Р.
В.
К
О
М
И
HА
СОВРЕМЕННАЯ
СОВЕТСКАЯ
ЛИТЕРАТУРА

P.
В.
К ОМИНА
СОВРЕМЕННАЯ
СОВЕТСКАЯ
ЛИТЕРАТУРА
(ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ ТЕНДЕНЦИИ
И
СТИЛЕВОЕ
МНО ГОО БР АЗ ИЕ)
Допущено
Министерством
вы сше го
и
среднего
специального
образования
СССР
в
качестве
учеб ног о
пособия
для
студен тов
филологических
факультетов
университетов
МОСКВА
«ВЫСШАЯ ШКОЛА» 1978

8Р2
К
63
Ре ценз е нты:
кафедра
советской
литературбь
МГУ
(зав .
кафедрой
докт.
филол.
наик,
проф.
А.
И.
Метченко);
докт.
филол.
на ук
И.
К.
Гей
(ИМЛИ им.
А.
М.
Горького)
СОДЕ РЖАН ИЕ
Истоки
многообразия......................................................4
С
установкой
на
по этиз а цию
.........................................63
«Вновь проверяя бытия основу...»
....
96
Пафос
ис тори зма
.
124
П ути
синтеза...................................................................155
РИМ МА
ВАСИ ЛЬ ЕВ НА
КО МИНА
СОВР ЕМЕ ННА Я
СОВЕТСКАЯ
ЛИТЕРАТУРА
Редактор
Л.
А.
Дрибинская.
Художник
А.
К.
Зефиров.
Худо­
жественный
редактор
H.
Е.
Алешина.
Технический
редактор
Т.
А.
Новик ова.
Корректор
А.
А.
Хромых
ИБ
No
1160
А-15214
Сдано
в
набор
25/V—77
г.
Подп.
к
печати
23/XI 1—77
г.
Фор мат
84X108V32.
Бум .
тип.
No
2.
Объе м
5,5 печ.
л.
Усл .
п.
л.
9,24
Уч.-изд.
л.
10,0
За к.
888 Изд.
No
РЛ —211
Тира ж
30 000 экз.
Цена
35 коп.
П лан
выпу ска
литературы
издательства
«Высшая школа»
для
вузов
и
техникумов
на
19/8. г .
Позиция
No
131
Издательство
«Высшая школа»,
М оскв а,
К -51, Неглинная ул., д.
29/14
Мо сков ск ая
типо г ра фия
No
32 Союзполиграфпрома при
Государственном
комитете
Совета
Министров
СССР
по
дел ам
издательств,
полиграфии
и
кни жн ой
торговли
Мос ква ,
К- 51, Цветной бульвар,
д.
26.
Комина
Р.
В.
К63
Современная
советская
литература.
Учеб,
пособие
для
филолог,
фак.
у н-то в.
М., «Высш,
школа», 1978.
176 с.
В
работе
дан
анализ
основных
художественных
тенденций
литера ту ры
1950—1970 -х
годов,
проявляющихся
в
ра зл ичных
жан­
рах
эпоса,
л ири ки,
драматургии.
На
примере
отдельных
произ­
ведений
М.
Ш олохо ва,
А.
Т вар дов ског о,
Л.
Леонова,
Э.
Меж е-
ла йтис а,
Я.
Смелякова,
К.
Си монова,
Ч.
Айтматова,
С.
Залыги­
на,
Ю.
Бондарева
и
других
современных
писателей
в
к ниге
ид ет
ре чь
о
формировании
и
ра звит ии
индивидуальных
стилей,
о
но визн е
художественных
иска ний
литературы
социалистиче­
ского
реализма.
К
70202—066
001(01)—78
131—78
8Р2
© Издательство « В ыс ша я
шк ол а», 1978

Не
став я
зада чи
охватить
все
су­
ще ствен н ые
явления
со врем енной
литературы,
мы
стр еми мся
дать
в
этой
книге
сжатое
представление
о
лит ера т урном
процессе
как
системе,
постоянно
открывающей
новые
пу­
ти
художественного
освоения
на­
шей
д ейств ител ь но сти.
Это
застави­
ло
предпослать
г л авам,
непосред­
ственно
посвященным
литературе
1950—1970-х
годов,
историко-теоре­
тический
очерк
ос но вных
фо рм
ху­
дожественного
многообразия,
сло­
жившихся
в
пр ед шеств ую щие
деся­
тил е тия.
Ре чь
здесь
и дет
о
тради­
ц иях
советской
классики
—
А.
М.
Горького,
В.
В.
М аяк овск ого
преж­
де
всего.
Кроме
того,
мно гие
ст или
современных
талантливых
писате­
лей
сформировались
именно
в
20- е,
30-е, 40- е
годы
и
не
могут
быть
по­
няты
без
своих
истоков.
Пу ти
ра з­
вития
многонациональной
совет­
с кой
литературы
пр едстав ля ют
се­
го дня
ши ро кий
и нт ерес,
в
эт ом
убе жда ет
внимание
к
на шему
ис­
кусству
огромного
числа
читателей
в
нашей
стране
и
за
рубежом.
Мы
надеемся,
что
общая
карти ­
на
дв иже ния
стилей,
обрисованная
в
это й
книге,
помож ет
читател ю
осмыслить
еще
многие
не
назван­
ные
в
ней
имена
и
худож ест вен ны е
п р оиз веден ия.
Автор

ИСТОКИ
МНОГООБРАЗИЯ
В
процессе
развития
советской
литературы
послед­
нее
т рид ца тиле тие
—
э^о
период,
обусловленный
обще­
историческими
закономерностями
развитого
со циа­
листического
общества,
отчетливо
выявляющий
черты
художественного
многообразия,
характерные
для
нее
как
для
литературы
социалистического
реализма.
До­
статочно
ясно
в ыраж ена
в
литературном
процессе
50—
70- х
годов
и
ее
идейно-художественная
специфика,
ее
неповторимость.
Характеристика
со вр еменно й
советской
литературы
как
целостного
лит ера т урного
процесса
возможна
лишь
при
охвате
произведений
всех
родов
—
эпоса,
лирики
и
драматургии,
активно
взаимодействующих,
создающих
ее
б ога тое
многоголосье.
Практика
развития
советской
лит ера т уры
современного
п ери ода
(в особенности после
Второго
съезда
советских
писателей)
выдвигает
зад ачу
анализа
и
иных
общностей
—
с т илей,
художественных
т енде нций,
стилевых
течений.
И дея
в заимо свя зи
единства
и
многообразия,
худо­
жественного
богатства
социалистического
искусства
п ро­
ходит
через
все
важнейшие
программные
партийные
выступления
по
вопросам
искусства
и
литературы,
на­
чиная
со
статьи
В.
И.
Ленина
«Партийная организация
и
пар т ийная
литература».
Статью
пронизывает
м ысль
о
д вух
неразрывных
качествах
будущей
социалистиче­
ской
литературы.
В.
И.
Ленин
убежден
в
том ,
что
социалистическое
со дер жание
—«идея
социализма
и
со­
чу в ствие
трудящимся»1—
станет
органической-основой
единства
литературы,
ее
духовной
монолитности,
а
в
разнообразии
ее
фо рм
при
обеспечении
«большо­
го
простора
л ичной
инициативе,
индивидуальным
ос о­
бен ност я м»2 проявится свобода художника нового ти-
1В.
И.
Ленин
о
литературе
и
искусстве.
М. , 1976, с.
95.
2 Там же,
с. 93.
4

па.
Эти
мысли
В.
И.
Ленина
реализуются
в
опыте
мно­
гонациональной
советской
литературы,
отличающейся
«идейной бескомпромиссностью и партийной страстно ­
с тью
в
утверждении
коммунистических
идеалов»\ бо­
гатой
самобытными
т ал ант ами.
В
Программе
КП СС
з апис ано : «Главная линия в
развитии
лит ера т уры
и
и ску сства
—
укрепление
связи
с
жизн ью
народа,
правдивое
и
высокохудожественное
ото бра же ние
богатства
и
многообразия
социалистиче­
ск ой
де йств ител ь но сти,
вдохновенное
и
яркое
воспроиз­
ве де ние
нового,
по дли нно
коммунистического,
и
обли­
чение
всего
того,
что
противодействует
движению
обще­
с тва
вперед»2.
Так
же
широко
формулируется
в
осно­
вополагающем
документе
партии
мысль
о
закономер­
ном
х арак тере
многообразия
худож ест вен ны х
путей
советского
и ск ус ств а : «В искусстве социалистического
реализма,
основанном
на
принципах
народности
и
пар­
т ийнос ти,
смелое
новаторство
в
художественном
изо­
бражении
жизни
соч ета етс я
с
использованием
и
разви­
ти ем
вс ех
прогрессивных
традиций
мир ов ой
культуры.
Перед
писателями,
художниками,
музыкантами,
деяте­
лями
театра
и
кино
открывается
широкий
простор
для
проявления
личной
творческой
инициативы,
высокого
мастерства,
многообразия
творческих
фор м,
стилей
и
жа нр пв»3.
Понимание
природы
свя зи
с о циали сти ч еской
сущности,
принципиального
идейного
нова тор с тва
с
ху­
дожественным
мн ог ообраз ием
н ашей
литературы
на
каждо м
новом
эт апе
истории
сове тск ой
литературы
и
литературоведения
о бо гащает ся
новым и
о ттенк ам и,
при­
обретает
все
большую
теоретическую
точность.
Зав ер­
шен ы
коллективные
исследования,
рисующие
шир ок ую
картину
исторического
д виже ния
советской
ли те рату­
ры
4.
Опубликованы
ра б оты,
це ль
которых
—
выявить
природу
многообразия
форм
социалистического
реализ­
ма
в
теоретическом
ракурсе5.
1 К 100-летию
со
дня
рож дени я
В.
И.
Ленина.
М. , 1970, с.
61.
2 Программа Коммунистической партии Советского Союза.
М.,
1972, с.
136.
’
'
3 Там же,
с.
131—132.
4 К ним относятся в первую очередь:
История
русской
советской
ли терат уры
(1917—1965) в 4-х
т.
Изд.
2.
М. , 1967—1971; История
русской
советской
литературы.
М. , 1974; История советской много­
на циона льно й
лит ер ат уры
в
6-т и
т.
М. , 1970—1974; История русской
советской
ли терат уры
(1917—1940).
М ., 1975.
6 См.
Новиченко
Л,
Н.
О
многообразии
художественных
форм
и
стилей
в
ли тер ат уре
социалистического
реализма.
М .» 1959; Кова-
5

Советское
лит ера т уровед е ние
у т вер ждает
органиче­
скую
свя зь
сод ержан и я
советской
литературы—тем,
проблем,
образов
—
с
открыто
провозглашаемой
целью—
воспитанием
нового
человека.
Все
боле е
очевидно
для
миллионов
читателей
во
всем
мире,
что
и
содер жан ие
и
цел и
советской
литературы
противоположны
сод ержа ­
нию
и
цел ям
лит ера т уры,
с вяза нной
с
принципами
бур­
жуазного
сознания
во
всех
его
ра зновидно ст ях
—
от
прямой
апологетики
буржуазного
об раза
жизни
до
ан архи чес ког о
противостояния
всем
(в том числе и про­
грессивным)
нормам
общественной
морали
и
обществен­
ног о
сознания
в
целом.
Идей ной
традицией
советского
литературоведения
яв ля ется
постоянное
принципиальное
размежевание
и
прямая
пол е мика
с
течениями
бур­
жуазно-конформистской
и
буржуазно-индивидуалистиг
ческой
худож е ств енн ой
ид е оло гии,
защ ита
эстетических
основ
советской
ли те ратуры
от
искажений
и
нападок.
Вместе
с
тем
советское
лите ра ту рове де ние
решает
за­
дачу
соо т несен ия
советской
литературы
с
мировой
ли­
тературой
как
закономерно
исторически
сложившейся
и
раз вив ающейся
с и ст емой 1: «Социалистический лагерь
вы шел
как
решающая
сила
на
арену
мирового
общест­
венного
развития.
П редст авит еля м
социалистического
содружества
писателей
нужно
мысли ть
«в контексте»
мирового
э стетичес ко го
р аз вит ия ...»2.
Такой
подход
ва­
жен
при
рас смотре нии
самых
разных
явлений
истории
советской
литературы
и
раз личн ых
ее
периодов.
лев
В.
А.
Многообразие
сти лей
в
советской
литературе.
М .— Л., 1965;
Время,
пафос,
сти ль.
Художественные
теч ени я
в
современной
совет ­
ско й
лит е рат уре.
Сб.
ст.
М.— Л., 1965; О литераТурно-х у до ж ест ве н-
ных
течениях
XX века .
Сб.
ст.
М. , 1966; Асадулаев С .
Историзм,
теория
и
типология
социалистического
реализма.
Баку,
1969; Его­
ров а
Л.
П.
П робле мы-т ип ологи и
социалистического
реали зма.
Став­
р оп о ль , 1971; Проблемы художественной формы социалистического
реал изма,
т.
1и2.
М..
1971; Овчаренко А.
И.
Социалистическая
лите­
ратура
и
современный
литературный
пр оцесс.
И зд.
2.
М. , 1973; Гей Н.
Пафо с
социалистического
реализма.
Изд.
2. М . , 1973; Эльяисевич Арк.
Единство
цели,
мног ооб рази е
по иск ов
в
советской
лит е рат уре.
Л.,
1973; Волков И.
Ф.
Социалистический
реализм
и
партийность.
М.,
1974; Идейное единство и художественное многообразие,
советской
прозы.
Сб.
ст.
М., 1974.
1 Глубокую постановку вопроса содержит ст . :
Неупо ко е-
ва
И.
Г.
Национальные
лит ер ат уры
в
си стем е
всемирной
литера­
тур ы.’— В
кн .:
Современные
буржуазные
концепции
всемирной
лите­
ратуры.
М. , 1967.
По
это й
проблеме
см.
также :
Советская
литература
и
ми ров ой
литературный
про цесс.
Материалы
научной
конференции
ИМЛИ
им.
А.
М.
Горького.
М., 1972.
2 Озеров В.
Т рев оги
мир а
и
сердце
пис ате ля.
М. , 1973, с.
265.
6

Путь
художников
в
советскую
литературу
в
первые
год ы
ее
формирования
шел
нередко
через
т акие
ранее
сложившиеся
общности,
как
прогрессивное,
гуманисти­
ческое
искусство,
как
демократическое
иск у сство ,
ре во­
л юцио нное
искусство
в
самом
широком
смысле
этого
слова.
Каждый
талантливый
писатель
и
сегодня
вс ту­
п ает
объективным
содержанием
своего
тво рч ест ва
в
ко н­
такты
с
многослойной
к ульту рой
со вр еменно сти ,
вкл ю­
чаясь
в
острейший
диалог
нравственных
пр инципо в,
эстетик,
идеологий.
В
искусстве
ничто
подлинно
зн ачи­
те ль ное
не
исчезает.
Это
отн оси тся
не
только
к
би о­
графиям
отдельных
талантливых
художников,
но
и
к
«биографиям»
целых
течений.
Говоря
о
том,
что
наша
ли те ратура
находится
на
переднем
кр ае
освободитель­
ной
борьбы
человечества,
советские
исследователи
име­
ют
в
виду
наряду
с
ее
б лиж айшими
социально-общест­
венн ым и
адр есам и
и
ориентирами
все
другие
эстети­
чес кие
свя зи
и
в заимоот нош ени я,
прямые
и
полемиче­
ские.
Схематично
эту
си стем у
о бщих
координат
современ­
ной
советской
литературы
и
отдельных
ее
тенденций
мож но
выразить
т ак:
в месте
со
в сем
подлинным,
прогрессивным
ис­
кусством
настоящего
и
прошлого
—
против
анти­
и скус ств а,
против
про фа на ции
существа
и ску сства ,
против
вульгаризации
и
ограничения
его
роли
и
возможностей
в
ис то рии
человеческого
развития,
в
общественной
б орьбе
за
торжество
гу ма низм а;
в месте
с
ис кусс т вом
последовательно
гумани­
ст ич еским—
в
п ол емике
с
искусством,
противоре­
чивым
в
сво ем
гуманизме,
надломленным
и
отч аяв­
шимся;
вместе
с
искусством
демократическим
—
против
искусства
элитарного,
замкнутого
в
своих
идеал ах
и
э стети ческих
в оз можн ос тях,
в
своих
св язях
с
действительностью;
в месте
с
ис кусс т вом
революционным
—
в
прин­
ципиальной
полемике
с
искусством,
не
переходя­
щим
грани
общедемократических
идеалов;
вместе
с
искусством
со ц иал ис тическ им
—
в
по­
лемике
с
искусством,
отрывающим
социальную
кр и тику
от
утверждения
пер’едового
идеала
эпо хи;
вместе
с
мировым
искусством
социалистиче­
7

ского
реализма,
с
его
художественным
истОрйЗ-
мом
и
мн о гообра зи ем
стилевых
исканий
—
в
по­
лемике
с
искусством
абстрактного
ав ан гар ди зма,
индивидуалистического
экспериментаторства;
в
кач ест ве
искусства
активного,
д ейств енног о,
творчески
многообразного
—
против
искусства
догматически
о гр аничен ног о,
иллюстративного.
Таким
образом,
представляя
разные
уровни
и
фор­
мы
связей
и
полемики
советской
литературы
как
нова­
торского
на пр авл ения
прогрессивной
мировой
ли те ра­
туры
и
искусства
Х|Х
века
с
другими
на пра вле ниям и,
советские
ученые
раскрывают,
какими
с ложн ыми
ре­
а льн ыми
п утями
формируется
и
осуществляется
ид ей­
но -эст ети ческ ое
единство
советской
лит ера т уры,
выра­
жающееся
яр че
всего
в
ед инств е
ее
художественного
мет ода
—
социалистического
реализма.
Теори я
социалистического
реализма
акт ивн о
разра­
бат ыв ается
современными
литературоведами,
критика­
ми,
писателями.
В
центре
их
внимания
—
непрерывное
обогащение
со дер жан ия
и
фо рм
искусства
социалисти­
ческого
реализма.
С о циал ис тический
р еал изм
как
эстетическая
ко н цеп­
ция
революционного
гу ма низма
и
художественная
си­
стема
сложился
и
ра зв ив ается
в
процессе
творческих
поис к ов
многих
непохожих
художников.
О бо бщени ем
са мых
значительных
идейно-художественных
до ст иже­
ний
его
стали
основополагающие
творческие
принципы
партийности,
народности,
художественного
историзма
*.
Завоевав
широчайший
ав то р итет,
пр инципы
эти
разви­
в аю тся,
обогащаются,
раскрываются
в
своей
мн о гозн ач­
ности.
В
н ашем
современном
представлении
ис тор изм
советской
литературы
—
это
не
только
историческая
конкретность
изображения
жизненного
п роце сса,
но
и
и стори ческа я
в ерн ость
художественной
трактовки
и зо­
бр ажаем ых
явлений.
Своеобразие
метод»
советской
ли­
тературы
п рояв ляе тся
в
историзме
ее
общественных
идеалов—
научно
обоснованных
и
постоянно
об ог аща­
ющихся
в
ходе
общественного
развития;
в
историзме
1 Историческому становлению и защите принципов социалистиче­
ско го
реали зм а
посвящены
р аб оты:
Иванов
В.
И.
О
сущности
социа­
листического
реали зма.
И зд.
2.
М ., 1965; Петров С.
М.
Возникнове­
ние
и
ф ормирова ние
социалистического
реали зма.
М. , 1976; Метчен­
ко
А.
И.
Кровное,
завоеванное.
М ., 1971, и другие.
8

представлений
об
идеале
кул ь туры
нового
общества;
наконец,
в
и стори зме
самих
критериев
художественно­
сти.
Ком муни стиче ская
партийность
ли те ра­
туры
социалистического
реализма
—
высший
тип
клас­
совой
последовательности
э стетиче ско го
видения,
сп о­
собствующий
художественному
открытию-
исторической
правды
и,
одновременно,
нацеливающий
писателя
и
чи­
тателя
на
активное
соучастие
в
коммунистическом
пе­
реус тройс тве
мира,
на
в о спита ние
нового
человека.
П ар­
тийность
сегодня
—
это
конкретная
духовная
связь
со­
ветской
литературы
с
практикой
строительства
ко мму­
нистического
общества
в
н ашей
стране,
с
идеологией
борющегося
за
коммунизм
пролетариата
всег о
мира.
Это
пр о гр аммная
связь
литературы
с
всемирным
опытом
социалистической,
демократической
и
гуманистической
борьбы
прогрессивных
сил
человечества,
преломление
этого
опыта
в
худож е ств ен ном
творчестве.
Партий­
ность—
это
идеологическая
определенность
идейно-эсте­
тических
оце но к,
но вый
активный
тип
ид ейн о- эс тетиче­
ской
связи
писателя
и
читателя,
установка
на
диалог
с
человеком
самой
высокой
политической
культуры,
с
читателем
массовым,
всенародным,
обладающим
разно­
сторонним
опытом
п ракти че ской
социальной
борьбы.
Партийность
орг ан и чески
связана
с
народностью
совет­
ской
литературы
и
об у сл овлива ет
ее
но вый
характер.
Н а роднос ть
—
это
проявление
исконной
способ­
ности
искусства
к
всеобщности
выражаемого
им
содер­
жания.
В
подлинно
з начит ель ных
про извед е ниях
это
—
со дер жание
целостной
национальной
жизни,
полнее
всег о
предстающей
в
жизни
народа
и
те х,
кто
выражает
его
интересы
и
исторические
п ер спекти вы
наиболее
по­
следовательно.
Народность
советской
литературы
отражение
постоянно
обогащающегося
конкретного
со­
циального
со дер жан ия
жизни
и
борьбы
народных
мас с,
устремленных
к
со ц иал исти чес ким
преобразованиям,
от­
ражение
худ ожн и ком
усложняющихся,
обогащающихся
форм
б ыта,
к ультуры ,
эстетических
и
я зыко вых
прин­
ципов,
отбираемых
и
р азв иваемы х
народом
в
качестве
наиболее
органических
средств
коллективного
самосо­
з на ния,
коллективного
исторического
и
духовного
твор­
чес тва.
В
советском
искусстве
народность
и
партийность
неотделимы
друг
от
друга
—
это
две
взаимопроникаю­
щие
стороны
одной
идейно-эстетической
системы.
9

Зна ч ител ьнос ть
новаторства
советской
литературы,
обусловленная
мировым
значением
Октябрьской
социа­
л исти ческо й
революции,
сопоставима,
в ероятн о,
только
с
универсальной
широтой
ее
эстетических
традиций.
Н оват ор ство
и
традиции
прослеживаются
и
в
грани­
цах
индивидуального
творческого
п ути
писателя,
и
в
м асш табе
целостных
художественных
систем
и ску сства .
Са мый
общий
фактор
развития
советской
литературы—
ее
коллективных
и
индивидуальных,
национальных
и
интернациональных
явлений
—
это
взаимопроникновение
эпохальной
системы,
с вяза нной
с
классовостью
искус­
ств а,
и
системы
и скусс тва ,
порождаемой
закономерно­
ст ями
р азви вающег о ся
бесклассового
коммунистическо­
го
общества
*.
Взаимодействие
эти х
двух
систем,
двух
ти пов
и скус ств а,
д вух
стадий
художественного
разви­
тия
происходит
как
в
ф орме
относительно
резких
сдви-
,гов
и
изменений
художественных
структур,
так
и
в
фор ме
медленных
пр оцессо в,
по
с ути
качественно
но­
вых,
но
не
всегда
резко
обо значе нн ых
в
области
стиля.
Опы т
советской
литературы
п оказ ыв ает
также,
ка­
к ими
с ложн ыми
были
взаимоотношения
со дер жани я
и
формы
в
процессе
становления
основных
принципов
со­
циалистического
ре ализма2.
На
отдельных
этапах
на­
шего
искусства,
и
не по сре дств енн о,
и,
напротив,
очень
оп осред ован н о
отражая
дви жени е
истории,
фо рма
и
со­
держание
советской
лит ера т уры
то
развиваются
га р­
монично
и
взаимосвязанно,
то
опережают
друг
друга,
стремясь
запечатлеть
порой
не
столько
су щест во,
сколь­
ко
самый
тем п
и
ритм,
са мую
экстраординарность
п ро­
цессов
развития
жизни
и
сознания
общества.
Одно вр е­
ме нно
с
новыми
стилевыми
явлениями
в
каж дой
на­
циональной
социалистической
литературе
сохраняются
и
развиваются,
подчас
играя
не
меньшую
идеологиче­
скую
и
эстетическую
роль,
стили
подчеркнуто
тради­
ционные,
сложившиеся
в
сво их
главных
свойствах
в
предшествующей
литературной
ситуации,
стили,
несу­
щие
не
с тол ько
черты
отдельного
переломного
п ери ода,
.*
Исследование
этой
проблемы
мы
находим
в
кн .:
Тимофеев
Л.
И.
С оветск ая
литература.
Метод.
Стиль.
Поэтика.
М. , 1964; Мейлах Б.
С.
Ленин
и
проблемы
русской
ли терат уры
конца
XIX — начала XX
века.
И зд.
4.
Л ., 1970; Проблемы художественной формы социалистиче­
с кого
реализма.
М. , 1971; и во многих других работах.
2 См.
об
этом
в
ст. :
Кузнецов
М.
М.
Социалистический
реализм
в
соотношении
с
другими
творческими
методами.
—
В
кн .:
Р еали зм
и
его
соотношения
с
другими
творческими
методами.
М ., 1962.
10-

Сколько
о с новные
или
более
частные
особенности
целой
литературной
эпох и,
устойчивые
свойства
специфически
национального
мировосприятия.
На
разных
этапах
истории
под
влиянием
за прос ов
общества
в
искусстве
акцентируется,
получает
п ре иму­
щ ест вен ный
выход
в
ст иль
то
его
отображающая,
то
эмоциональная
ст ихи я,
то*
стихия
прямого
идеологического
выражения.
Это
х ар актер но
и
для
советской
лите р ату ры,
выявляющей
те
сложные,
иногда
каж у щиеся
неожиданными
п ути,
которыми
идет
эстетическая
разведка
нового
в
са мой
жиз ни
и
проис­
ходит
установление
жйвых
конт актов
с
прошлым
миро­
вой
и
своей
национальной
культуры,
пути,
которыми
идут
активнее
всего
на
каждо м
эт апе
ст иле вая
поле­
ми ка
и
стилевое
сбл и жен ие.
На ряду
с
исторически
обусловленными
происходят
процессы,
определяемые
и
со б ственн о
внутр илитературными
закономерностями
(среди них
—
я вле ния
по драж ан ия,
литературной
мо ды
и,
наоборот,
я вле ния
отталкивания,
по ле мик и).
Ибо
ли­
тературное
произведение
в
самом
пр о цессе
своего
за­
рождения
и
создания,
а
далее
в
процессе
читатель­
ского
вос прия тия
и
общественного
б ытова ния
не
толь­
ко
вступает
во
взаимоотношения
со
временем,
но
и
впис ывае тс я
в
многосложный
э стетиче ский
контекст,
ограниченный
или
безгранично
широкий,
в
за вис имос ти
от
горизонтов
автора
и
£илы его художественного та­
ланта.
Типологические
закономерности,
схематично
оче р­
ченные
нами,
можно
проследить
в
советской
литера­
туре,
исследуя
литературные
роды,
жанры,
метод.
В
по­
следующем
изложении
мы
рассмотрим
п роб лему
худо­
жественного
многообразия
советской
литературы,
обра­
щая
преимущественное
внимание
на
ведущие
художе­
ственные
тен ден ции
и
стил евы е
течения,
на
сосуще­
ствование
и
последовательную
смену
уже
на
протяже­
нии
и ст ории
советской
лите ра ту ры
разных
систем
стилевой
дифференциации.
Без
этого
трудно
почувство­
ват ь
свое о бра зие
современного
литературного
п ро­
цесса
L
1 Всякий живой литературный процесс бесконечно сложнее
люб ой
его
теоретизированной
схемы.
В
нем
ес ть
яв лен ия,
отчетливо
в ыяв ляющ ие
с вою
характерность,
ес ть
и
такие,
которые
пр ивл ека ют
чертами
«загадочности», «неожиданности».
Но
именно
эта
сложность
и
пестрота
реального
процесса
делает
необходимую
опору
на
устой­
чи вые
лит ера т уровед че ск ие
кат его р ии.
11

***
Первое
звено
лит ера т ур ного
процесса
— художест­
венное
пр о изведение,
взятое
как
д виже ние
от
пе рвона чал ьного
зам ысла
к
по с ледней
редакции,
разви­
вающееся
и
актуализирующееся
для
конкретного
чита­
теля
в
процессе
пр о чтен ия.
Следующие
категории
—
т ворче ска я
индивидуальность
писателя,
т.
е.
исторически
закономерный
неповторимый
путь
сам о вы­
ра жен ия;
его
индивидуальный
стиль,
скл адыв аю щий­
ся
в
ф орме
эстетической
концентрации
и
дальнейшего
развития
наиболее
значимых
изобразительно-вырази­
те льн ых
ка чес тв
и
одновременно
в
фо рме
в заим освя ­
зей
с
другими
стилями
и
жанровО-стилевыми
л ини ями,
вза имо де йс твия
со
сложным,
многомерным
«силовым
полем»
литературной
ист ор ии
и
современности.
Сти-
л евое
т ечени е
—
реальная,
осо зна ваем ая
чи та теля­
ми
и
критикой
близость
конкретных
писателей,
нашед­
шая
объективное
образно-стилистическое
воплощение.
Родственные
стилевые
течения
складываются
в
худо­
же стве нн ые
т енд енции.
З десь
речь
ид ет
об
объектив­
но й,
но
н ере дко
не
осознанной
общности
лишь
наибо­
лее
принципиальных
и дейн о :э стети ч еских
устремлений,
на
основе
разработки
т ипо ло гич ески
определенных,
ус­
тойчивых
художественных
форм.
С
этими
категориями
литературного
процесса
нужно
соотнести
категории
смежные,
параллельнцр,
представ­
ляющие
собой
д ругой
вид,
другой
м асшт аб
типологии.
В
первую
о чер едь
это
типы
изображения1
—
общности,
означающие
лишь
устойчивое
тяг оте ние
к
оп­
ределенным
художественным
структурам,
к
определен­
ной
системе
форм
(родовых,
жа нр овых,
речевых
и
т.
д.),
содержательность
которых
выступает
сугубо
оп осред о­
ванно.
А
также
типы
творчества2, типы художе­
ственного
мышления,
выдвижение
на
пер вый
план
в
ходе
исторического,
стадиального
развития
разных
сторон
творческого
мышления
художника
—
тип изаци и,
1 Это понятие используют в разных терминологических вариан­
тах
Д.
Ф.
Марков,
А.
П,
Эл ь яшеви ч,
М.
Н.
П архом енк о,
В.
И.
Гу­
сев
и
многие
дру гие
ав то ры.
2 Выдвижение и обоснование этой категории в работах Л .
И.
Ти­
мофеева
бы ло
существенным
м омен том
в
разграничении
типологиче­
ско го
и
конкретно-исторического
подходов
к
изу чени ю
на ибол ее
общих
литературных
закономерностей.
См.:
Тимофеев
Л.
И.
Основы
теории
литературы.
И зд.
5.
М. » 1971.
12

Идеализаций,
ин телле ктуа лиз ац ии Диале кти ческ ую
взаимосвязь
эт их
моментов
обусловливает
сам а
приро­
да
искусства
в
тр ех
ее
взаимопроникающих
сторонах
—
изображении,
идеологическом
выра же нии,
эстетической
оценке2
—
неразрывных,
постоянно
развивающихся,
поочередно
превалирующих
на
определенных
аналогич­
ных
витках
исторической
спирали,
или
гармонически
сочетающихся.
Все
эти
широкие
типологические
категории,
о тра жа­
ющи е
непосредственно
и
опосредованно
состав
ли те­
ратурного
процесса,
важны
при
характеристике
худ о­
же стве нн ых
тен денц ий
и
течений
совет ск ой
литературы
как
своеобразной
системы.
Но
прежде
чем
п ерейт и
к
ее
конкретной
характеристике,
нужно
остановиться
чуть
подробнее
на
том,
как
«выглядят типологически»
ос­
новные
ко мпо не нты
нашего
ан ал иза
—
ст иль
и
стилевое
течение
—
в
сист еме
лите ра ту рног о
процесса.
Стиль
—
это
категория
синтезирующая,
стягиваю­
щая
во ед ино
все
к ом поне нты
произведения,
обобщаю­
щая
эст етич еск и
закономерное
в
изо б ра зите льных
сре д­
ствах
писателя.
В
то
же
время
стиль
—это
слой
худо­
жественной
системы
писателя,
непосредственно
связан^
ный
с
неповторимостью
самой
личности,
самого
талан та
писателя.
Стиль
произведения
— это
исторически
зако­
номерная
си стема
ср едс тв
худож ест вен ног о
изо браже­
ния
и
выражения,
подчиненная
одновременно
и
и дей но­
художественной
к онце пции
к аждо го
отдельного
пр оиз­
ведения
и
выраж ению
пафоса
и
художественного
ви­
де ния,
прису щ их
всему
писательскому
творчеству.
1 Нам представляется,
что
В.
Днепров
в
книге
«Проблемы
р еал изма» (М. ,
1961) убедительно охарактеризовал типизацию
и
иде али зац ию
как
два
наиболее
распространенных
с его дня
пут и
создания
художественного
обобщения
—
возведение
к
типу
на
основе
обо бщ ения
реальных
существенных
качеств
дейс твит ел ьно сти
и
возведение
к
ид еалу
на
основе
передачи
в
образе
особенностей
самого
идеала.
Думается,
е сть
основания
выделить
и
такой
п уть
художественного
обобщения
как
ин телл ек туали за ция,
т.
е.
обр аз ное
воссоздание
самого
процесса
мышления,
изображение
м ысли
уже
не
в
форме
дейс твит ель нос ти
и
не
в
форме
и де ала,
а
«в форме самой мысли» .
Раз уме ется ,
термин
«интеллектуализация»,
как
и
тер мин ы
В.
Дпепрова,
из-за
Их
многозначности
используются
ли шь
в
качестве
«описательных»«
2 Современная разработка вопроса о природе искусства в ее
важнейших
сторонах
принадлежит
Г.
Н.
Поспелову
—
автору
книг
«О природе искусства» (М., 1960), «Эстетическое и художественное»
(М. , 1965).
13

