/
Автор: Карр Дж.Д.
Теги: художественная литература роман романы детективные романы серия мастера остросюжетного детектива
ISBN: 5-7001-0087-8
Год: 1993
Текст
ДЖ. Д. КАРР
ШШ В ВАГИН
ТЕМНЫЕ ОЧКИ
ДЬЯВОЛ В БАРХАТЕ
БЕСНОВАТЫЕ
РОМАНЫ
§
иентрполигрпяр
Москва
1993
ББК 84.7 (США)
К19
Серия "Мастера остросюжетного детектива" издается с 1991 года
Выпуск 31
Карр Джон Диксон
К19 Дьявол в бархате: Детективные романы. — Пер. с
англ.— "Мастера остросюжетного детектива". Вып. 31 —
М.: Центрполиграф, 1993. — 640 с.
В романах Джона Диксона Карра вес сплелось в трагический узел: политические
интриги и семейные лраммы, но во всех случаях блестящая работа сыщика-интел-
лектуала силой ума к логики побеждает хитроумного и опасного врага.
ББК 84.7 (США)
ISBN 5-7001-0087-8
© Состав и художественное оформление
торгово-издательское объединение
"Центрполиграф”, 1993
РОМАН
L
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ПЕРВЫЙ ВЗГЛЯД СКВОЗЬ очки
«Как я буду спать этой ночью?»
Кристина Эдмондс
Брайтон, 1871
Глава 1
Как вспоминал впоследствии человек, знакомство с которым
еще впереди, все началось в древних Помпеях, в одном из домов.
Никогда уже не мог он забыть ту предвечернюю жару, ту тишину
улицы Могил, нарушаемую лишь голосами англичан, те красные
олеандры заброшенного сада, руины и ту девушку в белом, окру-
женную группой мужчин в черных очках, словно маскарадных
масках.
Неделю до этого он провел в Неаполе, приехав туда по делам.
Дела эти, не имеющие никакого отношения к данному повествова-
нию, отняли у него все время, и освободился он лишь в понедель-
ник, 19 сентября, да и то к вечеру. А уже ночью должен был
отправиться в Рим, откуда рассчитывал через Париж возвратиться
в Лондон. Последний же вечер решено было посвятить осмотру до-
стопримечательностей: прошлое всегда привлекало его не меньше,
чем настоящее. Так и получилось, что в самый тихий и жаркий час
оказался он на улице Могил.
Улица эта выводит за стены Помпей. От Ворот Геркуланума
спускается она по пологому склону, как широкая борозда меж ка-
менных блоков. Над ней возвышаются пыльные кипарисы, не
очень-то оживляя это царство мертвых. То и дело попадаются
здесь склепы патрициев с их плоскими жертвенниками, почти не
поддающимися разрушительному воздействию времени.
Обжигающий солнечный свет блистал на разбитых колесами тя-
желых повозок камнях, на траве, пробивавшейся из всех щелей, на
темных ящерках, мелькавших в этой траве, словно тени... И над
всеми этими склепами, примерно в шести милях отсюда, высился
в дымке темно-голубой Везувий.
Больше часа прогуливался этот человек по мертвому городу, не
повстречав ни единой живой души. Лишь однажды в дальнем конце
улицы Судьбы мелькнула какая-то таинственная фигура с путеводи-
5
телем и тут же испарилась, подобно призраку, под скрип мелких
камешков. Он чувствовал, что от жары и тишины на ходу почти
засыпает, и все эти распотрошенные лавки, все дома, все колонны
казались ему на одно лицо...
Улица Могил вывела его на окраину. И он как раз думал, повер-
нуть ли ему назад в город или закончить свою прогулку вообще,
как взгляд его случайно упал на ЭТОТ дом.
Дом был просторен и принадлежал, вероятно, какому-нибудь
патрицию, умевшему и в дни расцвета Помпей ценить тишину и
покой предместья.
Человек почти машинально поднялся по лестнице. Темная перед-
няя пахла сыростью: здание сохранилось хуже, нежели те отрестав-
рированные дома в городе, которые он уже видел. Но чуть дальше,
окруженный колоннами и залитый солнцем, простирался сад пери-
стиля. Он весь зарос, всюду цвели красные олеандры, а рядом с
развалинами фонтана стояли азиатские сосны. Здесь-то сквозь ше-
лест высокой травы он и услышал английскую речь...
Рядом с фонтаном, глядя как бы прямо на вошедшего, стояла
девушка в белом платье. Он еше отчего-то подумал, что она не
только прелестна, но и умна. У нее были темно-каштановые воло-
сы, зачесанные за уши и слегка вьющиеся на затылке, овальное ли-
цо, маленькие сочные губы. Ее далеко отстоящие друг от друга
глаза, серые, с чуть тяжеловатыми веками, несмотря на серьезное
и задумчивое выражение, светились хорошим настроением. Она ма-
шинально, естественным движением, приглаживала на себе платье.
И все же, как показалось ему, нервничала, — об этом можно было
догадаться по подрагиванию бровей.
Напротив девушки стоял молодой человек в костюме из серой
фланели и с маленькой кинокамерой в руках. Камера затикала и
зажужжала. Прижимаясь одной щекой к ее боку, молодой человек
заговорил краем рта:
— Ну делай же что-нибудь! Улыбнись, помаши рукой или за-
жги сигарету — в общем, двигайся! Если ты будешь стоять, полу-
чится просто фотография — и все!
— Но, Джордж, что же мне делать?
— Я же сказал! Улыбнись, помаши рукой!..
Девушка держалась скованно, как if всякий, знающий, что каж-
дое его движение фиксируется. Наконец, проникнувшись важностью
своей задачи, она смущенно улыбнулась и, подняв белую сумочку,
помахала ею в воздухе. Затем оглянулась вокруг, как бы намерева-
ясь удрать, и вдруг рассмеялась прямо в объектив.
— Мы тратим пленку! — режиссерским голосом закричал моло-
дой человек.
А человек, наблюдавший за этой парой с расстояния примерно
четырех метров, вдруг со всей несомненностью ощутил, что нервы
6
у девушки крайне напряжены, здоровый цвет ее кожи обманчив, а
навязчивое жужжание камеры леденит ее душу, точно следящий
глаз из какого-нибудь ночного кошмара.
— Да что же мне делать?
— Пройдись! Вон хотя бы туда, вправо, я хочу снять тебя на
фоне колонн.
Молодые люди, впрочехм, были в саду не одни. Упершись кула-
ками в бока, за ними следил некий подвижный человечек в черных
очках, из-за которых не сразу было заметно, что он гораздо стар-
ше, чем позволял предположить его летний костюм. Но морщинис-
тый подбородок и седые волосы, торчавшие из-под опушенных
полей его панамы, легко выдавали возраст.
— Хвастуны! — проговорил он с уничтожающим сарказмом. —
Вот они кто: хвастунишки! Он желает, видите ли, чтоб эти колон-
ны служили ей фоном... А?! Ему не нужен портрет Мэрджори!
И ему нс интересна фотография дома в Помпеях. Но ему хочется
потом показывать: она здесь была... По-моему, это ничтожно!
— Да что ж тут плохого? — возразил громовой голос. Он при-
надлежал мужчине, стоявшему по другую сторону от молодых —
более высокому и крупному, с рыжеватой бородкой.
— Хвастунишки!
— Не согласен! — заявил плотный мужчина. — И вообще не по-
нимаю тебя, Маркус. Стоит нам направиться туда, где есть кое-что
любопытное, как ты предпочитаешь держаться подальше. Но по-
зволь спросить: какого дьявола? — Он произнес последнее слово
так, что оно раскатилось по саду. — Какого дьявола нужно куда-то
идти, если не смотреть на достопримечательности? Тебе не нравит-
ся, что кроме тебя посмотреть на них желают тысячи? А ты не
думал, что если тысячи людей в течение тысячи лет ходят в одно
и то же место, значит, оно безусловно достойно их посещений?!
— Не кричи! — отрезал человек в панаме. — И вообще — веди
себя прилично! Ты этого не понимаешь и никогда не поймешь. Ну
что, например, видел ты? Где мы сейчас находимся?
— Это легко выяснить, — ответил громкоголосый. — Что ска-
жете, юноша?
Он повернулся к молодому человеку с кинокамерой. Тот неохот-
но прервал съемки смеющейся девушки и, положив камеру в висев-
ший у него на плече футляр, вынул из кармана путеводитель.
— Так, — откашлялся он. — Номер 34, две звездочки... Вилла
Арриуса Диомедеса, — прочитал он торжественно. — Называлась
так, потому...
— Чепуха! — перебил его плотный мужчина. — Тот дом мы
уже видели минут десять назад. Там были обнаружены скелеты.
— Какие скелеты? — удивился молодой человек. — Мы не виде-
ли никаких скелетов, доктор Джо!
7
Скрытое темными очками лицо плотного мужчины стало еше
серьезней.
— Я нс сказал, что мы ВИДЕЛИ скелеты, — заметил он, энер-
гичным движением поправив на голове твидовое кепи. — Я сказал,
что там ОБНАРУЖИЛИ скелеты. На этой самой дороге: разве ты
не помнишь? В том месте горячий пепел при извержении вулкана
накрыл рабов; их потом так и нашли, они лежали на полу, словно
разбросанные кегли. Это был лом с зелеными колоннами.
Подвижный человечек в панаме взмахнул руками и скрестил их
на груди. Теперь он поглядывал с откровенным лукавством.
— В таком случае, Джо, тебе было бы интересно узнать, что
они не были...
— Как это не были?
— Зеленого цвета, — продолжал человечек. — Уже в который
раз я убеждаюсь, что обычные люди вроде тебя, — и тебя, и
вас, — совершенно неспособны с точностью объяснять, что они ви-
дят и слышат. Вы — не наблюдали. Вы не умеете наблюдать. Не
так ли, профессор?
Он повернулся, взглянув поверх плеча. В саду были еше двое
мужчин: оба стояли в тени, как раз позади колонн перистиля.
Человек, наблюдавший за всей группой, только теперь, да и то с
большим трудом, разглядел их: солнце слепило его. Он увидел толь-
ко, что один из них среднего возраста, а другой молод. И что они с
помощью большой лупы изучали кусок лавы или камень, который,
должно быть, нашли в балюстраде. На них тоже были темные очки.
— Оставьте в покое виллу Арриуса Диомедсса, — подал из-за ба-
люстрады голос. — А вот чей ЭТО дом?
— Ага, нашел! — тут же ответил молодой человек с камерой и
путеводителем. — Я перепутал страницу. Это номер 39, правильно?
Вот. Мы находимся здесь. Номер 39, три звездочки. «Дом Аулуса
Лепидуса, отравителя».
Воцарилась тишина.
До этого момента люди в саду представляли собой обыкновенную
группу друзей или знакомых, в которой настроение старших подпор-
чено жарой и утомительным путешествием. Учитывая некоторое
физическое сходство, а также манеру перебивать друг друга, можно
было бы заключить, что доктор Джо и человек в панаме по имени
Маркус были братьями. Девушка, которую звали Мэрджори, тоже,
видимо, была их родственницей. Все довольно обычно...
Но едва была прочитана вслух последняя фраза из путеводителя,
как атмосфера в саду столь резко переменилась, как если бы вдруг
наступило внезапное похолодание или сумерки. Только молодой че-
ловек с путеводителем не заметил, казалось, что все остальные по-
вернулись вполоборота и замерли. Четыре пары темных очков
уставились на девушку, и она как бы оказалась вдруг в цент-
8
ре маскарада. Солнце поблескивало в темных очках, придавая
обыкновенным очкам вид мрачных и таинственных масок.
Доктор Джо нервно проговорил:
— Что вы сказали?
— Отравителя, — повторил молодой человек. — «По инкрусти-
рованному в мозаичном полу на пороге передней рисунку, на котором
изображены меч и очищенная от коры ива (лепилус значит обтесан-
ный, полированный, но также и — умный, любезный), Момзен1
определил, что этот дом принадлежал...» — Да. Но что он со-
вершил?
— ...«который, по словам Варрона»1 2, убил пятерых членов своей
семьи с помощью отравленного грибного соуса», — продолжал чи-
тать молодой человек. Затем он с интересом огляделся вокруг себя,
будто еще надеясь увидеть здесь мертвые тела.
— Н-да, неплохо, — добавил он. — В то время, наверное, было
не так уж сложно отравить и остаться безнаказанным.
И только после этого вдруг сообразил, что что-то не так. Тогда
он захлопнул книгу.
— Послушайте, — тихо и торопливо проговорил он. — Послу-
шайте, я, кажется, сказал что-то не то?
— Да нет же! — очень естественно ответила Мэрджори. —
Хотя у дяди Маркуса есть хобби, — исследование преступлений. Не
правда ли?
— Да, — подтвердил Маркус и, повернувшись к молодому чело-
веку, добавил: — Скажите, мистер... все время забываю ваше имя.
— Ты прекрасно знаешь, как его зовут! — возмутилась
Мэрджори.
— Хардинг, сэр. Джордж Хардинг, — ответил молодой человек.
По его подчеркнутому уважению к Маркусу чувствовалось, что
тот доводится девушке не просто дядей, но и имеет на нее какие-то
отцовские права.
— Ах да! Так вот, мистер Хардинг, скажите, слышали ли вы о
местечке под названием Содбери Кросс, поблизости от Бата?
— Нет, сэр. А почему вы спрашиваете об этом?
— Мы оттуда.
Маркус с решительным видом подошел к фонтану и уселся на
его край таким образом, словно приготовился держать длинную
речь. Сняв шляпу и очки, он их сложил на колени. Теперь было
видно, что его седые волосы были вихрасты и даже шестьдесят лет
причесывания были не способны их укротить. Его умные голубые
глаза лукаво блестели. Время от времени он почесывал свой морщи-
нистый подбородок.
1 М о м з с н - знаменитый историк Древнего Рима.
2 В а р р о н — древнеримский писатель и ученый в I в. до н.э., создатель публич-
ной библиотеки.
9
— Итак, мистер Хардинг, — продолжал он, — посмотрим реаль-
ности в глаза. Полагаю, ваши отношения с Мэрджори — не просто
легкомысленный флирт. Думаю, вы оба относитесь к делу достаточ-
но серьезно.
В группе снова произошло движение, затронувшее и тех, кто стоял
за балюстрадой перистиля. Один из них (как отметил наблюдатель),
мужчина среднего возраста с веселым и довольным лицом, сдвинул
фетровую шляпу на затылок, приоткрыв лысину. Глаз его не было
видно, но круглое лицо розовело от хорошей жизни.
— Думаю, — кашлянул он, — меня простят, если я пойду прогу-
ляюсь и...
Его товарищ, высокий и очень некрасивый, почти уродливый
юноша, повернулся к фонтану спиной и с показным интересом при-
нялся изучать внутренние покои дома.
Маркус косился на них.
— Ерунда! — бросил он сухо. — Верно, что ни один из вас не
является членом семьи. Но вы знаете то же, что и мы. Поэтому
останьтесь и перестаньте где не надо деликатничать.
— Ты думаешь, дядя Маркус, — тихо произнесла девушка, —
это подходящее место для такого обсуждения?
— Я убежден в этом, дорогая!
— Ты прав, — решительно поддержал его доктор Джо, лицо ко-
торого стало торжественно строгим. — В первый раз в жизни, Мар-
кус... ты прав.
Серьезность и торжественность момента передались также
Джорджу Хардингу.
— Единственное, в чем я могу уверить вас, сэр... — начал он
напыщенно.
— Да. Да. Уже знаю! — перебил Маркус. — И сделайте одолже-
ние, не теряйтесь так! Здесь ничего нет необычного. Большинство
людей женятся и знают, что делают, когда женятся, так же как
знаете это и вы оба, я полагаю. Так вот, что касается женитьбы,
то я ее полностью одобряю...
— Ия тоже, — строго вставил доктор Джо.
— Пожалуйста! — сердито произнес Маркус. — И мой брат,
естественно, одобряет тоже. Мы знакомы с вами приблизительно ме-
сяц, и все это время путешествуем. Когда вы начали ухаживать за мо-
ей племянницей, я телеграфировал моим адвокатам, чтоб они навели
о вас справки. Отзывы превосходные. Что касается вашего прошло-
го— мне не на что жаловаться. Вам нужна семья и деньги...
Джордж Хардинг хотел что-то объяснить, но Маркус остано-
вил его.
—Да! Да! Я все знаю о химических исследованиях, которые могут
принести вам и состояние, и все такое... Лично я не вложил бы в
это дело ни пенни, даже если бы от него зависела жизнь вас
ю
обоих. Я не испытываю ни малейшего интереса ко всяким «новым
методам», особенно химическим; они способны поразить воображе-
ние одних только дураков, а меня они утомляют. Но и в этом деле
можно извлечь что-то полезное. Не делая ничего сверхъестественно-
го, можно иметь достаточно денег на жизнь, а значит, это еше не-
много улучшит состояние Мэрджори. Я понятно объясняю?
И снова Джордж попытался что-то объяснить, но в разговор
вмешалась Мэрджори. Лицо ее порозовело, но взгляд оставался яс-
ным и спокойным.
— Скажите просто «да», — посоветовала она Джорджу. — Это
единственное, что вам позволят произнести.
Лысый человек в фетровой шляпе глядел на них, опершись лок-
тями о балюстраду и нахмурясь. Неожиданно он взмахнул рукой,
как учитель, призывающий класс к вниманию.
— Не спеши, Маркус, — попросил он. — Ты просил меня и Вил-
бера присутствовать при вашем разговоре, хотя мы и не члены
семьи. А потому позволь и мне сказать несколько слов. Во-пер-
вых, есть ли необходимость устраивать молодому человеку допрос,
словно...
— Желательно, — возразил Маркус, бросив в его сторону
взгляд, — чтобы кое-кто выбросил из головы представление, будто
задавать вопросы — означает устраивать допрос! Вы, профессор,
слишком склонны к такой точке зрения. Это меня возмущает до
крайности! Я всего лишь экзаменую мистера Хардинга. Ясно?
— Да, — кивнул Джордж.
— Ах так? Ну что же, пожалуйста, — любезно проговорил
профессор.
Маркус еще основательней устроился на краю фонтанной чаши.
Лицо его приняло кроткое выражение.
— Ну, раз эта часть нашей беседы прояснена, вам следует узнать
кое-что и о нас, — проговорил он четко. — Мэрджори рассказывала
вам что-нибудь? Думаю, нет. Если вы предполагали, будто мы отно-
симся к тому типу богатых бездельников, которые привыкли устраи-
вать себе в это время года трехмесячные каникулы, то смело можете
выбросить это из головы. Я богат, верно, но я не бездельник и
очень редко могу позволить себе отдых. Да и остальные тоже.
Я сам слежу за этим. Я работаю, и хотя считаю себя больше исследо-
вателем, чем бизнесменом, все же не страдаю от отсутствия компе-
тенции в ведении дел. Мой брат Джозеф работает в Содбери Кросс
врачом: он трудится вопреки своей прирожденной лени, и я тоже
слежу за этим. Врач он не очень хороший, но клиентам нравится.
Лицо доктора Джо, скрытое темными очками, вспыхнуло.
— Прошу тебя, помолчи! — не теряя присутствия духа, остано-
вил его Маркус. — А вот Вилбер — Вилбер Эммит, стоящий вон
там, — управляет моим предприятием.
п
И он кивнул в сторону высокого и уродливого молодого челове-
ка за балюстрадой перистиля. Лицо Вилбера Эммита осталось со-
вершенно непроницаемым. Было заметно, что по отношению к
Маркусу он испытывает не меньшее почтение, чем Джордж Хар-
динг. Пожалуй, это уважение было даже более глубоким и более
честным; казалось, он в любую минуту готов был кинуться записы-
вать изречения шефа.
— Поскольку именно я взял его на службу, — продолжал Мар-
кус, — то могу вас уверить: он тоже трудится. Профессор Игрэм,
вон тот лысый толстяк — всего лишь друг нашей семьи. Он не ра-
ботает, но тоже делал бы это, если бы я пожелал... Так вот, мистер
Хардинг, я хочу, чтобы вы поняли это с самого начала, и прежде
всего поняли меня. Я — глава этой семьи. Не обманывайтесь в
этом вопросе. Я — не тиран. Меня не упрекнешь в отсутствии вели-
кодушия, я не теряю разума: любой вам это подтвердит. — Он
кивнул в сторону присутствующих.— Но я — назойливый и упря-
мый старик, всегда желающий докопаться до сути вещей. Мне нра-
вится, когда дела идут так, как я этого хочу, и обычно я добиваюсь
этого. Понятно?
— Понятно, — подтвердил Джордж.
— Прекрасно, — Маркус подбодрил эту похвальную понятли-
вость улыбкой. — Тогда продолжим. Находясь с нами, вы вероят-
но, задавались вопросом, зачем мы взяли трехмесячный отпуск?
Могу сказать: в поселке Содбери Кросс живет преступный маньяк,
который развлекается тем, что оптом убивает людей.
Снова наступила тишина, Маркус надел очки, тем самым попол-
нив маскарадную компанию темных стекол.
— Вы что, проглотили язык? — поинтересовался он. — Я не
сказал вам, что в поселке есть фонтан с питьевой водой или старин-
ный крест на месте, где в древние времена устроили рынок. Я ска-
зал, что в нем обитает преступный маньяк, устраивающий
массовые отравления. Исключительно ради своего удовольствия.
Трое детей и восемнадцати летняя девушка были отравлены стрих-
нином. Один ребенок умер. Невинное существо, к которому Мэрд-
жори испытывала особую нежность...
Джордж Хардинг приоткрыл было рот, чтобы что-то сказать,
но тут же захлопнул. Он уставился на путеводитель в своей руке,
потом вдруг поспешно сунул его в карман.
— Я сожалею... — начал он.
— Нет, послушайте! Нервное потрясение у Мэрджори было на-
столько сильным, что она болела несколько недель. Вот поэтому
и из-за обстановки, — Маркус поправил очки, — мы и решили от-
правиться в путешествие.
— Она никогда не была сильной, — пробормотал доктор Джо,
уставившись в пол.
12
Маркус взглядом заставил его умолкнуть.
— В среду, мистер Хардинг, мы сядем в Неаполе на корабль
«Хакодзаки Мару», вернемся в Англию. Поэтому вам лучше зара-
нее узнать о том, что произошло 17 июня в Содбери Кросс. На
главной улице поселка находится табачно-кондитерская лавка, при-
надлежащая некоей миссис Терри. Так вот, дети отравились стрих-
нином, который оказался в конфетах с кремовой начинкой,
купленных именно в этой лавке. Разумеется, миссис Терри обычно
не торгует отравленными конфетами. И по мнению полиции, нор-
мальные конфеты были... каким-то образом подменены. — Маркус
поколебался. — Проблема заключается в том, что человек, могу-
щий иметь свободный доступ к конфетам и имевший возможность
подменить их, — это кто-то, хорошо известный в Содбери Кросс.
Я ясно выражаюсь?
При этих словах все темные очки уставились на собеседника
Маркуса.
— Думаю, да, сэр.
— Ну а что касается лично меня, — продолжал Маркус, то я
желаю вернуться домой...
— Ну разумеется! — воскликнул с облегчением доктор Джо. —
Хорошие сигареты, хороший чай, хорошие...
И тут из тени перистиля впервые послышался торжественный
голос уродливого молодого человека. Низкий и глухой, он придал
произнесенным им словам таинственность и напряженность проро-
чества. Руки молодой человек продолжал при этом держать глубо-
ко в карманах голубой куртки.
— Сэр, — проговорил Вилбер Эммит. — Нам не следовало от-
сутствовать в июле и августе. Вы не доверили Маккракену ухажи-
вать за «Ерли Сильвер».
— Прошу вас, поймите меня, мистер Хардинг, — поспешно ска-
зал Маркус, — мы не какая-нибудь шайка отвергнутых. Мы поступа-
ем так, как нам вздумается. Отдыхаем, когда нам хочется, и
возвращаемся, когда считаем нужным. Так, по крайней мере, посту-
паю я. А я имею особую причину для возвращения, ибо уверен, что
смогу разрешить задачу, которая нас всех мучает. Уже несколько ме-
сяцев назад я знал часть ответа. Но имеются некоторые... — он снова
заколебался, поднял вверх руку, пошевелил ею на весу и уронил на ко-
лени. — Если вы поедете в Содбери Кросс, вы услышите разные
сплетни, почувствуете особую атмосферу. Вы готовы к этому?
— Разумеется, — сказал Джордж.
Тот, кто наблюдал за всем этим от двери передней, навсегда запе-
чатлел в памяти группу людей в саду, окруженном античными колон-
нами, и удивительно символичную в связи с тем, что случилось
позже. Но в ту минуту мысли его были далеки от философии.
13
Он не стал углубляться внутрь дома отравителя Аул уса Лепилуса,
а развернулся и, выйдя на улицу Могил, двинулся в направлении
Ворот Геркуланума. Легкий белый дымок курился над верхушками
Везувия. Отойдя несколько сотен шагов, детектив-инспектор Эндрю
Мак Эндрю Эллиот из Управления уголовных расследований, а это
был именно он, уселся на высокий тротуар, зажег сигарету и задумчи-
во следил за темной ящеркой, выскочившей, как стрела, на середину
дороги.
Глава 2
В тот вечер, когда произошло убийство в Белгарде, загородном
доме Маркуса Чесни, инспектор Эллиот выехал из Лондона на своем
автохмобиле (которым, между прочим, чрезвычайно гордился) и при-
был в Содбери Кросс в половине двенадцатого. Ночь стояла чудес-
ная: очень темная после яркого солнечного дня и слишком теплая
для третьего октября.
Всем происходящим, смутно думалось ему, управляет какой-то
рок. Ведь когда суперинтендант Хедли поручал ему заняться этим де-
лом, он мгновенно прокрутил в памяти и сцену в Помпеях, и ужасный
случай в кондитерской, хотя ни слова не сказал о том самому Хедли.
— Как обычно, — с горечью заметил тот, — нас позвали тогда,
когда след исчез, как отпечаток ноги в воде. Почти четыре месяца
спустя... Вы очень удачно обнаружили потерянный след в деле Кру-
кид Хинж. Но на этот раз — похменыие оптимизма! Вы знаете хоть
что-нибудь об этом деле?
— Э... Я читал какие-то заметки, когда это произошло, сэр.
— Его снова раскопали сейчас. Сдается, что, как только семья
Чесни вернулась из-за границы, там началась настоящая вакханалия.
Анонимки, надписи на стенах... Грязное это дело, парень: отравление
детей.
Эллиот смешался. Глухой гнев поднялся в нем.
— Считается, что виновен кто-то из семьи Чесни, сэр?
— Не знаю. Майор Крау, комиссар, имеет на этот счет кое-какие
мысли. Крау поддается эмоциям гораздо больше, чем можно поду-
мать по его виду. В гипотезу, которая однажды пришла ему в голову,
он вцепляется ногтями и зубами. Во всяком случае, он снабдит вас
исходными фактами. Это хороший человек и, уверен, вы сработае-
тесь. Ах, да! Если потребуется помощь, недалеко оттуда находится
сейчас Фелл. Он на лечении в Бате. Вы можете позвонить ему и
попросить, чтобы он немного поработал для разнообразия.
Эндрю Мак Эндрю Эллиот, молодой, благоразумный, истый
шотландец в душе, почувствовал воодушевление при мысли о том,
что будет находиться поблизости от могучего и широкого доктора
Фелла. Кроме того, мелькнуло в его уме, он мог бы поделиться
14
с доктором Фелом мыслями, которые таил даже от себя, так как
доктор Фелл принадлежал к тому типу людей, которым можно до-
вериться.
Итак, в половине двенадцатого он прибыл в Содбери Кросс и
остановился перед комиссариатом. Справочники все время колеб-
лются в определении Содбери Кросс: называть его поселком или
деревней. Однако в этом местечке происходят ярмарки, и лежит
оно рядом с шоссе на Лондон, так что днем в нем довольно ожив-
ленно. В столь поздний час, однако, поселок был уже погружен в
сон. Свет фар то и дело упирался в закрытые ставни, светились
лишь часы на верхушке питьевого фонтана под названием Брилли-
антовый Юбилей.
Майор Крау и суперинтендант Боствик ожидали инспектора в
комиссариате.
— Сожалею, что прибыл так поздно, сэр, — начал Эллиот. —
У меня лопнула камера перед Кэл ном, и...
— О, не беспокойтесь, — воскликнул комиссар. — Мы тоже ноч-
ные птицы. Где вы думаете остановиться?
— Мне рекомендовали отель «Голубой Лев».
— Прекрасный выбор! Хотите сразу отнести туда веши и вер-
нуться или сначала послушать о деле?
— Я бы предпочел сначала войти в курс дела, сэр. Если не
слишком поздно.
На некоторое время в кабинете наступило молчание, слышно
было лишь шумное тиканье часов; нервно полыхал свет газовой
лампы. Майор Крау открыл коробку и предложил инспектору сига-
рету. Это был невысокий человек с седыми усами и мягким голо-
сом, один из тех отставных военных, успехи которых всегда
озадачивают, пока не познакомишься с ними поближе и не увидишь
их огромной энергии. Майор зажег сигарету и задумался, уставив-
шись в пол.
— Это я должен просить прощения, — наконец произнес он. —
Честно сказать, мы должны были обратиться в Скотленд-Ярд уже
давно. Но последнее время, после того как вернулись Чесни, начался
ажиотаж. Население поселка поверит, что дело сдвинулось с ме-
ста, — улыбка майора при этом не была ни вызывающей, ни оскор-
бительной, — только потому, что Скотленд-Ярд вмешался в него.
Сейчас многие считают, что мы должны арестовать девушку по фа-
милии Уилз, Мэрджори Уилз. А мы не имеем достаточно улик.
Хотя Эллиот и почувствовал сильное желание вставить слово,
но промолчал.
— Вы поймете, в чем трудность, — продолжал майор Крау, —
если сумеете себе представить лавку миссис Терри. Вы, конечно, пови-
дали сотни таких лавок. Очень тесная, узкая, но глубокая. С левой
стороны— прилавок для сигарет и табака, с правой — для
15
конфет и кондитерских изделий. Между прилавками такой узкий про-
ходик, в котором едва можно двигаться и которым проходят еще
и в библиотеку. Представили?
Эллиот кивнул.
— В Содбери Кросс существуют всего три лавки такого типа,
и лавка миссис Терри самая... была самой посещаемой. Туда ходили
все. Это очень веселая и способная женщина. Муж ее умер и оставил
ее с пятью детьми. Понятно?
Эллиот снова утвердительно кивнул.
— Ну и, конечно, вы понимаете, как идет торговля конфетами
в подобных лавках. Некоторые сладости содержатся внутри плоской
витрины, но большая часть из них стоит прямо на прилавке, в сте-
клянных банках или открытых коробках. В тот раз на прилавке было
пять открытых коробок. Они были немного наклонены, чтобы вы-
ставить товар напоказ. В трех были конфеты с начинкой, — в
двух — простые шоколадные конфеты без начинки и карамель. Пред-
положим, некто задумал подбросить отравленные конфеты. Нет ни-
чего проще! Для этого ему достаточно купить в другом месте
обычные конфеты с начинкой, наполнить шприц составом из стрих-
нина со спиртом и затем впрыснуть по нескольку миллиграммов,
ну, скажем, в полдюжины конфет. Отверстие от укола микроскопиче-
ское и совершенно незаметно. Затем он отправился в лавку миссис
Терри или в какую-нибудь другую кондитерскую лавку, спрятав от-
равленные конфеты в рукаве. Попросил бы сигарет, и миссис Терри
отправилась бы за ними к противоположному прилавку... Допустим,
он попросил бы у нее пятьдесят или сотню штук «Плэйерз». В таком
случае она не просто вынуждена была отвернуться: ведь ей пришлось
бы взбираться на верхнюю полку за коробкой. Так вот, воспользовав-
шись этим, наш <а$екто» запросто протягивает к прилавку руку и
дает отравленным конфетам упасть в открытую коробку. Не менее
сотни человек в течение дня посещает лавку. Как узнать, кто виновен,
и как доказать это?
Он встал, лицо его раскраснелось.
— Значит, таким образом это было совершено, сэр? — спросил
Эллиот.
— Подождите! Вы видите, с какой дьявольской легкостью чело-
век, который живет удовольствием убивать все равно кого, может
остаться безнаказанным? Теперь вы понимаете, в чем трудность на-
шего положения? Будет лучше, если я сообщу вам кое-какие сведения
о семье Маркуса Чесни и его близких. Чесни живет в большом доме,
примерно в четверти мили отсюда: возможно даже, что вы уже при-
метили его дом. Красивый, сверкающий, все очень современно, луч-
шего качества. Называется он Бел гард. Получил свое название от
персиков.
— Как?
16
— Персики, — повторил комиссар. — Вы никогда не слышали о
знаменитых персиках Чесни? Нет? Они занимают не менее полови-
ны гектара. Его отец и дед разводили чудные персики, считавшиеся
чуть ли не лучшими в мире. Маркус продолжил их дело. Это те са-
мые великолепные и громадные персики, которые продают в мага-
зинах и отелях Уэст Энда по фантастическим ценам. Он разводит
их независимо от сезона и утверждает, что климат и солнце совер-
шенно не влияют на разведение персиков. Заявляет, что его ме-
тод — секрет, стоящий десятки тысяч фунтов. Он разводит сорта
«Белгард», «Ерли Сильвер» и собственное свое изобретение — сорт
«Ройал Райпнер». Занимается этим в коммерческих целях; мне рас-
сказывали, будто его годовая рента достигает шестизначной цифры.
Майор Крау остановился в нерешительности, пронзительно по-
смотрев на гостя.
г— Что касается самого Чесни, — продолжает он, — то его
нельзя назвать очень популярным в здешних местах. Он пронырлив
и в то же время тверд как камень. В общем, его всей душой ненави-
дят, хотя и проявляют полутерпимое уважение. Можете предста-
вить себе разговорчик: «Ну и крепкий же орешек этот старик
Чесни!» — потом кивок головы, усмешка... Кроме того, бытует об-
щее уверждение, что в этой семье есть нечто редкое, необычное, но
никто не может объяснить что. Мэрджори Уилз — племянница Чес-
ни, дочь его покойной сестры. Судя по тому, что о ней известно,
это восхитительная девушка. Но у нее дурной характер. Рассказыва-
ют, что, несмотря на свой ласковый и невинный вид, она может
позволить себе говорить на таком жаргоне, что даже сержант каме-
неет. Затем Джо Чесни, врач. Спасение семьи, его любят все. У
него всегда вид дикого быка, к тому же он не слишком отдается
своим профессиональным обязанностям, но очень многие ему дове-
ряют. Он не живет вместе с Маркусом; тому не хочется превращать
Белгард в медицинскую консультацию. Дом Джо стоит чуть даль-
ше по той же дороге. Затем отставной профессор по фамилии Ин-
грэм, очень спокойный и любезный, большой приятель Маркуса.
Имеет домик на той же дороге и в поселке пользуется уважением.
Наконец, еше один человек — управляющий по фамилии Эммит, о
котором никто ничего толком не знает и к которому не испытыва-
ют большого интереса.
Так вот, 17 июня был четверг, праздничный день, в поселке бы-
ло довольно много народу. Думаю, можно определенно считать,
что до этого дня отравленных конфет в лавке миссис Терри не бы-
ло. Довод следующий: как я уже говорил, у нее пятеро детей, и
один из них накануне, то есть 16 июня, отмечал свой день рожде-
ния. Миссис Терри устроила праздник и из каждой коробки, лежа-
щей на прилавке, взяла по горсти конфет. Никаких дурных
последствий не было. С другой стороны, мы имеем список лиц,
17
всех лиц, побывавших в лавке в четверг 17 июня. Составить его
оказалось не так сложно, поскольку большинство этих людей при-
несли книги в библиотеку и миссис Терри записывала их имена.
Торговля в тот день была обычная, и это тоже можно считать под-
твержденным. И сразу скажу вам, что среди посетителей оказались
и сам Маркус, и его брат доктор Джо Чесни. Но ни профессор Ин-
грэм, ни молодой Эмит не приходили.
Эллиот вынул блокнот и теперь занимался разглядыванием за-
нятных рисунков, которые сам же набросал в нем.
— А мисс Уилз? — спросил он и снова ощутил вдруг теплую
ночь, колеблющийся газовый свет и озабоченные глаза комиссара.
— Сейчас доберусь и до этого, — продолжал майор Крау. — В
действительности мисс Уилз ни секунды не находилась в лавке. Вот
как это произошло. Около четырех часов пополудни, сразу после
выхода из колледжа, она в машине своего дяди приехала в Содбери
Кросс, зашла в мясную лавку Паркеров и написала там какую-то
жалобу. Выйдя от мясника, повстречала па дороге восьмилетнего
мальчика Фрэнки Дейла. Она всегда очень любила Фрэнки; по край-
ней мере многие так утвержают. Она сказала Фрэнки следующее
(это подтверждает свидетель): «Послушай, Фрэнки, сбегай в лавку
миссис Тэрри и принеси мне на три пенса конфет с начинкой!» И
дала ребенку монетку в шесть пенсов. Лавка миссис Терри находит-
ся приблизительно в пятидеяти метрах от мясника. Фрэнки испол-
нил ее просьбу. Как я уже говорил, на прилавке было три коробки
конфет с начинкой. Будучи хорошим ребенком, Фрэнки, разумеется,
их не пробовал. Он просто указал на коробку в центре и сказал:
«Этих на три пенса!» — Минутку, сэр, — перебил Эллиот. — Кто-
нибудь до этого момента покупал конфеты с начинкой?
— Нет. Хорошо шла тоговля жевательной резинкой, шоколадом
и карамелью. Но до той минуты в четверг не было продано ни
одной конфеты с начинкой.
— Продолжайте, пожалуйста.
— Миссис Терри взвесила конфеты и дала мальчику. Конфеты
стоят по шесть пенсов за четверть фунта; она дала ему две унции,
то есть шесть конфет. Фрэнки с кульком помчался обратно к мисс
Уилз. Накрапывал мелкий дождь. На мисс Уилз был плащ с глубо-
кими карманами. Сначала она положила кулек в карман, но затем,
словно передумав, вынула его. Понимаете?
-Да.
— Она развернула кулек, заглянула в него и сказала: Фрэнки,
это маленькие конфетки с белой начинкой. А я хотела бы более
крупные с розовой. Попроси у миссис Терри, пусть поменяет».
И миссис Терри, разумеется, поменяла конфеты. Бросила принесенные
в центральную коробку и взяла новые из коробки справа. Фрэнки
снова принес мисс Уилз конфеты, а та отдала ему сдачу с шести
18
пенсов. Остальное, — прибавил майор Крау, глубоко вздохнув и
пристально глядя на своего собеседника, — долго нс затянется.
Фрэнки не сразу истратил свои три пенса. Сначала сбегал домой
выпить чаю, потом вернулся. Мне неизвестно, собирался ли он и
раньше покупать конфеты с начинкой или нет. Но теперь он потра-
тил на них два пенса, на те крохотные конфеты с белой начинкой,
а еще один — на жевательную резинку. Кроме того, около четверти
седьмого служанка Андерссонов, по имени Лойе Кертен, зашла в
лавку с двумя детьми Андерссонов и купила на полфунта конфет
из всех трех коробок. Все. кто пробовал конфеты из центральной
коробки, жаловались на их страшно горький вкус. Бедный Фрэнки
не выкарабкался именно потому, что потратил на них два пенса.
Он проглотил все свои конфеты. Примерно через час у него нача-
лись боли, и в тот же вечер около одиннадцати часов он умер в
ужасных мучениях. Маленьким Андерсонам и Лойе Кертен повезло
больше. Крошка Дороти Андерссон надкусила одну конфету и сразу
заявила, что она слишком горькая (она сказала «плохая»). Лойе
Кертен из любопытства тоже попробовала конфету. А Томми Ан-
дерссон принялся так громко кричать, что его угостили тоже. По-
пробовав другую конфету, Лойе Кертен убедилась, что и она
оказалась горькой. Она решила, что, вероятно, конфеты испорти-
лись, и положила их в свою сумочку, чтобы потом пожаловаться
миссис Терри. Эти трое остались в живых, но в ту ночь Лойе оказа-
лась на краю могилы. Все они были отравлены стрихнином.
Майор Крау замолчал. Говорил он спокойным голосом, но
Эллиоту не нравилось выражение его глаз. Потушив сигарету, май-
ор опять сел и добавил:
— Я уже два года работаю в этой части страны, но никогда еше
не видел такого возбуждения, какое последовало за этим случаем.
Естественно, как только пронесся слух, что миссис Терри торгует
отравленными конфетами, вся вина упала на нее. Мне кажется,
многие люди полагают, что шоколад может разлагаться так же,
как и мясо. С миссис Терри случилась истерика; закрыв лицо фарту-
ком, она плакала и кричала. Все витрины ее лавки были перебиты,
а отец Фрэнки Дейла едва не сошел с ума от горя.
Но пару дней спустя волнение кое-как улеглось и начались во-
просы. Джо Чесни, сидя в баре «Голубого Льва», открыто заявил,
что речь идет об умышленном отравлении. Ведь это он пытался
спасти Фрэнки. Фрэнки съел три конфеты, в которых содержалось
шесть сантиграммов стрихнина. Известно, что всего пятьдесят че-
тыре милиграмма — уже смертельная доза. Остальным трем жерт-
вам досталось более двенадцати сантиграммов. Были отправлены
на исследование все оставшиеся конфеты из центральной коробки.
Выяснилось, что две конфеты содержали по 12 сантиграммов разве-
денного в спирте стрихнина, так же, как и две конфеты, оставлен-
19
ные в сумочке Лойе Кертен. Если добавить сюда еще две конфеты,
съеденные маленькими Андерссонами, то получится, что отравлено
было всего десять конфет и в каждой из них яда было намного
больше смертельной дозы. Кто-то решил убивать и убивать, обре-
кая свои жерты на огромные мучения. Сейчас совершенно ясно, что
существуют три возможных решения.
Первое: миссис Терри умышленно отравила конфеты. Но после
первого скандала никто больше в это не верит.
Второе: кто-то проник в лавку днем и подбросил отравленные
конфеты в центральную коробку на прилавке, пока миссис Терри
стояла к нему спиной.
Третье: это сделала Мэрджори Уилз. Когда Фрэнки отдал ей ку-
лек с обычными конфетами, она подменила его другим кульком,
который лежал у нее в кармане плаща и конфеты в котором были
отравлены. Таким образом отравленные конфеты могли оказаться
в центральной коробке. Вы следите за моей мыслью?
Эллиот нахмурился.
— Да, сэр. Я понимаю. Однако...
— Совершенно точно! — прервал его майор, уставившись на
своего гостя магнетическим взглядом. — Я знаю, что вы намерева-
етесь сказать. В этом-то и состоит трудность. Она купила шесть
конфет. А в коробке оказалось десять отравленных. Если она верну-
ла кулек с шестью конфетами, то откуда там взялись еще четыре?
Но если в кульке были все десять конфет вместо шести, а миссис
Терри не заметила этого?
До этой минуты суперинтендант Боствик из местной полиции
еще не произнес ни слова. Этот грубоватый крупный мужчина все
время сидел со скрещенными руками и пристально глядел в настен-
ный календарь. Теперь он откашлялся.
— Некоторые, — вставил он, — считают, что миссис Терри мо-
гла не заметить подмены, если была очень занята работой. — Он
снова откашлялся и добавил. — Со Скотленд-Ярдом или без мы
все равно схватим этого проклятого убийцу, чего бы это нам не
стоило!
Буйная выходка словно сотрясла уютную комнату. Майор Крау
взглянул на Эллиота.
— Обычно, — заметил он, — Боствик не теряет присутствия ду-
ха. Но раз уж и он думает так, то можете представить себе, что
чувствуют остальные.
— Представляю, — сказал Эллиот, чувствуя, что ему становит-
ся жарко. — Значит, большинство уверено, что мисс Уилз?..
— Вы должны убедиться в этом. Люди, как правило, не склон-
ны вдаваться в тонкости, которые должны учитывать мы. В этом
все зло. Сначала всех просто парализовала вся абсурдность и обы-
денность происшедшего. Кстати... не помогает нам здесь и тот
20
факт, что обстоятельства этого дела почти совпадают со знамени-
тым делом об отравлениях в Брайтоне полвека назад (к счастью,
завсегдатаи «Голубого Льва» о нем не знают). Вы слышали о деле
Кристианы Эдмондс в 1871 году? Она тоже отравила конфеты, то-
же побросила их в кондитерскую и точно так же использовала для
подмены мальчишку, подсунув ему кулек, который прятала в рука-
ве пальто.
Эллиот задумался.
— Да, припоминаю, — наконец сказал он. — Кристиана Эдмондс
была психически больной. Умерла, кажется, она в Бродморе1.
— Верно, — решительно кивнул майор. — И некоторые полага-
ют, что мисс Уилз закончит свою жизнь так же. — Он помолчал
и продолжил уже спокойным тоном. — Обратите, однако, внимание,
в чем ее обвиняют! Все обвинения против нее не стоят и выеденного
яйца. Во-первых, не обнаружено никаких улик, которые связывали
бы ее с получением яда: нельзя доказать, что она его купила, одолжи-
ла, изготовила или нашла. В поселке ответ на это дают очень прос-
той. Ее очень любит Джо Чесни, и этот Джо Чесни, говорят,
настолько рассеян, что повсюду оставляет стрихнин. Словно табак.
Действительно, в кабинете его медицинской консультации имеется
стрихнин, но доктор довольно убедительно отчитался перед нами
за то количество яда, которое было в его распоряжении. Во-вторых,
миссис Терри клянется, что в кульке, который ей вернул Фрэнки,
было ровно шесть шоколадных конфет. В-третьих, если Мэрджори
Уилз действительно совершила это преступление, то она проделала
его удивительно легкомысленно и неосмотрительно. Даже душевно-
больная Кристиана Эдмондс проявила больше предосторожности.
К тому же Брайтон — большой город, и женщина, использующая
для своего злодеяния незнакомого ребенка, может быть почти
уверена, что ее потом будет трудно разыскать и опознать. Но мисс
Уилз?
Совершить подобное преступление в центре маленького поселка,
использовать хорошо знакомого ребенка, да еще и в присутствии
свидетелей? Да на кой черт ей это было делать? Ведь таким образом
она сделала все возможное, чтобы привлечь к себе внимание! Если
бы она в самом деле хотела отравить конфеты, то сумела бы провер-
нуть это таким образом, чтоб никто не заподозрил.
— Нет, инспектор! В деле, возбужденном против нее, не имеется
ни одного доказательства, которое не разрушит за четверть часа
любой адвокат, и мы не можем рисковать, не можем арестовать
ее только ради того, чтобы удовлетворить желание какого-нибудь
местного обывателя! С другой стороны, я надеюсь, что она вообще
не имеет к этому делу никакого отношения. Это очень красивая *
'Брод мор - психиатрическая лечебница.
21
девушка, и никто никогда не говорил о неп ничего дурного, если
не считать, что Чесни, как я уже сказал, довольно странные люди.
— Скажите, озлобление против девушки началось еще до того,
как семья Чесни отправилась в путешествие?
— Я скажу вам: оно скрывалось. А разгорелось как раз после
их отъезда. Когда они вернулись, дело достигло кульминации. Супер-
интендант даже опасается, что кто-нибудь захочет разбить теплицы
Маркуса. Я-то не очень в это верю. Парни в поселке много говорят,
но ленивы и терпеливы. Они все ждут, что власть примет меры,
и ничего не предпримут до тех пор, пока что-то делается. Черт возь-
ми! Да я и сам желаю лишь одного: сделать все возможное! — вдруг
добавил майор жалобно. — У меня есть дети, и это дело не нравится
мне, как и всем остальным. Надо сказать, что и сам Маркус не
очень помог нам. Вернувшись с континента, он начал требовать спра-
ведливости и заявил, что сам разыщет преступника, коль мы прова-
лились. Говорят, позавчера он приходил сюда и задавал много
вопросов...
— Да? — с неподдельным интересом проговорил Эллиот. — И
какого рода вопросы, сэр?
Комиссар бросил вопросительный взгляд на суперинтенданта
Боствика.
— Он интересовался, — сказал Боствик насмешливо, — точными
размерами коробок с шоколадными конфетами, которые находились
на прилавке в кондитерской миссис Терри. Я конечно, спросил, для
чего ему это нужно. Он рассвирепел и заявил, что это не мое дело.
Тогда я ответил, что ему лучше расспросить об этом саму миссис
Терри. На это он сказал, — суперинтендант рассмеялся сквозь зубы,
почти не скрывая злорадства, — что собирался задать мне еще один
вопрос, но видя, что я так глуп, не задаст, а я пожалею о последстви-
ях. И добавил, что давно знал о моей неспособности к наблюдениям,
но теперь убедился, что мне попросту недостаег мозгов.
— Кажется, это его любимая теория, — пояснил майор. — Мол,
большинство людей не могут точно описать то, что слышали и
видели...
— Я знаю, — сказал Эллиот.
— Вам это известно?
Эллиот не успел ответить, так как зазвонил телефон. Майор Крау
бросил недовольный взгляд на громко тикающие часы. Их стрелки
показывали двадцать минут первого. Тяжело поднявшись, Боствик
направился к телефону и поднял трубку, в то время как Эллиот и май-
ор погрузились в мрачные размышления. Майор был утомлен и по-
давлен. Эллиот тоже. Их вывел из оцепенения голос Боствика,
точнее,- произнесенное им визгливое «Сэр!». Майор резко обернулся,
стул, на котором он сидел, громко ударился о письменный стол.
22
— Это доктор Джо, — мрачно объявил Боствик. — Будет луч-
ше, если вы сами переговорите с ним, сэр.
На лбу суперинтенданта блестел пот, хотя глаза ничего не выра-
жали. Он протянул майору трубку.
Крау взял ее и около минуты, не произнося ни слова, слушал.
В тишине комнаты Эллиоту было слышно пробегавшее по прово-
дам бормотание, но он не смог ухватить ни одной значащей фразы.
Наконец комиссар аккуратно повесил трубку.
— Это был Джо Чесни, — повторил он и добавил: — Маркус
мертв. Доктор считает, что его отравили цианистым калием.
И вновь гиканье часов наполнило комнату.
— Кроме этого, — продолжал, тихонько откашлявшись, май-
ор, — Маркус перед смертью продемонстрировал на практике свою
любимую теорию. Насколько я понял доктора, все присутствующие
видели, как был отравлен Маркус, но никто не может объяснить,
что произошло.
Глава 3
В Белгарде не было ничего необычного. Это был большой лад-
ный особняк из прочного желтого голландского кирпича. Углы его
имели голубоватую, кажущуюся землистой облицовку и казались
окончанием широкого и низкого фасада. На фоне сумрачного неба
отчетливо выделялся откос крыши.
Но Эллиот с трудом различал детали. Ни одного огонька не
светилось в фасаде дома. Однако на левой стороне дома, если
смотреть с центрального входа, горел столь мощный свет, что его
заметили еще от главного шоссе. Эллиот остановил машину на до-
роге, майор и Боствик выгрузились с заднего сиденья.
— Минутку, сэр, — сказал почтительно Эллиот. — Прежде чем
мы войдем, я хотел бы кое-что уточнить. Каково мое положение
в данном расследовании? Меня прислали в связи с происшедшим
в кондитерской лавке, а это убийство...
В темноте он почувствовал, что майор смотрит на него с кислой
улыбкой.
— Вы хотите получить приказ, верно? — спросил комиссар. —
Хорошо, хорошо. Тем лучше, — поспешил добавить он. — Я пору-
чаю расследование вам, юноша. Вы займетесь им под контролем
Боствика, разумеется. А я, как только разберемся в том; что случи-
лось, отправлюсь спать. Вот так. Вперед!
Вместо того чтобы стучаться в главную дверь, Эллиот реши-
тельно направился к боковой освещенной стороне дома и завернул
за угол. В глубину Белгард был невелик. Боковая сторона дома
представляла собой анфиладу из трех комнат. Каждая из них имела
по две стеклянные двери, выходившие на узкую полоску газона;
23
параллельно дверям за газоном протянулся ряд каштанов. В ближ-
ней от угла дома комнате было темно. Освещены были две следую-
щие, а последняя —особенно ярко. Свет из нее делал какой-то
искусственно театральной зелень газона, высвечивая каждый листик
каштанов и отбрасывая драматически буйные тени.
Эллиот заглянул в первую из освещенных комнат. Она была
пуста. Двери с тяжелыми бархатными портьерами были нарас-
пашку. Похоже, здесь был хороший музыкальный зал с пианино
и радиофонографом, но стулья в нем стояли в беспорядке. Раз-
движная двухстворчатая дверь вела отсюда в последнюю комнату.
Тишина в ней была настолько густой, что наводила на самые зло-
вещие мысли.
— Эй! — позвал Эллиот.
Никто не ответил. Тогда он отошел, чтобы заглянуть в стеклян-
ные двери последней комнаты, приготовился стучать, но неожиданно
остановился.
На узкой полоске зеленого газона между домом и каштанами,
прямо напротив дверей последней комнаты он натолкнулся на удиви-
тельный набор предметов. Сначала ему бросился в глаза цилиндр.
Блестящий, высокий, давно вышедший из моды цилиндр из потертой
кожи. Рядом с ним валялся широкий скомканный плащ, тоже устарев-
шего покроя, поношенный и с глубокими карманами. Тут же валялись
светло-коричневый шерстяной шарф-кашне и... темные солнцезащит-
ные очки. Наконец среди всего этого стоял чемоданчик из черной
кожи, по размеру чуть более крупный, чем обычный чемоданчик
врача. На нем было написано следующее: «Р.Х.Немо, М.Д.».
— Кажется, — хладнокровно заметил майор Крау, — здесь пере-
одевались.
Эллиот промолчал. Он уже смотрел внутрь комнаты, и то, что
предстало его глазам, если и было спектаклем, то крайне не-
приятным.
Двери этой комнаты также были распахнуты. В середине ее стоял
широкий стол с письменным прибором, чернильницей и небольшое
кресло слева от Эллиота и прямо против раздвижной двери, ведущей
в предыдущую комнату. Стоявший на столе бронзовый светильник
с электролампой светил так ярко, что инспектор без труда опознал
специальную лампу «Фотофлуд», используемую при съемках в поме-
щении. Абажур светильника был накренен таким образом, чтобы
свет падал на лицо и тело того, кто сидит за письменным столом
в кресле. А в кресле и в самом деле кто-то сидел.
Это был Маркус Чесни. Он сидел немного набок, накренившись
вперед и согнувшись, руки его судорожно вцепились в подлокотники
кресла; казалось, он силится подняться на ноги. Но так казалось
на первый взгляд. Ноги Маркуса безвольно вытянулись на полу,
а вес всего тела давил на сринку кресла. Лицо его было страшным:
24
темно-голубые вены на лбу вздулись, создав резкий контраст с се-
роватой белизной волос; налитые кровью веки были прикрыты, на
губах сохла пена; явные свидетельства отравления цианидом.
Ярчайший свет направленной на него лампы позволял охватить
все эти детали. В стене, позади Маркуса, находился камин полиро-
ванного дерева, на его полке стояли часы с белым циферблатом.
Громко тикая, качался маленький маятник. Стрелки часов указыва-
ли двадцать минут первого.
— Да. Он мертв. — проговорил майор, пытаясь придать своему
голосу хоть немного сочувствия. — Но... посмотрите...
Голос его потух. Тиканье часов словно стало еше сильнее, а за-
пах горького миндаля достигал дверей в сад.
— Что, сэр? — спросил Эллиот, жадно запоминая все детали.
— Сдается, он сделал на тот свет трудный шаг. Мучился, хочу
сказать.
— Да, это так.
— Джо Чесни сказал, что это цианистый калий. К тому же за-
пах! Я не могу сказать, что и раньше сталкивался с таким, но поче-
му-то мы все знаем этот запах. Но, может, цианид подействовал
мгновенно и он умер без мучений?
— Нет, сэр. Мгновенных ядов вообще не существует в природе.
Этот действует очень быстро, но только в том смысле, что убивает
в течение нескольких минут, а не...
Но им было не до рассуждений, необходимо было приступать
к делу. Еще стоя на пороге дома, Эллиот старался ухватить детали,
его воображение заработало, и он сумел объединить их в схемы с
исключительной ясностью: мертвый за столом напротив раздвиж-
ной двери, яркий свет, направленный на него; казалось, здесь пока-
зывали... фокусы. Когда двери были раздвинуты, на другой
стороне находились сидящие зрители, и этот кабинет представлял
собой нечто вроде сцены. Раздвижные двери служили как бы зана-
весом, а Маркус Чесни — актером. А снаружи, на газоне, лежал
странный реквизит этого спектакля: цилиндр, плащ, шерстяной
светло-коричневый шарф, темные очки и наконец черный чемодан
с именем фантастического доктора.
Ну что ж, этого и следовало ожидать.
Эллиот взглянул на свои часы. Время, указываемое ими, до се-
кунд совпадало со временем на каминных часах, и Эллиот записал
данные в блокнот. Затем вошел в комнату.
Запах горького миндаля был очень силен поблизости от рта
Маркуса. Он умер совсем недавно; руки его в последней судороге
вцепились в подлокотники кресла. На нем был пиджак от вечернего
костюма, а широкое жабо рубашки вылезло из жилета и задралось
наверх; в левом кармане из-за платка выглядывал краешек сложен-
ного вдвое листка бумаги.
25
Если допустить, что он отравился, го Эллиот не мог найти на
столе ни одного сосуда, из которого он мог бы принять яд. Сверка-
ющая скатерть и пепельница были идеально чисты. На столе лежа-
ли еще два предмета: плоский темно-голубой карандаш, лежащий
не в письменном приборе, а на промакашке, и коробка недорогих
конфет. Она была закрыта, и атласный картон крышки украшал
рисунок цветов, очень похожий на голубой рисунок стены, а также
мелкая тисненая золотая надпись: «Генри, Пипперминт Кримз».
— Эй! — позвал кто-то из соседней комнаты.
Густой ковер полностью поглощал звуки шагов. За пределами
света было настолько темно, что едва можно было хоть что-нибудь
различить. Наконец кто-то ощупью открыл раздвижные двери. В
комнату шагнул доктор Джозеф Чесни и замер на пороге.
— А! — выдохнул он с трудом. — Это вы, майор. И вы, Бост-
вик. Слава богу!
Майор сухо поздоровался.
— Мы сами все время задавались вопросом, куда вы подева-
лись, — заметил он. — А это инспектор из Скотлэнд-Ярда, прибыл
к нам на помощь. Не желаете ли рассказать ему, что здесь про-
изошло?
Доктор Джо бросил на Эллиота любопытный взгляд. При его
появлении в комнате воздух зашевелился, словно от дуновения вет-
ра. К запаху горького миндаля примешался запах коньяка. Усы и
рыжеватая бородка доктора шевелились и топорщились от движе-
ния губ, когда он выдыхал. Здесь, в Англии, у себя дома, он казал-
ся менее агрессивным и плотным, несмотря на широкий твидовый
костюм. У него были рыжие волосы и ресницы, жесткие, как щет-
ка, добродушный взгляд и морщины под глазами, которые двига-
лись так, словно нижняя часть его лица крепилась на шарнире.
Однако сейчас это круглое лицо выглядело не очень приветливо.
— Я понятия не имею, что произошло, — заявил он с некото-
рым вызовом. — Меня здесь не было. Я ие могу находиться всюду
одновременно. Я только что был наверху, у другого пациента.
— Другого пациента? Кого же?
— Вилбера Эммита.
— Вилбера Эммита? — повторил медленно майор. — И он?..
— О, нет! Он жив. Правда, получил очень сильный удар по за-
тылку. Сотрясение мозга, — пояснил доктор Джо, потирая руки та-
ким движением, будто мыл их. — Но я прошу прощения, вы не
будете возражать, если мы переберемся в соседнюю комнату? Нет,
нет! Не поймите, что мне неприятно находиться рядом с этим. —
Он указал на тело своего брата. — Но если эти специальные лампы
быстро перегреются, то мы останемся в полной темноте. А как
тогда проводить э-э... как это называется? — Он снова потер ру-
ки. — Расследование, изучать улики и прочее?
26
Нс дожидаясь указания комиссара, Эллиот обвязал пальцы
-‘платком и вывернул лампы. Джозеф Чесни поспешил опередить их
на пути в соседнюю комнату. В музыкальном зале он встретил их
с агрессивностью, вызванной, как подумал Эллиот, расшатанными
нервами.
Майор Крау прикрыл двойную дверь.
— Итак, — начал он живо, — если вы не имеете ничего против,
мы воспользуемся телефоном. Суперинтендант вызовет врача для...
— Зачем вам врач? Я — врач! Уверяю вас — он мертв.
— Так полагается, Чесни. Вы это знаете.
— Если вы имеете что-то против меня... как профессионала...
— Не говорите чепуху. Приступайте, инспектор.
Доктор Джо повернулся к Эллиоту.
— А, так это вы из Скотленд-Ярда, — проговорил он. Затем за-
думался. — Погодите! Как это вам удалось приехать сюда так бы-
стро? — Он снова задумался. — Это невозможно.
— Я приехал по другому делу, доктор. В связи с отравлением
детей.
— А! — воскликнул доктор, меняясь в лице. — Коли так, го вам
досталось хорошенькое дельце.
— Я знаю, — согласился Эллиот. —<А теперь, доктор, не могли
бы вы объяснить, что здесь все-таки произошло?
— Клоунада! Вот что здесь было! — немедленно воскликнул
тот. — Клоунада. Маркус хотел показать им спектакль. И вот, по-
жалуйста!
— Спектакль?
— Я не в состоянии описать вам, что конкретно тут делали, —
‘пояснил доктор, — так как меня здесь не было. Но могу расска-
зать, что они собирались делать,, потому что во время обеда ни
о чем другом они больше не говорили. А в основе — все то же лю-
бимое утверждение Маркуса, которое, впрочем, раньше никогда не
принимало конкретной формы. Маркус считал, что из 100 человек
90 — совершенно непригодны в качестве свидетелей. Он заявил, что
большинство людей неспособны объяснить, что происходит у них
под носом и в случае какого-нибудь происшествия — пожара, улич-
ного наезда, беспорядков, — полиция всегда имеет очевидцев, про-
тиворечащих друг другу до абсурда и потому абсолютно
бесполезных. — Он с неожиданным любопытством взглянул на
Эллиота. — Кстати, а вы согласны с этой точкой зрения?
— Во многом. Продолжайте, пожалуйста.
— Так вот, с Маркусом никто не соглашался. Каждый по раз-
ным причинам, но все уверяли, что уж их-то никак невозможно об-
мануть. Да и я тоже так считал, — проговорил доктор, словно
оправдываясь. — И думаю, что я прав. В конце концов Маркус
объявил, что готов поставить эксперимент, один из психологи-
27
ческих тестов, используемых в университетах. Он сказал, что подго-
товил маленькое представление, а в конце него нужно будет отве-
тить на ряд вопросов по поводу увиденного. Маркус хотел
доказать, что 60 процентов ответов окажутся неверными.
Доктор Джо повернулся к майору Крау.
— Вы ведь знаете Маркуса. Я всегда говорил, что он похож
на... Черт, как его там?.. Ну, этого писателя, которого проходят
во всех колледжах... Ну, тот, который был способен протопать
двадцать миль, чтобы потом датьполнейшее и точное описание ка-
кого-нибудь незначительного, по сути, цветка. Ну а Маркус, если
ему случилось что-то захотеть, должен был немедленно воплотить
свой замысел в жизнь. Вот так и вышло, что все участвовали в
эксперименте. Когда представление достигло кульминации... Вот.
Вошел некто и убил Маркуса. Насколько я понял, все видели убий-
цу и следили за всеми его действиями. И тем не менее все спорят
по поводу происшедшего и не могут договориться, — закончил
доктор хриплым, рокочущим голосом.
Он замолчал. Лицо его стало суровым, и, взглянув ему в глаза,
Эллиот испугался, что доктор сейчас разрыдается. И все же, не-
смотря на совершенно искренний и серьезный вид, во всех его мане-
рах было что-то неуловимое гротескное.
— Разве они не могут описать убийцу? — вмешался майор
Крау.
— Нет! Этот тип выглядел совершенно как Человек-невидимка!
— Как кто?
— Знаете: широкая куртка, поднятый воротник, голова и лицо
обмотаны шарфом, на глазах — темные очки и шляпа с опушенны-
ми полями. Выглядел он омерзительно, как мне сказали, но все
предполагали, что это — составляющая часть представления. Ужас-
но! Думать, что этот... этот призрак проник сюда и...
— Но...
— Извините, сэр, — перебил инспектор Эллиот, желая сразу же
привести факты в порядок, так как смутно чувствовал уже, что рас-
следование будет тяжелым. Он повернулся к доктору. — Вы гово-
рите «они» видели убийцу. Кто эти «они»?
— Профессор Ингрэм, Мэрджори и, получается, юный Джордж.
— Кто-нибудь еще?
— Нет, насколько я знаю, Маркус также хотел, чтобы присут-
ствовал я. Но я — я ведь это уже говорил, — должен был посетить
нескольких больных. Тогда Маркус сказал, что если я обещаю вер-
нуться до полуночи, то он подождет меня и не начнет представле-
ния. Естественно, этого я обещать не мог. В общем, я сказал, что
если до без четверти двенадцать не вернусь, пусть начинают без
меня.
Доктор дважды глубоко вздохнул, стараясь взять себя в руки.
28
Он сел, подняв руки, похожие на медвежьи лапы, и бессильно уро-
нил их на колени.
— Так в котором же часу началось представление? — спросил
Эллиот.
— Мне сказали, в полночь. С первым ударом колокола. Кажет-
ся, это единственное утверждение, в котором сходятся все.
— Ну а в том, что касается самого убийства, доктор, что из-
вестно вам лично?
— Ничего. Ровно в полночь я был на другом конце поселка. Я
принимал роды. Сразу собирался ехать сюда, чтобы успеть на наше
собрание. Но не вышло. Приехал в десять минут первого, а бедный
старик находился уже в столь тяжелом состоянии, что ни я, ни кто
другой ничем помочь ему не могли. — В этот момент какая-то до-
гадка мелькнула в уме доктора Джо. Он поднял на собеседников
покрасневшие глаза. — Я вам скажу больше, — продолжил он
сдавленным голосом, — есть неплохой вывод из этого происшест-
вия. Вы верите, что я не буду повторять это до одурения? Верите?
Послушайте, инспектор, вот вы говорите, что прибыли сюда в свя-
зи с отравлениями в лавке миссис Терри, и в таком случае вы, воз-
можно, знаете, что я хочу сказать. Но я все равно вам скажу. Вот
уже больше трех месяцев, почти четыре, как все повторяют, что
моя племянница... Заявляют, будто она отравила людей для того,
чтобы наслаждаться их мучениями. Разумеется, мне лично никто
об этом не говорил! Но ведь говорят же! И разве я не могу ото-
драть этот ярлык! Потому что теперь уже точно доказано: кто бы
ни убил моего брата, это не Мэрджори! И кто бы ни оказался от-
равителем, это тоже не Мэрджори! И хотя Маркус, чтобы дока-
зать это, вынужден был отправиться на тот свет, он умер не
впустую. Вы понимаете меня? Не впустую!
Он подскочил, лицо его приняло виноватое выражение, рука со
сжатым кулаком, которой он взмахнул, бессильно упала. На дру-
гом конце комнаты приоткрылась дверь, ведущая, видимо, в кори-
дор. На пороге комнаты остановилась Мэрджори Уилз.
Хрустальная люстра под потолком музыкального зала ярко
освещала комнату. Мэрджори остановилась и заморгала. Затем бы-
стро двинулась вперед, бесшумно ступая по ковру маленькими чер-
ными туфельками, и легко дотронулась до плеча доктора.
— Пожалуйста, поднимитесь наверх, — попросила она. — Мне
не нравится, как дышит Вилбер.
Затем она с удивлением оглянулась, как будто только теперь об-
наружила остальных. В первую секунду взгляд ее был лишен выра-
жения, но заметив вдруг Эллиота, она, казалось, что-то начала
вспоминать, и ее серые глаза прищурились. Она вся напряглась,
чтобы сдержаться. И наконец проговорила:
— Это не вы... то есть раньше мы не встречались?
29
Глава 4
И тогда Эллиот совершил промах.
— Думаю, что нет. мисс Уилз, — ответил он настолько поспеш-
но и резко, что комиссар удивленно посмотрел на него. —
Садитесь, пожалуйста.
Но Мэрджори растерянно продолжала смотреть на него, а он
держался так, что память ее заработала еше уверенней.
Ему никогда не случалось встречать человека, чье присутствие
он ошушал бы настолько тонко, остро, словно она касалась его фи-
зически. Ему казалось, будто он знает наперед все, что эта девушка
собирается делать, как она повернет голову или поднимет руку, как
коснется пальцами лба.
— У тебя истерика, Мэрджори, — пробормотал доктор, погла-
див ее по руке. Этот парень из Скотленд-Ярда. Он приехал...
— Скотленд-Ярд! — проговорила девушка. — Значит, это так
серьезно!
Она вдруг засмеялась. Но хохоток мгновенно оборвался, и то
жалкое веселье, которое было в нем, так и не достигло ее глаз.
А Эллиот, оказывается, не забыл ни малейшей детали: блестящие
темно-каштановые волосы, зачесанные за уши и с маленькими за-
витками на затылке, широкий лоб, дугообразные брови и серые за-
думчивые глаза, спокойный рот. Ее нельзя было назвать
красавицей, но он не замечал несовершенства.
— Прошу прошения, — проговорила она, словно очнувшись от
задумчивости. — Мне кажется, я не очень хорошо расслышала, что
вы сказали!
— Садитесь, пожалуйста, мисс Уилз. Если вы чувствуете в себе
силы, то нам бы очень хотелось выслушать вашу версию по поводу
смерти вашего дяди.
Девушка бросила быстрый взгляд на раздвижные двери, веду-
щие в соседнюю комнату. Некоторое время она разглядывала пото-
лок, несколько раз сжав кулаки, наконец с демонстративным
спокойствием откинула назад голову. Но, видимо, даже приписыва-
емая ей Эллиотом способность к иронии и ум не в состоянии были
сопротивляться злым четырехмесячным сплетням.
— А эта лампа не может перегореть? — спросила она и с силой
потерла лоб тыльной стороной ладони. — Вы приехали, чтобы аре-
стовать меня?
— Нет.
— Ладно. Тогда... Что вы хотите узнать?
— Расскажите нам все как есть. Своими словами, мисс Уилз.
Доктор Чесни, вы не собираетесь пойти к раненому?
Спокойная и рассудительная шотландская вежливость Эллиота
начала давать результаты. Мэрджори задумчиво глядела на него, ее
зо
дыхание стало тихим и спокойным. Она села на пододвинутый им
стул и скрестила ноги. На ней было черное вечернее платье. Он
заметил также, что она не носила никаких украшений: ни колец,
ни цепочек.
— Инспектор, нам обязательно нужно находиться здесь? В этой
комнате, я имею в виду.
- Да.
— У дяди была одна теория, — начала она. — А всегда, когда
у него возникала теория, он хотел проверить ее на практике. Вот
результат.
Она рассказала, в чем состояла эта теория.
— Насколько я слышал, мисс, все началось с дискуссии за столом.
- Да.
— А кто начал спор? Вообще, кто первый затронул эту тему?
— Дядя Маркус, — с некоторым удивлением ответила де-
вушка.
— И вы не были с ним согласны?
-Да.
— Почему, мисс Уилз? На чем основывались ваши возражения?
— О! Разве это важно?! — нетерпеливо воскликнула девушка. Ее
глаза расширились. Однако, заметив сурово поджатые губы Эллио-
та, она продолжала нервно и растерянно: — Почему? Я думаю, для
того только, чтоб хоть что-нибудь делать. С момента нашего возвра-
щения жизнь здесь превратилась в кошмар. Несмотря даже на при-
сутствие-Джорджа. А может быть, именно поэтому. Джордж — мой
жених. Мы... мы познакомились во время заграничного путешествия.
А потом... дядя Маркус был так самоуверен... К тому же я всегда
по-настоящему верила тому, что ему сказала.
— А что вы ему сказали?
— Я убеждена, что все мужчины — плохие наблюдатели, —
проговорила, смутившись, Мэрджори. — Поэтому они и не годны
как свидетели. Они невнимательны. Слишком заняты собственными
проблемами, погружены в себя и сосредоточены на своих заботах.
От этого и не способны к наблюдению. Хотите, я докажу это? Всегда
вызывает улыбку то обстоятельство, что женщина знает, что надето
на другой женщине, до мельчайших деталей. Например, какой у нее
ремешок или браслет. А вы не задумывались, что любая женщина
в равной степени замечает и то, что надето на мужчине? Неужели
она не сможет это описать? Дело ведь не в том, что женская наблюда-
тельность касается лишь одних женщин. Вот вы когда-нибудь обра-
щали внимание, что одевают другие люди? Например, что надето
на другом мужчине? Нет. Если его костюм или галстук не очень
бросаются в глаза, вы их не заметите. А вы когда-нибудь сосредото-
чивались на деталях? На ботинках или руках?
Она сделала паузу и снова покосилась на раздвижные двери.
31
— Я говорю это вам, потому что доказывала дяде Маркусу:
ни одна достаточно умная женщина не ошибется в том, что видит.
И заявила ему, что, если он устроит эксперимент, я не ошибусь.
И не ошиблась.
Мэрджори подалась вперед. Весь вид ее выражал открытость и
искренность.
— Вы знаете, — продолжала она, — вошел некто...
— Секунду, мисс Уилз. Кто еше был несогласен с гипотезой ваше-
го дяди?
— Дядя Джо. Правда, лишь в принципе. Профессор Ингрэм реши-
тельно ее опроверг. Он профессор психологии. Он сказал, что гипоте-
за, в обшем крепкая, но что сам он ни за что не ошибется. Заявил,
что является опытным наблюдателем и знает все возможные ловуш-
ки. Он даже предложил дяде Маркусу пари на пятьдесят фунтов.
Она невольно покосилась на стул, где только что сидел доктор
Джо, но тот уже исчез, воспользовавшись тем, что никто не обращает
на него внимания. Суперинтендант Боствик возвратился в комнату,
а майор Крау, скрестив руки, облокотился на рояль.
— Ну а ваш... жених?
— Джорж? О’ Он вообще был не согласен. Но его больше вол-
новало, чтобы ему позволили отснять все представление на киноплен-
ку. Тогда бы можно было избежать пустых споров.
Эллиот выпрямился на стуле.
— Вы хотите сказать, что все происшедшее здесь снято на пленку?
— Да. Для этого и использовали специальные лампы.
— Ясно, — проговорил Эллиот, глубоко и облегченно вздох-
нув. — Хорошо. Ну а кто же был свидетелем представления?
— Только профессор Ингрэм, Джорж и я. Дядя Джо должен был
нанести несколько визитов пациентам.
— А тот мужчина, который получил удар по голове? Э... мистер
Эммит? Его разве не было с вами?
— Нет. Он должен был помогать дяде Маркусу. Понимаете?
Он должен был стать в этом представлении вторым актером. Дело
было так — хотя мы узнали об этом значительно позже, —
объяснила она, — после обеда дядя Маркус и Вилбер собрались, что-
бы решить, в какой форме делать представление. Ну, как сговарива-.
ются предварительно участники игры в загадки... Сценой условились
сделать кабинет дяди Маркуса, а мы уселись здесь как зрители. Вил-
бер должен был одеться как можно более экстравагантно, чтобы
мы попытались затем описать его необычный костюм. Он и дядя
Маркус должны были разыграть перед нами сценку, а нам предстоя-
ло тоже описать ее без ошибок. Дядя Маркус уже приготовил для
нас список вопросов. А около полуночи он собрал всех нас здесь
и проинструктировал.
32
— Минутку, пожалуйста, — перебил Эллиот. — Вы сказали
«около полуночи». Не поздновато ли для экспериментов?
Легкая гримаса не то смущения, не то досады появилась на лице
девушки.
— Да. Так оно и есть. Профессор Ингрэм возражал, так как хо-
тел возвратиться к себе домой. Ужин кончился в четверть десятого.
Я и Джорж ждали в библиотеке, сыграли бесконечное количество
партий в «раммп» и все обсуждали, что же нам собираются пока-
зать. Но дядя Маркус настоял на своем.
— Он хоть как-то объяснил вам причину столь позднего начала?
— Сказал, что ждет возвращения дяди Джо, чтоб тот мог также
участвовать в эксперименте. Ну а так как без четверти двена-
дцать дядя Джо все еще не вернулся, дядя Маркус решил начать без
него.
— Вот что еще, мисс Уплз. В то время вам уже было известно,
что мистер Эммит тоже будет принимать участие... то есть, что
он собирается участвовать в сценке с вашим дядей в качестве
актера?
— О, нет! Мы не видели Вилбера после обеда. Нам было из-
вестно только, что дядя Маркус заперся в этих двух комнатах и
делает приготовления.
— Продолжайте, пожалуйста.
— Итак, дядя Маркус собрал нас и проинструктировал, —
продолжала девушка. — Двери в сад были занавешены, а эти раз-
1вижные двери закрыты, чтоб мы не могли видеть, что делается
в кабинете. Он стал на этом самом месте, — девушка указала, — и
обратился к нам с маленькой речью.
— Не помните, что он сказал конкретно?
— Помню, — кивнула Мэрджори. — Он сказал: «Во-первых, в
гечение всего представления вы должны сидеть и оставаться в пол-
ной темноте». Джорж запротестовал и спросил, каким образом ему
удастся тогда заснять происходящее на пленку? Дядя Маркус объяс-
нил, что уже приготовил специальную лампу, которую, кстати, я
и купила утром, а он повесит ее таким образом, что свет будет
падать прямо на сцену. Так что нам всем будет удобно следить за
действием.
Неожиданно Эллиот почувствовал странный, неопределенный
аромат, такой тонкий, словно девушка употребляла необыкновен-
ные духи.
— И все же я тогда еше подумала, что во всем этом деле скры-
вается какой-то обман, — добавила Мэрджори.
— Почему?
— Мне так показалось по поведению дяди. Живя с человеком
вместе так много времени, не... Кроме того, из-за его слов. Он ска-
зал: «Во-вторых, что бы вы ни увидели, вы не должны ни вмеши-
Джон Карр
33
ваться, ни разговаривать. Ясно?» Наконец, уже уходя в кабинет,
добавил: «Будьте внимательны. Могут оказаться ловушки». После
этих слов он закрыл за собой дверь. Я погасила свет, и экспери-
мент начался через несколько секунд.
Дядя Маркус открыл настежь двери. Я чувствовала, что волну-
юсь, сама не зная отчего. Он был один. Внутренность кабинета бы-
ла очень хорошо видна. Открыв двери, дядя вернулся па середину
комнаты и сел за стол, прямо напротив нас. Чуть правее, на под-
ставке перед столом, ярко освещая всю сцену, горела лампа под
бронзовым колпаком. За спиной дяди Маркуса проецировалась на
стену в абсолютно белом луче света его огромная тень. На камин-
ной полке виден был белый циферблат часов, блестящий маятник
которых качался вправо и влево. Часы показывали полночь. Дядя
Маркус сидел за столом и глядел на нас. На столе лежала коробка
конфет, а также карандаш и ручка. Сначала дядя взял в руку каран-
даш и сделал вид, что пишет им, потом то же самое проделал и
с ручкой. Затем .он повернул голову вбок. В этот момент стеклян-
ная дверь кабинета приоткрылась и с газона ступила в комнату со-
вершенно жуткого вила фигура с цилиндром на голове, в черных
очках... —• Мэрджори сделала паузу и откашлялась. Затем продол-
жала. — Ростом незнакомец был примерно метр восемьдесят, если,
конечно, не считать цилиндра с волнистыми полями. На нем был
широкий грязный плащ из потертой кожи. Лицо его было обернуто
чем-то- светло-коричневым, кроме того, на нем были блестящие
перчатки, а в руке что-то вроде маленького черного чемодана.
Естественно, мы не знали, кто это, ио мне его вид не понравился.
Он походил больше не на человека, а на какое-то насекомое. Высо-
кий, тоший, с этими черными очками. Джорж, продолжая снимать
на пленку, даже громко вскрикнул: «ОД! Человек-невидимка!»
И тогда незнакомец повернул голову и посмотрел на нас. Затем он
повернулся к нам спиной; поставил на стол свой докторский чемо-
данчик, а сам двинулся к противоположной стороне стола. В этот
момент дядя Маркус что-то ему сказал. Но тот ничего не ответил.
Он вообще за все время не произнес ни слова. Говорил только дядя.
А до этого было слышно только тиканье каминных часов, да жуж-
жала рядом кинокамера Джоржа.
Кажется, дядя Маркус сказал ему примерно так: «Сейчас ты
проделал то же, что и раньше. Теперь что ты собираешься сде-
лать?» В тот момент, как я уже сказала, человек стоял по правую
сторону стола. Он очень быстро вынул из кармана плаща картон-
ную коробочку и вытряхнул на ладонь большую зеленоватую кап-
сулу, вроде тех капсул с касторкой, которые дают детям. Он
наклонился., ? неожиданно запрокинул голову дяди Маркуса назад,
положил ему в рот капсулу и заставил ее проглотить.
Мэрджори остановилась. Голос ее дрожал, она подняла к горлу
34
руку и снова откашлялась. Во все время своего рассказа она непре-
рывно косилась на двойную дверь, теперь же, в темноте, словно
устав не сводить с нее глаз, передвинула свой стул так, что дверь
оказалась прямо напротив ее. Эллиот сделал то же самое.
— Что же дальше? — спросил он.
— От неожиданности, — продолжала девушка, — я вскрикнула
и подскочила. Я не должна была делать этого, так как дядя Маркус
предупреждал, чтобы мы ничему не удивлялись. Но я не владела
собой. К тому же вроде ничего страшного не случилось. Дядя Мар-
кус проглотил капсулу, хотя мне показалось, что это ему не очень
понравилось... Он несколько раз свирепо взглянул на скрытое лицо
незнакомца.
Как только эта операция была закончена, незнакомец в цилин-
дре поднял со стола чемоданчик и, сделав длинный прыжок, выско-
чил в сад. После этого дядя Маркус несколько секунд сидел, с
трудом глотая, и подталкивая коробку с конфетами, чтобы придать
ей другое положение. Затем упал вдруг ничком. — Видя, что Элли-
от и его товарищи удивленно встрепенулись, Мэрджори поспешно
добавила: — Нет-нет! Эго был розыгрыш, часть представления.
Его окончание. Потому что дядя Маркус тут же поднялся и напра-
вился закрывать двойную дверь. Это означало как бы падение зана-
веса. Мы в своей комнате включили свет, а профессор Ингрэм
постучался в двойную дверь и попросил дядю Маркуса появиться
снова, чтоб мы могли ему поаплодировать. Дядя Маркус снова от-
крыл дверь. Он выглядел... радостным, довольным собой, но, ка-
жется, что-то его беспокоило. Поглаживая лист бумаги, торчавший
из курки, он сказал: «А теперь, друзья, возьмите карандаши и при-
готовьтесь отвечать на вопросы». Профессор Ингрэм спросил: «Раз
уж представление завершилось, признайтесь, кто был ваш столь
жуткого вида коллега?» На что дядя Маркус ответил: «А?/ Это
Вилбер. Он помог мне все приготовить». И сразу крикнул: «Вилбер.
Все закончилось. Можете войти». Но никто не ответил. Тогда дядя
Маркус позвал его снова и, рассердившись, сам направился в сад.
Одна из дверей этой комнаты была раскрыта, так как было жарко;
свет горел в обеих комнатах, и между домом и деревьями нам хо-
рошо была видна кромка газона.
Все одеяние призрачного незнакомца валялось на газоне: ци-
линдр, солнечные очки, врачебный чемоданчик... Но Вилбера мы
заметили не сразу, мы наткнулись на него в тени, за деревьями.
Он лежал ничком, без сознания, с разбитым затылком. Из его носа
и рта на газон вытекала кровь, и, судя по всему, он был без созна-
ния уже достаточное время. Железный брус, которым его ударили,
валялся под деревом, здесь же. — Болезненная гримаса исказила
лицо девушки.-—- Понимаете? Человек в цилиндре ни. секунды не
был Вилбером! л .>
35
Г л а н а 5
— Ни секунды не был Вилбером? — повторил Эллиот.
Он прекрасно понял, что она имела в виду. Эта странная интри-
гующая и зловещая фигура в старом цилиндре начала оживать и
двигаться в его воображении.
— Я еще нс закончила, — сказала Мэрджори спокойно и мрач-
но. — Я еще не рассказала, что произошло с дядей Маркусом.
И началось это, как только мы нашли Вилбера. Я не знаю, какие
симптомы стали у него проявляться, но, пока мы поднимали Вил-
бера, с дядей стало твориться что-то неладное. Скажу вам совер-
шенно искренне: я почувствовала, будто схожу с ума. Я знаю,
знаю, это интуиция,а может быть, только иллюзия, но уже в
тот момент я поняла, что произошло. Дядя Маркус, держась
за дерево, согнулся почти пополам и еле дышал. За его спи-
ной блестел свет из дома. Я не могла различить все, но свет
отражался на одной стороне дядиного лица, и оно казалось
опухшим и посеревшим, как свинец. Я спросила: «Дядя Маркус,
что с тобой?» Кажется, даже 1акрнчала. Но он лишь с трудом
повернул голову и сделал такое движение, словно хотел отодви-
нуть меня. Вдруг он стал бить ногой по земле: слышно было
его дыхание, к которому примешивались стон и всхлипыванье.
Я и профессор Ингрэм бросились к нему. Но он резко оттолкнул
руку Ингрэма и...
Дальше продолжать она была не в силах. Она зажмурилась и
принялась бить себя ладонями по лицу.
Майор Крау покинул свое место и отошел к пианино. <
— Успокойтесь, — сказал он сурово. -
Суперинтендант Боствик молчал: скрестив на груди руки, он с
интересом следил за девушкой.
— И тут он побежал, — с трудом продолжала Мэрджори. —
Никогда этого не забуду: он стал бегать. Вперед-назад, туда-сюда,
но каждый раз перемешался лишь на несколько шагов, так как боль
останавливала его. Тогда Джорж и профессор попытались его под-
держать, но он вырвался и через дверь сала бросился в кабинет.
Упал рядом со столом. Мы подняли его и отнесли к креслу, он
ничего не говорил. Я бросилась звонить дяде Джо. Я знала, где
его искать: в поселке рожала миссис Эмсворт. Пока я пыталась свя-
заться с ним, дядя Джо неожиданно вошел сам. Но уже было поздно:
по всей комнате расползся запах горького миндаля. Я еще на что-то
надеялась. Но Джорж сказал: «Выйди отсюда. Старик мертв. Я
знаю, что это такое». Вот и все.
— Не повезло, — проворчал майор. Слова его не были подходя-
щи, зато искренни.
Суперинтендант не произнес ни слова.
36
— Мисс Уилз, — сказал Эллиот. — Я не хотел бы слишком тре-
вожить вас в эти минуты.
— Со мной все в порядке, уверяю вас.
— Вы убеждены, что вашему дяде дали ял в той зеленой
капсуле?
— Безусловно! Дядя Джо сказал, что яд дсйствуез на нервы ды-
хательной системы, и поэтому Маркус не мог говорить, когда на-
чался приступ.
— А он больше ничего не глотал?
— Нет.
— Вы можете описать эту капсулу?
— Да. Я уже говорила: она похожа на те капсулы с касторовым
маслом, которые дают лстям. Размером примерно с виноградину
и изготовлена из толстого желатина. Всегда поначалу кажется, что
такую капсулу проглотить невозможно, по глотаются они легко.
Многие люди до сих пор используют их.
Она вдруг замолчала, бросила на Эллиота быстрый взгляд и по-
краснела. Эллиот не обратил на это никакого внимания.
— Значит, ситуация такова: вы считаете, что перед представле-
нием кто-то ударил Эммита и отключил его?
- Да.
— Кто-то нарядился в это странное одеяние, и даже мистер
Маркус не смог узнать его. Затем этот человек сыграл роль мистера
Эммита в затеянном представлении. Но вместо того чтобы дать
безобидную капсулу, которую мистер Чесни должен был прогло-
тить во время сцепки, этот человек подменил ее отравленной. Так?
— О, не знаю! Да. Мне кажется, так.
— Благодарю вас, мисс. На данный момент вопросов к вам я
больше нс имею. — Эллиот поднялся. — А где сейчас находится
профессор Ингрэм и мистер Хардинг, вы не знаете?
— Наверху... и Вилбером.
— Попросите их, пожалуйста, спуститься. И еще!
Мэрджори уже встала, но казалась озабоченной и не очень хоте-
ла покидать комнату. Она вопросительно взглянула на детектива.
— Вскоре я попрошу вас дать подробные показания о том, что
вы видели во время представления, — продолжал Эллиот. — Но
кое-что можно прояснить уже сейчас. Вы описали только часть оде-
яния незнакомца: его плаш и остальное. Ну, а заметили вы его бо-
тинки и брюки?
Девушка напряглась.
- Его?..
— Да. Вы только что говорили, — заметил Эллиот, чувствуя,
как кровь стучит в его висках, — что всегда обращаете внимание
па ботинки. Так каковы же были брюки и ботинки на незнакомце?
— Свет! — ответила Мэрджори после краткой паузы. — Свет
37
был установлен таким образом, что освешал письменный стол/'По-
этому предметы, находившиеся близко к полу, оказались в.темноте.
Впрочем, я могу описать. Да, кажется, могу. — Тревожный взгляд
ее блестящих глаз стал еще более пристальным. — У него были
обычные брюки от смокинга, черные, с более темной полосой на
боку, и лакированные ботинки.
— Здесь все мужчины сегодня вечером были в смокингах, мисс
Уилз?
— Да. То есть, за исключением дяди Джо. Он должен был наве-
щать пациентов, а он всегда утверждает, что на них производит
неприятное впечатление, если врач приходит к ним в смокинге. Па-
циент начинает думать, что голова врача занята другими проблема-
ми. Но вы не думаете?
Эллиот улыбнулся, сознавая, что его улыбка — просто маска
лицемерия.
— Кто из мужчин в этом доме привык одевать вечерний ко-
стюм, отправляясь на ужин?
Насколько мне известно, никто, — сказала Мэрджори. Ее за-
мешательство становилось все более явным. — Тем более мы. Но
сегодня вечером по какой-то причине дядя-Маркус просил, чтобы
все надели смокинги.
— Впервые?
— Можно сказать, что так. По крайней мере, с тех пор, как мы
не принимаем гостей. Но профессор Ингрэм не совсем гость и уж
тем более Джорж.
— Благодарю, мисс Уилз. Впрочем, может быть, майор Крау
или Боствик хотят задать вам несколько вопросов.
Оба отрицательно покачали головами. Выражение лица Бостви-
ка при этом оставалось довольно угрожающим. Некоторое время
Мэрджори продолжала стоять, задумчиво глядя на Эллиота, затем
вышла и тщательно прикрыла за собой дверь. Эллиот невольно
вздрогнул. В ярко освещенной комнате воцарилась тишина.
— Хм, — наконец подал голос майор. — Знаете ли! — добавил
он, уставившись своими блестящими глазами на Эллиота. — Мне
не нравится заявление этой девушки.
— Тем более мне, — заметил Боствик, нехотя расцепив скрещен-
ные руки.
— На первый взгляд все ясно, — процедил майор. — Кто-то ви-
дел, как готовились к представлению Ченси и Вилбер Эммит, и
знал, как будет разыгрываться сценка. Затем он ударил Эммита,
отключил его, сыграл его роль и подменил .обычную капсулу отрав-
ленной. Желатин растворился через одну-две минуты. Поэтому
Чесни ничего не почувствовал, глотая. Короче говоря, не стал тут
же кричать,- что:его отравили, и не пытался задержать убийцу. Тот
и скрылся, сбросив весь маскарад на газон у дома. Когда через
38
пару минут желатин растворился, началось действие яда. Все ясно.
Да. Пожалуй. Однако...
— Ага! — проворчал Боствик, услышав, как комиссар сделал
ударение на последнем слове. — Зачем отключать мистера Эмми-
га? А, сэр?
Эллиот сообразил, что великан, сидевший в углу, был гораздо
хитрей и ловчей, чем можно было предполагать... Боствик, разумеет-
ся, был старше его по званию, но никак не проявлял этого. Сейчас он
стоял, покачиваясь и постукивая спиной о стену, и смотрел на Эллио-
та с таким явным любопытством, словно в нем горел мошный огонь.
— Такне вот дела, инспектор, — сказал майор. — Как говорит
Боствик, к чему нападать на мистера Эммита? Почему было не под-
строить таким образом, чтобы мистер Эммит сам дал отравленную
капсулу мистеру Чесни во время представления. Если убийца знал,
как будет идти представление, то достаточно было подменить капсу-
лу. Зачем так рисковать, наносить удар мистеру Эммиту, переоде-
ваться в его одеяние и, рискуя быть разоблаченным, войти в кабинет,
оказаться у всех на глазах? К чему так рисковать, когда требовалось
лишь подменить капсулу и предоставить грязную работу другому?
— Думаю, — задумавшись, заметил Эллиот, — что в этом и за-
ключается главный узел преступления.
— Узел преступления?
— Да, сэр. В представлении, как его задумывали, мистер Чесни
нс собирался глотать никаких капсул.
— Хм! — пробормотал майор после паузы.
— Он только собирался сделать вид, что глотает ее. Понимаете?
Эта сценка представляла собой лишь серию ловушек для зрителей.
Вы, вероятно, знакомы с подобными экспериментами на занятиях
по психологии в колледже.
— Я, — нет, — признался майор.
— Я тоже, — проворчал суперинтендант Боствик.
Упрямство Эллиота как бы вязло в атмосфере легкой враждебнос-
ти, возникшей в комнате. «Не кажется ли им, что я задаюсь», —
подумал он. И почувствовал, что уши его краснеют.
— Преподаватель, — сдержанно продолжал он, — берет бутыл-
ку с жидкостью, пробует содержимое на язык и с отвращением мор-
щится. Заявив, что жидкость горькая, он передает бутылку
слушателю. На самом деле в бутылке подкрашенная вода. И если
слушателю она не понравилась, то только из-за того, что профессор
внушил ему мысль, будто жидкость — горькая. Но допустим, вкус
действительно горький. Профессор делает вид, что попробовал со-
держимое бутылки, просит1 слушателя сделать то же самое, но заяв-
ляет, что вкус нормальный. Тогда слушатель, не замечая горечи,
преспокойно глотает злополучное пойло. Очень вероятно, что имен-
но это и произошло здесь. Мистер Чесни предупредил, чтобы все
39
внимательно следили за ловушками, чтобы их затем разоблачить.
Помните, мисс Уилз сказала, что он выглядел очень удивленным
и рассерженным, когда его заставили проглотить капсулу? Вполне
вероятно, предполагалась лишь симуляция дачи мистером Эмми-
том капсулы и ее глотания. Но убийца заставил его проглотить
капсулу по-настоящему. Возможно, мистер Чесни не стал громко
протестовать, чтобы не прерывать представления. — Эллиот кив-
нул в сторону кабинета. — Я не очень удивлюсь, если в списке
вопросов, подготовленных мистером Чесни, найдется вопрос типа
«Сколько времени я глотал капсулу?» — или что-нибудь в этом
же духе.
Кажется, слова инспектора произвели на майора Крау сильное
впечатление.
— Черт! Это вполне убедительно, — признал он, и в его взгляде
промелькнуло облегчение. Но сразу же раздражение и беспокойство
приглушили все остальные мысли. — Но послушайте, инспектор.
Если так... Чтобы решиться на такое... Боже мой! Мы должны бу-
дем бороться с безумцем?!
— Выходит так, сэр.
— Посмотрим на веши прямо, — продолжал майор. — Безумец
это, или зовите его как угодно, но он из этого дома.
— Ага! — пробормотал Боствик. — Продолжайте!
Комиссар заговорил спокойным и тихим голосом.
— Начнем вот с чего. Как посторонний мог бы узнать, что этой
ночью будет проводиться эксперимент? Ведь они сами не знали
этого до ужина. И так же маловероятно, что кто-нибудь посторон-
ний вертелся все время около дома, чтобы подслушать и подсмот-
реть приготовления Чесни и Эммита. И уж совсем невероятно,
чтобы посторонний, облачившись в смокинг и лакированные ту-
фли, вертелся поблизости в единственную ночь, когда все впервые
специально оделись к ужину в вечерние.костюмы! Я допускаю, что
это не вывод, а всего лишь предположение. Но... можно принять
в расчет малую вероятность подобных совпадений?
— Да, — резко ответил Эллиот.
— Если же преступление совершил кто-то из домашних, то кто
бы это мог быть? Джо Чесни уехал к пациентке. Если он не поки-
нул ее до полуночи, то он, очевидно, вне этого дела. Вилбер Эммит
без сознания, тяжело ранен убийцей. Но ведь больше никого нет,
если не считать пары служанок и кухарки, которые вряд ли замеша-
ны. Остается единственная альтернатива. Да, я понимаю, она кажет-
ся фантастической, но она единственно возможна!!! То есть:
убийца — один из трех зрителей, сидевших в этой комнате. Это озна-
чает, что кто-то из них выскользнул в темноте из комнаты, ударил
бедного Эммита, переоделся, дал Чесни отравленную капсулу и неза-
метно успел вернуться обратно, прежде чем в комнате включили свет.
40
— Нет, сэр, — сухо возразил Эллиот. — Это невозможно.
— А что еще может быть?
Эллиот промолчал. Еще не настал момент для теоретизирова-
ния. До вскрытия тела нельзя было с точностью утверждать, от
чего умер Маркус Чесни. Можно было себе позволить пока един-
ственное допущение: он был отравлен цианидом из группы синиль-
ной кислоты. Однако последнее предположение комиссара уже
приходило в голову и ему.Он снова пробежал взглядом весь музы-
кальный ряд. Каждая его сторона была примерно по четыре с по-
ловиной метра. На стенах были серые панели с вызолоченными
краями. Двери в сад окаймлены двумя тяжелыми занавесями тем-
по-серого бархата. Что касается меблировки, то она выглядела до-
статочно скромной: рояль, радиофонограф, высокий французский
комод около двери, выходившей в вестибюль, четыре легких крес-
ла, крытых парчой, и два табурета. Поэтому в центре комнаты бы-
ло довольно пусто. Если постараться и не задеть рояль рядом с
дверьми в сад, можно было легко пересечь комнату в темноте. На
полу, как уже говорилось, лежал пушистый ковер, полностью по-
глощавший звуки шагов.
— Ладно, — проговорил майор. — Попробуйте проверить.
Выключатель находился за комодом. Эллиот повернул его, на-
ступила темнота. Но до этого момента свет был столь ярок, что
картина электрических свечей люстры некоторое время еще продол-
жала плясать перед глазами Эллиота, сплетаясь и сокращаясь. Зато
теперь даже с раздвинутыми занавесями ничего невозможно было
различить на фоне затянутого тучами неба. Послышался скрип ме-
таллических колец: кто-то задвигал занавески.
— Я машу руками, — послышался из темноты голос майо-
ра. — Вы видите меня?
— Совершенно ничего не вижу, — сказал Эллиот. — Стойте на
месте, я открою двойную дверь.
Он пересек комнату, увернулся от стула и наткнулся на дверь.
Та открылась легко, почти бесшумно. Осторожно переступая нога-
ми, он прошел два или три метра внутрь кабинета, пока не на-
ткнулся на стол, и принялся шарить в поисках лампы с бронзовым
колпаком. Наконец ему удалось нащупать выключатель, и мощная
белая вспышка отразилась на противоположной стене комнаты.
Эллиот попятился, желая посмотреть, как все это выглядело со
стороны музыкальной залы.
— Хм, — проворчал майор.
Единственным живььм существом в кабинете теперь были часы.
Было видно, как покачивается их маятник на темной полированной
каминной полке, как раз за головою убитого. Это были медные ча-
сы с довольно большим циферблатом размером около шести дюй-
мов и крошечным бронзовым маятником, который, поблескивая,
41
покачивался из стороны в сторону. Под часами сидел неподвижный
человек. Стрелки показывали без пяти час.
В кабинете был стол красного дерева, каштанового цвета секре-
тер, лампа под бронзовым колпаком находилась перед ним и чуть
справа. Хорошо была видна конфетная коробка с голубыми цвета-
ми, нарисованными на крышке. Приподнявшись на цыпочки, Элли-
от увидел на столе карандаш. Ручки, о которой упоминала
Мэрджори, на нем не было.
Слева была видна одна из дверей в сад, а у стены, правее, нахо-
дилось бюро с раздвижной крышкой и настольной лампой под зе-
леным абажуром. Рядом с бюро — стальной широкий сейф,
окрашенный под дерево. Вот и все, если не считать еще стула и
сваленной на полу стопки журналов или каталогов. Судя по пози-
ции стульев в музыкальном зале, зрители сидели примерно в пяти
метрах от Маркуса.
— Не очень-то здесь много увидишь, — заметил майор неуве-
ренно. — Или вы считаете иначе?
Взгляд Эллиота снова остановился на сложенном листке бумаги,
который торчал из нагрудного кармана пиджака мертвого.
' — Сэр, — он указал на листок, — если согласиться со словами
мисс Уилз, это, вероятно, тот самый список вопросов, который
приготовил мистер Чесни.
— Да. Ну и что с того? — почти прокричал комиссар. — От то-
го, что он составил вопросы, какая нам разница?..
— Большая, сэр, — проговорил Эллиот, тоже испытывая жела-
ние повысить голос. — Разве вы не видите, что весь этот спектакль
был сделан из серии трюков, предназначенных очевидцам? Вероят-
но, они могли ошибиться в половине того, что увидели. А убийца
воспользовался этим. Эти трюки помогли ему, защитили его и,
возможно, продолжают защищать. Если мы сумеем установить,
что же в действительности они видели или думали, что видят,
мы, мне кажется, нападем на след убийцы. Никакой безумец не
совершил бы преступления такого- неожиданного, такого смелого
и наглого, такого открытого, как это, если бы в замысле мистера
Чесни не содержалось чего-то, что позволило ему скрыться, а те-
перь ведет полицию по ложному следу, предоставляя ему алиби.
Бог знает, в чем оно заключается! Но остальное разве вам не
ясно?
Майор уставился на него.
— Извините меня, инспектор, — с неожиданной любезностью *
проговорил он наконец, — но я продолжаю думать, что в вашем
поведении все время есть что-то странное. Между прочим, очень
хотелось бы знать, каким образом вам было известно имя мисс
Уилз. Ведь я- вам его не называл.
— Ч-черт!.. Простите, сэр.
42
•»*;*-—• Ничего,, ничего, — ответил майор тем же.' протокольным то-
ном. — Это не имеет никакого значения. А что касается списка во-
просов, то я склоняюсь к тому же мнению, что и вы. Давайте по-
смотрим, может быть, мы найдем какое-нибудь объяснение. Вы
правы. Если есть какие-нибудь ловушки в вопросах или вопросы
о ловушках, то они должны находиться здесь.
Он вынул из кармана мертвеца листок, расправил его и положил
на промокательную бумагу. То, что они прочитали, было написано
четким и ясным почерком, словно выгравировано:
«Точно ответить на следующие вопросы:
1. Была ли на столе коробка? Если да, то описать ее.
2. Какие предметы я поднял со стола? В каком порядке?
3. Который был час?
4. Какого роста человек, вошедший в комнату из сада?
5. Описать одежду этого человека.
6. Что он держал в правой руке? Описать этот, предмет.
7. Описать, что делал незнакомец. Взял ли он что-нибудь со
стола?
8. Что он заставил меня проглотить? Сколько времени я это
глотал?
9. Сколько времени незнакомец находился,в комнате?
10. Кто говорил и с кем? Что говорил?
NB: На каждый из этих, вопросов ответ должен быть дан точ-
ный в буквальном смысле. Иначе он не будет засчитан».
— Вроде все.без особых сложностей, — проворчал майор. — Но
есть ловушка. Обратите внимание на примечание. Да, инспектор,
вы, кажется, были правы, когда сказали, что он собирался только
симулировать глотание капсулы. Посмотрите на вопрос номер 8.
Хотя...
Он сложил лист и протянул его Эллиоту. Тот аккуратно вложил
его в свой блокнот. Затем, внимательно глядя на часы, майор ото-
шел к двойной двери.
— Хотя, как уже говорилось...
Дверь в вестибюле распахнулась, и луч света прорезал музы-
кальный зал надвое. В дверном проеме появился мужской силуэт
со сверкающей на свету лысой головой.
— Эй! — воскликнул он пронзительным голосом. — Кто здесь?
Что вы здесь делаете?
— Это полиция, — сказал майор. — Не волнуйтесь, Ингрэм.
Зажгите лучше свет.
Неуклюже пошарив около двери, вошедший ощупью добрался
до комода и повернул выключатель. Эллиот понял, что первое впе-
чатление, которое он составил о профессоре Джильберте Ингрэме
во дворике дома древних Помпей, нуждается в уточнении.
Круглое, лоснящееся приветливостью лицо.профессора Ингрэма,
43
его склонность к полноте и размашистым движениям создавали
ощущение, что он низок и толст. Это впечатление еще более усили-
валось из-за простодушных голубых глаз, приплюснутого, как
кнопка, носа и двух темных хохолков, небрежно зачесанных с каж-
дой стороны лысины. У профессора была манера наклонять голову
и смотреть как бы снизу вверх с выражением насмешливости, что
соответствовало его отношению к жизни. Но теперь во всем этом
произошла пугающая перемена.
Лицо его было мертвенно-бледным, жабо рубашки с огромной
складкой вздулось и вылезало из жилета, точно тесто из опары.
При этом профессор то и дело потирал друг о друга пальцы правой
руки, будто они были испачканы мелом.
В действительности профессор был среднего роста и не такой
уж толстый.
— Воссоздаете картину, да? — прокомментировал он. — Доб-
рый вечер, майор. Добрый вечер, Боствик.
И он с рассеянной вежливостью послал всем коротенькую мимо-
летную улыбочку, подобную легкому щелчку хлыста над крупом
лошади. Главный вывод, который смог сделать Эллиот, заключал-
ся в том, что этот человек с наивным и простодушным лицом без
сомнения обладал глубоким умом.
— Я полагаю, — добавил Ингрэм после некоторого колеба-
ния, — это — тот агент из Скотленд-Ярда, о котором мне сказал
Джо Чесни. Добрый вечер, инспектор.
— Н-да, — проговорил майор и продолжал с некоторой резко-
стью. — Сейчас, знаете ли... мы доверяем вам.
— Доверяете мне?
— Я имею в виду, что вы — профессор психологии. Вас бы нс
обманула ни одна ловушка. Вот что я хотел сказать. Вы можете
объяснить нам, что же произошло во время этого проклятого пред-
ставления?
Профессор Ингрэм бросил быстрый взгляд в направлении двой-
ной двери. Выражение его лица изменилось еще больше.
— Наверное, смогу,— сказал он резко.
—- Я так и думал! — воскликнул майор, наполняясь, напротив
уверенностью. — Мисс Уилз заявила, что здесь предполагалось осу-
ществить некое пугающее зрелище.
— А! Вы уже беседовали с ней?
— Да. И насколько смогли понять, все это представление плани-
ровалось из серии обманных трюков...
—Нет. Это было больше, чем серия трюков, — сказал профес-
сор, глядя прямо в глаза майору. — Я знаю, что это была демон-
страция способа, которым были отравлены конфеты в лавке миссис
Терри. Способа, благодаря которому никто не заметил действий
убийцы.
44
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ВТОРОЙ взгляд сквозь очки
Она умирает.
— Тихо! Здесь женщина!
Доктор Эдвард Причард
Глазго, 1865
Глава 6
Замечание профессора дало новый ход мыслям, владевшим
Эллиотом. Чтобы скрыть это, а также чтобы не дать никому сбить
его новыми соображениями, он поспешил в кабинет. Выключив спе-
циальную лампу для фотосъемок, зажег другую — под зеленым
абажуром, на бюро с раздвижной крышкой. Теперь комнату осве-
щал слабый свет, по-прежнему, однако, позволяющий видеть скор-
чившегося в кресле Маркуса Чесни.
Итак, по словам суперинтенданта Боствика, за два дня до своей
смерти Маркус Чесни отправился в полицию и спрашивал о точном
размере конфетной коробки в лавке миссис Терри. Скорее всего
именно такого типа коробка лежала сейчас на столе и «участвова-
ла» в представлении. Но каким образом?
Эллиот вернулся в музыкальный зал, где майор уже набросился
на Ингрэма с тем же вопросом.
— Но каким же образом, — спрашивал комиссар, — мог он
продемонстрировать способ, которым кто-то отравил конфеты
миссис Терри? Не имел же он в виду, что это чучело, этот незнако-
мец всем положил в рот по зеленоватой капсуле?
Профессор Ингрэм пожал плечами. Каждый раз, когда он на-
правлял свой взгляд в сторону кабинета, в его глазах вспыхивало
беспокойство.
— Это трудно объяснить, — проговорил он. — Но. если вы ин-
тересуетесь моим мнением, то, по-моему, Чесни не придавал боль-
шого значения сцене с капсулой. Это была часть представления, но
не главная. Я думаю, что самое главное событие, очевидцами кото-
рого мы должны были стать, каким-то образом связано с лежащей
на столе коробкой конфет.
Комиссар задумался.
— Я не буду соваться в это дело, — сказал он после паузы. —
Оставляю это вам, инспектор.
45
Эллиот указал профессору на одно из'крытых йарчой кресел.'
Ингрэм сел.
Итак, сэр. Мистер Чесни сказал вам, что действительной целью
его спектакля была демонстрация способа, которым отравили кон-
феты в лавке миссис Терри?
— Нет. Это мое предположение.
— Когда вы это предположили?
— Незадолго до начала представления. Это бросалось в глаза.
Нет, лучше сказать, как в фарсе: это шибало в нос! — Профессор
на секунду смутился, но затем в бесхитростном выражении его ли-
ца появился оттенок лукавства. — Послушайте, инспектор. Во вре-
мя ужина я догадался, что во внезапном и необъяснимом желании
Чесни разыграть перед нами эту комедию был скрыт некий замы-
сел. О своем намерении он заговорил как бы случайно, после спора,
в котором мы все участвовали; Но потом вдруг бросил нам вызов.
Я все время думал над этим и решил, что заявить о своем экспери-
менте Чесни задумал еще до ужина. К тому же юный Эммит то
и дело показывал свои зубы, посмеиваясь волчьей улыбочкой, хотя
и думал, что этого никто не замечает.
— И что же дальше, сэр?
— А что дальше? Я воспротивился тому, что представление от-
ложили до столь позднего часа, против трех бессмысленных поте-
рянных после ужина часов. Я не из тех, кто любит вмешиваться
в человеческую суету; я считаю ее священной, но на этот раз мне
показалось, что мы заходим слишком далеко. Я так прямо и ска-
зал: «Почему нам это предлагают? По-моему, за этим что-то кро-
ется». И он мне осторожно заметил: «Смотрите внимательно и
обнаружите, каким образом были отравлены конфеты миссис Тер-
ри; но, возможно, и не таким».
— У него была какая-то особенная версия?
— Очевидно.
— Версия, которую он хотел вам показать?
— Очевидно.
— И, — заметил Эллиот рассеянно, — он подозревал, кто был
отравителем?
Профессор Ингрэм быстро взглянул вверх. В его глазах снова
мелькнула темная тень тревоги и беспокойства; его добродушное
лицо исказилось тоскливой гримасой.
— Да, у меня сложилось именно такое впечатление.
— Но он не сказал этого..; не намекал?
— Нет. Ведь представление стало бы тогда ненужным.
— И вы полагаете, что отравитель убил его, потому что он
знал?
— Похоже, что так.--ь-Профессор - поежился на стуле.—
Скажите,- ий*Сйектбр, вы ’ умный человек? Понимающий?Он;
46
улыбнулся. — Минутку. Позвольте мне объяснить смысл вопроса.
При всем уважении, которое я испытываю к нашему хорошему дру-
гу Боствику, должен сказать, что это дело до сих пор развивалось
таким образом, что не очень способствовало укреплению его ре-
путации.
Выражение лица майора Крау сделалось холодным и жестким.
— Суперинтендант, — проговорил он медленно, — выполнял
то, чего от него требовал служебный...
— О, оставьте эти глупости! — воскликнул профессор примири-
тельно. — Конечно же, так! Мы все пытаемся выполнять долг, гос-
поди! Но выполнить долг вовсе не значит еще прийти к истине,
а иногда даже наоборот! Я не хочу сказать, что существует какой-
то полицейский заговор против Мэрджори Уилз. Я знаю: этого нет.
Но постепенно мы пришли к тому, что племянница моего друга
уже не может пройти по главной улице без опасения получить в
голову камнем или комком грязи! Какое же реальное усилие было
сделано, чтобы разрешить загадку с отравленными конфетами? Как
было спланировано расследование, чтобы установить истину? Ка-
ким способом было осуществлено это преступление? Зачем вообще
были отравлены конфеты в лавке миссис Терри? — Профессор уда-
рил кулаком по ручке кресла. — Суперинтендант Боствик, —
продолжал он, — придерживается успокоительной и прямо-таки
пленительной точки зрения, что, мол, чокнутые и есть чокнутые.
Вот на этом мы и стоим. А чтобы подтвердить свои обвинения
против Мэрджори, он ссылается на сходный случай — замечатель-
ное, черт возьми, сходство! — с Кристианой Эдмондс.
Майор Крау не произнес ни слова. Тогда профессор Ингрэм про-
должал:
— Сходный случай? Никогда не существовало случаев, столь не-s
сходных по самой сути! Я говорю о мотиве! Кристиан Эдмондс
была сумасшедшей, но мотив ее преступления был столь же осо-
знанным, как у большинства убийц. В 1871 году в Брайтоне она
страстно влюбилась в одного врача, который не подал ей никаких
надежд. Тогда она сначала попыталась отравить стрихнином его
жену. Попытку раскрыли. Ей запретили приходить в дом, и она
ушла в озлоблении. Она всех уверяла, что ни в чем не виновата,
и чтобы доказать это, а также чтобы убедить всех, будто в городке
действует некий отравитель, задумала подменить в кондитерской
конфеты с начинкой и убить несколько человек. Ну, где же здесь
сходство? Разве о Мэрджори можно утверждать что-нибудь подоб-
ное? Господи, какой же у нее может быть мотив?! Наоборот! Ее
жених,, приехав в Содбери Кросс и послушав, что здесь говорят о
невесте, перепугался и собирается удрать...
К .этому моменту лицо профессора: Ингрэма приняло, если мож-
но так выразиться,,ангельски кровожадное выражение. Жабо его
47
рубашки зловеще заскрипело. Но коротко хохотнув, он вдруг успо-
коился.
— В следующий раз не давайте мне повода, — проговорил
он. —Это вы, а не я, вы задавали вопросы!
— Была ли мисс Уилз обручена до этого? — неожиданно спро-
сил Эллиот.
— Почему вы спрашиваете об этом?
— Она была обручена?
И снова Ингрэм выстрелил в него загадочным взглядом.
— Нет, насколько мне известно. Думаю, что Вилбер Эммит и
сейчас еще очень влюблен. Однако его разноцветный нос и, извини-
те, полное отсутствие привлекательности вряд ли могут принести
ему успех, хотя, может быть, он и получил бы одобрение Маркуса.
Надеюсь, впрочем, это останется между нами.
— Мне рассказывали, — вмешался майор Крау с безразличным
видом, — что Чесни отваживал всех возможных претендентов и де-
лал так, чтоб они не могли приехать сюда и посмотреть девушку.
Профессор Ингрэм заколебался.
— В некотором смысле это правда. То, что он называл «мяукань-
ем», нарушало его спокойную жизнь. Нельзя сказать, чтоб он их
отваживал, но...
— Мне интересно, — сказал майор. — Почему этот парень, с ко-
торым Мэрджори познакомилась за границей, так легко получил
одобрение Чесни?
— Вы хотите сказать... — резко сказал профессор, — хотите ска-
зать, что Чесни начал беспокоиться о том, как бы отделаться от нее?
— Я этого не говорю?
— Как это вы не говорите? К черту, друг мой! В любом случае
вы ошибаетесь. Маркусу понравился юный Хардинг. У него есть
будущее, да и его восторженное почтение к Маркусу могло прозвести
впечатление. Однако позвольте спросить, зачем мы обсуждаем все
это? Хотя мы многого не знаем, — тут жабо рубашки профессора
Ингрэма оглушительно затрещало, — одно все же можно сказать
совершенно определенно: Мэрджори не имеет ни малейшего отноше-
ния к убийству своего дяди!
В комнате снова, казалось, сделалось жарко. Эллиот заставил
себя продолжать.
— Известно ли вам, -сэр, что сама мисс Уилз думает обо всем
этом?
— Что думает?
— Да. Она считает, что кто-то ударил мистера Эммита, занял
в представлении его место и по ходу сцены использовал отравленную
капсулу.
— Эффектно. — Ингрэм с любопытством взглянул на него. —
Кажется, это наиболее приемлемое объяснение, не правда ли?
48
— Это значит, что кто-то подслушивал, как мистер Чесни и ми-
стер Эммит планируют представление после ужина. Этот кто-то
стоял за дверью в сад и подслушал. Не так ли?..
— А! Теперь я понимаю, что вы хотите сказать, — пробормотал
профессор.
Легкая улыбка на мгновение выступила на его губах. Он си-
дел, наклонившись вперед, опершись сжатыми кулаками о колени
и широко, словно крылья, расставив локти. Лицо его имело
то странно бестолковое выражение, какое бывает, когда умные
люди собираются с мыслями и тщательно приводят в .порядок
факты, пытаясь их как-то систематизировать. Затем он снова
улыбнулся.
— Теперь понимаю, — повторил он. — Но позвольте мне-задать
несколько вопросов, инспектор. — Словно гипнотизер, он взмахнул
рукой. — Ваш следующий вопрос будет таков: «Где вы находились
между четвертью десятого и полуночью?» Затем вы спросите: где
в это время были Мэрджори и Джорж Хардинг. И еще дальше:
«Где были вы все, когда разыгрывалось представление?» Вот что
важно. «Возможно ли, чтобы кто-нибудь из вас, зрителей, сумел
выскользнуть в темноте в сад и сыграть роль незнакомца в цилин-
дре?» Вы это ведь хотите узнать, не правда ли?
Майор прищурился.
— Да, —. коротко сказал он.
— Это правильно, — с довольным видом проговорил профессор
Ингрэм. — Ваш вопрос достоин прямого ответа. И ответ будет
таков: я готов поклясться перед любым судом, что во время
представления никто из нас не покидал эту комнату!
— Хм! Заявление слишком безапелляционное! Вам не кажется?
— Никоим образом!
— Вам известно, как здесь было темно?
— Прекрасно знаю. Но, во-первых, из-за зажженной в кабинете
мощной лампы было не так уж темно, как вы думаете. Во-вторых,
есть и другие причины, которые, надеюсь, подтвердят и мои това-
рищи. В самом деле, почему бы не спросить у них?
Он поднялся со стула и сделал театральный жест в сторону две-
ри в вестибюль, потому что в этот момент она открылась и в ком-
нату вошли Мэрджори и Джорж Хардинг.
Эллиот изучающе оглядел пламенного жениха.
В Помпеях он видел Хардинга только со спины, и теперь
возможность видеть его всего вызвала в нем глухое раздра-
жение. Джоржу Хардингу было лет около двадцати пяти. Мане-
рами он обладал свободными, простодушными, даже сердечными,
но не казался робким и передвигался среди людей с той есте-
ственностью, . с какой кот прохаживается на комоде среди 'укра-
шений.
49
Это был типичный южанин: с густыми и волнистыми черными
волосами, широким лицом и темными выразительными глазами.
Но, как показалось Эллиоту, вид его не очень соответствовал его
сердечнььм и немного простоватым манерам. Вероятно, Хардингу
были рады во всех компаниях и он к этому привык.
В этот момент Хардинг заметил в кабинете тело Маркуса
Чесни.
— Мы не могли бы закрыть эти двери? — кивнул он в сторону
раздвижных дверей и положил руку Мэрджори под свою. — Я хочу
сказать, для вас это не имеет значения?
И тут он с явным удивлением обнаружил, что Мэрджори высво-
бодила свою руку.
— Не беспокойся обо мне, — сказала она, не сводя глаз с
Эллиота.
Эллиот прикрыл дверь в кабинет.
— Мэрджори говорит, что вы хотели меня видеть, —
продолжал Хардинг, дружески оглядывая собравшихся. На ли-
цо его легла тень. — Скажите, чем бы я мог помочь? Я могу
лишь сказать, что дело очень неприятное и... О! Теперь по-
нимаю!
(Должно заметить, что сейчас мы видим Хардинга глазами
Эллиота, и вовсе не обязательно таким, каков он был в действи-
тельности. Стало.быть, не стоит придавать большого значения то-
му неприятному впечатлению, которое произвели на инспектора его
прямые слова и свободный жест, сопровождавший их. Майору
Крау и суперинтенданту Боствику, которые чувствовали к нему яв-
ную симпатию, Хардинг показался совершенно искренним.) Эллиот
указал ему на стул.
—. Вы — мистер Хардинг?
— Именно так, — согласился тот с добродушным, почти ще-
нячьим желанием угодить, — Мэрджори говорит, что вы хотите ус-
лышать от каждого из нас, что здесь произошло, когда... Да, когда
убили бедного старика.
— Он предполагает большее, — с придушенной улыбкой вставил
профессор Ингрэм. — Он подозревает, что вы, или Мэрджори, или
я...
— Минутку, сэр, — поспешно перебил Эллиот. Он повернулся к
остальным. — Извините, пожалуйста! — Тень тревоги окутала ком-
нату. — Да, мы нуждаемся в показаниях. Но я хочу задать вам еще
несколько вопросов, и ответы на них могут оказаться более ценны-
ми, чем любые показания. Вы знали, что мистер Чесни подготовил
для вас список вопросов, касающихся представления, которое он со-
бирался вам устроить?
— Да, т-7 .ответила после паузы Мэрджори. — Разумеется. Я
вам уже говорила об этом.
50
— Если кто-нибудь задаст вам эти вопросы, сможете ли вы с
точностью ответить на них?
— Да, — сказал Хардинг. — Но послушайте, если вам хочется
разобраться в том, что здесь случилось, я могу вам подарить кое-
что получше. Ведь я, между прочим, снял кинофильм!
— Цветной?
Хардинг сморгнул.
— Цветной? Боже мой, нет! .Обычная черно-белая пленка. Если
снимать на цветной в помещении, тем с более с таким освещением,
получилось бы...
— В таком случае это, боюсь, нам не поможет, — сказал- Элли-
от. — Где ваша пленка?
— Я положил бобину внутрь фонографа, когда началась су-
матоха.
Хардинг, казалось, был разочарован тем безразличием, с кото-
рым Эллиот встретил его объявление. В атмосфере комнаты
опять произошло нечто, что не дало развиться возбуждению.
Эллиот подошел к фонографу, приподнял крышку. Расстегнутый
кожаный футляр и сама кинокамера лежали прямо на зеленом
плюшевом диске проигрывателя. Три свидетеля, стоявшие позади
Эллиота, как почувствовав что-то, взволнованно смотрели ему в
спину — он видел их лица в стекле висевшей над фонографом
картины. Он заметил также и заинтригованный пристальный
взгляд, который майор Крау направил в сторону суперинтенданта
Боствика.
— Вот список, — объяснил Эллиот, вынимая листок из блокно-
та. — Эти вопросы составлены лучше, чем смог бы это сделать я,
так как они касаются наиболее важных пунктов.
— И что же это за пункты? — быстро спросила Мэрджори.
— Мы находимся здесь, чтобы выяснить это. Каждому из вас
я по очереди задам вопрос и хочу, чтобы каждый из вас отвечал
на него с максимальной точностью.
Профессор Ингрэм приподнял свои почти бесцветные брови.
— А вы не боитесь, инспектор, что мы уже сговорились и приго-
товили для вас одинаковый рассказ?
— Я бы не советовал вам делать это, сэр. И думаю, что вы этого
не сделали. Доктор Чесни уже предупредил, что вы не можете ни
в чем прийти к согласию. Если же теперь вами будет сделан шаг
назад... Итак, вы уверены, что можете подтвердить обоснованность
вашего хвастовства и сумеете ответить на вопросы с абсолютной
точностью?
— Да, —- сказал профессор со странной улыбкой.
— Да! — резко воскликнула Мэрджори.
' — Неуверей, — ответил Хардинг. •—Я все внимание концентри-
ровал на том, чтобы все происходившее’попало в кадр,'и не очень
51
запоминал детали. Но, думаю, кое-что смогу. В моей работе нужно
открывать глаза...
— А что у вас за работа, мистер Хардинг?
— Химические исследования! — ответил почти с вызовом Хар-
динг. — Но это пс интересно. Поехали дальше.
Эллиот опустил крышку фонографа, положил па нее раскрытый
блокнот. Он вел себя словно дирижер оркестра, поднявший дирижер-
скую палочку; тогда завертелось колесо подъемного механизма, под-
нялся занавес и зажегся свет. Эллиот до глубины души был уверен,
что эти вопросы скрывают нити, которые приведут к раскрытию
истины... если, конечно, у него хватит ума, чтобы уловить не только
смысл каждого вопроса, но и его значение.
— Первый вопрос, — произнес он и услышал в ответ громкий
скрип стульев: слушатели собирали все свое внимание, чтобы отве-
чать правильно.
Глава 7
— Первый вопрос: «Была ли на столе коробка? Если да, опишите
ее!» Мисс Уилз?
Мэрджори поджала губы. В ее пристальном взгляде, направлен-
ном на Эллиота, сквозила досада.
— Если вы считаете это существенным, я отвечу, —
проговорила она. — Но это чудовищно, вам не кажется? Сидим
здесь, задаем друг другу вопросы, словно это какая-то игра, а
он... — Она покосилась на дверь.
— Это существенно, мисс. Была ли на столе коробка? Если да,
опишите ее!
— Разумеется, коробка на столе была. Она находилась справа
от дяди Маркуса и немного спереди. Коробка покрытых глазурью
конфет «Генри». Я не видела их названия, с моего места было не
разглядеть, но я знаю, что это были именно эти конфеты, потому
что на коробке были нарисованы цветы блестящего зеленого цвета.
Джорж Хардинг повернулся к девушке и смерил ее взглядом.
— Чушь! — воскликнул он.
— Что чушь?
— Цвет рисунка! О конфетах я ничего не знаю: согласен, что
коробка была и на ней были нарисованы цветы. Но цветы были
не зеленые. Они были темно-голубые. Именно голубые.
Выражение лица Мэрджори при этом заявлении нисколько не из-
менилось, но она повернула к своему жениху голову с таким высоко-
мерным изяществом, которое можно было бы назвать классическим.
— Дорогой, — прошептала она. — Сегодняшний вечер и без того
ужасен, чтобы еще ты доводил меня до крика. Прошу тебя! Эти
52
цветы были зелеными. Мужчины склонны путать зеленый и голу-
бой цвета. Нет, нет, прошу тебя... Только не сегодня!
— Хорошо, хорошо. Если ты утверждаешь, что они были зеле-
ными, пусть будет так, — ответил Хардинг, расстроившись. — Но
я готов умереть, если они не были голубыми! — подскочив, доба-
вил он. — Будем исходить из того, что мы говорим правду. Эти
цветы были голубыми, темно-голубыми и...
— Дорогой...
— Минуту, — поспешно прервал их Эллиот. — Профессор Ин-
грэм может, очевидно, разрешить этот спор. Итак, сэр. Кто же из
них прав?
— Оба, — любезно ответил Ингрэм и не спеша скрестил свои
толстые ноги. — А значит, оба и ошибаются.
— Как же мы можем ошибаться оба? — возразил Хардинг.
— Можете, — любезно заявил профессор. Он повернулся к
Эллиоту. — Инспектор, я говорю чистую правду. Конечно, я могу
объяснить все прямо сейчас, но предпочел бы это сделать попозже.
Один из следующих вопросов подскажет вам мою мысль.
Эллиот поднял голову.
— Откуда вы знаете, сэр, содержание других вопросов? —
спросил он.
Наступила тишина. Казалось, она расползлась и заполнила все
углы комнаты, за запертыми дверями кабинета угадывалось ти-
канье часов.
— Я не знаю, — хладнокровно парировал профессор. — Я про-
сто предполагаю, какой вопрос должен быть в списке.
— Но вы не видели этого списка раньше?
— Нет. Уверяю вас, инспектор, и не сбивайте меня с толку пу-
стяками в столь ответственный момент. Я старый специалист, ста-
рый обманщик и фокусник. Мне эти трюки известны: в тысяче
аудиторий я сам практиковал их и отлично знаю, как это делается.
Но раз меня не обмануть, не совершайте ошибку и вы, подозревая,
будто я обманываю вас. Если вы продолжите с этим списком, то
сами сообразите, что я имел в виду.
— Коробка была зеленая, — повторила Мэрджори, прикрыв
глаза. Зеленая, зеленая, зеленая. Продолжайте, пожалуйста.
Эллиот взял карандаш.
— Тогда второй вопрос: «Какие предметы я поднял со стола?
В каком порядке?» Имеются в виду предметы, — пояснил он, —
которые мистер Чесни поднял со стола, сев за него во время пред-
ставления, и в каком порядке он поднял их. Мисс Уилз?
Мэрджори отвечала без колебаний.
— Я уже говорила. Сев, он взял карандаш и сделал вид, что
пишет на промокательной бумаге, потом отложил его в сторону.
Затем взял ручку и тоже сделал вид, что пишет. Ее он отло-
53
жил буквально за секунду до того, как вощел. незнакомец в ци-
линдре.
— Что скажете на это вы, мистер Хардинг?
— Это правда, — подтвердил Хардинг. — По крайней мере,
первая часть. Сначала он взял карандаш, такой черно-синий,
затем отложил. А вот вторым предметом была не ручка. Это
был еще один карандаш, примерно такого же цвета, но более
узкий.
Мэрджори снова уставилась на своего жениха.
— Джорж, — сказала она тем же спокойным тоном. —
Кажется, тебе доставляет удовольствие меня раздражать. Я прошу
тебя. Я хочу знать: тебе что, приятно опровергать все, что я гово-
рю? Я знаю, что это была ручка, — вскричала девушка. — Я виде-
ла ручку. Она была темно-синяя или черная. Маленькая ручка!
Прошу тебя, не пытайся...
— О, если ты все так воспринимаешь!.. — произнес Хардинг
обиженно и высокомерно. Он направил на девушку выразительный
взгляд темных глаз, чем вызвал в Эллиоте еще большую неприязнь
к себе. На лице Мэрджори отразилось беспокойство. Эллиот пред-
ставил себе типичную влюбленную пару. Ребячливые чары Хардин-
га держали в плену и подавляли эту умную, но любящую женщину,
внушали ей необходимость отречься от самой себя.
— Прости, — проговорила Мэрджори, — но это была ручка.
— Карандаш!
— Что скажете, профессор? Карандаш или ручка?
— Если честно, — проговорил профессор, — ни то и ни другое.
— Боже Всемогущий! — прошептал майор Крау, неожиданно
сделавшись религиозным.
Профессор Ингрэм поднял руку.
— Разве вы еще не понимаете, — спросил он, — что в этом и
заключаются все трюки и ловушки? А чего вы еще ждали? В его
голосе послышалось раздражение. — Маркус выкопал перед вами
западню, и вы свалились в нее. Во-первых, как верно .уже сказали,
он действительно взял сначала карандаш и сделал вид, что им пи-
шет. Это подготовило дальнейший ход ваших мыслей. Затем он
взял то, что не было ни ручкой, ни карандашом, хотя и походило
по размерам и форме на карандаш, и снова сделал вид, что пишет.
Вами немедленно сделан логический вывод: вы видели карандаш
или ручку. Но, естественно, ничего этого не было.
— Что же это было тогда? — спросил Эллиот.
— Не знаю.
— Но в таком случае!..
Простодушные глаза профессора заблестели.
— Минуточку, инспектор, держите себя в руках! — воскликнул
он совсем не профессорским тоном.-Я поклялся, вам,t.что скажу,
54
где скрывается ловушка. Я поклялся, что обнаружу ошибку, но это
вовсе не означает, что я могу знать, что же он в действительности
взял со стола... Я признаю, что не знаю этого.
— Но вы в состоянии описать этот предмет?
— Не полностью. — Профессор теперь казался озабочен-
ным. — Это было похоже на ручку, но более узкое и маленькое.
Думаю, темно-синего цвета. Но, помню, Маркусу было не очень
удобно брать его со стола.
— Но на что это было похоже?
— Не знаю. Именно это меня и беспокоит. Это... подождите-
ка! — Вцепившись в ручки кресла, Ингрэм слегка приподнялся и на
какое-то мгновение повис в воздухе, словно намереваясь прыгнуть.
Затем волна облегчения, а может быть, и другого чувства, прилила
к его лицу, он пробормотал что-то вроде «Уф!», упал в кресло и
оглядел присутствующих. — Знаю! — добавил он. — Теперь я
знаю, что это было.
— Итак, сэр?
— Это была стрела от духового ружья!
— Что?
— Я уверен в этом, — подтвердил профессор с таким видом,
словно только что преодолел огромное препятствие. — В универси-
тетском музее естественной истории у нас есть несколько таких
стрел. В длину они менее трех дюймов; это тонкие деревянные чер-
новатые прутики или колышки с заточенным острием. Из Южной
Америки, из Малайзии или Борнео, точно не помню — мои позна-
ния в географии всегда были беспорядочны.
Эллиот перевел взгляд на Мэрджори.
— Держал ли ваш дядя в доме стрелы от духового ружья, мисс
Уилз?
— Нет. Конечно же, нет. Насколько я знаю.
— Вы хотите сказать, — с интересом обратился к Ингрэму май-
ор, — что это была отравленная стрела?
— Нет-нет! Вовсе не обязательно! Я подозреваю, что сейчас на
ваше воображение начнет влиять самовнушение. Если вдруг через
минутку кто-нибудь вспомнит, что видел на стреле яд, то все будет
кончено. Не будем терять над собой контроль! — сказал Ингрэм,
отдышавшись и широко взмахнув рукой. — Я сказал, что видел не-
что похожее на стрелу духового ружья. Это ясно? Тогда продол-
жайте ваши вопросы!
— Верно, — согласился Джорж Хардинг... И Эллиот вдруг пере-
хватил странный взгляд, который тот направил на профессора. Но
взгляд был быстр, как вспышка молнии. — Мне кажется, что мы
значительно продвинулись вперед. Продолжайте. -
55
Элиот заколебался. Неожиданно новая мысль пришла ему в
голову и захотелось немедленно ею заняться. Он, однако, решил
отложить ее на потом.
— Следующий вопрос, — сказал, заглянув в список, —
относится, вероятно, к появлению из садовых дверей незнакомца.
Впрочем, можете интерпретировать этот вопрос, как считаете нуж-
ным. «Который был час?» — Полночь, — поспешно проговорила
Мэрджори.
— Около полуночи, — согласился Джорж Хардинг.
— Чтобы быть абсолютно точным, — объявил профессор Ин-
грэм, скрестив руки, — было без одной минуты полночь.
Он сделал паузу, словно ожидал, что от него потребуют объяс-
нений, и Эллиот обратился к нему с вопросом.
— Я бы хотел кое в чем разобраться, сэр. Было без одной мину-
ты двенадцать по вашим часам или по часам на каминной полке?
Мне известно, что эти часы сейчас показывают точное время, но
так ли было во время представления?
— Об этом я уже размышлял, — сухо отозвался профессор. — Я
тоже задавал себе вопрос, не передвигал ли Маркус на часах стрел-
ки, чтобы ввести нас в заблуждение. Но уверяю вас, игра здесь бы-
ла чистой! — Казалось, профессора охватило раздражение. — Трюк
подобного типа явно был бы за пределами правил. Ведь экспери-
мент ставился просто на наблюдательность. Маркус распорядился
погасить свет, поэтому мы не могли видеть наши часы. Следова-
тельно, установив перед нами каминные часы, он предполагал, что
мы будем полагаться на указываемое ими время. Думаю, с этим
согласятся все. Таким образом, я в состоянии сказать вам время
по этим часам, но не могу поклясться, что эти часы указывали точ-
ное время.
— А я могу доказать, что часы показывали правильное вре-
мя! — неожиданно сказала Мэрджори.
В резком голосе девушки слышались удивление и растерян-
ность. Словно бы она ожидала от этой дискуссии чего-то боль-
шего или ей надоело постоянно и без толку вникать в точки зре-
ния других.
— У меня есть самые веские причины, чтобы знать это, — за-
явила она. — О, речь не идет о моей наблюдательности! Я могу
доказать, что часы показывали точное время! Это очень легко сде-
лать. А впрочем... что это изменит?
— Это может изменить очень многое, — произнес майор
Крау, в алиби того, кто здесь отсутствовал.
— Джо Чесни, — пробормотал профессор еле слышно и при-
свистнул. — Извините, — добавил он официальным тоном.
И так же, как буквально несколько минут назад он одарил всех
странной улыбкой, промелькнувшей словно щелчок хлыста, сейчас
56
(по случайности, вероятно) он снова настиг всех присутствующих
еще одним щелчком хлыста, но уже совершенно другого рода.
Эллиоту тут же пришла в голову мысль, каким образом толковые
словари определяют слово «внушение». Но каковы бы ни были в
данном случае намерения профессора, от его слов, как от брошен-
ных в воду камней, пошли круги.
— Дядя Джо? — воскликнула Мэрджори. — А что с ним?
— Продолжайте с вашими вопросами, — объявил профессор
Эллиоту, одарив девушку мимолетной улыбкой.
Быстро сделав какие-то заметки в своем блокноте, Эллиот уско-
рил ритм допроса.
— Если не возражаете, проанализируем ваши заявления позже.
А сейчас ответьте быстро на следующий вопрос: «Какого роста
был человек, вошедший в комнату из сада?» — Под метр восемьде-
сят! — не задумываясь, ответила Мэрджори. — У него такой же
рост, что и у Вилбера, а рост Вилбера мы все знаем. И тот же,
что у дяди Джо... — неожиданно оборвала она себя на полу-
слове.
— Метр восемьдесят. Это довольно точно, — заявил Хар-
динг. — Я бы, правда, сказал, что человек был немного выше, но,
возможно, мне показалось из-за его нелепой шляпы.
— По-моему, — заметил, кашлянув, профессор Ингрэм, — нет
ничего более унылого, чем слушать подобные описания...
Было очевидно, что под внешней невозмутимостью каждого из
свидетелей напряжение достигло предела. Волна намеков, неясно-
стей, противоречий поднялась в атмосфере комнаты. Глаза Мэрд-
жори засверкали.
— Нет, я больше не вынесу! — воскликнула она. — Неужели вы
сейчас заявите, что тот человек был толстым коротышкой?.
— Нет, Мэрджори! Успокойтесь, — ответил профессор, глядя
не на нее, а на Эллиота. — Инспектор, вот мой ответ: человек,
вошедший через эту дверь, был ростом около метра семиде-
сяти, примерно, как мистер Хардинг и я. Или же, обратите на
это внимание, человек был ростом метр восемьдесят, но пере-
двигался, немного согнув колени, чтобы создать впечатление, что
он ниже. В любом случае, рост его был приблизительно метр
семьдесят.
Воцарилась тишина.
Майор Крау надел на нос очки в роговой оправе; это сгла-
дило его воинственный вид. Он провел рукой по лбу. Все это
время он делал заметки на обратной стороне почтового кон-
верта.
— Послушайте, — начал он.
— Что?
— Я спрашиваю вас всех, — продолжал комиссар спокойно,
57
но решительно. — И спрашиваю вас прямо: что это за ответы?
Как можно определить рост метр семьдесят... восемьдесят... По-
слушайте, Ингрэм, сдается, это именно вы внушаете веем какие-то
странные мысли. Каждый раз, как только появляется возможность
сбивать с толку и противоречить, вы тут же это делаете. Хотите
я прочитаю, что мне удалось записать?
— С огромным удовольствием!
— Так вот, все согласны, что на столе лежала коробка конфет
и что первый предмет, поднятый Чесни, был карандаш. Но по-
смотрим остальное! Я по-своему записал тут вопросы.
Он протянул профессору конверт, который Ингрэм внимательно
изучил. Затем по рукам присутствующих прошел следующий приме-
чательный документ:
Что вплели.
Какого цвета была Мисс Уилз: Зеленая
коробка конфет:
Мистер Хардинг: Голубая
Проф. Ингрэм: Оба цвета
Каков был второй Мисс Уилз: Ручка
предмет, поднятый со стола Чесни? Мистер Хардинг: Карандаш
Проф.Ингрэм: Стрела духового
Который был час? Мисс Уилз: ружья Полночь
Мистер Хардинг: Около полуночи
Проф.Ингрэм: Без минуты
Какого роста был Мисс Уилз: полночь Под метр во-
человек в цилиндре семьдесят
Мистер Хардинг: Метр восемьдесят
Проф.Ингрэм: Около метра семьдесят.
— Единственное, в чем вы все почти совпадаете, это время, —
продолжал майор Крау. — И, возможно, именно это — самая не-
верная деталь.
— Я не очень хорошо понимаю вас, сэр, — сказал профессор,
поднимаясь с кресла. — В моем лице вы спрашиваете опытнейшего
свидетеля. Вы просите, чтобы я вам сказал, как обстояло дело в
действительности. Вы заранее предполагаете, что в показаниях оче-
видцев будут противоречия. Более того, вы даже хотите, чтобы они
были. А теперь, не знаю отчего, сердитесь на меня, что я вам эти
противоречия продемонстрировал.
— Да-да. Все это хорошо, — согласился майор. Но тут же и
возразил: — Но что вы говорите о конфетной коробке? Коробка
может быть или зеленой или голубой, но не обоих цветов А вы
именно это и утверждаете. Тем более, я думаю, вам будет интерес-
58
но узнать, —не глядя*на-Эллиота и Боствика, подававших ему от-
чаянные сигналы, майор окончательно отбросил полицейскую сдер-
жанность, — вам будет интересно узнать, что коробка, которая
сейчас лежит в кабинете, — голубого цвета! С голубыми цветами!
А другой предмет, — и кстати, единственный — это плоский каран-
даш. Никакими иными предметами: ни ручками, ни карандашами,
ни стрелами от духового ружья —. и не пахнет! Конфетная коробка
и карандаш —и все! Позвольте теперь узнать, что вы скажете по
этому поводу?
Профессор Ингрэм снова уселся на место.
— Только одно, — иронически улыбнулся он, — я объясню вам
это в одну минуту, если вы предоставите мне такую возмож-
ность.
— Отлично! — проворчал майор, подняв руки и сложив ладони
так, будто собирался сделать мусульманское приветствие. —
Делайте что хотите и объясняйте как вам нравится. Я сдаюсь.
Продолжайте, инспектор. Простите меня за вторжение. Дело оста-
ется у вас.
В последовавшие затем минуты Эллиот обнаружил, что распри
прекратились сами собой. На следующие два вопроса и половину
третьего свидетели ответили почти в полном согласии. Вопросы
касались незнакомца в цилиндре: «его одеяния, предмета в его
правой руке и его действий». Подробное описание давало какой-то
гротескный, неестественный портрет ряженого, произведшего на
все,х резко отталкивающее впечатление. Цилиндр, шерстяной
светло-коричневый шарф, черные очки и плащ, даже черные брюки
и лакированные туфли — ничто не прошло незамеченным. Каж-
дый из свидетелей точно описал черный чемоданчик с буквами
«Р.Х.Немо, М.Д.», который незнакомец держал в правой руке.
Добавилась и новая деталь: на руках незнакомца были резиновые
перчатки.
Такое единодушие в описании удивило и заинтриговало Эллио-
та, но он почти сразу вспомнил, что свидетели имели предостаточ-
но времени и возможности хорошенько изучить незнакохмца. Почти
весь реквизит Немо, включая и его чемоданчик, был выброшен в
саду, на пороге дверей из кабинета. Так. что свидетели видели их
не только во время представления, но и позже, когда вышли в сад
искать Вилбера Эммита.
И разумеется, они запомнили все действия незнакомца во время
представления. Этот страшный и зловещий Немо, его огромная
тень в ярком свете, похожая на персонаж из ночного кошмара,—
все это запечатлелось в памяти зрителей, как на экране. Они описа-
ли, как он вошел, как невольно вскрикнул при этом Джорж Хар-
динг, как Немо повернулся и посмотрел в сторону их, как затем
поставил на стол чемоданчик и повернулся спиной, и, наконец,,как
59
незнакомец прошел к правой стороне стола, вынул из кармана ко-
робку, достал капсулу и...
Но что, черт возьми, представляло собой ключ к загадке?
Вот что хотел знать Эллиот. Он добрался уже до последних
вопросов, а не заметил ничего, что могло содержать хоть намек
на разгадку. Да, в показаниях свидетелей были противоречия,
но каким образом они могли помочь ему в раскрытии преступ-
ления?
— Уже поздно, — устало проговорил Эллиот. — Ответьте-ка на
такой вопрос: «Взял ли незнакомец что-нибудь со стола?» Все трое
ответили почти в один голос.
— Нет, — заявила Мэрджори.
— Нет, подтвердил Джорж Хардинг.
— Да, — сказал профессор Ингрэм.
В переполохе, который последовал за этим ответом, послышал-
ся резкий голос Хардинга.
— Сэр, я уверяю вас, что нет! Он даже не коснулся этого стола.
Он...
— Разумеется, нет, — повторила Мэрджори. — К тому же, что
он мог взять? Единственное, чего, кажется, не хватает, — это руч-
ки... или карандаша, или стрелы от духового ружья. Называйте как
хотите... Но я знаю, что тот человек не брал его. Дядя Маркус по-
ложил этот предмет на промокательную бумагу, перед собой. А не-
знакомец даже не подходил к этому месту. Что же еше он мог
взять?
Профессор Ингрэм призвал всех к тишине. Лицо его сделалось
суровым.
— Именно об этом, — проговорил он, — я и пытаюсь все время
сказать вам. А чтобы быть точным, объясню: незнакомец взял кон-
фетную коробку с зеленым рисунком, — это конфеты «Генри» — и
подменил ее коробкой с голубым рисунком — это те же конфеты
«Генри», но с ментоловой начинкой. Именно эта коробка и лежит
сейчас на столе. Вы хотели полной правды. Теперь она перед вами.
Только не спрашивайте меня, как это проделал незнакомец! Когда
он поставил свой чемодан на стол, тот оказался перед зеленой ко-
робкой. Когда же он снял свой чемоданчик со стола и вышел из
комнаты, на столе осталась лежать эта голубая коробка. Повто-
ряю, не спрашивайте меня, как он это проделал. Сам я не фокус-
ник. Но думаю, что разгадка отравлений в кондитерской
заключается в этом же трюке. Наверное, над этим еще поломают
головы. Кроме того, я надеюсь, что мое объяснение рассеет сомне-
ния майора Крау в здравости моего ума и моем желании помочь
следствию. Между прочим, прежде чем вы снова начнете растрав-
ливать друг другу душу, кто-нибудь из вас; быть может, угостит
меня сигаретой?
60
Глава 8
Эллиот так и не узнал, угостили ли профессора Ингрэма сигаре-
той. Потому что после его слов в мозгу Эллиота как свет вспыхну-
ло объяснение проделанного преступником трюка.
— Извините, я сейчас, — поспешно проговорил он и, обогнув
рояль, вышел в сад.
Немного постояв у двери и плотно задернув за собой бархатные
занавески, он остановился на узкой полоске газона, которая протя-
нулась между домом и желтыми, кажущимися в темноте призрач-
ными каштанами.
Теперь здесь было нс только холодно, но и сумрачно — окна ка-
бинета поблескивали довольно тускло. Ничто не шевелилось во-
круг, и ему стало казаться, что собственная его плоть, его кости
сделались хрупкими и прозрачными. Где-то неподалеку — или это
опять показалось? — позвякивал колокольчик. Он пристально вгля-
дывался в разбросанные на газоне веши доктора Немо.
Этот черный чемодан рядом с плащом и цилиндром...
Он теперь-то знал наверняка, отчего его вид с самого начала
показался ему странно знакомым. Точно такой же, слишком ма-
ленький для обыкновенного дорожного и чуть больше чемоданчика
врача, был выставлен среди других орудий преступления в Черлном
музее Скотленд-Ярда.
Эллиот опустился на корточки. Черная лакированная кожа; ка-
жется, совсем новый. Имя доктора Немо грубо выведено с по-
мощью трафарета. Эллиот обернул руку платком и открыл
чемоданчик. Внутри лежала коробка из-под конфет «Генри» с ярким
зеленым рисунком.
— Вот в чем дело, — проговорил он вслух.
Такого типа черные чемоданчики были любимыми орудиями
разного рода лавочных воров. Эллиот поднял его и исследовал дно.
Первоначально чемоданчики использовались на сеансах фокусников,
чуть позже их стали использовать преступники при кражах в юве-
лирных и прочих магазинах — там, где товар выставлялся
открыто.
Обычно вор с самым невинным видом входил в магазин с чемо-
данчиком в руке. Он рассеянно ставил его на прилавок, а сам делал
вид, что изучает какой-нибудь товар. Хитрость заключалась лишь
в том, чтоб поставить чемоданчик прямо на объект кражи. Ибо
дно его было снабжено простенькой пружиной, нажатие которой
позволяет втянуть внутрь предмет, находящийся под ним. Затем,
не сделав ни одного подозрительного движения, вор поднимал свой
чемодан с прилавка и покидал магазин.
Загадочные манипуляции «доктора Немо» стали ясны. Войдя в
кабинет, он поставил на стол чемодан и одновременно отвернулся
61
спиной к зрителям. Но поставил не перед зеленой коробкой, а пря-
мо на нее. Чемодан достаточно вместителен и крепок, чтобы пере-
носить предметы гораздо более крупные и тяжелые, чем конфетная
коробка. В кармане же плата убийца держал голубую коробку с
мятными конфетами. Видимо, именно в тот момент, когда он на-
клонился, чтобы поставить на стол чемодан, или же когда он сни-
мал его, незаметно подставил сзади голубую коробку. Зрители
этого не заметили, поскольку он прикрывал свои манипуляции спи-
ной. К тому же здесь особой ловкости и не требовалось, так как
зрители были, без сомнения, ослеплены ярким светом лампы и
немного утомились. Все это было проделано с помощью Маркуса
Чесни и было составной частью спектакля.
Каким же образом это могло помочь в разгадке преступления
в кондитерской лавке? Не хотел ли Маркус этим сказать, что целая
коробка конфет была подменена другой?
— Кхе-кхе, — раздался чей-то хриплый голос прямо над головой
Эллиота.
Отпрыгнув, Эллиот вскинул взгляд. Из окна второго этажа вы-
глядывало лицо Джозефа Чесни. Доктор Джо перегнулся через по-
доконник и так свесился наружу, что, казалось, вывалится сейчас,
словно тюк с бельем.
— А что, внизу все оглохли? — сварливо проговорил он. — Не-
ужели никто не слышал звонка в наружную дверь? Он звонит ми-
нут пять! Какого черта! Я же не могу заниматься всем
одновременно! У меня ведь бо...
Эллиот очнулся. Только теперь он сообразил, что это, видимо,
пришли судебный врач и .фотограф, нагруженный аппаратурой для
экспертизы отпечатков пальцев; оба приехали с места, отстоящего
отсюда на двенадцать миль.
— Послушайте! — прорычал доктор Джо!
— Что такое?
— Пришлите ко мне Мэрджори! Он звал ее!
Эллиот оживился.
— Он пришел в сознание? Я могу его видеть?
За окном ему были видны красная волосатая рука и рукав сво-
бодной рубашки. При тусклом свете из нижнего этажа дома рыжая
борода доктора Джо имела почти мефистофельский вид.
— Увы, друг, мой, — сказал доктор. — Он не пришел в созна-
ние; по крайней мере, в том смысле, который подразумеваете вы.
И вам не удастся поговорить с ним ни этой ночью, ни утром, ни
через неделю, даже ни через месяц и ни через год. Слышите меня?
И пошлите Мэрджори наверх. Эти служанки никуда не годятся.
Одна все теряет, другая уже забралась под одеяло. Господи, я про-
шу вас!!! • • • - - ••• • - • '• -
Голова доктора исчезла в окне. ‘
62
Эллиот чрезвычайно медленно собрал вещи, принадлежавшие
доктору-Немо. Отдаленный звон прекратился. Холодный ветер за-
нялся в ночи, зашевелился в сухих листьях, поднял с земли крепкий,
глубокий запах увядания, но потом, то ли из-за неустойчивости это-
го ветерка, то ли потому, что дверь была приоткрыта,, пришел дру-
гой запах, более сладкий. Казалось, тончайшие духи наполнили все
пространство.
Эллиот невольно вспомнил, что где-то здесь, в темноте, скрыва-
лось почти пол гектара оранжерей. То был аромат персиков и мин-
дальных деревьев, плоды которых созревают хмежду июлем и
ноябрем; призрак Белгарда — аромат горьких зернышек.
В тот момент, когда Эллиот вносил в кабинет вещи доктора Не-
мо, дверь из вестибюля приоткрылась и суперинтендант ввел еще
двоих мужчин, представив их как доктора Уэста и сержанта Меть-
юза. За ними появился майор Крау. Метьюз получил практические
инструкции по поводу отпечатков пальцев и фотографирования, а
доктор Уэст склонился над телом Маркуса Чесни.
Майор Крау повернулся к Эллиоту.
— Ну что, инспектор, — спросил он. — Почему вы нас так по-
спешно покинули? Вы что-нибудь нашли?
— Я выяснил, как были подменены конфетные коробки, сэр, -т-
ответил Эллиот и объяснил.
На майора Крау, без сомнения, это произвело сильное впе-
чатление. , , .
— Гениально! — заявил он наконец. — Чертовски ловко,! Но
так же... Послушайте, но где же Чесни раздобыл чемодан с
пружиной?
— Они попадаются в Лондоне. В некоторых магазинах, торгую-
щих реквизитом для фокусов.
— Вы хотите сказать, что он специально послал за ним?
— Выходит, что так, сэр.
Майор Крау подошел ближе и внимательно изучил чемодан.
— Это означает, — заметил он, — что проведение эксперимента
он замыслил довольно давно. Знаете, инспектор, — казалось, майо-
ром овладело сильное желание дать чемодану хороший пинок, —
по ходу нашего расследования, сдается мне, этот проклятый спек-
такль становится все более важным. Но помогает он нам все мень-
ше и меньше. Чего мы достигли? Что выяснили? Подождите-ка,
есть ли еще вопросы в списке Чесни?
— Да, сэр. Еще три.
— Тогда идите в комнату и продолжайте опрос свидетелей, —
сказал комиссар, бросив недовольный взгляд на двойную дверь.,—
Но... прежде чем вы пойдете... я хотел спросить вас: вам во всей
этой неразберихе не бросилось в глаза ничего особенного?
— Что именно?
63-
Майор Крау принял величественную позу, соответствовавшую
его должности. Он выбросил вперед руку с вытянутым, костлявым
пальцем, словно собирался выступить с программной речью:
— В этих часах есть что-то странное и зловещее, — объявил он.
Все тут же повернули головы и уставились на часы. Так как до-
ктор Уэст для изучения трупа снова включил мощную специальную
лампу, то белый циферблат с бронзовыми украшениями и мрамор-
ной рамкой ярко сверкал на каминной полке. Было без двадцати
минут два.
— Так поздно? Я должен идти домой, — поспешно проговорил
майор. — Но все равно, исследуйте их хорошенько. Может быть,
Чесни передвинул стрелки? Он должен был сделать это перед спек-
таклем. А затем, после окончания, — помните? — он закрыл дверь
в кабинет и не показывался до тех пор, пока профессор Ингрэм сам
не постучал к нему и не пригласил его выйти к зрителям. В этот
промежуток времени Чесни имел возможность передвинуть стрелки
обратно. Не правда ли?
Эллиот с сомнением глядел на него.
— Возможно, сэр. Если только он намеревался это сделать.
— Но он мог! Нет ничего проще. — Майор подошел к камину,
проскользнув за кресло с мертвецом. Взяв часы в руки, он постучал
по ним слегка и повернул тыльной стороной. — Видите эти два ко-
лесика? Одно из них — для заводки пружины, второе — это голов-
ка винта для вращения стрелок... Э!
Он склонился над часами и внимательнейшим образом изучал
их. Эллиот последовал его примеру. На тыльной стороне часов
имелся крошечный бронзовый ключик для заводки, но вместо вин-
та было лишь круглое отверстие.
— Винт дня вращения стрелок сломан, — произнес Эллиот. —
И сломан он изнутри.
Он склонился еше ниже. Внутри крошечного отверстия удалось
разглядеть крошечную бронзовую цапфу,- а рядом с отверстием на
грязноватом металле имелась царапина.
— Его сломали недавно, — объявил он. — Вероятно, это и име-
ла в виду мисс Уилз, когда утверждала, что часы установлены на
точное время. Видите, сэр? До тех пор пока часовщик не. возьмется
за починку, никто не сможет переставить стрелки.
Майор Крау не сводил с часов взгляда.
— Не согласен, — сказал он. — По-моему, нет ничего легче.
Смотрите!
Он перевернул часы в нормальную позицию, открыл стеклянный
колпак, защищавший циферблат, и дотронулся до стрелок.
— Вот и все, — продолжал он, — теперь достаточно
повернуть...
— В таком случае попробуйте, сэр! — предложил Эллиот.
64
Но майор вынужден был тотчас отказаться от своего намере-
ния. Металлические стрелки были настолько тонкими, что попытка
передвинуть их пальцами привела бы к поломке или к срыву ре-
зьбы. Стало очевидно, что их положение нельзя было изменить ни
на миллиметр. Эллиот с трудом подавил улыбку и отошел. Словно
с насмешкой продолжали стрелки обычный свой путь; крошечный
винт, поддерживавший их, казалось, подмигивал, а тиканье заста-
вило в инспекторе вибрировать такие веселые струны, что он едва
не рассмеялся прямо в лицо комиссару. Это был символ. Препятст-
вие, как бы нарочно придуманное романистом: часы, с которыми
ничего нельзя было поделать.
— Все ясно, — проговорил он.
— Ничего не ясно, — возразил майор.
— Но сэр...
— Я настаиваю на том, что в этих часах есть что-то странное
и пугающее, — проговорил майор напыщенно и размеренно, будто
приносил присягу. — Я не знаю, что это. Но вы сами убедитесь в
этом. И довольно скоро.
Внезапно вспыхнув и пустив дымное облако, потухла специаль-
ная лампа. Все подскочили. В кабинете, освещенном лишь обычной
настольной лампой под зеленым абажуром, стало довольно су-
мрачно. К счастью, доктор Уэст успел окончить осмотр тела. Это
был человек почтенного возраста, в очках и с изможденным лицом.
— Ну что бы вы хотелй узнать? — устало обратился он к
майору.
— Отчего он умер?
— Отравление синильной кислотой или одним из ее производ-
ных. Утром я сделаю вскрытие и скажу более точно.
— Джо Чесни утверждал, что это цианид.
— Вы, вероятно, думаете о цианистом калии, — извиняющимся
тоном произнес Уэст. — Он принадлежит к группе цианистых со-
лей, производных от синильной кислоты. Я согласен с тем, что это
один из самых распространенных цианидов.
— Прошу извинить мое невежество, — сказал майор Крау. — Я
читал кое-что о стрихнине в связи с другим делом, но о синильной
кислоте почти ничего не знаю. Предположим, кто-то убил Чесни
синильной кислотой или производным от нее цианидом. Откуда это
вещество берется? Как можно было бы достать его?
— У меня есть с собой кое-какие записи, — ответил доктор
Уэст, неторопливо сунув руку в карман. В голосе его слышалось
скромное удовлетворение. — Нам не часто, знаете ли, выпадает
случай столкнуться с отравлением синильной кислотой. Редко,
очень редко. Поэтому я в свое время, при расследовании дела Би-
лли Оуенза, сделал кое-какие записи и сегодня подумал, что непло-
хо было бы взять их с собой. — Он продолжал благодарным
3 Джон Карр
65
тоном. —Чистая синильная кислота (HCN) — вещь, почти не до-
ступная человеку несведущему. С другой стороны, хороший химик
без труда может изготовить ее из веществ неядовитых (я-имею в
виду те вещества, которые не упоминаются в списке яда). Одна из
солей синильной кислоты — цианистый калий — используется в
жизни довольно часто. Например, в фотографии, как вы, вероятно,
знаете. Также и в качестве инсектицида для фруктовых деревьев...
— Фруктовых деревьев, — пробормотал майор Крау.
— Кроме того, он применяется в процессе электроплатинада и
в смертоносных бутылках...
— Каких?
— Это из энтомологии, — пояснил доктор. — Домик для бабо-
чек. Смертоносная бутылка содержит пять процентов цианистого
калия; ими торгуют таксидермисты. Но при покупке, разумеется,
нужно расписаться в специальной книге.
— Позвольте задать один вопрос, доктор, — вступил Элли-
от. — Правда ли, что в косточках персика и ядрышках содержится
синильная кислота?
— Правда, — ответил доктор Уэст, потирая лоб.
— А можно ли ее выделить?
— Меня уже как-то спрашивали об этом, — доктор Уэст потер
лоб еще сильнее. — Конечно, это возможно. Но посчитайте сами:
чтобы выделить из персиков летальную дозу, необходимо взять ко-
сточки приблизительно пяти тысяч шестисот плодов. По-моему,
путь не очень-то продуктивный.
Наступила пауза. Затем заговорил Боствик.
— Этот яд пришел сюда со стороны, — заметил он мрачно.
— Да, вы правы, — согласился комиссар. — Поэтому вы и пой-
дете по следу. И если мы не смогли обнаружить источник появле-
ния стрихнина, то уж цианид мы найдем, даже если для этого нам
придется просмотреть все регистрационные аптечные журналы, ко-
торые существуют в Англии. Это ваша задача, суперинтендант.
Кстати, доктор... Вы знаете такие капсулы, большие и зеленова-
тые? Капсулы с касторкой.
-Да.
— Предположим, что смертельная доза цианида оказалась в
ней. Как можно ввести яд в капсулу? С помощью шприца?
Доктор Уэст задумался.
— Да, это возможно, — проговорил он. — Если не вводить зна-
чительного количества, то он хорошо растворится в желатине и ка-
сторовом масле. Кроме того, они поглотят его запах и вкус.
Пятьдесят* четыре миллиграмма синильной кислоты в жидком ви-
де, — уже смертельная доза. В аптеках синильную кислоту, конеч-
но, приготовляют в растворах. Но нужно сказать, что двенадцать
или восемнадцать сантиграммов выполнили бы задачу.
66
. —* И, j^k быстро действует .^д? г... , ... .j
( X/пока ‘не знаю дбзьц/ котдэдю1 дай и' мастеру Чесни,
заметил .Доктор» ‘Уэст J извиняющимся т^йрмОбъ’1^нЬ ёимпТЪм'ь)
проявляются через десять секунд. ’В данном же’ случа'ё снаЧалЬ доло-
жен был раствориться желатин, а касторовое масло задержало впи-
тывание яда. Скажем, процесс затянулся минуты на две, прежде
чем смертельные симптомы появились со всей силой. Что же каса-
ется остального, то все зависит.от дозы. После полного впитыва-
ния абсолютный паралич может наступить мгновенно; но смерть
может наступить также и через три минуты, и через полчаса.
— Хорошо. Это вписывается в рамки того, что мы уже зна-
ем, — сказал майор Крау и, возбужденно махнув рукой, доба-
вил: — В таком случае, инспектор, будет хорошо, если вы вернетесь
и потерзаете всю эту компанию. — Он с неприязнью кивнул в сто-
рону музыкального зала. — Проверьте, насколько они уверены, что
действительно видели капсулу с касторкой. Тут может оказаться
еще одна ловушка. Проверьте... попытайтесь распутать этот клу-
бок, и тогда мы точно будем знать, где находимся.
Обрадовавшись тому, что работать придется в одиночку, Элли-
от поспешил в музыкальный зал и прикрыл за собой двери. Три
пары глаз пристально глядели на него.
—• Теперь я не задержу вас надолго, — сказал он любезно. — Но
хотел бы, чтобы вы осветили несколько недостающих пунктов.
— Минутку, — заметил профессор Ингрэм, изучая лицо Эллио-
та. — Не могли бы и вы, инспектор, кое-что объяснить? Вы убеди-
лись, что конфетные коробки, как я и говорил, были подменены?
Эллиот заколебался.
— Да, сэр. Мне не трудно признать, что вы оказались правы.
— Ага! — воскликнул профессор, исполнившись какого-то непри-
ятного удовлетворения. Он откинулся на спинку стула. Мэрджори
и Джорж Хардинг с интересом глядели на него. — Я очень хотел,
чтобы так оно и вышло. Теперь мы находимся на пути к решению.
Мэрджори открыла было уже рот, но Эллиот опередил ее.
— Итак, здесь в списке, составленном мистером Чесни, есть еще
один вопрос о человеке в цилиндре. «Что он заставил меня прогло-
тить? Сколько времени я глотал это?» Вы все согласны, что это
была капсула с касторовым маслом?
— Я в этом уверена, — ответила Мэрджори. — А глотал он ее
две-три секунды.
— Во всяком случае, — осторожно проговорил профессор Ин-
грэм, — этот предмет имел вид капсулы. И Маркус с трудом Про-
глотил ее.
— Я никогда не видел подобных ампул, — сказал Хардинг. На
его бледном лице были написаны беспокойство и неуверенность.
«Интересно, отчего?» — подумал Эллиот. А Джорж добавил: —
67
Я бы сказал, что это была виноградина, зеленая виноградина, и ме-
ня еще удивило, как он не подавился ею. Но если двое из нас призна-
ют в ней капсулу, то я согласен.
— Мы еще вернемся к этому пункту, — пообещал Эллиот. — А
сейчас я хочу задать вам вопрос чрезвычайной важности. «Сколько
времени незнакомец находился в комнате?» Он произнес это с такой
суровостью, а на лице Ингрэма заиграла такая ясная саркастическая
улыбка, что Мэрджори смешалась.
— Здесь какая-нибудь ловушка? — спросила она. — Вы имеете
в виду: сколько времени прошло с того момента, как человек
вошел в кабинет из сада и до того, когда он вышел? Я уверена,
что недолго. Я думаю, минуты две.
— Две с половиной минуты, — поправил Хардинг.
Незнакомец находился в комнате ровно тридцать секунд, —
заявил профессор Ингрэм. — Обычно с удивительным однообразием
стремятся преувеличить время происходящего. В действительности
же Немо не очень рисковал. Они не имели времени изучить его как
следует, хотя и убеждены в обратном. Если желаете, инспектор, я
могу вам расписать по минутам всю сцену, включая и действия Чес-
ни. Хотите?
Эллиот согласно кивнул. Профессор прикрыл глаза.
— Начнем с того момента, когда Чесни проскользнул в эти двери
и я выключил свет. Прежде чем Чесни снова открыл двери и начал
представление, пробежало около двадцати секунд. Между моментом
начала представления и появлением на пороге кабинета Немо про-
шло еще секунд сорок. Таким образом, до появления Немо прошла
одна минута. Немо находился в кабинете тридцать секунд, после его
ухода Чесни секунд тридцать сидел за столом, а затем упал ничком
и сделал вид, что умер. Потом он встал и снова закрыл двери. А
мне, чтобы зажечь свет в комнате, пришлось разыскивать этот про-
клятый выключатель. На все это ушло еще, скажем, секунд двад-
цать. Таким образом, все представление, то есть с момента, когда
свет был погашен, и до момента, когда он снова был включен, заня-
ло не более двух минут двадцати секунд.
Взгляд Мэрджори не выражал согласия, а Хардинг пожал плеча-
ми. Они не возражали открыто, но чувствовалось, что дух непокор-
ства овладел ими. К тому же они оба устали и были бледны.
Мэрджори дрожала, взгляд ее был напряженным. Эллиот сообра-
зил, что закручивать пружину сегодня больше не стоит: она может
нс выдержать.
— Ну и последний вопрос, — поспешил сказать он. — «Кто го-
ворил? Или говорили? Что говорили?» — Какое счастье, что это по-
следний вопрос, — воскликнула Мэрджори. — На этот* раз я, по
крайней мере, знаю, что ошибиться не могу! Человек в цилиндре
68
не произнес ни слова. — Девушка бросила строгий взгляд на Ингрэ-
ма. — Вы не станете опровергать это, не так ли?
— Нет. Я не отрицаю.
— А дядя Маркус заговорил только один раз. Это произошло
как раз в тот момент, когда незнакомец поставил на стол портфель
и сделал шаг вправо. Дядя Маркус сказал: «Ты сделал сейчас то
же, что и раньше. Что еше ты собираешься предпринять?» —
Именно так, — кивнул согласно Хардинг. — «Ты сделал сейчас то
же, что и раньше. Что еше ты собираешься предпринять?» Или
что-то в этом роде. Я, конечно, не могу поклясться в полной точ-
ности слов.
— И это были единственные слова?— настаивал Эллиот.
— Абсолютно.
— Не согласен, — сказал профессор Ингрэм.
— Проклятье! — истерично вскрикнула Мэрджори. Одним
прыжком она вскочила с кресла. Эллиот сам едва не подскочил от
неожиданности: настолько странно было видеть, как могло мгно-
венно исказиться мягкое, безмятежное, почти викторинское лицо де-
вушки. — Идите вы к черту!
— Мэрджори! — воскликнул Хардинг. — Закашлявшись, он при-
нялся делать многозначительные жесты Эллиоту, как человек стар-
ший и желающий показать, что призывает к порядку персону,
ведущую себя неподобающим образом.
— Нет причин так вести себя, Мэрджори, — мягко заметил
профессор Ингрэм. — Я лишь пытался помочь тебе. Ты ведь это
хорошо знаешь. .
Истерическая вспышка девушки сменилась замешательством. За-
тем из глаз хлынули слезы, лицо зарделось и стало по-настояшему
прекрасным. Этого впечатления не смогло испортить даже дрожа-
ние ее губ.
— Извините меня, — прошептала она.
— Например, — продолжал как ни в чем не бывало Ингрэм, —
нельзя буквально утверждать, что в течение представления никто
больше не произнес ни слова. — Ингрэм повернулся к Хардин-
гу. — Ведь вы тоже говорили!
— Я?
— Да. Когда доктор Немо вошел, вы подались вперед, чтобы
иметь лучший ракурс для вашей кинокамеры и вскрикнули: «Ой!
Человек-невидимка!» Разве не так?
Хардинг несколько раз провел рукой по волосам.
— Да, сэр, — произнес он. — Я хотел проявить остроумие. Но
какого черта!.. Ведь вопрос не относится ко мне! Он касается толь-
ко участников представления?
— А вы, — продолжал профессор Ингрэм, повернувшись к
Мэрджори, — вы также что-то прошептали. Когда Немо запро-
69
кинул вашему дяде голову и заставил его проглотить капсулу, вы,
словно протестуя, вскрикнули. Вы пробормотали что-то вроде
«Нет! Нет!» Это было произнесено тихо, но было хорошо слышно.
— Я не помню, — заморгав, возразила Мэрджори. — Может
быть, я что-то и говорила. Но что с того?
— Я готовлю вас к следующей атаке инспектора Эллиота, —
продолжал профессор с подчеркнутым спокойствием. — Я все пы-
таюсь натолкнуть вас на мысль: инспектор задается вопросом, не
сумел ли кто-нибудь из нас проскользнуть в кабинет и убить Мар-
куса за те две минуты, что длилось представление. Итак, я клянусь,
что видел и слышал вас обоих все то время, которое Немо нахо-
дился в кабинете. Могу также поклясться, что вы не выходили из
этой комнаты. Если вы, молодые люди, способны поклясться в
том же и в отношении меня, то мы выставим тройное свидетель-
ство, против которого не выдержит и вся мошь Скотленд-Ярда.
Что скажете?
Эллиот окаменел. Он понял, что ближайшие минуты приведут
его на перепутье в этом деле.
Глава 9
Хардинг вскочил. В его больших «коровьих» глазах > так их на-
зывал Эллиот, перебрав в уме всех животных и наконец отыскав
сходство, — сквозило беспокойство. По привычке и скорее маши-
нально он сохранял еще обычное добродушие, продолжая прояв-
лять почтение к представителю власти, но волосатые руки его
нервно сжимались.
— Я же держал в руках камеру! — громко запротестовал он. —
Посмотрите, вот она! Разве вы не слышали, как она работала?
Нет?..
И тут он рассмеялся искренне и мило. Казалось, он рассчиты-
вал, что кто-нибудь засмеется вместе с ним, и был немного разоча-
рован, увидев, что этого не произошло.
— Ясно, — добавил он, глядя куда-то вдаль. — Однажды я про-
читал рассказ...
— Только не рассказывайте его! — заметил профессор Ингрэм.
— Н-да, — проговорил невесело Хардинг. — В том рассказе
один тип имел алиби, потому что свидетели слышали, как он все
время печатал на машинке. А потом выяснилось, что у него был
механический аппарат, создававший шум работающей пишущей ма-
шинки, когда его нё было дома. Черт подери! Вы что, думаете,
будто можно заставить работать кинокамеру в отсутствие хозяина?
‘— Это абсурд! — воскликнула Мэрджори с такой горячностью,
будто сам'Д kibibjib о работающей без хозяина камере была верхом
*70
дьяволизма. — Ведь я тебя видела! Я знаю, что ты был с нами
в комнате. Этому-то вы хоть верите, инспектор?
Эллиот засмеялся, прикидываясь простачком.
— Мисс Уилз, ведь я ничего не сказал. Это профессор все время
делает намеки. Во всяком случае, мы можем прояснить до конца
только один пункт. Здесь было очень-очень темно, не так ли?
Профессор Ингрэм успел опередить всех остальных:
— Было очень темно лишь в течение двадцати секунд, пока Чес-
ни не открыл дверь кабинета. После этого стало достаточно светло
от отражения яркой специальной лампы. Таким образом, нельзя
сказать, что темнота была полной. Все силуэты выписывались до-
вольно отчетливо, что, надеюсь, подтвердят и мои товарищи.
— Минуту, сэр. Как вы все сидели?
Профессор Ингрэм встал, тщательно расставил три кресла в
ряд, оставив между каждым из них пространство чуть меньше мет-
ра. Кресла были повернуты в сторону двойной двери в кабинет и
отстояли от нее примерно в трех метрах, так что максимальное
расстояние, которое отделяло их от Маркуса Чесни, составляло не-
многим менее пяти метров.
— Чесни расставил кресла до нашего прихода, — объяснил
профессор. — И мы их не передвигали. Я сидел здесь, с правого
края, около выключателя. — Он положил руку на спинку крес-
ла. — Мэрджори сидела в центре, Хардинг на левой стороне.
Эллиот изучил позицию. Потом повернулся к Хардингу.
— Но почему вы оказались слева? — поинтересовался он. —
Разве в центре не лучшая позиция для съемок? Отсюда вы явно
не могли поймать в кадр Немо, когда он вошел со стороны сада.
Хардинг потер лоб.
— Тогда я спрошу вас: Какого черта, по-вашему, я мог знать,
что здесь будет происходить? — сказал он прямо. — Мистер Чесни
не сообщал предварительно, что мы увидим. Он сказал: «Садитесь
здесь». И, надеюсь, вы понимаете, что я не стал с ним спорить!
Уж кто-кто, но не я, бедненький Джоржик. Я сидел... точнее ска-
зать, стоял здесь, тут был вполне хороший ракурс.
— О! Что мы получим от этих споров! — проговорила Мэрджо-
ри. — Естественно, он находился здесь. Я сама видела, как он пере-
двигался вперед и назад, чтобы лучше ухватить сценку в кадр. И
я тоже была здесь. Правда?
— Была, — мягко проговорил профессор Ингрэм. — Я ощущал
ее.
— Что? — воскликнул Хардинг.
— Ощущал ее присутствие, юноша. Слышал ее дыхание. Я мог
коснуться ее, если бы протянул руку. Верно, на Мэрджори темное
платье, но вы видите, кожа ее очень белая и ее руки, лицо различа-
лись в темноте так же ясно, как и манишка вашей рубашки. —
71
Профессор кашлянул и повернулся к Эллиоту. — Я все пытаюсь
объяснить вам, инспектор, что никто из молодых людей ни на ми-
нуту не покидал комнату. Хардинг все время находился сзади меня.
Мэрджори — на длину руки. Если они говорят то же самое и обо
мне...
Он любезно поклонился в сторону Мэрджори. Эллиот почув-
ствовал, что его манеры напоминали поведение врача, слушающего
пульс у больного, и на его лице читалось сосредоточенное спо-
койствие.
— Конечно, вы тоже находились здесь, — подтвердила
Мэрджори.
— Вы убеждены? — настаивал Эллиот.
— Полностью. Я видела его рубашку, видела лысину, —
продолжала она с легким вызовом. — И... О! Я видела его всего!
Я тоже слышала его дыхание. Вы никогда не участвовали в спири-
тических сеансах? Неужели вы бы не заметили, как кто-то покидает
помещение?
— А что скажете вы, мистер Хардинг?
Хардинг смутился.
— Ладно. Честно говоря, большую часть времени я глядел в
глазок камеры. Поэтому у меня не было возможности озираться
и разглядывать, что делается вокруг. — Он стукнул кулаком по ла-
дони левой руки и в его взгляде проскользнуло облегчение, как если
бы его глазами управлял какой-то руль. — А! Погодите-ка! Сразу,
как только тот, в цилиндре, покинул сцену, я посмотрел вверх, шаг-
нул вперед и закрыл камеру. Отступая, я наткнулся на стул, по-
смотрел вокруг. — Хардинг показывал свои действия руками. —
И в этот момент совершенно отчетливо видел Мэрджори. Я видел,
как блестят ее глаза. В общем, вы понимаете, что я хочу сказать.
Естественно, я знал, что она все время находилась здесь, я слышал,
как она громко вскрикнула: «Нет!» Но я и видел ее. В любом слу-
чае, — широкая улыбка Хардинга осветила комнату, — вы можете
быть более чем уверены, что ее рост не метр семьдесят и не метр
восемьдесят.
— А меня вы видели? — спросил Ингрэм.
— Что? — проговорил Хардинг, не отрывая взгляда от Мэрд-
жори.
— Я говорю, меня вы видели в темноте?
— Ну конечно! Кажется, вы пытались выяснить, который час,
и склонились к часам. Ну, разумеется, и вы находились здесь.
Хардинг внезапно оживился и, казалось, собрался расхаживать
по зале, заложив пальцы за борт пиджака. Эллиот начал догады-
ваться, что вслепую забирается в еще больший туман. Это дело
было психологическим болотом. Но он все же хотел убедиться, что
эти люди говорят правду или убеждены в своих словах.
— Итак, — заявил профессор Ингрэм. — Перед вами коллектив-
ное алиби, в силу своей крепости по-настояшему серьезное. Как ви-
дите, никто из нас не мог совершить преступления. Вот на этом...
твердом фундаменте вы и должны строить свою версию. Конечно,
вы можете усомниться в правдивости наших рассказов, но нет ниче-
го проше, как проверить их. Давайте попробуем реконструировать
ситуацию! Мы сидим в ряд, как тогда. Погасите свет, включите
в кабинете лампу «Фотофлуд», и вы сами окончательно убеди-
тесь в том, что никто из нас не мог незаметно выйти из ком-
наты.
— Боюсь, сэр, мы не в состоянии проделать это. Конечно, если
имеется еще одна лампа, — сказал Эллиот. — Та, что была в каби-
нете, только что перегорела. Кроме того...
— Но!.. — воскликнула было Мэрджори и вдруг оборвала
себя на полуслове, пристально и удивленно глядя на закрытую
дверь.
«...кроме того, — продолжал Эллиот. — Вы не единственные,
кто нуждается в алиби. Я хотел бы вас кое о чем спросить, мисс
Уилз. Несколько минут назад вы выразили уверенность в том, что
часы в кабинете идут точно. Почему вы так уверены в этом?
— Что?
Эллиот повторил вопрос.
— Потому что они сломаны, — отвечала Мэрджори, словно
очнувшись. — Винтик для перевода стрелок отломан полностью,
так что часы невозможно перевести. А идут они точно: С тех пор,
как они у нас появились, они не врали.
Профессор Ингрэм криво усмехнулся.
— Понятно. А когда они сломались, мисс Уилз?
— Вчера утром. Их сломала Памела, одна из служанок дяди
Маркуса, когда наводила порядок в кабинете. Она заводила часы,
а в руке держала железный подсвечник, которым и ударила случай-
но по часам, оторвав винтик. Я была уверена, что дядя Маркус
придет от этого в бешенство. Видите ли, он позволяет прибирать
в своем кабинете только раз в неделю. Тут у него хранятся все де-
ловые счета и особенно рукопись книги, над которой он работает
и которую мы не смеем трогать... Но этого не произошло.
— Чего не произошло?
— Он не рассердился, я хочу сказать. Наоборот, он сказал, что
часы можно послать в фирму «Симмондс» на починку. Он повертел
часы в руках и вдруг рассмеялся. Заявил, что мы оставим их, как
есть, потому что они теперь словно заперты и стрелки невозможно
будет передвинуть, а ему это нравится. (Они заводятся на восемь
суток.) Потом дядя сказал, что Памела восхитительная девушка,
а для ее родителей, когда они состарятся, она будет настоящим
утешением. Я точно помню все это.
73
«Итак, — задумался детектив-инспектор Эллиот, — отчего при
виде сломанных часов человек вдруг разражается хохотом?»
Однако у него не оказалось времени, чтобы поразмышлять над
этим обстоятельством. Словно для того, чтобы его беспокой-
ство усилилось еще больше, в дверях вестибюля показался майор
Крау.
— Можно вас на минутку, инспектор? — осведомился он каким-
то странным голосом.
Эллиот вышел, прикрыв за собой дверь. Просторный вести-
бюль был обшит светлым дубом, имел широкую лестницу, устлан-
ную мягким ковром, и начищенный до блеска воском пол, в
котором отражался край ковровой дорожки. Настенный светильник
отбрасывал рядом с лестницей круг света, в котором стоял столик
с телефоном.
Вид у майора Крау был как всегда добродушный и безобид-
ный, но в глазах светилась неприязнь. Он кивнул в сторону теле-
фона.
— Я только что говорил с Билли Эмсвортом, — сказал он.
— Билли Эмсвортом? А кто это?
— Человек, у которого сегодня ночью родился сын. Ну тот, ко-
торый вызывал Джо Чесни: помните? Несмотря на позднее время,
я решил позвонить, подумал, что Эмсворт, возможно, еще не лег
и отмечает событие с друзьями. Так оно и оказалось. Я, разумеет-
ся, ничего ему не объяснял, просто поздравил. Надеюсь, что ему
и в голову не придет, зачем я ему звонил. — Майор глубоко вздох-
нул. — Так вот, если в кабинете часы идут точно, то Джо Чесни
имеет совершенно непоколебимое алиби.
Эллиот не произнес ни слова и, ждал.
— Ребенок родился примерно в двадцать три пятнадцать. По-
сле этого Чесни сидел и болтал с Эмсвортом и его друзьями
почти до полуночи. Когда он уходил, все посмотрели на часы.
Эмсворт и доктор стояли на пороге в тот самый момент, когда
на колокольне часы пробили полночь, и по этому поводу Эмсворт
еще ударился в рассуждения о приходе нового и лучшего дня.
Так что час ухода Чесни от Эмсвортов подтвержден. А Эмсворт
живет на другом конце Содбери Кросс: так что в момент совер-
шения убийства Чесни не мог оказаться здесь. Что вы об этом
думаете?
— Только одно, сэр. В этом доме все имеют алиби —
проговорил Эллиот и рассказал о допросе профессора, Хардинга и
Мэрджори Уилз.
— Хм, — проворчал Крау.
— Да, сэр.
— Запутанная история.
— Да, сэр.
74
— Дьявольски запутанная, — прорычал майор. — Как вы счита-
ете, они не лгут, когда заявляют, что могли в темноте видеть дви-
жения друг друга?
— Мы должны проверить это, — Эллиот заколебался. —
Однако я заметил, что яркий свет в каб1гнете частично рассеи-
вает темноту и в музыкальном зале. Честно говоря, я не верю,
что зала была настолько темной, что кто-нибудь мог из нее
незаметно выскользнуть. Скажу вам совершенно искренне, сэр...
я верю им.
— А вы не подозреваете, что они могли сговориться?
— Все возможно. Однако...
— Но вы в это не верите?
— Мне, по крайней мере, — осторожно заметил Эллиот, —
кажется, сэр, нам не следует концентрировать все наше внимание
только на обитателях этого дохма. Нам нужно идти гораздо дальше.
В конце концов тот фантастический визитер в смокинге и цилидре
был абсолютно реален. Какого черта нам зацикливаться? Почему
это не может быть кто-то из посторонних?
— Я скажу вам почехму, — спокойно возразил майор. — Пото-
му что мы с БоствикОхМ наконец нашли доказательства... или,
лучше сказать, доказательство... Слушайте хорошенько... того,
что убийца — один из обитателей этого дома или тесно связан
с ним.
И комиссар повел к лестнице Эллиота, вновь ощутившего прилив
странного чувства, будто во всем происходящем что-то не так, будто
он смотрит на все сквозь очки с искажающими стеклами. Вид у
Крау почему-то был виноватый.
— Очень неожиданно. Странно, — проговорил он, прищелкнув
языком, — но дело сделано, и такова судьба. Боствик подняся на-
верх, чтобы выяснить, в состоянии ли Эхммит поговорить с нами,
и по пути заглянул в ванную комнату. В аптечке он наткнулся на
коробку с капсулами с касторовым маслом... — Майор посмотрел
на Эллиота многозначительным взглядом.
— Но это может быть не так уж важно, сэр. Я думаю, здесь
нет ничего необычного.
— Допустим! Допустим! Но погодите. На этажерке, в глубине,
рядом с зубным порошком он обнаружил припрятанный пузырек,
до четверти заполненный чистой синильной кислотой... Можете
представить себе, как Боствик остолбенел. — В голосе майора Крау
звучало удовольствие. — То же самое произошло и со мной сейчас,
когда вы заявили, что все обитатели дома имеют алиби. Обратите
внимание: нет более простого решения, чем цианистый калий. Это
продукт чистый, простой, самый быстрый яд в мире. По крайней
мере, мы так считаем. Уэст отправился делать анализ, но и сейчас
сомнений почти ни у кого нет. Флакон с этикеткой «Синильная
75
кислота. HCN». Боствик не мог поверить собственным глазам.
Он вынул из пузырька пробку, но тут же, едва сунув в него пос,
заткнул ее обратно, он слышал где-то, что можно погибнуть даже
от испарений синильной кислоты. Уэст это подтвердил. Взгляните
на это сокровище!
Покопавшись в кармане, он вытащил маленький пузырек с глубо-
ко заткнутой в горлышко пробкой. Он наклонил его, чтобы можно
было увидеть внутри бесцветную жидкость. К пузырьку был прикле-
ен клочок бумаги. «Синильная кислота. HCN» — было написано на
нем чернилами, печатными буквами. Поставив пузырек на телефон-
ный столик, майор, словно боясь обжечься, отодвинул его от себя.
— Никаких отпечатков пальцев, — объяснил он. — Не наклоняй-
тесь к нему сильно, — добавил он взволнованно. — Разве вы не чув-
ствуете запах?
Запах действительно был сильным.
— Но где он был найден? — спросил Эллиот. — Вы же слышали,
что сказал доктор Уэст. Достать чистую синильную кислоту закон-
ным путем практически невозможно. Единственный человек, кото-
рый мог достать ее, это...
— Технолог! Или, скажем, химик. Между прочим, что представ-
ляет собой этот Хардинг?
К счастью ли или нет, но в тот самый миг, когда были произнесе-
ны последние слова, из музыкальной залы вышел Хардинг. Он был
в том же веселом и фанфаронском расположении духа, в котором
Эллиот его оставил, но настроение его резко изменилось, едва его
взгляд скользнул по пузырьку, стоявшему на телефонном столике.
Он оперся рукой о дверной косяк, будто собираясь отступить. Но
затем двинулся все же вперед и, продолжая почтительно улыбаться,
обратился к комиссару.
— HCN? — спросил он, указав на пузырек.
— Так написано на этикетке, молодой человек.
— Можно спросить, где вы его нашли?
— В ванной комнате. Это вы его туда поставили?
— Нет, сэр.
— Но ведь вы используете это вещество в вашей работе, не
так ли?
— Нет, — не колеблясь, ответил Хардинг. — Честно, я не ис-
пользую его, — добавил он. — Я использую KCN, цианистый ка-
лий, и в большом количестве. Я провожу опыты по
электроплатинаду, с помощью которого настоящее серебро будет
невозможно отличить от его имитации. Если я сам смогу продать
это изобретение и заработаю достаточно денег, чтобы потом не об-
ращаться к разным дельцам, то совершу революционный перево-
рот в промышленности, — сказал он без всякого бахвальства, как
76
бы констатируя факт. — Но синильную кислоту не использую. Она
мне не нужна.
— Ладно, буду с вами откровенен. — Майор Крау смягчил-
ся. — Вы, однако, можете произвести HCN? Верно?
— Конечно, — проговорил Хардинг, напрягшись. Челюсти его
при этом так задрожали, что Эллиоту невольно подумалось, уж
не страдает ли он каким-нибудь врожденным дефектом речи, кото-
рый при спокойных обстоятельствах ему удается преодолеть. — Я
могу произвести не только синильную кислоту, но и все что
угодно.
— Непонятно, молодой человек.
— Тогда послушайте! Что требуется для изготовления синильной
кислоты? Я скажу вам: раствор поташа, углекислого калия. Он не
ядовит, его можно свободно купить. Затем требуется купоросное
масло, больше известное как серная кислота. Достаточно вынуть
из любого автомобиля батарейки —и она у вас в руках. Наконец,
нужна обычная вода. Если эти элементы соединить вместе, осуще-
ствить процесс дистилляции, который способен проделать любой
внучек с помощью кухонных орудий своей бабушки, и получится...
то, что содержится сейчас в этом пузырьке. В принципе, любой
человек, держа перед собой учебник по химии, способен это про-
делать.
Майор Крау обеспокоенно взглянул на Эллиота.
— Неужели изготовить синильную кислоту так просто?
— Да. Однако вы не обязаны полагаться только на мои слова.
Меня беспокоит... Ладно, сэр, здесь есть кое-что странное. Но нужно
ли мне это вам объяснять? Вот вы говорите, что нашли это в ванной.
И это меня не удивляет, я готов к любым сюрпризам. Но вы говорите
об этом так, словно обнаружили тюбик с зубной пастой или что-
нибудь в том же роде.
Майор Крау развел руками. Ему тоже приходила в голову эта
мысль.
— Этот дом весь покрылся плесенью, — процедил Хардинг,
оглядывая красивый и уютный вестибюль. Он только выгля-
дит очень изящным, но в нем есть что-то... химически нехоро-
шее. Я — человек со стороны и чувствую это прекрасно. А те-
перь... прошу прощения, я отправлюсь в столовую и налью себе
виски. Молю бога, чтобы в нем не оказалось какой-нибудь
отравы.
Распугивая призраков, шаги Хардинга загремели по настилу. Мел-
ко задрожали пятно света под лестницей и яд в пузырьке. Наверху
лежал без сознания человек с пробитой головой, а внизу двое сыщи-
ков глядели друг на друга.
— Не так-то все просто, — пробурчал майор Крау.
— Н-да... — согласился Эллиот.
77
— Теперь у вас есть два следа, инспектор. Два отчетливых следа.
Утром, возможно, юш>№ Эмм'ит ириДег в) создание и расскажет, что
произошло. Кроме того/ у нас ёст^ плЛка/'Ее проявят для меня
завтра к вечеру. В Содбери Кросс живет человек, который может
проделать эту работу. Так что вы уже точно будете знать, что произо-
шло во время представления. Обратите внимание, я говорю «вы»,
потому что я должен вернуться к своим обязанностям. Даю честное
слово: со следующего утра я больше не буду вмешивать-
ся в расследование. Это дело — ваше, и, надеюсь, вам оно инте-
ресно.
Но все было как раз наоборот: «это дело» по ряду причин вовсе
не забавляло Эллиота. Оно фактически свелось к единственной вер-
сии, которая теперь вырисовывалась так же ясно, как отпечатки
пальцев:
Убийство Маркуса Чесни было, скорее всего, совершено одним
из обитателей этого дома.
Все обитатели дома, однако, имеют неопровержимое алиби.
Кто же тогда совершил преступление?
И как он его совершил?
— Я все понимаю, — согласился комиссар. — Но вы должны
двигаться вперед и высветить его. Во всяком случае, я сам родил
четыре вопроса и дам двадцать фунтов тому, кто прямо сейчас смо-
жет мне на них ответить.
— Интересно, что это за вопросы, сэр.
И тогда майор Крау, сбросив с себя маску официальной непри-
ступности, почти закричал:
— Зачем зеленую конфетную коробку подменили голубой? Что
скрывается в этих проклятых часах? Какого роста был этот негодяй
в цилиндре? И зачем, зачем Чесни устроил игру с какой-то стрелой
от духового ружья из Южной Америки, если эту стрелу ни раньше,
ни потом никто никогда не видел?
ЧАСТЬТРЕТЬЯ
ТРЕТИЙ ВЗГЛЯД СКВОЗЬ очки
— И чем вы занимались
после совершения преступления?
— Разумеется, я отправился спать.
Артур Уоррен Уэйт
Нью-Йорк, 1915
Глава 10
Следующим утром в одиннадцать часов автомобиль Эллиота
остановился около отеля «Бо Нэш», находившегося на площади на-
против римских бань.
Тот, кто сказал, будто в Бате всегда льют дожди, гнусно оклеве-
тал этот достойный городок, чьи высокие здания восемнадцатого
столетия кажутся матронами, уставившимися слепыми глазницами
на проходящие мимо поезда и автомобили. Но будем абсолютно
точны: в то утро дождь и в самом деле лил как из ведра. Выскаки-
вая из машины и запрыгивая под козырек гостиницы, Эллиот чув-
ствовал себя настолько подавленным, что должен был либо сейчас
же отказаться от проведения расследования и объясниться с супер-
интендантом Хедли, либо немедленно выложить кому-нибудь все,
что имел на душе.
Прошлую ночь он почти не спал. А в восемь утра снова присту-
пил к своим рутинным обязанностям. Но до сих пор перед его гла-
зами продолжало маячить ужасное видение, которое представлял
собой Вилбер Эммит: загипсованная голова с красным носом и
пятнистой кожей металась в бреду и сквозь зубы шептала неразбор-
чивые слова. Таков был финал предшествующей ночи.
Подойдя к администратору гостиницы, Эллиот спросил о до-
кторе Гидеоне Фелле.
Доктор Фелл был наверху, в своей комнате. Признаемся, в это
утро, хотя пошел уже двенадцатый час, доктор Фелл еще вообще •
не выходил из своего номера. Когда Эллиот вошел, он сидел за
столиком для завтрака в ярком фланелевом халате, широком, как
деревенская скатерть, попивал кофе, курил табак и почитывал де-
тективный рассказ.
Очки с широкой черной планкой на переносице держались на его
носу уверенно, разбойничьи усы сурово топорщились, надувались
79
щеки, а огромный халат в гранатовых цветах размеренно коле-
бался, пока его хозяин пытался разгадать, кто был убийцей. Но как
только в дверях показался Эллиот, могучий доктор поднялся, по-
добно Левиафану, вылезающему из подводной лодки, и едва не
опрокинул стол. Буря радости отразилась на его лице, оно так от-
крыто и искренне засияло, что Эллиот внезапно почувствовал об-
легчение.
— Эй! — воскликнул доктор Фелл, протягивая руку. — Какой
приятный сюрприз! Какое счастье вас видеть! Садитесь, садитесь!
Угощайтесь! Ну, что случилось?
— Это суперинтендант Хедли подсказал, где вас найти, доктор.
— Прекрасно, — ответил Фелл с легкой улыбкой и, в свободной
позе откинувшись на подушки, принялся разглядывать гостя, слов-
но впервые его видел. При этом его ликование, казалось, ожи-
вило всю комнату. — Видите ли, я здесь на водах. Выражение
замечательное: красиво звучит, наполнено смыслом. Ckas ingens
itekabimus aeguok’. Но в действительности эта процедура остав-
ляет желать много лучшего. Сказать честно, после десятой или
двенадцатой чашки целебной воды я редко чувствую желание
запеть.
— Но разве воду нужно пить в таком количестве, доктор?
— Все напитки нужно пить в этом количестве! — заявил док-
тор. — Если я не могу делать что-то в большом количестве, то
предпочитаю вообще без этого обходиться. Ну а как ваши дела,
инспектор?
— Раньше они были лучше, — набравшись мужества, признался
Эллиот.
— О! — воскликнул Фелл. Его лицо перестало сиять, он морг-
нул. — Подозреваю, вы приехали в связи с делом Чесни?
— Вы о нем уже слышали?
— Хм! Да, — вздохнул доктор. — Тут один официант, превос-
ходный человек, глухой, как пень, когда его подзывают к столу,
но отлично понимающий любую речь по губам собеседника, рас-
сказал мне все сегодня утром. Он узнал о случившемся от молочника,
а тот в свою очередь еще от кого-то. К тому же я... э... ладно, могу
вам сказать. Я был знаком с Чесни. — Тень заботы омрачила лицо
доктора. Он почесал кончик своего маленького блестевшего носа. —
Я познакомился с Чесли и его семьей на одном приеме, месяцев
шесть назад. По этому случаю он написал мне письмо. — Фелл снова
заколебался.
— Если вы знакомы с его семьей, — медленно проговорил Эл-
лиот, — то это облегчает дело. Я приехал не только для того,
чтобы проконсультироваться у вас; у меня есть еще личная
Завтра выходим в безбрежное море.
80
проблема. Не знаю, какой бес уколол меня, и не знаю, как мне
быть. Вот так. Знакомы ли вы с Мэрджори Уилз, племянницей
Чесни?
— Да, — произнес Фелл, уставившись на инспектора маленьки-
ми острыми глазками.
Эллиот поднялся.
— Я ее люблю! — выпалил он.
Он даже не представлял себе, насколько был при этом сме-
шон — стоящий во весь рост и выкрикивающий эту новость, слов-
но швыряя в доктора тарелкой. Уши его горели. И если бы доктор
Фелл рассмеялся, если бы доктор Фелл просто попросил его пони-
зить голос, то, вероятно, к Эллиоту мгновенно вернулась бы его
уязвимая, мелочная шотландская гордость, и он тотчас бы покинул
эту комнату. Это было бы просто неизбежно — он не смог бы по-
иному реагировать на обиду. Однако доктор Фелл ограничился
обыкновенным кивком головы.
— Понятно, — заметил он с искренним, хотя и немного удив-
ленным сочувствием. — Ну и?
— Я всего два раза видел ее, — громко и взволнованно продол-
жал Эллиот, пристально глядя на доктора. — Один раз в Помпеях,
а другой... Это сейчас не важно. В общем, я не знаю, что за черт
укусил меня. Я вовсе не идеализирую ее. Когда я увидел ее нынеш-
ней ночью, то почти уже не помнил, какой она была в те предыду-
щие два раза. К тому же у меня есть основания подозревать, что
она отравительница и лгунья.
В первый раз я увидел ее в заброшенном доме в Помпеях. Я
там оказался случайно, расследовал в Италии одно дело, о котором
вы, вероятно, не слышали. Так вот: я увидел ее в заросшем садике,
с распущенными волосами; и солнце сверкало на ее руках. Я замер
и не мог отвести от нее взгляда. А потом ушел. Я не знаю, что
приковало мое внимание. Может быть, что-то в ее манере держать-
ся, двигаться или говорить. Не знаю. Ничего не знаю. У меня в
ту минуту и мысли не было, чтоб к ним подойти, познакомиться...
Возможно, так и поступил этот Хардинг, ее жених. А я даже не
пошевелился. И не только потому, что услышал о ее помолвке.
Уверяю вас, если бы я хоть секунду подумал об этом, то сразу бы
решил, что мне не повезло и оставил бы все как есть. В те минуты
я отдавал себе отчет только в том, что я влюбился в Мэрджори,
и думал, что нужно сейчас же забыть ее. А то все как-то очень
уж глупо и несуразно выходило. Боюсь, вы не понимаете меня.
В комнате было тихо. Тишину нарушали лишь тяжелое дыхание
доктора Фелла да шум дождя за окном.
— У вас слишком бледное представление обо мне, — сурово
проговорил доктор. — Вы считаете, что я не способен понять вас.
Продолжайте.
81
— Собственно, это все, доктор. Я просто не смог ее за-
быть.
— Но ведь вы еще не все рассказали! Не так ли?
— Конечно. Вам хочется знать, где я повстречал девушку во
второй раз. Так вот, это какой-то рок. Однажды повстречаться с
человеком, попытаться забыть его, избегать встреч и в тот мо-
мент, когда уже, кажется, начинаешь остывать, снова столкнуться
с ним. Хотя я предчувствовал, что нечто подобное должно слу-
читься.
Я снова повстречался с Мэрджори пять дней назад в маленькой
аптеке неподалеку от пристани Роял Альберт. В Помпеях мистер
Чесни случайно упомянул название парохода и дату отплытия до-
мой. Сам я уехал из Италии на поезде уже на следующий день и
оказался в Англии на неделю раньше. В прошлый четверг, двадцать
девятого числа, я проводил расследование одного дела неподалеку
от пристани Роял Альберт. — Эллиот внезапно запнулся, потом
продолжал. — Неужели не могу даже вам сказать правду? — с го-
речью произнес он. — Да.Да. Конечно, я воспользовался этим по-
водом, чтобы именно в тот день оказаться на пристани. Но
остальное было чистой случайностью... Вы сами в этом убедитесь.
У аптекаря, к которому я отправился, был не в порядке журнал
регистрации продажи ядов. У нас появилось подозрение, что он
продает яды, превышая установленную норму. Я вошел в аптеку
и попросил у хозяина журнал. Когда аптекарь вручил его мне,
устроился для работы в подсобном помещении, отделенном от
главной комнаты аптеки стеллажом, заставленным пузырьками и
склянками. Потом вошла покупательница. Из-за стеллажа я ее не
видел. Она тоже не видела меня и была уверена, что в аптеке кроме
нее и хозяина никого больше нет. Она попросила цианистый калий
для каких:то фоторабот. И я сразу узнал ее голос: это была Мэрд-
жори Уилз.
Эллиот замолчал. Перед его глазами в этот момент снова воз-
никло сумрачное и тесное помещение аптеки, и он снова почувство-
вал сильный, неустранимый, вечный запах лекарств. На полу
стояла банка с креозотом; повсюду поблескивали крышки пузырь-
ков и плоских склянок, а на другом конце комнаты выступало из
полутьмы грязное, засиженное мухами зеркало. И в нем, проходя
к прилавку, отразилась Мэрджори Уилз.
— Разумеется, — продолжал Эллиот, — просьба о продаже циа-
нистого калия в присутствии полицейского была совершенно не-
кстати. Поэтому аптекарь принялся настойчиво расспрашивать, для
каких именно целей ей нужен яд. Из ее ответов стало очевидным,
что она разбирается в фотографии так же, как я в санскрите. Вопро-
сы аптекаря привели Мэрджори в сильное замешательство, в этот
момент она взглянула в висевшее в комнате зеркало. Я не уверен,
82
что она заметила м,еня; она глядел^не очень внимательно,. С^днако
не могу утверждать с точностью. Но неожиданно она сказала апТе7
карю, что... Эллиотjснова запнулся. — ,И поспе/шно выбегала из
лавки. Любопытное дельце, а? — закончил он резко.
Доктор Фелл не сказал ни слова.
— Мне кажется, что этот . аптекарь большой мошенник, —
продолжал Эллиот взволнованно. — Но ничего подозрительного я
у него не обнаружил. И тут вдруг суперинтендант Хедли назначает
меня заняться отравлениями в Содбери Кросс, о которых все уже
расписали газеты и журналы.
— И — вы не отказались?
— Нет, доктор. Как мог бы я отказаться? Для этого я должен
был бы выложить все известные мне факты суперинтенданту
Хедли!
— Хм!
— Я понимаю. Вы считаете, что меня надо, вышвырнуть из по-
лиции! И вы совершенно правы.
— Да нет же, Господи! — широко раскрыв глаза, воскликнул
доктор Фелл. — Ваша проклятая совестливость когда-нибудь заму-
чит вас до смерти! Прекратите говорить чепуху и продолжайте
рассказ!
— Прошлой ночью, отправляясь в Содбери Кросс, я принялся
обдумывать все возможные способы вывернуться из этого дела.
Некоторые из них до того абсурдны, что я сам содрогаюсь теперь
при каждом воспоминании о них. Мне, например, пришло в голову
припрятать все улики против нее. Я даже подумал о том, как бы
с ней вместе бежать куда-нибудь в южные края...
