерно
приближенном ко всем побережьям Черного моря»14. Такое по-
ложение позволяло Кафе, во-первых, концентрировать продук-
цию промыслов, аграрного и скотоводческого хозяйства всего
27
Черноморья для последующего экспорта за пределы региона;
во-вторых, распределять по региону импортируемые с Запада
и Востока товары.
В черноморской торговле XIV-XV вв. участвовали и рус-
ские купцы из Москвы, Твери, Вязьмы, Новгорода, Коломны,
Ярославля и других городов.
Данные о черноморской торговле Руси XIV-XV вв. крайне
скудны. После монгольского нашествия она не могла не сокра-
титься, но уже во второй половине XIV в., скорее всего, восста-
новилась. Достоверные сведения мы имеем только с 1477 г.,
когда установились дипломатические отношения Крымского
ханства с Россией15. Вначале она была ориентирована на италь-
янскую факторию в Сущее (русское название Сурож) на южном
берегу Крыма, и сами купцы назывались на Руси «гости-суро-
жане». Когда Кафа потеснила Сугдею и захватила первенство,
русские купцы стали торговать с нею, но старое название «су-
рожане» сохранилось до начала XVI в.
Путь к южным портам шел через земли Великого княжества
Литовского к верховьям Днепра и далее на юг. Этим путем воз-
вращался Афанасий Никитин. Другая дорога вела к верховьям
Десны, по ней сплавлялись к Днепру и в море. Третий торговый
путь вел к верховьям Оки, далее волоком и небольшими реками
добирались до Сейма или Дона и плыли к югу. Эти торговые
пути были крайне опасны из-за постоянных нападений ордын-
цев, поэтому купцы объединялись в крупные караваны либо
присоединялись к московским или литовским посольствам к
крымскому хану (ханство существовало с 1444 г.). Из Кафы на
турецких и греческих судах купцы везли свои товары в Малую
Азию, на Ближний Восток16. Подбор товаров, которые везли из
Крыма московские купцы, «говорит о том, что не так широк
был круг земель, охваченных московскою торговлею. Крымская
торговля была исключительно транзитной, и те товары, кото-
рые шли через Крым в Москву, были товарами ближнего азиат-
ского востока»17.
Захват Константинополя в 1453 г. османами затруднил тор-
говые связи Крыма с Западной Европой. В результате потери
независимости Крымским ханством в 1478 г. и захвата Турцией
в конце XV — начале XVI в. Валахии и Молдавии Черное море
было окончательно отрезано от мировых торговых путей (прав-
да, эпизодически турецкие источники сообщают о торговле
венецианских купцов и в XVI и в XVII в., но масштабы этой
торговли были уже далеко не такие, как прежде )18, преврати-
28
лось во внутреннее море империи и торговые интересы России
здесь пресеклись.
Торговля России с Крымом продолжалась в основном при
обмене посольствами. Купцы (главным образом из Крыма) при-
соединялись к посольским караванам, ходившим дважды в год,
производя смену посольств. Иногда, в случае нужды, и посоль-
ские чиновники должны были продавать русские меха на базаре
в Бахчисарае. Торговля носила оптовый, караванный характер.
В начале XVI в. русская торговля на юге хиреет. Вполне понят-
но, что в этих условиях пропадает интерес русских купцов к
Черному морю. Южная проблема сузилась до вопроса обороны
своих границ от набегов татар.
Упадок крымской торговли России в XVI в. был связан с
изменением геополитического положения страны. Свержение
ордынского ига в 1480 г. знаменовало появление независимого
Российского государства. В ходе войны 1480-1503 гг. москов-
ский великий князь Иван III и его союзник крымский хан Менг-
ли-Гирей окончательно разгромили и уничтожили Орду.
Падение Орды в конце XV в. и присоединение к России
Казани и Астрахани в 1550-х гг. создало на восточных рубежах
России своеобразный «политический вакуум» — от Волги и до
берегов Тихого океана больше не было никаких прочных,
сформировавшихся целиком и полностью государств. Откры-
вался свободный путь российским землепроходцам, казакам,
воеводам и священникам. Начиналась экспансия России на ни-
чейные земли Сибири.
Западная геополитическая проблема была связана с отраже-
нием притязаний Литвы и Польши (объединившихся в 1569 г.
в единое государство — Речь Посполитую) на западные русские
города и воссоединением с Россией народов Украины и Бело-
руссии.
На северо-западе и севере геополитическое положение Рос-
сии делало неизбежными борьбу со Швецией за выход в Бал-
тийское море и установление морской торговли через Архан-
гельск.
На протяжении XVI, XVII и значительной части XVIII в.
южная геополитическая проблема не была главной для России.
Взятие Казани и Астрахани, воссоединение западных русских,
украинских и белорусских земель, борьба за выход в Балтику
не позволяли вести активное наступление против Крымского
ханства и Османской империи и требовали лишь хорошо орга-
низованной обороны южных рубежей.
29
Конечно, и в XVI, и в первой половине XVII в. эпизодически
активизировалось южное направление, иногда предпринимались
совместные с казаками военные походы в степь, но это были
лишь эпизоды. Известный основатель Запорожской Сечи, князь
и казак (но прежде всего политический авантюрист) Дмитрий
Вишневецкий предлагал Ивану Грозному даже план завоевания
Крыма, но эта авантюра не нашла сочувствия у царя. Крым и
Россия были отделены друг от друга непроходимым для русских
войск «барьером» степей нейтрального^Дикого поля.
На протяжении XVI и особенно XVII в. политика России на
юге определялась не натиском на Крым, а обороной и посте-
пенным продвижением своих границ в ничейное Дикое поле.
Это было строительство Белгородской, Сызранской и Изюм-
ской оборонительных засечных линий — сплошных укреплений
вдоль границы. Южные кочевые народы нападали на рубежи
России только легкой конницей, стремительно наносили удар,
грабили и захватывали в полон население и уносились в степь.
Каждый воин для перевозки полона вел две-три запасные лоша-
ди. Эти опустошительные вторжения стоили России больших
жертв. По подсчетам А.А. Новосельского, за первую половину
XVII в. крымцы угнали в полон из русских земель 150-200 тыс,
человек. Население европейской России в это время составляло
7 млн.19 После возведения засечных черт «эффективность» на-
бегов на Россию резко упала.
Сколько потеряли Украина и Речь Посполитая за первую
половину XVII в., подсчитать невозможно, так как современ-
ники не вели такого учета. Несомненно, что здесь при откры-
той, незащищенной границе число жертв было много большим.
Анализ русских и украинских документов позволил опреде-
лить, что только за 1654-1657 гг. с Украины угнали в рабство
более 50 тыс. человек20. Очевидцы свидетельствуют, что к 1680 г.
Украина к западу от Днепра почти полностью лишилась насе-
ления и превратилась в пустыню, или, как говорили современ-
ники, в «руину». В середине XVII в. на этих землях проживало
примерно 2 млн. человек21.
Татарская конница не могла продвигаться лесными масси-
вами, поэтому в лесах устраивались просто завалы и засеки
деревьев. Всю степь перекрывала сплошная крепостная стена,
через каждые несколько километров строили крепости. Укреп-
ленная линия при строительстве выносилась далеко за пределы
поселений, на юг, в Дикое поле; под ее прикрытием шла коло-
низация защищенных земель, а потом еще дальше к югу выно-
30
сили новую линию крепостей22. Белгородскую черту возводили
в 1635-1653 гг., Изюмскую — в 1679-1681 гг., Сызранскую —
в 1680-х гг.
Безусловно, это была экспансия России, но экспансия весь-
ма своеобразная: полупустынные просторы Дикого поля не при-
надлежали ни одному государству, ни одному народу. Это была
экспансия на ничейные земли. По существу, шло поглощение
Россией этих, почти лишенных населения, территорий.
Постепенная трансформация геополитической проблемы
обороны южной границы в проблему борьбы за выход к Черно-
му морю началась после воссоединения России с Украиной в
1654 г. и успешного завершения русско-польской войны за Ук-
раину. По Андрусовскому перемирию 1667 г. и Вечному миру
1686 г. Левобережная Украина переходила под скипетр россий-
ского монарха на условиях весьма широкой автономии, можно
сказать, конфедерации с Россией. К рубежам Крыма приблизи-
лись границы централизованного Российского государства. Крым
становился хотя и трудно, но уязвимым для удара с севера.
Не случайно в 1654 г. по Крыму поползли тревожные пред-
сказания и слухи о скором конце ханства, а в 1655 г. в Москве
разрабатывали план широкого похода на Крым23.
Началом борьбы за выход к Черному морю можно считать
русско-турецкую войну 1677-1681 гг. (со стороны Османской
империи это была попытка захватить Запорожье и Левобереж-
ную Украину). Готовясь отразить натиск Османской империи,
Россия возводила упомянутые засечные черты и к 1680-м гг. вся
южная граница России была закрыта крепостной стеной. Укреп-
ления начинались неподалеку от Полтавы, тянулись на Изюм,
Белгород, Воронеж, Тамбов и у Сызрани выходили к Волге.
Построенные для защиты от стремительных и безжалостных
степных кочевников, эти укрепления к концу века стали опор-
ной базой для походов на Крым и Азов, для отвоевания выхода
в Черное море.
В 1680-х гг. международная обстановка явно благоприятст-
вовала этому. Войска турецкого султана Мухаммеда IV осадили
в 1683 г. Вену. Австрийский император Леопольд I мог поте-
рять не только значительную часть своих владений, но и сам
трон. Лишь стремительный бросок к Вене войск польского ко-
роля Яна Собеского спас город.
Нависла угроза и над землями Украины. В 1672 г. турки
захватили у Речи Посполитой г. Каменец-Подольский, всю По-
дол ию и другие земли.
31
Для отражения агрессии Османской империи европейские
государства (Австрия, Польша, Венеция, некоторые мелкие гер-
манские княжества) объединились в Священную лигу и начали
войну с Турцией. С 1686 г. войну с Турцией возобновляет
Россия (после того, как по условиям Вечного мира Речь Пос-
политая окончательно отказалась от Левобережной Украины,
Киева, Запорожья, Чернигова, Смоленска и Новгород-Север-
ского). Формально Россия примкнула к Священной лиге позже,
лишь в 1697 г.
Вступление России в войну с Турцией диктовалось не только
необходимостью защиты украинских земель. Крупное, сильное
централизованное государство не могло больше существовать
в изоляции от ведущих европейских держав. Страна находилась
в противоестественном положении, отрезанная от живительных
артерий морских торговых путей на юге Турцией, на северо-
западе — Швецией.
Решение отвоевать выход именно к южным морям напра-
шивалось само собой: со времени воссоединения Украины с
Россией основная политическая активность России была на-
правлена на юг, южные оборонительные черты могли стать
базой для дальнейшего продвижения к морю, создание Свя-
щенной лиги давало России союзников в борьбе с Турцией и
Крымом.
Вступление России в войну было важно и для европейских
стран: она создавала угрозу Османской империи с востока и
оттягивала на себя почти 150 тыс. степных всадников. Далеко
отходить от Перекопского перешейка они не рисковали, опа-
саясь наступления русских и украинских войск. Это давало воз-
можность другим участникам Священной лиги активизировать
свои военные действия. Венеция и Австрия потеснили османов
на Дунае и Балканах, Речь Посполитая освободила почти всю
Подолию.
Россия тоже добилась заметных успехов. В 1696 г. удалось
захватить турецкую крепость Азов. Это была крупная победа
Петра I: был уничтожен один из самых беспокойных, постоян-
ных очагов вторжений в российские владения; русские военные
корабли пенили воды Азовского моря и не оставляли в покое
побережье Крымского ханства; ханство, жившее грабежом ук-
раинских, русских, молдаванских и польских земель, теперь
испытывало тревогу за безопасность своих владений.
Тем не менее выход в южные моря оставался закрытым.
Впереди были теснины Керченского пролива, Босфор и Дар-
32
данеллы. Россия сделала только первый шаг на пути к южным
морям.
Между тем союзники России в основном уже достигли
желаемого и постепенно сворачивали военные действия.
В России это ощущали, и в 1697 г. Петр отправляет к союз-
никам по Священной лиге Великое посольство во главе с Фран-
цем Лефортом, Федором Алексеевичем Головиным и Прокофи-
ем Богдановичем Возницыным. Сам царь в составе посольства
тоже едет в Европу под именем Петра Михайлова. Цель посоль-
ства — активизировать военные действия союзников.
Но дело складывалось явно не в пользу России. Ситуация в
Европе изменилась: со дня надень можно было ожидать смерти
испанского короля Карла II Габсбурга, не имевшего сыновей.
Между тем наследство Карла II было громадным: не считая круп-
ных заокеанских владений в Америке, Африке, Полинезии,
корона испанских Габсбургов держала под своей властью боль-
шую часть Южной Италии, Южные Нидерланды. Французский
король Людовик XIV и австрийский император Леопольд I
претендовали на эти земли. Спорили из-за влияния в герман-
ских мелких княжествах по правому берегу Рейна. К борьбе на
суше добавлялась и борьба на море: Англия и Северные Нидер-
ланды решительно не желали перехода испанских колоний
только к Габсбургам или только к французским Бурбонам.
К тому же их тревожили возросшая сила Франции на море и
появление у нее крупных заокеанских владений. Но главное
соперничество все же шло за власть и влияние в Центральной
Европе.
Этот основной европейский конфликт дополнялся и ослож-
нялся борьбой за берега Балтийского моря. На протяжении
XVII в. Швеция стремилась захватить все Балтийское побере-
жье. В 1617 г. она захватила русский берег в районе устья Невы,
затем последовал захват части германских и, наконец, некото-
рых польских и датских земель. Теперь в Стокгольме намерева-
лись окончательно превратить Балтийское море во внутреннее
шведское озеро и поставить под контроль торговлю прибалтий-
ских государств.
Таким образом, продолжая ли войну с Турцией за выход к
южным морям, начиная ли войну против Швеции за выход к
Балтийскому морю, Россия оставалась на пересечении основ-
ных противоречий Европы.
В Вене, Амстердаме и Лондоне спешили как можно быстрее
покончить с войной против Османской империи и развязать
3 — 2729
33
руки Леопольду I для войны за Испанское наследство. После
победы австрийского полководца принца Евгения Савойского
над турками под г. Зентой 11 сентября 1697 г. вопрос о мире
был в принципе решен, и решен без России. 6 декабря 1697 г.
при посредничестве Англии и Нидерландов начались австро-
турецкие переговоры. Петр узнал об этом только 1 мая 1698 г.,
когда остановился в Амстердаме по пути из Лондона в Вену.
В этой сложной для России ситуации не оставалось ничего
иного, как принять участие в начавшихся мирных переговорах
и либо добиться выхода в Черное море мирными средствами,
либо, по возможности, сохранить свое достоинство и террито-
риальные приобретения (Азов, Таганрог, некоторые городки в
низовьях Днепра).
На переговорах в Вене с канцлером императора графом
Кинским 25 июня 1698 г. русские послы потребовали при-
остановить переговоры с Турцией до тех пор, пока Россия не
захватит в Крыму какой-нибудь город и тем не «усмирит» та-
тар24. Но уже через пять дней Лефорт, Головин и Возницын
несколько смягчили требования. Они предложили не преры-
вать переговоры о мире, но пока мир не подписан, «довольно
времени остается в готовности стоящее оружие ко взятию Кер-
чи ныне употреблять». После чего можно было принять пред-
ложенный турками вариант мира («как владеете»). Если султан
и хан не отдадут Керчь, Священной лиге надлежало продол-
жать войну с Османской империей до победы.
Кинский отвечал, что переговоры уже идут, что мир хотят
заключить на условиях «как владеете», но Австрия не будет
протестовать против требования русских о Керчи25.
Так впервые официально Россия поставила вопрос о Черно-
морских проливах. Правда, пока речь шла о Керченском про-
ливе, открывавшем доступ в Черное море. Австрийский канц-
лер обещал в самых общих словах всяческую помощь России.
Впрочем, на будущих переговорах каждый из союзников дол-
жен был действовать сам по себе. Примечательно, что дипло-
маты еще не поднимали вопроса о свободе мореплавания по
Черному морю и о выходе из него через проливы Босфор и
Дарданеллы. Для дипломатов Петра было, вероятно, аксиомой,
что выход к берегам моря означал свободу мореходства. Взяв
Азов, заложив Таганрог, Петр даже в наказе Великому посольст-
ву, а потом оставленному для заключения договора П.Б. Воз-
ницыну не поднимал вопроса о каком-либо регулировании и
правах плавания русских кораблей по Азовскому морю. Азов-
34
ское море представлялось открытым и для купеческих, и для
военных кораблей России. Речь на переговорах шла не о режи-
ме прохода через Керченский пролив, не о порядке мореход-
ства по Черному морю, а о занятии берегов пролива. Вероятно,
неопытная в международных морских проблемах российская
дипломатия просто не подозревала о всех этих тонкостях.
Но они были хорошо известны моряку-профессионалу, датча-
нину Корнелию Крюйсу, только что принятому на русскую служ-
бу и вскоре получившему чин вице-адмирала. 5 июня 1698 г.
Крюйс написал Петру по-военному краткое, но необычайно
интересное письмо, в котором первым заговорил о четком раз-
деле не только побережья, но и акватории Черного моря, «дабы
по последней мере половина Черного моря в договорах получе-
на была»26.
Далее Крюйс, как опытный моряк, предлагал дипломатам
разработать систему приветствий и отдания воинской чести
русскими и турецкими кораблями: «Определено было, коим об-
разом кораблям его царского величества при встрече с турски-
ми кораблями постулата надлежит, какое почтение турским
кораблям пред московскими показывать подобает, и как опу-
щением флагов, так и поздравлением из пушек и в иных слу-
чаях також»27.
Очень важен конец письма: «Дабы все корабли московские
свободно и без помешательства во все турские пристанища
входить могли без осматривания, також и без реченного числа,
сколь долго им в тех пристанищах пребывати надлежит. При
том же дабы свободная торговля во всех турских пристанищах
была позволена большими и малыми кораблями без разреше-
ния»28. Но раз пишется «во всех турских пристанищах», значит,
русские могли проводить свои корабли и в Эгейское, и в Среди-
земное моря. Правда, пока только купеческие29. Иными слова-
ми, К. Крюйс предлагал требовать от турок абсолютно свобод-
ного, ничем не ограниченного прохода русских судов через
Черноморские проливы.
Уже после переговоров с графом Кинским стало очевидно,
что Священная лига «приказала долго жить» и нужно искать
новые политические комбинации для достижения главной це-
ли — выхода к морям. Учитывая обострившуюся борьбу при-
балтийских государств против Швеции, можно было пробиться
к морю на северо-западных рубежах России, близко подходив-
ших к Балтийскому побережью. Предстояла резкая перемена
не только внешнеполитического курса страны, но и радикальная
з*
35
смена геополитической ориентации, смена системы союзов, ев-
ропейских связей — от борьбы с мусульманской Османской
империей и Крымским ханством к борьбе с передовой хрис-
тианской европейской державой. Это была смена не просто
политической, но и цивилизационной направленности дейст-
вий России.
На пути из Вены в Москву в конце июля — начале августа
1698 г. Петр встречался в Раве-Русской с польским королем и
саксонским курфюрстом Августом II, где они и заключили уст-
ное соглашение о союзе против Швеции. 11 ноября 1699 г. с
Августом II был официально подписан договор о союзе, а
26 ноября 1699 г. Петр ратифицировал союзный договор с
Данией. Так был создан антишведский Северный союз.
Теперь и Россия стремилась быстрее покончить с войной
против Османской империи. Свободе рук на севере мешали
неурегулированные отношения на южных рубежах. Турецкие
дела завершались на конгрессе стран Священной лиги и Осман-
ской империи в г. Карловицы, на берегу Дуная. Российское по-
сольство возглавил Возницын, отличавшийся крутым нравом и
непробиваемым упорством на переговорах.
Впрочем, для Карловицкого конгресса эти свойства харак-
тера были весьма кстати. Приходилось ежедневно преодолевать
сопротивление и турок, и своих союзников по Священной лиге.
Ввиду приближающейся смерти испанского короля и войны за
его наследство Австрия, Англия и Нидерланды спешили быст-
рее договориться с Турцией и поднять оружие против Франции.
Договориться с Турцией было проще и быстрее за спинами
союзников. В итоге каждый участник Священной лиги должен
был вести переговоры самостоятельно и в присутствии посред-
ников. Первыми начинали переговоры австрийцы, а за ними уже
все остальные в порядке вступления в Священную лигу.
Такой порядок работы конгресса был выгоден императору —
ему предстояло как бы снять пенки, добиться наибольших
льгот. В самом невыгодном положении оказывалась Россия.
Формально она вступила в Священную лигу последней — в
1697 г., хотя фактически вела военные действия уже с 1686 г.
Первый съезд П.Б. Возницына с турецкими дипломатами со-
стоялся 9 ноября 1698 г. Русские дипломаты требовали «в при-
бавку» к занятым уже Азову, Таганрогу и городкам в низовьях
Днепра передать Керчь, что обеспечивало свободный выход в
Черное море. «Турские послы, — писал П.Б. Возницын в своем
статейном списке, — то услышав, в великое изумление пришли
36
и вдруг в образе своем переменились и друг на друга поглядя,
так красны стали, что больше того невозможно быть»30. Осман-
ский посол грек Маврокордато требовал вернуть все захвачен-
ные Россией земли. Маврокордато прибег к традиционному для
дипломатии приему: начинать переговоры с явно завышенных
требований, чтобы в итоге путем взаимных уступок прийти к
разумному варианту.
Но тактика П.Б. Возницына была другой. Дипломат старой
русской школы был «крутенек» характером и на последующих
встречах не уменьшил, а увеличил претензии. Сверх прежнего
он стал требовать крепость Очаков в устье Днепра и право
свободной торговли России на Черном и Средиземном морях31.
Последнее особенно важно. Требование свободного море-
плавания купеческих кораблей в Средиземном море исходило,
конечно же, не от Возницына (русские дипломатические нор-
мы категорически не допускали такой инициативы послов), а
от самого Петра. Возможно, сказывалось влияние упомянутого
выше письма К. Крюйса к царю. Так или иначе, но на Карло-
вицких переговорах российские дипломаты впервые открыто
подняли проблему Черноморских проливов.
Впрочем, быстро выяснилось, что реальных возможностей
получить свободу мореплавания по Черному морю и за его
пределами у России нет. Необходимо было искать разумный
компромисс. В последних инструкциях П.Б. Возницыну По-
сольский приказ предписывал отказаться от дополнительных
требований и настаивать только на сохранении завоеванного:
«как владеете». Надвигались события на севере Европы, и
нужно было спешить с заключением мира на юге. На этих ус-
ловиях в январе 1699 г. П.Б. Возницын подписал перемирие на
два года с Османской империей.
Но России нужен был мир, а не перемирие. С задачей заклю-
чить мир 5 августа 1699 г. в Турцию был направлен один из
самых талантливых дипломатов России Емельян Игнатович Ук-
раинцев. К тому времени стала очевидной невозможность про-
биться к южному морю. Поэтому главной задачей Украинцева
было подписать мир (хотя бы на условиях сохранения за Рос-
сией Азова, Таганрога и четырех мелких татарских городков по
Днепру). И тем не менее Украинцеву предписывалось вновь
поднять вопрос о свободе мореплавания российских кораблей
в Черном море и проходе их через Проливы.
Поскольку Е.И. Украинцеву предстояло говорить о Черном
море, логично было бы показать морскую мощь России. Укра-
37
инцев прибыл в Стамбул на русском 46-пушечном корабле
«Крепость», причем до Керчи его сопровождали 22 военных
судна более мелкого ранга. Эта демонстрация должна была
сделать Турцию более уступчивой32.
«Крепость» вовсе не случайно бросила якоря в самом про-
ливе Босфор, напротив султанского гарема, и произвела Салют
наций 21 залпом корабельных орудий. Впечатление было по-
истине потрясающим: султан и его жены перепугались так, что
потребовали немедленно передвинуть корабль куда-нибудь в
сторону и больше никогда не салютовать у стен гарема. Русские
так и сделали. Чтя традиции, военные суда России больше ни-
когда за всю историю страны не останавливались и не салюто-
вали в этом месте пролива.
Однако пальба у стен гарема не подкрепила, а скорее услож-
нила позиции Е. Украинцева. Верх в Турции стали брать сто-
ронники войны с Россией. Они утверждали, что когда царь
построит еще 30 таких кораблей, то он захватит Стамбул.
Дипломаты султана заявили, что Черное море для них — это
непорочная девица и обладать ею они не допустят ни одного
чужестранца, разве что «турское государство падет и вверх
ногами обратится»33.
Желание укрепиться на Черном море и получить выход через
Босфор и Дарданеллы пока не соответствовало реальному
положению России, да к тому же после заключения Северного
союза против Карла XII настоятельно необходим был мир с
Турцией. Новые инструкции категорически требовали быстрее
завершить переговоры. Глава Посольского приказа Ф.А. Голо-
вин писал Е.И. Украинцеву из Воронежа: «Изволь, ваша ми-
лость, ведать, что сей мир зело здесь нужен, что некоторые к
прибытию сего государства дела начинаются и уже начались».
Петр торопил тоже: «Только заключи мир. Зело, зело нужно»34.
Союзники уже начали войну против Швеции.
Пришлось отказаться от требования выхода в Черное море
и быстрее заключать мир. Уже 3 июля 1700 г. был подписан
Константинопольский мир (формально — перемирие на 30 лет),
по условиям которого Россия сохраняла захваченные Азов, Та-
ганрог, земли по нижнему течению Днепра. Прекращалась вы-
плата «поминок» крымскому хану. Известие о заключенном с
Турцией мире Петр получил 8 августа 1700 г. и на другой же
день вызвал к себе шведского посланника Книперкрона и
объявил войну Швеции. Тотчас было послано уведомление Ав-
густу II, что русским войскам отдан приказ выступать в поход35.
38
Отношения с Османской империей временно отходили на
второй план, но подобно незаживающей ране тревожили царя.
Петр стремился сохранять мир с Турцией до того момента, ког-
да будет решен главный вопрос войны: выход России в Балтий-
ское море.
Между тем блеск и слава Полтавской победы вызвали новые
опасения на Босфоре. Слабовольный султан Ахмед III посто-
янно колебался между двумя придворными группировками, од-
на из которых жаждала взять реванш у России, а другая искала
мира с северным соседом. В июне 1710 г. визирем стал воинст-
венный Нуман-паша, который охотно внимал призывам осев-
шего в Бендерах после Полтавского боя Карла XII объявить
войну России.
Партия сторонников войны одержала верх. 20 ноября 1710 г.
султан объявил войну. Последовал неудачный поход Петра, и
по условиям Прутского мира 1711 г. Россия теряла Азов, Таган-
рог и значительную часть Запорожья. Не без влияния Карла XII
и французского короля Людовика XIV Османская империя еще
дважды, в 1712 и 1713 гг., объявляла войну России. И хотя дело
не доходило до оружия (если не считать походы крымского
хана на украинские земли), Россия ради сохранения мира каж-
дый раз уступала османам новые земли. По Адрианопольскому
миру 1713 г. к Османской империи отошла вся территория
Запорожья и южная граница России отодвинулась далеко к се-
веру от берегов Черного моря: она проходила посередине между
реками Самара и Орель36.
Черноморская проблема и проблема Проливов временно
снималась. Дело возвращалось вновь к обороне границ от втор-
жений татарской конницы.
Сформулируем некоторые возможные, на наш взгляд, выво-
ды относительно места и роли Черноморских проливов в эво-
люции южного направления внешней политики Руси и России
в IX-XVII вв. Жизнь славян с самого их появления среди
многочисленных племен и народов Европы была связана с ши-
рокими и полноводными реками и морем. Сформировавшись
в среднем течении и верховьях рек, текущих в Черное, Балтий-
ское и Адриатическое моря, славяне неизбежно должны были
выйти на морские просторы, и они сделали это. В свою очередь,
замкнутые акватории Балтийского и особенно Черного морей,
выход, контролируемый другими государствами, ставили новую
проблему — проблему Проливов — и придавали этой новой
проблеме геополитический характер.
39
Вместе с тем вопрос о Черноморских проливах исторически
оказался связанным не только с геополитикой Руси и России,
но и с характером цивилизационного развития страны. Русь и
Россия находились на стыке двух типов цивилизаций: европей-
ской цивилизации земледельцев и ремесленников (с европей-
ским типом культуры, классически выраженными социально-
экономическими формациями — рабовладение, феодализм,
капитализм, — с тенденциями к демократическому, правово-
му развитию общества и государства, христианской религией)
и азиатской цивилизацией кочевников-скотоводов, поливного
земледелия (с сильными патриархальными и родовыми тра-
дициями, размытыми социальными структурами общества, го-
сударством типа восточной деспотии, не признававшим раз-
личия между понятиями «подданный» и «раб», с религией
ислама).
Находясь на стыке этих типов цивилизаций, Россия неиз-
бежно должна была играть роль своеобразной зоны, где земле-
делец и кочевник не только обменивались ударами сабель, но
и торговали друг с другом, дополняли и обогащали культуру,
быт, науку и религию друг друга.
В развитии этих цивилизационных и геополитических про-
цессов особую роль играл выход в Мировой океан. И если через
Балтийское море осуществлялись контакты с западным миром,
то через Черное море и Черноморские проливы устанавлива-
лись контакты и с Южной Европой, и с Ближним Востоком.
Уже на начальном этапе решение проблемы Проливов и море-
плавания зависело от реального соотношения политических
сил в Причерноморье, экономического развития и хозяйственно-
го уклада, состояния внешней и внутренней торговли, берего-
вой обороны, техники навигации, типа судов, тогдашних норм
международных отношений и от многого другого.
Древнерусское государство скорее всего не имело прямого
выхода в Черное море (что не исключало эпизодического по-
явления на его берегах славянских поселений и даже Тмутара-
канского княжества). Отсюда и тип судов русичей, пригодных
и для моря, и для реки, и для волока по суше. В свою очередь,
мореходство на таких судах могло базироваться на внутренней
территории, не требовало морского побережья.
Главной задачей Древнерусского государства было пробить
враждебный барьер, создаваемый Византией, и заполучить пра-
во свободной торговли в Константинополе, что, естественно,
предполагало свободное мореплавание. В целом Россия доби-
40
лась своей цели. Недоброжелательные действия Византии пре-
кращаются вскоре после крещения Руси. Русские купцы бес-
препятственно ходят по морю и через Проливы и торгуют от
Херсонеса до Египта и от Италии до Багдада. Геополитические
изменения, охватившие Европу в XIII в. (они были связаны с
разорением крестоносцами Константинополя и Ближнего Вос-
тока), ослабили интерес России к Черному морю, а появившие-
ся в Северном Причерноморье половцы и затем монголо-татары
окончательно отторгли Русь от «морского хода».
Славяне как бы оказались отброшенными на исходные по-
зиции, в глубь континента. Если до монголо-татарского наше-
ствия шла борьба за право торговли на море, то теперь южная
проблема изменилась и речь шла уже об обороне своих южных
границ от непрерывных вторжений кочевых народов. Торговые
связи с землями Причерноморья и Малой Азии в середине
XIII в. почти прекращаются и с трудом начинают восстанавли-
ваться в 70-х гг. XV в. с установлением дипломатических отно-
шений с ханством.
Меняется и сам характер торговых связей. Русские купцы
все реже бывают в Константинополе, ограничиваясь сухопут-
ной торговлей с Крымом. Но и эта торговля была сравнительно
слабой. Риск нападения кочевников на просторах Дикого поля
вынуждал купцов отправляться только вместе с посольствами
под охраной конвоя, а обмен посольствами между Бахчисараем
и Москвой бывал только дважды в году. По-видимому, торгов-
лю вели в основном крымские купцы в Москве. Дипломатичес-
кие источники второй половины XVII в. не сообщают о русских
купцах, присоединившихся к посольствам.
О неразвитости южной торговли в XVI-XVII вв. свидетель-
ствует и ассортимент товаров. Если в IX-XIII вв. древнерусские
купцы везли на продажу зерно, мед, воск, смолу, кожи, меха,
то в XVI-XVII вв. из России в Крым везли меха, ловчих соко-
лов, транзитом шли европейские сукна и оружие, вина. В Рос-
сию традиционно с Востока везли пряности, шелк, драгоцен-
ности. Иными словами, торговля с Черноморским бассейном
идет предметами роскоши и уже поэтому не может иметь
широкого размаха.
Постепенно, по мере колонизации Россией земель Дикого
поля и приближения южной границы к пределам Крым-
ского ханства, геополитическая проблема обороны южных
границ перерастала в проблему борьбы за выход к южным
морям.
41
Вопрос о свободе мореплавания по Черному морю и о про-
ходе через Босфор и Дарданеллы снова встал перед русской
дипломатией после взятия Азова и Таганрогской бухты, после
появления в Азовском море русского военного флота. Пере-
ключение центра внимания России на Балтику и значительные
территориальные потери на юге по Прутскому и Адрианополь-
скому договорам заставили правительство Петра I отложить
решение этой проблемы.
Глава вторая
XVffi в.
1. Черноморская проблема и проблема Проливов
в первой трети XVIII в.
Заключение Ништадтского мира решало балтийский вопрос
в пользу России. Никаких новых приобретений на Балтике
Россия не желала, и поэтому после 1721 г. Петр и его преем-
ники стремились упрочить отношения со Швецией. В 1724 г.
был заключен с ней союз, но по понятным причинам договор
оказался непрочным, и уже в 1727 г. Швеция примкнула к так
называемому Ганноверскому союзу Франции, Англии и Прус-
сии, направленному против России и Австрии.
Естественной союзницей России выступала Австрия. В 1726 г.
между ними был заключен союзный договор. По условиям до-
говора Россия присоединялась к Прагматической санкции авст-
рийского императора Карла VI (все владения Габсбургов объяв-
лялись нераздельными, а в случае отсутствия у Карла VI сыновей
они переходили по наследству старшей дочери — Марии Тере-
зии). Австрия гарантировала целостность европейских владе-
ний России и присоединялась к Ништадтскому миру и русско-
шведскому договору 1724 г.
Видя сближение России и Австрии, прусский король Фрид-
рих-Вильгельм I вышел из Ганноверского союза и заключил
союз с Россией в 1726 г.
Отношения с Англией в годы правления Петра I были почти
всегда натянутыми, а с 1720 г. никаких дипломатических отно-
шений не было. Но сказывалась большая заинтересованность
Англии в торговле с Россией. В начале 1730-х гг. были восста-
новлены дипломатические отношения, а в 1734 г. заключен пер-
вый торговый договор.
Таким образом, в начале 30-х гг. противодействовала России
только Франция, но она оказалась в состоянии международной
изоляции вследствие распада Ганноверского союза. Француз-
ские дипломаты, чтобы не допустить усиления влияния России,
стали проводить политику «Восточного барьера». Эта полити-
ка предполагала создание вдоль европейских границ России
44
«барьера» из враждебных ей государств, прежде всего спрово-
цировать Швецию и Турцию на войну с Россией.
В состав «барьера» кроме двух его крайних точек — Швеции
и Турции — должны были войти Пруссия и Польша. Политика
«Восточного барьера» со всеми ее подъемами и спадами, вариа-
циями и нюансами продолжалась вплоть до революции 1789 г.
во Франции. Прочный, непробиваемый барьер не существовал
никогда: несколько раз резко меняли свой курс Швеция и Прус-
сия, за влияние в Польше шла борьба между Францией, Прус-
сией и Россией. (Польша практически постоянно пребывала
под влиянием России.)
Россия и Франция вступили в борьбу за Польшу после смерти
польского короля Августа II, умершего 1 февраля 1733 г. Фран-
ция поддерживала кандидатуру Станислава Лещинского, кото-
рый уже занимал польский трон в 1705-1709 гг. с помощью
шведских штыков. Ставленником России был саксонский кур-
фюрст Фридрих-Август. В начавшейся войне за польское на-
следство русские полки под командой Бурхарда-Христофора
Миниха и Петра Ласси нанесли поражение французам под
Гданьском. На престол взошел саксонский курфюрст, который
одновременно стал и польским королем под именем Августа III.
Центральное звено «Восточного барьера» выпадало из сферы
влияния Франции.
Стабилизация положения России на Балтийском море и в
центре Европы позволяла активизировать политику на юге и
возобновить борьбу с Турцией. Главной целью России в надви-
гающейся русско-турецкой войне было отвоевание Запорожья,
Азова, Таганрога, то есть пересмотр Прутского и последующих
договоров 1712-1713 гт.
Война с Турцией требовала установления добрососедских
отношений с ее врагом- шахом Ирана Надиром. По Рештскому
(1732 г.) и Гянджинскому (март 1735 г.) договорам Россия усту-
пила Надир-шаху все свои владения в Закавказье: Мазандеран,
Гилян, Астрабад, Баку и Дербент с прилегающими землями по
берегу Каспийского моря.
Турция была весьма встревожена появлением в Польше
русских войск и передачей Ирану закавказских территорий, на
которые претендовал султан. Османская империя претендовала
и на земли Украины, Южной России, Поволжья.
Турецкий султан направил крымского хана Каплан-Гирея в
набег на Дагестан и Закавказье через русские владения, что и
было фактическим началом войны. Осенью 1735 г. русские вой-
45
ска предприняли попытку ударить по Перекопу, но не дошли
туда. Формально Россия объявила войну весной 1736 г. Воен-
ные действия развивались по двум направлениям: к Перекопу,
Крыму и устью Днепра основными силами фельдмаршала Бур-
харда-Христофора Миниха. По Азову вспомогательный удар
наносил фельдмаршал Петр Ласси. Азов был взят, Миних овла-
дел Перекопом и прорвался в Крым, взял Гезлев (Евпаторию),
Акмечеть, Бахчисарай.
Особый корпус войск под командой генерала Леонтьева
овладел крепостью Кинбурн на самой оконечности мыса, отде-
ляющего устье Днепра от Черного моря. Русские солдаты вы-
шли к Черному морю и в устье Днепра, и на берегах Крыма.
Однако в начале сентября 1736 г. Миних вывел войска из
Крыма и Кинбурна из-за болезней солдат, нехватки пресной
воды и сильной жары1. В начале кампании 1736 г. планы Пе-
тербурга были весьма широкими. Миних твердо обещал закон-
чить войну в 4 года и в 1739 г. захватить Константинополь.
Уже осенью 1736 г. русское правительство придерживалось
более трезвых оценок соотношения сил и готово было заклю-
чить мир на условиях 1700 г. Но турки не согласились на мир,
поэтому войну приходилось продолжать. В Петербурге были
весьма недовольны тем, что Христофор Миних вывел войска
за Перекоп, на Украину. Хан и турецкий султан вовсе не наме-
ревались идти на какие-либо уступки. При поддержке Франции
они продолжали военные действия и в конце лета 1736 г. пы-
тались даже напасть на Киев, но были отбиты2.
Дальнейший ход военных действий во многом зависел от по-
зиции Австрии. В конце 1736 г. начались русско-австрийские
переговоры о совместной войне против Турции. После долгих
проволочек в июне 1737 г. Австрия объявила войну Турции и
начала военные действия на Дунае. Это побудило правительст-
во Анны Иоанновны к обсуждению вопроса об активных воен-
ных действиях в районе Молдавии и Валахии. Присоединять
эти княжества к России не намеревались, но и отдавать их во
власть австрийского императора желания не было.
Тем не менее Австрия, несомненно, оттянула на себя вни-
мание турок, что облегчило военные действия России. Стре-
мительным и смелым ударом, практически без подготовки и
правильной осады X. Миних овладел Очаковым. События раз-
вивались молниеносно. 24 мая закончился сбор сил у границы
в районе Южного Буга. Одновременно фельдмаршал Петр Лас-
си ворвался в Крым через Сиваш и Арабатскую стрелку, нанес
46
поражение Каплан-Гирею под Карасу-базаром и Бахчисараем,
вынудив его бежать в горы. Ласси вышел из Азова 4 мая и
22 июля через Сиваш ушел с полуострова.
Военные успехи русских произвели в Стамбуле настоящее
потрясение. Город охватила паника. Торговцы закрывали свои
лавочки. Шведские послы в Стамбуле писали, что каждый день
ожидают бунт, визирь сослан в Нигропонт (о. Эвбея), а его ке-
гай, как виновник войны с Россией, удавлен.
Турки спешили заключить мир и предложили начать пере-
говоры России, Австрии и Турции. Переговоры проходили с
16 августа по 11 ноября 1737 г. в украинском городе Немирове.
Наблюдателями на когрессе были Англия и Нидерланды.
Глава русской делегации Петр Шафиров вначале предложил
заключить мир по принципу «uti possidetis» («как владеете»),
но турки хотели лишь перемирия, чтобы выиграть время, да к
тому же требовали от Австрии вернуть Белград и Темешвар,
заплатить 10 тыс. гульденов. Тогда Шафиров выдвинул новые
требования, более жесткие. Этот нажим был, безусловно, такти-
ческим ходом. Но вместе с тем это была еще и целая программа
русской политики на Черном море. Шафиров требовал при-
знать за Россией Крым, Кубань, Черноморское побережье от
Дона до Дуная (под предлогом спокойствия границ России).
Молдавия и Валахия должны были стать независимыми госу-
дарствами. Поскольку же у них с Россией единая вера, то Россия
будет покровительницей Молдавии и Валахии. Дунайские кня-
жества должны были играть роль «барьера», предохраняющего
Россию и Турцию от опасных столкновений. Султан признавал
императорский титул российского монарха.
Для нас наиболее важны требования свободного мореплава-
ния русских торговых кораблей по Черному морю. Вновь после
Карловицкого конгресса Россия поставила вопрос о Проливах.
Турецкий посол реис-эфенди Мустафа был крайне возмущен.
Он гневно заявил, что Турция еще не в столь тяжелом положе-
нии, чтобы ее так оскорбляли, что в Стамбуле очень хорошо
знают, чего стоил русским один Очаков.
Требования России встревожили не только Турцию, но и
союзную Австрию. Австрия надеялась захватить часть Молда-
вии, Валахии, Сербии и Боснии. Россия, в свою очередь, была
крайне недовольна этими претензиями.
Уже на следующем заседании Шафиров согласился умерить
претензии до Азова и побережья от Очакова до Днестра. Турки
просили 40 дней на обдумывание. Австрийская делегация не
47
поддержала требования русских и сама потребовала Молдавию
и Валахию. Но на этот раз уже Россия отклонила претензии
союзника. Почувствовав трения среди союзников, турецкая
сторона категорически отказалась уступить России Очаков.
Немировский конгресс был сорван3.
В 1738 г. армия Миниха вновь направилась к Бендерам на
Днестре, но из-за эпидемии в Бессарабии, страшной жары и
болезней вынуждена была вернуться в пределы России, хотя и
одержала победу в бою на р. Кондине (между Бугом и Днест-
ром) и при р. Савране. Петр Ласси вновь пробился в Крым, но
жара, эпидемия и нехватка воды заставили его уйти с полуост-
рова. Крепости Очаков и Кинбурн оказались практически от-
резанными от главных сил, и потому фельдмаршал Миних
приказал их разрушить, а гарнизоны отвести к Днепру. За Рос-
сией остались только Азов и Таганрог.
Впрочем, дело было не только в трудностях войны. Глава
российской внешней политики А.И. Остерман причину отступ-
ления видел не столько в эпидемии чумы, сколько в опасности,
нависшей над северной столицей России. В шведском риксдаге
верх брали сторонники войны с Россией, да и Османская импе-
рия постоянно провоцировала Стокгольм к войне. Швеция на-
чала вооружать военный флот, усиливала войска в Финляндии
и даже послала в Турцию два корабля — военный и купеческий.
Осенью 1738 г. отношения со Швецией обострились еще
больше. Сторонники войны с Россией получили большинство,
и их лидер А. Горн стал открыто требовать возврата утрачен-
ных земель, правда, мирным путем, выжидая «удобных случаев»
«Россию в древние ее границы привесть»4.
Между тем военные действия России и Австрии показали,
что без серьезной и основательной подготовки, без хороших баз
Крым и устье Днепра остаются труднодоступными. Поэтому в
1739 г. основной удар был нанесен по району турецкой крепос-
ти Хотин на Днестре. 17 августа 1739 г. под Ставучанами рус-
ская армия (58 тыс.) разбила армию турок (80 тыс.) под коман-
дой Вели-паши, 19 августа вошла в Хотин, а 28 августа русские
полки стояли под Яссами. После этой победы у фельдмаршала
Миниха появилась мысль присоединить Молдавию5.
Война явно шла к концу. Миниховские планы присоеди-
нения Молдавии были авантюрой, и поход на Хотин и Яссы
вызван был прежде всего плачевным состоянием союзника
России — Австрии. Ее нужно было спасать. Турция, истощен-
ная войной и не имевшая реальной помощи от Франции и
48
Швеции, тоже склонялась к миру, и султан Махмуд I сменил
визиря, поставив сторонника мира с Россией видинского пашу
Айваз-Мегмета.
Искала мира и Россия из-за шведской угрозы войны. Поэтому
Анна Иоанновна (а точнее — канцлер А.И. Остерман) откло-
нила планы Миниха овладеть Молдавией и приказала русским
войскам выйти из ее пределов.
Между тем уже 1 сентября 1739 г. Австрия подписала сепа-
ратный мир с Османской империей в Белграде. России остава-
лось сделать то же самое, и 18 сентября 1739 г. также в Белграде
был подписан мир.
По условиям Белградского мира к России переходили города
Азов и Таганрог, правда, без права иметь здесь укрепления. Эта
территория «имеет остаться пустая, и между двумя империями
бариерою служить будет». Договор запрещал России иметь не
только военный, но даже торговый флот на Азовском и Черном
морях: «И чтоб Российская держава ни на Азовском море, ни на
Черном море никакой корабельный флот, ниже иных кораблей
иметь и построить не могла»6. Таким образом, Белградский мир
даже не восстанавливал в полной мере права России на Азовском
море, предусмотренные Константинопольским миром 1700 г.
(Тогда Россия держала в Азове и Таганроге военный флот.)
Впрочем, Белградский мир предусматривал торговлю Рос-
сии в Турции на общих основаниях с купцами других стран и
с выплатой обычных пошлин. Но доставка товаров морем до-
пускалась только на турецких судах: «Что же касается до рос-
сийской коммерции по Черному морю, и сия отправлена быть
имеет на судах, турецким подданным подлежащих»7. В догово-
ре специально не оговаривалось торговое плавание по Азов-
скому морю, но запрет держать здесь любые морские суда делал
такое мореплавание невозможным.
Дальнейшие перипетии борьбы России за Черноморские
проливы связаны с польскими делами и русско-турецкой вой-
ной 1768-1774 гг.
2. Проблема Проливов в годы русско-турецкой войны
(1768-1774 гг.)
Международное положение России накануне русско-турец-
кой войны 1768-1774 гг. было крайне сложным. России пред-
стояло бороться за выход в Черное море. Как великой европей-
4 — 2729
49
ской державе ей необходимо было сохранять и даже усиливать
свое влияние в Центральной Европе (в Польше и германских
княжествах), на Балканах. Швеция продолжала попытки осла-
бить позиции России на Балтике. Нужно было как-то решить
проблему украинских и белорусских земель, входящих в состав
Речи Посполитой, сохраняя одновременно целостность и фор-
мальную независимость этого государства.
6 октября 1763 г. в Петербурге получили депешу от русского
посла в Варшаве графа Кайзерлинга с сообщением, что на днях
в Дрездене умер саксонский курфюрст и польский король Ав-
густ III.
В покоях императрицы немедленно собралась «конферен-
ция» наиболее влиятельных людей России: обер-гофмейстер
Н.И. Панин, сенатор И.И. Неплюев, граф А.П. Бестужев-Рю-
мин, граф Г.Г. Орлов, вице-канцлер A.M. Голицын и тайный
советник А.В. Олсуфьев.
Больше всего беспокоила возможность появления на поль-
ском троне французского ставленника. В этом случае Речь Пос-
политая прочно вошла бы в состав «Восточного барьера» как
центральное его звено. На «конференции» решили поддержать
кандидатуру графа Станислава Понятовского, бывшего одно
время послом в Петербурге, одного из первых любовников
Екатерины II8.
Екатерина II, с ее умением едва ли не с первого взгляда
оценить характер человека, отнюдь не надеялась на твердость
и незыблемую верность своего бывшего любовника. Она быст-
ро поняла лживость и коварство натуры Станислава Понятов-
ского, но именно такой безвольный и слабый король вполне
ее устраивал. На западных границах России создавался своего
рода «буфер» из формально независимой, но находящейся
под сильным русским влиянием Польши. Спокойствие на за-
падных границах было крайне нужно для того, чтобы развязать
себе руки в войнах с Османской империей за берега Черного
моря.
Прусский король Фридрих Великий решил не вмешиваться
в борьбу за польский трон, а поддержать Россию. (После пора-
жения в Семилетней войне Пруссия оказалась в международной
изоляции, и нужно было устанавливать контакты и гарантиро-
вать себя от нападений соседей.)
Союзный договор с Пруссией был заключен в Петербур-
ге 31 марта 1764 г. Этот договор стал основой создаваемой
Н.И. Паниным «Северной системы» — своеобразного противо-
50
веса французской политике «Восточного барьера» и «Южной
системы» (австро-французского союза против России). С нояб-
ря 1763 г. Н.И. Панин возглавил Иностранную коллегию.
Главными участниками «Северной системы», по замыслу
Н.И. Панина, должны были стать Россия, Пруссия и Англия,
пассивными ее членами — Швеция, Дания и Речь Посполитая.
В случае русско-турецкой войны Н.И. Панин предполагал даже
увеличить польскую армию. Польша должна предоставить Рос-
сии территориальную базу между Днепром и Днестром, необ-
ходимую для ведения военных действий9.
Поводом для начала новой русско-турецкой войны послужи-
ли события в Польше. 27 сентября 1767 г. польский сейм под
прямым нажимом Н.И. Панина и посла Никиты Васильевича
Репнина принял решение об уравнении в правах католической
и православной шляхты. Католическая шляхта была этим край-
не недовольна. В городе Баре (на Украине) составилась Барская
конфедерация, и в Речи Посполитой началась гражданская
война. Барские конфедераты обратились к Турции с просьбой
о помощи. Турция потребовала за помощь отдать ей Подолию
и Волынь на Украине (напомним, что в 1672-1699 гг. Турция
уже владела этими землями). К тому же в Стамбуле надеялись
отвоевать у России Азов и Запорожье10.
Осенью 1768 г. Турция объявила войну России. Русского по-
сла Алексея Михайловича Обрескова посадили в тюрьму.
Какие же цели ставила перед собой Россия? По мнению
В.О. Ключевского, задача состояла в том, чтобы «продвинуть
южную границу государства до его естественных пределов, до
северной береговой линии Черного моря с Крымом и Азовским
морем и до Кавказского хребта»". Иными словами, необходимо
было завершить решение геополитической проблемы выдвиже-
ния к Черному морю.
Но повседневная жизнь ставила и частные проблемы, кото-
рые тоже требовали решения. В 1731-1733 гг. по самой степной
границе России была построена Украинская оборонительная
линия. После этого началось медленное, но упорное заселение
земель к северу от оборонительной линии, по берегам рек
Орель и Северный Донец. К 1745 г. здесь поселили примерно
45 тыс. душ мужского пола, в том числе 10 тыс. запорожцев12.
В 1750-х гт. здесь начинают селить выходцев с Балканского по-
луострова, уже в 1751 г. появляется Новая Сербия, а в 1753 г. —
Славяно-Сербия. С 1764 г. Екатерина II начинает селить в этих
местах немцев-колонистов13.
4*
51
Очень скоро встал вопрос не только о защите поселенцев от
татарских нападений, но и о сбыте через Черное море продук-
ции хозяйства. К южному морю проще было везти свою про-
дукцию и помещикам Украины. В ответах на анкету «Вольного
экономического общества» они писали, что нужен морской
порт, «куда оной (хлеб) с прибылью отпускать, потому что в
близости сих стран никакого порта нет»14.
Энергичные русские предприниматели попытались вос-
пользоваться Белградским договором, разрешавшим произво-
дить торговлю на Азовском и Черном морях на турецких
судах. Президент Коммерц-коллегии Б. Юсупов направил по-
слу Вешнякову в Стамбул анкету из 17 вопросов, касавшихся
перспектив русской торговли на море. Коллегию интересовал
весь восточный рынок, в том числе Иран, Аравия, Африка.
Какие русские товары туда идут? Как устранить конкуренцию
Англии, Италии, Голландии? Вешняков отвечал, что русские
товары пользуются спросом в Азии, причем не только сельско-
хозяйственные продукты и хлеб, но и изделия промышлен-
ности15.
Упоминание Вешняковым промышленных изделий особен-
но важно. В причерноморских землях Новой Сербии и Славя-
но-Сербии их производить не могли. Следовательно, выход на
юг искали предприниматели Центральной России.
Впрочем, реальных последствий переписка Юсупова и Веш-
някова не имела: фрахт турецких судов был очень дорог, сами
суда весьма ненадежны16. Да и российское судоходство по Дону
и Днепру влачило жалкое существование.
В 1757 г. была основана торговая компания в г. Темернико-
ве, в низовьях Дона. Правительство всячески поддерживало ее,
но торговые операции представляли «одну только тень прямой
коммерции», и в основном по вине российских купцов. Капи-
танам-реизам иной раз по полгода приходилось ждать привоза
русскими купцами товаров (сроки поставок безбожно срыва-
лись). В итоге товар попадал в Стамбул с задержкой на полгода,
продавался совсем дешево, едва-едва покрывал расходы купца.
К тому же приходилось платить капитанам большую неустойку
за просрочку фрахта судов. И тем не менее компания существо-
вала до 1762 г.17
Слабость черноморской торговли позволяет сделать вывод о
том, что не экономическая необходимость диктовала борьбу за
Черное море, а, наоборот, отвоевание выхода в Черное море
привело к развитию южной торговли России.
52
Итак, русско-турецкая война 1768-1774 гг. была одной из
немногих в истории России крупных войн, к которым она была
более или менее готова. Н.И. Панину удалось стабилизировать
обстановку на Балтийском море и создать из прибалтий-
ских государств «Северную систему». Россия выиграла в борьбе
с Францией за влияние в Речи Посполитой, а следовательно,
сохранила и упрочила свои позиции в Центральной Европе.
Вся западная граница от Балтийского до Черного морей была
прикрыта «буферной зоной» полусамостоятельного польско-
литовского государства, предохранявшего Россию от жестких
столкновений с воинственным прусским королем Фридрихом
Великим и императором Священной Римской империи Иоси-
фом II.
Были подтянуты к границам и снабжены всем необходимым
русские сухопутные войска. И Россия, и Турция вели дело к
войне.
Война началась с нападения хана Крым-Гирея. Это был по-
следний крупный поход крымских татар. В январе 1769 г. Крым-
Гирей нанес удар по Бахмуту и Елисаветграду, намереваясь идти
дальше на соединение с барскими конфедератами.
Русские армии должны были действовать в трех направле-
ниях: первая — через Хотин к Дунаю, вторая блокирует Крым,
третья группировка — на Кавказе.
Еще до объявления Турцией войны на заседании 6 ноября
1768 г. Императорский совет так определил главную цель войны:
«...держать свободное мореплавание на Черном море и для того
еще во время войны стараться о учреждении порта и крепости».
Уже вскоре после объявления войны Екатерина решила «на-
пасть на Турцию с моря и с суши — на юге Оттоманской им-
перии — и этим создать диверсию, которая облегчила бы опера-
ции... на севере, т.е. в Молдавии и Валахии»18. Летом 1769 г.
из Балтийского моря в обход Европы в Средиземное и Эгейское
моря был послан русский военный флот, в задачу которого
входили действия против турецкого флота, блокада с юга Чер-
номорских проливов и поддержка военных действий греческих
повстанцев.
Таким образом, уже с самого начала войны проблема Проли-
вов стояла перед Россией. В нашу задачу не входит анализ воен-
ных и дипломатических действий возглавленной А.Г. Орловым
экспедиции русского флота в Архипелаг.
Важно констатировать, что экспедиция оказалась весьма
удачной. Константинополь был прочно закрыт с юга. 24, 25,
53
26 июня 1770 г. турецкий флот был уничтожен в Чесменской
бухте. С этого сражения и до конца войны господство россий-
ского флота в Архипелаге и восточной части Средиземного
моря было абсолютным. Вполне понятно, что для такого гос-
подства была нужна постоянная база. Ее создали вначале на
о. Лемнос, а затем перенесли в порт Ауза на о. Парос19.
Действия русских моряков под руководством адмиралов
Г.А. Спиридова, С.К. Грейга и Д. Эльфинстона и под общим
командованием А.Г. Орлова практически парализовали турец-
кий военный флот. С остатками его в Черном море отлично
справлялась Азовская флотилия под командованием адмирала
А.Н. Сенявина. «Русские морские силы, находившиеся в Среди-
земном море, отвлекали значительную часть турецкого флота,
и турки не имели возможности оказать значительную помощь
Крыму. Такая обстановка создала предпосылки для сравнитель-
но легкого овладения Крымским полуостровом, которое было
главной целью предстоящей кампании 1771 г.»20, — писала
Е.И. Дружинина. Если учесть, что вопрос о Крымском полуост-
рове был главным вопросом всей войны, а не только кампании
1771 г., роль экспедиции в Архипелаг и блокады Проливов ста-
новится еще очевиднее.
Успешные военные действия позволили конкретизировать и
уточнить требования России.
Еще в докладе канцлера М.И. Воронцова императрице,
составленном 6 июля 1762 г. (вскоре после захвата Екатериной
трона), говорилось, что «доколе он (Крым. — Г.С.) остается в
турецком подданстве, то всегда страшен будет для России, а,
напротиву того, когда бы находился под российскою державою
или бы ни от кого зависим не был, то не токмо безопасность
России надежно и прочно утверждена была, но тогда находи-
лось бы Азовское и Черное море под его властью...»21.
В ходе боев появилась возможность завоевать Крым, и
вопрос о будущем ханства встал в совершенно реальной плос-
кости. На заседании Императорского совета 15 марта 1770 г.
было решено не добиваться включения Крыма в состав Рос-
сии. Сочли достаточным, если Турция признает независимость
ханства.
Это было выгодным для России во всех смыслах: юг России
прикрывался «буферным» государством (как Речь Посполитая
на западных границах). Непосредственный захват полуострова
вызвал бы крайне негативную реакцию в Европе: «Таким беспо-
средственным себе подданством Россия возбудит противу себя
54
общую и небезосновательную зависть и подозрение о беспре-
дельном намерении умножения своих "областей"»22.
Командовавшему 2-й армией П.И. Панину предписывалось
в переговорах с татарами добиваться ввода русских гарнизонов
для защиты от турок и для стоянки судов. Екатерина собствен-
ной рукой дописала: «Не менее нам необходимо нужно иметь
в своих руках проход из Азовского в Черное море. И для того
об нем домогаться надлежит». Несколькими днями позже
П.И. Панину последовало уточнение: требовать в переговорах
с ханом уступку Керчи, Тамани и Еникале23. Таким образом, в
руках России оказывался бы выход из Азовского моря в Черное.
Военная кампания 1770 г. проходила успешно. В начале ян-
варя 1769 г. хан Крым-Гирей двинулся в поход, по одним све-
дениям, с 70-тысячным войском, по другим — 100-тысячным.
Целью было разорить южные земли в районе Бахмута и Ели-
саветграда и идти на соединение с барскими конфедератами.
Командовавший в то время второй армией П.А. Румянцев
сформировал подвижные отряды и разгромил Крым-Гирея. Это
был последний поход крымских татар на Россию и Украину.
На Дунайском театре военных действий в 1769 г. полки пер-
вой армии под командой A.M. Голицына овладели Хотином. Но
из-за нерешительных действий Голицын был сменен П.А. Ру-
мянцевым, а командующим второй армией назначили П.И. Па-
нина. Уже осенью 1769 г. Румянцев овладел Яссами, Бухарес-
том, а в 1770 г. нанес поражение турецкой армии на р. Ларга
и р. Кагул. Эти победы позволили второй армии П.И. Панина
в сентябре 1770 г. овладеть Бендерами. В следующем, 1771 г.
русская армия овладела Крымом.
Впрочем, речь шла уже не только о Крыме. В ходе военных
действий неизбежно должен был встать и встал вопрос о про-
ливах Дарданеллы и Босфор.
Вопрос встал главным образом из-за действий русского во-
енного флота в Эгейском море. Первоначальный замысел по-
сылки эскадры был весьма прост: поднять восстание славян и
греков на Балканах, блокировать Константинополь и таким об-
разом оттянуть силы османской армии с Дунайского театра.
Идея экспедиции, скорее всего, принадлежала Алексею Гри-
горьевичу Орлову, его и поставили во главе дела. Однако очень
быстро планы заметно изменились. Первая эскадра под коман-
дой Григория Андреевича Спиридова вышла из Кронштадта
19 июля 1769 г. 18 ноября 1769 г. Спиридов насвоем флагмане,
линейном корабле «Евстафий», прибыл на о. Минорку у бере-
55
гов Испании в Средиземном море. Здесь пришлось несколько
месяцев ждать отставшие и ремонтировавшиеся суда, и только
18 февраля 1770 г. Орлов и Спиридов подошли к берегам
Южной Морей — к порту Виттуло.
Еще в Эгейском море и Восточном Средиземноморье господ-
ствовал турецкий флот, еще и в Стамбуле, и в Париже со дня на
день ожидали победных реляций, еще французский посол в
Стамбуле граф Сен-При «в надменной надежде на великие уда-
чи» намеревался устроить большой бал по случаю годовщины
бракосочетания наследника королевского престола24, а в Петер-
бурге уже задумывались над правом прохода русского военного
и торгового флота через Проливы. На том же заседании Совета
15 марта 1770 г. (где решили не присоединять Крым к России)
Алексею Орлову, находившемуся тогда на «отдыхе» в Ливорно
(поближе к Балканам), был направлен рескрипт, предписывав-
ший «стараться получить порт на острове или на твердой земле
и поелику возможно удержать оный»25.
Для начала в предстоящих мирных переговорах было реше-
но настоятельно требовать пропуска хотя бы нескольких воен-
ных судов из состава экспедиции в Архипелаг26. По-видимому,
в тот день в Петербурге еще не знали о развернувшихся всего
месяц назад военных действиях флота.
Рано или поздно, но успешные военные действия должны
были породить иллюзию легкости захвата Константинополя и
Проливов.
В исторической литературе утвердилось мнение, что после
победы при Чесме русский флот контролировал все острова
Архипелага: «На всех почти островах Архипелага вспыхнуло
возмущение против турок. Двадцать семь больших и малых ост-
ровов и островков прислали депутацию к Алексею Орлову, объ-
являя о своем желании подчиниться скипетру Екатерины»27.
Вероятно, контроль над Архипелагом, состоящим из тысяч ост-
ровов, оказался возможным только к концу войны, когда в со-
ставе русского флота имелись 21 линейный корабль, 26 фре-
гатов, 3 бомбардирских судна и множество мелких судов. После
Чесменского боя русская эскадра имела всего 9 линейных кораб-
лей, 1 бомбардирский, 3 фрегата и 4 вспомогательных судна28.
Контролировать такими силами весь Архипелаг было невоз-
можно. Реально в 1770 г. сил флота могло хватить только на
блокаду Проливов.
Между тем население в Стамбуле было охвачено паникой,
городу грозил голод. «Падишах в живейшей тревоге, министры
56
удручены, народ в отчаянии, столица в страхе перед голодом и
нашествием. Таково настоящее положение империи, которая за
один месяц перед этим считала себя столь грозной», — вспо-
минал французский инструктор в Стамбуле барон Тот29.
Создается впечатление, что Алексей Орлов, знавший от
осведомителей о настроениях в турецкой столице, решился на
авантюру захвата Константинополя. Орлов явно недооценил
противника, разделив свои силы.
Большая часть флота под командой Г.А. Спиридова заняла
о. Лемнос и два месяца осаждала на острове крепость Пелари.
Для блокады Проливов направили три линейных корабля, два
фрегата и транспорт с десантом под командой Эльфинстона.
В начале июня Эльфинстон занял позицию у входа в Дарданел-
лы. 11 июля он погнался за двумя турецкими кораблями, вошел
в пролив и двинулся к столице. Два дня контр-адмирал вел дуэль
с неприятельскими кораблями и береговыми батареями, но без
поддержки Спиридова пройти Дарданеллы не смог и повернул
обратно. Спиридов не мог оставить Лемнос без приказа. Вскоре
на Лемносе высадился крупный турецкий десант, и Спиридов
вынужден был оставить остров. Впрочем, Орлову и Спиридову
удалось обосноваться на о. Парос у входа в Дарданеллы и бло-
кировать Проливы, а затем пополнить силы и контролировать
Эгейское море. Русские корабли пресекли подвоз продоволь-
ствия из Египта, Сирии и Греции.
В последующем русский флот не предпринимал попыток
войти в Проливы. 13 ноября 1770 г. Алексей Орлов оставил
экспедицию на Г.А. Спиридова, а сам отбыл вначале в Ливорно
(Италия), а затем в Петербург.
Тем не менее идея овладеть Проливами не исчезла. 11 ноября
на заседании Совета Григорий Григорьевич Орлов доложил
план будущей кампании, целью которой был уже не Крым, а
Стамбул. Орлов предлагал нанести удар по столице султанов с
севера, через Дунай и Болгарию, и со стороны моря30. Для этого
необходимо было построить больше речных и морских судов.
Вероятно, имелись в виду действия и со стороны Черного моря,
и со стороны Эгейского.
Проект этот не был однозначно воспринят ни современни-
ками, ни историками. Его поддержали императрица и Алексей
Орлов. П.А. Румянцев отнесся к этой авантюре без одобрения.
По его мнению, у России просто не было достаточно сил для
того, чтобы захватить один из крупнейших городов мира. Мне-
ние П.А. Румянцева разделяли Н.И. Панин и A.M. Обресков.
57
И тем не менее Совет одобрил план императрицы и
Г. Орлова. К ноябрю 1770 г. эскадра уже контролировала Ар-
хипелаг и блокировала с юга Константинополь, держала свою
базу на о. Парос. Казалось, еще одно небольшое усилие — и
Проливы будут в руках России, а вместе с ними и свободное
судоходство по Эгейскому морю. К тому же к венку славы «фи-
лософа в юбке» Екатерина добавила бы лавры освободителя
Царьграда от неверных. Ей были бы гарантированы «слава и
восхищение всей Европы». Привело это к тому, что внешняя
политика петербургского двора как бы раздвоилась. Панин и
Румянцев надеялись закончить войну и готовились к серьезным
переговорам в Фокшанах, Орловы рассматривали переговоры
всего лишь как повод для отсрочки военных действий, необхо-
димой для подготовки похода на Константинополь, Екатерина
хотя и поддержала проект, но, по-видимому, колебалась.
Примечательно, что если такой смелый и дерзкий авантю-
рист, как А.Г. Орлов, рвался захватить Стамбул, то его помощ-
ник адмирал Спиридов относился к идее обоснования России
в Проливах и Архипелаге скептически. В январе 1771 г. он
писал А.Г. Орлову, что Архипелаг нужно держать только до
заключения мира, ибо пользы от подданства греков никакой
нет, а убыток есть — нужно кормить бедных. Удержать Архи-
пелаг будет возможно, только имея здесь многочисленную
армию и флот. Греки воюют против турок только тогда, когда
рядом русские корабли. До заключения мира нужно удерживать
Архипелаг еще и потому, что блокируется все Восточное
Средиземноморье «от Кандии и Египта к Смирне, Салонике и
Константинополю».
Если даже по условиям мира за Россией останется, напри-
мер, о. Парос с портом, то его целесообразно продать Англии
или Франции. По мнению Е.В. Тарле, попытка овладеть Кон-
стантинополем означала бы для России конфликт с Англией31.
Г.А. Спиридов не случайно писал А.Г. Орлову о мирных
переговорах. В конце 1770 г. и Россия, и Турция готовы были
начать такие переговоры, хотя Совет 11 ноября и одобрил план
захвата Константинополя.
В начале марта 1771 г. Алексей Орлов прибыл в Санкт-
Петербург, поддержал брата и заверил, что русский флот готов
продолжать блокаду Дарданелл. Создается впечатление, что ре-
шение о штурме Константинополя, принятое 11 ноября, да и
весь план Орловых были лишь кратковременным эпизодом во
внешней политике России. Екатерина II и Григорий Орлов,
58
возможно, и хотели сделать себе к предполагаемой свадьбе
такой подарок, но, как сказал Н.И. Панин Екатерине, «императ-
рица может делать, что хочет, но госпожа Орлова не может
быть императрицей».
Взятие Константинополя осложнило бы отношения не толь-
ко с Британией, но и с Австрией и Пруссией. Поэтому в проек-
те договора, направленном прусскому королю, которого хотели
привлечь как «доброхота» (не посредника! Панин и Обресков
считали, что посредники только навредят России) к перегово-
рам, даже не упомянули о Константинополе.
Проект мирного договора был составлен в декабре 1770 г.
Главой делегации на предстоящих переговорах предполагали
поставить А.Г. Орлова. 22 марта 1771 г. ему была вручена инст-
рукция, в которой какие-то следы идеи захвата Проливов можно
было еще заметить. Инструкция предписывала начать перегово-
ры с требования «как владеете», но потом можно было от этого
отступить, отстаивая лишь главное — независимость Крыма32.
Вопрос о начале мирных переговоров удалось решить толь-
ко после того, как Пруссия и Австрия прекратили оказывать
поддержку Османской империи (получив согласие России на
первый раздел Речи Посполитой). Но прежде предстояло до-
говориться о перемирии. Во главе русской делегации стоял
П.А. Румянцев, нанесший основные поражения турецкой ар-
мии у Ларги, Кагула, Кульчи, Исакчи. Русские полки вышли
и укрепились в устье Дуная, захватили там 100 речных судов
и тем блокировали турецкое судоходство на Дунае. К тому вре-
мени был завоеван Крым, и русские дипломаты готовились
предъявить требования на Кинбурн и Очаков в устье Днепра.
Решение о начале переговоров было принято Советом 15 де-
кабря 1771 г.
В вопросах войны и мира с Турцией в правящих кругах
России не было единства мнений. Н.И. Панин, П.А. Румянцев,
И.М. Симолин считали необходимым быстрее заключить мир,
и именно в этом ключе Панин создавал музыку всего офици-
ального дипломатического ансамбля. Историки считают, что
Екатерина II и братья Орловы и в 1772 г. «не оставляли своей
мечты о Константинопольском походе»: Г. Орлов — как автор
«смелого проекта», Алексей Орлов — как командующий Сре-
диземноморской эскадрой, предназначенной для нанесения уда-
ра с юга. Впрочем, как полагает Е.И. Дружинина, Екатерина
уже не думала об удержании Проливов, а видела в них средство
добиться полной капитуляции Турции".
59
Румянцев, как и в 1770 г., выступил против этой авантюры.
Реально знавший состояние и Дунайской, и Крымской, и Ку-
банской армий, Румянцев доказывал, что даже удержание
Молдавии и Валахии представляет очень большие трудности и
что посылка 40-тысячного войска за Дунай для сомнительного
овладения Царьградом поставит под угрозу русские позиции на
Дунае34.
Екатерина, скорее всего, занимала промежуточную, колеб-
лющуюся позицию. Так или иначе, но инструкции Румянцеву
на переговоры Н.И. Панин не мог согласовать с императрицей.
Давление Орловых было достаточно сильным. За Орловыми
маячила внушительная сила гвардии. Екатерина отлично знала
цену этой силе. Причем опасения вызывал не столько Григо-
рий, сколько Алексей. По-человечески вполне понятно, что
Екатерина могла серьезно увлечься красавцем Григорием, о
котором писала Вольтеру, что он самый красивый человек
своего времени. Но противостоять Екатерине Григорий не умел
и не мог.
Иное дело Алексей Орлов. Ни моральные, ни физические,
ни политические препятствия для него не существовали, и он
даже не мог взять в толк, почему они существуют для других35.
Екатерина просто боялась А. Орлова. Об этом писал Лю-
довику XV посол Себастьян де Кабр. Хорошо знавшая графа
Е.Р. Дашкова считала его одним из величайших злодеев на
земле. Под стать была и внешность: громадного роста, страш-
ной физической силы, А. Орлов был самым опасным кулачным
бойцом Москвы. В одном из затеянных им скандалов он зара-
ботал сабельный удар и жуткий шрам через все лицо36.
Екатерина надеялась, что перемирие позволит подготовить-
ся к удару на Константинополь (она не отвергала окончательно
и эту идею). Зная позицию П.А. Румянцева, императрица по-
спешила изъять из его компетенции средиземноморские про-
блемы и переговоры по этому вопросу поручила А. Орлову.
Перемирие подписали 19 мая 1772 г. Ситуация в Черномор-
ском и Азовском бассейнах изменилась неузнаваемо. Уже не
Россия настаивала на свободе мореплавания по Черному морю,
а Турция. Турецким судам запрещали входить в устье Дуная и
приближаться к крымским и бессарабским берегам37. Исключе-
ние составлял Очаков, куда могли проходить и военные, и тор-
говые суда Турции.
Через месяц, 18 июня 1772 г., было подписано перемирие со
Спиридовым в Архипелаге (А. Орлов был в это время в Ливор-
60
но). Русские удерживали за собой все занятые острова. Из круп-
ных островов за Турцией сохранялись Лемнос, Тенедос, Хиос,
Крит, Эвбея и ряд других. На время перемирия флотам и вой-
скам надлежало пребывать у своих островов.
Кораблям Турции и ее вассалов запрещалось плавание через
Дарданеллы в Архипелаг. Из Архипелага в Проливы могли
проходить только торговые суда нейтральных стран и курьер-
ские корабли. (Столицу нужно было кормить. Без южного под-
воза столица голодала.)
Турция не могла на островах Архипелага строить суда, кре-
пости, основывать склады. Построенные корабли так и должны
были оставаться на стапелях, а уже спущенные на воду нельзя
было вооружать. (После Чесмы Турция при поддержке Фран-
ции и Австрии стала быстро восстанавливать свой военный
флот. Такими возможностями Россия еще не располагала ни на
Черном море, ни, тем более, на Эгейском.)
Подписанная Румянцевым и Спиридовым конвенция о пере-
мирии показала Екатерине II реальное соотношение сил. К тому
же тревожила ситуация на Балтике. В шведском риксдаге вновь
усилилась «партия шляп» (сторонники сближения с Францией;
Россию поддерживала «партия колпаков»), и можно было ожи-
дать любого развития событий. От идеи взятия Константинопо-
ля Екатерине пришлось временно отказаться. Но не так думал
Алексей Орлов. Он продолжал готовить удар на Константино-
поль с севера, и в крепости Измаил на Дунае строилась Дунай-
ская флотилия.
27 июля 1772 г. в 9 часов утра открылся мирный конгресс
в Фокшанах. Н.И. Панин был твердо уверен, что российскую
делегацию на переговорах возглавит A.M. Обресков — отмен-
ный знаток Османской империи, уже около 30 лет служивший
вначале чиновником в посольстве в Константинополе, а после
смерти А.И. Неплюева 21 февраля 1752 г. назначенный на
должность официального резидента.
Однако Екатерина поступила иначе — в пику Н.И. Панину.
Екатерина до конца дней не могла простить Панину намерения
передать трон своему воспитаннику, сыну Екатерины Павлу I,
сделав ее регентшей до достижения совершеннолетия Павлом.
Вот и теперь во главе делегации в Фокшанах поставили не
панинского дипломата A.M. Обрескова, а фаворита императ-
рицы Г.Г. Орлова. Обресков был назначен вторым послом.
На переговорах в Фокшанах вопрос о Проливах вообще не
ставился, проблема мореплавания по Черному морю занимала
61
явно второстепенное место. В инструкции Г.Г. Орлову пред-
писывалось главным условием мира считать независимость
Крымского ханства. Начать переговоры и Панин, и Екатерина
предлагали именно со второстепенных проблем: торгового мо-
реплавания, присоединения Кабарды, вопроса о Молдавии и
Валахии. Добившись успеха во второстепенных вопросах —
поставить вопрос о ханстве и решить его, возможно пожертво-
вав чем-нибудь из вновь завоеванного.
Похоже, что Орлов имел совсем другие цели. Он явно повел
дело на срыв переговоров, начав конгресс именно с обсужде-
ния крымских проблем и не уступая ни на йоту. По-видимо-
му, Орловы все еще носились с идеей захвата Константинопо-
ля: А.Г. Орлов вновь отправился к эскадре в Архипелаг, а
Г.Г. Орлов соглашался продлить перемирие не до октября (как
хотели сделать Н.И. Панин, П.А. Румянцев и A.M. Обресков),
а только до 10 сентября. Вероятно, срок 10 сентября Г.Г. Орлов
предложил потому, что во второй половине сентября на Чер-
ном море начинаются осенние штормы: таким образом можно
было выкроить несколько погожих деньков для удара по Стам-
булу.
17 августа 1772 г. Г.Г. Орлов предъявил турецкой стороне
ультиматум по вопросу о Крыме. Обресков был против ульти-
матума. Но Григорий Григорьевич спешил: из Петербурга при-
шли тревожные известия о том, что императрица становится
все более внимательна и благосклонна к новому фавориту —
Васильчикову. Орлов торопился в столицу, а прибыть туда ему
крайне нужно было в сиянии славы победителя. Вскоре, 22 ав-
густа, и турецкий визирь официально отозвал послов.
Впрочем, явная неспособность Г.Г. Орлова к дипломатии
(искусство компромисса его гвардейской натуре было просто
чуждо) не была главной причиной срыва переговоров в Фокша-
нах. Австрия и Франция открыто провоцировали Турцию к про-
должению войны. Согласно подписанному 6 июня 1771 г. до-
говору (Тугутовы конвенции, по имени австрийского посла в
Стамбуле Тугута), Австрия должна была помочь Турции заклю-
чить мир на условиях Белградского мира 1739 г., за что Турция
обязалась заплатить Австрии 20 мешков акче, что составляло
115 млн. таллеров (I мешок — 575 тыс, таллеров). Франция
обещала помочь в строительстве кораблей. Из-за нерешенно-
сти вопроса о Крыме Австрия продолжала получать субсидии
от Порты, а австрийский посол в Фокшанах Тугут получил
титул барона.
62
Впрочем, мир был крайне нужен и Турции и России, поэто-
му уже 29 октября 1772 г. начались новые переговоры, которые
на этот раз проходили в Бухаресте.
К этому времени отношения с Англией несколько ухудши-
лись. Причиной стали проблемы черноморского и средиземно-
морского судоходства, а следовательно, и проблема Проливов.
У Британии вызывало беспокойство усиление России на Черном
и Средиземном морях, а значит, выход ее в районы Ближнего
Востока и Балкан. «Английская дипломатия своим двусмыс-
ленным поведением преследовала определенную цель — умень-
шить русские требования к Турции, добиться отказа от пункта
о праве прохода русского флота через Дарданеллы. В инструк-
циях английским дипломатам указывалось, что Англия не воз-
ражает против русских претензий на берега или воды Черного
моря, за исключением прохода русских судов из этого моря в
Средиземное»38.
По-видимому, ко времени открытия Бухарестского конгрес-
са Екатерина окончательно отказалась от идеи непосредствен-
ного захвата Проливов. Во всяком случае, со стороны России
переговоры возглавил A.M. Обресков, противник идеи овла-
дения Константинополем. Верх взяла разумная панинская по-
литика.
Уже на первом заседании, когда дипломаты обычно выдвига-
ют требования «с запросом», A.M. Обресков говорил об отмене
всех прежних договоров, о праве России защищать Западную
Грузию и покровительствовать ей, об обладании всей Кабардой
и о компенсации Портой всех убытков, причиненных России
«настоящею войною, без всякой законной причины объяв-
ленною».
Что же касается Проливов, то изначально на переговорах
A.M. Обресков повел речь об установлении приемлемого для
России их режима. «Чтоб коммерция и кораблеплавание на
морях (выделено мной. — Авт.) были освобождены от пора-
бощения, в коем они по сие время были, беспосредственным
соединением между подданных обеих империй для вящей их
пользы и взаимного благоденствия и через сие сделать сохра-
нение мира тем более важным и необходимым для... народов
и, следовательно, еще более драгоценным для тех, кто ими
управляют»39.
Таким образом, A.M. Обресков поднял вопрос пока только
о свободе торгового судоходства на всех морях Османской им-
перии, следовательно, и о свободе прохода через Проливы в
63
обоих направлениях. О проходе военных кораблей Обресков не
говорил.
Турецкий посол Абдул-Резак уже не протестовал против рус-
ского торгового судоходства по Черному морю. Напротив, он
пытался использовать заинтересованность A.M. Обрескова в
решении этого вопроса, чтобы добиться максимально крупных
уступок в других, прежде всего в вопросе компенсации потерь,
понесенных Россией в войне.
Правда, на последующих заседаниях Россия выдвигала тре-
бования сохранить за собой три острова в Архипелаге либо
взамен получить некое «взаимноразменное удовлетворение».
Но, как явствует из переписки A.M. Обрескова и Н.И. Панина,
это был только способ давления на противника. Включать в
окончательный вариант договора обладание Архипелагом не
предполагалось.
Однако согласие Абдул-Резака на торговое судоходство на
деле оставалось чисто формальным актом. На одиннадцатой
конференции турецкий посол заявил: «Когда дозволить России
мореплавание, то б удержать крепости»40. Иными словами: мо-
реплавание возможно, но ни одного города на морском берегу
Османская империя России не уступит. (Речь шла о порте Ени-
кале.) Обресков возражал, что «оное без Еникале никаково не
достоит уважения», так как для корабля необходим порт.
Абдул-Резак возразил, что русские корабли могут спокойно
приставать к турецким крепостям «хоть в Константинополе»,
базироваться могут в своих балтийских портах, а проходить в
Черное море из Средиземного. A.M. Обресков посоветовал
Абдул-Резаку еще раз посмотреть на карту и представить себе
путь корабля из Балтийского в Черное море. Таким образом
противясь появлению на берегах Черного моря русского порта,
турецкий посол допустил свободу прохода торговых кораблей
России через Проливы.
Когда обсуждали вопрос о порте на Черном море, при-
шлось обменяться мнениями относительно режима Проливов.
A.M. Обресков выдвинул теоретическое положение, которое
для того времени было новым словом в международном мор-
ском праве. Это был принцип открытого моря, только начи-
навший входить в повседневную жизнь Европы. Относительно
требования компенсации за право прохода русских торговых
судов через Проливы, выдвинутого Абдул-Резаком, Обресков
заявил: «Мореплавание и торговля должны быть утверждаемы
ни на каком воздоянии. Море всем должно быть свободное,
64
коммерция — полезная». «По всякому праву на одних только
реках можно делать таковые запрещения, а море по естеству и
есть всем свободное. И самой Константинопольский канал, не
будучи делом рук человеческих, равно должен быть свободен
и служить, к чему натура его произвела, т.е. для сообщения из
Белого моря в Черное». Для подтверждения своих аргументов
A.M. Обресков сослался на режим Зундских проливов: «Пролив
из Балтийского моря в Северный океан, принадлежащий коро-
лю датскому, хотя труднее еще Константинопольского канала,
однако всякого рода и каждой нации суда свободным пользуют-
ся через него сообщением из одного моря в другое». A.M. Об-
ресков предвидел, что в скором времени вопрос о режиме
Проливов станет не только двусторонним, русско-турецким, а
приобретет международный характер. С этих международных
позиций и начинает решать его русский посол. Инициатива
России в открытии Проливов для торговых судов всех стран
несомненна41.
Абдул-Резак уже не мог отрицать завоеванного Россией пра-
ва торгового и военного судоходства по Черному и Средизем-
ному морям, как не могла Турция «вооруженной рукой» изгнать
оттуда русские корабли. Но в зоне Проливов господствовали
османы, и пропускать русские корабли любого класса и вида
турецкий посол решительно отказался. Он предложил, чтобы
«одни корабли плавали бы в Белом (Средиземном. — Авт.)
море, а другие — в Черном и, приходя в Константинополь, там
перегружали бы товары»42. Понятно, что A.M. Обресков согла-
ситься с этим не мог.
Вопрос о праве России держать на Черном и Средиземном
морях военные корабли вызвал еще более категорический про-
тест. Обресков напрасно доказывал, что военные корабли необ-
ходимы для защиты купеческих судов от пиратов, что в Стамбул
пропускают военные суда других стран, например Дании. Абдул-
Резак согласился только на то, чтобы русские торговые кораб-
ли в Средиземном море имели на борту «потребные пушки и
военные снаряды» для защиты себя от «случающихся в тех морях
разбойников». Ну а поскольку в Черном море «как разбойни-
ков, так и посторонней войны нет места опасаться», то и ходить
по Черному морю торговые суда России могут и без охраны.
15 декабря A.M. Обресков сообщил Н.И. Панину, что перего-
воры фактически зашли в тупик, нужны новые инструкции.
Собравшийся в конце декабря 1772 г. Императорский совет
единодушно решил иметь в Крыму русскую крепость в Керчи
5 — 2729
65
и Еникале. По вопросу о военном судоходстве на Черном море
в правительстве единства не было. Екатерина II в записке Со-
вету от 3 января 1773 г. писала, что «турки биты» и она вольна
сама решать, какой род кораблей ей иметь или не иметь на
Черном море. Императрица решительно настаивала на праве
военного мореплавания. Для успокоения турок, правда, Екате-
рина приказала Обрескову говорить, что военные корабли Рос-
сии («кои строятся на Дону») малого тоннажа, могут держаться
только в прибрежном мелководье и не приспособлены к пла-
ванию в открытом море. По тоннажу они «менее всякого по сю
пору на Черном море видимого турецкого корабля купеческого».
В этом смысле и была послана Обрескову новая инструкция,
хотя Совет считал возможным уступить Турции и согласиться
держать на Черном море только торговые корабли, «которые
можно всегда в случае надобности обращать в военные».
Таким образом, в вопросе о свободе судоходства на Черном
море и в Проливах к концу 1772 г. был достигнут заметный
прогресс. Если на переговорах П.А. Румянцева в 1771 г. были
установлены своеобразные «зоны влияния» России и Турции,
проведен «раздел» Черного моря, то на бухарестских перего-
ворах речь шла уже о свободе торгового и военного судоходства
на морях и в Проливах.
Переговоры в Бухаресте не привели к миру. Османская им-
перия еще имела достаточно сил для сопротивления, и в важ-
нейших вопросах Абдул-Резак решительно возражал. Он про-
тестовал против независимости Крыма, отказывался признать
право России на покровительство православным и слышать не
желал о свободе русского судоходства через Проливы. Такая
твердость позиций во многом объясняется и тем, что в 1772 г.
в Швеции усилилась «партия шляп». Шведский посол в Стам-
буле уверял османские власти, что вот-вот начнется война с
Россией за возвращение утраченных земель в Прибалтике.
И тем не менее по целому кругу вопросов соглашение было
подписано. Договорились о взаимной амнистии подданных,
примкнувших к противной стороне и воевавших против своего
правительства, о независимости Грузии, о переходе к России
Кабарды и др.
Приближался срок окончания перемирия. Абдул-Резак на-
мерен был поставить вопрос о его продлении, но Обресков по-
лагал, что у Турции есть веские основания желать мира и
избегать возобновления военных действий. A.M. Обресков
расценивал это перемирие как средство протянуть время, вы-
66
жидая благоприятного развития международных отношений.
В Петербурге полагали, что Османская империя искренне стре-
мится к миру, а значит, есть возможность ужесточить требо-
вания.
8 конце января 1773 г. A.M. Обресков получил рескрипт, в
котором ему предписывалось категорически настаивать на сво-
боде мореплавания всяких судов через Проливы.
4 февраля 1773 г. на двадцать седьмой конференции Обрес-
ков подал в письменной форме ультиматум, в котором катего-
рически требовал признать независимость Крыма, признать за
Россией города Керчь, Еникале, Азов, Кинбурн, разрушить
Очаков. Земли между Днепром, Южным Бугом и Днестром объ-
явить ничейной «бариерной» зоной (границей Турции должен
стать Днестр, а границей России — Южный Буг).
Ультиматум требовал свободного мореплавания «всякого ро-
да российских судов без малейшего притеснения по всем морям
без изъятия, смещающимся между областями или омывающим
берега Блистательной Порты, со свободным проездом из Чер-
ного в Белое море и обратно так, как и в реку Дунай». Далее
говорилось о свободной торговле русских купцов «с теми же
привилегиями и выгодами, кои дозволены другим европейским
народам, наиболее с Блистательною Портою дружественным,
как-то: французам, англичанам и прочим».
Если турки принимают эти условия, то Россия готова предо-
ставить им какой-нибудь остров «между о. Таманом и крым-
ским берегом против мыса, Акбурн называемого». Россия готова
была возвратить все острова в Архипелаге, Молдавию и Ва-
лахию43.
Таким образом, речь уже не шла о захвате Проливов, но лишь
о благоприятном их режиме. Острова Архипелага рассматри-
вались, как и предлагал ранее Г.А. Спиридов, в качестве сред-
ства размены при решении других проблем.
9 марта 1773 г. в личной резиденции Абдул-Резака состоя-
лась последняя встреча послов, на которой был сообщен ответ
султанского дивана. Порта требовала вернуть все завоеванные
земли, за что заплатит России 40 тыс. мешков денег (12 млн.
рублей). Россия получает право ограниченного плавания по
Черному морю, к ней переходят города Керчь и Еникале, за что
Россия должна заплатить Турции 30 мешков денег (9 млн. руб-
лей). Эти требования были неприемлемы для России.
На этом переговоры в Бухаресте закончились. Конгресс не
завершился мирным договором, но он явился определенным
5*
67
этапом на пути к миру. Начался взаимный поиск путей сближе-
ния позиций. Были точно определены и сформулированы взаим-
ные претензии. Оба дипломата — Обресков и Абдул-Резак —
стремились найти взаимоприемлемые решения, но в Стамбуле
и Петербурге решили продолжить диалог на языке пушек.
Переговоры были прерваны.
Военные действия 1773 г. развивались вяло, но блистатель-
ный марш армии П.А. Румянцева на Шумлу весной и летом
1774 г. и решительная победа А.В. Суворова под Козлуджей
9 июня показали и новому султану, хилому старцу Абдул-Ха-
миду I, и его визирю Мухсан-заде, что война проиграна. Передо-
вые отряды Румянцева уже вышли за Балканский хребет.
Но и Россия была достаточно утомлена войной. К тому же
с 1773 г. в стране шла еще одна война — с собственным кресть-
янством, и успехи Е.И. Пугачева весьма тревожили Екатерину II
и Н.И. Панина.
Возглавить предстоящие переговоры было поручено П.А. Ру-
мянцеву. Это очень обидело и оскорбило A.M. Обрескова, уже
почти договорившегося в Бухаресте об условиях мира и по
существу тянувшего на себе всю дипломатию с Турцией. Румян-
цев, искренне уважавший этого великолепного дипломата, на-
писал ему личное письмо с просьбой не таить обиду и по
возможности помогать своим прямым участием в переговорах.
Успеху переговоров способствовали уступки со стороны
России. Рескриптом от 10 апреля Румянцеву определялся сле-
дующий крайний предел этих уступок. Россия готова была ос-
тавить татарам Керчь и Еникале, если Порта передаст ей
Кинбурн, Очаков и земли до устья Буга. Что же касается су-
доходства на Черном море, то «позволяем мы наименовать в
трактате одно торговое на обе стороны с равными для русских
судов ограничениями в пункте вооружения их, например, до
четырех или шести пушек...» Разрешалось даже отказаться от
строительства военного флота и от «курсирования» его по
театру военных действий44.
Румянцеву не пришлось дойти до этих крайних границ. Об
отказе от Керчи и Еникале даже не говорилось.
В ноте, направленной визирю, Румянцев писал, что Россия
не будет держать военные суда на Черном море, но только
купеческие, «по обрядам всех европейских держав, которые
суда купеческие имеют плавать по Черному морю: реке Дунаю,
в каналах, и входить во все порта, включительно Константино-
польский, и коммерция повсюду и на всех водах имеет учреж-
68
дена быть по примеру других европейских держав»45. Иными
словами, свободное торговое судоходство и на Черном море, и
через Проливы, и на Средиземном море.
5 июля турецкие послы прибыли в русский лагерь при дерев-
не Кючук-Кайнарджи, где находился и П.А. Румянцев. Фельд-
маршал сразу же предупредил, что не даст продлиться перего-
ворам более пяти дней, чтобы не сорвать наступление на Шумлу.
К тому же именно 10 июля 1711г. был подписан унизительный
для России Прутский мир. Россия брала реванш. Мир был под-
писан на более льготных для России условиях, чем даже те, что
обозначены в ноте П.А. Румянцева, и чем ожидали в Петербурге.
В 11-й статье трактата о мире было записано: «Для выгод-
ности и пользы обеих империй имеет быть вольное и беспре-
пятственное плавание купеческим кораблям, принадлежащим
двум контрактующим державам, во всех морях, их земли омы-
вающих, и Блистательная Порта позволяет таковым точно ку-
печеским российским кораблям, каковы другие государства в
торгах в ее гаванях и везде употребляют, свободный проход из
Черного моря в Белое, а из Белого в Черное, так, как и при-
ставать ко всем гаваням и пристаням на берегах морей и в про-
ездах, или каналах, оные моря соединяющих, находящимся»46.
Русские купцы и их торговые корабли получали те же права,
что и купцы Англии и Франции, «в наибольшей дружбе с нею
прибывающие»: «привозить и отвозить всякие товары и приста-
вать ко всем пристаням и гаваням как на Черном, так и на дру-
гих морях лежащим, включительно и Константинопольские»47.
Для защиты прав русских подданных Россия могла «во всех
местах, где они признаны будут подобными», держать консу-
лов. Турецкие купцы могут свободно торговать в России48.
Наконец, Россия сохранила за собой Керчь, Еникале, Кин-
бурн и побережье до Южного Буга. На Северном Кавказе к ней
отходили вся Кабарда и Северная Осетия. И наконец, самое
главное: Крымское ханство становилось формально независи-
мым49, фактически же оно попадало под контроль России, а это
означало ее контроль на Черном море.
В договоре не было ни слова о праве России держать воен-
ный флот на Черном море. Но не было и запрета строить
военные корабли. Вместе с тем текст договора давал определен-
ные основания строить и держать их, хотя бы для конвои-
рования купеческих судов. Договор распространял на Россию
права Франции и Англии, «и капитуляции (соглашения. —
Авт.) сих двух наций и прочих, яко бы слово до слова здесь
69
внесены были, должны служить во всем и для всего правилом,
равно как для коммерции, так и для купцов Российских...»50.
Между тем эти «капитуляции» предусматривали легкое ар-
тиллерийское вооружение самих купеческих кораблей (4-6 пу-
шек) и конвой военных судов среднего класса.
Этот пункт договора юридически давал право русским воен-
ным судам свободно плавать по всему Средиземному морю, и
плавать куда угодно, хоть к Константинополю, так как суда
Англии и Франции имели такое право. Впрочем, русские во-
енные суда не могли пройти южным, Дарданелльским проли-
вом и пристать у Константинополя.
3. Черноморская проблема и проблема Проливов
во внешней политике России
после Кючук-Кайнарджийского мира
Средиземноморской торговле России предстояло сделать
только первые шаги, поэтому вполне понятно, что сразу и точно
оговорить все условия было невозможно. Для того чтобы на юге
России возникли торговые компании, чтобы построили купе-
ческие корабли и наполнили их нужным товаром, требовалось
время. Можно предположить, что, как и прежде, на греческих
судах черноморская торговля шла и лишь немногочисленные
русские корабли прошли через Проливы.
После заключения Кючук-Кайнарджийского мира россий-
ским поверенным в делах в Стамбуле был направлен «полков-
ник и кавалер» Петерсен, принимавший участие в переговорах
с османскими дипломатами в качестве пристава. В его бумагах
есть сведения о первых русских кораблях, прошедших через
Босфор и Дарданеллы.
Уже в октябре 1774 г., то есть через 3-4 месяца после подпи-
сания договора, из порта Аузы (в Архипелаге) в Константино-
поль был направлен фрегат «Наталья» за хлебом для русской
эскадры, находившейся еще в Эгейском море. Командовал эс-
кадрой после отбытия А.Г. Орлова и Г.А. Спиридова А.В. Емель-
янов. Турки продали необходимое количество сухарей.
В том же году в Проливы вошла сильно потрепанная штор-
мом, лишившаяся мачты военная шхуна «Предслава Дунайско-
го». Шторм нес ее от берегов Измаила.
Примечательно, что оба этих судна формально не имели
права входить в Проливы — они были военными кораблями.
70
В феврале 1775 г. большое трехмачтовое судно «Черное мо-
ре» было нанято в Стамбуле и под русским купеческим флагом
пошло в Керчь51.
В апреле 1775 г. русский военный фрегат (но под купечес-
ким флагом) «Почтальон» из Аузы доставил переселенцев в
Керчь. В июле оттуда же с переселенцами на борту прибыл в
Еникале военный фрегат «Тина». «Тина» тоже шла под купе-
ческим флагом52. Как видим, для нужд торговли и перевозок
людей использовали военные корабли, к чему власти Порты
относились достаточно спокойно.
В 1777 г. в Константинополе уже действовала «Российская
контора Сиднева с товарищи», занимавшаяся частными торго-
выми операциями. Компания работала под контролем прави-
тельства и выполняла его поручения. Она имела свой торговый
корабль «Св. Николай», который ходил и к русским портам,
и в турецкие порты южнее Проливов53.
Таким образом, можно констатировать, что уже в первые ме-
сяцы после заключения мира началось торговое мореплавание
русских судов через Проливы. Первыми русскими портами, ку-
да шли эти торговые корабли, были Керчь, Еникале и Таганрог.
Безусловно, дело не обходилось без трудностей. По каким-
то причинам 26 сентября 1777 г. «Св. Николай» задержали в
Стамбуле. Новый поверенный в делах Александр Стахневич
Стахиев пытался достать «пропуск» кораблю на Черное море,
но до декабря этого не смог сделать, а зимой плавание по Черно-
му морю было весьма рискованно из-за сильных штормов.
Впрочем, интенсивность торгового мореплавания через Чер-
номорские проливы явно не соответствовала замыслам россий-
ской императрицы: катастрофически не хватало купеческих
кораблей. Правительство вынуждено было не ожидать частной
инициативы, а брать дело в свои руки.
«Российская контора Сиднева с товарищи» в Стамбуле хотя
и занималась частной торговлей, но скорее всего действовала
как полугосударственное торговое представительство. В Стам-
буле находились «комиссионеры и корреспонденты нашего
придворного банкира Фредерикса», которые должны были при-
нимать товар (вероятно, для последующей перепродажи) у рус-
ских кораблей54.
В условиях Кючук-Кайнарджийского мира специально не
оговаривалось место поселения русских купцов в Стамбуле. Но,
вероятно, считалось само собой разумеющимся, что они осядут
в Галате, где селились все купцы. Еще в IX-XV вв. там оста-
71
навливались русские торговцы, паломники в святые места и
дипломаты, в 956 г. останавливалась княгиня Ольга. Иначе не-
возможно понять 14-ю статью Кючук-Кайнарджийского дого-
вора, по которой разрешалось в Галате, на улице Бей-оглу по-
ставить именно «публичную греко-российского исповедования
церковь, которая всегда под протекцею оной империи (россий-
ской. — Авт.) министров иметь, и никоторому притеснению
или оскорблению подвержена не будет»55. Раз есть «публичная»
русская церковь, то должно быть и русское поселение.
Договор предусматривал и организацию консульской служ-
бы для защиты торгового мореплавания и прочих дел, «дабы во
всем наблюдением был твердой порядок». Россия могла иметь
консулов и вице-консулов «во всех тех местах», где они призна-
ны будут надобными... которые будут почитаемы и уважаемы в
равенстве с прочими дружеских держав консулами». При кон-
суле или вице-консуле должны быть переводчики56. В 1776 г.
вице-консулом в зону Проливов был определен сотрудник рос-
сийского посольства в Стамбуле СЛ. Лошкарев, один из бли-
стательных дипломатов России XVIII-XIX вв. Нехватку торго-
вых кораблей решили пополнить. В один из августовских дней
1776 г. Стахиев получил рескрипт из Санкт-Петербурга от
5 июля: «Для учинения наделе начала и опыта беспосредствен-
ной торговли в Италию и турецкие области признали мы за
нужно отправить туда несколько судов с товарами, из коих че-
тыре уже пошли в путь оной из Кронштадта, а два приказано
от нас снарядить и нагрузить в Ливорне из оставшихся там судов
от нашего флота. В числе сих фрегатов пять снаряжены в образе
и виде прямо купеческих судов, а шестой оставлен один в на-
стоящей своей военной форме для прикрытия оных на походе
от африканских морских разбойников».
По прибытии в Константинополь капитаны фрегатов долж-
ны были «отдать отправленные на оных товары находящимся
там комиссионерам и корреспондентам нашего придворного
банкира барона Фредерикса, а по сдаче оных и по приеме в
обратный путь грузов своих... отправить их назад через Кон-
стантинопольский пролив, яко суда, нагруженные таможенны-
ми товарами... прямо в Керченскую гавань. А за важную услугу
от нас сочтем мы, когда предуспеете вы и прикрывающему
военному фрегату исходатайствовать от Порты свободу прой-
ти Константинопольским каналом в Черное море под рав-
ным предлогом конвоирования пришедших с ним торговых
судов»57.
72
15 июня 1776 г. из Кронштадта вышли под купеческими
флагами и без орудий фрегаты «Григорий», «Наталья», «Па-
вел». Их сопровождал фрегат «Северный орел», шедший под
русским военным флагом и с полным артиллерийским вооруже-
нием. Новоявленные «купцы» были загружены самым мирным
товаром: полосным железом, парусиной, паюсной икрой, кана-
тами, свечами, салом, воском, рогожными мешками, набойкой,
ильмом58.
В итальянском порту Ливорно к ним присоединились фрега-
ты «Св. Павел» и «Констанция», также переоборудованные в
купеческие суда.
Бывшие военные суда сохранили полный комплект боевой
команды во главе с опытными боевыми офицерами. На «Гри-
гории» — Астафий Одинцов, на «Павле» — Николай Скуратов,
на «Констанции» — Владимир Ржевский, на «Св. Павле» —
Федор Ушаков, будущий прославленный адмирал. Военным
фрегатом «Северный орел» командовал Тимофей Козляинов;
он же командовал всей эскадрой. Это был опытный боевой
офицер, заслуживший не один крест в морских сражениях экс-
педиции Г.А. Спиридова и А.А. Орлова.
20 декабря «Григорий» и «Наталья» уже разгрузились в Стам-
буле под присмотром конторы Сиднева. 29 декабря 1776 г. в
проливе Дарданеллы у крепости Кепез встал на якорь «Северный
орел», 20 января 1777 г. в Константинополь прибыл «Св. Па-
вел» Ф.Ф. Ушакова, а 6 февраля 1777 г. пришел последний ко-
рабль — «Павел».
Однако ни одно из этих судов в Черное море турецкие власти
не пропустили, ссылаясь на то, что это не купеческие, а воен-
ные корабли: «Не точию оные фрегаты, но и находящиеся на
оных офицеры узнаны... бывшие в последнюю войну в Архи-
пелаге с флотом нашего императорского величества»59.
Впрочем, русские и не скрывали боевого прошлого своих
судов и их команд, но теперь это купеческие суда, а значит, их
должны пропустить в Черное море. Турецкие власти ссылались
еще и на то, что торговые корабли не могут быть столь внуши-
тельных размеров, как боевой фрегат. Действительно, самый
малый корабль эскадры Т. Козляинова — «Павел» мог нести
10 16-фунтовых орудий, тогда как очень крупное купеческое
судно могло поднять обычно не более 6 орудий такого ка-
либра.
Лошкарев и Стахиев доказывали, что разница между купе-
ческим и военным кораблем состоит не в размерах, а только
73
в вооружении и экипировке судна, требовали пропустить кораб-
ли и не чинить убытков российским и своим купцам, готовым
забить трюмы фрегатов турецкими товарами. Стахиеву удалось
даже заручиться поддержкой британского посла в Стамбуле. Но
султанские власти были непреклонны.
Петербург вынужден был смириться. 7 сентября последовал
указ Т. Козляинову возвращаться домой вокруг Европы. 22 ок-
тября «Св. Павел» и «Констанция» вышли на юг из Констан-
тинополя, а 24 декабря, завершив у о. Тенедос подготовку к
длительному плаванию, отправились в Ливорно. Еще несколь-
ко месяцев русские фрегаты делали торговые рейсы по Среди-
земному морю; 30 июля 1778 г. они благополучно прибыли в
Кронштадт60.
Скорее всего, со стороны России эпизод с шестью фрегатами
носил не только торговый характер. Не представляло никакого
труда поднять на борт и установить корабельные пушки. Опа-
сения турецких властей вполне понятны.
Но для развития нормальных торговых отношений этот эпи-
зод имел скорее положительные, чем отрицательные послед-
ствия. Он выявил явную недоработку Кючук-Кайнарджийского
мира: нужно было четче определить различия между купечес-
ким и военным судном (для XVIII в. достаточно условные),
оговорить максимальную величину корабля, иными словами его
тоннаж, водоизмещение. Такие уточнения могли несколько
сдержать развитие военного флота России на Черном море, но
для нормального торгового мореплавания были необходимы.
Жизнь потребовала экстренного уточнения и других, более
важных для России и Турции пунктов договора, особенно от-
носительно Крымского ханства. Россия, весьма заинтересован-
ная в скорейшем выполнении выгодного для нее договора,
считала необходимым показать «всю возможную умеренность
и искреннее желание вяще и вяще утверждать возобновленный
ныне вечный мир», — писала императрица в своем рескрипте
А.А. Орлову.
Русские войска стали быстро покидать земли Молдавии и
Валахии, русский флот ушел из турецких территориальных вод.
Начался вывод русских войск из Крыма. На заседании Совета
при императрице решили быть абсолютно лояльными к новому
государству — Крымскому ханству. «Надобно стараться оста-
вить ныне татар при собственных их распоряжениях и таким
поведением приучить Порту к оставлению их и с ее стороны
в полной их вольности и независимости».
74
В приведенном отрывке из протокола заседания Совета от
7 августа 1774 г. обращают на себя внимание два момента: не
вмешиваться во внутренние дела ханства (традиционная линия
политики России во всех зависимых от нее землях) и стремле-
ние сделать Крым политическим буфером, предохраняющим от
столкновений на юге. Теперь вся граница России от Финского
залива до Кабарды на Северном Кавказе была прикрыта «бу-
ферными» государствами: Речью Посполитой, Крымским хан-
ством, мелкими княжествами Кавказа.
«Приучить Порту» к мысли о независимости Крыма никак
не удавалось. Уже через несколько дней после заключения мира
турецкий сараскер Али-бей высадился с десантом в «независи-
мом ханстве». В Крыму поднялось восстание против русских
войск и началась борьба между тремя ханами — Джанибек-
Гиреем, Сахиб-Гиреем и Шагин-Гиреем. Вывод русских войск
был приостановлен. П.А. Румянцеву приказали в случае нужды
направить на полуостров свои войска. Хан Сахиб-Гирей посчи-
тал, что власть султана восстановилась, и немедленно выдал
султану русского посланника Веселицкого.
Турецкие войска еще не дошли с Дуная до Константинопо-
ля, а прусскому королю уже были вручены просьбы о посредни-
честве в новых переговорах и перечень тех изменений, которые
турки намеревались внести в текст договора: Россия должна
была отказаться от Керчи и Еникале, русские суда не имели
права выходить в Черное море, независимость Крыма ограни-
чивалась: хан не мог чеканить свою монету, татары обязаны
были молиться за турецкого султана61. Екатерина категоричес-
ки отвергла всякую мысль о переговорах.
С помощью русских войск ханский престол отвоевал Ша-
гин-Гирей. Русское правительство спешило подтвердить Кю-
чук-Кайнарджирский мир, внеся в него некоторые изменения
и уточнения. 10 марта 1779 г. в султанском дворце Айналы-
Кавак была подписана конвенция между спорящими сторона-
ми, которая уточнила ряд положений договора 1774 г., в том
числе и о плавании русских купеческих судов через Проливы.
Айналы-Кавакская конвенция ограничила размеры и грузо-
подъемность кораблей. Через Проливы могли проходить купе-
ческие корабли России таких же параметров и типов, что и
купеческие корабли Англии и Франции: «до 16000 килов, или
до 8000 кантарей, что на российский вес 26400 пудов, и так до
установления единожды навсегда известной формы и величины
российским кораблям, определяется правилом вышеозначен-
75
ный пример от меньшей до самой большой пропорции, а имен-
но: от 1000 до реченных 16 тыс. килов, или 8000 кантарей...
число пушек имеет быть такое, какое вышереченные две нации,
французская и английская, употребляют». В случае нужды на
корабли можно было нанять и «корабельных служителей из
турецких подданных... неинако как в случае нужды и с ведома
Блистательной Порты»62. Эти дополнения без изменения вош-
ли в первый русско-турецкий торговый договор 1783 г.63
* * *
Заключение Кючук-Кайнарджийского мира и первый раздел
Речи Посполитой заметно изменили положение в Центральной
Европе. В 70-х гг. Европа представляла собой как бы несколько
регионов со своими политическими центрами. Один из них —
Центральная и Юго-Восточная Европа; другой регион — Бал-
тика и Европейский Север; третий регион — Франция, Англия
и Испания. Для каждого из этих регионов события в другом
были как бы периферией внешней политики. Поэтому вопрос,
что есть центр европейской политики вообще, а что есть ее
окраина, вряд ли уместен. Для Франции и Англии разделы Речи
Посполитой были явно окраиной, так же как для России, Авст-
рии, Пруссии окраиной были противоречия Англии и Фран-
ции, война за независимость Североамериканских Штатов и т.п.
Во Франции и в Англии с неудовольствием восприняли
первый раздел Польши 1772 г. Англию беспокоил захват Прус-
сией устья Вислы, что препятствовало британской торговле с
Польшей. Франция также была недовольна усилением Пруссии
и к тому же традиционно поддерживала антирусские настрое-
ния в Речи Посполитой. Австрия в какой-то мере удовлетворила
свои территориальные претензии за счет Польши, но теперь ее
все больше и больше тревожил русско-прусский альянс, тем
более что надвигалась новая война между Пруссией и Австрией
за Баварское наследство64.
В 1778 г. умер правитель Баварии Максимилиан Иосиф, и
67-летний прусский король Фридрих II Великий решился на
еще одну, последнюю в своей жизни войну. Война Пруссии и
Австрии шла в 1778-1779 гг. Российский императорский двор
долго не высказывал своих планов. Екатерина II не любила при-
нимать ответственные решения, откладывая дело на потом, но,
конечно же, когда было нужно, действовала резко и решитель-
но. С началом войны она выступила как арбитр в споре, но
76
вовсе не стремилась к быстрому заключению мира. Для России
гораздо важнее было, чтобы эта война отвлекала Пруссию и
Австрию от польских и турецких дел как можно дольше. Лишь
когда кампания 1778 г. показала, что Пруссия не выдерживает
войну и ее войска начали отход из Чехии, Россия направила
Венскому двору декларацию с предложением мира. Декларация
гласила, что претензии Австрии на Баварское королевство
незаконны. Для подкрепления позиций к границам австрий-
ских владений в Галиции были придвинуты русские войска.
Австрийскому императору оставалось только заключить мир.
По условиям мира Пруссия получала маркграфства Ансбах и
Байрау65, но были подтверждены все трактаты, заключенные
между Австрией и Пруссией (Бранденбургом) после знамени-
того Вестфальского мира 1648 г. Гарантами мира выступили
Россия и Франция, подписав 24 мая 1779 г. в Тешене акт гаран-
тии. Тем самым Россия получала право участия во всех герман-
ских делах.
Заключение Кючук-Кайнарджийского мира привело к неко-
торому улучшению отношений России и Франции. Новый глава
внешней политики Франции граф де Верженн был сторонни-
ком сближения с Россией хотя бы уже потому, что теперь мож-
но было наладить торговлю через Черное море, благо Франция
имела право свободного прохода торговых кораблей через
Проливы. К тому же Франция, давний союзник Османской им-
перии, хотела спасти ее от разгрома в случае новой русско-
турецкой войны. Верженн даже призывал Турцию к терпению
и новым уступкам в сношениях с Россией66.
Екатерина II охотно шла на сближение с Францией не толь-
ко потому, что та не препятствовала русской политике на
Черном море и в Польше. Франция должна была противостоять
прусским попыткам нового раздела Речи Посполитой. Смерть
де Верженна в 1787 г. прервала этот процесс сближения67.
Между тем победа в войне с Турцией привела к осложнению
русско-прусских отношений. Пруссия дипломатическими сред-
ствами поддерживала Османскую империю, служившую как бы
противовесом с юга России и Австрии. Россия сблизилась с
Австрией. Показателем этого сближения стало свидание Екате-
рины II и императора Иосифа в Могилеве летом 1780 г. и рус-
ско-австрийское соглашение 1781 г. Соглашение носило оборо-
нительный характер, предусматривало солидарность действий
в отношении Турции, а также сохранение государственных
порядков и целостности Речи Посполитой68.
77
В 1787 г. произошло событие, над которым в наше время
принято как-то больше иронизировать, а между тем дело было
весьма серьезным. Речь идет о знаменитом путешествии Ека-
терины II на Украину, в Новороссию и Крым. (В 1783 г. указом
императрицы Крым был присоединен к России.)
Стоит упомянуть об этом, как перед нашим внутренним
взором, привыкшим к штампам, встают «потемкинские дерев-
ни», построенные как театральные декорации — из фанеры и
холста, толпы разодетых по-праздничному «поселян», согнан-
ных полицейским кулаком и приветствующих «матушку-импе-
ратрицу»69.
Но столь ли уж бесполезно было это путешествие? Неужели
только и пользы, что от Петербурга до Крыма крыши у домов
да заборы покрасили? Конечно, нет. Поездка укрепила поло-
жение российских властей во вновь присоединенном крае: Но-
вороссии и Крыме.
Русско-турецкая война показала нереальность планов Екате-
рины и Орловых относительно прямого захвата Константи-
нополя и Проливов. Но эти планы не исчезли бесследно, они
трансформировались в идею создания вдоль юго-западных гра-
ниц полузависимого от России христианского государства на-
родов, освобожденных от власти Османской империи.
Эту идею принято называть «греческим проектом» Екатери-
ны П. Тема «греческого проекта» не может быть рассмотрена
в данной работе, хотя она, несомненно, заслуживает большего
внимания, чем это сделано в нашей историографии. Отметим
только, что диапазон мнений весьма широк: от констатации,
что «греческий проект» был всего лишь средством маскиров-
ки планов присоединения Крыма к России, до утверждения о
том, что это был лишь частный случай глубоко продуманной
и упорно выполняемой правительственной программы экспан-
сии России70.
Вряд ли можно говорить о четком, продуманном во всех де-
талях и официально санкционированном правительством по-
литическом курсе. Но дело явно шло к этому, формировалось
вполне реальное направление внешней политики.
Еще в ходе могилевских переговоров с Иосифом II, а потом
и в русско-австрийском соглашении 1781 г. (в форме писем
Иосифа II и Екатерины) предусматривалось разделение «сфер
влияния» на Балканах. Австрия получила бы город Хотин на
Украине, далее земли к верховьям реки Олты (Алюты) и по
правому ее берегу до Дуная, по Дунаю до Белграда и по прямой
78
линии к Адриатическому морю. Россия получила бы земли
между Бугом и Днестром. Прочие земли над Дунаем составили
бы формально независимое государство Дакию71. Государство
это должно было войти в «буферную зону», северный фланг
которой составляла Речь Посполитая. Среди современников хо-
дили упорные слухи, что правителем Дакии будет экс-фаворит
Екатерины — князь Григорий Александрович Потемкин.
Южнее из греческих и турецких земель намеревались воссоз-
дать Восточную греческую империю. Своего последнего внука
Екатерина демонстративно назвала Константином, именем ос-
нователя Константинополя. Это имя носили несколько импера-
торов Византии, в том числе и последний, Константин Палео-
лог, погибший при штурме его столицы турками-османами.
Эти планы должны были разрабатываться и уточняться во
время поездки Екатерины на юг, когда в Херсоне она вновь
встретилась с Иосифом П. (Австрийский император получил
приглашение участвовать в поездке.) Предполагалась новая
война с Турцией.
Для нас важно отметить, что проблема Проливов была как
бы составной частью «греческого проекта» и что теперь изме-
нился сам принцип решения этой проблемы.
Речь шла уже не о прямом захвате Дарданелл и Босфора, а
об установлении политического контроля над Проливами, о ре-
жиме Проливов, обеспечивающем безопасность черноморских
берегов России. Проливы, как и полуостров Пелопоннес, и
Крым, и Балканы, должны были войти в «буферную зону»,
прикрывающую границы Российской империи.
Война России и Австрии против Османской империи нача-
лась в 1787 г. Взятие в этом же году армией Г.А. Потемкина
крепости Очаков означало перелом в войне. В последующие
годы были одержаны блестящие победы под Фокшанами и
Рымником, взяты Бендеры и Измаил, Австрия овладела Бел-
градом.
Но успехи в войне привели к осложнению политической
ситуации в Европе. Французская дипломатия вновь выступала
против России и Австрии. Швеция снова попыталась взять ре-
ванш у России и объявила ей войну. 31 января 1790 г. Пруссия
и Турция заключили союз, по условиям которого Пруссия
должна была объявить войну России и Австрии. 20 февраля
1790 г. умер император Иосиф II, и на престол вступил его брат
Леопольд II, политик гораздо более гибкий и тонкий, до этого
бывший великим герцогом Тосканским. Леопольд II поспешил
79
заключить мир с Турцией, поскольку империя в основном
удовлетворила свои территориальные претензии72.
Пруссия, стремившаяся захватить у Польши Гданьск, сумела
привлечь к своим планам Англию, которую тревожили успехи
русских на сухопутных и морских театрах войны, разгром
Швеции на Балтийском море. 29 апреля 1790 г. Речь Посполи-
тая и Пруссия подписали союзный договор, который и предус-
матривал взаимопомощь в войне, в том числе и против России73.
Используя проосманскую направленность политики Пруссии и
Англии, Польша пыталась установить дипломатические кон-
такты с султаном, но усилиями России эти попытки были сор-
ваны и польско-турецкий договор не состоялся.
Тем не менее становилось очевидным, что войну с Турцией
необходимо заканчивать. В декабре 1791 г. в Яссах был под-
писан мирный договор, по условиям которого за Россией при-
знавались Крым и приобретения на Северном Кавказе, а также
участок побережья от Днепра до Южного Буга.
Вопросы торгового мореплавания и проблема Проливов ни
на переговорах, ни в тексте самого соглашения практически не
поднимались.
Глава третья
ВОЕННО-ПОЛИТИЧЕСКИЕ СОЮЗЫ
РОССИИ И ТУРЦИИ
В КОНЦЕ XVIH-ПЕРВОЙ ТРЕТИ
XÏX СТ0ЛЕТ1
6 — 2729
1. Средиземноморская экспедиция русского флота.
Русско-турецкий союз 1799 г.
Торговые соглашения, вошедшие в ряд заключенных между
Россией и Турцией документов конца XVIII в., безусловно, не
могли удовлетворить российское правительство, искавшее реше-
ния не только экономических, но и политико-стратегических
задач на южных рубежах страны. Необходимость заключения
политических договоров, регламентировавших новые отноше-
ния между двумя черноморскими империями, была очевидна.
Этого требовало, в первую очередь, хозяйственное развитие Но-
вороссийского края, Крыма, Приазовья. Сбыт зерна, выращи-
ваемого на вновь освоенных землях, напрямую зависел от свобо-
ды плавания через Проливы, от русско-турецких отношений в
целом. Присоединение Крыма к России, основание Севастопо-
ля в качестве «врат в Царьград», строительство военного флота
были ориентированы на свободу мореплавания не только в
бассейне Черного моря. А это влекло за собой необходимость
защиты южных морских рубежей. Такая защита могла быть
обеспечена не только укреплением береговой линии и строи-
тельством мощного военного флота, но и созданием правовой
основы русско-турецких политических отношений, регламен-
тировавших военное судоходство через Проливы.
Первое военно-политическое соглашение между двумя при-
черноморскими державами было заключено в 1799 г. Вызвано
оно было непосредственной военной угрозой Турции со сторо-
ны наполеоновской Франции, осуществлявшей экспансию на
юге Европы, в Средиземноморье и Египте. Русско-турецкий союз
1799 г. отвечал интересам, прежде всего, Османской империи,
стоявшей перед перспективой потери своих владений в Север-
ной Африке и уже лишившейся к тому времени ряда островов
в Адриатическом море. Эти острова, растянувшиеся цепью
82
вдоль побережья Албании, имели важное стратегическое зна-
чение: владение ими давало ряд преимуществ. Они представля-
ли собой удобную военную базу, обеспечивавшую контроль над
всем Средиземноморским бассейном. Немаловажную роль иг-
рали они в торговле европейских стран с Левантом. Закрепле-
ние на этих ключевых точках Средиземного моря обеспечивало
их обладателю наибольшее политическое влияние в регионе.
Наполеон придавал захвату Ионических островов большое зна-
чение. «Острова Корфу, Занте и Кефалония важнее для нас,
чем вся Италия вместе», — писал он в своем донесении Дирек-
тории от 27 августа 1797 г.1
Их занятие облегчало захват Египта, Малой Азии, Балкан-
ского полуострова и черноморских владений России, что не
могло не вызвать серьезной обеспокоенности ее правящих кру-
гов. Интересы России были непосредственно затронуты египет-
ским походом Бонапарта и его возможным утверждением в
Египте с последующей угрозой Черноморским проливам. Ока-
зываясь в сфере преобладающего политического влияния Фран-
ции, Турция была не в состоянии защитить Проливы, а значит,
и российское черноморское пространство.
Уже в 80-х гг. XVIII в. в российских правящих кругах сло-
жилось отчетливое представление о жизненной необходимости
приобретения Крыма, контроля над Черным морем и Проли-
вами. Более того, интересы России простирались вплоть до ост-
ровов Архипелага. В 1782 г. канцлер А.А. Безбородко изложил
свои внешнеполитические взгляды в записке, где, в частности,
говорилось: «Насчет турецких владений Россия не имеет надоб-
ности желать других приобретений кроме: 1) Очакова с прост-
ранством земли между Бугом и Днестром; 2) Крымского полу-
острова... и, наконец, 3) одного, двух или трех островов в
Архипелаге для польз и нужд русской торговли»2. Эта первая
часть знаменитого «греческого проекта», как видно из выше-
изложенного и учитывая последующие приобретения России
на юге, выглядит вполне реалистично и не содержит каких-
либо утопических экспансионистских планов. Если учесть, что
в 1787 г. Екатерина II, посетив Крым, повелела на воротах но-
вой крепости Ахтиар (Севастополь) начертать надпись «Дорога
в Константинополь», то можно предположить, что императри-
це не были чужды и идеи, изложенные Безбородко во второй
части его записки. Как известно, в ней предполагалось в случае
войны России с Турцией передать России Молдавию, Валахию
и Бессарабию, а в случае разрушения государства Османов —
б*
83
восстановить на его обломках Греческую империю с русским
цесаревичем Константином во главе. Что касается самого «гре-
ческого проекта», то о нем можно, вероятно, сказать, что он
был так же нереален, как и разрушение Османской империи.
Гипотетический характер «греческого проекта» обусловливал-
ся конкретно-историческим состоянием Османского государ-
ства, которое хотя и находилось с конца XVIII в. в критическом
положении, но, как показали последующие годы, оказалось
вполне жизнеспособным. Отметим, что в последующие годы,
сохраняя вполне дружественные отношения с Турцией, Россия
всегда имела в виду некий «запасной» план на случай разруше-
ния Османской империи «от внутренних причин». Такой праг-
матизм российских властей, как, впрочем, и других соседей
Турции, вполне объясним.
Западноевропейские государства с большой настороженно-
стью следили за продвижением России на юг, видя в нем пря-
мую угрозу целостности Турции. Крым — лишь первая веха
русских на пути к Босфору, считали они, и поэтому строитель-
ство военного флота на Черном море недопустимо3. Уже после
заключения Кючук-Кайнарджийского мира австрийский посол
в Константинополе Тугут рисовал мрачную картину будущего
усиления России в этом регионе: «При попутном ветре эскадра
с 20 ООО десантом через двое суток по выходе из Керчи беспре-
пятственно явится перед стенами Константинополя. В особен-
ности заслуживает внимания то обстоятельство, что поддержа-
ние Оттоманской империи уже не будет зависеть от европейских
держав, а единственно от доброй воли России... Можно с часу
на час ожидать взятия ими Константинополя. При том падение
этой столицы последует так внезапно, что совершится ранее,
чем весть о движении русских войск донесется до пределов
ближайших к границам России христианских держав»4.
Усилия западноевропейских правительств были направлены
на то, чтобы не допустить раздробления Турции, защитить ее
от возможного нападения России. Комплекс международных
противоречий вокруг проблемы существования обширной Ос-
манской империи, названный в исторической литературе Вос-
точным вопросом, уходит своими корнями во взаимоотношения
романо-германских народов со славянскими племенами. В новое
время, по мнению исследователя Восточного вопроса Д. Буха-
рова, сущность этой проблемы оставалась неизменной и пред-
ставляла собой противоречие мира католического и православ-
ного, основанное на страхе, «внушаемом государствам Западной
84
Европы мыслью, что на развалинах Оттоманской империи мо-
жет возникнуть свободная и независимая греко-славянская
держава»5. Австрийский император Иосиф II в разговоре с
французским послом в Петербурге Сепором высказался более
конкретно: «Константинополь всегда будет яблоком раздора
между европейскими державами, из-за этого одного города они
откажутся от раздела Турции... Я, во всяком случае, хотел бы
видеть там лучше янычарские тюрбаны, чем казачьи папахи»6.
Отношения между Россией и Турцией на протяжении всего
XVIII в. были далеки от дружественных: русско-турецкие вой-
ны эпохи Екатерины II принесли туркам большие территори-
альные потери. Их недоверчивость к России вполне объяснима,
несмотря на то что с начала 90-х гг. XVIII в. во взаимоотноше-
ниях между двумя империями укреплялась дружественная тен-
денция, росшая по мере активизации французской агрессии на
юге Европы и в Средиземноморье.
Экспансионистская политика наполеоновской Франции при-
вела ее в регион непосредственных интересов Османской импе-
рии. Французский министр иностранных дел Талейран выступал
за присоединение Албании, Греции, Македонии. Кампофор-
мийский мирный договор, подписанный 17 октября 1797 г.,
отдал в руки Франции Ионические о-ва и побережье Адриати-
ческого моря, французы утвердились в албанских городах Бут-
рино, Парге, Превезе и Вонице7. 5 марта 1798 г. Бонапарт был
назначен главнокомандующим египетской экспедицией: 1 июля
его войска высадились в Александрии.
Дважды — в марте и апреле 1798 г. — Павел I обращался
к Порте, предлагая помощь против французов, но получал от-
каз. Высадка наполеоновских войск в Египте изменила обста-
новку: русский и английский послы в Константинополе были
приглашены на заседание дивана, где им было предложено об-
ратиться от имени Порты к своим правительствам с просьбой
об оказании военной помощи8.
Такой поворот событий был встречен в Петербурге с пони-
манием, более того, к нему готовились. В.П. Кочубей накануне
событий писал в Лондон СР. Воронцову: «Я даже не был бы
удивлен, между нами будь сказано, если бы она (Порта. —Авт.)
захотела сблизиться с нами более тесно. Союз с турками явился
бы, без сомнения, событием достаточно оригинальным в поли-
тике»9. Безусловно, эта «оригинальность» явилась полной не-
ожиданностью для западных держав, среди которых бытовало
устойчивое мнение о враждебности двух причерноморских
85
империй. Однако наполеоновский поход в Египет наглядно
продемонстрировал схожесть интересов России и Турции в
Средиземноморском бассейне, а также обнажил прямую зави-
симость безопасности Черного моря и юга России от характера
режима Проливов.
Французская агрессия в Средиземноморье вызвала к жизни
вторую антинаполеоновскую коалицию в составе России, Анг-
лии, Турции и Неаполитанского королевства. Душой коалиции
стал Павел I. После занятия французами о. Мальты российский
император счел себя лично оскорбленным, поскольку являлся
гроссмейстером ордена мальтийских кавалеров10. Основой вто-
рой коалиции явился русско-английский союз. Переговоры о
его заключении начались летом 1798 г., окончательно союзный
договор был заключен 18(29) декабря 1798 г. Следующим ша-
гом по формированию второй коалиции стало заключение рус-
ско-турецкого соглашения, за ним последовал союз между
Турцией и Англией. Наконец, договоры России, Англии и Тур-
ции были дополнены союзом с Неаполем. Морские порты Ко-
ролевства обеих Силиций имели важное стратегическое зна-
чение, поэтому в период наполеоновских войн Неаполь был
объектом борьбы великих держав, в первую очередь Англии и
Франции.
Таким образом, с конца 1798 г. блок держав, объединившихся
в коалицию, противостоял наполеоновской агрессии в Среди-
земноморье и на Ближнем Востоке. Общность цели — изгнание
Франции из этого региона — на время сгладила противоречия
между державами и заставила объединиться вчерашних непри-
миримых врагов. В первую очередь это относилось к русско-
турецким взаимоотношениям. «Надобно же вырость таким уро-
дам, как французы, чтобы произвести вещь, какой я не только
на своем министерстве, но и на веку своем видеть не чаял, то есть
союз наш с Портою и переход флота нашего через канал», —
писал Безбородко".
Во главе русской эскадры, приготовленной в помощь Тур-
ции, встал командующий Черноморским флотом вице-адмирал
Федор Федорович Ушаков. 7 августа 1798 г. Павел I повелел
Ушакову «следовать немедленно к Константинопольскому про-
ливу». Император указывал на то, что русский флот, «буде нуж-
да потребует», может действовать совместно с турецким флотом
и английской эскадрой. От Порты, в свою очередь, последовало
разрешение русским кораблям войти в Проливы, о чем послан-
ник России в Константинополе B.C. Томара сообщал Ушакову
86
19 августа: «О пропуске эскадры повеления даны 16-го сего
течения, и ваше превосходительство можете без всякой опас-
ности поспешить входом в канал»12. Предосторожности эти
были не напрасны, ибо существовали опасения, «чтоб не пере-
менила Порта мыслей и не воспрепятствовала обратному...
выходу в Черное море»13. Ушакову нужно было получить гаран-
тии беспрепятственного возвращения эскадры, чтобы не под-
вергать ее опасности быть запертой в Мраморном море. Реис-
эфенди и российский посланник подписали предварительные
условия о проходе кораблей через Босфор 19 (30) августа14.
В своем письме от того же числа Томара указывал на то, что
Порта готова заключить союз с Россией. Его предварительные
условия были изложены в специальной декларации османского
правительства, где, в частности, говорилось: «Военные и транс-
портные суда будут иметь во все продолжение настоящей войны
совершенную свободу проходить и возвращаться через Черно-
морский канал и Дарданеллы: они пользоваться будут всякою
безопасностию и пропускаемы будут по единому их предъяв-
лению о себе, что они суда российские»15. Фактически Турция
принимала русские условия, повторенные позже в тексте офи-
циального союзного договора.
Итак, задолго до формального заключения русско-турецкого
союза Россия получила право проводить свои военные суда че-
рез Проливы. Это был крупный внешнеполитический прорыв
России: без военного принуждения осуществлялось условие,
имевшее важнейшее значение во всем комплексе русско-турец-
ких отношений в целом. Международная обстановка в Среди-
земноморье и внутренние интересы каждой из держав, выра-
зивших готовность к заключению союза, подталкивали их к
этому шагу. Однако весной и в первой половине лета 1798 г.
со стороны правительств как Российской, так и Османской
империй все еще не было сказано окончательных слов о союзе.
Тезис о том, что договор навязан одной из держав, появляю-
щийся время от времени в западной историографии, не выдер-
живает критики. При схожести интересов обеих сторон предло-
жения о союзе были высказаны практически одновременно.
Донесение Томары из Константинополя о том, что Порта пред-
ложила заключить союзный договор, встретилось в дороге с
проектом такого договора, высланным из России16.
12 (23) августа 1798 г. эскадра под командованием Ф.Ф. Уша-
кова снялась с якоря. В ее составе было 6 линейных кораблей,
7 фрегатов, 3 авизо (посыльные суда. —Авт.); на борту нахо-
87
дилось 2 батальона морской пехоты. В результате полученных
при шторме повреждений в Босфор вошли 5 линейных кораб-
лей, 7 фрегатов и 2 авизо. О том, что эскадра шла не только
оказывать помощь султану, но и осваивать новый путь, говорит
тот факт, что все офицеры получили задание, «когда флот вой-
дет в каналы... делать всевозможные замечания, промеры, на-
блюдения течений и поворотов, береговые укрепления и прочее»
(т.е. речь шла о составлении карт и лоций).
6 сентября Ушаков рапортовал императору о входе эскадры
в Босфор. С этого момента русско-турецкий договор вступил в
силу де-факто. По прибытии в Константинополь Ушаков по-
лучил под свое командование объединенный русско-турецкий
флот. В Дарданеллах к русской эскадре присоединились 4 ли-
нейных турецких корабля, 6 фрегатов, 8 корветов и 10 кано-
нерок под командованием Кадыр-бея. Отношения Ушакова с
турецким флотоводцем складывались непросто. Как правило,
турки не рвались в бой, а Ушаков, в свою очередь, не принуждал
их к этому. В письме Томаре он сетовал на то, что «столь вели-
кая епетимия быть с ними (турками. —Авт.) и угождать друж-
бе непрерывно: ...я их берегу, как красненькое яичко, и в опас-
ность, где бы потеряли, не впускаю, да и сами они к тому не
охотники»17. «Но чтобы утвердить более дружбу нашу с Блиста-
тельной Портой Оттоманской, в реляции пишу... к их похвале-
нию», — сознавался Ушаков, беря на себя в некоторой степени
и дипломатическую миссию по поддержанию русско-турецкого
морского союза18. Объединенный флот взял курс на Ионичес-
кие о-ва. Осенью 1798 г. французские войска были изгнаны с
о-вов Цериго, Занте, Кефалонии, Св. Мавры. Сложнее было овла-
деть о-вом Корфу, хорошо укрепленным и защищенным скала-
ми. С этой задачей войска Ушакова справились в конце февра-
ля 1799 г., причем лишь одними военно-морскими силами.
В течение всей осени 1798 г., когда уже шли совместные
военные действия России и Турции, продолжалась подготовка
к официальному заключению союзного договора. Наконец
23 декабря 1798 г. (3 января 1799 г.) русско-турецкий договор
был подписан B.C. Томарой и Ахмет Атиф-эфенди. Договор
включал 14 гласных и 13 секретных статей и «Особый акт»19.
Уже 27 декабря (7 января) российский посланник и великий
визирь обменялись ратификациями, поскольку Павел I рати-
фицировал договор заранее. Прежде всего, договор провозгла-
шался сугубо оборонительным и гарантировал владения обеих
держав, причем владения Порты подразумевались по состоя-
88
нию дел до вторжения наполеоновских войск в Египет. Условия
договора предусматривали присоединение к нему Австрии,
Англии и Пруссии. Договор заключался сроком на восемь лет
и мог быть продлен при желании сторон.
Основное содержание договора было изложено в секретных
статьях. Россия обязалась послать на помощь Турции эскадру
для совместных действий против Франции. На все время воен-
ных действий Порта предоставляла русскому флоту право бес-
препятственного прохода через Босфор и Дарданеллы. Оно было
действительно как для военных, так и для транспортных судов.
Однако в третьей секретной статье оговаривалось, что данное
условие не может «служить правом или поводом присвоять на
будущее время свободный проход для военных судов через
канал». Порта должна была снабжать русскую эскадру прови-
антом и денежным обеспечением, а также ремонтировать рус-
ские суда в своих портах. Особой статьей объявлялось, что
Черное море является закрытым бассейном для военных судов
нечерноморских держав. В случае расширения франко-турец-
ких военных действий Россия обязалась поддержать Турцию
сухопутными военными силами в составе 75-80-тысячного
корпуса20.
Заключение договора 1799 г. явилось крупным политичес-
ким успехом России. Он открывал для нее невиданные до сих
пор внешнеполитические перспективы. Прежде всего, призна-
вались особые права России на Черном море. Открытие Проли-
вов для русских военных судов, хотя бы только на время данной
военной кампании между Турцией и Францией, явилось пер-
вым прецедентом такого рода и, что особенно важно, могло
быть подтверждено и продлено в будущем, по истечении срока
союза. Проход морских судов через Проливы подразумевал
активизацию внешнеполитических действий в Средиземномор-
ском регионе. В частности, речь шла о развертывании военных
действий в районе Архипелага и у берегов Италии. Россия по-
лучила совсем иной вес на международной политической арене,
имея возможность активно вмешиваться в ход наполеоновской
экспансии в Европе. Кроме того, русский флот мог защитить
свои южные рубежи, ликвидировав угрозу появления францу-
зов в Черном море.
Союзные договоры 1798-1799 гг. создали блок России,
Турции, Англии и Неаполитанского королевства. Достаточно
необычным было и сближение России с Англией. С начала
1790-х гг. Уильям Питт и его сторонники многократно преду-
89
преждали английское правительство об опасности проникно-
вения России в Средиземноморье для интересов британской
короны21. Ко времени заключения союза эти идеи укоренились
в сознании политиков и военных Англии. Вынужденные «союз-
ники» — англичане с трудом скрывали свое истинное отноше-
ние к присутствию русского флота вблизи Ионических о-вов и
Мальты. Особенно наглядно эта неприязнь проявилась в отно-
шении к Ушакову вице-адмирала Нельсона, его соратников и
военно-морского командования Англии. Английские флото-
водцы пытались направить русскую эскадру в те районы, где
действия своего флота считали невыгодными, и оградить присут-
ствие русских судов там, где интересы Англии были выражены
особенно отчетливо, например у о. Мальты. Нельсон опасался,
что в случае совместных с русскими действий по взятию этого
острова с ними пришлось бы делить и успех. Мальта являлась
ключевым объектом региона, обладание которым сулило все
военно-политические выгоды. Поэтому по прибытии русской
эскадры в Средиземное море англичане пытались удалить ее от
островов Архипелага и направить ближе к Египту.
Официальная переписка между двумя флотоводцами выдер-
жана в корректном тоне, но в частных письмах своим коллегам
они выражались свободнее и откровенно признавались в недо-
верии друг к другу. «Требования английских начальников... не
иное что, как они малую дружбу к нам показывают, желают нас
от всех настоящих дел отщепить и, просто сказать, заставить
ловить мух, и чтобы они вместо того вступили на те места, от
которых нас отделить стараются», — писал Ушаков Томаре22.
И далее в более резкой форме: «В учениках сир Сиднея Смита
я не буду, а ему от меня что-либо занять не стыдно». Планы
«союзников»-англичан ясно раскрываются в переписке Нельсо-
на с английским посланником в Константинополе С. Смитом.
Причем не раз в своих письмах английский адмирал подчерки-
вал, что его мнение вполне поддерживают турецкие власти,
которые продолжают опасаться слишком активной помощи
ими же призванной русской эскадры. «Я имел еще продолжи-
тельную и дружескую беседу с Келим-эфенди о поведении рус-
ского двора... Наши мнения о русских совершенно одинаковы:
значительную эскадру следовало бы послать в Египет для обес-
печения моего любезного друга капитана Гуда; но русским бо-
лее нравится Корфу», — писал Нельсон в декабре 1798 г.23
Дело в том, что Корфу не менее нравился самим англичанам.
В октябре того же года Нельсон имел решительное намерение
90
направиться к Архипелагу своими силами, поэтому «русскому
флоту назначено будет находиться на востоке». Когда же у бе-
регов Корфу, Занте и Кефалонии оказались русские суда,
англичане не скрывали своей досады и пытались не допустить
друзей-соперников к Неаполю и Мальте. Самостоятельность
действий русского адмирала вызывала неприкрытое раздраже-
ние англичан. Ушаков, по словам Нельсона, «держит себя так
высоко, что это отвратительно»24. «Медведь виден под вежли-
вою наружностию русского адмирала, — делился своими впе-
чатлениями Нельсон. — Он подозрителен к нашему влиянию;
и какие бы ни были намерения наши, всегда предполагает, что
мы только делаем собственно для самих себя». Отдавая должное
проницательности Ушакова, Нельсон вроде бы хлопотал о вы-
годах Османской империи, подразумевая, что при утверждении
русских в Средиземноморье «Порта будет иметь в боку поря-
дочную занозу». Совершенно ясно, что русская заноза мешала,
прежде всего, самой Англии. Другое дело — турецкие союзники.
Здесь у англичан претензий не было. «Турок... —тот наш брат;
я уверен, он сделает все, что только мы ни потребуем от него».
Это свое мнение Нельсон подтвердил и в письме к капитану
Троубриджу: «Что же касается до турок, то на них положиться
можно, они добрые ребята, но совершенно бесполезны»25.
Русские и англичане при всей видимости общей цели явно
соперничали за влияние на турецкое правительство. Англичане
пользовались большим престижем после победы при Абукире.
Политический вес Англии в Турции заметно возрос — тому
способствовала деятельность ряда влиятельных членов дивана —
англофилов. Они являлись поклонниками английских полити-
ческих порядков, на которые ориентировались, поддерживая
реформы Селима III. Поэтому их симпатии были на стороне
Нельсона. В то же время турецкие политики считали союз с
Россией необходимым условием сохранения своих владений.
По мнению Селима III, союз охранял Турцию «от любой иност-
ранной агрессии не только в настоящее время, но и во все вре-
мена и при лю(^ых обстоятельствах»26. Порта не скупилась на
выражения признательности своей союзнице и русскому адми-
ралу. Ушаков получил алмазные украшения и соболью шубу, а
команда — 10 тыс. золотых. Это, однако, не мешало турецким
властям крайне плохо снабжать российскую флотилию продо-
вольствием и строительными материалами для починки судов.
Жалобами на крайний недостаток в самых необходимых вещах
полны письма Ушакова Томаре.
91
За время пребывания русского флота в Средиземноморье
укрепилось политическое влияние России среди греческого
населения Турции. На Ионических о-вах была образована Рес-
публика Семи соединенных островов под покровительством
России. Ушаков принял непосредственное участие в разработке
конституции для греческой республики. Эта его деятельность
также оставила глубокий след в памяти местных жителей, но
не могла способствовать улучшению русско-английских отно-
шений. Несмотря на это, русский флот едва не принял участие
в совместном с Англией походе на Мальту. Об этом просил
Ушакова сам Нельсон в конце октября 1799 г. После тщатель-
ной подготовки Ушаков вышел из Неаполя к Мальте, но, зайдя
в Мессину 22 декабря (2 января), получил приказание Павла I
возвращаться в черноморские порты. Поскольку основные силы
русской эскадры нуждались в ремонте, флот задержался на базе
в Корфу до июля 1800 г. 5 июля эскадра в составе 11 линейных
кораблей, 2 авизо, 1 транспорта и 3 мелких судов отплыла по
направлению к Проливам, 27 августа вступила в Дарданеллы,
31 августа подошла к Константинополю. Здесь была сделана
продолжительная остановка из-за неблагоприятных встречных
ветров. 23 октября эскадра вышла из Босфора и 26 октября
1800 г. вернулась в Севастополь. Вся экспедиция русского фло-
та длилась 2 года и 2 месяца. Эскадра вернулась, не потеряв ни
одного корабля.
По мере того как интересы России и Англии обнаруживали
все большую несхожесть, укреплялись русско-турецкие отно-
шения. В 1800 г. возник проект новой двусторонней секретной
конвенции между Россией и Турцией о взаимной гарантии вла-
дений. В кругах, близких султану, было немало сторонников по-
добного союза, однако их останавливала тяжесть снабжения рус-
ского флота, к тому же и срок предыдущего союзного договора
был еще далек до истечения. Очевиден тот факт, что и в России
и в Турции было сильно стремление продлить союзнические от-
ношения, укрепить то положение, когда две причерноморские
державы объединили свои силы против одного могущественного
врага — Франции. Для России это означало поддержание статус-
кво в Османской империи, сохранение слабого соседа вопреки
возникавшим планам раздела Турции. Для последней продление
союза гарантировало защиту ее владений со стороны сильной
северной державы, готовой оказать реальную военную помощь.
На рубеже XVIII и XIX вв. в отношениях между Россией и
Османской империей на короткое время верх взяли тенденции
92
к миру и союзу. Эти отношения были следствием временного
совпадения интересов этих держав в регионе Среднего Востока
и Балканского полуострова и подтверждались заключением
союзного договора, первого подобного документа в истории
взаимоотношений двух соседних держав. Принципиально новым
условием союза были статьи, касавшиеся режима Проливов для
русских военных судов. Невозможно преувеличить значение
этих статей для России, чей военный флот, к тому времени вы-
росший и окрепший, был заперт в пространстве Черного моря.
Несмотря на то что свобода прохода через Проливы ограни-
чивалась временем военного конфликта с Францией, принци-
пиально важным являлся сам прецедент подобного договора.
Статус Проливов изменился, они становились объектом между-
народно-правового соглашения, подписанного двумя соседними
причерноморскими державами, причем по его условиям он мог
быть продлен и на будущее время. Перед Россией открылись
новые возможности участия в международной жизни Европы.
Она укрепила свое влияние на Ионических о-вах, которые пре-
вратились в своего рода военную базу русского флота, а также
в Южной Италии. Важно, что Россия активно выступила на
международной арене в период антинаполеоновской борьбы
европейских держав, воспрепятствовала захватам Франции в
Средиземноморье и по существу явилась инициатором создания
второй коалиции держав против Бонапарта. Все это значительно
укрепило международный авторитет России. Оценивая в целом
новую расстановку сил, возникшую в результате подписания
договора 1799 г., можно отметить, что не только в русско-ту-
рецких отношениях началась новая глава, но и сам Восточный
вопрос вступил в новый этап. Он характеризовался подъемом
национально-освободительных движений покоренных османа-
ми балканских народов. Их вооруженные выступления против
угнетателей вынуждали российские власти публично высказы-
вать свое отношение к происходящим событиям, поскольку они
оказались в центре внимания европейской политики того вре-
мени. Поддержка, а затем и вооруженные выступления России
на стороне восставших сербов ясно показали заинтересован-
ность российских правящих кругов в укреплении своих позиций
на Балканах. Однако то, что в конечном счете эта поддержка
имела весьма нерешительный характер, свидетельствует о него-
товности русских властей проводить последовательную поли-
тику защиты как балканских славян, так и своих собственных
интересов в данном регионе.
93
2. Русско-турецкие отношения в начале XIX в.
и союз 1805 г.
В результате заключения русско-турецкого союза 1799 г.
Россия значительно укрепила свои позиции. Политический
престиж России в Константинополе вырос как никогда, ее влия-
ние на турецкое правительство было преобладающим. Казалось
бы, поддержание статус-кво в Османской империи являлось
наиболее приемлемым вариантом для продолжения добросо-
седских отношений. Однако в это же время в правящих кругах
России высказывались и другие точки зрения, отражавшие ин-
тересы определенной части господствующего класса. Наиболее
отчетливо они были выражены в широко известной записке
Ф.В. Ростопчина, составленной по приказу Павла I и получив-
шей его полное одобрение.
Само появление подобного документа стало возможным
лишь вследствие кардинального изменения внешнеполитичес-
ких приоритетов и смены союзников в 1800 г. Союз России с
Австрией был разорван из-за притязаний последней на области
Италии. Русско-английские отношения были прекращены после
того, как английский флот занял Мальту. Вторая антинаполео-
новская коалиция прекратила свое существование. Произошла
переориентация русской внешней политики, новым союзни-
ком, по мнению Павла I, должна была стать Франция.
В записке Ф.В. Ростопчина был предложен раздел Турции.
Автор сравнивает положение Оттоманской империи с положе-
нием безнадежно больного, «коему медики не хотят объявить
об его опасности». Раздел турецких владений должен был при-
нести России «новые богатства, моря и славу». По этому раз-
делу Россия получала Румынию, Болгарию и Молдавию, Авст-
рия — Боснию, Сербию и Валахию («Не много ль?» — ремарка
Павла I на полях проекта), Пруссия — Ганновер, а Франция —
Египет. Греция и Республика Семи соединенных островов
остались бы под защитой четырех держав27. Казалось бы, поло-
жения, содержавшиеся в записке, получили полное одобрение
Павла 1.2 октября 1800 г. он писал: «Апробуя план ваш, желаю,
чтоб вы приступили к исполнению оного. Дай Бог, чтоб по сему
было»28. Теоретические выкладки проекта начали воплощаться
в жизнь, и первым шагом на этом пути стал русско-француз-
ский союз, заключенный в начале 1804 г. Этот союз ослабил
положение России в Средиземном море. По его условиям Рос-
сия должна была отвести с о. Корфу русский гарнизон, нахо-
94
дившийся там с 1799 г. Наполеон сразу же заговорил об изме-
нении статуса островов. Он подталкивал Россию на выступ-
ление против турецкого протектората над островами, стремясь
ослабить русско-турецкий союз. Он надеялся, что нарушение
русско-турецких договоренностей вынудит Порту закрыть Про-
ливы для русского флота29. Можно согласиться с мнением
исследовавшего записку Э.Д. Вербицкого о том, что между
предполагавшимися участниками раздела Турции существова-
ли слишком глубокие противоречия для достижения согласия
в спорных территориальных вопросах30. К тому же Ростопчи-
ным была высказана лишь одна из точек зрения, бытовавших
в правительственных кругах России. Другая точка зрения заклю-
чалась в том, чтобы поддерживать дружеские отношения с
Турцией в рамках заключенного ранее союза.
Именно эта внешнеполитическая тенденция была поддержа-
на правительством Александра I. Его канцлеры В.П. Кочубей,
А. Воронцов и А. Чарторыйский считали, что любые планы по
разделу Турции могут подтолкнуть Наполеона на новые захваты.
В этом случае вместо слабой Османской империи Россия могла
бы заполучить в соседи могущественную Францию. Внешнепо-
литические задачи России были изложены в записке В.П. Кочу-
бея, бывшего в 1793-1798 гг. посланником в Константинополе.