Уже
индивидуальный
стил ь
совмещает
в
себе
ка че­
с тва
формы
с уще ст вования
литературы
и
формы
ее
развития.
Еще
в
большей
мере
эта
дв уеди ная
харак­
теристика
относится
к
стилевому
течению,
способному
представить
я вле ние
искусства
в
его
статике
(одновре ­
менное
существование
близких
по
художественному
об­
лик у
произведений
разных
авторов)
и
в
динамике
(исто­
рическая
п рее мстве нно сть
конкретных,
развивающихся
в
определенном
направлении
худож е стве нн ых
принци­
пов) .
Понятие
стилевого
(художественного)
течения
ме­
нее
широко
распространено
среди
историков
ли те­
ратуры
оно
отличается
большей
многозначностью,
чем
п он ятие
стиля.
Объяснение
этого
в
историческом
много­
образии
конкретных
идейно-художественных
принципо в,
орг ан изую щих
тече ние
как
нечто
целостное.
Ис тории
литературы
широко
известен
тип
художественного
те­
чения,
приближающегося
по
своей
сущности
к
направ­
лению,
т.
е.
обладающего
ми ровоз зренче ской
самостоя­
те льн ост ью
э стети ческо й
программы,
за нима ю щего
осо­
бое
место
в
о бщ естве нно -э стети ческо й
п ол емике
вр е­
мени.
Та к ово,
н ап ример,
в
русской
литературе
второй
по ло вины
XIX века соотношение социально- ре а лис т и­
ческого
и
ф ил ос офс ко-рома нти чес ког о
(получившего
тогда
название
«чистого искусства») течений.
Однако
мы
ст ал киваемся
и
с
другим
т ипом
связи
течен ия
и
на-
пр ав ления
—
когда
первое
по
преимуществу
является
эстетической
разновидностью
проявления
и
развития
второго.
Са мый
фа кт
множественности,
коллективности
р аз­
работки
тех
или
иных
художественных
принципов
вс е­
гда
свидетельствует
об
их
исторической
укорененно­
сти .
П одоб но
выдающемуся
художественному
таланту
творческое
т еч ение
укрупняет
идеи
и
формы
времени,
делает
их
для
современников
и
потомков
наиболее
о че­
видными
и
разработанными.
Вместе
с
тем
в
самом
фак­
те
«количественного»
умножения
художественных
иде й
есть
и
элемент
негативный.
Течение,
к огда
оно
не
об на­
ружи ва ет
подлинно
творческого
развития,
несет
в
себ е
1 См.:
Фохт
У.
Р.
Пути
русского
реали зма.
М ., 1963.
Теоретиче­
ское
обоснование
категории
стиля
как
явления
повторяющегося,
за коно мерно
проявляющегося
у
пис ат еле й,
свя занн ых
единством
взглядов
и
проблематики,
д ает
Г.
И.
Поспелов
в
к н.:
Проблемы
литературного
стиля.
М., 1970.
14

возможность
повторения,
а
зн ачит,
и
«разжижения»,
растворения
худож еств е нны х
з авоев ан ий
и
открытий
времени.
Новаторство,
традиция,
эпигонство
об на ружи­
ваются
в
«составе»
любого
стилевого
течения.
Очевид­
но,
без
дифференцированного
конкретно-исторического
подхода
к
художественным
течениям
нельзя
решать
и
вопроса
о
соотношении
течения
и
индивидуального
стиля,
течен ия
и
нап равл ения .
Активным
идей но -эс тет ич ески м
фа кто ром
фор ми ро­
вания
и
развития
художественных
течений
яв ля ется
су­
ществование
и
борьба
литературных
направлений
—
са­
мых
значительных,
программно
оформленных
и дей но­
эстетических
общностей.
Направление
определяет
те
или
иные
особенности
ст илей
и
художественных
течений,
отдельных
жанрово-стилевых
л иний,
а
также
-характер
их
взаимосвязей.
Будучи
т есно
с вяза нным
с
жизнен­
ным
материалом
и
личностью
самого
ху д ожник а,
стиль
обобщающей
своей
стороной,
если
можно
так
выразить­
ся,
вступает
в
непосредственный
контакт
с
ведущими
на пра вле ния ми
времени,
активно
соотносит
свою
идей­
но-художественную
концепцию
т
концепцией,
програм­
мой
напр ав ления .
Та к ово,
скаж ем,
соотношение
стилей
Толстого
и
Достоевского
с
направлением
мировой
ли-
тер’атуры
критического
реализма,
с
одной
стороны,
и
с
направлением
рев ол юци он но- демокра тич еской
русской
литературы—с
другой.
Таково
соотношение
не красо в­
ской,
чеховской,
толстовской,
блоковской
традиций
с
ху­
дожественным
движением
литературы
социалистическо­
го
реализма,
и
ее
о сн овных
течений
и
т енде нц ий.
Э ти,
а
также
многие
другие
примеры
выявляют
не
только
активный
хар акт ер
напр авл ения
по
отношению
к
стилю
и
течению,
но,
в
свою
очередь,
и
активный
характер
с тиля
и
течен ия
относительно
напр авл ения ,
которое
они
обогащают
новыми
художественными
и деями
и
принципами.
•♦♦♦
В
любую
эпоху
мы
набл юдаем
устойчивую,
повто­
ряющуюся
в'са мых
общих
чертах
многомерность1
лит ера ту рного
п роце сса.
Расчлененность
и
относитель­
ная
самостоятельность
взаимосвязанных
худож ес тве н-
1 Наиболее часто она заявляет о себе как двучленная или
трехчленная.
15

ных
тен денц ий
извечно
существовала
в
искусстве
как
вну т ренний
меха ни зм
его
органического
раз вит ия,
как
естественная
структура
художествен­
но го
процес са .
Исторически
неповторимые
конк­
ретные
качества
содержательного
и
эстетически-стиле;
в ого
об лика
напр а влений
и
течений
разных
эпо х
не
могут
сегодня
поме шать
их
типологическому
анализу.
Наи бо лее
универсальным
содержательно-структур­
ным
моментом,
выступающим
при
из уч ении
литературы
и
иску сс тва
л юбых
эпо х,
является,
видим о,
закрепленный
во
множестве
терминов
и
описательных
х ар акт ери стик
принцип
антиномичности,
взаимополемичности,
органи­
зующий
формирование
и
развитие
ведущих,
наиболее
продуктивных
на пра вл ений
й
течений1.
Распространен­
ность
этого
принципа
в
мир ов ом
лит ера ту рном
процес­
се
определяется,
очевидно,
тем,
что
р
нем
моделирует­
ся
противоречие
как
основа
д виже ния
самого
жи з нен­
ного
процесса.
Кро ме
тог о,
при нцип
антиномичности,
несомненно,
реализует
то
стремление
к
универсально­
сти,
к
широте
охвата
искусством
разных
сторон
жизни,
которое
уже
на
ранних
ступенях
его
развития
поз во­
ляет
зап ечат л еть
противоположность
и
борьбу
разных
общественных
вз гля дов,
жи вую
ди ал екти ку
обществен­
ных
взаимоотношений.
Наибол ее
отчетливое
выражение
антиномичность
по луча ет
в
художественных
течениях,
играющих
роль
литер а тур ных
направлений,
непосред-.
ст венно
несущих
черты
классовости
эстетических
пози­
ций.
Эти
исторические
формы
идейно-эстетического
ан-
тиномизма
бы ли
в
центре
внимания
Г.
В.
Плеханова,
А.
В.
Луначарского,
А.
М.
Горького.
Интерес
к
их
изу­
чению—
уст ойч и вая
традиция
со вет ско го
литературове­
де ния.
Меньше
разработана
методика
изучения
тех
фо рм
взаимосвязей
и
противостояний
в
иску сст ве,
ко­
торые
не
име ют
прямой
классовой
взаим она пра вленно -
сти,
выражают
соб ой
вз аимосв я зь
другого
типа
—
преем­
ственно-историческую.
Тем
важнее
се го дня
наличие
в
н ашей
науке
т аких
исследований,
которые
помогают
осмыслить
идеологическую
содержательность
течений
и
тенденций
разного
масш т аба
и
типа,
специфич ност ь
са­
мих
фо рм
худож ес тв енн ой
идеологии
и
ра злич ных
ее
1 Многообразные формы такой структуры литературного про­
цесса
обн ар ужи вает,
например,
Я.
И.
К онрад
—
автор
книги
«Запад
и
В ос ток » (М., 1966).
16

систем.
Ценный
теоретический
инструмент
такого
ро да
исследований
д ают
н ам,
в
частности,
работы
Г.
Н.
Пос­
пелова
«Эстетическое и художественное»
и
«Проблемы
ли тер ат ур ного
сти л я».
В
них
автор,
из лага я
ва жнейшие
положения
марксистской
э стети ки
по
вопросу
об
идео­
логической
природе
и скус ств а,
разрабатывает
ряд
но­
вых
моментов,
помогающих
глубже
понять
творческую
суть
художественно-идеологической
деятельности
пи са­
телей.
Развивая
мысль
Добролюбова
о
различиях
ме ж­
ду
миросозерцанием
и
теоретическими
вз г ляд ами, «об­
щ ими
п он ятиям и»
ху д ожник а,
Г.
Н.
Поспелов
убеди­
тельно
показывает,
что
особая
ак тивн о сть
миросозер­
ца ния, «непосредственного идеологического познания»,
наряду
с
ми ров озз рен ием
обусловливает
творческую
си лу
писателя.
Теоретическая
разработка
проблемы
не­
посредственного
идеологического
познания
закладывает
основы
для
более
детального
анализа
сложных
худо­
жественных
пр оцессо в,
для
осмысления
закономерно­
с тей
нового
ти па,
не
сводимых
к
опы ту
искусства
прошлых
эпох.
Все
это
им еет
прямое
отношение
и
к
исследованию
художественных
течений
советской
лите­
ратуры,
к
по ним анию
их
особой
идейно-эстетической
с оде ржате льн ос ти.
Литературный
процесс
как
си стем а
скла ды вает ся
не
только
под
воздействием
своеобразных
законов
истори­
ческой
т иполо гии.
На
не го
-активно
влияют
зак оном ер­
ности
специфически
внутрилитературные,
более
оп ос ре­
дованно
связанные
с
историческими
свойствами
време­
ни,
обладающие
особой
устойчивостью.
Такой
закон о­
мерностью
яв ляется
существование
и
взаимопроникно­
вение
разнотипных
систем
стилеобразования
в
искусстве
и
литературе.
В
современной
нау ке
еще
нет
разв ер ну­
той ,
всеохватывающей
к ар тины
основных
исторических
сист ем
стилеобразования.
Но
от дел ьные
о чейь
це нные
ее
слагаемые
очерчены
в
историко-литературных,
исто­
рико-искусствоведческих
трудах,
посвященных
о тде ль­
ным
эпохам
искусства.
Так,
в
современных
советских
ис сл ед ова ниях
русского
фольклора
и
древней
ли тер а­
туры
мы
встречаем
указания
на
доминирующую
св язь
стиля
и
жанра,
более
того
—
на
поглощенность
ст иля
жанром.
«Если в литературе допустимо выражение
«стиль
—
это
чел о век», то в фольклоре,
тоже
несколько
условно,
но
все
же
вполне
уместно
вы сказ ать ,
что
«стиль
—
это
жанр»,—
пи шет
Н.
Ф.
Бабушкин
в
статье
17

«О специфике стиля в художественной литературе» *.
Исследо ват ели
д ре вних
литератур
разных
на род ов
та к­
же
преимущественно
р ассмат ри вают
жа нро вый
«срез»2.
.С
развитием
социального
мышления,
с
вычленением
и
д иффер енциа цией
форм
художественной
идеологии
жанрово-родовая
система,
сохраняясь,
продолжает
дей­
ствовать
как
стилеобразующий
механизм
уже
в
ослаб­
ленном, «снятом»
вид е.
Как
о снов ной
принцип
художе­
ственной
дифференциации
она
заметно
уступает
место
другой
системе.
Иными
словами,
ведущими
формами
литературной
д иффе ре нциа ции
по с те пенно
становятся
не
пр ин ципы
бытования,
а
пр инцип ы
художественного
п оз­
на ния,
в
наиболее
развитом
и
взаимосвязанном
в иде
представленные
ро ма нтиз мом
и
реализмом
XIX века .
В
европейской
литературе
антиномии
«романизм
—
р еа­
лиз м»
исторически
пре дше с твова ли
антиномии,
име в­
шие
ха рак тер
п ереход ны х
от
жанрово-стилистических
сист ем
к
системам
методов.
Таковыми,
как
нам
пред­
ставляется,
б ыли
диалектические
взаимосвязи
кла сси­
ц изм
—
сентиментализм,
к ла с сицизм
—
романтизм,
ро­
мантизм—
натурализм,
в
которых*жанрово-стилистиче­
ск ая
взаимополемичность.
бы ла
подчас
б олее
заметной,
чем
столкновение
самих
принципов
художественного
по­
з нания
и
э стетиче ско й
оценки.
Вообще
же
гипотетически
можно
представить
себе,
что
о слабл ен ие
жанровых
границ,
вз аимо про ник нове ­
ние
жанров
—
это
пр о цесс,
с вяза нный
за к оном
обратной
зависимости
с
процессом
становления
и
ук ре пле ния
Творческих
методов
как
главных
форм
худож е ств енн ой
дифференциации.
Не
случайно
именно
для
зрелых
ро­
мантизма
и
ре али зма
ха рак терн а
на ибол ь шая
свобода
жанрового
выб ор а,
подвижность
жанровых
границ,
м но­
гообразие
переходных
жанровых
форм.
Жанры,
методы,
ст или
исторически
сменяют
др уг
друга
в
разных
на­
циональных
ли тера турах
как
русла
худож е ств енн ой
дифференциации.
Утв ержда я
закономерность
существования
и
вз аимо -
сме няемо сти
качественно
различных
сист ем
художест­
венной
дифференциации,
в
пр едел ах
которых
осущ ес т­
вляется
прямая
и
полемическая
взаимосвязь
художест-
1 Вопросы творческого метода и мастерства в литературе
и
фольклоре.
Сб.
ст.
То мск , 1962, с.
168.
2 См.:
Лих ачев
Д.
С.
Человек
в
литературе
древней
Руси.
М .— Л., 1958, с.
33, 102,440.
18

fiêHHüx тенденций,
иеобходимо
иметь
ß виду еще оДнб
исключительно
важное
об сто ятел ьств о.
Под обно
откры­
тиям
великих
пи сат елей
различные
к олл е ктивные
ху­
дожественные
образования,
в
данном
случае
си стем ы
художественной
дифференциации,
не
исчезают
из
ли­
тературного
процесса
как
один
из
его
механизмов,
но
сложно
сосуществуют
с
но выми,
более
современными
и
активными
формами
стилеобразования,
то
ма кс им аль­
но
ак туализи руясь
под
влиянием
за прос ов
жизни,
то
сознаваясь
лишь
как
традиции,
лежащие
в
историче­
ско м
прошлом
(самый показательный пример этого
—
острый
и нтер ес
на
современном
этапе
к
проблемам
творческого
метода).
В
современной
советской
литературе
смену
разных
форм
стилеобразования.
можно
видеть
на
судьбе
ра з­
личных
течений,
например
течений,
связанных
с
э сте­
тикой
и
поэтикой
русского
устного
народного
тво рче ­
с тва
1 или с эстетикой и поэтикой народного сказа,
уже
в
советской
литературе
переживших
несколько
момен­
тов
возрождения
и
затухания.
Тот
же
процесс
выяв­
лен
и
историками
наших
на ционал ьных
литератур,
на­
пример
киргизской,
татарской,
башкирской.
Это
же
я вле ние
можно
проследить
на
фор ма х,
осознаваемых
в
качестве
персональных
стилевых
традиций.
Так,
на
про ­
тяжении
очень
короткого,
менее
чем
двадцатилетнего
периода
можно
наблюдать
два
момента
ак туализа ци и
чеховских
традиций: «вспышку»
в
40- х
—
начале
50-х
годов
лирической
прозы,
близкой
чеховской
л и ричес кой
прозе
(К.
Паустовский,
С.
Антонов,
В.
Пан ов а,
Н.
Ад а­
мя н), и широкий интерес в -6 0-е
годы
к
объективно­
реалистической
прозе
с
углубленным
социально-психо­
логическим
рисунком,
прозе,
близкой
аналитическим
п о вестям
Чехова
90- х
годов
(Ю.
Ка зако в,
И.-Грекова,
Ю.
Трифонов
и
другие).
Богатство
и
многоплановость
сегодняшнего
стиле­
во го
п оля,
все
элементы
которого
находятся
в
живом
диалектическом
взаимосцеплении,
в
многосторонних
взаимосвязях,
определяется
те м,
что
оно
подвержено
все
ус л ожняю ще йся
системе
взаимодействующих
зако­
номерностей.
Например,
живые
и
«снятые»
теч ен ия,
ха-
1 Эти процессы на большом материале раскрывает П.
С.
В ыход­
цев
в
к н.:
С оветск ая
л итер атура
и
устное
на род ное
творчество
19

рактерные
длй
советской
литературы
как
интернацио­
нального
я влени я,
взаимодействуют
с
жи выми
и
«сня­
т ыми»
течениям«,
восходящими
к
закономерностям
внутринационального
художественного
развития.
Такой
исторически
и
типологически
разнородный
Хар ак тер
на­
циональных
и
межнациональных
тен ден ций
не
только
не
мешает
им
«встречаться»
и
активно
влиять
друг
на
друга,
но
и
со з дает
особенно
б ога тые
возможности
для
взаимодействий.
Разве
не
на
пересечении
сво еобр аз но­
го
поиска
богатой
фольклорными
традициями
к иргиз ­
ской
прозы
с
др амат ичес ким
психологизмом
русской
прозы
50—60- х
годов
вырос
с тиль
Ч.
А йтм ат ова,
обоз­
на чив
собой
(плодотворную и новую тенденцию времени?
Аналогичный
пример
—
орг ан ич ное
сочетание
в
книге
Р.
Гамзатова
«Мой Дагестан»
традиций
устного
п ро­
заического
восточного
повествования,
цветистого,
лу­
к аво го,
окрашенного
специфически
национальными
притчами
и
афоризмами,
с
опытом
п у бли цис тически
насыщенной
мемуарной
документальной
р у сской
прозы.
Стили
и
тече ния,
формирующиеся
се го дня,
вбирают
в
се бя
элементы
исторически
«разновозрастных»
ху до­
жественных
тр ад иций;
это
интересно
демонстрирует
проза
Т.
Ахтанова
и
А.
Нурпеисова,
В.
Санги
и
Ю.
Шес-
та лов а,
где
т радиц ио нная
реалистическая
де тали заци я
бытовых
описаний
вплотную
соседствует
с
современной
интеллектуализацией
психологического
изображения
и
анализа. ■
Таким
образом,
да же
на
небольшом
(в масштабах
литературных
эпох)
от ре зке
развития
советской
много­
национальной
литературы
можно
проследить
разнотип­
ность
и
разноплановость
художественных
течений
и
тенденций
как
естественную
и
(что важно)
п ло дотв ор­
ную
особенность
единого
лит ера т урного
процесса.
После
эти х
предварительных
замечаний
типологи­
ческого
характера
обратимся
к
важнейшим
конкретно­
историческим
источникам
и
путям
фо рм иро вания
ху­
дожественных
течений
в
советской
литературе.
*
*
*
Значительный
факт,
с
которым
сталкивается
иссле­
до ват ель
стилевых
процессов
советской
литературы
в
ранних
ее
истоках,
об ращ аясь
к
произведениям
пе р­
вых
революционных
ле т,.—
это
второстепенность
со б­
20

ственно
эстетических,
в
час тно сти
стилевых,
моментов
в
ходе
ид е йного
размежевания
дву х
л агерей
русс кой
лит ера т уры.
Размежевание
художественной
интеллиген­
ци и,
как
пиш ет
А.
И.
Метченко,
шло
«отнюдь не по те ­
ч ениям ,
не
по
эстетическим
признакам.
Баррикады
проходили
вну три
течений.
Символисты
Б лок
и
Брюсов
оказались
по
од ну
сторону
баррикад, 3.
Гиппиус,
Ме­
режковский,
Бальмонт,
Вя ч.
Иванов
—
по
другую,
р еа­
листы
Бунин,
Куприн,
А.
Толстой
эмигрировали,
но
остались
Горький,
Серафимович,
Пришвин,
Вересаев
и
мно гие
другие.
Да
и
Толстой
очень
скоро
вернется
на
родину,
затем
—
Ку прин.
Реш ающее
значение
им ели
не
столько
принадлежность
к
то му
или
ино му
течению,
с кольк о
бесстрашие
перед
новым,
готовность
ид ти
на­
встречу
ему
вместе
с
народом»*.
Становление
стилей
и
т еч ений
советской
литературы
начала
20- х
годов
осложнялось
и
тем
обстоятельством,
что
в
п ол емике
с
литературными
канонами
ух одящ ей
эпохи
многие
писатели
б ыли
убеждены
в
н ова торском
зна чении
модернистской
эстетики,
защи щали
пр инципы
самодовлеющего
экспериментаторства,
принимаемого
за
революционное
обновление
и скус ств а.
Общеевропейская
с иту ация
вз аимо пони мания
и
полемики
модернизма
как
напр авл ения
с
направлением
критического
реализма
определенное
время
б ыла
ближайшим
«антиномиче­
ск им
фон ом», предшествовавшим формированию систе­
мы
стилей
советской
литературы.
Эта
ситуация
в
по­
следующие
десятилетия
остается
п редметом
принципи­
ального
полемического
внимания
советских
писателей
и
критиков.
Стилевая
кар т ина
советской
литературы
первых
ре­
волюционных
лет
так
пест ра
и
причудлива,
что ,
каза­
ло сь
бы,
зат рудн яе т
ра з говор
о
существовании
в
тот
период
сколько-нибудь
устойчивых,
закономерных
идей­
н о-худож еств е нны х
течений.
В
эти
годы
принципиа ль ­
ные
ид ейные
по зиц ии
мно гих
а втор ов
выражались
не­
р едко
декл ар ат ивн ым
путем.
Худ ожес тве нн ые
искания
значительной
части
писателей
не
привели
еще
к
цель­
н ости,
органичности,
системности
их
стилей
как
стилей
нового
исторического
и
эстетического
качества.
Ощути­
мо
формировались
лишь
некоторые,
зачастую
вне ш ние
свойства
стилей
—
тематические,
языковые,
социально-
' Метченко А.
И.
Кровное,
завоеванное,
с.
98.
21

Характерологические,
изобразительные.
Йо
даж е
Когдй
такая
системность
проступала
в
эстетическом
облике
того
или
и ного
с тиля,
д иффе р енциа ция
со бс твен но
с ти­
левая
часто
не
бы ла
о снов ой
д иффе ре нциа ции
социаль­
н о -кл ас со в о й, • идеологической,
мировоззренчески-эсте-
тической.
Вот
почему,
например,
в
ноябре
1923 года
состоялось
соглашение
между
Лефом
и
МАППом,
эст е­
ти чес кие
позиции
которых
были
столь
различны;
а
предельно
остро
идеологически
полемизировавшие
РАПП
и
«Перевал»
обнаруживали
подчас
тождество
по
важным
эстетическим
в опрос ам
*.
Об щая
кар т ина
эстетического
бытия
советской
лите­
ратуры
ее
первых
лет
выг ляд ит
поэтому
как
причуд­
ливое
сосуществование
самых
разнообразных
в
стиле­
вом
отношении
школ,
течений,
групп
под
лоз унг ом
приз­
нания,
принятия
Октябрьской
революции.
Ес ли
говорить
о
каких-то
устойчивых,
общих
чертах,
объединивших
эти
р азн оо браз нейши е
школы,
' то следует,
во-первых,
подчеркнуть
само
свойство
стилевой
эксцентричности,
антитрадиционности,
эмоциональной
«заостренности»
ст ил ей,
отталкивание
их
от
наиболее
близких,
наиболее
п ризна нн ых
в
не д авние
годы
традиций.
Во-вторых,
в
художественных
стилях
э тих
лет
выступает
явственно
свойство
гротескности,
стремление
к
нов ым
непривыч­
ным
типам
стилевого
синтеза.
Обе
эти
тен ден ции
вел и
к
тому,
что
нередко
ре а льный
образ
автора
ра ство рял­
ся
в
обобщенной
эмоциональной
и
изобразительной
стихии
произведения,
повествование
приобретало
услов­
н ые , «экспериментальные»
формы
(«150 000 000» Маяков­
с к ого , «Падение Дайра»
Малышкина). Эта
ман ера
объ ­
ект ивн о
противостояла,
например,
традициям
Некрасо­
ва,
Чехова,
Л.
Толстого,
где
призма
повествования
не
только
строго
и
целостно
организовывала
со бст вен но
эп ическ ий
мат ер иал,
но
и
создавала
конкретный
образ
повествователя,
его
особую
л и риче скую
сюжетную
линию.
Ан титрад иц ион нос ть ,
эмоциональная
заостренность,
гротескность,
отмечавшиеся
критиками
20- х
годов
и
последующими
историками
советской
литературы,
ча­
ще
всего
ос м ысли ва лись
в
на шем
литературоведении,
на чина я
с
30- х
годов,
как
особенности
романтические,
1 См.:
Шешиков
С.
Неистовые
ревнители.
М ., 1970, с.
40—41,
270—271 .
22

противостоящие
эстетике
критического
реализма.
Но
во
мн огих
сл учаях
следует
говорить
не
о
противостоянии
ро ма нт изма
и
критического
реализма,
а
о
полемике
более
широких
тен ден ций .
Не
какому-то
конкретному
канону
стиля
активно
противостоит
тенденция
экстра­
вагантности,
экспериментаторства,
гротеска
в
советской
литературе
тех
ле т,
а
самому
принципу
традиционализ­
ма
*.
Это
в ы ража лось
в
полемическом
отталкивании
писателей,
стремящихся
к
новаторству,
не
от
чехов­
ской,
толстовской
или,
скаж ем,
некрасовской
эстетики,
а
от
реалистической
эстетики
в
целом
как
на ибол ее
пр изнйнной
си стем ы
XIX века,
а
иногда
и
еще
шире
—
от
литературной
эс тети ки
как
таковой.
Им ен­
но
в
п ол емике
с
установившимися
и
признанными
н ор­
ма ми
ли тер ат ур ного
тво рч ест ва
в
стилях
начала
20- х
годов
акцентируются
элементы
устного
т вор чест ва
и
непосредственно
произносимого
устного
сло ва
вообще
(Д.
Бедный,
В.
Маяковский,
М.
Зощенко,
Вс.
Иванов),
элементы
звуковой,
р ечево й
выразительности
(В.
Хл еб­
нико в,
футуристы),
выразительности
музыкальной
(Б.
Пас тер нак,
А.
Б елы й), изобразительной ( имаж и ни­
сты,
С.
Есен ин ).
Такого
типа
стилевые
программы
не­
ре дко
становились
основами
формирования
ли терату р­
ных
группировок
и
течений,
объективный,
содержатель­
ный
смысл
деятельности
которых
час то
противоречил
их
субъективным,
декл ар ат ивн ым
эстетическим
устрем­
лениям.
Но
в
тех
случаях,
когда
формотворческие
за­
дач и
оттесняли
на
второй
п лан
содержательные,
тече­
ния
оказывались
и ску сств енны ми
и
недолговечными.
Ко.
второй
половине
20- х
годов
очерченная
вы ше
картина,
сам
хара кте р
идейно-художественной
дифференциации
мен яютс я
очень
заметно
и
повсеместно.
Период
эм оци­
ональных
поисков,
субъективистских
экспериментов
проходил.
Главной
исторической
предпосылкой
литературных
процессов
второй
половины
20- х
годов
и
последующих
лет
было
фо рм ирова ние
новой
«поэтической действи­
тел ь но сти»
—
соц и ал ис тиче ской
действительности,
ст а­
нов ле ние,
новых
принципов
и
форм
общественного
устройства,
общественной
нравственности,
психоло­
г ии,
бы та.
Второй
предпосылкой
новых
художествен-
1 В литературоведении иногда эту ситуацию характеризуют как
столкновение
принципов
но рма т ивизма
—
антинормативизма.
23

ных
процессов
стало
не бывал о
стремительное
форми­
рование
массового
народного
читателя
в
качестве
ос­
нов но го
адресата
советской
литературы,
что
не
могло
не
ск азать ся
на
решительной
демо крат и зации
эстети­
ческих
норм.
Третий
существенный,
фактор
ли тера тур­
ных
пер ем ен
—
обретение
новым
революционным
поко­
лением
писателей
большей
мировоззренческой
зрелости,
по выш ение
общей
и
литературной
культуры,
складыва­
ющеес я
мировоззренческое
единство.
В
основе
сист ем ы
стилевой
дифференциации
во
в то­
рой
половине
20-х
годов
лежит
уже
в
гораздо
бо ль шей
степени,
чем
прежде,
стремление
не
только
вос п рои зве­
сти
эмоциональный
облик
эпохи,
ее
контуры,
но
и
закон­
ченно,
цел ьно
выразить
социально-революционный
оп ыт,
дат ь
последовательно-социальное
ос вещен ие
действи­
тельности,
ос у ществ ить
эстетически
со циаль но- ид еол оги ­
ческое
самовыражение.
Примером
различия
пу тей
и
с по­
собов
такого
само вы р ажения
могут
быть,
скажем ,
стили
С.
Есенина
и
М.
Исаковского
(второй половцны 20-х
годов)
в
их
исто р ическ ой
преемственности
и
полемике.
^Стремление к непосредственному идеологическому
социально-психологическому
самовыражению
н ере дко
принимает
в
те
го ды
и
упрощенные,
прямолинейные,
иногда
крайние,
то же
по-св оему
эк спе рим ента льные
формы.
Таковыми
были,
например,
по пытк и
организа­
ции
пролетарской
и
крестьянской
лит ера т уры
как
двух
самостоятельных
идейно-художественных
течений.
Они
имели
определенное
значение
(правда,
очень
короткое
время)
в
лит ера т урном
процессе:
с
од ной
стороны,
как
фор ма
привлечения
в
литературу
писателей
своеобраз­
н ого
жизненного,
социального
опыта,
писателей,
пр и нес­
ших
в
литературу
и
свежие
впечатления;
с
друг ой
—
как
противопоставление
нйтуралистически-сочного,
пр а вди­
в ого
воспроизведения
массового
бы та,
подробного
изо­
бра жени я
народной
ср еды
риторическим,
декларатив­
ным,
Ътв лечен но - экспе р име нтато р ским
те нд енц иям
мол о­
дой
революционной
лит ера т уры.
Однако
и
такое
накоп­
ление
элементов
жизненного
правдоподобия,
и
такого
ро да
полек^ка
имели
смысл
лишь
в
первые
год ы
ра зви­
тия
нашей
литературы,
ибо
их
з акр епл ение
в
ли те ра­
турном
процессе
было
чр ева то
социально-идеологиче­
ской
ву льг ар из ацией
и
вульгаризацией
самих
принципов
иску сс тва
—
э стетиче ских
и
познавательных.
Не
случайно
с
самого
начала
формирования
советской
литературы
24