Эллиот перевел дух. Но доктор Фелл лишь дружелюбно ки-
вал головой, как бы соглашаясь, что даже такие планы имеют
право на существование. Облегченно вздохнув, Эллиот продол-
жал:
— Я надеялся, что майор Крау ни о чем не догадается. Но мое
поведение, кажется, с самого начала было немного странным. Я
несколько раз попал впросак. Хуже всего, что она почти узнала ме-
ня. Я хочу сказать, она не сообразила, что видела меня в аптеке,
но поняла, что встречалась со мной раньше, и теперь пытается
вспомнить, где именно.
Ну а в остальном я пытаюсь подойти к этому расследованию
без предубеждений... — ведь приходится приспосабливаться! — и
относиться к нему, как к обычным своим обязанностям. Не знаю
только, насколько это мне удается. Теперь, доктор, вы видите, по-
чему я к вам приехал.
Доктор Фелл задумался.
— Скажите, — через некоторое время проговорил он, — если
оставить в стороне преступление в кондитерской,. обнаружили ли
83
вы хоть одну улику, указывающую на то, что девушка виновна в
смерти Маркуса Чесни?
— Нет! Как раз наоборот! У нее неопровержимое алиби!
— В таком случае... О чем мы тогда, черт побери, толкуем! Вы
должны плясать, как на празднике! Чем вы недовольны?!
— Честно говоря, не знаю, доктор. Может, как раз тем, что де-
ло это очень необычно и очень дурно пахнет. Наше расследование
похоже на ловлю рыбы в воздухе. Нас встречает сюрприз за сюр-
призом.
Доктор Фелл откинулся назад, сосредоточился и несколько раз
с наслаждением затянулся табаком. Он тряхнул плечами и потом
долго еще, будто подыскивая нужные слова, посасывал трубку. Ре-
мешок его пенсне взволнованно подрагивал.
— Давайте рассмотрим вашу сердечную проблему, — наконец
сказал он. И тут же поспешно добавил: — Нет-нет, я не уклоняюсь
от нее. Может быть, это легкая влюбленность, а может, и настоя-
щая любовь. Но я все равно хочу спросить вас. Допустим, девушка
окажется убийцей. Минутку! Я говорю, допустим, что убийца она.
Так вот, подобные преступления редко находят оправдание. Даже
если очень сильно захотеть. Преступления такого рода необычны,
они умышленны, но даже в их умышленности есть что-то ненор-
мальное. Жить вместе с существом, способным совершать их, рав-
носильно тому, что держать в доме кобру. Так вот, допустим все
же, что девушка виновна в совершении преступления. Вы хотели бы
выяснить это наверняка?
— Не знаю.
— Хорошо. Вы согласны, по крайней мере, что истину устано-
вить следует?
— Думаю... да.
— Хорошо, — снова добавил доктор Фелл, энергично раскури-
вая трубку. — Тогда посмотрим с другой стороны. Допустим, де-
вушка невиновна. Не спешите облегченно вздыхать! Будьте же
прагматиком! Допустим, девушка невиновна. Что в таком случае
вы станете делать?
— Я не понимаю вас, доктор.
— Разве не вы сказали, что любите ее?
— О! — сообразив смысл вопроса, йоскликнул Эллиот. —
Можете исключить меня! У меня нет никаких иллюзий и ни малей-
шей надежды когда-нибудь сблизиться с ней. Если б вы только
видели, как она глядит на Хардинга! Можете поверить, доктор,
самой трудной для меня задачей в прошлую ночь было остаться
объективным по отношению к нему! Ничего против него я не
имею; кажется, он неплохой парень. Но мое воспитание
почему-то заставляет меня при разговоре с ним каждый раз
стискивать зубы. — Эллиот снова почувствовал, что у него горят
S4
уши. — Я уже представлял себе, как вытягиваю ?<ардипга из этого
дела. Разумеется, в наручниках. И представлял себе, как меня
отблагодарит Мэрджори. Не так легко порвать свои
привязанности!
Хардинг, конечно, чрезвычайно честолюбив. Но невозможно со-
вершить преступление, находясь в одной комнате с двумя свидете-
лями одновременно, в то время как убийца орудует в соседней.
И хотя Хардинг отправился на охоту за богатой невестой — в этом
я убежден, — но так уж этот мир устроен.
До своей встречи в Италии с семьей Чесни Хардинг никогда не
слышал о Содбери Кросс. Так что о нем можно забыть. Ну и соот-
ветственно исключить меня из списка претендентов.
— Помимо вашей совестливости, — критически заметил доктор
Фелл, — вам необходимо еше избавиться от отвратительной покор-
ности. Это, конечно, превосходное качество характера, но его не
выносит ни одна женщина. Хорошо, оставим это. Итак?
— Что итак?
— Как вы теперь себя чувствуете? — осведомился доктор Фелл.
Эллиот признал, что ему стало легче. Ум его снова пришел в
равновесие и прояснился. Казалось, что даже комната приобрела
другие цвета. Захотелось выпить кофе и закурить.
— Хм, — пробормотал доктор Фелл, почесав кончик носа. —
Что же мы будем делать теперь? Вы забыли, что описали мне
лишь простейшую схему происшедшего и ваше вполне объяснимое
волнение направило мои мысли совсем в другую сторону. Ну а те-
перь что вы собираетесь предпринять? По-моему, было бы смешно
возвращаться сейчас к Хедли и пускаться с ним в объяснения! Или
же вы хотите, чтобы мы вместе проанализировали все факты и вы-
яснили, в чем дело? Тогда я к вашим услугам.
— Да! —воскликнул Эллиот. —Да, ради всего!..
— Прекрасно. В таком случае присаживайтесь вот сюда, —
строго сказал доктор. — И соизвольте изложить мне все, что про-
изошло.
Рассказ занял не более получаса благодаря тому, что Эллиот,
успокоившись и уже не стыдясь своих предыдущих признаний, мог
сосредоточиться на самых мелких деталях дела. Закончил он упо-
минанием о пузырьке с синильной кислотой, обнаруженном в ап-
течке в ванной комнате.
— Это почти все. Можно еще добавить, что мы не покидали
дома до трех часов утра. Все обитатели его уверяют, что не имели
о пузырьке никакого понятия, и клянутся, что его не было в ванной
комнате, когда они переодевались к ужину. Кроме того, я заходил
к Вилберу Эммиту, но тот сейчас не в состоянии помочь нам.
Эллиот подробно рассказал о том, как поднялся к Эммиту,
описал его широкое и костлявое тело, резкий свет электрической
85
лампы, флаконы и галстуки, разместившиеся на туалетном сто-
лике в образцовом порядке, стопку бумаг и квитанций на письмен-
ном столе, а рядом с ней маленькую плетеную корзинку, в которой
Эммит держал комплект шприцев, щипцов, ножниц и других ин-
струментов, сразу вызвавших у Эллиота ассоциацию с медицин-
ским набором. Красно-желтый рисунок обоев заставлял вспоми-
нать о персиках. Эта ухоженная, прибранная спальня была, однако,
так же малопривлекательна, как и ее хозяин.
— Эммит бредил и все время что-то неразборчиво бормотал.
Лишь несколько раз довольно отчетливо вскрикнул: «Мэрджори!»,
и нам пришлось его успокаивать. Вот, собственно, и все, доктор.
Я рассказал вам все от начала до конца. Интересно, сумеете ли вы
хоть что-то прояснить в этом дьявольском деле?
В ответ доктор Фелл медленно и высокомерно кивнул.
— Думаю, что да, — заявил он.
Глава 11
— Но сначала, — продолжал доктор Фелл, мрачно прицелива-
ясь своей трубкой в Эллиота, — мне хотелось бы выяснить, пра-
вильно ли я понял некоторые детали вашего рассказа или это вас
кто-то намеренно ввел в заблуждение. Я имею в виду финал орга-
низованного Чесни представления. Давайте вспомним: только что
Чесни открыл двойную дверь и объявил, что представление оконче-
но. Вспомнили эту сцену?
— Конечно, доктор.
— И вот тут профессор Ингрэм обращается к нему с вопросом:
«Раз уж все закончилось, кто был вашим ассистентом столь жутко-
го вида?» На что Чесни отвечает: «О, так это Вилбер! Он помогал
мне все это организовать». Точно?
— Совершенно точно!
— Но имеются ли другие показания помимо показаний мисс
Уилз? Остальные свидетели подтверждают этот диалог?
— Да, доктор. — Эллиот был явно заинтригован. — Незадолго
до ухода я как раз обсуждал с ними всю эту сцену.
Лицо доктора Фелла потемнело, рот его невольно приоткрылся.
Встревоженно глядя на своего собеседника, он с каким-то странным
свистом, подобным шуму в тоннеле метро, прошептал:
— Проклятие! Дела очень плохи. Ну-ка достаньте список во-
просов, подготовленный Чесни! — взволнованно попросил он. —
Посмотрите! Посмотрите внимательно! Неужели вы не видите, что
дела очень плохи? *’
Беспокойство Фелла передалось й Эллиоту. Он с трудом ото-
рвал 'взгляд'от'доктора и уётавился в вопросы. ' ” ‘
86
— Нет, — наконец проговорил он. — Ничего не вижу. Должен
признаться, я сейчас не очень хорошо соображаю...
— Это я понял, — с серьезным видом согласился доктор. —
Смотрите сюда, юноша! Сосредоточьтесь! Неужели вы не замети-
ли, что Чесни задал по крайней мере один совершенно бесполезный
и ненужный вопрос?
— Какой?
— Вопрос номер четыре: «Какого роста был человек, вошедший
в кабинет?» Соберитесь же с мыслями! Ведь Чесни с большой тща-
тельностью подбирал вопросы. Коварные, ложные вопросы, приду-
манные специально для того, чтобы ввести зрителей в заблуждение.
И несмотря на это, он уже до начала их опроса выдает, кто именно
был тот человек! Вы следите за моей мыслью? Вы же сами приво-
дили мне слова мисс Уилз о том, что рост Вилбера Эммита всем
известен. Скорее всего, так оно и есть: он уже много времени живет
с ними, его видят каждый день... Следовательно, заранее зная, кто
вошел к Чесни в кабинет, они, отвечая на этот вопрос, никак не
могли бы ошибиться. Для чего же тогда Чесни, еще не задав во-
проса, уже подсказывает на него ответ?
Эллиот пробормотал какое-то ругательство. Затем задумался.
— И все же это объяснимо, — заметил он. — Нет ли и в этом
какой-нибудь ловушки, доктор? Предположим, что Чесни приказал
Эммиту, используя длинный плащ, чуть подогнуть колени и стать
ниже. Кстати, на это намекает профессор Ингрэм. Возможно, в
этом и заключалась ловушка. Уверенно заявив, что его помощни-
ком был Эммит, он рассчитывал, что они легко попадутся на крю-
чок и, отвечая на вопрос о росте незнакомца, скажут: «метр
восемьдесят». Тогда как настоящий рост человека с подогнутыми
коленями был метр семьдесят.
— Может быть, — проговорил доктор Фелл, нахмурившись. —
Готов поклясться, что в этом деле ловушек гораздо больше, чем
вы думаете. Но я не верю, что Эммит согнул ноги. Вы говорите,
что плащ был широким, но все же подходил по фигуре. Чтобы
стать короче на десять сантиметров, он не только должен был бы
согнуть колени, он бы с трудом передвигался коротенькими нее-
стественными шагами. Поэтому давайте поищем того, кто мог бы
оказаться действительно более низкого роста. Ведь все свидетели
утверждают, что тот человек держался прямо и надменно. Я, ко-
нечно, допускаю, что все возможно, но...
— Таким образом, вы хотите сказать, что рост незнакомца был
все-таки метр семьдесят?
— Или, — сказал доктор сухо, — что он был метр восемьдесят.
Вы знаете, что два свидетеля утверждают именно это. Просто каж-
дый раз, как только профессор Ингрэм начинал оспаривать их мне-
ние, вы машинально становились на его сторону. Вы, конечно,
87
имеете право. Но мы не должны... хм!., не должны впадать в
ошибку и считать, будто профессор Ингрэм какой-нибудь оракул,
авгур или комментатор Святого писания.
— Возможно еще одно объяснение, — заметил Эллиот. —
Мистер Чесни был взволнован и утомлен. Поэтому он невольно
выдал имя своего помощника.
— Сомнительно, — возразил Фелл. — Ведь он сразу позвал
Эммита в дом и растерялся, когда тот не появился. Нет! В это
трудно поверить, инспектор. Фокусник не раскрывает карт с такой
легкостью, не теряет контроля над собой, не привлекает внимания
публики и не указывает ей на потайную дверь, в которой только
что исчез его ассистент. Чесни не производил впечатление наивного
человека.
— На меня — тем более, — признался Эллиот. — Но что же
тогда нам остается? Ведь это объяснение позволяло нам хоть за
что-нибудь зацепиться. Вы нашли хоть одну ниточку?
— Много. Например, догадались ли вы, как объяснил Чесни
способ, которым были отправлены конфеты в лавке миссис
Терри?
— Не-ет, доктор! Чтоб мне провалиться! Как?
Доктор Фелл заерзал на стуле. На его лице выписалось выраже-
ние прямо-таки пантагрюэлевой досады. Он что-то процедил сквозь
зубы и сделал несколько непонятных жестов рукой.
— Послушайте, — наконец проговорил он недовольным то-
ном, — я решительно не хочу играть роль какого-то оракула, мягко
затыкать вам рот и все время демонстрировать свое превосходство.
Я ненавижу снобов и всегда воюю с ними. Но должен заметить,
что сердечные тревоги действительно не способствуют работе ва-
шего ума.
Так вот, давайте рассмотрим случай с отравлением конфет в
лавке миссис Терри. Что мы имеем? Какие факты установлены?
Во-первых: эти конфеты были отравлены днем 17 июня. Во-вто-
рых: либо они были отравлены кем-то, кто заходил в тот день в
лавку, либо они были отравлены мисс Уилз, подменившей конфе-
ты, которые ей принес Фрэнки Дейл. Также установлено, что вече-
ром 16 июня конфеты еще не были отравлены, поскольку миссис
Терри взяла горсть конфет на детский праздник. Эти утверждения
верны?
-Да.
— Чепуха! Они совершенно не соответствуют истине! — сказал
доктор Фелл. Он с пылом продолжал. — Вовсе не обязательно, что
конфеты были отравлены именно 17 июня! И я не согласен с тем,
будто бы они обязательно отравлены одним из посетителей. Майор
.Крау, если не ошибаюсь, изложил вам ход событий таким образом,
что убийца вообще с легкостью мог бы подсунуть раскрытую
88
коробку на прилавок. Согласно его версии, убийца вошел в лавку,
пряча в кармане или рукаве несколько отравленных конфет. Он от-
влек внимание миссис Терри и подбросил отравленные конфеты в
коробку на прилавке. Это, понятно, достаточно просто сделать.
Может быть, так и произошло. Но не кажется ли вам, что слишком
просто для такого ловкого убийцы? Что вытекает из данной вер-
сии? Только одно: отрава была подброшена в определенный день,
тем самым список подозреваемых резко ограничивается.
Если позволите, я могу изложить вам эту версию иначе. Возьми-
те точную копию коробки, которая стоит на прилавке. Не будьте
дураком и подложите отравленные конфеты не в верхний ряд, а
куда-нибудь в глубину. Отправляйтесь в лавку миссис Терри, подме-
ните коробку. И если в этот день посетители не будут раскупать
именно ваши конфеты, то может получиться так, что отравленные
конфеты в этот день никто и не возьмет. Кроме того, дети, как
правило, не очень любят конфеты с начинкой, они предпочитают
тянучки, жевательную резинку и карамель. К тому ж они и гораздо
дешевле. Следовательно, отравленные конфеты могли пролежать в
лавке и один, и два, и четыре дня, а может, и неделю. Как видите,
вовсе не обязательно, чтоб отравитель приходил в лавку именно в
день гибели детей. Он мог совершить преступление задолго до ро-
кового дня 17 июня.
Эллиот подошел к окну. Некоторое время он наблюдал за до-
ждем, затем повернулся к собеседнику.
— И все же... — начал было он. — Ладно, начнем с того, что,
идя по улице, прятать коробку с конфетами невозможно. А заме-
нить ее, как спичечный коробок, на другую...
— Все это возможно, если у вас имеется чемоданчик с пружи-
ной, — сказал Фелл. — Мне жаль, друг мой, но обнаруженный ва-
ми в саду чемоданчик объясняет все. Эти чемоданчики (поправьте
меня, если я ошибаюсь) приводятся в действие кнопкой, находящей-
ся в кожаной рукоятке. При нажатии на кнопку дно чемоданчика
захватывает лежащий под ним предмет. Так же осуществляется и
обратный процесс: лежащий внутри чемодана предмет после нажа-
тия кнопки оказывается снаружи.
Словно актер или фокусник, доктор Фелл сделал многозначи-
тельную паузу. Вздохнул. На его лице проявилась горестная
гримаса.
— Да, юноша. Боюсь, что именно так все и произошло, —
сурово проговорил он. — Иначе не было и смысла впутывать в
это дело найденный вами чемоданчик. Убийца, как вы верно заме-
тили, не мог подменить открытые коробки, не будучи уверен, что
они не перевернутся при подмене. Вот тут-то и вступает в игру че-
модан с пружиной! Преступник вошел в лавку миссис Терри с лежа-
щей на дне его чемодана коробкой с отравленными конфетами. Он
89
отвлек внимание хозяйки и положил на прилавок принесенную коробку.
Затем он поставил чемодан прямо на коробку, принадлежавшую миссис
Терри, и с помощью пружины как бы заглотнул ее внутрь своего чемо-
дана. После этого он передвинул новую коробку на место старой. Все
это он проделал, пока миссис Терри доставала ему с табачного прилавка
пачку каких-нибудь сигарет, «Плэйерз» или «Голд Флейк». Маркус Чес-
ни разгадал этот трюк и, чтоб продемонстрировать, как именно были
подменены коробки, раздобыл в одном из лондонских магазинов чемо-
дан с пружиной. Вчера ночью он устроил демонстрацию и... никто не
заметил этого фокуса.
В наступившей после слов Фелла тишине Эллиот глубоко вздохнул.
— Благодарю вас, — сказал он строго.
— Что?
— Благодарю вас. — Эллиот улыбнулся. — Вы все расставили на
свои места, доктор. Или, что то же самое, надавали мне подза-
тыльников.
— Спасибо вам, инспектор, — туманно, но не без удовольствия про-
говорил доктор Фелл.
— Но, надеюсь, вы понимаете, что, каково бы ни было объяснение
способа совершения этого преступления, оно ставит нас в еше более тя-
желое положение, чем раньше? На мой взгляд, ваше объяснение лучше
всего вписывается во все обстоятельства дела. Но вы лишь переставили
в другом порядке уже известные факты. И по-прежнему остается неяс-
ным, когда именно были отравлены конфеты. Если это не 17 июня, во-
круг которого уже четыре месяца концентрирует свое внимание
полиция, то какой это день?
Доктор Фелл почесал голову..
— Н-да, я немного пересолил, — извиняющимся тоном проговорил
он. Однако... Черт побери! Если ваша голова по сообразительности
не уступает моей, то вы все равно вынуждены идти по этому пути: он
так же неизбежен, как путь кошки, преследующей мышь. Я не согласен
с тем, что мое объяснение усложняет наше положение. Напротив, имен-
но оно должно привести нас к истине.
— Каким образом?
— Скажите, инспектор, вы выросли в деревне или маленьком
поселке?
— Если быть точным, доктор, то мое детство прошло в
Глазго.
— А я вот вырос в деревне! — с довольным видом воскликнул до-
ктор. — Итак, попробуем восстановить, как было дело. Убийца входит
в лавку с чемоданчиком. Допустим, миссис Терри знакома с ним. Мы
должны предположить это. Вам когда-нибудь приходилось сталкивать-
ся с деревенскими лавочницами, особенно такими непоседливыми и об-
щительными, как миссис Терри? Вы не замечали их крайнего,
прямо-таки инстинктивного любопытства? Представьте себе, как вы
90
входите в лавку с чемоданчиком в руке. А она вас спрашивает: «Отправ-
ляетесь в путешествие, мистер Эллиот?» А если ничего не скажет, то
наверняка об этом подумает, потому что ей непривычно видеть вас с
чемоданчиком. И она запомнит этот случай. Поэтому, если в течение
недели, предшествовавшей преступлению, кто-то заходил к ней с
чемоданчиком, то она это, вероятно, вспомнит.
Эллиот согласно кивнул. Однако его не покидало чувство,
что он должен прийти к какому-то еще более важному заключению, так
как доктор Фелл продолжал пристально на него смотреть.
— Или... — подтолкнул его доктор.
— Или, — пробормотал Эллиот, повернувшись к помутневшему от
водяных потоков окну, — убийца — тот, кто почти всегда носит с со-
бой чемоданчик, и потому видеть его с ним настолько привычно, что
миссис Терри даже не замечает этого.
— Эта версия требует доказательств, — проговорил Фелл и шумно
засопел.
— Вы хотите сказать, что это был доктор Джозеф Чесни?
— Вполне возможно. Разве есть еще кто-нибудь, кто все время носит
с собой портфель или чемоданчик?
— Говорят, то же самое можно утверждать и о Вилбере Эммите. У
него есть плетеный портфель, я сам видел его в комнате.
Доктор Фелл покачал головой.
— Только о Вилбере ЭхМ.мите, — воскликнул он. — Только о Вилбе-
ре Эммите! О, Боже! Да вы только послушайте, что говорит этот чело-
век! Да если благодаря гению хозяина магазина предметов для фокусов
можно из простого кожаного чемодана .изготовить чемодан с пружи-
ной, отчего не сделать то же с плетеным портфелем? Я убежден, что
когда майор Крау и суперинтендант Боствик вылечатся от своих «идей
фикс», они тут же вцепятся в Эммита! Я подозреваю даже, что профес-
сор Ингрэм, судя по вашим словам, уже догадался, в чем дело. Едва
мы появимся в Бёлгарде, он набросится на нас с этой версией. Нам нуж-
но избегать подвохов. Поэтому, основываясь на известных нам уликах,
я могу доказать вам, что только один человек виновен в убийстве. Это
Вильбер Эммит. Хотите услышать мои доводы?
Глава 12
Эллиот уже не в первый раз мог убедиться, что доктор Фелл при-
надлежит к тому типу людей, которые не позволят себе отдохнуть даже
в том случае, если накануне сильно подгуляли.
Ум доктора работал с такой скоростью, что если кто-то пытался
следовать за ходом его мыслей, то они, эти мысли, прежде чем пресле-
дователь их догонит, успевали дважды, тах сказать, завернуть за угол,
вернуться и влезть в окно. А Фелл ухитрялся при этом контролировать
и'тюсторонний шум,и все? нюанса Ь^гЬвора^йв^бнйебеседы;Ьрёя&ё'
чем собеседник успевал сообразить, что, собственно, произошло, доктор
уже выстраивал перед ним готовое здание, построенное из аргументов,
кажущихся совершенно неоспоримыми и логичными. А этапы возведе-
ния такой постройки как-то быстро забывались.
— Выкладывайте, доктор! — воскликнул Эллиот. — Я уже видел
однажды ваш метод и...
— Не надо забывать, — проговорил Фелл взволнованно, — что на-
чинал я школьным учителем. Не проходило и дня, чтобы дети не попы-
тались рассказать мне какую-нибудь невероятную историю, причем
выдумывали их с блеском и ловкостью. Впоследствии, когда я перешел
работать в полицию, мне это очень помогло. Опыта у меня оказалось
гораздо больше, чем у тех, кто имел дело с обычными взрослыми
врунами.
Мне кажется, вы слишком спокойно относитесь к невиновности
Эммита. Конечно, вас убедила в этом мисс Уилз. Бога ради, не серди-
тесь! Это у нее, наверное, получилось случайно. Однако какова была ре-
альная ситуация? Вы говорите, что в этом доме все имеют алиби. А это
неверно. Объясните мне, в чем состоит алиби Эммита?
— Хм!
— Никто Эммита не видел. Его нашли без сознания под деревом,
рядом с предметом, которым, вероятно, был нанесен ему удар. И сразу
кто-то сказал: «Наверное, он пролежал здесь довольно долго». Но есть
ли медицинское подтверждение этим словам? Ведь вскрытия провести
в данном случае нельзя! Может быть, Эммит пролежал под деревом
две-три минуты, а может быть, и десять секунд. Во всяком случае, у
суда были бы веские причины для сомнения.
Эллиот задумался.
— Не стану отрицать, доктор, — сказал он, — что я уже думал об
этом. Я согласен, что Эммит мог быть убийцей. Он сыграл роль докто-
ра Немо, заставив мистера Чесни проглотить отравленную капсулу. За-
тем нашел способ, как нанести себе рану на голове (нанесение себе
умышленных увечий для доказательства своей невиновности вещь в
криминалистике не новая) и этим доказать, что он не был доктором
Немо.
— Совершенно верно. А затем?
— Затем... Совершить это убийство ему было легче, чем кому бы
то ни было, — заключил Эллиот. — Он даже не нуждался в специаль-
ных уловках. Ему не надо было никого устранять, не надо было скры-
ваться. В назначенный час он просто сыграл свою роль. Он только
подменил обычную капсулу капсулой с цианистым
калием. Он заранее знал весь ход эксперимента. Кстати: он единствен-
ный, кроме мистера Чесни, кто знал все детали. Он... —
продолжал Эллиот со все более усиливающейся уверенностью. —
Он... плохо, что я еще ничего не знаю об Эммите. Кто он?
92
До сих пор в отношении него я не испытывал ни малейших подо-
зрений. Какой у него интерес убивать мистера Чесни?
— А какой у него интерес, — добавил доктор Фелл, — убивать
стрихнином детей?
— Но тогда мы опять возвращаемся к обыкновенному сума-
сшествию?
— Не знаю. Давайте снова попытаемся покопаться в мотивах.
Что касается Эммита... — Фелл нахмурился и высыпал табак в пе-
пельницу. — Помню, я познакомился с ним на том же приеме, что
и с Чесни. Темноволосый парень с разноцветным носом. Всем сво-
им видом и голосом он напоминал тень отца Гамлета. Прохажи-
вался по зале, что-то мурлыкал под нос и уронил на колени
мороженое. «Бедный Вилбер!» — с сочувствием восклицали гости.
А что касается его физического... Цилиндр, плащ — их размеры
подходят Эммиту?
Эллиот вынул из кармана блокнот.
— Цилиндр — седьмого размера, семейная реликвия, принадле-
жащая лично мистеру Чесни. Плащ принадлежал Эммиту, размер
стандартный. Резиновые перчатки из магазина «Вулворт», по
шесть пенсов за пару; они лежали в правом кармане плаща...
— Ну и? — нетерпеливо сказал Фелл.
— А вот данные, которые мне сообщил Боствик: Эммит — рост
метр восемьдесят, весит 78 килограммов, носит шляпы 7-го разме-
ра. Доктор Джозеф Чесни — метр семьдесят семь, весит 91 кило-
грамм, шляпа 7-го размера. Джорж Хардинг — рост метр
семьдесят два, весит 77 килограммов, шляпа — 6 7/8-го размера.
Профессор Ингрэм — рост метр семьдесят, весит 84 килограмма,
шляпа — 7 1/4-го размера. Наконец Мэрджори Уилз — рост метр
пятьдесят пять, весит 50 килограммов... но это уже неинтересно,
она непричастна к этому делу, — проговорил Эллиот спокойно,
твердо и не без удовлетворения. — Конечно, каждому из них мог
бы подойти костюм доктора Немо, но, за исключением Эммита,
все имеют прочное алиби. Многое объяснить сейчас нельзя, но по-
ка, кажется, виновным действительно можно назвать только Эмми-
та. Вот только: зачем ему все это было нужно?
Доктор Фелл бросил на инспектора странный взгляд. Эллиот
надолго запомнил его.
— Наши друзья психологи, — заявил доктор, — без сомнения
скажут, что Эммит — угнетенный, подавленный тип, охваченный
властолюбием. В самом деле, многие отравители страдают этим
недугом. Например, такие отравители, как Хегадо, Цванцигер, Ван
де Лейден, Крим, список можно продолжать до бесконечности.
Кроме того, я слышал, что Эммит был охвачен (мужественно
признаем это) безответной страстью к мисс Уилз. О! Поэтому,
уверяю вас, что у него были веские причины для помешательства.
.93
JJq воздоржнр. и. другое. — Фелл;< не мигая» уставился .на ср.бесед-
цика. —/Эмм^ит мОр играть,’.и.другуде роль .4т подставного.дина,.
— Подставного лица?’ /’ .f ...\ .
— Да. Разве вы не видите, что существует еще одно объяснение
чемодану с потайной пружиной и убийству в кондитерской? Любо-
пытно, что при расследовании нашего дела столь часто упоминает-
ся Кристиана Эдмондс, совершившая преступления в 1871 году. Я
всегда считал, что в истории с ней заключается весьма поучитель-
ный урок.
— Вы хотите сказать, доктор, что... — тревога и сомнение сно-
ва вонзились в сердце Эллиота.
— Что? — повторил доктор, будто очнувшись. Вид у него был
ошеломленным, так как инспектор неожиданно вырвал его из глу-
боких размышлений. — О, нет! Нет, нет! Я говорю совершенно о
другом... — Он протестующе замахал руками, показывая, что же-
лает сменить тему. — Хорошо, давайте примем вашу версию с
Эммитом. Каковы наши ближайшие планы?
— Надо посмотреть фильм, снятый Хардингом, — сказал Элли-
от. — Если вы, разумеется, хотите присоединиться к нам. Майор
Крау сказал, что в Содбери Кросс живет аптекарь, увлеченный ки-
нематографом и снимающий любительские фильмы. Сегодня я по
звонил ему в половине четвертого утра и вырвал клятву, что уже
к завтраку фильм будет готов для просмотра. Крау убежден, что
аптекарь — человек надежный. Мы соберемся в его аптеке около
часу дня. Проклятье! — неожиданно вскричал Эллиот и ударил ку-
лаком. — Ведь это может разрешить все наши проблемы! Черно-
белый, никогда не лгуший вариант всего представления! Мне до сих
пор не верится, что нам так повезло! Нам даже слишком повезло!
А если вдруг с пленкой что-нибудь случилось? И тогда...
Он не знал, какой удивительный сюрприз ожидал его через час.
Пока доктор Фелл одевался, пока машина под расчищающимся от
туч небом пожирала отделявшее их от Содбери Кросс короткое
расстояние, пока они припарковывались на еще сумрачной главной
улице поселка напротив аптеки Гобарта Стивенсона, Эллиот пред-
ставлял себе все что угодно, ио только не то,, что случилось на са-
мом деле.
Фелл сидел на заднем сиденье, завернувшись в плащ и в шля-
пе с загнутыхми полями. Вид у него был совершенно разбой-
ничий.
Аптека Гобарта Стивенсона напоминала больше лавку по прода
же фотопринадлежностей. В витринах ее были выставлены целые
пирамиды желтых коробок с кинопленкой, а средн пузырьков с
микстурой от кашля торчала кинокамера, позади которой виднелся
стенд с большими и совершенно тривиальными фотографиями.
От дверей аптеки были хорошо различимы опущенные жалюзи
9.4
на витрине кондитерской миссис Терри, гараж и автостанция; за ни-
ми тянулась череда продовольственных лавчонок и, наконец, в са-
мом центре мощеной улицы, фонтан с питьевой водой.
Улица была пуста. Лишь изредка с гудением проносились мимо
автомобили, а в темных витринах и окнах лавок мелькали смутные
силуэты. Эллиот вдруг ощутил, что за ним наблюдают.
Над дверью аптеки задребезжал колокольчик; они вошли. В лав-
ке было сумрачно и так же, как и в другой аптеке на пристани Роял
Альберт, воздух здесь был пропитан запахом лекарств. Но было
чисто, и само помещение, по стенам которого выстроились застав-
ленные склянками и пузырьками стеллажи, по форме напоминало
бутылку. Рядом с прилавком стояли весы, а за ними, на стене, ви-
сел диплом, видимо, только что полученный хозяином аптеки. Го-
барт Стивенсон — плотный молодой человек с пухлыми губами,
одетый в ослепительно белый халат, выскользнул из-за прилавка
навстречу гостям.
— Инспектор Эллиот? — осведомился он.
Он весь был пропитан гордостью и ощущением важности пору-
ченного ему дела. Каждый волосок его тщательно приглаженной
шевелюры, казалось, дрожал от нетерпения. Оглядев его с головы
до ног, Эллиот решил, что доверять ему можно.
— Познакомьтесь, это доктор Фелл, — сказал он. — Очень со-
жалею, что пришлось вас вытащить из постели глубокой ночью.
— Ничего, ничего. Я очень польщен, — сияя, поспешил отве-
тить аптекарь.
— Готов ли кинофильм?
— Готов и ждет вас.
— Но... пленка в хорошем состоянии? Как она проявилась?
— Я уверен, что можно не беспокоиться, — подумав, весело от-
ветил Стивенсон. В самом деле, для него, страстного фотографа-
любителя, случай представился просто редчайший. Он, словно же-
лая себя успокоить, потер руки. — Изображение немного, правда,
расплывчатое... Немного расплывчатое. — Он склонил голову на-
бок. — Но неплохое. Неплохое. Нормальное... Надеюсь, я не сде-
лал ничего плохого, инспектор, — неожиданно добавил он, с
трудом справляясь с охватившим его волнением. — Я уже один раз
прокрутил пленку через проектор. Ну чтобы удостовериться, что
все в порядке. А так все готово, и как только прибудет майор, мож-
но будет начать просмотр. Если позволите... я хочу сказать, вы об-
наружите кое-что интересное.
Волосы на голове Эллиота зашевелились. Однако он сдержал
себя.
— Да? — спросил он безмятежным тоном. — Ив чем же оно
заключается?
— Улики! — почтительно проговорил Стивенсон. Он оглядел-
95
ся. — Вот, например, второй предмет, который мистер Чесни под-
нял со стола...
— Да-а?
— Надеюсь, вы не будете сердиться. Мне пришлось вооружить-
ся лупой и подойти вплотную к экрану, чтобы убедиться оконча-
тельно. Этот предмет оказался настолько банален, что я
расхохотался. Мне и сейчас еще смешно.
— В самом деле? Что же это было?
— Никогда не догадаетесь! — воскликнул Стивенсон с серьез-
ным видом. — Это был...
— Тихо! — рявкнул доктор Фелл.
В ту же секунду задребезжал колокольчик входной двери.
Дверь открылась и пропустила внутрь профессора Джилберта
Ингрэма. Его лицо не выразило никакого удивления при виде поли-
цейских. Казалось, он даже обрадовался этому. Он был одет в ко-
стюм для гольфа из темного твида и кепи, которые совершенно
не шли к его полной фигуре. Задержавшись у раскрытой двери, веж-
ливо поклонился. Эллиот замер: в эту секунду ему показалось, что
вместе с профессором, вместе с потоком воздуха внутрь помещения
проникло все внимание притихшего поселка. Снаружи темнело, со-
бирался дождь.
— Добрый день, инспектор, — проговорил Ингрэм, захлопывая
дверь. — Если я не ошибаюсь, доктор Фелл? — улыбнулся он до-
ктору, ответившему ему дружелюбным ворчанием. — Я много
слышал о вас, доктор. Мне кажется, мы встречались на каком-то
ужине, месяцев шесть назад. Во всяком случае, я слышал о вас от
Чесни. Несколько дней назад он написал вам письмо, не так ли?
-Да.
— Наконец... — Ингрэм повернулся к Эллиоту и продолжал де-
ловым тоном. — Никто, думаю, не станет меня упрекать, что я се-
годня поздно проснулся, инспектор. Я и так несся сюда бегом от
самого дома. — Он запыхтел, показывая, как ему не хватает возду-
ха. — Кажется, прошлой ночью что-то говорили о демонстрации...
фильма в аптеке Стивенсона... (Добрый день, Стивенсон). Можно
присоединиться к вам? Я никому не помешаю?
В воздухе произошло легкое изменение.
— Я сожалею, сэр, — произнес Эллиот бесстрастно. — Но это
невозможно.
— Но, инспектор... — умоляюще начал Ингрэм.
— Я очень сожалею, сэр. Мы еще сами не видели пленку. Как
только придет время, вы тоже, без сомнения, подучите возмож-
ность ее посмотреть.
Наступила тишина.
— А вы не считаете, инспектор, что по отношению ко мне это
не очень справедливо? — проговорил профессор, меняясь в голо-
96
се. — В конце концов, будучи опытным свидетелем, я помогал вам
изо всех сил. Вы первый должны признать, что эта помощь была
ощутимой. Разумеется, сейчас я охвачен вполне естественным бес-
покойством и хочу знать, насколько прав оказался.
— Сожалею, сэр.
Эллиот сделал шаг назад и столкнулся с весами. Гири весов за-
звенели. Он взглянул налево и столкнулся с собственным отражени-
ем в темном зеркале, висевшем на стене. До каких же пор
совпадения будут преследовать его?! Он вдруг сообразил, что апте-
кари обычно держат эти зеркала, чтобы следить за появлением
клиентов, когда те входят в лавку. И снова повернулся к
Ингрэму.
— Ну что ж, — криво ухмыльнулся профессор. — Ничто не из-
лечивает меня лучше, чеги препятствия моему врожденному любо-
пытству. — И снова оживившись, заговорил в своем обычном шут-
ливом тоне. — По правде говоря, вы сильно ущемили мое
самолюбие. — Он задумался. — Да... самолюбие. Однако если вы
не возражаете, то прежде чем уйти, я сделаю кой-какие покупки.
Стивенсон! Дайте коробку бритвенных лезвий. Как обычно. И пач-
ку таблеток от горла. Да, вот этих. О! И еще... — Он двинулся
вдоль прилавка и строго сказал: — Мне надо торопиться в Бел-
гард. После вскрытия необходимо будет заняться похоронами. К
тому же вечером ожидают из Бата приезд Викерса. Он зачитает
завещание. Интересно, пришел уже в сознание Вилбер Эммит?
— Послушайте, — остановил его доктор Фелл так неожиданно,
что все присутствующие вздрогнули. — У вас есть какая-нибудь
версия? — взволнованно спросил он.
— А! — вскрикнул профессор и резко выпрямился. — А если бы
и была у меня какая-нибудь версия, доктор, то не кажется вам, что
сейчас не место и не время ее излагать?
— И все же...
— И все же! Вы, доктор, умный человек; думаю, что вам мож-
но довериться. — (У Эллиота вдруг возникло ощущение, что перед
ним не профессор, а картонная девушка, рекламирующая мыло.) —
Прошлой ночью я уже говорил инспектору, так же как, впрочем,
повторял это и другим, что они не учитывают некоторые очень
важные обстоятельства. Я имею в виду, разумеется, мотив преступ-
ления. — Ингрэм покраснел, вероятно, от напряжения мысли. — Я
не собираюсь его с вами обсуждать. Только хочу спросить сле-
дующее: известен ли вам один из самых убедительных мотивов
убийства (кстати, он очень хорошо описан в криминальной психо-
логии), который можно назвать общим термином «влечение к
власти»?
— Черт возьми! — не удержался Фелл.
— Что вы сказали?
4 Джон Карр
97
— Ничего, ничего, простите, — с искренним смущением пробор-
мотал доктор. — Я не думал, что мне придется столкнуться с этим
так быстро.
— Вы не согласны? Вы думаете, что отравление конфет в конди-
терской миссис Терри и вчерашнее убийство совершены разными
людьми?
Доктор Фелл наморщил лоб.
— Нет, — возразил он. — Напротив, я почти уверен, что они
совершены одним и тем же человеком.
— Прекрасно! Тогда в чем заключается недостающее звено? На-
зовите мне другой мотив этих преступлений!
Застрекотал кассовый аппарат Получив от аптекаря пакет с по-
купкой, профессор Ингрэм вполоборота повернулся к доктору и
уставился на него, словно тот невольно навел его на новые раз-
мышления.
— Я могу снова повторить, — добавил он, — мотив, упомяну-
тый мною, — единственный мотив обоих преступлений. Убийца не
собирался убивать конкретно бедного Фрэнки Дейла или детишек
из семьи Андерссон. Возможно, он не желал убивать и Маркуса
Чесни. Я имею в виду в материальном смысле. И Мэрджори, и
Джо Чесни — всем нам это известно— наследуют огромные суммы
денег. А убийца, — глаза профессора расширились, — не получает
ничего! Но может, мне не стоит отвлекать вас от ваших обязанно-
стей? До свидания, доктор Фелл. До свидания, Стивенсон. До
свидания.
Он вышел, оставив дверь приоткрытой. По улице с грохотом
промчался грузовик, в витрине задрожали стекла; свежий и влаж-
ный аромат деревьев проник в помещение, потеснив запахи ле-
карств. Доктор Фелл принялся насвистывать сквозь зубы песенку
«Рядом с моей блондинкой». Приподняв трость, он указал^екУ в
сторону двери.
— Клянусь, я не думаю ничего дурного, — произнес он, — но...
этот мистер имеет алиби?
— Неопровержимое! В том-то и заключается все зло. Ни одно
из этих алиби не состоит в том, чтобы кто-нибудь, допустим, от-
сутствовал здесь в определенное время, потому что уехал отсюда
на поезде или на автомобиле. Эти алиби основываются на том, что
одни люди видели других. В единственном случае алиби подтверж-
дается точно установленным временем^ — Эллиот запнулся, вспом-
нив о присутствии постороннего. Пока он излагал свои мысли, по
лицу Гобарта Стивенсона перекатывались волны неописуемого на-
слаждения. Поймав взгляд Эллиота, аптекарь поспешил придать
ему выражение, более подобающее его профессии.
— Так о чем вы только что говорили, Стивенсон? — строго
проговорил Эллиот.
98
— Честно сказать, инспектор, я бы предпочел, чтобы вы сами
все увидели. Если вы считаете...
— Постойте! — громко перебил его Фелл.
Он зашел за прилавок и заглянул в помещение, в котором при-
готавливались лекарства. Явно очарованный столь значительным
посетителем, Стивенсон поспешно последовал за ним. Доктор Фелл
с любопытством оглядывал комнату, остановившись в узком про-
ходе между стеллажами.
— Как тут у вас с ядами? — поинтересовался он таким тоном,
будто спрашивал о водопроводе.
— Нормально, сэр.
— А у вас есть цианистый калий или синильная кислота?
И тут вдруг Стивенсон занервничал. Обеими руками он тороп-
ливо пригладил волосы, кашлянул и напустил на себя деловой вид.
— Нет, нет, — быстро проговорил он. — Ни капли цианистого
калия у меня нет. Есть пара пузырьков синильной кислоты, но се-
годня утром я говорил с мистером Боствиком и...
— А вам приходилось продавать ее?
— Нет. У меня ее не покупали уже года полтора... — Он робко
покосился на присоединившегося к ним Эллиота. — Я говорю, су-
перинтендант Боствик допрашивал меня сегодня утром. И (между
нами говоря) я сказал ему, что если бы кто-нибудь из Белгарда и
купил бы где-нибудь цианистый калий для фруктовых деревьев,
то... Это ему бы не пригодилось. Учитывая температуру, которая
в течение всего года поддерживается в теплицах (от 28 до 45° С),
понадобился бы целый баллон цианистого калия.
Эллиот слышал об этом впервые.
— Если хотите, могу показать мой журнал, — предложил Сти-
венсон.
— Не надо, — отрезал доктор Фелл. — Откровенно говоря, ме-
ня больше интересует фотография. Ваша аптека больше похожа на
ателье фотографа. — Он продолжал оглядываться, хлопая глаза-
ми. — Вы продаете специальные лампы «Фотофлуд»?
— «Фотофлуд»? Разумеется.
— А скажите-ка, — продолжал доктор, — если я включу эту
лампу и оставлю ее зажженной, сколько времени она продержится?
На этот раз захлопал глазами Стивенсон.
— Но это невозможно, — с проницательным видом заметил
он. — Эти лампы зажигают только на время съемок.
— Да, да! Но допустим, я большой чудак. Включил лампу, за-
был ее выключить. Сколько времени она будет гореть?
Аптекарь задумался.
— Думаю, около часа. Но...
— Вы уверены?
— Абсолютно уверен, доктор. Это очень надежные лампы.
99
— Хм! Пусть будет так. А кто-нибудь из Бел гарда покупал у
вас лампы вчера утром?
— Вчера утром? — снова занервничал Стивенсон. — Дайте-ка
подумать. Да, покупал. Мисс Уилз. Она зашла в аптеку около деся-
ти утра и купила лампу. Но если вы не возражаете, то я просил
бы вас не упоминать мое имя. Я бы не хотел сообщать ничего дур-
ного об обитателях Белгарда.
— И как часто покупала мисс Уилз эти лампы?
— Часто? Нет, нет. Иногда.
— Для себя?
— Нет, нет, нет. Для мистера Чесни. Он иногда фотографиро-
вал в теплицах. Они фотографировали образцы персиков для рекла-
мы. Он и вчера поручил мисс Уилз купить лампу.
Глаза доктора Фелла округлились, он перевел взгляд на
Эллиота.
— По вашим словам, инспектор, она заявила, что лампа была
новой и куплена ею. — Он снова повернулся к Стивенсону. — А
мисс Уилз не интересуется фотографией?
— Нет, нет, нет! Она никогда и ничего не покупала у меня для
фотографии!
Охваченный воспоминанием, Эндрю Эллиот поднял глаза и во
второй раз, словно по мановению волшебной палочки, столкнулся
со взглядом Мэрджори Уилз, глядевшей на него’ из зеркала.
Никто из них не слышал дребезжания колокольчика над дверью,
так как она оставалась приоткрытой. Не слышали они и ничьих
шагов на пороге, и пока Эллиот поднимал глаза и наблюдал отра-
жение девушки в зеркале менее чем в полутора метрах от себя, он
слышал лишь последние слова аптекаря.
Образ девушки возник как бы из ничего, с чуть приоткрытым
ртом и в той же фетровой шляпе, в какой она была на пристани
Роял Альберт. Одна рука Мэрджори, в перчатке, словно висела в
воздухе. Глядя прямо в ее глаза, Эллиот видел, как в них рождается
воспоминание предыдущей встречи.
Теперь она знала, где видела его впервые.
Словно маленький ребенок, Мэрджори Уилз сунула в рот палец.
В ту же секунду с грохотом зазвенело дверное стекло. Брызнули
осколки. А спустя мгновение в наступившей тишине все уставились
на покачивающийся на полу камень.
Глава 13
Перепрыгнув через прилавок, Эллиот бросился к двери. Он не
отдавал отчета в своих действиях — это был импульс, рожденный
полицейской выучкой. Впрочем, была и еще одна причина: он боял-
ся встречаться со взглядом девушки.
100
Распахнув дверь и в ярости давя звеневшие под ногами осколки,
он выскочил наружу и огляделся.
На улице было пусто. Лишь в дальней ее части увлеченно кру-
тил педали велосипеда разносчик. Запрокинув на ходу голову, с ин-
тересом изучал небо. Он был слишком далеко...
— Успокойся! — приказал себе Эллиот. Кровь продолжала сту-
чать в его висках. Подставив лицо порывам прохладного ветра, он
попытался взять себя в руки. Он не должен, не имеет права совер-
шать ошибочные шаги. Он не должен сломя голову выскакивать
на улицу, не может ставить себя в смешное положение, потому что
они будут не только кидать камни, но еще и потешаться. Может
быть, крикнуть и потребовать, чтобы этот наглый мальчишка объ-
явился? Нет, лучше пока не делать этого. Или зайти в лавку зелен-
щика напротив? Не стоит; лучше подождать, пока злоумышленник
сам начнет тревожиться о том, что натворил.
Теперь по крайней мере Эллиот сам убедился в силе той скрыт-
ной и глухой враждебности, окружавшей Мэрджори Уилз последние
месяцы.
Постояв еще некоторое время на середине улицы, он молча раз-
вернулся и вошел в аптеку. Мэрджори, закрыв лицо руками, стояла
у прилавка.
— Но за что? — всхлипнула она жалобно. — Ведь я ... я не сде-
лала ничего плохого.
— Послушайте! — воскликнул побледневший Стивенсон. — Они
не имеют права бить мои стекла! Я-то уж тем более ни в чем не
виноват! Они не имеют права! — возмущенно повторил он. — Инс-
пектор, вы ведь не оставите это так?!
— Конечно, — сказал Эллиот. — Но сначала...
Стивенсон смутился.
— Может быть, вам принести стул, мисс Уилз? —
забеспокоился он. — Или вы поднимитесь наверх? Я не предпола-
гал, что дело так серьезно, — добавил он, став снова предупреди-
тельным. — Мне кажется, что вам опасно выходить сейчас на
улицу.
— Что значит опасно? — возмутился Эллиот. — В конце кон-
цов, где мы находимся? В Англии или в Германии? Мы что, кучка
запуганных «неарийцев»? Скажите мне, мисс Уилз, куда вы собира-
етесь идти, и если хоть кто-нибудь посмеет косо на вас посмотреть,
я устрою ему такую головомойку, что он забудет о том, кто такой
доктор Немо!
Она живо повернула голову и посмотрела на него. И вдруг мно-
гое для них стало таким ясным и понятным, словно было отпеча-
тано на грудах картонных коробок, стоявших вокруг. Не слова
Эллиота вызвали это ощущение. Это были волны, невидимые и
тончайшие волны, излучаемые их чувствами, едва уловимые, как
101
тепло, исходящее от тела. И Эллиот снова почувствовал, что меж-
ду ним и девушкой существует какая-то невидимая, необъяснимая
связь, заставляющая его воспринимать мельчайшие черточки ее ли-
па, каждый волосок на ее висках.
— Спокойно, — вмешался доктор Фелл, и его трубный голос
вернул молодых людей из забытья. — В конце концов, я не считаю,
что мы в плохом положении, — почти радостно заявил он. — Мисс
Уилз желает остаться и посидеть здесь? Пусть оно так и будет!
Хочет куда-то пойти? Пусть идет! Почему бы и нет? Вы ведь при-
шли сюда с какой-то целью, мисс? Вы что-то искали?
— Я пришла?.. — переспросила она, приходя в себя, но все еще
не в силах оторвать свой взгляд от Эллиота.
— Вы хотели что-то купить? Что? Мыло, зубную пасту, соль
для ванны?
— О! Я пришла за... инспекторохм. — Она наконец повернулась
к Феллу. — Майор Крау требует, чтобы он немедленно приехал в
Белгард. Его ищут с одиннадцати утра, и никто не знал, куда он
подевался. Звонили Стивенсону. Майор Крау сказал, что вы... что
инспектор будет здесь к часу дня. Но телефон почему-то не отве-
чал, поэтому я подумала, что если съезжу в Содбери Кросс, то
смогу хоть немного успокоиться. — Помолчав, она добавила: —
Машина снаружи, если... мне не прокололи шины.
— Но... А зачем я понадобился майору Крау в Бел гарде? Он
ведь сам должен приехать сюда с минуты на минуту!
— А вы разве не знаете? Вы хотите сказать... вам еще никто
не сообщил?
— А что мне должны были сообщить?
— Умер Вилбер, — проговорила Мэрджори.
Доктор Фелл прикрыл глаза полями шляпы.
— Жаль, — пробормотал он тихо. — Значит, рана была смер-
тельной?
— Нет, — сказала Мэрджори. — Дядя Джо говорит, что ночью
кто-то проник к Вилберу в комнату и сделал ему в руку инъекцию
цианистого калия... Он умер во сне.
Воцарилась глубокая тишина.
С трудом выбравшись из узкого прохода, доктор Фелл опустил
голову и тяжелыми шагами направился к входной двери. Там он
остановился. Затем вынул из кармана большой красный платок и
шумно высморкался.
— Простите меня, — сказал он. — Мне часто приходилось бо-
роться с силами зла, но... я никогда не видел, чтобы они могли
действовать так ловко, умело и целенаправленно. Как это про-
изошло?
— Не знаю. Этого никто не знает, — пролепетала Мэрджори,
изо всех сил стараясь совладать с собой. — Мы все легли поздно
102
и встали лишь около одиннадцати. Дядя... дядя Джо сказал, что
сидеть ночью подле Вилбера не надо. А сегодня утром Памела во-
шла в его комнату и ...увидела.
Она беспомощно всплеснула руками.
— Понятно. Стивенсон!
— Да, доктор?
— У вас в порядке телефон?
— Д-да, — ответил озабоченно аптекарь. — Я все утро находил-
ся здесь и не понимаю...
— Понятно. — Доктор Фелл повернулся к Эллиоту. —
Предлагаю вам позвонить в Белгард. Скажите майору, пусть не-
медленно приезжает сюда...
— Но это невозможно! Я не могу так поступить, доктор! —
запротестовал Эллиот. — Вы же знаете, что майор Крау —
комиссар полиции. А Боствик...
— Тогда я позвоню, — мягко проговорил доктор. — Я хорошо
знаком с Крау еще со времен расследования дела о Восьми Шпагах.
Ну, и скажу вам правду, — добавил он, заметно покраснев, — Крау
обратился ко мне за помощью сразу после преступления в конди-
терской миссис Терри. Я отказался. Отказался, потому что вывод,
к которому я пришел, показался мне настолько из ряда вон выходя-
щим, что я даже побоялся произнести его вслух. Но теперь, черт
побери! Я начинаю понимать, что в нем не было ничего из ряда
вон выходящего! Наоборот, это явно, это просто бросается в глаза!
Именно поэтому мне удалось сегодня довольно быстро объяснить
вам многие вещи... — Он махнул рукой. — Но оттого, что я так
скромничал... погибли еще двое!
Итак, вы нужны мне здесь! И здесь же нужен мне Крау! Я во
что бы то ни стало хочу именно теперь увидеть отснятый на пред-
ставлении фильм. Я хочу объяснить вам, пользуясь этой черно-бе-
лой пленкой, что, по-моему, произошло. Я сам позвоню им и дам
необходимые указания. Но за это время, — раскаты, громового го-
лоса доктора Фелла стихли, и он уже спокойно поглядел на Эллио-
та, — я прошу вас расспросить мисс Уилз, что она делала в аптеке
на пристани Роял Альберт.
Мэрджори окаменела. Не заметив ее реакции, Эллиот повернул-
ся к Стивенсону.
— Верхний этаж дома тоже принадлежит вам? Вы не могли бы
предоставить мне комнату на несколько минут?
— О, разумеется! Вы можете воспользоваться той самой комна-
той, где мы будем смотреть пленку.
— Благодарю. Проводите нас, пожалуйста. Прошу вас, мисс
Уилз.
Мэрджори не произнесла ни слова. Стивенсон проводил их на-
верх в уютную, немодно обставленнную комнату с окнами на ули-
ки
цу. Широкая двухстворчатая дверь соединяла ее с другим помеще-
нием, вероятно, спальней; дверь была раскрыта, но в ее проеме ви-
села на кнопках скатерть, которая, видимо, должна была заменить
экран. Тяжелые занавески были наполовину развинуты, в камине
горел яркий огонь. На столе стоял кинопроектор с готовыми к про-
смотру бобинами.
Мэрджори молча подошла к дивану и села. Оглядевшись, слов-
но для того, чтобы убедиться, что они остались вдвоем, она повер-
нула лицо к Эллиоту и спокойно заговорила.
— Ведь я не ошиблась, когда сказала, что мы с вами уже встре-
чались.
— Да, — признал Эллиот, сев к столу и вынув блокнот. Рас-
крыв его, он сильным движением расправил страницы. — Если
быть точным, то мы встречались в прошлый четверг, в аптеке
«Мэзон и сын» на Браун Роуд — 16. Там вы хотели купить цианис-
тый калий.
— И тем не менее вы никому об этом не говорили.
— Почему вы так считаете, мисс Уилз? Почему вы думаете, что
меня намеренно послали в ту аптеку?
Он сказал это умышленно, чтобы скрыть свое смущение. Он не
знал, в какой степени выдал себя, когда они находились внизу, и
не мог позволить ей злоупотребить сделанным ею открытием. Его
умышленная инсинуация достигла желаемого эффекта. Мэрджори
побледнела. Взгляд ее, до того открытый и спокойный, дрогнул.
Сначала она не поняла, чуть позже в ее глазах вспыхнул гнев.
— О! Значит, вы приехали сюда, чтобы арестовать меня?
— Это зависит от обстоятельств.
— Но разве это преступление — покупать цианистый калий?
Эллиот приподнял блокнот и бросил его на стол.
— Между нами, мисс Уилз, зачем вы говорите таким тоном?
Как, по-вашему, нужно вас понимать?
Девушка не спускала с него глаз, стараясь понять, что он думает
на самом деле. И, уловив в его последних словах скрытую просьбу
о помощи, стала успокаиваться. Эллиот невольно любовался ею.
— А если я скажу вам правду, инспектор... если я честно скажу,
для чего мне понадобился яд... вы поверите мне?
— Если вы скажете правду, то поверю.
— Но я имею в виду другое. Для меня не это важно. Если я
расскажу вам всю правду, вы позволите мне никогда ее больше не
произносить? — совершенно искренне спросила она.
— Сожалею, мисс. Но я не волен давать подобные обещания.
Если окажется, что ваше заявление важно для следствия...
— Оно не имеет никакого отношения к следствию.
— Тогда ладно. Для чего вам понадобился цианид?
— Я хотела отравиться, — просто ответила девушка.
104
В наступившей тишине Эллиот хрустнул пальцами.
— Но почему?
Мэрджори тяжело вздохнула.
— Мысль о возвращении домой была мне совершенно невыно-
сима. Вот. Теперь я хоть кому-то сказала об этом.
И она странно посмотрела на него, словно сама удивляясь свое-
му признанию.
— Но послушайте, — взволнованно проговорил Эллиот, неза-
метно для себя выходя за рамки полицейского допроса. Девушка,
казалось, тоже не заметила этого. — Какие были у вас причины
для самоубийства?
— Если бы вы оказались в моем положении... Быть обвиненной
в отравлении людей, каждую минуту ждать, что тебя арестуют,
знать, что не арестовывают только оттого, что не хватает улик.
Затем отправиться на прекрасном пароходе в путешествие по Сре-
диземному морю, в путешествие, которое иначе не совершить ни-
когда в жизни, даже имея дядюшку-миллионера... А после этого
попробуйте представить себе, что значит вернуться... к тому, что
осталось в прошлом. Попробуйте. Попробуйте! И вы поймете, что
это значит. — Она сжала кулаки. — О, теперь-то мне лучше. Но в
тот момент, когда я спустилась с парохода, я просто почувствова-
ла, что не вынесу этого снова. Я ни о чем не думала. Если бы
я заранее все обдумала, мне было бы нетрудно придумать какое?
нибудь подходящее объяснение для аптекаря. В ту минуту я думала
лишь об одном: я слышала, что цианистый калий действует без бо-
ли и мгновенно. Один глоток — и тебя уже нет. И еще я подумала,
что в лондонском Ист-энде меня никто не знает. Решение пришло
мне в голову, когда пароход стал подниматься вверх по реке, я сно-
ва увидела дома... и все такое.
Эллиот отложил карандаш в сторону.
— А ваш жених?
— Мой жених?
— Вы хотите сказать, что решили отравиться накануне вашей
свадьбы?
Мэрджори в отчаянии всплеснула руками.
— Говорю вам, я была в таком состоянии... Кроме того, прежде
чем все это произошло, мне было так хорошо, я надеялась, что все
уладится. Когда я познакомилась в Лондоне с Джоржем...
— Когда вы познакомились с ним в Лондоне? — перебил
Эллиот.
— Черт! — пробормотала Мэрджори, закрыв рот ладонью и не
сводя с него глаз. Затем на ее лице появилась гримаса усталости
и цинизма. — Ладно! Почему бы и не сказать вам? Я уже по горло
сыта всем этим. Я знакома с Джоржем уже годы! Годы, годы. Мне
представили его в Лондоне на каком-то празднике (дядя Маркус
105
редко позволял мне одной ездить в город), и я страшно влюбилась
в него. Иногда мне удавалось незаметно съездить в Лондон и
встретиться с Джоржем. О! Мы не делали ничего предосудительно-
го! Думаю, мне просто не хватало храбрости или бесстыдства, но
я так устроена. Мы считали, что будет неосторожно знакомить его
с дядей Маркусом. Дядя Маркус никогда... никогда не одобрял лю-
дей, приезжавших ко мне. Я не хвастаюсь, но я действительно хо-
рошая хозяйка, и дяде это было очень удобно... Вы понимаете, что
я хочу сказать. — Она покраснела. — Во-вторых, Джорж был хоро-
шо наслышан о характере дяди Маркуса. Тот пришел бы в ярость,
если б узнал, что творится за его спиной. Понимаете?
— Понимаю.
— Поэтому было удобно устроить все так, будто мы встрети-
лись случайно. И лучше всего где-нибудь за границей. К тому же
Джорж утверждал, что хочет отдохнуть. Конечно, такое путешест-
вие было ему не по карману, но у меня была пара сотен фунтов
стерлингов из страховки, которую оставила мать. Я взяла их, и мы
смогли оплатить путешествие Джоржа.
(«Свинья! — процедил сквозь зубы Эллиот. — Гнусная, ловкая
свинья».) В глазах девушки показалась тревога.
— Это неправда! — воскликнула она. — То есть я хочу сказать,
что я сказала все правильно, но другое неправда! Джорж самый
яркий из всех известных мне людей, и он очень уверен в себе. За
это я его и люблю. Да, он очень уверен в себе.
— Извините меня, — начал было Эллиот и... вдруг в ужасе
осекся. «Свинья! Гйусная, ловкая свинья!»
Ведь он же не произносил этих слов вслух! Он только подумал.
И эта девушка, хоть она и была очень проницательной, по крайней
мере в том, что не касалось Джоржа Хардинга, она не могла же
читать мысли!
А Мэрджори, казалось, вовсе и не заметила того, что про-
изошло.
'— И я надеялась, — продолжала она довольно резко, — что
Джорж не ударит в грязь лицом при встрече с моим дядей. Разуме-
ется, я очень и очень хотела, чтобы он произвел самое благоприят-
ное впечатление. Но эта... эта уничижительная его кротость была
для меня совершенно неожиданной и лишней. Однажды в Помпеях
дядя Маркус вдруг вздумал решительно объясниться, да еще в при-
сутствии Вилбера и профессора Ингрэма. В публичном месте, куда
в любую минуту мог войти любой посторонний! Он принялся да-
вать Джоржу указания, каким образом тот обязан поступить, а
Джорж, словно овечка, все это выслушивал. И вы еще удивляетесь,
почему я чувствовала себя такой подавленной и почему мне хоте-
лось кричать, когда мы сошли с корабля! Я вдруг поняла, что в
моей жизни ничего не изменилось, что все будет идти так же, как
106
и прежде. И где бы я ни оказалась, везде по-прежнему будет нахо-
диться дядя Маркус, дядя Маркус, дядя Маркус...
— Вы не любили дядю? — удивился Эллиот.
— Я любила его. Очень любила! Но мы говорим совершенно
о другом. Неужели вы не понимаете?
— Я понимаю.
— По-своему он был очень добрый. Я всем обязана ему. Он
оставил дела, чтобы подарить мне эти прекрасные каникулы, когда
я действительно в этом нуждалась. Но если б вы знали, как невоз-
можно было с ним разговаривать более пяти минут! Да еще эти
бесконечные споры с профессором Ингрэмом о преступлениях (до-
говорились до того, что у нас самих совершено настоящее преступ-
ление!), и его рукопись по криминалистике...
Эллиот снова взялся за карандаш.
— Рукопись по криминалистике?
— Да. Я уже говорила о ней. Он давно работал над каким-то
теоретическим исследованием. Поэтому и дружил с Ингрэмом. Он
любил повторять: «Вот вы утверждаете, что психолог мог бы
стать самым лучшим преступником в мире. Вы совершите какое-
нибудь преступление абсолютно без дурных намерений и тем са-
мым подтвердите свою теорию на практике». Бр-р-р!!!
— Понимаю. И что ответил профессор Ингрэм?
— Он говорил: «Нет, спасибо». И добавлял, что не сумеет со-
вершить преступление до тех пор, пока не придумает совершенного
алиби...
Эллиот оживился еще больше, так как эта мысль показалась ему
знакомой. Мэрджори продолжала:
— ...но чем больше он об этом размышлял, тем меньше был
уверен, что даже психолог способен придумать такую ситуацию,
когда человек сумеет оказаться в двух местах одновременно. —
Скрестив ноги, Мэрджори откинулась на спинку дивана. — Меня
бросало то в жар, то в холод от этих рассуждений. Теперь-то по-
нятно, почему случилось то, что случилось. Именно эти ужасные
события и произошли, а мы не знаем, кто и как их совершил. И
вот умер Вилбер, не обидевший за всю свою жизнь и мухи. А еще
меньше зла натворили Фрэнки Дейл, малыши Андерссоны и даже
дядя Маркус! Я и так уж едва в состоянии выносить все это.., а
тут еще в меня принялись бросать камни. Ну что они еще могут
сделать со мной?! Линчевать? Сжечь? Помогите мне! Пожалуйста,
помогите!
Она замолчала. В ее голосе было столько искренности, нежнос-
ти и мольбы, что Эллиот мигом потерял все свое официальное
хладнокровие. Она подалась вперед и протянула руку, словно прося
его помочь ей подняться, и ни на мгновение не отводила от него
взгляда. Но в этот момент за дверью послышался страшный шум,
107
будто по лестнице, переступая своими огромными ножищами, под-
нимался голодный, ворчливый слон. Дверь с грохотом распахну-
лась и в проем бочком протиснулся доктор Фелл.
— Извиняюсь за вторжение, — хлопая глазами, проговорил
он. — Но сейчас лучше прервать допрос. Сюда поднимаются Крау
и Боствик. Вам надо уйти, мисс Уилз. Стивенсон закрывает аптеку;
его помощник, отвезет вас домой на своем автомобиле. А затем...
Он воззрился на кинопроектор.
Глава 14
Когда Мэрджори выходила из комнаты, она столкнулась в две-
рях с майором Крау и суперинтендантом Боствиком. Майор молча
подождал, пока Мэрджори закроет дверь. Вид у него был совер-
шенно обычный.
— Добрый день, инспектор, — вежливо поздоровался он. —
Вернее, добрый вечер. Между прочим, мы искали вас все утро.
— Я сожалею, сэр.
— Ну ничего! — любезно продолжал майор. — Я просто хотел
вам сообщить, что теперь нам придется расследовать еще одно ма-
ленькое дельце. Еще одну смерть.
— Повторяю, мне очень жаль, сэр.
— Я не упрекаю вас, потому что с вами оказался мой друг
Фелл. По сравнению со мной вы счастливчик. Я пытался заинтере-
совать его этим делом еще в июне. Но оно было для него, кажется,
недостаточно сенсационным. Не было ни запертой комнаты, ничего
сверхъестественного, ни одной детали вроде той, что удалось обна-
ружить во время расследования преступления в гостинице «Роял
Скардит». Обычное жестокое отравление стрихнином, несколько
необъяснимых убийств. Но сейчас количество следов значительно
расширилось, появились еще две жертвы, одну из которых, инспек-
тор, вам будет очень интересно изучить...
Эллиот взял свой блокнот.
— Я уже дважды повторил, что очень сожалею, — произнес он
с подчеркнутой медлительностью. — И не считаю необходимым
повторять это без конца. Кроме того, скажу откровенно, сэр, я не
пропускаю ничего из того, что должен знать. Кстати, в Содбери
Кросс есть хоть один полицейский?
Боствик, вытащивший трубку и кисет и собравшийся было от-
винчивать мундштук, остановился и поднял голову.
— Да, друг мой, в поселке есть полисмен, — сказал он. —• А по-
чему вы спрашиваете?
— Только потому, что никого не видел. Кто-то разбил стекло
в витрине на нижнем этаже лавки. Грохот был такой, что его
108
можно было услышать даже в Бате. Но полисмен здесь не объя-
вился.
— Неужели? — спросил Боствик, ритмично захлюпав трубкой.
Его лицо, казалось, стало раздуваться. — Что вы хотите этим
сказать?
— Только то, что говорю.
— Если вы хотите сказать... — заговорил Боствик. — А я убеж-
ден, — обратите внимание, убежден! — что именно это вы хотите
сказать, будто нам еше надо гоняться за пацанами... тогда я со-
гласен.
— Прекратите! — рявкнул доктор Фелл.
Словно шквал ветра ударил в окно, и оба спорящих повернулись
к доктору.
— Прекратите, — сурово повторил Фелл. — Вы ругаетесь из-за
какой-то ерунды. И оба это прекрасно знаете. Если вам хочется воз-
ложить на кого-то вину, возложите ее на меня. Истинная причина
ваших препирательств заключается в том, что у каждого из вас уже
сложилась собственная версия и вы не желаете от нее отказывать-
ся. Но если вы не хотите проявить объективность, то мы с вами
ничего не добьемся!
Майор Крау искренне и дружелюбно рассмеялся. Напряжение
спало. Эллиот и Боствик улыбнулись.
— Старый разбойник абсолютно прав, — согласился майор. —
Извините меня, инспектор. Фелл, дружище, наши нервы действи-
тельно так напряжены, что мы теряем над собой контроль. А со-
хранять нам его необходимо.
Боствик вынул из кармана портсигар и протянул Эллиоту.
— Закуривайте? — предложил он.
— С огромным удовольствием.
— А теперь, — свирепо прорычал Фелл, — раз согласие между
нами восстановлено и всеми овладело дружеское тепло...
— Я не могу признать, что у меня уже сложилась законченная
точка зрения на происшедшее, — с легким возмущением возразил
майор Крау. — Это неверно. Я знаю только одно: я прав. Увидев
этого беднягу Эммита...
— А-а! — насмешливо и недоверчиво пробормотал Боствик.
— ...но нет никаких следов, инспектор. Зацепиться не за что.
Эммит лежит в спальне: среди ночи кто-то проникает к нему и де-
лает ему инъекцию. Никто не слышит, никто не признается в том,
что слышал ночью что-нибудь подозрительное. Но ведь кто-то это
сделал! Это мог быть и человек со стороны; оказывается, они ни-
когда не запирают дом на замки. А! И еще. Я видел медицинское
заключение. Чесни был убит приблизительно шестью сантиграмма-
ми чистого цианистого калия. Ни ртути, ни синильной кислоты;
никаких других примесей не обнаружено. Вот и все наши данные.
109
— Не все, — с довольным видом возразил Фелл. — Стивенсон,
идите сюда. Мы уже готовы. Включайте проектор!
В кохмнате повисла тяжелая напряженная тишина. Стивенсон с
гордым видом торопливо принялся за работу. Действовал он с лов-
костью. Первым делом он вытер лоб, изучающе посмотрел на ка-
мин и окна. Затем поправил повешенную в дверном проеме
скатерть, поразмыслив, отодвинул к стене стол, так, чтобы он ока-
зался напротив проема. Потом снова пододвинул его немного впе-
ред. Вынув из книжного шкафа несколько пухлых томов
Британской энциклопедии, он водрузил их один на другой на столе,
а сверху поставил проектор. Все это время четверо следователей
прохаживались по комнате и отчаянно дымили своими трубками,
заполняя ее сизым туманом.
— Ничего не выйдет, — неожиданно объявил Крау. — Что-
нибудь обязательно сломается.
— Да что же тут может сломаться? — удивился Эллиот.
— Не знаю. Какая-нибудь мелочь. У меня такое предчувствие.
А то выходит все слишком гладко. Вот увидите!
— Уверяю вас, сэр, все будет в порядке, — сказал Стивенсон,
повернув к ним обливающуюся потом физиономию. — Через мину-
ту все будет готово.
И снова нависла тишина, на этот раз более продолжительная.
Временами ее прерывали то грохотание транспорта снаружи, то ка-
кие-то странные и неожиданные звуки: Стивенсон продолжал копо-
шиться около аппарата. Наконец он отодвинул в сторону диван,
чтобы он не мешал видеть скатерть, раздвинул стулья, снова раз-
гладил складки на скатерти и переставил кнопки.
— Ну, джентльмены, — проговорил он, взявшись за занавес-
ку. — Готово. Присаживайтесь. Сейчас я погашу свет.
Доктор Фелл уселся прямо в центре дивана. Боствик присел на
его край. Эллиот пододвинул свой стул ближе к экрану. Послышал-
ся шорох задергиваемых , занавесок.
— Итак, джентльмены...
— Постойте! — приказал Крау, вынув изо рта трубку.
— Черт побери! — проворчал Фелл. — Ну что еше?
— А чего мы так суетимся? — поинтересовался Крау, взмахнув
трубкой. — Предположим, что... предположим, все складывается
удачно.
— Так именно в этом мы и хотим убедиться!
— Предположим, все произойдет так, как мы и предполагаем.
Нам станут известны некоторые обстоятельства. Например, истин-
ный рост доктора Немо. Поэтому именно сейчас следует раскрыть
карты. Что мы собираемся увидеть? Кто был этот доктор Немо?
Что скажете, Боствик?
Над спинкой дивана показалось круглое лицо суперинтенданта.
по
Трубку при этом он ухитрялся держать таким образом, что она,
казалось, висела в воздухе за его головой.
— Ладно, сэр. Коли вы хменя спрашиваете... я вам отвечу: у ме-
ня нет ни малейших сомнений в том, что мы увидим мистера Вил-
бера Эммита.
— Эммита? Но ведь Эммит мертв!
— Но тогда он еще не был мертв, — резонно заметил суперин-
тендант.
— Ну хорошо. Пусть будет так. А ваше мнение, Фелл?
— Майор, — начал Фелл с подчеркнутой любезностью, — мое
мнение такое: я желаю лишь одного, чтобы мне дали возможность
посмотреть пленку. В некотором роде я, конечно, подозреваю, что
мы увидим. А в некоторохм роде я не уверен. А еще в некотором
роде мне уже кажется неважно то, что я конкретно увижу, лишь
бы нам дали посмотреть.
— Прекрасно! — проговорил Стивенсон.
Наконец свет был погашен. Теперь в наступившем сумраке там
и сям призрачно тлел табак в трубках да в камине мерцали уголья.
По комнате расползалась сырость, обитательница старых камен-
ных домов.
Эллиот без труда различал в сумраке силуэты и лица своих то-
варищей и даже фигуру Стивенсона в глубине комнаты. Аптекарь
осторожно пробирался к столу, стараясь не задеть электрический
шнур, торчавший из проектора. Стивенсон включил аппарат. Из не-
го тотчас вырвались полоски евета, и аптекарь стал походить на
согнувшегося над тиглем алхимика. Луч света вышел из проектора
и вонзился в экран большим белым пятном метра полтора в
диаметре.
Из глубины комнаты слышалось какое-то непонятное кляцканье,
будто что-то то открывалось, то закрывалось. Аппарат продолжал
вибрировать и вдруг сильно загудел. На экране сверкнула молния,
расширилась и пропала, превратившись в сплошную черноту.
Но гудение продолжало наполнять комнату. На черном прямоу-
гольнике продолжали искрить и чиркать серые молнии, прямоу-
гольник трепетал. И вдруг словно вертикальная трещина пересекла
центр экрана и стала увеличиваться, словно кто-то ее раздвигал.
Появилась тень. Наконец Эллиот сообразил, что это было. Они все
словно смотрели из музыкальной залы, а темная тень — Маркус
Чесни — раскрывала перед ними створки дверей в кабинет.
Кто-то кашлянул. Изображение слегка подпрыгнуло; тогда они
увидели, как из темноты возникла задняя часть кабинета в Белгар-
де. В углу кадра зашевелилась тень, очевидно, это двигался к столу
какой-то человек. Чтобы ухватить всю сцену, Хардинг зашел слиш-
ком влево, поэтому дверь в сад была не видна. Свет на изображе-
нии был слабым, неясным, четко выделялась лишь темнота, но
in
зато неплохо были видны и каминная полка, и овальные часы с
блестящим маятником, и спинка кресла у письменного стола, сам
широкий стол, на нем коробка конфет с серым рисунком и еще ка-
ких-то два небольших предмета вроде карандашей, лежащих на
промокательной бумаге. И снова на экране свет стал искажаться...
Вдруг с экрана на зрителей пристально глянуло лицо Маркуса
Чесни.
Вид у него был неприятный. В неверном свете ламп, без грима
и в дрожащем изображении, вызванном тем, что камеру держали
в руках, он выглядел как мертвец. Цвет лица его был землистым,
брови подчеркнуты, а глаза впали; когда он поворачивал головой,
полосы света пересекали его лицо. Но держался он спокойно, с до-
стоинством и даже гордостью. Войдя в кадр, он передвигался с лег-
костью и дьявольским весельем...
— Посмотрите на часы! — воскликнул кто-то над самым пле-
чом Эллиота, так громко, что даже перекрыл своим восклицанием
гудение проектора. — Посмотрите на часы! Который на них час?
— Чтоб мне провалиться! — воскликнул Боствик.
Все пришли в движение, заскрипела мебель.
— Ну? Что скажете?
— Все ошиблись! — продолжал Боствик громко. — Вот в чем
дело. Один из них утверждал, что была полночь, другой — что бы-
ло около полуночи, а профессор Ингрэм уверяет, что было без ми-
нуты двенадцать. Ошиблись все. На часах одна минута первого!
— Тихо!
На экране тем временем разворачивались безмолвные события.
Маркус Чесни, аккуратно отодвинув от стола кресло, сел. Затем он
протянул руку к коробке с конфетами и с величайшей осторожнос-
тью, легонько подтолкнул ее вправо. Взяв со стола плоский каран-
даш, он принялся демонстративно чиркать на бумаге, делая вид,
что что-то пишет. Отложив карандаш в сторону, он подцепил ног-
тем другой предмет, лежавший на промокательной бумаге, и не
очень ловко зажал его пальцами. Предмет был ясно различим при
свете лампы.
Словно молния в голове Эллиота мелькнуло описание предмета,
сделанное профессором Ингрэмом: «Похож на ручку, но гораздо
меньше и уже». По описанию профессора это была узкая щепка ме-
нее трех дюймов в ширину, черная, с острым концом. Это описание
было совершенно точным.
— Я знаю, что это, — объявил майор Крау.
Послышался скрип передвигаемого стула. Майор поспешно
вскочил, проскользнул вдоль стены и всунул свою голову прямо в
световой луч. Его тень накрыла половину экрана, и фантастический
силуэт Маркуса Чесни теперь танцевал и- дергался прямо на его
спине.
112
— Остановите пленку, — сказал он хрипло. — Я отлично знаю,
что это, — повторил он, продолжая стоять в луче света. — Это ми-
нутная стрелка, снятая с каминных часов!
— Что? — воскликнул Боствик.
— Это длинная стрелка с каминных часов, — прокричал майор,
тыча указательным пальцем в экран. — Мы уже знаем, что цифер-
блат часов составляет шесть дюймов в диаметре. Видите? Это ми-
нутная стрелка! Перед спектаклем Чесни отвинтил винт,
поддерживающий стрелки, и снял минутную стрелку и снова уста-
новил винт. Таким образом, на часах осталась единственная стрел-
ка — короткая часовая стрелка, указывавшая полночь! Боже мой!
Неужели вы этого не замечаете? Вон, взгляните внимательно, всего
одна стрелка! А свидетели были убеждены, что видят две стрелки.
На самом деле вместо минутной стрелки на циферблате они видели
тень от часовой.
Майор пришел в такое возбуждение, что, казалось, был готов
пуститься в пляс.
— Теперь вы понимаете откуда появилось расхождение в пока-
заниях? Ведь каждый видел эту тень под другим углом! Профессор
Ингрэм сидел с правого края и видел тень на отметке, которая ука-
зывала, что было без одной минуты полночь. Мисс Уилз, сидя в
центре, видела ровно полночь и наконец тот, кто оказался слева,
увидел одну минуту первого. Как только представление закончи-
лось, Чесни тщательно прикрыл дверь и поспешил установить ми-
нутную стрелку на место, это дело пяти секунд. И часы снова стали
показывать точное время. Но во время представления Чесни дерзко
вертел минутной стрелкой перед самым носом у зрителей, и никто
из них этого не понял.
Стало тихо. Где-то в полутьме Боствик похлопал по своим ляж-
кам, Фелл одобрительно заворчал. Стивенсон, чертыхаясь, боролся
с непослушной бобиной.
— Не говорил ли я раньше, — произнес не без гордости май-
ор, — что в этих часах было что-то странное?
— Совершенно верно, сэр, — сказал Боствик.
— Это вопрос чистой психологии, — вставил доктор Фелл, кив-
нув головой. — Могу поспорить, что они б ошиблись, даже если
бы тени не было. Когда стрелки показывают ровно двенадцать, мы
всегда видим лишь одну стрелку. Но мы никогда не смотрим на
часы дважды — эта привычка нас и подводит. Бедняга Чесни еще
больше усилил эту ошибку. Я только сейчас начинаю понимать, за-
чем ему надо было начинать представление около полуночи. Разу-
меется, тень могла появиться на циферблате. Но когда стрелка
стояла ровно на полуночи, три свидетеля с трех разных мест все
равно увидели бы разное время. Он хотел поймать их на этом и
посвятил этой проблеме два вопроса из десяти. Но вот еще что...
. из
Весь вопрос в том... прошу вас не дергаться... вопрос в следую-
щем: который же час был на самом деле?
— Ха! — воскликнул Боствик.
— Часовая стрелка стоит вертикально, верно?
— Да, — подтвердил майор.
— А это означает, — строго продолжал доктор, — что положе-
ние минутной стрелки может колебаться от без пяти минут двена-
дцать до пяти минут первого. В зависимости от часового механиз-
ма, короткая стрелка в этом промежутке будет оставаться пример-
но в вертикальном положении. Время до полуночи нас не
интересует. Следовательно...
Майор Крау взволнованно сунул свою трубку в карман.
— Следовательно, — подхватил он, — алиби Джозефа Чесни
полностью провалилось. Оно базировалось на том, что он покинул
дом Эмсвортов ровно в полночь, примерно в тот момент, как мы
считали раньше, когда доктор Немо уже вошел в кабинет Маркуса
Чесни. Итак, Джо Чесни покинул Эмсвортов ровно в полночь. Но
доктор Немо появился в кабинете и убил Маркуса Чесни не в по-
лночь. Если точно, то полночь уже прошла. Вероятно, было уже
пять-шесть минут первого. Джо Чесни вполне хватило бы трех ми-
нут, чтобы доехать от дома Эмсвортов до Бел гарда. Что и требо-
валось доказать... Раздвиньте занавески!.. Я ничего не имею
против Джо Чесни, но склоняюсь к тому, что он и есть тот чело-
век, которого мы ищем.
Глава 15
Подойдя к одному из окон, Эллиот раздвинул занавески. В ком-
нату проник серый дневной свет, размыв луч из кинопроектора. Во-
лнение майора Крау, все еще стоявшего на середине помещения
перед экраном, возрастало.
— Инспектор, — он повернулся к Эллиоту. — Я никогда не ду-
мал, что обладаю аналитическими способностями. Но это, оказы-
вается, просто! Вы понимаете? Бедняга Маркус спланировал свое
собственное убийство!
— Н-да, — задумчиво проговорил доктор Фелл.
— Джо Чесни мог знать о том, что будет с часами, и о тени
от часовой стрелки. Вам не кажется? Он мог, например, прогули-
ваться после обеда по саду. Маркус и Вилбер Эммит провели в ка-
бинете около трех часов. Двери в сад были открыты. А если даже
и нет, то ведь они обсуждали свой спектакль целыми днями, и Джо
мог быть в курсе задуманного задолго до вчерашней ночи. Он
знал, что Маркус не начнет представления до тех пор, пока часовая
стрелка не встанет вертикально на цифре двенадцать. Нам извест-
но, что передвигать стрелки на этих часах не так-то просто. Маркус
114
не мог их переставить. Джо удалось заполучить алиби в доме
Эмсвортов, он вовремя вернулся в Белгард и, так как Маркус начал
эксперимент после полуночи, то ему удалось выйти сухим из воды.
Постойте! Мне только что пришло в голову, что он мог совершить
и еще кое-что!
— Что именно? — спросил Эллиот.
— Ему еще нужно было убить Вилбера Эммита! — продолжал
майор. — Эммит знал о трюке с часами. И потом, сколько, по-ва-
шему, человек в этих местах умеют делать инъекции? — Он остано-
вился, чтобы присутствующие успели переварить его новую
догадку. — Джентльмены, нет ничего более ясного! У этого типа
есть на плечах голова. Ну кто бы мог подумать, что это он?
— Вы, — просто сказал доктор Фелл.
— Что вы хотите сказать?
— Вы с самого начала подозревали его, — пояснил Фелл. —
Мне кажется, что в вашей рассудительной голове, майор, уже давно
нарастала неприязнь к образу жизни Джозефа Чесни.
— Я не имею ничего против этого человека! — возмущенно за-
протестовал комиссар. Снова повернувшись к Эллиоту, он продол-
жал холодно и официально. — Это ваше дело, инспектор. С этой
минуты я больше в него не вмешиваюсь. Но убежден, что вы учте-
те некоторые факты. Всем известно, что Джо Чесни ненавидит ра-
боту, а Маркус каким-то образом заставлял его трудиться. А что
касается причин для его ареста...
— Каких причин? — перебил доктор Фелл.
- Ну...
— Каких причин? — повторил доктор. — Выстроив перед нами
замечательную схему преступления, вы, сдается, позабыли про
одну маленькую, но важную деталь. Не Джозеф Чесни осуществил
трюк с показаниями часов. Это сделал его брат Маркус. Вы перепу-
тали факты. Вы, так сказать, похищаете Питера, чтобы повесить
Поля.
— Да, но...
— К тому же, — добавил Фелл высокомерно, — я не знаю, что
вами движет, но вы убеждены, что нужно арестовать человека
только на том основании, что его алиби поколебалось. Алиби, при-
готовленное для него другим. Ведь вы не утверждаете, что он сам
создал себе алиби! Вы собираетесь его арестовать только за то, что
у него теперь нет алиби! Не буду распространяться о других сла-
бых подпорках вашей версии; ограничусь лишь небольшим объясне-
нием, почему так поступать нельзя.
— Я не говорил, что собираюсь его арестовывать, — обиделся
Крау. — Естественно, нам нужны улики! Но к чему вы клоните?
— А почему бы нам не продолжить просмотр фильма, сэр? —
вмешался Боствик. — Попробуем хоть в чем-то разобраться!
115
— Что вы говорите?
— Ведь мы еше не видели главное действующее лицо: человека
в цилиндре. Доктора Немо!
— ... именно это и требовалось с самого начала, — резко заме-
тил Фелл, после того как порядок был восстановлен и занавески
снова задвинуты. — Теперь пусть никто не встревает до конца про-
смотра. Согласны? Отлично! В таком случае, закройте рты и по-
смотрим, что произошло. Начинайте, Стивенсон.
И снова треск и гудение киноаппарата заполнили комнату.
Пленка пошла. Все замолчали и лишь изредка тихо покашливали
или бормотали. Теперь, внимательно глядя на экран, Эллиот спра-
шивал себя, как же можно было ошибиться в очевидном? Ну конеч-
но, длинная минутная стрелка была всего лишь тенью. А
настоящая стрелка была в руке у Маркуса Чесни, с бесстрастным
лицом сидевшего за столом.
Маркус положил стрелку на промокательную бумагу. Теперь, ка-
залось, он к чему-то прислушивается. Он повернул голову вправо.
Его костлявое лицо было отчетливо видно.
И тогда на экране возник убийца.
Доктор Немо медленно передвигался по кабинету, глядя на зри-
телей. Все в нем было неряшливым и гротескным. Потертая кожа
цилиндра, казалось, была изъедена молью. Землистый воротник
плаща поднят до самых очков. А от горла и до самого носа было
нечто вроде вздувшегося ворсистого волдыря, который при более
внимательном рассмотрении оказался шарфом. Темные очки этого
живого пугала зловеще глядели в камеру.
Изображение незнакомца сначала выглядело достаточно отчет-
ливым. Вот он вошел в освещенное пространство и как бы прибли-
зился к камере, так что нельзя было разглядеть его ботинки и
брюки — они остались в тени. Руки его были в перчатках, гладких,
без малейших складок, словно это были руки куклы. В правой он
держал небольшой черный чемоданчик, на котором также без осо-
бого труда читалась надпись «Доктор Немо».
Немо на миг замер и вдруг стремительно повернулся к Маркусу
Чесни. Ожидавший этого мига, Эллиот впился глазами в экран.
Приблизившись к столу, Немо поставил на него чемодан, как раз
за конфетной коробкой. Потом, словно передумав, он вновь поднял
чемоданчик и на этот раз поставил его прямо на коробку. Видимо,
первым движением он выгрузил из чемодана принесенную с собой
коробку, а затем, поставив на старую коробку чемодан, с помощью
пружины попробовал втянуть ее внутрь.
— Вот как он подменил коробки! — послышался из темноты го-
лос майора.
— Да тихо! — рявкнул Фелл.
Но прежде чем они успели сообразить, что происходит, Немо
116
неожиданно исчез. Огибая стол, он шагнул в неосвещенное про-
странство и превратился в расплывчатое темное пятно.
Возник он так же неожиданно, но уже с другой стороны стола.
Теперь на экране совершалось убийство.
Маркус Чесни что-то сказал. При этом (они хорошо это видели)
Немо держал одну руку в кармане. Он вынул ее из кармана (изобра-
жение немного расплывалось), держа в пальцах что-то вроде кар-
тонной коробочки.
Затем движения его стали какими-то неуверенными и робкими.
Пальцы его левой руки медленно сжались на шее Маркуса Чесни.
Голова Чесни откинулась назад. Очки убийцы сверкнули. Правая
рука Немо скользнула ко рту жертвы и, положив в него капсулу,
зажала рот ладонью, заставив ее проглотить.
— Эй! — воскликнул суперинтендант Боствик. — Вот когда
мисс Уилз закричала: «Нет! Нет!» И снова Немо исчез, превратив-
шись в колеблющееся пятно. Появившись уже с другой стороны
стола, он поднял черный чемодан. Но на этот раз, удаляясь, дви-
нулся в глубину комнаты. Мутно, но ярко охватил свет всю его
фигуру, брюки и лакированные туфли. Различимо было и простран-
ство между краем плаща и полом. Теперь одним взглядом возмож-
но было определить его рост, почти с той же точностью, что и
складным метром.
— Остановите пленку! — воскликнул майор. — Остановите же!
Видно...
Но необходимости останавливать пленку не было. Она кончи-
лась. Кинопроектор продолжал свирепо гудеть, а экран задрожал,
потемнел, а затем стал пустым и белым.
— Конец, — глухо проговорил Стивенсон.
Несколько секунд зрители не шевелились. Аптекарь закрыл ап-
парат, вышел из-за стола и раздвинул занавески. Перед Эллиотом
открылась живописная картина: удовлетворенно пыхтящий майор
Крау, таинственно улыбающийся своей трубке суперинтендант
Боствик, смущенный и обескураженный доктор Фелл. Взглянув на
него, майор разразился хохотом.
— Кажется, кто-то получил сильный удар по сахмолюбию! —
заметил он. — Итак, инспектор. Начнем с вас. Какой рост был у
доктора Немо?
— Не менее метра восьмидесяти, по-моему, — ответил Элли-
от. — У нас есть лупа, мы можем установить это точно. Человек
стоял на том же уровне, что и камин, так что это будет неслож-
но. Проведем сравнительные замеры... Да, кажется, метр восемь-
десят.
— Ага! — кивнул Боствик. — Метр восемьдесят. А заметили,
как этот тип передвигался по комнате?
— А что скажете вы, Фелл?
117
— Скажу, что это неверно, — пробормотал еле слышно Фелл.
— Вы что, не верите собственным глазам?
— Нет! — ответил доктор. — Разумеется, нет! Решительно —
нет! Нас заставили влезть в эту петлю, а вы хотите верить
собственным глазам. Но ведь мы в павильоне иллюзионов, в
яшике с фокусами, в каком-то невероятном цирковом поезде. Ког-
да я думаю, как нас надули с часами, меня охватывает страх.
Часы не могли быть передвинуты, но были. Если Чесни был
настолько изобретателен, он мог придумать и другие ловушки.
Не хуже этой... а может, и получше. Я не верю ему. Проклятье,
не верю!
— Но разве есть причины думать, что это тоже ловушка?
— Конечно, есть, — заявил Фелл. — Я называю ее «Задачей
лишнего вопроса»! Но разрешение ее ставит нас перед еще более
серьезными проблемами!
— Какими, например?
— Обратите внимание, насколько ошибся наш опытный свиде-
тель, — сказал доктор, вынув красный платок и несколько раз
встряхнув его. — Три свидетеля отвечали на вопрос о росте доктора
Немо. Показания Мэрджори Уилз нельзя назвать превосходными,
Хардинг вообще слаб в качестве свидетеля. Напротив, профессор
Ингрэм — лучший из наших свидетелей. Однако, когда их спросили
о росте доктора Немо, оба слабых свидетеля отвечают верно, а
профессор ошибается на сто процентов.
— В таком случае, почему вы настаиваете на том, что рост пре-
ступника был не метр восемьдесят?
— Я не настаиваю. Я только заявляю, что мне не нравится...
С того самого проклятого, гнусного момента, как мне рассказали
об этом преступлении, меня, словно дьявол, неотступно преследует
одна и та же мысль: почему этот фильм не был уничтожен? Повто-
ряю, — снова встряхнув платком, сказал доктор. — Почему убийца
не уничтожил эту пленку? После гибели Чесни, когда понесли на-
верх Эммита, нижний этаж дома оказался совершенно пуст. Унич-
тожить пленку было проще простого. Ведь вы, приехав, сами
обнаружили, что музыкальная зала пуста? Кинокамера лежала
внутри фонографа. Убийце было достаточно открыть камеру и за-
светить пленку. Только не рассказывайте мне, что убийца то-
мился от желания оставить свое преступление запечатленным, что-
бы полиция могла разглядывать его под микроскопом. Нет, нет
и нет!
— Но Джо Чесни... — начал было майор.
— Хорошо. Допустим, что убийца действительно Джо Чесни.
Допустим, он убил Маркуса, воспользовавшись трюком с минутной
стрелкой, который, как вы утверждаете, обеспечил ему алиби. Но
ведь он не сумасшедший! Он не мог же не знать, что пока он игра-
118
ет роль доктора Немо, Хардинг аккуратно снимает его на кино-
пленку? Не мог же он не знать, что изучение пленки тут же обнару-
жит, что минутная стрелка была не на положенном месте, а в руках
Маркуса, и что, таким образом, его алиби тут не превратится в
пыль. Когда он позвонил вам в комиссариат?
— В двадцать минут первого.
— Так. А когда вы приехали в Белгард?
— Примерно через пять минут.
— Вот. Таким образом, разговаривая с вами по телефону, он
находился в двух шагах от музыкальной залы, внизу. Все ос-
тальные в этот момент были наверху. Почему же он не вошел в
залу и не уничтожил пленку, которая может привести его на висе-
лицу?
Майор Крау переминился в лице.
— Вы проиграли, сэр, — сухо заметил Боствик.
— Что вы хотите этим сказать? — грубо процедил майор. — Не
знаю, почему он не уничтожил пленку. Значит, он не нашел кино-
камеру.
— Ну хорошо, хорошо, — сказал Фелл примирительно.
— ...А раз вы, суперинтендант, позволяете себе рассуждать с та-
ким превосходством, — продолжал запальчиво майор, — то помо-
гите нам найти выход. Вы-то можете объяснить, почему убийца не
уничтожил пленку?
— Так точно, сэр. Мне кажется, могу. Дело было так: один из
сообщников был не в состоянии уничтожить пленку, а другой не
хотел этого делать.
— Что-о? Значит, убийц уже двое?
— Да, сэр. Мистер Эммит и мисс Уилз.
Боствик с нежностью продолжал разглядывать свою трубку.
Выражение его лица при этом было каким-то унылым, тоскливым,
и говорил он с трудом.
— Я до сих пор помалкивал по поводу этого дела, но глубоко
размышлял над ним. Если вас интересует мое мнение, могу вам все
без утайки разъяснить, и даже предъявить весомые доказательства.
Так вот, этот тип на пленке, — Боствик указал на экран, — без со-
мнения является мистером Эммитом. Посмотрите на его рост, об-
ратите внимание на его походку. Покажите любому из местных
жителей эту пленку и спросите, кто это! Вам ответят: мистер
Эммит! Я сразу не поверил, что кто-то мог ударить мистера
Эммита и занять его место в спектакле. Не поверил и в результате
не ошибся.
Мисс Уилз специально хотела, чтобы мьг съели всю эту кашу,
прежде чем докопаемся до истины. А то уж слишком это смахивает
на сцену из кино. Кто, — Боствик резко выпрямился на стуле, —
кто потратил столько труда на это преступление, если достаточно
119
было лишь подбросить немного цианистого калия в чай старика?
А если бы вдруг с него свалился цилиндр или очки? А если бы раз-
мотался шарф? Этого не произошло, но ведь могло произойти. А
если бы старик ненароком схватил его за руку? Что тогда могло
бы произойти? Нет, сэр. Я думаю, что доктор Фелл прав. Кто бы
ни оказался убийцей старика, можно уверенно утверждать, что он
вовсе не желал оставить нам пленку. В таком случае, почему же
он не уничтожил ее? Я всю ночь не смыкал глаз и размышлял над
этим обстоятельством. И вдруг сказал себе: «Проклятье! —
Боствик стукнул себя по колену: — Проклятье. А где же другая
капсула?» Эллиот удивленно уставился на него.
— Другая капсула? — переспросил он.
Боствик окатил его холодным взглядом.
— Да. Другая. Мы считаем (и эту мысль внушила нам мисс
Уилз), что кто-то нанес удар мистеру Эммиту и сунул в рот Марку-
су Чесни вместо безобидной капсулы отравленную: Ладно, допу-
стим, так оно и было. Но где же тогда другая капсула? Безобидная.
Мы искали ее по всему дому. Нашли мы ее? Нет. Ясно, что нет.
Это означает, что на самом деле была лишь одна капсула, та, кото-
рую мистер Эммит сунул в рот старику Чесни.
Майор Крау присвистнул.
— Продолжайте, — сказал он.
— Но мы не нашли картонную коробку, из которой он вынул
капсулу, — продолжал Боствик, на этот раз обращаясь только к
Эллиоту. — Может быть, она лежала в кармане плаша? Конечно,
нет! Эге, — сказал я себе. — Так где ж она? Я предположил одно
местечко и поискал в нем сегодня утром. Коробка действительно
лежала там.
— Где?
— В правом кармане куртки мистера Эммита. Эта куртка висит
на стуле в его спальне.
— Это, — перебил майор, — кажется...
— Раз уж я начал рассказ, то будет лучше, если я его и закончу,
сэр, — сурово и торопливо продолжал Боствик. — Этой ночью
кто-то убил мистера Эммита. Этот «кто-то» находился с мистером
Эммитом в сговоре для убийства старика Чесни. Все знают, что
ради Мэрджори мистер Эммит был способен на все. Или, вполне
возможно, она подсунула ему отравленную капсулу без его ведома,
приказав дать ее старику. Но я не настаиваю на последнем предпо-
ложении, так как, раз уж мистер Эммит сам нанес себе раны на
голове, чтобы обеспечить алиби, то скорее всего они были в сгово-
ре. Подумайте хорошенько, ну зачем бы ей было кричать «Нет!
Нет!» во время убийства старика, а потом настойчиво отрицать
это? Так кричать и некрасиво, и как-то неестественно, если она не
знала, что на самом деле происходило в ту секунду. Но она эта
120
знала! И в последний момент мужество покинуло ее. Такое случа-
лось уже не раз. Вы можете не поверить мне, Эллиот, но я многое
почерпнул о подобных случаях в лондонских отчетах о преступлени-
ях. И даже могу точно сказать вам, где произошло то же самое.
Женщины не могут держать себя в руках, даже в тех случах, если
они вдохновительницы преступления. «Нет! Нет!» — закричала не-
кая Эдит Томпсон, когда ее приятель Байвотерс у выхода из кино-
театра пронзил кинжалом ее собственного мужа.
Боствик остановился, чтобы перевести дух. Майор Крау нервно
заерзал.
— Доказательства против Вилбера Эммита, — начал было
Эллиот. — Явля... Ладно! Если понятые признают Эммита на этой
пленке, я закончу это дело. — Он чувствовал себя сейчас смятым,
расстерянным, но старался смело смотреть в глаза обстоятель-
ствам. — Но какие у вас есть улики против мисс Уилз? Мы не
можем арестовать ее только на том основании, что она закри-
чала «Нет! Нет!» — У нас есть неоспоримые улики! — ответил
Боствик, и лицо его снова стало багроветь. Он на миг замер,
а затем крикнул через плечо. — Гобарт Стивенсон, если вы хоть
слово разболтаете о том, что слышали в этой комнате, я соб-
ственноручно вышибу из вас дух! Знайте, что я непременно это
сделаю!
— Я не произнесу ни слова, суперинтендант, — испуганно про-
лепетал Стивенсон. — Клянусь!
— Я об этом сразу же узнаю, — заверил Боствик, уничтожая его
взглядом. Затем повернулся к остальным. — Думал рассказать
вам, что знаю, пока смотрел пленку. Я еще не обмолвился об этом
ни словом, так как хотел полностью убедиться. У нас есть улики!
Вы только что говорили, сэр, — обратился он к Крау, — что за ис-
ключением врачей в нашей округе немного людей умеют делать
инъекции. А она умеет. Мисс Уилз научилась этому лет шесть-семь
назад во время эпидемии гриппа. Она помогала доктору Чесни уха-
живать за больными. А вы еще, друг мой, считаете, — он повер-
нулся к Эллиоту, — что мы не хотим задержать людей, бросающих
в нее камни. Это неправда: мне тоже не нравится отсутствие поряд-
ка. Я выполню свой долг, но будьте уверены, судьи не будут слиш-
ком строги по отношению к нарушителям. Ну вот, я же сказал вам,
что у меня есть улики. Что вы скажете теперь?
Из внутреннего кармана куртки Боствик не спеша вынул кон-
верт. Приоткрыв его, он повернулся к своим товарищам. В конвер-
те лежал шприц. Поршень его был из блестящего никеля, в
маленьком стеклянном корпусе виднелась бесцветная жидкость. По
комнате распространялся запах горького миндаля.
— Да, — проговорил Эллиот, — да. — В горле его пересохло,
глаза заблестели. — Где вы нашли это?
121
— Я всегда очень любопытен, — заметил Боствик. — Поэтому
я и попросил майора, чтобы он под каким-нибудь предлогом уда-
лил мисс Уилз из дома. Она поехала искать вас. А шприц я разы-
скал в тайничке шкатулки для драгоценностей. Она стоит на
туалетном столике в ее спальне. — Он передал конверт Эллиоту и
скрестил руки.
— Вот это, — откашлявшись, сказал майор, — убеждает больше
всего. Что скажете, инспектор? Хотите, я выпишу ордер на ее
арест?
— Нет. Пока нет. Сначала я должен поговорить с ней, — не-
ожиданно мягко сказал Эллиот и глубоко вздохнул. — Но, говоря
по-вашему, улика в самом деле очень убедительная. А каково ваше
мнение, доктор?
Положив руки на свою густую, тронутую сединой шевелюру,
доктор Фелл со стоном вздохнул. На его лице была написана край-
няя растерянность.
— Если бы я хоть в чем-нибудь был уверен! — жалобно прого-
ворил он. — Если б мог избежать крушения моего... космоса. Мне
нечего сказать. Вы не поверите, но это дело разрушило все мол
представления... Возможно, они правы,.. — закончил он, кивнув в
сторону Боствика.
Этими словами были разрушены и все надежды Эллиота.
— Однако, — продолжал Фелл, — короткая беседа с девушкой
необходима.
— Беседа с ней? — вскричал Боствик яростно. — Да мы только
и занимаемся беседами! Девушка виновна как сам Дьявол, и мы
все это знаем! Господь свидетель, мы предоставили ей все возмож-
ности, чтобы доказать свою непричастность! И чего мы достигли?
Вам известно, чего мы достигли! Это же воплощенная Эдит Томп-
сон, но только в сотню раз хуже! Кстати, я слышал, — он покосил-
ся на Эллиота, — что Томпсон пыталась влюбить в себя сыщика,
расследовавшего ее преступление. И могу заявить, что история по-
вторяется!
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
очки СНЯТЫ
«Вы не представляете, как это хитро,
как коварно!»
«Тюрсмшнх» Вильяма Палмера Ракли.
Глава 16
В половине пятого вечера доктор Фелл и инспектор Эллиот в
сопровождении суперинтенданта Боствика вошли в спальню Мэрд-
жори Уилз.
Перед этим первые двое в полном молчании пообедали в «Голу-
бом Льве». В молчании, потому что с ними был еше майор Крау.
Хотя майор все время уверял, что после окончания предваритель-
ной части следствия больше не собирается вмешиваться в ход рас-
следования, Эллиот этому не верил. Он чувствовал себя подавлен-
ным, растерянным, а когда принесли мясо, стал испытывать тош-
ноту. Он пытался убедить себя, что нужно смириться, вспоминал
свой разговор с Мэрджори, ее молящий взгляд. Теперь все это каза-
лось ему удивительно фальшивым, театральным, его тошнило, как
от горького лекарства. Наверное, ее повесят. Дело будет закрыто.
Но какого дьявола ей удается читать его мысли?
Дважды в жизни ему довелось присутствовать при казни, и он
предпочитал никогда не вспоминать подробностей.
Прибыв в Бел гард, он с радостью, от которой едва не захлеб-
нулся, узнал, что в доме ее не было.
— Она уехала с Хардингом на машине, — сказала Памела, мо-
лодая красивая служанка.
— Уехала в Бат или Бристоль, — уточнила рыжеволосая слу-
жанка Лена.
Обе, впрочем, так же как и кухарка миссис Гринли, были на гра-
ни истерики. Им было не по себе от того, что они остались одни
в доме. Некто Маккаркен (помощник Эммита) возился в теплицах,
но время от времени забегал в дом, чтобы успокоить женщин и
сообщить новости. Доктор Чесни (он провел ночь в Бел гарде) уже
ушел. Ни служанки, ни кухарка не могли добавить ничего нового
к рассказам остальных свидетелей по поводу событий прошлой
ночи.
123
Под лучами осеннего солнца Белгард выглядел опрятно и весе-
ло. Ну, какую тайну способны были скрывать эти желтые и голу-
бые кирпичи, крутой скат крыши, голландские навесы?
Было очевидно, что Вилбер Эммит умер без мучений. Окна его
спальни выходили на запад; бледное солнце, пробиваясь сквозь лег-
кие занавески, освещало кровать. Вытянувшись, он лежал на посте-
ли, одеяло покрывало его до груди и часть правой руки с
подвернутым рукавом пижамы. Голова его была перевязана, лицо
с едва заметными следами отравления цианидом было умиротво-
ренным и почти лишенным уродливости, от которой он так стра-
дал при жизни.
Доктор Уэст ждал, когда тело повезут для вскрытия. До этих
пор можно было лишь предполагать, что смерть Эммита наступи-
ла от отравления цианистым калием в результате подкожного
впрыскивания, то есть инъекции. Ничто, казалось, не могло вну-
шать ужас в этой залитой солнцем комнате, с обоями, похожими
на рисунки персиков. Но даже доктор Фелл, озираясь, почувствовал
внезапный озноб.
— Нда-а, — протянул Боствик, взглянув на него. — А теперь
прошу вас в другую комнату.
Спальня Мэрджори находилась в главной части дома, во фрон-
тоне. Это помещение тоже выглядело светлым, веселым, простор-
ным. Обои здесь были разрисованы кремовыми квадратами,
мебель из светлого ореха, на окнах висели золотисто-коричневые
занавески с кружевами наверху. Рядом с кроватью стояла этажерка
с книгами, томов двадцать или больше. Эллиот посмотрел, что это
были за книги: серия путеводителей по Франции, Италии, Греции
и Египту, французский словарь, разговорник под названием
«Итальянский для всех» и еще несколько томиков — «Море и сель-
ва», «Где начинается голубое», «Антик Хей», «Портрет Дориана
Грея», пьесы Дж.М.Бэрри, сказки Андерсена, «Похождения раз-
вратного влюбленного» и наконец... несколько книг по химии.
«Интересно, — подумал Эллиот, — заметил ли их Боствик?» —
Еще больше таких книг вы увидите вон там, на нижней полке шка-
фа, — вставил Боствик, наблюдая за Эллиотом.
— Хм, довольно беспорядочное собрание! — заметил доктор
Фелл, заглядывая через плечо Эллиота. — Характер этой девушки
интригует меня все больше и больше.
— А меня он уже достаточно заинтриговал, — резко вставил су-
перинтендант. — Взгляните сюда!
Туалетный столик с зеркалом между двух окон. В его центре
стояла небольшая, около пяти квадратных дюймов, шкатулка с зо-
лотой каймой и закругленными углами, вероятно, итальянской ра-
боты. На это указывал рисунок на крышке: Мадонна с младенцем.
Тайничок в виде второго дна примерно в четверть дюйма в высоту,
124
был изобретательно скрыт. Открывался он с помощью пружинного
механизма, который приводился в движение крошечной розеткой на
крышке. Подняв шкатулку, Боствик продемонстрировал действия
пружины.
— Вероятно, — задумчиво проговорил Эллиот, — она купила
эту шкатулку во время путешествия в Италию.
— Конечно, — безразличным тоном согласился суперинтен-
дант. — Важно то, что...
— А следовательно, не могут ли и другие обитатели этого дома
знать о существовании тайника?
— Выходит, — проникновенным голосом произнес Фелл, повер-
нувшись к Эллиоту, — вы намекаете на то, что шприц спрятал кто-
нибудь другой?
— Не знаю, — откровенно признался Эллиот. — Это первое,
что пришло мне в голову. Скажу честно, если шприц спрятал здесь
кто-то другой, то непонятно, для чего это ему было нужно. Попро-
буем разобраться, — пробормотал он и принялся прохаживаться по
комнате. — Будем опираться на факт, что убийца — член семьи
Чесни или очень связан с ней. Мы не можем игнорировать это за-
ключение. Иначе придется фантазировать и решить, что убийца —
совершенно посторонний человек, скажем... например, аптекарь
Стивенсон.
Глаза Боствика округлились.
— Ну и ну! Надеюсь, вы шутите и не собираетесь пускаться по
этому следу!
— Конечно, нет. Это неубедительно и все это знают. Но кто же
из членов этой семьи имеет мотив для...
Внезапно он остановился и одновременно с Боствиком повернул-
ся к доктору Феллу. Фелл тихо вскрикнул. Не обращая никакого
внимания на шкатулку, он, как бы случайно и рассеянно, слегка
приоткрыл ящик с правой стороны туалетного столика. Вынув из
него пустую картонную коробку из-под лампы «Фотофлуд», он
прикинул на ладони ее вес и вздохнул. Затем поправил на носу оч-
ки, поднял коробку на свет и принялся разглядывать ее, будто она
была бутылкой с вином.
— Послушайте, — пробормотал он тихо.
— Что такое?
— Ерунда, но какая важная! — продолжал Фелл. — Если никто
не возражает, я хотел бы переговорить со служанкой, которая уби-
рает в этой комнате.
Эллиот отправился вниз. Он уже по опыту знал, что доктор,
на что-нибудь решившись, никогда не отступится, как человек, со-
бравшийся взломать дверь. Ответственной за спальню оказалась
рыжеволосая Лена, но красотка Памела во чтобы то ни стало захо-
тела ее сопровождать для оказания моральной поддержки.
125
Когда они обе предстали перед доктором Феллом, тот всем сво-
им видом излучал торжество и значимость (Эллиот много позже
обнаружил, что, напустив на себя такой вид, доктор Фелл пытался
скрыть неуемное желание нервно захихикать).
— Привет, — любезно сказал доктор Фелл.
— Привет, — бойко, но неприветливо ответила рыжая. Памела,
напротив, дружески улыбнулась.
— Посмотрим, посмотрим, — проговорил доктор. — Кто из вас
по утрам прибирает в этой комнате?
Быстро оглянувшись, Лена вызывающе ответила, что она.
— Ты видела се раньше? — спросил Фелл, показав ей коробку.
— Да, видела, — ответила Лена. — Еще вчера утром она держа-
ла ее здесь.
— Кто «она»?
— Мисс Уилз, — сказала Лена, одновременно получив сильный
тычок локтем своей подруги. — Рано утром она поехала покупать
ее в поселок, а когда вернулась, я прибирала в этой комнате. Вот
так.
— Это улика, сэр? — невинно и с тревогой поинтересовалась
Памела.
— Да. И что она потом сделала с лампой? Вы знаете?
Глаза Лены сверкнули.
— Она положила лампу вот сюда, в ящик, который вы откры-
ли. Так что неплохо бы положить ее на место!
— А потом вы видели коробку?
— Нет! — отрезала Лена.
Памела была настроена иначе.
— Я ее видела позже, — заявила она.
— Да? Когда?
— Прошлой ночью. Без четверти двенадцать, — быстро выпа-
лила Памела.
— Ага! — облегченно и бестактно воскликнул Фелл. Памела
вздрогнула, а Лена побледнела. — О, простите меня! — Фелл сму-
щенно развел руками. Боствик мрачно наблюдал за ним.
— Будь поосторожнее! — с жаром воскликнула Лена. — Они хо-
тят подцепить тебя на крючок!
— Ничего они не хотят! — также горячо возразила Памела. —
Правда?
— Конечно, нет, — успокаивающе заверил Фелл. — Вы можете
рассказать, где видели лампу? Попытайтесь.
Памела сделала долгую паузу, но только для того чтоб состро-
ить своей подруге таинственную и вместе с тем торжествующую
гримасу.
— Я ходила искать эту лампу по просьбе мистера Чесни, —
объяснила она. — Прошлой ночью я допоздна слушала радио...
126
— Где находится радио?
— На кухне. Когда я как раз вышла из кухни и, стараясь не де-
лать шума, стала подниматься по лестнице, из кабинета вышел ми-
стер Чесни.
— И что?
— Он сказал: «Эй! Ты почему не в постели? В такое время ты
должна спать». Я извинилась и объяснила, что слушала радио, а
теперь иду спать. Мистер Чесни хотел сказать что-то еще, но в этот
момент из библиотеки появился профессор Ингрэм. Тогда мистер
Чесни сказал: «Ты видела лампу «Фотофлуд», которую сегодня ку-
пила мисс Мэрджори? Где она?» Я сказала, что в спальне, так как
мне об этом рассказала Лена...
— Только не втягивай меня! — прорычала рыжеволосая.
— Да не будь ты такой идиоткой! — неожиданно рассердилась
Памела. — Я ведь не сказала ничего плохого, правда? Ну вот, ми-
стер Чесни тогда сказал: «Хорошо. Принеси ее, пожалуйста, сюда».
Я так и поступила. Принесла ему лампу, пока он говорил с профес-
сором, а потом пошла спать.
Предложенная Феллом линия допроса была прервана Леной.
— А меня не интересует, — взорвалась она, — есть в этом что-
то плохое или нет! Мне надоело, что там и здесь болтают; а уж
про нее вообще бы всем нужно помолчать!
— Лена, потише!
— Что 'тише да тише! — воскликнула Лена и воинственно скре-
стила руки. — Я ни капельки не верю тому, в чем ее обвиняют!
Если бы так было, то мой отец не оставил бы меня ни на минуту,
поэтому мне нечего бояться! А вас я боюсь в десять раз меньше,
чем ее! Она не ведет себя как все остальные, поэтому все и свалива-
ют на нее! Почему, например, ее жених — прекрасный парень,
остался сидеть здесь, а она вчера на полдня одна уехала к профессо-
ру Ингрэму? А эти поездки в Лондон, когда все думали, будто она
ездит в Рндинг к миссис Мориссон? Она ездила к мужчине. Вот
так!
Казалось, в первый раз за последние минуты в глазах суперин-
тенданта промелькнуло любопытство.
— Она ездила в Лондон? О каких поездках в Лондон идет
речь? — поинтересовался он.
— О! Я-то знаю! — туманно ответила Лена.
— Я вас об этом и спрашиваю. Когда это было?
— Неважно когда! — проговорила Лена, уже дрожа от возму-
щения. — Она ездила к мужчине! И хватит об этом!
— Послушайте, девушка, — Боствик тоже начал терять терпе-
ние. — Если вы знаете то, о чем пытаетесь намекнуть, то говорите
яснее. Почему вы раньше ничего об этом не сказали?
— Потому что отец пригрозил, что изобьет меня, если я хоть
кому-то об этом пикну. К тому же уже прошло почти полгода, так
что это не имеет значения. Для вас здесь нет ничего интересного,
мистер Боствик. Я хочу сказать лишь одно: если б всем позволено
было вести себя так, как она...
— А к какому мужчине она ездила?
— Пожалуйста, можно нам уйти? — вмешалась Памела, под-
толкнув в бок свою подругу.
— Нет, нельзя! К кому она ездила в Лондон?
— Откуда я знаю? Я за ней не следила!
— К какому мужчине она ездила в Лондон?
— Ну у вас и манеры! — фыркнула рыжая и округлила гла-
за. — Я не знаю. И не знала, хоть вы мне все золото Британского
банка предложите! Мне известно только, что этот мужчина рабо-
тал в какой-то лаборатории, или что-то в этом роде, и писал ей
письма. Нет, нет! Не надо только ничего себе воображать! Это бы-
ло напечатано на конверте. Поэтому я и узнала.
— Так, лаборатория, — мрачно и медленно повторил Боствик.
И приказал: — А теперь идите и ждите, пока вас позовут.
Приказ этот выполнить оказалось просто, так как под конец Ле-
на ударилась в плач. Запоздало сработали переживания предыду-
щей ночи. Сохранившая больше самообладания Памела поспешила
утащить свою подругу из спальни. Боствик почесал лоб.
— Ага. Значит, лаборатория, — повторил он, задумавшись.
— Вам это кажется интересным? — спросил Эллиот.
— Разумеется! Кажется, нам начинает везти. Теперь можно бу-
дет объяснить, где она раздобыла яд, — объявил суперинтендант.
Мой опыт подсказывает: и удача и неудача всегда вместе. Вот так!
Лаборатория! Ни много ни мало! Я... А ведь у этой девушки про-
сто страсть какая-то к химикам, а? Сначала один тип, потом ми-
стер Хардинг...
И тут Эллиот решился.
— Хардинг и есть тот самый тип, — сказал он.
Пока он объяснял, и глаза Боствика все больше вылезали из
орбит, и пока Фелл продолжал молча глядеть в окно, у Эллиота
промелькнула мысль, что это известие не содержало ничего нового
для доктора. Он снова вспомнил сегодняшнее утро, вспомнил, что
доктор Фелл слишком близко прохаживался от комнаты, в которой
он находился с Мэрджори, чтобы не услышать ее слова. Для Бост-
вика это оказалось полной неожиданностью: он свистнул так звон-
ко и переливчато, словно исполнял какой-то музыкальный мотив.
— Как же так?.. Когда вы узнали? — спросил он.
— Когда она пыталась, как вы говорите, влюбить в себя поли-
цейского.
Доктор Фелл направил ему многозначительный взгляд.
— О!..А!.. — пробормотал Боствик, наконец приходя в себя. —
128
Так, значит, она не... черт возьми! — Суперинтендант сердито
вздохнул. — Ладно! Главное, что мы разработали версию. Мы так
же надежны, как и лондонцы. Теперь мы знаем, откуда она достала
яд: у Джоржа Хардинга. Возможно, она была в его лаборатории;
естественно, имела свободный доступ ко всем препаратам и могла
незаметно похитить любой из них. А? А если нет... — Он замол-
чал, тень легла на его лицо.
— Кто знает, кто знает? Мистер Хардинг очень приятный и раз-
говорчивый джентльмен, но все запутывается еще больше. А если
мы с самого начала ошибались? А если все было спланировано ею
и мистером Хардингом? Что вы на это скажете?
— Скажу, что вам надо выбрать одно из двух предложений.
— Каких это?
— Вы же сами заявили, что версия разработана. — Эллиот чув-
ствовал, что едва сдерживается, чтобы не раскричаться. Да, версия
должна существовать! Но какая? Сначала она совершила это пре-
ступление в одиночку. Затем совершила убийство в сговоре с Эмми-
том. А теперь уже убивает Эммита и совершает преступление в
сговоре с Хардингом. Господи! Будем же благоразумны! Невоз-
можно, чтобы она принималась устраивать пляску смерти с любым
встречи ым!
Боствик не спеша засунул руки в карманы.
— Ха! И что вы хотите этим сказать, друг мой?
— Разве я непонятно выражаюсь?
— Нет, дружище, боюсь, что нет. Кое-что ясно, а кое-что нет.
Я так понимаю, что вы еше не считаете эту девушку виновной.
— Если сказать честно, — проговорил Эллиот, — то вы абсо-
лютно правы. Я не верю в ее виновность.
Что-то тихо упало. Доктор Фелл, никогда не отличавшийся
большой ловкостью, уронил на туалетном столике флакон духов.
Виновато заморгав, он схватил его, убедившись, что тот не разбит,
и поставил на место. Когда все снова оказалось в порядке, Фелд
отскочил от столика и, словно пароход облегченно загудел.
Он процитировал:
— Только я могу рассказать историю — «Руанский мясник,
бедный Беррольд — Страны управляются капризом короля...» —
Что это?
— А, пустяки! — сказал Фелл, постучав себя в грудь, как Тар-
зан. Затем, решив больше не хвастаться знанием поэзии трубаду-
ров, он глубоко вздохнул и махнул рукой в сторону окна. — Было
б неплохо составить план действий, — продолжал он. — Решить,
на кого, как и где мы поведем наступление. К дому подъезжают
мисс Уилз, мистер Хардинг и доктор Чесни. Все равно разговор
возникнет. Но прежде я сам хотел бы с ними поговорить. Эллиот,
дружище, меня страшно развеселили ваши последние слова!
5 Джон Карр
129
— Развеселили! Почему?
— Потому что вы абсолютно правы! — просто сказал до-
ктор. — Эта девушка виновата во всех этих преступлениях не боль-
ше, чем я!
Воцарилась тишина. Чтобы хоть как-то рассеять туман в своей
голове, Эллиот раздвинул занавеску и взглянул наружу. Внизу пе-
ред домоем расстилался ухоженный газон, в дальней части отгоро-
женный от шоссе каменным парапетом. Газон до самого дома
рассекала гравиевая дорожка, на которую через главные ворота
въезжала сейчас машина с открытым верхом. За рулем сидел Хар-
динг, рядом с ним на переднем сиденье — Мэрджори, а на заднем
удобно развалился доктор Чесни. И хотя расстояние от дома до
машины было значительным, Эллиоту бросилась в глаза гротеск-
ная деталь: доктор Чесни был одет в траурный костюм, но в пет-
лицу пиджака воткнул белый цветок.
Эллиот не спешил поворачиваться к своим приятелям: он пред-
ставлял, какую грихмасу скорчил Боствик в ответ на последнее заяв-
ление доктора Фелла.
— Значит, так, — сказал Фелл. — Вы собираетесь напустить на
себя грозный вид, испустить воинственный клич, наброситься на
девушку и сунуть ей под нос шприц! И собираетесь долбить ее до
тех пор, пока она не сознается! Вы рассчитываете пойти, так ска-
зать, по самой короткой дороге и вынудить ее совершать ошибки.
Я же советую вам самое простое: не делайте этого. Не говорите
ей ни слова о находке. Я уж не говорю о том, что она совершенно
не виновна.
Боствик уставился на доктора.
— И вы туда же, — наконец мрачно выдавил он.
— Да, — признал Фелл. — Конечно! Я защищаю слепых и бес-
помощных, иначе мое пребывание в этом мире не стоило бы и че-
тырех пенсов. Так что будьте любезны, набейте моими словами
трубку и хорошенько раскурите ее! Предупреждаю, если вы доведе-
те дело до крайности, то на вашей совести окажется самоубийство!
Будет беда. Повторяю, девушка невиновна, и я могу это доказать.
Нас ввел в заблуждение один из самых тщеславных людей... ха!.,
на свете! Хорошо, что хоть теперь станет известна правда. И за-
будьте вы про эти проклятые лаборатории! Мэрджори Уилз не
имеет к ним никакого отношения. Она не крала, не одалживала и
не изготавливала никакого яда в лаборатории Хардинга. Почти уве-
рен, что этого не делал и Хардинг. Ясно?
Фелл взволнованно и гневно размахивал руками и все указывал
в сторону окна, поэтому все присутствующие невольно наблюдали
за тем, что происходит снаружи.
Автомобиль продолжал медленно катить по гравиевой дорожке
и был уже метрах в шести от парадного крыльца. Хардинг и Мэр-
130
джори поглядывали друг на друга. Девушка, порозовевшая и расте-
рянная, что-то говорила своему жениху. На заднем сиденье, сложив
руки на коленях, улыбался доктор Джозеф Чесни. Сверху были хо-
рошо видны и сырой от дождя газон, и каштаны с потемневшими
листьями вдоль дороги, и эта странная рассеянная улыбка доктора;
он явно выпил.
Взглянув в сторону дома, доктор Чесни неожиданно вынул из
петлицы цветок и выбросил его на дорогу. Затем он заерзал на си-
денье, сунул руку в карман своей сумки. На его веснушчатом лице
продолжала сиять улыбка. То, что он вынул из сумки, вдруг оказа-
лось револьвером 38-го калибра. Нагнувшись, Чесни оперся локтем
о спинку переднего сиденья, приставил дуло револьвера к затылку
Хардинга и нажал курок. Прогремел выстрел. Стаи птиц из окрест-
ных кустов и деревьев взмыли в небо. Автомобиль продолжал та-
рахтеть и покашливать.
Глава 17
Суперинтендант Бостник был старше Эллиота на добрых двад-
цать лет, но, бросившись вниз, отстал от него лишь на два шага.
В первую секунду Эллиоту подумалось, что увиденное ими всего
лишь мираж, иллюзия, еше один трюк, придуманный Маркусом
Чесни. Но вид рухнувшего на руль Хардинга и истошный вопль бы-
стро вернули Эллиота к реальности.
Автомобиль продолжал катиться и неминуемо врезался бы в
ступеньки крыльца, если б очнувшаяся Мэрджори в последнюю ми-
нуту не потянула ручной тормоз. Эллиот выскочил наружу. Доктор
Чесни стоял перед задним сиденьем; очевидно, с последним собы-
тием хмель немного выветрился из него. Но Хардинг, который до-
лжен был лежать на боку с пулей в затылке, вместо этого на
четвереньках переполз через гравиевую дорожку, добрался до газо-
на и там рухнул. Голову он вжал так глубоко, что плечи почти ка-
сались ушей, струйка крови сбегала с затылка по шее.
Дотронувшись до нее и почувствовав на руке кровь, Хардинг в ужа-
се содрогнулся.
— Меня убили, — еле слышно прошептал он. — Меня убили.
Боже мой! Меня убили!!!
В любой другой ситуации его слова могли бы только рассме-
шить. Затем он дрыгнул ногами и снова повалился на газон. Элли-
от понял, что Хардинг умирать не собирается.
— Успокойтесь! — крикнул он. — Успокойтесь!
В ответ Хардинг дико простонал.
Так же странно повел себя и доктор Чесни.
— Это случайно выстрелило, — пробормотал он,, ошалело вертя
в руках револьвер. — Он сам выстрелил!
131
Казалось, ему хотелось не только себя, но и других убедить в
том, что выстрел раздался сам собой.
— Мы уже догадались об этом, сэр, — сказал Эллиот и, повер-
нувшись снова к Хардингу, добавил. — Да, в вас выстрелили. Но
вы же не убиты! А ну-ка...
— Меня...
— Дайте-ка, я посмотрю! — приказал Эллиот, схватив его за
плечи. Ничего не соображающий Хардинг повернул к нему мутный
взгляд. — Вы не ранены, слышите? Вы вывихнули руку или... что-
то в этом роде. Пуля скользнула и содрала на шее кожу. Ожог.
Но это поверхностная ранка. Вы не ранены, понимаете?! —
закричал он снова.
— Ну и что? — словно не слыша его, пробормотал Хардинг с
отсутствующим видом. — Чего там жаловаться, посмотрим на ве-
щи прямо... Хорошо, а? Ха-ха-ха!
Было ясно, что Хардинг, хоть и находился все еще в состоянии
шока, уже сам поставил правильный диагноз; его острый ум сам
определил, что все случившееся находится на грани смешного; Хар-
динг пришел в себя, теперь представилась великолепная возмож-
ность для розыгрыша.
Эллиот отпустил его.
— А вы не хотите посмотреть, что с ним? — бросил он доктору
Чесни, я слышал, что Эммит был охвачен (мужественно признаем
это) безответной страстью к мисс
— Чемодан, — пролепетал доктор Джо, сглотнув слюну, и про-
тянул руку в сторону двери дома. — Черный чемодан. Мой чемо-
дан. В вестибюле под лестницей.
— Эй! Эй! — добродушно воскликнул Хардинг.
Эллиоту оставалось только восхититься его мужеством. Хар-
динг уже сидел на газоне и смеялся. А рана наверняка была очень
болезненной, хотя это и был всего лишь пороховой ожог. Будь она
всего на полдюйма глубже — он был бы мертв. Уже и сейчас он
потерял много крови. Несмотря на это, бледный, он словно преоб-
разился и забавлялся только что испытанным шоком.
— Вы отвратительный стрелок, доктор Джо, — заметил он. —
Если вы не можете попасть даже в неподвижную цель, то вам луч-
ше даже не учиться. А, Мэрджори?
Мэрджори выбралась наконец из машины и бросилась к жениху.
Доктор Джо, рванувшийся было одновременно с ней, вдруг замер
на подножке автомобиля. Взгляд его остекленел.
— Господи! Но вы ведь не считаете, что я сделал это намеренно,
правда? — прошептал он.
— А почему бы и нет? — рассмеялся Хардинг сквозь зубы. —
Осторожней Мэрджори, осторожней с винцом. — Он не моргал,
глаза его еще оставались расширенными и странно светились, но
132
он почти пропел, коснувшись плеча девушки. — Не извиняйтесь.
Ясно, что это получилось случайно. Но все же не очень-то приятно,
когда тебе стреляют в затылок.
Это были последние слова, которые Эллиот услышал — он от-
правился в дом за докторским чемоданом. Вернувшись, обнаружил,
что доктор Чесни с тем же вопросом приставал к Боствику.
— Но вы же не считаете, правда? — что я сделал это намеренно,
суперинтендант?
Боствик уставил на него мрачный взгляд.
— Я не знаю о ваших намерениях, сэр, — резко отчеканил
он. — Знаю только то, что видел. Я стоял у того окна, наверху,
и видел, как вы, выташив из кармана револьвер, совершенно
умышленно приставили его к затылку мистера Хардинга...
— Но это же шутка! Револьвер не был заряжен!
— В самом деле, сэр?
Боствик отвернулся. По обе стороны парадной двери стояли ма-
ленькие декоративные темно-желтые колонны, поддерживающие
изящный треугольный навес над дверью. Пуля вонзилась в левую
колонну. По счастливой случайности, она не только пролетела меж-
ду Хардингом и Мэрджори, но и не задела ветрового стекла авто-
мобиля.
— Револьвер не был заряжен, — продолжал настаивать до-
ктор. — Клянусь! Я знаю это точно! Я проверял курок несколько
раз. А в патроннике тоже ничего не было. Когда мы были в... —
он прикусил язык.
— Где вы были?
— Неважно. Старина, неужели вы и впрямь считаете, что я спо-
собен выстрелить в человека? Ведь я стал бы... — Он растерял-
ся. — Убийцей!
Удивленная, испуганная, недоверчивая улыбка промелькнула на
лице Чесни, лучше всего убеждая в искренности его слов.
В его манере говорить вообще было что-то детское. Этот доб-
рый человек был окружен обвинителями. Вся сцена выглядела так,
будто он каждому из присутствующих предложил стаканчик вина,
и все отказались от угощения. Даже рыжая бородка и усы доктора
ощетинились от неожиданного унижения.
— Я до этого несколько раз нажимал курок, — все повторял и
повторял он. — Он не был заряжен.
— Но если он выстрелил, — сказал Боствик, — значит, в бара-
бане все-таки была пуля; вы лишь (случайно или нет) вставили ее
в патронник. Но дело, сэр, не в этом. Для чего вам понадобился
заряженный револьвер?
— Он не был заряжен!
— Хорошо, заряженный или незаряженный, но для чего он вам
понадобился?
133
Доктор Чесни открыл было рот, но тут же захлопнул его.
— Это была шутка, — сказал он.
— Шутка?
— Ну да, такая шутка.
— А у вас есть разрешение на ношение оружия, сэр?
— Честно сказать, нет. Но я легко могу получить его, — резко
и вызывающе ответил доктор Джо. Он выпятил бороду вперед. —
Что означает вся эта бессмыслица? Если бы я собирался по-настоя-
щему кого-то застрелить, неужели бы я стал дожидаться, пока мы
подъедем к дому?! Глупость какая! И, кажется, вы хотите, чтобы
раненый умер? Посмотрите, он истекает кровью, как на скотобой-
не. Оставьте меня в покое! Дайте мой чемодан! Джорж, друг
мой, — он склонился к Хардингу, — пойдемте домой. Вы всегда
должны доверять мне!
— Он прав, — вставил Хардинг. — Я рискую истечь кровью.
И хотя Боствик был в ярости, он не решился им воспрепятство-
вать. Входя в дом, Хардинг и доктор Чесни столкнулись в дверях
с выходящим на крыльцо доктором Феллом.
Они окинули Фелла удивленным взглядом.
Боствик повернулся к Мэрджори.
— Итак, мисс.
— Что? — холодно отозвалась девушка.
— Вам известно, зачем вашему дяде понадобился револьвер?
— Он же сказал, что это была шутка. Вы же знаете дядю Джо.
Эллиот удивленно следил за девушкой, снова пытаясь разо-
браться в мотивах ее поведения. Опершись о бок автомобиля, она
наклонилась и пыталась стряхнуть с подошвы туфель какие-то бе-
лые кружочки. Эллиота она при этом удостоила лишь мимолетным
взглядом.
— Мисс Уилз, вы были с дядей весь вечер? — поспешил вме-
шаться Эллиот, видя, что Боствик распаляется все больше и
больше.
-Да.
— Куда вы ездили?
— Так, просто покатались.
— Где?
— Нигде особенно... просто покатались.
— Вы где-нибудь останавливались?
— Да, зашли в один-два бара. И еще в дом профессора Ингрэма.
— И вы видели у вашего дяди револьвер до того, как он его
выташил и выстрелил?
— Спросите у него, — ответила Мэрджори все так же вызываю-
ще. — Не уверена, что я могла бы что-нибудь добавить.
«Черт возьми! Будто ты не знаешь!» — было написано на лице
Боствика, но он поспешил взять себя в руки.
134
— Уверены вы или не уверены, мисс, — повысил Боствик го-
лос, — вам все же небезынтересно будет узнать, что у нас есть к
вам пара вопросов и... на них вы можете ответить.
— Ах!
За спиной суперинтенданта доктор Фелл зверски надул щеки и
уже приготовился было извергнуть целый водопад слов, но в его
вмешательстве не было необходимости. Помощь пришла с другой
стороны. Дверь дома приоткрылась, и наружу высунулась голова
верной Памелы. Она многозначительно кивнула в сторону сыщи-
ков, беззвучно пошевелила губами и скрылась. К счастью для
Мэрджори, это заметил один Эллиот.
— Значит, вы обыскивали мою комнату? — проговорила
Мэрджори.
— Лх, вот как вы это делаете! — почти в унисон воскликнул
Эллиот.
Если бы он стал подыскивать слова, чтобы точнее передать свое
потрясение, то вряд ли бы нашел что-нибудь более удачное. Девуш-
ка резко обернулась. Глаза се горели.
— Что я делаю? — поспешно проговорила она.
— Читаете мысли. То есть, на самом деле вы читаете по движе-
нию губ.
Мэрджори растерялась.
— А! Вы хотите сказать, — добавила она с некоторым лукав-
ством, — когда вы называете бедного Джоржа ловкой свиньей? Да,
да. Я читаю по губам, у меня была большая практика. Как видите,
это пригодилось. Меня научил один старик. Он работал здесь. Сей-
час он живет в Бате; он...
— Его зовут Толерэнс? — вставил доктор Фелл.
Как впоследствии вспоминал Боствик, в этот самый момент он
решил, что Фелл сошел с ума. Казалось, что полчаса назад он был
в полном порядке, к тому же Боствик всегда с уважением вспоми-
нал его работу в расследовании дела о Восьми Шпагах и случая
с Вотерфолл Мэннор. Но, к сожалению, пока они разговаривали в
спальне Мэрджори Уилз, в мозгу бедного доктора Фелла, видимо,
что-то повернулось. Ведь сейчас он вдруг с каким-то прямо-таки
неприятным наслаждением принялся произносить имя этого... То-
лерэнса.
— Его зовут Генри С.Толерэнс? Он живет на улице Эвон?
И работает официантом в отеле «Бо Нэш»?
— Да. Но...
— До чего же тесен мир! — процедил доктор Фелл. — Ничего
нет более успокоительного, чем услышать название этого достойно-
го и популярного местечка. Сегодня утром я как раз разговаривал
со своим другом Эллиотом об этом чудесном официанте. Именно
он первым сообщил мне об убийстве вашего дяди. Отблагодарите
135
Толерэнса, мисс. Пошлите ему пять шиллингов на Рождество. Он
этого заслуживает.
— О чем, черт побери, вы толкуете?
— О том, что именно от него мы узнаем, кто убил вашего дя-
дю! — заявил Фелл серьезно. — Или, по крайней мере, ему мы бу-
дем обязаны доказательством!
— Надеюсь, вы не считаете, что преступление совершила я?
— Я знаю, что вы невиновны.
— И вам известно, кто это сделал?
— Да, известно, — сказал Фелл, опустив голову.
Какое-то мгновение, показавшееся всем очень долгим, она гляде-
ла на Фелла взглядом, который часто бывает у кошки. Затем, не-
уверенным движением пошарив в бардачке автомобиля, вытащила
свою сумочку. Казалось, она приготовилась бежать.
— И они тоже так считают? — спросила она поспешно, кивнув
головой в сторону Боствика и Эллиота.
— Наше мнение, — заметил Боствик, — остается при нас. А что
касается инспектора, — он кивнул в сторону Эллиота, — то он при-
был сюда исключительно с целью задавать вопросы вам.
— По поводу шприца?
Она задрожала всем телом. Опустив голову и уставившись на
сумочку, принялась нервно шелкать замком. Поля ее фетровой шля-
пы касались лица.
— Я так и думала, что его найдут, — она кашлянула. — Я об-
наружила его сегодня утром. В шкатулке для драгоценностей. Сна-
чала хотела спрятать, но не могла придумать где и не решилась
вынуть его из шкатулки. Ну как можно избавиться от какой-
нибудь вещи? Как можно ее оставить и при этом быть уверенной,
что за тобой не следили и тебя не заметили? На шприце нет отпе-
чатков моих пальцев — я стерла их. Но понимаете, это не я поло-
жила его в шкатулку. Не я!
Эллиот вынул из кармана конверт и приоткрыл его так, чтобы
она могла видеть его содержимое. Однако Мэрджори совершенно
не смотрела на Эллиота. Будто между ними никогда не существова-
ло никакой связи, словно нить была порвана, словно между ними
вдруг выросла новая стена:
— Этот шприц, мисс Уилз?
— Да, этот. Кажется.
— Ваш?
— Нет. Этот шприц дяди Джо. По крайней мере, такого типа,
которым он обычно пользуется. Марка «Коррайт и КО», фабрич-
ный номер и емкость.
— А можно, — заговорил устало Фелл, — забыть на минутку
про этот шприц? Можно выкинуть его из головы? К черту шприц!
Какая разница, чей он и как попал в шкатулку, если мы не знаем,
136
кто его там спрятал? Никакой!!! Мисс Уилз, — он твердо посмот-
рел на нее. — Расскажите нам о револьвере.
— Револьвер?
— Вы могли бы нам рассказать, — пояснил доктор, — куда вы
сегодня ездили с мистером Хардингом и доктором Чесни?
— А вы разве этого тоже не знаете?
— Проклятье, не знаю! — вскричал Фелл, сделав страшное ли-
цо. — Поэтому и ошибаюсь. Все дело в окружающей вас атмосфе-
ре. У доктора Чесни — своя атмосфера, у Хардинга — другая,
у вас — третья. Взгляните на себя и назовите меня, пожалуйста,
ослом; однако кроме этой атмосферы есть и внешние при-
знаки.
Он махнул своей тростью в сторону белой гвоздики, брошенной
Чесни на дорогу, затем коснулся концом трости туфель Мэрджори.
Девушка инстинктивно отпрянула и приподняла ногу, но один из
крошечных кружочков с ее туфель пристал к трости.
— Кстати, в вас не кидали конфетти? — спросил он. — Помнит-
ся, мостовая у дверей конторы по записи гражданского состояния,
что на Кэстл-Стрит, вся усыпана конфетти. Сегодня сыро... Поче-
му это я обязан за вас рассказывать?.. — добавил он гневно.
Мэрджори согласно кивнула.
— Все верно, — проговорила она бесчувственно. — Джорж и я
сегодня вечером поженились и оформили брак в Бристоле.
И так как никто не произнес ни слова, добавила:
— Это специальная лицензия. Мы получили ее позавчера. —
Она повысила голос. — Мы думали... думали хранить тайну в те-
чение года. — Она заговорила еше громче. — Но раз уж мы имеем
дело с такими проницательными сыщиками, а мы, наоборот, такие
неумелые преступники — то вот вам вся правда!
Суперинтендант ошеломленно уставился на девушку.
— Но, послушайте, — проговорил он недоверчиво. — Боже мой!
Я не верю этому! Не могу поверить! Вы и раньше казались мне
странной (сейчас не будем касаться этого), но я б никогда не пове-
рил, что вы способны на такое! Неужели доктор Чесни позволил
вам? Я не понимаю...
— Вы не сторонник брачных уз, мистер Боствик?
— Сторонник брачных уз? — тупо повторил Боствик. — Когда
вы решили заключить этот брак?
— Сегодня. Но обсудили все раньше. Мыс самого начала соби-
рались пожениться без огласки и именно в гражданском учрежде-
нии: Джорж ненавидит всякие церемонии и суматоху. Но дядя
Маркус умер, и я почувствовала себя такой... такой... в общем,
будь что будет, мы во что бы то ни стало решили пожениться се-
годня. У меня были причины! Были причины, понимаете?! — она
кричала.
137
— Черт возьми! — сказал Боствик. — Этого я и не понимаю. Я
знаю ваше семейство лет шестнадцать. Говорю откровенно. Но
чтобы доктор позволил вам это сделать, когда мистер Чесни еше
даже не погребен!..
Мэрджори отступила.
— Ну вот, — на глаза ее навернулись слезы. — Значит, никто не
собирается меня поздравить или пожелать мне хотя бы счастья?
— Я желаю вам счастья, — произнес Эллиот. — Вы это знаете.
— Миссис Хардинг, — с мрачным видом начал Фелл, и девушка
вздрогнула, услышав свое новое имя. — Я прошу у вас извинений.
Отсутствие у меня чувства такта настолько обычно, что я бы уди-
вился, если бы не совершил какого-нибудь некорректного поступка.
Примите мои поздравления! Я не только надеюсь, но и обещаю,
что вы обязательно будете счастливы!
— Как вы сентиментальны! — с неожиданным сарказмом вос-
кликнула девушка. — И как по-полицейски великодушны! — Она
посмотрела на Боствика. — Заявить, что знают семью Чесни шест-
надцать лет, и при этом желать затянуть на моей шее петлю! Я
вышла замуж. Да, вышла замуж. У меня были причины. Вы этого
не понимаете, но у меня были причины.
— Я только сказал... — начал Эллиот.
— Забудьте это, — ледяным тоном перебила девушка. — Все
что-нибудь говорят, когда им нужно что-то сказать. Так что може-
те здесь прогуливаться, довольные и гордые, как совы. Как профес-
сор Ингрэм. Посмотрели бы вы на его физиономию, когда мы
попросили его стать нашим свидетелей. О, нет, нет!!! Он настоль-
ко перепугался, что даже не сумел этого скрыть. Ладно, забудем!
Вас интересует только револьвер, не так ли? Мне нечего добавить,
это действительно была шутка. Шутки дяди Джо, как всегда, не
отличаются большим изяществом, но он хоть, в отличие от других,
сохранил чувство юмора. Дяде показалось забавным разыграть,
как он говорит, «женитьбу под пистолетом», и во время регистра-
ции он вздумал держать пистолет таким образом, чтобы мы его
видели, а начальник конторы нет. Он изображал, будто пришел ту-
да для того, чтобы убедиться, что Джорж действительно сделает
из меня формальную жену.
Боствик прищелкнул языком.
— О! Что же вы не сказали этого раньше! — пробормотал он,
и лицо его засветилось облегчением. — Вы хотите сказать...
— Нет, я не хочу этого сказать, — смягчившись, прервала Мэрд-
жори. — Ну до чего же вы несообразительны! Ведь я и в самом
деле формальная жена, потому что я вышла замуж, чтобы меня
не повесили за убийство. Как чудно! — В ее голосе послышалось
ликование. — Нет, суперинтендант. Приписывая мне самые ужас-
ные поступки, вы еще страшно при этом удивляетесь. Но, что бы
138
вы н» сказали, моя непорочность остается невредимой. Что за мир!
Во всяком случае, не волнуйтесь. Вы хотели узнать о револьвере,
и я вам все рассказала. Я понятия не имею, как в нем оказалась
нуля. Наверное, по дядиной небрежности. Это был просто несчаст-
ный случай, и никого убивать не собирались.
— Это ваше мнение? — любезно осведомился доктор Фелл.
Мэрджори, несмотря на свою сообразительность, не сразу поня-
ла смысл его вопроса.
— Вы намекаете на то, что рана, полученная Джоржем, не слу-
чайна?... — начала она и запнулась. — Вы полагаете, что убийца
снова вышел на охоту?
Доктор Фелл опустил голову.
На Белгард опускался вечер. На востоке посерели холмы, но на
западе небо, казалось, все еше было в огне. На западную сторону
выходили окна музыкального зала, кабинета и спальни Вилбера
Эммита на втором этаже. В одном из этих окон, вспомнил Эллиот,
он увидел прошлой ночью доктора Чесни.
— Так я вам еше нужна? — спросила Мэрджори тихо. — Если
нет, позвольте мне уйти.
— Пожалуйста, — сказал доктор Фелл. — Но сегодня вечером
вы нам понадобитесь.
Девушка удалилась. Трое мужчин остались стоять рядом с от-
верстием, проделанным пулей в желтой колонне.
Позже Эллиот, в ту минуту, кстати, едва заметивший уход
Мэрджори, вспоминал, что картина освещенных лучами заката
окон словно открыла внутри него самого еще одно окно. Словно
что-то толкнуло его, разбудило. Трудно сказать, было ли это ре-
зультатом его наблюдений за движениями, словами или мыслями
девушки или было вызвано какими-то другими причинами, но яс-
ность, понимание всего происходящего пришли к нему вдруг. А+
В + С + Д — все быстро выстроилось в схему, которая четко отпеча-
талась в мозгу. До нынешнего момента он поступал не как сыщик,
а как безмозглый дурак! Везде, где он мог ошибиться, — он ошиб-
ся. Всякий раз, как появлялась возможность неверно объяснить
происходящее, он объяснял его неверно. Словом, он вел себя, как
кретин и безумец. Но теперь...
Взгляд Эллиота встретился со взглядом доктора Фелла. Он по-
чувствовал, как маленькие проницательные глазки доктора прямо-
таки впились в него.
— Ага! — сказал вдруг доктор. — Уже догадались?
— Да, доктор. Кажется, догадался.
И он ударил со всего размаху по воздуху.
— Ну что ж, — продолжал Фелл мягко. — Тогда будет лучше,
если мы вернемся в гостиницу и обсудим ситуацию. Согласны, су-
перинтендант?
139
Расставляя по порядку в уме улики, Эллиот снова принялся про-
клинать себя. Он настолько погрузился в размышления, что почти
сначала не слышал доктора, насвистывающего, пока они шли к ав-
томобилю, какую-то мелодию. Она ловко попадала в такт их ша-
гам. Потом он сообразил: это был свадебный марш Мендельсона.
Но еще никогда он не звучал так злорадно и неотвратимо.
Глава 18
В тот же вечер около восьми часов в комнате Эллиота в гости-
нице «Голубой Лев» сидели перед пылающим камином четверо
мужчин. Трое слушали. Говорил доктор Фелл:
— Теперь мы знаем, кто убийца, как действовал и почему, —
перечислял он, загибая пальцы. — Знаем, что все эти преступления
были делом рук одного человека, не имевшего сообщников. Знаем
всю весомость доказательств и улик против него. Его виновность,
как мы убедились, подтвердится сама.
Суперинтендант что-то одобрительно проворчал. Майор Крау
кивнул согласно и удовлетворенно.
— Охотно принимаю вашу версию, — заметил он. — Если она
подтвердится, то от одной мысли, что среди нас живет такое чудо-
вище, можно будет содрогнуться!
— Живет и отравляет воздух! — добавил Фелл. — Совершенно
верно. Именно это все время сбивало с толку Боствика. Влияние
такого человека заражает, и каким бы безобидным оно ни казалось,
оно распространяется на все, к чему притрагивается. Оно заражает
и искажает смысл любого поступка; без него невозможно ни вы-
пить чашку чая, ни прокатиться в автомобиле, ни купить пленку
для кинокамеры. И в результате самое тихое местечко на свете,
вроде этого, превращается в ад. В самых мирных домах раздаются
выстрелы, на тихих улицах в людей кидают камни, в голове комис-
сара и суперинтенданта возникают капризные мысли. И причина
этого в тех заразных бактериях, которые такой человек решает
вдруг пустить в дело.
Доктор Фелл вынул часы и положил их перед собой на стол.
Он не спеша набил табаком трубку, раскурил ее, торжественно и
с удовольствием причмокивая, затем продолжал:
— Итак, пока вы думаете о доказательствах, мне хотелось бы
препо... хм, хм!., порассуждать с вами об искусстве отравлений и
сообщить некоторые факты. Некоторые преступления, в особеннос-
ти те, которые подходят к нашему случаю, мы можем сгруппиро-
вать пол одним общим названием. Как это ни странно, я никогда
еще не встречал их объединенными вместе, хотя они бывают на-
столько схожи, что некоторые могли бы быть просто копиями дру-
140
гих. Они существуют с древности и представляют собой вечную
опасность для жен: я имею в виду отравителей-мужчин.
Женщины-отравительницы — это ведомо Господу! — очень
опасны. Но мужчины-отравители представляют для общества
большую угрозу, так как к обычному для отравителей коварству
они добавляют еще и дьявольскую подготовленность, интересы на-
живы и желание добиться успеха с помощью мышьяка и стрихнина.
Они представляют собой узкую, но печально знаменитую группу,
а их лица очень похожи. Разумеется, есть и такие, которые не впи-
сываются ни в одну категорию. Например, Седдон. Но, думаю, ес-
ли мы возьмем дюжину примеров из реальной жизни, мы
обнаружим у всех одинаковую маску на лицах и одинаково гнусные
мысли в головах. К этой группе принадлежит и наш убийца из Сод-
бери Кросс.
Во-первых, все эти мужчины обладают определенно! фантазией,
образованием и даже культурой. Очень характерны в э ом смысле
профессии, избранные ими. Палмер, Причард, Лэмсон, Баченен и
Крим были врачами; Ричесон — священником; Уэйнрайт — артис-
том; Армстронг — адвокатом; Хоч — химиком; Уэйт — зубным
врачом; Вокье — изобретателем; Карлайл Харрис — студентом ме-
дицины. И тут интерес к этим людям начинает просыпаться.
Нас не интересует безграмотный невежда, не сознающий своего
поступка. Нас интересует преступник, обязанный знать, что этого
делать нельзя. Разумеется, нет смысла отрицать, что большинство,
если не все, из этих людей были жестоки. Но при этом манеры
их привлекали, воображение толкало к активной деятельности, они
обладали первоклассными актерскими способностями; а некоторые
из них поражают своей изобретательностью в осуществлении
убийств и в заметании следов.
Доктор Джорж Харви Лэмсон, Роберт Баченен и Артур Уоррен
Уэйт совершили преступления ради обогащения соответственно в
1881, 1882 и 1915 годах. В то время литература, именуемая поли-
цейским романом, находилась еще в младенчестве. Но посмотрите,
как они действовали!
Доктор Лэмсон убил свою жертву, восемнадцати летнего пле-
мянника-инвалида, используя отравленный волчьим корнем изюм,
запеченный в пироге. Он дошел даже до того, что сам разрезал пи-
рог в присутствии юноши и директора колледжа, в котором тот
учился. Во время чая, все трое съели по куску пирога; поэтому Лэм-
сон мог заявлять о своей невиновности, так как никто, кроме юно-
ши, не пострадал. Кажется, я читал о подобном трюке в каком-то
романе.
Доктор Баченен отравил жену морфием. Он хорошо знал, что
отравление морфием легко установить по глазам жертвы — у нее
сильно сокращаются зрачки. Понимая это, доктор Баченен добавил
141
в морфий немного белладонны и добился того, что зрачки не сокра-
щались. Смерть жертвы казалась натуральной, и это позволило
убийце оформить у врача свидетельство о смерти. Преступление
просто блестящее и совершенно недоказуемое и раскрыто только
потому, что Баченен случайно проболтался о нем одному из своих
приятелей.
Артур Уоррен Уэйт был преступником ребячливым и счастли-
вым. Он пытался заразить своих состоятельных родственников
пневмонией, дифтерией или гриппом. Оказалось, что это слишком
долго и сложно, поэтому в конце концов он прибегнул к обычным
ядам. И все же не надо забывать, что его первая попытка убрать
тестя заключалась в следующем: он хотел привить ему туберкулез
с помощью баллона с аэрозолью против простуды.
Доктор Фелл перевел дух. К этому времени он уже достаточно
погрузился в глубину темы и всем своим видом выказывал сосредо-
точенную суровость. Обычно в такие минуты потерявший терпение
суперинтендант Хедли кричал, чтобы Фелл» прекратил катить теле-
гу и заканчивал конференцию». Но Эллиот, Крау и Боствик лишь
согласно кивали головами. Все услышанные детали и факты они
тут же старались сверить с убийством в Содбери Кросс.
— Так вот! — продолжал Фелл, — какова самая яркая черта от-
равителя? Среди своих приятелей и знакомых он шиеет славу вели-
кого человека — вот она! Он весел и общителен, душа компании,
услужливый и верный друг. Иногда он хвастается своими пуритан-
скими качествами и даже может склоняться к некоторой религиоз-
ности или обладать хорошими манерами в обществе, но
либеральные друзья легко прощают эти маленькие недостатки, так
как в конце концов он — превосходный человек.
Томас Гриффитс Уэйнрайт, этот требовательный хранитель об-
щественной морали, травил людей оптом, оставляя себе деньги по
страховке; но был одним из самых гостеприимных хозяев за по-
следние сто лет. Вильям Палмер из Рагли был трезвенником, но
больше всего в жизни его радовала возможность угостить друзей
стаканчиком вина. Почтенный Кларенс В.Т.Ричесон из Бостона на-
ходил восторженных почитателей в любом месте, которое ему слу-
чилось посетить. Доктор Эдвард Уильям Причард — тот, что с
большой лысиной и широкой темно-каштановой бородой, — был
идолом всех клубов в Глазго. Видите теперь, как все это подходит
к человеку, которого мы хотим задержать?
Майор Крау кивнул.
— Видим, — подтвердил задумчиво и удовлетворенно Эллиот.
Благодаря рассказу Фелла в комнате, освещенной огнем, словно
возникла четкая картина.
— Однако в их характерах есть и обратная сторона медали, —
снова продолжал доктор. — И существенная ее часть — это полное
142
безразличие к чужому страданию, безжалостное стремление нести
смерть в ее самых чудовищных формах. Наше обычное воображе-
ние даже не способно это понять. Но меня сейчас интересует не
просто их безразличие к чужой смерти, а безразличие к предсмерт-
ным мучениям жертвы. Широко известен ответ Уэйнрайта: «Поче-
му я отравил мисс Эберкромби? Клянусь, что не знаю. Может,
потому, что у нее были слишком толстые лодыжки».
Конечно, это было просто бахвальство, но в то же время оно
показывает, как отравитель оценивает человеческую жизнь. Уэй-
нрайт нуждался в деньгах. Поэтому, очевидно, кто-то должен был
умереть. Вильям Палмер нуждался в деньгах, чтобы играть на бе-
гах, значит, его жена, брат и друзья должны были принимать
стрихнин. В этом есть что-то, выходящее за пределы обычной ло-
гики. Так всегда бывает с теми, кто, мягко или жестко, но «хочет
чего-то добиться». Почтенный Кларенс Ричесон со слезами в своих
прямо-таки магнетических глазах отрицал, что женился на мисс
Эдмандс из-за ее денег и положения. Но при этом отравил свою
бывшую любовницу, чтобы она ему не надоедала. Сентименталь-
ный доктор Эдвард Причард добился немногого, убив свою жену
маленькими дозами эметокатартика1, которые он давал ей четыре
месяца, а затем, убив еще и свою тещу, он получил всего несколько
тысяч фунтов. Но он хотел быть свободным, «хотел добиться сво-
ей цели».
Это приводит нас к еще одной черте отравителя: его крайнему
тщеславию.
Тщеславие есть у всех убийц. Но отравитель обладает им в чу-
довищной степени. Он горд своим умом, своей внешностью, мане-
рами, способностью ловчить и обманывать. Он страдает актерским
непостоянством, почти как эксгибиционист. Отравитель, как прави-
ло, — великолепный актер. Причард открывает гроб, чтобы по-
следний раз поцеловать губы отравленной им жены; Карлайл
Харрис рассуждает о науке и теологии со священником, отправля-
ясь на электрический стул; Палмер поразительно возмущен появле-
нием следователей; перечислять такие сцены можно без конца.
А их причина — в тщеславии.
Совсем не обязательно, чтобы тщеславие проявлялось на по-
верхности. Отравитель может быть добродушным человеком с го-
лубыми глазами и профессорского вида, как Герберт Армстронг,
адвокат из Хея, убивший жену, а затем попытавшийся устранить
делового конкурента с помощью мышьяка, порошком которого бы-
ло посыпана лепешка, когда они вместе пили чай. И нет ничего
омерзительней, когда эта гордыня выходит наконец наружу во вре-
мя допросов или на суде. Наконец, ничто так не выделяет
Эметокатарти к-рвотно-слабительное лекарство {примем. пер.).
143
тщеславие отравителя-мужчины, как его превосходство над жен-
щиной.
Почти все из них имели или считали, что имеют, это превосход-
ство. У Армстронга оно было в скрытом виде. Уэйнрайт, Палмер,
Причард пользовались нм для совершения преступлений. Харрис,
Баченен и Ричесон столкнулись с некоторыми трудностями. Но да-
же косоглазый Нейл Крим был уверен, что обладает этим каче-
ством. Вот это чувство превосходства и привело к тому
удивительному самомнению и тщеславию, которые находились в
глубине всех поступков этих людей. Хоч, современный Синяя Боро-
да, уничтожил дюжину женщин с помощью мышьяка, ловко спря-
танного в авторучке. А до чего был смешон и жалок Жан Пьер
Вокье, отравитель из Байфлита, с сальными бакенбардами, кото-
рый во время суда манерно и притворно улыбался присяжным и
публике. Вокье смешал стрихнин с бромидом и дал эту смесь хозяи-
ну постоялого двора. Веря в свои донжуанские способности, он хо-
тел завоевать супругу своей жертвы и завладеть ее жилищем.
Получив отказ на свою апелляцию, он был отправлен на казнь.
При этом кричал: «Je demande justica1 и, возможно, в самом деле
верил, что с ним обошлись несправедливо.
Итак, добравшись до глубины темы, мы видим, что все эти
блестящие парни убивали исключительно ради денег и других мате-
риальных интересов.
Признаю, что лишь Крим был исключением, потому что был
сумасшедшим, и его неистовая потребность кого-нибудь шантажи-
ровать не может быть принята всерьез. В основе же преступлений
всех остальных были деньги, желание разыграть удачную карту.
Если кто-то из них убивал свою жену или любовницу, то обязатель-
но стремился при этом заполучить другую, более состоятельную.
Прежняя жена становилась препятствием его таланту. Если бы не
она, то он, конечно же, давно бы стал выдающимся человеком и
наслаждался благополучием! Ведь он и так уже считал себя знаме-
нитостью, мир и так уже был многим ему обязан. Кроме жены,
любовницы препятствием может стать и тетка, и сосед, и Джон-
дурачок. Так что мы должны учитывать именно искаженную логи-
ку его мозга, и вы согласитесь с тем, что именно это характеризует
убийцу из Содбери Кросс.
Майор Крау, перед тем задумчиво следивший за полыхающим
камином, резко повернулся.
— Это верно, — произнес он, обратившись к Эллиоту. — Вы
это доказали.
— Да, сэр. Думаю, что так.
— Все, совершенное этим наглецом, достаточно для того, чтобы
1 Я требую справедливости (фр.).
144
его повесить, — резко сказал Крау. — И даже причина, по которой
он потерпел фиаско... если я хорошо понимаю. Весь этот спектакль
провалился, потому что...
— Он провалился, — вставил доктор Фелл, — потому что пре-
ступник хотел изменить всю историю криминалистики. Это никог-
да не приводит к успеху, поверьте мне.
— Минутку! — воскликнул Боствик. — На этот раз я не пони-
маю вас.
— Если вы хоть раз попытаетесь совершить убийство с по-
мощью яда, — с самым серьезным видом сказал Фелл, — то запо-
мните следующее: из всех форм убийств отравление реже всего
остается неразоблаченным и безнаказанным.
Майор Крау удивленно уставился на доктора.
— Но-но, — запротестовал он. — Вы хотите сказать, наоборот:
чаше всего, не так ли? Я не из тех, кто приписывает себе большое
воображение, вы это знаете. Но иногда и я себя спрашиваю... Вот,
послушайте! Я признаюсь вам. Каждый день рядом с нами умира-
ют люди. Их смерть считается естественной, все засвидетельствова-
но и т.д. Однако кто может знать, сколько из этих смертей
вызваны убийством? Нам это неведомо.
— Эх! — воскликнул доктор Фелл и глубоко вздохнул.
— Что значит ваше восклицание?
— Это значит, что я уже и раньше сталкивался с подобными
утверждениями. К тому же вы правы. Нам это неведомо. Но я хо-
чу подчеркнуть: нам это неведомо! В остальном ваши аргументы
заставляют меня растеряться. Скажем, в городке Виган в течение
года умирают сотни людей. Вы смутно подозреваете, что некото-
рые из них могут быть отравлены. И именно из-за ваших подозре-
ний вы мне заявляете, что отравить человека легко. Может 6ъ\тъ,
то, что вы говорите, верно. Спорить не буду. Кладбища забиты
трупами, требующими возмездия, отсюда — аж до самой Огненной
Земли. Но черт возьми! Попробуем провести опыт, прежде чем со-
гласиться с вашим утверждением.
— Хорошо, в чем заключаются ваши возражения?
— Анализируя, — сладчайшим голосом сказал доктор Фелл, —
анализируя случаи, которые мы можем взять как доказательство
(то есть те случаи, когда в трупах были обнаружены следы яда),
придем к выводу, что отравление — самое легкое по раскрываемос-
ти преступление, учитывая, что очень мало людей сумели скрыть
следы своего преступления.
Я хочу сказать, что убийца, уже в силу своего характера, обре-
чен с самого начала. Ему никогда не удается сохранить хладнокро-
вие и остановиться. Если он успешно отравил в первый раз, то
будет совершать свои преступления дальше до тех пор, пока его
не схватят.
145
Взгляните на только что процитированный вам список. Он сам
себя выдает. Вы или я — мы можем застрелить, заколоть, пробить
голову дубиной или задушить. Но мы никогда не влюбимся страст-
но в сверкающий револьвер, роскошный новый кинжал, или палицу,
или шелковый платок. Мы не будем без отдыха играть этими ве-
щицами. Но именно так поступает отравитель.
Велики уже первые подстерегающие его опасности. Обычный
убийца избегает одного риска, отравитель — тройного. В отличие
от пули или кинжала, он не убежден, что до конца сделал свою
работу. Он должен увериться, что жертва не выживет и не донесет
на него: а риск громаден. Он должен всячески показывать, что не
имел ни мотива, ни возможности дать жертве яд: а риск просто
смертельный. И наконец, ему необходимо незаметно приобрести
яд: риск самый огромный из всех.
Вновь и вновь повторяется одна и та же зловещая ситуация.
При подозрительных обстоятельствах умер некто X.Известно так-
же, что у некоего У есть основательные причины для его устране-
ния и доступ к его еде и питью. Эксгумируют труп. Обнаруживают
яд. Теперь достаточно лишь установить, где и когда У раздобыл
его. После этого остается только задержать, судить и вынести
приговор.
Так вот, наш друг из Содбери Кросс все это знал. Для этого
ему не надо было глубоко изучать все преступления, достаточно чи-
тать периодику. Но зная это, он разработал такой план убийства,
который обеспечил бы ему сразу тройное алиби. Этого не удава-
лось ни одному преступнику. Поэтому он потерпел крах, так как
человеку умному, как вы, не слишком трудно проникнуть в каждую
деталь этой тройной интриги. А теперь позвольте показать вам
еще одну вещь.
Пошарив во внутреннем кармане пальто, доктор Фелл вынул из
него толстый бумажник, набитый газетными вырезками, которые
он собирал и распихивал по карманам, забывая выбросить. Из этой
груды он извлек письмо.
— Я уже говорил, — продолжал он, — что Маркус Чесни не-
сколько дней назад написал мне письмо. Я специально не показы-
вал его, чтобы никого не сбить с толку. В этом письме имеются
слишком весомые доказательства. Они могли бы нам помешать
выбрать верное направление поисков. Но если теперь, в свете из-
вестных нам фактов, мы попытаемся связать их вместе, это кое-что
даст!
Он положил бумагу на стол рядом со своими часами и распра-
вил ее. Начиналось письмо словами: «Белгард, 1-е октября» и за-
трагивало почти все те предположения, о которых они уже
слышали. Палец доктора остановился на предпоследнем абзаце.
«Все свидетели, фигурально выражаясь, носят черные очки. Они
1-46
не способны видеть ясно и объяснить происходящее в нормальном
цвете. Они не знают, что разыгрывается на сиене, и тем более —
что в это время делается в зрительном зале. Покажите им потом
всю сиену, заснятую на черно-белой пленке, они ей поверят; но и
тогда не будут в состоянии объяснить увиденное.
На днях я собираюсь устроить маленькое представление группе .
друзей. Если оно удастся, то не окажете ли вы любезность при-
ехать сюда и тоже посмотреть его в следующий раз? Я знаю, что
сейчас вы находитесь в Бате, и я могу послать за вами автомобиль,
когда прикажете. Обещаю, что буду вас обманывать всеми возмож-
ными способами. Но учитывая, что вы не в курсе обстоятельств
и знаете здесь лишь некоторых людей, я буду играть чисто и даю
вам подсказку: рассматривайте представление применительно к мо-
ей племяннице Мэрджори» Майор Крау присвистнул.
— Совершенно верно, — произнес Фелл, складывая письмо. —
Объединяя это с тем, что мы собираемся сегодня вечером услы-
шать и увидеть, мы должны закончить дело.
Раздался робкий стук в дверь. Доктор Фелл, глубоко вздохнув,
взглянул на часы. Затем обвел взглядом своих слушателей, и каж-
дый дал ему понять, что уже готов. В тот самый момент, когда
доктор глядел на часы, дверь приоткрылась. Знакомая, хоть и об-
лаченная вместо привычного белого халата в дорожный костюм
фигура просунула голову в образовавшийся проем.
— Входите, Стивенсон, — проговорил доктор Фелл.
Глава 19
Эллиот остановил машину напротив дверей Белгарда. Машина
была набита битком, хотя Боствик и майор Крау ехали сзади на
другом автомобиле. Большую часть заднего сиденья занмллад док-
тор Фелл, оставшееся рядом место было отдано большой коробке,
которую, согласно полученным инструкциям, вез с собой Стивен-
сон. Сам же Стивенсон, явно зачарованный, но нервничающий, си-
дел впереди с Эллиотом.
Итак, в ближайшие минуты все должно было кончиться. Элли-
от потянул ручной тормоз и взглянул на освещенный фасад дома.
Прежде чем коснуться звонка входной двери, он подождал, пока
подойдут остальные. Ночь была холодной и туманной.
Дверь открыла Мэрджори. Увидев их непроницаемые лица, она
быстро оглянулась.
— Да, я получила ваше послание, — сказала она. — Сегодня ве-
чером все собрались у нас. Впрочем, мы все равно не разошлись
бы. Что случилось?
— Очень жаль, мисс, — заговорил Боствик, — но мы вынужде-
147
ны беспокоить вас в брачную ночь... — Было очевидно, что супер-
интенданту трудно изменить свою манеру говорить; мысль об этом
неожиданном браке все еще преследовала его. — Мы не будем до-
лго надоедать и оставим вас с...
Он резко замолчал и, видя направленный на себя холодный и
гневный взгляд майора Крау, что-то смущенно забормотал себе
под нос.
— Суперинтендант!
— Сэр?
— Личные дела этой девушки не нуждаются в обсуждении. Яс-
но? Благодарю вас! — И он дружелюбно, хотя и не очень уверенно,
обратился к Мэрджори: — Кое в чем Боствик, однако, прав. Мы
уйдем отсюда, как только это станет возможным. Ха-ха-ха! Да.
Определенно. Что я сказал? Ах, да! Можете проводить нас к
остальным?
Майор был никудышным актером. Мэрджори внимательно
вгляделась в него, перевела взгляд на большую коробку, которую
держал в руках Стивенсон, и не произнесла больше ни слова. На
щеках ее был румянец — за ужином она, очевидно, пила коньяк.
Она провела их в библиотеку, находившуюся в глубине дома.
Это была приятная, уютная, традиционно обставленная комната с
книжными полками и большим камином из грубого камня. В ками-
не весело полыхали поленья. Подле камина, на ковре, стоял неболь-
шой игральный столик, за которым доктор Чесни и профессор
Ингрэм сражались в нарды. Хардинг, развалившись в кресле, читал
газету; из-за бинтов, которыми была обвязана его шея, ему прихо-
дилось неестественно вытягивать голову. Оба, и Хардинг, и доктор
Чесни, были немного навеселе. Профессор Ингрэм, напротив, был
трезв и держался холодно. Комнату освещали лишь подвесные лам-
пы. Было жарко, пахло кофе, табаком и коньяком, разлитым в
большие графины.
При появлении гостей Ингрэм продолжал машинально перестав-
лять на доске шашки, но и он и Чесни по сути перестали делать
вид, что играют.
Положив руки на стол, доктор Чесни повернулся к вошедшим
и уставился на них веснушчатым и красным лицом.
— Ну, — проворчал он. — Что случилось? Выкладывайте сразу.
Майор Крау подал знак Эллиоту.
— Доброго вечера, сэр, — начал Эллиот. — И вам, сэр. И вам.
Кажется, вы уже знакомы с доктором Феллом. Ну и, конечно, все
знакомы со Стивенсоном.
— Да, мы знакомы, — проговорил Чесни, продолжая исподло-
бья глядеть на вошедших. — Что это вы принесли, Гобарт? —
Чесни безуспешно старался овладеть охрипшим от коньяка
голосом.
148
— Кинопроектор, — ответил за Стивенсона Эллиот и добавил,
повернувшись к профессору Ингрэму. — Сэр, вы желали сегодня
посмотреть снятую на представлении пленку. Надеюсь, вы не ста-
нете возражать, если вместе с вами ее посмотрят и все остальные.
Стивенсон любезно согласился принести к вам кинопроектор и дру-
гие необходимые для просмотра инструменты. Вы не будете про-
тив, если мы установим всю аппаратуру здесь? — Эллиот старался
говорить так, как в свое время учил его суперинтендант Хедли. —
Я понимаю, что просмотр может быть не очень для вас приятен,
и заранее прошу прощения. Но если вы согласны, то это окажется
хорошей помощью и для вас и для нас.
Послышался глухой шорох переставляемых на доске шашек.
Профессор Ингрэм оторвался от доски и поднял глаза на инс-
пектора.
— Вот-вот, — прошептал он.
— Как вы говорите?
— Давайте, давайте, молодой человек, — проговорил Ин-
грэм. — Играем в открытую. Это будет, — он снова взялся за
шашки, — будет нечто вроде тех следственных экспериментов, ко-
торые проделывает французская полиция, не так ли? При этом не-
счастный виновник должен будет закричать и признаться в
содеянном преступлении? Не говорите глупостей, инспектор! Этот
просмотр ничем нам не поможет, да и психологически он не верен,
по крайней мере, в данном случае.
Ингрэм проговорил это довольно шутливым тоном, явно кон-
трастирующим с серьезностью его слов. Поэтому Эллиот облегчен-
но улыбнулся, когда на лице профессора тоже появилась улыбка.
— Нет, сэр, — поспешил он успокоить Ингрэма. — Честное сло-
во, речь не об этом. Мы просто хотим, чтобы вы все посмотрели
эту пленку. Хотим, чтобы вы сами увидели и подтвердили...
— Что?
— ...подтвердили, кто в действительности был доктором Немо.
Мы уже тщательно изучили материал и надеемся, что вы тоже под-
твердите, кто убил мистера Чесни.
Профессор Ингрэм бросил игральные кости в стаканчик, потряс
и бросил кубики на доску.
— Так, значит, пленка разоблачает его, а?
— Да. Так мы считаем. Поэтому надеемся на ваше согласие.
Впрочем, мы убеждены, что так оно и будет. На экране все превос-
ходно видно. При первом просмотре, еще не зная, что же мы ви-
дим, мы сразу убедились в этом. Если вы тоже подтвердите нашу
точку зрения, то все, естественно, будет очень просто. Мы имеем
предписание арестовать преступника.
— О, небо! — воскликнул Джо Чесни. — Вы хотите сказать, что
пришли арестовать преступника и повесить его?
149
Чесни проговорил это с таким искренним удивлением, словно
услышал что-то из ряда вон выходящее. Лицо его зарделось еще
больше.
— Это решит суд, доктор. Но у вас что — есть возражения? То
есть вы возражаете против просмотра пленки?
— А? Нет-нет! Никоим образом. Честно сказать, я очень хочу
посмотреть ее.
— А у вас, мистер Хардинг, возражения имеются?
Хардинг нервно засунул пальцы под бинты на шее, словно пы-
таясь от них освободиться. Затем откашлялся, поднял полную
рюмку коньяка со столика и опрокинул ее в рот.
— Нет, — заявил он. — Она... она хорошая?
— Хорошая пленка?
— В смысле, четкая?
— Да, довольно четкая. И вы, мисс Уилз, не возражаете?
— Нет. Разумеется, нет.
— А что, есть необходимость в том, чтобы и она смотрела эту
пленку? — вмешался доктор Чесни.
— Мисс Уилз, — медленно проговорил Эллиот, — является
именно тем человеком, которому необходимо просмотреть пленку.
Даже если остальные ее не просмотрят.
Профессор Ингрэм снова бросил кости из стакана на стол и при-
нялся внимательно подсчитывать, сколько очков на них выпало.
— Что касается меня, — сказал он, — то я просто вне себя от
гнева. Я очень хотел, как вы говорите, посмотреть этот фильм. Но
сегодня утром вы на мою просьбу ответили пренебрежительным
отказом. Поэтому я склонен, — пот блестел на его лысине, —
послать вас сейчас к черту. Но не могу. Я всю ночь размышлял
над двумя вещами: над этой проклятой стрелой от духового ружья
и истинным ростом доктора Немо. — Он ударил стаканом о
стол. — Скажите, виден на пленке рост доктора Немо или нет? Мы
можем его установить?
— Да, сэр. Рост его около метра восьмидесяти.
Профессор, отложив стакан в сторону, поднял глаза. С не мень-
шим любопытством следил за разговором и доктор Чесни.
— Это... это доказано? — задыхаясь, проговорил профессор.
— Вы сами это увидите. Можно считать, что это установлено,
хотя мы бы хотели, чтоб вы сконцентрировали внимание на дру-
гом. Не возражаете, если мы будем смотреть фильм в музыкальной
зале?
— Конечно, конечно! — громовым голосом воскликнул Чесни.
— Ставьте проектор там, где вам удобно! — Доктор зако-
лыхался, как лекарство в пузырьке, и даже, как многие лекар-
ства, запенился. Он вдруг изменился в лице, стал очень гостеприи-
мен. — Проводить вас? Позвольте. Я принесу что-нибудь выпить
150
Мы посмотрим всю пленку от начала до конца, но обязательно
нужно что-нибудь выпить.
— Спасибо, — вежливо возразил Эллиот, — дорогу я знаю. —
Он снова с улыбкой повернулся к Ингрэму. — Прошу вас, сэр, не
делайте такое лицо. Просмотр пленки вовсе не означает француз-
ского «допроса третьей степени». Я предложил музыкальную залу
только потому, что там лучше будут восприниматься некоторые де-
тали. Майор Крау приведет вас минут через пять.
Только выйдя из комнаты, Эллиот наконец почувствовал, что
его лоб весь горит. В библиотеке он совершенно не думал об убий-
це. Он прекрасно знал, кто был убийцей, но убийца был сейчас бес-
помощен, как пойманная мышь. Другие мысли доставляли ему
неудобство.
В вестибюле и в музыкальной зале было холодно. За француз-
ским комодом Эллиот нащупал выключатель. Затем раздвинул се-
рые занавески; легкая дымка поднималась за окнами в саду. Он
выключил радиатор отопления.
— Можете повесить экран в проеме двойной двери, — сказал он
Стивенсону. — Поставьте проектор как можно ближе: изображение
должно быть очень крупным. Можно также убрать фонограф и ис-
пользовать его столик как подставку для проектора.
Стивенсон кивнул, и оба молча принялись за дело. Они прикре-
пили скатерть к дверной раме, подключили проектор к розетке фо-
нографа. Однако им показалось, что прошло очень много времени,
прежде чем на экране появился наконец световой квадрат. Там, за
экраном, находился кабинет Маркуса Чесни, слышалось шумное ти-
канье каминных часов. Кресла Эллиот расставил парами таким об-
разом, что каждая пара оказалась по одной из сторон от экрана.
— Готово, — сказал он.
Но они все еще продолжали возиться с подготовкой, когда в
комнату вошла любопытная процессия во главе с доктором Фел-
лом. По одну сторону от экрана были усажены Мэрджори и Хар-
динг, по другую — профессор Ингрэм и доктор Чесни. Как и в
прошлую ночь, майор Крау остался стоять, опершись о рояль,
Боствик и Эллиот устроились по обеим сторонам двери.. Доктор
Фелл пристроился рядом с проектором, прямо за спиной Сти-
венсона.
— Сразу признаю, — тяжело дыша, начал Фелл, — что это не
будет для вас приятным развлечением... особенно для мисс Уилз.
Однако, мисс, я хотел бы попросить вас придвинуть свое кресло
поближе к экрану.
Мэрджори с удивлением посмотрела в его сторону, но молча
подчинилась. Руки ее так дрожали, что Эллиот поспешил помочь
ей передвинуть кресло. Теперь девушка оказалась с самого боку от
экрана, сантиметрах в тридцати от него.
151
— Благодарю, — пробормотал доктор. Лицо его было более
бледным, чем обычно. Он прохрипел: — Аминь! Пускайте!
Боствик потушил свет. И снова Эллиот ощутил, какой густой
была темнота, которая исчезла, лишь когда Стивенсон включил
проектор. Слегка осветились лица сидевших в комнате. Проектор
находился примерно в полутора метрах от экрана, поэтому изобра-
жение казалось огромным, хотя и не достигало натуральной ве-
личины.
Проектор ритмично загудел, экран внезапно ожил. Отчетливо
слышалось дыхание присутствующих. В глубине комнаты Эллиот
различал крупный, массивный силуэт доктора Фелла. Затем он все
свое внимание обратил на экран. Картина, виденная им несколько
часов назад, была еще настолько свежа в памяти, что возникла в
его голове, едва он только начал о ней думать.
И снова сверху донизу экран разрезала щель дрожащего света.
И снова раскрылись призрачные двери. Неясное, смутное пятно
постепенно превратилось в изображение комнаты, которая находи-
лась сейчас за экраном, за дверью. При виде блестящей полки ка-
мина, яркого света лампы на столе, часов с белым циферблатом
у Эллиота возникло совершенно ясное ощущение, что перед ним на-
стоящая комната, а не изображение. Словно бы он наблюдал каби-
нет Маркуса через прозрачную ткань, каким-то чудом
превратившую все цвета лишь в черный и серый. Ощущение это
стало совершенно явным из-за тиканья настоящих часов, которое
совпадало с качанием маятника часов на экране. Перед зрителями
словно возникла пустая комната, комната в зеркале, с настоящими
живыми часами, показывавшими время прошлой ночи, и дверьми,
открытыми для вчерашнего воздуха.
Из глубины кабинета на них смотрел Маркус Чесни. Никто не
удивился, когда Мэрджори вскрикнула: фигура Маркуса была почти
в натуральную величину. Бледный как мертвец, Маркус будто снова
сидел рядом с ними.
В этой зеркальной комнате Чесни и приступил к своей пан-
томиме. Он уселся за стол, пододвинул в сторону конфетную ко-
робку с серым рисунком, затем взялся за лежавшие перед ним
предметы...
— Ах, слепой крот! — прошептал профессор Ингрэм и весь по-
дался вперед так, что его лысина попала в луч проектора. — Теперь
я вижу! Стрела от духового ружья, а?! Теперь-то понятно!
Понятно...
— Это уже не имеет никакого значения! — воскликнул доктор
Фелл. — Забудьте об этом. Лучше посмотрите на левую сторону
экрана. Сейчас появится доктор Немо.
И тотчас, будто услышав, как его зовут, на экране возникла вы-
сокая и худая фигура в цилиндре. Едва появившись, она поверну-
152
лась к зрителям; блеснули черные очки. Изображение было четким
и крупным, можно было свободно разглядывать тертую кожу ста-
рого цилиндра, шерстяной шарф, над которым торчал нос. Броса-
лась в глаза характерная походка, когда Немо, продвигаясь к
письменному столу, повернулся к ним боком и быстро поставил
свой чемоданчик на конфетную коробку...
— Кто это? — воскликнул доктор Фелл из темноты. —
Посмотрите хорошенько. Кто это?
— Это Вилбер, — сказала Мэрджори. — Да, Вилбер, — повто-
рила она, приподнявшись в кресле. — Разве вы не видите? Разве
вы не узнаете его походку? Посмотрите! Это Вилбер!
— Вы правы, — сказал доктор Чесни громко и глухо. — Боже
мой! Это так же верно, как мы сидим здесь! Но ведь это не может
быть Вилбер — парень мертв!
— Кажется, это определенно Вилбер, — признал профессор
Ингрэм. В полутьме его движения казались резкими. Он нервно по-
шевелился, весь подобрался — это чувствовали все присутствую-
щие. — Подождите! Здесь что-то не так! Это ошибка! Я могу
поклясться...
Гудение проектора стало сильнее.
— Сейчас мы подошли к самой важной части, — перебил проф-
ессора доктор Фелл. Доктор Немо в этот момент обходил стол. —
Мисс Уилз! Через несколько секунд ваш дядя что-то проговорит.
Он посмотрит на Немо и что-то ему скажет. Следите за его губа-
ми. Прочитайте, что он говорит, и скажите нам. Тихо!
Девушка наклонилась почти вплотную к экрану. Наступила ти-
шина, тишина почти сверхъестественная, потому что они забыли
теперь и о гудении проектора. И вот в зеркальной комнате губы
Маркуса Чесни пошевелились. Мэрджори заговорила одновремен-
но. Звук ее голоса — мягкий, призрачный, тонкий — прозвучал так,
словно мысли в этот момент покинули ее:
«Вы мне не нравитесь, доктор Фелл; не могу сказать почему,
но...» — произнесла девушка.
В группе зрителей возникло волнение.
— Черт возьми, что все это значит? — воскликнул профессор
Ингрэм. — Что вы такое говорите?!
— Я говорю то, что говорит он, — вскричала Мэрджори. —
«Вы мне не нравитесь, доктор Фелл».
— Но уверяю вас, здесь какая-то ошибка! — разволновался
профессор. — Я еше не выжил из ума, чтобы этому поверить. Я
был здесь, я видел Маркуса, я слышал его слова — он не произно-
сил ничего подобного!
— Естественно. Он не говорил ничего подобного, — заявил
Фелл тихо, устало и с какой-то горечью. — А значит, сейчас вы ви-
дите не тот спектакль, который видели вчера ночью. Следователь-
153
но, нас ввели в заблуждение, подсунув нам фальшивую пленку. А
значит, убийца — это тот, кто дал нам эту пленку, заявив, что она
настоящая. Убийца — это...
Заканчивать фразу не было необходимости.
Увидев, как Джорж Хардинг вскочил с кресла, Эллиот одним
прыжком пересек освещенное лучом проектора пространство и на-
стиг его. Хардинг резко повернулся и встретил его неловким уда-
ром в лицо.
Эллиот ждал этой ссоры. Он почти мечтал о ссоре и добился ее.
Его антипатия мгновенно превратилась в ненависть. Все, что он
так долго должен был терпеть, сознание того, что совершил
Джорж Хардинг и почему он это совершил, — все это прорвалось
в нем словно внутренний крик, и он почти с наслаждением набро-
сился на своего соперника.
Сопротивление было недолгим. Одновременно с первой попыт-
кой встретить врага Хардинг потерял последнее достоинство. С
растерянным взглядом и лицом, полным сострадания к самому се-
бе, он бросился к Мэрджори, вцепился в ее юбку и рухнул без со-
знания. Прежде чем сообщить, что он арестован, его пришлось
отпаивать коньяком.
Глава 20
Через час доктор Фелл и все остальные сидели около камина
в библиотеке. В компании недоставало только Мэрджори и, по
весьма понятной причине, Боствика и Хардинга. По мнению Эллио-
та, смертельно усталого, но способного по-прежнему воспринимать
происходящее иронически, их группа у камина чем-то напоминала
персонажей какой-нибудь голландской картины.
Первым заговорил доктор Чесни. Он сидел, поставив локти на
игральный столик и подперев голову руками.
— Значит, все-таки это был человек со стороны?! — пробор-
мотал он. — А! В глубине души я все время знал, что дело об-
стоит именно так.
— Ах, так! — с любезной улыбкой произнес профессор Ин-
грэм. — Но не вы ли без конца твердили, что Хардинг —
превосходный молодой человек? Или взять хотя бы сегодняшний
день, когда у вас вдруг возникла блестящая идея оказать содействие
их милому и честному браку...
Лицо доктора вспыхнуло.
— Вы не понимаете, я чувствовал себя обязанным им помочь!
Дьявол! Я был уверен, что это мой долг! Хардинг убедил меня.
Сказал, что...
— Он сказал вам кучу чепухи, — довольно резко заметил майор
Крау.
154
— ...и когда я теперь подумаю, какая ей предстоит ночь...
— Вы так думаете? — перебил его Ингрэм, снова собрав в ста-
кан игральные кости. — Вы всегда были плохим психологом, друг
мой. Вы считаете, что она его любит? Вы считаете, что она когда-
то его любила? Отчего, по-вашему, я так энергично протестовал
сегодня против этой отталкивающей свадьбы? — Он поднял стакан
и потряс им, переведя взгляд от доктора Фелла на Эллиота, а от
него на майора Крау. — Ну, джентльмены, по-моему, мы нуждаем-
ся в некоторых объяснениях. Так обычно принято заканчивать исто-
рии. Мы хотим знать, как вы разоблачили Хардинга, как
собираетесь доказать его виновность. Вам это ясно, а нам-то нет.
Эллиот посмотрел на доктора Фелла.
— Прошу вас, сэр, — проговорил он неохотно, а майор Крау со-
гласно кивнул. — Моя голова на это неспособна.
Доктор Фелл с зажженной трубкой в руке задумчиво наблюдал
за огнем в камине. Перед ним на столике стояла кружка с пивом.
— В связи с этим делом меня давно мучают угрызения сове-
сти, — начал он, стараясь говорить как можно мягче. — Вывод, ко-
торый я сделал уже четыре месяца назад и посчитал бредовой,
фантастической мыслью, в действительности оказался началом ре-
шения. Поэтому я расскажу вам все с самого начала — по порядку
и в полной последовательности.
Итак, 17 нюня в кондитерской лавке миссис Терри были отрав-
лены конфетами дети. Сегодня я уже объяснял инспектору Эллиоту,
почему я уже тогда предположил, что отравитель вряд ли испо-
льзовал столь ненадежный способ отравления, как подбрасывание
горсти отравленных конфет в открытую коробку на прилавке. Я по-
думал, что, вероятнее всего, он использовал нечто вроде чемодана
с пружиной, это облегчило бы ему довольно сложную подмену от-
крытых коробок. Таким образом, предпочтительнее было бы ис-
кать кого-то, кто (примерно, скажем, за неделю до происшествия)
вошел в кондитерскую с чемоданом, сумкой или портфелем. Такое
предположение прямо приводило нас к тем, видеть кого с портфе-
лем или чемоданом настолько привычно, что этому никто не удив-
ляется: скажем, доктор Чесни или мистер Эммит.
— Однако, — продолжал доктор, размахивая в воздухе, труб-
кой, — как я заметил инспектору, была еще и другая возможность.
Доктор Чесни или мистер Эммит тоже могли привлечь внимание,
если были с чемоданом или портфелем; даже самая обычная вещь
тоже иногда вдруг привлекает внимание. Но есть и другой человек,
кто мог войти в лавку с чемоданом, и после его ухода миссис Терри
вообще бы о нем больше никогда не вспомнила.
— Другой человек? — удивился профессор Ингрэм.
— Приезжий турист, — сказал доктор Фелл. — Как вам извест-
но, в течение почти всего года поток туристов мимо Содбери Кросс
155
не спадает. X, У или Z — не известный никому путешественник,
проезжая здесь на автомобиле, мог войти с чемоданом или портфе-
лем в лавку, попросить пачку сигарет и исчезнуть, так что хозяйка
потом и не вспомнила бы ни о нем, ни о чемодане. Мистер Чесни
или мистер Эммит, местные жители, остались бы в памяти хозяй-
ки, а X, У или Z выпали бы из ее головы, как только закрыли
за собой дверь.
Такой вывод кажется абсолютно и безнадежно нелепым: зачем
постороннему совершать подобное преступление? Конечно, неиз-
вестный маньяк способен на это, но это абсурд, как я уже говорил
майору Крау: «Поищите-ка по всей Англии человека, которого не
знают в Содбери Кросс, о котором не могут дать никакой инфор-
мации, который ездит в неведомом никому автомобиле и о кото-
ром нельзя сказать, как он выглядит».
В общем, я решил, что воображение завело меня слишком дале-
ко, и оставил эту версию. Теперь именно она и бросается мне в гла-
за. Но что случилось сегодня утром?
Ко мне в гости приехал Эллиот и своим рассказом оживил все
мои воспоминания. У меня уже было письмо от Маркуса Чесни;
о событиях прошлой ночи я узнал от глухого официанта; то, что
рассказал мне Эллиот, меня очень удивило. От него я узнал, что
в Италии мисс Уилз обручилась с каким-то нежноглазым кавале-
ром, Джоржем Хардингом. Конечно, не стоило подозревать Хар-
динга только оттого, что он человек со стороны. Были, однако,
веские причины подозревать кого-то из довольно замкнутой груп-
пы, окружавшей Маркуса Чесни: кого-то, кто сумел осуществить
убийство во время тщательно спланированного на основе трюков
и ловушек представления. Таким образом, мы начинаем анализиро-
вать это представление.
Мы знали, что спектакль подготовлен довольно давно; знали,
что в этом спектакле нельзя верить ни одной детали, ни одной сце-
не. Мы подозревали, что ловушки не ограничивались лишь проис-
ходящим на сцене, но также распространялись каким-то образом и
на зрителей. Послушайте, что по этому поводу говорится в письме
Чесни. Этот абзац касается свидетелей:
«...Они не знают, что разыгрывается на сцене, и тем более, что
в это время делается в зрительном зале. Покажите им потом всю
сцену, заснятую на черно-белой пленке, они ей поверят, но даже и
тогда не будут в состоянии объяснить увиденное».
Итак, если мы возьмемся объяснить содержащиеся в спектакле
загадки, мы обнаружим три противоречивых пункта. Вот они:
а) Зачем в список вопросов Чесни вставил один совершенно лиш-
ний вопрос? Для чего он ответил зрителям, что доктор Немо был
Вилбером Эммитом, если сразу после этого собирался спрашивать
их о росте доктора Немо?
156
б) Зачем он настаивал, чтобы в тот вечер все надели смокинги?
Ведь вы никогда не надеваете к ужину вечерних костюмов, а в тот
вечер он потребовал это.
в) Зачем он включил в список десятый вопрос? Никто этому во-
просу значения не придал, но меня он сразу встревожил. Помните?
«Кто говорил или говорили? Что говорили?» И добавил в примеча-
нии, что требуются буквальные ответы на вопросы. В чем здесь
заключается ловушка? Казалось бы, все свидетели согласны, что
во время представления говорил только Чесни; однако правда и то,
что зрители тоже шептались, и бормотали, и выкрикивали какие-то
слова. Но в чем же здесь ловушка?
Джентльмены, ответы на пункты «а» и «б» кажутся мне совер-
шенно ясными. Чесни заявил, что доктором Немо был Вилбер
Эммит только потому, что на самом деле доктором Немо был не
Эммит, а кто-то, одетый так же, как и он, — то есть в смокинг
и лакированные туфли. Но этот человек не мог иметь тот же рост,
что и Эммит. В противном случае ни к чему было задавать вопрос
о росте человека в цилиндре, вошедшего в кабинет из сада. Если
бы тот человек имел рост Эммита — метр восемьдесят — и если
бы вы сказали: метр восемьдесят, то вы бы не ошиблись. Но ему
нужно было обмануть вас, сбить с толку, спутать с человеком,
рост которого на самом деле отличается от роста Вилбера Эммита.
При этом тот человек тоже был одет в смокинг.
Хм! Так где найти этого человека? Разумеется, это мог быть
человек со стороны. Какой-нибудь, например, приятель Маркуса из
Содбери Кросс. Но тогда шутка выглядела бы менее эффектно.
Это превратило бы изобретательную ловушку в обычный обман;
к тому же это не соответствует словам самого Маркуса: «Они не
знают, что разыгрывается на сцене, и тем более, что в это время
делается в зрительном зале».
Если Маркус в эти слова вкладывал какой-то смысл, то, следо-
вательно, человеком в цилиндре был кто-то из зрителей!
И тогда немедленно становится очевидным механизм этой ло-
вушки. Мы видим, что помимо Эммита Маркус Чесни имел еше
одного помощника. Человека, который был явно далек от всего и
который, как это часто случается в сеансах фокусов, находился сре-
дн публики. За те двадцать секунд полной темноты, как только
был погашен свет, Эммит и его сообщник поменялись местами.
Сообщник из зрителей проскользнул через дверь в сад, а Эммит
тайком пробрался на его место. Роль доктора Немо исполнял не
Эммит, а именно второй помощник. А Эммит в течение всего пред-
ставления находился среди зрителей. Вот так, джентльмены, Мар-
кус Чесни спланировал свои ловушки.
Но кто же этот второй помощник? Кто заменил Эммита?
Здесь уже становится совсем просто. По вполне очевидным при-
157
чинам это не могла быть мисс Уилз. По трем причинам это не
мог быть и профессор Ингрэм. Во-первых, он сидел в самом уда-
ленном от дверей в сад кресле, которое, между прочим, указал ему
Чесни, а во-вторых, у него блестящая и заметная лысина и, в-
третьих, очень маловероятно, чтобы Чесни выбрал в свои помощ-
ники человека, с которым всегда спорил и которого как раз и меч-
тал разыграть.
Но Хардинг?!
Рост Хардинга — метр семьдесят. Как он, так и Эммит худы,
имеют почти одинаковый вес: Хардинг весит семьдеся i семь кило,
Эмитт — семьдесят восемь. У обоих зачесанные наза i темные во-
лосы. Хардинг сидел с левой стороны... Между прочим, для чело-
века, собирающегося снимать фильм, худшей позиции не
придумаешь. Наконец, он находится в двух шагах от дверей в
сад — там его усадил Чесни. Снимая происходящее на пленку, Хар-
динг стоял, прижав камеру к щеке, и его рука весьма естественным
образом закрывала правую сторону лица. Согласны?
— Согласны, — мрачно ответил профессор Ингрэм.
— Так что, говоря психологически, совершить подмену было
чрезвычайно просто. Разница в росте не замечалась; он стоял, а
остальные зрители сидели. Кроме того, Хардинг утверждал, что
ему пришлось «согнуться». Это значит, что на самом деле согнулся
Эммит. Вы ошиблись потому, что различие между ними легко
сгладилось в темноте. Хардинг — смазливый, Эммит — откро-
венно уродлив, но эта деталь впотьмах вообще не могла быть
заметной, к тому же Эммит прикрывал лицо рукой. Понятно,
что у вас не было времени и возможности разглядывать в темноте
его фигуру. В противном случае вы не могли бы следить за проис-
ходящим в кабинете Маркуса. Заявить, что вы видели Хардинга так
же отчетливо, как и представление, — означало бы противоречить
логике. Вы сами говорили, что видели Хардинга «краем глаза».
Это верно. Вы видели лишь его силуэт. Вы увидели в нем Хардин-
га, так как были убеждены, что это — Хардинг.
Темнота скрыла и другую ловушку, в которую, как я понял, вы
тоже попались. Вы заявили, что державшая камеру фигура громко
говорила. Скромно позволю себе заметить, что ничего подобного
не было. Психологический эффект темноты заключается в том, что
люди автоматически начинают говорить тихо. Но этот шепот часто
звучит как обычный голос; иногда даже кажется, что это крик. Вы
убедитесь в этом, если пойдете в театр и во время спектакля вам
будет казаться, что в соседнем ряду безостановочно разговаривает
какой-то идиот. На самом же деле это шепот, но пока вы не срав-
ните его с обычной речью, вы не поверите.
Поэтому, когда человек воскликнул: «Ой! Человек-невидим-
ка!» — это был всего лишь шепот. Значит, вы ошиблись, решив,
« 158
что это громкий голос. Вы решили, что это Хардинг, но шепот зву-
чит всегда одинаково. Вам и не думалось, что это может быть го-
лос другого человека.
Для роли помощника Хардинг — единственная разумная канди-
датура. Маркус ни за что бы не выбрал вас, профессор, — он спо-
рил с вами на эту тему; он не выбрал бы и вас, доктор
Чесни, — он спорил с вами всю жизнь, и, хотя рост у вас совпадает
с ростом Эммита, он сразу исключил вас. Он выбрал подхалима
Джоржа Хардинга, который зависел от его слов, который поды-
грывал его тщеславию, который поддерживал его теории и кото-
рый прежде всего был владельцем кинокамеры, очень нужной для
представления.
И теперь дорога снова ведет нас прямо к Джоржу Хардингу.
Мы то и дело слышим, что Хардинг не уставал подчеркивать свое
крайнее почтение к Маркусу Чесни. Он не колебался, не сомневался,
не противоречил, наконец, никогда не пытался сбить со старика
спесь. Готовящийся спектакль представлял собой главную гордость
Маркуса. Он слишком серьезно воспринимал его и надеялся, что
все остальные будут относиться к этому так же. Но тут, в самый
кульминационный момент, когда из сада появляется доктор Немо,
этот самый «предполагаемый» Хардинг (хотя всем было приказано
сохранять тишину) вдруг позволяет себе грациозно пошутить: «Ой!
Человек-невидимка!» Не кажется ли вам это странным для такого
обходительного, почтительного и дисциплинированного юноши?
Ведь шутка могла вызвать смех и испортить представление. И все
же Хардинг позволил себе ее произнести.
Скоро я объясню вам, почему одной этой фразы уже достаточ-
но, чтобы доказать виновность Хардинга. Но сначала поделюсь мо-
им первым выводом. Я подумал: «Тут что-то не так. Это мог быть
только Вилбер Эммит, заменивший Хардинга среди зрителей. Но
ведь известно, что Эммит выказывал Маркусу Чесни еще большее
почтение и тем более не посмел бы... Боги Олимпа! Эта фраза то-
же была придумана заранее!» Эти слова тоже составляли часть
представления. А вот теперь вернитесь к вопросу «Кто говорил или
говорили? Что говорили?». Разобрались?
Я не преувеличиваю, джентльмены. Рассказываю все так, как
это развивалось. Я поделился с вами теми мыслями, которые посе-
тили меня сегодня утром после рассказа инспектора Эллиота. Сна-
чала я не очень надеялся, что виновным окажется Хардинг...
Доктор Чесни мрачно оглядел присутствующих.
— Надеялся? — подозрительно переспросил он и заморгал. —
Надеялись? Почему это вы надеялись, что Хардинг окажется ви-
новным?
Доктор Фелл закашлялся.
— Хм, хм! — проговорил он поспешно. — Простите, оговорил-
159
ся. Я продолжу?.. Так вот, не напрягая пока свои ум поисками мо-
тива преступления и всякими другими размышлениями, которые не
касаются собственно механики убийства, можно сказать точно:
Хардинг мог исполнить роль доктора Немо.
Теперь сосредоточьтесь на времени. За двадцать секунд, которые
были у него с момента, когда был погашен свет, и до момента,
когда Маркус открыл дверь в кабинет, Эммит мог проскользнуть
через сад в музыкальную залу. Он мог взять кинокамеру из рук
Хардинга, а тот, в свою очередь, выскользнул из комнаты через
ту же дверь и облачился в костюм Немо. Вся эта подмена могла
занять две-три секунды. Прежде чем Немо вошел в кабинет, про-
шло еше сорок секунд — следовательно, у Хардинга для переодева-
ния оказалась целая минута. Профессор Ингрэм уже перечислял
вам, что можно сделать за одну минуту.
Пробыв тридцать секунд в кабинете, Немо вышел. Рассмотрим
теперь, как Хардинг возвращается на свое место. Как это совпадает
с составленным нами расписанием?
Заметим, что я к тому времени пока еще не видел снятого кино-
фильма. Эллиот повторил мне свидетельство самого Хардинга.
Хардинг заявил: «После того как тот тип в цилиндре вышел из ка-
бинета, я поднял от камеры глаза, отошел, выключил и закрыл ка-
меру». (Как мы знаем, это было сделано Вилбером Эммитом.) Он
перестал снимать в тот самый момент, когда Немо покинул каби-
нет. Но почему? Ведь представление еше не закончилось! Маркус
Чесни еще должен был упасть ничком, изобразить свою смерть,
а затем подняться и закрыть дверь. Этими действиями Чесни давал
своим помощникам время, чтобы вернуться на свои места.
Кажется очевидным, что после ухода Немо Эммит «отступил»
немедленно из точки обзора, где был виден остальным зрителям,
и выскользнул из музыкальной залы, чтобы встретиться с Хардин-
гом. Таков был план Маркуса Чесни. Но Хардинг, — если мое
предположение верно, — задумал включить в этот план любопыт-
ную вариацию. Он дал Маркусу отравленную капсулу. (Естественно,
всегда была только одна капсула. Спорить о второй капсуле бес-
смысленно. Если было заранее решено, что Хардинг будет играть
роль Немо, то вторая капсула просто не нужна. Единственную же
капсулу Хардинг начинил синильной кислотой.) После чего Хардинг
приготовился внести в план еще некоторые дополнения.
Когда Немо вышел из кабинета, Вилбер Эммит выключил каме-
ру и выскользнул в сад. Хардинг, уже успевший переодеться, ждал
его. В тени узкого газона, под деревом, он уже несколько часов на-
зад приготовил железный брус. Бросив костюм Немо на пороге ка-
бинета, Хардинг поджидал Эммита под этим деревом. Подал
Эммиту знак подойти. Затем, предварительно обернув руку плат-
ком, нанес удар по голове этим самым брусом. А потом, прежде
160
чем был снова включен свет, успел осторожно проскользнуть в му-
зыкальную залу. За это время, как подсчитал профессор Ингрэм,
прошло не менее пятидесяти секунд.
Профессор Ингрэм продолжал трясти в стакане игральные кос-
ти. Нахмурившись, он повернул голову.
— Все очень логично, признаю. Он имел достаточно времени.
Но не подвергал ли себя этот человек глупейшему риску?
— Нет, — возразил Фелл. — Он ничем не рисковал.
— Ну а если бы свет включили чуть раньше? Если бы его за-
жгли раньше возвращения Хардинга?