Ее основное положение выглядит следующим образом: «Россия
в пространстве своем не имеет уже нужды в расширении, нет
соседей спокойнее турков, и сохранение сих естественных не-
приятелей наших должно действительно впредь быть коренным
правилом нашей политики»31. Эта концепция русско-турецких
отношений, высказанная в 1801 г., превалировала на протяже-
нии последующей трети столетия и не раз почти в той же самой
форме высказывалась государственными людьми России. В нача-
ле своего царствования Александр I выразил полную готовность
«всеми средствами содействовать сохранению этого государства
(Турции. —Авт.), которого бессилие и плохое внутреннее уп-
равление служит драгоценным ручательством безопасности»32.
После заключения русско-турецкого союза Наполеон стал
добиваться разрешения пропуска своих торговых судов через
Проливы. С одной стороны, Россия была заинтересована в
расширении морской торговли с Францией, с другой — россий-
ские политики отдавали себе отчет в том, что со стороны
Франции могут последовать новые требования относительно
судоходства в Проливах. И действительно, вскоре Наполеон
стал добиваться пропуска своих военных судов в Черное море
95
для защиты торгового судоходства от корсаров. Надуманность
этого требования была очевидна, поскольку товарооборот с
Францией через черноморские порты был незначителен и к то-
му же в Черном море отсутствовали корсары. Несмотря на сбли-
жение с Францией, Россия отнюдь не была заинтересована в
появлении французского флота у берегов Крыма. Министр ино-
странных дел России А.Р. Воронцов инструктировал послан-
ника в Константинополе А.Я. Италийского о необходимости
настаивать перед Портой на запрещении предоставления данной
привилегии для Франции: «...не сходствовало бы и с нашими
интересами, чтоб какой-либо военный флот, кроме нашего и
турецкого, появляться мог на Черном море. Черное море иначе
почитать не должно, как озером или морем запретным, в кото-
рое и входу иного нет, как чрез канал, и владение коего при-
надлежит только тем державам, кои берегами своими оные
окружают»33. Он предписывал посланнику высказать Порте свои
опасения. В результате предпринятых шагов турецкое прави-
тельство отклонило ходатайство Франции поданному вопросу.
О настойчивости французов говорит тот факт, что летом
1802 г. Талейран отправил турецкому представителю в Париже
Галиб-эфенди три письма относительно пропуска через Проли-
вы французского военного флота. Как вариант решения этого
вопроса Талейран предлагал включить в турецко-французский
договор статьи о «совместных мерах» по обеспечению безопас-
ности торговых судов в Черном море34. «Французская торговля
на Черном море, — говорилось в письме от 21 июня, — должна
находиться в равном положении с русской торговлей...», а
именно: следовало бы «разрешить нам по одной из статей
договора содержать корветы, вооруженные 24-30 пушками, с
постоянной стоянкой либо в Константинополе, либо в Черном
море»35. Подобная перспектива не устраивала не только Рос-
сию, но и Турцию. В ответ на настоятельные обращения Ита-
лийского к Порте с «внушениями» об опасных последствиях,
прежде всего для самой Османской империи, предоставления
подобных прав третьей державе турецкое правительство заверя-
ло, «что ни под каким предлогом никакому военному флагу не
даст на такой конец позволения»36.
Основным аргументом российского правительства становит-
ся тезис о закрытости бассейна Черного моря, о рассмотрении
его в качестве «внутреннего озера», которое принадлежит лишь
двум соседним империям. Россия, по словам А.Р. Воронцова,
также готова подчиниться общим для всех европейских стран
96
правилам прохода судов через Проливы. Однако в силу заклю-
ченного русско-турецкого союза, а также вследствие сложив-
шегося после этого положения, когда российские войска и
часть Черноморского флота остались на островах Архипелага,
Россия имеет дополнительные причины пользоваться правом
прохода через Босфор и Дарданеллы. Это право Воронцов аргу-
ментирует следующим образом: «...само собою разумеется, что
по общему нашему с Портою делу для восстановления и удер-
жания внутреннего устройства в Республике Семи соединен-
ных островов, когда нужно будет в пособие находящимся уже
там отправить из черноморских портов наших несколько воен-
ных судов, Порта в проходе их через Константинопольский
пролив и Дарданеллы, туда и обратно, препятствовать не бу-
дет»37. Подобное преимущество русского флота, по мнению
министра иностранных дел, отнюдь не должно служить другим
державам поводом для выдвижения перед Портой аналогичных
требований. Эта новая установка российского правительства
заслуживает внимания, ибо впервые российские власти выдви-
гают условия прохождения военных судов через Проливы без
ведения военных действий или их угрозы по отношению к
Турции со стороны третьей державы. Свое преимущество они
обосновывали тем, что в результате заключенного русско-турец-
кого союза сложилось положение, когда часть пришедших на
помощь Турции военных судов осталась на Ионических о-вах
в качестве гаранта существования новой греческой республики.
После ухода Ушакова из Архипелага в Средиземном море
остались отряды судов Сорокина и Войновича. В 1804 г. из Сева-
стополя туда были высланы целая пехотная дивизия под на-
чальством генерал-майора Анрепа и суда для усиления эскадры
Сорокина. В том же году из Кронштадта прибыли 2 корвета и
2 фрегата под командованием капитан-командора А.С. Грейга,
которому Сорокин передал командование всей эскадрой, вклю-
чавшей к тому времени 5 кораблей, 4 фрегата и 8 малых судов.
К 1804 г. на Ионических о-вах оставалось около 11 тыс. солдат38.
Их пребывание требовало должного технического обеспечения,
доставки продовольственных запасов, смены экипажей и по-
полнения рядов служащих. Все это, по мнению товарища ми-
нистра иностранных дел России А. Чарторыйского, естественно
следовало из смысла заключенного союза и не должно было
вызывать у Порты ни малейшего протеста. Ибо Порта, прини-
мая помощь России в качестве гаранта ненападения на Турцию,
должна быть заинтересована «в дальнейшем пребывании дру-
7 — 2729
97
жественных войск на Корфу». В силу этих же причин россий-
ское Министерство иностранных дел выражало уверенность в
том, что никаких препятствий не вызовет «переброска подкреп-
лений в количестве 4-5 тыс. человек», так же как и возмож-
ность замены одних военных судов другими «каждый раз, когда
им нужно будет возобновить запасы»39. Все эти положения,
высказанные с безусловной уверенностью, тем не менее содер-
жали ссылку на то, что России в отличие от Турции «не при-
ходится опасаться прямого нападения» и она, со своей стороны,
оказывает Турции услугу несоизмеримо большую, чем получает
взамен. Более того, Чарторыйский прямо высказывал Италий-
скому свою точку зрения относительно действовавшего союза,
которая состояла в том, что его условия невыгодны для России,
«а более в тягость» для нее: союз не может быть возобновлен
в будущем на тех же условиях. «Никогда еще ни один союз не
предоставлял одной стороне столь мало преимуществ по срав-
нению с другой, как этот: он обеспечивает все преимущества
Порте, а нам не предоставляет никакой действительной вы-
годы», — писал Чарторыйский российскому послу в Лондоне
СР. Воронцову40. Он считал, что все тяготы союзнических обя-
зательств приходятся на долю России, которая не может добить-
ся от Порты выполнения определенных условий с ее стороны.
Не сомневаясь в заинтересованности турецкого правительства
в продлении союзнических отношений, Чарторыйский выска-
зывал пожелание расширить рамки договора, не ограничиваясь
условиями обороны. Союз по-прежнему должен был препят-
ствовать проникновению Франции в бассейн Черного моря.
Впрочем, это правило распространялось и на союзников, одним
из которых для России вновь являлась Англия. В январе 1805 г.
Порта отказала англичанам в просьбе прохода в Черное море
английского военного корабля, посланного Нельсоном с целью
«обозрения побережья этого моря» и составления карт. Отверг-
ла она также и предложение о замене военного судна торговым,
но имеющим на борту офицеров. Этот шаг вызвал одобрение
российских властей, которые не преминули еще раз напомнить
о непозволительности какой-либо третьей державе осуществ-
лять «в этом море военную операцию какого бы то ни было
характера»41. К тому же подобным разрешением наверняка
захотела бы воспользоваться и Франция. Несмотря на опреде-
ленную обременительность русско-турецкого договора для Рос-
сии, он, безусловно, отвечал общему курсу ее внешней поли-
тики в Средиземноморье и на Ближнем Востоке. Здесь цели
98
России оставались прежними: поддержание статус-кво в Тур-
ции и расширение своего влияния на Балканах и в Республике
Семи соединенных островов. В соответствии с этими целями
российские власти считали выгодным продление действия усло-
вий прежнего союза; к этому же стремилась и Порта. Ее минист-
ры заговорили о заключении нового союза еще за два года до
формального истечения срока действия старого.
Летом 1803 г. была оформлена третья антинаполеоновская
коалиция, инициатором которой стал Александр I. После казни
Наполеоном герцога Энгиенского, принадлежавшего к динас-
тии Бурбонов, последовал разрыв русско-французских отно-
шений. Русский император стал добиваться сближения со всеми
врагами Наполеона. Бонапарт, со своей стороны, требовал от
Порты закрытия Проливов для русского флота и выступал про-
тив концентрации русских войск на Ионических о-вах. Россия
настаивала на непризнании Портой императорского титула
Наполеона и присоединении Турции к коалиции. Посол Фран-
ции в Константинополе Брюн покинул турецкую столицу в
ноябре 1804 г. Россия и Османская империя вновь оказались
перед общим врагом — Францией. В это время Россия укрепля-
ла свой флот и сухопутные силы на островах Архипелага. Во
второй половине 1805 г. на Корфу были отправлены эскадры
Нерского, Мессера, Лелли. Заключение нового союза отвечало
интересам обеих империй.
Русско-турецкий союз был заключен 11 (23) сентября 1805 г.
сроком на 9 лет. Наиболее существенное его содержание было
заключено в секретных статьях договора. Статья первая гласила:
султан обязуется «облегчить проход через Константинополь-
ский канал военных судов и транспортов», которые русский
император направил в Средиземное море в течение совместной
войны против общего неприятеля. Согласно статье четвертой,
«Оттоманская Порта в течение всего времени пребывания рус-
ских войск на территории Республики Семи соединенных ост-
ровов будет облегчать проход через Константинопольский канал
русских военных судов, предназначенных для замены морских
сил, находящихся у указанных островов». Статья седьмая по-
свящалась статусу Черного моря. Стороны обязались считать
его закрытым и «не позволять в нем появления военных и во-
оруженных судов какой бы то ни было державы»42. Попытка
какой-либо нечерноморской страны нарушить закрытый харак-
тер Черного моря объявлялась «casus belli». Оборону Проливов
должны были осуществлять обе причерноморские империи.
7*
99
Оговаривалось также, что русские войска останутся на Иони-
ческих о-вах, при этом срок их пребывания там не ограни-
чивался. Следует отметить тот факт, что данный договор, как,
впрочем, и предыдущий, был заключен, прежде всего исходя из
необходимости защиты Турции от внешней угрозы. Статья пя-
тая основного текста договора гласила: «Сторона, обратившая-
ся с прособой о помощи, должна обеспечить присланную ей на
помощь эскадру необходимым для ее содержания продовольст-
вием на условиях, о которых будет достигнута договоренность,
начиная со дня ее прибытия в пролив»43. Из текста следует, что,
несмотря на условие об оказании двусторонней военной помо-
щи, речь идет лишь об эскадре, прибывающей в Босфор, то есть
о русской эскадре, высланной на помощь Турции.
Договор 1805 г. явился логическим продолжением предыду-
щего русско-турецкого союза, подтверждал его статьи и расши-
рял права России по защите островов Архипелага. Он отвечал
интересам обеих империй и стал следствием международного
положения, сложившегося в Европе. Договору не была суждена
долгая жизнь, срок его действия ограничился лишь годом. Уже
в 1806 г. началась русско-турецкая война. Но еще до ее начала
Порта стала чинить препятствия свободному проходу русских
военных кораблей на Корфу. В феврале 1806 г. османское пра-
вительство стало подвергать сомнению законность сохранения
военного гарнизона на этом острове. Глава российского МИД
А.А. Чарторыйский предписывал Италийскому применить всю
силу своего красноречия для убеждения Порты в законности и
необходимости поддержания жизнеобеспечения российского
гарнизона на Корфу посредством доставки всех необходимых
припасов на русских кораблях44. Италийский должен был заявить
официальный протест против препятствий, чинимых Портой
свободному проходу через Проливы, и отклонить предложения
по выводу русских войск из островной греческой республики.
Перемены в русско-турецких отношениях наметились вско-
ре после заключения второго союза и были вызваны пора-
жением держав третьей коалиции при Аустерлице и усилением
позиций Франции. Согласно Прессбургскому миру 26 декабря
1805 г., Австрия передавала во владение Франции Истрию, Дал-
мацию и Котор. Третья коалиция прекратила свое существова-
ние. Турция взяла курс на сближение с Францией.
В сентябре 1805 г. было принято решение об отправке
на о. Корфу русской эскадры под командованием адмирала
Д.Н. Сенявина. Он был назначен главнокомандующим всех су-
100
хопутных и морских сил в Архипелаге. В его задачу входило
обеспечение защиты Ионических о-вов от французской агрес-
сии. Эскадра была отправлена из Кронштадта и включала
4 линейных корабля и 2 фрегата. 17 сентября эскадра покинула
русские берега и лишь 16 января 1806 г. после двухмесячного
пребывания в Англии достигла Корфу.
За время плавания экспедиции в политической жизни Евро-
пы произошли важные изменения. Поражение держав коали-
ции при Аустерлице в декабре 1805 г. произвело гнетущее
впечатление на Александра I, и уже 14 декабря он отправил в
Адриатику приказ о возвращении в Россию эскадры и сухопут-
ных войск, базирующихся на островах. Этот документ достиг
берегов Средиземного моря лишь 27 марта 1806 г. и привел
Сенявина в полное недоумение. По мнению советского иссле-
дователя Е.В. Тарле, русский флотоводец положил высочайшее
повеление «под сукно»45. На наш взгляд, более аргументирован-
ной выглядит точка зрения A.M. Станиславской, доказавшей,
что, несомненно обладая большой самостоятельностью в приня-
тии решений, Сенявин все же был склонен выполнить приказ,
прибывший из Петербурга46. Однако командующий войсками в
Неаполе Б.П. Ласси получил распоряжение об отмене преды-
дущего повеления вернуть русские войска из Неаполя и Корфу
в Россию. Сенявин ждал аналогичного распоряжения относи-
тельно морских сил, но оно задерживалось. Адмирал взял на
себя ответственность, не подчинившись первоначальному при-
казу. В результате таких действий русским силам удалось удер-
жать Котор. В дальнейшем принятые Сенявиным решения
получили одобрение Александра I. 23 мая (4 июня) император
подписал распоряжение на имя адмирала, где говорилось: «...я
побуждаюсь отменить повеление мое от 14 декабря минувшего
года о возвращении Вашем со вверенными управлению Вашему
судами к черноморским портам, предписывая сим остаться в
Средиземном море и в Адриатике»47.
Всего к началу 1806 г. в Средиземном море находилось
10 русских линейных кораблей, 5 фрегатов, 11 бригов и 12 кано-
нерских лодок. Корпус сухопутных войск составлял 10 200 пе-
хотинцев и артиллеристов. Летом 1806 г. туда была выслана
дивизия под командованием капитан-командора А.С. Игнатье-
ва, включавшая 5 линейных кораблей, фрегат и 3 легких судна.
В начале августа из черноморских портов на Корфу прибыли
фрегат и свыше 10 наемных судов с провиантом, а в сентябре —
еще 11 судов с материалами и продовольствием.
101
К лету 1806 г. плавание русских судов в Проливах было
сильно осложнено. Уже 14 (26) апреля рейс-эфенди Вассиф
вручил Италийскому ноту, где говорилось о намерении султа-
на приостановить плавание русских кораблей через Босфор и
Дарданеллы. Данное положение было высказано лишь в форме
пожелания, ибо для выдвижения требования у Порты не сущест-
вовало формального основания4*. Италийский отклонил ноту
как противоречащую договору 1805 г. Этот недружественный
шаг османского правительства был чувствительным ударом по
самолюбию русских политиков. «Если бы сейчас... его импе-
раторское величество намечал отправку новых военных судов
и войск в Адриатику, он, безусловно, не отменил бы этого
решения; также он будет действовать и в будущем, ибо дого-
воры дают ему на это право», — писал Чарторыйский в июне
1806 г.49
Порта в это время действовала под нажимом Франции.
Османское правительство, несмотря на предостережения из
России, признало императорский титул Наполеона. Француз-
ский посланник в Константинополе Себастиани требовал, что-
бы Турция закрыла Проливы для России. Появление русских
кораблей на константинопольском рейде стало событием до-
статочно редким. В июле Италийский сообщал в Петербург о
прибытии в Босфор брига «Феникс» из Николаева. Специально
был отмечен тот факт, что Порта «не задавала никаких вопро-
сов относительно появления на здешнем рейде» российского
судна. Ранее подобный факт вряд ли мог быть отмечен спе-
циально.
К сентябрю русско-турецкие отношения стали крайне на-
пряженными. Этому способствовал как запрет Порты на плава-
ние русских судов в Проливах и смещение господарей Молда-
вии и Валахии вопреки ферману 1802 г., так и деятельность
французского посланника в Константинополе, выступавшего с
требованием расторгнуть русско-турецкий союз. Франция явно
подталкивала Турцию к войне с Россией да и сама грозила пере-
бросить свою армию из Далмации через турецкую территорию
на Днестр. Перспектива встретить французов в княжествах не
на шутку встревожила российское правительство. 15 (27) сен-
тября был отдан приказ о вступлении русских войск в Молда-
вию и Валахию, несмотря на то что формальный повод к этому
был устранен — господари Мурузи и Ипсиланти были восста-
новлены Портой в их должностях. 11 (23) ноября русские вой-
ска перешли Днестр — началась русско-турецкая война.
102
Союз России и Османской империи, заключенный в 1805 г.,
отвечал интересам обеих империй. России он обеспечивал
преобладающее влияние в Турции, в ее балканских провинци-
ях, на островах Архипелага. Турции союз гарантировал воен-
ную защиту в случае французской агрессии. Поскольку союз
был крайне невыгоден самой Франции, ее посланники в Кон-
стантинополе приложили немало усилий для его расторжения.
Франция прямо подталкивала Порту к войне с Россией, делала
все от нее зависящее, чтобы подчинить турецкое правительство
своему влиянию.
После заключения Тильзитского мира 1807 г. Россия поте-
ряла то важное и выгодное положение, которое она занимала
в Средиземноморье с 1789 г. Ее престиж был подорван как на
Балканах, так и на Ионических о-вах. Котор отошел к фран-
цузам, эскадра Сенявина вынуждена была покинуть этот важ-
ный в стратегическом отношении пункт. 31 июля (12 августа)
Котор был сдан. 19 сентября (1 октября) эскадра Сенявина
вышла с о. Корфу. Ионическая республика, созданная благодаря
усилиям Ф.Ф. Ушакова, покровительствуемая Россией на протя-
жении всех этих лет, прекратила свое существование. Сенявин
повел эскадру северным путем. Суда, приписанные к черномор-
ским портам, должны были возвращаться через Проливы. Тра-
гична судьба этих кораблей, оставленных Сенявиным в италь-
янских портах. Франция должна была выхлопотать у Порты
разрешение на их проход через Дарданеллы и Босфор. Посколь-
ку такого согласия получено не было, линейные корабли «Парас-
кева», «Азия», трофейный «Сед-эль-Бахри» и свыше 30 более
мелких судов около 2 лет гнили в чужих портах, а затем были
за бесценок проданы Франции. Команды возвращались домой
пешком через всю Европу и были очень неласково приняты на
границе с Россией. Проход через Проливы для русских военных
судов, впервые за всю историю русско-турецких отношений
предоставлявшийся на протяжении почти десяти лет, был за-
крыт на многие годы.
3. Проблема Черноморских проливов
и заключение Ункяр-Искелесийского договора 1833 г.
Война между Россией и Турцией, начавшаяся в 1806 г., пре-
кратила действие предыдущего русско-турецкого союза. Летом
1807 г. между двумя империями было заключено перемирие, а
103
в 1809 г. в Яссах был подготовлен к подписанию мирный до-
говор. По статье VIII предварительного договора русская сто-
рона предполагала выговорить в свою пользу возможность
прохода военных кораблей через Проливы. В ней говорилось:
«Высокая Оттоманская Порта предоставляет всякого рода воен-
ным судам русской империи каких бы то ни было размеров и
величины свободный проход через Константинопольский канал
и Дарданеллы в Средиземное море и для обратного его следова-
ния с единственным ограничением, чтобы за раз не проходило
через Константинопольский канал и через Дарданеллы более
трех военных судов»50. Главнокомандующий русской армией в
Княжествах и уполномоченный на заключение мира с Турцией
генерал-фельдмаршал князь Прозоровский считал, что данная
статья не может быть отвергнута Портой, поскольку основана
на условиях предыдущего русско-турецкого союза и даже смяг-
чена по сравнению с ними, ограничивая число проходящих за
один раз кораблей.
Однако Ясский мир подписан не был ввиду осложнения
русско-турецких отношений и возобновления военных дейст-
вий. Мир был восстановлен лишь в 1812г.; договор заключил
в Бухаресте М.И. Кутузов. Бухарестский трактат не содержал
статьи о режиме Проливов, однако статья третья подтверждала
все предыдущие русско-турецкие договоры, за исключением тех
статей, которые были изменены настоящим договором51. Таким
образом, с юридической точки зрения договор не подтверждал,
но и не отменял предыдущих положений о Проливах, зафик-
сированных в документе 1805 г. Несмотря на то что Бухарес-
тский мир был заключен в тот момент, когда Россия особенно
нуждалась в урегулировании отношений с Турцией накануне
конфликта с Францией, император Александр I считал, что в
договоре имелось важное упущение. Оно, на его взгляд, состоя-
ло в том, что это должен был быть союз оборонительного и
наступательного характера, чего достигнуть не удалось. Сделать
это было тем более важно, что Англия добилась больших успе-
хов в усилении своего влияния в Турции благодаря заключен-
ному ею с Портой договору о мире 1809 г. По его условиям
Англия получала торговые преимущества: что касается режима
Проливов, то статья II содержала запрет военным судам всех
держав входить в Босфорский и Дарданелльский проливы. Это
условие объявлялось Портой «древним правилом Оттоманской
империи», хотя здесь данный термин прозвучал впервые; в по-
следующие годы он был растиражирован другими международ-
104
ными актами. Насколько это «древнее правило» являлось дей-
ствительно «древним», видно из вышеизложенного материала.
Но, заключив договор с Англией, Порта ставила в зависимость
от него свои отношения с другими державами, которые теперь
должны были также считаться с данным условием. Таким об-
разом, Порта подчиняла режим Проливов, до тех пор свободно
устанавливавшийся османским правительством в зависимости
от политической ситуации, определенному международному
режиму, контроль над которым осуществлялся уже не только
самой Портой, но и другими субъектами договора. К тому же
Англия была заинтересована в том, чтобы Босфор был закрыт
для русского флота, который не мог бы свободно выйти в
Средиземное море.
Не следует упускать из виду такой важный фактор между-
народных отношений первой трети XIX в., как русско-южно-
славянские связи. Россия традиционно считалась покровитель-
ницей всех православных христиан Османской империи и
оказывала им постояннную моральную и материальную под-
держку, не исключая и поддержки военной, например во время
русско-турецкой войны 1806-1812 гг. Все мирные договоры,
венчавшие русско-турецкие войны, включали в себя статьи о
статусе ряда провинций Османской империи, населенной пра-
вославными христианами. Это касалось областей Молдавии,
Валахии, Сербии, Черногории, позже — Греции. Этим своим
провинциям Оттоманская Порта должна была предоставить осо-
бый политический статус в составе империи, обеспечивавший
им определенные права и привилегии. За исполнением этих
условий следила Россия. Балканские славяне и православные
христиане возлагали большие надежды на помощь державы-
покровительницы. Об этом свидетельствуют многочисленные
письменные обращения и делегации южнославянских народов
в Россию. Зачастую реальная помощь им ограничивалась устны-
ми заверениями в оказании поддержки и незначительными де-
нежными суммами; предоставлялись также духовная литерату-
ра и церковная утварь. Однако само существование могучего
покровительства благотворно влияло на сознание южных славян
и, кроме того, служило сдерживающим фактором для осман-
ских властей.
Российское правительство, поддерживая балканских едино-
верцев, заявляло о своих правах в данном регионе. Это прежде
всего касалось приобретения приоритетного влияния на Балка-
нах. Официальная помощь угнетенному православному населе-
105
нию и широкая поддержка со стороны самых разных слоев
русской общественности, сочувствующих «братьям-славянам»,
служили единой цели закрепления России в качестве ведущей
силы в данном районе сплетения интересов крупнейших евро-
пейских держав. Таким образом, покровительствуя балканским
народам, российские власти включали в сферу своих геополи-
тических интересов всю обширную область Балканского полу-
острова вплоть до Константинополя и Босфора. Традиционно
сильные позиции России на Балканах подразумевали ее закреп-
ление и в Проливах, чего так боялись и пытались избежать
западноевропейские державы.
После окончания русско-турецкой войны, а затем и войны с
Наполеоном торгово-экономическая жизнь юга России заметно
оживилась. Переломным в этом отношении стал 1816 г., с кото-
рым современники связывали «начало своего благополучия»52.
Возрос российский экспорт хлеба. Указом от 16 апреля 1817 г.
Одесса получила статус «порто-франко», что способствовало ее
развитию в качестве крупного торгового центра. В то же время
одесские купцы имели мало торговых кораблей. Для перевозки
грузов русское купечество использовало иностранные, в основ-
ном греческие, суда. По свидетельству современника, в Одессу
ежегодно приходило от 500 до 600 кораблей, тогда как число
построенных в Херсоне судов не превышало 1053. Торговое
судоходство осуществлялось на основании статьи 30 русско-
турецкого торгового договора 1783 г., по которой русским ко-
раблям гарантировалось свободное плавание через Проливы.
Эта статья была нарушена турецкой стороной в результате
разразившегося в 1821 г. восточного кризиса. Его начало было
связано с подъемом греческого восстания — сначала на терри-
тории Княжеств, а затем и в самой Греции. В этой связи по-
страдала русская торговля, поскольку все входившие в Босфор
торговые суда подвергались обыскам, товары конфисковыва-
лись. Порта наложила эмбарго на провоз хлебных грузов, что
наносило большой ущерб российскому купечеству. Поскольку
для хлебного экспорта фрахтовались в основном греческие
суда, подвергавшиеся особым преследованиям в данный пери-
од, проблема хлебных перевозок из России встала со всей ост-
ротой. Дело доходило до прямого насилия, когда груз кон-
фисковывался в Константинополе и продавался там по твердо
установленной цене.
Российское правительство не могло оставить все эти факты
нарушения русско-турецких договоренностей без внимания.
106
Оно выступило как в защиту подвергавшегося притеснениям
греческого народа, так и с протестом против незаконных мер
в отношении русского судоходства. Позиция российского пра-
вительства относительно национально-освободительного гре-
ческого движения имела свою специфику в силу особых связей,
установившихся между Россией и православными подданными
Османской империи. Россия издавна считалась покровительни-
цей всех турецких славян в силу общности конфессиональной
принадлежности. Эту религиозную поддержку славянского на-
селения держава-покровительница успешно совмещала с зада-
чами установления политического преобладания на Балканском
полуострове. Греция занимала особое место на Балканах. Элли-
нофильство получило большое развитие в России и в эпоху
Екатерины II, и в первых десятилетиях XIX в. Недаром гречес-
кая тайная организация «Филики Этерия», ставившая своей за-
дачей освобождение Греции от османского угнетения, зароди-
лась на русской территории — в Одессе.
После того как Порта развернула репрессии по отношению
к греческому населению империи, российское правительство
под нажимом общественного мнения, сочувствующего грекам,
и в интересах нарождающегося русского капитала, терпящего
убытки, вынуждено было определить свою позицию в греко-
турецком конфликте. С одной стороны, российские политики
понимали необходимость высказать порицание Порте и потре-
бовать от нее прекращения репрессий. С другой — привер-
женность Александра I принципам легитимизма, закрепленным
Священным союзом в 1815 г., требовала строгого осуждения
революции как проявления разрушительных тенденций в обще-
стве. Российский посланник в Константинополе Г.А. Строга-
нов неоднократно заявлял Порте протесты против ее неправо-
мерных действий. «Права русских подданных и торговли явно
нарушены, — писал он, — наш флаг подвергается оскорблени-
ям в Проливах, а наши матросы — ранам и убийствам... Вход
в Дарданеллы воспрещается всем судам, нагруженным хлебом.
Сделано распоряжение об общем осмотре судов вопреки смыс-
лу трактатов и несмотря на законные ограничения, потребован-
ные в моих нотах». В июле 1821 г. Строганов отправил турец-
кому правительству очередную ноту с требованием прекратить
преследования христианских подданных и восстановить сво-
бодное судоходство в Проливах54. Не дождавшись ответа в уста-
новленный срок, Строганов с посольством покинул турецкую
столицу.
107
Развитие восточного кризиса привело в 1828 г. к началу рус-
ско-турецкой войны. Непосредственным поводом стали отказ
турецкого правительства выполнить условия Аккреманской
конвенции 1826 г. и провозглашение священной войны против
неверных. В ходе военных действий задачей русского флота
стало блокирование Проливов со стороны Черного и Средизем-
ного морей. Черноморский флот запер Босфор; балтийские
моряки блокировали Дарданеллы силами эскадры вице-адмира-
ла Гейдена. Русская армия в 1829 г. успешно продвигалась по
направлению к турецкой столице; флот готовился к ее осаде с
моря. Однако в планы царского правительства не входило заня-
тие Константинополя: общеевропейские проблемы после тако-
го шага грозили затмить все выгоды предпринятых действий.
Накануне заключения мира Николай I созвал в Петербурге за-
седание секретного комитета, в состав которого вошли круп-
ные государственные сановники. Официальная точка зрения,
представленная в комитете, заключалась в том, что Россия не
должна стремиться к разрушению Османской империи. В за-
писке Д.В. Дашкова также доказывалось, что в интересах Рос-
сии сохранить статус-кво в Турции, поскольку даже при ус-
ловии решения вопроса о «ключах от Черного моря» в пользу
России «другие державы благодаря своему географическому
положению могли бы сделать гораздо более выгодные приобре-
тения». «Было время, — писал Дашков, — когда раздел Турции
мог входить в тайные расчеты российской политики. Ныне...
весьма немногие приобретения могут быть ей полезны. Обла-
дание Босфором и Дарданеллами, конечно, дало бы новую
жизнь нашей торговле, но какою ценою надлежало бы купить
оное!»55.
На заседании было отвергнуто предложение греческого пре-
зидента И. Каподистрии о превращении Константинополя в
«вольный город». Члены комитета высказали мысль о том, что
нейтрализация Проливов ни в коей мере не отвечает интере-
сам России, ибо не обеспечивает безопасности ее причерно-
морских районов. Дашков отметил, что Россия может согла-
ситься на превращение Константинополя в «вольный город»
только при условии получения на обоих берегах Босфора
«двух каменистых уголков» для возведения укреплений и пре-
дотвращения проникновения посторонних военных сил в Чер-
ное море. Эта же задача выдвигалась на первый план в случае,
если бы Османская империя разрушилась «в силу внутренних
причин».
108
Эти достаточно осторожные и взвешенные заключения ко-
митета были подготовлены всей предыдущей историей русско-
турецких отношений и содержали в себе программу русской
политики на Востоке на многие годы вперед.
Итак, успехи российской армии в 1829 г. поставили перед
политиками вопрос о возможном овладении Константинопо-
лем, а с ним и Проливами. Эта сама по себе заманчивая идея,
время от времени обсуждавшаяся политическими деятелями,
хотя и имела в данной конкретной ситуации шансы на успеш-
ное претворение в жизнь, вызвала у правительства России скорее
страх за возможные последствия ее осуществления. Николай I
выразил надежду закончить войну «славным Адрианопольским
миром», что было встречено русским командованием как ди-
ректива к действию.
Заключенный 2 (14) сентября 1829 г. Адрианопольский мир
был призван доказать европейским державам отсутствие у Рос-
сии захватнических планов. Эта умеренность требований стави-
лась в заслугу российскому императору, в то время как она в
значительной степени была вынужденной56. Ревниво следившие
за ходом военных действий европейские правительства уже име-
ли план в случае продвижения армии И.И. Дибича к Констан-
тинополю ввести английский флот в Босфор57. После заклю-
чения мира европейские державы сочли, что влияние России
в Турции стало преобладающим в ущерб их собственному.
Европейское равновесие, по их мнению, было нарушено в поль-
зу России, несмотря на весьма умеренные статьи мира и сумму
турецкой контрибуции.
Адрианопольский мир не имел статьи, регулирующей воен-
ное судоходство в Проливах. Однако он включал в себя условие
о торговом мореходстве, которое было существенно нарушено
за годы восточного кризиса. Седьмая статья Адрианопольского
договора была составлена с учетом интересов русской морской
торговли и окончательно утверждала принцип свободы торго-
вого мореплавания в Черноморских проливах. В ней говори-
лось: «Блистательная Порта обязуется наблюдать тщательно,
чтобы торговля и особенно плавание по Черному морю не под-
вергались каким-либо препятствиям. На сей конец она призна-
ет и объявляет, что ход через Константинопольский канал и
Дарданелльский пролив совершенно свободен и открыт для
российских судов под купеческим флагом, с грузом или с бал-
ластом, имеющих проходить из Черного моря в Средиземное
или из Средиземного в Черное»5*. Новым и весьма важным
109
моментом, продекларированным этой статьей, явилось откры-
тие Проливов для торговых судов всех иностранных держав,
«состоящих в дружбе с Высокою Портой». Впервые это условие
было включено в текст Аккерманской конвенции, заключен-
ной между Россией и Турцией в 1826 г. Согласно данному до-
кументу, было «признано право свободного по каналу Констан-
тинопольскому плавания всех российских купеческих судов,
нагруженных жизненными припасами или другими товарами и
произведениями российскими или иных государств, не подвла-
стных империи Оттоманской, и также право свободно сбывать
сии жизненные припасы»59. Но, как известно, условия этой кон-
венции Портой не выполнялись. Адрианопольский договор
вновь подтвердил их. Исполнение данной статьи служило инте-
ресам как России, стремившейся к расширению своих эконо-
мических связей и морской торговли через Проливы, так и дру-
гих европейских держав, получивших возможность осваивать
новые рынки сбыта. Таким образом, статья 7 способствовала
расширению международных связей и имела общеевропейское
значение.
Адрианопольский мир укрепил влияние России в Турции,
особенно в ее балканских провинциях, населенных православ-
ными славянами. Рост влияния державы-покровительницы на
христианское население и державы-победительницы на Порту
способствовал общему укреплению позиций России в регионе,
а значит, и в Проливах. Свобода торгового судоходства, сама
по себе являясь важным фактором международной жизни, все
же не могла восполнить тех статей русско-турецких союзов
1799 и 1805 гг., которые разрешали свободное плавание в
Проливах русскому военному флоту. Но поскольку это преи-
мущество было получено Россией благодаря сложной между-
народной обстановке, требовавшей срочного вмешательства
русских военно-морских сил для предотвращения агрессии
(в данном случае французской) в районе Средиземноморья, то
нельзя было поручиться, что подобная ситуация не возникнет
в будущем. Как заметил исследователь М.Н. Покровский,
«Адрианопольский трактат открыл пути не только русской
пшенице»60.
Подобные утверждения были небезосновательны. Вскоре
развитие конфликта вокруг турецких владений в Египте и
Восточном Средиземноморье привело к такой ситуации, ко-
торая потребовала срочного военного вмешательства России.
Русско-турецкие отношения и военное присутствие России в
110
Проливах вновь стали объектом пристального внимания евро-
пейских держав.
В 1832 г. Мухаммед Али, паша Египта, номинально подчи-
нявшийся турецкому султану, принял решение окончательно
отмежеваться от Турции и послал свою армию, которую возгла-
вил его сын Ибрагим-паша, на Константинополь. Фактически
египетский правитель пользовался всей полнотой власти в сво-
их владениях и был независим во внутренней политике. Начи-
ная военные действия, Мухаммед Али выдвигал требование
расширения своих владений за счет присоединения Сирии.
Успешные действия армии Ибрагим-паши и ее быстрое про-
движение к турецкой столице вынудили султана обратиться за
помощью к западным державам. Однако Англия не решилась
выступить в защиту султана, а Франция открыто поддерживала
египетского правителя, которому она оказывала многолетнее
покровительство с целью добиться преобладающего влияния
в Египте. Таким образом, взоры султана обратились к России,
несмотря на то что среди ченов дивана было немало против-
ников привлечения военных сил недавней соперницы. Успе-
хи египетской армии ускорили принятие решения в пользу
России.
Николай I с готовностью принял предложение султана.
Европейские революции начала 30-х гг. способствовали возрож-
дению легитимистских устремлений российского императора.
Борьба с мятежным пашой, таким образом, шла в русле контр-
революционных выступлений и поддержания «законного по-
рядка». Россия открыто демонстрировала свое дружеское рас-
положение к правительству недавней противницы. Для нее было
важно выступить в роли единственной союзницы в таком важ-
ном регионе, как Проливы. По мнению князя С. Гагарина, мно-
голетняя история русско-турецких отношений свидетельствует
о том, что политика «дружбы» с Турцией имела для России
смысл только в том случае, если она оставалась единственным
ее другом61. На наш взгляд, справедливость этого положения
нашла свое яркое подтверждение в период восточного кризиса
40-х гг. XIX в. Россия действительно стремилась строить свои
отношения с Османской империей без посредников и всегда
проигрывала, когда к решению двусторонних вопросов при-
мешивались третьи страны. А они появлялись всегда, отмечает
Гагарин.
Немаловажным фактором в принятии решения об оказании
помощи Турции стала непосредственная угроза усиления Фран-
111
ции в Египте. В случае победы Мухаммеда Али Франция могла
бы приобрести ключевое положение в регионе, непосредствен-
но связанном с экономическими и политическими интересами
России. Таким образом, в результате сложившегося междуна-
родного расклада сил на призыв Турции о помощи смогла от-
кликнуться одна Россия, быть может, самая неожиданная из
«помощниц», принимая во внимание недавно завершившуюся
русско-турецкую войну. Опасаясь нежелательного ослабления
Османской империи, российское правительство приняло реше-
ние выслать к берегам Константинополя эскадру с военным
десантом и предложить свое посредничество в переговорах с
мятежным пашой.
Эту миссию возложили на Н.Н. Муравьева, тсоторый был
снабжен подробнейшими инструкциями на все возможные ва-
рианты развития событий. Судя по характеру инструкций, рос-
сийские власти совсем не были уверены, что султан примет
посредничество России (на этот случай предполагалась достой-
ная ретировка Муравьева). Небезразлична для российских пра-
вящих кругов была и реакция западноевропейских стран на
действия русского флота.
Позицию поддержки и одобрения занял австрийский кабинет,
который рассматривал миссию Муравьева в качестве «эффек-
тивного средства поддержать на Востоке мир и существующее
территориальное положение»62. Меттерних предлагал Англии
и Франции «не бросать тени» на действия российского прави-
тельства. В особенности Меттерних порицал претензии Фран-
ции, пытавшейся отделить Восточный вопрос от других евро-
пейских дел под предлогом того, что она является «неизменной
покровительницей» Османской империи63. Меттерних, взяв на
себя в этот раз роль союзника, подробно информировал русско-
го посла в Вене Д.П. Татищева о готовящемся выступлении
Англии и Франции с целью «противодействовать вмешатель-
ству России в восточные дела». Это предполагалось сделать
путем «немедленной отправки объединенной эскадры в воды
Леванта»64. Н.Н. Муравьев подтверждает это намерение: он
указывает на то, что французский флот уже пришел в Смирну,
а из Англии были отправлены для соединения с ним 8 линей-
ных кораблей. Объединенная эскадра должна была двинуться
к Дарданеллам и противостоять русскому флоту. Реакция запад-
ных держав была вызвана реальной угрозой установления пре-
обладающего влияния России в Турции, ибо, по словам Муравь-
ева, «мы распространяли влияние свое без кровопролития и
112
овладевали Проливами без победы»65. Заслугу в том, что высту-
пление флотов не состоялось и наметились сдвиги в сближении
с Англией, Татищев приписывает дипломатическим усилиям
Меттерниха66. Поддержка Вены простиралась вплоть до того,
что австрийский канцлер выразил полное одобрение действиям
русской эскадры, которая должна была защищать Константи-
нополь. Австрийский интернунций в турецкой столице Штюр-
мер выразил рейс-эфенди полную поддержку России, ее «благо-
родной и незаинтересованной политике, которая... заслуживает
высокого доверия»67.
Итак, султан принял посредничество России, и Муравьев во
время встречи с Мухаммедом Али выразил ему намерение
российского императора поддержать сторону Турции в кон-
фликте. Паша обещал приостановить наступление армии, что
и было исполнено. Пока в Константинополе решали, принять
ли предложение Муравьева о вводе русской эскадры в Босфор,
она неожиданно появилась в виду посольского квартала Буюк-
дере, расположенного на берегу пролива, приведя в смятение
представителей иностранных посольств. Дело в том, что, пока
армия Ибрагим-паши успешно продвигалась к Константинопо-
лю, султан согласился не только на ввод русской эскадры,
но и просил помощи сухопутными войсками. Однако после
приостановки продвижения египетских войск в турецком пра-
вительстве возобладали сторонники невмешательства России
в конфликт султана со своим вассалом. Посол Франции в Кон-
стантинополе приложил много усилий, чтобы Порта отказа-
лась от помощи русского флота. В результате такого давления
турецкое правительство даже предложило Бутеневу вывести
эскадру «в угоду французскому посланнику»68. (Эта фраза под-
черкнута в тексте документа. — Авт.). Благодаря жесткой
позиции Бутенева Порта более к этому вопросу не возвра-
щалась.
Первая эскадра в составе 4 линейных кораблей, 3 фрегатов,
корвета и брига прибыла на константинопольский рейд без вы-
садного десанта. Командовал эскадрой контр-адмирал М.П. Ла-
зарев. Войска прибыли в марте на второй эскадре, состоявшей
из 3 линейных кораблей, фрегата, нескольких транспортных и
коммерческих судов, под начальством контр-адмирала М.П. Ку-
мани. Отряд сухопутных войск был высажен на Босфоре в
местечке Ункяр-Искелеси. В апреле на рейд в Буюк-дере при-
был третий отряд Черноморского флота под командованием
контр-адмирала И.И. Стожевского. Отряд состоял из 3 линей-
8 — 2729
113
ных кораблей, 2 бомбардировочных судов, транспорта и 11 за-
фрахтованных коммерческих судов.
Несмотря на острые противоречия в правительстве, султан
демонстрировал дружеские чувства к России. Русские войска
постоянно находились в центре его внимания, получая подарки
к празднику Пасхи и медали ко времени отплытия из Констан-
тинополя. Султан участвовал в смотре войск и флота, еысоко
оценив порядок и дисциплину, царившие в русском войске, а
также тот торжественный прием, который был ему устроен на
берегу и корабле.
В марте лейтенант Путятин получил от Лазарева предпи-
сание отправиться на фрегате «Еривань» в Дарданеллы. На фре-
гате находились полковник Дюгамель и инженерные офицеры,
которые должны были проинспектировать состояние крепос-
тей и укреплений Пролива. Посланцы имели приказ «присту-
пить к подробному осмотру вышесказанного пролива, стара-
ясь по возможности исправить бывшую досель карту Дарда-
нелл»69.
В мае 1833 г. в Константинополь прибыл личный уполномо-
ченный российского императора А.Ф. Орлов. Он имел поруче-
ние заключить с Портой союз, предварительные условия которо-
го были разработаны в Петербурге. Подписание нового союзного
договора с Портой, который позволил бы в некоторой степени
восстановить былые позиции России в Османской империи и
Проливах, было давнишним и постоянным желанием русского
двора. Русско-турецкие конфронтации последних десятилетий,
а также постоянное пристальное внимание европейских держав
к положению на Ближнем Востоке не давали возможности
сделать шаги в этом направлении. Международные конфликты
сами толкали Турцию навстречу России. Султан Махмуд II в
личном письме Николаю I выражал признательность за участие
и помощь, предоставленную русской стороной. В ноте турец-
кого правительства от 26 июня 1833 г. говорилось: «Дружба и
благорасположение, оказанные империи Оттоманской... имели
последствием утверждение как в настоящем, так и в будущем
времени союза и доверенности, существовавших и более укреп-
ляющихся между двумя империями»70. Российская сторона так-
же выступила с выражением дружеских чувств и готова была
закрепить существующее положение «прочным и почетным»
миром. В проекте письма султану говорилось: «Присутствие
русской эскадры является для столицы Оттоманской империи
залогом стабильности и мира» — и выражалась надежда на за-
114
ключение русско-турецкого союза71. Таким образом, мысль о
союзе с Турцией, вынашиваемая в русских политических кру-
гах, была высказана турецкой стороной в качестве конкретного
предложения. Это была большая победа русской внешней
политики в регионе, где сходились интересы многих европей-
ских держав, пристально контролировавших ситуацию вокруг
турецких владений и Проливов. Важно, что инициатива заклю-
чения союза исходила от Турции, поскольку даже в такой
ситуации западные державы не преминули обвинить Россию в
экспансионистских планах72. О том, что союз не был заключен
«под жерлами русских пушек», говорит тот факт, что Порта
выступила с предложением о его заключении лишь после того,
как Орлов уведомил турецкое правительство о завершении мис-
сии русского флота в Константинополе и его отплытии к
родным берегам. «Мы накануне того, чтобы подписать оборо-
нительный договор, все условия коего обсуждены и утверж-
дены», — сообщал Орлов главе русской администрации в Кня-
жествах П.Д. Киселеву, не скрывая, что заключение такого
союза и было целью его миссии в Константинополь73. Испра-
шивая разрешение у султана на вывод эскадры из Босфора,
Орлов преследовал далеко идущие цели. В письме к Киселеву
он признавался, что подобный шаг, сделанный вовремя, обеспе-
чит вторичное призвание российских вооруженных сил в слу-
чае необходимости уже без малейшего опасения со стороны
Порты. «Наконец, 28-го в 11-м часу пополудни, при попутном
ветре, вся наша эскадра с десантом снялась с якоря и, благо-
получно выступив из Босфора, направилась в российские пор-
ты», — докладывал Орлов Николаю I. Босфорская экспедиция
была завершена.
Ункяр-Искелесийский договор был подписан 26 июня (8 ию-
ля) 1833 г. Он носил оборонительный характер и был заключен
на 8 лет. По его условиям Россия обязывалась в случае необ-
ходимости прийти на помощь Турции «сухим путем и морем».
Наиболее важное для России условие содержалось в «отдель-
ной и секретной статье», где говорилось о том, что российская
сторона, «желая освободить Блистательную Порту Оттоман-
скую от тягости и неудобств, которые произошли бы для нее
от доставления существенной помощи», будет удовлетворена
выполнением лишь одного обязательства со стороны Турции.
По условиям секретной статьи, она должна будет ограничить
свои действия в пользу императорского российского двора за-
крытием Дарданелльского пролива, то есть «не дозволять ни-
8*
115
каким иностранным военным кораблям входить в оный под
каким бы то ни было предлогом»74.
Таким образом, заключенный договор в некоторой степени
восполнял «пробелы» Адрианопольского мира, оставлявшего
режим Проливов без внимания. В этом отношении Ункяр-Ис-
келесийский трактат представляет собой безусловный успех
русской политики, несмотря на то что в нем прямо ничего не
говорится о праве русских судов плавать в Проливах. Реакция
западных держав на заключение договора была бурной. Лондон-
ская «Тайме» назвала его «бесстыжим». «Петербургский каби-
нет сделал из Турции официального своего подчиненного, а из
Черного моря — русское озеро, — писал Гизо, — без того, что-
бы что-либо мешало ей самой (России. — Авт.) из него выйти
и перебросить в Средиземное море свои суда и войска»75. Пред-
ставители Англии и Франции направили Порте ноту протеста;
в ответ османское правительство должно было решительно зая-
вить, что Порта вполне свободна «заключать по своему неза-
висимому желанию договор с той дружественной державой», с
какой сочтет нужным76. После полученного объяснения соеди-
ненная французская и английская эскадра вынуждена была
покинуть Смирну. Враждебное отношение западных держав к
договору, заключенному Россией «один на один» с Турцией,
чего эти державы старались избежать, в значительной степени
объяснялось не столько самими условиями явных и секретных
статей трактата, сколько возможностью его широкого толкова-
ния, чему способствовала известная неточность формулировок.
Исследователь истории вопроса о Проливах С. Горяинов
признает, что выгоды договора несколько ослаблялись «вслед-
ствие неопределенности его постановлений»77. Права России
могли толковаться к большей или меньшей выгоде для нее, в
зависимости от прочтения договора. Действительно, в самом
тексте ничего не говорится о том, что русский военный флот
обладает правом прохода через Проливы. Признано, что про-
тотипом договора послужил союз 1789 г., по которому Черное
море объявлялось закрытым для военных судов других держав.
При его возобновлении в 1805 г. это правило было подтверж-
дено и оговаривались условия плавания в Проливах русского
военного флота. При заключении всех последующих договоров,
в том числе и Ункяр-Искелесийского, в их текстах говорилось,
что все предыдущие соглашения, прямо не отменяемые данным
договором, остаются в силе на будущее время. Это условие при
широком его толковании могло бы, по мнению некоторых ис-
116
следователей, означать, что свободный проход русского военно-
го флота предполагался непременным условием и последнего,
Ункяр-Искелесийского соглашения. Этой точки зрения при-
держивались С. Горяинов, С. Гагарин, К.В. Базилевич78. Одна-
ко, признавая правомерность чисто юридических выкладок,
следует сказать и о том, что со времени прекращения действия
договора 1805 г., вследствие начала русско-турецкой войны
1806 г., ни Россия, ни Турция не вели никаких переговоров по
поводу возобновления прав Черноморского флота в Проливах.
Ни в Бухарестском, ни в Адрианопольском мирных трактатах
ни слова не говорилось о предоставлении России подобного
преимущества, как бы ей этого ни хотелось. Поэтому возобнов-
ление плавания военных судов через Босфор и Дарданеллы
лишь на основании подобного замечания в тексте Ункяр-Иске-
лесийского договора вряд ли является правомерным следствием
трактата 1833 г.
Поскольку Ункяр-Искелесийский договор грешит известной
недоговоренностью, среди специалистов-исследователей вызва-
ла дискуссию и сама трактовка статьи, говорившей о закрытии
Дарданелл для недружественных России держав. Б.А. Дранов
вслед за С. Горяиновым и С. Гагариным утверждает, что за-
крытие Дарданелл для иностранных держав подразумевает
открытость этого пролива для русских судов, хотя и «непосред-
ственно буквой договора не устанавливается»79. Горячим сто-
ронником подобного толкования был Гагарин, утверждавший
следующее: «Раз Турция закрывает Дарданеллы исключительно
ради интересов России как ее союзницы, то и открытие их для
пропуска только русских судов, когда это необходимо России,
тут подразумевается»80. Причем это признается справедливым
как для судов, следующих из Черного моря в Средиземное, так
и из Средиземного в Черное. Впрочем, ряд исследователей
выступали против подобного расширительного толкования
статьи, утверждая, что оно подразумевает навязывание прото-
колу того, о чем не думали участники переговоров, его подпи-
савшие. Так или иначе, но Россия никогда не выдвигала тре-
бований пропуска своего военного флота через Проливы на
основании Ункяр-Искелесийского трактата. Современные оте-
чественные исследователи, касаясь истории Восточного вопро-
са, также не обосновывали права России в Проливах заклю-
чением договора 1833 г., хотя и очень высоко оценивали его
политическое значение для усиления позиций России в Ближ-
невосточном регионе81.
117
Действительно, заключив двусторонний договор, Россия
добилась своего преобладающего влияния в Османской импе-
рии. Это было важным фактором и для укрепления России в
качестве державы — покровительницы православного населе-
ния Балканского полуострова, находившегося под властью
турецкого султана. Придя на помощь вековой сопернице —
Турции, русский император продемонстрировал привержен-
ность принципу статус-кво и верность политике, проводив-
шейся в этом регионе его предшественником. Провозглашение
Турции «удобным соседом» еще раз получило свое подтверж-
дение. «Странно, что общее мнение приписывает мне желание
овладеть Константинополем и Турецкой империею; я уже два
раза мог сделать это, если б хотел.., — говорил Николай I в
личной беседе с Муравьевым. — Мне выгодно держать Турцию
в том слабом состоянии, в котором она ныне находится. Это
и надобно поддерживать, и вот настоящие сношения, в коих я
должен оставаться с султаном»82. Следует заметить, что после
заключения договора 1833 г. русский император получил вы-
годы, которых был лишен в предыдущий период: закрытие
Дарданелльского пролива для иностранных держав в случае их
войны с Россией обеспечивало недосягаемость российских ру-
бежей с юга и предполагало (в случае совместных действий с
Турцией) открытый проход из Черного моря русских судов для
совместных действий с турецким флотом. Это преимущество,
специально не оговоренное в трактате, ясно вытекает из смысла
договора. В случае нарушения Турцией договоренностей Нико-
лай I предполагал дать военный отпор. «А я готов буду поддер-
жать обязательства эти войсками», — ответил он Муравьеву на
его реплику о ненадежности Османской империи как союзни-
цы. Несмотря на бурные дискуссии современников вокруг до-
говора, когда в том же 1833 г. русская балтийская эскадра под
командованием вице-адмирала Рикорда была пропущена Тур-
цией через Проливы из Эгейского моря в Черное, этот факт был
встречен зарубежными политиками как событие, прямо выте-
кающее из правового статуса Проливов. Протест Англии не
достиг результата. В том же году прибывший в Константино-
поль американский фрегат «The United States» не получил от
Порты (по совету Бутенева) разрешения на проход в Черное
море83.
Итак, Ункяр-Искелесийский договор, имея своим прототи-
пом договоры конца XVIII — начала XIX в., не принес России
их выгод. Однако, принимая во внимание ту заинтересован-
118
ность, с которой западные державы встречали каждый шаг
России в районе Ближнего Востока и Проливов, а также их
стремление не допустить двусторонних русско-турецких дого-
воренностей, это был своего рода прорыв России на Восток.
Если согласиться с тем, что Россия по договору 1833 г. не имела
права входить в Проливы (а каким же еще образом русский
флот мог оказать Турции военную помощь во время войны?),
то следует признать, что, добившись обязательства Порты зак-
рыть Дарданеллы, Россия обезопасила свои южные границы и
превратила Черное море во внутренний русско-турецкий бас-
сейн. Все это явилось крупным политическим достижением
России, впрочем, очень скоро утраченным.
* * *
Оценивая в целом значение русско-турецких договоров
конца XVIII — первой трети XIX в., следует сказать об их
уникальности во всем комплексе соглашений, когда-либо за-
ключенных между двумя державами. Устойчивый стереотип
представлений о Турции лишь как о вековой противнице Рос-
сии был серьезно нарушен самим фактом заключения этих
соглашений. Впрочем, следует отметить, что предыдущие, а
также широко известные последующие русско-турецкие войны
настолько стерли воспоминания о когда-то дружественных от-
ношениях между Российской и Оттоманской империями, что
они редко упоминаются в исторической литературе. Исклю-
чение представляет лишь Ункяр-Искелесийский договор, на-
ходившийся в центре внимания европейской политики на
протяжении довольно длительного времени. Как бы то ни было,
следует признать, что союзнические отношения между Россией
и Турцией существовали на протяжении ряда лет на рубеже
XVIII и XIX в., а также в 30-х гг. XIX в. Они устанавливались
всякий раз, когда Турции грозила серьезная внешняя опасность.
В таких случаях у Османской империи не оказывалось другого
подходящего союзника, кроме России, которая спешила на
помощь недавней сопернице, находя ее соседство наиболее
приемлемым. Этот, казалось бы, парадоксальный пример со-
существования оказал Турции неоценимую услугу: империя,
разрушение которой предрекалось с конца XVIII в. всеми
европейскими политиками, в союзе с Россией и при ее военном
содействии обретала новые силы. Этот альянс двух держав по-
119
мог в известный период избежать вмешательства в ближне-
восточные дела третьих сил, появление которых было неже-
лательно как для Турции, так и для России. То, что эти сою-
зы всегда оказывались краткосрочными, говорит о том, что
разногласия между двумя державами были все же весьма глу-
бокими.
Глава четвертая
ДЛЯ ВОЕННЫХ СУДОВ:
ОТ ЛОНДОНСКИХ КОНВЕНЦИЙ
ДО БЕРЛИНСКОГО ТРАКТАТА
(-1878 гг.)
1. Лондонские конвенции 1840—1841 гг.
Проблема Проливов
в русско-английских отношениях 40-х гг.
В 1838 г. барон Ф.И. Бруннов закончил цикл лекций для
наследника престола, знакомя его с содержанием диплома-
тических актов России, касающихся ее политики на Востоке.
В частности, барон говорил: «Ныне между нами и Портой не
осталось ни одного подлежащего обсуждению вопроса. Наш
августейший государь может сказать: "Я буду наблюдать за со-
хранением моих договоров, ибо я сознаю свое право"»1. Брун-
нов, конечно, не мог знать, что в самом ближайшем времени
эта уверенность будет поколеблена всем течением событий на
Ближнем Востоке и он сам явится участником подготовки
соглашений, изменивших расстановку европейских сил в райо-
не Проливов.
После заключения Ункяр-Искелесийского договора положе-
ние России в Османской империи и Проливах было как никог-
да прочно. Западноевропейские державы считали свои права в
этом регионе ущемленными. Кроме того, рост влияния России
в Турции и ее балканских провинциях заставлял их опасать-
ся за целостность Османской империи. Ближайшей целью пра-
вительств европейских держав стала отмена договора 1833 г.
«Единственным средством представляется мне погружение его
в какой-либо более общий уговор такого же рода», — заявлял
лорд Пальмерстон, возглавлявший внешнеполитическое ведом-
ство Великобритании2. Устранение преобладающего русского
влияния в Турции путем заключения многостороннего договора
о целостности Османской империи — таковы были планы за-
падноевропейских держав. Некоторые внешнеполитические
шаги России облегчили Западу эту задачу. Прежде всего это
относится к Мюнхенгрецкой конвенции 1833 г. Сущность ее
122
такова: Россия и Австрия обязывались поддерживать существо-
вание Османской империи и «противостоять общими силами
всякой комбинации, которая наносила бы ущерб правам вер-
ховной власти в Турции»3. Другими словами, Россия по собст-
венной инициативе приглашала к участию в соглашении по
делам Турции третью державу — Австрию, несмотря на то что
главным преимуществом России в Османской империи всегда
был именно двусторонний характер их договоренностей. Опа-
саясь изоляции после враждебно встреченного Ункяр-Искеле-
сийского договора, российские политики тешили себя надеж-
дой, что, заключив соглашение с Австрией, они могут заставить
ее следовать в русле своей внешней политики. Наделе же Мюн-
хенгрецкая конвенция явилась первой после успеха 1833 г.
уступкой России интересам западных держав, тем шагом, ко-
торый привел к целому ряду отступлений от политики на-
циональных интересов державы в Ближневосточном регионе.
Мюнхенгрецкой конвенцией был открыт вопрос о пересмотре
условий русско-турецкого договора 1833 г.
Черноморская торговля через Проливы в 30-40-е гг. XIX в.
переживала период бурного роста. Это было связано с интен-
сивным расширением внешнего хлебного рынка России и
повышением удельного веса Черного моря в хлебном экспорте.
В 1844-1848 гг. через порты Черного и Азовского морей про-
шло в 4 раза больше торговых кораблей по сравнению с перио-
дом 20-х гт. XIX в.4 Через Босфор и Дарданеллы переправлялось
свыше половины всего русского хлеба. Что касается стратеги-
ческого значения Проливов для русского военно-морского фло-
та и безопасности южно-русского побережья Черного моря, то
забыть об этом не давали действия «морских держав» — Анг-
лии и Франции. Их объединенная эскадра крейсировала в Архи-
пелаге, готовясь в любой момент мнимой или реальной угрозы
для Оттоманской империи войти в Дарданеллы.
Не способствовал улучшению русско-английских отноше-
ний и конфликт со шхуной «Виксен», перевозившей контра-
бандный груз оружия для восставших горцев Кавказа. Оружие
выгрузили в Новороссийской бухте 14(26) ноября 1836 г., после
чего английская шхуна была задержана и объявлена русским
призом. Англичане, казалось, готовились начать военные дейст-
вия. Со своей стороны, российские власти намеревались послать
на Босфор расположенный в Новороссийском крае 1-й пехот-
ный полк. Николаю I принадлежат слова: «Нам бы только за-
хватить Дарданеллы, если англичане... захотят завладеть сим
123
местом. Лишь бы нам высадить туда русские штыки: ими все
возьмем»5. Как известно, неприятельский флот не мог беспре-
пятственно пройти узкий Дарданелльский канал без поддержки
сухопутных войск. Береговые укрепления и артиллерия пред-
ставляли надежный заслон для непрошеных гостей, следовав-
ших на морских судах. В русском военном министерстве были
разработаны планы на случай занятия англичанами Дарданелл,
угрозы Константинополю, овладения Босфором и — в случае
англо-турецкого союза — вступления английского флота в Чер-
ное море. Эпизод с «Виксеном» не перерос в морскую войну:
Англия отступила, но лишь для того, чтобы взять реванш на
поле политического сражения, к чему имелись все объективные
предпосылки.
Английское влияние в Османской империи основывалось на
экономическом преимуществе, постоянно возраставшем объеме
английской торговли. В 1838 г. между Турцией и Великобрита-
нией был подписан торговый договор, расширявший права ино-
странных держав: устанавливалась единая пошлина на ввозимый
и вывозимый товар, иностранцам разрешалось производить тор-
говлю на одинаковых правах с турками, вносить пошлины не
деньгами, а товаром. Ориентировавшийся на сближение с евро-
пейскими державами министр иностранных дел Османской
империи Решид-паша, по мнению современных турецких ис-
следователей, «подписал Турции смертный приговор», ибо ее
промышленность была обречена на прозябание. После заклю-
чения торгового договора Пальмерстон счел возможным уста-
новить с Портой более тесные связи: у Дарданелл появились
11 английских судов6. Посланник Великобритании в Констан-
тинополе лорд Понсонби просил впустить в пролив 5-6 кораб-
лей. После решительного протеста А.П. Бутенева Порта своего
согласия не дала. Одновременно в Черном море крейсировали
15 русских военных кораблей, готовых выступить навстречу анг-
лийским судам. Противостояние России и Великобритании ста-
новилось все более очевидным.
Вскоре центр тяжести европейской политики был перенесен
на Ближний Восток из-за повторно разгоревшегося конфликта
между Махмудом II и его египетским вассалом. Будучи лишь
номинально подчиненным султану, Мухаммед Али уже давно
безраздельно правил в Египте и Сирии и был заинтересован в
официальном признании Портой прав его наследственного вла-
дения на этих территориях. Военный конфликт начала Турция,
но действия ее армии были крайне неудачны — она потерпела
124
поражение в битве при Низибе. Султанский флот добровольно
сдался египтянам. К тому же скончался Махмуд II, так и не
узнав о поражении своей армии.
Европейские державы решили не повторять ошибки 1833 г.
Если Россия придет на помощь Османской империи и займет
Константинополь, то уже не уйдет оттуда — подобные опасе-
ния высказывались правительствами Англии и Франции. По-
скольку мятежный паша пользовался неприкрытой поддержкой
Франции, которой было выгодно создание новой арабской дер-
жавы, где ее преобладание было бы решающим, то Англия ре-
шила действовать в поддержку султана или в союзе с Францией,
или даже без нее. Одновременно Англия опасалась сближения
между Россией и Францией, считая их союз «величайшей опас-
ностью для Европы». Но главной задачей сент-джеймского
кабинета было не допустить Россию исполнить свои фор-
мальные обязательства по Ункяр-Искелесийскому договору,
отстранить ее от участия в турецко-египетском конфликте, де-
завуировать действовавший между Россией и Турцией договор,
заменив его общим, «коллективным» актом, гарантировавшим
статус-кво в Османской империи.
Отметим, что на первом этапе кризиса российское прави-
тельство безоговорочно отвергло предложение об общем до-
говоре по турецким делам. Предложение о созыве конференции
в Вене, исходившее от Меттерниха, русской стороной принято
не было. Таким образом, Петербург был заинтересован в ско-
рейшем урегулировании турецко-египетского конфликта без
вмешательства европейских держав. По мысли К.В. Нессельро-
де, Россия могла присоединиться только к частному соглаше-
нию, касавшемуся непосредственно взаимоотношений между
султаном и пашой7. Непременным условием русской стороны
было закрытие Дарданелльского пролива как в мирное, так и
в военное время.
К концу 30-х гг. XIX в. во внешнеполитическом ведомстве
России сложилось мнение, что Ункяр-Искелесийский договор
не может быть продлен после окончания срока его действия:
слишком велико было сопротивление западных держав. В сло-
жившихся обстоятельствах ближневосточного кризиса, когда
избежать вмешательства европейских государств в дела Турции
стало невозможным, Нессельроде, со своей стороны, выдвинул
идею «коллективного» договора, но такого, который не отме-
нял бы выгоды Ункяр-Искелеси, а сохранил их при помощи
общеевропейской гарантии. В своем докладе Николаю I от
125
31 мая 1839 г. Нессельроде отвергал возможность вмешатель-
ства в турецко-египетскую распрю только со стороны России:
«... кажется очевидным, что мы не сможем прийти на помощь
султану, заранее не приготовившись к столкновению с Англией
на театре событий, центром и целью коих станет Константи-
нополь»8. Одновременно Нессельроде считал возможным, от-
ступив от русско-турецкого договора, достичь понимания со
стороны Англии. Когда новое соглашение с ней будет заклю-
чено, «тогда мы будем иметь достаточную возможность громко
заявить Англии: "Мы должны обеспечить свою собственную
безопасность и безопасность Турции, поэтому нам необходимо,
чтобы Черное море не было открыто для иностранных военных
кораблей"»9. Знакомясь с этими доводами, трудно поверить, что
многоопытный политик действительно верил в возможность
подобного развития событий: встав на путь уступок по важней-
шему для России внешнеполитическому вопросу, русская дип-
ломатия уже не могла сойти с него, и каждый новый шаг лишь
усугублял положение.
Английские представители в Константинополе проявили
большую активность, чтобы перехватить у России инициативу.
Для этого европейские правительства пренебрегли интересами
самой Османской империи и заняли позицию грубого вмеша-
тельства в ее внутренние дела. По сведениям российского МИД,
Порта была готова заключить соглашение с Мухаммедом Али
на условиях передачи ему прав наследования всеми областями,
которыми египетский паша обладал к тому времени. Уполно-
моченные Порты уже готовы были выехать в Александрию,
когда последовало вмешательство пяти европейских государств
в форме ноты константинопольских посланников10. Эта нота
была подписана 27 июля представителями Австрии, Англии,
Франции, Пруссии и России. В ноте говорилось, что «солидар-
ность пяти великих держав по Восточному вопросу является
обеспеченной и ... им поручено просить «Блистательную Пор-
ту» воздержаться от принятия без их содействия каких бы то
ни было окончательных решений»". В отечественной историо-
графии бытует мнение о том, что благодаря этой оплошности
Бутенева, присоединившегося к ноте вопреки позиции, занятой
российским МИД по отношению к коллективным мерам, Рос-
сия была вынуждена и в дальнейшем следовать в фарватере
английских инициатив. Как свидетельствуют все последующие
события, российское правительство в любом случае не захотело
бы оказаться в изоляции. Таким образом, подпись Бутенева не
126
носила фатального характера для развития ситуации, если он
даже не имел инструкций Петербурга о присоединении к тако-
го рода документам. Следует подчеркнуть, что на данном этапе
развития кризиса как Россия, так и Османская империя пыта-
лись избежать вмешательства держав. Турецкое правительство
согласилось с предложением российского посланника закон-
чить дело двусторонним соглашением, но под влиянием внуше-
ний австрийской дипломатии пересмотрело свою точку зрения,
обратившись к представителям пяти заинтересованных держав.
Идя на соглашение с европейскими кабинетами, российское
правительство умышленно избегало переговоров с Францией,
ориентируясь лишь на союз с Великобританией. Известны са-
мые нелестные отзывы Николая I о Луи Филиппе как о «короле
баррикад». «Сношения наши с тюильрийским двором ныне как
бы вовсе не существуют. Государь не доверяет прочности суще-
ствующего во Франции порядка вещей», — писал Бруннов12.
Русско-французское противостояние отвечало интересам сент-
джеймского кабинета: англичан пугала возможность союза меж-
ду этими державами. Распад Османской империи, по мнению
Лондона, повлек бы ее раздел на два государства, где в Египте
и Сирии господствовала бы Франция, а в Европейской Тур-
ции — Россия. Поскольку Николай I занял по отношению к
Франции непримиримую позицию, Англия получила возмож-
ность манипулировать русско-французскими отношениями в
своих интересах, играя на противоречиях между этими дер-
жавами.
В начале сентября 1839 г. барон Бруннов прибыл в Лондон
со специальным поручением. Он должен был представить свой
вариант европейского соглашения по турецко-египетскому уре-
гулированию. Исходя из условий российского МИД, «морские
державы» должны были отказаться от мысли об общем руча-
тельстве за целостность Османской империи, то есть этот вопрос
по-прежнему оставался в компетенции двух причерноморских
империй. Державы должны были признать закрытие Босфора
и Дарданелл как в мирное, так и в военное время, что в целом
отвечало интересам России. Следующим условием российского
правительства было требование не вводить англо-французский
флот в Мраморное море одновременно с появлением русских
морских сил у стен Константинополя. Россия должна была
действовать на Босфоре от имени объединенных сил. Это ус-
ловие также сохраняло преимущество России, поскольку, даже
подчиняя действия своего флота «общим» интересам держав,
127
она удерживала за собой право действовать на Босфоре «едино-
лично».
В ответ на согласие Англии с выдвинутыми условиями рос-
сийский кабинет обязывался отказаться от Ункяр-Искелесий-
ского договора. Таким образом, план, с которым Бруннов при-
был в Лондон, вполне отвечал намерению Нессельроде заменить
соглашение 1833 г. общим договором, не потеряв его выгод.
«История эта описывалась много раз, но некоторые ее узлы
трудно распутать и по сей день», — пишет Ч. Вебстер13. Все
исследователи едины во мнении, что англичане были «изумле-
ны» предложениями Бруннова. Пальмерстон считал, что сле-
дует воспользоваться расположением России для того, чтобы
«ввести оттоманский вопрос в европейское народное право. Для
всех нас, — признавался он, — будет великою выгодой унич-
тожить без борьбы этот исключительный протекторат»14. Ему
вторил Меттерних: «Настоящее затруднение... лежит между
Парижем и Лондоном, ибо Россия — наша»15. В то же время
очевидно, что российское правительство отказывалось от своих
преимуществ не бескорыстно: выдвинутые им условия должны
были восполнить некоторые неизбежные потери. Однако ни
одно из выдвинутых Брунновым предложений не было принято:
англичане, почувствовав готовность российской дипломатии
пойти навстречу, начали «торги», в результате которых первая
редакция будущей Лондонской конвенции претерпела сущест-
венные изменения.
Прежде всего Пальмерстон постарался использовать русско-
французские противоречия. Безусловно, самолюбию Николая I
льстило устранение Луи Филиппа от общего соглашения по
делам Востока. Однако, как показали дальнейшие события,
отсутствие подписи французского представителя под текстом
1 -й Лондонской конвенции явилось следствием англо-француз-
ских противоречий относительно широты представляемой Му-
хаммеду Али власти. Выдвигаемый тезис о закрытии Проливов,
который провозглашался «общим началом публичного права
Европы», был невыгоден России уже в силу того, что нарушал
принцип устранения нечерноморских держав в решении во-
проса, подлежащего компетенции исключительно России и
Османской империи. По мнению В.А. Георгиева, само предло-
жение о закрытии Проливов для военных судов всех государств
исходило непосредственно от Бруннова. Автор подробного
исследования о ближневосточном кризисе дает весьма нелест-
ную характеристику этого политического деятеля как англофи-
128
ла, сторонника космополитической доктрины «европейского
равновесия», взгляды которого были лишены национального
содержания16. Постепенно уступая в переговорах с Пальмерсто-
ном по всем принципиально важным для интересов России
пунктам, составляя все новые варианты проекта договора, он
учитывал более интересы Англии, чем России. Наряду с другими
факторами, неблагоприятными для развития ситуации, пози-
ция Бруннова, безусловно, оказала негативное влияние на весь
ход переговоров.
О том, что закрытие Проливов было выгодно прежде всего
Англии, свидетельствует, в частности, следующий эпизод. Когда
Пальмерстон обратился к герцогу Веллингтону с вопросом, к
открытию или закрытию Проливов вести дело, тот ответил: «К
закрытию; мы в этих странах слишком отдалены от своих запа-
сов, а у России они под рукой»17. Пальмерстон согласился с
этой точкой зрения, но в переговорах с российским предста-
вителем лукавил, говоря: «Но что мы выиграем, если прорвемся
через пролив и даже выйдем в Черное море? Все-таки мы всегда
должны будем выйти из него. Следовательно, что нам обоим
взаимно может быть полезно, это закрытие обоих Проливов
навсегда»18. В то же время, признавая влияние России в Турции
«естественным и законным», Пальмерстон соглашался с тем,
что «оно зависит от... географического положения» нашей стра-
ны. Правда, в переговорах с российским представителем англи-
чане не акцентировали внимание на этой стороне проблемы.
Таким образом, привезя в Лондон предложения об условии
договора, максимально отвечавшего в данных сложившихся об-
стоятельствах интересам России, Бруннов пошел на поводу у
английских политиков. Пальмерстон настаивал на введении
английского флота в Дарданеллы и Мраморное море одновре-
менно с появлением русских судов в Босфоре. По этому пункту
Бруннов уступил. Затем он снял возражения по количеству
вводимых англичанами военных судов, не ограничивая их чис-
ла. И наконец, российский представитель согласился с форму-
лировкой о закрытии Проливов только в мирное, а не военное
время, как предполагалось поначалу. Этот ряд уступок привел
фактически к тому, что закрытие Проливов превратилось в ло-
вушку для русского флота19.
3(15) июля 1840 г., после 10-месячных интенсивных пере-
говоров, представителями России, Великобритании, Австрии,
Пруссии — с одной стороны, и Османской империи — с дру-
гой, был подписан акт о соглашении между Турцией и Египтом.
9 — 2729
129
Лондонская конвенция состояла из самого текста конвенции,
секретного протокола и двух особых протоколов. По статье III
конвенции державы обязались защищать турецкую столицу по
просьбе султана: «Высокие договаривающиеся стороны... со-
гласились принять приглашение сего государя и озаботиться
защитой его престола посредством сообща условленных сов-
местных действий с целью ограждения от всякого нападения
обоих Проливов, Босфорского и Дарданелльского, равно как и
столицы Оттоманской империи»20. В статье IV имелось про-
должение вышеприведенного положения: «Эта мера не будет
ни в коем отношении отменять старого правила Оттоманской
империи, в силу которого военным судам иностранных держав
во все времена запрещалось входить в Дарданелльский и Бос-
форский проливы. Султан... имеет твердую решимость сохра-
нять на будущее время это начало, неотменно установленное
как древнее правило его империи и пока Порта находится в
мире, не допускать никакого военного иностранного судна в
проливы Дарданелльский и Босфорский»21.
Таким образом, эти статьи устанавливали новые принципы
решения Восточного вопроса. Вместо двустороннего русско-
турецкого соглашения в международное право вводилось поня-
тие коллективной гарантии держав по поддержанию существо-
вания Турции. Проливы закрывались для всех держав только в
мирное время. Этот вопрос имеет два аспекта. Во-первых, сам
принцип закрытия обоих Проливов не был выгоден России,
имевшей самую непосредственную заинтересованность в сво-
бодном выходе из Черного моря. Россия, безусловно, стреми-
лась к закрытию Дарданелл для неприятельских военных судов,
но режим Босфора она предпочла бы оговорить отдельно.
Во-вторых, закрытие Проливов только в мирное время не га-
рантировало безопасности российского побережья во время
войны. По словам Ч. Вебстера, «Проливы будут закрыты, пока
султан находится в состоянии мира, но не всегда, когда он
воюет»22. Наконец, провозглашая закрытие Босфора и Дарда-
нелл «древним правилом» султана, конвенция ущемляла права
Порты закрывать и открывать Проливы по собственному жела-
нию, как это практиковалось в предыдущее время, подчиняла
их режим международному соглашению. Конвенция, по суще-
ству, попирала права наиболее заинтересованных держав —
России и Османской империи. В ближайшей исторической
перспективе конвенция привела к ослаблению русского влия-
ния в Турции и, что было особенно важно, в ее балканских
130
провинциях, населенных православными христианами23. Она,
вкупе с соглашением 1841 г., послужила прелюдией конфликта
начала 50-х гг.24
В Петербурге, однако, считали Лондонскую конвенцию пер-
вым шагом к восстановлению Шомонского союза 1814 г., на-
правленного против революционной Франции25. Исключение
июльской монархии из европейского концерта стало следстви-
ем англо-французских противоречий, к тому же носило времен-
ный характер. Безусловной победительницей в этой сложной
политической игре вышла английская дипломатия. Она доби-
лась отмены Ункяр-Искелесийского договора, изоляции Фран-
ции в Европе и ослабления ее позиций на Ближнем Востоке.
Все это ясно сознавали европейские политики. Министр иност-
ранных дел Франции Ф. Гизо писал Н.Д. Киселеву о конвенции
1840 г.: «То была ваша капитальная ошибка. Дабы изолировать,
дабы ослабить правительство Людовика Филиппа, вы отложили
в сторону вашу традиционную политику, заключавшуюся в том,
чтобы вести самостоятельно ваши дела в Турции, без посторон-
него участия, без соглашения с кем бы то ни было. Вы сами
перенесли эти дела в Лондон и договором 15 июля 1840 года
собственными руками обратили их в общее дело Европы»26.
А между тем царь откровенно радовался: «Конвенция между
Англией, Пруссией, Австрией, мной и Турцией подписана без
Франции ! ! ! Новая эпоха в политике»27, — писал он своему лю-
бимцу, наместнику Польши И.Ф. Паскевичу. Николай I при-
давал особое значение обострению отношений Франции с
Англией и Пруссией вследствие подписания последними Лон-
донской конвенции. Он надеялся на превращение англо-фран-
цузского конфликта в долгосрочный фактор европейской по-
литики, который повысит роль России на основе сближения с
Англией. Одновременно он рассчитывал расширить русское
влияние на Ближнем Востоке путем участия в осуществлении
принудительных мер против Мухаммеда Али, предусмотрен-
ных конвенцией, и даже предложил свой проект атаки на
Александрию. «Если британский кабинет примет его план, то
император согласен участвовать в исполнении совместно с анг-
лийскими и австрийскими войсками»28, — сообщал К.В. Нес-
сельроде Ф.И. Бруннову в сентябре 1840 г.
Усилению русских позиций уже непосредственно в Констан-
тинополе, безусловно, способствовал бы и военный десант где-
либо в районе Босфора в случае угрозы османской столице со
стороны египетского паши или его французских покровителей.
131
Николай выступил с таким предложением перед союзниками —
партнерами по Лондонской конвенции. Однако ни участия в
военных действиях русских войск, ни простой демонстрации
их силы не произошло. Этому воспротивились в конечном счете
как англичане, так и французы, хотя они и находились между
собою в ссоре. Особенно неприемлемой для западных держав
была перспектива увидеть русских на Босфоре и в Константи-
нополе. «Десант не состоялся из-за тайного и явного противо-
действия всех европейских правительств»29, — с известным
преувеличением замечает В.А. Георгиев. Усмирение стропти-
вого паши обошлось без участия России. Исход дела решили
сирийская экспедиция британского флота при участии авст-
рийских кораблей, английские и турецкие войска. Франция не
оказала действенной помощи своему египетскому протеже.
Взятие англичанами сильных укреплений Бейрута и Акки и
другие победы подняли престиж и влияние Великобритании в
регионе.
Поражение Мухаммеда Али означало, что основная часть
Лондонской конвенции, посвященная урегулированию турец-
ко-египетского конфликта, в скором времени исчерпает себя.
В связи с этим возникала необходимость заключения нового
договора, в котором статьи, трактующие режим Проливов и
занимавшие в конвенции 1840 г. второстепенное место, стали
бы главными. Неучастие Франции в конвенции лишало это важ-
ное соглашение статуса полновесного многостороннего между-
народного акта. В.А. Георгиев подчеркивает, что Лондонская
конвенция 1840 г. положила лишь начало созданию нового
режима Черноморских проливов. Принцип закрытия Босфора
и Дарданелл не получил еще общеевропейского признания,
поскольку к нему не примкнула Франция. «Договор 1840 г. был
подготовительным этапом, промежуточным звеном для созда-
ния подобного режима»30, — замечает исследователь.
Ровно год разделяет моменты подписания двух Лондонских
конвенций. За этот отрезок времени произошли события, сде-
лавшие возможным заключение нового соглашения. Во Фран-
ции ушло в отставку правительство воинственного А. Тьера,
являвшегося одновременно и министром иностранных дел. На
этом посту его сменил дипломат и историк Ф. Гизо, отличав-
шийся большей умеренностью. Он повел дело к смягчению
напряженности в отношениях с державами, подписавшими пер-
вую конвенцию, прежде всего с Англией. Угроза полного раз-
рыва между двумя морскими державами с перспективой пере-
132
растания конфликта в войну миновала. Другим важным усло-
вием стало само урегулирование кризиса на Ближнем Востоке.
Один из инициаторов нового соглашения по Востоку, бри-
танский министр иностранных дел Г. Дж. Пальмерстон, одер-
жавший в ходе турецко-египетского кризиса политическую
победу над Францией, теперь милостиво допускал возвращение
побежденного соперника в концерт европейских держав. Фран-
ция же собиралась явиться на переговоры с собственной ши-
рокой программой, включавшей, в частности, такой пункт, как
гарантии целостности Османской империи, против чего всегда
выступала Россия. Франция настаивала, кроме того, на предо-
ставлении ей права покровительства христианам Сирии, что
вызвало резкие возражения России, не желавшей допускать
усиления французского влияния на немусульманское населе-
ние Ближнего Востока.
Николай I вообще не был заинтересован в новом соглаше-
нии, тем более при участии Франции. Ф.И. Бруннов получил
инструкцию «сделать все возможное для усиления изоляции
Франции и срыва новых переговоров»31. Изолировать Францию
не удалось. России пришлось принять участие в переговорах,
чтобы самой не оказаться в изоляции. Правда, удалось добиться
сужения рамок переговоров и сведения будущего соглашения
только к проблеме Проливов. «Нам необходимо, — писал
К.В. Нессельроде Ф.И. Бруннову, — чтобы окончательный акт,
коль скоро его нельзя избежать, был самым ограниченным и
самым простым по форме»32.
Переговоры начались в начале января 1841 г. Официально
они носили название Второй Лондонской конференции по
делам Востока (Первой конференцией считались переговоры,
завершившиеся подписанием конвенции 1840 г.). Заседания
проводились в замке Бродленд, имении Г. Дж. Пальмерстона.
Он представлял Англию. Остальные державы были представле-
ны своими послами и посланниками в Лондоне. Перед конфе-
ренцией стояла задача окончательного урегулирования турец-
ко-египетского кризиса и принятия нового соглашения по
Проливам с участием Франции. Среди союзников, то есть дер-
жав, подписавших Первую конвенцию, не было единства. Авст-
рия по ряду вопросов поддерживала Францию. Между этими
странами наметилось некоторое сближение. С другой стороны,
Россия и Англия часто умели находить общий язык. Так, русское
правительство поддержало английский вариант территориаль-
ного размежевания между Турцией и Египтом. Г. Дж. Пальмер-
133
стон вынужден был в ответ помочь избежать включения в
будущее соглашение столь неприятного для России пункта о
гарантии целостности Османской империи. Британский ми-
нистр и российский посланник активно сотрудничали в выра-
ботке проекта статей о Проливах.
После долгих споров о том, в каком соотношении должны
находиться в заключительном договоре вопросы об окончании
турецко-египетского кризиса и проблема Проливов, дипломаты
сошлись на предложении Бруннова «развести» эти сюжеты по
разным документам: протоколу и конвенции. Решили, что кон-
венция о Проливах будет подписана после окончательного уре-
гулирования конфликта, о чем должен был известить отдель-
ный протокол. Участники конференции парафировали тексты
обоих документов в марте 1841 г., но подписание их затянулось
более чем на четыре месяца. Лишь к середине лета в Лондон
пришло сообщение о принятии Мухаммедом Али условий сул-
танского фирмана, что означало окончание двухлетнего кри-
зиса, в результате которого египетскому паше не удалось ни
узаконить своих претензий на владение Сирией, ни добиться
независимости, Турция же не смогла лишить его власти над
Египтом.
13 июля 1841 г. нового стиля в здании Форин оффис в Лон-
доне был подписан протокол, в котором говорилось об оконча-
нии турецко-египетского кризиса и содержалось приглашение
Франции присоединиться к конвенции о Проливах. Затем была
подписана и сама конвенция — договор между пятью европей-
скими державами (Англией, Россией, Францией, Австрией и
Пруссией), с одной стороны, и Турцией — с другой.
В 1 -й статье документа объявлялось о «твердом намерении»
султана «на будущее время соблюдать... древнее правило его
империи... в силу коего всегда было воспрещено военным судам
иностранных держав входить в проливы Дарданелл и Босфора,
и пока Порта находится в мире, его султанское величество не
допустит ни одного военного иностранного судна в сказанные
Проливы»33.
В таких выражениях было сформулировано правило закрытия
Черноморских проливов. Одно исключение о выдаче фирманов
на проход мелких военных судов, состоявших «по обычаю в
распоряжении посольств дружественных держав», содержавшее-
ся во 2-й статье, не меняло существа этого правила. Речь шла
о небольших судах России и западноевропейских стран, кото-
рым, как известно, чтобы попасть в Константинополь, требо-
134
вал ось: первым — войти в Босфор, вторым же — пройти Дар-
данеллы и пересечь Мраморное море. Бруннов же оговорил еще
разрешение на сквозной проход через Проливы для малых
военных судов Черноморского флота, посылаемых в распоря-
жение российской миссии в Афинах. «Во избежание всяких
недоразумений в будущем» он зачитал на сей счет специальное
заявление, адресованное турецкому уполномоченному. Все при-
сутствовавшие на конференции «приняли это заявление к све-
дению». Пальмерстон «одобрил предусмотрительность» рус-
ского представителя, который оставил копию этого документа
в архиве британского министерства, что было важно в связи с
возможной сменой правительства в Англии34.
«Вот вам одним куском бумаги больше и одним дипломати-
ческим мучением меньше»35, — так с легкой иронией Ф.И. Брун-
нов сообщал К.В. Нессельроде о завершении ответственного и
трудного дела. Он не скрывал своего удовлетворения достигну-
тым результатом. Принцип закрытия Проливов в мирное время
надежно обеспечивал, по его мнению, южные рубежи России
от нападения неприятеля. Довольны были и в Петербурге.
«Лондонская конвенция, — писал К.В. Нессельроде в годовом
отчете по министерству, — не преследовала никакой другой
цели, как только запрет пребывания в Черном море других во-
енных судов, кроме наших, и эта гарантия безопасности, кото-
рая была нам дана в 1833 г. только на 8 лет и не признанная
другими кабинетами, стала законной и всеобщей»36. Что каса-
ется самого Николая I, то он полагал, что в новых условиях
Порта станет исправно выполнять роль сторожа обоих Проли-
вов. Он считал, что Турция не будет воевать против России в
союзе с европейскими державами, а значит, и не пропустит
через Проливы корабли воюющих против России государств37.
Прогноз царя оказался, как известно, далеким от действитель-
ности. Его политика через десяток с небольшим лет привела
страну именно к такой войне.
В исторической литературе, посвященной внешней политике
императора Николая, значительное внимание уделяется и Лон-
донским конвенциям 40-х гг. XIX в. Обобщенно характеризуя
отечественную историографию вопроса, В.Н. Виноградов пи-
шет: «Советские историки единодушно дают конвенции 1841 г.
о Проливах негативную оценку, считая ее серьезным ударом по
суверенным правам и Турции, и России». Субъективные при-
чины поражения царской дипломатии, продолжает В.Н. Вино-
градов, следует искать «в близорукости политики Николая I,
135
недооценке им глубины англо-русских противоречий и пере-
оценке степени франко-британских разногласий»38. Следует
добавить, что отрицательная оценка соглашения 1841 г. с точки
зрения государственных интересов России преобладала в целом
и в работах дореволюционных историков. При этом у старых
авторов имеются важные и интересные наблюдения частного
порядка. Так, С.С. Татищев, отметив, что «вопрос о Проливах
разрешен был державами далеко не в нашу пользу», поясняет,
что применение к Босфору понятия «древнее правило Оттоман-
ской Порты», запрещающее вход в него иностранным военным
судам, неправомерно в историческом и юридическом смыслах.
Этот термин возник вто время, замечает он, когда Черное море
являлось внутренним турецким морем, а Босфор — неотъемле-
мой его частью. Вот почему в прежних договорах, предусматри-
вавших закрытие Проливов, имелись в виду лишь Дарданеллы39.
Тот же Татищев пишет, что Лондонской конвенцией «создан
был прецедент, который оправдывал вмешательство великих
держав во все грядущие несогласия наши с Портой»40. Поло-
жение о «прецеденте» прочно вошло в арсенал средств, с по-
мощью которых историки последующего времени критиковали
соглашения 1840-1841 гг. В советской литературе наиболее
категоричные формулировки принадлежат, пожалуй, юристу-
международнику Б.А. Дранову, который пишет, что с начала
40-х гг. XIX в. произошло «радикальное изменение междуна-
родно-правовой природы Проливов». Переведя вопрос о режиме
Босфора и Дарданелл «из естественной компетенции двух чер-
номорских государств — России и Турции — на суд и контроль
европейских держав.., конвенции тем самым извратили нормаль-
ную правовую природу Черноморских проливов»41. В рамках
настоящей работы не представляется возможным подвергать
Лондонские конвенции юридической экспертизе. Ограничим-
ся, поэтому, только признанием справедливости выводов, со-
держащихся в отечественной исторической литературе об
отступлении российской дипломатии в Восточном вопросе в
1840-1841 гг., об ослаблении влияния России на политику Ос-
манской империи, о существенных изъянах Лондонских кон-
венций с точки зрения национальных интересов России.
Прецедент вмешательства стран Запада в двусторонние рус-
ско-турецкие отношения действительно имел место и был до-
вольно опасен. Вполне можно согласиться и с имеющимся в
литературе мнением о том, что, подписав Лондонские конвен-
ции, русское правительство «утратило свободу маневра... и ли-
136
шилось даже формально-юридических оснований добиваться
прохода российских военных судов через Босфор и Дарданел-
лы»42. Очень важным изъяном, с другой стороны, являлось то
обстоятельство, что правило закрытия Проливов распространя-
лось только на мирное время.
Зададимся, однако, вслед за старыми и новыми авторами, во-
просом о причинах, побудивших Петербург пойти на подписа-
ние такого договора, когда, по словам С. Жигарева, «Россия, очу-
тившись запертою в Черном море со своим военным флотом, de
jure получала ограждение своей безопасности на этом море, но
de facto ничем не была гарантирована от произвола султана,
который во всякое время мог нарушить... определение Лондон-
ской конвенции... и разрешить проход через Проливы военным
судам враждебных нам держав Запада»43. В.Н. Виноградов пи-
шет: «Ответ, видимо, может быть однозначным: они (Николай I
и Нессельроде. —Авт.) строили все свои расчеты на возможнос-
ти достичь долговременной договоренности с Великобрита-
нией и исключали возможность конфликта даже в отдаленной
перспективе. А это требовало жертв, и значительных»44.
Стремление к соглашению с Англией, бесспорно, сыграло
здесь большую роль, и чуть ниже мы скажем об этом подробнее.
А пока заметим, что если подходить к действиям русского
правительства без особых предубеждений, то при желании
можно представить его решение подписать Лондонские кон-
венции как достаточно аргументированный и взвешенный шаг,
вовсе не наносящий непоправимого ущерба безопасности стра-
ны. Попытки доказать целесообразность позиции, занятой пра-
вительством Николая I в переговорах, приведших к закрытию
Проливов, делались еще в дореволюционной историко-юриди-
ческой литературе45.
Недавно обстоятельную попытку «найти оправдание... дейст-
виям петербургского кабинета»46, а точнее, отыскать в полити-
ке последнего рациональное зерно предпринял В.Б. Михайлов.
Он отмечает, что в начале 40-х гт. российское правительство
было весьма ограничено в выборе решений. На возобновление
союзных договоренностей 1833 г. рассчитывать уже никак не
приходилось. По мнению исследователя, Ункяр-Искелесийский
договор не являлся к тому же оптимальным вариантом разре-
шения проблемы Проливов, поскольку сделался источником
усиления напряженности в отношениях России с западными
державами и, вместо того чтобы надежно защитить русское
Черноморское побережье, таил в себе «немалую потенциаль-
137
ную угрозу»47 ему, так как результатом указанной напряженно-
сти стало периодическое курсирование британских и француз-
ских кораблей по ту сторону Дарданелл.
Заслуживает внимание выступление В.Б. Михайлова против
имеющегося в литературе мнения о том, что русско-турецкое 4
соглашение 1833 г. подразумевало возможность прохода рус-
ской черноморской эскадры через Проливы. По поводу расши-
рительного толкования этого договора предупреждал еще извест-
ный юрист-международник начала XX в. Б.Э. Нольде, который
подчеркивал, что Ункяр-Искелесийское соглашение вовсе не
закрепляло за Россией права проводить свои корабли через Бос-
фор и Дарданеллы48. «Едва ли Лондонские конвенции 1840—
1841 гг. закрывали для России выход в Средиземное море намно-
го прочнее»49, — замечает В.Б. Михайлов. Он напоминает, что
двусторонних русско-турецких союзных соглашений со специ-
альными статьями о Проливах всего было три (1799, 1805 и
1833 гг.) и общий срок их действия составил 15-16 лет. Все ос-
тальное время султан распоряжался Босфором и Дарданеллами
по своему усмотрению, предпочитая держать их, конечно, за-
крытыми, но допуская в отдельных случаях нежелательные для
русских властей проходы иностранных кораблей в Черное мо-
ре. Такой порядок вещей составлял «наиболее реальную — но
нельзя сказать лучшую по тем временам — альтернативу»50 мно-
госторонним соглашениям 1840—1841 гг., поскольку на заключе-
ние двустороннего русско-турецкого договора надежды не было.
В.Б. Михайлов отдает предпочтение Лондонским конвенци-
ям, которые лишь зафиксировали фактически сложившееся к
моменту их заключения положение вещей, которое не подавало
признаков изменения в пользу России. Шаг русского прави-
тельства был вынужденным, но необходимым. Для него важно
было лишить султана права даже в отдельных случаях пропус-
кать иностранные корабли в Черное море. Комментируя при-
веденный выше диалог между Г. Дж. Пальмерстоном и герцогом
Веллингтоном о том, какой режим Проливов выгоднее для Анг-
лии — открытие или закрытие, СМ. Горяинов замечает, что
в начальный период переговоров, в 1839 г., «и русское прави-
тельство, и государственные люди Англии стояли за начало
закрытия Проливов всем военным судам; мы требовали закры-
тия со стороны Средиземного моря, охраняя побережье Черного
моря от нападения флота морских держав; англичане настаи-
вали на закрытии Босфора, опасаясь нападения русских сил на
Константинополь и прорыва их в Средиземное море»51. Во имя
138
закрытия Дарданелл русской стороне пришлось согласиться
на закрытие Босфора. В этом и состояла вынужденная необ-
ходимость.
Построения В.Б. Михайлова не свободны, разумеется, от
недостатков. Как справедливо отмечалось в исторической пе-
риодике, «трудно поддержать попытку В.Б. Михайлова отвести
обычные для отечественной историографии критические стрелы
по адресу Николая I и К.В. Нессельроде в связи с подписанием
Лондонских конвенций 1840-1841 гг.»32. Неоправданными, в
частности, представляются старания исследователя представить
дело таким образом, будто создание прецедента вмешательства
западных держав в вопросы, касавшиеся Черного моря, «едва
ли имело существенное значение»53. Куда более конструктив-
ным является желание В.Б. Михайлова подчеркнуть значение
другого прецедента — закрытия Проливов, которому суждено
будет сослужить полезную службу для интересов России в
период «нейтрализации» Черного моря и в последующие годы,
когда стремление до поры до времени «запереться» от основ-
ного противника, то есть Великобритании, учитывая вопиющее
превосходство военно-морских сил последней, явится доста-
точно отчетливой чертой в политике русского правительства в
Черноморском регионе. Оценивая позицию В.Б. Михайлова в
целом, следует признать, что, несмотря на известную односто-
ронность во взглядах автора и склонность к идеализации Лон-
донских конвенций 1840-1841 гг., предпринятая им попытка
представляется полезной. Она помогает приблизить нас к пони-
манию мотивов политики русского правительства в вопросе о
Проливах на одном из наиболее сложных ее этапов.
Вернемся теперь к вопросу о соглашении с Англией, кото-
рое явилось важной, но вовсе не единственной побудительной
причиной для царя и Нессельроде заключить Лондонские кон-
венции, отказавшись от претензий на исключительное влияние
в Константинополе, что имело место в период действия Ункяр-
Искелесийского договора. В Петербурге были уверены, что «со-
юз» двух стран, заключенный в рамках Лондонских конвенций,
в гораздо большей степени отвечает интересам России, нежели
Англии. Нессельроде писал в отчете по министерству: «Паль-
мерстон покорно ведет Англию на поводу у России. Он играет
на руку нашему кабинету, играет жалкую роль глупца»54. Среди
отечественных историков (особенно советского периода) рас-
пространено мнение, что дело обстояло наоборот. Они пишут
о полном поражении царской дипломатии в ходе кризиса 1840-
139
1841 гг., о подчинении российской восточной политики внеш-
неполитическим целям Лондона.
У этих историков есть основания говорить о преимуществах,
полученных Великобританией как самой мощной военно-
морской державой, от установления коллективного контроля
над Проливами в результате соглашения с Россией и другими
державами. Однако картина не будет полной, если не сказать
о том, что и Россия получила определенные преимущества.
Соглашение было заключено правительством вигов, которое
вскоре уступило место торийскому кабинету. Тори во главе с
Р. Пилем отличались большей умеренностью в своей политике
в отношении России. В 1841-1846 гг., когда они находились у
власти, наблюдалось явное ослабление напряженности в рус-
ско-английских отношениях. Этот период называют в литера-
туре зачастую временем сближения двух держав.
Посвятивший специальную работу этому вопросу американ-
ский исследователь Г.Н. Ингл отмечает, что это сближение при-
несло определенные выгоды Петербургу. В большой европей-
ской политике и Восточном вопросе оно помогло преодолению
так называемой биполярности, то есть жесткого противостоя-
ния двух блоков («северные дворы» России, Австрии и Пруссии
и «сердечное согласие» Англии и Франции), а особенно России
и морских держав (Англия и Франция), которое имело место
в 30-е гг. Сближение с Англией расшатывало англо-французское
«сердечное согласие» и в то же время снимало необходимость
для России опираться в своей политике только на Австрию и
Пруссию55.
В июне 1844 г. Николай I нанес визит в Англию, во время
которого поделился с британскими политиками своей идеей
фикс — мыслью о возможном распаде Османской империи в
силу естественных причин. Государь говорил о важности до-
стигнуть в таком случае англо-русской договоренности отно-
сительно наследства «больного человека», как он называл Тур-
цию. Ему показалось, что он пришел к взаимопониманию с
собеседниками; император говорил, что не собирается захваты-
вать Константинополь в случае распада Османской империи.
Но если Франция или Англия захотят занять город, то он ока-
жется там раньше их, но в таком случае уже не уйдет оттуда.
Проекты Николая на этот счет были достаточно неопреде-
ленными. Один из вариантов предусматривал переход европей-
ского берега Проливов к Австрии при косвенном контроле со
стороны России и Англии. Константинополь обращался в воль-
140
ный город. Россия в качестве «адекватной гарантии» могла по-
требовать права держать гарнизоны на Босфоре. Франция ис-
ключалась из числа участников раздела Турции.
Ободренный тем, что англичане не выдвинули особых возра-
жений, Николай решил добиваться документально оформлен-
ного договора. Путем обмена письмами между К.В. Нессельроде
и английским министром иностранных дел Дж.Г. Эбердином
удалось заключить подобие консультативного соглашения на
сей счет. Оно явилось исключительно секретным. Британское
правительство откликнулось на инициативу Николая в расчете,
что крушения Турции не произойдет, тем более что в докумен-
тах декларировалось желание императора, чтобы Османская
империя сохранялась «в нынешнем ее виде»56.
Обещание консультироваться с Россией было дано англий-
ской стороной, по словам современного историка, «в очень сла-
бой, разжиженной форме»57, но официальный документ МИД
констатировал, что после царского визита «Россия и Англия,
которые... призваны осуществлять преобладающее влияние на
Востоке... вместо того, чтобы заниматься взаимным истощени-
ем... в глухой и непрестанной борьбе... содействуют друг другу
в укреплении принципов порядка и законности»58. И данная
констатация, даже с учетом специфики источника, в котором
она содержалась (подписанный К.В. Нессельроде отчет МИД
за 1844 г.), безусловно, отражала состояние отношений двух
держав, характерное для периода сближения. Эти отношения,
впрочем, являлись, по определению В.Б. Михайлова, не более
чем «мирным сожительством двух конкурентов»59. Они не отме-
няли имевшихся противоречий между ними. Естественно, что
и сближение России и Англии не могло быть продолжитель-
ным и прочным.
И действительно, вскоре положение существенно измени-
лось. С приходом к власти в Лондоне кабинета вигов, в котором
Министерство иностранных дел вновь возглавил Г. Дж. Пальмер-
стон, русско-английские отношения ухудшились. Охлаждение
началось в связи с вопросами континентальной европейской
политики (участие русских и австрийских войск в подавлении
восстания в вольном городе Кракове в 1846 г. и последующая
аннексия Краковской республики Австрией, против чего про-
тестовали Франция и Англия, причем последняя делала это
энергичнее). А затем произошел и резкий конфликт, непосред-
ственно связанный с Черноморскими проливами. Этот эпизод,
вошедший в труды по истории международных отношений как
141
«военная тревога 1849 г.», являлся следствием участия русских
войск в подавлении революции в Венгрии.
В августе 1849 г. русское правительство обратилось к сул-
танским властям с предложением выдать бежавших в Осман-
скую империю поляков — участников восстания 1830-1831 гг.,
которые служили затем в армии Венгерской республики. Одно-
временно с аналогичным предложением выступила и Австрия,
желавшая вернуть венгерских революционеров. Высокая Пор-
та, не давая удовлетворительного ответа, по обыкновению при-
бегла к тактике проволочек. Тогда рассерженный Николай I
направил ей ультиматум с требованием немедленной выдачи
польских повстанцев. Грозная нота была приложена к собст-
венноручному письму, которое привез в Константинополь ге-
нерал-адъютант Л. Радзивилл. Султан незамедлительно принял
царского посланца, просил передать в Петербург свое удовлет-
ворение успешным завершением «венгерского похода» русских
войск, но по поводу эмигрантов вновь ответил не так, как того
хотел российский император. По существу это было отклоне-
нием требований России и Австрии. Последние объявили, что
прерывают дипломатические отношения с Портой.
Неуступчивость султанского правительства в деле о выдаче
эмигрантов объяснялась тем влиянием, которое оказывали тогда
на него противники России, среди которых видное место при-
надлежало британской дипломатии. Великобритания усмотре-
ла в эпизоде с изгнанниками подходящий случай, когда, играя
на чувствах гуманизма и милосердия, можно было, обострив
русско-турецкие отношения, способствовать ослаблению пози-
ций России в Османской империи и одновременно усилению
английских.
Британский посол в Константинополе, опытнейший дипло-
мат, мастер политической интриги и старый недруг России
Ч. Стрэтфорд-Каннинг, склонив на свою сторону французского
и прусского коллег, сумел убедить главное действующее лицо
в турецкой столице — великого визиря Решид-пашу — не от-
ступать перед русско-австрийским требованием. «Если бы я
отложил на одну минуту мою поддержку, я не сомневаюсь, что
Порта уступила бы... Даже сам Решид, со всем своим умом и
гуманностью, не устоял бы... без нас»60, — писал Стрэтфорд в
донесении Пальмерстону.
Перерыв в дипломатических отношениях с Портой, о кото-
рых объявили Россия и Австрия, был сделан по инициативе
посланников этих стран в Константинополе и не означал еще
142
окончательного разрыва. Однако, опасаясь последнего, султан-
ское правительство обратилось за поддержкой к Англии и
Франции. Г.Дж. Пальмерстон решил воспользоваться данным
обстоятельством для осуществления своего замысла по воссоз-
данию союза морских держав на Востоке, разумеется при гла-
венстве Англии. Солидарность в действиях с республиканской
Францией по защите Турции от угрозы с севера позволяла на-
деяться на сочувствие европейской общественности.
Между тем «русская угроза» была во многом преувеличен-
ной. Оказалось, что император Николай соглашался возобно-
вить прерванные дипломатические отношения и не настаивать
на выдаче эмигрантов при условии, что те будут высланы в от-
даленные области Османской империи и лишены возможности
продолжать свою революционную деятельность. Однако Паль-
мерстон и его конфидент и единомышленник посол Стрэтфорд-
Каннинг решили до конца использовать дело об эмигрантах для
недвусмысленного ответа на вопрос, на чьей же стороне теперь
сила и влияние на Ближнем Востоке и Балканах. Инструкция
Пальмерстона от 7 октября 1849 г. нового стиля, отправленная
Стрэтфорду, гласила: «В предвидении могущих произойти слу-
чайностей правительство ее величества считает нужным пред-
ложить, чтобы британская и французская средиземноморские
эскадры немедленно отправились к Дарданеллам и были готовы
направиться к Константинополю»61. Соответствующее распо-
ряжение было послано на Мальту командующему английской
эскадрой адмиралу В. Паркеру.
И только после этого Г.Дж. Пальмерстон известил о пред-
принятых шагах Ф.И. Бруннова. На вопрос посланника о целях
и пределах действий эскадр министр ответил, что целью являет-
ся успокоить и поддержать султана, смущенного русско-авст-
рийской угрозой, пределы же определяются Лондонской кон-
венцией: корабли не войдут в Проливы. Для успокоения публики
и предотвращения запросов в парламенте была обнародована
рекомендация Стрэтфорду, на которого возлагалось общее ру-
ководство действиями флота, не вызывать флот «без явной не-
обходимости» в Дарданеллы, чтобы «не подавать русским дур-
ного примера», а также показать, что были «истощены все
средства вежливости и снисхождения»62.
Ч. Стрэтфорд-Каннинг готов был энергично проводить в
жизнь правительственные проекты относительно Турции. У не-
го имелись и собственные планы, способные лишь усугубить и
без того жесткий курс лондонского кабинета. Посол собирался
143
поставить вопрос о пересмотре статей о беженцах в Кючук-
Кайнарджийском трактате 1774 г., на которых и основывались
требования русского правительства о выдаче польских револю-
ционеров. Он предложил также туркам проект военного дого-
вора с Англией в сочетании с денежным займом. Наконец, на-
меревался, запугав султанское правительство угрозой русского
вторжения, добиться введения английской эскадры в Проливы,
а затем склонить Порту к заключению с Англией союза, подоб-
ного Ункяр-Искелесийскому, по которому англичане обязыва-
лись бы защищать Константинополь от «русской агрессии»63.
Посол отдал распоряжение адмиралу Паркеру «приблизить-
ся» к турецкой столице. Тот остановился сначала в Безикской
бухте, у входе в Дарданеллы, однако нашел, что стоянка там
небезопасна по погодным условиям. 2 ноября 1849 г. по новому
стилю английская эскадра двинулась в Дарданелльский пролив,
прошла по нему значительное расстояние и стала на якорь уже
за внешними фортами. Предполагалось, что далее будет испро-
шено разрешение у султана следовать к Константинополю.
Такие действия вызвали резкую реакцию Петербурга. Ни-
колай I, возмущенный столь дерзким нарушением конвенции
1841 г., отказался утвердить ноту протеста, составленную
К.В. Нессельроде, найдя ее слишком мягкой. По мнению госу-
даря, следовало более жестко ответить «этому нахалу Пальмер-
стону», сказать «вежливым, но достойным и сильным языком..,
что его угрозы нас не устрашают и что мы не допустим вмеша-
тельства в наши непосредственные сношения с Портою»64. По-
следовали дискуссии в резких тонах между главой Форин оффис
и российским посланником.
В своем донесении канцлеру К.В. Нессельроде (он был
возведен из вице-канцлеров в канцлеры в 1845 г.) Ф.И. Бруннов
писал, что Пальмерстон обещал удалить эскадру из Дарданелль-
ского пролива. По мнению Бруннова, то был крупный успех
русской диломатии. Британский флот должен уйти, ибо он
«встретил на своем пути трактат, продиктованный государем в
1841 г. ...Английский флот отступил, как того требовал наш
трактат»65. Эти строки из донесения посланника важны не
столько для уяснения сути дела, сколько для характеристики
самого Бруннова. Главный автор Лондонской конвенции, он
склонен был преувеличивать значимость своего детища. Отли-
чаясь приверженностью к внешней стороне дипломатической
практики, Бруннов абсолютизировал важность различных нот
и меморандумов, по части составления которых со временем
144
сделался признанным мастером, слишком увлекался буквой ди-
пломатии. Ф.Ф. Мартене отмечал стремление Бруннова отож-
дествлять провозглашение на бумаге принципа закрытия Дарда-
нелл и Босфора с «действительным закрытием этих Проливов
для военных судов всех народов»66.
Справедливости ради нужно признать, что Г.Дж. Пальмер-
стон был озабочен «крайне дурным впечатлением»67, произ-
веденным поступком адмирала Паркера, который пришлось
оправдывать ссылками то на плохие погодные условия, то на
географические особенности Дарданелл, то на возможность
различного толкования «древнего правила». В споре с Брунно-
вым Пальмерстон уступил, но сделал это вовсе не из-за уваже-
ния к трактату 1841 г. Он склонился перед аргументами другого
порядка, которые привел все тот же Бруннов. В ответ на заяв-
ление британского министра о том, что Паркер имел право
«бросить якорь внутри пролива... не проходя через него», рос-
сийский посланник сказал: «На что имеет право адмирал Пар-
кер, на то имеет право также адмирал Лазарев. Если первый
законно может войти в Дарданелльский пролив, то последний
может пройти через Босфор». Угроза подействовала, и Паль-
мерстон в конце концов признал маневры английского флота
«ошибочными», пообещал, что «этого больше не случится»68, и
объявил о недопустимости вольного толкования принципа за-
крытия Проливов. Он и в самом деле опасался, что повторение
действий адмирала Паркера могло бы послужить примером для
русской черноморской эскадры. В связи с чем и писал Стрэт-
форду, что если ввод британского флота в Дарданеллы может и
не произвести «серьезного морального воздействия на Констан-
тинополь», то русские корабли, войдя в Босфор, «будут прямо
и неизбежно угрожать турецкой столице»69.
13 ноября по новому стилю британская эскадра покинула
Дарданеллы. Была отозвана домой и французская эскадра, на-
ходившаяся во время кризиса в одной из бухт Малоазиатского
побережья. Инцидент был исчерпан. В самом конце 1849 г. Рос-
сия и Австрия восстановили дипломатические отношения с
Турцией. Военная тревога спала. В Петербурге сделали, однако,
свой вывод из случившегося. Здесь были крайне встревожены
самой возможностью безнаказанного прохождения по Дарда-
нелльскому проливу вопреки Лондонской конвенции и помимо
разрешения султана.
Уже в январе 1850 г. произошло новое осложнение русско-
английских отношений, на этот раз из-за Греции. Рост нацио-
10 — 2729
145
нального самосознания греческой нации, выразившийся в
оживлении движения за объединение всех греческих земель,
захватил и Ионические о-ва, находившиеся под английским
протекторатом с 1815 г. По мнению Пальмерстона, греки стано-
вились возмутителями спокойствия на Балканах. Им следовало
преподать должный урок. Придравшись к истории трехлетней
давности об имущественных претензиях португальского еврея
ростовщика Пачифико, оказавшегося подданным Великобри-
тании, у которого разграбили и разорили дом в Афинах, англи-
чане придвинули к Пирею свою средиземноморскую эскадру.
Незначительное «дело Пачифико» переросло в грозный «эпи-
зод Паркера». Греческому правительству предъявили ультима-
тум, а затем объявили блокаду морского побережья.
Греция апеллировала к Франции и России, которые, наряду
с Англией, являлись державами — покровительницами ее не-
зависимости. Особенно резко протестовала Россия. Примеча-
тельно, что в ноте, которую предписали Бруннову огласить в
Лондоне, самодержавное правительство внушало конституци-
онному и либеральному кабинету, насколько недопустимо «ве-
ликой державе всякий раз, когда она найдет это удобным, не
признавать в отношении слабых иного закона, кроме своей
воли, другого права, кроме материальной силы»70.
В конце концов конфликт был улажен при французском
посредничестве. Пальмерстон добился своего: Греция была уни-
жена. Россия не имела возможности оказать ей никакой иной
поддержки, кроме моральной. Конвенция 1841 г. наглухо запи-
рала русский флот в Черном море. Существо дела четко выра-
зил император Николай в беседе с греческим представителем
К. Зографосом: «Если бы моя географическая позиция была
иной, то уже сейчас мои корабли находились бы между вашими
портами и английскими кораблями. Но договоры связывают
меня с Портой и державами»71. На рубеже 40-50-х гг. неудов-
летворенность Петербурга существующим договором о Проли-
вах уже достаточно ясно обозначилась и нашла отражение в
официальных документах (например, в отчете МИД за 1849 г.).
Между тем влияние Англии в Восточном Средиземноморье
продолжало расти, хотя ей и не удалось тогда навязать Турции
военно-политических и финансовых соглашений, о которых
речь шла выше. Поступаться своим влиянием в пользу кого бы
то ни было, а тем более в пользу основного стратегического
соперника в Балканско-Ближневосточном регионе — России,
она не собиралась.
146
Однако не сумевший разобраться в характере русско-анг-
лийских противоречий Николай I продолжал рассчитывать на
сотрудничество с Великобританией в решении Восточного во-
проса. Просчет царя обернулся для России трагедией Крым-
ской войны.
2. Крымская война и Парижский конгресс
(1853-1856 гг.)
Крымская, или Восточная, война — важное событие в ис-
тории международных отношений и внешней политики XIX в.
Она изменила расстановку сил в Европе, оказала существенное
влияние на внутреннее развитие ряда стран, особенно России.
Война была порождена целым комплексом сложных причин.
В самом общем плане она стала результатом обострения поли-
тических, идеологических и экономических противоречий на
Ближнем Востоке, Балканах, а также на европейской арене
между Англией, Францией, Турцией и Россией. Впрочем, были
затронуты интересы и других стран, прежде всего Австрии.
Война выросла из восточного кризиса, тучи которого начали
сгущаться на политическом небосклоне вскоре после того, как
улеглись бури европейских революций. Кризис 50-х гг. начался
с разногласий Франции и России относительно прав католи-
ческого и православного духовенства в Палестине, являвшейся
провинцией Османской империи. За этим непосредственным
поводом крылись и другие важные причины.
В конечном счете в возникновении войны были повинны обе
противоборствовавшие стороны: как Турция с ее западными
союзниками — Англией и Францией, так и Россия. Противни-
ки России стремились не допустить упрочения ее позиций на
Балканах и Ближнем Востоке, они намеревались также лишить
ее того авторитета и возможности оказывать решающее воздей-
ствие на европейские дела, которые особенно возросли после
подавления революций 1848-1849 гг. Большая доля ответствен-
ности за обострение политической обстановки и перерастание
конфликта в войну ложится и на правительство Николая I и
лично российского самодержца. Его цели предусматривали
усиление русского влияния в Балканско-Ближневосточном ре-
гионе, изменение к большей выгоде для России всей системы
соглашений относительно Османской империи. Достижением
успеха в этих вопросах русский император надеялся закрепить
10*
147
свой престиж и твердое положение на международной арене,
которые он приобрел после того, как было сбито пламя евро-
пейских революций.
«Большая война» явилась результатом политического про-
счета императора Николая. Он надеялся на лояльное отно-
шение «верных союзников» — Австрии и Пруссии, моральную
поддержку Англии, нейтралитет Франции. Однако дипломати-
ческая подготовка «решения» Восточного вопроса оказалась
несостоятельной. Преодолев имевшиеся между ними разногла-
сия, Англия и Франция* заключили союз во имя «защиты» Ос-
манской империи от русской угрозы. В итоге России вместо
слабой Турции пришлось иметь дело с мощной коалицией.
Но это станет ясным позже. В начале же восточного кризиса
государь, размышляя о возможном повороте событий, допускал
в качестве одного из средств давления на султана (с целью до-
биться решения в свою пользу религиозно-церковного вопроса)
проведение десантной операции в зоне Проливов. «Ежели дело
примет серьезный оборот, тогда не только приведу 5-й корпус
в военное положение, но и 4-й, которому вместе с 15-й диви-
зией придется идти в Княжества для скорейшего занятия, по-
куда 13-я и 14-я дивизии сядут на флот для прямого действия
на Босфор и Царьград»72, — писал он в день Рождества Хрис-
това 1852 г. фельдмаршалу И.Ф. Паскевичу. Чуть раньше он
говорил о необходимости подготовиться к Босфорской экспе-
диции с А.С. Меншиковым, возглавлявшим Морское министер-
ство, и начальником штаба Черноморского флота адмиралом
В.А. Корниловым, а затем принял и план подобной экспеди-
ции. Операции в районе Проливов фигурировали и в более
поздних проектах царя, в том числе относящихся и к периоду
самой войны.
Важно, однако, отметить, что овладение Босфором или даже
турецкой столицей намечалось в этих планах лишь в качестве
оперативно-тактической задачи, но никогда не являлось окон-
чательной стратегической целью. Как пишет автор новейшего
исследования о происхождении Крымской войны, постоянной
линией Николая в отношении Османской империи было сле-
дующее: «Он не хотел сам иметь Константинополь, но не
* Теперь это была уже Французская империя. Возникшая в резуль-
тате революции 1848 г. Вторая республика во Франции просущество-
вала недолго. 2 декабря 1852 г. ее президент Луи Бонапарт объявил себя
императором французов под именем Наполеона III.
148
позволил бы и занять его кому бы то ни было»73. Показателен
в этом отношении такой важный эпизод из предыстории войны,
как беседы Николая I с посланником Великобритании в Петер-
бурге Г. Сеймуром в январе — феврале 1853 г. То был один из
тех моментов, когда, по выражению В.Н. Виноградова, импе-
ратор «приоткрывался»74 в отношении своих потаенных наме-
рений в Восточном вопросе. Это было как бы продолжением
разговора, который велся с британскими политиками в 1844 г.
На протяжении большей части своего царствования Николай
был вынужден проводить курс на поддержание существования
Турции в качестве «слабого соседа». Теперь же, по мнению ца-
ря, близилось время осуществления его идеи фикс, то есть им-
перия султана стояла на грани крушения.
В случае скорой естественной смерти «больного человека»
наследство последнего следовало разделить между Англией и
Россией. Излагая свой проект частичного раздела турецких
владений, царь просил передать британскому правительству,
что «Константинополь никогда не попадет в руки ни англичан,
ни французов, ни какой-либо другой великой нации». «Я не
допущу постоянного занятия Константинополя русскими...
Может случиться, что обстоятельства принудят меня занять
Константинополь», но «я... расположен принять обязательство
не водворяться там, разумеется, в качестве собственника; в
качестве временного охранителя — дело другое»75. В свою оче-
редь, «защитники» Турции — англичане и французы активно
использовали фактор Проливов как средство противодействия
«русской агрессии». В июне 1853 г., в связи с занятием русски-
ми войсками Дунайских княжеств, они придвинули свои эскад-
ры к самим проливам (Безикская бухта). Позднее английские
и французские корабли вошли в Дарданеллы, Мраморное море,
Босфор.
Конкретное развитие событий сняло с повестки дня перво-
начальные проекты императора Николая. Начавшаяся как рус-
ско-турецкая осенью 1853 г., война через несколько месяцев
переросла в противостояние с грозной коалицией. Катализато-
ром здесь послужила победа адмирала П.С. Нахимова над турец-
ким флотом в Синопской бухте 18(30) ноября 1853 г., после
которой стало очевидно, что длительного единоборства с Рос-
сией Турция не выдержит. В ночь с 3 на 4 января 1854 г. нового
стиля английские и французские корабли вошли в Черное море,
чтобы «взять под защиту османский флаг и территорию». Одно-
временно было выдвинуто требование, чтобы неторговые рус-
149
ские суда вернулись на свою базу. В связи с этим 9(21) февраля
последовал царский манифест «О прекращении политических
сношений с Англиею и Франциею». Однако это не была еще
сама война. «Честь» ее объявления принадлежит западным
державам. 27 марта 1854 г. по новому стилю о состоянии войны
объявила королева Виктория, днем позже это сделал император
Наполеон III.
Россия оказалась практически в состоянии изоляции. В нача-
ле 1855 г. к западным союзникам примкнула Сардиния. Вына-
шивались планы вовлечения в борьбу против России Шведско-
Норвежского королевства и Испании. Горьким разочарованием
обернулись надежды царя на единство трех «северных дворов».
Пруссия в лучшем случае обещала остаться нейтральной. Авст-
рия же, заключив союзный договор с западными державами,
заняла откровенно враждебную позицию.
Уже летом 1854 г. стало ясно, что ход войны складывается
отнюдь не в пользу России и условия будущего мира будет
диктовать противник. В августе австрийская дипломатия, пы-
тавшаяся все-таки играть роль посредника между противобор-
ствующими сторонами, предъявила России от имени великих
держав в качестве предварительных условий мирного урегули-
рования следующие четыре пункта: 1) замена русского покрови-
тельства над Дунайскими княжествами гарантией пяти великих
держав; 2) свобода судоходства по Дунаю с установлением конт-
роля держав над устьями реки; 3) пересмотр конвенции 1841 г.
о Черноморских проливах «в интересах европейского равнове-
сия»; 4) замена покровительства России православному насе-
лению Османской империи коллективной гарантией прав хрис-
тианских подданных султана со стороны всех великих держав.
Как видим, важное место среди этих условий принадлежало
и вопросу о статусе Проливов. Тогда, в середине 1854 г., не-
смотря на общий неблагоприятный ход событий, Николай I не
считал еще дело проигранным. Вот почему, как говорилось в
отчете Министерства иностранных дел, «справедливо обижен-
ный формой и существом австрийских представлений... импе-
ратор не дал им никакого хода»76.
Однако дальнейшее развитие военных действий и прежде
всего неудачный исход осенних сражений в Крыму, начавшаяся
осада Севастополя, а также ухудшение ситуации на дипломати-
ческой арене вынудили гордого российского самодержца скре-
пя сердце пойти на уступки. 16(28) ноября канцлер К.В. Нес-
сельроде объявил, что государь принимает четыре пункта как
150
основу предварительных переговоров о мире. Через месяц в
Вене состоялась первая неофициальная встреча представите-
лей Австрии, Англии, Франции и России, на которой западные
державы выступили с меморандумом, содержащим упомянутые
четыре пункта, причем некоторые из них были расширены.
В частности, по третьему пункту говорилось о необходимости
уничтожить «русское преобладание на Черном море»77.
Русскому представителю князю A.M. Горчакову из Петер-
бурга предписали принять предъявленные требования как ос-
нову будущего соглашения. На втором заседании он дал понять
о готовности России к уступкам по некоторым пунктам. Пере-
говоры, впрочем, вскоре прервались. Причинами этого стали
министерский кризис в Англии, а также надежды обеих сторон
на то, что события на военном театре подкрепят аргументы
дипломатов. В начале 1855 г. Николай I велел главнокоманду-
ющему русскими войсками А.С. Меншикову нанести удар по
неприятельскому лагерю в Евпатории. Англичане же и францу-
зы заключили секретное соглашение о том, что лучшим спосо-
бом решить вопрос о Проливах стало бы разрушение севасто-
польских укреплений и резкое ограничение военно-морских
сил России на Черном море.
Наступательная операция русских оказалась неудачной, но
осажденный Севастополь держался стойко. Военные действия
в Крыму приняли затяжной, изнурительный характер, принося
обеим армиям страшные лишения и большие потери. На пер-
вый план временно вновь вышли дипломаты. Особенностью
Крымской войны являлось то, что почти на всем ее протяжении
с перерывами велись и переговоры. «Кризис 1853-1856 гг. есть
не что иное, как переслоенная дипломатическими конферен-
циями война, а может быть, даже скорее дипломатическая
конференция, переслоенная военными действиями»78, — заме-
чал Б.Э. Нольде.
Весной 1855 г. продолжились переговоры в Вене. Теперь
это была уже официальная конференция, «имеющая целью
восстановление мира на Востоке», на которую пригласили и
турецких представителей. Она работала с 15 марта по 4 июня
по новому стилю. За это время состоялось 14 заседаний. Од-
ной из предпосылок возобновления переговоров стала смена
монарха в России. Николай I умер 18 февраля (2 марта) 1855 г.
Новый император Александр II слыл человеком гораздо более
мягким, более склонным к компромиссам и уступкам, чем его
отец.
151
Участники конференции довольно быстро достигли согласия
по первым двум из известных четырех пунктов (статус Дунай-
ских княжеств и обеспечение свободы судоходства по Дунаю).
Русская сторона делала уступки в этих вопросах, во-первых,
чтобы попытаться удержать Австрию от окончательного пере-
хода в лагерь противника (первые два пункта входили в сферу
непосредственных австрийских интересов), а во-вторых, чтобы
обеспечить себе большие возможности для маневра при обсуж-
дении самого важного, третьего пункта.
Напомним, что уже на первой предварительной встрече в
декабре 1854 г. западные союзники выдвинули положение не
просто о пересмотре конвенции 1841 г. о Проливах, но об устра-
нении «русского преобладания на Черном море». Обсуждение
третьего пункта началось с 6-го заседания конференции, состо-
явшегося 26 марта, когда председательствующий, австрийский
министр иностранных дел К.Ф. Буоль-Шауэнштейн, выражая
мнение противников России, заявил о необходимости изменить
Лондонскую конвенцию о Проливах от 13 июля 1841 г. таким
образом, чтобы она в большей степени связывала существование
Османской империи с европейским равновесием. Затем Буоль
сформулировал другую сторону проблемы: следует установить
справедливое соотношение морских сил на Черном море, по-
скольку наращивание вооружений в данном регионе влечет за со-
бою нестабильность и, являясь источником беспокойства в Евро-
пе в настоящее время, может оставаться таковым и в будущем79.
Речь шла все о том же стремлении ликвидировать «преоб-
ладание России на Черном море». Предварительный зондаж
мнений по третьему пункту велся частным порядком еще до
начала обсуждения его на заседаниях. A.M. Горчаков писал в
своем донесении К.В. Нессельроде, что глава английской деле-
гации Дж. Рассел «на прогулке... заговорил об ограничении
числа наших кораблей. Я сказал, что не стану даже об этом
разговаривать и что если желают мира, то должны придумать
иные средства». В другой раз в частной беседе уже с Буолем
Горчаков заявил: «Малейшего намека кого-либо из членов
конференции на судьбу нашего Черноморского флота будет до-
статочно для того, чтобы возбудить с нашей стороны решитель-
ный отказ принять подобный вопрос даже в соображение»80.
В ответ на это австрийский министр поведал своему собесед-
нику, что уполномоченные Англии и Франции имеют инструк-
цию найти средство против возможных агрессивных действий
русского флота, но не намерены предъявлять каких-либо требо-
152
ваний, ущемляющих достоинство и суверенные права России.
Западные державы видят, тем не менее, в существовании силь-
ного Черноморского флота постоянную опасность для Турции
и предмет озабоченности для них самих. Вот почему лучшим
способом выйти из затруднительного положения стало бы ре-
шение императора Александра по своей собственной воле ог-
раничить русское преобладание на Черном море.
A.M. Горчаков запросил указаний из Петербурга. Он пола-
гал, что тем временем конференция займется обсуждением
четвертого пункта о гарантии прав и привилегий православных
в Османской империи. Ему хотелось думать, что по этому во-
просу удастся быстро достигнуть удовлетворительного решения.
Таким образом, ко времени прибытия курьера с инструкциями
три пункта из четырех были бы уже согласованы и дискуссию
по оставшемуся третьему пункту можно было бы вести с боль-
шей свободой и уверенностью.
Князь Александр Михайлович Горчаков находился тогда в
расцвете сил и горел желанием послужить государю и Отече-
ству. Лицейский товарищ Пушкина, человек умный и талант-
ливый, он с юных лет посвятил себя дипломатической карьере,
участвовал в конгрессах Священного союза, исправлял различ-
ные должности в европейских столицах, но лишь на 56-м году
жизни получил по-настоящему важный пост. Говорили, что Нес-
сельроде недолюбливал отличавшегося довольно независимым
нравом Горчакова и возражал против назначения его главой
миссии в Вену. По мнению старого канцлера, Горчаков был
недостаточно компетентен. Но тут сказал свое властное слово
император Николай. «Я назначил его потому, что он рус-
ский!»81, — гласила монаршья резолюция. С июня 1854 г. князю
поручили управлять российской миссией в австрийской столи-
це, а через год он стал посланником.
Итак, A.M. Горчаков надеялся на благополучный ход кон-
ференции. Но расчеты его не оправдались. Представители Анг-
лии и Франции объявили, что не уполномочены приступать к
обсуждению четвертого пункта раньше, чем будет согласован
третий. A.M. Горчакову и второму российскому уполномочен-
ному, бывшему посланнику в Константинополе В.П. Титову, не
оставалось ничего иного, как выразить «самое искреннее сожа-
ление» по поводу задержки в работе совещаний.
Инструкции из Петербурга пришли к 10-му заседанию.
Стороны готовились к решающим схваткам. Наполеон III на-
правил в Вену своего министра иностранных дел Э. Друэна де
153
Люиса, из Константинополя прибыл турецкий министр Али-
паша. Заседание состоялось 17 апреля 1855 г. Подчиняясь
предписаниям из Петербурга, A.M. Горчаков заявил, что рос-
сийский императорский кабинет решил не брать на себя ини-
циативу в деле ограничения военно-морских сил на Черном
море. Россия не согласится с включением в текст будущего до-
говора каких-либо цифр относительно количества ее кораб-
лей82. И тем не менее проект именно такого договора предло-
жили союзники на следующем заседании. Это было сделано в
выступлении Друэна де Люиса, игравшего в тот момент роль
основного противника русских дипломатов. Согласно этому
проекту, Россия и Турция могли иметь не более четырех фре-
гатов и соразмерное им число транспортных судов. Конвенция
1841 г. о закрытии Босфора и Дарданелл оставалась в силе, но
нечерноморские державы наделялись правом по султанскому
фирману проводить через Проливы свои корабли в количестве,
равном половине судов каждой из черноморских стран. В слу-
чае, если султану будут угрожать нападением, последний остав-
ляет за собой право открывать Проливы всем морским силам
своих союзников83.
Князь Горчаков решительно заявил, что подобные предло-
жения достойны лишь того, чтобы быть отклоненными, ибо
они являются «нарушением суверенных прав императора...
противоречат принципу европейского равновесия и опасны для
независимости Османской империи»84. Он ознакомил затем
участников конференции с пространной Памятной запиской.
В документе говорилось, что преобладание России на Черном
море создалось не вследствие наращивания вооружений послед-
ней, но сложилось исторически. Ослабление Османской им-
перии произошло после того, как возродилась независимая
Греция, добились автономии правители Египта, Туниса, Трипо-
ли. В то же время Турция имеет перед Россией определенные
преимущества на Черном море: наличие ряда географически
выгодно расположенных пунктов (Варна, Бургас, Трапезунд),
неприступность крепостных сооружений на Босфоре, компакт-
ность прилегающих морских бассейнов. Русский же флот раз-
дроблен на отдельные эскадры, находящиеся в далеких друг от
друга морях. Русские корабли в лучшем случае способны вы-
садить на турецком берегу десант в количестве 20 тыс. человек,
что не составит реальной угрозы для Турции. Настоящая опас-
ность для Османской империи исходит не с севера, но с других
сторон: от египетского вассала и западных держав.
154
Перейдя затем к планам изменения конвенции о Проливах
и включения Османской империи в европейскую систему меж-
дународных отношений, A.M. Горчаков заметил, что принцип
европейского равновесия как раз и делает необходимым «со-
хранение в Черном море значительных военно-морских сил
России»83. Однако если по Черноморскому флоту русское пра-
вительство занимало жесткую, неуступчивую позицию, то с во-
просом о режиме Проливов дело обстояло несколько иначе.
Здесь Петербург готов был проявить гибкость и способность
идти на компромиссы.
С одной стороны, в инструкция для Горчакова и Титова
говорилось, что Россия не требует изменения Лондонского
договора 1841 г. «ни по сути, ни по форме». С другой стороны,
инструкции допускали возможность выступления российских
уполномоченных, в зависимости от обстоятельств, с предложе-
ниями принять в качестве основополагающего принцип как
закрытия, так и открытия Проливов для военных судов. Среди
этих обстоятельств были и тактические соображения, и долго-
временные цели. Важное место занимало стремление вырвать
Австрию из рядов активных неприятелей и во всяком случае не
допустить вступления ее в войну. Для этого следовало найти
как можно больше точек соприкосновения с нею в вопросе о
Проливах. Не была оставлена мысль и о том, что Россия и
Турция, как черноморские державы, в конечном счете имеют
объективную основу для общности интересов и вовсе не обя-
зательно должны враждовать.
В Памятной записке A.M. Горчакова напоминалось, что кон-
венция 1841 г. лишь подтвердила «древнее правило» Османской
империи, принятое ее султанами как суверенами прилегающей
к Босфору и Дарданеллам территории. Россия же готова была
теперь предоставить новые гарантии этого суверенитета. И далее
следовало предложение, чтобы султан имел «возможность и пра-
во» открывать Проливы для прохода военных судов держав, «с
которыми Порта находится в мире»*6. Казалось бы, представи-
тели западных держав воспримут это предложение как серьез-
ную уступку, поскольку их корабли могли теперь свободно вхо-
дить в Черное море и иметь там свои стоянки, ослабляя таким
образом пресловутое «преобладание России». Русский флот по-
лучал, правда, при этом возможность выходить в Средиземное
море. По мнению автора Памятной записки, открытие Проливов
явится важной и благотворной мерой для Турции. Султан же
сможет в случае возникновения опасности закрывать Проливы.
155
Однако Памятная записка A.M. Горчакова вызвала жаркую
дискуссию. Турецкий министр иностранных дел Али-паша ска-
зал, что открытие Черного моря грозит многими бедами его
стране и конфликтами всей Европе. Э. Друэн де Люис усмотрел
в русском проекте опасность бесконечного роста вооружений
в Черноморском регионе, что в корне противоречит той систе-
ме, которая, по мнению Франции, должна восторжествовать в
конечном итоге. Еще со времен императрицы Екатерины Фран-
ция, по словам Друэна, являлась сторонницей превращения
Черного моря исключительно в торговое, из которого следова-
ло удалить военные флаги всех наций. В общем плане это и был
«принцип нейтрализации», которому суждено будет лечь в ос-
нову режима Черного моря на полтора десятка лет. Друэн
высказался против открытия Проливов, которое может быть
использовано Россией, вследствие ее географической близости,
для занятия не только Босфора, но и Дарданелл прежде, чем
союзники султана придут ему на помощь. Причем для участия
в операции Россией может быть вызван и Балтийский флот*7.
A.M. Горчаков и В.П. Титов парировали аргументацию
французского министра заявлением о том, что наибольшая опас-
ность для независимости Османской империи и европейского
равновесия создается такой ситуацией, когда мощным эскад-
рам, находящимся по одну сторону Проливов, не будет про-
тивостоять в качестве противовеса русский флот. Британские
представители Дж. Рассел и Дж. Уэстморленд солидаризирова-
лись со своим французским коллегой. К.Ф. Буоль и второй
австрийский уполномоченный, А. Прокеш-Остен, поддержали
делегатов западных стран.
Это заседание ( 12-е по счету) закончилось заявлением Дж. Рас-
села и Э. Друэна де Люиса о том, что они не видят смысла в
дальнейших прениях. Позиции российских представителей не-
конструктивны, а потому они считают свои полномочия ис-
черпанными и собираются покинуть Вену. Над конференцией
нависла угроза срыва. Пытаясь спасти положение, A.M. Горча-
ков отправляет в Петербург телеграмму такого содержания:
«Можно ли вести переговоры на следующих основаниях: за-
крытие проходов в принципе; право Порты открыть их для ино-
странных держав... если Порта будет видеть для себя угрозу в
увеличении морских сил России? Ради Бога, скорее дайте ответ
по телеграфу». Ответ К.В. Нессельроде гласил: «Император
очень удивлен, что вы могли спрашивать ответа на предложе-
ние, которое вы прямо должны были отвергнуть»88.
156
Однако через несколько дней Горчакову поручили сде-
лать на конференции новое предложение. 26 апреля состоялось
13-е заседание. Дж. Рассел на нем уже не присутствовал. На
этот раз Горчаков предложил конференции оставить в силе
принцип закрытия Проливов в мирное время для военных су-
дов, который «освящен древним законодательством Высокой
Порты и договором 1(13) июля 1841 г.» За султаном при этом
сохранялось бы право в исключительных случаях открывать
Проливы кораблям тех иностранных держав, к которым «Вы-
сокая Порта считала бы долгом обратиться в случае угрозы
своей безопасности»89.
К.Ф. Буоль вынужден был признать, что русские делегаты
сделали действительно новое предложение. Представители мор-
ских держав заявили, что не видят существенных изменений в
позиции России, поскольку последняя по-прежнему не желает
поступиться преобладающим положением на Черном море, и
повторили свои заявления об истечении полномочий. Турецкие
делегаты, которые, по словам Горчакова, «как автоматы» следо-
вали за представителями Запада, объявили, что их инструкции
не позволяют входить в обсуждение новых русских предло-
жений90.
A.M. Горчаков с сожалением отметил, что западные союз-
ники отвергли русские предложения, основанные как на прин-
ципе mare apertum (открытое море), так и на принципе mare
clausum (закрытое море). Россия же, предложив сначала реше-
ние, вытекающее из первого принципа, а затем из второго, явно
доказала свое желание облегчить достижение общего согла-
сия91. На конференции в разных вариантах звучала мысль о том,
что справедливое соотношение русских и турецких военно-
морских сил на Черном море могло бы быть установлено путем
договоренности между двумя странами. Русская дипломатия
недвусмысленно выступала в пользу прямых русско-турецких
переговоров без участия других держав. Турецкие же диплома-
ты, находясь под влиянием своих западных покровителей,
соглашались разговаривать только за общим столом конферен-
ции, что ставило российскую делегацию явно в невыгодное
положение (она имела бы четырех противников). Долгое и
бурное 13-е заседание закончилось резюмирующим выступле-
нием председательствующего К.Ф. Буоля, заявившего, что хотя
Россия и внесла новое предложение, тем не менее она не
выдвинула реалистичной программы обеспечения безопаснос-
ти в Черноморском регионе92.
157
Конференция, по существу, исчерпала себя. Вслед за Рассе-
лом покинул Вену и Друэн де Люис. Официально еще не было
объявлено о закрытии конференции, но многие наблюдатели
восприняли перерыв в ее работе, наступивший в мае 1855 г., как
провал. «Полученные известия о перерыве в ходе Венской
конференции не явились сенсацией», — доносил из Петербурга
американский посланник Т. Сеймур93. Ему вторил из Вашинг-
тона российский поверенный в делах Э. А. Стекль: «Новость об
окончательном провале конференции в Вене пришла к нам с
последним пароходом. Она не произвела здесь сенсации, по-
скольку весь мир ожидал подобного исхода»94. «Я остаюсь при
прежнем своем убеждении, что все эти переговоры были одна
фарса»95, — писал в эти дни Александр II, который и сам,
впрочем, нес ответственность за срыв официальных перегово-
ров. Но об этом чуть ниже.
Перерыв в заседаниях не означал полного прекращения кон-
тактов дипломатов. Уже на следующий день К.Ф. Буоль, не
желавший расставаться с ролью посредника, пригласил к себе
A.M. Горчакова и имел с ним обстоятельную беседу, во время
которой предложил свой вариант решения трудной проблемы.
Горчаков так писал об этом Нессельроде: «Для восстановления
равновесия есть другое средство: чтобы Турция при содействии
союзных держав или иным способом довела свой флот до тако-
го же состава, который мы (Россия. —Авт.) полагаем для нас
необходимым иметь на Черном море»96. Этот вариант получил
условное название «принцип противовеса». Суть его заключа-
лась в том, что, «помогая» Турции достичь равновесия, союзни-
ки стали бы вводить в Черное море свои корабли в количестве,
пропорциональном численности русских кораблей.
Появление еще одного проекта решения черноморской про-
блемы лишний раз убедило русских представителей в Вене в
необходимости проявлять гибкость не только в вопросе о режи-
ме Проливов, но и при обсуждении баланса вооруженных сил,
тем более что оба вопроса были слишком тесно связаны. Гиб-
кости же явно и не хватало Петербургу. Между тем A.M. Гор-
чаков на протяжении всей работы конференции, когда ставился
вопрос об ограничении размера русского флота, показывал
твердость и даже известное высокомерие за столом переговоров
и одновременно не переставал убеждать правительство в важ-
ности уступок противнику, который был явно сильнее. Горча-
кова поддерживал и В.П. Титов, который в середине апреля
направил в Петербург меморандум, в котором предлагал не
158
считать ограничение русского флота унижением достоинства
России.
Однако в Петербурге не хотели внимать доводам своих ди-
пломатов. Передавая мнение государя, к которому он сам, без-
условно, присоединялся, канцлер К.В. Нессельроде сообщал
Горчакову, что добиваться от императорского двора обязатель-
ства не превышать довоенного уровня Черноморского флота, то
есть запретить ему строить новые корабли, как того требовали
западные державы, значило бы «желать невозможного и впадать
в абсурд»97. Показательно, что Горчакову было предписано
сообщить Францу-Иосифу, что российский император на деле
не планирует увеличивать число кораблей на Черном море, но
не может дать такого обязательства, особенно если от него этого
будут требовать98. Первые месяцы царствования Александра II
не оправдывали надежд тех, кто рассчитывал на мягкий харак-
тер и уступчивость нового царя.
Венская конференция 1855 г. стала, пожалуй, самым важ-
ным событием дипломатической истории Восточной войны. Ее
ход был тесно связан с развитием действий на военном театре,
общей международной обстановкой и даже внутренней полити-
кой некоторых стран-участниц. Причиной срыва переговоров,
замечает В.Н. Виноградов, явился отказ России от дискри-
минационных условий урегулирования на Черном море, а глу-
бинной подоплекой — намерение Англии продолжать войну99.
Действительно, конференция «забуксовала» на третьем пункте
во многом оттого, что правительства Англии и Франции не
хотели идти на мир до тех пор, пока не достигнуты основные
цели войны, среди которых падение Севастополя занимало
первое место.
Важное место во время конференции занимала «борьба за
Австрию» между англо-французской и российской дипломати-
ями. Австрийцы умело пользовались своим срединным положе-
нием между блоком морских держав и Россией. К.Ф. Буоль, как
мы знаем, предложил в качестве одного из вариантов урегулиро-
вания «принцип противовеса». Из всех проектов, выдвинутых
союзниками, австрийский мог оказаться наиболее приемлемым
для России. Однако в Петербурге не хотели идти навстречу
австрийским предложениям и тем лишь подтолкнули венский
двор в объятия Англии и Франции. Тем временем австрийская
дипломатия, консультируясь с Парижем и Лондоном, которых
не устраивал «принцип противовеса», существенно изменила
свои предложения. В окончательном виде они были сформули-
159
рованы на последнем, 14-м заседании конференции, созванном
после месячного перерыва 4 июня. Ни Э. Друэна де Люиса, ни
Дж. Рассела на нем уже не было.
Австрийский проект предусматривал закрытие Проливов в
соответствии с Лондонской конвенцией 1841 г., но нечерно-
морские державы наделялись правом иметь в Черном море по
2 фрегата или других корабля более низкого класса. Султан мог
открывать Проливы всем кораблям своих союзников в случае
угрозы для безопасности Порты. Что касается состава военно-
морских сил России и Турции, то он должен был быть установ-
лен соглашением этих двух держав между собой. Статьи авст-
рийского проекта были в основных чертах и ранее известны
Горчакову, который полагал, что на их основе можно будет
договориться. Однако в последний момент австрийцы допол-
нили статью о Черноморском флоте оговоркой о том, что для
России он не должен превышать числа военных судов, плаваю-
щих в настоящее время100. Данная оговорка имела принципи-
альное значение, поскольку «в настоящее время» плавающего
русского флота на Черном море практически не существовало
(большая часть кораблей по военным соображениям была за-
топлена в Севастопольской бухте).
A.M. Горчаков заявил, что передаст новые австрийские
предложения в Петербург. Пока же он готов высказать свое
личное мнение: статья о военно-морских силах является осно-
вой, на которой представители России и Турции могли бы
прийти к соглашению путем прямых переговоров. Если же в
переговоры вмешаются третьи державы, то это будет расцене-
но как покушение на суверенные права черноморских стран.
Французский и английский уполномоченные Ф.А. Буркене и
Дж. Уэстморленд дали понять, что не видят смысла в продол-
жении переговоров, поскольку они вновь натолкнулись на не-
желание России ограничить размеры своего военно-морского
флота101. Круг замкнулся. Конференция закрылась, так и не
приступив к обсуждению четвертого пункта (о православных
подданных султана).
Итак, противникам не удалось договориться о мире. Ответст-
венность за неудачу, на наш взгляд, несут обе стороны. Если
западные союзники не стремились к миру вследствие того, что
главные цели войны не были еще достигнуты и они не чувст-
вовали себя победителями, то Петербург только отдалял перс-
пективу примирения упорным желанием добиться «почетных»
условий. Проявив определенную гибкость при обсуждении ста-
160
туса Проливов, российское правительство не исключало и
возможности ограничения своего Черноморского флота, тем
более что последний в тот момент попросту не существовал, а
в Черном море хозяйничал неприятель. Но Александр II не мог
смириться с формой, в которую его противники пытались
облечь данное условие соглашения, в чем он усматривал поку-
шение на свой суверенитет и великодержавное достоинство
России. Представляется, что итоги Венской конференции были
сопряжены для российской дипломатии с упущенными возмож-
ностями если не заключения мира, то хотя бы получения при-
емлемого решения по важному третьему пункту.
И тем не менее работа конференции не была бесплодной.
Она позволила прояснить позиции сторон по вопросам мир-
ного урегулирования, тем самым значительно облегчив работу
будущего мирного конгресса. 27 августа (8 сентября) 1855 г.
после героической 11 -месячной обороны пала Севастопольская
крепость. Россия потерпела поражение в войне, что явилось
следствием общей технико-экономической отсталости само-
державно-крепостнической страны по сравнению с главными
капиталистическими державами Западной Европы и результа-
том перевеса военных сил союзной коалиции.
Мирный конгресс явился как бы продолжением Венской
конференции с той, правда, разницей, что одна сторона высту-
пала теперь в роли победителя, а другая — побежденного.
Отправной точкой переговоров стали пять пунктов, которые в
ультимативном порядке Австрия от имени союзных держав
предъявила России в самом конце 1855 г. Этот документ, ко-
торый в Петербурге вынуждены были принять, представлял
собой ужесточенный вариант известных четырех пунктов. Со-
гласно пункту третьему, Черное море объявлялось нейтраль-
ным, вход в него военным судам всех государств воспрещался,
а на берегах его не разрешалось содержать никаких военно-
морских арсеналов. Как видим, из всех проектов решения чер-
номорского вопроса предпочтение было отдано французскому
варианту нейтрализации.
Предъявленные России условия не явились неожиданностью
для царского правительства. A.M. Горчаков регулярно сообщал
из Вены о ходе выработки требований союзников. В свою оче-
редь, руководители российской внешней политики, включая и
самого императора, за несколько месяцев, прошедших после
Венской конференции, значительно изменили свои взгляды,
перейдя от абсолютного неприятия идеи нейтрализации к
П—2729
161
пониманию необходимости покориться этому требованию,
которое стало представляться им приемлемым в качестве от-
правной точки на переговорах. Само то обстоятельство, что
план нейтрализации в конечном счете исходил от французско-
го императора, то есть главной персоны в стане победителей,
говорило в пользу его принятия. Об этом писал в докладе царю
в самом конце 1855 г. канцлер К.В. Нессельроде, который
почеркивал, что, согласившись на французский проект, можно
будет ожидать взамен поддержку Наполеона III на переговорах.
1 февраля 1856 г. по новому стилю в Вене был составлен
протокол, констатировавший, что в пяти пунктах изложены
предварительные условия мира. Сам же мирный конгресс от-
крылся 25 февраля в Париже. Это был самый грандиозный
европейский форум после 1815 г. Россию представляли на нем
А.Ф. Орлов и Ф.И. Бруннов. Опытный и удачливый дипломат,
ловкий и блестящий царедворец, отличавшийся и в свои 70 лет
молодцеватым видом и гвардейской выправкой, граф Орлов вы-
ступал в роли первого уполномоченного. Бывшего посланника
в Лондоне, а затем при Германском союзе барона Бруннова
назначили вторым уполномоченным.