А.
В.
Луначарский,
А.
М.
Горький,
В.
П.
Полонский
й
другие
критики
и
писатели
борются
с
опасностью
замы­
к ания
ее
в
рамках
догматически
понятой
социальности.
Натуралистическим
формам
социально-эстетического
самовыражения
противостояла
тенденция
открытой
со­
циальности
в
и стор и чески
перспективных,
плодотворных
ее
фор ма х.
Это
были
завоевания
художественного
исто­
ризма,
глубокого
органического
слияния
социального
и
общечеловеческого
сод ержан ия
в
произведениях,
с оз­
данных
в
эти
годы
А.
М.
Горьким,
С.
Сергеевым-Цен-
ским,
М.
Шолоховым,
Л.
Леоновым,
А.
Чапыгиным,
А.
Толстым,
К-
Фединым
и
д руги ми
крупными
х удо жни­
ками
советской
литературы.
Тенденцию
растворения
а в торс кого
об раза,
ав тор­
ской
точки
зрения
в
этическом
многоголосье,
широко
представленную
в
начале
20- х
годов,
по с те пенно
смен я­
ет
про тиво поло жна я
тенденция
подчеркнуто
инд ивид уа ­
лизированного
художественного
сам о вы раж ения
(Мая­
ковский,
Е с енин,
Бедный,
Шолохов,
А.
Толстой,
Олеша,
Пришвин,
Бу лгак о в).
В
1921—1923 годах заметно меня ­
етс я
об лик
са мой
«субстанции стиля», Во всех стилях
повышается
«удельный вес»
изобразительного
начала
за
счет
уменьшения
экспрессивно-эмоционального.
Услов­
ный
стилизованный
повествователь
становится
нехарак­
терным
(это заметно при сравнении первых произведе­
ний
К.
Федина
с
его
романами,
в
особенности
с
«Брать­
ям и »; «Цветных ветров»
Вс.
Иванова
с
«Бронепоездом
14-69»).
Изменяется
не
только
общий
облик
стилей,
но
и
об­
щий
характер
полемики
различных
течений
и
т е нден­
ций
*.
Она
су ж ивает ся
в
своих
масш т абах
и
экспрессив­
н ости
внутри
с тра ны,
зато
приобретает
большую
принципиальность
и
идейно-художественную
последова­
тельность.
Широта
идеологической,
философской,
с оци­
альной
про грам мы
общественно-исторических
преобра­
зований,
которую
в
теории
и
на
практике
утв е ржда ла
Коммунистическая
партия,
о беспеч ивала
сплочение
и
растущее
ед инст во
художественной
интеллигенции,
п ри­
шедшей
в
советскую
литературу
разными
путями.
В
эт их
условиях
принцип
классово-идеологической
дифферен­
циа ции
стилей,
который
до
Постановления
ЦК
ВКП
(б)
1 Узловые моменты направленческой полемики советской лите­
ратуры
20-х
годов
с
ее
оппонентами
с
большой
остротой
анализи­
ру ет
А.
И.
Метченко
в
кн .:
Кровное,
завоеванное.
25

от
J932 года еще фигурировал в критйке в качестве ме ­
тодологического
постулата,
на
практике
постепенно
утрачивал
даж е
относительный
смысл.
Дифференциа­
ция
стилей
мыслится
о тныне
со в етским и
писате лям и
как
закономерное
многообразие
фо рм
вы р ажения
единой
идейн о-э ст ет ич еско й
программы
советской
литературы.
Раньше
других
это
настроение
выразил
Владимир
Мая­
ко вск ий
в
сво их
программных
стихотворениях
«Посла­
ние
пролетарским
по э там», «Юбилейное».
Индивидуализация
стилей
как
оди н
из
самых
пр о дук­
тивных
принципов
с тил
еобр
а
зо©
ан
и
я
ли те ра­
ту ры
XX века 1
в ыраж аетс я
теперь
гораздо
боле е
спо­
койно,
а
наряду
с
тем
все
более
явс твен но
это т
принцип
начинае т
сочетаться
с
принципом
э стетиче ско го
сб ли же­
ния
сти лей ,
на ибол ее
по лно
проявившимся
к
началу
и
особенно
к
середине
30-х
годов.
Выражением
этой
же
те нденци и
ст ил ео браз ов ания
является
по
существу
и
ра­
стущее
в
эти
годы
стремление
к
освоению
классических
национальных
традиций.
Именно
в
э тот
период
ленин­
ск ие
п ринцип ы
бережного
отношения
к
классическому
наследству
реализуются
во
в сей
полноте
на
практике.
В
массовом
тв ор че ском
пр оц ессе,
в
ко нкр етн ых
чертах
индивидуальных
и
коллективных
сти лен
осуществляется
ст ремл ен ие
к
синтезу
новаторства
и
классических
тра­
д иций
русской
и
мир овой
литературы,
ярко
выра же нное
в
произведениях
Горького
и
Маяковского.
Именно
на
этой
эстетической
поч ве
фор ми рует ся
и
заявляет
о
себе
наибо лее
весомо
кл ас сика
со ве тско го
периода:
творче­
ство
М.
Шолохова,
Л.
Леонова,
А.
Фад еева,
А.
Толстого,
С.
Есенина,
П.
Т ычины,
М.
Бажана,
Я.
Ко л аса,
Я.
Купа-
лы,
А.
Исаакяна.
К
началу
30-х
годов
советская
литература
склады­
вается
как
цельное
широкое
но ваторс кое .иде йно ­
художественное
нап р авл ение
мировой
литературы,
з ако ном ерно
претендующее
на
интерна­
циональное
представительство
и
мировое
влиян и е2.
Со­
вет ская
литература
все
более
весомо
выступает
идейным
1 См.:
Палиевский
П.
А.
Постановка
проблемы
стил я.
—
В
кн.:
Теория
литературы.
Основные
проблемы
в
и стори ческ ом
осв ещен ии .
Стиль.
Пр о изв едение .
Ли тератур ное
развитие.
М. , 1965.
2Как «целое
направление,
которое
будет
доминировать
в
те че­
ние
определенной
э п ох и», характеризует социалистический реализм
А.
В.
Л унач ар ский.
С м . : «Литературный критик», 1933, No 1, с.
52.
26

и
художественным
антагонистом
буржуазной
литерату­
ры.
Именно
в
этом
идеологическом
и
эстетическом
к он­
тексте
обнаруживают
свою
масштабность,
получают
идейно-художественную
за вер шенно с ть
стили
В.
Ма я­
ковского,
М.
Шолохова,
А.
Толстого,
В.
Вишневского,
Н.
Погодина,
Н.
А сеев а.
В
этой
духовной
атмосфере
формируются
яркие
твор­
ческ ие
личности
Н.
Островского,
А.
Т вард овс ко го,
П.
Павленко,
К.
Паустовского,
В.
Л угов ск ого,
А.
А рбу­
зова,
К.
Симонова, ÎO.
Олеши,
И.
Ильфа
и
Е.
Петрова,
А.
Корнейчука,
А.
Гайдара,
оказавшие
позднее
широкое
вл ияние
не
только
на
поколения
советских
писателей,
но
и
на
многих
писателей
за
рубежом.
Процессы
творче­
ской
консолидации
советских
писателей
вокруг
эст ет и­
ческих
пр инципо в
социалистического
реализма,
сформу­
лированных
именно
в
эти
годы
в
ря де
теоретических
вы сту плений,
а
т акже
не
менее
важный
процесс
глубин­
н ого
э стетиче ско го
размежевания
советской
литературы
с
ведущими
нап равл ения м и
буржуазной
литературы,
остро
обнаружившей
кризисность
своего
существования,
были
обобщены
наиболее
глубоко
в
ст атьях
А.
М.
Горь­
ког о,
в
работе
Первого
Всесо юз но го
съезда
советских
писателей
и
определили
литературно-общественную
об­
становку
последующих
л ет.
Перед
этими
эпохальными
п роце сса ми
художествен­
н ого
самосознания
со в етских
писателей
отступали
на
второй
план
процессы
более
частные,
существовавшие
в
скрытом
виде.
К
ним
сл еду ет
отнести
и
те
формы
ко л­
лективной
идейно-стилевой
дифференциации,
которые
не
исчерпывались
программой
и
стимулами
многообраз­
н ого
выражения
единой
проблематики.
Они
несли
в
себ е
тож е
значительное,
нов ое
историческое
содержание
со­
ветской
литературы,
социалистического
общества.
Эти
процессы
интересны
нам
сегодня
и
как
отражение
ди а­
лектики
общественного
и
э стетиче ско го
развития
ли те­
ра тур ного
и
общественного
сознания
20—30-х
годов,
и
с
точки
зрения
дальнейших
перспектив
развития
совет­
ской
лит ера т уры.
К
ним
относится
полемика
двух
тече­
ний
в
драматургии,
представленных,
с
одной
стороны,
Киршоном
и
Афиногеновым,
а
с
другой
—
Погодиным
и
Виш невск им.
По л емика
эта
со сто я лась
в
преддверии
П ер вого
с ъезда
советских
писателей
и
б ыла
продолжена
на
самом
съезде.
Оп ор
ш ел,
к азалось
бы,
только
вокруг
современных
и
несовременных
форм
и
жанров
драмы,
27

да,
собственно,
и
сам и
с пор ящие
субъективно
вкладыва­
ли
в
полемику
име нно
эт от
смысл.
Между
тем
сейчас,
на
определенном
историческом
расстоянии,
ст а новитс я
яс­
нее,
что
это
был
спор,
со дер жащи й
в
себе
зерно
и
и ного
типа
разногласий.
Тогда
и
в
последующие
год ы
речь
шла
о
роли
реалистического
психологического
исследо­
вания
ге роя
времени;
не
только
личности,
проходящей
процесс
общественного
воспитания,
приобщения
к
еди­
ном у
социальному
опыту
народа,
строящего
основы
со­
циализма,
но
и
лич но сти,
выражающей
еще
в
з ача точ­
ной
ф орме
тенденции
д а льне йшего
развития
этого
об­
щес тв а,
заявляющей
о
своей
тв орчес ки
индивидуальной
позиции
в
тру де
(Платон Кречет у Корнейчука), в люб­
ви
(Таня Рябинина у Арбузова),
в
искусстве
(Елена
Гончарова
из
«Списка благодеяний»
Ю.
Ол еш и).
Ду­
мается,
что
именно
эти
две
исторические
тен ден ции
изо­
бр ажен ия
личности
и
общества
—
дорастание
и
опере­
же ние
—
оп осред ов ан но
столкнулись
как
общественно­
исторический
подтекст
спора
о
жанрах
и
тра д ициях .
Сущ ест во
этого
спо ра,
как
нам
пр едставл я ет ся,
прояс­
нилось
до
ко нца
лишь
в
50—60 -х
годах,
когда
в еду щий
герой
времени
осознанно
и
последовательно
выразил
тво р чески й
поиск
но вых
путей
развития
общественного
сознания
и
общественной
нравственности.
Форми рован и е
отдельных
полемически
соотносив­
шихся
течений
в
литературе
конца
20-х —
начала
30- х
год ов
было
в
первичной
и
э стетиче ски
еще
не
до
конца
осознанной
форме
проявлением
4 процесса развития
новой
системы
стилевой
дифференциа­
ции,
выражавшей
уже
не
социально-идеологическую
дифференциацию
старого,
к лас со вого
типа,
а
поступа­
тельное
д виже ние
советского
обще ств а
и
его
художест­
венной
идеологии.
Многообразие
и
ост рота
идейно-эс­
т ет ич еских
исканий,
углубление
художественно-исследо­
в ат ель ских
тен денц ий
в
советской
литературе
обуслов­
ливалось
значительностью
и
бурными
темпами
самих
общественных
процессов,
их
сложностью
и
противоре­
чивостью,
их
органическим
вторжением
в
повседнев­
ность,
в
л ичную
практику
миллионов
советских
людей.
Историческая
дис т анция
да ет
возможность
советской
науке
по- ново му
ув иде ть
неповторимый
облик
советско­
го
общества
30-х
годов
с
уникальным
и
специфичней­
шим
п ер епл етен ием
в
нем
социально-психологических
процессов,
отражавших
завершающий
эта п
классовой
28

борьбы,
с
социально-психологическими
процессами,
св я­
занными
с
на чал ом
новой
Социальной
дифференциации.
Интересно
впечатление,
вынесенное
Н.
Погодиным
из
по ездк и
на
Беломоро-Балтийский
канал,
которым
он
поделился
с
дел егат ами
Пе рвог о
съезда
со в етских
пи са­
тел е й: «Первое,
что
характеризует
канал,
это
невероят­
ная
пестрота
с оциа льных
категорий.
Вы
знаете,
что
эта
пестрота
начинается
шаманом
и
кончается
Коганом,
Раппопортом
—
деятелями
ГПУ.
Эти
л юди
в
каких-то
своих
винтиках
со пр икасал ись
драматически-действенно
друг
с
другом
и
строили
канал.
В
то
же
время
я
и мел
перед
собой
каноны
драмы;
к отор ые
не
допускали
какой
бы
то
ии
было
пестроты
социальных
категорий.
От
древ­
них,
от
Плавта
до
Чехова
на.
сцене
живут
«свои».
Им
с кучно .
Они
допускают
«паросито»
в
древности,
который
вырастает
в
«Фигаро»
и
вд руг
на
северной
почве
Нико­
лая
I становится Молчалиным.
Они
допускают
шута,
куртизанку,
но
д альше
это й
«пестроты»
социальных
ка­
тегорий
мировая
драма
не
идет.
И
когда
Шекспир
приемам
гениального
озорника
вводит
могильщиков,
иные
рыхлые
л юди
до
сей
пор ы
от
этого
приходят
в
не­
доумение.
Это
я
говорю
для
то го,
чтобы
вы
поняли,
какая
кар тин а
б ыла
передо
мной
с
то чки
зрения
драма­
тического
писателя,
к огда
Беломорский
канал
'взорвал
все
мои
к онце пции» .
Л и тера тура
и
ли терат урная
критика
30- х
годов,
эм о­
ционально
улавливая
историческую
масштабность
эт их
пр оцессо в,
в
то
время
еще
не
во
всей
полноте
представ­
ляли
их
существо
и
взаимосвязи
со
сп еци фич ес кими
ли­
тературно-художественными
закономерностями.
Так,
вы двига я
новые
тематические,
психологические,
«гео­
графические»
критерии
оц е нки,
кр и тики,
как
и
са ми
писатели,
значительно
сл абее
очерчивают
в
эти
годы
п робл емн ые
горизонты
советской
литературы
как
лите­
ратуры
нового
исторического
качества.
В
своеобразной
обстановке
30- х
годов
получила
распространение,
даже
определенное
э стетическ о е
оправдание,
и
просто
эм пир и­
ка,
н едо оц енка
всей
содержательной
сложности
св язей
лит ер ат уры
с
ист ор ией
и
идеологией.
(Это явление,
уже
в
гораздо
б олее
п оздне е
время,
будет
к валиф ицир овано
как
иллюстраторство
в
искусстве.)
Установка
на
поэтизацию
новог о
как
мас­
сов ая
тенденция
мн огонац иона льн ой
со­
ветской
литературы
определила
мно гие
черты
29

стилевого
развития.
В
формировании
стилей
и
художе­
ственных
течений
сказываются
в
эти
годы
не
столько
на­
ча ла
идеологически-интеллектуальной
э кспр есс ии,
сколь­
ко
чер ты
экспрессии
изобразительно-эмоциональной.
Ра­
зумеется,
речь
идет
не
об
отрыве
од них
сторон
образного
целого
от
друг и х,
а
о
пр ео бладани и,
перевесе
одних
над
другими
в
с ло жной
внутренней
структуре
об раза,
про­
изведения,
стиля,
о
преобладании
в
литературном
п ро­
цессе
од них
жанровых
форм
над
другими.
Значительными,
современными
мыслятся
читателем
и
критикой
30- х
годов
прежде
всег о
про извед ения ,
кон ­
кретно
отображающие
какую-либо
новую,
не
изведан­
ную
р анее
искусством
о бл асть
советской
действительно­
сти.
Челюскинцы,
Беломор-канал,
Магнитка
привлекают
всеобщее
внимание.
Писатель
увлеченно
в осп роиз води т
но вые
черты
социального,
труд овог о
ук лад а,
человече­
ских
взаимоотношений,
сознаваемые
как
массовые,
буд­
ничные
(М.
Шолохов,
Н.
Погодин,
А.
Арбузов,
К.
Сим о­
но в).
Понятно,
что
и
художественные
тенденции
ли те­
ратуры
воспринимаются
в
критике
в
первую
очередь
как
тематически-жанровые
тен ден ции .
В
русской
со­
ветской
литературе
это
наиболее
по казат ель но
п рояв и­
ло сь
в
осмыслении
т аких
жанров,
как
массо вая
пе сня
—
песенная
лирика
(В.
Лебедев- К ум ач ,
М.
Исаковский,
А.
Сурков
и
д руг и е), производственный роман ( Ф.
Глад­
к ов,
Ю.
Крымов,
А.
Авдеенко,
В.
Ке тлин ск ая), воспита ­
тельный
роман
(Н.
Островский,
А.
Малышкин,
А.
Ма ка­
рен ко ), исторический роман ( А.
Толстой,
Ю.
Т ынянов) .
Акцентирование
стихии
изобразительно-экспрессив­
ной
выражается
в
это
время
и
в
з ао ст рении
элементов
национальной
'стилистики,
в
подчеркивании
(подчас
избыточном)
с оциа льной
«экзотики»
б ыта,
нра во в,
на­
циональных
и
ди алектны х
речевых
особенностей.
Это
б ыла
исторически
назревшая
тенденция;
она
выражала
стремление
к
реалистической
глу би не
и
конкретности,
но
приводила
к
значительным
худож е стве нн ым
достиже­
ниям'только
при
условии
цельности,
содержательности
художественной
мысли
писателя
(например,
яркая
на­
ци о наль ная
экспрессивность
с тиля
П.
В асиль ева
неред­
ко
приобретала
и
самодовлеющий
хара кте р,
ра змы вая
границы
самой
художественной
мысли,
приводя
поэта
к
двойственности
идейно-эстетических
оценок).
Необходимо
отметить,
что
в
ру сле
э той
широкой
т ен­
денции
заострения
на ционал ьно й
специфики
набирают
30

си лу
стили,
и м еющие
яркий
национальный
колорит,-^
А.
Толстой,
Л.
Леонов,
В.
Ши шков
в
прозе,
А.
Твар­
до вски й,
М.
Исаковский,
А.
Прокофьев
в
поэзии;
скла­
дываются
самобытные
«краевые»
течения
русской
лите­
ра тур ы,
например
линия
сибирской
социально-нраво­
описательной
прозы,
в
которой
помимо
В.
Шишкова
И
раннего
Вс.
Ив анов а
заявили
о
себ е
Фео к тист
Б ерезов­
ский,
Еф им
Пе р митин.
С
таким
«экзотическим»
нраво­
описанием
был
св яз.а н
и
с тиль
первых
рассказав
М.
Шо-
-л охов а,
становящийся
в
дальнейшем
все
более
отчетливо
и
безусловно
выр а же нием
общерусских,
общенародных
начал.
*
*
♦
Все
проявления
жанрово-тематической
дифференциа­
ции,
характеризующие
тяготение
литературы
30- х
годов
к
созданию
мн ог ообразн ой,
многокрасочной
целостной
картины
сов е тског о
общества
с
его
новым
нравственно­
бытовым
укладом
жизни,
не
могут
заслонить
наличие
и
ино й
дифференциации,
в
основе
которой
лежи т
уже
не
столько
с вязь
с
р азн ыми
тематическими
п ласта ми
на­
шей
жизни,
сколько
различная
направлен­
ность
в
ис лед овании
советской
д ейств и­
тельности
и
ее
истоков,
сп ецифичес кий
п
р
о
б-
лемны-й
уг ол
зр е ния.
Мы
имеем
в
в иду
прежде
всего
формирование
в
30- х
годах
двух
широких
ху до­
жественных
систем,
которые
в
классической
фор ме
б ыли
представлены
стилями
Маяковского
и
Горького
второй
по ло вины
20- х
годов,
с тилям и,
в
30-е
годы
оказавшими
широчайшее
воздействие
на
формирование
но вых
талан­
то в,
на
общий
о блик
лит ера т урного
процесса.
Интерес
кр и тики
к
проблеме
с тиле вых
тенденций
в
советской
литературе
д овольн о
устойчив
*, хотя в разные
периоды
он
выражался
то
более,
то
менее
ощути м о2, в
зависимости
от
того,
что
в
ней
про с тупа ет
отчетливее
—
моменты
синтеза
или
моменты
дифференциации.
Однако
да же
в
моменты
ослабления
дифференциации
вычлене­
ние
отдельных
стилевых
линий,
их
б олее
или
мен ее
де­
та льн ая
характеристика
не
составляли
трудностей.
Зн а-
1 Наибольшее внимание формам художественной дифференциа ­
ции
уд еля ли
А.
В.
Луначарский
и
А.
А.
Фадеев
в
стать я х
разных
лет,
характеризуя
отдельные
течения
и
отстаивая
важность
самого
существования
художественного
мно гообра зия
советской
литературы.
2 См.
об
этом
в
к н.:
Ковалев
В.
А.
Многообразие
сти лей
в
совет­
с кой
литературе.
М
— Л. , 1965, с. 95—97.
31

Чйтельно
сл о жнее
оказывалось
Охарактеризовать
их
со­
держательную
специфику,
их
взаимосвязи
и
соотноше­
ния,
а
т акже
осветить
ха ракт ер
и
природу
их
изменений
от
периода
к
периоду.
Так,
существование
романтиче­
ской
и
реалистической
тен ден ций
в
начале
20- х
годов
для
многих
б ыло
бесспорным.
Они
сформировались
в
сво их
истоках
еще
в
предреволюционные
годы
в
русской
демократической
литературе,
с вяза нной
с
идеологией
пролетарского,
коммунистического
движения,
и
потому
так ое
бурное
и
вместе
с
тем
естественное
развитие
полу­
чи ли
в
самые
первые
годы
Октября.
Писатели-романтики
широко
пр ивл екал и
формы
ус­
ловности
и
обобщенной
лир иза ции
для
эстетического
освоения
исключительных,
еще
не
ставших
массовыми
и
зрелыми
особенностей
де йств ий
и
психологии
проле­
тар иа та
и
революционного
народа
в
целом,
непосредст­
ве нно
отра жав ши х
его
коммунистические
ме чты
и
уст­
ремления.
Эти
кач ест ва
мы
находим
в
тво рче с тве
Э.
Б а грицко го,
Н.
Тихонова,
М.
Светлова,
А.
Малышки-
на,
А.
Герасимова,
А.
Гаст ева,
В.
Кириллова
*.
Устойчи­
вые
признаки
романтического
произведения
—
изображе­
ние
выдающегося
героя
на
фо не
«надбытовых», исклю ­
чительных
обстоятельств,
подвиг
как
основа
сюжета.
Но
не
менее
пло до тво рна
б ыла
сосредоточенность
на
конкретных
исторических,
социальных,
бытовых,
психо­
логических
п роце сса х,
отра жа вши х
закономерность
ре­
во лю ции,
но
являвшихся
наиболее
противоречивыми
и
сложными.
Героические
мотивы,
не
менее
сильные
у
этих
писателей,
были
свя з аны
не
столько
с
изо бра же нием
исключительных
действий
выдающихся
героев,
сколько
с
изображением
ря до вых
представителей
революцион­
ного
народа
в
процессе
преодоления
ими
максимальных
трудностей
борьбы
за
коммунистическое
бу дуще е
(А.
Се­
рафимович,
Д.
Фурманов,
Ю.
Либединский,
Л.
Леонов,
М.
Шолохов,
Ф.
Гла дк ов).
Безусловно,
оба
э тих
худож е стве нн ых
принципа
мы
встречаем
и
во
второй
половине
20- х
годов,
и
позднее,
однако
уже
к
1922—1923 годам их характер,
а
также
их
соотношение
значительно
изменились.
Как
показыва­
ют,
например,
работы
Н.
В.
Драгомирецкой, H.
Е.
Ва-
1 Индивидуальное. сво ео б ра зи е
выдающихся
ро м антич е ских
сти­
лей
поэтов
20-х
г одов
детально
проанализировано
в
к н.:
Любаре­
ва
Е.
П.
С оветск ая
романтическая
поэзия.
Н.
Тихонов,
М.
Светлов,
Э.
Б агр и цкий.
И зд.
2.
М., 1973.
32

сильевой
\ в это время большое и исторически вполне
объяснимое
место
в
литературном
процессе
заня ли
яв­
ления
гротеска,
подчеркнуто
острого
со ед ин ения
роман­
тик и
и
про зы
р ево лю ции.
К
середине
20-х
годов
эти
осо­
бенности
в
изоб р аже нии
процесса,
диалектики
ист ор ии
укрупнились
и
предстали
в
ярких,
законченных
формах.
К
30- м
годам
стремление
к
изо б ра жению
движущейся
ис то рии
революции
все
пос ле дова т ельне е
реал из ует ся
в
принципах
прямого
худож ест вен ног о
ис тори зма ,
романи­
ческого
эпизма
(А.
Толстой,
М.
Шолохов,
В.
Шишков,
О.
Фо рш
и
многие
другие
авторы
больших
историче­
ских
и
историко-революционных
полотен).
Сти ль
гро­
теска,
проявляясь
в
отдельных
произведениях
(М.
Бул­
гаков,
А.
Платонов,
Е.
Шв ар ц),
не
сост ав ля ет
уже
ко лич ес тв енно
заметной
тенденции.
Что
же
касается
романтического
тече ния,
то
юно,
оставаясь
верн ым
па­
фос у
революционной
мечты,
п ост епенно
меняет
св ою
собственно
стилевую
палитру.
Его
гла вн ым
пр и зна­
ком
становится
не
из обр ажени е
исключительных
ха­
рактеров
в
исключительных
обстоятельствах,
не
яр ко
субъективный
образ
мира,
а
лирически
акцентирован­
ное
утверждение
идеал а,
лирически
оп оэ ти зиров ан ное
ко нкр етн ое
изображение
нов ой
действительности2.
Этот
процесс
можно
сч итат ь
характерным
для
всех
со­
вет ских
литератур,
однако
его
темпы
и
формы
нацио­
нально
сп ециф ич ны.
В
русской
советской
литературе
он
заявляет
о
себе
в
1924—1925 годах .
Именно
в
эти
годы
в
р у сской
советской
литературе
склад ыва етс я
и
за вое вывает
широчайшую
популярность
стиль,
со четающ ий
открытую
гражданскую
патетику
в
утверждении
коммунистического
ид еала
с
конкретным
изображением
реальных
ростков
нового
отношения
к
тр уду
и
быту,
ибо
это
бы ли
«простые,
скромные,
но
жи­
вые
ростки
подлинного
ком м уни зм а»3.
Са мым
ярким
выражением
этого
стиля
и
с тало
творчество
В.
Ма яков ­
ского
второй
половины
20- х
годов.
1 Имеются в виду в особенности:
Драгомирецкая
Н.
В.
Стилевые
ис ка ния
в
ранней
советской
прозе.
—
В
кн.:
Теория
лите р ату р ы...
М .» 1965; Васильева H .
Е.
Об
идейно
художественном
своеобразии
советской
прозы
первой
половины
1920-х
годов.
Пе р мь, 1974.
2 Данная трактовка романтики в советской литературе четко
с ф ормули рована
в
к н.:
Дубровина
И.
М.
Романтика
в
художествен­
ном
произведении.
М. , 1976.
3 Ленин В.
И.
Великий
почин.
—
Поли.
со бр.
соч.
Из д.
5, т.
39,
с.
22.
2—888
33

Своеобразие
идейно-эстетической
программы
Мая­
ковского
воспринималось
критиками
уже
*в 20-е
годы,
хо тя
у
многих
из
них
верные
замечания
соседствуют
по­
рой
с
парадоксальными
для
сегодняшнего
нашего
вос­
приятия
суждениями
—
н ер едко
вульгарно-социологиче­
ского
хара ктера .
Так,
немало
и нт ересно го
о
специфике
из обр ажен ия
революции
у
М аяк овск ого
Ъ!ы
находим
в
наблюдениях
С.
Ди намо ва: «Как агитатор революции
Маяковский
огромен,
как
пропагандист
—
мал...
Понят­
ны
Маяковскому
секун ды
ре во люци и,
видимо
ему
крат­
кое
в
ней,
он
умеет
схватить
момент,
вз ять
поэтическим
вз гляд ом
кусок
действительности,
со
вс ей
своей
неимо­
верной
художественной
сило й
налечь
на
малое
в
рев о­
люции,— но
не
даю тся
ему
значительные
периоды,
боль­
шие
процессы,
комплексы
яв лен ий.
Чу жда
Маяковскому
д иалект ика
революционного
развития,
он
видит
мир
как
борьбу
антагонизмов,
а
не
как
взаимное
проникновение
противоположностей,
не
как
противоречие...
Особенность
Ма яко вск ого
в
том,
что
именно
сегодняшний-то
день
и
был
ему
несколько
чужд,
что
именно
окружающее
и
было
для
него
д алеки м,
что
им енно
д алеко е
и
бы ло
близким...
Не
видны
.ему
б ыли
во
вс ей
их
очевидности
те
процессы,
которые
ро жде ны
прошлым,
существуют
в
настоящем
и
рождают
зав тра.
Перетекание,
пер ели ва­
н ие,
взаимосвязь,
взаимопроникновение
этих
трех
ли ний
единого
вчера,
сегодня
и
завтра
—не
были
вид ны
Мая ­
ковскому
в
их
о бъ ективн о сти» L Поэтическую специфику
Ма як овс кого
автор
статьи
склонен
трактовать
как
некую
идейную
и
художественную
нез р ело сть
поэта.
(В этой
же
статье
С.
Д ин амов
говорит
да же
о
«мелкобуржуаз ­
н ости»
позиции
Ма яко вск ого!) Сегодня,
раз у меет ся,
нет
необходимости
сп орить
с
такого
ро да
утверждениями.
Они
представляют
лишь
своеобразный
и стор и ческий
ин­
терес.
Но
вполне
сов ре мен но
звуч ат,
как
нам
ка жетс я,
вер но
о тм ечен ные
С.
Динамовым
общие
черты
св ое обра­
зия
сти ля
Ма яко вско го;
спр аве д лив
вывод ,
сделанный
автором
с та тьи: «Социализм в его' заве ршен ност и
—
вот
что
пр и вл екает
Маяковского.
Он
минует
необходимые
этапы,
он
проходит
мимо
неизбежных
п ро цессов ,
он
ша­
гает
сра зу
через
несколько
ступеней
и
вр ывает ся
в
это
буд ущ ее »2. «Маяковский
сделал
все,
что
мог,
для
тог о,
1 Динамов С .
Творческий
метод
Маяковского.
—
«Октябрь», 1930,
No
12, с.
193—194.
2 Там же,
с.
197.
34

чтобы
приготовить
п уть
человеку
будущего»*, —
отме­
тил
А.
В.
Луначарский
в
статье
«Маяковский -н ов а тор».
Позднейшие
исследователи
Маяковского,
изучившие
наследие
поэта
в
его
целостности,
выверили
впечатления
кри ти ков
20- х
годов,
дав
им
развитие
и
серьезное
анали­
тическое
обоснование.
Принципиальные
особенности
стиля
Маяковского
в ыд еляет
А.
И.
Метченко,
анализи­
руя
поэму
«Хорошо!». «М аяк ов с ки й,
как
и
Н.
Асеев,
со­
знательно
отказался
от
попытки
построить
конфликт
на
непосредственном
столкновении
отдельных
персонажей,
но
у
не го
это
отнюдь
не
св язан о
с
недооценкой
роли
лич­
ности,—
пиш ет
А.
И.
Метченко.
—
В
смертельной
битве
двух
в раж дебны х
сил
принимает
у частие
большое
к оли­
чество
персонажей...
Поэт,
одн ако,
нигде
не
сталкивает,
скажем,
Ленина
с
Керенским,
члена
большевистского
военного
бюро
с
штабс-капитаном
Поповым
и
т.
д.
Эти
персонажи
противостоят
др уг
другу
как
две
с оциал ьно ­
исторические
силы.
Эта
бы ла
принципиа ль ная
позиция,
с
ней
можно
не
соглашаться,
тем
более
не-
считать
ее
обязательной
для
д ругих
поэтов,-
но
бы ло
бы,
б ольшо й
ошибкой
обойти
смелый
новаторский
опыт
Маяковского
в
изо б раж ении
событий
большого
исторического
м ас­
штаба...»2.
Соотнесение
будничных
массовых
явлений
советской
де йстви тель но с ти
с
представлениями
о
коммунистиче-
.
ском
и де але;
о бобщ ен
но- л
ир
ическо
е
из об ра­
жение
э поха ль ных
с обыти й
и
типо в;
прямой
или
кос венн ый
контраст
д вух
мир ов
—
со б ствен ничес ког о
и
социалистического,
со­
ветского
—
как
внутренний
ст ерж ень
стиля;
укруп нен-
нос ть
эс т ет ических
оценок;
сл ияние
по­
зиций
пов ес твова теля
и
положительного
героя,
даж е
при
наличии
самого
большого
несходства
их
личностного
облика
и
жизненного
опыта,
—
все
эти
черты,
сформировавшиеся
и
проявившиеся
на ибол ее
цел ьно ,
ярко,
законченно
в
э стетиче ско м
и
стилевом
опыте
Маяковского,
являются
вместе
с
тем ,
как
мы
ду­
ма ем,
чертами
широкой
обобщенно-поэтизирую­
щей
тенденции
3 советской литературы,
захватывающей
1 Луначарский А .
В.
Соб р.
со ч.
в
8-ми
т.,
т.
2.
М. , 1964, с.
488.
2 Метченко А.
Творчество
Маяковского
1925—1930 гг.
М., 1961,
р.
335.
3 Этот и некоторые другие термины,
к
которым
мы
обра ти мся,
н₽
я вля ются
с е годня
о бщ епр инятым и,
однако,
как
нам
п ре дставля ет­
ся,
рнд
достаточно
точно
хар акт ери зую т
существо
допроса
и
могут
8«
-35