— Вы забываете о Маркусе Чесни, — грустно сказал доктор
Фелл. — Вы забываете, что он практически подготовил свое соб-
ственное убийство. Он больше всех желал, чтобы Хардинг вернул-
ся в музыкальную залу незамеченным. Иначе бы он испортил свой
план, он превратился бы в посмешите. Он жаждал избежать этого.
Вы ведь сами говорили, что Чесни и после ухода Немо продолжал
спектакль. (Он сначала продолжал сидеть, а потом упал ничком:
наверняка это была импровизация’) Он сделал это, для того чтобы
дать время Хардингу. И наверняка Хардинг подал ему какой-нибудь
условный сигнал, покашлял, например, когда вернулся на место. И
только тогда Чесни закончил представление и закрыл двери.
Хардинг имел достаточно времени, чтобы размозжить Эммиту
голову. Ему могли понадобиться и две минуты, а Чесни все равно
бы до его возвращения не закончил спектакль.
— Проклятье! — вдруг выругался доктор Чесни и с такой силой
грохнул кулаком по игральному столику, что доска с шашками под-
скочила. — Значит, он все время играл, чтобы обеспечить Хардингу
безопасность?
- Да.
— Продолжайте, — проговорил доктор, немного успокоившись.
Доктор Фелл вздохнул.
— Такова была ситуация сегодня утром. И, как вы понимаете,
мне очень хотелось посмотреть пленку... Пленку, которую, как я
думал, отснял Эммит. Хардинг уже стал казаться мне любопыт-
ной, загадочной и даже зловещей фигурой. Он был химиком, он
в любое время мог изготовить синильную кислоту. Из всех, кто
замешан в этом деле, он единственный умеет мгновенно надевать
и снимать резиновые перчатки. Надеть эти перчатки очень про-
сто — они изнутри посыпаны специальным порошком. Но снять их
мгновенно, если не знаешь, как это делается, почти невозможно.
Пальцы как в обычных перчатках не вытянуть, таким образом их
можно лишь разорвать. Эти перчатки нужно скручивать, сворачи-
вать от запястья к кисти — пока они полностью не свернутся.
Вижу, мой интерес к перчаткам очень удивляет инспектора Эл-
лиота.
Джон Карр
161
Итак, Хардинг в роли убийцы стал вырисовываться в моей го-
лове ясно и основательно еще до просмотра фильма. А окончатель-
но моя уверенность окрепла во время беседы, которую Эллиот вел
с мисс Уилз на втором этаже аптеки Стивенсона. Джентльмены,
я подслушал их разговор. Подслушал без брезгливости и стыда.
Дверной проем между спальней и комнатой был завешен ска-
тертью, так что можете представить, как я устроился за этой ска-
тертью и шпионил.
До этой минуты я практически ничего нс знал о Хардинге, за
исключением того немногого, ч го рассказал мне Эллиот. Но те-
перь, — проклятье! — я кое-что узнал! Эллиот уверял меня перед
тем, что Хардинг до своего знакомства с мисс Уилз во время сре-
диземноморского круиза вообще ничего не слышал о Содбери
Кросс. А тут я узнал, что он, напротив, уже довольно давно зна-
ком с Мэрджори, что он встречался с ней еще до происшествия с
отравленными в кондитерской конфетами и что она частенько езди-
ла к нему на свидания в Лондон. Джентльмены, прошу вас не удив-
ляться! — Фелл повысил голос. — Доктор Чесни, прошу вас
держать себя в руках и не швырять в меня каминными щипцами!
Об этом знают даже служанки. Спросите у них.
Но самое интересное в том, что мне удалось разобраться в двух
чертах характера мистера Хардинга. Его, конечно, нельзя винить за
то, что он пошел столь извилистым путем скрыл от семьи свои
отношения с Мэрджори. Но его можно винить в том, — а инспек-
тор Эллиот просто убил бы его за это, — что он вкрадчиво и неж-
но внушил девушке, будто нуждается в отдыхе, что хорошо бы
съездить за границу и чтобы она оплатила расходы на это путе-
шествие, пока он будет знакомиться с ее семьей. Но это еще не
все. Джентльмены, я стоял в спальне аптекаря и почувствовал, —
можете мне поверить! — что мои волосы встают дыбом от страха.
Вихрь призраков и видений окружил меня. Мне почудилось, будто
чувствую запах надушенных локонов Уэйнрайта, будто где-то здесь
рядом сидит на стуле призрак Уоррена Уэйта, будто в окне, подоб-
но предвестникам смерти, блестят магнетические глаза Ричесона и
торчит огромная лысая голова Причарда.
Но было и еще что-то. Без всякого сомнения Джорж Хардинг
был великолепным актером. Я уже знал о той маленькой сцене в
Помпеях. Минутку! Как я узнал об этом, неважно. Но если услы-
шанное мной в аптеке было правдой, то подумайте, как теперь по-
ворачивалась сцена в помпейском доме! Вспомните, как Хардинг
стоял среди вас, такой невинный, преданный, героический, как он
позволил вам рассказать себе о Содбери Кросс. Вспомните, как он
ловко перевел разговор на тему об отравителях, сказав: «Наверное,
в те времена было легко безнаказанно отравить большое количе-
ство людей». И вы ему тут же все выложили. Вспомните его
162
демонстративное удивление, вспомните, как он стал смущенно ли-
стать путеводитель, просить извинений, когда «вдруг» сообразил,
что затронул неприятную тему. Вспомните...
Ладно, не буду настаивать. Но пускай эта сцена останется у вас
в головах как символ последующих событий. Она представляем со-
бой маленькую схему мировоззрения Хардинга. Вот почему, зная
о его расчетливом лицемерии, притворстве и хитрости, я видел его
среди группы призраков рядом с удачливым Вилли Палмером.
Постараюсь теперь поменьше философствовать. Потом мы
смотрели фильм, и это завершило, все предположения. Совершив
тяжелейший промах, Хардинг себя приговорил.
Вы все видели пленку. Но все, еще в первый раз, как увидели
ее, попытались выяснить одно обстоятельство. Если мы принимаем
то, что нам рассказал Хардинг, то есть принимаем, что это именно
он отснял фильм, если мы верим в его алиби и не подозреваем под-
воха, следовательно, этот фильм представляет собой точку зрения
(угол обозрения) Хардинга во время спектакля.
— Вы следуете за моей мыслью? — спросил Фелл с чрезвычай-
ной серьезностью. — Эта пленка содержала то, что видел он, и ни-
чего больше. Это была его версия случившегося в кабинете
Маркуса. Словно картина, зафиксированная в его голове.
Тогда, исходя из заявления других свидетелей и самого Хардин-
га, получается следующее. Вернемся к началу представления. Гро-
тескная фигура в цилиндре выходит из сада в кабинет. Немо
приближается, и Хардинг шепчет: «Ой! Человек-невидимка!» Фигу-
ра поворачивается и глядит на зрителей.
Но что мы видим на пленке? Мы видим, что фигура, едва по-
явившись на экране, сразу поворачивается и смотрит на нас! Это
и есть наше первое знакомство с доктором Немо. Это движение
он проделывает, без сомнения, сразу после восклицания Хардинга,
так как потом Немо больше ни разу не поворачивался и не глядел
на зрителей. Но как же тогда Хардинг смог произнести эти слова?
Ведь до jroro момента мы не видим на экране Человека-невидимку.
Значит, он не был в кадре и Хардинг тоже не видел его!
Ведь он не видел дверей в сад. Он стоял слишком влево. И мы
не видим дверей по той же причине. Мы не могли видеть, как фигу-
ра вошла в кабинет, мы могли видеть ее только в ту секунду, когда
она уже повернулась и глядела на нас. Но в таком случае откуда
же Хардингу было знать, как она выглядит? Как он сумел приду-
мать столь точное и блестящее определение этого доктора Немо
еще до того, как тот оказался в поле его зрения?
Ответ несложен. Кто бы ни был человек, прикрывавшийся кино-
камерой, он был участником спектакля и заранее знал, как выгля-
дит доктор Немо. • Он заранее знал слова, которые должен будет
произнести и, заметив, что Чесни повернул голову в сторону сада,
163
решил, что момент наступил, и произнес их на несколько секунд
раньше, чем сам увидел вошедшего доктора Немо. Учитывая, что
Хардинг потом клялся, что именно он произнес эти слова, мы при-
ходим к выводу, что он был сообщником в любом случае, независи-
мо от того, он или Эммит держал в тот момент камеру. Это
только подтвердило хмою уверенность, что Эммит был с камерой,
а Хардинг играл роль доктора Немо.
Когда мы смотрели сегодня фильм, я едва сдерживался, чтобы
не закричать и не объявить вам о моем открытии. Поэтому я все-
таки не удержался от некоторых восклицаний, когда майор Крау
наткнулся вдруг на правду, сказав, что Маркус Чесни подготовил
свое собственное убийство. Но именно в эту минуту вся конструк-
ция моих выводов была полностью разрушена.
Мы смогли полностью изучить на пленке доктора Немо. Его
рост — метр восемьдесят. И не только рост, но и походка совер-
шенно выдавали в нем Вилбера Эммита. И я как бы получил силь-
нейший удар в солнечное сплетение, от которого потом пришлось
приходить в себя несколько часов.
Я рекомендую вам в жизни смирение. Это ободряющая сила.
Я так крепко чувствовал свою правоту, что не просто строил баш-
ню, но закреплял кирпичи цементом. И только к вечеру, когда мы
обнаружили картонную коробку из-под фотолампы в комнате мисс
Уилз, я в сотый раз стал понимать, что мы снова обманулись в
изобретательных ловушках мистера Чесни. Это была последняя ло-
вушка, но благодаря ей план Хардинга получил тройную на-
дежность.
Разумеется, и раньше некоторые обстоятельства постоянно дер-
жали нас на углях. Кто б ни был убийца — почему он не уничто-
жил пленку? Он мог легко это сделать и остаться незамеченным.
Пленка лежала в пустой комнате, с ней любой мог сделать все что
угодно! Ее достаточно было просто засветить в течение нескольких
секунд. Ни один убийца, даже маньяк, не захочет, чтобы полиция
завладела такой уликой против него, как пленка с заснятым пре-
ступлением. Но никто даже не притронулся к фильму! Если бы мне
с самого начала хватило сообразительности, то я бы догадался:
нам специально подсунули под нос пленку, так как она не является
пленкой реального убийства.
На самом деле это фильм, запечатлевший репетицию спектакля,
которую Чесни, Эммит и Хардинг провели утром того же дня, и
роль доктора Немо исполнял в ней Эммит.
Их выдала специальная фотолампа. Эта лампа сразу возбудила
мое любопытство, но также все время держала в сомнениях. Боль-
ше всего меня поразило искреннее удивление мисс Уилз, когда ей
сообщили, что лампа перегорела. Что ее так удивило? Вопрос этот
вроде бы значения не имел, но оказался как бы отмычкой к заевше-
164
му замку расследования. Ведь она купила лампу утром. До ночи
ее не использовали. Сколько времени она могла гореть?
Это несложно подсчитать. Спектакль Чесни начался, грубо го-
воря, около пяти минут первого. Лампа была включена. Она про-
должала гореть до приезда полиции в двадцать пять минут
первого. В эго время ее погасили. Итак, для начала у нас есть два-
дцать минут. Затем, когда полиция проводила краткое обследова-
ние комнаты, лампу включили еще на некоторое время, примерно
на пять минут. Наконец, последний раз се включали, когда приез-
жали судебный врач и фотограф. За это время Эллиот успел объяс-
нить майору Крау действие чемодана с секретной пружиной и они
вместе рассмотрели каминные часы. Лампа вдруг перегорела. То
есть еще через пять минут.
Время это приблизительное, но все равно бросается в глаза:
лампа, новая мощная лампа перегорела через тридцать минут рабо-
ты. Аптекарь Стивенсон клянется, что такие лампы могут без пере-
рыва работать около часа.
Значит, эту лампу использовали раньше, в тот же день. Это я
понял, когда увидел коробку из-под лампы. Мисс Уилз, купив ут-
ром лампу, держала ее в ящике туалетного столика в своей спальне.
Она еще не использовала ее, так как от служанок нам известно, что
в тот день утром мисс Уилз уехала к профессору Ингрэму и остава-
лась у него почти до самого вечера; кроме того, всем известно, что
она никогда не интересовалась фотографией.
Таким образом, мы должны были предположить, что лампой
никто не пользовался до позднего вечера, — только без четверти
полночь Памела получила приказ от Чесни подняться и принести
лампу. Но, как я только что сказал, так быть не могло. Между
прочим, как вы помните, мы нашли картонную коробку. Если бы
лампа была в запечатанной коробке, то Памела принесла бы всю
коробку вместе с лампой. Но она принесла лишь лампу. Значит,
коробка была уже распечатана, а следовательно, лампа либо просто
лежала в ящике стола, либо в открытой коробке.
Итак, можно считать установленным, что Чесни, Эммит и Хар-
динг проделали перед представлением тщательнейшие репетиции.
Все действие должно было разворачиваться без заминок. Но вот
когда они сделали репетицию? Разумеется, в полдень. Утром езди-
ли за лампой, затем мисс Уилз уехала, и вам, доктор, не было
смысла здесь находиться — вы тут не живете. От служанки же из-
вестно, что Хардинг оставался в это время в доме.
Ну теперь вы признаете существование еще одного трюка, по-
следней шутки Чесни, западни, предназначенной для зрителей? Он
собирался обмануть вас уже после окончания представления! Хар-
динг заранее заснял на пленку спектакль, который во многих дета-
лях весьма разительно отличался от настоящего, и таким образом
165
Чесни спрятал в рукаве еше одного козырного туза! Он сказал бы
вам: «Итак, вы ответили на все мои вопросы, а теперь посмотрите,
что произошло на самом деле. Кинокамера не может лгать». Но
камера солгала бы, так как Эммит играл роль доктора Немо, а
слова Чесни полностью отличаются от произнесенных им на самом
деле. Я подозреваю, что обман этот он сделал как бы в мою честь.
Вы знаете, что через несколько дней он собирался пригласить меня
на повторную демонстрацию спектакля и, видимо, тоже хотел ска-
зать: «Посмотрите фильм, который мы сделали в прошлый раз».
Вероятно, я бы тоже ошибся и не сумел бы разобрать его издевки:
«Вы мне не нравитесь, доктор Фелл». Возможно, что именно это
Маркус и имел в виду, когда написал, что зрители, просмотрев чер-
но-белый фильм происшествия, все равно не смогут объяснить, что
они видели на самом деле.
Подмена фильмов была единственной большой ошибкой Джор-
жа Хардинга. Естественно, у него не одна камера. Он позволил
Эммиту отснять фильм первой камерой, а нам подсунул другую.
Вероятно, вам будет приятно услышать, что Боствик обнаружил
камеру Эммита, в ней оказались пленка с заснятым убийством.
Хардинг сохранил ее, и это очередное проявление тщеславия приве-
дет его к петле!
Существование двух пленок дало нам окончательный ответ. До-
вольно* долго меня интересовало еше одно обстоятельство. Зачем
Хардингу было находиться так сильно слева при съемке фильма?
Просто чтобы оказаться поближе к дверям в сад или по другой
причине? На самом деле он не хотел, чтобы эти двери из сада в
кабинет попали в кадр. Когда он делал утреннюю съемку, то через
двери в кабинет Маркуса проникал дневной свет. Вчера был очень
солнечный день. Эммит соответственно тоже должен был нахо-
диться сбоку и иметь тот же угол во время ночного представления.
К этому выводу пришел и Эллиот в ту минуту, когда я расспраши-
вал о фотолампе.
Эллиот что-то проворчал. Фелл, отложив в сторону давно по-
гасшую трубку, взял кружку с пивом и одним глотком осушил ее.
— Теперь давайте сделаем мучительное резюме из тягостного
дела Джоржа Хардинга и Мэрджори Уилз.
Несколько месяцев назад Хардинг спланировал серию хладно-
кровных, изобретательных и варварских преступлений с единствен-
ной целью — добиться материального благополучия. Задача пер-
вого преступления для него заключалась в том, чтобы показать:
кто бы ни оказался убийцей в Содбери Кросс, это был не он,
Джорж Хардинг. Это не новость. Такой подход был заложен в пре-
ступную практику уже в прошлом. Вы то и дело вспоминали слу-
чай с Кристианой Эдмондс в 1871 году. Я уже говорил Эллиоту,
что эта история несет в себе мораль. Некоторые из вас все время
166
спорили, но никак не хотели увидеть в ней здравого зерна. Не поду-
майте только, что мораль, мол, такова: «Остерегайтесь женщины,
которая преследует врача». Нет. Мораль в другом: «Остерегайтесь
человека, который слепо убивает невинных, чтобы доказать, что
отравитель не он». Именно так поступила Кристиана Эдмондс.
Именно гак поступил и Джорж Хардинг.
В своем потрясающем тщеславии, сравнимом, пожалуй, лишь
с тщеславием Пальмера и Причарда, он уверовал, что сможет вить
веревки из Мэрджори Уилз. Признаю сразу, причины для этого
имелись. Женщина, готовая оплатить расходы за долгие каникулы,
может быть квалифицирована как снисходительная и слепо любя-
щая, и если хоть что-то сможет служить ему утешением, когда па-
лач отправит его в мир иной, так это то. что он законный супруг
бесхребетной женщины.
Маркус Чесни был очень богатым человеком. Мисс Уилз его на-
следница. Но пока Чесни жив (а он был очень энергичным и креп-
ким человеком), Хардингу было трудно рассчитывать, что он
получит из этих денег хоть один пенс. Он понимал это с самого
начала, и, вероятно, Чесни не оставил ему никаких иллюзий на этот
счет. Хардинг искренне желал запустить в широкое производство
свое изобретение, по элек гроплатинаду. Он считал себя великим че-
ловеком, который просто «обязан достичь этого», любой ценой.
Поэтому Маркус должен был быть устранен.
Подозреваю, что, познакомившись с мисс Уилз, он рассуждал
именно так. Следовательно, в Содбери Кросс «проник» отравитель.
Одевшись понсзаметнее, он нанес визит в лавку миссис Терри, изучил
расположение прилавков и конфетных коробок. Во время другого ви-
зита через несколько дней ему удалось подменить коробки. Он специ-
ально использовал стрихнин: это один из тех ядов, которые не
используются в химических лабораториях. Неизвестно, где он купил
его, но нет ничего странного, что полиция не пошла по этому следу,
ведь она никогда не слышала о химике Джорже Хардинге.
— Благодарю вас, — вставил майор Крау.
— Мы не знаем, каков был его первоначальный план устранения
Маркуса Чесни, — продолжал Фелл. — Но тут, словно подарок с
неба, ему представилась возможность отравить его с его же по-
мощью! К тому же, поскольку Чесни угадал способ отравления
конфет в кондитерской лавке, Хардингу пришлось торопиться. По
иронии судьбы Чесни ни секунды не подозревал Хардинга. А тот
никак не мог допустить, чтобы Маркус в своих выводах пошел
дальше, он стал бы опасен. Беспокоило Хардинга и еше одно обстоя-
тельство. Чтобы довести задуманное дело до конца, он нуждался
в яде, который действует мгновенно и парализует голосовые связки
жертвы, чтобы та не могла говорить. Значит, он должен был
использовать один из цианидов. Но подозрения в таком случае
167
могли пасть и на него — ведь ему приходилось работать с цианистым
калием.
Он вывернулся из этого затруднения с удивительной ловкостью.
Сегодня я уже заметил вам, что Хардинг не брал яд из своей лабора-
тории. Это правда. Он изготовил яд здесь. Вы уже замечали, что
во всем доме и в окрестностях витает аромат горького миндаля.
Ведь синильную кислоту очень трудно спрятать, ее запах очень силен.
Но в Белгарде этот запах никогда не привлечет ничьего внимания.
Изготовив синильную кислоту, он намеренно оставил часть ее в пу-
зырьке в аптечке в ванной комнате. Этим намекал, что любой, мало-
мальски знакомый с химией, может изготовить ее в домашних усло-
виях и к тому же кто-то хочет направить все подозрения на него,
химика Хардинга. Не сомневаюсь, что он подготовил очень убеди-
тельные объяснения для полиции.
— Это правда, — признал майор Крау.
— ...но я не думаю, что он сразу собирался направить все по-
дозрения на Мэрджори. Это было глупо и опасно. Он хотел получить
у девушки деньги, но не хотел, чтобы она угодила в тюрьму. Однако
случайность привела к тому, что тучи стали собираться именно над
Мэрджори. Хардинг обнаружил, что может использовать это к своей
выгоде. У него появилась и причина: девушка явно начала охладевать
к нему.
Было заметно, что первоначальный энтузиазм ее ослабел, она
уже не смотрела на своего кавалера восхищенными глазами, к тому
же она, возможно, уже начала смутно догадываться, что творится
в душе ее жениха, разговаривала с ним резко и даже подумывала
покончить с собой. Но, ослепленный тщеславием, Хардинг смутно
понимал, что происходит. Он не хотел терять ее раньше времени,
без толку рисковать. Женитьба была ему выгодней.
Он использовал испытанное средство — комбинацию нежности
и страха. Вилбера Эммита он убил с помощью шприца, похищенного
у вас, доктор Чесни. А на следующий день незаметно подкинул его
в тайник шкатулки, принадлежащей Мэрджори. Девушка и без того
была перепугана, а этим способом Хардинг вызвал в ней такой ужас,
что она схватилась за свадьбу, как за соломинку, лишь бы еше кто-то
взял на себя ее тревоги. Девушка сама сказала нам, что вышла замуж
только потому, что хотела избегнуть ареста по обвинению в убий-
стве. Не сомневаюсь, что Хардинг живописно расписал, что ей гро-
зит, и дал, между прочим, понять, что полиция расценит ее визиты
в его лабораторию как попытку раздобыть яд. Но если ее арестуют,
а она уже будет его женой, то он не обязан
будет выступать против нее в качестве свидетеля. Джентль-
мены, когда начинаешь рассматривать ту легкую, спокойную, аб-
солютную и восхитительную наглость, с которой он обтяпывал
дело...
168
Виновато подпрыгнув, доктор Фелл неожиданно замолчал. Май-
ор Крау издал предупредительный свист, и все присутствующие
смущенно уставились на огонь в камине. В комнату входила
Мэрджори.
Эллиот был поражен бледностью ее лица. Глаза ее блестели. Но
она была спокойна, сдержанна, руки не дрожали.
— Не беспокойтесь, — проговорила она. — Продолжайте, пожа-
луйста. Я уже минут пять слушаю вас за дверью. Я хочу знать.
— Эх, — крякнул майор Крау и резко вскочил. — Вам не душ-
но? Может, открыть окно? Или сигарету? Или рюмку коньяка?
— Возьмите подушку, — предложил доктор Чесни.
— Надеюсь, дорогая Мэрджори, — начал профессор Ин-
грэм, — если вы удобно устроитесь в кресле...
Девушка остановила его улыбкой.
— Со мной все в порядке, — сказала она. — Я не такая хрупкая,
как вам кажется. И доктор Фелл прав. Джорж действительно все
это сделал. А чтобы запугать меня, использовал даже книги по хи-
мии из моей комнаты. Я в свое время купила их, чтобы разобрать-
ся в его работе и ему помогать. А он спросил меня, что подумает
полиция, когда обнаружит у меня эти книги. Хуже всего, что он
знал... то же, что и инспектор Эллиот. Что я пыталась купить в
Лондоне цианистый калий...
— Что-о? — вскрикнул майор Крау.
— А разве вы этого не знаете? — Мэрджори потрясенно устави-
лась на него. — Но... Но инспектор сказал... по крайней мере, дал
понять...
Инспектор Эллиот так покраснел, что все всё поняли.
— Ладно, ладно, — снисходительно заметил Крау. — Не будем
об этом.
— И Джорж даже заявил, что меня будут подозревать в том,
что это я убила дядю Маркуса во время представления. Он сказал,
что ему известно, будто дядя Маркус написал доктору Феллу пись-
мо, в котором просил, чтобы тот проследил за мной...
— Это верно, — сказал Фелл. — Он написал, что будет играть
чисто и даст мне наводку: я должен взглянуть на все применитель-
но к вам. Поэтому я так тщательно скрывал это письмо от впечат-
лительного суперинтенданта Боствика, пока не смог доказать, кто
действительно виновен. Иначе бы мы пошли по неверному следу.
Единственное, чего хотел ваш дядя, так это обмануть меня, впро-
чем, как и всех остальных, сделать вид, что доктором Немо был
Вилбер Эммит. Но какое впечатление могло бы произвести это
письмо на Боствика!..
— Пожалуйста, подождите, — торопливо проговорила девушка и
сжала кулаки. — Не думайте, что я упаду в обморок, если услышу
правду. Когда я увидела сегодня Джоржа, то есть когда он,кричал,
169
что его убили, я почувствовала к нему такое презрение, что мне стало
плохо. И вот что я хочу знать: это был несчастный случай?
— А как же иначе?! — поперхнувшись, вскричал доктор Джо.
— А как же иначе?! Я бы с удовольствием застрелил этого него-
дяя! Но это действительно был несчастный случай. Клянусь, я не
предполагал, что в револьвере пуля.
— Но доктор Фелл сказал...
— Извините меня, — смущенно перебил ее доктор Фелл. —
Извините меня. Во время этого расследования я ни разу никого не об-
манывал ни словами, ни действиями, ни намеками; но в тот момент
я был вынужден вас обмануть. Кругом были уши. И пронырливая
Памела, и не менее пронырливая Лена подслушивала за дверью. Лена
явно симпатизировала Хардингу и тут же побежала ему все рассказы-
вать, а если бы тот узнал о моих сомнениях, он стал бы так осторо-
жен, что никому и не приснится.
— Слава богу, — проговорила девушка. — Я боялась, что это ты.
— Я? — подпрыгнул доктор Чесни.
— Я боялась, что убийца — ты! Естественно, сначала я думала
на профессора Ингрэма...
Ласковые глаза профессора округлились.
— Меня это очень удивляет, — заявил он. — Я, конечно, по-
льщен, но... но почему?
— О! Да из-за наших споров о совершенном с точки зрения психо-
логии преступлении. Кроме того, когда я приехала к вам, осталась
у вас на весь день и спросила, что вы думаете по поводу моей свадьбы
с Джоржем, а вы устроили мне сеанс психоанализа и заявили, что
я его не люблю, что он не мой тип... вот, я не знала, что и думать.
Но вы были правы. Правы. Правы.
Доктор Фелл заморгал и повернулся к профессору.
— Вы устроили сеанс психоанализа? — спросил он. — И какой
же тип мужчин ей подходит?
Мэрджори вспыхнула.
— Никогда, — проговорила она сквозь зубы. — Больше никогда
в жизни я не хочу видеть мужчин.
— За исключением присутствующих, надеюсь, — успокаивающе
проговорил профессор Ингрэм. — Мы не можем позволить, чтобы
у вас развился невроз. Я всегда считал, что невроз этого типа должен
лечиться теми же методами, которые используют для упавших с
неба, но не разбившихся летчиков. Чтобы они пришли в себя, их
немедленно пересаживают в другой самолет и снова отправляют в
небо. Ваш тип мужчины? Хм, хм. Поразмыслив, я сказал бы, что
его качества соответствуют...
— Глупости! — отрезал майор Крау. — Ее тип мужчины —
полицейский. Вот, когда все это урегулируется, я обещаю вам, даю
слово чести, что больше не буду вмешиваться в это дело. Это точно.
Но я хочу сказать, что...
РОМАН
Глава 1
ЗАВЕСА ПРИПОДНИМАЕТСЯ
Что-то разбудило его глубокой ночью. Возможно, тяжелый,
удушливый запах от задернутого полога.
В полудреме он не мог припомнить, задергивал ли полог этой
кровати, которой насчитывалось лет триста, — вероятно, от того,
что проглотил на ночь порядочную дозу хлоралгидрата.
Снотворное, казалось, еще действовало. Лежа в крохмешной
тьме, он напрягал память, но та выдавала только какие-то образы,
окутанные густой зыбкой пеленой тумана. Попытался было припо-
мнить слова, но они выходили беззвучными, как клубы дыма из
мусорных завалов.
С дымком донесся до него и звук собственного голоса.
— Меня зовут Николас Фентон, — говорил он себе, дабы стрях-
нуть дурман хлорала. — Я профессор истории Парацельс-колледжа
в Кембридже. На календаре 1925 год, и нынче мне исполнилось
пятьдесят восемь лет.
Туг до него дошло, что эти слова он прошептал едва слышным
голосом, а в памяти из пелены тумана услужливо всплыли видения
минувшей ночи. Да, минувшей ночи.
Он сидел внизу, в гостиной старого дома, который снял на лето,
потому что в это время года Лондон был «пуст». Напротив, на
дубовом канапе с парчовыми подушками расположилась Мэри — в
шляпке, что указывало на краткость ее визита, с бокалом виски с
содовой в руке. Гостья была значительно моложе его и казалась
почти красавицей.
— Мэри, — сказал он, — я продал душу дьяволу.
Николас Фентон знал, что она не только не станет смеяться,
но даже не улыбнется. И действительно — лишь кивнула с серьез-
ным видом.
— Неужели? Ну и как выглядит дьявол, профессор?
— Как ни странно, не могу припомнить. Мне показалось, он
173
принимает любые обличья. Освещение было тусклым. Он сидел в
кресле, вон там. Мое проклятое зрение...
Мэри подалась вперед. В молодости Фентон назвал бы ее глаза
дымчатыми: их серый цвет порой превращался в черный, а затем
снова становился дымчато-серым, неуловимым, как будто на этом
юном личике были затенены одни глаза.
— Вы в самом деле продали свою душу, профессор?
— Нс совсем так, — у него вырвался сдавленный смешок. — Во-
первых, я не могу поручиться, что то был дьявол. А вдруг меня
разыграл какой-нибудь одаренный драматическим талантом при-
ятель? Ну, например, это вполне в духе Паркинсона из Кизко-
лледжа... А во-вторых...
— Во-вторых? — напомнила Мэри.
— Во всех случаях, за исключением, пожалуй, истории с докто-
ром Фаустом, дьявол заключал свои сделки слишком легко...
— То есть?
— Вопреки известному присловью, он не джентльмен. Его жерт-
вами всегда оказываются простаки, которых дьявол обыгрывает
фальшивыми костями. Человека, по-настояшему умного, он не
встречал еще. Если мне действительно удалось заключить с ним
сделку, значит, дьявол попал в ловушку и я положил его на обе
лопатки.
Фентон хотел улыбнуться, дабы она не принимала сказанное
слишком всерьез, но — или так казалось человеку, грезившему за
задернутым пологом в комнате наверху, — от этого все происходя-
щее в гостиной стало еще более прозрачным.
В руке у Мэри был уже не бокал, а гладко отполированный сере-
бряный кубок. Она поднесла его к губам — ослепительный свет от-
разился на поверхности и сверкнул прямо в глаза Фентону. Гово-
рят, что свет холодный, но этот обжег жаром, как гневом.
Из угла комнаты донесся и тут же сти,х какой-то шум. Посе-
титель?
Нет, показалось. В руке у Мэри был просто бокал.
— И что же вы попросили у дьявола? — осведомилась она. —
Подобно Фаусту, молодость?
— Нет, это меня не интересует, — тут Фентон отчасти покривил
душой, поскольку не уставал повторять себе, что молод по-
прежнему.
— В таком случае... То, что глупцы называют вашей навязчивой
идеей?
— В определенном смысле, да. Я попросил его перенести меня
назад во времени в определенный день третьей четверти семнадца-
того столетия.
— Очень похоже на вас, — прошептала она.
Ему порой хотелось, чтобы Мэри не приходила сюда и не
174
смотрела на него своими серьезными внимательными глазами. Ин-
тересно, что находила она занимательного в этих беседах с таким
старым пнем, как он?
— По части знания мельчайших подробностей с вами ни один
историк не сравнится, — сказала Мэри. — Соблюдайте разговор
приличный, и вас никто не заподозрит.
Где, скажите на милость, подхватила она это «соблюдайте раз-
говор приличный»?! Так выражались в семнадцатом веке.
— Однако, — внезапно продолжала Мэри, — мне не понятно...
— Мне и самому не попятно, но если дьявол выполнит
условие...
— Я не о том! Другими словами, вам, должно быть, и прежде
нередко хотелось перенестись в прошлое?
— Еще бы! «Хотелось» — слабо сказано! Бог мой, — неожидан-
но для себя прошептал Фентон и почувствовал холодный озноб, —
я жаждал этого! Я истязал себя! Так мужчины жаждут денег, а
женщины — положения в обществе. Однако, полагаю, то была
лишь любознательность ученого.
— Но почему вы решились на это именно сейчас?
— Во-первых, я больше нс в силах сдерживать свое любопыт-
ство. Во-вторых, у меня есть одно дело. И в-третьих, я никогда
не подозревал, что вызвать дьявола, оказывается, проще простого.
Складывалось такое впечатление, будто сказанное им заинтере-
совало невозмутимую Мэри лишь отчасти.
— Дело? Какое дело?
Фентон медлил. Он поправил пенсне, восседавшее на носу его
бесстрастного лица педанта. Задумчиво провел рукой по высокому
выпуклому черепу, на макушку которого, по своему обыкновению,
зачесал несколько темно-рыжих прядей. Он казался выше среднего
роста и, вследствие учености, был очень худым и сутулым.
В глубине души Фентон знал, что броситься, подобно пловцу,
в темные воды прошлого, полные неведомых криков и шепотов,
столкнуться с течением, которое может разбить его тело о ска-
лы, — было ему не по силам. Но лучше о том не думать.
— В этом доме 10 июня 1675 года скончался от отравления ядом
один человек. Жестокое медленное убийство.
— Вот как? — заметила Мэри и поставила бокал на стол. —
Простите, а у вас есть какие-нибудь тому доказательства?
— Более того, у меня есть даже гравированный портрет в чет-
верть листа, запечатлевший всех обитателей дома. Войди сейчас
любой из них сюда — я непременно опознаю его.
— Убийство... А кто к нему причастен?
— Три женщины, и все очень хороши собой. Нет, — поспешно
пояснил Фентон, — не это определило мое решение.
Внезапно он поднялся.
175
— Вы слышали такой странный приглушенный смешок оттуда,
из-за стеллажей?
— Нет.
Две пряди черных коротко остриженных волос под шляпкой Мэ-
ри казались блестящими крылами на матово-белой коже лида. Фен-
тону почудилось, что взгляд ее стал пристальнее.
— И наконец, — торопливо произнес он, — сам владелец дома.
Весьма странно, но звали его так же, как и меня, — Николас
Фентон.
— Он ваш предок?
— Нет, никоим образом, я все проверил. Сэр Николас Фентон
носил титул баронета. Его ветвь оборвалась во второй половине
следующего столетия... Кто совершил это убийство, Мэри?
— Разве вам неизвестно? — в голосе ее послышалось сомнение.
— Нет!!!
— Прошу вас, профессор, не надо так волноваться!
— Извините, — Фентон справился с собой, хотя внутри снова
похолодело. Его пробирала дрожь. — Нет. мне это неизвестно, по-
скольку из рукописи Джайлза Коллинза пропали три листа. Кого-то
взяли под стражу, судили, а потом, после добровольного призна-
ния, приговорили к казни. Но эти страницы были либо утрачены,
либо украдены. Невиновность лишь двух обитателей дома... пред-
ставляется мне бесспорной.
— Вот как? И чья же?
Собеседник Мэри поморщился.
— Как следует из примечаний в конце рукописи, вне подозрения,
во-первых, сам сэр Николас, а во-вторых, — одна дама, хотя имя
ее не упомянуто, однако, по деталям судя, легко догадаться, кто
она такая. Мы должны принять это к сведению, в противном слу-
чае у нас не будет вообще никакой точки отсчета.
— Послушайте, но, помимо записей Джайлза Коллинза, должны
быть и какие-нибудь официальные сообщения об убийстве?
— Ия так думал, однако упоминаний об этом деле нет ни в
«Судебных процессах» Хауэлла, ни в первом томе «Справочника
Ньюгейтской тюрьмы», поскольку капитан Джонсон не составлял
реестров, а выбирал дела на свой вкус. Девять лет — девять! — я
обыскивал библиотеки в надежде найти хоть книгу, брошюру, на
худой конец листок, какими в то время извещали о дате казни, —
ничего!
— Девять лет! — прошептала Мэри. — Вы никогда не говорили
мне об этом! — Теперь все лицо ее, как прежде глаза и волосы, ка-
залось затененным, окутанным дымкой. — Значит, в деле замеша-
ны три женщины? Ваш «сэр Николас», смею предположить, был
безумно влюблен в одну из них?
— Ну... да!
176
Как она, дитя, догадалась? Мэри, дочь его старинного приятеля
по колледжу, доктора Грен билля, несмотря на ее двадцать пять
лет, по-прежнему оставалась для него ребенком.
— Вы не поняли. Во...дьявол мне в том свидетель, я сделал все
возможное! Осилил даже головоломный курс криминологии и су-
дебной медицины, поскольку дело касается отравления. Я могу до-
гадываться, кто убийца, — он повысил голос, — но наверняка — не
знаю!
— А посему, — Мэри повела красивыми плечами, — отчаялись
и намерены отправиться в прошлое, дабы выяснить истину?
— Не забывайте: у меня есть дело. Я, вероятно, смогу предот-
вратить убийство.
В наступившей тишине не слышалось даже тиканья часов.
— Предотвратить убийство?!
- Да!
— Но эго невозможно! Убийство, каким бы мелким по сравне-
нию с вечностью оно ни казалось, уже произошло и стало частью
истории. Вам не под силу ничего изменить...
— Меня предупредили о том же, — сухо заметил он, —однако
я все-таки дерзну!
— Кто? Ваш инфернальный друг? И что именно он сказал?
Как трудно, невероятно трудно было передать содержание той
беседы, которая казалась естественной и даже непринужденной бол-
товней двух джентльменов в клубной гостиной! Дьявол нанес ему
краткий визит вечером, незадолго - и часа не прошло — до прихо-
да Мэри. Посетитель явился без приписываемого ему молвой
огненного облаченья н расположился в обитом парчой кресле в
дальнем углу гостиной.
Фентон сказал правду. В тусклом свете настольной лампы, зате-
ненной абажуром в несколько слоев пурпурного шелка, он угадывал
лишь какие-то зыбкие контуры и слышал беззвучные слова.
Дьявол выражался любезно и слегка старомодно, представляясь
джентльменом, коим в действительности не являлся.
— Да, профессор Фентон, думаю, я мог бы уладить дело к пол-
ному вашему удовлетворению. Меня просили об этом и прежде вас.
Какую дату, простите, вы назвали?..
— 10 мая 1675 года, за месяц до убийства.
— Хорошо, я помечу себе, — посетитель задумался. — Если па-
мять не изменяет мне, то было жестокое, кровавое время, но какие
тогда были дамы! — он звучно причмокнул. Фентону стало про-
тивно. — Какие, дорогой сэр, были дамы!
Фентон промолчал.
— Крайне жаль, — сокрушался визитер, — что два джентльмена
вынуждены обсуждать деловые вопросы, однако вам известны мои
условия и... цена? Ну что, заключим сделку прямо сейчас?
177
Фентон улыбнулся. Он был невысокого мнения об умственных
способностях гостя. О силе — да, но не об интеллекте.
— Не торопитесь, господин мой. — мягко возразил Фентон и
провел рукой по волосам, едва прикрывавшим лысую макушку.
— Прежде чем мы заключим сделку, соблаговолите выслушать
мои условия!
— Ваши?!
Казалось, волна высокомерия, катившаяся из темного, обитого
парчой кресла, разрушит комнату и самый дом. И Фентону, не ис-
пытавшему доселе ни ужаса, ни трепета, мгновенно стало страшно.
Но тут же на смену волне пришла скучная вежливость.
— Что ж, послушаем ваши условия, — зевнул посетитель.
— Во-первых, я хочу отправиться в прошлое в обличье сэра Ни-
коласа...
— Ну конечно! — гость явно изумился. — Никаких возражений!
— Затем, поскольку я смог узнать о сэре Николасе лишь очень
немногое, еще ряд условий. Он был баронетом, однако этот титул
в то время, как вам известно, носили порой престранные типы.
— Справедливо!
— Я должен быть молод, богат и благородной крови. Болезни,
увечья, физические и психические недуги исключены. Вы обязуетесь
не подстраивать несчастных случаев или других обстоятельств, спо-
собных лишить меня всего вышеперечисленного.
На мгновение Фентону показалось, что он зашел слишком
далеко.
Из темного кресла катилась волна чисто детской досады, словно
ребенок стукнул ножкой об пол.
— Я от... — мрачная пауза. — Ладно, согласен.
— Спасибо. Затем, мне в духе старомодных детективов —
являются всякие проделки с часами и датами. Я назвал 10 мая 1675
года, и меня интересует именно это число. Прошу вас не плутовать
в данном вопросе. Например, вы не станете сажать меня в тюрьму
и вешать за убийство. Я проживу свою жизнь точно так же. как
прожил ее сэр Николас, идет?
Топанье об пол прекратилось, но гнев остался.
— Идет, профессор! На этом — все?
— Еще один момент. — Фентон взмок. — Я буду в обличье сэра
Николаса, но ум, знания, память, опыт останутся мои, человека
двадцатого столетия...
— Секундочку, — прервал его посетитель звучным мягким голо-
сом, — боюсь, я не смогу удовлетворить вашу просьбу полностью.
Заметьте, я вполне откровенен с вами!
— Соблаговолите объясниться.
— Говоря по существу, — мурлыкал гость, — вы мне симпатич-
ны, потому-то и я хочу вашу ду... вашего общества. Сэр Николас,
178
сознаюсь вам, тоже нередко выказывал и добродушие, и щедрость,
и отзывчивость, по он был человеком своего времени, а значит же-
стче, иного склада характера и порой впадал в безудержный гнев.
— Не могу понять, куда вы клоните.
— Гнев — сильнейшее из чувств, — пояснил посетитель. — И ес-
ли вы, профессор, в обличье сэра Николаса дадите волю своим эмо-
циям, над вашим разумом возьмет власть сэр Николас. Вы станете
им на время приступа гнева. Однако ручаюсь вам, и это тоже часть
нашей сделки, что приступы никогда не длились больше десяти ми-
нут. Если вы примете мое условие, я приму ваши. Что скажете?
На лбу Фентона снова выступила испарина. Он пытался найти
подвох. И не находил. В зрелом возрасте у него появилась привыч-
ка вертеть в руках какой-нибудь предмет, и сейчас он стал перекла-
дывать стоявшие на подставке трубки. Конечно, разъяренный муж-
чина за десять минут может наделать страшных дел, однако от
всех случайностей его ограждали обещанные условия. Они, как вби-
тые в дверь крепкие гвозди, надежно преграждали путь дьяволу.
И потом, разве может он впасть в гнев? Он, Николас Фентон?
К черту дерзкие предположения гостя! Это невероятно!
— Ну, — подначивал визитер, — согласны?
— Согласен! — огрызнулся Фентон.
— Великолепно, мой дорогой сэр! Осталось только скрепить
сделку!
— Я вот думаю, — начал было Фентон и поспешно добавил, —
нет, больше никаких условий! Хочу лишь задать вопрос...
— Задавайте, задавайте, любезный друг, — ворковал посетитель.
— Понимаю, это вопреки законам, и даже вы- не смогли бы
удовлетворить такую просьбу, но что, если я изменю ход истории?
Волна детской радости — вот что докатилось до него на сей
раз.
— Вам не под силу изменить историю, — просто сказал посе-
титель.
— Вы хотите сказать, что при всех достижениях двадцатого сто-
летия, при всей моей осведомленности о ходе исторического про-
цесса, я не смогу вмешаться ни в одно политическое событие? —
настаивал Фентон.
— Какие-то частности, особенно в жизни отдельных лиц, изме-
нить еще можно, но что бы вы ни предпринимали, итог окажется
тем же. Однако попытаться вы в полном праве, — учтиво доба-
вил он.
— Спасибо. Ручаюсь, что буду пытаться!
Дьявол почти сразу исчез, еще незаметнее, чем появился. До
прихода Мэри у Фентона оставалось достаточно времени, чтобы
присесть и успокоить нервы за трубкой.
179
Фентон пересказал все подробности разговора. Мэри молчала.
— Итак, вы продали душу дьяволу? — это.был не вопрос, ско-
рее утверждение.
— Надеюсь, что нет, моя милая Мэри!
— Не «нет», а да!
Фентону стало стыдно. Он чувствовал, что поступил нечестно,
даже по отношению к Князю Тьмы.
— Дело в том, — нерешительно начал он, — что у меня есть в
запасе главный козырь, который сразит его. Нет, не спрашивайте,
что это. Вероятно, я и так наговорил вам кучу чепухи.
— Ну, мне пора, — Мэри внезапно поднялась. — Уже поздно,
профессор.
Право, стыд какой! Задержать девочку до девяти часов! Родите-
ли, наверное, потеряли ее. И тем не менее, провожая Мэри к выхо-
ду, он чувствовал себя задетым: она так и не выразила своего отно-
шения к происшедшему.
— Вы не сказали, что думаете обо всем этом. На мгновение мне
показалось, что вы одобрили мой поступок...
— Одобряла и одобряю! — шепнула она.
— Ну и?..
— Вы воображаете дьявола таким, каким он представляется ва-
шему разуму. Ваши мысли сосредоточены только на истории и ли-
тературе, и потому он кажется вам то человеком умным и свет-
ским, то жестоким простодушным мальчишкой, то есть именно
личностью конца семнадцатого столетия...
И, сбежав по ступенькам короткой лестницы, она вышла на юж-
ную сторону Пэлл-Мэлл. Фентон остался у двери, распахнутой в
промозглую, если не сказать дождливую, ночь. Почувствовав при-
ступ ревматизма, запер дверь и вернулся в тускло освещенную
гостиную.
В доме не было ни души — даже собаки, с которой он мог бы
скоротать время. Некто миссис Вишвел, женщина хотя и в летах,
но отменно энергичная, пообещала приходить каждое утро гото-
вить завтрак и делать уборку. А раз в неделю вместе со своей до-
черью наводила в доме, как она любовно выражалась, «настоящий
распорядок».
Лечь спать? Фентон знал, что не сможет уснуть, и предвидел это
заранее. Доктор прописал ему хлоралгидрат, небольшой пузырек ко-
торого Фентон припрятал в гостиной, в серванте из резного дуба.
Профессор отличался воздержанием. Он аккуратно наполнил
стакан виски и содовой — дневную норму, которую выпивал перед
сном, — потом достал из серванта пузырек с бесцветной жид-
костью, добавил к спиртному изрядную порцию хлоралгидрата,
расположился в уютном кресле и не спеша поглотил содержимое
стакана.
180
Смесь начала действовать слишком быстро. Не прошло и десяти
минут, как очертания комнаты стали заволакиваться дымкой, он
едва успел...
Больше Фентон ничего не помнил. И вот что-то разбудило его
глухой ночью — а может быть, уже наступил рассвет? — лежащим
в кровати под задернутым, удушливым пологом. Сердце учащенно
билось (врач предупреждал о том же). Дабы преодолеть действие
хлоралгидрата, еще полежал в кровати, пытаясь восстановить в па-
мяти события минувшей ночи.
— Удивительно! — подобно многим одиноким людям, Фентон
норой разговаривал вслух. — Какой странный сон! Нет, не стран-
ный: должно быть, я выпил адскую смесь гораздо раньше, чем при-
поминаю теперь.
Он по привычке провел рукой по голове. Что это? Снова про-
вел — и оцепенел.
Скудные пряди, едва прикрывавшие макушку, исчезли. Голова
его оказалась обритой на манер каторжников былых времен. Обри-
та, но не наголо. Фентон ощутил под рукой короткие волосы, по-
крывавшие, казалось, всю голову.
Потом сел в кровати и обнаружил, что впервые за много лет
гаснул нагишом, без пижамы.
— Однако! — пробормотал он. Простыни были грубыми и
влажными. Левой рукой Фентон дотронулся до полога. Стояла кро-
мешная тьма. Вероятно, я решил спать именно в этой комнате и
в этой кровати, подумалось ему. Да, да, у нее еще полог из небеле-
ной ткани, а по наружной стороне выткан красной нитью какой-то
узор. Он уже видел эту кровать несколько дней назад, когда снял
дом. Помнится, тогда еще сидел на ней и она показалась ему низ-
кой: ноги легко достали до пола.
Мысли мешались. Однако Фентон кивнул с серьезным видом,
отбросил простыни и раздвинул полог. Звякнули деревянные коль-
ца. Перекинул ноги и сел на краешке кровати. Пенсне, должно
быть, на ночном столике. Потом он ухватится за столик и дотянет-
ся до выключателя у двери.
Впрочем, дальше Фентон поступил достаточно странно — если
бы, конечно, дал себе труд задуматься над этим. Непроизвольным
движением потянулся рукой к спинке кровати и обнаружил там
предмет, который подсознательно и ожидал найти: свободного по-
кроя наряд до щиколоток из набивного шелка с меховой опушкой
по вороту и рукавам. Так и есть, халаз.
Машинально сунул руки в рукава, запахнулся и тут сделал пора-
зительное открытие: преобразилось само его тело. Прежде тощее
и длинное, оно стало теперь широкогрудым, с плоским животом
и мускулистыми руками. Попытался было спустить ноги с кровати,
но оказалось, что они не достают до пола.
181
Из горла Николаса Фентона, профессора истории, вырвался
почти животный рык — иного, более низкого, нежели его вы-
сокий баритон, тембра. Чей это голос? Его? Или кого-то дру-
гого?
Фентона охватила паника. Он страшился темноты, страшился
самого себя, страшился неведомых первобытных сил... Его бросало
в пот и бил озноб, и он продолжал сидеть на краю кровати, словно
над бездной, смешно болтая ногами.
— Прыгай! — приказал чей-то властный голос. — Прыгай, сла-
дострастник, прыгай, потаскун, прыгай, продувная бестия!
Фентон прыгнул — и отбил пятки, поскольку расстояние до по-
ла было невелико.
— Где я? — крикнул он. — Кто я?
В ответ — молчание.
Стояла кромешная тьма: должно быть, шторы очень плотно за-
крывали окна. Он сделал шаг и покачнулся. Правой босой ногой
нащупал нечто, похожее на старые комнатные туфли из очень жест-
кой кожи. Действительно, пара комнатных туфель, — убедился
Фентон и обулся.
В комнате было душно и стоял какой-то неприятный запах.
Что же он намеревался сделать? Ах, да, пенсне и выключатель.
А вдруг...
Фентон ухватился за полог и, держась за него, пробрался к изго-
ловью. Так и есть, столик. Он вытянул руку — и коснулся человече-
ских волос.
На этот раз Фентон не вскрикнул и не вздрогнул, поскольку,
безусловно, знал, до чего дотронулся. Это был большой пудреный
парик с тяжелыми кудрями до плеч, который висел на высоком
болване в ожидании утра.
Фентон кивнул. Что ж, тогда должно быть кое-что еще. Справа
лежал сложенный в несколько раз большой шелковый шарф, веро-
ятно, такой же яркой, как и халат, расцветки. Руки тряслись, но
он автоматически развернул его, встряхнул и с удивительной лов-
костью обернул вокруг головы на манер тюрбана. Осведомлен-
ность подсказала ему, что таким образом благородные люди той
эпохи прикрывали свою бритую голову, когда отдыхали дома ел
deshabille1.
Хотя воздух со свистом вырывался из легких — здоровых
легких молодого человека, не испытывавшего газовой атаки второ-
го сражения при И пре1 2, он уже успокоился и продолжал свои
изыска-
1 В домашнем платье (фр.). Здесь и далее примечания переводчика.
2 И п р — город о Западной Бельгии, где во время первой мировой войны
(12-13 июля 1917 г.) был впервые применен немцами отравляющий газ. Отсюда
название — иприт.
182
пня. Обшарив весь столик и не найдя пенсне, подобрался к плохо
подогнанной двери: выключателя не было. Нс оказалось на двери
и фарфоровой ручки. Вместо нее имелась резная деревянная за-
цвижка, изогнутая на манер птичьей лапы.
— Все правильно! — это прозвучало так банально, что Фентон
едва удержался от смеха.
На столе стояла свеча в подсвечнике, но спичек не было —
вернее, не было трутницы. Сидеть в потемках до утра в бук-
вальном и переносном смысле слова он попросту не мог. Если
действительно случилось то, что он предполагал, но верить
во что пока отказывался, значит, в доме должен быть кто-то
еше.
Кто-то еше. Из глубин памяти всплыли воображаемые
лица...
Профессор Фентон поднял задвижку и распахнул дверь.
Снова темнота. Он выбрал большую опочивальню в глуби-
не дома и сейчас, вероятно, стоял в коридоре верхнего этажа,
но обеим сторонам которого располагались крохотные полоски
света.
Фентон двинулся прямо по коридору. Ноги его подкашивались.
И здесь ощущался слабый неприятный запах. Дойдя до комнаты,
в которой горел свет, стучать не стал, а поднял задвижку н приот-
крыл дверь.
И словно с глаз упала пелена, и словно он прошел, измученный,
но длинному туннелю к заветной комнате.
Прямо напротив двери, у стены, был помешен столик, вероят-
но, туалетный. Тускло светила одинокая свеча в разрисованном
фарфоровом подсвечнике. Пламя отражалось в золотистой раме
овального зеркала, низ которого приходился на столик, а верх —
упирался в стену.
Кто-то сидел в дубовом кресле перед зеркалом, спиной к Фенто-
ну, но кто — он разобрать не мог, не мог даже разглядеть само
зеркало: мешала узкая спинка кресла, обитая желтой материей со
множеством мелких отверстий.
Было ясно, однако, что это — женщина. Длинные черные воло-
сы скрывали ее плечи и спинку кресла. Стоп! Похоже, она ждала
его — и не вздрогнула, не пошевелилась при щелканьи задвижки и
скрипе отворяемой двери.
Он вдруг на миг испугался ее лица. Увидеть это лицо означало
окончательно преодолеть тот барьер, который отделял его жизнь
от двух с половиной минувших столетий.
Впрочем, женщина не оставила ему времени на раздумья. Резко
отодвинув кресло, она встала и повернулась к нему. Несколько се-
кунд Фентон взирал на нее в изумлении.
— Мэри?! — сказал он.
183
Глава 2
СКАНДАЛЬНОЕ ПОВЕДЕНИЕ ДВУХ ДАМ
— Ник?! — женщина произнесла имя с какой-то странной инто-
нацией.
Звучание собственного голоса беспокоило Фентона, и потому он
взирал на нее молча, недоумевая. Мэри Гренвилль никогда нс назы-
вала его Ником. И все же, несмотря на непривычную модуляцию,
это был ее голос. Больше того, вопреки всем различиям — мель-
чайшим и значительным, — он скорее чувствовал, чем знал, что
это была Мэри.
Фентон всегда был намного выше ее и сейчас с тревогой обнару-
жил, что она ниже его всего лишь на пол головы. Впрочем, нет!
Это его рост уменьшился и составлял теперь, должно быть, пять
футов и шесть дюймов. И еще: она уже не казалась ему ре-
бенком! Нет, ни в малейшей степени! Как же он раньше не за-
мечал?
На ней было плотно запахнутое причудливое одеяние из желто-
го шелка, слегка запачканное и отороченное по вороту и пышным
рукавам белым мехом. Вообще, во всем ее облике чувствовалась
легкая небрежность. Тускло горела свеча, и лилейно-белое лицо вы-
глядело затененным, окутанным дымкой. Впервые это поразило
его минувшей ночью.
Горделивая посадка головы. Широкая улыбка и выражение се-
рых глаз — вот что настораживало. И тут вдруг мелькнула счаст-
ливая догадка.
— Мэри! — он произнес имя на современный манер. — И вы
тоже перенеслись в прошлое! Значит, тот давешний разговор был
не сон и ваши слова не были пустой вежливостью! Вы тоже перене-
слись в прошлое!
Но он выбрал неверную тактику.
Куда исчезли ее кокетство и игривость? Женщина отпрянула от
него со слезами на глазах.
— Ник! — вскричала она, как бы умоляя его не шутить. —
Откуда нечестивый сей язык? Извольте обихаживать другую, коль
вы сошли с ума!
Последнее прозвучало так: «Изва-а-льте обиха-а-живать другу-у-
ю, ка-аль вы са-а-шлн с ума-а!» Фентону припомнились граммо-
фонные пластинки, которые он сам порой записывал. Реконструи-
ровать речь той эпохи по пьесам и письменным документам,
воспроизводившим зачастую фонетический строй языка, особого
труда не представляло. Он частенько развлекал таким образом кол-
лег по колледжу.
Приосанившись, он отвесил ей глубокий и учтивый поклбн, ко-
торый составил бы честь самому сэру Николасу Фентону.
184
— Соблаговолите ли выслушать меня, мадам? — произнес он,
слегка копируя ее модуляции.
Казалось, она поняла его, но все же и сия тактика, по-видимому,
была неверной. Тяжело дыша и чуть не брызгая слюной, женщина
воскликнула:
— Безумец! Пристрастие к вину и потаскухам лишило вас остат-
ков разума! Таков же был удел и моего лорда Рочестера?
«Да я сушин дьявол!» — эта мысль привела профессора Фенто-
на в немалое смятение. Теперь он наконец понял, как надо дей-
ствовать.
— Попридержи язык! — внезапно рявкнул он. — С тобой учти-
вы, как с придворной дамой, а ты визжишь, как плошадная
девка!
Женщина подняла правую руку, словно защищаясь, и тут же
опустила ее. Мигало пламя крохотной свечи. Плавали тени. Она
встряхнула длинными дымчато-черными волосами и выпрямилась.
Как переменилось ее лицо! Оно выражало мольбу, томление, ро-
бость. На глаза навернулись слезы.
— Простите, простите меня, — умоляла она нежным голо-
сом. — «О, белокожая тигрица!» — думал Фентон. — Я так огор-
чилась, что вы поместили меня в комнату напротив своей жены...
Милый, я сама не ведала, что говорила!
— Вы поняли меня? — орал Фентон. Он вошел в образ и пото-
му был доволен собой. — Разве я пьян? Как вы посмели сказать,
что я пьян?! Что я сошел с ума?!
— Признаюсь, мой милый, «мой любимый, что была не
права!
— И я, в свою очередь, готов признать, что жил как нечестивец.
Однако это поправимо. Давайте представим, так, шутки ради,—
он громко рассмеялся, — что мы друг г другом не знакомы, что
встретились лишь теперь, и начнем все заново! Кто вы?
Она взмахнула длинными ресницами и посмотрела на него в
изумлении. Потом потупилась с лукавым выражением.
— Если я незнакома вам, сэр, — ответила она улыбаясь, слегка
подчеркнув слова «незнакома» и «вам», — тогда я не знакома ни
одному мужчине на всем белом свете!
— К черту! Как ваше имя?
— Я — Магдален Йорк, которую вы изволите называть Мег.
А кто такая эта Мэри?
Магдален Йорк.
В рукописи Джайлза Коллинза содержалось немало упоминаний
о «мадам Магдален Йорк». «Мадам» не обязательно означало, что
женщина была замужем, просто указывало на благородное проис-
хождение. Сходным образом к именам прославленных актрис
185
добавлялось вежливое «миссис». Однако эта дама лишь очень отда-
ленно напоминала свой портрет, должно быть, по вине гравера.
Она...
— Сэр Ник, — вкрадчиво напомнила о себе женщина по имени
Мег и придвинулась уже совсем вплотную, явно раздумывая бро-
ситься ли ему на шею или же просто остаться поблизости. Теперь,
когда она отошла от туалетного столика, он смог наконец увидеть
в зеркале свое отражение.
А посему, шагнув вперед, поднял разрисованный фарфоровый
подсвечник, поднес его к зеркалу и невольно изумился:
— Бог мой!
На сей раз гравер не ошибся. Из потемневшего с текла под шел-
ковым тускло-коричневым с белыми полосами шарфом на Фентона
глядело смуглое, но довольно приятное лицо с длинным носом и
черными усиками над мягко очерченным ртом.
«Сэр Николас Фентон. Родился 25 декабря 1649 года. Умер...»
Значит, ему не больше двадцати пяти лет! Всего на год старше
Мэ... этой Мег. Неведомые, странные мысли пронеслись в.голове
профессора Фентона — сэра Ника. Он чувствовал, как под халатом,
расшитым алыми с серебристой канвой маками, напряглись руки,
ощущал свой плоский живот...
— Ну же, — ласково вопрошала из-за его спины Мег, — вы
больше не станете валять дурака?
— Нет, я просто смотрю, хорошо ли меня побрили, — он про-
вел рукой по подбородку.
— Экая важность! — тон ее изменился. — Милый, вы в самом
деле... хотите исправиться?
— А вы разве этого не хотите?
Он повернулся и поставил свечу на стол. Теперь они стояли ли-
цом к лицу. Тусклое пламя свечи освещало фигуру Мег Йорк.
— Что касается других женщин, — безусловно, да! — она по-
серьезнела, лицо ее немного разрумянилось, но голос был не-
жен. — Я люблю вас, люблю безумно уже два года! Вы ведь не
бросите меня?
— Разве я могу бросить вас?
— Ну-у, на словах... — пробормотала Мег.
Сделав вид, будто разглядывает что-то на полу, она небрежно
распахнула полы желтого пеньюара. Ночной рубашки или короткой
сорочки, которую порой предпочитали дамы семнадцатого столе-
тия, под ним не было.
Как ни горестно признаваться, но желание охватило Фентона
властной рукой душегуба. Голова кружилась от ощущения ее физи-
ческой близости. «Так дело не пойдет!» — подумал почтенный
профессор. Рядом оказался стул с высокой спинкой. Стараясь со-
хранить достоинство,, что, впрочем, ему удалось лишь отчасти, он
186
попятился назад и, позабыв, что стал ниже ростом, совершенно не-
ожиданно для себя ушибся о сиденье.
Все это время Мег наблюдала за ним украдкой, из-под полуопу-
щенных ресниц, и чуть заметно улыбалась — вероятно, беззвучно
хихикая.
— Повеса исправился! Фи! — пробормотала она.
У женщин своеобразное чувство юмора.
— Так вот, я и говорю, что разъярилась, когда вы поместили
меня в комнату напротив своей супруги. Случись кому-нибудь нас
обнаружить, вышел бы страшный скандал. Клянусь, чуть не убила
вас! Но теперь все прошло. Я все забыла. Право, что нам за дело
до нее?
— Конечно! — хрипло отозвался он.
Нервы были напряжены до предела, руки дрожали. Фентон
встал со стула — навстречу протянутым рукам. Он никогда не ка-
сался ее... точнее, не касался в этом времени. Она глядела томно,
но все же успела бросить взгляд через плечо.
— Дверь! Глупец, вы забыли закрыть дверь! Слышите? Навос-
трите-ка уши!
— Какой-то шум... Что... Я...
— Вы что, никогда не слышали чирканья трутницы? — в ее ше-
поте слышалась ярость. Она даже притопнула ногой. — Не успеете
сосчитать и до десяти, как здесь появится моя дорогая кузина, ва-
ша супруга! Умоляю, присядьте!
После профессор Фентон припомнил, что в тот момент он про-
износил ругательства, о существовании которых и не подозревал
доселе. Мысли его мешались. На мгновение ему показалось, что
сэр Ник взял над ним верх.
Но как только он сел, сэр Ник тотчас исчез.
Фентон пытался сосредоточиться на чисто академических мате-
риях. Например, зубы... У Мег они были ровные и белые как у
собаки, а ведь в ту пору лишь самые опрятные чистили их намы-
ленным прутиком, да и то от случая к случаю. Причиной тому,
несомненно, являлась грубая, жесткая пища. Однако и тело ее каза-
лось белым и холеным, тогда как... стоп! Мысли пошли по замкну-
тому кругу.
В комнате напротив лязгнула задвижка, потом другая, сияние
свечи становилось все ярче... Послышался шелест тафты. Кто-то
растворил дверь...
— Драгоценная Лидия! — промурлыкала Мег, которая успела
запахнуть пеньюар и придать глазам выражение детской не-
винности.
«Вот та, чей образ я лелеял девять лет!» — подумал Фентон,
не осмеливаясь взглянуть через плечо.
И только собравшись с духом, обернулся.
187
Лидия, леди Фентон, была разодета, как на бал: доходящее
до щиколоток платье без рукавов из голубовато-розовой тафты
с низким корсажем в форме сердечка и отделкой из венецианского
кружева подчеркивало стройную талию и слегка расширялось
книзу. Мягкие светло-каштановые волосы собраны в тугой узел,
несколько локонов обрамляют лицо — прическа в сгиле Луизы
де Керуалль1.
Она не выглядела такой высокой, как Mei. — в противном слу-
чае Фентон все равно бы догадался, что под платьем скрываются
каблуки. Лидию можно было бы назвать очень хорошенькой, кабы
не одно обстоятельство.
Ее руки, плечи и грудь покрывал слой грубой белой п\дры. а
лицо из-за скверной косметики казалось красновато-белой эмалевой
маской, и на этом мертвенно-бледном фоне пламенели алые пятна
на щеках и ярко-малиновый рот. Над левым веком и в уголке рта
чернели «мушки» — маленькие кусочки бумаги в форме сердечка и
ромбика.
Эффект был ужасающим. Что это, молодую женщину загрими-
ровали под семидесятилетнюю старуху или древняя восковая фигу
ра сошла с постамента?
— Дорогая кузина! — Мег говорила нараспев: «ка-а-зина».
Лидия чуть нетвердой походкой подошла к камину и поставила
на него свечу, едва не уронив ее. Следует отметить, что Фентон
так еше толком не разглядел лица женщины, но сквозь прорези
маски все же заметил красивые голубые глаза, в которых блестели
слезы.
И туг Фентон сделал нечто странное: поднял одной рукой высо-
кий массивный стул и со страшным грохотом поставил обратно
— Наш милостивый сеньор, Карл Второй, — он говорил нарас-
пев, будто в забытьи, — по Божьей воле король Англии, Шотлан-
дии и Ирландии, защитник веры, — Фентон опомнился, — почи-
вает сейчас в Уайтхолле2...
— Или еще где-нибудь! — хихикнула Мег. — Какая разница?
— Сэр, — Лидия говорила низким мягким голосом и подчеркну-
то не обращала никакого внимания на Мег, — сознайтесь, я терпе-
ла очень долго! Но чтобы вы с этим созданием в двух шагах от
моей двери...
— Как гадко! Отвратительно! — Мег передернулась. — Милей-
шая кузина, неужто вы думаете, что мы с Ником...
Лидия даже не посмотрела в ее сторону. Возможно, Мег остано-
вило именно это, а может быть, и реакция профессора Фентона.
‘Луиза де Керуалль (1649—1734) — фаворитка Карла Второго.
^Уайтхолл - главный королевский дворец в Лондоне (первая половина
XVI в. — 1689 г.); в 1693-м почти весь сгорел — остался только Банкет ннг-ха\с.
188
Отвесив жене низкий поклон, он взял ее руку, поцеловал и сказал
с нежностью:
— Госпожа моя, знаю, я — слабый человек и жесток с вами. На
коленях прошу у вас прошения! Я не чурбан неотесанный, не неуч,
не дурак, каким вы меня полагаете. Дайте мне возможность испра-
виться!
В глазах Лидии появилось выражение, от которого его сердце
болезненно сжалось.
— Вы просите прощения у меня? — прошептала она. — Нет,
эго я прошу прошения у вас, прошу от всей души! — Вдруг во
взгляде ее мелькнул ужас. — Вы обещаете? Вы не смеетесь надо
мной?
— Клянусь честью рыцаря, если таковая у меня еще осталась!
— Тогда избавьтесь от нее! Сделайте так, чтобы она ушла тот-
час, не мешкая ни минуты! Милый друг, умоляю! Она вас погубит,
я знаю! Она...
Мег не долго думая схватила со стола зеркало и швырнула его
в Лидию, но, никого не задев, оно вылетело в коридор и разбилось
гам на мелкие осколки.
«Однако эти люди своих чувств ничуть не сдерживают», поди-
вился про себя профессор Кембриджа и гут же помимо воли ощу-
тил, как вены на шее наливаются кровью от охватившего его гнева.
— Сука! — визжала Мег.
- Дрянь! — парировала Лидия, подразумевая «шлюха».
— Бледная поганка!
— Постельная зараза!
— «Постельная зараза»? — от такого смертельного оскорбления
Мег кинуло в пот. Нс обращая вни,мания на распахнувшийся пенью-
ар, опа повернулась к туалетному столику и с победным видом ука-
зала на сваленные там в кучу грязные носовые платки, баночки,
бутылочки с мазями, с помощью которых протирала лицо.
— Так значит, это у меня французская болезнь? Значит, это я
появляюсь на людях не иначе как с толстым слоем пудры? Показ-
ная невинность, добродетельная жена — дочь сумасшедшего Инде-
пендента, казненного и проклятого душегуба — вот, кто по-настоя-
шему угрожает мужчинам, потому что у нее...
И смолкла.
Лицо Фентона искажал гнев, а глаза застилала черная пелена.
Пегко, словно перышко, он схватил тяжелый стул с явным намере-
нием разбить его о голову Мег Йорк.
Мег, перепугавшись не на шутку, взвизгнула,, попятилась и рух-
нула на четвереньки. Длинные волосы упали ей на лицо. Из яркого
ковра поднялась туча пыли.
Спасительным для Мег оказалось то обстоятельство, что сэр
Ник слишком вожделел ее и потому не решался убить, а профессор
189
Фентон, словно стремясь поскорее захлопнуть крышку гроба, отку-
да вылезал схороненный ужас, почувствовал, что борьба окончена
и крышка захлопнулась.
Фентон поставил стул. Руки и ноги его дрожали. Подступала
тошнота. Увидев в зеркале бледное лицо с насупленными бровями
и черными усиками, он не узнал собственное отражение и стал дико
озираться по сторонам. Успокоившись, спросил хриплым голосом,
обращаясь не к Мег, а к Лидии:
— Надеюсь, я не испугал вас, мадам?
— Немного! Гораздо меньше, чем вы думаете, — она подняла
глаза. — Вы точно прогоните ее?
Откуда-то из-за спины до Фентона донеслось тихое хихиканье.
Мег, все еще стоя на четвереньках в пространстве между ножкой
столика и спинкой кровати, смотрела на него, сощурившись из-под
длинных черных волос и содрогалась от нутряного смеха. Фентон
понял, что за исключением единственной, черной для нее минуты,
все происходящее доставляло ей истинную радость, и пошел к две-
ри. Он справедливо полагал, что для одной ночи пережил слишком
много.
— Все будет так, как вы хотите, — его рука легла на обнажен-
ное плечо Лидии, — но... не сейчас. Дорогая супруга, я буду спать
один. Я должен все обдумать. И последнее, — резко бросил он,
обернувшись на пороге, — обеим вам спокойной ночи!
Он захлопнул за собой дверь и уже было пошел к своей спальне,
но вдруг замедлил шаг и привалился к стене.
За эту ночь сэр Ник дважды почти — если не полностью — брал
над ним верх. И не только, когда он гневался. О гневе дьявол (кото-
рого впредь не следует недооценивать) упомянул попутно, вскользь,
зато ни словом не обмолвился о вожделении, а оно каким-то кос-
венным образом связано с гневом и может быть столь же силь-
ным. Впрочем, физическое желание подразумевалось само собой,
если он поставил условием крепкое здоровье и молодость — два-
дцать пять лет.
Он начал понемногу постигать характер сэра Ника, который
страстно желал Мег Йорк и никогда бы не выгнал’ее из дома. Но
с другой стороны, сэр Ник любил свою жену — ее он тоже не смог
бы выгнать, равно как причинить ей вред. Под силу ли человеку,
дожившему до пятидесяти восьми лет, справиться со всем этим?
Но возраст на самом деле не столь велик — так хочет ли он спра-
виться? В глубине души Фентон с ужасом понимал, что разделяет
чувства сэра Ника.
И пообещал себе завтра же избавиться от Мег.
Но главное все же было не это — нет, никоим образом! Его за-
дача, вытекавшая из обстоятельного манускрипта Джайлза Кол-
линза, заключалась в следующем:
190
Если ему не удастся помешать, Лидия ровно через месяц, день
в день, умрет от яда. Она — намеченная жертва. А лицо, давно по-
дозреваемое нм в убийстве, если судить по описанным в манускрип-
те подробностям, — Мег Йорк.
Поскрипывая кожаными туфлями, Фентон поплелся в спальню.
Глава 3
ЛИДИЯ В КОРИЧНЕВОМ: И ЯД
Проснувшись поутру, он уже знал, что все происходящее — не
сон, н отлично понял, где находится.
Плотно задернутый полог из небесной ткани, сквозь который
пробивался тусклый свет, усиливал царящий в комнате неприятный
запах. Невзирая на это. Фентон чувствовал себя счастливым, отдох-
нувшим, в приподнятом настроении. Он ощутил напряжение муску-
лов под смятым халатом, сделал глубокий вдох.
Удивительно! Так превосходно отдохнуть в пять... ах, да, два-
дцать пять лет! Тем лучше! Теперь страхи минувшей ночи казались
сущими пустяками. Все просто: выгнать Мег из дома, спасти
Лидию.
Но даже если Мег и ни при чем, все равно от нее следует изба-
виться.
— Я бросил вызов миру, плоти, дьяволу, — размышлял он
вслух и улыбнулся, — si la jeunesse savait, si la vieillesse pouvait1, a
у меня есть и то, и другое, и с их помощью я смогу одолеть всех
трех противников!
Внезапно, словно по команде, шторки полога распахнулись: в
образовавшемся проеме возник щуплый человечек в темном до-
бротном платье и шелковых чулках, как то и полагалось персоне
его звания. Он стоял, слегка склонив голову, сцепив руки на груди.
Догадаться, кто это такой, не составляло труда.
То был Джайлз Коллинз, камердинер сэра Ника. «Ежик» огнен-
но-рыжих волос венчал его тощую физиономию пуританина, но в
выражении глаз и контуре рта чувствовалось что-то бесстыжее,
развязное. Наглец по натуре, он нередко дерзил хозяину, впрочем,
в дерзости своей никогда далеко не заходил. Фентон, однако, знал,
и не только из рукописи самого Джайлза, что не было на свете
слуги преданнее, чем он.
— Доброе утро, хозяин и господин, — сказал камердинер с по-
добострастным видом.
Фентон повернулся на бок, лихорадочно отыскивая в памяти по-
добающие случае слова и тон.
1 Если бы молодость знала, если бы старость moi ла (с/>р).
19!
— А, продувная бестия. — прорычал он наконец, успешно под-
ражая утреннему голосу сэра Ника, — обделываешь свои делишки
с самого утра?
— А вы. судя по всему, ночью опять колобродили? И даже не
переоделись перед сном, хотя я и положил для вас сорочку!
— Вздор!
— Отчасти вы правы. — мудро согласился Джайлз, хитро улы-
баясь. — Ох уж эти дамы! Когда мадам Йорк делает то... — здесь
можно опустить его саркастическое описание — или другое...
— Попридержи язык, будь ты неладен!
Рыжеволосый поник, как лопнувший шарик, и поджал губы.
— Ну-ну, — проворчал Фентон, — я не хотел тебя обидеть!
— А я хочу достойно служить вам. хозяин, — подобострастно
сказал камердинер.
— Что касается потаскушки Мег Йорк, она сегодня же уедет из
этого дома. Пусть отправляется на все четыре стороны. С меня
довольно, понятно тебе?
Фентон запнулся. На пуританской физиономии Джайлза не от-
ражалось на сей раз ни раболепия, ни услужливости, ни былого на-
хальства.
— В чем дело, Джайлз?
— Как вам будет угодно, а только эти самые слова я уже слы-
шал от вас неоднократно!
Фентон уселся в кровати, а Джайлз пробрался к изголовью, где
на болване висел расчесанный и завитый черный парик. Теперь ря-
дом с ним на тяжелом серебряном подносе стояла массивная сере-
бряная чашка с дымящимся шоколадом.
Ловким движением слуга поднял поднос и поставил его на
колени Фентону. Потом так же ловко раздвинул шторки по-
лога и закрепил каждую в ногах кровати. Фентон пил шоко-
лад маленькими глотками и с рассеянным видом осматривал
комнату.
Со своего места он видел лишь два крайних окна, а за ними —
серое мрачное небо и качающиеся под порывами ветра верхушки
деревьев. Тяжелые портьеры из тускло-белой парчи с красноватым
рисунком были раздвинуты. На полу лежал ковер такой яркой вос-
точной расцветки, что рябило в глазах. Массивная жесткая мебель
ничуть не радовала взор, а скорее наводила на мысль об анатомии.
Низкий потолок и коричневые панели, казалось, давили со всех
сторон...
Шоколад был терпким, с неприятным привкусом и слишком
сладким. Фентон морщился, но пил. Молодой организм, как из-
вестно, может поглотить все что угодно. Джайлз вниматель-
но наблюдал за ним, а потом простонал, молитвенно сложив
руки:
192
-- Поторопитесь, сэр! Час поздний...
— Сколько сейчас?
— Половина девятого. С минуты на минуту пожалует лорд
Джордж.
— И это, по-твоему, поздно? — Фентон подавил мнимую зевоту
и посмотрел на него полупьяным взглядом. — Отвечай живей, мор-
ковка, какой сегодня день, месяц, а заодно уж и год!
Джайлз подивился, но огрызаться не стал и сообщил, что сего-
дня четверг, десятое мая, одна тысяча шестьсот семьдесят пятый
год от Рождества Христова.
Значит, прошедшая ночь, разумеется начиная с полуночи, —
часть наступающего дня. Дьявол, как всегда, если не по сути, то
по форме, скрупулезно точен в своих сделках. А лорд Джордж, са-
мо собой, — Джордж Харуэлл, второй сын графа Бристольского,
ближайший друг и собутыльник сэра Ника.
— Ваше платье, мой господин. — Джайлз порхал между стулья-
ми. на которых были разложены детали туалета сэра Ника. —
Камзол и панталоны черного бархата, черные чулки и шпага Кле-
менса Хорна — спокойные краски и цветовое пятно, чтобы под-
черкнуть ваше благородство?
— Кровавое сегодня предстоит дельце, — Джайлз остановился в
раздумьп перед стулом с высокой спинкой. Там висел узкий кожа-
ный пояс с серебряной пряжкой. — По-моему, вы зашли слишком
далеко!
— Кровавое? — изумился Фентон. — Я зашел слишком далеко?
В рукописи об этом не было ни слова: возможно, ничего и не
произошло, а может быть, о «дельце» умолчали по соображениям
деликатности.
Фентон оглядел наряд. Он видел подобные на портретах, но о
гом, как облачаться в такое платье, не имел ни малейшего понятия.
А потому распорядился единственно возможным и в данных обсто-
ятельствах вполне оправданным образом:
— Одеваться! — И почувствовал себя весьма глупо.
Джайлз подвел его к столу, подобию туалетного столика в ком-
нате Мег, — но этот стоял в углу между окном и стеной, — на ко-
торый водрузил огромный серебряный таз, чудовищных размеров
кувшин с горячей водой, крайне острую бритву на политом маслом
оселке (Фентон содрогнулся), несколько мисочек с очень душистым
мылом, а также подогретые тряпочки и полотенца.
В ответ на приглашающий жест Джайлза Фентон присел перед
зеркалом на круглый стул с мягкой подушкой — приятное исключе-
ние среди прочей жесткой мебели — и отдался во власть проворных
рук камердинера. Тот действовал будто истинный француз: акку-
ратно размотал тюрбан и, не пролив ни капли, вымыл и вытер
Фентону руки, причем вымыл точно на два пальца выше запястья.
Джон Карр
193
Не воскликни он по завершении процедуры «Voila!»* 1, Фентон, веро-
ятно, воспринял бы происходящее вполне серьезно.
— Великолепно! — сказал он, выпростав из рукава правую руку
и внимательно ее разглядывая. — Достаточно великолепно, но
достаточно ли этого, как ты полагаешь? Не принять ли мне
ванну?
Рыжие брови Джайлза поползли вверх.
— Мой господин? — только и вымолвил он.
— Помню, королева Екатерина Браганская, — задумчиво гово-
рил Фентон, — когда выходила замуж за нашего короля лет десять
тому назад приказала поставить ванну прямо в Уайтхолле, а воду
для ванны тогда качали насосами...
— Все правильно, — фыркнул Джайлз, — да только тот, кто
моется в водах Темзы, нс побрезгует даже канавой Флита!2 Верно
люди говорят, что эти иностранцы — грязнули! — И, повернув-
шись, сплюнул на ковер.
— Тогда не щеголяй своими французскими манерами, раз ты та-
кой англичанин!
Разобидевшийся Джайлз не удостоил его ответом.
— Насколько мне известно, — заметил он, — мы устраиваем
ванну добрых шесть раз в год. Большому Тому приходится доста-
вать ее из подвала, поскольку леди Фентон и мадам Йорк не отсту-
паются и поднимают страшный шум.
— Ты бы вел себя куда сдержаннее?
— Я промолчу, — заявил Джайлз.
На протяжении всей беседы он колдовал над мисочкой с мылом:
взбивал душистую пену для бритья. Затем молчальник возобновил
разговор.
— Но наши дамы прекрасно обходятся без огромной лохани и
бадеек с пресной водой. Вполне понятно, раз они носят открытые
платья и ездят на балы, в игорные дома и тому подобные места,
им хочется вымыть шею, руки и плечи. Имею подозрение, что
иногда они моются и целиком.
И Джайлз подмигнул так похотливо, что в сластолюбии своем
стал даже забавен.
— Джайлз, ты старый греховодник! — заметил хозяин.
— А кто нет, будь он молод или стар? — возразил тот. —
Скрывать это — чистое лицемерие, а оно осуждается в Священном
писании.
При этих словах он с проворством фокусника обернул шею Фен-
тона теплой тряпицей. От сильного толчка голова откинулась на
спинку стула. Заломило шею. Теперь Фентону был виден только
1 Вот так! (фр.)
1 Ф л н т — река в Лондоне, шключенная в трубу в XV1I1 в.
угол комнаты и часть оштукатуренного сероватого потолка.
Джайлз принялся намыливать.
— Хочу развить свой тезис! — заявил он.
— Святые угодники, когда ты замолчишь!
— Сэр Ник, вы слишком много ругаетесь! Голову, пожалуйста,
назад! — Снова толчок и снова страшная боль в шее. — Так вот,
женщины вообще, будь то сама мадам Кэруэлл или наша кухарка
миссис Китти, на которую вы и сами порой плотоядно посмат-
риваете...
— Что?!
— Закройте рот, дорогой сэр, иначе туда попадет мыло! Так-то
лучше. Женщины, как я сказал, по природе своей и складу характе-
ра нежнее нас, бедолаг. Они нас морочат, обольщают, дразнят, а
значит, и раздевают их чаще нас.
Хорошо взбитая пена приятно холодила, но сильный запах ее
был просто тошнотворен. Фентон приоткрыл один глаз.
— Поосторожней с лезвием, господин Нахал! Уж лучше бы ме-
ня побрили палашом!
— Как вам будет угодно, — ворчал Джайлз, — а только вы его
даже не почувствуете.
Фентон и в самом деле почти не ошутил касаний лезвия ни на
шее, ни на подбородке.
— Что до мужчин, — говорил Джайлз, — то им тоже порой
следует мыться, особенно людям благородного звания. Это так же
верно, как то, что в доме следует открывать окна, дабы выветри-
вать дурной дух!
— Кстати, — воскликнул Фентон и настолько резко выпрямил-
ся, что лишь проворство Джайлза спасло его от неминуемой гибе-
ли. — Почему у нас в доме такой запах?
Джайлз убрал пену и величественно пожал плечами:
— Кабы в том была моя вина, а не ваша собственная...
— Моя? Каким образом?
На сей раз плечи Джайлза едва не коснулись ушей.
— Подвал дома наполовину залит нечистотами. Что прикажете
с ними делать? — он погрустнел. — А вы, член парламента и горя-
чий сторонник королевской партии, наверное, сотню раз клятвенно
обещали поговорить с сэром Джоном Гиллидом о том, чтобы тру-
ба пролегала не менее чем в трех дюжинах ярдов от главного сто-
ка, но всегда забываете это сделать!
— Теперь я обещаю твердо, — сказал Фентон, отдаваясь в по-
следний раз своим мучениям и мастерству брадобрея.
— Само собой, у нас есть и другой выход, — пробормотал
Джайлз.
— Какой?
— Мы, конечно, можем по примеру сэра Френсиса Норта
Ц95
выкачать все прямо на улицу, но, боюсь, соседи будут очень недо-
вольны.
Это уже было не смешно.
«Странно, что они еще не умерли от тифа, не говоря о бубонной
чуме», — подумал Фентон, олнако разразился натужным хохотом.
— Мистер Норт, — задумчиво проговорил он, — приводит в
своей биографии забавный случай... то есть, — Фентон быстро по-
правился, — мистер Норт любит рассказывать его каждый вечер,
когда выпьет пинту-другую в «Дьяволе», что у ворот Темпл-бар...
Бритва замерла. Фентон чувствовал, что от былой дерзости и
назидательности Джайлза не осталось и следа: старик дрожал от
страха.
— Вы разве посещаете трактир «Дьявол» у «Головы Короля»
на углу Чансерн-лейн? — быстро спросил он.
— А почему бы и нет?
Тут Фентон, который так боялся попасться на мелочи, совершил
свой первый значительный промах, правда, ни он сам, ни Джайлз
пока не осознали это. Он помнил, что сэр Ник был членом парла-
мента и сторонником королевской партии, чему немало радовался,
поскольку придерживался подобных воззрении, но в тот момент
никак не увязал этот факт с трактиром «Голова Короля».
Холодное серое небо, казалось, нависло над стылой зловонной
комнатой.
— Теперь наклоните голову над тазом, — сказал Джайлз, — я
хочу умыть вас.
Двадцать минут спустя Фентон стоял в полном облачении перед
большим зеркалом и недоверчиво разглядывал свое отражение. Ко-
нечно, блестящий черный парик с локонами до плеч на голове
профессора был бы смешон. Однако крупное смуглое лицо сэра Ни-
ка с печальными серыми глазами и ниточкой темных усов выгляде-
ло в таком обрамлении властным и даже грозным.
Черного бархата камзол был слишком длинным, немного выше
колен, но просторным и удобным. По правому борту шел ряд сере-
бряных пуговиц, застегивать которые, впрочем, не предполагалось.
Утешало и то, что на него не навесили никаких украшений. Только
по вороту длинного с красной вышивкой жилета из черного атласа
шла небольшая кружевная отделка. Панталоны тоже были из чер-
ного бархата, и такого же цвета чулки. Но страсти все-таки разго-
релись, и вот по какому поводу.
— Послушай-ка, модник, — Фентон легонько, как ему думалось,
толкнул в грудь суетящегося вокруг него Джайлза, однако не рас-
считал свою силу, и тот, отлетев к противоположной стене, растя-
нулся на полу. Потом уселся, скрестив руки на груди и бранясь
вполголоса. — Я надену все что хочешь, но только не эти прокля-
тые башмаки на высоких каблуках и с бантиками.
Г961
Джайлз сначала бормотал что-то нечленораздельное, а после
щелкнул пальцами.
— На каблуках в четыре дюйма я не пройду и полдюжины
шагов — тут же свалюсь! — убеждал его Фентон. — А что ка-
сается цветных подвязок и бантиков на башмаках, пусть их
носят крепыши и франты, а мой вкус до таких степеней пока
не развился!
В ответ Джайлз пробурчал что-то о щеголях.
— У меня хороший средний рост, — с достоинством проговорил
Фентон, — а значит, должны быть и добротные кожаные башмаки
с плоскими каблуками!
Саркастический смешок.
— Исключено! Разве что старые, в которых вы ходите по дому?
— Отлично! Тащи их сюда!
Последовало долгое молчание. Казалось, рыжие волосы Джайл-
за встали дыбом, как у домового.
— Сэр Ник не боится ни Бога, ни черта, — вкрадчиво сказал
он. — Сэр Ник может плеснуть вином в лицо самому лорду Шефтс-
бери. Но сэр Ник — человек светский и не станет выходить на ули-
цу в таки,х башмаках.
— Тащи их сюда!
Воплощение покорности, Джайлз поднялся и окинул Фентона
быстрым взглядом, в котором, помимо изумления, сквозило еще
что-то, трудноуловимое.
— Лечу, сэр! — сказал он и выскользнул из комнаты, неслышно
затворив за собой дверь.
Оставшись один, Фентон снова повернулся к большому, в пол-
ный рост, зеркалу и машинально положил руку на эфес шпаги тор-
чащей из-под камзола на левом боку.
Потом так же непроизвольно сунул руки под камзол и сдвинул
пояс немного вправо. К поясу крепились две тонкие цепочки, кото-
рые поддерживали ножны, — тончайшие плашки, обтянутые ша-
гренью. Они были такие легкие, что дуэлянт даже не ощущал их
веса.
— Клеменс Хорн, — сказал Фентон, не замечая, что разговари-
вает вслух, — в прошлом один из лучших оружейников Англии...
Сжимая правой рукой витой эфес, он отвернулся от зеркала и
вынул оружие из ножен.
Клинок тускло поблескивал. Это была не та старая добрая шпа-
га с чашечной гардой, длинной дужкой и непомерно длинным клин-
ком, которой сражались роялисты времен Карла Первого. Явные
преимущества молниеносной атаки острием перед большим выпа-
дом стали очевидны позднее. Хотя и это оружие сохранило отдель-
ные черты роялистской рапиры, но все в ней казалось как бы мень-
ших размеров. Неглубокая гарда блестела точно резной стальной
197
цветок. Короткая дужка служила, скорее, украшением, нежели бое-
вому назначению. Короче был и клинок с тупоугольными гранями
шириной в полдюйма, но узкое, смертельно ранящее острие было
и легче, и куда опаснее. Словом, старый добрый клинок смотрелся
вполне современно.
Фентон еше не коснулся стали, но с изумлением ощутил прилив
гордости и удовлетворения, уверенности в себе и собственной силе.
С изумлением — поскольку фехтовальщиком не был.
Правда, в юности и потом, в зрелые годы, посещал гимнастиче-
ский зал и вполне прилично владел фехтовальной рапирой. Но сей-
час, при воспоминании об этом, ему хотелось смеяться: та рапира
была сушей игрушкой — слишком легкой, со всякими приспособле-
ниями, рассчитанной на самую простую защиту. Такой «фехтоваль-
щик» не выстоял бы и двадцати секунд против боевого оружия в
искусной руке мастера. Но в то же время...
«В нашей милой беседе с дьяволом не было сказано ни слова
о дуэли. Умереть раньше времени я не могу, равно как скончаться
от физического недуга. Но удар шпагой?..»
— Ваши башмаки, дорогой сэр! — голос Джайлза, подобно ра-
пире, врезался в его раздумья, и Фентон от неожиданности выро-
нил шпагу.
Джайлз был абсолютно непредсказуем в своих умонастроениях
и сейчас казался покорным и веселым.
— Соблаговолите сесть, — попросил он, держа башмаки, слов-
но чистой воды бриллианты. — Я вас обую. Ого! Вы, я вижу, от-
тачиваете свой коронный botie!1
Увидев себя в зеркале, Фентон изумился. Оскаленные зубы. Ку-
дри парика немного растрепаны. Правая нога согнута в колене, ле-
вая — отведена в сторону и немного назад. Казалось, шпага с ее
тускло блестевшей непривычной гардой держалась в его руке сама
по себе, лишь силой собственного веса.
Очнувшись, Фентон расхохотался, но как-то чересчур громко.
— Это не коронный botte, — сухо заметил Джайлз, — хотя
именно так думают все забияки. Посмотрите, у вас левая нога сто-
ит слишком близко к правой, а града оказалась вплотную к телу.
Уж я-то знаю!
— Я не ахти какой'фехтовальщик, — беззаботно сказал Фентон,
сунул клинок в ножны и, поддерживая полы камзола, уселся на
стул.
И снова Джайлз взглянул на него со странным любопытством
и уже собрался было что-то сказать, но Фентон совсем смутил ка-
мердинера строгим непререкаемым тоном:
' — У меня много Jen! Что, приехал ли лорд Джордж Харуэлл?
1 Удар шпагой (фр).
198*1
— Кажется, нет, сэр, — ответил ошеломленный Джайлз, наде-
вая на хозяина старые, потерявшие всякий вид, но удобные баш-
маки.
— Хорошо, когда приедет, проси его обождать, а пока засвиде-
тельствуй мое почтение супруге, леди Лидии.
— Вашей супруге? — карие глаза под рыжими бровями чуть не
вылезли из орбит.
— У тебя есть уши?
— Безусловно! Но я полагал...
— Спроси у нее, не соблаговолит ли она прийти ко мне по воз-
можности скорее, — продолжал Фентон, припоминая правила эти-
кета в обращении с супругой: муж должен прибывать жену, а не
идти к ней сам.
— Лечу! — пробормотал камердинер, притушив насмешку во
взгляде. Фентону очень хотелось пнуть его в седалише, но он дога-
дывался, что в свои преклонные лета — где-то от пятидесяти до
семидесяти — Джайлз был очень проворен.
— А если я... — начал было этот бриллиант сервилизма. —
э-э-э...
— Что еше?
— Если я случайно столкнусь с мадам Йорк?..
— Пошли ее к черту!
Дверь закрылась.
Фентон принялся расхаживать по комнате. Он знал, что, призы-
вая Лидию, тем самым выпускает на волю страсти, которые чуть
не захлестнули его минувшей ночью. Но каждое мгновение на-
ступившего дня придавало ему новые силы. Девять томительных
лет он боготворил изображение Лидии на скверной гравюре, гадая,
каков может быть оригинал, и теперь, помолодев и изменившись
внешне, желал согреть ее своей добротой и сочувствием.
Но все это неважно. Что там говорилось в курсе судебной меди-
цины? Он сжал руками голову и снова удивился, обнаружив на себе
парик, про который опять забыл. Кабы не усталость прошлой
ночью, нетрудно было бы догадаться, почему Лидия так пудрится,
почему у нее нетвердая походка...
Скоро сэр Ник опять проявит себя. Он либо недолюбливал Ли-
дию, либо вынужденно мирился с ее существованием. Тогда, чего
бы это ни стоило, нельзя допускать встреч Лидии с Мег. Эти двое
действовали друг на друга, как огонь и порох! Взрыв опаляет руки,
и после вы все время оглядываетесь в страхе: а нет ли где-нибудь
поблизости еше бочонка с порохом?
Быстрый перестук каблучков по пустому коридору. В двух шагах
от двери шаги стихли, как будто обладательница туфелек останови-
лась с намерением перевести дух. Легкий стук в дверь...
— Войдите!
Дверь отворил Джайлз, но Фентон даже не заметил его: такой
вихрь чувств ворвался в комнату. Лидия нерешительно переступила
порог:
— Господи! — невольно вырвалось у Фентона, который уста-
вился на нее в изумлении и смотрел столь долго, что она смутилась
под его взглядом и покраснела.
Сейчас на ней было светло-коричневое платье в талию с малень-
кими гофрированными оборочками по рукавам. Кружевная обороч-
ка шла по довольно высокому вороту широкого белого корсажа
мысиком и спускалась до самой талии.
Но, главное, Лидия была почти без грима, который так портил
ее. Свежее личико в обрамлении зачесанных кверху светло-каштано-
вых густых волос не казалось больше перекошенным и болезнен-
ным. Широко расставленные голубые глаза, маленький носик,
большой пухлый рот и круглый подбородок — она не выглядела
красавицей a la mode1, как выразился бы Джайлз. Ей не хва-
тало броскости, величавости, однако сердце Фентона затрепе-
тало. Лидия надела невысокие каблучки, и оттого стала совсем
миниатюрной.
— Вы рады видеть меня? — прошептала она, опустив взор,
словно подыскивая нужное слово.
— Рад ли я? — переспросил он и, приблизившись к ней вплот-
ную, взял ее руку, поцеловал и прижал к своей щеке.
— Вы поступили так же прошлой ночью. Вы не делали этого
с тех пор, как... — она запнулась и замолчала.
Теперь, когда они стояли очень близко, он увидел, что она все-
таки припудрила лоб у самых волос и одну щеку. Вероятно, попу-
дрила также руки и плечи. Если бы уговорить ее прилечь, даже при
столь скудном освещении он выяснил бы наверняка...
— Госпожа моя, — мягко сказал Фентон, — будьте добры
прилечь.
И тут шестым чувством понял, что в комнате, кроме них, есть
еше Джайлз Коллинз.
Убирать посуду и бритвенные принадлежности камердинер счи-
тал ниже своего достоинства и никогда бы не стал сего делать: эти
обязанности выполняла горничная. И тем не менее почему-то стоял
у туалетного столика. Его рыжие брови поднялись почти до корней
волос, а губы округлились в изумленном присвисте.
— Каналья! — заорал Фентон, оглядываясь по сторонам в поис-
ках тяжелого предмета. — Да я тебя за это... к позорному столбу!
Прочь, прочь, каналья!
Поскольку Джайлзу пришлось скользнуть мимо кровати, у
Фентона появилась еще одна возможность дать ему хорошего
В светском вкусе (<#/л).
200
пинка, но камердинер снова увернулся. И Фентон в который раз
сказал себе, что эти люди бывают порой проницательны, но,
в обшем-то, они — сущие дети.
— Джайлз! — полуизвиняясь, окликнул он высунувшуюся из-за
дверей плутовскую физиономию.
— Мой господин?
— Проследи, чтобы нас не тревожили!
— Я встану сам на страже, сэр Ник!
И Джайлз заложил дверь на засов.
Фентон повернулся к Лидии. Она покорно прилегла рядом с
брошенным на произвол судьбы сервизом, но немного дрожала.
Фентон сел рядом.
— Госпожа моя... — начал он мягко.
— Неужели в вас не осталось ни капли нежности? — прошепта-
ла она, не открывая глаз. — Зовите меня Лидия! Или, — она запну-
лась, не решаясь выговорить слово, — ...«милочка»?
Фентона до боли поразила — нет, не ее невинность, а предан-
ность тому человеку, за которого Лидия его принимала.
— Милочка, — сказал он и, взяв жену за руку, незаметно нащу-
пал пульс, — вы помните прежние дни? Как я в семнадцать лет по-
лучил степень magister artium1 и хотел изучать медицину, но отец
мой счел это недостойным занятием?
Сведения были почерпнуты из рукописи Джайлза Коллинза. Лс'
дня кивнула. Фентон понял, что пульс у нее учащенный, неровнып
и прощупывается с трудом. Он осторожно коснулся ее щеки: влаж-
ная и холодная.
— Должен сказать, что я все-таки изучал ее втайне. Я могу изле-
чить вас! Вы доверяете мне?
Голубые глаза распахнулись.
— А как же иначе? Разве вы не муж мой? И разве я не... предан-
на вам?
Она говорила с таким изумлением, что Фентон заскреже-
тал зубами. Он встал, зацепив ножнами за стенку кровати,
подбежал к туалетному столику, нашел там чистое полотенце,
обмакнул край в тепловатую воду, вернулся назад и аккуратно
прижал влажную ткань к тому месту на лбу, которое она запуд-
рила.
— А теперь Лидия, надо только... — начал было он.
— Нет! Никогда!
В тот момент, когда тряпка коснулась лба, Лидия резко дерну-
лась и отвернула лицо в сторону. Но Фентон уже увидел то, что
хотел: небольшую сыпь, похожую на экзему, но бледнее. Такая же
сыпь была под слоем пудры на шекс.
1 Магистра наук (лат.).
201
Затем он осторожно дотронулся до ее икр. Так и есть, немного
вспухшие, что, вероятно, причиняет немалую боль’. Только вынос-
ливость юного создания, а шел ей двадцать второй год, ее страст-
ная жажда чего-то ему неведомого поддерживали в Лидии уверен-
ность, что с ней почти все в порядке.
— Лидия! — резко сказал Фентон.
Повернувшись к нему, она дернула за бант корсажа. Наряд сра-
зу распахнулся, и Лидия гибким движением высвободила плечи и
руки. Но оставалась еше глухая шелковая сорочка: она порвала ее
и теперь сидела в кровати, обнаженная до пояса.
— Смотрите на мой позор! — Выхватив из рук Фентона поло-
тенце, Лидия принялась тереть сначала левое плечо, потом руки и
бок. В глазах ее стояли слезы. На теле выступала та же, похожая
на экзему, сыпь. — Разве я могу пойти в общество, зная, что надо
мной будут насмехаться? Разве вам не противно?
— Ничуть, — он улыбнулся и выдержал ее взгляд. — Что с то-
бой, Лидия, как ты думаешь?
Но она отвернулась и заплакала.
— Прошлой ночью, — всхлипывала она, — когда эта тварь —
мерзкая, мерзкая! — сказала, что у меня французская болезнь, я
чуть не умерла от стыда! Она так и раньше говорила! Что это,
откуда? Господь свидетель, что я никогда... Мне страшно, все вре-
мя страшно!
— Лидия! — прикрикнул он и, взяв ее за голые плечи, припод-
нял и почти усадил на кровати. — Ты говоришь, что доверяешь
мне. Посмотри на меня!
Он убрал руку, но Лидия не повалилась назад, хотя все еще
смотрела в другую сторону.
— У тебя нет никакой дурной болезни! Вообще нет никакой бо-
лезни, происходящей от естественных причин. Я могу вылечить те-
бя за день и даже быстрее. — Фентон рассмеялся, но не слишком
громко, чтобы не напугать ее еше больше. — Послушай и убедишь-
ся сама! У тебя бывают приступы нестерпимой жажды?
— Да. Я выпила так много ячменного отвара, что думала, лоп-
ну. Но откуда вы знаете?
— А здесь часто болит? — он дотронулся до ее икр.
Лидия взглянула на него. Голубые глаза были заплаканы, ма-
ленькие ноздри трепетали, пухлые губы подрагивали — в каждой
черточке ее лица читался благоговейный страх.
— После еды или питья, примерно через четверть часа, — не
всегда, но временами ты испытываешь острые боли в животе и
чувствуешь сильную слабость?
— Ужасную! Но откуда вам это известно?
Он боялся открыть ей правду, но иного выхода не было.
— Лидия, кто-то хочет отравить тебя мышьяком.
2(Ц
Глава 4
МЕГ В Л ЛОМ: И КИНЖАЛ
Боялся Фентон не напрасно. Как и для доброго большинства,
слова «яд» и «отравить» были окутаны для Лидии тайной и внуша-
ли суеверный ужас. Они, как гром среди ясного неба, ударяли ниот-
куда. От них не было защиты. Они навевали мысли о магии и кол-
довстве, как завывающий в каминной трубе ветер.
Фентону потребовалось немало времени, чтобы успокоить и
ободрить ее.
— Значит, я... не умру?
— Разве ты чувствуешь, что умираешь?
— По правде говоря, нет! Я лишь... немного недомогаю.
— Это потому, что тебе подсыпают очень маленькие дозы через
очень большие интервалы. Но если ты будешь принимать лекар-
ства, которые я дам, бояться нечего.
— А пятна? — она дотронулась рукой до лба.
— Исчезнут! Это просто симптомы отравления мышьяком.
— Но кто отравитель? — Лидия содрогнулась всем телом.
— Об этом мы поговорим потом. Сначала займемся лечением.
Лидия облегченно вздохнула — значит, ей не придется изводить
себя мыслями о каком-то там убийце, и, сразу, успокоившись, про-
должала внимательно глядеть на Фентона. Он попытался объяс-
нить ей в самых доступных словах природу и действие яда, хотя
знал наверняка, что и само Королевское научное общество не поня-
ло бы его рассуждений.
— Все эти поверья о крови летучей мыши, потрохах жабы и
прочем вызывают отвращение, но совсем безобидны и смехотвор-
ны в свете... в свете, — еше прошлой ночью он отметил, что у нее
хорошая фигура, а сейчас имел возможность убедиться в этом воо-
чию. — Прости, о чем я говорил?
— Дорогой мой, вы хотели... — мягко напомнила Лидия и слег-
ка покраснела.
— Ах, да! Совсем забыл! — он вскочил с кровати.
— Вы ничуть не беспокоите меня!
Фентон в последний раз попытался вести себя по-отечески: при-
близившись к изголовью, наклонился и слегка поцеловал ее в губы.
Лидия тут же страстно обняла его, точнее, этот проклятый парик.
Тогда он запрокинул ей голову и поцеловал, если можно так выра-
зиться, более интимно.
— Ник, — пробормотала она куда-то ему в подбородок.
— Да?
— Когда вы попросили меня прилечь, я сначала подумала то
же, что й Джайлз, а потом сказала себе: «Здесь? Так явно? Так
прилюдно?»
203
— Знаю!
— Но нынче ночью у нас будет настоящее свидание?
Это же безумие, тем большее, что она еше не оправилась от,
пусть легкого, но все же отравления! Однако Фентон уже потерял
голову.
— Вероятно, сегодня, Лидия, ты еще будешь не в состоянии...
— Я бы любила вас даже на смертном одре! — прошептала она
со страстью. — Но ведь я не умираю?
— Нет, черт возьми, нет!
— Значит, ночь мы проведем вместе?
- Да!
Он обнял ее, и кожа Лидии (такова уж человеческая натура) не
казалась ему больше холодной и влажной. Поцелуй был таким
пылким, что оба почувствовали: откладывать свидание — глупо,
как вдруг...
Осада, которую Джайлз уже довольно долго держал в коридоре,
была наконец сломлена, дверь — распахнулась, и в комнату влете-
ла Мег Йорк.
Распаленный сэр Ник рванулся к ней со всей необузданностью
страсти, хотя Фентон помнил и о другой страсти, способной за-
тмить его сознание, — гневе. Мег бросила взгляд на раскрытый по-
лог и отвернулась. Потом медленным шагом пересекла комнату и
встала у окна, очевидно, раздумывая, как быть. Руки ее подрагива-
ли. Лидия, напротив, не испытывала ни малейшего смущения и да-
же ухитрилась так искусно завернуться в простыни, что казалась
более нагой, чем была на самом деле.
— Вы удостоили нас своим присутствием, мадам? — прорычал
Фентон.
— Именно так. Удостоила, — холодно отвечала Мег.
Она отвернулась от окна и теперь стояла к ним лицом, держа
голову очень прямо, слегка запрокинув, — мешали широкие поля
черной с золотистым пером соломенной шляпы, сзади немного за-
гнутые кверху. Волосы Мег убрала так же, как Лидия, и их чернота
прекрасно оттеняла матово-белую кожу лица. Несмотря на теплую
погоду, на ней была мантилья из черного меха, из-под которой вид-
нелось платье с коротким корсажем в ало-черную полоску, укра-
шенным маленькими черными оборочками, и ярко-алого цвета юб-
кой с таким невероятным количеством нижних юбок, что при ходь-
бе они шуршали, как дождь по крыше. Дополняли наряд висевшая
на правой руке крохотная золотистая сумочка, обсыпанная рубина-
ми, и, по моде того времени, муфта.
— Ник, дорогой, — беззаботно прощебетала она, — я приказала
подать экипаж. Надеюсь, вы не откажете мне в этом удовольствии?
— Вы так полагаете, мадам?
Мег, судя по всему, решила не обращать внимания на происхо-
204
дящее, а Лидию игнорировать. Та в свою очередь приняла равно-
душный вид, смотрела мечтательно в пустоту, на губах ее играла
легкая улыбка. Натура Мег взяла верх — она украдкой взглянула
на соперницу, задохнулась от ярости, но продолжала с деланной
беспечностью:
— Я намерена поехать на Новый рынок. Пройдусь по галереям,
может, куплю какой-нибудь пустячок. Милый, я такая транжира,
но двадцати гиней, полагаю, мне хватит.
— Вы уверены, мадам? — он приближался легкими смертонос-
ными шагами...
Мег бросила на него оценивающий взгляд, превозмогая себя, с
веселым видом отошла от окна и прислонилась к стене. Фентон
медленно повернулся к ней. Внутри закипала черная ярость. Он чув-
ствовал стеснение в груди, дышал с трудом — боролся с собой, но
был совершенно беспомощен перед черной, подобно капюшону па-
лача, пеленой, застилавшей его разум.
— Фи! — воскликнула Мег с нервным смешком. — Вы, конечно,
не станете ревновать меня к тамошним волокитам, когда они нач-
нут виться вокруг и пялить глаза. Одному я отдам мантилью,
другому — вот так — муфту, третьему...
Она осеклась и не успела ни взвизгнуть, ни пошевелиться.
Шпага с мягким свистом скользнула из ножен, и острие, блеснув
в призрачном мареве утра, пришлось точно на середину корсажа
Мег. Еще чуть-чуть — и пролилась бы кровь.
— Сначала выбросьте из муфты кинжал, — раздался хриплый
голос, — а потом поговорим!
— Кинжал? — прошептала Мег, взмахнув длинными черными
ресницами.
— У вас в руке кинжал, большой палец лежит на лезвии —
ошибиться невозможно!
— Как гадко! Подумать такое...
— Выбросьте кинжал, не то я выпущу вам кишки, будьте покой-
ны! Выбирайте, мадам!
Сэр Ник выполнил бы обещание, и Мег поняла это. Глаза ее
округлились. Сэр Ник сжимал эфес, намереваясь проткнуть ее на-
сквозь, а Фентон изо всех сил старался сдержать руку.
На лице Мег появилась холодная презрительная гримаска. Рука
выскользнула из муфты, и короткий венецианский кинжальчик со
звоном упал рядом с ковром.
Человек в парике, каждое движение которого было быстрым и
вкрадчивым, как у кошки, опустил острие, наклонился, поднял кин-
жал и отшвырнул его подальше.
— Ну и кого же из нас — он указал на лежащую Лидию, — вы
намеревались заколоть?
Изумление Мег казалось непритворным.
— Кого же, как не дочь «круглоголового»? — Мег махнула ру-
кой в сторону кровати. — Разве я не видела, как она пробежала сю-
да? И разве не могла предположить, что она тут делает? Есть та-
кие поступки, которые, по-моему, не являются преступлением!
— Ей-богу, здесь вы правы, — голос его смягчился. — Однако
поостерегитесь трогать мою жену и меня, иначе вы горько пожале-
ете! Прошлой ночью вы наговорили гадостей про мою супругу...
— Но я только отплатила ей той же монетой! — Мег недоумен-
но пожала плечами. — Я вольна делать, что хочу!
— Вот как? Джайлз!
Перепуганный и посерьезневший камердинер скользнул в
комнату.
— Мой господин?
— Проследи, чтобы мадам Йорк дали деньги, о которых она
просит, — Фентон снова развернулся к Мег. — Вы можете взять
экипаж, но извольте возвратить его. Повремените, милейшая, я еще
не все сказал! — пальцы снова вцепились в рукоять. — Мы с
Джорджем Харуэллом отправляемся на Стрэнд, точнее, в переулок
Мертвых. Экипаж едет медленно, а потому, если я по возвращении
обнаружу, что вы все еще не убрались восвояси со своими пожитка-
ми, то не стану прибегать к этому, — он потряс шпагой, — и со-
вать шею в петлю, а просто позову магистрата и отправлю вас
в тюрьму!
Большая шляпа Мег съехала на затылок.
— По какому обвинению, позвольте узнать?
— Узнаете. Но дело пахнет виселицей, можете мне поверить.
А теперь отправляйтесь!
— Навсегда? Вы шутите!
Шпага показалась наполовину. Мег видела перед собой набряк-
шее, потемневшее от гнева лицо, вжалась в стену, -но и теперь не
преминула бросить на него быстрый взгляд из-под опущенных
ресниц.
— Даю вам минуту, уходите!
ТУт Мег якобы стало жарко. Она скинула мантилью и уронила
ее на муфту. Черные оборочки, вертикальные красно-черные поло-
сы и ярко-алая юбка прекрасно оттеняли белизну ее плеч. По ком-
нате распространился опьяняющий аромат духов. Неуловимое дви-
жение может воскресить все в памяти...
— Вы отдаете себе отчет, — глаза ее сузились, на сомкнутых гу-
бах играла улыбка, — что капитан Дюрок из свиты французского
короля уже снял для меня квартиру на Чансери-лейн? Причем одну
из лучших в Лондоне? И умолял, стоя на коленях, как то и положе-
но благородному человеку, чтобы я стала его содержанкой?
— Желаю капитану Дюроку получить от вас премного на-
слаждений!
206
— Ник! — взвизгнула она, еще не осознав, что он не шутит.
— Пол минуты!
— Если вы меня выгоняете, что ж, я уйду! Но не сегодня! —
голос се смягчился. — Мне нужно время, чтобы собрать все безде-
лушки и побрякушки. Можно останусь еше на одну ночь?
— Я... Ладно! Одна ночь ничего не меняет!
(Тут Лидия, уже закутавшаяся в халат, выпрямилась. Лицо ее
преобразилось.) — Знайте, вы можете выгнать меня к капитану
Дюроку или к кому-нибудь другому, — по щекам Мег текли слезы,
вполне вероятно непритворные, — но рано или поздно мы встре-
тимся! Я совершенно растеряна и не могу понять почему. Впервые
это случилось прошлой ночью... Но мы все равно с вами связа-
ны — вы и я, на жизнь и на смерть!
Воцарилось молчание. Ветер сотрясал оконные рамы и раскачи-
вал деревья где-то там, в безжизненном, но таком реальном хмире.
Вдруг голос сэра Ника изменился:
— Мэри! Не может быть, чтобы...
Фентону и на сей раз удалось захлопнуть крышку гроба с метав-
шимся внутри страхом. Он овладел собой, смотрел на все собствен-
ными глазами, осмыслял происходящее собственным разумо.м. Не
следует расслабляться ни на хминуту. Мег — а может быть, Мэри,
хотя вряд ли это была она, — должна завтра же уехать отсюда,
иначе произойдет непоправимое.
— Ваше время истекло! — рявкнул он. — Уходите!
Звякнули ножны.
Мег, вероятно, решив, что дальнейшая перепалка становится
опасной, направилась к выходу, но потом остановилась, поправила
мантилью и шляпу с золотистьим пером, приосанилась, как бы со-
бираясь что-то сказать, но промолчала и, громыхая юбками, выне-
слась из комнаты. Окажись тут сторонний наблюдатель, он бы за-
метил, как в темноте коридора изменилось ее лицо, а на губах по-
явилась странная усмешка.
Фентон покачнулся, но устоял на ногах.
Он уже дважды победил в себе сэра Ника, но что, если тот набе-
рется сил? Чисто механическим движением он сунул шпагу в ножны
и почувствовал, что весь в поту. Эта борьба совершенно изнурила
его. Сказывалось и напряжение от вынужденного актерства: слова
он подбирал легко — все-таки столько читал, но их вычурное про-
изношение давалось ему с трудом. Потянулся было к вороту ру-
башки и с изумлением ощутил под рукой лишь мягкость ниспадаю-
щего кружева. Изящный камзол и панталоны из черного бархата
казались тяжелыми и невесомыми одновременно.
«Что, если все мы тут призраки?» — подумалось ему.
Дотронулся до стула: нет, то был вполне солидный дуб.
Да и прелесть Лидии не оставляла сомнения в ее физической
2(Г7
осязаемости. Стараясь не шататься, он подошел к ней п. коснув-
шись шеки, сказал:
— Лидия, прости, что забыл про тебя, пока разговаривал... с
твоей кузиной.
Лидия глядела на него с благоговением, и это смущало его.
— Забыли про меня? Любимый мой, но ведь именно тогда вы
помнили обо мне! — ее влажные губы подрагивали. — На сей раз
эта особа точно уедет отсюда? Вы настроены твердо?
— Да, — ответил Фентон со спокойной убежденностью в голосе.
Его убежденность передалась даже Джайлзу, который, правда,
на этот раз ничего не понимал в умонастроениях хозяина, но уже
успел оправиться от страха, хотя оставался по-прежнему серьезным
и молчаливым.
— Займемся теперь твоей болезнью...
— Стоит ли беспокоиться о таких пустяках! — воскликнула
Лидия.
Но то были совсем не пустяки. Если ему не удастся что-нибудь
предпринять и изменить тем самым ход истории, меньше чем через
месяц эта девочка умрет от большой дозы мышьяка. Иначе сия
трагикомедия не имеет смысла. Супруга под его надежной за-
шитой.
— Припомни, Лидия, когда у тебя начались сильные боли в жи-
воте и рвота? Скажем, три недели назад?
Лидия стала медленно считать на пальцах.
— Правильно! Вы ошиблись всего на день! Впервые это произо-
шло однажды после обеда. Я побежала к себе и закрыла дверь на
засов. И потом, во время болезни, всегда отсылала горничную.
Никто не должен был знать об этом! Я хотела все сохранить в
тайне, — прошептала она, стараясь выглядеть хитроумной и иску-
шенной (с такими-то глазами!).
— А после первого приступа?
— Потом я не спускалась к столу. Каждый день ровно в полдень
горничная приносила мне чашку поссета, но и после него я порой
корчилась от боли. Ужасней не бывает!
Впервые за время разговора Лидия поморщилась.
— А как ты объяснила себе недомогания?
— Я... я думала, что смерть моя пришла. Люди смертны, и
кто может сказать, что тому причиной? — Она колебалась, явно не
решаясь высказать свою мысль. — Нет, Господь меня простит!
Если говорить начистоту, я пару раз думала о яде, но винила в том
вас, мой дорогой супруг, и потому молчала.
Фентон отвернулся, сжимая кулаки.
Лидия не поняла этого порыва, в котором выразилась вся его
любовь к ней и одновременно стыд за сэра Ника, и потому вос-
кликнула:
208
— Господь да простит меня! — она произнесла слово «Господь»
гак, как говорили «круглоголовые», растягивая гласные. — Гос-
подь да простит меня! Что я наделала! Ник! Ник! Клянусь, я поду-
мала так лишь пару раз, когда была больна и не в себе! Теперь
я тысячу раз знаю, что ошибалась! Я огорчила вас! — она стучала
кулачками по кровати.
— Огорчила меня? — он улыбнулся, снова коснулся ее шеки и
поцеловал в губы. — Ты огорчишь меня, если откажешься отвечать
на мои вопросы. Скажи, во время болезни ты пила или ела еше
что-нибудь, кроме поссета? Хоть что-нибудь?
Лидия задумалась.
— Ничего. Правда, еще ячменный отвар, но я наливала его сама
из большой стеклянной бутыли.
— А как готовится этот посеет?
— Обыкновенно. Взбивают четыре яйца, потом их переливают
в другую посуду, добавляют полпинты молока, четыре куска сахара
и полбутылки сухого вина. Все.
Фентон в задумчивости наклонился, поднял с пола кинжал Мег
и взвесил его на ладони.
— Джайлз!
— Мой господин?
— Полагаю, тебе известна наша тайна?
— Вы сочли возможным ввести меня в курс дела, сэр, когда вче-
ра вечером обнаружили, что...
— Отлично! Собери сейчас прислугу - тех, кто мог готовить
посеет или относить его наверх, и — в мой кабинет!
Джайлз поклонился. Он был по-прежнему серьезен. От дерзости
не осталось и следа.
— Скажи им, что мою супругу хотят отравить мышьяком и я
намерен допросить их с пристрастием. Конечно, начнутся крики и
вопли...
— Крики и вопли? Еще бы, сэр! Хорошая плетка — вот что тре-
буется этим скотинам! Но я им покажу, положитесь на меня, —
заявил старший слуга и так проворно выскочил за дверь, что Фен-
тон не успел и рта раскрыть.
Лидия, которой Джайлз явно не внушал доверия, все еще стояла
на коленях в кровати и глядела на Фентона, но уже явно повеселе-
ла. Голубые глаза ее смеялись.
— Я знала, я была уверена, еще когда мы поженились тому три
года, один месяц и четыре дня! — воскликнула она и потупилась.
— Уверена в чем, дорогая?
— Подойдите ко мне, я скажу вам на ухо. Нет, ближе, ближе!
Он послушно поднял локон парика и наклонился. И тут Лидия
сделала с его ухом такое, что от. неожиданности Фентон подпрыг-
нул, хотя атака ни в коем случае не была ему неприятной.
209
.— Гадкие повадки! — проворчал он, но, не сдержавшись, усмех-
нулся и в шутку занес над ней кинжальчик. — Отвечай, кто научил
тебя этому?
— Вы сами, — Лидия приподняла брови. — Я знаю еще сотню
таких штучек. Но теперь, прошу вас, поговорим серьезно. — И го-
лос, и манера ее переменились. В глазах появилось напряжение. —
Ник, вы сегодня какой-то другой, и я хочу признаться, что перед
свадьбой разговаривала о вас с отцом. Да, он вас ненавидел. Знае-
те, как я описала ему вас?
— Нет, Лидия, к чему...
— «Он кроток, как слуга Господен, и отважен, как «круглоголо-
вый»! — высокопарно изрекла она, даже не заметив, что фраза зву-
чит абсурдно.
Они помолчали.
Черный ужас снова со всей силы стукнул в крышку гроба.
Судьба была безжалостна к злополучным любовникам. В той,
разразившейся более тридцати лет назад войне «кавалеров» с «кру-
глоголовыми» и дед, и отец сэра Ника яростно сражались на сторо-
не первых. И профессор Фентон, человек академического склада
ума, а потому интересовавшийся прошлым значительно больше, не-
жели настоящим, был таким же убежденным роялистом, как его
далекие однофамильцы. Полемизируя с пуританскими взглядами
Паркинсона из Киз-колледжа, он порой искренно ненавидел своего
оппонента.
— Я не заслужил такой похвалы, — заметил он слишком вежли-
вым голосом. — Когда бы ты сказала: «Отважен, как «кавалер»!..
В глазах Лидии появился внезапный испуг.
— Остановитесь, прошу вас! — воскликнула она, закрыв лицо
руками. — Бога ради, еще одно слово, и мы снова все погубим!
— Ужели, госпожа моя?
Лидия устало откинулась на подушки, уронив голову на руки.
Казалось, она была утомлена до изнеможения.
— Ник! — Голос ее звучал жалобно. — Почему вы женились на
мне?
— Потому что любил!
— Ия так думала, и уповала на это. Но о том, кого я с детства
любила, почитала, которым восхищалась, в вашем сумрачном доме
вспоминали лишь изредка, да и тогда вы тут же начинали глумить-
ся и насмехаться! Даже великий Оливер...
— Великий Оливер?! — пробормотал он, вцепившись левой ру-
кой в стойку кровати, а правой сжимая эфес кинжала. — Ты гово-
ришь о... Кромвеле?
Если в одном слове может выразиться вся ненависть, то так оно
на сей раз и было: он буквально выплюнул его со злобой, и получи-
лось нечто вроде «Кромбуль».
210
— Я родился в тот год, когда ваши преподобные «круглоголо-
вые» отрубили голову Карлу Первому. Стоял январь. Шел легкий
снег. Они расчистили плаху перед окнами Банкетинг-хауса. Король
вышел из Сснт-Джсймсского дворца, пересек парк и, миновав Голь-
бейнские ворота и анфиладу комнат Уайтхолла, подошел к окну,
под которым стояла плаха. Там они и отрубили ему голову.
Сэр Ник — а может быть, сам Фентон? — испустил глубокий
вздох.
— Никто и никогда не умирал с таким мужеством. Он шел, как
подобает истинному королю. Ни один монарх не вел себя столь че-
ловечно, столь благородно, а они плевали в него и пускали ему в
лицо табачный дым! — Сэр Ник резко повернулся и вонзил кинжал
по самую рукоять в стойку кровати: удар был таким точным, что
не отлегело ни шепки. — Да будут прокляты они и все их племя!
Лидия выпрямилась. Халат упал с плеч. В глубине души ее ин-
тересовгшо вовсе не это.
— Вы женились на мне, потому что похвастались в «Борзой»
приручить дочь «круглоголового»?
— Нет!
— А я слышала, что так!
— Тогда, черт побери, думай, как хочешь!
— Вы не приручили ее, — неуверенно сказала Лидия. — Мой
отец был в числе убийц короля, как заявила прошлой ночью ваша
потаскуха Мег. Во времена Реставрации я была молоденькой де-
вушкой. Я не видела, как вешали отца, как волокли его тело, как
четвертовали, как бросили в огонь внутренности, но слышала, что
он тоже встретил смерть достойно.
— Лидия, известно ли тебе, что лишь немногие из тех, кто осу-
дил короля на смерть, на самом деле подверглись казни?
— А вам известно?
— Я знаю, что во время заседания Совета Карл Второй бросил
через стол записку лорду Кларендону: «Довольно казней! Я устал».
— Эта мерзавка Мег, — Лидия пропустила его замечание мимо
ушей, — нагло врет: мой отец был вовсе не сумасшедшим Индепен-
дентом, а умеренным пресвитерианином. Его и ему подобных ужа-
сала мысль о казни короля, и они голосовали против нее в пар-
ламенте.
Она снова закрыла глаза руками.
— Все знали, что отец — добрый, великий и бесстрашный чело-
век. Ему не давали проповедовать, потому что он толковал Еванге-
лие Господа нашего так, как считал правильным. И ради вас, Ник,
я бросила все и вся! Впрочем, какое это имеет значение? Но, скажи-
те на милость, зачем мне жить теперь, когда вы больше не мой?
«Этому надо положить конец, — отчаянно думал Фентон, — и
немедленно!» Он стоял перед ней на коленях, ухватившись руками
•211
за стойки кровати. Фентон знал, что может победить сэра Ника,
и настроился на борьбу, а нежная любовь к Лидии придавала ему
силы. Сражение вышло недолгим, но ожесточенным. Казалось, еще
чуть-чуть и — бесплотная рука изловчится, оз кинет крышку гроба
и схватит его за горло.
— Помоги мне, — воскликнул он, простирая к ней руки, — по-
моги!
Она не поняла его, но тут же порывисто взяла за руки, положи-
ла к себе на грудь и, увидев, как просветлело при этом лицо супру-
га, искренне обрадовалась.
— Лидия, — Фентон тяжело дышал, — есть веши, которые я ие
могу объяснить! Вот представь себе... нет, не надо ничего представ-
лять. Просто иногда я сам не свой, хотя вина не пил ни капли.
Будь рядом. И если снова меня охватит тот беспричинный гнев,
скажи лишь: «Вернись! Вернись!», и он, клянусь, пройдет. Не забу-
дешь, душа моя? И потом, что нам за дело до распрей наших пред-
ков? Много воды утекло с тех пор. Само оружие переменилось —
их добрые шпаги и мушкеты. «Круглоголовые» признали нашу
церковь, и сами у нее в чести. И пусть сам Оливер, железный Оли-
вер, покоится с миром!
— И Бог да пребудет с королем Карлом! — порывисто выдох-
нула Лидия, обвила руками шею супруга и всхлипнула.
Воцарился мир, хотя до настоящего примирения было еще
далеко...
— Я хотела бы вас кое о чем спросить, — сказала Лидия, — но
только, умоляю, ие сердитесь! Почему вы сейчас занимаетесь, как
это говорится, государственными или, точнее, политическими во-
просами — спорами, раздорами, голосованиями, в чем я ничего-
шеньки не смыслю?
Фентон погладил ее мягкие каштановые волосы.
— Разве? Что-то не припомню, — задумчиво произнес он и, по-
чувствовав изумление жены, тут же поправился. — Я занят этим
лишь потому, что та давешняя трагедия разыгрывается сегодня
заново.
— Как так?
— А так. Карл Первый умер. Кромвель, железный Кромвель,
бахвалясь мнимой силой, держал в своих руках бразды правления
почти десять лет. Но все мы смертны, и он в итоге умер, оставив
по себе казну полупустой, разграбленной вчистую разбойниками-
временщиками. И вот в благословенном, а может быть, проклятом
1660 году вернулся из ссылки и стал нами править сын прежнего
монарха, Карл Второй...
— Я помню ту ночь...
— Сначала, душа моя, все шло отлично. Ликовали, как в трак-
тире, когда приветливый хозяин желает господам «На славу
212
веселиться!» Конечно, в эти десять лет случалась смута, но все кон-
чалось миром. А потом парламент начал исподволь показывать
когти. Как и при Карле Первом, яблоком раздора стали деньги и
религия. Был брошен клич «Долой папство’».
— Тише, прошу, тише, — прошептала Лилия и оглянулась в ис-
пуге. — Кто может поручиться, что нас не подслушивает какой-
нибудь папист?
На сей раз она вроде бы встревожилась не на шутку и даже не
заметила мимолетную улыбку Фентона.
— Хорошо, я буду говорить тихо, но скажу все. Ужели католи-
кам, — а я предпочел бы, чтобы ты называла их именно так, —
которые ради отца нынешнего короля не шалили ни жизни своей,
ни кошелька, можно отказать в честности? Пусть их дома горят
пожаром, они смеялись, если взамен могли — хоть раз! — поддеть
«круглоголового». Да мне и в голову не придет, что они желают
зла потомку того несчастного короля! Кабы я не был сыном нашей
англиканской церкви, ей-ей, стал бы католиком!
— Господи, вы опять за свое! — пролепетала Лидия и, прижав-
шись к нему, воскликнула: — Вернись! Вернись!
— Посмотри мне в глаза, девочка моя, неужто я снова не в
себе?
— Нет, как будто. Можно, я скажу?
— Конечно, говори.
— Наш бедный король — слабый человек...
И снова она не заметила улыбки Фентона.
— ...и легко попадает под власть распутных женщин. Короле-
ва — папистка. И та, кто правит королем на самом деле, — Луиза
де Керуалль, она же мадам Кэруэлл, она же герцогиня Портсмут-
ская — француженка, папистка и шпионка. Ходят слухи, что брат
короля намерен перейти в папство. Ну разве во всем этом не кроет-
ся злой умысел?
Фентон взял ее за подбородок.
— Коли ты так осведомлена, может, тебе известны и замыслы
так называемых друзей короля — его Совета?
— Ник, я ничего не смыслю в политике. Только ты и я...
— Эти крысы намерены бросить его, если уже не бросили. Лорд
Шефтсбери, этот немощный коротышка, покинул короля еще два
года назад, но уверен в своем могуществе и, зная, что его не попро-
сят в отставку, по-прежнему заседает в Совете. Его светлость лорд
Бекингэм, блистающий талантами и глупостью, тоже не в стане ко-
роля. Есть и прочие, подвизгивающие «Долой папство!», но это
пигмеи. Шефстбери с Беком основали в трактире «Голова Короля»
так называемый «Клуб зеленой ленты» и носят на шляпах зеленую
розетку. Их партию можно назвать «оппозиционной» или, «сель-
ской», или — «партией предателей».
213
Но в отличие от старых добрых «круглоголовых» в открытую
они не выступают. Их тактика — мелкие гнусности: шепотки и по-
тасовки, а иногда — удар кинжалом. И последнее, на этом закон-
чим. Мы сейчас находимся в преддверии грандиозных политических
событий. Попомни мои слова, еще три года и...
В дверь постучали, и на пороге появился Джайлз.
— Скот в загоне, то есть в кабинете, — объявил он с хитроватой
ухмылкой: судя по всему, изведанная власть пришлась ему по вкусу.
— Все спокойно, Джайлз?
— Теперь да, сэр.
Лидия отошла к изголовью и, строя оттуда уморительные ро-
жицы, под прикрытием широкого полога кровати натянула рукава
платья и оправила корсаж. Ему припомнились слова о кинжалах
«Клуба зеленой ленты» и давешнее восклицание Лидии, которое
пронзило ему сердце, как тот самый кинжал.
«Господи, — молил он, — сделай так, чтобы я, старый пень в
юном обличье, оказался достоин ее похвалы, дай мне сил!» Но в
глубине души знал, что молитва его не будет услышана.
— Ну, ты готова? — спросил он жену. — Тогда возвращайся в
свою комнату. Ты говоришь, там есть засов?
— Да, большой деревянный засов, но...
— Запрись на него и не открывай никому, кроме меня. Сегодня
ты ничего есть не будешь, примешь только лекарства, которые я
дам тебе.
Облачко страха скользнуло по лицу Джайлза.
— Сэр, — неуверенно усмехнулся он, — неужели вы думаете...
— Думаю, болван, думаю! Так будет лучше. В этом доме посе-
лился страх, отвратительный, смертельный страх, и он во много
раз хуже залитого помоями подвала. Сейчас я пойду и обо всем
дознаюсь! — подытожил Фентон.
Глава 5
КИТТИ В СЕРОМ: И КОШКА-ДЕВЯТИХВОСТКА
Выходя из комнаты в сопровождении суетящегося камердинера,
Фентон припомнил еще одно, встревожившее его обстоятельство.
— Джайлз!
— К вашим услугам, сэр! — ответствовал тот, изобразив на
своей морщинистой физиономии очередную предерзкую ухмылку.
— В той руко... то есть в нашем разговоре поутру, ты упомянул
о некой миссис Китти...
— Китти Софтковер, кухарке?-
— Да, именно так!
214’
— ...на которую вы, как я тогда же отметил, частенько плото-
ядно посматриваете, — добавил бесстыжий слуга.
— Что касается Китти, не угодно ли тебе знать, я...
— Откуда ж мне знать, — Джайлз поджал губы с видом святой
невинности. — Колн вы и сами не знаете, тогда о том одному
только Господу Богу и ведомо! Сдается мне. хозяин, вы стали
очень уж изысканно выражаться. А я скажу напрямик... — снова
та же ехидная ухмылка. — Вы, с вашего позволения, засматривае-
тесь на нее, и похотливо. Это ясно как божий день. Но я тем нс
менее представлю их вам в кабинете.
Джайлза ничуть не удивило, что он должен представить слуг хо-
зяину дома. «Так оно и следует, — подумалось Фентону, — благо-
родному человеку незачем знать по имени свою прислугу без осо-
бых на то причин».
Они спустились по лестнице в холл и оказались лицом к парад-
ной двери. Все здесь переменилось до неузнаваемости с той поры,
как он разговаривал с Мэри Гренвилль вон гам, в комнате слева:
черные дубовые панели, серебряные канделябры, комод резного
дерева...
Большое парадное было распахнуто настежь.
Хотя Фентон и ожидал увидеть нечто подобное, все равно зрели-
ще убогой деревенской улочки — Пэлл-Мэлл! — ошеломило его.
Перед домом росли липы. Сладкий их запах доносился внутрь.
Фентон вспомнил, что по соседству должна проживать некая мадам
Элеонора Гвин, но, возможно, она уже переехала в южную часть
города.
— Если соблаговолите, сэр...
— Подожди! Лорд Джордж уже приехал?
— Еше час назад, сэр!
— Он тебя расспрашивал о чем-нибудь? Смеялся, наверное?
— Нет, сэр. Он на конюшне и вполне доволен. Сказал... если,
конечно, ваш деликатный слух позволит...
— Черт бы побрал твое ехидство! — заорал Фентон, столь ис-
кусно изображая голос сэра Ника, что Джайлз отпрянул, как от
удара. — Что он сказал? Говори быстро!
— Его светлость изволили заметить: «Если Ник развлекается
лишь с одной из них, а не с двумя сразу, то почему, черт возьми,
так долго?»
— Но поутру...
— А я ему на это возразил, — мягко продолжал Джайлз, — что
вы, сэр, гурман и имеете привычку отведывать одно и то же блюдо
несколько раз кряду. «Эге, — сказал ои, — резонно. Тогда не беспо-
кой его!»
Фентон снова посмотрел на улицу. Возле парадного, справа,
стоял навытяжку величественный привратник с жезлом. Он впускал
Д15
желанных гостей и выпроваживал незванных, а значит, не было не-
обходимости постоянно открывать и затворять дверь, беспокоя тем
самым обитателей дома.
Добрый старый обычай всегда нравился Фентону. Жаль, что он
не соблюдается в наши дни...
— Сэр, сэр, — взывал тем временем Джайлз, придерживая дверь
в глубине лома. — Не соблаговолите ли войти?
Фентон вошел.
Небольшой кабинет являл собой настоящее книжное богатство.
Тут хранились и фолианты, и миниатюры, переплетенные в те-
лячью кожу. Наискось к окну, напротив двери, стоял тяжелый по-
лированный стол темного дерева. На большом, в человеческий
рост, резном бюро у правой стены возвышался серебряный канде-
лябр. На полу — роскошный ковер, достойная продукция Ост-Инд-
ской компании.
Оказавшись в маленьком, зажатом стенами пространстве, Фен-
тон сразу почувствовал царившую здесь атмосферу слез, воплей и
затаенных обид. Ему вспомнилась Лидия, и с мыслью о ней при-
шла другая: он, не вздорный и мягкий по натуре человек, стал
жестче, безжалостнее самого сэра Ника, чей гнев никогда не длился
более десяти минут.
Лицом к нему полукругом чуть поодаль друг от друга стояли
четверо.
Джайлз хладнокровно снял с крюка у двери небольшой кнут с
девятью кожаными плетями, каждая из которых оканчивалась
стальным наконечником. Таков был порядок, но пускалась в ход
кошка-десятнхвостка исключительно в тяжких случаях.
— Сейчас я вам их представлю, сэр. — Джайлз взял плеть за ру-
коять. — Крайний слева — Большой Том, истопник.
Большой Том, чей рост и телосложение вполне оправдывали это
прозвище, переминался с ноги на ногу, словно надеясь таким мане-
ром поменьше испачкать дорогой ковер. Он, вероятно, выполнял
в доме грязную работу. Лицо его под шапкой волос было перепач-
кано золой, не отличались чистотой и фланелевая рубашка, камзол
и фартук из буйволиной кожи. На камердинера Большой Том по-
сматривал с презрением, на Фентона — с благоговейным страхом.
Он быстро кивнул, поправил вихор на лбу и что-то промычал.
Кнут передвинулся вправо:
— Нэн Кертис, судомойка.
Женщина, чересчур располневшая для своих неполных тридцати,
с круглым розовым личиком, из которого страх вытравил все крас-
ки, с надутыми, как у ребенка, губами, в аккуратном чепчике и до-
вольно опрятном, хотя местами запачканном платье, громко
всхлипнула и затихла.
— Далее Джудит Пэмплин, горничная леди.
216
Фентон внимательно посмотрел на нее, и ему снова припомни-
лась Лидия.
Высокая тощая старая дама — сорок с лишним, не меньше —
лицо суровое, реденькие волосы завиты в мелкие тугие кудряшки,
в сером шерстяном платье со шнуровкой, стоит прямо, скрестив
руки на груди.
Лидия, конечно, недолюбливает ее, но вместе с тем...
— И, наконец, — еще одно движение кнута, — Китти Софтко-
вср, кухарка.
Ее Фентон разглядывал холодно, пристально, оценивающе.
Маленькая, пухленькая, юная, лет, наверное, девятнадцати, она
выглядела кротчайшим созданием. Свободная блуза грубого полот-
на и шерстяная юбка грязно-коричневого цвета изрядно пострадали
от копоти и жира, но личико оставалось чистым, и только на носу
виднелся след от сажи.
Волосы — вот что сразу бросилось в глаза Фентону. Густые, тя-
желые, медно-рыжие, они горели и переливались в мерцании све-
чей. Она подняла глаза и посмотрела на Фентона из их темно-си-
нен, почти черной, бездны: на маленьком дерзком личике с черес-
чур дерзким носиком они казались огромными, невероятно
огромными и глядели загадочно, понимающе, немного с вызовом.
То был взгляд женщины, которая имела особое, интимное право
смотреть на него так. И она же, единственная, осмелилась от-
крыть рот.
— Сэр, сэр, вы же не станете причинять вред мне? — голос был
смиренный, кроткий, но выговор настолько ужасный, что Фентон
едва понял ее.
— Вам известно, — он пропустил ее слова мимо ушей и обра-
тился к остальным, — что вашу госпожу хотят отравить медленно
действующим ядом под названием мышьяк. Очевидно, она получа-
ет его вместе с поссетом, который готовят на кухне и приносят
к ней в комнату каждый день. Яд медленный, так что случайности
исключены. Кто готовит поссст?
— Кто же, как не я, сэр, — ответила Китти и посмотрела на не-
го особым, пристальным взглядом, словно говоря: «И знаю кое-
что еще!»
— Ты всегда готовишь его?
— Да, — кивнула Китти и медленно повернула голову, — в кух-
не всегда толчется много народу, и они могут поручиться, что к
яду я не причастна.
— Кто относит посеет моей супруге?
Он посмотрел на суровую Джудит Пэмплин. Та стояла выпря-
мившись, плотно прижав скрещенные руки к плоской груди, со-
мкнув побелевшие губы в полоску, и, казалось, решала, отвечать
ему или нет. Наконец, сказала, скривившись:
217
— Я отношу!
— Джудит Пэмплин, с каких пор ты служишь горничной у моей
супруги?
— Я прислуживала ей еще задолго до того, как она имела не-
счастье выйти за вас замуж, — гнусаво отвечала Джудит, глядя
ему прямо в глаза. — И накануне вечером, в частности, слышала,
как вы, изрядно выпив и потерявши разум, честили ее «круглоголо-
вой сукой, отродьем душегуба и сектанткой!» Фентон посмотрел
на горничную и тихо произнес:
— Джайлз, подай кнут!
Тот повиновался.
Фентон глядел иа Джудит холодно, пристально, и для нее, при-
выкшей к бычьему реву и ярости сэра Ника («На, получи!»), это
оказалось полной неожиданностью. Он медленно подчинял себе ее
волю и разум.
Секунды складывались в минуты, а Фентон все смотрел и смот-
рел. Наконец, Джудит не выдержала и опустила взгляд. Заметив
движение ее ресниц, Фентон замахнулся и со всей силой обрушил
плетку на стоящий справа от него массивный высокий стул. Удар
пришелся прямо в стык спинки с подлокотником. Взвизгнули и глу-
хо шлепнулись плети, щелкнули стальные наконечники — и все.
Нет, не все. В дереве, как в плоти, зияли свежие уродливые вмя-
тины-раны. Тяжелый стул покачнулся и дал трещину.
— Женщина, — изрек Фентон,— думай впредь, когда говоришь
со мной.
Повисло молчание. Джайлз был бледен, как полотно.
— Да, — прошептала Джудит, — буду думать.
— Как меня следует называть?
— Хозяин.
Все, кроме флегматичного Большого Тома, казались изрядно на-
пуганными.
— Хорошо, — продолжал Фентон тем же бесстрастным тоном,
отдавая кнут Джайлзу. — Ты когда-нибудь присутствовала при
том, как готовят посеет?
— Не преминула ни разу, — Джудит держалась по-прежнему
прямо, но была явно сломлена. Хрипловатый голос ее дрожал.
— Вот как? Ты что, подозревала о яде?
— Нет, про яд я ничего не знаю. Просто эта неряха. — длинная
тошая рука указала на Китти, — с малолетства похотлива и воро-
вата: заигрывает с подмастерьями и прочим сбродом и заставляет
их для себя красть, — она возвысила голос. — И справедливый
наш Го-осподь уже обрек ее на вечные мучения в смолой кипящем
озере, и тот огонь, который...
— Избавь меня от пуританского нытья! И слышать не желаю!
Джудит сцепила руки на груди и умолкла. Краешком глаза
2J8
Фентон заметил, что Китти уже не выглядела прежней кроткой
овечкой: подавшись вперед, выгнув полные плечики, она с лютой
ненавистью глядела на горничную огромными глазищами. Пухлая
верхняя губка приподнялась, обнажив испорченные зубы.
— Мышьяк представляет собой белый порошок, — Фентону по-
думалось, что в то время он, пожалуй, мог выглядеть и по-друго-
му, — или сколок с большего куска. Скажи, Джудит, могла ли ку-
харка тайком от тебя положить что-нибудь в посеет?
Горничная, при всей своей ненависти к Китти, не стала кривить
душой и отрывисто бросила:
— Нет!
— Ты уверена?
— От меня бы это не укрылось.
— Когда ты относила посеет в комнату моей супруги, тебя ник-
то не останавливал, не заговаривал с тобой, намереваясь отвлечь
внимание и бросить в чашку яд?
— Нет, никто и никогда.
— Так! — произнес Фентон после небольшой паузы. — Я ду-
маю, ты преданна своей госпоже и заслуживаешь доверия. Следуй
за мной!
Он подошел к двери и приоткрыл ее. Джудит Пэмплин, которая
стояла спиной к письменному столу, — как часто этот стол фигури-
ровал в записках Джайлза! — посмотрела на Фентона с подозрени-
ем, пересекла комнату и остановилась у двери. Казалось, волнение
ее немного улеглось.
— Иди вперед!
Женщина помедлила, потом покорно кивнула и вышла в тускло
освещенный холл. Фентон двинулся следом и неплотно притворил
за собой дверь.
— Беги живее в кухню, — тихо велел он, — и приготовь следую-
щее. Возьми большую ложку — наподобие той, что я видел в од-
ном музее... тьфу, наподобие суповой! — и наполни измельченной
горчицей. У нас есть измельченная горчица?
Вместо ответа Джудит кивнула.
— Размешай ее в чашке с теплой водой. Можешь посолить, сдо-
брить жиром. У нас есть, тут на мгновение его великолепная па-
мять дала осечку — ...оливковое масло?
Джудит кивнула.
— Смешай его в равных частях с соком каламондина и часто
давай госпоже. Пусть много пьет ячменного отвара. Прикладывай
ей к пяткам горячие камни или кирпичи. Все это вместе должно
помочь. Если моей супруге станет дурно, положи на живот что-ни-
будь теплое и... («Нет, откуда здесь морфий!») Постой, у нас есть
опий?
Опять кивок.
— Измельчи его, раствори в воде и дай ей большую дозу, чтобы
проспала несколько часов. Вот увидишь, к вечеру она совершенно
поправится! А теперь поторапливайся! Поставь все, что тебе пона-
добится, на поднос, возвращайся сюда и постучи в дверь.
Джудит кивнула и пошла прочь.
— Обожди секунду! — крикнул вдогонку Фентон.
— К вашим услугам, хозяин.
— Сдается мне, ты преданна госпоже, ибо, в противном случае,
никогда бы не осмелилась разговаривать со мной так. Тогда почему
же, скажи, жена моя недолюбливает тебя? Во время приступов бо-
лезни убегает и запирается на засов в своей комнате?
Вдруг на ее бесстрастном лице проступило странное подобие во-
лнения. Джудит дотронулась рукой до щеки.
— Потому что я дурна собой, но на то была воля Го-осподня.
Потому что я, как в детстве, и так и сейчас, объясняю ей промысел
Бо-ожий...
— Опять пуританское нытье!
— Я знаю, в чем промысел Бо-ожий!
— Завидная скромность! Да ты прямо кладезь премудрости!
— Нет. — Джудит съежилась. — Я — ничтожное, ничтожней-
шее создание...
— И знаешь, в чем промысел Божий! Если ты еше раз полезешь
с подобным вздором к моей жене... Нет, сечь я тебя не стану —
этим тебя не проймешь. — Джудит почувствовала, что он распо-
знал ее, и отвела взгляд. — Я просто вышвырну тебя на улицу, и
тогда — тогда она умрет.
— В каком-то смысле вы поступаете правильно, — Джудит сно-
ва признала свое поражение и с невольным уважением пробурча-
ла: — Хозяин.
И, выпрямившись, зашагала по направлению маленьких ступе-
нек, проложенных под парадной лестницей.
А Фентон еще долгое время после ее ухода стоял неподвижно,
придерживая рукой дверь, глядя на улицу, на видневшуюся там ли-
повую аллею.
Угроза, нависшая над Лидией, вызывала в нем не гнев, а безжа-
лостность. Он сражался за нее против истории вкупе с дьяволом
и поклялся, что она не умрет. Но кто же злодей?
С Китти Софтковер все ясно. Что бы там ни говорила горнич-
ная, Китти, несомненно, последняя по времени победа сэра Ника.
Но на Фентона девица не произвела ни малейшего впечатления.
Она, конечно, хороша собой, смотрит так вкрадчиво и волосы у
нее просто чудесные, но ясно — холодна как рыба и по натуре сво-
ей сущая сорока. Сэр Ник все же был изрядным болваном!
Разве может эта рыжеволосая тупица идти хоть в какое-нибудь
сравнение, например, с Мег Йорк, которая так благородна лицом
220
ii так умна? (Интересно, почему ему приходят в голову подобные
сравнения?) Конечно, он и сам в первую очередь подозревал Мег,
но убеждение основывалось исключительно на рукописи Джайлза
Коллинза. Теперь, когда Фентон увидел этих людей своими глаза-
ми, составил о них собственное суждение, мнение его касательно
Мег переменилось.
Она, конечно, способна совершить убийство, в чем он имел воз-
можность убедиться воочию, но только под влиянием порыва, в
припадке гнева — убьет кинжалом или застрелит из кремниевого
ружья. Постепенное систематическое отравление — способ для нее
слишком медленный. Если уж решит кого-нибудь отравить, так
подсыпет сразу такую дозу, что хватит на десятерых. В этом отно-
шении они с сэром Ником абсолютно схожи.
И тем не менее...
Фентон задумался. Существовала другая вероятность, которая
не предусматривалась в простодушном отчете Джайлза. И он мо-
жет ее проверить. Оправив парик, полный решимости сокрушить
историю и дьявола, Фентон шагнул в кабинет и закрыл за собой
дверь. Там все было по-прежнему, и только пламя свечей качнулось
от сквозняка.
— Похоже, миссис Пэмплин тут ни при чем, — сказал Фен-
тон. — Остаетесь вы трое.
Нэн Кертис, молоденькая толстуха в чепчике, не выдержала.
Прижав руки к лицу, как будто мучаясь зубной болью, она вос-
кликнула:
— Бедные мы, несчастные! Что с нами будет, Том, что с нами
будет! — По щекам ее текли слезы, и в сердце Фентона закралась
невольная жалость.
— Что? — прорычал Большой Том густым басом и добавил не-
что столь нечленораздельное, что Фентону пришлось прибегнуть к
помощи Джайлза.
— Он, сэр, восхищается вами, — камердинер щелкнул кну-
том, — и говорит: «Да чтобы я причинил вред ему или его семье?
Ему, лучшему фехтовальщику Англии!»
«Сдается мне, я страшный забияка, — мысленно подивился Фен-
тон. — Знали бы они жалкую правду!»
— Спасибо, Том, — поблагодарил он. — Хотелось бы так думать!
Все это время Китти Софтковер таращилась на него, причем с
явным беспокойством, будто видела перед собой совершенно друго-
го человека. Взгляд ее был острым, цепким, как у сороки, зажав-
шей в клюве новую блестящую побрякушку. Она бочком придвину-
лась к Фентону.
— Ах, сэр, — протянула Китти вкрадчиво, с полуулыбкой, —
вы говорите, миссис Пэмплин тут ни при чем. А разве я при
чем? Вы и сами слышали, что сказала эта кляча: я не дожила
221
туда яд. — Голос ее упал до шепота: — Ты что, Толстосумчик? —
И громко: — При чем тут я?
Фентон окинул Китти с головы до ног неблагосклонным
взглядом.
— А при том, что у нее, может быть, плохое зрение, а у тебя —
проворные руки. Предположим, однако, что все вы невиновны.
Отойди-ка в сторону.
Китти оскалилась. Фентон, не обращая внимания на кухарку,
подошел к столу и присел на стул. В течение многих лет он вчиты-
вался в рукопись Джайлза Коллинза, так что запомнил наизусть
каждую строчку, и теперь перед его мысленным взором предстали
ее причудливые буквы:
«...помню, как-то за полдень, в понедельник 9-го мая («То есть
вчера», — сообразил Фентон), сэр Ник обнаружил в своем кабине-
те, в столе, бумажный пакет, на котором отчетливым почерком
значилось: «Мышьяк. Смертельный яд». Ниже синими чернилами
был начертан знак в виде рисунка. Немало удивленный этим обсто-
ятельством, сэр Ник призвал меня и спросил: «Как сие сюда попа-
ло?» «Не знаю», — отвечал я. «А что обозначает рисунок?» — «Не
сомневаюсь, сэр, что это изображение вывески какого-нибудь ап-
текаря...»
Фентон стряхнул воспоминания и посмотрел на стол. Он знал
о нем только из рукописи и сейчас разглядел впервые. Под плоской
крышкой оказался единственный ящик, и кто-то, ясно, что не сэр
Ник, положил туда «бумажный пакет». Он потянул ящик и тот со
скрипом открылся.
Да, пакет на месте — немного измятый, но весьма чистый, из
плотной мелованной бумаги дюйма три длиной, сложенный вдоль
и загнутый с краев. Довольно толстый пакет. Дотронулся до него:
порошок. Добрый старый мышьяк — его тут столько..
Фентон осторожно вскрыл пакет.
— Тот самый мышьяк. Смертельный яд. Ну и кому из вас он
знаком?
Большой Том пробурчал что-то в ответ и покачал головой. Нэн
Кертис, чистого любопытства ради, кинула взгляд и снова распла-
калась. Китти отступила в тень высокого бюро и пробормотала не-
сколько слов да так тихо, что Фентон едва расслышал:
— Доскешься, Толстосумчик!
— Послушай, — во избежание новых воплей судомойки Фентон
старался говорить как можно мягче, — продукты для поссета хра-
нятся вместе с прочими или отдельно?
— Отдельно, сэр, — всхлипнула Нэн после небольшой паузы,
когда до нее наконец дошел смысл вопроса, — все по отдель-
ности. Молоко — и то каждый раз специально доставляется с
фермы.
— Отлично! Это объясняет многое. Джайлз, смекаешь, в чем
дело?
Фентон обратился к камердинеру из чистого озорства. Тот как
ра) высунулся из-за угла бюро и смотрел на Китти, которая не за-
мечала устремленного на нее взгляда. Его стоящие торчком огнен-
ные волосы и се — медно-рыжие, поблескивающие — выделялись
на темпом фоне вырезанных из дерева голов сатиров. Джайлз бук-
вально пожирал женщину глазами и оттого смахивал на козла куда
больше, нежели резные болваны.
Но застать его врасплох было трудно. Вот и сейчас он даже
ухом не повел:
— Все проще простого, сэр!
— В самом деле?
— Мы знаем, сэр, что эта... бедняжка не подсыпала яд в посеет.
Мы знаем, что никто не прикасался к чашке, когда ее несли наверх.
Отсюда следует, что яд, вероятно, содержится в одном из ингреди-
ентов поссета.
— Верно, мой славный Джайлз! — и Фентон посмотрел на про-
чих. — Коли так, существует простой способ это выяснить: спуска-
емся в кухню, готовим посеет, а потом вы трое выпьете его.
В комнате воцарилась мертвая тишина. Ни шороха. Только ве-
тер яростно сотрясал оконную раму. Постепенно, по мере того как
смысл сказанного дошел до слуг, выражение лиц стало меняться.
— Ладно! — прорычал Большой Том и добавил что-то, видимо,
соглашаясь.
Нэн Кертис, у которой, казалось, даже чепчик промок от слез,
упала на колени:
— Хозяин, неужели вы хотите смерти своим несчастным
слугам?
— Смерти? — переспросил Фентон. — А разве моя жена умерла?..
Он еще подержал перед ними бумажный пакет с мышьяком, по-
том свернул и, загнув кончики, положил в глубокий правый карман
камзола.
— Помучаетесь судорогами день, не больше. Если доза окажется
большой, возможно жжение в животе, но уж точно, что не умрете.
Нет, я еще не все сказал. Вполне допустимо, что посеет не будет
отравлен. Но если я замечу, что один из вас не хочет пить, тог-
да, — Фентон похлопал себя по карману, — сам подсыплю ему в
чашку мышьяк — смертельную дозу. Пусть страдает виновный!
В любом случае, тот, кто откажется пить...
— Я отказываюсь, —- сказала Китти.
И снова Фентон окинул ее с головы до ног тем же неблаго-
склонным взглядом.
— Вот как? Тогда мы попробуем по-другому.
Китти было открыла рот, обнажив скверные зубы, но тут же
223
закрыла. Она стояла спиной к бюро, раскинув руки и ухватившись
за головы сатиров.
— Если вы о кошке...
— Отнюдь! Тебя затаскают по магистратам, пока наконец не
найдут того самого, кому знакома твоя физиономия. Ставлю золо-
той против медяка, что ты уже была замешана в воровстве или
ином дельце, за которое полагается виселица. Ты, красотка, в свои
девятнадцать лет видала всякие виды. С чего бы вдруг, как не без-
опасности ради, ты стала бы толкаться здесь, у плиты?
— Клепано! — фыркнула Китти. — Воровка! Да откуда вам
знать?
— Откуда? Ты, должно быть, нашептывала полоу^мному сэру
Нику, то есть мне самому, милые глупости, а про себя радовалась,
что он такой болван?
И голос Фентона хлестнул кнутом:
— Я тебе не мешок с деньгами, хоть ты и изволила дважды
обозвать меня «Толстосумчиком!» И бояться мне нечего, хоть ты
и сказала, что я «доскусь»! А этим «Клепано!» ты выдала себя с
головой, очевидно, забыв, что и я понимаю воровской язык.
— А уж мне-то что про вас известно... — выговорила она пра-
вильно, но с явным усилием.
— Говори! Но сначала выбирай: посеет или магистрат?
Кто-то резко постучал в дверь и тут же распахнул ее.
— Гром меня разрази! — голос звучал весело, добродушно, но
и слегка недоуменно. — Я обыскал все углы и закоулки, а он, вот
те на, в библиотеке! Ублаготворил-таки свою супругу и соизволил
ради меня одеться — какая честь! Договаривались-то ровно на по-
ловину девятого. Я чуть не рехнулся, пока продрал глаза, а он...
В комнату ворвался тяжелый дух конюшни и белого вина, пере-
бивавший даже несносный смрад подвала. Фентон повернулся и тут
же расплылся в улыбке. Лорд Джордж Харуэлл как две капли воды
походил на свой портрет.
В обрамлении лихо сдвинутой набекрень широкополой бобровой
шляпы с золотой лентой по низкой тулье и длинных белокурых ло-
конов парика весело поблескивали карие глаза записного повесы,
торчал внушительных размеров нос, ухмылялся, под ниточкой бе-
лесых усов, рот и властно заявлял о своем присутствии второй под-
бородок.
Джордж казался дюйма на два выше Фентона, но куда дород-
нее, чем умалялось, по крайней мере так утверждал Джайлз, его
искусство фехтовальщика. Разодет он был в пух и прах: лилового
бархата камзол с оборками по манжетам и пышным кружевом по
вороту, пальцы унизаны кольцами — и произвел своим появлением
настоящий фурор, чего, по правде говоря, и добивался.
Гость сразу учуял неладное, нахмурился, недоумевая, что бы
224
могло служить тому причиной, однако не преминул обменяться с
Фентоном ритуальным приветствием.
— Джордж! — радостно воскликнул хозяин. — Гореть тебе в ге-
енне огненной, как лиходею Оливеру!
— Ник! — не менее радостно отвечал Джордж. — Недужить те-
бе сифилисом, и пусть все эскулапы перемрут!
В продолжение сего обмена любезностями гость тщательно, о
дверной порог, стирал со своих подошв конский навоз.
— Прошу не обращать внимания на мои дурные манеры, —
посоветовал он собранию с самым прискорбным видом. — Я уже
с младенчества был конченым человеком. Нет, серьезно, кроме шу-
ток! Я тысячу раз говорил всем и каждому... — Он замолчал и по-
смотрел на Джайлза. — Постой! А тебе я разве говорил?
— Нет, милорд, — солгал тот и отвесил глубокий поклон.
— Вот как? Гром меня разрази! — честные глаза лорда Джорд-
жа Харуэлла чуть не вылезли из орбит. — Ну, это не секрет, тем
более от старых друзей! Моя окаянная бабка была окаянной нем-
кой. Мои ока... благословенные родители хотели заполучить ее де-
нежки и, дабы никто не сомневался в искренности их чувств, окре-
стили меня квакающим немецким имечком Георг (так меня на са-
мом деле зовут) — имечком, навевающим мысль о хроническом-
ревматизме. Господи, пусть на английской земле никогда больше
не объявится другой немец Георг!
— Аминь! — мрачно подытожил Фентон. — Боюсь только мо-
литва твоя не будет услышана.
— Почехму? Я...
Тут Джордж наконец-то обратил внимание на «девятихвостку»
и сообразил, в чем дело.
— Так вот оно что! — прошептал он и шелкнул пальцами —
бриллиантовые, рубиновые, изумрудные огни сверкнули в серебря-
ных оправах колец. Китти, к которой вернулось прежнее очарова-
ние, смотрела на них как завороженная.
— Да здесь суд: судья, присяжные — настоящее заседание! —
быстро проговорил Джордж и развернулся к выходу, лязгнув о
дверь шпагой с серебряной гардой и гладким серебряным эфе-
сом. — Ник, я ухожу! Зрелище не для меня. Лучше уж на
конюшне...
Фентон заметил краешком глаза поднимающуюся по лестнице
с большим подносом в руках Джудит Пэмплин и остановил его:
— Не уходи, Джордж! Я уже закончил свои дела. Джайлз!
— Сэр?
— Пусть они остаются в комнате до моего возвращения. Страху
нагонять не надо, пусть присядут, но вниз никого не пускай, а то
натворят там дел. Мы с лордом Джорджем отлучимся ненадолго,
но скоро вернемся.
Джон Карр
225
Услышав о временной отсрочке ужасной процедуры, орудием
которой в двадцать ударов забивали до полусмерти, розовощекий
Джордж оскалился во весь рот.
— Гром меня разрази, а девчонка-то прехорошенькая, — он кив-
нул Китти. — Как поживаешь, малышка?
— Вашим благосклонным вниманием, милорд, — томно отве-
тила та и сделала книксен.
— Да она к тому же и не глупа, а, Ник? — восхитился Джордж.
— Сомневаюсь!
— Слушай, а что за дельце? Гром меня разрази, если я хоть
что-нибудь понял из твоего, как говорят окаянные французишки,
ires mysterieux1 письма!
Фентон достал из кармана и протянул ему бумажный пакет с
ядом.
— Я был немало удивлен, когда обнаружил сие вчера в своем
столе. Прочти, что там написано.
— Яд! — Джордж отпрянул, держа пакетик в вытянутой руке,
словно мог обжечься. — Сейчас же забери эту гадость!
Джордж г который очертя голову бросался в любую потасовку,
приговаривая со слезами на глазах, что он, видит Бог, человек ми-
ролюбивый, при виде мышьяка побледнел как смерть.
— Наверное, эта зараза уже проела мне руку? Она теперь вспух-
нет и почернеет, да?
— Не дури! Я же держу его! Видишь, знак, или рисуночек, сини-
ми чернилами под надписью?
— Говоря по правде...
— Я и сам сначала не понял, но Джайлз объяснил мне, что сие
изображение вывески аптекаря...
— Да?
— ...похоже на ступку с пестиком. Подобная есть на «Синей
Ступке», — Джайлз самодовольно ухмыльнулся и уставился в по-
толок. — Надо расспросить какого-нибудь разносчика, и он нам*
подскажет.
— Думаешь, они знают?
— Конечно. — И Фентон процитировал рукопись: «...вывеска
«Синей Ступки» в переулке Мертвых при повороте со Стрэнда у
«Головы Дикаря». Пойдем туда и выясним, кто купил мышьяк.
— Ловко придумано! — восхитился никогда не отличавшийся
особой сообразительностью Джордж. — Ты, Ник, сметлив, как су-
дейская крыса! Отправляемся прямо сейчас?
— Да, но сначала я поднимусь к жене...
— Что? — глаза Джорджа чуть не вылезли из орбит. — Опять?!
— Должен тебе заметить, приятель, зрелище свалки в разгаре
1 Очень таинственное (фр.}.
226
лета куда приятнее твоей похотливой физиономии. Мне просто на-
до ей кое-что сказать, а потом...
Фентон замолчал. Его вдруг, совершенно непонятно почему,
охватило какое-то странное, тревожное предчувствие.
— В «Синюю Ступку!» — воскликнул он.
Глава 6
ОТКРОВЕНИЯ В «СИНЕЙ СТУПКЕ»
«Бах! Бах!» — отстреливались, сшибаясь над Стрэндом, две тя-
желые вывески. Низким рокочущим басом вступила в разноголо-
сый хор третья: «Блям-бам!» «Пип-пип!» — подпевала ей, слегка
раскачиваясь, четвертая.
Над Стрэндом свирепствовал ветер. Задувая с Чаринг-кросс, он
гнал перед собой сажу из дымоходов, срывал с прохожих шляпы,
трепал кудри париков и пускал в пляс вывески. Вероятно, они были
старые и грязные, эти вывески, но с редким лучиком солнца вдруг
расцвечивали помрачневшую улицу самыми фантастическими, неве-
роятными красками.
Вон там, на личине цвета новенькой печной трубы, полыхал раз-
зявленный рот. Тут, над дверью харчевни, игриво подпрыгивала зе-
леная русалка. Глаза, собачьи головы, три мертвецки пьяных рыб-
ки — вывеска питейного заведения — кувыркались в малиновых,
пурпурных, золотых огнях, подхваченные неистовой круговертью
ветра и сажи.
Но грохот вывесок едва ли не заглушался шумом сновавшей по
Стрэнду толпы и дребезжанием экипажей. Когда-то здесь, задними
фасадами к продымленной Темзе, стояли величественные дома зна-
ти, но еще задолго до случившегося девять лет назад Великого лон-
донского пожара улицу прибрала к рукам коммерция.
Там, где из-под мостовой поднимались вонючие испарения водо-
стока и нечистот, кованные железом колеса с треском врезались в
булыжник под яростные проклятия возниц. Уличные торговцы на-
хваливали свой товар. Призывно грохотал латунным чайником же-
стянщик, заглушаемый криками торчавших в дверях или прогули-
вавшихся вблизи своих лавочек подмастерьев.
— Ткань, сэр! Да вы потрогайте — чистый бархат! Продаем
втридешева!
— Белый уксус! Белый уксус!
— Лужу кастрюли — медные, железные, чайники, сковороды!
— В жизни не видел такого бардака! — шепнул лорд Харуэлл
на ухо своему спутнику. — У матушки Креззуэлл несравненно...
— Лучше?
— Настоящий храм Венеры, гром меня разрази. Скажу тебе...
227
Проклятье, Ник, смотри, куда идешь! Того и гляди, окажешься под
колесами или в выгребной яме! Ну вот, опять!
Подобные оказии случались теперь на каждом шагу, с тех пор
как они ступили на Пэлл-Мэлл. Миновав длинную стену высокой
плотной зеленой изгороди «Весенних Садов» и повернув южнее,
они вышли к огромному пустырю. Сухая земля хранила отпечатки
ног маршировавшей здесь инфантерии.
— Послушай-ка, Ник, — запротестовал было Джордж.
Они двигались по пустырю. Ник, прищурившись, со странным,
отрешенным видом оглядывался по сторонам и, когда глаза его на-
тыкались на нечто смутно знакомое, словно припоминая название,
беззвучно шевелил губами.
Джордж забеспокоился и похлопал приятеля по руке. Теперь они
приближались к тому месту, где возвышалась конная статуя Карла
Первого.
— Ума не приложу, — воскликнул Джордж после глубокого раз-
думья, — и когда ты успел так нарезаться бордо? Ты же все время
был у меня перед глазами!
— На севере, — отмахнувшись, Фентон вытянул руку, — Коро-
левские конюшни, где квартирует гвардия.
— Ну да! Скажи еще, что никогда не слышал их барабан-
ного боя!
— На северо-востоке церковь святого Мартина в полях.
— Разумеется! Но...
— Южнее, — Фентон круто развернулся, — Кинг-стрит. Слева...
Он показал на ряд разбросанных, потемневших от времени и
смутно различимых за пеленой дыма строений из тускло-красного
кирпича, которые протянулись на полмили между Кинг-стрит и бе-
регом реки.
— Уайтхолл! Справа, за железной оградой и зеленой изгородью,
скрывается Королевский сад, а за ним — Сент-Джеймсский парк.
— Слушай, Ник, задний фасад твоего собственного дома выхо-
дит на Парк. Он тут один, и никакого другого в помине нет.
Фентон все еще разглядывал Кинг-стрит, то место, где точно
на середине улицы возвышалась квадратная башня из красного,
желтого и синего кирпича с вращающимися на углах флюгерами
и большой, выходящей к Вестминстеру, аркой.
— Гольбейнские ворота, — Фентон медленно повернулся, — юго-
западней должен быть проход к «Весенним Садам».
Джордж, почувствовав облегчение, захихикал. Коль скоро Ник
притворяется, что незнаком с «Весенними Садами» (где этот пове-
са, гром его разрази, и сам, бывало, предавался нежным уте-
хам), — тогда он вовсе не рехнулся, а попросту мертвецки пьян.
Джордж загоготал.
И тут вдруг...
228
— Пожалуйста, не смейся надо мной, — Фентон страшно по-
бледнел. Джордж разом смолк и так и остался с разинутым ртом.
Фентон облизнул губы и, нагнувшись, поднял пригоршню пыльной
земли, которую тут же выпустил сквозь пальцы тонкими струй-
ками.
— Вот я и здесь! — проговорил он.
Теперь они двигались по северной стороне Стрэнда, и Джордж
уже собрался поведать о неземном блаженстве публичного дома
матушки Креззуэлл, как вынужден был вытаскивать зазевавшегося
Фентона почти что из-под колес погребальной колесницы.
— Слушай, Ник, — попенял немало встревоженный при-
ятель, — любой из нас, подвыпивши, волен колобродить, как ему
вздумается, но...
— Прости, — Фентон попытался вынуть попавшую в глаз со-
ринку. — Голова моя прояснилась от паров.
— Ну и славно! Значит, ты больше не будешь таращиться, лу-
пить глаза, пялиться по сторонам, иначе...
— Упаду в выгребную яму?
— Не только. Есть еще всякая разбойная братия: нищие, юроди-
вые, воришки и прочий сброд. Они...
Голос его потонул в пронзительном вое рожка. Юный чистиль-
щик, каковых кишмя кишело в округе, заметив плачевное состояние
башмаков Джорджа, бросился к нему со своей адской смесью сажи
и горклого масла но тут же отлетел в сторону, благословенный
недюжинной рукой.
— Они примут тебя за деревенщину или «мусью», как здесь на-
зывают французов, что еще хуже. Станут пакостничать, закидают
бараньими рогами или нечистотами — не отвяжешься, ровно от на-
доедливых мух. Тогда ты рассвирепеешь, выхватишь шпагу, и та-
кое начнется — не приведи Господь!
— Я буду осторожен, Джордж!
«Вероятно, эти чудовищные вывески порождены крайней необ-
ходимостью, поскольку многие, и в первую очередь разносчики, не
умеют читать, а значит, надписи и номера им ни к чему, —
размышлял Фентон. — Но воображаю, как гордятся ими владель-
цы! Трактирщик — красной решеткой, кабатчик — фонарем над
входом...»
Вам! — ударились чьи-то ножны о его колено. Казалось, добрая
половина прохожих носила шпаги, которые цеплялись и пребольно
задевали незадачливого пешехода.
Фентон, все еще пытаясь вынуть из глаза соринку и про-
дышаться от нестерпимой вони, очнулся наконец и тут же схва-
тился за шляпу. Она была на месте, предусмотрительно при-
колотая к парику длинной булавкой, — иначе ее давно сорвало
бы ветром.
229
Еще один лучик пронзил туман, и Фентон увидел щеголя в порт-
шезе, рассекавшем толпу под насмешливое улюлюкание оборван-
цев. Мимо шествовали добропорядочные обыватели в камлотовых
накидках, стоптанных башмаках и рваных чулках.
Фентон и не ожидал встретить здесь настоящих негоциантов,
разодетых в золото и дорогие меха. Те жили дальше, в Сити, от-
строенном после Пожара, взамен сгоревших деревянных, зданиями
из кирпича.
В доме напротив распахнулась створка, потом другая, и в окне
показалось хорошенькое юное создание. Девица, вероятно, только
что встала и, нимало не смущаясь своим растрепанным полуголым
видом, уселась с большой пивной кружкой, зевая и почесываясь,
бесстрастно обозревать улицу.
— Так вот, — задумавшийся было Джордж уловил направление
взгляда Фентона. — Я и говорю...
— Ты о чем?
— Как о чем?! О храме Венеры, конечно! Я хотел сказать...
— Кстати, о Венере. Я решил, что все женщины, кроме Лидии...
— Ну?
— Погоди! Ты просто скажешь мне свое мнение.
Джордж покосился, фыркнул нетерпеливо, поправил ворот.
Кольца его сверкнули и отразились жадным блеском в глазах улич-
ных бродяг.
— Й притом спрошу, как поживает Мег Йорк.
— Правильно. Уже завтра ее не будет в моем доме.
Джордж как-то странно поглядел на него.
— Она уедет? Куда?
— Не знаю. Кажется, к некому капитану Дюроку, но кто он та-
кой, понятия не имею.
— Ясно, — пробормотал Джордж и положил левую руку на
эфес шпаги.
— Вопрос в том... Постой! Мы, вроде, пришли!
Фентон встал как вкопанный посреди толпы, и тут же спешив-
ший разносчик едва не снес ему полголовы своим бочонком топле-
ного сала. Шум вокруг стоял невообразимый, и приятелям все вре-
мя приходилось перекрикиваться.
— Где-то здесь, если только не прошли уже. Вон там, — Фентон
указал на мрачнеющий южнее длинный ряд серых колонн, — Ста-
рый Сомерсет-хаус...
— Старый Сомерсет-хаус? — Изумился Джордж. — А тебе что,
известен новый?
— Да нет! — прокричал Фентон, быстро поправившись. — Я
хотел сказать, выглядит он старым и о.бшарпанным. Теперь ты
смотри направо, а я — налево. Переулок Мертвых находится рядом
с «Головой Дикаря», судя по всему, это таверна.
230
— Не таверна, — Джордж презрительно плюнул, — а табачная
лавка: курительный и нюхательный табак. Я, кстати, водил тебя
сюда. Посмотри-ка на вывеску!
Примерно в пяти шагах, раскачиваясь и поскрипывая, красова-
лась услужливо обращенная к ним вывеска, на которой незадачли-
вый художник изобразил эдакое подобие индейца: устрашающего
вида предлинная коричневая рожа, свирепый оскал и торчащая в
зубах глиняная трубка.
Переулок Мертвых, как и многие, ответвлявшиеся от Стрэнда
улочки и переулки, начинался аркой футов десяти высотой и при-
мерно восьми-девяти шириной. Проход под ней был вымощен от-
шлифованным камнем и тянулся футов на двадцать, служа тем са-
мым фундаментом лепившемуся сверху домишке.
Там, где проход расширялся в проулок, вдоль стены, по шесть
в ряд, стояли двенадцать отвратительных на вид, грязных кожаных
кадушек с прокисшей водой.
Спотыкаясь, кашляя и отряхиваясь от сажи, Фентон с Джорд-
жем ступили под своды арки. Ветра здесь не было: не чувствова-
лось даже малейшего дуновения. Шум и гам улицы доносились при-
глушенным ворчанием, и разговор возобновился в обычных тонах.
Решили перевести дух.
Джордж, казалось, о чем-то размышлял.
— Слушай, — сказал он простодушно, но с явной хитрецой во
взгляде, — а зачем здесь кадушки?
— Ну и ну! Похоже, это ты сегодня под парами, Джордж!
— Я? Милое дело!
— После Пожара, — небрежно пояснил Фентон, — король из-
дал, точно не могу сказать сколько, указы, предписывающие каж-
дому, даже самому захудалому лавочнику установить в помещении
на случай пожара такую вот кадушку. Припоминаешь, Джордж?
— Я... Я...
— Но пользы от них оказалось всего ничего, один вред: товары
отсыревают, а вместе с ними зачастую — и разъяренный покупа-
тель. Потому их потихоньку выставили сюда. Впрочем, сейчас и
магистрат уже отступился, следит лишь за тем, чтобы они имелись
в театре.
— Помилуй, да ты ли это, Ник Фентон?
— А ты сомневаешься? — притворно изумился тот.
— Нет, но...
Джордж замялся и поднял руку. Взметнулись манжеты. Непо-
нятное всегда казалось ему чем-то чудовищным, заморским, а зна-
чит, недостойным понимания англичанина, и потому он поспешно
переменил тему:
— Слушай, Ник, а Мег Йорк...
— Могу сказать только то, что она завтра покидает мой дом.
231
Да, совсем забыл, этот капитан Дюрок снял для нее квартиру на
Чансери-лейн. Если хочешь, чтобы она стала твоей содержанкой...
— Содержанкой? — разъярился глубоко оскорбленный Джордж.
— Проклятье, Ник! Я хочу жениться на ней!
— Жениться? На Мег?!
— А почему бы и нет? — Джордж выпятил грудь, облаченную
в лиловый камзол и белый шелковый жилет с золотыми пуговица-
ми. — Мег — дама благородной крови и, кстати, тебе родня. При-
даного мне не надо, у самого денег много. — Джордж запнул-
ся. — Конечно, ее связь с тобой...
«Счастливая или нет, мне неизвестно», — подумалось Фентону.
— Но назови хоть одну знатную даму, — продолжал Джордж
с вызовом, — исключая, конечно, королеву, леди Тэмпл и твою Ли-
дию, которая не валялась бы минимум дюжину раз под каким-
нибудь повесой! Женщины — существа слабые и легко впадают в
соблазн. Таковы нравы, и с этим приходится считаться!
Джордж переминался с ноги на ногу, уставясь в грязный пол
туннеля.
— Ник, — вдруг выпалил он, — как полагаешь, она согласится?
— Почти наверняка. Думаю только, разумно ли это? — Фентон
и сам не мог разобраться в своих чувствах к ней. — За минувшие
сутки я дважды чуть было не убил чертовку: сначала стулом, а по-
том шпагой.
— Тем и пленительна твоя возлюбленная, приятель, — хихикнул
Джордж.
— Бесспорно. Вряд ли только ты найдешь ее столь же плени-
тельной, когда она попытается проткнуть тебя кинжалом или...
подсыпать тебе в глинтвейн мышьяк!
— Мышьяк! Черт возьми, для этого мы и пришли сюда! Я со-
всем забыл! — Джордж мысленно содрогнулся, выпучил глаза
и уставился на правую руку: а вдруг она уже вспухнула и по-
чернела?
И, убедившись, что с рукой все в порядке, зашагал в сторону
переулка Мертвых.
По правую сторону узкого, не больше двадцати футов шириной,
переулка тянулась высокая, местами проломленная глухая стена
из потемневшего кирпича. ВпрочехМ, стена только казалась глу-
хой: футов через тридцать, где улочка, повернув, переходила в дру-
гую, дорогу преграждали запертые на засов железные ворота с
зубцами.
Слева простиралось огромное подворье сеноторговна. Там стоя-
ла пустая телега и тянулась длинная каменная поилка. В воздухе
«приятно» пахло конюшней. Вокруг не было ни души. Дальше ле-
пились друг к другу мелочные лавчонки, но друзья не замечали их,
устремив взгляды на синюю дверь с вывеской «Синяя Ступка».
232
Джордж повернулся.
— Как же так? — На лбу его из-под белокурого парика отчетли-
во виднелась красноватая полоска — верный признак ярости. —
В доме у тебя никто не отравлен, в противном случае злоумышлен-
ника давно бы доставили к магистрату, и ты смеешь утверждать,
что Мег...
— Я ничего не утверждаю, — грустно заметил Фентон. — Дол-
гое время считал, что прямота суждений — лучшая добродетель,
но сегодня меня охватили сомнения. Кто я такой, чтобы заявлять:
«Такой-то сделал то-то и то-то?» Джордж, я не знаю!
— Тогда я узнаю!
— Нет, предоставь это, пожалуйста, мне.
Фентон толкнул синюю дверь, и приятели оказались в малень-
ком грязном помещении с круглым, на удивление большим окном
в свинцовой раме. В призрачном зеленом свете, проникавшем
сквозь рифленые стекла, виднелся потемневший дубовый прилавок
и стоявшие.на нем латунные весы. За прилавком, погрузившись в
гроссбух, восседал аптекарь — крохотный сморщенный человечек в
очках со стальной оправой и черной скуфейке, из-под которой тор-
чали седоватые пряди.
— Добрый день, джентльмены, — голос его скрипел, как улич-
ная вывеска. — Чем могу служить?
Весьма вероятно, мастер Уильям Уинд — так звали аптекаря, по
природе своей человек веселый и добродушный, когда-то с успехом
танцевал на проволоке или выделывал акробатические трюки на
Бартовской ярмарке, но годы взяли свое, и теперь он смотрел на
вошедших, поджав губы, строго и вместе с тем печально, словно
обретенное познание оказалось для него непосильной ношей.
— Моя фамилия Фентон, господин аптекарь.
— Имею ли я честь видеть сэра Николаса Фентона? — спросил
тот, слегка поклонившись, но без всякого раболепия.
— Если вам угодно почитать это за честь, да, я Николас
Фентон.
Именно так и было угодно старому аптекарю, который сразу
оценил любезность посетителя.
— Вы очень добры ко мне, сэр Николас! Что привело вас сюда?
Фентон достал из кармана маленький, но увесистый мешочек, вру-
ченный ему Джайлзом перед уходом из дома.
— Я хочу купить кое-какие сведения, — пояснил он и, развязав
кошелек, показал его содержимое. Золотые гинеи, ангелы — дос-
тоинством десять шиллингов каждый, серебряные кроны со звоном
рассыпались по прилавку.
Тщедушный Уильям Уинл приосанился.
— Сэр, — отвечал он, —- я аптекарь и фармацевт, а потому за-
мечу: сия квалификация ученостью своей уступает лишь познаниям
233
врача или хирурга. Прошу вас, спрячьте деньги. Сначала луч-
ше выяснить, располагаю ли я... техми сведениями, которые нуж-
ны вам.
Наступило молчание. Возмущенный Джордж открыл было рот,
но Фентон сделал ему знак и, спрятав деньги в мешочек, продол-
жал нимало не смущаясь:
— Вы правы, господин аптекарь, принимаю ваш упрек и прошу
прошения.
При этих словах Джордж с аптекарем воззрились на него, равно
пораженные. Чтобы благородный человек, чей род насчитывал не
меньше трех столетий, извинился, да еше так любезно, перед апте-
карем! Совершенно невероятно! Теперь мастер Уинл готов был рас-
крыть ему любой секрет.
— Во-первых, я хочу узнать, — Фентон сунул мешочек в карман
и достал оттуда пакетик с мышьяком, который и положил с самым
небрежным видом на прилавок, — вы продали вот это?
Мастер Уинл взял пакетик и осмотрел его.
— Да, я. И вряд ли бы поставил здесь свой знак, когда б наме-
рен был сей факт укрыть. Замечу вам, что продавать мышьяк зако-
ном не запрещено. Почти во всех домах водятся крысы, мыши,
разные насекомые и прочие паразиты, коих нужно истреблять, а
аптекарю, будь он достаточно проницателен, только и остается,
что расспросить покупателя и выяснить его намерения.
Так оно на самом деле и было, но в глазах старика читался яв-
ный страх.
— Надеюсь, — сказал он, — не случилось никакого... несчастья,
ведь нет же?
— Конечно, нет, — ободряюще улыбнулся Фентон. — Посмот-
рите, сколько еще мышьяка осталось. Я просто хочу научить свою
прислугу бережливости и потому расспрашиваю вас.
Послышался приглушенный вздох облегчения. К маленькому че-
ловечку вернулись веселость и доброжелательность — от напускной
важности не осталось и следа. Глаза блестели за стеклами очков,
выражая горячее желание помочь.
— Вы можете припомнить, когда именно у вас купили мышь-
як? — спросил Фентон.
— Припомнить, сэр? Я сообщу вам это, как мы выражаемся,
безотлагательно!
Он схватился за раскрытый гроссбух, перелистнул пару страниц
и нашел нужную запись.
— Шестнадцатого апреля, чуть больше трех недель тому назад.
— А нельзя ли узнать, сколько мышьяка взято из пакета?
— Нельзя? Что вы, сэр Николас, глядите!
Аптекарь метнулся к латунным весам и положил на одну чашку
пакетик, а на другую — крохотный камешек.
234
— Весы не совсем точны, — бормотал он, — я слишком беден,
чтобы... Ровно! Взяли примерно три-четыре грана.
— Какое же количество вы продали?
— Оно указано в книге: сто тридцать гранов.
Пожалуй, не так много, но этого, учитывая трехнедельный срок,
хватило для того, чтобы у Лидии появились симптомы отрав-
ления...
— К черту! — вспылил Джордж. — Мы хотим знать...
— Полегче, — осадил его Фентон, — не то все испортишь! —
И, повернувшись к аптекарю, небрежно спросил: — А покупателя
звали?..
— Но, сэр, она не представилась!
При слове «она» будто зловещая петля захлестнулась на шее
Джорджа.
— Но она принадлежит к вашему дому, — продолжал аптекарь,
глядя на Фентона. — по крайней мере, я так думаю.
— Хорошо. Опишите ее.
— Молодая девушка, на вид лет восемнадцать—девятнадцать,
скромная, робкая. Плечи укутаны в большой платок, на ногах дере-
вянные башмаки. Да, у нее чудные темно-рыжие волосы — прямо-
таки полыхали на солнце. Как только она вошла, я сразу решил,
что это честная н порядочная молодая особа.
— Китти! — прошептал Джордж и кончиками пальцев тихо
стукнул по прилавку. — Смекаешь, Ник?
— Но вы, конечно, расспросили ее, господин аптекарь, — про-
должал как ни в чем ни бывало Фентон, — кто ее послал сюда,
зачем и так далее?
— Еще бы, сэр Николас, — аптекарь облокотился на прилавок
и посмотрел на них с хитроватой усмешкой. — Она сказала, что хо-
чет купить столько мышьяка, сколько влезет в большой пакет.
И далее, воодушевясь, принялся изображать беседу в лицах.
— «Послушай, моя милочка, — сказал я ей с самым разлюбез-
ным видом, — а зачем тебе мышьяк?» «Для крыс», — ответила
она. Кухня прямо кишит ими. Они съедают продукты, грызут ме-
бель, и она, бедная служанка, их страх как боится.
— Прошу вас, продолжайте!
— «Тогда открой мне, милочка, — спросил я по-отечески, — кто
твои хозяева?» «Сэр Николас и Леди Фентон», — ответила она. Са-
мо собой, сэр Николас, я был премного наслышан о вашей шпа...
прекрасной репутации в палате общин. «А кто послал тебя за
ядом?» — «Как кто? Конечно, леди».
— Лидия? — прошептал изумленный Джордж и уставился на
Фентона, но тот остался совершенно невозмутим.
— «И, моя милочка, последнее. — Я посмотрел на нее очень
проницательно. Вот так! — Опиши мне свою хозяйку».
235
— Вы знакомы с леди Фентон, господин аптекарь?
Человечек развел руками.
— Что вы, сэр, разве мог я удостоиться подобной чести? Нет,
хитрость заключалась вот в чем: важно не то, что она скажет, а
как! Будет ли говорить ровным голосом и смотреть прямо в глаза,
либо смутится, станет что-то мямлить и заикаться? Так вот, ее от-
вет удовлетворил даже меня!
— Как же она описала леди Фентон?
— Как я того и ожидал: высокая, роскошные черные волосы,
серые глаза и молочно-белая кожа.
Воцарившееся молчание, казалось, никогда не кончится.
— Но это не Лидия, — выдавил Джордж низким полуприлушен-
ным голосом. — Это... Это...
— Полегче, Джордж! Господин аптекарь, а не назвала ли девица
имя своей госпожи?
— Нет, сэр, она... Погодите! — прошептал аптекарь и шелкнул
языком. — Бог мой, совсем забыл! «Если вы мне не верите, —
сказала она, улыбаясь, приподняв верхнюю губку, и взяла меня по-
приятельски за пуговицу сюртука, а я... гм! — Если не верите, то
знайте: имя настоящей хозяйки дома — Магдален, или Мег».
Фентон опустил голову.
На прилавке, поодаль, лежала незамеченная им прежде палка ап-
текаря — толстая, дубовая, с красивой резьбой. Он задумчиво взял
ее и взвесил на руке.
Нечто подобное Фентон и ожидал, поскольку все услышанное
совпадало с рукописью Джайлза, — все, кроме имени Мег, а зна-
чит, требовалась проверка. Он вычитал это имя меж строк, из ту-
манных намеков и умолчаний, разгадать которые мог только очень
пытливый ум.
И чем больше Фентон вчитывался, тем сильнее убеждался,
сколь много важного, жизненно важного в рукописи опущено. Он
блуждал в потемках. Собственно говоря, отчет Джайлза оказался
совершенно бесполезным, разве что...
Но тут аптека, образно говоря, взорвалась.
— Лжец! — завопил Джордж. — Мошенник! Плут!
Он перегнулся через прилавок, нацелившись огромной лапой
схватить аптекаря за горло. Весы опрокинулись и с грохотом упали
на пол. Аптекарь, в тщетной попытке сохранить остатки собствен-
ного достоинства, удрал в противоположный угол, обогнул прила-
вок и укрылся за спиной Фентона.
— Полегче, Джордж! Утихомирься!
Однако Джорджа понесло: надеясь запугать аптекаря еще боль-
ше, он прибегнул к обычной в таких случаях уловке, а имен-
но __ джи.
— Произошло убийство! — орал он. — И тебя тоже заберут как
236
соучастника! Сначала — в тюрьму, а потом — на Тайберн1. Побол-
таешься там на виселице!
И вдруг раздалась брань:
— Черт побери, Джордж, ты заткнешься или нет?
Лорд Джордж Харуэлл оцепенел: левая рука застыла в воздухе,
правая — на эфесе шпаги. Впервые за этот день он наконец-то ус-
лышал от Ника привычные слова, сказанные привычным тоном!
На висках у того явственно синей сеткой проступили набрякшие
вены, лицо стало еще более смуглым. Прижимая к груди тяжелую
дубовую трость, в которую он вцепился с нечеловеческой силой,
Ник улыбался.
Джордж, будучи человеком суеверным, а может быть, более
восприимчивым, чем казался, почувствовал неладное: словно кто-
то невидимый боролся с Ником или в Нике, пытаясь заставить его
бросить палку, а он не подчинялся.
— Осторожней, Ник! — крикнул Джордж. — Когда ты в таком
кураже...
Аптекарь тем временем прокрался к выходу, надеясь каким-
нибудь манером выставить незванных гостей за дверь, и бросил
взгляд в окно, которое благодаря рифленому стеклу было непрони-
цаемо с улицы. Потом, не опасаясь за тылы, ибо чувствовал спи-
ной надежную защиту сэра Ника, придвинулся ближе, посмотрел
налево, направо...
И содрогнулся, напуганный пуще прежнего.
— Сэр Ник! — воскликнул он и, повернувшись, отпрянул при
виде перекошенного гневом лица.
— Слушай, приятель, — сэр Ник явно пытался смягчить свой
голос, но все равно получался приглушенный звериный рык. —
Здесь две гинеи. Забирай, они твои!
Такая сумма и не снилась бедняге аптекарю — он за целый ме-
сяц зарабатывал куда меньше.
— Уверен, то, что говорят о вас, — пустые сплетни, — сказал
мастер Уинл, — и потому я возьму деньги, в которых, не буду
скрывать, нуждаюсь. Однако, сэр, именно сейчас вам нельзя выхо-
дить отсюда. Не угодно ли подождать в моей убогой гостиной?
— Нельзя выходить? Почему?
— Благородные господа могут не знать, что за Флит-стрит, ря-
дом с Темплем, есть одно мерзкое место под названием «Эль-
затия».
— Вот как? — пробормотал сэр Ник и оскалился.
«Эльзатия» своего рода узаконенный приют, убежище для вся-
ких громил, и самой дурной славой там пользуется некто по про-
звищу Громила-кремень, потому что...
‘Тайберн — место публичной казни в Лондоне; в течение 600 лет — до 1783 г.
237
Джордж устремился к окну и, найдя кусочек ровного стекла,
приложился к нему глазом.
— Один мошенник, что стоял слева, — тараторил аптекарь, —
успел спрятаться где-то между лавочек, в конце улицы, и его не
видно. Но другой, что стоит справа под аркой...
— Вижу, — сказал Джордж.
В арке, привалясь спиной к потемневшей кирпичной стене, стоял
человек, просто стоял, от нечего делать: руки сложены на груди,
ноги — крестом, и продырявленный ботинок в землю смотрит; в
зубах соломинка, которую пожевывает с нагловатой усмешкой.
Телом худ и высок. Рваный сюртук с оловянными пуговицами
застегнут до ворота, иззелена-ржавые шнурованные штаны, такого
же цвета чулки, и все сидит на нем как влитое. В старых ножнах
новенькая шпага (стальная гарда ее нет-нет да и блеснет на со-
лнце) — должно быть, чей-то подарок. Широкая шляпа с низкой
тульей и сломанными полями украшена зеленой розеткой, а на фи-
зиономии — все та же нагловатая усмешка.
Это и был гроза всех благонамеренных обывателей, безжалост-
ный и беспощадный громила из «Эльзатии» собственной персоной.
Глава 7
СРАЖЕНИЕ В ПЕРЕУЛКЕ МЕРТВЫХ
— Поймите меня правильно! — молил аптекарь. — Громилы
покидают свое убежище с единственной целью — убить, убить за
деньги. И они, само собой, владеют шпагой лучше благородных
господ...
— У него на шляпе зеленая лента, — отметил Джордж.
Сэр Ник мягко оттолкнул аптекаря могучей рукой, шагнул к
окну и посмотрел вправо, куда указывал Джордж. Потом вы-
прямился.
— «Клуб зеленой ленты», — сказал он, — милорд Шефтсбери и
его светлость Бек...
И сэр Ник переломил трость с таким оглушительным треском,
словно на крыше обвалилась балка. Набрякшее лицо его выражало
почти религиозный экстаз. Если бы некая невидимая сила попыта-
лась удержать его, она была бы растоптана, сломлена, отброшена
в сторону.
— Джордж, оставайся здесь и сиди тихо. А я займусь тем
Долговязым, что под аркой. Раззадорю его как следует, а по-
том задам им обоим хорошую трепку. Такой случай упускать
нельзя!
Т\т Джордж не выдержал и заорал в ответ:
«Оставайся здесь!» «Сиди тихо!» Черт возьми, Ник Фентон, за
238
кого ты меня принимаешь! Ты что забыл, как мы с тобой каких-
нибудь восемь месяцев назад сражались спина к спине...
— Я...
— Ты что, думаешь, я разжирел и обленился за это время?
— Я вовсе не хотел тебя обидеть, — сэр Ник растянул губы в
подобие любезной ухмылки. — Так ты намерен сражаться, дружи-
ще? Отлично! Только подверни повыше манжеты, приятель, не то
они запутаются в гарде и тебе конец! И никогда не выбирай шпагу
с гладким эфесом. Смотри, чтобы она не стала скользить или про-
ворачиваться в руке. Готов?
- Да.
Сэр Ник вытянул клинок на несколько дюймов из ножен и, убе-
дившись, что тот идет легко, сунул обратно. Потом поправил пояс.
— Долговязый с зеленой лентой — мой, — рявкнул он, — а ты
займись другим. Вперед!
Сэр Ник тихо отворил дверь и пошел спокойным размеренным
шагом. Следом двинулся Джордж и свернул влево, мимо круглого
окна аптеки.
— Господи! — причитал аптекарь. — Господи! Господи!
Он всплескивал руками, нервно пританцовывал, метался по кро-
хотной лавчонке и в своем долгополом черном сюртуке и черной
скуфейке выглядел более чем странно.
Стороннему наблюдателю, случись тут таковой, пришлось бы
только гадать об истинных причинах сего невероятного возбуж-
дения.
Среди соседей и сограждан мастер Уин л пользовался репутацией
человека солидного и благонадежного. Подобает ли ему, который
всегда ходил степенно и кивал едва-едва, да и то далеко не каждо-
му, броситься глазеть на обычную потасовку? Но искушение было
велико: он много слышал о сэре Николасе Фентоне, но никогда не
видел его в деле, со шпагой в руке, и теперь хотел во что бы то
ни стало хоть одним глазком посмотреть на схватку. И натура, ко-
нечно, взяла верх.
— Господи! — проблеял аптекарь и ринулся вон, стараясь, по-
добно страусам и человечкам его породы, как можно ниже приги-
баться к земле. Он надеялся отыскать какой-нибудь укромный уго-
лок. Длинная каменная поилка на подворье сеноторговца Мартина
казалась для этого идеальным местечком. Спрятавшись за ней, он
сможет в полной безопасности наблюдать за баталией.
Сэр Ник, повернув, не спеша шел прямо к арке. Долговязый,
который все так же стоял, привалясь к стене и пожевывая соломин-
ку, вдруг оживился. Подпрыгнув с проворством пантеры или улич-
ного акробата, он пролетел изрядное расстояние и, приземлившись
точно перед аркой, загородил проход. Ноги его утонули в уличной
пыли.
239
Футах в шести от него сэр Ник остановился. Случись ему в тот
момент взглянуть направо, он бы увидел за дальним краем камен-
ной поилки черную скуфейку и поблескивающие очки аптекаря. На
другом конце улицы, рядом с зубчатыми воротами, зазвенели клин-
ки, потом на мгновение воцарилась тишина — и звон возобновился
с прежней силой. Но никто даже не повернулся в ту сторону.
«Последний дурак, — содрогался про себя аптекарь, — послед-
ний дурак, оценив прыгучесть Долговязого в этих ладных лохмо-
тьях, не поставит на сэра Ника и пенни против золотого...»
У Долговязого при ближайшем рассмотрении оказалась вытяну-
тая рябая физиономия, заросшая густой черной щетиной. Глаза его
хоть и слезились, но смотрели внимательно из-под обломанных по-
лей шляпы. На губах играла наглая усмешка. Голос был громкий,
хриплый, и сейчас в нем слышалась явная издевка:
— Желаете пройти здесь, господин придворный?
— Желаю пройти через твои поганые кишки, и никак иначе, —
отвечал сэр Ник. — Что ты за птица такая, падаль?
. Долговязый выплюнул соломинку. Презрение противника обо-
жгло его, точно плеть. Уязвленный, он приосанился.
— Бойцовый петух — вот кто я такой! — он ударил себя кула-
ком в грудь. — И насмерть клюю домашнюю птичку! Не угодно
ли попробовать моей вертел, коротышка? — губы его искривила
усмешка.
— К бою! — крикнул сэр Ник. — За шпаги, а там посмотрим,
бойцовый петушок!
В то же мгновение оба выхватили клинки. Лучик солнца блеснул
на лезвиях, ослепив на мгновение, скрылся за тучами. Договязый
прыгнул влево, потом вправо, как бы с намерением описать круг
и атаковать сэра Ника сбоку. Но места было мало и рисковать он
не стал.
Сэр Ник принял стойку: боком к противнику, правая нога выне-
сена вперед и немного согнута в колене, левая, под прямым углом,
отведена назад. И снова, хотя клинок целился прямо в Долговязо-
го, гарда, очутилась излишне близко к телу.
— Нет, — шептал аптекарь, — не сейчас!
Долговязый тоже понял это. Он принял такую же стойку, но
клинки не скрестились, даже не коснулись друг друга: сэр Ник оста-
вался недвижим. Громила из «Эльзатии» выбросил вперед длинную
руку, коснулся острием оружия противника, повторил разведку, от-
ступил на шаг назад, подался вперед...
И сделал выпад в терции, нацелившись в правую сторону груди
сэра Ника. Тот, не меняя положения руки, резко отвел ее на шесть
дюймов вправо и звонко парировал удар. Долговязый, при всем
проворстве, не успел вернуть правую ногу в стойку, и сэр Ник сде-
лал полувыпад в кварте. Укол пришелся очень близко к сердцу,
240
показалась кровь, но ранка была маленькой, и это лишь сильнее
разозлило громилу.
— Будь ты проклят! — воскликнул Долговязый и тоже сделал
выпад в кварте, целясь теперь уже левее. Сэр Ник закрылся и пари-
ровал удар, но поймал оружие противника на клинок слишком
близко к телу: схлестнувшись, лезвия заскрежетали. И снова метну-
лись, бряцая, клинки, и волосы у мастера Уинла встали дыбом.
Как вдруг...
Взвинченный, а значит, невнимательный, противник попался на
«секретный» botte. На самом деле никакого секрета не было. Если
в ближнем бою чуть увеличить полувыпад, создается обманное впе-
чатление небольшой дистанции удара. Но если согнутую под пря-
мым углом левую ногу приставить вплотную к правой, выпад по-
лучится невероятно длинным. В тот момент само тело, распластав-
шееся почти горизонтально, вытянется, равно как и рука со
шпагой, слившиеся воедино...
Острие шпаги сэра Ника нацелилось в живот противника и мет-
нулось в выпаде, подобно жалящей змее.
— Ага-а! — завопил аптекарь, высунув голову из-за поилки, и
тут же очки его свалились в воду.
Долговязый остался жив только благодаря собственному про-
ворству. Он даже не пытался парировать удар: оттолкнувшись но-
гой, отскочил на шесть-семь футов назад в глубину арки. Сэр Ник
медленно и неумолимо надвигался на него с намерением убить или
быть убитым. Громила покачивался, но сдаваться не собирался. Он
отступил было вглубь, но, завидев на фоне серого проема арки при-
ближающуюся фигуру в шляпе с приколотым париком — ноздри
сэра Ника раздвинулись, зубы оскалилсь — замер.
— Сто-я-ть! — прошипел, растягивая слова, сэр Ник. — Сто-
ять, если ты бойцовый петушок!
Из ноздрей его с шумом вырывалось дыхание. Парик, съехав-
ший на один глаз, немного мешал, и он решил подтянуть его сзади.
Долговязый встал в стойку и, незаметно сунув руку в карман, где
заранее припас добрую пригоршню песка, смешанного с галечником
и пылью, уже было возликовал в своем куцем умишке.
— Бойцовый петушок? — вопил Долговязый. — Когда в твоих
кишках будет дырка...
«С размаху швырнуть левой рукой песок прямо в глаза против-
нику и сразу сделать выпад. Но — выпад должен быть низкий, ина-
че пыль попадет в глаза самому». Что ж, в те времена это счита-
лось вполне честным приемом.
— Когда в твоих кишках будет дырка, — визжал он, — ты узна-
ешь, кто петушок и хозяин в курятнике! — И швырнул песок.
Сэр Ник как раз засунул большой палец левой руки под парик
и начал стягивать его со лба, но тут же рывком натянул еще ниже
241
и прикрыл лицо широкополой шляпой, словно щитом. В следую-
щее мгновение отбросил парик вместе со шляпой в сторону — в ту
секунду, когда Долговязый направил острие в его правое бедро.
Сэр Ник повернул руку костяшками вниз — шпага взметнулась
вертикально - и со страшным скрежетом отпарировал удар впра-
во. Противник не успел отскочить назад, и шпага сэра Ника с на-
ружного соединения пошла вверх под косым углом. Голова Долго-
вязого в тот момент слегка запрокинулась, и укол пришелся точно
в горло, под подбородком: острие поразило небо и задело мозг.
Сэр Ник тянул, тащил, вцепившись в эфес двумя руками, и шпага
наконец поддалась и вышла наружу, густо забрызгав его манжеты
и руки кровью.
Мгновение Долговязый стоял, слегка покачиваясь. Стекавшая со
лба алая струйка застилала ему глаза. Кровь текла из ноздрей, пе-
нилась у рта, хлестала из горла. Уже труп, он попытался шагнуть
влево, но свалился ничком, прямо на двойной ряд красных кожаных
кадушек. Большая их часть, слегка расплескав содержимое, выдер-
жала падение, но две опрокинулись, а еще одна дала трещину и
разлилась в пыли грязно-кровавой лужей.
Сэр Ник посмотрел на мертвеца, утирая бархатным рукавом
струившийся по лицу пот, и двинулся к противоположной стене
прохода, где лежали в пыли парик и шляпа.
«Сглупил громила — прикрыться шляпой проще простого, а по-
том сразу сбросить се вместе с париком: и никакая пыль не попадет
в глаза...» ТУт сэр Ник насторожился, прислушиваясь. И прямо
так, с непокрытой головой и обагренными кровью руками и шпа-
гой, ринулся из прохода назад по улице. Аптекарь, отбросив предо-
сторожность, выбрался из-за поилки и залепетал что-то ему вдо-
гонку, но сэр Ник ие слышал.
Джордж был в опасности. Он тяжело, прерывисто дышал, обо-
роняясь. Второй громила наступал, спиной к сэру Нику. Оба бойца
были до пояса в пыли. Сэр Ник остановился, прикинул расстояние
на глаз и сделал выпад. Острие на дюйм вошло под левую лопатку
противника, тот содрогнулся всем телом, как пойманная рыбка, и
встал в стойку против Джорджа.
— Бросай оружие! — приказал ему сэр Ник. — Ты и охнуть не
успеешь, как моя шпага пронзит тебя насквозь! И ты, Джордж,
бросай свою, но не раньше, чем он!
Громила номер два опустил клинок, продолжая сжимать эфес.
Увидев его шпагу, сэр Ник почувствовал прилив дружеской симпа-
тии к Джорджу и черную ненависть к его противнику. Клинок был
старомодным, четырехгранным, с таким же граненым острием,
значительно длинее и тяжелее, чем у Джорджа, и, при опреде-
ленном умении, сражаться против него казалось пустой детской за-
бавой. Но признававший лишь современное оружие, Джордж, в
242
пышном облачении и башмаках с высокими каблуками, возился с
громилой добрых три минуты! Поверх его плеча сэр Ник видел по-
белевшее лицо Джорджа в капельках пота. Он задыхался и гово-
рить не мог.