В отчете Министерства иностранных дел говорилось, что
инструкции, данные уполномоченным, определялись требова-
ниями момента. С одной стороны, протокол о пяти пунктах
почти не оставлял надежды на сколько-нибудь значительное
улучшение условий мира. Но с другой — конкретные обстоя-
тельства могли способствовать появлению и благоприятных
шансов. Вот почему так много зависело от проницательности
самих уполномоченных, способных на месте лучше разобрать-
ся в сути дела. В общей части инструкций ставилась задача не
допустить в тексте мирного договора формулировок и поста-
новлений, унижающих достоинство России.
В отношении пункта третьего было сказано, что, соглашаясь
на нейтрализацию Черного моря, императорский кабинет обра-
щает внимание своих представителей на конгрессе на необхо-
димость обязательного закрытия Проливов для военных судов.
Без этого условия нейтрализация оказалась бы «пустым зву-
ком». Вот почему принцип закрытия должен находиться под
коллективной гарантией европейских держав. Одновременно
черноморским государствам важно иметь право содержать лег-
кие военные суда для береговой службы и охраны торговли102.
В работе конгресса принимали участие делегаты от Фран-
ции, Великобритании, России, Австрии, Османской империи,
162
Сардинии. Позднее пригласили и представителей Пруссии как
страны, подписавшей Лондонскую конвенцию 1841 г. Предсе-
дательствовал на заседаниях французский министр иностран-
ных дел, двоюродный брат Наполеона III граф Ф.А. Валевский.
Основными противниками русских дипломатов в Париже стали
английский и австрийский министры иностранных дел лорд
Кларендон и К.Ф. Буоль. Что касается Ф.А. Валевского, то он
чаще поддерживал русскую делегацию. А.Ф. Орлов писал, что
председательствующий действовал тонко, стараясь не раздражать
англичан. И в то же время «к нам он всегда относился не как
враг, а пособник. Он сам употребил этот термин и соответст-
венно держал себя в течение всех переговоров»103.
Поведение французского министра объяснялось позицией
императора Наполеона, являвшегося подлинным, хотя и заку-
лисным, председателем на конгрессе. В это время Наполеон вел
сложную политическую игру. В его стратегические планы вхо-
дил пересмотр «венской системы договоров 1815 года». Своим
военным успехом союзники были обязаны в первую очередь
французской армии. Император хотел в полной мере исполь-
зовать этот фактор. Находясь в ореоле триумфатора, он наме-
ревался занять главенствующее положение на международной
арене, стать суперарбитром на континенте. С одной стороны,
он пошел на укрепление отношений с Великобританией и Ав-
стрией, заключив с ними 15 апреля 1856 г. договор, гаранти-
ровавший целостность и независимость Османской империи.
Сложилась так называемая «крымская система», имевшая анти-
русскую направленность. С другой стороны, все сильнее давали
себя знать англо-французские противоречия, скрытые до поры
до времени покровом союзничества. Итальянская политика На-
полеона неминуемо должна была привести к обострению отно-
шений с Австрией. Поэтому он включил в свои планы и по-
степенное сближение с Россией.
Орлов доносил, что император разрешил в затруднительных
случаях прибегать к его посредничеству. Он встречал россий-
ского уполномоченного с неизменной приветливостью, и их бе-
седы проходили в очень благожелательной обстановке. Благо-
даря тому что собеседникам часто удавалось находить общий
язык, русская делегация добилась достаточно выгодных для
себя решений по целому ряду вопросов. А.Ф. Орлов, безуслов-
но, был умелым дипломатом: уступая там, где это было неизбеж-
но, он проявлял твердость в вопросах, где можно было добиться
успеха. Но нельзя забывать, что у него в руках имелись сильные
п* 163
козыри, добытые русскими воинами. Позиции русской стороны
укрепляло то обстоятельство, что в конце 1855 г. капитулиро-
вала мощная турецкая крепость Каре. Противников России за-
ставляло умерить свои аппетиты и эхо славной севастопольской
обороны.
Главные вопросы, связанные с нейтрализацией Черного мо-
ря, обсуждались на заседании, состоявшемся 4 марта. В задачу
русских делегатов входило сохранить верфь в Николаеве (в ли-
мане р. Южный Буг), на ликвидации которой настаивал лорд
Кларендой, а также не допустить распространения принципа
нейтрализации на Азовское море, чего требовали также глав-
ным образом англичане. И того и другого Орлову удалось до-
биться при поддержке императора Наполеона.
Довольно острый спор завязался о количестве легких воен-
ных судов, которые разрешалось иметь черноморским государ-
ствам для целей охраны. Российские делегаты настаивали на
прямых русско-турецких переговорах по этому поводу. Однако
турки под нажимом англичан отказались. Преодолевая сопро-
тивление лорда Кларендона, граф Орлов старался, насколько
возможно, увеличить число разрешенных судов, что отвечало
также и интересам Турции. Он составил особый проект, преду-
сматривавший возможность модификации судов, повышения их
качественных показателей. Речь шла, как пишет В.Н. Вино-
градов, о «воссоздании на Черном море небольшой, но боеспо-
собной эскадры кораблей нового типа, пароходо-фрегатов»104.
Отстоять свой план в полном объеме А.Ф. Орлову не удалось.
Но он добился главного: это могли быть современные паровые
корабли, а не парусные корветы, как настаивали британские
представители лорд Кл арендой и Г.Р. Каули.
18(30) марта 1856 г. представителями России, Австрии, Фран-
ции, Великобритании, Пруссии, Сардинии и Турции был под-
писан мирный трактат. Он фиксировал поражение Российской
империи в войне. Вследствие отмены русского покровительст-
ва над Дунайскими княжествами, Сербией и православными
подданными султана влияние России на Ближнем Востоке и
Балканах было подорвано, снизился ее авторитет как великой
державы. Территориальные же потери оказались сравнительно
невелики: к княжеству Молдавия отошла южная часть Бессара-
бии, но в результате этого Россия перестала быть придунайской
державой, что также ослабляло ее позиции на Балканах.
Трактат состоял из 34 статей и одной «дополнительной и
временной»105. Самым тяжелым условием для России являлась,
164
разумеется, нейтрализация Черного моря. Статья XI, объявляв-
шая море нейтральным, гласила, что «открытый для торгового
мореплавания всех народов вход в порты и воды оного фор-
мально и навсегда воспрещается военным судам как прибреж-
ных, так и всех прочих держав». В статье XIII содержалось обя-
зательство всероссийского императора и султана «не заводить
и не оставлять на сих берегах никакого военно-морского арсе-
нала». Статьей XIX оговаривалось исключение из принципа
нейтрализации. Оно состояло в том, что каждая из договари-
вающихся стран наделялась правом содержать «во всякое время
по два легких морских судна у Дунайских устьев» для обеспе-
чения свободы судоходства по реке.
К трактату прилагались три конвенции, имевшие такую же
силу, как и статьи самого договора. В конвенции о Дарданеллах
и Босфоре объявлялось о «твердом намерении» султана соблю-
дать «древнее правило» закрытия Проливов для военных ино-
странных судов «доколе Порта будет находиться в мире». Мо-
нархи других держав, в свою очередь, обязывались уважать это
решение. Наконец, говорилось, что султан «предоставляет
себе» право, «как и прежде», выдавать фирманы для прохода
через Проливы легких военных судов, «которые будут употреб-
ляемы, по существующему обыкновению, при миссиях друже-
ственных с Портою держав». Русско-турецкая конвенция о во-
енных судах в Черном море устанавливала, что каждая из
черноморских держав могла иметь для прибрежной службы по
6 паровых, длиною в 50 м по ватерлинии и вместительностью
до 800 m, и по 4 легких паровых или парусных судна, вмести-
тельностью до 200 m106. Это также было исключением из прин-
ципа нейтрализации.
При сопоставлении статьи XI трактата и Ковенции о Проли-
вах многие авторы замечают любопытное противоречие. Если
в первом случае говорится о запрещении военным кораблям
входить в Черное море «формально и навсегда», то во втором
подобный запрет распространен лишь на тот период, когда
Порта находится в состоянии мира. Подчеркивая опасность
возникновения такой ситуации, когда неприятельский флот в
случае войны с участием Турции мог беспрепятственно пройти
через Проливы и угрожать незащищенному русскому Черно-
морскому побережью, СМ. Горяинов, автор известного труда,
вышедшего в начале XX в., заключал, что «такое порабоще-
ние России, очевидно, входило в расчет западных держав»107.
Юрист-международник Б.А. Дранов, работа которого была
165
опубликована в разгар холодной войны, тем не менее не столь
резок в своих суждениях. Он лишь замечает, что вытекающая
из условий конвенции возможность ведения военных действий
в «нейтрализованном море» вряд ли может быть объяснена
простым редакционным недосмотром дипломатов108. «Если рас-
сматривать нейтрализацию в международно-правовом аспекте,
то она была лишь формальной и далеко не полной», посколь-
ку «не содержала юридической гарантии отказа от ведения
военных действий в Черноморском бассейне»109, — считает
В.А. Георгиев.
Протоколы конгресса молчат о реакции российских уполно-
моченных на упомянутое противоречие, которого те, возможно,
попросту не усматривали. Противоречие действительно исче-
зает, если понимать статью 1-ю конвенции буквально. В ней
сказано, что, «доколе Порта будет находиться в мире, его вели-
чество (султан. — Авт.) не допустит никакого иностранного
военного судна в означенные Проливы». Речь идет о Проливах,
море здесь не упомянуто вовсе. Следовательно, оно остается
закрытым в любом случае, по крайней мере на бумаге. Видимо,
именно так понимался смысл документов участниками событий.
Во всяком случае, 1 марта А.Ф. Орлов телеграфировал: «Редак-
ция по нейтрализации Черного моря окончена... Принцип за-
крытия Проливов утвержден». На полях телеграммы рукою
Александра II написано: «Все это хорошо»110.
Можно согласиться с современным исследователем О.В. Ма-
рининым, который замечает: «Комплекс договоренностей по
Черному морю, зафиксированный в договоре и в приложенной
к нему конвенции о Проливах, продолжал и развивал линию на
создание юридического обоснования для усиления вмешатель-
ства нечерноморских стран в двусторонние русско-турецкие
отношения, начало которой было положено Лондонскими
конвенциями о Проливах 1840 и 1841 гг.»111. О крушении уже
в 1853 г. «старого основополагающего правила российской ди-
пломатии не допускать «постороннего» вмешательства в рус-
ско-турецкие дела, надломленного в 1841 г. подписанием кон-
венции о Проливах»112 пишет В.Н. Виноградов. Однако трудно
предположить, что все могло происходить иначе. «Старое осно-
вополагающее правило» действовало тогда, когда русские пози-
ции на Балканах и Ближнем Востоке были сильными. Послед-
ние же полтора десятилетия перед Крымской войной отмечены
прогрессирующим падением российского влияния в Османской
империи и соответственно ростом влияния западных держав —
166
Франции и Англии — на политику и экономику этой страны.
Политика — это искусство возможного. А возможность выбора
между двусторонним и многосторонним соглашением у русско-
го правительства была невелика даже в 1840-1841 гг. и тем
более в 1856-м, когда страны-победительницы диктовали ему
условия мира.
Запрещение иметь военный флот в Черном море и арсеналы
на его берегах ущемляло великодержавный статус и националь-
ное достоинство России, сильно подрывало ее позиции в этом
регионе. Формально нейтрализация ставила в равное положе-
ние оба черноморских государства. На деле же страдала в го-
раздо большей степени Россия. Она лишалась военно-морских
сил в регионе (кроме легких судов, о которых говорилось выше).
Турция же сохраняла право содержать свои корабли в Проли-
вах. Недалеко находилась и ее средиземноморская эскадра.
Фактическое неравенство России и Турции, установленное
Парижским конгрессом, признается большинством исследо-
вателей. Известный американский историк Барбара Елавич от-
мечает, имея в виду присутствие в Средиземном море также и
кораблей морских держав: «Опасность, представляемая объеди-
ненными, потенциально враждебными флотами, угрожала конт-
ролю России не только над ее Черноморским побережьем, но
также и кавказскими, а опосредованно и над среднеазиатскими
землями»"3.
Но тем ценнее становилось правило закрытия Проливов
для кораблей иностранных государств, призванное в какой-то
степени обезопасить русское побережье. Насколько эффектив-
ным в условиях нейтрализованного моря являлся такой режим,
должны были показать события, последовавшие за Парижским
конгрессом.
3. Борьба российской дипломатии
за отмену нейтрализации Черного моря.
Лондонская конвенция 1871 г.
«Восточный вопрос, несмотря на реки крови, которые он
стоил Европе, сегодня неразрешим еще более, чем когда-либо
прежде»"4, — говорилось в министерском годовом отчете, со-
ставленном в марте 1857 г. И действительно, впереди были но-
вые кризисы и новые войны, порожденные все тем же «вечным»
Восточным вопросом. Однако выводить из этого, что на евро-
167
пейской политической арене ничего не изменилось, было бы
глубоко неверным. Напротив, изменилось очень многое. Крым-
ская война и Парижский конгресс стали серьезным рубежом в
истории международных отношений.
Окончательно прекратила свое существование «венская сис-
тема». Ей на смену пришли другие союзы и объединения. Это
прежде всего «крымская система» (Англия, Австрия, Франция),
имевшая своей целью сохранение послевоенного статус-кво в
Балканско-Ближневосточном регионе. Решением Парижского
конгресса в далеко не дружный «европейский концерт» вклю-
чалась и Османская империя. Согласно статье VII трактата, она
признавалась «участвующей в выгодах общего права и союза
держав европейских»"5. Формальным основанием для такого
акта послужило провозглашение султанским указом 18 февраля
1856 г. (известным в истории как хатт-и хумаюн) равенства
перед законом всех подданных вне зависимости от их этноре-
лигиозной принадлежности.
Страны — участницы конгресса торжественно обещали
(в статье IX) «ни в коем случае» не вмешиваться, «совокупно или
отдельно, в отношения его величества султана к его подданным
и во внутреннее управление империи его». В отношении России
это обещание следовало понимать буквально. Прекращалось ее
покровительство над Княжествами и православным населением.
В то же время именно данная статья, вследствие неспособности
османских властей провести реформы и улучшить положение
христиан, и создала предпосылки для усиления влияния дер-
жав-победительниц на политику Порты. Одновременно возра-
стала и финансовая зависимость Турции от Англии и Франции.
По займам, полученным в годы Крымской войны, она распла-
чивалась вплоть до 1914 г.
Крупные перемены происходили и во внешней политике
Российской империи. Осталась в прошлом былая солидарность
трех «северных дворов». Главным противником в это время
являлась Англия. Следом за ней в отчете МИД фигурировала
Австрия, о которой говорилось, что она «также находится в
первом ряду наших неприятелей»116. Зато еще в ходе работы
Парижского конгресса наметилось франко-русское сближение,
получившее развитие в последующий период.
Еще более важным явилось изменение самого направления
российской политики. В апреле 1856 г. был уволен старый
канцлер К.В. Нессельроде, в течение четырех десятилетий воз-
главлявший внешнеполитическое ведомство. Вместо него ми-
168
нистром иностранных дел царь назначил A.M. Горчакова.
Большую известность получила циркулярная депеша россий-
ским посольствам и миссиям от 21 августа (2 сентября) 1856 г.,
в которой говорилось о новом курсе русской политики. Под-
черкивалось, что главное внимание будет уделяться внутренним
проблемам. На внешнеполитической же арене Россия станет
действовать осторожно, залечивать раны и собирать силы. Бук-
вально крылатыми стали фразы циркуляра: «К России обраща-
ются с упреком, что она изолируется и хранит молчание.
Говорят, Россия дуется. Россия не дуется, Россия сосредоточи-
вается»"7.
Непосредственной причиной появления внешнеполитичес-
кой программы A.M. Горчакова явилось военное поражение.
Вместе с тем она удачно вписалась в общий контекст развития
страны, главным содержанием которого стали начавшиеся
вскоре Великие реформы. Потребовалась максимальная кон-
центрация сил для внутренней работы, и установка на сдержан-
ность во внешних делах вполне отвечала задачам, стоявшим
перед Россией. Впрочем, сдержанность великой державы могла
быть лишь относительной. Как показали ближайшие после
Крымской войны годы, осторожность нового курса в Европе
сочеталась с повышением активности в Азии. Завершилась дли-
тельная Кавказская война, в результате чего над всем Северным
Кавказом упрочился контроль русской администрации. В конце
50-х гг. российской дипломатии удалось мирным путем добиться
присоединения Приамурья и Приморья, а в начале 60-х нача-
лось завоевание Средней Азии.
Первейшей целью европейской политики отныне станови-
лась отмена ограничительных статей Парижского мира. На это
были нацелены усилия правительства, об этом говорили и в
обществе. «Я не скрываю, что мы хотим избавиться от договора
1856 г., исключить из международного права нейтрализацию
Черного моря. Мы добьемся этого, ибо всегда к этому стремимся.
Надеюсь еще при жизни это увидеть»"8, — говорил A.M. Гор-
чаков в беседе с французским посланником. Дипломат, ученый-
востоковед и путешественник П.А. Чихачев в одной статье,
опубликованной за границей, писал, имея в виду нейтрализа-
цию Черного моря: «Такая уступка России оскорбительна для
нее. Невозможно поэтому, чтобы она когда-нибудь согласилась
признать это положение иначе как временным урегулировани-
ем. Россия оставляет за собою право отказаться от него сразу
же, как только политическая обстановка в Европе представит
169
такой случай»119. Подобная постановка вопроса, которую Чиха-
чев сформулировал очень точно, диктовалась не только полити-
ческими, но и экономическими факторами.
Развитие капитализма в пореформенный период влекло за
собой расширение южной торговли, которая велась через пор-
ты Черного и Азовского морей. В 1856-1860 гг. этим путем вы-
возилось свыше 77 процентов всей русской пшеницы, шедшей
на экспорт. В 1866-1870 гг. — 85 процентов120. Следовательно,
возрастало значение Босфора и Дарданелл для экономики юга
России. Статус Проливов не препятствовал свободному плава-
нию торговых судов разных стран, однако уязвимость русского
побережья для нападения неприятеля отнюдь не способствова-
ла расцвету торговли.
Нейтрализация Черного моря входила в противоречие как с
политическими, так и с экономическими интересами государ-
ства, а также с соображениями его безопасности. На страже
существующего порядка вещей стояли соответствующие статьи
Парижского трактата, который был своего рода «конституцией»
для Балканско-Ближневосточного региона. У этой «конститу-
ции» имелись и гаранты — державы-победительницы, а заклю-
ченный 15 апреля 1856 г. договор между Англией, Австрией и
Францией являлся дополнительной гарантией незыблемости
положений трактата. Согласно договору от 15 апреля, охраняв-
шему независимость и целостность Оттоманской империи, вся-
кое нарушение Парижского трактата рассматривалось как casus
belli.
Австро-англо-французский договор 1856 г. положил начало
«крымской системе», важнейшей составной частью которой
являлась и нейтрализация Черного моря. Для преодоления ог-
раничительных статей в конкретных условиях того времени у
России имелся единственный путь — договориться с держава-
ми-гарантами, используя противоречия, существовавшие меж-
ду ними. А недостатка в противоречиях не было. «Крымская
система» просуществовала до начала 1870-х гг. За эти недолгие
полтора десятилетия карта Европы претерпела такие измене-
ния, которые сопоставимы разве что с перекройкой границ в
бурное наполеоновское время. Подобные перемены, естествен-
но, не могли случаться без острых политических кризисов,
новых войн и мирных договоров, союзов и перегруппировок
держав. Россия не оставалась безучастной зрительницей евро-
пейских процессов, однако в соответствии с главной задачей
ставила свои отношения с другими державами в зависимость от
170
позиции той или иной из них в вопросе о нейтрализации Черно-
го моря. Формально Россия, как держава, подписавшая Париж-
ский трактат, также являлась гарантом статус-кво на юго-вос-
токе Европы. На практике же она была, конечно, заинтересована
в том, чтобы действиями других стран создавались прецеденты
нарушения статей трактата, что помогло бы ей в подходящий
момент сделать решительный шаг, ссылаясь на эти прецеденты.
В стремлении добиться пересмотра отдельных условий трак-
тата Россия могла рассчитывать на благожелательное отноше-
ние лишь двух держав — Пруссии и Франции. В первые годы
после Крымской войны Пруссия еще не играла ведущих ролей
на европейской сцене. Зато такую роль, безусловно, играла
Французская империя. На нее поначалу и делалась основная
ставка. Русско-французское сближение длилось до 1863 г. Куль-
минационным моментом его стал секретный договор от 3 марта
1859 г. Готовясь совместно с Сардинским королевством к войне
против Австрии, Наполеон III хотел заручиться дружественным
нейтралитетом России. Последняя, в свою очередь, рассчиты-
вала получить поддержку Франции в деле отмены двух статей
Парижского мира (о нейтрализации Черного моря и уступке
Южной Бессарабии). Ни одна из сторон не осталась в полной
мере довольна условиями договора, но в целом в выигрыше
оказался император французов, который уклонился от опреде-
ленных обещаний поддержать Россию в жизненно важном для
нее деле.
Русско-французское сотрудничество продолжалось на рубе-
же 50-60-х гг. и по вопросам, возникавшим в связи с бурными
и драматическими событиями на Балканах. Поддержка Россией
освободительного движения подвластных Османской империи
балканских народов-единоверцев являлась давней традицией.
Совершенно отказаться от нее даже при том трудном положе-
нии, в котором оказалась Россия после проигрыша в Крымской
войне, не представлялось возможным. Да это и не входило в
намерение русского правительства, ибо через такую поддержку,
пусть и не слишком энергичную в связи с особенностями мо-
мента, шел самый верный путь к восстановлению престижа и
влияния России на Балканах. Наполеон III поддерживал дейст-
вия России в пользу балканских народов, надеясь получить вза-
мен русскую поддержку в вопросах, которые были особенно
важны для него, например итальянском.
Следует, однако, учитывать, что в политике Наполеона III
присутствовали элементы авантюризма и непоследовательнос-
171
ти. Вынашивая честолюбивые планы перекройки карты Евро-
пы, он одновременно не желал поступаться и ролью одного из
главных охранителей условий Парижского трактата. Во время
польского восстания 1863 г. он солидаризировался с Англией
и Австрией в антирусской дипломатической кампании. Отно-
шения между Российской и Французской империями резко
обострились и оставались прохладными уже до конца сущест-
вования наполеоновского режима. Между тем к концу 60-х гг.
у Франции появился новый опасный соперник в лице набирав-
шей мощь Пруссии, которая после победоносных войн против
Дании и Австрии успешно продвигала под своей эгидой про-
цесс объединения Германии.
Пруссия была единственной державой, поддержавшей цар-
ское правительство в трудные для него дни польского восстания.
На Пруссию в конце концов и стала ориентироваться россий-
ская дипломатия в стремлении избавиться от обременитель-
ных пут, наложенных на страну в 1856 г. Решение это не было
легким. Ориентация на Пруссию означала, по крайней мере,
благожелательный нейтралитет в отношении планов канцлера
О. Бисмарка «железом и кровью» создать единую Германию.
В правительственных кругах Петербурга имелись влиятельные
силы, включая самого министра A.M. Горчакова, которым боль-
ше импонировало сотрудничество с Францией, несмотря на пе-
чальный опыт польского восстания.
Усиление милитаристской Пруссии вызывало тревогу как в
высших сферах, так и в широких слоях общества, особенно тех,
которые находились под воздействием славянофильских или
панславистских идей. Осуществление планов Бисмарка сущест-
венно нарушало европейское равновесие. И тем не менее, как
писал Горчаков, взвешивая все возможности, «мы сочли долгом
дать свидетельство нашей симпатии» к Пруссии, так как «на
современной карте Европы нет государства, согласие с кото-
рым было бы более рационально для нас». «Серьезное и тесное
согласие с Пруссией есть наилучшая комбинация, если не един-
ственная»121.
В пользу сотрудничества с этой державой говорило и то об-
стоятельство, что последняя не имела прямых интересов в Вос-
точном вопросе. Бисмарк любил подчеркивать, что согласен на
любое решение, которое не нарушает европейского мира. Рус-
ско-прусские переговоры завершились в декабре 1868 г. согла-
шением о проведении согласованной политики в ряде вопросов,
в том числе и Восточном. Позднее, в августе 1870 г., желая
172
заручиться благожелательной позицией Петербурга в начав-
шейся франко-прусской войне, Бисмарк уже прямо заявил, что
готов поддержать Россию в деле пересмотра Парижского мира.
Имели место и попытки переговоров с Австрией, причем по
ее инициативе. В трудные для себя годы, 1859-м и 1867-м, после
поражений, понесенных от Франции и Пруссии, австрийцы,
стремясь снискать расположение России, выступали с предло-
жением поднять вопрос об отмене ограничительных условий
Парижского мира. Однако австрийские инициативы мало чего
стоили при нежелании Наполеона III всерьез рассматривать
этот вопрос и еще более резкой оппозиции Лондона. Главным
же препятствием на пути русско-австрийского сотрудничества
стала балканская политика обеих держав, то есть соперниче-
ство за сферы влияния в этом вечно неспокойном регионе.
Ослабление России в Крымской войне внесло коррективы в
ее стратегическую линию на Балканах. Усиление национально-
освободительного движения балканских народов и перспектива
распада Османской империи не отвечали в тех условиях интере-
сам России. Как писал посол в Париже П.Д. Киселев, «было бы
в тысячу раз выгоднее отсрочить день открытия турецкого на-
следства и не затрагивать Восточного вопроса, пока превосход-
ство на стороне западных держав»122. Ту же мысль неоднократно
во второй половине 50-х и в 60-е гг. высказывал A.M. Горчаков.
В кругах российской дипломатии имелись сторонники иного
курса, выступавшие за более активную политику и ратовавшие
за то, чтобы вопросы, связанные с Черным морем и Проливами,
решались на основе двусторонних русско-турецких договорен-
ностей. Речь идет в первую очередь о посланнике (в 1867 г.
возведенном в ранг посла) в Константинополе Н.П. Игнатьеве.
Это была незаурядная, яркая личность. Энергичный, общитель-
ный, красноречивый, питавший симпатии к славянофилам и
разделявший некоторые их идеи, Николай Павлович Игнатьев
остался в истории дипломатии как один из приверженцев так
называемой национальной внешней политики. Он страстно
желал возрождения былого могущества России на международ-
ной арене, считал, что она должна достигнуть этого, опираясь
на собственные силы, а не на сотрудничество с другими держа-
вами, которым он не доверял.
На своем посту Н.П. Игнатьев пытался проводить собствен-
ную линию. Основной целью своей деятельности он ставил
восстановление престижа России в регионе и ослабление там
влияния Англии, Франции, Австрии. Во имя достижения этой
173
цели он был готов на любые шаги. Здесь и постройка роскош-
ного дворца для российского посольства, и пышные выезды в
церковь на белом коне в сопровождении греческих и сербских
дипломатов, и активная поддержка повстанцев на Крите в
1866-1869 гг., и выдвижение идеи широкого общебалканского
антиосманского восстания, возглавляемого Сербией при под-
держке России. Разумеется, последний проект Игнатьева суще-
ственно расходился с видами правительства, на что прямо
указал ему Горчаков. Как бы то ни было, но Н.П. Игнатьев
прослужил в Константинополе довольно долго, до 1877 г. В
Петербурге ценили опыт и знания этого посла, который в по-
следний период своего пребывания в османской столице сде-
лался дуайеном дипломатического корпуса.
Приверженцы «национальной» политики входили в «мос-
ковскую» группировку, возглавлявшуюся известным публици-
стом М.Н. Катковым. Они противопоставляли свою линию
официальной правительственной политике, которую прозвали
«кабинетной» и «династической». Однако в тех условиях взгля-
ды сторонников «национальной» политики имели мало шансов
на претворение в жизнь. Они преувеличивали возможности Рос-
сии в европейской и мировой политике, недооценивая в то же
время силы других держав, особенно Англии. Проекты их были
утопичны. Гораздо более конструктивной была как раз осто-
рожная «кабинетная» политика государственного канцлера
A.M. Горчакова (он получил это звание в 1867 г.), которая учи-
тывала сложившиеся реалии, сообразовывалась с естественным
ходом вещей.
Выше уже говорилось, что в свете стоявшей перед ним
основной внешнеполитической задачи российское правитель-
ство было заинтересовано в том, чтобы создались прецеденты
нарушения статей Парижского трактата. Еще в 1864 г. газета
«День» писала: «Чем больше дыр в этом трактате, тем скорее
он разорвется, а это не может не быть в интересах нашей
политики на Востоке»123. К началу 70-х гг. такие «дыры» уже
имелись. Они были различного характера — от крупных поли-
тических изменений в Балканско-Ближневосточном регионе до
прямого нарушения западными странами принципа закрытия
Черноморских проливов и нейтрализации Черного моря. В Пе-
тербурге ждали удобного случая, чтобы предпринять решитель-
ные действия.
В июле 1870 г. долго зревший конфликт между Францией
и Пруссией привел к войне. Ее начал Наполеон III. Удачным
174
исходом войны он рассчитывал укрепить свое положение как
внутри страны, так и на международной арене, не допустить
появления на восточных границах Франции опасного соседа в
лице мощного Германского государства. Симпатии официаль-
ной России были в основном на стороне Пруссии. Александр II
обещал Бисмарку в случае вмешательства Австро-Венгрии (так
стала называться с 1867 г. Габсбургская монархия) в конфликт
придвинуть к границам последней 300-тысячное войско, а если
понадобится, то и «занять Галицию». Победа Наполеона, глав-
ного охранителя Парижского трактата, грозила обернуться за-
креплением его ограничительных условий на неопределенно
длительный срок. В Европе еще бытовало мнение о военной
мощи Второй империи, созданное былыми успехами ее генера-
лов и маршалов. Однако события стали развиваться вопреки
всем ожиданиям. Французские армии потерпели сокрушитель-
ное поражение. Одна из них, при которой находился и сам
император, уже 2 сентября была окружена в крепости Седан и
капитулировала. Сопротивление французов продолжалось еще
в течение нескольких месяцев, однако исход борьбы уже ни у
кого не вызывал сомнений. Изживший себя, погрязший в аван-
тюрах наполеоновский режим рухнул. Во Франции провозгла-
сили республику.
Франко-прусская война приковала к себе внимание всего
мира. Ее результаты коренным образом меняли политическую
обстановку в Европе. Провозглашение республики во Франции
не слишком встревожило царское правительство. Оно скорее
было озабочено тем, как с наибольшей выгодой воспользовать-
ся сложившейся международной ситуацией. Внимание основных
противников — Англии и Австрии — поглощали события на
военном театре. Франция, как субъект европейской политики,
была чрезвычайно ослаблена. Пруссия обещала поддержку в
ответ на сочувственную позицию Петербурга во франко-прус-
ском конфликте. Можно было приступать к решению главной
задачи, причем делать это следовало незамедлительно.
Инициатором политики быстрых действий являлся прежде
всего князь Горчаков. Он выступал за то, чтобы еще до окон-
чания войны объявить об отказе признавать впредь принцип
нейтрализации Черного моря, полагая, что после заключения
мира вопрос этот, скорее всего, пришлось бы передавать на
рассмотрение конференции держав. При этом не исключалось,
что последняя могла бы вынести и отрицательное решение, а
это, в свою очередь, лишь упрочило бы действие ограничитель-
175
ных статей Парижского трактата. «Пока длилась война, мы
могли с большей уверенностью рассчитывать на добрую волю
Пруссии и на сдержанность держав, подписавших трактат
1856 года»124, — писал A.M. Горчаков.
Министр считал возможным заодно поставить вопрос и о
возвращении Южной Бессарабии. В этом мнении его поддер-
живали Н.П. Игнатьев и некоторые другие государственные
деятели. Канцлер был настроен решительно. Он утверждал
позднее, что если бы государь не одобрил его план действий,
то он, Горчаков, попросился бы в отставку. «Я охотно пожер-
твовал бы собою, мое падение не испортило бы мою карьеру,
потому что меня не могли бы обвинить ни в чем, кроме того,
что я поставил превыше всего честь моего Отечества. Это такое
чувство, которое имеет отклик в России»125. Он уверял, что
«изучил вопрос со всех сторон... Решение долго обдумывалось,
но исполнялось с энергией) и бесповоротно». Горчаков пола-
гал, что шуму в Европе будет много, но вооруженного столк-
новения не произойдет. «С самого возникновения всего дела»
он «предвидел возможность только войны на бумаге, газетной
перебранки и прений в парламентах»126.
15(27) октября 1870 г. в Царском Селе состоялось заседание
Совета министров. Председательствовавший Александр II про-
изнес речь в поддержку предложения канцлера Горчакова.
Император говорил о тягостных последствиях Парижского ми-
ра, о том, что наступила пора, когда можно положить конец
действию его ограничительных постановлений. Мнения участ-
ников заседания разделились. Министры финансов М.Х. Рей-
терн и внутренних дел А.Е. Тимашев советовали проявлять
осторожность, чтобы избежать международных осложнений.
A.M. Горчаков настаивал на решительных действиях. В конце
концов сошлись на предложении военного министра Д.А. Ми-
лютина ограничиться объявлением об отказе следовать статьям
трактата о нейтрализации Черного моря и не упоминать Юж-
ную Бессарабию, дабы уменьшить риск столкновения с против-
никами России. Милютин подчеркивал при этом неготовность
армии.
Циркулярная депеша A.M. Горчакова, предназначенная для
передачи правительствам государств, подписавших Парижский
трактат, датирована 19(31) октября 1870 г. В документе гово-
рилось, что, по замыслу этих государств, «основное начало
нейтрализации Черного моря» должно было устранить возмож-
ность столкновений черноморских стран как между собою, так
176
и с морскими державами, а также «ограждать и Россию от всякой
опасности нападения». «Пятнадцатилетний опыт доказал, —
говорилось далее, — что это начало, от которого зависит без-
опасность границы Российской империи с этой стороны, во всем
ее протяжении, имеет лишь теоретическое значение». На прак-
тике же Россия находится в дискриминационном и уязвимом
положении. На Черном море она почти беззащитна, тогда как
Турция имеет право держать неограниченное количество воен-
ных кораблей в Проливах и Архипелаге. Флоты морских держав
по-прежнему могут находиться в Средиземном море, к тому же
в их составе появились броненосные суда, «не известные и не
имевшиеся в виду при заключении трактата 1856 года».
Прежде чем перейти к характеристике конкретных наруше-
ний Парижского трактата за прошедшие годы, автор циркуляра
делал многозначительное заявление о том, что «ввиду этих на-
рушений трудно было бы утверждать, что опирающееся на
уважение к трактатам (этим основам права международного и
отношений между государствами) писаное право сохранило ту
же нравственную силу, которую оно могло иметь в прежние
времена». Самым важным нарушением являлось, безусловно,
образование Румынского государства с иностранным принцем
на троне. «Это нарушение не было единственным, — писал
Горчаков. — Неоднократно и под разными предлогами проход
через Проливы был открываем для иностранных военных судов,
и в Черное море были впускаемы целые эскадры»127. Думается,
что выражение «целые эскадры» является явным преувеличе-
нием (появление которого в официальном документе, впрочем,
трудно объяснимо). Широко известны три случая нарушения
правила закрытия Проливов. В 1858 г. через Дарданеллы про-
шел американский фрегат «Уобэш», в 1862 г. в Черное море
вошел английский корабль «Гэннет», в 1868 г. в Босфор входил
американский фрегат «Франклин».
«Наш августейший государь, — говорилось далее в цирку-
ляре, — не может допустить, чтобы трактаты, нарушенные во
многих существенных и общих статьях своих, оставались обяза-
тельными по тем статьям, которые касаются прямых интересов
его империи... Чтобы безопасность России была поставлена в
зависимость от теории, не устоявшей перед опытом времени...
Е.и.в. не может долее считать себя связанным обязательствами
трактата 18-го (30-го) марта 1856 года, насколько они ограни-
чивают его верховные права в Черном море». В связи с этим
объявлялось и о прекращении действия русско-турецкой кон-
12 — 2729
177
венции о военных судах, предназначенных для прибрежной
службы. Российский император «возвращал» султану «права его
во всей полноте», как и «восстанавливал свои собственные».
В заключение подчеркивалось, что Россия вовсе не намерена
«возбуждать Восточный вопрос», что она признает главные по-
становления трактата, «определившие положение Турции в ряду
государств Европы». Император заявлял, что его действия про-
диктованы желанием подвести под европейское равновесие и
спокойствие на Востоке более прочное и справедливое основа-
ние, чем то, «которое ни одна великая держава не может при-
нять за естественное условие своего существования»128.
Циркуляр был напечатан в «Правительственном вестнике»
3(15) ноября 1870 г., а уже на следующий день столичные газеты
одобрительно комментировали эту важнейшую внешнеполи-
тическую акцию. Отмечался сдержанный, миролюбивый тон
документа, выражалась надежда, что европейские державы долж-
ным образом оценят умеренный характер циркуляра. В Пе-
тербург полетели приветственные телеграммы и адреса из гу-
берний от дворянских и земских обществ. Поэт и дипломат
Ф.И. Тютчев послал канцлеру A.M. Горчакову стихи:
Да, Вы сдержали ваше слово:
Не двинув пушки, ни рубля,
В свои права вступает снова
Родная русская земля.
И нам завещанное море
Опять свободною волной,
О кратком позабыв позоре
Лобзает берег свой родной.
В следующей строфе подчеркивалось, что эта «победа да-
лась не кровью, а умом».
Раздавались, правда, и скептические голоса. М.Н. Катков на
страницах «Московских ведомостей» сетовал по поводу того,
что «слово предшествовало делу». Державам придется признать
«совершившийся факт, хотя, в сущности, и фактов-то никаких
не последовало. Севастополь остается в развалинах, и в Черном
море не крейсируют русские эскадры»129.
Каково оказалось отношение в Европе и мире к заявлению
российского правительства? Наиболее благоприятные отклики
пришли из-за океана. Государственный секретарь США Г. Фиш
находил «естественным, что Россия считает унизительными ог-
раничения Парижского трактата и рассматривает их как вме-
178
шательство в свои суверенные права»130. Влиятельная газета
«Нью-Йорк тайме» писала: «Со времени заключения Париж-
ского трактата в Европе произошло много изменений, и ни один
здравомыслящий человек не сомневается, что такая великая
держава, как Россия, не воспользуется первой же благоприят-
ной возможностью, чтобы освободиться от ограничений, кото-
рые в момент слабости она не была в состоянии отвергнуть»131.
Подобная позиция объяснялась тем, что русско-американские
отношения на протяжении большей части XIX в. носили бла-
гожелательный характер. Однако не Соединенные Штаты дела-
ли в то время погоду на международной арене.
Куда важнее была реакция европейских государств. А те не
высказывали одобрения действиям русских властей. Недоволь-
ное ворчание доносилось даже из осажденного немцами Парижа.
Возражало правительство молодого Итальянского королевства.
Не спешила с выражением поддержки и Пруссия. A.M. Горча-
ков подозревал, что последняя в зависимости от обстоятельств
может и изменить свою позицию. Война с Францией еще не
закончилась, по победа пруссаков была очевидной, а потому
благожелательность России становилась уже не столь необхо-
димой. Предчувствия Горчакова оказались не беспочвенными.
И О. Бисмарк, и король Вильгельм I встретили известие о цир-
куляре с явным неудовольствием, считая его «несвоевременным».
Однако прямо ответить отказом поддержать Россию Пруссия не
решилась. Бисмарк, правда, не одобрял форму, в которую рус-
ское правительство облекло аннулирование нейтрализации Чер-
ного моря. «Обыкновенно думают, что русская политика чрез-
вычайно хитра и искусна... Это неправда, — говорил он. —
Если бы они в Петербурге были беззастенчивы, то воздержа-
лись бы от подобных заявлений, стали бы спокойно строить
суда на Черном море и ждать, пока их о том запросят... и за-
тянули бы дело. Оно могло бы продлиться при русских поряд-
ках, и в конце концов с ним бы свыклись»132.
Открыто враждебную позицию заняли некоторые полити-
ческие круги Австро-Венгрии. Когда русский посол в Вене на-
помнил канцлеру Ф. Бейсту, что в 1867 г. он сам предлагал
поднять вопрос об отмене ограничительных условий Париж-
ского мира, тот ядовито ответил: «Мы предлагали раскрыть
пред вами дверь, вы же ломитесь в окно, а это совсем не то же
самое»133. Бейст требовал отзыва циркуляра Горчакова и права
для западных держав вводить военные корабли в Черное море
в количестве, пропорциональном восстанавливающемуся рус-
12*
179
скому флоту. Не менее жесткими были предложения главы вен-
герского правительства Д. Андраши. Резко выступала мадьяр-
ская пресса. Венский кабинет стремился побудить к решитель-
ным действиям Великобританию, ссылаясь на то, что нарушение
Россией Парижского трактата, согласно тройственному англо-
австро-французскому договору от 15 апреля 1856 г., следует
рассматривать как casus belli.
В Петербурге напряженно ожидали, как воспримет его ак-
цию главный противник — Англия, где у власти находилась в
это время либеральная партия во главе с У.Ю. Гладстоном.
Начало не предвещало ничего хорошего. Британский посол
Э. Бьюкенен имел беседу на повышенных тонах с A.M. Горча-
ковым, заявив, что намерен затребовать паспорта. Впрочем, по-
сол погорячился, сделав свое заявление, не посоветовавшись с
Лондоном. А в Лондоне 28 октября (9 ноября) российский по-
сол Ф.И. Бруннов (он стал послом в 1860 г.) вручил министру
иностранных дел лорду Гренвилю известный циркуляр и спе-
циальную депешу, разъяснявшую действия императорского пра-
вительства применительно к русско-английским отношениям.
По мере того как министр вчитывался в депешу, доносил Брун-
нов, «я убеждался в том, насколько верно я предчувствовал
то впечатление, которое должна была произвести на него
эта бумага по своему бесподобному изложению». «Ввиду важ-
ности наших заявлений», которые «всех поразили своей внезап-
ностью»134, Гренвиль не счел возможным сразу дать какой-либо
ответ, писал Бруннов. В течение следующих двух дней прохо-
дили заседания британского кабинета. Министры «с ужасом»
заслушали сообщения лорда Гренвиля.
Готовясь к возможной реакции Лондона, A.M. Горчаков
снабдил Ф.И. Бруннова своего рода козырной картой, которую
тот должен был пустить в ход в случае необходимости. Если бы
англичане заняли непримиримую позицию, то русское прави-
тельство предложило бы им в качестве компенсации свое согла-
сие на изменение статуса Проливов: вместо закрытия Босфора
и Дарданелл для военных судов открытие их, то есть введение
принципа открытого моря135. В Петербурге в конце концов
возобладал курс на то, чтобы добиться поставленной цели во
что бы то ни стало, не останавливаясь и перед риском воору-
женного столкновения. В связи с этим были сделаны некоторые
военные приготовления. Д.А. Милютин позаботился о «приве-
дении в оборонительное положение важнейших приморских
пунктов». Для выполнения этих работ был командирован герой
180
Севастопольской обороны, военный инженер генерал Э.И. Тот-
лебен. В Одессу и Севастополь отправили большие партии под-
водных мин, а также крепостные орудия136.
В какой-то степени имелись в виду даже наступательные
операции. В российском адмиралтействе решили «в случае край-
ней необходимости» направить несколько военных кораблей в
порты Соединенных Штатов Америки. Александр II, поколе-
бавшись, дал на это разрешение. Еще свежо было в памяти
аналогичное предприятие 1863-1864 гг., когда в обстановке
обострения отношений с западными державами в связи с вос-
станием в Польше и гражданской войной в США балтийская
и тихоокеанская эскадры русского флота в течение нескольких
месяцев находились в незамерзающих портах Нью-Йорка,
Бостона и Сан-Франциско, готовые начать крейсерскую войну,
нанося удары по океанским торговым коммуникациям Британ-
ской империи. Тогда, в 60-е годы, визиты военных эскадр
вполне оправдали себя, способствуя укреплению русско-амери-
канских отношений и оказав, как писал военно-морской агент
в Лондоне контр-адмирал И.Ф. Лихачев, «благодетельное влия-
ние на сохранение мира»137. Обстоятельства сложились таким
образом, что русским кораблям и на сей раз не пришлось вести
боевых действий. Тем не менее вся операция готовилась адми-
ралтейством всерьез. Командиры судов, находившихся в разных
точках Мирового океана, получили соответствующие секрет-
ные инструкции, изменяли курс и шли к американским берегам.
Так, Тихоокеанская эскадра капитана 1-го ранга К.П. Пилкина
в начале 1871 г. прибыла в Сан-Франциско, где встретила
радушный прием. Следует отметить, однако, что все эти меро-
приятия были проведены по инициативе и настояниям военно-
го и морского ведомств. В Министерстве же иностранных дел
полагали, что военные и морские чины преувеличивают опас-
ность вооруженного конфликта. A.M. Горчаков, как мы знаем,
не верил в реальность войны с Англией.
Вернемся, однако, к основной сюжетной линии. 31 октября
(12 ноября) 1870 г. лорд Гренвиль изложил Ф.И. Бруннову ответ
британского правительства в устной форме. 4(16) ноября
Э. Бьюкенен передал его письменный вариант A.M. Горчакову.
Англия возражала против формы, которую выбрали в Петер-
бурге для осуществления столь важной политической акции.
Россия, по мнению англичан, не имела права в одностороннем
порядке отменять статьи трактата, подписанного всеми держа-
вами. Российский канцлер в целом верно предугадал вероятную
181
степень противодействия идеям его циркуляра со стороны дер-
жав, в том числе и Великобритании. Правительство королевы
не выступило даже с официальным протестом, не говоря уже
о более сильных мерах. Отдельные министры, правда, занимали
жесткие позиции, призывая предпринять какое-либо энергич-
ное действие. Пресса, особенно оппозиционная, подняла боль-
шую шумиху. На страницах газет замелькали угрозы в адрес
России. В парламенте обсуждался вопрос, является ли демарш
русского правительства тем условием, которое требует начать
войну против него, согласно статьям тройственного договора от
15 апреля 1856 г. Однако в итоге пришли к заключению, что
происшедшие с тех пор коренные изменения обстоятельств
(принцип rebus sic stantibus) не создают предпосылок для по-
добного вывода.
Обстановка на континенте не благоприятствовала образова-
нию антирусской коалиции, а без союзников Англия обычно
не воевала. К тому же либеральное правительство не отличалось
особенной воинственностью, а премьер-министр У.Ю. Гладстон
вовсе не являлся таким русофобом, как покойный Г.Дж. Паль-
мерстон. Консервативная оппозиция обвиняла кабинет в из-
лишнем радикализме во внутренней политике и в то же время
в слабости в политике внешней. Кабинету Гладстона приходи-
лось поэтому демонстрировать перед пубдикой какую-то твер-
дость. Накануне прихода из Петербурга депеши, в которой
выражалось отношение русского правительства к ответу Лон-
дона на циркуляр Горчакова, положение в британской столице
было довольно тревожным. Бруннов сообщал: «Чтобы смыть с
себя репутацию трусости», Гладстон и Гренвиль «делают вид,
что не отступят перед войной, если их припрут к стене»138.
Российский посол почувствовал изменение отношения к
себе со стороны руководителя Форин оффис. Бруннов просил
задержать присылку ожидаемой депеши из Петербурга до вы-
яснения результатов переговоров, которые вел заместитель
британского министра иностранных дел Одо Рассел с О. Бис-
марком в прусской Главной квартире в Версале. «Каждое слово
может повлиять на вопрос о мире или войне»'39, — писал пере-
пуганный Бруннов. Он опасался созыва чрезвычайной сессии
парламента для объявления войны, за которым, по его мнению,
мог последовать арест русских казенных сумм, хранившихся в
английских банках, и секвестр российских судов, находивших-
ся в британских водах. Видимо, прав В.Н. Виноградов, заметив-
ший, что опытный и умный барон Бруннов, любитель и знаток
182
дипломатической казуистики, знавший себе цену, сделался «к
концу жизни не в меру робким»140. A.M. Горчаков успокоил
посла телеграммой о том, что, во-первых, готовая к отправке
депеша русского правительства носит вежливый и примири-
тельный характер, а во-вторых, что Бисмарк подтвердил свою
готовность поддержать Россию.
Среди российских дипломатов имелся человек, не одоб-
рявший формы, избранной канцлером для ликвидации нейт-
рализации Черного моря. Это был посол в Константинополе
Н.П. Игнатьев, который полагал, что следовало решать вопрос
путем прямого соглашения с Турцией. Еще в августе 1870 г. без
дозволения Петербурга посол стал уверять великого визиря
Али-пашу в том, что отмена соответствующих статей Париж-
ского трактата соответствовала бы интересам Порты. A.M. Гор-
чаков был недоволен излишней инициативой Н.П. Игнатьева,
превысившего свои полномочия. Однако данная инициатива
позволила выяснить, что Турция не окажет серьезного противо-
действия акции русского правительства, хотя приветствовать ее
также не станет.
Русское правительство не питало иллюзий насчет того, что
нейтрализация Черного моря могла бы быть вычеркнута из
текста Парижского трактата вовсе без санкции остальных дер-
жав. Оно с самого начала изъявило готовность вступить в согла-
шение с ними, как гласил циркуляр, «или же для подтвержде-
ния его (трактата. — Авт.) общих постановлений, или для их
возобновления, или для замены их каким-либо другим справед-
ливым уговором»141.
С предложением созвать конференцию держав выступил
О. Бисмарк. Местом ее проведения он назвал Петербург. Это
устроило не всех. Возражали австрийцы и англичане. Послед-
ние предпочитали заседать у себя дома. В итоге договорились
проводить совещания в британской столице. Ф.И. Бруннов со-
ветовал своему правительству подождать. По его мнению, без
представителей Пруссии и Франции, занятых войной, между-
народный форум не будет представительным. Но в Петербурге
рассуждали как раз по-другому: нужно поторопиться с началом
переговоров, пока идет война и приковывает к себе основное
внимание политиков. A.M. Горчаков полагал, что конференция
должна быть «короткой» и посвященной одному вопросу.
О. Бисмарк поддержал такую точку зрения; он больше всего
опасался разрастания конференции в шумный конгресс с об-
суждением общеевропейских проблем и в первую очередь ус-
183
ловий франко-прусского мирного договора. Он не желал допус-
кать вмешательства Европы в свои взаимоотношения с Фран-
цией.
Российское правительство шло на Лондонскую конферен-
цию с твердым намерением юридически оформить свое реше-
ние об отмене нейтрализации Черного моря. Суть же решения
пересмотру не должна была подлежать. Еще в ноябре 1870 г.
A.M. Горчаков писал Ф.И. Бруннову: «Мы открываем дверь для
соглашения. Мы даже распахиваем ее настежь. Единственное,
чего мы не сможем сделать, так это пройти в дверь с согбенной
головой»142. Принципиальное согласие государств, подписавших
Парижский трактат, на участие в конференции было получено
легко. Сложнее оказалось приступить к практической работе.
Официальное открытие переговоров затягивалось вследствие
затруднительного общения с правительством Франции. Часть
министров находилась в это время в Париже, другая — в Туре.
Они не имели между собой постоянной связи. Предложение
французов включить в повестку дня обсуждение и франко-
прусского конфликта не встретило поддержки держав. Пруссия
грозила в таком случае отозвать своего делегата.
Британский кабинет взял на себя инициативу путем пред-
варительных консультаций выработать основы будущих по-
становлений конференции и регламента ее работы. Причем
главными редакторами выступили Гренвиль и Бруннов. Лорд
Гренвиль предложил в качестве компенсации для стран Запада
за отмену нейтрализации Черного моря установить принцип
открытия Проливов, который, по его мнению, согласуется и с
интересами Османской империи. Он уверял также, что данный
принцип не противоречит и выгодам России. Русская эскадра
смогла бы, дескать, в таком случае свободно выходить в Среди-
земное море143.
Ф.И. Бруннов, как упоминалось выше, имел полномочие со-
гласиться в случае необходимости с подобным решением во-
проса. Однако он не спешил принимать на себя ответственность
в столь важном деле. По мнению старого дипломата, пересмотр
серьезного международного акта должен быть поручен не рядо-
вой конференции, но конгрессу с представительством на уровне
глав кабинетов. Канцлер принялся уверять посла в нереаль-
ности созыва большого конгресса в ближайшее время. Желая
ободрить российского представителя в Лондоне, он писал, что
государь назначил его своим уполномоченным, «рассчитывая
именно на блестящие качества Бруннова.., доверяясь его зна-
184
нию, опыту и преданности»144. В порыве откровенности Брун-
нов жаловался Гренвилю: «Князь Горчаков желает сорвать в
России аплодисменты за смелость своего циркуляра, возложив
на меня все неприятные последствия, какие могут произойти
вследствие этого здесь, в Англии. Мне же не хотелось бы ока-
заться между молотом общественного мнения в России и нако-
вальней, которую представляет из себя Англия». Столь необыч-
ный для посла великой державы поступок стал известен из
письма лорда Гренвиля Гладстону, которое обнаружила в архи-
ве Форин оффис американская исследовательница Б. Елавич145.
Впрочем, против открытия Проливов для иностранных во-
енных судов стали решительно возражать турки, которые также
заговорили о компенсации для себя за аннулирование нейтра-
лизации Черного моря. Но их не устраивал вариант, предло-
женный британским министром. Они претендовали на полный
суверенитет над Проливами, то есть право открывать или за-
крывать их по своему усмотрению.
Конференция открылась 17 января 1871 г. На первом засе-
дании английский министр иностранных дел, выбранный на
правах хозяина председателем, предложил вниманию присут-
ствовавших протокол, обязывающий державы признать «за су-
щественное начало международного права, что ни одна из них
не может отказаться от обязательств трактата, ни изменить его
постановлений иначе как с согласия договаривающихся сторон
посредством дружественного соглашения»146. Участники засе-
дания, представители Великобритании, Австро-Венгрии, Севе-
рогерманского союза (т. е. Пруссии), России, Италии, Турции
(представитель Франции так и не прибыл в Лондон) подписали
этот документ. Таким образом, тщеславие британского кабине-
та, а также правительств других стран, осуждавших односторон-
ние действия Петербурга, было в какой-то степени удовлет-
ворено, и в то же время данное постановление, как не имеющее
обратной силы, формально не содержало критики российского
циркуляра, а потому и не задевало достоинства России. Это
означало, что решение российского правительства признается
свершившимся фактом.
Дело, ради которого собралась конференция, лорд Гренвиль
назвал «великим европейским вопросом», а турецкий уполно-
моченный К. Мусурус-паша — «вопросом великой важнос-
ти»147. К его обсуждению приступили на втором заседании
24 января. Накануне в Версале состоялось провозглашение Гер-
манской империи. В Европе появилось новое мощное государ-
185
ство. В связи с этим посол Пруссии в Лондоне А. Бернсторф
просил именовать его впредь уполномоченным Германии. Затем
предоставили слово Ф.И. Бруннову, который зачитал записку,
объяснявшую причины, побудившие русское правительство
издать свой циркуляр. В выступлении русского уполномоченно-
го говорилось об огромных переменах, происшедших за 15 лет
после Парижского конгресса. Особо подчеркивались изменения
в характере русско-турецких отношений, которые в последние
годы отмечались лояльностью. По словам Бруннова, поста-
новления 1856 г. «не согласуются более с условиями доброго
соседства, существующего ныне между обеими прибрежными
державами». «Свобода плавания присуща верховному праву
каждого из этих двух государств. Запретить им это плавание
значит посягнуть на их независимость»148.
Выступление Бруннова основывалось, разумеется, на инст-
рукциях из Петербурга. A.M. Горчаков предписывал ему за-
нимать на переговорах твердую позицию вне зависимости от
поведения представителей западных держав и Османской импе-
рии, но при том стараться сохранять с ними хорошие отноше-
ния. Канцлер настойчиво убеждал посла делать все возможное
для ускорения работы конференции.
Следующим выступил турецкий представитель К. Мусурус-
паша. Этот отуреченный грек был опытным дипломатом, зани-
мавшим в течение многих лет пост посла в Лондоне. Он выска-
зал несогласие с положениями речи своего русского коллеги.
По мнению Мусуруса, после Парижского конгресса прошло
слишком мало времени, чтобы могли произойти изменения,
способные поколебать основания, на которых зиждился прин-
цип нейтрализации Черного моря, тем более что это море внут-
реннее и не подвержено влиянию европейских событий. Он не
считал, что ограничительные статьи трактата ущемляют незави-
симость прибрежных держав. «Высокая Порта вполне доволь-
на этими постановлениями». Однако закончил свое выступле-
ние Мусурус все-таки согласием на пересмотр статей XI, XIII,
XIV Парижского трактата и русско-турецкой конвенции о
легких судах, если таковым будет общее мнение держав и Пор-
те предложат компенсации, «чем она и обусловливает свое со-
гласие»149.
Противоречивая на первый взгляд позиция османского по-
сла вытекала из инструкции, данной ему великим визирем Али-
пашой, в которой говорилось, что сохранение нейтрализации
Черного моря стало бы «самым приятным для Порты решени-
186
ем». Но поскольку невозможно вообразить, что Россия добро-
вольно отречется от своего заявления, принудить последнюю к
подобному отречению можно было бы только совместными
действиями Турции в союзе с западными странами. Такие дейст-
вия потребовали бы слишком больших жертв от Османской
империи. Вот почему остается лишь удовлетворить желание
России, затребовав себе компенсацию в виде суверенитета над
Проливами. Инструкция Али-паши предусматривала плавание
в Черном море военных судов только Турции и России, а по-
тому не допускала устройства там стоянки для кораблей запад-
ных стран, как того особенно добивалась Австро-Венгрия150.
Содержание документа стало известно Н.П. Игнатьеву, а через
него и A.M. Горчакову, который нашел, что противиться идее
компенсации для Турции не имеет смысла. Предложение о «воз-
награждении» для Турции в итоге одобрили все участники Лон-
донской конференции.
На следующем заседании 3 февраля 1871 г. уже обсуждались
проекты статей, которыми следовало заменить постановления
1856 г. о нейтрализации. Проекты статей явились в основном
плодом творчества Ф.И. Бруннова и лорда Гренвиля. В статье I
подтверждалось «древнее правило Османской империи» о за-
крытии Проливов в мирное время для иностранных военных
судов. В статье II говорилось, что «султан, в силу верховных
своих прав на Босфор и Дарданеллы, предоставляет себе право
открывать их в мирное время в виде временного исключения
в том единственном случае, когда интересы и безопасность его
империи укажут ему на необходимость присутствия военных
судов неприбрежных держав»151. Эти статьи заменяли собою
положения статей XI, XIII и XIV Парижского трактата и рус-
ско-турецкую конвенцию о судах в Черном море.
Сделаем небольшое отступление и расскажем, что происхо-
дило накануне третьего заседания. Следует оговориться, что
термин «неприбрежные державы» был достаточно неопреде-
ленным и допускал возможность двоякого толкования. С одной
стороны, так назывались все нечерноморские страны. Но, с
другой стороны, это могли быть все государства, кроме Турции,
поскольку их территории не омывались Проливами. В соответст-
вии с советом Горчакова Бруннов попытался убедить Гренвиля
заменить слово «неприбрежные» термином «дружественные»
державы, что давало бы большие шансы для русских кораблей
быть допущенными в Проливы. Однако британский министр,
ссылаясь на общественное мнение Англии и предварительное
187
согласие с данной формулировкой представителей Австро-
Венгрии и Италии, отстаивал формулировку «неприбрежные
державы»152. Российский уполномоченный вынужден был усту-
пить. В Петербурге санкционировали эту уступку. Главная цель
была достигнута — ограничительные условия трактата отмене-
ны, — и теперь важно было не затягивать конференцию. «Мне
кажется, что все обстоит удовлетворительно, насколько это
возможно»153, — написал Александр II на полях донесения
Бруннова.
Однако вскоре выяснилось, что западные державы толкова-
ли статью II как раз в антирусском смысле, то есть под «неприб-
режными» хотели понимать нечерноморские государства, что
исключало Россию из числа стран, для флота которых султан
мог открывать Проливы. Царь выразил свое неудовольствие,
поскольку он поначалу понял выражение «неприбрежные» как
«не имеющие выхода к Проливам»154. Бруннову дали пред-
писание настаивать на уравнении России с нечерноморскими
странами. Но посол посчитал неудобным брать назад данное им
Гренвилю слово. Он сообщал, что исчерпал уже все средства
убеждения, что на него оказывают давление, грозя введением
кораблей западных держав в Черное море. В Петербурге с боль-
шой неохотой согласились принять злополучную формули-
ровку, хотя и склонны были видеть в ней желание западных
противников нанести оскорбление России в публичной форме,
ибо стремление не допускать русский Черноморский флот в
Проливы не имело пока практического значения, поскольку
такового флота еще не существовало.
Свой вклад в дело оформления трудной статьи II решили
внести австрийцы. Их уполномоченный Р. Аппони предложил
дополнить выражение «неприбрежные» словами «к Черному
морю»155. Таким образом устранялась всякая неопределенность
формулировки, а вместе с этим становилась ясной и расстанов-
ка сил на конференции. Основными противниками России
являлись Англия и Австрия. Пруссия поддерживала Россию.
Италия и Франция поначалу существенного влияния на ход
работы не оказывали. Ф.И. Бруннов зачислял в лагерь против-
ников также и турок. Особое недоверие вызывал у него извест-
ный своим давним русофобством Мусурус-паша. Российский
представитель подозревал, что османский посол ведет двойную
игру, хочет сорвать конференцию, что было бы на руку Англии.
Но дело обстояло иначе. A.M. Горчаков писал Ф.И. Бруннову:
«Я не решаюсь допустить вашу версию о двойной игре и неис-
188
кренности Порты... Али-паша видит интересы Турции в согла-
шении с Россией, надеясь таким путем ослабить опеку Запа-
да»156. Мнение канцлера разделял и Н.П. Игнатьев, пристально
следивший за настроениями, господствовавшими в Константи-
нополе. Он полагал, что при всей хитрости турок в данном
случае их нельзя подозревать в коварстве, поскольку главный
вопрос — отмена нейтрализации Черного моря — решен и
срывать конференцию не имело смысла.
Но вернемся на заседание, которое проходило 3 февраля
1871 г. Мусурус-паша заявил, что инструкции позволяют ему
принять новые статьи при условии, что в статье II слова «не-
прибрежные державы» будут заменены на «дружественные дер-
жавы». Он пояснил, что подобная замена наилучшим образом
обеспечила бы вознаграждение для Турции и, кроме того, уст-
ранила бы антирусскую направленность данной статьи, что
весьма важно для Османской империи, желающей иметь с
Россией добрососедские и дружественные отношения. Мусурус
не был поддержан ни одним из выступавших за ним ораторов.
Представители Австро-Венгрии и Англии высказались в поль-
зу формулировки «неприбрежные державы». Бруннов в длин-
ной речи, наполненной высокими словами о мире, духе согла-
сия и доверия между великими державами, подтвердил свое
одобрение статей в их первоначальной редакции. Лорд Грен-
вил ь просил Мусуруса довести до сведения султана, что дер-
жавы, по существу, единодушны в своих мнениях по поводу
статьи II.
Однако турецкий уполномоченный, проявляя завидное упор-
ство, стоял на своем. Чрезвычайные упорство и твердость,
проявленные турецкой дипломатией на конференции 1871 г.,
необычайная для нее самостоятельность в защите своих пози-
ций были отмечены как современниками событий, так и по-
следующими историками. В России должным образом оценили
линию поведения османских политиков. Александр II просил
посланника в Петербурге Рустем-бея передать признательность
великому визирю Али-паше за стремление Турции отстоять
свой суверенитет от натиска западных держав157.
Создалась странная ситуация, когда Мусурус-паша изо всех
сил старается провести выгодное не только для его страны, но
и для России решение, Ф.И. Бруннов же не желает его под-
держивать и присоединяется к западным державам. Мотивы
действий российского посла изложены выше. В Петербурге
также были склонны согласиться с проектом западных дер-
189
жав, дабы избежать ненужных осложнений (из-за деталей, ко-
торые там считали непринципиальными) и способствовать
скорейшему окончанию конференции. «Вы знаете мое мнение
насчет этой несчастной фразы, которую другие одобрили, о
которой я сожалею и на которую я согласился скрепя сердце,
чтобы главный вопрос разрешился в нашу пользу и как можно
скорее», — написал Александр II на полях одного из донесе-
ний. По докладу же Горчакова по этому вопросу государь вы-
нес следующую резолюцию: «На сей раз, увы, мы хотим быть
большими турками, чем они сами»158. Н.П. Игнатьеву поручи-
ли убедить Порту снять свои возражения. С подобными же
предложениями в Константинополе выступили представители
Австро-Венгрии, Англии и Италии. Турки, однако, не желали
уступать.
Можно попытаться объяснить поведение турок традицион-
ным для них упрямством. Но большинство исследователей пред-
почитают в данном случае давать другое объяснение. Действия
османских дипломатов, отличные от их поведения на преды-
дущих международных форумах, в конечном счете, видимо,
являлись проявлением политики реформ (танзимата), которая
постепенно начинала давать плоды. В 60-е гг. имели место не-
которые успехи в экономике Османской империи. Формирова-
лись национально-буржуазные силы, заинтересованные в том,
чтобы Порта проводила независимый внешнеполитический
курс. Передовая общественность, и прежде всего «новые осма-
ны», критиковали слабые позиции правительства, подталкивая
его к проведению более самостоятельной линии. Турецкая ди-
пломатия удачно использовала в Лондоне противоречия между
великими державами в своих интересах. К тому же конферен-
ция была созвана не для подведения итогов войны, но вслед-
ствие дипломатического демарша одной из держав. Вопросы,
подлежавшие обсуждению и решению, прямо затрагивали Ос-
манскую империю и требовали соглашения и сотрудничества с
нею. Б. Елавич, специально изучавшая этот вопрос, отмечает,
что в 1871 г. «Порта играла важную и достойную роль», а ее
«позиции в отношении стран Европы являлись относитель-
но самыми сильными по сравнению с любым из периодов
XIX в.»159.
Решающие события на конференции произошли 13 марта,
когда инициатива итальянской делегации вывела на финишную
прямую зашедшие было в тупик переговоры. А началось засе-
дание с представления наконец-то прибывшего французского
190
уполномоченного. Им оказался герцогЖ-В. де Брольи. Участие
в конференции долго ожидавшегося министра иностранных дел
Ж. Фавра так и не состоялось. Он был занят переговорами с
О. Бисмарком о мире. Итак, выступивший посланник Италии
в Лондоне К. Кадорна огласил новую формулировку статьи II.
Ее автором являлся итальянский посланник в Константино-
поле Барболани. Суть нового проекта, оказавшегося компро-
миссным, состояла в том, что слова «неприбрежные державы»
заменялись на «дружественные и союзные», а в качестве при-
чины для открытия Проливов иностранным кораблям вместо
общих соображений «интересов и безопасности» империи
султану предлагалось руководствоваться необходимостью «ис-
полнения постановлений Парижского договора 30-го марта
1856 г.»160.
Все участники конференции немедленно согласились с таким
решением, которое, по ироническому замечанию Б.Э. Нольде,
было довольно неясным, но именно потому и удовлетворило
всех161. С замечанием Нольде согласиться, впрочем, довольно
трудно. На самом деле итальянский вариант был вполне оп-
ределенным. Он имел существенное отличие от первоначаль-
ной редакции статьи П. Если та допускала вмешательство
«неприбрежных держав» практически в любом случае, когда
возникнут обстоятельства, которые можно будет истолковать
как угрозу «интересам и безопасности» Османской империи
(в числе подобных обстоятельств могли фигурировать и внут-
ренние неурядицы в империи), то итальянское предложение
ограничивало возможность открытия Проливов для кораблей
всех государств, в том числе и России, лишь случаями внешней
опасности. Быстрое же согласие всех уполномоченных объяс-
нялось тем, что каждую державу в той или иной степени уст-
раивала новая формулировка. Турция была довольна заменой
термина «неприбрежные» на «дружественные», западные дер-
жавы — упоминанием Парижского трактата, Россия — от-
крывающейся перспективой попасть в число «дружественных»
Турции стран, а также самим фактом близкого окончания
конференции.
14 марта на последнем заседании был утвержден протокол
предыдущего дня с некоторыми редакционными изменениями,
а 15-го — состоялось подписание документа. По невыясненным
причинам он помечен 13 марта 1871 г. Лондонская конвенция
(«Трактат, подписанный в Лондоне о пересмотре Парижского
мирного трактата 18 (30) марта 1856 года»)162 состояла из де-
191
вяти статей. В статье I объявлялось об отмене нейтрализации
Черного моря, то есть статей XI, XIII и XIV Парижского трак-
тата и русско-турецкой конвенции 1856 г. Согласно статье II,
сохранял свою силу принцип закрытия Дарданелл и Босфора,
но с предоставлением права султану открывать их «в мирное
время для военных судов дружественных и союзных держав в
том случае, когда Блистательная Порта найдет это необходи-
мым для обеспечения исполнения постановлений Парижского
трактата 30 марта 1856 года». Статья III подтверждала доступ-
ность Черного моря торговым судам всех стран. Статьи IV-VII
были посвящены дунайской проблеме, которая также обсуж-
далась на конференции. В них определялись условия судоход-
ства по Дунаю, говорилось о работах по очистке устья реки,
действиях Дунайской комиссии, о праве Турции «посылать, как
всегда, свои военные суда в Дунай в качестве территориаль-
ной державы». В статье VIII подтверждалась действенность всех
тех постановлений Парижского мирного договора 1856 г. и
всех его приложений, «которые не отменены и не изменены
настоящим трактатом». В статье IX говорилось об условиях
ратификации.
Отныне правовой статус Черноморских проливов стал ос-
новываться на двух международных договорах: Лондонском
1871 г. и Парижском 1856 г. в неотмененной его части, посколь-
ку оставались в силе статьи конвенции о Проливах, в которых
говорилось о праве султана выдавать фирманы для прохода
«легких под военным флагом» иностранных судов, направляв-
шихся для службы при миссиях «дружественных с Портою дер-
жав», а также к устьям Дуная.
СМ. Горяинов отмечает, что Ф.И. Бруннов не был на сей
раз столь предусмотрителен, как 30 годами ранее (при подпи-
сании Конвенции 1841 г.), и не оговорил возможность прохода
через Проливы легких военных судов Черноморского флота,
предназначенных для службы при русской миссии в Афинах.
Эта оплошность имела своим следствием по меньшей мере два
неприятных инцидента, случившихся в 1871-1872 гг. со шху-
нами «Туапсе» и «Келосури», когда российским представите-
лям в Константинополе и Лондоне Н.П. Игнатьеву и тому же
Ф.И. Бруннову пришлось убеждать Петербург в необходимости
впредь избегать случаев, могущих послужить поводом для об-
винения России в несоблюдении Лондонской конвенции по
Проливам163.
Как бы то ни было, но договору 1871 г. была суждена до-
192
вольно долгая жизнь. Он действовал фактически до первой
мировой войны, формально же просуществовал до 1920 г., то
есть почти 50 лет.
Можно дискутировать о том, выгодно или нет по сравнению
с решениями 1841 и 1856 г., объявлявшими о закрытии Босфо-
ра и Дарданелл в мирное время без всяких изъятий, оказалось
для России новое постановление. Думается, что это зависело от
конкретных обстоятельств, и в первую очередь от состояния
русско-турецких отношений. Несомненно, однако, другое. Глав-
ный итог Лондонской конференции стал крупным успехом
России. В результате отмены нейтрализации Черного моря она
получала возможность содержать там военный флот и иметь
военно-морские базы. Это, безусловно, способствовало укреп-
лению безопасности южных рубежей государства, повышало
международный авторитет Российской империи. Создавались
предпосылки для ускорения освоения и экономического раз-
вития Новороссийского края, расширения внешней торговли
через Черноморские проливы.
Общественное мнение не без основания приписывало успех-
российской дипломатии в 1870-1871 гг. канцлеру A.M. Гор-
чакову. Сам он считал отмену нейтрализации Черного моря
главным достижением своей жизни. Государь пожаловал князю
Горчакову наследственный титул «светлость». В высочайшем
рескрипте на его имя говорилось: «Труды ваши по черномор-
скому вопросу оценены по достоинству общим признательным
сочувствием всех ваших соотечественников, дорожащих чес-
тию и самостоятельностью Русской земли»164. Награды получи-
ли и другие участники «сего случая, имеющего для Отечества
значение историческое», как говорилось в рескрипте. Так, ба-
рон Бруннов, которого называли «Нестором русской диплома-
тии», был возведен в графское достоинство, а Н.П. Игнатьеву
дали орден Св. Александра Невского.
Русское общество приветствовало решения Лондонской кон-
ференции. Из общего одобрительного хора выбивался все тот
же М.Н. Катков, отмечавший в своих «Московских ведомос-
тях», что в Великобритании конвенцию расценивают как свою
победу. Она является самой сильной морской державой, и флот
ее мог теперь в критические моменты проникать в Черное море.
«Не безопасность Турции, а сохранение и упрочение господ-
ства Англии на Востоке имела в виду английская политика,
когда она ухищрялась поднять цену отменяемой нейтрализации
Черного моря»165, — писал он.
13 — 2729
193
4. Русско-турецкая война 1877—1878 гг.
Берлинский конгресс
После Лондонской конференции в русско-турецких отно-
шениях наступило некоторое улучшение. Главным содержани-
ем российской политики на Ближнем Востоке являлась в это
время охрана подступов к Константинополю и Босфору от
посягательств западных соперников путем укрепления своих
позиций на Балканах. Такая политика предполагала, с одной
стороны, заинтересованность в сохранении власти султана в
зоне Проливов, который играл бы роль сторожа, но, с другой
стороны, нельзя было отказаться и от поддержки национально-
освободительных движений христианских народов. Канцлер
A.M. Горчаков писал: «Единственное основательное соображе-
ние для русских выгод заключалось в том, чтобы оставить ключ
в Черное море в руках довольно слабых, которые не могли бы
замкнуть для России этот торговый выход и угрожать ее без-
опасности. Владычество турецкое соответствовало этой про-
грамме. Разве наша вина, если турки этим злоупотребляли,
сделав свое господство невыносимым для своих христианских
подданных?»166.
В Петербурге считали, что движение балканских народов не
должно приобретать излишне радикальный характер, дабы не
сломать весьма непрочный остов русско-турецких отношений.
Однако управлять развитием балканских событий удавалось да-
леко не всегда. Уже в середине 70-х гг. на европейском горизон-
те начали собираться тучи нового восточного кризиса. Вот как
писал об этом известный историк консервативно-монархи-
ческого направления С.С. Татищев: «Небольшая черная точка
показалась в северо-западном углу Балканского полуострова.
Мало-помалу она разрослась в громовую тучу, разразившуюся
над европейским Востоком грозою, которая вполне видоизмени-
ла как его политическую поверхность, так и соотношения ве-
ликих держав. То было восстание, вспыхнувшее летом 1875 года
в нескольких южных округах Герцеговины»167. Поводом его
стал произвол турецких сборщиков податей. Восстание вскоре
перекинулось на северные округа провинции, а затем и на Бос-
нию. Повстанцы получали помощь из Черногории, с этой же
целью начались военные приготовления в Сербии. В апреле
1876 г. вспыхнуло восстание в Болгарии, которое было зверски
подавлено османскими властями. Черногория и Сербия объ-
явили войну Турции. Силы, однако, были неравны. Турки раз-
194
били сербские войска и вторглись на территорию княжества.
Потребовалось дипломатическое вмешательство великих дер-
жав, и прежде всего России, ультиматум которой о немедлен-
ном перемирии предотвратил полный разгром Сербии.
Драматические события на Балканах нашли живой отклик
в странах Европы. В Англии, например, поднялась волна со-
чувствия жертвам османских репрессий. Лидер находившейся
теперь в оппозиции либеральной партии У.Ю. Гладстон в своем
ярком памфлете «Болгарские ужасы и Восточный вопрос» об-
личал не только жестокость турецких угнетателей, но и поли-
тику потворствования османским властям, которую проводило
правительство британских консерваторов во главе с Б. Дизраэ-
ли (графом Биконсфилдом).
Особенно широкий размах получило движение обществен-
ности в России. Развернули свою деятельность славянские коми-
теты. Во многих губерниях проводились сборы пожертвований.
Писатели и художники посвящали свои произведения балкан-
ским событиям. Тысячи добровольцев отправились сражаться
за славянское дело или помогать раненым. В сложном положе-
нии оказалось правительство. События на Балканах грозили
поднять в полном объеме Восточный вопрос. Заключенный в
1873 г. между монархами России, Германии и Австро-Венгрии
Союз трех императоров вовсе не устранил австро-русских про-
тиворечий в этом регионе. Скорее наоборот: они обострились,
поскольку в это время происходило перемещение центра авст-
рийской политики из Центральной Европы в юго-восточную
часть континента. Противником России, причем главным, про-
должала оставаться в Восточном вопросе и Великобритания.
С 1875 и по начало 1877 г. российская дипломатия совместно
с дипломатиями других держав пыталась урегулировать кризис
мирным путем.
Однако логика событий в конце концов привела к тому, что
в апреле 1877 г. началась русско-турецкая война. Объявление
войны Османской империи явилось очень нелегким шагом для
Петербурга. Русская общественность, особенно славянофильски
и панславистски настроенная ее часть, требовала вступиться за
единоверных братьев-славян. Стратегические интересы Рос-
сийской империи, соображения престижа также побуждали ее
занять активную позицию. Однако существовали и сдерживаю-
щие факторы. Только в 1874 г. были завершены основные
мероприятия военной реформы, и результаты их еще не могли
должным образом сказаться на состоянии армии. За немногие
13*
195
годы, прошедшие после Лондонской конференции, на Черном
море еще не успели появиться мощные современные боевые ко-
рабли-броненосцы. Русский Черноморский флот был еще очень
слабым и значительно уступал турецкому в количественном и
качественном отношении: русская эскадра имела лишь 2 броне-
носных судна, мало пригодных для действий в открытом море,
и 5 небронированных; турецкая же состояла из 15 броненосных
кораблей различных классов и стольких же небронированных.
Значительная часть турецких кораблей была укомплектована
нанятыми английскими офицерами. Следует принимать в рас-
чет и дунайскую турецкую флотилию, насчитывавшую 9 броне-
носных судов (всего в речной эскадре турок было 46 вымпелов).
Война с Турцией была чревата и сильными международными
осложнениями.
Итак, вследствие неготовности российского правительства к
постановке во весь рост Восточного вопроса его решение вое-
вать явилось во многом вынужденным. В политико-стратеги-
ческом отношении основной причиной стали опасения за свои
позиции на Балканах, боязнь быть потесненным соперниками,
в первую очередь Австро-Венгрией. Объявить войну правитель-
ство заставили и настроения в русском обществе, моральные
обязательства перед балканскими славянами, другие обстоя-
тельства. В то же время справедливо будет сказать, что в между-
народно-дипломатическом аспекте другие державы «позволи-
ли» России воевать, обставив это разрешение определенными
условиями. Условия балканского урегулирования были опреде-
лены русско-австрийскими Рейхштадтским соглашением (лето
1876 г.) и Будапештской конвенцией (январь 1877 г.), а также
решениями Константинопольской конференции представите-
лей великих держав (конец 1876 — начало 1877 г.) и Лондон-
ским протоколом (март 1877 г.). Основным содержанием всех
этих договоренностей, вытекавших из нежелания турецкого
правительства провести серьезные реформы в славянских зем-
лях вплоть до предоставления автономии Болгарии, а также
Боснии и Герцеговине, являлось обещание России не допускать
образования на Балканах большого славянского государства.
Предполагалось, что Константинополь может стать вольным
городом. Россия обеспечивала себе возвращение потерянной в
1856 г. Южной Бессарабии и оговаривала возможность некото-
рых территориальных присоединений в Закавказье. За нейтра-
литет Австро-Венгрии пришлось заплатить согласием на окку-
пацию Боснии и Герцеговины этой державой.
196
По мере развития восточного кризиса важное значение при-
обретал и вопрос о Черноморских проливах. Следует отметить,
что в международной обстановке на Ближнем Востоке к этому
времени произошли изменения. В 1869 г. французский пред-
приниматель и инженер Ф. Лессепс построил Суэцкий канал,
соединивший Средиземное море с Красным. В 1875 г. англий-
ское правительство приобрело партию акций компании Суэц-
кого канала (долю египетского хедива). То был первый шаг на
пути, приведшем к оккупации англичанами Египта. Покупка
акций усилила позиции Великобритании в регионе, который
рассматривался ею как один из важных подступов к Индии.
Охрана же ближних и дальних подступов и путей, ведущих к
этой «жемчужине в короне Британской империи», традици-
онно считалась главнейшей из внешнеполитических задач ка-
бинета ее величества. Охранять Индию требовалось, по мысли
британских политиков, прежде всего от пресловутой «русской
угрозы», которая превратилась в постоянную тему дискуссий в
политических кругах и прессе, особенно в связи с продвиже-
нием России в Средней Азии.
Традиционный курс на поддержание целостности Осман-
ской империи также мыслился официальным Лондоном как
важная составная часть общей задачи по охране Британской
Индии. Однако уже в 70-е гг. намечаются признаки отхода от
курса на поддержание статус-кво и замены его другим — на
раздел Турции. В конце 1876 — начале 1877 г. появилось не-
сколько проектов приобретения стратегических баз и опорных
пунктов на территории Порты, в том числе и в районе Проли-
вов. Премьер-министр Б. Дизраэли предложил в качестве «ма-
териальной гарантии» занять Дарданеллы. Слывший наиболее
умеренным из членов кабинета министр иностранных дел лорд
Дерби советовал ограничиться «несколькими гектарами земли»
на Галлиполийском полуострове. «Мысль об утверждении там
занимает британские умы с тех пор, как поднят Восточный во-
прос. Этот новый Гибралтар, препятствующий развитию мор-
ской мощи России, явится в глазах англичан лучшим обеспече-
нием пути в Индию»168, — писал российский посол в Лондоне
П.А. Шувалов.
Итак, требовалось не допускать усиления позиций России на
Балканах и в Восточном Средиземноморье. В Петербурге же,
напротив, надеялись одно время, что прорытие Суэцкого кана-
ла, то есть появление нового морского пути в страны Азии и
Дальнего Востока, внесет определенные изменения в политику
197
Англии и в зоне Черноморских проливов. Уже в начальный пе-
риод войны с Турцией русское правительство сделало попытку
по-новому поставить вопрос о Проливах. В инструкции П.А. Шу-
валову от 18 мая 1877 г. выражалась надежда на то, что Англия
«примет во внимание особые интересы России, удовлетворение
которых зависит от этой войны и из-за которых Россия идет на
такие большие жертвы»169. В секретном письме от того же числа
A.M. Горчаков изложил послу, в чем заключаются данные ин-
тересы, в частности в отношении Проливов. «Ввиду их полити-
ческого значения, — писал он, — этот вопрос необходимо пере-
смотреть в духе справедливости. Соглашения, в силу которых
Черное море, закрытое в мирное время, открыто в случае войны
для любого флота враждебных России держав, были заключены
в духе недоверия и неприязни. В результате их Россия изолиро-
вана в Черном море без всякой гарантии безопасности, тогда
как выход в море, имеющее только две прибрежные страны,
должен быть, по справедливости, открыт им обеим»170.
Как видим, налицо новый подход к проблеме, желание пере-
вести ее в иную плоскость, где проводилось бы различие значе-
ния Проливов для нечерноморских и черноморских держав и
признавались бы особые права последних. Однако эти сооб-
ражения содержались в личном письме. Для передачи же бри-
танскому кабинету формулировку смягчили, придав ей более
общий, расплывчатый характер: «Для сохранения мира и всеоб-
щего спокойствия важно, чтобы этот вопрос был урегулирован
с общего согласия на справедливых и действенно гарантирован-
ных началах»171.
Заявление Петербурга было сделано в ответ на ноту Велико-
британии, которую лорд Дерби передал Шувалову 6 мая 1877 г.
по новому стилю. В ноте содержалось требование, чтобы Рос-
сия выступила с заверениями о том, что военные действия с ее
стороны не распространятся на Египет, Суэцкий канал, Бос-
фор и Дарданеллы, а также Персидский залив. Там же говори-
лось, что «освященный санкциею Европы порядок судоходства
через Босфор и Дарданеллы кажется правительству королевы
здравым и полезным и, по его мнению, существовали бы важ-
ные препятствия к изменению его в существенной его части»172.
Еще ранее, в апреле, Дерби запрашивал Шувалова о возможнос-
ти блокирования русскими военными силами Египта и Суэц-
кого канала. Правительство ее величества вообще «с глубоким
сожалением встретило... известие» о начале русско-турецкой
войны. Как писал Дерби своему послу в Петербурге О. Лофтусу,
198
Англия считает «своим долгом заявить официально и публич-
но, что это решение русского правительства (об объявлении
войны. — Авт.) не может рассчитывать на ее содействие и
одобрение»173.
«Чистейшей фантазией» назвал Горчаков подозрения англи-
чан относительно возможной блокады Суэцкого канала. Русское
правительство согласилось, впрочем, дать требуемые заверения.
«Мы никак не заинтересованы в том, чтобы причинять беспо-
койство Англии в ее владениях в Индии и, следовательно, на
ее путях туда. Настоящая война не требует этого, так как цель
ее ясно определена», — писал канцлер, подчеркивая далее офи-
циально объявленную цель войны. «Англичанам трудно понять
войну из религиозных и национальных чувств. Они к ней не
способны и, следовательно, ищут там задние мысли»174. Автор
стратегического плана кампании 1877 г. генерал Н.Н. Обручев
писал: «Цель войны — безусловное уничтожение владычества
турок на Балканском полуострове»175. Александр II подчерки-
вал: «Никаких присоединений земель Турции не входит в по-
литику России»176. Имелся в виду отказ от территориальных
захватов на Балканах. На другие районы этот отказ не распро-
странялся.
Помимо национального освобождения единоверцев-славян у
Петербурга имелись и другие цели. В общем плане можно го-
ворить о намерении восстановить былое влияние и престиж в
Балканско-Ближневосточном регионе, укрепить свои позиции
и обороноспособность на юге, подорванные Крымской войной.
Однако логика развития истории была такова, что объективно
те и другие цели во многом совпадали. Преследуя собственные
интересы, императорская Россия несла в то же время освобож-
дение балканским народам от османского ига.
Что касается конкретных целей, то они намечались уже в
предварительных договоренностях 1876 — начала 1877 г. Не-
которые пункты повторялись и в рассматриваемых посланиях
A.M. Горчакова: возвращение Южной Бессарабии и присоеди-
нение Батума в качестве возмещения военных издержек. Здесь
затрагивался и вопрос о столице Османской империи. Желая
успокоить официальный Лондон, который уже объявил о на-
мерении «любой ценой помешать захвату Константинополя
русскими»177, канцлер писал: «Захват этой столицы не входит
в планы его величества императора. Он признает, что в любом
случае судьба Константинополя является вопросом, который
интересует всех и может быть урегулирован только общим
199
соглашением; и если будет поставлен вопрос о владении этим
городом, надо сказать, что он не должен принадлежать ни одной
из европейских держав»178.
В инструкции, однако, содержалась оговорка о том, что
«императорский кабинет... не имеет возможности предрешить
заранее развитие и исход войны»179. Дело в том, что, согласно
плану, разработанному Н.Н. Обручевым и военным министром
Д.А. Милютиным, предусматривалось в случае необходимости
занятие и Константинополя. Эта идея поддерживалась военны-
ми кругами, но не меняла официальной позиции Петербурга в
целом, поскольку и сам Обручев подчеркивал, что эта мера име-
лась в виду исключительно «в военном смысле» и только как
временная. К тому же в Министерстве иностранных дел план
Обручева был встречен скептически180.
Итак, данные заверения должны были рассеять опасения
Великобритании и удержать ее на позициях нейтралитета. Что
же касается содержавшегося в документе заявления о необ-
ходимости изменения режима Проливов в пользу черномор-
ских держав, то это вовсе не связывалось с планами овладе-
ния данной территорией, для претворения которых в жизнь у
Петербурга не имелось в то время ни сил, ни возможностей.
Беспочвенными и далекими от понимания реального положе-
ния дел являлись поэтому призывы панславистов «разрешить
Восточный вопрос»: изгнать турок из Европы, создать на Бал-
канах славянскую федерацию под эгидой царя и с центром в
Константинополе, овладеть «ключами от своего дома», то есть
Черноморскими проливами. Весьма показательна фраза, вычерк-
нутая Горчаковым из белового варианта его письма к Шува-
лову: «Что касается Константинополя и Проливов, достаточно
констатировать факт, что в данный момент они также недо-
ступны нам»181. Более того, в Петербурге соглашались тогда
дать обещание не переходить через Балканский хребет, если
Порта запросит мира прежде, чем русская армия пересечет эту
линию.
Дальнейшее развитие событий внесло, впрочем, коррективы
в первоначальные проекты. Как и в предыдущих русско-турец-
ких войнах, в 1877 г. действия разворачивались на двух театрах,
Балканском и Кавказском. Исход дела решали операции на
суше. На Черном море, ввиду господства турецкого флота и
слабости русского, серьезных сражений не происходило. В це-
лом же перевес сил был, безусловно, на стороне России, однако
турки оказывали упорное сопротивление. В начале 1878 г. рус-
200
екая армия, разгромив основные турецкие силы, радостно встре-
чаемая христианским населением, заняла большую часть Болга-
рии. Без боя пал древний Адрианополь. Перед победоносными
российскими войсками лежала столица Османской империи.
Порта запросила мира.
Русское командование (главнокомандующим на Балканском
театре являлся младший брат царя великий князь Николай Ни-
колаевич), к которому османские власти обратились с просьбой
о перемирии, обусловило его согласием Турции принять усло-
вия прелиминарного мирного договора. В одном из вариантов
договора, составленном заведующим дипломатической канце-
лярией при главнокомандующем А.И. Нелидовым, значилось:
«Будет сохранен и принцип закрытия Проливов для военных
иностранных кораблей. Тем не менее прибрежные государства
будут пользоваться правом проводить по ним отдельные воен-
ные суда. Причем султан будет давать каждый раз необходимое
для этого разрешение»'82. Сформулированный таким образом
пункт о Проливах должен был, по мнению дипломата, обеспе-
чить укрепление Черноморского флота, поскольку под «отдель-
ными военными судами» он имел в виду корабли, которые
могли приобретаться за границей или были построены на отече-
ственных балтийских верфях. И все-таки это было отступлени-
ем Петербурга от былого намерения существенно пересмотреть
режим Проливов в пользу черноморских государств. К концу
войны стало ясно, что подобное намерение натолкнется на не-
преодолимое сопротивление западных держав. Если в майском
письме A.M. Горчакова говорилось о необходимости открыть
Босфор и Дарданеллы «по справедливости» — как для Турции,
так и для России, то теперь речь шла о проходе отдельных
русских кораблей с разрешения султана.
Итак, условия мира были предъявлены, но до получения по-
ложительного ответа турецкой стороны русские войска про-
должали наступление. Вступать или не вступать в Константи-
нополь? Этот вопрос, вставший перед командованием армии и
правительством в Петербурге, превратился в острейшую поли-
тическую проблему. 1(13) декабря 1877 г. П.А. Шувалов отпра-
вил из Лондона переданный ему в тот же день лордом Дерби
меморандум, в котором со ссылкой на цитировавшуюся нами
выше депешу A.M. Горчакова от 18 мая 1877 г. выражалась «серь-
езная надежда» на то, что «русские армии... не предпримут
никакой попытки занять Константинополь или Дарданеллы.
В противном случае правительство ее величества должно счи-
201
тать себя свободным в дальнейших действиях, необходимых для
защиты британских интересов»183.
А в Лондоне бушевали страсти. Министры обвиняли друг
друга в предательстве Турции. Б. Дизраэли еще задолго до этого
ставил перед кабинетом вопрос «в самой формальной и торже-
ственной форме»: что делать, если русские займут Константи-
нополь? Члены правительства «единодушно согласились», что
в таком случае нужно «посоветовать» королеве объявить войну
России. По мнению самого премьера, ее следовало атаковать в
Азии. «Императрица Индии должна приказать своим армиям
очистить Среднюю Азию от московитов, сбросив их в Кас-
пий»184. Масло в огонь подливали донесения посла в Констан-
тинополе О.Г. Лэйярда, предупреждавшего, что «никаким обе-
щаниям и клятвам, данным Россией, нельзя верить»185. Пресса,
особенно консервативная, начала раздувать военную истерию.
Уже с лета 1877 г. часть британской средиземноморской
эскадры находилась в Безикской бухте у входа в Дарданеллы.
Был подготовлен и десантный отряд. Примерно тогда же лорд
Дерби обсуждал с министром иностранных дел Австро-Венгрии
Д. Андраши возможность совместных англо-австрийских дейст-
вий по предотвращению приближения русской армии к Кон-
стантинополю и зоне Проливов. При этом имелись в виду
демонстрации английского флота и австрийских войск. С этого
времени данная комбинация стала постоянно фигурировать в
расчетах противников России. В самом начале 1878 г. англий-
ский посол в Петербурге О. Лофтус заявил A.M. Горчакову,
что, по мнению Лондона, всякий договор, заключенный между
Россией и Турцией во изменение трактатов 1856 и 1871 гг., не
будет иметь силы без утверждения его всеми державами, участ-
никами Парижского конгресса и Лондонской конференции186.
Это заявление не явилось новостью для русского правительст-
ва. С самого начала кризиса санкция Европы дамокловым ме-
чом висела над его головой, грозя отнять львиную долю победы,
добытой в войне. Поэтому в начале января 1878 г. было решено
заключить с Портой лишь предварительный мирный договор.
Причем условия, имеющие общеевропейский интерес, предпо-
лагалось передать на обсуждение держав.
Надо сказать, что из-за неготовности России к войне в воен-
ном, технико-экономическом и финансовом планах, стремления
избежать ее, а также сложности отношений с великими держа-
вами российские проекты послевоенного урегулирования пона-
чалу носили общий, зачастую расплывчатый характер. Умудрен-
202
ный опытом, осторожный A.M. Горчаков предпочитал иметь
одновременно различные варианты решения того или иного
вопроса, как говорится, на все случаи жизни. Это относится и
к проблеме Черноморских проливов. В своих проектах 1877 г.
канцлер допускал разные варианты изменения статуса Проли-
вов: возвращение к принципам Ункяр-Искелесийского договора
1833 г.; открытие Проливов судам всех держав; воспрещение
России и Англии проводить боевые корабли через Босфор и
Дарданеллы187. Эти планы носили приблизительный характер.
Однако суровая действительность потребовала в начале 1878 г.
не умозрительных рассуждений, а вполне конкретных действий.
Успехи русских войск способствовали активизации поли-
тических оппонентов A.M. Горчакова — военного министра
Д.А. Милютина и Н.П. Игнатьева (во время войны он находился
при Главной квартире армии), выступавших за более жесткий
курс. Они имели серьезное влияние и на Александра И. В вы-
работке условий перемирия и мира участвовали, таким обра-
зом, представители как умеренного крыла правительства, так
и сторонники решительных шагов. Причем голос последних
начинал звучать все громче. Император потребовал немедлен-
ного согласования пунктов будущего договора. Его проект он
поручил составить Н.П. Игнатьеву. 5(17) января состоялось со-
вещание под председательством государя, на котором утвер-
дили текст прелиминарного мира. По отзыву A.M. Горчакова,
договор носил умеренный характер и не должен был вызвать
серьезного противодействия держав. Между тем на совещании
Д.А. Милютин заявил, что если переговоры с турками окажутся
безуспешными, то, по его мнению, следует «продолжать без-
остановочно наступление к Константинополю и вести уже дело
к радикальному разрешению Восточного вопроса сообща со
всей Европой»188. При дворе имелись люди с еще более резкими
взглядами. Например, брат царя, великий князь Константин
Николаевич, по словам Милютина, «берет дело шире и настаи-
вает на... обращении Константинополя в вольный город и
открытии Проливов». Великий князь, пишет далее Милютин,
«развивал свой план с присоединением еще новой идеи —
обращения государя к русскому народу с манифестом, в кото-
ром заявить торжественно об изгнании турок из Европы и на-
шем бескорыстном желании устроить судьбу христианского
населения Балканского полуострова... Он имел случай развить
свои предположения самому государю, который, выслушав его,
не высказал, однако же, никакого заключения»189.
203
Между тем назначенный уполномоченным России на пере-
говорах Н.П. Игнатьев прибыл в Адрианополь, где незадолго
перед тем, 19С31) января 1878 г., состоялось подписание рус-
ско-турецкого перемирия. Назначение Игнатьева явилось, ко-
нечно, успехом той группировки, которая стремилась к дости-
жению во что бы то ни стало наиболее выгодных условий мира,
в том числе и по вопросу о Проливах. Проект, разработанный
Н.П. Игнатьевым, предусматривал пересмотр режима Проли-
вов. В нем говорилось, что Порта, «сохраняя неприкосновен-
ным традиционный принцип закрытия Проливов для военных
флотов, обязуется пропускать беспрепятственно и безостано-
вочно по первому требованию русского правительства ежегод-
но до 10 его военных судов... Означенные военные суда должны
проходить поодиночке, не останавливаясь в Босфоре под каким
бы то ни было предлогом более трех суток». «Черное море будет
объявлено... закрытым при возникновении войны между евро-
пейскими государствами для всех военных судов государств, не
имеющих владений на берегах Черного моря», — говорилось
далее в проекте. Кроме того, предполагалось подписать с Тур-
цией секретную статью о заключении русско-турецкого оборо-
нительного союза для защиты Проливов «от любых иностран-
ных вторжений». При этом Россия изъявила бы готовность
«поддержать султана всеми своими сухопутными и морскими
силами»190. Одно время, в декабре 1877 г., к идее такого дого-
вора, сильно напоминающего Ункяр-Искелесийский, склонял-
ся и Александр II.
Однако теперь обстоятельства изменились, и в ответ на
попытку Игнатьева поставить вопрос о секретной статье на
переговорах о мире из Петербурга последовало недвусмыслен-
ное запрещение. Более того, в инструкции A.M. Горчакова от
20 января 1878 г. говорилось, что правительство признало «ев-
ропейский характер» вопроса о Проливах и что «нет никакой
надежды» получить согласие Европы «на проход... даже еди-
ничных судов смежных с ними (Проливами. — Авт.) госу-
дарств». А потому «для нас выгоднее всего принцип закрытия
Проливов, и на нем мы будем настаивать. Этим можно ограни-
читься»191. 8 января в телеграмме Горчакова послам в Лондоне,
Берлине и Вене российская позиция определялась так: «Это
один из вопросов европейского значения, которые мы не соби-
раемся решать самостоятельно»192.
Таким образом, русское правительство отступило еще на
один шаг от своих предыдущих позиций. Причиной тому яви-
204
лось чрезвычайное обострение международной обстановки, и в
первую очередь отношений с Англией. Накануне подписания
перемирия и непосредственно после этого стрелка барометра
в отношениях двух стран приблизилась к отметке «буря». В
ответ на требования посла О. Лофтуса дать заверения, что воен-
ные действия не распространятся на Галлиполийский полуост-
ров, контролирующий вход в Дарданеллы, A.M. Горчаков заявил,
что это не входит в планы русского командования при условии,
что там не обнаружатся сосредоточения турецких войск и анг-
личане сами не оккупируют полуостров193.
Британский кабинет министров заседал почти ежедневно.
В столь же напряженном ритме проходили совещания под пред-
седательством Александра И. Между Лондоном и Петербургом
в обоих направлениях беспрестанно циркулировали телеграммы.
9(21) января «строго конфиденциально» П.А. Шувалов сооб-
щал: «Андраши попросил, чтобы британский флот был немед-
ленно послан в Константинополь, обещая сотрудничество
Австрии на суше. Английское правительство согласилось, но
хотело предварительно подписать соглашение... Граф (Андра-
ши. — Авт.) отказался подписать его, заявив, что Австрия не
просила, а только советовала послать флот в Константинополь
и что действия его армии будут зависеть от хода событий.
Султан, в свою очередь, просит посылки английского флота,
чтобы укрыться на нем в случае нападения на Константи-
нополь. Все это вызвало большое замешательство среди ми-
нистров»194.
Вопрос об отправке британских кораблей в Проливы нахо-
дился в связке с вопросом о вступлении русских войск в Кон-
стантинополь. Так виделась проблема из Петербурга и Лондона,
так понимали ее европейская дипломатия и общественность.
По этому поводу между Главной квартирой армии и Петербур-
гом также велся интенсивный обмен телеграммами. Причем
телеграф не поспевал за стремительным развитием событий.
Вступление войск в Константинополь и занятие ими Галлипо-
ли могли произойти почти стихийно, в силу военных обстоя-
тельств, поскольку раскатившийся вал русского наступления
уже трудно было остановить мгновенно. Главнокомандующий,
великий князь Николай Николаевич, лихорадочно запрашивал,
как ему поступать в случае, если английский флот войдет в
Босфор; если будет высажен иностранный десант в султанской
столице; если там произойдут беспорядки, резня христиан и
мольбы их о помощи; если англичане займут Галлиполи раньше
205
русских. Сам он склонялся при указанных обстоятельствах к
активным действиям, настаивая на необходимости занятия
Константинополя и Босфора, а для «полного обеспечения
наших интересов на Востоке» — также и Галлиполи и Дарда-
нелл, дабы предупредить переход последних в «чужие руки» .
Трудно было дать единственно верный ответ на эти запросы.
Получив одну из телеграмм брата, Александр II воскликнул:
«Если суждено, то пусть водружают крест на святой Софии!»195.
23 января нового стиля британский адмирал Хорнби полу-
чил предписание войти в Проливы и следовать к Константи-
нополю, однако «воздерживаться от участия в конфликте между
Россией и Турцией». Его задачей было обеспечить, чтобы «вод-
ный путь через Проливы оставался свободным»196. Это была
инициатива Б. Дизраэли и других «ястребов». Однако такой
агрессивный курс не находил поддержки не только в среде
парламентской оппозиции, но даже у некоторых более умерен-
ных членов кабинета. В знак протеста лорд Дерби и еще один
министр подали в отставку.
Но через несколько дней лорд Дерби вернулся в правитель-
ство, а приказ адмиралу Хорнби пришлось отменить. Дело в
том, что поначалу кабинет согласился с предложением своего
главы относительно посылки флота, вняв его доводу о том, что
нужно помешать двусторонней договоренности о режиме Про-
ливов, которую Россия и Турция, дескать, были готовы достиг-
нуть в обход других держав и в ущерб им. Но П.А. Шувалов
сообщил, что вопрос о Проливах будет решаться по согласо-
ванию с Европой. О.Г. Лэйярд из Константинополя подтвердил
данные сведения. Это меняло дело. Министры немедленно от-
правились к Дизраэли, который был в тот момент болен. Они
нашли его в постели, но «способным говорить с ними о деле».
В итоге эскадра Хорнби, уже вошедшая было в Дарданеллы,
вернулась в Безикскую бухту197.
2 февраля пришло известие о заключении перемирия. По его
условиям, оккупация распространялась до пунктов Чаталджи и
Булаир, тогда еще не занятых русскими войсками. Вот почему
наступление продолжалось еще некоторое время и после под-
писания перемирия. В Лондоне снова поднялась паника: «Рус-
ские идут на Константинополь». Королева писала Дизраэли,
что ей стыдно за поведение кабинета. Будь она мужчиной, «за-
дала бы трепку этим русским!»198. Русофобские настроения за-
хватывали все новые слои общества. Голоса, призывавшие к
благоразумию и сдержанности, тонули в море шовинистичес-
206
ких страстей. Когда У.Ю. Гладстон выступил в печати с осуж-
дением протурецкого курса правительства, буйствующая толпа
побила стекла в окнах его дома.
8 февраля кабинет отдает приказание адмиралу Хорнби дви-
нуть свои броненосцы (их было шесть) в Дарданеллы. Для при-
дания акции «законного» характера О.Г. Лэйярд испросил у
Порты формальное разрешение. Но султан, опасаясь, что вве-
дение британского флота в Проливы приведет к занятию рус-
скими его столицы, разрешения не дал. Эскадра повернула
обратно. Странные маневры военных кораблей вызвали соот-
ветствующие комментарии. На стене английского посольства в
Константинополе появилось объявление: «Между Безикой и
Константинополем утерян флот. Нашедшему будет выдано воз-
награждение»199.
П.А. Шувалов телеграфировал из Лондона о том, что обста-
новка весьма тревожная. «Речь уже идет не только о посылке
флота и Галлиполи, но о немедленном разрыве с нами»200.
12 февраля адмирал Хорнби получил приказ ввести эскадру в
Мраморное море, даже если не последует разрешение султана.
15 февраля английский флот бросил якорь у Принцевых о-вов,
в непосредственной близости от Константинополя, превратив-
шись, по словам современного автора, «в весомый фактор в
решении судеб войны и мира»201. A.M. Горчаков в депешах
российским представителям в европейских столицах объявлял,
что введение английских кораблей в Проливы делает возмож-
ным вступление русских войск в Константинополь в качестве
ответного шага и с той же целью, что объявлена англичанами:
защита жизни и собственности христиан. По поводу разрыва,
которым грозил британский кабинет, канцлер в сердцах вос-
кликнул: «Пусть делает, что хочет. История и, может быть, даже
современники вынесут свой приговор этому полному отсутст-
вию логики и пренебрежению к всеобщему миру»202. Турецкое
правительство слезно умоляло Лондон вывести эскадру из зоны
Проливов, но просьбы не возымели действия. Единственное,
что сделали англичане, — отвели корабли подальше к азиат-
скому побережью Мраморного моря, в залив Мудания.
Д.А. Милютин пишет об эмоциональной реакции Александ-
ра II на вызов, брошенный Великобританией: «Государь назы-
вает этот акт пощечиной; с горячностью говорил он, что честь
России ставит ему в обязанность принять решительную меру —
ввести наши войска в Константинополь»203. Однако затем по-
шли сомнения и колебания. Император принимал решения,
207
советуясь с A.M. Горчаковым и Д.А. Милютиным. 3 февраля
старого стиля последний записал в дневнике: «Сегодня же го-
сударь сам удостоил меня своим посещением и просидел у меня
около получаса (военный министр в связи с болезнью находил-
ся дома. —Авт.). Его беспокоит нахальное вторжение англий-
ской эскадры в Мраморное море вопреки протестов и просьб
султана. Сегодня, согласно с поданным мною мнением, еще раз
сделана уступка пред Англией: несмотря на нарушение с ее
стороны нейтралитета снова сделано заявление в Лондоне, что
мы все-таки не займем Галлиполи, если только англичане не
высадятся ни на одном пункте берега, ни европейского, ни ази^
атского»204. Если бы русские войска заняли Галлиполийскии
полуостров, британский флот оказался бы запертым в Мрамор-
ном море. Естественно, это особенно тревожило Лондон.
Но самым драматическим моментом являлась судьба Кон-
стантинополя. Царь бросался от одного мнения к другому. Сна-
чала он полагал, что нужно войти в город и оставаться там до
тех пор, пока британский флот не покинет Проливы. A.M. Гор-
чаков и Д.А. Милютин указывали на опасность такого шага.
Тогда монарх решил, что операция должна быть проведена
лишь в ответ на высадку английского десанта. Однако, остав-
шись один, он признал более верным первое решение. Очевидно
запутавшись, государь распорядился послать главнокомандую-
щему две телеграммы, по существу с взаимоисключающими
приказаниями.
В итоге русское правительство решило не рисковать. Слиш-
ком реальной была опасность военного столкновения с Англи-
ей, к которой вполне могла присоединиться и Австро-Венгрия.
Та и другая уже грозили разрывом дипломатических отноше-
ний. Надежда же на поддержку Германии не оправдывала себя.
На протяжении всего кризиса О. Бисмарк, давая заверения в
дружбе, занимал на деле двусмысленную, а порою и провока-
ционную позицию. В конце концов вместо Константинополя
было занято расположенное в полутора десятках километров от
него местечко Сан-Стефано, где в знаменательный день 19 фев-
раля (3 марта) 1878 г. состоялось подписание мира с Турцией.
День был выбран русской стороной не случайно. Исполняю-
щаяся очередная годовщина отмены крепостного права должна
была подчеркнуть двойную освободительную миссию Алек- .
сандра II.
Отказ Петербурга ввести войска в столицу Османской им-
перии вызвал разочарование и недовольный ропот среди рус-
208
ского общества. Очень распространенным было обвинение в
адрес дипломатов, которые, дескать, помешали военным достой-
но довершить славную кампанию. Характерно, что П.А. Шува-
лов в воспоминаниях, записанных в 1880 г., посвятил отдельный
раздел оправданию своих действий в связи с нападками на него
славянофильских кругов по этому поводу205.
Зато подписание Н.П. Игнатьевым и А.И. Нелидовым с ту-
рецкими представителями Савфет-пашой и Саадула-беем Сан-
Стефанского мирного договора вызвало почти всеобщее одоб-
рение российской общественности. Пресса приветствовала его
как крупную победу. И это не удивительно. Условия договора
отражали военные усилия России и соответствовали одержан-
ным ею победам. Правда, Н.П. Игнатьеву, как мы видели, не
удалось осуществить свои замыслы по пересмотру в пользу
России статуса Проливов, который остался без изменений.
В статье XXIV говорилось о беспрепятственном проходе через
Босфор и Дарданеллы торговых судов нейтральных стран как
в мирное время, так и во время войны, но совершенно не упоми-
нались военные корабли. Видимо, это было сделано по причине
общеевропейского характера вопроса, подлежащего решению
лишь с согласия держав. Но Игнатьев добился очень существен-
ных уступок от Турции по остальным пунктам.
После пятивекового рабства воссоздавалась болгарская госу-
дарственность. Обладающее широкой политической автономи-
ей Болгарское княжество заключало в своих границах почти
все земли, населенные болгарским народом. Страна получила
выход к Черному и Эгейскому морям. Дружественная Большая
Болгария должна была стать, по мысли российских политиков,
опорой русского влияния на Балканах в противовес Австро-
Венгрии и в зоне Проливов — в противовес Англии. Таким
образом Россия должна была укрепить свои позиции на подсту-
пах к Проливам и получить возможность держать их под посто-
янным контролем. Румыния, Сербия и Черногория приобретали
полную независимость при расширении их территории. Итоги
русско-турецкой войны, зафиксированные в Сан-Стефанском
договоре, имели бы огромное значение для развития балкан-
ских народов, если бы он вступил в действие.
По условиям мира, России возвращалась южная часть Бесса-
рабии. Она вновь становилась дунайской державой. В качестве
компенсации Румыния получала Северную Добруджу206. В За-
кавказье и Малой Азии к России переходили Ардаган, Каре,
Батум и Баязет. Турция обязывалась выплатить России возна-
14 — 2729
209
граждение за потери, понесенные в войне, ввести в действие
Органический устав, разработанный для Крита в 1868 г., и
распространить его на Эпир и Фессалию, провести реформы в
Боснии, Герцеговине и Армении207. Заключение Сан-Сте-
фанского мира явилось венцом дипломатической карьеры
Н.П. Игнатьева.
Вскоре после подписания договор был ратифицирован
обеими сторонами и в соответствии с международным правом
превратился в полновесный договорный акт, хотя он и был
прелиминарным. Русское правительство торопилось завершить
все необходимые формальности, чтобы поставить Европу перед
лицом совершившихся фактов. В Петербурге надеялись, что
вопросы, не имеющие общеевропейского значения, не будут
представляться на обсуждение международной конференции, с
идеей созыва которой к тому времени уже выступила Австро-
Венгрия, предложив в качестве места ее проведения Вену.
Смирившись с необходимостью передать на рассмотрение
европейского ареопага некоторые важные проблемы, вытекаю-
щие из Сан-Стефанского договора, русское правительство ре-
шительно отказалось заседать в Вене, с которой были связаны
неприятные для него воспоминания времен Крымской войны.
Отвергнута была также и кандидатура Лондона. Петербургский
кабинет, в свою очередь, предлагал собраться в Дрездене или
Баден-Бадене. Большой резонанс получило выступление О. Бис-
марка в рейхстаге 19 февраля по поводу запроса о восточной
политике империи. Канцлер заявил, что Германия готова сыг-
рать роль «честного маклера» для ликвидации разногласий
между державами. A.M. Горчаков предложил Бисмарку созвать
под его председательством не конференцию, но более предста-
вительный конгресс с участием глав правительств.
Англичане не могли допустить чрезвычайного усиления Рос-
сии, а потому настаивали на том, чтобы конгрессу для обсуж-
дения был представлен целиком Сан-Стефанский договор,
который они требовали полностью пересмотреть. Россия же
соглашалась на пересмотр только пунктов, имеющих общеев-
ропейское значение. Британский премьер-министр доказывал,
что мирный договор «отменяет то, что известно как Европей-
ская Турция», что он полностью подчиняет султана России208.
27 марта состоялось заседание кабинета, на котором Б. Дизраэ-
ли поставил вопрос о призыве резервистов. Он говорил, что в
связи с неуступчивостью России должны быть приняты меры,
адекватные ее поведению и нейтрализующие ее завоевания и
210
влияние. «Наступил критический момент, когда мы должны
сделать решительное заявление. Мы сползаем к войне. Если
будем смелы и решительны, то обеспечим мир и продиктуем его
условия Европе»209, — писал премьер накануне заседания.
Дизраэли полагал, что потребуются два корпуса из резервов.
Он собирался предписать также индийским властям направить
через Суэцкий канал силы, достаточные для оккупации двух
пунктов в Леванте, что было необходимо для контроля над
Персидским заливом и районом вокруг Багдада. Премьер писал
королеве, что лорд Дерби почти наверняка вследствие этого
подаст в отставку, принимая которую ее величество не должна
проговариваться о военных планах, «которым, как, например,
экспедиции индийских войск, чтобы стать успешными, надле-
жит быть секретными»210. Граф Биконсфилд, как видим, считал
возможным строить планы втайне от министра иностранных
дел. И только королеве, с которой состоял в трогательной пере-
писке и которая являлась его единомышленницей, он поверял
самые сокровенные помыслы.
Отставка лорда Дерби стала важным событием. Бывший ми-
нистр иностранных дел оказывал некоторое противодействие
агрессивным устремлениям премьера. Его уход оказался опреде-
ленной потерей и для российской дипломатии. Лорд Дерби яв-
лялся принципиальным противником войны с Россией, считая
ее бесперспективной, поскольку одна страна являлась великой
морской, а другая — великой сухопутной державой. Форин оф-
фис возглавил теперь маркиз Солсбери, который поддержал
планы Б. Дизраэли. А тот изо всех сил старался передать свой
воинственный пыл коллегам по кабинету. Он назвал пункты в
Леванте, которые надлежало оккупировать англо-индийским
войскам: остров Кипр и город Александретта. Граф Биконс-
филд также говорил об усталости русской армии, об ослабле-
нии ее лишениями и болезнями.
Условиями Сан-Стефанского мира были недовольны не
только в Англии и Австро-Венгрии. Недовольство проявлялось
и другими странами, в том числе балканскими: Румынией, Гре-
цией и даже Сербией, раздраженными усилением главного про-
теже России — Болгарии, в создании которой противники
Петербурга дружно усмотрели нарушение предвоенных догово-
ренностей о недопущении образования большого славянского
государства, границы которого к тому же близко подходили к
Константинополю и Проливам. Поэтому подписание мирного
договора не принесло настоящего облегчения официальному
14*
211
Петербургу. Приходилось готовиться к противоборству с Евро-
пой как в дипломатическом плане (на предстоящем конгрессе),
так и в военном.
Всю первую половину 1878 г. сохранялась крайняя напря-
женность в отношениях с Англией, выражавшаяся в нервном
противостоянии русской армии и британской эскадры в районе
Проливов. На случай войны с Англией и Австро-Венгрией ре-
шено было собрать свежие силы из войск, не принимавших
участия в кампании 1877 г., и сосредоточить их на австро-
венгерской границе. Важно было при этом владеть берегами
Босфора, чтобы создать там заграждения против неприятель-
ского флота. На сей счет в марте 1878 г. генерал Н.Н. Обручев
составил записку, в которой ставился вопрос о выяснении по-
зиции Турции (за Россию она, против или нейтральна?). По
мнению Обручева, следовало заставить Турцию «восстановить
порядок в Проливах», то есть удалить английские броненосцы.
Если этого сделать не удастся, то во избежание опасности сов-
местных англо-турецких действий надо, используя временный
перевес русских сил под Константинополем, требовать роспус-
ка турецкой армии, разоружения ее флота и сдачи русскому
командованию всех укреплений на Босфоре и Дарданеллах.
В случае отказа надлежало занять Проливы силой и устроить
в них минные заграждения. «Государь вполне усвоил авторитет-
ное мнение опытного стратега и в этом смысле в целом ряде
телеграмм дал наставления главнокомандующему», — пишет
С.С. Татищев211.
Из приводимых историком телеграмм видно, что император
не исключал возможности оккупации Босфора и даже Галли-
полийского полуострова как с согласия турок, так и силой.
Великий князь Николай Николаевич отвечал, что «сделаны все
распоряжения, чтобы немедленно двинуться к Босфору, занять
его берег и этим помочь нашим морякам забросать его мина-
ми»212. 18 марта по старому стилю государь телеграфировал
брату: «Разрыв с Англией почти неизбежен», но далее преду-
преждал, что в любом случае «мы не должны вступать в самый
Константинополь, но утвердиться только на берегах Босфора,
заняв несколько пунктов». И вновь, как и за полтора месяца до
того, у царя начались колебания и сомнения. Уже 20 марта он
пишет главнокомандующему: «Что скажет Россия и наша доб-
лестная армия, что ты не занял Константинополь!.. Я с трепетом
ожидаю, на что ты решишься»213. 16(28) апреля П.А. Шувалов
сообщил секретные сведения, которые не поддавались провер-
212
ке. Они были очень тревожными. В случае открытия военных
действий англо-индийские войска займут азиатский берег Дар-
данелл и Босфора. Сформированный же в Англии 60-70-ты-
сячный корпус попытается «высадиться в Чэатуме и Поти с
намерением идти на Тифлис»214.
В апреле главнокомандующим вместо Николая Николаевича
был назначен Э.И. Тотлебен. Ознакомившись с обстановкой,
знаменитый генерал признал невозможным «успешное заграж-
дение Босфора минами». Если турки станут сопротивляться, то
под их огнем не удастся установить нужное число мин до появ-
ления стоящих неподалеку британских кораблей. Бесцельным
в таком случае, по его мнению, становилось и занятие Босфора.
Неоправданным был признан и штурм константинопольских
укреплений. Он считал, что в случае столкновения с Англией
взятие Константинополя становилось попросту ненужным.
Зато, как и в 1863-1864 гг., в 1870-1871 гг. имелось в виду
в случае особой необходимости воспользоваться в борьбе с
Англией услугами американцев. Еще в 1876 г. тихоокеанская
эскадра и небольшой отряд кораблей, находившийся в Среди-
земном море, были «по высочайшему повелению... направлены
в Соединенные Штаты Северной Америки, для того чтобы в
случае разрыва России с Англией они могли свободно рассеять-
ся по океану для преследования неприятельской торговли»215.
В марте-июле 1878 г. были также заказаны в США 4 парохода,
которые надлежало затем вооружить и переоборудовать в крей-
серы. В обстановке секретности в Америку отправились коман-
ды этих судов в составе 66 офицеров и 600 матросов русского
флота.
Однако в итоге в Петербурге пришли к выводу, что следует
всячески воздерживаться от вооруженного столкновения. Армия
устала от войны, ресурсы страны были истощены. Не исключа-
лась возможность образования англо-австрийской антирусской
коалиции с привлечением Турции. Д.А. Милютин горестно при-
знавал в своем дневнике, что решительно невозможно «риско-
вать новой войной против половины Европы», которая «при
настоящих обстоятельствах... была бы для нас бедствием»216.
Возобладал курс на политическое урегулирование, связанное, ко-
нечно, со значительными уступками. Сначала сделали попытку
договориться с Австро-Венгрией. Но переговоры Н.П. Игнать-
ева и российского посла в Вене Е.П. Новикова с Д. Андраши
мало что дали. Австрийцы стремились свести на нет все усилия
России по созданию сильного болгарского государства.
213
Между тем из Лондона поступали сигналы о возможности
прямой англо-русской договоренности. П.А. Шувалов полагал,
что к этим сигналам стоит прислушаться. Британское прави-
тельство хотело не столько вызвать войну с Россией, сколько
заставить ее пойти на уступки, запугав своей военно-морской
мощью. Для начала новый министр иностранных дел маркиз
Солсбери предложил договориться о взаимном отводе бри-
танской эскадры и русских войск на равное расстояние, дабы
уменьшить риск их столкновения. С подобным предложением
выступил и начавший осуществлять свою посредническую мис-
сию О. Бисмарк. Этот вариант был явно невыгоден для России:
английским броненосцам требовались один-два дня, чтобы до-
стичь Безикской бухты, куда их собирались отвести, русской
же армии нужна была целая неделя, чтобы покрыть такое же
расстояние по суше. При этом она оставляла уже обжитые,
укрепленные позиции. Ясно, что если обстоятельства потребо-
вали бы проделать обратный маневр, в выигрыше оказались бы
англичане. Поэтому русская сторона не согласилась на такое
предложение.
Переговорный процесс между Лондоном и Петербургом тем
не менее продолжался. Британские правящие круги начали по-
степенно свыкаться с мыслью о невозможности отстаивать в
полном виде прежний тезис о неприкосновенности и целост-
ности Османской империи. Обстоятельства требовали его кор-
ректировки. Наиболее восприимчивым к духу времени среди
английских политиков оказался маркиз Солсбери. Признав, что
господство султана в Юго-Восточной Европе фактически рух-
нуло, министр был теперь озабочен сохранением турецких вла-
дений в Азии. «Диалектика» позиции Солсбери заключалась в
том, что одновременно он разрабатывал проекты и частичного
раздела Турции. Конкретный его план состоял в том, чтобы
«отодвинуть» славянские государства от Проливов, образовав к
югу от Балканского хребта автономную греческую провинцию
в составе Османской империи; обеспечить свободу прохода
через Черноморские проливы, для чего требовалось приобре-
сти для Англии две морские базы, например Лемнос и Кипр;
добиться уменьшения выплаты турецкой военной контрибуции
России.
Солсбери предложил Шувалову договориться по основным
вопросам до начала конгресса. Он полагал, что на двусторонней
основе это будет сделать легче. «Дискуссия, если она начнется
вшестером, не разрешит наших трудностей»217. В Петербурге
214
признали доводы британского министра убедительными, ре-
зультатом чего стал англо-русский меморандум, подписанный
18-19 (30-31) мая 1878 г., более известный как «соглашение
Шувалов-Солсбери». При этом было оформлено три протоко-
ла, которые предусматривали пересмотр ряда положений Сан-
Стефанского мира. Главным изменением явилось разделение
Болгарии по Балканскому хребту на две части, одна из которых
должна была получить политическую автономию (Болгарское
княжество), другая — лишь административную (Южная Болга-
рия), Македония возвращалась султану. Разделение Болгарии
должно было, по мнению Солсбери, способствовать тому, что-
бы особо не ослаблять власть султана, которого он стал изо-
бражать как «хранителя Проливов». Об этом писал в памятной
записке П.А. Шувалов218. Россия была также вынуждена согла-
ситься на уменьшение своих территориальных приобретений в
Азии.
После подписания меморандума Солсбери известил Бисмар-
ка о согласии Англии на участие в конгрессе. Но англичане не
остановились на этом. Как бы в дополнение к соглашению с
Россией был заключен договор с Турцией — Кипрская конвен-
ция от 4 июня 1878 г. по новому стилю. Официально она на-
зывалась «Конвенция об оборонительном союзе между Ве-
ликобританией и Турцией». Суть этого договора, вырванного
у султанского правительства в ультимативном порядке путем
запугивания сановников и самого Абдул-Хамида II, состояла в
том, что Великобритания обязывалась обеспечить сохранность
азиатских владений Порты, не допустив дальнейшего продви-
жения России в Азию. За это Турция должна была, во-первых,
провести реформы в азиатских провинциях, населенных хрис-
тианами, а во-вторых, уступить для британской оккупации «по-
зиции близ берегов Малой Азии и Сирии»219. Речь шла об
о-ве Кипр, который занимает выгодное положение на подсту-
пах к Проливам, Суэцкому каналу, Месопотамии и т.д.
Кипрская конвенция продемонстрировала коварство бри-
танской политики в отношении Османской империи. Оно со-
стояло уже в том, что англо-турецкое соглашение, деклариро-
вавшееся в качестве гарантии против новых русских захватов
в Закавказье и Малой Азии, было заключено четырьмя днями
позже соглашения Шувалова с Солсбери, которое наметило
русско-турецкую границу, санкционировав передачу России Ба-
тума, Карса и Ардагана, и в то же время зафиксировало обяза-
тельство России не добиваться дальнейшего территориального
215
расширения в этом регионе220. Секретный характер «соглаше-
ния Шувалов — Солсбери» лишь в малой степени помог анг-
личанам сохранить свое лицо «защитников» Турции. Захватни-
ческая сущность британской акции вскоре стала очевидной. По
существу, она явилась началом нового курса на раздел Осман-
ской империи. Всего через четыре года последовала английская
оккупация Египта.
Работа европейского конгресса началась 13 июня 1878 г. по
новому стилю в Берлине и продолжалась ровно месяц. В этом
форуме принимали участие представители семи держав: России,
Турции, Великобритании, Австро-Венгрии, Германии, Фран-
ции и Италии. Прибыли также делегации балканских стран,
Персии и иерархи армянской церкви. Здесь собрались видные
политические фигуры: A.M. Горчаков и Б. Дизраэли, Д. Андра-
ши и О. Бисмарк. Последний председательствовал на заседаниях.
Российскую делегацию возглавлял канцлер Горчаков, однако
фактически первым лицом в ней был П.А. Шувалов. Третьим
уполномоченным являлся посол в Берлине П.П. Убри. Оппо-
ненты престарелого министра иностранных дел Д.А. Милю-
тин, П.А. Шувалов и некоторые другие в своих сочинениях не
жалеют усилий, чтобы показать, насколько жалкой была роль
A.M. Горчакова на конгрессе да и в большой политике того
времени вообще. Нелестные характеристики, даваемые канцле-
ру его недоброжелателями, во многом несправедливы и объяс-
няются политическим соперничеством и личной неприязнью,
однако доля истины в них все же есть. Годы брали свое. Звезда
Горчакова находилась на закате. Летом 1878 г. ему исполни-
лось 80 лет, он подолгу болел. Состояние здоровья делало его
поездку в Берлин проблематичной до самого последнего мо-
мента, да и на самом конгрессе он часто пропускал заседания
по болезни.
Целью Берлинского конгресса являлся пересмотр условий
Сан-Стефанского мира. В основе решений лежали русско-анг-
лийские договоренности от 18-19 (30-31) мая П.А. Шувалова
с маркизом Солсбери. Тем не менее по конкретным вопросам
шли очень острые дискуссии и споры. Дело осложнила публи-
кация английской газетой «Глоуб» текста «соглашения Шува-
лов — Солсбери». Британская общественность была возмущена
чрезмерными, по ее мнению, уступками, сделанными в пользу
России. Лондонским политикам приходилось оправдываться и
обещать впредь проявлять большую твердость. В связи с этим
Солсбери откровенно сказал Шувалову, что в случае необхо-
216
димости он просто уйдет в отставку и его подпись под тайным
соглашением окажется аннулированной221.
Основным противником русских уполномоченных были
представители Великобритании, с которыми солидаризирова-
лась делегация Австро-Венгрии (6 июня состоялось подписание
англо-австро-венгерского соглашения о совместной политичес-
кой линии на конгрессе). «Честный маклер» О. Бисмарк не
оказывал поддержки своим российским «союзникам» по Союзу
трех императоров, которые оказались в Берлине практически
в состоянии изоляции. На долю последних выпала трудная за-
дача. П.А. Шувалов вспоминал: «Месяц, проведенный мной в
Берлине, останется для меня самым тяжелым воспоминанием
в жизни... Я работал не менее 18 часов в сутки... Я спал только
урывками»222. Бисмарк завел следующий порядок. Если на офи-
циальном заседании по какому-либо вопросу возникали разно-
гласия, он переносился на обсуждение представителей трех
держав — России, Великобритании и Австро-Венгрии. Заседа-
ния «втроем» проводились обычно в английском посольстве,
где П.А. Шувалову приходилось, по его словам, «отгрызаться
целыми часами от лорда Биконсфильда и лорда Сольсбюри, с
одной стороны, и от графа Андраши и барона Гаймерле — с
другой». «Такое положение было невыносимо»223, — жаловался
Шувалов.
Англичане попытались на первом же официальном заседании
перейти в наступление. После вступительной речи О. Бисмарка
слово взял Б. Дизраэли и решительно потребовал немедленного
отвода русских войск от Константинополя. Выполнение дан-
ного условия, по мнению британского премьера, являлось не-
обходимым для нормальной работы конгресса. На сей раз ка-
валерийская атака не принесла успеха английской делегации.
Русские делегаты не поддались на угрозы графа Биконсфилда.
С помощью Бисмарка инцидент удалось урегулировать. Главный
удар России, а также славянским балканским народам западные
державы нанесли при рассмотрении болгарского вопроса.
Вместо большой сан-стефанской Болгарии на карте Европы
появилось уменьшенное втрое княжество. К югу от Балканских
гор была образована провинция Восточная Румелия, админист-
ративно остававшаяся в составе Османской империи. Таким об-
разом, позиции России на подступах к Проливам и в регионе
в целом становились гораздо слабее, чем они могли быть в
случае вступления в действие статей Сан-Стефанского догово-
ра. В то же время усиливалось положение Австро-Венгрии на
217
Балканах. Она получила право оккупировать Боснию и Герце-
говину и ввести там свое управление.
Решения конгресса не внесли изменений в статус Черномор-
ских проливов. Статья LXIII Берлинского трактата гласила, что
положения Парижского трактата 1856 г. и Лондонской кон-
венции 1871 г. остаются в силе224. Однако это не означало, что
обсуждение самой проблемы прошло в Берлине без осложне-
ний. Пытаясь вынудить русских уполномоченных возвратить
Турции Батум, маркиз Солсбери в беседе с Шуваловым пригро-
зил, что в противном случае Англия станет требовать открытия
Проливов. Конфликт разрешился после того, как A.M. Горча-
ков выступил на заседании 6 июля с заявлением о том, что Рос-
сия объявляет Батум свободным портом (порто-франко), что
особенно выгодно для такой державы, как Великобритания с
ее обширной морской торговлей. После этого Б. Дизраэли объ-
явил, что сент-джеймский кабинет снимает свои возражения
против присоединения Батума к России.
В конце работы конгресса английская делегация сделала еще
одну попытку изменить режим Проливов в свою пользу. 11 июля
их второй уполномоченный Солсбери выступил со следующим
заявлением: «Ввиду того что Берлинский трактат изменит
некоторые постановления Парижского трактата 1856 г., имею-
щие важное значение, а толкование статьи II Лондонской кон-
венции, находящейся в зависимости от Парижского трактата,
может, таким образом, стать предметом дискуссии, я заявляю
от имени Англии, что обязательства ее британского величества,
относящиеся к закрытию Проливов, не идут дальше обязатель-
ства перед султаном уважать в этом случае его независимые
решения, соответствующие духу существующих договоров»225.
Налицо стремление добиться «приоткрытая» Черноморских
проливов для пропуска британской эскадры в Черное море. Для
этого достаточно было бы объявить решение султана соблюдать
принцип закрытия акцией, предпринятой не самостоятельно,
но, скажем, под давлением России.
В ответ на декларацию английского министра иностранных
дел русская делегация не замедлила сделать свой ход. На сле-
дующем заседании, 12 июля, взволнованный Шувалов заявил:
«Полномочные представители России, не будучи в состоянии
точно оценить значения предложения второго уполномоченно-
го Великобритании относительно закрытия Проливов, со своей
стороны, просят внести в протокол замечание о том, что, по их
мнению, правило закрытия Проливов является общеевропей-
218
ским принципом. Постановления, вынесенные на сей счет в
1841, 1856 и 1871 гг., подтвержденные ныне Берлинским до-
говором, являются связывающими все державы в соответствии
с духом и буквой существующих трактатов не только в отноше-
нии султана, но также и в отношении всех держав, подписав-
шихся под этими обязательствами»226. П.А. Шувалов, несомнен-
но, прекрасно понимал суть демарша Солсбери, хотя и сделал
дипломатичную оговорку в начале своего выступления. В свою
очередь, его заявление в защиту закрытия Босфора и Дарданелл
соответствовало интересам России того времени.
Русский вариант толкования принципа закрытия Проливов
представляется более состоятельным и соответствующим нор-
мам международного права. Такого мнения придерживается
большинство исследователей. Попыткой «освободить англий-
скую сторону от соблюдения соглашения по Проливам»227 назы-
вает заявление Солсбери Б. Елавич. СМ. Горяинов, поставив-
ший себе задачу выяснить суть данного принципа применительно
к большей части XIX в., после тщательного изучения дипло-
матической переписки, хранящейся в русских архивах, пришел
к выводу о «безусловной обязательности этих постановлений
(о закрытии Проливов. —Авт.) не только для России, но и для
всех держав, их подписавших, причем ответственность сторон
за соблюдение этих постановлений должна быть признана
круговой»228.
Берлинский конгресс не вынес никакого решения по суще-
ству дискуссии, однако самый факт выступления маркиза Солс-
бери со своей инициативой оказался весьма симптоматичным.
Б. Елавич отметила определенную тенденцию, заключающуюся
в том, что в 70-80-е гг. XIX в. споры держав вокруг проблемы
Проливов все более стали представлять собою «столкновение
мнений по поводу трактовки условий договора (Лондонской
конвенции. — Авт.), нежели попытку сформулировать новые
правила»229. Причем объектом трактовки делалось едва ли не
каждое слово: «военный корабль», «мирное время» и т.д. Исто-
рик делает любопытные наблюдения, относящиеся и к периоду
40-70-х гг. Если в договорах 1841 и 1856 гг. оговаривалось, что
выражение «в мирное время» относится к Порте, то в конвен-
ции 1871 г. данное уточнение опущено, что также позволяло
политикам интерпретировать документ в выгодном для себя
смысле230.
Оценивая итоги Берлинского конгресса, современники со-
бытий, а также последующая публицистика и историография
219
зачастую признавали его поражением России и ее дипломатии.
При этом присутствовала целая гамма отрицательных эмоций:
от неудовлетворенности и разочарования до гнева и негодо-
вания. Почти хрестоматийным сделалось признание A.M. Гор-
чакова императору: «Берлинский конгресс есть самая черная
страница в моей служебной карьере». Так же как и ответ
Александра II: «И в моей тоже». Резкой критике подвергла
действия царских дипломатов, прежде всего Шувалова и Гор-
чакова, русская общественность, которой не были известны
тайные предвоенные и послевоенные соглашения с Австро-
Венгрией и Англией. Особенно старались славянофилы и пан-
слависты. Самым ярким выступлением была речь председате-
ля Московского славянского благотворительного общества
И.С. Аксакова 22 июня 1878 г., за которую его выслали из пер-
вопрестольной.
Между тем результаты конгресса для России не были столь
уже неблагоприятными. Факт отступления перед западными
державами отрицать, конечно, нельзя. Но главные плоды побе-
ды в войне уничтожены не были. Непреходяще их значение для
дела освобождения балканских народов. Исчезло такое напо-
минание о несчастной Крымской войне, как отторгнутая тогда
Южная Бессарабия, которая теперь возвращалась России. Рос-
сийская империя получила территориальные приращения и в
Закавказье. В официальном сообщении, посвященном итогам
конгресса, подчеркивалось, что на нем был отменен Париж-
ский трактат 1856 г.: «Победоносные русские войска разорвали
его, Берлинский конгресс вычеркнул его из истории»231.
* * *
В своей политике в Восточном вопросе в 40-70-е гг. XIX в.
русское правительство не делало ставку на захват и присоедине-
ние Проливов или Константинополя. Обеспечение националь-
ных интересов государства мыслилось в рамках договорного
начала и курса на сохранение «слабого соседа» в качестве «сто-
рожа» Босфора и Дарданелл. Основным содержанием всего пе-
риода с 1840 по 1878 г. являлось следование принципу закрытия
Черноморских проливов для военных судов в мирное время.
Введенное в систему европейской восточной политики при
самом активном участии России «древнее правило Оттоман-
ской империи» подвергалось тем не менее в эти неспокойные
десятилетия серьезным испытаниям как с русской стороны, так
220
и со стороны противников России. Здесь и дополнение этого
правила в 1871 г. положением о возможности открытия Проли-
вов в мирное время в отдельных случаях для кораблей «дружест-
венных и союзных» Порте держав, и попытки добиться изме-
нения статуса Проливов в пользу России, предпринимавшиеся
во время войны 1877-1878 гг., и прямое нарушение конвенции
о Проливах Англией, которая, посчитав себя «дружественной»
Порте державой, не дожидаясь султанского разрешения, ввела
свой флот в Мраморное море и держала его там с февраля по
сентябрь 1878 г.
Особыми страницами в истории Черноморского бассейна
являются годы Крымской войны и последующее 15-летие, ког-
да существовал режим нейтрализации Черного моря. Во время
кампании 1877-1878 гг. происходит временный отказ от курса
на сохранение «слабого соседа». Делается попытка создать боль-
шое славянское государство, которое превратилось бы в опору
русского влияния на подступах к Босфору и Дарданеллам.
В целом в политике российского правительства 40-70-х гг.
возобладала линия на решение проблемы Проливов посред-
ством многосторонних договоров на основе отстаивания прин-
ципа их закрытия. При этом с конца 70-х гг. особое значение
приобрела возможность различного толкования этого принци-
па. Англо-русская дискуссия на Берлинском конгрессе 1878 г.
показала, насколько важным может оказаться этот вопрос.
Попытка британского представителя путем произвольной ин-
терпретации изменить правило закрытия Проливов имела анти-
русскую направленность. Выгодность или невыгодность для
России статуса Проливов, установленного Лондонской конвен-
цией 1871 г., во многом определялась конкретным состоянием
русско-турецких отношений. Новым явлением стало стрем-
ление Петербурга добиться международной поддержки своей
трактовки этого статуса. В 80-е гг. данная тенденция прояви-
лась особенно отчетливо в отношениях России с ее партнерами
по Союзу трех императоров.
Глава пятая
ВО ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКЕ
РОССИИ В 80-90-е ГОДЫ
XIX в.
1. Проблема Проливов
в период кризисных ситуаций 80-х гг. XIX в.
Результатами победы России в русско-турецкой войне 1877—
1878 гг. в полной мере воспользовались ее политические про-
тивники: Австро-Венгрия оккупировала Боснию и Герцегови-
ну, Англия захватила о. Кипр и усилила свое влияние в Турции
и Восточном Средиземноморье. «При теперешнем положении
дел, — писал военный министр Д.А. Милютин в своем дневни-
ке 22 марта 1879 г., — Англия уже владеет фактически и Кон-
стантинополем, и Проливами. Настоящий хозяин в столице
Турции не султан, а представитель Англии». Далее Милютин
продолжал: «Флот английский хотя бы и вышел из Мраморного
моря, может во всякое время снова войти в Проливы и даже в
Черное море; никто ему воспрепятствовать не может. Турецкие
батареи на берегах Босфора и Дарданелл, конечно, не откроют
огня по британскому флоту»1.
Вот этот страх перед английским флотом, который, пользу-
ясь создавшейся на берегах Босфора ситуацией, мог, войдя в
Проливы и даже Черное море, угрожать югу России, перекрыть
ей основной путь вывоза хлеба, и определял в значительной
степени политику царского правительства после Берлинского
конгресса в вопросе о Проливах. Хлебный экспорт, как извест-
но, являлся главной составляющей российской внешней тор-
говли и одним из основных средств поддержания ее активного
баланса. При снижении же мировых цен на хлеб вследствие
аграрного кризиса конца 70 — начала 80-х гг. Россия как ни-
когда была заинтересована в увеличении хлебного экспорта.
Но Проливы имели не только торговое значение для России.
Это был кратчайший путь на Дальний Восток, освоению кото-
рого в 80-90-х гг. придавалось большое значение: это был выход
в Средиземное море, где Россия также имела стратегические
224
интересы. В этой связи понятно, что благоприятное для нее
решение проблемы Проливов было не столько вопросом пре-
стижа, сколько жизненной необходимостью.
Боязнь, что контроль за Проливами окажется в руках Анг-
лии, заставила русское правительство идти на союз с Германией
и Австро-Венгрией. Уже летом 1879 г. российский дипломат
П.А. Сабуров в беседах с О. Бисмарком в Киссингене зонди-
ровал почву, возможно ли возобновление Союза трех импе-
раторов. Соглашение с Берлином и Веной представлялось Пе-
тербургу наиболее приемлемым выходом из международной
изоляции, в которой оказалась Россия после Берлинского кон-
гресса.
Российское правительство было озабочено ситуацией на
Ближнем Востоке. С одной стороны, продолжалось националь-
но-освободительное движение народов, подвластных Порте
(Фессалия, Македония), с другой — значительные куски Ос-
манской империи (Кипр, Босния и Герцеговина) были отторг-
нуты от нее западными державами. Распад Османской империи
представлялся делом ближайшего будущего, как и вероятность
того, что Проливы могут попасть в руки Англии.
В сентябре 1879 г. в Ливадии состоялось совещание ряда
высших сановников под председательством Александра II, ко-
торое обсудило и возможную судьбу Проливов в случае распада
Османской империи. Как писал участник совещания Сабуров,
Россия не могла допустить двух вещей: расширения Австро-
Венгрии на Балканах и «постоянной оккупации Проливов Анг-
лией». Была намечена задача — «овладение Проливами в слу-
чае, если обстоятельства приведут к уничтожению турецкого
господства в Европе»2. В качестве союзника России называлась
Германия, которой взамен предполагалось гарантировать со-
хранение в ее составе Эльзаса и Лотарингии.
Решения совещания легли в основу инструкции Сабурову,
направленному в Берлин для переговоров. Обстоятельства пере-
говоров Сабурова (с ноября 1879 г. посла в Берлине) с Бисмар-
ком, которые велись более полутора лет и завершились подпи-
санием в июне 1881 г. договора между Россией, Германией и
Австро-Венгрией, детально исследованы С.Д. Сказкиным. Про-
блема Проливов занимала в них одно из важных мест. Россий-
ская сторона добивалась от Германии и Австро-Венгрии при-
знания принципа закрытия Проливов для военных судов всех
держав (по существующим договорным актам, султан мог про-
пускать через Проливы военные суда дружественных ему стран),
15 — 2729
225
а в случае нарушения этого принципа Турцией — предупреж-
дения ее о невозможности гарантировать территориальную це-
лостность, обеспеченную Берлинским трактатом. Австрийская
сторона, первоначально решительно сопротивлявшаяся этому,
после нажима Бисмарка была вынуждена дать согласие.
Секретный австро-русско-германский договор был подписан
6(18) июня 1881 г. Подобно договору 1873 г., он получил гром-
кое название Союза трех императоров, хотя скорее это было
лишь соглашение о нейтралитете, который договаривающиеся
стороны обязывались соблюдать в случае возникновения воен-
ного конфликта одной из них с четвертой великой державой.
Статья 3-я договора гласила: «Три двора признают европей-
ское значение и взаимную обязательность принципа закрытия
проливов Босфора и Дарданелл для военных кораблей, осно-
ванного на международном праве, подтвержденного трактатами
и формулированного в декларации второго уполномоченного
России в заседании Берлинского конгресса от 12 июля (про-
токол № 19)»3. Это означало, что Германия и Австро-Венгрия
присоединились к русскому толкованию принципа закрытия
Проливов и отклонили английский вариант толкования, соглас-
но которому державы обязались соблюдать принцип закрытия
Проливов только перед султаном, но не друг перед другом и
только в том случае, если этот принцип будет выражен в «сво-
бодно принятом» решении султана. Присоединившись к рус-
ской точке зрения, Германия и Австро-Венгрия отвергли тем
самым право Англии вводить свой флот в Проливы и Черное
море по соглашению с Турцией.
Кроме того, в этой же статье постановлялось, что Россия,
Германия и Австро-Венгрия будут сообща следить за тем, что-
бы Турция не допускала исключения из общего правила и не
предоставляла территорию Проливов для действий какой-либо
воюющей державы. В случае нарушения этого условия или для
его предотвращения в будущем, если бы предвиделась такая
возможность, три державы обязывались предупредить Турцию,
что они будут считать ее в состоянии войны с той державой,
в ущерб которой будет нарушен принцип закрытия Проливов,
и что с этого момента Турция лишается гарантий ее террито-
риальной неприкосновенности, данных Берлинским трактатом.
Таким образом, статья 3-я договора обеспечивала России
гарантию дипломатического содействия со стороны Германии
и Австро-Венгрии в недопущении пропуска султаном англий-
ского военного флота в Черное море. Однако уязвимым местом
226
всей дипломатической комбинации, выразившейся в австро-
русско-германском договоре, было то, что согласие трех держав
могло существовать лишь до тех пор, пока вновь не обострятся
связанные с Балканами русско-австрийские противоречия, смяг-
чившиеся после окончания восточного кризиса 70-х гг. Иначе
говоря, соглашение трех императоров было прочно лишь при
условии, пока положение на Ближнем Востоке оставалось бо-
лее или менее спокойным. Это обстоятельство заставляло Петер-
бург все время держать проблему Проливов в центре внимания.
Ведь даже если бы султан и захотел воспрепятствовать проходу
английского флота через Проливы, он не имел бы возможности
сделать это, не располагая соответствующими силами.
Российское правительство предприняло меры по повыше-
нию боеспособности Черноморского флота, который находил-
ся в плачевном состоянии. В августе 1881 г. состоялось особое
совещание для выяснения вопроса будущего развития флота,
которое приняло долгосрочную программу его строительства.
Было постановлено: «Первою заботой по восстановлению мор-
ских сил должно быть возрождение Черноморского флота, а
затем уже и развитие флота и на других морях». Участники
совещания указали, что Россия должна быть готовой к тому,
«чтобы в момент наступления развязки овладеть устьями Бос-
фора, укрепиться на обоих его берегах и, став прочно у входа
в Черное море, оградить его воды и берега от всякого посяга-
тельства»4. С этой целью должно было быть достигнуто преиму-
щество российского флота над турецким и повышение объема
транспортного флота, который, в случае надобности, мог бы
высадить у входа в Босфор 30-тысячный десант.
На основе общих указаний о задачах флота, принятых осо-
бым совещанием, морским ведомством была разработана про-
грамма судостроения. Было определено, что главную силу Чер-
номорского флота должны составлять броненосцы, пригодные
для действий не только в пределах Черного и Средиземного
морей, но и, в случае необходимости, в океане, являясь, таким
образом, резервом для Балтийского и Тихоокеанского флотов.
Однако учитывая закрытие Проливов для военных судов, мож-
но полагать, что эта возможность относилась участниками со-
вещания к тому периоду, когда режим Проливов будет изменен
в пользу России и позволит ее флоту беспрепятственно прохо-
дить через них.
Тем не менее стратегическая задача Черноморскому флоту
была сформулирована особым совещанием вполне определен-
15*
227
но: быть готовым овладеть устьем Босфора в случае возникнове-
ния международной ситуации, при которой станет неизбежным
окончательное решение Восточного вопроса, иными словами —
раздел Турции.
Вообще в начале царствования Александра III идея овла-
дения Босфором широко обсуждалась в правительственных и
общественных кругах. Сам император, по свидетельству осве-
домленного современника, мечтал ознаменовать свое правле-
ние овладением Босфором, и с этой целью уже производились
секретные рекогносцировки офицерами Генерального штаба.
П.А. Сабуров, сообщивший эти сведения находившемуся уже
в отставке Д.А. Милютину, хоть и не одобрял «этих легкомыс-
ленных затей», вместе с тем полагал, что в случае нейтралитета
Германии и Австро-Венгрии Россия, оставшись один на один
с Англией, могла бы уже не опасаться последней и «развязать
себе руки на Востоке». Однако сам Милютин считал, что по-
добные проекты являются опасными иллюзиями и чреваты вой-
ной, «весьма нежелательной при настоящем военном и поли-
тическом положении»5.
Следует подчеркнуть, что задача овладения Босфором рас-
сматривалась в правительственных кругах как сугубо оборони-
тельная мера, направленная на предотвращение прорыва вра-
жеского флота в Черное море в случае войны. Поэтому к ней
возвращались каждый раз при угрозе развязывания военного
конфликта на Ближнем Востоке и обострении англо-русских
отношений.
В 1882 г. разразился международный кризис, возникший
вследствие оккупации Англией Египта. Эта акция обеспечива-
ла Англии полный контроль над Суэцким каналом и укрепля-
ла ее позиции в Восточном Средиземноморье. Английская
экспансия в Северной Африке обеспокоила как Турцию, так
и Россию. В декабре 1882 г. российский представитель в Кон-
стантинополе А.И. Нелидов выступил с проектом занятия Про-
ливов. В представленной им Александру III записке, озаглав-
ленной «О занятии Проливов», указывалось на нестабильное
положение Османской империи и возможность ее распада, что
таило угрозу позициям России на Балканах и ее причерномор-
ским владениям. Нелидов выдвигал, в зависимости от обстанов-
ки, три варианта занятия Проливов: 1) открытой силой во время
русско-турецкой войны; 2) неожиданным нападением при внут-
ренних сложностях с Турцией или внешней опасности; 3) мир-
ным путем с помощью союза с Портой. Последний вариант
228
казался реальным, поскольку султан, напуганный английской
агрессией, сам обратился к России с предложением вступить в
соглашение по вопросу о Проливах. Этот вариант импера-
тор и посчитал наиболее желательным6. Таким образом, Алек-
сандр III склонялся к решению проблемы путем договоренности
с Турцией. Сторонником этой тактики являлся и сам Нелидов,
в июле 1883 г. назначенный послом в Турцию. В свое время
А.И. Нелидов начинал дипломатическую карьеру в Константи-
нополе под руководством выдающегося российского дипломата
Н.П. Игнатьева, бывшего там послом в 60-70-х гг. XIX в. Как
и Игнатьев, он скептически относился к «европейскому кон-
церту» и полагал, что свои задачи на Балканах Россия может
успешнее решить путем двусторонних переговоров с Турцией
без участия европейских держав. На посту посла в Константи-
нополе (он оставался там до 1897 г.) Нелидов проявил себя как
сторонник сближения с Турцией и активной ближневосточной
политики. Умный и опытный дипломат, он хорошо разбирался
в балканских делах. Помимо официальных донесений в МИД,
Нелидов нередко писал непосредственно царю, который при-
слушивался к его мнению.