не
только
область
п оэз ии,
но
и
область
прозы
и
драма­
т ур гии.
Причем,
о
прямом
вл ияни и
стиля
Ма як овск ого
можно
говорить
применительно
к
произведениям
эт ой
тен денци и
в
о чень
широком
историческом
масштабе,
включая
н ашу
современность.
В
20-е
годы
наиболее
пр ямо
это
влияние
ск азалось
в
тв орче ств е
Н.
Ас еев а,
С.
Кирс а нов а,
А.
Безыменского,
В.
Луговского,
воспринявших
помимо
общих
особ ен но­
стей
по эт ики
и
н екот орые
черты
ти па
лирического
ге­
роя,
и нто нац ио нно -р итм ические
св ойс тва
поэтического
стиля
Маяковского,
что
не
мешало
им
оставаться
са­
мобытными
поэтами.
Другой
тип
стилевой
связ и
с
опыт ом
Маяковского
в
пределах
обоб ще нно- поэ тизи рующ ег ося
изображения
яв ляет
творчество
М.
Све тло ва
и
И.
Ут кин а,
Н.
Де­
ментьева
и
В.
Г усев а.
Их
лирический
герой
иного
т ем­
перамента,
его
духовная
свя зь
с
историей,
ре во люци ей
предстает
в
других,
более
камерных
фор ма х,
у
н его
иной
тип
«контакта»
с
читателем,
принципиально
иная
стилистцка
и
образный
строй.
Однако
все
эти
особенно­
сти
вполне
органично
св яз аны
с
некоторыми
ко р енными
чер та ми
именно
обобщ енн о-п оэ ти зи рующе й
т енд енции.
Об
этом
свидетельствует,
например,
вполне
обоснован­
ная
характ ери сти ка
светловского
своеобразия,
данная
критиком
20- х
го до в: «Поэтические строки Светлова об­
ладают
энергичным
свойством
детонировать,
взрывать
чувс тв а
и
мысли
читателя.
Они
л ир ическ им
ходом
сво­
им
взрывают
ум
и
воображение
с
путей
ине р ции,
будят
историческую
и
и нтимну ю
память
читателя,
заново
за­
ряж ают
и
вооружают
его
классовые
пристрастия,
его
гражданские
устремления.
Именно
самое
неподвижное
и
инертное
—
круг
че ло­
ве ч еских
чувств
—
Све тл ов
взрывает
пор охо м
граждан­
ско й
мысли,
и
они
по лучаю т
иное,
более
глу боко е
русло.
Он
об лада ет
тонким-
даром
интим из иро ват ь
самые
боль­
шие,
самые
глубокие
социальные
чувства.
Вот
почему
его
строки
вызывают
дето на цию,
врываются
в
са мые
по таен ны е,
самые
ск ры тые
уголки
человеческих
пережи­
ван ий.
Одновременно
он
са мые
обычные
чувства,
приковы-
быть
использованы
в
качестве
«рабочих»
для
обозначения
устойчи­
вых
худож ес тв е нных
сис тем
со ветско й
литературы,
в
определенной
степени
признанных
в
ряде
ценн ых
литературоведческих
ра бот
совре­
менных
исследователей.
36~

вающие
че ловек а
к
настоящему,
к
маленькому,
тесно­
му,
узкому
кругу
б лизк их
людей,
к
у юту,
к
мир у,
к
раб от е,
ум еет
окутать
такой
грозовой
атмосферой,
что
заставляет
слышать,
как
звучит
их
преображенный
го­
л ос,
их
нап ряже нный
возрожденный
зов
во
имя
боль­
шого
че ло в еческо го
будущего.
Он
умеет
включить
са­
мые
незначительные
переживания
в
та кую
оправу,
что
они
становятся
отголосками
бо ль ших
коллективных
г ра жд анских
чувств»*.
Публицистически
г раж данско й,
декла рат и вно й
сторо­
ной,
вы ра жен ием
«коллективных»
исторических
пер ежи­
в аний
близка
обозначенной
тенденции
лирика
А.
Жаро­
ва,
Б.
Ручьева,
А.
Суркова.
Сочетание
камерно-интим­
ного
с
граждански-патетическим
началом
мы
отм е чаем
особенно
у
Я.
С меля ко ва,
О.
Берггольц,
К.
Симонова,
М.
Алигер,
которые
тот
же
исторический
тип
л ирич е­
с кого
героя
пр едст авя т
в
более
детализированном
психологическом
ри сун ке,
и
в
с вязи
с
эт им
заметнее
вы сту пят
черты
драматической
сюжетности,
лиро-эпиче­
ского
изображения,
что
опять-таки
пер екл икает ся
с
одной
из
тех
сторон
поэ тик и
Маяковского,
которые
по ч­
ти
не
нашли
отражения
у
Светлова.
Поиски
большой
формы
приведут
Свет ло ва
и
Гусе­
ва
не
к
жанру
по эмы,
как
это
получилось
у
Симонова,
а
к
жан ру
своеобразной
лирически
стихотворной
драмы,
в
которой
укрупняется
именн о
обобщенно-поэтизирую-
щее,
а
не
конкретно-психологическое
на ча ло.
Не
случ ай­
но
Св е тлов
в
«Сказке»
декл ара ти вно
и
эффектно
отка­
жется
даже
от
возм ожн ос ти
обнаружить
отрицатель­
но го
пер сон ажа
среди
своих
героев
и
построит
де йств ие
вокруг
«конфликта с переодеванием» .
Словом,
в
соче­
тании
лирического
и
драматургического
начал
в
пь есах
Светлова
и
Гусева
стихия
обобщенно-лирической
типи­
заци и,
обобще нн о-л ири ческ ог о
мышления
ока жется
п ре­
обладающей.
В
искусстве
30- х
годов
нужно
о тмети ть
и
другой
тип
синтеза,
который
близок
обобщенно-поэтизирующей
тен­
денции
литературы.
Мы
имеем
в
ви ду
лирические
му­
зыкальные
кинокомедии
(«Веселые ребята», «Волга- Вол­
га »,
«Богатая невеста»,
«Трактористы»,
«Светлый
пу ть »), составившие единое жанрово- с т ил е во е
течение.
Песенно-музыкальная
стихия
в
этом
ряду
произве де ­
ний
не
случайный,
второстепенный,
вставной
элемент,
1 Пакентрейгер С.
Заказ
на
вдохновение.
М., 1930, с.
124.
37

не
некая
жанровая
мода;
песенно-лирический
прин­
цип—
в
основе
всего
строения,
в
основе
содержания
этих
лирических
ко м едий.
Наиболее
близки
им
стихо­
творные
лирические
пьесы
М.
Свет ло ва
и
В.
Гусева.
В
непосредственной
связи
с
эт ой
стилевой
линией
драматургии
и
кинодраматургии
30- х
годов
находится
линия,
обозначенная
творчеством
А.
Афиногенова,
В.
Киршона,
А.
Арбузова.
Об щно сть
между
светловской
и
арбузовской
драматургией
—
в
стремлении
создать
на
сцене
«логику»
ли ри чес кого
разд ум ья
автора.
Та к,
л ир ич еская
атмосфера
пье с
Арбузова
создается
не
только,
ха рактеро м
произведений
о
молодости,
о
первых
соприкосновениях
юных
с
героической
ат мо сфе­
рой
времени
и
об
испытаниях
временем.
Она
возникает
благодаря
построению
конкретного
действия,
сюжета,
на
развитии,
ф ормиров ан ии,
др ам атич еск ом
движении
чувств,
которые,
будучи
по
природе
инт им ными ,
глубо­
ко
ис т орич ны.
Ин тимны м
чувствам
сво их
героев
Арбу­
зов
доверяет
выражение
самых
существенных
свойств
времени.
Логика
чувства—
ос н овной
элемент
сюжета
в
пьесах
Арбузова,
в
ней
проявляется
историческая,
интуи­
ция
человека,
она
ра сска зыв ает
нам
о
путях
формиро:
в ания
личности.
В
этом
смысле
Арб узов
наиболее
п ря­
мо
продолжил
тург ен ев скую
и
чеховскую
т ра диции
в
драматургии.
Близка
стилевой
линии
А.
Афиногенова,
А.
Арбузова,
В.
Киршона
и
драматургия
К.
Симонова,
А.
Корнейчука,
тяготеющих
к
синтезу
лирического
и
публицистического
начал,
строящих
конфликт
на
столк­
но вении
непосредственно
общественных
по зи ций
геро­
ев,
отводящих
интимным
переживаниям
всп ом о гат ель­
ную
ро ль
в
сюжете,
более
декларативно
и
п рямо
ак­
центирующих
историческую
новизну
и
цельность,
а
в месте
с
тем
массовость
своего
положительного
г ероя.
От
лирико-психологической
и
лирико-публицистиче­
ск ой
линий
в
драматургии
обобщенно-поэтизирующего
типа
с уще ств енна
отличается
драматургия
В.
Вишнев­
ского,
Н.
Погодина,
Б.
Ромашова,
т акже
нац елен ная
на
создание
революционного,
социалистического
хар ак­
тера,
на
отображение
на ибол ее
ярких
сторон
жиз ни
но­
во го
человека,
но
пьесам
этих
драматургов
присущ
и ной,
э пичес кий
масштаб.
Характерно,
что
пр едст ав и­
те ли
э той
линии
драматургии
30- х
годов
полемически
отталкиваются
от
крайностей
лирико-психологической
камерности,
Так,
и
речи
на
Первом
съезде
советских
38

писателей
Б.
Ромашов
ре зко
полемизирует
с
Ли риче ­
ским
принципом
изображения
п оложи те льно го
г ероя
в
д рам е : «Амплитуда переживаний в наших пьесах еще
очень
комнатна.
Она
тяготеет
к
патетической
рито­
рике
и
слащавой
сентиментальности...
мало
эм оций.
Разве
такие
л юди
в
жизни,
разве
такими
должны
бы ть
они
в
правдоподобном
театре?
Чувства
у
них
гладкие
и
причесаны
на
пробор.
Лирика
у
них
сладковатая.
С
не­
которых
пор
привился
прием
изображения
положитель­
н ого
ге роя
как
лирического
ге роя
со
слезой».
Героизи­
ру ю щая,
поэтизирующая
направленность
лучших
пьес
Вишневского,
Погодина
не ра зры вно
связана
с
изобра-'
жением
остроты
противоречий
характеров,
драматизма
об ст ояте льс тв.
К
ним
близки
произведения
о
революционном
и
тру­
довом
воспитании
ко лл екти ва
и
личности
(А.
Фадеев,
А.
Га йдар,
Н.
Островский,
А.
Макар енко ,
К).
Кры мов,’
П.
Павленко,
Б.
Горбатов), историко-революционного
характера
(в разных национальных литературах), где
гла вным
стилевым
стержнем
бы ло
противостояние
ис­
тории
прошлого
и
настоящего,
столкновение
типов
че­
л о века,
сформированного
собственническим
строем,
и
человека,
рожденного
советским
обществом.
♦•♦
«
Об общ ен но-п оэ тизи рующи е
пр инципы
советской
ли­
тературы
нашли
че ткое
отражение
в
критике,
прежде
всег о
в
литературно-критических
статьях
А.
М.
Горько­
го,
высоко
поднимавшего
об раз
«маленького великого
че ло век а », борца и труженика,
как
новую
и
самую
глав-
■ ную черту советской литературы .
Однако
в
самом
тв ор­
честве
Горького
наряду
с
принципами
обобщенно-поэти-
зирующего
изображения
(очерк « В.
И.
Лен и н», расска ­
зы
«По Союзу Советов») кристаллизуются в 30- е
годы
и
п ол учают
большую
глуб ин у
и
законченность
художе­
ст ве нные
пр инципы
историко-аналитического
изображения.
В
анализе
с тиля
Г орьк ого
и
в
оценке
его
историче­
ского
зн аче ния,
как
нам
представляется,
су щ еству ют
в
сегодняшнем
литературоведении
два
различных
подхо­
да.
Оди н
из
них
представляет
Я-
Е.
Эльсберг.
Е го.
боль­
шая
статья
«Стиль А.
М.
Горь ког о»1, дающая углублен-
1 См.
Эл ьсбер г
fl.
Стиль
А.
М.
Горького.
—
В
кн .:
Теория
ли те­
ратуры...
М ., 1965.
39

йый
анализ
своеобразных
особенностей
стиля
велйкбгб
писателя,
интересно
выявляющая,
в
частности,
сказо во ­
лирический
ха рак тер
горьковского
повествования
в
ци к­
ле
«По Руси»
и
в
а втоб иогра фиче с ких
расс казах ,
ак­
центирующая
вопрос
о
соотношении
изо бра з ител ьного
и
аналитического
нач ал
в
стиле
Горького,
представля­
етс я
спорной
с
точки
зрения
целостной
оценки
стиля
зр ел ого
Горького.
Спорной
пот о му,
что
эпико-реалисти­
ческое,
ана литич ес ко е
нач ало
твор че ст ва
Горького
ви­
дится
автору
все
же
менее
специфи чны м,
менее
значи­
тельным,
чем
сказово-лирическое.
Имен но
с
лирической,
а
не
с
эпической
стихией
твор че ст ва
Горького
связывает
Я.
Е.
Эльсберг
исследовательский
пафос
стиля
писате­
ля.
Т акой
акцент,
как
нам
пр едстав ля ется ,
прозвучал
в
статье
«Стиль А .
М.
Горького»
потому,
что
основой
анализа
в
ней
стали
произведения
на чала
20- х
годов,
а
не
эпические
романы
и
драматургия
30-х
годов.
Су­
щественна
и
другая
пр ич ина
выявления
сказово-лириче­
ск ой,
а
не
на
эпически-исследовательской
стороны
стиля
Горького.
Следуя
к о нцепции
с тиля
прежде
всего
как
«поверхности образа»,
метода,
«проступившего нару­
жу», Я.
Е.
Эльсберг
(как и большинство авторов « Т ео ­
рии
ли те рат уру») детальнее всего анализирует именно
речевую
сторону
стиля.
Явление
стиля,
будучи
ис тори ­
чески
подвижным
и
изменчивым,
на
разных
историче­
ских
этапах
литературы
концентрирует
св ои
осно вные
свойства
в
различных
элементах
с
неодинаковой
сте­
пенью
полноты
и
непосредственности.
Перемещение
в
30- е
годы
«центра тяжести»
с
эмоционально-экспрессив­
ной
стороны
на
изобразительно-аналитическую
сказа­
лос ь
у
писателей
в
у силении
содержательно-стилевой
ро ли
чел ов еческ о го
характера
и
сюжет а
и
в
соответст­
венном
уменьшении
роли
непосредственно-речевой
экс­
прессивности
и
реч евой
детал из ации.
У
Горького
это
выразилось
исключительно
отчетливо.
Нам
ка жет ся
закономерным,
что
Н.
К-
Гей ,
анализи­
рующий
творчество
Горького
в
том
же
томе
«Теории
ли т ера ту ры», делает акцент на историзме сюжета и ха ­
рактеров
по здн их
горьк овс к их
'произведений,
в
частно­
сти
«Жизни Клима Самгина», как на ведущей черте
его
стиля.
«Образ Клима Самгина,
—
пише т
Н.
К.
Гей,—
пар адо ксал ен
по
самой
своей
сущности.
«Идеолог»
не­
повторимой
индивидуальности,
защитник
личности
хо­
чет
увидеть
в
людях
че лове ка,
а
не
«двуногие»
лекси­
40

ко ны », но превращает их в своих суждениях и сам все
время
превращается
в
«систему фраз» .
Этот
защитник
личности
сам
демонстрирует
распадение
личности,
ее
несостоятельность
быть
чем-то
значительным
и
интерес­
ным...
Страшная
личина,
оставшаяся
от
индивидуально­
сти
и
как
скорлупа
увлекаемая
историческим
пото­
ком,—
это
очень
существенная,
но
лишь
одна
сторона
горьковского
образа...
Но
Горький,
разо бла ча я,
утв е рж­
дае т.
Псевдоличность
в зы вает
о
возрождении
личности,
уродство
индивидуализма
требует
спасения
индивиду­
альности.
И
сталкивая
К лима
Самгина...
с
мощ ным
дв и­
жением
исторического
потока,
писатель
во
весь
рост
ставит
проблему
соединения
воедино
личного
опыта
че­
ловека
и
исторического
опыта»L
Убедительную
характеристику
стилевого
сво еобр а­
зия
горьковских
произведений
30-х
годов
мы
на хо дим
в
рабо т ах
С.
Г.
Боч ар ова2
и
в
книге
Е.
Б,
Тагера3,
обобщающей
многолетние
наблюдения
исследо вателя
над
творчеством
писателя.
Эти
работы
также
акцен­
тируют
аналитическую
направленность
реалистически-
из об раз ите льно го
начала
в
кр у пней ших
произведениях
писателя
и
безусловное
его
пре об ла да ние.
«Эстетичес ­
кая
си стем а
молодого
Горького,
—
пише т
Е.
Б.
Таг ер ,—
рож далас ь
в
б орьбе
с
социологическим
детерминизмом,
с
идеей
невозможности
для
че лове ка
ра зорв ать
сковы­
вающие
его
цепи
действительности...
На
этой
почв е
воз­
никает
у
молодого
Горького
стилистическая
система
высокого
романтического
пафоса,
предельной
эмоцио­
нальной
напряженности,
страстной
лирической
окра’-
шенности»4.
Четк о
обрисовав
эти
свойства
сти ля
Горь­
к ого,
и сследо вател ь
об ращает
внимание
на
то
обст о я­
тельство,
что
зрелый
Горький
решительно
переоценива­
ет
свои
ранние
художественные
при нципы : «Черты
роман тичес ког о
стиля,
субъективно-лирическая
окра­
шенность
поэтических
ср ед ств
не
противоречили
глубо­
кой
реалистичности
художественного
мышления
Горько­
го »...
Однако
«...р о ман тически
об общен ный
образ
не
1ГейН.
Социалистический
ре а лизм
как
закономерность
л итер а­
турного
ра звития.— В
кн .:
Теория
литературы...
М. , 1965, с.
479.
2 См.:
Бо чаров
С.
Психологическое
раскрытие
характера
в
рус­
ской
классической
литературе
и
творчество
Горького.
—
В
кн. :
Социа­
листический
ре а лизм
и
классическое
наследство.
М. , 1960.
3 См.:
Тагер
Е.
Творчестве
Горького
советской
эп охи.
М. , 1964.
4 Там же,
с.
339,
41

мо г,
естественно,
воспроизвести
все
пестрое
и
противо­
р еч ивое
многообразие
конкретно-исторической
действи­
тельности.
Между
тем
мощно
разраста в шиес я
эпические
тенденции
т ворч ес тва
Горького
выдвига ли
о снов ной
зад ачей
из обр аж ение
самог о
процесса
противоречивого
о бщес твен но го
развития,
показ
жизни
во
всем
богатст­
ве
составляющих
ее
начал
и
си л,
в
их
с ложн ых
взаимо­
связях,
борьбе,
движении»L
Как
и
в
пр ив еден ных
характеристиках
стиля
Мая ков ­
ского,
в
э тих
сл овах
содержится
определение
основных
свойств,
присущих,
по
нашему
мнению,
не
только
тв ор­
ческой
индивидуальности
Горького,
но
и
стилям
других
художников,
в
разной
степени
связанных
с
горь к овс кой
традицией.
К
ним
относятся
Се рге ев -Цен ск ий,
Леонов,
Шолохов
(как автор « Тих ог о
До на », в первую очередь).
Кр упную
роль
в
развитии
историко-аналитической
тен­
де нции
сы гра ли
произведения
А.
Н.
Толстого2.
Если
об общ ить
на ибол ее
существенное
в
идейно-художествен­
ных
принципах
эти х
ст ил ей,
то
в
качестве
главных
их
особенностей
вы сту пит
худож е ст венны й
и
с
то­
риз м
в
его
наи более
прям ом
выражении
—
из обр ажен ие
жизни
в
ее
пр оц ессност и,
в
ее
историче­
ской
динамике,
непосредственное
вовлечение
героя
в
ост рый,
социа л ьн о-общ ест вен­
ный,
исторически
значительный
конфликт.
В
отли­
чие
от
обобщенно-поэтизирующего
принципа,
ориентиро­
ванного
на
изображение
человека,
уже
сложившегося
как
новый
соц иа ль н о-и стори чески й
тип,
историко-анали­
ти чес кое
осмысление
жи зни
тяготеет
к
герою,
находяще­
муся
(Григорий Мелехов у Шолохова,
Рощин
у
А.
Тол­
стого)
в
процессе
соци альног о
становле­
ния,
идущему
на ибо лее
сложн ым
путем.
Это т
ге рой
обращен
к
читателю
своими
противоречиями,
сомнениями.
Большее
значение,
чем
в
обобщенно-поэ-
тизирующем
течении,
здесь
им еет
реалистически
пол­
нокровная
бытовая
и
психологическая
дет ал ь,
пр и­
зв анн ая
в
будничном,
заурядном
о ттен ить
историче­
скую
процессность,
социально-общественную
характер­
ность.
Стре мл ени ю
к
художественному
историзму
с оот­
ве тств ует
в
названной
стилевой
сис тем е
и
пр инцип
ав-
1 Тагер Е.
Творчество
Горького
советской
эпохи,
с.
348.
2 Развернутый анализ стиля А .
Н.
Толстого,
см.
в
кн .:
Поляк
Л.
М.
Алексей
Толстой
—
художник.
М. , 1964; Баранов В .
И.
Революция
и
судьба
худ ож ник а.
А.
Т олс той
и
его
п уть
к
соци алис тИ’
ческому
реализму.
М., 1967.
42

торской
оценки
событий.
Для
значительной
части
п ро­
изведений
этого
т ипа
характерно
воспроизведение
и
эс­
тетиче ско е
укруп н ен ие
(средствами речевыми,
к ом пози­
ционн ым и
и
другими)
как
бы
непосредственно
народи
ой
оце нки
соб ы тий
в
жи вом
сво ео бра­
зии
ее
содержания
и
фор мы
*.
В
сравнении
с
обоб ще нно- поэ ти зирующ и м
изображе­
нием,
обнаруживающим
свои
пр инцип ы
и
в
по эз ии,
и
в
прозе,
и
в
др аме,
ис тор ико -ан ал итиче с кое
гораздо
из би­
рательнее
по
отношению
к
родам
и
жанрам
литературы.
Оно
прежде
всег о
тяготеет
к
эпосу,
в
особенности
к
та­
кому
его
современному
жанру,
как
роман-эпопея,
наце­
ленному
на
воспроизведение
исторического
движения
в
его
ведущих
процессах
и
конфликтах,
и зобра жа ю­
щем у
народного
героя
и
целый
н ародн ый
«массив», це­
лую
среду
в
ее
социальном
движении;
Однако
б ыло
бы
неверным
не
за меча ть
органическо­
го
стилевого
единства
между
прозой
и
драматургией,
например
у
Г орь кого
и
у
Лео но ва.
Специфическая
ук-
рупненность
конфликта,
характеров,
спрессованность
длительных
процессов,
их
сосредоточенность
во
времени
не
мешает
Горькому
и
Леонову
изображать
социальное
д вижени е
противоречивых,
трудно
Складывающихся
яр­
ко
на цио на льных
ха рактеров ,
не
затемняют
того
факта,
что
в
основе
формирования
индивидуальности
леж ит
социально-историческая
эволюция
типа.
Именно
это
историческое
д вижени е
о пр еделя ет
не
толь­
ко
сюжет,
но
и
особую
социально-бытовую
и
социаль­
но-психологическую
атмосферу
пьес
Горького,
Леонова
и
некоторых
других
писателей,
б лизк их
им
по
с ти лю.{
Еще
более,
чем
прир од а
драмы,
п ротив оре чит
и зобра ­
ж ению
процессности,
социального
движения
природа
ли­
р ики,
по
существу
иск лю чающ ая
непосредственное
изо­
бр аж ение
с оциа ль ных
обстоятельств.
Они
входят
в
ли­
рическое
произведение
л ишь
отраженными
во
внутрен­
нем
ми ре
ге роя,
лирического
«я» .
Тём
не
м енее
некоторые
фор мы
лирики
близки
от де льны ми
своими
о со бен но стями
историко-аналитическим
стилевым
прин­
ципам.
В
первую
очередь
это
отн оси тся
к
некрасовской
линии
советской
лирики,
к
которой
п ри на длежат
многие
произведения
Д емь яна
Бедного,
М.
Исаковского,
‘ См.:
Киселева
Л.
Ст иль
М.
Шолохо ва .
—В
кн .:
Теория
ли те­
ратуры...
М ., 1965.
43

А.
Твардовского.
Правда,
в
30- е
тоды
лирика
Исак ов
ского
и
Тва рд овс ког о,
бо га тая
конкретными
дет аля ми
социального
б ыта
ново й
деревни,
по
основному
своему
содержанию,
по
т ипу
художественного
обоб щен ия
тя­
готеет
скорее
к
обобщенно-поэтизирующей
тен ден ции ;
но
стиль
з ре лого
А.
Твардовского
испытывает
значи­
тельные
пер емены,
ск л ады вающ иеся
уже
в
конце
30-х
годов,
и
обретает
глубину
социально-исторического
ана­
лиза,
обращенность
к
историческому
дра мати зму
эпохи,
на ибо лее
острым
соц и аль ным
процессам
общ ес тва.
Итак,
уже
к
середина
30-х
годов,
преодолевая
край­
ности
экспер и мент ализ ма,
о т межев ы ваясь
от
фо рма ли­
стич еск их
и
натуралистических
явлений,
советская
литература
не
то лько
определенно
выявила
свой
после­
довательно
социалистический
пафос
и
св ою
устремлен­
ность
к
художественному
историзму,
но
и
обнаружила
широкое
многообразие
своих
новых
жанровых
и
стиле­
вых
п утей.
Осно вным
руслом
худ ож еств ен ной
диффе­
ренциации
оказалась
в
ней
не
полемика
реа ли зма
и
ро­
мантизма,
как
это
б ыло
в
XIX веке,
не
борьба
реализ­
ма
и
модернизма,
как
это
происходило
на
рубеже
XIX—XX
веков
в
европейской
литературе,
и
не
сопер­
ниче с тво
самих
по
себе
условных
и
ко нкр етн ых
или
традиционных
и
н овых
форм,
а
соревнование
и
взаи -
мообогащение
но вых
содержательно-стилевых
пут ей
реа­
листического
отражения
советской
действительности
и
ее
предыстории
с
поз ици й
передового
конкретно-исто­
рического
мировоззрения.
Наряду
с
мн огоо бра зие м
ин­
дивидуальных
стилей
стремление-
литературы
со циал и­
стического
реали зма
к
широте
художественного
иссле­
дования
воплотилось
в
становлении
двух
ма гист ра ль ных
худож е стве нн ых
т енде нц ий:
обобщенно-поэтизирующей
и
историко-аналитической,
проявивших
свою
плод отвор ­
ность
и
в
последующие
десятилетия.
Перспективность
эт их
двух
магистралей
худож е ств енн ой
дифференциации
св язан а
не
только
с
определенностью
т ипов
из обра­
жения,
избранных
ими,
но
и
с
определенностью
и
значительностью
исследовательски-содержательных
уст­
ремлений.
Обобщенно-поэтизирующая
тен­
денция
в ырази ла сь
в
образном
исследовании
дейст­
вительности
в
процессе
со от несения
ее
повседневных
яв­
лений
с
социалистическим
идеалом
(с явлениями,
его
в
наивысшей
ф орме
во площа ющим и); историко - ана­
л итиче ская
т енде нция
—
в
образном
осмыслении
44

жизни
с
пом ощ ью
художественного
уг луб л ения
в
про­
цессы
социального
с т ановле ния
советского
общества.
Развитие
об общ енн о-п оэт изи рующи х
и
ист ор ик о -ана­
литических
стилей
шло
в
середине
и
второй
по ло вине
30- х
годов
сложными
путями.
На цел еннос ть
на
наиболее
открытое,
прямое
эмоциональное
изображение
новатор­
ской
природы
советского
общества
в
сочетании
с
естест­
венностью,
свежестью
и
правдивостью
дета лей
нового
б ыта
придавали
особую
прит яга т ель нос ть
произведенит
ям
поэтизирующей
стилевой
линии.
Но,
как
по казы в ает
история
литературы,
во
внутренних
закон ах
данного
стиля
сод ер жа лась
и
потенциальная
опасность
нео п рав­
данного
смещения
границ
идеального
и
исторически
ре­
ального,
жел аемо го
и
действительного.
Кроме
то го,
не­
которыми
критиками
обобщенно-поэтизирующая
тенден?
ция
ст ала
по ст епенно
х ара кте ри зов аться
не
просто
как
значительная
и
зако но мер ная ,
но
и
как
ед инст в енно
соответствующая
требованиям
эстетики
социалистиче­
ского
реа ли зма,
историческим
задачам
советских
писа­
телей.
О.
В.
Лармин
1 отмечает,
что
во
второй
по ло вине
40-х
и
начале
50-х
годов
традиции
Маяковского
неред­
ко
трактуются
критиками
как
некий
общеобязательный
кан он
для
по эз ии.
С ег одня
явственно
вид но,
что
широ­
кая
и
гораздо
ранее
сложив ша яся
тен ден ци я,
захватив­
шая
и
прозу,
и
драматургию,
и
кинодраматургию,
бы ла
ориентирована
не
столько
на
персональную
тради ц ию
Маяковского,
сколько.
на
е диный
тип
стил я.
Оч ень
непросто
идет
и
раз вит ие
историко-аналитической
худ о­
жественной
тенденции.
В
отличие
от
обобщенно-поэти­
зир ующ ей
она
не
имела
доста точног о
общеэстетическо­
го
обоснования
в
критике
второй
по ло вины
30-х
годов.
В
цело м
ряд е
произведений
этого
времени
ослаблено
внимание
к
социальному
анализу.
Это
особенно
с ка­
зывалось,
например,
в
жанре
исторической
прозы
и
др а­
матургии.
Авторы
книги
об
истории
советской
драма­
тургии
отмечают,
что
«во многих «п ьес ах
тех
л ет,
по­
священных
исторической
тематике,
мы
встречаемся
с
забвением
к лас с ового
начала,
с
т енден ци ей
выхолостить
кон кре тно-и стори чес кое
социальное
содер ж ание
таких
по нятий,
как
патриотизм,
н а родн ость »2.
Оценивать
со дер жат ельн ост ь
и
своеобразие
худ о-
_________
*
1 См.:
Лармин
О.
В.
Художественный
метод
и
стиль.
М. , 1964.
2 Богуславский А.
О.,
Д иев
В.
А.,
Карпов
А.
С.
Краткая
исто­
рия
р усск ой
советской
дра ма тург ии.
М. , 1966, с.
161.
45

жественных
процессов
20—30- х
годов,
разумеется,
не­
сравненно
ле гче
в
св ете
всего
последующего
развития
общественной
мысли
и
художественного
с оз нания
со­
ветского
общества.
Ошиб ки
д аже
маститых
критиков
в
оценке
крупнейших
достижений
30- х
годов
и
таких
произведений,
как
«Жизнь Клима Самгина»
Горького,
«Тихий Дон»
Шолохова,
поэма
Маяковского
«Хорошо!»
и
его
пьесы
«Клоп»
и
«Баня», объясняются тем,
что
эти
произведения
не
были
поняты
тогда
в
свя зи
с
важней­
шими
общими
процессами
развития
литературы
социа­
листического
реализма.
Теоретическая
разработка
проб­
лемы
стилевых
тенденций
и
т еч ений
советской
ли те ра­
туры
расходится
с
реальной
их
картиной.
Практически
развитие
стилевых
тен денц ий
и
течений
все
б олее
об на­
руживает
содержательность
художественного
исс ледо ва­
ния ,
ведущегося
в
русле
ка жд ого
из
ни х,
а
теоретически
все
более
зак реп ляетс я
описательный
пр инцип
харак­
тер ис тики
многообразия
стилей,
подчеркивание
вторич-
ности,
иллюстративности
этого
многообразия
по
от но­
шению
к
уже .
утвердившимся
и деям
времени,
по
отно­
шению
к
наиболее
общим
процессам
развития
советской
литературы.
Эта
особенность
в
ра зра ботк е
п робл емы
ху­
дожественного
многообразия
б ыла
час тн ым
проявлени­
ем
тех
мет одол ог ичес ки х
противоречий,
которые
и спы­
тывало
советское
л ит ера тур о ведение
в
30—40- е
годы
и
о
котором
на
современном
этапе
развития
на уки
гов о­
рится
все
более
объективно
*.
В
год ы
Ве ли кой
Отеч е ствен но й
войны
процесс
сб ли­
жения
ст ил ей,
обозначившийся
во
второй
половине
20-х
годов,
выступил
еще
более
ярко
и
очевидно.
Писатели
с чи тали
прямую
агитационно-пропагандистскую
работу
гражданской
честью,
своим
вк ладо м
в
дело
по беды
над
в раг ом.
Органическая
че рта
самых
разных
стилей
этих
лет
—
открытый
лирический
пафос,
публицистичность,
н арод­
ность.
На
э той
основе
окончательно
с лож ились ,
эстети­
чески
укрупнились
и
получили
всеобщее
признание
ярко
инд ивид уа льны е
стили
А.
Тв ард овск ого ,
М.
Исаковско­
го,
С.
Вургуна,
А.
Корнейчука,
А.
Довженко,
О.
Берг­
гольц,
Б.
Горбатова.
Д аже
писатели,
да леки е
по
своей
индивидуальной
манере
от
прямого
изображения
соци­
альной
героики,
—
Б.
Пас те рнак ,
А.
Ахматова,
В.
Ин-
бер,
—
в
эти
годы
выступают
с
произведениями
широко-
1 См.
с б. : 50 лет советского литературоведения.
М ., 1968.
46