— Я — Ник Фентон, — шпага ткнулась в противника, которого
тут же передернуло. — Надеюсь, слышал обо мне?
— Слыхал, — сипло отозвался громила, и носовой призвук, вку-
пе со всем прочим, не оставлял сомнений в том, кто он такой
есть, — ты развратник, паршивый пес, свинья и полюбовник па-
пистской сучки...
— Все так, и к тому же у меня есть прочие добродетели, кои
тебя повергли бы в ужас! Но разве ты слышал когда-нибудь, что-
бы я нарушал слово?
Поколебавшись:
— Нет, не...
— Я отойду на шесть шагов, и к бою, висельник!
— И дай Господь мне одолеть филистимлянина!1
Сэр Ник, намеренно громко стуча каблуками, чтобы все могли
отсчитать его шаги, отступил назад. Нарушить слово (женщины,
разумеется, исключались) было, по его понятиям, первым и един-
ственным грехом, а сражается противник по правилам или нет —
какое кому дело, в конце концов, в бою каждый сам за себя.
Эльзатец повернулся. Ростом он был не выше сэра Ника, но го-
раздо плотнее. Прямые, сальные, тронутые сединой волосы об-
кромсаны до ушей; над глазом, оттягивая наискось веко, шел ста-
рый шрам; шербатые, кривые, как покосившиеся надгробные кам-
ни, зубы...
— Ты из сектантов, Шрамоносец? — вежливо осведомился сэр
Ник. — Подобно всему разбойному люду «Эльзатии»?
Они обращались друг к другу фамильярно, на «ты», которое в
данном случае выражало обоюдное презрение.
— Когда ты еще без штанов бегал, лет эдак двадцать пять на-
зад, я уже сражался у Кромвеля. Не знаю, чем прогневили мы Бо-
га, что он послал нам этого выродка-короля...
— Назови хоть одного «круглоголового», — рассмеялся сэр
Ник, — каковой умел бы держать в руке шпагу!
«Шрамоносец» разъярился и сделал выпад.
На поединок это походило мало. Сэр Ник играл. Забавлялся.
Громила, отклонив корпус, пытался фехтовать в модном стиле, па-
мятуя про укол на выбросе руки, который его предшествующий
противник отражал с трудом, но при том совсем упустил из вида,
что новое оружие по прочности своей не уступало его старому
’Филистимляне — известный из Библии пришлый народ в Палестине
(по имени которого она получила свое название), враждовавший с евреями.
243
тяжелому клинку. Он нацелился было в грудь сэра Ника: тот отра-
зил удар небрежно, легко, словно перышко. Обезумев, эльзатец ата-
ковал снова и снова, но каждый раз попадал в пустоту. «Легче, лег-
че», — приговаривал про себя сэр Ник и, увернувшись, слегка оцара-
пал ему нос. Лишь капелька крови показалась из ранки, но реакция
противника оказалась именно такой, как и предвидел сэр Ник.
Громила отпрянул, инстинктивно прикрыв рукой старый шрам
и оставив тем самым весь правый бок открытым. Сэр Ник тут же
сделал выпад. Клинок пронзил подмышечную впадину и, пройдя
чуть левее, уткнулся в лопаточную кость. Громила покачнулся, сра-
зу обмякнув, потом, когда клинок дернулся назад, попытался было
выпрямиться и еще мгновение стоял в оцепенении. Казалось, он
больше не сможет двинуть правой рукой, но пальцы его по-прежне-
му сжимали эфес. И вдруг, прибегнув к излюбленному приему всех
дуэлянтов, взмахнул левой рукой и крикнул:
— Коли его сзади! — При этом вставная челюсть выпала у него
изо рта и отлетела в клубящуюся пыль.
Невольно сэр Ник повернул голову влево, и в ту же секунду
«Шрамоносец», оберегаемый, без сомнения, самим Создателем, от-
скочил влево и, словно крылатый бог, похмчался к арке, на бегу
окропляя землю кровью.
Сэр Ник, размахивая шпагой, бросился вдогонку и поспевал за
ним довольно прытко, но «Шрамоносец», очевидно, сотворяя на бе-
гу молитвы, несся прямо-таки с нечеловеческой скоростью. Он про-
летел мимо своего мертвого товарища, даже не поскользнувшись
в огромной луже, и в следующее мгновение выскочил на людный
Стрэнд. Тут ему снова улыбнулась удача. Обычно пересечь эту ули-
цу было делом трудным, если не сказать невозможным. Но сейчас
в том самом месте огромная телега пивовара, груженная тяжелыми
бочками, с парой кобыл в упряжке сцепилась колесами с повозкой
зеленщика. Возницы ругались, охаживая друг друга кнутами, а два
двигавшихся навстречу портшеза и длинная телега с наваленными
на нее мешками муки остановились поглядеть на побоище. Меж ни-
ми как раз в ту самую секунду, когда колеса вот-вот с грохотом
расцепились бы, и скользнул громила, по-прежнему сжимавший в
руке шпагу. Движение возобновилось: преследовать его дальше не
было уже никакой возможности.
Тем временем Джордж, сунув клинок в ножны, сидел, привалив-
шись к кирпичной стене, и отпыхивался. Но когда те двое скрылись
в арке, он, словно гуттаперчевый, вскочил на ноги, подобрал и су-
нул в карман вставную челюсть «Шрамоносца», очевидно на па-
мять, и с невероятной для него прытью устремился следом.
В арке он задержался на мгновение — схватил с головы покой-
ника шляпу с зеленой розеткой и сунул в тот же необъятный кар-
ман. Потом подобрал перепачканную парикошляпу сэра Ника и,
244
очищая ее на ходу, вышел с наружной стороны арки. Там он и об-
наружил своего разъяренного приятеля, который, потрясая шпагой,
приплясывал перед сплошным потоком экипажей и телег.
— Этот пес паршивый, этот... — сэр Ник задыхался, — удрал
на ту сторону! Где мне теперь его искать?
— И не надо, Ник, успокойся!
Он водрузил парик ему на голову. Получилось довольно сносно,
но сэр Ник смутился. Джордж пытался утешить приятеля.
— Оттуда ведет уйма всяких улочек и переулков, — он указал
в сторону Темпл-бара, — так что добраться до «Эльзатии» ему не
составит труда, а там он в полной безопасности.
— Потому что это их убежище?
— И не только убежище. Гром меня разрази, если даже целая
рота солдат посмеет туда сунуть нос!
— Тогда найдется хотя бы один, кто посмеет!
— Нет, Ник, — тихо сказал Джордж, — я этого не допущу.
— Не допустишь? Ну-ка, попробуй!
— И попробую, — Джордж с невероятной силой скрутил при-
ятелю руки за спину.
— Пусти, черт тебя побери, пусти!
Сэр Ник попытался высвободиться, но не смог. Они боролись,
привалясь к стене, но никто вокруг не обращал на них ни малейше-
го внимания.
Какой-то бродяга приметил торчащий из кармана сэра Ника тя-
желый кошелек и в другой ситуации не преминул бы взрезать кар-
ман ножом, да так незаметно, что кошелек в мгновение ока очутил-
ся бы в его руках, но сейчас почел за лучшее не рисковать. Да что
там говорить, даже уличные мальчишки и те не посмели бы и рта
раскрыть! Когда двое благородных господ с окровавленными шпа-
гами и запачканными кровью манжетами молча и яростно тузят
друг друга, лучше держаться подальше, потому что дело пахнет ви-
селицей. Возникший было ниоткуда коннетабль тут же растворился
в толпе. Такая задача по плечу лишь магистрату: они по большей
части люди стойкие и непреклонные.
— Нет! — пыхтел Джордж. — Клянусь всеми святыми, я буду
держать тебя до тех пор, пока ты не остынешь и голова твоя не
прояснится от паров!
— Вот как? — пыхтел сэр Ник, высвобождая одну руку.
Джордж тут же скрутил ее снова. Они были уже в опасной бли-
зости от водостока и вращающихся колес, потом подались назад,
потом снова вперед — и вдруг левая нога сэра Ника ударилась обо
что-то или кого-то.
Завидев их, большинство прохожих двигалось бочком, опустив
головы, с преувеличенным вниманием разглядывая камни мостовой,
и только мальчишка-чистильщик, нагруженный многочисленными
245
тряпочками и оловянной банкой сажи с прогорклым маслом, осме-
лился подойти чуть ближе. Ему-то и достался пинок сэра Ника.
Мальчишка распластался в пыли, а оловянная банка выскользнула
из рук и упала в водосток.
— Что за оказия! — тихо сказал сэр Ник. Руки его обмякли, и
Джордж, повернув приятеля липом к себе, заметил в глазах у него
проблески разума. — Я не хотел, правда, не хотел! — Джордж
ослабил хватку, и сэр Ник, опустившись на колени, стал поднимать
испуганного мальчишку. — Не бойся, я сейчас спрячу шпагу в нож-
ны! Вот тебе золотой, нет, бери всю пригоршню, — и сунул в руку
мальчика монеты.
— Но будь благоразумен, вот что я скажу тебе, — добавил сэр
Ник. — Когда ты вырастешь и станешь мужчиной, помни, что к
слабым нужно быть милосердным — в этом золото души. А наг-
лых гордецов, — пальцы его вцепились в плечо мальчишки, но тут
же разжались, — следует бить по их нечистым физиономиям, и бес-
пощадно! — Голос сэра Ника изменился. — Погоди, я не причиню
тебе вреда, я... — Он медленно выпрямился. Колени его подраги-
вали. Сделав несколько нетвердых шагов, сэр Ник привалился к
стене, закрыл лицо рукой, и постоял так недолго. Потом опустил
руку.
— Джордж!
Лорд Джордж Харуэлл чуть не подпрыгнул от неожиданности:
его охватила дрожь — дрожь суеверного страха.
Голос звучал совершенно по-другому (хотя тембр не переменил-
ся ничуть): серьезный, вежливый, учтивый голос старого, умудрен-
ного жизнью профессора, и это смущало Джорджа весь день,
вплоть до того момента в аптеке, когда наконец-то послышались
привычные интонации сэра Ника.
— Как мы попали сюда? — спросил голос. — Помню, в аптеке
я рассердился на тебя из-за сущей ерунды, а что было потом — не
помню.
Профессор Фентон открыл глаза п осмотрелся. Он чувствовал
себя как с похмелья — абсолютно разбитым. Джорджу отчаянно
хотелось сотворить молитву, но он скорее умер бы, чем признался
в этом. Да и потом в голову все равно не лезло ничего, кроме
«Упокой, Господи, душу раба твоего...», что в данном случае под-
ходило едва ли.
— Ну, ну, дружище! — воскликнул он с наигранной беспечнос-
тью. — Всего-то и дела было, что на десять минут.
— Десять минут?! — эхом откликнулся Фентон.
Он окинул медленным взглядом улицу. Створки окна в доме на-
против все так же распахнуты. Хорошенькая полуголая растрепа
по-прежнему сидит, облокотясь на подоконник, и потягивает пиво
из высокой кружки...
246
— Ты убил одного и ранил другого, — продолжал успокаивать
его Джордж. — Да не смотри на меня так! И на руки тоже нечего
смотреть! Думаешь, тебя теперь заберут? Пустое! Скорее, пожмут
руку за то, что ты сэкономил казенные деньги на веревку для До-
лговязого. Он ведь из «Эльзатии», а значит, виселица по нем уже
давно плачет!
— Но...
— Что тебе нужно сейчас, Ник, так это хорошенько подкрепить-
ся. Гром меня разрази, если моя собственная утроба не урчит в
предвкушении обеда. Здесь, кстати, совсем недалеко есть одно ме-
стечко под названием «Жирный Каплун». Обопрись на мою руку,
а по дороге я тебе все расскажу!
— Да, непременно! Но...
Джордж посмотрел направо и вдруг встал как вкопанный, за-
лившись пунцовым румянцем.
— Ник, — пробормотал он, — взгляни! Там в твоем экипаже
Мег Йорк. Она стучит нам в окошко и улыбается. Как дума-
ешь, — голос его дрожал, — мне стоит подойти?
Глава 8
ВЛАСТЕЛИН «ЗЕЛЕНОЙ ЛЕНТЫ»
В «Жирном каплуне», несмотря на довольно обширное помеще-
ние, было темно и дымно, и только где-то далеко, в огромном оча-
ге, полыхали раскаленные угли. Влажно, как в парной. Жар медлен-
но и тяжело утекал в раскрытое там же, в глубине, окошко.
«Черное в аду»1, — невольно пришло на ум Фентону. Да, отлич-
ное местечко для встречи с дьяволом: дым, красноватые огни. Ин-
тересно, встретятся ли они еще раз?
Джордж тем временем уже придвинул стул к одному из длин-
ных черных столов.
— Веселитесь на славу, господа! — поприветствовал их толстяк-
трактирщик. Рукава его были засучены, а широкий пояс с оловян-
ной пряжкой подпирал необъятный живот. — Чем бы мне возбу-
дить ваш аппетит?
— Мне — доброго каплуна и, скажем, четыре добрых же голуб-
ка, — Джордж проницательно взглянул на хозяина. — Да пожир-
нее, так чтоб таяли на зубах!
— Мы других н не держим, дорогой сэр! — заносчиво отве-
тил тот.
— А этому господину, — Джордж заметил, что сэр Ник опустил
голову и задумчиво смотрит в стол, — мясной пирог, подливки
'Шекспир У. «Макбет» (V. 1,38).
247
побольше, и мясо — самое отменное. Да, каждому еще по пинте
лучшего Канарского.
К Фентону понемногу возвращалось доброе расположение духа,
испортившееся было после недавней встречи с Мег.
Разговор с ней показал ему со всей очевидностью, что кости
вот-вот выбросят новое и опасное для него очко. Неужели он так
никогда и не будет самим собой, не вырвется из цепких когтей?
Он припомнил все с того самого момента, когда они с Джорджем
влезли в экипаж Мег на Стрэнде.
— Идти пешком — фи! — заметила Мег. — И как вы можете!
Нет уж, посидите немного здесь и развлеките меня приятной
беседой.
Карета, чудовищное сооружение с колесами выше человеческого
роста, вогнутым верхом и парой рослых кобыл в упряжке, была
вся раззолочена. Некоторое разнообразие в это сверкавшее велико-
лепие вносили свежие пятна грязи и видневшийся за стеклами четы-
рехпольный герб сэра Ника. На козлах, в парадном облачении и
парике, сидел кучер.
— Др-ражайшая леди, — лепетал Джордж, раскрасневшись при
виде предмета своей страсти, — не хочу быть навязчивым...
Он неуклюже вскарабкался на подножку и, алый как мак, плюх-
нулся на вишневые подушки напротив Мег.
— Джордж! — нежно сказала та, обожая подтрунивать над бед-
нягой. — Разве вы можете быть навязчивым?
Фентон легко вскочил в экипаж и уселся в дальнем углу, тоже
напротив Мег.
Она притомилась. Так выглядит хорошенькая женщина, убив-
шая полдня в бесплодных скитаниях по дамским лавкам. Ря-
дом на подушках валялись меховая мантилья, муфта и шляпа.
Аккуратно расправленная алая юбка с причудливым золотым
шитьем и ало-черный полосатый корсаж с низким вырезом и чер-
ными оборками тоже, казалось, изрядно намаялись вместе с
хозяйкой.
И тем не менее чувствовалось, что Мег снедал скрытый огонь.
Фентон знал, что было тому причиной, и все-таки помимо своей
воли разволновался. Она взглянула на него украдкой из-под длин-
ных ресниц и тут же отвела глаза, словно его присутствие ничуть
ее не тревожило.
— Новый рынок только хвалится своим товаром, а на деле там
и выбрать-то нечего, — в голосе ее слышалась та же томность. —
Я хотела купить себе платье, вроде этого. Оно уже старое, но, гово-
рят, все еще мне к лицу.
Она вскинула руки усталым жестом и снова уронила их на коле-
ни, обнажив при этом большую часть того, что скрывалось под
корсажем, — вероятно ненамеренно. Фентон, вспомнив про свои
248
забрызганные кровью руки, сунул их было в карманы камзола, но
Мег, внимательная до мелочей, когда дело касалось его, уже все
заметила и подалась вперед.
— Фи, вы снова дрались! — И она отпрянула с выражением ис-
пуга и отвращения. Любой другой, но ие Джордж, услышал бы
в непритворном испуге (за сэра Ника) и удовлетворение, и даже
скрытое тщеславие. — Ну и денек! Вы победили, и это несправед-
ливо! Но однажды убьют вас, и тогда — о, тогда я страшно по-
забавлюсь!
— Нет, гром меня разрази, — запротестовал Джордж, который
из алого стал уже пунцовым.
— Дражайший Джордж, а вам известно, в чем разница между
жизнью и смертью?
— Джордж, — Фентон выпрямился, — она смеется над тобой'.
Если ей вздумается сделать это еще раз, вырви у нее жало и ужаль
саму! Сие послужит насмешнице хорошим уроком.
Мег быстро повернулась к Фентону.
— Да и у вас язык тоже, как у осы!
— Значит, вы будете танцевать на моих похоронах, Мег?
— Буду! И петь буду. Как раньше... — Она помолчала, откину-
лась на подушки, задумавшись, а потом вдруг спросила: — Ник,
неужели вы совсем ничего не помните?
— Что именно?
— Как мы жили тогда, в Эпсоме. Тому и двух лет не прошло.
Ваши друзья были там: и Джордж (простите мне, Джордж, мои
слова), и лорд Рочестер, и сэр Карр Скроун, и тот тучный пожилой
джентльмент, который просил нас называть его «просто мистером
Рнвом». И все вы были отчаянные роялисты — сыновья и внуки
тех, кто перебрался туда в ту пору, когда королевский штандарт
взвился над Оксфордом.
На глазах Мег блеснули непритворные слезы.
— Ник, я не хотела обидеть Лидию. Просто мои предки, в отли-
чие от ее, не были пуританами. Мой отец, дядя Лидии, капитан
Чарльз Йорк, принадлежал к числу тех многих, кто не поехал в
изгнание, но и признать Кромвеля лордом-протектором тоже не
захотел. Они потеряли надежду, но и подчиняться не собирались.
Завидев «железнобокого», бросались на него шпага на шпагу и дра-
лись до тех пор, пока один из них не был убит. И вскоре все погиб-
ли, капитан Йорк в том числе.
Мег сидела прямо, плечи ее вздрагивали, глаза подернулись
печалью.
Фентон хотел что-то сказать, но передумал.
— Неужели вы не помните, как эти кислорожие стояли тогда на
каждом углу с пикой или мечом в руках? Как роялисты пили у них
на глазах за здоровье Кромбуля — так звали они Оливера. Как
249
бросали в чарку с вином крошку хлеба и приговаривали: «Кром-
буль!-вель да булет здоров!»
— Я помню этот тост.
— А Эпсом, Ник? Фи, как не стыдно! Ту маленькую гостиную?
Наших друзей? — В глазах у Мег блестели слезы, но она не запла-
кала — из гордости. — Я стояла, задрав юбки выше колен, одной
ногой на стуле, а другой — на столе и держала в руках цитру.
О, я пела не какие-нибудь скабрезные куплеты! То была старая пес-
ня «кавалеров», и она зажигала огонь в ваших сердцах! Вот, по-
слушайте!
Мег порывисто выпрямилась, раскрасневшись, будто душа ее
снова зажглась тем давним огнем, небрежно откинула голову, и
выбившиеся из прически блестящие черные пряди рассыпались по
плечам и лбу мелкими локонами. Правой рукой она перебирала
струны воображаемой цитры. Лицо ее горело, охваченное непри-
творным румянцем подлинной страсти, и в момент наивысшего на-
кала стиха ликование сменило в нем гнев и печаль.
Пригни ниже спину! Ура — властелину!
Влачись, пресмыкаясь, ползком.
Кираса, отвага и верная шпага.
Давно уж ржавеют в пыли под замком.
Ты спрятал туда же и шлем свой с плюмажем.
Вина и Короны цветов?
Тост скажет тебе из могилы товарищ:
«Кром-буль’.-вель да будет здоров!»
Там были еще другие строчки, но голос ее пресекся. Минутный
порыв прошел. Мег откинулась на подушки и закрыла глаза руками.
Джордж, как загипнотизированный, взирал на нее с немым вос-
хищением и благоговением.
Наконец он открыл рот:
— Что вы за удивительная женщина! И какой актрисой могли
стать!
— Она и есть актриса, — вежливо заметил ему Фентон.
— Скажи это кто-нибудь другой, клянусь!..
— О, конечно, ее верноподданнические чувства вполне непри-
творны. Чарльз Йорк был славным малым и доблестным воином,
да будет земля ему пухом! — Фентон хладнокровно обдумал сле-
дующую фразу и, взвесив все, продолжал: — Думаешь, и я не пле-
нен ее пением? И мне нс хочется, прямо здесь, у всех на виду,
заключить ее в объятия? — При этих словах пальцы Мег задрожа-
ли. — Но разве ты не видишь, Джордж, как она украдкой любуется
произведенным эффектом!
Мег тут же опустила руки и посмотрела на него с ненавистью.
В глазах ее стояли слезы.
250
— Я еду в «Кокетку» — модную лавку мистера Пловера в Чип-
сайде, — сухо сказала она. — Не соблаговолите ли выйти из эки-
пажа?
Фентон пропустил слова Мег мимо ушей.
— Кабы вы были только кокеткой... — он помедлил. — Вам до-
ставляет наслаждение разжигать страсти и водить за нос бедных
мужчин. Вот и у Джорджа, например, есть к вам один вопрос...
— Ник! — прошипел Джордж, которого в решающий момент
охватил панический страх. — Тсс! Не сейчас!
— Какой вопрос? — искренне удивилась Мег.
— Тсс! Ник!
— Не хочешь? Тебе виднее. — Фентон помолчал. — Скажите,
Мег, вы поручали Китти купить в «Синей Ступке», что в переулке
Мертвых, мышьяк?
Изумление Мег было столь велико, что Фентон даже не усом-
нился в ее искренности.
— Мышьяк? Яд? Зачем? Чтобы отравить вас? Думайте обо мне
что угодно, но только не это. И потом, что за Китти? — Щеки Мег
раскраснелись. — Прикажете и к ней вас ревновать? Кто она такая?
— Китти Софтковер, кухарка.
Мег чуть не передернуло от отвращения.
— Чтобы я выбрала себе в наперсницы кухарку? Да я эту особу
никогда в глаза не видела! Вы что, — губы ее покривились в столь
знакомой Фентону скрытой усмешке, — считаете меня с ней в за-
говоре?
— Не иначе!
— Как вам прекрасно известно, у меня хватает пороков, но ин-
терес один — мужчины!
— Простите, совсем запамятовал сие обстоятельство, — сухо, с
насмешливым восхищением сказал Фентон. — Однако позвольте
напомнить, что у вас много драгоценностей, а эта особа...
— Она вам, судя по всему, нравится?
— Никоим образом. Так вот, сия презрительная особа, — Фен-
тон употребил слово в старом его значении «презренная», — она,
думаю, и у вас бы вызвала сходное чувство, — воровата и обожает
всякие камешки. Если бы вы дали ей колечко или браслет...
— Рискуя тем самым собственной шеей? Ну уж нет!
— Однако вышеупомянутая Китти описала аптекарю ту даму,
которая послала ее за мышьяком, и это один к одному — вы!
Мег посмотрела на него со странной усмешкой.
— Воистину и очень неглупый мужчина бывает порой ос-
лом! — Она грациозно повела плечиком. — Разве хоть одна жен-
щина в такой ситуации станет говорить правду, особенно если хо-
чет бросить тень подозрения на другого, невиновного? Надеюсь,
особа — как там ее? — получит по заслугам.
251
Некоторое время все трое молчали.
— Пойдем, Джордж, — сказал наконец Фентон, — мадам Йорк
угодно делать из нас шутов, и поделом!
Джордж открыл дверцу, неуклюже выбравшись из кареты,
спрыгнул на землю и тут же оказался в кольце безмолвной толпы.
По этой улице и самый роскошный экипаж мог следовать беспре-
пятственно, не подвергаясь нападкам праздношатающихся зевак, ес-
ли в нем находилась милая леди. Они молча провожали похотливы-
ми взглядами прелестниц, что, впрочем, редко вызывало нарекания
со стороны последних...
И снова на ресницах Мег блеснули слезы.
— На сей раз, Ник, мы действительно расстаемся. Конечно, я
лгала вам, когда говорила, что буду собирать свои пожитки целый
день, вы это прекрасно знаете. Покину ваш дом. сегодня же вечером.
— И все-таки я не перестаю думать, что вы — Мэри Гренвиллы
Фентон наклонился поцеловать ей руку, но тут его колено
скользнуло по гладкому бархату подушки и, повалившись на Мег,
он, совершенно неожиданно для себя, поцеловал ее в губы. Созна-
ние стало мутиться. Он высвободился из ее объятий и выпрыгнул
наружу.
— Знаю, вы станете искать встречи со мной, — шепнула ему
Мег, высунувшись в окошко, — и потом сообщу, как меня найти.
Все равно мы с вами связаны — на жизнь и на смерть!
Фентон замахал кучеру, а Джордж осадил грозным рыком ожи-
вившихся ротозеев. Кнут щелкнул раз, другой — громоздкий эки-
паж покачнулся, но с места не тронулся. Фентон с Джорджем по-
чли на сей раз за лучшее не ввязываться в потасовку и смешались
с толпой.
— Ник, — пробормотал Джордж, с деланным интересом раз-
глядывая камни мостовой, — она любит тебя!
— Послушай, дружище. Во-первых, мне нет дела ни до кого,
кроме Лидии. А во-вторых, ты просто не знаешь Мег. Потакай ей
во всем, давай деньги, осыпь ее драгоценностями; побрякушками,
дорогими нарядами — и она полюбит тебя тоже!
На лице Джорджа отражалась борьба недоверия с надеждой.
— Ты в самом деле так думаешь?
— Уверен. Правда, мне очень не нравится этот капитан Дюрок,
который, как я теперь припоминаю, принадлежит к свите француз-
ского короля.
Левая рука Джорджа снова легла на эфес шпаги.
— С тобой ей будет хорошо, — продолжал Фентон, — но следу-
ет поторапливаться, Джордж! Она покидает мой дом раньше, чем
я думал, а именно нынче вечером. Ты должен быть там, набраться
мужества и поговорить с ней напрямик, без всяких околичностей.
Что, сможешь?
252
Джордж колебался. Потом, стиснув зубы, выказал решимость.
— Отлично! А теперь, молю тебя, расскажи, что случилось в
переулке Мертвых, когда я... потерял память?
Джордж пересказал вкратце, но точно.
Фентон мгновенно обдумал ситуацию, увязав все детали в еди-
ное целое, и понял, что дела его хуже некуда.
Итак, со слов Китти аптекарь описал им Мег. Джордж разъ-
ярился и стал ему угрожать. А он, Фентон, который всего лишь
час назад был совершенно хладнокровен во время разговора с при-
слугой, — а тот разговор таил в себе куда большую опасность, —
коршуном налетел на бедного Джорджа. Иными словами, когда
он выглянул из окна и увидел зеленую розетку лорда Шефтсбери,
сэр Ник полностью взял над ним верх.
Однако настоящая причина, о чем Фентон прекрасно знал, лежа-
ла глубже. На самом-то деле он разъярился не на Джорджа. Гнев
охватил Фентона и дал сэру Нику возможность проскользнуть в от-
крывшуюся лазейку потому, что оскорбили Мег! Похоть то или не
похоть, но факт оставался фактом: в душе они оба испытывали к
Мег нечто большее, нежели сознавали.
Потому-то его дела и обстояли хуже некуда — что и заставило
Фентона содрогнуться. Ведь раньше он всегда ошушал в себе
поползновения сэра Ника и изо всех сил крепко держал крышку
гроба с покоящимися внутри бренными останками.
Но на сей раз все произошло совершенно неожиданно. Сначала
он чувствовал лишь некоторое раздражение, даже досаду, куда бо-
лее легкую, чем на Джудит Пэмплин или Китти Софтковер. Отчет-
ливо помнил, как выглянул из окна, увидел зеленую ленту, а по-
том... провал. Он первый раз полностью потерял сознание.
Конечно, из памяти стерлось не все. Это было скорее сродни
глубокому похмелью, когда поутру смутно припоминаются несвяз-
ные обрывки минувшего дня. Точно сквозь сон ему слышался звон
оружия, мерещился кто-то очень тощий и другой, который крик-
нул: «Коли его сзади!», но в то же время...
Да, страхи его не напрасны. Сэр Ник и в самом деле набирает-
ся сил.
«Нет!» — отчаянно кричал разум. Если вдруг мертвый безумец
вселится в его плоть на срок больший, чем оговоренные десять ми-
нут, дьявол возликует, что, вероятно, с самого начала и являлось
его замыслом. «Во власти мертвеца, не властвуя собой...» — «Нет!»
Взвесив все самым хладнокровным образом, Фентон понял, что
сможет одолеть сэра Ника только, если отныне всегда будет насто-
роже. А придя к такому решению, повеселел и охотно последовал
за Джорджем в продымленный «Жирный Каплун», где приятель за-
казал себе жаркое и четырех голубей, Фентону — мясной пирог и
два кувшина Канарского — для обоих.
253
Время обеда уже давно миновало, и в трактире сидели лишь не-
сколько завсегдатаев. Их призрачные силуэты неясно вырисовыва-
лись на фоне тлеющих в очаге углей. Царящий здесь полумрак скры-
вал от обозрения перепачканные кровью руки Фентона. Сделав за-
каз, оба, задумавшись, некоторое время молчали.
— Джордж, — сказал Фентон, — я забыл поблагодарить те-
бя за...
— Оставь! — фыркнул тот.
— В наши дни редкий человек удосужится обнажить шпагу вме-
сто того, чтобы во весь опор мчаться домой, а ты сдерживал громи-
лу целых три минуты!
— Тьфу! — рявкнул Джордж. — Да не я был им нужен! Они охо-
тились за тобой.
— Согласен. Но давай обдумаем все по порядку. Громилы поки-
дают свое убежище с единственной целью — убить за плату. У од-
ного из них на шляпе была зеленая розетка. Вопрос: кто их послал?
Джордж поглядел на него в изумлении.
— Ты еше сомневаешься? Не кто иной, как лорд Шефтсбери!
Тут Фентону припомнился утренний разговор с Джайлзом, его
мрачные предсказания и неодобрительное покачивание головой: «Не-
ужели вы собираетесь пропустить стаканчик в «Дьяволе», так близко
от «Головы Короля»? Последний из упомянутых трактиров, несо-
мненно, являлся излюбленным местом встречи «Клуба зеленой лен-
ты». Сейчас стал ясен и туманный намек Джайлза на «кровавое де-
льце», которое «предстоит сегодня».
Камердинер и облачил его, как на дуэль: без всяких кружев и
иных помех, даже кольца не надел на правую руку. И все-таки Фен-
тон был неудовлетворен и сейчас в явной досаде кусал губы.
— Допустим, личность лорда Шефтсбери и все его деяния дей-
ствительно внушают мне отвращение, — хмуро заметил он. — Но с
чего вдруг высокопоставленный вельможа, бывший — пока он в чет-
вертый раз не предал короля — лорд-канцлер, станет охотиться за
мной? Да кто я такой?
Краска отхлынула от физиономии Джорджа. Он медленно повер-
нулся к собеседнику.
— Боже правый! — взмолился Джордж и хватил кулаком по сто-
лу. — Я думал, хмельные пары уже выветрились из твоей головы,
Ник! Хороший лекарь — вот...
— Не нужен, Джордж. Почему вдруг этот старичок затаил на ме-
ня злобу?
Джордж явно пытался сдерживаться, словно разговаривал с ре-
бенком.
— Ш совсем ничего не помнишь, Ник?
— Ничего...
— В заседании парламента был объявлен перерыв...
254
— В ноябре прошлого года, — вставил Фентон, — и с тех пор
он больше не собирался...
— Правильно! — кивнул Джордж, в глазах которого засвети-
лась надежда. — Ничего, я тебя вылечу, дружише! А перерыв, —
медленно объяснял он, — означает, что парламент не распущен.
В ноябре трения между палатами раскалились до такой степени,
что обе стороны вынуждены были собраться на обшей территории,
в Батальном зале...
— Черт побери, Джордж, мне это известно! Я хочу знать, поче-
му лорд Шефтсбери...
Но Джордж, слегка вздрогнув, продолжал рассказ:
— В тот вечер я находился в галерее Батального зала, стены ко-
торой украшены пятью гобеленами, изображающими осаду Трои.
Не хмогу сказать, почему очутился там, — такие веши, как правило,
не держатся у меня в голове... Постой! Припоминаю теперь, что
все ждали порядочной склоки, а значит, можно было неплохо пове-
селиться.
— Вот как?
— Мы с Джорджем Рейвнскрофтом бились об заклад, что кон- .
чится раньше: свечное сало или речи ораторов? Над рекой сгущался
ноябрьский туман. Свечи на высоких стрельчатых окнах горели си-
невато-призрачно и тускло, но огонь в двух каминах полыхал во-
всю. Лорд Шефтсбери разместился у ближнего. Его величество то-
же был там.
— Почему?
— Не знаю. Он сидел у другого огня. Сегодня, когда я увидел
вытянутую коричневую рожу того индейца на табачной вывеске,
грохм меня разрази, если не воскликнул про себя «Сир»! Он, правда,
не скалился, а все время обрыскивал глазами зал из-под зачесанных
на лоб кудрей черного парика. Припоминаешь?
— Н-нет.
— Как ты поднялся со своего места, — повысил голос
Джордж, — и, указав на лорда Шефтсбери, произнес самую обли-
чительную речь из всех возможных в таком роде?
На сей раз холодная дрожь пробежала по телу Фентона.
В глубине закопченной харчевни поблескивал огонь. На вертел
уже давно жарились каплун и голуби Джорджа. Мальчишка (его
так н звали — «вертел»), прикрыв лицо мокрой тряпкой, поливал
жаркое жиром из большой супной ложки. Куски мяса раскачива-
лись над огнем на железных цепях...
— Нет! — воскликнул Фентон. — Нет и нет! Это сделает лорд
Галифакс годы спустя! Не я! Не я!
Джордж расслышал лишь последние слова.
— Не ты? Гром меня разрази, но я сам слышал! Все обратились
к тебе, разинув рты. Царила кромешная тьма — только в каминах
255
пылал огонь. Ты таил свой гнев, как скупец — свое добро. «Милор-
ды и джентльмены! Вот сидит человек, которого зовут лорд
Шефтсбери...» — А что я еще сказал?
— Не перебивай! — Джордж нахмурился. — Я помню начало
твоей речи и ее конец. Но... — он вдруг хитровато прищурился, —
скажи, Ник, правда ли то что ты говорил о прошлом лорда
Шефтсбери?
— О его прошлом? Что именно?
Фентон, судя по всему, был явно озадачен, и Джордж решил
подловить приятеля и выяснить, не притворяется ли тот безумцем.
— Будто в самом начале Великого мятежа лорд Шефтсбери,
тогда еше совсем молодой человек, прослыл яростным роялистом
и доблестно сражался на стороне Карла Первого, до тех пор пока...
Фентон выпрямился и закончил мысль Джорджа:
— ...пока, подобно псу, не учуял, что фортуна отвернулась от
короля и звезда его клонится к закату. Тогда переметнулся к «кру-
глоголовым» и стал столь же рьяно распевать псалмы...
— Ав Абботсбери? — хрипло подсказал Джордж.
— В Абботсбери он был уже таким ревностным «круглоголо-
вым», что вознамерился заживо спалить захваченный гарнизон роя-
листов вместе с домом одного из них.
Мальчишка-«вертел» поливал мясо, и капли жира, разбрызгива-
ясь и злобно шипя, падали на охваченные пламенем угли. Багровые
сполохи озаряли харчевню.
— Но он всегда держал нос по ветру, — спокойно и тихо про-
должал Фентон. — При Реставрации опять каким-то образом заде-
лался роялистом и, улыбаясь и кланяясь (а он иногда может быть
очень любезным), приветствовал Карла Второго.
И снова капли со злобным шипением шлепаются в огонь.
— Стоит ли рассказывать, как он увеличил свое состояние? Как
ревностное служение новому королю сделало из Энтони Эшли Ку-
пера — «маленького человечка с тремя именами» — могуществен-
ного лорда Шефтсбери? Но он снова учуял неладное. Лозунг «До-
лой папство!» предвещает бурю, которая сметет короля, и милорд
совершает очередной ход.
До сих пор Фентон бесстрастно излагал факты. Но сейчас впер-
вые скопировал подмеченную сегодня манеру: повернулся и плюнул
на пол.
Джордж ликовал.
— Так ты все помнишь! — повторял он, дергая Фентона за ру-
кав. — Значит, это не сумасшествие, Ник! Хватит, больше ты меня
не надуешь! Ты был пьян, когда выступал с речью перед палатами!
Уж я-то знаю, как ты можешь пить — неделями напролет до беспа-
мятства. Ты и сегодня, вижу, тоже напился, но сознаться не
хочешь!
256
Что ж, так было бы проще всего, и Фентон криво усмехнулся,
якобы соглашаясь.
— Против милорда и его партии, — Джордж с сомнением пока-
чал головой, — ты выдвинул шесть пунктов. И умело осадил возо-
пивших — кого мошной глоткой, а кого — остротой. Но каков был
финал твоей речи! О, его я буду помнить до скончания дней!
Джордж встал и, указав рукой в красноватую тьму, где ему, ве-
роятно, мерещился Шефтсбери, продекламировал:
— Четырежды отступник, четырежды предатель. Трижды же-
нат и трижды богач. Титула два и дважды подлец. Будет мертвец
и проклят — однажды. И шпага сия ускорит процесс!
Джордж опустился на стул, задумавшись, во власти воспо-
минаний.
— Вот так, Ник! Что тут поднялось! Казалось, обвалится кры-
ша! И все это время лорд Шефтсбери сидел у огня, поигрывая кру-
жевным платочком. Сам он маленький, плюгавенький, а носит
огромный белокурый парик, куда там моему! В твою сторону
взглянул лишь раз — невозмутимый, словно бог. И только раз
(как мне передали потом) обратился к лорду Эссексу: «Этот малый
мне не нравится, — по-девичьи томно сказал он, — его нужно
проучить».
— Проучить, — медленно повторил Фентон.
Он по привычке, как то бывало с ним всегда в минуты разду-
мий, потянулся рукой к затылку и, обнаружив там парик со шля-
пой, хотел было снять последнюю, но вспомнил, что в обществен-
ных местах сие не полагалось, и опустил руку.
— Проучить, — подтвердил Джордж с полуулыбкой. — А по-
мнишь, что произошло три дня спустя? Ты ехал домой глухой
ночью в компании луны после попойки в «Белой Лошади». В пу-
стынном месте на тебя напали трое молодчиков и стащили с седла.
Фентон молчал. Рука его медленно сжалась в кулак.
— Если не ошибаюсь, — в голосе Джорджа слышалось легкое
сочувствие, — они вовсе не хотели убивать тебя. Могущественный
лорд в таких случаях обычно приказывает расквасить нос и отдуба-
сить хорошенько...
— Я восхищен завидной умеренностью лорда Шефтсбери!
Джордж взглянул на него, учуяв сарказм, потом фыркнул и сухо
посоветовал:
— Лучше восхитись своей: одного разбойника нашли поутру по-
лумертвым в канаве. Ты раскроил ему череп его же дубиной. Дру-
гой со вспоротыми кишками каким-то образом дополз до «Белой
Лошади». Третьему удалось скрыться.
— Припоминаю, — солгал Фентон.
— Послушай, забияка, — Джордж придвинулся ближе, мне ты
можешь довериться, я не разболтаю. Многие недоумевали, почему
9 Джон Карр
257
ты-спустил ему это. Вот уже несколько месяцев ты только и дела-
ешь, что пьешь и размышляешь. А из дома выбираешься лишь по-
кататься по Мэлл или... или к Мег Йорк на Кинг-стрит, пока не
перевез ее жить к себе. Поговаривали, правда, что Мег сама залучи-
ла тебя. Утверждали также, что ты перепугался...
— Неужели? — удивленно осведомился Фентон.
И снова Джордж быстро взглянул на него, томимый неясным
подозрением. Но белозубая улыбка из-под ниточки черных усов бы-
ла столь дружеской, что он тут же успокоился. Фентон же пол-
ностью владел собой. Сэр Ник затаился — ни тени его, ни при-
знака.
— А, вот и обед! — Джордж с облегчением рыгнул.
К ним приближался окутанный жарким облаком громадный
трактирщик и нес на больших досках дымящееся мясо. Джордж
распахнул камзол и вытащил из подвешенных к левому рукаву но-
жен столовый прибор — заточенный с одной стороны кинжал.
— Нет, плачу я! — твердо сказал он, захметив, что Фентон полез
в карман. — Ты и так, задира, швыряешь золотые направо и нале-
во. Ладно, не унывай и принимайся за еду.
Кувшин вина Вхмещал добрую кварту, а на случай, если вы забы-
ли собегвенный нож, харчевня могла снабдить ножом и в придачу
к нему вилкой.
Фентон глотнул Канарского и поперхнулся. Коричневато-белое
вино оказалось таким крепким, терпким и переслащенным, что у
него тут же защекотало в носу и свело небо. Но куда больше его
изумило то проворство, с каким Джордж разделывался с каплу-
ном — орудуя лишь ножом и швыряя кости на стол, в специальный
ящичек. Голубей он истребил не менее интересным манером, о чем
Фентону доводилось читать прежде. Пригвоздив жирного голубка
к доске, Джордж разрезал его на четыре части и съел их одну за
другой вместе с костями.
«Каков век, таковы и нравы! Приступай!» — воскликнул про се-
бя Фентон и воткнул нож в мясной пирог, который, как он и пред-
полагал, оказался размером с добрую супную миску. Его новые, по-
волчьи острые зубы вгрызались в тонкие, но очень жесткие куски
мяса.
Отведав жирной жидковатой подливки, он понял, что если не-
медленно не бросит это занятие, его, как пить дать, стошнит и,
положив нож и вилку, стал обдумывать план действий.
— Э-э... Джордж!
— М-М? — или что-то подобное прохрустело ему в ответ из
набитого рта. Джордж раскраснелся. Физиономия его лоснилась.
В глазах горел гастрономический восторг.
— В какое время вернее всего можно встретить лорда Шефтсбе-
ри в трактире «Голова Короля»? — небрежно спросил Фентон.
258
Проглотив последнюю четвертушку последнего голубка,
Джордж запил ее Канарским и вытер руки о спинку своего шелково-
го жилета, дабы скрыть от обозрения жирные пятна.
— Как правило, днем. Если, конечно, не заседают лорды или
Совет. Стой! Я совсем забыл: он там всегда бывает по вторникам
с часу дня и до полуночи, — добавил Джордж, упустив из виду, что
сегодня как раз и был вторник; — Он...
Фентон поднялся, а Джордж, неожиданно осознав свой промах,
взглянул на него с неподдельным испугом.
— Я отправляюсь туда прямо сейчас, — сказал Фентон.
Глава 9
«ДЛ ЗДАВСТВУЕТ КОРОЛЬ!»
Головы, торчавшие на колах над Темпл-баром, принадлежали
отнюдь не государственным изменникам, а всякому неизвестному
люду — трупам, выловленным в реке или подобранным в городе
и окрест него. Когда опознать покойника не удавалось, ему отруба-
ли голову, вымачивали ее в растворе уксуса с семенем тмина и вы-
ставляли «на позор» — авось, кто и признает.
Раскачиваясь на ветру, головы косились неласково с каменной
серо-черной громады Темпл-бара, и от мертвых глазниц и распя-
ленных ртов прохожего бросало в дрожь.
По другую сторону ворот, на углу Флит-стрит и Чансери-лейн,
стоял трактир «Голова Короля» — почерневшее от времени дере-
вянное строение на высоком цоколе и с перильчатым балкончиком.
— Я, конечно, рискну, — вежливо сказал лорд Джордж Хару-
элл, — Но все-таки, Ник, там, где дело касается лорда Шефт-
сбери...
Они подошли к Флит-стрит, и Фентон, замешкавшись, оглядел-
ся по сторонам. Но Джорджу, как всегда, не терпелось:
— Идем же, черт возьми! Чего ты, собственно говоря, хочешь
от него?
— Много чего!
— А именно?
— Лорд Шефтсбери намерен проучить меня, а мы посмотрим,
не удастся ли мне проучить его.
— Уж не вздумал ли ты вызвать его на дуэль? Он — благород-
ный лорд...
— Твой отец тоже благородный лорд!
— Все так, только старый скряга редко показывается в Лондоне.
Он никто. А это совсем другое дело. Лорд Шефтсбери решителен
и смел, не говоря уж о...
— Он — решителен?! Он — смел?!
259
— Когда пожелает — о, да! Будь осторожен, Ник! Не говоря
уже о том, — позволь мне досказать, — что он старик и от своей
язвы — прежелчный. Да он просто посмеется над тобой! И послед-
нее, почему ты не сможешь напасть на него прямо сейчас... —
Джордж указал пальцем на верхний этаж трактира. — Он сидит
там в одной из комнат со своими приятелями, а при них — пятьде-
сят шпаг. И весь трактир, я думаю, уже кишмя кишит кинжалами.
Они и близко-то не подпустят тебя к нему.
— Подпустят, будь уверен!
Ветер стих. Выглянуло солнце. И теперь вывески раскачиваются,
сотрясаемые грохотом самой Флит-стрит. Всюду трубы на покатых
крышах. Они тянутся до горизонта и там растворяются в сизова-
той дымке. Черный дым валит отвесными клубами, осыпая улицу
тяжелым дождем сажи.
Мимо вразвалку прошел коренастый малый в красных пантало-
нах с широким кушаком и в подколотом парике — судя по всему,
моряк. На одной руке у него еще виднелся след от пороха. Он до-
брался до перекрестка и остановился в раздумье.
На противоположной стороне улицы, как бы не решаясь пере-
прыгнуть канаву водостока, стояла скромного вида девица в поно-
шенном платье с очень открытым корсажем и широкополой соло-
менной шляпке, из-под которой алели нарумяненные шеки. Завидев
морячка, она прищурилась, изобразив на лице некое подобие улыб-
ки. Сей достойный малый, словно прошитый током, одним прыж-
ком одолел улицу со всеми ее препятствиями, и парочка, обняв-
шись, как в хорошо разученном танце, удалилась вверх по Чансери-
лейн вальяжным шагом.
— Мастерски проделано! — восхитился Джордж и даже вытя-
нул шею, глядя им вслед. — Да здравствует военно-морской флот!
Фентон тоже смотрел в ту сторону. На Чансери-лейн было мно-
го роскошных домов, в основном преуспевающих адвокатов, и пе-
ред каждой дверью стоял привратник с жезлом. Но встречались до-
мишки и поплоше. Интересно, в каком из них поселится Мег — под
надежной защитой капитана Дюрока...
— Пойдем, — торопил Джордж, — пока там еще открыто. Не
наткнись на колесо точильщика! Прыгай давай... вот так!
Они стояли перед решетчатым окном в нескольких шагах от
входа в «Голову Короля».
— Прошу тебя в последний раз, — горячился Джордж, — не
угрожай ему шпагой!
— Шпагой? — Фентон обернулся. — Кто говорит о шпаге? У ме-
ня и в мыслях этого не было!
— Но ты же сам сказал, что хочешь его «проучить»!
— Вот именно! Покуда не поперхнется моим уроком! Погоди,
я же забыл наши трофеи...
260
— Какие трофеи?
— Шляпу с зеленой розеткой и негодную вставную челюсть. Ты,
я вижу, подобрал их, — шляпа, вон, торчит у тебя из кармана! По-
жалуйста, дай мне их!
Джордж был так ошеломлен, что без всяких расспросов вручил
оба предмета, которые Фентон тут же запихал в левый карман сво-
его камзола. Теперь он совсем не походил на Ника, впрочем, на
степенного ученого мужа тоже смахивал лишь отчасти, хотя по-
следнее — кто знает? — представлялось более вероятным. Несмот-
ря на смуглую кожу, лицо его казалось бледным, но глаза глядели
бесстрастно, словно у карающего судьи.
— Вправе ли я, погрязший в блуде и чванстве, судить лорда
Шефтсбери? — спросил Фентон. — Да, вправе! Потому что могу
извинить все, кроме одного — предательства. А этот кичливый гос-
подин, как уже было замечено, ухитрился сменить друзей и веру
не раз, а четырежды!
— Так уж заведено, Ник, и с этим надо примириться!
— Спасибо, не собираюсь!
— Ник, Бога ради!..
Фентон распахнул дверь.
Джордж, наклонив голову, словно с намерением прошибить сте-
ну, двинулся следом. Гвалт внутри стоял невообразимый, и понача-
лу никто вроде бы не признал в вошедшем сэра Ника.
В довольно большом помещении с закопченными стенами гуля-
ла и бражничала всякая мелкая сошка, но учиненного ею бедлама
хватило бы с лихвой на весь «Клуб зеленой ленты». Кругом валя-
лись длинные почерневшие скамьи и такие же почерневшие столы,
столики, скамейки, стулья, табуреты. Самый воздух, казалось, ку-
рился смрадными парами эля, вина и прочего хмельного зелья.
Шляпы и парики покачивались над кожаными и оловянными
кружками, огромными пивными посудинами, бутылями и даже
чашками. Здесь играли в карты — приподнимаясь и шлепая их об
стол, словно с намерением (буде что не так) тут же перерезать про-
тивнику горло. Под лестницей гремели костями. Многие курили
глиняные трубки, окутывая почти ползала вонючей завесой табач-
ного дыма. В этом кошмаре, пригнув головы, призраками сновала
прислуга с кружками. «Сию минуту, сэр!», «Лечу, сэр!» — пригова-
ривали они, особенно, впрочем, не усердствуя. Кто-то стучал по
столу кружкой, окликая подавалу, который, мелькнув подобно мол-
нии, тут же скрывался из виду.
Фентон, при том, что не был чужд хмелю и табаку, в здешнем
чаду поперхнулся ll закашлялся.
— ТУт никого нет, — наконец проговорил он. —Пойдем сразу
наверх! — Но Джордж потянул его за рукав.
— Гляди! — бормотал он, тараща глаза. — Вон там, слева у
двери!
261
За маленьким столикохм сидел очень старый и толстый человек
с огромным, как у Бахуса, животом и распухшими подагрическими
ногами, обутыми в тупоносые башмаки. Его когда-то шикарный
камзол вытерся и порыжел, хотя местахми был аккуратно подшто-
пан. С левого бедра на трех почерневших от времени ремнях —
сердце Фентона екнуло от радости — свисала старая шпага «кава-
лера» с чашевидным эфесом.
А перед ним на столе...
— Цитра! — шепнул Джордж на ухо Фентону. — А старик...
«Оказывается, за эти без малого триста лет цитра ничуть не
изхменилась, — подумал Фентон. — В детстве я играл на ней —
правда, та выглядела попроще — и, наверное, даже сейчас смог бы
что-нибудь исполнить».
— Достопочтимый сэр! — громко сказал он.
Старик вздрогнул, зашевелился, и вдруг глаза его прояснились,
и широкая багровая физиономия расплылась в улыбке, перед кото-
рой, вероятно, не смог бы устоять и сам лорд Шефтсбери. Пухлые
пальцы коснулись цитры, наигрывая мелодию, но в невообразимом
шуме ее было едва слышно:
Да здравствует король! Да здравствует король!
Гей-гоп, веселей! Веселей!
Врагам его — юдоль, печальная юдоль!
Гейтгоп, веселей! Веселей!
Слова Фентон знал по памяти и, услышав то, что хранилось в
святая святых его сердца, затрепетал от радости. Ведь то звучала
песня времен Реставрации.
— Надеюсь, ты вспомнил мистера Рива? — весело спросил
Джордж. — Он часто навещал вас с Мег в Эпсоме и, кстати, был
одним из тех, кто отдал все свое состояние покойному королю, —
добавил Джордж с горечью. — Во времена Оливера у него отобра-
ли поместье и даже титул...
Пусть околеет, кто нс пьет.
Пусть прахом по миру пойдет.
Гнилой веревки не найдет.
Чтоб удавиться с горя...
Пока Джордж говорил, мелодия оборвалась, и на физиономии
мистера Рива снова проступило прежнее безразличное выражение.
— А, пустое! — мягко сказал он надтреснутым, но еще доволь-
но сильным голосом, словно речь шла о чем-то давно забытом и
даже неприятном.
Фентону очень хотелось задать ему один вопрос, но он не ре-
шался, поскольку знал ответ и страшился его, однако искушение
все же оказалось сильнее.
262
— Простите, сэр, ваши имение и титул... их вернули вам при
Реставрации? Или хотя бы выплатили часть денег?
— Молодой человек, с тех пор прошло пятнадцать лет!
— Но, сэр, неужели вы не обратились с петицией к новому
королю?
— Э-э-х! — И мистер Рив махнул рукой, как бы оправдыва-
ясь. — Конечно, я ходил в Уайтхолл, но вокруг него толпилась та-
кая прорва народу, без сомнения, с куда более важными просьбами,
чем моя. И потом, там собрались все эти молодые наглецы, как
мы их тогда называли, разряженные в пух и прах, — и я невольно
стушевался.
Он покачал головой, седые волосы, прикрывавшие лысую ма-
кушку, рассыпались по вороту его потрепанного камзола. Хотя сей-
час мистер Рив был чисто выбрит, не составляло труда предста-
вить, что в прошлом он отращивал пышные бакенбарды и не менее
пышные усы.
— Говоря по правде, тогда я носил этот же самый камзол. Мне
ведь исполнилось восемьдесят лет. Уже тогда я был старым, об-
трепанным «кавалером» — без денег и манжет. Подойди я к его
величеству, то-то бы они веселились, то-то насмехались! И потому
удрал потихонечку — от врага бы не побежал, а оттуда удрал, так
и не достав из кармана свою петицию.
— И вы никогда с тех пор не появлялись при дворе?
Мистер Рив посмотрел пристально, изучающе и добавил с лег-
ким смешком:
— У меня встречный вопрос: вы, я слышал, горячий сторонник
партии короля. А знакомы ли вы с его величеством?
К счастью, Фентону припомнились две строки из рукописи
Джайлза.
— Мне... довелось однажды встретить его в Парке, й я покло-
нился ему. Он ответил учтивой фразой.
— Но вы не говорили с ним?
— По-моему, нет.
— Я слышал, несколько месяцев тому назад вы произнесли в
парламенте блестящую речь, которая повергла всех в изумление и
немало повредила лорду Шефтсбери. Вопрос: и спросили вы на сле-
дующий день, как оно водится в таких случаях, аудиенцию в Уайт-
холле? Король, вероятно, выказал бы вам свою признательность...
— Нет! — Наверняка Фентон не знал, но чувствовал, что в по-
добной ситуации они с сэром Ником поступили бы заодно.
— А почему?
— Черт возьми, я бы пошел! — выпалил Джордж.
Мистер Рив бесстрастно взглянул на Джорджа и снова повер-
нулся к Фентону:
— Так почему же?
263
— Не знаю, — честно ответил тот.
— А я знаю. Причиной тому ваша проклятая гордость! А вдруг
его величество решит, что вы сделали сие чинов и званий ради?
Уж лучше манкировать самому королю! Я прав?
Фентон придвинул короткую скамью и уселся напротив старого
«кавалера».
— Не знаю, — повторил он, покачав головой, — трудно ска-
зать...
— Ладно! — мрачно бросил мистер Рив. — Есть вещи, которые
просто не следует делать, даже если ты в прав. Ну что, разве мы
с вами не похожи?
Фентон полез было в карман за деньгами, но Джордж не
унимался:
— Погодите! — Он даже побагровел. — Может быть, не очень
учтиво, и все же: почему вы здесь? Неужели вы шпио... — голос
его осекся.
— Бросьте, — фыркнул старик. — По-моему, это честный про-
мысел, и я действительно не гнушаюсь им отчасти. Не бойтесь,
здесь нас никто не услышит. Бывает, что и подберу кроху-другую
для мистера Чиффинча, а то, если повезет, и сэру Роберту Саделлу
посодействую. Мне до смерти противны эти «ленточные» охвостья,
хоть они и выставляют себя радетелями нашей англиканской
церкви.
В продолжение беседы непонятно почему Фентон думал о Ли-
дии. А может, как раз и понятно, ведь она, пуританка по воспита-
нию, так и не стала ею по духу. Сквозь смрадные пары Фентону
мерещились широко расставленные голубые глаза, вздернутый но-
сик, ниспадавшие мягкой светло-каштановой волной волосы... Де-
вять лет он лелеял в душе этот образ и теперь, наконец, увидел
ее вживе. Как страстно любила она того человека, за которого при-
нимала его, но он-то им не был. И снова пришла на ум да-
вешняя молитва, что вырвалась у него поутру, после расстава-
ния с Лидией:
— Господи, сделай так, чтобы старый пень в юном обличье был
достоин ее похвалы, дай мне сил!
Теперь эти силы надо искать.
— Думаю, нам лучше прекратить разговор,— тихо сказал Фен-
тон. — Мистер Рив, могу я попросить вас об одной услуге? Одол-
жите мне на четверть часа вашу цитру!
— Цитру? Охотно! — пробурчал тот и подвинул через стол ин-
струмент — фута три длиной, с поблескивающими струнами. —
А к чему она вам?
— Хочу пойти наверх, поприсутствовать на совете «Зеленой
ленты».
Старый джентльмен ничуть не удивился.
264
— Не сомневаюсь, что именно так вы и намерены посту-
пить, — проворчал он и посмотрел Фентону прямо в глаза. Потом
перевел взгляд на его перепачканные кровью руки: — Что ж, я не
прочь составить вам компанию!
— Подумайте, вы рискуете своим местом у... у... — возбужден-
но начал Джордж.
— Ерунда! — отрезал хриплый голос.
Мистер Рив с трудом поднялся на распухшие ноги, качнулся бы-
ло, но удержал равновесие. Стоя он казался совсем круглым, ко-
мичным и одновременно величественным, наверное, потому что
одутловатую физиономию пьяницы украшали почтенные седины
архиепископа.
— Для хорошей потасовки я немного ослаб ногами,— хихикнул
он, любовно поглаживая чашевидный эфес шпаги, — и все же
«Грязная Бесси» еще сможет угостить иного панталонника в круже-
вах парочкой славных ударов. Идемте, друзья!
— Коли так, следуйте за хмной! Но покуда я не подам знак, про-
шу вас сохранять молчание и шпаги не обнажать.
Они гуськом направились к лестнице: Фентон — во главе, за
ним — Джордж, последним шел мистер Рив. Но там дорогу им
преградил вынырнувший неизвестно откуда подавала с черными,
торчащими, как у дикаря, патлами:
— Простите, джентльмены, туда нельзя!
Фентон окинул его таким свирепым взглядом, какой даже не
снился сэру Нику.
— Я — сэр Николас Фентон, — сказал он, заметив невольный
страх, мелькнувший в глазах «дикаря» при упоминании имени. —
Дай нам пройти, и кости твои останутся целы.
Тот проворно отступил в сторону, сделав, однако, попытку
окликнуть сидящих наверху. Правая рука Фентона, скрытая цитрой,
легла на эфес, клинок показался из ножен, и подавала, смекнув, что
дело пахнет убийством, сдавленно прохрипел:
— М-молчу, сэр!
Клинок скользнул в ножны, а к ногам чернявого упал сверкаю-
щий золотой. Такого куша ему не перепадало года полтора. Пода-
вала проворно схватил монету, решив, что раз молчание — золото,
значит, и стоит того.
Мистер Рив, пыхтя, с трудом ковылял по лестнице, но в целом
все прошло благополучно. В левой руке Фентон намеренно выста-
вил напоказ цитру, а голову отвернул чуть вправо, к стене — чтобы
скрыть лицо.
Внизу ревела изрядно опьяневшая толпа. На мгновение восемь-
десят пар глаз с подозрением посмотрели на лестницу. Впрочем,
все тут же вернулись к своим кружкам, трубкам, картам, — рассудив,
что это, вероятно, музыканты идут ублажать слух «Великих».
265
В те времена наверху в трактирах обыкновенно располагались
уединенные кабинеты, но в «Голове Короля» их было совсем не-
много, и то лишь в глубине дома, а большую часть помещения зани-
мал огромный зал, как этажом ниже. Крышу поддерживали пря-
мые черные балки с наклонными, как у виселицы, перекладинами.
Солнечный свет пробивался в комнату сквозь закопченное решетча-
тое окно. Мебель стояла такая же, что и внизу, но общество собра-
лось куда спокойнее и числом поменьше: человек тридцать
джентльменов и несколько лордов, занятых важной беседой.
С лестницы тянуло табачным дымом, однако тяжелого перега-
ра здесь не чувствовалось. Тут не играли в карты или кости и тру-
бок на всю компанию приходилось одна-две — не больше. Богато
расшитые камзолы, жилеты, золотистого цвета подвязки, огром-
ные, туго завитые блестящие парики и широкополые шляпы — все
говорило о том, что их владельцы если не сливки знати, то, по
крайней мере, очень богатые люди. От усиленных возлияний физио-
номии почти у всех присутствующих стали багрово-красными.
В комнате установилась тишина. Они, конечно же, слышали ша-
ги по лестнице, но продолжали шептаться, подчеркнуто не обращая
на шум никакого внимания. Лишь прерывистое дыхание выдавало
назревавший гнев. Эти, в большинстве своем честные люди, верили
лорду Шефтсбери и опасались одного — заговора папистов.
Наверху перила шли вдоль стены. Лицом к ним, за высоким
длинным столом, сидели двое.
«Я много о тебе наслышан, — думал Фентон. — Говорят, тебе
все нипочем... Что ж, посмотрим!»
Лицо сидящего слева скрывал огромный, низко надвинутый бе-
локурый парик. Это и был лорд Шефтсбери. Он сосредоточенно
рассматривал стаканчик, наполненный белым вином, а из-за его ле-
вого плеча глазела сквозь окно перекошенная физиономия — одно
из многих украшений Темпл-бара.
По правую руку восседал Джордж Вилльерз, второй герцог Бе-
кингэм, тучный, багроволикий, в прошлом — отчаянный бретер, но
сейчас, к без малого пятидесяти годам, сменивший прежнюю поте-
ху на новую — политику. На нем был шелковый бордовый камзол
с богатой кружевной отделкой, туго завитой каштанового цвета па-
рик, а на столе перед ним стояла добрая кварта вина.
Фентон сделал еще пару шагов и, прижимая к груди цитру, при-
слонился с самым беспечным видом к перилам. Джордж и мистер
Рив встали справа от него.
Никто из присутствующих не пошевелился, даже не взглянул в
их сторону.
Тогда пальцы Фентона ударили по струнам: он хотел наиграть
мелодию — наиграть так, чтобы каждая ее нота, громкая и отчет-
ливая, звоном отдавалась в ушах:
266
Да здравствует король! Да здравствует король!
Гей-гоп, веселей! Веселей!
Врагам его — юдоль, печальная юдоль!
Гей-гоп, веселей! Веселей!
Фентон совсем разучился играть на цитре, и прошло какое-то
время, прежде чем ендяшие в комнате смогли узнать мелодию.
Первым опомнился лорд Шефтсбери. Он уже было поднес стакан-
чик к губам, но вдруг осторожным движением поставил его обрат-
но и отодвинул от себя.
И тут, как по команде, спохватились все прочие. Его светлость
Бек поднял кварту и, обрушив ее на стол, с грохотом отставил
в сторону. Сидяший поблизости маркиз Винчестер со страшнььм
скрежетом отпихнул свой зеленый стаканчик чуть ли не на край
стола. Послышался еше скрежет, и еще. Осанистый, но мертвецки
пьяный джентльмен, пожелав ударить кружкой об стол, врезал ею
об угол, и кружка, последовав за кларетом, со звоном свалилась
на пол.
Первым раскрыл рот его светлость Бек.
— Сэр Николас, — проговорил он глубоким, не лишенным лю-
безности голосом, — если вы намерены при соединиться к обществу
истинных патриотов, милости просим, и веселитесь на славу,
но... — Парики посовещались, и окончание прозвучало довольно су-
рово: — Лорд Шефтсбери желает знать, зачем вы пришли сюда!
— В таком случае пусть об этом спросит сам лорд Шефтсбери!
Шефтсбери поднял взор. Поначалу лицо его могло показаться
даже добродушным, несмотря на острые, словно вырезанные брит-
вой черты: длинный нос, узкий подбородок и огромные, какие-то
изнуренные глаза. По понятиям того времени, он был уже старым
человеком, хотя ему исполнилось всего пятьдесят четыре года. Ми-
лорд славился умом, обаянием, красноречием и всегда, с мастер-
ством истинного политика, выдержанный и невозхмутимый, умел
скрывать подлинный ход своих мыслей.
Сейчас он поигрывал кружевным платочком: подбрасывал его
в воздух, ловил, снова подбрасывал — и так два-три раза, словно
пытаясь припомнить ускользавшее из памяти имя.
— Э-э-э... сэр Николас Фентон?
— Милорд... Шефтсбери?
Раздался оглушительный скрип, словно все стулья и скамьи ра-
зом, обдирая стружку, сдвинулись назад, а мускулы сидевших на-
пряглись в едином порыве. Лорд Шефтсбери сделал первый выпад
и тут же получил сдачи. Но он, казалось, не заметил этого и про-
должал забавляться с платочком.
— Что ж, сэр Николас, — снисходительно сказал он, — вы, я
вижу, очень способный человек и подаете большие надежды. Итак,
чем могу быть полезен?
267
— Во-первых, милорд, хочу доложить о результатах вашего
второго «урока».
— Не понимаю...
— Двое из тех, что пытались преподать мне ваш первый
«урок» — мертвы, третий — скрылся, однако в тот раз я, увы, не
оставил себе никакого «конспекта». Но сегодня...
Цитра перешла к Джорджу, а тот передал ее мистеру Риву. Фен-
тон тем временем извлек из левого кармана помятую шляпу с зеле-
ной розеткой, аккуратно расправил ее и вдруг резким движением
швырнул ее, так что она, пролетев над шляпами и париками, упала
на высокий стол рядом с лордом Шефтсбери.
— Это украшение принадлежало одному из эльзатских громил,
подосланных вами ко мне сегодня утром. Я раскроил ему череп,
и в сей момент он покоится на пожарных кадушках.
Лорд Шефтсбери подбросил платочек и снова поймал.
— А это — вставная челюсть, — Фентон вынул ее из кармана,
и теперь, выставленная на обозрение, она выглядела еще отврати-
тельнее, чем тогда, на улице. Челюсть последовала за шляпой, но
не долетев до цели, разбилась о стол перед лордом Уортоном. Тот
от неожиданности вскочил на ноги.
— Обладал сим предметом другой громила. Им занимался мой
друг лорд Джордж Харуэлл, а я лишь нанес ему последний удар,
который, надеюсь, оказался смертельным. Милорд, ваше внима-
ние начинает утомлять меня, — закончил Фентон изменившимся
голосом.
— Мое внимание? — мягко переспросил тот. — Боюсь, вы
слишком льстите себе. А кабы и так, неужто вы, скромный баро-
нет, осмелитесь угрожать мне?
— Нет, милорд. Я пришел сюда, чтобы приоткрыть вам
будущее.
По комнате прокатился легкий смешок и вдруг, как ни странно,
затих.
— Начните с меня! — его светлость Бек даже перегнулся через
стол от нетерпения. — Мое будущее вы можете предсказать?
Этот «дуэлянт, политик, скрипач и фигляр», как в свое время
напишет о нем поэт Драйден, отличался умом и дарованиями, а
потому был симпатичен Фентону. Но Шефтсбери, казалось, и сам
заинтересовавшийся, жестом остановил Бека.
— Так вы прорицатель? — насмешливо спросил он. — Прошу
вас, говорите!
— Его величество — отец своему народу или, как изволил выра-
зиться его светлость, — Фентон кивнул на Бека, — по крайней ме-
ре, доброму его большинству. У него уйма незаконных детей, но
законного наследника нет и быть не может, виной чему — беспло-
дие королевы Екатерины. Однако даже под страхом адских мук он
268
не согласится упрятать ее в монастырь или подать на развод. Его
преемником на троне должен стать его брат, герцог Йоркский, ко-
торый, как говорят, перешел в католичество. Вашим первым ша-
гом, милорд, будет парламентский билль, лишающий герцога
Йоркского права престолонаследия. А затем вы попытаетесь сме-
стить и самого Карла Второго, бросив клич...
— Долой папство! — рявкнул лорд Уортон и стукнул по столу
кружкой.
— Долой папство! — взвизгнул маркиз Винчестер.
Крик подхватили, и, достигнув нижней залы, он громовым эхом
сотряс стены трактира. По лестнице, перескакивая через ступеньки,
понеслись подавалы с новым питьем для «Великих». Бек залпом
осушил пинту кларета, а лорд Шефтсбери, явно довольный, пере-
ждал, пока шум не стихнет. Фентон, не меняя вальяжной позы, с
безмятежной улыбкой наблюдал за происходящим.
— Вы говорите общеизвестные истины, — сухо заметил милорд.
— Погодите, я еще не все сказал, — Фентон выпрямился. —
Через несколько лет ваше могущество станет практически безгра-
ничным. Вы оставите след в истории, — при этих словах из-под
опущенных век Шефтсбери мелькнул огонек удовлетворенного
тщеславия, — вас назовут организатором и истинным вождем соб-
ственной партии, отцом «политической кампании» и «кампании
слухов». Вы превратите чернь в чудовище, куда более страшное, —
в толпу. Погодите, и это еще не все! Через три года усилиями од-
ного презренного лжеца разнесутся слухи о «папистском заговоре»,
и вы, воспользовавшись моментом, нагоните страху на весь город.
Прольется кровь, заполыхают пожары, многих казнят. А в конце
концов...
Лорд Шефтсбери, самодовольно ухмыльнувшись, изящно пома-
хал кружевным платочком.
— Ав конце концов? — скорее подтолкнул, нежели переспро-
сил он.
— Вас ждет поражение, — приглушив голос, совсем как сэр Ник
в Батальном зале, сказал Фентон, — Король, потворствовавший
вам во всем, сначала обведет вас вокруг пальца, а потом возьмет
за горло всей пятерней.
Кто-то хрипло рассмеялся, но милорд сделал знак, и смех тут
же стих. Казалось, слова Фентона если и задели его, то совсем
чуть-чуть.
— Слишком туманно и общо, — заметил он, — эдак я и сам мо-
гу предсказывать, равно как и любой другой. Через несколько лет!
А почему не через пять—десять? Или сто? Нельзя ли поближе?
— Охотно, милорд! Скажем... через девять дней?
— Уже лучше! Итак?
Фентон снова прислонился к перилам.
269
— В настоящий момент вы, милорд, — член Королевского сове-
та. Ваша сила велика, в ваших руках нити всех тайных интриг, и
потому отставка представляется вам совершенно невозможной.
Однако ровно через девять — ровно через девять дней, милорды и
джентльмены! — вас, словно пса, изгонят из Совета и из Лондона!
Поднялся невероятный шум, а глаза — все тридцать пар
глаз — угрожающе воззрились на Фентона. Правая рука мистера
Рива уже потянулась к эфесу, но милорд небрежным движением ус-
покоил разбушевавшиеся страсти.
— Может быть, заключим пари, сэр Николас?
— И закладом в нем будет моя жизнь! Если девятнадцатого мая
вам не дадут отставку, я отправляюсь в любое, самое безлюдное
место, которое вы укажете. Запомните, милорд, девятнадцатое мая.
— Полагаюсь на вас, мой добрый Бек.
— А потом, — Фентон говорил резко, словно швыряя слова ему
в лицо, — когда билль о праве престолонаследия будет отвергнут,
когда вы проиграете сражение против короля и станете немощным
полубезумным старцем, вы, потрясая костлявой рукой, воскликне-
те: «У меня есть десять тысяч бравых парней!», но рядом никого
не окажется. Вы останетесь один — без друзей и былого величия.
Гробовое молчание. Все взгляды устремлены на лорда
Шефтсбери.
«Без былого величия!» — никто в комнате, кроме Фентона и са-
мого милорда, не догадывался, что именно стоит за этими
словами.
Лорд Шефтсбери был человеком принципов (в чем нимало не
сомневался и сам Фентон). Он искренне, почти маниакально ненави-
дел католическую церковь. Его мало волновали деньги, вино и жен-
щины, но власть — безграничная власть! — ради нее, «не поступа-
ясь» добродетелью, милорд решался пойти и на мелкую ложь, и
на гнусное убийство.
Он внезапно выпрямился в полный рост и бросил на стол кру-
жевной платочек. Потом, как бы желая оправить камзол, повернул-
ся к окну и там, за решетчатой створкой, увидел отсеченную голо-
ву. Все это время она, слегка покачиваясь, обозревала комнату.
Лорд Шефтсбери поспешно отвел взгляд и сел.
— Право слово, сэр Николас, — сказал он со смешком, — вы
так смелы в своих предсказаниях...
— Нет, милорд, я не предсказатель и не пророк. Я просто рас-
полагаю фактами.
— Что ж, думаю, вас следует познакомить с моими друзья-
ми — если не со всеми, то хотя бы с одним. С ним я просто обязан
вас познакомить.
При этих словах Бек наклонился к Шефтсбери и стал что-то на-
шептывать, явно возражая. Потом к ним осторожно приблизились
270
другие парики в разноцветных шляпах с гладкими перьями, и ше-
пот заполнил комнату. «Только без драки!» — донесся до Фентона
чей-то голос. Другой зашипел так громко, что отчетливо прозвуча-
ла вся фраза:
— Черт побери, рановато козыряете!
— Будь осторожен, — пробормотал Джордж, ткнув локтем под
ребра Фен гону.
— Эге! — откликнулся из-за его спины мистер Рив. — Старый
мошенник давеча отвернулся к окну, чтобы не завизжать от ярости.
Провалиться мне на этом месте, если сейчас не пойдет кровавая
потеха!
Фентон, преподав обешанный урок, спокойно ждал.
Казалось, приведенные доводы ничуть не убедили лорда Шефтс-
бери. Он прошептал что-то, и его ответ, судя по реакции, удовлет-
ворил всех. Бек остался на месте, а разноцветные шляпы бесшумно
вернулись к своим столам.
— Прошу вас! — милорд махнул рукой, в глубь комнаты, и зна-
ком приказал подняться одному из сидевших там за круглым сто-
лом джентльменов.
И тут взору Фентона предстала фигура столь диковинная, что
он как ин тщился, так и не смог припомнить что-либо ей по-
добное.
Даже в сравнении с Долговязым, сей джентльмен выглядел
очень высоким и тошим, однако на этом сходство между ними кон-
чалось. В обрамлении каштанового парика, обсыпанного по моде
Людовика XIV, золотистой пудрой, — такого длинного, как ни у
кого другого в комнате, — влажно поблескивали темные глаза:
скрывались ли в них затаенная злоба или глубокая печаль —
трудно сказать, равно как и то, чем объяснялась мертвенная блед-
ность вытянутой физиономии — тоже пудрой или естественными
причинами? А пламенеющий на щеках кирпичный румянец? Обла-
чен он был в белый камзол с золотой геральдической лилией
и темно-синий жилет с золотыми пуговицами, белые узкие пан-
талоны, красные чулки и белые башмаки с высокими красными
каблуками.
Сия причудливая фигура, чуть вздернув одно плечо, пошла меж-
ду столов семенящей походкой. Румянец на его щеках меж тем раз-
горался все ярче.
«Он прибыл сюда в карете или портшезе, — рассуждал про себя
Фентон. — В противном случае его тут же со свистом и улюлю-
каньем забросали бы грязью».
В то суровое время многие щеголи, отчаянно заботясь о своем
наряде, брали за образцы расфуфыренных богатых бездельников
или же театральные костюмы, тем самым лишь отдавая дань мо-
де — не больше. Насколько бывает обманчив изнеженный томный
271
вид, знали все, включая Фентона, ибо по-дамски изысканное платье
скрывало зачастую бесстрашное, как у самого короля Карла, сердце
и отлично владеющую шпагой руку.
Цок-цок! — чеканили красные каблуки, пока человек в золотис-
том парике шел к перилам лестницы и затем, обогнув их слева,
приближался к Фентону.
— Еще один прихвостень, — с отвращением прошептал
Джордж. — Еще один громила! Этот обошелся им подороже. По-
осторожней с ним, Ник!
— Разрешите представить вам капитана Дюрока, принадлежав-
шего в недавнем прошлом к свите французского короля, — громко
и сладкогласно объявил лорд Шефтсбери.
Из-за спины Фентона послышался глубокий, с присвистоти вздох
Джорджа.
— Кровь и плоть Христова! — прошептал он и сунул пра-
вую руку под левый борт камзола, туда, где висел зачехленный
кинжал.
— Полегче! — бросил через плечо Фентон и, повернувшись на-
лево, взглянул в лицо человеку, о котором за сегодняшний день
слышал уже не раз.
Фигура в белом камзоле не спеша подходила все ближе, слегка
придерживая длинными крепкими пальцами левой руки золотую
головку шпаги, подвешенную, по моде французского двора, на
длинной перевязи. И снова воцарилось гробовое молчание. Все с
откровенным любопытством наблюдали за происходящим. Кто
продолжал сидеть, кто привстал, иные выглядывали из-за спины.
Фентон услышал, как темноликий лорд Уортон в черном парике
шумно осушил пинту мальвазии.
Капитан Дюрок остановился футах в шести от Фентона.
— Месье! — почти сладко сказал он и, столь же сладко улыб-
нувшись, обнажил испорченные зубы. При этом в его темных,
влажно-печальных — а может быть, злобных? — глазах мелькнул
огонек. Затем, приложив руку к груди, отвесил глубокий поклон,
так что несколько золотых пылинок осыпалось с напудренного
парика.
Фентон, не говоря ни слова, чинно поклонился в ответ.
— Увы, — посетовал капитан Дюрок, театрально выпрямив-
шись и прижав руку к сердцу, — мне исг’енне жаль, что вы и я
должны немного объясниться, да?
«Ты не француз, — подумалось Фентону. — Уж очень странный
у тебя акцент. Ъ>1, должно быть, полукровка откуда-нибудь из
Центральной Европы».
— Но мы не будем ссориться, — казалось, сама мысль о том
шокирует Дюрока до глубины души. — О, нет, нет! Мы просто...
маленькое оскорбление, секунданты, место, время — сегодня,
272
завтг’а? Когда вам угодно! Tout a fait comme il faut, n’est-ce pas?1 —
Helas!1 2 — выдохнул он и подошел чуть ближе. — Это вопг’ос
шести, но не политики! О, нет, нет! Tiens3 я знаю! — Глаза его
разгорелись, и длинная физиономия с кирпичным румянцем на
шеках придвинулась вплотную к лицу Фентона. — Тепег’ вопг’ос!
Кто наикг’асивейшая леди в госудаг’стве? Отвечайте быстг’о!
Кто она?
— Моя жена! — запальчиво воскликнул Фентон и тем вызвал у
собрания просто гомерический хохот.
Сказать такое, как он запоздало сообразил, было по понятиям
того времени невероятной глупостью. «Зеленые розетки» просто
покатывались со смеху: кто стучал по столу кружкой, кто подни-
мал свою в насмешливом тосте, прочие кричали «Браво!».
Капитан Дюрок, проявляя талант недюжинного комика, медлен-
но повернулся к публике, пожал плечами, развел руками, всем сво-
им скорбным видом как бы говоря: «И што, скажите на милость,
делать с этим шеловеком?»
Щеки Фентона пылали. «Не теряй головы! — подсказывал внут-
ренний голос.— Не теряй головы!». И он постарался сдержать
гнев. Надо было сразу догадаться, что тот странный взгляд с само-
го начала выражал лишь насмешливое презрение. Размалеванный
псевдофранцуз, видно, думает, что сможет разделаться с ним дву-
мя-тремя ударами шпаги, и потому хладнокровно разыграл этот
жеманный спектакль с вызовом на дуэль, дабы не пострадала дра-
гоценная репутация «Клуба зеленой ленты».
Капитан Дюрок повернулся на каблуках и снова театральным
жестом прижал руки к груди.
— Месье! — опечаленно сказал он, — в этом вопг’осе мы с вами
г’асходимся во мнениях. Наикг’асивейшей, vous comprenez4, являет-
ся пг’елестная мадам Мег Йог’к!
— Пусти, — хрипло пыхтел за спиной Фентона Джордж. —
С меня довольно!
Он, само собой, не собирался утруждать себя дуэльными цере-
мониями: с окаянного французишки хватит удара кинжалом, и так
оно — кто знает? — возможно, было бы к лучшему, но капитан
Дюрок продолжал:
— А сейшас... мое маленькое оског’бление. Я не буду удаг’ять
вас — о, нет, нет! — Его даже передернуло от этой мысли. — Тако-
го пг’екг’асного джентльмена, как вы! Я пг’осто сделаю вам ма-
ленькое оског’бление... вот так!
И, изогнувшись всем своим тощим телом, он приподнялся на
1 Все должны быть по правилам, не так ли? (фр.)
2 Увы! (фр.)
3 ПослушаПтс! (фр)
4 Вы понимаете (фр.)
носки и легонько указательным пальцем щелкнул Фентона по кон-
чику носа:
— Voila!1 Откровенно нелепый жест выставлял Фентона в столь
смехотворном свете, что присутствующие дружно загоготали. По
щекам у них катились слезы. А капитан Дюрок, нимало довольный
собой и уже не сдерживая ухмылку, привалился к перилам.
— Это и есть ваше оскорбление? — громко осведомился Фентон.
— Mais naiurellmeni, mon ami!1 2
На сей раз Фентон помнил о своей недюжинной силе и, развер-
нувшись всем корпусом, правой рукой залепил Дюроку звонкую по-
щечину — будто мушкетная пуля с треском разорвала туго натяну-
тую кожу. Сказать, что капитан под мошной, словно удар топора,
оплеухой, пробив перила, кубарем свалился с лестницы, значило бы
не сказать ничего. Казалось, на долю секунды его золоченые нож-
ны, белые панталоны, красные чулки и белые башмаки с высокими
красными каблуками просто зависли в свободном падении вверх
тормашками.
Но то был обман зрения. Дюрок плашмя, с оглушительным
грохотом и потеряв на лету парик, свалился на лестницу, пересчи-
тал все ступеньки до последней и там, в сплетении ног, ножен, обо-
рок и манжет, наконец затих.
Один из присутствующих, держась возможно дальше от Фенто-
на, бросился к лестнице. Подоспевшие трактирщик с прислугой
осматривали распростертое тело.
— Ну что? — крикнули сверху.
— Не знаю, сэр! — громко отвечал трактирщик. — По-моему,
ничего хорошего. Похоже, левая нога сломана. Тут поблизости, в
«Целителе» живет костоправ. Может, послать за ним?
«Зеленая розетка» оглянулся на Шефтсбери и, когда тот кивнул,
крикнул вниз:
— Посылай!
Фентон обернулся к собранию:
— Я не буду удаг’ять вас — о нет, нет! Таких пг’ск’асных
джентльменов, как вы, quel dommage!3
— За шпаги! — тихо и грозно рявкнул мистер Рив. — На лест-
ницу! Эти канальи ждать не станут!
Фентон с Джорджем почти одновременно обнажили шпаги. У
Фентона, правда, вышла небольшая заминка, поскольку сэр Ник за-
был вытереть кровь с лезвия после драки в переулке Мертвых, и
она, запекшись, склеила клинок с ножнами. Но все-таки шпага под-
далась.
1 Вот гак!
2 Ну конечно, друг мой! (фр.)
' Какая жалость (фр.).
274
Приятели двигались к лестнице, и солнечный свет, проходя
сквозь закопченное окно, тускло поблескивал на лезвиях.
— Сначала Джордж с кинжалом! — скомандовал мистер
Рив. — Если на пути возникнет какой-нибудь баран, колите его на-
смерть! Я — посередине, с бравой песней на устах! Ник — в арьер-
гарде! Они-то знают, что первый, кто сунется к нему, уже по-
койник!
Джордж, сжимая в правой руке шпагу, а в левой — кинжал,
бросился вниз по лестнице. Мистер Рив ударил по струнам:
— «Да здравствует король! Да здравствует король!..» — хрипло
запел он.
Лорд Уортон, тот, что в черном парике, выхватил шпагу, и Фен-
тон, который уже стоял на первой ступеньке, тут же круто развер-
нулся лицом к нему. Тревожное возбуждение охватило его: он был
самим собой и теперь приходилось уповать не на фехтовальное ма-
стерство сэра Ника, а на собственные познания в этом искусстве
и биться до конца.
— «Врагам его юдоль! Печ-ч-чальная юдоль!»
Лорд Шефтсбери недвижно сидел за высоким столом, ни одним
движением не выдавая своих чувств, и потягивал белое вино.
— Вы верите в предсказания? — с сухим сарказмом спросил он
Бека.
— Чушь собачья! — отозвался тот. — Будь я лет на десять
моложе...
— Вперед, Уортон! — скомандовал разъяренный голос.
Лорд Уортон сделал шаг, другой — и вдруг остановился ни жив
ни мертв футах в двенадцати от окровавленного острия и медленно
опустил шпагу.
— «Пусть околеет, кто не пьет..!»
— Как я уже сказал, сие туманно и общо, — пробормотал
Шефтсбери. — Эдак предсказывать может каждый. Но что касается
моей отставки в Совете... Похоже, этот Фентон в большей чести
у короля, нежели я полагал.
— «Пусть прахом по миру пойдет!»
Фентон, судя по доносившимся с лестницы быстрым шагам,
уже достиг нижней ступеньки.
— Дорогу, живо! — ревел вдалеке голос Джорджа. — Откройте
дверь!
— «Гнилой веревки не найдет, чтоб уд-д-давиться с го-о-ря!»
Бам! — входная дверь распахнулась настежь.
— Если мне кто не по душе, — пробормотал Шефтсбери, — дол-
го он на этом свете не заживется. В третий раз я не промахнусь!
— «Гей-гоп, веселей! Веселей!»
И ликующая королевская рать вывалилась из трактира «Голова
Короля».
275
Глава 10
О МЫШЬЯКЕ В ПОСС ЕТЕ
Впоследствии Фентон понял, что те дни, а их оказалось без ма-
лого месяц, были самыми счастливыми в его жизни.
Во-первых, он любил Лидию. Почти боготворил ее. За несколь-
ко недель в ней произошла разительная перемена: из полузачахше-
го, измученного болезнью создания она превратилась в веселую,
счастливую, похорошевшую лицом и телом молодую женщину.
И что самое странное, его Лидия просто обожала.
Он и сам испытывал неведомое прежде чувство удовлетворения.
Профессор истории помолодел не только плотью, но и духом и в
самом деле ощущал себя на двадцать пять лет.
— Теперь у меня есть то единственное, без чего я не могут обой-
тись: ванна и зубная щетка, — порой рассуждал Фентон. — Ко-
нечно, и та и другая весьма далеки от совершенства, однако и в
суматошном двадцатом столетии я, бывало, арендовал сельский до-
мик и наслаждался уединенной жизнью, и чем, скажите на милость,
мое существование здесь отличается от тамошнего?
Или:
— Какие, однако, забавники, эти писатели, которые отправляют
своих героев на сотни лет назад! Да они просто невежды, посколь-
ку не дают бедным персонажам ни минуты покоя: те должны все
время браниться и сетовать на то, как трудно жить без трижды
проклятого прогресса! Подавай им телефоны да автомобили.
А я вот, помню, ничуть не ощущал их отсутствия, когда, си-
дя в своем коттедже в Сомерсете, готовился к защите очередной
степени. Автора — устами его героя — беспокоят дурное состоя-
ние водостока и канализации, суровые законы, власть короля
или парламента, а меня, говоря по совести, все это ничуть не
волнует.
Но было-таки одно темное пятнышко, омрачавшее безоблачный
горизонт: ужасная дата — 10 июня, когда, как утверждалось в ру-
кописи, умрет Лидия. Мысль о ней нет-нет да и начинала сверлить
в мозгу, но он тут же ёе прогонял, клялся себе, что никогда не
допустит несчастья, сделает все возможное...
Случались в это благодатное время, рассказ о котором впереди,
и другие досадные происшествия. Одно из них, в частности, при-
ключилось вечером того самого дня, когда он с Джорджем и мис-
тером Ривом вышел из «Головы Короля» после достопамятного
рандеву с «Клубом зеленой ленты».
Было уже довольно поздно, и Фентон хотел сразу направиться
домой, но Джордж уговорил его отпраздновать победу за кружкой
вина.
— Помилосердствуй! Идти домой в таком виде?! — резонно
276
заметил он. — На что похожи твои руки?! А рукава? Тебе нужно
привести себя в порядок. Идем в «Дьявол», там можно умыться.
В «Дьяволе» они пропустили по паре кружек, а Фентон, на-
сколько то было возможно, «привел себя в порядок». Затем двину-
лись в «Лебедь», который уже в те времена пользовался популяр-
ностью, и там, посреди невообразимого шума и грязи, уселись на
деревянные скамьи с высокими спинками. Джордж с мистером Ри-
вом, не жалея сил, тотчас взялись за «дело».
Фентон отчаянно пытался поспевать за ними, но, чувствуя неве-
роятное отвращение к вину и даже элю, придумал способ избавить
себя от этой пытки. Рядом с его скамьей на полу, раскинув ноги
и вперив взгляд в одну точку, неподвижно сидел мертвецки пьяный
скрипач. Когда трактирщик появлялся с очередной порцией вина,
Фентон незаметно поворачивался и вливал содержимое кружки в
глотку скрипача, которую тот всякий раз услужливо открывал. В
результате он напился до такой степени, что почти протрезвел и,
схватив скрипку и смычок, запиликал с удвоенной энергией.
Мистер Рив, тоже изрядно навеселе, но достоинства не утратив-
ший, аккомпанировал ему на цитре. Завсегдатаи трактира тут же
подхватили мотив и исполнили куплеты, равно замечательные си-
лой выражений и отменной точностью по части женской анатомии.
Джордж каждый раз клятвенно заверял (в общей сложности, на-
верно, раз шесть), что вот выпьет еще одну пинту, потом отправит-
ся вместе с Фентоном на Пэлл-Мэлл и попросит Мег стать его же-
ной. В результате, предсказать который не трудно, поскольку так
оно всегда бывало в подобных случаях, оба — Джордж и мистер
Рив — свалились под стол, после чего Фентон, расплатившись, вы-
нужден был с помощью трактирной прислуги впихивать их в порт-
шезы. Выпытав у мистера Рива адрес его благодетельницы —
«хозяюшки «Восходящего Солнца», на улице Красного Льва, дамы
еще не старой и отменно доброй» — он отправил каждый портшез
своей дорогой и еше некоторое время стоял, глядя на бежавших
впереди факельщиков. Огни ярко светили в сгущающихся сумерках,
но час был еще не столь поздний, чтобы всерьез опасаться шныря-
ющего по улицам разбойного люда.
Отсюда до дому было рукой подать, и добрался он быстро. Ве-
личественный привратник с жезлом все так же, навытяжку, стоял
в дверях.
— Скажи-ка... э-э...
— Сэр, — с достоинством ответил тот, — меня зовут Сэм. —
После чего поспешно выложил Фентону все новости. — За мадам
Йорк прислали экипаж, и она уехала со всем своим многочисленным
имуществом тому с час назад. Рад сообщить вам, сэр, что ее ми-
лость, ваша супруга, поправляется, ей уже лучше, и за последний
только час она неоднократно посылала за вами миссис Пэмплин.
277
— Слава Богу, — облегченно сказал Фентон и почувствовал, как
в груди сжалось сердце.
Величественный привратник поклонился.
— Скажи, Сэм, сколько писем отравили сегодня? Впрочем, те-
перь это уже не так важно...
— Четыре, сэр. Одно от ее милости к модистке миссис Уэблер
в «La Belle France»1, Ковент-гарден. .Другое — от мадам Йорк капи-
тану Дюроку на Чансери-лейн. Еще одно — от мистера Джайлза
к его брату у Олдгейтской водокачки. И еще одно — хм! — от ку-
харки Китти...
— Китти? Разве она умеет писать?
— Ия думал, что нет, — нахмурился величественный Сэм. —
Там были такие каракули, что я не смог разобрать адрес и дал по-
сыльному целый шестипенсовик, лишь бы он скорее убрался.
— Не может быть, чтобы она отправила письмо днем, посколь-
ку в то время, по крайней мере так я наказывал, должна была си-
деть взаперти в моем кабинете...
— Нет, сэр, все письма я отправил рано утром.
«А, неважно!» — подумал Фентон и,* стрелой промчавшись по
вонючему холлу, взбежал по лестнице и направился прямиком в
комнату Лидии.
В отворенную дверь потянуло сквозняком. Пламя свечей качну-
лось и задрожало. Внутри поверх панелей, покрывая все стены
сплошь от пола до потолка, висели гобелены, стояла массивная до-
вольно скромного вида кровать, по углам которой, однако, лепились
золоченые головки купидонов. На высоком стуле в вечернем платье
с глубоким вырезом сидела Лидия. Перед ней на столе возвышался
золотой канделябр с пятью свечами, а на коленях лежала книга.
Судя по бледности лица и теням под глазами, выздоровление
шло с трудом, но все-таки то была Лидия. Она протянула к нему
руки, он тут же заключил жену в объятия и прижался к ее щеке,
словно боялся, что любимая вдруг может исчезнуть.
— Душа моя, — сказал Фентон, когда она, чуть подавшись на-
зад, стала пристально вглядываться в его лицо, — надеюсь, мое ле-
чение не причинило тебе сильной боли, ведь все это тебе же во
благо...
— Пустяки! — ответила Лидия, слегка вздернув бровь, будто с
намерением улыбнуться. Розовые губки ее подрагивали. — Я почти
не страдала, разве что совсем чуть-чуть, особенно когда... — Она
замялась в смущении и тут вдруг увидела, в каком плачевном со-
стоянии находится его правый рукав. — О, Ник, ты...
— Даже если и так, главное, вот он я, перед тобой, цел и не-
вредим!
* «Прекрасная Франция!» (фр.)
278
— Ах, мне следовало бы догадаться о том раньше? Но я не бра-
ню тебя. Даже горжусь тобой, хотя мне и в голову не приходило,
что... — Голос ее замер, словно от испуга.
В углу, подчеркнуто повернувшись к ним тощей спиной и выста-
вив напоказ тарелку, якобы вытирая ее, стояла миссис Джудит
Пэмплин.
Лидия слегка поежилась,’ украдкой взглянула на горничную и,
убрав со щеки Фентона локон парика, шепнула ему на ухо:
— Мы будем вместе нынче ночью, да?
— И все ночи впредь! — громко сказал он и почувствовал, как
ее губы мягко разжались в ответ на его страстный поцелуй.
«Неужели она все еще боится пуританки? — подумал Фен-
тои. — Этому надо положить конец, и незамедлительно».
Он выпрямился и голосом, куда более ледяным, чем прежде, об-
ратился к Джудит:
— Пэмплин, повернись ко мне лицом!
Горничная положила тарелку с тряпкой на туалетный столик и
медленно повернулась. Губы ее были крепко сжаты.
— Я предупреждал тебя о печальных последствиях пуританских
нравоучений моей супруге. Ты нарушила запрет?
— Нет! — воскликнула Лидия. — Я и сама удивляюсь, но она
даже рта не раскрыла. Думаю, в глубине души Джудит добрая
женщина...
— И правильно делаешь, — продолжал Фентон, обращаясь к
чопорной миссис Пэмплин. — Впредь поступай так же, а сейчас
ступай!
Горничная удалилась, затворив за собой дверь.
— Дорогая моя, нельзя позволять этим людишкам запугивать
себя всякими глупостями. Извини, я отлучусь на секунду... надо кое
о чем распорядиться.
— Хорошо, Ник, я буду благоразумной, только...
— Погоди, я скоро вернусь и теперь уже навсегда останусь с
тобой.
Но Лидия никак не хотела выпускать его из своих объятий, и
расставание затянулось еще на пару минут. Потом он сбежал по
лестнице на первый этаж н поспешил в кабинет.
Три свечи в серебряном канделябре все так же возвышались на
резном — в виде голов сатиров — бюро темного дерева и в целом
здесь мало что переменилось, разве что общая диспозиция. Боль-
шой Том, истопник, лежал ничком перед пустым камином, оглашая
комнату молодецким храпом. В кресле, положив голову на подло-
котник, мирно посапывала толстушка Нэн. А двое других, Кит-
ти Софтковер и Джайлз, стояли по сторонам бюро, и Фентон
сразу почувствовал их обоюдную неприязнь, граничившую с не-
навистью.
279
— Прошу прощения, что задержался, — сказал им Фентон. —
Надеюсь, Джайлз, все в порядке?
На побелевших щеках камердинера поигрывали желваки. В руке
он сжимал плетку-девятихвостку.
— Они хотели есть, сэр, и я взял на себя смелость приказать
с кухни холодного мяса и пива.
— Правильно! У вас есть жалобы?
Он посмотрел на остальных. Нэн Кертис, проснувшись при пер-
вых словах, тапочкой вернула к жизни Большого Тома, и оба вско-
чили на ноги.
Китти, сузив глаза и сцепив на груди руки, вся прямо-таки ды-
шала лютой ненавистью. Грудь ее мерно вздымалась, на щеках ле-
жали тени от длинных ресниц.
— У меня есть!
Фентон снова смерил ее долгим взглядом, недоумевая, почему
же она так неприятна ему.
— Этот пропойца, — сказала Китти с жутким выговором и
махнула головой в сторону слуги, — посмел приставать ко мне.
Хватал за юбки, вот так...
Джайлз резко оборвал ее и не дал показать, как именно он хва-
тал за юбки.
— Девчонка говорит правду. Она дерзнула сделать одно замеча-
ние, касающееся вашей особы, которое, если позволите, я передам
вам наедине...
— Джайлз, ты можешь поступать, как тебе велит совесть, но
чтобы я об этом не слышал. В противном случае мне, увы, придет-
ся тебя наказать.
— Ты что, не накажешь его сейчас? — не веря своим ушам, гнев-
но взвизгнула Китти. И тут до Фентона наконец дошло, что она
в присутствии всех постоянно ему тыкает, а он по причине ее дур-
ного выговора просто раньше не замечал этого.
— Вопрос о наказании мы обсудим потом. — Фентон достал из
кармана и бросил Джайлзу кошелек. Тот ловко поймал его на лету.
Затем из того же кармана был извлечен пакетик с мышьяком. —
Этот яд весом в сто тридцать четыре грана, купила ты. Отрицать
сие бессмысленно, поскольку я был в «Синей Ступке». Теперь ска-
жи, кто тебя послал туда?
Китти долго молчала, глядела на него, прищурясь, и наконец
пожала плечами.
— Уж если ты не знаешь, кому тогда знать?
— Я-то знаю, — Фентон был дьявольски спокоен. — Джайлз!
Делай, как я приказал. Отправляйся с ними на кухню. Пусть Китти
приготовит посеет (я уже не сомневаюсь, что яд в одном из ингре-
диентов) и все трое выпьют его.
На сей раз Китти промолчала и только ухмыльнулась —
280
нижняя губка вытянулась прямо линией, а верхняя — изогнулась,
словно лук Купидона.
Фентон в глубине души сознавал, что давеча гневался и потому
принял решение слишком суровое по отношению к преданным ему
слугам.
— Не бойтесь, — сказал он, посмотрев по очереди на каждого
из них, — вреда от этого вам никакого не будет.
Джайлз встал на цыпочки и снял с бюро подсвечник. Нэн Кер-
тис, утерев на ходу слезы, первой двинулась к выходу; за ней —
Большой Том, поправляя вихор на лбу; абсолютно невозмутимая
Китти шла последней, и канделябр в руке камердинера освещал
процессию золотистым светом.
Фентон помнил, что лестница на кухню вела из дальнего конца
•холла, а прямо над ней располагалась столовая.
— Повремените! — крикнул он в тот самый момент, когда
Джайлз уже собирался сойти вниз.
Кто-то поспешно спускался по верхней лестнице. Это была Ли-
дия, в том же вечернем платье — бордовый цвет менялся в мерца-
нии свечей и отливал то белым, то золотым.
— Ник, можно я с вами? У меня есть тому причины, правда!
В ноздри Фентону уже ударили кухонный чад и вонь подвала,
которые он и сам переносил с трудом.
— Нет, Лидия, тебе туда нельзя! И потом, ты нуждаешься в
отдыхе. Позволь Джайлзу проводить тебя наверх.
— Нельзя? А почему? — ее голубые глаза даже округлились от
удивления.
— Как почему?
— Всем известно, что мой отец, — Лидия потупилась, — обла-
дал значительным состоянием и жили мы в достатке, но он ча-
стенько, дабы укротить мою гордыню и научить смирению, застав-
лял меня чистить кухню, а она была погрязнее нашей.
«Жаль, что боров уже сдох, — подумал Фентон, — а то, кля-
нусь, дал бы ему такого пинка под зад, что летел бы он отсюда
аж до Ладгейтского холма!»
— Лидия; — Фентон улыбнулся, — я не могу заставлять тебя,
но буду очень признателен, если ты выполнишь мою просьбу.
— Ну, раз так... — она не знала, что сказать.
— Джайлз, дай мне плетку, а сам проводи миледи в ее комнату.
Да, будешь идти назад, захвати часы — любые.
Когда шаги затихли в отдалении, Фентон начал спускаться вниз.
Незачем говорить, что вонь здесь стояла невообразимая. Освеще-
ние, впрочем, тоже оставляло желать лучшего. Свечи стоили доро-
го, и в службах использовали сальные лампы с плавающими фити-
лями. Они-то вкупе с красноватыми отблесками догорающего
очага и освещали кухню.
281
Мутный красный свет. Тяжелый муторный запах. Дьявол, его
случайный знакомец, любит разыгрывать свои спектакли в такой
декорации. Но он сейчас, должно быть, далеко, занят другими ду-
шами, которых миллионы. По правую руку от Фентона шла кир-
пичная стена, по левую — оштукатуренная, но грязная...
Он задохнулся, сердце толчками колотилось в горле. Кто-то от-
делился от правой стены и шел, невидимый, рядом с ним. Чьи-то
руки схватили его за талию. Прохладные губы коснулись шеи.
— Ты это нарочно, я знаю, — тихо, с довольным смешком про-
шептала Китти.
Фентон отшвырнул ее к противоположной стене, но лестница
была шириной всего в несколько футов и особенного шума это не
наделало, разве что с легким хрустом отвалился кусок штукатурки.
— Мне по нраву, когда меня бьют, и по нраву, когда секут, —
зашептала Китти, глядя на него невинными голубыми глазищами,
в которых блестели огоньки. — Только не этим! — и она указала
на стальные наконечники плети.
Фентон, собравшийся уже рявкнуть на нее, чтобы шла вниз, не-
вольно замолчал, услышав очередной шепоток:
— А ты здорово придумал, когда поселил Мег-чертовку в ком-
нату напротив супружницы. Они там следили друг за другом, а мы
с тобой тем временем...
(Так вот чем объясняется столь странное поведение сэра Ника!
Да где были его глаза?! Впрочем, понятно где... Но что он нашел
в этой... этой...)
— Смотри! — прошептала Китти.
Фентон не шевелился, ожидая услышать еще какое-нибудь от-
кровение. Они стояли на середине лестницы. Китти снова придви-
нулась бочком, но теперь стояла на ступеньку ниже, заглядывая
ему в лицо.
— Смотри, как я припрятала твой подарочек! — шепнула она и,
подавшись вперед, ткнула в распахнутый ворот перепачканной ру-
бахи. Вокруг ее шеи была повязана грязная лента, а за ней, между
грудями, висело кольцо, оправленное в виде змейки. В каждом вит-
ке скрученного тремя рядами тельца злобно поблескивали «глазки»-
бриллианты.
— Шикарно! — проворковала рыжая потаскушка.
— Это дал тебе я?
— Ты! Кто же еще?
Она снова, по-кошачьи искательно, бочком придвинулась к нему.
У Фентона уже чесались руки дать ей хорошего тумака, но Кит-
ти сама, поскользнувшись, опрокинулась навзничь и, с воем пере-
считав ступеньки, уселась внизу, целая и невредимая, вытаращив
глаза.
Из кухни послышался взрыв хохота, причем громче всех старал-
282
ся Большой Том. Упасть с лестницы считалось здесь отменной
шуткой. Где-то в глубине звонко лязгнул об пол железный поднос.
С появлением Фентона смех сразу стих. Китти вскочила на ноги
и немного посторонилась, давая ему пройти. Ее лицо приобрело
загадочное и торжествующее выражение. В ноздри Фентона ударил
невероятный смрад, и он, с трудом сдерживая отвращение, осмот-
рел кухню. Вопреки его ожиданиям, она представляла собой не под-
вальное помещение, а полуподвал, поскольку в глубине ее тускло
поблескивали два окна, покрытые толстым слоем пыли и забран-
ные тяжелыми решетками, сквозь которые виднелись задворки ко-
нюшни и уголок сада.
Огромный очаг (точно такой же Фентон уже видел сегодня в
харчевне) был пуст. Рядом по стенам висела разная утварь — горш-
ки, сковороды, чайники. Имелись тут и крысы: он отчетливо слы-
шал мягкое шуршание их лапок. Длинный стол для прислуги по-
крывал кусок потертого гобелена, сосланного сюда из господских
покоев ввиду ветхости. Помещался здесь и высокий дубовый буфет,
названный впоследствии сервантом. На одной из его полок тускло
горели сальные лампы, а на прочих — красовались стоймя тарелки
и чашки, в основном глиняные, хотя встречалась там и муравленая,
и даже фарфоровая посуда.
Неожиданно Большой Том подскочил с тяжелой кочергой к углу
буфета и, произведя ею совершенно неописуемый звук, торжеству-
юще поднял над головой мертвую крысу. Ее морда едва ли не каса-
лась его непослушного вихра.
— Мастерски исполнено! — выдохнул Фентон.
Большой Том, нимало довольный, подошел к массивной полке,
под которую сваливали отбросы, и уже собрался бросить туда свой
трофей, но передумал и аккуратно опустил его в огромный, разме-
ром с печную трубу, сточный колодец, полив сверху водичкой из
большой кадушки. Наблюдавшая за его маневрами Нэн Кертис
одобрительно кивнула.
— Теперь пусть Китти приготовит посеет точно так, как делает
всегда, — распорядился Фентон. — Нэн!
— Сэ-э-р?
— Стой рядом и наблюдай, чтобы все было исполнено, как
обычно.
Китти, подняв роскошную голову, с деланной беспечностью по-
дошла к буфету, достала оттуда миску с яйцами и поставила ее на
стол. Потом взяла глиняную мисочку, нож, вилку, разбила четыре
яйца и быстро стала взбивать их ножом и вилкой под пристальным
наблюдением Нэн Кертис.
На лестнице послышались шаги. Появился Джайлз с часами под
мышкой и вновь чем-то озабоченный. Из-за его плеча выглядывала
Лидия, явно не осмеливаясь сойти в кухню.
283
— Сэр, — взмолился слуга, — миледи так уговаривала меня,
так улещивала, что, дескать, вы сказали не в кухню, а значит, на
лестнице ей быть можно.
Лидия держала канделябр с тремя свечами и смотрела с таким
откровенным простодушием, что Фентон сразу смягчился.
— Ладно! — сказал он, в глубине души совсем не желая ее при-
сутствия.
— Спасибо! — воскликнула она и, нимало не смутясь, уселась
на предпоследней ступеньке лестницы. Джайлз подошел к буфету
и поставил на полку часы — украшенный искусной резьбой деревян-
ный яшичек, с ярким циферблатом и медленно раскачивающимся
маятником — так, чтобы все могли их видеть.
— Мистер Джайлз?.. — пробормотала Китти, которая уже
взбила яйца в желтоватую пену.
Камердинер открыл горку, где хранилась парадная посуда, и до-
стал фарфоровую миску емкостью побольше пинты. Поставив ее
на стол, поспешил в переднюю часть кухни, к дверце, ведущей, оче-
видно, в винный погреб.
— Молоко! — всполошилась Нэн Кертис. Дрожащими руками
она вынула из буфета плоскую крынку, прикрытую тарелкой от
мух и прочей живности. — Оно совсем свежее: нынче поутру прине-
сли от молочницы. А вдруг свернется? — И, не успев понять, что
делает, поднесла крынку к губам и попробовала содержимое.
— Хорошее молоко, сладкое! — голос ее дрогнул. В испуге, на-
конец-то сообразив что к чему, она посмотрела сначала на крынку,
потом, как некогда Джордж, на руки, словно боялась, что они тут
же, прямо у нее на глазах, вспухнут и почернеют.
— Вреда тебе не будет! — успокоил ее Фентон. — Ты отпила со-
всем чуть-чуть.
Но по жаркой кухне уже бежал легкий озноб. Стоявшее здесь
зловоние нарастало, подогреваемое злодейством, а злодейство, чув-
ствовал Фентон, сосредоточилось в маленькой фигурке Китти
Софтковер.
Она небрежно вылила взбитые яйца в ярко раскрашенную фар-
форовую миску с золочеными ножками, добавила туда полпинты
молока и все перемешала. Джайлз между тем принес четверть бело-
ватого вина, откупорил ее штопором и поставил на стол.
Следом в миске оказались четыре маленьких кусочка сахара, ко-
торые Китти достала из помятого, но довольно объемистого бу-
мажного кулечка, и отмеренные на глаз полпинты вина.
— Посеет готов! Пейте! — процедила она и отошла в сторону.
Маятник громко раскачивался в больших часах, но время, каза-
лось, стояло на месте.
И тут Фентон предпринял нечто такое, что все невольно попяти-
лись, а Лидия даже закрыла рот руками. Сунув плетку Джайлзу,
284
он поднял обеими руками миску, сделал несколько больших глотков
и поставил обратно на стол. Потом вынул из кармана панталон
перепачканный кровью платок, коим чистил себя в «Дьяволе», и
вытер рот.
— Я не могу приказывать слугам делать то, на что не осмелил-
ся бы сам, — пояснил Фентон.
Они молча взирали друг на друга, совершенно сбитые с толку
неожиданной выходкой хозяина. Как ни странно, но Большой Том
и на этот раз нашелся первым.
— Правильно! — рявкнул он и, подтянув штаны, направился к
миске.
— Нет! — резко возразил Фентон. — Стой на месте! — Боль-
шой Том, немало озадаченный, подчинился. — Пить будет только
один из вас, — жест был столь повелительным, что Китти прямо-
таки побежала к столу. — Ну, красотка, я выпил, теперь твоя
очередь!
Китти медлила, пристально глядя на него во все глаза. Потом
вдруг поднесла миску к губам, отпила из нее, поставила на стол
и, отойдя вглубь к некоему сооружению, напоминавшему кухонную
раковину, сцепила руки на груди.
«Неужели там нет яда? — подумал Фентон. — Или...»
Тик! — медленно качнулся маятник. Долгая, бесконечно долгая
пауза. — Так!
Фентон стоял у стола, Китти — у раковины. Невдалеке от
нее — Джайлз: черный костюм, огненно-рыжие волосы и почти зе-
леное лицо. На Лидию Фентон старался не смотреть.
— Боюсь, нам придется обождать минут пятнадцать, может да-
же больше, пока не появятся первые симптомы. Да у вас, похоже,
языки отнялись! Все не так плохо! — он рассмеялся. — Пусть пока
кто-нибудь развлечет нас забавной историей. Если...
Большой Том, с кочергой наготове, снова метнулся к буфету и
пришлепнул крысу. Все вздрогнули и посмотрели на истопника.
Одна Лидия, заметив его смущение, ласково улыбнулась. Большой
Том опустил трофей в сточный колодец. Стоявшая рядом Китти
даже не обернулась.
Тик! — пауза все тянулась и тянулась, словно резиновая. — Так!
«Если никто не хочет говорить, — рассудил про себя Фен-
тон, — пусть молчат».
Он опять принялся обдумывать все по порядку.
В миске определенно должен быть мышьяк. Джудит Пэмплин,
особа хоть и несимпатичная, но явно надежная, утверждает, что
каждый день присутствует при приготовлении поссета и каждый
день беспрепятственно относит его наверх Лидии. Отсюда следует,
что яд содержится в одном из ингредиентов, если, конечно, отрави-
тель (или отравительница), как порой бывает, не отказался на
285
время от своих замыслов. Фентон обвел взглядом кухню. Посмот-
рел на часы, которые медленно отсчитывали мгновения вечности,
на тарелки, на длинные деревянные ложки... Что-то беспокоило
его, какая-то опущенная или оставшаяся незамеченной деталь в при-
готовлении поссета.
— Тик! — резиновое время потянулось — и тут...
Четырнадцать минут. В который уже раз ему казалось, что вот
они начались, конвульсии. Фентон снова оглядел кухню. Вдруг пе-
ред его мысленным взором, словно при яркой вспышке просален-
ной цевки в трутнице, предстала вся картина.
— Так вот оно что! — Фентон подбежал к буфету, схватил длин-
ную ложку, вернулся к столу, опустил ее в желто-коричневую смесь
и хорошенько размешал.
— Иди сюда! — он посмотрел на кухарку.
Китти, как загипнотизированная, приблизилась к столу.
— Пей!
— Нет, сначала ты!
— Пей, черт побери! До последней капли!
— Не буду!
Фентон схватился за эфес, и тогда, впервые за весь день, она
побледнела: мертвенно-белое лицо в ореоле медно-рыжих растре-
павшихся волос.
— Хорошо! — прошептала Китти и, когда Фентон отошел в
сторону, взяла миску, медленно поднесла ее к губам, но вдруг, мет-
нувшись к сточной трубе, выплеснула в нее посеет. Миска разби-
лась, а Китти, спиной к собравшимся, нагнулась над отверстием.
— Джайлз, дай ей плетей!
Стальные наконечники взвизгнули и шлепнулись на спину Кит-
ти. Потом еще раз и еше. Фентон даже не содрогнулся. Теперь Кит-
ти уже почти висела над водостоком. Тяжелые волосы рассыпались
по плечам и скрыли перепачканную кровью рубаху. Наконец руки
ее разжались и она упала ничком на кучу отбросов под трубой.
— Пока довольно! — тихо сказал Фентон. — А там видно будет...
Он прошел к буфету, достал тот подозрительный измятый куле-
чек и развернул его. По столу рассыпалось примерно пятнадцать
кусочков сахара.
— Вот в чем секрет! Надо было мне, дурню эдакому, сразу до-
гадаться! Помните, я говорил вам, что мышьяк представляет собой
белый порошок без вкуса и запаха? Смекаешь, Джайлз?
— Да, сэр! Но...
— Если сделать очень крепкий раствор мышьяка, — Фентон го-
ворил с видимым отвращением, — и окунуть в него кусочек сахара,
тот не только не растворится, но даже не потеряет своей формы,
зато прекрасно пропитается мышьяком, а образовавшаяся на нем
белая корочка по цвету нисколько не будет отличаться от сахара.
286
Услышав эти слова, все невольно попятились, глядя на хозяина
с суеверным ужасом.
— Каждый из вас видел, что делала Китти. Когда мешала но-
жом молоко и яйца, — припоминаете? — Отравленного сахара в
миске еще не было. Зато сам посеет мешать не стала. Короче
говоря...
— ... кусочки сахара упали на дно и, растворившись, остались
там лежать вместе с содержащимся в них ядом, о чем она прекрас-
но знала, — воскликнул Джайлз. — Вы с девицей попробовали
только что приготовленный посеет, отпили сверху, и потому все со-
шло благополучно.
Фентон кивнул и, завернув сахар обратно в бумагу, добавил:
— Возьми и храни хорошенько! Если съесть дюжину этих кусоч-
ков сразу — верная смерть!
— Сэр, я... — Джайлз облизнул пересохшие губы и принял куле-
чек дрожащими руками. Поутру он много чего наговорил Фентону,
но тогда, очевидно, просто не придавал значения своим намекам
и предположениям. — Сэр, дело-то для магистрата. Оно, сэр, пах-
нет виселицей!
Китти, павшая телом, но не духом, медленно поднялась на
ноги.
— Для гробокопателя, да? — взвизгнула она, подразумевая хма-
гистрата. — Ох, что я-то могу порассказать этому гробокопателю!
Джайлз щелкнул плеткой, но жест Фентона остановил его. Кит-
ти смотрела не на них, а на Лидию, и во взгляде ее горела лютая
ненависть.
Лидия как настоящее дитя своего времени спокойно воспринима-
ла все, что видела, слышала и даже обоняла. Она сидела на сту-
пеньке, уперев локти в колена и положив на руки округлый подбо-
родок. Теперь подняла голову, полуприкрыв веки и слегка раскрас-
невшись. По своей натуре Лидия не была решительной и властной.
Даже отравительница Китти не вызывала в ней особой неприязни.
Раз такие вещи случаются, есть ли смысл сердиться? Она боялась
другой женщины, и этот панический страх читался в ее глазах.
— Если имеется в виду бриллиантовое кольцо, которое ты у ме-
ня украла... — холодно начала Лидия.
— Украла? — вскричала Китти. — Твой муж...
— Ложь! Я видела, как ты его украла. Это мое кольцо: на нем
изнутри выгравировано мое имя. Впрочем, я не желаю больше
его надевать, так что оставь его себе. Даже кольцо можно...
запачкать.
И тут, к полному изумлению Фентона, Лидия посмотрела на не-
го чуть ли не с обожанием:
— Дорогой мой, я должна была сказать это. Теперь делай с ней,
что хочешь.
<287
Слуги неприязненно смотрели на Китти. Пальцы Джайлза впи-
лись в рукоять плети. Большой Том взвешивал в руке тяжелую ко-
чергу. Разъяренная Китти переводила взгляд с одного на другого.
— Дай ей... — Фентон осекся. Интересно, как бы в таком случае
поступил сэр Ник? — Дай ей... нет, черт возьми, сколько можно
бить женщину!
— Сэр, — подал голос Джайлз, — здесь недалеко, на улице
Оленьего Рога, живет судья, который пользуется репутацией чело-
века строгого и справедливого, по имени...
— Нет! Я не хочу ни скандала, ни виселицы. В конце концов
никто не умер, значит, служители закона нам ни к чему. Дай ей...
пару гиней и чтоб через час ноги ее не было в моем доме. Пусть
забирает кольцо, как того пожелала моя супруга, и убирается вос-
вояси. Надеюсь, у нас есть собаки?
— Четыре мастиффа, сэр. Зубы у них острые, а нрав самый
скверный. А у терьера Любимчика приключилась чумка, и нынеш-
ней ночью он даже не стал охотиться за крысами.
— Отлично! Если эта особа надумает вернуться, спустите собак.
На том и порешим! Желаю всем спокойной ночи.
Фентон взял серебряный подсвечник и последовал за Лидией
вверх по лестнице, освещая дорогу, а четверо слуг так и остались
стоять в полном оцепенении.
Супруги вышли в холл и стали подниматься по другой лестнице.
В правой руке Фентон держал подсвечник, а левой обнимал Лидию.
Разные мысли, одна мучительнее другой, проносились в его голове.
— Я бы отдал все, лишь бы только ты не присутствовала при
этой сцене, — сокрушался он и, скорее почувствовал, нежели уви-
дел, ее изумление.
— Но почему? Ты был неподражаем. Всего за каких-нибудь пол-
часа разрешить ужасную, зловещую загадку, о которой никто и не
подозревал даже, а потом так великодушно обойтись с пре-
ступницей!
— Лидия, что касается кольца, я...
— Ах, оставь, я уже забыла и думать о нем!
— Я не могу объяснить тебе всего, но верь, то был не я...
— Да разве я сама не чувствую этого? Я знаю тебя... — Голос
ее прервался, и остаток пути до спальни они прошли в молчании.
Лидия размышляла. — Не знаю! До чего же странно! Тот, кого
безумно люблю, явился мне прошлой ночью. Я мельком видела его
поутру и вижу перед собой сейчас. Ты... нет, ничего не понимаю!
— И не надо понимать.
Они стояли у дверей ее комнаты. И Лидия украдкой оглянулась
по сторонам, словно боялась увидеть выглядывающую из-за угла
Джудит Пэмплин.
— Мне ведь не нужна горничная, да, Ник? Расстегнуть
288
платье — проще простого, а остальное... хм! — Щеки ее горели ру-
мянцем, глаза блестели, и вся она была один порыв. — Ник, мы
ведь можем обойтись сегодня без ужина, правда?
— Да! Да! Да!
Дверь за ними закрылась.
Наконец-то и в этом доме потухли огни. На востоке, где, засло-
няя горизонт, тянулись вдоль реки старые закопченные крыши,
давно уже пала темь. Там ложились с ранними сухмерками, а просы-
пались на рассвете.
Но любовники наши не знали удержу, и ночь прошла в безумии
страстей и восторгов. Один момент Фентону даже стало казаться,
что эта пуританочка куда как искушена в искусстве любви, и он
начал было проклинать себя, свое другое «я», но мысль мелькнула
и тут же исчезла в неистовом вихре чувств. Перед рассветом, когда
оба, изхмученные, уже почти задремали, Лидия вдруг прижалась к
нему всем телом и заплакала. Фентон понял, что лучше ее ни о
чем не расспрашивать, и вскоре она уже спала. Потом уснул и он.
За окном щебетали птицы. На сером небе проступал бледный рас-
свет. И с этой ночи начались для них счастливые дни.
Глава 11
«ЗЕЛЕНЫЕ» ЩУПАЛЬЦА ЗАШЕВЕЛИЛИСЬ
Прошло две недели. Был май, и листья из нежно-изумрудных
стали темно-зелеными, а Фентон за это время научился многому.
Он научился есть мясо под густым жирным соусом, кое и со-
ставляло теперь главную часть его рациона — без малейшего ущер-
ба, а напротив, к большой радости помолодевшего желудка, а так-
же яйца, рыбу и хорошо созревший сыр. Овощи можно было не
есть совсем, что Фентон и делал, за исключением разве картофеля,
и никто, к его огромному удовольствию, не надоедал ему рассужде-
ниями о том, как они полезны для здоровья.
Он научился пить самое крепкое вино — понемногу, начиная с
кварты, так, что не заплетался язык и не кружилась голова.
Джордж Харуэлл только диву давался, наблюдая эту воздержан-
ность в питье и обзывал его «окаянным праведником». Выговор,
непривычный поначалу, Фентон освоил и теперь разговаривал по-
чти не задумываясь над произношением.
С курением дела обстояли проще. Хотя глиняная трубка облада-
ет неприятной способностью сильно нагреваться, зато виргинский
табак, вопреки его ожиданиям, оказался не так уж плох. Дым, про-
ходя по длинному черенку, попадал сразу в легкие и не саднил небо.
Усилиями Большого Тома супруги обзавелись зубными щетка-
ми. Фентон вручил ему рисунок и раз шесть объяснил, что надо
10 Джон Карр
289
сделать. Младший конюх по имени Дик, мальчишка сметливый и
бойкий, попытался было учить Большого Тома и каждый раз, ког-
да последний сидел, задумавшись над чертежом, начинал ему по-
спешно втолковывать что к чему, но, получив очередного тумака,
кубарем летел в кусты, после чего Большой Том возобновлял пре-
рванные раздумья.
Иногда разнообразия ради он клал рисунок на землю и начинал
прохаживаться вокруг, изучая его с высоты своего недюжинного
роста. Прослышав об этих вдумчивых изысканиях, Фентон уже по-
чти отчаялся когда-нибудь заполучить проклятые шетки.
Кстати, уже первое его нововведение вызвало в доме общий пе-
реполох.
Случилось это 13 мая, на следующий день после его визита к
сэру Джону Гиллиду касательно затопленного помоями подвала.
Накануне у них обедал Джордж, который и прояснил ситуацию:
— Я не понимаю, в чем загвоздка? Речь идет о взятке, только
и всего!
Будучи историком, Фентон редко сталкивался с житейскими
проблемами и потому счел возможным задать следующий неухмест-
ный вопрос:
— Мне что, надо всех подкупать?
— Торговцев, клянусь Богом, нет! Но там, где дело касается по-
кровительства, чинов или выполнения какой-то работы по ведом-
ству канцелярии Уайтхолла — выкладывай денежки, и все тут!
— И это общее правило?
— Да, за малыми исключениями, вроде... моего папаши,—
Джордж пожал плечами. — Но не будем называть имен. Практика
сия установилась давно и выходит далеко за пределы Англии. Мы
покупаем их парламентариев, они покупают наших, и сие отнюдь
не считается зазорным. Придерживайся такой тактики, а я тебе
объясняю, как надо разговаривать с сэром Джоном Гиллидом.
Его приемная располагалась в Казначействе. Помещение было
маленьким, с видом на Петушиную арену, красный кирпич и белая
конусовидная крыша которой ярко выделялась на фоне зелени
Сент-Джеймсского парка. Фентон с удивлением узнал, что отец сэ-
ра Ника и сам сэр Ник состояли в самых приятельских отношениях
с государственным казначеем графом Дэнби — настоящим финан-
совым гением и прирожденным взяткодателем, искусно «подмазы-
вающим» членов парламента в пользу королевской партии.
Здесь, без сомнения, и крылась причина той чрезвычайной лю-
безности, с которой сэр Джон — суетливый человечек в огромном
седом парике и очках в восьмиугольной оправе — принял Фентона.
— Такие вот дела, — Фентон, заключив рассказ, достал из кожа-
ного сундучка на полу и небрежно положил на стол холщовый ме-
шочек, . перевязанный веревочкой и набитый до отказа золотыми
290
монетами. Этого, как он полагал, должно было с лихвой хватить
на осуществление его проекта.
Сэр Джон хмыкнул и задумчиво поднес палец к губам.
— Я вижу одно вполне подходящее решение...
Он предложил отвести трубу под садовую ограду на заднем дво-
ре дома, чтобы нечистоты под террасами «стекали» к Мэлл.
— Гром меня разрази! — воскликнул Фентон, перенявший сие
чудесное выражение у Джорджа. — Но тогда отходы непременно
просочатся к парку его величества, а то и, не дай Бог, выльются
на Мэлл!
— Тут, бесспорно, есть свои сложности...
— Я предлагаю провести трубу в трехстах ярдах от главного
стока.
— Это будет стоить недешево, очень недешево, дорогой сэр!
Фентон нагнулся к сундучку, достал еще один холщовый мешо-
чек, уже побольше, и подложил его на стол рядом с первым.
Сэр Джон снова хмыкнул и, как бы не замечая второго мешоч-
ка, добавил:
— Что ж, полагаю, дело хможно уладить к полному вашему
удовлетворению. А уж для друга лорда Дэнби все исполнят без ма-
лейшей проволочки.— Он встал и одарил Фентона лучезарной
улыбкой.
И точно: работы начались прямо назавтра.
В тот день рано поутру Фентон возвращался к себе от Лидии.
Он шел пружинистым шагом, запахнувшись в коричневый с ярко-
алыми маками халат, развернув плечи; глаза его сияли.
— Слушай, бесстыдник, — шутка предназначалась Джайлзу, —
с этого момента порядки в доме будут новые!
Джайлз открыл неприметную дверцу в маленькую гардеробную,
что располагалась справа от спальни, где висели камзолы, храни-
лись белье и парадная одежда. Сейчас камердинер, явно не зная,
на чем остановить свой выбор, пребывал не в лучшем настроении.
— Может, перенести вашу кровать в спальню миледи, сэр? Так
было бы намного удобнее...
Фентон приказал ему, во-первых, замолчать, а во-вторых, раз-
добыть ванну — самую лучшую — пусть даже ее придется для это-
го изготовить. Она должна быть большой, а изнутри, если то воз-
можно, — отделана фарфором. Одну из комнат на этаже надо осво-
бодить от мебели, оставив лишь пару стульев, и туда поставить
ванну. Отныне сие помещение получит название «ванная комната».
Джайлз начал возражать, но Фентон с помощью тяжелой бот-
форты тут же привел его в чувство.
Но это оказалось еще не все. В комнате поблизости от кухни
он велел установить ванну для прислуги, которая должна была
мыться, по крайней мере, раз в неделю. Распоряжение повергло
291
всех в самое непритворное отчаяние, в том числе и тех шестерых,
коих Фентон пока в глаза не видел.
Собственно говоря, здесь он столкнулся с поколением истинно
независимых англичан. На улице и в трактире, в театре и на пету-
шиных боях они держали себя дворянами и даже заявляли о том
во всеуслышание. Им не дали права голоса, и тогда они отвоевали
привилегию возводить и свергать — словом, то была «партия тол-
пы», на которую лукаво уповал лорд Шефтсбери в своей борьбе
против короля.
Затевая «ванную комнату», Фентон предвидел возможное сопро-
тивление, но то, что она перерастет в настоящую баталию, явилось
для него полной неожиданностью. Он терялся в догадках о причине
столь глупого упрямства и дважды посылал Джайлза на пере-
говоры.
— Сэр, они говорят, что это нечистоплотно.
— Нечистоплотно?!
— Я только передаю вам то, что было сказано, сэр.
Тогда Фентон решился на контрудар, пробивший брешь в их
стойкой обороне. Хороший хозяин выдавал своей прислуге раз в
год по одному костюму и накидке или платью и накидке соответ-
ственно. Парадную одежду каждый добывал себе сам — причем в
ход шли самые разные способы, но о них мы лучше умолчим. Фен-
тон посулил два костюма в год и воскресное платье от себя, в от-
вет на то прислуга, превозносившая доброту и великодушие «ново-
го» сэра Ника, предложила пойти на компромисс.
— Они скрепя сердце согласились мыться раз в месяц, зато по-
обещали ради вас каждую неделю менять исподнее, которое вы
обязуетесь им предоставить, — доложил Джайлз.
— Согласен!
Поскольку дорогу уже перекопали, слухи о происшедшем не до-
ползли даже до соседнего дома, и дело обошлось без пересудов.
У самого же сэра Ника друзей было мало, ибо в своем кругу мно-
гие считали его человеком жестоким и мрачным.
Ванну установили наверху, однако с насосом возникли сложнос-
ти, и потому Большому Тому приходилось каждый день таскать
на себе кадушки с водой.
Что же касается Лидии...
Мысль о ежедневной ванне поначалу смутила даже ее. Фентон
знал: для того чтобы разрушить предрассудки, требовался такт.
И, припомнив древних, а также французских авторов семнадцатого
и восемнадцатого столетия, осторожно объяснил супруге, что, по-
мимо мытья бренного тела, перед двумя особами в одной ванне
возникают и иного рода возможности. Лидия, усвоившая с детства,
что мытье, подобно ночному воздуху, пагубно для здоровья, а вы-
ставлять обнаженное тело — смертный грех, сначала противилась,
292
однако, вслушавшись в доводы мужа, тут же переменила свои
убеждения.
Фентон был от нее без ума. Ему казалось, что та ночь, когда
он впервые увидел ее лицо — покрытое толстым слоем пудры, с
тусклыми, болезненными глазами, — отодвинулась на сотни лет
назад. Каждый день, каждую неделю он замечал в жене перемены.
Глаза стали ярко-голубыми (а белки — молочно-белыми), искри-
лись весельем или глядели со столь знакомым ему томным выра-
жением из-под полуопущенных век. Светло-каштановые волосы
приобрели мягкость и пышность. Теперь, когда мышьяк больше не
вытравлял их корни, к ним вернулся прежний блеск. Кожа выгляде-
ла не то что белой, а матово-розовой. Словом, Лидия вся так и
дышала здоровьем, чувствовала себя счастливой, а потому и наст-
роение у нее переменилось.
— Похоже, я толстею, — воскликнула она однажды с непри-
творным испугом.
— Тебя это лишь красит!
— Потому что из меня вышел весь мышьяк?
— Еше не весь, — серьезно сказал он.
Как-то погожим днем, когда липы на Пэлл-Мэлл уже стояли в
пышном кружевном убранстве, к дому подъехали на рысях Джордж
Харуэлл и мистер Рив.
Фентон повел приятелей в длинную тесную гостиную, где по
стенам висели портреты предков сэра Ника, писанные на дереве,
а не на холсте, и среди них — последний по времени — портрет его
отца. Под картиной, согласно желанию покойного, были прикреп-
лены его шпага и доспехи.
«Это должно понравиться старому «кавалеру», — подумал Фен-
тон и не ошибся. Тот стоял перед портретом, обнажив голову, в
ореоле длинных, обрамлявших лысую макушку волос, придававших
ему сходство с особой духовного звания, и почему-то тревожно
вздыхал всем своим необъятным нутром.
Джордж придвинул стул, уселся и сразу перешел к делу:
— Ник, ты знаешь, какое сегодня число?
Фентон, конечно, знал, поскольку каждый день помечал и вычер-
кивал в специальной книжечке, которая хранилась под замком в
ящике стола в кабинете. Он тешил себя надеждой, что с выдворени-
ем Китти все опасности для Лидии уже позади, но в глубине души
сознавал: так было бы слишком просто, слишком легко, и потому
ощущал постоянную тревогу.
— Девятнадцатое мая.
— Вот именно! — воскликнул Джордж, стукнув кончиками
пальцев по столу. — И сегодня поутру лорда Шефтсбери с позором
изгнали из Королевского совета и из Лондона — в точности, как
ты предсказывал!
293
— Ну и что?
— Слух в мгновение ока облетел все кофейни и трактиры. Зна-
ешь, что болтают теперь «зеленые» языки?
— Могу предположить. А к чему, собственно говоря, ты
клонишь?
Сегодня Джордж был в красном: красного бархата камзол и
панталоны, красная шляпа, жилет, правда желтый, но с рубиновы-
ми пуговицами, желтые чулки, на башмаках — золотые пряжки.
— Ты редко показываешься в обществе, не бываешь ни на балах
в Уайтхолле, ни на приемах — шатаешься в основном по всяким
злачным местам или сидишь у себя в кабинете, но шпагой владеешь
отменно, в прошлом ноябре ошеломил своей речью весь парламент,
а сейчас день в день исполнились твои предсказания!
— Ну так что же, Джордж?
Тот сглотнул. Ему было жарко. Из-под парика бежали струйки
пота.
— Разные дураки поговаривают, что дело тут нечисто, будто ты
заключил сделку с дьяволом...
Фентон посмотрел на него довольно странно.
«И они, эти дураки, совершенно правы, — подумал он. — Я
действительно заключил с ним сделку, однако в тех знаниях, кото-
рыми я располагаю, нет ничего от лукавого».
— Давай-ка начистоту! — взывал Джордж. — Люди здравомыс-
лящие знают, что призраки и ведьмы — не более чем глупые суеве-
рия наших предков...
— И что отсюда?
— Отсюда, гром меня разрази, следует только одно: ты — до-
веренное лицо короля и, само собой, знал обо всем заранее.
— Ты заблуждаешься!
Джордж покосился на приятеля, провел по столу кожаной пер-
чаткой и глубоко вздохнул.
— Поговаривают также, что между твоим домом и дворцом
есть подземный ход, потому-то тебя никто и не видит. Это...— он
замолчал и побарабанил пальцами по столу. — Ты прав, Ник, это
не мое дело!
— Оставь, дружище! Клянусь всеми святыми, что я ни разу и
словом не перемолвился с его величеством, а предсказатель из меня
такой же, как из тебя самого.
— Коли так, то быть посему, и кончим на этом. Ну раз лорд
Шефтсбери теперь вдали от Лондона, значит, и опасности для тебя
больше нет...
— Опасности? Какой опасности?
— Ох, гром меня разрази, язык мой — враг мой! Ладно, коли
начал... ты помнишь, что еще говорил тогда, в «Клубе зеленой
ленты»?
294
— Наверное, разный вздор. Я уже забыл.
— А они нет! И утверждают, что ты предсказал папистский за-
говор, кровавую резню и пожар в Лондоне!
Фентон медленно поднялся.
Суровое время внесло свои коррективы в деликатную натуру
бывшего профессора истории. Сначала он изрыгал проклятия, по-
том, с намерением успокоить оживившегося сэра Ника, прошелся
по комнате. Она сейчас казалась темной, мерцающей серебристым
светом пещерой.
— Ничего подобного я не говорил! — Фентон уже взял себя в
руки и потому произнес слова почти спокойно. — А если точнее,
говорил совсем обратное: что пройдет ложный слух и составится
заговор против невинных католиков, многие из которых примут
мученическую смерть!
Что до мистера Рива, то он, казалось, не вслушивался в беседу:
стоял перед портретом, касаясь попеременно нагрудника, набедрен-
ника, наголенника — странная причудливая фигура с одутловатым
лицом пьяницы и благородными сединами почтенного старца — но
тут, наконец, обернулся.
— Это можем подтвердить мы с лордом Джорджем Харуэллом.
А кто еще?
Дабы удобнее поместить необъятный живот, «кавалер» отодви-
нул стул подальше от стола, уселся, лязгнув об пол длинными нож-
нами, и теперь его старческие глаза проницательно смотрели на
Фентона.
— Сведения, — жест в сторону Джорджа, — в основном исхо-
дят от меня. Я, как любят выражаться некоторые, — «ухо», наем-
ный шпион, хотя и разоблаченный. Но вы, молодой человек, отда-
ете себе отчет в том, что сие значит?
— Я... Я... нет, я...
Слезящиеся глаза все так же мягко и пристально смотрели на
Фентона.
— Когда вы разговаривали с лордом Шефтсбери в той комнате
наверху, все были настолько возбуждены, что запомнили лишь «де-
вятнадцатое мая», поскольку число не сходило у вас с языка. А что
еше они могли запомнить? Даже у честного человека спьяну все
словно в тумане, а эти-то и подавно слышат лишь то, что говорит
их милорд.
Если вы предсказали кровавый папистский мятеж, значит, сами
наверняка состоите в заговоре, а может быть, и возглавляете голо-
ворезов. Очевидно, — улыбаясь, говорил милорд, — к нему прича-
стен герцог Йоркский и, — кто знает? — вероятно, король. Ах, мо-
лодой человек, будь лорд Шефтсбери достаточно силен, вы опреде-
ленно выпустили бы, как джинна из бутылки, междоусобную
войну.
295
— А сам стал бы ее пробкой? — саркастически спросил Фентон,
по-прежнему расхаживая взад и вперед по комнате.
— Сэр Николас, — вакхическая физиономия мистера Рива выра-
зила озадаченное нетерпение, и голос его зазвучал официально, —
вы, я вижу, не понимаете, в каком преступлении обвиняетесь: в го-
сударственной измене — не меньше! Хотите оказаться в Тауэре?
— Напротив, прекрасно понимаю, просто все так неожиданно,
ни с того ни с сего...
— Ну слава Богу! А то уж мне стало казаться, что вас это ни-
чуть не заботит.
— И как я должен теперь поступать?
— А вот как! — мистер Рив улыбнулся и легко постучал паль-
цем по столу.— Если все сказанное вами — правда, значит, надо ис-
просить аудиенции у его величества, что само по себе не представ-
ляет сложностей...
Он замолчал на мгновение, слегка поморщившись, потому что
отстаивать подобным образом собственные интересы не умел, фы-
ркнул и продолжал:
— ...и сказать королю, если он того еще не знает, что назвали
число наобум, что лорд Шефтсбери дважды подсылал к вам своих
громил и изрядно утомил вас своим вниманием (хорошая фраза!),
что вы хотели лишь напугать его бессмысленными предсказаниями,
что...
— ...что, по твоим словам, «папистский заговор» произойдет че-
рез три года, — выкрикнул с другого конца стола как всегда нетер-
пеливый Джордж, — а «зеленые розетки» говорят о «трех меся-
цах»! Ты должен сказать, что сие чистая выдумка!
Мистер Рив сделал в его сторону величественный жест, и
Джордж смолк.
— Вот как надо поступить, — «кавалер» улыбнулся. — Его ве-
личество определенно благоволит к вам. Объяснитесь с ним откро-
венно, и он, привыкший смеяться над всем и вся, подымет их на
смех.
Долгое время Фентон стоял неподвижно, ухватившись за высо-
кую спинку стула и закрыв глаза. Разные, самые противоречивые
мысли проносились в его голове. Но одно было ясно.
— Сэр, этого я сделать не могу! — наконец сказал он.
— Не можете? Почему же?
— Все не так просто...
— Извините, что повторяюсь: вы хотите оказаться в Тауэре?
— Лучше там, чем в Бедламе, среди умалишенных. А они поме-
стят меня именно туда. И потом...
— Мы слушаем вас, сэр Ник!
— Я посвятил свою жизнь и... самого себя единственно изуче-
нию истории, что может показаться вам странным, да, говоря по
296
правде, я и сам так нахожу, но делать из этого посмешище или
забаву не собираюсь!
— Что еще за причуда?
— Все, что я говорил Шефтсбери, — правда. Я не предсказываю,
я знаю! Хотите назову точную дату, когда до короля дойдут пер-
вые известия о мифическом «папистском заговоре»? Извольте:
13 августа 1678 года.
Джордж в непритворном ужасе вскочил на ноги. Мистер Рив
продолжал сидеть, хрипло вздыхая, как добрый школьный учитель,
и поглаживал поросший седоватой щетиной подбородок.
— Помните, вы показывали мне тот портрет? — мягко осведо-
мился он. — Тогда вы, наверно, никак не предполагали, что я уз-
наю его? Просто некий, подобно мне, старый «кавалер», да?
Мысли Фентона невольно приняли иное направление.
— Помню, конечно. Это было у Мег, в Эпсоме, — солгал
он. — Вы частенько навещали нас там. Однако когда мы встрети-
лись той ночью в «Голове Короля», мне показалось, вы даже не
признали меня.
— Не признал вас? — мистер Рив отвел глаза. — Мальчишка,
да я бок о бок сражался с вашим отцом при Незби!1
И снова мысли его перенеслись далеко отсюда, в прошлое.
— Мы двигались вверх по холму, а «бравые драгуны» (бедняги!)
палили из мушкетов по нашему правому флангу, но ни один из нас
не выпал из седла. Мы врезались в линию неприятеля и сокрушили
ее, как фарфоровую тарелку, — глаза старого «кавалера» сияли гор-
достью. — Так молния валит подгнившее дерево, так...
Воздетая рука медленно опустилась на стол, мистер Рив очнулся
и скривил губы:
— Теперь все в прошлом, а тогда мы таки проиграли сражение.
Сквозь пыльный туман я видел, как ваш отец мощным ударом той
самой рапиры, что висит на стене, пронзил навылет шлем «желез-
нобокого»... Потом, уже ночью, когда все было кончено, мы спря-
тались за биваками и видели, как набожные «круглоголовые» изби-
вали в кровь наших маркитанток... — И вновь сделав над собой
усилие, он замолчал. — Довольно об этом! Думаете, меня не забо-
тит судьба сына моего друга? Не знаю, что у вас за странный не-
дуг, но если не хотите помочь себе сами, клянусь, помогу я!
— Вы? — с презрением вскричал забывшийся Джордж и по-
смотрел на обтрепанную одежду старца. — Никчемный пропойца?
Вояка и шпион? Да кто вы такой, чтобы помогать кому-либо?
Тут наконец мистер Рив вышел из оцепенения, медленно отодви-
нул стул, медленно поднялся на ноги, возвышаясь на добрых
1 Незби — место, при котором в июне 1645 г. армия Кромвеля разбила наголову
войска Карла Первого.
297
полголовы над Джорджем, и звук его голоса с ужасающей яснос-
тью прокатился по тихой комнате.
— Я — граф Лоуэстоф! — он было нагнулся за своей старой
шляпой, но тут же снова выпрямился. — Титул вместе с двена-
дцатью поколениями предков принадлежит мне по праву рождения.
Как и имя Джонатан Рив. Негодяи лишили меня титула и помес-
тья, я не владею ими, но они все равно мои, — голос его дрог-
нул. — Боюсь, молодой человек, что в остальном вы правы, но
есть люди, которые еще помнят...
Он снова поискал шляпу и наконец нашел ее. Ничто не нарушало
мертвой тишины в комнате.
С годами прошлое проступает все ярче и отчетливее, оно стано-
вится единственной реальностью, и мы с безнадежной ясностью на-
чинаем понимать, кем смогли бы стать, но, увы, не стали. А если
учесть, что старческая кровь легко разжижает чувства, понятно, по-
чему навернувшиеся на глаза слезы, которые вот-вот грозили пролить-
ся по дряблым щекам, вызвали в нем ощущение, близкое к панике.
— С вашего позволения, — мистер Рив поспешно отвернулся, —
я вас оставлю. У меня... много дел.
— Милорд, — сказал Фентон так учтиво, что старик чуть было
снова не расплакался, — позвольте мне проводить вас. Титул и по-
местье должны и будут возвращены вам: я добьюсь этого — зако-
ном или шпагой!
— Нет, нет, прошу вас, не беспокойтесь! Видит Бог, я действи-
тельно могу помочь вам. У меня есть друзья — сыновья и внуки
моих друзей. Они прекрасно знают, что я не стану одалживать у
них денег, и сообщают мне все слухи, которые просачиваются из
зала Совета. Вы тоже будете в курсе, а значит, и настороже.
Джордж, который просто выпалил то первое, что пришло ему
в голову, теперь мучился угрызениями совести.
— Послушайте! — воскликнул он. — Я вел себя по-дурацки!
Я не хотел вас обидеть!
— А вы думаете, я не понимаю? — ответствовал восьмидесяти-
летний старец. В глубине души он уже не плакал, а хихикал. — Вы,
как всякий молодой человек, презираете слабость. Мы, конечно, по-
едем вместе, просто я хочу пойти вперед: мне теперь трудно вде-
вать ногу в стремя, но пусть уж это видит только конюх. До свида-
ния! — И Джонатан Рив, он же граф Лоуэстоф, он же виконт Стоу,
церемонно откланявшись, прихрамывая, вышел из гостиной — с
обидой, спрятанной глубоко внутри, но гордо, словно шел на ауди-
енцию к принцу Руперту.
После его ухода Фентон буквально обрушился на бедного
Джорджа. Тот со стыда готов был сквозь землю провалиться.
— Ты-то кто такой, чтобы честить кого бы то ни было «пьяни-
цей», «пропойцей» и подобными словесами?
298
— Ник, я погорячился... ты вел себя так неразумно, говорил
очень уж странно, точно сумасшедший... я хотел в твоих же ин-
тересах.
— Ладно, оставим! Когда мы после «Головы Короля» отправи-
лись бражничать в «Лебедь», ты поклялся, что разыщешь Мег и
объяснишься с ней.
— Я только хотел набраться храбрости, а в результате немного
перебрал.
Фентон прикусил губу.
— Не суть важно. А после ты разве не говорил с ней?
— Говорил, на следующий же день. Просто забыл сказать тебе.
Помнишь того размалеванного красавчика, капитана Дюрока, кото-
рого ты спустил с лестницы? Так вот, трактирщик оказался прав:
он сломал себе левую ногу и пребывает с той поры на попечении
костоправа, весь в шинах и бинтах.
— А Мег?
— Она вместе с некой мадам живет в его квартире, по слухам,
весьма роскошной, и очень довольна. Я послал ей записку, умоляя
о встрече, но она ответила, что готова принять у себя лишь...
— Капитана Дюрока?
— Нет, тебя! — рявкнул приятель с потемневшим лицом, и Фен-
тон сразу понял, что, будь на месте славного Джорджа кто-нибудь
другой, отныне он возненавидел бы его, Фентона, лютой нена-
вистью. — С меня довольно! За милую квартирку и пару платьев
на мою долю найдется не одна, а добрая тысяча девиц! Однако,
Ник, хочу тебя предостеречь...
— Я весь внимание, Джордж!
— Ты, словно тот старый муж из пьесы, совсем потерял от
любви голову. Так ублажаешь свою Лидию, что, право, удивляюсь,
как у тебя еще достает сил держать за столом нож и вилку! Я ниче-
го не имею против Лидии, но нельзя же забывать, что, хотя лорд
Шефтсбери изгнан из Лондона, отсутствие его будет недолгим. Ты
теряешь разум, в чем давеча я имел возможность убедиться. Гляди,
как бы тебе не лишиться головы!
И, раздраженный, Джордж, шурша помятым шелком, тяжелым
шагом вышел из комнаты.
— Не лишиться головы!
Фентон, конечно же, прекрасно сознавал грозившую ему опас-
ность, но тут было одно, немало тревожившее его обстоятельство,
а именно: настоящей шпаги он никогда доселе в руке не держал.
Однажды драться ему все равно придется, и теперь его страшили
не раны, пусть даже серьезные. Боязнь выставить себя на посмеши-
ще, оказаться несведущим в этом деле дурнем — вот что занимало
его мысли прежде всего.
Учебной рапирой он владел неплохо, но разве может сравниться
299
легкое, как перышко, оружие с тяжелым клинком в руке мастера?
Тут требовалась проверка.
Вечером того же дня Фентон вышел в сад и остановился у огра-
ды. На западе после захода солнца небо было чистым и ярко-жел-
тым, но к югу уже стемнело, оттуда надвигались низкие облака.
— Если не умею, значит, каким-то образом должен научить-
ся, — решил он.
Сад — широкий и очень длинный, с коротко подстриженной
травой — окружала плотная изгородь высоких тисов.
Зеленые террасы спускались к красновато-желтой Мэлл, по ко-
торой при свете дня катили золоченые или лакированные экипажи,
а гарцевавшие всадники отчаянно стремились привлечь внимание их
хорошеньких обитательниц самыми невероятными курбетами.
— Вы хотели видеть меня, сэр? — вопрос прозвучал так неожи-
данно, что Фентон вздрогнул и обернулся. На фоне вечернего неба
отчетливо вырисовывалась тощая фигура в белой рубашке с под-
вернутыми рукавами и расправленным поверх камзола воротом.
Джайлз стоял, скрестив руки на груди.
— Некоторые твои замечания, морковка, навели меня на мысль,
что ты неплохой фехтовальщик или, по крайней мере, был им.
— Сэр, — медленно начал тот с привычной нагловатой усмеш-
кой, но вдруг посерьезнел, — разве ваш отец не говорил вам, кто
я такой?
— Нет, никогда.
— Тогда не будем ворошить прошлое. Что же до вашего вопро-
са, рискую предположить, что и сейчас еще владею шпагой, как
очень немногие.
— Вот и отлично! Я хотел бы немного попрактиковаться...
Фентон знал, что «практиковаться» придется настоящим бое-
вым оружием, ибо учебное, с «шишечкой» на острие, будет изобре-
тено лишь столетие спустя. В глазах Джайлза мелькнул огонек ра-
дости, но сразу погас.
— ТУт, сэр, есть немалые сложности. Если защитить острие
пробкой, она либо слетит во время боя, либо клинок проткнет ее
насквозь. Можно обмотать его пропитанной клеем тряпкой, но
фехтовать такими шпагами очень неудобно. Деревянное оружие...
— А что ты скажешь насчет нагрудников?
— Нагрудников?
—,Ну да! В чулане их много. Конечно, тогда поле удара со-
кратится...
— Ах, сэр, и это уже было испробовано! Не говоря уж о том,
что острие непременно притупится или вообще сломается о сталь-
ной нагрудник...
— Тогда мы снова отточим шпагу или купим новую!
— Дело в том, сэр, что острие при ударе может скользнуть по
зоо
нагруднику и, даже если вы наденете латный воротник, укол все
равно придется в шею или в лицо, или в руку, или... — слуга под-
жал губы, — куда-нибудь ниже — словом, результат во всех случа-
ях будет одинаково печальным.
— Джайлз, я приказываю принести нагрудники. Для меня —
шпагу Клеменса Хорна, себе можешь выбрать любую другую.
Камердинер промедлил, потом поклонился и быстрыми шагами
пошел к дому.
Вскоре, выбрав несколько подходящих по размеру, относительно
чистых отполированных нагрудников, они встали лицом к лицу,
шпага против шпаги.
Коротко подстриженный газон придавал ногам устойчивость.
Было тихо кругом, даже с конюшен не долетало ни единого звука,
и в этой тишине голос Джайлза прозвучал очень отчетливо, хотя
говорил он негромко, но с непривычной, режущей слух интонацией:
— Предупреждаю вас, сэр, с того момента, как мы скрестим
шпаги, вы больше не хозяин, а я — не слуга, и потому нанесу вам
ровно столько уколов, сколько смогу.
У Фентона пересохло в горле, сердце отчаянно колотилось, куда
отчаяннее, чем в тот момент, когда он стоял перед лордом
Шефтсбери.
— Договорились!
В те времена приветствие шпагой еще не вошло в моду, и «про-
тивники», угрожающе выставив клинки, сразу перешли к бою.
Проворный Джайлз тут же сделал выпад в терции, но Фентон,
поймав его оружие близко к гарде, повел руку влево, легким движе-
нием запястья мощно отразил удар и тут же сделал встречный вы-
пад в кварте. Он целился туда, где под нагрудником было сердце.
Острие со скрежетом ударилось в сталь, точно в то место, кото-
рое он наметил. Шпага прогнулась, отскочила со свистом, не кос-
нувшись руки Джайлза, и Фентон едва успел отразить встречный
удар.
«Неплохо, — подумал он, — очень неплохо. Только спокойнее!»
Он знал, куда надо наносить удары, и уже пометил эти места на
нагруднике Джайлза воображаемыми крестиками. В отличие от сэ-
ра Ника, грешившего ближним боем, Фентон помнил о дистанции
и, глубоко вздохнув, снова ринулся в атаку.
Минут пятнадцать спустя, когда стемнело настолько, что про-
должать забаву стало опасно, оба опустили клинки и уселись на
траве. Поединок прошел в кратких острых схватках с небольшими
перерывами для передышки, но Джайлз был очень бледен, преры-
висто дышал, на лице его обозначились глубокие морщины.
Фентон чувствовал себя не столько измотанным, сколько изум-
ленным, и от этого трава, буковые деревья и весь сад кружились
перед глазами в неком подобии танца. Что все-такие произошло?
301
Джайлз Коллинз, фехтовальщик умелый и опасный, так ни разу и
не коснулся его нагрудника, а он успел поразить добрую половину
из тех самых воображаемых крестиков. Потрясающе! В ушах все
еще отдавался свист и скрежет острия о стальной нагрудник. Одна-
ко в горячке боя мутнеет разум...
— Джайлз! — только теперь Фентон вспомнил о нем и потому
мучился самым искренним раскаянием. — Я совсем забыл, что ты
уже не молод, тебе нужно пойти отдохнуть.
— Вздор! — фыркнул тот и продолжал сидеть, пока не восста-
новилось дыхание. — Позаботьтесь-ка лучше о себе, а я-то цел и
невредим.
— Боюсь, что сегодня я фехтовал не... не лучшим образом, а,
Джайлз?
— Говорю вам, сэр Ник Фентон, — Джайлз ткнул пальце^м в
грудь, — а я, как вы знаете, не льстец, а скорее оса, которая, по
желанию вашего родителя, должна вас жалить: сегодня ваши ноги
были проворны, глаз — отменно метким, а удар — смертоносным.
Столь блестящего фехтовальщика мне в жизни не доводилось
видеть.
— Что?
Джайлз снова ткнул пальцем себе в грудь. Невероятно, но в гла-
зах его сияло нечто, похожее на гордость.
— Более того, будь у меня тысяча гиней, я бы побился об за-
клад, что ни один человек в Лондоне не продержится против вас
и двадцати секунд! Но довольно, боюсь перехвалить вас.
— Джайлз, тебе надо отдохнуть. Оружие пусть останется здесь.
Иди!
Слуга тяжело поднялся и заковылял к дому, а Фентон, все так
же сжимая шпагу, направился к низкой кирпичной стене в глубине
сада. На пасмурном небе у самого горизонта тускло отсвечивала
последняя желтая полоска.
И тут он вдруг понял, какой непростительный промах допустил.
Искусство фехтовальной защиты достигнет совершенства толь-
ко в конце восемнадцатого столетия, то есть сто двадцать с лиш-
ним лет спустя, а все эти неумелые парирования, ложные выпады,
детские финты, которые назывались защитой в 1675 году, представ-
ляли лишь бледное ее подобие, хотя сэр Ник, бесспорно, владел
приемами получше многих. Разнообразные уколы, удары, поворо-
ты запястьем были тогда неизвестны, а потому из всех разновидно-
стей защиты широко применялась только одна, самая доступная и
простая, — нечестная.
Ей Фентон мог противопоставить тридцатилетний опыт фехто-
вальщика, причем, по признанию многих, очень неплохого, си-
лу и кошачью гибкость молодого тела, а также накопленные сто-
летиями знания. Впрочем, специалисты всегда жарко спорили по
302
следующему поводу. Одни утверждали, что учебная рапира слиш-
ком легкая и не может идти в сравнение с боевым оружием, другие
ставили во главу угла практику, отточенную технику удара и бы-
строту реакции — краеугольные камни защиты, против которых
бессильна дуэльная шпага.
И они не ошиблись. Мнимая уязвимость обернулась для него
колоссальным преимуществом: он оказался лучшим фехтовальщи-
ком, чем сам сэр Ник.
Фентон стоял, глубоко вдыхая сладкие ароматы травы и дере-
вьев. Смятение оставило его. Сэр Ник затих и даже не пытался
приподнять крышку гроба. Судя по всему, отдыхал в своей бесте-
лесной епитимье.
Странная усмешка искривила вдруг губы Фентона. Было в ней
что-то слегка зловещее, напохшнаюшее сэра Ника. Но, мелькнув,
она тут же исчезла, и Фентон забыл о ней. Поднял шпагу, и туск-
лый желтый свет в последний раз блеснул на ее стальной по-
верхности.
— Ну, пусть теперь задиры пеняют на себя! — громко сказал он.
Глава 12
ЗАБАВЫ «ВЕСЕННИХ САДОВ»
Прошло десять дней, и за это время враг успел нанести два уда-
ра, причем первую атаку он приготовил настолько исподволь, что
Фентон, упоенный любовью и невинными проказами с Лидией, да-
же не мог и припомнить, когда все началось. Ему частенько, и каж-
дый раз вызывая усмешку, приходили на ум слова Джорджа: «Ты,
словно тот старый муж из пьесы, совсем потерял от любви
голову!»
А почему бы и нет? С Лидией он проводит все свое время, а когда
занимается в кабинете или гуляет по парку, добредая порой почти
до грязных закоулков Вестминстера, ее охраняет Джудит Пэмплин.
Кабинет был его отрадой. Истинного библиофила один запах
старинных книг пьянит сильнее самого крепкого вина. Когда за
окном шел дождь, Фентон усаживался перед камином с длин-
ной трубкой в зубах и ставил подле себя канделябр с пятью
свечами.
Для истинного библиофила важно, чтобы книга была старой и
напичканной Бог весть какой ненужной премудростью. Остальное
значения не имеет. И Фентон, втянувшись в свои изыскания, боль-
ше не беспокоил себя домашними нововведениями, в том числе
касательно санитарии и гигиены. Особенно восхитила его одна
находка — фолиант, написанный сэром Джоном Харрингтоном в
период правления королевы Елизаветы, сто с лишним лет назад.
303
Предприимчивый сэр Джон изобрел первый в истории унитаз и для
облегчения его конструирования снабдил свое, не лишенное остроу-
мия описание подробными схемами и чертежами. Автор посвятил
труд королеве Елизавете и преподнес ей первый экземпляр.
Ее величество, примечательная разве что прогрессивными воз-
зрениями, приказала установить новомодное устройство в одной из
комнат Виндзора, а копию книги сэра Джона повесить подле на
гвоздь. Однако оно так и не получило признания — даже со сторо-
ны дам, которые предпочли уже опробованные удобства. Фентон
раздумывал над этим обстоятельством, поминутно разжигая труб-
ку зажатым в каминных щипцах угольком, и тоже решил, что дело
того не стоит.
«Я не принадлежу к числу тех идиотов, которым нравится оше-
ломлять людей другой эпохи новейшими изобретениями, — раз-
мышлял он. — Особенно, если учесть, что устройство сие придума-
но столетие назад».
Обнадеживало и то, что в доме постоянно находились четыре
мастиффа. В первую минуту псы как будто не признали «хозяина»,
словно тень подозрения закралась и в их простые собачьи души.
Но, услыхав знакомый голос, обнюхав и облизав протянутые руки,
успокоились — и налетели, подобно урагану. К немалой досаде
Фентона, они подскакивали, пытаясь лизнуть его в лицо, кружились
вокруг, грозя вот-вот сокрушить всю мебель, стлались по полу, за-
хлебываясь радостным лаем. Эта исконно английская порода сто-
рожевых псов издревне использовалась для охраны дома. Туловище
у мастиффа длинное, массивное, неповоротливое, но ноги, по кон-
трасту с ним, крепкие и стройные; уши при хмалейшем звуке стано-
вятся торчком, глаза смотрят настороженно, а брыли скрывают
смертельно острые зубы.
Самый высокий из них не доставал до пояса Фентону каких-то
шесть дюймов. Окрас псов варьировался от рыжего до пятнистого,
да и клички отличались некоторым разнообразием: Гром, Лев, Жа-
дина и Голозадый. Выражаясь старомодным языком, эта последняя
звучала в натуре куда более откровенно, и Фентон, услыхав порой,
как Лидия своим мелодичным голоском окликает собаку ее настоя-
щим имечком, терял дар речи.
Пятнистый Гром, самый крупный и сильный, просто боготво-
рил Фентона. Все бы ничего, если не считать того, что отделаться
от пса представляло целую проблему, а потому приходилось прибе-
гать к всевозможным хитростям и уловкам.
— Душа моя, — говорила Лидия, — надеюсь, ты не забыл, как
обучены наши собаки?
— Э... э... почти!
— Когда ты разговариваешь с кем-либо, не только с врагом, но
и с другом/ упаси тебя Бог класть правую руку на эфес, либо хоть
304
на дюйм вытянуть шпагу из ножен, иначе... — и она выразительно
пожимала плечами.
Теперь Лидия, подобно своим древнеримским тезкам, принима-
ла ванны значительно чаще, чем требовалось. Она вся так и дыша-
ла красотой и здоровьем, и Фентону казалось, что ни одна при-
дворная дама, которых ему, правда, еще не довелось увидеть, не
стоит даже ее мизинца.
Однажды во время купания, Лидия, улучив момент, легонько
подтолкнула его, и он, как был, в одежде, упал в воду. Громкий
всплеск, радостное бульканье Лидии и звучные чертыханья Фентона
достигли ушей бдившей тремя комнатами дальше по коридору
Джудит Пэмплин. Она уже давно, сжав губы в мертвенно-белую
полоску, прислушивалась к происходящему в ванной.
Подобные проказы жены отнюдь не досаждали Фентону. Он ис-
подволь боролся с ее пуританскими предрассудками, и, судя по то-
му, с какой охотой она теперь раздевалась, правда, поначалу толь-
ко в темноте, — не без успеха.
Тогда в один из вечеров Фентон продемонстрировал ей благо-
творный эффект вышеуказанной процедуры при свечах, согласив-
шись в виде уступки на задернутые шторы, и Лидия, заметив, как
это радует его, и сама вскоре преисполнилась радостью и гордос-
тью. Впрочем, у Фентона имелись на то, помимо эстетических,
иные, куда более веские, причины.
— Замри! — бывало, говорил он. — Платье упало тебе на бе-
дра... Теперь чуть наклонись...
— Вот так? — Ее дыхание участилось.
— Теперь сбрось платье! Иди ко мне...
— Вот... так!
— Я люблю тебя.
Ее губы уже приникли к его губам, и свое «люблю» Лидия вы-
ражала яростным киванием и прочими изъявлениями чувства.
Фентон опекал супругу всегда и везде, но особенно заботливо —
во время трапез в большой столовой, которая по вечерам казалась
одним расплавленным слитком серебра.
Всю верхнюю часть блюда, предназначенного Лидии, он съедал
сам, одновременно припоминая симптомы известных в то время
ядов. Ей тем более льстило его неусыпное внимание после грубости
и небрежения сэра Ника, но однажды она все-таки осмелилась воз-
разить:
— Душа моя, я читала, что в древности у королей были слуги,
которые пробовали блюда перед подачей к столу. Не удивительно,
что обычай сей теперь забыт. Король, сидя на своем золотом тро-
не, наверное, умирал с голоду, а получал в итоге всего лишь кро-
хи — холодные и жалкие, как подаяние.
«10 июня, 10 июня, 10 июня», — громкими молоточками стучал
305
в висках неумолимо приближающийся день, стучал столь громко,
что Фентон ответил не сразу:
— Так нужно, моя дорогая!
— Но кто посмеет? Когда ты... ты... — Лидия хотела сказать
«настолько переменился», но вовремя сдержалась.
Мастиффы бродили по комнате, что-то вынюхивая. Гром, рас-
тянувшись во весь рост, тихо посапывал у ног Фентона.
— Кого нам бояться? — спрашивала Лидия. — По ночам дом
превращается в крепость. Снаружи собаки. Ты все предусмотрел.
Если эта... эта...
Она едва не произнесла «Китти», однако, будучи не в силах пре-
одолеть свое отвращение к имени, снова сдержалась, потупила
взор, а потом подняла на него глаза с чарующим выражением.
Ее ниспадавшие тяжелыми мягкими волнами волосы, завитые над
лбом в мелкую челку, блестели и переливались в свете свечей.
И без слов, по одним глазам, было ясно, что она хочет сказать:
— Неужели тебя на самом деле так тревожит моя судьба?
— Очень, Лидия, клянусь Богом, очень!
Они часто ездили верхом: Лидия — в дамском седле на смирной
лошадке. Фентон — на рослой кобыле, купленной у Джорджа.
Дорога вела полями, вилась меж холмов. Супруги отправлялись
в Хайгейт и там, в миленькой комнатке уютной гостиницы, где по-
давали огромные, с пивной бочонок, круги сыра, могли есть и пить
вволю, не опасаясь яда.
Потом, под ярким месяцем, когда все вокруг дышало сладкими
ароматами ночи, поглощенные друг другом и своей любовью, воз-
вращались домой. Лидия что-то нежно мурлыкала себе под нос, а
однажды, к изумлению Фентона, вдруг пропела строчку из гимна
«кавалеров»: «Пригни ниже спину! Ура — властелину!..» — и
взглянула на него искоса, из-под полуопущенных ресниц: вспомнит
ли про Мег? Если бы ей еще удалось выбросить из головы и это
ненавистное имя, она была бы совсем счастлива. Фентон забыл...
почти забыл Мег, но на всякий случай внимательно приглядывался
к каждой изгороди, к каждому кустарнику, а под правым бортом
камзола синего бархата тайком от супруги носил за поясом два пи-
столета.
Довольная Лидия томно вздыхала.
Иногда они бродили по пустевшему к сумеркам Сент-Джеймс-
скому парку, стояли у небольшого озерка, вырытого здесь по при-
казу короля, любовались утками, журавлями, грустившим в одино-
честве фламинго, а как-то вечером, поборов дурные предчувствия,
Фентон повел Лидию в Сити, в театр.
Она пришла в страшное возбуждение, раскраснелась и заявила
с горящими глазами, что должна надеть свой лучший голубовато-
серый роброн с серебром. Стоя перед зеркалом, даже дрожала от
306
нетерпения, пока исходившая белой яростью горничная возилась с
крючками и оправляла платье. Джудит знала, что хозяйка собира-
ется в театр, а это по ее понятиям был грех.
Фентон, небрежно прислонившись к стене, наблюдал за облаче-
нием жены, прекрасно понимая, что Джудит убила бы его без ма-
лейших угрызений совести, но никогда на то не осмелится. Они яв-
ляли собой идеальное противостояние «кавалеров» и «круглоголо-
вых», которое исключало компромисс.
Будь сия особа чуть меньше предана Лидии, он бы уже давно
от нее избавился и не столько потому, что ненавидел ее так же
страстно, как она его, сколько из-за ее истого пуританизма. Заклю-
чая договор с челядью по поводу одной ванны в месяц, Фентон
знал, что миссис Пэмплин воспротивится такому решению, и, когда
подозрения подтвердились, приказал Большому Тому собрать при-
слугу, раздеть Джудит и на виду у всех хорошенько окатить водой
из насоса. Тогда горничная смирилась, но затея с театром оконча-
тельно вывела ее из себя.
— Этот жестокий человек, — едко выговаривала она Лидии, ки-
вая на Фентона, — ведет вас все дальше и дальше по стезе похоти!
Фентон ждал. Еще три недели назад Лидия стала бы оправды-
ваться. Теперь же резко обернулась и пропела сладким голоском,
в котором слышалась гордость:
— По-моему, похоть — вещь очень приятная! Разве я не жена
ему?
— Жена или нет, а только плотские утехи в глазах Го-спо-
да... — воздев руки, завела та.
— Хватит! — негромко сказал Фентон и, сунув большие пальцы
за пояс под шелковым жилетом, подошел к Джудит.
— Женщина, я же просил тебя не докучать моей супруге пури-
танскими причитаниями. Ты не послушалась. Теперь оставь нас.
Отныне больше не будешь ей прислуживать.
Горничная открыла рот, намереваясь возразить.
— Ступай!
Она направилась к двери, и Фентон понял, что теперь все ее
мысли сосредоточатся на одном — отмщении. Конечно, не из лич-
ной неприязни, как, вероятно, думала Джудит, а по воле свыше,
ибо только ей подобные постигают промысел Божий.
Смерть снова подкралась к супругам. Но в чьем обличье явится
она на сей раз?
— Странно, но я не чувствую ни малейших угрызений сове-
сти, — удивленно, с легким смешком пробормотала Лидия, когда
они остались одни, и вдруг, повернувшись с сияющей улыбкой, при-
села в реверансе.
— Тебе нравится мое платье? Если нет, я изорву его в кло-
чья! — Ее глаза смотрели отчаянно и серьезно.
307
— Мне все в тебе нравится, Лидия, все, что ты делаешь, дума-
ешь, говоришь, — вся ты! — Голос Фентона звучал так же серьез-
но и страстно. — Что до платьев, ты...
— Ну, ну!
— Ты можешь заказать их столько, что они завалят весь дом,
сколько хватит места. И бриллиантов, разных безделушек, ча-
сов — всего, что пожелаешь! Когда в следующий раз будешь пи-
сать миссис... — Фентон щелкнул пальцами, стараясь вспомнить
имя, — миссис Уэблер...
При этих словах Лидия вздрогнула, отвернулась, а потом снова
посмотрела на него.
— Я не писала миссис Уэблер уже недели две, — ответила она
предельно искренне. — Боюсь, у нее слишком дорого. Я обраща-
лась в «Красивый Бюст» на Саутгемптон-стрит.
Фентон помог ей надеть отороченную серебром накидку на си-
нем подкладе, накинул себе на левое плечо плащ и застегнул пряжку
у самого ворота. Так удобней, потому что правая рука оставалась
свободной, и в случае необходимости он легко мог выхватить шпагу.
— О цене можешь не беспокоиться. И потом, наш бюст просто
обязан быть красивым, — Фентон улыбнулся. — Позволь тебе на-
помнить, дорогая, что представление дают не ночью, а вечером,
и нам надо поспешить.
Лодки везли публику вниз по Темзе, хоть на самую окраину
Лондона, а буде кому такое желание, и дальше. У воды дубовые
ступеньки лестницы уже изрядно подгнили, и Фентон помог Лидии
забраться в барку, где на длинных веслах сидел веселый толстяк-
лодочник.
Иной раз путешественники сходили на берег промокшими до
нитки, но сегодня течение казалось тихим, без всплесков и водово-
ротов. Лидия с Фентоном устроились на носу, лицом к лодочнику.
— Ну и денек выдался: ни пасмурно, ни ясно! — заметил этот
почтенный джентльмен, достойный образчик своего неунывающего
братства. — Я повезу вас посередине, подальше от копоти и грязи.
Куда прикажите доставить?
— К причалу Белых монахов.
По тускло-серой с дымчато-грязным блеском Темзе сновали
мелкие суденышки, в том числе и с маленькими беловатыми пару-
сами. Ровный холодный бриз легко поигрывал широкополой шля-
пой Лидии...
Что до театра, тут Фентон ничуть не обманулся в своих ожида-
ниях. Он взял боковую ложу — крохотное пространство у кирпич-
ной стены, выгороженное четырьмя тесаными столбиками. Зато
сцена оказалась довольно большой, с расписным задником и пере-
носными декорациями.
Лидии все здесь было внове. Ее восхищала даже темная маска,
308
которую ей, как и любой другой благородной даме, полагалось на-
деть при входе в театр.
— Будет смешно, да? — возбужденно шептала она, усаживаясь
в ложе и теребя Фентона за рукав. — Очень смешно?
Народу в театрик набилось битком. В духоте коптили свечи, и
мнимым великолепием радовали глаз аляповатые восточные де-
корации.
— Нет, любимая! Это рифмованная трагедия мистера Джона
Драйдена под названием «Аурангзеб». Тебе, конечно, известно, что
достопочтенного Джона недавно осмеял в остроумной комедии его
светлость Бек (Фентону тут же припомнился «Клуб зеленой ленты»).
— Ах, я такая невежда! — смущенно призналась Лидия.
Устроившись в ложе, она сразу сняла накидку. Досужие модни-
ки, сидевшие по обеим сторонам сцены, расчесывали парики или
щеголяли перед партером натужным остроумием. Торговки апель-
синами зазывно предлагали свой товар и сновали туда-сюда по уз-
ким проходам меж ложами и партером, напрашиваясь на щипки
и, само собой, получая их.
Теперь же модники очнулись, и добрая дюжина золотых лорне-
тов взяла на прицел Лидию. Ее разглядывали из боковых лож, где
в полумраке виднелись жутковатые женские маски. Оживился пар-
тер, и разом, будто по комнате, поднялась галерка. Какой-то пья-
ница, забывая о приличии, расточал ей оттуда самые восторженные
похвалы.
Довольная Лидия смущенно улыбалась. Публика, оценив снис-
ходительность знатной дамы, ответила радостным гулом. Засим
все расселись по местам, но гомон не утихал.
— Вот тебе явные доказательства того, что утверждения мои не
голословны, — подтрунивал Фентон. — Я страшно ревную!
— Нет! — вскричала Лидия, даже переменившись в лице. — Нет,
ты... Прошу, не надо. Я этого не люблю. Друг мой, ты начал гово-
рить о пьесе...
— Да я уже почти все сказал. Это ответ мистера Драйдена на
сатиру «Репетиция» его светлости Бека, причем написанный не с
целью пересмеять, а в доказательство бесспорного таланта автора.
А вот и пролог!
Главные роли исполняли супруги Беттертоны. Как мастер фех-
тования играет с новичком, так Томас Беттертон, дарование кото-
рого достигло в ту пору самого расцвета, играл на чувствах публи-
ки и покорял ее великолепным голосом и благородной осанкой.
— Зажечь зал громовым голосом и мощным жестом не труд-
но, — говорил он впоследствии. — Но вот усмирить, так чтобы в
восхищенной тишине были слышны шелест щегольского гребешка
и вдохи припавшей к своему флакончику дамы, — по-моему, уже
искусство.
309
И это ему удавалось.
В конце представления на несколько секунд воцарилась тишина.
Многие, не таясь, плакали. Потом зал взорвался аплодисментами,
перешедшими в дружный рев, — стены театра едва не рухнули.
Фентон читал трагедию и находил в ней примечательным не сю-
жет, а слова. В сравнении с ними, реющими, подобно знаменам на
марше, шутовская комедия Бека выглядела глупой безделкой, ис-
тлевшим свечным огарком.
Лидия же расстроилась.не на шутку, по шекам ее текли слезы,
и только шум и толкотня публики, свежий воздух и утешения Фен-
тона вернули ей доброе расположение духа.
К тому времени, когда толпа на пристани рассеялась, и они, на-
конец, тронулись в обратный путь, уже совсем стемнело. Взошел
месяц, и далеко впереди проступили очертания ощетинившихся тру-
бами островерхих крыш, за которыми там, в глубине, невидимо
скрывался королевский дворец.
Свежий ветер дул в лицо, и Фентон запахнул плотнее накидку
Лидии. По правому борту светились огни. Вода прибывала, быстро
бежала под веслами, билась и пенилась о сваи оставшегося позади
Лондонского моста.
— Душа моя, — начала Лидия знакомым вкрадчивым голоском.
Она уже давно сняла маску и теперь с задумчивым видом вертела
ее в руках.
— Да?
— Мне бы хотелось сходить с тобой еще в одно место. Я много
слышала о нем, но никогда прежде там не была. Оно называется
«Весенние Сады».
Фентон чуть отодвинулся и внимательно посмотрел на нее.
— Говоришь, много слышала о нем?
— Ну да!
— «Весенние Сады» находятся на окраине Королевского парка
и обнесены высокой плотной изгородью. Много зеленых изгородей
и внутри, а также беседок, тропинок, петляющих между деревья-
ми, — короче, все это напоминает безумный лабиринт. Освещение
там довольно скудное, а местами его вовсе нет.
— Ник, дорогой, я...
— В «Садах» устраивают пикники, слушают музыкантов, но в
основном его укромные уголки служат прибежищем для юных са-
тиров и быстроногих нимф, которые под масками таят желание не-
жданной встречи и страстного лобзания.
— Я тоже надену маску и самое старое платье, — невинно сказа-
ла Лидия.
— Шлюха! Потаскушка! — притворно суровым голосом заме-
тил Фентон. Лидия покачала головой и отвернулась.
— Нет, знаешь, кто ты? — он улыбнулся. — Ты невинное
310
благородное создание, жаждущее сыграть блудницу! Ну кто, скажи
на милость, нс догадается, что тебя преследует твой собственный
муж?
— О! — Лидия даже раскрыла рот. — Откуда ты знаешь?..
— Потому что женщины в большинстве своем одинаковы, но
не желают в том признаться.
— Давай пойдем в «Сады» завтра вечером, если, конечно, пого-
да будет хорошей, — умоляла Лидия. — Я надену самое-самое ста-
рое платье!
— Видишь вон ту звезду? Приди тебе фантазия отправиться ту-
да, я бы постарался ее исполнить. «Сады», по сравнению с этим,
совершенный пустяк! Решено, идем в «Сады»!
Так от нити, неосторожно дернутой Лидией, начал разматы-
ваться клубок несчастий.
— Я надену caivioe-самое старое платье, — твердо сказала она.
Читатель едва ли удивится, узнав, что на следующий же день
Лидия отправилась в лавку и купила самое-самое новое.
В десять часов вечера Фентон, уже облаченный Джайлзом, вы-
шел в коридор верхнего этажа, где теперь тускло коптило несколь-
ко подсвечников. Ему полюбился этот свободный наряд темного
бархата, да и новые башмаки пришлись по вкусу, а из аксессуа-
ров — колец, алмазных пуговиц и прочего — он выбрал лишь прос-
той кружевной воротник, чем, как всегда, безумно раздосадовал
Джайлза. Тотчас же из своей спальни выпорхнула Лидия и сразу
заспешила к лестнице. Она была в маске, но без шляпы. А платье...
Крохотные нежные розочки, разбросанные по небесно-голубому с
серебристой полоской полю, навевали мысль о чем-то наивно-
деревенском, но, главное, оно держалось на ней без бретелей, и эта
мысль (Как?) больше всего занимала Фентона.
Рядом с Лидией шла ее новая горничная Бет и несла алую с
темно-синим подбоем накидку.
— Нет, правда, самое старое... — Лидия замолчала и внима-
тельно посмотрела на него.
Фентон пребывал в отличном настроении, поскольку за обедом
выпил добрую кварту мальвазии, но сейчас его вдруг охватили не-
ясные сомнения и ревность (К кому? Ко всем?) когтями впилась
в сердце.
— Шалости шалостями, — проговорил Фентон, — но вот дого-
нять тебя в беснующейся толпе...
Бет уже надела на госпожу алую накидку, однако застегивать
пряжку ей пришлось на ходу, потому что Лидия рванулась к мужу.
Но ты же позволил мне сегодня выехать одной! — возразила
она.
— Это не одно и то же. С тобой находились Уип и Генри. —
Широкоплечий Уип служил в доме кучером, а рассыльный Генри
311
вполне сносно владел шпагой и каждый день упражнялся с Фенто-
ном. — А вдруг ты потеряешься? Вдруг тебя схватит какой-нибудь
повеса?
— Ах, вот ты о чем... — Видимо, подобное предположение ни-
чуть не встревожило Лидию. Она откинула верхнюю полу накидки
и указала на вшитый в подкладку кармашек. Там, в легких замше-
вых ножнах, хранился маленький кинжал — не более четырех дюй-
мов длиной, зато, отточенный от золотой рукоятки до острия, он
резал, как бритва.
— Убить я не смогу и даже пытаться не стану, — просто сказа-
ла она. — Но тот, кто дотронется до меня, месяцы, а может быть
годы, будет сожалеть о нашей встрече. Неужели это для тебя но-
вость, душа моя? — Ее глаза в прорезях маски даже раскрылись
от удивления.
— Какой же я дурак! — рассмеялся Фентон и, к явному недо-
умению супруги, крепко поцеловал ее. — Ну, чего мы ждем?
Они поспешили вниз по лестнице, и Фентон, обернувшись, уви-
дел в дальнем конце коридора Джудит Пэмплин, которая, скрестив
руки на груди, неподвижно смотрела им вслед.
Вскоре после их ухода на Пэлл-Мэлл появился разносчик. Он по
очереди опросил всех привратников и наконец добрался до Сэма.
В ответ на вопрос «Не это ли дом сэра Николаса Фентона?» вели-
чественный Сэм щелкнул пальцами, после чего разносчик вручил
ему письмо, а взамен получил шестипенсовик.
Сэм послал за Джайлзом. Тот отнес письмо в дом и в холле,
под светом стенного канделябра, прочитал аккуратную надпись:
«Сэру Нику Фентону, в собственном доме на Пэлл-Мэлл». На обо-
роте стояла печать, а ниже значилось: «Джонатан Рив, эсквайр».
Джайлз, прикусив нижнюю губу, повертел письмо в руках, по-
том сломал печать, прочитал содержимое и, вопреки своей ехидной
натуре, переменился е лице. Он даже немного побледнел и какое-то
время стоял неподвижно, о чем-то раздумывая, а потом поспешил
прочь.
Тем временем супруги отыскали в разросшейся изгороди «Весен-
них Садов» высокие решетчатые ворота.Страж в зеленом камзоле
и украшенной веточками шляпе, получив от Фентона монетки, тут
же, словно по волшебству, растворился в листве. Лидия тихо
ойкнула.
Луна прибывала. Свет ее лился с небес на простиравшуюся вни-
зу аркадию. Сразу за воротами оказалось небольшое свободное
пространство, а дальше, извиваясь, шла другая изгородь, хоть и по-
ниже, но все же выше человеческого роста, с несколькими прохода-
ми вглубь зарослей. Освещения здесь хватало ровно настолько, что-
бы не оступиться: на изрядном расстоянии друг от друга коптили
тускловатым желто-голубым пламенем укрепленные на консолях
312
факелы или разноцветные бумажные фонарики с маленькими свеч-
ками внутри.
Магия летней ночи, ароматная, как утренняя роса, и царящее
здесь безмолвие охватили супругов. Ни голоса, ни шелеста, ни зву-
ка струны под пальцами музыкантов... Но вот слуха коснулись лег-
кие шепотки — отдаленные, неясные, словно приходящие ниоткуда.
Возник и замер вдали торопливый легкий топоток. Хрустнула вет-
ка. Дробно рассыпался грудной женский смех...
Сердце Фентона бешено колотилось. Он снова притянул к себе
и крепко поцеловал Лидию.
— Видишь, я не оступлюсь, — прошептала она, указывая на
свои прочные серебряные башмачки с плоскими каблуками. — Те-
перь побегу, а ты сосчитай до пяти и следуй за мной.
— А если...
— Я все время буду поблизости, любимый мой, хоть и не на
виду. Начали!
Лидия, подхватив подол небесно-голубого платья, легко поне-
слась по аллее, и алая накидка, словно крылья, распахнулась у нее
за плечами. Вопреки ожиданиям Фентона, она не воспользовалась
отверстиями в заросли, а добежав до самого конца, обогнула ее
и исчезла в проходе между наружной и внутренней изгородью.
«Раз! — говорил про себя Фентон, и на каждый счет сердце от-
вечало двумя ударами. — Два...
«Можно не сомневаться, что профессор Фентон из Кембриджа
нашел бы происходящее здесь весьма абсурдным. Однако сейчас
ему и в голову не приходило думать об этом. Он был молод, осво-
ился со своей молодостью, и по мере того, как старая жизнь отсту-
пала в небытие, менялись его понятия и оценки. Слух напряженно
ловил каждый звук, и на счете «Три!» Фентон все еще слышал ше-
лест травы под ногами Лидии. Потом, обхватив ножны плащом,
дабы они не мешали на бегу, громко сказал «Пять!» и бросился
в погоню. В конце изгороди тусклое желтовато-голубое мерцание
дальнего факела высветило узкую прямую тропинку. Теперь он бе-
жал по ней, высматривая проходы в левой заросли, и почти мино-
вал одно отверстие, но тут же остановился и повернул назад.
Низкая арка вела в так называемую беседку, плотный свод кото-
рой, образованный разросшейся листвой, не пропускал даже лучика
лунного света. У самого входа землю покрывал гравий, дальше росла
трава. Из глубины доносилось неясное перешептывание, и Фентон,
вслушавшись, сразу поспешил наружу. Кроме того, зайди Лидия сю-
да, он бы непременно уловил шорох гравия под ее ногами.
Другой проход, уже повыше, вывел его на перепутье: отсюда
шли три дорожки. Цветы плотным ковром обволакивали гру-
бую кладку стен, насыщая воздух пьянящим благоуханием. Пер-
вая из дорожек оканчивалась тупиком в виде заколоченной, грубо
313
отесанной двери, зато вторая непонятно как вывела его на третью,
и тут он остановился, припомнив наконец то, что ему следовало
иметь в виду с самого начала.
Лидия, конечно, не знала об этом. В темноте, равно как и в по-
лутьме, алый цвет практически невидим. Несомненно, жена уже не-
сколько раз проходила рядом с ним.
— Лидия! — позвал он.
— Может быть, я подойду? — мягко осведомился над ухом
женский голос. Он раздался так близко, что Фентон чуть не под-
прыгнул от неожиданности. Чья-то рука приглашающим жестом
потянула его за рукав.
— Лидия! — слабо вскрикнул Фентон, отпрянул в сторону и
снова выбежал на главную аллею. Вдогонку раздалось хихиканье.
В любом лабиринте есть своя система, но тут все казалось наме-
ренно запутанным, абсурдным, не поддающимся логике. Вот сейчас
к нему приближался мягкий топот бегущих ног. Обернувшись, Фен-
тон увидел в призрачном лунном свете девицу в белой маске и ко-
ротком платьице из белого узорчатого муслина и мчавшегося за
ней по пятам щеголя в парике и тряпичной личине, размалеванной
под сатира. Они, словно видения, пронеслись мимо. «Сатир» на бе-
гу заговорщицки подмигнул и прошептал:
— Никогда не берите сюда шпагу, приятель!
Не прошло и минуты, как Фентон увидел Лидию. Решив обсле-
довать все проходы, он свернул в следующее отверстие. Отсюда
расходились две тропинки. Интуиция подсказала ему, что правая
ведет в тупик или беседку; слабое желтовато-голубое мерцание вы-
светило в конце узкой травянистой дорожки слева плотную круг-
лую изгородь с прорубленной на эту сторону высокой аркой.
Некто скользнул вдоль изгороди и скрылся под аркой. Фентон
разглядел алый плащ, серебристые полоски платья с выделявшими-
ся на нем розочками, серебряные башмачки... Лидия! Она огляды-
валась по сторонам, раздумывая куда бы скрыться.
Фентон бросился вперед, чуть не споткнувшись о карликовое
деревце, украшенное искусственными апельсинами, и бесшумно
подобрался к плотной, круглой изгороди с четырьмя арками, про-
рубленными, словно в гигантском компасе, по сторонам света, а
внутри похожей на чашу с травянистыми стенками и плотным
днищем. Зыбкий свет факела на одной из арок выхватил из тем-
ноты фигуру Лидин в капюшоне. Она стояла спиной, явно намере-
ваясь нырнуть в один из проходов, только не в тот, каким пришел
сюда он.
Страсти бушевали в груди Фентона. Что если броситься на нее
и повалить на землю? Ей бы это даже понравилось, ведь женщины
привычны к такому обращению. Однако передумал и, быстро
скользнув вниз, подхватил ее на руки, перенес на противоположный
314
склон и там, придерживая ее рукой и плечом, откинул капюшон
и поднял на лоб маску.
— Ты думаешь... — задыхаясь проговорил Фентон — и оце-
пенел.
Он увидел серые глаза и насмешливую полуулыбку Мег Йорк.
Глава 13
ИЗ САДА НАСЛАЖДЕНИЙ К ПРЕДВЕСТИЮ БЕДЫ
Мег удобства ради сбросила накидку и прилегла на ее темно-
синий подклад. Густые блестящие волосы, слегка примятые капю-
шоном, ослепительно чернели на матовой белизне кожи, рассыпа-
лись по плечам и груди, которая (как сразу же, проклиная себя,
отметил Фентон) была полнее, чем у Лидии, хотя в талии Мег каза-
лась более стройной и гибкой.
Бог мой, отчего каждый раз при виде Мег его охватывало без-
умное беспокойство?
— Что, удалась моя маленькая хитрость? — прошептала она,
теснее прижимаясь к нему. — Сознаюсь, я была в «Красивом Бю-
сте» и слышала, как ваша дражайшая Лидия воскликнула театраль-
ным шепотом: «Нет, нет! Платье мне нужно сегодня к вечеру. Мы
идем в «Весенние Сады»! Оставалось заказать точно такое же
платье и накидку, скрыть капюшоном волосы и уповать на случай,
который сведет меня с вами.
Фентон быстро оглянулся. Бледно-зеленая полумгла изгороди
вполне могла бы сойти за «лес под Афинами» из той пьесы. Он
не искал этой встречи, но раз представился случай, надо послать
все к черту и воспользоваться им.
«Проклятье! Лежи она под пологом из терна — я б и тогда не
отступился!» — припомнилось ему.
Фентон еше теснее сжал Мег в объятьях и приник губами к ее
влажным устам. Она вдруг отстранилась, словно вспомнив о чем-
то важном, взмахнула длинными пушистыми ресницами, посмот-
рела ему прямо в глаза и сказала: «Нет!», хотя он чувствовал
исходящую от нее истому (читатель может подобрать и другое
слово).
— Здесь слишком открыто, но я знаю одну беседку, куда мы
можем пойти. Однако сначала мне хотелось бы спросить вас кое
о чем, — в голосе ее послышалась ненависть. — Вы довольны моей
дражайшей кузиной Лидией?
— И у меня есть к вам один вопрос, — возразил он, обуревае-
мый прежним неразрешимым сомнением. — Вы — Мери Грен-
вилль?
— Конечно, — просто ответила она, не заботясь о выговоре и
315
интонации. Фентон приподнялся на локте и изумленно посмотрел
на нее.
— Но, милый мой, — все так же продолжала Мег, — пару раз
вы изрядно напугали меня. Вы были просто ужасны, тогда как я
не желала ничего дурного! Даже вышвырнули меня из дома. Что,
скажите на милость, мне оставалось, кроме намеков?
Изгороди, трава, эта сводящая с ума полуулыбка Мег — мир во
всех его частностях и мельчайших предметах мгновенно слился вое-
дино и, будто огромный прищурившийся глаз вдруг распахнулся,
Фентон увидел в нем сырую лондонскую улицу 1925 года и серогла-
зую девчушку в скромной шляпке колпачком.
— Если я обращался с вами дурно, то виной тому сэр Ник, так
сказать мое второе «я». Но почему вы не признались мне в ту нашу
первую встречу, когда я назвал вас «Мэри»?
— Я хотела, — она вздохнула. — Честное слово, хотела, но бы-
ла очень уж не уверена в себе... Помните, я помогала вам в работе
над «Словарем английского языка семнадцатого столетия», записы-
вала пластинки? И все равно не могла решиться, долго, очень до-
лго колебалась...
— Ничего не понимаю! — воскликнул ошарашенный Фен-
тон. — Послушайте, ведь у вас не было ни гравют, ни иных свиде-
тельств! Как вам удалось? Откуда вы узнали?
Мег прижалась щекой к его щеке.
— Не надо спрашивать «откуда» и «как»! — страстно прошеп-
тала она. — Не сейчас. Все в свое время. Натурой и душой своей
я та же, но держу это в тайне. Полноте, давайте-ка лучше вернемся
в блаженное настоящее!
Глаз закрылся. Двадцатый век ушел в небытие. Луна и медвя-
ные ароматы над садами, трава и изгороди остались единственной
реальностью, а улыбка Мег, столь загадочная и ускользающая, лу-
чилась теперь нежностью.
— Нет, — манерно протянула она, — этот выговор уже пристал
нам, как пудинг — языку монаха. А главная цель моего обмана со-
стояла в том, чтобы передать вам сие...
Мег чуть отодвинулась, привстала и, приподняв платье, под ко-
торым если и были нижние юбки, то одна-две — не больше, выта-
щила из-за подвязки над коленом свернутую бумажку.
Теперь, когда они вернулись из будущего в настоящее, движения
ее убыстрились, глаза засияли еще ярче. То же самое случилось и
с Фентоном.
— Здесь два адреса, по которым вы сможете отыскать меня.
— Два?
— Ну, первый-то дом я посещаю довольно редко. Его снимает
знакомый вам французский капитан по фамилии Дюрок. Ужасный
человек! У меня от него мурашки по коже бегут. Только. сегодня
316
его доставили домой на костылях, и это чудовище, припадая на
свою перебинтованную ногу, тут же стало приставать ко мне, а я...
о, я так ловко удрала от него! Вы, верно, умерли бы со смеху, если
б видели!
— А другой?
— А другой, — в голосе Мег послышался восторг, — принадле-
жит мне! Домик маленький, и местечко там незавидное, но все это
пустяки: главное, что никто о нем не знает, кроме... Я хочу, чтобы
вы навестили меня в ближайшее время! В ближайшее время!
— Да, да, клянусь!
— Я занимаю в нем один этаж, прочее же помещение пустует.
Прислуживает мне одна старушка по имени Кальпурния. Пред-
ставьтесь ей, и она тотчас впустит вас. Но вы ведь не будете грубы
со мной? Не причините мне зла? — добавила она переменившимся
голосом.
— Буду таким, каким вы пожелаете!
Сейчас Фентон готов был обещать все что угодно, но, несмотря
на крайнее смятение, знал, что сказал правду. Теперь оба говорили
быстро, торопя друг друга:
— Вы упомянули о беседке...
— Да! Постойте, но вы не ответили на вопрос! Так вы полнос-
тью довольны моей кузиной Лидией? Только сначала поцелуйте ме-
ня, а потом отвечайте!
Она прижалась к нему. Последовало бурное объятье, в продол-
жение которого парик Фентона съехал набок, и тут он, уже гото-
вый объявить, что никакая беседка не нужна, случайно бросил
взгляд через плечо, заметил тень в проеме левой арки и поднял го-
лову. Мег, в свою очередь собравшись высказать ценное соображе-
ние о том, что идти в беседку не стоит, тоже подняла голову.
И там они увидели отменно костлявую высокую фигуру, такую
высокую, что плоская шляпа и обсыпанный золотистой пудрой па-
рик скрывали всю верхнюю часть проема, в белом одеянии, с блед-
ным, как у покойника, лицом, с костылями под мышкой и переби-
нтованной, по-птичьи поджатой ногой. А впереди стояла Лидия,
по-прежнему в маске и накидке, но губы ее под маленьким вздерну-
тым носиком теперь сжались в бескровную полоску.
Мег, позабыв про накидку, вскочила на ноги. Смущенный Фен-
тон остался сидеть, о чем, к слову сказать, вскоре пожалел. В под-
слеповатом зеленом свете Лидия двигалась быстро, воплощением
слепой ярости. Скользнув рукой под накидку, к маленьким ножнам
с обоюдоострым кинжальчиком, и прикрывая лезвие, она налетела
на Мег с намерением поразить соперницу в живот.
— Я владею кинжалом не хуже тебя, — послышался ее шепот.
В этот момент поблизости, очевидно на одной из прямых аллей
(впрочем, имелись ли здесь таковые?), заиграл оркестр. Клавесин,
317
виола и контрабас нежно выводили томительную мелодию песни
«Часы и дни я провожу в тенистом сладостном саду...», слова
которой сочинил сам Карл Второй.
— Сука! — взвизгнула Лидия.
Тускло блеснул занесенный кинжал. Окажись освещение чуть по-
ярче, не миновать бы убийства. С треском разорвались серебряные
полосы. Разлетелись лепестки розочек. Мег вскрикнула и наброси-
лась на соперницу, норовя вцепиться ей в волосы.
Роста были обе невысокого, но Лидия все же по^меньше, и Мег,
наклонив голову на бойцовский манер, ответила яростными удара-
ми. Лидия покачнулась, запуталась в подоле платья и упала. Мег
с поистине кошачьим проворством в мгновение ока очутилась у ар-
ки, где, опираясь на костыли, одноногой цаплей стоял капитан Дю-
рок, и выбежала наружу.
Лидия тут же вскочила на ноги, схватила кинжальчик и рину-
лась вдогонку. Но в арке дорогу ей преградил Дюрок. Костыли,
хоть и являли собой известную опору его бренному телу, однако,
как выяснилось впоследствии, весьма относительную.
— Мадам! — с присущей ему комедиантской аффектацией взмо-
лился он, глядя на Лидию широко раскрытыми влажными глаза-
ми, — je vous implore!1 Две дамы: нет, нет! Пг’ошу вас! Delicatesse!1 2
Лидия смерила его презрительным взглядом и почти сладостно
процедила:
— Может, я и дурная женщина, а только вы, похоже, та самая
размалеванная кукла, которую давеча изукрасил мой муж!
Она приподняла юбки и с такой силой пнула Дюрока пониже
пояса, что тот взвыл, скрючился от боли и, выронив костыли, рух-
нул по другую сторону изгороди.
Фентон, чьи нервы все еще трепетали от недавних касаний Мег,
жаждал действия, а потому зашагал по направлению к арке и рас-
простертому там Дюроку.
— Сэр, — начал он слегка дрожащим голосом, — мы с вами
враги и, как только нога ваша залечится, непременно будем драть-
ся, но сейчас позвольте мне помочь вам!
Дюрок сплюнул. Известный своими изысканными манерами,
капитан, скрючившись, лежал плашмя в густой изгороди, и факел
освещал его золотистый парик и белую как мел тощую физионо-
мию, красноватые пятна на которой казались теперь совсем чер-
ными.
— Месье, — с деланной беспечностью сказал Дюрок, — я вас не
знаю и знать не хочу! По мне, вы дуг’ак! И это не пг’ойдет вам
даг’ом. Убиг’айтесь отсюда, дуг’ак, пока я не убил вас!
1 Умоляю вас (Фр)-
2 Деликатность (фр.).
318
— Тогда послушайтесь моего совета, — рявкнул Фентон, с тру-
дом сдерживаясь, чтобы не вцепиться ему в глотку. — Не выдавай-
те себя за француза. Вы позорите благородную нацию, Ваш выго-
вор, сэр, просто ужасающ!
Он быстро повернулся и снова зашел в арку.
— Похоже, мадам Йорк забыла свою накидку...
Накидка лежала на пологом склоне. Оркестр продолжал наигры-
вать томительную мелодию «Часы и дни я провожу в тенистом
сладостном саду...». Фентон остановился. Он почувствовал, что те-
перь здесь есть кто-то еше.
На поляну вели четыре арки. Фентон находился вблизи одной,
а в трех других — прямо, слева и справа — неподвижно стояли три
человека. Поверх плащей у них виднелись ножны, из которых дюй-
мов на шесть выглядывали шпаги. Шляпы скрывали их лица, а
плащи — вероятно, дорогую одежду, и к каждой шляпе была при-
колота большая розетка «Зеленой ленты».
Фентон возликовал, и это ликование, дав выход томившей его
энергии, разлилось по телу теплым блаженством.
— Какая встреча, джентльмены! — негромко, дабы не разру-
шить шепчущую гармонию «Весенних Садов», сказал он и, сорвав
с левого плеча пряжку, отбросил в сторону плащ. — Однако, дол-
жен вам заметить, лорд Шефтсбери не балует меня разнообразием
своих маневров!
Тот, что стоял напротив, мерзко хихикнул. В продолжение всей
беседы он, осторожности ради, так и не раскрыл рта.
— Сэр, — возразил другой, стоявший в левой арке (у него, как
показалось, Фентону, были усики и короткая бородка), — лорда
Шефтсбери нет в Лондоне, и он об этом ничего не знает.
— Нет! Нет! — передразнил Фентон. — Никогда.
— Оставьте свои намеки! — раздался голос справа. — Мы не
наемные убийцы! Мы, сэр, честные патриоты и джентльмены, а
вы — гнусный предатель и должны умереть!
И все трое почти одновременно откинули плащи и стали мед-
ленно спускаться по склону к площадке.
— Честные патриоты? — ласково осведомился Фентон. — Ра-
достно слышать! В таком случае установите очередность, и я буду
драться с каждым из вас поодиночке, как то и полагается благород-
ным людям, а не с тремя сразу!
— Нам важен результат! — нервно воскликнул тот, что справа,
судя по голосу, еще зеленый юнец. — Только последний дурак ста-
нет сражаться один на один с дьяволом в бархате!
— Что-о?
— Да, так вас называют, потому что вы всегда носите бар-
хат, — хрипло отозвался бородач. — Но еще вы папист, заговор-
щик и шпион. Разве не так?
319
— Нет!
— Пусть вы сам дьявол, вы все равно умрете...
Фентон выхватил шпагу и одним прыжком оказался на
плошадке.
— Тогда вы трое сегодня отужинаете в аду! К бою!
«У меня есть шанс, причем немалый, — соображал он. — Глав-
ное — быстрота! Подскок с поворотом налево — уклониться от то-
го, что справа, и пока он успеет развернуться для замаха, я уже
проткну его насквозь. Потом прикроюсь им слева от второго, и
тому нанесу укол в сердце, а уж с третьим разделаюсь не спеша,
по всем правилам».
Три нацеленных клинка казались совершенно бесцветными в
бледно-зеленом, залитом лунным светом пространстве. Фентон
скользнул вправо. Противники не насторожились. И тут...
Три уже обнаженных шпаги вдруг замерли. Три украшенных зе-
леными розетками широкополых шляпы, будто по команде, развер-
нулись в сторону Фентона, словно их обладатели увидели за его
спиной нечто такое...
Все произошло столь быстро, непроизвольно, что любой изна-
чальный замысел исключался. Фентон обернулся: в проеме четвер-
той арки, расправив могучие плечи и широко расставив ноги, стоял
Большой Том. В каждой руке он держал по сдвоенному поводку:
левую пару составляли Жадина с Голозадым, а правую — Лев с
Громом. Их низкий булькающий рык мерными раскатами разно-
сился по поляне, мощные задние лапы сжались для прыжка, шерсть
топорщилась, а головы были грозно втянуты в плечи.
Стоявший напротив Фентона снова издал тихий смешок и мед-
ленно стал пятиться вверх по склону к арке, пытаясь на ходу негну-
щимися пальцами сунуть шпагу обратно в ножны. Фентон незамет-
но убрал свою. Этот Смехач ему не нравился.
— Том!
— Да, сэр?
— Если я дам тебе знак спустить Грома и Льва, сможешь удер-
жать двух остальных?
— Да, сэр!
Фентон указал пальцем на Смехача: «Вон тот!» — и быстро вы-
нул шпагу из ножен.
— Гром! Лев! Куси!
Предчувствие не обмануло Большого Тома. Поводок со свис-
том, в кровь обдирая ладонь, вырвался из его руки: мастиффы —
один пятнистый, другой — рыжевато-коричневого окраса — словно
два кошмарных призрака, стрелой понеслись по траве, и сладкая
мелодия, все так же неутомимо и томно плывшая над поляной, по-
полнилась новым аккордом — грозным рычанием Грома.
— Теперь нам лучше поспешить отсюда, — сказал Фентон,
320
подобрав свой плащ и накидку Мег. — Назревает большой скандал,
и нас же потянут к магистрату. Мы...
Он замер. Заслышав отданную сабакам кохманду, Смехач бес-
следно растворился в темноте. Она-то и спасла незадачливого заби-
яку от полного истребления: видели мастиффы плохо, а нюх им пе-
ребивал сильный запах цветов и деревьев. Двое других последовали
его примеру и тоже благоразумно скрылись.
Один из псов тявкнул, зацепившись за камень. Упало растоптан-
ное в безумном беге искусственное деревце. Судя по звукам, собаки
учуяли свою жертву, потом, судя по воплю, вероятно, настигли ее.
— Ох, боюсь, Том, они понеслись в сторону музыкантов!
Слышишь?
Нежная мелодия не оборвалась, а скорее взорвалась. С дребез-
жащим аккордом рухнул клавесин. По-поросячьи взвизгнула виола,
ей вторил другой визг, уже человеческий, перемежаемый отборной
итальянской бранью. На добрых пятнадцать футов взлетел в воз-
дух разрисованный контрабас, украшенный завитком в виде резной
головки, — тогда этот инструмент был гораздо меньших размеров,
нежели в наши дни...