Однако руководство российского МИД и особенно Н.К. Гире,
назначенный министром иностранных дел в 1882 г., ориенти-
ровались на действия в рамках Союза трех императоров и с
недоверием относились к планам Нелидова. В тактике МИД
преобладала осторожность. Больше всего Гире опасался вовле-
чения России в военный конфликт и старался не дать повода
к обвинениям ее в агрессии. Предложение Нелидова было от-
вергнуто МИД, а переговоры с султаном о совместной охране
Проливов, начатые им, свернуты. Тем не менее идея соглаше-
ния с султаном о Проливах не была окончательно похоронена.
Любопытна запись в дневнике Д.А. Милютина от 20 мая
1883 г. Съехавшись в Москву на коронацию Александра III,
российские послы и другие высшие дипломатические чиновни-
ки за обедом у Гирса обсуждали две животрепещущие проблемы:
целесообразность продления австро-русско-германского дого-
вора и вопрос о Проливах. «Гире и Сабуров, — писал Милю-
тин, — заметили, что царь не сочувствует продлению договора,
что он поддался мечтательным фантазиям Нелидова о завладе-
нии Босфором с согласия самого султана(!?)». Милютин считал
это иллюзиями. В итоге собравшиеся высказались в пользу
продления договора. Сам Милютин заявил на этом импровизи-
рованном совещании, что задачей России в Восточном вопросе,
229
по его мнению, является: «1. Не допускать ничьего чужого
влияния на Балканском полуострове и 2. Не впускать ничьего
военного флота в Черное море»7. Это была оборонительная
позиция, и она стояла в основе российской политики. Однако
Нелидов продолжал настаивать на своем варианте решения
вопроса о Проливах.
В январе 1885 г. он подал царю записку, названную им «О
задачах русской политики в Турции». Указывая на враждебный
России характер действий европейских держав, их все более
активную экспансию в Малой Азии (Нелидов особо обращал
внимание на германские происки в Турции), посол утверждал
настоятельную необходимость занятия Босфора и даже Дар-
данелл. По мнению Нелидова, наиболее предпочтителен был
мирный путь, основанный на совместном русско-турецком про-
тиводействии проникновению западных держав в Турцию и при
опоре на турецкое население8. Таким образом, проекты Нели-
дова отнюдь не носили откровенно агрессивного характера, как
это считают некоторые исследователи. Они были обусловлены
опасением подчинения Турции Западу, уже захватившему ко-
мандные высоты в экономике и финансах империи, и возмож-
ностью перехода контроля над Проливами в руки сильной
европейской державы — Англии или Германии.
О том, что такая возможность реально существовала, свиде-
тельствовали события афганского кризиса весны и лета 1885 г.,
во время которого проблема Проливов вновь встала в центре
внимания российских правящих кругов.
Продвижение России в Туркестан и присоединение к ней в
1884 г. Мервского оазиса чрезвычайно обеспокоили Лондон,
усмотревший в этом угрозу своим колониальным владениям в
Азии, в особенности в Индии. Англия поставила вопрос о рус-
ско-афганском разграничении. Стремясь предотвратить даль-
нейшее продвижение русских отрядов к Афганистану, англий-
ские эмиссары спровоцировали занятие афганцами территорий,
не входящих в состав Афганистана, что вызвало военное столк-
новение между русским и афганским отрядами в Пенде в марте
1885 г. Россия и Англия оказались на грани войны.
Тревожное положение сохранялось до осени 1885 г. Англий-
ское правительство планировало войну, намечая нанести глав-
ный удар России со стороны Черного моря. Предполагалось,
что Турция пропустит через Проливы английский флот, кото-
рый предпримет морскую диверсию против Одессы и на Черно-
морском побережье Кавказа. Со своей стороны, горячие головы
230
в России обсуждали варианты различных действий против
Англии, включая крейсерство и блокаду английских портов.
В качестве крейсерских баз предлагались Мурманск и залив
Лазарева на Дальнем Востоке, что позволило бы действовать
против английского флота в Северном море и Тихом океане.
Известный юрист-международник, советник МИД Ф.Ф. Мар-
тене записал в своем дневнике: «Возможна война с Англией из-
за столкновения в Пенде. Нелидов пишет, что в случае войны
русский флот должен немедленно занять оба Пролива, то есть
возбудить Восточный вопрос. Это — безумие. Хорошо, что
здесь не согласились»9. Основания для отказа были. Черно-
морский флот, строительство которого находилось пока что в
начальной стадии, не мог противостоять сильной английской
эскадре, вход которой в Черное море был весьма вероятен.
Существовала также реальная угроза того, что в случае войны
Турция выступит на стороне Англии. Для России же было важ-
но, чтобы султан провозгласил нейтралитет и охранял Проливы
от вторжения.
Петербург, опасавшийся войны, исход которой, по всей ве-
роятности, мог быть не в пользу России, предложил Бисмар-
ку выполнить условие австро-русско-германского договора о
предотвращении пропуска султаном английского флота в Чер-
ное море. Германия выполнила свое обязательство, мобилизо-
вав при этом для давления на Порту Австро-Венгрию и Фран-
цию. Под нажимом четырех великих держав султан обязался
соблюдать нейтралитет и обнародовал это решение специаль-
ным указом.
Таким образом, планы Англии по прорыву в Черное море
провалились. В период афганского кризиса Союз трех импера-
торов сыграл положительную роль для России. Но болгарские
события, развернувшиеся осенью 1885 г. и приведшие к столк-
новению интересов России и Австро-Венгрии, способствовали
его развалу.
В результате народного восстания в Филиппополе (Пловди-
ве) в сентябре 1885 г. княжество Болгария и Восточная Румелия
воссоединились. Князь Александр Баттенберг, рекомендован-
ный в свое время Петербургом на болгарский престол, давно
уже потерял доверие российского правительства в силу своей
проавстрийской политики. Объединение Болгарии под властью
Баттенберга не входило в расчеты Петербурга, ибо усиливало
австрийские и английские позиции в княжестве. Поэтому Рос-
сия не признала объединения и потребовала восстановления
231
статус-кво на Балканах, ссылаясь на решения Берлинского кон-
гресса. В румелийском перевороте она видела прежде всего
происки Австро-Венгрии и Англии, направленные на вытесне-
ние ее с Балкан.
В связи с указанными событиями обстановка на Балканах
чрезвычайно осложнилась. Создание объединенного Болгар-
ского княжества вызвало опасения других балканских госу-
дарств, которые начали вооружаться, а Сербия даже ввела свои
войска в Болгарию и развязала братоубийственную войну.
Определенное беспокойство болгарские события вызывали и у
Турции.
Как всегда во времена политических кризисов, перед рос-
сийским правительством вновь встал вопрос о Проливах. Поло-
жение осложнялось тем, что Россия потеряла свою опору на
Балканах — Болгарию, на которую она могла рассчитывать в
случае войны. В ноябре 1886 г. русско-болгарские отношения
были разорваны.
Еще в сентябре 1885 г., сразу после переворота, Александр III
направил начальнику Генштаба Н.Н. Обручеву письмо, где заяв-
лял, что главная цель России — занятие Константинополя и
Проливов и что болгарские события поэтому не должны ослож-
нять отношения России с Турцией, а также с европейскими
государствами. Император писал: «Что касается собственно
Проливов, то, конечно, время еще не наступило, но надо быть
готовыми к этому и приготовить все средства. Только из-за это-
го вопроса я соглашаюсь вести войну на Балканском полуост-
рове, потому что он для России необходим и действительно
полезен»10. По сути дела, это было поручение Обручеву гото-
виться к войне.
В октябре 1885 г. Военное министерство совместно с Мор-
ским подготовило доклад об организации десантного отряда и
обеспечении его транспортными средствами. Причем, по мне-
нию авторов доклада, подготовка десантного отряда не пред-
ставляла трудностей, так как он должен был быть сформирован
на основе двух пехотных дивизий Одесского военного округа.
Транспортные средства, предоставляемые Черноморским паро-
ходным обществом и Добровольным флотом, также признава-
лись достаточными.
Однако предполагаемая экспедиция из-за слабости военного
флота не была обеспечена необходимым прикрытием военных
судов. Поэтому план, разработанный военным и морским ведом-
ствами, был поставлен в полную зависимость от того, насколь-
232
ко его осуществлению не будут препятствовать флоты иност-
ранных держав. Флот Турции был очень слаб, но малейшее его
усиление, хотя бы в виде одного или двух броненосцев, обре-
кало всю операцию на провал. Не удивительно поэтому песси-
мистическое отношение к этому проекту как самого морского
ведомства, так и особого совещания, обсуждавшего доклад.
Петербург пытался одновременно и мирными средствами
решить проблему Проливов. А.И. Нелидов возобновил перего-
воры с султаном о заключении оборонительного союза и о за-
крытии Проливов в случае войны России с европейской коа-
лицией. Однако как султан ни опасался Англии и ввода ее
флота в Дарданеллы, России он боялся еще больше. Он искусно
пользовался англо-русскими противоречиями и затягивал пере-
говоры. Милютин отмечал в своем дневнике, что одной из при-
чин срыва переговоров явилась шовинистическая кампания,
развязанная национал-патриотами в России. Яркими свидетель-
ствами ее явились патриотические манифестации в Севастопо-
ле в связи со спуском на воду в мае 1886 г. первого русского
броненосца на Черном море, а также речь московского город-
ского головы Н.А. Алексеева, обращенная к приехавшему в
Москву царю. Алексеев призывал его водрузить крест на святой
Софии". Характерно, что Алексеев не только не подвергся
каким-либо санкциям, но получил орден Анны 2-й степени, а
речь его по приказанию царя была полностью напечатана в га-
зетах (к ужасу МИД).
Итак, недоверие к России султана, вполне понятное хотя бы
в связи с приведенными выше фактами, и его боязнь осложнить
отношения с Англией способствовали неудаче переговоров. Это
усиливало вероятность пропуска английского флота через Про-
ливы в случае войны. В июне 1886 г. обеспокоенный создав-
шимся положением Милютин написал письмо Обручеву, где
указал на то, что военно-политическое состояние России тре-
бует «весьма настойчивых мер со стороны нашего Военного
министерства для достижения большей готовности к войне с
угрожающей нам колоссальной коалицией». Милютин полагал,
что «готовым к войне надобно быть не для того, чтобы затевать
войну, а, напротив того, чтобы избегнуть ее»12. В ответном
письме Обручева (от начала июля) сообщалось о программе
действий Военного министерства по совершенствованию ар-
мии и намечался срок ее реализации — полтора-два года, после
чего Россия ни в чем не будет уступать противнику. Оптими-
стические выкладки Обручева несколько успокоили Милюти-
233
на, но он, тем не менее, полагал, что за этот срок «наши за-
падные соседи» также двинутся вперед «и мы опять окажемся
отставшими»13. В действительности финансово-экономическое
положение страны обусловливало ее перманентную военную
отсталость от западных держав, что заставляло правительство
воздерживаться от военных авантюр. Россия, по сути дела, при-
мирилась с потерей Болгарии и воцарением там австрийского
ставленника Фердинанда Кобургского, а 6 (18) июня 1887 г.
заключила договор с Германией, вошедший в историю под на-
званием «договора перестраховки».
Срок австро-русско-германского союза, возобновленного в
1884 г. на следующее трехлетие, завершался в июне 1887 г.
Болгарский кризис 1885-1886 гг., выявивший непримиримые
австро-русские противоречия на Балканах, и в частности в
Болгарии, взорвал союз. После угрозы в ноябре 1886 г. австро-
венгерского министра иностранных дел Г. Кальноки начать
войну с Россией в случае ввода русских войск в Болгарию (а
вопрос о военной оккупации «непокорной» страны всерьез рас-
сматривался в правительстве) Петербург отказался возобновить
Союз трех императоров.
Однако позиция второго партнера России — Германии
оказалась не столь непримиримой, что объяснялось боязнью
Бисмарка чрезмерно противодействовать балканской политике
России и тем спровоцировать русско-французское сближение.
Поэтому Бисмарк всячески лавировал, суля России «свободу
рук» в Болгарии. Более того, когда берлинский кабинет заду-
мал в 1887 г. окончательный разгром Франции и приступил в
связи с этим к зондажу позиции России, в обмен на дружествен-
ный нейтралитет со стороны последней Бисмарк обещал обес-
печить ее исключительное влияние в Болгарии и установление
контроля над Проливами.
Именно в этом смысле был составлен Бисмарком и русскими
дипломатами братьями Павлом и Петром Шуваловыми в январе
1887 г. проект нового русско-германского договора.
Обещание Бисмарка относительно Проливов выглядело
правдоподобно, так как после захвата Англией Египта ее влия-
ние в Османской империи пошатнулось и перестало быть до-
минирующим, в то время как Германия, напротив, наращивала
свое присутствие в этом регионе, поставляя Турции военных
инструкторов и оружие заводов Круппа и Маузера. Круппов-
скими пушками были оборудованы береговые батареи на Бос-
форе.
234
Однако вряд ли Бисмарк собирался выполнить свои посулы.
Одновременно за спиной России он поощрял создание англо-
австро-итальянского соглашения «о совместных действиях для
охраны общих интересов в Средиземном море, а также в сосед-
них морях и районах». Средиземноморская Антанта, сформи-
рованная в марте 1887 г., была направлена против Франции и
России на случай, если первая предпримет действия на Северо-
Африканском побережье, а вторая — в Проливах.
Разработанный Бисмарком и Шуваловыми проект договора,
однако, не получил одобрения в Петербурге в силу его невы-
годности для России. Но обещания Бисмарка содействовать ре-
ализации задач России на Балканах, перспективы улучшения
отношений с Турцией, где германское влияние все более возрас-
тало, а также совместная борьба с революционными элемента-
ми побудили Петербург не отказываться от союза с Германией.
Основы договора, выработанные уже Н.К. Гирсом, в дальней-
шем согласовывались и уточнялись Павлом Шуваловым и Бис-
марком в Берлине. Следует отметить, что Бисмарк и в этом
случае продолжал свою линию, стремясь спровоцировать Рос-
сию на захват Проливов. В первой же беседе он предложил
Шувалову добавить к договору сугубо секретную статью, по ко-
торой Германия обязывалась оказать содействие царскому пра-
вительству в случае, если бы оно решилось овладеть Босфором.
Однако русский дипломат не поддался на провокации, тем бо-
лее что имел на этот счет четкие указания Гирса. Министр был
против включения в договор каких-либо условий, касающихся
захвата Проливов, и в инструкции П.А. Шувалову специально
оговорил, что не следует включать в договор статью о согласии
Германии на установление контроля России над Проливами,
если это потребует от русской стороны дополнительных усту-
пок. Впрочем, если бы уступок не потребовалось, подтвержде-
ние Бисмарком этого согласия признавалось полезным14. Тем
не менее в Петербурге хорошо понимали, что контроль над
Проливами зависит в первую очередь не от Германии, а от
Англии.
Окончательный текст «договора перестраховки» в итоге су-
щественно отличался от январского проекта. Он не включал
обязательства Германии поддержать Россию в вопросе о Проли-
вах, а повторял положение австро-русско-германского договора
1881 г. об их закрытии и предупреждение Турции неукосни-
тельно соблюдать это правило. В случае его нарушения Турция
рассматривалась бы как находящаяся в состоянии войны с
235
державой, против которой была совершена военная акция,
и лишалась преимуществ территориальной неприкосновен-
ности15.
К договору был приложен дополнительный секретный про-
токол, в котором также затрагивался вопрос о Проливах. В слу-
чае, если бы русское правительство оказалось вынужденным
принять меры для защиты входа в Черное море, Германия обя-
зывалась соблюдать благожелательный нейтралитет и оказы-
вать моральную и дипломатическую поддержку любым мерам,
к каким русский император «найдет необходимым прибегнуть
для сохранения ключа к своей империи»16.
«Договор перестраховки», однако, не улучшил русско-гер-
манские отношения. И не только потому, что Германия про-
должала наращивать вооружения, в том числе и военный флот.
Факты продолжали свидетельствовать о двурушничестве Бис-
марка. Вскоре после заключения договора он предпринял пере-
говоры в Лондоне (куда послал своего сына — статс-секретаря
по иностранным делам Г. Бисмарка), предложив объединиться
для отпора русской политике на Ближнем Востоке и положить
конец влиянию России в Константинополе. В октябре 1887 г.
при содействии Германии было заключено соглашение англий-
ского, австрийского и итальянского послов в Константинополе
с целью противодействия политике России на Балканах и рус-
ско-турецкому сближению («соглашение трех»). Одно из его
условий гласило, что в случае достижения Турцией взаимопо-
нимания с Россией три державы займут стратегические пункты
Османской империи.
В декабре 1887 г. было заключено новое англо-австро-ита-
льянское соглашение (вторая средиземноморская Антанта),
направленное исключительно против России. Его участники
договорились об оказании давления на Турцию с целью ее при-
влечения к этой борьбе.
При растущей враждебности западных держав и нежелании
Турции идти на сближение с Россией Петербург предпринимал
меры по строительству флота, но преимущество отдавалось со-
оружению минного флота на Балтике. Оно было предпринято
за счет части средств, отпускаемых на нужды Черноморского
флота, что привело к сокращению количества строящихся на
Черном море судов и удлинению сроков их постройки. В 1885 г.
особое совещание приняло решение о строительстве для Черно-
морского флота шести броненосцев вместо восьми, предусмот-
ренных программой 1881 г.
236
В последующие годы приготовления продолжались, вноси-
лись коррективы в соответствии со средствами флота и совер-
шенствованием военной техники. В 1890 г. строительная про-
грамма по Черноморскому флоту была восстановлена в полном
объеме: изъятые в 1885 г. два броненосца были снова в нее вклю-
чены. И к 1895 г. в составе Черноморского флота насчитывалось
пять броненосцев и пять судов. Но хотя в этом же году Нико-
лай II признал скорейшее окончание приготовлений на Черном
море «безусловно необходимым», тем не менее нужные средства
не были выделены, так как со второй половины 90-х гг. усили-
лись ассигнования на строительство Тихоокеанского флота.
Если в 80-е гг. Россия предпринимала шаги по укреплению
своего влияния на Ближнем Востоке с опорой сначала на Союз
трех императоров, а затем на соглашение с Германией, то в
90-е гг. российское правительство пыталось проводить ближне-
восточную политику с расчетом на поддержку Франции в рам-
ках русско-французского союза. Уже в конце 1891 г., после
заключения консультативного пакта с Францией, были выра-
ботаны совместные инструкции российскому и французскому
послам в Константинополе для согласования действий.
Однако союзнические отношения не мешали борьбе за ук-
репление собственных позиций в этом регионе каждой из сто-
рон. В 1894 г. одна из французских сталелитейных компаний
не без санкции своего правительства предложила Турции про-
ект возведения блиндажных фортов для защиты Константино-
поля и Проливов17. Россия, естественно, следила за всеми меро-
приятиями Турции по укреплению Проливов, и такого рода
известие не могло не вызвать беспокойство. Хотя этот проект и
не осуществился, важно было то, что, по словам драгомана
российского посольства в Константинополе В. Майкова, фран-
цузское посольство, «несмотря на симпатии, связывающие ны-
не Россию и Францию, не поколебалось обещать свое содейст-
вие предприятию, прямо против нас направленному, забывая,
что неудовлетворительность защиты Босфора и Константино-
поля как нельзя более желательна для императорского прави-
тельства и что всякое улучшение ее противоречит существен-
ным интересам России»18.
Более того. Как показали последующие события, Россия
вообще не могла рассчитывать на поддержку Франции в во-
просе о Проливах. Это обнаружилось в ходе очередного ближ-
невосточного кризиса, назревшего к середине 90-х гг. XIX в.
в связи с армянским вопросом.
237
2. Ближневосточный кризис 1896—1897 гг.
и проблема Проливов
По условиям Берлинского трактата Турция была обязана
провести реформы в провинциях с христианским населением,
но не сделала этого, несмотря на неоднократные демарши дер-
жав. С 90-х же гг. турецкое правительство перешло к политике
геноцида армянского населения, чем спровоцировало подъем
национально-освободительного движения в Турецкой Армении.
Позиции России и Франции в армянском вопросе совпадали.
Обе стороны были едины в стремлении не допустить обостре-
ния ситуации, что неизбежно вызвало бы активные действия со
стороны Англии, вплоть до вторжения английского флота в
Дарданеллы. Для России это означало опасность захвата Англи-
ей Проливов. Для Франции активизация английской политики
в этом регионе ставила под угрозу ее торговлю по Суэцкому
каналу, и без того ослабленные позиции в Египте, а также судь-
бу французских капиталовложений в Османской империи.
Вследствие этих причин Россия и Франция полагали нуж-
ным продолжать дипломатическое давление на султана с тем,
чтобы вынудить его к проведению реформ в провинциях с
армянским населением. Султан Абдул Хамид, однако, медлил
с проведением реформ. В ответ на армянские волнения в Сасу-
не в августе 1894 г. турецкое правительство санкционировало
армянские погромы, в результате чего в 1894-1896 гг. в Турции
погибло до 300 тыс. армян.
Ближневосточный кризис, вызванный событиями в Малой
Азии, распространился на Балканы: в Македонии и на Крите
развернулось национально-освободительное движение. Пробле-
ма раздела Османской империи и судьбы Проливов вновь вста-
ла в центре внимания европейских держав.
В России большую тревогу вызывала возможность ввода в
Проливы английского флота якобы для защиты восставше-
го христианского населения империи. Исследователь истории
ближневосточного кризиса 1896-1897 гг. В.М. Хвостов непо-
средственно связывал эту акцию с английскими планами раздела
Турции, указывая на значение для Англии торгового сухопут-
ного пути через Северную Аравию и Месопотамию19. Однако
не менее важен был и стратегический аспект: Англия добива-
лась ослабления позиций России в Ближневосточном регионе.
Возможность ввода в Проливы флота Англии и, быть может,
других европейских держав вызвала беспокойство в Петербурге.
238
В июне 1895 г. там состоялось особое совещание, рассмотрев-
шее ход реализации программы строительства Черноморского
флота. Военные заявили о готовности к занятию Верхнего Бос-
фора 35-тысячным десантом. Право свободного прохода рус-
ского флота через Дарданеллы предполагалось получить потом
дипломатическим путем. Однако оптимистические заверения
военных, в частности Н.Н. Обручева, встретили скептическое
отношение дипломатов, полагавших, что захват Босфора при-
ведет к общеевропейскому конфликту. Вообще в период кри-
зиса 1896-1897 гг. в российских правящих кругах сталкивались
две точки зрения. Одна из них предполагала немедленный
захват Проливов (А.И. Нелидов, Н.Н. Обручев), согласно другой
следовало отложить эту акцию на будущее и, пока английский
флот не перейдет к решительным действиям, поддерживать
статус-кво (руководство МИД). При этом учитывалась слабость
Черноморского флота, обладавшего, несмотря на уверения
военных, еще незначительным потенциалом. Реально флот мог
перевезти к Босфору за один рейс не 35 тыс. десанта, а только
8 тыс.20 Кроме того, флот не имел хорошего вооружения, доста-
точного запаса снарядов и угля. Но подготовительные мероприя-
тия к высадке десанта на Босфоре продолжались. По решению
состоявшегося в ноябре 1895 г. особого совещания, рассмотрев-
шего проблемы развития российского флота, подготовка воен-
ной экспедиции для захвата Верхнего Босфора началась. Гото-
вился запас угля, артиллерии и снарядов, в качестве десанта
намечалось использовать корпуса Одесского военного округа,
а для их перевозки — пароходы Российского общества паро-
ходства и торговли.
В начале 1896 г. состоялся ряд особых совещаний, посвя-
щенных транспортным средствам для перевозки десанта, состоя-
нию артиллерийского запаса Одесского военного округа и т.п.
Летом 1896 г. два чиновника Морского министерства были
командированы в Константинополь для осмотра узкой части
Босфора. Они пришли к выводу об эффективности установки
там минных батарей. В августе того же года штаб Одесского
военного округа направил на Босфор комиссию под руковод-
ством генерал-майора Чичагова. Эта комиссия получила разре-
шение от султана на осмотр укреплений Босфора и Дарданелл
с условием, что о замеченных недостатках в оборонительной
системе Дарданелльского пролива будет информировано турец-
кое правительство. Заключение комиссии Чичагова, указавшей
на недостаточность дарданелльских укреплений, было направ-
239
лено для сведения в МИД России, с ним было ознакомлено
правительство султана, которому предлагалось обратиться за
содействием в минной обороне Пролива к России21.
Однако подготовка Босфорской экспедиции велась недоста-
точными темпами и без должной организованности. Тормозила
дело и несогласованность между военным и морским ведом-
ствами, в результате к осени 1896 г. до полной готовности еще
было далеко.
Одновременно Петербург пытался выяснить намерения дер-
жав и мирным путем урегулировать вопрос о Проливах. В сен-
тябре 1896 г. Николай II посетил Англию, где в замке Бальмо-
раль, шотландской резиденции королевы Виктории, состоялись
его переговоры с премьер-министром Р. Солсбери. В числе дру-
гих обсуждался и вопрос о Черноморских проливах. Царь за-
явил о желании России установить контроль над Проливами
без овладения какими-либо частями территории Турции. Солсбе-
ри отвечал, что это может быть осуществлено только «после
исчезновения Турецкой империи» и удовлетворения интересов
других держав. Таким образом, переговоры окончились ничем.
В связи с новым взрывом мусульманского фанатизма в Кон-
стантинополе против армян в августе — сентябре 1896 г. в
очередной раз создалась опасность вторжения английского
флота в Проливы. А.И. Нелидов вновь возобновил настоятель-
ные обращения к правительству относительно Верхнего Бос-
фора. В одной из своих записок, поданной царю 18(30) ноября
1896 г., он рекомендовал в случае ввода английского флота в
Дарданеллы занять Верхний Босфор: «Занятие нами Верхнего
Босфора и открытие Дарданелл для военных судов всех наций
с нейтрализацией этого Пролива и обезоружением его берегов
представляли бы самое для нас выгодное при настоящих услови-
ях разрешение вопроса о Проливах и вполне обеспечивали бы
нашу безопасность на берегах Черного моря и равно и свобод-
ное сообщение со Средиземным»22, — указывал посол.
Нелидов считал, что «при более спокойном течении дел в
Константинополе» можно даже не дожидаться вступления ино-
странных судов в Дарданеллы, а прийти в Босфор и тогда уже
пригласить другие державы к «совместному с нами действию
против Порты». Он полагал, что в случае последующего обсуж-
дения вопроса о Проливах на международной конференции «ни
одна держава не решится силой оспаривать у нас обладание
Верхним Босфором»23. Опытный дипломат, однако, недооцени-
вал опасности развязывания военного конфликта. Кроме того,
240
практическим результатом занятия Босфора неминуемо стала
бы английская оккупация Дарданелл и русский флот оказался
бы запертым в Черном море. Нелидов рассчитывал на поддерж-
ку своего плана союзником России — Францией. Но во время
визита Николая II в Париж осенью 1896 г. французский ми-
нистр иностранных дел Г. Аното дал понять, что Франция не
одобрит сепаратных действий России на Ближнем Востоке.
Особое совещание, созванное Николаем II для рассмотрения
записки Нелидова, состоялось 23 ноября 1896 г. в Царском
Селе. В нем приняли участие военный министр П.С. Ваннов-
ский, начальник Генерального штаба генерал Н.Н. Обручев,
глава морского ведомства адмирал П.П. Тыртов, министр фи-
нансов СЮ. Витте, временно исполняющий обязанности ми-
нистра иностранных дел Н.П. Шишкин и посол А.И. Нелидов.
Обручев, по сути дела, поддержал Нелидова, заявив, что
«только с занятием Босфора, этой входной двери в Черное море,
получит Россия действительную гарантию спокойствия на юге,
а вместе с тем и возможность располагать лишними силами для
противодействия могущественным западным нашим соседям —
Германии и Австрии»24. Кроме того, по мысли Обручева, обла-
дание Босфором предоставит России преобладающее влияние
на Балканах, а также, что немаловажно, свободу рук для обес-
печения государственных интересов на Дальнем Востоке. Мне-
ние Нелидова разделял и П.С Ванновский. Однако проект посла
встретил резкие возражения со стороны СЮ. Витте, указавше-
го, что занятие Верхнего Босфора без соглашения с великими
державами крайне рискованно. Совещание постановило пору-
чить Нелидову «изыскать с представителями других держав сред-
ства для обеспечения безопасности христианского населения,
избегая замены турецких учреждений на общеевропейские и
установления международных порядков на берегах Проливов»25.
В случае отказа султана принять предложенные ему евро-
пейскими послами меры Нелидов должен был выяснить, не
предпримут ли державы для давления на Турцию морскую
демонстрацию, то есть ввод своих эскадр в Мраморное море.
Если такой вариант будет вероятен, то представлялось целесо-
образным временное занятие Верхнего Босфора для закрытия
Черного моря. При этом Нелидову предлагалось предупредить
султана об этом и предложить ему российские гарантии личной
безопасности, если он не будет препятствовать входу в Босфор
русского флота и высадке десанта на обоих берегах «для ограж-
дения прохода в Черное море навсегда»26.
16 — 2729
241
Однако решение совещания осталось на бумаге. Проект
Нелидова был неодобрительно встречен Францией, противни-
цей распада Османской империи. По возвращении из Петер-
бурга в Константинополь посол получил предписание МИД
отказаться от сепаратных действий и «совместно с другими
державами поддержать существование Османской империи,
насколько возможно отдалить ее падение»27.
В Константинополе начала работу конференция послов по
урегулированию внутриполитического кризиса в Османской
империи. Из Петербурга Нелидову было предписано приложить
все усилия к тому, чтобы «избежать тяжелой крайности прину-
дительного вмешательства» (т. е. ввода флота европейских дер-
жав в Проливы), к которому склонялась Англия. Но конферен-
ция приняла за основу предложение Франции о разработке
реформ в Османской империи, и возможность ввода англий-
ского флота в Проливы отпала. В циркуляре МИД, разосланном
всем дипломатическим представителям России после начала
работы конференции, выражалось удовлетворение совместны-
ми действиями держав. Одновременно подчеркивалось, что Рос-
сия не допустит нарушения принципа закрытия Проливов.
Но в дальнейшем работа конференции зашла в тупик. К на-
чалу 1897 г. в условиях нового всплеска армянского движения
опять возникла ситуация, при которой создавалась угроза втор-
жения в Проливы морских сил третьих стран, в связи с чем
Нелидов запросил МИД о своевременности принятия мер, на-
меченных особым совещанием 23 ноября 1896 г. Однако Пе-
тербург не желал прибегать к военной силе, и Нелидову было
приказано телеграфировать о высылке российской эскадры с
десантом в Босфор только в том случае, «если бы посол другой
великой державы вызвал в Проливы свой флот»28. Телеграммы,
одновременно отправленные в Петербург, Одессу и Севасто-
поль, должны были содержать одну фразу, заранее согласован-
ную: «Давно без известей»29.
Тогда же, в январе 1897 г., было созвано под председательст-
вом великого князя Алексея Александровича новое особое со-
вещание, разработавшее подробный план военных действий: был
определен состав боевых кораблей Босфорской экспедиции,
намечены пункты на берегах Босфора, подлежащие занятию.
Одновременно новому министру иностранных дел М.Н. Муравь-
еву было поручено провести дипломатический зондаж для вы-
яснения в этой ситуации позиций Франции и Германии. Зондаж
не дал обнадеживающих результатов. Франция увязывала под-
242
держку ею действий России на Ближнем Востоке с решением
вопроса об Эльзасе и Лотарингии, последнее же означало обще-
европейскую войну. Позиция Германии была более расплывча-
той, и, кроме заверения, что она будет учитывать интересы
Австро-Венгрии, Муравьев ничего в Берлине не получил.
Между тем положение в Константинополе несколько стаби-
лизировалось, конференция послов завершилась, выработав про-
ект реформ. Дело о Босфорской экспедиции опять заглохло,
поглотив миллионы рублей казенных денег, истраченных на ее
подготовку. В феврале 1897 г. морское и военное ведомства
пришли к мысли о том, что успех экспедиции возможен только
при отсутствии противодействия со стороны Англии. Но было
маловероятно, чтобы Лондон спокойно отнесся к занятию
Россией Босфора.
Вопрос о десанте на Босфор опять был поставлен весной
1897 г. На этот раз обстановка в районе Проливов обострилась
из-за волнений на о. Крит и связанной с этим греко-турецкой
войны. Россия опасалась того, что вероятное поражение греков
в войне повлечет за собой ультиматум держав Турции и, как
заявил английский посол, возможность ввода английского фло-
та в Дарданеллы. Однако тщательный анализ военных возмож-
ностей захвата Босфора показал, что они недостаточны для
достижения цели. В секретном отношении М.Н. Муравьеву
Ванновский писал: «Таким образом, необходимо положить, что
по неимению надлежащих морских средств мы в случае надоб-
ности в течение всего лета могли бы перевезти одновременно
на Черном море не более двух третей состава нашего десант-
ного отряда»30.
Так бесславно закончилась более чем десятилетняя работа
по подготовке босфорского десанта.
Ближневосточный кризис 1896-1897 гг. показал, что ни одна
из великих держав не могла достигнуть своих целей в этом ре-
гионе путем самостоятельных действий. Совместные же акции
были исключены в силу различия интересов держав и задач их
политики. Силовые методы, примененные какой-либо держа-
вой, неминуемо бы встретили отпор остальных. Но войны стре-
мились избежать все. Понимая это, Петербург решил отложить
решение вопроса о Босфоре до более благоприятного времени.
В апреле 1897 г. было заключено русско-австрийское согла-
шение, имевшее целью стабилизировать положение на Балка-
нах, а также поддерживать статус-кво в регионе. Стороны при
этом обязывались договориться об обоюдных интересах, кото-
16*
243
рые им необходимо будет учесть при возможных территориаль-
ных переменах на Балканском полуострове, если таковые все
же произойдут. Было также согласовано, что вопрос о Констан-
тинополе и Проливах имеет общеевропейский характер и не
должен служить предметом сепаратных австро-русских согла-
шений. Австро-Венгрия подтвердила принцип закрытия Про-
ливов как обеспечивающий «законную безопасность» России.
Таким образом, и проблема Проливов, и Восточный вопрос в
целом были «заморожены» до лучших времен.
3. Проблема Проливов
в российском общественном сознании
Проблема Проливов являлась одной из ключевых во внеш-
ней политике России конца XIX в. Естественно, что к ней было
приковано внимание общественного мнения страны. Следует
учесть, что решения Берлинского конгресса выглядели в глазах
подавляющей части российского общества унижением страны.
Рухнули надежды многих, что в результате победоносной вой-
ны Россия приобретет Проливы. В оскорбленном националь-
ном сознании рождались планы возрождения былого внешне-
политического могущества и утверждения на берегах Босфора.
Консервативные и либеральные круги по-разному рассмат-
ривали вопрос о Проливах, исходя из своих взглядов на задачи
внешней и внутренней политики России и ее дальнейшее раз-
витие.
В своем подавляющем большинстве консервативные деяте-
ли руководствовались идеей укрепления авторитета самодержа-
вия как внутри, так и вне страны, мыслью о величии России.
Во внешней политике они видели сферу, в которой в наиболь-
шей степени отражались общенациональные идеалы, могущие
объединить различные слои населения, власть и народ. Вели-
чие России, ее независимая и равноправная среди других вели-
ких держав роль в Европе и мире — вот смысл так называемой
национальной политики, которая выдвигалась консервативным
лагерем. Консерваторы требовали самостоятельности действий
России на международной арене, что противопоставлялось «со-
глашательской» политике МИД, ориентирующейся на «евро-
пейский концерт».
Глашатаями «национальных» идеалов во внешней полити-
ке являлись такие общественные деятели и публицисты, как
244
M.H. Катков, И.С. Аксаков, Н.Я. Данилевский, С.С. Татищев,
а среди военных и дипломатов — Н.П. Игнатьев, Р.А. Фадеев,
М.Д. Скобелев и др. Они имели сильную поддержку в чинов-
ничьих, военных и промышленных кругах, а многие идеи Кат-
кова разделялись и самим Александром III. Газета Каткова
«Московские ведомости» была самым влиятельным органом
консервативного направления, и ее внимательно читали во
дворце.
Основной задачей внешней политики России консерваторы
считали обладание Константинополем и Проливами, что позво-
лило бы прочно обезопасить Черноморское побережье и «при-
звать к жизни и деятельности спящие силы южного края»31. Во
внешнеполитическом плане господство в Проливах, как счита-
ли консерваторы, дало бы в руки России контроль над Балка-
нами и позволило бы вытеснить оттуда Австро-Венгрию.
Объединив вокруг себя силы балканских народов, Россия,
таким образом, могла без страха глядеть в глаза Европы.
Во время русско-турецкой войны 1877-1878 гг. Катков вы-
ступал за занятие Проливов, но Берлинский конгресс показал
несбыточность этих надежд, и Катков солидаризировался с
правительственным курсом, направленным на укрепление влия-
ния России в освобожденных славянских землях. Однако требо-
вание обладания Проливами постоянно звучало в его изданиях.
Заветной мечтой другого видного консервативного публи-
циста 80-90-х гг., С.С. Татищева, внешнеполитического обо-
зревателя журнала «Русский вестник», также было овладение
Проливами и закрытие доступа в Черное море не дружествен-
ным России странам, превращение его в «русское море». Но
если Катков связывал свои надежды с войной против Англии,
то Татищев, наоборот, требовал поиска путей примирения с
ней. Он был ярым сторонником русско-французского союза и
прогнозировал в будущем объединение вокруг него ряда евро-
пейских стран. Это дало бы возможность, по мысли Татищева,
осуществить исторические задачи России, в том числе овладеть
Константинополем и Проливами.
Требование овладения Проливами неоднократно звучало на
страницах другой влиятельной консервативной газеты, «Новое
время», издаваемой в Петербурге А.С. Сувориным. Здесь вы-
двигались различные проекты реализации этой идеи. В начале
80-х гг., когда позиции России в Болгарии были еще довольно
сильны, «Новое время» полагало, что в случае распада Осман-
ской империи Проливы могут войти в состав «дружественного
245
и союзного государства», то есть Болгарии32. В период афган-
ского и болгарского кризисов газета выступала за посылку бро-
неносного флота (который тогда, кстати, на Черном море у
России практически отсутствовал) в Проливы для овладения
Босфором и закрытия входа в Черное море английскому флоту.
Нейтралитет Австро-Венгрии предлагалось купить «куском ту-
рецких владений»33. Проекты эти, несмотря на их авантюризм,
в определенной мере отвечали чаяниям правящих кругов, также
вынашивавших планы занятия Босфора.
В наибольшей степени проблема Проливов занимала славя-
нофилов, имевших влияние в чиновничьей и интеллигентской
среде, среди университетской профессуры. Славянофильские
взгляды были присущи многим крупным представителям бюро-
кратии, религиозным деятелям, промышленникам, публицис-
там, писателям (И.С. Аксаков, В.И. Ламанский, К.Н. Бестужев-
Рюмин, С.Ф. Шарапов, А.А. Майков, А.А. Киреев, О.Ф. Миллер,
Т.Н. Филиппов и др.). Славянофилам покровительствовали все-
сильный обер-прокурор Синода К.П. Победоносцев, министр
внутренних дел Д.А. Толстой. Среди сотрудников аксаковской
газеты «Русь», издававшейся в первой половине 80-х гг., были
известные писатели Н.С. Лесков, Н.Н. Страхов.
Вопрос о Проливах тесно связывался славянофилами с иде-
ей славянской или балканской федерации государств под эги-
дой России. Эти государства рассматривались как опора России
на Балканах, благодаря которой она сможет либо овладеть
Проливами, либо установить над ними свой контроль. Подоб-
ные идеи возникали еще в 40-50-х гг. XIX в. в славянофильской
среде (А.С. Хомяков, К.С. Аксаков, Ф.И. Тютчев), развивались
они и в 60-70-х гг. Идею создания Всеславянского союза с цент-
ром в Константинополе выдвинул в конце 60-х гг. известный
русский философ Н.Я. Данилевский в своей нашумевшей книге
«Россия и Европа». После окончания русско-турецкой войны
Данилевский продолжал развивать эту мысль. Особое внимание
он уделял проблеме Проливов. Так, в 1879 г. он опубликовал
в газете «Русский мир» статью под названием «Общеевропей-
ские интересы», где отстаивал право России вводить военный
флот в Проливы и в случае необходимости занимать их в ин-
тересах своей безопасности. Это привело бы к войне с Англией,
но Данилевский считал, что Англию можно победить, перере-
зав ее морские коммуникации с колониями и нанеся удар ее
азиатским владениям. «Видно, путь к Босфору и Дарданеллам
идет через Дели и Калькутту»34, — писал он. Философ горячо
246
отстаивал идею принадлежности Проливов (в случае распада
Турции) либо России, либо Всеславянскому союзу и выступал
против их нейтрализации, которая делала бы Россию беззащит-
ной перед лицом своих врагов.
В следующей своей статье «Горе победителям», помещен-
ной в 1879 г. в «Русской речи», Данилевский намечал поэтап-
ный план борьбы за Проливы, предусматривавший сначала
сокрушение Османской империи и создание балканской феде-
рации (или Всеславянского союза), затем войну с Австро-Венг-
рией и, наконец, с Англией35. План этот являлся грандиозной
утопией, свидетельствующей об отсутствии у автора представ-
ления об истинных возможностях России. Следует отметить,
что консервативные круги и после Берлинского конгресса
оставались в плену иллюзий относительно экономического и
военного потенциала России, в слабость которого они отказы-
вались верить. В какой-то степени это объяснялось оптимис-
тическим настроем и некоторых военных кругов. Отдельные
весьма видные деятели, например Н.Н. Обручев, также не были
чужды подобных мыслей и полагали, что Россия может подго-
товиться к европейской войне в относительно короткие сроки.
Главный идеолог славянофилов 80-х гг. И.С. Аксаков считал,
что Россия как государство еще не достигла своих естествен-
ных границ, каковыми на юге должны являться Проливы. Он
заявлял, что Черное море должно стать «русским», а для обес-
печения господства в нем и в Проливах необходимо овладеть
Средней Азией, что заставит Англию «стать податливее к на-
шим законным правам и требованиям на Черном море и Бал-
канах»36.
Славянофилы, будучи сторонниками активной балканской
политики России, подвергали резкой критике осторожную по-
зицию МИД и министра Н.К. Гирса, обвиняя его в предательст-
ве национальных интересов России.
Следует отметить, что многие славянофилы и близкие к ним
деятели придавали проблеме Проливов провиденциальный
смысл, полагая, что, утвердившись в Проливах и Константино-
поле, Россия будет способствовать укреплению православия.
Утверждалось, что решение этой задачи предопределено Про-
видением, является историческим призванием России и, следо-
вательно, нравственным и богоугодным делом. С этих позиций
отметались все обвинения в адрес славянофилов, раздававшие-
ся из либерального лагеря, обвинявшего деятелей славянофиль-
ства в агрессивности и стремлении втянуть Россию в войну.
247
В особенности ярым сторонником приобретения Константино-
поля и Проливов был известный философ, ранее дипломат,
К.Н. Леонтьев. Видя в Константинополе в прошлом главный
центр православия, он полагал, что с его освобождением и воз-
рождением как столицы православия произойдет духовное об-
новление России. Таким образом, проблема Проливов в русском
общественном сознании приобретала не только политический,
Но и религиозно-мистический характер.
Интерес общественных кругов к Проливам выразился также
в появлении книг и статей, где предлагались разнообразные
проекты мирного решения вопроса, подчас весьма курьезные.
К их числу относится книга А. Владимирова «Кому Царьград?»,
изданная в 1887 г. в Вильно. В ней предлагалось создать на
Балканах славянское федеративное государство во главе с Бол-
гарией, правителем которой назначался второй сын английской
королевы герцог Эдинбургский, женатый на сестре Александ-
ра III Марии Александровне. Таким образом, по мысли автора,
англо-российский спор из-за Проливов был бы успешно разре-
шен: на Босфоре создавалось «прочное здание из славянских
кирпичей на английском цементе». Другой не менее фантас-
тичный проект предусматривал сооружение канала параллель-
но Проливам (с выходом значительно южнее)37. При этом автор
не сообщал, кто же, по его мнению, будет владеть этим кана-
лом, сооружаемым также на турецкой территории.
Разрыв русско-болгарских отношений в ноябре 1886 г. и уси-
ление позиций России в Сербии после отречения сторонника
проавстрийской ориентации короля Милана в 1889 г. вызвали
появление проектов решения проблемы Проливов с опорой не
на Болгарию, а на Сербию. Таков был проект Н.П. Дурново,
бывшего одно время председателем Петербургского славянско-
го благотворительного общества38.
Таким образом, разброс мнений в консервативной среде
относительно проблемы Проливов был достаточно велик. Овла-
дение Проливами связывалось, как правило, с созданием под
эгидой России балканской федерации дружественных ей госу-
дарств, что являлось, по мысли авторов, гарантией долгосрочно-
го удержания Проливов. Большинство авторов не предусматри-
вало решения вопроса в ближайшем будущем, а откладывало
его «до удобного времени».
Стремление оказать давление на Англию в решении пробле-
мы Проливов обусловило появление планов установления конт-
роля за морскими путями, связывающими Англию с ее коло-
248
ниями. В печати дебатировался вопрос о создании русской ба-
зы в Красном море. Не случайной в этом плане представля-
лась статья редактора славянофильской газеты «Русское дело»
С.Ф. Шарапова с предложением создать базу в Красном море
для контроля за морским путем в Индию и южноафриканские
колонии Англии, а также для угрозы английскому присутствию
в Египте39. От слов перешли к делу. В начале 1889 г. авантюрист
Н. Ашинов с отрядом казаков высадился на берегу Красного
моря с намерением захватить удобную гавань по соседству с уже
захваченными французскими и итальянскими территориями,
но был отброшен французскими войсками, так как, не рассчи-
тав, попал во французские владения. Экспедиция Ашинова но-
сила неофициальный характер, однако в ее подготовке прини-
мали участие военное и морское ведомства. Правительство
поспешило отмежеваться от Ашинова, и дело было замято.
Эти факты свидетельствуют об имперских амбициях консер-
вативных кругов России, которые толкали правительство на
различного рода авантюры, но в последнем все же возобладал
осторожный, реалистичный подход, и планы решения пробле-
мы Проливов силовым путем были отвергнуты.
Либеральная общественность также большое внимание
уделяла вопросу о Проливах, осознавая их жизненно важное
стратегическое, политическое и экономическое значение для
страны. Однако при этом всякий раз указывалось, что проблема
должна быть решена мирным путем. Либералы подходили к ней
с иной точки зрения, чем консерваторы. Если первых заботила
мысль о могуществе России, возвращении ей былого влияния
в Европе и на Балканах, то вторые руководствовались главным
образом внутренними задачами страны, нуждавшейся в мире
для продолжения экономических и социальных преобразова-
ний. Либералы не желали войны из-за Проливов. Они уповали
на решение вопроса с помощью правовых норм и договорен-
ностей с державами. Не случайно поэтому проблемой интересо-
вались известные юристы — Ф.Ф. Мартене, Л.А. Камаровский,
В.А. Гольцев, Б.Н. Чичерин. Серьезное внимание проблеме
уделяли такие либеральные публицисты, как Л.З. Слонимский
(«Вестник Европы»), Е. Марков («Голос»), CH. Южаков («Се-
верный вестник»), Р. Сементковский («Новости») и другие.
Хотя отдельные либеральные деятели считали, что Проливы
должны принадлежать России или дружественным ей балкан-
ским странам, большинство из них осознавало нереальность
этого в 80-90-х гг. XIX в. и ограничивалось идеей установления
249
контроля и благоприятного для России режима Проливов.
Отдельные либералы, например Чичерин, считали целесооб-
разным иметь в Проливах военную базу40. Публицисты либе-
ральных ведущих журналов «Вестник Европы» и «Русская
мысль» выступали за сохранение Проливов в руках Турции и
оказание при необходимости давления на султана при опоре на
дружественные России балканские страны.
Четкая программа решения проблемы Проливов впервые
была сформулирована известным либерально-народническим
публицистом CH. Южаковым, политическим обозревателем
«Северного вестника», осенью 1885 г. в период болгарского
кризиса. Южаков считал, что проблема Проливов затрагивает
не только реальные (экономические и стратегические), но и
великодержавные (геополитические) интересы России. Послед-
ние заключаются в распространении политического влияния
России на Балканский регион и пугают Европу. Если же отсечь
великодержавные интересы от реальных, то последние можно
претворить в жизнь с согласия Европы. Публицист забывал, что
за обвинениями России в агрессии европейские страны скры-
вают свою экспансию на Балканах, а также собственные инте-
ресы в Проливах.
Реальные интересы России, по Южакову, состояли в следу-
ющем:
1. Свободный проход через Проливы торговых судов всех
стран.
2. Свободный выход русского военного флота из Черного
моря.
3. Закрытие Проливов для военных флотов враждебных Рос-
сии держав.
4. Нейтрализация Константинополя и введение в нем управ-
ления международной комиссии.
5. Создание военных баз в Проливах — российской на Бос-
форе и английской в Дарданеллах — для контроля за соблю-
дением нейтрализации41.
Программа Южакова, предусматривавшая изменение режи-
ма Проливов в интересах России, была нацелена в основном на
решение стратегических задач, главной из которых являлось
закрытие Проливов для английского флота.
Интерес представлял и проект известного российского па-
цифиста, профессора Московского университета Л.А. Кама-
ровского, впервые появившийся в связи с «военной тревогой»
1887 г. в период резкого обострения франко-германских отно-
250
шений. Намечая пути решения Восточного вопроса в целом,
Камаровский исходил из вероятности скорого распада Осман-
ской империи и создания на Балканах федерации государств
(без России, но при ее духовном приоритете). Камаровский
первым поставил вопрос о статусе Черного моря, обратив вни-
мание на то, что оно уже перестало быть морем двух держав —
России и Турции. Черноморскими государствами стали Румы-
ния и Болгария, в Черном море имела интересы и Австро-
Венгрия, получившая выход в него из Дуная. Следовательно,
мечты о Черном море как о «русском море» и о его закрытии
следовало оставить. С точки зрения международного права, счи-
тал Камаровский, Россия не может одна распоряжаться Проли-
вами, ведь и для других черноморских государств они являются
кратчайшим путем в Европу и далее. Он выдвинул принцип
нейтрализации Черного моря и Проливов (срытие укреплений,
запрет на нахождение там военного флота и др.). Компенсаци-
ей для России в стратегическом плане могло бы стать предо-
ставление ей военной базы в Архипелаге42.
Решение судьбы Проливов ученый предлагал передать
международной конференции или такой организации, которая
выработала бы программу совместных действий держав «на
почве международного права и нравственных принципов».
Утопичность проекта, возможно отвечавшего нормам между-
народного права, но бывшего заведомо неприемлемым для евро-
пейских держав, никогда бы не согласившихся с русской воен-
ной базой в Архипелаге, была очевидной. Автор не учитывал
не только острого соперничества держав между собой, но и
противоречий между балканскими странами, предлагая, в част-
ности, территориальное разделение Балкан по этническому
признаку.
В доработанном виде Камаровский переиздал свой труд в
1896 г., когда разразился ближневосточный кризис. Проект Ка-
маровского совершенно не отвечал тогдашним правительствен-
ным планам занятия Верхнего Босфора. Он был «замолчан» и
остался красивой мечтой о справедливом решении сложнейше-
го международного вопроса.
На более реальной почве стоял профессор Петербургского
университета Ф.Ф. Мартене, известный юрист-международник.
Мартене являлся советником МИД, имел авторитет в Европе,
был участником многих международных конференций. Его за-
писка «О Проливах Босфорском и Дарданелльском», поданная
министру в январе 1897 г., содержала анализ различных про-
251
ектов решения проблемы Проливов и собственное мнение
автора. Мартене пришел к выводу, что как свободный проход
всех военных судов и нейтрализация Проливов, так и их закры-
тие не выгодны для России, поскольку контроль за Проливами
находится в руках Турции. Единственным выходом является
занятие Босфора и Дарданелл. Это, с одной стороны, обезопа-
сит от ввода в Дарданеллы вражеского флота, с другой — обес-
печит свободный проход через Проливы русского флота. Занять
Дарданеллы и создать там военную базу можно было, по мне-
нию Мартенса, либо по договору с султаном, либо используя
какой-либо инцидент, обостряющий отношения христианско-
го и мусульманского населения43. Обращает на себя внимание,
что Мартене не предвидел негативной реакции держав на про-
жектируемые им действия России, хотя в принципе он являлся
сторонником осторожной и взвешенной политики. Проект его,
конечно, также был нереален и чреват военным конфликтом,
хотя и более других учитывал задачи защиты Черноморского
побережья России. Положительной реакции в МИД он не
встретил.
В целом либеральные проекты решения проблемы Проли-
вов, так же как и консервативные, вряд ли могли быть реали-
зованы при существующей расстановке международных сил в
конце XIX в. Они не учитывали агрессивных намерений евро-
пейских держав в Ближневосточном регионе и их стремления
вытеснить оттуда Россию, всемерно ослабив ее позиции. В от-
личие от консерваторов, предлагавших силовые методы реше-
ния вопроса о Проливах, либералы выступали за мирный путь.
Но международная ситуация была такова, что Россия не могла
использовать ни первого пути, ни второго. В этой связи харак-
терна резолюция Николая II на записке Мартенса: «Нам только
можно наметить цели нашей политики в вопросе о Проливах,
и захват Дарданеллов, само собой разумеется, самое желатель-
ное. Но когда и как можно достигнуть этой цели — этого теперь
сказать нельзя. Это вполне зависит от обстоятельств»44. Послед-
няя фраза — ключевая для понимания всей русской политики
в Проливах в последние два десятилетия XIX в. Проблема Про-
ливов была тесно связана с расстановкой сил в Европе. И в
ожидании изменения последней в пользу России приходилось
откладывать решение этого жизненно важного для страны
вопроса на неопределенное время.
Глава шестая
РОСШИ ЗА ПЕРЕСМОТР
НАЧАЛЕ XX в.
Ближневосточное направление во внешней политике Рос-
сии и его стержень — проблема Черноморских проливов — в
начале XX в. не только сохраняли свою актуальность, но их
значение постоянно усиливалось, что было обусловлено как тре-
бованиями безопасности государства, так и экономическими и
торговыми интересами. Временный перенос центра тяжести на
Дальний Восток не изменил общей тенденции. Влиятельные
круги русского общества требовали от правительства отказать-
ся от пассивной политики в этом регионе. Этот взгляд разде-
лялся многими официальными лицами, о чем свидетельствуют
многочисленные аналитические записки, подготовленные в во-
енном, морском и дипломатическом ведомствах. В числе их
авторов — морской министр И.М. Диков, М.А. Таубе, И.А. Зи-
новьев, А.А. Гире, С.Д. Сазонов. Общий итог был подведен в
памятной записке, составленной вице-директором канцелярии
МИД Н.А. Базили в ноябре 1914 г.1 В ней рассматривались все
аспекты проблемы: экономический, стратегический и обще-
политический. Опираясь на данные Министерства торговли и
промышленности, он показал, что за десятилетие (с 1903 по
1912 г.) вывоз через Дарданеллы составил 37% всего вывоза
империи. Морская перевозка грузов имела неоспоримое пре-
имущество перед сухопутной, так как обходилась в 25 раз де-
шевле. Значение Проливов для южной торговли России было
наглядно продемонстрировано в 1912 и 1913 гг., когда их вре-
менное закрытие стоило экономике страны 30 млн. рублей в
месяц2. По данным Министерства финансов, торговый баланс
России в 1912 г. был на 100 млн. рублей меньше по сравнению
с предыдущими тремя годами из-за неудовлетворительной реа-
лизации урожая, одной из главных причин которой было имен-
но закрытие Проливов3. В 1913 г. более 80% хлебного экспорта
осуществлялось через порты Черного и Азовского морей4. Не
меньшее значение этот торговый путь имел и для русской про-
мышленности: Донецкого каменноугольного бассейна, Кавказ-
254
ского нефтепромышленного и рудоносного бассейнов. При
этом с развитием юга России оно неуклонно повышалось.
Стратегическое значение Черноморских проливов было свя-
зано прежде всего с развитием флота, а следовательно, и с без-
опасностью южных границ государства. Существовавший ре-
жим Проливов не позволял России в случае необходимости
перебрасывать суда из одного моря в другое. Отражался он и
на качественном составе флота. В то время как Турция имела
возможность заказывать или покупать готовые суда за грани-
цей, Россия не могла пополнить флот иначе, как сооружением
кораблей на черноморских верфях.
Необходимость изменения существовавшего положения при-
знавалась всеми авторами аналитических материалов. Но, не-
смотря на то что в числе возможных вариантов нередко фи-
гурировало силовое решение, практическая реализация его
была маловероятна из-за неподготовленности военных и мор-
ских сил страны. Более реальным представлялся дипломати-
ческий путь. Царская дипломатия рассчитывала решить этот
ключевой для России вопрос, опираясь на союз с Францией и
достигнутое в 1907 г. согласие с Англией и Францией. Одним
из возможных путей могло быть соглашение с Турцией при
благожелательном отношении великих держав. В ряду других
обсуждалась и перспектива нейтрализации Проливов. В пери-
од, предшествовавший первой мировой войне, царская дипло-
матия несколько раз пыталась развязать этот узел, но каждый
раз безуспешно.
Впрочем, попытайся Россия сохранить проблему Проливов
в «замороженном» виде, это ей вряд ли удалось бы. Экономи-
ческие и другие интересы в еще большей степени побуждали
активизироваться на Балканах и Ближнем Востоке другие вели-
кие державы: Англию, Францию, Германию и Австро-Венгрию.
Все эти государства строили в этом регионе далеко идущие
планы, а военные и экономические ресурсы большинства кон-
курентов превышали возможности России. Имелся и еще один
фактор, который все больше давал о себе знать: борьба наро-
дов Балканского полуострова за национальную независимость,
ослаблявшая и без того дряхлевшую Османскую империю. Рус-
ская дипломатия должна была учитывать ситуацию, когда клю-
чи от Проливов могут выпасть из старых ослабевших рук и
будут подхвачены молодым хищником. В этих условиях ей прос-
то не оставалось ничего другого, как попытаться выработать
новую линию поведения.
255
Ограничения, связанные с режимом Проливов, установлен-
ным Лондонской конвенцией 1871 г., особенно тяжело ска-
зались во время русско-японской войны. Секретной статьей
англо-японского союзного договора 1902 г. Англия обязалась
«охранять соблюдение всех существующих трактатов, имеющих
общее или особенное для Японии значение»5. В соответствии
с этим Англия с 1903 г. стала оказывать давление на Турцию,
требуя ограничения права выхода из Проливов для судов рус-
ского добровольного флота и транспортов с военным снаряже-
нием и войсками. В течение 1904 г. правительство России
дважды — в феврале, сразу после открытия военных действий,
и в сентябре, в разгар сражения тихоокеанской эскадры, —
обсуждало вопрос об усилении Тихоокеанского флота судами
черноморской эскадры. Оба раза на это не решились. МИД опа-
сался, что такое нарушение трактатов создаст прецедент, след-
ствием чего станет превращение Черного моря из «русско-
турецкого озера» в пространство, открытое для судов других
государств. Это было невыгодно для России, флот которой
доминировал ввиду почти полного отсутствия боевых судов у
Турции.
В то же время принцип закрытия Проливов сам по себе еще
не был гарантией безопасности. Об этом писал в марте 1905 г.
П.А. Сабуров Ламздорфу. Он считал, что риск столкновения
с Англией сохраняется, поскольку она под каким-либо пред-
логом может ввести суда в Черное море. Сабуров предлагал в
ближайшее время рассмотреть этот вопрос. Различные подходы
к его решению разрабатывались также А.И. Нелидовым и
А.Ф. Гейденом еще до окончания военных действий на Дальнем
Востоке.
После заключения Портсмутского мира проблема была при-
знана первоочередной в связи с необходимостью воссоздания
флота, решения вопросов его базирования и передислокации.
В записке, подготовленной вице-директором 2-го департамента
МИД М.А. Таубе летом 1905 г., была поставлена под сомнение
целесообразность сохранения принципа закрытия Черномор-
ских проливов: «Выгода закрытия Проливов не абсолютная и
всегда будет обратно пропорциональна нашему военно-мор-
скому могуществу в Черном море», поскольку Россия не сможет
помешать британскому или какому-либо другому флоту блоки-
ровать Дарданеллы. По-настоящему благоприятным решением
черноморского вопроса он считал занятие Босфора и Дарда-
нелл, что пока недостижимо. Открытие Проливов могло быть
256
выгодно лишь при условии присутствия сильной эскадры, спо-
собной удержать за Россией господство в Черном море, а также
взятия Турцией на себя обязательства срыть укрепления Бос-
фора и Дарданелл и не отчуждать в пользу иностранных госу-
дарств каких-либо пунктов на побережье Черного, Мраморного
морей и Архипелага. Но так как выполнение всех этих мер
было вопросом весьма отдаленного будущего, Таубе находил
наиболее желательным то, что он называл «английским трак-
тованием трактата»: при сохранении принципа закрытия Про-
ливов Россия имеет право с разрешения султана выводить суда
из Черного моря и вводить их в него (версия Солсбери)6.
В сентябре 1905 г. Ламздорф запросил мнение военного и
морского министров о целесообразности пересмотра существу-
ющих соглашений о Проливах. Однако Редигер, Бирилев, а
также председатель Совета государственной обороны великий
князь Николай Николаевич сочли вопрос несвоевременным и
предложили отложить его обсуждение до лучших времен.
В ходе русско-английских переговоров 1906-1907 гг. царская
дипломатия попыталась приблизиться к постановке вопроса об
изменении режима Черноморских проливов. Первоначально
эта тема находилась за рамками обсуждения, однако Бенкен-
дорф затронул ее в разговоре с Э. Греем. Это обеспокоило Ламз-
дорфа, считавшего, что нет практических оснований ставить
вопрос о Проливах. В августе 1906 г. проблему Проливов под-
нял посол в Константинополе И.А. Зиновьев. В «Записке по
поводу соглашения между Россией и Англией» он предложил
ценою некоторых уступок в Афганистане обеспечить себе со-
действие Англии в благоприятном решении ключевого для
внешней политики России вопроса7. Речь шла о праве прохода
через Проливы для судов Черноморского флота. Принцип нейт-
рализации Проливов, по мнению Зиновьева, был несовместим
с интересами России. В правительстве существовала и другая
точка зрения. Морское и военное ведомства, а также министр
финансов В.Н. Коковцов не считали инициативу своевремен-
ной, опасаясь осложнений с Германией.
Тем не менее разговор был начат. 28 февраля 1907 г. совет-
ник посольства в Лондоне С.А. Поклевский-Козелл от своего
имени запросил Гардинга о возможности признания Англией
исключительного права России проводить через Проливы во-
енный флот. Не встретив категорического отказа, он, а затем
и Бенкендорф сделали вывод о смягчении позиции Англии8.
Однако устное свое согласие английская сторона обусловила
17 — 2729
257
существенными оговорками, во многом сводившими на нет саму
уступку. Прежде всего это касалось права других держав вво-
дить военный флот через Дарданеллы в Мраморное море. Кроме
того, к рассмотрению вопроса о Проливах рекомендовалось
привлечь Францию, а также поставить в известность другие дер-
жавы, в первую очередь Германию и Турцию. В результате об-
мена памятными записками было выражено удовлетворение
состоявшимся обсуждением. При этом ни английская, ни рус-
ская сторона не сочли целесообразным заключать специальное
соглашение о Проливах с тем, чтобы поднять этот вопрос в
более благоприятное время9. Дальнейший ход событий пока-
зал, что от абстрактных обещаний до конкретных решений путь
весьма неблизкий.
Проблема Проливов
в связи с младотурецкой революцией.
Боснийский кризис
Одним из наиболее драматичных эпизодов дипломатической
истории России кануна первой мировой войны был, несомнен-
но, боснийский кризис — неудачная попытка А.П. Извольского,
путем сговора с министром иностранных дел Австро-Венгрии
Эренталем и опираясь на союзников по Антанте, решить проб-
лему Черноморских проливов.
Поворот в сторону Ближнего Востока, наметившийся в меж-
дународной политике России вследствие поражения в русско-
японской войне, стал реальностью после известного выступле-
ния А.П. Извольского на Особом совещании в январе 1908 г.
с новой внешнеполитической программой. Этому выступле-
нию, имевшему весьма серьезные последствия, предшествовал
обмен мнениями между руководителями дипломатического, во-
енного и морского ведомств в конце 1907 г.
25 октября к Извольскому обратился с письмом морской
министр И.М. Диков. Речь шла о плане укрепления морских
сил России. Подчеркнув значение Средиземного моря для рас-
ширяющейся южной торговли, он в то же время заметил, что
необходимый для экономического развития страны мир зави-
сит не от одной России. Неизбежное, по его мнению, столкно-
вение между Англией и Германией грозит втянуть Россию, для
которой участие в конфликте на любой стороне будет бедстви-
ем. Чтобы избежать этого, нужно быть сильным как на суше,
258
так и на море. Диков призвал готовиться к грозным событиям:
«Через восемь лет, надо думать, для нас настанет критический
год»10. Готовность же, с его точки зрения, заключалась в соз-
дании современного флота на Черном море. Главную цель он
видел в обладании Проливами: «Движение к Проливам упрочит
наше положение на берегах системы южных морей и даст выход
в Средиземное море, откуда наша морская сила может быть
сосредоточена по любому направлению»11. Морской министр
изложил целую программу для выполнения поставленной за-
дачи: 1) поставить определенной целью движение на Проливы;
2) обеспечить Черноморский флот при выходе его в Средизем-
ное море станцией вблизи Дарданелл, при этом наиболее подхо-
дящим пунктом является о. Лемнос. Для текущих оборонитель-
ных потребностей на Черном море необходимо «обеспечить
нашему флоту при различных политических условиях возмож-
ность опираться на болгарские порты в заливах Каварна и
Бургас. Лучшим же решением в этих случаях было бы получе-
ние нами права стоянки при выходе в Верхний Босфор на рейде
Буюк-лиман»12. Диков просил Извольского сообщить свое
мнение по этому поводу.
К этому времени обстановка на Балканах в целом и в Бол-
гарии в особенности стала внушать дипломатическому ведом-
ству опасения. В первые дни января 1908 г. между военным
министром Редигером, начальником Генерального штаба Пали-
цыным и Извольским состоялся обмен письмами. Военные
чины выражали тревогу в связи с поворотом событий на Бал-
канском полуострове. Палицын, ссылаясь на оперативным пу-
тем добытые сведения, обращал внимание министра иностран-
ных дел на возможную смену курса правительством Болгарии
и обострение ее отношений с Турцией13. Учитывая все это,
Редигер предлагал провести тщательную подготовку, «чтобы
дело прошло вполне гладко и успешно», а для этого возможно
скорее решить вопрос о кредитах на случай мобилизации:
«Всякая потеря времени может вновь иметь последствием нашу
неготовность к действиям»14. Извольский решил, что дело име-
ет столь первостепенное и государственное значение, что долж-
но быть обсуждено на Особом совещании.
Совещание состоялось 21 января (3 февраля) 1908 г. под
председательством П.А. Столыпина. В нем участвовали Коков-
цов, Диков, Извольский, Палицын, Поливанов, Губастов. Вы-
ступил Извольский, констатировавший тревожную обстановку
на Балканском полуострове, вызванную положением в Македо-
17*
259
нии и позицией, занятой Болгарией. Охранительная политика,
которой придерживался Ламздорф, по его мнению, ныне не
оправдывает себя. Он предложил отойти от Мюрцштегской
программы* и отказаться от «замораживания» Восточного во-
проса. Однако последовавшее обсуждение выявило такую кар-
тину состояния вооруженных сил страны, которая исключала
какие-либо активные действия. Помощник военного министра
Поливанов доложил, что приведение армии в полный порядок
потребует громадных средств и долгого времени. Начальник Ге-
нерального штаба и морской министр обсудили возможность в
случае необходимости военной операции против Турции на
Черном море. Выяснилось, что Черноморский флот не готов к
таким действиям". Поэтому Столыпин категорически заявил,
что в настоящее время министр иностранных дел ни на какую
поддержку для решительной политики рассчитывать не может.
Опасаясь новой вспышки революционного движения, он заме-
тил: «Иная политика, кроме строго оборонительной, была бы
в настоящее время бредом ненормального правительства»16.
Извольскому было рекомендовано в случае осложнений на Бал-
канах надеяться лишь на дипломатическое искусство.
Состоявшееся через неделю, 28 января, заседание Совета го-
сударственной обороны «По вопросу о подготовке к войне с
Турцией» подтвердило неудовлетворительное состояние армии
и рекомендовало «избегать принятия таких агрессивных дейст-
вий, которые могут вызвать политические осложнения»17.
Между тем во внешней политике Австро-Венгрии произош-
ли серьезные изменения, которые привели к отказу от Мюрц-
штегских соглашений. Министр иностранных дел Эренталь и
начальник Генерального штаба Конрад фон Хетцендорф вына-
шивали планы аннексии Боснии и Герцеговины. Правящие кру-
ги Австрии знали, что к открытому столкновению Россия не
готова. К.Б. Виноградов приводит красноречивое заявление
Эренталя одному английскому журналисту: «Я знаю Россию,
как свой собственный карман, она безусловно не пойдет на вой-
ну»18. За отказ поддержать Россию в вопросе о судебной реформе
в Македонии Австрия добивалась согласия султана на построй-
ку железной дороги от границ Боснии через Новобазарский
* Соглашение между Россией и Австро-Венгрией о совместных ди-
пломатических действиях на Балканах было подписано министрами ино-
странных дел В.Н. Ламздорфом и А. Голуховским в сентябре 1903 г.
в охотничьем замке Мюрцштеге близ Вены.
260
санджак до станции Митровица, где уже имелась железная до-
рога на Салоники. Это означало дальнейшее проникновение на
Балканы.
Выступая 4 апреля в Думе, Извольский заверил: «Основные
черты нашей политики остаются неизменными: Россия по-
прежнему не ищет никаких территориальных приобретений на
Балканском полуострове и стремится лишь к улучшению судь-
бы христианского населения Турции, к мирному развитию бал-
канских стран и к сохранению status quo»19. Такое заявление
не помешало Извольскому разрабатывать план решения проб-
лемы Черноморских проливов путем соглашения с Австрией.
Первый намек австрийской стороне на то, что Россия хотела
бы заключить соглашение с Австрией на случай изменения си-
туации на Балканах, был сделан Извольским еще в сентябре
1907 г., во время посещения Вены. Тогда министр также заве-
рил Эренталя, что его страна не стремится ни к каким терри-
ториальным приращениям, в ее интересах поддержание в регио-
не status quo. Но в случае его нарушения русское правительство
вынуждено будет обеспечить «важнейший интерес, вытекающий
из истории и географического положения России», заключаю-
щийся в свободном выходе из Черного моря в Средиземное20.
У Извольского сложилось впечатление, что австрийский колле-
га воспринял это заявление сочувственно. Эренталь между тем
поспешил проинформировать о состоявшемся разговоре Бюло-
ва. И в Берлине и в Вене отнеслись отрицательно к планам
России, но предпочли, чтобы противодействие было оказано
Францией и Англией, а в том, что оно последует, ни Бюлов ни
Эренталь не сомневались.
Извольский тем временем готовил следующие шаги в избран-
ном направлении. Меморандум австрийского правительства от
1 мая 1908 г. был воспринят им как свидетельство готовности
к диалогу, а переговоры с Ч. Гардингом, имевшие место во время
ревельского свидания Николая II с Эдуардом VII в июне 1908 г.,
укрепили уверенность Извольского в поддержке со стороны
Англии. 2 июля им была подготовлена памятная записка, в ко-
торой достаточно неосторожно предлагалось договориться, на
случай решительных перемен на Балканах, об аннексии Авст-
рией Боснии и Герцеговины и даже Новобазарского санджака
в обмен на изменение конвенции о Проливах в пользу России.
При этом Извольский упомянул, что пересмотр Берлинского
трактата возможен только с согласия держав, его подписавших.
Он имел в виду международную конференцию.
261
Этот, как позже выяснилось, весьма опрометчивый шаг Из-
вольского почти совпал по времени с важными событиями в
Турции. В начале июля там произошел младотурецкий перево-
рот, ослабивший позиции Германии и укрепивший влияние
Англии. Эти события заставили русскую дипломатию еще боль-
ше обеспокоиться судьбой Проливов. Тем временем Австрия не
спешила с ответом на меморандум Извольского. 10(23) июля
Урусов сообщил министру, что на запрос о переданной две не-
дели назад записке Эренталь ответил общими уверениями в
полном своем сочувствии и обещанием всесторонне ее изучить.
В настоящую минуту он, однако, лишен возможности выска-
заться определенно по этому важному вопросу, «будучи всецело
поглощен и крайне озабочен» событиями в Турции. «Но, видя
у моего собеседника затаенную и плохо прикрываемую его ар-
гументацией сдержанность по отношению к сути поставленно-
го вопроса, я счел осторожным воздержаться на сей раз от
дальнейших объяснений»21, — заключил Урусов. Эренталь
действительно был занят. Военный агент в Вене полковник
Марченко докладывал Палицыну 15 июля: «Начальник Гене-
рального штаба и барон Эренталь совещались три раза; решена
оккупация Новобазарского санджака для обеспечения построй-
ки линии»22.
Извольский почувствовал тревогу и обратился к Николаю II
за разрешением созвать экстренное совещание, поскольку
события развиваются с такой быстротой, что необходимо об-
судить меры, которые могут потребоваться для защиты хрис-
тианского населения и иностранцев. В том случае, если по-
надобится вмешательство великих держав, «необходимо быть
готовыми к тому, что оно не ограничится областью диплома-
тических сношений»23.
21 июля состоялось совещание с участием представителей
Совета государственной обороны, военного и морского минист-
ров, министра финансов, представителей генеральных штабов,
а также послов в Париже и Константинополе. На совещании
выяснилось с достаточной очевидностью, что «мы не готовы на
какое-либо самостоятельное выступление, что мы можем при-
нять участие в совместных действиях держав, но не более»24.
Когда речь зашла о возможности проведения операции в Про-
ливах, морской министр сообщил, что может послать два бро-
неносца и два крейсера из Балтийского моря в Средиземное, а
для занятия Верхнего Босфора и иных действий можно подго-
товиться лишь в будущем25. Совещание высказалось за жела-
262
тельность скорейшей подготовки. Было также решено разрабо-
тать подробный план действий по мирному занятию Босфора
без объявления войны Турции, при условии соблюдения всех
мер предосторожности, «дабы турки не узнали преждевременно
о наших намерениях»26. Решение совещания было одобрено ца-
рем, и 27 июля Палицын поручил командующему войсками
Одесского округа безотлагательно приступить к разработке
подготовительных мероприятий для десантной экспедиции.
Однако предмет обсуждения не удалось сохранить в тайне, как
это предполагалось. Выступление морского министра Дикова
о намерении послать суда в Средиземное море и подготовке
акции на Босфоре почти дословно стало известно в Констан-
тинополе и вызвало антирусские настроения27.
7(20) августа Урусов сообщил, что наконец имел беседу с
Эренталем по поводу памятной записки. Русский посол подчерк-
нул, что предполагаемые переговоры относятся лишь к тому
случаю, когда status quo невозможно будет сохранить, пока же
речь идет не об окончательном решении, а только о подготовке
к нему28. Эренталь согласился, что вопрос европейский, и пред-
ложил воспользоваться для переговоров одновременным пре-
быванием в Карлсбаде Берхтольда и Извольского.
А между тем 6(19) августа совещание министров Австро-
Венгрии приняло решение об аннексии Боснии и Герцеговины.
По договоренности с Фердинандом это событие должно было
совпасть с объявлением независимости Болгарии. В русском
МИД отказывались верить поступавшим сообщениям о состо-
явшейся сделке. Чарыков убеждал царя: «Самовольное присо-
единение Боснии и Герцеговины совершенно противоречило
бы сделанному нам венским кабинетом и только что принятому
нами предложению ничего не предпринимать на Балканском
полуострове без предварительного обоюдного уговора»29. Пос-
ле бесед с Берхтольдом в Карлсбаде Извольский стал склонять-
ся к мысли, что сообщение полковника Марченко «не лишено
некоторого основания». 20 августа, получив ответ Эренталя на
меморандум, он писал Чарыкову: «Итак, мое убеждение, что мы
должны предвидеть в более или менее близком будущем, что
вопрос о присоединении Боснии и Герцеговины будет действи-
тельно поставлен ребром»30. Но он находил весьма ценным то,
что венский кабинет считал аннексию непосредственно связан-
ной с вопросом о Проливах. Оставалось, по его мнению, лишь
придумать надежную формулировку, поскольку присоединение
Боснии и Герцеговины «явится материальным фактом», тогда
263
как согласие Австрии на то или иное разрешение вопроса о
Проливах «будет носить характер отвлеченный и секретный»31.
Признание Австрией независимости Болгарии, как полагал Из-
вольский, «подтвердило бы отсутствие у нас эгоистических це-
лей и повысило бы наш престиж на Балканском полуострове»32.
28 августа Чарыкову и Извольскому уже было ясно, что ре-
шение объявить в близком будущем об аннексии принято вен-
ским кабинетом окончательно и бесповоротно. Тем не менее
они не находили его неблагоприятным, затрагивающим страте-
гические и экономические интересы России. Единственное,
чего они опасались, это одновременного провозглашения неза-
висимой Болгарии, которое неизбежно спровоцирует Турцию,
и тогда «болгарам и нам, а не Австро-Венгрии придется распла-
чиваться за австро-венгерское приобретение»33. Чарыков спра-
ведливо предполагал, что Австрия уже имела тайные перего-
воры с Болгарией на этот счет.
2-3 (15-16) сентября состоялось свидание Извольского и
Эренталя в Бухлау. Русский министр убедился, что решение об
аннексии принято. Эренталь настаивал на том, что Австрия
осуществляет свое бесспорное право, ссылаясь при этом на при-
знание его Россией. После целого дня бурных переговоров
Извольскому удалось заставить австрийского коллегу признать
необходимость компенсаций для России и балканских госу-
дарств. Они заключались в следующем: 1. Одновременно с заяв-
лением об аннексии будет заявлено об эвакуации Новобазар-
ского санджака. При этом Эренталь согласился обещать Сербии
и Черногории в случае ликвидации Турецкой империи восста-
новить в этой области границы, предусмотренные Сан-Стефан-
ским трактатом. 2. Эренталь готов теперь же, не дожидаясь
ликвидации Турецкой империи, принять предложенную Из-
вольским формулу, касающуюся Проливов и допускающую, что
все суда России и других прибрежных государств Черного моря
могли бы входить и выходить через Проливы при сохране-
нии принципа закрытия их для военных судов других наций.
Австрийский министр согласился поддержать это требование
перед Германией. 3. Эренталь согласился на провозглашение
Болгарии независимым государством, а Фердинанда королем.
4. Менее всего он был склонен к компенсациям по отношению
к Сербии, считая вполне достаточным отказ от Новобазарского
санджака и допуская лишь некоторые уступки Сербии и Бол-
гарии в вопросе о плавании по Дунаю. 5. Эренталь высказался
за отмену основных ограничений, вытекающих из 29-й статьи
264
Берлинского трактата, и принял формулу России, касающуюся
продолжения Далматинской железной дороги34.
Извольский был вполне удовлетворен достигнутыми резуль-
татами. Идя на аннексию, Австрия, по его мнению, отказыва-
лась от более широких планов на будущее, что выгодно и для
России, и для балканских государств. Иного выхода из создав-
шейся ситуации он не видел, поскольку протест был бы бес-
плоден, а угрозы опасны.
Кроме всего прочего, Извольский рассчитывал, что односто-
роннее нарушение Австрией Берлинского трактата поставит ее
в затруднительное положение как по отношению к Турции, так
и по отношению к державам и балканским государствам, что
может поднять престиж России и сблизить ее с Турцией. «При
счастии и искусном ведении дела есть шансы ныне же, то есть
не дожидаясь ликвидации Турецкой империи, изменить в нашу
пользу постановления о Проливах. Во всяком случае, мы при-
обретаем формальное согласие на такое изменение со стороны
Австрии, а может быть, и Германии»35, — полагал Извольский.
Главным условием успеха он считал сохранение в тайне согла-
шения с Австрией. Тогда роль России была бы представлена
вполне благородно. Надежды на «счастье» и «искусное ведение
дела», как вскоре выяснилось, не оправдались. Не удалось обес-
печить и сохранение тайны. Но пока Извольский и Чарыков
были полны энтузиазма. Чарыков признал результаты перего-
воров превосходными и стал мечтать о замене Берлинского
трактата другим, «более соответствующим русским интересам
актом»36. Обсуждалось и место предполагаемой конференции,
им мог стать Париж.
Вся переписка проходила под наблюдением Николая II. По
словам Чарыкова, выслушав доклад о встрече в Бухлау, царь
был чрезвычайно доволен достигнутыми результатами. «Это
было бы решением векового вопроса, — сказал он и, прощаясь
после обеда, добавил: — Я буду помнить 8 сентября 1908 го-
да»37. Но при этом он не мог не признать, что при первом
известии о решении Австрии присоединить Боснию и Герце-
говину «его обдало холодом, до такой степени это присоеди-
нение претит чувству и с первого взгляда кажется вызывающим
на противодействие»38. Все же царь согласился, что решение
Австрии «для нас даже выгодно», и одобрил предложенную
Извольским систему гарантий и компенсаций. Оставалась еще
проблема, как удержать Болгарию от преждевременного про-
возглашения независимости.
265
Между Извольским и Чарыковым наметилось расхождение в
вопросе о международной конференции. Министра насторожи-
ла легкость, с которой к ней отнесся его помощник: «Мне ка-
жется, что к этому в данную минуту нет достаточного повода и
что это поставило бы нас в невыгодное положение. Не забудьте,
что сама по себе мысль о конференции у нас очень непопуляр-
на»39. Извольский был, безусловно, прав. Когда спустя некото-
рое время подробности сделки проникли в печать, именно идея
конференции подверглась самым ожесточенным нападкам, она
отвергалась практически всеми слоями русского общества.
Следует заметить, что Извольский предвидел ту роль, кото-
рую может сыграть русское общественное мнение в задуманном
им предприятии, и попытался подстраховаться. Он предупреж-
дал Чарыкова: «Считаю долгом обратить ваше особенное вни-
мание на необходимость приготовить, а в решительный момент
направить нашу печать и общественное мнение, которые весьма
легко могут пойти по ложному пути»40. С этим был согласен и
Николай II41.Главную опору Извольский видел в суворинском
«Новом времени». По его поручению Чарыков провел подго-
товительную работу с известными журналистами Егоровым и
Пиленко, доложив затем, что они уже «в достаточной мере в
наших руках». Не ограничиваясь «Новым временем», Изволь-
ский планировал найти поддержку у А.И. Гучкова («Голос Моск-
вы») и П.Н. Милюкова («Речь»). Основная роль в контактах с
прессой отводилась А.А. Гирсу, заведовавшему отделом печати
МИД и имевшему обширные связи в журналистских кругах.
Ему действительно, особенно на первом этапе боснийского
кризиса, удалось немало сделать для установления взаимопони-
мания с целым рядом изданий. Пресса вышла из-под контроля
лишь после того, как стали достоянием гласности подробности
сделки в Бухлау.
Извольский тем временем продолжал готовить почву в Евро-
пе. 13(26) сентября в Берхтесгадене он имел беседу с Шеном.
У него сложилось впечатление, что Германия не будет возра-
жать против изменения режима Проливов. Затем он посетил в
Дезио Т. Титтони и получил от него поддержку. Казалось, со-
бытия развиваются в соответствии с намеченным планом. 19 сен-
тября (2 октября) проект памятной записки австрийскому
правительству, в котором предлагались компенсации для Рос-
сии и балканских государств в случае аннексии Боснии и Гер-
цеговины, был одобрен царем. В тот же день Чарыков поставил
в известность о результатах русского-австрийских переговоров
266
председателя Совета министров, министров (военного, морско-
го и финансов) и исполняющего обязанности начальника Гене-
рального штаба. Первое, что сделали Столыпин и Коковцов, —
выразили недоумение по поводу того, что Совет министров так
поздно узнал «о деле столь громадного и исторического зна-
чения, затрагивающем интересы внутреннего состояния импе-
рии»42. Все участники совещания высказались против любых
компенсаций. Они считали, что, если Россия не может предот-
вратить аннексию Боснии и Герцеговины, она «должна явиться
на конференции защитницей интересов своих, Турции и бал-
канских государств, а отнюдь не пособницей или укрыватель-
ницей Австро-Венгрии»43. Больше всего министры опасались
внешних осложнений. Докладывая Извольскому о происшед-
шем, Чарыков просил его вернуться в Петербург.
Получив телеграмму, составленную Коковцовым и излагав-
шую мнение Совета министров, Извольский понял, что дело
принимает совсем не тот оборот, на который он рассчитывал.
Составляя ответ, он напомнил, что намеченный им путь был
одобрен государем. Согласившись на предложенную новую ре-
дакцию ответа австрийскому правительству, он с обидой доба-
вил: «Решительное осуждение моих действий совещанием и
вторжение его в чисто техническую область моих переговоров
побудит меня тотчас по возвращении обсудить, не следует ли
мне ходатайствовать о всемилостивейшем увольнении меня от
должности министра иностранных дел»44. Вместе с тем он не
считал правильным прервать свою поездку, как того хотело бы
совещание, поскольку предстоявшие беседы в Лондоне, Пари-
же и Берлине могли быть особо полезными в сложившейся
обстановке.
24 сентября Австрия объявила об аннексии Боснии и Гер-
цеговины, подчеркнув при этом, что действует не только с ве-
дома, но и с согласия России. Накануне Болгария провозгласила
свою независимость. Ознакомившись с речью Эренталя и на-
звав ее «образцом иезуитства», Извольский все же решил воз-
держаться от официального опровержения, опасаясь обострить
положение. Реакция русского общества была бурной. Если не-
зависимость Болгарии большинство органов печати встретили
с одобрением, то передача славянских территорий Австрии
и сама идея конференции вызвали острую критику в прессе.
Чарыков докладывал царю: «В русских правительственных кру-
гах и в печати замечается возрастающее нерасположение к
самой мысли о совместных действиях России с Австро-Венг-
267
рией», на что Николай II заметил: «Довольно понятное нерас-
положение»45. О реакции в Петербурге можно судить по весьма
эмоциональному частному письму чиновника МИД Поггенполя
Савинскому 25 сентября: «Когда ты вернешься, я тебе подроб-
но расскажу, что здесь происходит, про бурю в Совете минист-
ров и на Штандарте... Все это до такой степени изумительно,
что просто не верится. Говорили прямо об отставке А.П., об
ней говорил Ч. Вместо соглашения с Австрией приказано войти
в соглашение с Турцией. Это дело рук Столыпина. В Совете
министров Коковцов так кричал, что было неприлично. Како-
фония ужасная. Общая злость на нас не поддается описанию.
В особенности зол Столыпин»46.
Неудачи ждали Извольского и в европейских столицах. Идея
конференции натолкнулась на сопротивление держав. Австрия
вообще считала, что вопрос о судьбе Боснии и Герцеговины не
подлежит обсуждению. Противилась конференции и Турция,
справедливо опасавшаяся, что там от нее потребуют новых
жертв. Извольский пытался успокоить Турцию, что речь идет
лишь о том, чтобы по согласованию с ней подыскать юриди-
ческую форму, «которая обеспечила бы всем прибрежным го-
сударствам, в том числе и Турции, согласные с их интересами
права»47. В этом случае Россия будет особо заинтересована в
поддержании Турции в ее настоящем виде.
Не получил Извольский ожидаемой помощи и от союзников.
Вопрос о конференции затягивался. Лондонский кабинет не
считал нужным предлагать ее созыв до предварительного согла-
сования программы и при этом ссылался на необходимость
подготовить английское общественное мнение к решению во-
проса о Проливах. Такую тактику поддерживал и министр ино-
странных дел Франции Пишон. А вызвана она была тем, что
после младотурецкого переворота Англии удалось укрепить
свои позиции в Турции, оттеснив Германию на второй план.
В этой ситуации лондонский кабинет не был заинтересован в
ослаблении Османской империи и тем более в таких шагах,
которые грозили бы ее полным распадом. Не привлекала пра-
вительство Грея и перспектива усиления России на междуна-
родной арене в случае, если бы режим Проливов был изменен
в ее пользу. В вопросе о судьбе Босфора и Дарданелл Англия
имела свой интерес, и она не упустила случая заявить о нем.
В меморандуме, направленном Извольскому 2(15) октября, Грей
предложил открыть Проливы для всех государств на равных
условиях, то есть их нейтрализацию. А поскольку план Изволь-
268
ского состоял в предоставлении этого исключительного права
только прибрежным черноморским странам, «в настоящую ми-
нуту было бы весьма трудно обеспечить ему благоприятный
прием со стороны английского общественного мнения, которое
крайне возбуждено против поступка Австрии и могло бы при-
писать нам намерение нанести Турции дальнейший ущерб»48.
Извольский предложил новый проект, по которому суда чер-
номорских государств получали право прохода через Проливы
и в мирное и в военное время, суда же остальных держав —
только в случае войны с какой-либо из береговых держав, что
поставило бы воюющие стороны в равное положение. Но и в
этом случае лондонский кабинет ставил условием согласие Тур-
ции на обсуждение вопроса. Одновременно английская сторона
воздействовала на Порту, которая под ее влиянием настаивала
на исключении темы Проливов из программы конференции.
Извольскому оставалось «удовольствоваться покуда достигну-
тыми результатами и, не настаивая здесь на немедленном раз-
решении вопроса о Проливах, продолжать при нравственном
содействии Англии в дружеских переговорах с Турцией»49.
«Нравственное содействие» Англии хорошо иллюстрируют
донесения Зиновьева. 10(23) октября он сообщил о распрост-
раненных в турецких газетах телеграммах, прояснявших пози-
цию Лондона: «Вопрос о Проливах... не будет предложен на
разрешение конференции. Вследствие соглашения с Россией
вопрос этот отсрочен на неопределенное время. Весьма возмож-
но, он никогда не будет поднят. Англия не согласится ни на
одно предложение, прежде нежели таковое будет предваритель-
но принято Турцией. Вместе с тем она будет энергично проти-
виться какому бы то ни было давлению на Турцию»50. Через
неделю Зиновьев передал известие о том, что английский посол
посоветовал турецкому правительству позаботиться о защите
Босфора51. И, наконец, 22 ноября (5 декабря) русский посол в
Константинополе, ссылаясь на добытую секретную переписку,
доложил о том, что английское правительство внимательно сле-
дит за ходом русско-турецких переговоров. Отметив появление
в турецких газетах публикаций в пользу сближения с Россией,
Грей оказал воздействие на оттоманское правительство. В ре-
зультате великий визирь сказал султану, что «заключение с рус-
ским правительством какого-либо соглашения было бы несвое-
временно и не принесло бы пользы уже потому, что таковое
соглашение могло бы невыгодно отразиться на дружественных
отношениях, существующих между Турцией и Англией»52.
269
Что касается Германии, то там внимательно следили за раз-
витием событий. Нисколько не сочувствуя стремлениям Рос-
сии, берлинский кабинет был заинтересован в том, чтобы отказ
пришел из Лондона. Бюлов надеялся, что таким образом удаст-
ся ослабить тройственное согласие. Со своей стороны, он не
упускал случая, чтобы указать Турции на опасность для нее кон-
ференции. Русский министр прибыл в Берлин 10(23) октября.
Четыре дня переговоров ничего не дали, Извольский был разо-
чарован.
Но еще более серьезные неприятности ожидали его на ро-
дине. 25 октября (7 ноября) состоялось заседание Совета ми-
нистров. Извольскому поставили в вину то, что он действовал
за спиной правительства. Совещание склонилось к решению,
сформулированному Харитоновым: «Не соглашаться на аннек-
сию, как этого требует русское общественное мнение. Лучше
дело длить и вести взатяжку»53. Кроме того, было решено по
возможности избежать конференции. Особо рассматривался
вопрос о том, как успокоить общественное мнение. Отставку
министра иностранных дел признали в сложившихся условиях
гибельной. По поводу выступления Извольского в Думе Столы-
пин заметил, что к таким выступлениям «надо прибегать, когда
они обещают успех правительству и вообще нечасто, особенно
в вопросах внешней политики». Для этого нужно подготовить
почву. В конечном счете идея конференции без обсуждения
проблемы Проливов утратила смысл и для самого Извольского.
Дальнейшие драматические события, явившиеся следствием
аннексии Боснии и Герцеговины и поставившие Австрию и
Сербию на грань войны, отодвинули на время проблему Про-
ливов.
Затянувшиеся переговоры с Турцией утратили всякий смысл
с приходом к власти в Константинополе прогермански ориен-
тированного правительства в январе 1909 г. Однако в ходе бос-
нийского кризиса, так неудачно закончившегося для царской
дипломатии, родилась идея создания союза балканских госу-
дарств, открывавшая новые перспективы в решении судьбы
Черноморских проливов. Реализована она была значительно поз-
же, в 1912 г., но первые шаги удалось сделать еще в 1908 г. Было
заключено сербо-болгарское соглашение, восстановлены отно-
шения между Сербией и Черногорией и, наконец, достигнуты
успехи в деле примирения Болгарии с Турцией. Русская ди-
пломатия выступила посредником в этих начинаниях. В марте
1909 г. в Петербурге было подписано соглашение, по которому
270
Россия отказалась от части контрибуции, не выплаченной
Турцией по мирному договору 1879 г., в обмен на отказ Турции
от финансовых претензий к Болгарии. Незадолго до этого Пор-
те пришлось признать аннексию Боснии и Герцеговины, полу-
чив денежную компенсацию от Австрии.
В финале боснийского кризиса Россия и Австрия едва из-
бежали военного столкновения. В марте 1909 г. Германия в
ультимативной форме потребовала от России признания аннек-
сии. Россия была вынуждена капитулировать. Ценой жестокого
унижения мир был сохранен, но русская дипломатия понесла
тяжелейшее поражение. Ее престиж на Балканах был подорван.
Была продемонстрирована экономическая и военная слабость
государства, считавшегося великой державой. Карьера самого
Извольского с этого момента начала свой путь к закату. Однако
курс на укрепление союза России с Францией и Англией, во-
преки надеждам Германии, не претерпел изменений. Царская
дипломатия, хотя и испытала глубокое разочарование, не поте-
ряла надежду на помощь союзников в вопросе о Черноморских
проливах.
Проект А.А. Гирса. Демарш Чарыкова
После тяжелого поражения в ходе боснийского кризиса рус-
ская дипломатия не пыталась поднимать вопрос о Проливах на
международном уровне. Однако все проблемы, связанные с не-
выгодным для страны режимом судоходства на Босфоре и Дар-
данеллах, сохранялись и все более давали о себе знать. К тому
же обстановка на Балканах не только не стала спокойнее, но,
наоборот, приобретала все более взрывоопасный характер.
В Турции нарастало национально-освободительное движение.
Весной 1911 г. советник МИД А.А. Гире, обеспокоенный
тем оборотом, который принимали события на Балканском
полуострове, албанским восстанием, а в еще большей степени
теми энергичными мерами, которые в последнее время принима-
ла Турция для укрепления своего флота, обратился к временно
управлявшему министерством А.А. Нератову с запиской, по-
священной ситуации на Черном море в связи с заказом Портой
в Англии новых современных боевых кораблей. Дредноуты,
которые планировалось спустить на воду в 1913 г., обеспечили
бы превосходство Турции и подорвали позиции России. Види-
мо, Гирсу стало известно секретное письмо морского министра
271
Григоровича от 21 апреля 1911 г., в котором говорилось р
неизбежности временного преобладания Турции в Черном
море, несмотря на усилия, предпринимаемые Россией для уско-
рения собственного судостроения54. Гире сознавал, что приос-
тановить морские вооружения Порты при помощи европейских
держав не удастся, поскольку многие из них имели свой инте-
рес, непосредственно участвуя в возрождении турецкого флота.
Единственно возможная мера — скорейшее обновление собст-
венного флота боевыми единицами новейшего типа — для Рос-
сии была едва ли осуществима. Построить дредноуты своими
силами в короткие сроки она не могла. Заказать их, по примеру
Турции, за границей мешали условия действовавших трактатов:
их нельзя было провести из Средиземного моря в Черное. Гире
предложил собственное, довольно смелое решение.
Идея нейтрализации Черноморских проливов традиционно
была непопулярна в России. Гире предлагал взглянуть на нее
по-новому, с учетом изменившейся в мире ситуации. Он считал,
что многие аргументы, приводившиеся ранее, утратили свою
силу. Гире рассчитывал, что предложение нейтрализации не
встретит возражений со стороны других держав, поскольку они,
и в первую очередь Англия, не раз сами выдвигали его. Главный
расчет он строил на единстве действий участников тройственно-
го соглашения, заинтересованных в подрыве позиций Германии
в Ближневосточном регионе в целом и в Турции в частности.
Главным, по мнению Гирса, было определиться по кардиналь-
ному вопросу, возникавшему каждый раз, когда положение в
Турции обострялось, а именно решить, что выгоднее: «охранить
это государство от крушения или предоставить его собственной
участи»55. Вопрос стоял тем более остро, что за спиной Турции
был могущественный противник России — Германия, являвша-
яся «первым кандидатом на замену, если не формально-право-
вую, то фактическую»56.
Продолжать отстаивать принцип закрытия Проливов Гире
считал бессмысленным, так как нет никаких гарантий, что «со-
бытия на Турецком Востоке не поднимут вопроса о пересмот-
ре... трактатов против нашей воли, да еще в неблагоприятное
для нас время, и что мы не будем поставлены в необходи-
мость пойти уже не на добровольные, заблаговременно предус-
мотренные, а на вынужденные уступки»57. Дипломат хотел,
чтобы его соображения были рассмотрены специалистами в
области вооружений и был выработан план совместных дей-
ствий.
272
4 мая в письме Нератову Гире просил о личной встрече,
чтобы дополнить свою аргументацию: «Я знаю, что поднимае-
мый мной вопрос из тех, к которым без страха подступать
нельзя, но убежден также, что в переживаемое нами время он
настоятельно нуждается во всестороннем освещении»58. Не по-
лучив ответа, он 13 мая напомнил о своем труде, в очередной
раз дополнив аргументацию59.
Между тем состояние флота вызывало тревогу и у посла в
Константинополе Чарыкова, в середине мая сообщившего Не-
ратову, что «с ужасом прочитал» в секретном письме морского
министра о неизбежности временного преобладания турецких
дредноутов в Черном море60. 30 мая, все еще ожидая, когда его
записка будет доложена царю, Гире снова обращается к Нера-
тову: «За последние дни я все более и более убеждаюсь в неот-
ложности обсуждения компетентными органами высшего пра-
вительства возбуждаемого мною вопроса, а «ужас», испытанный
нашим послом в Константинополе при ознакомлении с отзы-
вом морского министра, является подмогой к моей аргумента-
ции»61. На следующий день записка была доложена Николаю II
и в соответствии с его резолюцией направлена на заключение
Сухомлинову и Григоровичу с последующим обсуждением в
Совете министров62. Потребовался месяц, чтобы получить за-
ключение Морского генерального штаба, поддержанного Гри-
горовичем. По целому ряду соображений идея Гирса была
сочтена рискованной. Во-первых, в любом случае турецкие
дредноуты оказались бы готовы раньше, чем русские, и Порта
воспользовалась бы этим преимуществом. Во-вторых, сама по-
пытка провести суда через Проливы могла дать повод к началу
военных действий. Непосредственную опасность представляло
также неизбежное соперничество держав в бассейне Черного
моря в случае открытия Проливов. Румыния и Болгария могли
бы покупать суда за границей, а державы, уже имеющие силь-
ный флот, получили бы возможность устроить военные базы в
Румынии и Анатолии. И наконец, один из главных аргументов:
неприятельская эскадра, появившись в Черном море еще до
объявления войны, лишила бы русские морские силы возмож-
ности защитить Босфор с моря минными заграждениями. Вывод
морского ведомства: открытие Проливов для военных судов
всех стран в стратегическом отношении будет иметь для России
отрицательные последствия63. «Единственно правильным реше-
нием вопроса о Проливах было бы занятие и укрепление нами
Верхнего Босфора, и к этой операции должен всегда готовиться
18 — 2729
273
Черноморский флот»64. Недостаток судов было рекомендовано
компенсировать их постройкой в Николаеве, а до этого време-
ни русской дипломатии следует сохранять мир на Балканском
полуострове. Заключение морского ведомства не удовлетвори-
ло Гирса, поскольку не давало ответа на кардинальный вопрос:
«Какими средствами располагает оно, чтобы помешать появле-
нию в Черном море турецких дредноутов до наступления воен-
ных действий?» Что же касается «занятия и укрепления нами
Верхнего Босфора», то до решения этой задачи дело, по его
мнению, дойдет не скоро65.
В конце июля последовало заключение Военного министер-
ства. Сухомлинов в целом поддержал инициативу Гирса, оп-
ределив закрытие Проливов как меру, направленную исклю-
чительно против России, лишающую русский флот не только
права выхода из Черного моря, но и ограничивающую само его
развитие возможностями отечественного судостроения, явно
недостаточными. Принцип закрытия Проливов к тому же ни в
коей мере не гарантирует безопасности южных границ России.
В то время как слабость русского флота не позволяет исполь-
зовать его в случае нужды для форсирования Проливов, другие
державы, обладающие сильными флотами, в случае войны смо-
гут осуществить эту акцию. Для этого им будет достаточно по-
лучить тайное согласие Турции, и «враждебные России эскадры
пройдут якобы «насильно», а Турция — самое большое — вы-
ступит с маскирующим ее действия бумажным протестом»66.
Таким образом, в случае европейской войны закрытие Проли-
вов «ставит черноморскую эскадру в положение всегда слабей-
шей и обороняющейся, прикованной к Черному морю, другими
словами — ставит ее в пассивное положение»67. Сухомлинов
поддержал Гирса в том, что единственным способом превратить
черноморскую эскадру из оборонительной в наступательную
является ее усиление за счет судов из других эскадр, а главным
образом — за счет новых морских гигантов, приобретенных или
заказанных за границей. Необходимым условием этого является
открытие Проливов для прохода военных судов68.
Таким образом, наметились два подхода к решению пробле-
мы, а следовательно, база для серьезного обсуждения. Однако
созыв совещания откладывался. Тем временем обстановка в
регионе не улучшалась. 14 июля Гире снова бьет тревогу: «Ка-
ков бы ни был исход переживаемого Турцией кризиса — воз-
никновения вопроса о Проливах нам не миновать»69. «К момен-
ту катастрофы в Турции, возможность каковой необходимо
274
предвидеть, вопроса о Проливах существовать уже не долж-
но»70, — настаивал он.
Между тем возникла опасность, что проблема раньше вре-
мени выйдет из министерских стен и попадет на страницы
печати. В конце августа Гире с тревогой сообщил Нератову,
что, тщательно следя за газетами, он обнаружил, что авторы
некоторых статей, в первую очередь в «Новом времени», обсуж-
дая состояние флота, «очень близко вращаются около мысли
восполнить наше запаздывающее судостроение какими-либо
другими средствами, а отсюда до желательности пропуска на-
ших судов через Проливы очень недалеко»71. Министерство мо-
жет оказаться в неудобном положении, если ему в ответ на
запросы придется выступать с опровержением того, что может
оказаться отвечающим истине.
Отчаявшись добиться результата от Нератова, Гире попро-
бовал действовать через Коковцова, с которым имел достаточ-
но доверительные отношения. Он жаловался, что ему надоело
непрошенно давать совет, в котором, по-видимому, не нужда-
ются, «но если стрясется беда, в твоих руках окажется доказа-
тельство, что в свое время раздался предупреждающий голос,
прислушаться к которому у Певческого моста принципиально
опасаются по соображениям, с требованиями государственного
дела ничего общего не имеющим»72. В сентябре Гире попытал-
ся еще раз поднять вопрос о совещании. К этому его побудила
начавшаяся итало-турецкая война. Не находя поддержки у
руководства МИД, он еще раз обращается к Коковцову, только
что назначенному на место Столыпина. Из письма Коковцову
от 16 октября видно, что Гире был совершенно не в курсе
замысла Нератова—Чарыкова, поэтому он не мог понять, от-
чего все его обращения оставлены без ответа73.
Осенью 1911 г. русская дипломатия решилась на еще одну
попытку изменить режим Черноморских проливов, воспользо-
вавшись для этого ситуацией, возникшей с началом итало-ту-
рецкой войны. Она была в своем роде уникальна. Италия вела
войну в условиях благожелательного нейтралитета со стороны
держав обеих коалиций. Для Тройственного союза война одно-
го из его участников с дружественным государством сама по
себе была малоприятна. Что касается стран Тройственного
согласия, то они, естественно, хотели воспользоваться удобным
моментом, чтобы окончательно оторвать Италию от Тройствен-
ного союза. Турция оказалась в какой-то степени изолирован-
ной и к тому же терпела поражение на фронтах. Это учитывали
18*
275
в Министерстве иностранных дел России. Инициатива исхо-
дила от посла в Париже Извольского и временно управляюще-
го министерством Нератова. Непосредственное осуществление
плана было поручено послу в Константинополе Чарыкову. Ми-
нистр иностранных дел Сазонов не был в курсе происходивше-
го — он находился на длительном лечении за границей.
Казалось бы, международная обстановка должна была выз-
вать в русском МИД скорее тревогу. Ситуация на Балканском
полуострове оставалась взрывоопасной, и начавшаяся итало-
турецкая война могла спровоцировать конфликт регионального
масштаба. В таких условиях от русской дипломатии требовались
крайняя осторожность и осмотрительность. Однако Нератов,
Извольский и Чарыков расценили обстановку как благоприят-
ную. Укрепившееся Тройственное согласие давало надежду на
содействие в вопросе о Проливах не только Франции, но и
Англии. Заключенное в 1909 г. в Раккониджи секретное согла-
шение обеспечивало поддержку Италии в обмен на обещание
не препятствовать ее свободе действий в Триполи. Франция
нуждалась в дипломатической поддержке России из-за конф-
ликта в Марокко. Извольский рассуждал так: раз конфликт
между Турцией и Италией предотвратить все равно не удастся,
нужно «по возможности извлечь из надвигающихся событий
наибольшие выгоды для собственных наших интересов»74. Зада-
ча состояла лишь в том, чтобы локализовать конфликт. Точно
так же рассуждал и Чарыков: «Хотя для русских интересов
нежелательно уничтожение Турции, но вовсе не вредно ее ос-
лабление чужими руками. Так, например, если бы Италия
уничтожила существующий турецкий флот, то не нам об этом
жалеть»75. А для того, чтобы удержать балканские государства
от соблазна воспользоваться ослаблением Турции, по его мне-
нию, было бы достаточно предупреждения со стороны великих
держав. Промедление же недопустимо, так как война может
быстро закончиться победой Италии: «Жаль было бы упустить
теперешний выгодный случай... и не воспользоваться им для
того, чтобы подвинуть вопрос о Проливах и иные наши здеш-
ние дела»76. Для начала нужно было заручиться, по возможнос-
ти, принципиальным согласием всех великих держав. Согласие
Франции и Италии он считал вполне обеспеченным. Что же
касается Англии, то для нее перспектива появления в Среди-
земном море судов Черноморского флота в качестве поддержки
французского флота скорее желательна, чем опасна77. Берлин
и Вена, по расчетам Чарыкова, могли бы признать особые
276
интересы России в Проливах, обусловив это признание каки-
ми-либо компенсациями.
План был рассчитан на перспективу, но Чарыков предлагал
не медлить с согласием Франции и Италии, имея в виду воз-
можность катастрофы в Турции. А тогда, при отсутствии под-
готовки, «или нам пришлось бы выдержать борьбу в самих
Проливах, обороняя их от чужого захвата, или новая коалиция
навязала бы нам открытие Босфора и Дарданелл наравне с
Зундом и Бельтом, что явилось бы для России не улучшением,
а недопустимым ухудшением теперешнего положения дел»78.
Таким образом, Нератов и Чарыков пришли к обоюдному
согласию в оценке общего политического положения как благо-
приятного для переговоров с Турцией. 19 сентября (2 октября)
1911 г. Нератов ознакомил Чарыкова с проектом декларации,
которая должна была послужить основанием для переговоров
с Портой. Начать следовало с железнодорожного строительства
в Малой Азии. Правительство России отказывалось от приви-
легий, обеспеченных соглашением 1900 г. Затем, в зависимости
от настроения турок, соглашение можно было расширить за
счет следующих трех пунктов, первым из которых было пред-
ложение России «оказывать турецкому правительству действен-
ную поддержку для сохранения нынешнего режима в Проли-
вах Босфор и Дарданеллы, распространяя ее на прилегающие
территории в случае, если этим последним будут угрожать
иностранные вооруженные силы»79. А для этого «оттоманское
правительство обязуется, со своей стороны, не препятствовать
проходу русских военных судов через Проливы при условии,
что эти суда не будут останавливаться в водах Проливов, если
это не будет особо обусловлено»80. Следующие пункты содер-
жали уступки Порте в уплате пошлин и предложение России
принять на себя контракты, заключенные турецким правитель-
ством, по постройке за границей трех броненосцев, возместив
ему уплаченные суммы. Нератов подчеркивал, что следует до-
биваться обещания самой Турции не противиться интересам
России в вопросе о Проливах, «возможные же объяснения с
другими державами мы оставляем за собой»81. О времени, когда
можно будет фактически приступить к переговорам, Чары-
ков должен был быть извещен после одобрения проекта Нико-
лаем II.
Извольский находился в курсе всех подготовительных ша-
гов. Нератов переправил ему копию своего письма Чарыкову,
приложив проект декларации. Послу было поручено начать
277
обмен мнениями с французским правительством и, в случае
удачи, заручиться, в форме обмена письмами между министра-
ми иностранных дел, согласием Франции, пообещав поддержку
в вопросе о Марокко82.
Вся переписка по Проливам предоставлялась Нератовым на
просмотр царю. На докладной записке от 24 сентября (7 октяб-
ря) Николай II сделал помету: «Весьма одобряю»83. Между Ча-
рыковым и Нератовым в эти дни шел интенсивный обмен
телеграммами. Обоим казалось, что события не терпят промед-
ления ввиду угрозы катастрофы в Константинополе84.
24 сентября (7 октября) Нератов сообщил Чарыкову, что
план одобрен государем и ему предписывается «возможно без-
отлагательно приступить к переговорам, не придавая однако
своему обращению к Порте характера резких и бесповоротных
настояний»85. Чарыков ответил с воодушевлением: «Большое
дело начато Вашей инструкцией от 19 сего сентября... такого
не было со времени Ункиар-Скелесси... Оно крупное еще и
потому, что наши местные требования и предложения застают
Турцию перед дилеммой: или погибнуть, или примкнуть к
Тройственному согласию»86.
Однако посол в Константинополе проявил чрезмерную по-
спешность. Получив телеграмму Нератова («Мысли, изложен-
ные в Вашем секретном письме от (30)17 сентября, уже осуще-
ствлены»87), он сделал вывод, что согласие Италии и Франции
на предложение России уже получено, в то время как речь шла
лишь о высочайшем одобрении намеченного плана. Считая
обстановку не терпящей промедления, он, не дожидаясь ответа
Нератова на свои донесения, подготовил письмо великому
визирю с предложением русско-турецкого соглашения. Дабы не
связывать себя определенными обязательствами, он придал ему
личный характер88. Поспешность Чарыкова беспокоила Нера-
това, предупреждавшего, что даже и в частном письме «осто-
рожнее было бы воздержаться от слишком широкой постанов-
ки переговоров; к этому можно было бы перейти понемногу,
выслушав первое впечатление турок»89. Предупреждение об осто-
рожности опоздало. Именно в этот день Чарыков начал пере-
говоры, заручившись обещанием Саид-паши соблюдать тайну.
Русский посол опасался преждевременного проникновения слу-
хов о переговорах в печать.
В это время в Париже Извольский вел переговоры с де Сель-
вом. Он напомнил о событиях трехлетней давности, когда Фран-
ция обещала свою поддержку России в вопросе о Проливах, и
278
выразил надежду, что и теперь французское правительство «не
откажет так или иначе оформить свое отношение к шагам, ко-
торые мы найдем нужным рано или поздно предпринять каса-
тельно Проливов и прилегающей к ним территории»90. Де Сельв
обещал поддержку Франции, но был озабочен отношением к
делу лондонского кабинета.
По поручению Нератова Бенкендорф провел переговоры с
Греем и Никольсоном. Ответ Никольсона был крайне осторо-
жен. Вопрос, по его мнению, требовал «размышления и зрелого
рассмотрения». Он выразил готовность поддержать в Константи-
нополе решение, изложенное в его меморандуме от 18 октября
1908 г. Что же касается новой формы, предложенной Россией,
то он сослался на необходимость обсудить ее в кабинете ми-
нистров. Затруднение он видел в том, что Турция находится в
состоянии войны с Италией, и сомневался, что в таких усло-
виях Россия, объявившая о своем нейтралитете, может предла-
гать Порте гарантию неприкосновенности Проливов и столицы,
то есть предлагать свой флот для их защиты91.
Турция затягивала ответ, но Чарыков не терял надежды. Ему
казалось, что там наметился перевес в сторону Тройственного
согласия. Основание для такого вывода он нашел в публикации
газеты «Танин», в которой впервые допускалась возможность
открытия Проливов для русских военных судов92. Нератов не
советовал преувеличивать значение газетных статей, поскольку
не питал иллюзий относительно искренности этого издания и
его вдохновителей. Скорее всего, это была лишь уловка Саид-
паши «путем угрозы сблизиться с нами, продать свою свободу
действий... по возможно дорогой цене»93. Тем не менее 20 ок-
тября он поручил послам в Берлине и Вене, не выдавая себя,
осторожно выяснить впечатление, произведенное там публика-
цией турецкой газеты. Одновременно послу в Берлине Остен-
Сакену следовало выяснить, «относится ли германское пра-
вительство и сам император по-прежнему сочувственно к
разрешению вопроса о Проливах в том смысле, как мы этого
пожелали бы»94. Отдавая себе отчет в трудности поставленной
задачи, он предупреждал посла: «...выдавать себя мы не должны
и ничем себя не можем связывать ни в ту, ни в другую сторо-
ну»95. Одновременно Нератов попросил Николая II, постоянно
следившего за ходом дела, прояснить взгляд Вильгельма II и
германского правительства на проблему. Ответ был не слиш-
ком определенный: «В общих выражениях император мне го-
ворил много лет тому назад, что со стороны Германии мы не
279
встретим никаких затруднений при условии мирного разреше-
ния Россией вопроса о Проливах. Помню, что Гинце говорил
мне в том же духе, вскоре после улажения босно-герцеговин-
ского дела»96.
Тем временем турецкая сторона продолжала затягивать от-
вет. 22 октября великий визирь попросил еще одну-две недели.
Чарыков же продолжал сохранять оптимизм. Беспокоило его
лишь поведение русской прессы. Намерение турок укрепить
минами Верхний Босфор, как он считал, было следствием
«враждебности и бестактности нашей печати»: «С одной сторо-
ны, «Новое время» возбуждает против теперешнего турецкого
правительства наших правых. С другой — наша левая печать
грозит Турции автономией Македонии в связи с Проливами.
Здешние сторонники сближения с Россией не в силах разоб-
раться в этих выпадах»97. Чарыков просил Нератова, по приме-
ру осени 1908 г., воздействовать на крупнейшие русские газеты,
чтобы они хотя бы на время переговоров перестали дразнить
турок. Нератов пообещал принять меры, хотя и не считал, что
попытка воздействия на газеты в 1908 г. имела успех. Суть же
дела, по его мнению, заключалась в другом: «По всему ходу дела
видно, что Сайд «торгуется» с Германией и Австрией и, в за-
висимости от результатов, определится и ответ его на ваши
предложения, совершенно безотносительно тона прессы»98.
Остен-Сакену не удавалось выйти на откровенные объясне-
ния с берлинским кабинетом, чему мешали, как он считал, учас-
тие России в Тройственном согласии и особенно сближение с
Англией, которое сильно раздражает императора99. Что же
касается сути дела, то «при разрешении таких важных поли-
тических задач, каким является вопрос о Проливах, мы неми-
нуемо будем иметь Германию на стороне наших противников,
причем ей не было бы никакого интереса посвятить нас прежде-
временно в цели своей восточной политики. Никакие успокои-
тельные заверения с ее стороны не могли бы быть приняты
нами с доверием»100. Поэтому он считал всякий обмен мыслями
с берлинским кабинетом небезопасным. Нератов не разделял
его пессимизма. 3(16) ноября он запросил Н. Гирса о настроении
правящих венских кругов, напомнив о неоднократных заявлени-
ях австрийского кабинета о признании специальных интересов
России в Проливах. Тот ответил, что Эренталь готов обсудить
вопрос «самым дружественным образом». По сведениям Остен-
Сакена, беседовавшего со своим австрийским коллегой, Эрен-
таль не собирался чинить препятствий, «ключ же положения
280
в руках Англии». Посол в Италии Долгорукий, соглашаясь, что
препятствия, на которые натолкнулся Извольский в 1908 г., на-
ходились не в Константинополе, а в Лондоне, считал, что ныне
ситуация существенно изменилась и Англия заинтересована в
том, чтобы Черноморский флот имел возможность, в случае
необходимости, прийти на помощь французскому в Средизем-
ном море101. Иначе смотрел надело посланник в Софии Неклю-
дов. Когда до него дошли слухи о возможном соглашении с
Турцией, он не поверил в его реалистичность как «искренней
и длительной комбинации»: «...опыт 1908 г. показал, как опас-
но трогать этот вопрос; по-моему, его можно будет действитель-
но поднять только в случае, если бы произошли известные
территориальные перемены на Балканах; до этого лучше оста-
вить status quo и ревниво охранять неприкосновенность отто-
манской территории в размерах азиатских владений Порты
и Адрианопольского вилайета». Гартвигу он написал более
откровенно: «Это уже пахнуло бы новым дипломатическим Ва-
терлоо, как то, которое заставил нас потерпеть Наполеон-
Извольский в 1909 г.»102.
К этому времени конфликт между Турцией и Италией достиг
стадии, когда возникла вероятность захвата Дарданелл Италией
с тем, чтобы, угрожая Константинополю, заставить султана
подписать мир. Турция в качестве ответной меры пригрозила
закрыть Проливы и прекратить международную торговлю в
своих водах.
14(27) ноября Чарыков начал официальные переговоры с
Портой, вручив проект декларации. При этом великий визирь
попытался уклониться от свидания, но Чарыков предупредил,
что в случае дальнейшего промедления «редакция наших пред-
ложений изменится в сторону большей требовательности»103.
Образ действий посла не удовлетворил Нератова, о чем свиде-
тельствуют заметки на депеше Чарыкова. Сам вынужденный
характер переговоров не предвещал ничего хорошего. Форма
декларации не была согласована с МИД, а ее письменный текст,
сообщенный туркам, уже не позволял что-либо изменить. Глав-
ным же было то, что Чарыков в пункт о пропуске военных судов
России через Проливы вставил уточнение: «в мирное время»,
тогда как Нератов намеренно опустил упоминание о войне или
мире, что придавало смысл: «во всякое время». Особо осторож-
но, по мнению Нератова, следовало сформулировать часть, ка-
савшуюся информирования держав о факте соглашения, «чтобы
не создалась фикция контроля держав над русско-турецкими
281
отношениями или обязательств России по отношению к держа-
вам, коим уговор наш с Турцией будет сообщен»104.
Турецкому правительству снова потребовалось время для
размышления. По прошествии десяти дней Чарыков продолжал
считать ход переговоров благоприятным, хотя и отдавал себе
отчет в трудности задачи. Объясняя затяжку переговоров край-
ней нерешительностью Саид-паши, он рассчитывал, что под-
держка французского и английского послов могла бы содей-
ствовать продвижению дела. Для этого он просил разрешения
сообщить им полный текст проекта декларации. А между тем
русская дипломатия до сих пор не имела письменных подтверж-
дений ни от Италии, ни от Франции.
И это не было случайностью. Дело в том, что правительства
всех европейских держав отнеслись отрицательно к русскому
предложению, сулившему России существенные преимущества.
Франция, Германия и Австро-Венгрия не спешили с отказом,
ожидая, что он поступит от Англии. Таким образом, замечание,
что ключ к решению проблемы находится в Лондоне, было
близко к истине. В свою очередь, Грей рассчитывал, что Порта
сама откажется от соглашения с Россией, в меру сил содействуя
этому. Ознакомившись с проектом декларации, министр иност-
ранных дел Турции Асым-бей обратился к английскому прави-
тельству с запросом, не считает ли оно, что его интересы будут
затронуты русско-турецким соглашением о Проливах, и полу-
чил утвердительный ответ. 24 ноября в турецких газетах появи-
лись слухи о том, что турецкое правительство отвергло русские
предложения по Проливам. Сам факт переговоров, таким об-
разом, перестал быть тайной.
В этой ситуации пришлось вмешаться Сазонову. 26 ноября
(9 октября) во французской газете «Матен» было напечатано
его интервью главному редактору. Там было сказано: «"Вопро-
са о Дарданеллах", о котором каждый день всюду печатают, не
существует. В самом деле «вопрос» в дипломатическом смысле
предполагает просьбу, формулируемую правительством, а так-
же предпринятые шаги и переговоры. Но Россия ни о чем не
просит, не начинала никаких переговоров, не пыталась пред-
принимать никакого шага». Одновременно Чарыкову было по-
ручено «ясно установить в Константинополе совсем частный
характер его обмена мыслей с турками касательно Проливов и
отнюдь не придавать этим беседам значения официальных
переговоров»105. 2(15) декабря Сазонов распорядился предупре-
дить Асым-бея, что «мы принуждены приостановить ныне даль-
282
нейший обмен мнений, но что всегда будем готовы выслушать
частным образом мнение Турции по затронутым вопросам»106.
Вопрос, таким образом, был закрыт.
России пришлось в очередной раз отступить. Престижу рус-
ской дипломатии снова был нанесен ущерб. Причина неудачи
задуманного предприятия заключалась в неверной оценке меж-
дународной обстановки. Был допущен просчет в оценке как
степени готовности Турции идти на сближение с Россией, так
и надежности поддержки союзников по Антанте, в первую оче-
редь Англии. Инициаторы демарша плохо учли специфические
интересы каждой из великих держав в зоне Проливов. В чисто
техническом отношении операция была недостаточно подго-
товлена, не была достигнута необходимая согласованность дейст-
вий между Чарыковым, Нератовым и Извольским. Дипломати-
ческое поражение, понесенное царской дипломатией, побудило
ее в дальнейшем действовать осторожнее, но вместе с тем не
заставило совсем отказаться от поставленной цели.
Черноморские проливы в период Балканских войн
' Попытка русской дипломатии решить проблему Черномор-
ских проливов путем создания Балканского союза с участием
Турции окончилась неудачей. Дальнейшие ее усилия были на-
правлены на создание военно-политического союза Болгарии,
Сербии, Черногории и Греции. Длительная предварительная
работа, осложненная многочисленными противоречиями меж-
ду предполагавшимися участниками объединения, увенчалась,
наконец, успехом. 13 марта 1912 г. был подписан сербо-болгар-
ский договор, дополненный 12 мая того же года военной кон-
венцией. Параллельно шли греко-болгарские переговоры, за-
вершившиеся 29 мая подписанием договора. С присоединением
к союзу Черногории в сентябре 1912 г. он был окончательно
оформлен. Факт заключения Балканского союза сохранялся в
тайне, однако державы — союзницы России не только были в
курсе происходившего, но и содействовали подключению к
сербо-болгарскому соглашению Греции и Черногории.
Создание Балканского союза было крупным достижением
русской дипломатии, укреплявшим ее позиции в регионе и
являвшимся противовесом агрессии Австро-Венгрии. Однако
ярко выраженная антитурецкая направленность объединения
балканских государств не могла не беспокоить Россию. С вес-
283
ны 1912 г. обстановка на Балканах, неспокойных и ранее,
приобрела взрывоопасный характер. С одной стороны, в Маке-
донии продолжало нарастать освободительное движение из-за
нежелания Турции пойти на обещанные реформы. С другой —
ослабление Порты, терпевшей поражение в войне с Италией,
позволяло союзникам по балканскому блоку считать момент
исключительно благоприятным для того, чтобы окончательно
освободить славянские народы от османского гнета. Перспек-
тива войны на Балканах беспокоила царскую дипломатию.
Военный конфликт в таком «горячем» регионе мог разрастись
в столкновение европейского масштаба. Россия не чувствовала
себя готовой к этому. В победу молодых противников Турции
в то время мало кто в Европе верил. Разгром Балканского союза
свел бы на нет все усилия русской дипломатии. Кроме того, при
любом исходе столкновения всегда оставался риск, что Проли-
вы поменяют своего хозяина. Для России это было самым
опасным. Опыт последних лет убедил русских дипломатов, что
при решении судьбы Черноморских проливов они непременно
столкнутся с интересами других держав, причем конкурентами
окажутся как противники из Тройственного союза, так и союз-
ницы по Антанте. В интересах России было не поднимать до
времени этого болезненного вопроса, однако он мог возникнуть
помимо и вопреки ее желаниям. Неприятностями грозило
России даже временное закрытие Босфора и Дарданелл Турци-
ей в ответ на враждебные против нее действия. Недавний пример
из итало-турецкой войны, когда закрытие Проливов принесло
русской торговле значительные убытки, был у всех в памяти.
Поэтому при первых тревожных признаках на Балканах
царская дипломатия приняла меры, чтобы предотвратить столк-
новение. Однако все усилия как России, так и других государств
не увенчались успехом. Когда стало ясно, что избежать войны
не удастся, Сазонов стал добиваться вмешательства держав,
чтобы прекратить ее возможно скорее, так как «затяжной ха-
рактер войны едва ли соответствовал бы интересам балканских
государств ввиду ограниченности их ресурсов»107. Извольский
в письме Сазонову от 20(23) октября, перечисляя возможные
варианты, назвал решительную победу балканских государств
наименее вероятной108.
Однако общественное мнение России было настроено ина-
че, и это придавало руководителям балканских государств уве-
ренность, что Россия, несмотря на строгие предупреждения, в
решающий момент не откажет им в своей поддержке. Орган
284
прогрессистов «Утро России» писал: «...внутреннее настроение
общества расходится со взглядами правительства: правитель-
ство будет употреблять все усилия, чтобы успокоить славян, а
общество будет посылать им добровольцев... Дух славянства, а
с ним вместе и русский дух — за войну». Либеральное «Русское
слово» заявило: «Для графа Берхтольда на первом месте стоят
интересы Австро-Венгрии, а затем уже мир. У нашей правящей
бюрократии на первом месте стоит мир, а затем уже интересы
России». Другие газеты высказывались еще более резко. Октяб-
ристский «Голос Москвы» предупредил, что «другой Маньчжу-
рии и другой Боснии и Герцеговины Россия не допустит»109.
Подтверждением пламенных выступлений прессы были визиты
русских общественных деятелей на Балканы летом 1912 г.
Военный агент Артамонов связывал воинственное настроение,
сохранявшееся в Сербии несмотря на призывы к благоразумию
из Петербурга, с посещением Софии и Белграда А.И. Гучко-
вым. Посланник в Софии Неклюдов докладывал, что сотрудник
«Нового времени» Табурно уверял Гешова, ссылаясь на разго-
вор М. Суворина с Николаем И, что Россия ни при каких
обстоятельствах не потерпит вступления австрийских войск в
Сербию110.
Военные действия начались 26 сентября (9 октября) 1912 г.
выступлением Черногории, к которой присоединились осталь-
ные члены Балканского союза. Переговоры великих держав
обеих коалиций увенчались совместным заявлением России и
Австро-Венгрии в защиту status quo на Балканах. Однако эта
акция, осуществленная 8 октября в балканских столицах и
10 октября в Константинополе, цели не достигла. Уже первые
сообщения с театра военных действий опровергли все прогно-
зы. Войска Балканского союза в короткий срок одержали ряд
побед, в результате чего значительная часть Европейской Тур-
ции оказалась в их руках. В конце октября непосредственная
угроза нависла над турецкой столицей. Болгарская армия подо-
шла к Чаталджинским позициям. Попытки русской диплома-
тии дружескими предупреждениями остановить это продвиже-
ние не достигли цели. Отказавшись от соблюдения принципа
status quo, Сазонов обещал Болгарии и ее союзникам террито-
риальные компенсации, настаивая на сохранении суверенитета
султана над территорией от Константинополя по линии от
устья р. Марицы через Адрианополь к Черному морю «в обеспе-
чение безопасности Константинополя и связанных с нею евро-
пейских и русских первостепенных интересов»"1. Речь шла,
285
разумеется, о Проливах. Надежды Сазонова, что Болгария под-
чинится и «не создаст положения, трудного для себя и для Рос-
сии», не оправдались.
Все, что касалось Проливов, чрезвычайно болезненно вос-
принималось российским обществом, прежде всего той его
частью, чьи интересы были связаны с торговлей и промышлен-
ностью. Угроза закрытия Босфора и Дарданелл и, как следствие,
ущерб хлебному экспорту активно обсуждались в прессе самых
разных направлений. Член Государственного совета Н.С. Авда-
ков писал в «Новом времени»: «Все время русская экспортная
торговля находится под страхом за Проливы... Не надо забывать,
что наш хлебный вывоз достигает в настоящее время полутора
миллиардов рублей, причем шестьдесят процентов направляет-
ся через Черное море... Закрытие Дарданелл, которое представ-
ляется весьма вероятным, если не будут сделаны надлежащие
воздействия, повлечет за собой настоящее бедствие для Рос-
сии»112. От практической стороны дела газеты быстро перешли
к обсуждению перспектив решения «исторической задачи».
«Московские ведомости» писали: «...история требует исчезно-
вения Турции, самостоятельного бытия народов Ближнего
Востока и нашей охраны их свободы с твердой позицией на
Босфоре и Дарданеллах». «Утро России» предупредило: «Если
вопросы о Проливах не будут разрешены при настоящих,
исключительно благоприятных для нас условиях, то вместе с
тем миссия России как великой державы на юге будет окончена
уже навсегда... Мы не сомневаемся, что настоящая политичес-
кая конъюнктура будет, наконец, решительно использована
Тройственным соглашением в свою пользу». Преобладало мне-
ние, что поддержка со стороны союзников по Антанте в доста-
точной степени обеспечена. А.И. Брянчанинов в «Утре Рос-
сии», ссылаясь на свои беседы с английскими политическими
деятелями, уверял, что Константинополь потерял теперь для
Англии и Франции то значение, которое он имел раньше; там
отлично понимают значение Проливов для развития нашего юга
и «то, что было немыслимо еще 5 лет тому назад, вполне мыс-
лится и обсуждается в Европе»113. Журналисты вспомнили свои
излюбленные сравнения. «Русское слово», например, писало:
«На парадном подъезде к нашим южным портам навешены
двойные двери, и поэтому нужно быть готовыми в любой мо-
мент распахнуть их с обоих концов». Ему вторил «Голос Моск-
вы»: «Нам нужны Проливы, нам надоело сидеть в доме, ключ
от которого в чужом кармане. Мы требуем, чтобы он был у нас».
286
В адрес русской дипломатии сыпались упреки в бездействии.
«Голос Москвы» назвал МИД министерством «странных дел»,
в котором царит бодрое настроение несмотря ни на что. На
призывы к спокойствию орган октябристов возмущенно вос-
клицал: «Мы будем спокойны, хотя бы ценой разгрома всей
южной промышлености»114. Сам Сазонов считал, что кампания
в печати в какой-то мере даже облегчает его задачу: «...мы все
же до известной степени могли использовать представление о
кажущемся разладе, чтобы склонить кабинеты к мысли о необ-
ходимости считаться с трудностью нашего положения и бороть-
ся с натиском нашего общественного мнения»115.
К этому аргументу Сазонову пришлось прибегнуть в связи с
угрозой занятия Константинополя болгарской армией. Он по-
ручил Извольскому предупредить Пуанкаре: «Мы обращаем
внимание нашей союзницы на то, что наше общественное мне-
ние, и без того напряженно относящееся к событиям на Балка-
нах, может создать для правительства крайне затруднительное
положение»"6. Удержать союзников от занятия турецкой сто-
лицы можно было только единодушным заявлением держав.
Через Извольского Сазонов призвал Пуанкаре исчерпать все
средства воздействия на Берлин и Вену, считая, что «ключ по-
ложения сосредоточен в Берлине». Но французский премьер не
только уклонился от решительных шагов, сославшись на упор-
ное сопротивление Австрии и Германии, но заявил, что не видит
возможности остановить болгарскую армию, если она прорвет-
ся через Чаталджийскую линию. И Франция и Англия отказы-
вались от слишком сильного давления на Болгарию, ссылаясь
на то, Что это оттолкнуло бы ее от держав Тройственного согла-
сия и облегчило бы сепаратное соглашение между Австрией и
Болгарией. Более того, обе союзницы по Антанте поощряли
Болгарию к захвату Константинополя, преследуя при этом соб-
ственные цели. «Русские не могут ожидать, чтобы большинство
великих держав содействовало оставлению Константинополя
в руках турок только для того, чтобы ждать момента, кото-
рый Россия сочтет подходящим для того, чтобы самой захва-
тить его»117, — писал английский посол в Париже Берти Грею
25 октября (7 ноября) 1912 г. Русская дипломатия вынуждена
была предупредить, что занятие болгарской армией Константи-
нополя «могло бы вынудить одновременное появление в турец-
кой столице всего нашего Черноморского флота»"8.
В царском правительстве действительно обсуждали планы
решительных действий в зоне Проливов. Когда в ночь с 25 на
287
26 октября стало известно, что турецкая армия разбита болга-
рами у Чорлу, морскому министру Григоровичу было дано вы-
сочайшее разрешение по вызову посла Гирса выслать неогра-
ниченное число боевых судов или даже всю эскадру. При этом
Николай II заметил: «С самого начала следовало применить
испрашиваемую меру...»119. Было решено подготовить десант в
5 тыс. человек для защиты христианского населения в случае
анархии в турецкой столице. Для этого в Одесском военном
округе были приготовлены бригада пехоты, стрелковый полк и
две полевые батареи. Цели, преследовавшиеся при этом, выхо-
дили за рамки объявленной защиты европейцев. В справке, со-
ставленной в Морском генеральном штабе, говорилось: «Очень
было бы важно воспользоваться малейшим предлогом и пере-
бросить хотя небольшой отряд на европейский берег Босфора,
заняв Буюк-Дере, хотя бы для того, чтобы обеспечить безопас-
ность нашего охранного отряда в Константинополе и служить
для него резервом. Оккупацию Верхнего Босфора можно было
бы затянуть на очень долго, и тогда легче будет там остаться
навсегда. Твердое же занятие Верхнего Босфора уже наполовину
разрешает наболевший вопрос о Проливах»120. Практическое
осуществление этого плана натолкнулось на непреодолимое
препятствие. Успех операции гарантировала только внезап-
ность ее проведения. Черноморский флот не располагал необ-
ходимым числом транспортных судов для одновременной пере-
броски 5-тысячного отряда. От плана пришлось отказаться и
по еще одной веской причине. Франция и Англия решительно
выступили против такой морской демонстрации. Без их согла-
сия царское правительство не отважилось на эту меру. Вопрос
был снят самим ходом событий. Болгарская армия не смогла
взять Чаталджийских укреплений.
Между тем у Англии был собственный план в отношении
Проливов — в очередной раз она попыталась добиться их нейт-
рализации и превращения Константинополя в свободный порт.
Сазонов считал его совершенно неприемлемым, поскольку
никакие гарантии не защитят интересов России, их всегда мож-
но обойти, поэтому следует иметь в виду, «какая реальная сила,
в действительности, может обеспечить установленный в Проли-
вах режим от каких-либо нарушений»121. По его мнению, в ре-
зультате войны положение на Балканах изменилось в благопри-
ятную для России сторону. Ослабленная Турция «более, чем
когда-либо, должна дорожить хорошими отношениями с Рос-
сией». В этой ситуации не в интересах России устанавливать
288
какие-либо ограничительные гарантии, «которые могут стать в
будущем препятствием к окончательному решению вопроса о
Проливах сообразно нашим интересам»122. Это не мешает, тем
не менее, использовать благоприятный момент для не столь ра-
дикальных, но имеющих значение изменений. Он вспомнил
план 1908 г., по которому прибрежным черноморским государ-
ствам разрешалось бы в мирное время, с соблюдением извест-
ных условий, гарантирующих безопасность Константинополя,
вводить и выводить через Проливы свои военные суда. При этом
не могло быть речи об одностороннем, без участия великих
держав, соглашении между Турцией и Россией. Русский ми-
нистр считал, что почва для такого решения хорошо подготов-
лена: «Наши пожелания ни для одного европейского правитель-
ства не могут оказаться неожиданными, и каждое из них в свое
время выразило условное согласие с ними»123. В то же время он
не видел необходимости выступать теперь же с каким-либо
самостоятельным предложением. Он рекомендовал Извольско-
му «сохранять в этом вопросе выжидательное положение»124.
20 ноября (3 декабря) Турция заключила перемирие с бал-
канскими государствами. Вопрос о Проливах был снят с повест-
ки дня, но ненадолго. Переговоры в Лондоне шли трудно. Порта
категорически отказывалась передать Адрианополь Болгарии.
Россия поддерживала последнюю. Переговоры были прерваны,
возникла угроза возобновления военных действий. Опасаясь
единоличного выступления России, Пуанкаре предложил кол-
лективное обращение держав к турецкому правительству, под-
крепленное морской демонстрацией международной эскадры,
находившейся в Босфоре. Однако это предложение было откло-
нено державами Тройственного союза. Не удалась и попытка
России поставить вопрос о демонстрации силами Тройствен-
ного согласия. Великие державы ограничились предъявлением
коллективной ноты, которая, тем не менее, дала результат —
Турция была готова принять требования. Но в это время в Кон-
стантинополе произошел государственный переворот, к власти
вернулась прогерманская партия «Единение и прогресс». Воен-
ные действия возобновились. Турция вновь потерпела пораже-
ние. 13(26) марта Адрианополь был взят болгарскими войска-
ми. Снова возникла угроза турецкой столице.
Телеграммой от 14 марта Сазонов подтвердил Гирсу, что
полномочия по вызову, в случае необходимости, Черноморской
эскадры сохраняют свою силу125. Нотой от 13-31 марта Изволь-
ский поставил в известность об этом французское правитель-
19 — 2729
289
ство. Сазонов снова поднял вопрос о посылке десанта: «Наша
воинская часть может способствовать предотвращению беспо-
рядков во время отступления через Константинополь турецкой
армии и в то же время служить нравственным средством давле-
ния при определении пограничной черты между Турцией и
Болгарией в желательном для нас смысле»126, на что последова-
ла резолюция царя: «По-моему, посылка отряда крайне неже-
лательна»127. Но даже если бы и было принято положительное
решение, оно не могло быть реализовано. Командующий мор-
скими силами Черного моря Эбергард докладывал, что в Одессе
нет ни одного судна Добровольного флота, годного для пере-
возки войск: «Надлежит иметь в виду, что в указанном случае
я могу двинуть лишь 750 человек на транспорте «Кронштадт»».
Спустя две недели начальник Морского генерального штаба
Ливен сообщил, что готов отправить отряд в 2 тыс. человек и
еще 3 тыс. человек через 5-6 дней128, что исключало всякую
надежду на внезапность операции.
Очередная попытка России договориться с державами о
коллективном демарше в Константинополе и Софии, чтобы ос-
тановить военные действия, как и ранее, увязла в согласованиях.
Совместное выступление все же состоялось 23 марта (5 апреля)
в Софии, но цели не достигло. Опасаясь, что Россия все же
пошлет Черноморский флот в Проливы, французское прави-
тельство предложило коллективную морскую демонстрацию
всех великих держав. Формально согласившись, Сазонов сде-
лал все возможное, чтобы остановить Болгарию. Наступление
на Чатаджу было прекращено.
Несовпадение позиций России и ее союзников по Антанте
в подходе к решению проблемы Проливов проявилось при
обсуждении английского предложения установить общеевро-
пейский контроль над финансами Турции, который способ-
ствовал бы сокращению ее вооружений. Поддержанное Фран-
цией, оно вызвало резкие возражения русского правительства.
Разъясняя свою позицию, Сазонов писал 18 апреля 1913 г. Из-
вольскому, что опасаться чрезмерного усиления Турции после
пережитого ею беспримерного поражения едва ли приходится.
До тех пор, пока Россия не будет готова поставить вопрос о
Проливах, опасно и преждевременно было бы говорить о со-
кращении средств обороны и без того слабой Турции: «Если
оборона Константинополя и Проливов в настоящее время не
будет достаточно оборудована, то обстоятельство это, вместо
того чтобы отвечать нашим интересам, может служить опасным
290
соблазном для болгар». Вызывала опасения Сазонова и сама
перспектива слишком связать свободу действий: «Россия мо-
жет извлечь более выгод из прямых и непосредственных от-
ношений со свободной Турцией, чем связав ее подчинением
европейскому контролю». Он считал, что Россию и Турцию
будет сближать «общий интерес, заключающийся в том, чтобы
Проливы не попали под чужое владычество»129. Точку зрения
министра иностранных дел полностью разделяли военный и
морской министры. Сухомлинов предполагал, что, поскольку
России не приходится рассчитывать на руководящую роль в
европейском финансовом контроле, последний «несомненно
будет способствовать внедрению и официальному узаконению
влияния европейских держав на вопрос о Проливах»130. По мне-
нию Григоровича, пока Россия не готова к разрешению вопро-
са, он не должен быть поставлен вовсе, а до этого момента
Турция должна быть достаточно сильна на европейском берегу,
«дабы не пустить в Константинополь и Дарданеллы Болга-
рию»131. Но в то же время для России очень важно, чтобы Тур-
ция еще долго не имела денег на покупку или постройку за
границей военных судов и чтобы «она вообще не развивалась
на море», заключил морской министр.
Противоречия между союзниками по балканскому блоку
привели к военному столкновению Турции и Болгарии, с одной
стороны, и Сербии, Греции, Черногории и Румынии — с дру-
гой. Попытка России предотвратить междоусобицу не достигла
цели. Разгром Болгарии снова поставил вопрос о судьбе Адриа-
нополя. Русская дипломатия высказалась за сохранение его за
Болгарией, ослабленной поражением и уже не представлявшей
угрозы Проливам. И напротив, усиление Турции не отвечало
интересам России. Предложение Сазонова державам Тройст-
венного согласия выступить с декларацией, подкрепленной в
случае необходимости морской демонстрацией, и тем прину-
дить Турцию соблюдать достигнутые договоренности, как и ра-
нее, натолкнулось на противодействие союзников. Франция
согласилась при условии участия всех великих держав, что было
равносильно отказу из-за сопротивления Тройственного союза.
8(21) июля турецкие войска вступили в Адрианополь. Рос-
сия пыталась добиться вывода турецких войск из Адрианополя,
снова подняв вопрос о морской демонстрации. В случае отказа
союзниц присоединиться к ней она была готова действовать
самостоятельно. Французское правительство, к которому Рос-
сия обратилась за помощью, ответило, что, предприняв такой
19*
291
шаг, Тройственное согласие будет виновно в нарушении евро-
пейского равновесия, если же Россия выступит отдельно от
Европы, опасность будет еще больше. На предложение пригро-
зить Турции отказом в финансовой помощи Пишон заметил,
что меры финансового давления не будут иметь результата, ибо,
при отсутствии единодушия между всеми державами, Турция
всегда найдет кое-какие деньги. На словах Франция поддержи-
вала Россию, а на деле — продолжала финансовую помощь
Порте. Не помогло и предупреждение, переданное Извольским:
«...если со стороны Франции нам не будет оказана достаточная
поддержка в настоящем вопросе, затрагивающем наше достоин-
ство и наши исторические традиции, это может самым вредным
образом отразиться на будущности франко-русского союза».
Перед финансовыми интересами Франции в Турции оказался
бессилен и этот аргумент132. Убедившись в том, что она оста-
лась в одиночестве, Россия отступила, сняв свое требование
сохранения Адрианополя за Болгарией.
Поведение царской дипломатии в условиях войны на Балка-
нах отличалось большой осторожностью. Россия избегала само-
стоятельных шагов, предпочитая совместные выступления с дру-
гими державами. Она не пыталась использовать ситуацию для
того, чтобы изменить режим Черноморских проливов, несмотря
на энергичный нажим определенных сил внутри страны. Главная
цель состояла в том, чтобы уберечь Босфор и Дарданеллы от
захвата третьей силой. Обсуждение морской операции в Проли-
вах нельзя воспринимать всерьез ввиду абсолютной неготовнос-
ти военно-морского флота. Все оставалось в области пожеланий.
Россия и гонка морских вооружений.
Миссия Лимана фон Сандерса
Государство, претендовавшее на статус великой державы и
стремившееся рано или поздно решить в свою пользу проблему
Черноморских проливов, не могло себе позволить иметь сла-
бый флот. Между тем каждый раз, когда во время ближне-
восточных кризисов поднимался вопрос о проведении военной
операции в Черном море и зоне Проливов, выяснялась полная
неготовность русского флота к таким акциям, в особенности
связанным с переброской десанта.
А тем временем в мировом судостроении произошел пере-
ворот. В 1906 г. в Англии был спущен на воду военный корабль
292
нового поколения «Дредноут» («Бесстрашный»), по имени ко-
торого затем стали называть все суда этого типа. Дредноуты
качественно отличались от своих предшественников, имея серь-
езные преимущества в боевом оснащении, водоизмещении и
скорости. Не желая уступать Англии, ей вдогонку устремилась
Германия. При этом она даже получила определенные преиму-
щества, поскольку с созданием дредноутов гонка морских во-
оружений началась как бы с нового старта. С 1908 по 1912 г.
в Германии предполагалось закладывать по 4 дредноута ежегод-
но133. Морское соперничество набирало темп. Каждая новая
серия судов по основным показателям превосходила предше-
ствующую. С 1910 г. Англия приступила к строительству сверх-
дредноутов. Попытки договориться об ограничении гонки во-
оружений результата не дали.
Англия и Германия принимали активное участие в обновле-
нии турецкого флота. Как уже говорилось, особое беспокой-
ство в военных кругах России вызвал заказ Турцией за границей
двух дредноутов, введение в строй которых нарушало соотно-
шение сил в Черном море в пользу Турции. Попытки России
сдержать усиление турецкого флота при содействии Англии и
Франции были безрезультатны. Турция, находившаяся на грани
финансового банкротства, продолжала заказывать новые суда,
пользуясь кредитами, предоставлявшимися теми же державами,
и в первую очередь Францией.
В России после окончания русско-японской войны все мор-
ские министры, от Дикова до Григоровича, неизменно подни-
мали вопрос о необходимости воссоздания русского флота. Речь
шла именно о воссоздании, поскольку, как свидетельствует
К.Ф. Шацилло, к началу 1907 г. на Черном море имелось всего
6 броненосцев, к тому же построенных в разное время и на-
столько отличавшихся друг от друга, что составить из них еди-
ную эскадру было практически невозможно, к тому же все они
безнадежно устарели и не были обеспечены личным составом.
Подводных лодок не было совсем. Обе черноморские базы —
Севастополь и Николаев — находились в запущенном состоя-
нии. В апреле 1907 г. И.М. Диков представил в Совет государст-
венной обороны программу судостроения на 10 лет, предпола-
гавшую закладку 4 легких крейсеров, 36 эсминцев, 6 подводных
лодок. Однако средств в размере 132 млн. рублей получить не
удалось. В результате построили 9 миноносцев и 6 подводных
лодок. О дредноутах речи не было. Так называемая малая судо-
строительная программа, утвержденная Николаем II в июле
293
1907 г., основные средства отводила Балтийскому флоту. В нача-
ле 1908 г., под влиянием слухов об усилении турецкого флота,
в Морском министерстве была создана комиссия под председа-
тельством И.Ф. Бостремадля приведения в боеспособное состоя-
ние Черноморского флота. Для этой цели по рекомендации ко-
миссии Государственная дума ассигновала 6 024 900 рублей134.
Следующие шаги по обновлению флота были предприняты
лишь в 1911 г., когда была утверждена новая программа. Одним
из инициаторов этого решения был министр иностранных дел
Извольский, всерьез обеспокоенный перспективой утраты Рос-
сией господства в Черном море и представивший в 1910 г.
Николаю II специальный доклад о турецких вооружениях. Его
поддержал Столыпин. Морское министерство определило, что
необходимо заказать 3 линейных корабля новейшего типа,
9 эсминцев и 6 подводных лодок. Общие расходы должны были
составить 135 744 838 рублей. Программа должна была быть
выполнена в 4 года135.
Последние усилия по довооружению Черноморского флота
были предприняты в конце 1913 г., в самый канун первой
мировой войны.
Завершающим крупным международным конфликтом кану-
на первой мировой войны был кризис в русско-германских
отношениях из-за посылки в Турцию военной миссии под ру-
ководством немецкого генерала Лимана фон Сандерса.
События последних лет показали, насколько режим Черно-
морских проливов важен для обороны России и для ее южной
торговли. Одновременно стало ясно, что на зону Проливов пре-
тендовали и другие великие державы, позиции которых в Тур-
ции были несравненно более прочными. За влияние на Турцию
боролись Англия, Франция и Германия, причем последней уда-
лось потеснить своих соперниц в экономической и финансовой
сферах. Что же касается военной области, то здесь немцам уда-
лось сменить французов и англичан значительно раньше. Еще
в 1882 г. Бисмарк послал в Турцию военную миссию. С 1885 по
1895 г. группу германских инструкторов возглавлял генерал
фон дер Гольц. С этого времени турецкая армия строилась по
германским образцам и уставам136. В 1909-1910 гг. активность
германских военных в Турции резко возросла: младотурецкое
правительство заключило новое соглашение с фон дер Гольцем,
он проводил смотры, давал консультации немецким советникам
и турецким ученикам, присутствовал на маневрах. Но до поры
до времени попытки установить полный контроль над турецкой
294
армией успеха не имели. Полномочия германских инструкто-
ров были ограниченны. Они не находились в стране постоянно,
а лишь периодически наезжали с инспекциями.