го,
общенародного
звучания;
соответственно
и
стиль
их
нов ых
произведений
прио бре т ает
черты
ясности,
прос­
тоты.
Утве ржда ю щий
пафос,
усиление
обобщенно-поэтизи-
рующего
начала
отчетливо
проявились
в
годы
войны
и
на
рубеже
военного
и
послевоенного
периодов
в
про из­
ведениях
В.
Кожевникова,
Л.
Соболева,
М.
А лигер ,
П.
Антокольского,
Э.
Ка закев ич а
и
других
п иса теле й.
Самым
ярким
проявлением
этой
стилевой
эволюции
ст ала
«Молодая гвардия»
А.
Фад еева.
Ее
открытый
ли-
ричёский
пафос,
обнаженность
моти ви ровок
действий
и
переживаний
персонажей,
подчиненность
всех
ху до­
жественных
средств,
из об ра жению
двух
контрастных,
противостоящих
миров
—
все
это
характернейшие
стиле­
вые
особенности
литературы
войны
в
целом.
Однако
при
этом
«Молодой гвардии»
А.
Ф адеев а
свойственны
и
иные
черты,
уже
значительно
отличающиеся
от
стиле­
вых
особенностей,
скаж ем , «Непокоренных»
Б.
Горба­
то ва
или
«Радуги»
В.
Василевской.
Это
—
пристальность
пластического
изображения
б ыта,
н етороп л ив ость
по­
ве ст вован и я, «крен»
от
сюжетной
динамики
в
сторону
раскрытия
че лов ече ских
взаимосвязей
и
от но ше ний.
Олег
Кошевой
и
его
семья,
Уля
Гро мо ва
и
Валя
Фи лаг
това,
Сергей
Т юл енин
, и Валя Борц;
бытовые
штрихи,
инт им ные
п ереж ива ния
ю ных
м оло догва рд е йцев
—
все
эти
эпизоды
составили
значительную
и
очень
своеобраз­
ную
сторону
повествовательной
ткани
романа
Фадеева.
В
фадеевском
стиле
и стор и ческие
обстоятельства
вое н­
ных
лет
усилили
поэтизирующую
сущность,
так
ярко
проявившуюся
в
изображении
Метелицы,
Суркова,
Алеши
Маленького
и
д ругих
цельных
героев
двух
пе р­
вых
его
роман ов .
Однако
в
своеобразной
литературной
об с та новке
конца
20- х
годов,
когда,
с
одной
стороны,
еще
отчетливо
ощущались
следы
ро ма нт изации
в
изо­
бражении
человека,
характерные
для
предыдущего
периода,
а
с
другой
—
сказ ы вал ось
схематическое
эк с­
периментирование
под
лозунгом
«живого человека», ге­
рои
«Разгрома»
Ф адеева
воспринимались
иногда
как
«излишне психологизированные», «усложненные», «тол­
стовские».
Да
и
сам
писатель
склонен
был
стилистиче­
ски
а кце нтиро ва ть
именно
то лстов ск ое
начало
в
своей
манере.
В
«Молодой гвардии»
нет
то лстов ск ого
анали­
тизма,
исследователи
стиля
Ф адеев а
чаще
г ов орят,
при­
менительно
к
этому
роману,
о
лирических;
гоголевских
47

т ра дициях.
О б ъясне ние
э тому
сл еду ет
искать
не
в
созна­
тельной
сме не
литературных
вкусов
и
пристрастий
уже
зрелым
прозаиком,
а
в
принадлежности
«Молодой гвар­
д ии»
литературе
своего
времени,
высве т ивш ей
наиболее
органичную
сторон у
таланта
писателя.
И
потому
зо рко
увиденная
Фадеевым
в
1944 году,
в
знаменательное
в реьщ
пр иб лиж ающейся
победы,
ка ртин а
'военного быта
окк упи ров анн ог о,
но
непокоренного
сов ет ског о
гор од ка
осмысливается
писателем
э пиче ски
и
п атет иче ски
и
пред­
стает
изобразительно
в
своем
историческом
достоинстве,
если
можно
так
выразиться,
не
испытывая
«ущемления»
рядом
с
подвигом.
Изобразительная
«статика»
Фадеева
в
«Молодой гвардии»
несла
в
себе,
т аким
образом,
боль­
шое
и дейн о -эс тетичес ко е
о бо бщени е.
Принципы,
с ложившиес я
за
три
десят ил ет ия
совет­
с кой
литературы
и
испытанные
в
не быва ло
с ложн ых
об­
стоятельствах
В ел икой
Отечественной
войны,
в
первые
послевоенные
годы
определяют
художественное
осмыс­
ление
не
только
темы
войны
и
по беды
в
ис то рии
совет­
ского
народа,
но
и
темы
современности,
тем ы
борьбы
за
ми р,
социального
преобразования
жизни
в
нов ых
усло­
вия х.
В месте
с
тем
новые
горизонты
социально-истори­
ческого
развития
нашей
страны,
ставшей
во
г лаве
ла­
ге ря
со ци ализ ма,
новые
з адач и,
выд ви гае мые
и де ологи­
ческой
полемикой
с
буржуазным
миром,
а
главное,
задачи
дальнейшего
развития
советского
общества,
пре ­
одолевшего
тяж елы е
последствия
во йны
и
приступивше­
го
к
новому
этапу
социалистического
строительства,
потребовали
от
лит ера т уры
глубокой
творческой
пере­
стройки.
Она
заявляет
о
се бе
в
отдельных
произведени­
ях
уже
в
конце
40- х
годов,
но
сказ ывает ся
в
массовых
явлениях
лит ер ат ур ного
процесса,
в
со бс твен но
ху до­
жественных
сдвигах,
формах
стилевой
дифференциации
в
начале
и
особенно
в
середине
50- х
годов.
♦**
Б ол ьшое
влияние
на
развитие
советской
литературы
50—60 -х
годов
оказал
XX съезд партии .
Съезд
опреде­
лил
зада чи
партии
и
со вет ско го
народа
на
ближайшие
год ы,
осветил
насущные
теоретические
проблемы,
ка­
сающиеся
закономерностей
дальнейшего
разви ти я
со­
циализма.
Глубокая
органическая
солидарность
с
су­
ществом
идей
XX съезда,
который
помог
‘писателям
48

осмыслить
новые
з адач и,
вставшие
перед
советской
ли­
тературой,
в ыра зил ась
в
очерках
В.
Овечкина,
по вест ях
В.
Тендрякова,
пьесе
А.
Корнейчука
«Крылья», в главах
поэмы
А.
Т вар довс кого
«За далью— д аль» .
В
этих
про ­
изведениях,
а
т акже
в
р о манах
«Битва в пути»"Г .
Нико­
ла ево й, «Иду на грозу»
Д.
Гранина, «На диком бреге»
Б.
Полевого, «Живые и мертвые»
К.
Симонова, «Тиши­
на»
Ю.
Бо нд арева ,
появившихся
несколько
позднее,
обо­
стренное
внимание
к
са мым
тру дн ым
моментам
в
исто­
рии
советского
общества
неотделимо
от
из о бр ажения
явлений,
в ыража ющи х
гла вн ую
сущность
социалистиче:
ского
об раза
жизни.
Появление
этих
произведений
б ыло
п ока зате лем
того,
что
наша
литература
на
этом
н овом
и
сложном
этапе
стремилась
мыслить
широко
и
цел е­
устремленно.
Установку
на
широту
осмысления
новых
историче­
ских
задач
с овет с кого
общества,
на
создание
образа
эпохи,
образа
век а,
преломленного
в
историческом
со­
знании
советского
человека,
по лнее
и
ярче
всего
вопл о­
тила
в
этот
период
п оэзи я,
переживающая
огромный
подъем.
Его
вы ра жен ием
ст али
новые
стихотворения
и
поэ мы
А.
Твардовского
и
Э.
Меж ел ай тиса,
А.
Прокофье­
ва
и
М.
Све тлова .
Глубина
и
оригинальность
художест­
ве нной
мысли
выдвинули
в
число
са мых
призна нны х
по­
э тически х
кн иг
«Далекие небосклоны»
М.
Рыльского
и
«Голос Азии»
М.
Ту рс ун -за д е, «Высокие звезды»
Р.
Га м­
затова
и
«А дни идут»
П.
Бровки.
Рядом
с
этими
пр о­
изведениями,
отмеченными
Ленинской
премией,
неод­
нократно
переизданными,
прозвучали
стихотворения
и
по эмы
нового
поэтического
поколения
—
Е.
Евтушенко,
A.
Вознесенского,
Р.
Рождественского,
Е.
В ин окурова ,
B.
Соколова.
Н овые
произведения
создают
поэты
фр он­
тового
поколения
—
С.
Ор лов,
А.
Межиров,
М.
Дудин,
Ю.
Друнина.
Чи тат ель
знакомится
с
талантливыми
с ти­
хотворениями
и
поэмами,
которые
со
временем
войдут
в
сборники
«Вечность мгновений»
М.
Кем пе, «Дорога
под
яворами»
А.
Мал ы шк о , «Годам вослед»
М.
Карима,
«Необходимость»
М.
Л ук онина, «Море начинается с вер­
ши н»
Наб и
Х азр и , «Книга земли»
К.
Кулиева,
«Ноша
своя»
А.
Лупана.
Особую
ро ль
в
создании
об раза
эпохи
сыграл
ж анр
поэ мы,
значительнее
всег о
представленный
произведе­
ниями
А.
Твардовского
«За далью
—
даль»
и
В.
Лугов­
ского
«Середина века» .
Обе
по эмы
несут
в
се бе
остроту
49

ист ор ич еско го
зрения,
рожденную
опытом
войны
и
по­
беды
над
фашизмом.
Создаваемые
на
протяжении
ряд а
ле т,
впитавшие
множество
впечатлений
и
глубоких
переживаний
авторов
— талантливых
и
вдумчивых
ху­
дожников,—
эти
поэм ы
нацелены
на
полноту
и зоб ра­
жения
исторического
драматизма
жизни,
в
битвах
и
раз­
думьях
которой
рождается
тип
человека
зрелого
со циа­
лизма,
коммуниста
—
пр акт ика
и
мыс ли те ля,
труженика
и
поэта
своей
эпо хи.
Поэмы
отмечены
че рта ми
о собой
открытости,
страстной
искренности
разговора
поэта
с
современниками.
Они
обращены
не
только
к
вер шин ным
пер е жива ниям
своего
н аро да,
но
и
к
самым
сл ожн ым
страницам
его
духовной
биографии;
дра мати зм
повест­
вования
вы ливае т ся
в
с лова
и
образы,
полные
мужест­
ве нного ,
философского
оптимизма.
Поэты-реалисты
бе­
рут
историю
себе
в
союзники
в
раздумьях
о
то м,
как
достойно
прожить
жизнь
сыну
ве ка
—
победителю
в
Ве­
ликой
Отечественной
войне,
создателю
общества
социа­
лизма
и
коммун и зма;
Передо
м ною
сер е дина
века.
Я
много
видел .
Многого
Не
видел.
В округ
не
понял
и
в
се бе
не
понял.
В
д уше
не
видел,
на
зем ле
не
видел.
И
все
*ж.
пой ми
—
вот
исповедь
моя:
Я
был
уч а стнико м
соб ыти й
мощных
В
истории
людей.
Что
делать
мне
—
Простому
сын у
века?
Говорить
О
времени,
о
том
неповторимом,
Един ств енно м
на
свет е.
О
ги ган те,
Который
поднялся
над
всей
землей,
На
п лечи
взяв
судьбу
и
жизнь
планеты.
Как
единична
жизнь!
В
мозгу
людей
Миры
ле тят
и
г осу дарст ва
гибн ут.
В
ночном
раздумье
человека
ходят
Народы
по
намеченным
путям.
И
все
же
ты
лишь
капля
в
океане
Истории
народа.
Но
она
—
В
тебе.
Ты
—
в
ней.
Ты
за
нее
в
отве те.
За
все
в
отве те
—
за
победы,
славу,
За
муки
и
оши бки .
И
за
т ех,
Кто
вел
т ебя.
За
герб,
и
гим н,
и
знамя.
(В.
Луговской.
^Середина века»)
5С

Двадцать
шесть
маленьких
лиро-эпических
поэм,
по
остроте
и
ло ка льнос ти
сю жетн ых
со быт ий
иногда
напо­
ми нающи х
историко-философские
нове лл ы
в
стихах,
мо гут
п ок азатьс я
читателю
Л уговс к ого
не
по эмо й,
а
л ишь
циклом
прои зве ден ий ,
написанных
по
за кон ам
од­
ной
поэт ики.
Однак о
вдумчивое
проникновение
в
кн игу
«Середина века»
открывает
в
ней
в
качестве
централь­
н ого
идейно-художественного
принципа
име нно
пафос
сочленения
разных
противоречивых
ли ков
и
состояний
времени
в
единое
целое.
Герой
поэмы
идет
чер ез
испытание
сомнениями
и
трудностями
своих
современников.
Он
принимает
на
се­
бя
их
острейшие
переживания,
как
бы
пер евопл оща етс я
в
них
и
вместе
с
тем
в
каждом
новеллистическом
и
локально-психологическом
измерении
герой-повествова­
тел ь
чу тко
сл ышит
время.
«А время?
Время
двигалось
рьгвками...» —
звучит
как
бы
нейтральный
рефрен
рас­
сказа
о
несопоставимом
и
взаимосвязанном,
требуя
вторжения
мысли
в
э тот
неостановимый
ритм,
в
диалек­
т ику
несхожих
в нешн е,
но
внутренне
непрерывно
пере­
ходящих
од но
в
другое
событий.
Луг овс кой
не
только
чутко
слышит,
но
и
зорко,
пластично
видит
историче­
ск ий
миг
во
всей
его
духовной
наполненности,
в
его
спо­
ре
с
веко м
предыдущим
—
легендарно
д алеки м
или
ос я­
з аемо
биографически
близким.
Стол
инкр ус тир ов анный
был
колюч
От
выпиравших
бляшек
перламутра.
Он
был
накр ыт
плак атом : «Смело в бой!».
На
нем
лежали
две
оббитых
во блы...
Так
на чина ет ся
ра сска з
о
в стр ече
н ов ого,
девятнадца­
то го
года
пятью
мыслителями,
собирающимися
разга­
дат ь
и
переделать
ми р:
художником,
историком,
солда­
том-поэтом
и
двумя
чекистами.
Исто р ик-м ист ик,
р аз ъяр ясь,
ч итал
Нам
«Одиссею»
в
старом
переводе.
Ле тел
к орабль ,
и
настигали
б еды
Его
со
в сех
ст орон .
Летел
к ора бль
Навстр ечу
гибели.
Смеялись
боги
Над
обреченными.
Л етел
кор аб ль
По
синему
волненью
первых
песен
На
бел ых
г ребн ях
поза бы тых
волн.
И
Одиссей,
водитель
богоравный,
Наперекор
всему
пыт ал
судьбу.
51

Торжественный
гекзаметр
разносился
По
ме рт вым
залам.
Плавал
огонек,
Как
жи знь
л юдск ая
в
океане
мрака.
И
вот
приплыл
в
Итаку
Од и ссей,
—г
Что
ж,
—
молвил
Зы ков,
—
я
предполагаю,
.
Что
Одиссей
не
первоклассный
ж
вож дь.
Се бя
сберег
он
для
же ны
и
славы,
А
все х
матросов
начисто
сг уб ил.
—
Да,
—
подтвердил
«матрос,
—
братва
пог ибла.
А
для
чего,
и
сам
я
не
пойму.
Для
государства?
Не т,
не
для
него.
Для
будущего?
И
то го
не
ви жу.
—
Для
песни!
—
стукнул
Зыков
кула ком.
—
Для
песни,
ч тобы
лю ди
песни
пели.
А
настоящий
вождь
погибнет
са м,
Но
выведет
лю дей
и
выд аст
счастье.
А
лучше
бы
ему
не
по г ибать
И
выдержать
смертельные
тревоги
Как
Ленин
вы нес
выстрелы
Каплан.
Отдельное
историческое
настроение,
ко ллизия ,
прочи­
танная
в
к ниге
бытия
современника,
тяг оте ет
у
Лугов-
ского
к
диалектическому
перерастанию
в
к лет очку
це­
лостного
образа
«середины века»
— образа
одновремен­
но
объективно-исторического
и
субъективного,
р ожд ен­
ного
неповторимо
личным,
достоверным
переживанием
самого
поэта.
Порой
т акие
сочленения
правды
и
вы мыс­
ла,
биографической
детали
и
книжн ой , «высокой»
ассо­
циации
ро ж дают
'впечатление нарочитой незаконченно ­
сти
мысли,
непрочтенной
тайны
бытия,
нер азгаданн о й
психологической
загадки,
исторического
пр е дчу вств ия.
Это
и
прид а ет
поэме
тонкость
пластических
оттенков,
и
способствует
созданию
обра за
противоречия,
диалекти­
ки
эпохального
и
ед иничног о,
которое,
как
известно,
всегда
не
только
бед н ее,
но
и
богаче
всеобщего.
«Сере ­
дина
века»
Л уговс к ого
—
одн о
из
самы х
талантливых
поэтических
свидетельств
в
середине
50- х
годов
возраста­
ния
чувства
личности
на
по чве
бурной
насыщенности
жизни
на ро да,
жизни
ве ка
новыми
историческими
цен­
ностями,
на
почве
но вых,
осознаваемых
на шим
общест­
вом
пер с пе ктив
дальнейшего
социального
д виж ения.
Если
для
Луговского
зерном
сюжетного
движе ния,
стилевой
доминантой
повествования
я вляетс я
«образ
—
противоречие», то для
Тва рд овск ого
в
поэме
«За
да лью
—
даль»
ключевым
стал
«образ
—
дв иже ни е».
К лассич еская
поэтика
путешествия-размышления,
иду -
52

1цая в русской литературе от «Ме р твых
ду ш»
Гоголя,
«Записок охотника»
Тургенева, «Кому на Руси
ж ить
хор ош о»
Некрасова,
заграничного
цикла
стихов
Маяков­
ского,
с
необычайной
естественностью
и
высокой
пр осто ­
той
реализована
в
поэме
Т ва рдовс ког о.
Прямые
авто­
би ог раф иче ские
приметы,
присущие
образу
повествова­
теля,
несут
В
поэме
са мостоя тель н ую
сюжетную
нагрузку
(например,
в
главах
о
старой
ку знице ,
о
друге
дет­
с тва,
о
читателе).
Но
каким
бы
единичным
ни
был
ра с­
сказ
о
своем,
неповторимом,
масш т абная
биография
ве­
ка
вписы ва етс я
-в
человеческую
жизнь
естест венно .
Как
и
для
пове ство ва т ёля
«Середины века», для автора по ­
эмы
«За далью —
даль»
время
рассказа
.о
себе
— это
в ремя
духовной
зр елост и
современников
и
самого
поэта,
ничего
не
упрощающего
в
ист ор ии
и
ни
от
че го
не
отре­
кающегося
во
имй
абстрактной
нравственности
или
за­
данной
эстетической
программы.
Полемика
-в
поэ ме
кон ­
кретная
и
ос тр ая.
В
ней
Твардовский
открыто
опирается
на
свидетельства
чувс тв а
и
мыс ли
читателя,
с
которым
ведет
такой
же
искренний
ра з говор,
как
и
в
поэме
о
Теркине.
Вместе
с
тем
«За далью —
даль»
—
это
и
реа­
листически
точный
ра сска з
об
открытии
писателем
но­
вого,
о
самостоятельном
осмыслении
Сибири
как
со­
ставной
части
русской
ге огра фии
и
ист о рии,
края,
тая­
щего
в
себе
ист оч ник
мо щно го
д вижен ия
в
настоящем
и
будущем.
Многомерное
и
еще
более,
чем
у
Луговского,
острое
чу вст во
сиюминутности
шагов
ис то рии
Твардов­
с кий
воплощает
в
'поразительно живых и вместе с тем
масштабных
эпических
картинах.
В
традиционный
об­
раз
дороги,
путешествия
во
вр ем ени
и
пространстве,
в
эт от
основной
мотив
повествования
и
ра здумь я
Твар­
д ов ский
вписывает
еще
один
вечный
образ
—
образ
боя,
сто ль
органичный
для
автора
вел ик ой
поэмы
о
во йне.
То
был
порыв
души
артельной,
Самозабвенный,
нер а здел ьный,
—
В
нем
все
слилось
—
ни
да ть
пи
взять:
И
удаль
ру сск ая
ми рс кая,
И
с
ней
по вадк а
з аво д ская,
И
строя
воинского
стать;
И
г ла зомер,
и
счет
бес спорн ый ,
И
сметка
д елу
наперед.
Сибиряки!
Молва
не
врет,
—
Хоть
с
бору,
с
сос енк и
народ,
Хоть
сб ор ный
он,
зат о
отборный,
О рел -н арод:
как
в
с вой
черед
53

Плечом
н адежн ым
подопрет,
—
Не
подведет!
На
этих
страницах
произведения
поэ т
не
мож ет
отвлечь­
ся
от
сло жно го
многообразия
судеб
и
биографий
участ­
ник ов
перекрытия
Ангары;
он
не
разукрупняет
со бир а­
тельный
портрет
си б иряка,
а,
на про тив,
вводит
его
в
рамки
эпохального
характера
н аро да,
воочию
увиденно­
го
поэтом
в
момент
с ам оз аб венного
труда.
Но
все
теперь
как
будт о
дивом,
Своею
нынешней
судьбой,
Одним
охвачены
порывом,
В
семье
сравнялись
трудовой,
В
сыновней
слу жбе
не
лук а вой,
Огнем
ученые
бойцы.
Деньга
—
деньгою,
слава
—
славой,
Но
сверх
всего
еще
по
нраву
К ласс
показать.
Самим
по
праву
сказать:
«А что — не молодцы?»
Как
дорог
мне
в
родном
н ароде
Тот
молодеческий
рез он,
Что
звал
всегда
его
к
свободе,
К
мечте,
живущей
ис пок он.
Как
д орог
мне
и
люб
до
г роба
Тот
дух,
тот
вызов
уда лой
В
труде,
В
страде,
В
беде
любой,
Тот
го р дел ивый
жар
особ ый ,
Что
—
бить
—
так
бе й,
А
петь
—
так
по й!..
Гори
вовеки
негасимо
Тот
добрый
жар
у
нас
в
груди
—
И
всем
нам
впору,
все
по
силам,
Все
по
плечу,
что
впе реди !
Драматические
кр аски
в
групповом
портрете
сибиряка
не
частн о сть
у
Твардовского.
Его
глаз
художника,
его
чувство
гражданина
ведет
читателя
по
разным
дорогам
Сиб ир и,
в
том
числе
и
по
дорогам
траг и чес ким.
Как
и
Лу гов ск ой,
' автор поэмы «За
далью
—
да ль»
за нят
не
запоздалым
самооправданием
с ына
века,
он
обращен
мыслью
к
це нтра ль ному
содержанию
эпо хи,
к
конкрет­
ным
социальным
и
духовным
созидательным
силам
свое­
го
народа.
'
,
Пер сон ажи
поэмы
—
жив ые
люди.
Это
и
смоленская
колхозная
тетка
Дарь я,
и
молодожены,
едущие
на
си­
бирскую
стройку,
и
«собирательный»
читатель.
Р ядом
с
этими
о бр азами,
нарисованными
по-некрасовски
широко,
54

свободно,
с
непередаваемой
теплотой
и
лукавым,
иногда
и
горьким
юмором,
встают
и
обобщенные
образы
и ного
м асш таба.
Прежде
всего
это
об раз
Лен ин а,
л енин ской
пра вды ,
об раз
дали
—
коммунистического
будущего,
со­
един яющи й
в
се бе
черты
народного
идеала
с
пр едст ав­
лениями
передовой
нау чн ой
и
общественной
мысли
двадцатого
ве ка.
В-п оэ ме
«За далью
—
д аль»
мы
нахо­
дим
прямую,
публицистически
заостренную
постановку
самых
актуальных
п робл ем
времени,
в зятых
и
в
и сто­
рическом,
и
в
сугубо
современном
пл ане
— судеб
де рев­
ни
и
г орода ,
с т ихийног о
хода-
ис то рии
и
ответственно­
сти
передовых
сил
общества
за
будущее
мира
и
страны,
проблему
искусства
в
его
взаимоотношениях
с
народом,
с
читателем,
проблему
соревнования
двух
миров.
Эти
и
многие
другие
темы
выступают
в
поэме
Твардовского,
на
пер вый
в згл яд,
бегло,
фр аг мент ар но,
однако
автору
важнее
всего
было
отразить
самый
фа кт
возникновения
и
неразрывного
взаимосцепления
эти х
проблем,
показать
одновременность
их
существования
в
жизни
и
мыслях
современника,
в
своем
собственном
гражданском
созна­
нии.
В
искусстве
и
в
са мой
жизни
в
50- е
годы
шло
ин­
тенсивное
накопление
нов ых
наблюдений
и
идей.
Но
время
синтеза
их
еще
только
наст
у.пал
о,
не
все
исторические
процессы
вы явилис ь
в
гл авном
своем
с од е ржании,
и
новых
д вижущих
противоречиях.
Все
это
способствовало
распространению
фо рм
публицистиче­
ских,
документальных,
лирических,
очерковых
не
только
в
малых
и
со бст вен но
публицистических
жанрах
лите­
ра ту ры,
но
и
в.
так ом
аналитическом
и
синтезирующем
по
своей
природе
жанре,
как
роман.
Наряду
с
положи­
тельными
ст орона ми
—
оперативность
о ткл ика,
крат­
кость
дистанции
между
читателем
и
личностью
писа­
теля—
широкое
увлечение
очеркизмом
и
публицистич-.
ностью
шло
нередко
в
уще рб
глу би не
художественных
о бо бщений ,
мешало
психологическому
анализу
характе­
р ов.
Однако,
не
выдвинув
на
это м
этапе
массовых
сти ­
левых
дос тиж ен ий
в
русле
реалистического
анал ит изм а,
литература
вносила
существенные
изменения
в
о тдел ь­
ные
при нципы
художественного
мышления,
широко
рас­
п ростра нен н ые
в
предшествующий
период.
Так,
авторы
«Искателей», «Битвы в пути», «Дома на площади»
сде­
лал и
заметный
шаг
к
с оз данию
нов ой
идейно-художест­
ве нной
структуры
образа
современника.
Их
подход
за­
55

метно
отличается
от
п ринципо в
создания
героя
в
п ро­
изведениях
А.
Фадеева,
П.
Павленко,
В.
Па нов ой
40-х
годов .
Главный
см ысл
этих
изменений
—
более
после­
довательный
инт ер ес
пис ате ля
к
художественному
вы­
явл ени ю
индивидуальной
социально-общественной
по зи­
ции
героя,
«испытание»
этой
позиции
сре дст вами
сюж ет а.
Эти
тенденции
б ыли
своевременно
замечены
и
поддержаны
критиками
и
литературоведами.
• Все*
больше
становясь
зерном
характера
и
источни­
ком
движения
сюжета,
социально-общественная
позиция,
однако,
д але ко'
не
всегда
оказывалась
в
произведениях
эт их
писателей
психологически
убедительной.
Др уги ми
словами,
романы
Д.
Гранина,
Г.
Н ико ла евой,
Э.
Каза­
кевича
и
других
близких
им
писателей
страд али
не ред ко
тем
же
недостатком
«органического творчества», какой
отмечали
у
некоторых
своих
современников
критики
20—30 - х
годов.
Иногда
писатель,
стремясь
обогатить
индивидуальный
об лик
своего
героя
за
сч ет
изображе­
ния
семейных,
любовных
от нош е ний,
обн аружи в ал
от­
сутствие
тонкости,
мастерства,
психологический
анализ
выгляд ел
фра гм ента р ным,
иллюстративным.
О
том,
что
решение
нов ых
жизн е нн ых,
глубоко
современных
пр о­
бл ем
в
середине
50- х
годов
не
сраз у
ве ло
к
серьезным
стилевым
достижениям,
говорит,
в
частности,
язык
ро­
мано в.
Яз ык
персонажей
Д.
Гранина
в
романе
«Иска­
т ели»
еще
м ало
инд ивид уа лизиро ва н,
подчас
сух,
инфор­
мационен.
В
нем
есть
определенная
свежесть,
связанная
с
введением
нов ых
пластов
лексики,
прежде
всего
п ро­
фессиональной
ле кси ки
научно-технической
интеллиген­
ц ии,
однако
эс тети чес ки
он
н едо стато чно
емо к
и
пласти­
чен .
Мы
говорим
об
этом
не
с
целью
оценки
индивиду­
альной
меры
мастерства,
а
прежде
всег о
для
характе­
р ист ики
путей,
которыми
в
литературе
идет
массовое
освоение
новых
»сторон действительности,
ее
новых
тип ов,
зорко
увиденных
Граниным,
Николаевой
и
другими
близкими
им
литераторами,
но
не до стато чно
освоенных
ими
худож еств ен но.
Характеризуя
общие
художествен­
ные
качества
произведений
большого
жан ра,
нужно
под­
черкнуть
те
своеобразные
литературные
до с тоин ства
худо жес твенн
о-п
у
6l л и цистического рома -
н
а
этого
ти па,
которые
составляют
приметы
его
и стори ­
ческой
неповторимости:
это
эмоциональная
раскован­
ность,
непосредственность
выявления
лич нос ти
писателя
в
самом
характере
отношения
к
изображаемому,
прав-
56

дийос Ть
Интонации,
доверительно
обращенной
к
Широ­
кому
читателю
—
единомышленнику,
подлинность
и
дра­
матизм
конфликтов.
Д аль ней шее
художественное
освое­
ние
характеров,
их
многообразная
ин дивид уали з аци я
и
со ци альн ая
ко нкре ти зац ия
будут
осуществляться
п озд­
нее—
в
тво рче с тве
прозаиков
С.
Залыгина,
Ф.
Абр амо ­
ва,
В.
Тендрякова,
В.
Кожевникова,
В.
Пановой,
В.
Ак­
сенова,
В.
Аста фь ев а,
В.
Бел о ва,
драматургов
Н.
Пого-
дина;
А.
Корнейчука,
А.
и
П.
Тур,
С.
Алешина,
А.
Арбу­
зова,
В.
Розова,
в
поэтических
стилях
В.
Соколова,
Е.
Евтушенко,
Е.
Винокурова,
В.
Федорова,
Б.
Ручьева,
Е.
Исае ва,
А.
Вознесенского.
На
той
же
основе
в
других
национальных
ли тера турах
сформируются
стили
Э.
Ме-
ж ел айти са,
Р.
Гамзатова,
Д.
Вааранди,
Ч.
Айтматова,
Ю.
Смуула,
Ф.
Искандера,
И.
Друцэ
и
еще
многих
та­
лантливых
худож н иков .
Лирико-публицистический
стиль
середины
50- х
годов
нашел
свое
выражение
и
дальнейшее
развитие
в
но­
вых
жанрах,
з аво евав ших
п опул ярнос ть
и
с та вших
м ас­
совыми.
К
ним
от но сят ся,
например,
лирическая
проза,
пр едст авле нн ая
циклом
т аких
содержательных,
самобытных
произведений,
как
«Дневные звезды»
О.
Б ер ггол ьц , «Капля росы»
и
«Владимирские проселки»
В.
Солоухина, «Ледовая книга»
Ю„
См уула ,
«Мой
Дагестан»
Р.
Г ам затова .
Авторы
э тих
книг,
в
сущно­
ст и,
создают
творческий
автопортрет,
образно
воспроиз­
вод ят
тв о р ческий
процесс
не
просто
как
лабораторию
профессионального
мастерства,
но
как
лабораторию
ис­
тори че ско го
и
художественного
мышле­
ния.
Тем
са мым
они
приобщают
читателя
к
пр оцессу
кр ист алл из ации
ведущих
типов
современности
в
ху­
дож н ичес ком
сознании.
Эта
специфическая
форма
уже
встречалась
в
русской
литературе
переломных
перио­
дов.
Классическими
образцами
ее
можно
считать
«Путе ­
шествие
из
Петербурга
в
Москву»
Радищева, «Былоеи
думы»
Г е рц ен а, «Дневник писателя»
Достоевского, «Ис­
т орию
моего
с овр ем енник а»
Короленко.
Мы
видим
на
п рим ере
некоторых
жанровых
линий
и
индивидуальных
ст ил ей,
что
в
первые
годы
современно­
го
периода
писатели,
привлекая
элементы
публицистики,
очерковости,
автобиографического
лиризма,
выявляя
стремление
к
обобщенно-поэтическому,
обоб ще нно- пуб ­
лицистическому
изображению
основных
конфликтов,
ос­
новных
д вижущих
сил
времени,
пытаются
п одни мать
57