— Держи его! — исступленно закричал кто-то, когда контрабас,
набрав высоту, пошел на снижение и был, наконец, благополучно
пойман.
— Гром! Лев! Ко мне! — уже в третий раз, надрываясь, орал
Фентон.
Воцарилась тишина. Возбуждение как будто улеглось. Затем из
недр ожившего парка поднялся низкий утробный хохот, прокатился
по аллеям и замер в отдалении.
Мастиффы трусцой выбежали на поляну. Хоть хморды у того и
другого были в крови, Фентон знал, что большого вреда причинить
они не успели. Псы двигались робко, бочком. Гром украдкой косил-
ся на Фентона: ни дать ни взять — провинившийся Джордж Хару-
элл! Оба чувствовали, что поступили дурно. Но никого же не за-
грызли? Разве они ослушались команды? И Фентон смягчился.
— Быстрее! — приказал он Большому Тому. — Надо попытать-
ся, если то возможно, разыскать мою жену!
Большой Том перевел дух. Все это время он из последних сил
удерживал обезумевших Жадину с Голозадым и, когда четыре ма-
стиффа наконец утихомирились, свистом позвал их с поляны и пу-
стил рысцой справа от себя.
Фентон поспешил следом и сразу столкнулся лицом к лицу с ка-
питаном Дюроком. Тот каким-то образом умудрился взобраться на
костыли (очевидно, цепляясь за деревья и балансируя здоровой но-
гой) и теперь стоял, опершись на изгородь, — вылитым покойни-
ком, причем свечу с успехом заменял горевший поблизости факел.
— Я не пг’ощаюсь, — проговорил Дюрок, оскалившись. — Дело
II Джон Карр
32!
не только в сломанной ноге. Тут замешана дама, мадам Йог’к.
Она...
— Предпочитает вам другого? — ласково осведомился Фен-
тон. — Как глупо с ее стороны! Доброй ночи!
Он пустился догонять Большого Тома и по тому взгляду, каким
проводил его Дюрок, понял, что следующая их встреча будет не
из приятных. Внезапно Фентон остановился и огляделся по сторо-
нам: слева тянулась высокая плотная изгородь — наружная ограда
зеленого лабиринта.
— Том! — позвал он. — Мастиффы могут проломить нам от-
верстие, хотя, куда мы выйдем, понятия не имею. Если б только
моя жена...
В этот момент он заметил Лидию, которая, запыхавшись, бежа-
ла им навстречу. Увидев ее раскрасневшееся лицо, Фентон почув-
ствовал себя куда более виноватым, чем неоднократно пристыжен-
ные им Гром или Джордж Харуэлл.
Она, как ни странно, казалась спокойной и даже улыбалась.
Фентон совсем позабыл про висевшую у него на левой руке накидку
Мег, но Лидия, если и заметила ее, то не подала виду. По его ко-
манде псы проломили в изгороди довольно большое отверстие, так
что хозяева смогли скорее выйти, нежели выползти из лабиринта
«Весенних Садов».
— Черт возьми! — изумился Фентон. — Мы почти у цели! Это
же начало Пэлл-Мэлл. Я-то думал, мы выйдем куда-нибудь в
Парк. Ты, наверное, тоже так думала?
— Скоро мы будем дома, — пробормотала Лидия.
Дверь открыл Джайлз. Он выглядел бледным и осунувшимся.
В холле ярко горели свечи.
— Хвала Создателю! Вы живы! — воскликнул слуга. — Тут,
сэр, принесли записку от мистера Рива. Он говорил, что всегда бу-
дет предупреждать вас об опасности, и я, каюсь, прочитал ее. Ми-
стер Рив пишет, что трое джентльменов собираются напасть на вас
в «Садах», но когда именно и где, он не знает. — Джайлз облизал
пересохшие губы. — Я подумал, что надо послать вам на подмогу
Большого Тома с мастиффами.
Лидия, не говоря ни слова, сразу ушла наверх. Большой Том
повел собак вниз, чтобы затем выпустить их на ночь.
— Ав письме не указаны имена этих «джентльменов»?
— Нет, сэр, там одни намеки... — Джайлз поджал губы. —
Письмо не при мне. С ним можно обождать до утра.
На том и порешили. «Дело прошлое,— подумал Фентон и вдруг
заметил на руке накидку Мег. — А вот это уже хуже».
— Ты, морковочка, поступил совершенно правильно. — И он
вкратце рассказал Джайлзу о случившемся в «Садах», отдал накид-
ку с наказом припрятать ее куда-нибудь подальше, после чего в
322
немалом смущении, тщетно пытаясь подобрать слова, дабы изви-
ниться перед Лидией, пошел наверх.
Дверь была закрыта. Он постучал, что делал в исключительных
случаях, и получил разрешение войти.
В комнате горела единственная свеча. Лидия, уже переодев-
шись и оправив прическу, стояла в самом дальнем углу перед
зеркалом.
Фентон снова попытался собраться с мыслями. Потом, судо-
рожно сглотнув, спросил, не хочет ли она поужинать.
— Вот как? — с явной прохладцей в голосе отозвалась супруга
и повернулась к нему лицом. — Боюсь, нам слишком долго придет-
ся сидеть за столом в ожидании дорогой гостьи!
— Какой гостьи?
— Какой?! — она изумленно подняла брови. — Ну, конечно,
твоей обожаемой Мег! Разве ты не хочешь дождаться ее? Ведь ты
так нежно прижимал к своей груди ее накидку! — Теперь в голосе
Лидии слышалась ярость. — Заманить меня в эти отвратительные
«Сады», когда я не шмела ни малейшего желания идти туда! О нет,
глаза мне не налгали: она валялась на спине, а ты, ты...
— Лидия, ты ведешь себя, как ребенок!
Она побледнела, отчего глаза ее стали невероятно большими,
просто огромными, и разразилась тирадой, подобной громовому
залпу бортовых орудий.
Фентон и раньше замечал в ней инстинкт собственницы и мучи-
тельную ревнивость, но тогда это забавляло его, даже льстило са-
молюбию. Он чувствовал себя (и до известной степени был) моло-
дым супругом, переживающим счастливую пору медового месяца.
Правда, затем к мужчинам приходит прозрение, о чем ему тоже
доводилось слышать.
Бурное объяснение продолжалось добрых полчаса. Лидия под-
робно описала характер Мег, остановившись попутно и на его соб-
ственной персоне. Надо сказать, что в те времена любая благород-
ная дама имела довольно обширный запас коротких словечек, ко-
торые порой произносились без всякой задней мысли и на людях.
Дойдя до взаимоотношений Фентона с Китти, Лидия не поску-
пилась на краски и дала полную волю своему воображению. Стра-
сти накалялись. Фентон пытался протестовать, но она с дрожью
в голосе заявила, что уж кому-кому, а ему должно быть прекрас-
но известно, кто украл у нее и отдал этой дряни бриллиантовое
кольцо.
И голос, и слова ее были, как у безумной. Лидия обвиняла его
во всех смертных грехах, честила скрягой и душегубом, сама ужаса-
ясь тому, что говорила, но остановиться не могла. Ей причинили
острую, мучительную боль, и теперь некая сила заставляла ее пла-
тить обидчику той же монетой. Она даже попыталась заколоть
3.23
супруга золотым кинжальчиком, и он, обороняясь, чуть не сломал
ей запястье.
Что же до Фентона...
Ему приходилось туго. Он хотел и старался держать язык за зу-
бами, но внутренне весь кипел и подавал тем самым надежду сэру
Нику. Бесплотные пальцы уже вцепились в него мертвой хваткой.
Вот из гниющего гроба показалась бесплотная рука, потом плечо,
грудь...
Фентон сидел, почти все время прикрыв глаза рукой, мысленно
собирая крупицы сил, зная, что сэр Ник, возьми он верх, тут же
придет в неукротимую ярость. Когда черная пелена наконец рассея-
лась, он понял, что снова победил. Теперь пора уходить. Прочь,
прочь отсюда!
Выходя, Фентон не удержался и, в ущерб общему эффекту, хлоп-
нул дверью. Лидия тут же прыгнула следом: закрыла засов и щелк-
нула задвижкой.
Снаружи, наверху и внизу, было темно.
Фентон покачнулся, припал к стене, прижался к ней затылком
в надежде остудить голову. Потом позвал Джайлза.
Белолицый рыжеволосый Джайлз вынырнул из темноты, держа
в каждой руке по свече.
— Что случилось, сэр? Какое-нибудь новое...
— Отнеси свечу в кабинет, дружище. И захвати графинчик луч-
шего Канарского. Нет, постой! Лучше бренди!
— Сэр, могу ли я...
Одного взгляда хватило, чтобы Джайлз тут же канул снова в
темноту лестничного пролета.
А Фентон еще постоял, отирая пот со лба, а когда наконец по-
чувствовал себя чуть лучше, ощупью добрался до лестницы и, дер-
жась за перила, спустился в холл. Дверь кабинета была открыта.
На огромном полированном столе посреди сложенных стопками
книг тускло горела тонкая свеча в серебряном подсвечнике.
— Я люблю ее, — громко обратился Фентон к свече. — Не от-
рицаю: я виноват и постараюсь вновь заслужить ее расположение.
Однако...
Перед его мысленным взором предстало лицо Мег Йорк. Он не
в силах противиться ей. Но почему?
Возможно, причиной тому плотское влечение? Да, но к Лидии
его тоже влекло. Правда, Мег, в отличие от Лидии, была в извест-
ном смысле совсем незнакома ему, и, если действительно превосхо-
дила пуританочку, значит, «знакомство» с ней сулило поистине не-
земное блаженство. А может, разгадка заключалась в скрытом
огне, неуловимости и полном безразличии ко всему, что она делала
и что ее окружало? В эдакой чертовщине, которую ищут многие,
но находят лишь единицы?
324-
Теперь же между ними протянулась еше одна ниточка.
Мег оказалась Мэри Гренвилль. Фентон вглядывался в ее лицо,
вслушивался в голос... Ее до неузнаваемости изменили прическа,
платье, непривычный выговор той эпохи. В прежней жизни он ни-
когда не замечал, чтобы Мэ... — нет, будем называть ее Мег! —
укладывала волосы пышной короной, да фигуру ее особо не раз-
глядывал.
Кроме того, они были здесь пришельцами, странниками во вре-
мени, и, несмотря на показную браваду, она, конечно, испытывала
одиночество и страх. Дочь его старого друга...
Фентон ударил кулаком по столу.
— Мы не должны больше встречаться!
Он достал из кармана свернутую бумажку с адресами, потянул-
ся было к свече, чтобы сжечь ее, но вдруг удержал руку.
— Как Мэри Гренвилль стала Мег Йорк? И почему? На все мои
вопросы отвечала уклончиво, отделываясь намеками, что скоро я
обо всем узнаю... А знать мне просто необходимо!
Именно поэтому (по крайней мере, так ему представлялось)
Фентон быстро поднялся, подошел к полке, снял томик проповедей
Тиллотсона — какой, однако, ханжа этот Тиллотсон! — и спрятал
бумажку между страниц. Захлопнув книгу, поставил ее на мес-
то и снова уселся за стол как раз в тот момент, когда вошел
Джайлз.
На подносе стояли свеча, плоский графинчик с янтарно-коричне-
вым, радужно переливающимся нантским бренди и стакан из мато-
вого стекла. Бренди надо было пить чистым. То, что вода годилась
только для животных, знали все — от членов Королевского научно-
го общества до последнего разносчика.
Джайлз не уходил.
— Ну, если вы намерены... — скорчив очередную рожу, протя-
нул он.
— Премного благодарен, но обойдусь без советчиков. Пить всю
ночь, а тем паче неделю — не собираюсь!
Когда Джайлз удалился, Фентон налил стакан почти доверху,
сделал несколько больших глотков, и боль, причиненная ему женой,
стала понемногу утихать.
Завтра они помирятся, и он всегда — Бог свидетель! — будет
верен ей. Отравление — вот, что страшило его сильнее всего. Но
этого не случится. Он оградил ее со всех сторон.
Перед глазами, четко выведенные, встали даты жизни сэра
Николаса Фентона. Родился 25 декабря 1649 — умер 10 августа 1714
года. Они с Лидией воочию увидят помпезную пышность той эпо-
хи, не раз озаренную величественным пламенем мятежей, окунутся
в бурный океан ее страстей и вероломства, и он, хвала Созда-
телю, успеет спокойно умереть до того, как первый из проклятых
325
Ганноверцев1 взойдет на английский престол и опозорит его
навечно.
Рассуждая об этих приятных материях, Фентон вдруг понял, что
бренди изрядно отуманил его мозги. Такого допускать нельзя, по-
тому что иначе он не сможет защитить Лидию. Ухватившись за
угол стола, Фентон с трудом встал и взял подсвечник. Потом, скре-
жеща зубами, отправился наверх, в спальню, и только притворив
за собой дверь, покачнулся, задул свечу и плашмя свалился поперек
кровати.
Поутру ярко светило солнце. Голова гудела, тошнота подкаты-
вала к горлу, зато сомнения рассеялись и ночная ссора стала ка-
заться просто глупой.
Вымытый, выбритый и облаченный Джайлзом, — на сей раз,
к великой радости камердинера, он позволил одеть себя более тща-
тельно — Фентон совсем повеселел. На туалетном столике лежало
его зубная щетка, аккуратно выстроганная Большим Томом, — с
ярко-красной ручкой и столь хорошей твердой щетинкой, что спро-
сить о ее происхождении Фентон так и не осмелился.
Другая, с голубой ручкой, находилась на туалетном столике Ли-
дии. Пасту тогда еще не выдумали. Ее заменяло душистое мыло,
но главное — во рту веяло свежестью, остальное значения не
имело.
— Бр-р-р! — бывало приговаривала Лидия, укоризненно глядя
на него со щеткой в зубах.
В это утро он, по обыкновению, поспешил на кухню и испробо-
вал шоколад перед тем, как его отнесли наверх супруге. Новую ку-
харку пока не нашли, а потому ее временно заменяла Нэн Кертис.
Фентон хоть и доверял Нэн, но на всякий случай приставил к кухне
Большого Тома, и тот настолько усердно исполнял обязанности со-
глядатая, что новоиспеченная кухарка не раз заливалась горючими
слезами.
Едва шоколад был готов, горничная Бет под присмотром Фен-
тона понесла его госпоже. Хотя печальные события минувшей ночи
все еще отдавались в душе мучительной болью, теперь, когда Бет
постучала в дверь, он уже точно знал, что надо сказать Лидии.
— Да! — поспешно отозвалась она и смолкла. В недосказаннос-
ти Фентону послышалось высокомерие.
— Это Бет, миледи! Ваш шоколад!
— А! — Последовала долгая пауза. — Мой супруг с тобой? —
голос ее немного дрогнул.
— Да, миледи.
'Ганноверская династия — династия английских королей (1714-
1901 г.), являвшихся до 1837 г. одновременно курфюрстами и королями германского
государства Ганновер.
326
— Милая Бет, будь так добра, скажи ему, что его отсутствие
обрадует меня куда больше, нежели его общество.
Фентон сжал кулаки и глубоко вздохнул.
— Делай то, что приказывает тебе эта чертовка! — громко и от-
четливо сказал он Бет и, намеренно стуча каблуками, пошел прочь.
Краешком глаза Фентон заметил стоявшую в темном углу коридо-
ра Джудит Пэмплин. Сцепив руки на груди, она наблюдала. Прене-
приятная особа, но лишний страж все же не помешает.
Ровно в полдень Фентон, как всегда, взял ключи и открыл ма-
ленький ящичек, встроенный в нижнюю часть одного из стеллажей.
Другим ключиком, поменьше, отпер дневник, который держал в
тайне от всех. Аккуратно окунул перо в чернила и вывел дату:
6 июня. Правда, сутки истекают лишь в полночь. Итак, еше четыре
дня...
Фентон знал, что сможет побороть судьбу, и 10 июня тоже в
конце концов будет вычеркнуто из календаря. Как он ни досадовал
на Лидию, но главное — любил ее, а значит, прощал. Снова пере-
брал в памяти все принятые меры предосторожности: безупречно!
Но все же решил удвоить бдительность.
День выдался жарким, но без происшествий. Лидия отказалась
от еды. То же, в пику ей, сделал Фентон. От владельцев «Весенних
Садов» принесли записку, составленную в весьма учтивых, если не
сказать уничижительных выражениях за подписью Томаса Килли-
гру, эсквайра, церемониймейстера его величества. В ней шла речь
о незначительном ущербе и содержалась просьба оплатить счет, ко-
торый показался Фентону непомерно большим, но, дабы поскорее
отделаться, он сразу отправил посыльного с деньгами.
К сумеркам, когда зажгли свечи, все оставалось по-прежнему.
Фентон сидел в кабинете. Сначала читал рассудительного Монтеня,
потом — безрассудного Овидия и наконец, захлопнув книгу,
решился.
Спустившись в кухню, взял топорик и, спрятав его за спину, бы-
стро пошел наверх. В коридоре было. светло, и он сразу увидел
дверь в спальню Лидии. Двумя ударами, прокатившимися эхом по
дому, сбил засов. После третьего, треща, поддалась задвижка. По-
том спокойно, с поистине мастерской меткостью, выломал петли.
Дверь накренилась и рухнула в комнату.
— Вот что, женщина... — начал он и остановился как вкопан-
ный, подобно коннице, которая в пылу атаки обнаруживает перед
собой вместо врага клуб пыли.
Лидия сидела, забившись в дальний угол кровати, и тянула к
нему руки. Слезы текли по ее шекам. Губы дрожали. Он бросился
к ней и прижал к груди.
— Я не прав(а)! — в голос вскричали оба. Остальное было не
разобрать, потому что супруги, винясь и каясь, заговорили разом,
327
называя себя чуть ли не прокаженными, париями и разными бого-
мерзкими тварями, один вид коих всякого здравомыслящего чело-
века повергает в трепет.
Тем временем Джайлз, саркастически ухмыляясь, методично
прибивал к косяку кусок гобелена. Стук раздавался так тихо, что
не встревожил даже вечно бдительную Джудит Пэмплин. «Инте-
ресно, сколько времени потребуется Большому Тому, чтобы почи-
нить дверь?» — гадал Джайлз.
За примирением бурным последовало нежное. Голубоватой иск-
рой вспыхнула и погасла последняя свеча, а они все шептались,
бессчетное число раз клялись друг другу в вечной любви, говорили,
что вели себя глупо и больше никогда не поссорятся. Никогда. Ни
за что... Лидия плакала.
Шепот влюбленных слушает время. Так было. Так будет, пока
стоит этот мир. И всегда, во все века признания мучат и ранят нас.
— Ты меня любишь, Ник?
— Люблю, ЛидияШроснулись супруги поутру, но долго нежи-
лись в постели и встали лишь за полдень. У Фентона нашлись дела
в Сити. В дневнике он пометил дату: 7 июня.
День выдался слишком жарким для этого времени года. По небу
ползла серая туча. Парило. Несколько раз со стороны конюшни
слышался тревожный шум, и Фентон послал выяснить, что стряс-
лось. Туда он почти не заглядывал, поскольку в своей прошлой
жизни был весьма неважным знатоком лошадей и боялся ляп-
нуть глупость, недопустимую для такого отличного наездника, как
сэр Ник.
Мальчишка-конюшенный по имени Дик сообщил, что одна из
упряжных захворала, но коновал берется ее вылечить. Тогда Фен-
тон приказал оседлать и привести к парадному вороную Милашку.
Подивившись на Большого Тома, который умудрился починить
выломанную дверь еще до полудня, Фентон спешно стал отдавать
последние распоряжения:
— Закрой задвижку и не открывай никому. Если к тебе посту-
чат, крикни из окна кучера Уипа или грума Джоба. Пусть сразу
бегут сюда с дубинами и палками. Обещаешь?
— Да! Да! — нежно и пылко отвечала супруга. Потом, потупив
взор, подошла ближе. — Ник! Ты в самом деле с ней не... — Лидия
по-прежнему не осмеливалась выговорить имя Мег или посмотреть
ему в глаза.
— Да! — заверил он, теперь уже не сомневаясь в этом.
Подъезд и ведущая к дому липовая аллея были широкими, что
объяснялось прежде всего громоздкостью экипажей. Фентон сел на
Милашку, принял от Дика поводья и поехал окольным путем.
Он бы с радостью остался дома, но ему требовалась кухарка,
желательно француженка. Нэн Кертис старалась как могла, но,
328
увы, не столько варила, сколько переводила продукты. Спору нет,
разразится очередной скандал, однако иного выхода не предви-
делось.
В кофейне Уилла ему повстречался приятель, молодой ученый
по имени Исаак Ньютон. Он порекомендовал одну пожилую фран-
цуженку и дал ее адрес на Флит-стрит.
Фентон тотчас помчался туда.
Мадам Топэ согласилась не сразу. Маленькая женщина долго
жеманилась, говорила, что принимает место лишь в том случае, ес-
ли уверена в хорошем к себе отношении («Вы меня понимаете,
месье?»), но Фентон пустил в ход свои самые светские манеры и
в итоге завоевал ее сердце.
Когда он наконец уговорил ее приступить к обязанностям с
12 июня и отправился домой, уже смеркалось. Но это была не
обычная вечерняя тьма: небо казалось клубящимся морем, налетал
горячий воздух — приближалась гроза, приближалась, но разра-
зиться никак не могла.
Лидия только что проснулась и теперь, еше заспанная, одева-
лась к ужину. С наступлением темноты посвежело, по дому вдруг
загулял сквозняк. Фентон пошел в кабинет, чтобы просмотреть сче-
та, которые подготовил для него Джайлз, но свеча все время гасла.
Тогда вместо одной он зажег восемь, но пламя по-прежнему крени-
лось, плясало, почти не давая света. На душе у него, да и у многих
домочадцев, росла тревога.
Минут десять спустя в кабинет вошел Джайлз. Лицо его ничего
не выражало. Он медленно подошел к столу и тупо сказал:
— Собаки отравлены, сэр!
Глава 14
ПОБОИЩЕ НА ПЭЛЛ-МЭЛЛ
— Собаки? — недоуменно переспросил Фентон.
Сквозняк вырвал из его руки и швырнул на пламя свечи бумагу,
которая тотчас загорелась, однако костлявые пальцы Джайлза ус-
пели выудить ее из огня.
— Общаясь со столь ученым человеком, как вы, сэр, надо быть
предельно точным в выражениях, — Джайлз считал, что дурные
вести следует сообщать самым дурным манером. — Разъясняю.
Я имею в виду мастиффов.
Фентон вскочил на ноги.
— Когда? Как? Почему?
— Прошлой ночью, сэр. Только прошу вас не браниться, что мы
не сказали вам сразу. Надежда еше есть.
— Надежда?
329
— Джоб тотчас помчался за мистером Миллигру: он, как никто
другой, разбирается в собаках и лошадях. Ваш невежественный ле-
карь-калекарь ему и в подметки не годится. Мистер Миллигру счи-
тает, что Гром, Лев, а если повезет, то и Голозадый, могут вы-
жить, хотя пока они в самом плачевном состоянии. А Жадина и
на сей раз не посрамил своей клички: угостился на славу и издох.
Фентон сел к столу и прижал пальцы к вискам.
— Чем их отравили?
— Мясом. Вот, посмотрите!
Теперь Фентон наконец увидел то, что Джайлз все это время
прятал за спиной: промасленную бумагу, а в ней — большой кусок
сырого мяса, слегка надкусанный и густо посыпанный с одного бо-
ку белой пудрой.
— Опять мышьяк, — Фентон ткнул мясо гусиным пером. — И до-
казать сие несложно. Видишь, он без запаха и измельчен в порошок.
Как говорят аптекари, прочие белые яды, например стрихнин или
сурьма, не образуют кристаллов. Сомнений нет — мышьяк!
Джайлз сцепил руки на груди.
— Допустим, и что с того?
— А то, что я дурак!
— Верно подмечено, — буркнул камердинер. — Но почему?
— Потому! — Фентон встал из-за стола и принялся расхаживать
взад-вперед по комнате. Трещали свечи. Было душно и жарко. —
Я думал лишь о том, чтобы защитить Лидию. Следил, высматри-
вал, перевернул все вверх дном: нет ли где для нее угрозы?
— Да, миледи очень любима, — отозвался Джайлз, поглядывая
на свои башмаки.
И потому я дурак! Мне следовало искать не внутри дома, а сна-
ружи и не врага — друга...
— Друга?
— Якобы друга. Собаки признали его (или ее) голос, облизнули
его (или ее) руку — и все! Никакого шума!
Джайлз переменил позу. Теперь он, прищурясь, поглаживал воо-
бражаемую бородку.
— Такой обычай в чести у разбойного люда, именуемого взлом-
щиками. Однако, должен заметить, из дома не пропало даже лож-
ки. Зачем, спрашивается, отравлять псов?
— А вот зачем. Мастиффы могли бы помешать тому, кто при-
дет сюда нынче ночью, потому-то их и отравили. Вчера здесь про-
делали одну старую как мир штуку: с помощью воска или мыла
сняли лепок с замка, вероятно от парадной двери, по которому лю-
бой кузнец всего за день выточит ключ...
— И нынче ночью?..
— Некто (возможно, наша милочка Китти — в бытность кухар-
кой именно она кормила псов) попадет в дом, дабы хорошенько
ззо
покопаться в шкатулках моей супруги, а заодно подсыпать ей смер-
тельную дозу яда. Звучит вполне правдоподобно, а?
При упоминании о Китти Джайлз поморщился, но взгляда не
отвел и только покачал головой.
— Да, сэр, вы были слишком заняты миледи и не до конца рас-
следовали обстоятельства этого дела.
Вместо ответа Фентон кивнул и снова сел к столу. Гулявшие по
дому таинственные сквозняки наконец утонули в тяжелом спертом
воздухе.
— Речь идет не просто об отравлении, — тихо продолжал
Джайлз. — Тут замешана политика, а может быть, и судьба трона.
До меня дошли слухи, что лорд Шефтсбери исподволь готовит
оппозицию: они называют себя «Сельской партией», носят на шля-
пах зеленые розетки и стараются привлечь на свою сторону партию
толпы...
— Говори просто: толпа. Скоро сие словцо станет обиходным.
— Пусть так. Их уже добрая сотня, а вы — единственный, кто
осмеливается заявлять во всеуслышание: «Бог да пребудет с коро-
лем Карлом!» Они наносят вам свои удары, а вы — свои: бравиру-
ете, издеваетесь, выставляете их на посмешище. Знатные вельможи
из «Сельской партии» долго терпеть не станут. Они боятся упу-
стить власть и не остановятся ни перед чем.
Джайлз побледнел и отошел от стола. Фентон поднял голову:
на губах его играла странная улыбка, глаза блестели догадкой.
Джайлз изумился.
— Выражаясь яснее, — Фентон повертел в руках перо, — они на-
мерены пойти на приступ и сокрушить меня. А еше яснее: взять
приступом мой дом и вытащить меня из него силой.
— Сэр, я ничего не утверждаю, а только предполагаю. Но если
этому суждено случиться, то именно нынче ночью.
— Вот и отлично! Я уже успел обдумать небольшой план...
— Что-о?
— Иди сюда: сейчас я набросаю его на бумаге.
Джайлз подошел к столу. Фентон положил перед собой лист
пергамента, окунул перо в чернила и быстро нарисовал нечто, похо-
жее на план военной кампании в миниатюре. Каждый новый объект
сопровождался кратким точным комментарием. Под рисунком он
написал пять имен, включив туда и свое, после чего задумчиво по-
молчал. Джайлз только присвистнул.
— Однако... — в голосе Фентона слышалось уныние.
— Что «однако»? Ну, говорите же, сэр!
— Эти люди, — Фентон указал на список, — мои слуги. Вправе
ли я просить их рисковать ради меня своей жизнью?
Джайлз проворно обежал стол и теперь смотрел на Фентона в
полном изумлении.
331
— Хозяин дома не просит, а требует! — Камердинер был явно
озадачен. — И потом: вам хоть раз приходило в голову, что дума-
ет о вас прислуга? Если быть точнее, думает с недавних пор, а
именно с десятого мая сего года? — Он отвел глаза.
Фентон почувствовал вдруг, что кружевной воротник стал ему
тесен, и, глядя в стол, принялся чертить пером какие-то линии, не-
нужные значки... 10 мая началась его новая жизнь в старом
Лондоне.
— Разве слышали мы от вас с тех пор: «Дрянь ты эдакая, чтоб
ты сдох!» или «Дьявол тебе в глотку, сгинь отсюда!»? Раньше, бы-
вало, бутылки летели нам в головы, чуть что — свистел кнут. Шум
на конюшне стоял, такой, что кровь стыла в жилах. Один раз, по-
мню, дело дошло почти до смертоубийства... — тихо, со страстью
в голосе говорил Джайлз. — Вы подбирали в Уэтстонском парке
самое отребье и устраивали дебоши в потайной комнатушке, окна
которой выходят на улицу. Пьяные девки раздевались догола, без-
образничали, горланили песни, а вы, размахивая бутылками, под-
певали им!
Фентон, по-прежнему не поднимая взгляда от стола, запроте-
стовал:
— Хватит! — Ему наконец стало ясно, что за человек был сэр
Ник. — Остановись! Я приказываю!
— Как вам будет угодно, сэр!
Джайлз пожал плечи. Повисла пауза. Потом камердинер не вы-
держал и разразился новой тирадой:
— А насчет прислуги скажу вам так. У них есть все и даже лиш-
ку. Довольно просьбы, цена которой весьма умеренная: одна ванна.
Вы, словно ясновидящий, раскрыли у них на глазах тайну отрав-
ленного поссета и, вместо того чтобы отправить мерзавку Китти
на виселицу, отпустили ее с миром, снабдив парой гиней в придачу.
Да они готовы умереть за вас, сэр! А я? Неужто могу отплатить
вам черной неблагодарностью?
— В последний раз говорю: замолчи!
Фентон продолжал смотреть в стол. Тот пытливый взгляд, с ка-
ким Джайлз упомянул про 10 мая, не оставлял сомнений: он что-то
знал или подозревал. Но что именно? А Лидия? Нет, она, конечно,
ни о чем не догадывается.
— Ладно, тогда переменим тему, а заодно и вот это, — костля-
вый палец ткнулся в список. — Вам, сэр, известно, что я отличный
фехтовальщик, но кинжалом, как признавали в свое время многие,
владею еше лучше. Почему среди поименованных здесь нет шестого
защитника дома, а именно меня?
— Но, Джайлз, ведь ты... уже немолод! Вспомни наш первый
поединок. Дело предстоит кровавое й, ясно, потребует немалых сил!
Камердинер приосанился.
332
— Впрочем, ваше мнение, сэр, ничего не меняет, — тихо сказал
он. — Нынче ночью я буду с вами, и да поможет мне Бог!
Фентон почувствовал вдруг острую щекочущую боль в глазах и
невольно прикрыл их рукой. Оказывается, старый профессор еще
не умер в нем: он испытывал сейчас столь сильное смущение, что
готов был смотреть куда угодно, но только не на Джайлза.
— Уговорил! — пробурчал Фентон и быстро начертал в конце
списка: «Джайлз». — На этом пока все. Спустись, пожалуйста, вниз
и ознакомь с планом Большого Тома, Уипа, Джоба и Генри. Ору-
жие пусть держат наготове. Я уже отобрал все, что нужно.
— Надо ли распорядиться закрыть ставни, сэр? — к Джайлзу
тотчас вернулась прежняя расторопность.
— Нет! Ни в коем случае! Иначе они сразу поймут, что мы их
ждем. До особого сигнала пусть все остаются в постели. Сторо-
жить поставь Генри. Свет потушить ровно в десять. И главное: мо-
ей жене ни слова!
— Само собой, сэр!
— Мастиффов же...
— Но псы отравлены, сэр! Какая от них польза?
— А мне и невдомек! — огрызнулся Фентон, бросил перо и
вскочил на ноги. — Перенесите их в ту потайную комнатушку... да-
да, морковка, ты не ослышался, в потайную комнатушку. Под при-
смотром мистера Миллигру им там будет вполне уютно...
Как всегда при воспоминании о Лидии, он ощутил прилив без-
умной ненависти к сэру Нику.
— Хочешь сказать, что разные низменные твари, именующие се-
бя людьми, которых наши собаки превосходят и разуменьем, и бла-
городством, тоже находили комнатушку весьма «уютной»? Пере-
стань ехидничать, и чтоб больше я этого не слышал! Ступай!
Джайлз поспешно ретировался, а Фентон пошел наверх, чтобы
умыться перед ужином.
Ночная атака? Что за бред! Конечно, в такую жару, когда нервы
напряжены до предела и гроза все собирается, но никак не разра-
зится освежающим ливнем, и не то еще может прийти в голову.
Хотя, кто знает...
Что же касается Лидии...
Ужинали в сверкающей серебром портретной зале. Фентон был
слишком оживлен, много смеялся. Лидия, в тон ему, тоже смея-
лась, но голубые глаза ее неотрывно и пристально следили за его
лицом, словно испытывали.
— Ник, что-то стряслось? Это очень опасно?
— Отнюдь, — он улыбнулся и взял ее за руку. — По крайней
мере, могу поклясться, что тебе ничего не угрожает.
— Я знаю, — в голосе жены прозвучало искреннее удивле-
ние. — А тебе?
ззз
Фентон опустил голову и принялся разрезать на равные части
приготовленный для нее гнусный омлет.
— Прошу тебя, дорогая, не принимать на веру прекрасные сло-
ва, которые говорят обо мне. Я — самый заурядный, хотя и самый
счастливый из всех тех, кто дерзнул разом обороняться от трех
врагов. Не надо думать обо мне слишком хорошо. Знай только...
Но Лидия уже не слушала.
— Ты не ответил на вопрос! — шумно вздохнув, неожиданно
выпалила она. — Что случилось, душа моя?
Ее интуиция даже ошарашила его. Стрела снова попала в цель.
Что известно Лидии? Что перенесла она от прежнего сэра Ника?
И, рассмеявшись, заверил, что готов поклясться чем угодно: все
в порядке!
— Ну и славно! — Лидия повеселела, потом, предварительно
обернувшись, как бы желая убедиться, что их никто не подслуши-
вает, добавила: — Обещаешь не смеяться надо мной?
— Разве я когда-нибудь позволял себе?
— Меня вот уже много дней преследует одна мысль: мне кажет-
ся, я скоро умру!
Нож выскользнул из его руки и со звоном упал на пол.
— Лидия! Никогда не говори такое!
— Но это же только пустая фантазия, — отвечала она, хотя гла-
за ее говорили иное. — Я не хочу умирать теперь, когда мы с то-
бой нашли друг друга. Скажи: «Это — твоя глупая фантазия»!
Он сказал. Он говорил долго, как бывало уже не раз, и вскоре
слова его возымели действие: Лидия ободрилась и повеселела.
— Какая же я наивная дурочка! — сокрушалась она, качая голо-
вой. — Забудем, забудем о том навсегда!
Но Фентон забыть не мог.
Почивать, по обыкновению, отправились к Лидии. На часах не
было еще десяти. Небо дышало раскаленным жаром, листва за ок-
нами казалась совсем неподвижной, словно выписанной на картине.
Перед тем как улечься Фентон подготовил старую одежду и ору-
жие. Супруги спали без сорочек, а значит, на облачение уйдут счи-
танные секунды. Лидия молча наблюдала за ним.
Фентон поворочался с боку на бок, повздыхал, но вскоре уснул.
Единственное, в чем ему никогда не удавалось убедить жену, так
это оставить окно на ночь открытым. Он уговаривал, подтрунивал,
даже бранился, но все было бесполезно. «Я боюсь!» — неизменно
отвечала она и порой убедительности ради становилась перед ним
на колени... Напряжение росло. Уже в полудреме ему почудилось,
что вдалеке сверкнула молния...
Он провалился во тьму и спал беспокойно, мучимый не то что-
бы кошмарами, а смутной тревогой. Невидимой, неосязаемой, но
оглушавшей своим неотступным звоном.
334
Одно туманное сновидение врезалось в память. Сначала, покры-
вая прочий шум, натужное дыхание паровоза. Свисгок кондуктора.
Фентон стоит, чуть высовываясь из дверей вагона. На голове —
каска, формой отдаленно напоминающая суповую миску. Вот он
идет по вагону, и хорошенькая темноволосая девчушка лет пятна-
дцати протягивает ему букет цветов и унцию табаку в серебристой
бумажке.
Кругом толкотня, давка. Лицо девчушки тает в толпе.
— Майор Фентон?
— Да.
— Вам телеграмма, сэр!
Пальцы разворачивают грубую беловатую бумагу. Перед глаза-
ми прыгают строчки: «Боюсь разминуться вами вокзале купила
цветы табак если разминемся желаю вам удачи ваш друг Мэри
Гренвилль».
Вплетаясь в шум, доносится издалека многоголосый хор. Песня
очень веселая и поют ее весело, но в каждом слове звенят надрыв
и смутная тревога:
Упрячь невзгоды в вещмешки, Улыбкой грусть развей!..
Неумолчный перестук колес. Небо чернеет. Теперь совсем тем-
но — хоть глаз выколи. Он подносит к лицу светящийся циферблат
часов. Замечает, что стоит на предпоследней ступеньке грязной при-
ставной лестницы и в правой руке, дулом кверху, держит... нет, не
револьвер, а нечто похожее на пистолет, из которого почему-то до-
лжен стрелять вверх. Впереди слышится рокочущий шум канонады
и небо озаряют белые вспышки...
— Ник! — голос Лидии, ворвавшись в сон, вернул его к ре-
альности.
Он сразу очнулся и вспомнил, где находится. Тот шум был даль-
ним раскатом грома. Сквозь неплотно задернутый полог пробива-
лись всполохи молний. Фентон уселся на кровати, и Лидия, поло-
жив его голову себе на грудь, сжала мужа в объятьях.
— Душа моя, — шептала она слегка дрожащим голосом, — те-
бя, должно быть, мучили кошмары. Ты даже разговаривал во сне.
— Неужели? — Теперь он дышал спокойнее. — И что же го-
ворил?
— Право, не знаю, — Лидия попыталась рассмеяться, — веро-
ятно, то был английский язык, да, определенно он, но столь при-
чудливый, столь странный, что я разобрала всего несколько слов.
По-моему, ты обращался к кому-то...
— Ну и что же я сказал? — настойчиво переспросил Фентон.
Какой, однако, у нее самой престранный выговор! Кажется, буд-
то слова доносятся из-за древнего занавеса, из-под мертвой пыли...
— «...тогда наш путь переградят пулеметный огонь и проволо-
ка. Но, судя по карте...»
355
Фентон рассмеялся — про себя. Ему вспомнилось то время, когда
скромный майор Фентон разрабатывал каждую деталь англо-фран-
цузского прорыва, в результате которого «фрицы» были почти пол-
ностью уничтожены, а лавры достались генералу... — как бишь
его? — словом, генералу Тупице. Фентона даже передернуло от отвра-
щения. Господи, да ведь все уже в прошлом! Наплевать и забыть.
— Душа моя, — тихо окликнула Лидия, — истинная причина,
почему я разбудила тебя, иная.
— Какая же?
— Ты слышишь крики? По-моему, перед домом собралась целая
толпа!
Лидия лежала рядом — теплая, чуть разомлевшая. Он быстро
поцеловал ее, соскочил с кровати, нащупал одежду и прямо на го-
лое тело натянул старые бархатные панталоны. Чирк! Чирк! —
визжала трутница в пальцах Лидии. Взметнулось жирное пламя.
Голубым огоньком затеплился фитилек, и яркий свет озарил
комнату.
Фентон сунул ноги в ботфорты; легкие шпоры которых накану-
не вечером заменил на более тяжелые, с острыми зубчатыми коле-
сиками. Пояс и шпагу, вопреки обыкновению, выбрал другие. По-
следняя, в отличие от любимого Клеменса Хорна, была длиннее
и массивнее, с витым эфесом и обоюдоострым клинком. За пояс
заткнул кинжал — с двухфутовым острием и покрывающей всю
кисть левой руки стальной гардой. Так, с кинжалом в одной руке
и со шпагой в другой, сражались его далекие предки. Нащупал в
правом кармане панталон тяжелый стальной прут.
— Куда все подевались? Где, черт побери, Джайлз? — негодовал
Фентон.
Словно в ответ на вопрос, послышался тихий стук. Лидия
зарылась в подушки. На пороге стоял Джайлз — бодрый, под-
тянутый. В руке — обнаженная шпага, за поясом — точно такой
же, как у Фентона, кинжал. Помимо того, он надел старый
«кавалерский» шлем, без забрала, но со стальными наушниками,
которые застегивались под подбородком. За тридцать с лишним
лет шлем почти не изменился, разве что форма его чуть заост-
рилась.
— Все готовы, — объявил Джайлз. — А где ваш шлем, сэр?
Кровь ударила в голову Фентону.
— Облачаться в боевое снаряжение из-за горстки подонков?
Слишком много чести!
— Однако нам, сэр, вы приказали надеть шлемы! Дело предсто-
ит горячее, и любой случайный удар может оказаться для вас смер-
тельным. — Слуга достал из-за спины еще один шлем и подал его
Фентону. — Прошу вас, сэр!
— Джайлз, дай его мне, — послышался голос Лидии.
336
Камердинер повиновался. Лидия, придерживая простыню, про-
тянула шлем супругу:
— Надень! Если ты умрешь, я тоже приму смерть, но не от ру-
ки злодея, а от своей собственной!
Из коридора донесся звон разбитого стекла: нападавшие швыр-
нули в окно второго этажа увесистый булыжник.
— Долой папство! — взревела в отдалении дюжина луженых
глоток. — Смерть папистам!
Фентон, не раздумывая, надел шлем. Внутри был толстый под-
шлемник, крепившийся к основанию кожаными ремешками крест-
накрест, на затылке — сцепленные вместе стальные пластины, так
называемый «хвост омара». Фентон застегнул наушники и облачил-
ся в старый бархатный камзол свободного покроя.
— Я готов!
Они вышли в коридор и поспешили к разбитому окну.
— Сэр, сдается мне, всего их человек...
— Секундочку, Джайлз!
Нападавшие стояли перед домом плотной стеной. В глубине го-
рел укрепленный на шесте фонарь. Желтыми языками взвивалось
пламя факела.
В переднем ряду, который выступал из-под лип всего на шесть
футов, Фентон насчитал восемь шпаг. В центре их скопилось
больше, однако в ближний бой их обладатели, конечно, не всту-
пят. Тяжелые дубины, ощетинившиеся шипами, и камни куда
опаснее, но их, слава Богу, не видно ни впереди, ни на правом
фланге.
— Долой папство!
— Вздернуть колдуна!
— Высунь-ка нос, чернокнижник! Сын папистской сучки и па-
пистский любодей!
Теперь, увидев в окне две фигуры, они просто захлебывались
бранью. Ненависть, накатывая волнами, затопляла улицу. Однако
толпа есть толпа: она беснуется и трусит, грозит, но не решается,
и эта была ничуть не лучше.
Фентон оценил ситуацию, уяснил себе каждую ее деталь и ско-
мандовал:
— Вниз! — Потом, уже на бегу, спросил: — Дождь идет или
нет? Я что-то не слышу!
— Пока еще не упало ни капли. Но минут через тридцать нач-
нется настоящий потоп, дорогу сразу размоет, и как мы будем
сражаться в эдаком месиве — ума не приложу!
Издалека, нарастая, послышались раскаты, и оглушительный
удар грома сотряс дом. Окна вспыхнули мертвенно-бледным
сиянием.
Внизу было темно, только из кабинета слабо сочился свет.
337
Фентон распахнул дверь: четыре шлема медленно повернулись. Зна-
комые глаза под ними смотрели по-новому — дерзко и грозно.
У каждого в кармане имелась смертельно разящая каретная ось.
За поясом Большого Тома, который облачился в старомодный
шлем с носовым шитком, торчала дубинка. Огромные пальцы
сплошным кольцом обхватили кусок полена — чуть короче и легче
тех, что кладут в огонь, но оттого не менее внушительного. Назна-
чение его особых сомнений не вызывало: гвоздить врага с плеча,
плашмя и наотмашь.
Широкоплечий, выбритый до синевы кучер Уип нехорошо ухмы-
лялся — вполне понятно почему, ибо он тоже вооружился поленом.
Грум Джоб, в недалеком прошлом жонглировавший на ярмарках,
держал две увесистых дубины. Он мог метать любой рукой, двумя
сразу и даже крест-накрест. Третьим фехтовальщиком, включая
Фентона и Джайлза, был юный Генри. Шлемы потемнели от време-
ни, местами покрылись ржавчиной, но блестели зловеще. Фентон
оглядел свое войско и сказал:
— Буду краток. Запомните главное: нападают — они, мы — за-
щищаемся. Каждому йз этих мерзавцев уготована виселица, а пото-
му убивайте смело, не бойтесь. Против толпы, как я ее называю,
существует одно-едипственное оружие. Если у них нет вожака,
поначалу они отступят. Тогда по моему сигналу немедленно ата-
ковать. Мы выходим не для переговоров, не для нежностей и
церемоний: для того чтобы крушить, уничтожать, убивать. По-
нятно?
В ответ послышалось глухое рычание. Свет пламени отражался
в зрачках.
— Отлично! — Фентон смахнул со стола книги, и они с грохо-
том упали в пыль. Головы сомкнулись тесным кружком. — План
ясен? Я выйду первым и плюну им в физиономии.
— Помилосердствуйте, сэр! — воскликнул юный Генри. — Нас
шестеро, а их — больше шестидесяти! Вшестером против шести-
десяти?
— Вдвоем против двухсот! — рявкнул Фентон. — А коли у тебя
поджилки трясутся, ступай спать к бабам!
При этих словах почти звериный рык сотряс комнату. Джайлзу,
который стоял неподвижно со шпагой в руке, вдруг послышался го-
лос прежнего сэра Ника.
Но он ошибся. Фентон намеренно разжигал в людях ярость сви-
репых хищников.
— О чем бишь я? Да, пускай изнеженный сукин сын спит, где
хочет!
— Я буду с вами, сэр!
— Тогда повинуйся беспрекословно. Итак, выйду один. В до-
ме темно. Я открою дверь. Том, Уип и Джоб — словом, наши
338-
«дровосеки» (прозвище не очень удачное, ну да ладно!) — встанут
по левую руку.
Те сразу повиновались. В глазах Большого Тома появился крас-
новатый блеск. Из-под низко надвинутого шлема торчали спутан-
ные вихры. Джоб лениво подбросил огромные дубины, Уип ух-
мыльнулся.
— Когда я буду на полпути к липовой аллее, вы, пригнувшись,
выскользнете из дома. У них есть только фонарь и факел, и в такой
темноте вас вряд ли кто заметит. Спрячьтесь под крайним деревом
и ждите моего сигнала. Понятно?
— Да, сэр! — дружно прогудели в ответ три голоса.
— Сказанное относится и к Джайлзу с Генри, за тем малым ис-
ключением, что вы двигаетесь справа. Запомните, справа!
— Да, сэр! — мгновенно воскликнули эти двое.
Град камней обрушился на окна второго этажа. С улицы неслись
яростные вопли. Наверху, треша, падала мебель.
— Спокойно! — приказал Фентон, и все замерли. — Они швы-
ряют камни, значит, пока еще трусят. Наш план почти готов. Я —
в центре. Слева, — он махнул рукой, — прячутся три «дровосека».
Справа, — снова взмах, — два фехтовальщика. Когда я подниму
шпагу (вот так!) обе группы, пригнувшись, обходят деревья и ме-
шаются с толпой. Держитесь на некотором расстоянии друг от дру-
га. Будет совсем хорошо, если они примут вас за своих. Я же по-
стараюсь отвлечь внимание на себя, чтобы вас никто не заметил.
На этом все! Надеюсь, помните мой приказ? «Дровосеки»?
— Да, сэр! — рявкнул Уип, поглаживая колено. — Когда вы
крикнете «Вперед!», мы ударяем по правому флангу и тесним их
к узкой части аллеи.
— Правильно! Фехтовальщики?
— При крике «Шпаги!» врезаемся в левый фланг, и Бог да пре-
будет с королем Карлом! — отвечал возбужденный Джайлз.
— Правильно! Теперь последний наказ «дровосекам». На каждо-
го из вас придется от трех до пяти человек. При таком раскладе
наносить удары в живот или в грудь опасно: они могут легко вы-
бить у вас из рук полено. Цельтесь прямо в лицо, раскраивайте че-
репа, дубасьте направо и налево, чтобы каждый замах был смер-
тельным. Оказавшись в самой гуще, бросайте поленья — орудуйте
дубинками и осями. Надеюсь, у всех заточены колесики на шпорах,
как я приказал?
Раздалось тихое грозное шипение.
— Если вас схватят за ногу, лягайте противника шпорой. Фехто-
вальщики!
— Да, сэр?
— Вам такой наказ. Красивые приемы приберегите до луч-
ших времен. Главное сейчас, чтобы каждый удар — шпагой или
339
кинжалом — нашел цель. Как можно дольше не смешивайтесь с
толпой, иначе шпаги ваши окажутся бесполезными. Однако рано
или поздно это все равно случится — тогда бросайте шпаги и дей-
ствуйте железными прутьями. Кинжалы пускайте в ход исподтиш-
ка, бейте в живот. Колите, не зная пощады! Ну, с Богом!
Теперь по выражению глаз Фентон понял, что слуги готовы сто-
ять насмерть. Он обнажил свою длинную с обоюдоострым клин-
ком шпагу, выхватил из-за пояса и взял в левую руку кинжал, так
что большой палец пришелся точно на выбитый желобок.
— Я пошел, а вы — следом!
Уже открыв дверь, еще раз обернулся:
— Действовать решительно, без промедления. Толпа — тиран,
но три фехтовальщика и три «дровосека» с Божьей помощью по-
вергнут ниц тирана!
Он притворил за собой дверь и по темному холлу стал ощупью
пробираться к парадному. Толпа? О ней Фентон почти не думал.
«Сельская партия» — вот кто враг! Богатые, жирные землевла-
дельцы, чья главная цель — деньги и власть, мечтают снова подо-
рвать трон, как тремя десятилетиями раньше сделал Кромвель,
а потом лживые либеральные историки назовут их «народом
Англии»!
Народом Англии!
Фентон распахнул дверь. Свет факела выхватил из темноты его
фигуру. Толпа загудела, подобно беснующемуся ветру. Камень со
свистом пролетел над плечом Фентона, другой едва не угодил ему
в голову. Но он не обращал внимания. Двинулся навстречу им и
громко, во всю мощь голоса, крикнул:
— Что вам надо, отребье? Какого черта вы явились сюда?
Опять, нарастая лавиной, обрушился с вышины оглушительный
раскат грома. Вдалеке блестящей змеей сверкнула молния. Послы-
шался треск и злобное шипение: белое пламя лизало ствол расщеп-
ленного дерева. Фентон уже одолел половину пути, но теперь
остановился; поигрывая кинжалом и шпагой, переждал, пока от-
грохочет стихия, и снова пошел вперед.
— Где ваш вожак? — окинув презрительным взглядом толпу,
крикнул он. — А ну, назад!
Рык был столь мощным, в нем слышалась такая сила, что бун-
товщики невольно попятились. «Трусы!» — взвизгнул женский го-
лос. Они отступили всего на пару шагов, однако Фентон, почуяв
нутром двигавшееся по пятам «войско», обрадовался: задача хоть
ненамного, но упростилась.
— Спрашиваю, где ваш вожак? — в прыгающем свете фонаря
и неровном мерцании факела блеснул поднятый кверху клинок.
Бунтовщики, которые еще секунду назад, словно зачарованные,
смотрели на его оскаленный рот и сверкавшие из-под шлема глаза,
340
теперь приковались взглядами к полыхавшей пламенем стали.
В это мгновение Фентон почти явственно увидел, как справа и слева
от него скользнули под своды деревьев пригнувшиеся тени.
— Я вожак, сэр! — раздался хриплый голос справа, где, сбив-
шись в кучу, стояли восемь человек со шпагами.
Вперед выступил один, с довольно внушительным брюшком,
почтенной и, как ни странно, очень худой физионохмией — словом,
идеальный представитель «Сельской партии», в роскошном наряде
и с зеленой розеткой на шляпе.
— Позвольте отрекомендоваться. Сэмюель Уоррендер, эск-
вайр. — Толпа притихла. — А вы — папист?
— Нет! Однако учиненное здесь безобразие склоняет меня к
мысли стать таковым!
— У вас есть дар предсказывать будущее?
— Да! — во всеуслышание рявкнул Фентон.
Он чувствовал, он знал, что суеверный страх мертвяшим холо-
дохм сковал их сердца. Пора! Момент для удара настал.
— Вы объявляете мне войну? — Фентон снова поднял шпагу и
крикнул:
— Вперед!
Три фигуры, почти невидимые и показавшиеся из-за неровного
света, невероятно огромными, возникли вдруг на правом фланге.
Развернулись недюжинные плечи, и шестифунтовые поленья с ду-
бинками пляшущей смертью обрушились на головы толпы.
Поначалу никто даже не понял, что произошло: все взгляды бы-
ли устремлены на Фентона. Потом вторая линия разглядела напа-
давших, послышался крик ужаса, снова мелькнули поленья, снова
и снова прошлись по головам неутомимые дубинки приплясываю-
щего Джоба.
— Назад! — взвизгнул какой-то длинноногий в бумазейном кол-
паке и, оскальзываясь, полез по крутому склону, но не удержался
и упал.
— Назад! Назад!
— К Чаринг-кросс!
Теперь между «дровосеками» уже валялись в рыжевато-коричне-
вой пыли — кто на животе, кто на спине — мертвые и тяжелоране-
ные. Пыль мешалась с кровью, и лица выглядели ужасно. Один,
в парике, с золотистыми пуговицами на камзоле, нагнувшись, схва-
тился за золотую цепочку часов, сорвал ее, сделал еще пару нетвер-
дых шагов и рухнул навзничь в клубящееся месиво. По лицу его,
змеясь, расползались струйки крови.
Левое крыло пребывало тем временем в полном неведении, и
только оглушительный шум и вопли заставили его насторожиться.
Фентон стоял невозмутимый и спокойный, словно отсчитывая
секунды.
341
Только стрелка «дошла» до нужной цифры, он мысленно сказал
себе: «Пора!» — и бросился бежать вдоль смятой линии переднего
края. Джайлз с юным Генри устремились следом.
Бам! — тяжелая дубинка обрушилась на шлем одного из «дро-
восеков», но прочная сталь выдержала удар. Теснимая ими толпа
развернулась по другую сторону дороги и увлекла за собой крыло
фехтовальщиков.
Ситуация переменилась. Теперь маленький отряд Фентона
очутился в довольно узком проходе. Передняя шеренга, хоть и сжа-
лась, но не настолько, чтобы охватить ее вшестером — такая зада-
ча под силу лишь титанам.
— Шпаги! — крикнул Фентон.
И шестеро нападавших, как один, врезались в толпу.
Столь отчаянно бесстрашен, столь злобно стремителен был их
натиск, что бунтовшики в считанные секунды откатились назад сра-
зу шагов на двадцать. Фонарь угрожающие раскачивался на своем
шестке. Брызгал голубовато-желтыми искрами потрескивающий
факел. В шуме и воплях потонули громовые раскаты, но молния,
плеснув огнем, высветила обезумевшие глаза и распяленные кри-
ком рты.
Из тех восьми, что бросились на шпаги нашей троицы, менее
чем за минуту не осталось никого. Кого убили наповал, иные кор-
чились в предсмертных судорогах. Справедливости ради следует
сказать, что фехтовали они неважно. Один, правда, продержался се-
кунд тридцать и успел целых шесть выпадов, но очередной финт
Фентон предупредил, вонзив ему шпагу в горло.
А первой его жертвой стал сам Сэмюель Уоррендер, эсквайр.
Он нацелился в живот Фентону, но довольно неудачный выпад
тут же был парирован. Затем Фентон отвел шпагу чуть назад
и прямым уколом поразил противника в сердце. Мистер Уор-
рендер рухнул на землю, содрогаясь всем телом, как растоптан-
ный червяк.
Фехтовальщики прыгали через трупы, отбивались шпорами от
тянувшихся рук и, орудуя направо и налево шпагами, теснили вра-
га. Толпа то отступала, то, грозно ошетинясь дубинками, бросалась
в атаку. Джайлз действовал хладнокровно и методично, и всякий
раз его кинжал и шпага метко поражали цель. Побледневший Ге-
нри, стиснув зубы, рубил сплеча: его занесенный обоюдоострый
клинок снова и снова вспыхивал и обрушивался на головы мя-
тежников.
Однако преимущество наступавших было невелико.
Толпа, поначалу опешив, теперь уже оправилась от испуга и стя-
гивала силы для контратаки. Вопли прекратились. Фентон заметил,
как из глубины вперед передавались по рукам шпаги, кинжалы,
дубинки...
Й2
Сообразив, что даже самый мощный удар по шлему лишь оглу-
шал — не больше, они стали целиться в наушники, надеясь в случае
удачи сломать противнику челюсть. Поняли также, что против
«дровосеков» можно пустить в ход кинжалы: подкрадывались со
спины, в одиночку, а то и вдвоем, били исподтишка...
Фентон вдруг с ужасом увидел, как упал Большой Том. Потом
далеко справа, хрустнув, раскололась надвое шпага Генри.
«Один — против толпы...» — подумал он и тут заметил растре-
панного чернявого оборванца, который с кинжалом в руке подби-
рался к Джобу. Тот, мертвенно-бледный, отбивался из последних
сил и не видел врага. Фентон прыгнул влево. Удар пришелся точно
по запястью, и оборванец с немым недоумением воззрился на пере-
рубленную кисть. Другому, в широкополой шляпе и в очках, Фен-
тон вогнал шпагу по самый эфес в левое предплечье, затем неверо-
ятным усилием освободил клинок — очкастый покачнулся и рух-
нул, как подкошенный.
Увидев, что вслед за Большим Томом упал и юный Генри, Фен-
тон помчался назад.
— Держитесь, сэр! — донесся отчетливый возглас Джайлза. —
Наступать! Мы должны наступать!
Да, Джайлз прав. И Фентон, точно безумный, бросился на
толпу.
Со стороны могло показаться, что сэр Ник снова взял над ним
верх. Кинжал с резной гардиной мелькал тут и там, с неизменной
меткостью, вонзаясь в нижнюю часть живота. Вопреки тому, что
он давеча говорил своим соратникам, мятежникам никак не уда-
валось схватить его даже за правую руку, в которой сверкала
шпага. Острый, словно бритва, клинок рубил направо и нале-
во, налево и направо, колол и снова рубил. Многорукая гид-
ра упорно тянулась к запястью Фентона и всякий раз отшаты-
валась в ужасе, ощутив под ладонями холодный огонь усколь-
зающей стали.
Злобная сила гнала его вперед и вперед, и те, что пытались про-
тивиться ей, отступали, теснили напиравших сзади. Тяжелая дубин-
ка обрушилась на правый наушник, но, как ни странно, даже не
оглушила Фентона. Мелькнувший вблизи кинжал лишь вырвал ог-
ромный клок из просторного бархатного камзола й слегка оцарапал
левый бок.
Внезапно Фентон очутился в центре открытого полукруга. Впе-
реди —- никого, за спиной — тоже. С трудом перевел дух. Глаза за-
стилал туман. Но мозг продолжал работать.
Вверху еще погромыхивало, шипело, урчало, но в целом стало
тихо. Внизу царил удушливый потный смрад, который в пылу сра-
жения пьянит и валит с ног куда сильнее, нежели запах самой
крови.
343
Издалека, со стороны королевских казарм, донесся тревожный
бой барабанов. Нет, помощь им не нужна. Все продумано, должно
и будет идти точно по плану.
«Мне бы минутку... Хоть тридцать секунд... Хватит и пятнадца-
ти!» — молил Фентон и, дабы выиграть вожделенные секунды,
предпринял то, что в наше время назовут «блефом»: обернувшись
к дому, закричал на пределе голоса:
— Спустите мастиффов! Гром! Лев! Жадина! Голозадый!
Толпа дрогнула, но не отступила. Теперь он видел перед собой
только здоровенного мужлана в заляпанной синей блузе, с дубиной
в руках — судя по всему, мясника — и того, заросшего с головы до
ног грязью и волосами, тщедушного эльзасца, который пытался
пырнуть его кинжалом.
— Смерть дьяволу в бархате! — вопил мясник. — Смерть!..
И тут, подобно прочим, смолк, словно оцепенел.
Послышался звон выбитого стекла и лай собак. Три огромных
мастиффа, казавшиеся в призрачном свете еще больше, выскочили
из-за тополей. Жадина был мертв, но Гром, Лев и Голозадый —
умирающие, полуслепые — спешили на зов хозяина. Свежий запах
крови разбудил в издыхающих тварях звериную ярость. Точно три
разномастные молнии — пестрая, рыжеватая и желтовато-коричне-
вая, — псы, оскалив зубы и высоко подпрыгивая, кинулись на вра-
гов с намерением перегрызть им глотки.
— Ату их! — вскричал Фентон. — Бог да пребудет с королем
Карлом!
Над толпой, словно всплыв со дна морского, возник шлем Боль-
шого Тома, и непомерные ручищи с поистине титаническим разма-
хом принялись орудовать направо и налево дубинкой и каретной
осью. Как будто обретя второе дыхание, встали плечом к плечу из-
влеченные Джоб и Уип. Коршуном кидался на врага неутомимый
Фентон. Бок о бок с ним, позабыв былую осторожность, неистово
бился Джайлз.
И толпа дрогнула.
Сначала от нее отделилась одна фигурка и бросилась прочь.
Следом метнулась другая, третья...
Покачнувшись, рухнул на землю фонарь. Шипя и брызгая искра-
ми, растворился во тьме факел. Люди, точно муравьи, бежали к
Чарингкросс и вниз по Кинг-стрит. Первая шеренга, обнаружив,
что сзади никого нет, обрушила на противника прощальный град
камней, дубинок, ударов кинжалами и шпагами, развернулась и
припустила во все лопатки.
— Стой! — кричал вдогонку им Фентон, потрясая шпагой.
Спустя пол минуты сверкнула молния, и глазам маленького от-
ряда открылось жутковато пустынное, если не считать многочис-
ленных убитых и раненых, пространство. Раненые стонали, иные
344
даже пытались ползти. Накрапывал дождик, но опрокинутый фо-
нарь вес еше вспыхивал.
Однако дождиком дело не обошлось. Фентон как раз отдавал
распоряжения, когда послышался оглушительный раскат грома,
разверзлись хляби небесные, и на землю хлынул настоящий потоп.
Глава 15
ВЕСЕЛЫЙ УЖИН, УКРАШЕННЫЙ ПОВЕСТВОВАНИЕМ
О ХРАМЕ ВЕНЕРЫ
Однажды вечером, а именно накануне той ужасной даты —
10 июня («Ирония судьбы!» — подумал Фентон), в дом нагрянули
гости, и как-то само собой получилось довольно веселое за-
столье.
В полдень Фентон пометил в дневнике число — 9 июня, потом
отошел к окну, выходящему на зеленый кустарник, и долго ку-
рил длинную трубку, пока в задумчивости чуть было не обжег
пальцы.
Припомнив все, что случилось в ночь на седьмое, в частности
шлепавший под дождем отряд драгун, снова улыбнулся.
— Ну и ну! — от множества синяков и шишек тело при ходьбе
нещадно ломило, но это ничуть не умаляло его торжества. Да, вы-
далась ночка!
Теперь уже было ясно, что Гром, Лев и Голозадый скоро совсем
поправятся. Правда, мистер Миллигру, явно забывшись, разговари-
вал с ним в недопустимом для ветеринара тоне, однако все же при-
знал, что вынужденная разминка, вероятно, пошла мастиффам
на пользу.
Потом Фентон поспешил на кухню, дабы уточнить потери в сво-
ей маленькой армии. Его встретили очень радушно, но с должным
почтением.
Большой Том принес на себе бесчувственного Генри. У того, помимо
мелких ранений, оказались сломаны правые рука и нога. Большой Том
не стал объяснять хозяину, что выбыл из боя на пару минут по причине
укола в бедро и подвернутой ноги, поскольку вряд ли кто из присутству-
ющих, кроме Нэн Кэртис, понял бы его бессвязные речи.
— Молодчина! — пробурчал Джоб, кивнув на распростертого
ниц Генри. — Того лишь и трусил, что собственной трусости, а
упал только тогда, когда повалил троих!
Синяков и шишек хватало у всех. Джобу сломали ключицу, Уи-
пу — несколько ребер. Однако, вопреки настояниям Фентона, оба
наотрез отказались довериться заботам дурака-костоправа: тот-де
ничего не понимает, и авось оно само заживет. В этой связи цен-
ное соображение высказал Уип. Ежели хозяина так беспокоит их
345
здоровье, пусть уж лучше ими займется мистер Миллигру. Ему они
доверяют. Коль скоро лошадиный доктор столь умело врачует ко-
ней и псов, значит, и в людях кое-что смыслит.
Мистер Миллигру, в черном аккуратном сюртуке, в жилете с
оловянными пуговицами и навакшенных, правда лишь местами, са-
погах, тем временем внимательно обозревал потолок и, судя по вы-
ражению багровой физиономии, ничуть не возражал против выше-
приведенного суждения.
— Полагаюсь на вас, мистер Миллигру! — Тот солидно кив-
нул. — Вылечите их, и, клянусь, я не поскуплюсь!
Затем Фентон обратился к слугам:
— Что я могу сделать для вас? Говорите! Выполню любую про-
сьбу, как бы велика она ни была!
Сидевший у стены Большой Том что-то пробормотал, и все во-
просительно посмотрели на Нэн Кертис.
— Сэр... — несмело начала та и осеклась.
— Ну же! — настаивал Фентон. — Что он сказал?
— Ои говорит, что эта клистирная трубка, по своему медицин-
скому обыкновению, немедля уложит их в постель, и спрашивает,
нельзя ли им сегодня вечером напиться вволю. Чтобы у каждого
возле кровати стояла добрая кварта пива, вина или чего другого
и чтобы я все время подливала им, как только попросят.
— Клянусь Бахусом, конечно! Ключи от погреба у Джайлза.
Скажи ему, что я приказал.
Большой Том, Уип и Джоб взвыли от восторга и ликовали до
тех пор, пока Большой Том не разразился очередной, на сей раз
очень взволнованной и тут же переведенной тирадой.
— Ах, сэр, — чепчик, у Нэн съехал на бок, по щекам текли сле-
зы, — он говорит: «Да благословит вас Бог!», говорит, что такого
полководца, как вы, никогда в жизни не видел и что, будь вы глав-
нокомандующим, три британских полка одним ударом вышибли
бы короля Людовика из Франции и Голландии и гнали бы его аж
до китайских пределов, чтобы там сунуть вверх тормашками в чаи
с рисовой водкой.
Гогот и вопли возобновились. Вконец обессилевшие Уип и Джоб
даже не пытались подняться, а потому топали ногами и колотили
по чему попало деревянными ложками.
Фентон был немало изумлен: смех, слезы, бессмысленная жесто-
кость и искренняя радость — все проявлялось в ту эпоху столь не-
посредственно, стихийно, с бурлящей первобытной силой!
— Но это же сущий пустяк! Я ... очень благодарен вам...
Я... — И он бросился вверх по лестнице.
Поднимаясь на второй этаж, Фентон старался ступать как мож-
но тише (в сапогах-то со шпорами), крался на цыпочках, боясь
обеспокоить и напугать своим видом Лидию. И не напрасно. Из
346
разбитого уха на плечо капала кровь, тело стонало от боли, но кос-
ти, слава Богу, остались целы.
Лидия стояла на верхней ступеньке лестницы и, несмотря на
слабые протесты супруга, приникла к нему, заявив, что с самого
начала ничуть не сомневалась в его победе.
— Нет, правда, душа моя, я ни на секунду не отходила от окна
и когда увидела, что ты уничтожил, наверное, целую сотню...
— Лидия, дорогая, да их и было-то...
Но все доводы казались напрасными. Лидия с Бет, засучив рука-
ва и подоткнув подолы, побежали за ведрами и после нескольких
рейдов вверх и вниз по лестнице наполнили для него ванну. Вымы-
тый, перебинтованный и почти умиротворенный (голова просто
раскалывалась от боли), он лежал в спальне жены и слушал, как
шипит в каминной трубе, барабанит по крыше и бьется в оконные
стекла летний дождь. Рядом, свернувшись калачиком, пристроилась
Лидия.
— ...и когда, наконец, хлынул дождь, — рассказывала она, —
подъехал отряд драгун. Все в широкополых шляпах с плюмажами,
а командир держал фонарь. Вы с ним быстро переговорили...
— Это не просто драгуны, а согласно рескрипту его величества
о новой армии — «Первый королевский драгунский полк!». Так что
будем выражаться со всем почтением, — рассмеялся Фентон.
— Командует им капитан О’Каллахан — человек в высшей сте-
пени любезный и к тому же ярый противник «Клуба зеленой лен-
ты». Будет на то ваше желание, сказал он, раненых вздернут на
виселице, однако посоветовал мне вести себя поосторожнее.
— Почему?
— Его величество и герцог Йоркский не любят подобных
историй...
Лидия хмыкнула.
— ...и я с ним согласился. Капитан обещал избавить меня от
всех хлопот, поговорить с ближайшим магистратом и доставить
сюда две большие повозки. На одну погрузят убитых — его корне-
ту якобы «известно некое местечко, где их можно похоронить».
Я, например, такого «местечка» не’ знаю!
— Он, конечно, имел в виду чумную яму, душа моя. — Лидия
содрогнулась.
— Неужели?.. На вторую положат остальных. Тех, кто способен
двигаться, развезут по домам, а на случай, если им еше раз вздума-
ется чинить беспорядки, пригрозят веревкой. Тяжелораненых от-
правят в «Приют Христа» и главного смотрителя предупредят о
том же. Таким образом, нам удастся избежать огласки и все оста-
нется в тайне.
— Ты хочешь сказать, что никто не узнает о твоей доблести?
— А зачем? Чтобы их повесили? — Фентон помолчал. — По
347
словам Джайлза, убитых и раненых набралось тридцать один
человек.
— Теперь понятно... — прошептала Лидия и, прижавшись к не-
му теснее, снова вздрогнула, на сей раз по другой причине.
— Что «понятно»?
— Я видела, как Джайлз ходил под дождем между распростер-
тыми на земле телами, потом вернулся назад — корнету отдал фо-
нарь, а офицеру протянул какую-то бумажку. Офицер взглянул на
нее, на тебя, повернулся к своим людям, что-то сказал, и они отса-
лютовали тебе обнаженными клинками. Ты тоже поднял руку к
подбородку, держа шпагу острием вверх, и все замерли на мгнове-
ние под дождем. Потом, по команде офицера, отряд развернул-
ся — так четко и быстро, как умели только «железнобокие»...
— Как кт-о-о? — даже сейчас гнев ожег Фентона, подобно сад^
нящей в боку ране.
— Как., конница принца Руперта1 , — мягко поправилась Лидия
и положила голову ему на грудь. — Спи, мой дорогой! Тебе нужно
отдохнуть!
Весь следующий день, 8 июня, он пребывал в болезненном,
мрачном, дремотно-опийном состоянии, но поутру проснулся пол-
ным сил, сказал, что валяться в кровати больше не может, и потре-
бовал подать одежду. Однако, увидев бледного, трясущегося
Джайлза, отослал его обратно в постель.
В полдень Фентон направился в кабинет, пометил число в по-
тайном дневнике, потом, глядя на скучавшую рядом Лидию — ей,
должно быть, очень недостает приятного общества, музыки и весе-
лья, — подумал и написал нескольким друзьям (так, по крайней
мере, их называл Джордж) с предложением отобедать (или отужи-
нать) у него в удобный для них день. Одно из писем предназнача-
лось лорду Дэнби, казначею его величества.
Назавтра Фентон, по собственному признанию, уже совсем вы-
здоровел. Синяки, правда, еще не прошли и по-прежнему доставля-
ли массу неприятностей, особенно при ходьбе, но рана в боку
затянулась, а пышные локоны парика скрыли от досужих взглядов
припухшее ухо. В дневнике он проставил дату — 9 июня — и снова
со страхом подумал о неотвратимо приближающемся числе...
День выдался ясным и солнечным, и они с Лидией долго гуляли.
по саду. Фентон был мрачен, но Лидия, как всегда, смеялась, под-
трунивала и в итоге заразила его своим весельем. С Мэлл доноси-
лись тяжелые удары биты и стук деревянных шаров; там играли
в «пэлл-мэлл». Суть этой старинной забавы сводилась к тому,
'Прини Руперт (1619—1682) — внук Якова Первого, возглавляющий роя-
листскую кавалерию в Гражданской войне и потерпевший поражение в битвах при
Марстон-Мурс в Незби.. После казни Карла Первого изгнан из Англии. Вернулся
после Реставрации Стюартов (1660 г.).
348
чтобы пробросить шар сквозь подвешенный на другом конце лу-
жайки обруч. Крики и брань развлекавшихся придворных, канонад-
ный грохот биты и глухие удары падающих шаров подействовали
на него успокаивающе.
Под вечер все в том же подавленном состоянии Фентон снова
отправился на прогулку. Большой ключ от парадного никак не по-
ворачивался в замке. Тогда он быстро вынул его, осмотрел со всех
сторон и, обливаясь холодным потом, аккуратно сунул кончики
пальцев в скважину...
Мыло. Грязноватые, едва заметные кусочки мыла. Собак, конеч-
но, отравили бунтовщики. Но был, вероятно, и еще кто-то, кото-
рый снял с замка слепок, чтобы по нему заказать ключ.
Фентон, не говоря никому ни слова, отправился на конюшню,
нашел Джоба (тот уже успел не только поправиться, но даже соску-
читься по работе и потому трудился не покладая рук) и приказал
по возможности быстрее установить на внутренней стороне вход-
ной двери надежный засов, после чего зашагал по направлению Ча-
ринг-кросс.
Значит, отравитель — посторонний? Пусть так! Но что он мо-
жет сделать? Опасность станет реальной лишь в полночь, когда на-
ступит 10-е число. Фентон уже отведал еду и вино Лидии, а притра-
гиваться к пище в его отсутствие она отказывалась наотрез.
Он дошел до Чаринг-кросс и, чувствуя странное и вместе с тем
знакомое радостное возбуждение, повернул обратно. Перед домом
стояла большая тускло-коричневая с золотом карета, а рядом навы-
тяжку, подняв, словно пику, жезл, возвышалась молчаливо-
почтительная фигура Сэма.
— Ник, мальчик мой! — откликнули из кареты.
Дверца открылась, и в. проеме, как в раме, взору Фентона пред-
стал высокий, очень худой господин в шляпе и огромном каштано-
вом парике — господин, портреты которого он определенно прежде
видел, но опознать почему-то не мог.
Глядя на изнуренное, болезненно-бледное морщинистое лицо, вы
не ошиблись бы, предположив, что на людях незнакомец держится
чопорно и надменно, но сюда он прибыл приватно и потому гово-
рил ласково, с искренним участием в голосе:
— Видите, мальчик мой, Том Осборн помнит старых друзей и
в ответ на письмо сына Ника Фентона почитает себя обязанным
явиться лично. — Он провел по лицу длинными тонкими пальцами
и добавил: — Служить в Казначействе — дело невероятно хло-
потное!
«Ну, конечно, это же Томас Осборн, граф Дэнби, первый ми-
нистр и лорд-казначей его величества!» — Не угодно ли вам выйти
из кареты и отужинать с нами, милорд?
Лорд Дэнби улыбнулся. Усталое лицо его немного смягчилось.
349
— Увы, сегодня, впрочем как и всегда, — он криво усмехнул-
ся, — меня ждут дела, и потому я счел необходимым извиниться
лично.
Однако мне хотелось бы поговорить с вами. Будьте добры, при-
сядьте на минутку!
Фентон поднялся в карету, сел напротив первого министра и
притворил дверцу.
— Знаете, чему я завидую? Вашей молодости! — На первый
взгляд улыбка лорда-казначея казалась даже зловещей, но, при-
смотревшись, Фентон увидел в ней выражение самого дружеского
участия. — Но, говоря по правде, завидовать вам не в чем! Наде-
юсь, ваша супруга здорова?
— Слава Богу, да!
— Что касается ужинов, доктора утверждают, будто наедаться
на ночь вредно... Чепуха, конечно... Впрочем, я и так ем очень
мало...
Фентон чуть наклонился.
— Оставайтесь, милорд, — с тихой настойчивостью попросил
он, — ужин в моем доме пойдет вам только на пользу!
Лорд Дэнби сидел чуть сгорбившись в углу кареты и смотрел
на Фентона тусклыми проницательными глазами.
— Знаете, вы чудесно переменились! — Он покачал головой.
— Не могу сказать, в чем именно, но это так. Вы в самом деле
хотите, чтобы я остался?
— Хочу! А что тут особенного? — изумился Фентон.
— А то, что меня все ненавидят, — Дэнби опустил взгляд. —
И оппозиция, и моя собственная партия. Вопрос: почему?
— По-моему, сии болезненные домыслы проистекают от вашей
усталости, милорд!
Дэнби неожиданно резко подался вперед, и его длинные тощие
пальцы сжали рук Фентона.
— Обещайте хранить в тайне то, что скажу вам, — тихо прого-
ворил он. — Почти четыре года назад, когда я вступил в свою
должность, казна была полупуста, но пройдет еше немного време-
ни, и я положу в нее миллион фунтов стерлингов. Флот пополнится
тридцатью новыми кораблями, куда мощнее тех, что мы имеем на
сегодняшний день. Англия была и будет владычицей морей, а не
какие-нибудь там голландцы или французы. Морякам нужно пла-
тить жалованье, а большую часть долга вернуть Казначейским су-
дом, и я сделаю это! Не говоря уж о том... — он убрал руку и
промокнул лоб кружевным платочком. — Я служу казне верой и
правдой и никак не возьму в толк, что еще угодно от меня этим
господам...
Золотистый свет, проходя сквозь кроны лип, пятнил запылен-
ную стенку кареты яркими бликами. Фентон случайно посмотрел
350
в дальнее окошечко, и глазам его предстало зрелище столь же от-
радное сердцу, как звуки старой доброй мелодии. К дому не спеша,
очевидно, выискивая на земле свежие пятна крови, которые к тому
времени уже успело смыть дождем, приближались Джордж Хару-
элл, разряженный, по своему обыкновению, в пух и прах, и мистер
Рив, в латаном-перелатаном черном камзоле. Под стать седокам
выглядели и лошадки.
Судя по стуку копыт, всадники свернули к конюшне, и, несмот-
ря на плотно прикрытые дверцы кареты, до Фентона донесся обры-
вок разговора.
— Значит, вы обзавелись новой подружкой, — степенно отмечал
хрипловатый басок мистера Рива. — Что ж, дело хорошее...
— Я говорил Нику Фентону, что найду себе девчонку, и вот,
гром меня разрази, нашел! И какую! Губы у нее полные, будто две
вишенки...
ПрочНгХ пикантных подробностей чудесной «находки» Фентон не
расслышал.
— Видите, милорд, солнце еще высоко, — его не на шутку
встревожило мрачное настроение лорда-казначея, — ужинаем мы
очень рано. Вам нужно развлечься и отдохнуть от забот, чему соч-
ный каплун, сдобренный бокалом вина и приятной беседой, способ-
ствует как нельзя лучше.
Казалось, сковывавшие движения плащи и накидки разом упали
с плеч Дэнби.
— Готов поклясться, мальчик мой, ваше угощение мне не повре-
дит! — воскликнул он.
И импровизированная вечеринка, подобно большинству импро-
визаций, из просто приятной стала шумной и оживленной. Закулис-
ные приготовления осуществлялись под неусыпным оком Лидии.
В итоге пареного и жареного явилось на стол такое количество, что
одолеть все это не сумел даже Джордж. Были там и каплуны —
горячие и холодные, и запеченный картофель, и огромные головы
сыра...
Глядя на то, с каким проворством хозяйничала супруга, Фентон
только диву давался, а быстрота ее переодевания, когда она вдруг
вышла к гостям в бриллиантовом уборе и платье голубого шелка
с оранжевыми разводами, прекрасно гармонировавшем с цветом ее
волос и глаз, сразила его наповал.
Галантный поклон, отвешенный ей Дэнби, вызвал невольную
зависть в Джордже, но когда лорд-казначей поцеловал ей руку и
сказал отменно учтивый и тонкий комплимент, позавидовал даже
сам Фентон.
Он сел во главе стола. Слева от него расположился Дэнби, спра-
ва — Лидия. Рядом с Лидией степенно, как то и подобает обносив-
шемуся архиепископу в присутствии лорда-казначея, восседал
351
мистер Рив. Джордж, поместившийся напротив, — рядом с Дэнби,
заметно нервничал и набросился на угощение с такой поспешнос-
тью, что чуть было не расплескал подливку. Но вино оказало хмаги-
ческое действие, и компания повеселела.
Мужчины сидели без шляп (это допускалось за дружеским сто-
лом), и кудри их огромных париков блестели в пламени восковых
свечей. Нэн Кертис пережгла все картофелины, кроме одной, но,
коль скоро лишь редкой кухарке удавалось обратное, никто не обра-
тил на это внимания. За каждым стулом стояла прислуга, которой
то и дело подавал знаки вытянувшийся в струнку за спиной Фенто-
на Джайлз.
Несколько раз то Джордж, то мистер Рив, многозначительно
кашлянув, пытались расспрашивать о недавнем происшествии, но
Фентон тут же искусно уводил разговор в сторону и развлекал ком-
панию каким-нибудь пикантным анекдотом, что вызывало у всех,
включая Лидию и Дэнби, бурю восторга и желание снова напо-
лнить бокалы.
В основном же беседа крутилась вокруг одного занимательного
предмета, а именно новой пассии Джорджа, и тут Лидия наконец-
то восторжествовала.
— Джордж! — молила она, пригубив из шестого по счету бока-
ла. — Расскажите нам о ней! Иначе я просто умру от любопыт-
ства и, клянусь, не сомкну глаз всю ночь!
Джордж, уже успевший накачаться до краев, величественно мах-
нул рукой.
— Тогда, im primis1, сообщите нам ее имя, — с важным видом
судьи изрек мистер Рив. — Имя! Мы хотим знать имя!
— Ее зовут Фанни, — гордо отвечал довольный Джордж.
— Э, нет! — судья многозначительно постучал по столу паль-
цем. — Назовите нам полное имя! Или она отказалась сообщить
его?
— Черт возьми, конечно, нет! Ее зовут миссис Фанни Бри-
скет.
— Хотелось бы узнать, лорд Джордж, как вы познакомились с
молодой леди? — осведомился слегка осовелый, но неизменно уч-
тивый Дэнби.
Круглая и без того красная, лоснящаяся физиономия Джорджа
достигла последней степени накала.
— Ну, говоря по правде, — он прокашлялся, — мы встретились
в публичном доме...
Последовавший шквал аплодисментов и барабанный стук но-
жей по столу поначалу смутил опешившего Джорджа, но Лидия
тут же пришла ему на помощь. Подперев руками подбородок и
1 Во-первых (лат.).
352
вглядываясь в него сквозь лучистое серебро канделябров, она с са-
мым живейшим интересом воскликнула:
— Вот как?! Джордж, дорогой мой, расскажите нам об этом до-
ме, как он выглядит и... все-все! Ну. пожалуйста?
— Пусть вам не покажется странным, но место сие весьма дос-
тойное. не чета притонам Уэтстонского парка. — Джордж лаже по-
морщился от омерзения.
Уэтстонский парк на самом деле представлял собой улицу, на
которой в тс времена обитала добрая половина всех потаскушек
Лондона.
— Это настоящий храм Венеры, созданный на благо людей дос-
тойных... — Джордж неожиданно смолк. — Гром меня разрази.
Ник, я ведь давеча уже говорил тебе о нем!
Фентон как раз пробовал вино Лидии. У него уже вошло в при-
вычку пить за ужином много кларета, и с некоторых пор он даже
держал у себя в спальне графинчик, но сегодня, принимая гостей,
предпочитал воздерживаться и потому был трезв.
— Когда?
— Проклятье, да в тот самый знаменитый день, когда мы с то-
бой искали аптекаря в переулке Мертвых и ты разом покончил с
шумя громилами! Нет, постой, я только начал тебе рассказывать,
но гы так задумался, что едва не свалился в выгребную яму.
— А, припоминаю!
— Погодите! — с видом третейского судьи прервал их мистер
Рив. — По поводу публичного дома...
- Ах, да! — Джордж обвел стол слегка остекленевшим взгля-
дом. - Случилось мне обедать в «Радуге». И вот. отобедав,
я принялся размышлять: а существует ли на свете такой храм,
образ которого давно уже витал в моем воображении? Был со
мной один приятель (имя его я называть не стану, поскольку он
выскочка и фат), и сей вопрос я просто так, от нечего делать,
$адал ему.
«Какой же ты, право, болван, — сказал он, — если не знаешь,
что всего в двух минутах ходьбы отсюда есть именно такое достой-
ное заведение?» Вы понимаете, что я ему ответил. «Воля твоя. —
настаивал приятель, — а только я укажу тебе этот самый дом и
объясню, что там надо сказать». И вот. обуреваемый желанием
свежих впечатлений, равно как и любопытством, я воскликнул:
«I.aus Ventris!»’ Пойду наудачу!»
Однако взглянув на сие огромное каменное строение, в дверях
коего стоял привратник с жезлом, я вдруг понял, что приятель ре-
шил меня разыграть. «Ладно, — думаю, — гинеи и, любопытство
при мне, а этому выскочке, коли он вздумал шутки шутить, оторву
'Хвала Венере (лат.).
,<| . Карр
i олову, точно пробку с бутылки!» Положивши гак, подошел я к
приврщнику и учтиво осведомился: «С кажи, дружите, сдаюзся ли
здесь комнаты?» — «Да, сэр,—соблаговолиге войти и сами убе-
ли гесь».
Заметив, ч го публика слушает его со всем вниманием. Джордж
помолчал. глотнул Канарского из серебряною бокала, обвел со-
брание туманным, по самым благожелательным взглядом, рыг-
нул, сразу же поспешно хмыкнул, лабы скрыть сей факт, и про-
должил:
— О чем бишь я? Ах, да! Не успел войти, как тут же натолкнул-
ся на почтенного вида матрону. Опа проводила меня в изысканно
обставленную гостиную и осмотрела с ног до головы, очевидно,
с целью определить содержимое моих карманов. — Джордж вытя-
нул унизанную -кольцами руку: алмазные, сапфировые, изумрудные
«зайчики» запрыгали по комнате. Кстати сказать, наряд его на сей
раз был весьма скромен: оранжевый с серебром. — Казалось, мат-
рону удовлетворил мои вид. Не сомневаюсь, милорд, — важно до-
бавил он, обратив свою красную физиономию к Дэнби, — и вашу
светлость она также нашла бы удовлетворительной.
— Весьма Польшей, лорд Джордж.
— Гром меня разрази, милорд, почему бы нам нс отправиться
гуда вместе?
— Еше раз весьма иолыцен. — отвечал лорд-казначей, который
охмелел не меньше, чем Джордж, и потому воспринимал все ска-
занное на полном серьезе, — если, конечно, это не затруднит вас.
Значит, именно там вы и встретили божественную Фанни?
— Нет, нет и нет! — протянул Джордж н поморщился. —
Я встретил Фанни, это небесное создание, всего неделю назад, а
увидев (поверьте, милорд!), был сражен наповал ее красотой, ее
божественной прелестью, и потому, черт меня побери, упал в обмо-
рок к ее ногам!
— Прошу прошения за неуместный вопрос, омрачающий столь
поэтическую картину, — подал голос мистер Рив и торжественно
встряхнул своими почтенными сединами. — Вы были трезвы?
— Достаточно трезв, — огрызнулся Джордж. — А разве кто-ни-
будь может припомнить, чтобы я, выпив всего четыре пинты Ка-
нарского, ну и чуть-чуть бренди, падал в обморок?
Вместо ответа мистер Рив жестом попросил у слуги цитру, кото-
рую захватил с собой, но играть не стал, а просто так, наугад, с
задумчивым видом взял несколько аккордов.
— Прошу вас, лорд Джордж, продолжайте, — растягивая слова,
сказал Дэнби..
— Ну вот, матрона провела меня наверх, в огромную, изыскан-
но обставленную залу, где по стенам висело множество богатых го-
беленов и чудесных картин — портретов дам, которые во все века
354
считались бы наипервейшими красавицами. Тут же, без всякого
приказания, появился слуга с бутылкой сухого вина. Мы выпили.
Чувствуя радушие почтенной особы, я подумал: «Отлично! Обхож-
дение здесь самое учтивое. Интересно, что будет дальше?» И вдруг
она говорит мне: «Вы сэр, джентльмен, и, подобно людям вашего
сословия, вероятно, имеете представление о благородном искусстве
портрета, иными словами, живописи? Хотелось бы знать, сэр. ка-
кая из этих картин, на ваш взгляд, нарисована лучше? Чьи черты
привлекают вас больше всего?» Джордж с трудом поднялся на но-
ги, схватил бокал и продолжил монолог с новой, совсем уже пате-
тической ноткой в голосе:
— Мадам, — говорю я, — ничего нет проше! Эта! — И указал
пальцем (вот так!). — Чело у нее высокое, черные дуги бровей идут
ровно, волосок к волоску, такого же цвета глаза, но с сероватым
отливом...
— Джордж, — нежно пропела Лидия, — по-моему, дама очень
похожа на Мег Йорк!
— К черту Мег Йорк! — заорал Джордж. — Она, я слышал,
оставила своего французского капитана, но где теперь, не знаю и
знать не желаю! И потом, то был портрет вовсе не Мег Йорк!
— Нет, Джордж, я просто...
— Только я вынес свое суждение, — прорычал Джордж с явным
намерением сохранить за собой инициативу, — почтенная матрона
тут же исчезла за потайной дверью, а вместо нее, шурша шелком,
появилась скромного и благородного вида девица — точь-в-точь та,
что на портрете. Мы выпили, и Элиза (так зовут даму) по-
знакомила меня с порядками заведения. Если вы остались не
па всю ночь, с вас берут сорок шиллингов и предоставляют
вина — не больше четырех бутылок, легкую закуску и девицу.
Но если хотите остаться на всю ночь, — торжествующе заявил
Джордж, — порядок следующий. Вы кладете под подушку десять
золотых гиней и всякий раз, как обходитесь с подругой по-мужски,
берете одну гинею назад! Гром меня разрази, разве игра не че-
стная?
Дэнби хмыкнул.
— Конечно, вопрос очень интимный, но все же признайтесь,
лорд Джордж, сколько гиней осталось поутру под вашей по-
душкой?
— Милорд! — Джордж укоризненно прикрыл один глаз и покач-
нулся. — Такие вопросы в том доме задавать не принято. Скажу
одно: я не посрамился! И перед Фанни, черт меня побери, тоже! —
Расплывшись в улыбке, он повернулся к мистеру Риву: — Вы что-
то сказали, дружище?
Мистер Рив задумчиво кивнул. Струны цитры блестели на поли-
рованном дереве.
355
— Вы, вероятно, правы, — пробормотал он, - - а я, старый рас-
путник, что-то недопонимаю, но мне кажется, при дворе Карла
Первого все было иначе.
— Так расскажите, как оно было, наш древний повеса. Граф
Призраков и Тумана!
— Мы любили женщин не в «домах», — проговорил мистер
Рив. — Мы просто... любили женщин!
Его старые, но все еще ловкие пальцы тронули струны цитры,
и потекла нежная ясная мелодия. Хотя старик только играл, но
каждый из сидящих за столом прекрасно знал слова песни, ибо се
сложили задолго до того, как- родился на свет король Карл
Первый:
Глазами испей меня до дна,
По капле выпью я тебя..
Лидия с Фентоном тотчас повернулась друг к другу Она протя-
нула руки, он крепко сжал их. Лицо ее чуть запрокинулось, щеки
покрыл легкий румянец, а в глазах сияла такая любовь, что ему
даже стало страшно.
«Господи, а вдруг я ее потеряю?»
Часы и минуты, уходя, торопились к «сроку, предопределен но
му свыше». Он клялся и раньше и верил своим словам, но только
сейчас до конца осознал, что никогда не любил Лидию столь силь-
но, как теперь.
Музыка кончилась, но они даже не заметили этого. Смотрели
друг другу в глаза, забыв обо всем, не слыша ни слов, ни голосов.
— Гром меня разрази, — воскликнул озадаченный Джордж,
если песня сия не есть та самая поэзия, которой я пытался выра
зить свои чувства к Фанни!
— Не касаясь пустякового вопроса о (хм!) публичных домах,
позвольте вам заметить, сэр, — Дэнби уставился на мистера Рива
слегка затуманенным вздором, — что мы живем в грубое, суетное
время. Чего вы хотите от нас? Подражать предкам и гордиться
этим? Глупо и нелепо!
В слезящихся глазах мистера Рива блеснул огонек гнева. Режим
движением он отодвинул стул, поднялся на подагрические ноги и
встал перед Дэнби в полный рост — пузатый, с испитым лицом и
благородными сединами низложенного архиепископа.
— Нет, милорд, — раскатисто сказал он, глядя тому прямо в
глаза. — Уничтожить «Зеленую ленту» — вот чего я хочу! Просла-
вить то, что случилось здесь всего несколько дней назад, седьмого
июня, когда шестьдесят бунтовщиков напали на этот дом и, оста-
вив убитыми и ранеными тридцать одного человека, обратились в
позорное бегство. Их прогнали шестеро — всего шестеро, милорд,
но бунтовщики так и остались безнаказанными!
356
Пальцы мистера Рпва снова побежали по струнам. Одушевив-
шись веселой мелодией, танцевали цитра, и сильный хрипловатый
голос пел вместе с ней:
Этот город грязи II копоти, сэр.
держит в страхе «зслсныЛ» тиран —
То Толпа, чго послушная шепоту, сэр.
принимает за правду обман.
Улыбнется милорд — «Смерть папистам!» кричат,
ведь в толпе что ин трус, то — report!
И клевретов ревез одураченный хор.
но случается все же порой...
И снова, как в тот раз, в «Клубе зеленой ленты», голос его рва-
нулся вверх, и резче зазвучали струны:
Друзья ликуют, а враги
Бежали с поля брани*
Дубины три. три шпаги —
И ие стало враз тирана!
Слуги, не в силах больше сдерживать себя, восторженно взвыли.
Лорд Дэнби, словно от ушата холодной воды, тут же протрезвел.
Джордж неистово бил в ладоши.
В этот момент дверь, ведущая в холл, где ярко горело множе-
ство свечей, распахнулась и быстро затворилась. Длинная тень иа
долю секунды легла между Лидией и Фентоном, и они, поглощен-
ные друг другом, невольно повернули головы. На пороге стоял
Джайлз, который всего несколько мгновений назад таинственно ис-
чез из комнаты.
Лидия, вздрогнув, отпрянула, словно в испуге. Джайлз неслыш-
ными шагами обошел стол, наклонился к Фентону и прошептал:
— Приехал сэр Роберт Саделл, секретарь Совета...
Это слышали все. Мистер Рив, собравшийся исполнить второй
куплет, повернулся к Лидии и тихо провел рукой по струнам цит-
ры. Но Лидия смотрела в другую сторону и напряженно пыталась
понять, что говорил Джайлз. Лорд Дэнби сидел совсем прямо, с
куда более усталым видом, чем прежде, и что-то шепотом втолко-
вывал Джорджу, но тот был слишком пьян и, судя по всему, уже
ничего не соображал.
— Надеюсь, вы понимаете, друзья мои, — Фентон поднялся и
взял Лидию за руку, — что я покидаю ваше общество по одной-
сдинственной причине, но, как мне обещано, не более, чем на час.
У меня даже нет времени, чтобы переодеться. Вас же прошу меж
гем не скучать.
Он достал из жилетного кармана огромные часы и откинул
крышку. Стрелки показывали без пяти минут семь. За окнами было
светло, как днем.
— Мне приказано тотчас явиться в Уайтхолл на аудиенцию
к королю, — пояснил Фентон.
357
Глава 16
АУДИЕНЦИЯ В УАЙТХОЛЛЬСКОМ ДВОРЦЕ
Филис, лля нас лишь мгнонекье украла любовь
У скуки томительных дней!
Его мы на тысячу томных лалов
Расцветим с гобой! Не робей...
Этот чистый бесполый голос принадлежал мальчишке-фран-
цузу, одному из тех, кого вывезли в Англию по настоятельной
просьбе герцогини Портсмутской. Луиза, жирная, как турчанка,
ревела всю ночь, качала большой, словно диванная подушка, голо-
вой в белокуром облачке волос, и король, выругавшись, в итоге
уступил.
Голос, певший в сопровождении альта, взмывал с усыпанного
цветами помоста, расположенного в западной части просторного
Банкетинг-хауса, отталкивался от коричневых с золотистыми раз-
водами стен и поднимался к огромному сводчатому потолку. Рос-
пись его, в виде богинь и купидонов, принадлежала кисти Рубенса.
В 1698 году старый Уайтхолльский дворец был почти полнос-
тью уничтожен пожаром, но Банкетинг-хаус сохранился до наших
дней. И сегодня одинокий посетитель, случайно забредший сюда
пасмурным утроим, услышит гулкое эхо своих шагов по мощеному
полу, однако глазам его предстанет зрелище несколько иное, чем
то, что увидел Фентон в ту далекую чарующую ночь.
Зал был залит ослепительным светом, наверное, тысячи воско-
вых свечей, которые в канделябрах и золоченых железных подстав-
ках висели по стенам и стояли на полу. Массивные драппри красно-
го бархата, чуть провисшие под тяжестью золотых кистей, скрыва-
ли выходящие на западную сторону огромные стрельчатые окна.
Самый свет, местами неровный и мягкий, казался душистым тума-
ном, напоенным пьянящими ароматами белых и красных роз, гвоз-
дик, арумов, цветущих апельсиновых деревьев...
— Мы ждем мистера Уильяма Чиффинча, — пояснил сэр Роберт
Саделл.
Они стояли в дверях и слушали, как с помоста, заглушая легкий
шум голосов, текли томительные звуки мелодии и голос мальчуга-
на, молившего о снисходительности свою Филис.
Советники злые мне изо дня в день
О праздных забавах твердят
В надежде, что грусть, а может, и лень
К другой меня склонят...
Чарльз Саквилл, граф Дорсетский, сочинивший слова, относил-
ся к числу тех неугомонных повес, что и в старости остаются при
дворе, в отличие от прочих, остепенившихся с годами, либо, по
358
причине подорванною здоровья, отъехавших ь деревню. В послед-
нем куплеie Дорсет ирелсiавал перед воехшненным слушаlenexi ьо
всем блеске ошроумия:
Кома -lOBcpioci, я р«*м.чм
Сп\ злонамеренны\ глупцов.
Зл1\нк|>. \ioii ра»ум! И loom
Уа». керно. ciaiiv мученом!
— Сэр Роберт! - постышался хлпплоьат ый бас. - - Сэр Нико-
лас! Ваш покорный еду!а. лжеи1льмены!
Мистер Чиффинч, эдакий lepKyncc с крючковат ым носом, в «ем-
ио-канпаиово.м парике, kjaei простом, если не считать кружевной
отделки, камзоле и при шпал', но тоже весьма непри i я кпелыюи
иа вид. состоял при особе сю величества в качестве неофипналыпт-
ю. иными словами «закулисно!о», пажа. Эю был не человек, а су-
щая бетлонная бочка. Он нотлошал иевероятое количество cnnpi-
ною, но, что самое i данное, ю.ювы при этом не терял и обо всех
случавшихся по пьяному делу откровениях исправно доносил коро-
лю. Многие из тех, кто по наивности своей принимал его за обык-
новенного сводника, вероятно, немало бы удивились, узнав, какую
па самом деле роль ш рал Уилл Чиффинч в секретной службе Карла
Второго.
— С вашего позволения... — пробормотал сэр F’ooepi и тут же
скрылся из виду.
— Сэр Николас, — мистер Чиффинч, поклонившись, иршласил
Фентона войти, — вас пригнали столь поспешно, чю было бы про-
сто невежливо заставлять вас ждать, однако, увы, мне пока не уда
лось найти короля! — И он указал своей огромной ручшпен на тол-
пившихся в цветнике придворных.
К ночи похолодало, и во всех комнатах, треша поленьями, ярко
горел огонь. Л если учесть свечное тепло и закрытые окна, то
станет ясно, что жара в Банкегиш-хаус стояла просто невоо-
бразимая.
— Ые беспокойтесь, — услышал Фентон свой голос, — я... мшу
обождать.
— Ь1ет, нет, вы не должны скучать, — настаивал Чиффинч. —
Вон там, у камина, играют в кар!ы. Идите туда, а я тем време-
нем буквально за две минуты разышу его величество!
— Благодарю вас.
— И еще, сэр Николас, пусть вам не покажется странным го,
что увидите. Дамам здесь позволяется плутовать, но только учти-
вости ради.
Вдруг Чиффинч привстал на цыпочки и устремил взгляд вдоль
прохода меж кресел к. восточному камину.
— А, нег,—добавил он, расплывшись в широкой улыбке, так
что вокруг ноздрей его массивного носа проступили синеватые про-
S59
жилки. - Там всего один стоял и одна колода. Мадам Гвин играет
с мистером Ральфом Монтегю в любимый простонародьем
«сброс». Две минуты, сэр Николас, клянусь вам!
И он поспешил прочь.
«Я вышел из-ia зеркала и увижу то, что видели только мерт-
вые. - подумал Фентон. — Что ж, будем глядеть во все глаза!»
Оз ослепительного сияния, липкой жары, удушливого аромата н
даже шума голосов, заглушаемого нежной мелодией струнного
трио, голова у него пошла кругом, и на мгновение показалось
вдруг, что все происходит во сне.
Но он тут же справился с этим странным ощущением и медлен-
но осмотрел зал в надежде заметить хоть одно знакомое лицо.
Увы, никого! Слуги в париках обносят цукатами кавалеров в яр-
ких нарядах и дам, томно обмахивающихся веерами. Брови у всех
дам дугой, губы, как изволил выразиться Джордж, «словно две
вишенки».
Фентон, расправив плечи, двинулся к карточному столу.
Мадам Гвин пару раз попадалась ему на глаза, поскольку жили
они по соседству, и он знал, что та имела обыкновение рекомендо-
ваться всем и каждому как «просто Нелли», ибо, по ее словам, яв-
лялась особой самой обыкновенной и даже заурядной. Впервые
Фентон мельком увидел ее хорошенькое личико в заросшем плю-
щом окне, потом обратил внимание, когда она садилась в безобраз-
но разукрашенный портшез. Увы, Нелли далеко не всегда была
приветливой, равно как трезвой.
Однако сегодня она выглядела дивно и казалась просто красави-
цей. Перед очагом стоял круглый стол мореного дуба, такой боль-
шой, что двое игроков могли расположиться на некотором расстоя-
нии друг от друга. Свечи от жары чуть покосились, п в их неров-
ном мерцании тускло поблескивала сложенная у локтя дамы
огромная стопка золотых монет.
Золотистые волосы Нелли зачесали наверх, а над лбом уложила
короной и украсила жемчужинами. Лиловое платье плотно облега-
ло стройный, как у нимфы, стан, пальцы были унизаны кольцами,
на шее сверкали ожерелья. От возбуждения личико ее раскрасне-
лось, карие глаза светились лукавством.
— Ну, — задорно крикнула она, — кто сдает?
— По-моему, я, мадам, — беспечно отвечал ее противник. Под-
ле него тоже возвышалась внушительная стопка монет.
— Дражайший мистер Монтегю!
С полдюжниы гостей, кавалеры и дамы, наблюдали за игрой.
Фентон, пропустивший мимо ушей слова Чиффинча о том, что
партнером Нелли был Ральф Монтегю, насторожился.
Мистер Монтегю, обладавший в полной мере набором ужимок
и гримас, которые столь нравятся дамам, был далеко не красавец.
*60
.шцом нс бледен, но н не румян, носил белокурый парик и слыл
за человека хитрого и алчного, скрывавшего под маской любезнос-
ти хладнокровное коварство тигра.
Показная любезность не могла обмануть Фентона. Знания, по-
черпнутые из пожелтевших рукописей и бумаг, открывали перед
ним истинный ход мыслей этого господина. Придет день, когда
Монтегю предаст короля, что повлечет за собой...
— Послушайте, Нелли, — нежно проворковала одна из дам, —
в чем суть этого «сброса»?
— Игра самая обыкновенная и очень мне подходит! Ломбер и
пикет — сплошное занудство! — с улыбкой отвечала та и, выгнув
лилейные плечики, добавила: — Скажи я этакое при герцогине По-
ртсмутской, жирную корову, наверное, хватил бы удар!
Нелли повернула голову и аккуратно сплюнула через плечо.
— Но этого чудища, слава Богу, сейчас нет в Лондоне, равно
как и герцогини Кливлендской, которая в великой досаде от-
была на континент. Впрочем, последняя раздражает меня куда
меньше.
— А что, разве другой фаворитки не имеется? — с самой мрач-
ной усмешкой осведомился Монтегю.
Нелли, наделенная от природы великолепным голосом с драма-
тическими модуляциями, могла при случае вести себя как истинная
леди.
— Имеется! — сладко проговорила она. — Сейчас шлюхой его
величества являюсь я! И пока мне еще не доводилось слышать, что
я нахожусь на содержании у кого-нибудь другого! Прошу вас, ми-
стер Монтегю, сдавайте. Пусть моя подруга посмотрит, как надо
играть в «сброс».
Ярко раскрашенная колода была уже стасована и снята. Монте-
гю грациозно поднялся и с неменьшей грацией выложил перед Не-
лли рубашкой кверху три карты, каждая из которых звонко шлеп-
нулась о стол.
— Это мои карты, дражайшая Арамннта, — пояснила Нелли за-
стенчивой девице с веером. — Сейчас мистер Монтегю сдаст се-
бе, — последовало еще три звучных шлепка, — и сядет на место.
Перед тем как сделать ставку, — тараторила Нелли, — можно
сбросить одну карту и взамен взять другую. Выигрывает тот, у ко-
го на руках останется младшая сдача.
— Младшая сдача?
— Именно так! Победитель должен выложить пару одного до-
стоинства: две пятерки или две шестерки, третья карта может быть
любой, скажем четверка или тройка, причем туз считается самым
младшим. Так, например, две двойки и туз (о, Господи!) бьются
только двумя тузами и двойкой. Но это сказочная удача. А теперь,
мой ангел, прошу вас отойти.
361
PIrpoKii взяли карты: Нелли — со страстью, Mon rei ю - - хлад-
нокровно, с неизменной ухмылкой.
Фен гон стоял поодаль, положив левую руку на )фес шпаги.
— Что скажете, мадам? — нолюбопы тс гвовал Мош ено и чуть
наморщил лоб.
Нелли, щеки которой стали совсем пунцовыми, подалась вперех!
1: бросила мере) стол карту.
— Сбрасываю!
Моитеио поймал каргу и оз дожил в сторон}. Ноюм снял
яьобы с верха колоды еше одну и бросил ее. карт никой вши. сопер-
нице.
Нел.и». омаянно пьпаясь кадньея нево<му гпмои. iii.ni.ia ра-
кгный вздох и уронила карты в подол.
— А вы чао скажете, мистер Монктю?
— Увы. мадам, — с полуизвиняюшсйся интонацией ответил тог
и, не открывая карт, положил их на стол. -- Я не сбрасываю и
ставлю ты... нет, две тысячи гиней. Ну что. играем?
— Боюво отродье! — выдохнула Нелли, даже не заметив, что
с языка ее сорвалось любимое проклятье короля. — Ну. конечно,
in раем!
И, сгребая руками свою огромную кучу золота, она придвинула
ее ближе к тому краю стола, где стоял (Рентой, гак что середина
сюда осталась свободной. То же сделал и Монтегю.
«Примечательно, что они даже не сочли нужным пересчитать
деньги, —подумал Фентон. —Должно быть, оценивают их коли-
чество на глаз и на цвет, как лети».
Нелли, шурша платьем, любовно hoi ладила лилейной рччкой
свою кучу монет, наслаждаясь, скорее, блеском и т вердостыо золо-
та, нежели собственно золотом.
— О।кроем карты, мистер Монтегю?
— Как мне нс грустно одерживать верх нал дамой. - начал дос-
тойный джентльмен, словно моляший о прошении мальчик. — но.
увы, слепая фортуна не видит, даже очень хорошеньких женшин. --
и перевернул карты: две тройки и двойка.
Зрители зашептались. Один из кавалеров, весь унизанный брил-
лиантами и в роскошном парике, покосился на свою раскрасневшу-
юся даму. Та, поджав губы-вишенки, нервно обмахивалась веером.
— Минуточку! — сладко пропела Нелли. — Не угодно ли вам
взглянуть сюда? — изящным движением перевернув карту за кар-
той, она выложила две тройки и туз.
Мертвая тишина. То, что сплутовали оба, было ясно хотя бы
по тому оживлению, которое сразу наступило в публике, причем
Фентону показалось, что поражение Монтегю всех явно обрадова-
ло, поскольку тот всегда играл наверняка. Монтегю вскочил на
ноги.
361
— Мадам! — начал он полупридушенным голосом, но сразу по-
давил гнев н, повернувшись, двинулся прочь от стола.
Но гут дорогу ему преградил Фентон.
— Мистер Монтегю, — тихо, так чтобы никто не услышал,
спросил он, — вы считаете, что игра шла не по правилам?
— Дьявольщина! — воскликнул Монтегю. — А вы кто такой?
— Меня зовут Фентон, — последовал не менее громкий ответ.
— А если полностью, то сэр Ник Фентон. Итак, считаете ли вы,
что игра шла ие по правилам?
Зрители у камина оцепенели, словно их неожиданно превратив-
шиеся в сдобные булки сердца и головы были облиты стынущей
на глазах разноцветной глазурью. Живой и теплой оставалась лишь
Нелли, и она в открытую подмигнула Фентону. Судя по пепельно-
серой физиономии и пьяному дыханию, живым оставался и
Монтегю.
— Нет, сэр, не считаю, — попятившись, с беспечной улыбкой
отвечал ои, однако, ощутив за спиной край стола, поспешно вце-
пился в него пальцами и впопыхах смахнул на пол золотую монету.
Раздался звонкий удар металла о камень.
— Сэр Николас, ради всего святого! — прошипел на ухо Фенто-
ну чей-то голос, и тяжелая рука Чиффинча легла ему на плечо. —
Мадам Гвин! Леди и джентльмены! — Это было сказано громко,
с оттенком легкого небрежения. — Прошу прошения, но сэр Нико-
лас должен вас покинуть. Его ждут дела.
И, увлекая за собой Фентона, носатый геркулес двинулся по
проходу меж кресел и цветочных клумб. Несмотря на всю его по-
чтительность, могло показаться, что он с трудом удерживается от
смеха.
— Ну и ну! — шептал Чиффинч. — Я отсутствовал всего пару
минут, а у вас дело дошло почти до вызова на дуэль! И где!
В самой Уайтхолле! Воистину, сэр Ник, молва ничуть не приукра-
шивает вашу репутацию забияки!
— Послушайте, — возмутился Фентон, — это все... досадные
случайности. Просто я знаю, что должно произойти, — тут Чиф-
фпнч посмотрел в сторону, — и пытался этому помешать — не
больше!
— Пусть так. Теперь будьте добры ожидать здесь!
В юго-восточном углу Банкетинг-хауса Чиффинч указал ему на
крохотную комнатку, огороженную от залы четырьмя высокими
ширмами из прочной кожи, поверх которой, дюйма в три шириной,
шла обивка, крепившаяся латунными гвоздиками. Внутри Фентон
обнаружил несколько мягких стульев в «восточном» стиле, две ска-
меечки для ног и ярко полыхавший камин. Поскольку в комнатке
никого не было, он решил, что может присесть.
Фентон совсем позабыл о времени и теперь, бросив взгляд на
363
часы, обрадовался: всего половина восьмого. Боль тоже, казалось,
отпустила или он просто уже не замечал ее, даже когда в толкотне
и давке один из придворных неловко задел его локтем. Фентон
ждал, жаждал этой встречи и был готов к ней. Ему надо столь
много сказать, о столь многом предупредить короля!
— Я позову вас, Уилл! — послышался за ширмами тот самый,
как писали историки, «величественный голос», напоминавший сей-
час скорее дружелюбный рык, и в альков размашистой походкой
вошел человек, о коем ему доводилось только — и столько! —
читать, но никогда прежде — видеть.
Фентон судорожно сглотнул и поднялся со стула.
Карл Стюарт, шести футов ростом, ио из-за парика и каблуков
выглядевший еше выше, был облачен в довольно поношенный н
просторный для его худощавой мускулистой фигуры черный кам-
зол, по вороту и манжетам которого пенилось пышное кружево,
и тускло-красного цвета жилет. Локоны огромного черного парика,
разделенного посредине аккуратным пробором, падали ему на
грудь, обрамляя бронзовое, как у индейца, лицо с прямым длин-
ным носом и тоненькими черными усиками (такие же, по моде того
времени, носил и Фентон). Скулы, крупный рот и длинный подбо-
родок достались ему от Стюартов, но самым примечательным ка-
зались глаза: красновато-карие под широкими черными бровями,
они лучились приветливой, теплой улыбкой.
— Коль скоро, сэр Николас, вы не спешите прийти ко мне, —
проговорил Карл, протягивая унизанную кольцами руку, —- я счел
нужным послать за вами.
Фентон склонился к руке и расшаркался. От волнения он даже
на долю секунды потерял дар речи.
— Прошу вас располагайтесь! — Карл уселся и положил ногу на
скамеечку. — Садитесь поудобнее, как я, не стесняйтесь!
Да, он был обаятелен, подобно всем Стюартам, а они слави-
лись своим умением — словом, а то и взглядом — пробуждать в
людях слепую и безграничную преданность. Во имя нее, в дни про-
шедшие и грядущие, обнажались клинки, звенели бокалы и, умирая,
кричали «Виват»!
— Сознаюсь, у меня было намерение, — король попытался на-
хмуриться, но тут же улыбнулся, — обойтись с вами по всей стро-
гости. За время своего правления, сэр Николас, я издал три эдикта
против дуэлей, и порой вы изрядно досаждали мне, хотя, богово
отродье, бывало и радовали.
Карл откинулся на спинку стула. Лицо его, часто и беспричинно
мрачневшее, прорезали глубокие морщины.
— Правда ли, что вы шли в атаку на осадивших ваш дом бун-
товщиков со старым боевым кличем «Бог да пребудет с королем
Карлом!»? Кого вы имели в виду — меня или моего отца?
364
— Не знаю, сир. Трудно сказать. Наверное, обоих.
— Достойный ответ, — пробормотал Карл. Глаза его скользну-
ли по ширмам, пальцы теребили кольцо на правой руке. — Вам,
полагаю, известно, что из дальнего окна этой комнаты, на месте
которого впоследствии прорубили дверь, мой отец сошел на эша-
фот и там... там...
— Да, сир.
— Скажите, — лицо короля, обладавшее способностью мгновен-
но менять выражение, осветила легкая снисходительная улыбка —
эти ваши пророчества... Предупреждаю, я...
— ...с предсказателями и подобным сбродом дел не имею, по-
скольку то, что они в состоянии вам сказать, знать вовсе не обяза-
тельно», — сцепив руки и глядя в пол, процитировал Фентон.
— Что это за слова, сэр Николас? — невозмутимо спросил
Карл.
— Ваши собственные, сир. Так зы писали много лет назад своей
младшей сестре Генриетте, или Миннет, которая впоследствии вы-
шла замуж за гнусного герцога Орлеанского. Вот уже пять лет, как
добрая душа ее покоится с миром.
Карл вскочил на ноги и отошел в угол к маленькому очагу. Там
он постоял, опершись руками о полку и поправляя носком башмака
охваченное пламенем поленце.
Фентон знал, что из всех людей лишь двое волновали сердце
Карла Стюарта: его отец и младшая сестра.
Потом король обернулся, понуря голову, так что пышное кру-
жево воротника скрыло его длинный подбородок, и сказал:
— Не буду спрашивать, откуда вам стало известно содержание
личного письма, доставленного личным посыльным. Это, в конце
концов, вопрос ловкости и проворства, — Карл нахмурился. — Но,
должен сознаться, вы меня удивляете, сэр Николас. Сейчас я вижу
перед собой человека, и голос, и манеры которого свидетельствуют
о светском воспитании, тогда как ваше поведение в обществе и да-
же речь в Батальном зале убедили меня в обратном. Знаете ли, я
ведь почитал вас за громогласного хвастуна!
— Боюсь, мое поведение в обществе столь же обманчиво, как
и ваше, сир!
— То есть?
— Простите за смелость, сир, но неужели вы думаете, что все
без исключения верят придуманной вами личине? «Бездумного Кар-
ла, управляемого безумным «я»? «Веселого, разгульного и нищего
монарха?» — При этих словах Карл скривился. — Возможно, в по-
ру далекой беспечной юности так и было, но годы идут и истина
сия давно уже неверна.
— Вот вы о чем... — промолвил Карл и, сохраняя самый лю-
безный вид, прошел к своему стулу, уселся и положил ногу на
365
скамеечку. Казалось, его пытливый насмешливый ум не знал ни от-
дыха, ни усталости.
— Да, я нищ, — согласился он. — Но виной тому — парламент.
— И напрягшись всем телом, выдохнул: — Плоть, эта чертова
плоты., все еще мучит и жалит меня! Кто в силах устоять перед
хорошенькой женщиной? Или довериться ей? Хоть, впрочем, сейчас
мой маленький сераль напоминает скорее семейный круг... С шало-
стями покончено, и пыо я только, когда хочу утолить жажду — я
стал стар, костями сух и немощен и телом, и душой.
— Вот как?
— Да, так, богово отродье! — рыкнул Карл. — Но рано или
поздно враги мои поймут, что отступать я нс намерен и силой за-
пугать меня нельзя! Законный престолонаследник — мой брат
Яков, а не бастард Монмут или кто-либо другой, как бы им того
ни хотелось! Долгие годы, и тут вы правы, я был неважным корм-
чим этого утлого суденышка по имени «Англия», но, видит Бог,
пока я жив, у меня еше достанет сил вернуть его к родным
берегам!
— Вы преуспеете, и даже больше, но шторм разразится
ужасный!
Огонек, теплившийся в глубине красновато-карих глаз, тут же
потух, а вместе с ним исчезла и вся серьезность Карла.
— Вы, полагаю, имеете в виду свое пророчество в «Клубе зеле-
ной ленты»? — пробормотал он с привычной добродушно-
насмешливой интонацией.
— Боюсь, мои слова были превратно истолкованы вашехму вели-
честву...
— Напрасно опасаетесь: я оплачиваю куда большее количество
шпионов, нежели сам лорд Шефтсбери. Однако почему вы решили
сообщить эту новость ему, а не пришли сразу ко мне?
— Во-первых, сир, у нас с милордом возникли кое-какие недора-
зумения, которые требовалось уладить, и потом я доподлинно
знаю, что о «заговоре» вам станет известно от некоего мистера
Керби, равно как и то, что вы не поверите ни одному его слову
28 сентября 1678 года на заседании Совета.
О, вашему величеству удастся перехитрить и уничтожить врага,
но целых три года в стране будет властвовать террор и литься
кровь. Невинные католики подвергнутся невиданным доселе пресле-
дованиям, но вы, сир, не протянете им руки помощи. Папист в ду-
ше, терзаясь и сострадая, вы не сможете помиловать даже одного
из них, чтобы тем самым не развязать гражданскую войну. Подпи-
сывая очередной смертный приговор, вы воскликнете: «Пусть эта
кровь падет на тех, кто осуждает, ибо, видит Бог, я подписываю
его со слезами на глазах!» О да, вы не согнетесь, сир!
Фентон говорил пылко, стараясь, чтобы ему поверили, и от
366
напряжения ci о бросало то в поз, то в дрожь. Карл смотрел на
пего странным в и лядом.
- Так будет, — добавил Фен гон. — если, конечно, нс помешал ь
сему.
— Как? — казалось, глубокий голос, негромко задавший вопрос,
заполнил собой вес пространство комнатки.
II Фен гон сделал свой самый смелый ход.
— Пусть ваше величество не созывает парламент до 1677 года...
— А почему?
— Потому что субсидии, выплачиваемые вам Францией, до той
поры нс иссякнут. Должен ли я коснуться вопроса о ста тысячах
фунтов?
Карл огг.сл взгляд. Он, никогда нс упускавший возможности
укрепить позиции Англии против Франции, охотно пошел на этот,
пягилстнен давности и гсперь не столь уж секретный Дуврский до-
говор, по которому получал от своего кузена Людовика ежегодные
взятки. Однако лаже самые слухи о том привели палату общин в
ярость.
— Но судьба насмешлива, сир. — продолжал Фентон, — и по-
сол Франции месье Саварпни будет смещен со своего поста месье
карийоном. Боюсь, что король Людовик столь же не доверяет вам,
как и вы ему.
— Ну что за мнительный субъект!
— Месье Саварпни уже сейчас предпринимает попытки опреде-
ленного рода, но месье Барпйон пойдет значительно дальше и до-
стигнет немалых успехов, а именно, ему удастся подкупить святую
и набожную «Сельскую партию», этих благородных «лентонос-
цев». и тем самым подвигнуть их на новые, куда более рьяные и
кровавые выступления против вас!
Карл поджал губы.
— Когда б я мог еще и доказать сие...
— В переписке Барийона с королем Людовиком, а она сохранит-
ся. будут указаны имена всех взяточников. Присные лорда Шефтс-
бери получат по пятьсот гиней па человека, за исключением его
светлости Бэка, коему дадут тысячу. Возможно ли перехватить бу-
маги Барийона, либо снять с них копию?
— Подождите, не так быстро!
За ширмами играла музыка. Там ходили, болтали, и эти звуки,
неслышные доселе, сразу заполнили наступившую в разговоре пау-
зу. Карл сидел неподвижно, покусывая тонкий ус. Руку он положил
па подлокотник, а указательный Палец засунул под парик. Потом
медленно повернул голову.
— Сэр Николас, вы утверждаете, причем весьма настойчиво, что
эн! письма «сохранятся». У меня к вам один-сдинственный и очень
простой вопрос: откуда вам сие известно?
367
— Потому что я читал их!
— Читали?!
— Да! Конечно, документы такого рода долго хранятся в секре-
те. Эти, например, полностью опубликуют лишь в конце восем-
надцатого столетия, во втором томе «Истории Великобритании п
Ирландии» сэра Джона Далримира, которая датируется 1773 го-
дом, и...
Вот, наконец, он и сделал ту самую непоправимую ошибку.
Однако выражение лица и голос Карла оставались прежними.
— О чем еще вы хотели бы предупредить меня? — ласково
спросил он.
— Насчет мистера Ральфа Монтегю, сир. Боюсь, правда,
что вы примете меня за сумасшедшего и прикажете упрятать
в Бедлам. Вам не следует назначать его посло^м при французском
дворе...
— Мистер Монтегю, насколько я слышал, человек отменно изо-
бретательный и ловкий, однако у меня и в мыслях не было назна-
чать на сей пост его.
— Но вы это сделаете, сир! Кто самый способный и преданный
министр вашего величества! Осмелюсь сказать, что лорд Дэнби!
И вот, когда мистера Монтегю с позором отзовут из Франции, он
лишь черной злобы ради привезет с собой несколько писем. Огла-
шение одного из них перед палатой общин в 1679 году приведет
к отставке лорда Дэнби и значительно пошатнет позиции вашего
величества.
— Насколько мне известно, — задумчиво проговорил Карл, — и
вы, и ваш отец всегда были близкими друзьями лорда Дэнби?
— Именно так, но суть дела от того не меняется!
— И вам не нравится мистер Монтегю?
— Клянусь, что до сего дня я не встречался с ним!
— Скажите, а когда вы в последний раз видели лорда Дэнби?
— Нынче вечером... он ужинал в моем доме.
— Нынче вечером, — задумчиво повторил Карл.
Фентон почувствовал, как силы оставляют его, и тут сделал не-
что, что никогда не случалось с ним прежде и не случится впредь:
встал на колени.
— Бога ради, сир, поверьте мне! Все произойдет именно так —
слово в слово!
Карл встал, подошел к Фентону, резким движением поднял его,
усадил обратно, потом похлопал по плечу и вернулся на место.
— Прошу вас, — молил Фентон на пределе сил. — Задайте мне
любой вопрос, нет, два вопроса, и если я не отвечу на них, можете
считать меня сумасшедшим!
— Сэр Николас, эдак вы и в самом деле расхвораетесь, —
возразил Карл и тут же поспешно добавил: — Ну хорошо, раз вам
368
так хочется... извольте. На Рождество я собираюсь отправиться
в небольшое путешествие. Итак, с кем и где буду я 25 декабря сего
года?
Снова 25 декабря. День рождения сэра Ника и, по стран-
ному совпадению, самого Фентона. Похоже, число преследует
его. Внезапно он понял всю оплошность своей тактики: важны
не крупные политические события, а нечто мелкое, будничное,
заурядное. Мысли Фентона мешались. Ну, конечно, кто-то
писал об этом, но кто? Эйлзбури? Решби? Ивлин? Бернет? Сам
Карл? Фентон рылся в памяти с отчаянием человека, перево-
рачивающего в поисках старых бумаг все сундуки и ящики
стола.
— Впрочем, это не суть как важно, — добродушно заметил
Карл. — Вот мой второй вопрос... Какое у нас сегодня число? Ну
да ладно, идет вторая неделя июня. Где я буду в сей же день, ска-
жем, 1685 года?
Карл, поглощенный созерцанием своих колеи, опустил глаза и
потому не заметил, как лицо собеседника стало из смуглого мерт-
венно-бледным: на этот вопрос существовал один-единственный
правильный ответ.
— Сир, в сей самый день 1685 года вы уже четыре с лишним
месяца будете покоиться в земле, — уже хотел было сказать Фен-
тон и даже открыл пересохший рот, но промолчал.
Нанести такой удар оказалось ему не по силам. Конечно, сам
он знал, когда умрет, но это случится еше так не скоро, а моло-
дость не пугает смерть. Конечно, король все равно бы не поверил
ему, но сомнения, но страх: а вдруг?... Изо дня в день слышать
тиканье часов, ждать и бояться удара...
Фентон мысленно представил себе огромную опочивальню, се-
рый февральский рассвет, пробивающийся сквозь плотно задерну-
тые шторы, и самого Карла, который пережил агонию с улыбкой
на устах и умер с католической верой в сердце.
— Не знаю, сир, — просто сказал Фентон.
— Ну и довольно об этом, — улыбнулся Карл. Голос его изме-
нился. — Нет, вы вовсе не сумасшедший. Склонность к прорица-
нию, скорее ложная, нежели наоборот, встречается во всех старин-
ных семействах. Была она и у Миннет. Возможно, именно пото-
му... — Он замолчал и поднял руку. — Вам нравится? Голоса
мальчишек донельзя отвратительны. В них нет ни мужской мощи,
ни женской прелести, но эта песня мне по душе. Весьма странно
для такого бездельника, не правда ли?
«По крови — власть, но там, <а гранью.
Все тленно в техпюте безликой
И смерть ласкает хладной дланью
Монархов, некогда великих ..»
369
Далее лирический пассаж неожиданно перебивался маршевым
ритмом припева: «Жеш и корону — к подножию трона!» Голос и
альт слились в пульсирующем шуке. Карл силен, задумавшись. опу-
стив подбородок в пышное кружево воротника, и казалось, весь об-
ратился в слух. Но только песня закончилась, помрачнел и сразу
стал похож на дельна из Сити.
— Вы говорите, сэр Николас, что пришли сюда, дабы предосте-
речь меня. Но я, богово отродье, в свою очередь должен предосте-
речь вас!
— Предостеречь меня, ваше величество?
— Смысла нет повторять, что вы ходите по лезвию кожа. Едва
ли это будет для вас новостью. Но известно ли вам, что в со-
бственном семейству у вас есть смертельный враг?
Что-то оборвалось в груди Феи гопа.
— Внутри его или вовне?! — воскликнул он. — Я пытался до-
знаться до истины, но, увы, пока безуспешно!
— Тогда вот вам пример. — Карл сложил вместе кончики указа-
тельных пальцев. — Десятого мая в ничем нс примечательном пе-
реулке Мертвых на вас напали двое громил. Причастность к сему
«Клуба зеленой лепты» не вызывает сомнений. Однако встает во-
прос: откуда им стало и местно, что вы там будете н именно в эго
время? Значит, кто-то предупредил их. Такая мысль приходила вам
в голову?
— О да, сир! Вернувшись в тот вечер домой, я сразу расспросил
привратника. Однако его ответ рассеял мои опасения.
— Иными словами, вы не знаете, кто вас предал тогда и про-
должает предавать по сей лень?
— Боюсь, что так.
— Сэр Николас, это ваша жена.
Последовала короткая пауза, пока, мучимый отвращением, Фен-
тон набирался мужества сделать то, что должен был сделать. На-
конец поднялся и, глядя в полуприкрытые веками красновато-карие
глаза, тихо сказал:
— Вы лжете, сир!
Снова пауза. И полная тишина за ширмами. Тяжелая рука Кар-
ла легла на подлокотник. Легонько хрустнуло стиснутое сильными
пальцами дерево. От мощного пинка скамейка, на которой еще се-
кунду назад небрежно покоилась его нога, отлетела к ширме, чуть
не опрокинув ее.
Но Фентон не отводил взгляда. Он видел ярость Стюартов,
всегда опасную и редко предсказуемую в своих последствиях. Он
видел, как мелькнувшее из-под полуприкрытых век недоумение сме-
нилось удивлением и даже сомнением. «Он — честный чело-
век», — казалось, говорили глаза короля. Сомнение переросло в
уверенность, а потом — в восхищение.
370
Карл встал.
— А вы мне нравитесь, — проронил он с высоты своего исполин-
ского роста, и Фентон сразу понял, что это не пустая фраза, а слова,
идущие от сердца. — Кто из низкопоклонников и льстецов осмелил-
ся бы сказать такое? Никто, кроме моего безрассудно честного бра-
та Якова, Брюса, Чиффинча, Беркли, но Беркли уже нет в живых...
Резким движением Карл вытянул руку.
— Целование рук — удел глупцов, а вы по-дружески пожмите и
знайте, что сей бездумный малый умеет быть признательным!
Фентон наклонил голову и сжал кулаки.
— Покорно благодарю вас, сир, только я не коснулся бы руки
и самого Создателя, не подтверди он своих слов неопровержимым
доказательством.
— Вы попали в самую точку, — кивнул король Англии, прини-
мая упрек с куда большим достоинством, нежели мог высказать ка-
кой-нибудь простой смертный, отрицая его. — За доказательством
дело не станет. Вы знакомы с почерком своей супруги? — Карл до-
стал из внутреннего кармана сложенный вчетверо и очень помятый
листок серой бумаги. — Нам удалось завладеть письмом после то-
го, как его содержание уже было передано в «Зеленую ленту» на
словах. Прочтите, сэр Николас.
Фентон медленно расправил бумагу. Пальцы дрожали. Почерк-
Лид ни. Дата — 10 мая. И далее:
«Он ушел от меня минуту назад (из моей опочивальни), сказав,
что болезнь моя излечима, и направился в людскую, дабы учинить
нашей бедной прислуге допрос с пристрастием и плеткой-девяти-
хвосткой. Пишу к вам немногим после десяти часов. Допрос, сдается
мне, продлится в час. Вы найдете его между полуднем и первым ча-
сом дня, а возможно, чуть раньше или позже в переулке Мертвых.
Насколько я поняла, это около Стрэнда. Всегда ваша в правом деле,
Лидия Ф.»
Странно. Должно быть, у него не все в порядке со зрением, Ко-
лени мелко дрожали.
— Письмо адресовано миссис Уэблер, модистке, в «Прекрасную
Францию», Ковент-гарден, — отчетливо сказал Фентон.
— Вывеска, конечно, фиктивная, — отмахнулся Карл. Туда на-
правляются все шпионские донесения, адресовать которые в «Голо-
ву Короля», по вполне понятным соображениям, невозможно. Но
выдумка удачная. Кому придет в голову подозревать модистку?
— Это, вероятно, — Фентон откашлялся, — не единственное
письмо? Были и другие?
— Думаю, да. Нам удалось перехватить еще одно, хотя...
— Не исключено, что моя супруга... нашла себе новую модист-
ку — в «Красивом Бюсте» на Саутгемптон-стрит?
371
— С этим вам следует обратиться к моим министрам. Другое
письмо вашей жены запало мне в память вот почему: наш человек
пытался снять с него копию, однако вынужден был прервать свое
занятие. Все, что ему удалось переписать, укладывается в одну
строчку: «Если вы не убьете его в следующий раз, я выйду из «Зе-
леной ленты».
Фентон задумчиво повторил фразу. Ему хотелось преклонить ко-
лено, однако ноги не слушались.
— Ваше величество, — проговорил он, — могу ли я надеяться,
что вы простите мне мои глупые гордые речи?
Король взял Фентона за руку, мешая тем самым его порыву,
и немного отступил назад.
— Я вас прошаю, сэр Николас, — торжественно изрек он. —
И довольно об этом. Однако... Постойте, да что с вамп, дружище?
— Все в порядке, сир, я просто зацепился за стул. Такое может
случиться с каждым. У меня в доме тоже есть эти предатели... то
есть стулья, и я все время за них цепляюсь.
Карл посмотрел на него озадаченным взглядом.
— Вот как? Хм! А мне говорили, что вы не ладите со своей
супругой. Все время ссоритесь и скандалите...
— Ужели? Впрочем, женщины, богово отродье, все одинако-
вы. — Король отвернулся и замолчал. — Держите свое сердце на
замке, дружище! — с глухой яростью добавил он. — Это един-
ственное непреложное правило!
— Попытаюсь следовать ему, сир! Теперь я могу уйти?
— Конечно, если пожелаете. Однако мне хотелось бы вознагра-
дить вас за преданность.
— Благодарю вас, ваше величество, вы очень добры, но мне ни-
чего не надо. Впрочем, нет, у меня действительно есть просьба...
— Говорите!
— Она касается одного старика, который называет себя Джона-
таном Ривом, по подлинное его имя — граф Лоуэстоф. Титула и
поместий его лишили во времена Оливера.
— Уж не тот ли, что был с вами в «Голове Короля»? — не-
ожиданно перебил Карл. — Тот, что пел мне во здравье, пока вы
держали оборону на лестнице против тридцати шпаг?
— Он самый, сир. И хотя он стар и немощен, но не возьмете
ни от кого ни фартинга. Я знаю, поскольку уже пробовал. Вот если
бы каким-то образом казна могла вернуть ему титул и поместья...
— Это будет сделано. А для себя?
(«Если вы не убьете его в следующий раз, я выйду из...»)
— Ничего, сир, кроме... позволения служить вам верой и
правдой.
— Ну что ж, тогда я сам постараюсь оберечь вас, — мрачно
проговорил Карл и снова тяжелые морщины прорезали его лицо.
372
— Будучи отменным лентяем, я, знаете ли, очень люблю ста-
ринные сказания и легенды, особенно ту, в которой говорится о
королеве и нескольких королях. Чистая выдумка, но мы постараем-
ся сделать ее правдой!
Он снял с правой руки кольцо с камеей и надел его на палец
Фентону.
— Фехтовальщику, подобному вам, сэр Николас, удары шпагой
не страшны. Но есть удары, куда более изощренные (скажем, обви-
нение в государственной измене), к которым лорд Шефтсбери по
возвращении из ссылки вполле может прибегнуть. Тогда сразу пере-
правьте мне это кольцо. Я получил его от отца: на внутренней сто-
роне выгравированы наши имена. Такой шак не останется незаме-
ченным.
(«Вы найдете ею в переулке Мертвых...» Лидия, Лидия, Лидия!)
— Благодарю, вас, сир!
— Подождите еше секунду... Мистер Чиффинч! — громовой го-
лос Карла поверг в гробовое молчание чуть ли не половину Банке-
тииг-хауса. Могучая фигура Чиффннча протиснулась за ширмы. —
Позаботьтесь о том, чтобы сэра Николаса доставили домой в од-
ном из моих экипажей, потом возвращайтесь сюда.
Фентон попятился к ширмам и на выходе склонился в самом
учтивом поклоне — насколько то позволяли его трясущиеся ноги.
— Ваш покорный слуга, сир!
Оставшись один, Карл посидел в задумчивости, поглаживая
подбородок, потом отошел к камину, снова оперся руками о полку
и стал смотреть в огонь, на прогоревшие поленья. В этой позе и
застал его вернувшийся Чиффинч.
— Как он вам показался, Уилл? — не повернув головы, осведо-
мился Карл.
— Не могу понять, — буркнул тот. — Бесспорно одно: он честен.
Карл помолчал.
— Я циник, но тому есть свои причины. Нищета и изгнание
всегда обостряют ум. Я доверяю немногим мужчинам, женщинам
же — никогда, но и тому тоже есть свои причины. Однако...
— Он пнул прогоревшее полено, которое туг же рассыпалось до-
ждем искр. — Скажу вам так, Уилл: это человек с разбитым сердцем!
Глава 17
АУДИЕНЦИЯ В ПЕРЕУЛКЕ ЛЮБВИ
Однако самому Фентону, возвращавшемуся домой в темноте ог-
ромного, обшитого бархатом экипажа, подобные мысли не прихо-
дили в голову. По членам разливалось оцепенение. Экипаж трясло,
но его израненное тело, раньше отзывавшнееся на каждый толчок
373
мучительной болью, сейчас словно потеряло чувствительность.
Сердце не ныло в груди, ярость и злоба не подступали к горлу.
Правда, руки и ноги подчинялись с трудом.
«Надо все обдумать, твердил Фентон про себя, — обдумать все
с самого начала».
Он вспомнил, как вышел из Уантхолльского дворца во двор, где
стоял большой экипаж и ярко горели факелы. Вынул часы стрелки
подходили к половине девятого. Оказывается, аудиенция продли-
лась менее часа.
Странная штука — время! Рука мелко подрагивала, и он, к ужа-
су своему, вдруг понял, что сейчас выронит часы. Чиффинч осто-
рожно взял их и положил ему в карман. Письмо Лидии, скомканное
в другой руке, Фентон спрятал в карман камзола.
И вот большой экипаж подъезжает к дверям его дома.
«Надо все обдумать», — упрямо кружится в голове. Ему помо-
гают выбраться из кареты. Он улыбается, давая понять, что с ним
все в порядке, но на самом деле рад помощи. Останавливается пе-
ред привратником Сэмом и кротким голосом увещевает его, что-де
уже поздно и тому давно пора идти в дом. Сумерки сгущаются,
но тьма еще не наступила. Сэм, поклонившись, распахивает дверь
и исчезает.
В холле, со свечой в руке, его встретил вездесущий Джайлз.
Взглядевшись в лицо хозяина, он поджал губы.
— Добрый вечер, сэр!
— Добрый вечер, мой дорогой Джайлз!
— Осмелюсь ли я на правах старого слуги узнать, как вас приня-
ли в Уайтхолле, сэр?
— Все хорошо. А разве могло быть иначе?
— Его величество... не гневался на вас? Посмотрите на себя в
зеркало и тогда вы поймете, почему я задал этот вопрос.
— Гневался? Богово отродье! — громовым голосом начал Фен-
тон, но тут же сдержался и заговорил тише. — Так знай же, наглец,
как гневался король! Он предложил мне любую награду, любое от-
личие — на выбор! Я, разумеется, ничего не взял, но важен сам
факт!
— А вы догадываетесь, что именно он предлагал вам, сэр? Нет?
Ну так я вам скажу. Звание пэра!
— На кой черт оно мне? Джайлз... моя супруга здорова?
— Вполне, — ответил удивленный Джайлз, но выглядел он при
этом довольно кисло: пренебрежительный отзыв хозяина о звании
пэра явно огорчил его. — Почти сразу после вашего ухода разъеха-
лись гости. Лорда Джорджа в полном беспамятстве перенесли в
экипаж лорда Дэнби. Пожилой джентльмен отправился верхом, но,
признаюсь, держался в седле не очень твердо. Миледи ушла к себе.
Она просила...
374
Фентон схватил камердинера за ланкан сюрз ука.
— Я не хочу 1 овори । ь с ней. точнее, нс хочу сейчас. Пиюм, бли-
же к полуночи. 1сбе ясно?
— Яснее быть нс может, сэр!
-- Понду в спальню. Мне надо кое-что обдумать. Принеси туда
свечи и приспели, чтобы меня не беспокоили.
Джайлз поклонился и быстро заже< три свечи.
-- Нет, светим* нс надо. Дан сюда!
Отчаянным уепчпем Фентон счарался сдержан, дрожь в руках.
I олова работала четко, ао и эго стоило ему определенных усилий.
Шок прошел. I* спазу вернулась прежняя боя;».
Очут ившись в спальне, он, словно во сне. п< ставил канделябр
на столик возле зеркала. В призрачной полутьме увидел себя в зер-
кале. Решил, чю немною бледен, но нс слишком.
— Почему Лидия так поступила? - мысленно спросил он свое
отражение. — Ужели вся ее любовь — сплошное притворство?
— Ты сам это знаешь.
— Я тебе нс верю!
— Прине гея поверить.
Мягкий свет отражался в стеклянной поверхности графина с
темно-красным кларетом, который с недавних пор Фентон стал де-
ржать у себя в спальне. Ему хотелось напиться допьяна, утопить
боль в вине, забыться. Уже поднял было графин, но тут же поста-
вил на место. Нет, сейчас голова должна бьиь ясной.
Оказывается, он все еше сжимал в руке скомканное письмо Ли-
лии п сейчас, потянувшись за стулом, укипел, как оно упало на туа-
летный столик.
Фентон поставил стул напротив г емкого провала окна. Что ж.
он сделал все возможное и ко всему готов. Ди двенадцати еше три
с лишним часа. Опасности начнут подстерегать Лидию лишь в пол-
ночь. когда наступит десятое число. А сейчас его томило искуше-
ние пойти к ней, ворваться в спальню, и броешь ей письмо как об-
винение.
Однако сделать такое было выше сю сил. Это просто не укла-
дывалось в голове, и разум сопротивлялся, не желая признавать ви-
ны Лидии. Он любит ее и будет защищать, что бы ни случилось.
Вынув часы, Фентон положил их подле себя на стол и сел у
окна. Пламя свечей, отражаясь в стекле, выхватило из уличной
тьмы листву высокого бука. Странно! Месяц назад, проснувшись
здесь поутру, он почему-то решил, что видит деревья Парка, тогда
как на деле они растут в его собственном саду.
— Не верю! Не верю! — Сердце сжималось мучительной
болью. — Это так не похоже на Лидию! Совсем не в ее характере.
Однако в глубине души кто-то другой, разумный и бесстрастный,
возражал со всем рационализмом человека двадцатого столетия:
375
— Оставь эмоции! Ты хотел все обдумать? Так думай! Вспомни,
что родители Лидии — пресвитериане, что отец ее подписал смерт-
ный приговор королю Карлу Первому. Неужели ты думаешь, что
это не запечатлелось в ее памяти, не сохранилось в сердце? Ду-
мешь, Лидии не было больно, когда ты, несмотря на все уговоры,
разлучил ее со старой служанкой?
— Замолчи! Что ей за интерес в «правом деле»? Лидия и «Зеле-
ная лента»? Абсурд!
— Ты, видимо, совсем забыл простейшие исторические факты!
— Нет, не забыл!
— Тогда должен знать следующее. Лорд Шефтсбери, который
при Оливере был рьяным пресвитерианином, в период Реставрации
первым выступил за то, чтобы всем пуританским сектам разреши-
ли присягнуть на верность. В противном случае они оказались бы
вне закона. Естественно, что он привлек к «Зеленой ленте» старых
пресвитериан, Индепендентом и иже с ними.
— Но причем тут Лидия? Она совсем не интересуется полити-
кой, о чем заверяла меня неоднократно!
— И, заметь, всякий раз, случись о том разговор, с неизменной
ловкостью переводила его на другую тему!
— Да замолчи же! В ту ночь, когда я впервые увидел ее в ком-
нате Мег, — воспоминание о Мег на мгновение изменило ход его
мыслей, — я попытался извиниться за поведение сэра Ника, и тог-
да Лидия воскликнула: «Вы просите прощения у меня? Нет, это
я должна просить прощения у вас!» — Что же еще, скажи на ми-
лость, было ей говорить?
— Куда ты клонишь?
— А вот куда. Лидию, по натуре своей вовсе не бездушную и
холодную, тронуло твое раскаяние. Почему, спрашивается, она, на-
перекор родителям, вышла замуж за сэра Ника? Ответ прост.
Плотское влечение — не больше. Однако, едва стало ясно, что сэр
Ник — жестокая и злобная скотина, Лидия возненавидела его, хотя
влечение осталось.
— Готов поклясться, именно так! Когда на следующий день Ли-
дия, еще больная, с покрытыми сыпью лбом и руками, пришла сю-
да, в эту комнату, она была так восхитительно нежна, так... так...
— Сплошное притворство! Припоминаешь ли, что ты тогда
говорил?
— Забыл.
— Потому что хотел забыть! Полоумный сэр Ник разразился
потоком брани, проклинал пуритан и все их племя, нс учтя, что
кроткое создание в глубине души может может быть столь же ис-
товой «круглоголовой», как ты — роялистом.
— Но потом-то она пытала нежностью и, кстати, сама просила
о нашем свидании!
376
— Притворялась! Кроме того, не забывай, что Лилия молодая
женщина и физические желания ей не чужды.
— Она не притворялась. Ты лжешь!
— А ты, кажется, уязвлен!
— Получается так, что, назначив свидание, Лилия тут же напи-
сала письмо моим врагам?
— Именно! Она не любит тебя. Ты опасен. Тебя надо унич-
тожить.
— Прекрати молоть вздор!
— Но ты хотел все обдумать. Вспомни сколько раз, когда Ли-
•1ия хотела подольститься к тебе, с языка ее слетало слово «кругло-
головый»? Вот, например: «Кроток, как слуга Господен, и отважен,
как «круглоголовый». Вдохновившись этими речами, ты привел в
такое изумление весь «Клуб зеленой ленты», что никто нс посмел
коснуться тебя пальцем!
— Тогда я не думал об этом. Хотя, конечно...
— А кто заманил тебя в ловушку в «Весенних Садах»? Кто в
iot самый день под предлогом покупки нового платья наведался
р «Красивый Бюст» и оставил там записку для твоих врагов?
— Ты замолчишь или нет? Если я совсем безразличен Лидии, чем,
по-твоему, можно объяснить ее ревность, и прежде всего к Мег?
— Женщины — существа странные и цепко держатся за то, что
принадлежит им по праву. Ты — собственность Лидии. Она не от-
даст тебя никому, и в первую очередь — Мег, или, говоря точнее,
Мэри Гренвилль. Лидия знает, что Мег нравится тебе, и одна
мысль о том приводит ее в ярость. Любая женщина в такой ситуа-
:ши почувствовала бы себя уязвленной.
— Но я же выбил из ее головы всю пуританскую чепуху!
— За один-то месяц? Брось! Когда вы вшестером собрались вы-
ступить против тех шестидесяти, всем было ясно, что шансы нерав-
ны и все пытались отговорить вас — все, кроме Лидии.
Мысли ее занимали только драгуны: оказывается, они выстрои-
лись в колонну совсем как «железнобокие»!
— Она верила в мою победу!
— Послушай, — жестко возразил внутренний голос, — тебе
пятьдесят восемь лет. Ты — старик. Не телом, а душой. Неужели
же хорошенькое личико, соблазнительные формы и вкрадчивый вид
могут настолько задурить тебе голову? Неужели они совсем лиши-
hi тебя разума?
—- Да, тут ты прав.
— Тогда берегись! Она всеми силами настраивает тебя против
Мег Йорк, но ведь Мег — единственная, кто по-настояшему любит
тебя. Лидия ненавидит сэра Ника и, будучи уверенной, что ты —
это он, применяет к другому мужчине все те уловки, которые узна-
ла от настоящего сэра Ника.
377
Феи । он вскочил на ноги и закрыл лицо руками. Гнев обуревал
ею душу, жег изнутри, но он знал, ч го должен держачь себя в ру-
ках. Слараясь не слушать назойливый шеночок, снова сел и попы-
тался собраться с мыслями. Какое-то время глядел в темноту hi
окном, пока громкое тиканье часов на чуалегном столике не вывело
eio in оцепенения.
Без десяти лсвячь. По крайней мере, одно ясно. Фен гон снова
вскочил на ноги и сунул в карман часы. Послышался i nxitii стук.
В дверь робко просунулась голова Джайлза.
— Сэр, — слуга прокашлялся, -• и рост те, что беспокою вас. но
эча Пэмплин...
Неизменно суровая Джудит Пэмплин, но своему обыкновению,
сюяла прямо, слепив руки на груди.
— Миледи спрашивает, не угодно ли вам зайиг к licit, — прого-
ворила она с явным смешком. - А также спрашивает...
Правая рука Фентона любовно коснулась эфеса. Джайлз, суля
по гримасе, которая отразилась на ею физиономии, уже смекнул,
что для вторжения Джудит выбрала нс лучший момент.
— Я запретил тебе приближаться к миледи, но ты ослушалась
приказа. Позже мы еше поговорим об этом. Впрочем, должен при-
знать, у тебя сеть одно бесспорное достоинство: ты преданна своей
госпоже, нс так ли?
— Так.
— Тогда охраняй ее хорошенько. Передай миледи, что мне надо
отлучиться ио важному делу, но до полуночи я вернусь.
Миссис Пэмплин открыла рот, как бы с намерением возрази! ь,
но промолчала. В глазах ее зажегся злобный огонек. Джайлз по-
спешно сунул ей одну из двух свечей, которые держал в руках, и
вытолкал за дверь.
— Эго правда, сэр? — тихо спросил он, когда дверь за горнич-
ной закрылась. --- Вы в самом деле уходи те из дома?
— А почему бы и нет?
— У вас неважный вид, сэр. Вы больны.
— С чего ты взял? — сухо спросил Фентон. Рана в боку подвыва-
ла, и по телу пробегал легкий -озноб. — Найди мне что-нибудь ис
очень броское. Постой! — ему припомнилось вдруг некое обстоятсль-
ство — туманное, ускользающее. — Камзол черною бархата, ко торый
я налевал в тот день десятого мая, когда ты престранно намекал...
— Я — плохой слуга, сэр! — в сердцах воскликнул Джайлз. —
Я не только не вычистил ваш камзол, ио даже не коснулся его
окровавленных манжет!
— Неважно! — нетерпеливо воскликнул Фентон, оглядев свой
серый наряд с единственным украшением — серебристой каймой на
жилете. — Сойдет и этот! Иди на конюшню и прикажи оседлать
мою лошадь.
378
Джайлз взглянул на него и поспешно кинулся исполнять прика-
зание. Фентон достал из шкафа ботфорты из мягкой кожи с легки-
ми шпорами, застегнул пряжку плаща, надел шляпу и, прихватив
канделябр с тремя свечами, крадучись двинулся вниз по лестнице.
Он старался ступать как можно тише, опасаясь, что Лидия, услы-
шав лязганье шпор, тотчас выбежит из своей комнаты.
Добравшись до первого этажа, Фентон вздохнул свободнее.
В кабинете поставил канделябр на стол, открыл стеллаж и нашел
книгу проповедей Тиллотсона, в которую сунул записку Мег.
«Джордж сказал, что она ушла от капитана Дюрока, значит, ис-
кать ее нужно по другому адресу».
Фентон развернул бумажку, прочитал: «В «Златовласке», пере-
улок Любви, Чипсайд» и, вопреки самому мрачному умонастрое-
нию, едва не рассмеялся.
Минутой позже он вышел из дома и увидел Дика. Тот стоял
у парадного с фонарем в одной руке и уздечкой Милашки — в дру-
гой. Фентон сунул ногу в глубокое стремя и почувствовал, как ост-
рая боль пронзила тело. Был ли то физический недуг или цепенела
душа — он не знал.
— Чудесная ночь, сэр! — сказал Дик.
— Да, ночь чудная.
Фентон ехал, чуть придерживая повод, позволяя кобыле самой
выбирать путь. Небо, несмотря на прохладу, вызвездилось. Побле-
скивал узкий серпик молодого месяца.
Копыта загрохотали по мосткам через Флитскую канаву. Пахну-
ло жуткой вонью. Милашка галопом поднялась по Лудгейтхилл,
Фентон натянул поводья и огляделся.
Кругом кромешная тьма. Только сияние звезд и молодого меся-
ца вносило некоторое оживление в мрачную картину. Обычно там,
впереди, и сзади, откуда он приехал, ярко светились красные ре-
шетки таверн, но сейчас, должно быть, колокола церкви Сент-
Мери-ле-Боу уже пробили девять и дали тем самым сигнал к туше-
нию огней. Заслышав бой колоколов, подмастерья запирали ставни,
закрывали лавки, и с этого часа на улице оставались одни бродяги.
Прямо открывалось огромное пространство. До Великого лондон-
ского пожара здесь возвышался старый собор святого Павла. Сей-
час место расчистили, закладку нового собора собирались начать
в ближайшем месяце.
— О, дни минувшие, — думал Фентон, пустив лошадь влево, по
кладбищу святого Павла, и выезжая на Чипсайд.
Но мысли занимало не далекое прошлое, ставшее для него на-
стоящим, а та, прежняя жизнь, когда они с Мэри Гренвилль, или
Мег Йорк, катались в парке, названном потом Гайд-парком, где
сейчас еще росли девственные леса и возвышалось жуткое сооруже-
ние — Тайберн. Ему припомнился тот день, когда они устроили
379
заплыв, и он, которому в ту пору было за пятьдесят, опередил на
всех трех дистанциях восемиадцатилетнюю Мэри, считавшуюся от-
личной пловчихой.
«Нет, она уже не Мэри Гренвилль. Теперь она — Мег Йорк.
Взрослая женщина. Тигрица».
Цок-цок! — стучали копыта по камням извилистой Чипсайд.
Фентон снова натянул поводья. Поодаль, словно светящаяся личи-
на, раскачивался на ветру фонарь дозорного.
Тогда, в 1666 году, пожар уничтожил половину города, однако
средневековые улицы возникли на прежних местах, под прежними
названиями. Справа спускались к реке Молочная и Дровяная. До
и после пожара они торговали своим неизменным товаром, а пере-
улок Любви — своим.
Девять лет не стерли следы бушевавшей стихии. Но огонь вы-
жег чуму, и на месте старых строений появились новые, высокие
и низкие, в основном из кирпича, чистые и опрятные. Лошадь
оскальзывалась, и Фентон, придерживая повод, отметил, что пере-
улок Любви стал местом обитания почтенной бедноты.
— «Домик маленький, и местечко там незавидное, но все это пу-
стяки. Главное, что никто не знает о нем и не станет меня трево-
жить». — вспомнились ему слова Мег.
Над крутым подъемом улицы сияли низкие звезды. Над Темзой
вдруг вспыхнуло алое зарево и, порозовев, угасло. Он совсем за-
был, что там находились мыловарни, но ветер, слава Богу, дул в
другую сторону.
Зато вспышка указала нужный ему дом — маленький, недавно
отстроенный, из кирпича и, как большинство здешних домов, с
длинной, поднимавшейся на первый этаж лестницей. Внутри ни
огонька. Фентон привязал Милашку, взбежал по лестнице и забара-
банил в дверь с такой силой, что оглушительные удары молотка
эхом разнеслись по улочке. Дверь тотчас распахнулась, и на пороге
возникла древняя старушенция по имени Кальпурния. Как ни стран-
но, но за свою исполненную превратностями жизнь эта воровка и
сводня потеряла только один глаз, потому что другой сейчас вни-
мательно глядел на Фентона.
— Ага, — прохрипела старуха, закончив досмотр и опустив
лампу с плавающим фитилем, — вы тот самый и есть. Сту-
пайте наверх, а там найдете комнату, окна которой выходят
на улицу. Старая Кальпи может поклясться, что госпожа не от-
лучалась из лому ни на минуту. Все боялась, что вы придете,
а ее нет. Да уж. у каждого свой вкус, — закончила она и пожала
плечами.
Фентон бросил монету, которая тут же таинственным образом
растаяла в воздухе. Он, по крайней мере, не видел, как старуха пой-
мала ее.
380
— Это меняет дело! — воскликнул Кальпн, подняв лампу и
скосившись на Фентона. — Сразу видать благородного человека!
Коли так, я посвечу вам!
Впрочем, услуга сия вовсе не требовалась. Фентон взбежал на-
верх и двинулся по коридору на тусклый свет, сочившийся из при-
открытой двери. Однако не прошел он и нескольких шагов, как-
вдруг остановился.
Из комнаты слышались нежные звуки альта и низкий, шенев-
ший гордостью и восторгом голос Мег:
«Друзья ликуют, а враги
Бежали с поля брани.
Дубины три, три iiniai и — и
Нс стало враз тирана!»
Фентон вцепился в перила. Ноющей болью скрутило живот. Что-
что, а уж бравурная песня никак не вязалась с его теперешним умона-
строением. Каждое слово напоминало ему о Лидии, вызывало в па-
мяти ее образ. Фентон, спотыкаясь, шел по коридору, а Мег меж тем
пела дальше о ратном подвиге, который значил для него так мало...
«Друзья, нам нипочем враги!
Милорд воспрянул рано!
Дубины три, три шпаги — и
Нс станет враз тирана!»
Намеренно стуча шпорами, Фентон подошел к двери и распах-
нул ее настежь. Смычек соскользнул со струн Мег смотрела на не-
го. Он — на Мег.
— Однако вы ие очень-то спешили нанести мне визит, — опа с
деланной беспечностью покачала головой, но потом голос ее пере-
менился: — Ник, у вас что-то стряслось?
В комнате было два окна; подле каждого стоял высокий резной
стул с цветастой подушкой из лебяжьего пуха. В простенке распола-
гался камин, на котором горела свеча в закопченном подсвечнике.
Поленья негромко потрескивали. Мег, сидящая справа от камина
в лиловом бархатном платье с пышным венецианским кружевом по
низкому корсажу, выпустила из рук альт.
Фентон знал ее любовь ко всему изящному и богатую обстанов-
ку комнатки, не уступавшую апартаментам Уайтхолла, воспринял
как должное. Мягкие стулья, оттоманка, но больше всего гобелены
и картины с любовными сценами напомнили ему рассказы Джорд-
жа о...
Мег вскочила на ноги, выронив смычок.
— Подождите! — сказал он.
Лицо его покрывала мертвенная бледность. Ноги дрожали.
Правая рука онемела от боли, и случись ему сейчас сразиться
381
с врагами, Фентон знал, что просто не сможет выхватить шпагу.
И все-таки надо быть учтивым. Он поднял руку, желая снять шля-
пу, но вдруг обнаружил, что пришел сюда с непокрытой головой.
Должно быть, шляпу сдуло ветром.
— Во-первых, оставим дурацкое кривлянье. Нам притворяться
ни к чему и будем говорить, как нас учили! — прохрипел он.
Зыбкие тени метались по лилейным плечам Мег. Но глаза ее
из-под полуопущенных век глядели на него с пониманием.
— Как вам будет угодно, профессор Фентон. Итак, зачем вы
пришли?
— Затем, что потерпел полное фиаско, — просто сказал он, — и
теперь не знаю, как быть и что делать. Я пришел за...
— Сочувствием? — сладко протянула Мег, чуть подавшись впе-
ред. Грудь ее поднималась и опадала. Ненависть и ревность волной
захлестнула Фентона. — Полагаю, вы просто повздорили с... ва-
шей Лидией?
— В определенном смысле, да.
— И прибежали ко мне за сочувствием? — Мег выпрями-
лась. — Так вы его не получите!
— Что ж, вероятно, вы правы, — согласился Фентон, рассмат-
ривая яркий ковер.
— Эх, вы! — в голосе Мег послышалась горечь. — Я ведь тоже
знакома с мистером Ривом, и у меня есть текст его стихов. Вас
называют героем «битвы» на Пэлл-Мэлл. О, как я гордилась вами!
А помните, в той, другой жизни вы продумали план кампании гене-
рала, впоследствии фельдмаршала. Фетуоллера и англичанам почти
удалось сломить оборону немцев? Вы сами повели в атаку первый
Уэстширский батальон!
— Я, как ни странно, на днях видел это во сне.
— А сегодня прибежали ко мне за сочувствием? Ненавижу та-
кую манеру. Убирайтесь отсюда! Немедленно! — кричала она. —
Убирайтесь отсюда вместе со своими дурацкими заботами!
— Тогда спокойной ночи и до свидания!
Выражение лица Мег вдруг переменилось. Впрочем, это случи-
лось даже раньше, когда она крикнула: «Убирайтесь отсюда!» Но
он уже повернулся, чтобы уйти, и потому не заметил происшедшей
в ней перемены.
Шурша юбками, Мег подскочила к дверям и загородила проход.
— Нет, Ник, обождите!
— Прошу вас, дайте мне пройти, — устало сказал он. — Не надо...
— Ну почему, почему я всегда вот так? — она обвела глазами
комнату, словно надеясь где-то там найти ответ. — Стоит мне уви-
деть вас, и я становлюсь злобной, сварливой, говорю Бог весть
что... Вот и сейчас хотела сказать совсем другое, но само собой
получилось... Правда!
382
И Фентон с изумлением у вил ел, как на длинных ресницах пока-
шлись непролитые слепя. Мег сцепила руки, всем своим видом вы-
ражая глубокое раскаяние. Конечно, она всегда нравилась ему и
особенно сейчас, koi ла каждое се движение дышало неподдельным
чувством, но то сострадание, которое он вдруг ощ> гид в ней, опа-
лило ему душу.
— Не уходите, Ник. — шептала опа.
Фентон снова, как тогда, поцеловал се, и снова, как тогда поте-
рял голову.
— А теперь скажите мне, — Мег смотрела на него, откинув го-
лову, — что эта женщина сделала с вами? Наставила рога?
— Черт возьми, Мэри, вы не могли бы выражаться современ-
ным языком?
— Простите! Она что, изменила вам?
— Нет.
— Тогда из-за чего вышла ссора?
Фентон молчал. Объяснить си, что произошло, было выше его сил.
— Ну да не важно, — тут же нашлась Мег. — Меня это не ка-
сается .
У двери, напротив камина, в простенке между окнами, стояло
массивное кресло с мягким сиденьем. В правом окне полыхнуло
алое зарево, потом, порозовев, угасло.
— Не важно! — повторила Мег. Голос ее дрожал. И он, и она
понимали, что это ложь.
— Присядьте, мои дорогой, —она указала на кресло. — Ска-
жите, так необходимо — сидеть здесь, у меня, при шпаге и в плаше?
Фентон отстегнул шпагу, снял плаш и, бросив их на оттоманку,
уселся.
— Может быть, снимете заодно и парик? Хотя, насколько мне
известно, мужчины стригутся налысо или почти налысо, дабы избе-
жать вшей. Фи!
Фентон, сам не зная почему, рассмеялся.
— Пусть вас нс страшат пи вши, ни бритый череп. Я успел от-
растить волосы.
Он снял парик н кинул его на оттоманку. Боль в правой руке
нс унималась.
Густые черные волосы, разделенные косым пробором, примя-
лись под париком, и, сбросив его, Фентон словно шагнул из гуман-
ных । дубин прошлого навстречу будущему. Что ждет его там?
Впрочем, об этом потом. А сейчас Мег сидит у него на коленях,
смотрит искательно, наклоняется все ближе и шепчет:
— Забудьте Мэри Гренвнль... Я — Мег Йоргк. Мое настоящее
«я»> — Мег Йорк. Так было всегда, даже когда меня звали Мэри
Гренвилль, и я вынужденно скрывала это, потому что вы все счита-
ли меня маленькой девочкой.
3S3
Она наклоняется ближе. Он ощущает разливающееся по телу
томление, покои, исходящее от нее сочувствие и снова молчит. Вы-
говор Мег меняется. Фентон знает, что и сам должен отвечать на
этом странном наречии.
— Я виновата перед вамп, — говорит она. — Нам следовало
объясниться уже давно, но я не смела. Соблаговолите ли выслу-
шать меня теперь?
— Слушаю.
— Помните ту ночь, за две сотни и еше полсотни лет от сей
поры, когда вы сказали мне. что продали душу дьяволу?
Невольная дрожь охватила Фентона, но он кивнул:
— Отлично помню.
— И помните, что меня нс удивило ваше признание?
— Да! Но я скорее почувствовал, чем понял это.
Сердце, мои милый, умнее разума. Вы осознали до того, как
узнали.
- Но...
— Подождите! Сначала выслушайте меня! Вы на протяжении
многих ле', тайком занимались давней историей с отравлением,
тогда как я и слыхом не слыхивала обо всех этих людях, припо-
минаете?
- Да!
— Я пришла в ярость. Ревновала. Готова была в кровь искусать
себе руки, но сдаваться не собиралась. — прямо-таки прошипела
она. — Я любила вас. Мне нужно было разузнать, и как можно
скорее, кто те три красивые женщины, о которых вы говорили. —
чтобы отправиться в прошлое вместе с вами в облике одной из них.
— Отправиться в прошлое... — Фентон замолчал.
— Став Мег Йорк, разве не смогла бы я доказать вам. что на
самом деле не являюсь маленькой девочкой? — и на губах ее пока-
залась та слишком знакомая Фентону неуловимая усмешка. — Соз-
найтесь, Ник, ведь вы поняли это еще в ту, первую встречу!
Окна озарились яркими всполохами с мыловарен и высветили
в темноте зловещую улыбку Мег.
—- Кровь и плоть Христова! — выругался Фентон и схватил ее
за руку. Усмешка стала еще более вызывающей. — Как? И вы. Мэ-
ри Гренвилль, тоже заключили сделку с... нашим приятелем?
— Об этом мы еще успеем поговорить, — уклончиво сказала
она. — Помните, в «Весенних Садах» вы спросили, почему я не
призналась сразу, что я — Мэри Гренвилль? Тогда я ответила, что
не уверена в себе, не уверена в своем выговоре...
Внезапная дрожь пробежала по ее жаркому телу. Он обнял Mei
и прижал к себе, чувствуя ответное объятие и нежное прикосновение
щеки. Теперь оба говорили запинаясь, с трудом подыскивая слова.
— Но то была не вся правда, — продолжала Мег. — Я хотела.
KS4
чтобы не вы забыли Мэри Грснвплль, а на это требовалось время.
Хотела, чтобы вы, если не полюбили, то. по крайней мере, возже-
лали меня как Мег Йорк.
— Послушайте, вы действительно заключили сделку с
Не скажу ни ^да», ни «нет». Я отравилась ь прошлое в
собственном обличье, но предпочла сгазь вашей любовницей Мег
11орк.
- Жаль, что мне так п не представилась возможность воспо-
льзоваться своим правом.
— Ну, это легко исправить! Подождите, не сейчас, мне надо еше...
— Однако к чему откладывать?
После недолгой борьбы Мег соскочила с колен, оправила платье
и. взяв с камина свечу, подошла к двери Фензон юже поднялся.
Я сейчас вернусь. — прошептала она. — Вы хотите лого?
— Да! Очень!
Он протянул руку, но Мег увернулась и. бросив на пего быст-
рый взгляд из-под полуопущенных ресниц, скользнула за дверь.
Фентон снова уселся. Нервы были напряжены до предела
Комната, и прежде слабо освещенная, теперь вовсе noi рулилась
во тьму. Огонь, бушевавший но/i наваленными поленцами, нс про
рывался на поверхность н единым язычком пламени.
Мысли текли лениво, вяло.
Когда-то Великий пожар, начавшись в пекарне па Паддинг-лейн.
спалил дотла все окрест. Вот и в этом, едва тлеющем огоньке есть
нечто странное. Наверное, ветер переменился. Комната заполняется
дымом. Он странно клубится. Алое зарево с мыловарен опять
вспыхивает в правом окне. Ну. конечно, эпо никакой не дым - )ыб
кие, неясные контуры на самом деле принадлежат тому, кто сидиз
напротив него в огромном кресле.
И голос учтивый, знакомый...
- Добрый вечер, друг мой. — сказал дьявол.
Глава 18
кия и» тьмы
Сполохи, порозовев, угасли. Остался лишь зыбкий силуэт у до-
। орающего огня. Дьявол, как всегда, выражался немного старомод-
но, хотя вполне современным языком.
Фентону снова пришло на ум давешнее сравнение, которое нс
покидало его во время их первой встречи. Словно он опять оказал-
ся во сне, и голоса беззвучны, и чувства накатывают смутными во-
лнами, но в то же время все просто и даже заурядно, как беседа
двух джентльменов в гостиной клуба.
Все так, да не совсем. Сон подступал, но Фентон успел вскочить
13 Джон Карр
*85
на ноги и уже готовился произнести старое верное заклятие, одна-
ко, вовремя одумавшись, уселся на место, стараясь, в свою очередь,
казаться учтивым.
— Добрый вечер, мои дорогой сэр, — холодно ответил Фентон.
Последовало молчание. Дьявола, суля по всему, опечалил такой
прием.
— Похоже, профессор Фентон, вы мне не рады. Разве я чем пи-
будь обидел вас?
— Напротив, всегда рад. Чего стоит одно ваше умение играть
словами! Однако, должен сознаться, вы выбрали чер... не самый
удачный момент для своего визита.
— Вот как? — оживился дьявол. — Вы подразумеваете... э... мо-
лодую леди?
— Она сейчас вернется сюда.
— Мой дорогой друг, — запротестовал гоегь, явно обидев-
шись, — неужели вы в самом деле думаете, что я стал бы мешать
вашей маленькой интрижке? Какое ужасное предположение! Подоб-
ные дела — в девяти случаях из десяти — только мне на руку. Ах,
понимаю, вы считаете, что мое присутствие в такой момент не со-
всем уместно?
— Речь не о том. Я просто отметил, что вы здесь.
— Ну и ну! — хихикнул дьявол. — А я было думал, что вы —
враг всяких условностей. Пустяки ведь могут и обождать.
— Несокрушимый довод! Очевидно, подкрепленный вашей об-
ширной практикой, сэр?
— Сдается мне, профессор Фентон, — в голосе дьявола прозву-
чали новые потки, — что вы слишком легкомысленно относитесь
к некоторым вешам, имеющим касательство до вашей же собствен-
ной души.
Из огромного кресла катилась волна, и в ней Фентон предуга-
дал, а точнее говоря, почувствовал признаки злобы, подлинно дет-
ской, с какой рассерженный мальчуган рушит песочные горки и рас-
кидывает оловянных солдатиков. Но Князь Тьмы столь же легко
мог обращать в прах настоящие горы и сокрушать армии.
И это было еще нс все. Образно говоря, дьявол неимоверно раз-
дался вширь и нависал теперь огромной глыбой. Как тот игрок,
что держит на руках всех старших козырей и, предчувствуя верный
выигрыш, уже не скрывает своего превосходства. Конечно, он с са-
мого начала знал, что Мег находится здесь.
На долю мгновения, как и при первой встрече, внутри у Фентона
все похолодело от страха. Он отлично понимал, что ходит по краю
бездны. Однако козырным тузом дьявол все же не располагал, а
значит, теперь играть надо было наверняка.
— Вы правы, — смиренно согласился он. — Я действительно
проявил легкомыслие и прошу меня простить.
386
— Охотно! — любезно отозвался гость, изобразив некое подо-
бие величественного жеста. — Я только хотел вам напомнить, что
мы заключили... определенное соглашение.
— Я не забыл.
— Ия выполнил условия сделки.
— Говоря начистоту, сэр, вы проделали вполне дьявольский трюк.
— Но вы же хотели стать сэром Николасом Фентоном и стали
им! Что же до прочих ваших «условий», то, увы, и мои силы небез-
граничны. Я давеча совсем упустил из виду это обстоятельство и
не упредил вас.
— Вот как? — Фентона снова охватил страх. — Вы что же, «за-
были» упредить меня?
— Увы, — вздохнул дьявол. — Впрочем, вы и сами могли бы
догадаться, что мне не под силу выполнять желания, которые про-
тиворечат истории. Но о том, что изменить историю не надо нико-
му, я вас предупреждал, мой дорогой сэр, — обиженно закончил он.
— Никому?
— Ни мне, ни ... моему Оппоненту, — последовал самодоволь-
ный ответ. — Когда-то, так давно, что вам и представить-то невоз-
можно, мы с ним расписали всю историю этой маленькой планеты.
Баталия была не из легких! То он брал верх, то я. Но все в конце
концов утряслось: расписали, свернули в трубочку, точно архитек-
турный чертеж, и сунули в невесть какой темный закуток времени.
И лежит себе наш план, пылится, но изменению не подлежит. Так
давно это приключилось, что я уж и сам о нем забыл.
Голос лился мягко, успокаивал, почти гипнотизировал, но тут
дьявол вдруг хихикнул, и наваждение пропало.
— Однако, профессор, — вкрадчиво заметил он, — я сделал вас
сэром Ником Фентоном и не вижу никаких причин для беспокой-
ства. Вам нечего опасаться — сейчас, да и потом, когда я... навешу
вас у смертного одра. Давайте-ка поговорим о чем-нибудь более
приятном. Например, об этой юной леди.
Дверь распахнулась. На пороге стояла Мег. Черные блестящие
волосы струились по ее плечам. В левой руке она несла свечу в мед-
ном подсвечнике, а правой придерживала свободный желтый пень-
юар, тот самый, что был на ней в ночь их первой встречи.
Фентон обернулся и сразу отверг предположение, что она успела
разглядеть огромный зыбкий силуэт у окна. Оставалось одно: Мег
знала.
Свеча тут же вспыхнула голубой искрой и погасла. Должно
быть, от сквозняка. Но он все-таки успел разглядеть странную гри-
масу, которая мгновенно исказила ее черты. Комната еще не погру-
зилась во тьму, а лицо Мег уже приняло свое прежнее выражение.
Мег явно испугалась. Казалось, колени ее вот-вот подогнутся.
— Здравствуйте, душенька, — подал голос посетитель. — Ну
387
же, не смущайтесь! Мы вам рады, — в таком тоне пожилой дя-
дюшка обращается к восьмилетием девочке, а после вознаграждает
ее шиллингом. — Нет, душенька, — столь же ласково, но с ноткой
предупреждения, — на этом стуле сидит мой добрый друг профес-
сор Фентон. Я, как вам известно, придерживаюсь довольно широ-
ких взглядов, но в данном случае это — как бы поточнее выразить-
ся? — создает препятствие для нашей беседы. Присядьте на отто-
манку, душенька.
Мег нетвердым шагом подошла к оттоманке и села, плотно за-
пахнув пеньюар.
Фентон прокашлялся (от страха у него пересохло в горле) и осве-
домился:
— Могу ли я задать вам один вопрос?
— Конечно, мой дорогой друг, задавайте!
— Мэри Гренвилль продала вам ду... то есть предложила вам
свое общество в обмен на возможность последовать в семнадцатое
столетие за таким идиотом, как я?
Посетитель предпочел не связывать себя определенным ответом
и, точно лавочник с Чипсаида, задал встречный вопрос:
— А если и так?
— Я полагаю, моя душа ничего не стоит, сэр, — сказал Фен-
тон, — но, может быть, возьмете ее в обмен на душу Мэри?
Мег выпрямилась.
— Вы не вправе этого делать, даже если он согласится! —
крикнула она Фентону. И дьяволу: — Не слушайте его!
Она смолкла и, закрыв лицо руками, повалилась на кушетку,
словно отброшенная могучей десницей. Однако никакого движения
в комнате не происходило.
Фентону показалось, что теперь огромный силуэт учтиво развер-
нулся в его сторону.
— Девочка права. Она, как вы изволили выразиться, предложи-
ла мне свое общество году этак в 1918-м, поскольку находила этот
мир невыразимо скучным и интересовалась исключительно мужчи-
нами. Было ей тогда около восемнадцати лет.
Фентон хотел возразить, но слова не шли из горла.
— Так что обращение свое она приняла довольно давно, —
заверил его дьявол и продолжал куда более мягким тоном: —
Девочка она послушная и расторопная, но по неведомым мне при-
чинам особенно пылко привязалась к вам, и я, известный своим
мягкосердечием, просто не мог ответить отказом на ее смиренную
просьбу отправиться в прошлое вместе с вами.
— Значит, никакой обмен не возможен?
— Нет.
— Даже если...
— Вы думаете, ей плохо в моем обществе, сэр? Девочка вполне
388
счастлива. Но ваше предложение, профессор... — в голосе дьявола
сквозила явная насмешка. — Красивый жест, я бы даже сказал, до-
нкихотский! Впрочем, дурацкие порывы вполне в вашем характере.
Предложить мне свою душу! Неужели вы думаете, что я стану за-
ключать сделку на то, что и так принадлежит мне по праву?
Фентону показалось, что мысли уже облеклись в слова.
«Ну же, — шептали они, — пора! Ударь его!» И Фентон сказал:
— Вот тут вы ошибаетесь!
— Простите?
— Моя душа не принадлежит вам, не принадлежала и, видит
Бог, никогда не будет принадлежать.
В камине ревел огонь. Фентон уже приготовился к взрыву, к на-
тиску разрушительной волны, когда разъяренный мальчуган возь-
мет верх над учтивым философом. Однако последовавшая тяжелая
пауза казалась куда более угрожающей.
— Ваши доказательства, профессор?
— Они в вашей собственной теологии.
— Соблаговолите объясниться.
— С удовольствием! Сэр Николас Фентон родился 25 декабря.
И я, позвольте вам напомнить, тоже, а день 25 декабря известен
как Рождество Христово, — Фентон чуть подался вперед и продол-
жал, — мне удалось выяснить, что человек, появившийся на свет
в Рождество, не может продать душу дьяволу. Он может отдать
ее по доброй воле, поверив вашим обманам, но это не мой случай.
Наш договор с самого начала был недействительным и отрицать
сие бесполезно!
— Но я оказал вам определенные услуги и вправе ожидать
платы!
— Несомненно. Согласно правилу, каждый год 25 декабря я до-
лжен сделать вам подарок и сочту своей приятной обязанностью
преподнести на ближайшее Рождество серебряную вилку или, ска-
жем, иллюстрированную Библию. Неужели вы действительно о
том не знали?
— Конечно, знал, однако для меня явилось некоторой новостью,
что вы тоже в курсе дела.
— Новостью? — переспросил Фентон. — Значит, легенда о ва-
шем всеведении не более чем заблуждение?
— Никоим образом, в чем вам скоро придется убедиться на
собственном и весьма печальном опыте. Однако, когда встречаешься
с таким глупым донкихотством, как ваше, — огрызнулся гость, —
бывает, что и проглядишь кое-что...
— Усилиями Того, Кто выше вас?
— Не выше, — скривился дьявол. — Опасные речи ведете, проф-
ессор Фентон. Послушайтесь моего совета и выбирайте выражения!
— Так вы признаете свое поражение?
389
— Конечно, у меня нет прав на вашу душу. Вас будет судить
мой Оппонент, а он, я слышал, весьма шепетилен в подобных де-
лах. Однако вы сплутовали, профессор, вот что меня гнетет, ибо
я терпеть не могу плутовства! Зачем вы это сделали?
Фентон снова подался вперед, вцепившись в подлокотники кресла.
— Затем что вы — самый главный мошенник, какого только
знала история, и по природе своей не способны играть честно! Поэ-
тому я решил обмануть вас и обманул! — голос его сорвался на
крик. — Ибо вы, подобно любому злу, — круглый дурак!
И тут, наконец, произошел взрыв.
Мег, взвизгнув, скорчилась на оттоманке, хотя происходящее ка-
салось ее лишь отчасти.
Волны гнева — немые, мертвящие — надвигались, подобно
грозной армаде. Фентон «слышал», как разъяренный мальчишка
беззвучно пинал свой жестяной барабан, и в то же время ощущал
могучее присутствие самого Сатаны. Силы оставили его, но он
упрямо бормотал слова молитв и неотрывно «глядел» в глаза
дьявола.
Но Мег он тоже видел и ужаснулся происшедшей в ней переме-
не. Она сидела вполоборота, обхватив руками колени. Яркий свет
разгоревшегося очага падал на ее лицо. Теперь Фентон понял, что
значило то хитрое, насмешливое, потаенно-порочное выражение,
которое поразило его в первую ночь новой жизни. Дьявола нельзя
называть глупым: это — единственное, чего он не выносит.
Волны бились вокруг Фентона, не причиняя ему никакого вреда,
и вскоре стихия улеглась, но — не угасла. Она осталась, подобно
пламени или заточенной стали, и сквозь нее, рассеянную в воздухе,
он видел злобное лицо Мег. А дьявол, казалось, размышлял. По-
том наконец полюбопытствовал, причем с самым неподдельным
интересом:
— Послушайте, профессор, вы действительно думаете, что мо-
жете меня перехитрить?
— Пока трудно сказать.
— Вот как? Значит, пока трудно? А мне, знаете ли, нет! Одно
время я вам симпатизировал, но теперь это прошло. Вы наделали
уйму ошибок, которые обернутся для вас очень неприятными сюр-
призами. Впрочем, скоро сами все поймете. Возьмем, к примеру,
только один, причем самый безобидный ваш промах...
— Ваши весьма заурядные умственные способности, сэр...
Гость пропустил замечание мимо ушей.
— Вы, — крохотное словцо вместило всю бездну его нескрывае-
мого веселья, — хотели изменить историю! Да? И, сдается мне,
уже несколько раз пытались это сделать?
-Да.
— Вы разговаривали с двумя самыми выдающимися умами
390
Англии: с королем Карлом Вторым и лордом Шефтсбери, которые
придерживаются в корне противоположных взглядов. То, что вы
им сказали, исполнится слово в слово, по разве хоть один из них
поверил вам?
— Нет.
— Королю вы понравились. Он даже склонялся к тому, ч гобы
поверить вам, и, дабы защитить вас от невзгод, — тут гость зло-
радно хихикнул, — дал вам на случай беды кольцо с камеей. Но
разве вас можно защитить? По-моему, нет. И последнее. Скажите,
профессор, почему вы давеча так удивились, увидев меня здесь?
Ужели не ждали моего визита?
— Вашего визита?
— Ну да! Ведь изначально вы намеревались переменить одну
едипст венную дату, а именно 10 июня. В этот день (насколько мне
известно, а я знаю все) ваша жена Лидия должна скончаться от
яда...
Фентона пробрал страх — жуткий, парализующий, такой, како-
ю гость при всем старании просто не мог нагнать на него доселе.
Лилия! Он обещал вернуться до полуночи! Дрожащими пальца-
ми Фентон достал из кармана часы, чудом не уронив их на пол,
но цифры плыли перед глазами. Невероятно, чтобы он опоздал!
— Прошу вас, сэр, скажите, который теперь час? — взмолился
Фентон.
Показалось, что гость недоуменно поднял брови.
— Который теперь час? — переспросил он. — Разве это имеет
значение?
— Да! С полуночи начинается 10 июня. Пока часы не пробили
двенадцать, я должен вернуться домой, иначе с Лидией произойдет
несчастье!
— Гром меня разрази! — проговорил посетитель, зловеще копи-
руя интонации Джорджа Харуэлла. — По-моему, этот человек вы-
жил из ума!
Фентон подбежал к камину и в красноватом отблеске тлеющих
углей увидел, что стрелки остановились на половине десятого, то
есть в тот момент, когда он переступил порог комнаты.
Медленно, дрожа всем телом, Фентон положил часы обратно в
карман и вдруг набросился на туманный силуэт в огромном кресле,
намереваясь схватить его руками за горло. Но в кресле никого не
оказалось. Фентон попятился. За окном вспыхнуло алое зарево мы-
ловарен. Гость возник снова — неизменно зыбкий, меняющийся,
безумно хихикающий.
— Видите, дитя мое, — проговорил он, обращаясь к Мег, —
ваш Гектор только подумал об опасности, которая грозит его бес-
ценной Лидии, а уж весь сморщился, точно обиженный червь! До-
коле, право слово, можно вас убеждать?
391
Колени Мег упирались в оттоманку. Гримаса ярости обнажила
зубы. Распяленный рот напоминал квадратную прорезь древнегре-
ческой маски.
- Послушайте, профессор Фентон, — мурлыкнул дьявол. —
Я было подумал, что вы лишились разума, хотя сбившее меня с
толку обстоятельство объясняется довольно просто.
— Какое... обстоятельство?
— Весь последний месяц, если я не ошибаюсь, дружище, вы вели
счет дням? В той маленькой книжице?
«Хватит! Надо спешить!» Фентон бросился к оттоманке, где ле-
жали шпага, плащ и парик, отбросил вцепившуюся в него Мег и
уже пристегивал шла! у, но вдруг, услышав задумчивый голос го-
стя. оцепенел.
— Этот календарь, или, как вам угодно его называть, дневник,
хранится в ящике под замком. Вы никому нс показывали его, чисел
ни с кем не сверяли и ни при ком не упоминали ту страшную дату
10 июня, ведь так?
— Я...
— И все же вас не насторожил тот факт, который во всеуслы-
шание отметил сегодня за ужином мистер Джонатан Рив: «битва»
на Пэлл-Мэлл произошла ночью 7 июня. Два последующих дня вы
отдыхали. Вечером третьего небольшой ужин. Припоминаете?
Фентон негнушимися пальцами застегнул пряжку плаща и на-
клонился за париком.
— Глупый, но вполне вероятно, простительный промах. Вы за-
были, что весь следующий после «битвы» день спали, а значит, ка-
лендарь свой не трогали и, проснувшись поутру 9 июня, ошибочно
пометили его восьмым числом. Таких! образом, ваши записи отста-
ют на один день!
Фентон рывком натянул на голову парик.
— Проклятье! Что вы несете? — заорал он.
— 10 июня — сегодня, и ваша жена в настоящий момент уже
умирает.
Казалось, молчание никогда не кончится.
— Лжец!
— Вздор, профессор. С какой стати мне лгать вам? Скоро сами
во всем убедитесь.
— Сколько сейчас времени?
— Повторяю, это не имеет значения. Месяц назад вы язвитель-
но заметили, что я люблю плутовать с часами и датами. То, что
ваши часы остановились, лишний раз подтверждает сие.
Фентон ринулся к дверям.
— Повремените еше мгновение! — окликнул его дьявол. — Да
будет вам известное’ в том, что супруга ваша умирает, есть и доля
вашей вины.
— Моей ви...
— Вот именно. Нынче вечером вы вернулись из Уайтхолла (как
бы выразиться?) не в духе, и некто, воспользовавшись этим, тайком
дал леди Фентон смертельную дозу мышьяка. Корчась от боли, она
послала к вам миссис Джудит Пэмплин. Вы ведь всегда доверяли...
миссис Пэмплин?
-Да!
— До некоторой степени, без сомнения. Но неужели вам никог-
да не приходило в голову, что Джудит Пэмплин предпочтет смерть
своей госпожи вашей над ней власти?
Фентон оцепенел.
— Так вот, миссис Пэмплин добросовестно исполнила лишь
часть поручения, сообщив, что миледи хочет вас видеть. О прочем
же не сказала ни слова — и не сказала бы даже под страхом Нью-
гейта. Вы знали, что миссис Пэмплин, вопреки запрету, зашла в
комнату вашей супруги, и должны были почувствовать в том ка-
кой-то подвох, но вместо этого поспешили из дома к другой
женщине.
— Осмелюсь ли просить вас, сэр, — взмолилась Мэг, — не му-
чить его более!
Послышался странный скрежет — словно огромная чешуйчатая
лапа потерлась о дубовый подлокотник кресла.
— Дитя мое, — успокаивающе протянул гость, — выглядите вы
прелестно, особенно в пеньюаре, но, право слово, как вам могла
прийти в голову эта ужасная мысль! Чтобы я — кого-либо мучил?
До Фентона докатилась волна самого искреннего веселья. Ог-
ромный силуэт снова будто, бы развернулся в его сторону.
— Что ж, уходите! Мчитесь, летите — вы все равно опоздали.
Думаю, а точнее сказать, уверен, что сию минуту ваша жена уже
впала в агонию.
Дверь захлопнулась. До оставшихся в комнате донеслись тороп-
ливые шаги и звон шпор на лестнице. Хлопнула входная дверь.
И воцарилась тишина.
Потом чешуйчатая лапа опять проскрежетала по подлокотнику
кресла. Мег содрогнулась от отвращения. В камине догорали угли.
— А теперь, душенька, — проворковал дьявол...
Случайный прохожий, окажись таковой двадцать пять минут
спустя в окрестностях темной Пэлл-Мэлл, увидел бы летящую во
весь опор кобылу, которая, подскакав к дому, встала на дыбы, едва
не выбросив из седла всадника. Фентон спешился и побежал к две-
рям. Лицо его покрывала мертвенная бледность, парик съехал на-
бок, со шпор капала кровь. Дверь тут же растворилась.
В передней его встретили Сэм с Джайлзом. Оба держали свечи.
Жезл Сэма валялся у стены. В наступившей тишине отчетливо слы-
шался шорох листвы за окнами.
393
— Hci, неправда! — воскликнул Фен юн, словно пытаясь убе-
дить их в невозможности случившегося. — Не верю! Моя обожае-
мая супруга, моя...
Он замолчал.
— Она умерла, сэр, тому полчаса назад, — с трудом уняв
лрожь, проговорил Джайлз. — Ее больше нет с нами.
Фентон уставился в пол, на видневшуюся гам свежую царапину.
Скользнувшая тень отвлекла его внимание. Он поднял глаза и уви-
дел, что Джайлз обернулся.
— Мы повсюду искали вас, сэр. Но никто не знал, где вы. Кто
вас сказал, что миледи... при смерти?
— Дьявол, — ответил Фентон.
Сэм выронил свечу и попятился.
— Ступай вниз! — приказал старший слуга.
Подобрав свечу и жезл, тот мгновенно испарился.
— Остроумие ваше сейчас не к месту, сэр, — тихо заметил
Джайлз.
— Да ты посмотри на меня! Разве я шучу?
Мигнуло пламя свечи.
— Нет, сэр, я только...
— Ты винишь меня, Джайлз.
— Виню вас? Но в чем?
— В небрежении. И тут ты попал в самую точку. Но кто это
сделал? Кто отравил ее? Джудит Пэмплин, да? — Не дожидаясь
ответа, Фентон выхватил клинок. — Где она?
— Погодите, сэр! Вложите-ка шпагу в ножны и лучше послу-
шайте, что я вам скажу.
— Где она?
Он рванулся к лестнице, но Джайлз удержал его.
— Она внизу под надежной охраной слуг. Если вина Пэмплин
будет доказана, а я думаю, что так, она умрем. Они любят вас
и по первому вашему слову разорвут ее на части. Сейчас у всех
мутится в голове и у вас тоже, хозяин. Бога ради, одумайтесь! —
И тут в побелевших от ужаса глазах Джайлза мелькнул огонек на-
дежды. — Знай миледи, что вы убили эту женщину своей рукой,
разве не ужаснулась бы она?
Фентон оттолкнул камердинера, сделал шаг, другой — и ос-
тановился. Казалось, он размышлял. Потом, явно превозмо-
гая себя, сунул шпагу в ножны. На Джайлза старался не смот-
реть. Тот тоже избегал его взгляда. Помолчали. Наконец, слуга
спросил:
— Хотите увидеть ее, сэр?
— Увидеть?..
— Миледи, сэр. В комнате убрали, открыли окна, зажгли аро-
матные травы. Думаю, ей было бы приятно...
394
— Черт побери, перестань говорить о ней, как о мертвой! Чтоб
я этого больше не слышал!
— Простите, сэр. Могу ли я посветить вам?
— Я...да. Спасибо.
Они поднялись наверх, ступая медленно и тихо. Фентон запнул-
ся только однажды, на лестнице, но по коридору к спальне прошел
довольно твердым шагом.
Прощание было недолгим.
Джайлз остановился у порога, держа свечу чуть поодаль, дабы
не разрушить царящий здесь полумрак. Слезы застилали ему глаза,
он вытирал их рукавом, по они наворачивались снова и снова —
жгучие, слепящие.
Под раскрытым пологом, в темноте огромного ложа, Фентон
увидел Лидию. Ее пушистые волосы были убраны вокруг головы,
глаза закрыты, руки крестом лежали на груди. В одной руке она
держала какой-то предмет, но что именно, он не мог понять. Со-
всем как живая... По крайней мере, так ему казалось, и к лучшему,
что он не увидел следов смерти на ее лице.
Спотыкаясь, Фентон подошел к кровати с другой стороны, где
сладкий ночной воздух врывался в раскрытые окна, и, наклонив-
шись, осторожно поцеловал Лидию в губы. Они еще не успели
остыть. Теперь, наконец, он увидел, что за предмет приложен к ее
груди. То была зубная щетка с голубым черенком, которую он при-
казал сделать для нее. Смешная глупая вещица, но для Лидии —
единственное воспоминание о нем.
И тут сердце не выдержало. Фентон отшатнулся, ничего не видя
и не чувствуя, побрел, спотыкаясь, на ошупь впотьмах, пока вдруг
не очутился у раскрытого окна и понял, что за локоть его держит
твердая рука.
— Довольно, сэр, — решительно сказал Джайлз. — Позвольте,
я провожу вас.
Хозяин повиновался. Потом они долго шли куда-то, и Фентону
уже стало казаться, что путь их никогда не кончится, но вот все
та же твердая рука остановила его.
— Она не умерла, Джайлз! Когда я поцеловал ее губы, они бы-
ли теплые!
— Конечно, сэр, — вежливо согласился тот. — Вы очень утом-
лены. К утру поправитесь.
Сквозь пелену Фентон различил очертания собственной спальни.
Свечу Джайлз? поставил на туалетный столик. Рядом стоял полу-
пустой графин с кларетом, валялось скомканное письмо на серой
бумаге и его зубная щетка с кра...
Слезы снова застлали глаза. Отчаянно, словно в надежде обре-
сти убежище, Фентон потянулся к кровати, но тут силы оставили
его и, не удержавшись на ногах, он в беспамятстве рухнул на пол.
395
Глава 19
ОН МИНОВАЛ ДОЛИНУ СМЕРТНОЙ ТЕНИ И...
... Очнулся в долине покоя. Окутанный ее блаженством, Фентон
лежал, чуть приоткрыв глаза, ощушая лишь, что время скорби
осталось позади, а тело и душа исцелились от муки.
«В конце концов, — думалось ему, — это только сон. И никакой
сделки я не заключал, и не вел кровавых битв — мне все привиде-
лось, и дьявол — просто миф».
Лидия! — вдруг всплыло из глубин памяти. Мгновенная боль
сжала сердце — и сразу отпустила.
«Я любил женщину, которая умерла два с лишним столетия на-
зад, — размышлял он. — Любовь разгорелась так ярко, совсем как
наяву, но теперь сон кончился, а вместе с ним, слава Богу, и весь
этот кошмар. Чертов хлорал! Из-за него я проспал целые сутки...»
Фентон открыл глаза и обнаружил, что по-прежнему лежит в
той же кровати с задернутым пологом. На фоне бледно-голубого
неба выделяются темные провалы окон.
«Вот уж никогда не думал, что мне так захочется услышать
пронзительные гудки кэбов на Пэлл-Мэлл, увидеть солидных
джентльменов в цилиндрах, деловито спешащих в свои солидные
клубы. Мне казалось, что там, в семнадцатом столетии, я смогу
остаться сторонним наблюдателем, но, как выяснилось, ошибался.
Никто не свободен от эмоций — любви, ненависти, страха, — осо-
бенно, если он принимает облик человека, подобного сэру Нику...»
И тут его настиг страшный удар.
Фентон попытался сесть в кровати, но сразу же бессильно по-
валился на подушки. Он чувствовал страшную слабость, словно
после тяжелой изнурительной болезни. Провел рукой по голове:
все тот же густой ежик волос, конечно черного цвета. Одеяние
то же...
По левой стороне полога скользнул отблеск двух свечей. Одну
нес Джайлз Коллинз, другую — лорд Джордж Харуэлл.
Джордж раздвинул полог, и на его пунцовой физиономии отра-
зился неподдельный восторг, а карие глаза округлились от изум-
ления.
— Гром меня разрази, Ник, ты проснулся! — воскликнул он. —
Ну и напугал ты нас, приятель! Дай же мне руку!
Давешнее блаженное ощущение еще не прошло.
— «И дай нам руку свою»! — беспечно процитировал Фентон
слова великого поэта, которому будет суждено родиться лишь сто-
летие спустя. — У меня отчего-то такая слабость...
— Проклятье, а чего ты еще хотел? Свалился замертво и ле-
жишь вот уж восемь дней...
— Восемь дней?!
396
— Не веришь — спросил Джайлза. Кормить тебя не могли,
только поили! Ох, и хлопотное дело! Ну да я тебя живо поставлю
на ноги! — И Джордж горделиво выпятил грудь, обтянутую поло-
сатым, расцветки осиного брюшка, жилетом с алмазными пугови-
цами. — Гром меня разрази, если я не поправлю твое пищеварение!
Горячие каплуны, фаршированные устрицами! Запеченный жаворо-
нок с жирной подливой! Что скажешь?
— Спасибо, Джордж, не сейчас. Хотя твое нежное участие со-
гревает мне сердце.
— Проклятье, — пробурчал смущенный Джордж. — Вечно я
вот так, неотесанная деревенщина! — Он помолчал. — Слушай,
Ник, меня просили не напоминать тебе о Лидии, но это превыше
моих сил! Когда я узнал о... я столь опечалился, что...
Джайлз воспользовался заминкой и незаметно вклинился в
беседу.
— Милорд, — почтительно проговорил он, — надеюсь, вы не
забыли, что вот уже восемь дней как у нас служит новая кухар-
ка — француженка мадам Топэ?
-Да?
— Желая доставить удовольствие вашей светлости, я распоря-
дился приготовить переднюю ножку барашка под грибным соусом
с жареными грибами, милорд. В столовой уже накрыли.
Джордж приосанился.
— Черт побери, разве я пришел сюда, чтобы пить и есть?
— Ах, я растяпа! — сокрушенно воскликнул Джайлз, ударив се-
бя кулаком в грудь. — Спасибо, что напомнили, милорд! Ключи
от винного погреба всегда при мне. С этими людишками надо де-
ржать ухо востро: неровен час какой-нибудь любитель спиритуса
налижется до положения риз да и захрапит на весь дом!
— Эге! — пробормотал Джордж, глубоко тронутый столь рачи-
тельным ведением хозяйства.
— Для вас, милорд, у меня припасено отличное сухое вино. Если
вам будет угодно сойти вниз и немного обождать, я тотчас его
принесу. Вот только перемолвлюсь парой слов с хозяином. Барашек
с грибами, милорд!
— Ну-у, — и Джордж, очевидно за неимением иного способа
выразить свою дружескую приязнь, кинул на Фентона свирепый
взгляд, — я не прощаюсь, Ник, только пойду в другую комнату.
— Само собой, Джордж! Приятного аппетита!
Когда дверь закрылась. Джайлз с прискорбным видом посмот-
рел на столбик кровати и, обращаясь к нему, заметил:
— Лорд Джордж — человек отменных душевных качеств, одна-
ко ручаюсь, не прошло бы и четверти часа, как он усадил бы моего
бедного хозяина на лошадь — и прямиком в трактир!
— Вполне вероятно. Помоги мне сесть, Джайлз!
397
Камердинер поставил свечу на столик, проворно исполнил
приказание и, подбоченясь, принялся разглядывать Фентона. Судя
по его усталому лицу, он тоже нуждался в разрядке — само собой,
привычного наглого свойства, — что и не замедлило проявиться в
горестном вздохе и неизменном кривлянье:
— Гей! Вы, похоже, вполне оправились и снова приметесь доку-
чать нам! А я уж подумал кинуть монетку — орел или решка? —
так вы были плохи, и все эти восемь дней (Бог его знает, почему!)
сидел подле вашей постели, точно страж.
— Значит, жена моя умерла? — тихо спросил Фентон.
— Ее похоронили четыре дня назад в церкви святого Мартина.
— Понятно.
Джайлз посмотрел на него воспаленными глазами, в которых
читалась страшная усталость.
— Мы так перепугались, что собрали для вас докторов со всей
округи. Ну да все они круглые болваны, за исключением, пожалуй,
одного.
— Вот как?
— «Оказии такого рода мне видеть не впервой, — заявил он. —
Причиной сего недомогания является состояние не плоти, но духа.
Вот, помню, был у нас один солдат... Сражался, доложу я вам,
точно лев, не зная усталости. Но только битва отгремела — куда
что делось? Свалился в обморок и пролежал не два, а — шутка ска-
зать! — десять дней, зато на одиннадцатый поднялся, ровно и не
хворал!» Так сказал доктор Слоун».1 — И был прав. Погоди, —
Фентон нахмурился, — ты говоришь о сэре Гансе Слоуне?
— Сдается мне, его действительно зовут Ганс, что же касается
титула, такового он не имеет.
— Еше получит. Впрочем, не суть как важно. Лучше расскажи,
что тут произошло, пока я лежал в беспамятстве.
— Охотно! Все равно вы не оставите меня в покое, ведь тот
жирный бульон, которым нам удалось напоить вас сегодня, явно
пошел вам на пользу!
И Джайлз, не дожидаясь разрешения, подбежал к окну, взял
стул и, также без разрешения, уселся подле кровати. Теперь Фенто-
ну были видны только его тошая физиономия и огненно-рыжая
копна волос. «Совсем как говорящая голова на сеансе магии», —
неприязненно подумал он.
— Скажите, сэр, вы хорошо помните вечер десятого июня?
«По моим расчетам, то было девятое», — быстро сообразил
Фентон и вместо ответа кивнул.
— Вы вернулись из Уайтхолла в половине девятого и сразу
1 Слоун Ганс (1660-1753) — английский врач и натуралист, коллекция которого
составила ядро Британского музея.
398
удалились в спальню. Незадолго до девяти часов я пошел наверх
и в коридоре второго этажа столкнулся с пресловутой Пэмплин.
Каждую новую деталь Джайлз, точно ломовой, подчеркивал
внушительным ударом пальца по деревяшке кровати.
— «Задержись-ка», — сказал я, видя, что она направляется пря-
миком в вашу спальню. «У меня срочное поручение от миледи к
сэру Николасу», — отвечала она. Я, памятуя о распоряжении нико-
го нс пускать, немало подивился, но все же позволил ей войти. Вы
помните, что она сказала вам тогда?
— Приблизительно!
Рыжая голова придвинулась ближе, по-рыбьи выпятив верхнюю
губу.
— Дословно прозвучало так: «Миледи спрашивает, почему вы
не зашли к ней сразу по возвращении из Уайтхолла?» И тут Пэм-
плин не погрешила против истины. Миледи действительно слыша-
ла ваши шаги и хотела узнать именно это, поскольку любила вас
безмерно...
Фентон уже раскрыл рот с намерением возразить, ио про-
молчал.
— ... до самой смерти. А теперь постарайтесь припомнить сле-
дующие слова Пэмплин: «Кроме того, она спрашивает...» Однако
увидев, что вы положили руку на эфес, продолжать не стала. Далее
вы отчитали ее хорошенько, и за дело, ибо она вправду ослушалась
вашего приказа не входить в комнату миледи. Но вы по-прежнему
доверяли Пэмплин... — Джайлз горестно поджал губы, — и разре-
шили ей вернуться назад, поручив охранять свою госпожу. Сказали,
что должны отлучиться из дому, но до полуночи обязательно вер-
нетесь. Но заметили ли вы мерзкое злорадное выражение, которое
мелькнуло на ее лице при этих словах?
Фентон кивнул и спокойно сказал:
— Оно не укрылось от меня.
— И от меня тоже, равно как и то, что вы были явно не в себе.
Хотел предупредить вас, задержать, но вы уже ушли. Все произо-
шло куда быстрее, чем я ожидал. Немало встревоженный поведени-
ем старой фурии, я поспешил в спальню миледи. Она лежала на
кровати, в том же платье голубого шелка с оранжевыми разводами
и в блиллиантовом уборе. Ей было очень плохо, ее тошнило. Пэм-
плин стояла рядом. С одного взгляда я понял, что снова действует
мышьяк. Теперь соблаговолите выслушать, какую часть поручения
миледи Пэмплин не передала вам: «Бога ради, проси его прийти
ко мне, потому что за ужином я съела или выпила яду, и сейчас
только он один может спасти меня».
Джайлз помолчал, кинул на Фентона быстрый взгляд, словно
желая удостовериться, не слишком ли гнетет хозяина его печаль-
ный рассказ.
399
Однако Фентон оставался спокоен. Время исцелило боль, но она
не ушла, а только спряталась глубоко внутри, и теперь лишь очень
тяжелый удар мог разбередить зажившую рану.
— За ужином? — бормотал он, обращаясь скорее к самому себе,
нежели к сидевшему рядом камердинеру. — Но ведь ужинали-то
мы очень рано, а значит, и симптомы должны были проявиться
гораздо раньше, если только... если только Лидия не сочла нужным
держать сие обстоятельство в тайне все время, пока я находился
в Уайтхолле!