В результате итало-турецкой и балканских войн Османская
империя потеряла значительную часть своей территории, ее
внутриполитическое и экономическое положение ухудшилось,
реальной становилась угроза ее территориальной целостности.
Перед великими державами стояла дилемма: продолжать поддер-
живать существующее положение или ускорить распад Турции.
Германское правительство начало склоняться к мысли, что вы-
годнее самим начать раздел турецкого наследства. Во всяком слу-
чае, в январе 1913 г. Бетман-Гольвег предупредил Англию, что
не даст обойти себя при турецком разделе. В любом варианте —
и при сохранении Турции, и при ее распаде — для Германии
было важно иметь прочные позиции в этом стратегически важ-
ном регионе. Слабость турецкой армии, продемонстрированная
в последних военных конфликтах, одновременно означала и
ослабление германского влияния на Балканском полуострове.
В этих условиях Германия сделала решительный шаг, попы-
тавшись поставить турецкие вооруженные силы под свой пол-
ный контроль. В ноябре 1913 г. по инициативе Вильгельма II
и по договоренности с турецким правительством в Константи-
нополь была направлена новая военная миссия под командо-
ванием генерала Лимана фон Сандерса. Все предварительные
переговоры о статусе миссии сохранялись в строгой тайне. Дело
было обставлено так, будто Порта сама обратилась к Германии
с просьбой о реорганизации своей армии. Младотурецкое пра-
вительство дало согласие на предоставление чрезвычайно ши-
роких полномочий немецкому генералу.
25 ноября 1913 г. был подписан 5-летний контракт. Перво-
начальное число участников миссии было определено в 42 че-
ловека. С учетом уже находившихся в Турции офицеров —
членов первой миссии — их становилось 62. 28 ноября состоя-
лась большая аудиенция у Вильгельма II, где была сформули-
рована программа действий. Основные задачи миссии состояли
в следующем: а) германизация турецкой армии путем направле-
ния и непосредственного контроля над организационной дея-
тельностью турецкого военного министерства; б) внимательное
наблюдение и строгий контроль за политикой других держав
в Турции; в) поддержание и развитие турецкого военного могу-
щества в Малой Азии до степени, достойной того, чтобы слу-
жить противовесом агрессивным намерениям России; г) утверж-
295
дение доминирующего германского авторитета и влияния в во-
просах внешней политики Турции. Члены миссии должны бы-
ли действовать осторожно, постепенно и настойчиво137. Самому
Лиману был выдан аванс на расходы в размере 1 млн. герман-
ских марок с правом расходования по личному усмотрению с
последующим представлением отчетов.
3 декабря миссия прибыла в Константинополь и на следую-
щий день принята султаном. В руках немецких специалистов
оказались главные командные посты турецкой армии, обеспе-
чивавшие полный контроль за всеми вооруженными силами
страны. В дальнейшем предполагалось еще более расширить
состав миссии. Германия приобрела контроль над турецкой сто-
лицей и зоной Проливов.
Жизненные интересы России были поставлены под удар.
Конфликт приобрел крайне острый характер. В литературе
существуют разные точки зрения на вопрос о том, было ли
неожиданностью для русского правительства выступление Гер-
мании. М.Э. Айрапетян, ссылаясь на публикацию в газете «Рус-
ское слово» от апреля 1917 г., считал возможной версию, по
которой Николай II, посетив Берлин весной 1913 г. по случаю
свадьбы дочери германского императора, дал свое согласие на
посылку немецкой миссии в Турцию131*. Однако большинство
исследователей считают, что для таких предположений нет до-
статочных оснований, поскольку отсутствуют документальные
подтверждения этого. А.С. Аветян, опираясь на свидетельство
С.Д. Сазонова, полагал, что согласие было дано на миссию
прежнего типа139.
Первым о готовящейся акции узнал посол в Константинопо-
ле М.Н. Гире. 20 октября (2 ноября) 1913 г. он телеграфировал
Сазонову, захваченному этим известием врасплох. Министр
только что вернулся из Берлина, беседовал там с канцлером, но
о военной миссии не было сказано ни слова. Германского посла
в Петербурге не оказалось, и переговоры были начаты в Берли-
не Свербеевым, но не принесли успеха. Немецкая дипломатия
сослалась на просьбу турецкого правительства, исполненную из
опасения, что иначе Турция обратится к другой державе. После
нескольких встреч Свербеев констатировал, что Циммерман
«становится все менее и менее сговорчивым». Он уже не так
категорически отрицал возможность подчинения константино-
польского корпуса германскому генералу140.
В Петербурге первое свидание Сазонова с Пурталесом, вер-
нувшимся из отпуска, носило довольно бурный характер. Сазо-
296
нов, по его собственным словам, не мог удержаться от откровен-
ного выражения неудовольствия, предупредив о возбуждении,
которое неминуемо вызовет это событие в общественном мне-
нии и печати, как только получит огласку. Канцлер, считал Са-
зонов, «должен был знать, что если есть на земном шаре пункт,
на котором сосредоточено наше ревнивое внимание и где мы не
могли допустить никаких изменений, затрагивающих наши жиз-
ненные интересы, то этот пункт есть Константинополь...»141.
Помимо инструкций, данных Свербееву, Сазонов воспользо-
вался пребыванием заграницей председателя Совета министров
В.Н. Коковцова, попросив его посетить Берлин и в личном
свидании с Вильгельмом II и канцлером разъяснить им основа-
тельность протеста русской стороны. 5(18) ноября Коковцов
встретился с Бетманом Гольвегом, а на следующий день имел
аудиенцию у императора. Он предложил, чтобы Германия отка-
залась от командования турецкими войсковыми частями, вернув-
шись к прежнему порядку по образцу миссии Гольца. Если это
невозможно из-за взятых обязательств перед Турцией — сосре-
доточить образцовый корпус не в Константинополе, а в каком-
либо другом пункте, например в Адрианополе или где-нибудь в
Малой Азии, «но, конечно, не на нашей границе и не в сфере
особых интересов Франции». Вильгельм II настаивал на том, что
миссия направлена по просьбе правительства Турции и что на
это имеется согласие русского императора. Он также категори-
чески отказался вернуться к прежней системе инструкторства и
инспекций, поскольку она окончилась полной неудачей. Един-
ственное, что Вильгельм II был готов пересмотреть, это вопрос
об избрании нового места для пребывания миссии. Коковцов
должен был признать, что «германское правительство нелегко
уступит, если оно вообще уступит, избранную позицию». Рос-
сия, как он считал, оказалась слишком поздно осведомлена о
таком предприятии, которое было бы легче предупредить, чем
изменить теперь, когда «перед нами имеются все признаки едва
ли не законченной операции»142. У Свербееватакже создалось
впечатление, что вопрос о германских инструкторах уже решен
окончательно и вряд ли можно что-либо изменить143.
В ходе переговоров Коковцова с Бетманом Гольвегом возник
новый аргумент германской стороны — то обстоятельство, что
во главе турецкого флота к этому времени находился англий-
ский адмирал Лимпус, а жандармерией командовал француз.
Убедившись, что главным аргументом в переговорах является
обещание, данное Германией Порте, царская дипломатия попы-
297
талась обратиться непосредственно к ней, предварительно пре-
дупредив об этом Берлин. Одновременно Сазонов поручил по-
слу в Париже Извольскому и поверенному в делах в Лондоне
Эттеру поставить перед английским и французским правитель-
ствами вопрос о совместном воздействии в Константинополе,
если дальнейшие шаги в Берлине окажутся нецелесообразны-
ми. В частности, он предложил запросить Порту о соответству-
ющих компенсациях для других держав144. Как Франция, так и
Англия считали подчинение Константинопольского гарнизона
германскому генералу нежелательным. Однако принцип компен-
саций был признан не соответствующим интересам держав, так
как главная цель — удаление немцев из турецкой столицы — не
была бы достигнута. Кроме того, эта мера могла бы стать пер-
вым шагом к разделу Турции. Такого же взгляда придерживался
и русский посол в Константинополе М.Н. Гире: «Трудно указать
компенсации, которые могли бы нас удовлетворить... так как
серьезная наша цель состоит исключительно в удалении из Кон-
стантинополя генерала, и никакая компенсация не устранит
ущерба, связанного с командованием им войсками столицы»145.
Успех усилий царской дипломатии во многом зависел от под-
держки союзников по Антанте, однако одностороннее решение
вопроса в пользу России их не устраивало. Франция обещала
поддержать требования Петербурга, но при условии согласован-
ных действий с Англией, а та не спешила с поддержкой начи-
наний русской дипломатии. Сказывались англо-русские проти-
воречия в турецком вопросе. Как известно, Великобритания
играла ведущую роль в модернизации турецкого флота, пре-
имущественно ей принадлежали закупавшиеся Турцией суда.
Укрепление турецкого флота постоянно беспокоило русское
правительство. В Константинополе находилась английская во-
енно-морская миссия в составе 72 человек, с 1913 г. возглавляе-
мая адмиралом Лимпусом. Это обстоятельство использовала
Германия для обоснования миссии Лимана фон Сандерса.
Свои интересы в Турции имела и Франция. Жандармерией
в Константинополе командовал французский генерал. Но глав-
ным было проникновение Франции в турецкие финансы. Ха-
рактерно, что, когда в ходе кризиса царская дипломатия пред-
ложила в качестве меры воздействия на Турцию финансовый
бойкот, Думерг, прямо не высказавшись против, выразил со-
мнение в его эффективности.
30 ноября (13 декабря) совместное выступление представи-
телей Антанты в Константинополе состоялось, но успеха не
298
имело. Оно свелось к простому запросу о полномочиях гене-
рала и не имело формы протеста. Турецкое правительство на-
стаивало на внутреннем характере дела.
В ходе конфликта союзники пытались предложить России
в случае, если контракт с Лиманом не будет изменен, добивать-
ся открытия Проливов для военных судов всех стран. Такой
вариант, уже возникавший ранее, был отвергнут и на этот раз14*.
В поисках компромисса германский посол в Турции Ванген-
гейм предложил повысить Лимана фон Сандерса в чине, что по-
служило бы предлогом для освобождения его от командования
корпусом в Константинополе. Статс-секретарь Ягов, к которо-
му обратился Свербеев в связи с предложением Вангенгейма,
отверг его, мотивировав тем, что это можно сделать только с
согласия султана, а он будет против. И все же у Свербеева воз-
никло ощущение, что вопрос сдвинулся с мертвой точки.
23 декабря Сазонов подал на высочайшее имя докладную
записку, содержавшую план дальнейших действий по ликвида-
ции конфликта. В ней отвергалась возможность сохранения за
немецким генералом командования воинской частью в Кон-
стантинополе. В случае неудачи дальнейших переговоров в
Берлине предлагалось оказать давление на Турцию. Одной из
мер мог быть последовательно осуществляемый союзниками по
Антанте финансовый бойкот Турции. Следующей мерой воз-
действия стало бы отозвание послов Англии, Франции и Рос-
сии из турецкой столицы. И наконец, если бы эти шаги не
достигли цели, предполагалось занятие Россией одного из пунк-
тов в Малой Азии — Трапезунда или Баязида. Англия и Фран-
ция в этом случае могли бы занять Смирну или Бейрут. Изволь-
ский, находившийся в курсе этого плана, выразил сомнение в
успехе финансового бойкота, затрагивающего интересы фран-
цузских банкиров. Отзыв послов из Константинополя, как счи-
тали в Лондоне и Париже, лишь способствовал бы укреплению
там позиций Тройственного союза. Что же касается акции по
занятию пунктов в Малой Азии, то она вызвала особые возра-
жения французского правительства, опасавшегося, что всякое
активное выступление в этом регионе немедленно спровоциру-
ет вмешательство Германии и приведет к разделу азиатской
Турции со всеми сопряженными с этим опасностями147. Кроме
того, Франция не хотела видеть англичан ни в Бейруте, ни в
Смирне, поскольку считала свои интересы там преобладающи-
ми. В связи с этим Извольский напомнил о неожиданном пред-
ложении Палеолога, сделанном как бы от имени Бомпара: по-
299
слать броненосец из Черного моря в Босфор с предупреждени-
ем, что он уйдет лишь после изменения контракта Лимана.
«Здесь считают более целесообразными и менее опасными дей-
ствия, которые имели бы объектом не азиатские, а европейские
владения Турции»148, — заключил Извольский.
По просьбе Сазонова его записка стала предметом обсужде-
ния Особого совещания, состоявшегося 31 декабря (13 января).
В нем приняли участие военный министр Сухомлинов, мор-
ской министр Григорович, начальник Генерального штаба Жи-
линский, Коковцов и Сазонов. В итоге совещание признало
крайне нежелательным вовлечение России в европейское столк-
новение в настоящее время: «В случае необеспеченности ак-
тивного участия как Франции, так и Англии в совместных с
Россией действиях не представляется возможным прибегнуть к
способам давления, могущим повлечь войну с Германией»149.
Было решено продолжать переговоры в Берлине, настаивая на
отстранении германского генерала от командования воинской
частью в Константинополе.
В результате затяжных переговоров Россия получила от Гер-
мании формальное удовлетворение своего протеста. 2/15 января
Свербеев сообщил Сазонову, сославшись на Ягова, что Лиман
фон Сандерс произведен в генералы от кавалерии германской
службы и будет произведен в турецкие маршалы, чем он авто-
матически освобождается от командования корпусом. При этом
он заметил: «Не следует, однако же, терять из виду, что устра-
нение генерала Лимана от командования первым корпусом яв-
ляется лишь уступкою формальной, отнюдь не лишающей по-
следнего решающего влияния на военные дела в Турции... Чем
бы ни был генерал Сандерс и как бы он ни назывался, он,
очевидно, сумеет сосредоточить в своих руках военную власть
и явиться фактическим начальником оттоманских войск»150.
Тем не менее, ввиду невозможности добиться большего, прихо-
дилось соглашаться на такую минимальную уступку. Союзники
оценили ход германской дипломатии как «нравственное удов-
летворение» и рекомендовали примириться на этом. Русской
дипломатии ничего другого и не оставалось.
Конфликт, вызванный посылкой в Турцию германской во-
енной миссии, еще раз подтвердил, что Россия является далеко
не единственной претенденткой на ту часть турецкого наслед-
ства, которую составляли Босфор и Дарданеллы. Ее роль в со-
бытиях конца 1913 г. была скорее пассивной. Ей приходилось
сдерживать наступление сильного конкурента, не будучи в со-
300
стоянии оказать, в случае необходимости, серьезного сопротив-
ления. Известная дипломатическая помощь была получена Рос-
сией от Франции и Англии, но она была строго ограничена
собственными интересами этих держав.
Во время кризиса, вызванного миссией Лимана фон Сандер-
са, России удалось избежать столкновения с Германией. Но весь
ход событий показал, что недалеко то время, когда столкнове-
ние интересов держав в зоне Черноморских проливов выйдет
за дипломатические рамки и возникнет прямая угроза военного
конфликта. Это заставило Сазонова проанализировать еще раз
ситуацию, сложившуюся на юго-востоке Европы и в Малоази-
атской Турции.
В записке, поданной Николаю II 23 ноября 1913 г., он кон-
статировал неустойчивое положение Турции. Состояние этого
государства создавало впечатление, что на его возрождение
«нельзя сильно полагаться». Возможность распада Османской
империи учитывалась всеми великими державами, и все они без
исключения, по мнению Сазонова, были озабочены заблаговре-
менным обеспечением своих интересов. В Турции активизиро-
вались не только Германия и Италия, но и Австрия. И если при
благоприятных внешних условиях Турция еще долго сможет
влачить свое существование, то против решительного удара из-
вне вряд ли устоит. Перед Россией в таком случае стоят крайне
сложные задачи. «В наши непосредственные интересы не вхо-
дит преследование каких-либо земельных приращений. Все по-
требности нашего внутреннего развития ставят поддержание
мира на первое место»151, — констатировал министр иностран-
ных дел. Но, поскольку это зависит не от одной России, она
также должна озаботиться обеспечением своих прав и интере-
сов. «Если бы события выдвинули перед нами обязанность их
оградить вооруженной рукой... Россия не может допустить раз-
решение вопроса вопреки своим интересам, иными словами,
при известных условиях не может остаться безучастной зри-
тельницей событий»152.
Сазонов подверг анализу значение Черноморских проливов
с политической и экономической точек зрения с учетом новых,
более сложных условий. Так как скорый распад Османской
империи не в интересах России, следовало всеми возможными
дипломатическими мерами отсрочить эту развязку. Сохранение
Проливов в руках Турции предпочтительнее, она не слишком
слаба и справляется с их охраной. В то же время она не настоль-
ко сильна, чтобы угрожать России, и вынуждена считаться с
301
нею. Иное дело, если Босфор и Дарданеллы поменяют хозяина:
«Проливы в руках сильного государства — это значит полное
подчинение экономического развития всего юга России этому
государству»153. Столь же велико и политическое значение Про-
ливов. Идея их нейтрализации, с точки зрения интересов обо-
роны России, абсолютно неприемлема: «Всякая правовая норма
действительна лишь в мирное время. Когда же наступает война,
то для своего ограждения она потребует силу»154. Поэтому, если
бы возможность нейтрализации была допущена, она потребова-
ла бы такого усиления Черноморского флота, которое гаранти-
ровало бы Проливы от захвата. Коснувшись вопроса о проведе-
нии, в случае необходимости, десантной операции в Проливах,
он напомнил, что всякий раз, когда об этом заходила речь, вы-
яснялась полная неготовность к ней российского флота. С при-
нятием Турцией новой морской программы трудность операции
в Проливах еще более увеличилась. Затем он предложил кон-
кретные меры по приведению Черноморского флота в боеспо-
собное состояние.
По просьбе Сазонова 8 февраля 1914 г. состоялось совеща-
ние, в котором приняли участие военный и морской министры,
начальники генеральных штабов — военного и морского, пред-
ставители МИД.
В центре обсуждения была готовность военных и морских
сил России к операции в Проливах, если под влиянием событий
Босфор и Дарданеллы выйдут из-под власти Турции и потре-
буется завладеть ими, дабы не допустить к ним другую державу.
Сазонов просил участников совещания выяснить, что уже сде-
лано и что еще может и должно быть сделано для подготовки
возможного выступления России в Проливах. В результате об-
мена мнениями было определено, что действия в Проливах
могут осуществляться только в условиях европейской войны.
Представитель Морского генерального штаба Немитц подчерк-
нул, что в случае войны никакие успешные действия на Запад-
ном фронте не дадут России Проливов, их могут занять чужие
флоты и армии. Единственная возможность — одновременно
с операциями на Западном фронте занять военной силой Кон-
стантинополь и Проливы: «Только в этом случае Европа согла-
сится на разрешение вопроса о Проливах на тех условиях, на
которых нам это необходимо»155. Затем приступили к выяс-
нению технических деталей мобилизации. Было установлено,
что при проведении десантной операции первый эшелон не
может быть посажен на суда ранее 10 дней. Была констатиро-
302
вана полная недостаточность имеющихся на Черном море
средств перевозки войск. Со дня объявления мобилизации до
высадки прошло бы не менее двух недель. При необходимос-
ти перебросить 30-50 тыс. человек в один рейс можно было бы
переправить 20 тыс. человек, а повторный рейс был возмо-
жен через неделю. Для переброски всего десанта в один рейс
требовалось переоборудование торгового флота, что заняло бы
2-3 года. Трубецкой уточнил, что в настоящее время 95 про-
центов черноморского вывоза обслуживается иностранными
судами. Для успеха операции требовалось, чтобы первый эше-
лон прибыл к Босфору через 4-5 дней по объявлении моби-
лизации.
Начальник Морского генерального штаба доложил о состоя-
нии военно-морского флота. Он предупредил, что имевшееся
до сих пор превосходство над турецким флотом будет утрачено
после ввода осенью текущего года двух дредноутов: заказанного
в Англии «Решида V» и «Рио-Жанейро», купленного у Брази-
лии. Россия до сих пор не имела ни одного дредноута. Сама
возможность десантной операции отпадает, пока морские силы
России не приобретут перевеса на море, а это может произойти
только с лета 1915г., когда будут готовы дредноуты «Императ-
рица Мария» и «Александр III», при условии что турки к этому
времени не приобретут дополнительные линейные корабли.
К концу 1915 г. предполагалось спустить на воду третий дред-
ноут — «Екатерина II», в 1916 г. — 2 крейсера. Четвертый
дредноут планировалось завершить в 1917 г. Кроме того, к это-
му же сроку было решено построить еще 2 крейсера, 8 мино-
носцев и 6 подводных лодок.
Совещание высказалось за принятие всех необходимых мер
для подготовки операции в Проливах: 1) укомплектовать десан-
тный отряд; 2) привести в готовность артиллерийские части;
3) подготовить транспортные средства для перевозки войск;
4) изыскать способ сокращения сроков доставки первого эше-
лона десанта до 4-5 дней; 5) возможно скорее усилить Черно-
морский флот второй бригадой наиболее современных и мощ-
ных дредноутов; 6) возможно скорее подготовить железные
дороги для доставки войск156.
Нельзя не заметить, что, несмотря на принятые ранее реше-
ния, реальное положение с подготовкой морского десанта ни-
сколько не улучшилось по сравнению с 1912 годом. Ощутимые
перемены могли произойти только к 1917 г. В 1914 г. Россия
не была готова к войне на море.
303
* * *
В предвоенный период проблема Черноморских проливов
оставалась ключевой для российской внешней политики, что
объяснялось как экономическими, так и стратегическими ин-
тересами страны. Но Россия была лишь одним из действующих
лиц. На ситуацию в регионе в значительной мере влияли другие
великие державы, чьи интересы пересекались на Ближнем Вос-
токе. Основной целью Царской дипломатии в то время было из-
менение режима Проливов таким образом, чтобы сделать воз-
можным пропуск через Босфор и Дарданеллы военных судов
Черноморского флота. О планах захвата Проливов всерьез го-
ворить не приходится. Все рассуждения на эту тему оставались
в области теории, так как не были подкреплены материальны-
ми и военными ресурсами.
Попытка А.П. Извольского в 1908 г. сговориться с Эрента-
лем завершилась тяжелым поражением русской дипломатии, от
которого она не скоро оправилась. Новая попытка, предприня-
тая в 1911 г. в условиях итало-турецкой войны, рассчитанная
на возможность договориться непосредственно с Турцией при
благожелательном отношении держав, также окончилась неуда-
чей. И в первом и во втором случае дипломатический провал
объяснялся неверной оценкой международной ситуации: пре-
увеличением степени готовности союзников, в первую очередь
Англии, поддержать Россию и, наоборот, недооценкой заинте-
ресованности Германии и Австрии в этом вопросе.
В дальнейшем русская дипломатия действовала значительно
осмотрительнее. Сама она более не инициировала решение проб-
лемы и крайне настороженно относилась к попыткам других дер-
жав в ходе Балканских войн вовлечь ее в активные действия в
зоне Проливов. Главная цель в тот период состояла в том, чтобы
уберечь Босфор и Дарданеллы от захвата третьей силой. Решаю-
щим фактором, обусловившим такую позицию, была экономи-
ческая слабость страны и военная неподготовленность ее воору-
женных сил, особенно Черноморского флота, к боевым действиям.
На фоне ослабления России все большую активность проявля-
ли ее соперники. Это нашло свое выражение в кризисе, связан-
ном с посылкой Германией военной миссии генерала Лимана
фон Сандерса в Турцию. Русской дипломатии, столкнувшейся с
мощным давлением, вновь пришлось отступить. Как и в предше-
ствовавших ситуациях, дипломатическая поддержка союзников
по Антанте оказалась не столь существенной, как того ожидали.
304
Глава седьмая
ЧЕРНОМОРСКИХ ПРОЛИВОВ
ВО ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКЕ
РОССИИ В ПЕРИОД
В истории вековой борьбы России за приемлемое с точки
зрения ее интересов решение проблемы Черноморских проли-
вов три с небольшим года первой мировой войны (август 1914-
1917 г.) занимают особое место. Отражая эволюцию Россий-
ской империи от ее «величия» до «падения», они как бы вобрали
в себя весь спектр, все варианты возможных решений этой важ-
нейшей исторической внешнеполитической задачи России —
от принятия великодержавной «максимальной» программы
(присоединение Константинополя и Проливов с обоими бере-
гами и архипелага островов в Эгейском море) до провозглаше-
ния Временным правительством летом 1917 г. революционно-
демократического лозунга мира «без аннексий и контрибуций»
и поисков безопасного для страны варианта международно-
правового режима Черноморских проливов.
За три года войны изменилось и отношение российского
общества к решению «исторической задачи» России в Проли-
вах — от патриотического энтузиазма первого года войны,
перспектив завоевания с помощью союзников «главного приза»
войны до полного отрицания внешней политики царского
режима и империалистических целей войны.
На протяжении войны можно выделить три основных этапа
в эволюции мнений и точек зрения в правящих сферах, прави-
тельстве и общественно-политических кругах в подходе к ре-
шению вопроса о Проливах и Константинополе. Эти этапы оп-
ределялись как международной обстановкой, ходом военных
операций и изменениями баланса сил во взаимоотношениях с
союзниками и противниками, так и внутренним положением
России: нарастанием всеобщего кризиса, вызванного в значи-
тельной степени незавершенностью к 1914 г. экономической,
социальной и политической модернизации страны, не вынес-
шей испытания современной тотальной войны. К 1917 г. внут-
ренние проблемы страны — нарастание революционного про-
цесса, кризис верхов, хаос в государственном управлении —
306
отодвигают на второй план определяемые геополитическими
интересами внешнеполитические задачи, осуществление кото-
рых правящими и определенными общественно-политически-
ми кругами связывалось с успешным завершением войны.
Первый этап (август — октябрь 1914 г.) характеризовался
тем, что в начавшейся общеевропейской войне между Тройст-
венным согласием и германо-австро-венгерским блоком Турция
формально оставалась нейтральной.
Особое совещание военного и морского министров и на-
чальников ГУГШ и МГШ, состоявшееся 8 февраля 1914 г. под
председательством С.Д. Сазонова, показало полную военную и
материально-техническую неготовность России к проведению
операции по овладению Босфором. «Я помню, — пишет в сво-
их мемуарах Сазонов, — под каким безотрадным впечатлением
нашей полной военной неподготовленности я вышел из этого
совещания. Я вынес из него убеждение, что если мы и были
способны предвидеть события, то предотвратить их не были
в состоянии. Между определением цели и ее достижением у
нас лежала целая бездна. Это было величайшим несчастьем
России»1.
Однако к началу мировой войны Россия была не готова не
только к активным наступательным действиям против Турции,
но и к оборонительным. Разработанный в 1907 г. Морским
генштабом оперативный план войны на Черном море, предус-
матривавший операции по овладению Босфором, а в случае не-
возможности — недопущение в Черное море неприятельского
флота, оказался невыполнимым, непосильным для Черномор-
ского флота России2. К 1914 г. соотношение сил на Черном
море было в пользу турецкого флота. Оперативный план для
Черноморского флота к этому времени фактически не сущест-
вовал, отсутствовали единые взгляды на ведение войны на этом
театре. Как следствие, флоту не были поставлены конкретные
боевые задачи на случай начала военных действий3.
Неблагоприятным было и положение Кавказского фронта
русской армии в случае возникновения войны с Турцией. По
стратегическому плану войны на Западном фронте, при вари-
анте развития военно-политических событий, который и осу-
ществился в первые месяцы войны, когда Турция оставалась
нейтральной, основные силы кавказской армии (до двух корпу-
сов) перебрасывались на Европейский театр военных действий.
В случае присоединения Турции к германской коалиции остав-
шиеся войска, не превышавшие по численности одного армей-
20*
307
ского корпуса, должны были прикрывать всю кавказскую гра-
ницу, а в случае невозможности удержаться при наступлении
турок — постепенно отступать на линию главного Кавказского
хребта, удерживая на левом фланге Баку, а в центре — Военно-
Грузинскую дорогу4.
Все это объясняет, почему с самого возникновения мирового
конфликта царская дипломатия под влиянием военных кругов
стремилась предотвратить переход Турции на сторону австро-
германского блока, угрожавший России, по словам С.Д. Сазо-
нова, «...особенно опасными последствиями, так как, во-пер-
вых, открывал неприятельским морским силам доступ в Черное
море и задерживал на турецкой границе значительную часть
нашей армии, отвлекая ее от участия в войне на главном фрон-
те, и, во-вторых, запирал нас в Черном море, отрывал нас от
прямых сообщений с союзниками и парализовал экономичес-
ки, сводя наши сношения с внешним миром к одному морскому
выходу через отдаленный и во всех отношениях малоудовлет-
ворительный Архангельский порт»5.
Военное положение и реальные возможности России настоя-
тельно диктовали ее дипломатии необходимость курса на сохра-
нение нейтралитета с Турцией и отказ, по крайней мере до по-
беды над германским блоком, от выдвижения в качестве целей
войны Черноморских проливов и Константинополя, поскольку
верховное командование еще перед самой мировой войной пол-
ностью исключало возможность одновременных операций про-
тив центральных держав и против Турции в Проливах.
Правительство России, однако, не надеялось на нейтралитет
Турции, учитывая прогерманские взгляды турецких правящих
кругов и их стремление воспользоваться мировой войной для
возвращения потерянных во второй Балканской войне террито-
рий. В этом убедила его и мобилизация турецких вооруженных
сил 2 августа 1914 г., явно направленная против России. Тем
более неожиданным было для Сазонова предложение турецкого
военного министра Энвер-паши о заключении военного союза
с Россией, сделанное 5 августа. Русский министр не знал, что
за три дня до этого Турция подписала союзный договор с Герма-
нией и что это был маневр, рассчитанный на выигрыш времени
для подготовки турецкой армии к войне. Энвер-паша потребо-
вал за сотрудничество Турции с державами Антанты возвраще-
ния Эгейских о-вов и Западной Фракии.
Противоречивые интересы участников Тройственного согла-
сия, с одной стороны, и балканских государств — с другой,
308
создавали порочный круг для союзной дипломатии, из которо-
го она никак не могла выйти. Российская дипломатия имела
собственный план решения балканской проблемы в целом6.
Центральным звеном балканской цепи она считала Болгарию.
Занимая выгодное срединное положение на Балканах и обладая
самой сильной армией по сравнению с остальными балканскими
странами, Болгария в значительной мере определяла позицию
Румынии, Греции и Турции. Не случайно верховный главноко-
мандующий русской армией великий князь Николай Николае-
вич специально обращал внимание Сазонова на «несомненную
желательность с чисто военной точки зрения заключить при
нынешних обстоятельствах военную конвенцию с Болгарией,
если это только окажется возможным по соображениям обще-
политического характера». Он рассчитывал, что в случае выступ-
ления Турции болгарская армия оттянула бы часть турецких
сил и удержала бы от присоединения к Германии Румынии7.
Поэтому Сазонов прилагал максимум усилий для того, чтобы
обещанием территориальных компенсаций перетянуть Болга-
рию на сторону Антанты или, по крайней мере, обеспечить ее
нейтралитет.
Союзники России — Англия и Франция, в сущности, парали-
зовали инициативу царской дипломатии, опасаясь увеличения
территории и усиления Болгарии и перспектив восстановления
Балканского союза. Предложения Сазонова, направленные на
расширение Балканского фронта путем втягивания в войну
Болгарии, Румынии и Греции, корректировались союзниками
и после длительных согласований теряли свое первоначаль-
ное содержание, а иногда превращались в свою противопо-
ложность8.
Прорыв германских крейсеров «Гебен» и «Бреслау» из Сре-
диземного моря в Константинополь свел шансы переговоров
Антанты с Турцией почти к нулю9. Тем не менее царская дипло-
матия прилагала все усилия, чтобы удержать Турцию от при-
соединения к австро-германскому блоку, вплоть до выражения
готовности гарантировать территориальную целостность и не-
прикосновенность Турции, пойти на обсуждение видоизмене-
ния капитуляций в качестве первого шага к их отмене, передать
Турции все германские концессии на ее территории, а также
возвратить ей о. Лемнос, захваченный греками в 1913 г.10 Даже
в конце августа 1914 г., когда Сазонову стало известно о скором
вступлении Турции в войну, он стремился по возможности
оттянуть военное столкновение с Турцией. В инструкции послу
309
в Константинополе Гирсу и командующему Черноморским
флотом Эбергарду 29 августа он писал: «Продолжаю придер-
живаться мнения, что нам важно сохранить мирные отношения
с Турцией, пока не определится решительный перевес русско-
французских войск над австро-германскими. Считаю поэтому
нежелательным какое-либо вызывающее действие против ту-
рок, могущее усилить влияние тех турецких деятелей, которые
стоят за войну. Сам по себе выход «Гебена» в Черное море не
означает разрыва, и меры против него допустимы только в
случае полной уверенности в успехе. С общей политической
точки зрения, разделяемой Францией и Англией, весьма важно,
чтобы война с Турцией, если бы она оказалась неизбежной,
была вызвана самой Турцией»11. На совещании в МИД 10 сен-
тября с участием начальника МГШ вице-адмирала А.И. Русина
Сазонов даже высказался в том плане, что «в случае появления
турецкого флота в Черном море нашему флоту следует, во из-
бежание возможных при встрече двух флотов недоразумений,
временно не выходить из Севастополя». Верховное командова-
ние, также крайне заинтересованное в нейтралитете Турции,
тотчас же дало соответствующие указания командующему Чер-
номорским флотом адмиралу А.А. Эбергарду12.
Не только Россия, но и Англия и Франция были заинтере-
сованы в том, чтобы не допустить выступления Турции на сто-
роне Германии или, по крайней мере, возможно дальше оття-
нуть начало войны с ней, поскольку их беспокоила перспектива
оттока, в случае русско-турецкой войны, значительных сил рус-
ской армии с главного фронта. Поэтому союзные правительства
в это время не упускали случая напомнить царскому правитель-
ству и верховному командованию, что главный враг — это Гер-
мания, и выражали надежду, что русские войска не будут от-
влечены «для охраны кавказской границы»13.
Вышеизложенными опасениями объясняется и предприня-
тый французским правительством зондаж планов царского пра-
вительства в отношении Турции и даже настоятельная реко-
мендация ему гарантировать целостность турецких владений,
что не помешало бы «при ликвидации войны разрешить соглас-
но видам России вопрос о Проливах»14. Франция в это время
отстаивала принцип территориальной целостности Турции.
Позиция Англии в отношении Турции, однако отличалась от
французской. Уже в сентябре 1914 г., когда поведение Турции
не вызывало никаких сомнений в Лондоне, английское Минис-
терство иностранных дел фактически первым заговорило о
310
разделе Турции, полагая, что в случае ее выступления на сто-
роне Германии «она должна перестать существовать»15. Вопрос
о Проливах английская дипломатия не затрагивала, но, по мне-
нию Бенкендорфа, «здесь ожидают, чтобы мы проявили инциа-
тиву в этом вопросе, своевременно войдя в контакт с Англией
и Францией»16. Однако такой инициативы со стороны России
не последовало.
В ночь на 29 октября 1914 г. германо-турецкий флот совер-
шил внезапное нападение на Севастополь, Одессу, Феодосию
и Новороссийск. Выступление Турции создало новую полити-
ческую и военную обстановку. Слова царского манифеста об
объявлении войны Турции от 2 ноября 1914 г. о том, что «без-
рассудное вмешательство Турции в военные действия только
ускорит роковой для нее ход событий и откроет России путь
к разрешению завещанных ей предками исторических задач на
берегах Черного моря»17, не оставляли сомнений в твердом ре-
шении царизма решить «национальную задачу» России, хотя
пределы ее реализации не были конкретизированы. После по-
лучения известий о начале военных действий Турцией Сазонов
заявил английскому послу сэру Дж. Бьюкенену, что выступле-
ние Турции «поставит на очередь ближневосточный вопрос в
целом и повлечет за собой окончательное решение вопроса о
Проливах». «Есть много оснований полагать, — заключал по-
сол свою телеграмму в Лондон, — что война с Турцией должна
быть встречена сочувственно широкими кругами русского об-
щества, убежденными, что Россия из войны с Германией и
Австрией не извлечет никаких значительных выгод»18. Фран-
цузскому послу М. Палеологу Сазонов комментировал царский
манифест в менее решительных выражениях: «Нам нужно полу-
чить прочные гарантии на Босфоре. Что касается Константино-
поля, то я лично не желал бы изгнания из него турок. Я огра-
ничился бы тем, что оставил бы им старый византийский город.
Но не более»19, — многозначительно добавлял он.
С военной точки зрения вступление Турции в войну произо-
шло при невыгодных для русской Кавказской армии условиях —
осуществился самый неблагоприятный из предусмотренных Ген-
штабом вариантов: около половины Кавказской армии уже
было отправлено на Европейский театр. Оставшимся войскам
(100 батальонов, 143 кавалерийские сотни, 300 орудий) стави-
лась задача предотвратить появление турецких сил на террито-
рии России. Для ее выполнения они должны были вторгнуться
в Иранский Азербайджан для выхода во фланг турецкой армии.
311
О предстоящих действиях Кавказской армии Сазонов извес-
тил 6 ноября английское правительство. Реакция Грея была
однозначно отрицательной. Бенкендорф доносил в Петро-
град, что в Лондоне встревожены перспективами установления
русской военной гегемонии в Персии и России необходимо
считаться с этими опасениями англичан, способными «создать
величайшие трудности на пути к осуществлению наших поже-
ланий в отношении Дарданелл и Константинополя, не встре-
чающих более в настоящее время серьезной оппозиции в
Англии»20.
Кроме того, выступление Турции усилило тревогу в Лондоне
и Париже в связи с возможностью отвлечения значительных
русских сил для борьбы против Турции, тем более что царская
дипломатия подогревала опасения союзников, обращая их вни-
мание на то, что «русское общественное мнение так настоя-
тельно требует энергичных действий против Турции, что про-
тивиться ему едва ли было бы возможно». Все это происходило
как раз в период, когда англо-французские войска во Фландрии
оказались в критическом положении и союзное командование
снова возлагало большие надежды на русское наступление в
Польше. Оно опасалось, что ожидавшиеся новые резервы —
сибирские корпуса, о которых русская Ставка известила фран-
цузское командование, — будут направлены не на германский
фронт, а на Кавказ.
В этих условиях британская дипломатия решилась на далеко
идущий и заранее продуманный шаг21. 9 ноября Грей сделал
русскому послу в Лондоне неожиданное и сенсационное заявле-
ние: «Если Германия будет раздавлена, судьба Проливов и Кон-
стантинополя не может быть решена на этот раз иначе, как
сообразно с выгодами России»22. Король Георг V повторил Бен-
кендорфу то же самое в более категорических выражениях:
«Что касается Константинополя, то он должен быть вашим»23.
В памятной записке британского посольства в Петрограде, на-
правленной Сазонову 14 ноября, правительство Великобрита-
нии поставило на повестку вопрос о разделе Турции: «Поведение
турецкого правительства сделало неизбежным решение турец-
кого вопроса во всем его объеме, включая вопрос о Проливах
и Константинополе, в согласии с Россией»24.
Английская дипломатия оговорила свое обещание пока дву-
мя предварительными пожеланиями: во-первых, ненарушением
русскими войсками персидской границы и, во-вторых, реко-
мендациями России сосредоточить все усилия против Герма-
312
нии, «даже рискуя в данный момент остаться в более или менее
оборонительном положении по отношению к Турции»25. Через
несколько дней после данного России обещания разрешить
вопрос о Проливах в согласии с ней после поражения Германии
английское правительство объявило о своем намерении аннек-
сировать Египет. Сазонову ничего не оставалось, как «с особен-
ным удовольствием» заявить о согласии царского правительства
на аннексию Англией Египта «ввиду последовавшего со сторо-
ны Англии согласия на разрешение вопроса о Проливах и о
Константинополе»26.
Вступление в войну Турции и авансы британского прави-
тельства ускорили формулирование правящими кругами России
своих притязаний в отношении Проливов. В ряде документов,
подготовленных в это время в Ставке, МИД и Морском ген-
штабе, были суммированы политические, стратегические и эко-
номические соображения, касавшиеся осуществления различ-
ных вариантов решения вопроса о Проливах.
Наиболее обстоятельная записка на эту тему была составле-
на в Ставке вице-директором Дипломатической канцелярии
при Ставке верховного главнокомандующего Н.А. Базили при
участии генерал-квартирмейстера Ю.Н. Данилова, начальника
Черноморского оперативного отдела МГШ капитана 2-го ранга
А.В. Немитца и капитана 2-го ранга А.Д. Бубнова27. В указан-
ной записке возможные варианты решения вопроса о Проливах
были сведены приблизительно в три группы. Наиболее выгод-
ным для России считалось «полное разрешение вопроса о Про-
ливах» «путем непосредственного утверждения нашей власти
на Босфоре и Дарданеллах с частью Эгейских островов (Лем-
нос, Самофракия, Имброс и Тенедос. —Авт.) и с достаточным
Hinterland'ом, чтобы владение ими было прочным»28. «Только
таким решением, — говорилось в записке, — могут быть до-
стигнуты в твердой и окончательной форме все наши задачи на
Проливах, т.е. экономическая и обе стратегические: активная
(овладением обоими Проливами. —Авт.) и пассивная (овладе-
ние одним Босфором. —Авт.), оно одно соответствует нашей
великодержавности, давая нам новое средство к расширению
мирового значения нашего Отечества»29. Авторы записки счи-
тали, что при обеспечении прохода русских военных судов в
Средиземном море значение Черноморского флота совершенно
изменилось бы, поскольку возможно было бы иметь лишь один
«флот открытого моря» на Черном море, ограничиваясь на дру-
гих морях морскими силами, предназначенными исключитель-
313
но для оборонительных задач. Обладание Проливами дало бы
возможность «грозить нашим флотом в Средиземном море, что
при условии обладания внушительными морскими силами
могло бы в высокой степени усилить наше влияние в мире»30.
У этого «великодержавного» решения была и оборотная
сторона: оборона Проливов требовала значительных военных
сил и не менее 300-400 млн. рублей на сооружение крепостей
и содержание постоянного гарнизона. «Оправдываются ли эти
жертвы ценностью приобретения?» Ответ на этот вопрос авто-
ры записки считали выходящим за пределы их компетенции,
поскольку он мог быть решен «лишь с высшей общегосударст-
венной точки зрения», способной соразмерить «эти жертвы с
силами и средствами России». Иными словами, ставилась кар-
динальная проблема соотношения и соответствия политичес-
ких целей и военных средств государства, решение которой
требовало всестороннего анализа и обоснования с точки зрения
как внутренних, так и внешних условий.
Составители записки (очевидно, прежде всего Базили и его
главный помощник генерал Ю.Н. Данилов) вместе с тем не
скрывали определенной уязвимости предлагаемого решения во-
проса о Проливах, полагая, что «даже установление нашего гос-
подства над Проливами не даст нам безусловного обеспечения
экономического выхода нашего в Средиземное море, оно не
устранит возможности для державы, располагающей в Среди-
земном море достаточными морскими силами, в случае войны
с нами объявить и осуществить блокаду Проливов»31.
Если записка Базили обосновывала необходимость принятия
максимальной программы при решении вопроса о Проливах, то
практические способы реализации его содержались в других
документах, составленных в декабре 1914 г. Капитан 2-го ранга
А.В. Немитц специально посвятил свою записку рассмотрению
условий и способов осуществления «константинопольской опе-
рации»32. С началом войны, по мнению автора записки, были
устранены главные препятствия на пути России к осуществле-
нию ее «исторической задачи» и «сейчас вопрос о Константи-
нополе и Проливах представляет собой для России лишь вопрос
стратегического момента и способа овладения этим объектом
и политической формы закрепления его за Россией». Он исхо-
дил из того, что «Турция добровольно не подчинится решению
о ее судьбе России, Англии и Франции, ибо это решение есть
не что иное, как расчленение Турецкой империи». Что касается
стратегического момента, то он, по мнению Немитца, предо-
314
пределен исходом военных действий с основными противни-
ками — Германией и Австро-Венгрией, когда «окончательно
будет сломлена сила германской армии на главном театре вой-
ны», и от прелиминарного мира с Германией до заключения
общего мира «пройдут месяцы», за время которых «мы успеем
достаточно подвинуть константинопольскую операцию, раньше,
чем европейский конгресс окончательно ликвидирует великую
европейскую войну». Война же с Германией, как считал он,
продлится не более двух лет и не менее четырех-шести меся-
цев. Исходя из того, что константинопольская операция «в мир-
ное время нами подготовлена не была», Немитц полагал необ-
ходимым не откладывая приступить к ее подготовке, на что
потребуется несколько месяцев.
Первым шагом в подготовке операции, по мнению автора
записки, должно быть «установление определенного решения,
в какой именно конкретной форме и в каких пределах мы хо-
тим утвердить господство России в Константинополе, Босфо-
ре, Дарданеллах и других, соприкасающихся с этим, районах».
Предложенное морским офицером Немитцем решение этой
политической проблемы было гораздо более умеренным и осто-
рожным, по сравнению с вариантом дипломата Базили, и было
подчинено выдвинутому им принципу: «Россия получит все ей
необходимое и не ослабит своей, в настоящее время выгодной,
международной позиции — ни в отношении великих, ни в от-
ношении балканских держав». Для этого предлагалось, во-пер-
вых, отделить, как это всегда и делал Морской генштаб, вопрос
о Проливах от судьбы Константинополя «и утвердить, что Про-
ливы нам безусловно необходимы... Константинополь же, как
город, нам совершенно не нужен, ибо он не даст нам никакой
реальной выгоды, а грозит крупнейшими политическими ос-
ложнениями»33. Во-вторых, отделить вопрос об обладании Про-
ливами от вопроса об обладании Фракийским и Малоазиатским
побережьями Мраморного моря, которые России не нужны и
грозят политическими трениями в области славяно-балканских
отношений и лишними военными расходами. В результате пред-
лагалось следующее решение: на правах полного государствен-
ного обладания Россия приобретает оба берега Босфора в пре-
делах, необходимых для устройства первоклассной морской и
сухопутной крепости, которая была бы очень сильна с суши и
с моря и являлась бы хорошей базой для русской эскадры. Для
этого на фракийском берегу она должна получить весь район от
Босфора до Чаталджинской укрепленной позиции с 20-верст-
315
ным плацдармом; на Вифийском полуострове — от Босфора до
позиции р. Сакарии вместе с территориальными водами Исмид-
ского залива и 20-верстным плацдармом для развертывания
армии на упомянутой позиции. Кроме того, России должны
принадлежать: группа Принцевых о-вов, как входящих в такти-
ческий район Босфора, Галлиполийский полуостров (по Була-
ирскую позицию с 20-верстным плацдармом) для устройства на
нем морской крепости, господствующей над Дарданеллами,
о-ва Тенедос и Имброс, тактически господствующие над Эгей-
ским выходом Дарданелльского Пролива. «Для примирения
интересов балканских государств» и установления с ними дру-
жественных отношений предполагалось передать Греции от
имени России о. Лемнос (с устройством там русской военно-
морской базы), а побережье Мраморного моря от Чаталджи до
Булаирской линии — Болгарии34.
Таким образом, несмотря на существование на протяжении
десятилетий во внешней политике России проблемы Проливов,
правящие круги вступили в войну, не только не имея военных
и материально-технических возможностей для проведения опе-
рации по захвату Проливов, но и ясной программы террито-
риальных и иных требований. По крайней мере, в ноябре—
декабре 1914 г. таковой не существовало. Это проявилось в вы-
сказываниях как министра иностранных дел, так и самого главы
государства. Так, Николай II, пригласив французского посла в
России М. Палеолога на аудиенцию 8 (21) ноября 1914 г., чтобы
изложить ему свое видение условий будущего мира, только в
заключение заявил: «Наконец, я должен буду обеспечить моей
империи свободный выход через Проливы». На просьбу посла
объяснить, что это значит, царь ответил, что его мысли «еще не
установились. Ведь вопрос так важен...» Однако два вывода он
все же делает. Первый: «Турки должны быть изгнаны из Евро-
пы»; второй: Константинополь должен отныне стать нейтраль-
ным городом под международным управлением... Северная
Фракия, до линии Энос—Мидия, была бы присоединена к Бол-
гарии. Остальное, от этой линии до берега моря, исключая
окрестности Константинополя, было бы отдано России35.
В дипломатической практике России аудиенции царя акк-
редитованным при нем послам иностранных держав были со-
бытиями не частыми. Приглашение Палеолога было вызвано не
только рекомендацией Сазонова, но, очевидно, прямо связано
с запиской группы консервативных членов правительства во
главе с министром юстиции М.Г. Щегловитовым, в которой
316
они настаивали на необходимости прийти к предваритель-
ному соглашению с союзниками по вопросам будущей мирной
конференции и «точно зафиксировать» территориальные при-
обретения России. Щегловитов, по свидетельству хорошо ин-
формированного современника, «мало верил в возможность
практического осуществления этих прекрасных исторических
заветов славянофилов». Он предсказывал, что в решающую ми-
нуту заключения мира «коварный Альбион отнимет у ослаблен-
ной России плоды ее победы»36.
Изменившиеся военные обстоятельства осложнили выработ-
ку и принятие программы осуществления «исторической зада-
чи» России в Проливах. Выступление Турции на стороне Гер-
мании и изменение позиции Великобритании в отношении
предоставления России Черноморских проливов привели к
нарушению единомыслия, единой линии по отношению к Тур-
ции, существовавших у верховного командования и Министер-
ства иностранных дел в период турецкого нейтралитета. Обмен
мнениями между руководителями МИД и Ставки, имевший
место в декабре 1914 — январе 1915 г., свидетельствовал об
известном нарастании противоречий между дипломатами и
военными в понимании насущных задач войны.
8 (21) декабря 1914 г. Сазонов обратился с официальным
запросом к начальнику Штаба верховного главнокомандующе-
го Н.Н. Янушкевичу о том, «к каким военным операциям ре-
шено прибегнуть для фактического проникновения к Проливам
и захвата их вместе с прилегающей областью — безотноситель-
но ко времени осуществления сказанных мер»37. Телеграмма
Сазонова была правильно понята в Ставке как запрос о выде-
лении особых сил для овладения Проливами. В ответ ему было
официально разъяснено, что только после достижения реши-
тельного успеха над Германией и Австро-Венгрией и при усло-
вии «если бы после достижения такового успеха нам не удалось
обеспечить себе обладания Константинополем и Проливами
дипломатическим путем, вопрос этот должен будет составить
предмет совершенно особой военной операции, определить
объем которой в настоящее время представляется весьма затруд-
нительным»38.
В свою очередь, Базили решил выяснить взгляды Ставки по
поднятому Сазоновым вопросу в неофициальных беседах с ге-
нералом Ю.Н. Даниловым. Последний более подробно развил
уже известный Сазонову ответ Ставки. Для занятия Проливов,
по его мнению, потребовалось бы 8-10 корпусов, которые не-
317
возможно отвлечь до окончания военных действий на Западном
фронте. Но даже в случае заключения Австрией сепаратного
мира Ставка не сможет отвлечь с Западного фронта достаточ-
ные силы для операции против Проливов, тем более что к этому
времени может потребоваться усиление войск на Кавказе39.
Надежды руководителей дипломатического ведомства Рос-
сии на постепенный рост численности русской армии и на то,
что к концу войны на Западном фронте появится избыток сил,
который можно будет использовать для действий в районе Про-
ливов, были окончательно похоронены генералом Даниловым,
который «с уверенностью» заявил Базили, что «мы в лучшем
случае закончим войну с нынешним числом организационных
единиц, об увеличении же их нельзя думать». Общий вывод был
неутешительным для царской дипломатии: «Одни мы захватить
Проливы не можем ни под каким видом»40. Верховный главно-
командующий великий князь Николай Николаевич считал «не
как дипломат, а как солдат», что следует довольствоваться по-
лученными от Англии и Франции обещаниями о соблюдении
интересов России при разрешении вопроса о Проливах и Кон-
стантинополе. Недвусмысленным намеком Сазонову не вмеши-
ваться не в свои дела звучало его заявление о том, что вопрос о
военных операциях по овладению Проливами он предпочел бы
обсудить с главнокомандующими фронтов в Ставке.
Этот совет министр иностранных дел принять не мог, как
не мог внутренне согласиться и с категорическим мнением
Ставки о невозможности своими силами захватить Проливы.
Однако не кто иной, как сам великий князь Николай Нико-
лаевич, невольно способствовал тому, что вопрос о Проливах
в начале 1915 г. оказался в центре внимания царской диплома-
тии и верховного командования. Начавшиеся в ноябре 1914 г.
военные действия на Кавказском фронте были неблагоприят-
ными для ослабленной русской армии. На Эрзерумском направ-
лении русские войска вынуждены были отступить. На Батум-
ском направлении турки начали в конце ноября (по ст. стилю)
1914 г. наступление на Сарыкамыш. Они намеревались отрезать
главные силы русских от Карса, сбросить их в ущелье р. Араке,
а затем овладеть крепостями Каре и Батуми. Им удалось обойти
Сарыкамыш с севера и прервать железнодорожную и телеграф-
ную связь с Тифлисом. Развернулись упорные бои вблизи го-
рода, а затем и за сам город.
Поэтому 18 (31 ) декабря 1914г. верховный главнокомандую-
щий запросил союзников о помощи, указав на желательность
318
их воздействия на Турцию «в наиболее уязвимых и чувствитель-
ных ее местах»41.
Обращение русской Ставки пришлось как нельзя кстати в
военно-политических кругах Англии и Франции для сторонни-
ков активизации военных действий союзников на Балканском
полуострове и Ближнем Востоке.
После обсуждения различных вариантов военных операций
было решено попытаться осуществить прорыв союзного флота
в Проливы и открыть морской путь сообщения с Россией.
Военные авторитеты, и прежде всего военный министр Кит-
ченер, решили, что Дарданеллы являются наиболее подходя-
щим объектом для атаки морских и сухопутных сил. Идея
Дарданелльской операции возникла в стенах британского адми-
ралтейства еще в начале мировой войны и окрепла после вступ-
ления в войну Турции. Автор ее — первый лорд адмиралтейства
У. Черчилль — связывал с ней далеко идущие планы укрепле-
ния позиций Великобритании в Восточном Средиземноморье
и на Ближнем Востоке в целом, особенно если бы к тому же
удалось осуществить высадку британских войск в Александрет-
те. Правда, Китченер категорически отказался выделить солдат
для Дарданелльской операции. Но отсутствие английских войск
для высадки десанта на Галлиполийском полуострове Черчилль
предполагал возместить привлечением Греции, которую британ-
ское правительство рассматривало в качестве своего верного
союзника в этом районе. Тем не менее Военный совет Велико-
британии согласился с планом Черчилля атаковать Дарданеллы
военно-морскими силами.
7(20) января 1915 г. решение Военного совета было сообще-
но в Ставку. Черчилль ставил в известность, что атака Дарда-
нелл начнется в начале второй половины февраля, и выражал
надежду, что российское правительство окажет мощное содей-
ствие в предполагаемой атаке, предприняв в подходящий мо-
мент морскую операцию у устья Босфора и имея наготове
войска, чтобы использовать всякий достигнутый успех.
Сообщение о Дарданелльской экспедиции крайне болезнен-
но подействовало на Сазонова, настолько ему была «неприятна
возможность захвата Проливов и Константинополя силами на-
ших союзников, а не русскими войсками и Черноморским фло-
том»42. Министр тотчас же стал искать выход из положения.
В Ставку был послан запрос: «Можем ли мы в настоящую
минуту оказать англичанам просимую ими поддержку и в слу-
чае удачного оборота дела сыграть в занятии Проливов подо-
319
бающую России роль?» В предвидении отрицательного ответа
он советовал-. «Не лучше ли было бы просить наших союзников
ввиду изменившегося в нашу пользу положения на Кавказе
повременить еще с предположенными действиями против Дар-
данелл?»43 Подтекст этих запросов был простой: если сами не
имеем возможности в настоящее время овладеть Проливами, то
следует их оградить и от союзников.
Однако в Ставке к сообщению отнеслись спокойно. Сазоно-
ва поставили в известность, что считают завладение Проливами
союзным флотом «трудно осуществимым, почти невозмож-
ным», всякая же попытка в этом направлении была бы «полезна
для нас», поскольку положение кавказской армии после победы
под Сарыкамышем «теперь прекрасно, но непрочно»44. Генерал
Данилов полагал, что если бы англичанам даже удалось овла-
деть Проливами, уничтожить турецкий флот и навести страх на
столицу Оттоманской империи, то и тогда они не смогут овла-
деть Константинополем: никакой десант не в состоянии был
бы одолеть турецкую армию, которая не отдаст без боя столицу.
Он весьма своеобразно успокаивал представителя МИД в Став-
ке, говоря, что завоевание Босфора потребует отдельной вой-
ны, а будет ли Россия способна вести эту отдельную войну и
захочет ли, в этом Данилов «глубоко сомневался»45. Пока же
великий князь Николай Николаевич в ответ на послание Чер-
чилля сообщил, что, во-первых, не может обещать союзному
флоту содействия ни флотом, ни сухопутными войсками и, во-
вторых, приветствовал бы с военной точки зрения всякий удар,
нанесенный Турции, поскольку он облегчит положение не
только на Кавказе, но и общее положение союзников, «так как
поражение турок, несомненно, определит ориентировку бал-
канских государств в желательную для нас сторону»46.
Отношение Ставки и МИД к Дарданелльской операции
показало полное расхождение стратегии и политики. Генералы
были недовольны вмешательством Сазонова в неподведом-
ственные ему вопросы, и во время приезда царя в Ставку вели-
кий князь добился от него указания, чтобы «дело о завладении
Проливами сосредоточилось в Ставке», с тем чтобы подгото-
вительные работы всех ведомств велись «по определенному
плану», разработанному верховным главнокомандующим. Царь
заявил также, что признает только одно решение этого вопроса:
Босфор и Дарданеллы должны стать «достоянием России»47.
Уверения Ставки в невозможности захвата Проливов союз-
никами не рассеяли опасений Сазонова. Он решил действовать
320
имевшимися в его распоряжении средствами, поставив в пер-
вую очередь задачу как можно скорее, не дожидаясь успешного
завершения Дарданелльской операции, получить от союзников
формальное согласие на передачу Проливов России.
Прежде всего он использовал в этих целях обществен-
ное мнение России, инспирировав широкую кампанию в прессе
и в различных общественных организациях в пользу призна-
ния союзниками «законных прав» России в районе Проли-
вов. Он испросил у царя разрешение на выступление в Думе.
12 (25) января, за два дня до открытия думской сессии, выступая
на закрытом заседании бюджетной комиссии с информацией
по внешнеполитическим вопросам, он заявил (согласно записи
П.Н. Милюкова), что в отношении Проливов «дело вполне
выяснено с союзниками. Мы получаем оба Пролива и оба бере-
га с Константинополем»48.
Это заявление Сазонова не попало в прессу, но было широко
известно в думских кругах. И хотя на открывшейся 14 (27) ян-
варя 1915 г. сессии Думы Сазонов, председатель Думы Родзянко
и глава правительства Горемыкин весьма неопределенно гово-
рили о «светлом историческом будущем России на берегах Чер-
ного моря», о предстоящем осуществлении «экономических и
политических задач, связанных с выходом России к свободному
морю»49, члены Думы были подготовлены к тому, чтобы вложить
конкретное содержание в формулу Сазонова. Большинство дум-
ских фракций — от кадетов до крайне правых — с воодушев-
лением приветствовали заявление Сазонова. Милюков конста-
тировал, что «осуществление наших национальных задач стоит
на верном пути. Мы уверены, что выполнение главнейших из
этих задач — приобретение Проливов и Константинополя —
будет совершенно обеспечено как дипломатическими, так и
военными средствами»50. Ковалевский в своем выступлении
подчеркнул, что среди других стоящих перед Россией задач «в
первую очередь приходится поставить завершение векового
нашего спора с Турцией относительно Босфора и Дарданелл»51.
Наиболее определенно высказался крайне правый профессор
Левашов: «Проливы, составляющие выход из Черного моря,
вместе с соответственными участками суши на европейском и
азиатском берегах, должны непременно поступить во владение
России»52. Перед закрытием заседания члены Думы приняли
следующую формулу перехода: «Государственная Дума... вы-
сказывает твердую уверенность в достижении великих нацио-
нальных задач войны»53. Через два дня аналогичные речи, но
21 —2729
321
в более дипломатичных выражениях, прозвучали на заседании
Государственного совета.
Назавтра столичная пресса с полным единодушием объявила
заседание Думы 27 января «историческим», открывшим перед
Россией «вполне определенные и давно желанные перспекти-
вы», где впервые с высоты парламентской трибуны из уст ру-
ководителя внешней политики прозвучали на весь мир твердые
слова о высоких задачах России на берегах далекого южного
моря у стен Царьграда. Кадетская «Речь» объясняла шумные
овации Сазонову в Думе и всеобщее удовлетворение его дея-
тельностью «не только симпатией к министру, который всегда
относился к народному представительству с самой щепетильной
корректностью, но и самим направлением русской международ-
ной политики при этом министре». Правокадетские «Русские
ведомости» и либеральная газета «Дело» с удовлетворением
констатировали, что вопрос о Проливах и Константинополе в
самом недалеком будущем будет поставлен и решен оконча-
тельно в самом благоприятном для России смысле54. Ряд газет,
преимущественно правого толка, весьма ясно давали понять,
что от решения вопроса о Константинополе и Проливах зави-
сит дальнейшее участие России в войне и «внутренний» мир в
стране.
Сообщения о намерении союзников приступить к осуществ-
лению Дарданелльской операции поступили в Петроград в кон-
це января. В этих условиях царское правительство форсировало
подготовку официальной постановки перед союзниками вопроса
о Проливах. Прежде всего Сазонов решил определить конкрет-
ные размеры требований, которые следовало поставить перед
союзниками. Для выполнения этой задачи необходимы были
военные эксперты. Однако обращение в Ставку после категори-
ческого отпора верховного главнокомандующего было закрыто.
Поэтому Сазонов созвал совещание высших чинов своего минис-
терства, на которое пригласил в качестве военного специалиста
бывшего военного министра генерала А.Н. Куропаткина — «ге-
роя» русско-японской войны. Куропаткин высказался за при-
соединение к России обоих Проливов с полосой земли по обо-
им берегам (на европейском берегу по линии Энос—Мидия) и
всех островов, примыкающих к Дарданеллам. Предусматривае-
мый им расход войск на оборону этих территорий определялся
в четыре армейских корпуса. Константинополь он предлагал
объявить вольным городом, считая его присоединение к России
«связанным с чрезмерными трудностями и невыгодами»55.
322
В стенах МИД разработку проектов возможных решений
проблемы Проливов Сазонов поручил директору Второго де-
партамента, известному юристу-международнику профессору
барону Б.Э. Нольде. Последний взялся за это дело, по свиде-
тельству его соратника, «с особым увлечением» и «с крайней
секретностью». Министру были предложены два проекта. Пер-
вый исходил из предпосылки достижения решительной победы
Тройственного согласия над германским блоком и предусмат-
ривал осуществление максимальной программы России в отно-
шении Черноморских проливов и Константинополя, изложен-
ной в записках Базили-Данилова и генерала Куропаткина, с
обоснованием международно-правовых гарантий нового режи-
ма Проливов. Второй был ориентирован на то, что война может
закончиться не безусловной победой России и даже вничью.
Поэтому требования России в этом проекте были ограничены
установлением фактического контроля над Проливами путем
размещения на берегах Босфора и Дарданелл ее сухопутных
сил и морских баз, при объявлении обоих берегов Проливов
нейтральными зонами. Константинополь должен был остаться
в «номинальном владении» Турции, а его управление предпола-
галось поставить под международный контроль56.
Сам Нольде, как и многие старшие чины министерства,
весьма скептически оценивал вероятность в результате войны
«получить то, что России не удалось в течение ее тысячелетней
истории». Однако Сазонов не только одобрил первый проект,
но резко осудил второй, твердо веря в победоносное окончание
войны. «Теперь или никогда, — заявил он. — Если мы получим
согласие Англии (Франция, считал тогда Сазонов, не будет
протестовать. — Авт.), то безотносительно к аннексии или
оккупации Константинополя, а если не получим, то и вообще
воевать России не из-за чего»57. По существу, те же мысли Са-
зонов повторял в своих мемуарах.
В те же дни министр иностранных дел предпринимает по-
пытку восстановить роль правительства в руководстве внешней
политикой страны. С началом войны в России изменилась
структура механизма выработки и принятия важнейших внеш-
неполитических решений. Основными звеньями нового «управ-
ляющего центра» этого механизма стали Ставка верховного
главнокомандующего и Министерство иностранных дел. Совет
министров потерял прежнее значение высшего объединяющего
органа власти из-за непомерно возросшей роли Ставки, а Осо-
бые совещания министров перестали созываться. Вследствие
21*
323
разномыслия со Ставкой по главнейшему вопросу российской
внешней политики и обострения личных отношений с верхов-
ным главнокомандующим Сазонов и правительство во главе с
Горемыкиным решили взять инициативу в свои руки и обсудить
и принять общеполитические и по возможности военно-техни-
ческие постановления по Черноморским проливам в рамках
Совета министров.
Через три дня после начала Дарданелльской операции,
9(22) февраля 1915 г., было созвано узкое совещание чле-
нов царского правительства под председательством его главы
И.Л. Горемыкина, с участием Сазонова, военного министра
В.А. Сухомлинова, морского министра И.К. Григоровича, посла
М.Н. Гирса, начальника Генштаба генерала М.А. Беляева, на-
чальника Морского генштаба вице-адмирала А.И. Русина и его
ближайших помощников — капитанов Капниста и Немитца.
Председатель Совета министров предложил выработать ряд
мер для подготовки к выполнению прямого указания царя о
необходимости воспользоваться настоящей войной для завла-
дения Босфором и Дарданеллами. По его мнению, операция по
овладению Проливами могла начаться сразу после заключения
мира с Германией. Сазонов, однако, считал более подходящим
моментом для осуществления операции период после разгрома
Германии и «до окончательного заключения мира». Этот мо-
мент он предполагал использовать для того, чтобы потребовать
права на проход русских войск через Румынию и Болгарию,
взамен уступки Румынии венгерской Трансильвании и соответ-
ствующего вознаграждения Болгарии за счет Турции. Его аргу-
ментация в пользу этого варианта показывала, что он сильно
сомневался в получении согласия союзников на самостоятель-
ную русскую операцию по захвату Проливов после того, как
мир с Германией будет уже заключен.
Бурную дискуссию на совещании вызвал вопрос о масштабах
территориальных требований России в районе Проливов. Мор-
ское ведомство по-прежнему настаивало на обеспечении Рос-
сии надежных морских оборонительных рубежей в Проливах и
на его подступах, то есть включении в состав империи всех ост-
ровов Мраморного моря и четырех островов Эгейского моря —
Имброса, Тенедора, Лемноса и Самофракии и относительно уз-
ких территориальных полос по обоим берегам Босфора и на
Галлиполийском полуострове для возведения на них крепостей.
Генералы Сухомлинов и Леонтьев, однако, решительно по-
требовали овладения европейской частью Турции по линии
324
Энос — Мидия, мотивируя это тем, что для русской армии,
которая будет занята обороной Проливов, «нужно пространство
для боевого развертывания». Кроме того, они считали, что вла-
дение Дарданеллами не может считаться прочным, если Юж-
ный берег Пролива будет в чужих руках. Необходимо овладеть
полосой Южного побережья Мраморного моря достаточной
ширины от Черного моря до Эгейского и иметь крепости по обе
стороны обоих Проливов, с достаточным простором впереди
укреплений для обеспечения развертывания армии.
Министр иностранных дел полностью поддержал генералов,
согласившись с необходимостью выработки максимальных тре-
бований в отношении Проливов. В результате совещание при-
шло к единодушному мнению по этому вопросу, которое и легло
в основу меморандума Сазонова, предъявленного через десять
дней союзникам.
Обсуждение вопроса о будущей судьбе Константинополя
также завершилось, под влиянием требований морского и во-
енного министров, принятием решения о присоединении Кон-
стантинополя к России, хотя Сазонов пытался отстаивать более
гибкое решение — «обратить Константинополь в вольный го-
род, но с нашим гарнизоном».
Вместе с тем кардинальные проблемы, поставленные Базили
в его ноябрьской записке (о соразмерности «активного» реше-
ния вопроса о Проливах, т. е. в максимальном объеме, с обще-
государственными соображениями: военными, политическими
и финансовыми, иными словами, с силами и средствами Рос-
сии) не обсуждались.
Совещание закончилось сообщением адмирала Григоровича
о тех подготовительных мероприятиях, которые уже были про-
ведены и должны были быть осуществлены вскоре Морским
министерством для создания транспортной флотилии, предназ-
наченной для перевозки десанта в район Босфора.
Практические результаты совещания, таким образом, своди-
лись к двум важным моментам: во-первых, царская дипломатия
получила необходимую программу территориальных требова-
ний в отношении Проливов, с которой она могла обратиться
к союзникам; во-вторых, Морское министерство активизирова-
ло работу по подготовке десантных судов и обещало обеспечить
в ближайшие полтора — три месяца переброску одного-двух
корпусов в район Босфора. Казалось, дело стало только за тем,
чтобы посадить эти корпуса на десантные суда и совместно с
союзниками участвовать в овладении Проливами.
325
Ставка, выполняя волю царя о сосредоточении всей подго-
товительной работы по овладению Проливами, приступила к
разработке планов будущей десантной операции, однако ее
осуществление предусматривалось лишь после достижения ре-
шительной победы над Германией58.
6 (19) февраля началась Дарданелльская операция англо-
французского флота. В первое время успех сопутствовал союзни-
кам: мощным линейным кораблям понадобилось всего несколь-
ко дней, чтобы разрушить внешние форты и войти в Пролив.
Царское правительство было встревожено. В Ставке было
созвано совещание для того, чтобы выяснить, «что мы в силах
сделать в случае, если бы Черноморскому и англо-французскому
флотам удалось, прорвавшись через Проливы, подойти к столи-
це Турции»59. Шансы на успех Черноморского флота возросли
вследствие выхода из строя «Гебена», подорвавшегося на рус-
ских минах у Босфора. Однако в отношении сухопутных войск
перемен к лучшему не было и, как писал директор Дипломати-
ческой канцелярии при Ставке князь Н.А. Кудашев Сазонову,
«никакой десантной операции мы и ныне не в состоянии сде-
лать на Босфоре, даже если бы там появились наш и союзные
флоты». Общий вывод Кудашева был безысходным, так как он
не сомневался, что в случае успеха союзников в Проливах по-
следует заключение мира с Турцией и приобретение ими соот-
ветственных экономических и иных выгод. «Таким образом, —
заключал он, — разрешения вопроса о Проливах «в согласии с
нашими интересами», как понимаем это разрешение все мы, до-
рожащие историческими заветами нашей родины, не последу-
ет. С этим неумолимым фактом надо не только считаться, но,
по моему глубокому убеждению, надо с ним примириться, под-
готовляя к нему постепенно и наше общественное мнение»611.
Однако Ставка, учитывая настроения царя, правительства и
общественного мнения, не могла не реагировать на события в
Дарданеллах. Как свидетельствует генерал Данилов, «верхов-
ному главнокомандующему, во избежание обвинений в излиш-
нем безразличии, приходилось скрепя сердце все же подумать
о тех мерах, которые гарантировали бы прямое участие русских
вооруженных сил в операции против Проливов»61. На другой
после совещания день, 11 (24) февраля, Кудашев был извещен,
что «генерал Данилов вдруг находит возможным посадить один
из кавказских корпусов на транспорты и выслать его к Босфору
на случай удачи прорыва Проливов»62. Эта мера, по мнению
Кудашева, «поставит нас в более достойное положение по
326
отношению к нашим союзникам»; тем не менее, помня откро-
венные разъяснения генерала Данилова, он пессимистически
добавлял, что «сущность разрешения вопроса о Проливах по-
сылка этого корпуса не изменит и не поколеблет моего убежде-
ния в том, что мы ни духовно, ни материально не подготовлены
к завладению Проливами»63.
Сазонов с удовлетворением воспринял весть о выделении
десантного корпуса для захвата Босфора, но, так же как и Ку-
дашев, полагал, что этих сил явно недостаточно. Его тревога
особенно возросла после того, как он узнал, что союзники
решили не ограничиваться в Дарданеллах действиями флота,
а собираются выделить для высадки десанта и занятия Кон-
стантинополя 80-85-тысячную армию64. Необходимо было
предпринимать контрмеры. 15(28) февраля он обратился через
Дипломатическую канцелярию при Ставке к верховному глав-
нокомандующему с запросом о возможности направить в Бос-
фор «по крайней мере» ополченческие бригады, предназначав-
шиеся для Сербии. Не надеясь на положительный ответ Ставки,
он одновременно, не ожидая очередного доклада царю, обра-
щается к Николаю II со специальной запиской, в которой обо-
сновывает необходимость безотлагательного выделения новых
частей для десантной экспедиции (казачьего полка и ополчен-
ческих частей) вероятным, более скорым, «чем можно было
предполагать», прорывом французских и великобританских сил
через Дарданеллы и решением союзников направить 80-85-ты-
сячный десант в Константинополь. Однако апелляция к царю
не помогла. Как и предполагал Сазонов, ответ был отрицатель-
ным. Янушкевич сообщил, что в случае прорыва Дарданелл в
Проливы будет послан кавказский корпус, посадка его на ко-
рабли в Батуме потребует до 20 дней.
Таким образом, русский десант мог появиться в Босфоре не
ранее 10(23) марта: время работало не на пользу царской ди-
пломатии, союзники могли опередить. Сазонов получил сооб-
щение, что 40 тыс. английских солдат в случае удачного форси-
рования Дарданелл будут готовы к высадке в Константинополе
сразу после 5(19) марта. Вероятно, к тому же времени там также
будет и французская дивизия в 18 тыс. человек.
Эти обстоятельства увеличивали и без того нервное напря-
жение в Петрограде, вызванное прохладным отношением союз-
ников к поднятому в Думе вопросу о Проливах. Лондонские и
особенно парижские газеты повели агитацию за необходимость
установления равных прав всех держав в Проливах.
327
Время работало явно не на пользу интересов России, и
Сазонов решил форсировать заключение соглашения с союзни-
ками по Черноморским проливам и Константинополю. 1 марта
нового стиля министр пригласил к себе послов М. Палеолога
и Дж. Бьюкенена и предложил выработать текст официального
соглашения о Проливах. Сославшись на настойчивые и катего-
рические требования всех слоев русского народа решить вопрос
о судьбе Константинополя, он решительно заявил, что русский
народ не должен оставаться в неведении. Может ли он рассчи-
тывать на своих союзников в деле осуществления своей наци-
ональной задачи? «Англия и Франция должны громко заявить,
что они согласятся в день мира на присоединение Константи-
нополя к России»65.
3 марта Николай II пригласил французского посла, чтобы
специально «говорить о Константинополе»66. «Вопрос о Про-
ливах, — заявил царь, — в высшей степени волнует русское
общественное мнение. Это течение с каждым днем все усили-
вается. Я не признаю за собой права налагать на мой народ
ужасные жертвы войны, не давая ему в награду осуществления
его вековой мечты. Поэтому мое решение принято, господин
посол. Я радикально разрешу проблему Константинополя и
Проливов». Далее Николай перечислил основные пункты про-
граммы, которые были изложены Сазоновым и уже были извест-
ны союзникам. Когда же Палеолог заговорил о компенсациях
для Франции, царь с готовностью заявил: «Я заранее соглашаюсь
на все, чего ваше правительство может желать, и особенно на
все политические и военные меры, которые оно сочтет необ-
ходимым». «Я желаю, чтобы Франция вышла из этой войны
такой великой и сильной, как только возможно», — уверял
Николай, предлагая Франции брать левый берег Рейна, Майнц,
Кобленц и идти «еще дальше, если находите это полезным.
Я буду счастлив и горд за вас». Такая щедрость должна была
сломить сопротивление французского правительства.
На следующий день после разговора с французским послом
Николай II утвердил карту территориальных требований, на
которые претендовала Россия в зоне Проливов67. Тогда же Са-
зоновым совместно с союзными послами была составлена па-
мятная записка, переданная от имени русского правительства
Франции и Англии. В этом меморандуме от 4 марта 1915 г.
были сформулированы требования о включении в состав Рос-
сийской империи Константинополя, Западного берега Босфо-
ра, Мраморного моря и Дарданелл, а также Южной Фракии до
328
линии Энос — Мидия, части азиатского побережья в пределах
между Босфором, р. Сакарией и подлежащим определению
пунктом на берегу Исмидского залива, о-вов Мраморного моря,
а также о-вов Имброс и Тенедос в Эгейском море68.
Глава российского дипломатического ведомства с большим
подозрением относился к начатым Англией в январе 1915 г.
переговорам с Грецией с целью привлечения ее армии и флота
к участию в Дарданелльской операции. Он был осведомлен о
намерении греческого премьер-министра Венизелоса высадить
совместно с союзниками греческий десант на Галлиполийском
полуострове, который смог бы участвовать в победоносном
вступлении в турецкую столицу во главе с греческим королем-.
В Петрограде было известно и об активной агитации греков -в
пользу интернационализации Константинополя и стремлении
их обеспечить греческому принцу пост верховного комиссара
союзников в этом городе. Поэтому реакция Сазонова на попыт-
ки британской дипломатии привлечь греческую армию к совме-
стным действиям в районе Проливов была решительной и
недвусмысленной: «Ни при каких условиях мы не можем до-
пустить участия греческих войск во вступлении союзных войск
в Константинополь»69. Он лишь согласился допустить гречес-
кие операции в районе Смирны, да и то на практически не
приемлемых для Греции условиях.
Непримиримая позиция царской дипломатии в отношении
Греции оказала существенное влияние на обострение борьбы
в греческих правящих кругах и возникновение правительст-
венного кризиса. Отставка Венизелоса была с удовлетворением
встречена в России. На телеграмме Демидова 21 февраля (6 мар-
та) 1915 г. с сообщением об этом событии царь начертал ре-
золюцию: «Временное невмешательство Греции для России
выгодно». Даже осторожная в выражениях кадетская «Речь» не
скрывала своего удовлетворения, отметив, что «греческий*кри-
зис пришел очень кстати для нас».
Просочившиеся в печать слухи о секретных переговорах
союзников подогрели кампанию в английской и особенно во
французской прессе в пользу международного устройства-Кон-
стантинополя и нейтрализации Проливов. Возглавила ее париж-
ская официозная «Тан», выражая в известной мере позицию
Пуанкаре, Бриана и некоторых других французских политичес-
ких и финансовых деятелей, заинтересованных в сохранении
французских позиций в Константинополе. Посол в Париже
А.П. Извольский видел единственный выход из создавшегося
329
положения в активизации военных усилий России в Проливах
с тем, чтобы «присвоить себе главную военно-морскую роль
при занятии Константинополя», что «сразу изменило бы все
обстоятельства в нашу пользу».
Однако вместо новых кораблей и дивизий русская Ставка
могла предложить Извольскому лишь инструкции «для защиты
нашей точки зрения». В пространной депеше генерала Янушке-
вича Сазонову 21 марта (3 апреля) 1915 г. проводилась мысль о
том, что мерилом для пропорционального распределения выгод
после победоносного окончания войны может служить «лишь
совокупность усилий и жертв, проявленных и понесенных каж-
дым из союзников на всех театрах военных действий ради до-
стижения конечной общей цели». Распределение этих выгод
должно быть сообразно тем жизненным интересам, ради кото-
рых борются вступившие в союз державы. Далее Янушкевич
обстоятельно охарактеризовал роль русской армии за истекший
период войны, особенно подчеркивая, что Россией принесено
очень много жертв ради общей пользы союзников и проявлено
немало самопожертвования ради облегчения положения Фран-
ции на ее Восточном фронте. Начальник штаба Ставки подчер-
кивал, что и в данный момент русская армия сражается против
50 германских, 46 австрийских дивизий и на Кавказском фрон-
те притягивает свыше 200 батальонов турецкой армии70.
Эти военные аргументы бесспорно имели определяющее
значение в решении союзников пойти на заключение секрет-
ного соглашения с Россией о Проливах, но они сработали лишь
в сочетании с политическим давлением, оказанным царской
дипломатией и общественным мнением России. Сазонов ис-
пользовал с этой целью германские предложения России о за-
ключении сепаратного мира и деятельность сторонников этой
идеи в России, во главе которых, как считали союзные дипло-
маты, находился крупнейший государственный деятель России
граф СЮ. Витте71. Заявление Сазонова Палеологу 20 февраля
(5 марта) 1915 г. о том, что дальнейшее сопротивление Фран-
ции осуществлению русских требований в отношении Констан-
тинополя и Проливов заставит его подать в отставку, что может
привести к замене его другим министром из числа привержен-
цев старой системы Союза трех императоров, прозвучало как
последний веский аргумент.
По мнению союзников, заявление Сазонова «не было бле-
фом, это была реальная опасность». Они не могли не считаться
с требованиями России, так как «если Россия обозлится и
330
решится вступить в переговоры с Германией, 52 немецких
и австрийских корпуса, находящихся теперь на Восточном
фронте, обратятся против нас»72. В официальной английской
военной истории первой мировой войны указывается, что бри-
танскому Министерству иностранных дел было хорошо из-
вестно, что «Германия уже выработала соблазнительный план
привлечения России к сепаратному миру и отречению от своих
союзников... По этим соображениям, с полного согласия лиде-
ров оппозиции было решено предоставить России контроль над
Проливами, которого она так долго жаждала»73.
Британское правительство первым памятной запиской сво-
его посольства в Петрограде от 27 февраля (12 марта) 1915 г.
признало притязания России на Черноморские проливы и
Константинополь при условии, «если война будет доведена до
успешного завершения и если будут осуществлены пожелания
Великобритании и Франции как в Оттоманской империи, так
и в других местах»74.
Одновременно Сазонову был вручен более пространный
документ, в котором подчеркивалась ценность уступки, сделан-
ной Великобританией своей исторической сопернице, которая
получает главный приз войны. Бьюкенен обращал внимание на
«полный переворот» в традиционной политике своей страны
по отношению к России и надеялся, что «прочная дружба между
Россией и Великобританией будет обеспечена, как только
будет достигнуто предположенное соглашение». Уверения бри-
танского правительства, что его пожелания «не будут содер-
жать в себе ни одного условия, которое могло бы затронуть
русское господство над территориями, описанными в русской
памятной записке от 19 февраля (4 марта) 1915 г.», сочетались
в записке с вполне конкретными предложениями о пересмот-
ре англо-русского соглашения 1907 г. касательно Персии и о
признании Россией нейтральной зоны «сферой английской»75.
Кроме того, в меморандуме обращалось внимание на необхо-
димость «принять во внимание весь вопрос о будущих интере-
сах Франции и Англии в том, что теперь касается азиатской
Турции» и фактически предлагалось союзникам вступить в
конкретные переговоры по этому вопросу.
В обстоятельном британском документе содержались и
конкретные пожелания гарантий свободы торгового мореплава-
ния в Проливах, намерения иметь свободный порт для транзита
товаров, указывалось российскому правительству на необходи-
мость соблюдать интересы Румынии и Болгарии в Проливах.
331
Британское правительство и на этот раз воспользовалось слу-
чаем, чтобы призвать Россию не препятствовать привлечению
Греции к участию в Дарданелльской операции.
В России существовало мнение, что именно британские ин-
тересы прежде всего являются препятствием для ее утверждения
в Проливах. Однако наиболее упорное сопротивление россий-
ской дипломатии на этот раз оказала Франция, которая имела
сильные экономические позиции в Турции и Восточном Сре-
диземноморье.
России потребовался почти месяц напряженных дипломати-
ческих переговоров с Францией, чтобы 28 марта (16 апреля)
1915г. получить от нее согласие на присоединение к Российской
империи Константинополя и Черноморских проливов на огово-
ренных в памятной записке Сазонова условиях. Россия наконец
получила долгожданный вексель от союзников, который надо
было оплатить. Начался новый этап в истории этого важнейшего
дипломатического соглашения периода первой мировой войны.
Секретное соглашение держав Тройственного согласия по
Черноморским проливам явилось своего рода кульминацией,
высшим достижением российской дипломатии и лично минист-
ра иностранных дел Сазонова на пути к осуществлению «исто-
рической задачи» внешней политики России. В истории борьбы
России за Проливы оно формально фиксировало такое реше-
ние проблемы «ключа от южных ворот империи», которое не
было достигнуто в самом благоприятном для нее Ункяр-Иске-
лесийском договоре 1833 г.
Сопоставление условий этого соглашения с высказанными в
Думе, различных собраниях и печати соображениями и требова-
ниями о защите национальных интересов России в этом регионе
свидетельствовало о том, что правительство довольно адекватно
выражало взгляды национал-либеральных, националистских,
славянофильских, неославистских и вообще «патриотически»
настроенных кругов российского общества. С требованиями
захвата Черноморских проливов выступил Совет съездов пред-
ставителей промышленности и торговли. А главный орган сове-
та журнал «Промышленность и торговля», обычно не касавший-
ся проблем внешней политики, выступил с передовой статьей
«Царьград и Проливы», в которой призывал правительство к
«коренному разрешению основного вопроса ее (России. —
Авт.) государственного бытия» — контроля над Проливами76.
Соглашение 1915 г. по Проливам в дипломатических отно-
шениях союзных держав за время войны имело неоднозначное
332
значение. Оно прежде всего способствовало упрочению анти-
германской коалиции. Союзники России обрели определенную
уверенность в активном участии ее вооруженных сил против
германской коалиции до победоносного окончания войны. Рос-
сия, в свою очередь, могла надеяться с помощью могущест-
венных союзников решить одну из самых крупных, коренных
задач своей внешней политики. В то же время несоответствие
этой действительно грандиозной цели войны имеющимся в ее
распоряжении военным и материальным средствам ставило
Россию в определенную зависимость от союзников. Это согла-
шение в целом ослабило позиции России в отношениях со
своими партнерами, которые использовали его в кризисных
ситуациях в качестве средства давления на своего союзника,
чтобы склонить его к уступкам.
Впервые союзники использовали это соглашение как рычаг
давления на Россию во время переговоров с Италией о при-
соединении ее к Антанте весной 1915 г. Они поддерживали
притязания Италии на значительную часть Далмации с 1,5-мил-
лионным славянским населением, удовлетворение которых яв-
лялось условием вступления ее в войну. Выполнение итальян-
ских требований в ущерб братской союзной Сербии подорвало
бы политические позиции России на Балканах и нанесло бы
удар по ее престижу среди славянского и христианского населе-
ния полуострова. Кроме того, оно перечеркивало планы воен-
ных стратегов из русской Ставки закрепить за Сербией порт
Каттаро, где бы мог базироваться военный флот России в слу-
чае приобретения ею Черноморских проливов77.
На заключительном этапе переговоров с Италией союзни-
ки, чтобы сломить сопротивление российской дипломатии
одновременно в Париже и Лондоне, напомнили о только что
заключенном соглашении о Проливах, охарактеризовав его как
«уступку громадной ценности». А Извольский предупредил Са-
зонова, что если «вследствие нашей несговорчивости» Фран-
ция лишится военной помощи Италии и война затянется, то
«это может самым вредным образом отразиться на наших от-
ношениях с Францией»78. Россия была вынуждена уступить на-
стояниям союзных держав и согласиться на требования Италии,
хотя не только они были причиной уступчивости. Эд. Грей вы-
разил одобрение позиции Сазонова в отношении Италии и
заверил его, что «не будет снова выдвигать вопрос о Констан-
тинополе и Проливах». Российский министр поспешил запро-
токолировать это обещание, констатируя, что Эд. Грей «счи-
333
тает вопрос о Константинополе и Проливах окончательно
урегулированным»,
Однако эта козырная карта в руках союзников не раз исполь-
зовалась и в дальнейшем. Осенью 1915 г., после начала австро-
германского наступления против Сербии, западные союзники
стали настаивать на выделении русских войск на Балканы, не-
смотря на тяжелое положение русской армии после больших
потерь, вызванных поражениями в Галиции и Польше. После
отказа царской Ставки подкрепить союзников на Балканах они
вновь вспомнили о соглашении о Константинополе. Поднятая
в парижской прессе кампания нажима на царское правительст-
во была поддержана и официальными лицами. Президент Р. Пу-
анкаре от имени Совета министров направил телеграмму Па-
леологу для ознакомления с ней Сазонова. В ней он обвинял
Россию в поражении союзной дипломатии на Балканах, по-
скольку, якобы, «ипотека на Константинополь, которой доби-
лась Россия, вот уже несколько месяцев играет роковую роль в
балканском вопросе», оказывая влияние на нерешительность Ру-
мынии, на враждебность короля Фердинанда, на успех Германии
у короля Константина79. Извольский, в свою очередь, доводит
до сведения царя и Сазонова, что в парламентских и правитель-
ственных кругах указывают на то, что Россия должна получить
после войны за счет Турции наибольшие выгоды, и если она не
будет участвовать в общем усилении союзных сил на Балканах,
то Франция и Англия «должны будут пересмотреть свои реше-
ния касательно Константинополя и Проливов»8". И на этот раз
нажим союзников возымел действие: начальник штаба Ставки
генерал М.В. Алексеев был вынужден дать согласие на отправ-
ку русской воинской части на Балканский фронт.
Соглашение по Проливам осложняло отношения между Рос-
сией и ее западными партнерами по привлечению нейтральных
балканских государств — Греции, Болгарии и Румынии — на
сторону Антанты. В Париже, Лондоне и Риме опасались воз-
рождения Балканского союза, в Петрограде с тревогой взирали
на попытки союзников добиться сближения трех стран на почве
участия их в будущей судьбе Константинополя и Проливов.
В апреле 1915 г. до российского МИД дошли сведения, что
побывавший в Болгарии со специальной миссией британский
генерал Пэджет в беседе с королем Фердинандом в качестве
вознаграждения за присоединение к Антанте говорил о Кон-
стантинополе и не исключал возможности пересмотра только
что достигнутого соглашения о Проливах81. Во время перего-
334
воров с Румынией французское и британское правительства
поддерживали ее территориальные требования к России в ка-
честве условий вступления в войну (вплоть до уступки ей Бес-
сарабии), напоминая Сазонову о соглашении о Проливах, по
которому «Россия обеспечит себе приобретение Константино-
поля и получит другие компенсации за свои жертвы»82.
Недоверие и подозрения сопровождали переговоры между
союзниками и о заключении перемирия или мира с Турцией
и временном управлении Константинополем в случае успеха
Дарданелльской операции. Возможность вступления англо-
французского экспедиционного корпуса в Константинополь
рассматривалась в Петербурге как величайшая опасность. По-
сланник России в Сербии и кандидат на пост российского вер-
ховного комиссара в Константинополе князь Г.Н. Трубецкой
полагал даже, что появление западных союзников на Босфоре
стало бы «могилой» для союза с Францией и Англией, и пред-
почитал сохранить его в слабых руках турок.
Идея заключения Тройственным согласием отдельного мира
с Турцией не встречала поддержки у дипломатов Франции и
Англии. На переговорах по этому вопросу они соглашались
лишь на перемирие с Турцией до того времени, пока Германия
и Австро-Венгрия не сложат оружия. Подтекст этого условия
был очевиден и для русских представителей на этих перегово-
рах: державы Антанты предпочитали гарантировать участие Рос-
сии в войне до полной победы над Германией, не опасаясь того,
что, заключив мир с Турцией, она сочтет для себя эту войну
либо законченной, либо будет вести ее без должной энергии.
В Ставке верховного главнокомандующего русской армии
офицеры Генштаба при разработке планов наступления рус-
ской армии на Балканах осенью 1915 г. для оказания помощи
Сербии указывали на необходимость пресечь замыслы запад-
ных союзников, иначе в случае успеха Дарданелльской операции
«мы получим Царьград в обладание, но с европейской опекой
в виде "нейтрализации"»83.
Главный стратег русской армии генерал М.В. Алексеев не
ставил такой цели для армии и резко одергивал своих подчи-
ненных. Как и его предшественник, генерал Ю.Н. Данилов, он
считал непосильной задачей для русской армии вести войну за
овладение Проливами одновременно с войной на Главном те-
атре против Германии и Австро-Венгрии, а также на Кавказ-
ском фронте. Поэтому не случайной была мысль, высказанная
еще в начале 1915 г. великим князем Николаем Николаевичем,
335
о желательности скорейшего заключения мира или перемирия
с Турцией, с тем чтобы направить 150 батальонов с Кавказского
фронта и все силы союзников против Германии.
Осенью 1915 г., очевидно под впечатлением присоединения
Болгарии к противнику, генерал Алексеев заявил представите-
лю МИД при Ставке князю Кудашеву о необходимости заклю-
чить мир с Турцией даже ценой отказа от, по его выражению,
«важнейшей исторической задачи России» — приобретения
Константинополя и Проливов. Главной и единственной целью
должно стать сокрушение и изгнание врага из пределов Роди-
ны84. И даже в марте 1916 г., после крупного успеха Кавказской
армии, эта мысль не оставила его и он вновь стал развивать ее
перед тем же дипломатом. Надежды на присоединение к России
Константинополя и Проливов Алексеев назвал «прекрасными
мечтами». «Мы должны признать, — резюмировал он, — что
эти расчеты не оправдались и едва ли могут оправдаться в те-
чение этой войны. Чем дольше длится она, тем труднее для нас
какие-либо новые особые предприятия после ее окончания.
Завладение Проливами, несомненно, явится таким новым осо-
бым предприятием»85.
Все эти, быть может здравые с военной точки зрения, сообра-
жения фактического главнокомандующего русской армией ог-
раничивались полуофициальными разговорами, о которых был
прекрасно осведомлен министр иностранных дел. Но Алексеев
понимал, что ни царь, ни правительство, ни общественное мне-
ние к отказу от «прекрасной мечты» в это время не были готовы.
Умонастроения Ставки отражались и на подготовке к Бос-
форской операции. Сосредоточенный для нее в Одессе в мае
1915 г. Кавказский корпус вскоре был направлен в Галицию
для подкрепления отступающей русской армии. Поддержка со-
юзного флота в момент форсирования им Дарданелл выразилась
в бомбардировке Черноморским флотом босфорских фортов.
В связи с неудачами союзников в районе Дарданелл и эвакуа-
цией в конце 1915 г. англо-французских войск с Галлиполий-
ского полуострова в Ставке окончательно отказались от планов
высадки десанта на Босфоре и фактически остановили работу
по его подготовке. После успешного Брусиловского наступления
на Юго-Западном фронте летом 1916 г. в Морском генштабе
вновь попытались обратить внимание Ставки на необходимость
выделения войск и транспортных средств для захвата Босфора,
однако после стабилизации фронта прекратилась и переписка
по этому вопросу.
336
В феврале 1917 г., за несколько дней до начала революции,
последний царский министр иностранных дел Н.Н. Покров-
ский попытался реанимировать подготовку десантной опера-
ции для захвата Босфора и Константинополя. Для нее он про-
сил царя и генерала Алексеева выделить крупное, 250-тысячное
отдельное воинское формирование с соответствующим количе-
ством морских транспортных средств. Эту идею с энтузиазмом
подхватил первый министр иностранных дел Временного пра-
вительства П.Н. Милюков. Но и эта инициатива не встретила
поддержки со стороны верховного командования, обосновав-
шего свой отказ остутствием необходимых войск и морских су-
дов, а также несвоевременностью момента. Военный министр
Временного правительства А.И. Гучков в апреле 1917 г. оконча-
тельно похоронил прекрасную мечту о ключах от собственного
дома. Таким образом, десятилетиями периодически обсуждав-
шиеся в правящих верхах проекты организации крупномасш-
табной морской операции по овладению Босфором и Констан-
тинополем российским флотом так и не были осуществлены.
Реализация соглашения 1915 г. о Проливах, как уже упоми-
налось выше, определялась двумя главными условиями: полной
победой над Германией и ее союзниками и выполнением тер-
риториальных и иных пожеланий Великобритании и Франции,
а затем и Италии после присоединения ее в 1916 г. к этому
соглашению. Первое из этих условий после срыва германских
планов блицкрига и стабилизации фронта во Франции, успехов
русских войск в Карпатах и Польше весной 1915 г. и присо-
единения Италии к Антанте казалось почти обеспеченным в
ближайшем будущем.
С осени 1915 г. вера в победу Тройственного согласия и
осуществление главных целей войны была поколеблена вслед-
ствие поражения русской армии в летней кампании, последо-
вавших за ним кризиса верхов, роспуска Думы, возобновивше-
гося противостояния власти и общества. Страна вступала во все
углубляющийся внутренний кризис, который постепенно ото-
двигал на второй план национально-патриотические настрое-
ния. Отражением тревоги и неуверенности в успешном для
России окончании войны явились выступления в прессе, Думе,
публичных собраниях наиболее последовательных защитников
экспансионистских планов на Ближнем Востоке из среды ли-
беральных, националистических и правых кругов.
11 марта 1916 г. на заседании Думы с программной речью
по внешней политике выступил П.Н. Милюков, категорически
22 — 2729
337
заявивший, что без приобретения «выхода к свободному морю»
Россия «эту войну кончить не может». Опасность для осущест-
вления вековой задачи России, по его мнению, исходила как из
лагеря противника, так и от крайне левых и крайне правых
общественно-политических кругов России. Слева нам будут
говорить, предсказывал он, что надо ограничиться только
обороной и что все остальное есть стремление к захватам и
империализм. Справа будут говорить, что нужно уступками
внешнему врагу вовремя предупредить усиление внутреннего
врага и поэтому гораздо лучше испытанная дружба с герман-
ской монархией. Не устраивала лидера кадетов и ситуация, при
которой Германия, почувствовав неизбежное приближение ис-
тощения, умерит свои требования и захочет вернуться к тому,
что имела до войны, и выдвинет лозунг «мира без аннексий и
контрибуций». Кадетов и их единомышленников устраивала
только безоговорочная победа над германским блоком, которая
позволила бы осуществить геополитические планы России на
Ближнем Востоке. «Настоящий момент есть не только наибо-
лее удобный для решения вопроса о свободном море. Он есть,
может быть, и последний»86, — говорится в отчете о деятель-
ности кадетской партии в Думе за первые два года войны.
Однако самые серьезные опасения преждевременного оконча-
ния войны для России «патриотические» круги, как и западные
союзники, связывали с неоднократными попытками германско-
го правительства склонить царя к заключению сепаратного ми-
ра с Германией. Впервые прямое предложение Николаю II от
имени германского правительства было сделано в мае 1915 г.
министром иностранных дел фон Яговым через оставшуюся
после начала войны в стане врага княгиню М.А. Васильчикову,
которую он посетил собственной персоной в Берлине. Он про-
сил передать царю, что Россия выиграет гораздо больше, если
заключит мир с Германией, поскольку Англия, несмотря на ее
обещания, никогда не позволит России захватить этот город
(Константинополь) или сохранить его за собою, если послед-
няя его займет87.
Впоследствии зондаж о заключении сепаратного мира вели
и другие высокопоставленные германские представители, в том
числе директор «Дойче банк» Монкевиц (лето 1915 г.) и гер-
манский финансист Варбург (осень 1916 г.). Однако самое
большее, что Германия могла реально предложить России, это
свободу прохода ее военных и торговых судов через Проливы
при их нейтрализации.
338
Руководители союзных стран, находившиеся под дамокло-
вым мечом угрозы сепаратного мира России с Германией, осо-
бенно после успеха Брусиловского прорыва и замены Сазонова
на слывшего германофилом Б.В. Штюрмера, не хотели верить
в такую возможность. По мнению премьер-министра Франции
А. Бриана, это означало бы отказ от всех русских мечтаний о
Константинополе, так как немцы не могли бы оставить его в
руках России и прервать таким образом связь Германии с Баг-
дадской железной дорогой88.
Однако помимо сообщений об усилении в России «немец-
кой партии» в Париж и Лондон поступали тревожные вести об
ухудшении отношения российского общества к союзникам и
охлаждении к ним официальных властей. В серии статей газеты
«Русский гражданин» (от 22, 27 июля и 6 августа 1916 г.), изда-
вавшейся известным журналистом Булацелем, принадлежавшим
к правым кругам, был задан тон антианглийской кампании.
В прессе скептически оценивался вклад Великобритании в об-
щее дело союзников и делались намеки на то, что она противит-
ся признанию за Россией права на Константинополь и Проливы.
Выступления газеты вызвали настоящий дипломатический
инцидент. Король Великобритании Георг V обратился к царю
с телеграммой, в которой приписывал антианглийскую кам-
панию германским агентам, а также уверял, что Англия считает
«обладание Россией Константинополем и прочими территори-
ями, определенными в договоре, заключенном нами с Россией
и Францией в течение этой войны, одной из кардинальных и
перманентных гарантий мира, когда война будет доведена до
конца». Правда, когда в ответной телеграмме царь предложил
опубликовать сообщение о наличии между союзниками такого
договора, которое бы «успокоило все умы и рассеяло всякое
подозрение», британская дипломатия уклонилась от этого под
предлогом несвоевременности89.
Прошло всего два с половиной месяца, и та же британская
дипломатия взяла на себя инициативу использовать политичес-
кий козырь в отношениях с Россией, официально объявив о
наличии между союзниками соглашения о будущей судьбе Кон-
стантинополя и Проливов. Во второй половине октября, когда
внутриполитическое положение в России резко обострилось и
ухудшилась обстановка на фронте, Бьюкенен стал настаивать
на скорейшем обнародовании соответствующего заявления со-
юзников о соглашении 1915 г., поскольку «необходимо найти
средство против столь очевидного здесь упадка настроения, и
22*
339
для этого мы должны заявить, что Россия получает Констан-
тинополь»90.
Западные союзники надеялись на то, что обнародование со-
глашения о Проливах будет работать на более энергичное учас-
тие России в войне. Эд. Грей полагал, что заявление союзных
правительств должно с абсолютной точностью установить, что
соглашение было уже готово в марте 1915 г., когда впервые о нем
был поднят вопрос, и что «оно не является следствием повтор-
ных просьб или более близких нам событий или, наконец, что
оно было дано неохотно и под давлением, после двух лет войны.
В этом смысле упоминание о дате представляется важным»91.
Однако теперь роли переменились, и уже российские власти
не торопились с опубликованием этого заявления. Лишь после
назначения новым председателем Совета министров А.Ф. Тре-
пова и министром иностранных дел Н.Н. Покровского Нико-
лай II поручил главе правительства объявить" на заседании Думы
19 ноября 1916 г. о заключенном между тремя союзными стра-
нами в 1915 г. соглашении, к которому присоединилась Ита-
лия, окончательно устанавливавшем «право России на Проливы
и Константинополь»92.
На заседании Думы присутствовали союзные послы, на кото-
рых произвела сильное впечатление реакция зала на правитель-
ственное заявление. В своих воспоминаниях сдержанный анг-
лийский посол отметил, что заявление Трепова относительно
Константинополя «было встречено совершенно равнодушно»93.
Более красноречивый и темпераментный французский посол
записал в своем дневнике: «Но фраза, относящаяся к Констан-
тинополю, падает в пустоту, образованную индифферентностью
и удивлением». И далее о реакции общества: «Слова министер-
ской декларации, относящиеся к Константинополю, вызвали и
в публике не больше отклика, чем в Думе. Такой же эффект
индифферентности и удивления, как если бы Трепов откопал
старую утопию, некогда дорогую и с тех пор давно забытую!..
Вот уже несколько месяцев я наблюдаю в народной душе это
прогрессирующее выцветание византийской мечты. Очарова-
ние прошло»94.
Совершенно иной была реакция на заявление Трепова в
союзных странах, где оно было воспринято «как непреложное
доказательство окончательного разрыва между русскими и гер-
манскими интересами».
Индифферентность Думы и большей части российского
общества в конце 1916 г. к осуществлению заветной мечты о
340
Константинополе никак не корреспондировалась с активизаци-
ей царской дипломатии в это время. Одним из главных направ-
лений деятельности последнего царского министра иностран-
ных дел была разработка вопроса о целях и политических
последствиях войны, подготовка к будущей мирной конферен-
ции и создание для России благоприятной военно-политичес-
кой обстановки95. Объективной основой для таких настроений
в верхах явился наметившийся в летней кампании 1916г. пере-
лом в войне в пользу держав Антанты. В центре внимания главы
российской дипломатии оказались два главных и взаимосвязан-
ных вопроса внешней политики России: польский и вопрос о
Константинополе и Черноморских проливах. В начале 1917 г.,
незадолго до Февральской революции, Покровский представил
царю две докладные записки, в которых предлагалось решить
эти два вопроса еще до окончания войны с Германией и под-
писания мирного договора.
В представленной царю 21 февраля 1917 г. записке по пер-
вому вопросу Покровский предлагал без промедления готовить
десантную операцию Черноморского флота для захвата Босфо-
ра и Константинополя. Побудительной причиной необходи-
мости скорейшего утверждения России в Проливах являлось
недоверие к западным союзникам. Это недоверие, помимо дей-
ствительного опыта войны, основывалось у него, как свидетель-
ствовал Г.Н. Михайловский, на исторических прецедентах, в
частности на результатах Берлинской конференции 1878 г.,
объединившей Европу против России и отобравшей у нее пло-
ды победы96. Поэтому Покровский предлагал опередить союз-
ников и самим завладеть Проливами до заключения всеобщего
мира. Без этого, утверждал он, Россия едва ли когда-нибудь
получит Проливы и само соглашение о них превратится в
«простой клочок бумаги», ибо является, в сущности, «лишь век-
селем», выданным России Великобританией, Францией и Ита-
лией, но платеж по нему должен быть произведен третьим
лицом — Турцией, которая в соглашении не участвовала.
Покровский полагал настоятельной необходимостью воз-
можно скорее «утвердиться у Босфора», поскольку к началу
мирных переговоров «нельзя ручаться зато, что среди тепереш-
них союзников не произойдет переоценки политических отно-
шений и не возникнет новая группировка держав, могущая
помешать нашему водворению на Проливах». В записке про-
звучала уже до него высказывавшаяся мысль о том, что если
России не удастся получить Проливы в результате этой войны,
341
то ей придется снова ожидать вспышки европейского пожара
для осуществления задачи, которая, как показывает тысячелет-
няя история, не может быть решена в «рамках повседневной
политической мысли».
О твердых намерениях министра иностранных дел не отсту-
паться от поставленной им задачи говорило и его пожелание,
чтобы российское правительство выступило с официальным за-
явлением, в котором бы говорилось urbi et orbi об осуществле-
нии Россией в ближайшее время своих прав на Черноморские
проливы и Константинополь. В заключение Покровский взы-
вал еще и к сыновним чувствам Николая, процитировав слова
Александра III на полях записки посла в Турции Нелидова (де-
кабрь 1882 г.) о необходимости занятия Проливов: «Дай Бог
нам дожить до этой отрадной и задушевной для нас минуты. Я
не теряю надежды, что рано или поздно, а это будет и так долж-
но быть. Главное — не терять времени и удачного момента»97.
Вторая записка, составленная в МИД к совещанию по поль-
скому вопросу, созываемому новым председателем правительст-
ва князем Н.Д. Голицыным, позволяет более масштабно оценить
геополитическое и стратегическое значение Черноморских про-
ливов во внешней политике России, которое правящие круги
связывали с окончанием войны. На генетическую связь этих
двух важнейших и таких разных внешнеполитических проблем
России обратили внимание еще в XIX в., особенно после поль-
ского восстания 1863 г. и русско-турецкой войны 1877-1878 гг.
В общественном мнении России утвердилось единое мнение,
что успешная ближневосточная политика ее возможна лишь
при поддержке славянских и христианских народов Балкан-
ского полуострова. Такую политику, однако, невозможно было
осуществить, пока у себя дома царские власти ограничивали
национальные и политические свободы родственного польско-
го народа. В нерешенности польского вопроса видел источник
внешнеполитической слабости и министр иностранных дел
С.Д. Сазонов, предложивший Николаю II в самый канун миро-
вой войны даровать Польше ограниченное самоуправление и
национально-культурную автономию98. «Решение польского во-
проса, преодоление русско-польского антагонизма, — писал в
1913г. известный идеолог политики славянского единения князь
Е.Н. Трубецкой, — вот истинный ключ к обладанию Пролива-
ми и решению вообще всего ближневосточного вопроса»99.
Мировая война связала эти две важнейшие проблемы внеш-
ней и внутренней политики России с решением вопроса о рус-
342
ско-германских отношениях в послевоенное время как он ви-
делся царским дипломатам, военным стратегам и Николаю II на
разных этапах войны. В первые полтора года войны господство-
вала точка зрения о необходимости полного разгрома, расчле-
нения и ослабления Германии. Еще в апреле 1916 г. в докладной
записке царю С.Д. Сазонов, полагая необходимым предоставить
будущей объединенной в составе Российской империи Польше
широкую автономию, рассматривал ее как военно-политический
оплот на западных границах в послевоенном противостоянии
России с Германией100. Но уже к осени того же года появляются
первые признаки отхода от этих взглядов. 25 октября 1916 г.
Николай II в разговоре с Дж. Бьюкененом неожиданно для бри-
танского посла заявил о том, что русская армия может ограни-
читься изгнанием германских войск из Польши и даже вряд ли
вторгнется в пределы Германии, поскольку это «стоило бы слиш-
ком тяжелых жертв», и что он боится, что ему «пришлось бы
удовлетвориться и нынешними границами, как они ни плохи»101.
Дальнейшее развитие этих новых веяний содержалось в за-
писке по польскому вопросу, составленной в МИД в феврале
1917 г. Отношения с Германией предлагалось строить таким
образом, чтобы после окончания войны граница России с Гер-
манией была оплотом мира. В записке высказывались сообра-
жения о целесообразности установления польско-германской
границы (а точнее, русско-германской границы, поскольку объ-
единенное Польское королевство под скипетром царя должно
было быть составной частью Российской империи) исходя
из справедливых историко-этнографических принципов и без
включения в состав Польши немецких территорий. «Искусст-
венное извращение нашей естественной политики должно быть
во что бы то ни стало избегнуто. Западные наши союзники, по-
видимому, не прочь навязать нам эту политику, как уменьша-
ющую опасности германского «реванша» на западной границе
Германии, но мы должны решительно остеречься от этого соб-
лазна, сделав, напротив, все, чтобы наиболее тяжелый терри-
ториальный урон Германия понесла на Западе и чтобы мы тем
самым могли твердо рассчитывать на крепость франко-герман-
ской и англо-германской вражды»102.
Политические стратеги МИД ставили проблему будущих
отношений России с Германией в свете изменений внешнепо-
литических приоритетов страны после войны. Авторы записки
решительно отвергали «необходимость» главные силы и энер-
гию сосредоточивать на обороне прямых или косвенных при-
343
ращений России и Польши за счет прусских земель, в то время
как «прямые внешние задачи не здесь. Наша политическая и
оборонная мощь должна быть отдана обороне Константинопо-
ля и новых русских областей Галиции»103.
Разумеется, в записке по польскому вопросу было неуместно
развивать эти соображения, в ней лишь было намечено измене-
ние внешнеполитической и военной стратегии России на пос-
левоенный период. В правительственных и общественно-поли-
тических кругах, как было показано, более обстоятельно и
откровенно обсуждались проблемы, связанные со смещением
фокуса внешнеполитических интересов России после оконча-
ния войны. В канун падения царского режима российская дип-
ломатия стремилась принять серьезные практические меры для
масштабного пересмотра внешней политики России, нацелен-
ной на более активное участие в мировых делах.
В этом контексте следует рассматривать секретное русско-
французское соглашение, подписанное в феврале 1917г., при-
знававшее свободу в определении Францией восточных границ
и Россией — своих западных границ. Царское правительство
заранее соглашалось с известными ему требованиями француз-
ских националистов о присоединении к Франции не только
Эльзаса и Лотарингии, но и Саарской области и рейнских
провинций, против чего возражало британское правительство.
На рубеже 1916-1917 гг. цели войны и условия будущего мира
оказались в центре дипломатических и пропагандистских бата-
лий двух противоборствующих лагерей. В ответ на «мирную»
инициативу Германии, призвавшей 12 декабря 1916 г. незамед-
лительно приступить к переговорам о мире, американский пре-
зидент В. Вильсон предложил воюющим странам определить
конкретные условия будущих переговоров. Державы Антанты
в ноте Вильсону от 10 января 1917 г. такими условиями назвали
освобождение всех захваченных противником территорий, воз-
мещение убытков, вызванных войной, утверждение принципа
национального самоопределения народов, находящихся под
иноземным господством. В отношении Османской империи бы-
ло выражено намерение «изгнать» ее из Европы как чуждую
европейской цивилизации. О соглашениях, заключенных меж-
ду союзниками по ее разделу, упомянуто не было.
Опубликование этой ноты дало импульс к возобновлению в
русской печати и в Думе полемики по вопросу о задачах России
в войне. В стане национал-патриотов разброс мнений в отно-
шении «мирной» программы союзников увеличился. В то время
344
как кадеты и октябристы были удовлетворены нотой Антанты,
прогрессисты и националисты считали ее недостаточной и
требовали более полного удовлетворения интересов России.
Профессор П. Мигулин в своей очередной статье сетовал на не-
соизмеримость выделенных союзниками России компенсаций
за ее вклад в войну, утверждал, что один Константинополь с
Проливами «является нулевым вознаграждением за сделанные
Россией усилия и понесенные жертвы». Он требовал предостав-
ления ей прямого выхода к Средиземному морю через Малую
Азию и к Персидскому заливу104. Однако в предреволюционной
обстановке начала 1917 г. новой тенденцией общественно-
политического развития страны становилось «мирное наступ-
ление» леворадикальных сил в лице социалистических, на-
роднических и других революционных партий, выражавших
ширившиеся антивоенные настроения в тылу и армии. Не толь-
ко в резолюциях собраний и листовках, но даже на заседании
Думы 15 февраля в выступлении лидера фракции трудовиков
А.Ф. Керенского прозвучали призывы к окончанию мировой
войны и заключению мира на основе отказа от империалисти-
ческих захватов и самоопределения всех национальностей.
Февральская революция 1917 г. открывает последний этап в
эволюции проблемы Черноморских проливов во внешней по-
литике России и общественно-политической жизни страны. Из
сферы деятельности властных структур и межсоюзнических
отношений она все более перемещается, хотя и опосредованно,
в область идеологической и политической борьбы, в центре
которой становится отношение различных социальных слоев
населения, армии и политических партий к войне и ее целям.
На протяжении всего 1917 г. происходит размежевание между
сторонниками национал-патриотической идеи продолжения
войны до полной победы над Германией и ее союзниками и
быстро набирающим силу леворадикальным лагерем, выступа-
ющим с требованиями заключения демократического мира без
аннексий и контрибуций и выхода России из войны. Выражав-
шее первую тенденцию Временное правительство, ставшее пре-
емником государственной власти и внешней политики павшего
режима, получило оппонента и в конце концов антагониста в
лице Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов.
Возглавивший внешнеполитическое ведомство в первом со-
ставе Временного правительства лидер кадетов П.Н. Милюков
на протяжении своего двухмесячного пребывания на посту
министра изо всех сил стремился следовать прежнему курсу
345
продолжения войны и отстаивать во взаимоотношениях с союз-
никами завоевания сазоновской дипломатии, зафиксированные
в соглашениях о Черноморских проливах и разделе Турции.
Однако он не имел действенной поддержки ни в правительстве,
ни тем более в Петроградском совете. Последний 14 (27) марта
в воззвании «К народам всего мира» призвал «начать решитель-
ную борьбу с захватными стремлениями правительств всех
стран» и «взять в свои руки решение вопроса о мире и войне».
В самом правительстве отсутствовало единое мнение о внешне-
политическом курсе. Министр юстиции А.Ф. Керенский по-
стоянно оппонировал Милюкову, противопоставляя свою соб-
ственную программу: война до победного конца, но без всяких
завоевательных целей, свобода плавания в Проливах, гаранти-
рованная их нейтрализацией105.
В декларации Временного правительства о целях войны,
опубликованной 27 марта (9 апреля), Милюков пытался найти
компромисс со своими оппонентами, включив в нее специаль-
ный абзац, в котором говорилось, что «цель свободной России
не господство над другими народами, не отнятие у них их нацио-
нального достояния, не насильственный захват чужих террито-
рий, но утверждение прочного мира на основе самоопределе-
ния народов». Однако в сопроводительной ноте к переданной
союзным державам 18 апреля (1 мая) декларации Временного
правительства он вновь подтвердил, что правительство «будет
вполне соблюдать обязательства, принятые в отношении наших
союзников»106. Эта нота повлекла за собой массовую демонст-
рацию протеста в Петрограде против империалистической по-
литики Временного правительства и отставку Милюкова и пра-
вительства.
Ближайшие соратники Милюкова по МИД, согласно утверж-
дению Г.Н. Михайловского, считали его тактику взаимоот-
ношений с Петросоветом и союзными державами «слишком
прямолинейной»107. Действительно, в официальных нотах прави-
тельствам Антанты и в публичных разъяснениях своей позиции
он не уставал доказывать, что «если мы, русские, претендуем
на обладание Константинополем и Проливами, то этим мы
ничуть не посягаем на национальные права Турции, и никто не
вправе бросить упрек в захватных тенденциях. Обладание Царь-
градом всегда считалось исконной задачей России»'08. Это заяв-
ление, как и последующие, в чуть смягченной форме, предста-
вителям прессы было сделано уже после известного обращения
Петроградского совета к народам мира. Многоопытные помощ-
346
ники министра советовали ему занять более гибкую позицию
в отношениях с Петросоветом и в переговорах с союзными
правительствами о целях войны, затеять с последними длитель-
ную дипломатическую переписку, что вовсе не означало отказа
от плодов победы. Сменивший Милюкова на посту главы внеш-
неполитического ведомства М.И. Терещенко точно следовал
этим советам, и союзники это отлично поняли, поскольку сами
не были заинтересованы в отказе от достигнутых соглашений.
Однако эти упреки вряд ли были справедливы. Правительст-
ва держав Антанты были раздражены поднятой в России рево-
люционно-демократическими кругами кампанией по пересмот-
ру целей войны и заключенных с Россией соглашений по этим
вопросам. Союзные послы слали из Петрограда неутешитель-
ные прогнозы о развитии событий в России и не верили Ми-
люкову, убеждавшему их в том, что революция в России была
совершена для успешного окончания войны. М. Палеолог вос-
принял Февральскую революцию как тяжелый удар по франко-
русскому союзу, как крах основанной на нем внешнеполити-
ческой системы Франции. Считая Россию отныне потерянной
для Антанты, он предлагал своему правительству отказать ей
в кредите доверия и пересмотреть заключенные с ней соглаше-
ния о разделе Турции109.
В то же время союзники всемерно поддерживали «твердую»
позицию Милюкова в его отношениях с революционно-демо-
кратическими силами в России. Палеолог, пишет в своих вос-
поминаниях Милюков, убеждал его в том, что «требования
Совета равносильны измене России и если они осуществятся,
это будет вечным позором для русского народа»110. Несколько
позже, с лета 1917 г., когда правящие круги западных стран
поняли, что отныне придется считаться с новыми веяниями в
общественно-политической жизни и примеряться к демократи-
ческим требованиям широких слоев населения, не только ле-
вых, но и умеренных политических партий, они заняли более
гибкую позицию и действительно стали «подыгрывать» Тере-
щенко. Но от Милюкова они требовали четкого подтверждения
курса России на продолжение войны и принятых на себя союз-
нических обязательств.
Союзники требовали от Милюкова ясно определить позицию
Временного правительства касательно лозунга мира без аннек-
сий и контрибуций. Британское правительство твердо заявило,
что ни Англия, ни Франция, ни Италия не могут принять прин-
ципа мира «без аннекций» и отказаться от сохранения за собой
347
земель уже завоеванных или тех, которые они хотят оставить за
собой по мирному договору. Касаясь соглашения о Константи-
нополе и Проливах, британское правительство заявило, по со-
общению поверенного в делах в Лондоне К.Д. Набокова, что то,
что русские левые партии называют «империализмом», толкуют
здесь как подлинно государственную точку зрения на истинные
жизненные интересы России1". Глава правительства Франции
те же мысли повторял перед Извольским: Франция останется
верной данным России обещаниям о Константинополе и Про-
ливах, но если Временное правительство, объявляя об отказе от
захвата чужих территорий, откажется и от приобретения Кон-
стантинополя, то Франция не намерена следовать ее примеру и
не откажется от своих целей войны"2. Гораздо более гибкую
позицию в вопросах о целях войны заняли выступившие на
стороне Антанты в середине апреля 1917 г. Соединенные Штаты
Америки, которые не были связаны соглашениями с союзника-
ми по разделу мира"3. В условиях революционного подъема в
России весной 1917 г. милюковский курс на сохранение преем-
ственности основных целей и задач внешней политики царской
России, даже при поддержке союзных держав, не отвечал обще-
ственным настроениям и должен был подвергнуться модерниза-
ции в соответствии с ширившимся в России и в других странах
движением за заключение демократического мира.
В последующих составах Временного правительства такую
задачу на себя взял сменивший Милюкова М.И. Терещенко. Не
имея никакого касательства к дипломатии, он, тем не менее,
гораздо успешнее своего предшественника отстаивал в более
сложных политических условиях задачу сохранения, по воз-
можности хотя бы формально, тех обязательств и соглашений,
которые Россия получила от сазоновской дипломатии. Он ни
единым письменным актом не отступился от соглашений каса-
тельно Константинополя и других эвентуальных приобретений,
о которых договорилась царская дипломатия с союзниками"4.
Проблема Черноморских проливов и Константинополя, как
и при Милюкове, связывалась с общим решением вопроса о
судьбе договоров и соглашений, заключенных союзниками до
Февральской революции. По существу, его тактика, подсказан-
ная помощниками-дипломатами, состояла в том, чтобы защиту
плодов царской дипломатии передать Англии, Франции и Ита-
лии, которые не в меньшей степени, чем Россия, заинтересо-
ваны в сохранении заключенных с ней соглашений, особенно
в связи с негативной по отношению к ним позицией США"5.
348
В декларации «коалиционного» Временного правительства
был провозглашен формальный отказ от политики Милюкова,
исходя не только из идейных соображений, но и из оценки
реальной обстановки. Правительство Керенского—Терещен-
ко—Некрасова выступило с инициативой пересмотра соглаше-
ний с союзниками о целях войны, однако никогда не стреми-
лось практически осуществить эту идею и не настаивало на ней
перед союзниками. Конкретный план такого пересмотра так и
не был выработан. Осенью 1917 г. Терещенко сформулировал
минимальные условия, на которых Россия могла бы в будущем
заключить мир. Таковых было три: 1) сохранение доступа к
Балтийскому морю; 2) обеспечение свободного выхода в Среди-
земное море и сношений с южными морями и 3) обеспечение
экономической независимости России"6. В решении второго
вопроса Терещенко допускал три варианта. Первый из них —
приобретение Черноморских проливов в собственность России,
второй — пользование ими на основе международных догово-
ров и, наконец, третий — нейтрализация Проливов, причем два
последних его меньше всего устраивали. Выступая в комиссии
предпарламента 12 октября 1917 г., Терещенко заявил, что
нейтрализация Проливов была бы приемлема лишь в случае
осуществления всеобщего разоружения, иначе положение ока-
залось бы еще худшим, чем до начала войны, так как любой
сильный флот мог бы в любую минуту блокировать Проливы"7.
Зато в отношении соглашений о разделе Азиатской Турции
Терещенко, как и Керенский и другие члены Временного пра-
вительства, готов был до конца отстаивать принцип самоопре-
деления народов. Соглашения о приобретениях в Малой Азии
являются для России вредными, утверждал он, так как распре-
деление малоазиатской территории между четырьмя державами
сулит ей в будущем серьезные опасности, особенно в случае
неполного решения вопроса о Проливах"8.
Осенью 1917 г. обсуждение целей войны и пересмотра за-
ключенных с союзниками соглашений потеряло в обществе
прежнюю остроту, перестало вызывать такую горячую реакцию
широких слоев населения, которой была отмечена знаменитая
нота Милюкова, и начало входить в русло рутинных диплома-
тических переговоров со странами Антанты. Россия находи-
лась на пороге новой революции.
В многолетней истории существования во внешней политике
России вопроса о Черноморских проливах и Константинополе
период первой мировой войны стал одновременно и завершаю-
349
щим этапом и в то же время, если иметь в виду революционный
1917 г., переходным или даже рубежным для формирования в
20-х гг. нынешнего столетия новой политики, политики Совет-
ской России в этом регионе, связанной прежде всего с отноше-
ниями с возникшей в Турции демократической республикой.
В течение многих десятилетий российская дипломатия на-
ходилась в тисках узкой альтернативы во взаимоотношениях с
Османской империей, пытаясь добиться своих целей в Проли-
вах либо в жесткой политической и вооруженной борьбе (толь-
ко в XIX в. было четыре русско-турецких войны), либо путем
установления добрососедских, дружественных и даже союз-
нических отношений. Причем после Крымской войны вторая
тенденция стала преобладающей: Россия предпочитала, чтобы
Проливы находились в слабых руках распадающейся Осман-
ской империи. Проекты раздела наследства «большого челове-
ка», как называл Николай I Турцию, были характерны скорее
для конца XVIII — первой половины XIX в., чем для второй.
Возникавшие периодически с 80-х гт. прошлого столетия про-
екты захвата Босфора являлись скорее ответом на угрозу появле-
ния в Проливах других держав (Великобритании), чем проявле-
нием собственной инициативы (например, проекты Нелидова).
Начало XX в. ознаменовалось существенными переменами в
общей обстановке на Ближнем Востоке. Появление в этом ре-
гионе нового и могущественного соперника — Германии —
создало вполне реальную опасность утверждения ее в Проливах
и Малой Азии как для России, так и для Франции и Англии.
Раскол великих европейских держав на два противостоявших
друг другу лагеря — Тройственный союз и Тройственное согла-
сие — в принципе обеспечивал поддержку союзников полити-
ке России в отношении Проливов. Но фактически, как показал
опыт предвоенных международных кризисов и дипломатичес-
ких турниров, они не были склонны раньше определенного
времени способствовать России даже в таком, казалось бы, не-
маловажном для них вопросе будущего военного сотрудниче-
ства, как обеспечение свободы прохождения ее военных кораб-
лей через Босфор и Дарданеллы в Средиземное море. Россия
всегда оставалась для Великобритании и Франции (меньше для
Италии) грозным соперником на Ближнем Востоке и в Турции.
Новая расстановка сил на международной арене породила в
правящих кругах надежду, что в результате общеевропейской
войны будет окончательно решена «историческая задача» при-
обретения Россией ключей от собственного дома на южных
350
рубежах империи. И действительно, начавшаяся в 1914 г. война
после присоединения Турции к германской коалиции создала
своего рода уникальную ситуацию, когда впервые за целое сто-
летие раскололся единый фронт европейских государств, обыч-
но всегда сплачивавшийся против России, когда, по их пред-
ставлениям, возникала угроза слишком большого усиления ее
позиций на Балканах и Ближнем Востоке. Так было в конце
30 — начале 40-х гг. XIX в., когда Лондонские конвенции фак-
тически выхолостили русско-турецкий Ункяр-Искелесийский
договор 1833 г., в период Крымской войны 1853-1856 гг., Рус-
ско-турецкой войны 1877-1878 гг. и международных кризисов,
возникавших в связи с национально-освободительной борьбой
христианских народов, находившихся под господством султан-
ской Турции.
В мемуарах политических деятелей Запада, а также в мно-
гочисленных исторических трудах западных авторов подчерки-
вается, что именно Россия вынудила Англию и Францию пойти
на соглашение о передаче ей Черноморских проливов и Кон-
стантинополя после успешного окончания войны с Германией.
Однако инициатива в этом вопросе исходила не от российской,
а от британской дипломатии, предложившей России то, что она
сама в октябре 1914 г. пока еще не решалась назвать в качестве
цели войны. Но щедрая «уступка» британской дипломатии бы-
ла не только действенным средством крепче привязать Россию
к союзу, не только, по выражению Милюкова, «платой за союз»
с Антантой, но и трезвым расчетом опытного политического
игрока, затеявшего крупную игру. Великобритания предложила
России раздел турецкого наследства, разговоры о котором шли
со времен императора Наполеона I. Причем завидную часть
этого наследства — Египет — британская дипломатия факти-
чески получила авансом, до подписания соглашения с Россией
о Проливах и последующих соглашений о разделе Азиатской
Турции. Кроме того, Грей сразу же связал вопрос о судьбе
Константинополя с сохранением нейтралитета Ирана и обяза-
тельством России не наступать на Турцию через Иран, что от-
крыло бы ей путь на Мосул и Багдад. По условиям соглашения
по Проливам англичане, как известно, к тому же получили
согласие России на присоединение к своей сфере влияния нейт-
ральной зоны в Иране с ее несметными нефтяными богатст-
вами. В результате соглашения между Англией и Францией
(соглашение Сайс-Пико от 9 марта 1916 г.) между ними была
поделена большая часть Османской империи. Англия получала
351
Месопотамию с Багдадом, но без Мосула. Большая часть Ара-
вийского полуострова признавалась сферой английского вли-
яния. В Палестине устанавливался международный контроль,
но Англии предоставлялись порты Хайфа и Акка. Франции по
этому разделу отходили Сирия, Ливан, Малая Армения, Кили-
кия, значительная часть Курдистана и часть Восточной Анато-
лии. В качестве сферы влияния она приобрела часть Аравии и
Мосульскую область. Иными словами, союзники заняли бы проч-
ные позиции в Египте и Передней Азии, которые по меньшей
мере уравновешивали утверждение России в Проливах.
Но Россия была готова удовлетворить все условия своих
союзников за право присоединения Проливов. Принятие пра-
вящими верхами России «максимальной программы» в отноше-
нии Проливов было связано по крайней мере с тремя основны-
ми причинами: во-первых, к этому толкала исключительность
исторической ситуации, созданной мировой войной, о чем уже
говорилось выше; во-вторых, нельзя было не воспользоваться
разделом Турции, который предложили Великобритания и
Франция, иначе в Проливах могли оказаться сами союзники;
в-третьих, с утверждением в Проливах и с превращением Чер-
ного моря фактически во внутреннее море России, где мог бы
базироваться ее «флот открытого моря», были связаны широ-
кие геополитические и геостратегические планы проведения в
будущем активной мировой политики.
Вопрос о Проливах почти до начала нынешнего столетия
существовал как вопрос прежде всего государственной полити-
ки; широкий общественно-политический резонанс он приоб-
рел накануне и в период первой мировой войны прежде всего
в экономической, точнее, внешнеэкономической плоскости.
Он нашел отражение во внешнеполитических разделах про-
грамм политических партий, которые формировались после
первой российской революции. И тем не менее он не находил
отклика в широких слоях населения, где социальные проблемы
к 1917 г. заняли преобладающее место. В атмосфере демократи-
ческой революции стал неизбежным пересмотр экспансионист-
ских, захватнических целей павшего царского режима. Поэтому
на смену «максимальной программе» в отношении Черномор-
ских проливов, с ярко выраженным империалистическим ак-
центом, пришли демократические требования мира без аннек-
сий, в рамках которых международно-правовое регулирование
режима Черноморских проливов в наибольшей мере отвечало
веяниям времени.
352
Глава восьмая
СОВЕТСКАЯ ДШШМАШ!
И ЛОЗАННСКАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ
(1922-1923 гг.)
23 — 2729
Приближение окончания первой мировой войны, революци-
онные события в России, особенно Октябрьская революция
1917 г., круто поменяли отношение практически всех заинтере-
сованных государств к самой проблеме Черноморских проли-
вов. Овладение большевиками государственной властью имело
одним из последствий возникновение совершенно новой ситуа-
ции, с точки зрения реальных потребностей и возможностей
теперь уже Советской России, для решения вопроса о Про-
ливах. Объявив о своем разрыве с захватнической политикой
царизма, советское правительство выступило с новыми прин-
ципами внешней политики. Уже в Декрете о мире, принятом
II Всероссийским съездом Советов 8 ноября 1917 г., было за-
явлено, что тайные договоры, заключенные царским и времен-
ным правительством, «безусловно и немедленно» отменяются1.
Таким образом, большевистское руководство открыто дистан-
цировалось, в числе других, и от договоренности, достигнутой
в 1915 г. между Петербургом, Лондоном и Парижем, о том, что
в случае разгрома объединенными усилиями Германии и Тур-
ции судьба Черноморских проливов и Константинополя долж-
на быть решена сообразно с интересами России. Еще более
определенно звучало обращение Совета Народных Комиссаров
РСФСР «Ко всем трудящимся мусульманам России и Востока»
от 3 декабря 1917 г. «Мы заявляем, — говорилось в обраще-
нии, — что тайные договоры свергнутого царя о захвате Кон-
стантинополя, подтвержденные свергнутым Керенским, — ныне
порваны и уничтожены. Республика Российская и ее Прави-
тельство, Совет Народных Комиссаров, против захвата чужих
земель: Константинополь должен остаться в руках мусульман»2.
В целом же сама проблема Черноморских проливов в первые
послеоктябрьские годы не принадлежала к числу внешнеполи-
тических приоритетов большевистского руководства. Причин
тому несколько. Среди них сосредоточение внимания новой
власти на всемерной поддержке «мировой революции»; стрем-
354
ление решить другую проблему — отстоять вновь возникший
государственный строй и нормализовать отношения с соседни-
ми странами; ослабление на первых порах практической нужды
в свободном проходе судов через Проливы, вызванное крайне
бедственным положением, в котором оказался в годы граждан-
ской войны и иностранной интервенции весь военный и торго-
вый Черноморский флот России, и, как бы мы сегодня сказали,
вся береговая инфраструктура. И все же было бы неверно по-
лагать, что вопрос о Проливах вообще выпал из поля зрения
новой государственной власти.
Первый «звонок», косвенно напомнивший, что проблема
Проливов существует и ее рано или поздно придется решать,
прозвучал в ходе переговоров Советской России с представи-
телями Германии и ее союзников в Брест-Литовске в декабре
1917г. — феврале 1918 г. О самих Проливах вопрос на перего-
ворах не поднимался, что, видимо, вполне устраивало Турцию,
к тому же удовлетворившуюся солидным территориальным при-
обретением. Имеется в виду вынужденная (под сильнейшим дав-
лением Германии) уступка Советской Россией в пользу Турции
приграничных округов — Ардагана, Карса и Батума, в которых
до этого турецких войск не было. Что же касается России, то
по условиям подписанного 3 марта 1918 г. в Бресте мирного
договора ей надлежало все свои военные суда (включая и нахо-
дившиеся на Черном море) либо перевести в русские порты и
оставить там до заключения всеобщего мира, либо немедленно
разоружить. В Балтийском море и в подвластных России частях
Черного моря возобновлялось свободное торговое судоходство.
Для определения и доведения до всеобщего сведения безопас-
ных путей для торговых судов, предполагалось создать смешан-
ные комиссии3. Если учесть, что к весне 1918 г. советская власть
господствовала на крайне ограниченных участках Черномор-
ского побережья, то получалось, что по условиям Брестского
мира Советская Россия фактически лишалась права иметь на
Черном море свой действующий военный флот.
Не менее жесткие условия содержались и в русско-турецком
Дополнительном договоре к основному договору, подписанном
в Бресте 3 марта 1918 г. Большие трудности сулила для совет-
ской стороны статья договора, в которой было записано: «Так
как все договоры, конвенции, соглашения или другие акты и
соглашения, существовавшие ранее между договаривающимися
сторонами, были аннулированы самим фактом... войны, то Пра-
вительство Российской Республики и Правительство Оттоман-
23*
355
ской Империи обязуются заключить консульскую конвенцию
и другие акты, какие они найдут необходимыми, чтобы урегу-
лировать свои правовые отношения»4. Фиксация этого положе-
ния фактически означала, что отныне российской стороне
придется налаживать все направления отношений с Турцией
(включая и вопрос о режиме судоходства в Черноморских
проливах) как бы совершенно заново, «с чистого листа», отбро-
сив и то позитивное, чего удалось добиться дореволюционной
России в деле либерализации прохода российских кораблей
через Проливы в прежние времена. В условиях, когда Турция
стремилась диктовать свои условия России, такой подход не
предвещал Москве ничего хорошего.
В конце марта 1918 г. турецкие войска вступили в пределы
Закавказья и стали занимать области, территориально значитель-
но превышавшие те районы, которые была обязана уступить
Турции Советская Россия по Брестскому договору. В период с
марта по сентябрь 1918 г. Советское правительство неодно-
кратно протестовало против продолжавшихся военных действий
со стороны Турции5. Но все эти протесты оставались безрезуль-
татными.
Между тем драматическая ситуация сложилась с Черномор-
ским флотом России. Через две недели после подписания
Брестского мира германские и австро-венгерские войска заняли
Одессу, а затем Николаев, Херсон и другие города юга России.
На николаевских верфях немцы захватили строившиеся ли-
нейный корабль, четыре легких крейсера, четыре больших ми-
ноносца, две подводные лодки, транспорт «Баку», большой
плавучий док и другие плавучие портовые средства, а также
имущество и запасы морского ведомства РСФСР. Требование
российской стороны вернуть ей все это немцы оставили без
ответа6.
В апреле 1918 г. германские войска начали оккупацию Кры-
ма. В связи с надвинувшейся угрозой захвата немцами основной
базы Черноморского флота — Севастополя — большая часть
стоявших здесь военных корабпей по приказу из Москвы была
передислоцирована в Новороссийск — единственный черно-
морский порт, оставшийся к этому времени под контролем
большевиков. Эта акция вызвала большое раздражение в Бер-
лине. Ссылаясь на Брестский договор, немцы в ультимативной
форме потребовали вернуть корабли в Севастополь, а пока за-
блокировали своими подводными лодками вход в Новорос-
сийскую бухту. Неоднократные предложения Москвы создать
356
специальную двустороннюю комиссию для урегулирования во-
просов, связанных с Черноморским флотом, немецкая сторона
игнорировала. Советское правительство не могло принять гер-
манский ультиматум. Но и открыто не согласиться в тех усло-
виях было небезопасно: такой шаг мог стать удобным поводом
для развертывания немцами нового наступления на Москву и
Петроград. Требование немцев Совнарком формально принял,
о чем было сообщено официальной телеграммой в Новорос-
сийск. В то же время из Москвы последовало тайное распо-
ряжение не допустить захвата флота германскими империа-
листами, затопить его, что и было сделано 18 июня 1918 г. На
внешнем рейде Новороссийска были взорваны и затоплены
линкор, девять эсминцев, два транспорта и семь торговых паро-
ходов. Часть экипажей, поддавшись на уговоры антибольшеви-
стских агитаторов, не согласилась выполнить распоряжение из
Москвы. В результате 17 июня вернулись в Севастополь лин-
кор, крейсер и шесть эсминцев7.
Осенью 1918 г. резко ухудшилось и принципиально измени-
лось военно-политическое положение Турции. Тесный союз с
Германией и Австро-Венгрией в годы первой мировой войны
дорого обошелся Оттоманской империи. Потерпевшие пора-
жение в войне союзники потянули с собой на дно и Турцию.
В середине сентября 1918 г. войска держав Антанты нанесли
сильнейшие удары турецкой армии на Балканском и Ближне-
восточном театрах военных действий. Вооруженные силы Тур-
ции стали фактически разваливаться. 30 октября 1918 г. в порту
Мудрое (Эгейское море) было подписано соглашение о пере-
мирии между представителями Великобритании и Турции, по
которому последняя полностью сдалась на милость победите-
лей. По условиям перемирия турки обязывались открыть Ан-
танте свободный доступ в Черное море и соглашались на за-
нятие антантовскими войсками Константинополя и Проливов.
Кроме того, Турции надлежало очистить Аравию, Месопота-
мию, Сирию, Армению, часть Киликии, немедленно демобили-
зовать свою армию, сдать победителям все военные корабли.
Устанавливался контроль представителей Антанты над желез-
ными дорогами, телеграфом и радио Турции8.
С поражением в первой мировой войне Оттоманская импе-
рия практически прекратила свое существование. Более того,
подписание Мудросского перемирия вообще ставило под во-
прос дальнейшее самостоятельное существование турецкого го-
сударства. Такой поворот настораживал руководство Советской
357
России, для которого достижение договоренностей с набирав-
шей силу анатолийской буржуазией, выступавшей за сохране-
ние независимой Турции, было намного предпочтительнее,
нежели появление на территории бывшей Оттоманской импе-
рии режима (или режимов), полностью подвластного Антанте,
не скрывавшей своей враждебности к большевистской России.
К тому же в Москве и тогдашней столице советской части
Украины — Харькове — не без оснований полагали, что перед
Антантой отныне открываются широкие возможности для
провода через Черноморские проливы в любом количестве во-
енных кораблей Англии и Франции с целью ликвидации совет-
ской власти на юге России и Украины. Последующее развитие
событий подтвердило обоснованность таких опасений. Поста-
вив на колени Турцию и Германию, Лондон и Париж в 1919—
1920 гт. стали безраздельными хозяевами на Черном море.
Вопрос о Черноморских проливах затрагивался и обсуждал-
ся на Парижской мирной конференции (18 января 1919 г. —
21 января 1920 г.). Однако к каким-либо конкретным и согла-
сованным решениям и договоренностям относительно Проли-
вов организаторы и хозяева конференции прийти не сумели в
силу выявившихся разногласий между США и Англией, а так-
же между Францией и Англией по вопросу о разделе Турции4.
В то же время известно (об этом, в частности, говорил В.И. Ле-
нин, выступая 15 июля 1919 г. с речью о внешнем и внутреннем
положении Советской России), что когда бывший премьер
Временного правительства князь Г. Львов от имени существо-
вавшего в Париже так называемого «Комитета представителей
России» (в который входили также Сазонов, Гире, Маклаков,
Бахметьев и др.) обратился к руководителям конференции с
напоминанием о необходимости предоставить России Констан-
тинополь и Проливы, поскольку «Россия только ради них и
воевала», то ему было сказано, что «это было бы дано только
старой, сильной России»10.
А пока тектонические потрясения переживала Турция. Не
довольствуясь Мудросским перемирием, Антанта пошла даль-
ше. В мае 1919 г. по постановлению антантовской «большой
четверки» в турецком городе Измире (Смирна) высадились гре-
ческие войска. Началась англо-греческая интервенция в Тур-
ции. В марте 1920 г. английские войска оккупировали Стамбул.
Воспользовавшись малодушной, по существу предательской,
позицией, занятой султаном, его двором и примыкавшими к
ним компрадорскими кругами турецкой буржуазии, антантов-
358
ский альянс сумел навязать султанской Турции унизительный
кабальный договор, подписанный 10 августа 1920 г. в Севре
(близ Парижа). По этому договору султан сохранял свою сто-
лицу в Константинополе, но территория Турции сокращалась
на три четверти. Договор восстанавливал режим капитуляций.
Державам-победительницам предоставлялся полный контроль
над всей экономикой страны. Военные силы Турции ограни-
чивались пределом в 50 тыс. человек. Судоходство в Проливах
объявлялось открытым в мирное и военное время для всех
торговых и военных кораблей без различия флага. Турция
обязывалась выдать победителям большую часть своего военно-
го флота, а также срыть укрепления в зоне Проливов и остро-
вов. Для наблюдения за порядком судоходства в зоне Проливов
создавалась международная комиссия, в которой господствова-
ли представители Англии и Франции. Комиссия действовала в
полной независимости от турецких властей, имела свой флаг
и свою полицию". Известия об условиях Севрского договора
вызвали возмущение по всей Турции.
Намерения держав Антанты фактически расчленить Турцию
на несколько частей, полностью подчиненных Антанте, и преж-
де всего Англии, вызвали взрыв национально-освободительной
борьбы турецкого народа. В стране началась антиимпериалис-
тическая национальная революция. Признанным лидером рево-
люции стал выходец из небогатой турецкой буржуазной семьи
генерал Мустафа Кемаль, получивший впоследствии за заслуги
перед турецким народом еще и имя Ататюрка, то есть отца
турков.
В январе 1920 г. прогрессивно настроенные члены стамбуль-
ской палаты депутатов приняли Национальный обет — декла-
рацию независимости Турции. В апреле 1920 г. в Анкаре был
созван парламент — Великое национальное собрание Турции,
провозгласившее себя единственной законной властью. Возгла-
вивший Национальное собрание Мустафа Кемаль обратился с
письмом к правительству РСФСР, в котором предлагал устано-
вить дипломатические отношения и «принять участие в войне
против иностранного империализма, угрожающего обеим стра-
нам»12. Советское руководство ответило согласием.
Вскоре выехала делегация анкарского правительства. Нача-
лись длительные советско-турецкие переговоры, завершивши-
еся подписанием 16 марта 1921 г. в Москве договора между
Россией и Турцией, охарактеризованного в тексте как договор
о дружбе и братстве. Уже сама такая констатация предполагала,
359
что «тесная дружба» между обеими странами должна была
служить в будущем залогом лояльности Турции по отношению
к Советской России. Турция согласилась вернуть Грузии город-
порт Батум и прилегающий к нему район. В договоре содер-
жалась специальная статья, указывавшая на «соприкосновение
между национальным и освободительным движением народов
Востока и борьбой трудящихся России за новый социальный
строй» и на то, что обе стороны «безоговорочно признают за
этими народами право на свободу и независимость, а равным
образом их право на избрание формы правления согласно
их желаниям». В статье договора о Проливах было записано:
«Дабы обеспечить открытие Проливов и свободу прохождения
торговых судов для всех народов, обе договаривающиеся сторо-
ны соглашаются передать окончательную выработку междуна-
родного статуса Черного моря и Проливов будущей конфе-
ренции из делегатов прибрежных государств при условии, что
вынесенные ею решения не нанесут ущерба полному суверени-
тету Турции, равно как и безопасности Турции и ее столице
Константинополю»13. Как явствует из этого текста, договор
оказался не свободным от формулировок и умолчаний, свиде-
тельствовавших, что обе стороны пока еще не совсем ясно
осознавали, какие же реальные возможности открывались пе-
ред ними для совместного решения проблемы судоходства через
Проливы. Во-первых, оставалось непонятным, кто должен был
проявить инициативу по созыву конференции прибрежных
стран. Между тем от того, кто был бы инициатором такой кон-
ференции, в немалой степени зависел и ее возможный резуль-
тат. Во-вторых, предполагалось привлечь к такой конференции
только прибрежные страны. Но ведь было ясно, что обладав-
шие тогда неоспоримым весом в международных делах Англия
и Франция ни за что не допустят, чтобы вопрос о Черномор-
ских проливах решался без их участия и уж тем более — за их
спиной. К тому же не было ясно, каким образом и на каких
условиях Советская Россия и Турция собирались созвать кон-
ференцию прибрежных черноморских государств, если учесть
непризнание в то время со стороны Румынии и Болгарии не
только де-юре, но и де-факто Советской России, открытое
советско-румынское противостояние в связи с оккупацией ру-
мынами Бессарабии, а также весьма напряженные турецко-
болгарские отношения из-за споров по некоторым территори-
альным проблемам. Наконец, в договоре ни слова не говорилось
об условиях прохода через Проливы военных кораблей разных
360
стран, то есть обходился стороной вопрос, который занимал все
заинтересованные государства в не меньшей степени, чем про-
блема свободы торгового судоходства. Видимо, все эти обстоя-
тельства в конечном счете и привели к тому, что статья договора
о Проливах оказалась нереализованной.
В целом же советско-турецкий договор 1921 г. несомненно
содействовал укреплению международных позиций его участ-
ников. Это обстоятельство осознавали и в большинстве запад-
ноевропейских столиц. Такой разворот событий не соответ-
ствовал планам и намерениям прежде всего британских и в
немалой степени — французских правящих кругов, не желав-
ших расставаться с тем господствующим влиянием, которое они
приобрели в результате первой мировой войны в регионе на
стыке Причерноморья, Балкан, Средиземноморья и Ближнего
Востока. К тому же английская и французская дипломатии
понимали, что Московский договор давал туркам возможность
рассчитывать на развитие той помощи, которая теперь, после
победы советской власти над интервентами и белогвардейцами,
могла быть предоставлена в возрастающих размерах. В частнос-
ти, в Лондоне и Париже произвели впечатление известия о том,
что еще до подписания договора от 16 марта 1921 г. Советское
правительство начало оказывать турецкой стороне помощь, в
том числе оружием и боеприпасами. После подписания дого-
вора эта помощь возросла. Поэтому, видя, что время работает
на турок, британское правительство оказало сильнейший на-
жим на греков, с тем чтобы решить «турецкий вопрос» силой
оружия. Однако предпринятое летом 1921 г. генеральное на-
ступление греков обернулось полным провалом. Турки отбили
греческий поход на Анкару и оттеснили противника на левый
берег р. Сакарьи14.
После этого французы сочли возможным пойти на сепарат-
ные переговоры с турками и 20 октября 1921 г. подписать в
Анкаре франко-турецкий договор, по которому Франция отка-
зывалась от войны против Турции, аннулировала свою подпись
под Севрским договором и признавала правительство Великого
национального собрания Турции".
В последующие месяцы на греко-турецком фронте устано-
вилось временное затишье, которое турецкая сторона активно
использовала для переоснащения и укрепления своей армии.
Положение Турции облегчалось также обострением англо-
французских противоречий из-за споров по поводу установле-
ния сфер влияния и дальнейшей возможной политики на
361
Балканах, в Турции и на Ближнем Востоке. Собравшись с
силами, турки сумели в сентябре 1922 г. окончательно разгро-
мить оккупантов, освободить всю Анатолию и сбросить гре-
ческую армию в море. Провал англо-греческой интервенции
означал крупное поражение антантовского альянса в турецком
вопросе.
11 октября 1922 г. в порту Муданья на Мраморном море был
подписан акт перемирия между Турцией и Англией, Францией
и Италией. Согласно его условиям, греческие войска должны
были немедленно покинуть Восточную Фракию, куда вступала
турецкая жандармерия. Стамбул и Проливы оставались в окку-
пации союзников вплоть до заключения окончательного мира.
Вдоль Проливов на азиатской стороне устанавливалась зона,
через границы которой турецким войскам переходить запре-
щалось. Войска Антанты оставались на тех позициях, какие
они занимали на момент заключения перемирия16. Таким обра-
зом, Муданийское перемирие фиксировало лишь приостановку
боевых действий. Решение всех остальных международных
проблем, связанных с Турцией и Черноморскими проливами,
откладывалось на будущее. И это «будущее» вскоре дало о себе
знать.