необычайно
острые,
масштабные,
актуальные
темы
вр е­
мени,
т акие,
ка к:
на род
и
эпоха,
народ
и
государство,
нау ка
и
общество,
социальные
взаимоотношения
города
и
деревни,
мещанство
и
бюрократизм
в
их
старом
и
но­
вом
обличье,
«моральное
о беспе чен ие
коммунизма»
(А.
Твардовский) .
Но
при
всей
свежести,
остроте
поста­
но вки
отдельных
проблем,
при
возросшей
активности
писательских
позиций,
ставшей
одной
из
самых
важных
примет
современности
в
литературе,
на
большей
йаст и
произведений,
созданных
в
50- е
годы,
лежит
отпечаток
незавершенности
художественного
исследования.
Осо ­
бенность
эта
проявляется
и
в
формировании
художест­
ве нных
течений,
к ар тину
которых,
пожалуй,
труд не е
очертить,
чем
во
все
предыдущие
литературные
периоды.
Как
и
другие
литературно-художественные
процессы
50—60- х
годов,
формирование
художественных
течений
нельзя
понять,
недооценивая
сос уще ствов ан ия
д вух
вз а­
имосвязанных
тенденций
в
духовной
и
идеологической
сфере
жиз ни
советского
общества.
Это
тен денц ии
вос­
становления
ленинских
принципов
общественной
жизни,
дальнейшего
дв иж ения
о бщест ва
по
пут и
к
коммунизму.
Углубление
анализа
объективных
закономерностей
д альне йшег о
развития
советского
общества,
восстанов­
ление
объективного
научного
п одх ода
к
жизни
и
пр о бле­
мам.
к уль туры
в
их
сл ож ной
специфике
заявляло
о
се бе
в
ли те ратуре
прежде
всег о
стремлением
реализовать
во
всей
глубине
критерий
правдивости
искусства
и
тесно
с вяза нный
с
ним
критерий
художествен­
ност и.
Проблема
формы,
как
писал
в
эти
годы
Л.
И.
Тимофеев,
это ,
в
сущности,
проблема
правды
в
искусстве.
Мастерство
художника
мы сл ится
в
середине
50-х
годов
как
условие
существования
сам их
качеств
идейности.
Об
этом
гов оря т
на
Втором
съезде
писате­
лей
т акие
авторитетные
мастера
слова,
как
М.
Шолохов,
К.
Федин,
А.
Довженко.
Критерий
истинности
искусства
в
разных
формах
ст ан овитс я
предметом
острого
теорети­
че ск ого
обсуждения.
Именно
пафос
борьбы
за
во сста­
новление
специфики
искусства
со
всем
арсеналом
его
путей
познания
жизни,
э стетиче ско го
воздействия
окра­
шивал
дискуссию
1957 года о реализме и ряд последу­
ющих
ши ро ких
на у чных
симпозиумов
и
конференций.
Такое
общественно
за инте ре сов анное
отношение
к
проблеме
специфических
законов
и
возможностей
ис­
кусства
было
прич ино й
того,
что
те ма
искусства
в
эти
58

и
последующие
годы
становится
б ольш ой
самостоятель­
ной
темой
художественных
произведений
самых
разных
а вт оров
—
Ю.
Олеши
и
К.
П аус тов ск ого,
А.
Т вар до вско­
го
и
К.
Фе ди на,
О.
Берггольц
и
Р.
Г ам затова ,
Ю.
Каза­
к ова
и
В.
Солоухина,
Е.
Евтушенко
и
А.
Вознесенского.
Позднее,
во
второй
половине
60- х
годов,
это
—
тема
мно­
гих
массовых
из да ний
типа
сборника
«Дни поэзии»
и
аналогичных
ему.
Она
с тала
«модной»
и
нередко
об ора­
ч ивал ась
эпигонством,
повторением
общих
мест.
Тем
важнее
подчеркнуть
то
реальное
историческое
звучание,
какое
эта
тема
получила
у
ее
первооткрывателей
в
на­
чале
современного
периода.
К.
Паустовский
в
«Золотой розе»
и
Ю.
Олеша
в
кни­
ге
«Ни дня без строчки»
ри суют
мир
искусства
как
мир
замечательных
гуманистических
ценностей,
познания,
мысли,
вдохновенного
труда.
И
тому
и
д руг ому
писате­
лю
у дал ось
н айти
для
этого
свою,
неповторимую
форму.
Художественный
центр
обоих
произведений
—
«образ
та лан та», с которым
неразрывно
с лит
человеческий
портрет,
ха рак тер
писателя.
Паустовский
со зда ет
свое­
образные
личности
героев
во
многом
сравнительным
путем,
в
чем-то'используя
о пыт
портретной
галереи
Горького
как
автора
мемуаров
(воспоминания и зарисов ­
ки
встреч,
разговоров,
впечатлений
от
прочитанного).
Олеша,
также
пользуясь
частично
этим
приемом,
нето­
ропливо
об рис овывае т
становление
писательской
лично­
сти .
Но
об раз
художника,
изображение
неповторимого
духовного
мира
человека
искусства
были
продолжением
тем ы
всего
тво рч ест ва
Ю.
Олеши
—
личность
и
общест­
во,
личность
и
мир,
—
начатой
«Тремя толстяками»
и
«Завистью»
и
продолженной
«Заговором чувств», «Спис­
ком
б лагод е яни й », «Строгим-
юн оше й», рассказами.
Ав­
тобиографические
по
материалу,
про изве де ния
Паустов­
ского
и
Олеши
имели
подлинно
художественный
смысл.
Быть
может,
не
осо знав ая
Итого
до
конца
в
ту
п ору,
читатели
и
кри ти ки
почувствовали,
что
к ниги
обоих
писателей
с
их
художественной
рискованностью,
с
их
вниманием
к
творческому,
поэтическому
в
писателе,
с
их
умением
раскрыть
всю
неповторимую
значительность
взаимоотношений
отдельного,
единичного
че лове ка
и
ис т ории
не
только
д али
йривлекательные
портреты
со­
временных
художников
слова,
представших
в
их
не
всегда
оцененных
сокровенных
свойствах
и
качествах,
$0 и несли в себе ровре для 50- х
годов
принципы
6Я

раскрытия
человека,
прокладывали
дорогу
но­
вым
гор и зон там
худож ест вен ног о
исследования.
Вн има ние
к
углублению
реал и стич еской
ха рак теро ­
логии
обнаруживается
в
творчестве
большого
ряд а
мо­
лодых
-писа тел ей,
создающих
уже
не
автобиографиче­
скую,
а
объективную
ли ричес кую
прозу.
Речь
идет
о
Ю.
Казаков е,
В.
Солоухине,
В.
Астафьеве
и
д ру­
гих
н ачи на ющих
в
это
время
прозаиках,
для
которых
х ара ктерн о
лирико-психологическое
исследование
нра в­
ственного
и
эс тет ическо г о
мира
рядового
современника
в
тесной
соотнесенности
с
социальными
буднями
вре­
м ени.
В
60-е
г оды
заявляет
о
-себе
сво еоб ра зное
т ечен ие
лирической
«деревенской»
прозы
(современем у
нее
обозначатся
свои
ответвления
и
раз но видно ст и), од­
на
из
постоянных
особенностей
которой
—
ин тер ес
к
теме
природы,
взятой
в
ее
нравственном
и
э стетичес ко м
ас­
пекте,
интерес
к
национальному
хар акте ру
в
его
устой­
чивости
и
движении.
Формирование
некоторых
художественных
течений
на
основе
пр ежде
всего
близости
отдельных
реалистических
проблемно-изобразительных
принципов
можно
проиллю­
с три рова ть
также
на
примере
еще
одного
течения.
Ре чь
идет
о
своеобразном
течении
в
поэзии
50—60- х
годов,
заяв ив шем
о
себ е
еще
в
30—40-е
год ы
такими
поэтиче­
скими
прои зв еден и ями,
как
«Страна Муравия», «Васи­
лий
Теркин», в 50-е
г оды
«За далью —
даль»
А.
Тв ар­
довского,
получившем
развитие
в
творчестве
К.
Кулиева,
Р.
Гамзатова,
М.
Карима,
Д.
Кугультинова.
Писатели
соединили
каждый
по-св оему
в
своих
национальных
формах
поэзию
передовой,
ищ уще й,
аналити­
ческой
мысли
современника
с
на родн ыми
эсте­
тическими
принцип ам и,
остроту
современного
поэтического
в идени я
жизни
с
верностью
национальной
традиции,
этическому
опыту
многих
поколений
своего
народа
Ч
Сам ое
др аг оце нное
з аво еван ие
эт ой
стилевой
линии
—
со зд ание
обр аза
истории,
образа
народа,
эпо хи
в
неповторимо
национальной
худ ож еств ен ной
форме.
Можно
н азв ать
еще
два
течения,
пр охо дящ ие
че рез
ра з­
ные
национальные
литературы.
Это
реалистическая
со-
ци
а
л
ьн
о-a
налитическа
я
пове ст ь
о
войне,
наиболее
я рко
выступившая
в
тв орч ест ве
русских
и
бе-
1Сложный вопросо «собственно
межнациональных
стилевых
течениях»
ст авит
Ю.
Суровцев
в
с т,: Единство в развитии.—« Знам я»*
1972, No 6, с.
237—238.
60

лорусских
п исател ей ,
и
теч ен ие
философской
ли­
рики,
обра ще нной
к
емким,
сложным
метафорическим
форм ам
(Э.
Межелайтис,
А.
Вознесенский,
О.
Су лейме -
но в).
В
нач але
50-х
годов
с
пафосом
акти вно й
борьбы
за
восстановление
в
полной
мере
глубочайших
сп ециф и че­
ских
законов
искусства,
его
э стетиче ско й
многогранно­
сти
свя зан о
и
заметно
усилившееся
внимание
« творче ­
ской
индивидуальности
а втора .
Вспомним
строчки
М ар­
гариты
Алигер:
... Пиши скорей,
не
медли ,
слыш ишь ,
весь
мир ,
ве сь
путь,
весь
опыт
с вой.
Пойми,
ве дь
то,
что
ты
напишешь,
не
мо жет
написать
другой.
Но
в
у пое нье
иль
в
обиде
не
спутай
краски
и
черты.
Ведь
то,
что
в
ми ре
ты
у виде л,
как
ты,
увидел
только
ты.
(«Пиши!»)
Почти
о
том
же
мы
читаем
у
А.
Твардовского.
Вся
с уть
в
одном
—
единственном
з авет е,
То,
что
ск ажу,
до
времени
тая ,
Я
это
знаю
лучше
всех
на
св ете
Живых
и
мертвых,
—
знаю
только
я.
Сказа ть
то
слово
никому
друг ому
Я
никогда
бы
ни
за
что
не
мог
Передоверить.
Даже
Льв у
Толстому
—
Не льзя .
Не
ска жет
—
пусть
себе
он
бо г,
А
я
ли шь
смертный.
За
свое
в
ответе,
Я
об
одном
при
жиз ни
хлоп оч у:
О
т ом,
что
знаю
лучше
в сех
на
свете,
Сказать
хочу
и
так ,
как
я
хочу.
(«Вся суть в одном
—
единств енном
завете...»)
Углубленный
ин тер ес
к
художественной
индивиду а ль­
нос ти
пос тав ил
на
повестку
дня
в
литературоведении
рассмотрение
тех
явлений
нашего
дал еко го
и
недавнего
прошлого,
которые
в
силу
своей
вну т р енней
противоре­
чивости,
а
иногда
и
по
другим
причинам,
оценивались
бег ло
и
односторонне.
Принципиально
важным
для
с ти­
левого
развития
современной
лит ера т уры
ока залось
вни­
мание
к
классическим
тр а дициям
Достоевского,
Бл ока,
Бунина,
к
творческому
Своеобразию
М.
Цветаевой,
М.
Булгакова,
И.
Бабеля,
А.
Веселого,
Б.
Ясенского.
Напо л нил ась
новой
выразительностью
ли рика
Н.
Асее ва ,
М.
Све тло ва,
Я.
Смелякова,
Б.
Ручьева;
стилевые
ос о­
бенности
э тих
по эт ов,
сложившиеся
в
20—30- е
год ы,
как
бы
заостряются
на
фо не
иных
стилевых
иск аний
61

50—60- х
годов.
Яркий
о бр азец
такого
стилевого
за­
острения—
поэма
«Строгая любовь»
Я.
Смелякова
с
ее
поэтизацией
будничной
романтики
и
психологического
колорита
20- х
годов
современником
«тех и этих
лет».
Поэты
разных
уоколений
выступают
со
св ое образ­
ными
художественными
д екларац и ям и, «поколенческими
автопортретами», в которых
осознанно
з ащищ ают ся
определенные
эстетические
и
стилевые
по зиции.
Среди
таких
де кларац и й
мы
мож ем
на зва ть
сти хотв орени я
А.
Твардовского,
А.
Прокофьева,
Н.
Гр и бач ева,.М. Mait
симова.
Процесс
идейно-стилевого
самоопределения
за­
метно
сказался
на
судьбе
поэтов
фронтового
по­
коления
—
А.
Межирова,
М.
Луконина,
О.
Орлова,
С.
Наровчатова,
Ю.
Друниной
и
других.
Проявляя
в ер­
ность
своим
старым
т емам
и
ге роям ,
старым
принципам
стилевого
самовыражения,
они
энергичнее,
чем
в
годы
формирования
данного
творческого
тече ния,
подчерки­
вают
са мобы тнос ть
и
общественную
значимость
своих
художественных
по з иций.
Тенденцию
их
эстетического
офо рмл ени я
поддерживают
критика
(например,
статьи
Л.
Л аз арева,
С.
Н аров чатов а,
В.
Г усе в а), журналы и
из дат ель ст ва,
су м евшие
реа ль но
представить
всю
цен­
ность
поэзии
тех,
кто
ушел
на
фронт
со
школьной
или
студенческой
скамьи.
Таким
образом,
процессы
многопланового
художест­
ве нного
исследования
действительности,
осмысления
ис­
кусством
сущности
современного
п ери ода
и
век а
в
цел ом
приобретают
различные
формы.
Конкретные
ст или
пи­
сателей
этого
времени
несут
в
се бе
непосредственно
и
оп осред ован н о
наиболее
плодотворные
традиции
всех
предшествовавших
периодов
развития
советской
лите­
ратуры
как
литературы
социалистического
реализма.
В месте
с
тем
и
в
реальных
(речевых,
структурных
и
пластических)
качествах
индивидуальных
и
коллектив­
ных
ст илей,
и
в
эстетической
на пра вл еннос ти
их,
и
в
ха рак тере
взаимоотношений
между
ними
как
слагаемы­
ми
един о го
ли тер ат ур ного
п роце сса,
на чина я
с
середины
50- х
годов,
все
более
сказы вают ся
но вые,
сп еци фи че­
ские
лишь
для
этого
п ери ода
особенности.
Ро ст
общественной
ак тивн о сти
литературы,
углублен­
ное
исследование
ею
жизни
привели
к
тому,
что
совре­
менный
период
литературного
развития
з амет но
изменил
формы
литературного
процесса,
художественной
диффе­
ренциации.
Основой
художественного
многообразия
по-
6?

степенно
ст анов я тся
име нно
стилевые,
х удо же­
ственные
т ечени я,
под
влиянием
которых
видоиз­
меняются
и
жанрово-тематические
т енде нц ии,
и
индиви­
дуальные
стили.
Рассмотрим
наиболее
значительные
сти ­
ли
и
стилевые
течения
литературы
50—70- х
годов
на
фоне
широких
стилевых
тенденций.
С
УС ТА НОВ КОЙ
НА
ПОЭТИЗАЦИЮ
Каждая
из
устойчивых
художественных
тен ден ций
nö-своему
проявляет
в
современный
период
присущие
ей
особенности,
по-своему
реализует
заложенные
в
ней
возможности,
более
всего
отвечающие
запросам
време­
ни,
выдвигаемой
им
проблематики.
Важнейшие
черты
обобщенно-поэтизирующей
т енде нц ии,
сложившиеся
уже
в
30- е
годы,—
прямая
установка
на
поэтизацию
корен­
ных
явлений
советской
действительности,
изображение
цельного
героя,
представляющего
собой
ярко
выражен­
ный
социалистический
т ип,
контраст
д вух
с оциа льны х
миров
как
основа
изо б ра зите льной
системы,
ед инст во
авторской
по зиции
и
по зиц ии
г ероя
—
приобретают
в
ус­
ловиях
фо рм иро вания
и
укрепления
си сте мы
с оциа ли­
стических
государств,
в
пе ^юд
утверждения
пр инципо в
развитого
со ци ализ ма,
в
обстановке
рос та
вл иян ия
ком­
мунистической
идеологии
во
в сем
мире
особое
зн аче­
ние.
В
«Письме в тридцатый век»
Р.
Рождественский
так
характеризует
свою
«поэтику высоких слов», наибо ­
лее
прям о
в опл оща ющую
обобщенно-поэтизирующую
установку
советской
литературы:
Я
в ысо кие
слова,
как
с ына,
вырастил.
Я
их
с
собственной
судьбою
св яз ал.
Я
их,
каждое
в
отдельности,
выстрадал!
Даж е
больше
—
я
придумал
их
сам !
Вы ше
исповеди
они,
вы ше
лирики...
•
Пусть
бушует
в
каждой
строчке
простор.
63

Пусть
невзрачные
тетрадные
листики
вместе
с
хлебом
лягут
к
людям
на
стол!
Чтоб
никто
им
не
ск аза л:
«Угомонись!..»
Чтобы
кажд ый
им
улыбкой
ответил.
П отому
что
со здаем
мы
Коммунизм
—
величайшую
поэзию
на
свете!
И
в
этих
и
в
других
строчках
по эмы
Ро ж дест венско ­
го
чувствуется
не
просто
преемственность
по
отношению
к
стилю
М аяк овск ого,
но
сознательная
установка
на
продолжение
его
пафоса,
его
тем
и
сюжетов,
в
ос об ен­
нос ти
темы
«Ленин и время», «Ленин и эпоха», «Ленин
и
человек
будущего».
Начинаются
г оры
•
с
подножий.
Начинаемся
с
Ленина
мы!
Мы
немало
ст оле тий
ждал и
и
вместили
в
себя
потому
си лу
вс ех
прошедших
восстаний!
Дум ы
всех
Парижских
к омму н!..
Традиционное
для
по эзии
Маяковского
«мы»
у
Рож­
дественского
дополняётся
т аким
же
ест еств енн ым
«вы»,
обращенным
реаль н о
не
к
людям
XXX века,
а
к
сегод­
няшнему
и
завтрашнему
поколениям
ле ни нцев
всего
мира.
Он
—
ровесник
вс ех
по ко лени й.
Жител ь
Пр аг,
Берлинов,
Гаван.
64

По
ши рок им
с ту пеням
столетий
поднимается
Ленин
к
в ам!
Представляю
ясне е
ясности,
как
см ыка ют
в аши
ряды
л юди
ленинской
гениальности,
лю ди
ленинской
чистоты.
Не
один,
не
двое,
а
множество!
Вырастающие,
как
ле са.
И
по
всей
В селенн ой
разносятся
их
спокойные-голоса...
Если
для
Рождественского
и
д ругих
близких
ему
поэтов
обобщенно-поэтизирующей
линии
ос но вой
ст и­
левой
преемственности
от
вчерашнего
к
сегодняшнему
дню
советской
литературы
стал
индивидуальный
ст иль
Маяковского,
то
для
д ругих
писателей
таким
прямым
ис т очник ом
поэтизирующего
стиля
стала
драматургия,
п оэ зия,
проза
периода
В ели кой
Отечественной
войны.
При
всем
индивидуальном
своеобразии
наиболее
зн ачи­
те льн ые
произведения
литературы
военных
лет
св яз аны
с
разработкой
им енно
обобщенно-поэтизирующей
т ен­
денции.
Столь
же'
преобладающей
бы ла
эта
тенденция
в
советской
литературе
первых
послевоенных
л ет,
об­
щим
пафосом,
а
нередко
и
тема тич еск и,
непосредственно
продолжавшей
литературу
военного
чет ыре хл ети я.
Од­
ним
из
самых
ярких
явлений
обобщенно-поэтизирующей
ст илево й
тенденции
ст ал
роман
А.
Фа деев а
«Молодая
гвардия».
В
русле
эстетических
и скан ий
обобщенно-
поэтизирующей
прозы
40- х
годов
сложился
творческий
об лик
В.
Пановой
—
автора
«Спутников»
и
«Кружили -
х и», произведений,
материалом
и
общим
настроением
б лизк их
литературе
военного
периода.
З десь
перед
на­
ми
поэ тиз а ция
бытового,
обыденного
как
исторически
зн ач и тельн ого;
изображение
труда
и
подвига
в
их
нераздельности,
изображение
богатства
оттенков
че­
3—888
65

ловеческой
личности,
человеческих
потребностей.
В
ру с­
ле
художественных
и скан ий
того
же
периода
с ложилс я
талант
Э.
Каз акев и ча.
Кр итика
отмечала
тонкую
по­
этичность
стилевого
строя
повести
«Звезда».
Принад­
лежность
повести
к
обобщенно-поэтизирующей
прозе
определяется
главенством
в
ней
необычно
при в лека­
тельного, «идеального»
героя.
В
по сл едую щих
про из­
ведениях
о пыт
художника-гражданина,
по нят ия
об
ид еа­
ле
многограннее
реал изу ю тся
в
материи
повествования.
Богатая
оттенками
с одержа те ль ная
и
динамичная
ду­
ховная
атмосфера
се редин ы
50-х
годов
способствовала
выявлению
многообразных
специфич еск их
возможностей
обобщенно-поэтизирующего
изображения.
Эстетический
инт ер ес
к
ст илям
«идеализирующим», к
масштабным
соо тн ош ениям
«человек и коммунизм», «человек и эпо ­
ха»
ст ал
более
зрелым
по
существу.
Лирически
декла­
рати вн о
н апр авл ение
нового
исторического
зрения
со­
ветского
человека
отра зила
Маргарита
Алигер
в
стихах
цик ла
«Две встречи» .
В
стихотворении
«Дрезден»
ря­
дом
с
образом
«ослепительного города барокко», разру ­
ше нног о
в
сорок
пятом
году
англо-американскЪй
авиа­
ци ей,
встает
другой
город—героический
Ле нингра д .
... Ночи страшные,
ночи
без
счета!
Но
сопоставление
—
блокадный
Лени нг рад
—
Д резд ен
в
ру инах
—
дв ижет
поэтессу
от
обра за
во йны
к
образу
века ,
к
теме
будущего.
Эти
сотни
ночей,
ле нингр адцы,
ни
простить,
ни
забыть
не
могу.
И,
однако,
мне
на до
подняться
выше
ненависти
к
врагу.
Над
двадцатым
растерзанным
веком
встать
в ыс око,
во
всю
выш ин у,
справедливым
жив ым
человеком,
и
в
ду ше
победившим
войн у.
... Люди добрые,
сильные
душ и!
Мир
построен,
чт об
жит ь
и
люб ить .
Кто
р ешил,
будто
только
ра зруш ить
о зн ачает
в
борьбе
победить?
-
Победить
—
это
чест ь
и
от в ага,
и
победы
высок ая
с уть
—
что-то
выстроить
люд ям
на
благо,
что-то
людям
сб еречь
и
вернуть.
.
.
.
Во звр ащаю тся
Дюрер
и
Кранах
в
свой
отстроенный
дом
навсегда.
Город
Др езд ен
в
строительных
кранах,
в
н еумол чно м
раскате
труда.
66

Та кое
соотношение
дв ух
масштабов
времени,
не р едко
играющее
р оль
идейно-эстетического
стержня,
выступа­
ет
у
разных
писателей
по-разному.
В
поэме
О.
Берг­
гольц
«Первороссийск», в «Сентиментальном
романе»
В.
Пановой,
в
поэме
Л.
Хаустова
«Опасная сторона»
гл авное
средство
создания
обра за
эпохи
—
это
столкно­
в ение
двух
точек
зре ния
на
юность
героев:
взг ляд
из
сегодняшнего
дня
и
из
юношеского
«далека» .
В
этом
сопоставлении
источник
драматизма
и
поэтичности
п ро­
изв еде ний,
к люч
к
их
лирическому
и
психологическому
подтексту.
При
вс ех
контрастах,
при
вс ех
драматических
мотивах
два
этих
взг ляд а
на
м ир,
два
облика
героев
не
противостоят
оди н
другому,
а
диалектически
сливают­
ся,
о бо гащая сь
взаимно,
образуя
од ин
тип
—тип
цель­
ного,
сложившегося
че лове ка
советской
эпохи.
Тема
формирования
в
нашем
современнике
пр едс та­
вителя
«нового человечества»
и
тема
подвига,
характер­
ные
для
обобщенно-поэтизирующих
стилей,
находят
са­
мое
различное
выра жен и е.
Есл и
раньше
гра ни цы
между
исторически
реальным
и
«идеальным» 1 в произведени ­
ях
этой
стилевой
линии
«романтически»
сближались,
то
тепер ь
их
соотношение
усложняется.
При
та ком
же
стремлении
нар исо ват ь
обр аз
героя
советской
эпо хи
в
его
наиболее
общих,
подлинно
со ц иал ис тическ их
чер­
тах
реа льн ый
человеческий
харак тер
в
произведении
и зображ ается
диалектичнее,
тоньше.
Своеобразная
ан­
ти декл ар атив ност ь
становится
главным
п ринципо м
не­
которых
с ложивших ся
ра нее
поэтических
ст ил ей.
П ро­
граммно
звучит
в
этом
отношении
одно
из
по здних
сти­
хо тв ор ений
К.
Ваншенкина.
Скажи те
сдержанно:
про ст им
Его
за
истовость,
с
которой
Житейским
радостям
простым
Он
отдавался
каждой
порой.
Чем
жи знь
его
б ыла
полна?
Он
счастлив
был
в
годину
злую
Глотку
во ды,
глотку
вина
И
выпавшему
по целую.
1 Мы употребляем здесь и в других случаях слово «ид еа ли за ци я»
в
том
смысл е,
в
ка ком
уп от реб ляет
его
В.
Днепров
в
свои х
раб отах ,
и мея
в
виду
особый
тип
художественной
организации
про из ве де ния,
а
не
сте пен ь
его
правдивости.
Такое
сближение,
эстетически
созна­
тельное,
программное,
например
у
Маяковского,
не
означало
стира­
ния
границ
между
реальным
и
идеа льным ,
между
настоящим
и
бу­
дущим,
напр о тив,
по эту
присуща
точ но сть
исторических
оценок
(этому подчинены самые разные средства — от документализма до
осо б ого
утверждающего
юмора).
Зф
67

Костру
—
в
мороз,
речушке
—
в
зн ой
И
котелку
простого
су па,
И
п робужде нью
под
с ос ной,
И
хлебу,
выданному
ску по,
И
просто
бледным
небесам,
И
одуванчикам
в
кювете,
Тому,
что
видел
это
сам,
Тому,
что
жил
на
э том
евет е.
Жил
об щей
с
многими
судьбой
И
в
ней
ценил
любую
малость.
А
гл авн ое
—
само
собой
Всесильно
подра зуме ва лос ь.
(«Скажите сдержанно:
простим,..»)
Зд есь
впеч атл яет
не
тол ько
нена зва нно ст ь
этого
«глав­
ного»—
зн ак
вы сшего
до вери я
к
читателю-единомыш­
леннику,
и
не
только
естественная,
как
в
по всед нев ной
бытовой
ре чи,
обыденность
ключевой
д екла раци и
(«Жил
о бщей
с
м ног ими
судьбой
и
в
ней
це нил
любую
ма­
ло ст ь »), но и с самого начала достоверно переданная
духовная
на пол н енн ость
каждо г о
мгновения
«житейских
радостей
пр ос тых », та духовная наполненность,
к ото­
рая
мож ет
быть
принадлежностью
только
по-настояще­
му
большого
человека.
В
знаменитом
стихотворении
«Я люблю тебя,
ж изнь»
К.
Ваншенкин
по-иному
выра­
зил
эту
же
худож ест вен ную
мыс ль,
и
она
выдержала
ис­
пы тан ие
«высокими словами», так же как в других его
стихотворениях
ис пы тание
ст илев ой
обыденностью,
по­
то му
что
за
тем
и
другим
стилистическим
ряд ом
у
поэ­
та
стоит
психологически
правдивый
характер
современ­
ни ка.
Есл и
Р.
Рожд е ств енс кий
продолжает
обобщенно-по-
этизирующую
тенд енци ю
советской
литературы,
о т стаи­
вая
неувядаемость
«высоких слов», если К.
Ваншенкин
чаще
всего
возводит
в
ра нг
поэтизирующего
слово
не­
громкое,
сдержанное,
то
Е.
Евтушенко
стр оит
св ою
по э тику
и
стил ис тику
на
основе
по-новому
индивиду а­
лизированного,
подчеркнутого
сочленения
прозы
и
поэ ­
зии
повседневности
в
ка ждом
эле м енте
стиля
—
от
сю­
ж ета
до
интонации
и
принципа
рифмовки.
Как
прави­
ло, .
в
своей
лирике
п оэт
приобщает
читателя
к
изначальным,
биографически
достоверным
д виж ениям
души
лирического
героя
(«Армия», «Человека
уб или»,
«Зависть», «Катер связи»).
Но
становясь
порой
на
рис­
кованную
грань
единичности
—
«лирического натурализ ­
ма », поэт в лучших своих стихотворениях ничего общего
68

не
им еет
с
натурализмом
литературным,
с
отступлением
от
стилевого
уров ня.
Как
это
характерно
для
вс ех
пр ед­
ставителей
обобщенно-поэтизирующей
т енд енции,
Ев ту­
шенко
всегда
мыслит
своего
лирического
repqn как
«одного из...» (вспомним симоновское выразительное на­
зв ание
«Парень из нашего города»).
И
н есл у чайно
сю­
жетный
рисунок
его
ст ихо т во рений
ведет
обычно
от
ис­
поведально-биографического
э пизод а
к
эпизоду
встречи
с
лирическим
«двойником»
п оэта
—
многоликим,
разно­
в озра с тным
героем,
чаще
всего
житейски
обыкновен­
ным,
но
ду шев но
и нт ере сным
человеком,
ищущим
себя,
утверждающим
свое
достоинство
в
пестроте
и
неустан­
ном
б еге
вр ем ени
—
в
его
бу днях
и
контрастах,
в
его
юморе
и
патетике,
в
его
тре з вом
са мосоз нан ии.
Мо жно
назвать
в
этом
ряд у
стихотворения
«Кассирша», «Сквер
величаво
листья
о с ы пал », «Про Токо Вылку», «Экска­
в аторщ ик», «Старухи», «Чистые пруды»
и
мног ие
дру­
гие
произведения
поэта.
Живые,
достоверные
оттенки
открываемой
вно вь
и
вновь
ду шевн ой
общности
поэта
и
его
спутников
—
оди н
из
гл авных
ис точ нико в
особой
пси ­
хологической
атмосферы
лирики
Евтушенко
—
атмосфе­
ры
доброты,
душевной
открытости.
Там
же,
где
по эт
сталкивается
с
мор ал ью
обывательской,
со бс твен ниче ­
ской ,
доброта
оборачивается
неуступчивостью,
«сарказ­
мо м,
не нав исть ю
(«Мед», «Баллада о браконьерстве»).
В
политической
лирикё
Евтушенко
открыто
публицисти­
чен
(стихи о Вьетнаме,
Америке,
Кубе,
И та лии,
Ис па­
нии).
З десь
поэт
развивает
не
толь ко
стилевую,
но
и
жанровую
традицию
Маяковского.
О
сти ле
Ев туше нко
немало
пис а ли,
особенно
в
60-е
годы.
Говорили
о
его
корневой
рифме,
не
толь ко
необычной
по
звучанию,
но
и
(вслед за рифмой Маяков ­
с к о го ) ‘стягивающей воедино слова - обр а зы
из
контраст­
ных
рядов
— высокого
и
обыденного,
традиционного
и
современнейшего,
обн аружи ва я
но вые
оттенки
их
су­
ществования
и
взаимопроникновения.
Почти
на
любой
странице
книг
Евтушенко
возникают
рифмы
ти па
«ке­
ды
—
б у ке т ы», «печенка
—
Вечерка»,
«шпилька —
пы л­
к о», «рухлядь
—
рухнет»,
«закатов
—
закапав»
и
т.
д.
А
стихотворение
«Искусство составления букетов» —
это
отч ет ли вая
декларация
его
поэтики.
В
нем
речь
идет
о
то м,
как
ученик
знаменитого,
уже
обросшего
жиром
(в прямом и переносном смысле)
мастера
с ос тав ления
букетов
впервые
создал
бу кет
по
собственному
рецепту.
69