— Именно так, хозяин.
— Постой, но за ужином я пробовал ее еду и пил вино из се
бокала!
— Тут вы кое-что подзабыли. Я заметил..
— Что?
— ...что вы действительно отведали ее еды, тогда как вино
пригубили лишь однажды, в основном же угощались из собственно-
го бокала... Да вы никак дрожите, сэр?
— Нет, нет, продолжай с... с тех самых слов: «Бога ради, проси
его прийти ко мне, потому что за ужином я с-съела или в-выпила
яду, и сейчас только он один может с-спасти меня».
— При виде сей ужасной картины я просто обезумел и набро-
сился на Пэмплин: «Почему ты не сказала об этом хозяину перед
его уходом из дома?» И тут впервые на моей памяти старая фурия
улыбнулась: «Потому что я скорее предпочту смерть моей госпожи
его над ней власти!» Но даже тогда еше оставалась надежда! «В тот
раз он сказал тебе рецепт противоядия, — настаивал я. — Помнишь,
что в него входило?» И она ответила: «Нет!» — Джайлз переменился
в лице. — Я сбил ее с ног и стал пинать. Пинал долго, бил головой
о дверь, но фанатичка точно окаменела и упорно продолжала мол-
чать. Наконец я понял, что все бессмысленно, и отступился. Пэмплин
тотчас выбежала из комнаты, а я повернулся к миледи.
Никогда прежде не доводилось мне встречать создания столь
доброго и кроткого, как наша леди Лидия. Даже мучимая страшной
болью, она старалась улыбаться. «Я умираю, Джайлз, — прошеп-
тала миледи. — То наказание свыше за мои тяжкие грехи». Она
еще много чего говорила, хотя, если вы помните, раньше не очень-
то жаловала меня своим доверием. Да, я сразу спросил ее, не по-
слать ли за лекарем и пресвитером, поскольку знал, — Джайлз ки-
нул на Фентона быстрый взгляд, — какого она вероисповедания.
«Никакой лекарь мне не поможет, — ответила миледи. — Что
же до священника, то пусть это будет пастор, ведь супруг мой при-
надлежит к англиканской церкви, а значит, и я тоже». — Джайлз
помолчал. — Вы что-то хотите сказать, сэр?
— Нет, ничего... продолжай!
— Знаю, что мой рассказ доставляет вам немалые мучения, но,
400
видит Бог, конец его уже близок. Тут, правда, есть одно обстоя-
тельство, с которым я должен вас ознакомить. Всякий раз, когда
Пэмплин удавалось улучить хоть минутку от своих обязанностей,
она оказывалась вблизи комнаты миледи и вела оттуда свой неу-
станный дозор.
— Я тоже нередко замечал это.
— Так вот. по ее словам, вечером десятого июня из комнаты
вдруг послышались душераздирающие стоны. Встревоженная, она
поспешила разузнать, в чем дело. Обнаружив, что дверь не заперта,
осмелилась войти и якобы застала миледи уже корчившейся от бо-
ли. Возхможно ли такое?
— Вполне. Последнее время мы с Лидией... с моей супругой не-
редко держали дверь открытой, и она по привычке перестала запи-
рать ее на засов, даже когда оставалась одна.
— Л могла ли Пэмплин дать ей яду? Скажем, на правах старой
нянюшки уговорила принять отравленное питье?
Фентон попытался как можно беспристрастнее взвесить подоб-
ное предположение.
— Не исключено. Хотя мышьяк — ял медленный, и лаже если
его дали за ужином, доза должна была быть просто невероятно
огромной!
— Конечно, за ужином, — пробормотал Джайлз. — Но как —
ума не приложу! Будь я трижды проклят, что тогда, восемь дней
назад, усомнился в виновности Пэмплин! Я ненавижу старую фу-
рию и потому боялся отнестись к ней предвзято. Зачем только я
убедил вас не убивать ее! По моему приказу ей скрутили руки и
заперли в чулане, где она и лежпз- сейчас под замком. Слуги жаж-
дут мщения, и сдерживать их праведный гнев я больше не в силах.
Она не сказала вам, что миледи умирает, и уже потому только за-
служивает смерти, говорят они. Ну что туг возразить? Нечего!
Джайлз судорожно сглотнул, всем своим видом давая понять,
что не владеет ситуацией, и тихо добавил:
— Что же делать, хозяин?
— Хотя судьба Пэмплин меня ничуть не волнует, но бить ее все
же не надо. Я должен сначала кое-что разузнать, а после сам пого-
ворю со слугами. — Джайлз облегченно вздохнул. — Однако ты
так ничего и не рассказал мне!
— Ничего, сэр? — камердинер был искренне изумлен.
— Только про ту ночь, когда... скончалась моя горячо любимая
супруга. Что же произошло потом?
— Позволю себе вернуть вам ваше словцо: ничего! — отвечал
тот, по своему обыкновению усаживаясь на любимого конька, —
дерзость.
— А лекарь? А смерть от яда? А магистрат?
— Скажу и об этом, — Джайлз снова помрачнел. — Однако
401
давайте-ка по порядку. Итак, ночь десятого июня. Сначала пришел
священник — человек, суля по всему, тихий и скромный. Следом,
отдыхиваясь, ввалился доктор Креттин — единственный, кого мы
смогли отыскать в столь поздний час. Креттин, как выяснилось,
и есть кретин, хоть важничает много, носит длинную бороду и хо-
дит с огромной палкой. Он долго хмыкал и сопел, потом наконец
изрек: «М-да, случай, не известный медицинской науке».
Терпеть дольше я был не в силах и, вытащив его в коридор,
спросил напрямик, может ли он, во имя всего святого, вылечить
пли хотя бы облегчть ее страдания? «Ну, — глубокомысленно за-
метил доктор Креттин, потирая переносицу, — имеет место быть
одно из двух: либо это — воспаление кишечника, либо — отравле-
ние ядом. Что именно, я смогу сказать лишь после смерти бедняж-
ки. А пока, друг мой, не лучше ли послать за магистратом? До-
лжен сознаться, история сия представляется мне очень подозри-
тельной...»
Всякого, кто знал Джайлза достаточно близко, весьма удивило
бы горькое выражение, что появилось на его лиц при этих словах.
Огненно-рыжая голова взметнулась над кроватью.
— «Поступайте, как сочтете нужным, — сказал я ему. — Однако
прежде чем беспокоить магистрата, соблаговолите узнать имена
тех, кто присутствовал сегодня на ужине!» «Лорд Дэнби?! —
воскликнул старый Креттин. — Тогда я умываю руки и готов при-
сягнуть, что это не яд, а воспаление кишечника. Можете похоро-
нить ее, когда вам будет угодно!»
Ну что, скажите на милость, за прок от эдакого болвана? Джоб
тут же поспешил в «Приют Христа» за молодым доктором Слоу-
ном, но тот, как выяснилось, уже уехал по другой надобности. Все
это время миледи переносила страдания с редким смирением. Гово-
рила мало, с трудом превозмогая боль, и только о вас. Потом по-
просила принести ту никчемную вещицу, зубную щетку, и прижала
ее к груди, точно крест. И умерла — тоже с мыслью о вас! Да,
так любить умеет лишь редкая женщина...
Джайлз поднялся, прошел к туалетному столику, взял малень-
кий стаканчик, почти до краев наполненный темно-коричневой жид-
костью, вероятно лекарством, поднес его к свету, посмотрел внима-
тельно и поставил на ночной столик рядом со свечой.
Фентон с задумчивым видом глядел на покрывало.
— Ты хорошо сказал, — проговорил он. — И сделал хорошо.
Я очень тебе признателен. — Джайлз поклонился. — Но в твоем
рассказе есть-таки одна ошибка. Да будет тебе известно, на самом-
то деле миледи вовсе ие любила меня. Видит Бог, чего бы я ни
дал, чтобы сие было иначе!
По выражению лица Джайлза могло показаться, будто беззвуч-
ный удар , грома прокатился в эту минуту по всему дому.
402
— Ага! — не сказал, а скорее прошипел он. — Значит, подозре-
ния мои возникли не на пустом месте!
— Подозрения?
Джайлз встрепенулся и, подавшись вперед, склонился над
кроватью.
— Речь идет об измятом письме на серой бумаге за подписью
миледи, которое я обнаружил поутру на вашем туалетном столике.
Речь идет о вашем якобы очень удачном визите в Уайтхолл, тогда
как глаза мои говорили мне обратное!
Фентон отвернулся.
— Не сомневаюсь в твоих благих намерениях, плут, однако что
ты можешь знать об этом?
— Лишь то, что узнал: истину.
— Ты?!
— Спрячьте в ножны свое высокохмерие! — огрызнулся слу-
га. — Конечно, я! Кто ж еще? Разве не мне открылась миледи пе-
ред смертью? Разве не я прочитал письмо на серой бумаге? Разве
не меня почтил своим доверием ваш вездесущий друг, мистер Джо-
натан Рив, которому известны все сплетни и новости Уайтхолла?
Когда же требовалось купить какой-нибудь секрет, разве я был не
вправе воспользоваться вашим кошельком? А теперь скажите, разве
я поступил дурно?
— Нет.
— Вы по-прежнему думаете, что миледи только изображала лю-
бовь, тогда как на деле желала вам смерти? Что ж, вероятно, у
вас есть на то свои причины, — с печалью в голосе проговорил слу-
га и вдруг вскинул тошую руку, словно присягая: — Клянусь бесс-
мертием души, что никогда и помыслом единым она не предавала
вас «Зеленой ленте», что любовь ее была истинно такой, как я опи-
сал, и могу доказать это!
Фентон сидел, опираясь на подушки, не поднимая глаз, но
Джайлз заметил, что плечи его подрагивали. Потом он медленно
повернул голову:
— И все-таки то письмо написала она?
— Она, — спокойно согласился слуга. — Но когда! В полубреду,
сама не ведая, что творит! Она ведь была не разряженной слаща-
вой куклой — умела и радоваться, и ненавидеть, и грустить! Мо-
жет, вам напомнить, что произошло в то утро, десятого мая?
— Я ничего не забыл.
— Как вы призвали миледи сюда, дабы выяснить причину ее не-
домогания, и поразили всех нас своим отрытием, что виной то-
му — мышьяк? Как она легла на эту кровать, на которой сейчас
лежите вы...
— Я ничего не забыл.
— Ужели? Она призналась мне, что происшедшая в вас перемена
403
поначалу казалась ей разительной, словно некий добрый дух все-
лился в вас и поборол прежнего злого духа. Но, выяснилось, нена-
долго, потому что сэр Ник не замедлил вернуться и, осыпая про-
клятьями «круглоголовых» и все их племя, вонзил кинжал в стол-
бик кровати. Взгляните-ка сюда, сэр! Вот этот след.
Побледневший Фентон молчал.
— Однако доброму духу удалось взять верх. Но что, скажите
на милость, было ей думать? Она терялась в догадках и потом,
уже лежа в ваших объятьях, вдруг поняла, что вы — не сэр Ник!
— Что ты сказал?!
Джайлз усмехнулся и покачал головой.
— Ах, сэр, да ведь и я тоже еще тогда, поутру, понял, что вы
вовсе не сэр Ник. У него, конечно, хватало причуд, но выйти из
дома в поношенных башмаках — прошу покорнейше! Он бы скорее
позволил вздернуть себя на Тайберне, чем выкинуть подобную
штуку!
— Поздновато ты начинаешь уличать меня в самозванстве, —
невозмутимо заметил Фентон.
— В самозванстве? Что вы, сэр! Я только позволил себе изло-
жить ход своих мыслей.
— И к чему же ты пришел?
— О добрых и злых духах я рассуждать не берусь, коль скоро
ровным счетом ничего в них не смыслю, — Джайлз облизал пере-
сохшие губы, — но мне и вправду стало казаться, что в вас вселил-
ся некий добрый дух и неузнаваемо изменил прежнего сэра Ника.
Разве мог тот «сэр Ник», полный невежда в медицинской науке,
сразу, словно по волшебству, распознать и вылечить недуг миледи?
Латынь и французский он разбирал едва-едва, а вы, сдается мне,
читаете на них, как на английском. А изумительное владение шпа-
гой? Откуда бы сэру Нику стал известен этот прием (Джайлз вы-
вернул запястье) и полдюжины других bottes, о которых он сроду
не слыхал? А дар предвидения? И что за высшая сила наделила
его талантом к воинскому искусству? — голос его пресекся на высо-
кой ноте.
В наступившей тишине отчетливо слышалось потрескивание све-
чи за пологом.
— Джайлз!
— Да, хозяин?
— Поговорим-ка лучше не обо мне, а о миледи. Ты признаешь,
что письмо в «Зеленую ленту» начертано ее рукой?
— Признаю. Она ненавидела сэра Ника, и не без основания.
Будучи человеком твердой веры и ничего не смысля в «государ-
ственном вопросе», она (ошибочно!) решила, что «Зеленая лента»
действительно стоит за то «правое дело», которое защищал ее
отец. Она писала его полубезумной... И вот тому доказательство!
404
Взгляните сами, это письмо написано в ту же «Ленту» всего чет-
верть часа спустя.
Дрожащей рукой Джайлз вытащил из внутреннего кармана сюр-
тука два измятых листка серой бумаги: первый, уже знакомый Фен-
тону, бросил на кровать, взял свечу и, расправив второй, поднес
его к глазам хозяина.
Почерк был Лидии, но куда более небрежный, чем в первой за-
писке. Она, вероятно, очень спешила, и потому строчки шли наис-
кось, загибаясь кверху у края листа. Казалось, он ощущал ее незри-
мое присутствие, слышал знакомый голос:
«Четверть часа назад я писала вам, как найти моего супруга.
Не стану утверждать, что лгала: все равно вы мне не поверите.
Скажу лишь одно: я — глупая женщина, но, случись вашей «Сель-
ской партии» причинить ему хоть толику вреда (хотя вряд ли, ибо
одна мысль о его смертоносной шпаге внушает вам ужас!), обличу
вас и себя перед судом. Посылаю эту записку с доверенным слугой
по имени Джоб в надежде перехватить первую. Впредь писать к вам
не буду. «Бог да пребудет с королем Карлом!» — как говорит он.
Не преданная вам,
Леди (Лидия) Фентон».
Джайлз держал свечу до тех пор, пока не убедился, что Фентон
успел прочитать письмо несколько раз, после чего бросил листок
на покрывало, а свечу поставил на столик.
— Что скажете? — мягко осведомился он.
— Откуда ты взял это?
— Праздный вопрос! Видели — и довольно с вас! Если даже
оно попало ко мне нз шкатулки доверенного лица его величе-
ства — плачено за него вашими деньгами. Шпионы их, доложу
вам, либо круглые дураки, либо отъявленные мошенники, коль ско-
ро не могут отличить крамолу от святой невинности.
— Наверное, были и другие послания?
— Нет, сэр, не было!
Фентон с трудом приподнялся на подушках.
— Ты уверен? Письма, что начиналось словами: «Если вы не
убьете его в следующий раз, я выйду из «Зеленой ленты»?
— Сэр, — оскалился Джайлз, глядя Фентону прямо в глаза, —
она сроду не писала ничего подобного, что подтверждает и мистер
Рив. Это злобный навет одного вашего недруга, который умудрил-
ся обмануть даже короля...
— Какого недруга?
— Не стану называть его имени, покуда вы нс поправитесь
окончательно. Негодяй поклялся, что читал письмо (хотя никто
другой его в глаза не видел) и что оно якобы от вашей супруги,
но это чистая ложь, и в доказательство я приведу к вам десять сви-
детелей, включая самого мошенника.
405
Фентон откинулся на подушки и лежал не шевелясь, слушая, как
Джайлз, скрипя башмаками, расхаживает по комнате. Тому явно не
терпелось продолжить.
— Что дальше?
Поджившая рана будто открылась снова и начала кровоточить.
— Миледи думала, что в тело ее супруга вселилась новая душа,
и потому любила вас, — тихо заговорил камердинер. — Смерть
она восприняла как возмездие за то первое письмо и не противи-
лась ей. Скажите, сэр, ну разве это ничуть не печалит вас? Теперь,
когда я снял с нес подозрения и ее больше нет с нами?
— Джайлз, какой я был дурак! Да мог ли я думать, мог ли воо-
бразить...
— Полноте, — смягчился тот. — Вы еще не окрепли, а я совсем
измучил вас своими разговорами. Простите, сэр!
— Простить? Тебя, которому я обязан всем?
— Не стоит благодарности, — пробормотал слуга, уставясь в
пол. Потом вдруг всполошился и добавил куда более суровым то-
ном: — Ну, меня ждут дела. Надо сходить вниз и принести вина
для лорда Джорджа Харуэлла. И ячменного отвара в доме нет ни
капли! Милорд придет в ярость!
— Погоди, я... .
Но Джайлз, позабыв свечу, уже выскочил за дверь.
Фентон усмехнулся и принялся размышлять. Так лежал он до-
лго, куда дольше, чем ему казалось. В каждом углу затемненной
комнаты Фентону мерещилась Лидия.
Как же он раньше не догадался? Ведь она не единожды, порой
даже со слезами на глазах, говорила про «вред», который якобы
причинила ему. Отчетливее всего вспоминалась та ночь в ее спальне,
когда он проснулся от криков толпы. Разве могла дочь отважного
«круглоголового» удерживать тогда мужа? Нет, она подала ему
шлем и сказала: «Если ты умрешь, я тоже приму смерть, но не...»
Странно, но Фентон был счастлив. Он жил между миров, на вет-
рах времен, знал, что дьявол есть на самом деле, равно как и Творец
Всего Сущего, его Оппонент. Лидия не умерла. Фентон повернул го-
лову к шкафу, где за створками висели шпага и кинжал. Рука легла
на грудь. Стоит лишь захотеть, и они снова будут вместе...
— Сэр!
Фентон вздрогнул, очнулся от раздумий и, увидев перед собой
Джайлза, сразу учуял неладное.
— Вы, я вижу, уже оправились, господин мой. Ежели так, со-
благоволите распорядиться, как мне поступить с двумя посетителя-
ми, что сейчас ожидают внизу. Они пришли порознь, каждый по
своему делу. Мадам Йорк, вероятно с обычными пустяками...
— Мег Йорк?
— Она самая, хоть выглядит довольно странно. Ее я проводил
406
в потаенную комнатушку и просил обождать. Но другой, которого
мы должны...
- Да?
— Очень настойчивый малый. Говорит, что пришел «по делу го-
сударственной важности», шумит, точно олдермен, и слышать не
желает, что вы больны.
— Сейчас я с ним разберусь, — зловеще усмехнулся Фентон. —
Помоги-ка мне одеться!
— Вы намерены сойти вниз? Но, сэр, вам нельзя вставать!
Впрочем, уговоры не подействовали. Фентон, полный отчаянной
решимости, откинул покрывало и спустил ноги с кровати.
— «Дело государственной важности», да? - выдохнул он. —
Скажи лучше — козни «зеленых лордов»! Э-э-э... Джайлз! На ле-
вой руке у меня было кольцо с камеей, подарок его величества. По-
лай его сюда и шпагу Клеменса Хорна тоже!
— Зачем опа вам? Вы же едва на ногах держитесь! А на случай
чего, я уже отдал несколько распоряжений... — Джайлз смолк и, су-
ши глаза, задумчиво посмотрел на Фентона. — Хоть, может, вы
и правы. Сдается мне, настоящие опасности для вас только начи-
наются!
Г л а в а 20
ДРАГУНЫ ПЕРВО! О ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА ПОЛКА
И вот, с Клеменсом Хорном у бедра, бледный, но чисто выбри-
тый, он идет, осторожно ступая по лестнице, навстречу посетителю
и улыбается. На нем синего бархата камзол, синие панталоны, жи-
лет цвета буйволиной кожи с золотыми пуговицами, и тон ему —
чулки и башмаки с невысокими каблуками.
Джайлз несет огромный, в семь свечей, канделябр. Имени незва-
ного гостя он по-прежнему не говорит: не знает, а может быть,
нс хочет назвать.
Чувства Фентона обострены до предела, и ему кажется, будто
весь дом наполнен крадущимися звуками. Еще в коридоре верхнего
этажа он готов был поклясться, что видит рассыльного Генри, ко-
торого тяжело ранили в уличном сражении. Тот, прихрамывая,
поднялся по другой лестнице и исчез в чулане.
Не успел Фентон выйти из комнаты, как послышался топот бе-
гущих лап, перемежаемый жалобным воем, и вот уже три мастиф-
фа во главе с пятнистым Громом окружают его, льнут к ногам,
преданно лижут руку, с тревогой заглядывают в глаза. Собаки чув-
ствуют, что хозяин болен, и даже Гром, вопреки обыкновению, не
пытается положить ему лапы на плечи.
— Сохраняй спокойствие! — говорит себе Фентон.
407
Он спускается по лестнице вслед за Джайлзом. Псы не отс-
тают ни на шаг. Джайлз водружает канделябр на балясину пе-
рил, но Фентон проходит дальше, в холл, и останавливается по-
раженный.
Пол выметен до блеска. По стенам ярко сияют свечи, но пламя
не режет глаза. Огромный холл пуст, и только в проеме распахну-
той настежь входной двери вырисовывается силуэт рослого, крепко
сбитого человека с тяжелым палашом и в широкополой шляпе с
алым пером, залихватски сидящей на черном, смазанном маслом
парике. Его алый с черным шитьем форменный сюртук, чьи длин-
ные полы скрывают голениша ботфорт, застегнут небрежно и укра-
шен по вороту кружевной отделкой. Лицо цвета мускатного ореха
заливает кирпичный румянец; черные усищи, такие огромные, что
кончики их касаются локонов парика, гневно топорщатся, но голу-
бые навыкате глаза под темными густыми бровями смотрят недо-
уменно и даже растерянно.
— Джайлз! — Камердинер уже поставил канделябр на перила и
тоже сошел в холл. — Тут явное недоразумение! — И Фентон,
улыбнувшись, обратился к посетителю: — Если не ошибаюсь, сэр,
вы — капитан О’Каллахан, Первого его величества драгунского
полка?
— Так точно! — подтянулся офицер.
— Джайлз, а ну-ка взгляни сюда! — Фентон кивнул на распахну-
тое парадное.
На залитой лунным светом липовой аллее, насыщавшей воздух
столь сладкими ароматами, что Фентону с непривычки стало труд-
но дышать, неподвижной плотной стеной стоял конный отряд. На
левом боку у каждого драгуна висела длинная шпага, а справа, на
кожаной перевязи, виднелся кремниевый мушкетон, иначе называе-
мый легким мушкетом.
— Разве ты забыл? — вопрос предназначался Джайлзу. — Ведь
это же капитан О’Каллахан приказал своим людям салютовать нам
в ту ночь, когда мы сражались с «Зеленой лентой»!
Фентон, сопровождаемый верным Громом; шагнул вперед и,
протянув руку, радушно приветствовал гостя:
— Добро пожаловать в мой дом, капитан! Я, правда, немного
приболел, и все здесь вверх дном с тех пор, как моя... моя супру-
га... — он запнулся, почувствовав неловкость.
— О’Каллахан, красный от смущения, продолжал стоять навы-
тяжку и руки не подавал.
— Что это значит? — тихо спросил Фентон.
— Сэр Николас! — взорвался капитан. — Я глубоко уважаю
вас — чтоб мне было пусто, если солгал! — и презираю себя за то,
что вынужден исполнять подобное поручение, но долг, сами зна-
ете, превыше всего. Однако хочу вам заметить, — рука в черной
408
кожаной перчатке метнулась в сторону Джайлза, — этот малый...
Заткните ему рот, сэр Николас, заткните ему рот, не то я проткну
ему глотку палашом!
— Вы в моем доме, сэр, — с подчеркнутой учтивостью отвечал
Фентон, — и уж позвольте мне распоряжаться прислугой! Насколь-
ко я понял, Джайлз, ты дал капитану О’Каллахану повод для недо-
вольства?
Камердинер поджал губы.
— Боюсь, что так, сэр. Впрочем, вам судить, какого свойства
сне «поручение»! Берегитесь, берегитесь, как бы он не пожаловал
сюда от «Зеленой ленты»!
Пауза. Затем изумленный вопль О’Каллахана:
— Что-о-о?
— Я имею в виду лорда Шефтсбери и его «Сельскую партию»,
сэр капитан!
Изумление переросло в гнев: рука в кожаной перчатке скользну-
ла на эфес палаша, но грозное рычание Грома немного охладило
задиристый нрав драгуна.
— Остановитесь! — сказал Фентон по возможности спокойно и,
понимая, что удержать собаку ему не под силу, наклонился и стал
ласково увсшевать мастиффа. От напряжения в глазах сразу потем-
нело, и ему пришлось снова выпрямиться. — Надо признать,
Джайлз, что мы оба заблуждались!
— Заблуждались?
— Да! — Фентон шагнул к капитану. — Наш гость — человек
военный, а лорду Шефтсбери и его приспешникам лаже при боль-
шом старании не удалось бы подкупить драгунов, кои состоят на
службе у короля и подчиняются только его величеству.
Джайлз позеленел, как то порой случается с самым проница-
тельным хитрецом, неожиданно угодившим в ловушку, а Фентон
снова повернулся к посетителю:
— Позвольте и мне вам заметить, капитан, — проговорил он
несколько иным тоном, — что угрожать палашом моему другу бы-
ло с вашей стороны весьма неосмотрительно!
— Ну да?
— Да! Кроме того, поостерегитесь класть руку на эфес в при-
сутствии Грома, — Фентон потрепал собаку, — не то он перегрызет
вам горло быстрее, чем успеете сделать выпад.
— А вот сейчас мы это проверим, — тихо молвил драгун, к ко-
торому тут же вернулась прежняя заносчивость, и точно бросая
вызов псу, снова положил руку на эфес палаша.
На сей раз рычание Грома подхватили и Лев с Голозадым.
Гром, решив, что хозяину угрожает опасность, подобрал задние ла-
пы и изготовился к прыжку.
Физиономия капитана сразу утратила румянец. Рука медленно
Г
409
соскользнула с эфеса. Но с места он не двинулся и глядел из-под
полуопущенных век по-прежнему дерзко, покручивая длинный ус.
— Если вам угодно заключить пари — извольте! Ставлю шесть
против одного, что отделю башку зверя от туловища, прежде чем
он успеет коснуться меня! — Грозная поначалу интонация неожи-
данно сменилась умоляющей: — Однако я пришел сюда по долгу
службы и обязан его исполнить! Сэр Николас Фентон, — каптан
приосанился, — пусть мне будет пусто, но я должен сей же час
взять вас под стражу и препроводить в Тауэр, где вы останетесь
до той поры, пока ... да, такие вот дела, сэр!
От неловкости капитан переминался с ноги на ногу.
— В Тауэр? — Фентон настолько изумился, что ляпнул явную
глупость: — В лондонский Тауэр?
— А разве есть другой?
Фентон взглянул на Джайлза: тот побледнел.
— По какому обвинению?
— Этого, сэр Николас, мне не велено говорить, хотя догадаться
нетрудно.
— Я знаю, что в Тауэр заключают по одному-единственному об-
винению — в государственной измене!
— Ну... — протянул драгунский капитан и в знак согласия под-
мигнул украдкой, — если вам угодно полагать именно так...
— Государственная измена?!
— ... не мне отрицать это. Хоть, может быть, тут скрывается
кое-что и похуже. Полагаю, однако, что через неделю-другую все
прояснится и вас освободят.
— Капитан, — смятенно настаивал Фентон, дотронувшись до
кольца с камеей, — не сомневаюсь в ваших добрых ко мне чув-
ствах, но, клянусь, произошла чудовищная ошибка! Могу ли я, пре-
жде чем вы исполните свое поручение, встретиться с королем? Или,
бу де мне отказано в этом, передать ему одну вещицу?
— Вы хотите говорить с королем? — осведомился О’Каллахан,
оставив в покое свой длинный ус.
— Очень бы желал того!
— Но, сэр Николас, вы можете проткнуть меня шпагой, если
сей приказ не подписан собственной его величества рукой! — И, по-
копавшись в недрах форменного сюртука, драгун извлек туго скру-
ченный свиток пергамента, и развернул ровно настолько, чтобы по-
казать скрепившие его подпись и печать. — Хотите взглянуть? —
осведомился капитан, совсем смутившись. — Узнаете?
Сомнений не было: «Карл К.» Сколько раз Фентон видел подоб-
ный росчерк на старых, пожелтевших от времени письмах, в ту по-
ру, когда люди эти уже давно обратились в прах!
— Сие действительно рука короля, — подтвердил он.
Пока капитан аккуратно прятал свиток обратно под сюртук,
410
Фентон в задумчивости ходил по комнате. Следом, стуча лапами
п оглядываясь, плелся Гром. По пятам за ним — Джайлз.
Увидев подпись короля, Фентон на мгновение ощутил себя меж-
ду прошлым и будущим. Но наваждение быстро прошло, и теперь
стало ясно, что огромная дверь, лязгнув тяжелыми задвижками, за-
хлопнулась и навсегда упрятала пленника в темницу прошлого.
Лидия оставила его. Король его покинул. Избежать виселицы,
четвертования или удара кинжалом — дело для государственного
изменника почти невозможное. Столь любимое прошлое преврати-
лось в чудовищного зверя, и дьявол, весьма вероятно, возьмет над
ним верх. Подступило леденящее чувство одиночества, но...
— Игра еще не проиграна! — громко воскликнул Фентон.
— Простите? — не понял капитан О’Каллахан.
Фентон не стал вдаваться в объяснения. Небрежным движением
стянул со среднего пальца кольцо и, не оборачиваясь, бросил его
через плечо. Оно со звоном откатилось в глубину холла. Давешний
крадущийся шумок снова пробежал по дому.
— Джайлз, распорядись замести кольцо с прочим хмусором! Оно
столь же фальшиво, как и благородство его дарителя. Скажите, ка-
питан, — в голосе Фентона слышался вызов, — что, если я отка-
жусь последовать за вами?
— Тогда вас возьмут под стражу против вашего желания. Знаю,
фехтуете вы отлично, однако в теперешнем состоянии вряд ли бу-
дет разумным оказывать сопротивление. И потом, со мной хмои
драгуны, — насмешливо отрезал офицер.
— Гром меня разрази! — лениво протянул знакомый зычный
бас. — А мы полагаем иначе!
И Джордж Харуэлл, красный от винных паров, тяжелой по-
ступью вывалился из столовой. К почивавшей в ножнах шпаге с
серебряной гардой он присовокупил палаш — в точности такой же,
как у капитана.
— Кто бы вы ни были, сэр, вас это не касается, — огрызнулся
драгун и, вглядевшись внихмательнее, добавил: — К тому же вы
мертвецки пьяны, точно загулявший морячок!
— Отрицать не стану: причастился немного! Эдак и язык развя-
зывается, и удали прибавляется, — ответствовал Джордж, а для
доказательства рассек воздух палашом. — Думаете, мы позволим
вам взять Ника Фентона, мой храбрый драгун? Взгляните-ка туда
и решайте сахми!
Обернувшись, Фентон увидел подле себя Джайлза, а за ним —
рассыльного Генри с оружием в руках. Одну пару — старинный
обоюдоострый клинок с витым эфесо*м и кинжал с выемкой — Ген-
ри оставил себе, другую — бросил Джайлзу и тоже шагнул вперед.
Снизу, из огнедышащей кухни, поднимался Большой Том с ог-
ромной дубиной и тяжелым кремниевым мушкетом. За ним —
411
конюх, Джоб, чьи руки были заняты двумя дубинками, а мушкет
висел за спиной на кожаном ремне. Далее показались могучие плечи
кучера Уипа. Следом шел привратник Сэм...
Поскольку кремниевый замок являлся в ту пору новинкой и
только начал вытеснять прежний, фитильный, оружие такого рода
поставлялось лишь в отборные полки, а значит, Джайлзу можно
было смело предъявить обвинение в намеренной даче взятки.
— Сэр Ник, — шепнул камердинер, — посмотрите-ка на лест-
ницу...
Но Фентон, стоявший к ней спиной, уже и сам слышал легкий
топот бегущих ног. Сейчас в холле собралась вся мужская прислуга
дома, включая младшего конюха Дика, — при мечах, извлеченных,
по всей видимости, из чулана, а пятеро держали кавалерийские
ружья.
Со своего наблюдательного пункта в проеме распахнутой двери
капитан О’Каллахан напряженно следил за происходящим.
— Значит, и вам угодно считаться государственными изменника-
ми? — крикнул он. — Вы отказываетесь подчиниться приказу короля?
— Отнюдь! — весело отозвался Джордж. — Мы только защи-
щаем Ника Фентона!
— И тем делаете большую глупость! Почему?
Тут Джорджа прорвало:
— Слишком долго он несет на своих плечах бремя борьбы, под-
держивая слабых и нетвердых духом! Слишком долго Бог или дья-
вол, шут его разберет, кто именно, крадется за ним по пятам, нано-
ся один предательский удар за другим! Слишком долго .он радеет
каждому, но только не самому себе! Но радение сис не осталось
втуне!
Те, что плотной стеной окружали Фентона, ответили яростным
воплем, знаменующим готовность к битве.
Снаружи, где, скрытые тенью вязов, стояли драгуны, тоже все
пришло в движение: с жалобным ржанием взвилась на дыбы ло-
шадь; послышалась злобная брань; корнет, объезжая ряды, крик-
нул: «Оружие к бою!»
— Капитан, — снова подал голос Джордж, — тут те, что сра-
жались на Пэлл-Мэлл, и кое-кто еще. Вашей горстке драгунов свер-
нут шеи, точно цыплятам, и вы это, черт возьми, отлично знаете!
Уходите, пока целы. Мы не хотим вам зла. — Последние слова он
произнес почти спокойно.
— Со мной вы, может, и справитесь, — драгун даже не сдвинул-
' ся с места под дулами нацеленных мушкетов, — но с королевской
гвардией — едва ли! Вас вздернут на виселице — всех до одного,
и это будет по закону!
— По закону?! — воскликнул Фентон.
Сейчас, когда он смог наконец собраться с мыслями и обдумать
412
собственные слова и поступки, многое вдруг стало представляться
в ином свете.
Дверь потаенной комнатушки была приоткрыта, и там, уже дав-
но томившаяся в ожидании, но по-прежнему не замечаемая им, сто-
яла Мэг Йорк. Лицо ее под черным капюшоном ослепляло белиз-
ной, на искусанной нижней губке запеклась кровь, а глаза глядели
странно, с каким-то непонятным выражением.
— Стойте! — крикнул Фентон и поднял руку.
Этого оказалось достаточно, чтобы усмирить не только рассер-
женных людей, но даже оскалившихся мастиффов. Фентон отстра-
нил Джайлза, нетерпеливо отмахнулся от Джорджа и двинулся на-
встречу капитану. Тот глядел настороженно, готовый чуть что схва-
титься за эфес.
— Сэр, — тихо проговорил Фентон, — я хочу...
Тут все и произошло. Слабость накатила, сжала, скрутила, в
глазах потемнело, потом оскользнулась нога на гладких досках и,
чувствуя смертельный стыд, который порой бывает страшнее лю-
бой боли, он плашмя упал на пол.
Ирландец смотрел на измученное лицо человека, из последних
сил пытавшегося подняться, и гнев его, после недолгой борьбы,
растаял без следа.
— А, чтобы мне было пусто! — пробормотал он и с невольным
уважением добавил: — Позвольте вам помочь, сэр Николас!
Черный парик и широкополая шляпа с алым пером склонились,
салютуя, подобно корабельному штандарту, и капитан поднял
Фентона.
— Он истощения и ран, бывало, сам принц Руперт терял силы.
По мне уж одно то, что вы сошли сюда, — немалое мужество!
Казалось, страсти, бушевавшие еще минуту назад, враз уле-
глись, и умиротворение волной прокатилось по холлу. Так усмиря-
ется разъяренный пес под ласковой рукой хозяина.
—Благодарю вас за добрые слова и признаю, что был излишне
поспешен в своих суждениях. Дело в том, что убийца моей супруги...
Капитан снова изумился.
— ...убийца моей супруги все еще не наказан. Мне не хотелось
бы вершить скорый суд и расправу, равно как подвергать прислугу
новым опасностям. Довольно крови пролито в этом доме! Благо-
дарю вас за терпение, сэр, и отдаю себя в ваши руки.
Драгун тем временем сосредоточенно разглядывал пол, потом
уставился в потолок — словом, смотрел куда угодно, только не на
Фентона.
— Так... Так, так, — глухо приговаривал он.
— Прошу вас, если то возможно, не упоминать в донесении мо-
их слуг — сами знаете, эдак и до виселицы недолго...
— Сэр Николас, я уже все забыл!
413
— Тогда я готов! Вы позволите мне захватить с собой несколько
книг?
— Книг? — ошеломленно переспросил капитан. — Ах да, книг!
Гм! Их вам пришлют завтра вместе с одеждой (черт меня побери!)
и постельным бельем, а пока...
Из глубины холла послышался странный шум, словно там про-
исходила борьба, и, покрывая его, — хриплый голос кучера Уипа:
— А что делать с Пэмплин, сэр?
Фентон обернулся и увидел возле ведущей в кухню лесенки Джу-
дит Пэмплин со скрученными за спиной руками, которую Уип, изо
всех сил понуждая цепью, пытался подташить ближе.
На горничную надели чистое платье (от побоев старое, вероят-
но, пришло в негодность), и оно мешкохм сидело на ее угловатой
фигуре. Волосы растрепаны, длинная физиономия перепачкана
грязью и в кровоподтеках — короче говоря, выглядела она жалко,
но слезящиеся глаза смотрели живо, с неистребимой злобой.
— Ник, — губы Джорджа Харуэлла подергивались, — тебе, ко-
нечно, рассказали, что сделала эта Пэмплин. Сначала позволила те-
бе уйти и ни словом не обхмолвилась, что Лидия при смерти, а по-
сле отказалась сообщить рецепт лекарства, с помошыо которого
можно было бы спасти бедняжку!
— Она столь же неисправимая «круглоголовая», как я — роя-
лист, — Фентон покосился на Джудит, сглотнул и отвернулся. —
Пусть уходит с миром!
— Сэр? — от изумления Уип просто потерял дар речи.
— Это приказ!
Возражений не последовало, но из глубины холла донесся шипя-
щий, очень неприятный звук, словно стоявшие тахМ разом глубоко
вздохнули.
— Идемте же, — поторопил Фентон. — Или я должен что-то
еше сделать?
О’Каллахан пребывал в явном смущении, что не могло скрыть
даже привычное покручивание уса.
— Я обязан попросить вашу шпагу... То есть, — он быстро по-
правился, — пусть она остается здесь. Ну и странная же у вас че-
лядь! Впрочем, меня это не касается...
Джайлз подошел ближе. Кинжал он сунул за пояс, но со шпагой
расставаться не захотел и сейчас, любовно поглаживая эфес, косил-
ся на драгунов за дверью. Фентон медленно расстегнул пряжку и
бросил оружие камердинеру. Тот ловко поймал его одной рукой.
— Оно мне не скоро понадобится, — сказал Фентон.
— Может, и так, хотя нутром чую, что одно самое последнее
и великое сражение вам еще предстоит!
Вдруг раздался хриплый ликующий вопль, и взгляды присут-
ствующих обратились на Джудит Пэмплин.
414-
— /\га! Гордец оказался изменником! Смотрите, все смог-
pin е: он, который увлек милели на стезю порока, покаран рукой
Го о-споднен н, как сказано в Апокалипсисе, выпьет чашу гнева
Г го до дна!
Она билась в экс газе гак, что дрожала цепь, и причитала исто-
во, с глубокой верой и столь же откровенной злобой: — «И дым
мучения их будет восходить во веки веков, и нс будут иметь покоя
ни днем ни ночью поклоняющиеся зверю и образу его и принимаю-
щие начертание имени его»1. Эю писано для вас и про вас, благо-
родный господин! Лучше не скажешь!
Фентон, уже собравшийся послеловазь за капитаном, оста-
новился.
— «Придите ко Мне, все труждаюшиеся и обремененные, и
Я успокою вас»2 , — сказал он и пробормотал себе под иос: — По-
моему, это лучше! Надо будет запомнить для Лидии... — отвер-
нулся и заметил мимоходом, ч го на парадном по-прежнему нет
засова.
— Лошадь для вас оседлана, — подал голос О’Каллахан, упорно
глядя в пол.
— Тогда я к вашим услугам, капитан!
Поздно вечером, когда Фентон уже давно уехал в сопровожде-
нии драгун, внизу, в чадной кухне, собралась вся прислуга. Они си-
дели кружком и судили Джудит Пэмплин. Приговор вынесли мол-
ча, без рассуждений и рукоприкладства: кивком головы. Большой
Гом схватил горничную за волосы, подтащил к деревянной лохани
в. нс обращая внимания на суетящихся вокруг крыс, перерезал ей
. орло. Похоронили Джудит в садике за домом, могилу заровняли,
ia гак искусно, что случись кому искать — не нашел бы во веки
веков.
А в Тауэре тем временем события развивались своим чередом,
и рискованная игра быстро приближалась к драматической
развязке.
Глава 21
ЛЬВИНЫЙ РЫК В ТАУЭРЕ
Раздавшийся поблизости львиный рык — поблизости, если счи-
тать, что разносится он довольно далеко, — тут же был подхвачен
другим, более грозным, из соседней клетки. Но леопард держал но-
ту дольше н умудрился перекрыть всех своим пронзительным
визгом.
' Апокалипсис — 14.11.
: !•’папгелие от Матфея — 11,28.
4Ц
В Тауэр вела Сторожевая башня, а зверинец располагался за
внутренними укреплениями, по левую сторону западного рва, в
Львиных воротах, и попасть в него мог каждый за весьма умерен-
ную плату.
Приходили парочками, а го и целыми компаниями. Оживленно
переговариваясь и смеясь, направлялись к длинному и низкому
строению под темным небом — темному, потому что лым и ко-
поть Сити долетали даже сюда.
Для полковника Говарда, который в эту минуту как раз осмат-
ривал линию сторожевых постов на южной, обращенной к Темзе,
стене крепости, звериный рык был звуком привычным. Хотя служ-
бу он нес исправно, но облику человека военного все же соответ-
ствовал едва ли. Тонкими чертами лица и выпуклым черепом, что
отчасти маскировалось седоватым париком, помощник коменданта
Тауэра скорее напоминал ученого и мечтателя, коими в действи-
тельности и являлся.
Несмотря на жаркий вечер, он зябко кутался в длинный, до щи-
колоток, плащ — из-за последствий лихорадки, подхваченной ког-
да-то в Нидерландах, и эта романтическая драпировка вкупе с ко-
роткой острой бородкой и тонкими усиками делали его похожими
на благородного испанца. Следом плелся жирный детина свирепого
вида (а люди его звания по большей части стараются быть таковы-
ми) в красном камзоле и черной бархатной скуфейке — традицион-
ном наряде караула Тауэра со времен Генриха Восьмого.
— Полковник Говард, сэр! — прошипел таинственным голосом
стражник, выставив замечательный карбункул, по капризу природы
оказавшийся его носом. — Что затевается? Нынче ночью что-то бу-
дет, да? Убийство или что? Намекнули бы, сэр!
Он до того забылся, что даже потянул помощника коменданта
за рукав.
— Latine logui elegantissime1, — полковник Говард слегка нахму-
рился, сокрушенно покачал головой, но отвечал, по своему обыкно-
вению, мягко. — Английская речь, на мой взгляд, куда грубее. Зна-
чит, поговаривают об убийстве. Почему же ты раньше молчал?
Стражник в испуге попятился. Он хотел сказать, что среди ка-
раула и гарнизона старой крепости прошел слух, даже шепоток,
будто нынче ночью случится нечто ужасное, как в тот раз, когда
вспыхнула звезда, предвещавшая чуму, — хотел, но не находил
слов.
— Ну выкладывай! — полковник Говард терпеливо ждал, одна-
ко смотрел нехорошо, прищурясь.
Будь что будет, по-видимому, решил стражник и указал на
видневшуюся впереди Среднюю башню — круглое приземистое
‘.Изъясняться по-латыни несравнимо изящнее Ьшпь).
416
строение из неотесанного камня с тяжелой, заложенной на засов
дверью, мимо которой и шла линия сторожевых постов.
— Сэр Ник Фентон, «дьявол в бархате», — прохрипел он, — си-
лит там вот уже две недели. Когда его привезли сюда, я, говоря
по правде, думал, что он старик.
— Я тоже так думал, — обронил помощник коменданта.
— То-то и оно! Но за две недели он откормился, поздоровел,
окреп, рыскливую повадку приобрел — ни дать ни взять, леопард
из зверинца. А смотрит-то как, точно... точно...
— Познал нечто ужасное? — полковник Говард рассеянно кив-
нул, словно в ответ собственным хмыслям. — Точно тот
флорентиец1 , что прошел по девяти кругам ада и, сохранивши в
памяти кошмар пережитого, вновь стал самим собой?
Стражник смутился. Подобное случалось с ним не раз, впрочем,
не только с ним: загадочная натура этого англичанина с благород-
ным лицом испанца многих сбивала с толку.
— С вашего позволения, сэр, а только черного кобеля не отмо-
ешь добела — как ни старайся! — И стражник стукнул древком ко-
роткого протазана, который ошибочно называют алебардой, о ста-
рые камни дорожки. — На моей памяти не было случая, чтобы уз-
ника держали в Средней башне! Испокон веков их сажали в
Краснопольную — там куда безопаснее. А в Средней дверь выхо-
дит прямо сюда, на наружные укрепления!
Толстяк сунул голову в отверстие между зубцами парапета: с
юга доступ к Тауэру преграждала Темза. Река курилась, темные во-
ды ее лениво обмывали причал, укрепленный на случай атаки тяже-
лыми орудиями. Между причалом и стеной крепости пролегал не-
большой ров, и здесь вода уже не текла, а злобно шипела, вскипая
барашками.
— Всего и делов-то «дьяволу в бархате», что на стену выйти.
Мы, конечно, пальнем в него из мушкетов, но...
Он обернулся и встал как вкопанный.
Полковник Говард даже не слышал. Он задумчиво смотрел во
двор крепости, где между камнями пробивалась молодая трава, на
дыбившуюся грохмаду из белого песчаника с четырьмя дозорными
башенками по углам, которую в то время называли башней Юлия
Цезаря.
— Старые камни, а костям под ними — несть числа... Сколько
смертей они видели, сколько душ бродит теперь по Тауэру? Слу-
шай, Уильям Браун, разве тебе не бывает страшно?
— Мне, сэр? — стражник даже поперхнулся.
— Значит, ты счастливый человек. А мне, говоря откровенно,
бывает, и частенько.
Имеется п виду Данте.
14 Джон Карр
417
Из зверинца донесся львиный рык, перемежаемый счастливым
детским смехом. Помощник коменданта переменился в лице, и Уи-
льям Браун, знавший понаслышке про отчаянную храбрость своего
чудаковатого начальника, почувствовал неладное.
— Что же до твоих опасений, обратись с этим к сэру Робер-
ту. — Сэр Роберт, комендант Тауэра, слыл за человека строгого и
превыше всего ставил дисциплину и порядок. — А теперь отопри
дверь в Среднюю башню и встань на карауле, пока я переговорю
с узником.
Полковник Говард вошел в просторную круглую комнату, имен-
но комнату, а не темницу, ибо здесь были окна: Тауэр — не Нью-
гейт, и узники его содержались в куда лучших условиях. От камен-
ных стен разило жаром. Снаружи лязгнул засов.
— А я к вам с известием!
Реплика предназначалась Фентону, который в батистовой сороч-
ке, старых бархатных панталонах и башмаках с золотыми пряжка-
ми стоял у окна посреди комнаты. Парик он теперь не носил, ре-
шив, что собственные черные волосы выглядят лучше.
— Догадываюсь, какого свойства, — это прозвучало невесе-
ло. — В ту ночь, когда меня взяли под стражу, я был слишком слаб
и даже толком не понял, что произошло. Хотя один мой друг —
назовем его мистером Ривом — предупреждал меня и, как выясни-
лось, не напрасно. Я обвиняюсь в предводительстве католическим
заговором (Бог мой, что за чушь!), в подстрекательстве к пожарам
и кровопролитию. Все-то у них сходится: и любовница-католичка,
и кухарка-француженка мадам Топэ — тоже католичка... Мне сове-
товали испросить аудиенцию у короля. Он призвал меня сам. И вот
я — здесь!
Полковник Говард молча придвинул стул к столу и сел. Ножны
лязгнули об пол. Несмотря на жару, плащ он снимать не стал. На
столе валялось несколько длинных глиняных трубок, стояли миска
с табаком и стопка книг.
— Нет, известие мое иного свойства. А вы заметили, что в эти
две недели я наведывался к вам ежедневно? — Казалось, вопрос
прозвучал немного несвоевременно.
— Заметил, и очень вам за то признателен.
— Мы говорили о литературе, истории, архитектуре и астроно-
мии, — полковник Говард подавил вздох, высвободил из-под плаща
руку и дотронулся до книг. — Да нет, благодарить должен я! Одна-
ко мы никогда не касались... вашей личной жизни?
— Нет. Никогда.
— Осмелюсь предположить, что вы никому не доверяете —
вообще никому, да?
Фентон — напряженный, настороженный, точно леопард на охо-
те — пожал плечами и промолчал.
418
— О нет, я не выспрашиваю, — полковник Говард и в самом де-
ле не имел такого намерения, — а только предполагаю, что вы, по
крайней мере однажды, встречались с дьяволом?
Тон был небрежный, но Фентон впервые за много дней почув-
ствовал приступ дурноты, кинул на собеседника изумленный взгляд
и прикрыл лицо рукой. Бритвы ему не давали (комендант каждый
день присылал своего личного брадобрея), равно как и самого тупо-
го ножа, что приводило его в ярость, ибо подрывало тайные на-
мерения.
— Не бойтесь, я вас не выдам, — тихо произнес полковник Го-
вард. — Впрочем, раз вы никому не доверяете, значит, и я не
исключение... Мне не доводилось встречаться с дьяволом, однако
знаю, что он существует, ходит по земле и может явиться сюда
в любую минуту.
Фентон улыбнулся, словно от милой шутки, и вежливо осве-
домился:
— Так вы говорите, что принесли мне известие?
— Да, да, — полковник Говард оглянулся и тут же поднялся со
стула. — Давайте отойдем к окну.
Изначально то была одна из бойниц, которые во времена Тюдо-
ров переделали в маленькие, забранные тяжелыми решетками окна.
Полковник Говард подвел Фентона к тому, что выходило на запад,
на ров со зловонной непроточной водой. Поверх шла дамба: один
конец ее упирался в Сторожевую башню, другой — в зверинец, от-
куда доносились восторженные вопли зевак.
— Речь пойдет не о дьяволе, — полковник Говард шелкнул паль-
цами, словно сбросил в вонючий ров никчемную пташку. — Я при-
шел сюда по личной просьбе сэра Роберта. Нынче ночью у вас бу-
дет посетитель.
— Вот как? И кто же?
— Одна дама. Или, скажем, так: просто женщина. Ни имени,
ни звания ее не знаю.
— Женщина?
— Тс-с-с! Стражник за дверью просто умирает от любопытства
и сейчас наверняка подслушивает.
— Посетитель? В Тауэре? После вечерней зори?
— Я передаю вам лишь то, что сказали мне. — Легкий ветерок
растрепал серебристые кудри парика полковника, рука коснулась
усов и острой бородки, тоже тронутых сединой; в глазах мелькнула
и сразу погасла искорка веселья. — Сэр Роберт, по-моему, знает
чуть больше. Не сомневаюсь, однако, что действовать в обход уста-
новлению может лишь некто, имеющий на то высшее право.
За рвом, где уличный музыкант развлекал публику игрой на
двух флейтах сразу, собралась толпа — к немалой досаде священни-
ка, проповедовавшего возле виселицы на Тауэрском холме. Тот
419
воздевал руки и что-то кричал, очевидно призывая гнев Божий на
нерадивых горожан.
— Интересно, что у нее за дело ко мне? Вряд ли хозяин сей ми-
лой гостиницы настолько обеспокоен моим положением, что вяще-
го удобства ради решил прислать сюда девицу...
— Предположение смелое и неверное. Мне поручено сказать, что
она принесет вам известие необычайной важности и что вам следу-
ет довериться ей, поскольку это особа надежная...
— Вот как?
— ...н действует в ваших же интересах. — Далее полковник Го-
вард заговорил нормальным голосом: — Хотите услышать новость
о вашем друге, которого вы давеча помянули? Он, как я слышал,
изрядно способствовал вам в одном деле — мистер Джонатан Рив?
— Мистер Рив?! — Фентон вцепился в решетку окна. Возбужде-
ние прорвалось наружу. — Что с ним?
— Его вознаградили — в точности как вы того желали, сэр
Николас.
— Да? Кто?
— Его величество король Карл Второй.
— Извините, полковник Говард, но я вам не верю.
— Поосторожнее, сэр Николас, — тихо возразил тот. — Я могу
извинить многое, а ваши слова — тем более хотя бы из одной до-
гадки, что вы сразились с дьяволом и выиграли у него свою душу...
Пальцы Фентона дернули железную решетку.
— ...однако не забывайте, что я состою на службе у короля и
являюсь помощником коменданта Тауэра.
Фентон резко обернулся.
— Ох и напугали вы меня! — в голосе его слышалась насмеш-
ка. — Две недели назад я был болен и телом, и душой, но теперь
окреп настолько, что в силах попользовать и других. Зовите ваших
стражников, дорогой сэр! Интересно, какое лекарство им больше
по вкусу — ножка стола или стул?
Полковник Говард пропустил тираду мимо ушей и, помолчав
немного, взглянул на собеседника.
— Значит, вы не хотите услышать о том, как ваш преданный
друг принял долгожданную награду?
Фентон медлил с ответом, уставясь в пол, потом кивнул. Пол-
ковник Говард подошел к столу, уселся и взял томик сатир Ювенала.
— Это произошло у меня на глазах. — Он лениво перелистал
книгу. — Я редко отлучаюсь из Тауэра, но третьего дня был имен-
но такой случай. Сэр Роберт отправил меня к королю с личным
донесением. Его величество играл в пэлл-мэлл под зелеными терра-
сами, в Парке. И он, и придворные веселились, как мальчишки.
Каждый удар сопровождался бурным ликованием и клубом желтой
пыли.
420
Вдруг король сделал знак, и шум тотчас стих. Пыль улеглась.
Биты полетели на землю. Тут я увидел мистера Джонатана Рива,
ковылявшего на вспухших подагрических ногах под руку с лордом
Дэнби.
Он ие знал, что ему предстоит, а как выглядел, вы, наверное,
догадываетесь. В черном латаном-перелатаном камзоле, с огром-
ным животом и старинной шпагой — бел, словно лунь или обно-
сившийся архиепископ. Шел с трудом, но гордо, и, подойдя к коро-
лю, опустился на колено и низко склонил голову. Такого при дворе
не видели уже много лет. Кто-то заулыбался, но король грозным
взглядом осадил весельчаков. Его величество, казалось, сам сму-
тился, и в тот момент, не знаю отчего, ведь облачение его — про-
пыленные камзол и парик — никак к тому не располагало, очень
напомнил мне своего отца.
«— Нет, я не стану посвящать вас в рыцари, — громовым, точ-
но барабанная дробь, голосохм сказал король. — Встаньте, граф Ло-
уэстоф, виконт Стоу, и займите средн нас подобающее вам место.
Вам возвращены титул и поместья, но это лишь слабое воздаяние
одному из тех многих, перед кем мы в неоплатном долгу».
И Джонатан Рив, граф Лоуэстоф, прошептал в ответ одно един-
ственное слово: «Сир!» Придворные окружили его, стали подни-
мать на ноги и поздравлять с наградой, но уже четверть часа спу-
стя, пережив величайшее счастье, Джонатан Рив умер.
В продолжение всего рассказа полковник Говард вертел в руках
книгу, а закончив, бросил ее на стол. В комнате стояла тишина,
и от резкого стука Фентон вздрогнул и очнулся.
— Умер? — Он поднес руку к глазам.
-Да.
— Но отчего?
— От старости. Ему ведь было восемьдесят. И от потрясе-
ния — после стольких лет нищеты и насмешек сердце не выдержало
почестей. Королевский кучер, который вез его домой, в гнусный
трактир на улице Красного Льва, думал, что он задремал, а потом
вдруг услышал слабый вскрик: «Бог да пребудет с королем Кар-
лом!» — и в ту же минуту Джонатан Рив был мертв.
Фентон подошел к деревянной койке, заменявшей ему кровать,
уселся на соломенный матрас и обхватил голову руками.
— Может быть, вопрос гиой не совсехм кстати, но у вас ведь,
есть еще один друг, по имени Джайлз Коллинз? — задумчиво спро-
сил полковник. — Нет, нет, не беспокойтесь, с ним все в порядке!
Скажите, а вам известно, кто он на самом деле?
— Помню, однажды, когда нам вздумалось немного пофехто-
вать, — Фентон прижал руки к вискам, — Джайлз спросил о том
же, мол, не случалось ли мне слышать от отца, кто он такой?
— Вам что-нибудь говорит название «Вудстокский дворец»?
421
В октябре 1649 года, восемь — или девять? — месяцев спустя после
казни короля Карла Первого, отряд «круглоголовых» направился
во дворец с поручением разграбить и разрушить его. Но уже второ-
го ноября они бежали оттуда в панике, до смерти напуганные, как
потом уверяли, «злыми привидениями».
— Припоминаю теперь! — Фентону доводилось читать об этой
истории.
— В таком случае нет нужды пересказывать злоключения не-
счастных «круглоголовых», которые не поленились составить весь-
ма обстоятельную записку, содержанием своим весьма забавную.
«Привидения» обливали их вонючей водой, опрокидывали свечи,
крали панталоны, палили из пушек, катали поленья в запертых
спальнях... На самом-то деле никаких «привидений» не было, а был
Джайлз-весельчак (так он сам себя называл), благочестивый писарь
и роялист в душе. С помощью двух сообщников и посредством по-
тайной двери он умудрялся начинять смесью химической соли с по-
рохом даже pots-de-chambre1. Его настоящее имя Джозеф Коллинз,
а в Оксфорде и окрест его до сих пор помнят под прозвищем
Смышленый Джо. По рождению он - джентльмен, в конном отря-
де сэра Томаса Дрейкотта считался лучшим бойцом и в 1650 году
отличился в сражении при Вустере. Однако по причине бедности
вынужден был сменить службу геройскую на лакейскую. Ну как,
догадываетесь о ком речь?
— Конечно, — вымолвил Фентон, вцепившись в стенки крова-
ти, —Джайлз Коллинз, столь успешно представлявшийся пуритан-
ским писарем и Смышленым Джо, знал, что делал.
Полковник Говард кинул на него быстрый взгляд.
— А теперь позвольте мне рассказать вам, — глаза Фентона
сверкали, но отнюдь не весельем, — что учинили эти «круглоголо-
вые». Они собирались испоганить все, принадлежавшее королю
Карлу Первому. Из опочивальни сделали кухню, столовую превра-
тили в дровяной склад. Они били витражные стекла, кромсали кар-
тины гениальных художников, крушили статуи. Уничтожали вели-
кое и прекрасное...
Фентон замолчал. Длинные пальцы полковника Говарда впились
в глиняный черенок трубки и сломали его пополам.
— Вот и славно! — воскликнул Фентон.
— Что?! По-вашему, кощунство — «славное» дело?
— Нет, я не о том. Просто за время наших бесед вы впервые
немного расчувствовались.
— Расчувствовался? Я уже давно забыл, что это такое — с тех
пор как моя жена погибла во время Великого пожара.
— Разве вы были женаты? — Фентон встал с кровати, пересек
1 Ночные горшки (фр.).
422
комнату и, ухватившись за край стола, внимательно посмотрел на
собеседника. — У меня тоже была жена. Ес отравили.
— Отравили?
Изумление полковника Говарда не оставляло сомнении в том,
что печальная тайна еше не получила огласки.
— Сидя здесь, в камере, — Фентон прерывисто дышал, — я все
время думал н теперь, наконец, понял, не только понял, но и смогу
доказать, кто ее отравил. Однако я не преуспею, если мне не позво-
лят связаться с друзьями. Сюда не пускают посетителей — ладно!
Но почему мне отказано даже в чернилах, пере и бумаге?
— Не знаю. Это не в моей власти.
Фентон толкнул стол, и книги с грохотом посыпались на пол.
— Повторяю, сэр, я догадываюсь, в чем хменя обвиняют. А хо-
тите услышать продолжение того бредового перечня? Извольте!
«Разве вы в «Весенних Садах» в разговоре с мнимым французОхМ
по имени Дюрок не отзывались с похвалой о Франции? Разве не
кричали перед толпой, которая осадила ваш дом, что готовы стать
католиком? Разве на вопрос вожака: «Можете ли вы предсказывать
будущее?» не воскликнули «Да!»?
— Кстати, а о сделке с дьяволом вы не упоминали?
— Нет. Хотя мог бы.
— Не сомневаюсь, но только не в порыве гнева.
— Полковник, обвинения спи — чушь несусветная, и говорить о
них не стоит. Сейчас я хочу только одного: чтобы свершилось пра-
восудие над особой, отравившей мою жену, — для чего мне нужно
написать друзьям или передать на словах...
— Эго не в моей власти.
— Могу ли я переговорить с комендантом Тауэра?
— Конечно, сэр Николас, вы вправе подать прошение.
Фентон склонился к собеседнику:
— И получить отказ?
— На сей счет никаких указаний не имею.
Полковник Говард не боялся узника, но все же поднялся и встал
за спинкой стула.
— Увы, мне пора. Караульный, отопри дверь! — резко крикнул
он, впервые за время разговора возвысив голос.
Снаружи послышались возня и звон ключей.
— Премного благодарен за те приятные минуты, что мы про-
вели вместе, — в словах полковника Говарда звучала нескрываемая
тоска. — Я не желаю вам зла. Запомните, посетительница придет
нынче ночью. Слушайтесь ее во всем.
Лязгнули засовы. Щелкнул замок. Тяжелая дверь приотвори-
лась, и в камеру просунулся острый поблескивающий протазан,
подпираемый внушительным животом караульного Брауна.
— Запомните! — от этого указующего перста Фентону вдруг
423
стало жутко, точно увидел самого Карла Первого на эшафоте. —
Времени у вас мало. Значительно меньше, чем вы думаете.
Дверь закрылась. Снова шелкнул замок и лязгнули засовы. По-
мощник коменданта ушел, а вместе с ним ушли и все надежды Фен-
тона. Ощущение было такое, точно он наглотался вонючей воды
из рва. Две недели пытался заслужить доверие этого человека —
говорил о поэзии, истории, литературе, ни словом нс обмолвив-
шись о своих делах...
Фентон сел на кровать. Оглядел огромную комнату. Жарко. Пу-
сто. Грязно. На полу кучей свалена его одежда. В стене напро-
тив — еще одна дверь, тоже на замке и с тяжелыми засовами. За
ней — винтовая лестница, которая ведет в нижнее помещение. Там
всегда полным-полно охраны. По стенам крепости — гарнизонные
солдаты с мушкетами.
Шум снаружи усилился, и Фентон, очнувшись от раздумий, ус-
лышал топот ног и оживленные голоса — посетители в сопровож-
дении стражника проходили под аркой Средней башни на обзор до-
стопримечательней Тауэра.
В зверинце тявкала гиена. Солнце за пеленой дыма клонилось
к горизонту. Длинные тени ложились на серые камни. Скоро про-
бьют зорю, и крепость опустеет. За рвом, где дурачился флейтист,
три скрипки взорвались яростной мелодией. При первых ее тактах
Фентон вскинул голову.
Этот город грязи и копоти, сэр,
держит в страхе «зеленый» тиран —
То Толпа, что, послушная шепоту, сэр,
принимает за правду обман...
Простое совпадение. Песня в один день облетела город, и теперь
ее распевали во всех закоулках Сити. Но старый граф Лоуэстоф
был мертв. Мир праху его.
Лидия, которая в мыслях всегда находилась рядом, вернулась,
чтобы утешить его. Обычно она представала перед ним такой, как
была тогда, за ужином, — в блеске свечей и серебра, под мелодич-
ные звуки старинной серенады, исполняемой искусными пальцами
мистера Рива.
Фентон знал, что это только фантазия, иначе давно был сошел
с ума. Лидия сидела у стола, как давеча полковник Говард, — голу-
бые глаза смотрели требовательно и вместе с тем печально, кашта-
новые волосы мерцали, на полураскрытых губах теплилась улыбка.
Она тянула к нему стиснутые руки...
— Я приду к тебе. Подожди немного! — голос его прокатился
по пустой комнате. — Пока мне не удалось убедить помощника ко-
менданта, но я не сдамся, ибо знаю имя отравителя...
Не следовало, так говорить. При слове «отравитель» Лидия,
несмотря на отчаянную попытку коснуться его руки, тут же
424
исчезла — она и в смерти оставалась пугливой. Впрочем, это его
ум не мог совместить воспоминания о ней с мыслями о яде.
Отравителем, вернее, отравительницей, была, конечно же, Кит-
ти Софтковер.
Хотя эльзатская потаскушка жила себе где-то и горя не знала,
но «навешала» его столь же исправно: маленькая рыжеволосая
неряха, белокожая и .гнилозубая, жадными глазами обрыскивала
комнату, высматривала блестящие камешки — алмазы и изум-
руды...
— Яс самого начала подозревал именно тебя и, помнится, еше
сказал о том Джайлзу. Это ты сняла слепок с ключа от парадного:
я обнаружил в замке следы мыла и приказал установить засов.
Однако в тот день, когда меня арестовали, засова на двери по-
прежнему не было, очевидно, про него забыли.
Китти приподнимала верхнюю губку — ненавидела, лукавила.
— Но где ты умудрилась раздобыть еще столько мышьяка?
И только здесь, в Тауэре, меня вдруг осенило: аптекарь Уильям
Уинл, переулок Мертвых.
Китти смеялась.
— Тогда на его вопрос «Не случилось ли чего?» я ответил, что
все в порядке, Джорджу приказал молчать, а о тебе отозвался с
похвалой, в подтверждение чего сунул ему гинеи. Ты сразу смекну-
ла, что старичок не прочь приволокнуться, и потому снова отпра-
вилась туда, рассчитывая, что на этот раз он продаст тебе столько
мышьяку, сколько попросишь.
Готов побиться об заклад, что все произошло именно так! Ты,
маленькая воровка, ненавидела нас с Лидией, на моих глазах броси-
ла в миску с поссетом отравленный сахар, а в ночь на дестое июня
тайком пробралась в мой дом, но не с целью поживиться —
пришла, чтобы убить. Теперь дело за малым: выжать правду из
мастера Уинла, и мои друзья это сделают. Потом ты предстанешь
перед магистратом.
Тут в рассуждениях Фентона случился сбой, и Китти сразу исче-
зла. Он вытер взмокший лоб и привалился к стене. Скрипки за
рвом смолкли. Жара понемногу спадала, но в воздухе все еще висел
гнилостный запах, шедший от западного рва. Голова его бессильно
склонилась на грудь. Он попытался припомнить...
И вдруг — или так только казалось — беззвучный голос засту-
чал в мозгу: «Берегись! Берегись! Берегись!» Фентон порывисто
выпрямился, почувствовав резкую боль в затекших плечах и снача-
ла было решил, что сидит в кромешной тьме. Проморгался: полная
луна заливала комнату ослепительным, мертвенно-бледным светом.
Он, очевидно, уснул — словно знал о некоем грядущем сражении
и берег силы. Кругом — ни шороха, ни звука, только слабый плеск
воды под окнами.
425
Тишину обволакивала жуткая пустота глубокой ночи, а может
быть, нового дня. Уже давно пробили зорю и опустили решетку
на Сторожевой башне, и дозорные, стуча башмаками, не раз обо-
шли Тауэр, а он ничего не слышал.
Фентон осторожно поднялся с кровати (он и сам не смог бы
объяснить, что побудило его действовать с такой осторожностью)
и крадучись обследовал комнату, точно искал притаившегося в тени
врага.
(«Берегись! Берегись! Берегись!»)
В комнате было три окна. Сейчас он стоял у того, что выходило
на северо-восток. Льющийся с небес таинственный свет вычернил
старые камни башен и выбелил пространство меж ними. Должно
быть, в этот глухой час спали даже вороны. Возвышаясь над всеми
строениями, одиноко царил серо-белый квадрат башни Юлия Цеза-
ря — мертвой, точно умершей в ту незапамятную эпоху, когда над
ее бельведерохм развевался «Красный леопард» Нормандии1.
Фентон вздрогнул и осторожно подобрался к южному окну.
Темза тоже казалась пустынной, только на противоположном бере-
гу, то есть ярдах в трехстах от крепости, стояло на якоре несколько
кораблей. На грот-мачте одного из них, что выглядел мощнее про-
чих и был оснащен четырехугольными парусами, зеленовато мерца-
ли два фонаря. С этой стороны, где река, вскипая под пристанью,
билась о стену, шум воды стал слышнее. Но и здесь никакой другой
звук не нарушал тишины.
Стоп! А это что?
Кто-то очень тихо шел по стене, направляясь к его двери.
Глава 22
ЖЕНЩИНА В НОЧИ: ОТРАВИТЕЛЬ НАЗВАН
Фентон вернулся к столу, заметил огромную доску с остывшей
едой и бутылку вина — их, судя по всем, принесли, пока он
спал, — и поднял тяжелый стул: годится!
Потом на цыпочках отнес его в тень западного окна и затаился
в ожидании.
Снаружи тихо лязгнул один засов, потом другой. Ночной гость
явно старался действовать бесшумно.
«Спокойно!» — приказал себе Фентон и еще крепче вцепился в
спинку стула.
Неужели его хотят убить? Такое случалось не раз — во времени
' Красный леопард — изображение на штандарте нормандского герцога Виль-
гельма Завоевателя, который в результате победы в битве при Гастингсе стал коро-
лем Англии (1066-1087).
426
Ричарда Третьего. Тогда в подземных казематах башни Юлия Цеза-
ря скрипела дыба, с хрустом выворачивая суставы обезумевшей
жертвы, а люди в масках и черных одеяниях крались по потайным
лестницам Кровавой — но сейчас не пятнадцатый, а семнадцатый
век, и на троне сидит Карл Второй...
Оба засова были уже сняты, и теперь снаружи доносилось осто-
рожное царапанье ключа в замке. Послышался глухой звук, похо-
жий на щелчок ударника незаряженного мушкета, дверь подалась,
но тут же снова затворилась, впустив на мгновение узкую полоску
лунного света. Фентон уловил чье-то прерывистое дыхание, вгля-
делся в фигуру посетителя, на котором был черный плащ с капю-
шоном, отделанным дорогим кружевом, понял, что это — женщи-
на, и опустил стул.
Как же он раньше не догадался! Конечно, прийти сюда, в столь
неурочный час могла лишь... Мег Йорк!
Женщина прошла к столу, бросила ключи и откинула капюшон.
В самом деле она, но вроде бы и не она: должно быть, из-за лунно-
го света и новой прически — рассыпавшихся по плечам длинных
черных кудрей. В глазах уже не читалась столь знакомая ему на-
смешка — нет, то не Мег Йорк, а Мэри Гренвилль! Не видение —
живая, из плоти и крови.
Конечно, это только маска. Заметив, что одна рука ее спрятана
под плащом, Фентон похолодел («Кинжал?») и снова потянулся к
стулу.
Она молча приблизилась и встала перед ним. Что это? Глаза,
казавшиеся пустыми прорезями маски, смотрят на него с жалостью
и сочувствием?
— Знаю, вы не питаете ко мне нежных чувств, — прошептала
она. — Но я пришла сюда, чтобы помочь вам, а потому извольте
делать все, что скажу!
Фентон не отвечал.
— Да поймите же, — Мег даже притопнула, — промедление —
смерти подобно, и счет сейчас идет не на часы, а на минуты!
— По-моему, вы явно преувеличиваете. Допустим, меня обвиня-
ют в. государственной измене...
— Но...
— ...и рядового преступника в подобном случае сразу отправля-
ют в Ньюгейтскую тюрьму, однако осудить баронета можно лишь
по постановлению парламента, а он, моя милая, не будет созван
до 1677 года. Так что времени у меня довольно!
— Всего час — не больше! Ну почему вы не верите мне? —
взмолилась она.
— Еше раз?
Мег прикрыла глаза рукой, точно отчаянным усилием пытаясь
призвать извне неведомую могучую силу.
427
— ...Чтобы я прельстился обманчивым теплом вашего тела, и
тогда вы, исчадие ада, чье касание холодно, как лед, повенчаете ме-
ня с саваном? Кстати, а где ваш хозяин?
— Мой?..
— Я имею в виду дьявола. Он должен быть где-то поблизости.
А что^ это мысль! Вызовите-ка его сюда — мне и в третий раз до-
станет сил, чтобы одолеть его!
— Умоляю вас, замолчите и никогда не говорите подобного
впредь!
— Ужели он так близко? — Фентон растянул губы, но вышла
не улыбка, а оскал — оскал мертвеца.
— Он далеко, очень далеко отсюда и давно забыл и думать о
вас! Вы для него — одна из тысяч жизней в капле воды. Он
обещал...
— Обещал?
— ...обещал мне больше не тревожить вас, ибо история идет
и будет идти своим чередом, о чем он прекрасно знает. Но если
вы и вправду вызовете его или станете утверждать, что одолеете...
— Уже одолел — по крайней мере, наполовину. Ну да пропади
он пропадом! В прошлый раз, когда вы сидели полукагая на кушет-
ке, — о, вы ненавидели меня за то, что я бежал из вашего дома,
а я бежал не от насмешек или гнева, а в страхе за Лидию, —
победил не дьявол, но история. Вы слышали, как он вынужденно
и с нескрываемой злобой признался, что душа моя осталась за
мной. Это была победа! «Ибо какая польза человеку...»1
— Замолчите! — голос Мег пресекся, и теперь она встревоженно
оглядывалась по сторонам. — Что это за шум?
Фентон тоже его услышал — тем более странный, что один
лишь лунный свет казался сейчас реальным.
— Наверное, львы или другие твари растревожились в зверинце,
учуяв ваше присутствие: повадки у кошек одинаковы — у больших
и маленьких.
— Можете называть меня, как угодно, а только в душе я — Мэ-
ри Гренвилль, а вы — Николас Фентон из Кембриджа! И я, кото-
рая любит вас, отправилась в прошлое не для того, чтобы пере-
жить вашу смерть! — Она снова прикрыла глаза рукой. — О чем
же я хотела сказать? Ах, да, если я смогу доказать искренность
своих намерений, вы согласитесь выслушать меня?
Она придвинулась еще ближе и нерешительно подняла на него
ясные серые глаза: в них не было ни хитрости, ни притворства.
- ...Да!
— Видите, дверь вашей темницы открыта! Плаваете вы лучше
1 «Ибо какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повре-
дит?» Евангелие от Марка — 8.36.
428
меня, а я, если еще помните наши заплывы в Ричмонде, не столь
плохо владею кролем. Сейчас дело за малым: спрыгнуть со стены,
проплыть под пристанью, и вы свободны!
— Свободен? А дальше... куда?
— Выгляните в южное окно — и узнаете!
— Уже смотрел.
— Значит, должны были заметить у противоположного берега
большой корабль с двумя зелеными фонарями на... на., нет, никак
не могу запомнить эти сложные названия!
— Не важно! Да, я видел его, и что с того?
— Это «Принц Рупер», линейный корабль его величества с со-
рока, а может, и больше, — не помню, сколько, — орудиями на
борту. Надо проплыть триста ярдов, и корабль доставит вас в
любой порт Франции — по выбору.
Фентон молча взирал на нее и уже собирался возразить, но Мег
быстро прикрыла ему рот ладонью.
— Более того, — возбужденно шептала она, — нынче ночью ка-
раул и гарнизон Средней башни, равно как и башни Святого Тома-
са, что в противоположном конце сторожевой дорожки, приглаше-
ны на грандиозную пирушку в Праздничную, окна которой комен-
дант приказал закрыть. В тайну посвящен только он и отчасти
полковник Говард, так что путь свободен, и приметить вас, по всей
вероятности, не должны.
— Восхитительно! Кто же столь печется о моей бедной особе?
Пригнал линейный корабль, подкупил коменданта Тауэра?
— Сам король, — ответила Мег и отшатнулась при виде ледя-
ной улыбки собеседника.
— Вот оно что! Его величество, вижу, затеял с самим собой пре-
странную игру: одной рукой сажает меня в Тауэр, а другой —
сооружает головоломную конструкцию, чтобы вызволить отсюда!
Зачем только прыгать с башни, если можно выпустить через дверь!
— О нет, все не. так просто — куда проще цепляться к словам
и не видеть сути. Вы ведь говорили с королем?
-Да.
— Значит, должны были понять, что он никогда не станет явно
выказывать своей заинтересованности ни в одном вопросе. Ни в од-
ном! А известно ли вам, что лорд Шефтсбери вот уже более двух
недель как вернулся в Лондон? Карл посадил вас в Тауэр вам же
во благо: не для того, чтобы причинить зло — чтобы спасти!
— Спасти... Вполне возможно.
— Душа моя, — Фентона изумило и обращение, и мольба в глу-
бине ее темных глаз, которые были красноречивее слов, — я-то,
глупая, надеялась, что вы поверите мне! Но если не мне, так, мо-
жет, вот этому?
Мег высвободила левую руку из-под накидки, и Фентон, уже
429
занесший над ее головой стул, увидел вместо ожидаемого, кинжала
свернутый листок плотной бумаги. Раздираемый мучительными со-
мнениями, он опустил стул.
— Однажды вы уже пытались убить меня, — губы Мег дрогну-
ли в улыбке. — Тогда я тоже чуть не проткнула вас кинжалом — от
ревности. Ну да не важно! Читайте, света здесь достаточно!
Она протянула письмо, но так, словно под накидкой осталось
что-то еше. Подписи не было, однако почерк короля он узнал сразу.
— «Сэр Н.Ф., — Фентон читал вслух, — надеюсь, вы доверяете
мне, а я, говоря по правде, считаю вас слишком полезным челове-
ком, чтобы отдать в руки Ш. Кроме того, за мной есть один долг,
а именно: невольный обман, касающийся ложного обвинения (про-
тив) вашей супруги, жертвой которого, к немалому моему гневу,
стал и я сам. М.Й. сообщит вам имя злодея. Слушайтесь ее во всем.
Надеюсь, отсутствие ваше будет недолгим. Письмо уничтожьте».
Фентон опустил голову. Не спеша изорвал бумагу и выбросил
клочки сквозь прутья решетки в ров. Прокашлялся.
— Ничего не понимаю! Такое ощущение, что я — марионетка в
кукольном балагане, называемом «большой политикой». Но в од-
ном вы правы: надо бежать!
По щекам Мег текли слезы. Она снова сунула руку под накидку
и протянула ему шпагу Клеменса Хорна в ножнах из шагреневой
кожи, на двух, крепившихся к поясу, тонких цепочках.
— Мег!
Фентон даже задохнулся от нахлынувшей в сердце несказанной
радости. Быстро застегнул пряжку, шагнул к двери, но, налетев на
стол, остановился в нерешительности и вернулся назад.
— Дорогая моя,-теперь я просто обязан открыться вам. Да, я
должен бежать — из Тауэра, но не из Лондона!
Мег глядела на него широко раскрытыми от ужаса глазами.
— Нет! — возглас ее эхом отразился от каменных стен, и Фен-
тон сразу подумал, что, окажись поблизости невидимый страж, это
не осталось бы незамеченным.
— Нет, — прошептала она, вцепившись в него обеими рука-
ми, — нет, вы все погубите!
— Выслушайте меня! Очутившись здесь, я поначалу хотел напи-
сать Джайлзу или даже Джорджу Харуэллу и сообщить имя убий-
цы. Сделать сие могла только Китти Софтковер. Потом раздобыть
оружие, напасть на стражу — и погибнуть в честной схватке, что-
бы... соединиться с Лидией. Тогда иного выхода у меня не было.
— Нет! — Мег трясла его изо всей силы, но он оставался не-
движим.
— А теперь — есть! Ибо есть шпага. Я убегу отсюда, обличу
эльзатскую потаскуху и приму достойную смерть в схватке с голо-
ворезами из «Зеленой ленты»! В рукописи Джайлза сказано: смерть
430
моя наступит в 1714 году, но документ этот наверняка подделка
или ловкая мистификация...
— Именно так!
Фентон, и сам подозревавший нечто подобное, неприятно пора-
зился, однако сейчас ему было не до огорчений.
— Скажите, нет, поклянитесь, что верите мне теперь! — со
странной настойчивостью молила она. — Верите?
— Я... не стану отрицать, да, верю!
Мег отбежала к западному окну, взглянула на луну, всплеснула
руками и тут же вернулась обратно. Примечательно, что знакомого
шелеста шелковых юбок под платьем он не услышал, хотя кругом
стояла мертвая тишина.
— Время уходит, а вместе с ним — ваша жизнь! Но еше можно
успеть. Ладно, коли так, я скажу все, и тогда, ручаюсь, вы поплы-
вете нс к берегу, а к кораблю! — Под взглядом ее серо-черных глаз
ему стало ие по себе. — Мне противно говорить все, но иного вы-
хода нет!
— Все?
— Слушайте внимательно и судите сами. Когда вы видели меня
в последний раз?
— Я же сказал: в тот вечер, когда вы, полунагая, сидели на от-
томанке и ненавидели меня за то, что я бежал от дьявола.
— Тогда со мной происходило нечто ужасное! Я просто исходи-
ла лютой злобой — оттого, что боялась...
— Своего господина?
— Я никогда не называю его так, когда рядом вы, — пошепта-
ла она столь тихо, что Фентон едва расслышал. — Знаете, почему
я пришла сюда? Чтобы отречься от него, и сделаю это, если... —
на глаза Мег навернулись слезы, — если... Нет, не скажу!
— А возможно ли отречься от него?
— Не знаю. Попробую, — острые ногти впились в лилейно-бе-
лую кожу над вырезом платья. — Я готова вернуться к прежней
вере ценой самого сурового наказания, и, если мольба моя будет
услышана, он отступится, ибо власть ада небезгранична!
Мег опустила голову, так что блестящие кудри скрыли на мгно-
вение лицо, но тут же снова вскинула на собеседника нетерпеливый
взгляд и глухо сказала:
— Однако пока я — его исчадие. Не будь его всевидящее око и
всеобъемлющий слух обращены сейчас к другим, ничтожно малым
для него созданиям, всемогущая длань простерлась бы хоть с края
света...
— Пусть только посмеет!
— Нет! Не говорите так! Ужели вас обрадуют мои мучения?
— Боже упаси! — выдохнул Фентон и привлек ее к себе.
— Погодите... О чем же я хотела сказать? Ах да, вы действи-
431
тельно видели меня в последний раз той мерзкой ночью в переулке
Любви, но я видела вас позднее...
— Когда?
— ...на Пэлл-Мэлл, когда за вами приехал драгунский капитан.
О, вы едва держались на ногах! Стоя в глубине холла, я в отчаянии
до крови кусала губы и заметила, как вы с презрением швырнули
перстень — подарок короля.
— От кого вы знаете, что кольцо... от дья... от него?
Мег кивнула.
— Той гадкой ночью, после вашего ухода, он открыл мне ваши
мысли и будущее — ближайшее и последующее. А до того он...
впрочем, не важно, — Мег содрогнулась. — Душа моя. мне извест-
но все, что должно произойти!
— Что уготовано мне?
— Да! Теперь вы понимаете, зачем я здесь? Чтобы помочь вам
изменить историю, как вы уже пытались сделать однажды...
— И потерпел поражение, — Фентон еще крепче обнял Мег, но
голос его не дрогнул. — Продолжайте! Вы заметили, что я швыр-
нул кольцо короля...
— Да. Внимание слуг было приковано к миссис Пэмплин, поэто-
му я украдкой подняла перстень и поспешила уйти, а назавтра от-
правилась в Уайтхолл в надежде получить аудиенцию у его вели-
чества.
Мыслимые и немыслимые опасности сжимались вокруг Фентона
плотным кольцом, точно лезвия Протазанов, но сейчас он ошушал
только одно — жгучую ревность.
— И Карл, в лучших традициях рыцарских романов, пленился
красотой и внял мольбам очаровательной просительницы?
— Ошибаетесь, все было иначе, — в голосе Мег сквозили обида
и даже гнев. — Несколько дней я не могла добиться аудиенции, а
подойти к его величеству в Парке, где он каждое утро имеет обык-
новение проверять часы по солнцу, не решилась. Наконец, уже со-
всем отчаявшись, я буквально силой ворвалась в зал Совета.
— И?..
— Он сидел за огромным столом и подписывал бумаги. Да, гла-
за его при виде меня действительно разгорелись. Тех двоих
джентльменов, что были там, он сразу отпустил, но ко мне обра-
тился кратко: «Мадам, зеркало подскажет вам, как я сожалею о
недостатке свободного времени! Что у вас за дело?»
Я изложила все, что сочла нужным, и дала понять, что знаю
нечто большее, известное только ему. «Уверена, вы посадили сэра
Николаса Фентона в Тауэр ему же во благо: дабы защитить от лор-
да Шефтсбери, который вернулся в Лондон и вынашивает коварные
планы...»
— Что за планы? — хрипло спросил Фентон.
432
— Его величество, — торопливо продолжала Мег, еще ближе
склоняя голову к его щеке, но по-прежнему удерживаясь от ответ-
ного объятия, — явно изумился подобным речам, однако вида не
подал. У меня как сейчас стоит перед глазами эта картина: смуглое
лицо в обрамлении черного парика, внимательный, незаметно изу-
чающий взгляд, небрежная — нога на ногу — поза, солнечные бли-
ки на витражных стеклах...
— Лирику можете опустить! Что за планы?
Он почувствовал, как по телу женщины пробежала дрожь.
— Король, узнав, что обвинение против Лидии ложно, смягчил-
ся. Надеюсь, теперь вы не думаете, что Лидия «заманила» вас в
«Весенние Сады?» — страстно прошептала она.
— Мег, Бога ради!
— Тогда, в модной лавке, ее восторженную реплику о «Весенних
Садах» могла услышать не только я, но и любой другой. Болес
того, нашелся злодей — это словно короля, — который якобы ви-
дел ее письмо (на деле никакого письма не было), и знаете, как его
зовут?
Вопрос прозвучал столь неожиданно, что Фентон растерялся.
— Я слышал о несуществующем письме, в частности от Джайл-
за, но он отказался назвать имя злодея. Кто же это?
— Человек, который считает, что вы опозорили его перед «Зеле-
ной лентой», который, оправившись от увечья (а сие, как он сам
сказал в «Весенних Садах», дело времени), пробрался в Уайтхолл
и предложил свои услуги, а выяснив, что обман с письмом вышел
наружу, снова вернулся в «Зеленую...» — капитан Дюрок?
— Он самый! Мой... мой бывший покровитель капитан Дюрок.
Фентон едва не задохнулся от ярости и, ясно представив ухмыл-
ку слащавого, белоснежного с головы до пят верзилы, схватился
за рукоять шпаги.
— Я убедила его величество, — торопливо говорила Мет, но
уже чуть громче, — в необходимости послать корабль, а сегодня
пришла сюда и под конвоем стражника (он, надо сказать, все время
строил мне глазки) была доставлена к полковнику Говарду. У него
я и оставалась до того часа, когда...
Мег покачнулась, но Фентон успел ее подхватить.
— Не важно! — она тяжело дышала, однако старалась говорить
ровным голосом. — Замысел лорда Шефтсбери состоит в сле-
дующем...
Львиный рык раскатистой дрожью взорвал тишину и тут же
был подхвачен другим, третьим, четвертым, отозвался пронзитель-
ным визгом и приглушенным ворчанием мелких тварей...
С Темзы дул свежий ветер — сквозняком пробирался по камере,
шелестел листвой на лужайке. В северо-восточном окне мелькнул
тусклый ' желтоватый лучик, и Фентон, стряхнув оцепенение,
433
бросился туда. Свет шел из распахнутого окна Праздничной баш-
ни: там, без сомнения, и происходила пирушка, устроенная комен-
дантом для караула и гарнизона крепости. Вот в желтоватом про-
еме показалась чья-то тень, и пьяный бас, принадлежавший, судя
по тому, гарнизонному офицеру, рявкнул в ночную тишину:
— Ого! А Король Карл сегодня в голосе!
Ветер отчетливо доносил каждый звук.
— Король Карл? — встревоженно переспросила Мег.
— Не бойтесь! — успокоил ее Фентон, хотя сам невольно почув-
ствовал ледяной озноб. — По традиции крупного льва всегда назы-
вают именем правящего монарха.
Рык послышался снова.
— Кинжал мне в печенки, — пожелал другой голос из того же
окна, — мы явно злоупотребляем гостеприимством сэра Роберта.
Должно быть, уже без четверти двенадцать!
Пьяный хор, мелодичностью своей ничуть не уступавший звери-
ной какофонии, немедленно оспорил сие предположение.
— Крепись, дружище, опрокинем по последней и — вперед!
— Бысть спнритус отне, канальи! — рявкнул гарнизонный, оче-
видно, думая, что говорит на иностранном языке. — Эй, а где же
наш гость? Неровен час уж под столом! А то исчез, точно призрак!
— Сэр Роберт, конечно, трезв, но задерживать их дольше полу-
ночи не сможет, — шептала Мег, — иначе его заподозрят в пособ-
ничестве вашему побегу. Вы...
Под порывом ветра тяжелая дверь распахнулась и с орудийным
грохотом ударилась о каменную стену башни.
В оконном проеме Праздничной, где уже торчала не одна, а
добрая дюжина голов, повисла мертвая тишина.
Фентон быстро подошел к двери. В лицо дул свежий ветер, вни-
зу плескалась вода. Два шага отделяли его от невысокого, в поло-
вину человеческого роста отверстия между зубцами парапета...
— Борода Христова! Это, никак, в Средней?
— Эк, куда хватил! Небось смотрители шумят в зверинце!
«Допустим, я прыгну. А что будет с ней?» Фентон осторожно
притворил дверь и повернулся к Мег.
В отдалении мелькнул фонарь дозорного.
— Так что, вы говорите, задумал лорд Шефтсбери? — выдохнул
Фентон. — А если еще точнее: какую смерть уготовила мне
история?
Мег ухватилась за прутья решетки: и губы, и колени ее дрожали.
— Вас либо убьют при попытке к бегству, либо...
— Двум смертям не бывать!
— Вы, видимо, забыли, что дьявол — большой шутник, — она
поежилась. — Вы должны изменить историю и избежать обеих —
какой именно, он не сказал.
434
— А другая? Говорите же!
— Боже, дай мне силы! — взмолилась несчастная грешница.
— Мег!
— На крышке гройа вас повезут на Тайберн. По дороге до
полусмерти забросают камнями и грязью, а там, под градом кам-
ней, повесят! Теперь понимаете, почему надо немедленно плыть к
кораблю?
— Нет!
— Эта гадина Китти действительно была в доме той ночью,
когда умерла Лидия. Но только не она отравила вашу жену!
— Не она?! Тогда... кто же?
— Вы! А Китти донесла на вас магистрату и лорду Шефтсбери!
Глава 23
ПОСЛЕДНЯЯ СХВАТКА: БОРЬБА ОКОНЧЕНА
Закройте окно, черт побери! — проревел чей-то голос из Празд-
ничной башни. — Опрокинем по последней и уходим!
В холодной, испещренной лунными тенями комнате Фентон
молча смотрел на Мег.
— Сейчас не время шутить, — наконец прошептал он.
— Душа моя, я не шучу!
— Ложь!
' Но от ужаса мозг уже дал трещину, которая и показала ему то,
что раньше таилось внутри.
— Нет, умом и сердцем, конечно, не вы, — казалось, Мег чита-
ет его мысли, — а душа сэра Ника. Впервые это случилось в пере-
улке Мертвых, у аптекаря. Тогда вы испугались... за меня, что от-
равительницей могу быть я, дали волю гневу и на десять минут
потеряли память. Душа сэра Ника восторжествовала. Вы стали сэ-
ром Ником — неистовым и безумным.
То же произошло и после аудиенции в Уайтхолле. Потрясенный
«предательством» Лидии, вы были легкой добычей для сэра Ника.
Вернувшись домой (часы показывали половину девятого), вы сразу
пошли в спальню и сели у окна, так?
Фентон кивнул. Слова застревали в горле, но губы шевелились,
с трудом облекая мысли в хриплые звуки:
— Послушайте, Лидию травили медленно действующим ядом и
до того, как я превратился в сэра Ника! И вылечил ее я. Кто же
тогда?..
— Догадаться нетрудно!
— Сэр Ник?
— Да! Хотя в посеет действительно положила яд кухарка,
что вы сами столь блестяще доказали, отравил ее мышьяком
435
сэр Ник, а значит, виновен именно он, п никто другой! Я вас
убедила?
— Но... Но...
— Сэр Ник, настоящий сэр Ник, был без ума от развратницы
Китти, а она всеми способами пыталась заставить его избавиться от
жены и настоящей Мег Йорк. Вспомните, как эта гнилозубая потаску-
ха описала аптекарю ту даму, которая якобы послала ее за ядом:
один к одному — портрет Мег Йорк (мы же с ней весьма похожи!)
— Но я... вернувшись домой из дворца... сидел у окна в спальне!..
— Поднявшись к себе, вы положили часы на туалетный столик:
они показывали чуть больше половины девятого. Там же стоял гра-
фин с вином и бокал — в последнее время вы пристрастились к кла-
рету и потому держали его даже в спальне. Теперь скажите, графин
был наполнен до горлышка или нет?
Ее заплаканные глаза смотрели испытующе, и Фентон на мгно-
вение отвел взгляд.
— Да, до горлышка..Помню, я схватил графин и бокал, ио пить
не стал и поставил их обратно на столик, — перед его мысленным
взором ужасающими черно-белыми и цветными всполохами пред-
стала та сцена. — Потом сел, — он заговорил громче, — и принял-
ся размышлять над обвинениями против Лидии. Разум просто от-
казывался верить! В гневе я вскочил со стула...
— В гневе! — прошептала Мег.
— Но снова сел и...
— ...стал смотреть в темноту, — теперь ее руки сомкнулись в
ответном объятии. — Так вам казалось. Но ведь и в переулке Мерт-
вых сэр Ник взял верх нс сразу, а исподволь. В те черные десять
минут, когда вы сами не ведали, что творите, и свершилось черное
злодеяние!
— Но откуда взялся яд! Понимаю: два туза и двойка — шулер-
ский прием!
— Нет,-душа моя! Помните, в первый день своей новой жизни
вы надевали камзол черного бархата? С той поры он висел в платя-
ном шкафу, в спальне. Однажды вы спросили о нем у Джайлза,
но тот ответил, что чистить кровавые пятна не собирается. В кар-
мане лежал пакетик со ста тридцатью гранами мышьяка, о кото-
ром могли забыть вы — но не душа сэра Ника.
Тут Фентона впервые затрясло не на шутку. Мег, опустив голо-
ву, с трудом выдавливала из себя мучительные слова:
— Сэр Ник (как только разум ваш покинул тело) налил в бокал
кларета, всыпал туда примерно сто гранов яда и, никем не замечен-
ный, — вся прислуга ужинала — в вашем обличье, скрывая под ла-
сковой улыбкой злой умысел, отправился в спальню Лидии.
Видела его только одна особа, притаившаяся в комнате напро-
тив, в той, что некогда занимала я. Китти с помощью отмычки
436
прокралась в дом вслед за вамп, ибо знала время ужина, и тут ей
не помешал даже Сэм, которому вы несколькими минутами ранее
позволили отлучиться. Конечно, ее привлекли драгоценности Ли-
дии. Но кто мог знать, что та отправилась спать прежде сумерек?
Руки у воровки чесались, но сунуть нос в спальню она не смела,
зато сквозь неплотно притворенную дверь хорошо разглядела ма-
нипуляции сэра Ника...
Все произошло очень быстро. Вы не пробыли там и двух минут,
а вошли, когда стрелка еще не добралась до без двадцати девять.
Теперь скажите, какой вопрос должен задать всякий, мало-мальски
сметливый магистрат?
Мег прижалась теснее, и Фентон вздрогнул.
— Да, начинаю понимать...
— Лидия подчинилась сразу. Она тоже... то есть она любила вас
и, мягкая по натуре, безропотно выполняла любое ваше приказа-
ние. И потом, разве согласилась бы Лидия принять хоть кусочек
пищи, хоть глоток воды из чьих-либо рук, кроме ваших?
— Да, все это так!
— Отравить ее мог только кларет из вашей спальни, поскольку
вино, как сказал Джайлз, находилось под замком в погребе. Более
того, он утверждает, что в доме не было ни капли ячменного отва-
ра. И это сущая правда, хотя исходит она из уст дьявола!
Фентон чувствовал, что Мег довольно успешно старается казать-
ся беспристрастной, но ревность горячей волной нет-нет да и про-
рывалась в ее словах при упоминании о Лидии. Сейчас, когда нако-
нец спала с глаз пелена, он также понял, что все это время не в
одиночку пытался удержать чужую душу под крышкой гроба. Да,
ведьма, исчадие ада — но суть в том, что она, Мэри Гренвилль,
каким-то чудом сохранила в себе страстную, прекрасную душу под-
линной Мег Йорк.
Он и Мег во всем были похожи и действовали всегда заодно.
— О чем шла речь в те две минуты, что я... сэр Ник находился
в спальне?
— Не спрашивайте: этого я не скажу никогда!
Из зверинца, где смотрители с фонарями обходили клетки мел-
ких тварей, послышался очередной грозный рык Короля Карла, и
Мег, опомнившись, снова испугалась.
— Башня! Они собирались выпить по последней и скоро будут
здесь!
— Я остаюсь, — Фентон и сам не мог понять, что с ним тво-
рится. — Вернее, поплыву к кораблю лишь в том случае, если вы
поплывете со мной. Не знаю, что и как, но только вы — моя и
расстаться с вами я не в силах.
Откинув голову, Мег смотрела на него неистовыми глазами, в
которых снова показались слезы.
437
— Остальное додумать несложно, — быстро говорил Фен-
тон. — Отравленный бокал сэр Ник унес с собой, в спальне вымыл
его в тазу, а воду выплеснул в окно. Вы кивнули, значит, я не
ошибся!
Выходит, Лидию отравили не за ужином, а примерно без два-
дцати девять. Прошло немногим более трех часов, и она сконча-
лась. Не может быть, чтобы яд... Ах да, совсем забыл: около ста
гранов! Сначала — сильная слабость, потом внезапные колики —
именно так Джайлз описал ее смерть. Столь чудовищное количе-
ство мышьяка подействовало бы на здоровый организм минут че-
рез восемь, на Лидию же — в считанные секунды. Убийца вернулся
в спальню, а Джудит Пэмплин, которая сразу за тем поднялась на-
верх, действительно услыхала стоны еше до того, как я очнулся,
а это случилось где-то без десяти девять. Правильно?
— Так сказал дьявол, а он видел много смертей...
— Лидия... Лидия, конечно, знала, кто дал ей яд, но даже своей
старой няньке, Джудит, сообщила лишь, что хочет поговорить со
мной, ни словом не обмолвившись о визите с бокалом. Понимаете,
Мег, она хранила тайну до конца и унесла ее с собой в могилу!
— Именно так! — Мег опустила голову и всхлипнула. — Отчас-
ти потому... нет, говорить о ее любви я больше не буду! А отчасти
потому, что считала это возмездием, ибо однажды сама преда-
ла вас.
— Я убил ее, Мег!
— Нет, не ты! — забывшись, воскликнула она. — Я могу дока-
зать... Открою вам тайну: как только сэр Ник совершил свое
последнее злодеяние, душа его навсегда покинула ваше тело.
Ее взял...
— Дьявол?
— Нет, иначе вы тотчас бы умерли. Тот, — обезумевшие глаза
ее блуждали, — произнести имя которого я не решаюсь. Сэра Ника
больше не существует. Есть Николас Фентон, профессор Кембрид-
жа, получивший навечно его обличье, преследуемый и гонимый!
Китти...
Фентон, потрясенный откровениями по поводу двойственности
собственной натуры, при слове «Китти» тут же пришел в себя и
собрался:
— Не думаю, чтобы эльзатская потаскушка, известная многим
магистратам, осмелилась обвинить меня в убийстве! Да кто ей
поверит?
— Ей поверили, поскольку в дело вмешался лорд Шефтсбери.
Он же приставил к ней дюжих молодцев, под чьей защитой она
и разгуливает сейчас, увешанная драгоценностями. А план состоит
в том, чтобы лишить вас опеки короля...
— Короля?
438
— И Карл на это пойдет. Так случалось всегда, едва грозил раз-
разиться скандал. Помнится, однажды, в иной связи, вы сказали
ему прямо в лицо о том же. — Мег воздела руки, словно в исступ-
ленной немой агонии. — Чистой воды обман! С той самой ночи,
когда вы заключили фиктивную сделку с дьяволом, все было обма-
ном. Он охотно согласился на ваши «условия», ибо и не собирался
что-либо затевать против вас. Это предопределено историей. Вы
думали, что гневается он из-за «условий», и потому ошибочно счи-
тали себя в безопасности. Нет, гнев вызывали ваши насмешки. Но
вы все равно одолели его... Что с вами?
— Манускрипт Джайлза — тоже подделка. Он даже еще не
написан!
— Пока — да.
— Не понимаю, к чему его было писать? Очевидно, Джайлз — а
ведь именно он с помощью взяток уничтожил все брошюры, лист-
ки и даже запись из «Справочника Ньюгейтскон тюрьмы» — не хо-
тел, чтобы потомки проведали о позоре, запятнавшем славное имя!
Пусть лучше они узнают об убийстве и добром сэре Нике, умершем
много лет спустя, из его манускрипта, последние страницы кото-
рого никогда не будут написаны. Получается, что меня все-таки
должны повесить!
— Нет, если вам достанет смелости еще на одну попытку изме-
нить историю. Вы готовы?
Ветер, шумевший в кронах деревьев, пахнул в лицо бодрящим,
словно прыжок в холодную воду, дуновением.
— Готов! — Фентон счастливо улыбнулся и положил руку на
эфес. — А вы?
— Я?
— Готовы ли вы сопровождать меня? Проклятье, впервые вижу
вас такой заплаканной и робкой! Да, риск велик!
Мег отстранилась и распахнула накидку.
— Нет, это я убедила короля в том, что должна отправиться
с вами, и потому надела под платье пояс, в котором спрятаны дра-
гоценные камни и надежно защищенное от воды письмо его величе-
ства к королю Франции Людовику. Однако, увидев вас, решила, что
останусь здесь, если только вы не попросите меня...
— Тогда я прошу вас!
— Потому что любите?
— Да! Но об этом поговорим в более удобном месте. Слышите?
В Праздничной стало тихо. Они идут сюда!
— Мег Йорк или Мэри Гренвилль, но я по-прежнему отродье
дьявола...
Фентон, уже двинувшийся к двери, обернулся.
— Неужели вы думаете, что для меня, который и сам встречал-
ся с ним, имеет значение, чья вы служанка? Полагаю, однако, что
439
Некто уже изменил вас. Не важно! В платье и накидке вы плыть
не сможете. Раздевайтесь!
Теперь уже не Мег, а Фентон слышал неумолимый шорох песка
в огромных часах времени.
Если ее обнаружит здесь, она вместе с ним попадет в лапы лор-
да Шефтсбери, а тот, хотя улыбается всегда, жертвы своей не упу-
скает никогда.
И все же Мег колебалась. Встряхнув кудрями, она бросила испу-
ганный взгляд на дверь, и тогда Фентон, собрав волю в кулак, не-
громко спросил:
— Боитесь дьявола? Положитесь на меня! Мы выберемся из
башни, даже если он встанет на пороге. Раздевайтесь!
Мег скинула плаш, стащила через голову серебристо-черное, ме-
стами лопнувшее от столь невероятных усилий платье и осталась
в сорочке, чулках и башмаках. Сбросив башмаки, подбежала к
Фентону.
Ветер стихал, но Фентон все же придержал тяжелую дверь. Мег
скользнула в образовавшееся отверстие и прижалась к уступу пара-
пета башни. Фентон осторожно притворил дверь и быстро пересек
дорожку. Далеко внизу шумела, разбиваясь о стену, вода. Посмот-
рел налево: в окнах Праздничной дрожали желтоватые огоньки
фонарей.
— Одной рукой возьмитесь за зубец, — шепнул он, обхватив ее
за талию, чтобы подсадить, — забирайтесь на парапет и прыгайте.
Когда будете плыть под причалом, не забудьте о приливе и сваях.
Ну, давайте!
Мег уже подняла руку, но тут повернула голову влево и замер-
ла, как громом пораженная. Фентон тоже посмотрел налево, в сто-
рону башни Святого Томаса.
На сторожевой дорожке, футах в двадцати от них, белым извая-
нием стоял капитан Дюрок.
Капитан Дюрок.
Луна была в зените — сияла ярко, отпечатывая ровные тени. Но
свет ее обманчив, а потому высокий тощий Дюрок казался сейчас
невероятно огромным, почти великаном. Зиявший в обрамлении
пышного парика раззявленный рот скалился в недоброй усмешке.
Согнутая в локте правая рука занесена над головой, и острие клин-
ка целилось точно в Фентона.
На сей раз парик его не блестел золотистой пудрой, и голос зву-
чал куда серьезнее. Сама костлявая смерть предстала перед ними
на сторожевой дорожке.
— Нет, я не дьявол, — хрипло прошипел Дюрок. — И послан
сюда не милог’дом Шефтсбег’и. Я был пг’иглашен на пиг*ушку. Не
слышали г’азве, они кг’ишали, што гость исшез? Господин
ког’отышка и вы, дг’ажайшая Мег, бывшая моя налож...
440
Никто ие видел огня, скользнувшего по фитилю ненависти меж-
ду Дюроком и Фентоном, но Мег почувствовала эту ненависть в
мускулах сомкнувшихся на ее талии рук.
— Залезайте, я подсажу вас! — шепнул Фентон. — И прыгайте!
— А вы?
— Через минуту-другую!
— Номег' не пг’ойдет! — покрывая плеск воды, хохотнул Дю-
рок.— Только попробуйте, я живо пг’оушу вас, voiia!
Фентон рванулся вперед, причем так резко, что чуть не вылетел
за парапет узкой дорожки, и встал лицом к противнику.
— Господин ког’отышка не будет дг’аться. Нет! Он побежит.
Я — Дюг’ок! Я знаю много хог’оших bottes!
Фентон выхватил шпагу.
— Проклятье! Пусть найдется хоть один, которого не знаю я!
— Осторожнее! — Мег, отнюдь не из неженок, стиснула зубы,
чтобы не завизжать.
Противники неслись навстречу друг другу с такой страстностью,
что, казалось, они схлестнутся с ходу и пронзят друг друга на-
сквозь. Но то была лишь видимость: скрипнув башмаками, они
осадили свой стремительный бег точно на нужной дистанции.
Лунный свет блеснул на острие, нацеленном в левый глаз Фен-
тона. Он со страшным скрежетом парировал удар и, услышав, что
Дюрок поскользнулся, сделал встречный выпад. Тот хрипло хохот-
нул, и оба сразу вернулись в стойку.
Что и говорить, конечности у псевдофранцуза отличались от-
менной длиной. Острие Фентона, на полном выбросе руки, не до-
шло до его груди целых четыре дюйма.
— Не поймали, господин ког’отышка! И никогда не поймаете!
— Никогда?
— Никогда!
Дюрок метнулся, подобно белой змее, намереваясь ударить в
низ живота. Лунный свет скользнул по маленькой чашке кружевной
гарды, и Фентон заметил на ней выступающие дужки, загнутые
книзу на манер узких крючков. Тотчас повел руку вниз, отбросил
клинок противника и сделал встречный выпад.
Острие пронзило правую икру, и на белом чулке расплылось бу-
рое пятно. «Капитан Дюрок», выкрикивая проклятье теперь уже на
родном венгерском наречии, ринулся в атаку и сделал сразу четыре
выпада. Он просто обезумел от ярости, потому что ни один его
удар не достигал цели, потому что противник издевательски хохо-
тал, защищался умело, но ответных уколов не наносил.
— Защищайтесь! — рявкнул Фентон, решив наконец прибегнуть
к одному из самых опасных приемов фехтовальной науки.
В пятый раз на выпаде в кварте Дюрок промахнулся. Левой,
свободной рукой Фентон повел оружие резко вправо, и теперь
441
острие, скользнув в кружевную гарду, стремительно приближалось
к груди Дюрока.
И вонзилось — но недостаточно глубоко, чтобы поразить серд-
це. Фентон мгновенно отпрыгнул назад и чудом парировал встреч-
ный удар, нацеленный в правый глаз.
Оба тотчас вернулись в боевую стойку. Тяжело дыша, внима-
тельно посмотрели друг на друга. Обманчивый лунный свет никак
не способствовал вынужденной фехтовальной забаве.
Дюрок истекал кровью и раз было покачнулся, но устоял. Те-
перь, по крайней мере, он уже не станет метить в глаз — старый
трюк, считавшийся в те времена вполне допустимым: ослепить
противника, а после играючи добить.
Но больше Дюрок не осмелился. Дыхания не хватит. Значит,
будет целить в сердце. Вдруг Фентону припомнился прием, кото-
рый изобретут лишь в восемнадцатом столетии. Как правило, счи-
тается невозможным разоружить противника, однако...
— Кинжал мне в печенки, — раздался невдалеке вопль, — да
это Ник Фентон сражается на сторожевой дорожке!
— Где?
— Гляди, вон там!
— Ух ты! А дамочка кто? Прикрыта едва-едва и красотка!
Внутри у Фентона все сжалось. Мушкеты с близкого расстоя-
ния не...
Свет фонарей метался в широком проходе между наружными и
внутренними укреплениями. Тяжелые шаги грохотали по каменным
ступеням узкой арки, соединявшей Праздничную с Кровавой.
Фентон снова посмотрел на дужки шпаги Дюрока и внезапно от-
прыгнул назад. Противник, задыхаясь от ликования, кинулся сле-
дом и сделал выпад.
Мег вскрикнул, ибо Фентон стоял открывшись, разведя руки в
стороны. Неожиданно он метнулся вправо, чиркнув шпагой о пара-
пет. Острие Дюрока задело лишь край сорочки, и Фентон ощутил
в боку легкий ожог от скользнувшего мимо клинка.
Западня захлопнулась.
Левая рука Фентона пошла вниз и на мгновение прижала чаше-
видную гарду, а правая — вверх и, описав полукруг, направила ост-
рие точно в узкий крючок изогнутой дужки. Шпага Дюрока оказа-
лась заклиненной, и освободить ее он никак не мог.
С ужасом Дюрок понял это, но было уже поздно. Фентон под-
нял левую руку, а правую веерообразным полукругом повел резко
вверх — рычаг сработал. Оружие, вырвавшись из пальцев Дюрока,
серебристой птицей перелетело через наружные укрепления и спла-
нировало в реку.
— Там «дьявол в бархате», сэр! — отчетливо послышалось сни-
зу. — Ба! Глядите, что он творит!
442
— Арестант, приказываю вам сдаться! — резко крикнул гарни-
зонный офицер.
Проход, над которым, шипя, взмывали злобные огни факелов,
стонал под тополем бегущих ног.
Фентон занес руку для последнего удара, но, всмотревшись в
обезумевшие глаза Дюрока — задиры с европейской славой, —
понял, что не сможет этого сделать. Тот расценил его взгляд по-
своему, попятился и, спотыкаясь, бросился бежать. Тогда Фентон
негнущимися пальцами вложил окровавленный клинок в ножны и
повернулся к Мег. Она стояла совсем рядом, ухватившись за зубец.
— Ну же! — за неимением сил на большее прохрипел Фен-
тон. — Прыгайте!
Мег без промедления и помощи взлетела на парапет и прыгну-
ла. Снизу послышался всплеск, а из камеры — лязг засовов и гро-
хот отворяемой двери, выходившей на винтовую лестницу Средней
башни. Фентон метнулся к двери на сторожевую дорожку и зало-
жил ее наружным засовом.
Повернулся к проходу между укреплениями...
— Мушкеты, сэр? Сейчас принесут из Средней!
— Мушкеты! Растянуться по проходу! Стрелять без команды,
если он... Арестант, сдавайтесь!
— Как бы не так! — выдохнул Фентон.
Проход казался лабиринтом огней, и свет этот — неумолимый,
слепящий — пришпилил его к стене, точно мелкое насекомое. Два
гарнизонных офицера с обнаженными шпагами и в съехавших набе-
крень париках бежали по лестнице на сторожевую дорожку.
Фентон подтянулся и вскарабкался на парапет. Снизу донесся
звук, напоминавший скорее мощный взрыв, нежели обычный муш-
кетный выстрел. Только пуля врезалась в зубец, не дойдя до цели
дюжину футов, он прыгнул.
А когда из темноты надвинулись вдруг артиллерийские орудия
и белое кружево вскипавшей воды, запоздало припомнил, что при-
стань стоит почти вплотную к стене, а значит, прыжок должен
быть очень точным, иначе...
Фентон упал так близко от пристани, что разодрал о ее край
задник башмака и оцарапал лодыжку, и река, встретив ударом хо-
лодного молота, потянула его в грязные бурлящие глубины.
Но руки сами несли наверх из темноты, а на поверхности стре-
мительный поток снова толкнул Фентона к свае пристани. Он плыл
вперед, огибая препятствия и увертываясь от мусора. Прилив толь-
ко начинался, и бороться с течением оказалось куда проще, нежели
думалось поначалу.
Пристань осталась позади. Резким движением Фентон сбросил
мешавшие башмаки и поплыл по лунной дорожке, рассекая воду
мощными гребками. Он и раньше считался неплохим пловцом, но,
443
обретя молодость, стал просто изумительным. Зеленые фонари
разгорались все ярче, и, неуклонно приближаясь к ним, светилась
над рекой белая точка — Мег! Сердце снова радостно забилось.
Холодный ветер переменился. Фентон поплыл быстрее, погру-
жая голову и на гребке набирая дыхание. Со стороны Тауэра раз-
дался ружейный залп: пуля шлепнулась совсем близко и запрыгала
по воде.
— Ныряйте! — крикнул он Мег, по крайней мере, попытался
крикнуть. — Ныряйте! — И ушел на глубину.
Течение мягко сопротивлялось, толкало назад, но он упорно
плыл и только, когда стиснуло грудь, — казалось, истекла не одна
минута — осмелился высунуть голову, откинув упавшую на глаза
прядь и оглянулся.
Стрельба со стен прекратилась, но на пристани, где стояли ору-
дия, уже шипели запалы.
Фентон посмотрел вперед.
Из темноты, грозно сияя огнями, надвинулся величественный
силуэт «Принца Руперта». Отчетливо виднелись пушки верхней па-
лубы, высокая корма и реющий на грот-мачте королевский
штандарт.
Какой-то здоровяк в парике, взбежав на юг, крикнул так зычно,
что голос его, усиленный рупором, далеко разнесся над рекой:
— Стрелять по кораблю его величества? Господин главный ка-
нонир! Если видите наши запалы, дайте знать из двадцати-
фунтовой!
Шкафут «Принца Руперта» стонал под топотом босых ног.
У орудий копошились темные фигурки. С борта полетела веревоч-
ная лестница и, раскачиваясь, повисла над водой.
Далеко позади, точно подчиняясь неслышному приказу со стены
крепости, дрогнув, застыл в воздухе горящий запал. Еще секун-
ды — и Мег, облепленная волосами и незатейливым костюмом, по-
казалась из воды и вот уже карабкается вверх по лестнице навстре-
чу протянутой руке изумленного матроса.
Теперь и над Фентоном зависают изогнутый борт и серые по-
лотнища парусов. Он хватается за лестницу и начинает взбираться.
Разум и сердце спокойны. Вопреки всем сомнениям, он нашел в
этом веке то, что искал. Лидия, любимая и утраченная, была ро-
мантическим идеалом, который скоро сотрется в памяти. Но Мег,
горячая и неистовая, была и будет рядом всегда.
— Мы одолели дьявола и изменили историю! — восклицает
Фентон.
И шпага Клеменса Хорна с ним — спешащим навстречу свободе.
444
РОМАН
а-нс
Посвящается Рене и Уильяму Линдсею Грэхэм
Я хотел изобразить на холсте картины, по-
добные образам, создаваемым на сиене.
Хогарт. «Анекдоты»
Тут они узрели маленькое существо, одино-
ко сидящее в углу и горько плакавшее
«Эту девушку, — сказал мистер Робин-
сон, — поместили сюда потому, что ее свекор,
офицер Гвардейского гренадерского полка, по-
казал под присягой, что она намеревалась по-
сягнуть на его жизнь и здоровье Она же нс
смогла представить никаких доказательств сво-
ей невиновности, по каковой причине судья
Трэшер и отправил се в тюрьму».
Генри Филдинг. «Амелия»
Глава 1
ЛОНДОНСКИЙ КРУЖИТСЯ МОСТ, СТАРЫЙ мост...*
Они въезжали в город через Саутуорк и уже приближались к
Темзе. Порывистый сентябрьский ветер приносил с собой запах до-
ждя. Ночная тьма готовилась сменить вечерние сумерки, когда почто-
вая карета, запряженная парой лошадей, пронеслась на всем скаку’
(так могут нестись только экипажи, за большие деньги нанимаемые
в Дувре), вылегела на Боро-Хай-стрит и загрохотала, подпрыгивая по
булыжной мостовой, в направлении Лондонского моста.
В карете сидели двое: модно одетая молодая дама и также по
моде одетый молодой человек; они сидели в разных углах, стараясь
держаться как можно дальше друг от друга. Пассажиры подскаки-
вали вместе с каретой. В те дни экипажи уже ездили на рессорах,
но трясло их от этого не меньше. Пытаясь удержаться, дама схва-
тилась за ременную петлю у окна кареты и тихонечко, но от души
выругалась своим нежным голоском.
В тот же миг ее спутник, державшийся весьма надменно, превра-
тился в светского хлыща и произнес, лениво растягивая слова:
— Прошу вас, сударыня, умерьте свои восторги. Не надо столь
явно выражать свою^радость.
‘Лондонский мост — самый старый и — до 1749 г. — сдпнственныП
мост через Темзу. До 1757 г. он представлял собой жилой квартал с домами, лавка-
ми и мастерскими, главным образом швейными и вязальными. В 1757—1758 гг.
практически все лома на мосту были снесены. — Здесь и далее примеч. соста-
вителя.
447
— Радость!
— За всю эту роскошь платил я. Даже если кучер загонит лоша-
дей, деньги мне вернут.
Дама была в ярости; она едва сдерживала слезы.
— Нет на вас погибели! Нет на вас оспы! О Господи, я не знаю,
чего я готова вам пожелать! Мало того, что вы силой увезли
хменя...
— Увез вас силой, сударыня? Я везу вас в дом вашего дядюш-
ки — вот и все. Вы хоть отдаете себе отчет, что это за заведение,
в котором вы пребывали во Франции?
— Благодарю вас, но я в состоянии сама о себе позаботиться.
Это внезапное опасение за мою добродетель...
— Перестаньте, сударыня. Добродетель ваша или какой другой
женщины нимало меня не заботит.
Девушка стукнула кулаком по оконному стеклу.
— Естественно, — вскричала она в ярости, несколько противоре-
ча себе же. — Таким, как вы, ни до кого нет дела. Но, я полагаю,
дядюшка неплохо заплатил вам?
— В этом можете не сомневаться. Чего бы ради стал я риско-
вать жизнью? А все же признайтесь. Пег, вы перепугались!
— Мне не в чем признаваться. Это ужасная ложь! Заплатили!
Заплатили! Есть ли что-нибудь в этом мире такое, чего бы вы не
согласились сделать за деньги?!
— Конечно, сударыня. Хоть это и несовременно и противоречит
моим собственным принципам, но ни за какие деньги я не согласил-
ся бы полюбить Пег Ролстон.
— Ах! — воскликнула девушка, отзывавшаяся на имя Пег.
Молодые люди обменялись взглядами.
Здесь, в Саутуорке, ветер чуть изменил направление, принеся с
другого берега Темзы запах дыма, крупное облако которого повис-
ло над Сити. Здесь, в Саутуорке, все жители уже спали, и ничто
не нарушало тишину ночи; только подбитые железом колеса
кареты, направляющейся в сторону лондонского моста, грохо-
тали по булыжникам. Из фонарей, которые должны были зажи-
гаться перед каждым седьмым домом, горели лишь немногие,
и огоньки от фитиля, плавающего в ворвани, отражались в сточ-
ных канавах и отбрасывали тусклые блики на лица пассажиров
кареты.
Мисс Мэри Маргарет Ролстон, высокая, прекрасно сложенная
девушка, снова ухватилась за ременную петлю, видимо, для того,
чтобы приподняться. Слезы, выступившие у нее на глазах, объясня-
лись причинами более глубокими, нежели просто ярость. Несмотря
на всю ее манерность, она была, в сущности, девушкой мягкой, до-
бросердечной и бесхитростной, хотя сама она, конечно же, стала
бы отрицать это, полагая себя мастерицей всяческих интриг.
448
У мисс Ролстон были удивительные черные глаза, редкий агато-
вый оттенок которых подчеркивался окружающим зрачки сиянием
и розоватой кожей ее прелестного лица. Она сидела, закутавшись
в дорожный плащ с откинутым капюшоном; на ней была соломен-
ная шляпка с ленточкой вишневого цвета. Голову девушки не уро-
довал парик, а гладкие светло-русые волосы — пудра: в 1757 году
только мужчины украшали себя таким образом. Однако на лице
ее были — по тогдашнему обыкновению — и румяна, и помада, и
пудра, а на левой шеке — еше и маленькая черная мушка. На муж-
чин столь обильная косметика в сочетании с ярко выраженным при-
родным очарованием действовала по-разному.
Когда мистер Гаррик1, человек весьма почтенный и к тому же
искушенный в делах, предложил ей то. о чем она всегда мечта-
ла, — место в театре «Друри-Лейн», он имел на то свои причины.
Но и сэр Мортимер Ролстон совсем не без причин впал в такую
ярость, услышав об этом предложении, что пришлось даже прибег-
нуть к кровопусканию. Наиболее понятными были все же чувства,
которые испытывали сейчас мистер Джеффри Уинн, задумчиво си-
дящий рядом с девушкой в карете.
«Черти бы ее взяли», — думал он.
Но сердце выдало его. И совсем иным тоном Джеффри Уинн
произнес:
— Пег...— Оставьте меня!
— Если бы действительно была хоть малейшая опасность. Но
го заведение в Версале, куда вы ворвались, словно заурядный гра-
битель, — не что иное, как актерская школа при личном театре ко-
роля Франции.
— Прошу прошения, сударыня, но это заведение — не что иное,
как школа при личном борделе короля Франции. И мадам де По-
мпадур управляется с ней не хуже какой-нибудь бандерши с Ле-
стер-филдз.
— Мистер Уинн, вы заставляете меня краснеть!
— Именно, сударыня. Мне понятна истинная причина вашего
теперешнего уныния и ваших слез. Когда меня застигли в этом ока-
янном месте, когда слуги вдесятером набросились на меня, — что
еше мне оставалось делать, кроме как взвалить вас на плечи и бе-
жать без оглядки? И разве моя вина, что во время бегства юбки
задрались вам на голову, что несколько повредило вашему досто-
инству?
— Ради Бога, мистер Уинн!..
— Ради истины, сударыня! — А вы, вы-то не смешно ли выгля-
дели? Я ведь не ниже вас ростом, и не спорьте. И гораздо отважнее
1 Г а р р и к Дэвид (1717—1779) — великий английский акгер. Был директором
придонскою театра «Друрн-ЛсПн», основанного в правление Якова I в 1663 г.
Джон Карр
449
вас. Фу! Так стушеваться! Бежать от кучки французов. Да к тому
же половина из них — женщины!
— Я обращусь в бегство, сударыня, даже если окажусь один
против троих. И уж подавно побегу — можете не сомневаться, —
если против меня будет десять человек. Пег! Ну, Пег! Имейте же
благоразумие!
— Благоразумие! — вскричала мисс Ролстои. Надо отдать
должное ее романтической натуре, она презирала благоразумие в
других ничуть не более, чем в себе самой.
— Наконец-то я поняла, мистер Джеффри Уинн, почему вы от-
казались от военной карьеры. Вернее будет сказать, вас нс стали
держать в армии. Вас попросту выгнали! Боже милосердный! И я
еще могла вообразить, что влюблена в такого низкого типа! Пере-
пугаться, задрожать, словно глупая барышня. Пуститься наутек от
каких-то лягушатников!
Мистер Уинн протянул руку в направлении мисс Ролстои н не-
сколько негалантно покрутил указательным пальцем у нее перед
носом.
— Слушайте, Пег, — произнес он, и в голосе его зазвучали сви-
репые нотки. — Конечно, тот, кто отсиживается по домам, может
смотреть на «лягушатников» сверху вниз. Нс вам воевать.
— К сожалению!
— Сегодня мы ликуем, мы, глупые англичане. И когда бедолага
адмирал просто одерживает победу над французским флотом, но
не уничтожает его, лордам Адмиралтейства, конечно же, не остает-
ся иного выхода, кроме как расстрелять его за трусость на палубе
собственного корабля. Но ведь это идиотизм, Пег. И то, что
многие возмущались, вряд ли могло утешить близких адмирала
Бинга1. Можно только всю жизнь потом сожалеть о таких под-
вигах.
— Мой дорогой сэр! — Она подернула плечиком. — Прошу вас,
избавьте меня от этого философствования и ваших бесконечных ре-
чей. Поберегите их для моего дядюшки Мортимера. У меня —
увы! — не хватает терпения. — Где уж вам терпеть! Вы гак ветре-
ны и соблазнительны. В общем, мне даже нравится, что время от
времени вы думаете и рассуждаете, как полная дура...
О Боже, дай мне сил!..
— Хотя, когда нужно, вы очень даже хорошо соображаете. Но
из меня вам идиота не сделать. Так что не пытайтесь, сударыня.
— Убирайтесь прочь! — вскричала мисс Ролстои, дрожа всем
1 Бинг Джон — адмирал британского флота; в 1756 г. командовал сражением
за остров Минорка, одним из немногих морских сражений, которое выиграли фран-
цузы. Был отдан пол суд и в 1757 г. расстрелян, как сказал Вольтер, кв назидание
остальным».
450
телом. — Какой на вас отвратительный парик! И сами вы — мерз-
кий и глупый человек. Я ненавижу вас! Убирайтесь!
— Пег...
Карету тряхнуло, и молодых людей бросило друг на друга.
В следующее мгновение они уже сидели каждый в своем углу: ми-
стер Уинн — сложив руки на груди и закутавшись в плаш, мисс
Ролстон — вздернув свой очаровательный носик. Они обидели друг
друга и понимали это; обоим было неловко. Но Джеффри Уинн не
привык отказываться от своих .слов, а девушка просто не знала,
как это делается.
Оба старались вести себя так, как им представлялось подобаю-
щим, то есть так, как ведут себя в подобных обстоятельствах люди
светские и обладающие чувством собственного достоинства. Мисте-
ру Уинну это удавалось лучше: несколько насмешливое выражение
его продолговатого лица с зелеными пронзительно умными глаза-
ми как нельзя лучше соответствовало и словам его, и образу
мыслей.
Тем не менее он не сумел довести игру до конца. Он схватился
рукой за свой напудренный парик с косичкой, завязанной на затыл-
ке темной ленточкой, потом нахлобучил поглубже треугольную
шляпу. Поймав же на себе взгляд девушки, Джеффри Уинн опустил
окно со своей стороны кареты и высунул голову, как будто желая,
чтобы ее срезала надвигающаяся на них арка Лондонского моста.
И мгновенно настроение мистера Уинна совершенно перемени-
лось, и причиной послужило то, что он увидел и услышал, высунув-
шись из кареты. Судя по всему, то же самое ощутили и кучер с
форейтором: раздался щелчок длинного хлыста; форейтор вы-
ругался.
— Джеффри! — позвала мисс Ролстон, ерзая от любопыт-
ства. — Что там такое? Что случилось?
Ответа не последовало.
Прямо перед ними, там, где Боро-Хай-стрит переходит в пло-
щадь, ограниченную с правой стороны стоящими полукругом лав-
ками с закрытыми ставнями и двумя домами, на которых видны
были вывески таверн, зияло темное отверстие ведущих на мост во-
рот, проделанных в приземистой башне с зубцами наверху. Сначала
карета с грохотом въехала в ворота, а потом покатилась по дере-
вянному настилу моста, сложенному из десятидюймовых досок, на-,
крепко соединенных друг с другом. Еще со времен короля Иоанна1,
то есть вот уже пять веков, этот самый каменный мост с девятна-
дцатью каменными пролетами соединял берега Темзы, перекинув-
шись из Саутуорка к подножию Фиш-стрит-хилл на стороне Сити.
‘Иоанн Безземельный (1167? —1216) — король Англин (1199—1216), при ко-
тором была подписана Великая хартия вольностей.
451
Шаткий в свои преклонные годы, неоднократно опаленный по-
жарами, приходящими сюда со стороны Сити, этот мост ремонти-
ровался время от времени, на что уходили огромные деньги. По
обе стороны моста стояли довольно высокие нелепого вида дома,
крыши которых почти касались друг друга. Фасады были укрепле-
ны вертикальными балками, которые не давали домам упасть н по-
грести под собой экипажи, непрерывной вереницей двигавшиеся по
мосту в дневное время. Приливы и наводнения клокотали в узких
пролетах, оставляя всего шесть футов между уровнем воды и аркой
моста, так что «пронестись» в лодке под мостом было просто не-
возможно или, по крайней мере, небезопасно. И стоял этот мост
на шестьдесят футов вверх по течению от порога, который каждый,
год губил десятки жизней.
Но сейчас...
— Джеффри, миленький, ну что там такое? Ну скажите, а то
я, ей-Богу, просто умру от любопытства!
Голова мистера Уинна вновь появилась в карете.
— Пег, — произнес он, — сейчас я услышал то, чего совсем не
ожидал услышать здесь.
— Так что же это?
— Я услышал, как тихо на Лондонском мосту.
Это было не совсем верно. Вода по-прежнему ревела в пролетах
моста так же, как и пятьсот лет назад. Но не об этом говорил
Джеффри Уинн, и девушка сразу поняла его. Он говорил об улье,
об общине, о коловращении людей, которые жили, трудились и
умирали здесь начиная с времен короля Иоанна.
По-моему, — неожиданно произнес Джеффри таким голосом,
что девушка взглянула на него в недоумении, — по-моему, на мо-
сту нет ни души. И ни огонька, разве что...
— Стой! — донеслось снаружи. — Стой!
— Тпру-у! — раздался голос кучера.
Заскрипели тормозные колодки, карету качнуло, стук останавли-
вающихся колес соединился с носящейся в воздухе бранью; карету
еще немного протянуло по земле, и она замерла на месте.
Девушку подбросило, так что она едва не коснулась головой
крыши кареты; нежное лицо ее вспыхнуло, отразив одновременно
тревогу и любопытство, и она тут же высунула голову в окно спра-
ва, тогда как мистер Уинн не замедлил высунуться с левой стороны.
У въезда на мост маячил размахивающий фонарем пехотинец в
остроконечной гренадерской шапке с королевским вензелем. Для
Пег это был всего лишь военный — один из многих. Джеффри же,
взглянув на выцветший красный мундир, голубую перевязь, жи-
лет — не из чего-нибудь, а из буйволовой кожи! — бриджи и длин-
ные гетры, определил, что он из Первого пехотного гвардейского
полка, который часто квартировал поблизости, в Тауэре.
452
Осторожно, как бы раздумывая, но в то же время твердым ша-
гом, как будто в атаку, часовой двинулся к карете.
— Сэр, — произнес он, обращаясь к Джеффри, — откуда вы
следуете?
— Из Дувра. А в чем дело?
— Вы проживаете на Лондонском мосту, сэр?
— В этакой крысиной норе? Что, разве похоже? Но в чем все-
таки дело?
— Сегодня пятница, сэр. А в понедельник начинается снос этих
ломов.
— Снос... — начал мистер Уинн и осекся.— С вашего позволе-
ния, сэр, я позову начальника.
Этого, однако, нс понадобилось. Открылась дверь караульного
помещения, и в луче света появился офицер в мундире с одним эпо-
летом, что указывало на чин капитана. Это был приземистый чело-
век с испитым лицом, но на вид вполне приветливый, хотя его и
оторвали от ужина: в одной руке у него была недоеденная баранья
отбивная, в другой — недопитый стакан кларета.
Не поворачивая головы, Джеффри Уинн протянул руку и кос-
нулся плеча девушки.
— Пег, — прошептал он, — я знаю этого офицера. Он не до-
лжен вас видеть. Пригнитесь! Закройтесь плашом и пригнитесь. Не
спрашивайте ни о чем. Делайте, что я говорю!
Дыхание девушки участилось, но она воздержалась от расспро-
сов, так как никогда не спорила с Джеффри, если речь шла о чем-то
важном, пусть даже зачастую непонятном для нее. Она несколько
переиграла (актриса!): натягивая на голову капюшон, она сломала
свою соломенную шляпку, а на подушки откинулась, словно пьяная
или покойница.
Мгновение спустя в свете, отбрасываемом фонарем часового и
огнями кареты, возник молодой капитан. Подойдя ближе, он оста-
новился и взглянул на пассажира.
— Джефф Уинн, клянусь всеми святыми, — радостно восклик-
нул он. — Вот так встреча! Что у тебя стряслось? — К твоим услу-
гам, Табби! Все в порядке. Я просто поинтересовался, отчего это
на Лондонском мосту охрана. Что, сбывается песенка? Неужели он,
наконец, рушится?
— Может, вполне, разорви мне задницу! — ответил капитан То-
байас Бересфорд, смачно рыгая. — Когда уберут дома, расширится
проезжая часть, так что движение рассосется. Другого выхода нет.
Он указал в направлении верховьев Темзы.
— Вестминстерский мост слишком далеко. Мост Блэк-фрайарз
еще только собираются строить. Даже не начали. И он тоже будет
далеко отсюда. А этот, хоть и старый, но без домов и с расширен-
ной проезжей частью, может простоять еще долго.
453
Неожиданно он задумался:
— Слушай, Джеффри, ты что, ничего не знал? Это ведь тянется
уже несколько месяцев. Где ты был все это время?
— Во Франции.
— Быть не может! У нас же с ними война1.
— Это мне известно, Табби. Но у нас ними всегда война. Тем
не менее я туда ездил.
— Вот как! Тайно, конечно.
— Конечно, тайно, Табби. Я искал там кое-кого, что было
нелегко.
— Ну да, ну да! — В голосе капитана Бересфорда чувствова-
лось облегчение. — Твои старые дела, я понимаю; снова полицей-
ский суд Боу-стрит. Ну что ж, удачи тебе. Твоя жизнь интерес-
нее моей.
Но люди, Табби! Люди, что живут на мосту. Что будет с ними?
— А что с ними будет? — изумился капитан Бересфорд. — Для
того мы и здесь. Их предупредили еще месяц назад, чтобы они со-
бирали свое добро и выметались. Почти все уже уехали. Ты бы
слышал, какие стенания стояли; особенно старики плакались, что
они-де бедные, что ехать им некуда. Если к понедельнику кто оста-
нется, придется выгонять силой.
— Неужели?
— Да, уж не сомневайся. Правда, некоторые пару раз сюда про-
бирались; думали залезть в дома. Уверяют, что могут их занимать
по праву владения. Мы еще и поэтому здесь, чтобы их не пу-
скать, — такая, знаешь, морока! Но тебя-то этот тип не должен
был останавливать. Он, впрочем, болван. (Слышишь, ты — бол-
ван!) Боже правый, Джефф, что случилось?
Мокрый ветер вновь изменил направление, принеся с собой сажу
и запах дыма. Мистер Уинн поправил плащ и приоткрыл дверцу
кареты, как будто намереваясь выйти из нее. Свет фонаря упал на
его длинный камзол из темно-фиолетового бархата. Камзол был
великолепного покроя, хотя и далеко не новый. На левом бедре,
под камзолом, виднелась короткая шпага в отделанных серебром
сафьяновых ножнах.
— Табби, — обратился он к офицеру, — тут в конце квартала,
на дальней стороне, если не ошибаюсь, рядом с Нонсач-хаус есть
лавка гравюр, она называется «Волшебное перо». Над ней то ли
живет, то ли раньше жила старуха, — она такая старая, что ты ее
запомнил бы, если б увидел. Она все еще там, Табби?
— Ну откуда, черт возьми, мне знать? Я ее не видел. А тебе-то
какое дело до старухи с Лондонского моста?
1 Имеется в виду Семилетняя война (1756—1763), которая возникла в результате
обострения борьбы Англии и Франции за колоний.
454
— Абсолютно никакого, — ответил Уинн и, поколебавшись, до-
бавил: — В сущности никакого, если уж серьезно говорить. Но на-
ша семья ей кое-чем обязана. Еще со времен дедушки, когда дела
семьи обстояли благополучно. Кроме того, мне представляется вар-
варством выгонять людей из домов.
— Так она ваша старая служанка?
— В известном смысле.
— Ну что ж, чувство, достойное похвалы. Я и сам человек чув-
ствительный, раздери мою задницу. Белошвейки — они люди нуж-
ные, я так полагаю. Некоторые дамы приходят сюда аж из самого
Септ-Джеймсского дворца: здесь можно купить хорошо и недорого.
Что до остальных — фи! Если кого и стоит пожалеть в этой связи,
так это Управление домов на Мосту: у них из кармана уходит де-
вятьсот фунтов квартплаты в год.
— Это все, что ты можешь мне сказать?
— Это все. что я знаю, — ответил капитан Бересфорд с раздра-
жением. — Ну, если тебе нужно ехать, езжай, а если хочешь, оста-
вайся, раздавим бутылочку вина.
— Весьма сожалею, Табби, но я не могу задерживаться. Кучер,
трогай!
— Задержись еще на минутку, Джефф.
Капитан Бересфорд повел плечами. По-прежнему держа в одной
руке баранью отбивную, а в другой — стакан с вином, он неожи-
данно оглянулся, потом стал медленно поворачиваться всем туло-
вищем. В выражении его лица появилось нечто, отразившееся и во
взгляде часового с фонарем.
— Если гы так торопишься, Джефф. — проговорил офицер, —
то, наверное, н на мосту не станешь задерживаться.
— А это что, запрещено?
— Не то чтобы запрещено. Только не нравятся мне эти звуки
здесь по ночам. И мне, и офицеру на той стороне моста, и солда-
там. Будь я таким впечатлительным, как ты (я, слава Богу, не та-
кой!), я бы решил, что здесь разгуливают призраки. Понял?
— Здесь полно скелетов, Табби. Ничего удивительного, если ока-
жутся и призраки. Спокойной тебе ночи. Кучер, поехали!
Щелкнул длинный кнут. Копыта лошадей и колеса кареты за-
грохотали по крепко сбитому настилу моста под аркой караульного
помещения, затем лошади пустились в галоп и понеслись под дере-
вянными арками, между домами; арок было так много, что эхо
звучало, словно в туннеле.
Молодой человек сидел задумавшись. Пег мгновенно встрепену-
лась и подскакивала в своем углу кареты с видом оскорбленного
достоинства, который так ей не шел.
— Если прежде мне и случалось презирать вас, мистер Уинн, —
сказала она, — то это ничто в сравнении с чувством, которое я
455
питаю к вам сейчас. Отчего, скажите на милость, я должна была
скрывать свое лицо от этого офицера?
От Табби Бересфорда? А можете ли вы поклясться, Пег, что не
знакомы с ним? Или что, по крайней мере, не встречались с ним
ни разу?
— Я... я... честно говоря, не припомню. Но я подумала...
— Я тоже подумал. Табби часто бывает в свете. И очень любит
трепать языком. Впрочем, хватит о нем. Есть веши посерьезнее,
и о них нужно подумать прежде, чем я доставлю вас к вашему дя-
дюшке в «Золотой Крест».
— В «Золотой Крест»?
— Вы, конечно, знаете таверну «Золотой Крест». Рядом с Нор-
тумберленд-хаус на Чаринг-Кросс?
— Вы же говорили, что везете меня домой.
— Да, скоро вы будете дома. Но прежде ваш дядюшка желает
побеседовать с вами вдали от любопытных слуг и соседей по Сент-
Джеймсской площади.
— О чем это он хочет со мной беседовать? Я желаю знать!
И не отстану от вас, пока вы не объясните.
— Ну что ж, выражаясь попросту, вы стали порченым товаром.
После вашего последнего приключения устроить вам соответствую-
щий брак будет нелегко, даже при том состоянии, которое вы унас-
ледуете.
— Была ли когда-нибудь в целом свете женщина несчастнее
меня!
— Кто же сделал вас такой несчастной, сударыня? Я понимаю,
по мере приближения к «пешере людоеда» страх ваш увеличивает-
ся. И я вас за эго не осуждаю: у сэра Мортимера Ролстона харак-
тер не из самых легких.
— Он простит меня. Он всегда меня прощает.
— Верно. Успокойтесь. По-своему он любит вас. Поэтому он и
хочет только расспросить вас кое о чем. Другой бы на его месте
пригласил врача или созвал консилиум почтенных матрон и под-
верг вас обследованию более интимному.
— Гадость! — Из глаз несчастной девушки вновь брызнули сле-
зы. — Как вы меня оскорбляете! Как вы отвратительны мне! Я не
желаю больше слушать ваши грубости, черт вас побери! Я вынуж-
дена напомнить вам о своем благородном происхождении.
Таким диким галопом им удалось проехать всего несколько яр-
дов; потом кучер был вынужден осадить лошадей. Нелепые ветхие
строения на мосту стояли так близко друг к другу, .что издали каза-
лось, будто они образуют единое здание. Лишь изредка между до-
мами виднелись просветы, позволяющие пешеходам приблизиться
к перилам моста. В некоторых местах проезжая часть дости-
гала двадцати футов, а кое-где ширина ее составляла не больше
456
двенадцати. Выступающие вторые этажи домов со скрипящими под
ветром вывесками магазинов располагались так низко, что груже-
ная подвода легко могла бы застрять под ними.
Сейчас даже обычный тусклый свет не пробивался из окон верх-
них этажей. Повсюду, за исключением отдельных освещенных све-
том восходящей луны островков, царила кромешная тьма, и все во-
круг источало зловоние, правда, благодаря ветерку, дующему с ре-
ки, — не столь отвратительное, как на улицах Лондона. Если бы
не стук колес их собственной кареты, не шум реки и не чавканье
и бряцание металлических частей колес на водокачке близ Фиш-
стрнт-хилл, могло бы показаться, что все вокруг вымерло.
Шумы эти просто не доходили до пассажиров кареты. Пег Ролс-
тон, страдая отчаянно и абсолютно искренне (может быть, впервые
в жизни) рыдала, заламывая руки и прикрывшись поломанной со-
ломенной шляпкой.
— И чтобы вы, именно вы, сказали мне, что я уже не девица!
Но ведь вы, и только вы...
— Перестаньте, Пег!
— Признайтесь хотя бы, что вам стыдно!
— Да, радости я не испытываю.
— Джеффри, ну почему вы так жестоки ко мне?
— Ну, конечно, теперь уже я во всем виноват.
— Этого я не сказала и даже не подумала. Нелепо и глупо было
убегать из дома — это я готова признать. Я была в такой ярости,
я сама не понимала, что делаю. Вы заявили, что я побывала в по-
стели у дюжины мужчин в Лондоне. Теперь, смею утверждать, вы
полагаете, что то же самое было у меня в Париже. И это вы скаже-
те моему дядюшке.
— Нужно ли повторять, сударыня, что широта ваших взглядов
мало меня заботит? Дядюшке вашему я скажу лишь, где отыскал
вас. Впрочем, это ему уже известно.
— Уже известно? Но откуда?
— Из письма, которое я ему написал и которое переправил ему
тайно — тем же путем, каким переправили через Ла-Манш нас с
вами. Вам это может показаться невероятным, но поведение ваше
его обеспокоило.
Какая досада! Какая жалость!
— Теперь уже не скроешь, даже если бы я и захотел, что вы
провели несколько месяцев в школе при Оленьем парке короля Лю-
довика.
— Несколько месяцев? — в изумлении воскликнула Пег и даже
перестала плакать, услышав такую несправедливость. Да я была
там не более двух-трех часов.— Двух-трех часов! Перестаньте, су-
дарыня.
— Клянусь вам...
457
— При том, что на поиски ушли месяцы? Замечу, что такие по-
иски требуют времени, особенно в стране, где тебя могут принять
за шпиона и отправить в тюрьму или на виселицу. Вас, однако,
не оказалось ни у друзей, ни у просто знакомых во Франции. Как
же вы жили все это время? Или кто-то оказывал вам свое беско-
рыстное покровительство?
— Я не приняла бы ничьего покровительства. Да его и не требо-
валось. Не стану отрицать, что прежде, чем покинуть дом, я ...
я взяла толику денег из дядюшкиного несгораемого шкафа.
— Боже праведный! Еще того лучше! Остается лишь удивляться
долготерпению сэра Мортимера Ролстона!
— Ну, это ведь было не совсем воровство... Разве он мне нс дя-
дя? А там, в Версале, — клянусь вам — я была всего несколько ча-
сов. Я так перепугалась — это вы правильно догадались. Я покля-
лась вам отомстить; но я так перепугалась. Джеффри, о Джеффри,
неужели у вас совсем не осталось ко мне жалости?
— Да нет... Я...
— Вы меня совсем не любите?
— Нет.
Пег воздела руки и сжала кулачки, что должно было означать
крайнее проявление горя.
— Стало быть, теперь, — сказала она, — я должна предстать
перед дядей Мортимером, словно блудница перед магистратом. И
еше в присутствии этой отвратительной миссис Крессвелл. Сама
она сожительствует с дядюшкой, но это не помешает ей напустить
на себя вид праведницы и проповедовать мораль. Я не жалуюсь.
Я понимаю: я все это заслужила. Но то, что и вы тоже покинете
меня!..
— Покину вас, сударыня?
— Да, и вы тоже. Не отрицайте. Вы уже решили, что, как только
расстанетесь со мной в «Золотом Кресте», вы тотчас же возьмете
карету или портшез и возвратитесь на Лондонский мост к этой ста-
рухе, которая живет над лавкой «Волшебное перо». Не так разве?
Джеффри Уинн вздрогнул и повернулся к девушке.
— Черт возьми! Откуда вы знаете?
В этот момент разговор их заглушило чавканье и лязганье ог-
ромных колес, которые крутились под мостом ближе к Сити, пода-
вая воду во все районы Лондона, расположенные к востоку от
Темпл-Бар. Затем карета проследовала дальше, оставив по правую
руку церковь св. Магнуса, и начала медленный подъем на Фиш-
стрит-хилл, чтобы затем свернуть влево к Грейт-Истчип. Часовые
не появились. На улице не было прохожих, и лишь престарелый
ночной сторож, один из тех жалких «чарли»1, что ходят по
'Чарли — прозвище ночного сторожа.
458
ночному Лондону с палкой и фонарем, околачивался под красной
вывеской таверны близ Монумента1.
— Черт возьми, Пег! Откуда вы знаете?
— Разве я не права?
— Правы или нет, но как вы догадались?
— Я поняла, просто поняла. Как я могу не знать чего-то, что
касается вас?
— Слушайте, Пег. Сегодня вечером я буду с вами столько,
сколько нужно.
— Так, значит, вы любите меня.
— Нет, милая, я вас не люблю. Но вы правильно угадали: я
постараюсь вернуться на мост как можно скорее. Я принял
решение...
— Оно касается нас?
— Вообще говоря, сударыня, оно касается призрака женщины,
которая давно умерла, а также одного портрета в Зеленой комнате
в «Конвент-Гарден». Нужно признать, то, что я затеваю, — сплош-
ное безумие. И приведет оно к преступлению, а может, и убий-
ству.
— Убийству?!
— И все же я не отступлю. Сейчас молчите и доверьтесь мне.
Поймите: от того, что произойдет в ближайшие два часа, зависит
не только наша собственная жизнь, но и жизнь других людей.
Глава 2
МЭРИ, МЭРИ, МЭРИ — ВОТ: ВСЕ СОВСЕМ НАОБОРОТ!
— Добро пожаловать, дорогой сэр, и вы, молодая госпожа! —
сердечно приветствовал их хозяин. — Не сочтите за труд пересту-
пить порог этого дома. Милости просим. Вас уже ждут.
Он отошел с дороги, давая лошадям въехать на мощенный бу-
лыжником двор таверны, и, когда карета остановилась, открыл
дверцу. Джеффри Уинн высунулся наружу, нахлобучил треуголку и
спрыгнул на грязные булыжники, поверх которых была постелена
солома.
Дым вился по двору, и сквозь его густые клубы видна была га-
лерея, шедшая вдоль всех четырех задних фасадов здания.
Из маленьких зарешеченных окошечек на галерее падал свет, ко-
торый отражался на ножнах шпаги и пряжках на башмаках моло-
дого человека.
‘Монумент — колонна с площадкой наверху, воздвигнутая в 1671—1677 гг.
в память о Великом Лондонском пожаре 1666 г. высота колонны (61,5 м), как счита-
ется, равна расстоянию до того места, где начался пожар.
459
— Уже ждут? — поинтересовался он беззаботно. — Сэр Морти-
мер Рол стон?..
— Не знаю, сэр, он не назвал своего имени. Но не сомневаюсь,
что это именно тот джентльмен. Он ожидает вас в моих так назы-
ваемых Антилоповых покоях с отдельной гостиной и желает, что-
бы вы и молодая дама немедленно проследовали к нему.
— В свое время, любезный хозяин, в свое время!
— Как вам будет угодно, сэр. — И хозяин сделал неловкую по-
пытку согнуть ноги в коленях. — Но он ждет вас уже несколько
часов. И он сказал «немедленно». С ним дама.
Некто в карете яростно топнул ногой.
— Что он говорит? — донесся оттуда нежный голосок Пег
Ролстон. — С ним дама? Черт бы ее побрал!
Девушка выглянула из кареты. Ее вспыхнувшее румянцем лицо
было прелестно. Она была такого же роста, как ее спутник, но
хрупкого телосложения и явно слабая физически. Плаш ее раскрыл-
ся, и под ним видно было платье розовато-сиреневого шелка с кри-
нолином, слегка расширенным распорками из китового уса,
так называемым «обручем», на нижней юбке. Голос ее звучал
необычно из-за того, что она глотала слезы и пыталась пода-
вить испуг.
— Я — грязная! — произнесла она трагически. — То есть я хочу
сказать, мне нужно помыться с дороги. Я четыре дня не меняла
платья. Мистер Уинн, я отказываюсь встречаться с этой женщиной,
пока не приведу себя в порядок.
— Хозяин! — позвал Джеффри. — Будьте так добры, проводите
даму в другие покои с отдельной гостиной. Принесите ей воды и
мыла, если таковые у вас имеются.
— Сэр, — взмолился хозяин. — Сэр, я не уверен, что ...
— Но насос у вас есть? Если нет ничего другого, она сунет голо-
ву под него. Нет, сударыня, никаких белил, никаких румян! Ваше
лицо так прекрасно! Не стоит разрисовывать его, как клоуну на
Варфоломеевской ярмарке.
— У дамы есть багаж, сэр?
— Какой багаж! — воскликнула Пег. — Когда меня уснесли в
нижней юбке! Вы слышали, что сказал этот господин?
— Сэр, но я должен проводить вас, я должен показать вам путь
в Антилоповы покои.
— Я знаю, как туда пройти, и обойдусь без провожатых. По-
заботьтесь о даме.
В воздухе блеснул золотой, потом еще один для кучера и тре-
тий — для форейтора, сидящего на пристяжной. Столь неумерен-
ные траты вызвали возмущение Пег, которая выразила свое недо-
вольство в выражениях достаточно крепких, как если бы речь шла
об разбазаривании семейного состояния, что уже проделал в свое
460
время некий предок Джеффри Уинна. Через минуту у кареты уже
суетились конюхи, а Джеффри направился в глубь двора.
Таверна «Золотой Крест»1, видимо получившая свое название от
белого креста на зеленом фоне на флаге, висевшем над входом, рас-
полагалась напротив памятника Карлу I. Сам памятник не был ви-
ден со двора, откуда вырисовывались лишь неясные очертания
Нортумберленд-хаус с флюгером на крыше и двумя каменными
львами перед входом. Здесь располагалась также Английская Запад-
ная почтовая станция, и воздух был наполнен сильным запахом
лошадей.
Перебросив плащ через руку, Джеффри поднялся по наружной
лестнице, ведущей на галерею. Правда, подойдя к нужной двери,
он не взялся за ременную петлю, служившую дверной ручкой, а
вместо этого заглянул в окно, расположенное рядом с дверью.
В комнате было неспокойно — именно так! Но этг было не то
беспокойство, которое ожидал увидеть Джеффри.
Две свечи на каминной полке освещали обитую деревянными па-
нелями гостиную с голым дощатым полом. В середине комнаты,
за столом, лицом к окну сидел мужчина, явно поглощенный своим
ужином.
Это был крупный человек, за пятьдесят, мускулистый, но одно-
временно и тучный, с большим животом и тяжелым подбородком.
На нем был роскошный костюм из цветастого шелка с пятнами от
еды и крошками нюхательного табака, а на голове — неопрятный
парик. Шпагу сэр Мортимер Ролстон носил, лишь следуя этикету.
Нередко, стукнув кулаком по столу, он заявлял, что не знает, как
сю пользоваться, и подозревает, что и все прочие фехтуют не луч-
ше, чем он. В данный момент его красное лицо отражало не столь-
ко дурное расположение духа, сколько сосредоточенную задумчи-
вость; он прихлебывал из массивного стеклянного кубка, поводя
глазами из стороны в сторону.
Упомянутое выше беспокойное настроение в гостиной исходило
от изящной женщины со сложенным веером в руке, которая расха-
живала взад и вперед перед камином. Миссис Лавинии Крее с вел л,
вдове, на вид можно было дать лет тридцать, но только не при
дневном свете, которого вообще избегали, как правило, дамы из об-
щества.
Миссис Лавиния Крессвелл была весьма миловидна, если не счи-
тать слишком уж выцветших светлых волос и слишком бесцветных
голубых глаз. Роста она была невысокого. В то же время держа-
лась она величественно и с какой-то ленивой надменностью, чему
1 Вид Чаринг-Кросс с Нортумбсрлснд-хаус и таверной «Золотой Крест» с фла-
гом над входом сохранился на картине А.Каналетто (1750-е гг.) и выполненном по
ней офоргс Дж. Баулса.
461
Пег безумно завидовала и тщетно выталась подражать. Миссис
Крессвелл что-то резко и отрывисто говорила, обращаясь к сэру
Мортимеру. Слов нельзя было разобрать, но видно было, как сэр
Мортимер сжимается от них.
— Отчего бы это? — думал Джеффри Уинн.
Все суставы его ныли от долгой тряски в карете, и голова гудела
после напряжения и беспокойства последних месяцев. Он еще не-
много постоял у окна (о чем он при этом думал, пусть домыслит
сам читатель), затем бесшумно переместился к двери. Столь же
бесшумно, стараясь, чтобы не звякнул засов, Джеффри потянул за
ремешок. Затем он распахнул дверь.
Впечатление, которое появление его произвело на людей в ком-
нате, напоминало эффект разорвавшейся бомбы.
— Что такое? — воскликнул сэр Мортимер.
Этот тучный человек привстал, толкнув животом стол, так что
задребезжала оловянная посуда. Нижняя челюсть у него отвисла.
Он взглянул сначала на Джеффри, потом за спину Джеффри; при
этом краска отлила от его лица. Голос его, глубокий, хрипловатый
и раскатистый, на этот раз дрогнул.
— Что такое? — воскликнул сэр Мортимер.
Затем:
— Черт возьми! Ничего не вышло?
— Не беспокойтесь, сэр. Все в порядке.
— Но распутница? Все ли в порядке с ней?
— С ней тоже все в порядке.
— Ну так!.. — произнес сэр Мортимер, к которому постепенно
возвращалось самообладание. — Ну так!..
Миссис Крессвелл не глядела в их сторону; она стояла, постуки-
вая сложенным веером по выступу каминной полки. Сэр Мортимер
откинулся в кресле и жадно припал к кубку, торопливо глотая вино,
которое проливалось, струясь по его подбородку и стекая на кру-
жевной ворот рубашки. Он допил вино, потом еще несколько се-
кунд молчал. Лицо его пылало гневом, и на лбу вздулись синие
жилы. Он грохнул кубком по столу и снова вскочил на ноги.
— Что, боится? — спросил он. — Кто кого, черт возьми, боит-
ся? Ну ладно. Где моя племянница? Где эта распутница? Где она
прячется? Приведите ее сюда, молодой человек. Приведите, и я
убью ее. Убью и лишу наследства. Ведите ее сюда!
— Сэр, — сказал Джеффри, — выслушайте меня, прошу вас.
— Выслушать тебя? Где она?!
— Сэр, Пег в другой комнате. Она готовится к встрече с вами.
Умоляю вас, сэр, будьте с ней помягче. Как бы она ни притворя-
лась, душа ее страдает.
На этот раз ответила ему миссис Крессвелл; она повернула го-
лову и холодно взглянула на молодого человека.
462
— Что вы говорите? — спросила она, улыбаясь. — Боюсь, что,
когда мы разберемся с ней, тогда придется пострадать и ее телу.
Если мне будет позволено, сударыня...
— Не будет. Могу я спросить, сколько вам лет, мистер Уинн?
— Двадцать пять.
— Вот как! Двадцать пять. — Миссис Крессвелл подняла свои
выцветшие брови. — По вашему лицу и манере рассуждать я бы
решила, что вам несколько больше. Но вам всего двадцать пять.
Поэтому будьте любезны говорить, лишь когда вас просят об
этом — и не ранее.
— Сударыня...
— И еще, мистер Уинн. Насколько я понимаю, вы оказали нам
некоторые услуги. Что побудило вас к этому?
— Меня наняли.
— Именно. Меня радует, что вы осознаете это. Но больше мы
не испытываем нужды в вас, и, как это ни прискорбно, интереса
к вам мы тоже не испытываем.
Неожиданно сэр Мортимер стукнул кулаком по столу.
— Эй, Лэвви...
— Дорогой друг, неужели вы полагаете, что меня — подобно
всем прочим — не заботят интересы и честь вашей семьи?
— Нет, Лэвви, я... Я, конечно, знаю... Но зачем же вы так суро-
вы с мальчиком?
— Ну тогда зачем же проявлять суровость и к девочке? —
спросила миссис Крессвелл.
Слегка раскрыв веер, она двинулась в направлении сэра Морти-
мера; на ее восковом лбу появился румянец, а верхняя губа красиво-
го, строгого рта слегка приподнялась. Отблески свечи играли на ку-
лоне — оправленных в золото рубинах — на шее миссис Крессвелл.
— Или вы полагаете, что ввели меня в заблуждение своей ярос-
тью, тем, как вы изображаете эдакого сквайра Уэстерна из сочине-
ния покойного мистера Филдинга?1 Нимало. Вы говорите, что убье-
те ее? Что вы сделаете? Собираетесь ли вы покарать ее, как она
того заслуживает, за побег из дома, который она совершила? Соби-
раетесь ли вы покарать ее вообще?
— Ну, Лэвви, зачем вы так суровы? Она же дочь моего покой-
ного брата. Я воспитывал ее.
— Воспитывали. И ваше воспитание видно в ее манерах. Спору
нет, в ее жилах течет благородная кровь. Но, как и вы, она — дере-
венщина.
— Лэвви...
‘Филдинг. Генри (1707—1754) — англиЛский писатель, автор романа «Исто-
рия Тома Джонса, найденыша» (1749 г.). Сквайр Уэстер н — персонаж этого
романа.
463
— Вы когда-нибудь видели такие лживые глаза? Такое жеман-
ство, уловки, к которым прибегает скотница, когда она кокетничает
с глупыми мужчинами? Кого вы могли воспитать? Только деревен-
щину? Но зачем же было воспитывать шлюху? Можно ли допу-
стить такую в Сент-Джеймсский дворец и представить Его Всеми-
лостивейшему Величеству?1 — Его Всемилостивейшему Величе-
ству? — вскричал сэр Мортимер. — Этому жирному олуху,
который и по-английски-то толком говорить не научился! Да они
все, ганноверцы, — безмозглые!
— А мы все еще якобиты!* 2 Мы еше со школьной скамьи обожа-
ем Стюартов! Ну ничего. Можете не дрожать за свою шею! Якоби-
ты давно в могиле и напрочь забыты. Но то. что вы хотите видеть
свою распутную девицу в хорошем обществе, — это ведь не просто
разговоры? Или, может быть, все же прибегнуть к каким-то ради-
кальным средствам и поучить вас уму-разуму — для вашей же
пользы?
— Лэвви, Лэвви, вы правы абсолютно во всем! Боже мой, по-
ступайте как сочтете нужным. Как, по-вашему. следует обойтись
с Пег?
— Ес следует раздеть донага и выпороть кнутом, а после этого
засадить на месяц в Брайдвелл по обвинению в распутстве. Что она
вам или вы ей, когда есть люди, которые вас действительно лю-
бят? И пороть ее будете не вы; этого я не допущу: у вас слишком
мягкое сердце. Внизу находится мой дорогой брат, мистер Тониш,
он готов оказать нам эту услугу.
Миссис Крессвелл повернулась к Джеффри:
— Вы что-то хотели сказать, молодой человек?
— Да, сударыня.
— Могу я спросить, что именно?
— Я хотел сказать, сударыня, что ваш «дорогой брат» крупно
рискует, если только осмелится тронуть мисс Ролстон.
— Что вы говорите? — произнесла миссис Крессвелл, на кото-
рую эта угроза не произвела никакого впечатления. — А вы знако-
мы с моим братом, мистер Уинн? Или с его близким другом майо-
ром Скелли?
— Не имею этой сомнительной чести.
— А также, я полагаю, не владеете искусством фехтования?
— Нет, сударыня. И вообще не имею склонности к герои-
ческому.
'Г ио pi II (1683—1760) — король Великобритании и Ирландии (с 1727 г.),
курфюрст Ганновера, сын Георга I 0660—1727). основателя Ганноверской англий-
ской королевской династии, сменившей династию Стюартов.
2 Я к о б и т ы — сторонники Якова 11 Стюарта (1603—1701), бежавшего во
Францию в 1688 г.
464
— Ну что ж, похвально. Нечасто встретишь такого благоразум-
ного охотника за приданым. Ну ладно, где эта страдалица? В какой
комнате она прячется?
Не могу вам этого сказать.
— То есть не хотите? Тогда, боюсь, мне самой придется приве-
сти ее. Или вы собираетесь воспрепятствовать мне?
— Ни в коем случае, сударыня. Но вы только что упомянули
сочинение покойного мистера Генри Филдинга. Вы знали его?
Миссис Крессвелл взглянула на молодого человека. На ней было
платье кремового бархата с розовой накидкой, кружевами, идущи-
ми по рукаву, от локтя и почти до самого запястья, и лифом с
очень низким прямоугольным вырезом, б котором вдруг поднялся
и потом вновь опустился рубиновый кулон.
— Я понимаю толк в литературе и не стыжусь иногда пролить
слезу над особенно трогательным местом. Но его сочинения — гру-
бые и отвратительные, совсем не такие, как у мистера Ричардсона1.
Его удивительно трогательная, такая волнующая «Кларисса»...
— Я имел в виду не ваши литературные склонности, сударыня.
Знали ли вы мистера Филдинга в другом его качестве? И знакомы
ли вы с его сводным братом н преемником, слепым судьей с Боу-
стрит? И с теми, кого за глаза называют «людьми мистера Фил-
динга»?2 — С этим слепым наглецом? Да, во всяком случае, встре-
чалась. Могу я пойти вниз или еще нет?
— Сделайте одолжение, сударыня, — вниз или к дьяволу.
— Вы об этом пожалеете,— сказала миссис Крессвелл.
Дверь открылась и вновь захлопнулась за ней. Взметнулось и
заколебалось пламя свечей. Порыв ветра промчался над Чаринг-
Кросс, влетел на Стрэнд и понесся по улицам, состояние которых
некий знаток Лондона определил как «абсолютно дикое и варвар-
ское». Не исключено, что в доме в этот момент было не лучше.
— Сэр... — начал Джеффри.
— Признайся, мальчик, — перебил Мортимер Ролстон, — ты
никогда не думал увидеть меня таким. Не думал, что я могу так
низко пасть.
На протяжении всей речи миссис Крессвелл он ни разу не при-
поднялся со своего места, и глаза его все время были устремлены
в пол. Сейчас он с трудом выбрался из-за стола и искоса смотрел
1 Ричардсон Сэмюэл (1689—1761) — популярный английский романист,
автор романов «Памела, или Вознагражденная добродетель»* (1740) и «Кларисса
Гарлоу»» (1748).
" В 1748 г. Г.Филдинг стал мировым судьей Вестминстера и при суде на Боу-
стрит организовал подразделение сыщиков (предтечу знамеюгтого Скотленд-Ярда),
известное первоначально как «люди мистера Филлннга». а впоследствии — «бегуны
с Боу-стрит>». После его смерти в г. Лиссабоне (Португалия) председателем суда на
Боу-стрит стал единокровный брат Г.Филдинга — Джон, который и возглавил под-
рамеление сыщиков.
на Джеффри. Парик на нем сбился на сторону. Олин белый чулок,
а именно левый, спустился из-под пряжки, застегивающей под коле-
ном штанину, и сполз на огромную туфлю. Так он и стоял, глядя
через плечо на пламя камина, с отблесками света на красном ли-
це, — как толстый надувшийся школьник.
— По-твоему, я без ума от этой женщины? Черт меня побери,
ну и без ума! По-твоему, я ничего не могу с этим поделать? Черт
меня побери, ну и нс могу! Не я первый.
— Не первый и не последний, если уж на то пошло.
— Ты тоже без ума от Пег. Думаешь, я не знаю? Только ты
умеешь это скрывать. А я нет. Я простой бесхитростный мужик.
Сэр, вы кто yi одно, но только не простой бесхитростный
мужик.
— Что? — заинтересовался сэр Мортимер, к которому вдруг
вернулся его обычный цвет лица, а вместе с ним и обычная несдер-
жанность. — Ты что, догадался?
— Кое о чем.
— О чем же именно? Знаешь, например, почему я именно тебя
отправил на эти идиотские розыски вместо того, чтобы обратиться
к дюжине моих людей в Париже, которые уже десять раз могли
доставить Пег сюда?
Джеффри так и стоял, перебросив плащ через руку. Ему пришло
в голову послать проклятие небесам или швырнуть этот плат на
пол, как это, наверное, сделал бы сэр Мортимер. Но он только
оглянулся.
— У вас дюжина своих людей в Париже? Вы прямо как сэр
Фрэнсис Уолсингем1. 1
— Кто такой сэр Фрэнсис Уолсингем?
— Он уже умер. Я когда-то читал, что он нанял целый легион
шпионов для доброй королевы Бесс.
— А, науки, пауки! — пробурчал сэр Мортимер. — Я, знаешь,
уважаю книжную ученость; только многовато ее развелось, а
здравого смысла осталось маловато. Я вложил деньги в ювелирное
дело Хуксона с Леденхолл-стрит вовсе не для шпионажа. Мы уже
целый год воюем с «мусью». Но банкиры не воюют, они богатеют.
Ты это запомни, слышишь? Меня бы выгнали из дома, в одной
рубашке выгнали бы... эти люди нз общества, узнай они, что я
вкладываю деньги в торговлю. И все же вот тебе мой ответ.
— Ответ на что? Почему вы послали меня в Париж?
Да, черт возьми! Потому что кто-то должен жениться на Пег!
И я решил, что это будешь ты! Кому же еще? Я с самого начала
’Уолсингем Фрэнсис (ок. 1530—1590) — государственный деятель, совет-
ник Елизаветы 1. «Бесс» (1533—1603). Имел многочисленных шпионов и осведомите-
лей при европейских дворах.
466
гак задумал и решил дать тебе возможность показать, на что ты
годишься, доказать, что ты вовсе не робкий слюнтяй, каким вечно
прикидываешься.
Он перехватил взгляд Джеффри.
— Ну не возмущайся. Ты мне нравишься. Раз ты все равно
втюрился в Пег, а она в тебя — еще больше, так что дурного в
этой моей затее?
— Дурного в ней ничего. Но есть в ней одна ошибка. Ошибка,
сэр, заключается в том, что я не собираюсь жениться на Пег.
— Как?! — вскричал сэр Мортимер, приходя в ярость. — Не со-
бираешься жениться?
— Не собираюсь.
Сэр Мортимер весь подался вперед, плечи его приподнялись и
в свете свечи, падавшем из-за спины, казались еще массивнее.
— Это оттого, что она уже не девица, да? Мне не доказать, что
ты первый с ней валялся: потаскушка скорее плюнет мне в глаза,
нежели хоть слово скажет против тебя; да я и не стану ничего дока-
зывать, пусть чертовы законники доказывают. Да и такая уж важ-
ная штука — невинность — для девушки с таким приданым? Тоже
мне, добродетель!
— Штука не такая уж важная. Мне эта женская добродетель
представляется товаром чересчур дорогим и слишком непонятным,
чтобы держать его в такой чести. Восхищаться женщиной только
за то, что она ни разу не вспомнила про свой пол, все равно что
восхищаться мужчиной, который ни разу не вспомнил про свои
мозги.
— Верно рассуждаешь. Не произноси этого вслух — понял? — а
то куча попов тут же на тебя набросится с воплями. Но рассужда-
ешь верно. Что же тебя заботит в таком случае?
Сэр Мортимер пристально взглянул на Джеффри.
— Не золотишко, надеюсь? А то ты у нас гордый, еще отка-
жешься от ее денежек. Это сейчас, когда всякий юноша из хорошей
семьи только и думает, как бы поправить семейные дела удачной
женитьбой, — правильно делает! Так не из-за денег?
— Нет, не из-за денег. По крайней мере...
— Так в чем же дело, черт побери? Не станешь же ты отрицать,
что любишь эту потаскушку?
— Про себя я это знаю. Но я скорее дам перерезать себе горло,
нежели женюсь на ней или признаюсь, что желаю этого.
— Что это вы, сэр, за персона такая, чтобы рассуждать, что
вы станете делать, а что — нет? Да кто ты такой? Лэвви ты, мо-
жет, и озадачил своими разговорами о «людях мистера Филдинга»,
а меня — нет. Я знаю, что это — легавые с Боу-стрит, сволочь, ко-
торая тайно выслеживает и сдает за вознаграждение воров и убийц.
И ты — один из них. Есть ли дело грязнее?
467
— Осторожней, сэр.
— Господ» Боже мой! — трагически воскликнул сэр Морти-
мер. — Что же за гадюк развели мы вокру! себя! Пег чуть не стала
актриской в «Друри-Лейн» и, не помешай я ей, была бы сейчас с
низшими из низших! Ты — сыщик! Куда уж ниже? И оба вы: лю-
бите и не женитесь. И я: разрываю себе сердце из-за двух идиотов,
луной ушибленных.
— Факты, которые вы приводите, сэр...
— Не говори, черт возьми, о фактах!
— Факты, которые вы приводите, неверны. С приходом мистера
Джона Филдинга на Боу-стрит суд магистратов* и служащие этого
суда обрели наконец достоинство. Что касается театра, то два са-
мых разборчивых и высокомерных господина, его милость герцо!
Графтон2 и мистер Горацио Уолпол3, считают за честь отобедать
с Гарриком в Хэмптоне.
— Пег — не Гаррик, пойми ты, щенок! Она скорее похожа на
ту, другую Пег, Уоффингтон4, которая сбежала из театра, прежде
чем ее оттуда выгнали.
Тон его изменился.
— Мальчик мой, послушай меня! У нас мало времени. В любую
минуту Лэвви может...
Сэр Мортимер внезапно замер с открытым ртом, схватившись
рукой за золотую пуговицу на камзоле. Джеффри кивнул.
— Да, — произнес он. — Вы хотели сказать, что в любую мину-
ту миссис Крессвелл может вернуться. И вы будете стоять перед
ней, словно преступник у позорного столба, когда толпа бросает
в него камни и дохлых кошек. Я не хочу обидеть вас, сэр. Но с
вами-то что происходит?
— Я не могу ей противиться. Я это заслужил. Вот и все.
Простите, но совсем не все. Я сам так думал несколько месяцев
назад.
— Черт меня дери, могу ли я вечно пренебрегать благополучием
Пег? Она должна пребывать в высшем свете, иначе зачем нам этот
дом в Лондоне? Лэвви Крессвелл пользуется расположением наше-
го милостивого короля, его толстозадост и Георга Второго, такого
же жалкого вдовца, как и я. В этом все дело, и тебе это известно.
‘Магистрат — член суда магистратов, мировой судья, судья полицейского
суда;
гФ и тарой Огастус Генри. Третий Георг Графтон (1735—1811) — британский
государственный деятель.
уолпол Гораций (1717—1797), Четвертый граф Орфордский; приобрел из-
вестность как автор трудов исторического й антикварною содержания, а также бле-
стящих и остроумных писем. Автор готического романа «Замок Отранто»'.
4Уоффингтон Маргарет (Пег) (1714?—1760) — знаменитая актриса,
известная также своими многочисленными любовными связями, в частности с
Д. Гарриком.
463
— Это только часть дела, я в этом уверен. Вы никогда не прида-
вали особого значения свету. Я видел, как вы спустили с лестницы
баронета, который не сказал и половины того, что наговорила вам
миссис Крессвелл. Чем держит вас эта женщина? Чем она так запу-
гала вас? Или не она, а ее братец, мистер Хэмнит Тониш?
— Чем держит? Чем запугала?
-Да.
Сэр Мортимер помолчал, потом вновь обратился к Джеффри:
— Однажды, мой мальчик, — произнес он сдавленным голо-
сом, — ты проснешься утром и увидишь, что ты — старик. И нет
в тебе уже прежнего спокойствия и прежней уверенности в себе.
— Никогда в жизни я и ни на минуту не чувствовал уверенности
в себе. Я всегда полагался только на Бога.
— Я сказал: прежней уверенности в себе. И соображаешь ты
уже не так скоро, и речь твоя медленна. И даже загнать лжеца в
угол ты уже неспособен. Но стерпишь ли ты, чтобы Пег выпороли
у тебя на глазах, потом бросили в тюрьму по приговору суда, на
основании показаний, данных под присягой? А потом ее отдадут
Хэмниту Тонишу, если он еще не раздумал жениться на ней.
— Отдадут Хэмниту Тонишу?
— Ты говоришь, ты не знаком с ним.
— И это правда. Я знаю лишь, что у него репутация фехтоваль-
щика, который уступит только его же дружку майору Скелли, ну
и еще кое-что. Но Пег? Отдадут Хэмниту Тонишу!
— Да, и в этом все дело. Кто поможет ей, если не ты?
— Поклянитесь, что это правда. У дяди ее столько возможностей.
— Клянусь тебе, мальчик...
Казалось, будто Джеффри уловил в его речи отзвук какого-то
другого голоса.
— Да, — произнес он. — Пег тоже во многом клялась мне не-
давно. Сэр, ни вы, ни Пег больше не сумеете меня одурачить. Бла-
годарю вас, но я отказываюсь. Я и пальцем не двину, чтобы по-
мочь ей. Даже если...
Снаружи на галерее прозвучали быстрые шаги. Эти покои та-
верны «Золотой Крест» состояли из обшитой деревянными панеля-
ми гостиной и примыкающей к ней спальни без окон, но с блохами.
Шаги миновали спальню и достигли гостиной. Открылась дверь,
и появилась Лавиния Крессвелл в сопровождении человека лет на
шесть старше ее; она появилась а дверях и устремила взгляд на сэ-
ра Мортимера (за то время, что она смотрела на него,.можно было
бы сосчитать до десяти).
Миссис Крессвелл не выглядела рассерженной, лишь на ее воско-
вом лбу в паре мест выступили пятна.
— Нашей милой Мэри Маргарет, — промолвила миссис Кресс-
велл, — придется держать ответ еще кое за что. Она исчезла.
469
— Исчезла? Но куда?
— Это, — ответила миссис Крессвелл, — мы бы и хотели знать.
— О да, — подтвердил ее спутник. — Очень бы хотели.
В отличие от невысокой миссис Крессвелл ее спутник был худ
и рост имел выше среднего. У него были длинные руки и паль-
цы — тонкие и гнущиеся. Все же и выражение, и некоторое сход-
ство в чертах их бледных без кровинки лиц позволяли предполо-
жить, что эти люди — брат и сестра.
— Ваша племянница, дорогой мой друг, — пояснила миссис
Крессвелл, — потребовала, чтобы ей отвели комнату для того яко-
бы, чтобы помыться. Буквально минуту спустя она выбежала во
двор и позвала наемный экипаж. Хозяин, как он утверждает, после-
довал за ней, пытаясь удержать. Но мисс Пег, не обращая на него
внимания, укатила в направлении на восток.
— Лэвви, Лэвви, — взмолился сэр Мортимер, — я здесь совер-
шенно ни при чем.
— Я вас и не обвиняю.
— И я не знаю, куда она бежала.
— Этого я тоже не утверждаю, — сказала миссис Крессвелл.
Затем она кивнула в сторону Джеффри:
— Но не знает ли он?
— Нет, — сказал Джеффри. — Я тоже не знаю.
— Тоже не много знаете, что вы хотите сказать? — осведомился
Хэмнит Тониш.
Мистер Тониш выдвинулся вперед. Гладкий белый парик сидел
на нем очень ладно; горизонтальный локон плотно прилегал к каж-
дому уху. На нем был горчичного цвета камзол с золотым шитьем
и голубой жилет. Рукава камзола были такие широкие, что могли
бы служить карманами. Левая рука его покоилась на стальном эфе-
се его рапиры с позолоченной чашкой.
— Тоже не много знаете? — повторил мистер Тониш.
— Не спеши, братец, — вмешалась миссис Крессвелл.
Ее широко открытые глаза были устремлены на Джеффри.
— Мне известно, мистер Уинн, что вы проживаете на Ковент-
Гарден-пьяцца. Там может остаться без ответа любая грубость.
Юная мисс Пег отбыла в восточном направлении. Кучеру она дала
указания, которые — хотя и не были расслышаны как следует —
могут оказаться небесполезны. Мистер Уинн, проживаете ли вы в
доме или поблизости от дома, имеющего вывеску с надписью «Во-
лшебное перо»?
Странно, но раздавшийся возглас удивления исходил от сэра
Мортимера.
По выражению лица Джеффри нельзя было определить (во вся-
ком случае, он на это надеялся), что слова эти что-то для него
значат. Но в сердце его и в мысли они вселили страх за Пег;
470
машинально он взглянул на дверь, и в это мгновение Хэмнит
Тониш уже стоял перед ним, опустив руки.
— Мистер Тониш...
— А, так вы знаете меня? — осведомился тот, приподнимая
верхнюю губу, совсем как его сестра. — Сейчас вы познакомитесь
со мной еще ближе. Вы хорошо слышите, приятель?
— Мистер Уинн, — сказала миссис Крессвелл, — я жду ответа
на мой вопрос.
— Ответ, сударыня, таков: поблизости от моего дома нет ме-
ста, носящего название «Волшебное перо».
— Куда же вы в таком случае собираетесь?
— Куда я собираюсь, сударыня, не касается никого, кроме меня.
На верхнюю губу мистера Тониша пробралась улыбка. Ла-
донью левой руки, как бы нехотя, он влепил Джеффри затрещину,
такую сильную, что треуголка подпрыгнула на голове молодого че-
ловека. Правой рукой Хэмнит Тониш извлек из ножен рапиру.
— Доставайте! — сказал он.
— Мистер Тониш, я не ищу ссоры с вами и хотел бы ее избежать.
— Вижу, что не ищете, — согласился его рослый противник. —
Но вы ее уже нашли, и никуда вам не деться. Доставайте шпагу!
— Хэмнит, — вскричала миссис Крессвелл, — отпусти его!
— Милая сестра...
— Неужели не ясно, — произнесла миссис Крессвелл, внезапно
переводя взгляд на потолок, — что от него нам не будет никакого
толку? Не говоря уже о том, что, как ты видишь, душа у него уже
ушла в пятки, и ссориться с ним — только понапрасну терять вре-
мя. Пусть убирается!
Рапира, тонкая, с острым, как игла, концом, могла лишь ко-
лоть. Поэтому, когда Хэмнит Тониш занес руку как бы для того,
чтобы нанести рубящий удар прямо по глазам Джеффри, жест этот
не предвещал никакой опасности, но выражал крайнюю степень
презрения поклонился, глядя прямо в лицо мистеру Тонишу. Бросив
на него взгляд настолько отсутствующий, что его нельзя было даже
назвать презрительным, мистер Тониш опустил рапиру и отсту-
пил в сторону. Сэр Мортимер выругался сквозь зубы. Миссис
Крессвелл разглядывала что-то на потолке. Джеффри же ринул-
ся к двери.
.Глава 3
МОЛОДАЯ ЖЕНЩИНА И СТАРУХА
— Пег! — позвал он. Затем еще раз, громче: — Пег!
Голос его, достаточно зычный, чтобы привлечь внимание часо-
вого, если бы таковой имелся, взмыл вверх и затерялся, поглощен-
ный раскатистым эхом Лондонского моста. Ответа не было.
471
Джеффри озирался в отчаянии.
В Сити часы уже пробили десять. В такой поздний час на улице
можно было встретить только головорезов да пьяных, скорее даже
последних, поскольку закон против употребления дешевого джина
вряд ли мог бы пройти. Где-то в удалении от берега нечеловече-
ским голосом кричала очередная жертва грабителей, а может быть,
и белой горячки. Голос, похоже, принадлежал женщине; женские
крики раздавались здесь нередко.
Джеффри промедлил немного. Минут десять тому назад двое
носильщиков бегом — так, что, казалось, сердце выскочит из гру-
ди, — пронеслись по Чаринг-Кросс и высадили Джеффри из порт-
шеза на Грейт-Истчип в конце Фишстрит-хилл. Южнее, рядом с
монументом, находилась вывеска таверны, которую он уже видел
в тот вечер. Это была не просто таверна (об этом Джеффри знал,
поскольку занимался делом, которое — что бы он там ни гово-
рил — он ненавидел), а постоялый двор «Виноградник», располо-
женный при почтовой станции, и здесь, так же как в «Бычьей глот-
ке» на Сент-Мартин-ле-Гранд, останавливались люди, приезжаю-
щие с севера страны.
В коридоре с полом, посыпанным песком, рядом с баром,
Джеффри нос к носу столкнулся с трактирщиком.
В отличие от хозяина «Золотого Креста», худого и елейного,
этот был толст и подозрителен.
— Дама? — спросил он в ответ на вопрос Джеффри. — Моло-
дая дама? Ну-ка, опишите ее.
— Если вы ее видели, то сразу вспомните. Очень темные глаза,
живые и блестящие. Мягкие светло-русые волосы, уложенные на-
верх, пара локонов спадает на затылок. Очень хорошенькая, хотя
на лице слишком много краски. На ней платье бледно-лилового
цвета с красными узорами, а на поясе, я думаю, кошелек с день-
гами.
— Молодая и хорошенькая? И с деньгами? На улице в
этот час?
— Да. Это и страшно.
— Ну а что навело вас на мысль, будто она зашла ко мне?
— Ничего. Просто это единственный на всей улице дом,
где горит свет. Она могла зайти спросить, как пройти к лав-
ке на Лондонском мосту. Могла попросить проводника с фа-
келом.
— Я ее не видел. А она что, сумасшедшая?
— Временами. Но неважно! Раз ее здесь не было...
— Я не говорил, что ее не было здесь. Я сказал только, что
не видел ее.
Джеффри, который уже начал дрожать под своим плащом и
собирался уходить, резко повернулся.
472
— Если такая девица, к примеру, и забрела бы ко мне — перепу-
ганная, понятно, но все же решилась бы, — если бы она заговорила
с барменом, вызвала бы недовольство и возмущение моей же-
ны, — мне что, обязательно быть при этом? Я что, должен отве-
чать за всех беглянок, которых потом придет разыскивать отец или
брат? У меня, молодой господин, приличное заведение!
Круглое лицо трактирщика начало расплываться перед глазами
Джеффри.
— Эта девушка, — продолжал трактирщик, — пробыла здесь не
более двух минут. Затем упорхнула, не взяв ни провожатого, ни фа-
кела. С барменом вам поговорить не удастся: он напился и спит
в своей постели. Но вам не худо будет порасспросить о ней
доктора.
— Какого доктора? — поинтересовался Джеффри.
— Доктора медицины, — пояснил трактирщик. — Он не шарла-
тан, как большинство докторов. Зовут его доктор Эйбил. Л живет
он, между прочим, на Лондонском мосту, то есть пока еще живет.
Каждый вечер он приходит сюда и выпивает две-три бутылочки,
как все честные люди. Девушка с ним тоже разговаривала. Он и
сейчас еще в баре. Заведение наше — почтенное. Там вместе с док-
тором еще и священник.
И Джеффри поспешно устремился в бар.
Комната с закопченными балками и влагой на стенах была пу-
ста, если не считать двух человек, сидящих за столом у камина друг
против друга. Старший, плотный человек средних лет курил длин-
ную трубку и слушал, что говорит его собутыльник.
Шпаги у него не было, но у стола стояла длинная трость с мед-
ным набалдашником, которая являлась принадлежностью профес-
сии врача. Весь его вид, усталый и разбитый, все убожество нище-
ты, цепляющейся за его табачного цвета камзол и белые чулки, не
могли скрыть подлинной доброты, написанной на лице доктора
Эйбила, доброты, столь же неожиданной здесь, в этой комнате,
освещенной тусклым светом камина, как если бы она оказалась
вдруг на гравюре мистера Хогарта1 с Лестерфилдз.
Собеседник доктора Эйбила, худой человек с мертвенно-блед-
ным лицом, был одет в черную сутану священнослужителя, с белы-
ми манжетами и воротничком. Забавный нос и большие живые гла-
за делали его лицо веселым и даже хитрым. Но сейчас священник
был абсолютно серьезен. Он перегнулся через стол и что-то гово-
рил своему собеседнику мрачным приглушенным голосом. Джеф-
фри, возможно, и подумал бы, прежде чем вмешаться в их разго-
вор, если бы внезапно беседа эта не прервалась взрывом эмоций.
1 X о г а р т Уильям (1697—1764) — англнЛский живописец и график, автор се-
рий гравюр, в сатирическом свете изображающих английские нравы.
473
— Черт бы побрал мою душу! — произнес священнослужитель,
вскакивая на ноги весь в слезах. — Но это просто ужасно! Вопрос
чрезвычайно деликатный, доктор, и касается он весьма деликатных
вещей. Если, к примеру, радости, которые дарит нам женская
плоть, окажутся на деле не столь сладостными, как казалось внача-
ле, и если в результате несчастный служитель Бога совсем не по
своей вине подхватит французскую болезнь, неужели не найдется
какого-нибудь быстродействующего и надежного средства излечить
его от этого недуга?
— Достопочтенный сэр, с этим вопросом вам следует об-
ратиться к хирургу, а не к терапевту. Кроме того, как я уже
сказал...
— Доктор, доктор! Ведь я только что прибыл в этот город! Не-
ужели это и есть отзывчивость, которой славится Лондон?
— Достопочтенный сэр, — отвечал доктор, невольно смягча-
ясь, — я же сказал, что не занимаюсь такими недугами. И так-
слишком много людей умирают сегодня от болезней, которые мы
не в силах предотвратить.
— И умирают, вне всякого сомнения, с вашей помощью!
— Видимо, и с моей, — устало произнес доктор Эйбил. —
Я, конечно, не Хантер с Джермин-стрит. Но, насколько я понимаю,
сейчас нет средства от французской болезни, во всяком случае,
средства быстродействующего. Если мы хотим вообще избежать
ее, сэр, нам следует оставаться дома и постараться вести себя
должным образом.
— Да, да, все это совершенно правильно, — вздохнул священ-
ник. — Я женат на совершенно сумасшедшей женщине, или почти
сумасшедшей, что, впрочем* одно и то же. Я могу сколько угодно
до слез жалеть мою бедную Элизу (он и впрямь уже рыдал), но
какой крик она поднимает, если увидит, как мужчина всего лишь
ущипнул за дверью молоденькую служанку. А ведь это и происхо-
дило за дверью! Оцените мою деликатность, доктор.
— Вы уверены,, что получили французскую болезнь от этой
служанки?
— Нет, конечно, не уверен. Да и не служанка это была, а вдова,
которую я навещал в Чипсайде. И произошло это всего час назад.
Но каждый раз, стоит мне споткнуться, и я начинаю думать, что
болен; начинаю испытывать страх, а это ведь почти то же самое,
что действительно заболеть.
— Достопочтенный сэр, — сказал доктор, выпрямляясь в своем
кресле, — ваша приверженность плотским утехам просто порази-
тельна!
— Ваша ученость,— отозвался служитель церкви, — можете со-
вать свой нос в крысиные норы, как и надлежит людям, не имею-
щим понятия о деликатности и высоких чувствах. Я — преподоб-
474
ный Лоренс Стерн1, викарий* 2 Саттона и Стиллингтона в графстве
Йоркшир, а также пребендарий3 Йоркского собора. Если бы не мое
высокое призвание — прости, Господи, — я бы уже разбил вам го-
лову дубиной.
«Ну почему, — думал Джеффри Уинн, впадая в отчаяние, кото-
рое он неоднократно испытывал в своей жизни, — почему все в
этом окаянном мире постоянно затевают ссоры и лезут в дра-
ки?» — Джентльмены, — произнес он вслух, выступая вперед, —
прошу простить, если я нарушаю вашу беседу. Я также занят поис-
ками женщины, хотя и в ином смысле, нежели сей достойный свя-
щеннослужитель. Не согласитесь ли вы выслушать меня?
Джеффри торопливо изложил им то, что считал возможным.
Доктор Эйбил слушал его стоя, с видом холодно-учтивым, тогда
как преподобный Лоренс Стерн весь извелся от любопытства.
— Хорошенькая, говорите вы? — вопрошал этот последний. —
А меня здесь не было! Чума меня возьми! Ну как я мог такое
упустить?!
— Помолчите, сэр! — сказал доктор Эйбил.
Он был явно взволнован и отложил свою длинную трубку.
— Здесь был я.
— И молодая дама спрашивала вас о чем-нибудь, доктор?
— Да. Она спросила, знаком ли я со старухой — имени она не
знала, — которая живет над упомянутой вами лавкой. Я сказал,
что действительно знаю эту женщину и что зовут ее Грейс Делайт.
И я настоятельно советовал молодой даме не ходить туда, хотя
и не сказал почему. Сама старуха совершенно безобидна — во вся-
ком случае, мне так кажется. Но о тех местах ходят дурацкие слу-
хи, будто там водятся привидения; говорят, бывали случаи, что
люди умирали там от ужаса.
— Крестная сила! — воскликнул священник, и его залитое слеза-
ми лицо побледнело. — Неужели действительно водятся?
— Помолчите, сэр. Я же сказал: дурацкие слухи.
— Да, но...
— Все это — игра воображения. Люди сами пугают себя до
смерти. Весь мой опыт подтверждает это. Я посоветовал этой даме
отправиться домой. Но она сказала, что у нее нет дома или что,
по крайней мере, нет никого, кто любил бы ее.
Опустив голову, Джеффри отошел в глубь комнаты, но потом
снова вернулся к столу.
’Стерн Лоренс (1713—1768) — английский писатель, автор романов «Жизнь
и мнения 'Пэнстрама Шенди, джентльмена» и «Сентиментальное путешествие по
Франции и Италии». Он действительно посетил Лондон в 1757 г.
2 В и кар ий — приходский священник в английской церкви.
’Пребендарий - священник, получающий «пребенду», т.е. вознагражде-
ние в виде жалованья, а также передаваемых в его владение земель, домов и пр.
475
— Я попросил ее подождать, пока я возьму свой ящик с инстру-
ментами, — продолжал доктор Эйбил, указывая кивком в глубь ба-
ра. — Я поставил ящик туда, чтобы какой-нибудь пьяный не пнул
его или не наступил ненароком. И тогда я провожу ее. Но когда
я вернулся, ее уже нс было.
— Слушайте, но это же гак загадочно и романтично! — вос-
кликнул преподобный Лоренс Стерн. — Однако с чего бы это мо-
лодая дама благородного происхождения — я полагаю, она — бла-
городного происхождения — задумала вдруг посетить эти трущобы
на Лондонском мосту?
— Этого я не знаю. И не мое дело выпытывать такие вещи.
Сказав это, доктор Эйбил провел рукой по лбу — от старого вы-
цветшего парика к несколько затуманенным глазам на широкоску-
лом лице.'
— Нет, не будем лгать, — сказал он. — Я и сам несколько пере-
брал, и здесь было так уютно — я не стал ее догонять, хотя следо-
вало бы. Я очень надеюсь, что с ней не случилось ничего дурного.
И все же, думаю, не ошибусь, если скажу, что девушка была чрез-
вычайно расстроена и нуждалась в утешении. Сейчас, с вашего поз-
воления, я пойду. Но вы, сэр, не ждите меня. Я советовал бы вам
поторопиться.
И Джеффри не стал ждать.
Теперь он знал, почему по эту сторону моста его не остановил
часовой. Полдюжины солдат Первого пехотного полка, сняв свои
гренадерские шапки, расположились у огня в сторожке. Он видел
их через окно, видел их тени на белой стене; по всей вероятности,
солдаты провели там весь вечер.
Отойдя ярдов на двадцать, стоя под темной аркой, он выкликал
Пег по имени, когда вдруг услышал (а может быть, ему это почу-
дилось) женский крик, доносящийся откуда-то от воды у него за
спиной. Он повернулся и побежал к ближайшему широкому проему
между рядами домов.
Чуть впереди, занимая почти всю проезжую часть моста, видне-
лась громадина Нонсач-хаус, здания тюдоровской эпохи.
Перед Джеффри вздымалось четыре или пять этажей штукатур-
ки и дерева, украшенного некогда богатой резьбой и позолотой, с
множеством окон и четырьмя башнями с флюгерами по углам. Лу-
на, стоящая высоко в небе, отражалась в тех окнах, где еще остава-
лись стекла. Остальные окна были слепые —забитые досками или
заваленные каким-то хламом, что свидетельствовало о последней
степени запустения.
— Пег!
Джеффри показалось, что в широком и хорошо освещенном про-
странстве между домами, которое и с той и с другой стороны мо-
ста доходило до самых его перил, в правой стороне он различает
476
какое-то движение, на реке, вверх по течению, в направлении Вест-
минстера. Он кинулся к баллюстраде, шедшей вдоль пешеходной
части, которая была сделана за тридцать лет до того с внешней
стороны моста параллельно домам, чтобы пешеходы могли прохо-
дить по мосту, не боясь попасть под экипаж. Но Джеффри никого
не увидел: тени ввели его в заблуждение. Он прислонился к баллю-
страде и, повернув в голову, оглядел ряд домов, тянущихся лома-
ной линией в направлении Саутуорка.
Рев воды в этом месте объяснялся просто. На хмассивные быки
и волнорезы моста ушло столько камня, что для прохода воды
между ними осталось совсем небольшое пространство. Длина само-
го широкого, среднего, пролета, имеющего на случай нападения или
осады разводную часть, которая последний раз использовалась еще
в средние века, составляла не менее сорока футов.
В славные для Лондонского моста дни, когда богатые люди не
стыдились заниматься торговлей, на верхних этажах домов были
устроены садики. Из задних фасадов многих домов выступали ма-
ленькие, похожие.на ящики, комнатки на кронштейнах, нависающие
над водой, — туалеты; и сейчас не часто увидишь такое «место уе-
динения»; в прежние же времена это было просто неслыханной ро-
скошью.
«Грейс Делайт, — думал Джеффри Уинн. — Грейс Делайт. Вся
опухшая полоумная старуха с пожелтевшей от нюхательного табака
губой. Кто поверит, что она носит такое имя? А если Пег узнает,
кто она в действительности?» «Ну, а если и узнает — что с то-
го? — начал нашептывать ему другой голос. — Какая разница?
Что это меняет?» Но первый голос тут же возразил:
«Как это, что меняет? Если сегодня ночью ты решился на пре-
ступление во имя того, чтобы заполучить себе Пег Ролстон, то —
пусть не помеха тебе в том ни Бог, ни дьявол, — но время ты вы-
брал неудачное».
«Кстати, ты на него действительно решился? Чего же ты мед-
лишь? Чего стоишь тут перед домом и потеешь от страха? Человек
решительный уже давно придушил бы старую ведьму, а не разду-
мывал, увидит это Пег или нет. Он бы...» Где-то глубоко внизу
отблески света играли на клокочущих водоворотах. Сильный ветер
завывал на Лондонском мосту, будто скрипка. И снова Джеффри
повернулся и побежал, но на этот раз он был уверен, что бежит
на крик женщины.
Он пробежал под аркой Нонсач-хаус и выскочил на проезжую
часть, ограниченную с обеих сторон балками, подпирающими зда-
ния. При этом он неожиданно налетел на какую-то фигуру, стоя-
щую тут в почти полной тьме.
«Вам хорошо смеяться», —сказал бы мистер Лоренс Стерн по
поводу суеверных страхов. Но у Джеффри в ушах зазвучали его
477
собственные шаги. Руки его сами потянулись, чтобы схватить, за-
душить. Но наткнулись они на мягкие женские плечи, и в ту же
минуту Джеффри понял, что женщина эта — Пег.
Потом он мог только ругаться хриплым шепотом, стараясь,
чтобы голос его не дрожал. Он обнял Пег и прижал ее к груди.
Она была вся напряжена и почти лишилась дара речи, но при пер-
вых же его словах обмякла, потом вдруг отпрянула.
— Итак, — произнес Джеффри после паузы. — С вами все в по-
рядке. Что же произошло? Что вы такое затеяли?
— Джеффри...
— Давайте выкладывайте! Почему вы оказались здесь?
— Я думала, что вы отправитесь следом.
— Да? Только поэтому?
— Я считала, что вы отыщете меня. И вы меня нашли. И я
знаю почему.
— Почему же?
— Потому что вы меня любите.
— Потому что я боялся, что вас убьют или ограбят. В послед-
ний раз, Пег! Пора кончать с этими романтическими бреднями.
Я сыт ими по горло!
— О, ради Бога, перестаньте! Сами вы — романтик, и гораздо
больший, чем я. Только вы думаете, что это проявление слабости,
и боитесь себе ее позволить. Вы не хотите меня поцеловать?
— Если честно, сударыня, я предпочел бы перекинуть вас через
колено и высечь.
— Как этот ужасный Хэмнит Тониш, человек с холодными гла-
зами и руками фехтовальщика? Тот, что готов сделать это по про-
сьбе своей еще более ужасной сестры? Я видела его в окне тракти-
ра. По-моему, дай им волю, эта дивная парочка с удовольствием
меня бы убила. Где же, скажите на милость, было мне укрыться,
если не в доме старой верной служанки?
— В доме старой... Как?! Что вы такое говорите?
— Я говорю об этой женщине, Грейс Делайт, хотя, конечно, это
не настоящее ее имя. Вы сказали, что она долго служила у вас
когда-то.
Слабый свет луны просачивался между вертикальными балками
и горбатыми коньками домов. Джеффри едва мог различить лицо
Пег и дом справа от нее. Страхи ее почти прошли, хотя глаза все
еще поблескивали беспокойством. Джеффри уже не прижимал ее к
себе, но все еще держал ее руки, которые она прятала под плащом.
Капюшон плаща был откинут, а шляпку она потеряла, и видно бы-
ло, что волосы ее слегка растрепались.
— Пег, Пег.
— Но вы сказали...
— Нет, милая моя ветреница. Я .сказал, Пег, что «в известном
478
смысле» она оказала некоторые услуги моему деду. Я ничего не
уточнял. Вы бы, наверное, удивились...
— Нимало.
Джеффри не столько увидел, сколько представил себе, как взле-
тают кверху брови Пег.
— Вы бы могли уточнить, что она была содержанкой вашего
деда, не так ли? И что когда-то она была очень хороша.
— Но откуда, черт возьми, вы знаете?!
— Как откуда? От вас, — пояснила Пег. — По тому, как вы это
говорили. А кому, кроме куртизанки — если не хуже, — взбредет в
голову взять себе такое имя?
— Пег, вы входили в этот дом? Вы ее видели? Нет, нет, вы вряд
ли бы о чем-нибудь догадались по ее теперешнему виду.
— Сомнений нет, это было ужасно. Но ведь и происходило все
в ужасные времена вашего деда. Потом, это все неважно. Если ког-
да-то, много лет назад, она и была содержанкой, это не мешает
ей сейчас оставаться надежным и преданным человеком.
— Никакая она не надежная и не преданная. Опять пошли ваши
романтические бредни. Хотя они прекрасно согласуются с тем, что
ныне эта отвратительная безумная старуха составляет гороскопы
и насылает порчу.
— О Боже!
Когда Великий лондонский пожар 1666 года, двигаясь с севера
на юг, выжег на Лондонском мосту коридор, он был остановлен
совсем рядом с первым проемом между зданиями и все же не пере-
кинулся ни на Нонсач-хаус, стоящий здесь еще со времен короля
Гарри, ни на еще более старые строения, около которых находи-
лись сейчас Джеффри и Пег.
Помещение, в котором располагалось «Волшебное перо», имело
только одно широкое окно, наглухо закрытое ставнями. Слева от
окна были две двери; Джеффри знал, что одна из них ведет прямо
в лавку, другая - к лестнице, идущей наверх. В доме, узкий фасад
которого пестрел пятнами выцветшей штукатурки на фоне почер-
невших бревен, было еще два этажа с аленькими окошечками, заби-
тыми пли завешанными изнутри. Вывеска с надписью «Волшебное
перо», болтающаяся на скрипучем вертлюге над головами Джеф-
фри и Пег, издала громкий стон и качнулась под порывом ветра.
— Пег, еще раз спрашиваю: вы входили в этот дом?
— Нет! Я собиралась. Бармен в «Винограднике» объяснил мне,
как сюда пройти; я им тогда рассказала, что хочу здесь укрыться.
Я, правда, взялась за ручку двери, но войти не решилась. Не знаю
почему. Тогда меня не страшили ни духи, ни привидения. Это я
теперь их боюсь.
— Это вы кричали?
— Кричала?
479
— Несколько минут назад. Мне показалось, что я слышал крик.
Вы кричали?
— Нет. Я стояла здесь, сама не знаю, сколько времени, и не
могла двинуться с места. Я чуть не умерла со страху, когда услы-
шала. что вы бежите в мою сторону. Но никто не кричал; я уж
точно не кричала.
— Верю. Я сам столько навоображал - я так беспокоился о
вас, и мучился угрызениями совести, — не исключено, что и это
мне просто пригрезилось. А вы не трусиха. Не зря вы племянница
сэра Мортимера Ролстона, а по характеру могли бы быть ему и
дочерью. Ну, раз вы туда не входили, то и нам теперь незачем.
— Джеффри, я потрогала дверь, ту, слева: она была незаперта...
— Уличная дверь, здесь — да где угодно — ночью, и незаперта?
— Сама удивляюсь, но так оно и было! Я потрогала дверь, а
она тут же отворилась — дюйма на два, на три. Я думала, там
внутри так тесно, и грязно, и отвратительно. Там действительно
тесно, и ступеньки такие крутые, будто у пожарной лестницы, но
совсем не так грязно, как я опасалась. Но я все равно не решилась
войти и задвинула щеколду. Но наверху там горела свеча.
— Свеча?
— Помилуй Боже, что же тут такого особенного?
— Вы никогда не знали бедности, Пег. Ни у кого в этих местах
не может быть свечи, даже если...
Он осекся.
— У этой женщины, Грейс Делайт, мог гореть только фитиль
в масляной плошке, — если она вообще зажигает свет по вечерам.
— Боже, Боже, но почему вы никогда мне не верите? Посмотри-
те сами!
Пег потянула за ручку, и дверь, висящая на ременных петлях,
аспахнулась, ударившись о стену.
И в тот момент, когда дверь ударилась о стену, кто-то
вскрикнул.
Крик раздался наверху. Это мог быть крик смертельного ужаса
или агонии, а может быть, и того и другого. Потом он сменился
каким-то повизгивающим клекотом, который исходил из человече-
ской гортани, хотя ничего человеческого не было в этих звуках.
Крик этот проникал в самую плоть и бил по нервам. Затем разда-
лись тяжелые сдавленные вздохи и глухой звук, как при падении
на пол. Может быть, что-то еще происходило там, наверху, но двое
людей перед домом уже ничего не слышали.
Из окна наверху действительно пробивался слабый свет, и
Джеффри довольно ясно видел Пег. Ноги ее подгибались, а глаза
как будто потухли. Секунд десять никто из них не мог вымолвить
ни слова.
Потом Джеффри произнес:
480
— Слушайте, Пег, я иду туда.