Уже на совещании 20-24 сентября 1922 г. в Париже пре-
мьер-министра и министра иностранных дел Франции Р. Пуан-
каре, министра иностранных дел Великобритании Д. Керзона
и посла Италии во Франции К. Сфорца было решено созвать
международную конференцию с целью урегулировать взаимо-
отношения с Турцией и решить ряд ближневосточных проблем,
включая и вопрос о Черноморских проливах. После соответ-
ствующей подготовки такая конференция открылась 20 ноября
1922 г. в Лозанне. Первоначально Англия была представлена
на конференции Д. Керзоном, Франция — Р. Пуанкаре, Ита-
лия — Б. Муссолини. В конференции участвовали также пред-
ставители Турции, Греции, Югославии, Болгарии, Румынии и
Японии. США не принимали участия в конференции, но при-
слали своих наблюдателей.
Открытию конференции предшествовала упорная политико-
дипломатическая борьба между «приглашающими» странами
(Англия, Франция, Италия, среди которых первую скрипку иг-
рала Англия, выступавшая главным инициатором и организато-
ром конференции), с одной стороны, и Советской Россией —
с другой, по вопросу участия или неучастия последней в работе
конференции и если участия, то на каких правах и условиях.
362
Узнав из зарубежной печати о намерении западных держав
созвать конференцию по Ближнему Востоку, правительство
РСФСР 24 сентября 1922 г. направило правительствам Вели-
кобритании, Франции, Италии, Югославии, Болгарии, Румы-
нии, Греции и Египта ноту, в которой выразило озабоченность
Москвы событиями на Ближнем Востоке и заявило, что, по
мнению советской стороны, в основе этих событий «лежит
лишь один вопрос о признании за турецким народом права на
фактическое восстановление его полного суверенитета над ту-
рецкими землями, и в первую очередь в Константинополе и
Проливах». Высказавшись однозначно против того, что нечер-
номорские державы, в первую очередь Великобритания, при-
своили себе право регулировать режим Проливов без участия
России и вопреки ее интересам, правительство РСФСР заявило,
что оно не признает никаких решений по этой проблеме,
принятых без его участия. В этой связи советское правитель-
ство предлагало немедленно созвать конференцию «всех заин-
тересованных держав, и в первую очередь черноморских госу-
дарств»17. Столь решительный, превентивный демарш советской
стороны был вызван дошедшими до Москвы сведениями о
первоначальном желании Керзона вообще не допустить учас-
тия Советской России в работе предполагаемой конференции.
Тем самым Керзон надеялся, во-первых, вбить клин во взаимо-
отношения между Россией и Турцией и вообще пустить под
откос советско-турецкий договор от 16 марта 1921 г. и, во-
вторых, договорившись сепаратно с турками, добиться такого
решения по вопросу о Проливах, при котором английский
военный флот в любое время мог бы проникнуть в Черное море,
что являлось бы фактором постоянного давления Великобрита-
нии на Турцию и Советскую Россию. По понятным соображе-
ниям Москва не могла согласиться с таким решением вопроса
о Проливах, о чем открыто предупреждала Запад. Адресаты
советского демарша от 24 сентября оставили его без ответа.
Между тем своего рода «подножку», к вящему удивлению
Москвы, подставила ей Турция. В ноте от 4 октября 1922 г.
правительство Турции, отвечая на предложение держав Антан-
ты о созыве мирной конференции, обошло вопрос о полном
участии РСФСР, Украины и Грузии в работе предполагавшейся
конференции, на чем настаивало советское правительство, но
предложило пригласить их для обсуждения вопроса о Про-
ливах18. Думается, что столь «полулояльная» позиция Турции
объяснялась, с одной стороны, желанием в какой-то мере «за-
363
добрить» устроителей конференции и тем самым заранее смяг-
чить их позицию, продемонстрировав, что Турция отнюдь не
спешит полностью идти в фарватере российско-турецкого до-
говора 1921 г., ас другой — определенным ухудшением в это
время российско-турецких отношений, вызванным нескрывае-
мым раздражением турок слишком уж бесцеремонным вмеша-
тельством советского ГПУ, а также Коминтерна (через турец-
ких коммунистов) во внутренние дела Турции, фактическим
срывом советской стороной осенью 1922 г. российских поста-
вок оружия туркам, о которых было ранее договорено между
Москвой и Анкарой, препятствиями для турецких торговых
фирм в деле налаживания российско-турецких торговых отноше-
ний, вызванными многочисленными бюрократическими рогат-
ками, возникшими в результате безраздельной внешнеторговой
монополии государства в Советской России19. Половинчатая
позиция Турции и молчание держав Антанты вызывали чувство
известной настороженности в Москве, побуждая ее предпри-
нимать шаги с целью выяснения складывавшейся ситуации, тем
более что советскому руководству через косвенные каналы
стало известно, что организаторы конференции склоняются к
тому, чтобы пригласить Россию (но не приглашать Грузию и
Украину, на чем настаивала Москва) в Лозанну, но только для
участия в обсуждении проблемы Проливов. 19 октября 1922 г.
Г.В. Чичерин от имени правительства РСФСР обратился с по-
сланием к правительствам Великобритании, Италии и Турции,
в котором, заявив о том, что «ничем не может быть оправдан
созыв конференции о Ближнем Востоке с участием целого
ряда держав, в том числе... даже Японии, но без наиболее за-
интересованной в разрешении этих вопросов России», настаи-
вал на требовании РСФСР участвовать в конференции на
равных основаниях с другими участниками, без всяких ограни-
чений20. Западные страны не спешили с ответом и на этот
демарш.
Тем временем вопрос о возможном участии Советской Рос-
сии в намечавшейся конференции и о выработке позиции
РСФСР на ней стал предметом пристального внимания Полит-
бюро ЦК РКП(б), советского правительства, НКИД, военных
ведомств. По решению Политбюро, для выработки советской
платформы о Проливах на предстоящей конференции была
создана комиссия в составе Л. Троцкого, К. Радека и Г. Чичери-
на. С самого начала ее работы выявились существенные разно-
гласия, обусловленные степенью профессионализма, различием
364
в политических подходах к проблеме и в какой-то мере свое-
образием характеров каждого из членов комиссии и их по-
мощников. Однако в конечном счете по главным пунктам
платформы удалось достичь консенсуса. 17 октября 1922 г.
Г. Чичерин направил И.В. Сталину и всем членам Политбюро
письмо, в котором были сформулированы тезисы, по которым
у членов комиссии к этому времени уже не было разногласий.
Коротко они сводились к следующему:
1. Свобода Проливов со снятием укреплений на их берегах
и без права возведения их Турцией неприемлема, так как оз-
начает господство в Черном море Англии.
2. Меньшим злом (при сохранении мирового империализма
и милитаризма) является закрытие Проливов для военных судов
всех наций в мирное время, то есть полный запрет их прохода
через Проливы для всех государств.
3. Признается суверенитет Турции над Проливами, для со-
хранения которого, как и для закрытия Проливов, она должна
укрепить их берега. Турция остается стражем Проливов, будучи
наиболее заинтересованной в их закрытии страной. Так как по
международному праву Проливы, пересекающие территорию
одного государства, ширина коих не превышает десять миль,
признаются территориальными водами этого государства (ши-
рина же Босфора и Дарданелл нигде не превышает десяти
миль), то они признаются турецкими национальными водами.
Сама Турция должна обладать правом иметь флот: это необхо-
димо для защиты ею Проливов.
4. Турция должна обладать правом пропускать единичные
военные суда не для военных целей. (В качестве примеров при-
водились такие случаи, как первоначальное намерение россий-
ской делегации отправиться весной 1922 г. на конференцию в
Геную на крейсере или же прибытие в черноморские порты на
американских миноносцах представителей АРА и др.)
5. Босфор и Дарданеллы должны быть открыты для прохода
всех торговых судов и невоенных летательных аппаратов.
6. Советское правительство поддерживает Московский до-
говор 1921 г., по которому Турция и Россия согласились воз-
ложить выработку статуса Проливов на комиссию черно-
морских прибрежных стран. Несомненно, однако, что по этому
пункту придется уступить и допустить к этой работе державы
Антанты.
7. Необходимо принять международное постановление о
признании Черного моря закрытым морем прибрежных госу-
365
дарств без права доступа для военных судов других государств,
даже в случае изменения режима Проливов21.
19 октября 1922 г. Политбюро ЦК РКП(б) одобрило пере-
численные тезисы в качестве рабочего документа, опираясь на
который комиссии во главе с Г.В. Чичериным следовало вырабо-
тать платформу действий советской делегации на предполагае-
мой конференции22. В общих чертах контуры такой платформы
были обнародованы В.И. Лениным в его интервью корреспон-
денту газет «Обсервер» и «Манчестер гардиан» М. Фарбману
от 21 октября 1922 г.
На вопросы корреспондента («Считаете ли вы участие Рос-
сии по Восточному вопросу делом престижа только или вы
исключительно исходите из реальных интересов России? Со-
гласно ли русское правительство с французским предложением
допустить Россию только к участию в той части конференции,
которая будет разрешать вопрос о Проливах?»23) Ленин ответил
следующее: участие России в разрешении ближневосточного
вопроса ни в коем случае не есть дело престижа, а есть дело
реального и непосредственного жизненного интереса России и
целого ряда других государств. Если бы все эти государства
не добились удовлетворения своего требования участвовать в
ближневосточной конференции, то это означало бы такую мас-
су элементов враждебности, конфликтов и недовольства, что
для мирного сожительства либо не осталось бы почвы, либо оно
было бы необыкновенно затруднено. Поэтому правительство
РСФСР недовольно предложением допустить Россию только к
участию в; той части конференции, которая будет разрешать
вопрос о Проливах24. Что касается советской программы отно-
сительно Проливов, то, по словам В.И. Ленина, такая програм-
ма, пока еще приблизительная, содержала следующие пункты:
1 ) удовлетворение национальных стремлений Турции; 2) закры-
тие Проливов для всех военных кораблей в мирное и военное
время; 3) полная свобода торгового мореплавания25.
После настойчивых неоднократных заявлений советской
стороны по поводу предстоящей в Лозанне конференции, ви-
димо, в Лондоне, Париже и Риме пришли к выводу, что следует
все же как-то официально ответить Москве. 27 октября прави-
тельства Великобритании, Франции и Италии передали через
и.о. британского официального агента в РСФСР Питерсона на
имя Г. Чичерина ноту, в которой советское правительство, во-
первых, наконец официально уведомлялось о созываемой в Ло-
занне конференции и, во-вторых, информировалось о том, что
366
«среди вопросов, подлежащих обсуждению на этой конфе-
ренции, будет вопрос о Проливах» и что означенные три пра-
вительства «сознают, что этот вопрос затрагивает интересы,
требующие специального обсуждения и совещания с державами
не из числа воюющих, в частности с державами, чьи границы
прилегают к Черному морю». Поэтому советское правительство
приглашалось «озаботиться о посылке своих представителей в
Лозанну для принятия участия в обсуждении вопроса о Проли-
вах»26. Как видим, мало того, что в ноте содержался прямой
отказ держав Антанты пригласить Советскую Россию принять
участие в обсуждении и решении всех вопросов, поднимаемых
на конференции, чего так настойчиво добивалось правитель-
ство РСФСР, но даже и возможность участвовать в решении
проблемы Проливов выглядела весьма неопределенной и пото-
му сомнительной. Советская сторона приглашалась «принять
участие в обсуждении вопроса о Проливах». Но оставалось не-
ясным, на какой стадии рассмотрения вопроса и в какой форме
она могла это сделать, как будет учитываться ее мнение и, на-
конец, самое главное, кто же будет принимать решения по этой
проблеме и следить за их выполнением?
Исследователям, вероятно, придется еще раз вернуться к
осмыслению всего комплекса причин, побудивших державы
Антанты занять столь жестко неуступчивую позицию по отно-
шению к Советской России по рассматриваемым проблемам в
это время. Здесь же отметим, что, судя по архивным материа-
лам, нота от 27 октября вызвала дискуссию среди советского
руководства: как быть дальше? Стерпеть, согласиться с усло-
виями, выдвинутыми Западом, и добиваться того, что реально
возможно, или же дать резкую отповедь, в которой настаивать
на своих условиях, или же просто ничего не ответить и если
Запад будет упорствовать, то тогда решать, что делать дальше?
Одним из активных сторонников последней точки зрения вы-
ступал Г.В. Чичерин, направивший 31 октября письмо И.В. Ста-
лину, начинавшееся словами: «Хотя я прилагаю при сем проект
сокращенной ноты (речь шла об ответе на ноту Лондона, Па-
рижа и Рима от 17 октября. —Авт.), в духе сообщенного Вами
предложения «группы товарищей», сам я решительно возражаю
против такого ответа». Далее Чичерин объяснял, почему он
занимает такую позицию: « Нам категорически заявили: Россия
приглашается только для участия в вопросе о Проливах. Если
мы на это не ответим протестом, то мы капитулируем без
боя...»27.
367
Не исключено, что на Чичерина влияло и его растущее
раздражение по поводу все более двойственной позиции Тур-
ции по отношению к Советской России. В том же письме
Сталину Чичерин, сообщая последние сведения, полученные из
Турции, приводил такие слова турецкого министра иностран-
ных дел Исмет-паши, сказанные российским дипломатам: «Со-
общенная вами формулировка режима Проливов расширяет
рамки... Московского договора в пользу Турции. Мы, конечно,
разделяем вашу точку зрения. Но по вопросу об укреплении
Проливов мы не можем предложить конференции вашей форму-
лировки, ибо державы Запада поймут это как желание закрыть
Проливы и это создаст для нас невыгодное положение. Факти-
чески же, владея обоими берегами, мы сможем всегда, без их
укрепления, своими силами обеспечить свободу Проливов, ко-
нечно с непропуском военных судов». А относительно общего
участия России в приближавшейся конференции Исмет-паша,
по информации Чичерина, подтвердил уже известную турецкую
точку зрения о допущении России только к участию в обсуж-
дении статуса Проливов, поскольку «по вопросу о заключении
мира Турция будет говорить только с державами, с которыми
она находится в состоянии войны...» Основываясь на этой
информации, Чичерин заключил: «Нет никакого сомнения, что
Турция уже столковалась с Англией, причем пунктами соглаше-
ния являются участие России в одном только вопросе о Про-
ливах и передача Проливов Турции без прав их укреплять»28.
Исходя из всего этого, Чичерин рекомендовал: 1) выступить с
резкой обличительной нотой против Антанты; 2) начать широ-
кую агитационную кампанию о суверенных правах турецкого на-
рода. «Через головы турецких пашей, — предлагал Чичерин, —
мы должны громче, чем турецкие паши, говорить о независи-
мости и суверенных правах Турции. Турецкие паши соглаша-
ются не укреплять Проливы. Мы, лучше, чем они, защищающие
турецкий народ, требуем, через их головы, полноты прав для
турецкого народа, т.е. права укреплять Проливы»29.
Призыв Г. Чичерина начать «широкую агитационную кампа-
нию», да еще «через головы турецких пашей», не возымел дей-
ствия на тогдашнее советское руководство. А вот относительно
ответа Антанте доводы Чичерина, по-видимому, подействовали
на членов Политбюро, которое на заседании 2 ноября одобрило
предложение Г. Чичерина, согласившись «придать сурово-об-
личительный характер ответной ноте»30. Что, впрочем, не по-
мешало советскому руководству, не дожидаясь реакции Антан-
368
ты на очередной московский демарш, на этом же заседании
Политбюро утвердить состав делегации на конференцию в Ло-
занну (глава делегации — Г.В. Чичерин, члены — председатель
Украинского правительства и наркоминдел УССР Х.Г. Раков-
ский и представитель руководства Грузии П.Г. Мдивани; до их
отъезда предварительно в Лозанну посылались В .В. Боровский
из Рима и Б.М. Залкинд из Москвы), а также одобрить пред-
ложенный Чичериным проект платформы советской делега-
ции на конференции, основанный на упоминавшихся выше те-
зисах, выработанных комиссией Г. Чичерина, Л. Троцкого и
К. Радека31.
В тот же день, то есть 2 ноября 1922 г., Г. Чичерин направ-
ляет от имени советского правительства ответную ноту прави-
тельствам Англии, Франции и Италии. Приглашение западны-
ми державами России на Лозаннскую конференцию только для
обсуждения вопроса о Проливах и устранение ее от участия в
конференции при решении всех других вопросов квалифици-
ровались в ноте как акции, «совершенно неправильные и ничем
не оправданные». В документе вновь подчеркивалась ранее об-
народованная точка зрения советского правительства о том, что
попытка решить вопрос о Проливах отдельно от всех осталь-
ных вопросов, подлежащих решению на Ближнем Востоке, не
дала бы тех результатов, которые ожидаются от конференции,
и не привела бы к прочному и длительному разрешению проб-
лемы Проливов, удовлетворительному для всех заинтересован-
ных сторон. В заключение в ноте указывалось, что правительст-
во РСФСР «видит себя вынужденным решительно настаивать
на своем полном участии, а также на полном участии Украи-
ны и Грузии в ближневосточной конференции в ее целом, без
всяких ограничений, на равных правах с другими участни-
ками»32.
Что же касается Турции, то по поручению Политбюро
30 октября 1922 г. Г. Чичерин направил турецкому правитель-
ству ноту, в которой отмечалось, что «ввиду исключительной
важности нынешних событий на Ближнем Востоке, а также
ввиду недостаточно ясного положения в отношениях между
Россией и Турцией» возникла настоятельная необходимость
«выяснить до конца и со всей искренностью отношения между
ними». По мнению советского правительства, наиболее убеди-
тельным свидетельством и неотложным выражением политики
дружбы между Турцией и Россией, основой которой является
Московский договор 1921 г., могло быть «только категоричес-
24 — 2729
369
кое требование со стороны Турции при открытии Лозаннской
конференции относительно участия России на равных основа-
ниях во всех работах конференции без всякого ограничения»33.
5 ноября турки ответили короткой нотой, в которой учтиво,
но твердо подтверждалась позиция Турции, зафиксированная
ею в обращении к державам Антанты от 4 октября с просьбой
«пригласить Россию принять участие в переговорах, относя-
щихся к вопросу о Проливах», но не более того34. Таким обра-
зом, Анкара (или Ангора, как ее тогда называли) вежливо отка-
зывала Москве в ее последней просьбе.
Но этим дело не ограничилось. В последующие дни совет-
ско-турецкие отношения явно усложнились, если не сказать
ухудшились, что накладывало отпечаток и на процесс согласо-
вания позиций обеих стран по вопросу о Проливах. Причинами
такого охлаждения стали, с одной стороны, требование турец-
кого правительства прекратить и ликвидировать операции пред-
ставительств советского Внешторга на территории Турции, с
другой — начавшиеся в Турции открытые гонения и репрессии
против турецких коммунистов, в лице которых турецкие власти
усматривали «агентов иностранной державы». В связи с послед-
ним Политбюро ЦК РКП(б) по предложению Г. Зиновьева при-
няло 13 ноября 1922 г. постановление: «Поручить т. Чичерину
немедленно принять энергичные дипломатические меры по по-
воду чинимых насилий (пыток и угроз расстрелом) над аресто-
ванными коммунистами в Ангоре». Кроме того, было предло-
жено «Правде» и другим центральным газетам опубликовать
статьи «о разгроме компартии Турции»35.
А пока, 14 ноября, советское правительство получило ответ
французского, английского и итальянского правительств, от
имени которых документ подписал Р. Пуанкаре, на советскую
ноту от 2 ноября. В ответе держав Антанты подтверждалось
намерение устроителей конференции в Лозанне пригласить на
нее прежде всего государства, не находившиеся в состоянии
окончательного мира с Турцией. Что касается советских пред-
ставителей, то вновь напоминалось, что они «будут иметь право
при обсуждении вопроса о Проливах участвовать в переговорах
и решениях», то есть делалась некоторая уступка в том смысле,
что западные страны соглашались на участие России не только
в переговорах, но и в принятии решений по проблеме Проли-
вов. Кроме того, три правительства не возражали против того,
чтобы правительство РСФСР включило в состав своей делега-
ции представителей от Украины и Грузии, подобно тому как
370
оно включило представителей этих республик в состав совет-
ской делегации на Генуэзской конференции36.
Судя по тому, как дальше развивались события, с этого
времени (т.е. примерно с середины ноября 1922 г.) весьма от-
четливо просматривается следующая линия советского руковод-
ства относительно участия в Лозаннской конференции: продол-
жая настойчиво протестовать при любой возможности против
непрекращавшейся дискриминационной политики западных
держав в отношении России, в то же время не упускать ни
малейшего шанса в достижении даже небольшого практичес-
кого результата, если только он хоть в какой-то мере соответ-
ствует национально-государственным интересам советской сто-
роны. 20 ноября (а не 13-го, как первоначально планировалось)
конференция в Лозанне приступила к работе. Наряду с пленар-
ными, заседания конференции проходили по нескольким спе-
циализированным комиссиям, в том числе в комиссии по
Проливам. Поскольку вплоть до открытия конференции совет-
ское правительство так и не получило от «приглашающих дер-
жав» никакого официального уведомления об окончательной
дате открытия конференции (после того как эта дата была пере-
несена), узнав из газет, что конференция начала свою работу,
в Москве решили направить советскую делегацию в Лозанну
явочным порядком.
1 декабря 1922 г. в Лозанну прибыл Г. Чичерин. Еще раньше
на конференцию приехали В. Боровский и X. Раковский, уста-
новившие деловые контакты с главами ряда делегаций и в пер-
вую очередь с главой турецкой делегации Исмет-пашой.
Как явствует из отчета X. Раковского, отправленного им в
Москву в день приезда Г. Чичерина, турецкая сторона и в Ло-
занне продолжала занимать настороженно-уклончивую позицию
относительно активного сближения и согласования взглядов и
конкретных предложений российской и турецкой дипломатий
по поводу решения проблемы Проливов. «По главному вопросу,
о Проливах, мы будем иметь очень нерешительную поддержку
Турции. Все остальные будут против нас...», — делал вывод
X. Раковский из анализа общей обстановки, складывавшейся
на конференции, и первых бесед и контактов его и Воровского
с зарубежными дипломатами37. И надо сказать, что прогноз этот
в значительной мере оправдался.
4 декабря на первом заседании комиссии по Проливам
Г. Чичерин огласил декларацию российско-украинско-грузин-
ской делегации. Напомнив, что основной целью российского и
24*
371
союзных с ним правительств как в вопросе о Ближнем Востоке,
так и во всей внешней политике является содействие установ-
лению и упрочению всеобщего мира, и выразив сожаление по
поводу недопущения советской стороны ко всей работе конфе-
ренции, Г. Чичерин заявил о стремлении делегации при реше-
нии вопросов, в обсуждении которых она будет участвовать,
добиваться осуществления двух основных принципов: 1) равно-
правия России и ее союзников с другими державами; 2) ограж-
дения мира и безопасности территории России и союзных с ней
республик, а также свободы их экономических сношений с
другими странами. Отметив, что советская делегация оставляет
за собой право в дальнейшем представить на обсуждение кон-
ференции подробные проекты решения вопроса о Проливах,
Чичерин остановился на основных принципах советской про-
граммы. Их суть: безусловное и без каких-либо ограничений
обеспечение постоянной свободы торгового судоходства и мир-
ных морских сообщений в Босфоре, Мраморном море и Дар-
данеллах; установление прочных гарантий сохранения мира на
Черном море и безопасности его побережья, равно как сохра-
нения мира на Ближнем Востоке и безопасности Константи-
нополя. Это означало, что как и в мирное, так и в военное время
Дарданеллы и Босфор должны быть всегда закрыты для воен-
ных и вооруженных судов, а также военной авиации всех стран,
кроме Турции. Основываясь на том, что Дарданеллы и Босфор
принадлежат Турции, Г. Чичерин далее заявил, что российское
и союзные с ним правительства настаивают на восстановлении
и сохранении в полном их объеме прав турецкого народа на
принадлежащие ему территорию и водные пространства. Ука-
занные правительства настаивали также на том, что Турция
сможет успешно защищать Проливы и Мраморное море от на-
падения лишь в том случае, если за ней будет признано право
укреплять и вооружать свои берега, располагать военным фло-
том и применять для защиты Проливов и Мраморного моря все
средства современной военной техники38.
Думается, что присутствовавшим на конференции государ-
ственным деятелям и дипломатам было небезынтересно вы-
слушать и ту часть выступления Г. Чичерина, которая касалась
постановки вопроса об определенной преемственности интере-
сов Советской и дореволюционной России в вопросе о Проли-
вах. И хотя сделано это было в полном соответствии с духом
политических доктрин российского большевизма, все же само
высказывание столь высокопоставленного советского предста-
372
вителя по этому поводу, на такой крупной международной
конференции прозвучало, пожалуй, впервые. И выглядело это
так: напомнив о том, что Советская Россия, аннулировав без
всякой компенсации все соглашения, касающиеся передачи
Константинополя России, дала тем самым возможность Турции
защищать свое существование и освободила «все государства
Средиземного моря от издавна нависшей над ними угрозы ве-
ковых вожделений царизма», Г. Чичерин подчеркнул, что Со-
ветская Россия при этом никоим образом не имела в виду
допустить в вопросе о Проливах решение, направленное против
ее собственной безопасности. Развивая эту мысль, Чичерин далее
аргументированно показал, сколь большое значение продолжа-
ли сохранять Проливы для экономической жизни Советской
Федерации и обеспечения ее военно-политической безопас-
ности.
Закончил свое выступление Г. Чичерин выражением уверен-
ности в том, что «всякое решение, подсказанное наличием во-
енных сил некоторых держав в Проливах и направленное к
тому, чтобы создать преобладающее положение для той или
другой державы или группы держав, встретило бы решительное
противодействие не только со стороны России и ее союзников,
но и со стороны общественного мнения всех стран, которые
хотели бы устранить на Ближнем Востоке причины конфлик-
тов, являющиеся постоянной угрозой миру»39.
Выступление Чичерина произвело впечатление, и многие из
присутствовавших ожидали, что тут же с «отповедью» высту-
пит Керзон. Но глава британской делегации поступил иначе,
выдвинув на авансцену румынского представителя Дуку. Как
информировал в своем письме от 5 декабря Г. Чичерин М. Лит-
винова, «во время оглашения мной полной декларации, Ни-
кольсон (член британской делегации. —Авт.) все время бегал
от Керзона к Дуке и давал последнему указания для его пред-
стоящего выступления»40. Предложения, оглашенные Дукой,
сводились к следующему: 1) свободное прохождение через Про-
ливы во всякое время всех военных судов; 2) демилитаризация
Проливов; 3) демилитаризация Черного моря. В упомянутом
письме Чичерин охарактеризовал программу Дуки как «явно
нелепую»41 и был прав. Ибо о какой демилитаризации Проли-
вов и вообще Черного моря могла идти речь, если при этом
допускалась бы для всех, кто ни пожелал, полная свобода про-
хода через Проливы военных кораблей да еще в неограничен-
ном количестве?
373
Выступавший в тот же день глава турецкой делегации Ис-
мет-паша, заявив, что Проливы должны быть открыты для
мировой торговли, но без ущерба для безопасности Констан-
тинополя, все же возразил против свободы военного судопла-
вания и свободных полетов военной авиации в зоне Проливов42.
Что касается остальных делегатов, то по информации, посту-
пившей в Москву от Чичерина, «югославы совсем не выступа-
ли. Болгары потребовали свободы торгового мореплавания и
умолчали о военных судах. Венизелос (глава греческой делега-
ции. — Авт.) высказался уклончиво»43. Относительно позиции
французов Чичерин телеграфировал 4 декабря Литвинову так:
«Программа Франции — пропускать в Черное море от каждой
державы не больше судов, чем имеет самая сильная из черно-
морских держав, в данный момент Румыния. Однако Керзон не
согласен, упорствует и требует непременно полной свободы
прохождения военных судов»44. Характеризуя общую обста-
новку на конференции вокруг советской делегации, Чичерин
отмечал: «Нас в общем окружает атмосфера холодности и враж-
дебности. Мы приглашены потому, что это предлагал Ллойд
Джордж. Керзон получил наше участие в наследие от Ллойд
Джорджа и очень хотел бы поскорее от нас избавиться»45.
Касаясь двойственной позиции турецкой делегации, кото-
рая, по сведениям, имевшимся у Чичерина, с одной стороны,
вела закулисные переговоры с англичанами с целью достичь
компромисса по интересующим турков проблемам, а с другой —
опасалась ухудшения отношений с Советской Россией («Нас
турки, очевидно, очень боятся, — писал Чичерин в Москву, —
и потому хотят продолжить политику русско-турецкой друж-
бы»46), Г. Чичерин отмечал: «Мы все время говорим Исмету:
пропуск военных судов — это против нас; закрытие военных
судов — это за нас. Исмет сослался на то, что в Ангоре могут
его не поддержать и что для общественного мнения Турции
лучше, если разрыв (с западными странами. — Авт.) произой-
дет на капитуляциях или на другом вопросе, наиболее понят-
ном всем в Турции»47. Исмет-паша здесь явно хитрил, ибо судя
по всем известным материалам и документам, Турция в резуль-
тате многолетних войн (она воевала начиная с 1912 г.) была к
этому времени настолько обессилена, что ни о каком ультима-
тивном ее разрыве с Антантой на конференции не могло быть
и речи. Видимо, это хорошо понимал Г. Чичерин, у которого
позиция турецкой делегации на конференции вызывала возрас-
тавшее неудовлетворение. Об этом, в частности, свидетельству-
374
ет телеграмма Г. Чичерина в Москву Л. Карахану, в которой
говорилось: «Исмет только исполнитель, надо нажать в Ангоре,
хорошо бы послать туда кого-нибудь специально. Турецкое
правительство должно дать директиву Исмету идти вообще с
нами, в особенности проводить полное закрытие Проливов
военным судам... Надо указать в Ангоре, что, если турецкое
правительство будет против нас, мы найдем другие способы
самозащиты»48.
6 декабря Керзон выступил с речью, в которой был дан ответ
советским представителям и заодно другим оппонентам. Обви-
нив советские республики в стремлении к «гегемонизму» на
Черном море посредством установления контроля над Проли-
вами только для одной Турции, и в «игнорировании» при этом
законных интересов других держав, Керзон изложил предложе-
ния Антанты, сформулированные в двух проектах — «Свобода
Проливов» и «Демилитаризация зоны Проливов». В первом
проекте предусматривалась полная свобода прохождения через
Проливы всех военных, торговых судов и пролета авиации как
в мирное время, так и во время войны, в которой Турция яв-
ляется нейтральной. Правда, при этом делалась оговорка, что
военно-морские силы, посылаемые через Проливы одной дер-
жавой, не должны превышать самого сильного флота одной из
прибрежных черноморских держав. Однако эти ограничения не
применяются к воюющей державе, если они наносят ущерб ее
правам воюющей стороны на Черном море. Во время войны,
участником которой является Турция, право прохода через
Проливы должно быть предоставлено только военным судам
нейтральных стран. В случае договоренности между прибреж-
ными черноморскими державами о полном разоружении на
Черном море нечерноморские государства оставляют за собой
право посылать через Проливы три военных корабля, водоизме-
щение одного из которых может превышать 10 тыс. т44.
Во втором проекте предусматривалась демилитаризация
европейского и азиатского берегов Босфора и Дарданелл и ряда
прилегающих к ним островов, что должно было означать полное
отсутствие здесь каких-либо фортификационных укреплений,
артиллерийских установок и морских баз. В демилитаризован-
ных зонах исключалось присутствие каких-либо воинских час-
тей, предусматривалось только наличие полицейских сил, не-
обходимых для поддержания внутреннего порядка. Исключение
делалось для района Константинополя, где допускалось раз-
мещение турецкого гарнизона, но не более 10 тыс. человек.
375
Для осуществления контроля в демилитаризованных зонах пред-
лагалось создать международную комиссию из представителей
Англии, Франции, Италии, США, Греции, Румынии, Югосла-
вии, Болгарии, Японии, Турции и России50.
В этот день советская делегация воздержалась от разверну-
того ответа Антанте, оговорив за собой право выступить с таким
ответом на следующем заседании. Между тем английские деле-
гаты продолжали неофициальные переговоры с турками, скло-
няя их к антантовским предложениям относительно Проливов,
обещая взамен уступки в других вопросах. Судя по всему, на-
жим англичан возымел свое действие.
Выступивший 8 декабря Исмет-паша в принципе не возра-
жал против предложения союзников о пропуске военных судов
через Проливы, хотя и высказался за свободу прохода только
легких военных кораблей, сопровождающих коммерческие су-
да. Турецкая сторона соглашалась и на демилитаризацию Про-
ливов, за исключением Босфора, на свободный проход для
коммерческого флота и лишь требовала гарантировать безопас-
ность Проливов, Константинополя и Мраморного моря51. На
этом же заседании с развернутой речью выступил и Г. Чичерин,
выделивший главный тезис советских предложений: советская
сторона настаивает на закрытии Проливов для военных судов52.
Однако советское предложение не встретило поддержки ни
с чьей стороны. Почувствовав готовность турок к компромиссу,
Керзон весьма одобрительно отозвался о позиции турецкой
делегации и заявил о необходимости отдельной встречи союз-
ных и турецких экспертов для выяснения и обсуждения неко-
торых деталей и неясностей53. Тут же взял слово Г. Чичерин,
запротестовавший против каких-либо сепаратных встреч за
спиной советской делегации и потребовавший участия совет-
ских представителей во всех работах конференции по вопросу
о Проливах, включая совещания экспертов. В ответ Керзон
заявил, что такие вопросы, как демилитаризованные зоны, ту-
рецкие порты и т.п., совершенно не касаются России, после
чего произошла резкая перепалка между Чичериным и Раков-
ским, с одной стороны, и Керзоном — с другой, едва не обернув-
шаяся скандалом54. На следующий день (9 декабря) российско-
украинско-грузинская делегация направила руководителям
конференции ноту протеста, в которой особо подчеркивалось,
что «никакое предложение или решение относительно режима
Проливов и Черного моря, независимо от того, будет ли оно
касаться общих или частных вопросов, не может быть заслу-
376
шано, обсуждено или принято на конференции в Лозанне в
отсутствие и без участия России, Украины и Грузии...»55. И этот
демарш советской делегации был фактически проигнорирован
ее оппонентами, продолжавшими настаивать на том, что Совет-
ская Россия не имеет прямого отношения к одному из главных
вопросов в комплексе проблемы Проливов — о демилитариза-
ции зоны Проливов, что этот вопрос касается непосредственно
только Турции. Под этим предлогом они стремились побыстрее
сепаратно договориться с турками. Неоднократные последую-
щие протесты советской делегации против такого подхода
западных держав никакого эффекта не дали.
Весьма двойственную позицию продолжала занимать турец-
кая сторона. По мнению Г. Чичерина, высказанному им в пись-
ме М. Литвинову от 12 декабря, по-видимому, имелись какие-то
пункты, по которым антантовским союзникам удалось прийти
к соглашению с турками. «Общей согласованной игры между
ними нет, — писал Чичерин, — но по отдельным пунктам, по-
видимому, соглашение есть. Таким пунктом является обязатель-
ство Турции не укреплять Проливов и в некоторых пределах
пропускать вооруженные суда»56. По информации Чичерина,
основная идея, проходившая через уступки турок и заставляв-
шая думать, что «известная часть этих уступок более чем доб-
ровольна», заключалась в полном отделении вопроса о судьбе
Проливов и Черного моря от вопроса о безопасности суши и
внутренних территорий Турции. При этом проявились две точ-
ки зрения. Советская сторона считала, что безопасность юга
России неразрывно связана с безопасностью Турции и что нет
безопасности для Константинополя без закрытия Проливов.
Турки же рассуждали так: их столица Ангора и большая часть
Турции расположены в Малой Азии, а только отчасти — во
Фракии. Поэтому, что бы ни происходило в Проливах, настоя-
щая, то есть сухопутная, Турция останется в стороне и не будет
вовлечена в войну. Если же принять российскую точку зрения,
то в случае, например, войны между Англией и Россией первая
будет требовать от Турции пропуска английского флота, чему
Турции будет трудно противостоять. В противном же случае
Турция будет вовлечена в войну, что для нее неприемлемо.
Такой точкой зрения Чичерин объяснял и проявляемую турка-
ми большую уступчивость в вопросе о снятии с них всякого
контроля над прохождением судов через Проливы. «Раньше, —
разъяснял Чичерин ситуацию Литвинову, — дело было ясно и
просто: у входа в Проливы стояли пушки, подходящее судно
377
должно было остановиться, если же оно не останавливалось, в
него стреляла пушка. Теперь пушек не будет, в Проливах будут
совершенно свободно плавать, не будет даже турецких лоцма-
нов, проход будет открыт каждому... А раз это так, то всякие
лимитации становятся иллюзорными». Завершая свое письмо
в Москву, Г. Чичерин подводил итог: «Итак, турки не выпол-
няют по отношению к нам своего долга в том отношении, что
хлопочут лишь о безопасности своих внутренних территорий,
не ведя борьбу по вопросу о прохождении судов через Проливы
в Черное море, и, во-вторых, они готовы подписать договор
даже и без нас»57.
Таким образом, чем дальше, тем больше советская делегация
в Лозанне оказывалась в положении полуизоляции: хотя контак-
ты с турками все же продолжались, имели место также неофи-
циальные встречи и беседы Г. Чичерина с Керзоном и другими
представителями западных держав. Не встречали понимания и
советские предложения по вопросу о Проливах. Единственная
«уступка», на которую соблаговолила пойти Антанта, заключа-
лась в том, что, несмотря на недопущение советских представи-
телей на закулисные переговоры между западными и турецкими
экспертами, советская делегация все же получила возможность
ознакомиться 12 декабря с обсуждавшимся на них вторым
вариантом проектов западных держав «Свобода Проливов» и
«Демилитаризация зоны Проливов», внесенных ранее (6 декаб-
ря) Керзоном на заседании комиссии по Проливам. Этот вто-
рой вариант явился детищем сепаратных переговоров экспертов
Англии, Франции, Италии и Турции. В отличие от первона-
чальных проектов, в нем предусматривалось, что водоизмеще-
ние каждого из трех военных судов, которые державы могли
проводить через Проливы, не должно превышать 10 тыс. т.
Турция получала право устанавливать на побережье Мрамор-
ного моря батареи с орудиями калибра до 150 мм «для обороны
морских баз и линии железных дорог». Численность турецкого
гарнизона в районе Константинополя увеличивалась до 12 тыс.
человек58.
По мнению Г. Чичерина, новые проекты союзников мало
чем отличались от первоначальных: величина тоннажа иност-
ранных военных судов, эвентуально получающих право про-
ходить через Проливы, несколько уменьшилась, но оставалось
неясным, относится ли данная величина к пребыванию этих
сил в Черном море или к моменту их прохождения через Про-
ливы. Допущение небольших, малокалиберных батарей облег-
378
чало оборону турецкой суши от десантов, но в очень малой
степени помогало защите Проливов от прохождения иност-
ранных флотов. Зато было ясно, что Турция по-прежнему
не обладала контролем за выполнением соглашения о Про-
ливах59.
Таким образом, в целом на конференции для советской
стороны складывалась тупиковая ситуация: Запад отвергал ее
требования, турки вели двойную игру, все больше склоняясь к
достижению договоренности с Антантой путем закулисных ус-
тупок. Для Москвы и ее союзников вставал вопрос: как быть
дальше? Судя по дальнейшим действиям российско-украинско-
грузинской делегации, советское руководство приняло решение
несколько смягчить свою позицию в вопросе о Проливах.
18 декабря 1922 г., на пятом заседании комиссии по Проли-
вам, Г. Чичерин представил на рассмотрение конференции вы-
работанный советской делегацией новый контрпроект правил
прохождения судов через Дарданеллы, Мраморное море и Бос-
фор. Одновременно с обнародованием этого документа совет-
ская делегация сделала заявление, что в случае, если представ-
ленный проект будет одобрен другими державами, Россия,
Украина и Грузия обязуются предложить правительствам при-
брежных черноморских государств созвать конференцию для
принятия взаимных гарантий в отношении эффективного обес-
печения безопасности их берегов60.
Комментируя содержание нового контрпроекта, Г. Чичерин
отметил ряд существенных подвижек, на которые сочла воз-
можным пойти советская сторона с целью достичь компромис-
са с ее оппонентами по вопросу о будущем статусе Проливов.
Во-первых, приняв во внимание высказывание представителя
США на конференции о положительной роли, которую могут
играть военные суда для мирных целей, советская сторона от-
казалась от своего первоначального принципиального несогла-
сия на проход вообще каких-либо военных кораблей через
Проливы (в качестве контраргумента такой позиции Чичерин
привел пример, когда представители Американской админист-
рации помощи голодающему населению России прибывали в
1922 г. в порты Черного моря на американских миноносцах)
и предложила, чтобы в отдельных случаях и для определенных,
сугубо мирных, целей турецкое правительство имело право
пропускать легкие военные суда через Босфор и Дарданеллы.
При этом, правда, делалась оговорка, что если такое право будет
предоставлено турецкому правительству, то советская делега-
379
ция будет настаивать, чтобы турецкий парламент выносил
соответствующее решение в каждом отдельном случае.
Другой важный пункт советского контрпроекта заключался
в том, что помимо общего правила для прохода через Проливы
он устанавливал, в частности, что доступ в Черное море будет
запрещен судам воюющих стран. В этом отношении советская
сторона выступала солидарно с теми слоями мировой общест-
венности, которые выступали после кровопролитной первой
мировой войны за безусловное сокращение, а не расширение
районов возможных военных операций. В этом же плане была
представлена и советская декларация о созыве конференции
прибрежных черноморских государств.
Наконец, по мнению Г. Чичерина, в советском контрпроекте
содержалась еще одна существенная уступка западным стра-
нам — предложение создать международную комиссию по Про-
ливам для обеспечения торгового судоходства61.
Как отмечалось выше, подобного рода комиссию еще ранее,
6 декабря, предложили создать западные страны. Советская де-
легация выразила тогда свое принципиальное несогласие с этим
предложением. В контрпроекте от 18 декабря вопрос ставился
уже несколько по-другому: в интересах обеспечения торгового
мореплавания (но именно торгового, и никакого другого) пред-
лагалось учредить международную комиссию: по одному пред-
ставителю от каждого прибрежного черноморского государства
и по одному представителю от Германии, США, Франции,
Великобритании, Италии и Японии. Статус комиссии должен
был быть подробно определен в особой конвенции, которую
следовало выработать представленным в ней странам в течение
трех месяцев со дня подписания предложенного документа62.
Как мы видим, в некоторых вопросах советская сторона дейст-
вительно шла навстречу западным странам, в частности согла-
шаясь на тот состав международной комиссии по Проливам,
который предложил Керзон 6 декабря (хотя трудно было по-
нять, почему, например, в числе контролеров над Черномор-
скими проливами должны были быть Япония или США?),
предложив, правда, включить в ее состав и Германию, что вы-
звало нескрываемое раздражение у Антанты. Но продолжали
оставаться и существенные различия в позициях советских
республик и их оппонентов. Главным из них было категоричес-
кое несогласие советской стороны с предложением западных
держав подчинить создаваемую международную комиссию Лиге
Наций (в которой, как известно, хозяйничали в то время Анг-
380
лия, Франция, но членами которой не являлись США, Герма-
ния, Россия, Украина, Грузия и пока еще Турция) и возложить,
таким образом, на Совет Лиги Наций ответственность за гаран-
тию безопасности Проливов. Считая такую гарантию иллю-
зорной и решительно возражая против придания подобных
функций Лиге Наций, советская делегация настаивала на том,
чтобы главным гарантом безопасности Проливов выступала
сама Турция, которой следовало возглавить будущую комиссию
с местопребыванием в Константинополе63.
Однако западные державы посчитали уступки с советской
стороны незначительными и малоприемлемыми и продолжали
оказывать всемерное давление на Турцию с целью заставить ее
согласиться если не со всеми, то с подавляющим большинством
требований и предложений, выдвинутых Антантой. Как всегда
бывало и бывает в таких случаях, в конечном счете исход дела
зависел от реального соотношения сил противоборствующих
сторон. А реальность была такова, что в 1922-1923 гг. сово-
купный военно-экономический и международно-политический
потенциал Англии, Франции, Италии, США, Японии и при-
мыкавших к ним стран был несоизмеримо больше, чем анало-
гичный потенциал образовавшегося в декабре 1922 г. СССР и
крайне истощенной и ослабленной длительной войной Турции
(не говоря уже о том, что к началу 1923 г. Советский Союз не
был еще юридически признан и не имел официально установ-
ленных дипломатических отношений со всеми вышеперечис-
ленными странами). Вот этот фактор и оказывал определяющее
воздействие на весь ход конференции в Лозанне и на то, что
события на ней развивались не в пользу СССР.
Задававшая тон на конференции делегация Великобрита-
нии основным методом достижения своих целей по-прежнему
считала сепаратные переговоры с турками. Так же действовали
и другие делегаты. Что же касается советской делегации, то,
как информировал Г. Чичерин в своем письме от 11 января
1923 г. наркома внешней торговли Л.Б. Красина, «после засе-
дания 20 декабря переговоры с турками приняли характер
частных встреч делегатов и председателей делегаций. Мы ока-
зались окончательно устраненными, и нас с тех пор совершен-
но игнорировали»64.
3 января 1923 г. разразился острый военно-политический
кризис в Германии, оказавший определенное воздействие и на
ход конференции в Лозанне. 11 января французские и бельгий-
ские войска оккупировали Рур с целью заставить немцев пла-
381
тить репарации французам и бельгийцам. Рурский конфликт
побудил английскую дипломатию активизировать действия в
Лозанне, с тем чтобы освободить себе руки для развязывания
франко-бельгийско-германского узла.
И все же дела на Лозаннской конференции продвигались
туго. К концу января конференция фактически зашла в тупик.
Если по вопросу о Проливах английская и турецкая делегации
посредством закулисных переговоров сумели сблизить свои
позиции, то по наиболее острым для турок статьям общего
договора — территориальным, финансово-экономическим, о
капитуляционном режиме, о положении иностранных концес-
сионеров и т.д. — бесконечные споры между турецкими деле-
гатами с представителями прежде всего Англии и Франции
никаких результатов не давали. Тогда лорд Керзон, отчасти для
того, чтобы воздействовать на турок, а отчасти — чтобы нада-
вить на французов, с которыми у англичан нарастали в это
время серьезные разногласия по поводу путей преодоления
рурского кризиса, спровоцировал приостановку переговоров в
Лозанне. 1 февраля, изобразив необычайное раздражение неус-
тупчивостью турок, Керзон в ультимативном тоне потребовал
от турецкой делегации: или она немедленно подпишет вырабо-
танный делегациями Антанты проект общего договора, или он,
Керзон, покинет Лозанну65. Днем раньше, 31 января, Керзон
представил конференции от имени Англии, Франции и Италии
новый проект конвенции о Проливах. В нем нашли отражение
некоторые уступки со стороны как Антанты, так и Турции.
С документом была ознакомлена и советская делегация. 4 фев-
раля 1923 г. Керзон демонстративно уехал из Лозанны. На сле-
дующий день генеральный секретарь конференции Р. Массигли
сообщил секретарю российско-украинско-грузинской делега-
ции А. Сабанину о перерыве в работе Лозаннской конферен-
ции на неопределенный срок66. Вслед за Керзоном конферен-
цию покинули и другие делегации. 7 февраля из Лозанны
выехала советская делегация. Покидая конференцию, она об-
ратилась с просьбой в секретариат конференции в случае возоб-
новления переговоров все сообщения об этом адресовать в
Рим члену делегации, советскому представителю В. Воров-
скому67.
Несмотря на имевшиеся существенные разногласия в стане
западных союзников по разным вопросам европейской поли-
тики (включая и турецкий вопрос), все же у антантовского аль-
янса была и общая цель: прерывая на неопределенное время
382
конференцию в Лозанне, представители Антанты рассчитыва-
ли разными путями сделать турок более «сговорчивыми», осо-
бенно учитывая возраставшее давление оппозиции по вопросам
внутренней и внешней политики, с которыми пришлось в это
время столкнуться Кемалю Ататюрку и его сторонникам внут-
ри страны. Однако надеждам такого рода не суждено было
сбыться. Кемалисты сумели не только отбить все наскоки оп-
позиции, но и существенно укрепить свое положение. Убедив-
шись в тщетности своих надежд, державы Антанты пришли к
выводу о необходимости возобновить переговоры в Лозанне.
Второй этап Лозаннской конференции начался 23 апреля
1923 г. Узнав об этом из газет, советский представитель
В. Боровский смог прибыть в Лозанну лишь 27 апреля. На этом
этапе конференции Керзон уже не присутствовал. Другие дер-
жавы Антанты также прислали второстепенных представи-
телей.
Возобновив переговоры с турками, Антанта постаралась на
этот раз полностью устранить советских представителей от
участия в конференции под теми предлогами, что, во-первых,
вопрос о Проливах больше не будет ставиться на обсуждение
и, во-вторых, Г. Чичерин уже официально заявил об отказе
советской стороны подписать конвенцию о Проливах (имелось
в виду выступление Чичерина на заседании комиссии по Проли-
вам 1 февраля 1923 г.). В ответ на это В. Боровский обратился
с нотой на имя Б. Муссолини, главы одного из приглашающих
правительств, с протестом против произвольного отстранения
советской делегации от участия в конференции до подписания
соглашения о Проливах. Отметив, что работа комиссии по
Проливам еще не закончена, В. Боровский также подчеркнул,
что советская делегация никогда и нигде не отказывалась
подписать конвенцию о Проливах; что касается выступления
Г. Чичерина 1 февраля, то в нем было лишь констатировано,
что представленный западными державами проект, выработан-
ный без участия советской делегации, противоречит интересам
России и ее союзников68.
Неблагоприятная, а если сказать точнее, неприкрыто враж-
дебная обстановка, складывавшаяся на конференции вокруг
советских представителей, была следствием не только острых
разногласий по обсуждаемым проблемам. Не меньшую роль в
этом играло наступившее весной 1923 г. резкое ухудшение
отношений с СССР одного из главных инициаторов конферен-
ции — Великобритании, а также откровенно недоброжелатель-
383
ное отношение к советским представителям, проявляемое
по ряду причин властями Швейцарии. Находясь в Лозанне,
В. Боровский на каждом шагу сталкивался с чрезвычайными
трудностями. Швейцарские власти отказывались обеспечить
советскому делегату и окружавшим его сотрудникам и дип-
курьерам соблюдение элементарных дипломатических прав, в
том числе права личной безопасности и дипломатической не-
прикосновенности. В конце концов все обернулось трагедией.
10 мая В. Боровский был убит в той же гостинице, где прожи-
вал, белогвардейским эмигрантом Б. Конради. После гибели
Воровского контакты советской стороны с другими участника-
ми конференции на уровне членов официальных делегаций
прекратились.
С учетом сложившейся ситуации Г. Чичерин обратился
15 мая к Генеральному секретарю ЦК РКП(б) И. Сталину с
письмом, в котором от имени НКИД просил Политбюро ЦК
срочно рассмотреть вопрос о дальнейшей позиции советских
республик на конференции в Лозанне. По мнению руководства
НКИД, перед советской стороной имелись две возможности:
1) подождать до подписания конвенции о Проливах и в связи
с несогласием с ней, а также в связи с тем, что советских пред-
ставителей даже не спросили, согласны ли они ее подписать,
заявить о том, что Москва сделает для себя соответствующие
выводы; 2) в связи с последними событиями уже теперь заявить,
что советские республики уходят с Лозаннской конференции
и заранее объявляют порочным всякий заключенный на ней
договор. Что касается руководства НКИД, то оно высказыва-
лось за второй вариант69. Автору этой главы не удалось пока
разыскать протокол заседания Политбюро, на котором рассмат-
ривалась проблема, поднятая Г. Чичериным (если такое заседа-
ние вообще имело место). Но, судя по дальнейшим действиям
самого Чичерина, высшее советское руководство не поддержа-
ло предложение НКИД «хлопнуть дверью» и демонстративно
уйти из Лозанны.
Между тем конференция в Лозанне приближалась к финалу.
После длительного торга и утомительных дискуссий (главным
образом из-за разногласий по финансово-экономическим и
территориальным вопросам) переговоры между турецкой де-
легацией и ее оппонентами были завершены. 24 июня 1923 г.
участники конференции подписали Мирный договор между
союзными державами и Турцией и ряд приложенных к нему
актов. Главными из этих документов были: Основной мирный
384
договор, Конвенция о Проливах, Конвенция об обмене населе-
нием между Турцией и Грецией и др.
В целом для Турции итоги Лозаннской конференции были,
несомненно, благоприятными. Прежде всего, Анкара добилась
международного признания независимости Турции, сохранив-
шей единство в своих национальных этнографических гра-
ницах. За исключением Мосула и Александретты, по которым
предстояло еще вести переговоры, турки сохранили за собой
все территории, на которые претендовал упоминавшийся выше
Национальный пакт (или Национальный обет, как его назы-
вали в Турции). Перечеркнув Севрский мирный договор, отда-
вавший Турцию на милость победителей, Лозаннский мирный
договор не давал другим державам никаких предлогов для вме-
шательства во внутренние дела Турции.
Сложнее обстояло дело с вопросом о Проливах. Здесь анг-
лийской дипломатии удалось в конечном итоге добиться значи-
тельных уступок со стороны Турции. Подписанная в Лозанне
Конвенция о режиме Черноморских проливов предусматривала
свободу прохода через Проливы в мирное и военное время мор-
ских и воздушных судов и демилитаризацию Босфора и Дар-
данелл, то есть срытие береговых укреплений. Максимальные
военные силы, которые любая страна могла провести через
Проливы в Черное море, не должны были превышать силы,
которые принадлежали самому большому Черноморскому
флоту. Вместе с тем державы получали право при всех обсто-
ятельствах посылать в Черное море не более трех судов, водо-
измещением не более 10 тыс. m каждое. Для контроля за вы-
полнением конвенции создавалась международная комиссия
Проливов со штаб-квартирой в Константинополе и во главе с
представителем Турции. В комиссию надлежало войти также
представителям Франции, Великобритании, Италии, Японии,
Болгарии, Греции, Румынии, России и Югославии. В случае
присоединения США к Лозаннской конвенции они также по-
лучали право иметь своего представителя в комиссии. Деятель-
ность комиссии должна была проходить под наблюдением Лиги
Наций70.
По мнению некоторых историков, в целом проблема Про-
ливов была решена в Лозанне к невыгоде Турции. Как отмечал
известный исследователь истории Турции А.Ф. Миллер, Кон-
венция о Проливах устанавливала такие правила прохода воен-
ных кораблей, которые создавали существенную угрозу для всех
черноморских государств, в том числе и для самой Турции.
25 — 2729
385
К числу постановлений, которые ущемляли суверенитет Тур-
ции и делали ее в военном отношении уязвимой в случае на-
падения или морской демонстрации со стороны какой-либо
другой державы, А.Ф. Миллер относил: полное разоружение
берегов Босфора и Дарданелл, а также определенных зон и
островов Мраморного моря; ограничение Стамбульского гар-
низона 12 тыс. человек; свободный проход через Проливы в
мирное и военное время иностранных военных кораблей, ка-
ковы бы ни были их флаг и тоннаж, днем и ночью, без всякого
ограничения и без предварительного предупреждения (относи-
тельно тоннажа ограничения, пусть недостаточные, но все же
были. — Авт.); только в том случае, если Турция сама воюет,
она может не разрешить проход кораблей противника, но во-
енные корабли нейтральных по отношению к Турции госу-
дарств все равно сохраняют свободу прохода. Но поскольку
Проливы подлежали разоружению и Турция не могла содержать
там ни артиллерии, ни иных родов войск, она в действитель-
ности не смогла бы реализовать даже это «право» — не пропус-
кать корабли противника71. С А. Миллером солидарен другой
исследователь — Б. Поцхверия, который, в свою очередь, отме-
чает: «Тяжелая борьба вокруг статуса Проливов не увенчалась
успехом Турции, за ней не было признано право на контроль
над Проливами, она не могла иметь в их зоне военные соору-
жения»72.
Что же касается позиции советского руководства по отно-
шению к Конвенции о Проливах, то в этой связи события
развивались следующим образом. 17 июля генеральный секре-
тарь конференции в Лозанне Р. Массигли направил на имя
Г. Чичерина телеграмму, в которой предлагалось прислать рос-
сийских представителей, уполномоченных подписать Конвен-
цию о Проливах, либо в Лозанну к 24 июля, либо в Константи-
нополь к 14 августа73. Чичерин ответил Массигли пространной
телеграммой от 19 июля, в которой констатировалось, что
режим, который будет введен Конвенцией о Проливах, совет-
ская делегация признала совершенно неудовлетворительным.
В качестве аргументов для такого заключения Чичерин вы-
двигал следующее: 1) открытие Черного моря и Проливов для
военных судов неприбрежных держав, несмотря на ограниче-
ние их количества, ставит советские берега под постоянную
военную угрозу со стороны военных флотов сильнейших мор-
ских держав и не может не принудить советские республики
затрачивать на вооружение на Черном море и его берегах зна-
386
чительные средства, которые в противном случае были бы
употреблены на хозяйственное восстановление этих республик;
2) свободный доступ иностранных военных судов в Проливы и
обязательная демилитаризация их берегов нарушают элемен-
тарные интересы и права турецкого народа, делают неизбеж-
ным вовлечение Турции в войну в случае военных столкнове-
ний в районах Черного и Эгейского морей; 3) предоставление
Лиге Наций права надсмотрщика за деятельностью Междуна-
родной комиссии по Проливам является «новой узурпацией
прав со стороны этой коалиции некоторых держав, незаконно
претендующих на роль международной высшей инстанции».
И все же, несмотря на свое несогласие с предлагаемым для Про-
ливов режимом, в послании Г. Чичерина констатировалось, что
правительства трех советских республик сочли целесообраз-
ным сделать попытку использовать даже слабую возможность
контроля над проведением в жизнь конвенции, дабы устранять
по мере возможности опасности, угрожающие советским рес-
публикам. При этом они заранее заявили, что если практика
применения конвенции обнаружит, что она недостаточно га-
рантирует интересы торговли и безопасность советских рес-
публик, то правительства этих республик будут вынуждены по-
ставить вопрос о прекращении ее действия. В конце теле-
граммы Чичерин информировал Массигли, что правительства
трех советских республик уполномочили подписать Конвен-
цию о Проливах советского представителя в Италии Н.И. Иор-
данского74. И действительно, 14 августа 1923 г. Н.И. Иордан-
ский поставил свою подпись (как сказано в документе, «от
имени России») под Конвенцией о режиме Черноморских
проливов75.
А дальше начинаются загадки и возникают вопросы, на
которые и сегодня нет вразумительных ответов в исторической
литературе. Подписав Лозаннскую конвенцию о Проливах, со-
ветское руководство, однако, не ратифицировало ее. В этой свя-
зи авторы официозного труда по истории советской внешней
политики отмечают: «СССР не ратифицировал Лозаннскую
конвенцию как нарушающую его законные права и не гаран-
тирующую мира и безопасности черноморских стран»76. Но
если это так, то зачем было официально уполномоченному со-
ветскому представителю подписывать конвенцию? Тем более,
что содержание конвенции было известно советской стороне
заранее. Стало быть, время для внимательного изучения доку-
мента имелось?
25*
387
Вполне возможно, что в данном случае сработала элементар-
ная бюрократическая неразбериха, пышным цветом расцве-
тавшая тогда в Москве, и ознакомившись повторно со всеми
деталями конвенции, кремлевское руководство пошло на по-
пятную, усмотрев в них опасные для себя договоренности.
Особенно с учетом концепции «осажденной крепости во враж-
дебном капиталистическом окружении», в соответствии с ко-
торой формировались тогда все главные внешнеполитические
решения СССР. Но, думается, дело было не столько и не только
в этом. На наш взгляд, одной из причин отказа Москвы ратифи-
цировать Лозаннскую конвенцию послужило нежелание воен-
но-политического руководства СССР связывать себе руки на
будущее.
Дело в том, что как раз в 1923-1924 гг. в высших эшелонах
власти была развернута активная деятельность по выработке
программы модернизации и укрепления вооруженных, в том
числе и военно-морских, сил Советского государства. И не ис-
ключалось, что в случае успешного выполнения такой програм-
мы ее результаты уже через несколько лет могли прийти в
противоречие с некоторыми ограничениями, зафиксированны-
ми в Лозаннской конвенции.
Сам по себе Черноморский флот СССР (торговый и воен-
ный) в 1923-1924 гг. был крайне невелик. Большая часть черно-
морских кораблей, уведенных Врангелем в 1920 г. при отступ-
лении из Крыма и переданных французам (линкор, 2 крейсера,
10 миноносцев, 4 подводные лодки, 4 сторожевых судна, 6 ле-
доколов, 2 буксира, тральщик, плавучая мастерская, 74 торго-
во-пассажирских и грузовых судна)77, по-прежнему находилась
во французском порту Бизерта. Советское правительство уже
не первый год вело тяжбу с французскими властями, требуя
возвратить эти корабли России, но пока возможный исход этой
тяжбы был неясен.
Одновременно правительство СССР принимало меры по
восстановлению флота. К концу 1922 г. усилиями личного
состава и рабочих судостроительных заводов на Черноморском
флоте были восстановлены, включая и поднятые корабли, за-
топленные в 1918 г. под Новороссийском, два эсминца, пять
канонерских лодок, несколько тральщиков и минных загради-
телей. К 1 мая 1923 г. был введен в строй крейсер «Коминтерн»
(прежде «Память Меркурия»). Осенью 1923 г. свыше 20 кораб-
лей флота совершили первое большое учебное плавание вдоль
Кавказского побережья78. И все же имевшиеся к этому времени
388
военно-морские силы ни по общему тоннажу, ни по совокупной
боевой мощи не шли в сравнение с российским Черноморским
флотом кануна и периода первой мировой войны. На случай
военного нападения извне (а тогдашнее советское руководство
всерьез не исключало такого поворота событий) фактически
были прикрыты (и то, по мнению Москвы, в недостаточной
степени) лишь Севастополь и в какой-то мере Новороссийск.
Остальные черноморские порты, включая и все побережье
Кавказа, практически оставались открытыми перед эвентуаль-
ным противником.
Представляется, что эти два обстоятельства — нежелание
связывать себе руки на будущее (в декабре 1926 г. в СССР была
принята первая обширная 6-летняя программа нового корабле-
строения)79 и опасения по поводу открытости и незащищен-
ности Черноморского побережья — и послужили главной
причиной того, что советское руководство не только не ратифи-
цировало Лозаннскую конвенцию о Проливах, но уже в февра-
ле 1924 г. через своего представителя на второй сессии Мор-
ской подкомиссии Лиги Наций в Риме поставило вопрос о не-
обходимости закрытия Босфора и Дарданелл и отстранения
Лиги Наций от контроля за режимом Проливов. Однако уча-
стники Римской конференции не приняли советские пред-
ложения80.
В августе 1924 г. на заключительном заседании англо-совет-
ской конференции председатель советской делегации огласил
Декларацию о Проливах, в которой правительство СССР офи-
циально поставило перед британским правительством вопрос
о необходимости пересмотра Лозаннской конвенции о Проли-
вах81. В развитие этого в ноябре 1924 г. советский полпред в
Турции известил турецкое руководство, что советская сторона
не пошлет своего официального представителя в Международ-
ную комиссию по Черноморским проливам82.
Но все это не означало, что Москва собиралась полностью
игнорировать Лозаннскую конвенцию и отказывалась от каких-
либо контактов с комиссией по Проливам. Как явствует из
письма Г. Чичерина от 31 декабря 1924 г. командующему со-
ветскими военно-морскими силами В. Зофу, несмотря на от-
сутствие в комиссии по Проливам советского представителя,
Москва была информирована о ее деятельности. Для обеспече-
ния регулярной информации о ее работе и установления кон-
тактов с ней НКИД намеревался направить в Константинополь
в качестве своего неофициального представителя сотрудника
389
советского постпредства в Анкаре Соболева. «Бороться против
действий большинства проливной комиссии, — завершал свое
письмо Чичерин, — в настоящее время невозможно. Мы были
бы в безнадежном меньшинстве. Вопрос об этом может воз-
никнуть только в случае нашего сближения с Францией и даль-
нейшего сближения с Италией. Предусматривая эту возмож-
ность, мы не закрываем себе дорогу в проливную комиссию
и оставляем вопрос о ратификации проливной конвенции от-
крытым»83. И все же в конечном счете советское руководст-
во не пошло на ратификацию Лозаннской конвенции о Про-
ливах.
Глава девятая
ОТ ЛОЗАННЫ ДО МОНТРЁ
ЧЕРНОМОРСКИХ ПРОЛИВОВ
в 1924-1936 гг.]
Черноморские проливы и после подписания Лозаннской
конвенции являлись одним из объектов повышенного внима-
ния, а затем и политической борьбы черноморских, средизем-
номорских и «неприбрежных» держав.
В очередной раз проблема режима судоходства в Проливах
стала предметом обсуждения международной конференции в
середине 30-х гг. Это было вполне закономерно, учитывая не-
удовлетворенность результатами Лозаннской конференции по
крайней мере двух наиболее заинтересованных в судьбе Про-
ливов государств — СССР и Турции.
Турция после заключения Лозаннской конвенции несколько
укрепила свое положение по сравнению с условиями, в которых
оказалась после подписания Севрского договора 1920 г. Однако
она была в жесткой зависимости от превратностей международ-
ной обстановки, а также позиции государств, выступавших га-
рантами ее безопасности после демилитаризации Проливов.
Суверенность Турции не была обеспечена.
Советское правительство не было удовлетворено междуна-
родно-правовым режимом Проливов, установленным в 1923 г.,
поскольку он не ограждал СССР от возможной агрессии со
стороны нечерноморских государств. Опасность новой воен-
ной интервенции в России через Черное море продолжала
беспокоить руководство страны, тем более что у СССР в тот
период не было достаточного количества военных судов для
обороны южных берегов государства.
В первой половине 20-х гг. российский Черноморский флот
был сильно ослаблен в результате потерь, понесенных в ходе
гражданской войны и интервенции, а также после того, как
значительная часть судов была уведена Врангелем в 1920 г. в
Бизерту. Однако шел интенсивный ремонт, осуществлялись
вооружение и укомплектование военных судов, поднимались и
восстанавливались затопленные корабли. Не сбрасывался со
счетов и российский флот, находившийся в Бизерте: линкор
392
водоизмещением 22 600 m, крейсер — 7143 m, 6 эсминцев по
1400 m, 3 подводные лодки по 650 m и 1 — 350 т1.
К 1928 г. восстановление Черноморского флота в основ-
ном было закончено. В его состав входили: крейсер, 4 эсминца,
5 тральщиков, 11 сторожевых судов, 5 подводных лодок, 2 вспо-
могательных судна, 3 учебных (одно из них — устаревший крей-
сер), 21 морской самолет. Зимой 1929/30 г. из Кронштадта в
Севастополь были переведены линкор и крейсер, затем черно-
морцам передали группу подводных лодок. В 1932 г. вошел в
строй еще один крейсер. К 1 января 1936 г. советский Черно-
морский флот, согласно данным, подготовленным для Междуна-
родной комиссии по Проливам, состоял из линкора, 2 крейсеров,
4 миноносцев, 5 тральщиков мин, 17 подводных лодок, 29 сто-
рожевых катеров, 5 вспомогательных судов, 1 учебного, а также
кораблей, находящихся в Бизерте, и устаревших кораблей2.
Тем не менее советское правительство не было спокойно за
безопасность южного берега страны, особенно учитывая то
обстоятельство, что более половины внешнеторгового оборота
СССР шло через Черное море. Хотя в соответствии с Лозан-
нской конвенцией максимальные военно-морские силы, кото-
рые одна несредиземноморская держава могла провести через
Проливы, не должны были превышать самого сильного флота
прибрежных стран, неприбрежные государства сохранили за
собой право посылать в Черное море «во всякое время и при
всяких обстоятельствах» силы до 3 кораблей, каждый из кото-
рых мог иметь водоизмещение до 10 тыс. т. Но более всего
тревожила статья, согласно которой в военное время, если Тур-
ция оставалась нейтральной, сохранялась свобода прохода во-
енных судов, причем на воюющие страны никакие ограничения
не распространялись. Беспокоило Москву и то обстоятельство,
что Проливы управлялись международной комиссией, в составе
которой не было советского представителя (поскольку СССР
не ратифицировал конвенцию), а следовательно, не было воз-
можности следить за ее деятельностью и влиять на решения,
если встанет вопрос об изменении критериев оценки силы
флотов.
Однако Советский Союз придерживался статей Лозаннской
конвенции3, а списки судов Черноморского флота дважды в год
более или менее аккуратно направлялись через турецкое пра-
вительство в комиссию по Проливам.
Это добровольное выполнение правил конвенции объясня-
лось тем, что, по мнению руководства НКИД, непредоставле-
393
ние данных о советском флоте в комиссию могло дать повод
заинтересованным державам направить в Черное море произ-
вольное количество вооруженных сил. Было решено, не при-
знавая официально конвенции, фактически все же выполнять
ее, как писал заместитель народного комиссара иностранных дел
Л.М. Карахан наркому по военным и морским делам К.Е. Воро-
шилову 16 января 1926 г., по крайней мере в той части, где это
выгодно для СССР. Причем в списки военных судов Черномор-
ского флота всегда включался перечень российских кораблей,
находящихся в Бизерте, в целях беспрепятственного их возвра-
щения. Перечень угнанных кораблей шел под рубрикой «Суда
с сокращенным комплектом», чтобы они не учитывались как
действующие корабли, по числу которых определялось право
прочих держав на ввод своих судов в Черное море4.
Между тем, довольно аккуратно выполняя правила, пред-
писанные Лозаннской конвенцией, советское руководство не
отказывалось от мысли добиться ее пересмотра в плане обеспе-
чения безопасности границ СССР и других черноморских го-
сударств.
Как отмечалось в предыдущем разделе данной книги, такие
попытки были предприняты советской стороной уже в феврале
1924 г. на Римской конференции по сокращению морских
вооружений и в августе 1924 г. во время переговоров СССР с
Англией об урегулировании советско-английских отношений.
Однако советские инициативы не увенчались успехом ввиду
отрицательной позиции по этим вопросам, занятой западными
странами.
Тогда советское руководство решило привлечь к этой про-
блеме внимание стран, недовольных результатами Лозаннской
конференции, прежде всего Турцию, с которой у Советского
Союза в этот период были весьма устойчивые отношения благо-
даря стремлению обеих стран к установлению тесного полити-
ческого и экономического сотрудничества. Такое сотрудниче-
ство в значительной степени было основано на том, что оба
государства длительное время находились в международной
изоляции, а руководство СССР наиболее последовательно под-
держивало демократическое правительство Анкары. Кроме того,
оба государства негативно относились к Версальской системе
мирных договоров, установивших господство Англии и Фран-
ции в Европе. Советско-турецкие дружественные отношения в
определенной степени были обусловлены постоянным страхом
Турции перед итальянской экспансией, стремлением прави-
394
тельства Анкары получить поддержку со стороны СССР. Очень
большую роль в развитии советско-турецких связей играл эко-
номический фактор.
В то же время советское правительство относилось к Турции
как к младшему партнеру и, применяя экономические и поли-
тические рычаги, хотело включить ее в орбиту СССР. Руковод-
ство Анкары сопротивлялось нажиму Москвы, желая сохранить
большую независимость в своих политических действиях и
укрепить связи с Англией и Францией. Возможно, поэтому реа-
кция турецкого правительства на зондаж советских дипломатов
была негативной. Когда 13 января 1925 г. полпред СССР в Ан-
каре Я.З. Суриц в беседе с министром иностранных дел Турции
Шукри Кая поднял вопрос о пересмотре конвенции, последний,
подчеркнув, что решения конференции были навязаны Турции
и вредны для нее, заявил, что ни СССР, ни Турция не обладают
в данное время необходимой силой, чтобы расторгнуть эту кон-
венцию. Шукри Кая выразил убеждение, что, поскольку пере-
смотр международных договоров — «вопрос силы», придется
мириться с существованием конвенции5. Министр понимал, что
любое выступление Турции в поддержку ревизии международ-
ных договоров вызовет обострение ее отношений с Англией и
Францией, усложнит и без того непростое международное по-
ложение страны.
В этой ситуации советское правительство попыталось ины-
ми средствами обеспечить интересы СССР в зоне Проливов. Во
время переговоров с Турцией относительно заключения допол-
нительного договора «О дружественном нейтралитете» (в раз-
витие Договора о дружбе и братстве от 16 марта 1921 г.)
25 января 1925 г. Я.З. Суриц вручил Шукри Кая советский
проект документа, последняя статья которого гласила, что в
случае возникновения недоразумений или конфликтов в связи
с прохождением через Проливы военных или торговых судов
другой договаривающейся стороны оказывать друг другу «вся-
ческими возможными способами содействие для обеспечения
свободного прохода их военных или торговых судов через
Проливы»6. Однако 22 февраля 1925 г. МИД Турции направил
Сурицу свой проект соглашения, который состоял из одной
статьи о соблюдении СССР и Турцией благожелательного
нейтралитета в случае нападения на одну из сторон третьих
держав7. Никакого упоминания о режиме Проливов в этом
проекте не было. Подписанный 17 декабря 1925 г. компромисс-
ный вариант советско-турецкого Договора о дружбе и нейтра-
395
литете также не содержал статей или протокола о режиме
Проливов8.
Это понятно: турецкое правительство хотело не обострять,
а укреплять отношения и с другими государствами, реализуя
программу президента республики М. Кемаля: «Мир внутри
страны, мир во всем мире». Сразу после заключения договора
с СССР турецкие дипломаты начали активно проводить в жизнь
тезис «Турция желает быть мостом между Западом и Восто-
ком». 5 июня 1926 г. в целях улучшения отношений с Лондоном
Турцией был подписан договор с Ираком и Великобританией
об установлении границ между Турцией и Ираком и добрососед-
ских отношениях. Согласно договору, Мосульский район, на
который претендовали и другие великие державы, признавался
территорией подвластного Англии Ирака. В 1926-1927 гг. на-
метилось сближение Турции и с другими западными странами,
хотя радикальных изменений в политике ее правительства не
произошло и Анкара продолжала ориентироваться на укрепле-
ние дружбы с СССР.
Одновременно с попытками убедить турецкое правительство
поднять вопрос о пересмотре Лозаннской конвенции Совет-
ский Союз искал и других партнеров, готовых поддержать его
позиции.
В конце 1924 г. итальянское правительство предложило
СССР заключить договор о ненападении, в одной из статей ко-
торого оно намечало поставить вопрос о ревизии конвенции, по
ряду соображений не устраивавшей итальянское правительство.
Советский Союз откликнулся на эту инициативу, и 9 февраля
1925 г. полпред в Риме К.К. Юренев передал Б. Муссолини со-
ветский проект двустороннего договора о нейтралитете и нена-
падении. В Заключительном протоколе проекта предусматрива-
лось «взаимное обязательство обеих сторон оказывать друг другу
всяческую поддержку в стремлении к пересмотру Лозаннской
проливной конвенции 1923 года»9. Но в тот период Муссолини
не захотел пойти на политическое сотрудничество с СССР.
После ряда неудачных попыток добиться пересмотра режима
Проливов советское правительство в течение некоторого вре-
мени не затрагивало эту проблему. К ней вернулись в 1929 г.
Руководство НКИД, видимо, получило задание подготовить
материалы для уточнения концепции о целях СССР в случае
ревизии Лозаннской конвенции. Был поставлен вопрос, что же
более полно соответствовало интересам СССР — открытие или
закрытие Проливов для военных судов. Из архива подняли слу-
396
жебные записки царских дипломатов с анализом мирных дого-
воров, касавшихся Проливов, и различные варианты решения
вопроса об их режиме. Изучались материалы, подготовленные
советскими дипломатами к Лозаннской конференции, состав-
лялись новые доклады10.
Естественно, для СССР, как и прежде для России, оставался
наиболее желательным вариант, предусматривавший свободу
прохода через Проливы военных кораблей черноморских госу-
дарств и их закрытие для военных судов неприбрежных стран,
а также установление твердых гарантий для беспрепятственно-
го прохода торговых судов. Однако такое принципиальное при-
знание неравенства между судами, плавающими под разными
флагами, имело мало шансов на успех. Поэтому сопоставлялись
выгоды для России от открытия и закрытия Проливов для
военных судов вообще.
При полном закрытии Проливов для военных судов Россия
лишалась возможности по мере необходимости перебрасывать
свои военно-морские силы из разных морей; ограничивалась в
пользовании своими верфями; не могла увеличивать свой Чер-
номорский флот, иначе как строя корабли только на черномор-
ских верфях.
При открытии Проливов она утрачивала исключительное
положение самой сильной черноморской державы; теряла одну
из возможностей постоянно воздействовать на Турцию. Усили-
валась угроза нападения на российские берега со стороны не-
черноморских недружественных государств; открытие Проли-
вов требовало создания более сильного флота.
Во время Лозаннской конференции советские дипломаты
считали, что для СССР приемлемо только закрытие Проливов
для военных судов всех стран, что было вполне объяснимо,
учитывая состояние военно-морских сил государства в те годы.
Судя по архивным данным, советское руководство осталось при
том же убеждении спустя семь лет. Учитывая еще недостаточно
уверенную позицию СССР в Черном море, господство Англии
в Средиземном, стремление Турции поддерживать дружествен-
ные отношения не только с СССР, но и с возможными его про-
тивниками в Средиземноморском бассейне, а также целый ряд
факторов политического, военного и экономического характера,
советская дипломатия по-прежнему ставила задачу добиваться
закрытия Проливов для военных судов и создания гарантий
против их использования в военных целях империалистичес-
кими державами".
397
Пробуждение интереса советского правительства к вопросу
о пересмотре режима Проливов, видимо, следует связать с не-
которыми шагами Турции, направленными на укрепление от-
ношений с СССР. В 1929 г. между СССР и Турцией шли
политические переговоры, а 17 декабря 1929 г. Анкарским про-
токолом был продлен договор о нейтралитете. Одновременно
оба государства обязались осведомлять друг друга о соглашени-
ях, которые предполагалось заключить с соседями другой сто-
роны и не подписывать таковых без ее согласия. А в начале
1930 г. турецкое правительство упомянуло о возможном учас-
тии СССР в укреплении Проливов. Тогда же оно выразило же-
лание установить тесный контакт с СССР в вопросах морских
вооружений. Эти инициативы воспринимались советским пра-
вительством чрезвычайно благосклонно и в целом справедливо
расценивались как проявление страха Турции перед нападением
на нее империалистических государств, прежде всего Италии,
хотя возникали опасения, что слишком тесное сотрудничества
с Москвой могло быть использовано Турцией против интересов
СССР'2.
7 мая 1931 г. состоялось подписание протокола, предусмат-
ривавшего обязательство СССР и Турции не увеличивать свои
военно-морские силы в Черном море без уведомления другой
стороны за шесть месяцев13. Не упускалась из виду и возмож-
ность более тесного политического и военного сотрудничества
с Турцией и участия в укреплении Дарданелл (при благопри-
ятной конъюнктуре). Причем Суриц был очень настойчив, до-
казывая руководству НКИД необходимость дальнейшего сбли-
жения с Анкарой, чтобы избежать укрепления ее связей с
западными странами14. Советских дипломатов настораживало
не только улучшение отношений Турции с Англией после уре-
гулирования мосульского вопроса, но и ее попытки расши-
рить контакты с Францией, Польшей, Албанией, Болгарией,
Югославией, Австрией, Чехословакией, Грецией и другими
странами.
Дипломатическая активность Турции была связана как со
стремлением окрепшей турецкой национальной буржуазии пе-
реориентировать внешнюю политику страны на западные дер-
жавы и выйти из сферы влияния СССР, так и со страхом перед
агрессивной внешней политикой Италии.
Претензии Рима распространялись на значительные терри-
тории, принадлежавшие Турции. К 1928 г. отношения между
Италией и Турцией несколько стабилизировались благодаря
398
стремлению Муссолини создать в Восточном Средиземноморье
трехсторонний союз Италии, Турции и Греции. 30 мая 1928 г.
они подписали даже Договор о дружбе, сотрудничестве, нейтра-
литете и арбитраже. Но вскоре (в речи в сенате 5 июня 1928 г.)
Муссолини заявил, что «международные договоры о мире свя-
щенны, но не вечны и не совершенны». В них есть статьи по
территориальным, колониальным, финансовым, социальным
проблемам, которые могут быть пересмотрены, что позволит
избежать нежелательных осложнений15. Это заявление встрево-
жило турецкое руководство и побудило его расширить связи с
другими державами. В октябре 1929 г. впервые после войны в
Стамбул прибыла с визитом английская эскадра. Английские
дипломаты прилагали большие усилия, чтобы втянуть Турцию
в орбиту своей ближневосточной политики. Франция тоже
стремилась к расширению политических и экономических свя-
зей с Турцией, но их сотрудничеству мешали неурегулиро-
ванные территориальные проблемы. После прихода к власти в
Германии Гитлера усилилось проникновение германских мо-
нополий в Турцию, хотя угроза агрессии фашистских стран на
Ближнем и Среднем Востоке толкала ее прежде всего к сближе-
нию с Англией и Францией16.
В 1932 г. Турция вступила в Лигу Наций. Тогда же было
подписано новое соглашение с ее кредиторами, устанавливаю-
щее сумму долга Турции в 8 млн. золотых лир. Западные дер-
жавы надеялись, что сокращение долга и принятие Турции в
Лигу Наций явятся новым шагом в деле сближения с Анкарой
и усилят их влияние на турецкую внешнюю политику.
Советское руководство прилагало большие усилия, чтобы
удержать Турцию в своей орбите и не потерять в ее лице надеж-
ного партнера. В 1932 г. был заключен Договор об экономичес-
ком и культурном сотрудничестве с Турцией, затем Турции был
предоставлен на исключительно льготных условиях кредит на
строительство промышленных предприятий (кредит в 8 млн.
долларов золотом был беспроцентным; срок погашения —
20 лет; выплаты должны были производиться турецкими лира-
ми и товарами). Средства, предоставленные Советским Союзом
Турции в соответствии с этим соглашением, составляли около
трети общей суммы капиталовложений в промышленность
страны по так называемому пятилетнему плану развития про-
мышленности Турции, принятому в 1932 г.17
Но укрепление связей Турции с западными державами на-
кладывало отпечаток на ее отношения с СССР. Эта тенденция
399
тревожила советские правящие круги особенно в связи с ослож-
нением политической обстановки в мире в первой половине
30-х гг., когда защита морских границ держав, расположенных
в бассейне Черного моря, приобрела особое значение и роль
режима Проливов сильно возросла. В 1932 г. японские войска
вторглись на территорию Маньчжурии и на Дальнем Востоке
образовался первый очаг войны. Захват Гитлером власти в Гер-
мании привел к образованию второго очага войны в центре
Европы. Германия претендовала на мировое господство. Терри-
тория Турции входила в сферу «жизненных интересов» Герма-
нии. К германским и японским агрессорам присоединилась и
фашистская Италия. В 1933 г. Муссолини активизировал внеш-
нюю политику страны, собираясь приступить к реальной реви-
зии договоров, препятствовавших возрождению Великого Рима,
открыто провозглашал намерение установить гегемонию Ита-
лии в районе Средиземного моря, превратив его в закрытое
итальянское море.
Осложнившаяся обстановка вызывала тревогу не только в
Советском Союзе, но и в Турции. Вследствие стремительно на-
раставшей агрессивности фашистской Италии и гитлеровской
Германии, усиления угрозы миру в Средиземноморье турецкое
правительство сочло, что пришло время пересмотреть ряд ста-
тей Лозаннской конвенции и восстановить свой суверенитет
над Проливами.
24 марта 1933 г. на заседании Генеральной комиссии Кон-
ференции по сокращению и ограничению вооружений при
обсуждении английского плана, предполагавшего замену неко-
торых военных статей Версальского договора, касавшихся Гер-
мании, Австрии, Венгрии и Болгарии, турецкий представитель
Джемаль Хюсню поставил вопрос о необходимости аналогично-
го пересмотра статей Лозаннской конвенции, предусматривав-
ших демилитаризацию Проливов, поскольку Турция не сможет
обеспечить спокойное плавание через Проливы, учитывая уро-
вень военной техники. Англия выступила против, так как ее
влияние в Турции не было достаточно сильным и она опаса-
лась, что в случае восстановления суверенитета Турции над
Проливами Советский Союз сможет оказывать на Анкару воз-
действие и побудить ее закрыть проход военным кораблям через
Проливы при обострении отношений между западными стра-
нами и СССР. Наличие же демилитаризованной зоны исклю-
чало такую возможность, ослабляло саму Турцию и сохраняло
ее зависимость от западных держав, прежде всего Англии.
400
Предложение Турции поддержал только советский делегат в
своем выступлении 25 марта18.
Тогда 23 мая 1933 г. на заседании, посвященном обсуждению
вопроса об уничтожении наступательных вооружений, включая
и подвижную тяжелую артиллерию, министр иностранных дел
Турции Рюштю Арас выступил против проекта, так как хотя
Проливы, согласно Лозаннской конвенции, и были разоруже-
ны, но Турции не запрещалось защищать их в случае войны, что
можно было сделать только при помощи тяжелой артиллерии.
Одновременно он предложил поручить пересмотреть военные
статьи режима Проливов специальному комитету, в работе ко-
торого приняли бы участие прибрежные черноморские и среди-
земноморские страны, а также США и Япония. Однако пред-
ставитель Франции Поль Бонкур, опасавшийся, что ревизия
Лозаннской конвенции даст толчок к пересмотру послевоен-
ных мирных договоров, выступил против, сославшись на то, что
конференция по разоружению — неподходящее место для об-
суждения вопроса о Проливах. Английский представитель под-
держал его19.
Встретив отпор со стороны Англии и Франции, турецкое
правительство решило отложить новую попытку пересмотра
Лозаннской конвенции и сначала добиться поддержки стран,
подписавших ее.
Через год — в мае 1934 г. — Турция вновь поставила вопрос
о ремилитаризации Проливов. Предлогом послужило выступ-
ление Муссолини на II пятилетней ассамблее фашистского
режима 18 марта 1934 г., где итальянский премьер заявил, что
его страна нуждается в колониях и может завоевать их только
на Востоке и в Африке. В это же время усилилась подготовка
военных действий в Эфиопии и начались фортификационные
работы и сосредоточение итальянских военно-воздушных сил
на о-вах Родос, Лерос и Додеканезских о-вах — всего в несколь-
ких километрах от турецких берегов. Однако Британия вновь
пресекла попытку Турции и вынудила ее ждать более подходя-
щих условий для решения этого вопроса20.
В обстановке нарастания опасности нападения со стороны
Италии Турция готовила почву для успешного решения пробле-
мы. Прежде всего она начала интенсивно укреплять отношения
с Англией. 17 июня 1934 г. в беседе с английским послом Перси
Лорэном турецкий президент высказался за установление более
тесных отношений между двумя странами, но не в ущерб друж-
бе Турции с СССР. 20 июня 1934 г. турецкий министр иност-
26 — 2729
401
ранных дел подтвердил английскому послу желание своего
правительства развивать англо-турецкие связи наравне с турец-
ко-советскими21. Турецкое руководство вступило на самый вы-
годный для себя путь лавирования между Англией и СССР,
предоставляя им самим бороться за дружбу с Турцией и влияние
на нее путем компромиссных решений по интересующим
Анкару вопросам.
17 июля 1934 г. Лорэн получил телеграмму от своего руко-
водства, в которой выражалось согласие на дальнейшее улуч-
шение отношений с Турцией, но не за счет каких-либо обя-
зательств со стороны английского правительства. А в августе
Англия поддержала Турцию при избрании ее членом Совета
Лиги Наций и согласилась удовлетворить просьбу Анкары со-
действовать размещению ее заказов на суда в английских фир-
мах22.
В начале 1935 г. международная обстановка стала быстро
обостряться. Италия интенсивно готовилась к войне с Эфио-
пией. 9 марта 1935 г. Германия объявила о создании своей
военной авиации, 16-го заявила об отказе от военных статей
Версальского договора и начала перевооружение армии. Эти
шаги Германии и Италии не только обеспокоили Турцию, но
и предоставили ей удобный случай поднять вновь вопрос о
пересмотре конвенции. Во-первых, был создан очередной пре-
цедент односторонней денонсации международного договора и
многие страны опасались, что Турция не договорным путем, а
в явочном порядке решит свои проблемы; во-вторых, осложне-
ние международной обстановки должно было заставить Анг-
лию и Францию задуматься о безопасности Проливов, а стало
быть, и Турции. 11 апреля Арас поднял вопрос о режиме зоны
Проливов перед английским послом в Турции Лорэном23.
17 апреля на 85-й внеочередной сессии Совета Лиги Наций при
обсуждении положения, создавшегося в результате решения
немецкого правительства, Арас от имени Турции сделал заяв-
ление, в котором подчеркнул, что военные статьи Лозаннской
конвенции носят дискриминационный характер по отношению
к Турции. После заключения конвенции произошли серьезные
изменения в международной обстановке, и Турции были необ-
ходимы гарантии ее безопасности, прежде всего ремилита-
ризация зоны Проливов. Он заявил, что в случае изменения
положения, зафиксированного в мирных договорах, Турция вы-
нуждена будет в одностороннем порядке внести изменения
в режим Проливов. Из присутствовавших на сессии только
402
M.M. Литвинов высказался за турецкое предложение24. Тогда
Арас 9 мая 1935 г. заявил послу Франции в Анкаре А. Камме-
реру, что проблема обеспечения безопасности Проливов игно-
рируется великими державами, но это не может изменить
намерений Турции25.
После отказа трех держав поддержать требование Турции о
ремилитаризации Проливов вопрос не поднимался вплоть до
итало-эфиопского кризиса, а затем был поставлен несколько
иначе: 27 июня 1935 г. Арас заявил английскому поверенному
в делах, что Турция дорожит хорошими отношениями с Анг-
лией, не желает действовать вразрез с ее политикой и не станет
поднимать вопрос о ремилитаризации Проливов, если Лондон
согласится подписать договор о взаимопомощи с Турцией26.
Англия не хотела брать на себя каких-либо обязательств в
отношении Турции, но и не была заинтересована в ремилита-
ризации Проливов. Однако под воздействием международной
обстановки (интенсивная подготовка Италии к войне с Эфио-
пией, вызвавшая концентрацию итальянских вооруженных сил
в районе Средиземноморья) и опасения, что Турция после мно-
гократных неудачных попыток поставить на обсуждение вопрос
о ремилитаризации Проливов начнет вооружать их явочным
порядком, летом 1935 г. английский Генеральный штаб пришел
к выводу, что Британии следует поддержать предложение Тур-
ции о пересмотре Лозаннской конвенции и даже взять на себя
инициативу и оказать ей помощь в достижении соглашения о
Проливах с другими заинтересованными государствами. Этим
шагом Лондон значительно укрепил бы свои отношения с
Турцией и уменьшил опасность вовлечения последней в сферу
влияния СССР или Германии. МИД Англии, поддержав выводы
Генштаба, порекомендовал действовать осторожно и не спе-
ша27. Однако, когда 14 сентября 1935 г. министр иностранных
дел Турции на Ассамблее Лиги Наций при обсуждении вопроса
об итало-эфиопском конфликте вновь подчеркнул необходи-
мость изменения военного режима Проливов, он опять не
получил поддержки стран-гарантов28.
После того как 3 октября 1935 г. Италия начала войну против
Эфиопии, положение изменилось. Политико-стратегическая
обстановка в Средиземноморском бассейне, где Италия сосре-
доточивала военно-морские и воздушные силы, резко обост-
рилась. Это вызвало тревогу и у турецких, и у английских пра-
вящих кругов. Принадлежавшие Италии Додеканезские о-ва,
находившиеся вблизи Юго-Западной Анатолии, все очевиднее
26*
403
превращались в военную базу, откуда было удобно предпри-
нимать агрессивные действия против Турции; полная безза-
щитность Проливов была чревата опасностью для Стамбула.
Нависла угроза над коммуникациями Англии с ее колония-
ми в Азии и на Дальнем Востоке. Это обстоятельство могло
привести к конфликту между Италией и Великобританией и
вынудило английское правительство в конце 1935 г. искать под-
держки средиземноморских стран. Турция, учитывая ее страте-
гические позиции, приобретала особое значение. Англия за-
ключила с Турцией, Югославией и Грецией «джентльменское
соглашение», в котором стороны обязались оказывать друг
другу помощь в случае конфликта с Италией, а английский
военный флот в Средиземном море получил разрешение поль-
зоваться портами, верфями и ремонтными доками указанных
стран. Благодаря этому соглашению Англия не только заруча-
лась поддержкой Турции, но и вовлекала ее в орбиту своей
внешней политики.
Во время переговоров с Великобританией турецкое прави-
тельство вновь подняло вопрос о вооружении зоны Проливов
и наконец получило благожелательный ответ.
Нарушение Версальского договора Германией и введение ею
войск в демилитаризованную Рейнскую зону 7 марта 1936 г.
еще больше обострили международную обстановку. Было оче-
видно, что в новых условиях теряли значение гарантии ст. 18
Лозаннской конвенции29, а ссылка на Устав Лиги Наций (к чему
сводились в результате гарантии безопасности Проливов) не
могла заменить реальных средств обороны. Турция решила
официально поставить вопрос о пересмотре конвенции, тем
более что к этому времени стало ясно, что после подписания
договора о взаимопомощи с СССР у Франции появилась заинте-
ресованность в поддержке советского флота и она снимет свои
возражения против изменения режима Проливов.
26 марта 1936 г. на специальной сессии Совета Лиги Наций,
созванной в связи с нарушением Германией Локарнских согла-
шений 1925 г., Арас собирался подать в Совет Лиги Наций
проект резолюции относительно изменения режима Проливов.
Литвинов, которому Арас дал ознакомиться с проектом перед
началом заседания, выразил сомнение в своевременности этого
предложения. Нарком опасался, что оно может осложнить ре-
шение вопроса, поскольку, если Совет выскажется против пред-
ложения Турции, ей будет трудно при необходимости явочным
порядком односторонним актом аннулировать конвенцию. Лит-
404
винов считал предварительный зондаж Турции недостаточным
и сказал Арасу, что проводить такое важное решение через
Совет можно лишь в том случае, «если единогласие заранее
обеспечено дипломатической подготовкой». Арас согласился с
наркомом. Литвинов обещал ему подумать о том, когда и в
какой форме Анкара могла бы поставить перед Советом вопрос
о ремилитаризации Проливов и написать об этом из Москвы30.
Арас не стал дожидаться информации о точке зрения совет-
ского правительства, но и в Лигу Наций со своим вопросом
решил не входить.
11 апреля 1936 г. турецкое правительство направило госу-
дарствам, участвовавшим в обсуждении Лозаннской конвенции
(Великобритании, Болгарии, Франции, Греции, Италии, Япо-
нии, Румынии, СССР, Югославии), ноту, в которой предлага-
лось начать переговоры «с целью достигнуть в краткий срок
заключения соглашений, предназначенных урегулировать режим
Проливов в условиях безопасности, необходимых для непри-
косновенности турецкой территории, и в наиболее либеральном
духе в смысле постоянного развития торгового мореплавания
между Средиземным и Черным морями»31.
Намерение Турции пересмотреть режим Проливов мотиви-
ровалось изменением политической и военной обстановки в
Европе. В ноте подчеркивалось, что в 1923 г., когда Турция
подписывала конвенцию, согласно которой Проливы были де-
милитаризованы и установлен свободный проход военных су-
дов через них, Европа шла к разоружению, военные силы всех
государств были гораздо менее грозными и проявляли тенден-
цию к уменьшению. Однако в последние годы положение на
Средиземном море стало внушать беспокойство. Морские кон-
ференции показали наличие тенденции к новым вооружениям.
Исчезла единственная гарантия, которая должна была обеспе-
чить безопасность Проливов, — совместная гарантия четырех
великих держав, а механизм коллективной помощи приходил
в действие очень медленно.
Советское правительство, не менее турецкого заинтересо-
ванное в пересмотре режима Проливов, болезненно восприняло
ноту. Во-первых, оно было недовольно и обижено тем, что Тур-
ция передала свое предложение правительствам других стран
без согласования с СССР. Ведь вряд ли можно считать согла-
сованием сообщение турок полпреду СССР в Анкаре о своем
решении послать ноту. В Москве ожидали, что, решившись
пойти на такой важный шаг, турецкие дипломаты обсудят с
405
советскими «как самый факт посылки ноты, так и ее текст» и
дадут им несколько дней на то, чтобы доложить вопрос своему
руководству32. Но главное — правительство СССР не считало
целесообразными и своевременными действия, предпринятые
Анкарой. «Турки должны были выбрать для своего шага такой
момент и такую форму, чтобы всем было ясно, что они не
одобряют тех методов, к которым прибегали и прибегают Гер-
мания, Австрия и другие страны, но что они вынуждены поста-
вить этот вопрос, поскольку другие страны, могущие явиться
их эвентуальными противниками, явочным порядком освобо-
дились от лежащих на них ограничений», — писал Н.Н. Крес-
тинский Л.М. Карахану 13 мая. Руководство НКИД считало,
что ноту следовало направить после того, как безнаказанность
выступлений немцев будет констатирована «каким-либо обще-
признанным женевским постановлением», чтобы не создалось
впечатления, что «турки не отстали от немцев»33.
Тем не менее советское правительство умолчало о своем не-
довольстве. Оно выполнило просьбу Анкары дать ответ на ноту
как можно скорее и выступить в прессе с приветствием этого
шага. СССР первым поддержал турецкое предложение, и 16 ап-
реля 1936 г. послу Турции в Москве 3. Апайдыну была вручена
нота, в которой отмечалась правомерность стремления Тур-
ции обеспечить безопасность своей территории. Правительство
СССР выражало готовность принять участие в переговорах о
приведении режима Проливов «в соответствие с интересами
безопасности Турции и обеспечения мира и спокойствия в этой
зоне»34. Советская нота была опубликована в газете «Известия»
18 апреля, после того как Британия дала согласие на созыв
конференции, так как руководство НКИД опасалось создать в
других странах впечатление, что Турция выступила со своим
предложением под давлением СССР, и тем самым спровоциро-
вать их отказ принять участие в конференции35.
Ко 2 мая турецкое правительство получило ответ на ноту и
от остальных заинтересованных держав — Англии, Франции,
Японии, Румынии, Болгарии, Греции, Югославии и Италии.
Все они, за исключением Италии36, дали согласие на созыв
конференции по пересмотру Лозаннской конвенции.
Англия полагала, что, приняв участие в конференции и под-
держав требование Анкары ремилитаризовать Проливы, она смо-
жет укрепить отношения с Турцией, уменьшить доминирующее
влияние СССР на турецкое правительство. Кроме того, после
ремилитаризации Рейнской зоны она уже не могла говорить,
406
что существование конвенции препятствует просьбе Турции
ремилитаризовать Проливы, но главное — изменение позиции
английского правительства было вызвано нарушением равно-
весия в Средиземном море. Возникла необходимость укрепить
стратегические позиции Англии в этом регионе, что можно бы-
ло сделать на конференции. Британское правительство тревожи-
ло только, что может быть поднят вопрос о ревизии всех статей
Лозаннской конвенции, в том числе о сохранении полной свобо-
ды мореплавания через Проливы. Но в мае оно получило завере-
ния Араса, что Турция будет настаивать на пересмотре лишь
тех положений, которые касались демилитаризованной зоны.
Франция была настроена примирительно, учитывая негатив-
ные последствия шагов, предпринятых Германией, для реали-
зации заключенных Парижем договоров о взаимопомощи с
СССР и балканскими странами. Она хотела бы закрыть Черное
море для военных действий Германии, но сохранить существо-
вавший режим прохода через Проливы своих кораблей, опаса-
ясь нарушения политического равновесия в Черном море.
Для Греции и Югославии ремилитаризация Проливов озна-
чала усиление позиций Балканской Антанты. К тому же Гре-
ция могла бы прозондировать почву относительно вооружения
о-вов Лемнос и Самофракия. Румынии, как и Болгарии, внуша-
ли определенные сомнения последствия вооружения Проливов,
однако, учитывая отношение СССР и Франции к изменению
режима Проливов, они были готовы поддержать Турцию".
Таким образом, несмотря на опасения советского руковод-
ства, Турция выбрала благоприятный момент для начала пере-
говоров и сумела подготовить почву для них. Более того, для
выявления позиций и проведения консультаций с целью дости-
жения на конференции соглашения, удовлетворявшего требова-
ния Турции, министр иностранных дел Р. Арас и генеральный
секретарь МИД Турции Н. Менеменджиоглу нанесли визиты
в столицы государств — участников будущей конференции.
В результате страны Балканской Антанты 4 мая приняли ре-
шение поддержать требования Турции при условии, что она
будет советоваться с ними, прежде чем закрывать Проливы на
время войны38. Никто не сомневался, что на конференции
пойдет речь и о режиме прохода через Проливы торговых и
военных судов.
Проведение конференции намечалось в г. Монтрё после
июньской сессии Совета Лиги Наций. Дату и место конферен-
ции Арас согласовал с Литвиновым в конце мая 1936 г.
407
Советское руководство, озабоченное обеспечением безопас-
ности границ своей страны, прежде всего интересовал вопрос
о режиме прохода военных судов через Проливы. Оно не со-
мневалось, что свобода торгового мореплавания и ремилита-
ризация Проливов не вызовут дискуссии. А вот при решении
проблемы прохода военных кораблей таким образом, как это
было выгодно СССР (закрыть проход через Проливы военным
судам нечерноморских государств), ожидались большие труд-
ности, так как большинство крупных морских держав, и прежде
всего Англия, несомненно, должны были попытаться сохранить
в силе соответствующие статьи Лозаннской конвенции. Вместе
с тем руководство НКИД считало, что вряд ли было бы при-
емлемо добиваться полного запрета прохода военных судов,
предоставив туркам право решать этот вопрос в каждом отдель-
ном случае. Это означало бы поставить себя в зависимость от
турецкого правительства, состав и ориентация которого могли
меняться39.
Поэтому согласно намеченной к 13 мая программе действий
делегации СССР на конференции советское правительство
предполагало выдвинуть следующие требования, основанные на
проведении различий между черноморскими и нечерноморски-
ми державами: военным судам черноморских держав в мирное
время предоставить неограниченное право выхода и входа через
Проливы, а кораблям нечерноморских стран запретить вход в
Черное море, за исключением заранее согласованных офици-
альных визитов. Причем состав эскадры, наносящей визит веж-
ливости, не должен был превышать одного линейного судна
(крейсера) и четырех эсминцев40. При невозможности отстоять
эти позиции из-за возражений других держав советская деле-
гация должна была стремиться «к максимальному ограничению
права прохода через Проливы судов тех стран, которые не
имеют своих портов и баз на Черном, Эгейском и Средиземном
морях». То есть СССР был готов пойти на известное расши-
рение права прохода для английских, итальянских, француз-
ских и греческих судов, но стал бы категорически возражать
против предоставления таких же прав немцам, японцам и «го-
сударствам Америки». В военное время право свободного входа
и выхода через Проливы предполагалось оставить лишь за ту-
рецкими военными судами, проход судов других государств
(в том числе черноморских) допускать лишь с санкции Лиги
Наций в случае, когда он будет связан с самообороной или с
оказанием помощи государству, подвергшемуся агрессии41.
408
Таким образом, в своей «программе-минимум» советское
правительство готово было пойти на значительные уступки,
причем отдавалось предпочтение контролю Лиги Наций за
безопасностью Проливов, а не Турции. Это было существенным
изменением в позиции СССР. Прежние намерения добиться
совместного с Турцией контроля над зоной Проливов были
отклонены, во-первых, вследствие неуверенности в дружествен-
ности турецкого правительства, во-вторых, в связи с изменени-
ем отношения СССР к Лиге Наций и вступлением в число ее
членов.
Согласно аналитической записке 1-го Восточного отдела
НКИД от 29 мая 1936 г., при зондаже позиций заинтересо-
ванных держав выяснилось, что они будут возражать против
советских предложений. Только руководство МИД Турции по-
обещало, что присоединится к предложению СССР разрешить
проход через Проливы исключительно военным судам черно-
морских стран. Но возникали сомнения, что Турция более или
менее решительно поддержит советские предложения. По сло-
вам турецких дипломатов, у них имелся план действий, согласно
которому Турция будет отстаивать принцип закрытия Проли-
вов для военных кораблей всех держав с предоставлением ей
права давать каждый раз особое разрешение на пропуск иност-
ранных военных судов. В НКИД полагали, что Турция едва ли
будет настаивать на этом требовании из-за большой ответст-
венности, которая ляжет на нее в случае войны, а пойдет на
компромисс с Англией (не исключалась возможность, что этот
вопрос уже обсуждался) и удовлетворится ремилитаризацией
Проливов, оставив в силе режим, установленный в Лозанне.
А поскольку точки зрения Турции и СССР в отношении про-
хода военных судов через Проливы совпадали далеко не во всем,
для Анкары возможность уступок Англии, по мнению сотруд-
ников НКИД, была значительно упрощена: «Турки... смогут
легче объяснить внутри страны необходимость компромисса
ссылкой на то, что позиция турецкого правительства не была
никем поддержана, даже СССР»42.
Учитывая эти обстоятельства, в записке предлагалось немед-
ленно согласиться закрыть Проливы для военных кораблей всех
стран за исключением Турции и предоставить ей право в мир-
ное время особым декретом разрешать проход легких военных
судов (не с военными целями). За исполнением правил должна
была следить Турция, но в Стамбуле предлагалось создать осо-
бую комиссию в составе представителей держав, имевших
409
морские базы на Черном, Эгейском и Средиземном морях для
наблюдения за обеспечением торгового мореплавания. По мне-
нию специалистов 1-го Восточного отдела, такое предложение
связало бы Турцию и затруднило сговор с другими участниками
конференции в ущерб интересам СССР. Но тогда Советский
Союз лишался возможности проводить из Черного в Балтий-
ское море и на Дальний Восток свои боевые корабли, как вхо-
дящие в Черноморский флот, так и строившиеся на верфях
черноморских портов. Однако это обстоятельство, по мнению
авторов записки, «перевешивалось» выгодой, вытекавшей из
того, что никакая враждебная держава не сможет ввести свой
военный флот в Черное море. Они предлагали принять этот
компромиссный проект, в целом совпадавший с уже разрабо-
танной «программой-минимум»43.
Но советская сторона предпочла ориентироваться на выра-
ботанный ранее проект, хотя вела с турками переговоры по
подготовке взаимоприемлемого текста новой конвенции о Про-
ливах на основе варианта, предложенного Анкарой. Перегово-
ры с Арасом шли в основном в рабочем порядке через полпреда
Карахана, который руководствовался директивами, составлен-
ными на основе первоначального проекта44.
В беседе 4 июня Арас сообщил Карахану следующее реше-
ние, принятое турецким правительством относительно эвен-
туального режима Проливов:
1. Проход военных судов через Проливы запретить.
2. Допускать лишь визиты к одной из черноморских держав,
заранее согласованные и со следующими ограничениями: а) со-
став эскадры не может превышать линкора, 2 миноносцев и под-
лодки (включение подлодок в состав эскадры Арас объяснял
тем, что в Лозаннской конвенции они упомянуты и лучше те-
перь самим о них сказать, чем уступать требованиям других
держав); б) общий тоннаж судов, прибывших в Черное море, не
должен превышать 28 тыс. т\ в) о проходе в Черное море су-
дов турецкое правительство должно быть извещено за 1 месяц;
г) визит в Черное море ограничивался месячным сроком; д) суда
проходят через Проливы без остановок; е) одновременно в
Черном море не может находиться более 2 подлодок; ж) в том
случае, если турецкий флот будет отсутствовать на своих базах
в Мраморном море, через Проливы может пройти эскадра,
тоннаж которой не превышал бы 7 тыс. m; з) с согласия Турции
могли быть внесены изменения в состав визитирующих эскадр,
предусматривался даже проход одного судна водоизмещением
410
28 тыс. m при условии, что оно будет единственным визитером
в Черном море.
3. Проход военных судов черноморских держав через Про-
ливы должен быть подчинен тем же нормам, что и проход флота
нечерноморских держав, но суда черноморских держав, выходя
из Черного моря и возвращаясь обратно, должны соблюдать
минимальные ограничения в тоннаже.
4. Авиация исключалась из конвенции: перелет над Проли-
вами подчинялся существовавшим в Турции законам.
Советское руководство заявило, что готово принять за осно-
ву предложенный проект, если Анкара согласится на некото-
рые поправки. В этом случае предлагалось совместно защищать
на конференции общую позицию. Карахан должен был «твердо
договориться с турками», что они, так же как и советская сто-
рона, не будут изменять на конференции эти позиции без пред-
варительного согласования с советской делегацией45.
Замечания и поправки к турецкому проекту со стороны
СССР сводились к следующему.
Пункт 2 понимался как изъятие из общего принципа закры-
тия Проливов для военных флотов, допускаемое лишь в мир-
ное время (когда ни одно из государств, имеющих порты и
морские базы в Черном, Эгейском или Средиземном морях,
не находилось в состоянии войны). Ограничительные условия
этого пункта относились только к нечерноморским державам.
По отдельным вопросам этого пункта СССР предлагал следу-
ющие поправки и уточнения: а) визит должен быть согласован
с черноморской державой, в порты которой идет визитирую-
щая эскадра; б) состав эскадры не должен превышать 1 крей-
сера и 4 миноносцев; в) подлодки в Черное море не допуска-
ются (соображения Араса по этому вопросу не признавались
основательными, так как Советское правительство считало,
что делать заранее эту уступку с тактической точки зрения не-
целесообразно); г) общий тоннаж судов не должен превышать
25 тыс. m (поскольку в Черном море нет судна с водоизмеще-
нием более 25 тыс. m, Турция не должна предоставлять право
прохода одному кораблю тоннажем в 28 тыс. m); д) пункт об
извещении турецкого правительства о прохождении эскадры
за месяц вперед советское руководство предлагало начать с
фразы: «При соблюдении всех прочих условий настоящего
регламента». Эта формулировка подчеркивала необходимость
согласовывать визиты с соответствующими черноморскими
державами.
411
Советское руководство серьезно опасалось, что под видом
одного или нескольких запросов о визите могло быть собрано
значительное количество военных судов нечерноморских госу-
дарств для нападения на черноморскую страну. Вероятно, по
той же причине оно просило сократить срок визитов эскадр в
Черном море до двух недель. Остальные требования п. 2 воз-
ражений не вызывали, так как они относились лишь к нечер-
номорским державам.
Что же касалось прав черноморских держав, то Карахану
была дана инструкция настаивать на сохранении за ними сво-
боды прохода их военных судов через Проливы, поскольку даже
Лозаннская конвенция, направленная против интересов Тур-
ции и СССР, имела в виду ограничение прохода только в
Черное море, а не из Черного моря в Средиземное. Карахан
должен был заявить Арасу, что возражения против этого пред-
ложения вызовут «изумление в Москве», где не поймут, почему
Турция, добиваясь упразднения стеснительных для нее статей
Лозаннской конвенции, стремится сделать это за счет СССР,
создавая для его флота еще худшие условия, чем Лозанна.
Зная, что турки не хотят увеличения флотов черноморских
держав под видом покупки военных кораблей в других странах,
СССР дал согласие на то, чтобы свобода прохода через Про-
ливы распространялась лишь на «существующие в Черном море
или строящиеся там военные суда черноморских держав». Он
также согласился, чтобы линкоры и крейсера Черноморского
флота проходили через Проливы поодиночке и без остановок,
а о предстоящем проходе кораблей черноморских держав
турецкое правительство извещалось не менее чем за 24 часа.
Карахану предписывалось подчеркнуть, что, поддерживая те-
зис о восстановлении полного суверенитета Турции в Проли-
вах, СССР вправе рассчитывать также на то, что дружественная
Турция будет при этом учитывать и интересы Москвы.
Для военного времени при нейтралитете Турции СССР
предлагал установить полный запрет прохода через Проливы
всех военных флотов, кроме турецкого, за исключением помо-
щи жертве агрессии в соответствии с постановлением Лиги
Наций46.
В результате обсуждения Карахана с Арасом советских
поправок министр согласился почти со всеми предложениями:
1 ) вносить изменения в турецкий проект на конференции толь-
ко по согласованию с Москвой; 2) общий тоннаж судов, вхо-
дящих в Черное море, сократить до 25 тыс. т\ 3) исключить
412
возможность прохода через Проливы одного судна с максималь-
ным тоннажем, то есть 25 тыс. m, а также подлодок (однако
Арас оговорился, что, если от этого вопроса будет зависеть
судьба новой конвенции, он будет вынужден уступить); 4) срок
пребывания в Черном море эскадр сократить до двух недель;
5) внести уточнение: проход через Проливы разрешается толь-
ко с целью визита в какую-либо черноморскую державу и при
согласии ее правительства; 6) не делать никаких ограниче-
ний для прохода через Проливы судов черноморских держав.
А чтобы не дать нечерноморским державам оснований тре-
бовать увеличения лимита, установленного для прохода через
Проливы, турецкая сторона предлагала следующую формули-
ровку: «Ограничение тоннажа для судов, проходящих через
Проливы, не распространяется на суда черноморских флотов,
если эти суда будут проходить через Проливы поодиночке».
Однако Турция предложила этот текст не включать в проект,
а «выдвинуть... в момент, удобный по ходу конференции».
Арас также заявил, что склонен принять советское предло-
жение о закрытии Проливов в военное время, но должен об
этом еще раз поговорить с Исметом47.
Несмотря на очевидное сближение позиций двух стран по
вопросу о режиме Проливов, советские дипломаты не были пол-
ностью удовлетворены ходом переговоров и опасались, что Тур-
ция ведет двойную игру. Самым существенным возражением
Араса руководство НКИД считало отказ включить пункт о сво-
боде прохода военных судов черноморских держав в текст кон-
венции. Стомоняков подчеркивал в письме Литвинову 11 июня
1936 г.: «Мы считаем, что пункт о черноморских державах
должен войти составной частью в турецкий проект, а не вы-
двигаться лишь на конференции. Если турецкое правительство
не включит в свой проект этого пункта, создастся впечатление,
что турки по меньшей мере не заинтересованы в нем и не будут
защищать его на конференции». Карахану было поручено на-
стаивать на принятии этого советского предложения. Кроме
того, полпред в Турции должен был уточнить турецким дипло-
матам, что, соглашаясь на проход черноморских судов через
Проливы поодиночке, советское руководство имело в виду не
все суда черноморских держав, а только линкоры и крейсера,
которые могут сопровождаться дивизионом миноносцев48.
Несмотря на эти замечания, считалось, что турецкий проект
в общих чертах был согласован советским и турецким прави-
тельствами. Теперь руководство НКИД беспокоили тактичес-
413
кие вопросы: какое предложение сделать на конференции, если
будет отказано в свободном проходе через Проливы военных
судов черноморских держав при ограничении прав нечерномор-
ских? Как добиться максимального ограничения права прохода
нечерноморских военных судов? Приходилось учитывать, что
Наркомат обороны настаивал на полном закрытии Проливов
для военных судов всех государств, кроме Турции, но о таком
варианте решили пока не упоминать, чтобы не дать Турции
повода усомниться в твердости намерений СССР добиться
своих целей49.
На конференции предполагалось выступить с самого начала
с предложением установить мир на Черном море, запретив ввод
туда больших военных флотов нечерноморских государств, но
сохранить судам черноморских держав право свободного выхо-
да и входа через Проливы. Если будет поднята шкала тоннажа
военных судов нечерноморских держав для прохода через Про-
ливы или черноморские державы приравняют в этом отноше-
нии к нечерноморским, советская делегация могла заявить, что
СССР готов отказаться от права выхода для своего флота из
Черного моря при условии, «что и другие державы не будут
вводить свой военный флот в Черное море». Тем самым было
бы восстановлено положение, существовавшее до мировой
войны. При этом Турция имела бы право пропускать иностран-
ные военные суда нечерноморских держав только с ограни-
ченным тоннажем и только с определенными, не военными
целями50. Однако к 10 июня в «инстанции» было принято ре-
шение в крайнем случае удовлетвориться правом ограниченно-
го прохода советских судов через Проливы и даже позволить
уравнять СССР в правах с нечерноморскими державами, а Лит-
винов на конференции должен был решать сам, до каких гра-
ниц отступать51.
12 июня турецкое правительство дало согласие внести в
текст проекта конвенции статью о преимущественных правах
черноморских государств при проходе их военных судов через
Проливы. Это было существенным прогрессом, хотя Крестин-
ский вполне обоснованно сомневался, что в этом вопросе турки
будут твердо защищать совместно намеченную программу, по-
скольку для них важнее всего было получить согласие всех за-
интересованных держав на вооружение Проливов52.
Надо сказать, что поведение турецкой делегации на конфе-
ренции в определенной степени зависело от того, кому Анкара
предложит оказать ей помощь при вооружении Проливов. Для
414
Советского Союза одной из актуальных проблем при подготов-
ке к конференции стало предотвращение угрозы «хозяйнича-
нья немцев в Проливах». В середине мая стало очевидно, что
советское правительство не получит предложения Турции при-
нять участие в вооружении Проливов. В беседе В.М. Молотова
с Менеменджиоглу выяснилось, что у Турции уже есть договор
с немцами о покупке артиллерии. О военном сотрудничестве
с СССР турецкий дипломат даже не упомянул, хотя напомнил,
что в конце 1933 г. его правительство пыталось поставить перед
Москвой вопрос о продаже в кредит танков, мин и другого
военного снаряжения на сумму 2 млн. золотых долларов, но они
не сошлись в ценах на сырье (СССР требовал производить
оплату по мировым ценам)53.
Проблема усиления влияния Германии на Турцию в такой
ответственный момент очень беспокоила руководство НКИД,
однако никаких шагов предпринято не было, хотя в начале
июня Апайдын вручил Крестинскому список военных объектов
и стратегических материалов, которые турки хотели бы при-
обрести в счет упомянутого кредита в 2 млн. золотых долларов.
В него входили береговые дальнобойные орудия, горные меха-
низированные орудия, снаряды, мины, заградительные сети от
подводных лодок, зенитные установки, противотанковые ору-
дия, танкетки, самолеты, бензин, химический завод, морские
истребители, подлодки и многое другое. Связывая на словах
предоставление кредита с проблемой ремилитаризации, посол
уклонился от ответа на вопрос, собирается ли Турция поручить
СССР вооружение Проливов54.
Вопрос о том, что укрепление Дарданелл турки предоставят
немцам, уже не вызывал сомнений. 13 июня Стомоняков писал
Карахану, что Арас в беседах с сотрудниками НКИД сообщал
о намерении своего правительства заказать в Германии даже
подводные лодки. Советские дипломаты понимали, что, если
немцы возьмут ремилитаризацию Проливов в свои руки, Бер-
лин получит значительные преимущества в случае конфликта
с СССР. Следовало срочно принять меры для предотвращения
этой угрозы — взять ремилитаризацию Проливов в свои руки55.
Стомоняков обратился к правительству с предложением раз-
решить Карахану поставить непосредственно перед Кемалем
вопрос о сотрудничестве между СССР и Турцией в области во-
оружения Проливов, используя пока существенное влияние
СССР. В качестве компенсации он предлагал предоставить Тур-
ции долгосрочный кредит «на солидную сумму» для закупки
415
военного вооружения сроком на 10 лет при скромных 4 про-
центах годовых. В погашение кредита он предлагал покупать
турецкие товары и снять оговорку о мировых ценах на них,
заранее планируя убыточность этой торговли56. Однако предло-
жение заведующего отделом НКИД до конференции не было
рассмотрено. Возможно, был упущен шанс использовать влия-
ние на Турцию в военно-экономической сфере.
Требования к проходу военных судов через Проливы, кото-
рые советское правительство считало обязательными для новой
конвенции, нуждались в поддержке возможного большинства
участников будущей конференции, особенно в случае изменения
позиций турецкого правительства. Именно поэтому советские
дипломаты, прежде всего Литвинов, уделили большое внима-
ние беседам с французским руководством. К сожалению, вести
до конференции переговоры с другими державами считалось
нецелесообразным, так как это якобы могло создать впечатле-
ние, что СССР договаривается с ними за спиной турок57, хотя
от решений конференции во многом зависело будущее СССР
как морской державы.
Эти соображения не тревожили турецкое правительство.
Оно вело интенсивные переговоры с Англией, во время кото-
рых Идеи и Ванситтарт (согласно сообщению Майского) реко-
мендовали туркам не выдвигать далеко идущие требования, а
поддерживать единый фронт с Лондоном.
* * *
Новая конференция по определению режима Черноморских
проливов проходила в Монтрё с 22 июня по 21 июля 1936 г.
На ней присутствовали делегаты черноморских государств —
СССР, Турции, Болгарии и Румынии, а также Франции, Анг-
лии, Японии, Греции, Югославии, Австралии58.
22 июня состоялось торжественное открытие конференции.
На этом заседании турецкий делегат представил проект новой
конвенции о Проливах, подготовленный Турцией. Обратив вни-
мание присутствовавших на изменения в международной обста-
новке, происшедшие за истекшие 13 лет после Лозаннской кон-
ференции, он подчеркнул жизненную необходимость для Турции
ремилитаризации Проливов и одновременно ее желание обес-
печить свободный проход через них не только торговых, но и
военных судов (в рамках, обеспечивающих безопасность самой
Турции, Проливов и Черного моря)59.
416
Проект, представленный Турцией60, был принят за основу
для обсуждения на утреннем заседании 23 июня. Он состоял из
5 частей (13 статей).
Первая часть касалась торгового судоходства, которое объяв-
лялось свободным и в мирное и в военное время.
Во второй части (ст. 6-9) излагались условия прохода воен-
ных кораблей и вспомогательных судов военного флота. В мир-
ное время Турция должна была беспрепятственно пропускать
военные надводные суда при следующих условиях: проход су-
дов в дневные часы; предупреждение турецкого правительства
за месяц о названии корабля, его категории и месте назначения;
максимальный тоннаж судов нечерноморской державы, прохо-
дящих через Проливы, не должен был превышать 14 тыс. m —
крейсер и 2 миноносца (однако флотилия могла быть состав-
лена иначе при условии соблюдения других правил о макси-
мальном тоннаже) с прохождением в 2 приема, если турецкий
флот не находится на своей базе; максимальный общий тоннаж
судов, принадлежавших нечерноморским державам, в Черном
море не должен был превышать 28 тыс. m, а срок их пребыва-
ния там ограничивался 15 днями; цель — исключительно визит
вежливости; военные суда, проходившие через Проливы, не
имели права пользоваться имеющимися у них на борту само-
летами. Тот же режим предполагался в случае войны при нейт-
ралитете Турции.
Для прохода военных кораблей черноморских государств
турецкий проект предусматривал те же условия и тот же лимит
в 14 тыс. т. Тем самым Проливы закрывались для передвиже-
ния советских линейных кораблей из Черного моря и обратно.
Правда, турецкий проект допускал прохождение военных судов
черноморских государств тоннажем до 25 тыс. т, но каждый
раз с особого разрешения Турции и без сопровождения. Таким
образом, возможность вывода из Черного моря кораблей СССР
с целью укрепления обороны на Балтийском море или Тихом
океане зависела бы от Турции.
При участии Турции в войне проход военных судов через
Проливы обусловливался специальным постановлением ее пра-
вительства. То же право проект предполагал дать ей и при на-
личии угрозы войны с последующей передачей вопроса на
решение Совета Лиги Наций.
Третья часть касалась авиации и состояла из статьи, запре-
щавшей пролеты над Проливами. Четвертая часть сводилась к
подтверждению суверенитета Турции над Проливами. Пятая
27 _ 2729
417
оговаривала формальные моменты, процедуру ратификации,
срок действия конвенции (15 лет), предусматривала возмож-
ность пересмотра конвенции каждые 5 лет, однако при непре-
менном согласии Турции.
Проект носил компромиссный характер. Он предоставлял
черноморским государствам некоторые преимущества в прохо-
де их военных судов через Проливы, но ограничивал возмож-
ность свободно маневрировать своим флотом, что относилось
прежде всего к СССР.
Работа конференции протекала в чрезвычайно напряженной
обстановке. Вопрос о ремилитаризации Проливов, который
представлял наибольший интерес для Турции, был предрешен
еще до начала конференции и не вызывал возражений ни с чьей
стороны. Правила прохода через Проливы торговых судов, соот-
ветствующие принципам Лозаннской конвенции, тоже не были
предметом серьезных разногласий. Споры шли только о разме-
рах санитарных и иных пошлин, полицейских формальностях.
Камнем преткновения стал режим прохода через Проливы во-
енных кораблей. Эта проблема не только имела жизненно важ-
ное значение для черноморских стран, но и играла существен-
ную роль в определении политики нечерноморских держав.
Основная борьба развернулась между советской и британ-
ской делегациями. Англия, рассчитывавшая расширить свое
влияние как великой морской державы, использовать Черное
море для действия своих военно-морских сил, была недовольна
проектом. Прежде всего ее не могли удовлетворить ограниче-
ния прохода через Проливы для военных кораблей, короткие
сроки пребывания в Черном море и обязательно фиксируемая
цель посещения Черного моря — визит вежливости. Для Анг-
лии Черное море, как и всякое другое, было открытым морем,
куда должны были иметь доступ военные суда всех держав.
Введение преимуществ для черноморских держав означало уси-
ление позиций СССР и Турции в этом регионе, а возможно, и
в Средиземном море. Англия возражала против изменения ре-
жима Проливов и в связи с антисоветской направленностью
своей внешней политики, стремлением запереть в Черном море
советский Черноморский флот, создав благоприятные условия
для прохода через Проливы военных судов нечерноморских
держав, в том числе Германии, отвести угрозу германской и
итальянской агрессии и направить ее против СССР. Кроме
того, Англия считала необходимым сохранить международный
контроль над Проливами.
418
Советское правительство знало содержание конвенции зара-
нее. Литвинов, еще до конференции ознакомившийся с проек-
том, был поражен наличием в нем пункта об ограничении
прохода через Проливы военных судов черноморских держав,
указав на это Арасу, и потребовал устранить данную статью.
Арас отказался61. Однако оставались надежды, что турки вы-
полнят свое обещание и признают за черноморскими держава-
ми право неограниченного прохода через Проливы военных
судов.
Недовольство советской делегации турецким проектом про-
явилось уже на первом заседании конференции 22 июня 1936 г.
М.М. Литвинов, отметив, что предложение Турции о пересмот-
ре Лозаннской конвенции справедливо и своевременно, заявил
о «специальных интересах Советского Союза, вытекающих из
его географического положения, разобщения окружающих его
морей». Он подчеркнул, что Проливы составляют «жизненный
нерв» Советского Союза, «соединяющий разные части его те-
ла», а право Турции на защиту своей территории должно быть
согласовано с общими интересами мира62.
На пленарном заседании 23 июня произошло первое столк-
новение между английской и российской точками зрения.
Открыл дискуссию английский представитель лорд Стэнхоп.
Хотя всем было ясно, что Лондон недоволен проектом, лишав-
шим равных прав черноморские и нечерноморские государства
и дававшим определенные преимущества СССР, Стэнхоп зая-
вил только, что английское правительство против упразднения
Международной комиссии по Проливам, и зарезервировал за
собой право высказать замечания относительно режима Проли-
вов после получения инструкций из Лондона63.
Литвинов повел себя иначе, решив сразу изложить позицию
СССР по принципиальным вопросам. Отметив, что проект про-
никнут «духом беспристрастия» и принимает во внимание ин-
тересы не только Турции, но и других стран, особенно распо-
ложенных на берегах Черного моря, нарком подчеркнул особый
характер Проливов, а главное — назвал Черное море закрытым,
«не могущим быть использованным для транзита». В связи с
этим он заявил, что безопасность Турции и всех черноморских
стран «была бы лучше всего гарантирована полным закрытием
Проливов для военных судов нечерноморских государств», но
советское правительство «готово не настаивать на таком за-
крытии, а поддержать турецкое предложение об открытии Про-
ливов для судов всех стран для определенной цели и при изве-
27*
419
стных ограничениях». Излагая концепцию правительства СССР
на режим Проливов, Литвинов заявил, что чем больше будут
ограничены тоннаж и количество судов, проходящих в Черное
море, «тем больше будет обеспечена безопасность в этой части
Европы и Азии», но «нет никаких оснований для того, чтобы
черноморские государства не имели полной свободы прохода
для своих военных судов через Проливы в направлении великих
международных водных путей и океанов». Он выразил намере-
ние внести «некоторые небольшие поправки» по ряду пунктов
представленного проекта. Кроме того, он напомнил о необхо-
димости обеспечить возможность входа в Черное море и выхода
из него военных судов «во исполнение требований Лиги Наций
о предоставлении возможности жертвам агрессии пользоваться
поддержкой и помощью»64.
24 июня на закрытом заседании пленума конференции на-
чалось предварительное постатейное обсуждение конвенции и
Литвинов предложил, чтобы ст. 6, содержащая условия про-
хождения военных судов через Проливы, относилась лишь к
судам нечерноморских держав. Английский представитель
сразу вступил в дискуссию с Литвиновым. Однако, отстаивая
военные статьи Лозаннской конвенции, тезис о международ-
ном характере Черного моря и равных правах черноморских
и нечерноморских государств, Стэнхоп выступал осторожно,
поскольку ожидал инструкций правительства. Тем не менее,
выражая согласие Британии на ремилитаризацию Проливов,
Стэнхоп выдвинул в качестве условия принятие конференцией
приемлемого для Англии условия прохода через Проливы во-
енных судов и изъятия из турецкого проекта вопроса о комис-
сии по Проливам. Его позицию поддержал японский делегат
Сато, заявивший, что согласен принять ограничения для воен-
ных судов, направляющихся в Черное море, если эти ограни-
чения в равной мере будут введены и для судов, выходящих из
этого моря.
Однако Литвинов продолжал отстаивать тезис об особом
характере Черного моря и особом положении СССР. Он внес
проект новой редакции статьи о правилах прохода кораблей
через Проливы в военное время. Согласно этому проекту, если
черноморские государства не участвуют в войне, военные суда
могут проходить через Проливы в режиме, определенном для
мирного времени. Если же какое-либо черноморское государ-
ство, помимо Турции, окажется воюющей стороной, проход в
Черное море запрещается для всех военных судов, кроме испол-
420
няющих обязательства о помощи, вытекающие из Устава Лиги
Наций или соглашений, заключенных в рамках Устава65.
Вокруг этой статьи тоже разгорелась дискуссия, выявившая
позиции ряда держав. На стороне Англии была Япония, целью
которой было наложить запрет на переброску советских воен-
но-морских сил из Черного моря на Дальний Восток в случае
войны. Советского представителя наиболее последовательно
поддержали делегаты Франции и Румынии. Однако и между
их позициями были значительные расхождения: Францию не
устраивало полное закрытие Проливов. Ей необходимо было
прежде всего сохранить суть своих союзнических договоров и
обеспечить на случай войны морское сообщение с черномор-
скими государствами, связанными с Францией договорами (Ру-
мынией, Югославией и СССР). Турция оказалась в сложном
положении: от нее требовали сделать выбор между СССР и
Великобританией, что было крайне болезненным и нежела-
тельным для Анкары.
25 июня закончилось первое чтение проекта. На этом завер-
шилась первая фаза конференции. Пленарные заседания были
прерваны в связи с началом работ сессии Лиги Наций, созван-
ной для решения вопроса о снятии экономических санкций с
Италии. Главы делегаций отправились в Женеву или вернулись
домой для получения новых инструкций.
Советская делегация была недовольна результатами первой
сессии пленарных заседаний. А.Ф. Миллер писал в НКИД, что
все сколько-нибудь серьезные вопросы были «зарезервирова-
ны»66. Действительно, по сути военных статей никакой догово-
ренности достичь не удалось. Пока были согласованы только
технические детали прохода военных судов через Проливы.
Литвинов сомневался в успешном окончании конференции,
к которой, на его взгляд, советское руководство подготовилось
недостаточно хорошо, а требования предъявляло завышенные.
26 июня он писал из Женевы B.C. Стомонякову и Н.Н. Крес-
тинскому о своих первых впечатлениях и разочарованиях. Он
считал большой ошибкой, что СССР настоял на внесении в
проект специальной статьи о правах черноморских государств.
Ведь речь шла только о пересмотре Лозаннской конвенции и
Советскому Союзу было важно изменить лишь то, что проти-
воречило его интересам. Поскольку Лозаннская конвенция не
ограничивала прав черноморских государств, он полагал, что
можно было бы об этом умолчать и просто вставить в начало
ст. 2 слова «нечерноморские государства». Тактически такая
421
позиция была бы сильнее, поскольку пришлось бы защи-
щать не новую конвенцию, а Лозаннскую. Но главное — проект
конвенции не был полностью согласован турецким и совет-
ским правительствами, и наркому пришлось выступать против
предложений Турции, тогда как желательно было на первом
этапе конференции предоставить защиту этого документа тур-
кам. Кроме того, нарком подчеркивал, что СССР добивается
«ограничения прав Англии, Италии, Японии и других дер-
жав, не имея никаких средств давления на них». Что касает-
ся Франции и Румынии, Литвинов считал их ненадежными
союзниками, а Турция, полагал он, готова удовлетвориться
ремилитаризацией Проливов и обеспечением безопасности от
проходящих судов. Важным моментом Литвинов считал и
«опасливое отношение» Турции к советскому Черноморскому
флоту, полагая, что именно поэтому Анкара противится свобо-
де прохождения советских судов из Средиземного моря в Чер-
ное. Его тревожило также, что итальянцы, прибытия которых
в Монтрё ожидали сразу после возобновления работы конфе-
ренции, могут занять еще более непримиримую позицию, чем
Англия. Не исключал он и каких-либо выступлений со стороны
Германии.
26 июня нарком получил инструкции, дававшие ему воз-
можность начать с англичанами переговоры о компромиссе. Од-
нако он должен был настаивать на том, чтобы проход для
советских судов остался неограниченным или ограниченным,
насколько это необходимо для безопасности Проливов. Лит-
винов считал, что при сложившемся раскладе сил добиться
удовлетворительных результатов будет трудно. Он понимал, что
турки уступят, если возражения Англии и Италии будут касать-
ся только безопасности Черного моря, и тогда советскому
руководству придется думать, подписывать конвенцию или нет.
Он опасался даже срыва конференции и сохранения прежнего
положения. Нарком был так этим обеспокоен, что затронул
вопрос о заключении черноморского пакта с Арасом и Титу-
леску с целью укрепить позиции СССР на конференции67. Тем
не менее новые инструкции давали Литвинову возможность
некоторого маневра.
Практически работа конференции в Монтрё прекратилась,
но в Женеве в неофициальном порядке происходил оживлен-
ный обмен мнениями между главами делегаций. 27 июня состо-
ялась беседа Литвинова и Поля Бонкура с Иденом, во время
которой последний заявил наркому, что готов не возражать
422
против выхода советских военно-морских сил из Черного моря
при условии, что будет установлена «некоторая зависимость»
между тоннажем иностранных судов в Черном море и совет-
скими судами. Литвинов же настаивал на закрытии Черного
моря и сохранении за советскими судами права выхода с неко-
торыми ограничениями. В результате длительной беседы им
удалось договориться об ограничении общего тоннажа судов
неприбрежных стран до 30 тыс. m с тем, чтобы этот тоннаж
соответственно увеличивался в зависимости от роста советско-
го Черноморского флота. Тогда советский флот будет иметь
свободу выхода с теми ограничениями, на которых будет наста-
ивать Турция в интересах безопасности Проливов. 30 июня
И.М. Майский беседовал с Ванситтартом на ту же тему. По
словам последнего, британское правительство не имело ника-
кого желания обострять англо-советские отношения из-за Дар-
данелл. А Идену и Стэнхопу были даны инструкции искать
приемлемый компромисс68.
В своем дневнике B.C. Стомоняков писал, что до возобнов-
ления работы конференции в Монтрё была согласована упомя-
нутая Иденом «скользящая шкала» повышения общего тонна-
жа военного флота нечерноморских стран в случае роста
советского Черноморского флота. Максимальная цифра была
установлена в 45 тыс. т. Начало пересчета должно было про-
изводиться с момента увеличения Черноморского флота на одну
треть. Удалось принять решение о праве черноморских стран
проводить свои суда без ограничения в тоннаже, соблюдая пра-
вила прохода через Проливы. Сами же правила не были опре-
делены окончательно, так как СССР не устраивало положение
о заблаговременном извещении турецкого правительства при
прохождении кораблей в 15 тыс. m и согласовании с ним во-
проса о транзите более крупных судов. Арас отказывался пойти
навстречу СССР, заявив, что будет отстаивать ограничение
прохода советских судов даже в том случае, если не будет
возражений со стороны англичан.
Было также решено запретить проход судов воюющих дер-
жав, если в конфликте задействованы силы нечерноморских
государств. В случае участия в войне какой-либо черноморской
державы окончательной формулировки не было выработано, но
предполагалось: а) неприбрежные государства не будут вводить
свои суда в Черное море; б) воюющие прибрежные государства
не будут проводить суда; в) невоюющие черноморские страны
сохранят право свободного прохода военных судов69.
423
Тогда как с Англией были достигнуты определенные дого-
воренности, позволяющие надеяться на успешное завершение
конференции, позиция Турции вызывала тревогу советского
правительства. Рюштю Арас не оказывал никакой поддержки
Литвинову, когда нарком пытался отстоять права черномор-
ских держав да и военные статьи самого турецкого проекта.
Напротив, турецкий министр, очевидно, склонялся на сторону
Англии, лишь бы получить санкции на ремилитаризацию Про-
ливов. Отношение советского руководства к турецкому про-
екту, а также к линии, проводимой Арасом на конференции,
выразилось в статье, опубликованной 2 июля в «Правде» и
«Известиях». Автор статьи подчеркивал, что проект нельзя на-
звать дружественным по отношению к СССР и учитывающим
законные его интересы.
5 июля Б.С. Стомоняков в беседе с турецким послом Апай-
дыном заявил, что общественное мнение и правительственные
круги СССР недовольны позицией Анкары по вопросу о про-
ходе советских судов через Проливы, ведь Турция согласна
впускать без всякого разрешения эскадры Германии и Японии
для визитов в Черное море, тогда как СССР должен спрашивать
и ждать разрешения для перевода крупных судов на другие
советские морские базы, когда это будет вызвано настоятель-
ными требованиями безопасности страны. Он подчеркнул, что
решение Турции «является если не формальной дискримина-
цией, то дискриминацией по существу»7".
Тем временем в английской политике под давлением воен-
ных кругов в отношении конференции произошли серьезные
изменения. В Лондоне был взят курс на проведение более
твердой линии по осуществлению программы решения вопроса
о режиме Проливов. Период компромиссов завершился, не
успев начаться. Англия выработала свой проект конвенции.
Стэнхоп был отозван в Лондон. Его заменил лорд Стэнли —
представитель адмиралтейства. Одновременно Англия попыта-
лась привлечь к работе конференции Италию, чтобы создать
более мощный блок и противостоять требованиям советской
дипломатии и стран, поддерживавших ее. Однако Италия не
приняла участия в конференции. 6 июля она опять отклонила
приглашение, выдвинув условием отмену договоров о взаимной
помощи средиземноморских держав с Англией.
Некоторые историки сходятся во мнении, что на изменение
курса английской политики повлияло не только недовольство
адмиралтейства итогами первой части конференции, но и по-
424
зиции Германии и Японии. Возможно, британское правитель-
ство опасалось, что принятие турецкого проекта с советскими
поправками окажет негативное влияние на англо-германские
отношения71.
6 июля возобновились пленарные заседания в Монтрё. Пос-
ле двухнедельного обсуждения турецкого проекта, принятого за
основу всеми делегациями, английские представители выдвину-
ли новый. Лорд Стэнли изложил его содержание и отметил, что
предлагаемый документ является вариантом турецкого проекта,
включающим в себя результаты, достигнутые предыдущей ра-
ботой. Эта декларация мало отвечала действительности.
Британский проект по сути сильно отличался от турецкого.
Он состоял из 4 разделов (26 статей). В первой статье провоз-
глашался принцип свободы морского судоходства через Про-
ливы (Турция иначе ставила этот вопрос, упоминая об обес-
печении интересов международного торгового мореплавания).
Режим прохода торговых судов через Проливы сохранялся, как
и в турецком проекте. Но существенные изменения были вне-
сены в регламентацию прохода военных судов.
Черноморские государства приравнивались в своих правах к
нечерноморским. В мирное время военные и вспомогательные
суда должны пользоваться беспрепятственным проходом через
Проливы при соблюдении ряда условий (технические моменты
прохода судов, уже согласованные в турецком проекте, сохра-
нялись). Максимальный тоннаж проходивших через Проливы
военно-морских судов любой державы не должен был превы-
шать половины тоннажа существовавшего тогда турецкого
флота — 15 тыс. т. Нечерноморские державы могли провести
в Черное море флот общим тоннажем в 30 тыс. m (против 28 m
по турецкому проекту). При этом в случае увеличения тоннажа
самого сильного Черноморского флота тоннаж судов нечерно-
морских держав должен был увеличиваться на соответствую-
щую цифру и мог достигать 45 тыс. т. Одно государство имело
право ввести в Черное море флот, достигающий 3/4 общего
допускаемого тоннажа. Отсутствовали ограничения по катего-
риям судов (следовательно, в Черное море могли пройти и
германские линкоры и авианосцы). Турецкому правительству
предоставлялось право разрешать проход флота любого тон-
нажа и состава (значит, и подлодок) с визитом в любой турец-
кий порт. Срок предварительного извещения устанавливался в
15 дней (против 30 по турецкому проекту). Кроме того, любая
нечерноморская держава могла послать в Черное море допол-
425
нительно военные суда тоннажем до 10 тыс. m для гуманитар-
ных целей без ограничения срока пребывания.
В военное время при нейтралитете Турции, согласно ст. 16,
военные суда невоюющих государств могли пользоваться пра-
вом свободного транзита на указанных условиях, а к кораблям
воюющей стороны не применялось никаких ограничений.
Во время войны (или угрозы войны), в которой участвует
Турция, условия транзита и судоходства для военных кораб-
лей устанавливались «целиком по усмотрению турецкого пра-
вительства». Признание факта угрозы войны для Турции нуж-
далось в утверждении Советом Лиги Наций большинством в
2/3 голосов.
Обязательства перед Лигой Наций были выражены крайне
расплывчато. Об оказании помощи жертве агрессии глухо упо-
миналось в ст. 23. Вопрос о пактах о взаимопомощи не затра-
гивался, из чего могло следовать, что к Черному морю эти пакты
не должны применяться. В английском проекте не было оговор-
ки, что военные суда нечерноморских держав могут войти в
Черное море только с визитом вежливости. Предусматривалось
сохранение международной комиссии по Проливам (ст. 21),
что, безусловно, нарушало суверенитет Турции и ухудшало по-
ложение СССР. Проливы, по существу, ставились под контроль
Англии72.
Английский проект был направлен не только на укрепление
позиций Англии в Средиземном и Черном морях, но и против
усиления флота СССР, ставил страну в сложнейшие условия в
случае войны.
На заседании 6 июля конференция постановила принять
английский проект в качестве основы для дальнейшего обсуж-
дения, хотя Литвинов, Поль Бонкур и Титулеску заявили, что
этот документ должен быть отвергнут, так как в основу работы
конференции уже положен турецкий проект. Несмотря на то
что английский проект ставил Турцию в невыгодное положе-
ние и наносил удар по ее престижу, Арас его поддержал. На-
стойчивость, с которой он защищал новый проект, не оставляла
сомнений, что документ был уже согласован английской и ту-
рецкой делегациями. Позиция Араса была встречена с недоуме-
нием даже турецкой прессой, ведь проект содержал заведомо
не приемлемое для Турции предложение о сохранении между-
народной комиссии по Проливам, однако у советской делега-
ции было мнение, что основная линия поведения турецкого
министра «ему была предписана Кемалем и Исметом»73.
426
На следующий день началось обсуждение статей, касающихся
режима прохода военных судов. Советская делегация высказала
недовольство британскими предложениями. Особое возму-
щение вызывало желание англичан признать Черное море от-
крытым, установить формальное равенство для черноморских
и нечерноморских военно-морских сил. Резко критиковалось
понятие «гуманитарные цели» (представители СССР опаса-
лись, что под прикрытием этого термина возможны контрре-
волюционные и полицейские акции) и попытка добиться для
этих целей прохода эскадры тоннажем 10 тыс. т. Но в основ-
ном все эти замечания делались в кулуарах. На заседании об-
становка была вполне деловой. Советская делегация внесла
поправку к ст. 11, устанавливающей общий тоннаж для военных
судов, находящихся одновременно в Проливах. Предлагалось
разрешить черноморским державам выводить свои суда из Чер-
ного моря и снова вводить их без ограничения тоннажа. Турки
поддержали это предложение. Английская делегация вроде бы
была готова согласиться с поправкой, если бы она касалась
только существующих флотов, но, не имея инструкций, сохра-
нила за собой право внести уточнения в этот пункт. В ст. 14,
где речь шла о праве Турции приглашать в свои порты флот
другой державы вне зависимости от общей нормы, были вне-
сены уточнения: это право должно было относиться к кратко-
срочным визитам вежливости в порты, расположенные не в
Черном море, а в Проливах. В ст. 15, определяющей максимум
тоннажа судов нечерноморских государств, допускаемых в Чер-
ное море, было решено сократить долю одной державы с 3/4 до
2/3 и ограничить срок пребывания судов неприбрежных госу-
дарств до 3 недель. Был затронут вопрос и о прогрессивном
увеличении максимального тоннажа. Делегаты СССР предло-
жили начать отсчет с увеличения флотов черноморских держав
на 30%, а не на 10%, как предполагал английский проект.
8 июля началось обсуждение одного из самых сложных
вопросов — ст. 16 о режиме прохода через Проливы в военное
время. Англичане внесли изменения в своей проект. Теперь он
предусматривал, что если ни одно черноморское государство не
является воюющей стороной, то проход в Черное море будет
закрыт для судов воюющих держав, но вернуться в Средизем-
ное море они могут. Однако и в этой форме проект не был
приемлем для Советского Союза, поскольку допускал проход
военных кораблей нечерноморских государств, если в войне
участвовали прибрежные страны. В связи с этим советская
427
делегация предложила запретить проход через Проливы воен-
ным и вспомогательным судам любой воюющей державы за
исключением случаев, предусмотренных ст. 23 (эта статья ка-
салась обязательств, относящихся к Турции по Уставу Лиги
Наций). В своем выступлении Литвинов подчеркнул, что уже
нельзя исходить из старой формулы о правах воюющих сторон,
не учитывая интересы мира и коллективной безопасности.
Кроме того, он отметил, что вряд ли целесообразно поручать
одному государству единолично решать ответственный вопрос
о закрытии Проливов. Поль Бонкур поддержал требование
Литвинова и привлек в союзники Политиса.
Англичане энергично возражали против советской поправки.
А представитель Турции занял осторожную позицию, заявив,
что Турция готова принять на себя необходимую ответствен-
ность в случае, если конференция решит принять английский
проект. Однако он более склонен поддержать предложение
советской делегации. Дискуссия по этому вопросу зашла в ту-
пик. В кулуарах шли приватные переговоры74.
На следующий день обсуждались статья о комиссии по Про-
ливам (ст. 21) и статья о Лиге Наций (ст. 23). Поскольку меж-
дународная комиссия легко могла стать орудием вмешательства
во внутренние дела черноморских государств, ст. 21 вызвала
решительные возражения Румынии, Болгарии и Югославии.
Лишь французские дипломаты сделали попытку поддержать
требования Англии. Турецкая делегация внесла предложение
передать функции комиссии по Проливам турецкому прави-
тельству. В конечном счете лорд Стэнли снял статью с об-
суждения. Литвинов, со своей стороны, представил советский
проект ст. 23. В нем подробно оговаривалась возможность
выполнения обязательств по оказанию помощи жертве агрес-
сии согласно пактам о взаимопомощи, заключенным участни-
ками конвенции в соответствии с Уставом Лиги Наций. Пакты
о взаимопомощи, о которых шла речь в советском проекте,
имели прямое отношение к защите черноморских государств от
агрессии со стороны фашистской Италии и Германии. По вне-
сенному проекту развернулись широкие прения. Французский
делегат Поль Бонкур, поддержав советский проект, заявил, что
Франция не может допустить, чтобы договоры о взаимной
помощи, заключенные ею в рамках Устава Лиги Наций, были
сведены на нет и что в случае отклонения предложения Лит-
винова он откажется подписать конвенцию. Решительно под-
держал предложение советского делегата Титулеску. Румыния,
428
сказал он, никогда не откажется от помощи, на которую она
имеет право и надеется получить от Франции. Греческий и
югославский представители высказались в таком же духе. Эта
оппозиция встревожила англичан, считавших, что региональ-
ные пакты не следует упоминать в конвенции о режиме Про-
ливов, так как она «должна быть документом, который не
приведет ни к каким неприятностям»75.
После обмена мнениями некоторые делегаты заявили, что
им необходимо ознакомить свои правительства с предложени-
ями советской делегации по ст. 16 и 23, а также с ходом прений.
На конференции было постановлено вернуться к этому вопро-
су, когда будут получены необходимые инструкции. Очередное
заседание пленума конференции наметили на 13 июля.
Вечером 9 июля член английской делегации Рендаль выехал
за инструкциями в Лондон, а Поль Бонкур — в Париж.
11 июля полпред в Великобритании И.М. Майский получил
от Литвинова из Монтрё телеграмму, в которой сообщалось о
британской оппозиции советскому требованию свободного
выхода советских военных судов из Черного моря в условиях
мирного времени. Майскому предписывалось срочно встре-
титься с Ванситтартом и указать ему, что если английская де-
легация будет упорно настаивать на ограничении тоннажа судов
черноморских государств, «советская делегация может оказать-
ся вынужденной покинуть конференцию. В этом случае за вы-
текающие отсюда последствия ответственность ляжет целиком
на Великобританию, а англо-советским отношениям будет на-
несен серьезный удар»76. Именно в это время Англия форсиро-
вала завершение переговоров с СССР о кредитах и морском
соглашении, в заключении которого была заинтересована.