И
мастер
вздр огнул,
со тря сая сь
жиром,
когда
мальчишка,
скорчив
ему
рожу ,
взял
листья
свеклы
—
все
в
лиловых
жилах
—
и
завернул
в
них
золотую
розу.
Букет
был
грубый,
несуразный,
дикий,
но,
сжав
бессильно
свой
садовый
ножик,
швейцарец
ощутил,
что
он
—
ко ндитер ,
а
этот
ма льч ик
—
ист ин ный
художник.
В
искусстве
коммерсантам
uw прощенья.
Для
коммерсанта
вкус
кл иента
—
стимул,
Ну,
а
искусство
—
дерзость
совмещенья,
к аз ав шегося
всем
н есо вмес тимы м.
Пи сали
и
о
свойственной
Евтушенко
тяге
к
пристальной
изобразительной
дет ал и: «Евтушенко любит конкретную,
б олее
то го
—
св ерх конкре тную
подробность...
Ве сь
мир
дет ал изир о ван
до
галлюцинации.
Когд а
он
описывает
утреннюю
Москву,
пустой
светлый’
город,
он
видит
не
только
машину
поливную,
но
он
в идит
на
улицах
и
*
ящич ки
чистильщиков
сапог,
и
не
только
ящ ички ,
но
и
замочки
на
э тих
ящичках...
Эта
детализация
прид а ет
достоверность
сообщаемому,
как
бы
укалывает
читателя
точностью.
Деталь
—
тот
ключ,
которым
п оэт
отпирает
все
двери.
При
помощи
детали
он
реш ает
все
психоло­
г ическ ие
задачи»*.
Но
говоря
о
живописной
точности
детали
Евтушенко
как
признаке
уг луб л ения
психологического
и
социаль­
ного
зрения,
т ипич ном
для
поэта
60- х
годов,
стоит
под-,
че ркн уть
также
ее
преимущественно
поэтизирующую
нацеленность.
В
сущности
об
этом
сам
п оэт
говорит
в
стихотворении
«Серебряный бор».
Клад ет
любо вь
на
все
особый
блик,
и
в
зренье
происходит
не кий
сдвиг,
когда
любая
малость
мира
тебе
ми ла,
как
милость
мига...
Поэтизирующая
стихия
стиля
Ев ту шенко
так
же
явст -
венйо,
как
и
в
его
лучших
стихотворениях
о
современ­
нике,
сказалась
в
звучании
тем ы
Родины.
В
стихотво­
рениях
«Хотят ли русские войны», «Идут белые снеги»
по-есенински
поэтично
любовь
к
жизни
сливается
с
сы­
нов ним
чу вст вом
Роди н ы:
Ид ут
белы е
снеги,
как
во
все
времена,
как
при
Пушкине,
С тен ьке
и
как
после
мен я.
1 Винокуров Евг .
Предисловие
к
кн.:
Евтушенко
Е.
Идут
белые
снеги...
М., 1969, с.
6.
70

Иду т
снег и
б ольши е,
аж
до
б оли
светлы,
и
мои
и
чужи е
заметая
след ы.. .
Быть
бессмертным
не
в
си ле,
но
на деж да
моя :
е сли
буд ет
Россия,
значит,
бу ду
и
я ...
х
(«Идут белые снеги.. .»)
Мот ив
исторической
встречи
на ст оящ его
и
будущего
цельно
предстает
в
по зд ней
лирике
М.
Свет лова ,
в
по­
э зии
А.
Смелякова,
в~
поэмах
В.
Федорова,
во
многих
произведениях
Б.
Ручьева.
Единство
современного
в
уз­
ком
смысле
и
э по хальн ого,
конкретно-социального
*и об­
щечеловеческого
в
произведениях,
бли зки х
к
обобщенно-
поэтизирующей
тен денци и,
сл ужит
темой
авторских
де­
клар аций
(«Письмо в XXX
век»
Р.
Рождественского,
«Проданная Венера»
и
«Седьмое небо»
В.
Федо ро в а).
Способность
че лове ка
противостоять
про явлениям
собст­
вен нич еск ой
пс ихо ло гии,
трагическим
или
исключитель­
но
трудным
вн ешним
обстоятельствам
вы сту пает
и
в
об­
лике
лично
выстраданной
правды
в
по эзии
В.
Кулемина,
Н.
Пан ченк о,
А.
Алд а н-Се ме нова,
Б.
Ру ч ьева,
Л.
Татья-
ничевой,
А.
Жигулина,
Р.
Казаковой,
Л.
Васильевой.
Наряду
с
индивидуальными
стил ям и,
ярк о
воплотив­
шими
возможности
поэтизации
на
основе
реалистически
конкретного
изображения
м-ира
и
человека,
можно
на­
зв ать
в
обобщенно-поэтизирующей
тенденции
к олле к­
тивные
ли нии,
получившие
достаточное
освещение
в
критике
и
вполне
определенный
резонанс
у
ч итате ле й.
Это
произведения
Я.
Смелякова,
Р.
Рождественского,
Е.
Исаева,
пр едст ави вши е
наиболее
непосредственно
традицию
публицистической
поэзии
на
современном
этапе;
поэзия
В.
Цыбина.
и
В.
Федорова,
своеобразно
продолжившая
линию
поэтического
изображения
совет­
ской
действительности
в
формах
национально-народных;
окр аш енн ая
героикой
поэзия
фронтового
поколения.
Программная
устойчивость
художественных
устремле­
ний
М.
Луконина^
А.
Межирова,
Ю.
Друниной,
М.
Ма к­
симова,
И.
Снеговой,
С.
Наровчатова,
С.
Орлова
—
в
сохранении
в
буднях
послевоенной
действительности
основного
предмета
лирического
изображения:
размыш­
лений
и
переживаний
современника,
с вяза нных
с
осозна­
ни ем
борьбы
двух
миров,
ф орми рова ни ем
совет ск ог о
образа
жизни,
с
утверждением
героического
ти па
совет­
ского
человека.
Очень
точно
выражает
идейно-стилевую
71

Позицию
вс ей
это й
г руппы
поэтов
Ю.
Друнина
в
стихо­
творении
из
раздела
«1966—1970.
Есть
праздники,
что
навсегда
с
т об о й» («Избранное», 1977):
И
с
кажд ым
год ом
все
да льше ,
дальше,
И
с
кажд ым
годо м
все
ближе,
бл иже
Отполыхавшая
юность
наш а,
Друзья,
которых
я
не
уви жу.
Не
говорите,
что
это
тени,
—
Я
помню
прошлое
каждым
нер вом.
Живу,
как
буд то
в
д вух
измерениях:
В
сем иде сяты х
и
в
сорок
п ервом.
(«И с каждым годом все дальше,
да льше. .. »)
На лич ие
в
эт ой
поэзии
л инии
народно-песенной
на­
ряду
с
лирико-публицистической
показывает
широту
ди апаз она,
характерного
для
обобщенно-поэтизирующей
стилевой
тенденции.
Конкретность
образа
сохраняется
в
стилях
поэтов
этого
течения
за
счет
непосредственной,
а
иногда
подчеркнутой
автобиографичности
(как у
Р.
Рождественского,
Ю.
Друниной,
С.
Орлова), эмоцио­
нальной
на пряже ннос ти
поэтического
чувства.
Все
это
восходит
к
са мым
общим
чертам
худож ес твен н ой
тра­
д иции
Маяковского,
не
столько
индивидуальной,
лич­
н ос тной
(под «школой
Маяковского»
обычно
подразуме­
ва ют
более
прямых
наследников
его
поэт ики), сколько
представляющей
одно
из
родовых
явлений
с оциа лис ти­
ческого
искусства,
од ин
из
ведущих
путей
советской
ли­
тературы
в
целом.
Многопланово
и
последовательно
развитие
обобщен-
но-поэтизирующих
пр инцип ов
во
всех
тр ех
рода х
проя­
вилось
в
творчестве
К.
Симонова,
где
они
выступали
и
в
программно/декларативной (сборник «Друзья
и
вра­
ги», пьеса «Русский
во про с»
—
прямое
публицистическое
противопоставление
дву х
социальных
миров), и в ро­
манически
детализированной
форме
(«Живые и мерт­
вые »).
Послевоенные
произведения
К.
Симонова,
кни­
ги,
написанные
им
в
конце
50-х
и
в
60- е
год ы,
обнару­
живают
св язь
его
тво рче с тва
с
опытом
30- х
годов.
Вступив
в
литературу
в
30- е
годы,
К.
Симонов
с
пер­
вых
своих
произведений
художнически
тяготеет
более
всего
к
той
группе
писателей,
которые
вслед
за
В.
Мая­
ковским,
М.
Светловым,
В.
Гус е вым
соединяют
револю­
ционный
пафос,
эмоциональную
патетику
с
поэтиза­
ци ей
н овой
исторической
повседневности.
Од на
из
особенностей
творчества
Ж.
Симонова
тех
лет
состоит
в
том ,
что
его
поэтическое
зрение
направлено
на
человека
72

рядового,
будни
его
труда
и
бы та,
прич ем
ху д ожник
де­
ла ет
это
определеннее
и
заметнее,
чем
б лизк ие
ему
по
стилевому
направлению
В.
Луговской,
М.
Алигер,
Н.
Де­
ментьев,
Дж.
Алтаузен.
Его
по эмы
о
Суворове
и
Нико­
лае
Островском
еще
связаны
с
традицией
романтическо­
го
изображения
исключительной
героической
личности,
но
сил ь ная
их
сторона
все
же
не
в
романтическом
пафо­
се,
а
в
ха ракте ре
поэтической
конкретизации,
которая
более
всего
обратила
на
с ебя
внимание
читателей
и
кр и­
тик и
*. Органическое сближение героики и
бы та
по-свое­
му
выражало
заметное
я вле ние
в
советской
литературе
того
времени
—
возрастание
объективной
зн ачи мо сти
че­
ловеческой
личности.
Поэтическая
инструментовка
про ­
изведений
К.
Симонова
конца
30- х
годов
так ова ,
что
настраивает
читателя
на
внимание
к
инт им но му,
непов­
торимому
миру
рядового
советского
человека,
подобно
тому,
как
настраивали
на
эт от
лад
д рам атурги че ская
стилистика,
вся
поэтическая
атмосфера
пьес
А.
Арбузо­
ва
и
А.
Афиногенова.
Показательна
в
этом
отношении
первая
драма
К.
Си­
монова
«Парень из нашего города» .
З десь
оба
стиле­
образующих
начала
—
«коллективистское»
и
«личност­
ное»—
соединяются
вместе,
но
не
сливаются,
а
скорее
сосуществуют
в
самих
принципах
характеристики
персо­
нажей.
Симонов
ок ружа ет
гла вн ого
ге роя
—
Сергея
Лу­
конина
—
а тмос феро й
а вто рс кого
любования,
награж­
дая
его
черточками
с в оеоб разн ого
«бытового»
о баяни я,
«непохожести» (чтобы доказать свою любовь,
Сер гей ,
н ап ример,
прыгает
в
окно;
он
же
уезжает
добровольцем
в
Исп ани ю
в
д ень
своей
св адь бы).
Однако
все
оба я­
те льн ые
«странности»
характера
симоновского
героя
не'
исключают,
а
подчеркивают
его
типичность
как
мо­
лодого
человека
30- х
годов,
прежде
всего
ст епень
его
способности
к
отказу
от
личного
во
имя
общего.
«Па ­
рень
из
нашего
гор од а»
—
первая
пьеса,
где
С имо нов
так
заостренно
декларативно
подчиняет
бытовое
и
психологическое
изображение
своего
ге роя
публицисти­
ческому,
более
т ого
—
агитационному
замыслу.
Подчеркнутое
со един ение
обыденного
и
героического
остается
и
в
последующем
творчестве
К.
Симонова,
представая
в
двух
отдельных
жанровых
п от оках
—
ли­
рическом
дневнике
и
публицистическом
творчестве.
В
об­
становке
первых
лет
Великой
Отечественной
во йны,
на
1 См.:
Гусев
Вл.
В
с ер едине
века.
М. » 1965.
73

фоне
отчетливо
выраженной
суровости,
а
иногда
и
ас ке­
тизма
литературы,
эта
прочно
сформировавшаяся
те н­
денция
тво рч ест ва
Симонова
получает
новое,
очень
своеобразное
историческое-
наполнение,
обретает
столь
значительное
содержаниё,
какого
она
до
того
времени
не
имела.
С тиль
Симонова
теперь
выражает
объ е ктив но
ту
са мую
массовую
будничную
приобщенность
к
герои­
ческому
миллионов
людей
на
фронте
и
в
тылу,
которая
ст ала
гла вн ой
чертой
их
жизни,
их
повседневности.
П ри­
меты
предвоенного
бы та,
запечатленные
в
частных,
иног­
да
случайных,
узкобиографических
эп изо дах
поэ м
и
стихотворений
Симонова
30- х
годов,
становятся
теперь
подлинной
поэзией
воспоминаний
о
мирном
трудовом
ук ладе
жизни,
мечтой
о
победе,
о
гр яд ущем
мире,
о.
п ро­
стых,
ис к онных
человеческих
радостях.
Это
содержание
у
Сим он ова
более
а кце нтир ова но
в
чертах
самого
стиля
и
языка,
чем
у
М.
Исаковского,
А.
Твардовского,
А.
Су р­
кова,
в
поэтическом
стиле
которых
становится
преоб­
ладающим
народно-публицистическое,
лиро-эпическое
начало.
.Склонность
к
конкретности,
умение
видеть
будни
по­
могли
Симонову
на йти
особый
достоверный
тон
ра с­
сказа
о
самом
труд ном
и
решающем
моменте
войны
—
обороне
Сталинграда,
к огда
время
не
со з дало
еще
д олжн ой
исторической
дистанции
для
многосторонней
эпической
оценки
этих
грандиозных
событий.
В
то
же
время
оперативность
писательского
мышления
Сим онов а
была
оперативностью,
схватывающей
прежде
всего
об­
щий
облик
происходящего.
В
наиболее
общих
чертах
видит
Сим он ов
и
своих
героев;
его
Сабуров
(как много
позднее
Синцов
и
Серпилин)
от крыто
представляет
ав­
торскую
позицию.
Симоновское
мастерство
изображе­
ния
обыкновенной
будничной
жизни,
ее
поэ тиза ция,
ис­
кусство
вл адения
б ыто вой
дет алью
проявились
в
после­
во е нный
период
в
воссоздании
писателем
новой,
по-
своему
сложной
действительности
—
процесса
перехода
советской
страны
от
войны
к
мирному
строи те л ьс тву
(пьесы «Т а к
и
будет»
и
«Под каштанами Праги»).
Си­
монов-прозаик
и
на
протяжении
60- х
годов
верен
обоб-
щенно-поэтизирующему
принципу
со здани я
характера
(«один из ... ») в сочетании с неторопливой детализацией
бытовых
и
во е нных
эпизодов.
На
уб ыль
уходит
пуб ли­
цистический
и
лирически-исповедальный
элемент,
одна­
ко
сам
поэтизирующий
пр инцип
остается.
Но
Симонов
74

îetîépb избирает Для него,
на^ийая
с
романа
«Живые И
ме р тв ые », новую стилистическую форму,
со о тветс тву ю­
щую
жанру
большого
эпически
хроникального
по в ест­
вования.
Не
только
в
крупных
эп иче ских
формах
тв орче с кая
манера
ряда
художников
обобщенно-поэтизирующего
на пра вле ния
с тан овит ся
все
более
сосредоточенной
п си­
хологически.
Талант
Каза кев ич а
—
талант
лирический,
поэтизирующий,
но,
оставаясь
таким
в
своей
основе,
ст иль
писателя
в
его
поздних
произведениях
—
«При
свет е
дн я», «Приезд'
отца
в
гос ти
к
сыну» — обретает
го раз до
большую
реалистическую
конкретность,
психо­
ло г ич ескую
насыщенность.
В
прозе
обобщенно-поэтизи-
рующая
тенденция
проступает
не
так
наг ля дно
и
цел ь­
но,
как
в
по эз ии.
Произведения
Б.
Пол евог о,
В.
Кожев­
ни ков а,
Л.
Первомайского,
В.
Кетлинской,
С.
Сар т аков а,
В.
Лип ат ова,
А.
Рекем ч у ка,
Ю.
Семенова,
В.
Очер ети на,
В.
Фоменко,
Л.
Давыдычева,
С.
Крутилина
с
их
мо­
ра л ьн о-эти чес кой
проблематикой
и
цельным
героем
на
первом
плане
включают
немало
и
социально-истори­
ческих
акцентов,
вводят
и
элементы
производственного
и
социального
быта,
но
контрастность
красок,
организа­
ция4
повествования
вокруг
глав н ого
героя,
публицисти­
ческая
или
лирическая
о тк рытос ть
авторских
оценок
ощутимо
проступают
п очти
в
каждом
их
произведении.
Более
условным
б ыло
бы
отнесение
к
поэтизирующей
т енд енции
ранних
произведений
В.
Аксенова
и
много­
численной
линии
«лирико- и спо в еда льн ой »
прозы,
утвер­
дившейся
на
страницах
журнала
«Юность».
Эта
проза,
несомненно,
имеет
общие
типологические
истоки
с
г ай­
даровской
и
пановской
традициями,
сто ль
отчетливо
ут­
вердившими
«раскавыченный»
внутренний
монолог
юн о­
го
героя
как
источник
основного
то на
повествования.
Однако
этот
тип
повествования
у
В.
Аксенова
был
су­
щественно
видоизменен
сближением
с
интеллектуально­
метафорической
лини ей
со вр еменно й
лит ера т уры.
В
«чистом»
же
ви де
лирико-исповедальную,
лирико-психо­
логическую
поэтизирующую
традицию
наследуют
сего д­
ня
другие
прозаики,
бл изк ие
к
жур нал у
«Юность».
Наиболее
известным
среди
них
ст ал
Анатолий
Алексин,
и
тематически
вернувшийся
к
гайдаровскому
первоис­
точн и ку—
«юноше,
обдумывающему
жит ь е».
Свой
худож ест вен ны й
ракурс
поэтизации
нового
ра з­
ра баты вае т
в
50—70- х
годах
и
драм атур ги я,
способная
75

по
самой
природе
своей
особенно
наглядно
реализовать
черты
обобщенно-поэтизирующей
ст илево й
системы.
Уже
драматургия
второй
по ловины
40- х
годов
политически
масштабно,
с
публицистической
страстностью
поднимая
тему
двух
социальных
миров,
рас кры вае т
по зицию
на­
шей
страны
в
б орьбе
за
мир
и
социальный
прогресс
как
выражение
стремлений
советского
народа
и
всего
п рог­
рессивного
человечества.
В
пьесах
К.
Симонова
«Рус­
ский
во про с», «Под каштанами Праги»
столкнулись
пер­
сонажи,
за
которыми
видны
основные
противоборствую­
щие
силы
второй
половины
века.
В
социально-политиче­
с ком
ракурсе
дан о
из об раж ение
деловой
Америки,
ее
повседневных
политических
нравов
в
пьесе
Н.
Пог од ина
«Миссурийский вальс».
Эта
линия,
наиболее
п рямо
от­
ражающая
контраст
и
противостояние
двух
миров,
п ро­
должается
и
в
драматургии
50—60- х
годов,
составляя
в
ней
значительное
со циа льно -пуб л ицис тиче­
ское
течение.
Не посре дств ен но
встречу
представителей
двух,
миров
рисуют
С.
Алешин
в
пь есе
«Дипломат»,
А.
и
П.
Тур
в
пьесе
«Чрезвычайный посол».
О браз
масштабно
мыслящего
политика,
способного
представлять
интересы
социалистического
государства
перед
лицом
д руго го
социального
мира,
ес тестве нно
впи­
сы вается
в
на ше
время
широкого
м еж дуна род ного
со­
трудничества,
последовательного
осуществления
СССР
принципа
мирного
сосуществования
государств
с
ра зли ч­
ным
социальным
строем.
П оэ тому
Кол ьцо ва
(А.
и
П.
Тур.
«Чрезвычайный посол»), в облике
которой
запе­
чатлены
многие
черты
знаменитой
Александры
Михай­
ло вны
Коллонтай,
воспринимается
как
на ша
современ­
ница,
участник
политического
и
дипломатического
диа ­
лога
век а.
Создавая
образ
же нщины- дипло ма та ,
драма­
турги
бережно
и
тонко
вос произво дят
характерное
для
знаменитого
п рототип а
Кольцовой
со ед инени е
об аяте ль­
ной
женственности
и
проницательного
ума,
большой
культуры
и
особого
достоинства
советского
ч ело века
—
полпреда
нового
революционного
государства,
достоин­
ства,
к отор ое
рождено
п ри частн о стью
к
эпохальным
де­
лам
р ево люц ии.
Лучшие
эпизоды
пьесы
«Чрезвычайный посол»
те,
где
псих ол о гии
нейтрализма
деятелей
государства,
ко­
торому
непосредственно
не
уг рож ает
война,
п ротив ос то­
ят
мысли
и
чу вст ва
человека,
ощущающего
п овс едневн о
ту
всемирную
роль,
какую
играет
в
разгроме
фашизма
76

его
страна.
В
Кольцовой,
которую
зритель
ви дит
то
в
специфической
об с та новке
раутов
и
приемов,
то
в'буд­
ничной
озабоченности
мелочами
повседневной
«службы»,
то
в
тревожном
ож идании
вместе
с
работниками
совет­
ского
полпредства
новостей
с
Родины,
с
фро нт а,
живут
качества
деятельного
коммуниста-борца.
В
этот
рисунок
характера
и
переживаний
так
ест еств енн о
вхо­
дит
драматургический
ра сска з
о
ее
подвиге,
к огда
ор у­
ж ием
дипломата
она
выводит
из
строя
сражающихся
союзников
Гит лера
некую
ма лую
северную
дер жав у.
Во
мно гих
пье са х,
киносценариях,
по в естях
50—70-х
годов
центральной
фигурой
становится
советский
чело­
век,
ведущий
идеологический
и
психологический
поеди­
нок
с
противником,
представителем
д руго го
социального
б ер ега.
Этот
ряд
произведений
(документальная книга
Д.
Медведева
«Это было под Ровно», фильм «М ер т вый
сезон»,
те ле фильм
«Семнадцать мгновений весны»
и
друг и е)
отличается
установкой
на
п оэт изац ию
героиче­
с кой
этики,
богатого
и
цельного
внутреннего
ми ра
че­
л ов ека,
способного
своей
работой
опр ед е лять
иногда
судьбы
ди ви зий,
армий,
а
иногд а ,
как
это
было
с
ге­
роями
повести
В.
Богомолова
«В августе сорок четвер­
то го...», —
целых
фронтов.
Среди
ранних
пьес
этого
цикла
наиболее
поп уля рна
«Барабанщица»
А.
С алын ск ого.
В
об разе
своей
героини
советской
разведчицы
Ни лы
Снежко
а втор
соединил
выд ер жку,
одержимость
долгом
перед
Родиной
с
чертами
ду шевно й
чуткости,
ранимости,
де тско й
угл ов ато ст и, «гайдаровской»
романтики.
Советский
человек,
чувствующий
персональную
от­
в етств енн ос ть
за
состояние
мира,
—
коллизия,
к ор енная
для
э стети ки
и
поэтики
Маяковского
и
всей
обобщенно-
поэтизирующей
линии
на шей
литературы,
—
находит
в
современной
драме
самое
многообразное
индивидуаль­
ное
вы раже ние.
Броско,
отчетливо
ее
фор мул иру ет
д ра­
матург
В.
Лаврентьев
в
пьесе
«Человек и глобус» . В
ка­
честве
внутренней
темы,
глубинного
мотива
поведения
гл авн ых
пе рс онаж ей
коллизия
«современник и большой
ми р » «заложена»
в
«Океане»
А.
Штейна,
в
пьесе
А.
Ле­
ва ды
«Фауст и смерть», в пьесе А.
Корнейчука
«Память
се рдц а».
В
50—60- е
годы
в
большинстве
произведений
об об-
щенно-поэтизирующей
л инии
мировоззрение
современ­
н ика
пр едст ает
и
в
укрупненно-публицистическом,
по д­
черкнуто
формулированном
стилистическом
выражении,
77

и
ß событийнд^к онф лик тн ом,
крупно
изображающем
де­
ло
Человека.
Это
взаимопроникновение
двух
н ачал
—
мировоззренческого
и
практического
—
хорошо
удается
С.
Ал еш ину
в
пьесе
«Все остается людям».
Конкретные
конфликты
ее
углубляет
философская
к ол лизия
—
вст ре­
ча
человека
с
неизбежной
и
близкой
смертью.
Академик
Дронов
из
тех ,
кто
мужественно
смотрит
в
лицо
фак­
та м.
С
обостренным
интересом
спорит
он
о
смысле
жиз­
ни
с
образованным
св ящен н иком,
выра з ител ем
проти­
воположного,
но
тоже
зр елого,
.
давно
сложившегося
мировоззрения.
И
в
эт ом
ди ало ге
Дронов
поло н
герои­
ческого
достоинства
мат ер иа листа ,
социалистического
гуманиста.
«Человек должен знать,
—
говорит
он,—
по сле
смерти
он
Живет
только
те м,
что
сделал...
А
то го
св ета
не т.
Даже
легендарного.
Нечего
там
человеку
дел ат ь.
Не
за
что
бороться.
Это
дурная,
дезертирская
легенда,
ибо
о бещает
безде лке
за
терпение...
Чепуха!
Человек
не
должен
терпеть.
Он
должен
до биват ься
справедливости
для
всех,
а
значит,
и
для
себя»*.
Н е ожид анно
и
точно
про зву ча ло
в
к ритике
сопо­
ставление
современного
героя-максималиста
(готового
даже
в
одиночку
воевать
за
новые
пр инци пы
организа­
ции
про извод с тв а)
с
Рахметовым
как
революционной
на­
турой.
Подобный
ход
м ыслей
кри ти ков
помогает
нам
сегодня
понять
и
чисто
художественные
.изменения
в
со­
циально-публицистической
драме
второй
по ло вины
60—
70- х
годов.
По
в нешн ему
рисунку
она
ста ла
«аскетич ­
нее».
Драматурги
теперь
оставляют,
как
правило,
за
гр аница ми
текста,
духовную
предысторию
г ероя,
сводят
к
минимуму
любовные
и
семейные
эпизоды.
Лаконич­
нее
р асст авл ены
мировоззренческие
акценты,
выражен­
ные
иногда,
ка к,
например,
в
пь есе
И.
Дворецкого
«Трасса», одной фразой главного
г ероя
—
нач аль ника
строительства
дороги
Чепракова
—о
«партийных мужи­
ка х», которые берут на свои плечи
ответственность
за
самое
трудное.
Подчеркнутая
сухость
сюжетно-
стйлевого
рисунка,
которую
зр ите ли
поначалу,
приняли
за
лит ера ту рный
с хем ати зм,
бы ла
в
ряде
серьезных
п ьес
о
производстве
полемическим
приемом
жанровой
и
стилевой
переакцентировки
драмы
о
человеке
труда,
пр ие мом
публицистически
художественного
за о стр ения
но в изны
ее
содержания.
1 Алешин С.
Пьесы.
М .,'1972, с. 207—208.
78

Опираясь
на
традиции
лучшей
«производственной
драмы» 30-х
годов,
современная
драма
этого
ти па
стр е­
мится
не
повторять
и здерж ек
«производственного жан­
р а», о которых много писалось в критике предыдущего
десятилетия.
Все
с вои
стилевые
свойства
сегодняшняя
драма
активно
подчиняет
социально-исторической
ха­
рактеристике
нового
драматургического
ге роя,
метафо­
р ичес ки
названного
«человеком со стороны»
в
первенце
этого
ряд а
пье с
—
в
пь есе
И.
Дворецкого.
Выделенный
не
только
заголовком,
но
и
сюжетно,
‘противопоставлен­
ный
другим
в
н ачале
действия,
Алексей
Чешков
в
пьесе
«Человек со стороны»
нарочито
оставлен
автором
как
бы
наедине
с
конкретной
производственной
сит уац ией.
Искусственная
по.
отношению
к
ре а льной
жизни,
' где
н аучн о-те хниче ская
революция
совершается
не
одиноч­
ками,
а
обществом
во
всей
его
совокупности,
эта
сю­
жетная
си туа ция,
разумеется,
од на
из
фо рм
драматур­
гической
условности,
чисто
сценич еско г о
заострения
кол­
лизии,
неизбежной
на
крутом
п одъе ме
общественного
развития.
Это
коллизия
острого
конфликта
между
пере­
довыми
деятелями
—
«рыцарями НТР»
и
людьми,
к ото­
р ыми
в ладе ет
инерция
«славного прошлого» (в кавыч­
ках
и
без
ка в ычек ). Современно
мы слящ е му,
об разов ан ­
н ому
и
од е ржимо му
делом
Че шко ву
противостоит
не
«отсталый»
директор
(напротив,
директор
специальной
пр иг л ашает
такого
человека,
как
Ч еш ков,
для
освоения
нового
промышленного
об ъе кта
—
ведущего
цеха,
недав­
но
построенного
заводом).
Ему
противостоят
не
вреди­
тели,
не
завистники
или
лод ыри ,
а,
в
большей
своей
части,
вполне
си мп ати чные
люди,
к
то му
же
крепко
св я­
занные
памятью
героических
блокадных
ле т,
живой
историей
знаменитого
ленинградского
зав ода ,
ста вшег о
для
них
родным
домом
и
рубежом,
который
они
тогда
отс тоял и
своим
мужеством
и
немалыми
жертвами.
Од­
нако
«психологически»
и
т ех нич ески
многие
из
них
от­
ста ют
от
сегодняшнего
этапа
НТР.
.
.
Острое
противостояние
передового
инже нер а
и
кол­
лектива,
живущего
объективно
вчерашним
дне м,
п ока­
зала
Г.
Николаева,
в
«Битве в пути», вписав одной из
первых
конкретные
п роизв одств е нны е
проблемы
—
про ­
блемы
качества
и
передовой
технологии
—
в
широкий
общественно-публицистический
кон те кст
мысли
о
пре и­
муществах
социалистической
системы;
они
не
п роя вля­
ются
сами
с обо й, «помимо людей», а требуют активного
79

утверждения
в
деле.
Однако
в
сюжетных
су дь бах
ге­
рое в
ро мана
решающим
моментом
оказыв ае тся
де йств ие
масштабных
общественных
си л,
по
существу
г ара н тиро­
вавших
победу
гла вног о
инженера
Бахирева
над
дирек­
тором
завод а
Вальганом.
Дворецкий
же
по
за кона м
драматургии,
на прот ив,
л окали зов ал
по доб ный
конф­
ликт,
сосредоточившись
на
тех
субъективных
психологи­
ческих
препятствиях,
чер ез
которые
н адо
пробиться
А л ексею
Чешкову,
чтобы
реа ли зоват ь
производствен­
ные
мощности
комплекса,
уже
существующие,
уже
на­
ходящи еся
в
руках
коллектива.
(Если Бахиреву в союзе
с
лучшими
работниками
заво да
предстоит
переоборудо­
вать
е го,
то
здесь
т ехни че ски
все
пр ео браз о вано
еще
до
поя вл ения
Ч ешк ова.)
С
кем
же
и
с
чем
борется
сценич еский
Чешков?
Со
с ложившимс я
за
долгие
годы
производственно-психоло­
гическим
укладом,
дав но
и
про чно
устоявшимся
ритмом
труда
(вернее аритмией), с психологией круговой пору­
ки.
Решающим
в
победе
над
таким
прошлым
оказыва­
ется
лишь
понятое
не
сразу
со един ение
в
п овед ении
Чеш­
кова
колючей
деловой
неуступчивости
и
гр аж данско й
значительности
по зи ций,
которое
ед инст в енно
может
уб е­
дит ь
старожилов
з аво да;
что
Чешков
на
самом
деле
не
толь ко
не
«со стороны», но,
напротив,
его
пут ь
—
единст­
ве нно
возможное
сегодня
продолжение
вы со ких
патрио­
тических
традиций
заво да .
Он
—
олицетворение
историче­
ски
истинной
перспективы
общества,
поставившего
своей
цел ью
объединить
заботу
о
конкретном
ч ело веке,
с
за­
б отой
об
окончательной
исторической
победе
социали­
стического
уклад а,
о
непрерывной
поступательности
ша­
гов
развитого
социализма.
Чел о век
70-х
годов,
Чешков
И.
Дворецкого,
не
тол ько
человек
д ела,
но
и
«чело ­
век
результата».
Очень
существенно
в
его
позиции
не­
годование
на
тех,
по
чье й
вине
рабочие
теряют
св ой
заработок.
Язык
современной
экономики
для
не го
—
самый
достойный
язык
гуманизма,
реальной,
а
не
сло­
весной
заботы
о
людях
коллектива.
Стремясь
ут ве рдить
Чешк о ва
как
цельную
личность,
как
большого
совре­
менного
героя,
И.
Дворецкий
«дублирует»
жесткий
«производственный гуманизм»
его
и
в
сюж етно м
ра с­
крытии
личной
ситуации.
Но
сквозь
бескомпромиссность
язык а
чувств,
столь
гармонирующего
пона ча лу
с
ин­
теллектом
и
во лей
героя,
у
Дв оре цк ого
со
временем
ус­
90