— Вы с ума сошли!
— Возвращайтесь в «Виноградник». Там вы будете в безопас-
ности. Бегите!
— Вы оставляете меня? Я должна вас оставить? Нет, я не могу!
Пожалуйста!
— Тогда идите за мной. Но держитесь на расстоянии. Чтобы
я мог извлечь шпагу, если понадобится.
— Вы готовы бежать от горстки французов, а теперь идете пря-
мо навстречу опасности. Неужели вы не боитесь?
— Боюсь. Но не привидений и злых духов. Если же какой-то
человек пришел к старухе и напал на нее...
— Кто стал бы нападать на нее?
— Я, к примеру. От этого-то мне совестно. Кроме того, моя
профессия — ловить воров. Я должен войти в дом.
Взяв Пег за руку, он вместе с ней переступил порог и закрыл
за собой дверь. На полу лежал деревянный брус. Джеффри поднял
его и вставил концы в деревянные петли по бокам двери, закрыв,
таким образом, доступ с улицы в это тесное влажное помещение.
В потолке был люк, к которому вела примитивная каменная лест-
ница, похожая на простой столб с небольшими углублениями; до-
статочно было слегка покачнуться, чтобы сломать на ней шею. На-
верху находились две маленькие комнатки, примыкающие друг к
другу и идущие в глубь дома, к задней стене, которая выходила
на реку и Вестминстер.
— Оставайтесь здесь, — сказал Джеффри. — Если наверху кто-
то есть, он не может напасть на вас, минуя меня.
Джеффри скинул плащ, швырнув его прямо на пол. Пег видела,
как он начал подниматься по узеньким ступенькам, придерживая
левой рукой ножны шпаги. Голова его, освещенная светом свечи,
падающим сверху, была хорошо видна. Девушка заметила, как он
покачнулся, чуть не потерял равновесие, но успел схватиться за
край люка, влез внутрь и исчез.
— Джеффри!
Ответа не было. Даже шагов его не было слышно. Ей стало
трудно дышать: сажа и копоть, скопившиеся здесь за два века, как
будто давили ей на грудь.
— Джеффри!
— Тихо!
Она отступила к запертой двери и прижалась к ней. Джеффри
поскользнулся и чуть не упал с лестницы. Он был едва различим
в темноте: сначала показались башмаки с пряжками, затем ноги в
серых шерстяных чулках, затем штаны до колен и сиреневый кам-
зол с петлями, обшитыми серебряной нитью. Тем не менее Пег уга-
дала, что лицо его было того же цвета, что парик.
16 Джон Карр
481
— Тихо! — повторил он. — Здесь никого» кроме нас. Старуха
мертва.
— На нее напали? Она была ранена? Ее?..
— Да, ранена в известном смысле. Хотя, как мне кажется и как
можно судить по выражению ее лица, это не телесные раны. Опа
умерла от ужаса.
Глава 4
ШПАГИ В ЛУИНОМ СВЕТЕ
— Не надо бояться, Пег. Я прикрыл ей лицо. Дайте руку и
идемте наверх.
— Мне идти туда? Неужели это необходимо?
— Видимо, нет. Когда жизнь покидает человека таким образом,
закон не считает эту смерть насильственной. Не будет вскрытия,
коронер1 не станет проводить дознание. Только самые бедные похо-
роны за счет прихода. Так что свидетельницей вам выступать не
придется. Если только...
— Если что?
Джеффри не дал развиться игре воображения. Подняв с пола
плащ, он набросил его на плечи. Вынул из двери деревянный брус
и прислонил к стене. Затем повернулся к Пег.
— Вам лучше? — спросил он и осторожно дотронулся до ее ще-
ки. — Ведь лучше? Видит Бог, я не думал вас напугать.
— О, если бы вы всегда были таким! Когда вы добры со мной,
я готова сделать все, о чем вы попросите.
— И если мне понадобится ваша помощь, я получу ее?
— Конечно. Вы же знаете.
— От чего там просят избавить в корнуоллской литании? «От
духов, от призраков, длинноногого зверья и ночных попрыгунчи-
ков»? Смех, да и только, Пег! Ничего подобного здесь нет, даю
вам слово. Там, — сказал он, указывая наверх, — две маленькие
комнатки. Направо — спальня с соломенным матрацем на полу.
Слева, прямо у нас над головой, — комната побольше; в ней лежит
на полу мертвая старуха. Пойдете вы со мной?
— Да, — сказала Пег, но вдруг замерла, прижав руку к гру-
ди. — Вы... вы сказали, что вы — сыщик. «Моя профессия —
ловить воров» — так вы сказали. Что вы имели в виду?
— Ваш дядя это знает.
— Но я не знаю.
1 Коронер — должностное лицо прн органах местного самоуправления граф-
ства или города, в обязанности которого входит разбор дел, связанных с насиль-
ственной или внезапной смертью при сомнительных обстоятельствах.
482
— Верно. Тогда слушайте. Духи здесь ни при чем, но смерть
Грейс Делайт — даже более загадочна, чем можно подумать внача-
ле, Пег...
Она кинулась к лестнице и взбежала на нее с проворством, кото-
рого трудно было ожидать от столь нежной, казалось бы девушки.
То, что она увидела наверху, не повергло ее в ужас. Грязь была
делом обычным, разве что вид ее или запах начинали вызывать
омерзение. Смерть, даже в самом кошмарном своем виде, была
зрелищем, одинаково привычным и прямо на улице, и в роскошных
домах с зеркалами и позолотой, и воспринималась как нечто само
собой разумеющееся. Тем нс менее, когда Джеффри пролез в от-
верстие в полу, он увидел, что Пег, подобрав юбку, застыла посре-
ди комнаты.
Джеффри еше раз оглядел помещение.
Пол здесь был из дубовых досок, хотя и старых и местами по-
коробившихся, но еше крепких. Окно, выходящее на улицу, было
завешено грубой мешковиной. Второе окно, под которым стоял ог-
ромный сундук с неприхотливой резьбой, располагалось в задней
стене; сквозь него видно было залитую светом луны реку. Окно это
имело две створки со скругленными рамами и неровными толсты-
ми стеклами; одна створка была распахнута, и сквозь нее в комнату
проникал ночной воздух, который никто не счел бы здоровым.
На полу рядом с сундуком лежала на спине старуха, вся раздув-
шаяся от водянки. На ней был неопрятный чепец, рубаха из грубой
полушерстяной ткани коричневого цвета. Лицо ее прикрывал гряз-
ный шелковый платок, который когда-то был ярко-зеленым. На
складном стуле в северо-западном углу комнаты, куда не долетали
сквозняки, горела оплывшая воском свеча в почерневшей металличе-
ской миске; ровный свет ее падал на закрытое платком лицо старухи.
Пег и Джеффри разом заговорили.
— Вы сказали... — промолвила девушка.
— Эти сыщики... — начал он.
Кровь билась в их сердцах, стучала в ушах; оба замолчали. По-
рыв ветра рванул открытую створку окна, и она задребезжала, пе-
рекрывая шум падаюшей воды.
— Эти сыщики, — продолжил Джеффри, — имеют дурную ре-
путацию; все их ненавидят. Я понимаю, таким ремеслом особенно
не похвастаешься. Люди мистера Филдинга работают тайно; имен
их никто не знает — иначе какая от них польза? Все же бывает,
что одних осведомителей мало, и, чтобы проникнуть в тайну, тре-
буются люди с головой; тогда-то и оказывается, что не так уж
подл сыщик, как думает ваш дядюшка.
— Джеффри, Джеффри, ну зачем вы мучаете себя так?
Ничего я себя не мучаю. Есть заработки и похуже иудиных
денег.
483..
— Мучаете, мучаете! — настаивала Пег, не слушая его. — Вы
спросили, почему я пришла сюда, к этой женщине. А вы, вы зачем
пришли? Вы сказали, что может быть нарушен закон, что может
произойти убийство.
— Оно и произошло.
Пег побледнела и в ужасе закрыла руками лицо.
— О, я здесь ни при чем, — продолжал Джеффри. — Она умер-
ла не от кинжала, пистолета или яда. И все же что-то напугало
ее до смерти. Что это было?
— Не могла ли я этого сделать, думаете вы? Вы помните,
я распахнула дверь. Я распахнула ее неожиданно, я сама не
ожидала, и она с грохотом ударилась о стену. Может быть, этот
звук...
Джеффри расхохотался. Но тут же сдержал себя и сказал
спокойно:
— Только не ее. — Он указал на неподвижную фигуру. — Не
миссис... не Грейс Делайт. Конечно, с головой у нее было неважно,
но она была крепкий орешек. Да встреться ей сам дьявол, она бы
бровью не повела. Что могло так напугать ее, Пег?
— Вы меня спрашиваете? Откуда я знаю?
— Давайте подумаем.
Он повернулся и направился к складному стулу — столь реши-
тельно, что чуть было не угодил в люк. Пег вскрикнула — и как
раз вовремя. Джеффри взял почерневшую миску, в которой горела
свеча. Держа ее высоко над головой, так что щеки его оставались
в тени, а внимательные зеленые глаза, наоборот, были хорошо вид-
ны, он направился в тесную, как собачья будка, спальню. Можно
было насчитать сто ударов сердца, после чего он вернулся п стал
медленно обходить первую комнату, разглядывая каждый предмет
в ней.
— Джеффри, что вы делаете?
— Осмотрите здесь все, Пег. Постарайтесь все запомнить. Если
понадобится, вы будете свидетелем.
Он вновь высоко поднял свечу.
— Нет ни камина, ни даже очага с отверстием для дыма; зимой
здесь, наверное, пробирает до костей. Пол без щелей. На крыше
сундука, — он приподнял крышку, — вдоль нижней ее кромки —
пыль; следов пальцев нет: крышку не поднимали несколько недель
или даже месяцев. В сундуке, заметьте, ничего, за исключением ста-
рых листов пергамента, разрисованного ее астрологическими рисун-
ками, чернильницы с высохшими чернилами и нескольких старых
грязных перьев. Стоп! Вот свежие чернила и новый пергамент. Но,
по-моему, чистый. Ограблена старуха не была.
— Ограблена? Кто стал бы грабить эту, в сущности, нищенку
с Лондонского моста?
'484
Джеффри ничего не ответил. Он закрыл крышку и бросил на
нее свои плаш.
Потом прошел в переднюю часть комнаты и сдернул мешкови-
ну, закрывающую окно, которое выходило на улицу.
— Это окно, — сказал Джеффри, такое же, как то, другое: с дву-
мя створками и шпингалетом. Оно захлопнуто, но не закрыто на
шпингалет.
— Фи! Часто ли закрывают окна, выходящие на улицу? Все слу-
жанки выкидывают в окно мусор и отбросы, выливают помои и
тому подобное — все, что выбрасывается из дома и идет в сточную
канаву.
— Но не на Лондонском мосту. Он деревянный, и на нем нет
сточных канав. Весь мусор, — Джеффри вернулся в глубь комна-
ты, — выбрасывают сюда, в окно, выходящее на естественный
сток, на Темзу. Это может создать некоторые неудобства для пеше-
ходов, так что мусор нужно кидать подальше, через пешеходную
часть. Обратите также внимание, Пег... Идите сюда!
— Не пойду! Вы обещали не пугать меня, а сами выгнули бро-
ви, словно повешенный.
— Обратите внимание, как уложены бревна в стене дома. Чело-
век решительный легко заберется по ним с тротуара. Грейс Делайт,
видимо, не боялась воров: оба окна не заперты. Это окно вообще
открыто: распахнутая створка подоткнута тряпками, чтобы не за-
крылась, — вряд ли это сделал убегающий вор,. На окне нет ни
шторы, ни занавески; окно же в передней комнате плотно завешено
мешковиной на веревке.
— Чтобы из противоположного окна нельзя было заглянуть в
комнату. Это же так естественно. Любой деликатный человек...
— Вы думаете, это деликатность?
Пламя свечи дрогнуло и заколебалось. Джеффри поставил миску
на деревянный сундук, чтобы не задуло свечу, и опустился на коле-
но рядом с телом Грейс Делайт. Он внимательно рассмотрел гру-
бую, редкого плетения ткань рубахи, затем перевел взгляд на зеле-
ный платок, закрывающий лицо старухи.
— Платок этот — старый и грязный, но он из французского
шелка. И освещается комната не коптилкой, а свечой. А эта мис-
ка, — он дотронулся до ее края, — хоть и закопченная и на вид де-
шевая — из чистого серебра.
— Не хотите ли вы сказать, что эта старуха была вовсе не бед-
ная? И что у нес было припрятано много золота? И что это побу-
дило кого-то напасть на нее?
— Я говорю вам только то, что завтра должен буду честно и
откровенно рассказать судье Филдингу. Вы — как и он — должны
делать выводы сами. Вы умеете читать мои мысли: давайте!
— Пропадите вы пропадом!
485
— Пег...
— Иногда мне кажется, что я знаю вас, и я счастлива. Я так
счастлива, когда вижу, что вы — тот человек, которого я знаю.
А потом вы уходите куда-то, словно в тумане исчезаете. Что вам
за дело до этой женщины, скажите? Неужели... неужели все это
только для того, чтобы уберечь от скандала память вашего покой-
ного деда?
— Перестаньте! Это уж совсем никуда негодная романтика! Что
до меня, то пусть мой почтенный дедушка жарит себе хлебец на
адском огне. И эта старуха может отправляться туда же, хотя ее
мне даже жалко. — Он поднял голову н взглянул на Пег. — Мы
живем в жестоком, грубом и несправедливом мире, чтобы там ни
говорили о нем! Доктор Свифт1 это понимал. Потому-то он и умер
в сумасшедшем доме в Дублине. Есть люди, которые это понима-
ют: они еше сохранили остатки приличия. Сегодня я встретил од-
ного врача. По-моему, он из этих людей. Но их немного.
В основном...
— Перестаньте! — воскликнула Пег, и голос ее дрогнул. —
Умоляю вас, перестаньте! Вы слишком многого хотите от людей.
Ну почему вы не довольствуетесь тем, что есть люди, которым вы
дороги, которые готовы любить вас! Господи, ну имейте же со-
страдание... Ой, что вы делаете?
Неожиданно Джеффри склонился к самому лицу старухи, при-
крытому платком, просунул левую руку под плечи неподвижно ле-
жащего тела, а правую — под сгиб колен и поднял женщину с пола.
Голова ее откинулась, и зеленый платок соскользнул, обнажив лицо
с вылезшими из орбит глазами, искореженным ужасной гримасой
широко открытым ртом с табачными крошками, прилипшими к
верхней губе под самым носом.
В следующее мгновение голова в чепце исчезла из поля зрения
Пег. С большим усилием Джеффри поднял тело и перебросил через
плечо вниз головой.
— Она вздохнула! — сказал он, качнувшись, но сохраняя равно-
весие. — Очень тихо, но, готов поклясться, шелк заколебался. В ней
еше теплится жизнь или остатки ее. Если повезет, то с помошью
врача мы, возможно, сумеем привести ее в чувство.
— Джеффри, вам показалось. Она умерла. Я знаю... я видела
смерть.
— Я тоже. В нашем полку был человек, которого приговорили
к расстрелу. Он попросил не завязывать ему глаза. Еще не было
команды «пли!» — солдаты только подняли мушкеты, — а он
вскликнул и упал замертво. Но лицо его и конечности были
’Свифт, Джонатан (1667—1745) — английский писатель, автор «Путешествий
Гуливера», а также многочисленных памфлетов.
486
мягкие, неотвердевшие; в остальном все было так же, как здесь.
Если бы они не поверили, что он мертв, и на всякий случай добили
его выстрелом в ухо, ему пришлось бы ожить, прежде чем умереть
еще раз.
— Что вы собираетесь делать? Вы говорили, там, в соседней
комнате, есть матрац? Давайте я возьму свечу и посвечу вам.
Джеффри уже повернулся к ней, собираясь ответить, но вдруг
осекся; выражение лица его изменилось, глаза расширились.
— Нет, не трогайте! Я забыл. Не трогайте. Я обойдусь.
— Перестаньте! Что за глупость! Вам же будет...
— Мне будет лучше, если вы не станете трогать свечу. И ни при
каких обстоятельствах не пойдете в спальню.
— Но почему?
— Потому, что я так хочу. О Пег, неужели вы не можете послу-
шаться меня хотя бы в этом?
Чувства бурлили в этой комнате, расположенной над бурлящей
рекой. Пег вся дрожала, у нее перехватывало дыхание, но с места
она не двигалась.
Тяжело дыша, Джеффри пронес свою ношу в низкую дверь над
открытым люком. В спальне он взглянул только на маленький низ-
кий топчан с соломенным тюфяком, накрытым одеялом, который
стоял под занавешенным окном в передней части комнаты. Потом
быстро обвел взглядом всю комнату целиком. Даже при том, что
он привык читать при тусклом свете свечи (как и всякий человек
того времени, который вообще умел читать), глаза его могли раз-
личить лишь слабые очертания предметов.
Он опустил Грейс Делайт на тюфяк, положив ее на спину.
Мысль о собственной беспомощности привела его в отчаяние; по-
топтавшись на месте, он развел руками и направился в комнату,
где ожидала его Пег.
— Рассуждать я горазд, — сказал он девушке, — а на деле —
совершеннейший болван. Я понятия не имею, что нужно делать в
этом случае. Надеюсь, врач знает больше. Кто пойдет за ним? —
Никто не пойдет, — послышался чей-то голос.
В люке показалась голова мужчины, который не торопясь под-
нимался по лестнице, глядя на них.
И Пег, и Джеффри разом обернулись. Затем оба они отпрянули
от люка и отступили к сундуку. Сухопарый человек в камзоле гор-
чичного цвета и чулках в обтяжку легко выпрыгнул из люка, словно
акробат или персонаж пантомимы мистера Рича в театре «Ковент-
Гарден». Потом он не спеша направился к ним; его длинная левая
рука поигрывала эфесом рапиры.
— У вас что, приятель, кошки язык отъели? Что вас так изумля-
ет? Вы действительно думали, что я не пойду за вами?
— Нет, мистер Тониш, — отозвался Джеффри, — я не сомневал-
487
ся, что вы за нами последуете. Но сейчас дело не в этом. Я срочно
должен пойти...
— Вы никуда не пойдете, приятель, — перебил Хэмнит Тониш.
— Сэр, в комнате за вашей спиной лежит женщина: она при по-
следнем издыхании. Несколько минут пли даже секунд могут сто-
ить ей жизни. Мы должны успеть привести врача; это совсем неда-
леко. Ради Бога, сэр, позвольте мне пройти.
— Вы просите меня об этом?
— Если нужно, да.
— И это в тот момент, когда мне предстоит преподать вам
урок хороших манер и выдрать за ваше поведение по отношению
к моей сестре? Я понимаю, драться вы не станете. Но рапира мо-
жет прекрасно заменить кнут. Отступаете? То-то!
— Нет никаких доводов, которые на вас подействуют? Я ничем
нс могу вас убедить?
— Вы полагаете, что можете?
— Ну что ж, — произнес Джеффри, левой рукой перебрасывая
за спину ножны, висящие на вышитом темляке у него на поясе, —
вы этого хотели. Вашу шпагу!
— Что вы сказали?
— Вы не скупились на угрозы, мистер Тониш. Теперь вам при-
дется оправдать их. Вашу шпагу!
Два клинка бесшумно покинули кожаные ножны с прокладкой
из шерстяной ткани. Джеффри отступил еще на шаг и стал подле
сундука: теперь противники были слишком далеко друг от друга,
чтобы нападать. Но Хэмнит Тониш и не собирался этого делать.
Он вдруг резким движением от левого плеча перерубил горящую
свечу.
Свеча взметнулась вверх и погасла; задребезжала по деревянно-
му полу металлическая миска.
— Остановитесь, вы убьете друг друга! Остановитесь, останови-
тесь, — кричала Пег, и этот пронзительный крик перешел в вопль
отчаяния.
Услышав, что противник двинулся на него, Джеффри чуть от-
клонил корпус.
Взошла луна, и свет ее проник в комнату сквозь мутные волнис-
тые стекла в округленных рамках окна. Хэмнит Тониш стоял, де-
ржа шпагу в высоко поднятой правой руке, которая была слегка
согнута в запястье. В тот момент, когда комната озарилась светом
луны, он резко шагнул вперед и, согнув правую ногу в колене, сде-
лал сильный выпад, задев правую часть груди своего противника.
Сталь ударилась о сталь, высекая синие искры под чашками ра-
пир. Покрываясь потом, Джеффри парировал удары, отводя клинок
противника в сторону и стараясь проткнуть ему запястье. Это ему
нс удавалось, ио и Хэмнит Тониш не мог поразить его.
488
Возможно, все дело было в неправильном освещении, но со сто-
роны могло показаться, что мистер Тониш, не сумев проткнуть
Джеффри легкое, начал вести себя как-то неуверенно, даже неловко.
Он вполне прилично отбивал встречные удары, в должной мере со-
храняя при этом «изящную осанку», как учил сеньор Малевольти
Анджело с Карлайл-стрит в Сохо. Однако реакция у него была за-
медленная и еще медленнее — особенно для такого проворного че-
ловека — были его собственные выпады.
Ударом сверху вниз Джеффри парировал очередной выпад про-
тивника, отвел его шпагу движением снизу вверх и вновь направил
свой клинок в руку мистера Тониша. Острие его шпаги достигло
цели, глубоко вонзившись в отведенное в сторону запястье.
Хэмнит Тониш стоял, широко открыв рот, и имел чрезвычайно
глупый вид. Рапира с позолоченной чашкой выпала из его ослабев-
шей руки и, дребезжа, покатилась по полу. Темная жидкость — при
свете луны видно было, что это кровь, — мгновенно залила его за-
пястье и манжет. Мистер Тониш с удивлением разглядывал рану.
Гримаса исказила его лицо, но это был не страх, скорее — изумле-
ние, ярость, причина которой лежала где-то глубоко, и он сам, ви-
димо, не вполне понимал ее. Но он повернулся и побежал, побежал
к люку, сейчас невидимому. Вопль, который раздался, когда всей
тяжестью своей он ощутил пустоту над почти вертикальной лестни-
цей, напомнил горловой крик, услышанный незадолго до того мо-
лодыми людьми. Внизу в коридоре раздался грохот, и все стихло.
Джеффри стоял неподвижно, опустив голову. Пот залил все его
тело и голову под париком. Он не произнес ни слова; молчание — и
очень некстати — нарушила Пег.
— Вы победили его! — вскричала она, всплеснув руками; слезы
брызнули из ее глаз. — Я так боялась за вас; я чуть не умерла!
Но вы не побежали! И победили его!
— Замолчите, Пег!
— Вы рисковали...
Замолчите, не говорите глупостей! Ничем я не рисковал.
Полой камзола он вытер кровь с клинка.
— Этот грубиян не умеет фехтовать, по крайней мере очень пло-
хо фехтует. Вы разве не помните, что говорил ваш дядюшка? Мало
кто знает, как обращаться со шпагой. И это правда: дуэли нужны
им не больше, чем мне. Хэмнит Тониш обязан своей репутацией
надменному виду и поведению: никто не осмеливался вызвать его.
Наверное, он взял пару уроков у Анджело — и после этого решил,
что непобедим. Вот и все.
— Но вы-то его вызвали. И вы не могли знать всего этого.
— Как это не мог? Каким надо быть болваном, чтобы этого
нс понять! Сегодня в «Золотом Кресте» он замахнулся на меня ра-
пирой, как бы намереваясь не поранить, но просто хлестнуть
489
меня по голове. При этом он отвел руку. Какой фехтовальщик по-
зволит себе такую глупость? Человеку опытному вполне хватило
бы времени достать шпагу и проткнуть его.
— Значит, вы совсем не боялись!
— Поверьте, Пег, ужасно боялся! Случайный выпад новичка мо-
жет достать самого Анджело.
— А я думала, вы вели себя как герой. Клянусь Богом, так и
думала. Но если я ошиблась, неужели нельзя было притвориться,
чтобы я продолжала восхищаться вами?
— Пег, Пег, когда вы перестанете актерствовать?
— Актерствовать? — воскликнула изумленная девушка.
— Да, сударыня. Решите наконец, каким вы хотте видеть меня.
— Нет уж! Это вы решите, какой вы хотите меня видеть. Я ста-
раюсь быть любящей — так мне хочется: вам это не по нраву. Пы-
таюсь вас побудить к чему-то — еще хуже. Честно и откровенно
говорю, что лишилась рассудка — этого вы и совсем не желаете
терпеть. Ну что делать бедной дурочке с таким человеком?
— Я... я должен вам признаться, Пег, со мной бывает нелегко.
— Нелегко? Просто безнадежно! На всей земле нет человека
труднее. А сейчас вы совершили убийство. Да-да, вы убили челове-
ка; он лежит там, внизу. Так что здесь сейчас двое уже умерших
или умирающих.
Выражение лица Джеффри переменилось.
— Двое, — повторил он. — Верно, двое. Хорошо, что вы мне
напомнили.
Лунный свет, льющийся через неровное стекло, исчертил его ли-
цо волнистыми линиями. Джеффри стоял, раскачиваясь из стороны
в сторону: может быть, его мучила рана, а может быть, он просто
искал кремень и кресало. Потом он вложил шпагу в ножны. Но
то, что Джеффри сделал в следующий момент, могло показаться
безумием. Он кинулся в переднюю часть комнаты, сорвал с веревки
мешковину, закрывающую окно, и обмотал ветхой тканью кулак
правой руки. Звон посыпавшихся стекол, раздавшийся, когда Джеф-
фри саданул по закрытому окну, должно быть, разбудил жителей,
которые еще оставались на Лондонском мосту. Осколки старого
хрупкого неровного стекла вылетели из свинцовых переплетов, упа-
ли частью на улицу, а частью - в комнату, к ногам Джеффри.
Джеффри выбрал осколок покрупней, протер его мешковиной,
а затем поспешил туда, где рядом с рапирой Хэмнита Тониша ле-
жала упавшая свеча. Хотя, упав на пол, она погнулась, из нее все
же торчал кончик фитиля.
— Побудьте здесь, — приказал Джеффри. — Должна же она
была разжигать огонь. Там, в спальне, я помню...
Пробравшись в темноте через спальню, он обнаружил в дальнем
ее конце небольшой кирпичный камин, находившийся на таком же
490
расстоянии от стены, что и заднее окно в первой комнате. Пошарив
в камине, Джеффри наткнулся на маленькую трутницу. Вспыхнула
искра, занялась промасленная тряпка. Запалив погнутую свечу,
Джеффри подошел к телу старухи и поднес осколок стекла к ее пе-
рекошенному рту.
Потом он стоял нс двигаясь, опустив голову.
Показалось ли ему, что дрогнули ее губы? Он и сам сейчас не
знал этого. Не знал и потом, пока не начал подозревать все на
свете. Но к тому времени у него появились новые основания
поносить себя. Сейчас сомнений, что старуха мертва, больше
не оставалось.
В соседней комнате забеспокоилась Пег. Под сводчатым кры-
тым проходом Лондонского моста зазвучали тяжелые шаги и по-
слышались голоса людей, направляющихся к дому.
Горячий воск, капнувший на руку Джеффри, вывел его из задум-
чивости. Оставалось еще одно дело, которое нужно было сделать
тайно, и Джеффри спешил закончить его, прежде чем перейти в
другую комнату, где ждала его Пег.
В этот момент снизу послышался хриплый молодой голос, кото-
рый Джеффри тотчас же узнал.
— Оставайтесь на месте! — приказал этот голос. — Все, кто
есть в доме с выбитым окном и незапертой дверью, оставайтесь
на месте! Ты, Джонсон... — Тут капитан Первого гвардейского пе-
хотного полка Тобайас Бересфорд, видимо, обратился к кому-то
у себя за спиной, — ...ты распахни дверь, а ты, Макэндрю, оста-
вайся со мной. Эй, кто там в доме! Покажитесь и назовите себя.
Слышите вы меня?
Глава 5
В «ВОЛШЕБНОМ ПЕРЕ» ПЕРЕД ВЫБОРОМ
Джеффри отодвинул шпингалет окна в передней комнате и рас-
пахнул правую створку с выбитым стеклом.
— Не спеши, Табби, — крикнул он. — Здесь нет никаких злоу-
мышленников.
Ослепительно яркий свет двух фонарей освещал Табби Бересфор-
да и двух гвардейцев в гренадерских шапках. Один фонарь был в
руке гвардейца, другой держал сам Табби, алый, со светло-коричне-
вым мундир которого еще более выделялся благодаря черным бот-
фортам и треуголке. Другой гвардеец, с кремневым мушкетом
«Браун Бесс», распахнул входную дверь.
— Черт! — произнес Табби, поднимая голову. — Черт! Я мог
бы догадаться.
Ему было явно не по себе. Его опухшие глаза бегали, как будто
491
высматривая что-то в облупившихся закрытых лавчонках на другой
стороне моста.
— Слушай, Джефф. Не знаю, что у тебя здесь за дела. Я ведь
предупреждал, чтобы ты не задерживался на мосту. Но раз уж ты
полез куда не следовало, то дружба дружбой, а придется тебе про-
вести ночь в караулке.
— Надеюсь, не придется, Табби.
— Как это? Я на- службе и...
— Я тоже на службе, — перебил его Джеффри, слегка отступая
от истины. — Но твой пост в Саутуорке, а ты что-то далеко от
него.
— Так-то оно так. Но что поделаешь, если капитан, Майк Корт-
ланд, — Табби ткнул пальцем куда-то на север, в сторону Сити,
где, видимо, находился второй пост, - если капитан Майк Корт-
ланд ленится выставлять часовых или, может, щадит чувства своих
солдат? Но в чем дело, Джефф? Черт возьми, ты весь в грязи. Что
случилось?
— Там внизу, в коридоре, лежит человек. Возможно, он оглушен
и без сознания.
— Сэр, — вмешался гвардеец с мушкетом. — Сэр или лучше
ты, Макэндрю. Посвети-ка сюда!
Второй гвардеец поднял фонарь, и через минуту из коридора по-
слышалось:
— Здесь никого нет, сэр! Но от лестницы к входной двери идут
следы крови.
— Значит, уполз, — сказал Джеффри. — Я не слышал. Но, ви-
димо, рана его оказалась легче унижения.
— Кто уполз?— спросил капитан Бересфорд. — Последний раз
спрашиваю, Джефф, что здесь произошло?
— Один человек затеял со мной ссору. Как я ни пытался остано-
вить его, ничего не вышло. Пришлось проткнуть ему руку. У меня
не было выхода.
— Значит, поединок! И ты говоришь, никто не нарушал закон.
Черт возьми, Джефф, дело пахнет Ньюгейтом*. Теперь у меня нет
выхода.*
— Табби, выслушай меня. Покуда не объявлено военное положе-
ние — а оно не было объявлено, — всякое нарушение порядка нахо-
дится в ведении магистрата на Боустрит. В случае надобности воен-
ные должны оказывать содействие ему или лицу, им назначенному.
Об этом ты осведомлен, не так ли?
— Да, правильно, но...
— Ив данном случае, — продолжал Джеффри, снова несколько
1 Н ыо г е й т — знаменитая лондонская тюрьма, где вплоть до середины
XIX в. публично вешали заключенных. Снесена в 1902 г.
492
отступая от истины, — я и есть то самое лицо. Это, не сомнева-
юсь, тебе тоже известно. Во всяком случае, зная меня, ты мог бы
догадаться.
По невольному движению темных бровей капитана Бересфорда
можно было догадаться, что он испытал некоторое облегчение.
— Что ж ты, черт тебя побери, раньше не сказал? — спросил
он. — Я, конечно же, догадывался. Но как я мог знать наверняка?
Стало быть, ты берешь всю ответственность на себя?
— Беру.
— И сам доложишь обо всем старику Филдингу?
— Старику? Судье Филдингу тридцать шесть лет — не более
того.
— Разорви мне задницу! Неужели? — изумился Тобайас Берес-
форд. — Впрочем, тоже немало. Хотя держится он, будто ему
пятьдесят и он, по меньшей мере, камергер при дворе.
— Он — слепой, Табби. У судьи Филдинга тщеславия не мень-
ше, чем у других, он не пользуется всеобщей любовью. Но человек
он порядочный, а доброты в нем больше, чем он позволяет себе
выказывать.
— Доброты? Ах, доброты! Ну что ж, пусть будет так. Что до
нынешнего нашего дела, то я не стану вмешиваться, если только
ты берешь ответственность на себя.
— Беру. И не только за Хэмнита Тониша...
— За... кого?
— Хэмнита Тониша. С которым у меня была стычка. Ты что,
знаком с ним, Табби? Наверное, в карты играл? И, подобно мно-
гим, неудачно?
На мгновение показалось, что пламя фонарей дрогнуло, но
только на мгновение, поскольку фонари продолжали гореть ровным
спокойным светом. Но вот капитан Бересфорд резко поднял свой
фонарь, намереваясь осветить лицо Джеффри, и на секунду осветил
свое собственное лицо. В голове Джеффри прочно запечатлелись
вывески на другой стороне моста: «Две библии» на давно забро-
шенной книжной лавке — мало кого на Лондонском мосту интере-
совали книги; «Милая суета» на магазине зеркал, также оставленно-
го хозяином; и вывеску на одной из швейных мастерских под назва-
нием «Вязальная спица», в которой еще работали днем, хотя сейчас
окна ее были закрыты ставнями. Все эти вывески, проржавевшие,
с облупившейся краской, составляли мрачный фон, на котором яр-
ким пятном выделялся мундир Табби Бересфорда.
— Мои дела — это мои дела, Джефф, — отрезал последний.
— Это не ответ.
— И тем не менее. Если ты проткнул руку Хэмниту Тонишу,
а не кому другому... Так вот, я говорю, если это был Хэмнит
Тониш...
493
— Хэмнит Тониш — забияка и хвастун, Табби. Фехтовальщик
он никакой. Его нечего бояться.
— Возможно, возможно. Были такие подозрения. Но у него есть
приятель, майор Скелли, улыбчивый такой. Так вот он — действи-
тельно фехтовальщик. И при первой же встрече выпустит из тебя
кишки. Поберегись, Джефф.
— Мне есть чего беречься, Табби. Есть веши и похуже.
— Как так? Что там еще?
— Не там, а здесь. Мертвая старуха. И мне нужно мнение
врача. Если она умерла не от ран, значит, от ужаса, от того,
что явилось ей. Или же от того, что можно назвать явлением
Господним.
Табби Бересфорд длинно и замысловато выругался. Гвардеец с
мушкетом отпрянул от двери. Джеффри вдруг перестал следить за
реакцией Тобайса и повернул голову; он прислушивался к звуку ша-
гов, которые на сей раз приближались со стороны Лондона. По-
следние слова Джеффри произносил, возвысив голос, но осекся в
тот момент, когда в свете фонаря появился доктор Эйбил.
Хотя в руках доктора была трость с медным набалдашником,
а также деревянный ящик с инструментами и склянками — атри-
буты его профессии, капитан Бересфорд, по той или иной причине,
был слишком вне себя, чтобы обратить на это внимание.
— Веселенькая, клянусь, история! — пробасил он. — Похоже,
все в этот час решили погулять по Лондонскому мосту. Кто вы,
приятель? Что вам здесь нужно?
— Сэр, — ответил пришелец, — я живу здесь. Мой дом пример-
но в сотне ярдов отсюда. Как вы можете заметить, я доктор ме-
дицины.
— Ах так!
— Вам совсем необязательно напоминать мне, капитан, — с го-
речью произнес доктор Эйбил, верно интерпретируя взгляд, бро-
шенный на него, — про то, что занятие мое невысоко ценится.
Я прошу вас избавить меня от насмешек по поводу моей профес-
сии. Сегодня, поверьте, я уже достаточно выслушал их от одного
духовного лица, пожелавшего составить мне компанию. Каким бы
низким ни было мое ремесло, я отдаю ему все силы.
— Ну что вы, право, — пробурчал капитан Бересфорд, вспоми-
ная о хороших манерах, обычно ему присущих, — я не хотел вас
обидеть. Ремесло совсем не такое уж низкое, как, скажем, у хирур-
га. К тому же и Джефф Уинн говорит, что ему нужна помощь вра-
ча, — гак что, с Богом! — поступайте в его распоряжение! С вами,
вы говорите, священник? — Уже нет.— При этом доктор Эйбил
поднял голову и увидел в окне Джеффри. — В этом, мой молодой
господин, причина того, что я задержался.
— Доктор, доктор, не нужно извиняться!
494
— Боюсь, что нужно. Сначала достопочтенный мистер Стерн
настоял, чтобы мы взяли еще бутылку. Это, как он сказал, придаст
нам смелости, чтобы идти сюда. За бутылкой он вспомнил — или
сделал вид, что вспомнил, — что ему предстоит еще визит к весе-
ленькой чипсайдской вдовушке, и, качаясь, отправился искать но-
силки. Вот почему, хотя я и обещал клятвенно, что тотчас после-
дую за вами и молодой дамой.
— Молодой дамой? — поинтересовался капитан Бересфорд. —
Какой такой дамой?
— Прошу прощения, сэр, — вмешался гвардеец с «Браун Бесс»
в руках, — но не лучше ли вам вернуться на пост?
— Прошу прощения, сэр, — сказал гвардеец с фонарем, — по-
моему, он говорит дело.
— По-моему, тоже, Табби, — сказал Джеффри, у которого
опять стали сдавать нервы. — Здесь действительно была одна мо-
лодая дама, но она давно ушла. Потом — это несущественно. Я же
сказал, что все беру на себя.
Капитан Бересфорд хлопнул себя по бедру, на котором висела
шпага, и подозрительно оглядел присутствующих.
— Да? Так-таки и берешь? Слушай, Джефф, если ты думаешь,
что я удовольствуюсь побасенками о том, что здесь произошло, то
скажу тебе прямо: нет. Я, конечно, уйду. Но не на пост. А пойду
я к капитану Кортланду. И спрошу, знает ли он хоть что-нибудь
из того, что «должно» быть известно мне. Джонсон, Макэндрю,
за мной!
— Как пожелаешь, Табби. Только прошу тебя нижайше, прежде
чем отправишься, оставь один фонарь доктору Эйбилу.
— Один фонарь? Нет! Это еще зачем?
— Это тоже как пожелаешь. Мне, правда, казалось, что ты не
настолько боишься привидений, чтобы пройти по мосту всего с
одним фонарем.
— Боюсь? Я? Макэндрю! Отдай свой фонарь доктору!
— Сэр...
— Ты слышал?
И Табби Бересфорд выхватил у гвардейца фонарь, причем столь
поспешно, что горячий металл обжег ему пальцы. Он перебросил
фонарь доктору Эйбилу, который, бросив безучастный взгляд на
верхнее окно, принял его, взяв в руку, в которой была трость.
Понаблюдав эту бешеную пляску двух огней внизу, Джеффри
отступил в глубь комнаты. Сквозняк, образовавшийся между двумя
окнами: одним — с раскрытой створкой, другим — с выбитым
стеклом, затушил свечу. Пятясь задом, Джеффри прошел через
темноту, миновал освещенное луной пространство и добрался до
комнаты, где в напряжении ожидала его Пег. Она уже готова была
разрыдаться в голос, но Джеффри предупредил это:
495
— Подождите, — произнес он шепотом. — Сейчас они уйдут.
Когда шаги затихнут, идите за мной по лестнице и ступайте к
выходу.
— Боже милостивый! — прошептала Пег. — Разве я совершила
какое-то преступление? Разве все еще нужно прятать меня?
— Вполне возможно, что нужно. Я не уверен, что наши дела с
Хэмнитом Тонишем закончены.
— Но вы победили его. Он бежал.
— И все проблемы решены. Как в дамских историях со счастли-
вым концом. Поверьте, все не так просто. Ну, Пег...
Внизу, в коридоре, спиной к выходу стоял доктор Джордж Эй-
бил с фонарем в руках. Заметив пятна крови на полу, он весь на-
прягся и поднял фонарь повыше.
— Сэр, — начал доктор, кашлянув, — вы ведь говорили,что ста-
руха, которая жила здесь, мертва.
— Мертва.
— И умерла от ужаса?
— Думаю, да. Хотя наверняка не знаю.
— Но откуда кровь на полу?
— Это не ее кровь. Доктор, позвольте я представлю вас мисс
Ролстон. По ее словам, вы беседовали с ней в «Винограднике».
И проявили к ней участие, когда она в этом весьма нуждалась.
— Молодой человек, проявлять участие — моя профессия. Один
Господь знает, сколь часто это — единственное, что я могу дать
людям. Но вы, сударыня, поверьте, что я готов покорнейше слу-
жить вам.
— В это, доктор, поверю я, — сказал Джеффри. — Итак...
Пройдя мимо доктора, он подошел к входной двери и закрыл
ее. Затем поднял с пола деревянный брус и вставил его в гнезда.
«Если бы дверь была заперта, — размышлял он с горечью, — все
течение сегодняшних событий могло бы не привести к столь траги-
ческой развязке».
— Там, в «Винограднике», — продолжал он, — я кое-что рас-
сказал вам. Если тогда я поведал вам лишь малую часть и сейчас
собираюсь немногое добавить к сказанному, то объясняется это —
отчасти, по крайней мере, — недостатком времени. — Время имеет
значение, сэр?
— Да. Выслушайте меня, пожалуйста. Мы с мисс Ролстон вме-
сте вошли в этот дом, когда услышали крик Грейс Делайт. Или,
во всяком случае...
На мгновение он замолчал, бросив взгляд на пятна крови у лест-
ницы, но потом, как бы отмахнувшись от навязчивой мысли, кото-
рая начала преследовать его, продолжал:
— Мы нашли ее мертвой или умирающей — это вам предстоит
определить; выражение лица ее было ужасно. Но никаких видимых
496
следов насилия не наблюдалось. Потом в дело вмешался один
джентльмен, некий Хэмнит Тониш; он вращается в самом высшем
обществе — принят при Сент-Джеймсском дворе1, бывает в Кен-
сингтонском дворце1 2. Как он туда проник — никто не знает; види-
мо, об этом позаботилась его сестрица. Тониш — грубиян и карточ-
ный шулер, но человек очень скользкий, так что поймать его до
сих пор не удалось.
— Джеффри! — воскликнула Пег. — Мне отвратителен этот
мерзкий тип. Но уверены ли вы в том, что говорите? Я никогда
не слышала ничего подобного.
— Возможно. Но вы должны были видеть его руки: это руки
шулера, а не фехтовальщика. Вы должны были видеть также широ-
кие рукава и манжеты его камзола.
— У всех так: кружева, потом — широкие манжеты. У вас
такие же.
— Но у меня, Пег, рукава — без проволочных распорок изнут-
ри. Я не прячу туда карты. А знаю я все это, доктор Эйбил, пото-
му что я сыщик с Боу-стрит.
— Стражник? Перестаньте! Не «чарли» же вы какой-нибудь.
— Нет, хотя я наделен теми же полномочиями — я могу аресто-
вать человека и препроводить его в тюрьму. Я, доктор, из тех пре-
зренных людей, что делают это за иудины деньги.
— И вы этим похваляетесь?
— Иногда. Но слушайте дальше. Итак, в дело вмешался Хэмнит
Тониш. Между нами произошла стычка, п я его ранил. Он утверж-
дал, что пошел за мной, желая отомстить за оскорбление, которое
я нанес его сестре. Но это неправда. Он пошел, так как знал, что
я выведу его на девушку. И если кому и угрожает тюрьма, так это
самой Пег Ролстон.
— Тюрьма! — выдохнула Пег. Она отступила на шаг; бледность
разлилась по ее лицу, и блеск огромных черных глаз стал еще за-
метнее. — Фи! Вы сошли с ума!
— Нет. Вас не было там, наверху, в «Золотом Кресте», и вы
не слышали, что приготовила вам милейшая госпожа Крессвелл.
И я вовсе не сошел с ума, хотя не исключаю — и очень надеюсь
на это, — что ошибаюсь.
— Если так, то стоило ли понапрасну пугать эту юную ле-
ди? — вмешался доктор Эйбил. — Разве она совершила преступле-
ние? Разве можно в чем-то обвинить ее?
— Никто не обвинит ее в уголовном преступлении и не от-
правит в Ньюгейтскую тюрьму. Но возможно обвинение менее
1 С с н т - Д ж с й м с ск и й . a d о р — английский королевский двор, назван-
ный так по Сент-Джеймсскому дворцу, бывшей королевской резиденции.
2 К с н с и н г т о н с к и й дворец — один из королевских дворцов в Лондоне
497
серьезное и к тому же ложное. И если кто-то решится выступить
с ним перед магистратом, ей грозит Брайдвелл1.
— Невероятно, сэр!
— Вы действительно так считаете, доктор?
— Да. Даже в таком ужасном мире, как наш. Юные леди благо-
родного происхождения и воспитания не сидят в Брайлвелле, не
треплют коноплю и ие щиплют паклю, как какие-нибудь... какие-
нибудь... — Доктор Эйбил осекся. — А ее родители? Ее друзья?
Ведь есть же кто-то, кто отвечает за нее?
— Никого, — твердо произнесла Пег. — Раньше я думала, что
есть, я молилась, чтобы так и было, но теперь я знаю наверняка:
у меня нет никого.
— Пег, умоляю вас!...
— Брайдвелл! — воскликнула девушка так, будто почувствова-
ла, что паук забрался ей под платье. — Брайдвелл. А чем еше они
там занимаются, вы знаете?
— Знаю. Но сейчас я возлагаю все надежды на вашего дядюшку.
Уж он-то вас любит, и он один может распоряжаться вашей судь-
бой. Я только предполагаю самое худшее.
— Будем исходить из самого худшего, — сказал доктор Эй-
бил, — но давайте все же решим, что нам делать. Скажите, моло-
дой человек, почему вы все это мне рассказываете? И какую по-
мощь я могу оказать вам?
— Для начала вы можете сказать, — если знаете, — как умерла
Грейс Делайт. Во всяком случае, есть ли на ее теле раны. Затем,
если вы соблаговолите, вы можете отвести мисс Ролстон к себе до-
мой и побыть с ней минут пять — десять или, может быть, пят-
надцать—двадцать, пока я осмотрю комнаты наверху.
Глаза доктора на его широком лице под поношенным пари-
ком утратили вдруг всякое выражение. Словно слепой, он стоял
перед ними, сжимая в руках фонарь, трость и ящик с инстру-
ментами.
— Доктор, — произнес Джеффри в отчаянйи, — я понимаю,
сколь значительна моя просьба. Но, клянусь, нет другого способа
уберечь Пег от двух гнусных негодяев или — если суждено случить-
ся самому худшему — от месяца в Брайдвелле, где она окажется
на положении обычной шлюхи.
— Обычной...
— Да. Простите меня за грубость. Вы поможете нам?
— Я вам помогу.
Полой камзола, чтобы не обжечь пальцы, Джеффри взялся за
крышку фонаря, открыл его и поднес свою восковую свечу к силь-
ному высокому пламени, которое.горело в нем. Затем он протянул
1 Брайдвелл - исправительный дом в Лондоне. Существовал до 1863 г.
498
свечу Пег, которая взяла ее так неуверенно, что чуть не уронила
на пол.
— Сейчас, доктор, мы пойдем наверх. Посветите мне, пожалуй-
ста. Пег останется здесь.
— Здесь? Одна? В это время? Вы не поступите со мной так!
— Боюсь, придется.
— Ну что ж, идите! — гневно воскликнула девушка. — Идите,
и будьте вы прокляты. Не нужно мне вашего лживого сочув-
ствия — ни сейчас, ни впредь!
— Молодой человек...
— Вот лестница, доктор.
Почти на ощупь, но довольно проворно, несмотря на трудный
подъем, доктор Эйбил вскарабкался по ступенькам. Также ничего
не видя, ослепленный светом фонаря, он повернулся лицом к задней
стене комнаты и стоял так, пока Джеффри не провел его в спальню.
Джеффри нелегко было это сделать. Снизу доносились горькие
рыдания Пег, которая не знала, что ее ждет, и была вне себя от
ужаса. Джеффри слышал, как она в ярости лупит кулаками по сте-
не. Но он запретил себе прислушиваться. Доктор Эйбил также от-
ключился от всего постороннего и склонился над жуткой фигурой,
лежащей на постели, полностью сосредоточившись на осмотре по-
койной.
Он передал фонарь Джеффри, поставил на пол трость и ящик
с инструментами и надел круглые очки. Рассеянное выражение
мгновенно покинуло его некрасивое широкое умное лицо, которое
стало еще более широким и красным. Закончив осмотр, он снова
перевернул старуху на спину, закрыл остекленевшие глаза, положил
на каждый по пенсу и выпрямился.
— Никаких ран нет. Во всяком случае...
— Во всяком случае, доктор, вы их не видите, и только?
— Сэр, — ответил доктор Эйбил, выпрямляясь еще более. —
Я не стал бы клясться в этом перед престолом Всевышнего.
Но я готов присягнуть в этом перед приходским секретарем и буду
спокойно ожидать приговора, который не вызывает у меня сомне-
нии. Колотая рана в сердце, например, может иногда явиться при-
чиной выражения ужаса на лице или такого же, как в данном слу-
чае, отвердения мышц. Но раны нет. Шок исходил из ее сознания;
оно — под действием страха — вызвало остановку сердца.
— Вы говорите, что знали покойную. Обращалась она к вам по
поводу своего здоровья?
— Да, я бывал здесь неоднократно.
— Было ли это в связи с сердечным заболеванием? Таким, при
котором внезапный испуг может стать причиной смерти?
— Нет, я навещал ее по поводу водянки. Я убеждал ее обра-
титься к хирургу, чтобы сделать прокол. Но она отказывалась,
499
хотя прокол при водянке — абсолютно пустячная операция. Я же
мог только пользовать ее дегтярной водой епископа Беркли, кото-
рая бесполезна в данном случае. — Доктор Эйбил опустил голо-
ву. — Но, конечно, водянка могла ослабить ее сердце. А сейчас луч-
ше бы закрыть ей лицо и покрыть чем-нибудь пристойным. Есть
здесь какие-нибудь постельные принадлежности?
— Есть одеяло. Но оно использовано для других целей. Когда
под окнами послышались крики Табби Бересфорда, я прикрыл им
картину там, в углу.
Собеседник Джеффри на мгновение онемел, словно от удара.
— Картину? Какую картину?
— Сейчас вы ее увидите, — сказал Джеффри. — Но говорите ти-
ше. Нас не должны слышать.
Он приподнял фонарь.
Бросились врассыпную крысы. Стала видна еще одна крутая
лестница и люк, ведущий в заброшенный книжный склад. В углу
рядом с камином стояла прислоненная к стене картина без рамы,
только на подрамнике. Это был поясной портрет, который Джеф-
фри еше раньше поставил сюда, прикрыв ветхим засаленным одея-
лом. Твердо ступая, Джеффри подошел к картине и обернулся.
— Доктор, — продолжал он. — Как вы уже догадались, есть не-
кая тайна, связанная с мертвой старухой.
— Несомненно. Хотя какого рода тайна? Мне казалось, что она
получила кое-какое образование. Говорили, что она скупа. Но мож-
но ли говорить о скупости соседа, когда все тут, на мосту, — ни-
щие? Когда я был здесь две недели назад, картины не было.
— Я думаю, была. Она находилась в шкафу. Не хотите ли
взглянуть на Грейс Делайт в расцвете красоты, примерно шесть-
десят лет назад? Узнали бы вы ее, если бы увидели ее изобра-
жение?
— Узнал бы? — в негодовании воскликнул доктор Эйбил. —
О чем вы говорите, сэр? Я прожил на этом свете чуть больше пяти
десятилетий. И не так стар, как вы, судя по всему, думаете.
— Верно, — согласился Джеффри, в смущении покусывая ног-
ти. — Верно. Ради Бога, простите. У меня в голове был другой че-
ловек, вполне подходящий по возрасту. Вам знакомо фойе театра
«Ковент-Гарден»?1 — Я редко хожу в театр, мистер Уинн. И осо-
бенно избегаю театральных фойе.
— Вы сектант? Методист? Презираете всякое лицедейство?
— Ну, сказать по правде, вид актрис, которые мелькают в фойе
полуодетыми, с грудями наружу, не по мне. Вам это кажется
смешным?
'«Ковент-Гарден» — Королевский опорный театр, расположенный
вблизи Ковент-гарденского рынка.
500
— Нет, просто откровенным. Те же самые мысли высказывал
«словарник» Джонсон1, человек высочайших моральных принци-
пов. Но не это сейчас важно.
Он начал ходить взад-вперед перед картиной, все еще не снимая
с нее одеяло.
— Похожая картина, — не такая же, но похожая — висит в фойе
театра «Ковент-Гарден». На ней изображена миссис Брейсгердл* 2,
в спектакле «Любовь за любовь»3, который шел в конце прошлого
века.
— Миссис Брейсгердл? Анна Брейсгердл?
— Значит, вам знакомо это имя?
— Оно знакомо всем. Говорят, у нее было доброе сердце. И это
единственная из актрис, которая отличалась добродетельностью.
Еше молодой она оставила сцену. А похоронена она в Аббатстве4.
На этом портрете, — доктор Эйбил указал на картину, — тоже
она?
— Нет. Ее младшая сестра. По поводу святости Анны высказы-
вались кое-какие сомнения; что же касается ее сестры, то тут все
было ясно. Ребекка Брейсгердл, которая взяла себе имя Грейс Де-
лайт, скаредностью своей превосходила любого ростовщика с Мин-
синг-лейн, а распущенностью — последнюю ковент-гарденскую
шлюху. А теперь взгляните, что привело меня в такое замеша-
тельство.
Он отбросил одеяло с холста.
Вся флегматичность доктора Эйбила мгновенно улетучилась:
— Но ведь это...
— Ради Бога, не так громко! Говорите тише.
Женское лицо, фигура женщины возникли, словно живые. Шел-
ковое платье, оранжевое с голубым, было модным в те времена,
когда король Вильгельм5 заходился астматическим кашлем в Хэмп-
тон-корте6. Громадная паутина из брильянтов окружала ее шею и
спускалась в прорезь лифа. Голова ее была слегка откинута назад,
на губах играла улыбка, белизну кожи оттеняли завитые колечками
локоны волос. И лицо и фигура принадлежали Пег Ролстон.
— Молодой человек, — произнес доктор Эйбил,— я начинаю
понимать.
— Нет, доктор. Слушайте дальше.
'Джонсон Сэмюэл (1709—1784) — англиЛскиП писатель и Лексикограф.
2Брсйсгердл Анна (1673/4?—1748) — знаменитая англкПская актриса;
трала а пьесах У. Конгрива (1670—1729), что немало способствовало их успеху.
3 Пьеса У. Конгрива, поставленная в .1695 г.
4 Имеется в виду Вестминстерское аббатство, гле похоронены многие выдающи-
еся люди.
3 В и л ьгел ьм II! (1650—1702) — штатгальтер Голландии (1672—1702), ко-
роль Англии (1689—1702).
6 Королевская резиденция до 1760 г.
501
— Я жду с нетерпением.
— В течение многих лет, — продолжал Джеффри, — мой дед
любил одну женщину. Он истратил на ее капризы целое состояние.
Повесил на нее половину сокровищ Голконды. А когда у нее вокруг
глаз появились первые морщинки и она вдруг увлеклась человеком
помоложе, он отправился в турецкие бани н там, в теплой ванне,
перерезал себе горло.
— Теперь я кое-что понимаю. Вы любите мисс Ролстон, эго
ясно.
— А если и так?
— Жаль, если так. Она в кровном родстве со старухой, которая
умерла здесь. Значит, у вас с девушкой вполне мог быть общий
предок, и тогда вы тоже кровные родственники.
— Нет, доктор. Нет, говорю я вам! Я все тщательно проверил.
Мы вовсе не родственники.
— Тогда не о чем беспокоиться, не так ли? Вы говорили об этом
самой мисс Ролстон? Показывали ей портрет?
— Нет, черт возьми! Я думал об этом. Я хотел. Но в последний
момент не решился.
— При ваших чувствах, женились бы вы на девушке?
— Почему бы и нет? Даже если предположить невероятное, на-
ше родство не такое уж близкое. И она никогда ничего не узнает
от меня.
— А если она узнает это от кого-то другого? А рано или поздно
так и случится. Что тогда?
— Не знаю.
— Молодой человек, — начал доктор Эйбил, устало потирая ла-
донью лоб, — я сам не без слабостей, и я не хочу читать вам мо-
раль. Но все же я полагаю себя судьей в делах людских. Вы не
можете даже ничего ей рассказать. «Взгляни на эту женщину, —
придется сказать вам. — Сначала в красоте ее, затем — в безобра-
зии. Мы чувствуем греховную любовь друг к другу — ты и я. Так
к черту все обычаи. Поженимся и будем наслаждаться! Какая разни-
ца, что скажут люди о тебе потом?» Сможете вы все это сказать ей?
— Прекратите, доктор!
— С другой стороны, если бы вы были женаты на девушке, не
было бы и речи о том, чтобы тащить ее в суд и сажать в Брайд-
велл. Вы были бы ее господином и защитником перед законом.
А как можете вы защитить ее сейчас?
Речи их, произнесенные шепотом, встретились на полпути и
столкнулись. Джеффри опустил фонарь; его рука дрожала. Неожи-
данно оба насторожились. Они не слышали шагов на улице, они
услышали грохот ударов кулака, сотрясающих дверь. Услышали,
как закричала Пег. И снова до них донесся голос капитана Бе-
ресфорда.
502
— Открой дверь, Джефф. В доме — женщина; что бы ты ни го-
ворил — это все ложь. Ее видели в «Винограднике», она спрашива-
ла дорогу. Так что открывай!
Джеффри сделал несколько шагов вперед, передав фонарь докто-
ру Эйбилу. Правая рука его метнулась к эфесу шпаги; из ножен по-
казался клинок.
— Доктор, — приказал Джеффри, — ступайте вниз и будьте
подле Пег. Но не открывайте дверь.
— Мне жаль вас, молодой человек. Хотя одному Богу известно,
почему. Хватит множить это безумие. Спрячьте клинок. Что может
игрушечная шпага против солдат?
— Вы слышали меня, доктор? Умоляю, делайте, что я говорю.
Вы не знаете, что я задумал.
Этого не знал и сам Джеффри, хотя, повинуясь инстинкту, он
кинулся в другую комнату и подбежал к разбитому окну. Сердце
его совсем упало. Помимо капитана Бересфорда с двумя солдатами
он увидел внизу двух стражников, которые, видимо, не осмелива-
лись приблизиться к дому без поддержки гвардейцев.
— Ты превышаешь свои полномочия, Табби.
— Разве? Эту женщину зовут Мэри Маргарет Ролстон. А у это-
го «чарли», — Табби похлопал по плечу одного из стражников, —
есть предписание магистрата взять ее под стражу.
— Чего стоит это предписание, Табби, зависит от того, кто вы-
двигает против нее обвинение. Поскольку обвинение, по всей види-
мости, исходит от Хэмнита Тониша и Лавинии Крессвелл...
— Хэмнита Тониша? Лавинии Крессвелл? Оно исходит от ее дя-
дюшки, некоего сэра Мортимера Ролстона.
Джеффри опустил голову. Доктор Эйбил споткнулся на лест-
нице.
— Этого не может быть, Табби. Что-то здесь не так.— Если не
веришь мне, спускайся и взгляни на предписание. Ее велено препро-
водить в ближайший арестный дом, а утром она должна предстать
перед судьей Филдингом. Ну что, откроешь ты теперь, или нам
разнести дверь прикладами?
Джеффри не двигался с места ровно столько, сколько нужно бы-
ло, чтобы сосчитать до десяти. Затем он приблизился к люку в полу.
— Доктор Эйбил, — сказал он, — вам придется открыть дверь.
— Но вы не отдадите меня им, ведь нет? — вскричала Пег. —
Это какое-то безумие! Это все мне снится? Вы ведь не позволите
им увести меня?
— Они могут забрать вас, Пег...
— Нет!
— Они могут забрать вас, Пег, но долго вас не продержат. С
этим проклятым миром приходится воевать его оружием. Да будет
так! Откройте дверь, доктор Эйбил.
503
Глава 6
О ЛЛВИНИИ КРЕССВЕЛЛ В АЛЬКОВЕ...
На следующее утро, часов около семи, над крышами ковент-
гарденских домов заклубился дым, нарушивший однообразие пас-
мурного неба. Начался день с обычными в этом районе драками,
скандалами, криками.
Здешние дома, довольно высокие и красивые, из красного кирпи-
ча с белой облицовкой вокруг окон, выглядели снаружи почти как
новые. Однако из-за шума, который постоянно доносился со сторо-
ны зеленых рядов и ларей небольшого пока еще рынка, располо-
жившегося в центре площади, вокруг колонны Иниго Джонса1, все
люди с претензией на аристократизм уже давно съехали отсюда.
И сейчас между пассажами, так называемыми пьяццами, идущими
вдоль северной и восточной сторон площади, и банями, названны-
ми турецкими, развелось множество подозрительных мест и еще
больше подозрительных людей.
Пьяццы облюбовали себе расфуфыренные проститутки, кото-
рые, если не удавалось завлечь клиента, лазали по карманам. Во-
круг рынка с криками гоняли мяч подмастерья, постоянно налетаю-
щие на прохожих, сбивающие их с ног и считающие, что игра слу-
жит им оправданием. Тут же торговки рыбой, которую они
держали в закрытых корзинах, громко расхваливали свой товар,
употребляя выражения, считавшиеся у них весьма остроумными.
А уж что касается дешевого джина, то законно торговать им или
нет2, но каждый мог за два пенса напиться здесь в стельку.
Джеффри Уинн проснулся в своей комнате над табачной лавкой
в северней пьяцце. Голова у него болела после всех попыток выру-
чить Пег, продолжавшихся до двух ночи.
Безнадежно! Доселе абсолютно безнадежно. Закон крепко взялся
за нее. И впрямь, люди, к которым он хотел обратиться, либо из-
бегали его, либо просто отказывались принять. И хотя он понимал,
что лезет на рожон и в лучшем случае добьется отсрочки, он не
мог не разыграть все карты, которые были у него на руках.
— А если нет... — вдруг подумалось ему.
Хозяйка, привыкшая к ругани постояльцев и изумлявшаяся,
лишь когда слышала ее от мистера Уинна, принесла его утренний
шоколад. Он умылся и побрился у ведерка с холодной водой, кото-
рое для этой цели обычно приносили ему по утрам. Затем надел
единственный приличный запасной костюм: камзол и штаны из
‘Джонс, Иниго (1573—1652) — английский архитектор.
' В первой половине XV1I1 в. Парламент несколько раз принимал законы, огра-
ничивающие потребление алкоголя (особенно дешевого джина), которое приняло
угрожающие размеры (1736, 1747, 1751). Некоторое действие возымел лишь закон
1751 г.
504
дешевого бархата; при этом на нем было чистое белье и шпага,
которой не приходилось стыдиться.
Но денег не было.
На почтовую карету, на непредвиденные экипажи и носилки,
равно как и на некое секретное дело, ушли все деньги, полученные
от сэра Мортимера Ролстона, — все до последнего фартинга. Хотя
у себя на Сент-Джеймсской площади этот горлопан и обещал не
скупиться в дальнейшем, Джеффри дал себе клятву ничего не брать
у него.
«Когда ты наконец поумнеешь? — думал он. Ну поумнеешь ты
когда-нибудь?» На улице было промозгло и зябко. Человек десять
еше спали под сводами пассажа, выдыхая остатки винных паров.
Слева от Джеффри, на западной стороне Боу-стрит, маячило здание
театра «Ковент-Гарден», возвышающееся над остальными дома-
ми. Джеффри взглянул в ту сторону, но подумал при этом о судье
Филдинге, готовящемся к слушанию дел сегодняшнего дня, которое
происходило в тесном зале судебных заседаний, примыкающем к
его квартире на восточной стороне той же улицы.
Но еше не настало время обращаться к судье Филдингу; во вся-
ком случае, так казалось Джеффри. Сначала нужно нанести еше
один удар. И Джеффри зашагал, почти побежал по улице.
Менее чем через двадцать минут, пройдя около мили, молодой
человек ступил на площадь, лежащую в самом сердце района, где
проживала аристократия; район этот отличался от Ковент-Гардена
так же, как старая леди Мэри Уортли Монтегю — от Толстухи
Нелл или Резвушки Кэт.
Величественные особняки по краям мощенной булыжником пло-
щади взирали на восьмигранник решетки, окружающей огромный
круглый пруд. Здесь проживал его светлость герцог Норфолкский,
а также милорд Бристол и сэр Джордж Ли. И еще адмирал Боска-
вен. И мистер Уильям Питт, еще не ставший графом Чатэмским,
но уже проявивший себя как гениальный стратег, которому суждено
было впоследствии утвердить британский флаг над половиной
мира1. Пройдя по Чарлз-стрит, Джеффри вышел на Сент-Джеймс-
скую площадь и взбежал по ступенькам дома на северной стороне.
Джеффри слегка удивило, что ставни на окнах первого этажа от-
крыты в столь ранний для этого района час.
Джеффри взялся за молоток и постучал, но никто не открыл.
Дверь оставалась закрытой, как и в первый раз, когда он приходил
1 Имеются в виду Говард Генри, десятый герцог Норфолкский (1720—1786),
Джон Огастус Гарви, третий граф Бристольский (1724—1779), Джордж Ли (1700—
1758), юрист и политический деятель, Эдварл Боскавсн (1711 —1761), адмирал
оршанского флота, Уильям Питт (старший), первый граф Чатэм (1708—1778),
британский государственный деятель; глава правительства в 1756—1761 и
1766—1768 гг.
505
сюда поздно ночью. Начиная злиться, Джеффри начал стучать
опять и стучал ровно две минуты. Потом — как будто кто-то в до-
ме нарочно отсчитывал время — дверь неожиданно отворилась и
на пороге появился надменного вида мажордом.
— Что угодно? — спросил он.
При виде его Джеффри чрезвычайно удивился н даже отступил
на шаг.
— Кто вы такой? — спросил он. — А где Киттс?
— Прежде, — произнес мажордом, окидывая взглядом костюм
Джеффри сверху вниз, — скажите мне, кто вы. И какое у вас дело.
— Вас недавно наняли, не так ли? Во всяком случае, не более
двух месяцев. А Киттс больше здесь не служит?
— Кого это может интересовать, — спросил мажордом, —
кроме моего хозяина? Но кто вы? И какое у вас дело?
— Мое имя — Уинн. Я желаю говорить с сэром Мортимером
Ролстоном.
— Ну что ж, это возможно. Хотя вовсе ие значит, что вы будете
с ним говорить. Какое у вас к нему дело?
— Я, кажется, сказал, — произнес Джеффри, несколько возвы-
шая голос, — что желаю говорить с сэром Мортимером.
— А я спросил : какое у вас к нему дело?
Тем не менее мажордом неожиданно сделал один большой шаг
назад, потом другой и отступил в глубь дома, оставив при этом
дверь открытой. У Джеффри возникло смутное чувство, что приход
его предвидели и что в доме его ждут.
Он переступил порог и вошел в вестибюль.
Искусство строителя и архитектора можно купить, что и было
сделано при возведении этого дома. Можно сделать в вестибюле
мраморный пол, можно установить в нем ионические колонны с ви-
тыми позолоченными капителями и построить лестницу из темного
дерева, идущую вдоль стен, обшитых светлыми панелями.
Но какие сырые и неприятные сквозняки гуляли по этому вести-
бюлю! Из-за штор, закрывавших высокие окна, здесь было почти
совсем темно. За какие-то месяцы вся атмосфера дома — вместе с
главным его слугой — полностью переменилась.
Мажордом с жезлом, символом должности, в руке отступил в
середину вестибюля. Следуя за ним, Джеффри заглядывал в комна-
ты, расположенные по обе стороны, и видел, что и мебель на них
тоже сменили.
Незадолго до того светские модники начали сходить с ума по
всему китайскому или псевдокитайскому. И здесь на фоне белых
стен красовались часы в деревянных футлярах, украшенных спира-
лями и завитушками, стулья с львиными и драконьими головами,
аляповатые комоды в виде пагод с колокольчиками по углам.
Джеффри огляделся.
506
— Интересно знать, — произнес он, — сколько времени она уже
здесь распоряжается?
— Кто?
— Миссис Крессвелл. Давно она сюда вселилась?
Мажордом сощурился.
— Послушайте меня, — произнес он резко, протягивая вперед
левую руку. — Вы не желаете сообщить мне вашего дела, стало
быть, вы не увидите сэра Мортимера. Впрочем, вы бы все равно
с ним не встретились. У сэра Мортимера сейчас врач-шотландец
с Джермии-стрпт. Сэр Мортимер заболел.
— Какая жалость! А сейчас, будьте добры, проводите меня к
нему. В противном случае, поскольку я сам знаю, как пройти в его
комнату, я...
— Да? — прервал его мажордом.Он поднял свой жезл с метал-
лическим наконечником и резко опустил его на мраморный пол.
Для уверенности он проделал это дважды. Из двух боковых ком-
нат— той, что в глубине вестибюля, и из комнаты на площад-
ке — появились четверо лакеев в ливреях if замерли в полумраке.
— Да? — повторил мажордом. — Да, приятель? И что же вы
тогда сделаете?
Джеффри молчал.
— Тогда слушайте меня, приятель. Госпожа сказала, что если
случится так, что вы сюда заявитесь, вы можете поговорить с ней,
с госпожой. Вот и все. И скажите спасибо. Будете вы говорить с
госпожой, приятель? Или как?
— Я буду говорить с миссис Крессвелл.
— Давно бы так.
На это Джеффри ничего не ответил. Как странно, что этот дом
был жилищем Пег Ролстон. И в этом доме, источающем сейчас
лицемерие, с его слугами, похожими на брайдвеллских тюремщи-
ков, она прожила всю свою жизнь. Какая глупость, что он первым
делом направился сюда! Но ведь надо когда-то учиться. Все еще
не говоря ни слова, подавляя в себе ярость и страх, он проследовал
за одним из лакеев к закрытой двери в передней части дома.
— Входите, — донесся до него из-за двери голос миссис Кресс-
велл, слишком низкий для такой маленькой, хотя крепко сбитой
женщины. — Вы там целый день собираетесь стоять? Входите!
Джеффри вошел в комнату и поклонился.
— К вашим услугам, сударыня.
— Приветствую вас, мистер Уинн. — Она произнесла это даже
с некоторым кокетством. — А чем я могу вам служить?
Никакой китайской мебели здесь не было. Эта большая комната
с высоким потолком, но душная из-за наглухо закрытых окон, мо-
гла бы служить будуаром любой знатной даме.
Зеркало на туалетном столике и сам столик были задрапирова-
507
ны синим шелком, который спускался складками до самого пола.
Вдоль очень белых стен стояли стулья с гнутыми ножками. В аль-
кове, расширяющемся в направлении стены, располагалась огром-
ная кровать с раздвинутым балдахином из желтой парчи на резном
карнизе. По обычаю того времени, Лавиния Крессвелл принимала
посетителя сидя в постели и обложившись подушками.
Плотный завтрак — бифштекс с устричным соусом и пинта ды-
мящегося шоколада с множеством тостов — уже вышел из молы.
Но миссис Кресвелл только что покончила именно с таким завтра-
ком, подобрав каждую крошку с тарелок, стоящих на столе у изго-
ловья кровати. Она насытилась; она была довольна; она была со-
вершенно довольна.
Стоящая на столе свеча в серебряном подсвечнике освещала
весьма пикантную картину. Простыня, уложенная чрезвычайно эф-
фектно, прикрывала миссис Крессвелл чуть выше пояса. Дальше
виднелся халат с меховой опушкой, как бы ненароком распахнув-
шийся на груди. Волосы миссис Крессвелл были скрыты кружев-
ным чепчиком, который оставлял открытым ее восковой лоб над
бледно-голубыми глазами, взиравшими на Джеффри с явным и от-
того еще более удивительным кокетством.
— Однако! — воскликнула миссис Крессвелл с легким смеш-
ком. — Какой вы трудный человек, мистер Уинн. За последний год
с небольшим я много раз это говорила. Однако, я рада, что ваше
настроение улучшилось со вчерашнего вечера. Я рада также, что
вы позволили убедить себя.
— В чем, сударыня?
— В том, что с этой распутной девчонкой следует поступить
должным образом. Я не жалею усилий на то, чтобы мои враги по-
лучали по заслугам. Только после этого можно заниматься всеми
прочими делами.
— Замечу, сударыня, что и ваше собственное настроение, похо-
же, переменилось со вчерашнего вечера.
— Должны же быть хоть какие-то привилегии у слабой женщи-
ны? Кроме того, я ведь не читала вашего письма... — Она внезапно
замолчала. — Вы, я вижу, на меня смотрите, — добавила она за-
тем. — Я вам нравлюсь?
— Возможно, сударыня.
— Вот как! — вокликнула Лавиния Крессвелл.
Еще более кокетливо она протянула ему руку для поцелуя. Раз-
мышляя о том, что ей может быть известно и что он сможет вытя-
нуть из нее, прежде чем выдаст свое труднопреодолимое желание
ее придушить, Джеффри уже готов был сделать шаг в направлении
алькова и войти в пространство между постелью и стеной. Неожи-
данно миссис Крессвелл взглянула поверх плеча Джеффри, глаза ее
при этом расширились, и она издала негромкий крик.
508
— Китти! — произнесла она затем. — Китти!
Высокая темноволосая молодая служанка стояла растерянно
подле туалетного столика, не сводя глаз с алькова. Джеффри узнал
в ней горничную, которая некогда прислуживала Пег.
— Я думала, вы уже ушли, Китти! Вы что, не слышали, что
я вам приказала? Вы что, вообще меня не слушаете?
— ,О, простите меня, сударыня...
— Убирайтесь! Немедленно убирайтесь! Иначе вы пожалеете.
Зашелестели юбки, мелькнул в дверях чепец, затем тихо захлоп-
нулась дверь. Казалось, однако, что появление служанки не только
не ослабило, но, наоборот, усилило чувства миссис Крессвелл.
— Ну, мистер Уинн! Что вы вздрогнули, будто провинились?
Можно подумать, что это была не Китти, а ваша развратница Пег.
— Разве я вздрогнул?
— Вы, конечно, думаете, что я что-то против вас замышляю.
— Если честно, то такая мысль пришла мне в голову.
— Ничего подобного, клянусь вам! Я переменила мои намерения
после того, как узнала кое-что о намерениях ваших...
«Что узнала? Как?» — ...а также этого мужлана. Я так мало
видела в жизни. Вы бедны. Я тоже была бедна. У нас с вами так
много общего.
— Что касается вчерашнего вечера, сударыня...
— Мистер Уинн! Мистер Уинн! Забудьте вчерашний вечер.
— С удовольствием, сударыня. Но знаете ли вы, что произошло
потом? Виделись вы, например, с вашим братом?
— Нет. Хотя мне известно, что Хэмнит вроде бы свалился где-
то с лестницы и сильно поранил правую руку. Но это уже после
того, как он последовал за вашей милой крошкой. К вам в Ковент-
Гарден она не пошла! Она отправилась к старой ведунье — гадалке
с Лондонского моста. Суеверные особы вроде нее охотно верят во
всякую такую белиберду. Вам все это, впрочем, известно, так как
вы первый последовали за ней. Во всяком случае, все случилось не
так, как я думала.
— Так редко случается, сударыня. Я слушаю вас.
— Мне продолжать?
— Конечно, вы сами понимаете. Я слушаю вас, сударыня.
— Ну ладно. Из-за раны или чего другого Хэмнит убедил трак-
тирщика написать за него записку и отправил ее с рассыльным
в «Золотой Крест». Таким образом бедняга Мортимер и узнал,
где она находится, и смог лично отправиться на Боу-стрит и
подать жалобу судье Филдингу. Следующее письмо известило
нас, что ее забрала стража и что сегодня в десять утра она
предстанет перед судьей для вынесения приговора. Вот так! Вы
удовлетворены?
— Почти. Ее дядя действительно болен?
509
— К сожалению, да. К величайшему сожалению! Бедняга совер-
шенно повредился умом. Таким мне его не приходилось видеть. До-
ктор Хантер приказал ему безвылазно сидеть в своей комнате. Так
вы говорили?..
— Мы говорили, сударыня, что можем объединить наши
усилия.
— Объединить наши усилия? — повторила миссис Крессвелл,
взглянув на него из-под ресниц. — М-да, мистер Уинн! Что бы это
значило?
— Я хочу сказать...
— Да, — перебила его она. — Я хочу сказать то же самое.
— Мы страшно рискуем, сударыня.
— Подумаешь, риск!
— И все же, сударыня, мы страшно рискуем. И вы это знаете
не хуже меня. Я призываю нас обоих к благоразумию и хочу задать
вам вопрос.
— Вы полагаете меня персоной столь незначительной, чтобы вы
могли о чем-то сейчас меня спрашивать?
— Мне кажется, вы сами сейчас поймете, что в этом есть необ-
ходимость.
— Ну что ж, спрашивайте.
Наступило молчание.
Лавиния Крессвелл так резко отвернулась от Джеффри, что от
ее дыхания заколебалось пламя свечи. Она отвернулась полностью
и лежала, опершись на левую руку; белый шелк и темный мех ее
халата ясно вырисовывались на фоне желтой парчи балдохина, сви-
сающего за кроватью.
В комнате не было слышно тиканья часов, но Джеффри, как ни-
когда, ошушал течение времени. За окном проехала карета, запря-
женная четверкой лошадей, и это был единственный звук, нарушив-
ший прямо-таки буколическую тишину площади. Миссис Крессвелл
снова перевернулась и взглянула на Джеффри. Под распахнувшимся
халатом видно было, что она совсем неплохо сложена. В другое
время Джеффри, возможно, испытал бы те же самые чувства, кото-
рые доктор Эйбил испытывал в театре «Ковент-Гарден». Но сейчас
это зрелище лишь усилило его неприязнь.
Столь же резко и неожиданно, как она повернулась, он за-
говорил.
— Мы ведь оба без предрассудков. И можем говорить откровен-
но. Вы не возражаете?
— Конечно.
— Благоразумно ли так вести себя по отношению к сэру Мор-
тимеру?
— Я так долго вела себя благоразумно, что уже устала.
— Тем не менее сейчас не время терять голову. Вы говорите,
510
что были бедны. И ваше благополучие, и мое (коль скоро вы ока-
зываете мне такую честь и готовы поделиться им со мной) полнос-
тью зависит от вашего влияния на сэра Мортимера. Вы говорите
также, что он не испытал радости, когда вы убедили его отправить
в тюрьму собственную племянницу. Не ставите ли вы все под удар?
Нужно ли столь яростно преследовать девушку?
— Благодарю за заботу, но я добилась достаточно высокого по-
ложения в этом мире и должна его сохранить. А дуры вроде Пег
хотели бы лишить нас всего. Так пусть страдают!
— Ваша добродетель протестует против их распущенности?
Я правильно понял?
— Именно: так устроен наш мир. Ведь и ваш вопрос связан с
тем, что мы недавно узнали о ней. Вы бы сами женились на ней
сейчас?
Повеяло угрозой; Джеффри понял, что идет по острию ножа.
— С Пег не связана никакая тайна, я полагаю?
— Какая там тайна! Она никоим образом не скрывает своего
бесстыдства.
— Сударыня, вы, по-моему, придаете слишком большое значе-
ние вопросам нравственности. Я имел в виду происхождение и ро-
дословную.
— Ах вот как! Ну и что же?
— Она племянница сэра Мортимера Ролстона, баронета, вла-
дельца Хэдингли-Холла в Эссексе. Он распоряжается се деньгами
до того времени, как ей исполнится двадцать один год, то есть еше
три месяца. Отец ее, Джералд Ролстои, младший брат сэра Морти-
мера, был женат на женщине из безупречной семьи. Так что ника-
кой тайны.
— Насколько мне известно, никакой, — сказала женщина, и в
голосе ее прозвучало любопытство. — Но почему вы об этом заго-
ворили?
— Потому что вы ведете себя чрезвычайно странно. Вы ненави-
дите Пег, это ясно. Но она является наследницей, а вы — всего-
навсего ловкая женщина без всяких предрассудков. Вы, несомненно,
хотите позаботиться о своем брате, таком же нищем, как вы; и
он — вероятный претендент на руку наследницы состояния. Он мог
бы жениться на ней, избежав громкого скандала, даже скадала во-
обще, но только в том случае, если бы вы не стали кричать повсю-
ду, что девушку надо отправить в Брайдвелл. Вы же пошли еше
дальше: вы пожелали, чтобы этот самый ваш брат сорвал с нее
одежду и выпорол. Согласитесь, несколько странно.
— Странно? Я изложила мои доводы. Разве может Хэмнит же-
ниться на такой девице?
— В таком случае ваше собственное отношены не к браку
еще более странно. Мортимер Ролстон богат и имеет прекрасную
511
репутацию. Вы уже запугали его и сделали послушным. Вы могли
бы обеспечить свое будущее, могли бы получить все, что пожелае-
те, стоит вам выйти за него замуж. Почему вы этого не делаете?
Джеффри замолчал и, не двигаясь, смотрел на пламя свечи.
— Мистер Уинн, выслушайте меня.
— Нет уж! Вы слишком долго поступали как вам хотелось. Вче-
ра вечером это нежелание нельзя было объяснить никакой видимой
причиной. Сегодня я обнаруживаю, что вы, такая чувствительная
к мнению света, открыто вселились в этот дом. И вы — не леди
Ролстон, которая сохраняет свой брак в тайне. Вы не лишили бы
себя удовольствия продемонстрировать свое положение. А может
быть, вы вовсе не вдова и у вас есть муж, существование которого
вы скрываете? И вы не выходите замуж за сэра Мортимера, пото-
му что не осмеливаетесь? Может быть даже... Он осекся, оборвав
мысль, неожиданно пришедшую ему в голову, и взглянул на Лави-
нию Крессвелл.
Женщины, которая находилась перед ним всего минуту назад,
больше не существовало. Она сидела совершенно прямо, застыв, с
отсутствующим выражением лица — совсем как накануне вечером.
Единственным чувством, которое сейчас исходило из алькова, была
холодная смертельная ненависть.
Какой-то легкий экипаж, возможно двуколка, прогрохотал по
камням мостовой. Ровное пламя свечи бросало свет на сервиз, по-
крытый слоем пыли, сквозь которую видна была густо положенная
роспись. Затем миссис Крессвелл подняла руку и потрогала паль-
цем бровь.
— И впрямь, — заметила она. — Вы действительно полагаете,
молодой человек, что способны делать все, что найдете нужным,
и увлечь меня куда вам заблагорассудится?
— Я не хотел бы уточнять, сударыня, кто кого и куда увлекает.
— Вы так гордитесь собой, мистер Уинн?
— По крайней мере, я собой доволен. А вы, сударыня, вы до-
вольны собой?
— И тем не менее, — произнесла женщина, слегка вздрогнув, —
ваши бессмысленные нападки ни к чему не приведут. Я окружена
людьми, которые сочтут за счастье отомстить за меня. И вам при-
дется плохо, очень плохо, поверьте, стоит мне только закричать и
позвать на помощь.
— Это как вам будет угодно. И все же, даже будучи вашим вра-
гом, неужели я не могу убедить вас проявить великодушие по отно-
шению к Пег? Наказав ее, вы не прибавите себе уважения света.
А одного вашего слова даже сейчас довольно, чтобы освободить ее.
— Верно. Так пусть же сгниет там, где она сейчас!
— Сударыня...
— А не думаете ли вы также, молодой человек, что я позволила
512
бы вам зайти так далеко, не имей я в запасе козырной карты? Вы
абсолютно уверены, что мы с сэром Мортимером — не муж и
жена?
— Совсем не уверен. Но есть средство в этом убедиться. Что ж,
зовите на помощь, и мы его испробуем.
— Еще не пришло время, молодой человек, — улыбнулась она
скептически, — чтобы демонстрировать все мои козыри. Очень ско-
ро я выложу их перед вами. Но по крайней мере на одну подлую
инсинуацию в мой адрес я должна ответить теперь же. В моем при-
сутствии в этом доме нет и не было ничего предосудительного.
Мой брат находился здесь вес зто время.
— Да, ваш брат, — произнес Джеффри. — Брат. В этом-то, воз
можно, и кроется разгадка!
Мгновение она сидела, глядя на него, и казалось, что взгляд
идет не из ее глаз, а из двух глубоких колодцев в глубине их, лоб
женщины блестел еще больше. Затем движением, быстрым, как у
кошки, она перебросила свое тело к краю кровати. Джеффри заме-
тил шнурок звонка лишь в тот момент, когда рука миссис Кресс-
велл отбросила парчовый балдахин. Занавес сбил свечу вместе с
подсвечником; свет погас. Все же у Джеффри было время заметить,
как миссис Крессвелл в ярости дергает шнурок.
Поначалу не спеша Джеффри стал ошупыо пробираться в тем-
ноте к двери. Из алькова не доносилось ни звука. Казалось, целая
вечность прошла прежде, чем он нащупал дверную ручку. Он от-
крыл дверь и закрыл ее за собой. И тут он заторопился и побежал,
придерживая левой рукой ножны шпаги, по залу со сводчатым по-
толком и мраморным полом, где мягким светом горело несколько
свечей в канделябрах на стене. Ему оставалось пройти с десяток ша-
гов до лестницы, когда дверь слева от него открылась.
На пороге стоял сэр Мортимер Ролстон — огромный, пошаты-
вающийся, явно нездоровый, готовый в любую минуту упасть.
Он поднял руку, как будто призывая кого-то. Рот его был от-
крыт, нижняя челюсть отвисла: казалось, он пытается что-то ска-
зать. Но то ли от болезни, то ли от усилия, которое он над собой
сделал, ему не удалось выдавить ни звука. Он стоял, держась за
дверной косяк; на нем был цветастый домашний халат и обычный
его сине-красный колпак, натянутый до самых ушей на голову без
парика.
В ужасе от его вида и в то же время надеясь на его помощь
в спасении Пег, Джеффри остановился и направился к сэру Морти-
меру. Но сэр Мортимер так ничего и не сказал. Как и Джеффри,
он не мог не слышать крадущиеся шаги в вестибюле. Тяжело дыша,
он оступил в комнату; дверь закрылась перед самым носом Джеф-
фри, который услышал только металлический звук задвигаемого
засова.
17 Джон Карр
513
И тогда Джеффри побежал.
Он бежал, стараясь не топать, по гладкой белой с черным лест-
нице из такого массивного дерева, что око казалось мраморным.
Дедовские часы на площадке показывали три минуты десятого.
В вестибюле было совсем темно; шторы были по-прежнему спуще-
ны, и ни одна свеча не горела в резном позолоченном канделябре.
Только сверху балюстрады пробивался слабый свет. Джеффри уже
достиг подножия лестницы, когда кто-то сзади коснулся его локтя.
— Сэр, я могу помочь вам, донесся до него едва различимый
голос. — Мисс Пег... Сэр, я могу помочь.
Высокая темноволосая горничная Китти выскользнула из-за
спины Джеффри и стала перед ним. Справа у стены, у самого под-
ножия лестницы, находился высокий массивный комод в виде паго-
ды с позолоченными скатами и уродливыми колокольчиками в
верхних углах.
Китти прислонилась к комоду и глядела на Джеффри, заламы-
вая руки, как это делала Пег.
— Галерея восковых фигур миссис Сомон, — прошептала
она. — Галерея миссис Сомон. Флит-стрит. В четыре часа. Сэр...
Так заразительна паника: девушка произнесла несколько неясных
слов, которые Джеффри не понял и которые никто не мог бы ра-
зобрать.
— Что? — переспросил он. — Что это значит?
— Сэр...
— Что это значит, Китти? Что вы хотите сказать?
— Да, девочка, — раздался еще один голос. — Что же ты хо-
чешь сказать?
Китти подскочила,' вся сжалась и исчезла. А на ее месте совер-
шенно бесшумно возник надменный мажордом со своим жезлом с
железным наконечником.
— Опять вы, приятель, — произнес он не без удовольствия. —
Госпожа позвонила, а что делать дальше, я сам знаю. Так вот
приятель...
Он поднял жезл, намереваясь стукнуть им по полу и призвать
своих помощников.
Но жезл так и не коснулся пола. Он был перехвачен левой рукой
Джеффри, тогда как пальцы правой руки сдавили горло мажордома
и, словно аркан, потянули его вверх, заставив подняться на цыпоч-
ки. Раздался треск: это затылок мажордома ударился о край кры-
ши пагоды, находящейся прямо над ним. Видно было, как вылезли
из орбит и заблестели при свете горящих в канделябре свечей его
глаза. Весьма некстати раздался тихий звон игрушечных колоколь-
чиков, под который медленно сползло на пол тело мажордома.
Тут перепугался Джеффри; он вовсе не собирался ударить ма-
жордома так сильно. И главное, напрасно. Китти исчезла; ее нигде
514
нс было видно. Зато он увидел двух лакеев, которые появились в
дальнем конце вестибюля; видимо, на всякий случай они держались
поблизости.
Джеффри кинулся к выходу и выскочил наружу, стараясь не
хлопнуть дверью, а также не загреметь вниз по ступенькам. Ника-
кого «держи-лови!» не раздалось за его спиной. — да он и не ждал
этого. Осторожно, время ог времени оглядываясь, Джеффри дви-
нулся по улице.
Никогда еще ни одна бессмысленная затея нс кончалась так
глупо.
Даже если удастся избежать обвинения в налете на частный лом
или чего похуже, даже если ему и удалось что-то выведать относи-
тельно двух таинственных негодяев, и тогда нужно признать, что
для спасения Пег он не сделал ничего. И теперь помочь ему мог
только судья Филдинг.
Глава 7
... и о суды: филдимге s сеья в гостиной
— Нет, — сказал мистер Джон Филдинг. — К моему великому
сожалению, полагаю, что я не могу этому пометать.
— Не можете или не хотите?
— Доводы, которые я предпочитаю не раскрывать сейчас, обо-
снованны и недвусмысленны. Я действую в интересах ваших, а так-
же этой девушки. Она должна отправиться в тюрьму.
— Сэр, она — знатная леди.
— Вы полагаете, я не осведомлен об этом?
— Равно как и о том, что вам никого не придется выставлять
на судебное разбирательство, — сказал Джеффри. — Речь идет о
мелком правонарушении, и вы один вольны принимать решение по
этому делу, даже если при вас будет еще судья или двое судей.
И вы можете освободить ее, если захотите.
— Об этом, — сухо заметил судья Филдинг, — я тоже осве-
домлен.
Отвернувшись от судьи, Джеффри прижался лбом к оконному
стеклу и стал смотреть на улицу.
Судья Филдинг сидел перед камином у себя в гостиной, и поза
у него была довольно надменная. Камин не топился, так как в сен-
тябре стало пригревать солнце. У себя дома судья всегда сидел так:
перед камином с тарелками синего фарфора на полке, устремив не-
видящий взор на собеседника. Правый локоть его покоился на сто-
лике, а в руке был зажат хлыстик. Он обычно брал этот хлыстик
в судебное присутствие и, спускаясь в зал, осторожно помахивал
им перед собой, расчищая путь.
Я5
Лицо его, несмотря на слегка напыщенное выражение, свиде-
тельствовало о силе и спокойствии этого человека. На невидящих
глазах с полуприкрытыми веками ие было никакой повязки. Глаза
эти говорили о том, что судья мог бы распознать две тысячи пра-
вонарушителей лишь по звуку голоса.
— Джеффри!
— Да, судья Филдинг?
— Я хочу, чтобы мои люди хорошо бегали, но не хочу, чтобы
они бегали попусту. Зачем вы бежали всю дорогу от Сент-Джеймс-
ской площади?
— Я уже десять минут как остановился.
— Мне это известно. Но я слышу, как вы дышите. Нужно было
взять носилки.
— Возможно.
— Ах так! — сказал судья, уловив легкую перемену в голосе
Джеффри. — Вы снова позволили себе расточительность? И эго по-
сле того, как я дал вам отпуск, чтобы вы могли подзаработать?
Так нс годится. Как ни учил я вас бережливости, вы все равно веде-
те себя, словно простолюдин. Нет, так не годится. Мы этого не
можем себе позволить. Вот, возьмите.
Опустив руку в просторный карман штанов, он извлек оттуда
пригоршню монет и высыпал их на стол.
— Сэр...
— Берите, берите, — прервал магистрат. — Это — не благотво-
рительность, нс думайте. Вам придется отработать эти деньги. Вы
долго отсутствовали, а сейчас мне нужна ваша голова. На сегодня
у меня есть для вас работа в Рэнилеге.
— Прошу простить меня, но сейчас единственная моя работа —
это все, что касается мисс Ролстон. Когда ее повезут из арестант-
ской в суд...
— Опа уже здесь. Ее доставили сюда по моему приказу два часа
назад.
Воображение Джеффри заработало, рисуя картины одну хуже
другой.
— Здесь? В этом кошмарном месте за зданием суда? Вместе с
ширмачами, медвежатинками, стопорилами? Не говоря уже о про-
ститутках!
— Спокойно. Она здесь, наверху, на моей половине.' Под стра-
жей, но отдельно от всех. Я уже подробно допросил ее обо всем,
что касается прошедшей ночи.
Эта гостиная с синими фарфоровыми тарелками на каминной
полке и голландскими часами на стене имела две двери. Одна вела
в коридор и далее — на лестницу, другая — в жилые помещения в
задней части дома. Голландские часы тикали безостановочно, пока-
зывая сейчас половину десятого.
516
Джеффри сделал шаг по направлению к судье.
— Могу я ее видеть?
— Боюсь, что нет. Спокойно, говорю я вам. Прежде чем я при-
му решение относительно этой девушки, вам придется ответить на
несколько вопросов, касающихся других дел. Вы можете настроить-
ся соответствующим образом?
— Ну что ж, если вы еще не приняли окончательного реше-
ния, — сказал Джеффри, который неожиданно испытал смутный
прилив надежды, — тогда я готов.
— Прекрасно.
Взяв хлыстик, который он отложил, когда доставал монеты, су-
дья Филдинг начал рассеянно помахивать им, собираясь с
мыслями.
— Эта женщина, Крессвелл, и этот человек, Тониш. — Судья
произнес имена резко и отрывисто. — Как случилось, что эти двое,
сомнительного происхождения и еще более сомнительного поведе-
ния, чувствуют себя так вольготно в приличном обществе?
— На этот вопрос я не могу ответить. И никто не может. Мой
покойный отец любил цитировать моего деда, говоря, что...
— Это вашего деда называли безумный Том Уинн? А отец ваш,
как это ни прискорбно, позволял себе временами столь же странные
суждения?
— Это несущественно. Люди, подобные миссисс Крессвелл и
мистеру Тонишу, постоянно встречаются в высшем свете. Они —
часть его. Так было всегда, хотя никто не знает почему.
— Ну что ж, давайте забудем о вашем приключении на Сент-
Джеймсской площади. Отчет ваш содержит факты, а не вы-
воды. Но вы согласны, что сейчас мы не можем тронуть эту
женщину?
— Боюсь, что так. Я все испортил.
— Именно. Вам следовало получить разрешение, прежде чем от-
правляться туда, — хотя бы устное. Не думаю, что они заявят на
вас. Что до мажордома, то он - простолюдин. А простолюдинов
нужно постоянно держать под подозрением, не то они обратятся
на путь порока, где их поджидает надежная виселица.
Судья Филдинг вновь задумался.
— Что же касается вчерашнего поединка, о котором мне с таким
восторгом рассказывала юная леди, то, конечно, дуэль — это ужас-
но. Но ведь вас вынудили к ней. К тому же вы действовали на
благо общества. Мы всегда знали, что этот Тониш — обычный жу-
лик, который использует все — от крапленых карт до запасных ко-
зырей в рукаве. Но до сих пор закон был бессилен против него.
Благодаря вам мы теперь можем в самое ближайшее время при-
брать его к рукам.
— Благодаря мне? Но как?
517
Невидящие глаза судьи были устремлены прямо на Джеффри.
— Ну подумайте! Спасала его вовсе не ловкость. Спасала его
репутация фехтовальщика. Жертвы мистера Тониша слишком его
боялись, чтобы протестовать или обращаться к помощи закона.
Ну, а теперь, когда этот мыльный пузырь лопнул, — а слух об
этом распространится мгновенно! — ко мне станут поступать жа-
лобы на него, и появятся улики. Тут-то мы его и заполучим, а
вслед за нами — Ныогейт или Тайберн*.
— Верно, — согласился Джеффри, отворачиваясь к окну. — Это
не приходило мне в голову.
— А могло бы! Кое-чему вам еще следует поучиться. Ну а те-
перь давайте поговорим о событиях прошлой ночи в целом, напри-
мер, о девице Пег Ролстон и о женщине, которая называла себя
Грейс Делайт.
— Сэр, что вам известно об этом?
— То же самое, что и девушке. Хотя я полагаю, что больше,
нежели она пожелала мне рассказать.
Собираясь с мыслями, Джеффри глядел на шумную толпу, дви-
жущуюся по Боу-стрит. Хотя глаза судьи его не видели и не могли
прочесть, что написано у него па лице, Джеффри чувствовал, как
судья Филдинг, проникая в его мысли, вытягивает наружу все его
тайны. Но, по крайней мере, думал он, портрет наверху в «Волшеб-
ном пере» Пег не видела. К тому же...
— Да? — произнес он.
— Повернитесь ко мне, — резко приказал судья Филдинг. — Вы
говорите в сторону.
— Да, простите. Вы желаете, чтобы я рассказал о событиях,
приведших к аресту Пег?
— Нет, о них она мне сама рассказала. Я хочу знать, что случи-
лось потом.
— Ну вот. Стражники — их было двое, а с ними — мой прия-
тель, капитан Бересфорд, — взяли ее под арест.
— Об этом мне также известно. Стражники ее допрашивали?
Допрашивал ее капитан Бересфорд?
— Пытались. Я сказал Табби про старуху, умершую от ужа-
са, но отрицал, что Пег находится в доме. Тогда они, похо-
же, решили, что Пег повинна в ее смерти, хотя к обвинению
это никакого отношения' не имеет. Я не дал им ее допраши-
вать, но Пег все равно была в очень плохом состоянии. Сэр,
как она сейчас?
— Не очень хорошо. Но продолжим: поднимались они наверх?
Обыскивали дом? Видели тело?
— Нет. Они удовольствовались заключением доктора Эйбила,
1 Т а П б с р и — до 1783 г. место публичной казни в Лондоне.
518
которое соответствовало действительности. Пег уже находилась в
коридоре внизу. А они чувствовали себя в доме весьма неуютно и
торопились уйти. Только...
— Только — что? Вы задумались?
— Табби Бересфорд заявил, что дом надо запереть.
Я сказал, что нет ключа. Я действительно так думал. Но Табби
отыскал старый ключ — он висел на гвозде рядом с лестницей.
Входную дверь заперли; ключ Табби оставил у себя и, кроме того,
усилил караул на мосту. Он - педант, вроде вас.
— А дальше? Продолжайте.
— Сказать больше почти нечего. Доктор Эйбил отправился до-
мой; утром он представит отчет коронеру и секретарю прихода.
А я, как вы знаете, тотчас кинулся к вам и сэру Мортимеру просить
заступничества для Пег. Сколько я ни стучался, никто даже не вы-
глянул в окно, а дверей и подавно не открыли.
— Я полагаю, вы приходили на рассвете. Чего еще могли вы
ожидать в столь ранний час? И все же, почему на это у вас ушло
столько времени? Было еще что-то?
— Еще что-то?
— Да, например, между арестом девушки и временем, когда вы
начали дубасить в двери непонятно для чего.
— Верно, — сказал Джеффри, вновь делая над собой усилие. —
Было кое-что.
— Вы отправились за двумя стражниками, которые повели де-
вушку в арестантскую на Грейт-Истчип. И предложили им взятку,
чтобы они девушку отпустили. Верно?
-Да.
— Поскольку платье на девушке было красивое и сама она явно
принадлежала к хорошему обществу, цену ваши доброхоты заломи-
ли высокую. Когда вы согласились, они ее удвоили. Вы снова со-
гласились. Но они знали, что вы — мой тайный агент, и испуга-
лись, что вы на них донесете. Поэтому, взяв деньги, они все же
отправили девушку за решетку, вовсе не собираясь ее выпускать.
Так вы потратили остаток денег, полученных от сэра Мортимера
Ролстона. Я опять прав?
-Да.
В голосе судьи Филдинга зазвучали суровые нотки.
— Вы думаете, я не знаю, — спросил он, — что любого из моих
стражников и почти всех тайных агентов подкупить не сложнее,
чем любого из холуев покойного сэра Роберта Уолпола?1 Если бы
они не боялись попасться, они стали бы за крону арестовывать
‘Уолпол, Роберт (1676—1745) — первый граф Орфорл, отец Горация Уолпо-
ла, премьер-министр и канцлер казначейства в 1713—1717 и 1721 —1742 гг. Служил
предметом напалок литераторов, в частности Г. Филдинга.
519
невиновных, а за сумму вдвое меньшую — выпускать на волю пре-
ступников. Но от вас я такого нс ожидал.
— Значит, ошиблись.
Ярость, охватившая Джеффри, заставила его забыть, что собе-
седник не может видеть его; он подошел к судье и указал на деньги,
разбросанные по столу:
— Вот ваши деньги. Хватит играть со мной в кошки-мышки!
К дьяволу все ваши уловки и вас вместе с ними! Можете меня уво-
лить, и давайте с этим кончать. Если же вам предпочтительнее бу-
дет предъявить мне обвинение...
— А кто говорит об увольнении? У меня что, так много хоро-
ших агентов, чтобы я мог позволить себе лишиться единственного
честного агента?
— Честного? — повторил Джеффри, бросая взгляд на голланд-
ские часы. — В этом я начинаю сомневаться.
— Я-то в этом не сомневаюсь, особенно когда вы со мной от-
кровенны. Взятку я проморгал. Вы обожаете эту девицу и хотя са-
ми бы взятку никогда не приняли, дать ее не поколебались. Какой
пример вы подаете? Боже милосердный! Что же делать главному
судье, который хочет искоренить зло — пусть даже с помощью
зла, — но не получает никакой помощи от своего окружения? Так
или иначе, чего вы хотели добиться? Девицу просто снова взяли
бы под стражу.
— Независимо от того, виновна она или нет? Это я и хочу выяс-
нить среди прочего. Могу я говорить откровенно?
— Несомненно, если только будете оставаться в рамках
приличий.
В отчаянии Джеффри снова направился к окну, потом обернулся
и взглянул на судью.
—- Если я обидел вас, сэр, прошу меня простить. Ни один во-
прос из тех, что вы мне задали, равно как и ничто из того, что,
как мне кажется, вас заботит, не имеет отношение к единственному
обвинению, выдвинутому против Пег. Насколько я понимаю, речь
не идет ни о каком деянии, совершенном ею вчера на Лондонском
мосту. Или о том, чтобы связать ее с убийством, которое там про-
изошло.
— С убийством? С каким убийством? Старуха сама довела себя
до смерти своими страхами, или же ее напугали какие-то тени.
Что-то загадочное во всей этой истории есть. — Судья Филдинг на
мгновение погрузился в собственные мысли. — И ее следует обду-
мать. Но почему вы предполагаете здесь убийство?
— Убийства я не предполагаю, во всяком случае всерьез.
— В чем же дело?
— Пег обвиняется в обычном распутстве. Это — ложь. Она не-
виновна.
520
— По закону, Джеффри, она такова, какой объявил ее дядя и
опекун.
— Простите, сэр, не совсем так. Помимо заявления ее дядюшки
необходимо, чтобы еше кто-то выступил в суде и засвидетельство-
вал факт распутства. Его показания могут быть поставлены под
сомнение, и сам он в интересах истины может быть подвергнут пе-
рекрестному допросу. Это так, нс правда ли?
— Да, так, — согласился мистер Филдинг.
— В таком случае, кто бы ни выступил с обвинением против
нес, я буду оспаривать это обвинение. И если вы в интересах спра-
ведливости проявите хоть какое-то внимание к моим показаниям,
то мне, не сомневаюсь, удастся убедить вас в ложности обвинения.
— А если доказательства, которыми я располагаю, — медленно
произнес судья Филдинг, — содержатся в письменном заявлении?
— Но такое свидетельство также можно опровергнуть аналогич-
ным образом.
— О, его придется рассмотреть с еше большим вниманием.
— Тогда, клянусь жизнью, я не могу уяснить, почему вы пребы-
ваете в таком сомнении и никак не хотите отказаться от намерения
заключить Пег в тюрьму? Если она невиновна и у вас будут все
тому доказательства, чьи еще показания могут свидетельствовать
против нее?
— Ваши, — отвечал судья Филдинг отложив свой хлыстик и,
проведя уверенным жестом по столу с разбросанными на нем моне-
тами, нащупал маленький колокольчик и позвонил в него.
— Вы сами этого хотели, — сказал он. — Я старался вас изба-
вить, но вы сами этого захотели. Теперь вам придется услышать
кое-что, хотите вы этого или нет.
Дверь, ведущая в коридор, отворилась, и в комнату вошел Джо-
шуа Брогден, в течение многих лет служивший клерком при судье.
На носу его были очки, в руке — стопка бумаг. Судья Филдинг при-
нял величественную позу, откинувшись в кресле и сцепив паль-
цы рук.
— Брогден!
— Да, ваша честь.
— Вы знакомы с мистером Уинном. Прошу вас, прочтите ему
письмо, которое находится при вас.
— Да, ваша честь, — произнес Брогден, листая бумаги. — Оно
отправлено, — продолжая он, не глядя на Джеффри,— оно отправ-
лено из Парижа несколько дней назад и адресовано сэру Мортимеру
Ролстону через ювелира Хуксона с Леденхолл-стрит. Здесь написано...
— Нет, подождите. Не стоит зря его волновать. Изложите толь-
ко суть и содержание письма.
— В нем говорится, что племянницу сэра Мортимера уда-
лось извлечь из некоего дома в Версале, служащего школой для
521
молодых женщин. Он расположен в парке с каким-то иностранным
названием...
— Parc aux Cerfs? «Олений парк»?
— Да, ваша честь. В этом месте с иностранным названием, где
находился личный бордель короля Франции. Далее говорится...
— Достаточно. Письмо подписано Джеффри Уинном?
— Да, ваша честь. Это очень сердитое письмо.
— Сердитое письмо и веселенькое дельце. - Лицо с непроницае-
мым выражением обратилось в сторону Джеффри. — Рискнете вы
выступить с опровержением этого?
— Нет.
— Нет. Так я и думал. И не говорите, что это деяние лежит
за пределами моей юрисдикции. Поскольку жалоба подана опеку-
ном, такое деяние могло иметь место хоть в Китае и тем не менее
находится в ведении нашего закона.
— Да. Наш закон основан на принципах строгой морали.
— Вы, конечно, станете говорить, будто сами не верите тому,
что написали? Скажете, что вами владела ярость, что вы были му-
чимы ревностью? Это вы станете говорить?
— Нет, не стану. Да и какой — прости, Господи, — от этого
толк? Хотя так оно и есть.
— Выслушайте меня, — сказал судья Филдинг, снова беря свой
хлыстик и направляя его в сторону Джеффри. — Вы, видимо, пола-
гаете, что такой проступок — мелочь, не более. Это неверно. Де-
вушка, принадлежащая к высшему обществу, также должна пода-
вать только хороший пример. Здесь же мы имеем ту самую безот-
ветственность, которая вводит в искушение простых людей — слуг
и тому подобное, увлекая их в игорные дома, бордели (даже теат-
ры!) и тем самым толкая на кражи и далее — на виселицу. Нужно
принять все меры, проявить всяческую заботу, отдать на благотво-
рительность все до последнего фартинга! (Конечно, в пределах воз-
можностей кошелька), чтобы уберечь этих людей от порока. Если
мы этого не сделаем, дальше мы бессильны. Виселица виселицей,
но преступник есть преступник. И тогда — всему конец.
— Вы так считаете?
— Я так считаю. Но я хочу пощадить чувства ее дядюшки, на-
сколько это в моих силах. Она проведет в тюрьме месяц...
— А представляете вы, сэр, последствия, которые будет иметь
месяц, проведенный в Брайдвелле, для девицы благородного вос-
питания?
— Кто говорит о Брайдвелле? Действительно, проституток и
бродяжек принято помещать в Сент-Брайдский госпиталь. Но вы-
бор места заключения является прерогативой магистрата. Мы от-
правим ее в Ньюгейт.
— Ньюгейт?!
522
— Что, еще хуже? В Брайдвелле на нее наденут цепи.
Заставят трепать коноплю — как говорят, «молоть кукол» — в
далеко не лучшей компании. Если она станет упрямиться, ее могут
привязать к столбу и подвергнуть порке.
Судья Филдинг снова помахал хлыстиком.
— В Ньюгейте, вне всякого сомнения, общество будет не лучше.
Но для заключенного, у которого водятся деньги, положение иное.
Можно снять отдельное помещение. Можно обедать за столом на-
чальника тюрьмы вместе с другими людьми, имеющими средства.
Можно свободно передвигаться по тюрьме. У этой девицы, на-
сколько я понимаю, имеются деньги, украденные у дядюшки. Даже
если нет, то сэр Мортимер...
Он замешкался, как бы подбирая слово. Но подобно тому, как
ранее судья уловил колебание в голосе Джеффри, так и Джеффри
сейчас почувствовал некоторую неуверенность в голосе судьи.
— Сэр, что это за странная игра? В какую игру вы играете со
мной, сэр?
Клерк Брогден подскочил, словно ужаленный. На Боу-стрит раз-
разился скандал, судя по всему между уличным певцом и молочни-
цей. Крики достигали комнаты.
— Игру, сэр, а? Вы ставите под сомнение мою порядочность?
— Никоим образом. Но временами вы путаете себя с Господи-
ном Богом.
— Ну-ну! К дьяволу вы меня уже посылали. Теперь душе моей
нужно искать новое пристанище. Итак, девица отправится в Ныо-
гейт. А сейчас спросим себя, как вы поведете себя, если таковое
решение будет принято?
Хлыстик снова повернулся в сторону Джеффри.
— Могу ли я это предвидеть? Вы проявите благородство, покля-
нетесь, что по своей собственной воле расстанетесь со службой у
меня и пошлете меня к дьяволу, как уже однажды сделали. Или
вылетите отсюда, как выпоротый школьник из кабинета учителя,
и станете кричать о чудовищной несправедливости, поскольку не
желаете подчиняться школьным правилам.
— Простите, сэр, вы ведь сами не верите ни в то ни в другое.
И вы правы: ничего подобного я не сделаю.
— Из чего следует лишь, — быстро вставил судья, — что вы за-
мышляете нечто более серьезное. Я симпатизирую вам, не скрою,
но последите за собой: вы играете с законом.
— Я послежу за собой, не сомневайтесь. Можно ли как-то сде-
1ать, чтобы Пег выпустили раньше, чем через месяц?
— Ее могут выпустить — и вам следовало бы это знать — в
тот самый момент, как ее дядюшка заберет свою жалобу.
— Тогда я послежу еще внимательнее. Могу я видеть Пег?
__Только не в судейской комнате; здесь вам обоим будет
523
неуютно, к тому же я все равно собираюсь очистить помещение су-
да. В Ныогейте — сколько угодно.
— А до того?
Они обменивались репликами, словно фехтовальщики ударами.
Клерк, опасаясь чего-то недоброго, вертел головой от одного собе-
седника к другому.
— Который сейчас час, Брогден?
— Без десяти минут десять, ваша честь.
— Если вы настаиваете, — сказал мистер Филдинг, обращаясь к
Джеффри, — у вас есть десять минут, пока я не отправился вниз.
Но я настоятельно советую вам не встречаться с ней сейчас.
— Почему?
— Прежде всего потому, что она не одна.
— Стража не в счет.
— Конечно. Но там еще и пьяный священник.
— Пьяный священник?
— Он тоже под стражей. Если бы он и дальше лез к охранни-
кам, задирался с ними перед домом вдовы, это могло бы для него
плохо кончиться. Но поскольку мы должны проявлять уважение к
церкви, а порядок восстановлен, я не буду суров к нему. Но это
не главное, почему я не рекомендую вам не встречаться с девушкой
сейчас.
— В чем же главная причина?
— Ну! Неужели вы сами не понимаете? Она ведь считаете вас
виновником своих несчастий. Так что не ждите хорошего приема.
С женщинами — всегда так. В данном случае, однако, мне кажется,
ее претензии к вам небезосновательны.
С улицы доносились шум, свист, улюлюканье. Если магистрат,
казалось, оставался глух ко всему этому, того же нельзя было ска-
зать о Джеффри. Он схватился за голову, потом опустил руки.
— И все же! Я хочу ее видеть, если это возможно.
— Как желаете. Брогден, проводите его. Одну минуту...
Непроницаемое лицо судьи, сохраняющее высокомерное и в то
же время пугающее выражение, было повернуто к Джеффри все то
время, что он шел через комнату, следуя за Брогденом.
— Хочу обратить ваше внимание, — сказал судья Филдинг, —
на одно обстоятельство, которое делает ваше поведение подозри-
тельным. Почему вчера вечером вы пожелали на какое-то время
остаться один в комнате, где находилось лишь тело старухи?
Джеффри, который стоял, замерев на месте и опустив глаза в
пол, резко обернулся.
— Это Пег вам сказала.
— Нет. И пожалуйста, не отвечайте вопросом на вопрос.
— Сэр, мне кажется, вы и не ждали ответа на этот вопрос. Вы
предупредили меня, и благодарю вас за это.
524
— Ожидал или нет, я попрошу вас ответить на другой вопрос,
заданный некоторое время назад. Для вас есть работа на сегодня:
речь идет о краже в Увеселительном парке Рэнилег в Челси. Возь-
метесь?
— Если нужно.
— Может быть, у вас есть другие дела?
— Только одно, — солгал Джеффри. Затем, без всякого перехо-
да, он сказал то, что было чистой правдой: — Сегодня утром я по-
вел себя по-дурацки. Я убежал из спальни Лавинии Крессвелл, ког-
да мог выжать из нее признание. Потом потерял голову и пустился
наутек. Но, возможно, все было только к лучшему. Благодаря это-
му мне стали известны новые факты, в результате чего и возникло
это дело.
— Какое, мистер Уинн? Где?
— Вы все равно узнаете. В Галерее восковых фигур миссис Со-
мон. На Флит-стрит. Сегодня в четыре.
Глава 8
НА ПЕРЕПУТЬЕ, В РАСТЕРЯННОСТИ
Часы церкви св. Дунстана-на-Западе вблизи Темпл-Бар1 и непо-
далеку от Галереи восковых фигур2 миссис Сомон, располагавшейся
на другой стороне улицы, начали отбивать три, когда Джеффри по-
явился здесь, в западном конце Флит-стрит.
С того места, где он находился, еще нельзя было разглядеть две
металлические фигуры воинственного вида, почему-то считавшиеся
Адамом и Евой, которые появлялись на колокольне, как только ча-
сы начинали бить. Бой часов, заглушаемый шумом улицы, также
не доносился сюда. До того времени, когда Джеффри предстояло
узнать, что ожидает его в Галерее миссис Сомон, оставался час и
еще одно дело поблизости.
Ничто, казалось, не занимало Джеффри. Слишком мрачным,
слишком безрадостным было его настроение.
В каком-то смысле день этот прошел вполне успешно. Поездка
в Рэнилег, место, известное не столько своим парком, сколько ог-
ромной ротондой с ее вечерними концертами, гуляньями и маскара-
дами, охотно посещаемыми тайными любовниками, не принесла
практически ничего. Он ничего и не ожидал, понимая, что судья
Филдинг просто усылает его. Иначе обстояло дело с его коротким
1 Т с м п л - Б а р — ворота, которые в течение нескольких веков стояли на за-
падной границе лондонского Сити. В 1880 г. заменены Темпл-Бар-Мемориал.
"'Галерея восковых фигур миссис Сомон действительно существо-
вала в Лондоне в XVII 1в.Сохранившийся рисунок и описания галереи использованы
Д. Д. Карром.
525
тайным визитом в «Волшебное перо» на Лондонском мосту. Для
того чтобы сходить туда и остаться незамеченным, потребовались
сообразительность и везение: можно было только надеяться, что
никто не обнаружил его там.
Еше успешнее прошел его визит к некоему ювелиру и банкиру
на Леденхолл-стрит. Умирая от голода, Джеффри плотно пообе-
дал, стараясь не выйти за пределы тех пяти шиллингов, двух сере-
бряных полукрон и дюжины пенсов, которые вручил ему судья
Филдинг. Ему должно было бы полегчать. Но из головы нс шли
неприятные воспоминания о свидании с Пег Ролстон утром, в доме
судьи Филдинга.
«Почему, черт возьми?.. Нет, это несправедливо».
Джеффри любил книги, содержание коих прочно сидело в нем;
читал он и любовные романы, которые оказали столь дурманящее
влияние на вкусы того времени. К этим книгам он нс относился
всерьез, удивляясь только, сколь отличны героини их от женщин,
которых встречаешь в реальной жизни.
В романах женщины проявляли склонность к мечтаниям, как,
впрочем, и многие женщины в жизни. И героини романов покорно
принимали все несчастья, терпеливо переносили все с градация, что
встречается крайне редко.
Так ли это, однако, существенно?
Захочет ли кто-нибудь, чтобы его возлюбленная походила
на лукавых скромниц, которыми так восхищаются женщины,
тайком читающие книги (точно так же они тайком пьют вино)?
Моралисты осудят и то и другое. Встреться вам Памела или
Кларисса, понравятся ли они вам? И кто полюбит женщину, ко-
торая постоянно закатывает глаза и поднимается с колен толь-
ко для того, чтобы гневно разоблачить коварство своего воз-
любленного?
Да и в этом ли дело?
Жизнь — это шут с постной миной. В ней нет ни последователь-
ности, ни разумности, ни даже иронии, которую способны воспри-
нять люди (будь то мужчины или женщины), попавшие во власть
сильных переживаний.
Нужно развить в себе способность понимать это. Научиться
улыбаться при виде того, что вызывает улыбку в романах Генри
Филдинга, который изобразил людей такими, каковы они на самом
деле. Но это никому не дано. Несправедливые упреки вызывают
лишь гнев, за которым скрывается чувство вины и желание проти-
востоять потоку речей или даже поступкам, столь же необоснован-
ным, как и речи.
— Ложь! — восклицала Пег, топая ногой. — Вы не смеете назы-
вать меня шлюхой. Добродетель моя — всецело при мне. Вы лиши-
ли меня невинности — никто другой. Именно вы способствовали
526
моему аресту. Вы пожелали, чтобы меня взяли под стражу. Если
вы сейчас же не заберете меня отсюда...
— Смело сказано, лопни мои глаза! — говорил преподобный
Лоренс Стерн. — Смело сказано, цыпочка вы моя! Он что-нибудь
придумает, верьте мне. А если не придумает — или не захочет при-
думать, — какой он тогда мужчина?
— Придержите язык, мистер Стерн! — воскликнула Пег. —
Придержите язык, вы, мерзкий тип! Он может найти выход из лю-
бого положения и в любых обстоятельствах. Разве не выволок он
меня из другого, не менее кошмарного, заведения? Перекинув через
плечо, головой вниз, все прелести наружу! А за нами — целая рота
французских драгун! Он и отсюда может меня унести. Но не захо-
чет. Он написал моему дядюшке, и меня схватили.
— Но выслушайте мои доводы, Пег!
— Вы не написали моему дядюшке? Вы сами мне говорили.
А теперь я прочла это письмо.
— Я оплакиваю вас, — произнес мистер Стерн. — И себя тоже.
Мог ли я написать на стражу? Да не более чем отхлестать по ще-
кам эту вдовушку! Ведь я — христианин и джентльмен. Если епи-
скоп узнает, я пропал. Но я не вешаю нос! Уж я-то сумею вырвать-
ся из каменной бутылки. Найдется человек, который замолвит за
мебя словечко перед «длинноклювым», судьей то есть!
Пег взглянула на него.
— Ладно, — вмешался Джеффри. — Готовы вы довериться мне?
— Я уже доверилась вам однажды. И вот куда завела меня эта
доверчивость. А дальше будет Брайдвелл.
— Пег, я вытащу вас скорее, чем вы думаете. И вовсе не в
Брайдвелл вас отправят. Вас отправят в Ныогейт.
— Это вы с дядюшкой так решили? О Господи! Он говорит об
этом так, будто мне предстоит поездка на воды в Бат!
— У вас есть деньги?
— Есть! Есть кошелек в кармашке нижней юбки. А что? Вы и
его хотите забрать?
— Не говорите глупостей!
— Джеффри! — прошептала девушка. — Я этого не вынесу. Там
крысы. И вши. А горничной нет; кто их поищет? Говорю вам: я
этого не вынесу!
— Неужели... Неужели день или пара дней — это так уж долго?
— Мистер Уинн, — прервал его Брогден. — Время истекло. Вам
сейчас лучше удалиться.
— Да, идите! — вскричала Пег. — Идите отсюда! Убирайтесь!
Но когда он был у двери, слезы потекли из глаз девушки. Джеф-
фри готов был уже вернуться, но Брогден удержал его.
Потом они перешли в «кабинет» магистрата, заднюю комнату,
ярко освещенную солнцем, льющимся сквозь оконное стекло. На
527
полке в простенке стояли книги, принадлежащие брату судьи по от-
цу. Джон Филдинг поддерживал семью Генри после того, как тот
скончался в Португалии. Брогден вывел Джеффри в коридор и за-
крыл за собой дверь.
— Мистер Уинн, — произнес клерк, — вы должны обещать мне,
что не станете пытаться увидеть ее раньше сегодняшнего вечера,
когда она немного придет в себя. Я знаю, что, если вы не дадите
такого обещания, вы обязательно попытаетесь это сделать. Если
же вы пообещаете мне, то я сам отправлюсь в Ньюгейт вместе с
констеблем, который будет ее сопровождать, и прослежу, чтобы
начальник тюрьмы не надул ее.
— Мистер Брогден...
— Итак, вы даете мне слово?
— Мистер Брогден, я благодарю вас.
И вот сейчас, шагая на запад по Флит-стрит, Джеффри все боль-
ше и больше впадал в меланхолию, и картины, одна хуже другой,
рисовались в его воображении. Вновь и вновь он переживал сцену,
произошедшую в доме судьи, подобно человеку, который трогает
кончиком языка больной зуб, каждый раз зная, что будет больно.
Он шел по северной стороне улицы, той, где располагалась цер-
ковь св. Дунстана, по тротуару, отгороженному каменными столби-
ками. Нельзя сказать, что улица в этот час была оживленной, хотя
на ней, как обычно, раздавался стук колес, грохочущих по булыж-
ной мостовой, и чересчур нервные прохожие время от времени раз-
ражались бранью. Дойдя до поворота на Чансери-лейн, Джеффри
взглянул на заведение миссис Сомон, расположенное на южной сто-
роне Флит-стрит.
Это был очень старый деревянный дом. Зажатый с двух сторон
более новыми кирпичными домами, он возвышался над улицей все-
ми своими четырьмя этажами почерневших бревен, белой штука-
турки, покосившихся — словно спьяну — перекрытий и множества
старомодных на вид окон. Вывеской служила деревянная рыба,
приколоченная над входом, которая, видимо, считалась лососем1 и
даже была выкрашена в розовый цвет. Кроме того, поскольку мис-
сис Сомон рассчитывала на приличную публику, для тех, кто умеет
читать, имелась еще одна вывеска, между первым и вторым эта-
жом, прямо над рыбой; черными буквами по штукатурке там было
написано просто: «Восковые фигуры».
Это было знаменитое заведение, которое шестью годами позд-
нее посетил шотландский адвокат по имени Босуэлл1 2. Но Джеффри,
подобно многим лондонцам, никогда не был внутри.
1 Фамилия хозяйки Галереи по-английски звучит так же, как название рыбы.
2 Б осу эл л, Джеймс (1740—1795) — шотландский юрист и писатель; биограф
С. Джонсона.
528
Облако дыма закрыло заходящее солнце, а также окна заведения
миссис Сомон. Некоторое время Джеффри стоял не двигаясь и гля-
дел в сторону дома, как будто желал удостовериться, что он все
еще стоит на месте. Потом он побрел вдоль сточной канавы, пере-
шел на южную сторону улицы и вошел в расположенную неподале-
ку таверну «Радуга».
Как рассчитывал Джеффри, в передней комнате таверны уже си-
дел, ожидая его, доктор Джордж Эйбил.
— Доктор, — обратился к нему Джеффри. — Я благодарен вам
за то, что вы откликнулись на мое письмо и явились сюда. Скажи-
те, доктор, согласились бы вы ради правого дела нарушить то, что,
по моим представлениям, относится к сфере вашей профессиональ-
ной этики? Не согласились бы вы, более того, пойти на риск нару-
шить закон?
— Мистер Уинн, — ответил доктор Эйбил, наклоняя голову, —
я уже имел случай указать вам на ваше безрассудство...
— С безрассудством покончено. И навсегда. Обещаю вам.
Доктор Эйбил, сидевший спиной к окну на скамье перед длин-
ным столом, который стоял в оконной нише, взглянул на него, но
ничего не сказал. Джеффри поднял руку.
— Ия совсем забыл о приличиях. Не согласитесь ли выпить
со мной кофе и выкурить трубку? Вчера вечером в «Винограднике»
я обратил внимание, что вы курите табак.
— Вы много замечаете, молодой человек.
— Приходится; этим я зарабатываю себе на хлеб. Так, я закажу
кофе и трубки. И не делайте никаких выводов, пока я не изложу
мои намерения. Речь идет о Пег Ролстон.
— Как чувствует себя молодая леди после вчерашней ночи? Как
у нее дела?
— Плохо, доктор. Ее отправили в Ньюгейт.
— Продолжайте. Я не стану больше вас перебивать.
Первоначально «Радуга» была кофейней, и в ней, как и раньше,
варили этот черный как смоль и весьма изысканный напиток. Им
подали кофе, две длинные глиняные трубки и табак в жестяной ба-
ночке. Они прикурили от уголька, который принес, держа каминны-
ми щипцами, трактирщик. На скамьях за столами сидело еще око-
ло дюжины посетителей, поэтому Джеффри старался говорить
тихо.
— Вчера вечером, когда я показал вам портрет Ребекки Брейс-
гердл, или Грейс Делайт, в расцвете молодости, вы сказали, что
я не могу, не имею права жениться на Пег, поскольку мы с ней,
возможно, кровные родственники. Я поднял вас тогда на смех.
— Но не всерьез? Мне и тогда так показалось.
— В таком случае вы ошиблись. Сейчас, как и прежде, мне
смешны такие вещи. Будем откровенны. В голове каждого
529
мужчины всегда присутствует «задняя мысль»: «А что, если?» Вот
и все, и ничего в этом особенного нет. Это только одна из причин,
почему я уже давным-давно не женился на Пег, если, конечно, она
согласилась бы выйти за меня.
— Другие причины, должно быть, весьма серьезны, сэр?
— Да. Была только одна и весьма серьезная причина. Заметьте,
я говорю: была. Больше ее нет. После этой ночи жизнь моя корен-
ным образом переменилась.
— После этой ночи, говорите вы? А что изменилось?
— Сейчас это несущественно.
— Вы считаете это объяснением, молодой человек?
— Доктор, прошу вас, имейте терпение. Сегодня Пег дали месяц
тюрьмы. Утром я спросил судью Филдинга, могу ли я сделать что-
нибудь, чтобы ее освободили раньше этого срока. Он ответил, что
ее тотчас же выпустят, если ее дядюшка заберет свою жалобу.
— Ну, так, несомненно, и есть?
— О да! Это — самый короткий путь. Если только он вообще
возможен. Но этот путь — не единственный, что было хорошо из-
вестно судье Филдингу. Если мы с Пег станем мужем и женой, с
этой самой минуты право решать что-либо принадлежит только
мне. Женившись на ней завтра же, я могу потребовать ее незамед-
лительного освобождения из Ныогейта.
Табачный дым заполнил оконную нишу. В другом конце комна-
ты кто-то читал вслух газету (ее можно было найти в любой ко-
фейне и почти во всех тавернах) и восторженно сквернословил по
поводу мистера Питта. Доктор Эйбил, который, несмотря на свою
неопрятную наружность, не был вовсе лишен понятий о благород-
стве, вынул изо рта трубку и взглянул на Джеффри.
— Так вот, значит, что вы задумали? Обвенчаться с девушкой
в тюрьме?
— Если понадобится. Хотя я всячески постараюсь избежать это-
го. Путь этот, нужно признать, далеко не лучший...
— Не лучший? Это просто недопустимо.
— Но вчера вечером, доктор, вы сами предложили...
— Я сказал, что этого дурацкого ареста можно было бы избе-
жать, если бы вы уже были женаты. Возражения же мои касались
вашей женитьбы на ней в принципе.
Я перечислил все, что этому препятствует, и вы, как мне показа-
лось, согласились со мной.
— Да, но сейчас единственным препятствием остается Лавиния
Крессвелл, которая может нанести какой-нибудь новый удар Пег.
Ее надо обезвредить, и окончательно. Вы помните, я рассказы-
вал вам о Хэмните Тонише и об этой его сестрице, миссис Крес-
свелл?
— Да, я помню, вы их очень поносили.
530
— А сейчас, — сказал Джеффри, — я хочу, чтобы вы узнали
подлинную историю Пег и моих отношений с ней.
И он начал с самого начала, ничего не опуская. Он не пошалил
Пег, как не пошалил и своей собственной оскорбленной гордости
легкоуязвимого ревнивца. Он рассказал об их ссоре, после которой
Пег бежала во Францию. О том, как после отъезда Пег ее горнич-
ная Китти выложила все сэру Мортимеру. Как сам он, по настоя-
нию последнего, отправился в погоню, имея инструкции держать
обеспокоенного дядюшку в курсе всех дел и — буде Пег отыщет-
ся — тайным письмом известить его об их приезде, чтобы им при-
готовили встречу в таверне «Золотой Крест». Джеффри поведал о
том, как и где он обнаружил Пег, об их бегстве из Версаля в Па-
риж, а из Парижа в Лондон и, наконец, об их прибытии в «Золотой
Крест».
— Понятно, — заметил доктор Эйбил, откладывая давно погас-
шую трубку. — Так что в постели вашей девушка все-таки побыва-
ла? И до того, как она сбежала из дома? Стало быть, ушерб таки
нанесен?
— Скажем так: между мной и Пег было нечто большее, чем
просто дружба, и не один раз. Теперь главное мое желание —
жениться на ней. Или вы полагаете, что я поступаю недостойно,
рассказывая обо всем этом?
— Именно так я и полагаю. Но я полагаю также, что вы не
испытываете удовольствия от пересудов кумушек, если этого мож-
но избежать. Зачем вы все это мне рассказали?
— Потому что мне самому нужно было уяснить себе ситуацию.
Прежде я сам не понимал, что происходит. А теперь мне крайне
необходима ваша помощь.
Доктор Эйбил, в котором под внешней флегматичностью скры-
вался моралист более страстный, чем любой из братьев Уесли1,
оглядел Джеффри с головы до ног.
— И впрямь, — произнес он, подумав. — Вчера вечером, моло-
дой человек, я помог вам в деле, в котором мне пришлось пойти
против моих убеждений. Но если вы думаете, что я снова стану
помогать вам Бог знает в чем, — ваш оптимизм несколько по-
спешен.
— Возможно. Если вы откажетесь, я не стану упрекать вас. Мо-
гу лишь уверить, что тогда случится величайшее несчастье.
— Ну и пусть случится. Почему все беды, происходящие в этом
мире, нужно складывать на мои плечи? И отчего вы вообразили,
что я в состоянии помочь вам?
’Уесли Джон (1703—1791) — основатель методизма, протестантского тече-
ния, делавшего упор на развитие проповеднической деятельности. Проповедником
и автором 6500 гимнов был брат Дж. Уесли, Чарлз (1707—1788).
531
— Вчера вечером в «Винограднике», разговаривая с мистером
Стерном, вы упомянули одно имя. «Я, конечно, не Хантер с Джер-
ми-стрит», — сказали вы. Вы имели в виду доктора Уильяма
Хантера?
— Да.
— Вы лично знакомы с доктором Хантером?
— Очень мало. Доктор Хантер — блестящий врач; он пользует-
ся заслуженной известностью, которую снискали ему его таланты.
А я — это я. Но думаю, что он вспомнил бы меня при случае. —
Не согласились бы вы посетить одного его пациента, выдав себя
за коллегу или ассистента доктора, и определить степень серьезнос-
ти заболевания?
— Ну, знаете! — воскликнул доктор Эйбил, стукнув кулаком по
столу. — Ну, знаете. Мне многое приходилось слышать, но это пе-
реходит всяческие границы. За кого вы меня принимаете? Остались
ли у вас хоть капля совести?
— Я сыщик, доктор. В первый год любого человека этой проф-
ессии часто тошнит от того, что ему приходится делать, потом со-
вести у него остается ничуть не больше, чем у меня.
— Да, это видно по тому, как вы обошлись с мисс Ролстон.
И вы состарились до срока. Но знания человеческого сердца вы не
приобрели, мистер Уинн, раз полагаете, что в своих действиях
юная леди руководствовалась какими-нибудь мотивами, кроме неж-
ной любви к такому недостойному субъекту, как вы.
— Я понял это и не стану с вами спорить. Но то, что я предла-
гаю, призвано помочь ей. Впрочем, ваше желание действовать по
чести и достоинству вполне оправданно...
— Продолжайте, продолжайте, — сказал доктор Эйбил, кото-
рый уже начал вставать со своего места, но снова сел при послед-
них словах Джеффри. — Все это — безумие, чистейшее безумие.
Я больше не желаю лезть в эти дела. Но вас я все же выслушиваю.
Итак, вы с мисс Ролстон приехали в «Золотой Крест». Ну? Что
же такое необычайно важное произошло там?
Говоря это, он невольно возвысил голос. Человек с газетой, ув-
леченный описанием победы, которую одержал в битве при Плэсси
в Индии мистер Клайв, поднял голову и взглянул на них. Джеффри
опустил глаза.
— В «Золотом Кресте», когда Пег отправилась, как она сказала,
переодеваться, я поднялся в Антилоповы покои — хозяин «Золото-
го Креста» любит давать названия своим комнатам. Там я заглянул
в окно гостиной.
— И?
— До этого я, в отличие от Пег, совсем не опасался Лавинии
Крессвелл. Если миссис Крессвелл благоугодно было пойти на со-
держание к сэру Мортимеру Ролстону — что с того? И какое мне
532
дело, что он втрескался в псе по уши? Такое часто случается с муж-
чинами за сорок или под пятьдесят. Правда, я никак не мог предпо-
ложить, что он способен на подобное безумство. И к тому же я
еще не видел тогда ее братца.
И вот, глядя в окно гостиной, я задугиался. Я видел, как сэр
Мортимер ест и пьет, сидя за столом, а госпожа Крессвелл что-то
говорит ему, расхаживая перед камином. Слов я не слышал, но ви-
дел, как этот громогласный человек вдруг весь съежился. Как если
бы увидел кнут у нее в руке.
— Кнут?
— Ну не в буквальном смысле. Хотя она унижает людей, не
прибегая к иносказаниям. Когда я вошел в комнату, то удивился
еще более. У сэра Мортимера вырвался крик, и первый вопрос его
был, что с племянницей. Миссис Крессвелл это совсем не занимало.
Она была одержима желанием отдать Пег в руки Хэмнита Тониша,
подвергнуть ее порке и отправить в тюрьму по обвинению, которое
вам известно.
И он поведал о том, что было дальше.
— Я полагал, — и Пег тоже, — что миссис Крессвелл читала
письмо, которое я в гневе и запальчивости послал сэру Мортимеру
из Парижа. Но она не упомянула «Олений парк», что, по ее пред-
ставлениям, явилось бы совершенно убийственным обвинением.
Она лишь яростно нападала на Пег, употребляя слова вроде «не-
складежа», «деревенщина», «потаскуха», «лживые глаза» и тому
подобное. Тогда, как я позже узнал, она не только не читала пись-
мо, но даже не подозревала о его существовании.
— Откуда вам это известно?
— Сейчас расскажу. Это — самое главное во всей истории. Дело
в том, что по-настоящему задуматься заставляет здесь не Лавиния
Крессвелл или Хэмнит Тониш, а Мортимер Ролстон. Вместо того,
чтобы дунуть на нее, как на одуванчик, чтобы она разлетелась,
этот человек юлил перед ней, лебезил, соглашался на все, что она
придумывала для Пег. Потом, как только она пошла за Пег, едва
вышла из комнаты, — его поведение тотчас же переменилось; пря-
мо как у заговорщика. Он начал умолять меня защитить Пег от
этих двух негодяев. Он знал, что мы не просто друзья, догадывался
о чувствах, которые я испытываю к Пег. По его словам, он решил
«дать мне возможность показать, на что я гожусь», — так он ска-
зал. И поэтому послал меня во Францию, вместо того чтобы по-
просить одного из своих агентов отыскать Пег. Он подговаривал
меня жениться на Пег сейчас, когда над ней нависла опасность, но
уверял, что замыслил этот брак с самого начала.
— Поклянитесь, что не лжете, молодой человек.
— Клянусь честью, если таковая у меня еще осталась, — это
чистая правда.
533
— Он предложил вам жениться? Каков же был ответ?
— Я сказал, что скорее перережу себе горло. Вы сильно ошибае-
тесь, доктор, если сочтете Мортимера Ролстона эдаким деревен-
ским сквайром, на говядине выросшем. Хотя он таковым и кажет-
ся, но он хитрее любого ростовщика, а уж скрытен, как... как
судья Филдинг. Совершенно очевидно, что чем-то миссис Крес-
свелл ему пригрозила, но это он отрицает. И во мне зароди-
лись такие же подозрения в его искренности, как раньше — в ис-
кренности Пег.
— А так ли существенна, его искренность; ведь вы были влюб-
лены в девушку?
Поверьте, весьма существенна, — сказал Джеффри. — Все с удо-
вольствием станут говорить об удачной женитьбе бедного молодо-
го человека на богатой наследнице, о том, что он теперь распоря-
жается ее состоянием. Формально так и будет. Но вы видели хогар-
товскую серию картин «Модный брак»? Женщина понимает, что
эти узы — всего-навсего прихоть закона. Если и муж и жена — не
две бесчувственные колоды, очень скоро эти узы ей надоедят.
И после первой же ссоры она станет презирать мужа.
— Даже если это брак по любви?
— Особенно если это брак по любви! Посмотрите вокруг и по-
пробуйте со мной не согласиться.
— Вы говорили все это сэру Мортшмеру?
— Нет. Я не мог поверить, что Пег действительно в опасности.
Не мог поверить, что Лавиния Крессвелл осмелится осуществить
свои планы или что сэр Мортимер не воспрепятствует ей, если она
на такое решится.
— И вы снова ошиблись?
— Вплоть до сегодняшнего утра я и сам так думал.
Уже там, в «Золотом Кресте», когда брат с сестрой вошли и
сообщили, что Пег сбежала, они вели себя, словно владыки мира
или по крайней мере хозяева Мортимера Ролстона. А он не возра-
жал. Я выяснил, куда, по всей видимости, ушла Пег, и отправился
за ней.
— А почему она побежала туда, в комнаты над «Волшебным
пером»?
— Она думала, что Ребека Брейсгердл, или Грейс Делайт, —
старая служанка нашей семьи. Встреть она эту женщину еще жи-
вой, она, возможно, не оставалась бы в этом заблуждении.
Джеффри взглянул поверх головы доктора Эйбила за окно.
— Миссис Анна Брейсгердл и миссис Ребекка Брейсгердл —
сохраним из вежливости это «миссис», как перед именами акт-
рис — так вот, хотя они и были сестрами, но совершенно не похо-
дили друг на друга. Ребекка была на двенадцать лет моложе. Обе
начали рано готовить себя к сцене, но у Ребекки дарования не было.
534
В шестнадцать лет, к негодованию сестры, она стала торговать
фруктами. В семнадцать, к еще большему негодованию Анны, она
вышла замуж за простого столяра. Ее истинный талант проявился
в девятнадцать лет, когда на нее обратил внимание милорд Морр-
.\ieiiH. А двумя или тремя годами позже ею полностью завладел
сумасшедший Том Уинн. Да, если бы Пег встретилась с этой
женщиной...
— Все это не имеет к нам отношения, — вскричал доктор Эйбил
и снова ударил кулаком по столу. — Я не обсуждаю поведение мисс
Ролстон. Другое дело — ее дядюшка. Если он честный человек, мог
он подать на нее жалобу и отдать в руки этих людей?
— Он вовсе не хотел отдавать Пег в их руки. Он проделал все
это, чтобы спаси ее.
— Спасти ее? Упрятав в тюрьму?
— Да. И этого я никак не мог сообразить своей глупой головой,
пока не поговорил с судьей Филдингом.
Они поднялись со своих мест и посмотрели друг на друга.
— Сегодня рано утром, доктор, я снова встретился с Лавинией
Крессвелл. Встреча происходила в доме сэра Мортимера на Сент-
Джеймсской площади, куда я зашел с визитом, но так и не был
допущен к хозяину.
— Миссис Крессвелл тоже пришла туда?
— В этом не было надобности. Эта дама живет там — уже не-
которое время. Наша с ней встреча не заслуживает подробного опи-
сания. Но за ночь все ее поведение коренным образом изменилось.
Впервые у меня возникло впечатление, что передо мной — просто
другая женщина.
— Новые уловки-увертки?
— Напротив: мед и сахар. И это не было притворством: она
вела себя совершенно искренне, насколько она вообще может быть
искренней хоть в чем-то. Я так внимательно следил за ней, ожидая
ловушки, так старался поймать ее совсем на другом, что не понял
значения столь простой вещи, каковой является любой завтрак, со-
стоящий из бифштекса с устричным соусом. Она недооценила меня
и разоткровенничалась. Накануне вечером, по ее словам, она еще
не знала о чувствах, которые я питаю к Пег.
И в тот же миг образ Лавинии Крессвелл возник здесь, в этой
комнате с дощатым полом и красными решетками на окнах, и так
явственно, будто она сама присутствовала здесь во плоти и халате
с меховой опушкой.
— Она вкратце упомянула мое письмо. Поскольку она, конечно
же, уже давным-давно прочла эту идиотскую писульку из Парижа,
я решил, что она имеет в виду нечто совсем другое, и стал думать,
что же именно. Она, кроме того, была так возбуждена, произнося
слова вроде «ваш вопрос связан с тем, чтр мы узнали о ней», или
535
«вы бы сами женились на ней сейчас?», что я решил, будто речь
идет о какой-то тайне, связанной с происхождением Пег.
— Да, — согласился доктор Эйбил. — Об этой стороне дела мы
оба забыли.
— Не забыли, доктор. Ни на минуту нс забыли. Когда я прибе-
жал к судье Филдингу на Боу-стрит, я узнал правду. Было только
одно письмо. Но Пег должна была оказаться в тюрьме, и я дал
им необходимые для этого улики.
Мне стали понятны перемены в поведении миссис Крессвелл.
Прочитав письмо, она решила, что Пег не выйдет ни за меня, ни
за кого-то, кто подходит сэру Мортимеру. Мы исключались даже
как охотники за приданым. Добрая нашг! Лавиния могла теперь се-
ять свою злобу, как ей заблагорассудится.
Однако, если она познакомилась с письмом уже после того, как
мы встретились в «Золотом Кресте», каким образом оно попало
к ней? Кто показал это письмо миссис Крессвелл и зачем? Ответ
один: сэр Мортимер. Он получил его через своего банкира и держал
про запас. И прежде чем отнести письмо на Боу-стрит к судье Фил-
дингу, он нарочно показал его миссис Крессвелл.
— И таким образом он защищал свою племянницу? Посылая ее
в Брайдвелл? — Удивился доктор Эйбил. — Хотя постойте! —
неожиданно воскликнул он.
— Не в Брайдвелл, заметьте! В Брайдвелле ей пришлось бы
встретиться с унижениями, которым он не мог ее подвергнуть. Да-
же судья Филдинг заколебался и выдал их игру.
Доктор Эйбил медленно развел руками и сел на место.
— Мортимер Ролстон, — продолжал Джеффри в восхище-
нии, — добьется своего любым путем. Он знал, что я люблю Пег;
он знал, что' я не слишком боюсь сплетен и не слишком дорожу
репутацией. Знал, что, если он прикажет, я вытащу Пег из тюрь-
мы, женившись на ней, и двое подлых заговорщиков не смогут тог-
да до нее добраться.
— А судья Филдинг?
— Судья Филдинг не хуже меня осведомлен о том, что за лю-
ди — Лавиния Крессвелл и Хэмнит Тониш. И он не упустит случая
сыграть роль Господа Бога, если будет уверен, что таким образом
послужит правосудию. Не боюсь соврать, предположив, что он по-
чувствовал себя польщенным, когда сэр Мортимер пришел к нему
и изложил свой план. Я, конечно, не ждал, что этот папа римский
в образе судьи выдавит из себя хоть слово. Но сэр Мортимер — он-
то мог бы мне сказать! Если он такой хитрый, так чего было со
мной хитрить? Мог хотя бы намекнуть.
— Если мне не изменяет память, — отозвался доктор, — он не
просто намекнул. Он умолял вас спасти девушку. А вы ответили,
что скорее перережете себе горло.
536
— Черт возьми, доктор! Если и вы присоединитесь к этому
хору...
— Ладно, рассказывайте дальше. Кто же повинен в ее несчас-
тьях, если не вы?
—...и если и вы отказываетесь помочь?
— Разве я сказал, что отказываюсь? Но как?
— Этоз' старый черт заболел и передан на попечение доктора
Хантера. Так они говорят, и я этому верю. Конечно же, он окружен
слугами, больше похожими на тюремщиков. Мне к нему не подо-
браться. Это может сделать только врач.
— На что он жалуется?
— Не знаю.
— Ну ладно, это мы как-нибудь обойдем. И утрясти это дело
с Билли Хантером тоже сумеем. Но, допустим, я окажусь у его по-
стели, что я должен делать?
— Был ли это его план, доктор? Если он желает, чтобы я взял
всю ответственность на себя, я готов. Все мои жизненные обстоя-
тельства, в частности касающиеся женитьбы на Пег, скоро переме-
нятся. Но пусть нс молчит! Тем самым он даст мне оружие против
наших врагов. Тогда по крайней мере я избавлю Пег от унижения
тюремной свадьбы.
Джеффри задумался.
— Более того, — добавил он, помолчав, — вы можете потешить
свой ум, выяснив вопрос, который волнует вас больше всего. Вы
полагаете, что, если бы мы с Пег состояли в родстве, он стал бы
тогда настаивать на этом браке? Но спросите его. Скажите ему
честно, что видели портрет Грейс Делайт, и спросите.
— Ну, вот это уже лучше. Гораздо лучше.
Доктор Эйбил снова вскочил на ноги; его неопрятный парик съе-
хал ему на лоб.
— Но вы не все мне сказали...
— Еще не все.
— Остается два вопроса. Что изменилось в вашей жизни со вче-
рашнего вечера? Чем можно было запугать его, настолько, что он
решил прибегнуть к подобным мерам?
— Мои жизненные обстоятельства еще не переменились; но пе-
ременятся. Что касается угрозы, то думаю, что это я вам могу ска-
зать. Она очевидна всякому человеку, у которого есть голова на
плечах. Загадка, доктор, объясняется...
Послышался звук торопливых шагов по голым доскам пола.
Мелькнула черная ряса. Знакомый голос нетерпеливо воскликнул:
— Должно быть, жуткая тайна! Расскажите, умоляю. Ну
же! — восклицал преподобный Лоренс Стерн, внезапно ворвавший-
ся в их беседу. — Но подождите начинать! Итак, в чем дело? Ах,
ну что за дивная пора бесноватых!
537
Глава 9
В ГАЛЕРЕЕ ВОСКОВЫХ <1>111 УР ЗВУЧИТ СКРИПКА
— Бесноватых, — повторил Джеффри. — Бесноватых.
И через много лет он мог без труда восстановить в памяти этот
миг: погасшие трубки, остывший кофе, стол в оконной нише, сгу-
щающиеся сумерки, шум толпы, курсирующей под аркой Темпл-
Бар и уже заполнившей к этому времени Флит-стрит, священника,
с выпученными глазами и руками, прижатыми к груди.
— Бесноватых, — повторил Джеффри.
— Ну а что, собственно, такого? — поинтересовался священ-
ник. — Я просто пошутил. Мой близкий друг Холл-Стивенсон, вла-
делец Скелтон-Касл в Йоркшире, основал общество, которое в шут-
ку назвал «Бесноватые»1. Оно не имеет ничего общего — я это под-
черкиваю — с нечестивыми «Двенадцатью медменеэмскимн мона-
хами», этими богохульниками и плутами. И не думайте, кстати:
сам я не состою в «Бесноватых».
— Мы все — бесноватые, — сказал Джеффри. — Мистер Стерн,
кто вас выпустил?
— Откуда?
— Из заключения у магистра.
— Ах, при чем тут это? Ну, моя вдовушка. То есть не моя вдо-
вушка, поскольку я еще не покойник. Я говорю о миссис Эллен
Виннегар, достойнейшей молодой даме, пережившей благочестивей-
шего члена приходского совета церкви Сент-Мэри-ле-Боу; это она
свидетельствовала в мою пользу перед судьей Филдингом. И до-
ктор тоже, так сказать, помог мне. Хотя сам он и не пожелал
явиться в суд, будучи слишком занят умерщвлением своих пациен-
тов каломелью, но письмо, о котором я просил, прислал, и его за-
читали в суде.
— Действительно, послал, — признался доктор Эйбил, бросив
недовольный взгляд на Джеффри и почесывая лоб костяшками
пальцев. — Мне это было нелегко сделать. Я тоже член совета
церкви Боу. Во всяком случае, я мог со спокойной совестью за-
явить, что после нашей встречи вчера вечером не заметил в его по-
ведении ничего предосудительного и что считаю его в сущности че-
ловеком с добрым сердцем.
Мистер Стерн отступил на шаг, подобно актеру, играющему
сцену встречи с призраком в «Гамлете».
— Лопни мои глаза, — вскричал, он, — но у меня складывается
впечатление, что вы оба не рады моему освобождению!
‘«Бесноватые» — кружок собутыльников (к которому принадлежал
Л. Стерн), собиравшихся у Холла-Стрнвснсона, университетского приятеля Стерна,
сочинителя «Макаронических басен» и «Сумасшедших рассказов», по аналогии с ко-
торыми он переименовал свой -замок Скелтон в «Сумасшедший замок».
538
— Не то чтобы не рады, достопочтенный сэр, но лишь...
— Прилично ли это? Достойно ли? Я являюсь, чтобы выразить
мою признательность. Ваш хозяин на Лондонском мосту говорит,
что вы ушли на какую-то встречу в «Радугу». Я беру портшез, ко-
торый стоил мне два шиллинга; этот алчный носильщик до сих пор
ждет на улице, надеясь получить прибавку. Где тут приличия?
— Мистер Стерн! — сказал Джеффри, — сядьте и придержите
язык.
— Я предназначен для великих свершений. Не могу пока ска-
зать — для каких, но предназначен. Когда я мальчиком учился в
школе в Галифаксе, скажу я вам, у нас в классе как-то побелили
потолок, а лестницу не убрали. Так вот, в один несчастный день
я взобрался по лестнице и кистью написал на потолке огромными
буквами: Л.Стерн, — за что был жестоко порот надзирателем.
— Достопочтенный сэр?
— Но мой учитель был весьма удручен этим. Он мне лично ска-
зал, что имя мое не сотрется, потому что я — гениальный мальчик,
и он уверен, что меня ждет высокое предназначение. Это ли не
знак?
— Достопочтенный сэр! — вскричал доктор Эйбил. — Это, ко-
нечно же, знак, и вы, несомненно человек, обладающий многими
достоинствами. Но почему бы вам не сесть и не помолчать, как
предлагает вам мистер Уинн? А еще лучше было бы вам вернуться
в Йоркшир и писать там книги. Если книги ваши окажутся хотя
бы вполовину богаты содержанием в сравнении с вашими речами,
считайте, что вы достигли своего высокого предназначения и слава
вам обеспечена.
— Что ж, я уже думал об этом, — сказал мистер Стерн. — Там
у нас, кстати, есть врач, мерзкий тип по имени Бертон, я представ-
ляю, как изображу его в виде доктора Слопа. А что до вас, моло-
дой человек, то я имею к вам поручение. И готов обыскать весь
Лондон, пока вас не найду. Но теперь, — добавил мистер Стерн,
уязвленный в самое сердце черной неблагодарностью, — не знаю,
право, нужно ли вам его передавать.
— Какое поручение? — встрепенулся Джеффри. — От кого?
— Ага, по-иному заговорили!
— Какое поручение, мистер Стерн? От кого оно?
— Ну ладно, я не мелочен, так и быть, сжалюсь над вами. Его
просила передать вам наша цыпочка, восхитительное существо, де-
лившее со мной все невзгоды, покуда ее не отправили в Ныогейт.
— Так я и знал! И что она сказала?
— Что презирает вас, —' ответил мистер Стерн. — Она потребо-
вала, чтобы ей отвели лучшую комнату в доме начальника тюрь-
мы, или собиралась потребовать. И велела послать за сундуками
и коробками со всем ее гардеробом. И сказала, что пойдет на муку
539
и не выйдет на свободу, даже если вы станете на коленях молить
ее об этом.
— Пойдет на муку? Теперь это так называется? Что эта идиотка
о себе возомнила?
— Мистер Уинн, — вмешался доктор Эйбил, видя, что Джеф-
фри начал пританцовывать от ярости, — советую вам не торопить-
ся с выводами.
— На муку, черт бы ее побрал! Можно подумать, что это я по-
слал ее в версальское заведение. Она, видимо, решила, что, если бы
не ее бегство, так у Мортимера Ролстона не нашлось бы причин
все равно отправить ее в Ньюгейт. Пусть там и остается теперь.
— Мистер Уинн...
Даже в этой таверне, где все, вплоть до убийства, могло остать-
ся незамеченным, прервать чтение газеты было равносильно тому,
чтобы опорожнить бутылку кому-то на колени: они начали привле-
кать внимание. Раздались возмущенные голоса. Кабатчик засеме-
нил в их сторону.
Неожиданно где-то совсем близко, перекрывая скрежет механиз-
мов, сопутствующий появлению двух металлических фигур, часы на
церкви св. Дунстана пробили первый из положенных четырех
ударов.
Джеффри замолчал и начал приходить в себя. Мгновение спустя
лицо его приобрело свое обычное выражение суровой любезности.
— Доктор Эйбил, я прошу простить меня. Тот профессиональ-
ный визит на Мент-Джеймсскую площадь, о котором мы говори-
ли, — могли бы вы отправиться туда сейчас?
— Да, конечно. А что будете делать вы?
— У меня есть срочное дело, о котором я чуть не забыл. Это
совсем рядом, но я уже опоздал. И вы также простите меня, досто-
почтенный сэр. Могу я просить вашего разрешения позволить до-
ктору Эйбилу воспользоваться вашим портшезом?
— Конечно, о чем разговор? Только нужно уплатить еще два
шиллинга.
— Они будут уплачены.
«Как хорошо, — подумал Джеффри, когда выходил через не-
сколько секунд из дверей таверны, — что мистер Стерн не отпустил
портшез».
Толпа, состоящая в это время из людей, в большинстве своем
ищущих удовольствий, а также из тех, кому эти удовольствия были
недоступны, текла под аркой Темпл-Бар от Стрэнда к Флит-Стрит
и обратно.
В четыре часа открыли свои двери театры, хотя спектакли в них
начинались не раньше шести. Между четырьмя и пятью состоялись
первые петушиные бои: на трех аренах с мягким покрытием,
окруженных рядами зрителей, разрывали друг, друга птицы со
540
стальными насадками па шпорах. Отдельные прохожие направля-
лись иа прогулку в Парк. В основном же вся толпа — пешеходы,
коляски, наемные кареты и портшезы — двигалась как безумная в
направлении Темпл-Бар. Чуть дальше на двух столбах вес еще мож-
но было видеть голову участников Якобитского восстания1 сорок
пятого года, но они находились там уже так давно, что могли заин-
тересовать только провинциалов.
Доктор Эйбил, сжимая в одной руке трость, в другой — ящик
с инструментами, втиснулся на заднее сиденье портшеза, из которо-
го нельзя было вылезти без посторонней помощи.
— Молодой человек...
Доктор замялся, понижая голос. Но мистер Стерн, возбужден-
ный сверх меры, ибо ему почудилось, будто некая симпатичная,
очень накрашенная молодая дама ему подмигнула, уже испарился.
— Где я могу отыскать вас, если у меня будут какие-то новости?
Или куда написать?
— Я направляюсь сейчас в Галерею восковых фигур, миссис Со-
мон. После этого до самого вечера, когда я собираюсь навестить
Пег, я буду в турецких банях в Ковент-Гардене.
— В турецких банях?
— Успокойтесь, доктор! Турецкие бани — это не только место
свиданий. Это — бани, и там действительно можно принять ван-
ну — горячую или холодную, а также ванну по-восточному; именно
это мне сейчас и требуется.
— Сэр, не исключено, что этот набег на дом сэра Мортимера
ничего нам не даст. Вы уверены, что я могу упомянуть о портрете
Грейс Делайт?
— Конечно. Если кто и видел портрет или знает о нем, так это
сэр Мортимер. А Пег эта картина уже не причинит беспокойства.
Я сжег ее.
— Сожгли?
— Носильщикам заплачено. После Сент-Джемсской площади от-
несут вас куда скажете. Доктор, вы совершаете доброе дело. Если
бы я мог найти подходящие слова, я, подобно мистеру Стерну, не
стал бы скрывать мои чувства.
— Не тратьте на это время, прошу вас. Если вы уже выразили
свои чувства в отношении мисс Ролстон...
— Совсем недавно у меня было желание убить ее. И я его еще
не утратил. Au revoir1, доктор.
— Но вы так и не ответили на мой вопрос о...
— Доктор, au revoir.
’ Летом 1745 г. принц Чарлз Элварл Стюарт (1720—1788), внук Якова 11, пред-
принял неудачную попытку захватить британский трон.
2 До свидания (фр.).
541
Окошечко закрылось. Носилки отбыли.
Джеффри перевел дух и отступил к двери таверны. Оттуда он
взглянул на противоположную сторону улицы, где на балконе «Го-
ловы короля» на углу Чансери-лсйн сидели, отдыхая, два человека.
Подняв левую руку, Джеффри сделал ею движение в направлении
Галереи миссис Сомон, расположенной совсем рядом, слева от не-
го. Люди на балконе незаметно кивнули ему. Тогда, придерживая
ножны шпаги, Джеффри направился к дверям Галереи, расположен-
ным между двумя большими окнами с частыми переплетами.
— С вас шесть пенсов, сэр, будьте любезны.
— Конечно. Вот вам шиллинг. Вы — миссис Сомон?
— Во дает! Это ж надо, принять меня за мою тетку!
Но ошибка, похоже, не оскорбила невысокую костистую девчон-
ку в шляпке. Она стояла перед Джеффри, покачиваясь и позванивая
монетками в. подоле передника.
— Китти и ту нечасто принимают за мою тетку.
— Китти?
— Ну да, она тоже теткина племянница. Моя двоюродная се-
стра. Китти Уилкс. Она хорошенькая. И высокая. Китти, значит.
Ой, как я ей завидую!
— Ты тоже будешь высокая и хорошенькая, я уверен.
Внезапно девушка бросилась к окну, взглянула на монету, полу-
ченную от Джеффри, и снова подбежала к нему.
— Но это — золото! Золотая гинея!
— Разве? Должно быть, я залез не в тот карман.
— Ну вот! У меня нет сдачи с золотой гинеи. Пока нет. Мы
ведь только открылись.
— Оставь себе. И давай забудем об этом.
— Ну что же, сэр, если вы соблаговолите присоединиться к
остальным зрителям...
Джеффри огляделся. «Остальные», которых он вначале принял
за восковые фигуры, оказались группкой посетителей, покорно
сбившихся в кучку и стоящих сейчас неподвижно справа от двери.
Среди них было трое или четверо детей с глазами, расширенными
от чрезвычайного возбуждения, вызванного предвкушением тайны
и неведомой опасности, обычного на пороге такого рода заведений.
До Джеффри доносилось дыхание детей.
— Всего несколько минут, не более, — уверила Джеффри дев-
чонка, — люди соберутся, и я вас поведу. Обычно тетка сама это
делает, когда она не занята. Я покажу, где что. Указкой я размахи-
ваю не так ловко, но говорю не хуже тетки. Правда, если вы хоти-
те сами идти...
— С вашего позволения, сударыня, я бы предпочел последнее.
Девочка, которой было лет двенадцать—тринадцать, повела
плечиком.
542
— За гинею джентльмен может себе многое позволить. Здесь —
не меньше, чем в других местах. Это точно.
— Благодарю вас.
— На этом этаже, как вы видите, — она показала себе за спи-
ну, — У нас карлики, великаны и прочие монстры, которые привле-
кают людей — и знатных, и тех, что попроше. Там, наверху, —
английские короли и королевы, на которых тоже ходят смотреть.
Еще выше, то есть совсем наверху, только комнаты моей тетушки.
В восторге от того, что ее назвали «сударыня», девочка стара-
лась держаться с ледяным достоинством. Однако Джеффри не мог
не захметить заговорщицких взглядов, которые она бросала на него
с того самого момента, как он вошел в Галерею.
— Там, наверху, у нас самые любопытные фигуры и картины.
Надеюсь, они вам понравятся. Я думаю, если вы туда подниме-
тесь, то найдете, что ищете.
— Я тоже так думаю. Сударыня, ваш покорный слуга.
— Сэр, прошу вас.
И она отошла, позволяя ему пройти.
Позади нее до самого конца комнаты шли два ряда столбиков,
между которыми были натянуты покрытые пылью красные верев-
ки, образующие проход между экспонатами. В конце комнаты
Джеффри увидел лестницу и направился к ней, озираясь по пути.
Фигуры были сделаны на удивление мастерски. Если их созда-
тельница не видела своими глазами гимпея из Занзибара или поли-
гарского гиганта с боевой дубинкой, значит, их не видели и авторы
путевых заметок, которые вдохновили ее на создание этих фигур.
Выкаченные стеклянные глаза, мощные бицепсы рук и мышцы
ног — все это создавало впечатление какой-то кошмарной действи-
тельности. Что касается монстров, то здесь имелся...
— Стой! — раздался крик девочки.
Джеффри обернулся, думая, что это относится к нему. Но уви-
дел спину девочки. А над ней возвышался, ясно вырисовываясь на
фоне окна, человек такого же костлявого, как у нее, сложения. Это
был уличный скрипач, каких часто встретишь в Лондоне. На нем
была мятая круглая шляпа; когда он повернул голову, оказалось,
что один глаз его закрывает черная повязка. В руках человек де-
ржал скрипку, на деке которой была розовая лента, завязанная
бантом.
— Проваливай! — кричала девочка. — Нечего вам, таким, здесь
делать; сколько раз повторять? Будут тут всякие абрамы вытяги-
вать деньгу из добрых людей своим пиликаньем. Самим не хвата-
ет! Проваливай!
— Ай, какая сердитая куколка, — произнес скрипач хриплым,
тихим голосом, наклоняясь к девочке. — Мои деньги что, хуже дру-
гих, да? И слушай еще...
543
Он наклонился пониже и зашептал. Девочка вся напряглась.
Один из людей, терпеливо ждущих у двери, неожиданно двинулся
по направлению к ним. Девочка подняла руку, останавливая его.
Понаблюдав за ними несколько мгновений, Джеффри поспешил
к лестнице. В следующую минуту он был уже на втором этаже, где
короли и королевы стояли, выстроившись рядами.
Пол в комнате или небольшой наклон вправо (если смотреть в
направлении окон) и был покрыт толстой циновкой, такой, какими
покрывали пол и скамьи на петушиных боях, но настолько грязной,
что первоначальный ее цвет невозможно было определить.
Окна — одно большое полукруглое и два длинных узких по бо-
кам — пропускали еще довольно света с улицы, над которой посте-
пенно сгущались небеса. Конечно, и меха под горностай, и стеклян-
ные драгоценности гораздо лучше смотрелись бы при свете свечей,
но хозяйка боялась пожара.
Королевы, которые прекрасно получались у миссис Сомон, от-
личались в большинстве своем неземной красотой. Что касается
моральных качеств, то им, как водится, были наделены короли.
Каждого недоброго короля можно было узнать либо по злой ус-
мешке, либо по ужасу, застывшему на его лице, по всей вероятнос-
ти свидетельствуя об обстоятельствах, в которььч данный король
встретил свой конец. Над фигурами, несколько нетвердо держав-
шимися на ногах, возвышалась слегка идеализированная статуя
Георга II, семидесятипятилетнего старика, который был, однако,
представлен румяным тридцатилетним молодцом, выпячивающим
грудь перед ныне покойной Каролиной Ансбахской1.
Бесшумно двигаясь по толстой циновке, Джеффри дошел до сле-
дующего пролета и поднялся по лестнице.
«Значит, — думал он, — ее зовут Китти Уилкис».
Фамилии служанки он никогда не знал, да и на задумывался о
ней прежде. У девушки были темные волосы, но белая кожа; под-
ражая Пег, она держалась манерно и старалась делать свою речь
изысканной; несмотря на плотное телосложение, она казалась нерв-
ной и неуверенной в себе. И все же, если она решится прийти сюда
после того, что произошло сегодня утром на Сент-Джеймсской
площади...
«Гляди в оба! Будь осторожен!» Но вокруг не раздавалось ни
звука и не было ни души.
На этом этаже, который также имел легкий наклон вправо, по
обеим сторонам шли так называемые гроты, похожие на простор-
ные лари, выступающие из стен. Заглянув в грот, можно было уви-
деть какую-то сцену, нарисованную на дереве или холсте, а на ее
фоне — восковые фигуры. Здесь, однако, хозяйка решилась сделать
’Каролина Ансбах с кая (1683—1737) — жена Георга I.
544
освещение, поскольку света из окон явно не хватало; к тому же он
не проникал через стенки гротов, так что сцены, изображенные в
них, были бы просто не видны.
В каждом гроте на полу стояла короткая свеча, заключенная в
жестяную коробку с дырочками'на крышке. Тоненькие лучики света
поднимались кверху и слегка колебались, отчего казалось, что кар-
тина подернута легкой дымкой. Хотя лестница как будто кончалась
именно здесь, наверху был еще один этаж.
Пытаясь вспомнить, что он уже слышал про экспонаты Гале-
реи, Джеффри решил, что грот с молящимся восковым мусульма-
нином на переднем плане должен изображать гробницу Магомета.
В другом гроте находилось довольно скверно сделанное озеро Кил-
ларни. Был здесь и готический грот, поскольку мода на готику рас-
пространена была не в меньшей степени, чем на все китайское.
Джеффри шел по грязной циновке, озираясь и громко выклики-
вая Китти по имени. Затем он приблизился к готическому гроту,
находящемуся справа от него.
Из грота на Джеффри не отрываясь смотрела женщина в белых
одеждах, с волнением во взгляде; она напоминала Лавинию Кресс-
велл, но была выше ростом. Над головой женщины возвышалось
некое подобие каменной арки, за ее спиной виднелись развалины
замка. Слабое свечение, поднимающееся снизу и озаряющее женщи-
ну с двух сторон, делало ее лицо и глаза настолько живыми, что
Джеффри даже вздрогнул и лишь потом сообразил, что женщи-
на — восковая, а глаза у нее — из стекла.
Но он ведь явно слышал что-то — то ли звук шагов, то ли ка-
кое-то движение или, может быть, шуршание шлейфа по доскам
пола.
— Где вы, Китти? — крикнул он. — Это вы? Здесь есть кто-
нибудь?
В ответ ли на его слова, или просто по случайному совпадению,
но в этот самый момент со стороны лестницы, вернее, из комнаты
внизу до него донеслось пение:
— Лондонский крушится мост.
Старый мост, старый мост.
Лондонский крушится мост.
Моя прекрасная леди.
Замерев на месте, Джеффри повернул голову вправо взглянул в
направлении лестницы, ведущей вниз.
Вряд ли можно было назвать мелодией царапанье кустарно сра-
ботанного смычка по струнам кустарно же сработанной скрипочки.
Да и голос — хриплый, на грани,шепота — мало походил на пение.
Тем не менее там, внизу, в полумраке, в окружении королей и коро-
лев*; кто-то пиликал на скрипке, выводя мотив и слова, который
IS Джон Карр
545
на протяжении нескольких веков с самого детства были на слуху
многих.
— Стальной балкой подопри.
Подопри, подопри.
Стальной балкой подопри.
Моя прекрасная леди.
В ответ тот же хриплый голос возразил:
— Балка треснула под ним.
Да; пол ним, да, пол ним.
Балка треснула пол ним.
Моя прекрасная леди.
И тут же, без паузы:
— Так зашей его иглой.
Да, иглой, да, иглой.
Так зашей его иглой,
Моя прекрасная леди.
— А игла — кривая вся.
Ржавая, ржавая.
А игла — кривая вся...
Последние слова Джеффри Уинн как будто не слышал. Далее
шло предложение укрепить мост золотом и серебром и ответ на
него, потом — душевыми хлебцами. Но и этого уже не слышал
Джеффри. Ему казалось, что разум его мгновенно просветлел, хо-
тя любой сторонний наблюдатель решил бы скорее, что Джеффри
Уинн просто лишился разума. Джеффри обернулся и поглядел в
глаза восковой фигуре.
— Вот! — прошептал он. — Вот ответ! Единственный, посколь-
ку... «Берегись!»
Чувство опасности, которое, еще не достигнув мозга, уже посла-
ло предупреждение его мышцам, не было чисто инстинктивным.
Что-то шевельнулось у него за спиной, а может быть, это было
просто дыхание человека, стоящего вплотную к нему.
Джеффри бросился на пол, упал на живот, мгновенно перевер-
нулся на бок, резко выбрасывая ногу, и тут же снова вскочил, слов-
но гуттаперчевый котенок.
В свете свечей, стоящих на полу, сверкнул серебряный клинок;
это человек за спиной Джеффри сделал глубокий выпад, метя ему
в спину. Нападающий — хоть он и промахнулся и потерял равнове-
сие — все же удержался на ногах. Острие его шпаги задело женщи-
ну в гроте, проткнув белый шелк ее платья; восковая фигура закача-
лась, но удержалась на месте. Нападающий же выпрямился и встал
в оборонительную стойку.
Доставая шпагу, Джеффри успел разглядеть незнакомца
человека средних лет в синем камзоле и белом жилехо-ЗЯтем
546
Джеффри сделал глубокий выпад, направленный в правую сторону
груди противника.
Но в поединке с этим человеком у Джеффри не было абсолютно
никаких шансов. Мало кто из фехтовальщиков, потеряв равновесие
во время выпада, сумел бы вернуться в оборонительную позицию
и, искрутившись, еще парировать выпад, направленный по каса-
тельной.
Незнакомец же парировал его с легкостью.
Он тяжело дышал, так же как и Джеффри. Защищаясь, незнако-
мец оказался в положении, неудобном для контратаки. Но и он не
собирался контратаковать: мастерство его' было видно и так. Он
просто рассмеялся в лицо Джеффри.
— Не старайтесь, — сказал он. — Вы же видите, вам меня все
равно не достать. Для новичка ваши упражнения еще сгодятся, но
вообще Эмнит Тониш сильно вас переоценил.
— Тем более зачем было колоть меня в спину, если вы были
так уверены, что можете выиграть честно?
— Честно? Что значит «честно»? Что вы глупости гово-
рите?
Клинки скрещивались, описывали круги, вновь сшибались. И че-
рез границу, образуемую скрещенными клинками, внимательно
смотрели в глаза друг другу два противника, которые осторожно
двигались на чуть согнутых ногах, отставив для равновесия левую
руку. . '
Джеффри видел перед собой человека средних лет со вздерну-
тым носом на плоском лице, на котором играла презрительная
улыбка. В этой улыбке по непонятной причине сквозила ненависть
лично к нему, Джеффри, но и он сам вскоре начал испытывать та-
кое же чувство к своему противнику.
На камзоле незнакомца поблескивало серебряное шитье. Белый
жилет и чулки четко выделялись на фоне грязноватой циновки.
Сверкнул, отражая свет, клинок — это незнакомец несколькими об-
манными движениями заставил противника развернуться, так что
Джеффри оказался прижатым к гроту, тогда как сам он стоял те-
перь спиной к лестнице. Затем незнакомец приостановил свой на-
тиск и слегка отошел в сторону. ,
— Я говорю, не болтайте глупостей! Где девчонка?
— Какая девчонка? И кому я обязан честью этого несостоявше-
гося покушения на меня?
— Мое имя — Скелли. Рутвен Скелли. Ранее майор одного
очень достойного полка. Так где все же. Китти Уилкис?
— Не знаю. Но думаю, что не сказал бы, если бы и знал.
— Не хотите ли поносить в своих кишках кусочек стали?
- -^Вам прежде нужно поместить его туда. Я арестую вас за по-
пытку преднамеренного убийства.
547
— Что ж, весьма любезно с вашей стороны. Но как вы предпо-
лагаете это сделать?
— Способ я нанду. Спрячьте вашу шпагу.
Впоследствии Джеффри никак не мог вспомнить, когда именно
прекратилось пиликанье скрипки и замолк хриплый голос в комнате
внизу. Ему казалось, что тишина наступила внезапно, как только
он упал на пол, уворачиваясь от удара в спину. Но он нс был уве-
рен в этом.
Сейчас же он увидел, как в тусклом свете, падающем из окна,
возник коренастый человек с синевой на подбородке, появившийся
над ограждением лестничной клетки за спиной майора Скелли, при-
мерно в десяти футах от него.
Этот человек — один из тех двоих, что совсем недавно подавали
Джеффри сигналы с балкона «Головы короля», — был констеблем.
В дневное время он исполнял те же обязанности, что ночью —
стражник. На запястье у него висела на ремешке дубинка из желез-
ного дерева, которая была таким же символом власти, как шест
и фонарь ночного сторожа.
— Майор Скелли? — произнес Джеффри, — намерены ли вы
спрятать шпагу?
— Где эта потаскуха? Она не могла спрятаться у тетки: эта
дверь уже многие годы закрыта для нее. Ни внизу, ни у этой воров-
ки — ее кузины — она тоже не прячется. И здесь ее не может быть.
Вы продлите жизнь, если скажете мне, где она.
— Майор Скелли, предлагаю вам спрятать шпагу. Обер-
нитесь.
— Ну ладно, хватит. Вы что, думаете поймать меня на этот ста-
рый трюк...
— Лампкин, ломайте пониже скорлупы!
Взгляд майора Скелли изменился, как только он взглянул в гла-
за Джеффри. Он весь напружинился и хотел обернуться, но даже
эта мгновенная реакция оказалась недостаточно быстрой. Подня-
лась и опустилась дубинка железного дерева; она ударила по клин-
ку у самого его основания, чуть ниже двух чашек, которые защища-
ли руку и назывались «скорлупой»; закаленная сталь переломилась
с треском, который в этом закрытом помещении прозвучал, как
выстрел.
Кто-то вскрикнул, но это не был кто-то из них троих, Джеффри
быстро оглянулся и посмотрел в направлении окон, а также самого
дальнего грота справа. Когда он вновь обернулся, констебль по
имени Лампкин уже положил левую руку на плечо майора Скелли.
Тот оставался спокойным, на лице его по-прежнему играла улыбка.
Правда, глаза майора смотрели теперь иначе, это были глаза убий-
цы, и Джеффри старался избегать этого взгляда.
— Да вытеки моя кровь! — произнес Лампкин, обрдюйЯсь к
548
Джеффри, и голос его звучал приветливо и дружелюбно. — Ч го те-
перь делать?
— Вы видели, что здесь произошло?
— Все видел, вытеки моя кровь! А кто был этот скрипач?
— l ie могу сказать. Он — не из моих людей. Что касается этого
типа, его опасно держать в арестантской. Ведите его прямо к судье
Филдингу и заприте там.
х — Вы что, полагаете, вам удастся держать меня под арес-
том? — поинтересовался майор Скелли. — Вы действительно пола-
гаете, что можете меня арестовать?
— Закрой пасть! — приказал Лампкин, поднимая дубинку. —
Закрой пасть, ты, гнусный пройдоха.
— Его я не осуждаю, — сказал майор Скелли, игнорируя Ламп-
кина и обращаясь исключительно к Джеффри. — Он тут ни при
чем. Но вам, дорогой сэр, еше предстоит встреча со мной, и скорее,
чем вы думаете. И наедине. Ц вам это не доставит удовольствия.
— Забирайте его, Лампкин.
Уходя в сопровождении констебля, майор Скелли потирал затек-
шее запястье; на ходу он оглянулся и с улыбкой взглянул на Джеф-
фри. На грязной циновке поблескивали обломки шпаги с оплетен-
ным эфесом и гравировкой на чашечке. И еше некоторое время
Джеффри не мог* побороть страх, непреодолимый и обжигающий,
который вдруг охватил его.
Он направился к окну и взглянул на край последнего грота спра-
ва. За ним находился выступ степы, доходящий до самого входа
в грот, а далее — дверь. Она была слегка приоткрыта, и за ней
Джеффри мог разглядеть серые глаза и темные волосы.
— Вам больше нечего бояться, Китти, — сказал он. — Можете
выходить.
Глава 10
КОВЕНТ-ГАРДЕНСКИЕ КАНИ
Когда стрелка часов переползла за цифру шесты, он снова встре-
тился с Китти Уилкис, но на этот раз в юго-восточной части Ко-
вент-Гардена, в комнате, расположенной — как и зал в Галерее вос-
ковых фигур — тремя этажами выше улицы. Все остальное, вклю-
чая настроение Китти и его собственное, было совершенно-иным.
Многие поразились бы изяществу обстановки этой комнаты, а
также изысканному порядку, в котором она содержалась. На сте-
нах, обшитых светло-коричневымй панелями, отполированными до
зеркального блеска, висели большие картины в золоченых рамах.
Кровать с балдахином была скрыта в алькове. Из-под туалетного
столЗж#;-драпированного шелком, выглядывал край переносного
549
умывальника с медной раковиной и деревянным биде в нижнем вы-
движном ящике.
Все это не укрылось от взгляда Китти.
Несколько флегматичная и в то же время застенчивая, она не
решилась снять свой черный плащ или хотя бы откинуть капюшон.
Она нс села и не прикоснулась к чаю, который Джеффри велел при-
нести для нее вместе с бокалом пунша для себя. Ее серые глаза,
светлые при темных ресницах, взирали на него из-под капюшона,
словно из-под маски.
— Я помогу вам, — заявила она, вкладывая в это всю свою
страсть. —Да! Да!-Я расскажу вам всё, что вас интересует. Только
сэр, д сэр! Прошу вас/посчитайтесь и с моимнчувствами. Не вытя-
гивайте из меня ничего силой, верьте мне, не давите не. меня.
— Ну кто же на вас давит, Китти? Да вы разве и позволите?
' —А что я могу сделать?
Не’говоря Ии слова',-девушка4 взглянул а украдкой нй дверь и тут
же опустила глаза'. '
— Вы умоляли меня увести вас от миссис Сомон...
— Да. И ’я в^м так признательна! 1 '
— Вы просили увести вас куда-нибудь, где мы можем погово-
рить без помех. Это-'было два’ часа назад, так что я достаточно
долго считался 'с" вашими чувствами.-Зй это время я спустился
вниз, посидел в парильне, принял горячую ванну... i -
’ — В парильне? ' '' •
— Да/'в подвале; ничего ужасного там нёт; Просто здесь, при
восточных банях, есть парильня, единственная в своем роде на весь
Лондон. Оттуда я послал слугу на другую сторону площади за па-
радным костюмом,- который вМ видите на мне.
— Да, вижу. Но, уходя, вы заперли дверь на ключ! Вы заперли
мёнй'в этой комнате! : '
— Поверьте; я вовсе не думал напугать вас этим. Но мы оба
знакомМ с одной молодой женщиной, которая, оказавшись в поло-
жении опасном илп' затруднительном, имеет обыкновение просто
сбегапгь. С того самого момента,'как мы сюда пришли, у вас был
именйсг такой настрой;' возможно, мне это показалось.
— Скажите,’’'сэр' где’ мы? ”
— В банях. Их называют турецкими.
— Этого я' .и опасалась.'
Китти оглядела оловянный поднос, чайный сервиз на столике
рядом с камйиом. Затем, заламывая руки, вновь обернулась к
Дреффри.
— Я ’знаю, все благородные господа любят похвалиться побе-
дой над какой-нибудь приглянувшейся служанкой; которую им уда-
лось соблазнить или даже взять силой. Более того, их забавляет/
если она оказывает сопротивление. Но могла ли я подум^гЕ; что
550
и вы поведете себя так? Сэр, о сэр! Это недостойно вас! Я ведь
только хочу помочь мисс Пег и мистеру Мортимеру.
— Подождите, Китти!
— Майор Скелли говорит неправду, утверждая, будто дверь до-
ма моей тетушки для меня закрыта. Да, мы поссорились. Тетя Га-
бриэль дала мне кое-какое образование и надеялась, что я стану за-
ниматься Галереей. Она очень рассердилась, когда я решила из-
брать для себя жизнь более легкую и поступила в услужение к
знатной даме.
И она была права: я поступила глупо и бездумно. После того,
что произошло, я не смогу вернуться на Сент-Джеймсскую пло-
щадь, даже если захочу! Но я не захочу! Но ведь и к тете я тоже
не могу вернуться (Китти снова бросила взгляд на чайный сервиз)
после того, как меня — в публичной бане! — опоят каким-то зель-
ем и надругаются надо мной. Если благородные дамы не отлича-
ются добродетелью, значит, ли это, что ее вообще не существует
в этом мире? А если встретится, то над ней непременно надо по-
смеяться?
— Я вовсе не считаю, что над ней надо смеяться, Китти.
— В глубине души считаете. Все так считают.
— Что бы я ни считал — сейчас или раньше — я за это дорого
заплатил. Но послушайте меня, в конце концов!
— Сэр...
— В этот чай не подмешано никакого зелья, и никто не покуша-
ется на вашу'добродетель. Сюда я . вас привел, потому что сюда
должны принести письмо от некоего доктора Эйбила: это — един-
ственное мое местопребывание, известное ему. Но он не пришел
сам и письма не прислал. Я не знаю,, в чем дело. Поэтому давайте
ждать.
Часы на церкви св.Павла в Ковент-Гардене пробили половину,
седьмого. Джеффри опять подошел к окну и выглянул на улицу.
Свет дня, увядая, сменялся сумерками: Со стороны восточной
пьяццы вывалилась группа пьяных солдат, вокруг которых сновали
проститутки: сцена напоминала игру- в футбол. Больше ничего не
нарушало сонного затишья, царящего в Ковент-Гардене, которому
еще предстояло проснуться от шума, и гама игорных домов и ноч-
ных кабаков.
Отсюда, с третьего этажа дома на юго-восточной стороне, хоро-
шо видна была вся площадь. Прямо перед собой, чуть правее
Джеффри мог различить два театра — «Друри-Лейн» и «Ковент-
Гарден», в которых как раз началось представление. Партер и ложи
уже заполнялись зрителями, пришедшими посмотреть на игру и по-
слушать напыщенную декламацию актеров в париках на сцене, ярко
освещенной множеством свечей в канделябрах. Сам мистер Гаррик
играя -сегодня в «Короле Лире».
551
Угасал день, а вместе с ним — надежда. Слева от себя, у пово-
рота, за которым находилась Саутхэмптон-стрит, поднимающаяся
от Стрэнда к Ковент-Гардену, Джеффри видел вывески: на похорон-
ной конторе, на трактире, — а также шест с красными и белыми
полосами, отмечающий, что здесь находится парикмахерская. Но
никто не проходил по камням мостовой; ничто не указывало на
присутствие здесь доктора Эйбила.
— Сэр...
— Думайте, что хотите, — сказал, не оборачиваясь к девушке,
Джеффри. — Только моя единственная задача — как и ваша —
помочь мисс Пег и вызволить ее из Ньюгейтской тюрьмы еще до
того, как двери ее закроются сегодня вечером. Вам известно, что
мисс Пег отправили в Ньюгейт?
— Да, я это знаю. Госпожа сказала, что ее отправят в Брайд-
велл, — какой ужас! Со вчерашнего дня у них в доме только и го-
ворили, что о Лондонском мосте и Брайдвелле, Лондонском мосте
и Брайдвеле, Лондонском мосте и Брайдвелле. Но едва пробило
полдень, как пришли от мисс Пег за вещами, которые она велела
доставить на квартиру начальника тюрьмы в Ньюгейт. Я собрала
все, а лакей унес. Я уже было совсем решила не помогать ей.
— Не помогать?
— Как будто ей удовольствие доставляет сидеть в тюрьме! Как
будто она над нами всеми посмеивается там! Просто отврати-
тельно!
— Вы когда-нибудь были в Ныогейтской тюрьме? Хотя бы на-
вещали кого-нибудь? Как те люди, что толпятся там с восьми утра
до девяти вечера.
— В Ньюгейтскоп тюрьме? Нет, никогда! Это так страшно!
— Теперь представьте, каково ей там сидеть. Пег просто ума ли-
шилась от ужаса, а ведет себя так, только чтобы совсем не пасть
духом. Если ее не освободить, она сделает еще какую-нибудь глу-
пость, но похуже. Неужели вы так ее не любите?
— Не люблю ее? Я не люблю е? Помилуй Бог! Да я привязана
к ней сверх всяких приличий, гораздо больше, чем позволяет мое
положение. Признаюсь вам, что я...я иногда ей завидую. Ей отпу-
щено так много по сравнению с другими людьми. Но я хотела бы
искупить эту мою вину. Могу я?
— Можете. А теперь взгляните на меня, Китти.
— Сэр...
— Темнеет, но все равно, взгляните на меня. Вы по-прежнему
думаете, что я имею намерение соблазнить вас или овладеть вами
силой?
— Нет. Больше не думаю, — произнесла Китти после паузы и
всхлипнула. — Какая я глупая! Просто дура! Вечно боюсь. Нотрг-
да что вы хотите, чтобы я сделала?
552
— Я хочу знать, что вы собирались сказать мне сегодня утром
на Сент-Джеймсской площади. Я должен знать все, что знаете или
подозреваете вы. Все!
В углах комнаты сгустились тени; они совершенно смазали изо-
бражения на картинах в золоченых рамах, пропозли по деревянным
полированным панелям и подкрались к Китти, которая стояла у
камина. Девушка сняла плащ, аккуратно свернула его и повесила
на спинку стула. Затем выпрямилась и стояла, дыша учащенно и
взволнованно, в своем простом платьице из зеленой саржи с круже-
вами вокруг прямоугольного выреза, которое тем не менее очень
ей шло.
— Я знаю только, — сказала она, — что твердо решила не сто-
ять в стороне, когда услышала ваш разговор с госпожой у нее в
будуаре. Да, я подслушивала. Мы все подслушиваем. И снова раз-
говор шел о Лондонском мосте и Брадвелле, опять о Лондонском
мосте и Брайдвелле, и о прочих гадостях, которые госпожа задума-
ла. И я ужасно перепугалась. А когда я остановила вас в вестибюле
и когда Хьюз выскочил на нас...
— Хыоз?
— Тот негодяй дворецкий, которому вы чуть череп не раскроили
об угол комода. Я так обрадовалась! Как я надеялась, что он не
слышал, что я вам говорила. Даже молилась об этом. Если он не
слышал, решила я, то мы еще можем встретиться в Галерее. Каж-
дую неделю, когда я не нужна госпоже, она отпускает меня днем
навестить тетю Габриэль.
— Навестить тетю?
— Ну да, тетю Габриэль. Я же говорю вам/ что она возьмет
меня обратно в любое время. Но на самом деле я к ней не хожу
из дурацкой моей гордости — после того, как сказала, что могу са-
ма о себе позаботиться. И туда я хожу только повидаться с моей
кузиной Дениз, когда она тоже не занята. Мы встречаемся у входа
в Галерею, идем гулять в Парк, едим булочки с кремом и мечтаем
о том, как сложится наша жизнь.
— Дениз — это такая маленькая голосистая девчушка, очень ум-
ненькая? Та,, что сегодня показала себя сегодня интриганкой?
— Да. Такая она и есть. Она завидует мне, я завидую ей. И так
всегда.
— Итересно. Продолжайте.
— Ну вот. — И Китти снова начала заламывать . руки. —
Выходной мне дают всегда в разные дни. На этой неделе должны
были отпустить в субботу, сегодня. Поскольку все было оговорено
заранее, я решила, что могу выйти из дома, не вызывая подозре-
ний. И я кинулась советоваться с Дениз. Но тут я подумала: а что
если Хыоз все слышал? Что, если они начнут меня подозревать?
Если госпожа пошлет кого-нибудь следом, когда я отправлюсь на
553
встречу с мистером Уинном? «Ах ты, Господи! — кричит Де-
низ. — Как все нелегко».
— Да, я очень хорошо представляю себе, как опа это про-
кричала.
— Тетя действительно больна, это правда. Она не встает с по-
стели. «Поэтому, — говорит Дениз, — она ничего не узнает». Тут
есть один... один уличный скрипач. Мы его хорошо знаем. Он зо-
вется Луиджи — многие музыканты берут себе иностранные имена,
хотя он вовсе не иностранец.
— Так это вы послали скрипача?
— Дениз. Это она все придумала.
— И что он должен был сделать?
— Луиджи (или как там его) должен был пойти за вами и преду-
предить вас или меня, если что-то будет не так.
— Как?
Китти пожала плечами.
— Вы бы-сразу пришли после четырех, как мы и ожидали, Де-
низ задержала бы первую группу: так делают. Она должна была
узнать вас по моему описанию и послать вперед одного, ясно дав
понять; что искать меня надо в зале восковых картин. А я... я до-
лжна была ждать там, где вы меня нашли: на лестнице с перилами,
что ведет в комнаты тетушки, за приоткрытой дверь, так, чтобы
меня нельзя было-застать врасплох ни с той ни с другой стороны.
— А скрипач?
— Луиджи должен был ждать меня на улице. С тем чтобы, ког-
да вы придете, он подал знак Дениз через окно и вошел вслед за
вами. Она сделала вид, что хочет его прогнать, но потом будто
бы сжалилась и пустила его с первой группой. Затем, пока Дениз
держала посетителей на первом этаже у карликов и великанов, он
отстал от группы и прокрался наверх, чтобы убедиться, что никто
не пробрался туда и не причинил вам вреда.
Вы что, не поняли? Дениз была уверена, что к этому моменту
Луиджи будет знать, есть там ловушка или нет. Если никто за ва-
ми не следил, я должна была выйти к вам. А если кто-то пошел
следом, Луиджи должен был заиграть и запеть песенку, которая и
будет мне предостережением.
— «Лондонский мост»?
— А что же еще? Самое подходящее. Так Дениз сказала. Кто
станет обращать внимание на скрипача, который пиликает на улице
или в доме? Услышав скрипку, я должна была спрятаться и запе-
реть дверь, а Луиджи — шепнуть вам, чтобы вы уходили. Все бы-
ло так хорошо задумано. Равзе мы виноваты, что наш план не
удался?
— Никто вас и не винит, Китти.
— Вы... вы правду говорите? .-*>**'*"*
554
— Совершеннейшую правду. Но почему все же ваш план не
удался?
— Ну, мы не учли, что кто-то может попытаться нанести вас
удар в спину. Мы думали, что человек войдет вместе с посетителя-
ми через парадный вход, и не догадались, что он спрячется в Гале-
рее еше утром — как, наверное, и сделал этот майор Скелли. Я не
знаю наверняка, так ли все было, но можно предположить. Когда
Луиджи увидел, что майор крадется к вам со шпагой в руке, у него,
бедного, душа ушла в пятки, совсем как у меня. Он сыграл всего
пару куплетов «Лондонского моста», потом, когда Дениз, как вы
слышали, закричала, он пустился наутек, . словно за ним черти
гонятся.
Китти поежилась. Неожиданно, словно охваченная раздражени-
ем или злостью, она пнула ногой камин, воскликнув:
— Все я вру! Я сказала, что мы с Дениз не виноваты. Ерунда!
И вы это знаете. Сложись все иначе, вы бы лежали сейчас мертвый
рядом с готическим, гротом. А я только и думала,, как рассердится
тетя.Габриэль; когда узнает про поединок в Галерее, и ныла, и умо-
ляла, чтобы меня поскорее оттуда увели. Вся. зря. Все напрасно.
— Ничего не напрасно, Китти.
— Сэр?.
•. ” Все было не. напрасно, успокойтесь. Насколько я понимаю,
:эта< песенка про Лондонский мост и вязальную спицу для-вас была
только предупреждением, ничем больше. Для меня же ода невольно
послужила разгадкой.,Эта песенка.про Лондонский мост и спицу...
— Вязальную спицу? Какую спицу? В песне, крторую я. знаю,
про вязальную спицу, ничего не говорится. •
;. Джеффри осекся. Они уставились друга на друга, хотя.-в.сгущаю-
' шнхся :сумерках различим^ £ыли. только .их силуэты. .
— Верно, — согласился он.,.— Верно. Я перепутал. Не думайте
об этом. Чего мы стоим,в темноте? Свечей! Давайте, зажжем свечи.
Юн. отвернулся, стараясь не встречаться. взглядом с ее широко
раскрытыми глазами. На туалетном столике у стены рядом с ок-
ном, прямо под большой картиной, стояли две свечи в блестящих
. оловянных подсвечниках;., между, ними, лежала трутница. •
Джеффри ощупью добрался до туалетного, столика. Кремень
высек искру, затлел промасленный фитиль, и разбежались напуган-
ные желтым пламенем домовые. ... , .
Свет разлился по коричневым панелям, возвращая людям чув-
ство ральности. Он осветил белую кожу Китти и ее зеленое платье,
упал на костюм из темно-фиолетового бартаха, который был -на
Джефри накануне вечером, прошелся по. серебряному шитью камзо-
ла. Джеффри отошел от столика, и на потолке появилась жуткая
тень, которую отбрасывал молодой человек с белым париком на
голове. Но свет не только озарил .комнату .и вернул людей к
555
действительности; благодаря ему чуть-чуть изменилось настроение
Джеффри и Китти.
За спиной Джеффри на стене над туалетным столиком висела
картина в манере Рубенса: не скупясь на подробности, художник
изобразил на ней Венеру в объятиях Марса. Китти слегка вспыхну-
ла и, вероятно, должна была бы отвести глаза. Но она этого не
сделала, а, прислонившись спиной к каменной полке, продолжала
смотреть на картину через плечо Джеффри.
— Сэр, о сэр! Ну почему вы нс хотите быть со мной откро-
венным?
— Разве? Почему вы решили?
— Что вы скрываете от меня?
— Нет, Китти. Я должен спросить, что вы скрываете от меня?
Что это за тайна?
— Тайна?
— Устроив этот спектакль в Галерее, вы рисковали и моей, и
своей жизнью. Все это, насколько я понимаю, вы затеяли для того,
чтобы сообщить мне какие-то сведения, настолько важные, что из-
за них майор Скелли готов был пойти на убийство. Ну, так что
же это за тайна? Или эти сведения вовсе не такие важные?
— Нет, конечно же, они чрезвычайно важные! — Китти снова
взглянула в лицо Джеффри. — Господь тому свидетель! Сэр, речь
идет о миссис Кресвелл и Хэмните Тонише.
— Надеюсь, вы не станете рассказывать мне, что эти люди на
самом деле не брат и сестра? Что они вообще не родственники?
Что они в действительности — муж и жена, которые довольно дав-
но состоят в браке Еще что-нибудь?
— Еще?
— Ну, конечно. Любой человек, который взглянет на эту пароч-
ку повнимательнее, заметит, что между ними нет такого уж сход-
ства. Миссис Крессвелл — маленькая, Хэмнит Тониш.— очень вы-
сок. У нее светлые волосы. Его я не видел без парика, но длинный
отливающий синевой подбородок наводит на мысль об очень тем-
ных волосах. То, что принимается за сходство, — это осанка, мане-
ра поведения, некоторая анемичность; черты же лица у них в сущ-
ности различны.
Девушка стояла не шевелясь.
Джеффри уже подался вперед, и его тень изогнулась4 пересекая
уже весь потолок.
— Ну так как? Если вы подслушивали под дверью во время на-
шего с миссис Крессвелл разговора, то должны знать, что я уже
обо всем дагадался. Вы должны были слышать, что она пришла
в ярость, когда я предположил, что она состоит в тайном браке,
и намекнул, что мужем ее, возможно, является так называем'ый
«брат».
556
— Это правда, госпожа была в ярости!.— воскликнула Кит-
гп. — Я видела это в замочную скважину до того, как убежала. —
Здесь лицо Китти залилось краской. — 'А что в этом такого? При
том, какие ужасы творятся в этом доме, когда в отсутствие сэра
Мортимера мистер Тониш приходит к ней в спальню. И я благода-
рю судьбу, что смогла убежать оттуда и ’вернуться к тетушке. Но
госпожа действительно замужем за мистером Тонишем. А перга-
мент с брачным контрактом она держит в ящике туалетного столи-
ка. Я сама видела. Если бы сэр Мортимер узнал, что она
замужем...
— Боюсь, что ему это уже известно. Тут надо искать другое
объяснение.
Китти отскочила от камина и кинулась прочь. Но далеко ей бы-
ло не убежать. Она в ужасе обернулась и стояла, сцепив пальцы,
на фоне золотисто-коричневого полога кровати.
— Сэр, что происходит? Чем я провинилась? Почему вы обра-
щаетесь со мной, как с лгуньей? Почему не верите ни одному мое-
му слову?
— Разве я сказал, что не верю вам? Просто вы кажетесь на-
столько неопытной. И совершенно не понимаете, что бывают тай-,
ны опасные. Если любовница сэра Мортимера оказывается женой
другого человека, этого еще недостаточно, чтобы упрятать ее за ре-
шетку. Или даже помешать ей вредить Пег. Совершенно очевидно,
что ради того, чтобы скрыть это, она не noulna бы на убийство.
За злобной хитростью миссис Крессвелл скрывается нечто иное. Но
что?
— Я не знаю. Прошу вас: верьте мне. Я нс знаю этого!
— Как и полагается горничной, вы смотрите и слушаете. Попро-
буйте догадаться, в чем здесь дело. Подумайте!
— Ну, могут быть другие мужчины. Или были раньше. Госпожа
питает слабость к молодым людям. Вы сами могли это заметить,
когда она и на вас обратила внимание. Как-то вечером, помню...
— Да?
— Как-то вечером, — Китти облизнула губы, — между ними
произошла очень серьезная ссора, и они с мистером ТонпшехМ шеп-
тались у нее в комнате. «Ах, вот как! — кричит мистер Тониш. —
Так ты думаешь, тебе лучше было бы оставаться с ним? Думаешь,
судьба твоя была бы более завидной с этой склянкой?» — С кем?
Снова девушка отпрянула назад. Джеффри уже сделал шаг по
направлению к ней и вдруг замер, как будто получил удар в че-
люсть. Рука его сжала эфес шапдги. Затем тень его неподвижно за-
стыла на потолке.
— Китти, вы уверены, что он именно это сказал? Этими самы-
ми словами?
— Уверена.
557
— Что вы думаете, он имел в виду, говоря про «склянку»?
— Не знаю. Откуда мне знать? Я больше ничего не поняла. Мо-
жет, это вообще ничего не значило.
— Или очень многое.
— Сэр, разрешите, я пойду. Отпустите меня домой к тете Га-
бриэль.
— Молодые люди! — проговорил Джеффри, не слушая ее. —
Молодые люди!.. ;— Взгляд его упал на столик у камина-, после че-
го он снова обратился к Китти: — Так вы говорите, что брачный
контракт миссис Крессвелл хранится в ящике туалетного столика?
Есть в нем или где-нибудь средн ее вещей еще какие-то документы?
Все равно какие, скажем, тоже написанные на пергаменте?
— Есть еще один в том же ящике.
— Вы читали его?
— Нет, не читала. Если вы думаете, что добродетели вообще
не существует, это не значит, что я какая-нибудь плутовка или у
меня вообще нет гордости. Ящик не запирается. Госпожа очень не-
осторожна и ничего не боится. Кто угодно может открыть ящик
и прочесть бумаги. О Господи, сжалься надо мной! Вот и вся бла-
годарность, вся награда за то, что я попыталась помочь мисс Пег!
— Напротив. Вы заслужили самую высокую награду. По-моему,
миссис Крессвелл чересчур осмелела. Если мы поведем себя по-ум-
ному, то схватим эту неуловимую дамочку и уже не отпустим.
— Благодаря тому, что я рассказала?
— Благодаря тому, что вы рассказали. Пергаменты хранятся в
огромном сундуке над магазином гравюр. И в туалетном столике
светской дамы, живущей за много миль оттуда, они тоже есть. Ре-
зонна предположить, что между этими пергаментами существует
связь. И вместе они могут указать на мотив убийства, которое про-
изошло вчера вечером на Лондонском мосту.
— На Лондонском мосту! —* вскрикнула Китти.
И в этот момент оба они услышали стук в дверь.
Не будь они так увлечены разговором, они и раньше бы кое-что
услышали. Сначала кто-то тихонько поскреб в дверь. Затем разда-
лось тихое покашливание. Когда же и это не подействовало, кто-то
постучал в дверь костяшками пальцев.
— Мистер Уинн! Мистер Утнн! Мистер Уинн!
- Да?
Джеффри узнад голос. Он принадлежал мистёру Септимусу Фро-
лику, владельцу турецких бань, которого, судя по тону, раздирали
противоречия: складывалось впечатление, что он пытается отвесить
поклон, стоя на цыпочках.
— Ни за что на свете — клянусь вечным спасением!— я бы не
осмелился побеспокоить джентльмена в тот момент, когда он вку-
шает удовольствие. Но таковы обстоятельства. ‘ ‘
558
— Вы меня не побескоилн. Откройте дверь.
— Открыть дверь?
— Ия вовсе не «вкушаю удовольствия», как вы изволили дели-
катно выразиться. Разве я не говорил вам, что жду посетителя?
— Мистер Уинн, сэр, этого посетителя вы не ждали. Его послал
главный магистрат с Боу-стрит. Он — представитель закона. Вот
почему я ничего не могу сделать.
— Отойдите! — приказал еще один голос, тонкий и немолодой
и к тому же такой хриплый, что Джеффри едва узнал его.
Дверь отворилась.
— Довольно! —бросил, обращаясь к хозяину, Джошуа Брог-
ден. — Я сообщу его чести, как вы пытались задержать меня.
Ступайте.
Мало кому доводилось видеть секретаря судьи Филдинга таким
встрепанным и озабоченным. Сейчас же он был озабочен чрезвы-
чайно. От его спокойствия и добродушия не осталось и следа. Даже
от очков со слабыми стеклами и от строгого черного костюма ис-
ходило, казалось, напряжение, не свойственное Брогдену в другое
время. Мистер Брогден вошел в комнату и закрыл за собой дверь.
Даже сейчас он старался не выказывать чувств, которые им
владели.
— Бани! — проговорил он, одновременно изображая подслуши-
вающего хозяина. — Номера! Джентльменам есть где отоспаться
после попойки. Здесь же можно перевязать голову или отворить
кровь после дуэли или стычки. В этих номерах... Впрочем, об этом
мы не станем говорить.
— Отчего же? — поинтересовался Джеффри. — Мистер Брог-
ден, разрешите, я представлю вас мисс Китти Уил кис.
— К вашим услугам, сударыня, — проворчал Брогден, склоняя
голову.
Он открыл дверь в коридор и, видимо удовлетворившись этим,
закрыл дверь снова.
— Надеюсь, мистер Уинн, что ваш спокойный, даже довольный
вид не отражает вашего истинного настроения.
— Почему же? У меня есть все. основания для полного спо-
койствия.
— Вы так полагаете? Жаль. У вас крупные неприятности, ми-
стер Уинн. Вы даже не догадываетесь, насколько крупные. —
Неожиданно Брогден зажмурился и вдохнул воздух, как будто ис-
пытывая теснение в груди. — Она сошла с ума! Просто свихну-
лась! Ее нужно запереть и не выпускать! До конца дней! Для ее
же пользы! Я уверен, что его честь позаботится об этом.
— Кого запереть? О ком вы говорите?
— О ком я говорю? О вашей подружке — Пег Ролстон! Эта не-
нормальная бежала из Ньюгейтской тюрьмы.
559
Глава 11
НАЗАД В НЫОГЕЙТ
— Безумная! — повторял Брогден. — Безумная! Безумная! Что
теперь делать!
— Ради Бога, сэр... — смиренно промолвила Китти.
Брогден протопал к туалетному столику. Он схватил подсвечник
и поднял его над головой. Сначала он оглядел картины — все они,
подобно Марсу с Венерой, были написаны в манере Рубенса, —
затем, встав совсем рядом с Китти, которая была на несколько
дюймов выше его ростом, пристально взглянул на нее.