Поскольку были выходные дни, Майский смог встретить-
ся только с заместителем министра иностранных дел Англии
Олифантом. Полпред заявил, что ход конференции в Монтрё
удивляет и вызывает опасения. За короткий срок позиция бри-
танского правительства в вопросе о Проливах изменилась, хотя
серьезных причин для этого не было. Попытка англичан огра-
ничить в мирное время выход из Черного моря советских во-
енных судов тоннажем в 15 тыс. m могла иметь самые тяжелые
последствия. Это британское требование, подчеркнул он, за-
трагивает очень важный принципиальный вопрос — о сувере-
нитете СССР как государства. При таком лимите советский
линкор «Парижская коммуна» водоизмещением в 23 тыс. m
окажется навсегда запертым в Черном море. Всякий новый
429
линкор водоизмещением свыше 15 тыс. m, который будет
построен на верфях в Николаеве, не сможет покинуть Черное
море. Иными словами, суверенное государство СССР потеряло
бы право распоряжаться своими вооруженными силами. К тому
же указанные ограничения должны повлечь за собой сокраще-
ние строительства военного флота СССР, а на это Москва
пойти не может. Он предупредил, что пункт о лимите для флота
рассматривается советским правительством как глубоко прин-
ципиальный, по которому оно не пойдет ни на какие уступки.
Директивы, полученные Литвиновым из Москвы, предписыва-
ли ему немедленно вернуться на родину, если СССР не получит
удовлетворения по этому вопросу. Майский сказал, что, предви-
дя, какие тяжелые последствия для англо-советских отношений
имел бы крах конференции, он предпринял эту инициативу,
зная, что в Лондон за инструкциями приехал эксперт британ-
ской делегации Рендаль. Олифант обещал в понедельник утром
доложить обо всем Галифаксу77.
Определенные инициативы советское правительство пред-
принимало и в отношении Турции. Уже 10 июля министр
иностранных дел Сараджоглу сообщил Л.М. Карахану, что Ара-
су дана инструкция «договориться наконец по турецко-совет-
ским разногласиям, касающимся эскортирования советских су-
дов двумя миноносцами». Одновременно он высказал просьбу,
чтобы по этому вопросу Литвинову были направлены соответ-
ствующие указания. 14 июля Сараджоглу передал через Кара-
хана просьбу поддержать Турцию в Монтрё. Он заявил, что
турецкое правительство не одобряет позицию своей делегации
в отношении английского проекта78.
13 июля возобновилась работа конференции. Обстановка
по-прежнему была напряженной. Без трений прошло только
второе чтение статей, касавшихся торгового судоходства и пре-
амбулы. Советские представители продолжали настаивать на
своих основных требованиях. Их поддерживали французы,
румыны, болгары и югославы. Турция явно склонялась в сторо-
ну Англии. Конференция находилась на грани провала. Анг-
лийская делегация пришла к выводу о необходимости уступок
и решила действовать на свой страх и риск. В результате на
заседании 15 июля по ее просьбе Поль Бонкур внес компро-
миссное предложение по ст. 23 английского проекта: «Ни одно
из постановлений настоящей конвенции не наносит ущерба
правам и обязанностям, вытекающим из статуса Лиги Наций
для Турции или для всякой другой договаривающейся стороны,
430
являющейся членом Лиги Наций». В ст. 16 было внесено
дополнение, запрещающее проход через Проливы военных ко-
раблей воюющих держав, за исключением случаев, подпадаю-
щих под ст. 23, и при оказании помощи жертве агрессии во
исполнение договоров, заключенных в рамках Лиги Наций. Эта
уступка имела принципиальное значение: конвенция ставилась
в прямую связь с Уставом Лиги Наций и пактами о взаимо-
помощи. Литвинов снял свою поправку к ст. 16 и согласился
заменить предложенный им проект ст. 23 на вариант Поля
Бонкура. Однако британский МИД настаивал на первоначаль-
ной позиции. Литвинов и Поль Бонкур заявили, что ни на какие
уступки больше не пойдут, а советский нарком пригрозил, что
покинет конференцию79.
В то время как шло утверждение доработанных статей,
английская делегация несколько раз связывалась с Лондоном
по телефону. Английский кабинет, вынужденный выбирать
между трудностями, связанными с капитуляцией, и провалом
делегации, решил пойти на компромисс и дал соответствующие
указания своей делегации. На решение английского правитель-
ства повлияло обострение международной обстановки. 11 июля
было подписано австро-германское соглашение, согласно кото-
рому Австрия признавалась немецким государством. Соглаше-
ние стало последним шагом к аншлюсу.
В ходе дальнейшего обсуждения проекта было внесено из-
менение и в правила прохода через Проливы военных кораблей
черноморских государств. Советская делегация при помощи
Турции добилась для черноморских государств права проводить
через Проливы свои военные суда без ограничения тоннажа
(даже линкоры, при условии что они будут проходить пооди-
ночке в сопровождении не более двух миноносцев). Кроме того,
прибрежные государства получили право вводить в Черное море
подлодки, построенные или купленные за его пределами. Из-
менения в тексте конвенции ставили Черноморский флот
СССР в более благоприятные условия. Однако советская деле-
гация, первоначально возражавшая против захода в Черное
море кораблей с гуманитарными целями, вынуждена была усту-
пить, поставив условием согласие всех черноморских держав.
К 18 июля текст проекта был согласован и состоялось по-
следнее закрытое заседание конференции.
20 июля 1936 г. главы делегаций Болгарии, Франции, Вели-
кобритании, Греции, Японии, Румынии, Турции, СССР и Юго-
славии подписали Конвенцию о режиме Проливов80.
431
Она состояла из 5 разделов (29 статей), 4 приложений тех-
нического характера (о нормах взимания сборов, способах
исчисления категорий и тоннажа судов и т.д.) и протокола.
В первой статье признавался и подтверждался принцип
права свободы прохода и мореплавания в Проливах. Это право
регулировалось всеми остальными статьями.
Согласно статьям первого раздела, торговые суда как в
мирное, так и в военное время, когда Турция не являлась вою-
ющей стороной, пользовались правом полной свободы прохода
и плавания в Проливах днем и ночью, независимо от флага и
груза, соблюдая необходимые санитарные и таможенные прави-
ла (что полностью соответствовало статьям Лозаннской конвен-
ции). Во время войны, когда Турция принимала в ней участие,
торговые суда, не принадлежавшие странам, находящимся в
состоянии войны с Турцией, пользовались свободой прохода
через Проливы в дневное время, при условии что они не оказы-
вают содействия противнику. Эти условия мало отличались от
порядка, предусмотренного Лозаннской конвенцией.
Во втором разделе устанавливался порядок прохода через
Проливы военных и вспомогательных судов; определение клас-
сов и характеристик военных судов, включая линейные ко-
рабли, авианосцы, легкие надводные корабли, подводные лод-
ки, малые боевые суда, вспомогательные и устаревшие корабли,
было взято из Лондонского морского договора от 26 марта
1935 г.81
В мирное время для нечерноморских государств вводились
следующие правила: 1) через Проливы могло пройти одновре-
менно не более 9 легких надводных судов (водоизмещением не
свыше 10 тыс. т) общим тоннажем не выше 15 тыс. m (в этот
тоннаж не включались корабли, наносящие визит в один из
портов Проливов); 2) военные силы всех нечерноморских дер-
жав, одновременно находящиеся в Черном море, не могли пре-
вышать 30 тыс. т.; если тоннаж наиболее сильного флота в
Черном море превысит по крайней мере на 10 тыс. m тоннаж
наиболее сильного флота к моменту подписания конвенции
(советский Черноморский флот), этот лимит пропорционально
мог быть увеличен, но не более, чем до 45 тыс. т. При этом
ни одна нечерноморская держава не могла иметь в Черном море
военный флот, превышающий по тоннажу 2/3 лимита. Отступ-
ление допускалось только для судов, направляемых в Черное
море для гуманитарных целей (для помощи при стихийных
бедствиях), общим тоннажем не более 8 тыс. т. Военные суда
432
нечерноморских держав не могли оставаться в Черном море
дольше, чем 21 день.
Черноморские государства могли проводить через Проливы
свои надводные корабли любого тоннажа. Некоторые ограни-
чения состояли в том, что линейные корабли черноморских
держав должны были проходить через Проливы поодиночке в
сопровождении не более чем двух миноносцев, а легкие надвод-
ные суда — подчиняться правилам, установленным для непри-
брежных государств.
О проходе через Проливы военных судов соответствующие
государства должны были извещать турецкое правительство:
нечерноморские — желательно за 15 дней, черноморские —
за 8.
Черноморские государства имели право проводить через
Проливы подводные лодки, вновь построенные или купленные,
требующие ремонта или возвращения к месту приписки после
ремонта, если Турции заблаговременно будет сделано уведом-
ление.
Военные корабли, проходящие через Проливы, не имели
права пользоваться авиацией.
В военное время при неучастии Турции в войне на корабли
невоюющих стран распространялись те же правила. Проход
через Проливы кораблям воюющих стран запрещался, если речь
не шла об оказании помощи жертве агрессии в соответствии с
Уставом Лиги Наций или основанных на нем пактов о взаимо-
помощи.
В случае участия Турции в войне проход военных судов
всецело зависел от решения турецкого правительства. Это же
правило действовало, если была угроза войны для Турции, но
в этом случае вопрос рассматривался Лигой Наций и участни-
ками конвенции.
Раздел 3 регламентировал передвижение гражданских воз-
душных судов между Средиземным и Черным морями и между
Европой и Азией.
Созданная Лозаннской конференцией комиссия по Проли-
вам, на сохранении которой настаивала Англия, была упразд-
нена, а ее функции согласно ст. 24, разд. 4, передавались ту-
рецкому правительству. В ст. 25 новая конвенция специально
оговаривала неприкосновенность прав и обязанностей госу-
дарств — членов Лиги Наций, вытекающих из ее Устава.
Конвенция подлежала ратификации и со дня вступления в
силу была открыта для присоединения всех держав, подписав-
28 — 2729
433
ших Лозаннскую конвенцию 24 июля 1923 г. Срок действие
конвенции — 20 лет. Если за 2 года до истечения этого периоду
ни одна из сторон не сообщит о своем желании денонсировать
конвенцию, то она останется в силе до того, как истекут 2 года
после посылки предуведомления о денонсации. По истечении
каждого 5-летнего периода любая из договаривающихся держав
могла предложить изменения одного или нескольких постанов-
лений конвенции.
Согласно Протоколу, Турция получала право, не дожидаясь
ратификации конвенции, немедленно ремилитаризировать зону
Проливов, ас 15 августа турецкое правительство должно было
временно применять режим, принятый в новой конвенции.
В речи на заключительном заседании в Монтрё 21 июля
1936 г. Литвинов высоко оценил результаты работы конферен-
ции, которая признала, «хотя, правда, в недостаточной еще
степени, особые права черноморских стран в Черном море и в
пользовании Проливами, а также особое географическое поло-
жение Черного моря, к которому не совсем должны быть при-
менимы общие понятия об абсолютной свободе морей». Он
подчеркнул, что советская делегация на конференции добива-
лась лишь ограничения свободы военных флотов нечерномор-
ских стран, стремясь таким образом обеспечить безопасность
Черного моря и прибрежных государств. Она хотела установить
связь между новым документом, Лигой Наций и пактами о
взаимной помощи. Советская делегация в значительной мере
добилась своих целей82.
В результате конференции Англия вынуждена была в опре-
деленной степени отойти от политики, традиционно направ-
ленной на гарантированное равновесие сил в Средиземноморье
и защиту своих жизненных интересов в восточной его части.
В результате она отказалась от принципа равноправия при-
брежных и неприбрежных государств при транзите их военных
судов через Проливы, упразднила Международную комиссию
по Проливам, поставила под угрозу морской договор с Герма-
нией. Обострились отношения Лондона с Римом и Берлином.
Англии пришлось смириться с увеличением влияния в Черном
море стран, связанных договорами о взаимопомощи, и ослабить
свое влияние в этом регионе. Однако ей удалось предотвратить
дальнейшее сближение СССР с Турцией, укрепить свои отно-
шения с Анкарой.
Новая конвенция принесла Турции значительный успех:
были удовлетворены почти все требования страны и в резуль-
434
тате укрепилась ее безопасность. Были восстановлены сувере-
нитет Турции над Проливами и ее право вооружить эту важную
в стратегическом отношении зону.
СССР одержал довольно крупную дипломатическую победу
на конференции. Новая конвенция значительно лучше огражда-
ла права черноморских государств и содействовала сохранению
мира в Черном море. Черное море было практически закрыто
для иностранных судов. Создавшееся положение благоприятст-
вовало двусторонним и региональным пактам о взаимопомощи.
В своей долгой дуэли с Лондоном Москва выиграла. Но, как
заметил итальянский историк Марио Тоскано, эту победу дер-
жала в руках Анкара83.
Он был прав. Распоряжение Проливами, особенно в самые
ответственные моменты, оказалось в руках Турции. Это выте-
кало из принятого на конференции принципа суверенитета
Турции над Проливами. Применение основных статей конвен-
ции зависело от курса внешней политики Анкары. Кроме того,
советской делегации в ряде вопросов пришлось пойти навстре-
чу Англии: принять за основу английский проект, согласиться
на применение принципа «скользящей шкалы», ввод в Черное
море военных кораблей в гуманитарных целях и др. В ре-
зультате конвенция недостаточно ограждала безопасность чер-
номорских государств и в мирное, и в военное время; стес-
нительными были и ограничения для их военных кораблей;
конвенция не полностью учитывала особое положение Черно-
го моря как закрытого. Позднее эти недостатки проявились.
К сожалению, после конференции отношения между Москвой
и Анкарой заметно охладились вследствие укрепления англо-
турецких связей и улучшения отношений Турции с Италией
и Германией, а также активной дипломатии Анкары на Бал-
канах.
Решить проблему безопасности Черного моря и прибреж-
ных государств чрезвычайно трудно, поскольку Черноморские
проливы, как отмечал А.Ф. Миллер, обладают несколькими
особенностями: они очень узки и их легко «запереть»; оба бе-
рега принадлежат одному государству — Турции; они соеди-
няют открытое море (Средиземное) с закрытым (Черным)84.
Таким образом, вопрос об обеспечении безопасности Проли-
вов, имевших для СССР колоссальное стратегическое и торго-
вое значение (через Проливы перед второй мировой войной
проходило более половины экспорта СССР), в результате кон-
ференции не был окончательно решен. Тем не менее в усло-
28*
435
виях того времени конвенция, заключенная в Монтрё, была
шагом вперед по пути создания международно-правового ре-
жима Проливов, обеспечивающего безопасность черноморских
стран и содействовавшего укреплению международного поло-
жения СССР.
Ход и решения конференции в Монтрё довольно точно
отразили соотношение сил, сложившееся на международной
арене, и положение Советского Союза. В тех условиях совет-
ской делегации, видимо, удалось добиться максимального ре-
зультата.
//шея десятая
СОВЕТСКО-ТУРЕЦКИЕ
1 ПXJllllLП11Л II ili V/OJlıLiTİ/l
ПРОЛИВОВ НАКАНУНЕ,
и 1
ЙВЖ
,М Di\jı \jıı ifiıîîİ7i5\iıı 1Щ1ШМ
Ю1ЕВ0ЕННЫЕ ДЕСЯТИЛЕТИЯ
В 1934-1936 гг. по инициативе Анкары, в 1939 г. по иници-
ативе Москвы проходили переговоры о двустороннем пакте о
взаимопомощи, которые ни к чему не привели на первом эта-
пе из-за позиции Турции, на втором — из-за позиции СССР.
В 1936 г. турецкое правительство отказалось от своего предло-
жения 1934 г. о пакте о взаимопомощи, что было свидетельст-
вом преимущественной ориентации Турции со второй полови-
ны 30-х гг. на Англию. В телеграмме полпреда СССР в Турции
на имя М. Литвинова 27 июня 1936 г. говорилось, что министр
иностранных дел Т. Арас в конце 1934 г. сделал полпреду СССР
Л. Карахану предложение о заключении пакта о взаимопомо-
щи, по которому «в случае нападения на Проливы мы помогаем
Турции защищать их, а в случае нападения на нас турки закры-
вают Проливы и мы помогаем защищать их... В беседе 12 июня
(1936 г.) Т. Арас коснулся пакта о взаимопомощи... Развивая
идею пакта о защите Проливов, он предусматривал участие на-
шего флота и указывал, что, может быть, часть его целесообраз-
но будет держать в Смирне (Измире) или на другой базе, так как
эффективность его помощи будет больше на подступах к Дарда-
неллам»1. Заявление Араса 12 июня, по-видимому, объяснялось
желанием Турции иметь эффективную советскую поддержку на
конференции в Монтрё по Проливам, которая открывалась
через 10 дней. В турецкой литературе дается иная интерпрета-
ция инициативы относительно пакта: «В день открытия конфе-
ренции 22 июля Литвинов предложил Арасу союз по защите
Проливов. Арас направил это предложение в Анкару как чисто
академическое. Анкара абсолютно не понимала, какое толкова-
ние придать этому предложению... От Араса требовалось выяс-
нить, что замышлял Литвинов... подобная мысль в общем не
могла быть встречена положительно...»2. Не удивительно, что
после конференции в Монтрё позиция Турции изменилась.
В беседе М. Литвинова с Арасом в конце сентября 1936 г. ту-
рецкий министр сказал, что он обсуждал с премьер-министром
438
И. Иненю состояние советско-турецких отношений и надеется,
что лучше было бы оформить их в виде конвенции, по которой
Советский Союз обязывался бы помогать Турции в Средизем-
ном море, а Турция во всех случаях — закрывать и защищать
Проливы против вторжения враждебных Советскому Союзу сил3.
А в телеграмме И. Иненю, которую турецкий посол Апайдын
зачитал 19 октября 1936 г. М. Литвинову, уже говорилось, что
если советское правительство считает нужным «после недора-
зумения в Монтрё какую-либо манифестацию дружбы, то нет
возражений против заключения пакта о совместной обороне
Дарданелл и Анатолии против Италии». М. Литвинов обратил
внимание турецкого посла на то, что раньше речь шла о ничем
не ограниченном пакте о взаимной помощи против любых аг-
рессоров. Ограничение же турецкой стороной пакта требует
уточнения ею его границ. В связи с телеграммой Иненю от
19 октября 1936 г. Литвинов высказал Апайдыну свое впечат-
ление, что Турция лишена полной свободы во внешней полити-
ке и вынуждена считаться с мнениями других правительств4-6.
Действительно, в начале октября 1936 г. Арас сказал Идену, что
Турция обеспокоена охлаждением в турецко-советских отно-
шениях, и в качестве меры по их улучшению предложил совет-
скому правительству подписать советско-турецкое соглашение,
которое запретило бы проход через Проливы военных кораб-
лей стран-агрессоров, действующих против СССР, а советское
правительство в ответ заявило, что в случае агрессии против Тур-
ции со стороны Средиземного моря оно предоставит в ее распо-
ряжение свой военный флот и военно-воздушные силы. Это явно
противоречило интересам английского правительства, которое
видело в возможном советско-турецком соглашении угрозу его
позициям в районе Средиземного моря и потерю преимуществ,
полученных им на конференции в Монтрё7. Английская дипло-
матия направила свои усилия на недопущение соглашения между
СССР и Турцией. После беседы Идена с Арасом Министерство
иностранных дел Англии запросило мнения ряда ведомств о ту-
рецком предложении. Характерен ответ адмиралтейства от 23 ок-
тября 1936 г., в котором говорилось: «...предложение, о котором
сообщил м-р Арас, по существу, приведет к русско-турецкому
союзу... подобное развитие событий может серьезным образом
повлиять на наши стратегические позиции в Восточном Среди-
земноморье... Необходимо предпринять все возможное для того,
чтобы предотвратить заключение Турцией соглашения с Росси-
ей на условиях, очерченных м-ром Арасом»8.
439
Давление Англии было важным фактором, приведшим к
отказу Турции от соглашения с СССР. 28 октября 1936 г. ту-
рецкий посол сказал Литвинову, что Совет министров Турции
считает, что Конвенция Монтрё достаточно обеспечивает ин-
тересы СССР и Турции, а новое соглашение, выходящее за пре-
делы этой конвенции или базирующееся на какой-либо ее
части, было бы неуместно и нецелесообразно и во всяком слу-
чае преждевременно9.
После «недоразумения в Монтрё» турецкая дипломатия
старалась сгладить невыгодное впечатление от ее позиции на
переговорах с СССР. Кемаль Ататюрк сказал в речи на откры-
тии сессии ВНСТ 1 ноября 1936 г.: «Должен с особым удов-
летворением заявить, что наша дружба с Советской Россией,
нашим великим морским и сухопутным соседом, прошедшая за
15 лет через всякого рода испытания, продолжает нормально
развиваться, сохраняя всю силу и искренность своих первых
дней»10. А министр иностранных дел Турции оправдывал пози-
цию турецкого правительства в переговорах о советско-турецком
пакте о взаимопомощи слабостью страны: «Турция не сможет
помочь больше, чем закрытием Проливов для флота агрессо-
ра... Она недостаточно вооружена, чтобы действовать за преде-
лами своей территории».
Реакция советского правительства была откровенной. 4 нояб-
ря 1936 г. Литвинов дал указание полпреду Карахану сказать
в Анкаре, что аннулирование Турцией ее же предложения было
произведено под нажимом Англии и что турки даже выразили
благодарность Форин оффису за данный им совет. Сам Арас
среди причин отказа Анкары от идеи подписания с СССР пакта
о взаимопомощи называл не только его преждевременность и
состояние турецких вооруженных сил, но и консультации с
другими державами, в частности с Англией и Югославией".
А И. Иненю признал, что был обмен мнениями и с другими
державами, заинтересованными в Средиземном море. Совет-
ский полпред в Анкаре в ответ обратил внимание на то, что факт
контакта с англичанами был скрыт от СССР. Создалось поло-
жение, подчеркивал он, при котором «турки не будут считать
неудобным советоваться без нашего ведома с третьими государ-
ствами... Но мы хотим одного: чтобы Турция не делала судьей
наших отношений третьи государства, а главное, не скрывала
этого от нас»1213. Недовольство советского правительства было
вполне законным. По советско-турецкому Договору о дружбе и
братстве 1921 г. стороны обязались информировать друг друга
440
об акциях других держав в отношении Турции или Советской
России, о переговорах с другими государствами, касающихся их
интересов. Турецкое правительство не придавало значения
нарушению этой договоренности между двумя странами.
Изменение позиции Турции в отношении пакта с СССР объ-
ясняется политикой балансирования, обусловленной обостре-
нием обстановки в Европе. Карахан сообщал 25 апреля 1937 г.
в МИД, что в беседе с ним И. Иненю сказал, что «раньше турки
хотели быть нашими союзниками и добивались этого, а теперь
они боятся этого, не желая быть автоматически втянутыми во
всякую войну, в которой мы окажемся участниками»14.1 февраля
1937 г. И. Иненю сказал Карахану, что «в случае войны между
Францией и Германией Турция была бы нейтральна, но если бы
началась война между Германией и СССР, Турция была бы вер-
на старой и неизменной дружбе»15. Карахан подчеркивал, что
турки не хотят воевать, если их прямые интересы не затронуты.
В дальнейшем принцип «вне войны» найдет отражение в отно-
шениях Турции и с другими державами во время войны.
В июле 1937 г. в Москве состоялись встречи министров
иностранных и внутренних дел Турции Т. Араса и Ш. Кая с
председателем Совнаркома В. Молотовым, наркомом иностран-
ных дел М. Литвиновым и другими советскими деятелями. Сто-
роны заявили о необходимости сохранения дружественных
отношений между двумя странами как «прочного элемента внеш-
ней политики обоих государств, о приверженности делу мира
и принципам Лиги Наций»16.
10 ноября 1938 г. скончался президент Турции Кемаль
Ататюрк, который называл Советский Союз не иначе как другом
Турции. Новый президент И. Иненю, другие турецкие руково-
дители заявляли, что в основе внешней политики Турции по-
прежнему лежит советско-турецкая дружба.
В атмосфере обострения международной обстановки внима-
ние турецкой дипломатии было направлено преимущественно
на обеспечение внешних условий безопасности страны путем
поддержания баланса в ее отношениях с Англией и Францией,
с одной стороны, и Германией и Италией — с другой. Для
демонстрации по крайней мере лояльности в отношении стран,
политика которых, как считала Турция, представляла угрозу
для нее, использовались различные поводы. Одним из них было
присоединение Италии 2 мая 1938 г. к Конвенции Монтрё.
Министры иностранных дел Чиано и Арас взаимно выразили
чувства искренней дружбы между двумя странами.
441
Вместе с тем Турция строго придерживалась режима Про-
ливов, не соглашаясь на предоставление каких-либо прав, кото-
рые нарушали бы условия Конвенции Монтрё. В 1937 г. немцы
начали зондировать возможность достичь с Турцией соглаше-
ния, по которому Германия претендовала на получение гаран-
тии того, что против ее интересов не будут использованы статьи
конвенции о проходе военных кораблей, которые посылались
бы для осуществления обязанностей, определяемых на основе
Устава Лиги Наций, или для оказания помощи жертвам агрес-
сии в соответствии с пактами о взаимопомощи. Иными слова-
ми, она хотела обеспечить включение таких же оговорок, кото-
рых добивалась Япония при подписании Конвенции Монтрё.
Турция уклонилась от обсуждения вопросов о Проливах
один на один с Германией. Анкара была готова дать Германии
устное заверение, что она никогда не подписала бы какой-либо
договор о взаимной помощи, по которому обязалась бы раз-
решать проход военных кораблей к жертвам агрессии. Анкара
также обещала, что, как только возникнет возможность пере-
смотра конвенции, она поддержит приглашение Германии участ-
вовать в измененной конвенции17. Германии же были нужны
договорные гарантии того, что Проливы будут закрыты для
кораблей, которые направятся для оказания помощи жертвам
агрессии.
Министр иностранных дел Турции Ш. Сараджоглу сказал
временному поверенному в делах СССР в Турции О. Никитни-
ковой 28 декабря 1938 г., что германское правительство настаи-
вает на подписании турецко-германского договора о Проливах,
так как, мол, Конвенция Монтрё оказывает отрицательное
влияние на германское мореплавание. Министр информировал
советское правительство о том, что Турция ответила отказом
и предложила Германии обменяться нотами, в которых турец-
кое правительство объяснило бы, что проход через Проливы
одинаков и для участников и для неучастников конвенции, а
германское правительство заявило бы, что принимает это к све-
дению. Но этого для Германии было недостаточно. Москва же
сообщала Анкаре, что нет «необходимости в формальном при-
соединении Германии к конвенции» и что заключение Турцией
с другими государствами двусторонних соглашений о Проливах
не предусматривается положениями конвенции18. Министр
иностранных дел Германии фон Риббентроп говорил позже, что
соглашение с Турцией не могло быть достигнуто из-за «юри-
дических тонкостей»19.
442
Турция старалась избегать каких-либо шагов, которые могли
бы вызвать недовольство Италии и Германии. Наряду с этим
Турция по-прежнему демонстрировала дружественные отноше-
ния с СССР, стремясь нейтрализовать неблагоприятную реак-
цию советского руководства на турецкую позицию в Монтрё и
на переговоры о пакте о взаимопомощи. Министр иностранных
дел Арас в беседе с полпредом Терентьевым 8 июля 1938 г.
говорил: «Турция никогда и ни при каких обстоятельствах не
присоединится к фронту борьбы против Советского Союза, то
есть страны, оказавшей нам помощь оружием и политически
и морально поддержавшей нас в самые тяжелые годы для Тур-
ции... Только вы и Англия являетесь странами, оказывающими
нам политическую и бескорыстную материальную помощь»20.
А президент Иненю убеждал в ноябре заместителя народного
комиссара иностранных дел Потемкина в незыблемости совет-
ско-турецкой дружбы, которую он считает основой внешней
политики Турции21.
Экспансионистская политика Италии и Германии сопро-
вождалась во второй половине 30-х гг. сближением Турции с
Англией и Францией, сохранением дружественных отношений
с Советским Союзом. Хотя Турция и стремилась к поддержа-
нию хороших отношений с Германией и Италией, она была
напугана их претензиями на Балканах, в Северной Африке и
Азии. Испуг и неприязнь накапливались со времени заявления
Муссолини на конгрессе фашистской партии в 1934 г. о том,
что Азия и Африка, и в частности Абиссиния, являются целью
нападения Италии в 1935 г. Опасность турки видели в оккупа-
ции Албании в апреле 1939 г. и других итальянских акциях.
Что касается Германии, то Турция опасалась ее устремлений на
Балканы. Но при этом Турцию не особенно пугала политика
Германии, пока она прикрывалась лозунгом «Одна нация —
одно государство». А одуматься турок заставил тезис нацистов
о жизненном пространстве22.
Оккупация Чехословакии 15 марта 1939 г. решительно из-
менила настроения влиятельных политических кругов Англии
и Франции, проводивших ранее политику «невмешательства».
Антипольская кампания за отторжение от Польши Данцига и
«Данцигского коридора», начатая Германией, привела в марте —
мае 1939 г. к предложению Англией и Францией «политики
гарантий», суть которой заключалась в предоставлении воен-
ной помощи Польше, Румынии, Греции и Турции в случае
неспровоцированной агрессии против них.
443
Английское правительство обратилось к советскому с за-
просом о его позиции в случае угрозы нападения на Польшу и
Румынию. Но одновременно англичане начали выяснять воз-
можность соглашения с немцами, которое обеспечивало бы без-
опасность Англии.
В середине апреля 1939 г. Советский Союз начал перегово-
ры с Англией и Францией о заключении военного союза. В этих
переговорах важное место занимала Турция. Ведя трехсторон-
ние переговоры с Англией и Францией, советское правитель-
ство одновременно зондировало возможность соглашения с
Германией, направленного против интересов Англии и Фран-
ции. Англо-франко-советские трехсторонние переговоры ни к
чему не привели, так как позиции их участников определялись
взаимными сомнениями и недоверием. Подписание 23 августа
1939 г. советско-германского договора о ненападении оконча-
тельно развеяло надежды на создание широкого фронта против
агрессора и было с тревогой встречено в Турции. «Пути Совет-
ского Союза и Турции разошлись», — констатируют турецкие
историки23.
Несмотря на то что советско-германский пакт вызвал шок
в стране, турецкое правительство старалось сохранить и углу-
бить существовавшие до этого отношения, что было для него
важно в обострившейся обстановке в Средиземноморье и на
Балканах. Об этом свидетельствовало стремление Турции за-
ключить с СССР двусторонний пакт о взаимопомощи. По ини-
циативе Москвы продолжались, теперь уже параллельно с англо-
франко-советскими, переговоры о соглашении двух стран о
взаимопомощи. Турция имела в виду, что оно будет элементом
общего фронта против агрессии, который мог бы быть создан
в результате англо-франко-советских переговоров. Турецкое
правительство, хотя и проводило по-прежнему политику ба-
лансирования между Англией и Францией, с одной стороны, и
Германией и Италией — с другой, все же больше ориентиро-
валось на Англию, Францию и Советский Союз. Турция счи-
тала необходимым создание англо-франко-советской коали-
ции, заключение договора с СССР с целью обороны против
агрессии.
На переговорах с Англией и Францией о трехстороннем
соглашении Советский Союз уделял большое внимание обес-
печению обороны Турции. На переговорах военных делегаций
трех держав Советский Союз выразил готовность участвовать
в общих действиях по защите Турции.
444
Подписание советско-германского пакта о ненападении сразу
же привело к резкому изменению советской политики и предо-
пределило срыв советско-турецких переговоров 1939 г. Ска-
залось недовольство советского руководства подписанными в
1939 г. двусторонними декларациями Турции с Англией и Фран-
цией и проектом трехстороннего союза этих стран. Об этом сви-
детельствовал характер обсуждения в Москве проекта советско-
турецкого договора, во время которого советская сторона пыта-
лась навязать Турции свои позиции не только по этому проекту,
но и по проекту англо-франко-турецкого союзного договора.
Во время переговоров И.В. Сталина и В.М. Молотова с
министром иностранных дел Турции Ш. Сараджоглу 1 октября
1939 г. по вопросу о заключении советско-турецкого пакта о
взаимопомощи Сталин сказал, что, если бы турки его спросили,
то он «не посоветовал им соглашаться на заключение англо-
турецкого и франко-турецкого пактов». А отношение совет-
ских руководителей к готовившемуся англо-франко-турецкому
союзническому договору проявилось в совете Молотова тур-
кам: «Мы ознакомились с проектом англо-франко-турецкого
пакта о взаимопомощи... и лучше было бы этого пакта не заклю-
чать»24. Советская позиция здесь по существу совпадала с по-
зицией Германии. Сараджоглу разъяснял советским лидерам,
что по требованию Турции в проект пакта трех была внесена
«советская оговорка», согласно которой Турция не могла быть
втянута в акции, направленные против СССР. Сараджоглу ска-
зал и о том, что Турция выдвинула во время трехсторонних
переговоров с Англией и Францией условие участия в пакте
СССР25. Что касается советско-турецких переговоров по дву-
стороннему пакту о взаимопомощи, то они имели многомесяч-
ную историю. Ранее с предложением Москвы о заключении
такого соглашения в Анкару прибыл 29 апреля 1939 г. замести-
тель наркома иностранных дел В. Потемкин. Переговоры ве-
лись до 5 мая. После этого в Москву приглашался министр
иностранных дел Турции Сараджоглу. Он пробыл там с 26 сен-
тября по 16 октября 1939 г. Однако переговоры ни к чему не
привели в значительной мере из-за недоверия советских руко-
водителей к политике Англии и Франции, с которыми у Турции
были союзнические отношения, и из-за предложений советских
лидеров в отношении Проливов. Советские лидеры потребова-
ли внесения следующих изменений в проекты договоров Турции
и с Англией и Францией, и с Советским Союзом: 1) в парафи-
рованном англо-франко-турецком договоре 1939 г. предусмот-
445
реть, в частности, снижение в случае войны турецкой помощи
союзникам до уровня консультаций; 2) в готовившемся советско-
турецком договоре о взаимопомощи предусмотреть, что Совет-
ский Союз не должен оказывать помощь Турции в случае напа-
дения на нее Германии26. Это вызвало отрицательную реакцию
турок, что негативно повлияло на отношения двух стран. К тому
же для турок неприемлемо было предложение о совместной
обороне Проливов. Кроме того, советские предложения могли
нанести ущерб военным усилиям Англии в войне с Германией,
а Турция была союзницей Англии по декларации 1939 г.
Советское руководство весьма сдержанно относилось к про-
екту договора о взаимопомощи с Турцией, не желая брать на
себя обязательств и вместе с тем в известной степени учитывая
интересы Германии. На переговорах с министром иностранных
дел Турции Молотов спросил Сараджоглу: «Против кого этот
советско-турецкий пакт будет направлен? Заключить пакт про-
тив Германии мы не можем, против Италии — она является
союзником Германии, против Болгарии — но ведь она не угро-
жает Турции...» А принимая посла Германии Ф. Шуленберга
8 октября 1939 г., Молотов сказал: «Я сомневаюсь, чтобы мы
пришли к какому-либо соглашению с турками... Если мы и ве-
дем переговоры с Турцией, то мы ведем их для выяснения пози-
ции Турции. В этом смысле переговоры нам приносят пользу»27.
Среди причин провала проходивших в Москве двусторон-
них переговоров можно выделить тот факт, что турецкая сто-
рона предлагала сделать оговорки в интересах Англии и Фран-
ции, а советская сторона — в интересах Германии. Кроме того,
отрицательную роль в исходе переговоров сыграли советские
предложения относительно совместной обороны Проливов, Чер-
номорья, Европейской Турции, а также об изменении режима
Проливов с целью ограничения Советским Союзом и Турцией
прав прохода Проливов, а в определенных ситуациях — запре-
щения прохода Проливов судами нечерноморских государств.
Провал советско-турецких переговоров вызвал у турок опа-
сения в отношении советской политики, чему способствовала
также утечка информации о беседах между советскими и не-
мецкими руководителями и в 1939 и в 1940 г. Эти опасения
подогревались и информацией союзников, сообщавшейся Тур-
ции, когда необходимо было оказать на нее давление.
Предложения Советского Союза об изменении режима Про-
ливов, особенно о совместной их обороне, историческая боязнь
России несмотря на сохранение дружественных отношений
446
были среди причин осторожного подхода Турции к проблеме
вступления в войну.
После того как советско-турецкие переговоры в Москве
были, по существу, прерваны, хотя стороны заявили только о
перерыве в них, за день до прибытия Сараджоглу из Москвы
в Стамбул, 19 октября 1939 г., в Анкаре был подписан англо-
франко-турецкий Договор о взаимопомощи. К этому договору
Турция шла давно, вступив в переговоры с Англией и Францией
о совместных мерах в связи с обострением обстановки в Сре-
диземноморье. Турция и Англия подписали 12 мая 1939 г.
Совместную декларацию о взаимопомощи в случае возникно-
вения войны в районе Средиземноморья и о мерах по безопас-
ности на Балканах. При этом имелась в виду возможность
развязывания войны Италией. Подобная декларация была под-
писана Турцией и Францией 23 июня28. Эти заявления были
встречены отрицательно Германией и особенно Италией, а бла-
гоприятной поначалу была советская реакция. Однако в связи
с изменением обстановки — подписанием 23 августа 1939 г.
советско-германского пакта о ненападении — советские оцен-
ки этих деклараций, затрагивающих непосредственно интере-
сы Турции, коренным образом изменились29.
Турецко-английская и турецко-французская декларации лег-
ли в основу Договора о взаимопомощи между Турцией, Англией
и Францией.
Особенностью англо-франко-турецкого Договора о взаимо-
помощи является Протокол № 2, в котором имеется важная
оговорка, касающаяся Советского Союза: в нем говорится, что
обязательства Турции по договору не могут принудить ее к дей-
ствию, последствием которого будет вовлечение Турции в во-
оруженный конфликт с СССР30. Этот протокол, подписанный
по требованию Турции, демонстрировал и стремление улучшать
отношения с СССР, и боязнь конфликта с ним с опасными для
нее последствиями.
В Военной конвенции, подписанной одновременно с догово-
ром, предусматривалось использование союзниками дорог, пор-
тов, аэродромов и других объектов, строительство ими баз на
территории Турции и в Мраморном море. Предусматривалось
также обеспечение Турцией транзита через ее территорию сол-
дат и вооружения. Однако Турция не допустила осуществления
этих обязательств до конца войны.
Обязательства трех сторон по Договору о взаимопомощи так
или иначе могли быть связаны с использованием Проливов.
447
В ст. 1 договора говорится, что в случае нападения какой-либо
европейской державы на Турцию Франция и Англия окажут ей
всевозможную помощь и поддержку. Статья 2 предусматривает,
что в случае агрессивных действий какой-либо европейской
державы в районе Средиземноморья, приведших к войне, в ко-
торую будут втянуты Франция и Англия, Турция окажет им все-
возможную помощь и поддержку. В этой статье говорится о по-
мощи этих двух держав Турции, если она окажется в подобной
ситуации. В ст. 3 предусматривается, что если Франция и Анг-
лия, как гаранты Греции и Румынии, вступят в войну, то Турция
будет оказывать Англии и Франции всевозможную помощь и
поддержку. В ст. 4 говорится о ситуации вне района Среди-
земного моря и предусматривается, что стороны будут консуль-
тироваться, но Турция будет занимать в отношении Франции и
Англии доброжелательный нейтралитет. По Протоколу № 3
предусмотрена французская и английская поддержка Турции,
если какая-либо европейская держава, перейдя к вооруженным
действиям, достигнет болгарской и греческой границы. Воен-
ной конвенцией предусмотрена турецкая военная помощь в
случае угрозы целостности греческой Фракии и «ее связям с
турецкой Фракией»31. Предусматривалось, что договор может
быть превращен в двусторонний32, так и случилось во время
войны, когда в результате поражения Франции договор стал
англо-турецким. Турецкие лидеры отмечали, что этим догово-
ром установлен район безопасности и что не может быть и речи
о вступлении Турции в войну, если оговоренный район не под-
вергнется нападению. Таким образом, они заранее обусловлива-
ли возможность неучастия в войне и в связи с этим недопущение
использования турецкой территории и Проливов воюющими
сторонами.
Резкое недовольство советского руководства англо-франко-
турецким договором о взаимопомощи проявилось и во время
переговоров в июне 1940 г. между СССР и Италией о подписа-
нии политического соглашения об урегулировании интересов
двух стран в Балкано-Дунайском бассейне, Проливах, Среди-
земноморье, Черноморье. В беседе с итальянским послом Россе
13 июня Молотов сказал, что если Англия и Франция не могли
победить Германию, то выступление Италии, по-видимому, ус-
корит их поражение. В беседе с послом 25 июня он обрушился
на Турцию. Молотов заявил, что «Турция вызывает недоверие
ввиду проявленного ею недружелюбного отношения к СССР (и
не только к СССР) в связи с заключением ею пакта с Англией
448
и Францией. Недоверие это усиливается ввиду стремления Тур-
ции диктовать Советскому Союзу свои условия на Черном море
путем единоличного хозяйничанья в Проливах, а также ввиду
усвоенной ею практики угрожать Советскому Союзу в районах
южнее и юго-восточнее Батума». Молотов поддержал устремле-
ния Италии в Средиземноморье, которых всегда боялась Тур-
ция. Он заявил: «Что касается других районов Турции, то СССР
учитывает интересы Италии, а следовательно, также и интере-
сы Германии и готов договориться с ними по этому поводу. Что
касается Средиземного моря, то СССР считает вполне справед-
ливым, чтобы Италия имела преимущественное положение в
этом море. При этом СССР надеется, что Италия учтет инте-
ресы СССР как главной черноморской державы». Вскоре Мо-
лотов ответил согласием на ранее выдвинутые итальянской
стороной предложения о тройственном (СССР, Италии и Гер-
мании) соглашении по Балкано-Дунайскому региону и Черно-
морью. Несмотря на то, что СССР поддержал устремления
Италии в Средиземноморье, переговоры с ней ни к чему не
привели. Внешним фактором были противоречия между СССР
и Германией на Балканах, влиявшие и на советско-итальянские
переговоры. Определяющим обстоятельством были истинные
цели Германии, готовившей нападение на СССР33.
С самого начала войны между воюющими сторонами обо-
стрилась борьба за влияние на позицию Турции. А для нее наи-
более предпочтительной была нейтральная позиция, которая
соответствовала национальным интересам страны. Эта позиция
отвечала и интересам Германии. 8 октября 1939 г. германское
правительство обратилось к советскому правительству с прось-
бой «побудить Турцию отказаться от заключения договора с
Англией и Францией и занять позицию абсолютного нейтра-
литета»34. Союзники, особенно Англия, пытались втянуть Тур-
цию в войну, хотя временами и вынуждены были соглашаться
с ее нейтралитетом. Как отмечал А. Некрич, «Турция играла
на обе стороны, стремясь извлечь для себя наибольшую вы-
году...»35.
После подписания советско-германских соглашений 1939 г.
Германия избрала одним из средств привлечения Турции к
германо-советскому сотрудничеству посредничество в совет-
ско-турецких отношениях. Однако беседа посла в Анкаре фон
Папена в ноябре 1940 г. с министром иностранных дел Ш. Са-
раджоглу свидетельствовала о сдержанном отношении Турции
к такой инициативе36.
29 — 2729
449
Большое значение отношениям между СССР и Турцией при-
давало также английское правительство. Оно пыталось содей-
ствовать улучшению связей между двумя странами, надеясь на
то, что это будет способствовать более благоприятному отноше-
нию турецких руководителей к настоятельным предложениям
вступить в войну. 22 июня 1940 г. британское правительство по-
ручило послу в Анкаре провести зондаж по поводу мнения
турецкого правительства относительно возможности турецко-
русского сближения. Хьюгессен сообщил в Лондон 24 июня, что
Турция согласна с тем, что у нее общие интересы с Советским
Союзом, которые заключаются в необходимости держать Герма-
нию и Италию вне Балкан и Черного моря. Но так как Турция
не может знать существа русско-германских отношений и по-
этому не питает доверия к советскому правительству, она не мо-
жет сама выступить с таким предложением, однако может изу-
чить предложения, которые будут сделаны советской стороной37.
Английская инициатива осложнялась позицией советского
руководства. 1 июля 1940 г. Сталин сказал английскому послу
Криппсу, что отношения с Турцией могут быть улучшены, что
Советский Союз с удовлетворением встретит помощь, которую
английское правительство окажет с этой целью. Но для этого
должны быть приняты меры по вопросу о контроле Проливов,
и в этом должны участвовать все черноморские страны38. Одна-
ко английское правительство не соглашалось с советскими пред-
ложениями. В июле 1940 г. Лондон в сообщениях послам в
Анкаре и Москве, правительству Турции, в других документах
заявлял о том, что он не поддерживает советскую позицию об
изменении Конвенции Монтрё. Форин оффис сообщал 16 июля
послу в Москве, что английское правительство, опираясь на
слова Сталина, решило быть посредником между Турцией и
Советским Союзом: «Это будет полезно с точки зрения выясне-
ния намерений Сталина». Вместе с тем английское правитель-
ство сообщало, что не намерено быть сторонником какого-либо
урегулирования, которое могло бы нанести ущерб Турции, и что
англичане будут иметь возможность откровенно сказать Стали-
ну о несогласии с его требованиями в отношении Проливов39.
Со вступлением в войну Италии (10 ноября 1940 г.) дипло-
матия Англии и Франции считала, что Турция должна вступить
в войну в соответствии с Договором о взаимопомощи, подпи-
санным тремя странами в 1939 г. Через день после вступления
в войну Италии английский и французский послы посети-
ли генерального секретаря МИД Н. Менеменджиоглу. Среди
450
высказанных ими требований были открытие Проливов для ис-
пользования морских и воздушных баз, принятие необходимых
мер в Проливах в соответствии со ст. 21 Конвенции Монтрё.
А правительство Турции, ссылаясь на Протокол № 2 Договора
1939 г. с Англией и Францией, решило в войну не вступать,
заявив, что это может втянуть страну в конфликт с Советским
Союзом40. Поражение Франции и неспособность Англии обес-
печить Турцию необходимым вооружением отодвинули вопрос
о вступлении Турции в войну. Более того, на этом этапе нейт-
ралитет Турции стал для Англии предпочтительнее, так как он
создавал препятствие для возможного выхода Германии через
Балканы к Персидскому заливу. Советский Союз на том этапе
также не был заинтересован в участии Турции в войне, так как
распространение войны на Ближний Восток могло создать
угрозу его безопасности. Подтверждение президентом Турции
И. Иненю 1 ноября 1940 г. политики «вне войны» не вызвало
какого-либо беспокойства у участников войны.
Укреплению нейтралистских тенденций в Турции способство-
вала информация о переговорах прибывшего в Берлин В.М. Мо-
лотова с Гитлером и фон Риббентропом 12-13 ноября 1940 г.
Речь шла о предложении Советскому Союзу присоединиться к
военному союзу — Тройственному пакту, заключенному 27 сен-
тября 1940 г. между Германией, Италией и Японией, и участвовать
в разделе мира на сферы влияния между четырьмя странами*.
Молотов счет необходимым получить от Гитлера разъяснения
по некоторым вопросам, в том числе о «Великом азиатском
пространстве». Молотов считал, что не прояснена среди других
и проблема Турции. Он требовал согласия Германии на совет-
скую гарантию целостности Болгарии, что было связано с про-
блемой зоны Проливов, на изменение Конвенции Монтрё,
обеспечение свободного прохода советских военных кораблей
из Черного моря и в Черное море4142.
* Визит Молотова выявил непримиримые противоречия между Гер-
манией и СССР на Балканах, что было связано с Проливами. Советский
Союз считал основной задачей на Балканах заключение договора с Бол-
гарией, который позволил бы советским войскам выйти к Проливам.
А позиция Германии заключалась в том, что для СССР нет места в Евро-
пе, о Балканах же не может быть и речи и все, связанное с ними, является
внутренним делом «оси». Что касается Проливов, то немцы вели разговор
о свободном проходе советских военных кораблей и о признании Чер-
ного моря «внутренним русским морем». Немцы предлагали предоста-
вить СССР выход в океан через Персидский залив и Аравийское море.
29*
451
14 ноября Молотов возвратился в Москву с немецкими
проектами соглашений о разделе мира на сферы влияния.
В ответе, посланном из Москвы в Германию, были внесены
поправки в немецкие проекты. Советская сфера влияния долж-
на была простираться на районы южнее Баку и Батума в сторо-
ну Персидского залива, то есть включать Восточную Турцию,
Северный Иран и Ирак, в Проливах должна быть создана со-
ветская база сухопутных и морских сил на основе долгосрочной
аренды. Все это считалось гарантией безопасности Советского
Союза со стороны Проливов. С этой же целью Турцию должны
были пригласить присоединиться к пакту четырех, после чего
она получила бы гарантию своей территориальной целостности
со стороны Германии, Италии и СССР. В случае отклонения
ею этого предложения три державы «предпримут необходимые
дипломатические и военные шаги для обеспечения своих ин-
тересов». Советское правительство предлагало рассматривать
Болгарию как часть советской зоны безопасности, в связи с чем
должен быть заключен пакт о взаимной помощи между двумя
странами43. Позже, 25 ноября, Молотов в беседе с германским
послом фон Шуленбургом вновь разъяснял условия присоеди-
нения СССР к пакту трех держав, среди которых были заклю-
чение пакта между СССР и Болгарией и основание в Проливах
базы для советских вооруженных сил44. Менее чем через месяц
после этого, 18 декабря 1940 г., Гитлер окончательно утвердил
план «Барбаросса». В связи с этим для Германии не имело
смысла продолжать переговоры. Однако не приведшие ни к
чему проекты еще более подорвали доверие к политике СССР,
к которой турки относились весьма осмотрительно после про-
вала советско-турецких переговоров 1939 г. Недоверие турок к
политике СССР разжигалось западной пропагандой, особенно
немецкой, что способствовало сохранению ее нейтралитета.
В феврале 1941 г., задолго до вступления США в войну, они
обещали Турции помощь как стране, находившейся перед гер-
манской угрозой. Но турецкое правительство заявило в связи
с этим, что не возьмет на себя никаких обязательств, хотя
и подчеркнуло, что поддерживает идеалы США и Англии45.
25 марта 1941 г. в Москве и Анкаре была опубликована совмест-
ная советско-турецкая декларация. Предпосылкой такой акции
стали публикации в иностранной печати о том, что если Турция
вынуждена будет вступить в войну, то Советский Союз, исполь-
зуя трудное положение Турции, нападет на нее. В декларации
говорилось, что эти заявления абсолютно не соответствуют по-
452
зиции советского правительства, так как если Турция подверг-
нется нападению, то она, исходя из существующего между ней
и СССР пакта о ненападении, может рассчитывать на полное
понимание и нейтралитет. В декларации говорилось также, что
турецкое правительство выразило благодарность советскому пра-
вительству и заявило, что если бы СССР оказался в подобной
ситуации, то и он мог бы рассчитывать на полное понимание
и нейтралитет Турции46.
Турецкое правительство делало все возможное, чтобы страна
не была втянута в войну. Позицию Турции «вне войны» прави-
тельство оберегало при любых обстоятельствах. В связи с пере-
воротом Рашида эль Гайлани в Ираке в апреле 1941 г. Германия
намеревалась направить ему помощь через турецкую террито-
рию. Турция не разрешила. Ее власти также не позволили пра-
вительству Виши перебросить через территорию Турции солдат
и вооружение в Сирию в июне-июле 1941 г. Турция не разре-
шала также транзит английского вооружения.
За четыре дня до нападения Германии на Советский Союз
Турция по предложению Гитлера подписала с Германией пакт
о ненападении. Интерес представляла статья, в которой говори-
лось о существующих обязательствах сторон, включенная по тре-
бованию Турции. Имелись в виду в первую очередь обязатель-
ства Турции по ее союзу с Англией, что подчеркивал министр
иностранных дел Ш. Сараджоглу47. Подписание германо-турец-
кого пакта вызвало недовольство США, которые прекратили
оказывать помощь по закону о передаче взаймы и в аренду во-
оружений и военных материалов48. Хотя эта помощь, передава-
емая Турции англичанами, и была возобновлена по настоянию
Англии, ее размеры значительно уменьшились.
В связи с нападением Германии на СССР Турция объяви-
ла нейтралитет49. Борьба за Турцию продолжалась. Советское
правительство, стремясь успокоить турецкую общественность,
выступило с заявлениями, в которых отрицалось существо со-
ветской позиции на переговорах с немцами в 1940 г. 22 июня
1941 г. в заявлении Молотова, а 27 июня в опровержении ТАСС
решительно отметались «провокаторски лживые заявления в
декларации Гитлера по поводу мнимых претензий СССР на
Босфор и Дарданеллы и о мнимых намерениях СССР оккупиро-
вать Болгарию», а также подхваченная и распространяемая ту-
рецкими газетами «гнусная клевета» на Советский Союз5".
10 августа 1941 г. Англия и Советский Союз дали Турции
одинаковые гарантии уважения режима Проливов и территори-
453
альной целостности страны и оказания помощи в случае напа-
дения на нее.
В заявлении советского правительства говорилось, что оно
«подтверждает свою верность Конвенции в Монтрё* и заверяет
турецкое правительство, что оно не имеет никаких агрессивных
намерений и притязаний в отношении Проливов... Как и бри-
танское правительство, готово скрупулезно уважать территори-
альную целостность Турецкой республики... Понимая желание
турецкого правительства не быть вовлеченным в войну, совет-
ское правительство, тем не менее, готово оказать Турции всякую
помощь и содействие в случае, если бы она подверглась нападе-
нию со стороны какой-либо европейской державы»51. Заявления
двух держав от 10 августа были направлены на нейтрализацию
германской пропаганды и в связи с предстоящим вводом совет-
ских и английских войск в Иран. Эта же цель преследовалась,
по-видимому, в высказываниях И.В. Сталина, в частности в бе-
седе с А. Иденом в декабре 1941 г., о возможности передачи
Турции после войны некоторых территорий Болгарии и Сирии
и греческих островов в Эгейском море. Подобные обещания
Сталина вызывали беспокойство у турок, которые опасались,
что в случае их осуществления они будут сопровождаться пре-
тензиями Москвы на компенсации, в частности в Проливах52.
И для Советского Союза и для Англии в то время важна была
турецкая позиция нейтралитета. В этом случае советский Юж-
ный фронт был бы прикрыт от Германии. Вместе с тем предот-
вращалась возможность осуществления продвижения Германии
на Средний Восток через Турцию. В связи с этим Черчилль,
поддерживая Турцию, писал Рузвельту даже о росте ее сопро-
тивления давлению Гитлера и о преимуществах сохранения ее
нейтралитета. Упоминал Черчилль и о том, что в случае вступ-
ления Турции в войну Англии пришлось бы посылать туда и
войска и вооружение, которые нужны в других местах.
Но уже на том этапе войны, когда нейтралитет Турции был
приемлем, между лидерами союзных держав обсуждалась необ-
ходимость вступления Турции в дальнейшем в войну. Об этом
Черчилль писал в посланиях Сталину в сентябре 1941 г. Чер-
чилль отмечал большое значение Турции, так как она может
предоставить мощную армию. Черчилль обещал помощь Тур-
ции британскими вооруженными силами и поставками техни-
* В некоторых официальных документах пишется «Конвенция в
Монтрё», хотя правильное написание — «Конвенция Монтрё».
454
ческих средств: «Если бы Турция вступила в войну... то это
было бы наиболее быстрой и эффективной помощью нам»53.
В письме Черчиллю 3 октября 1941 г. Сталин выражал надежду,
что британское правительство проявит активность в отношении
Турции, учитывая, что возможности Советского Союза ограни-
ченны. 24 ноября 1942 г. Черчилль сообщал Сталину, что Руз-
вельт пришел к аналогичным выводам. Сталин разделял мнение
Черчилля и Рузвельта о том, что нужно сделать все возможное
для обеспечения вступления Турции в войну весной 1943 г.
После высадки союзников в ноябре 1942 г. во французской
Северной Африке и начала контрнаступления Красной Армии
под Сталинградом Черчилль решил, что Турции пора вступать
в войну. По его планам, она должна была играть ключевую роль
в операциях против немцев на Балканах54. В конце ноября 1942 г.
Рузвельт и Сталин сообщили Черчиллю о согласии с ним.
На англо-американской конференции в Касабланке 19 янва-
ря 1943 г. после выражения сомнений относительно готовности
Турции к войне все же было решено предпринять инициативу,
чтобы включить ее в войну, в связи с чем Черчилль должен был
направиться в Турцию. Симптоматично, что специальный пред-
ставитель Рузвельта Г. Гопкинс сказал, что если Черчилль не
изменит упрямую позицию Турции, то не сможет контролиро-
вать позицию России по вопросу о Проливах55. Дело в том, что
на второй день после конференции в Касабланке Сараджоглу
заявил корреспонденту «Тайме» о стремлении Турции обеспе-
чить для себя возможность остаться вне войны.
Прибывший 30 января 1943 г. на станцию Енидже близ Ада-
ны на встречу с Иненю Черчилль убеждал его в том, что Турция
должна вступить в войну до августа 1943 г., что для этого созре-
ли условия, так как при поражении Италии ослабнет мощь
Германии на Балканах56. Черчилль обещал американскую и
английскую помощь: оружие и поддержку мощными авиацион-
ными силами, которые должны были бы использовать турецкие
аэродромы. Задача Черчилля была сложной, учитывая позицию
Турции. Поначалу он сказал встречавшим его турецким руково-
дителям, что приехал не требовать чего-либо от Турции, а изу-
чить ее нужды в вооружении и боеприпасах57. А в письме Ста-
лину 1 февраля 1943 г. об аданской встрече Черчилль сообщал:
«Я не просил о каком-либо точном политическом обязатель-
стве или обещании относительно вступления в войну, но, по
моему мнению, они сделают это до конца этого года. Вероятно,
до этого путем широкого толкования нейтралитета, подобно
455
тому как это делали США до вступления в войну, они разрешат
нам воспользоваться их аэродромами для заправки самолетов
горючим в целях осуществления налетов британских и амери-
канских бомбардировщиков на нефтяные источники Плоеш-
ти»58. Однако турки сохранили свое понимание нейтралитета и
не изменили отрицательное отношение к возможности исполь-
зования территории Турции в военных целях. В связи с этим
Черчилль предупредил Иненю о том, что для участия в после-
военной мирной конференции надо объявить войну Германии.
Но на аданской встрече Черчилль вынужден был согласиться с
Иненю в том, что, пока Турция не будет обеспечена необходи-
мым оружием, она вольна сама решать вопрос о вступлении в
войну. Черчилль вынужден был заявить 2 февраля, что нейтра-
литет Турции отвечает интересам и самой Турции и союзников
и что Англия понимает причины турецкого нейтралитета.
В письме Сталину Черчилль сообщал, что Турция близка к Анг-
лии и России и, возможно, вступит в войну к концу 1943 г., а
может быть, и ранее59. Однако начальник Генерального штаба
Турции маршал Чакмак во время переговоров в Анкаре в сере-
дине апреля 1943 г. с главнокомандующим английскими воору-
женными силами на Ближнем Востоке генералом Вильсоном
сказал, что «Турция будет воевать только в случае, если подверг-
нется нападению»60. Турки опасались удара со стороны Герма-
нии в случае отхода от нейтралитета. В послании Сталину о
встречах с турецкими руководителями 30 января 1943 г. Чер-
чилль сообщал, что турки «откликнулись бы на любой дружес-
кий жест» со стороны СССР. Ответ Сталина 6 февраля был
жестким: «Я считаю уместным напомнить, что с нашей сторо-
ны по отношению к Турции как за несколько месяцев до начала
советско-германской войны, так и после начала этой войны был
сделан ряд заявлений, дружественный характер которых извес-
тен Британскому Правительству. Турки не реагировали на эти
шаги, опасаясь, видимо, разгневать немцев...
С одной стороны, Турция связана с СССР Договором о
дружбе и нейтралитете и с Великобританией — Договором о
взаимопомощи для сопротивления агрессии, а с другой сторо-
ны, она связана с Германией Договором о дружбе... Мне не из-
вестно, как Турция думает... совместить выполнение своих обя-
зательств перед СССР и Великобританией с ее обязательствами
перед Германией. Впрочем, если турки хотят сделать свои от-
ношения с СССР более дружественными и тесными, пусть за-
явят об этом. Советский Союз в этом случае готов пойти на-
456
встречу туркам»61. 13 марта 1943 г. посол Турции Ачикалын
сообщил Молотову об обмене посланиями Черчилля с руководи-
телями Турции о необходимости улучшения отношений между
СССР и Турцией. Однако и в ходе войны, и после нее обсуж-
дение турецкой проблемы союзниками на встречах руково-
дителей СССР, США и Англии, сопровождавшееся возникно-
вением вопроса о Проливах и других беспокоивших Турцию
проблем, не способствовало улучшению отношений с СССР.
Аданская встреча вызвала недовольство в Германии, но у
посла в Анкаре фон Папена была уверенность, что Турция не
отойдет от нейтралитета. Уверенность фон Папена не была не-
обоснованной62. Одной из предпосылок турецкой позиции «вне
войны» были опасения относительно поворотов в советской
политике. Во время аданской встречи Черчилля с турецкими
руководителями последние обращали внимание на возможное
развитие событий после войны. Президент Иненю говорил, что
после войны Россия может стать империалистической держа-
вой и что Турции надо проводить дальновидную, проницатель-
ную политику. Премьер-министр Сараджоглу предостерегал,
что в случае поражения Германии все государства, находящиеся
в союзе с ней, станут коммунистическими. Подобные мысли
еще в 1932 г., во время приоритетных дружественных отно-
шений Турции с СССР, высказал президент Мустафа Кемаль
(Ататюрк), который вместе с тем подчеркивал важность для
Турции дружбы и сотрудничества с Советским Союзом. Кемаль
говорил, что после создания сильной германской армии, спо-
собной оккупировать Европу, в период 1940-1946 гг. вспыхнет
война, а победителем будет не Англия, не Франция и не Гер-
мания, а большевизм. При этом Кемаль подчеркивал, что боль-
шевики стали главной силой, угрожающей не только Европе,
но и Азии63. Кемаль, а вслед за ним и другие турецкие лидеры
считали коммунизм неадекватным турецкому менталитету64.
Поэтому чем яснее становилась перспектива поражения Герма-
нии, тем более осторожной была позиция Турции, опасавшейся
неблагоприятных последствий участия в войне на любой сто-
роне. Суть дела заключалась и в разрушительных последствиях
военных действий в случае участия Турции в войне, и в возмож-
ных советских претензиях к Турции после войны.
Вместе с тем Англия продолжала давление, угрожая Турции
изоляцией после войны. Несмотря ни на что, 15 июня 1943 г.
премьер-министр Турции Сараджоглу заявил, что необходимо
продолжать дружественные отношения с Германией и сохра-
457
нять позицию «вне войны». На двойственность позиции Турции
обращала внимание советская дипломатия. Нейтральная поли-
тика Турции по-прежнему подвергалась критике.
Негативную оценку Турции выразил посол в Турции С. Ви-
ноградов в письме В.М. Молотову 16 июля 1943 г.: «В связи с
изменившейся международной обстановкой... нейтральная Тур-
ция превратилась в неблагоприятный фактор, ибо Турция стала
барьером, препятствующим союзникам перенести военные дей-
ствия на Балканы». С. Виноградов предлагал организовать одно-
временное давление СССР, Англии и США на Турцию с целью
использовать турецкую территорию в качестве плацдарма. «А
если Турция откажет, — подчеркивал Виноградов, — то отказ
не был бы «бесполезен» для нас, так как увеличил бы счет
наших претензий к Турции, который мы в свое время сможем
ей предъявить»65.
В связи с началом разгрома Италии, с удачной сицилий-
ской операцией произошло изменение в стратегии союзников.
В частности, у Черчилля укрепилась мысль об открытии вто-
рого фронта на Балканах. Союзники должны были бы вступить
в Европу из Италии и с Балкан, а советские силы — с Востока.
В новой обстановке необходимо было бы только использо-
вать турецкие аэродромы и усиливать военную мощь Турции66.
Советское руководство было противником такого балканского
варианта и вовсе не хотело, чтобы английские и американские
войска вошли на Балканы раньше советских. Москва предпо-
читала вступление Турции в войну. В советской печати крити-
ковался турецкий нейтралитет как фактор, обеспечивающий
германской армии легкое прикрытие балканского фланга и
дающий возможность бросать больше сил на советско-герман-
ский фронт. Печать отражала недовольство советского руко-
водства позицией Турции. Это недовольство нередко высказы-
валось советскими руководителями, в частности министром
иностранных дел В.М. Молотовым. Принимая 28 июня 1943 г.
турецкого посла Дж. Ачикалына, В.М. Молотов сказал, что ту-
рецко-германский договор от 18 июня 1941 г. «был, очевидно,
полезен как для Турции, так и для Германии, а послу известно,
что Германия — худший враг СССР», хотя и отмечал «особое
положение Турции, которая имеет договор о союзе с Англией,
договор о дружбе и нейтралитете с СССР и договор о дружбе
и ненападении с Германией». Упреком в адрес Турции было
напоминание о том, что турецко-германский договор от 18 июня
был подписан тогда, «когда европейские политические деятели
458
знали, что готовится нападение на СССР и... многие турки по-
нимали это»67.
Отвечая на упреки Молотова, Ачикалын сказал, что турки
подписали договор с Германией с ведома англичан, когда Тур-
ция находилась в сложном международном положении, когда
Франция была повержена, англичане потерпели поражения на
Ближнем Востоке и Балканах, когда не было никаких призна-
ков разногласий между СССР и Германией. «И если бы Про-
ливы, а затем Турция и Иран попали в руки Германии, то где
проходила бы сейчас линия фронта?» — спросил посол.
Молотов отвечал, что «за последнее время в советско-турец-
ких отношениях не было каких-либо существенных моментов,
в частности, не было и существенных положительных момен-
тов... Что касается политики Советского Союза, то она опре-
деляется интересами ведения войны с Германией. Естественно,
что и в советско-турецких отношениях этот угол зрения явля-
ется важным». А во время встречи 4 августа 1943 г. Молотов
прибег к скрытой угрозе. Он указывал послу, что, несмотря на
изменение обстановки, в частности, в результате банкротства
итальянского фашизма, «Турция занимает свою прежнюю пози-
цию. Что ж, поживем — увидим, будет ли это на пользу хотя
бы самой же Турции»68.
На Московской конференции министров иностранных дел
СССР, США и Англии 19-30 октября 1943 г. Молотов говорил
о необходимости вступления Турции в войну и внес соответст-
вующее предложение в повестку дня конференции. При этом
Молотов считал, что Турцию надо заставить вступить в войну,
чтобы облегчить продвижение Красной Армии в Европу64.
Однако англичане и американцы не соглашались с этим.
Корделл Хелл считал, что достаточно использовать турецкие
аэродромы и коммуникации. Союзники исходили из того, что
вступление Турции в войну потребует оказания ей широкой
военной помощи и отвлечет силы, которые готовились к боль-
шой высадке в Европе. На конференции было принято компро-
миссное решение: добиваться у турок разрешения на исполь-
зование аэродромов и предпринять к концу года шаги, с тем
чтобы Турция вступила в войну70.
В итоговом Особо секретном протоколе Московской конфе-
ренции предусматривалось предложение турецкому правитель-
ству от имени трех держав «о немедленном вступлении Турции
в войну». Молотов и Идеи подписали 1 ноября Протокол о Тур-
ции, в котором выражалось мнение, что Турция должна всту-
459
пить в войну до конца 1943 г., и вместе с тем предполагалось
«немедленно попросить Турцию оказать Объединенным Нациям
всю возможную помощь путем предоставления возможностей
на турецких авиабазах...» А 11 ноября посол США Гарриман
направил письмо Молотову, в котором говорилось: «Прави-
тельство Соединенных Штатов согласно присоединиться к Со-
единенному Королевству и Советскому Союзу в том, чтобы
немедленно предъявить Турции требование относительно ис-
пользования воздушных баз, а позднее в том, чтобы настаивать
на вступлении Турции в войну до конца года». Но далее следо-
вала оговорка относительно поставок вооружения Турции и
поддержки ее в случае вступления в войну (чем и до и после
конференции турецкие лидеры объясняли официально свое
нежелание вступить в конфликт): «Никакие ресурсы США и
Британии не будут выделены в восточные районы Средиземно-
го моря, так как эти ресурсы, по мнению Объединенного ко-
митета начальников штабов США, необходимы для операций
в Италии или для вторжения на континент через Канал»71 (про-
лив Ла-Манш. — Авт.).
В Меморандуме Идена, направленном в МИД СССР 25 ок-
тября, приводятся аргументы военно-стратегического характе-
ра в пользу вступления Турции в войну. Однако, учитывая по-
зицию турецкого правительства, Идеи надеялся только на
возможность убедить турок разрешить союзникам пользоваться
аэродромами в Юго-Западной Анатолии. Идеи надеялся, что
это поможет «сдвинуть Турцию с позиции нейтралитета на по-
зицию невоюющей стороны, а затем к участию в войне». Идеи
при этом напомнил: «Турки были полезны во время наших опе-
раций в Эгейском море, они позволили использовать турецкую
территорию для доставки снабжения (включая жидкое топли-
во) на некоторые острова, и они не протестовали против пре-
бывания наших военных кораблей в турецких территориаль-
ных водах». Такой же, не отвечающей предложению советского
правительства позиции относительно Турции придерживались
и американцы. Хелл в Меморандуме 28 октября относительно
предложений советской делегации с целью сокращения сроков
войны подчеркивал, что все наши ресурсы направляются на
подготовку вторжения в Северной Франции, а ресурсы в районе
Средиземного моря — для наступления в Италии, и сообщал,
что правительство США удовлетворилось бы арендой у Турции
как у нейтрального государства авиационных баз и транспорт-
ных средств72.
460
Но и такие скромные пожелания англичан и американцев ни
к чему не привели. Турция не хотела изменять свою позицию.
Нейтралитет Турции был выгоден для Германии. В результа-
те такой политики Турции был вне опасности южный фланг
германских и союзных с ними сил, сохранялась в немалой степе-
ни важная для Германии торговля, в Турции действовала рези-
дентура разведок стран «оси». Нейтралитет Турции способство-
вал сохранению военного господства Германии в Восточном
Средиземноморье и на Балканах. Взаимопонимание с Германи-
ей основывалось на недоверии к советской политике. Посол
Виноградов сообщал Молотову, что «турки вообще с недове-
рием относятся к нам, полагая, что СССР в интересах обеспе-
чения своей безопасности или же для достижения выхода в
Средиземное море может потребовать преимуществ в отноше-
нии Проливов. Турки понимают, что жизненные интересы Со-
ветского Союза, требующие обеспечения для нас свободного
выхода в Средиземное море, должны будут рано или поздно
быть принятыми во внимание»73. Для сохранения турецкого
нейтралитета Германия использовала свою осведомленность о
претензиях Советского Союза к Турции и о некоторых намере-
ниях союзников. Например, о решении Московской конферен-
ции союзников предложить Турции вступить в войну фон Папен
информировал турецкое правительство раньше, чем Идеи пере-
дал это предложение Н. Менеменджиоглу во время встречи в
Каире в начале ноября 1943 г.74
В Каире Идеи убеждал министра иностранных дел Турции
в необходимости использования союзниками аэродромов в
Турции и вступления ее в войну в конце года, как и было решено
на Московской конференции. Оказывая давление на Турцию,
Англия преследовала и свои стратегические цели. Вступление
Турции в войну должно было бы способствовать предотвраще-
нию выхода советских войск на Балканы раньше английских;
отвлечению болгарских войск из Греции и Югославии и ослаб-
лению там позиций Германии; борьбе с немецкой авиацией в
Средиземноморье и нанесению авиационных ударов по Плоеш-
ти, имевшему большое стратегическое значение. Идеи предуп-
редил турок, что в случае отказа в просьбе союзников Англия
прекратит оказание помощи Турции. Ответ Менеменджиоглу,
как обычно, заключался в том, что Турция к войне не готова.
И даже предоставление аэродромов, подчеркивал он, означало
бы вступление в войну и поставило бы Турцию под удары
немецкой авиации75.
461
Позиция Турции долго обсуждалась на Тегеранской кон-
ференции глав правительств СССР, США и Великобритании
28 ноября — 1 декабря 1943 г. Черчилль наряду с подготовкой
вторжения во Францию настойчиво предлагал итало-балкан-
ский вариант наступления на немцев и связывал с этим вступ-
ление Турции в войну. Он особенно подчеркивал, наряду с
важностью операций на Балканах и в Восточном Средиземно-
морье, возможность открытия Проливов для облегчения поста-
вок Советскому Союзу по Черному морю. В случае вступления
Турции в войну Черчилль предусматривал оказание ей помощи
вооружением, военно-воздушными силами и 2-3 дивизиями.
В случае отказа Турции от участия в войне она теряла бы пре-
доставлявшуюся ей английскую помощь и не была бы допущена
на послевоенную мирную конференцию. Черчилль также пре-
дупредил турок о серьезных последствиях в отношении Проли-
вов: «Мы ей заявим, — сказал он, — что ... не будем защищать
турок... и что они должны урегулировать свои дела с Советским
Союзом»76.
Однако американские и советские представители не поддер-
живали позицию Черчилля в отношении Турции. Начальник
штаба армии США генерал Маршалл считал, что предложение
Черчилля ведет к отвлечению сил, к продлению сроков войны
в Европе и на Тихом океане. Специальный помощник Рузвельта
Гопкинс считал, что операции, связанные со вступлением Тур-
ции в войну, задержат операцию «Оверлорд» (открытие второго
фронта). Поддержавший этот тезис Молотов говорил, что такая
задержка нежелательна, она не будет соответствовать задачам
Красной Армии77. Сталин уже не отводил места Турции в войне.
Он настаивал на том, что основной операцией союзников в
1944 г. является операция «Оверлорд» при поддержке ее высад-
кой на юге Франции и отвлекающей операцией в районе Рима.
Суть позиции англичан заключалась в том, что вступление
Турции в войну было бы средством удержания Советского Сою-
за от установления контроля на Балканах. А Сталин на том
этапе войны, когда Красная Армия продвигалась к южному
участку западной границы СССР, не хотел вмешательства ту-
рок на Балканах. При сохранении нейтралитета турок англий-
ские силы не смогли бы попасть на Балканы ранее советских.
Ввиду заверений Черчилля, что усилия, необходимые для
поддержки Турции в случае вступления в войну, не повлияют
на подготовку войск для операции «Оверлорд» и она будет осу-
ществлена в мае 1944 г., Сталин дал согласие на привлечение
462
Турции в войну. А скорее всего, его согласие определялось уве-
ренностью в безнадежности этого мероприятия78.
В Тегеране Черчилль поставил вопрос о позиции Советского
Союза: если в случае объявления Турцией войны Германии
Болгария нападет на Турцию, будет ли советское правительство
считать Болгарию своим врагом? Сталин ответил положитель-
но. Поэтому в Военном решении конференции было записано:
«2. Крайне желательно, чтобы Турция вступила в войну... до
конца 1943 г.; 3. Приняли к сведению заявление маршала Ста-
лина о том, что, если Турция окажется в войне с Германией и
если в результате этого Болгария объявит войну Турции или
нападет на нее, Советский Союз немедленно окажется в состоя-
нии войны с Болгарией».
В Тегеране был поднят и вопрос о Проливах. Во время бесе-
ды глав правительств 30 ноября Черчилль сказал, что России
необходимо иметь выход к незамерзающим морям... и что анг-
личане раньше возражали, а теперь не имеют никаких возраже-
ний. А Сталин заметил, что надо пересмотреть и вопрос о режи-
ме Проливов: «Такая большая страна, как Россия, оказалась
запертой в Черном море... Если теперь англичане не хотят ду-
шить Россию, то необходимо, чтобы они облегчили режим Про-
ливов». Участники беседы согласились с тем, что еще будет
время обсудить вопрос о портах в теплых морях и Проливах. На
заседании глав правительств 1 декабря Черчилль сказал, что ре-
жим Проливов следует пересмотреть хотя бы потому, что участ-
ником Конвенции Монтрё является Япония. Рузвельт выдвинул
принцип свободного прохода Проливов военными и торговыми
судами всех стран и установления над Проливами контроля
держав, осуществляющих полицейские функции79. В сущности,
это был взаимный зондаж позиций по вопросу о Проливах.
Для осуществления решения конференции Рузвельт и Чер-
чилль встречались 4—6 декабря 1943 г. с президентом Иненю в
Каире. Черчилль просил Иненю принять 15 февраля американ-
ские и английские воздушные силы. В ответ Иненю инфор-
мировал о слабости Турции и требовал вооружений. Англо-
американо-турецкая Каирская конференция завершилась опуб-
ликованием 7 декабря официального коммюнике, в котором
говорилось о силе союза, объединяющего Англию и Турцию, а
также о тесной дружбе, существующей между турецким наро-
дом и народами США и Советского Союза. Вернувшийся из
Каира министр иностранных дел Менеменджиоглу заявил жур-
налистам, что внешняя политика Турции не изменилась.
463
Ни к чему не привели и переговоры в Турции английской
военной делегации, проходившие в январе 1944 г. Последовали
жесткие меры в отношении Турции. 2 марта Англия, а 1 апреля
США прекратили оказание помощи. Наступил кризис доверия
Турции. Англия и США скрывали от нее свои планы, хотя Тур-
ция была союзником Англии по договору 1939 г., но придер-
живалась принципа «невоюющего союзника». Отношения еще
более обострились, когда в начале июня 1944 г. через Проливы
в Черное море прошли два корабля, которые, по заверениям
германского военно-морского атташе в Анкаре и посла фон
Папена, не были военными, что было ложью. Этот случай при-
вел к резкому протесту англичан и отставке министра иностран-
ных дел Турции. Недовольство союзников проходом подозри-
тельных торговых судов проявлялось и ранее. Еще в 1941,1942
и 1943 гг. советское посольство в Анкаре обращало внимание
Министерства иностранных дел Турции на нарушение Конвен-
ции Монтрё, на недопустимость прохода через Проливы немец-
ких и других кораблей под флагами торгового флота, но, по
имевшимся у посольства данным, с целями военного характера.
В памятной записке советского посла Виноградова, врученной
министру иностранных дел Сараджоглу 17 июня 1944 г., го-
ворилось о ряде случаев прохода через Проливы немецких
военных и военно-вспомогательных судов под видом торговых.
В записке отмечалось, что только для прохода Проливов с них
временно и частично было снято вооружение80.
Одно из решений, принятых Рузвельтом и Черчиллем на
конференции в Квебеке в 1943 г., было направлено на запрет
прохода через Проливы германских кораблей, имевших воен-
ное значение81. Союзники отмечали частый переход кораблей
из Черного моря в Средиземное. Англичане утверждали, что
эти корабли были замаскированными военными и наносили
ущерб операциям ВМС Англии в Средиземноморье.
Что касается инцидента в июне 1944 г., то он заключался в
следующем. Германия запросила у турок разрешение на проход
ее кораблей в Румынию, а Министерство иностранных дел Тур-
ции сочло достаточными гарантии военно-морского атташе Гер-
мании, заверившего, что должны пройти не военные суда, и
часть кораблей вошла в Черное море. Союзники выразили про-
тест, а министр иностранных дел Менеменджиоглу сообщил,
что для оставшейся части кораблей разрешение может быть
дано в том случае, если посол фон Папен лично заверит, что
они не военные. Посол дал такие заверения, и министр разре-
464
шил проход кораблей. Однако турецкие службы, осматривав-
шие корабли, обнаружили оружие, радарные установки и уни-
форму моряков, одетых в гражданское платье. Корабли не были
пропущены82. Так как министр иностранных дел Турции откло-
нял требования союзников скрупулезно следовать Конвенции
Монтрё, то на этот раз английский посол А. Керр изложил
президенту Турции суть дела и вручил ему послание Черчилля.
При обсуждении вопроса Менеменджиоглу утверждал, что анг-
лийские требования необоснованны. В связи с этим премьер-
министр Сараджоглу предложил министру иностранных дел
уйти в отставку. Произведенные на германских судах осмотры
показали, что они были замаскированными военными. Англий-
ские утверждения оказались обоснованными. Корабли поте-
ряли право выхода из Проливов и вернулись в Черное море83.
В связи с этим английский посол в Москве 25 июня 1944 г.
сообщал в письме Молотову: «В течение нескольких послед-
них дней положение существенно изменилось, так как вопрос
о проходе германских судов через Проливы официально и пуб-
лично урегулирован, к удовлетворению союзников. Министр
иностранных дел вышел в отставку, а председатель совета ми-
нистров дал заверения в отношении стремления Турции к иск-
реннему сотрудничеству»84.
Недовольство союзников вызывали также поставки турецко-
го хрома Германии, хотя они поначалу не были столь значи-
тельными, как было договорено между двумя странами. Посол
в Анкаре С. Виноградов сообщал Молотому 19 марта 1943 г.,
что торгово-экономические связи между Германией и Турцией
остаются незначительными, что с 7 января по 31 марта 1943 г.
Турция должна была поставить 41 тыс. m хромовой руды, а
немцы смогли вывезти из Турции всего 180 m85. Но значение
поставок хрома для германской промышленности возрастало.
В письме Сталину 18 марта 1944 г. Рузвельт передавал содер-
жание своего письма турецкому президенту. Рузвельт обращал
внимание Иненю на то, что «...русские, взяв Никополь, лишили
немцев важного источника получения марганца. Для многих
целей турецкая хромовая руда может заменить марганец, и ли-
шение немцев никопольского марганца увеличивает, следова-
тельно, важность турецкого хрома для германского военного
производства...
Вам лучше решить, каким образом немцы могут быть лише-
ны дальнейшего доступа к турецкой хромовой руде... Я твердо
верю, что Вы должным образом оцените эту возможность для
30 — 2729
465
Турции внести единственный в своем роде вклад в то, что дей-
ствительно обеспечивает благополучие всего мира»86.
Под давлением союзников Турция прекратила 20 апреля
1944 г. поставки хрома Германии, решив одну из серьезных
проблем в отношениях с союзниками. Но союзники не посчи-
тали это достаточным. Английский посол А. Керр в письме
Молотову 25 июня 1944 г. отмечал, что в результате откры-
тия второго фронта обстановка изменилась и поэтому вслед
за прекращением Турцией поставок хрома, сокращением на
50 процентов экспорта других стратегических товаров турец-
кое правительство должно рассмотреть вопрос о разрыве эконо-
мических и дипломатических отношений с Германией, с тем
чтобы раз и навсегда положить конец германским маневрам с
целью стравливания Турции с Великобританией и ее союзни-
ками. Только таким путем, считал посол, Турция может сделать
ясной свою политику, которая стала неясной и путаной в ре-
зультате последних событий87.
В середине 1944 г. союзники начали требовать от Турции
разрыва отношений с Германией. Союзники полагали, что это
позволит советской авиации пролетать над турецкой террито-
рией, приведет к высылке из Турции агентов Германии и сто-
ронников «оси», превративших ее в разведывательный центр в
регионе, даст союзникам возможность использовать воздушные
и морские базы в Турции. Особую позицию в отношении Тур-
ции занял на этом этапе Советский Союз.
В послании Черчиллю 17 июля 1944 г. Сталин был весьма
категоричен: «Вы, конечно, помните о том, как настойчиво
правительства трех наших стран предлагали Турции вступить
в войну... еще в ноябре и декабре 1943 г. Из этого ничего не
вышло... По инициативе турецкого правительства в мае—июне
этого года мы снова вступили в переговоры с турецким прави-
тельством... Из этого также ничего не вышло. Что же касается
тех или иных полумер со стороны Турции, то в настоящее время
я не вижу пользы в этом для союзников. Ввиду занятой турец-
ким правительством уклончивой и неясной позиции в отноше-
нии Германии лучше оставить Турцию в покое и предоставить
ее своей воле, не делая новых нажимов на Турцию. Это, конеч-
но, означает, что и претензии Турции, уклонившейся от войны
с Германией, на особые права в послевоенных делах также от-
падут»88. Это было недобрым предзнаменованием для перспек-
тив советско-турецких отношений.
В конечном счете Англия и США добились от Турции раз-
466
рыва политических и экономических отношений с Германией,
о чем Турция заявила 2 августа 1944 г. О разрыве с Японией
она заявила 6 января 1945 г. А в советско-турецких отношениях
наблюдалось нарастание неприязни. Советская сторона упрека-
ла турок за их по существу прогерманские настроения. Во время
беседы с турецким послом Байдуром 30 сентября 1944 г. Мо-
лотов сказал: «Во время войны мы смотрели на то, как нейт-
ральные государства относятся к Германии и к Советскому
Союзу... В советско-турецких отношениях были моменты,
которые оставили неприятный осадок»89.
Особенность советской позиции в отношении Турции опре-
делялась тем, что в январе 1945 г. в Москве Сталиным был
поставлен перед Черчиллем и Иденом вопрос об изменении
Конвенции Монтрё. Черчилль ответил, что может поддержать
Россию в этом деле90. Однако позиции союзников по вопросу
о Проливах не отвечали советским требованиям. Из заявлений
Черчилля следовало, что Англия готова на третьестепенные
поправки, в числе которых исключение Японии из участников
конвенции, замена Объединенными Нациями Лиги Наций, в
систему которой была включена конвенция. Позиция прави-
тельства США была выражена в подготовленном (предположи-
тельно еще в октябре 1944 г.) Меморандуме Государственного
департамента, министерств обороны и морского флота. В мемо-
рандуме, представленном Рузвельту в связи с предстоявшей в
феврале 1945 г. в Ялте конференции руководителей Советского
Союза, США и Англии, отстаивался существующий режим
Проливов, что согласовывалось с английской позицией. Основ-
ными тезисами меморандума были следующие: «Любое важное
изменение в режиме Проливов нарушит турецкий суверенитет
и неблагоприятно скажется на стратегическом и политическом
балансе на Балканах и на Ближнем Востоке... вообще-то Турция
хороший страж Проливов»; «Неиспользование Проливов как
пути снабжения России объясняется не Конвенцией Монтрё,
а господством «оси» в Румынии, Болгарии, Греции и в Эгеях»;
«Правительство США может не возражать против незначитель-
ных изменений конвенции, которые предлагаются Советским
Союзом... все изменения должны быть сделаны в рамках самой
конвенции»91. Изложенная в меморандуме позиция коренным
образом расходилась с позицией советского правительства.
На Ялтинской конференции глав правительств СССР, США
и Великобритании 4-11 февраля 1945 г. Сталин выступил с
особым заявлением по вопросу о Конвенции Монтрё. Сталин
30*
467
сказал: «Этот договор устарел и изжил себя... Турции дано
право закрывать Проливы, когда она этого пожелает. Необхо-
димо изменить... порядок без ущерба для суверенитета Турции».
Речь шла о необходимости свободного прохода через Проливы
советских военных кораблей в любое время. Черчилль и Рузвельт
согласились с предложением Сталина о том, чтобы министры
иностранных дел трех держав рассмотрели, «какие изменения
должны быть внесены в условия, касающиеся Проливов, изло-
женные в Конвенции Монтрё»42.
На Ялтинской конференции было решено, что на конферен-
цию Объединенных Наций, которая была намечена на 25 апре-
ля 1945 г., должны быть приглашены и те страны, которые объ-
явят войну общему врагу к 1 марта 1945 г.
Давление союзников, боязнь турок испортить отношения с
ними привели к изменению в турецкой позиции. 23 февраля
1945 г. Турция объявила войну Германии. Произошло это сразу
после предупреждения английского посла Петерсона, выска-
занного министру иностранных дел X. Сака насчет того, что на
конференцию в Сан-Франциско по созданию международной
организации будут приглашены только те государства, которые
объявят войну Германии до 1 марта 1945 г. Таким образом,
Турция выполнила условия Ялтинской конференции 1945 г.
В день объявления Турцией войны Германии было подписано
американо-турецкое соглашение об оказании Турции военной
помощи по закону США 1941 г. о предоставлении помощи
взаймы и в аренду. До этого помощь США Турции выделялась
из военной помощи США Англии также по ленд-лизу. Амери-
кано-турецкое соглашение начинается заявлением о желании
усилить средства национальной защиты с тем, чтобы обеспе-
чить обстановку, в которой правительство Турции смогло бы
в сражающемся мире сохранять территориальную целостность
и суверенные права страны93.
Символическое объявление войны Германии объяснялось не
только необходимостью быть участником конференции в Сан-
Франциско, но и желанием не портить отношения с союзника-
ми, на поддержку которых она надеялась в потенциальном
противостоянии с Советским Союзом, что подтвердилось де-
нонсацией 19 марта 1945 г. договора 1925 г. и его претензиями
относительно Проливов. Денонсация советско-турецкого Дого-
вора о дружбе и нейтралитете, подписанного 19 марта 1925 г.,
объяснялась негативной позицией советского руководства и его
намерениями в отношении Турции.
468
Принимая турецкого посла С. Сарпера, Молотов сделал
19 марта 1945 г. от имени правительства заявление, в котором
указывалось, что советское правительство, признавая ценность
советско-турецкого договора 1925 г. в деле поддержания друже-
ственных отношений между Советским Союзом и Турцией, тем
не менее считает необходимым констатировать, что вследствие
глубоких изменений, происшедших особенно в течение второй
мировой войны, этот договор не соответствует больше новой
обстановке и нуждается в серьезном улучшении. Ввиду изло-
женного советское правительство заявило правительству Тур-
ции о своем желании денонсировать названный выше договор
со всеми относящимися к нему приложениями9495.
Реакция турецкого правительства на заявление Молотова
19 марта была весьма сдержанной96. 4 апреля оно «довело до
сведения советского правительства... что турецкое правитель-
ство всегда желало поддерживать и укреплять отношения иск-
ренней дружбы и добрососедства, связывающие с давних пор
Турцию и СССР, что оно желает подчеркнуть, какое значение
оно придавало договору 17 декабря 1925 г., оказавшему значи-
тельные услуги делу турецко-советской дружбы. В соответствии
с предложением советского правительства заменить договор...
турецкое правительство сообщило о своей готовности изучить
со всем должным вниманием и доброжелательностью предло-
жения, которые ему будут сделаны по этому поводу»97.
В начале июня 1945 г. Сарпер нанес визит Молотову, чтобы
обсудить вопрос о заключении нового договора. Молотов при-
нял посла холодно. Он сказал, что для того, чтобы завоевать
советскую дружбу, а она достойна этого, необходимо вернуть
Советскому Союзу восточные вилайеты, которые «вы взяли у
нас, когда мы вышли из войны в 1918 г. весьма слабыми».
Молотов сказал и о предоставлении Советскому Союзу возмож-
ности базироваться в Проливах. Сарпер ответил, что эти условия
для Турции неприемлемы. Молотов завершил беседу словами:
«Сообщите вашему правительству и принесите его ответ». Сар-
пер в беседе с советским послом Виноградовым сказал: «Мы
можем пойти вперед до союза». Турция предлагала Советскому
Союзу заключить «соглашение о дружбе и союзе»98.
Отклонение турецким правительством советских притязаний
завело в тупик переговоры с Турцией и обострило отношения
между двумя странами, а настойчивость советских лидеров
осложняла отношения с союзниками, которые поддерживали
турок главным образом по проблеме Проливов. В дипломати-
469
ческой борьбе Советскому Союзу противостояли Англия,
США, Турция и Франция.
Позиция США была изложена в нескольких меморандумах,
совместно подготовленных некоторыми ведомствами прави-
тельства в связи с предстоявшей конференцией руководителей
СССР, США и Англии в Потсдаме. В этих документах конца
июня — середины июля 1945 г. вновь выдвигались тезисы, что
неиспользование Проливов во время войны для снабжения
России объясняется господством «оси» в соседних странах, а
не недостатками в Конвенции Монтрё, что конвенция действу-
ет удовлетворительно. Поэтому изменения должны быть мини-
мальными, а любое существенное изменение конвенции без
«свободного согласия» Турции будет нарушением ее суверени-
тета и может неблагоприятно повлиять на стратегическую и
политическую позицию страны. Авторы считали, что Конвен-
ция Монтрё должна быть связана с международной организа-
цией безопасности. Авторы американских ведомств допускали
необходимость изучения военным и морским ведомствами
предложений СССР, касающихся транзита и навигации воен-
ных кораблей в Проливах и пребывания их в Черном море,
учитывая закономерность русского мнения, что конвенцией не
признается в достаточной степени особое значение Проливов
для черноморских стран". Однако что касается позиции по
конкретным вопросам, то большая роль придавалась ООН при
принятии решения о проходе Проливов военными кораблями
во время войны. ООН могла не согласиться с решением Турции,
и последняя должна была бы подчиниться ей. Такая позиция
была далека от требований Советского Союза относительно
свободы прохода военных кораблей черноморских держав и
ограничения прохода кораблей нечерноморских государств.
В Меморандуме Комитета начальников штабов США 17 июля
1945 г. подчеркивалось, что Россия «оказывает давление в во-
просе о Дарданеллах, включая право на базы, требует опреде-
ленные турецкие районы в Северной Турции, возбуждает вопрос
о выходе в Персидский залив», и предлагалось «с точки зрения
долгосрочной и всеобщей безопасности... ограничить и отло-
жить дискуссию о Дарданеллах... и в любом случае... настаи-
вать, что окончательное решение должно быть отложено до
того времени, когда эти проблемы могут быть частью общего
мирного урегулирования...»100.
Позиция Англии была изложена в ноте английского посла
Керра на имя Молотова 7 июля 1945 г. «Мое правительство
470
весьма удивлено, — сообщал посол, — узнав, что советское
правительство предъявило в ходе этих переговоров некоторые
территориальные претензии, а также обсуждало вопрос о базах
в Проливах». В ноте Керра отрицалось право советского и
турецкого правительств обсуждать эти вопросы между собой,
поскольку они «не могут рассматриваться как касающиеся ис-
ключительно» этих правительств, «первый вопрос должен быть
рассмотрен в свете общей мировой организации, а второй во-
прос затрагивает многостороннюю Конвенцию Монтрё». При
этом Керр ссылался на то, что в Ялте было согласовано, что со-
ветское правительство должно консультироваться с английским
и американским правительствами до того, как оно обратится к
турецкому правительству по вопросам, касающимся Конвенции
Монтрё, а Сталин согласился не предпринимать каких-либо дей-
ствий, затрагивающих независимость и целостность Турции101.
Ссылка не была безупречной. В Ялте Сталин предложил пору-
чить предстоявшему совещанию трех министров иностранных
дел рассмотреть вопрос о Конвенции Монтрё и о Проливах.
Черчилль и Рузвельт согласились. Черчилль сказал, что об этом
надо заранее сообщить Турции, и припомнил, что у английского
правительства имеется обязательство информировать Турцию о
вопросах, затрагивающих ее интересы. Такие же обязательства
по советско-турецкому договору имел и Советский Союз, кото-
рый осуществлял их. Из ответной ноты Молотова от 20 июля
1945 г. было ясно, что советское правительство, вступив в пере-
говоры с Турцией, не нарушало договоренностей с союзниками.
Молотов разъяснял, что турецкое правительство обратилось к
советскому с предложением о заключении союзного договора
двух стран, «в котором было бы предусмотрено и разрешение
вопроса о Проливах», а турецкому правительству было сообще-
но, что «заключение подобного договора мыслимо при условии
разрешения кроме вопроса о Проливах также и вопроса о тер-
риториях, отторгнутых от Советского Союза и присоединенных
к Турции в 1921 г.» Советское правительство имело все основа-
ния считать, что турецкое правительство своевременно инфор-
мировало британское правительство, подчеркивалось в ноте
Молотова. Советское правительство имело в виду осветить этот
вопрос на конференции в Берлине102.
Советские предложения относительно заключения нового
договора с Турцией были предметом обсуждения на Потс-
дамской конференции наряду с проблемой Проливов. На ней
(17 июля — 2 августа 1945 г.) советское руководство ничего не
471
добилось. Вопросы «О Турции», «О Черноморских проливах»
обсуждались неоднократно. Великобритания и США не под-
держали предложения СССР. Что касается советско-турецкой
границы, то и Черчилль и Идеи подчеркивали, что турки не со-
гласны на удовлетворение территориальных требований Совет-
ского Союза. Молотов и Сталин говорили о том, что в 1921 г.
турки воспользовались слабостью Советского государства и
отторгли часть территории Армении и Грузии. Поэтому в связи
с тем, что турки предложили советскому правительству заклю-
чить договор о союзе и спросили об условиях заключения та-
кого договора, возник вопрос о возвращении Советскому Союзу
этих территорий. Сталин и Молотов подчеркнули, что так как
Турция не согласна с советским предложением, то вопрос о
заключении советско-турецкого союза отпал103. Таким образом,
в Потсдаме территориальные претензии СССР к Турции были
сняты, хотя армяне и грузины выступали с такими претензиями
позже на уровне общественности.
Что касается советских предложений в отношении режима
Черноморских проливов, то Черчилль, Эттли и Трумэн выра-
жали, по сути дела, символическое согласие.
Позиция Трумэна не отличалась от мнения, высказанного
Рузвельтом в Тегеране, и заключалась в следующем: «Конвен-
ция в Монтрё должна быть пересмотрена... Черноморские про-
ливы должны стать свободным водным путем, открытым для
всего мира, и право свободного прохода через Проливы для всех
судов должно быть гарантировано всеми нами. Что касается
территориального вопроса, то он имеет отношение только к
Советскому Союзу и Турции и должен быть решен между ними.
Однако вопрос о Черноморских проливах касается всех нас и
многих других стран...»
Черчилль поддержал предложение относительно исправле-
ния Конвенции Монтрё для того, чтобы обеспечить Советской
России свободный и беспрепятственный проход через Проливы
ее торгового и военного флота как в мирное, так и в военное
время. «Я полностью согласен с президентом (Трумэном) и с
его предложениями относительно того, что свободный режим
в этих Проливах должен быть гарантирован всеми нами. Гаран-
тия великих держав и заинтересованных государств, безуслов-
но, будет эффективной»104.
Представления Трумэна и Черчилля о режиме Проливов про-
тиворечили интересам Советского Союза. В советских предло-
жениях речь, как и ранее, шла о создании советской базы для
472
совместной с Турцией обороны Проливов и о преимуществен-
ных правах Турции и СССР при определении режима прохода
Проливов. Черчилль сказал в связи с этим: «Речь идет о русской
базе в Проливах, а также о том, что никто не может иметь
отношение к вопросу о Дарданеллах и Босфоре и проходе через
них, кроме Турции и Советского Союза. Я уверен, что Турция
никогда не согласится на это». И на заседании глав прави-
тельств 23 июля 1945 г. Черчилль сказал, что не может поддер-
жать предложение о создании русской военной базы в Проливах
и не думает, чтобы Турция согласилась с этим предложением.
После этого Сталин заявил: «Конвенция в Монтрё целиком
направлена против России... Турции предоставлено право закры-
вать Проливы для нашего судоходства не только в том случае,
если идет война, но и в том случае, когда Турции покажется,
что существует угроза войны, причем вопрос о том, когда эта
угроза возникнет, решает сама Турция... Выходит, что неболь-
шое государство, поддерживаемое Англией, держит за горло
большое государство и не дает ему прохода... Стоит вопрос о
том, чтобы нашим кораблям была дана возможность свободно-
го прохода из Черного моря и обратно. Но так как Турция
слаба... то мы должны иметь какую-то гарантию, что эта свобо-
да прохода будет обеспечена. Вы считаете, что военно-морская
база в Проливах неприемлема. Хорошо, тогда дайте нам какую-
либо другую базу, где русский флот... мог бы совместно со
своими союзниками отстаивать права России...»105.
А Трумэн и Черчилль предлагали установить свободную
навигацию для всех государств по всем международным внут-
ренним водным путям, которая должна регулироваться между-
народными органами, и относили этот принцип и к Черномор-
ским проливам. При этом они предлагали, чтобы свободное
плавание там было утверждено и гарантировано тремя велики-
ми державами, а также другими государствами. Черчилль и Тру-
мэн утверждали, что гарантия свободного прохода со стороны
трех великих держав будет гораздо действеннее, чем фортифи-
кация Проливов106. Такая точка зрения не отвечала уже инте-
ресам ни Турции, ни России.
Предложения советской делегации по итогам конференции
коренным образом расходились с позициями английской и
американской делегаций. В советских предложениях, внесен-
ных 22 июля, конференции предлагалось признать, что установ-
ление режима Проливов должно находиться в компетенции
Турции и Советского Союза, что Турция и Советский Союз в
473
интересах своей безопасности и поддержания мира в районе
Черного моря обеспечивают совместными средствами в Проли-
вах недопущение использования этих Проливов другими госу-
дарствами во враждебных черноморским державам целях (наря-
ду с турецкими военными базами — советские военные базы в
Проливах). В предложениях делегаций Великобритании и
США для внесения в итоговые документы конференции гово-
рилось о том, чтобы свободный проход во всякое время через
Проливы для военных и торговых судов всех наций был гаран-
тирован международным соглашением заинтересованных госу-
дарств с участием трех держав, представленных на настоящей
конференции. Конференция не достигла какого-либо оконча-
тельного решения по этому вопросу.
Так как в Потсдаме какая-либо согласованность позиций по
Черноморским проливам была нереальна, делегация СССР пред-
ложила, чтобы пересмотр конвенции о Проливах был предме-
том переговоров между каждым из трех правительств и турец-
ким правительством107.
В результате дальнейшей дискуссии в Протоколе Берлин-
ской конференции было записано: «Три Правительства призна-
ли, что Конвенция о Проливах, заключенная в Монтрё, должна
быть пересмотрена как не отвечающая условиям настоящего
времени. Согласились, что в качестве следующего шага вопрос
будет темой непосредственных переговоров между каждым из
трех Правительств и Турецким Правительством»108. С претен-
зиями на участие в таких переговорах с турецким правительст-
вом выступила и Франция, о чем говорилось в ноте француз-
ского посольства от 1 октября МИД СССР109.
Напряженная обстановка, созданная дискуссией по Проли-
вам, привела к тому, что турецкое правительство обратилось к
правительствам Англии и США с просьбой о мерах, которые
выходили за рамки режима Монтрё.
В ноте, направленной 20 августа 1945 г. Лондону и Вашин-
гтону, Анкара просила о следующем: 1) предоставление амери-
канских гарантий свободы прохода и охраны мира в районе
Проливов; 2) формула, которая будет найдена для Проливов как
с точки зрения смысла, так и осуществления, не должна быть
каким-либо препятствием для суверенитета и безопасности
Турции; 3) стимулирование смягчения и улучшения турецко-
советских отношений, не оставляющего места для каких-либо
разногласий, а также устранение беспокойства, вызванного рус-
скими требованиями110.
474
Предложение турок об американских гарантиях свободы
прохода и охраны мира в районе Проливов выходило за рамки
установленного в Монтрё режима Проливов. США не были
участником конференции в Монтрё и не присоединились к
Конвенции впоследствии.
Прежде чем ответить туркам, американцы советовались с
англичанами, которые посчитали, что отрицательное отноше-
ние к советским претензиям на базы в Проливах (которое вы-
сказывалось и в упомянутых американских документах) ведет к
обострению отношений между СССР, с одной стороны, и Аме-
рикой и Англией — с другой. В итоге в американской ответной
ноте турецкому правительству 2 ноября 1945 г. о базах упоми-
наний не было. Правительство США напомнило Турции о том,
что в Потсдаме было договорено, что Конвенцию 1936 г. следует
изменить и что проблема должна быть объектом переговоров
между каждым из трех правительств и турецким правительст-
вом. США сообщали, что они примут участие, если их пригла-
сят, в конференции по изменению режима Проливов, которая
могла бы состояться в 1946 г. (в соответствии с конвенцией).
Режим Проливов, по мнению США, должен строиться на
следующих принципах: 1 ) общепринятый принцип открытости
для торговых судов; 2) открытость для военных судов черномор-
ских держав «во все времена»; 3) закрытость Проливов для воен-
ных судов нечерноморских держав, кроме случаев, когда будет
достигнута договоренность в отношении ограниченного тонна-
жа в мирное время. Исключением являются также случаи осо-
бого согласия черноморских держав или действий по пору-
чению Объединенных Наций1". Кроме того, США предлагали
исключить из состава участников конвенции Японию и заменить
Лигу Наций, к которой была привязана конвенция, на ООН.
23 ноября британский посол А. Керр в письме Молотову со-
общал, что английское правительство согласно с мнением прави-
тельства США о необходимости пересмотра конвенции, но оно
не считает этот вопрос исключительно срочным, хотя и готово
принять участие в конференции по пересмотру конвенции"2.
В позиции английского правительства сказывалось желание
сохранить Конвенцию 1936 г. без изменений.
Последовавший в соответствии с договоренностью в Потсда-
ме обмен нотами выявил сохранение Англией, США и Турцией
позиции, противоречащей советским предложениям"3. Эти
страны, а также Франция предпочитали решение проблемы на
международной конференции по Проливам. Разница в понима-
475
нии решения в Потсдаме заключается в том, что если советское
правительство считало, что решения проблемы можно добить-
ся в результате переговоров с Турцией, то союзники рассматри-
вали эти переговоры только как этап на пути к конференции114.
В соответствии со своим подходом к вопросу об изменении
Конвенции Монтрё советское правительство обратилось к ту-
рецкому с нотой от 7 августа 1946 г., в которой говорилось:
«События, имевшие место во время минувшей войны, ясно по-
казали, что режим Черноморских проливов... не отвечает инте-
ресам безопасности черноморских держав и не обеспечивает
условий, при которых предотвращалось бы использование этих
Проливов во враждебных черноморским державам целях».
В ноте в качестве аргументации в оценке режима Проливов
напоминалось о случаях прохода Проливов вспомогательными
военными судами Германии и Италии и о протестах советского
правительства.
В ноте предлагалось установить новый режим Проливов, ис-
ходя из следующих принципов: 1) Проливы должны быть всегда
открыты для прохода торговых судов всех стран; 2) Проливы
должны быть всегда открыты для прохода военных судов чер-
номорских держав; 3) проход через Проливы для военных судов
нечерноморских держав не допускается, за исключением особо
предусмотренных случаев; 4) установление режима Проливов
как единственного морского пути, ведущего из Черного моря
и в Черное море, должно являться компетенцией Турции и
других черноморских держав; 5) Турция и Советский Союз как
державы, наиболее заинтересованные и способные обеспечить
свободу торгового мореплавания и безопасности в Проливах,
организуют совместными средствами оборону Проливов для
предотвращения использования их другими государствами во
враждебных черноморским державам целях"5.
Советское правительство уведомило 7 августа об этой ноте
правительства США и Англии. Проблема Проливов вновь
обострилась. Союзники СССР военного времени заняли не-
примиримую позицию и ответили на советскую ноту раньше
Турции, что в немалой степени укрепляло ее позицию. Вновь
заявила о своих правах Франция. Ее правительство прислало
16 августа 1946 г. ноту в МИД СССР, в которой говорилось,
что эта проблема может быть решена только на международной
конференции с участием подписавших Конвенцию Монтрё
держав (за исключением Японии) и США. В ноте также утверж-
далось, что французское правительство не может быть неза-
476
интересованным в изменениях, которые могут быть внесены в
режим Проливов116.
Американцы были первыми, кто ответил советскому прави-
тельству на его ноту Турции. В ноте Государственного депар-
тамента 19 августа посольству СССР «По вопросу о Конвенции
в Монтрё» проводится сравнение ноты правительства США
Турции 2 ноября 1945 г. с советской нотой Турции 7 августа
1946 г. Государственный департамент отмечал, что позиции
правительств СССР и США совпадают, хотя и не полностью,
по трем первым предложениям, изложенным в советской ноте
7 августа. Далее шли принципиальные расхождения. По вопро-
су о режиме Проливов в американской ноте говорится, что его
определение касается не только черноморских, но и других
держав, включая США, хотя они не были участниками Конвен-
ции Монтрё. Относительно пятого предложения советского
правительства в американской ноте говорилось: «Турция долж-
на продолжать нести основную ответственность за защиту
Проливов. Если Проливы явятся объектом нападения или угро-
зы нападения со стороны агрессора, то создавшееся при этом
положение представит угрозу международной безопасности и,
безусловно, потребует действий со стороны Совета Безопасно-
сти Объединенных Наций». Правительство США подтвердило
свое желание участвовать в конференции, которая будет созва-
на для ревизии Конвенции Монтрё117.
Раньше турецкого правительства ответило на советскую ноту
Турции и правительство Англии. В его ноте 21 августа 1946 г.
говорилось, что «режим Проливов должен соответствовать це-
лям и принципам Объединенных Наций». Правительство Анг-
лии отклонило четвертое и пятое предложения, изложенные в
советской ноте, утверждая, что «международно давно признано,
что в режиме Проливов заинтересованы другие государства
помимо черноморских держав...», что Турция «как заинтере-
сованная территориальная держава должна продолжать нести
ответственность за оборону и контроль Проливов»118.
Турецкое правительство ответило на советскую ноту 22 ав-
густа. В его ноте отклонялось утверждение, что указанные в
советской ноте случаи прохода через Проливы судов под торго-
вым флагом, но с целями военно-вспомогательного характера
свидетельствуют о неэффективности режима Проливов. Прави-
тельство Турции подробно излагало обстоятельства прохода
таких кораблей, принадлежащих Германии и Италии. Оно на-
поминало, что после случаев незаконного прохода кораблей
477
властями предотвращалось повторение подобных случаев. Вмес-
те с тем в турецкой ноте разъяснялось, что несколько судов,
прошедших Проливы, были под флагом торгового флота, не
имели вооружения, не были в военно-морском ежегодном спра-
вочнике, не числились в Приложении 2 Конвенции Монтрё.
В ноте признавалась незаконность прохода Проливов итальян-
ским танкером «Тавризио» под видом торгового судна и объяс-
нялось это заверением итальянского правительства в том, что
«Тавризио» был исключен из списка вспомогательных судов.
При следующей попытке ему было отказано в проходе, что было
с признательностью отмечено послом Советского Союза в Тур-
ции 25 августа 1941 г. В турецкой ноте также отмечается, что
турецкое правительство учло уведомление английского посоль-
ства о том, что упоминавшиеся в советской ноте суда типа
«ЭМС» и «Криегстранспорт» предназначались для обслужива-
ния флота или для переброски войск, и в итоге турецкие морские
власти запретили судам такого типа проход через Проливы.
В турецкой ноте признавалась необходимость изменения
«технической стороны конвенции», что касается определения
типов судов, контроля над транзитом. Что касается существа
поднятого в советской ноте вопроса, то турецкое правительство
принимало три первых пункта за основу обсуждения с неко-
торыми оговорками, подчеркивая при этом, что эти пункты
«повторяют предложения США от 2 ноября 1945 г. о приспо-
соблении конвенции к нынешним условиям». Пункты 4 и 5
турецким правительством отклонялись так же, как и прави-
тельствами США и Англии. В турецкой ноте подчеркивалось:
пересмотр конвенции исключает выработку нового режима,
«общая структура которого отличалась бы от режима Монтрё»;
в советской ноте игнорируются интересы других стран — участ-
ниц конвенции; «с национальной точки зрения советское пред-
ложение (о совместной обороне. — Авт.) не совместимо ни с
неотъемлемыми суверенными правами Турции, ни с ее безопас-
ностью, которая не должна подвергаться никаким ограничени-
ям... Принятие советского тезиса означало бы уничтожение...
безопасности Турции». Турецкое правительство призывало со-
ветское правительство к восстановлению дружественных отно-
шений с Турцией, «что является гарантией безопасности СССР
в Черном море». Что касается безопасности Турции, отмечалось
в ноте, то гарантией ее являются международные силы ООН"9.
Ответ турецкого правительства на советскую ноту 7 августа
1946 г. не мог удовлетворить правительство СССР, так как
478
четко определились разногласия по наиболее важным, с точки
зрения советского руководства, вопросам о совместной обороне
Проливов, а также об определении участников будущей конфе-
ренции по режиму Проливов. По этим вопросам существовало
единство правительств США, Англии и Турции. Эти правитель-
ства все же согласны были на изменение режима прохода во-
енных судов в пользу черноморских держав. Принятие пред-
ложений США, изложенных в ноте турецкому правительству
2 ноября 1945 г., могло бы обеспечить свободу прохода через
Проливы военных кораблей черноморских стран «во все време-
на», то есть и во время войны, при сохранении известных огра-
ничений для нечерноморских держав. По этим предложениям,
до предоставления этой ноты туркам, США консультировались
с Англией, которая поддержала их. Еще на Потсдамской кон-
ференции Черчилль занял подобную позицию120. Однако совет-
ское руководство не попыталось использовать это предложе-
ние, а заняло нереальную старую позицию, вновь требуя базу
в Проливах.
24 сентября 1946 г. советское правительство обратилось к
турецкому со второй нотой о Черноморских проливах. В ней
турецкое правительство вновь обвинялось в нарушении Кон-
венции Монтрё, в пропуске через Проливы вражеских судов и
отклонялись объяснения турецкого правительства по этому
вопросу, которые «не снимают с него ответственность за нару-
шение режима». В советской ноте отклонялось утверждение,
что проход через Проливы враждебных судов не ставил под
угрозу безопасность СССР, что Турция справилась с задачей
стража Проливов, благодаря чему страны «оси» не решились
нарушить режим Проливов. В ноте утверждалось, что из-за
угрозы безопасности страны «советское Верховное главноко-
мандование было вынуждено снять с главного направления
театра военных действий существенное количество вооружен-
ных сил для обороны Черноморского района».
Подчеркивая, что режим Монтрё не отвечает интересам
безопасности черноморских держав, советское руководство,
как и ранее, настаивало на том, что режим Проливов должен
быть установлен Турцией и этими странами. Советское прави-
тельство ссылалось при этом на советско-турецкий договор
1921 г., в котором говорится, что стороны соглашаются пере-
дать окончательную выработку международного статуса Черного
моря и Проливов особой конференции из делегатов прибреж-
ных стран, а также на договор между Турцией и Закавказскими
479
республиками 1921 г. и на договор между Турцией и Украиной
1922 г., в которых изложен тот же тезис.
В советской ноте указывается также на особое положение
Черного моря как закрытого моря и на особое положение Тур-
ции, СССР и других черноморских стран, подчеркивается, что
Черноморское побережье открывает доступ к важнейшим эконо-
мическим районам страны, ввиду чего из жизненных интересов
СССР вытекает необходимость обеспечения его безопасности
при непосредственном участии в обороне Проливов. Исходя из
этого, советское правительство вновь выдвинуло предложение
о совместной охране Проливов. Отказ Турции от совместной с
Советским Союзом обороны Проливов, говорилось в ноте, ли-
шает черноморские державы возможности гарантировать долж-
ную безопасность в этом регионе. «Во время последней войны
страны «оси» использовали Черное море для своих военных
операций против СССР...», — отмечалось в ноте.
Советское правительство отдавало предпочтение «возможно
более полному обсуждению этого вопроса путем непосредст-
венных переговоров между правительствами, до созыва конфе-
ренции», ссылаясь при этом на решение Потсдамской кон-
ференции121.
Американское и английское правительства были первыми,
ответившими на советскую ноту. В американской ноте 9 октяб-
ря 1946 г. говорилось, что правительство США сохраняет по-
зиции, изложенные в ноте советскому правительству 19 августа
1946 г., в частности, оно считает, что проблема режима Про-
ливов «касается не только черноморских держав, но и других
государств, включая США», что «правительство Турции долж-
но и далее быть ответственным за оборону Проливов, а если
Проливы станут объектом нападения или угрозы нападения
агрессора, ситуация должна быть делом операций со стороны
СБ ООН». Кроме того, США заявили, что обмен мнениями
подразумевался на Потсдамской конференции как предвари-
тельный к конференции всех заинтересованных сторон, в том
числе США122. Таким образом, США дали понять, что обмен
мнениями завершается и сохраняется предложение о созыве
конференции по режиму Проливов, к чему не стремилось со-
ветское руководство. В тот же день в письме посла Велико-
британии М. Петерсона в МИД СССР была выражена точка
зрения английского правительства на советскую ноту Турции.
Посол был лаконичен: «следующий шаг», как было договорено
в Потсдаме, то есть обмен мнениями между тремя правитель-
480
ствами и турецким правительством завершен путем обмена но-
тами. «Мое правительство, — писал посол, — не видит ни цели,
ни необходимости для продолжения прямой переписки по
этому вопросу... Мое правительство по-прежнему готово при-
нять участие в конференции...»123.
Турецкое правительство ответило советскому правительству
нотой 18 октября. Турция отклонила обвинения в нарушении
конвенции, в проходе через Проливы «вражеских судов». Что
касается причин переброски советских вооруженных сил к
Черноморскому району, то турецкое правительство объясняло
это, как и союзники, тем, что большая часть побережья была
оккупирована немцами, захватившими румынский и болгар-
ский флоты, и необходимостью противостоять немецкому
наступлению вдоль побережья, особенно с весны 1942 г. В ту-
рецкой ноте вновь признается необходимость изменения Кон-
венции Монтрё «с целью справедливо... удовлетворить черно-
морские державы», в частности пересмотреть условия прохода
Проливов и контроль, а также Приложение 2 конвенции; пред-
лагалось связать конвенцию с ООН, исключить из ее членов
Японию и привлечь США. Турция, как и союзники, не согла-
шалась с советскими предложениями о составе участников кон-
ференции и о совместной обороне Проливов. В ноте подчер-
кивалось, что Турция не только черноморская держава, но и
средиземноморская, поэтому состав участников будущей кон-
ференции не может быть ограничен черноморскими странами;
«согласие Турции на совместную оборону Проливов означало
бы не что иное, как разделение своего суверенитета с иност-
ранной державой...»
По мнению турецкого правительства, «работа по предвари-
тельной подготовке, к которой стремилась Потсдамская кон-
ференция, в настоящий момент приблизительно уже закончена
благодаря прежде всего сообщениям, сделанным Анкаре США
и Великобританией, а затем благодаря обмену мнениями... меж-
ду Турцией и Советским Союзом». Турецкое правительство за-
явило о готовности к проведению конференции с целью пере-
смотра Конвенции Монтрё с участием подписавших ее стран
(за исключением Японии) и США124.
Советское правительство настаивало на своей позиции.
8 ответе МИД 26 октября на письмо британского посла от
9 октября говорилось, что советское правительство не разделя-
ет мнения о том, что предусмотренные решением Берлинской
конференции переговоры между каждым из трех правительств
31 —2729
481
с турецким правительством следует считать завершенными, и
поэтому обсуждение вопроса о конференции для установления
нового режима Проливов является преждевременным125. Посол
в Анкаре С. Виноградов в записке в МИД 10 декабря 1946 г.
писал: «Созыв такой конференции в настоящее время пред-
ставляется нам невыгодным... Учитывая состав участников кон-
ференции, наша страна будет находиться в меньшинстве и
разрешения основного вопроса о гарантиях безопасности Про-
ливов и Черного моря на этой конференции мы не добьемся...»
С. Виноградов, исходя из необходимости сохранять претензии
Москвы, разъяснял, что изменение режима такой конференци-
ей «усложнило бы в дальнейшем... осуществление 4 и 5 пунк-
тов» советских предложений, изложенных в ноте, направлен-
ной Турции 7 августа 1946 г. Посол считал, что конференция
имела бы целью не установление нового режима, а некоторые
изменения существующего режима, и рекомендовал денонсиро-
вать советско-турецкий договор 1921 г. для оказания давления
на Турцию, мотивируя это тем, что в подходе к определению
режима Проливов турецкое правительство опирается не на этот
договор, а на регламент, определенный Конвенцией Монтрё126.
После прекращения обмена нотами стороны оставили мыс-
ли и о созыве конференции по Проливам. Единственным из-
менением в Конвенции Монтрё после присоединения Италии
в 1938 г. был выход из нее Японии по Сан-Францисскому мир-
ному договору 1951 г.
Напряженные отношения с СССР были среди причин пре-
имущественной ориентации Турции после войны на США при
сохранении дружественных и формально союзных отношений
с Англией. «После войны, когда Турция встретилась с совет-
ской угрозой, — отмечал турецкий политолог И. Сойсал, —
Англия поддержала Турцию в соответствии с союзом трех
19 октября 1939 г.»127. Турция сохраняла и развивала традици-
онные отношения с Западной Германией, что обычно подчер-
кивалось в турецкой печати. Однако в первые годы после войны
ни поверженная Германия, ни весьма ослабленная в экономи-
ческом отношении Англия не могли оказывать Турции какую-
либо материальную поддержку. Эту миссию активно взяли
на себя США, провозгласившие «доктрину Трумэна» в марте
1947 г. Коммунистической угрозой в «доктрине Трумэна» обо-
сновывалось предоставление помощи Турции и Греции. Вместе
с тем в сенате США при обсуждении послания Трумэна подчер-
кивалось, что «нефтяные компании США владеют или конт-
482
ролируют 40% ближневосточной нефти» и что это «является
главным аспектом американской внешней политики на Ближ-
нем и Среднем Востоке»128. После провозглашения «доктрины
Трумэна» между Турцией и США было налажено военно-поли-
тическое сотрудничество. Были заключены многие двусторон-
ние соглашения военно-политического характера, в том числе
в рамках Организации Североатлантического договора, приня-
тия в которую Турция добивалась со времени ее создания, а
официальное заявление подала 1 августа 1950 г.* Только учас-
тие Турции в корейской войне с лета 1950 г. нейтрализовало
отрицательное отношение некоторых членов к принятию Тур-
ции в НАТО. Сыграла роль и протурецкая позиция США.
22 октября 1951 г. в НАТО был подписан соответствующий
протокол, а после ратификации его Турция стала 18 февраля
1952 г. членом Организации. В связи с этим в Устав НАТО было
внесено изменение, расширявшее его географические рамки.
Намерение Турции вступить в НАТО вызвало резкую реакцию
советского правительства. В ответ на его заявление от 3 ноября
1951 г. турецкое правительство напомнило в своем заявлении
12 ноября, что «Турция находилась перед лицом некоторых
требований, подвергающих опасности одновременно ее нацио-
нальную независимость и территориальную целостность». Для
турецких лидеров советские территориальные претензии 1945 г.
были в дальнейшем основным фактором в политике военно-по-
литического сотрудничества с западными державами. Для улуч-
шения отношений между СССР и Турцией необходимо было
дезавуировать и заявления советских лидеров 1945 г., и выдви-
жение претензий к Турции в армянской и грузинской печати.
* Между Турцией и США заключен ряд соглашений в рамках НАТО
и вне их, в соответствии с которыми США оказывают ей военную и
экономическую помощь, а Турция предоставила США возможность со-
здавать и использовать военные объекты стратегического и разведыва-
тельного, а также наступательного характера с использованием ядер-
ного оружия. Основным ныне является подписанное 29 марта 1980 г.
Соглашение о сотрудничестве в области обороны и экономики, по
которому США используют сегодня оборонительные объекты Турции.
К ним относятся база ВВС, радиолокационные станции слежения, ра-
дионавигационная станция, сейсмическая станция, сооружения связи.
Эти объекты обеспечивают наблюдение за запуском российских ракет
и спутников, за передвижением кораблей и самолетов в Черном море,
Проливах и Средиземном море, прослушивание переговоров между эки-
пажами самолетов и танков в регионе севернее Турции, а также осуще-
ствление других задач.
31*
483
В Турции считали, что официальный отказ СССР от своих
претензий крайне необходим. Влиятельный общественный дея-
тель, публицист А. Эсмер говорил 2 мая 1953 г. советнику совет-
ского посольства, что «турки хотят иметь со своим соседом —
Советским Союзом — такие дружественные отношения, какие
были в прошлом... После того как советское правительство
предъявило требования относительно Проливов и турецких
территорий, Турция испугалась Советского Союза и вынуждена
была прибегнуть к американской помощи. Если бы сейчас со-
ветское правительство открыто заявило, что оно не имеет ни-
каких территориальных требований к Турции, то она изменила
бы свое отношение к США и стала бы на путь прежней дружбы
с СССР». Декан факультета политических наук Анкарского
университета в беседе с советским послом А. Лаврищевым
15 мая говорил о том же: «Официальное заявление советского
правительства об отсутствии территориальных претензий к
Турции... было бы серьезным шагом на пути к восстановле-
нию дружественных отношений между Турцией и Советским
Союзом»129.
После смерти Сталина в марте 1953 г. во внешней политике
СССР произошли изменения. Новые подходы к отношениям со
многими странами проявились и в связи с советско-турецкими
отношениями.
30 мая 1953 г., принимая турецкого посла Ф. Хозара, ми-
нистр иностранных дел В. Молотов вручил от имени советского
правительства ноту турецкому правительству, в которой говори-
лось: «Как известно, в связи с истечением срока советско-ту-
рецкого договора от 1925 г. вопрос об урегулировании совет-
ско-турецких отношений затрагивался в официальных беседах
представителей обоих государств несколько лет тому назад.
В этих беседах фигурировали некоторые территориальные пре-
тензии Армянской ССР и Грузинской ССР к Турции, а также
соображения Советского правительства относительно Черно-
морских проливов...
Во имя сохранения добрососедских отношений и укрепле-
ния мира и безопасности правительства Армении и Грузии
сочли возможным отказаться от своих территориальных пре-
тензий к Турции. Что же касается вопроса о Проливах, то Со-
ветское правительство пересмотрело свое прежнее мнение по
этому вопросу и считает возможным обеспечение безопасности
СССР со стороны Проливов на условиях, одинаково приемле-
мых как для СССР, так и для Турции.
484
Таким образом, Советское правительство заявляет, что Со-
ветский Союз не имеет никаких территориальных претензий к
Турции»130.
Намерения Советского Союза улучшить отношения между
двумя странами далеко не сразу нашли понимание. Потребова-
лось более десяти лет, прежде чем начали развиваться (поначалу
в основном экономические) отношения между двумя странами.
Полный текст советского заявления от 30 мая и ответ пра-
вительства Турции от 18 июля были опубликованы в турецких
газетах только 20 июля. Задержку ответа на советскую ноту
турецкая печать объясняла консультациями турецкого прави-
тельства с американцами, англичанами и французами, а также
с правительствами Греции и Югославии, союзниками Турции
по Балканскому пакту от 28 февраля 1953 г. Задержка с офи-
циальной публикацией нот, отсутствие полной информации
дали возможность прессе, политическим деятелям произвольно
интерпретировать советскую ноту и сеять опасения среди турок
по поводу политики СССР. В советской политике они усматри-
вали стремление начать новые переговоры по вопросу о Про-
ливах. Исходя из своих же предложений о советских устрем-
лениях, политики и журналисты разъясняли, что проблема
Проливов должна обсуждаться с участием заинтересованных
государств, и что Турции принадлежит исключительное право
управлять Проливами и охранять их131. Об этом говорил и ге-
неральный председатель основной оппозиционной Народно-
республиканской партии, бывший президент страны И. Иненю
в июне 1953 г. на ее 10-м съезде. Иненю выразил мнение, что
отказ СССР от территориальных требований «является хоро-
шим признаком здравого смысла», и напомнил о полезной для
обеих сторон продолжительной дружбе после первой мировой
войны132. Турецкая пропаганда подчеркивала, что Турция долж-
на устанавливать хорошие отношения с СССР, не нарушая
своих обязательств по НАТО и Балканскому пакту. Еще до опуб-
ликования текста советской ноты в турецкой печати были вы-
сказывания о том, что сообщение о советском заявлении откры-
вает путь к улучшению советско-турецких отношений133.
Опубликование в Турции упомянутой советской ноты и
ответной турецкой ноты внесло ясность в позиции сторон.
В ответной ноте турецкого правительства говорилось: «Прави-
тельство Турецкой Республики с удовлетворением принимает
к сведению заявление.., что СССР не имеет никаких террито-
риальных претензий к Турции.
485
Правительство Турецкой Республики заявляет, что забота о
сохранении добрососедских отношений и об укреплении мира
и безопасности... соответствует той заботе, которую всегда про-
являла и будет проявлять Турция.
Правительство Турции считает необходимым подчеркнуть в
этой связи, что вопрос о Черноморских проливах, как, впрочем,
это известно Советскому правительству, регулируется положе-
ниями Конвенции в Монтрё». Советское посольство сообщало
в МИД СССР: «Как видно из ответа турецкого правительства,
из высказываний лидеров оппозиционных партий и коммента-
риев турецкой печати, а также из бесед работников советского
посольства с отдельными членами дипкорпуса и некоторыми
турецкими деятелями, заявление советского правительства об
отсутствии территориальных претензий к Турции было с удов-
летворением встречено турецким народом, а также правящими,
оппозиционными и деловыми кругами Турции»134.
Орган правящей Демократической партии газета «Зафер»
комментировала 20 июля советское заявление: «Мы встречаем
советскую ноту как выражение добрых намерений в пересмат-
риваемой в последние дни советской внешней политике. Одна-
ко нашим правом является подождать, пока эти добрые наме-
рения не перейдут в стадию практического осуществления...»
Подобное мнение выражалось и в оппозиционной прессе.
В результате бесед дипломатических представителей неко-
торых стран в Анкаре с официальными турецкими представите-
лями в июле — августе 1953 г. у дипломатов создалось впечатле-
ние, что «немало турок с большим удовлетворением встретили
заявление советского правительства, а в деловых кругах счита-
ли, что заявление советского правительства 30 мая, а также
выступление его председателя Г. Маленкова на сессии Верхов-
ного Совета СССР 8 августа 1953 г. создают благоприятную
базу для улучшения отношений между Турцией и Советским
Союзом». Однако, по наблюдениям дипломатов, турецкие пред-
ставители выражали опасение, что Советский Союз за отказ от
территориальных претензий к Турции может потребовать ка-
ких-либо прав и привилегий для себя в Проливах135.
Советское руководство продолжало курс на развитие отно-
шений с Турцией. В упомянутом выступлении Г.М. Маленков
сказал, что советское заявление 30 мая «создает существенные
предпосылки для развития добрососедских отношений, если,
конечно, турецкая сторона, в свою очередь, проявит должные
усилия в этом направлении»136.
486
Обстановка в районе Черного моря оставалась сложной и
после 30 мая 1953 г. из-за частых посещений Проливов воен-
ными кораблями союзников Турции по НАТО и из-за протестов
советского посольства в Анкаре против этих посещений, хотя
формально они осуществлялись как визиты вежливости, что не
противоречило Конвенции Монтрё. Турецкая пресса подчер-
кивала, что Конвенция Монтрё соблюдается скрупулезно.
Предложения, ведущие к нарушению режима Проливов,
отклонялись правительством Турции и осуждались прессой.
22 февраля 1953 г. депутат Великого национального собрания
Турции* генерал А. Сабир во время обсуждения военного бюд-
жета предложил объявить Дарданеллы открытыми для свобод-
ного прохода американских военных кораблей. В связи с опас-
ным характером этого намерения высказывались предложения
о том, чтобы американские корабли были переданы Турции и
введены в Черное море**.
Турецкая пресса сообщала, что американцы отрицательно
отнеслись к предложению А. Сабира и что они не считают
целесообразным ставить вопрос об изменении Конвенции Монт-
рё, которая «является лучшим средством, обеспечивающим
защиту Турции против советского давления». Анатолийское
агентство сообщило, что заявление генерала Сабира в меджли-
се отражает лишь его личную точку зрения и «не представляет
ни мнения правительства, ни мнения какой-либо другой орга-
низации»137. Пресса отмечала, что ввод в Черное море военных
сил нечерноморских держав может привести к возникновению
серьезного политического конфликта и не может быть оправ-
дан ни тактическими, ни стратегическими соображениями.
Вместе с тем Черноморские проливы были объектом посто-
янного внимания военных флотов союзников по НАТО, что
вызывало недовольство в Москве. Советское посольство вни-
мательно следило за процессом нарастания числа иностранных
военных кораблей, посещавших Проливы. Советская диплома-
тия использовала визиты кораблей союзников Турции для ока-
зания давления на нее, хотя формальных поводов для обвине-
ний в адрес Турции не было, тем более что большинство визитов
ограничивалось Стамбульским портом. По-видимому, готовя
* ВНСТ.
** В этом случае была бы повторена авантюра 1914 г., когда два
немецких крейсера были якобы проданы Турции и как турецкие про-
шли Проливы и вошли в Черное море. Их агрессивные действия были
среди важных факторов, приведших Турцию к войне с Россией.
487
материал для выступления СССР по этому поводу, советское
посольство сообщало, что в Стамбульском порту находились
американские эсминцы 10-15 декабря 1952 г., 27 декабря
1952 г. — 2 января 1953 г., в середине января; а 16-24 марта
1953 г. — ряд американских военных кораблей, участвовавших
в морских и воздушных маневрах НАТО в Средиземном море;
4 апреля пришли в Стамбул авианосец, тяжелый крейсер и дру-
гие корабли138. Стамбул посещали и военные корабли Англии
и других держав. За 7 месяцев 1953 г. Проливы посетили 60 ино-
странных военных кораблей.
В связи с заходами иностранных военных кораблей замес-
титель министра иностранных дел СССР Б. Зорин вручил ту-
рецкому послу Хозару ноту советского правительства, в кото-
рой указывалось, что участившиеся посещения Черноморских
проливов соединениями иностранных военных кораблей могут
рассматриваться «как своего рода военная демонстрация»139.
Хозар заявил, что всякое посещение Черноморских проливов
военными судами регулируется Конвенцией Монтрё и что, по
его мнению, турецкое правительство предоставит дополнитель-
ную информацию с тем, чтобы заверить советское правитель-
ство, что посещение кораблями Стамбульского порта не имеет
ничего общего с военными демонстрациями140.
Государственные деятели Турции, печать расценили позицию
СССР как намерение отдалить Турцию от ее союзников. Вмес-
те с тем «Истамбул» писала 22 июля: «По мнению отдельных
наблюдателей, эта нота не является признаком или началом
более жесткой советской политики в отношении Турции»141.
Как бы давая оценку советско-турецким отношениям, премь-
ер-министр Турции А. Мендерес в речи на открытии сессии
ВНСТ 1 ноября 1953 г. косвенно обвинил Советский Союз в
военных приготовлениях и подрывной деятельности в миролю-
бивых странах. А через месяц он заявил: «Ввиду того что мир-
ное наступление русских не дало категорических и ощутимых
положительных результатов, оно не оказало влияния в Турции.
Турецкий народ еще не наблюдал изменений в русской поли-
тике по сравнению с прошлым»142.
Советское правительство упорно, последовательно продол-
жало курс на улучшение отношений с Турцией и ради этого
пошло на признание своей доли вины за осложнения между
двумя странами.
Первый секретарь ЦК КПСС Н.С. Хрущев, выступая на
заседании Верховного Совета СССР 29 декабря 1955 г., обра-
488
тился ко времени, когда во главе Турции стояли Кемаль Ата-
тюрк и Исмет Иненю и отношения между двумя странами были
хорошими. Вину за ухудшение отношений Хрущев возложил и
на Турцию и на СССР: «...были допущены и с нашей стороны
неуместные заявления, которые омрачили эти отношения».
Хрущев не без оснований отметил старания советской стороны
восстановить дружественные отношения с Турцией. И также не
без оснований сказал, что со стороны турецких государствен-
ных деятелей не было ответных шагов143. Хрущев обратил вни-
мание на то, что Турция вступила в Багдадский пакт*, предо-
ставила территорию в распоряжение агрессивных сил, что в
Турцию ездят американские генералы и адмиралы, произносят
воинственные речи, демонстрируют свои силы визитами воен-
ных флотов. Но мирное наступление СССР продолжалось.
В феврале 1957 г. министр иностранных дел СССР заявил в
Верховном Совете о стремлении советского правительства к
установлению с Турцией искренних добрососедских отноше-
ний144. Но ни подобные заявления, ни другие, из которых следо-
вало, что советское правительство не считает участие Турции
в военных блоках препятствием к улучшению отношений между
двумя странами, не влияли на турецкую политику. Более того,
в Турции был выдвинут тезис, что страна может пойти на
улучшение отношений с Советским Союзом только в случае
создания «атмосферы доверия» между СССР и другими вели-
кими державами. Вместе с тем в общественных кругах Турции,
особенно среди интеллигенции, появлялось стремление к улуч-
шению отношений с СССР. И в Советском Союзе наблюдались
такие же тенденции, что привело в конце 50-х и особенно в
60-е гг. к развитию плодотворных контактов, сыгравших нема-
лую роль в развитии отношений между двумя странами.
Весной 1960 г. между правительствами СССР и Турции была
достигнута договоренность об обмене визитами глав прави-
тельств. Осуществление ее затянулось из-за того, что 27 мая
1960 г. в Турции произошел государственный переворот, подго-
товленный и проведенный армией. Власть в стране перешла в
руки сформированного военными Комитета национального
единства — высшего органа государственной власти — и назна-
ченного им правительства, которые были во главе страны до
* Пакт о взаимном сотрудничестве между Ираком и Турцией под-
писан 24 февраля 1955 г. Англия присоединилась 4 апреля, Пакистан
и Иран — в сентябре и ноябре 1955 г.
489
создания гражданского правительства в октябре 1961 г. Пере-
ворот 27 мая не сопровождался какими-либо серьезными изме-
нениями во внешней политике.
После государственного переворота в Турции советское пра-
вительство, следуя своему курсу на улучшение отношений между
двумя странами, сопроводило признание нового правительства
выражением надежды, что его внешняя политика будет основы-
ваться на принципах Ататюрка: «Мир в стране, мир во всем
мире». 28 июня 1960 г. председатель Совета Министров СССР
Н.С. Хрущев обратился с посланием к премьер-министру Тур-
ции генералу Дж. Гюрселю. В нем отмечалось общее намерение
двух стран сделать отношения хорошими, привести их к тес-
ному сотрудничеству. Хрущев напомнил о советском заявлении
30 мая 1953 г. как о проявлении желания СССР улучшить от-
ношения с Турцией на основе принципов уважения территори-
альной целостности, суверенитета и независимости, мирного
сосуществования и сотрудничества государств с различными со-
циальными и экономическими системами. Вместе с тем Хрущев
не удержался от критики основного направления внешней по-
литики Турции — ее участия в военно-политических структу-
рах Запада. Он советовал туркам пойти по пути нейтралитета,
хотя подчеркнул, что его мнение не может влиять на отноше-
ния между двумя странами и не означает намерений СССР ухуд-
шить отношения Турции с США и другими западными страна-
ми, с которыми СССР стремился иметь хорошие отношения.
В ответном послании турецкого премьер-министра генерала
Дж. Гюрселя от 8 июля говорилось, что истинное улучшение
отношений между двумя странами возможно в рамках принци-
пов, выраженных в советском заявлении от 30 мая 1953 г., —
принципов, которые Турция, с ее стороны, никогда не отвер-
гала. Гюрсель подчеркивал, что в турецкой политике ничто не
мешает улучшению отношений между двумя странами, что ее
политика союзов совместима с добрососедскими отношениями
между ними, предоставляет ей достаточно возможностей для
улучшения отношений, к чему Турция стремится145.
Но в программах турецкого правительства в первую очередь
говорилось о значении для Турции НАТО и СЕНТО, о дружест-
венных связях с союзниками, особенно с США. В них отмеча-
лось и стремление развивать отношения с соседями, в частности
с СССР. В политике Турции наблюдалась осторожность в от-
ношении практической реализации заявления о стремлении к
добрососедским отношениям между двумя странами.
490
В Турции раздавались голоса в пользу изменения отношений
с Советским Союзом. Важным шагом в процессе перехода к
многосторонней политике был визит министра иностранных дел
Турции Ф. Эркина в СССР (впервые за 25 лет) 30 октября —
6 ноября 1964 г. Основным поводом для этого была позиция
СССР по кипрскому вопросу. Советский Союз был сторон-
ником независимости Кипра. Это означало отрицание эносиса
(объединение с Грецией), что отвечало интересам Турции. Во
время визита Эркина была достигнута договоренность о расши-
рении торговли между двумя странами, которая была мизерной,
и о культурном сотрудничестве. Первые же меры по улучшению
двусторонних отношений вызвали в Турции резкую критику
оппозиции, спекулирующей на страхе перед Россией, который
ею же культивировался.
В Турции подчеркивают: «В начале 1960-х годов... отноше-
ния между двумя странами начали неуклонно улучшаться и Тур-
ция получала значительную русскую экономическую помощь
для осуществления конкретных специфических проектов в
области тяжелой промышленности»146.
Дело в том, что взаимные обмены правительственными и
парламентскими делегациями, контакты в области экономики
привели к подписанию 25 марта 1967 г. в Москве «Соглашения
о поставках оборудования, материалов и об оказании услуг
Советским Союзом Турции для строительства некоторых про-
мышленных предприятий и об условиях их оплаты». Речь шла
о металлургическом, алюминиевом, нефтеперерабатывающем и
других заводах, которые были важными объектами второго
пятилетнего плана развития экономики Турции (1968-1972 гг.).
Эти предприятия способствовали, что отмечалось в Турции, зна-
чительному повышению производства в соответствующих облас-
тях народного хозяйства, появлению новых отраслей промыш-
ленности и значительной экономии иностранной валюты. В
Турцию поставлялись советские энергоносители и предоставля-
лись кредиты. Вместе с тем Турция в области внешнеэкономи-
ческих связей развивала в основном курс на вступление в Общий
рынок, на развитие экономики с помощью западных союзников.
В 70-е гг. союзники Турции по НАТО подняли вопрос о
проходе через Проливы советских авианосцев, которыми они
считали тяжелые авианесущие крейсеры. Союзники Турции об-
ращали внимание на несоответствие этого Конвенции Монтрё,
в которой, естественно, ничего не могло быть сказано о таких
кораблях. Линкоры 30-х гг. не могут сравниваться с тяжелыми
491
авианесущими крейсерами, имеющими самолеты вертикального
взлета и посадки, вертолеты, ракетно-ядерное оружие, в связи
с чем установленное Конвенцией Монтрё ограничение калибра
орудий потеряло смысл147.
Проход через Проливы кораблей с подобным оснащением
формально мог бы рассматриваться выходящим за рамки огра-
ничений по Конвенции Монтрё. Однако в СССР нашли объ-
яснение этой ситуации. Если основным назначением военных
кораблей, определявшихся натовцами как авианосцы, являлись
бы наступательные операции — нанесение палубной авиацией
ударов по территории и военно-морским силам противника, то
это запрещено Конвенцией Монтрё. Однако основным назна-
чением авианесущих крейсеров являлось обеспечение кораб-
лей группировки защитой от ударов со стороны воздушных и
подводных сил148.
В начале 70-х гг. Проливы прошли авианесущие крейсеры
«Москва» и «Ленинград» с вертолетами на борту. Анкара не
рассматривала их как авианосцы. 18 июля 1976 г. Проливы
прошел авианесущий крейсер «Киев» тоннажем 37 тыс. т. Со-
ветская сторона отнесла его к противолодочным крейсерам.
С этим определением не согласились в НАТО. Потом проходи-
ли еще более мощные авианесущие корабли. 2 декабря 1991 г.
в Эгейское море прошел 65 000-тонный крейсер «Кузнецов».
Страны НАТО рассматривали проход через Проливы «Кие-
ва» как нарушение «специфического положения» Конвенции
Монтрё. Проблема мощности и характера вооружений совет-
ских кораблей стояла на повестке дня Совета НАТО и ее ко-
митетов, но НАТО не предприняла формальных акций. И участ-
ники Конвенции Монтрё ни коллективно, ни в одиночку не
протестовали против определения мощных кораблей с самоле-
тами на борту как крейсеров, противолодочных кораблей и не
оспорили их право на проход Проливов149. Нерешительность в
вопросе о проходе военных кораблей через Проливы, полагает
турецкий политологи. Сойсал, возникла из-за того, что в Кон-
венции нет четкости150.
Вместе с тем в Турции считают, что статус Проливов, не-
смотря на большие изменения в международных отношениях
и кризисы во время и после второй мировой войны, остался без
каких-либо изменений до наших дней в результате «твердой и
гармоничной» политики Турции150'.
Турция согласилась с неизбежностью прохода через Проли-
вы мощных советских военно-морских сил. Турция, на которую
492
возложено толкование режима Проливов, не стала на путь
протестов, понимая, что это отрицательно повлияло бы на раз-
витие сотрудничества между двумя странами. Впоследствии в
Турции отмечали, что, мол, «время протестовать против про-
хода «Киева» и других кораблей с вертолетами на борту уже
прошло»151.
Более того, в Турции считали, что пассивность страны и дру-
гих участников конвенции создала прецедент, который консти-
туировал фактическую поправку в конвенции152. По турецким
данным, в 1977 г. из 272 военных кораблей, проходивших Про-
ливы, советские составляли 91%153. Что касается советских тя-
желых авианесущих кораблей, то в Турции считали, что так как
транзитный проход таких кораблей четко не запрещен конвен-
цией, то попытки сделать ее предметом спора между Востоком
и Западом ни к чему не привели бы. Конвенция, утверждали
турки, сохраняет свою ценность более 55 лет, несмотря на ко-
ренные изменения на международной арене, «благодаря скру-
пулезному соблюдению Турцией ее буквы и духа»154.
Вместе с тем и нечерноморские страны проводили через
Проливы значительные военно-морские силы, но под предло-
гом визитов вежливости по приглашению турецких властей, что
допускается конвенцией.
Сдержанное отношение Турции, при всех претензиях как
СССР, так и ее союзников по НАТО, к вопросу о проходе через
Проливы и о пребывании там военных кораблей иностранных
государств объяснялось тем, что режим Монтрё для военных
кораблей отвечает интересам и Турции и ее союзников и не
соответствует интересам черноморских стран. Характерно, что
это нашло отражение в американо-турецких соглашениях, не
имеющих отношения к проблеме Проливов. Об этом свидетель-
ствуют ст. 18 американо-турецкого Соглашения о сотрудниче-
стве в области обороны, подписанного 26 марта 1976 г., не
ратифицированного конгрессом США, а также ст. 10 3-го до-
полнительного соглашения к американо-турецкому Соглашению
о сотрудничестве в области обороны и экономики, подписан-
ному 29 марта 1980 г., в которых говорится: «Положения Кон-
венции Монтрё сохраняются»155. Эти статьи — чужеродные
элементы в обоих соглашениях, но отражают претензии США
на влияние, хотя они не являются участниками Конвенции.
Быстрое увеличение числа судов, проходивших Проливы,
сопровождалось ростом аварий. В 1946 г. Стамбул посетили
57 кораблей, а прошли через Проливы транзитом 120, в
493
1972 г. их число возросло соответственно до 516 и 6841156.
В начале 80-х гг., когда Проливы проходили около 100 судов
в день, на Босфоре создалась весьма сложная обстановка. Среди
больших аварий было столкновение в 1980 г. крупного танкера
с 96 тыс. m сырой нефти с грузовым судном, в результате чего
на танкере произошел взрыв. Пролив оказался запертым, а влас-
тям пришлось эвакуировать часть населения 5-миллионного
Стамбула. В 1981 г. турки приступили к подготовке закона по
упорядочению прохода кораблей через Проливы. Одним из по-
водов для ускорения введения новых правил прохода через Бос-
фор были три тяжелых столкновения в Босфоре в начале февра-
ля 1982 г. Столкновения советского 11 750-тонного торгового
судна с турецким, а также двух советских судов закрыли Про-
лив на несколько часов. В результате третьего инцидента с учас-
тием советского танкера и турецкого грузового судна танкер
врезался в береговые сооружения157.
С 1 мая 1982 г. Турция ввела Правила судоходства на Босфо-
ре, которыми предусматривались: отказ от правила «держаться
левой стороны», из-за которого было много коллизий; запреще-
ние движения со скоростью более 10 морских узлов (18,5 км/ч),
за исключением экстраординарных случаев; требование ко всем
турецким, иностранным и туристским судам водоизмещением
более 10 160 т. информировать турецкие власти по крайней
мере за неделю до прибытия; требование к военным кораблям
и их вспомогательным судам ставать на якорь в специальной
наружной зоне Стамбульского порта; запрещение любому ко-
раблю проходить на расстоянии менее 50 м от опор Босфор-
ского моста; требование ко всем иностранным торговым судам
при определенных условиях брать на борт турецкого лоцмана
(это относилось к специфическим транзитным рейсам и марш-
рутам со стоянками); временное прекращение, «если необхо-
димо», прохода судов через пролив властями Стамбульского
порта158.
Целью принятия Правил судоходства на Босфоре было его
упорядочение, создание условий для предотвращения аварий.
В связи с этим в Турции подчеркивали, что устарели статьи
Конвенции Монтрё не только о лоцманах, но и о буксирах,
непривлечение которых капитанами было причиной аварий159.
Одностороннее введение Турцией Правил судоходства на
Босфоре вызвало недовольство заинтересованных сторон. Тур-
ция упрекалась в том, что она ввела правила без обращения к
Межправительственной морской консультативной организа-
494
ции ООН* и к основным странам, чьи корабли используют Про-
ливы. Хотя Правила, основанные на многолетнем опыте, не
вносили принципиальных изменений в Конвенцию Монтрё,
критиками ставилось под вопрос соответствие их конвенции,
так как в ней провозглашен принцип свободы транзита и на-
вигации в Проливах.
Протесты владельцев кораблей и торговых компаний, а так-
же некоторых правительств вызвало более чем десятикратное
увеличение Турецкой морской федерацией с 16 ноября 1982 г.
незначительной до этого оплаты прохода через Проливы, вклю-
чающей различные сборы. Если до 16 ноября базовая пошлина
составляла около 0,022 доллара за тонну регистрированного
груза, то после 16 ноября — 0,287 доллара160. В Турции и после
этого сетуют, что доходы администрации Проливов мизерны
по сравнению с доходами администрации Суэцкого канала.
Новые Правила судоходства на Босфоре не затрагивали воен-
ные корабли.
Турция и ее союзники подчеркивали удовлетворение режимом
Монтрё в том, что касается его военного аспекта. Характерно,
что хотя США не являются участником Конвенции Монтрё, в
документе, подготовленном в 1983 г. для комитета по иност-
ранным делам палаты представителей, говорится, что «США
имеют существенный интерес к сохранению ограничений выхо-
да советских кораблей в Средиземное море, что обеспечивает-
ся... достаточным, что касается военного аспекта, прозападным
статусом Босфора... Статьи (Конвенции Монтрё), предусмат-
ривающие закрытие Проливов во время войны, представляются
существенными факторами при планировании обороны Запад-
ного союза»161. В другом документе, подготовленном для ко-
митета по иностранным делам Сената, говорится, что Турция
контролирует жизненно важные Проливы, которые, если их за-
крыть, «демобилизуют» советский флот162. О важности Проли-
вов как единственного входа в Черное море говорится в изданиях
НАТО. Для натовских стратегов важно, что в случае закрытия
Проливов российский флот будет заперт в Черном море163.