— Скажите мне, девушка, называющая себя Китти Уил кис, —
проговорил Брогден, — верно ли, что вы явились сюда лишь как
очевидица и ни в каком другом качестве?
— О, совершенно верно!
— М-да, однажды меня уже провели; во второй раз это не
удастся. Не надейтесь ввести меня в заблуждение вашей якобы
скромностью и послушанием.
— О, ни в коем случае! А скажите, сэр, это трудно — убежать
из Ньюгейта?
Вопрос был задан совершенно некстати.
— Скажите, барышня, известны ли вам правила содержания за-
ключенных в Ньюгейтской тюрьме?
— О нет, я ничего об этом не знаю!
— Ну так вот: любой человек, который не содержится в камере
или не носит кандалов, может выйти из тюрьмы, когда ему забла-
горассудится, и никто не окликнет его и просто не заметит его сре-
ди посетителей. Преступники же, которые приговорены к повеше-
нию или должны быть отправлены на море, заковываются в канда-
лы и содержатся в камере под надежной охраной. Люди, сидящие
за незначительные преступления, никогда и не пытаются бежать.
Те, у кого нет денег, сидят в кандалах. Те, у кого деньги есть, могут
купить себе свободу: им бежать незачем. То есть всем, кроме этой
* ненормальной девицы. Я думаю, она переоделась и, прижимая пла-
точек к глазам, как будто плачет, сбежала. Нет нигде в мире боль-
шей глупости!
— Полегче, — сказал Джеффри, трогая его за локоть. — Полег-
че, пожалуйста.
Брогден смутился. Когда этот врыв ярости миновал, он снова
стал самим собой: старый, несколько растерянный человек, руко-
водствующийся, казалось бы, лишь чувством долга, но в глубине
души — добрый и заботливый. Пламя свечи в его высоко поднятой
руке начало подрагивать. Джеффри взял у него подсвечник и поста-
вил обратно на туалетный столик. На секунду клерк прикрыл глаза
рукой.
560
— Вы правы, — признал он. — Я редко поддаюсь эмоциям.
Нужно держать себя в руках. В то же время...
— Брогден, так нельзя. Сядьте. Давайте я прикажу подать вам
глинтвейн или, лучше, коньяк.
— Не могу успокоиться. Да и не должен. Вы даже не представ-
ляете себе всех последствий этого побега.
— Ужасно неприятно, хотя и не безнадежно. Какая глупость!
Боже праведный, ну что за глупость!
— Да, говоря по совести, она повела себя чрезвычайно глупо.
— Я не о Пег. Мне следовало это предвидеть.
— Где сейчас мисс Ролстон? Куда она могла пойти?
— Не знаю.
Расхаживая взад и вперед перед камином, Джеффри искоса на-
блюдал за Китти Уилкис. Проявив столь живой интерес к ньюгейт-
ским нравам, она опять впала в свою обычную застенчивость.
— Мистер Уинн! Мистер Уинн! Строго между нами. Ну куда
она могла отправиться?
— Я же сказал вам: не знаю. Я этот побег не устраивал.
—= Было бы лучше, если бы вы ее отыскали. Мне нравится эта
юная леди. Она бывает несносной — совсем как мои дочери. Но
сейчас она чувствует себя оскорбленной. И опа вас любит. Будем
надеяться, что судья Филдинг проявит к ней снисходительность.
А вы по-прежнему не желаете видеть опасности.
— Какой опасности?
— Говорят, сэр Мортимер Ролстон серьезно болен.
— Да, он болен. Я послал к нему врача, моего знакомого. Хотел
выяснить... — Джеффри замер на месте. — А откуда вам известно,
что он болен? И кто сказал вам, что сегодня вечером я буду здесь,
в турецких банях?
— Неважно. Было бы предательством по отношению к его че-
сти, если бы я сказал вам больше. Но что, если сэр Мортимер
умрет?
— Умрет?
— Как нам недавно сообщили, у него был приступ. Некоторым
нравится называть это заболевание разлитием желчи, но правиль-
нее будет определить его как апоплексический удар. Когда-нибудь
у него уже было что-то в этом роде?
— Да, пожалуй. Сейчас, когда вы спросили, я припоминаю...
У него... да, было нечто подобное, когда он впервые услышал, что
Пег решила пойти в актрисы.
— Это — опасное заболевание мозга, так я слышал. Оно уноси-
ло людей покрепче, чем он. На основании его (и, кстати, вашего)
заявления его племянницу отправили на месяц в Ньюгейт. Будучи
при смерти, станет сэр Мортимер забирать свою жалобу?
— Видимо, нет. Но...
561
— Подождите, — перебил Брогден, и лицо его пошло морщина-
ми. — За незначительный проступок девушка получает легкое нака-
зание, потом преднамеренно нарушает закон, совершая побег.
Это — не пустяк. Тут дело серьезное. Теперь вы меня понимаете?
— Я...
— Сейчас вы ничем не можете ей помочь; даже если, к примеру,
на ней женитесь. Если сэр Мортимер умрет, а миссис Крессвелл
заявит, что девушка неисправима, у судьи Филдинга может не
остаться выбора, кроме как выставить ее на суд коллегии присяж-
ных. И коль скоро присяжные признают ее неисправимой, ее могут
отправить в Ньюгейт на неопределенный срок.
Наступило молчание.
— Брогден, — произнес Джеффри тоном, который резко звучал
в его устах. — Что это, черт возьми, за лицемерие?
Китти отступила еще дальше, на этот забившись в альков, где
стояла кровать; оттуда выглядывало только ее лицо, на котором
застыло какое-то странное выражение. Брогден, напротив, весь по-
добрался и глядел с достоинством.
— Молодой человек, — отвечал он, обращаясь к Джеффри, —
советую вам следить за своей речью, когда вам вздумается гово-
рить подобным образом. Я не сделал вам ничего дурного. И я не
лицемерю.
— Как и судья Филдинг, я полагаю?
— Да, как и судья Филдинг.
— Допустим, намерения у него были самые лучшие. Он желал
спасти Пег от Лавинии Крессвелл и Хэмнита Тониша, не говоря
уже об этом жутком негодяе по имени Рутвен Скелли. Справедли-
вость восторжествует не ранее чем всех троих , вздернут в Тайберне.
Судья и сэр Мортимер затеяли все это, дабы укрыть Пег в тюрьме.
Но она неповинна в распутстве. Он это знал, и теперь, я думаю,
совесть не дает ему покоя.
— Даже если первоначальное обвинение было ложным...
—...то он все равно заведет свою песенку о возвращении неис-
правимой Пег в Ньюгейтскую тюрьму? На основании свидетельств
миссис Крессвелл, о которой известно, что она — подлая мерзавка?
При том, что Пег, заметим себе, невиновна?
— Но сейчас она нарушила закон! А если ее враги желают прив-
лечь ее к суду, то в их действиях ничего противозаконного нет. Могу
вам сказать, что его честь намерен отнестись к ней мягче, чем она
того заслуживает. Откровенно говоря, он дал мне поручение.
— Понимаю. Дает мне шанс сохранить его достоинство. Что же
это за поручение?
— Молодой человек, если вы собираетесь продолжать в том же
духе, то мне нечего вам больше сказать. Прощайте.
— Подождите! Остановитесь! —; Джеффри наткнулся на суолик,
562
где стоял нетронутый чай и пунш, к которому он не прикоснулся,
взглянул на графин с оловянной крышкой, будто пытаясь вспом-
нить что-то.
— Я прошу вас меня простить, — прибавил он. — Я был не-
сколько не в себе.
— Так же, как и я. И вы меня тоже простите. Но вы никак не
желаете идти навстречу тем, кто хочет помочь вам.
— О, как это верно! — вздохнула Китти. — Как верно!
— Ну-ка помолчите! — цыкнул на нее Джеффри.. — Так что же
предлагает судья?
Брогден поправил очки.
— Прежде всего вы должны отыскать девушку и доставить ее
в Ньюгейт — желает она того или нет.
— Веселенькая перспектива, мой дорогой сэр. Что еще?
— Опасность для нас заключается в том, что кое-кто из упомя-
нутых мерзавцев может вынудить судью Филдинга действовать
против мисс Ролстон — я имею в виду миссис Крессвелл. Следова-
тельно, и это вторая ваша задача, вы должны предоставить судье
данные, на основании которых эту троицу можно будет упрятать
за решетку. Сделайте это, и его честь посмотрит сквозь пальцы на
побег из тюрьмы.
— Черт возьми, не так уж много ему надо!
— Разве это плохо? Скажу вам более: частично ваша задача уже
выполнена. Судья Филдинг предполагает, — так он мне, во всяком
случае, сказал, — что вскоре на Хэминнта Тониша поступит жалоба
от одной из его жертв — человека, которого он надул в карты. От
другого обманутого жалоба уже поступила сегодня утром. Так что
один из них уже у нас на Броу-стрит.
— Вы правы, Брогден, — произнес Джеффри, стукнув кулаком
по краю каминной полки. — Эта чертова лиса, магистрат, не тре-
бует ничего невозможного. Двое уже у нас в руках, а вскоре я добу-
ду вам и третьего.
— Вы сказали, двое?
— Второй — майор Скелли. Вы, конечно же, знаете о нем, раз
вы настолько в курсе всех дел судьи Филдинга.
— Конечно. Кто же не слышал о майоре Скелли! И я упомянул
его в числе этих троих. Но что с того?
— Судья Филдинг дал мне двух констеблей — Диринга и Ламп-
кина, которые должны были дожидаться меня в условленном ме-
сте. Диринг — посообразительней, и я отправил его с заданием, ко-
торое он сейчас выполняет. А Лампкин — поздоровее, и ему я ве-
лел следовать за мной в Галерею миссис Сомон.
- Да?
— Что он и сделал. Майор Скелли попытался убить меня уда-
ром спину, -но промахнулся. Лампкин-все-это видел. После он
563
спас мне жизнь, когда я сражался с майором; это — фехтовальщик,
которого я не мог бы задеть даже слегка. Лампкин переломил его
шпагу своей дубинкой, потом препроводил иа Боу-стрит и посадил
под арест. Когда вы его там увидите, наш второй охотничий тро-
фей... — Джеффри осекся. — В чем дело? Что с вамп?
— Мистер Уинн! — вскричал Брогден, поправляя очки дрожав-
шей рукой. — Что за неостроумные шутки позволяете вы себе в от-
ношении его чести? Лампкин никого не сажал под арест! Я это
знаю, так как все утро был на Боу-стрит.
Снова наступило молчание.
Часы на церкви св.Павла начали покашливать, готовясь про-
бить первый из семи ударов. Вечерний шум пробудил весь Ковент-
Гарден, за исключением церкви и богадельни на западной стороне
площади. Но Джеффри не поднимал глаз, слушая только бой часов
и считая удары: он всегда считал про себя, когда ему нужно было
успокоиться
— А Лампкин? — произнес он. — Снова подкуп?
— Ну, раз вы доверяли ему и у вас ие хватило ума самому до-
ставить арестованного...
— Да, я доверял ему.
— Когда вы наконец начнете прислушиваться к тому, о чем по-
стоянно предупреждает его честь? Пока ему не удастся искоренить
взяточничество на всех уровнях ниже Высокого суда1 — средн сы-
щиков, стражников, констеблей, тюремщиков и — увы! — даже
среди магистратов, — трудно сыскать человека, который откажется
от мзды, если подвернется случай. Потом они будут клясться, что
ничего не было; поди докажи. Майор Скелли! Мы его упустили.
— Нет, черт, возьми, не упустили! Есть же мое свидетельство.
— Нет, если он подкупил Лампкина и тот станет свидетельство-
вать против вас. Во время слушания суд может поверить вам.
А может и не поверить.
— Но нс только я все это видел.
— Это уже лучше! А кто еще?
— Вот — она. Китти, расскажите все.
— О, с удовольствием. — Заламывая руки, Китти возникла из
алькова.
— Правду, Китти.
— Точнее, — вмешался Брогден, — видели ли вы попытку пред-
намеренного убийства?
Джеффри пришло в голову, что усомниться в ее чистосердечии
так же невозможно, как и в кротости, в которую она вкладыва-
ла всю свою страсть. Она присела перед мистером Брогденом в
'Высокий суд- высший суд первой инстанции, входящий в состав Вер-
ховного суда.
564
реверансе. В обрамлении черных волос глаза ее были — сама искрен-
ность. Она являла собой совершеннейшую картину добродетельной
служанки — этакая Памела Эндрюс из романа мистера Ричардсона.
— Я находилась за дверью на лестнице, — начала она. — И вы-
глянула оттуда только раз. А выглянув, увидела, как эти два
джентльмена сражаются рядом с готическим гротом. Но я слыша-
ла их разговор. Слышала, как переломилась шпага. Слышала еше
один голос — наверное, голос констебля. Слышала, как майору
Скелли было предъявлено обвинение и как его арестовали.
— Нет никакого преступления, — заметил Брогден, — в том,
что два джентльмена решили пофехтовать, если ни один из них не
ранен. А обвинение — всего лишь косвенное свидетельство, не бо-
лее того. Я говорю только об ударе в спину — э^о единственное,
что для нас существенно. Его. вы видели?
— Нет, сэр! Как же я могла его видеть? Но мистер Уинн сказал,
что так и было.
— Бога ради, Китти.
— Молодой человек, — сказал Брогден, — не нужно выходить
из себя и смущать свидетельницу.
— Конечно, не нужно, — всхлипнула Китти. — То, что я гово-
рю, — чистая правда. Мистер Уинн знает. Я бедная девушка, если
хотите знать. Но про меня никло дурного не скажет. Пожалуйста,
разрешите мне уйти. Разрешите мне вернуться под крышу дома мо-
ей тетушки.
Джеффри уже приготовился задать следующий вопрос, но сдер-
жался. Он взглянул на Китти, потом на Брогдена, затем взял со
стула, стоящего рядом с камином, плащ девушки.
— Да, Китти, ступайте. Вот ваш плащ. Одевайтесь.
— И все?
— Сейчас, по крайней мере, — все. Повернитесь, прошу вас, я
подам вам плащ. Вот так. А сейчас, с вашего позволения, я прово-
жу вас до дверей и найду вам карету или портшез.
— Карету или портшез? Но откуда у меня деньги на такую
роскошь?
— А у мистера Уинна есть эти деньги? — полюбопытствовал
Брогден, искоса поглядывая на Джеффри. — Комната для двоих в
банях стоит полгинеи.
— Сэр, сэр! — вскричала Китти. — Как.вы добры! Но здесь не-
далеко. Я вполне могу дойти коротким путем через Стрэнд и
Темпл-Бар.
— И на пути вас вполне могут перехватить в темноте. Угрозы
майора Скелли адресовывались не только мне. Вы поедете в карете
или портшезе.
Китти замерла, прижав пальцы к губам. Брогден снова стал по-
глядывать куда-то в сторону. Неожиданно все сомнения, страхи,
565
тревоги как будто вырвались наружу и закипели, забурлили в
этой комнате с полированными панелями и обилием плоти на
картинах.
— Ах так, — произнес Брогден. — Ну, раз нужно, проводите де-
вушку. Но скорее возвращайтесь. Я должен сказать вам пару слов
наедине.
— Не беспокойтесь, я тотчас же вернусь, — бросил Дреффри на
ходу. — Мне тоже нужно поговорить с вами, и тоже наедине. Но
парой слов я не обойдусь.
Они молча прошли по устланным коврами, коридорам и спусти-
лись до тускло'освещенной лестницы. Из-за какой-то.двери доно-
сился пьяный храп. Рядом с другой дверью стоял, поднос с пустыми
. бутылками и валялась разорванная дамская подвязка. Китти отвер-
нулась в смущении. Лишь когда они вышли на площадку, девушка
схватила Джеффри за рукав и воскликнула:
Сэр, я - сказала. правду!
— Я не сомневаюсь, Китти.
— Вы ничего не говорите, но вы в ярости. Вы готовы задушить
-меня, я это чувствую. Как:.мне убедить вас?
— Ответив на один вопрос,; пока Брогден- нас не слушит. Это
не касается Галереи. Речь пойдет б мисс Пег.-
Здесь, на<площадке, ничто не указывало на то,- что внизу- распо-
.лагается парильня, а рядоМ’Г ней — комната.хирурга,.гдеШеревязы-
валн раны и отворяли кровь. Однако глухой шум,> доносящийся от-
туда, заставлял предположить!наличие в доме больших подвальных
помещений.
Китти вновь обеспокоенно взглянула на Джеффри. Он жестом
успокоил ее. «. ' •
— Вы. сказали, что сегодня- в полдень мисс Пег прислала'по-
сыльного за одеждой, которую она велела-доставить в Ньюгейт.
За какой одеждой она- прислала? .Что вы смотрите? Отвечайте.
— Ну, сэр, я сама должна была, выбрать: Она попросила только
одно нарядное вечернее платье, темный плащ (вроде этого) й маску.
— Маску?
— Да, домино; Не знаю; зачем ей в тюрьме маска, а также ве-
чернее платье. Но. я послала/
— Опишите платье. Никаких деталей.. Никаких дамских финти-
флюшек. Только, цвет/
— Кремовое. Оранжевая с голубым накидка. Расшито жемчу-
гом. Другая одежда...
— Это несущественно. Поручение было передано устно или она
послала с рассыльным записку?
— Конечно, записку. Она же не какая-нибудь простолюдинка!
— Надеюсь, вы уничтожили записку?
— Зачем.? Я оставила ее в комнате мисс Пег.
566
— Это ужасно! Нужно спешить. Нельзя терять ни минуты. Пе-
рестаньте дрожать. Вы все сделали правильно. Пошли.
Они спустились в слабо освещенный вестибюль, теплый от па-
ра, который был где-то рядом, но все равно ощущался здесь. Пе-
ред ними замаячил алый с кожаной отделкой мундир, и неожидан-
но они оказались лицом к лицу с капитаном Тобайасом Бересфор-
дом, который выбирался из подвала после освежающей восточной
бани.
Табби старательно отворачивался, делая вид, что не замечает
их. Следуя неписанному закону, именно так полагается вести себя,
встречая знакомого в обществе женщины. Но по отношению к себе
он встретил совершенно иное поведение.
— Табби, дорогой, — раздался приветливый голос. — Как дела?
Какая встреча!
— А?
— Позволь познакомить себя с моей приятельницей, Китти
Уилкис. Китти, капитан гвардии Бересфорд. Как вы можете ви-
деть, веселый человек.
Сначала Табби совершенно явно прикидывал, какое положение
занимает в этом мире Китти, затем внимательно ее рассмотрел и
был сражен ее внешностью. Потом, сорвав свою треуголку, кото-
рая была гораздо больших размеров и веса, нежели треугольная
шляпа Джеффри, он склонился в таком низком поклоне, что шляпа
коснулась пола.
— Д,р,гая, выдохнул он. — Д,р,гая. Ваш п,корный...
— На это я и надеюсь, Табби. К сожалению, дела удерживают
меня здесь. Мисс Уилкисплемянница миссис Сомон, владелицы
очаровательной Галереи восковых фигур, рядом с входом в Темпл.
И она испытывает вполне естественный страх перед злоумышлен-
никами, на темных улицах. Если ты предложишь ей руку и прово-
дишь до дому, это будет надежней любого портшеза.
— О сэр, — взмолилась Китти, вплескивая руками, — прошу
вас, будьте столь любезны.
— Ну, разорви мне задницу!.. То есть, пр,стите, д,р,гая. Я хотел
сказать, чтоб мне захлебнуться! В общем, я горд, это — большая
честь для меня. И, Джефф, это чертовски мило с твоей стороны.
Я имею в виду, после вчерашней размолвки; Ты не обиделся, а?
— Никаких обид, если только ты будешь помнить, что она бо-
ится воров.
— Ого! — воскликнул собеседник Джеффри, похлопывая по мас-
сивному эфесу своей шапаги. — Об этом я не забуду, можешь быть
уверен.
— Тогда желаю вам обоим приятного вечера.
Поглядывая друг на друга, все трое подошли к открытой
входной двери, за которой начинался дивный сентябрьский вечер.
567
Мальчик-слуга пообежал мимо них, светя им своим факелом. Не-
сколько мгновений Джеффри смотрел вслед Китти и Тобайасу Бе-
ресфорду, затем, мгновенно посерьезнев, поспешил в комнату на
третьем этаже.
Брогден, весь поникший, сидел в кресле спиной к камину, держа
руки на коленях. Он мгновенно вернулся в прежнее состояние, когда
услышал, как открывается дверь, которой Джеффри хлопнул так
сильно, что затрепетало пламя свечи.
— Ну, — сказал Брогден, — вы желали о чем-то спросить меня?
— Да, если получу ответ.
— Говорите.
— В деле Хэмнита Тониша, которого вы держите на Боу-стрит,
располагаете вы хотя бы половиной улик, которые у вас есть на
гораздо более опасного майора Скелли?
— Нет.
— Тем не менее вы считаете, что против Скелли вам не завести
дело. Почему? Что за хитроумный заговор вы плетете на этот раз?
— Никакого заговора — хитроумного или какого другого —
здесь нет. Если, конечно, вы ничего не задумали. Но тогда, навер-
ное, судья Филдинг научит вас более аккуратно выполнять свои
обязанности. Тогда судья Филдинг...
— Судья Филдинг, судья Филдинг... Честно говоря, я уже устал
постоянно слышать это имя.
— И конечно, не собираетесь долго оставаться у него на службе?
— Возможно.
— Да, — сказал Брогден, глядя на него поверх очков. — Так мы
и думали. Именно об этом я и хотел с вами поговорить. Следите
за собой, мистер Уинн. Следите за собой и не лгите, когда в сле-
дующий раз его честь станет спрашивать вас о чем-то.
— Я послежу за собой. А пока скажите: сегодня утром вы про-
водили Пег в Ньюгейт, как обещали?
— Да. Я хотел оказать услугу ей и вам. И напрасно.
— Она вам что-нибудь говорила по дороге? -
— Можно сказать и так. Она ругала вас и была весьма несдер-
жанна на язык, поскольку вас не было рядом, и некому было по-
жать ей руку или подбодрить словами. Я защищал вас, пытаясь
объяснить, что его честь услал вас с поручением, — и это была чис-
тая правда.
— Она что-нибудь сказала по этому поводу?
— Да. Тоже в весьма несдержанных выражениях. Но мне пока-
залось, что она задумалась.
— Что было, когда вы пришли в Ньюгейт?
— Молодой человек, разве это важно?
— Уверяю вас, очень важно, если вы хотите, чтобы я ее оты-
скал. Так что было в Ньюгейте?
568
— Что там могло быть? Нас встретил мистер Гудбоди, началь-
ник тюрьмы, который, как обычно, потребовал «магарыч». Я ве-
лел мисс Ролстои заплатить: если бы она отказалась, другие заклю-
ченные содрали бы с нее платье и пропили бы его. Когда она по
моему совету достала кошелек и в нем оказалось множество совере-
нов, мистер Гудбоди сразу помягчел. Он сказал, что может предо-
ставить ей комнату у себя в доме за полгинеи в день.
Брогден встал с кресла, проследовал к окну. Его дурное настрое-
ние явно боролось с какими-то иными чувствами. В свете свечей
голова его четко вырисовывалась на фоне окна.
— Я помог ей, — сказал он.
— Мистер Брогден, пожалуйста, не думайте, что я не испыты-
ваю к вам благодарности.
— Правда? — Клерк потряс кулаком. — Я заставил Гудбоди
сбавить иену за комнату, равно как и плату за то, что она будет
столоваться у него. Я отпугнул толпу улюлюкающих мегер, кото-
рые тянули к ней свои лапы. Когда в «Опере нищих» изображают
идиллическую картинку Ньюгейта, где воры танцуют под музыку,
я хочу посоветовать им сходить и посмотреть, как это бывает на
самом деле.
— Это было бы нелишне. Думаю, что Пег первая согласилась
бы с вами.
— Она просила разрешения отправить записку своей бывшей
горничной, некоей Китти Уилкис, чтобы та прислала ей одежду.
Она также просила, чтобы ей дали горячей воды и деревянный чан
вместо ванны. Обе просьбы были выполнены.
— За деньги, разумеется?
— И немалые, будьте уверены. Но что было делать? Там так
заведено. И не нам менять этого, как не нам менять законы.
Тут Брогден вытянул вперед палец.
— Теперь я понял: все это время она обдумывала побег. Я поки-
нул тюрьму незадолго до одиннадцати. В середине дня, к изумле-
нию моему и судьи Филдинга, приходит посыльный от мистера
Гудбоди сказать, что, когда они в два часа сели обедать, обнаружи-
лось, что девушка отсутствует.
— Что было после?
— После сам мистер ГУдбоди является на Боу-стрит и ругается
на чем свет стоит — таким я его прежде не видел. На полу в ее
комнате обнаружили дорожный плащ, в котором она явилась в
тюрьму. Опрошенные надзиратели припомнили, что видели женщи-
ну, явно молодую и хорошенькую, которая выходила из главных
ворот вместе с посетителями тюрьмы...
— Что на ней было? Какое платье?
— Этого они сказать не могли. На ней был черный плащ с под-
нятым капюшоном, а к глазам она прижимала платок, как будто
569
плакала по кому-то, приговоренному к смерти. Такое там часто
можно видеть.
— Но вы, я полагаю, не все мне сказали. Что еще?
—г Ну, — проговорил клерк, и одно плечо его поднялось. —
Пришлось поставить в известность сэра Мортимера. Откуда мы
могли знать, что он заболел накануне вечером? Так что я послал
письмо за подписью судьи Филдинга. Только недавно лакей принес
ответ.
— С чего тогда все эти разговоры о том, что он при смерти?
Если он может написать ответ, то состояние его совсем не так уж
плохо.
— Ответ написан не самим сэром Мортимером. Письмо нам
прислал его врач, доктор Уильям Хантер. Положение действитель-
но не было опасным до тех пор, пока... — Брогден замялся. —
Когда сэр Мортимер взял в руки мое письмо, его хватил апоплекси-
ческий удар, от которого он до сих пор не оправился.
Джеффри всплеснул руками.
— Кто в этом виноват кроме девушки?
— Естественно. Никто никогда не виноват. Что дальше?
— Почему-то примерно в то же время, в половине пятого, при-
шел еще один врач. Не зная его, миссис Крессвелл и слуги отказа-
лись его впустить.
— Его звали доктор Джордж Эйбил?
— Об этом в письме не говорится. Однако, когда сэр Мортимер
рухнул, миссис Крессвелл закричала, что надо позвать того, друго-
го врача, наверх, чтобы он присмотрел за сэром Мортимером, пока
не придет доктор Хантер. С тех пор оба врача находятся у постели
больного: оба считают, что надежды мало.
— Значит, миссис Крессвелл тоже читала ваше письмо?
— Она и дала его сэру Мортимеру. Мы все можем предъявить
этой даме свои претензии — Брогден отошел от окна. — Ну вот,
теперь вы знаете, как обстоят дела. Если вы можете поклясться,
что девушка не говорила вам, где она намерена укрыться...
— Нет, ничего она мне не говорила. Но у меня есть кое-какие
соображения по этому поводу.
— В таком случае, вам лучше бы вернуть ее.
— Это только дичайшие предположение: вполне возможно, что
абсолютная чушь. Кроме того, если я даже и отыщу ее, как мне
вернуть ее в Ньюгейт сегодня вечером: ворота закрываются в де-
вять. После девяти их не откроют даже самому королю.
— Я отправляюсь на Сент-Джеймсскую площадь, — сказал
Брогден, — и постараюсь сделать, что смогу. Его честь вполне
устроит, если вы доставите девушку туда, с тем чтобы сэр Морти-
мер мог ее увидеть. Если он выживет, что маловероятно, не исклю-
чено, что он откажется от обвинения против нее. В любом случае...
570
Пламя свечей, заколебавшись от сквозняка, бросило широкие,
колышущиеся блики на картину, изображающую Венеру и Марса.
Брогден сделал еще несколько шагов по направлению к Джеффри
и стоял, глядя прямо на него, крепко стиснув кулаки и прижав руки
к бокам.
— Лучше будет, если вы найдете ее, — произнес он. — Лучше
будет, если вы найдете ее. Лучше будет, если вы найдете ее.
Глава 12
ВЫСТРЕЛЫ НАД ЬЗЕРОМ
Далеко, вверх по рёке;;мимо полей и деревьев, растущих на том
берегу, где располагается Челси,* плыла лодка.
Лодочник размеренно греб,-налегая на.весла. .Белый глаз луны
отражался, мерцая, в -легкой ряби,- плывущей навстречу лодке.
Влажный ветерок обдувал сидящего на «носу. Джеффри, забираясь
ему под шляпу и парик. • Откуда-то из-за деревьев подкрались по
воде робкие звуки музыки, усиленные ничем не. нарушаемой тиши-
ной. Поначалу Джеффри едва мог различить их сквозь скрип
уключин. .
— Пусть мне повезет,— молился он про себя. — Пусть хоть.раз
упадут кости как надо. Ведь если, я-юшибся а это вполне может
•случиться; г-у Пег-нет ’больше шансов; и-,, значит, я .‘.снова ее
подвел. • /••• • • ' - • • .. • ;
Что-то пробурчал, лодочник. Глядя через, плечо, он начал таба-
нить- левым веслом и, гребя правым, развернул лодку в сторону
Челси. ~ ?
— Приехали! возвестил .он. Вам нужно было к Больничной
пристани или в Рэнилег?
— Я же сказал: в Рэнилег. •
— Точно. Я так и помню. Там в ротонде .сегодня маскарад.
У них почти ;каждый-вечер или концерт, или маскарад. Только что
это вы за такой странный тип; что отправляетесь ночью в Рэнилег
по воде? <• - •» t
— У странного типа есть’ на -тогсвои причины.
— Это уж точно, осторожно; приятель!
Нервы у Джеффри были на пределе. Он встал лицом к лодочни-
ку, который: сидел сейчас спиной, и огляделся. -
В этой заброшенной местности к- востоку от . деревушки Чел-
си — кучки заблудившихся ломишек— возвышались два строения,
освещенные бледным, светом луны. Слева .находился сложенный из
потемневшего кирпича массив Королевского госпиталя, где сейчас
спали запертые в этом нищем приюте ветераны прежних войн.
Справаi/.подннмалась раковина-, ротонды увеселительного, сада,
571
отделанная внутри с невиданной роскошью1. Оба здания находи-
лись в глубине парка и были отделены от реки ровными рядами
деревьев. Королевский госпиталь уже погрузился в темноту. Что
касается ротонды, — внутри опа вся сияла огнями и гремела празд-
ничными звуками марша, который наяривал огромный оркестр, —
то, за ее окна, закрытые бархатными шторами, проникали наружу
лишь узкие полоски света и — изредка — музыка.
Сильно загребая веслами, лодочник поднял голову и обратил к
Джеффри лицо, черты которого несколько искажал лунный свет.
— Днем — другое дело. Когда в парк едут гулять. А вечером,
на маскарад, когда джентльмены — все пьяные, а леди — почти
что без одежды, — тогда никто по воде не едет. Я такого ие слы-
шал. Тогда едут по суше, до Рэнилегской дороги и по ней — прямо
к ротонде. У задней калитки в саду — там даже сторожей нет.
— Совершенно верно.
— Это я знаю, — добавил лодочник заговорщицки. — Уж я-то
знаю.
Он перестал грести. Лодку слегка развернуло, она проплыла еше
немного и ткнулась в каменные ступеньки пристани. Лодочник ух-
ватился за металлическое кольцо, вделанное в ступеньку, и удержи-
вал лодку.
— Ну, выходи. — Голос его зазвучал резко и грубо. — Это у те-
бя пистолет, там, под камзолом, так? Ты ведь бандюга, так?
А дружок твой тебя уже здесь поджидает, нет, скажешь?
— Дружок?
— На военного похож, в синем камзоле с белой жилеткой. Здо-
ровый, а ступает, как кот. A-а! Догадался, про кого я говорю?
— Да, я думаю, про майора Скелли.
— Ну, вы там грабьте кого хотите, а я никого не трогаю. Так
что заплати — от Миллбэнка досюда — и проваливай.
Джеффри выпрыгнул на пристань. На крик лодочника он обер-
нулся и протянул руку, в которой были зажаты деньги.
— Вот плата, — сказал он. — Вы не согласитесь подождть
меня?
— Я — нет! Можно подумать, будто у нас только одна висели-
ца — в Тайберне, так? Нет, куда ни пойдешь, в какую сторону —
везде развешаны рядами: знай, мол. И половина — грабители и
разбойники. Подождать? Только не я!
— А если еще столько же? — спросил Джеффри, разжимая кулак.
С жадностью лодочнику было не совладать, и из уст его посы-
палась отчаянная брань.
— Тише! Не так громко!
1 Изображения канала, Китайского павильона и ротонды сохранились на рисун-
ках и полотнах А. Каналетто и офортах. К. Гриньома и Н. Парра (1750-е тг.).
572
Брань перешла в шепот, уносимый холодным речным ветром.
— Хотите — верьте, хотите — нет, я не вор и не грабитель.
А поплыл я от Миллбэнк, хоть это и рядом, потому что у меня
нет билета, чтобы войти со стороны ротонды. К тому же па маска-
рад я все равно не собираюсь. У меня дело к некоему Чарлзу Пил-
биму и его жене; они живут в коттедже при парке. Это совсем не-
далеко.
— Старина Чарли Пилбим! Он следит за парком? А что вам
до него?
— Неважно. Так подождете?
— Конечно. Но если услышу стрельбу...
— А что, этот мои «дружок» — он вооружен?
— Так же, как вы; шпага и пистолет.
— Тогда, возможно, услышите. Но если уедете не дождавшись
меня, это может стоить вам жизни. Понятно?
Лицо, освещенное светом луны, исказилось еще более; лодочник
выругался. Джеффри бросил монету в лодку. Он взбежал по сту-
пенькам пристани и заспешил по аллее мимо госпитального сада
к калитке в каменной стене на противоположной стороне парка.
Калитка, где днем с посетителей сада взималась входная плата
в полкроны, была заперта. С трудом — мешали шпага и пистолет
под камзолом — Джеффри вскарабкался на стену и спрыгнул в тень
по другую ее сторону.
Там он немного постоял и огляделся.
По обе стороны выложенной дерном площадки, в глубине кото-
рой находилась эстрада, где обычно выступали жонглеры и фокус-
ники, шли обсаженные тополями аллеи, ведущие к ротонде, распо-
ложенной примерно в двухстах ярдах.
«Похож на военного, в синем камзоле с белой жилеткой. Здоро-
вый, а ступает, как кот».
Джеффри направился по левой аллее.
Ветер что-то нашептывал, кружа в верхушках деревьев и переби-
рая листья. Шум его легко мог затеряться среди звуков веселой му-
зыки, несущейся из ротонды. Но шепот ветвей все равно был слы-
шен, и видны были тени, мелькающие вокруг, а идти надо было
осторожно, даже по песку..
Он представил себе ротонду изнутри: два ряда отдельных лож,
малиновые бархатные занавески которых образовывали полукруг,
идущий по застеленному ковром, полу. В зеркалах отражалась ко-
лонна в центре зала, вся увешанная лампами, напоминающими цве-
ты на длинных стебельках; где-то под потолком свисали двадцать
три люстры, пели скрипки. Двери лож на первом этаже открыва-
лись прямо в сад, который намеренно не освещался, дабы не ме-
шать забавам участников маскарада. Существовало множество эпи-
грамм^'Описывающих, людей,. которые приходили сюда только
573
затем, чтобы целый вечер ходить вокруг колонны, разглядывая
остальных посетителей ротонды и демонстрируя себя.
Потоптаться мужчин зазывают балы
На коврах, уж давно не зеленых.
И зловеше топорщатся шляп их углы,
И склоняются в низких поклонах.
А прекрасные девы, иля в маскарад,
Только шлейфом себя украшают
И гуляя по залу, -т вперед и назад,
— Целый вечер паркет подметают.
Вспоминая эти недавно слышанные стихи, Джеффри’благодарил
судьбу, что сад не был наводнен людьми. Там внутри 'кипела •
жизнь, здесь же были только тени, покрывающие дорожки сада
пятнистыми узорами.
Музыка взмыла вверх и замерла. Замер и Джеффри. Кто-то
крался по аллее, ступая так же тихо, как он сам.
Справа от Джеффри сквозь просвет в веренице тополей было
видно искусственное озеро, длинное и узкое, носившее название «ка-
нал». В центре его находился открытый павильон с крышей в ки-
тайском стиле, куда вел пешеходный мостик. В дневное время посе-
тители сада могли посидеть там, выпить чаю с бисквитами или
покататься по озеру в гондолах, которые сейчас стояли на привязи
у мостика.
Джеффри готов был поклясться, что слышал, как в павильоне
скрипнул стул; в следующее мгновение он готов был поклясться,
что ему это показалось. Слева от него, рядом с боковой дорожкой,
начинавшейся в том месте, где виднелся просвет среди тополей
вдоль главной аллеи, стоял обычный сельский коттедж. Кусты рос-
ли так густо, что, не знай Джеффри о существовании коттеджа, он
бы его просто не заметил.
А потом он увидел.
Женщина, которая шла по песчаной дорожке, двигаясь в направ-
лении Джеффри, тоже застыла на месте.
— Мисисс Пилбим! — тихо позвал Джеффри. — Миссис Пилбим!
У женщины было слабое зрение, или же она неверно определила
направление, откуда донесся голос. Она кинулась к дорожке, веду-
щей к коттеджу и выскочила прямо на Джеффри. Это была низень-
кая толстая женщина средних лет, в чепчике, с подносом, прикры-
тым салфеткой, в руках.' Когда Джеффри возник перед ней, женщи-
на задрожала, отступила на шаг; крик застрял у нее в горле.
— Миссис Пилбим! Взгляните сюда! Посмотрите на меня! Разве
вы меня не узнаете? Я приезжал сегодня утром.
Его торопливый шепот вился над женщиной и несколько успоко-
ил ее. В больших испуганных глазах на круглом добром лице отра-
зилась перевернутая луна. ...."" •
574
— Вы — с Броу-стрит? — прошептала она в ответ. — Вы — с
Броу-стрит?
— Да. Скажите, где она?
— Кто?
В голосе женщины не чувствовалось никакой вины — только ис-
пуг и свирепое нежелание говорить с ним. Джеффри увлек ее с со-
бой в тень к краю дорожки.
— Повторяю: я приезжал сегодня утром.
— А я могу повторить только то, что' вы уже слышали, —
прозвучал в ответ уверенный шепот. — Если мой муж следит за са-
дом и нанимает уборщиков и садовников, разве он обязан знать,
кто из них лазает по карманам?
— Нет, не обязан. Это мы уже выяснили.
— Моему мужу семьдесят пять лет. Он служил под коман-
дой герцога Малборо под Ауденарде в восьмом и под Маль-
плаке в девятом. Каждый несчастный инвалид из соседнего гос-
питаля низко кланяется при встрече с ним. Никто ни разу не
усомнился...
— Никто и не сомневается, —перебил ее Джеффри. — Но я го-
ворю о девушке, которую зовут Пег Ролстон.
— Ах вот как!
— Все это она уже слышала от Брогденда, секретаря судьи Фил-
динга. Сегодня днем она приехала сюда; на ней был плащ, а под
ним — нарядное платье. Если она смогла убедить вас (я не имею
в виду деньги) спрятать ее на несколько дней, то она сумеет появ-
ляться вечерами, в дни маскарадов, то есть три или четыре раза
в неделю. Она сможет даже выходить в город, поскольку маскара-
ды настолько популярны в Лондоне, что ее маска ни у кого не вы-
зовет подозрений. Она надеется, что сможет спрятаться здесь, пока
я не докажу ее невиновность и не верну ей свободу.
Джеффри придвинулся ближе к женщине и сорвал с подноса пар-
човую салфетку. На подносе были закуски, которые обычно подава-
ли в ротонде: ломтики цыпленка, тонко нарезанные куски хлеба
с маслом, а также бокал вина.
— Умоляю вас, миссис Пилбим, скажите мне, где она.
Миссис Пилбим поспешно прикрыла поднос и отступила на шаг.
Силы небесные! Что ж вам. там, на. Боу-стрит, кроме этого,
и заняться нечем?
— Кроме чего?
— Бедной девушки, которую дядюшка запер на ключ и не дает
выйти за любимого?
— Это вам Пег рассказала?
— Она —т душенька!
_ — Может быть. Кроме того, она весьма безрассудная девица и
романтическая лгунья. А заперли ее в Ньюгейтской тюрьме.
575
Бокал с шампанским качнулся: пролилось вино. Снова пошел гу-
лять среди деревьев ветер, что-то разыскивая, что-то нашептывая,
шелестя листьями, едва тронутыми осенью. Но запах осени ветер
этот все-таки принес.
— Миссис Пилбим, — взмолился Джеффри. — Я не стану вас
пугать. Этого и не требуется. Честность ваша и вашего супруга —
вне всяких сомнений. Но ваше доброе сердце не устояло перед
россказнями глупой и взбалмошной девицы, которая своим без-
рассудным поведением навлекла на себя новые неприятности.
Поэтому...
Еше один голос вмешался в разговор, произнеся шепотом, в ко-
тором явственно слышалась ярость:
— Прекратите! Перестаньте издеваться над женщиной! Мне это
надоело!
Джеффри резко обернулся. Он не ошибся: стул действительно
скрипел в павильоне на озере.
Он увидел, как блеснули хрусталики на черном «домино», а ни-
же — искривленный гримасой рот. Маска была на женщине, стоя-
щей на мостике у входа в павильон. На ней было светлое платье,
не скрывающее белизны ее плеч, и накидка, которая вполне могла
быть оранжевой с голубым, если бы не лунный свет, придававший
ей сероватый оттенок.
— Значит, я — дура! Значит, врунья! — Плечи девушки начали
подергиваться, ресницы задрожали, а глаза под маской наполни-
лись слезами. — Боже, как хорошо, что вы пришли!
Так он отыскал Пег.
Джеффри кинулся на мост. Он увидел, как девушка раскрыла на-
встречу ему объятья. Со стороны ротонды — теперь уже совсем
близко — неслась задумчивая хмелодия, в которой слышалось звуча-
ние струн и пение валторн. И в этот момент за его спиной, ярдах
в десяти от него, прозвучал пистолетный выстрел.
Как будто невидимый кулак ударил по колонне в виде подпорки
крыльца*в деревенском доме, прямо над их головами. Пег вскрик-
нула и, мгновенно отбежав в тень, бросилась на пол. Краем уха
Джеффри слышал, как грохнулся на землю поднос, выпавший из
рук миссис Пилбим, как покатились чашки и тарелки. Стукнулись
об пол ножны его шпаги и пистолет, который он пытался высвобо-
дить из-под камзола. Джеффри перекатился через спину и поднялся
на колени.
Наступила тишина, нарушаемая только дыханиехМ Пег. Ни шо-
роха не раздавалось снаружи. Никто не произносил ни слова.
Луна стояла почти над головой, так что в павильоне было со-
всем тесно. Это строение, открытое со всех сторон, насквозь
продувалось ветром: дубовая стенка павильона не доходила даже
до пояса, а выше начинались колонны, поддерживающие крышу
576
в китайском стиле. Джеффри встал во весь рост и оглядывал берега
канала, отделенные от них серебристой водой.
По-прежнему было тихо. Миссис Пилбим убежала по дорожке
в свой коттедж. Ни звука не раздавалось вокруг, даже потревожен-
ные птицы на деревьях и те молчали.
Потом Джеффри и Пег снова начали шептаться, и этот разговор
Джеффри запомнил на всю жизнь.
— Джеффри...
— Только не вздумайте встать!
Жизнь, которая не упускает случая подшутить над человеком в
самые патетические минуты, лишила Пег сил, когда та то ли лежа-
ла, то ли сидела на полу, прислонясь к стулу. Обруч на юбке сдви-
нулся, и из под платья чрезвычайно нелепо торчали ноги. От тако-
го позора слезы выступили на глазах девушки и сверкали сквозь
отверстия в маске. Когда она попыталась подняться, левая рука
Джеффри обняла ее за плечи.
— Оставайтесь на месте. Из пистолета дубовую стенку с такого
расстояния не прострелить. Вы видели, кто стрелял в вас?
— Нет, нет, нет! Я... я видела вспышку рядом с деревом на то-
полевой аллее. Кто мог это сделать? И зачем?
— Я думаю, это был некий майор Скелли, друг Хэмнита Тони-
ша... и госпожи Крессвелл.
— Чего же он прячется? Почему не покажется или не подаст
голос?
— Достойный майор надеется напугать или спровоцировать нас:
пусть надеется, Пег. Предоставим ему действовать первым.
— А нельзя нам убежать отсюда?
— Только по мостику или по воде вброд. Мы будем отличными
мишенями. А у него было время перезарядить пистолет.
— Но ведь и у вас...
На этот раз его рука зажала ей рот.
— Хочу напомнить вам, сударыня, что вода — хороший провод-
ник звука. — Он снова обнял ее обнаженное плечо. — Оставайтесь
на месте! Слышите?
— Не буду. У меня платье испачкается. Пол грязный. Чай про-
лит, бисквиты накрошены!
— Это ужасно! Но лучше запачкать зад, чем получить пулю в
голову.
— Господи всемилостивейшпй, — зашептала Пег, обратясь к
крыше павильона, — ну до чего же обходителен этот человек!
И чего уж мне было прямо не полюбить какого-нибудь боцмана
с баржи на Темзе!
* — Никаких жестов! Опустите руку. Она у вас... как у Венеры
на картине. Могут заметить. И снимите эту маску: хрусталь притя-
гивает свет. Ваш плащ с собой?
19
Джон Карр
577
— Да, он здесь, на столе.
— Прикройтесь им. Ваше платье почти все светлое.
Ни к маске, ни к плащу Пег даже не притронулась. Но когда
она увидела, как он озирается, пряча пистолет за спину, голос ее
задрожал.
— Джеффри, что вы собираетесь делать?
— Скрестить с ним шпаги я не могу. Но про пистолет он может
не знать. Если заставить его выстрелить, чтобы он еще раз про-
махнулся...
— Как! Неужели вы застрелите его из укрытия?
— С удовольствием бы застрелил. Но в темноте и с такого рас-
стояния ни за что не попасть. Он ведь не попал. Нужно, чтобы
он подошел поближе.
— Отойдите от двери! И не лезьте на мост, под лунный свет!
О Господи! Вечно эти идиоты, которые ничего не боятся...
Джеффри чуть двинулся вперед. Он ожидал выстрела из-за дере-
вьев, но вместо этого по спине его хлестнул гневный шепот, от ко-
торого у него выступила испарина. Так же тихо стояли деревья, не-
слась музыка из ротонды, покачивались привязанные лодки. Он
вновь отошел в тень, где на него вылился вулкан приглушенной
брани.
— Только не подумайте, что я опасаюсь за вас, мистер Уинн.
И не прикидывайтесь, что делаете это ради меня. Разве когда-
нибудь, нуждаясь в помощи, я ее получила?
— Глаза бы мои не глядели... в ваши прекрасные глаза, Пег.
Она сорвала маску и взглянула на него. Сейчас, окончательно
освоившись с темнотой, он вдруг более, чем когда-либо, ощутил
ее близость.
— Ну что ж, вместилище глупости, слушайте, что я вам
скажу. Вся беда в том, что я слишком сильно любил и люб-
лю вас.
— Разве нельзя было сказать мне об этом?
— Вот я и говорю. Молчите и слушайте. Вчера вечером я решил
совершить ограбление, а если понадобится, и убийство. И только
вы помешали мне, появившись в доме старухи. Сегодня утром я
совершил-таки кражу, вернее, подумал, что совершил, для того
чтобы иметь возможность предложить вам роль моей жены, столь
неподходящую для вас.
— Вы ограбили? Но кого?
— Я же сказал, что только подумал, будто совершил это ограб-
ление. Я думал так до сих пор, пока не обследовал содержимое рез-
ного сундука с пергаментами. И кого я мог ограбить, кроме покой-
ницы Грейс Делайт?
Не переставая озираться, бросая время от времени взгляд на бе-
рег канала, он наклонился к Пег и зашептал:
578
— Вы не видели картину, на которой она изображена в молодос-
ти — вся увешанная бриллиантами. Вы не знали, что ее муж был
краснодеревщиком. Вы не могли догадаться, в какой бедности —
полной, настоящей — она прожила всю свою жинь. Но вы это по-
чувствовали.
Об остальном я — так или иначе — вам рассказывал. Мой дед
извел на нее все свое состояние. Он повесил на нее половину
сокровищ Голконды. Если эти драгоценности спрятаны где-то в
комнате, подумал я, то только в двойном дне сундука, под пер-
гаментами. •
— Джеффри, но я-то тут при чем? Умоляю, скажите, при чем
тут я?
— Помолчите, ладно?
— Но...
— Как мы убедились, кто-то вполне мог влезть в окно, выходя-
щее на Темзу, с тротуара на Лондонском мосту, убить и ограбить
Грейс Делайт. Именно это и сделал убийца незадолго до того, как
мы вошли в дохм. Убив ее...
— Как?
— Убив ее, говорю я, преступник либо услышал, что кто-то
идет, либо просто-не смог найти драгоценности и решил прийти
еще раз. Как я вам говорил, судя по пыли на внутренней кромке
крышки, сундук не открывали и не двигали.
Теперь вернемся к вашему делу,' Пег.
Стражники отвели вас под арест. За вчерашний вечер и сего-
дняшнее утро я, поверьте, испробовал все способы, чтобы освобо-
дить вас. Последняя попытка была сделана в доме судьи Филдинга,
когда мы с ним были в гостиной, а вы с мистером Стерном сидели
в задней комнате. Тогда я понял, что могу добиться для вас осво-
бождения, только женившись на вас.
— Только... как вы сказали?
— Я сказал: женившись на вас. Не спорьте и не задавайте не-
нужных вопросов: все было именно так. Наш брак в Ныогейтской
тюрьме аннулировал бы опекунство вашего дядюшки и сделал бы
опекуном меня.
— Джеффри, Джеффри, о, если бы вы только сказали мне это!
— Когда я вам мог это сказать? Во время разговора в доме су-
дьи? Hq вы вели себя так, что даже мистеру Стерну стало неловко,
а Брогден вынужден был вмешаться, решив, что вы ополоумели.
— Ненавижу вас!
— Пег, сейчас не время для слез и истерик. Перестаньте! Майор
Скелли гдвтто совсем • близко.
Пег, уже собравшаяся было побарабанить кулачками по полу,
замерла в страхе; она подняла заплаканные глаза и .взглянула на
Джеффри. ......
579
— Да, я решил жениться на вас, если вы согласитесь за ме-
ня выйти. Но не нищим. Я готов на многое, но, учитывая ваш
капризный характер, Пег, на такое не решился бы даже я.
Я подумал, что если в сундуке спрятаны драгоценности, то
мне нужно совершить это ограбление, и тогда я не буду зави-
сеть от вас.
— Глупец! Глупец! Глупец!
— Возможно. Во всяком случае, сегодня я отправился в жилище
старухи на Лондонском мосту. По приказу Табби Бересфорда дверь
заперли и ключ унесли. На мосту стояли часовые. Но не такое уж
это было препятствие. Караул выставили только у арки на въезде,
между сторожевыми башнями. Никто не позаботился о том, чтобы
поставить часовых на тротуаре с западной стороны моста. В сущ-
ности, этого и не требовалось. Когда проезжая часть свободна, ни-
кому в голову не придет пользоваться тротуаром, как не пришло
вам и мне вчера вечером. Помните?
— Да.
— Вот я и рассудил, что для меня эта ситуация идеальна. На
тротуар можно попасть с любой улочки или же обойдя с задней
стороны любой дом на западной стороне Фиш-стрит-хилл. И я по-
думал, что пройду туда, и никто меня не заметит или, по крайней,
мере, не обратит внимания.
Так я й сделал. Потом влез в окно, как до меня — убийца. Как
я и думал, в двойном дне сундука под пергаментами оказался пря-
мо-таки пиратский клад. Но была одна опасность, которую я хотя
и предвидел, но не мог предотвратить.
— Опасность?
— Судья Филдинг.
Ночь ожила: какие-то шорохи раздавались по берегам канала,
вода мягко плескалась, ударяясь о стены павильона. Но шагов по-
прежнему не было слышно. Джеффри осознал, что каждый звук до-
носится до него столь явственно, поскольку смолкла музыка в
ротонде.
— Этот слепец, Пег, чертовски умен. Он видит слишком много;
и слишком много знает, хотя никогда не говорит, откуда он это
узнал. С ним начинаешь чувствовать себя, словно нашаливший ре-
бенок перед родителями. Сегодня утром, когда я был у этого паука
в его чертовой гостиной, он начал догадываться о моем решении
еще до того, как оно у меня окончательно созрело.
— Он — страшный человек. И все же...
— Судья Филдинг никогда не говорит прямо; это не в его нату-
ре. Однако его намеки были столь прозрачны, что я не мог их не
понять. Я даже поблагодарил его за предупреждение. По глупости
своей я не понял, что оно носит весьма конкретный характер.
И не подумал, что за мной могут установить наблюдение.
580
— За вамп установили наблюдение.
— Вне всяких сомнении. Я заключил это из того, что сказал се-
годня Брогден.
— Джеффри, вы взяли драгоценности?
— Не все.
— И этот ужасный человек догадывается?
— Более того: он знает. Я тратил больше, чем получил от него,
и Брогден тоже обратил на это внимание.
— То есть вы совершили преступление, караемое смертью, и
они знают об этом? Значит, вам грозит опасность большая, не-
жели мне?
— Ну нет, — сказал Джеффри. — Правда, когда я открывал
сундук, я не знал, что не совершаю ничего противозаконного. Пе-
ред законом я чист.
— Тогда в чем же дело? — вскричала Пег. —Ради Бога! Объяс-
ните вы наконец, в чем дело?
Голос ее дрожал, она уже больше не контролировала себя.
И тогда из-за дерева на тополевую аллею вышел человек.
Пег не видела этого человека, но она заметила, как вдруг на-
прягся Джеффри. Последний не успел ее удержать, и девушка вско-
чила на ноги.
В этот момент с аллеи через канал до них донесся голос, гром-
кий и полный насмешливого презрения, который произнес:
— Выходите, Уинн! Всем известно, что вы человек смелый,
особенно когда все за. вас делает констебль шести футов рос-
том. Посмотрим, на что вы годитесь, когда рядом — одна жен-
щина.
Джеффри промолчал.
От двери павильона до берега канала было двадцать футов. Ту-
да вел узкий деревянный мостик без перил, проложенный над са-
мой водой. От мостика к просвету между тополями шла песчаная
дорожка длиной в пять футов.
Должно быть, майор Скелли стрелял в первый раз из-за дере-
вьев, то есть с большого расстояния. Сейчас он намеревался подой-
ти поближе и медленно двигался прямо к Джеффри. Чулки, жилет,
парик, даже белое лицо, искаженное ненавистью, — все это вырисо-
вывалось четко, словно камея, привидевшаяся в каком-то кошмар-
ном сне. В темноте нельзя было разглядеть темно-синий камзол и
штаны; только серебряное шитье поблескивало в лунном свете, от-
чего казалось, будто очертания фигуры расплываются и покачива-
ются из стороны в сторону.
— Я знаю, вы — там. Я не вижу вас, но вы меня видите. А это-
го вы не боитесь?
Теперь только один шаг отделял майора Скелли от мостика. Он
поднял правую руку с пистолетом.
581
— Пистолет не заряжен. Пороху у меня было на один заряд и
всего одна пуля.
Он отшвырнул пистолет и стремительным движением правой
руки извлек из ножен шпагу.
Пистолет шлепнулся в воду канала, подняв рябь, которая круга-
ми расходилась рядом с причаленной гондолой. В ту же секунду
заиграла музыка; Джеффри и Пег почувствовали, как звуки ее пря-
мо ударили по ним.
Начали цимбалы; затем включились ударные, на которые нало-
жилось хрипловатое пение валторн. С обнаженным клинком, свер-
кающим в лунном свете, ступил на мост майор Скелли.
Джеффри стоял не двигаясь справа от открытой двери, вплот-
ную к стене павильона, которая доходила ему лишь до пояса. Пег
в отчаянии цеплялась обеими руками за его левое плечо и шептала
прямо в ухо:
— Ну, Джеффри, давайте!
Но он не двигался с места и не отвечал ей. Майор Скелли шел
к ним своей кошачьей походкой. В правой руке он сжимал шпагу,
на которой играли отсветы луны. Его левая рука скользнула за спи-
ну, под камзол, к тому месту, где заканчивался жилет.
— Стреляйте, Джеффри! Ради Бога, стреляйте же!
Услышав этот крик, Джеффри отшвырнул от себя девушку, так
что она отлетела, зацепив несколько стульев, стоящих слева от не-
го, и рухнула на стол.
Майор Скелли замер на месте; взгляд его искал Джеффри и Пег.
Из-под камзола показалась его левая рука, сжимающая ствол пи-
столета.
Джеффри не стал ждать. Он кинулся к двери, выбежал на мост
под лунный свет и поднял руку с пистолетом, собираясь выстре-
лить. От неожиданности у его противника отвисла челюсть, но все
же майор Скелли успел первым нажать на курок. Оба выстрелили,
почти не целясь, прямо в лицо друг другу.
Ослепший и оглохший Джеффри какое-то время не мог прийти
в себя. Он чувствовал, что ноги его дрожат. Знал, что пуля проле-
тела мимо него, хотя правая щека, опаленная порохом, горела.
Он так и не слышал, как поднялась с деревьев стая перепуган-
ных птиц, не слышал тяжелого всплеска рядом с мостом. И лишь
когда начал рассеиваться дым и Джеффри взглянул на воду своим
все еще затуманенным взором, он осознал, что произошло.
На слегка волнующейся поверхности озера плавала треугольная
шляпа. Рядом с ней плавал человек. Лицом, кверху, с раскинутыми
руками. Его уносило все дальше и дальше от моста. Человек так
и не успел закрыть рот; волны перекатывались по его лицу, смывая
кровь, и можно было видеть, что пуля прошла прямо между глаз
майора Скелли.
582
Глава 13
ПОЛНОЧЬ НА СЕНТ-ДЖЕЙМССКОЙ ПЛОЩАДИ
Легкая карета, запряженная быстрыми лошадьми (по каковой
причине она и была нанята в «Таверне прусского короля», что ря-
дом с Конной переправой), стуча колесами по мостовой, пронеслась
по пустынным улицам.
Как и накануне, Пег и Джеффри сидели в разных углах кареты.
На этот раз, правда, она сидела слева, лицом по ходу кареты, тог-
да как он находился с правой стороны. На протяжении всего пу-
ти — вдоль Миллбэнк, затем Эдингдон-стрит, через Олд-Пэлис-
ярд, по Маргарет-стрит и Парламент-стрит, и оттуда — через
Уайтхолл и Чаринг-Кросс — трясло их ничуть не меньше, чем в
прошлый раз.
Пег, бледная и дрожащая, еще не отошедшая от всего пережито-
го, все-таки не выдержала и запротестовала:
— Джеффри, прошу вас! Куда мы несемся?
— Нужно спешить. Уже поздно, а я должен знать, как обстоят
дела на Сент-Джеймсской площади.
— Меня укачает. Я снова окажусь в глупом положении. Ну поче-
му, почему? Почему вы так долго тянули и не стреляли в этого
кошмарного типа? Неужели вам мешали какие-то дурацкие пред-
рассудки? Вы не могли выстрелить в человека, который вас не
видит?
— Предрассудки, сударыня? Я не мог позволить себе промах-
нуться! Если бы это произошло — даже не будь у него второго пи-
столета, — я оказался бы беспомощным перед ним, и он просто на-
садил бы меня на шпагу.
— Фи! Да стоило бы вам только захотеть, и вы в два счета вы-
били бы у него шпагу.
— Помолчите, сударыня.
— О, я знаю, что сейчас будет! — Пег сглотнула слезы. — Каж-
дый раз, когда вы начинаете называть меня «сударыня»... Джеф-
фри! Джеффри! Неужели вы не можете сказать: «Дорогая», или
еще лучше: «Сердце мое!» Разве самое сокровенное начинают сло-
вами: «Черт тебя побери!»?
— Мне, мне самому неловко. Но тут уж ничего не поделаешь.
Так вы на меня действуете.
— Какой ужас! Но ведь, как-то, помнится ввечеру, вы напились
и держали меня в объятьях и декламировали прелестные стихи ка-
кого-то Геррика и еще кого-то, Донна1, по-моему.
— Ну, я был пьян. Я был не в себе.
'Геррик Роберт (1591 — 1674), Дони Джон (1572—1631) — английские
поэты.
583
— Но вы были собой. Не могли бы вы напиваться почаще?
— Как-нибудь в более спокойное время, Пег. Я буду счастлив
удовлетворить вашу просьбу. Пока же давайте считать, что нам се-
годня повезло.
— Ничего себе, повезло!
— Более чем. В музыке ли дело или еще в чем, но просто чудо,
что никто не слышал выстрелов и никто не видел, что произошло.
Миссис Пилбим не в счет. В лучшем случае мы могли там за-
стрять, в худшем — угодили бы под арест. Действительно чудо,
что лодочник дождался нас. Хотя он дожидался своей платы и по-
лучил ее. Что касается стены...
— Так я и знала! — У Пег на мгновение перехватило дыха-
ние. — Я знала, что вы это скажете. И не перестанете напоминать
мне...
— Я не перестану восхищаться вами. Какая еще женщина ре-
шится лезть очертя голову на пятифутовую стену, да еще во всех
своих нижних юбках с обручем? А если и решится, у кого еще хва-
тит сил для этого? Только, ради Бога, избавьте меня сейчас от раз-
говоров о вашей скромности — они из той же области, что истории
про престера Иоанна1 и ирландских змей. У нас сейчас есть дела
посерьезнее.
На булыжной мостовой Уайтхолла, одной из худших в Лон-
доне, лошади снова перешли на галоп. Карету занесло, и Пег,
которая уже начала в ярости приподыматься, бухнулась на си-
денье.
— У нас есть дела посерьезнее. Но все не так плохо. Две пробле-
мы уже разрешились.
— Что за чушь! О чем вы говорите?
— Из трех наших противников двоих уже нет. Хэмнит Тониш
сидит на Боу-стрит, а майор Скелли мертв. Остается миссис Крес-
селл, и, если нам удастся сейчас с ней справиться, завтра мне не
придется возвращать вас в Ньюгейт.
Свет от правого фонаря кареты упал на конную статую Карла
Первого, стоящую посреди Чаринг-Кросс. Они свернули влево, на
Кокспер-стрит, и подъехали к повороту на Пэлл-Мэлл. Впрочем, ес-
ли бы лошади несли их к пропасти, Пег сейчас этого просто не
заметила бы.
— В Ньюгейт? — Она прямо вжалась в подушки сиденья. —
Снова в Ньюгейт?
— А вы что, вообразили, что я привез вам охранную грамоту?
Вы разве не слышали, что я сказал миссис Пилбим? — Джеффри
1 Престер (священник) Иоанн — легендарный средневековый христианский
священник и король, который, по преданию, правил в Эфиопии или на Дальнем
Востоке.
584
посмотрел в окно. — Мне самому неприятно. Но, возможно, этого
и не произойдет.
— Не я пойду в Ньюгейт, а вы! Это вам грозит тюрьма.
— Нет, Пег.
— А я говорю вам. Это вы украли-у старухи бриллианты. —
Теперь вас повесят, и я больше вас никогда не увижу!
— Пег, не говорите глупостей! После всех этих переживаний, вы
совсем перестали соображать. Я действительно взял разные драго-
ценности, в основном бриллианты, на сумму тридцать тысяч фу-
тов, по оценке господ Хуксонов с Леденхолл-стрит. Там еще много
осталось. Но я имел на это право. Что вы видели в этом сундуке?
— А что я видела! Астрологические таблицы, старые ненужные
пергаменты, исписанные выцветшими чернилами.
— Да. Но, чтоб вы знали, там было еще несколько пергаментов
с новыми записями. А что пишется на пергаменте в расчете на дол-
гую сохранность? Юридические документы, Пег: брачные контрак-
ты, купчие и завещания.
Он отвернулся, закрыл глаза, потом снова взглянул на девушку.
«Что происходило в душе Грейс Делайт, которая некогда зва-
лась Ребеккой Брейсгердл? Она никогда не видела ни меня, ни мое-
го отца. И все же я виноват перед ней. Я не должен был сжигать
портрет, на котором она так похожа на... Впрочем, это несущест-
венно. Я не должен был размышлять о том, стоит ли наказывать
ее убийцу».
Он поднес руку к правой щеке, которая нестерпимо горела, и
снова посмотрел в окно.
— Одни из этих пергаментов и был завещанием, составленным
по всей форме; по нему все, чем она владела, отходило в случае
ее смерти наследнику или наследникам Тома Уинна. Но как было,
взяв драгоценности, тут же перевести их в деньги? Сумасшедшего
Тома Уинна слишком хорошо знали у Хуксона. Поэтому на основа-
нии завещания, еще не подтвержденного, мне тут же предложили
любую необходимую сумму.
— О, какая радость! Хороша я, однако, — благородная дама.
Сука я неблагодарная! Так и знайте. Но Ньюгейт! Пронеси, Госпо-
ди! Ньюгейт...
— Вас не арестуют. Во всяком случае, я сделаю все, чтобы поме-
шать этому. Если судья Филдинг, сидя в своей паутине, не приду-
мал чего-нибудь новенького...
— Джеффри, зачем ему это нужно?
Ответа не последовало. Карета катилась по камням Пэлл-Мэлл,
готовясь свернуть вправо на Джон-стрит и далее — на Сент-
Джеймсскую площадь.
— Зачем? — не отставала Пег. — В «Таверне прусского короля»,
когда я приставала к вам, вы сказали, что они с дядюшкой затеяли
585
все это, чтобы защитить меня. Я им, конечно, должна быть благо-
дарна, но — черт возьми! — я не испытываю благодарности и не
стану притворяться. Я бы убила их обоих!
— Ну зачем же убивать дядюшку?
— Да нет, я... Я не подумала о том, что вы мне еще говорили.
Я не имела его в виду. Правда. Ну почему, почему все всегда так
несправедливо, так жестоко, так неприятно?
— Так уж получается, Пег. Всегда так было. И когда не станет
нас с вами, эти камни будут кричать о том же самом.
— Какое мне дело до того, что будет после нас? Я впервые
столкнулась с таким. И мне это отвратительно. Опять же, если
этот ужасный судья Филдинг желает мне добра, чего же он тогда
вас преследует, как злой дух?
— Не знаю. Миссис Крессвелл...
Джеффри задумался. Задумалась и Пег, словно что-то вспомни-
ла неожиданно.
Карета выскочила из узкой Джон-стрит и проехала мимо рези-
денции герцогов Норфолкских в юго-восточном углу Сент-Джеймс-
ской площади.
Часы на церкви св.Иакова, стоящей на некотором возвышении
чуть дальше к северу на Пикадилли — шпиль ее был хорошо виден
в лунном свете, — начали бить полночь. Мгновение назад только
свет заходящей луны освещал площадь.
Вообще же городские власти позаботились о ее освещении. На
каждой стороне восьмигранной железной решетки, окружающей
пруд, было по фонарю. Кроме того, сегодня мистер Питт, получив-
ший хорошие вести, которые три месяца шли к нему морем из
Индии1, устроил скромный ужин в своей временной резиденции на
западной стороне Сент-Джеймсской площади. По случаю субботы
гости разъезжались в полночь и слуги, встречающие карты, только
что зажгли факелы и укрепили их по обе стороны двери.
Как только перестали бить часы, на площади появился ночной
сторож с фонарем и возвестил наступление полуночи. В тот же миг
толпа зевак с бледными худыми лицами, словно по волшебству,
выкатилась на площадь поглазеть на разъезд гостей. Кучер из «Та-
верны прусского короля», орудуя кнутом, пробил себе путь через
толпу и, лихо развернув карету, остановился подле дома на углу
Йорк-стрит, который нанимал сэр Мортимер Ролстон.
Джеффри выскочил из кареты и открыл дверцу, но Пег снова
вся вжалась в подушки сиденья.
— Вот вы и дома, Пег, — сказал молодой человек. — Если, ко-
нечно, это можно назвать домом. Давайте руку.
1 Имеется в виду битва при Пласин (1757 г.), которая сопровождалась захватом
Англией богатой индийской провинции Бенгалии.
586
— Я никуда не пойду. То есть сейчас не пойду. Вы разве не ви-
дите — я вся грязная. — Она распахнула плащ и продемонстриро-
вала ему свое платье, пришедшее в кошмарное состояние от лаза-
ния по стенам. — Я подожду здесь.
— Нет, вы пойдете со мной. Вчера вы говорили то же самое.
Но сегодня вы не сбежите.
— Не сбегу, я вам обещаю.
— У вас не будет такой возможности. Так вы войдете в дом
вместе со мной, как полагается, или нести вас на плече?
Ему не пришлось тащить девушку силой. Решившись, наконец,
войти в дом,/ Пег прямо взлетела по ступенькам крыльца. Как
только Джеффри постучал, дверь мгновенно распахнулась.
— Сэр, сэр, соблаговолите войти.
Все свечи в резном позолоченном канделябре, стоящем в мра-
морном вестибюле, были зажжены. Мягкий свет падал на иониче-
ские колонны с витыми позолоченными капителями, на лестницу,
обшитую черными и белыми панеля:ии, на китайский комод у ее
подножия.
Дверь им открыл Хьюз, тот самый мажордом. Но сейчас он
чуть было не переломился пополам. Равно как и лакей в оранжево-
голубой ливрее, который мгновенно появился из-за сводчатой двери
комнаты слева. Как будто кто-то щелкнул бичом, как только что
кучер на площади. Посреди вестибюля, устремив взгляд на дверь,
стоял Брогден.
— Итак, юная леди вернулась, — сказал он. Вздох облегчения
сорвался с его губ, и он нервно обернулся. — Вы хорошо поработа-
ли, мистер Уинн. Даже очень хорошо.
— Благодарю вас. Как сэр Мортимер?
— Почти так же. Доктор Хантер считает, что чуть лучше. Но
все еще без сознания.
— Где миссис Крессвелл?
— Она ушла.
— Ушла?
— Та-та-та! Не навсегда, хотя хорошо бы, чтобы было именно
так. Насколько я понимаю, она ушла на вечер, не более того.
А у вас какие планы, мистер Уинн?
Чего они все так нервничают? Неужели присутствие смерти,
близкой смерти так на них подействовало?
Хьюз закрыл дверь, и легкий стук эхом отозвался в вестибюле.
Пустота безмолвия заполнялась только тиканьем старых дедовских
часов на лестничной площадке. Джеффри устремился к лестнице,
бросив на ходу через плечо:
— Нужно’ кое-что выяснить в будуаре миссис Крессвелл. Пег,
останьтесь с мистером Брогденом..
— Юная леди останется здесь, — ответил за нее Брогден. —
587
А вы ничего больше не хотите сказать? Например, по поводу майо-
ра Келли?
— Хочу. Он мертв. Я его застрелил.
Рука, поправляющая очки, слегка дрогнула. Прыгая через три
ступеньки и более не оглядываясь, Джеффри устремился вверх по
лестнице.
Наверху в коридоре с мраморными полами и сводчатым потол-
ком, раписанным по штукатурке античными богами, как и прежде,
горели свечи в укрепленных по стенам канделябрах. Джеффри
взглянул на закрытую дверь комнаты сэра Мортимера, и ему каза-
лось, что даже от двери исходит запах лекарств и дыхание смерти.
Не останавливаясь, он проследовал к комнате с окнами на пло-
щадь, принадлежащей Лавинии Крессвелл.
В комнате не было никого. Два окна напротив двери были плот-
но закрыты ставнями; шторы из желтой парчи, такой же, как на
балдахине огромной кровати в алькове слева от двери, тоже были
задернуты. Тем не менее свечи в канделябре на столике справа от
двери давали достаточно света.
К духоте, на которую Джеффри обратил внимание еще утром,
теперь добавился запах рисовой пудры. Внешне комната напомина-
ла ее хозяйку, такую же аккуратную; казалось, будто Лавиния
Крессвелл незримо присутствует здесь.
Джеффри постоял в дверях, поглядывая на туалетный столик,
на зеркало, задрапированное светло-голубым шелком, складки ко-
торого спадали до самого пола. Он так спешил сюда, а теперь
вдруг едва ли не испугался, что его подозрения подтвердятся.
Каждый предмет мебели полированного дерева, изготовленный
мистером Чиппендейлом, четко выделялся на фоне белой стены или
савонского ковра. Джеффри подошел к туалетному столику и от-
крыл ящик, замаскированный шелковой тканью. В ящике долж-
ны были находиться два документа на пергаменте; но он был
пуст.
— Неважно! — Джеффри заметил, что он начал рассуждать
вслух. — Должна быть запись в Коллегии юристов. Так что
неважно!
Все же он выдвинул ящик почти до конца, дабы убедиться, что
не ошибся. Но ящик действительно был пуст.
Пламя свечей дрогнуло. На улице началось какое-то движение:
одновременно до Джеффри донесся зычный голос, который что-то
выкрикивал время от времени. Но это был всего-навсего лакей, ко-
торый подзывал кареты к подъезду дома мистера Питта. Издалека
голос звучал глухо, и слов было совсем не разобрать; можно было
подумать, что в этот полночный час кто-то призывает мертвецов
покинуть их тесные жилища.
Собственные экипажи, или, иначе, фаэтоны, подкатывали к
588
дому, потом начали разъезжаться. Джеффри отвернулся от окна и
снова склонился над туалетным столиком.
Рядом со столиком, под прямым углом к нему, стоял табурет,
на котором лежала примятая желтая подушка. Крышка туалетного
столика была покрыта тонким слоем, видимо просыпавшейся рисо-
вой пудры.
Слой пудры привлек внимание Джеффри, и он начал пристально
рассматривать.
У самого зеркала стояли коробочки, баночки с мазями и лежала
заячья лапка, служившая пуховкой. На просыпавшейся пудре имел-
ся след, который мог быть оставлен каким-то прямоугольным
предметом, например большой и тяжелой шкатулкой для драгоцен-
ностей. Были и другие следы, но смазанные — как будто кто-то
пытался стереть их прямо рукой, сжатой в кулак.
— А этот смазанный след на краешке стола: там что, метла бы-
ла прислонена? Или...
Джеффри снова начал рассуждать вслух. Он еще не осознал, он
только смутно ощутил — каким-то безошибочным чутьем —
пристальный взгляд чьих-то глаз, устремленный на него. Джеффри
выпрямился и взглянул туда, куда падал свет свечей в канделябре.
Это была всего лишь Пег, которая незамеченной проскользнула в
комнату; но взгляд у нее был такой, что страх мгновенно сковал
Джеффри.
— В чем дело, Пег? Что случилось?
— Ваше лицо!
— Мое — что?
— Ваша правая щека! Я раньше не заметила — было темно.
Страх мгновенно прошел, уступив место обыденности. Джеф-
фри взглянул на свое отражение в зеркале.
— В моей внешности, сударыня, нет ничего замечательного или
даже примечательного. Боюсь, что крупинки пороха, попавшие под
кожу, — так бывает, когда порох на полке вспыхивает слишком
близко от лица, — эту внешность не улучшают. Но чертовски боль-
но! Все это так, хотя...
— О бедный Джеффри!
— Почему? Копоть смоется, порошинки сами выйдут из-под ко-
жи. А не выйдут — тоже не страшно. Глупо требовать изящества
от вензеля, начертанного на глиняном заборе.
— Не смейте так говорить!
— К черту, сударыня! Стоит ли нам ссориться из-за моей физи-
ономии?
— Вы — невоспитанный грубиян и не заслуживаете сочувствия.
А грубите потому, что надеялись найти что-то против той женщи-
ны и не нашли. Вот вы и злитесь. А мне придется отправляться
в Ньюгейт. Так ведь?
589
— Если вы снова пытаетесь читать мои мысли...
— Разве не так?
— Нет. Может быть, но лишь в самом худшем случае, и совсем
ненадолго. А кое-что против этой женщины все же есть.
— Джеффри, что вы ищете?
— Брачный контракт. Я говорил вам в «Таверне прусского коро-
ля», что после вашего бегства во Францию она и ее «брат» жили
здесь. Я также сказал, что. никакие они не брат и сестра, а муж
и жена.
— Ну й что с того? Тогда же 'вы сказали, что с точки зрения
закона это никакое не оружие против нее.
— Вы не поняли Пег. Я говорю еще об одном брачном контрак-
те. Если вто время, когда она, краснея, стояла под венцом с мисте-
ром Тонишем, у нее был муж — не покойный или несуществующий
мистер Крессвелл, а реальный муж, — тогда понятно было бы, че-
го она так бесится. Ее ведь могут выслать из страны за двоемужие.
И она, конечно, не остановится перед убийством человека, кото-
рый, по ее мнению, имеет доказательства истины.
— Эта женщина? — вырвалось у Пег. Она высвободила руки из-
под плаща и закрыла ими лицо. — Эта женщина! О, я прыгала бы
от радости, если бы ее планы разрушились! Но я не верю: она
слишком осмотрительна.
— Вы в этом уверены?
— Я,..я уже ни в чем не уверена.
— Наша добрая Лавиния бывает чрезвычайно неосмотрительна,
о чем свидетельствует один эпизод, произошедший здесь, в этой
комнате. Но я не стану его пересказывать. В ней соединились
осмотрительность и безрассудство, расточительность и скаред-
ность, хитрость и глупость, что проявилось во многих ее поступ-
ках. Существуют и другие доказательства того, что у нее есть еще
один муж, равно как и того, что на ней — не одно преступление.
Джеффри замолчал.
— Чуть не забыл, — произнес он неожиданно. — Конечно! Дру-
гие доказательства! Выше голову, Пег! Если судья Филдинг снова
не вмешается, я вытащу вас из этого дела, не дожидаясь завтраш-
него дня. Где Брогден?
— Внизу. Там, где я его оставила.
Но Брогден находился гораздо ближе. Джеффри обнаружил это,
едва он открыл дверь и выглянул в коридор. Брогден стоял на верх-
ней площадке, повернувшись к Джеффри правым боком: казалось,
что он собирается спускаться вниз.
Джеффри окликнул его по имени, потом подбежал к нему. Брог-
ден остановился, повернул голову; посмотрел на Джеффри сквозь
очки,
— Диринг! — крикнул Джеффри. 1
590
— Простите?
— Диринг! Один из двух констеблей, которых прислали мне се-
годня утром. Второй был Лампкин — предатель; он за взятку от-
пустил майора Скелли.
— Мне известно, кто такой Диринг. — В голосе Брогдена по-
слышалось раздражение. — Зачем он вам нужен?
— Он уже вернулся на Боу-стрит? После того как мы с вами
расстались в турецких банях, он обо мне спрашивал?
Джеффри протянул руку и едва удержался, чтобы не потрясти
Брогдена за рукав. Маленький клерк взглянул на него с удивлением.
— Да. Диринг возвратился. Но он уж сменился с дежурства.
— Придется его вызвать. Я хорошо заплатил ему, чтобы он по-
работал на меня. И, надеюсь, не ошибся. Если этот чертов судья
снова не влезет, Диринг сумеет нам многое прояснить.
— Минуточку, мистер Уинн, — произнес спокойный, уверенный,
чуть резковатый голос за спиной Джеффри. — Вечно вы торопи-
тесь. Давайте по порядку. Я думаю, прежде вы сами должны кое-
что нам объяснить.
Дверь в комнату сэра Мортимера Ролстона была сейчас распах-
нута. Стоя на лестничной площадке, Джеффри мог видеть, что про-
исходит в комнате наискосок от него.
Две высокие ширмы — одна из тисненой испанской кожи, дру-
гая — из французского гобелена — почти закрывали вход в альков,
в котором стояла кровать. Рядом с ширмами находилось кресло,
и в нем, высоко задрав подбородок, в величественной позе сидел
судья Филдинг собственной персоной.
Глава 14
БОУ-СГРИТ ПРИНИМАЕТ ВЫЗОВ
Совершенно очевидно, что мистер Филдинг уже некоторое время
находился там. Очевидно также, что атмосфера комнаты, в кото-
рой лежал больной, действовала на него ничуть не более, чем все
прочие малоприятные аспекты его службы. Не менее очевидно, что
он собирался оставаться в комнате столько, сколько потребуется.
При нормальном освещении ширмы, стоящие в ногах кровати
у входа в альков, являли богатейшее разнообразие красок. Сейчас
они казались такими же темными и мрачными, как одежда главно-
го судьи. Лишь его силуэт можно было разглядеть у стены слева.
Итак, Джон Филдинг сидел в кресле, слегка помахивая перед собой
хлыстиком. Он был без парика, в шляпе, глубоко надвинутой на
лоб; лицо его с незрячими глазами пугало своим спокойствием.
Брогден мгновенно превратился из обычного человека в послуш-
ную сторожевую собаку и поспешил занять место подле своего
591
хозяина. Джеффри последовал за ним, поспешно ступая по обюс-
сонскому ковру. Если Брогден ожидал бури, он не ошибся: штормо-
вые сигналы поступили к нему сразу с двух сторон.
— Добрый вечер, Джеффри, — произнес магистрат.
— Добрый вечер, сэр.
— Вы, похоже очень удивлены тем, что я здесь.
— Нет, сэр, я наконец все понял. Вы и есть тот самый призрак.
Это вы внесли тревогу в этот дом.
— Ну что ж, будем надеяться, — сказал не без удовлетворения
судья Филдинг, — что и в злодеев мое присутствие также вселяет
страх. Или вы не согласны?
— В принципе согласен, сэр, если вы говорите о настоящих зло-
деях, а не о людях, которые намеревались послужить вам, но не
встретили никакой помощи с вашей стороны.
— Именно! — подтвердил судья Филдинг, рубанув по воздуху
своим хлыстиком.
В коридоре зазвучали легкие шаги. Судья Филдинг прислушался.
Шаги замерли, и в комнату вошла Пег.
Какой-то звук послышался из-за ширмы; кто-то пытался высечь
огонь. Замерцала еше одна свеча. Сквозь узкую щель между двумя
ширмами Джеффри видел только запахнутый полог в ногах крова-
ти. Непонятно было, кто еще мог находиться там, кроме сэра Мор-
тимера Ролстона, лежащего в постели. В то же время Джеффри яв-
. ственно слышал, как кто-то движется между кроватью и стеной,
ставит на стол подсвечник.
Пег тоже взглянула туда. Она сбросила плащ и держала его на
согнутой руке. Грязь на светлом открытом платье еще более под-
черкивалась белизной ее плеч: жемчуга, которыми была расшита
оранжевая с голубым накидка, пообрывались. Весь вид девушки
свидетельствовал об испуге, и когда мистер Филдинг повернулся в
ее сторону, она в страхе отступила, как будто судья взглянул ей
прямо в глаза.
— Он — там? — спросила Пег, указывая на альков. — Мой дя-
дя? Могу ли я взглянуть на него?
— Он — там. Но никто из вас не должен говорить с ним прежде
меня; и тогда — я тоже не уверен.
— Я... я хотела как лучше.
Прежде чем ответить, судья немного помедлил.
— Все мы хотели как лучше, — сказал он резко. Потом вновь
погрузился в какие-то свои мысли.— Но это не оправдание.
— Для кого? — спросил Джеффри.
— Да уж не для вас, конечно. Я не стану все Же торопиться с
выводами, чтобы они снова не получились слишком поспешными.
— Вы говорите «снова», сэр?
— Да. Что это за история, которую Брогден якобы услышал от
592.
сей молодой дамы? Будто вы встретились с майором Скелли на
мосту через канал в саду и застрелили его в перестрелке. Можете
вы доказать, что это не было преднамеренное убийство?
— Могу, — ответил Джеффри, стараясь сдерживать себя. —
Скажите им, Пег: вы были свидетельницей. Намеревался я убить
его?
— То вы! Все было совсем наоборот! — закричала Пег, обраща-
ясь к судье. — Майор Скелли напал и угрожал Джеффри и обманул
его: он сказал, что у него только один пистолет, — тот, который
ои выбросил.
Так, тараторя, она пересказала всю историю, иногда путаясь в
деталях, но в целом — достаточно точно. Несколько раз Брогден
уже готов был вмешаться, но сдерживался.
— Кажется, не врет, — бросил судья Филдинг. — Вообще, все
похоже на правду. Тем не менее эту юную леди вряд ли можно на-
звать лицом незаинтересованным. Неплохо, если бы нашелся какой-
нибудь другой свидетель.
— Есть еше один свидетель, — сказал Джеффри.
— Вы сами?
— Нет. Отставной старший сержант Королевского нортумбер-
лендского фузилерского полка Чарлз Пилбим. Вам знакомо это
имя. Сегодня утром вы посылали меня к нему. У него отменная
репутация. Если вы соблаговолите снять с него показания, он под
присягой подтвердит все, что здесь говорилось.
— Ну что ж, это уже более надежно. — Судья Филдинг глубоко
вздохнул, хлыстик в его руке задвигался ^медленнее. — Когда вы
отправились в Рэнилег, было ли у вас намерение убить мистера
Скелли?
— Нет, ни в коем случае. Но я опасался встретиться с ним там,
и тогда мне пришлось бы принять его условия встречи.
— То есть, говоря попросту, могла возникнуть необходимость
в смерти майора Скелли?
— В известном смысле, да.
— Почему могла возникнуть такая необходимость?
— Поскольку вы считали, что Пег можно будет не сажать в
тюрьму лишь в том случае, если нам удастся сцапать майора Скел-
ли. Так ведь сэр?
— Так.
— Но вы не пожелали принять совершенно явные свидетельства
преступного.умысла. Сегодня в Галерее миссис Сомон майор Скел-
ли предпринял свою первую попытку убить меня, используя для
этого любые доступные средства. По словам присутствующего
здесь Брогдена, который, судя по всему, говорил от вашего имени,
вам недостаточно было бы просто узнать, что майор Скелли про-
ткнул меня сзади, если при этом не было никаких свидетелей,
593
кроме меня самого. Какие еще доказательства нужны вам, сэр?
Сколько вам нужно свидетелей? Доколе будете вы играть крапле-
ными картами с людьми, которые находятся у вас на службе?
И наконец, достойный магистрат, что-то я не припомню тех вре-
мен, когда вы «говорили попросту».
— Прошу вас поверить, — сказал судья Филдинг, медленно под-
нимаясь на ноги, — что сейчас такое время настало.
Ширмы, закрывающие альков, слегка раздвинулись. Можно бы-
ло видеть руки, раздвинувшие их, а затем в образовавшемся проеме
показался худощавый человек, державшийся столь уверенно и оде-
тый с таким безукоризненным изяществом, что относительно его
профессии можно было лишь строить предположения.
На вид незнакомцу было лет сорок. Его пышные манжеты пря-
тались в рукавах черного атласного камзола, отделанного серебря-
ным шитьем; из-под камзола виднелся черный с белым жилет. Ру-
ки, раздвинувшие ширмы, поражали своей ослепительной белизной.
Приятного тембра голос звучал уверенно и властно.
— Судья Филдинг, — произнес незнакомец.
— Да, доктор Хантер?
— Кризис миновал; во всяком случае, мы так полагаем, —
сказал доктор Уильям Хантер, указав кивком на кровать у себя
за спиной. — Сэр Мортимер будет жить.
Он раздвинул ширмы пошире. По-прежнему нельзя было раз-
глядеть, что делается за плотно закрытым балдахином из узорча-
той парчи, закрывающим кровать больного. Но теперь Джеффри
имел возможность заглянуть в альков. У изголовья кровати, рядом
со столиком, на котором горела свеча, стоял доктор Джордж Эбил;
его неопрятный вид бросался в глаза не менее, чем строгое изяще-
ство его коллеги. Он неподвижно стоял, держась рукой за подборо-
док, и глядел на своего пациента, который стонал и ворочался на
постели.
Пег негромко вскрикнула. Доктор Хантер сделал ей знак замол-
чать и вновь обратился к судье Филдингу.
— Вы говорили, что вам срочно нужно получить показания или
выслушать заявление этого больного.
— Это по-прежнему так, — мрачно подтвердил магистрат. Его
непроницаемое лицо повернулось к Джеффри.
— Это будет возможно, если мы с доктором Эйбилом станем
наблюдать его и дальше, на протяжении всей ночи. Однако закли-
наю вас всем, что вам дорого, не превращать комнату больного
в зал суда. Если вам угодно метать молнии в этого молодого чело-
века, делайте это где-нибудь в другом месте.
— Будет исполнено. Однако, доктор, вы утверждаете, что этот
джентльмен пошел на поправку. Можете вы дать нам какие-то га-
рантий?
594
Дорогой сэр, я — не Всевышний. Но думаю, что он попра-
вится. И поэтому...
Доктор Хантер замолчал.
В открытую дверь, выкликая Джона Филдинга по имени, влетел
не кто иной, как Хьюз, мажордом, с подбитым железом жезлом.
Он, конечно, подслушивал за дверью; это было столь же очевидно,
как и то, что его вдруг охватили чувства, которые сам он, видимо,
принял за угрызения совести.
Хьюз весь согнулся от подобострастия, так что косичка его па-
рика прямо летела вслед за ним по воздуху; Он несся головой впе-
ред, и казалось, будто вот-вот боднет слепого :судью. Брогден с
возмущенным видом стал на пути мажордома и выставил вперед
руку.
— В чем дело? — спросил клерк, явно подражая тону самого су-
дьи Филдинга. — Что такое произошло, милейший, что заставило
вас ворваться сюда?
— Прошу вас, сэр, — взмолился Хьюз, прижимая к груди свой
жезл. — Не задерживайте меня! Вы не смеете меня задерживать!
Я должен сообщить этому джентльмену нечто чрезвычайно важное.
Ради справедливости, в интересах истины...
Но коротышка Брогден тем не менее не подпускал Хьюза к
судье.
— Ваша честь, сказал он. — Мне отвратительно видеть, как вас
пытаются побеспокоить, но все же я просил бы вас обратить свой
взор на этого человека.
— Его личность мне знакома, — сказал Джон Филдинг, который
приходил в негодование от какого бы то ни . было намека на его
слепоту. —- Ладно; пусть говорит. Любой должен иметь доступ ко
мне; в противном случае я — ничто..— Он принял величественную
позу; можно было поклясться, что судья смотрит прямо в глаза
Хьюзу. — В чем дело, милейший?
— В интересах истины!
— Перестаньте, — перебил судья, поворачиваясь к Джеффри и
Пег. — Мисс Ролстон! Мистер Уинн! Там под нами,.по-моему, на-
ходится гостиная. За вестибюлем, слева от входа. Ступайте туда,
оба. А я вскоре присоединюсь к вам.
— Ступайте! — повторил он, как только Джеффри сделал про-
тестующий жест. — Что-то мы все вдруг стали заботиться об исти-
не и справедливости. Будем надеяться, мистер Уинн, что пример
этого человека послужит для вашей пользы.
— И для вашей, сэр, — сказал Джеффри.
Он взял Пег за руку. В тишине, ощущая на себе груз незаданных
вопросов, он вывел ее в коридор, откуда они спустились в мрамор-
ный вестибюль, в котором ярко горели свечи.
Как и в вестибюле, в гостиной был мраморный пол и высокий
595
сводчатый потолок, поддерживаемый двойными ионическими ко-
лоннами в стиле Уильяма Кента*. Там тоже горели свечи; их свет
падал на арфу и клавесин под двумя рядами портретов на стене.
То, что новая мебель в китайском стиле плохо гармонирует с более
старыми элементами убранства, видимо, порадовало Джеффри. От-
метив это, он начал ходить взад и вперед по комнате.
— Дяде лучше, — обратилась к нему Пег. — Он поправится. Вы
ведь слышали, что сказал доктор Хантер?
-Да.
— Тогда в чем же дело? О чем вы думаете?
— Пег, я не смею вам сказать.
— Гсподи Боже, но отчего? У вас такие плохие новости?
— Нет. Прежде всего потому, что я опасаюсь, что они окажутся
хорошими.
— Я вас не понимаю.
— Сейчас, когда я сам ни в чем не уверен, это, возможно, и к
лучшему. Но вы же слышали: все стали заботиться об истине и
справедливости. К тому же на богоподобном лике мистера Филдин-
га отразились некоторые колебания. Ему совсем не нравится то,
что он услышал здесь или о чем догадался сегодня.
— Что вы имеете в виду?
— Слушайте!
Нелегко разобрать, о чем говорят в доме, стены которого резо-
нируют, словно духовой яшик органа. Хотя сверху до Джеффри и
Пег доносились громкие голоса (особенно выделялся голос судьи
Филдинга), эхо совершенно заглушало отдельные слова.
Затем наступило молчание. Джеффри постукивал костяшками
пальцев по крышке клавесина. Неожиданно на лестнице, ведущей
в вестибюль, послышались шаги. Спускались два человека: у одно-
го из них походка была тяжелая и медлительная, другой ступал
легко, но старался попадать в такт первому.
В проеме сводчатой двери показался судья Филдинг; яркий свет
падал на его лицо; шляпа была еще глубже надвинута на лоб. Су-
дья, как всегда, помахивал перед собой хлыстиком, хотя сейчас его
вел Брогден, который шел слева от судьи, держась так незаметно,
что его присутствие просто не ощущалось.
— Они ждут вас, ваша честь, — шепнул клерк.
— Вы полагаете, я сам этого не знаю? Я что, не слышу, как
они дышат? Отойдите!
— Как будет угодно вашей чести.
Брогден отступил назад. Магистрат, постояв мгновение с опу-
щенной головой, поднял ее, и в этом движении ощущалось, что су-
дья весьма гордится собой.
1 Кент Уильям (1685—1748) — английский художник и архитектор.
596
— Джеффри, — обратился он к молодому человеку, — надеетесь
ли вы, а также эта девица, избежать наказания за все содеянное
вами?
— Сэр, — отвегил Джеффри, подавляя в себе искушение избрать
несколько иной той для ответа. — Сэр, мы очень на это на-
деемся.
— То-то же. Готовы ли вы откровенно признать все свои ошиб-
ки? Обещаете не юлить далее и не пытаться оправдать себя?
— Я постараюсь, сэр.
— Ради истины, как сказал бы Хьюз.
— Нет. Ради Пег.
— Ну что же, уже кое-что. Не много, но кое-что. Когда сегодня
утром вы ушли от меня, с тем чтобы днем отправиться на Лон-
донский мост, в этом было заранее обдуманное намерение ограбить
Ребекку Брейсгердл, предпочитавшую имя Грейс Делайт.
Тут судья Фнлдиг протянул руку в направлении Джеффри.
— Да, — добавил он, предвидя возражения. — Теперь-то я знаю
о завещании в пользу наследника или наследников Тома Уинна.
Я знаю об этом, поскольку мистер Джервас Финч, служащий у Хук-
сона, несколько поспешно предоставивший вам кредит в ожидании
подтверждения завещания, явился ко мне сегодня вечером для того,
чтобы кое о чем расспросить. Но я узнал обо всем только в вось-
мом часу, то есть уже после того, как направил к вам Брогдена
с ультиматумом. В любом случае это не меняет этической стороны
дела. Вы сами знали о завещании до того, как обнаружили его?
— Нет.
— Хотя вы знали — или по крайней мере, подозревали — о су-
ществовании клада?
— Да, я подозревал об этом.
— Я тоже.
И судья Филдинг махнул своим хлыстиком.
— Многие, Джеффри, слышали историю о сумасшедшем Томе
Уинне и его легендарной возлюбленной. Но лишь несколько чело-
век — и не последним был среди них главный магистрат, который
должен знать такие вещи по долгу службы, — знали, что женщина
эта — Грейс Делайт. Сегодня утром я допрашивал присутствую-
щую здесь девицу Ролстон и она, как я вам и рассказывал, сообщи-
ла мне больше, чем думала сообщить, и больше, чем сама знала,
мне стало ясно, что вы задумали ограбление.
— И вы, — вскричала Пег, — устроили эту ловушку? Из-за то-
го, что я сказала?
— Именно. — Судья Филдинг снова повернулся к Джеффри. —
Я дал вам возможность рассказать о драгоценностях мне; вы ею
не воспользовались. Я предостерег вас; вы не вняли предостереже-
нию. Я даже отправил вас с небольшим поручением в ЧеЯси, надеясь,
597
что у вас будет время и вы передумаете. Вам все было нипочем.
Подумали вы о том, как все это выглядит?
— Как выглядит?
— Да. Не жалея слов, вы разглагольствовали о необходимости
пресечь действия двух негодяев — Хэмиита Тониша н Лавинии
Крейссвелл, а сами готовы были повести себя не лучше, чем они.
Можете ли вы после этого жаловаться, что я вел с вами нечестную
игру? Станете ли вы удивляться, что я подвергал сомнению все ва-
ши свидетельства?
— Я...
— Так станете?
— Нет, — ответил Джеффри, помолчав секунду. — Нет, не ста-
ну. Гнев часто толкает нас к необдуманным поступкам. И все же
я не понимаю.
— Чего вы не понимаете?
— У вас были основания не доверять мне. Тем не менее, если
судить по вашему тону (как вы любите судить по моему), может
сложиться впечатление, что вы взываете к чему-то во мне, или что-
то мне предлагаете, или же делаете вид, что по-прежнему верите
в мою порядочность.
— Делаю вид, что верю? — воскликнул судья. — Не знаю поче-
му, но я действительно-таки верю.
Почему?
— Вы могли бы присягнуть, что все это время знали о сущест-
вовании завещания, и никто не смог бы вас опровергнуть. Скажите-
ка мне теперь: для того, чтобы завладеть драгоценностями, могли
бы вы убить старуху?
—Не знаю. Не думаю.
— Если бы завещание не открыло вам, что вы и так можете
взять эти драгоценности, что они все равно ваши, смогли бы вы
привести свой план в исполнение?
—Я... „
— Нет,— решительно сказал судья Филдинг. — Нет, даже на это
вы не решились бы. И все же кто-то ее убил. То, что это — убий-
ство, и вы, и я знали с самого начала.
— Сэр, только сегодня утром вы говорили, что это — естествен-
ная смерть.
— Разве? Ерунда! — бросил магистрат. Он наклонился вперед;
от напряжения лицо его пошло морщинами. — Я слеп, но не во
всем. Не обращайте внимания на мои слова, когдя я хочу что-то
из вас вытянуть. Грейс Делайт убили. Вы знаете, кто это сделал?
— Да,—Джеффри облизнул пересохшие губы. — Думаю, что
знаю.
— Сможете вы представить доказательства?
— Наверное, смогу, если потребуется. л
.598
— Ага! Так я и думал! Тогда вы доставите мне убийцу, Джеф-
фри. Даю вам двадцать четыре часа.
Молчание наступило в гулком мраморном ящике.
Никто не произносил ни слова. Судья Филдинг стоял в дверях,
выставив вперед свой хлыстик. Джеффри, облокотясь спиной на
клавесин, внимательно его разглядывал.
— Понятно, — произнес он наконец. — Вы снова даете мне по-
ручение, желая еще раз испытать мою честность. После этого мы
квиты. Так ведь?
— В общем, так.
— А как будет с вашим обещанием относительно того, что Пег
придется вернуться в Ньюгейт?
— Ни при каких обстоятельствах ей не придется туда возвра-
щаться. Даю вам слово.
— Сэр, а что, если этого потребует закон? Сможете вы ему про-
тивостоять? Я пытался загнать Лавинию Крессвелл в угол. У меня
ничего не вышло. Миссис Крессвелл по-прежнему не сломлена и все
еще опасна. Что, если она потребует, чтобы Пег вернули в тюрь-
му? Этого мы боялись больше всего.
— Она не потребует. После того как я поговорил с Хьюзом, все
переменилось.
— Переменилось? Каким образом?
— Миссис Крессвелл здесь больше не появится. Миссис Кресс-
велл собрала вещи и бежала.
Теперь Джеффри вскрикнул от удивления.
— Это и хотел сказать вам Хьюз?
-Да.
— Значит, она не ушла просто на вечер, как вначале уверял нас
Хьюз и остальные слуги? Что-то вынудило ее покинуть поле боя?
А Хьюз, ее подручный, либо сразу не сообразил, либо не придал
этому значения? Но после, когда по вашим вопросам он понял, что
ему грозит опасность со стороны закона, а также услышав, что сэр
Мортимер будет жить, он поспешил во всем признаться и заявил,
что с его стороны не были никакого злого умысла? Я правильно
излагаю?
— Несколько сбивчиво. Но — признаю — правильно.
— Судья Филдинг, когда вы с сэром Мортимером Ролстоном
планировали поместить Пег в тюрьму, сказал вам сэр Мортимер
об угрозе, которая исходит от миссис Крессвелл? Сказал он, что
это за угроза? Видимо, нет. Я думаю, сэр Мортимер одурачил вас,
как дурачил всех остальных. Вы ведь только сейчас начали догады-
ваться, в чем дело? Судья Филдинг, а вы сами — вполне ли обду-
манно действовали в этом вопросе?
— Может быть... M-да! Что ж, возможно, я был введен в
заблуждение. Ну и что? Сейчас это для нас неважно.
599
— А для кого же это важно? — воскликнула Пег. — Него-
дяй вы!
— Барышня!
— Негодяй и есть! Вы все свалили на Джеффри! Прикидывались
этаким духом всеведущим! А сами увязли по уши в этом деле и
выбраться не могли, только не хотите этого признать. Так бы и
остались в дураках, если бы не мой Джеффри!
— Ваша честь! — в ужасе вскричал Брогден, устремляясь к
судье. — Этого нельзя терпеть!
— Брогден, — произнес судья, обращаясь к клерку, — попри-
держите язык.
Он повернулся к Пег.
— Я совсем не всеведущий, барышня, хотя, занимая должность
магистрата, совсем не грех таковым иногда казаться. Тем не менее
я такой же человек, как и вы, и, бывает, совершаю поступки, о
которых сам сожалею потом.
— Да, — сказал Джеффри. — Все мы — бесноватые, все бываем
одержимы дьяволом.
— И все же, мисс Ролстон, я способен прощать то, за что дру-
гой на моем месте сурово наказал бы. Но я и не потерплю в жен-
щине дерзость, а в мужчине - непослушание. Джеффри, вы долж-
ны доставить мне убийцу. И не пытайтесь обмануть или переиг-
рать меня — у вас ничего не выйдет. Главное же, не пытайтесь
выяснить, что происходит в моем мозгу.
Брогден сник. Пег — вся в слезах — дрожала от ярости; Джеф-
фри положил ей руку на плечо, успокаивая.
— Такие заявления, сэр, звучат красиво. Но толку в них немно-
го. Как я должен искать убийцу, если вы не позволяете ни о чем
вас спрашивать?
— У вас много вопросов?
— Нет, совсем мало.
— Тогда спрашивайте.
— Сэр, миссис Крессвелл убедили или вынудили бежать?..
Когда она покинула дом?
— Хыоз говорит, что несколько часов назад.
— Куда она отправилась?
— Этого Хьюз не знает, во всяком случае, клянется, что не зна-
ет. Ее необходимо найти.
— Что побудило ее к бегству?
— Перестаньте! Откуда мне знать? Но если эта женщина,
Крессвелл, увидела, что игра проиграна, что цель ее...
— Прошу прощения, сэр, все это так, но лишь отчасти. Планы
ее изменились, но она не отказалась от них вовсе. Получила она
какое-нибудь письмо или записку извне? Говорила с кем-нибудь
здесь, в доме, достаточно долго?
600
— Нет, ни письма, ни записки она не получала. Так говорит
Хьюз, и, я думаю, он слишком напуган, и не станет лгать. По сло-
вам врачей, она беседовала с каждым из них по приходе, но очень
недолго. Больше ей не с кем было говорить.
Джеффри стукнул кулаком по крышке клавесина.
— Сэр, вы уверены, что больше не с кем? — спросил он. —
Кто-то ведь был у нее в спальне сегодня вечером и говорил с ней.
Кто это был?
— На этот вопрос, молодой человек, отвечать придется вам, не
мне. Еще вопросы у вас есть?
— Только один. — Взгляд Джеффри блуждал по гостиной. —
Сегодня утром, судья Филдинг, вы напомнили мне, что когда я был
в доме Грейс Делайт над лавкой гравюр, я пожелал остаться один
у ее тела. Кто рассказал вам об этом моем желании?
— Никто. Я получил анонимое письмо.
Джеффри в недоумении- взглянул на судью.
— Повторяю, молодой человек, — сказал магистрат. — Я полу-
чил анонимое письмо, написанное печатными буквами. Брогден вам
его покажет. Но что это вам даст?
— Очень много, сэр. Теперь я уверен, что знаю, кто убийца.
— Тогда приведите его, — сказал судья Филдинг. Он весь рас-
прямился. — Не стану вас запугивать. Просто прошу, докажите,
что вы — честный человек. Найдите его; это будет нелегкая схват-
ка, ио она будет последней. Даю вам двадцать четыре часа.
Глава 15
НАЧИНАЮТ СХОДИТЬСЯ «БЕСНОВАТЫЕ»
— Даю вам двадцать четыре часа.
«Двадцать четыре часа» — так сказал ему судья Филдинг.
«Ну что ж, — подумал Джеффри, покачиваясь в носилках, кото-
рые следовали по Грейт-Истчип к тому месту, где от Грейсчерч-
стрит отходила Фиш-стрит-хилл, — значит, в моем распоряжении
больше двадцати часов».
Мертвая тишина царила в районе Городской больницы в этот
субботний вечер. Не слышно боя часов, однако с Кэннон-стрит,
оставшейся за спиной Джеффри, до него донесся крик стражника,
возвещавшего, что уже десять.
Над рекой и Лондонским мостом висела луна, такая же бледная
и призрачная, как вечером в пятницу, когда Джеффри примчался
сюда в поисках сбежавшей Пег. Сейчас, правда, вечер казался ему
более промозглым, чем тогда, что можно понять, учитывая мыс-
ли, которые одолевали молодого человека.
— Спокойно! — приказал он себе.
601
Джеффри откинул занавеску и, держась за нее, чтобы не упасть,
выбрался из портшеза. Он расплатился с носильщиками, которые
смотрели на него голодными глазами, переминаясь на своих ногах
с мускулистыми икрами. Джеффри подождал, пока они уйдут, и
бросился вниз по Фиш-стрит-хилл, вглядываясь в темное простран-
ство справа от себя и ожидая какого-нибудь знака оттуда.
На звук его шагов отозвалась лаем собака. Тогда он начал сту-
пать осторожнее; собака замолчала. Джеффри был уже почти на-
против Монумента, когда услышал тихий свист и остановился.
— Диринг?
— Вы, дружище, — раздалось откуда-то из-за каменных столби-
ков, идущих по краю тротуара. — О них — ни слуху ни духу. Но...
— Ждите там, — сказал Джеффри. — Нужно еще кое-что сде-
лать. Ждите.
— Хорошо, дружище.
Джеффри побежал дальше.
Чуть впереди виднелась арка с двумя сторожевыми башенками,
стоящая при въезде на Лондонский мост. Уже можно было разли-
чить шлепанье колес водозаборной станции под мостом. Джеффри
подошел к караульному помещению в левой башне и постучался.
— Мне нужен капитан Кортланд, — обратился он к часовому в
гренадерской шапке, который отворил дверь. — Капитан Майк
Кортланд. Он здесь?
— Сегодня его нет здесь, сэр.
В другом конце побеленной известкой комнате стоял стол, за
которым двое рядовых играли в спойлфайв. Неожиданно они вско-
чили на ноги и встали по стойке «смирно». Открылась еще одна
дверь, и из-за нее появился капитан Тобайас Бересфорд со стаканом
в руке. Он залпом выпил вино, после чего брови его поползли
кверху.
— Как? — спросил он удивленно. — Опять ты, Джефф? Майка
Кортланда отпустили на какую-то там попойку. Дежурю за двоих.
Хорошо этим гвардейцам живется. А зачем тебе Майк?
— Да нет, необязательно он. Я могу тебя спросить. У вас тут,
я вижу, и часовые не выставлены.
— А зачем? Все, мой мальчик, последнюю ночь тут торчим,
слава Богу! Завтра начинают сносить дома. Если какому бедолаге
и взбредет в голову пробраться сюда на пару часов — ну что ж,
Бог в помощь!
Табби, добродушный и несколько неуклюжий в своем мундире,
устремил на гостя взгляд отекших, слегка навыкате глаз.
—- Так в чем дело, Джефф? У тебя чертовски деловой вид.
— Я и пришел по делу. Вот. —- И Джеффри достал из внутрен-
него кармана сложенную бумагу. — Это — предписание магист-
рата, подписанное Джоном Филдингом. На сегодняшнюю ночь
1 602
он наделяет меня всеми полномочиями на этом мосту.* Тебе
понятно?
— Я умею читать, — ответил Табби, возвращая бумагу. — Так
чем ты недоволен? Тем, что я не выставил часовых?
— Напротив. Это мне и требуется. Проследи, чтобы на мосту
никого не было. И сам оставайся здесь со своими людьми. Что бы
ты ни услышал, не высовывайся отсюда и ни во что не вме-
шивайся.
— Вот как?
— И последний приказ. В пятницу вечером, Табби,. ты нашел
ключ от жилища, расположенного над «Волшебным пером». Ты за-
пер входную дверь, а ключ взял себе. Если он по-прежнему у тебя,
дай его мне.
— Черт возьми, Джефф. Зачем тебе этот ключ? Зачем ты вооб-
ще явился сюда? И что у тебя за ожог на морде?
Большую часть вопросов Джеффри просто проигнорировал.
— Ключ мне, строго говоря, не нужен, — ответил он честно. —
Но лучше пусть он будет у меня. Он у тебя здесь?,
— Да, я оставлял его Майку Кортланду.
— Тогда принеси его. Ты видел предписание судьи Филдинга?
Табби направился во внутреннее помещение караулки, оставил
там стакан и вынес большой покрытый ржавчиной ключ.
— Дело не в предписании, Джефф. Просто мне все это по-преж-
нему не нравится. И ты что-то темнишь, провалиться мне! При-
видения! Нет на Лондонском мосту никаких привидений! После
вчерашнего я переговорил с дюжиной людей, все клянутся, что
это так.
— Привидения? А кто говорил о привидениях?
— Ты.
— Ну не один же я. Спокойной ночи, Табби.
Он положил ключ во внутренний карман камзола. Сегодня там
находился еще один предмет - длинный, стальной и такой тонкий,
что почти не занимал места. Ключ, стукнувшись об этот предмет,
звякнул.' Один из часовых за столом, видимо уже слышавший раз-
говоры о привидениях, оглянулся в испуге. Табби Бересфорд махнул
рукой:
— Слушай, Джефф...
— Я сказал: спокойной ночи! помни: ты должен сидеть здесь,
а не высматривать несуществующие привидения.
Джеффри не спеша покинул караульное помещение и закрыл за
собой дверь. Выйдя на улицу, он кинулся под арку, ведущую на
Лондонский мост, и, пробежав под ней, оказался на деревянной
проезжей части.
Луна светила таким тусклым светом, что заметить Джеффри
можно было, только столкнувшись с ним нос к носу. Звук его
шагов также перекрывался шумом воды, бурлящей между быками
моста. Все же Джеффри не покидало чувство, будто кто-то наблю-
дает за ним, хотя умом он понимал, что это всего лишь игра воо-
бражения.
Джеффри подошел к лавке «Волшебное перо» и остановился пе-
ред двёрыо, ведущей в комнату, где накануне скончалась Грейл Де-
лайт. Левой рукой он потрогал замочную скважину, на которой,
как ему и говорили, оставались следы засохшего мыла, а правой
достал ключ и, отперев дверь, осторожно приоткрыл ее, потом сно-
ва закрыл и запер на ключ.
Выполнив таким образом, свою задачу. Джеффри перебежал че-
рез мост на северный берег Темзы и, поднявшись по Фиш-стрит-
хил, дошел до Монумента.
«Как же я не сообразил!» — думал он в ярости на себя самого.
Только сейчас он заметил то, что ускользнуло от его взгляда
в пятницу вечером, — Монумент. Его воздвигли в память о Вели-
ком лондонском пожаре недалеко от Пуддинг-лейн, где и начался
пожар. Высокая дорическая колонна возвышалась на фоне освещен-
ного светом луны неба. Внутри колонны шла лестница, ведущая
на смотровую площадку, расположенную наверху, на высоте почти
двухсот футов. В дневное время, когда Грейсчерч-стрит была заби-
та громыхающими экипажами, люди, которые поднимались на
смотровую площадку, могли ощутить, как колонна ходит из сторо-
ны в сторону и вибрирует у них под ногами.
—- Как же я не сообразил! — продолжал . негодовать на себя
Джеффри. — Ведь если посмотреть оттуда...
— Т-с-с! — раздался шепот с другой стороны улицы. — Дру-
жище!
Агент по имени Диринг, пожилой человек с энергичным лицом,
в заплатанной одежде, появился в тусклом свете, падающем из за-
решеченного окна «Виноградника».
Джеффри перешел через дорогу и подошел к Дирингу. Агент де-
ржал в руке потайной фонарь с закрытой крышкой; но фонарь горел,
и запах нагретого металла примешивался к другим запахам улицы.
— Где вы были, приятель? В «Волшебном пере»?
— Да. По-прежнему — ничего.
— Господи Иисусе! Я же вам говорил.
— Долго вы там были? На мосту?
— Все время. — Голос Диринга звучал недовольно. — Весь
день, черт бы его побрал, и весь вечер, до десяти, когда пошел на
встречу с вами. Я взял с собой хлеб с сыром, а джина — ни капли,
нечем кишки было согреть. Я, понятное дело, не могу знать, зале-
зал кто-нибудь в окно с задней стороны.
— Со вчерашнего дня, когда я там был, никто не мог ни залезть
в это окно, ни вылезти из него. Посветите-ка минутку; .Вот так!
604
Быстрый шепоток перелетал от одного к другому. Блеснул туск-
лый свет фонаря и осветил мизинец левой руки Джеффри.
— Было, — пояснил тот. — Слой его не был нарушен. Заметьте
также: на нем ничего нет. Замок никто не открывал до меня.
А я воспользовался вот этим ключом всего несколько минут
назад.
Он показал Дирингу ключ, который дал ему Табби Бересфорд.
— Наши подопечные сделали слепок, чтобы изготовить новый
ключ. Но после никто не притрагивался к замку. Так что мы не
опоздали.
— Что я и сам знаю. Слесарь из Чнпсайда... — Внезапно Ди-
ринг убрал свет. — Вот оно как! — буркнул он, начиная пони,мать.
— Если вы не верите мне...
— Сейчас я никому не верю.
— Ну что ж, правильно. Для того вам своя голова и дана, при-
ятель. Куда мы теперь?
— Вы устали Диринг, а нам еще многое предстоит. Вам надо
принять горькой водички. Так что пошли вг «Виноградник».
— Да? А если наш красавец прискачет сюда, пока мы там вы-
пиваем?
— Тогда нашему красавцу придется подождать. Если вы мне не
наврали, мы можем рискнуть сейчас.
— Полег.че, дружище. Я — человек немолодой; не надо мне руки
выкручивать — сломаете.
— Самое лучшее сегодня — сломать кое-кому шею. Пошли в
«Виноградник».
Капля дождя упала на крышу потайного фонаря; раздалось ши-
пение. Когда в пятницу вечером Джеффри входил в посыпанный
песком коридор таверны, там было, по крайней мере, сносное осве-
щение. Сейчас же помещение освещалось только фитилем, который
плавал в плошке, подвешенной в конце коридора.
На одной из стен висело расписание отправления и прибытия
дилижансов. Оно было напечатано жирным шрифтом, но и его не-
льзя было прочесть при этом освещении. Помещение казалось без-
жизненным; тени на стенах и на полу придавали этой что ни на
есть самой заурядной таверне вид необычный и несколько зло-
вещий.
И снова, как и две ночи назад, Джеффри нос к носу столкнулся
с жирным недоверчивым трактирщиком.
— Ну? — поинтересовался трактирщик. — Так что же вам
угодно?
— Я хотел бы...
— Хотели бы или не хотели, попрошу удалиться! Воскресенье.
Уже ночь. И обслужить вас некому.
— Таково, значит, любезный хозяин, прекрасное английское
. 605
гостеприимство, к которому мы все так привыкли? Может быть,
есть закон, чтобы закрывать кабак по воскресеньям?
— Закона нет, но таково мое правило.
И хозяин, вначала струхнувший, продолжал ядовитым тоном:
— Это мое заведение, так же как и «Бычья Глотка» на Сент-
Мартин-ле-Гранд, является почтовой станцией, куда прибывают ка-
реты с севера страны. Вам это, конечно, неизвестно?
— Мне это известно.
— По закону, который вам таю мил, я обязан подавать горячую
пищу пассажирам. Это вам, я полагаю, также неизвестно. Вы дума-
ете, так просто здесь управляться человеку, у которого жена —
вечно с мигренью, а бармен — всегда пьян?
— Во всяком случае, любезный хозяин, их безделье имеет свои
причины.
Хозяин начал ругаться, но потом успокоился.
— Ну так я дам вам причины еще более основательные; В пол-
ночь отсюда в Йорк отправляется «Гром грохочущий». Если вы
соблаговолите купить себе место в этой карете или нанять комнату
в доме, милости просим. Если же вы желаете только набраться как
следует, вам придется поискать для этого другое место, и поскорее.
— Прекратите! — раздался вдруг трагический голос. — Сейчас
же прекратите!
Из бара,,весь возвышенный и одухотворенный (что не просто
угадывалось, но явно чувствовалось), возник преподобный Лоренс
Стерн.
— Добрый человек, — обратился он к хозяину, — позвольте я
объясню вам, в чем состоит ваш долг христианина по отношению
к вашей жене и всему человечеству. Этого оборванного человека я
не знаю. Но тот джентльмен, — он кивнул *в сторону Джеффри, —
мой ближайший друг. Они будут пить в вашем заведении, если са-
ми того пожелают, а я заверяю вас, что пить они будут умеренно.
Вы их, полагаю, обслужите?
— Но, сэр...
— Вином себя только раздразнишь, — сказал мистер Стерн-,
а от крепких напитков звереешь. Так что они останутся трезвыми,
могу вас заверить. Вы, друг мой, и вы, сударь, — войдите.
— Поразмыслив, — сказал Джеффри, — я начинаю думать; что
мы вряд ли...
— Входите! Вы слышали, что я сказал? Входите же!
В баре с почерневшими балками и запотевшими стенами горела
только одна свеча, воткнутая в горлышко бутылки, стоящей на сто-
ле у камина. Здесь, у огня, который едва теплился, в высокопарных
речах мистера Стерна зазвучали взволнованные нотки.
. — Нет, нет, — заговорил он, как будто его о чем-то спра-
шивали. — Я не собирался возвращаться- в Йорк так -скоро. Но
ббб
пастырские обязанности призывают меня, равно как и моя бедная
женушка. Кроме того, — но это строго между нами, — я не вполне
уверен, что вел себя, как велит мне мое облачение и сап. Споткнул-
ся. Но больше это не повторится. Конечно же, мне жаль уезжать
отсюда.
— И нам жаль расставаться с вами, мистер Стерн, — вежливо
сказал Джеффри. — К тому же путешествие это — долгое и утоми-
тельное, особенно если отправляться в него на ночь глядя. Вам не
кажется, что лучше будет предварительно отдохнуть часок-другой?
— Утомительное? — проговорил мистер Стерн, который был
уже совершенно пьян, но держался великолепно. Саркастические
ногкн в его голосе зазвучали особенно отчетливо. — Подумаешь,
утомительное! Каких-то два дня, если, конечно, ничего не произой-
дет. В этом есть и свои плюсы. Вам нравятся светлые волосы?
— Что, простите?
— Светлые волосы и голубые глаза, — продолжал мистер
Стерн. — В той же карете едет одна женщина. Не слишком моло-
чая — но кому нужны слишком молодые? Не очень высокая — но
кому нужны очень высокие? Она — симпатичная, божественно сло-
жена и по-настояще.му — bonton. Я с ней еще не знаком; она не
стала со мной говорить. И мне не удалось разглядеть фамилию,
которую она записала в подорожной. Но я знаю ее имя: Лавиния.
Что вы будете пить, дорогой сэр?
Диринг, который уже собирался поставить фонарь на стол, чуть
не уронил его.
Джеффри, до того смотревший на огонь, резко обернулся.
— Лавиния? — переспросил он. — Так эта дама живет здесь, в
гостинице?
— Нет. К моему сожалению, нет! Это очаровательное создание
прибыло сюда в большой спешке и столь же поспешно убыло.
— Она едет одна?
— Увы! Нет. Она вписала еще одно имя, — его я тоже не раз-
глядел. Но это неважно! Даже если это — ее муж, многого можно
достичь, когда едешь ночью и муж дремлет.
-- Мне гор Стерн, вы ведь, конечно, спросили у хозяина, как зо-
вут этого другого пассажира?
Движением, полным достоинства, худой и тщедушный мистер
Стерн повернулся к Джеффри и удивленно взглянул на него.
— Спросил у хозяина? Спросил у... А! Все понятно. — Просияв,
он побарабанил пальцами себе по носу. — Вы решили, что она за-
полняла подорожную здесь?
- Нет?
- Нет, черт меня возьми! Это было в конторе, в погребке
«Зеленый человечек» на Стрэнде, куда я зашел сегодня после
того, как побывал на службе’ в. церкви святого Климента. Потом
607
я действительно справился о нем у нашего неприветливого хозяина.
Но подорожная этого человека придет, возможно, уже перед самым
отправлением, так что хозяин не знает, как его зовут.
Но вот что я скажу вам, любезный, и вам, сударь, — добавил
мистер Стерн, и в голосе его зазвучали негодующие нотки. — Мы
с вами нанесем жестокий удар этому грубияну, хозяину, который
не желает отвечать на мои вопросы и подавать вам выпивку.
Мы лишим его дохода, черт побери! В моей комнате, наверху,
есть бутылка бренди, клянусь, за вечер я выпил не больше по-
ловины. Сейчас я ее принесу, и мы с вами выпьем. Увидит тогда!
Идет?..
— Мистер Стерн...
— Ни с места! Я ценю ваше намерение сопровождать меня, но
об этом не может быть и речи. Велите подать стаканы, натяните
этому мерзавцу «нос», а я вернусь через минуту. Верьте мне!
Сделав величественный жест руками, как будто расчищая себе
дорогу, он выплыл из комнаты.
Джеффри огляделся. Ни дождинки не пролилось после того, как
одна случайная капля зашипела на раскаленном кожухе фонаря. Но
ветер усиливался, так же как в пятницу, когда он предвещал дождь:
слышно было, как он шелестит по карнизам и завывает в трубе.
— Дружище, — раздался возбужденный шепот Диринга; кивком
он указал на дверь, — вы этого ожидали?
— Нет, конечно! И мы не знаем, та ли эта женщина. Но, как
я вижу, все сходится.
— Тогда вы видите больше меня. Впрочем, так и должно быть.
Йорк? — Диринг саданул по столу кулаком. — Люди *мистера Фил-
динга перетрясли бы все почтовые станции отсюда до Финчли,
прежде чем кому-то в голову пришло поинтересоваться каретой на
Йорк. Но почему Йорк?
— Не знаю. Причин может быть множество. Одна из них —
Йорк недалеко от Гулля, а это — порт.
— Порт! Порт! Ну конечно! Это уже что-то. По крайней мере,
часть наших подопечных будет здесь еще до полуночи.
— Ну, и что толку, если главная наша добыча не клюнет на
приманку?
— Ну, если вообще никто не клюнет? .Об этом вы подумали?
— Не сомневайтесь, подумал. У нас еще не все готово и дело
висит на волоске. Диринг!
— Да, дружище.
— Как ни жаль лишать вас бренди или даже джина после целого
дня на дежурстве...
— Мы возвращаемся на мост? Так?
И в этот момент они услышали, как открылась и закры-
лась входная дверь. И хриплый голос, который не произвел почти
608
никакого впечатления на Диринга, но заставил вздрогнуть Джеф-
фри, загудел в пустом коридоре.
— Эй, там! — позвал он. Затем, после паузы, заполненной стес-
ненным дыханием: — Эй, вы, черт вас побери! Хозяин! Есть здесь
кто?
Джеффри прижал палец к губам, схватил Диринга за рукав и
потянул его к двери в соседнюю комнатку. Там была еше одна
дверь, на которую указал Джеффри.
— Возвращайтесь на мост, — прошептал он. — Я подойду, как
только смогу. А вы ступайте!
— Как? Это же дверь в уборную, нет разве?
— Нет. Через нее вы попадете в переулок, а оттуда, по любой
улице, — па Фиш-стрит-хилл. Торопитесь.
Диринг высвободил рукав и кинулся обратно в бар. Но лишь
затем, чтобы взять со стола фонарь. Потом он помахал своему
спутнику, на цыпочках удалился в другую комнату и покинул
таверну.
Джеффри подошел к столу. Придвинул стул, который громко
проскрежетал по голым доскам пола, сел, глядя наискосок через
комнату, на широкий проход, ведущий в коридор.
Шаги, вначале несколько неуверенные, проследовали вдоль кори-
дора. Затем неуверенность как будто исчезла. Кто-то грохнул тяже-
лой палкой по стене. Шаги убыстрились.
В проходе, тяжело дыша, появился сэр Мортимер Ролстон.
Г л а в а 16
живой ТРУП
— Эй, там! — кричал сэр Мортимер.
Голову его прикрывали криво сидящий парик и узкая треуголь-
ная шляпа, известная под названием «кевенхюллер». Сэр Мортимер
стоял, завернувшись в плащ и опираясь на толстую палку. Высо-
кий, массивный, с огромным животом, он казалось, занимал собою
весь проход. Хотя выглядел он ненамного лучше, чем когда Джеф-
фри видел его в последний раз, все же он вновь обрел — хотя бы
отчасти — свою прежнюю энергию и жизненную силу.
— Ты, конечно же, думаешь, — загрохотал он после короткой
паузы, — чего это я явился сюда? Так вот, я искал тебя. А Пег ска-
зала, что я, возможно, найду тебя здесь. Ты ведь об этом думал?
— Может быть.
— Что значит «может быть»?
— Может быть, думал я, — отозвался Джеффри, — вы оконча-
тельно спятили и поэтому решили выйти из дома. Вы что, всерьез
хотите себя прикончить? Или вам доктора позволили выходить?
20 Джон Карр
609
— Доктора! Чепуха это все!
— Так позволили?
— Я говорю: чепуха! Стану я слушать этих болтунов.
— Вы станете слушать только Лавин и ю Крессвелл?
— Мальчик, — сказал сэр Мортимер, — ты забываешь об ува-
жении к старшим.
— Сэр, мы все давно уже разучились не только проявлять, но
и испытывать это чувство.
— Клянусь Богом, разучились! В этом, по крайней мере, ты
прав.
Пятна выступили над тяжелой челюстью на лице сэра Мор-
тимера.
— Кто проявил сострадание ко мне? — спросил он. — Кто ска-
зал мне хоть слово о том, что творится? И это с того самого мо-
мента, как я занемог в пятницу вечером, до того, как, спустя сутки,
меня хватил удар. Эта женщина с Лондонского моста, эта Грейс
Делайт...
— Которую на самом деле звали Ребеккой Брейсгердл, — пере-
бил Джеффри.
— Которую на самом деле звали Ребеккой Брейсгердл! Сейчас
я не стану этого отрицать. Я ничего не стану отрицать сейчас. Ни-
кто не сказал мне, что она умерла. Более того, умерла насильствен-
ной смертью.
— Сэр, а кто сказал вам, что она умерла насильственной
смертью?
— Пег. Она клянется, что ты ей так сказал. Она рассказала мне
все сегодня утром, когда я очнулся, выгнал прочь доктора Хантера
и увидел Пег: она сидела у моей постели и плакала. У этой пота-
скушки доброе сердце. Добрее просто не бывает. Поэтому...
Сэр Мортимер оглянулся. Хозяин «Виноградника», высоко зади-
рая ноги в шлепанцах, неслышно подобрался к ним и был замечен,
лишь когда разразился тирадой относительно того, что не потер-
пит, чтобы в его дом врывались всякие бездельники...
— Убирайся! — рявкнул сэр Мортимер.
Вот как поступали люди этой породы. Порывшись в карманах,
он достал из-под плаща туго набитый кошелек и швырнул в кори-
дор с такой силой, что завязки кошелька лопнули и монеты покати-
лись по полу.
— Берн их, жри, делай что угодно. Но чтобы я тебя больше
не видел!
Джеффри, увидев, что сэр Мортимер покачнулся, вскочил на но-
ги и хотел его поддержать. Но помощи не потребовалось. Вся эта
сцена с трактирщиком, бросившимся подбирать монеты и мгновен-
но затем исчезнувшим, промелькнула, словно во сне. Джеффри сно-
ва сел. Сэр Мортимер подошел к столу.
610
— Кстати, о Пег. Она говорит, что ты решил жениться на ней.
Эго правда?
- Правда.
— И не откажешься от своего намерения, что бы ты ни услы-
шал о ней?
— Нет.
— Хорошо. Разумно. — Сэр Мортимер облегченно вздохнул,
при этом щеки его раздулись. — Ты бы ее видел сегодня утром.
Стоит у моей постели и просит прошения. Она — у меня, это ж
надо! Я должен умолять ее о прошении! У меня просто сердце раз-
рывается, хоть ты и думаешь, что у меня и разорваться-то нечему.
— Такая забота о племяннице, сэр...
- О племяннице? — переспросил сэр Мортимер. — Олух гы!
Пег -- моя дочь.
— Да, — согласился Джеффри, не меняя тона. — Она — ваша
дочь.
Сэр Мортимер расстегнул плащ (при этом показалось все заса-
ленное великолепие его расшитого цветами камзола) и швырнул его
па пол, как прежде — кошелек.
— Ты ведь не догадывался? Не ври — все равно не поверю. Что
другое ты, быть может, и подозревал, например, что я отправляю
потаскушку в тюрьму, о ней же заботясь. Пег говорит, что это ты
подозревал. Но то, что она — моя дочь... Нет, об этом ты не дога-
дывался.
— Нет, не догадывался... Сыщику можно было бы быть и посо-
образигельней.
— То-то! Так оно лучше!
— Вы думаете? Забавно только: я ведь сказал Пег — просто
так, в шутку, — что ей больше пристало быть вам дочерью, неже-
ли племянницей. И еше забавно, что никто, кроме Лавинии Кресс-
велл, не докопался до вашей тайны — так тщательно вы ее скрыва-
1И. И ведь события и даты сходились, словно костяшки на счетах.
Дожить их мог всякий. Возможно, кто-то и сложил.
' — Ложь!
— Да пет, успокойтесь. Больше никто ни о чем не догадался.
Ветер шелестел по карнизам. Сэр Мортимер, уже было замах-
нувшись палкой, снова опустил ее.
— Нас, как и любого другого на нашем месте, — продолжал
Джеффри, — ввело в заблуждение то, что Ребекка Брейсгердл каза-
лась старше, чем на самом деле. К тому же платья и прически иа
портретах изображались одинаково и сорок, и шестьдесят лет на-
зад. Кроме того...
Джеффри взглянул на своего собеседника.
— Ребекка Брейсгердл была на двенадцать лет моложе своей се-
стры Анны, то есть родилась около 1688 года. Когда красота ее
би
была в самом расцвете, в двадцать два или двадцать три года, в
1711 или 1712 году, она пошла на содержание к сумасшедшему То-
му Уинну. А через двадцать лет, когда красота изрядно поувяла,
в нее до безумия влюбился один человек, намного моложе, чем она.
— Я не отрицаю.
— Года через четыре этот молодой человек ее бросил. Она к то-
му времени стала скупой и неприятной. Или тогда ее «странности»
только начали проявляться? Вряд ли нужно рассказывать вам, что
женщина эта, являя собой феномен достаточно редкий, но никак
не уникальный, не утратила способности к деторождению, когда
ей было уже под пятьдесят. И в конце тридцать шестого роди-
лась Пег.
— Тише! Ради Бога, замолчи!
— Это должно быть сказано и забыто. Но сказать нужно.
— Как ты об этом узнал, если даже не подозревало ничего?
И когда?
— Вчера вечером. В сундуке, где были спрятаны драгоценности,
я нашел два пергамента с новыми записями. Про один вам могла
сказать Пег. Это — завещание. Про другой она вам говорить не
могла, так как сама ничего о нем не знала.. На этом пергаменте
безумная старуха описывала свою историю. Ребекка Брейсгердл,
или Грейс Делайт, не имела особых причин питать нежные чувства
к вам или даже к ребенку, которого вы зачали, а потом забрали
от нее...
— А что могла дать ребенку эта негодная женщина? Что могла
она дать Пег?
— А что вы дали ей?
— Я поселил ее в своем доме — вот что! Я выдал ее за дочь
моего младшего брата и его жены. Жена брата не являлась наслед-
ницей — так мы объявили. Они преотлично удовольствовались на-
личными: кто откажется от звонкой монеты? Но деньги, которые
я положил на имя Пег, были моими. Если ты сомневаешься в том,
что я просто обожаю эту потаскушку...
— О, вы ее действительно обожаете. А боялись вы, значит, ра-
зоблачения? Это им так запугала вас миссис Крессвелл?
— Да, черт возьми! Какой молодой человек из хорошей семьи
захочет жениться на дочери всем известной куртизанки? Тем более
если стало известно, что она ведет себя так же, как мать?
— Только охотник за приданым вроде меня!
— И ты бы не женился, хотя ты и любишь Пег, если бы —
признайся в этом — я тебя обманом не завлек. О, черт бы меня
побрал! Я ведь думал, что ты не женишься!
— Но сейчас-то вы так не думаете, иначе разве осмелились бы
прямо заявить, что она ваша дочь?
— Теперь-то я знаю. Пег рассказала мне...
612
— О драгоценностях в потайном отделении сундука?
— Да, и это меня не радует. Для нее ты готов был украсть,
для нее пошел бы на убийство. Глупо! Пег, конечно, думает: ах,
как прекрасно! Но я так не думаю. И все же... По крайней мере,
и j этого всего следует, что у тебя есть сердце.
— Тогда, может быть, и нужно было рассказать мне всю прав-
ду, как вы думаете?
— Да, но кто же мог знать, если ты уверял, что ни за что на
ней не женишься? Я не решался сказать тебе, что Пег — моя дочь,
точно так же, как не мог сказать этого судье Филдингу, когда во-
влекал его в мой план: то, что она — незаконнорожденная, шокиро-
вало бы его гораздо больше, чем то, что она проявила непослуша-
ние. Чего ты добиваешься, мальчик? Пусть все идет, как идет. Или
есть еще что-то?
Джеффри вскочил на ноги.
— Да! Есть еще кое-что. При всех ваших разговорах насчет
«сердца», сколько сердечной боли можно было бы избежать, про-
изнеси вы всего три слова!
Сэр Мортимер понял, о чем он говорит.
Но Джеффри смирил свой гнев, едва увидел, как подался назад
этот крупный человек, как искривился его рот, каким жалобным
стал его взгляд.
— Ладно! — сказал Джеффри. — Как вы сказали: пусть все
идет, как идет. Чего об этом сейчас говорить? Вы нездоровы. За-
чем вы вообще поднялись с постели? Зачем пришли сюда? Только
чтобы сказать: «Я ее отец?» Отчасти, наверное, для этого. Или...
— Мальчик мой, неужели Пег нужно это знать?
— Покуда это будет зависеть от меня, она ничего не узнает.
Слишком часто — и несправедливо — ее называли шлюхой, чтобы
сейчас ей узнать, что ее мать шлюхой таки была.
— Но можно ли скрыть?
— Не знаю. Миссис Крессвелл все еще на свободе. И остается
открытым вопрос о гибели Ребекки Брейсгердл. И дела — ваши,
мои, а также других людей — по-прежнему зависят от этой старухи
с Лондонского моста.
— Пег говорит, что Бекки Брейсгердл умерла от ужаса.
— О нет! Если бы речь шла об этом, мы никогда не смогли
бы доказать по закону, что здесь — убийство. Она умерла от руки
человека и была убита оружием, изготовленным человеческими ру-
ками, оружием столь же несложным, сколь непросто обнаружить
след его. А Лавиния Крессвелл...
— Тело Христово! — воскликнул сэр Мортимер. — Не хочешь
ли ты сказать, что ее убила Лавиния Крессвелл?
Он хотел продолжить, но не смог или передумал. Порыв
ветра дунул на огонь серым облаком сажи из каминной трубы;
613
заколебалось пламя свечи. Какой-то шорох, какое-то движение за-
ставило Джеффри поднять глаза. В дверях — прямой, как струна,
и абсолютно трезвый, хотя и с бутылкой в руке — стоял преподоб-
ный Лоренс Стерн.
— Черт меня побери! — вскричал сэр Мортимер, неожиданно
поворачиваясь всем телом. — Черт меня побери!..
— Мистер Стерн, — вмешался Джеффри, — ваш природный ум
должен подсказать вам, наконец, что вот уже три дня вы ходите
по острию ножа: по одну сторону от вас — убийство, по другую —
виселица. К счастью, вы до сих пор не заметили ни того ни друго-
го. Не старайтесь узнать больше. Не заходите слишком далеко.
— Конечно, конечно, — сказал мистер Стерн. Он очень перепу-
гался, хотя и переносил страх гораздо лучше, чем алкоголь, и даже
с некоторым достоинством. — К тому же я совсем не такой пусто-
меля, в какового превращается временами моя натура. А это, до-
лжно быть, джентльмен, с чьей... с чьей племянницей я в течение
нескольких минут находился вчера в заточении на Боу-стрит? Нет,
нет, я не собираюсь вам мешать. Прошу меня извинить.
— Задержитесь на минутку! Вы можете оказать нам услугу, ес-
ли, конечно, пожелаете.
— О, если смогу! А что за услуга?
— Этот джентльмен (мистер Лоренс Стерн, сэр Мортимер Ролс-
тон) очень болен. Он должен немедленно отправиться домой.
Я не в состоянии сопровождать его — даже до кареты или носилок.
Дела немедленно призывают меня в другое место. Это крайне важ-
но. Я не могу откладывать далее. Помогите ему подняться по
Фиш-стрит-хилл и отправьте домой.
Сэр Мортимер не дал мистеру Стерну ответить.
— Домой? Ты сказал: «домой»? Что за чушь ты болтаешь? Не-
ужели ты думаешь, что я уйду прежде, чем ты ответишь на мои
вопросы и разум мой успокоится?
— Вы пойдете, —сказал Джеффри. — В противном случае вы
никогда не получите ответа на ваши вопросы и разум ваш никогда
не успокоится.
— Ты что, спятил? Совсем с ума сошел. Да я с места не
двинусь!
— Соблаговолите ли вы отправиться, пока я прошу вас по-
доброму?
Тут поведение сэра Мортимера стало меняться.
— Если я и пойду... — отозвался он, начав фразу на высокой но-
те, но несколько смиряя себя к концу ее. — Если я и пойду, то
пойду один. Я не потерплю, чтобы этот чертов поп вел меня,
словно младенца за ушко! Я всегда обходился без провожатых
и дойду сам.
— Хорошо. — Джеффри поднял с пола плащ и набросил его на
614
плечи сэра Мортимера. — Всего доброго, сэр. Хочу вас все же пред-
упредить, чтобы вы шли прямо домой.
Сэр Мортимер, явно разгневанный, протопал к двери и там
обернулся.
— Тебе хорошо говорить, — сказал он. — Но запомни: когда-
нибудь, когда молодость твоя пройдет, ты будешь жалок, но не
столь жесток, как сейчас.
— Всего доброго, сэр.
Сэр Мортимер стукнул об пол тростью с металлическим нако-
нечником. Было слышно, как он — на удивление быстро для такого
крупного и ослабленного болезнью человека — прошел в конец по-
сыпанного песком коридора. Хлопнула входная дверь.
— А теперь, достопочтенный сэр, — сказал Джеффри, — собла-
говолите последовать за ним.
— За ним?
— Да. Чтобы удостовериться, что все в порядке.
— Мистер Уинн, я не собираюсь встревать. Я хотел только ска-
зать вам, что еще один визитер...
— Да, да. Я вас понял. Будьте добры, удостоверьтесь, что сэр
Мортимер сел в карету или портшез.
— Мистер Уинн, я всегда с упоением читал о битвах, осадах,
фортификационных сооружениях, контрэскарпах и всяком таком.
Но должен признаться, что сам я — человек мирный и чужд герои-
ческих деяний. С другой стороны...
— Мистер Стерн, никто не ждет от вас проявлений воинской до-
блести. Это совсем не требуется. Время не ждет! Ради Бога, пото-
ропитесь!
И длинные ноги мистера Стерна унесли прочь его любопытный
нос.
Для человека, который так спешил, Джеффри поначалу вел себя
на удивление нерасторопно. Он постоял у стола, глядя на пламя
свечи, на потухший камин и о чем-то размышляя. Залез во внутрен-
ний карман и потрогал тонкий стальной предмет, спрятанный там.
Затем, как будто приняв какое-то решение, он бросился в коридор,
оглядел его и кинулся к входной двери. Открыл ее и некоторое вре-
мя не закрывал.
Неприятный ветер гулял по переулкам, ведущим к Фиш-стрит-
хилл; приплясывали, скрипя, вывески магазинов. Черные, похожие
на дым тучи плыли по небу и различить что-либо в этой кромеш-
ной тьме можно было лишь когда луна появлялась в просветах
между тучами. Посмотрев влево, в направлении Грейсчерч-стрит,
Джеффри не увидел ни сэра Мортимера Ролстона, ни мистера Ло-
ренса Стерна. Справа, там где Аппер-Темз-стрит пересекалась с Ло-
уер-Темз-стрит, нельзя было разглядеть даже церковь св.Магнуса,
стоящую на восточной стороне улицы. Башни Лондонского моста
£15
уже полностью погрузились во тьму, и лишь из караульного поме-
щения пробивался слабый свет.
Не били часы в Сити, не выкликал времени ночной сторож.
И все же время шло. Диринг...
Джеффри закрыл дверь и вернулся в посыпанный песком кори-
дор, который вел к окну, выходящему на задний двор и конюшни.
Слева от Джеффри находились кофейная и бар, справа — зал для
пассажиров и столовая. Далее, там, где слабым синевато-желтым
пламенем горел фитилек, плавающий в висячей плошке с жи-
ром, коридор под прямым углом сворачивал к кухне.
— Выходите! — приказал Джеффри. — Если вы там прячетесь,
можете выйти. Все ушли, по крайней мере на какое-то время.
Я все равно обыщу комнаты. Здесь я вас не оставлю. Выходите!
Ответа не было. Джеффри прошел в глубь коридора.
— Вы слышали, что я сказал? Я...
Тут он остановился.
Пег Ролстои в сером шелковом платье с белыми и черными по-
лосками выбежала из-за поворота и бросилась к нему. На полпути
она споткнулась и замерла, вся напряженная, прижимая к телу
крепко сжатые кулачки. На ее бледном лице, освещенном слабым
светом коптилки, особенно ярко выделялись ярко-красные губы и
большие, напряженно застывшие глаза.
— Что вы кричите? — спросила она. — Незачем было кричать.
И сейчас не нужно. И говорить вам со мной не о чем. Я слыша-
ла все.
Глава 17
ТАК ЗАШЕЙ ЕГО ИГЛОЙ...
В слабом свете, доходящем сюда из конца коридора, Джеффри
видны были лишь очертания девушки — в круглой шапочке на уло-
женных наверх волосах, в жакете с короткими рукавами, с руками,
плотно прижатыми к телу. Но он так явственно ощущал все ее пе-
реживания, что казалось, будто он видит каждую черточку ее лица.
— О, я слышала все, — сказала Пег. Она говорила очень ти-
хо. — Разве нельзя было избавить меня от этого?
— Как? Я сказал, что в десять буду в «Винограднике», я велел
вам сидеть дома. Если бы я раньше сообразил, что вы последуете
за дядей...
— Какая отвратительная деликатность! — вскричала Пег. —
Как вы тактично зовете его моим дядей! И я не «последовала» за
ним. Я просто пришла сюда после него. А пришла я потому, что
хотела быть подле вас. И не надо было вытаскивать меня, слов-
но пойманного вора. Вы могли хотя бы притвориться, будто
616
не знаете, что я здесь. Могли дать мне уйти и скрыть мой позор.
И я бы притворилась, что ничего не знаю.
— Притворяться? Снова притворяться!
— А что вы все это время делали?
— Да, я не хотел говорить вам то, что было мне известно. Те-
перь, когда вы знаете, когда вы подслушали то, о чем — черт возь-
ми! — не должны были знать, постарайтесь понять, как мало все
это значит. Все это не стоит ломаного гроша. Какая разница, кто
была ваша мать и кем она была?
— Есть разница, если хотите знать! И как она выгляде-
ла — тоже!
— Выглядела?
— Да, выглядела! Там в комнате она лежала мертвая — старая,
опухшая, ужасная, в грязном шлафроке, с табачными пятнами на
губе и носу. И разве не было там портрета?
— Портрета?
Пег подошла к нему поближе.
— Вы ведь помните, что говорили мне вчера вечером? Что там
был портрет, который я не видела. Портрет Грейс Делайт в моло-
дости; на нем она такая, какой была когда-то, с бриллиантовым
ожерельем.
— Да, по-моему, я так и сказал.
— Но потом, когда мы ехали на Сент-Джеймсскую площадь и
вы говорили не столько со мной, сколько с самим собой, вы сказа-
ли, что не следовало сжигать портрет, где видно было сходство
кое с кем. Тут вы замолкли и больше ничего не сказали. Вы говори-
ли о сходстве со мной? Не лгите, Джеффри. Она была похожа на
меня? Там, в спальне, в пятницу вечером, вы так тщательно прята-
ли от меня портрет молодой Грейс Делайт?
-Да.
— И что, сходство было так велико?
— Да. Очень.
— Да! Вот вам и ответ. В старости я буду такая же, как эта
кошмарная опухшая старуха. Вы сами так думаете и всегда думали
глядя на меня, вы всегда гадаете, какой же будет дочь этой старухи
хотя бы через несколько лет.
— Пег, замолчите! Это безумие!
— И вы любите меня, мистер Джеффри Уинн? Вы осмеливае-
тесь делать вид, что любите меня?
— В последний раз, замолчите!
— Боже милосердный, я умру от стыда. Вы сделали из меня
забаву себе. Вы укладывались со мной в постель, когда этого уж
было совсем не избежать. Вы...
Закончить она не смогла. Обеими руками Джеффри сжал ей
горло.
617
Она сдавленно крикнула, но еще до того Джеффри качнул ее в
сторону так, что она чуть не упала. Потом он схватил девушку за
плечи и прижал к стене. Держа ее так и глядя ей прямо в глаза,
он убрал правую руку с плеча Пег и. снова взял ее за горло.
Вот так-то лучше, — сказал он. — С перекрытым — для вашего
же блага — дыханием вам легче будет выслушать всю правду.
И не вырывайтесь сударыня. Прошу вас, не вырывайтесь, иначе
я стану стучать вашей пустой и тщеславной головой по стене до
тех пор, пока ум ваш не задумается более, чем ему обычно свойст-
венно. Вы меня поняли?
И он глянул ей прямо в глаза, заблестевшие от ужаса.
— Вы поняли меня, Пег? Если да, кивните один раз, как сделал
бы дух, в которого я имею сильное искушение вас превратить.
Сейчас он не только слышал ее дыхание, но и ошушал его под
пальцами. Девушка слегка дернула шеей, отведя голову назад, что
должно было означать кивок.
— Теперь слушайте. В фойе Ковент-Гарденского театра висит
портрет Анны Брейгердл, знаменитой старшей сетры Ребекки. Под
ним выгравированы даты рождения и смерти: 1676 — 1748. Вы не
могли видеть этот портрет: дамы не допускаются в фойе, если
только они не актрисы, то есть уже не дамы. Женщина на портрете
напоминает Пег Ролстон, но не настолько, чтобы это сходство по-
разило кого-нибудь, кроме человека, питающего к вам те же чув-
ства, что и я.
Пег, ну перестаньте вырываться.
Я не был знаком с дедом, сумасшедшим Томом Уинном. Он пе-
ререзал себе горло в турецких банях, когда я был ребенком и за
четыре года до вашего рождения. Произошло это из-за того, что
неверная Ребекка покинула его и ушла к человеку гораздо более мо-
лодому. Эта история была мне хорошо известна. Чего я не знал —
поскольку одни не могли мне этого рссказать, другие не хотели, —
так это имени молодого человека. И еше возраста женщины, поэ-
тому я считал, что она на год или на два моложе своей сестры.
Ходили слухи, что есть какой-то портрет, написанный Меллером1,
но его никто не видел.
Джеффри замолчал.
Дыхание девушки стало спокойнее. Ужас в ее глазах сменился
любопытством. Джеффри убрал пальцы с ее горла.
— В пятницу вечером там, в комнате наверху, я наткнулся на
портрет Ребекки Брейсгердл. Но это был также и ваш портрет —
во всем, до последней черточки. Но к потрясению моему до-
бавилось чувство недоумения. Женщина на портрете была одета
1 Н е л л е р Годфри (1649?—1729) — художник-портретист, родившийся в
Любеке и работавший в Англии начиная с 1647-75 г.
618
в придворное платье времен короля Вильгельма. Мертвая старуха
могла бы быть вашей бабушкой, но никак не матерью. Если же
она была вашей бабушкой, то помоги мне сатана разобраться в ва-
ших семейных связях! С чьей стороны бабушка! Через кого? Каким
образом, особенно если учесть смещение поколений? Это не просто
загадка, это — абсурд. Вы понимаете?
— Я...
— Молчите и слушайте!
— Я-то понимаю, — выдохнула из себя Пег. Она так и стояла,
вплотную прижавшись спиной к стене, впиваясь взглядом в его ли-
цо. — Но и вы, я надеюсь, не обманулись?
— Мне действительно пришло в голову, что эта женщина может
быть на десяток лет моложе, чем я думал, и что платье времен
короля Вильгельма на самом деле относится ко времени царствова-
ния Анны1. В таком случае она могла бы быть вашей матерью.
Что же касается мужчины, замешанного в этой истории...
— Вы имеете в виду моего настоящего отца? Тогда так и го-
ворите.
— Да. Именно его я и имею в виду. Вашим отцом вполне мог
быть сэр Мортимер Ролстон. Но уверенности у меня не было
вплоть до вчерашнего дня, когда я прочел собственноручное при-
знание покойной. Как дурак...
— Почему «как»?
— Ладно, ладно. — Рука Джеффри вновь оказалась на горле де-
вушки. — До этого я не был уверен. Если миссис Крессвелл чем-то
и угрожает сэру Мортимеру, думал я, так это только в том, что
разоблачит его участие в якобитском заговоре с целью свержения
ганноверской династии и замены ее принцем Чарлзом Эдуардом из
дома Стюартов. О якобитах много болтают, но все это несерьезно,
и никто не обращает внимания на эти разговоры. Тем не менее у
сэра Мортимера были средства, возможности, а может быть, и же-
лание участвовать в серьезном заговоре. В моем присутствии мис-
сис Крессвелл как-то хитро намекнула на якобитов. И я подумал,
что одного намерения недостаточно, для того чтобы заставить его
так заискивать перед миссис Крессвелл.
— Но ведь на самом деле он не замешан ни в каком загово-
ре? — воскликнула Пег.
— Нет, не замешан. Я просто недооценил, насколько он любит
вас. Но затем — как это ни забавно и ни прискорбно — я недооце-
нил мои собственные чувства.
— Ваши собственные?
— Над нами висела память о сумасшедшем Томе Уинне. Судья
1 А н н а (1665—1714) — дочь Якова П, королева Великобритании и Ирландии
(1702-1714).
619
Филдинг знал (и говорил), что мой отец, Джеффри Уинн-старший,
совершал безответственные поступки. Если любовницу Тома Уинна
отбил его сын, у сумасшедшего Тома были причины покончить с
собой. А если вы были дочерью Ребекки Брейсгердл, то вы могли
быть моей сестрой. Хотя я и отрицал такую возможность, но очень
ее опасался. Тем нс менее — по закону ли, против ли, сестра вы
мне или не сестра — я решил жениться на вас, вопреки Богу или
дьяволу. Все эти домыслы, Пег, — плод нашего воображения; в
действительности ничего подобного нет. И вам не надо пугаться.
И, по крайней мере, вы знаете теперь о мои,х чувствах к вам.
— Пугаться? — вырвалось у Пег. — Пугаться? О нет! Я просто
счастлива!
— Что?!
— Счастлива, я говорю. Только напрасно — правда, напрас-
но — я наговорила таких ужасных вещей. Я не хотела. — Пег осе-
клась внезапно. — О Господи! Это вы можете испугаться; и испуга-
етесь, если я скажу, что мне все равно, кто я и что думает обо
мне весь мир. Вас это должно испугать; вон — вы даже кулаки
сжимаете, как будто вам это боль причиняет. Так ведь?
— Нет, не так, — подумав, ответил Джеффри. — Это просто
характеризует мою манеру общаться с вами.
Синеватое пламя в плошке, висящей в конце коридора, дрогнуло.
Сквозняки сновали по полу, словно крысы. Джеффри обернулся к
входной двери.
— Эту схему, — сказал он, — можно изменить даже сейчас. Но
ее не нужно менять. Ну вот, вы опять в хорошем настроении. Завт-
ра настроение ваше снова изменится, и весьма. Кроме того...
Настал его черед помолчать. На улице послышались шаги: кто-
то подбежал к дверям таверны. Затем дверь отворилась, и в проеме
появился Диринг с потайным фонарем в руке; на лице его было
написано отчаяние: он как будто не верил, что нашел наконец
Джеффри.
— Сэр! — воскликнул Диринг. — Отчего, скажите на милость,
вы здесь застряли? — Он взглянул повнимательнее. — Ах вот как!
Эта юная леди, я полагаю. Но даже из-за нее нельзя больше терять
ни минуты. Наша добыча на подходе!
— Хорошо. Простите. Я...
— Шевелитесь, дружище, не то мы их упустим. Вы что, думае-
те, они станут нас дожидаться? Чтобы забрать из сундука осталь-
ные побрякушки, много времени не потребуется!
— О ком он говорит? — Пег схватила Джеффри за рукав.
— О двух членах нашего клуба. Последних. Но лишь один из
них — убийца. Только один из них — так я, во всяком случае, ду-
маю — вообще знает об убийстве.
— Дружище, в последний раз...
620
— Да, да, я понял. Диринг, проводите мисс Ролстон домой.'
И смотрите, чтобы ничего нс случилось. Мне вы больше не
нужны.
— Слушайте, вы подумали? Мало ли что? А если вам понадо-
бится помошь?
— Будем надеяться, не понадобится. Я пойду туда один. Они
там со светом?
— Откуда мне знать? Они заперлись изнутри. Наверное, со све-
том. Но точно я сказать не могу.
— Дайте фонарь. Теперь все.
Он в последний раз взглянул на Пег, увидел, что в глазах ее
снова появился страх, и побежал по улице, ведущей к подножию
горы. Ни здесь, ни на Лондонском мосту он мог не опасаться, что
его услышат: так громко скрипели вывески магазинов и завывал
на все голоса ветер.
Тем не менее, оказавшись под аркой моста и взглянув на осве-
щенное окно караульного помещения, Джеффри замедлил шаги,
стараясь ступать потише. Еше через тридцать секунд он оказался
в переулке, куда доносился приглушенный шум воды, среди домов,
согнувшихся под тяжестью времени и навалившихся на него своими
фасадами, испещренными узорами, которые были составлены из
почерневших балок и выцветшей штукатурки.
Джеффри взял фонарь в левую руку. Кожух фонаря раскалился,
и только деревянная накладка на ручке оставалась холодной. Ног-
тем пальца правой руки Джеффри чуть отодвинул крышку и напра-
вил луч света на дверь.
Диринг оказался право: дверь была заперта.
Джеффри отступил на шаг и провел лучом фонаря по фасаду
здания — в стороны и вверх. Обе створки окна в жилой части дома
на втором этаже были закрыты. Одна из них, та, в которой он
выбил стекло, по-прежнему зияла отверстием. Однако что-то вроде
занавески — наподобие той, которую Джеффри сорвал ранее, —
закрывало окно изнутри.
Джеффри вставил ключ в замок и медленно повернул. В шуме
ветра вряд ли можно было различить звук поворачиваемого ключа
или скрип ременных петель. И все же...
«Спокойно», — думал Джеффри.
Он вошел в коридор и закрыл за собой дверь. Запирать ее на
ключ или на засов он не стал. На цыпочках, освещая себе путь тон-
чайшим лучиком фонаря, Джеффри подошел к крутой, похожей на
трап лестнице.
Как и в прошлый раз, слабый свет падал из люка в потолке.
Наверху кто-то был. Слишком массивные перекрытия не позво-
ляли, различить звук шагов, но какая-то тень ца мгновение заслони-
ла свет.
Джеффри замер на месте и стоял, осторожно вдыхая запах
влажной плесени.
Здесь, в доме, куда не доносился уличный шум, он наконец ус-
лышал голос женщины, которая что-то говорила, и мужчины, ко-
торый ей отвечал. Говорили они кратко, отрывисто и очень тихо,
как будто нехотя.
Джеффри снова двинулся вперед. Тонкая нить света из потайно-
го фонаря, бегущая впереди него по полу, наткнулась на пятна
засохшей крови, которая натекла из проткнутой руки Хэмнита
Тониша, потом побежала дальше — к ступенькам.
Джеффри начал тихо подниматься по ступенькам, держа фонарь
в левой руке и ступая осторожно, как ступают по ненадежной лест-
нице без перил. Он уже почти достиг люка, когда у него произошел
срыв. До того он сдерживал себя, но в этот момент, как всегда
и бывает, нервы, напряженные в ожидании приближающейся раз-
вязки, подвели его. Неожиданно, без всякой видимой причины и по-
мимо воли, колени его начали дрожать.
Тут-то все и произошло.
Металлический фонарь с громким стуком ударился о каменную
ступеньку лестницы. Правая рука Джеффри метнулась, чтобы под-
хватить его. Боль от ожога мгновенно охватила кисть руки — от
кончиков пальцев до самого запястья. Стараясь сохранить равнове-
сие, Джеффри схватился обеими руками за ступеньку и выпустил
фонарь из рук.
Фонарь упал на ступеньки, запрыгал вниз по лестнице, грохнул-
ся об пол с шумом, напоминающим взрыв гранаты, и погас.
Из комнаты наверху донесся крик женщины. Потом послыша-
лись шаги бегущего человека, но бежал хмужчина, который также
находился в комнате. Джеффри не видел его, но он находился до-
статочно близко, чтобы понять, что именно мужчине принадлежат
эти тяжелые шаги, которые, более не таясь, протопали через всю
комнату к дверям спальни. Женщина не двинулась с места.
Больше ждать было нечего. И опять же, как бывает в таких слу-
чаях, нервное возбуждение сменилось холодной яростью. Джеффри
прыгнул в комнату. Там он увидел женщину, стоящую у закрытого
окна перед распахнутым сундуком. Женщина обернулась и посмот-
рела на Джеффри.
— Мое почтение, сударыня, — произнес он. — На этот раз пре-
ступление может быть доказано.
Ничего не дрогнуло в надменном непроницаемом лице Лавинии
Крессвелл.
— Вы действительно считаете, что его можно доказать? —
спросила она, поведя плечом.
— Возможно, сударыня, мы говорим о разных преступлениях.
В руке мисс Крессвелл держала — как будто даже несколько
622
брезгливо — сверкающий золотой браслет, каждое звено которого
было украшено либо рубинами, либо изумрудами. Как и в прош-
лый раз, комнату освещала восковая свеча на серебряном блюде,
только теперь оно стояло на табуретке, рядом с раскрытым сунду-
ком. Мерцание свечи отражалось на браслете и вызывало игру све-
та и тени на лице женщины.
Если Лавиния Крессвелл и испытывала сейчас какие-то чувства,
об этих ее переживаниях свидетельствовало разве что легкое подер-
гивание ноздрей и слегка участившееся дыхание. Ее почти строгий
вид — старомодная шляпка, скромное вдовье платье — нарушал
лишь обычный квадратный вырез, который сильно открывал высо-
ко поднятую корсажем грудь.
— Если вы имеете в виду ограбление, мой милый, то никакого
ограбления не было. Кроме того, одного вашего свидетельства все
равно недостаточно.
— На сей раз больше свидетелей и не потребуется. Но я говорю
не об ограблении.
— А о чем же?
— В данный момент я вообще думаю о том, как сильно дей-
ствовали ваши чары на самых разных людей — от впечатлительно-
го священнослужителя до громогласного баронета, которому хоро-
шо за пятьдесят. И их нельзя винить; они совершенно правы.
— Однако! Как вы добры ко мне, сэр! Низко вам кланяюсь. Но
все же. Если вы не предъявляете обвинения в ограблении...
— Нет, сударыня. Я предъявляю обвинение в убийстве.
— В убийстве? Я ничего не знаю ни о каком убийстве!
— Вы, скорее всего, не знаете. Знает ваш муж.
Из другой комнаты не последовало никакой реакции.
Джеффри не поворачивал головы; он не старался даже перевести
взгляд на дверь спальни. Ему было известно, что там, в том месте,
куда не достает свет свечи, находится человек — почти неразличи-
мый во тьме, сгорбленный, сжавшийся в ожидании развязки.
Вместо этого Джеффри взглянул в глаза Лавинии Крессвелл.
— Замечу, — сказал он, — что кража со взломом предполагает
то же наказание, что убийство. Позволю себе также не согласиться
с вами: кражу можно доказать. В этом сундуке еще лежит неко-
торое количество драгоценностей; я оставил их вчера в качестве
«наживки». Взгляните, пожалуйста, на окно за вашей спиной.
— Хватит! Я не понимаю...
— Если вы не хотите взглянуть, я могу вам объяснить. В окне
две створки. Они запираются маленькой металлической защелкой
на петеле. Когда окно открыто, защелка поднята. Если окно за-
крыть, защелка опустится в горизонтальное положение и войдет в
два металлических паза, не давая окну открыться. Запереть окно
можно изнутри, а можно и снаружи — если подняться по стене и
623
захлопнуть оконные створки. Когда они захлопнутся, защелка упа-
дет и воПдет в пазы: окно, таким образом, будет заперто.
Именно это, сударыня, я и проделал вчера, когда вылез из этой
комнаты через окно. Предварительно я убрал мешки с тряпьем, ко-
торые не давали окну захлопнуться. После этого войти в дом мож-
но было только с улицы через дверь.
Вы не рассчитали, сударыня. Коль скоро вы и ваш сообщник,
вознамерившись похитить драгоценности, забрались в дом с по-
мощью ключа, изготовленного неким чипсайдским слесарем, а если
при этом вы были замечены служителем закона...
Глаза миссис Крессвелл стали, казалось, еше более плоскими и
бесцветными.
Свет играл на рубинах и изумрудах у нее в руке. Она слегка по-
вернулась, как будто собираясь бросить браслет обратно в сундук,
но затем вновь взглянула на Джеффри.
— Не рассчитала? Вознамерилась похитить драгоценности? Бог
мне в том порука: до вчерашнего дня я понятия не имела ни о ка-
ких драгоценностях.
— Возможно, — сказал Джеффри. — Но убийца знал о них.
Со стороны двери, расположенной справа от Джеффри, донесся
легкий шорох. И опять Джеффри не повернул головы. Лишь левая
рука его легла на эфес шпаги и высвободила ее из ножен.
— Замечу также, — продолжал он, — что у вас есть кое-какие
предрассудки в отношении убийства. В том, конечном, случае, если
вы можете избежать его, убедив кого-то совершить убийство за
вас. Это если вы зашли слишком далеко в своем злодействе или
слишком напуганы.
— В злодействе? Напугана?
— Или — или. Иногда и то и другое сразу. В пятницу вечером
вы послали Хэмнита Тониша...
— Моего брата?
— Никакой он вам не брат. Вы велели Хэмниту Тонишу отпра-
виться за мной, когда я пошел вслед за Пег, с тем чтобы он вернул
ее. Если я вмешаюсь, он должен был нейтрализовать меня или
убить на дуэли.
— Перестаньте! Как может женщина нести ответственность за
дуэли мужчин?
— Нет, конечно, не может. Утром в субботу, когда ваши
льстивые речи в алькове ни к чему не привели, вы испугались,
что я догадался о том, что у вас есть муж, а может быть, и
целых два...
Миссис Крессвелл отвела руку назад, как будто она собиралась
швырнуть ему в лицо браслет.
— Тогда, — продолжал Джеффри, — вы отправили майора
Скелли в Галерею восковых фигур. Он должен был избавиться от
624
меня — причем также убив на дуэли, то есть не вовлекая вас, — и
к тому же запугать Китти Уилкис, которая знала слишком много,
и заставить ее молчать. После того, что ему рассказал в субботу
утром Хэмнит Тониш, майор Скелли незаслуженно считал меня
слишком искусным фехтовальщиком и решил умертвить преда-
тельски, но просчитался.
Джеффри замолчал.
— Все сказанное, сударыня, — продолжал он после паузы, —
свидетельствует о вашем вполне терпимом отношении к убийству.
Но я не стану подробно останавливаться на этом. Доказать тут
что-нибудь вряд ли возможно и, главное, не нужно. Другое дело —
убийство Грейс Делайт, в котором вы оказались замешаны как со-
общница.
— Грейс Делайт? Старуха гадалка? Она же умерла от ужаса.
— О нет.
— Я отказываюсь слушать подобную чепуху.
— Это не чепуха. Почти все решили, что она действительно
умерла от ужаса. Поначалу, — сказал Джеффри с горечью, — и я
поверил в это, то есть дал убийце провести себя. Но сейчас давайте
посмотрим, как было совершено убийство.
Лавиния Крессвелл стояла, отведя назад руку, как будто все еще
намеревалась запустить браслетом в Джеффри. Рядом со сверкаю-
щими рубинами и изумрудами ее светлые волосы, внезапно поблед-
невшее лицо, на которое бросала тень черная вдовья шляпка, и го-
лубые глаза как-то совершенно поблекли.
— Итак, сударыня, вам придется мне ответить. Как я слышал,
есть только одна причина, почему знатные дамы из Сент-Джеймс-
ского дворца отправляются вдруг на Лондонский мост. Они покупа-
ют изделия белошвеек, чьи лавки здесь столь же многочисленны,
сколь и знамениты.
— Мне... мне приходилось об этом слышать.
— Только лишь слышать? Вы этого не знаете?
— Знаю.
— «Так зашей его иглой, да, иглой, да иглой. Так зашей его
иглой, моя прекрасная леди». Кто не слышал этой песенки про
Лондонский мост!
— Детские стишки - прости, Господи, — возникают на ред-
кость некстати в самые серьезные моменты.
— Вы так считаете, сударыня? А обращали вы внимание на вы-
вески напротив? Их видно из окна этой комнаты.
Не глядя по сторонам, Джеффри повернулся спиной к миссис
Крессвелл и подошел к окну. Оно было завешено той же самой
мешковиной, которую Джеффри сорвал ранее, только висела она
уже на другой веревке. Джеффри снова сорвал мешковину, обна-
жив окно, в одной из створок которого зияла дыра. Ветер немного
625
успокоился, но скрип металлических вывесок все равно доносился
с улицы.
— Сейчас слишком темно; видно плохо. Жаль, что вы не взгля-
нули на вывеску прямо напротив, вечером в пятницу, когда она
была освещена факелами.
— На вывеску? Я не имею обыкновения разглядывать вывески!
— Уж эту вы должны были разглядеть. На ней изображена вя-
зальная спица .
Тут Джеффри снова обернулся и подошел к женщине.
— Дайте мне руку, сударыня. Не спорьте; дайте мне руку, и я
покажу вам, как действовал убийца.
Миссис Крессвелл швырнула браслет в лицо Джеффри.
Кинула она его неловко — рука была напряжена, — так что
браслет пролетел далеко от головы Джеффри и покатился по полу.
Слишком поздно поняла женщина, что этот жест презрения освобо-
дил ее правую руку, которую Джеффри, подавшись вперед, тут же
перехватил своей левой рукой. Он дернул миссис Крессвелл на себя,
развернул ее, так что она оказалась к нему спиной, лицом — к вы-
ходу в спальню.
— Предположим, — сказал Джеффри, — что на вас не это пре-
красное вдовье платье. Предположим, что на вас шлафрок из полу-
шерстяной ткани, такой, какой был на Грейс Делайт, без всяких
там обручей и нижних юбок.
— Пустите меня! Я не желаю этого терпеть!
— Придется. Предположим, наконец, что тело ваше — не глад-
кое и упругое, каким оно останется еше по крайней мере несколько
лет, что кожа у вас дряблая, как у жирной старухи, которую я соби-
раюсь убить. Не вырывайтесь, сударыня.
Когда она обернулась и взглянула на него через плечо, выраже-
ние ее лица, искаженного яростью и в то же время сохраняющего
какое-то неуловимое кокетство, переменилось, как только она уви-
дела, что Джеффри достал из внутреннего кармана своего камзола.
— Это — вязальная спица, — объяснил он. — Обычная вязаль-
ная спица, только один конец у нее заточен, как игла, а другой сре-
зан, так что спица укорочена. Используя ее как стилет, в том слу-
чае, если бы я...
— Пустите меня! Я умру сейчас! О Господи, сжалься и помоги
мне! Я умру сейчас!
— Используя спицу как стилет, я мог бы вонзить ее вам под
левую лопатку и достать прямо до сердца. Не дергайтесь, .судары-
ня, а то я могу не справиться с искушением рассчитаться с вами
за весь вред, который вы причинили.
— Вред? Причинила? Я?
— Есть и более тяжелые способы расставания с этим миром.
В данном случае смерть была бы насильственной, но она была бы
626
почти мгновенной. Затем, уже не торопясь, я мог бы надавить на
кончик спицы ладонью или большим пальцем, и вся она полностью
погрузилась бы в дряблую плоть.
Рана, крошечная и глубокая, была бы совершенно незаметна. Не
было бы никакого наружного кровотечения. Ни прокола, ни разре-
за не осталось бы на платье из неплотной ткани. А обшее впечатле-
ние было бы такое, что человеческая натура, в принципе склонная
к ошибкам, расценила бы эту смерть как случайную, как смерть
от испуга. В то же время налицо признаки...
Джеффри, выпустил руку женщины.
Лавиния Крессвелл, шатаясь, подошла к сундуку, стоящему под
окном. Шляпка ее съехала на сторону, волосы растрепались; на лбу,
над плоскими ее глазами, выступили розовые пятна. Тем не менее
она сумела устоять на ногах и повернулась Джеффри.
— Кто это сделал? — выкрикнула миссис Крессвелл. — Кто?
— Ваш муж, милая госпожа, ваш первый и законный супруг.
Даже если вы удивлены, пожалуйста, не нужно так уж ужасаться
содеянному им. Этот жалкий человечек хотел сохранить вас —
сходные чувства испытывали к другим женщинам другие мужчины.
Обладать же вами он мог, только имея деньги, которые вы от него
требовали. Если же вам требуется уточнение, касающееся того, кто
это содеял...
Джеффри направился к женщине, но свернул в сторону и остано-
вился у табурета, на котором стояло блюдо со свечой. Поло-
жив спицу, он взял свечу, подошел к двери в спальню и поднял
свечу, так чтобы свет упал на лицо человека, находящегося в
комнате.
— Это сделали вы! — Вы, доктор Эйбил.
Глава 18
ЛЮБИТЕЛЬ ОБХОДНЫХ ПУТЕЙ
К часу ночи, когда почти все уже было кончено (только кому-то
еще предстояло умереть), в той же самой комнате появились новые
лица и закипели новые страсти.
В спальне под камином отыскалось целых полдюжины свечей,
которые и освещали сейчас комнату: две стояли в закопченной мис-
ке на складном стуле, еще две — на тарелке на стуле, принесенном
из спальни, и две, просто прилепленные к полу, горели по обе сто-
роны люка. Никогда за все время своего существования — с самого
начала и, видимо, до того момента, как кирки рабочих обратили
ее в пыль, — эта комната не освещалась так ярко.
На крышке сундука с хлыстиком в руке сидел судья Джон Фил-
динг. Он казался вполне умиротворенным, хотя несколько раз,
627
когда он не мог добиться ответа на какой-нибудь свой вопрос,
олимпийскому его спокойствию приходил конец, и он принимался
орать на Джеффри, а тот орал в ответ. После этого судья вновь
обретал величественный вид, но продолжал задавать вопросы с
прежней настойчивостью.
— Рано или поздно, — говорил он, — вам придется рассказать
мне все. Хотя бы нам пришлось для этого просидеть здесь до само-
го рассвета.
— Но ведь почти обо всем вы уже знаете или догадываетесь, —
отвечал Джеффри.
— Знаю, но не от вас.
— Возможно, что-то и не от меня.
Было слышно, как внизу, в коридоре, с кем-то тихо разговарива-
ет Брогден. Здесь же, наверху, кроме них двоих были только воспо-
минания о недавних событиях.
— То есть вы хотите сказать, — в голосе главного судьи зазву-
чало недоверие, — что готовы были отпустить эту парочку? — Су-
дья выбросил вперед свой хлыстик. — Вы всячески темнили, скры-
вая свои планы. Неужели, если бы я не заподозрил чего-то в этом
роде, не явился сюда с двумя людьми и не поинтересовался вашими
намерениями, вы позволили бы этим нарушителям закона уйти от
нас? Уехать в Йорк, сесть на корабль и, возможно, вообще избе-
жать наказания?
— В данных обстоятельствах — нет. Думаю, что нет.
— «В данных обстоятельствах». Что это за ответ такой?
— Самый правдивый ответ.
Лицо слепого под большой треугольной шляпой подалось впе-
ред. Хлыстик задергался, как будто отыскивая люк в полу.
— Перестаньте! — крикнул судья Филдинг. — Здесь прозвучало
уже несколько признаний, что вам не о чем раздумывать. Когда
эта женщина, Крессвелл, выкрикнула, что она действительно дума-
ет о докторе-убийце, он не колебался и признался во всем. Сказал
лишь, что женщина ни в чем нс виновата. Но в целом, я не сомне-
ваюсь, это было сплошное лицемерие...
— Лицемерие, сэр?
— Не станете же вы спорить, что он вел себя как Тартюф?
— Все мы временами ведет себя как Тартюф. А Джордж Эй-
бил — вообще-то никакой не жулик и не обманщик. Его доброта,
его пуританские замашки были вполне искренни. Он всю жизнь
преданно возился с бедняками, хотя происходил из хорошей семьи
и вполне мог бы ни о чем не беспокоиться. Просто он совершенно
потерял голову и ополоумел.
— Это что, оправдание? Он нарушил закон. Или мудрость зако-
на вы тоже станете отрицать?
— Нет, — ответил Джеффри, подумав, — пожалуй, не стану.
628
Но не стану я и читать проповеди, поскольку сам .мог повести себя
не лучше.
— Никто не просит вас читать проповеди или оправдывать се-
бя. Наказание вам я придумаю. Л пока...
Судья Филдинг на мгновение задумался.
— Дело это чрезвычайно сложное. Сейчас все нити удалось рас-
путать. Берясь за каждую, я ошушаю все их переплетение, но все
же не могу до конца разобраться в докторе Эйбиле, его взаимоот-
ношениях с этой женщиной, Крессвелл, а также почему он убил
Грейс Делайт.
Но и тут, зная историю в целом, я о многом могу догадаться.
И все же вам придется рассказать мне, почему вы начали подозре-
вать доктора Эйбила и как — шаг за шагом — пришли к убежде-
нию в его виновности. Вы заподозрили его с самого начала?
— Нет, сэр.
— Когда же?
— В пятницу вечером у меня не было и тени подозрения. Все
мы были издерганы. Все больше в этом деле оказывалось странно-
го. Одно обстоятельство сразу показалось мне подозрительным, о
другом я должен был бы догадаться, если бы подумал немного.
Но слишком часто мы не хотим задуматься о том, что нам уже
известно. Однажды в субботу утром, когда мы сидели у вас в
гостиной...
— Вот-вот! С этого и начните.
В окне за спиной судьи Филдинга можно было разглядеть кусо-
чек, реки, окрашенный бледным светом гаснущей луны. Но Джеф-
фри не стал смотреть туда.
— В то утро вы, судья Филдинг, сказали мне следующее. «Хочу
обратить ваше внимание, — сказали вы, — на одно обстоятельство,
которое делает ваше поведение подозрительным. Почему вчера ве-
чером вы пожелали на какое-то время остаться в одиночестве в
комнате, где находилось лишь тело старухи?» В этом моем жела-
нии, естественно, содержался скрытый мотив. Я хотел открыть
сундук и проверить мое предположение, что сокровища нищей ста-
рухи действительно там. И я попросил доктора Эйбила отвести
Пег к нему в дом, тут же на мосту, неподалеку, и побыть с ней,
пока я обследую комнаты, — десять — пятнадцать, возможно,
двадцать минут.
Но кто сообщил об этом вам? И почему? Известно, что я — сы-
щик, провожу расследование; так что просьба моя выглядела впол-
не естественно. Почему кто-то (кто-то, кому ничего не — известно
о спрятанных деньгах или драгоценностях) должен в чем-то заподо-
зрить меня?
Об этой моей просьбе знали только Пег и доктор Эйбил. Вы
сказали, что Пег вам ничего не говорила. Хотя в прямоте вас вряд
629
ли кто-нибудь обвинит, но на прямо поставленный вопрос вы не
станете отвечать ложью.
— Это вы говорите мне о прямоте? — поинтересовался су-
дья. — Что ж, я вас прошаю. Продолжайте.
— Если Пег ничего вам не рассказывала, то ответ ясен. Тут-то
и настало время пошевелить мозгами. И я припомнил и пересмот-
рел заново многие эпизоды прошедшей ночи.
С доктором Эйбилом я повстречался в «Винограднике». Пег по-
бывала там незадолго до меня; она заходила узнать дорогу к дому
Грейс Делайт. Пег сказала трактирщику, а также и доктору Эйби-
лу, что собирается найти гам приют, поскольку ей некуда идти.
Доктор Эйбил настоятельно советовал ей вернуться. Хотя ей он
ничего не стал объяснять, но мне рассказал, почему он на этом
настаивал. Об этом доме, сказал он, ходят дурацкие слухи, будто
там водятся привидения. Якобы даже говорили, что кто-то умер
там от ужаса.
— Ничего подобного я прежде не слышал. Но в тот момент ра-
зум мой находился в таком состоянии, что принял и это. Иными
словами, я не удивился, увидев мертвую женщину, на теле которой
не было ран. И лишь на следующий день противоречивость этой
ситуации встала передо мной со всей очевидностью.
Предположение о том, что Грейс Делайт умерла от ужаса, было
впервые высказано доктором Эйбилом: он пустил этот слух, хотя
сам якобы в него не верил. Далее: если он действительно не
’ хотел, чтобы взрослая девушка, которой почти двадцать один
год, ходила туда, почему он ничего ей не объяснил? Почему он
дождался меня?
Мы с Пег обнаружили тело. Потом у меня произошла стычка
с Хэмнитом Тонишем. После этого появился Табби Бересфорд с
солдатами. Все это заняло некоторое время. Когда Табби начал
молотить в дверь, я высунулся в окно и крикнул, что нужен врач.
Если старуха умерла не от раны, то, значит, от ужаса, или вследст-
вие того, что ей было посещение свыше.
Тогда-то и возник доктор Эйбил. Хотя он обещал последовать
за мной, но появился неожиданно и поспешно, как будто ждал где-
то поблизости. Он сказал, что его задержал мистер Стерн. Чело-
век, не столь растерявшийся, как я, в тот момент, видимо, задумал-
ся бы, отчего это доктор Эйбил вообще явился туда и какую служ-
бу он намеревался нам сослужить.
Доктор Эйбил очень растерялся при виде крови, которая нате-
кла из запястья Хэмнита Тониша, и у него вырвалось: «Чья это
кровь?» Я попросил, чтобы он первым поднимался по лестнице.
Хотя в руках у него были фонарь, трость и ящик с инструментами,
поднимался он очень легко; ясно было, что с такой же легкостью
он мог бы забраться в окно по наружным балкам. Поднявшись по
630
стене, он совершил грубейшую ошибку (если, конечно, исходить из
того, что он ничего не знал).
Грейс Делайт была его пациенткой: он сам говорил, что посе-
щал этот дом ранее. Естественно ожидать, что врач, узнавший о
смерти пациентки и не спросивший, где она лежит, направился в
спальню. Доктор Эйбил поступил иначе. Он прошел прямо к сунду-
ку, на котором вы сейчас сидите, как будто предполагал, что най-
дет женщину на полу рядом с сундуком.
Короче, он плохой актер и совестливый человек; он был потря-
сен не менее, чем Пег или я. Но все это мелочи по сравнению с
тем, что сказал доктор, обследовав труп. Если вы, судья Филдинг,
служили в армии и участвовали в боевььх действиях...
Говоря это, Джеффри расхаживал взад-вперед по комнате. Тут
он остановился и мгновенно осекся:
— Сэр, простите меня! Я забыл.
— Стоп! — с величественным жестом перебил его судья Фил-
динг. — Вы польстили мне, забыв о моей слепоте. И не так вы на-
блюдательны, как вообразили себе. Я ослеп, когда мне было восем-
надцать. Отец мой был генералом, и хотя я не был в бою, но мог
быть. Что же сказал доктор Эйбил?
— Он сказал, что у людей, умерших насильственной смертью,
например от удара стилета, лица бывают искажены гримасой, а ко-
нечности — застывшие, как это и было у Грейс Делайт.
— Ну? Разве не так?
— Так, конечно. Но то, что мы называем «трупным окоченени-
ем», — оно обычно наступает лишь через какое-то время — может
произойти и непосредственно в момент смерти, если она последова-
ла от удара штыком или от пули.
— Так где же тут ложь?
— Ложь в том, сэр, что, по словам доктора Эйбила, те же симп-
томы могут быть у человека, умершего от ужаса без всяких ран.
А я знаю, что это не так.
— Откуда?
— Должен, к стыду моему, признаться, что однажды мне дове-
лось присутствовать при приведении в исполнение приговора воен-
но-полевого суда. Приговоренный рухнул наземь и умер еще до то-
го, как был произведен залп. И его конечности вовсе не был окоче-
невшими.
— Итак, добрый мой Джеффри, вы все это знали, но не заподо-
зрили доктора Эйбила во лжи?
— Нет. Об этом я подумал лишь на следующий день. Дело в
том, что поначалу я обманулся: я решил, что в старухе еще теплит-
ся жизнь, и попытался оживить ее.
— Что за ерунда! Если бы вы рассказали мне все в субботу
утром...
631
В этот поздний час усталым людям было не до выяснения отно-
шений. Джеффри остановился и взглянул на судью.
— Ладно, — произнес тот, прежде чем Джеффри собрался отве-
тить ему. — Хватит препираться. Но я проглядел, может поднять-
ся шум. И мне придется объяснить, как я сумел докопаться до
истины.
— Слава Богу, сэр! Это, по крайней мере, откровенно. Ну
что ж, я снова ваш.
— Тогда продолжайте. Вы заподозрили доктора Эйбила. Не
имея на то права, вы взяли двух констеблей, которых собирались
использовать в личных целях. Вы отправились на Лондонский
мост, намереваясь похитить драгоценности. Вы их нашли. Так?
— Мне было очевидно, что старуха умерла насильственной
смертью. В этой ситуации у доктора Эйбила были все возможности
скрыть истину, заявив приходским властям, что Грейс Делайт
умерла от ужаса, то есть смерть явилась случайностью. Как я уже
сказал Пег, в этом случае не должно было быть ни коронерского
расследования, ни вскрытия. Именно так и поступил доктор Эйбил.
С другой стороны, если он убил старуху, то как? Я сам готов был
присягнуть, что не видел никаких ран на теле. И каковы были его
мотивы?
— Мотивы? — Брови слепца поползли вверх. — Драгоценности,
что же еще? Я сразу мог вам сказать, а потом-таки и сказал, что
о старухином богатстве постоянно ходили слухи. А поскольку она
была пациенткой доктора Эйбила, он вполне мог пронюхать о
кладе.
— Мог, — согласился Джеффри. — Но почему он тогда не
взял — даже не попытался взять — драгоценности? Нужно было
спешить: ведь через два дня ему пришлось бы покинуть свой дом
на Лондонском мосту. Может быть, дело было в том, что он не
знал, где спрятан клад? Это было лишь предположение, в справед-
ливости которого я мог убедиться лишь на месте. Грейс Делайт до-
веряла только своему сундуку; запоры она презирала, а окна зана-
вешивала исключительно затем, чтобы никто не мог за ней подгля-
дывать.
Что касается мотивов, то я подумал еще об одной вещи. Для
врача божьей милостью, который долгое время за гроши лечил
бедняков, «не шарлатана», как сказал хозяин «Виноградника», — и
это подтвердили бы многие — поведение доктора Эйбила выгляде-
ло странным, если, конечно, оно не объяснялось какими-то очень
вескими причинами, неизвестными нам.
Поэтому я послал ему записку с просьбой встретиться со мной
в таверне «Радуга» на Флит-стрит. Я был уверен, что если он вино-
вен в убийстве, то непременно придет. Там я рассказал ему длин-
ную историю, которая сейчас вам известна...
632
— И очернили меня?
— Отчасти. В целом это была правдивая история.
— И вы послали его на Сент-Джеймсскую площадь? Зачем? Вы
что, обнаружили какую-то связь между доктором Эйбилом и мис-
сис Крессвелл?
— Нет. Я не умею читать мысли, и у меня нет черного камня
доктора Ди1. Мне вовсе не нужно было, чтобы он шел на Сент-
Джеймсскую площадь, и я был изумлен, когда он согласился
пойти.
История, которуя я ему рассказал, — абсолютно правдивая и
позволившая мне привести в порядок мои собственные мысли —
имела целью сообщить ему две вещи. Первое: то, что в молодости
Грейс Делайт была замужем за краснодеревщиком, то есть сокро-
вище может оказаться в том единственном предмете мебели, в ко-
тором его можно было спрятать. Второе: что я неожиданно на-
ткнулся на источник богатства и скоро приберу его к рукам.
Я ничего не опасался: если он был невиновен, то просто не при-
дал бы значения моему рассказу. Если же убил он, то он попытался
бы опередить меня и попал в ловушку. На другой стороне улицы,
в «Голове короля», находились Диринг и Лампкин. Лампкин до-
лжен был последовать за мной, а Дирингу надлежало сопровож-
дать доктора Эйбила, куда бы он ни пошел.
Тем временем поведение доктора Эйбила, с которым я встретил-
ся в «Радуге», навело меня на новые размышления. Он был очень
возбужден; все время стучал кулаком по столу. И почему-то, как
мне показалось, горел желанием навестить сэра Мортимера Ролсто-
на. То, что я ему предложил, повергло бы в ужас весь Королевский
медицинский колледж, он же, поколебавшись немного, согласил-
ся, — на мой взгляд, слишком быстро. Может быть, я просто до-
мысливал: доктору Эйбилу понравилась Пег, он заботился о ее бла-
гополучии...
— Это вы так решили?
— Да, я так решил. Я и сейчас так думаю. Но было и еше кое-
что. В Галерее восковых фигур я должен был встретиться с Китти,
которая обещала сообщить мне что-то, что поможет Пег: это мо-
гло касаться только миссис Крессвелл. Не стану подробно останав-
ливаться на том, как песенка про Лондонский мост, которую
я услышал, стоя перед восковой женщиной с конечностями,
окоченевшими, как у покойницы, подсказала мне, каким обра-
зом доктор Эйбил мог убит Грейс Делайт. Но я хочу напомнить
вам, что майор Скелли попытался убить меня и поймать Китти
Уилкис.
1 Д и Джон (1527—1608) — математик и астролог, практиковал гадание с по-
мощью «магического кристалла».
633
Я просто исходил из того, что Хэмнит Тониш — муж миссис
Крессвелл. Но дело обстояло гораздо сложнее, в чем я и убедился,
беседуя с Китти в турецких банях. Миссис Крессвелл повинна в
двоемужии: она уже была замужем к тому времени, как встрети-
лась с Хэмнитом Тонишем. Эта «верная Памела», Китти Уил кис,
ни за что не желала признаться, что, будучи горничной миссис
Крессвелл, она тайком прочитала второй брачный контракт, напи-
санный на пергаменте.
С кем же он был заключен? Китти призналась, что слышала,
как однажды миссис Крессвелл шепталась у себя в спальне с Хэм-
нитом Тонишем. «Так ты думаешь, тебе лучше было бы остаться
с ним? — бросает хмнстер Тониш. — Думаешь, судьба твоя была
бы более завидной с этой склянкой?» — Склянкой?
— На жаргоне, сэр, так иногда называют терапевта или хирур-
га. Еще их называют «пиявками». И то и другое связано с кровопу-
сканием. К воспаленному месту прикладывают кровососную банку,
и она вытягивает кровь через проколы в коже, которые предвари-
тельно делаются ланцетом.
Такое кровопускание нередко практикуют в турецких банях.
И когда я беседовал с Китти, то обратил внимание на небольшой
сосуд с пуншем — он стоял рядом с чайным сервизом: этот сосуд
был в точности, как кровососная банка. Такое кровопускание...
— Дорогой мой, — прервал Джеффри судья, причем в тоне его
зазвучало высокомерие, — я знаю, как это делается, а также я
знаю, что два и два в сумме дают четыре. Не стоит этого доказы-
вать. Переходите к обстоятельствам более существенным.
— Все это оказалось весьма существенно для установления связи
между Лавинией Крессвелл и доктором Эйбилом. Но у меня не бы-
ло возможности немедленно приступить к расследованию: появился
Брогден и принес известие о том, что Пег бежала из тюрьмы и
что вы требуете, чтобы я немедленно отыскал ее, иначе ей не при-
ходится рассчитывать на снисхождение.
— Мог я поступить иначе?
- Ну...
— Вы сами знаете, что не мог. Но одно обстоятельство, связан-
ное с событиями в Рэнилеге, так и остается мне непонятным. Если
эта женщина, Крессвелл, снова послала майора Скелли убить вас,
откуда ей (а также ему) было известно, что вы там окажетесь?
— Я не думаю, что им это было известно. Сама она, конечно,
ни о чем не станет рассказывать. Тем не менее я думаю, что майор
Скелли отправился затем, чтобы отыскать Пег и вернуть ее в
тюрьму. В записке, которую Пег послала Китти из Ньюгейте, со-
держится просьба прислать какую-нибудь одежду и обязательно
маску-домино, вечернее платье и темный плащ. По неосторожности
Китти оставила эту записку в комнате Пег. Когда известие о том,
634
что Пег бежала из тюрьмы, достигло Сент-Джеймсской площади,
наша добрая Лавиния пошевелила мозгами и быстро сообразила,
где ей искать беглянку. Я думаю, так оно и было, иначе как бы
мог майор Скелли оказаться в Рэнилеге прежде меня? Тем не менее
Пег его не слишком интересовала. Гораздо больше он был озабочен
тем, чтобы свести счета со мной, если я появлюсь там. То, что
потом произошло, не доставило мне удовольствия.
Так или иначе, это был последний выпад миссис Крессвелл про-
тив Пег. Ничего нового в запасе у этой дамочки не было, да и вре-
мени у нее не оставалось. Мы это поняли, когда в полночь в вос-
кресенье вернулись из Рэнилега.
Она бежала с Сент-Джеймсской площади. Хотя поначалу мы не
шали, что она сбежала насовсем; но я обнаружил, что ящик ее туа-
летного столика пуст. Исчезли доказательства ее брака с Хэмнитом
Тон ищем. У меня оставалась одна надежда — найти доказательства
ее брака с доктором Эйбилом. Запись об этом должна была обна-
ружиться в Лондонской коллегии юристов гражданского права, где
хранятся все подобные записи. Что же обнаружилось тем
временем?
К счастью, многое.
Доктор Эйбил все еще находился там: обстоятельства сложи-
лись так, что он вынужден был остаться. Зайдя якобы для того,
чтобы навестить сэра Мортимера, он не смог (и не захотел) отка-
зать ему в помощи, когда сэр Мортимер также узнал о бегстве пле-
мянницы из Ньюгейта и у него случился удар. И после этого он
не смог уйти: пришел доктор Хантер, старый друг доктора Эйбила,
который был о нем высокого мнения как о враче, и не пожелал
отпустить его.
Доктор Эйбил и миссис Крессвелл сделали вид, что они незнако-
мы друг с другом. Вы говорили, ссылаясь на доктора Эйбила, что
они обменялись буквально двумя словами, когда миссис Крессвелл
просила его присмотреть за сэром Мортимером. Это была совер-
шеннейшая ложь.
Правда же состоит в том, что они довольно, долго беседовали
в ее комнате. Доказательств того, что они — муж и жена, я не на-
шел. Но обнаружил свидетельства их беседы.
— Вы говорите, — вмешался Джон Филдинг, — об отпечатках
на рассыпанной по крышке стола пудре?
— Именно.
— И как вы их истолковали?
— После того как Хьюз рассказал о бегстве миссис Крессвелл,
•эти следы досказали остальное.
— Постойте, постойте, Джеффри! — Голос судьи вновь зазвучал
резко и уверенно. — Пока мы не дошли до конца этой истории, да-
вайте-ка вернемся к началу ее. Нам еще нужно поговорить обо
635
всем, что касается поведения доктора Эйбила, и о деталях этого
кошмарного убийства.
— Детали эти уже известны вам, сэр, из его собственного при-
знания.
— Верно. Поэтому я и хочу их обсудить. Следует взглянуть на
них глазами не столь хитрыми, как ваши, и не такими жалостливы-
ми по отношению ко всяким негодяям.
Создавалось впечатление, будто до сих пор судья Филдинг таил-
ся в засаде. Сейчас он поднял руку, призывая Джеффри к
молчанию.
— Итак, перед нами — человек, врач, который мог бы явить со-
бою пример деяний более достойных, если бы не обуревающие его
страсти, не вожделение, владеющее им. Допустим, он пытался бо-
роться с этим — какой уважающий себя человек поступит иначе?
Мы скажем: он был небогат — да, многие люди такого рода еще
и обладают богатством. Мы скажем: он отдавал всего себя бедня-
кам, — но ведь не он один (я, кстати, тоже). Мы скажем: он совер-
шал добрые поступки, — но какому мерзавцу не случалось пода-
рить полпенса ребенку или проявить доброту по отношению к соба-
ке. Что же еще?
Подождите, Джеффри, пожалуйста, не перебивайте меня.
Этот врач был женат на женщине низкого рода, но с аристокра-
тическими замашками, которая в девичестве носила фамилию
Крессвелл. Она решает занять более высокое положение и достига-
ет — или думает, что достигла своего, — тайно выйдя замуж за
Хэмнита Тониша, которого она считала и знатным, и богатым.
Расчет ее оправдался, когда она стала любовницей сэра Мортимера
Ролстона. Но тут выяснилось, что девушка, которую тот выдает
за свою племянницу, на самом деле (как вы наконец соблаговолили
сообщить мне) его дочь. Она начинает шантажировать сэра Мор-
тимера.
Тем временем доктор Эйбил вознамерился снова заполучить эту
женщину себе в постель. Вы верно поняли, что он решил ограбить
старуху, убив ее вязальной спицей и объяснив ее смерть ужасом пе-
ред наваждением, вызванным ее собственным колдовством. С дета-
лями его плана вы тоже разобрались вполне сносно.
Итак, он решает убить старуху. Для этого у него заготовлена
заточенная вязальная спица, которая лежит в ящике с инструмента-
ми. Но доктор Эйбил колеблется, он никак не может решиться
на убийство; а действовать надо срочно: очень скоро и старуху,
и его самого выгонят с Лондонского моста. В защиту его вы
скажете...
— Я ничего не скажу в его защиту.
— Нет? Ну, тогда слушайте дальше.
— С удовольствием.
636
— В пятницу вечером доктор Эйбил отправляется в «Виноград-
ник» и там пьет, оплакивая свою горькую участь. Он наконец реша-
ется, и тут входит Пег. Доктор Эйбил понятия не имеет, кто она;
он к тому времени еше не видел знаменитого портрета, о котором
вы мне рассказывали. Но девушка говорит, что намерена искать
убежища у Грейс Делайт. Если она туда явится, у него уже не оста-
нется возможности совершить убийство и взять драгоценности.
Поскольку мисс Ролстон, похоже, настроена решительно, он не
пытается отговорить ее идти туда. Но ему нужно поспешить с
убийством и ограблением. Он говорит, что проводит девушку, и
просит ее подождать, пока он возьмет свой ящик с инструментами,
который находится в другой комнате. В этой комнате никого нет
и там находится дверь, которая ведет к туалету и еще — в пере-
улок. По нему можно очень быстро добраться до пешеходной до-
рожки, проходящей под окном Грейс Делайт.
Вот когда он убил ее, и ни крика, ни вопля не издала она в мо-
мент убийства.
Уже через несколько минут доктор возвращается в «Виноград-
ник», где находится мистер Стерн. Девушка ушла. Тут появляетесь
вы. Он плетет свою историю о привидениях и лицемерно советует
вам отправляться вслед за девушкой.
Но он никак не может успокоиться. Что там происходит сейчас?
Что уже произошло? А если мисс Ролстон вообще туда не дошла?
Подумайте, Джеффри, что испытывает в подобной ситуации нату-
ра преступная: она никогда сразу не отрешится от содеянного; Не
смог отрешиться и доктор Эйбил.
Ему не терпится узнать, как развивались события. Никто из по-
сетителей трактира никогда не станет проверять, действительно ли
человек выходил в туалет. К тому времени кроме доктора Эйбила
в комнате оставался только мистер Стерн, который просто не обра-
тил бы на это внимания. К тому же он так напился, что — как
мы знаем — не мог впоследствии вспомнить, как напал в Чипсайде
на стражника. Итак, преступник наш снова отправляется на мост.
Как сообщила вам мисс Ролстон, она была там «сама не знает,
сколько времени», во всяком случае, достаточно долго, чтобы вы
еще застали ее на мосту. Когда голова нашего доброго доктора еще
раз просунулась в окно комнаты, тело еще не было обнаружено.
Грейс Делайт лежала там, где он ее оставил, когда убил, явив-
шись совсем не в качестве внимательного доктора. Тут он услышал
ваш с Пег разговор: вы громко обсуждали, что же могло произой-
ти в доме. Тогда убийца прибегает к трюку, который, по его мне-
нию, заставит вас окончательно поверить, что старуха умерла от
ужаса.
Он забирается в комнату. В этот момент мисс Ролстон выкрики-
вает: «Боже, Боже, ну почему вы никогда мне не верите?» — и
637
распахивает дверь. Убийца, являющий собой фигуру более кошмар-
ную, чем самый ужасный персонаж в романах моего братца, издает
нечеловеческий крик, как будто от ужаса, приподнимает старуху за
плечи, роняет, после чего возвращается в «Виноградник», оставляя
мистера Стерна в полной уверенности, что выходил исключительно
по нужде.
Судья Филдинг вытянул вперед свой хлыстик.
— Вы о многом догадались, — произнес он. — Но приходило
ли вам в голову также и это? Что крик на самом деле издал пре-
ступник? Что голос принадлежал не женщине, а мужчине?
— Да. Точнее говоря, я заподозрил все это задолго до того, как
понял, что преступление совершил доктор Эйбил. Когда я ранил
Хэмнита Тониша и он потом свалился в люк, он издал точно такой
же крик — пронзительный и какой-то булькающий. Сэр,, почему вы
столь подробно выясняете то, что и так хорошо известно? Для чего
вы стараетесь доказать, что дважды два — четыре?
— Для того, — отвечал судья, — чтобы услышать ответ на во-
прос, который я задал вам вначале.
— Да, сэр?
— Но прежде, — продолжал судья, — я должен подвести итог
тому, что услышал от вас о событиях, произошедших вечером в
субботу. Вы с мисс Ролстон возвратились из Рэнилега на Сен-
Джеймсскую площадь. Доктор Эйбил перед этим долго бесе-
довал с миссис Крессвелл (давайте уж и дальше ее так назы-
вать) в ее комнате. Видимо, вскоре после того, как приехал
доктор Хантер?
— Да.
— Доктор Эйбил сидел перед туалетным столиком. В том ме-
сте, где стоял его ящик с инструментами, на просыпавшейся пудре
остался продолговатый отпечаток. Так? Там же были смазанные
отпечатки руки: это он несколько раз стукнул по столу, в чем-то
убеждая миссис Крессвелл, что-то ей доказывая. Правильно? Кро-
ме того, вы обратили внимание на след — как будто от швабры,
а на самом деле — от трости, прислоненной к столу. Тогда вы и
решили, что собеседником миссис Крессвелл был не кто иной, как
доктор Эйбил?
— Так я понял отпечатки на пудре.
— Не говорил ли он миссис Крессвел, что совершил это убий-
ство ради нее? Или сказал просто, что заполучил драгоценности,
что отдаст их ей, если она согласится бежать с ним в далекие края
и жить под счастливыми небесами?
— Вероятнее всего, они и собирались бежать. Но куда имен-
но — я не могу сказать.
— Значит, будучи в опасности, боясь, что замысел ее раскроет-
ся, она и позволила себя уговорить? Если не ошибаюсь, Диринг
638
следил за доктором Эйбилом с субботы и продолжал следить се-
годня? Поскольку же дверь дома Грейс Делайт была заперта, а
окно закрыто изнутри, никто не мог забраться туда, кроме док-
тора Эйбила? Ведь только у него был ключ, который он заказал
слесарю в Чипсайде? И вы считали, что по крайней мере один
из них окажется в ловушке, которую приготовили им вы с Ди-
рингом?
— Так и получилось.
— Действительно. И тем не менее вы вознамерились отпустить
этих людей уже после того, как они попадутся?
— Я... признаюсь, я думал об этом.
— Это я и хотел узнать. Уже поздно, как вы изволили заметить;
вы были со мной откровенны, так что можете идти. И все же. Эта
женщина подсылала к вам убийцу. Человек этот обманывал вас —
как, впрочем, и вы его. Он даже написал анонимное письмо, чтобы
отвести подозрения от себя и направить их на вас. И тем не менее
вы раздумывали: а не отпустить ли вам их? Неужели потому, что
сами чуть не повели себя, как они?
— Нет. Я не хотел, чтобы Пег узнала правду о своем происхож-
дении. Миссис Крессвелл, конечно же, не станет молчать об этом
в суде. Ей это не поможет, но позабавит ее. Теперь Пег знает все.
Это выяснилось сегодня вечером. Она говорит, что ей все равно.
Но я не уверен, скажет ли она то же самое впоследствии.
— Значит, окончательный ваш ответ...
— Отрицательный, сэр. Я не мог отпустить их. Я достаточно
долго наблюдал за ними. А после того, как здесь, в этой ком-
нате, выяснилась вся правда... Нет, даже мое терпение имеет
пределы.
Судья Филдинг откинулся назад.
— Что ж, мой дорогой Джеффри, — сказал он. — Я хотел пре-
подать вам урок. Сейчас, когда у вас столько денег, вы оставите
службу, но урок этот уже не забудете. Закона вам больше бояться
нечего. Я вас прошаю, ступайте с миром. Вы знаете теперь, что
нет ничего дороже истины.
Едва держась на ногах от усталости, Джеффри Уинн повернулся
и направился к люку, по бокам которого горели две свечи.
— Согласен, — сказал он, останавливаясь. — Только...
— Вы все же сомневаетесь?
— Только в том, сэр, что не дано знать ни вам, ни мне. «Что
есть истина?» — издевательски спросил Пилат и не стал дожидать-
ся ответа.
СОДЕРЖАНИЕ
ТЕМНЫЕ ОЧКИ
Роман
Перевод с английского Г. Надеждина
3
ДЬЯВОЛ В БАРХАТЕ
Роман
Перевод с английского Ю. Никитиной
171
БЕСНОВАТЫЕ
Роман
Перевод с английского Ю. Клейнера
445
Литературно-художественное издание
Джон Диксон Карр
ДЬЯВОЛ В БАРХАТЕ
Детективные романы
Ответственный редактор И.А. Лазарев
Редактор Н.К. Попова
Художественное оформление Е.Н. и С. В. Рудъко
Технический редактор В.Ф. Нефедова
Корректор А.А. Парщина
Подписано к печати с готовых диапозитивов 19.07.93.
Формат 60 х 84*1/16. Бумага кПижно-журнальная офсетная.
Гарнитура «Таймс». Печать офсетная. Усл. псч. л. 37.20.
Уч.-изд. л. 44,24. Тираж 60 000 экз. Заказ № 3953 .
Торгово-издательское объединение "Центрполиграф".
127018, Москва, ул.' Октябрьская.' 18.
Издание выпушено совместно с полиграфической фирмой
"Красный пролетарий".
Отпечатано с готовых диапозитивов в полиграфической фирме
"Красный пролетарий" РГИИЦ "Республика"
103473, Москва, ул. Краснопролетарская. 16.
МАС И1.ЕРА
ОС
РОМАНЫ
ДИКСОН
ДЖОН
ТЕМНЫЕ ОЧКИ
ДЬЯВОЛ В БАРХАТЕ
БЕСНОВАТЫЕ