В западных публикациях по проблемам Средиземноморья
подчеркивалось, что участие Турции в НАТО «гарантирует вла-
дение Дарданеллами», что Турция «контролирует Проливы,
представляет собой препятствие, прикрывающее выход через
* С 22 мая 1982 г. — Международная морская организация ООН
(ММО ООН).
495
Проливы из Черного моря и выход через Закавказье, что все
входы в Средиземное море от Гибралтара до Суэца, до Турец-
ких Проливов контролируются державами НАТО.., а среди объ-
ектов, сдерживающих операции советского флота, наиболее
критическими для Москвы являются Босфор и Дарданеллы»164.
Турецкие эксперты также отмечали, что глобальное значение
Турции определяется контролем над Проливами, над стратеги-
чески важным воздушным пространством, ее господствующими
позициями в Восточном Средиземноморье, стратегическими
позициями Восточной Турции, связанными с подступами к
Персидскому заливу165: «Занимающая стратегические позиции
на южном фланге НАТО Турция держит ключ от Босфора, с
одной стороны, и блокирует южный путь для Красной Армии
на Кавказе — с другой»165".
Поэтому ни Турция, ни ее союзники не ставили вопрос об
изменении Конвенции Монтрё.
В 70-80-е гг., хотя и развивались экономические отношения
между СССР и Турцией, она по-прежнему ориентировалась в
основном на расширение и углубление экономического сотруд-
ничества с союзниками по НАТО во главе с США, со странами
Общего рынка, в числе которых на первом месте была ФРГ.
И все же усилия кругов, заинтересованных в связях с Советским
Союзом, привели к обнадеживавшим результатам. Важным
фактором, способствовавшим экономическому сотрудничеству
двух стран, был курс на развитие в Турции экспорториентиро-
ванной экономики. С помощью Советского Союза были созда-
ны предприятия главным образом тяжелой промышленности,
часть продукции которых шла на экспорт.
Новым в торговле двух стран было подписание в ноябре
1984 г. долгосрочного соглашения о поставках в Турцию из
СССР природного газа. В Турции подчеркивают чрезвычайно
важное значение этого соглашения для экономики страны, ис-
пытывающей чрезвычайную нужду в топливе и сырье для хи-
мической промышленности. В декабре 1984 г. была подписана
Долгосрочная программа экономического, торгового и научно-
технического сотрудничества между СССР и Турцией. Эти со-
глашения и развитие сотрудничества в других областях облег-
чили расширение товарооборота.
К середине 90-х гг. между Россией и Турцией возникли раз-
ногласия из-за введения Турцией с 1 июля 1994 г. Регламента
судоходства в зоне Турецких Проливов и Мраморного моря166.
Регламент ужесточил правила прохода Проливов. Дело в том,
496
что Комитет по безопасности на море Международной морской
организации ввел в действие с 24 ноября 1994 г. принятые им
в мае 1994 г. новые Международные правила прохода через
Проливы крупных судов, в том числе нефтеналивных, судов с
другими опасными грузами. Правила были введены с целью
обеспечения безопасности в Проливах, избежания экологичес-
ких катастроф и человеческих жертв.
Подготовив предложения по пакету безопасности для Черно-
морских проливов, Турция выступила с ними в Комитете по без-
опасности на море ММО. После длительных дискуссий и вне-
сения ряда изменений на сессии комитета (16-25 мая 1994 г.)
они были поддержаны его членами, за исключением России,
Греции и Республики Кипр167. На эти страны приходилось
большинство судов, проходивших Проливы, и они были против
введения новых условий прохода Проливов. Кроме того, турец-
ко-греческие разногласия, принимавшие временами крайние
формы, по проблемам Эгейского моря и Кипра также опре-
делили греческо-кипрскую позицию. Российская же позиция
определялась тем, что между Россией и Турцией развернулась
дискуссия относительно путей транспортировки нефти.
Важным фактором, определившим позицию Турции, было
предстоявшее увеличение транспортировки нефти из-за разви-
тия промыслов в Азербайджане и Казахстане. Намерение Анкары
обеспечивать транспортировку новой нефти по трубопроводам
на территории Турции к Средиземному морю объясняется необ-
ходимостью избежать перегрузки Проливов, ведущей к осложне-
ниям и авариям, хотя за этим стоят также финансовые и поли-
тические интересы Турции, Азербайджана, США и других стран.
Москва же предпочитает транспортировку нефти главным
образом по-прежнему трубопроводами к Новороссийску и далее
танкерами через Проливы. Вместе с тем ныне ищут и другие
пути транспортировки нефти в обход Проливов, например
через Болгарию и Грецию к Эгейскому морю и через Турцию
к Средиземному морю.
Турция ввела Регламент судоходства в зоне Турецких проли-
вов и Мраморного моря почти на пять месяцев раньше введения
новых правил Международной морской организацией. Турция
поторопилась из-за крупной аварии танкера в Стамбульском
проливе (Босфоре)*.
* В Регламенте используются вошедшие в обиход названия Проли-
вов: Стамбульский пролив (Босфор) и Пролив Чанаккале (Дарданеллы).
32 — 2729
497
13 марта 1994 г., в первый день священного мусульманского
праздника Рамазан, у входа в Пролив произошло столкнове-
ние двух судов, шедших под кипрским флагом, — сухогруза
и 276-метрового танкера «Хакассия» с 98 600 m сырой нефти.
На танкере возник пожар, нанесший большой экологический
ущерб более чем 10-миллионному Стамбулу и окрестностям.
Были человеческие жертвы. В море вылилась нефть, которая
горела более 4 дней. Нанесен большой ущерб рыболовству.
Загрязненность моря, по мнению экспертов, сохранится 5-
10 лет168. В Турции и до этой аварии обсуждалась проблема
режима Проливов, так как крупные аварии были и ранее. Осо-
бое внимание обращалось на привлечение в случае необходи-
мости турецких лоцманов и буксиров для проводки судов,
особенно крупных кораблей. Наблюдалось, что капитаны часто
нарушали Конвенцию Монтрё о режиме Проливов, в целях эко-
номии средств не привлекали турецких лоцманов и буксиры
даже тогда, когда это было совершенно необходимо, что при-
водило к анархии в движении судов. В 1952-1992 гг. в области
Проливов и Мраморного моря произошло 444 аварии*. В боль-
шинстве случаев на одном или на обоих кораблях не было ту-
рецких лоцманов. Турецкое правительство встало на путь более
строгого соблюдения режима в Проливах, особенно судами с
опасными грузами.
Позиция Турции определилась также тем, что с 1936 г. об-
становка в Проливах существенно осложнилась. Резко возрос
тоннаж и изменился характер грузов. В 1990-е гг. через Проли-
вы проходило 35-45 тыс. судов в год. С 1992 г. пошел новый
поток товаров из Западной и Центральной Европы по Дунай-
ской речной системе. Сотни речных судов идут к Констанце.
Там товары перегружаются на большие суда, которые следуют
через Проливы.
С целью обеспечить безопасность движения в Проливах в
Регламенте судоходства 1994 г. особое внимание уделяется про-
ходу через Проливы судов с опасными грузами и сверхкрупных
судов. Регламент ужесточает требования относительно обеспе-
чения безопасности в Проливах, а также недопущения нанесе-
ния ущерба окружающей среде. Введение Регламента вызвало
дискуссию по вопросу о том, выходит или не выходит он за
принципиальные рамки Конвенции Монтрё.
* По другим данным, между 1952 и 1991 г. в Проливах произошло
500 аварий, из них 155 за последние четыре года169.
498
Регламентом судоходства установлены новые правила про-
хода через Проливы крупных судов и введен разрешительный
принцип для судов с опасными грузами, включая нефть и нефте-
продукты. Капитаны всех судов должны заранее сообщать ту-
рецким властям сведения о корабле, грузе и маршруте, о чем
речь идет и в Конвенции Монтрё. Капитаны судов длиной
150 м и более во время планирования прохода Проливов долж-
ны предоставлять Администрации* определенную ею инфор-
мацию о судне и грузе. Администрация, принимая во внимание
структуру Проливов, размеры и маневренные возможности
судна, необходимость обеспечения безопасности людей, гру-
зов, окружающей среды, условия судоходства, «будет инфор-
мировать капитанов об итогах ознакомления с этими факто-
рами».
Капитаны судов, везущих опасные грузы весом 508 m и бо-
лее, должны за 24 часа до входа в Проливы представить Центру
контроля движения план плавания, в котором должны быть
установленная Администрацией упомянутая информация, за-
прос на лоцмана и другие сведения.
Корабли с ядерными двигателями или везущие ядерные ве-
щества или отходы должны на стадии планирования прохода
получать разрешение на проход Проливов в соответствии с пра-
вилами Секретариата по морским делам. Корабли, везущие
опасные и ядовитые вещества или отходы, должны на стадии
планирования прохода получать разрешение Министерства
окружающей среды. В обоих случаях капитаны должны выпол-
нять соответствующие правила ММО.
В Регламенте предусмотрено обязательное привлечение лоц-
манов капитанами турецких судов длиной 150 м и более при
продолжительном маршруте. Для иностранных судов эта мера
рекомендуется. Администрация может установить обязатель-
ную проводку нетранзитных судов в определенных зонах Про-
ливов и Мраморного моря. Корабли, которые без предваритель-
ного оповещения и без разрешения стают на якорь в доках, у
причалов, бакенов, будут отводиться лоцманами и буксирами,
что обеспечивается портовой администрацией. Судно, вынуж-
денное стать на якорь из-за чрезвычайной обстановки, должно
информировать Станцию контроля движения. Администрация
отведет судно в безопасное место, используя лоцмана и бук-
* «Администрация» — Секретариат по морским делам при премьер-
министерстве.
32*
499
сир. В обоих случаях услуги лоцманов и буксиров оплачивают
капитаны.
Если в Проливы входит крупное судно с опасным грузом, то
подобное судно не может войти в Проливы с другой стороны,
пока из Проливов не выйдет первое. Расстояние между подоб-
ными судами, идущими в одном направлении, должно быть не
менее 37,4 км. Расстояние между судами с другими грузами
установлено в 1,5 км. Скорость судов в Проливах не должна
превышать 18,5 км/ч.
Стамбульские власти установили для танкеров длиной более
200 м проход Пролива только в дневное время170.
Проливы могут быть закрыты Администрацией при конст-
руктивных работах, борьбе с огнем, спасательных операциях,
преследовании преступников, во время научных и спортивных
мероприятий.
В связи с введением Регламента были приняты меры, соот-
ветствующие решениям Международной морской организации
о развитии в Проливах радарных систем наблюдения за судоход-
ством. В создании такой системы в Турецких проливах прини-
мают участие другие страны, в том числе Германия, Япония,
Россия. В августе 1997 г. сообщалось, что Турция планирует
оснастить Проливы 24 суперсовременными радарами. В Турции
выражалась надежда, что в реализации этого плана стоимостью
в 180 млн. долларов примут участие страны СНГ, которые поль-
зуются Проливами.
После введения Регламента аварий в Проливах наблюдалось
значительно меньше. В книге «Турция. Альманах» 1995 г. упо-
минается 1 столкновение 2 судов в Стамбульском проливе за
11 месяцев.
К негативным аспектам новых правил относятся неизбежное
при некоторых обстоятельствах увеличение времени прохода
Проливов и возможная оплата услуг по проводке кораблей через
Проливы турецкими лоцманами и буксирами в случае необ-
ходимости.
Россия, более других заинтересованная в использовании
Проливов, выразила Анкаре протест против предстоявшего вве-
дения правил. Россия не раз заявляла, что не может признать
правомочным введение «по существу разрешительного порядка
прохода через Проливы»171. Это означало, что Россия увидела
в позиции Турции нарушение Конвенции 1936 г. В ноте от
13 мая 1994 г. Турция не согласилась с мнением России, что
вновь устанавливавшийся режим Проливов будет противоречить
500
Конвенции Монтрё. Анкара не приняла предложение Москвы
просмотреть предварительно новый режим и заявила, что он
будет введен и что Россия с удовлетворением встретит повыше-
ние уровня безопасности путем предусмотренной модерниза-
ции береговой службы и технической поддержки172. Позиция
России по проблеме Проливов была подтверждена в ноте МИД
России посольству Турции от 17 июня и в меморандуме МИД
от 30 июня 1994 г.
Правительство Турции ввело в ноябре 1994 г. Инструк-
цию по применению Регламента, положения которой свиде-
тельствуют о некотором компромиссе в позиции Турции.
Однако Инструкция, в отличие от Регламента, не является за-
конодательным актом. Жесткость позиции Турции определя-
ется ее интересами и поддержкой США и других западных
стран.
Вместе с тем во время сессии ММО в ноябре 1995 г. было
достигнуто согласие с делегацией Турции в том, что российская
сторона передаст Турции список вопросов для совместной под-
готовки дополнительных правил ММО и предложение о про-
ведении консультации с этой целью173.
Никто не оспаривает необходимости обеспечения безопас-
ности в Проливах. Вместе с тем понятна и позиция России,
настаивающей на смягчении режима навигации.
Недовольство России введением Регламента судоходства в
Проливах объясняется, по-видимому, обеспокоенностью не
только установлением условий прохождения танкеров, но и
тем, что это может быть прецедентом для установления новых
правил для военных кораблей, что вело бы к пересмотру кон-
венции. Но эта проблема Турцией не поднимается174.
Турецкие эксперты считают, что, так как «Конвенция весь-
ма важна с точки зрения безопасности страны... и обеспечивает
Турции большие возможности в ее обороне», было бы «боль-
шой ошибкой думать об упразднении Конвенции Монтрё». Они
полагают, что «никто не захочет упразднить конвенцию... и
Россия не может стремиться к этому»175.
Учитывая стратегические интересы — и свои, и союзников, —
и право закрывать Проливы в упомянутых ранее ситуациях, Тур-
ция не затронула в новых правилах военные аспекты режима.
Правила Регламента не распространяются на военные ко-
рабли, о чем говорится в ст. 2 и 6. Перед принятием Регламента
влиятельная газета «Джумхуриет» отмечала: «Нет оснований
предполагать, что новый режим будет осуществляться и в отно-
501
шении военных кораблей»*. Государственный министр Турции
И. Тез подчеркивал в начале июня 1994 г., что новые правила
распространяются на все корабли, кроме военных177.
Правила 1982 и 1994 г., не противоречащие существу статуса
Проливов, не могут повлиять каким-либо образом на процесс
развития российско-турецких добрососедских, партнерских отно-
шений, плодотворность которого признана обеими сторонами.
В связи с 60-летием Конвенции Монтрё координатор Груп-
пы наблюдения за проблемами Проливов турецкий политолог
И. Сойсал отмечал в мае 1996 г., что транспортировка казахстан-
ской нефти нефтепроводом в Новороссийск и далее через Про-
ливы может привести к тому, что они не выдержат такой допол-
нительной нагрузки и это создаст большую угрозу Стамбулу.
И. Сойсал считает, что это потребует внесения изменений в кон-
венцию. Он считает необходимым осуществить «технические
меры», которые выразятся в ограничении количества огромных
танкеров, проходящих Проливы. И. Сойсал предполагал возмож-
ность протестов России и Греции, так как из общего числа танке-
ров 37 процентов — российские и 20 процентов — греческие178.
Вместе с тем И. Сойсал подчеркивал, что «режим прохода
через Проливы военных кораблей не создал за 60 лет какой-либо
серьезной проблемы» и по этому вопросу «нет разногласий»179.
Это отвечает военным интересам и Турции и ее союзников.
В России не касались режима Проливов для военных кораб-
лей, хотя военный аспект является весьма важным. Внимание
уделялось режиму для коммерческих судов. При этом делались
некоторые необоснованные заявления, противоречащие фактам
и объективной оценке проблемы, например: «История с турка-
ми, которые разорвали в одностороннем порядке договоры (?)
о Проливах»; «Турция перекрыла для нас константинополь-
ские (?) Проливы ...Мы сегодня даже танкеры с нефтью... не
можем там провести (?)... В ближайшее время Турция в одно-
стороннем порядке поставит вопрос о выходе из Конвенции...»;
Турция проявляет «...очевидное нетерпение в отношении... Чер-
номорских проливов»180. Однако Конвенцию Монтрё Турция не
* В статье 3 Международной конвенции по предотвращению загрязне-
ния с судов 1973 г. говорится, что она не применяется к любым военным
кораблям, военно-вспомогательным судам. Однако каждая сторона путем
принятия соответствующих мер, не наносящих ущерба эксплуатации или
эксплуатационным возможностям таких кораблей или судов, должна обес-
печить, чтобы эти корабли или суда действовали, насколько это целесооб-
разно и практически возможно, в соответствии с настоящей конвенцией176.
502
разорвала, проход танкеров не был запрещен. Турции ни к чему
нетерпение в отношении Проливов, так как это ее территория
и на нее возложены наблюдение и контроль за проходом судов.
Для России и Турции характерен поиск компромисса, что
является наиболее разумным подходом к этой сложной пробле-
ме. Россия и Турция проявляют понимание озабоченности каж-
дой из сторон и участвуют вместе с другими заинтересованными
сторонами в поисках новых параллельных путей транспорти-
ровки нефти из Закавказья и Казахстана. Один из таких предпо-
лагаемых путей транспортировки нефти, минуя Проливы, —
нефтепровод Азербайджан — Грузия, от грузинского порта
Супса танкерами по морю к Черноморскому побережью Турции
и далее по турецкой территории к порту Джейхан на Средизем-
ном море. Проект транспортировки нефти от Баку к Джейхану
поддерживается Азербайджаном, Грузией, США. В сентябре
1997 г. проект поддержал президент Казахстана. Министр ино-
странных дел Турции И. Джем заявил в августе 1997 г., что реа-
лизация этого проекта является одним из приоритетных направ-
лений внешней политики Турции181.
Нагрузку Проливов может облегчить также транспортировка
нефти от Новороссийска по морю к Бургасу, а далее нефтепро-
водами через Болгарию и Грецию к порту Александруполис.
Предполагаются и другие менее реальные проекты транспорти-
ровки нефти, в частности по маршрутам: Азербайджан — Арме-
ния — Турция, Азербайджан — Иран — Турция.
В новой стратегической обстановке, когда закончилась холод-
ная война, была распущена Организация Варшавского догово-
ра, развалился Советский Союз, «исчезла идеологическая и воен-
ная опасность» Турции и Проливам, что отмечалось турецкими
государственными деятелями и политологами182. В результате
создалась обстановка для большего взаимопонимания и разви-
тия сотрудничества между двумя странами. Вместе с тем в но-
вой ситуации, создавшейся в результате развала СССР и появ-
ления новых независимых государств, между Россией и Турцией
возникли специфические разногласия по ряду проблем, связан-
ных с политическим и экономическим влиянием в бывших со-
ветских республиках. Турция, которая воспринимается как влия-
тельная региональная держава, преследует свои экономические
и политические цели и одновременно осуществляет особую роль
стратегической опоры своих союзников. Турецкие политологи
подчеркивают, что Турция не упускает из виду важные стратеги-
ческие задачи в регионе, что ее политика совпадает с целями
503
политики США и может быть ключевым фактором в глобальной
борьбе за влияние. В Турции подчеркивают, что на нее возложе-
на задача обеспечения сотрудничества, политической и эконо-
мической стабильности на Кавказе и в Средней (Центральной)
Азии. Политика Турции в странах региона направлена на разви-
тие ее связей с ними с целью завоевания определяющих позиций
и на осуществление роли «моста» между Западом и регионом.
В России такая политика рассматривается как противореча-
щая российским интересам. В высказываниях российских по-
литиков, в печати иногда даже усматривалась военная угроза
со стороны Турции. Например, бывший министр обороны РФ
И. Родионов, говоря в декабре 1996 г. о серьезной озабоченности
министерства попытками некоторых стран, в том числе Турции,
резко увеличить наступательные возможности вооруженных
сил, косвенно отнес ее к потенциальным военным противникам
России183. А депутат Государственной Думы генерал А. Мака-
шов заявил в ноябре 1997 г., что на юге России угрожает Тур-
ция, и при этом дал высокую оценку турецкой «высокоорганизо-
ванной армии НАТО, вооруженной первоклассным оружием»184.
В Турции пишут о том, что политика России направлена на
полное восстановление влияния в бывших советских республи-
ках Закавказья и Центральной Азии, что характеризуется как
опасность для Турции. В частности, турецкие лидеры неодно-
кратно выступали против размещения российских солдат в Ар-
мении и Грузии, против совместной с российскими силами
охраны границ, против российских баз в Закавказье.
Турция была против стремления России увеличить, в связи
с опасной обстановкой на Кавказе, ее квоты на вооружение на
Юге, определенные в соответствии с Договором об обычных
вооруженных силах в Европе. Турция выступала против претен-
зий России на посылку ее солдат на армяно-азербайджанскую
границу, на одностороннее осуществление миротворческой ак-
ции в Нагорном Карабахе.
Об опасности со стороны России говорили военные. В конце
мая 1994 г. начальник Генштаба Турции генерал Д. Гюреш
заявил, что «Россия стала весьма серьезной угрозой для Тур-
ции», большей, по его словам, чем после второй мировой вой-
ны. Генерал связывал это с отношениями России с бывшими
советскими республиками, с тем, что российские войска нахо-
дились в Армении, и с «нажимом» на Грузию и Азербайджан185.
А начальник Генерального штаба Турции генерал И.Х. Кара-
дайы заявил в конце октября 1997 г., что наиболее значительной
504
военной угрозой стране после второй мировой войны стало бы
размещение на юге Кипра зенитно-ракетных комплексов С-300
и организация совместных российско-греческих маневров в
Эгейском море. Карадайы призвал НАТО оказать давление на
Россию в связи с ее активностью вблизи южного фланга этой
организации. Его заместитель (2-й начальник штаба) Ч. Вир ут-
верждал, что эта ситуация может повлечь за собой крушение
южного фланга НАТО186. В связи с этим в заявлении МИД РФ
обращалось внимание на искусственное нагнетание страстей
вокруг мифической угрозы Восточному Средиземноморью со
стороны России, что недопустимо на фоне активно развиваю-
щихся российско-турецких отношений.
Для Турции неприемлемо предложение о демилитаризации
Кипра, которое поддерживается российским руководством.
Недовольство в Турции вызывает неоднозначная позиция, про-
являвшаяся и в СССР и в России в отношении сепаратистской
Рабочей партии Курдистана, ведущей вооруженную борьбу за
создание независимого государства. Вместе с тем российское
руководство выступает за территориальную целостность Тур-
ции, исходя из того что поддержка сепаратизма не соответству-
ет принципам мирового сообщества уважения территориальной
целостности, суверенитета государств, существующих границ.
Такой же позиции придерживается турецкое правительство,
считая Чечню частью России.
Несмотря на высказывавшиеся временами в Турции и Рос-
сии взаимные претензии, обе стороны признают необходимость
развития сотрудничества двух стран.
Турецкие лидеры часто заявляли и о необходимости сотруд-
ничества на международной арене. Это положительно воспри-
нималось в России. Премьер-министр Турции Т. Чиллер и пре-
зидент С. Демирель, особенно в 1994-1995 гг., призывали к
взаимопониманию в их политике в бывших советских респуб-
ликах Средней (Центральной) Азии, отмечая при этом, что мир
и стабильность в регионе возможны только при сотрудничестве
двух стран, что Россия и Турция могут «вместе работать во имя
интеграции Евразии с миром». При этом отмечалась важность
подписанного в 1992 г. Договора об основах отношений между
Россией и Турцией187.
Что касается экономических отношений между двумя стра-
нами, то они развивались недостаточно. Доля России в турец-
кой торговле редко поднималась до 5 процентов. В 1995 г. она
составляла менее 6 процентов, не считая операций «челноков»,
505
оборот которых превосходил официальную торговлю в 2-3 ра-
за, по разным оценкам на июль 1996 г. Однако турецкие лидеры
выражали уверенность, что двусторонняя торговля должна до-
стичь к 2000 г. 10 млрд. долларов по сравнению с 2 млрд. в
1994 г., 3,3 млрд. долларов в 1995 г. и более 4 млрд. долларов
в 1997 г. «Челночная» торговля уже достигла в то же время
5-6 млрд. долларов.
Новым фактором стали предоставление турецких кредитов
России, а также деятельность турецких строительных фирм,
которые имели в 1997 г. в России контракты на сумму более
6 млрд. долларов. Значительным фактором в развитии турец-
кой экономики будет осуществление подписанного в августе
1997 г. рамочного соглашения о поставках в Турцию россий-
ского газа, в соответствии с которым они составят к 2000 г.
8 млрд. м3 в год по сравнению с 6,7 млрд. м3 в 1997 г., а с
2003 г. — 16 млрд. м3. Планируется прокладка газопровода в
Турцию по дну Черного моря.
Важным свидетельством развития российско-турецкой тор-
говли на основе взаимопонимания является закупка российского
оружия. Турция — первая страна НАТО, ставшая на путь при-
обретения военной техники у России, что вызвало недоволь-
ство некоторых стран НАТО.
И в Турции и в России отмечается интерес к созданию в
Турции новых и реконструкции построенных с помощью СССР
в 70-80-е гг. промышленных предприятий, к модернизации же-
лезных дорог, строительству тепловых электростанций и других
объектов. На это обращали внимание премьер-министр Турции
Т. Чиллер в марте 1995 г., посол в России Б. Унан в декабре
1997 г.188
Наблюдалось, что во время различных российско-турецких
переговоров основной темой были экономические и торговые
связи и что в развитии отношений в политической области
было известное отставание. Это отмечал в мае 1996 г. министр
иностранных дел Турции Э. Гегенсай. Он считал, что между
двумя странами недостаточны контакты на высшем уровне, что
в области политических отношений требуются обоюдные ак-
тивные усилия189. В этой области турецкое руководство прояв-
ляет большую активность по сравнению с российским.
Только развитие отношений между Россией и Турцией во
всех областях, в том числе и в политической и в военной, может
способствовать взаимопониманию, особенно если возникнут серь-
езные проблемы, в том числе по вопросу о режиме Проливов.
506
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Авторские наблюдения, оценки и в целом материалы, пред-
ставленные в предложенной читателю книге, позволяют, на наш
взгляд, сделать ряд выводов. Остановимся на главных из них.
История распорядилась так, что со временем потребность
решения проблемы обеспечения судоходства через Черномор-
ские проливы для России не только не уменьшилась, но, напро-
тив, продолжала и продолжает в силу многих причин возрас-
тать. От несбывшихся мечтаний и попыток русских князей и
правителей «овладеть ключами от Царьграда» до необходи-
мости решать целый комплекс сложных политико-диплома-
тических, экономических и военных вопросов, связанных с
Проливами, на современном этапе — такова эволюция пробле-
мы, вынесенной в заглавие данной книги.
Разумеется, на разных этапах истории различной была по-
требность России в обеспечении прохода ее кораблей через
Босфор и Дарданеллы. По оценке исследователей, история
судоходства в Азовско-Черноморском бассейне насчитывает
свыше 30 столетий. Однако для России проблемы, связанные
с налаживанием и обеспечением мореплавания в этом районе,
в полной мере встают только начиная с XVIII столетия, то есть
со времен Петровских реформ и начавшегося активного выхода
Российского государства на северное побережье Черного моря и
появления здесь первых русских военных и торговых кораблей.
Дальнейшее расширение российского присутствия на берегах
Черного и Азовского морей, присоединение при Екатерине II
Крыма, строительство и наращивание российского Черномор-
ского флота, распространение геополитических интересов и
устремлений России на Балканы и Восточное Средиземномо-
рье определили для России потребность обеспечения прохода
российских кораблей через Босфор и Дарданеллы в качестве
постоянной.
Главным военным, политическим и дипломатическим про-
тивником России в ее неослабевавших попытках решить эту
508
проблему выступала Турция (Османская империя), прочно ут-
вердившаяся на берегах Босфора и Дарданелл после падения
Византии. Однако по мере назревания и выдвижения на первый
план так называемого Восточного вопроса, то есть вопроса, свя-
занного с дальнейшими судьбами Османской империи и борь-
бой вокруг ее наследия, Петербургу приходилось вступать в
многоплановую дипломатическую борьбу не только против Тур-
ции и Англии — главных конкурентов России в решении Вос-
точного вопроса, но и с Австро-Венгрией, Германией, Франци-
ей и другими европейскими державами, заинтересованными в
решении этого вопроса. Перипетии этой борьбы оказались в
центре внимания и авторов данной книги.
Кроме того, и России, и Турции, и всем другим странам,
заинтересованным в свободном проходе судов через Проливы,
приходилось считаться с последствиями активно развивавше-
гося, особенно во второй половине XIX — начале XX столетия,
научно-технического прогресса, не обошедшего стороной и
мореплавание. Переход кораблей на паровую тягу, возможность
увеличения грузоподъемности морских судов всех классов,
многократное усиление боевой мощи корабельной и береговой
артиллерии, развитие минного дела порождали совершенно
новые технические аспекты, которые приходилось учитывать
и тем, кто стремился обеспечить проход своих судов через Про-
ливы, и тем, кто устанавливал и контролировал режим судоход-
ства по Босфору и Дарданеллам. С развитием военной техники
сами Проливы как бы сужались, а контроль Турции над ними
становился еще более ощутимым, ибо достаточно было разме-
стить на обоих берегах Проливов несколько мощных батарей
дальнобойной артиллерии и тем самым закрыть доступ в них
нежелательных визитеров, не говоря уже о таком грозном ору-
жии, как минирование тех участков морских акваторий, где
могли высадиться десанты эвентуальных противников. При та-
ких обстоятельствах чем дальше, тем больше приобретала зна-
чение не только и не столько военная сила, сколько реальные
возможности России и других стран оказывать на Турцию по-
литическое и экономическое давление (или же, наоборот, пре-
льщать ее разного рода политическими и экономическими по-
сулами) с целью добиться установления желательного для них
режима судоходства в Проливах.
Несмотря на явное общее усиление позиций России в XIX в.
в Причерноморье (к исходу столетия Россия владела, если взять
по периметру, примерно тремя пятыми частями всей протяжен-
509
ности морского побережья), ее неоспоримое влияние на бал-
канские дела, все же установить контроль над режимом судо-
ходства в Проливах в той степени, в какой этого желала и
добивалась дипломатия Петербурга, в силу ряда причин не
удалось. Сам доступ российских судов в Босфор и Дарданеллы
переживал как бы приливы и отливы: от Ункяр-Искелесийского
договора 1833 г., по которому Россия под видом оборонитель-
ного союза с Турцией фактически установила свой протекторат
над Константинополем и Проливами, до Парижского трактата
1856 г., по существу отбросившего Россию на несколько десяти-
летий назад с точки зрения ее позиций и влияния в Черномор-
ском бассейне и Проливах. Позднее российская дипломатия во
главе с А. Горчаковым предприняла титанические усилия, дабы
исправить положение. В октябре 1870 г. князь А. Горчаков до-
вел до сведения всех европейских правительств, что российский
император не считает себя более связанным обязательствами
Парижского договора 1856 г., поскольку они «ограничивают
его верховные права на Черном море». И все же в последующие
годы российской дипломатии пришлось несколько отступить.
На Берлинском конгрессе 1878 г. было подтверждено сохране-
ние режима Проливов, установленного Парижским трактатом
и Лондонским договором 1871 г. Однако и на самом конгрессе,
и в последующем обнаружились острые разногласия в толко-
вании этих договоров, прежде всего между британской и рос-
сийской дипломатией. Представители Лондона полагали, что
принцип закрытия Проливов, установленный указанными кон-
венциями, носит характер обязательств держав перед султаном.
Следовательно, в случае, если сам султан пригласит в Проливы
тот или иной флот, такое обязательство автоматически отпа-
дает. Российские же дипломаты считали, что обязательство о
закрытии Проливов державы приняли не только перед султа-
ном, но и друг перед другом. Стало быть, ни о каком единолич-
ном приглашении султаном чьего-либо флота не могло быть и
речи. Принципиальные разногласия в трактовке существовавших
договоров вели к незатухающим противоречиям в последующие
годы по этому вопросу между Россией, с одной стороны, и Анг-
лией и Турцией — с другой. Любопытно, что к началу XX сто-
летия позиции сторон в силу целого комплекса причин (проана-
лизированных в данной книге) полярно переменились. Теперь
уже Россия, исходя из своих тогдашних интересов, признала за
султаном право без всякого отчета кому бы то ни было разрешать
проход через Проливы, а Англия отказывала ему в этом праве.
510
После русско-японской войны 1905 г. российское прави-
тельство, пытаясь ослабить неблагоприятный для России меж-
дународный резонанс, вызванный результатами войны, и в ка-
кой-то степени компенсировать неудачу на Дальнем Востоке,
не оставляло попыток добиться изменения статуса Черномор-
ских проливов в свою пользу. При этом Петербург, надеясь на
помощь, обращал свои взоры то к Вене и Берлину, то пытался
заручиться поддержкой своих партнеров в Париже и Лондоне,
то стремился опереться в ходе балканских войн 1912—1913 гг.
на балканские государства и использовать свое посредничество
между ними и Турцией. Однако все эти попытки оказались
безрезультатными.
Последним всплеском надежд российского самодержавия
решить проблему Черноморских проливов кардинальным обра-
зом, то есть овладеть ими и установить над ними полный кон-
троль, ознаменовались годы первой мировой войны. Босфор и
Дарданеллы стали тем «пряником», который запросил Петер-
бург и который посулили Франция и Великобритания России
в случае эвентуальной победы Антанты над германо-австро-
венгерско-турецким блоком. Дорого пришлось заплатить рос-
сийскому обществу за эту сделку. Положив многие тысячи голов
российских солдат ради выполнения союзнических обязательств,
Россия ничего не получила взамен. Когда настало время платить
по векселю, Лондон и Париж хладнокровно заявили в 1919 г.,
что обещание отдать Проливы было дано другой России, а не
той, какой она оказалась к этому времени.
Кардинальные перемены в самом восприятии проблемы Чер-
номорских проливов, в подходах к ее решению принес для
России 1917 г. Овладевшим в октябре 1917 г. государственной
властью российским большевикам первоначально казалось, что
провозглашенные ими принципиально новые подходы и тео-
ретические постулаты в деле формирования и проведения
внешней политики государства позволят им в весьма короткие
исторические сроки решить главные проблемы, вставшие пе-
ред Россией, в том числе и вопрос о Черноморских проливах.
Однако реальная действительность довольно быстро рассеяла
эти иллюзии. Пришедшая на смену султанской республикан-
ская Турция, благосклонно восприняв помощь, оказанную ей
Советской Россией, в том числе и выгоды, полученные от со-
ветско-турецкого Договора 1921 г., не очень-то спешила идти
навстречу пожеланиям советской стороны по вопросу о Про-
ливах, руководствуясь в подходах к решению этой проблемы
511
прежде всего своими национально-государственными интере-
сами. Тем более не спешили к сближению с Советской Россией
в этом вопросе Англия и Франция, более чем прохладно встре-
тившие появление нового строя в России после октября 1917 г.
Новый международный режим судоходства в районе Черно-
морских проливов, выработанный и принятый на Лозаннской
конференции 1922-1923 гг., не устраивал советскую сторону.
Понадобилось долгих 13 лет, в течение которых кардинально
изменилась обстановка не только в Европе, но и на других кон-
тинентах, чтобы в 1936 г. на международной конференции в
Монтрё были выработаны и закреплены новые правила прохо-
да судов через Проливы, которые на этом этапе в значительной
мере устраивали и Советский Союз.
В годы второй мировой войны и особенно Великой Отечест-
венной войны 1941-1945 гг. проблема Черноморских проливов
вновь дала о себе знать, вызывая определенное беспокойство у
советского руководства. Объявив о своем нейтралитете в начав-
шейся войне, Турция в целом относительно последовательно
придерживалась такой позиции. И все же отдельным герман-
ским и итальянским военным и военно-вспомогательным ко-
раблям, маскировавшимся под торговые суда, иногда удавалось
проникать из Средиземного моря через Проливы в Черное море,
усиливая тем самым военно-морские силы фашистского блока
(в основном состоявшие из румынских и болгарских кораблей),
воевавшие против Советского Союза в Черноморско-Азовском
бассейне. Разумеется, такого рода акции вызывали самые резкие
протесты советской стороны в адрес Турции. По мере при-
ближения победы стран антигитлеровской коалиции над фа-
шистским блоком в высшем эшелоне власти СССР усиливались
настроения в пользу «кардинального решения» проблемы Про-
ливов для Советского Союза, что и привело к советским де-
маршам 1945-1946 гг. с требованиями к Турции предоставить
Москве возможность создать свои военные базы в районе
Проливов.
Вряд ли кто и сегодня возьмется оспорить тот непреложный
факт, что решающий вклад народов СССР в победу над фа-
шистскими агрессорами в годы второй мировой войны стал
главной предпосылкой внушительного возрастания удельного
веса и роли Советского Союза в международных делах к окон-
чанию войны. И все же И. Сталин явно переоценил реальные
возможности советской стороны кардинально изменить режим
Черноморских проливов после второй мировой войны в свою
512
пользу. И дело было не только в том, что советские претензии
1945-1946 гг., направленные на ликвидацию суверенитета Тур-
ции над Проливами, были для Турции той неприемлемой пла-
той за ее нейтралитет в годы войны, на которую она никак не
могла пойти. Свою роль сыграло и отсутствие конкретных до-
говоренностей по этому вопросу между СССР, США и Вели-
кобританией на завершающем этапе войны.
На встречах «большой тройки» в 1943-1945 гг. У. Черчилль,
Ф. Рузвельт (а на Потсдамской конференции — Г. Трумэн),
в принципе соглашаясь с необходимостью определенного пе-
ресмотра режима судоходства в Проливах, установленного в
1936 г. в Монтрё, более чем сдержанно отнеслись к тем далеко
идущим заявлениям И. Сталина, из которых вытекало намере-
ние советского руководства стать хозяевами в Проливах, не в
меньшей мере, чем Турция. И когда Москва после окончания
войны предъявила свои известные требования Турции, то те-
перь уже в условиях начинавшейся холодной войны между
бывшими союзниками американцы и англичане заявили совер-
шенно однозначно, что они ни за что не согласятся на столь
значительное и ничем не оправданное, с их точки зрения, уси-
ление военно-политического влияния СССР в зоне Проливов,
которое могло бы произойти в случае удовлетворения турками
требований, предъявленных Советским Союзом. И такую пози-
цию США и Великобритании, фактически означавшую пря-
мую поддержку турок, видимо, Москве следовало предвидеть и
учитывать. Однако этого не произошло. В конечном счете со-
ветские демарши активно подтолкнули Турцию в объятия аме-
риканцев и не в последнюю очередь стали поводом для появле-
ния в 1947 году известной «доктрины Трумэна», а впоследствии,
в 1952 г., для вхождения Турции в НАТО.
В последующие десятилетия проблема Черноморских про-
ливов продолжала занимать видное место во внешнеполитичес-
ких интересах СССР. Наметившаяся после 1953 г. нормализа-
ция советско-турецких отношений облегчала и для Советского
Союза и для Турции решение практических вопросов, связан-
ных с проходом советских кораблей через Проливы. И все же
для советской стороны периодически возникали определенные
затруднения, вызванные противоречием между возраставшей
потребностью в наращивании количества и грузоподъемности
советских судов, проходивших через Проливы (имеются в виду
расширявшиеся военно-политические и экономические связи
и контакты СССР с большинством стран Средиземноморья и
33 — 2729
513
другими районами земного шара), и теми ограничениями, ко-
торые вставали на этом пути по условиям правил и норм судо-
ходства, зафиксированных в международной конвенции, под-
писанной в Монтрё. С другой стороны, и для Турции возрастали
организационно-технические трудности, вызванные настойчи-
вым стремлением Москвы увеличить количество и тоннаж со-
ветских судов, проходивших через Проливы. И здесь, видимо,
следует поставить вопрос об упущенных, на наш взгляд, воз-
можностях для советской и турецкой дипломатии.
Напомним, что в 1936 г. срок действия конвенции, принятой
в Монтрё, устанавливался в 20 лет, но с оговоркой о том, что
если за 2 года до истечения указанного 20-летнего периода ни
одна из стран, подписавших конвенцию, не поставит вопрос о
ее денонсации, конвенция продолжает действовать и далее.
Кроме того, по истечении каждого 5-летнего периода, считая
со дня вступления в силу конвенции (т.е. с 20 июля 1936 г.),
каждая из сторон, участвующих в конвенции, имеет право взять
на себя инициативу предложить изменение одного или несколь-
ких постановлений этого документа. Однако ни с приближени-
ем 1956 г., ни 1976 г. советская сторона не поднимала вопрос
о денонсации конвенции и заключении нового соглашения с
учетом возраставших потребностей СССР в проходе через Про-
ливы. Не воспользовалась Москва и правом поднять вопрос об
изменении отдельных постановлений конвенции по истечении
каждого 5-летнего периода ее действия. Что касается Турции,
то ее руководство предпочло действовать самостоятельно, в
одностороннем порядке усложнив правила прохода иностран-
ных судов через Проливы в 1982 г. и еще более ужесточив их
в 1994 г.
Между тем с наступлением 90-х гг. XX столетия весь комп-
лекс вопросов, связанных с судоходством в Проливах, приобрел
для России совершенно новое звучание. В начале и в середине
80-х гг. вряд ли кто из ответственных советских политиков и
государственных деятелей, военных, ученых мог предположить,
что пройдет всего несколько лет и вся сумма проблем, касаю-
щихся обеспечения судоходства в Азовско-Черноморском бас-
сейне и, соответственно, выхода через Босфор и Дарданеллы в
Средиземноморье и далее, обернется для России появлением
таких неожиданных трудностей, задач и вопросов, о которых
до этого и помыслить было невозможно. Но все оказалось имен-
но так. С распадом СССР произошла своего рода реструктури-
зация всей проблемы Проливов.
514
Во-первых, с объявлением независимости Украиной и Гру-
зией резко сократился пространственно-географический выход
России к Черному морю, что привело к необходимости изыс-
кивать большие материальные средства для реконструкции
действующих и сооружения новых портов и терминалов на
территории России с учетом ее не уменьшающихся экспортно-
импортных потребностей и возможностей в этом районе. Для
России Черное море и Проливы — это по-прежнему единст-
венный водный путь на Юг, имеющий для нее чрезвычайное
значение. На обострение ситуации вокруг Проливов в немалой
степени влияют и перспективы решения сильно видоизменив-
шейся в последние годы проблемы транспортировки каспий-
ской нефти. Реализация крупных международных проектов и
соглашений, в которых принимает участие и Россия, может или
увеличить объем нефтеперевозок через Проливы, или же, на-
оборот, уменьшить, имея в виду заинтересованность Азербайд-
жана, Грузии и Турции в том, чтобы не вся нефть Каспия шла
через Проливы.
Во-вторых, увеличилось число причерноморских государств,
с которыми следует договариваться современной России для
решения общих вопросов судоходства в Азовско-Черномор-
ском бассейне, в том числе и плавания в районе Проливов.
О том, сколь сложные препятствия встречаются на этом пути,
свидетельствует хотя бы тот факт, с какими трудностями ре-
шался вопрос о разделе между Россией, Украиной и Грузи-
ей военного Черноморского флота, принадлежавшего ранее
СССР. Не говоря о том, что отношения современной России,
скажем, с Болгарией и Румынией по своему характеру весьма
отличаются от отношений бывшего Советского Союза с эти-
ми странами, когда все они входили в «социалистическое со-
дружество».
В-третьих, нравится это кому-то в нынешней России или
нет, но ей приходится считаться с тем очевидным, на наш взгляд,
обстоятельством, что если ее удельный вес в общем балансе
международных факторов, влияющих на решение проблемы
Черноморских проливов по сравнению с Советским Союзом,
по крайней мере не увеличился, то соответствующий удельный
вес Турции в 90-е гг., думается, все же возрос, учитывая под-
держку, оказываемую ей НАТО.
Наконец, в-четвертых, стремительный научно-технический
прогресс, строительство и введение в эксплуатацию новых
крупногабаритных военных и коммерческих судов, и особенно
33*
515
нефтеналивных танкеров, ставят на повестку дня вопросы, с
которыми приходится сталкиваться всем странам, заинтересо-
ванным в свободном судоходстве через Проливы, но в первую
очередь, разумеется, Турции. Дело в том, что оба берега Про-
ливов весьма плотно заселены. В Проливах осуществляются
большие перевозки внутренних турецких грузов, их пересекает
огромное количество паромов, поскольку около 1,5 млн. граж-
дан одного только Стамбула каждый день перемещается из
одной части города в другую. Кроме того, ежедневно через Про-
ливы проходит около 130 судов, следующих международны-
ми рейсами. Между тем в ряде мест Проливы имеют в ширину
700 м. Все это делает организацию движения весьма сложной.
Положение усугубляется тем, что в случае какой-либо непред-
виденной катастрофы непосредственной опасности подвер-
гается в первую очередь мегаполис Стамбула с его 10-мил-
лионным населением. Не удивительно, что, пережив тяжелые
последствия нескольких аварий нефтяных танкеров в Проли-
вах (в том числе и перевозивших российскую нефть), турецкая
сторона ставит вопрос о необходимости принятия дополнитель-
ных мер для обеспечения экологической и технической без-
опасности в зоне Проливов. На состоявшемся в начале 1996 г.
в Москве международном форуме, посвященном современным
проблемам Босфора и Дарданелл, была отмечена необходи-
мость совершенствования технологии проводки судов по Про-
ливам, с чем согласился и официальный представитель Турции,
заявивший о потребности применения новых технологий, в
частности установления и использования радарных систем.
Полезную помощь в этом деле может и готова оказать Россия,
имеющая значительный научно-технический потенциал, в том
числе в области технологии радарного слежения.
Из всего этого вытекает, что единственный путь, по которо-
му может продвигаться современная российская дипломатия
для дальнейшего успешного решения проблем судоходства в
Проливах, это путь цивилизованного подхода ко всем аспектам
проблем, путь переговоров и соглашений на основе взаимных
компромиссов с учетом не только собственных национально-
государственных интересов в этой области, но и всех государств,
заинтересованных в нормальном и бесперебойном функциони-
ровании международного механизма, регулирующего все во-
просы, связанные с судоходством в Проливах.
Важной международной структурой для решения этих задач
призвана стать Организация Черноморского Экономического
516
Сотрудничества (ЧЭС), членом которой является и Россия.
Возникшая в 1992 г., ЧЭС ставит своей целью всемерное по-
ощрение и развитие сотрудничества стран — участниц Органи-
зации в области торговли и промышленности, транспорта,
связи, науки и техники, энергетики, добычи и переработки
минерального сырья, в сфере сельского хозяйства, туризма и
экологии. Представляется, что активное участие в деятельнос-
ти ЧЭС открывает перед современной Россией перспективы
решения ряда актуальных проблем, в том числе по-прежнему
остающейся одной из насущных — проблемы бесперебойного
прохода российских судов всех классов через Босфор и Дар-
данеллы.
ПРИМЕЧАНИЯ
Введение
1 Noradounghian G. Recueil d'actes internationaux de l'Empire
Ottomane. — V. I—III. — Paris, 1897-1902.
2 Уляницкий В. Дарданеллы, Босфор и Черное море в XVIII веке.
Очерки дипломатической истории Восточного вопроса. — М., 1883.
3 Жигарев С. Русская политика в Восточном вопросе (Ее исто-
рия в XVI-XIX веках, критическая оценка и будущие задачи). Ис-
торико-юридические очерки. — T. I. — М., 1896.
4 Горяинов С. Босфор и Дарданеллы. Исследование вопроса
о проливах по дипломатической переписке, хранящейся в Гос. и
С.-Петербургском Главных Архивах. — СПб., 1907.
5 Нольде Б.Э. Внешняя политика. Исторические очерки. — Пг.,
1915.
6 Европейские державы и Турция во время мировой войны.
Константинополь и проливы. По секретным документам бывш.
МИД. — T. I. — П.-М., 1925, 1926; Раздел Азиатской Турции. По
секретным документам бывш. Министерства иностранных дел. —
М., 1924.
7 Проливы (сборник). С предисл. Ф. Ротштейна. — М., 1923.
8 Покровский М.Н. Внешняя политика. Сборник статей. — Пг.,
1918; он же. Дипломатия и войны царской России в XIX столетии. —
М., 1929; он же. Восточный вопрос. — БСЭ. — Изд. I. — Т. 13. —
М., 1929.
9 Дранов Б.А. Черноморские проливы. Международно-правовой
режим. — М., 1948.
10 Миллер А.Ф. Турция и проблемы проливов. — М., 1947.
11 Восточный вопрос во внешней политике России. Конец
XVIII — начало XX в. Отв. ред. Н.С. Киняпина. — М., 1978.
12Киняпина Н.С. Внешняя политика России первой половины
XIX века. — М., 1963; она же. Внешняя политика России второй
половины XIX века. — М., 1974.
13 История внешней политики России. Первая половина XIX века
(От войн России против Наполеона до Парижского мира 1856 г.). —
М., 1995.
14 Киняпина Н.С. Балканы и проливы во внешней политике
России в конце XIX века (1878-1898). — М., 1994.
518
15Рыбаченок И.С. Союз с Францией во внешней политике Рос-
сии в конце XIX в. — М., 1993.
16 Лаврова Т.В. Черноморские проливы (Исторический очерк). —
Ростов-на-Дону, 1997.
17 Yazkova A. The Black Sea Straits Regime Evolution: Outlook from
Russia. — Romanian journal of international affairs. — Vol. III. —
Bucharest, 2/1997.
Глава I
1 Мавродин B.B. Начало мореходства на Руси. Очерки по исто-
рии феодальной Руси. — Л., 1949. — С. 4-7; Седов В.В. Происхож-
дение и ранняя история славян. — М., 1979. — С. 44-52.
2 Мавродин В.В. Указ. соч. — С. 7.
3 Там же. — С. 12.
4 Сахаров А.Н. Дипломатия Древней Руси. — М., 1980. — С. 22.
5 Там же. — С. 28, 33, 35.
6 Мавродин В.В. Указ. соч. — С. 26, 27.
7 Сахаров А.Н. Указ. соч. — С. 104-112.
8 Пашуто В.Т. Внешняя политика Древней Руси. — М., 1968. —
С. 61.
9 Там же. — С. 63.
10 Там же. — С. 64.
"Мавродин В.В. Указ. соч. — С. 12, 53, 54; Приселков М.Д.
Киевское государство второй половины X в. по византийским ис-
точникам. — Ученые записки ЛГУ. Серия ист. наук. — Вып. 8. —
Л., 1947; Бибиков М.В. Крым в средневековье (VI—XIII вв.). Крым.
Прошлое и настоящее. — М., 1988. — С. 9—10.
12 Петросян Ю.А. Древний город на берегах Босфора. Историчес-
кие очерки. — М., 1986. — С. 111.
13 Мавродин В.В. Указ. соч. — С. 90-94.
14 Еманов А.Г., Попов А.И. Итальянская торговля на Черном
море в XIII-XV вв. Торговля и мореплавание в бассейне Черного
моря в древности и средние века. Межвузовский сборник научных
трудов. — Ростов-на-Дону, 1988. — С. 77.
15 Некрасов A.M. Крым — центр причерноморской контактной
зоны. Контактные зоны в истории Восточной Европы. — М., 1995. —
С. 29.
16 Там же. — С. 32.
17 Сыроечковский В.Е. Гости — сурожане. — М.-Л., 1935. — С. 53.
18 Некрасов A.M. Указ. соч. — С. 31.
19 Новосельский А.А. Борьба Московского государства с татара-
ми в 1-й половине XVII в. — М.-Л., 1948. — С. 436; Водарский Я.Е.
Население России за 400 лет (XVI — начало XX в.). — М., 1973. —
С. 27.
519
20 Санин Г.А. Отношения России и Украины с Крымским ханст-
вом в середине XVII в. — М„ 1987. — С. 240-242.
21 Баранович А.И. Население предстепной Украины в XVI в. —
Исторические записки. — № 37. — С. 206-208; его же. Залюднение
Украши перед Хмельниччиною. — К., 1931.
22 Загоровский В.П. Белгородская черта. — Воронеж, 1959; его
же. Изюмская черта. — Воронеж, 1975; Санин Г.А. Южная граница
России во 2-й половине XVII — первой половине XVIII в. — Russian
History. — Vol. 19. — Nos. 1-4. — Chicago, 1992. — S. 433-459.
"Санин Г.А. Отношения России и Украины... — С. 49-50.
24 Памятники дипломатических сношений древней России с
державами иностранными. — T. VIII. Памятники дипломатических
сношений с Римской империею (с 1695 по 1699 год). 1698 июня 25.
Запись переговоров Петра I с канцлером Кинским. — СПб., 1864. —
С. 1355.
25 Там же.
26 Там же. — Письмо К. Крюйса к Петру I. — 1698 июля 5. —
С. 1372.
27 Там же.
28 Там же. — С. 1373.
29 Там же.
30 Гриневский С.А. Прокофий Возницын, или Мир с турками.
Документальная повесть из истории русской дипломатии. — М.,
1992. — С. 90.
31 Там же. — С. 90.
32 Бобылев B.C. Внешняя политика России эпохи Петра I. — М.,
1990. — С. 30.
"Там же.
34 Там же. — С. 31.
35 Павленко Н.И. Петр I. — М., 1976. — С. 85.
36 Договоры России с Востоком, политические и торговые. Со-
брал и издал Т. Юзефович. 1711 июля 12. Прутский мир. — СПб.,
1869. — С. 11-14; Письма и бумаги императора Петра Великого. —
Т. 13. — Вып. I. — 1713 июня 13. Адрианопольский мирный договор
России с Османской империей. — М., 1992. — С. 180-186; Полное
собрание законов Российской империи. — T. V. — 1714 июня 13.
Межевая запись о разграничении земель по Адрианопольскому
миру. — СПб., 1830. — С. 119-121.
Глава II
1 Буганов В.И., Буганов А.В. Русские полководцы XVIII в. —
М., 1992. — С. 245. 246.
2 Там же. — С. 246; Некрасов Г.А. Роль России в европейской
международной политике 1725-1739 гг. — М., 1976. — С. 248.
520
3 Некрасов Г.А. Указ. соч. — С. 258.
4 Там же. — С. 262, 265, 272, 274-276, 285.
5 Там же. — С. 302.
6 Договоры России с Востоком политические и торговые. Со-
брал и издал Т. Юзефович. 1739 сентября 18. Белградский мир Рос-
сии и Турции. — СПб., 1862. — С. 17.
7 Там же. — С. 20.
8 Гаврюшкин В.А. Граф Никита Панин. — М., 1989. — С. 58.
9 Юсупов P.P. Польский вопрос в политике России накануне
русско-турецкой войны 1768-1774 гг. / Вестник Московского уни-
верситета. — Сер. 3. — 1980. — № 3. — С. 38.
10 Чечулин Н.Д. Внешняя политика в начале царствования Ека-
терины II (1762-1774). — СПб., 1896. — С. 321-322.
" Ключевский B.C. Сочинения. — T. V. — Курс русской исто-
рии. — М., 1958. — С. 40.
12 Кабузан В.М. Заселение Новороссии, Екатеринославской и
Херсонской губерний в XVIII — первой половине XIX в. 1719-
1858 гг. — М., 1976. — С. 81.
13 Бажова А.П. Русско-югославские отношения во 2-й половине
XVIII в. — М., 1982. — С. 128-150.
14 Дружинина Е.И. Кючук-Кайнарджийский мир. 1774 (Его под-
готовка и заключение). — М., 1955. — С. 55.
15 Уляницкий В.А. Дарданеллы, Босфор и Черное море в
XVIII в. — Сборник Московского главного архива Министерства
иностранных дел. — Вып. 3 и 4. — Приложения. — М., 1883. —
С. XXI-XXVI.
16 Там же. — С. III.
17 Фирсов Н.Н. Правительство и общество в их отношениях к
внешней политике России в царствование Екатерины И. — Казань,
1902. — С. 277.
18Тарле Е.В. Три экспедиции русского флота. — М., 1956. —
С. 34.
19 Золотарев В.А., Козлов И.А. Российский флот на Черном море
и в Восточном Средиземноморье. — М., 1988. — С. 118.
20 Дружинина Е.И. Указ. соч. — С. 118.
21 Там же. — С. 66.
22 Там же. — С. 111.
23 Там же.
24 Тарле Е.В. Указ. соч. — С. 95.
"Дружинина Е.И. Указ. соч. — С. 121.
26 Там же. — С. 112.
27 Тарле Е.В. Указ. соч. — С. 84.
28 Криницын Ф.С. Чесменская победа. — М., 1958. — С. 27, 52.
29 Тарле Е.В. Указ. соч. — С. 86.
30 Дружинина Е.И. Указ. соч. — С. 128.
521
31 Тарле Е.В. Указ. соч. — С. 92, 98.
32 руССКОе историческое общество. — Т. 97. — 1771 марта 22. —
Рескрипт А.Г. Орлову. — С. 247-249.
33 Дружинина Е.И. Указ. соч. — С. 150.
"Румянцев П.А. Сборник документов. — Т. И. — М., 1959. —
С. 430.
35 Тарле Е.В. Указ. соч. — С. 39.
36 Там же. — С. 40.
37 Дружинина Е.И. Указ. соч. — С. 157.
38 Там же. — С. 187.
39 Там же.
40 Там же. — С. 213.
41 Миллер А.Ф. Турция и проблема проливов. — М., 1947. — С. 7.
42 Дружинина Е.И. Указ. соч. — С. 213.
43 Там же.
44 Там же. — С. 261. Переговоры шли всего 7 дней и закончились
10 июля. A.M. Обресков опоздал: он прибыл 12 июля. — С. 263, 264.
45 Там же. — С. 265.
46 Договоры России с Востоком... — С. 30. — 1774 июля 10. —
Кючук-Кайнарджийский договор.
47 Там же.
48 Там же. — С. 31.
49 Там же. — С. 26, 27, 35.
50 Там же. — С. 30.
51 Кессельбреннер Г.А. Хроника одной дипломатической карьеры
(Дипломат-востоковед С.А. Лошкарев и его время). — М., 1988. —
С. 68.
52 Там же. По условиям мирного договора жители Архипелага
имели право в течение года «оставить свое отечество и в другие места
переселиться» (Договоры России с Востоком... — 1774 июля 10.
Кючук-Кайнарджийский мирный договор. — С. 34.)
53 Кессельбреннер Г.А. Указ. соч. — С. 88.
54 Там же. — С. 65.
"Договоры России с Востоком... — С. 31.
56 Там же. — С. 30-31.
57 Там же. — С. 66.
58 Кессельбреннер Г.А. Указ. соч. — С. 74. Ильм-дерево, расту-
щее в умеренном, реже — тропическом поясе Северного полуша-
рия. В России растет около 10 видов. Высокий ствол с густой кроной
применяется в строительстве и в мебельном производстве, в лесо-
защитных полосах, парках. Многие виды ильма известны под назва-
нием вяз, берест, карагач.
59 Там же. — С. 73-84.
60 Там же. — С. 88-89.
61 Там же. — С. 308-312.
522
"Там же. — С. 364. — Приложения. Айналы-Авакская кон-
венция.
63 Полное собрание законов Российской империи (далее —
ПСЗ). — T. XXI. — СПб., 1830. — С. 948.
64 Michalski J. Miedzy 1 rozbieprem a wojna^ wschodnia (1772-
1786). — Historia diplomacyi Polskiej. — T. II. — 1572-1795. — War-
szawa, 1982. — S. 568.
65 Ibid. — S. 571.
66 Ibid. — S. 574.
67 Ibid.
64 Ibid. — S. 571.
69 Костомаров Н.И. Последние годы Речи Посполитой. — T. I. —
СПб., 1886. — С. 191-192.
70 Маркова О.В. О происхождении так называемого греческого
проекта (80-е годы XVIII в.). Проблемы методологии и источнико-
ведения истории внешней политики России. Сборник статей. — М.,
1986. — С. 5-46.
71 Костомаров Н.И. Указ. соч. — С. 192-193.
72 Michalski J. Op. cit. — S. 616.
73Кондзеля Л., Цегельский Т. «Концерт трех черных орлов»
(Споры о разделах Польши). Историки отвечают на вопросы. — М.,
1990. — С. 96.
Глава III
1 Адмирал Ушаков. — T. И. — М., 1952. — С. VI.
2 Цит. по: Жигарев С. Русская политика в восточном вопросе. —
Т. 1. — М., 1896. — С. 209.
3 Там же. — С. 218.
4 Цит. по: Бухаров Д. Россия и Турция. — СПб., 1878. — С. 23-24.
5 Там же. — С. 101.
6 Цит. по: Миллер А.Ф. Мустафа паша Байрактар. — М.-Л.,
1947. — С. 82.
7 Клейнман Г.А. Русско-турецкий союз 1799 г. //Доклады и со-
общения исторического факультета МГУ. — Вып. 3. — М., 1945. —
С. 13.
8 Там же. — С. 17.
9 Цит. по: Миллер А.Ф. Указ. соч. — С. 82.
10 Бухаров Д. Указ. соч. — С. 45.
"Цит. по: Станиславская А.М. Русско-английские отношения
и проблемы Средиземноморья (1798-1807). — М., 1962. — С. 100.
12 Адмирал Ушаков. — С. 76.
13 Там же. — С. 68.
14 Станиславская A.M. Политическая деятельность Ф.Ф. Ушако-
ва в Греции. 1798-1800 гг. — М., 1983. — С. 75.
15 Адмирал Ушаков. — Т. И. — С. 78.
523
16 Станиславская А.М. Политическая деятельность Ф.Ф. Уша-
кова... — С. 74.
17 Адмирал Ушаков. — С. 405.
18 Там же. — С. 403.
"ПСЗ. — T. XXV. — № 18797; Милютин Д. История войны
1799 года между Россией и Францией в царствование императора
Павла I. — СПб., 1857. — T. I. — С. 71-72; T. III. — С. 79-80.
20 Милютин Д. Указ. соч. — T. III. — С. 79.
21 Станиславская A.M. Политическая деятельность Ф.Ф. Уша-
кова... — С. 185.
22 Адмирал Ушаков. — T. I. — С. 418.
23 Милютин Д. Указ. соч. — T. III. — С. 597.
24Цит. по: Веселаго Ф.Ф. Краткая история русского флота. —
СПб., 1893. — Вып. I. — С. 269.
25 Милютин Д. Указ. соч. — T. III. — С. 598.
26 Станиславская A.M. Политическая деятельность Ф.Ф. Уша-
кова... — С. 197.
27Жигарев С. Указ. соч. — T. I. — С. 253.
28 Там же.
29Шпаро АЛ. Средиземноморские проблемы внешней полити-
ки России в начале XIX в. Исторические записки. — М., 1956. —
Т. 55. — С. 266.
30 Вербицкий Э.Д. К вопросу о ближневосточной политике Рос-
сии на рубеже 18 и 19 веков. — Колониальная политика и наци-
онально-освободительное движение. — Кишинев, 1965. — С. 184.
31 Цит. по: Жигарев С. Указ. соч. — С. 256.
32 Там же.
33 Внешняя политика России XIX и начала XX века. Документы
российского МИД (далее — ВПР). — Сер. I. — T. I. — М., 1960.
34ВПР. — T. I. — Прим. 194. — С. 717.
35 Там же.
36 Там же. — Прим. 224. — С. 719.
37 Там же. — С. 432.
38 Сироткин В.Г. Из истории внешней политики России в Сре-
диземноморье в начале XIX в. Исторические записки. — № 67. —
М., 1960. — С. 227.
39 ВПР. — Сер. I. — T. II. — С. 26.
40 Там же. — С. 123.
41 Там же. — С. 272.
42 Горяинов С. Договор 11 (23) сентября 1805 года между Россиею
и Турциею / Известия МИД. — СПб., 1912. — Кн. 5. — С. 247-249.
43 ВПР. — Сер. I. — T. II. — С. 590.
44 Там же. — T. III. — С. 68-69.
45 Тарле Е.В. Экспедиция адмирала Сенявина в Средиземное
море (1805-1807). Сочинения. — T. X. — М., 1959. — С. 258.
524
46 Станиславская А.М. Русско-английские отношения... —
С. 409.
47ВПР. — T. III. — С. 183.
48 Дранов Б.А. Черноморские проливы. Международно-правовой
режим. — М., 1948. — С. 67.
49ВПР. — T. III. — С. 191. А.А. Чарторыйский — А.Я. Италий-
скому. 1(13) июня 1806 г.
50Цит. по Горяинов С. Босфор и Дарданеллы. — СПб., 1907. —
С. 14.
51 Юзефович Т. Договоры России с Востоком, политические и
торговые. — СПб., 1869. — С. 55.
52 Фадеев А.В. Россия и восточный кризис 20-х годов XIX ве-
ка. — М., 1958. — С. 28.
33 Там же. — С. 55.
54ВПР. — Сер. И. — T. IV(XII). — С. 207-210. Нота посланни-
ка в Константинополе Г.А. Строганова турецкому правительству.
6(18) июля 1821 г.
55 Мартене Ф.Ф. Собрание трактатов и конвенций... — T. IV. —
Ч. I. — С. 439.
"Архив ЛОИИ. — Ф. ИЗ. — Д. 96. — Л. 270.
"Бухаров Д.Н. Россия и Турция. — СПб., 1878. — С. 92.
58ПСЗ. — T. II. — 1829. — № 3128.
59 Юзефович Т. Указ. соч. — С. 60.
60 Покровский Н. Константинополь. Внешняя политика. — М.,
1919. — С. 19.
61 Гагарин С. Константинопольские проливы // Русская мысль. —
№ 4. — 1915. — С. 105.
62 Архив внешней политики Российской империи (далее —
АВПРИ). — Ф. Канцелярия. — Д. 211. — Л. 119 об. Д.П. Тати-
щев — К.В. Нессельроде. 7(19) января 1833 г.
"Там же.
64 Там же. — Л. 175. Д.П. Татищев — К.В. Нессельроде.
16 января (7 февраля) 1833 г.
"Муравьев Н.Н. Дела Турции и Египта в 1832 и 1833 годах.
Дипломатические сношения. — М., 1870. — Ч. III. — С.217.
66 АВПРИ. — Ф. Канцелярия. — Д. 211. — Л. 204. — Д.П. Тати-
щев — К.В. Нессельроде. 1(13) февраля 1833 г.
67 Там же. — Д. 13.—Л. 157. Copie d'un rapport du Bn. DeSturmer.
Buyukdére. 5 mai 1833.
68 Там же. — Л. 314 об. — 325. Д.П. Татищев — К.В. Нессель-
роде. 14(26) марта 1833 г.
69 Афанасьев Д. К истории Черноморского флота. — Русский
архив. — 1902. — Кн. I. — С. 405.
70 Военный журнал. — № 5. — С. 149.
71 АВПРИ. — Ф. Канцелярия. — Д. 244. — Л. 18 об.-19.
525
72 Киняпина Н.С. Ункяр-Искелесийский договор 1833 г.// Науч-
ные доклады высшей школы. — 1958. — № 2. — С. 43.
73 Татищев С.С. Указ. соч. — С. 378.
74 Юзефович Т. Указ. соч. — С. 92.
75 Цит. по: Гагарин С. Указ. соч. — С. 106.
76 АВПРИ. — Ф. Канцелярия. — Д. 14. — Л. 39 об. Copie d'une
note adressé de la part de la Port aux ambassadeur de la France et
d'Angleterre, le 20 Septembre 1833.
77 Горяинов С. Указ. соч. — С. 34.
78 Базилевич К.В. О Черноморских проливах. — М., 1946. — С. 16.
79Дранов Б.А. Указ. соч. — С. 92.
80 Гагарин С. Указ. соч. — С. 106.
81 См. Восточный вопрос во внешней политике России; Меж-
дународные отношения на Балканах; Кудрявцева Е.П. Россия и
образование автономного сербского государства. 1812-1833 гг. —
М., 1992.
82 Муравьев Н.Н. Указ. соч. — T. IV. — С. 449.
83 Горяинов С. Указ. соч. — С. 36.
Глава IV
1 Татищев С.С. Внешняя политика императора Николая I. —
СПб., 1887. — С. 384.
2 Там же. — С. 428.
3 Мартене Ф. Собрание трактатов и конвенций, заключенных
Россиею с иностранными державами. — T. IV. — СПб., 1878. —
С. 445.
4 Дранов Б.А. Черноморские проливы. — М., 1948. — С. 96.
s Татищев С.С. Указ. соч. — С. 402-403.
ь Виноградов В.Н. Великобритания и Балканы: от Венского
конгресса до Крымской войны. — М., 1985. — С. 187.
7 Горяинов С. Босфор и Дарданеллы. — СПб., 1907. — С. 47.
8 Архив внешней политики Российской империи (далее —
АВПРИ). — Ф. Канцелярия. — Оп. 469, 1839 г. — Д. 229. — Л. 100.
9 Цит. по: Виноградов В.Н. Указ. соч. — С. 195.
10 АВПРИ. — Ф. Канцелярия. — Оп. 469. 1839. — Д. 229. —
Л. 258-259.
11 Георгиев В.А. Внешняя политика России на Ближнем Востоке
в конце 30 — начале 40-х годов XIX в. — М., 1975. — С. 93.
12 Цит. по: Татищев С.С. Указ. соч. — С. 475.
13 Цит. по: Международные отношения на Балканах. 1830—
1856 гг. — М., 1990. — С. 39.
14 Татищев С.С. Указ. соч. — С. 507.
15 Там же. — С. 488-489.
16 Георгиев В.А. Указ. соч. — С. 105.
526
"Горяинов С. Указ. соч. — С. 58.
18 Мартене Ф.Ф. Указ. соч. — С. 111.
"Дранов Б.А. Указ. соч. — С. 102.
20 Мартене Ф.Ф. Указ. соч. — С. 134.
21 Там же. — С. 135.
22 Цит. по: Международные отношения на Балканах. — С. 40.
23 Жигарев С. Русская политика в Восточном вопросе. Ее исто-
рия в XVI-XIX веках. Критическая оценка и будущие задачи. —
T. I. — М., 1896. — С. 446.
24 Зайончковский A.M. Восточная война 1853-1856 гг. в свя-
зи с современной ей политической обстановкой. — T. I. — СПб.,
1908. — С. 280.
"Татищев С.С. Указ. соч. — С. 521.
26 Цит. по: Жигарев С. Указ. соч. — С. 448.
27 Цит. по: Восточный вопрос во внешней политике России.
Конец XVIII — начало XX в. — М., 1978. — С. 112.
28 Цит. по: Георгиев В.А. Указ. соч. — С. 133.
29 Там же. — С. 137.
30 Там же. — С. 127.
31 Цит. по: Восточный вопрос во внешней политике России. —
С. 117.
32 Цит. по: Георгиев В.А. Указ. соч. — С. 168.
33 Юзефович Т. Договоры России с Востоком, политические и
торговые. — СПб., 1869. — С. 102.
34 Горяинов С. Указ. соч. — С. 75-76.
"Мартене Ф.Ф. Указ. соч. — T. XII. — СПб., 1898. — С. 155.
36 Цит. по: Георгиев В.А. Указ. соч. — С. 187.
"Мартене Ф.Ф. Указ. соч. — T. XII. — С. 154.
38 Международные отношения на Балканах. 1830-1856 гг. —
С. 46-47.
39 Татищев С.С. Указ. соч. — С. 549.
40 Там же.
41 Дранов Б.А. Указ. соч. — С. 95, 98.
42 Отечественная история. — 1996. — № 1. — С. 166 (Рецензия
М.А. Чепелкина на книгу «История внешней политики России.
Первая половина XIX века». — М., 1995).
43 Жигарев С. Указ. соч. — С. 458.
44 Международные отношения на Балканах. 1830-1856 гг. —
С. 40.
45 См.: Нольде Б.Э. Внешняя политика. Исторические очерки. —
Пг., 1915.
46 История внешней политики России. Первая половина XIX века
(От войн России против Наполеона до Парижского мира 1856 г.). —
М., 1995. — С. 333.
47 Там же. — С. 334.
527
48 Нольде Б.Э. Указ. соч. — С. 78.
49 История внешней политики России. Первая половина XIX ве-
ка. — С. 334.
50 Там же. — С. 333.
51 Горяинов С. Указ. соч. — С. 58-59.
52 Отечественная история. — 1996. — № 1. — С. 166.
33 История внешней политики России. Первая половина XIX ве-
ка. — С. 334.
54 Цит. по: Георгиев В.А. Указ. соч. — С. 139.
55 Ingle H.N. Nesselrode and the Russian Rapprochement with Bri-
tain, 1836-1844. — Berkeley, Los Angeles, London, 1976. — P. 133-
134, 147-148.
56 Публикацию основных документов, явившихся результатом
визита Николая I в Англию см.: Зайончковский А.М. Восточная
война 1853-1856 гг. в связи с современной ей политической обста-
новкой. Приложения. — T. I. — СПб., 1908. — С. 132-134, 143-144.
"Международные отношения на Балканах. 1830-1856 гг. —
С. 198.
58 Цит. по: Там же.
59 История внешней политики России. Первая половина XIX ве-
ка. — С. 341.
60 Татищев С.С. Указ. соч. — С. 599.
61 Цит. по: Международные отношения на Балканах. 1830—
1856 гг. — С. 231.
62 Там же. — С. 232; Татищев С.С. Указ. соч. — С. 604.
"Puryear V.J. England, Russia and the Straits Question 1844-
1856. — Berkeley, 1931. — P. 163, 181.
64 Мартене Ф.Ф. Указ. соч. — T. XII. — С. 257.
65 Там же. — С. 260.
66 Там же.
67 Татищев С.С. Указ. соч. — С. 609.
68 Мартене Ф.Ф. Указ. соч. — T. XII. — С. 259.
69 Puryear V.J. Op. cit. — P. 174.
70 Мартене Ф.Ф. Указ. соч. — T. XII. — С. 263.
71 Цит. по: Международные отношения на Балканах. 1830—
1856 гг. — С. 246.
72 Цит. по: Зайончковский A.M. Указ. соч. — T. I. — СПб.,
1908. — С. 382.
73 Goldfrank D.M. The Origins of the Crimean War. — New York,
1994. — P. 94.
74 Международные отношения на Балканах. 1830-1856 гг. —
С. 348.
75 Цит. по: Маркс К., Энгельс Ф. — Соч. — 2-е изд. — Т. 10. —
С. 155; Тарле Е.В. Крымская война // Соч. в 12 тт. — Т. 8. — М.,
1959. — С. 142.
528
76 АВПРИ. — Ф. Отчеты МИД. 1854 г. — Л. 46.
77 Там же. — Л. 64-64 об.
78 Нольде Б.Э. Указ. соч. — С. 87.
79 Recueil des traités de la France/Publié par M. de Clercq. (далее
Recueil des traités). — T. 6. — Paris, 1880. — P. 522.
80 Цит. по: Петров A. Русские дипломаты на Венских конферен-
циях 1855 года // Исторический вестник. — 1890. — № 5. — С. 275,
277-278.
81 Тэйлор А.Дж.П. Борьба за господство в Европе. 1848-1918. —
М., 1958. — С. 117.
82 Recueil des traités. — P. 528-529.
83 Ibid. — P. 534-535.
84 Ibid. — P. 536.
85 Ibid. — P. 541.
86 Ibid. — P. 541-542.
87 Ibid. — P. 536-537.
88 Цит. по: Петров А. Указ. соч. // Исторический вестник. 1890. —
№ 6. — С. 516.
89 Recueil des traités. — P. 547.
90 Петров A. Указ. соч. // Исторический вестник. — 1890. —
№ 6. — С. 521.
91 Recueil des traités. — P. 545.
92 Ibid. — P. 547.
93 National Archives and Records Service. Record Group 59. Gene-
ral Records of the Department of State. Diplomatie Despatches from
United States Ministers to Russia. — Vol. 16.
94 АВПРИ. — Ф. Канцелярия. 1855. — Д. 227. — Л. 213.
95 ГАРФ. — Ф. 728. — On. I. — Д. 2214. — Л. 250.
96 Цит. по: Петров А. Указ. соч. // Исторический вестник. —
1890. — № 6. — С. 525.
97 Цит. по: Маринин О.В. Русско-английские отношения в пер-
вой половине 1855 года // История СССР. — 1986. — № 5. —
С. 154.
98 Горяинов С. Указ. соч. — С. 103.
99 Международные отношения на Балканах. 1830-1856 гг. —
С. 315.
100 Recueil des traités. — P. 551.
101 Ibid. — P. 549-550.
102 АВПРИ. — Ф. Отчеты МИД. 1856 г. — Л. 60 об.-61.
103 К истории Парижского мира 1856 г. // Красный архив. —
1936. — № 2 (75). — С. 38.
104 Международные отношения на Балканах. 1830-1856 гг. —
С. 329.
105 Мартене Ф.Ф. Указ. соч. — T. XV. — СПб., 1909. — С. 307-
325.
34 — 2729
529
106 Там же. — С. 326-330.
107 Горяинов С. Указ. соч. — С. 124.
108 Дранов Б.А. Указ. соч. — С. 115-116.
109 Восточный вопрос во внешней политике России. — С. 148,
149.
по Петров А. Русские дипломаты на Парижском конгрессе
1856 года // Исторический вестник. — 1891. — № 2. — С. 401.
111 Маринин О.В. Дипломатическая деятельность России на за-
вершающем этапе Крымской войны. Парижский мирный конгресс
1856 года. Автореферат дис. канд. ист. наук. — М., 1987. — С. 19.
1,2 Международные отношения на Балканах. 1830-1856 гг. —
С. 270-271.
113 Jelavich В. Russia's Balkan Entanglements. 1806-1914. — Cam-
bridge etc., 1991. — P. 140.
114 АВПРИ. — Ф. Отчеты МИД. 1856 г. — Л. 54.
115 Мартене Ф.Ф. Указ. соч. — T. XV. — С. 313.
116 АВПРИ. — Ф. Отчеты МИД. 1856 г. — Л. 10.
117 Сборник, изданный в память двадцатипятилетия управле-
ния Министерством иностранных дел государственного канцлера,
светлейшего князя Александра Михайловича Горчакова, 1856-
1881. — СПб., 1881. — Раздел «Депеши и циркуляры». — С. 5.
118 Цит. по: Нарочницкая Л.И. Россия и отмена нейтрализа-
ции Черного моря. 1856-1871 гг. К истории Восточного вопроса. —
М., 1989. — С. 35.
119 Международные отношения на Балканах. 1856-1878 гг. /
Отв. ред. В.Н. Виноградов. — М., 1986. — С. 55.
но История СССР с древнейших времен до наших дней. —
T. V. — М., 1968. — С. 219.
121 Цит. по: Нарочницкая Л.И. Указ. соч. — С. 59, 69.
122 Там же. — С. 36.
123 Там же. — С. 78.
124 Там же. — С. 177.
125 Цит. по: Горяинов С. Указ. соч. — С. 138.
126 Там же. — С. 143.
127 Цит. по: Жигарев С. Указ. соч. — Т. И. — М., 1896. —
С. 122-123.
128 Там же. — С. 123-124.
129 Цит. по: Нарочницкая Л.И. Указ. соч. — С. 196.
130 Куропятник Г.П. Россия и США: экономические, культур-
ные и дипломатические связи, 1867-1881. — М., 1981. — С. 204.
131 Цит. по: Там же. — С. 203.
132 Цит. по: Татищев С.С. Император Александр II. Его жизнь
и царствование. — Т. 2. — СПб., 1903. — С. 78.
133 Там же. — С. 77.
134 Горяинов С. Указ. соч. — С. 151.
530
135 Там же. — С. 146.
136 Нарочницкая Л.И. Указ. соч. — С. 185.
137 Куропятник Г.П. Указ. соч. — С. 197.
138 Горяинов С. Указ. соч. — С. 156.
139 Там же. — С. 158.
140 Виноградов В.Н. Британский лев на Босфоре. — М., 1991. —
С. 121.
141 Цит. по: Жигарев С. Указ. соч. — T. II. — С. 124.
142 Горяинов С. Указ. соч. — С. 160.
143 Восточный вопрос во внешней политике России. — С. 184.
144 Горяинов С. Указ. соч. — С. 179.
145 Jelavich В. The Ottoman Empire, the Great Powers and the Straits
Question. 1870-1887. — Bloomington, London, 1973. — P. 54.
146 Лондонская конференция (Протоколы). — СПб., 1871. —
С. 5.
147 Там же. — С. 3-4.
148 Там же. — С. 7, 12.
149 Там же. — С. 15-17.
150 Горяинов С. Указ. соч. — С. 198-199; Jelavich В. The Ottoman
Empire, the Great Powers and the Straits Question. — P. 171-175.
131 Лондонская конференция. — С. 19-20.
152 Горяинов С. Указ. соч. — С. 216-220, 225.
153 Там же. — С. 220.
154 Там же. — С. 226-227.
133 Там же. — С. 231-233.
136 Цит. по: Восточный вопрос во внешней политике России. —
С. 187.
157 Горяинов С. Указ. соч. — С. 236.
158 Там же. — С. 239-240, 243.
159 Jelavich В. The Ottoman Empire, the Great Powers and the Straits
Question. 1870-1887. — P. 124, 152.
160 Лондонская конференция. — С. 37-38; Горяинов С. Указ.
соч. — С. 248, 251-253.
161 Нольде Б.Э. Указ. соч. — С. 96-97.
162 Так назван документ в известном собрании Ф.Ф. Мартенса
(T. XV. — С. 499-504). В других публикациях название несколько
варьируется.
163 Горяинов С. Указ. соч. — С. 273-276.
164 Лондонская конференция. — С. 51.
165 Цит. по: Восточный вопрос во внешней политике России. —
С. 191.
166 Россия и национально-освободительная борьба на Балка-
нах, 1875-1878. Сборник документов. —- М., 1978. — С. 183.
167 Татищев С.С. Император Александр II. Его жизнь и царство-
вание. — Т. 2. — С. 292.
34*
531
168 цит по: Международные отношения на Балканах. 1856-
1878 гг. — С. 312, 313.
169 Освобождение Болгарии от турецкого ига. Сборник доку-
ментов. — Т. 2. — М., 1964. — С. 82.
170 Там же. — С. 88.
171 Там же. — С. 82.
172 Горяинов С. Указ. соч. — С. 315-316.
173 Освобождение Болгарии от турецкого ига. — Т. 2. — С. 42.
174 Там же. — С. 83, 89.
175 Международные отношения на Балканах. 1856-1878 гг. —
С. 337.
176 Там же.
177 Телеграмма посла в Париже Н.А. Орлова A.M. Горчакову
от 12 (24) мая 1877 г. // Освобождение Болгарии от турецкого
ига. — Т. 2. — С. 73.
178 Там же. — С. 82.
179 Там же.
ise россия и национально-освободительная борьба на Балка-
нах, 1875-1878. —С. 22 (Вступительная статья Л.И. Нарочницкой);
Восточный вопрос во внешней политике России. — С. 215.
181 Освобождение Болгарии от турецкого ига. — Т. 2. — С. 88.
182 Там же. — С. 342-343.
183 Там же. — С. 351.
184 Monypenny W.F., Buckle G.E. The Life of Benjamin Disraeli,
Earl of Beaconsfield. — Vol. 6. (1876-1881). — London, 1920. —
P. 155.
185 Освобождение Болгарии от турецкого ига. — Т. 2. — С. 351.
186 Горяинов С. Указ. соч. — С. 319-320, 329-330.
187 Международные отношения на Балканах. 1856-1878 гг. —
С. 343.
188 Дневник Д.А. Милютина. — Т. 3. — М., 1950. — С. 12.
189 Там же. — С. 13, 14, 15.
190 цит по; Чернов СЛ. Россия на завершающем этапе восточ-
ного кризиса 1875-1878 гг. —- М., 1984. — С. 42-43.
191 Освобождение Болгарии от турецкого ига. — Т. 2. — С. 442.
192 Там же. — С. 413.
193 Международные отношения на Балканах. 1856-1878 гг. —
С. 354; Горяинов С. Указ. соч. — С. 330.
194 Освобождение Болгарии от турецкого ига. — Т. 2. — С. 414.
195 Татищев С.С. Император Александр II. Его жизнь и царство-
вание. — Т. 2. — С. 435.
196 Международные отношения на Балканах. 1856-1878 гг. —
С. 356.
197 Monypenny W.F., Buckle G.E. — Op. cit. — P. 230-231, 236.
198 Виноградов В.Н. Британский лев на Босфоре. — С. 154.
532
199 История дипломатии. 2-е изд. — T. II. — М., 1963. — С. 124.
200 Освобождение Болгарии от турецкого ига. — Т. 2. — С. 419.
201 Виноградов В.Н. Британский лев на Босфоре. — С. 156.
202 Освобождение Болгарии от турецкого ига. — Т. 2. — С. 508.
203 Дневник Д.А. Милютина. — Т. 3. — С. 19.
204 Там же. — С. 21.
205 Он уверял, что занятие Константинополя вовсе не привело бы
к разрыву с Англией и войне, но, напротив, лишь охладило бы пыл
горячих голов в Лондоне (П.А. Шувалов о Берлинском конгрессе
1878 г. // Красный архив. — Т. 4 (59). — 1933. — С. 86-91).
206 Следует заметить, что устье Дуная, принадлежавшее до 1856 г.
России, не было возвращено ей, но перешло к Румынии.
207 Сборник договоров России с другими государствами, 1856-
1917. — М., 1952. — С. 159-175.
208 Monypenny W.F., Buckle G.E. — Op. cit. — P. 258-259.
209 Ibid. — P. 261.
210 Ibid. — P. 262.
211 Татищев С.С. Император Александр II. Его жизнь и царство-
вание. — Т. 2. — С. 475.
212 Там же. — С. 478.
2,3 Там же. — С. 479-480.
214 Освобождение Болгарии от турецкого ига. — Т. 3. — М.,
1967. — С. 87.
215 Куропятник Г.П. Указ. соч. — С. 263.
216 Дневник Д.А. Милютина. — Т. 3. — С. 35.
217 Международные отношения на Балканах. 1856-1878 гг. —
С. 371.
218 Освобождение Болгарии от турецкого ига. — Т. 3. — С. 95.
219 Международные отношения на Балканах. 1856-1878 гг. —
С. 374.
220 Нарочницкий АЛ. Балканский кризис 1875-1878 гг. и вели-
кие державы // Вопросы истории. — 1976. — № 11. — С. 49.
221 П.А. Шувалов о Берлинском конгрессе 1878 г. — С. 105.
222 Там же. — С. 108.
223 Там же. — С. 103.
224 Мартене Ф.Ф. Указ. соч. — T. VIII. — СПб., 1888. — С. 675
(весь текст трактата — С. 639-676).
225 Цит. по: Горяинов С. Указ. соч. — С. 350; Jelavich В.
The Ottoman Empire, the Great Powers and the Straits Question. 1870—
1887. — P. 117.
226 Цит. по: Горяинов С. Указ. соч. — С. 351; Jelavich В.
The Ottoman Empire, the Great Powers and the Straits Question. 1870—
1887. — P. 118.
227 Jelavich B. The Ottoman Empire, the Great Powers and the Straits
Question. 1870-1887. — P. 124.
533
228 Горяинов С. Указ. соч. — Предисловие.
229 Jelavich В. The Ottoman Empire, the Great Powers and the Straits
Question. 1870-1887. — P. 84.
230 Ibid. — P. 86.
231 Цит. по: Чернов СЛ. Указ. соч. — С. 115.
Глава V
1 Милютин Д.А. Дневник. — М., 1950. — Т. 3. — С. 127.
2 Сказкин С.Д. Конец австро-русско-германского союза. —
Т. 1. — 1879-1884. — М., 1928. — С. 112.
3 Сборник договоров России с другими государствами. 1856—
1917. — М., 1952. — С. 229.
4 Цит. по: Киняпина Н.С. Балканы и проливы во внешней поли-
тике России в конце XIX века (1878-1898). — М., 1994. — С. 173.
5 Отдел рукописей Российской государственной библиотеки
(далее — ОР РГБ). — Ф. 169 (Милютин Д.А.). — К. 6. — Д. 5. —
Л. 56 об. Дневник. Запись от 19 мая 1883 г.
6 Записка А.И. Нелидова в 1882 г. о занятии проливов // Крас-
ный архив. — 1931. — Т. 3 (46). — С. 179-187.
7 ОР РГБ. — Ф. 169. — К. 6. — Д. 5. — Л. 57 об.-58.
8 См.: Киняпина Н.С. Указ. соч. — С. 176-177.
9 АВПРИ. — Ф. 340. (Коллекция документальных материалов из
личных архивов чиновников МИД). — Оп. 787 (Ф.Ф. Мартене). —
Д. 2. — Л. 11 об. (Запись от 27 марта 1885 г.).
10 Красный архив. — 1931. — Т. 3 (46). — С. 180-181.
"ОР РГБ. — Ф. 169. — К. 6. — Д. 5. — Л. 134 (Запись от
21 июня 1886 г.).
12 Там же. — Л. 134 об.
13 Там же. — Л. 135.
14 См.: Хвостов В.М. Проблемы истории внешней политики Рос-
сии и международных отношений в конце XIX — начале XX ве-
ков. — М., 1977. — С. 239.
15 См.: Сборник договоров России. — С. 268-269.
16 Там же. — С. 270.
17 См.: Восточный вопрос во внешней политике России. Конец
XVIII — начало XX в. — М., 1978. — С. 272.
18 Цит. по: Рыбаченок И.С. Союз с Францией во внешней поли-
тике России в конце XIX в. — М., 1993. — С. 59.
19 См.: Хвостов В. Ближневосточный кризис 1895-1897 гг. //
Историк-марксист. — 1929. — Т. 13. — С. 20.
20 Там же. — С. 27.
21 См.: АВПРИ. — Ф. Секретный архив. — Оп. 467. — Д. 446.
22 Проект захвата Босфора в 1896 г. // Красный архив. —
1931. — Т. 4/5 (47/48). — С. 63.
534
23 Там же. — С. 64.
24 Цит. по: Рыбаченок И.С. Указ. соч. — С. 118.
23 Проект захвата Босфора. — С. 65.
26 Там же. — С. 67.
27 Там же. — С. 70.
28 Рыбаченок И.С. Указ. соч. — С. 134.
29 АВПРИ. — Ф. Секретный архив. — Оп. 467. — Д. 448.
30 АВПРИ. — Ф. Секретный архив. — Оп. 467. — Д. 448. —
Л. 8 об.
31 Катков М.Н. Собрание передовых статей «Московских ведо-
мостей» за 1878 г. — М., 1898. — С. 106.
32 Новое время. — 16 мая 1880 г.
"Там же. — 11 апреля 1885 г.
34 Данилевский Н.Я. Сборник политических и экономических
статей. — М., 1890. — С. 137.
33 Там же. — С. 192-219.
"Аксаков И.С. Сочинения. — М., 1886. — Т. 2. — С. 787.
37 См.: Тамамшев И. Политическая судьба Константинополя,
балканских народов и отношение их к России и западноевропей-
ским государствам. — СПб., 1887.
38 Н.Д. (Дурново Н.П.). Государства и народы Балканского полу-
острова. Их прошедшее, настоящее и будущее и болгарская крив-
да. — М., 1890.
"Русское дело. — № 18. — 30 апреля 1888 г.
40 Чичерин Б.Н. Курс государственной науки. — М., 1894. —
Ч. 3. — С. 57.
41 СЮ. (Южаков CH.). Политическая летопись // Северный вест-
ник. — 1885. — № 3. — С. 215-248.
42 См.: Камаровский Л.А. О политических причинах войны в
современной Европе. — М., 1888. — С. 13.
43 Орудие, направленное против России. Записка дипломата о
Босфоре и Дарданеллах. Публикация И.С. Рыбаченок // Источник.
Документы русской истории. — 1995. — № 1 (14). — С. 5-13.
44 Там же.
Глава VI
' Константинополь и проливы. — М., 1925. — Т. 1. — С. 156—
181.
2 Там же. — С. 157.
3 Там же.
4 Проливы. Сб. М. Хошилер. Экономическое значение Дарда-
нелл. — М., 1923. — С 63.
3 Константинополь и проливы. — С. 161.
6 Красный архив. — 1933. — Т. 6/61. — С. 138-140.
535
7 Зайончковский A.M. Подготовка России к мировой войне в
международном отношении. — М., 1926. — С. 130-131.
8 Игнатьев А.В. Внешняя политика России в 1905-1907 гг. —
М„ 1986. — С. 184.
9 См.: Игнатьев А.В. Указ. соч. — С. 186.
10 АВПРИ. — Ф. ПА. — Оп. 482. — Д. 3140. — Л. 9.
"Там же.
12 Там же. — Л. 12.
13 Там же. — Л. 13.
14 Там же. — Л. 20.
"Вестник НКИД. — 1919. — № 1. — С. 23.
16 Там же. — С. 25.
17 Константинополь и проливы. — М., 1925. — Т. 1. — С. 10.
18 Виноградов К.Б. Боснийский кризис 1908-1909 гг. — пролог
первой мировой войны. — Л., 1964. — С. 45.
19 Россия и анксионный кризис 1908-1909. — Кн. 2. — Тито-
град, 1984. — С. 221.
20 Цит. по: Астафьев И.И. Русско-германские дипломатические
отношения 1905-1911 гг. (От Портсмутского мира до Потсдамского
соглашения). — М., 1972. — С. 139.
21 Россия и анксионный кризис. — Кн. 2. — С. 319.
22 АВПРИ. — Ф. ПА. — Оп. 482. — Д. 3140. — Л.30.
23 Там же. — Л. 52.
24 Красный архив. — 1930. — Т. 6/43. — М., 1931. — С. 45.
25 Там же.
26 Там же.
"АВПРИ. — Ф. ПА. — Оп. 482. — Д. 3140. — Л.72.
28 Россия и анксионный кризис. — С. 381.
29 Исторический архив. — 1962. — № 5. — С. 116.
30 Там же.
31 Там же. —
С.
117.
32 Там же.
33 Там же. —
С.
119.
34 Там же. —
с.
122-123.
35 Там же. —
с.
123.
36 Там же. —
с.
124.
37 Там же. —
с.
125.
38 Там же. —
с.
126.
39 Там же. —
с.
128.
40 Там же. —
с.
124.
41 Там же. —
с.
126.
42 Там же. —
с.
133.
43 Там же.
44 Там же. —
с.
134.
45 АВПРИ. —
Ф. ПА. — (
Оп. 482. — Д. 3092. — Л. 38.
536
46 АВПРИ. — Ф. AA. Савинского. — On. 706. — Д. 57.—Л. 162-163.
47 АВПРИ. — Ф. ПА. — Оп. 482. — Д. 3091. — Л.36.
48 Там же. — Д. 3093. — Л. 60.
49 Там же. — Л. 61.
50 Там же. — Л. 258.
51 Там же. — Д. 3096. — Л. 19.
"Там же. — Д. 3103. — Л. 87-88.
53 Исторический архив. — 1962. — № 5. — С. 138.
54 Международные отношения в эпоху империализма. 1878-
1917 гг. (далее — МО). — Сер. 2. — Т. 18. — Ч. I. — С. 67.
55 АВПРИ. — Ф. ПА. — Оп. 482. — Д. 3026. — Л. 7.
"Там же.
57 Там же. Л. 11.
58 АВПРИ. — Ф. А.А. Гирса. — Оп. 872. — Д. 19. — Л. 109-110.
59 АВПРИ. — Ф. ПА. — Оп. 482. — Д. 3026. — Л. 2.
60 МО. — Сер. 2. — Т. 18. — Ч. I. — С. 67.
61 АВПРИ. — Ф. А.А. Гирса. — Оп. 872. — Д. 19. — Л. 105.
62 АВПРИ. — Ф. ПА. — Оп. 482. — Д. 3026. — Л. 4.
63 МО. — Сер. 2. — Т. 18. — Ч. I. — С. 250.
64 Там же.
«Там же. — С. 251-252.
66 Там же. — С. 314-316.
67 Там же. — С. 315.
68 Там же. — С. 316.
69 Там же. — С. 267.
70 Там же.
71 АВПРИ. — Ф. А.А. Нератова. — Оп. 807. — Д. 12. — Л. 12.
"АВПРИ. — Ф. А.А. Гирса. — Оп. 872. — Д. 17. — Л. 39.
73 МО. — Сер. 2. — Т. 18. — Ч. 2. — С. 50; АВПРИ. —
Ф. А.А. Гирса. — Оп. 872. — Д. 17. — Л. 48-49, 52.
74 МО. — Сер. 2. — Т. 18. — Ч. 2. — С. 29.
75 Там же.
— С.
47-48.
76 Там же.
— С.
50.
77 Там же.
— С.
52.
78 Там же.
— С.
54.
79 Там же.
— С.
61.
80 Там же.
81 Там же.
— С.
60.
82 Там же.
— С.
77.
83 Там же.
— С.
76.
84 Там же.
— С.
84-85.
"Там же.
— С.
93.
86 Там же.
— С.
105.
87 Там же.
— с.
93.
88 Там же.
— с.
135.
537
89 Там же. — С. 137.
90 Там же. — С. 131.
91 Там же. — С. 240.
92 Там же. — С. 263.
93 Там же. — С. 287-289.
94 Там же. — С. 288.
95 Там же. — С. 289.
96 Там же. — С. 275.
97 Там же. — С. 312-313.
98 Там же. — С. 318-319.
"Там же. — С. 340.
100 Там же. — С. 350.
101 Там же. — Т. 19. — Ч. 1. — С. 18-19, 36, 46-47.
102 Там же. — С. 63, 94-95.
103 Там же. — С. 112.
104 Там же. — С. 114-115.
105 Там же. — С. 173.
106 Там же. — С. 189.
107 Красный архив. — 1926. — № 3/16. — С. 4.
108 Материалы по истории франко-русских отношений за
1910-1914 гг. — М., 1922. — С. 289.
109 Утро России. — 1912. — 7 окт.; Русское слово. — 1912. —
5 окт.; Голос Москвы. — 1912. — 23 сент.
110 МО. — Сер. 2. — Т. 20. — Ч. I. — С. 187; Ч. 2. — С. 234.
111 Красный архив. — 1926. — Т. 3/16. — С. 17-18.
112 Новое время. — 1912. — 1 окт.
113 Московские ведомости. — 1912. — 9 окт.; Утро России. —
1912. — 21 сент.; 27 окт.
114 Русское слово. — 1912. — 6 окт.; Голос Москвы. — 1912. —
2 окт.; 24 окт.
115 Красный архив. — 1926. — Т. 3/16. — С. 15.
116 Там же. — С. 22.
117 Цит. по: Бовыкин В.И. Из истории возникновения первой
мировой войны. Отношения России и Франции в 1912-1914 гг. —
М„ 1961. — С. 142.
118 Красный архив. — 1926. — Т. 3/16. — С. 22.
119 Там же. — 1924. — Т. 6. — С. 51.
120 Там же. — С. 52.
121 Константинополь и проливы. — Т. 1. — С. 52.
122 Там же.
123 Там же. — С. 53.
124 АВПРИ. — Ф. ПА. — Оп. 482. — Д. 3048а. — Л. 43.
125 Там же. — Л. 77.
126 Там же. — Л. 101.
127 Там же.
538
128 Там же. — Л. 133.
129 Там же. — Л. 136-137.
130 Там же. — Л. 139-140.
131 Там же. — Л. 142-143.
П2 Материалы по истории франко-русских отношений... —
С. 393, 401-402.
133 Шацилло К.Ф. Русский империализм и развитие флота нака-
нуне первой мировой войны. — М., 1968. — С. 27-33.
134 См. Шацилло К.Ф. Указ. соч. — С. 121-125.
135 Там же. — С. 129-131.
136 См. Иетягин Л.Г. Германское проникновение в Турцию и кри-
зис русско-германских отношений зимой 1913/14 года//Ученые запис-
ки ИМО. — Вып. 8. — Сер. Историческая. — М., 1962. — С. 30-31.
137 См. Кублашвили И.И. Германская военная экспансия в Турции
и царская Россия. Миссия германского генерала Лимана фон Сан-
дерса в Турции // Труды Кутаис. гос. пед. ин-та. — XX. — 1959. —
С. 9-10.
138 Айрапетян М.Э. Николай II и миссия Лимана фон Сандер-
са // Могилевич А.А. и Айрапетян М.Э. На путях к мировой войне.
1914-1918. Сборник статей. — Л., 1940. — С. 218.
139 Аветян А.С. Германский империализм на Ближнем Востоке.
Колониальная политика германского империализма и миссия Лима-
на фон Сандерса. — М., 1968. — С. 61.
140 Материалы по истории франко-русских отношений... —
С. 632-634.
141 Сазонов С.Д. Воспоминания. — М., 1991. — С. 142.
142 Материалы по истории франко-русских отношений... —
С. 624-626.
143 Там же. — С. 636-637.
144 Там же. — С. 636, 642.
145 Там же. — С. 654.
146 Игнатьев А.В. Русско-английские отношения накануне пер-
вой мировой войны (1908-1914 гг.). — М., 1962. — С. 180.
147 Материалы по истории франко-русских отношений... —
С. 478-480.
148 Там же. — С. 480.
149 Вестник НКИД. — 1919. — № 1. — С. 32.
150 Материалы по истории франко-русских отношений... —
С. 689.
151
152
153
154
155
156
АВПРИ. — Ф. ПА. — Оп. 482. — Д. 3048а. — Л. 231.
Там же. — Л. 232.
Там же.
Там же. — Л. 233.
Вестник НКИД. — 1919. — № 1. — С. 35.
Там же. — С. 41.
539
Глава VII
1 Сазонов С.Д. Воспоминания. — Париж, 1927 (Репринтное из-
дание. — М., 1991. — С. 151.)
2 Золотарев В.А., Козлов И.А. Российский военный флот на
Черном море и в Восточном Средиземноморье. — М., 1988. —
С. 109-111.
3 Флот в первой мировой войне. — Т. 1. — М., 1964. — С. 323-
324.
4 См. Зайончковский А.М. Подготовка России к мировой войне.
Очерки военной подготовки и оперативных планов. — М.-Л.,
1926. — С. 330-332.
5 Сазонов С.Д. Указ. соч. — С. 277.
6 Подробнее см. Нотович Ф.И. Дипломатическая борьба в годы
первой мировой войны. — М. — Л., 1947.
7 Международные отношения эпохи империализма (далее —
МОЭИ). — Серия III. — T. VI. — Ч. 1. — М. — Л., 1926. — № 160.
8 Нотович Ф.И. Указ. соч. — С. 337.
9 Тайна «непостижимой ошибки» (по выражению начальника
германского Морского генштаба адмирала фон Поля) командующе-
го английской эскадрой в Восточном Средиземноморье адмирала
Траубриджа, пропустившего германские корабли в Проливы, до сих
пор не раскрыта. В исторической литературе существуют весьма
обоснованные предположения относительно того, что ошибки анг-
лийского адмирала не были случайными, что английская дипломатия
специально поставила задачу не препятствовать усилению турецко-
го флота на Черном море с тем, чтобы лишить Россию возможности
до достижения победы над Германией осуществить морской десант
для захвата Проливов. См. Нотович Ф.И. Указ. соч. — С. 287-306;
Готлиб В.В. Тайная дипломатия во время первой мировой войны. —
М., 1960. — С. 61-63, 66-68.
10 МОЭИ. — T. VI. — Ч. I. — № 72, 99, ПО.
11 Там же. — № 182.
12 Золотарев В.А., Козлов И.А. Российский военный флот на
Черном море и в Восточном Средиземноморье. — М., 1988. —
С. 109-118.
13 МОЭИ. — T. VI. — Ч. I. — С. 78.
14 МОЭИ. — T. VI. — Ч. I. — № 65. — С. 57; Пуанкаре Р. На
службе Франции. — М., 1936. — T. I. — С. 64. Во французских
правительственных кругах были и влиятельные сторонники войны
с Турцией и ее раздела.
15 Там же. — Ч. I. — № 329.
16 Там же.
17 Константинополь и проливы. — T. I. — С. 364 (прим. 4).
18 Константинополь и проливы. — T. I. — № 17.
540
"Палеолог M. Царская Россия во время мировой войны. — М.,
1923. — С. 105, 164.
20МОЭИ. — T. VI. — Ч. 2. — № 511.
21 Уже в начале ноября 1914 г. русские газеты отметили резкое,
как по команде, изменение взгляда английской печати на политику
России на Ближнем Востоке и ее стремление обосноваться в Проли-
вах. В газетах цитировались отзывы «Times», «Observer», «Specta-
tor» и других английских газет, в которых высказывалась мысль, что
окончательное решение Восточного вопроса должно дать России
власть над Константинополем, а Босфор и Дарданеллы должны стать
морскими воротами для России, власть над которыми никто уже не
будет оспаривать. 13 (26) ноября 1914 г. в петроградских «Биржевых
ведомостях» было опубликовано сообщение о состоявшемся якобы
между Россией и ее союзниками соглашении о Черноморских про-
ливах, по которому России были обещаны после окончания войны
Константинополь и оба берега Босфора. Министерство иностран-
ных дел России тотчас же опровергло это сообщение.
22МОЭИ. — T. VI. — Ч. 2. — № 484.
23 МОЭИ. — T. VI. — Ч. 2. — № 506.
24 Там же. — № 511.
"Там же.
26 Константинополь и проливы. — T. I. — № 25, 29.
27 См. Константинополь и проливы. — T. I. — № 2. — С. 156—
181. Памятная записка НА. Базили «О целях наших на проливах»,
ноябрь 1914 г.
28 Относительно широты этой прибрежной полосы авторы записки
предложили ряд вариантов, считая во всяком случае обязательными
занятие обоих берегов Босфора на 20-30 верст в глубину, а также
овладение Принцевыми о-вами. Оборона Дарданелл обеспечивалась
сооружением мощной крепости на Галлиполийском полуострове и
распространением права «военного использования и на южный бе-
рег Дарданелл и при том, по возможности, на весь Троянский полу-
остров до линии Адрамити — Пандерма». Для обеспечения «еще
большей надежности» обороны Проливов в записке предлагалось
завладение берегами Мраморного моря, расширение оборонитель-
ной зоны на европейском берегу вплоть до «нашего занятия всей
Фракийской равнины с Адрианополем».
29 Там же. — С. 165.
30 Там же. — С. 160-161.
31 Там же. — С. 158.
32 Там же. — С. 181-195.
33 Автор записки считал, что ввиду того, что в Константинополе
«сложно и тонко» сплелись «громадные интересы мирового значе-
ния» Европы и Азии, этот город невозможно сделать «губернским
городом России». Поэтому «России самой следует выделить Кон-
541
стантинополь с прилегающим к городу районом в вольный и нейт-
ральный город с самоуправляющейся городской общиной, органи-
зацию которой предоставить установить Европе». При этом не забы-
валось и «наше особое национальное чувство» — собор святой
Софии в Константинополе должен был восстановить свой христи-
анский образ и свою христианскую деятельность.
34 Там же. — С. 192-193.
35Палеолог М. Царская Россия во время мировой войны. —
П.-М., 1923. — С. 169.
36Taube M. La politique russe d'avant guerre et la fin de l'empire
des Tsars (1904-1917). — Paris, 1928. — P. 397-398.
37 МОЭИ. — T. VI. — 4. 2. — № 675.
38 Там же.
39 МОЭИ. — № 699.
40 Там же. — С. 719 (разрядка документа).
41 Константинополь и проливы. — T. II. — №11.
42 Сазонов С.Д. Указ. соч. — С. 314.
43 Константинополь н проливы. — T. II. — № 13. Через несколь-
ко дней после обращения великого князя Николая к союзникам
кавказская армия под Сарыкамышем наголову разбила турецкую ар-
мию, потерявшую 78 тыс. человек.
44 МОЭИ. — T. VII. — Ч. 1. — № 79.
45 Там же.
46 Константинополь и проливы. — T. II. — № 15.
47 МОЭИ. — T. VII. — Ч. 1. — № 166, 175, 196. Об этом решении
царя верховный главнокомандующий известил председателя Совета
министров Горемыкина 1 (14) февраля 1915 г. и просил его опо-
вестить об этом министров.
48ГАРФ. — Ф. 579. — Д. 1455. — Л. 1.
49 Стенографический отчет. Государственная Дума. Четвертый
созыв. Сессия III. Заседание первое. — С. 7, 10, 17.
50 Там же. — С. 50.
51 Там же. — С. 39. В том же духе высказались Шидловский
(октябрист), Савенко (националист) и др.
"Там же. — С. 71.
53 Там же. — С. 74.
"Русские ведомости. — 1915. — 28 янв.; День. — 1915. —
30 янв.
55 МОЭИ. — T. VII. — Ч. 1. — № 232. Записка, составленная в
МИД 8 (21) февраля 1915 г.
56 Михайловский Г.Н. Записки. Из истории российского внеш-
неполитического ведомства. 1914-1920. — М., 1993. — Кн. 1. —
С. 85-86.
"Там же. — С. 87.
58 МОЭИ. — T. VI. — Ч. 1. — № 265.
542
59 Константинополь и проливы. — T. II. — № 30.
60 Там же. — С. 146.
61 Данилов Ю.Н. Великий князь Николай Николаевич. — Па-
риж, 1930. — С. 231.
62 Константинополь и проливы. — T. И. — № 31. Эта резкая
перемена позиции верховного командования, очевидно, была связа-
на с приездом в этот день в Ставку военного министра генерала
Сухомлинова, выехавшего из Петрограда сразу после упомянутого
выше совещания под председательством Горемыкина.
63 Там же. — С. 147.
64 Там же. — № 35.
"Палеолог М. Указ. соч. — С. 220-221.
66 Там же. — С. 221.
67МОЭИ. — T. VII. — Ч. 1. — № 298.
68 Константинополь и проливы. — T. I. — № 19.
69 Там же. — № 100.
70 Там же. — № 106.
71 Пуанкаре Р. На службе Франции. — Т. 1. — М., 1936. —
С. 332.Узнав о смерти Витте 1 (13) марта 1915 г., Пуанкаре записал
в своем дневнике: «Эта смерть чуть ли не имеет для Аитанты зна-
чение выигранного сражения».
72 Пуанкаре Р. Указ. соч. — Т. 1. — С. 412.
73 History of the Great War based on official documents by direction
of the Historical section of the Committee of Imperial defence. — Naval
operations. — V.2. — L., 1923. — P. 204.
74 Константинополь и проливы. — T. I. — № 76.
75 Там же. — №. 77.
76 Дякин B.C. Русская буржуазия и царизм в годы первой мировой
войны, 1914-1917. — Л., 1967. — С. 48-49.
77 МОЭИ. — T. VII. — Ч. 2. — № 493.
78 Там же. — № 568.
79 Пуанкаре Р. Воспоминания. 1914-1918. На службе Франции. —
Т. 2. — М., 1936. — С. 93.
80 МОЭИ. — T. VIII. — Ч. 2. — № 896.
81 Константинополь и проливы. — T. II. — № 194.
82 МОЭИ. — T. VIII. — Ч. 1. — С. 72.
83 Российский государственный архив военно-морского флота
(далее — РГАВМФ). — Ф. 418. — Д. 668. — Л. 62; РГВИА. —
Ф. 2003. — On. 1. — Д. 51. — Л. 285, 291.
84 Красный архив. — Т. 28. — С. 8-9; МОЭИ. — T. IX. —
№ 13, 44.
85 Константинополь и проливы. — Т. 1. — № 13.
86 Милюков П.Н. Тактика фракции народной свободы во время
войны. — Пгр., 1916. — С. 8.
87 Константинополь и проливы. — Т. И. — № 331, 332.
543
88 Лорд Берти. За кулисами Антанты (дневник британского по-
сла в Париже). — М.-Л., 1927. — С. 117.
89 Монархия перед крушением. 1914-1917. Бумаги Николая II и
другие документы. — М.-Л., 1927. — С. 12-13, 149, 167-169.
90 Константинополь и проливы. — T. I. — № 236.
91 Там же. — № 239.
92 Константинополь и проливы. — T. I. — № 445.
93Бьюкенен Д. Указ. соч. — С. 176.
94 Палеолог М. Указ. соч. — С. 247-248.
95 См. Михайловский Г.Н. Указ. соч. — С. 219.
96 Там же. — С. 226.
97 Константинополь и проливы. — T. II. — № 194. — С. 398-
390.
98 Государственный архив Российской Федерации (далее —
ГАРФ). — Ф. 543. — On. 1. — Д. 675. — Л. 1-5.
"Русская молва. — 1913. — 24 марта.
100 Центрархив. Русско-польские отношения в период первой
мировой войны. — М.-Л., 1926. — № 15.
101 Бьюкенен Дж. Мемуары дипломата. Изд. 2-е. — М., б.г. —
С. 170-171.
102 АВПРИ. — Ф. 135. — Оп. 474. — Д. 103. — Л. 5 об.
103 Там же. — Л. 5.
104 См. Игнатьев А.В. Внешняя политика Временного правитель-
ства. — М., 1974. — С. 60-64.
105 Константинополь и проливы. — T. I. — № 138.
106 Константинополь и проливы. — T. I. — № 327, 328.
107 Михайловский Г.Н. Указ. соч. — С. 307-309.
log История гражданской войны. — М„ 1936. — Т. 1. — С. 83.
109 Палеолог М. Указ. соч. — С. 460-461.
110 Милюков М. Указ. соч. — С. 303.
111 Константинополь и проливы. — T. I. — № 324.
112 Там же. — № 325.
1,3 Ганелин Р.Ш. Россия и США. 1914-1917. — Л., 1969. —
С. 150-159.
114 Михайловский Г.Н. Указ. соч. — С. 450.
1,5 Там же. — С. 389-390.
116 Былое. — 1918. — № 12. — Кн. 6; Васюков B.C. Внешняя
политика Временного правительства. — М., 1966. — С. 448-449.
117 Былое. — С. 20-21.
118 Там же.
Глава VIII
1 Документы внешней политики СССР (далее — ДВП СССР). —
Т. 1. — М., 1957. — С. 13.
2 Там же. — С. 35.
544
3 Там же. — С. 122.
4 Там же. — С. 202.
5 Там же. — С. 240-243, 319-321, 342-344 и др.
6 Там же. — С. 240.
7 Там же. — С. 718-719.
8 История дипломатии. — Изд-е 2-е. — T. III. — М., 1965. —
С. 116; Миллер А.Ф. Очерки новейшей истории Турции. — М.-Л.,
1948. — С. 67.
9 Houward N. Harry. Turkey. The Straits and U.S. Policy. — Balti-
more and London, 1974. — P. 51-82.
10Ленин В.И. ПСС. — T. 39. — С. 110-111.
"История дипломатии. — T. III. — С. 213.
,2ДВП СССР. — Т. 2. — М., 1958. — С. 554-555.
13ДВП СССР. — Т. 3. — М., 1959. — С. 599.
14 Миллер А.Ф. Цит. соч. — С. 116.
"Там же. — С. 116-117.
16 История дипломатии. — T. III. — С. 307.
,7ДВП СССР. — Т. 5. — М., 1961. — С. 593-595.
18 Там же. — С. 761.
19 Архив внешней политики Российской Федерации (далее —
АВП РФ). — Ф. 421. — On. 1. — Д. 1. — П. 1. — Л. 1, 18, 133;
Ф. 0421. — On. 1. — Д. 6. — П. 1. — Л. 205; Российский центр
хранения и изучения документации по новейшей истории (да-
лее — РЦХИДНИ). — Ф. 5. — On. 1. — Ед. хр. 1985. — Л. 17-19;
Ед. хр. 1988. — Л. 42, 116; Ед. хр. 1990. — Л. 7-8.
20ДВП СССР. — Т. 5. — С. 621-623.
21 АВП РФ. — Ф. 421. — On. 1. — Д. 1. —- П. 1. — Л. 97-98.
22 РЦХИДНИ. — Ф. 17. — Оп. 3. — Ед. хр. 318. — Л. 2.
23 Ленин В.И. ПСС. — Т. 45. — С. 239-240.
24 Там же.
25 Там же. — С. 240-241.
26ДВП СССР. — Т. 5. — С. 653.
27 АВП РФ. — Ф. 421. — On. 1. — Д. 1. — П. 1. — Л. 114.
28 Там же.
29 Там же.
30РЦХИДНИ. — Ф. 17. — Оп. 3. — Ед. хр. 430. — Л. 1.
31 Там же.
32ДВП СССР. — Т. 5. — С. 650-653.
33 Там же. — С. 646-647.
34 Там же. — С. 647.
35 РЦХИДНИ. — Ф. 17. — Оп. 3. — Ед. хр. 322. — Л. 18.
36ДВП СССР. — Т. 5 — С. 653-654.
37 АВП РФ. — Ф. 421. — On. 1. — Д. 1. — П. 1. — Л. 134.
38ДВП СССР. — Т. 6. — М., 1962. — С. 36-37.
39 Там же. — С. 37-38.
35 — 2729
545
40 АВП РФ. — Ф. 0421. — On. 1. — Д. 6. — П. 1. — Л. 340.
41 Там же.
42 Conference de Lausanne sur les affaires du Proche Orient.
Commission pour l'étude du regime détroits. Proces-verbal No 1. —
Lausanne, 1923. — P. 2-3, 8-9.
43АВП РФ. — Ф. 0421. — On. 1. — Д. 6. — П. 1. — Л. 340.
44ДВП СССР. — Т. 6. — С. 41.
45 АВП РФ. — Ф. 0421. — On. 1. — Д. 6. — П. 1. — Л. 341.
46 Там же.
47Там же. — Ф. 0431. — On. 1. — Д. 6. — П. 1. — Л. 341.
48 Там же. — Д. 5. — П. 1. — Л. 6.
49Conference de Lausanne... Commission pour l'étude du regime
détroits. Proces-verbal No 2. — P. 4-6, 13-14.
50 Ibid. — P. 6, 14-15.
51 Ibid. — Proces-verbal No 3. — P. 2-4.
52 Ibid. — P. 4-7.
53 Ibid. — Proces-verbal No 4. — P. 2-3.
54 Ibid. — P. 4-7.
55 ДВП СССР. — T. 6. — C. 55-56.
56 Там же. — С. 72.
57 Там же. — С. 74.
58 Там же. — С. 605.
59 Там же. — С. 72.
60 Там же. — С. 92-96.
61 Там же. — С. 100-101.
62 Там же. — С. 95.
"Там же. — С. 101-102.
64 АВП РФ. — Ф. 0421. — On. 1. — Д. 3. — П. 1. — Л. 62.
"Миллер А.Ф. Цит. соч. — С. 135-136.
66 ДВП СССР. — Т. 6. — С. 612.
67 Там же. — С. 180.
68 Там же. — С. 256-258.
69 АВП РФ. — Ф. 421. — On. 1. — Д. 2. — П. 1. — Л. 24.
70 ДВП СССР. — Т. 6. — С. 562-572.
71 Миллер А.Ф. Цит. соч. — С. 143.
72Поцхверия Б.М. Турция между двумя мировыми войнами.
Очерки внешней политики. — М., 1992. — С. 79.
73 ДВП СССР. — Т. 6. — С. 393.
74 Там же. — С. 391-392.
75 Там же. — С. 562-573.
76 История внешней политики СССР. Изд. 2-е, перераб. и доп. —
Т. 1. — М., 1976. — С. 184.
"ДВП СССР. — Т. 6. — С. 363-364.
78 Черноморский флот. Исторический очерк. — М., 1967. —
С. 133-135.
546
79 Горшков С.Г. Морская мощь государства. — Изд. 2-е, доп. —
М., 1979. — С. 194-195.
80ДВП СССР. — Т. 7. — М., 1963. — С. 124-125, 703.
81 Там же. — С. 426-427.
82 Там же. — С. 550.
83 АВП РФ. — Ф. 0421. — On. 1. — Д. 2. — П. 1. — Л. 217.
Глава IX
1 ДВП СССР. — Ф. 0132. — Оп. 9. — Д. 531. — Л. 9.
2 Société des Nations. Journal Officiel. — Geneve, 1936. — № 3. —
P. 288.
3 За исключением нарушения в начале 1930 г., когда вопреки
ст. 2 конвенции, предусматривавшей ограничение тоннажа военно-
морских судов, проходящих в Черное море, через Проливы был
проведен линкор «Парижская Коммуна» и крейсер «Профинтерн»;
Дранов Б.А. Черноморские проливы (Международно-правовой ре-
жим). — М., 1948. — С. 200.
4 АВП РФ. — Ф. 0132. — Оп. 9. — Д. 531. — Л. 15, 43-44.
5 ДВП СССР. — Т. 8. — М., 1963. — С. 63.
6 Там же. — С. 98.
7 Там же. — С. 770 (прим. 27).
8 Там же. — С. 739-742.
9 ДВП СССР. — Т. 8. — С. 70.
10См. АВП РФ. — Ф. 0132. — Оп. 14. — Д. 12.
11 Там же. — Оп. 13. — Д. 736. — Л. 9.
12 Там же. — Л. 5, 8-9.
13 См. Иванов Л. Турция и режим проливов // Мировое хозяйство
и мировая политика. — 1936. — № 6. — С. 86.
14 АВП РФ. — Ф. 0132. — Оп. 13. — Д. 736. — Л. 5-9.
15 Mussolini В. Şeritti e discorsi dal 1927 al 1928. — Milano,
1934. — P. 175-179.
16 Алексеев B.M., Керимов M.A. Внешняя политика Турции. —
M., 1961. — С. 29-30.
17 Там же. — С. 28.
18 Живкова Л. Англо-турецкие отношения. 1933-1939 гг. — М.,
1975. — С. 44-45.
19Toscano M. La Conferenza di Montreux e la Nuova Convenzione
degli Stretti. — Milano, 1938. — P. 38-40; The Minutes of the General
Commission of the Disarmament Conference. — London, 1933. —
Vol. 2. — P. 366, 400, 486-488.
20Toscano M. La Conferenza di Montreux... — P. 41-42.
21 Живкова Л. Англо-турецкие отношения... — С. 24-25.
22 Там же. — С. 27, 31.
23 Там же. — С. 49-50.
35*
547
24 League of Nations. Official Journal. — London, 1935. — No 5. —
P. 562-563.
25 Documents diplomatiques français. — Ser. 1. — Vol. 10, — Paris,
1981. — P. 506-507.
26 Живкова Л. Англо-турецкие отношения. — С. 53.
27 Там же. — С. 54-55.
38 Toscano M. La Conferenza di Montreux. — P. 49.
"Согласно ст. 18, Лозаннская конвенция предусматривала, что
«если бы нарушение постановления о свободе прохода, неожидан-
ное нападение или какие-либо военные действия или угроза войны
поставили под угрозу свободу судоходства в Проливах или безопас-
ность демилитаризованных зон, то высокие договаривающиеся сто-
роны и во всяком случае Франция, Великобритания, Италия и Япо-
ния сообща помешают таковым всеми теми средствами, о которых
совет Лиги наций постановит с этой целью» (см. Документы внеш-
ней политики СССР. — Т. 6. — М., 1962. — С. 572). Но уже
из 4 гарантов (Франция, Великобритания, Италия и Япония)
два — Италия и Япония — вступили на путь открытой агрес-
сии.
30ДВП СССР. — Т. 19. — М., 1974. — С. 187-188.
31 Там же. — С. 232-233.
32 Письмо Н.Н. Крестинского полпреду СССР в Турции
Л.М. Карахану от 13 апреля 1936 г. — АВП РФ. — Ф. 0132. —
Оп. 19. — Д. 1000. — Л. 1-2.
33 Там же. — Ф. 010. — On. 11. — Д. 91. — Л. 25-26.
34 ДВП СССР. — Т. 19. — С. 231-232.
35 АВП РФ. — Ф. 05. — Оп. 16. — Д. 122. — Л. 1.
36 2 мая Италия сообщила о том, что не может участвовать в кон-
ференции. Правительство Муссолини мотивировало свой отказ тем,
что участники конференции осуществляют экономические санкции
против Италии в связи с итало-эфиопской войной.
37 См. подробнее: Routh D.A. The Montreux Convention Regarding
the Regime of the Black Sea Straits // Survey of the International Affaires
(by A. Toynbee). 1936. — London, 1937. — P. 608-609, 617-618;
Toscano M. La Conferenza di Montreux. — P. 59-64; Постников A.C.
Конференция в Монтрё 1936 г. и позиция Франции // Политика
Великих держав на Балканах и Ближнем Востоке в новейшее вре-
мя. — Свердловск, 1983. — С. 22-24.
38 Алексеев В.М., Керимов М.А. Внешняя политика Турции. —
С. 32; Routh D.A. The Montreux Convention. — P. 610.
39 АВП РФ. — Ф. 010. — On. 11. — Д. 91. — Л. 23-24, 34;
Ф. 0132. — Оп. 19. — Д. 1000. — Л. 95-96.
40 Там же. — Л. 46; Ф. 010. — Оп. 11. — Д. 91. — Л. 24.
41 Там же. — Ф. 098. — Оп. 19. — Д. 658. — Л. 152.
42 Там же. — Ф. 0132. — Оп. 19. — Д. 1000. — Л. 14-15.
548
43 Там же. — Л. 12-13.
44 Там же. — Ф. 0132. — Оп. 19. — Д. 1000. — Л. 46.
45 Там же. — Л. 44-45.
46 Там же. — Л. 40-43.
47 Там же. — Л. 39-40.
48 Там же. — Л. 36-39.
49 Там же. — Л. 28-29.
50 Там же. — Л. 27-28.
51 Там же. — Ф. 010. — Оп. И. — Д. 91. — Л. 39-40.
"Там же. — Ф. 0132. — Оп. 19. — Д. 1000. — Л. 108-109.
53 Там же. — Л. 94-95.
54 Там же. — Л. 194, 196-197; Ф. 05. — Оп. 16. — Д. 111. —
Л. 37-40.
"Там же. — Ф. 0132. — Оп. 19. — Д. 1000. — Л. 87, 194-195.
56 Там же. — Л. 26; Ф. 010. — Оп. 11. — Д. 91. — Л. 61-63.
"Там же. — Ф. 0132. — Оп. 19. — Д. 1000. — Л. 30-32, 34.
58 В момент открытия конференции Италия подтвердила свой
отказ с прежней мотивировкой. 15 июля экономические санкции
были отменены, но итальянское правительство выдвинуло новый
аргумент, указав, что еще не аннулированы направленные про-
тив нее соглашения средиземноморских держав о взаимной по-
мощи.
59 Actes de la Conference de Montreux. 22 Juin — 20 Juilet 1936.
Compte-rendu des seances plenieres et proces-verbal des débats du
comité technique. — Montreux, 1936. — P. 21-22.
60 Ibid. — P. 289-291.
61 АВП РФ. — Ф. 032. — On. 19. — Д. 1000. — Л. 128.
"ДВП СССР. — T. 19. — С. 310-311.
"Actes de la Conference de Montreux. — P. 32-33.
64ДВП СССР. — T. 19. — С. 314-316.
65 Actes de la Conference de Montreux. — P. 42-45; АВП РФ. —
Ф. 0132. — On. 21a. — Д. 1. — Л. 11.
66 Попов В.И. Конференция в Монтрё 1936 года (Дипломатичес-
кая борьба английской и советской делегаций на конференции) //
Вопросы истории. — 1963. — С. 54; АВП РФ. — Ф. 0132. —
Оп. 21а. — Д. 1. — Л. 11.
67 АВП РФ. — Ф. 010. — Оп. И. — Д. 91. — Л. 73-79.
68 ДВП СССР. — Т. 19. — С. 753 (прим. 127); С. 754 (прим. 132).
69 АВП РФ. — Ф. 0132. — Оп. 19. — Д. 1000. — Л. 75-78, 128.
70 Там же. — Л. 83-84.
71 См. Попов В.И. Конференция в Монтрё 1936 года. — С. 53-
54.
72 Actes de la Conference de Montreux. — P. 60, 287-298.
73 АВП РФ. — Ф. 0132. — On. 19. — Д. 1000. — Л. 125; Ф. 05. —
Оп. 16. — Д. 113. — Л. 80.
549
74 Actes de la Conference de Montreux. — P. 76-79, 90-96, 109-
110, 112-113.
75 Ibid. — P. 111. Внешняя политика СССР. Сборник докумен-
тов. — T. IV. — М., 1946. — С. 152.
76 ДВП СССР. — Т. 19. — С. 359.
77 Там же. — С. 359-362.
78 Там же. — С. 755 (прим. 137); С. 365-366.
79 Actes de la Conference de Montreux. — P. 144-145; Routh D.A.
The Montreux Convention. — P. 636.
80 Сборник действующих договоров, соглашений и конвенций,
заключенных с иностранными государствами. — Вып. IX. — М.,
1938. — С. 61-79.
81 На Лондонской морской конференции (9 декабря 1935 г. —
25 марта 1936 г.), созванной с целью регламентации морских воо-
ружений, США, Великобритания (с доминионами) и Франция 25
марта 1936 г. подписали соглашение, открытое для присоединения
к нему Других государств, которое предусматривало не количествен-
ное ограничение морских вооружений, как было раньше, а качест-
венное, учитывая тоннаж судов и калибр орудий. Так, водоизме-
щение линкоров и калибр их орудий не должны были превышать
соответственно 35 тыс. m и 6,1 д, крейсеров — 8 тыс. m и 6,1 д,
подводных лодок — 2 тыс. m и 5,1 д.
82 ДВП СССР. — Т. 19. — С. 372-374.
"Toscane M. Op. cit. — P. 181.
84 Миллер А.Ф. Турция и проблема безопасности проливов. —
М., 1947. — С. 3-4.
Глава X
1 ДВП СССР. — Т. 19. — М., 1974. — С. 325-326.
2 Gürün Kâmuran. Türk-Sovyet İlişkileri (1920-1953). — Ankara,
1991. — S. 153.
3 ДВП СССР. — T. 19. — C. 769.
4-6 Там же. — T. 8. — M., 1963. — С. 501-502.
7 Живкова Л. Англо-турецкие отношения. 1933-1939 гг. —
М., 1975. — С. 67, 68.
8 Там же. — С. 159.
9 ДВП СССР. — Т. 19. — С. 139-140, 525-526.
10Кемаль Ататюрк. Избранные речи и выступления. — М.,
1966. — С. 393-394.
11 ДВП СССР. — Т. 19. — С. 529, 538, 540.
12-13 Там же. — С. 567-568.
14 ДВП СССР. — Т. 20. — М., 1976. — С. 191.
15 Там же. — С. 69.
16 Там же. — С. 390-391.
550
17 Vali Ferenc A. The Turkish Straits and NATO. — Stanford,
1972. — P. 55.
18ДВП СССР. — T. 21. — M., 1977. — С. 747.
19 Vâli Ferenc A. — Op. cit.
20 ДВП СССР. — T. 21. — С. 353.
21 Там же. — С. 645.
22 Olaylarla Türk Dış Politikası. Genişletilmiş 7. Baskı. — Ankara,
1989. — S. 137.
23 Ibid. — S. 143.
24 Документы внешней политики. 1939. — Кн. 2. — M., 1992. —
С. 146, 149, 170, 619.
25 Там же. — С. 146-150.
"Burçak Rıfkı Salim. Moskova Görüşmeleri (26 Eylül-16 Ekim
1939) ve Dış Politikamız üzerindeki tesisleri. — Ankara, 1983. — S. 84-
87.
27ДВП. 1939. — Кн. 2. — M., 1992. — С. 148, 170.
28Soysal İsmail. Tarihçeleri ve açıklamaları ile birlikte Türkiye'nin
Siyasal Andlaşmalan. I. Cilt (1920-1945). — Ankara, 1983. — S. 592-
593.
29Armaoğlu Fahir H. Siyasî Tarih. — Ankara, 1975. — S. 679;
Soysal İsmail. Tarihçeleri ve... — S. 593; Известия. — 1939. — 15 мая.
30 Soysal İsmail. Tarihçeleri ve... — S. 603.
31 Ibid. — S.604-606.
32 Ibid. — S. 602.
33ДВП. 1940 — 22 июня 1941. — Кн. 1. — M., 1995. — С. 342,
373-374; Смирнова Н.Д. Неизвестные страницы советско-итальян-
ских отношений. По новым документам // Новая и новейшая исто-
рия. — № 2. — 1996. — С. 32, 41.
34 ДВП. 1939. — Кн. 2. — С. 619.
з5Некрич А. — 1941. 22 июня. — М., 1995. — С. 98.
36 Türkiye Dış Politikasında 50 Yıl. ikinci Dünya Savası Yılları
(1939-1946). — Ankara. — S. 32, 33. Авторы завершают книгу о
войне годом окончания дискуссии по Проливам.
37 Ibid. — S. 14.
38 Ibid. — S.IV, 15.
39 Ibid. — S. 14, 16, 17.
40 Ibid. — S. 8, 9.
41 42 Геллер M., Некрич A. Утопия y власти. — London, 1989. —
P. 388-389.
43 Nazi-Soviet Relations. 1939-1941. Documents from the Archives
of the German Foreign Office. — Washington, 1948. — P. 180-181,
234-241, 247-250;Türkiye Dış Politikasında 50 Yıl. — S. 52-53;
Olaylarla Türk Dış Politikası... — S. 150.
44 Hurewitz J.C. Diplomacy in the Near and Middle East: A Do-
cumentary Record. 1914-1956. — V. 2. — New York, 1972. — P. 230.
551
«Olaylarla Türk Dış Politikası... — S. 154.
46 Soysal İsmail. Tarihçeleri ve... — S. 636; Внешняя политика
СССР. Сб. док. — Т. 4. — М., 1946. — С. 547.
47 Документы Министерства иностранных дел Германии.
Вып. 2. Германская политика в Турции (1941-1943). — М., 1946. —
С. 24-29, 30-31; Корхмазян P.C. Турецко-германские отношения
в годы второй мировой войны. — Ереван, 1977. — С. 83-87; Soysal
İsmail. Tarihçeleri ve... — S. 639.
48 Olaylarla Türk Dış Politikası... — S. 158.
49 Türkiye Dış Politikasında 50 Yıl. — S. 122.
50 Внешняя политика СССР. — T. 5. — M., 1947. — С. 5.
51 Внешняя политика Советского Союза в период Отечествен-
ной войны. — Т. 1. — М., 1946. — С. 145-146.
"Olaylarla Türk Dış Politikası... — S. 160-161.
53 Переписка Председателя Совета Министров СССР с прези-
дентами США и премьер-министрами Великобритании во время
Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. — Т. 1. — М.,
1957. — С. 20, 21, 23, 25.
54 Там же. — С. 76-77, 78.
"Olaylarla Türk Dış Politikası... — S. 164-165.
56 Ibid. — S. 166.
"Erkin Feridun Cemal. Dışişlerinde 34 Yıl. Anılar-Yorumlar. I.
Cilt. — Ankara, 1980. — S. 137.
58 Переписка Председателя Совета Министров... — T. 1. —
С. 89.
59 Там же. — С. 89; Olaylarla Türk Dış Politikası... — S. 167-168.
60 АВП РФ. — Ф. 05. — Оп. 5. — П. 31. — Д. 368. — Л. 30.
61 Переписка Председателя Совета Министров... — Т. 1. —
С. 89, 91, 95-96.
"Советский Союз на международных конференциях периода
Великой Отечественной войны 1941-1945. Сборник документов. —
Т. 2. Тегеранская конференция руководителей трех союзных дер-
жав — СССР, США и Великобритании (28 ноября — 1 декабря
1943 г.). — М., 1984. — С. 70; Документы Министерства иност-
ранных дел Германии... — С. 54, 57, 105.
63 Atatürk'ün Söylev ve Demeçleri. — 1-3. — Ankara, 1989. — 3. —
S. 133-136.
64 Ibid. — S. 139.
65 АВП РФ. — Ф. 05. — On. 5. — П. 31. — Д. 368. — Л. 66-
67, 71.
66 Olaylarla Türk Dış Politikası... — S. 171.
67 АВП РФ. — Ф. 05. — On. 5. — П. 32. — Д. 377. — Л. 24.
68 Там же. — Л. 31-36.
69 Gürün Kâmuran. Türk-Sovyet İlişkileri... — S. 255-258.
70 Ibid.
552
71 Советский Союз иа международных конференциях... — Т. 1.
Московская конференция министров иностранных дел СССР, США
и Великобритании (19-30 октября 1943 г.). — М., 1978. — С. 365,
367, 407-408.
72 Там же. — С. 316-318, 326; Там же. — Т. 2. Тегеранская кон-
ференция... — С. 326.
73 АВП РФ. — Ф. 05. — Оп. 5. — П. 31. — Д. 368. —
Л. 98.
74 Erkin Feridun Cemal. Dışişlerinde... — S. 98.
75 Gürün Kâmuran. Dış İlişkiler ve Türk Politikası. — Ankara,
1983. — S. 101.
76 Советский Союз на международных конференциях... — Т. 2.
Тегеранская конференция... — С. 22, 87, 93, 113, 117, 141.
77 Там же. — С. 86, 88, 89, 131-133; Переписка Председателя
Совета Министров... — Т. 1. — С. 241.
78 Советский Союз на международных конференциях... — Т. 2.
Тегеранская конхреренция... — С. 86, 89, 114, 116, 131.
79 Там же. — С. 126, 141 ; Там же. — Т. 4. Крымская конференция
руководителей трех союзных держав — СССР, США и Великобри-
тании (4-11 февраля 1945 г.). — М., 1984. — С. 201; Gürün Kâmuran.
Türk-Sovyey ilişkileri... — S. 259-260.
80 АВП РФ. Черноморские проливы. Сборник документов 1917—
1946. — М., 1947. — С. 150-158, 161, 163.
81 Olaylarla Türk Dış Politikası... — S. 171.
82 Ibid. — S.181.
83 Erkin Feridun Cemal. Dışişlerinde... — S. 139, 141.
84 АВП РФ. — Ф. 06. — On. 6. — П. 51. — Д. 702. — Л. 11.
"Там же. — Ф. 05. — On. 5. — П. 31. — Д. 368. — Л. 9.
86 Переписка Председателя Совета Министров... — Т. 2. —
С. 132.
87 АВП РФ. — Ф. 06. — Оп. 6. — П. 51. — Д. 702. — Л. 11.
88 Переписка Председателя Совета Министров... — Т. 1. —
С. 241.
89 АВП РФ. — Ф. 06. — Оп. 6. — П. 51. — Д. 700. — Л. 4, 5,
31, 36.
'"Erkin Feridun Cemal. Dışişlerinde... — S. 147, 148; Olaylarla
Türk Dış Politikası... — S. 183.
91 Armaoğlu Fahir. Belgelerle Türk-Amerikan münasebetleri. —
Ankara, 1991. — S. 125.
92 Советский Союз на международных конференциях... — Т. 4.
Крымская конференция... — С. 201.
93 Soysal İsmail. Tarihçeleri ve... — S. 642-645.
94-95 Внешняя политика Советского Союза в период Отече-
ственной войны. — Т. 3. — 1947. — С. 146.
96 Erkin Feridun Cemal. Dışişlerinde... — S. 146.
553
97 Внешняя политика Советского Союза в период Отечествен-
ной войны. — Т. 3. — 1947. — С. 163-164.
98 Erkin Feridun Cemal. Dışişlerinde... — S. 147-149.
"Armaoğlu Fahir. Belgelerle Türk-Amerikan münasebetleri. —
S. 128-133.
100 Ibid. — S. 139.
101 АВП РФ. Черноморские проливы... — С. 164-165.
102 Там же. — С. 160.
103 Советский Союз на международных конференциях... —
Т. 6. Берлинская (Потсдамская) конференция руководителей трех
союзных держав — СССР, США и Великобритании (17 июля —
2 августа 1945 г.). — М., 1984. — С. 38, 135-136, 149.
104 Там же. — С. 150-151, 175.
105 Там же. — С. 137, 148, 149.
106 Там же. — С. 137, 148, 150-151, 175-176.
107 Там же. — С. 327, 381.
108 Там же. — С. 444.
109 АВП РФ. Черноморские проливы... — С. 170.
110 Armaoğlu Fahir. Belgelerle Türk-Amerikan... — S. 141.
111 Vali Ferenc A. The Turkish Straits... — P. 244-246; Armaoğlu
Fahir. Belgelerle Türk-Amerikan... — S. 141-142.
112 АВП РФ. — Ф. 0132. — Оп. 29а. —П. 286. —Д. 1.—Л. 43-
45; Оп. 29в. — П. 286. — Д. 1. — Л. 12.
113 Тексты нот см.: Внешняя политика СССР. Сб. док. — Т. 6. —
С. 458-460, 664-670; Vali Ferenc A. The Turkish Straits... — P. 255-
265, 278-297; Erkin Feridun Cemal. Türk-Sovyet İlişkileri ve Boğazlar
meselesi. — Ankara, 1968. — S. 414-440.
114 Внешняя политика СССР. — T. 6. — С. 55.
us Там же. — С. 458-460.
116 АВП РФ. Черноморские проливы... — С. 180.
117 Vali Ferenc A. The Turkish Straits... — P. 250-252; Armaoğlu
Fahir. Belgelerle Türk-Amerikan... — S. 148-149.
118 АВП РФ. Черноморские проливы... — С. 185.
119 Erkin Feridun Cemal. Türk-Sovyet... — S. 416-422; Vali Fe-
renc A. The Turkish Straits... — P. 255-265.
120 Советский Союз на международных конференциях... —
Т. 6. Берлинская (Потсдамская) конференция... — С. 151.
121 Внешняя политика СССР. — Т. 6. — С. 664-670.
122 Armaoğlu Fahir. Belgelerle Türk-Amerikan... — S. 150-
151.
123 АВП РФ. Черноморские проливы... — С. 218.
124 Vali Ferenc A. The Turkish Straits... — P. 278-297; Erkin
Feridun Cemal. Türk-Sovyet... — S. 429^140.
125 АВП РФ. Черноморские проливы... — С. 247.
126 АВП РФ. — Ф. 0132. — Оп. 29а. — П. 286. — Д. 2. — Л. 30-
554
32; On. 31. — П. 114. — Д. 26. — Л. 99; Ф. 05. — Оп. 5. — П. 31. —
Д. 368. — Л. 67-68.
121 Soysal İsmail. Tarihçeleri ve... — S. 596.
128 Поцхверия Б.М. Внешняя политика Турции после второй
мировой войны. — М., 1976. — С. 62.
129 АВП РФ. — Ф. 0132. — Оп. 36в. — П. 350. — Д. 1. — Л. 32.
130 Правда. — 1953. — 19 июля.
131 АВП РФ. — Ф. 0132. — Оп. 36. — П. 325. — Д. 14. — Л. 202-
203.
132 Там же. — Оп. 36в. — П. 350. — Д. 1. — Л. 36.
133 Там же. — Оп. 36. — П. 325. — Д. 14. — Л. 203.
134 Там же. — Оп. 36в. — П. 350. — Д. 1. — Л. 35.
135 Там же. — Оп. 36. — П. 327. — Д. 50. — Л. 55, 57-58, 60-61.
136 Заседания Верховного Совета СССР (пятая сессия) 5-8 ав-
густа 1953 г. Стенографический отчет. — М., 1953. — С. 278.
137 АВП РФ. — Ф. 0132. — Оп. 36. — П. 325. — Д. 14. — Л. 69-
70.
138 Там же. — Л. 12, 50, 68, 108.
139 Там же. — П. 324. — Д. 5. — Л. 21, 22, 23.
140 Там же. — П. 325. — Д. 14. — Л. 241.
141 Там же. — Оп. 36в. — П. 350. — Д. 1. — Л. 45-46.
142 Там же. — Оп. 36. — П. 325. — Д. 14. — Л. 324, 325.
143 Заседания Верховного Совета СССР 4-го созыва. 4-я сессия
(26-29 декабря 1955 г.). Стенографический отчет. — М, 1956. —
С. 417.
144 Известия. — 1957. — 13 февр.
145 Vali Ferenc A. Op. cit. — P. 306-308.
146 Turkey. Almanac. — Ankara, 1995. — P. 186.
147 Montreux'nun 57. Yılında Türk Boğazlarının Güncel Sorunları.
Semposyum 9.11.1993. — istanbul, 1994. — S. 59.
148 Морской сборник. — 1990. — № 2. — С. 14.
149 Altuğ Yılmaz. The United States of America's policies towards
Turkish Straits. Belleten. С. LVI. Sa. 215. — Ankara, 1992. — S. 196-
197.
150 Soysal İsmail. Tarihçeleri ve... — S. 500.
но» Uçaroi Rifat. Değişmekte olan Dünyada Türk Boğazlarının önemi
ve geleceği. — Yeni Dünya Düzeni ve Türkiye. — istanbul, 1994. —
S. 194.
151 Altuğ Yılmaz. The United States of America's... — S. 197.
152 Ibid.
153 Soysal İsmail. Op. cit.
154 Altuğ Yılmaz. Op. cit. — S. 196.
155 Armaoğlu Fahir. Belgelerle... — S. 294, 316.
156 Howard Harry N. Turkey, the Straits and U.S.Policy. —
Baltimore and London, 1974. — P. 322-323.
555
157 Middle East Economic Digest (далее MEED). — London,
1982. — V. 26. — N. 7. — P. 50.
158 MEED. — V. 26. — No 18. — P. 31.
159 Soysal Ismail. Op. cit.
160 MEED. — V. 26. — No 49. — P. 61.
161 U.S.Interests in the Eastern Mediterranean: Turkey, Greece
and Cyprus. Report prepared for the Sabcommittee on Europe and the
Middle East. — Washington, 1983. — P. 1,2.
162 Turkey, Greece and NATO: The Strained Alliance. A Staff
Report to the Committee on Foreign Relations. U.S. Senat. — Washing-
ton, 1980. — P. 6.
1И NATO's Sixteen Nations. — V. 31. — 1986. — P. 41.
164 NATO and the Mediterranean. — Wilmington, Delaware,
1985. — P. 15, 24, 159.
165 Gürkan İhsan. Soviet Preferences for Regional Wars and the
Southern Rimlands. — Middle East, Turkey and the Atlantic Alliance. —
Ankara, 1987. — P. 35.
165lUçarol Rifat. Değişmekte olan Dünyada... — S. 198; Turkish
Probe. V. 5 — No 81. — 1994. — P.8.
166 Maritime Traffic Regulations for the Turkish Straits and the
Marmara Region. — Turkey. Almanac. — Ankara, 1995. — P. 172—
185.
167 Gumhuriyet. — 26.05.1994; MEED. — V. 38. — No 22. —
P. 24.
168 Deniz Ticareti. Turkish Shipping World. 1994. Sa. 2. — Istan-
bul. — S. 21.
169 Özkan t. Reşat. Dış Politika. — istanbul. — 1996. — S. 162.
170 Cumhuriyet. — 26.05.1994.
171 Известия. — 1994. — 2 июля.
172 Cumhuriyet. — 14.05.1994.
173 Лаврова T.B. Черноморские проливы. — Ростов-на-Дону,
1997. _ с. 108-109.
174 Montreux'nun 57 Yılında... — S. 17; Cumhuriyet. — 26.05.1994;
Поцхверия Б. Интересы России в Черноморских проливах // Неза-
висимая газета. — 1994. — 30 нояб.
173 Montreux'nun 57 Yılında... — S. 17, 18, 54, 58-59, 61, 63.
176 Правила предотвращения загрязнения вредными жидкими
веществами, перевозимыми наливом. — Международная морская
организация. — Лондон, 1986. — С. 3.
177 Istanbul Ticaret. — 3.06.1994.
178 Cumhuriyet. — 11.05.1996.
179 Там же. — 16.05.1996; Montreux' nün 57 Yılında... — S. 17.
180 Международная жизнь. — 1996. — № 1. — С. 20; № 9. —
С. 35; Независимая газета. — 1996. — 22 февр. — С.8.
181 Panorama. Баку. — 1997. — 22 авг.
556
182 Elekdağ Şükrü. Jeo Stratejinden Eko Stratejiye. — Yeni Dünya
düzeni... — S. 57; Uçarol Rifat. Değişmekte olan Dünyada... — S. 198.
183 Известия. — 1996. — 27, 28 дек.
184 Аргументы и факты. — № 47. — 1997.
185 Независимая газета. — 1994. — 16 июля.
186 Там же. — 1997. — 29 окт.
187 Newspot. — Ankara, 5.08, 16.09.1994.
188 Известия. — 1995. — 24 марта; 1997. — 9 дек.
189 Независимая газета. — 1996. — 17 мая.
Монография
Коллектив авторов
РОССИЯ
И ЧЕРНОМОРСКИЕ ПРОЛИВЫ
(XVIII-XX столетия)
Оформление художника CH. Орлова
Художественный редактор А.С Скороход
Технический редактор Г.В. Лазарева
Корректор СЮ. Чупахина
Компьютерная верстка Е.В. Мельниковой
ЛР № 010170 от 7 октября 1997 г.
Сдано в набор 3.08.98. Подписано в печать 17.05.99 г.
Формат 60х90'/16. Бумага офсетная.
Гарнитура «Тайме». Печать офсетная.
Усл. печ. л. 35,0. Уч.-изд. л. 32,50.
Тираж 2000 экз. Заказ № 2729.
Цена договорная. Изд № З-и/97.
Издательство «Международные отношения»
107078, Москва, Садовая-Спасская, 20
Телефон отдела реализации: 975-30-09
Отпечатано с готового оригинал-макета
издательства «Международные отношения»
в Смоленской областной типографии им. Смирнова,
214000, г. Смоленск, пр. Юрия Гагарина, д. 2
Тел.: 3-01-60, 3-14-17, 3-46-20
ISBN 5-7133-0978-9
9 "785713||309787|
76 Россия и Черноморские проливы (XVIII-XX столетия). —
М: Междунар. отношения, 1999. — 560 с.
ISBN 5-7133-0978-9
Монография посвящена истории решения проблемы Черноморских про-
ливов во внешней политике России и СССР. На основе ранее ие известных
архивных материалов авторы по-новому ставят и анализируют вопросы, выте-
кающие из поиска решения этой проблемы. Уроки прошлого стали базой пред-
ложенных авторами выводов и наблюдений, полезных для внешней политики
современной России.
УДК 947:32
ББК 63.3(2)-6