ложняется
рисунок
образа:
суровая
со ци аль ная
роль,
взятая
на
себя
коммунистом
Чешковым,
окраши­
в ается
внутренней
мягкостью,
человечностью,
душевной
чистотой,
стол ь
свойственной
ле нин гра дцу,
пот е рявше ­
му
родных
в
трагические
месяцы
блокады.
Ч ел овек
«со
стороны»
оказался
человеком
«из глубины»
с оциал исти ­
ческой
нравственности.
Тип
Пешк ов а
во
множестве
со дер жат ель ных
и
ж ан­
ровых
разновидностей
представила
современная
дра ма­
тург и я.
«Ситуация»
В.
Р озова , «Сталевары»
Г.
Бокаре­
в а, «Погода на завтра»
М.
Шатрова, «Транзит»
Л.
Зо­
рина, «День-деньской»
А.
Вейцлера
и
А.
Мишарина,
«Неопубликованный
репортаж»
Р.
Ибрагимбекова,
«Протокол одного заседания»
А.
Гельмана
обошли
мно­
гие
сцены,
привлек ли
внимание
зрителей,
читателей
и
критиков.
Не
менее
см ела я,
чем
пьеса
И.
Дворецкого,. в
кр и­
тик е
реальных
недостатков
современного
производст­
вен но го
уклада
многих
рабочих
коллективов,
пьеса
Г.
Бокарева
точ не е-
рас став и ла
акценты,
многогран­
нее
зап еча тле ла
раб очую
и,
шире,
производствен­
ную
-среду.
Г.
Б ока рев
не
представляет
нам
дет альн о
развернутых
характеров,
эффектной
и
новой
сю жетики .
Для
пьесы
характерно
другое
исключительно
важное
качество
—
чуткий
сл ух
к
общ ему
тону
современной
жизни
огромного
рабочего
коллектива,
умение
в
б ег­
лом
проходном
ди ало ге
подготавливать
в спы шки
дейст­
в ия,-
реалистически
продуманные
мотивировки
сцени­
ческих
поступков.
Действие
«Сталеваров»
и дет
в
чело­
вечески
полнокровной
а тмо сфе ре,
коллектив
в
пьесе
—
узнаваемая
и
интереснейшая
реальность.
В
этом
проявляется
закономерная
и
плодотворная
традиция
«производственной»
драмы
30- х
годов
—
от
погодинской
«Поэмы о топоре»
до
«Глубокой
-р азв едки»
А.
Крона.
Но
рабочий
в
гораздо
большей
степ ени
теперь
п оказ ан
как
чело'век
с ложн ый,
обладающий
жизне нно
з ре­
лой
по зицие й.
Глубина
мысли,
ан али за,
способность
ви­
деть
современную
ситуацию
в
целом
придает
героям
Г.
Бокарева
подлинно
чел о вече ский
интерес.
В
этом
от­
ношении
критика
высоко
оценила
образы
Виктора
Ла­
гутина
и
Петра
Хромова.
Кажущийся
легкомысленным,
бездумно-компанейским
или
же
защищенным
от
всего
серьезного
позицией
иронического
всепрощения,
Хромов
в
сам ый
трудный
в
пьесе
момент
неправой
правоты
Ла­
81

гу т ина,
р ешив шего
в
одиночку
ср ажаться
на
баррика­
дах
НТР
и
в
запале
обвинившего
всю
бригаду
в
ст я­
жательском
рав нодуш ии
к
сут и
дела,
с
продуманной
жес ткос ть ю
встает
на
защиту
товарищей.
Позднее
он
и
другие,
поняв
до
конца
беско р ыс тие
Лагутина,
его
пра воту
в
главном,
поддержат
товарища
в
другой
ос т­
рый
мо мент
его
жизни.
Коллектив
у
Бокарева
высту­
пает
как
сложный,
многоликий
организм,
ид ущий
д оро­
гой
социального
и
нравственного
поиска
и
самоопреде­
ления.
Рассказ
о
ра боч ем
нового
типа,
о
его
социальном
кру гозор е
и
нравственных
принципах
р аз вер тывает
А.
Гельман
в
«Протоколе одного заседания» . «П р от о ­
ко л...» интересен и со стороны
формы.
По дан ная
на
зри ­
те ля
в
качестве
«прозаической»,
как
бы
буквально
«протокольной», стилевой фактуры,
пьеса
обнаруживает
острую
психологическую
динамику
в
обрисовке
конф­
ликта
и
характеров
всех
участников
з аседани я,
ид ущ его
на
с цене
без
перерыва.
Конфликт
пьесы
А.
Гельмана
жизненно
традиционен:
это
столкновение
людей,
пр ед­
ставляющих,
с
одной
стороны,
по д линну ю,
а
с
другой
—
сол ид ную
внешне,
но
мнимую
заботу
о
деле.
Здесь
есть
выверенность
характеров
и
т ипичнос т ь
их
взаимосвязей.
Почти
каждый
голос,
поданный
«за»
или
«против»
пр ед­
ложения
бригады
Потапова
отк аза тьс я
от
зан иже н но­
го
плана
и
«липовых»
пре м ий,
—
это
тре звы й
гол ос
практики.
Это
относится
ко
всем
персонажам
—
от
уп­
равляющего
стройтрестом
Батарцева,
еще
толь ко
под­
ходяще г о
к
черте
пенсионного
возраста,
пока
пр идаю­
ще го
ему
ли шь
весомость
непререкаемого
авторитета,
до
вчерашнего
«пэтэушника»
Толи
Жарикова,
в
у чениче ­
ских
те трад ях
которого
хр анитс я
коллективное
откры­
тие
бригады,
по дсчита вшей
поразившее
всех
соотноше­
ние
чужих
и
с воих
rtpopex строительства совсем не в
пользу
«объективных обстоятельств»; от цепкого,
спо­
собного
многих
«пересидеть»
в
куда
более
сл ож ной
си­
туации
нач аль ни ка
планового
отдела
Айзатуллина
до
бесконечно
усталого
ди спет чера
Фроловского.
Соотно­
ш ение
участников-
заседания
парткома
предопределяет
развернувшийся
конфликт.
Предопределяет,
но
не
ре­
шает.
Ибо
сю жет
пьесы
—
это
реа льн ая
борьба.
В
ней
есть
два
«классических»
пика
действия.
В
первом
акте
—
это
подтверждение
экономистом
Милениной
пр авил ьно ­
сти
расчетов
бригады,
ставящее
всех
учас тн ик ов
обсуж­
82

дения
п еред
оголенным
выбором
между
честностью
й
заведомым
очковтирательством,
бьющим
по
прямым
ин­
тересам
рабочих.
Во
вторам
действии
сто ль
же
не ожи­
дан
для
в сех
у дар
по
бригадиру
Потапову.
По
теле­
фону
сообщают
о
том,
что
большая
часть
бригады
не
выдержала
испытания
со бст вен ным
моральным
крите­
р ием
и
п олучи ла
пр емию ,
о казав ши сь
тем
самым
в
ста­
не
противников
потаповского
наступления
на
лож ь
и
«двойную бухгалтерию» .
Именно
в
этой
критической
ситуации
и
определяется
до
конца
принципиальность
по зиции
секр ет аря
парткома
Соломахина,
решительно
поддержавшего
идею
Потапова.
Интерес
зрителя
к
его
по зиции
и
к
по зи ции
тех,
кто
голосует
за
предложение
Потапова,
— это
и нтер ес
к
пс ихо ло гии
людей,
решивших
пройти
до
конца
там,
где
еще
вче ра
они
видели
границу
возможного.
Пафос
научно
выверенного,
о бще стве нно
зр елого
наступления
на
все,
что
стоит
на
п ути
экономи­
ческой
политики
развитого
социализма
и
соответствую­
щих
ему
моральных
пр инцип ов,
—
вот
суть
современ­
ного
зв уча ния
пьесы
А.
Гельмана.
Производственно-публицистическая
пьеса
в
своей
заявке
на
создание
ти па
современника
—
советского
де­
лового
че лове ка
периода
НТР
—
в ызв ала
не
только
при­
зна ние
критики,
но
и
широкий
общественный
резонанс.
Ее
создатели
с
удовлетворением
прочли
вы сок ую
оцен­
ку
своего
тво рч ес тва
в
докладе
Л.
И.
Брежнева
на
XXV сьезде КПСС: «Возьмите,
к
примеру,
то,
что
ранее
суховато
называли
«производственной темой».
Ныне
эта
тема
обрела
подлинно
художественную
форму.
Вместе
с
лит ера ту рным и
или
сценическими
ге роями
мы
пере­
ж иваем ,
волнуемся
за
успех
ст ал евар ов
или
директора
текстильной
фабрики,
инженера
или
партийного
ра бот­
н ика.
И
да же
такой,
к азало сь
бы,
частн ы й
с лучай ,
как
во прос
о
премии
для
бригады
строителей,
приобретает
широкое
общественное
звучание,
становится
предметом
горячих
дискуссий»*.
Обратимся
к
д руг ому
жанрово-стилевому
я вле­
нию
—
к.лирико-психологической
др аме,
со­
ставившей
также
Немало
свежих,
интересных
и
талант­
ливых
с тр аниц
современной
советской
литературы.
Творческое
своеобразие
драматургов
лирико-психологи­
ческого
течен ия
зая ви ло
о
себе
еще
с
се р едины
30- х
1 Материалы XXV
съезда
КПСС.
М ., 1976, с. 79.
83

год ов.
А.
Афиногенов,
В.
Киршон
и
другие
близкие
им
драматурги
защищали
органическое
для
ру сск ой
драм ы
углубленно
психологическое
изображение
повседневно­
сти
как
неи счер пае м ый
и
перспективный
путь
художест­
венного
вторжения
в
современность,
как
один
из
вер­
ных
пут ей
к
созда нию
исторического
типа
со вет ско го
человека
Ч
Сегодня
в
эт ой
драматургической
тенденции
ест ь
св ои
немалые
накопления,
проявились
значитель­
ные
индивидуальные
стили
в
их
естественном
развитии
и
взаимодействии.
Примером
непрерывности
этого
раз­
вития
могут
быть
произведения
А.
Арбузова,
В.
Пано­
во й,
В.
Розова.
Сосредоточенность
на
изоб ра же нии
повседневных
пе­
реживаний
современников
пр иве ла
Арбузова
к
н ео быч­
ной
для
30-х
годов
постановке
проблемы
личности
в
пьесе
«Таня» .
По
сюжету
«Таня»
лишь
типичная
для
своего
времени
пьеса
о
воспитании
че лове ка
коллекти­
вом,
о
«дорастании»
л ичн ости
до
коллектива.
По
стилю
же,
по
всей
психологической
мелодике
действия,
по
эм о­
циональной
напряженности,
по
лирической
насыщенно­
сти
ди ало га,
подтекста
«Таня»
—
пьеса
о-серьезной
дра­
ме
чувства,
об
ис т ории
формирования
неза ур яд ной
л ич­
н ости.
«Ее драма
—
это
драма
дисгармонии,
драма
ис­
ключительности,
драма
к ат егори чес кого
п ред почте ния
одного
другому...
губительные
крайности
Т ани
—
это
тож е
проявление
с илы,
а
не
слабости
ее
х ара ктера»,- —
пиш ет
о
героине
пьесы
один
из
критиков
2.
Лишь
сле­
дование
за
сюжетной
схемой
могло
привести
к
мысли
о
том,
что
молоденькая
студентка
Т аня
—
ограниченный
человек
в
сравнении
с
деловыми
и
це л еустре мле нн ыми
инженерами
Германом
и
Шамановой.
Психологическое
же
содержание
об раза
говорит
о
другом.
В
своих
ду­
шевных
возможностях
Таня
не
б ед нее,
а
глубже
Герма­
на,
не
сумевшего
понять
ее.
Зри те лю
это т
ха рактер
ра с­
крывается
во
всем
обаянии
человеческой
цельности,
бескорыстия,
душевной
щедрости.
Проблема
фор миро ­
в ания
личности
еще
более
остро
поставлена
пьесой
Ар­
бузова
«Годы странствий»,
по яв ивш ейся
на
пе рел оме
от
послевоенного
к
современному
пе рио ду
развития
на­
шего
и ску сств а.
Мысл ь,
что
Александр
Ведерников
—
1 Наиболее точная,
на
наш
взгляд,
характеристика
этого
течения
содержится
в
кн. :
Богуславский
А.
О.,
Ди ев
В.
А.,
Карпов
А.
С.
Краткая
история
русской
советской
д рамату рги и,
с.
146—148.
*2 Рудницкий К.
Портреты
драматургов.
М. , 1961,
с.
243—244 .
84

человек
незаурядный,
подчеркивается
в
«Годах стран­
ствий»
с
самого
начала
и
о пр едел яет
в есь
колорит
пьесы.
Таню
выделяла
из
круга
ее
сверстников
и
при я­
т елей
Германа
сосредоточенность
на
своем
чу в стве
к
мужу,
пол ная
погруженность
в
свое
личное;
Ведерни­
к ова
отличает
о баяни е
таланта
и
страсть
к
науке,
со­
средоточенность,
в
чем-то
такая
же
исключительная,
как
и
чувство
Тан и
Рябининой.
П охожи
и
пути
героев
к
человеческой
зрелости.
Испытания,
которые
прошел
Ведерников,
нр
од ни
личные
утраты
(смерть матери,
гибель
друга,
страдания
близких
ему
людей,
в
том
чи с­
ле
и
по
его
ви не).
Главное,
что
пе ре жил
Ве дерн и ков,—
это
война
как
трудный
подвиг
миллионов
л юдей,
геро­
изм
и
человеческое
достоинство
которых
обогатили
его
со б ственн ую
личность
таким
отношением
к
долгу,
к
окружающим
его
близким
людям,
к
жене
Люсе,
како е
было
недоступно
герою
раньше.
Чувство
долга,
смешан­
ное
с
чувством
собственной
вины
перед
тем,
кто
сл абее
и
нуждается
в
помощи
и
поддержке,
органично
теперь
для
Ведерникова.
И
потому
вопрос: «С Люсей или не с
Люс ей?» (над преувеличенным значением которого во
внутреннем
де йств ии
др амы
иронизировала
в
одной
из
статей
И.
Соло вье ва1) для Арбузова важен.
Он
был
бы
гораздо
менее
значим
в
си стем е
драматургического
повествования
К.
Симонова,
С.
Алешина,
В.
Р озова ,
где
психология
г ероя
п рямо
и
непосредственно
обнаружи­
ва ет
свое
общ ес твен ное
содержание.
У
Арбузова
же
общественное
мироощущение
персонажей
проявляет
се бя
глубже
всего
через
их
интимные
чувства;
глубин­
ное
д виже ние
чувства
—важнейший
эле ме нт
сюжета,
в
нем
историческая
ин туиц ия
человека,
оно
рас­
ск азыв ает
нам
о
путях
формирования
личности.
Вместе
с
тем
ироническое
отношение
И.
Соловьевой
к
финаль­
ной
коллизии
пьесы
при
оценке
Ведерникова
как
типа
имело
свой
резон
в
историко-литературной
перспективе.
При
той
масштабности,
которую
об рета ла
в
се реди не
50- х
годов
проблема,
затр ону тая
Арбузовым
в
«Годах
стр ан ствий », —
проблема
гр аж данско й
ответственности
творческой
личности
перед
обществом,
арбузовское
ре­
шен ие
п ути
Ведерникова
было
все-таки
узким.
Сугубо
морально-этическим
по
сути,
откровенно
мелодрамати-
1 См.:
Соловьева
И.
Дорогу
осилит
идущий.
—
«Театр», 1966,
No
9, с.
142.
85

Ческйм
по
ф орме
бу дет
р еШенйе
п робл емы
личности
у
А рб узова
и
в
последующих
пьесах
—
«Иркутская исто­
р ия», «Потерянный сын»
и
других.
Его
дра ма тург и че­
ской
стихией
останется
стихия
лирическая,
эмоциональ­
на я.
Однако
в
лучших
пьесах
мелодика
чувств
как
вы­
р аж ение
общественной
атмосферы
времени
приобретает
у
Арбузова
в
60- е
годы
большую
историческую
чу т­
кость.
С
этой
то чки
зрения
по каз ател ен
образ
главной
героини
«Иркутской истории», Вали,
в
чьем
характере
з апеч атл ено
многое
от
ти па
современной
девушки,
рано
начавшей
самостоятельную
жизнь,
видящей
ее
трезво
и
без
иллюзий,
но
именно
в
силу
этого
способной
оце­
нит ь
истинную
д обр оту
и
сердечность
и
откликнуться
на
нее
всеми
чувствами.
Те
крайности
яркого
характе­
ра,
та
«несводимость к типу», которая так огорчала
иных
критиков
в
Т ане
Рябининой
и
Ведерникове,
и
в
«Ночной исповеди», и в поздних пьесах « Сказ ки
с та рого
А рба та », «В этом милом старом доме», «Вечерний свет»
являются
признаком
ду шевно й
неисчерпаемости,
значи­
тельности
советского
человека,
по
сущ ес тву
лишь
п од­
черкивая.
цельность
из об ра женн ого
Арбузовым
соци­
ально-исторического
ха ракт ера.
Иное
писательское
по ко л ение,
ино й
тип
таланта
представляет
В.
Пан ова.
Ее
мышление
кам ер нее
и
в
то
же
вре мя
реа л ис тичн ее.
Уже
в
самых
первых
пь е­
сах
—
«Илья Косогор», «В старой Москве», —
с
большим
опозданием
оцененных
критикой
',
бы т,
проза
жизни
выступают
острее,
чем
у
мно гих
ее
литературных
свер­
стников—
др ама тург ов
конца
30- х
годов.
Чем
дал ее,
тем
яснее
вырисовывалось,
что
и
в
прозе,
и
в
драматур­
гии
Па нов ой
быт
не
фон
или
сти ли стичес ки й
колорит.
Быт
у
Па нов ой
—
об р азный
язык,
раскрывающий
гл ав­
ное,
то,
о
чем-
не
узнаешь
с
такой
достоверностью
ни
из
реплик
персонажей,
ни
из
общей
линии
их
сюж ет­
н ого
поведения.
В
самом
деле,
разве
нуж на
ка ка я-ли бо
иная
характеристика
И льи
Городницкого
из
«Сентимен­
тального
романа»
или
старичков
Шеметовых
из
пьесы
«Сколько лет,
сколько
зи м!», чем та,
которая
создается
исключительно
бытовыми
штрихами?
Стремясь,
так
же
как
и
Арбузов,
к
раскрытию
характера
молодого
со-
1 На большую роль этих пьес в формировании таланта Пановой
одной
из
первых
ук азала
С.
Фра дкина
в
кн .:
Фра дкин а
С.
В
м ире
героев
Вер ы
Па нов ой.
Пер м ь, 1961, с. 20—30 .
86

ветского
ч елов ек а,* Панова
вглядывается
не
только
в
наиболее
общие,
но
и
в
самые
частные,
мелкие
черты
своего
героя.
Д аже
в
драматургии,
призванной
по
при­
роде
своей
к
укрупнению
ха ракте ра ,
писательница
ст ре­
мится
более
всег о
к
его
конкретизации,
к
б ыто вой
и
психологической
пластике.
Мышление
ха ракт ерам и
и
здесь
п ре об ладает
у
нее
над
мышлением
де йстви ем .
Она
яв но
пренебрегает
той
«святой театральной наив;
н ост ью», собственно драматургическим профессионализ ­
мом,
который
так
це нит
Арбузов.
В
драматургию
Пано­
ва
переносит
из
прозы
свой
излюбленный
пор трет ­
ный
пр инцип,
создавая
при
этом
для
ге роя
предельно
конкретную
житейскую
-и
психологическую
ситуацию.
Писательница
в
сво ем
герое
в идит
кач ест ва
большие,
чем
способность
с
честью
пройти
через
общие
для
всех
испытания
временем.
Конечно,
это
для
нее
гла вны й
к ри­
терий
ценности
человека.
Но
по
ходу
сюжета
он
как
бы
по др азу мев ается
сам
собой,
переносится
É подтекст
раз
и
навсегда
установленной
ли чной
договоренности
со
зрителем.
Конкретно
же
в
повествовании
и
действи­
ях
Пан ова
ох отн ее
всего
испытывает
г ероя
буднями,
бытом,
поступком,
совершаемым
наедине
с
собой.
Для
нее
э сте тиче ски
привлекательнее
всег о
—
естествен­
ность
чу вст ва
чел о веческо г о
достоинства,
чистоты,
бл а­
гор одс тв а.
Лучшие
страницы
пановских
произведений
те,
где
ее
герои
совершают
поступки,
неожиданные
для
самих
се бя.
Т ак,
мальчишка
из
пьесы
«Рабочий посе­
ло к»
бежит
от
хорошей,
но
от ча явше йся
матери
к
ос­
та вле нном у
ею
отцу-пьянице,
чтобы
стать
опорой
без ­
вольному,
но
не
совсем
пропащему
человеку.
На
п ути
лирических
обобщений1
Панова
достигает
з аверш ен но­
сти
мысли,
укрупнения
художественного
рисунка
в
дра­
ме.
Об
этом
го вор ят
ее
пьесы,
киносценарии
по
повес­
тям
«Сережа»
и
«Евдокия» .
К ачест ва
лирически
обобщенного
построения
сюже­
та
проявились
наиболее
отчетливо
в
последней
пьесе
Па нов ой
«Сколько лет,
с кольк о
з им!».
Этим
раздумчи­
вым
возг ла сом
Панова
как
будто
обращается
к
са мой
себе
и
к
собственным
писательским
привязанностям
—
к
постоянным
для
нее
об раза м
дороги,
метели,
к
сло-
1 Это отмечает 3.
Богуславская
в
пь есе
«Проводы белых
н оче й».—См.
в
к н.:
Богуславская
3.
-Вера
П ано ва.
Очерк
твор ­
чества.
М ., 1963. с.
180.
87

жившемуся
в
40- х
год ах
собирательному
обра зу
совре­
менников.
В
сюжетике
нового
произведения
они
снова
выступают
как
спутники.
Н о...
иде т
время!
Вместо
пере­
по лне нного
ран ен ыми
санитарного
состава,
памятного
по
повести
«Спутники», место сбора героев
—
современ­
ный
с те клян ный
аэровокзал,
из
которого
в идно
бе тони ­
рованное
летное
по ле.
Оба
героя
пьесы,
вс тре ча
кото­
рых
и
задала
ей
лирический
лейтмотив,
тоже
из
тех
в ое нных
ле т,
—
б ывший
разведчик
Бакченин,
бывшая
военная
переводчица
Шеметова.
С ейчас
они
действуют
на
сцене
лишь
в
кадрах
собственных
воспоминаний
да,
преломленно,
в
чертах
и
поступках
двадцатилетних.
Впрочем,
вопрос
о
гла вно м
repçe применительно к этой
пьесе
п очти
не
имеет
см ысла .
В
изображении
очень
р аз­
ных
л юдей,
которых
на
короткое
время
соединило
в ме­
сте
ож ида ние
самолетов
в
нелет ную
метельную
погоду,
са мое
важное
именно
их
взаимосвязи,
п риоб ретающ ие
обобщенно-символический
смысл,
образующие
линию
а в торс кого
лирического
размышления.
Сюжетная
де та­
ли заци я
произведения,
я зык
обрели
способность
дв у­
плановости,
п розрачнос ти,
подвижности
в
выражении
зам ыс ла
пьесы
в
целом.
Диалог
пьесы
не
просто
пре­
восходно
вводит
в
действие
героев
(безупречно интел­
лигентных
старичков
Шеметовых,
их
обаятельно-иронич­
ную
внучку
Алену,
упо енную
своим
сем ейным
с часть ем
официантку
Люсю,
неудачливую
Там ару
из
диспетчер­
ской,
простодушного
Колосенка), но он то и дело объе­
диняет
спутников
на
аэ ров окз але
в
подвижные,
все
вр е­
мя
м еняющие ся
пары
и
гр уппы,
созда ет
не
только
коло­
рит ное
многоголосье
персонажей,
но
и
схваченный
мг нов енным
взглядом
обобщенный
образ,
внутренне
динамичный,
состоящий
из
контрастов,
парадоксов,
про­
тиворечий.
Если
при с мотре тьс я
ко
всем
персонажам
пьесы,
ни
оди н
из
которых
не
яв ляе тся
второстепенным,
то
становится
ясным,
что
именно
это
качество
—
жи вое
биение
жизни,
драматической
или
просто
комически
не­
слаженной,
—
некий
лишь
складывающийся
ду ш евный
потенциал,
дорого
Пановой
в
спутниках
из
новой
пьесы.
Пано ва
ориентируется
чаще
всего
на
уже
сложив­
ш иеся
и
осознанные
современниками
типы,
однако
та­
кая
ориентация
содержит
и
.поле м ик у.
И
этот
по ле-
миз м
—
органическая
часть
художественного
пафоса
ее
произведений,
п очти
постоянный
элемент
сюж ети ки.
В
п о вестях
«Валя»
и
«Володя», например,
подростки
88

выступают
Мора льн ой
опорой
в зрос лых,
своих
родите­
ле й,
а
не
наоборот.
В
повести
«Сережа»
с
материнской
любовью
—
символом
д обро ты
и
чуткости
— соперничает
любовь
да же
не
от ца
—
отчима,
подчеркнуто
фигуриру­
ющего
в
сознании
очарованного
Сережи
как
Коросте­
лев,
просто
по
фамилии.
В
пьесе
«Сколько лет,
с ко лько
з им!» носителями душевной культуры выступают не
умудре нн ые
жизнью
бе зупре чны е
(и неискренние)
Ше-
метовы,
а
те,
кто
им
противостоит,
в
том
чи сле
неуст­
р ое нный,
ошибающийся
Бакченин.
Эта
почти
об яза­
тельная
для
Пановой
полемическая
нотка
приводит
нас
к
м ысли
о
том,
что
пис а те льница
не
просто
и щет
в
каж дом
отдельном
случае
с веже го
поворота
тем ы
или
ха ракте ра.
В
этом
просматривается
не кая
постоянная
тенденция.
Отк азыв ая сь
возводить
с вои
ха ра ктеры
к
уже
известным
типам
и
мотивам,
Панова
в
то
же
вр е­
мя
как
будто
не
о чень
стремится
оч е рчиват ь
и
но вые
социальные
т ипы.
Все
изобразительные
средства
уст­
ремл е ны
к
тому,
чтобы
со з дать
ха рак тер
открытых
воз­
можностей,
во зво дя
его
в
ходе
сюжета
др амы
как
бы
к
с ущно стно м
свойствам
советского
общества
в
целом.
Это
пр ида ет
своеобразную
поэтичность
пер со наж ам
Па­
новой.
Но
эти
же
самые
свойства
нередко
дел ают
их
социально-общественный
облик
расплывчатым,
иногда
двойственным,
требуют
от
теа тра,
обращающегося
к
пьесам
Пановой,
активного
сотворчества
в
обществен­
ной
оценке
характеров
и
типов.
Особое
место
в
современной
драматургии,
в
ру сле
обобщенно-поэтйзирующей
т енде нции,
занимает
Виктор
Розов.
Несомненна
св язь
розовского
тво рч ест ва
не
только
с
традициями
Арбузова
и
Пановой,
но
и
с
тр а­
дициями,
Гайдара
и
Ф адеева.
В
частн о сти,
с
Пановой
его
связывает
конкретность
б ыто вой
атмосферы
пь ес
с
Арбузовым
—
«коллективизм»
молодого
ге роя,
стрем­
ление
подвергнуть
его
испытанию
действием,
прозой
жизни.
На
пр отя жении
мн огих
лет
Розова
привлекает
од ин
хара кте р
—
юн оши,
вступающего
в
жизнь,
од ин
вид
др амы
—
психологически
бытовой,
о дин
вид
конф­
ликта—
острое,
прямое
и
в
то
же
время
локальное,
чаще
«внутрисемейное»
столкновение
лучшего
ти па
мо-
1 <Он поэт повседневности,
прошу
обратить
в нима ние
не
только
на
слово
«повседневность», но и на слово «п оэт», — писал о Розове
А.
Кр он
в
статье
«Рождение драматургий» («Театр», 1955, К» 5).
89

лодого
современника
с
типом
мещанина
в
разных
его
вариантах.
Хот я
о
герое
первых
розовс ких
пьес
писали
много
и
хорошо,
нам
думается,
он
недооценен
до
сих
пор
именно
как
обоб ща ющи й
тип
современника.
Ме жду
тем
секрет
успеха
розовских
пьес,
вероятно,
име нно
в
эт ом
качестве
его
героя.
Юная
бескомпромиссность,
свежесть
восприятия
жизни
в
ее
живых
противоречи­
ях,
чувство
перспективы
стали
в
пьесах
Розова
не
п ро­
сто
к онкр ет изацие й
образа
жизни
и
образа
мыслей
пе­
редового
современника.
Сама
устойчивость
п рис траст ий
Розова
к
е два
прорезавшемуся
хар акте ру
юноши,
в че­
раш нег о
шк ольника ,
как
мы
сейчас
понимаем,
была
об усл овле на
нежеланием
писа те ля
оп ережа ть
историче­
ск ий
возраст
определенного
о бщес твен но го
ти па,
фор­
мировавшегося
в
ус ло виях
50—60- х
годов
неб ыстр о
и
непросто.
Розов
не
спеш ил
«вырастить»
своего
героя
для
участия
в
пр акти ке
жизни,
не
спешил
окунуть
его
в
тр уд овые
будни,
ибо
не
с
эт ой
стороны
интересовал
пи­
сат еля
избранный
им
тип .
Ему
важнее
б ыло
оставить
за
своим
героем
право
быть
прежде
всего
зеркалом
чувств
современника,
только,
в
отличие
от
героев
А рбу­
зова,
чувств
непосредственно
общ е ствен­
ны х,
а
не
интимных
(так,.любовные
ко лли зии
поч ти
всегда
у
Розова
играют
не
главную,
а
вспомогательную
роль).
Однако
эта
верность
типу
и
характеру,
так
исто­
рически
точно
и
тон ко
прочитанному
Розовым,
при
за­
медленности
развития
тип а
и
относительной
узости
ма­
те ри ала,
которым
оп ер иро вал
писатель,
обо р ачи вал ась
однообразием
и
драматургического
содер ж ан ия,
и
я зы­
ка
Ро з ова.
«Тюзовская»
стилистика
яв но
ско вы вал а,
ог­
р ани чив ала
масштабы
художественной
мы сли
драма­
турга.
Существенный
сдвиг
в
художественной
тип оло гии
Розова
проявился
в
пьесах
«В день свадьбы»
и
«Тради­
ционный
сбор».
Несколько
коротких
часо в
проводят
вместе
бывшие
одноклассники,
встретившиеся
. через
двадцать
пят ь
лет
в
своей
школе,
несколько
часов
—
от
н ачала
тради ц ионн ог о
вечера
до
рассвета.
Как
и
у
Па­
нов ой,
принцип
объединения
э тих
людей—случайность.
В
самом
деле,
многим
ли
отличается
встреча
пассажи­
ров ,
заде ржав шихс я
на
аэ ров ок зале
по
случаю
нелет­
ной
погоды,
от
всугречи
бывших
соучеников,
большин­
ст во
из
которых
не
виделись
двадцать
пя ть
лет
и
про­
жили
эти
год ы
п о-ра зн ому?
Роз ов
представил
в
пьесе
90

не
одно,
а
несколько
поколений
—
от
семнадцатилетних
до
шестидесятилетних,
вывел
разные
сл ои
общества
—
от
машиниста
паровоза
до
п роф есс ора
химии.
Как
и
в
пьесе
Пановой,
в
центре
внимания
Розова
вс тре ча
со­
ро ка ле тних
со
своей
юностью,
и,
в
сущности,
все
участ­
ник и
традиционного
сбора
м ысленно
проникнуты
э тим
«пановским»
лирическим
м от ивом : «Сколько лет,
сколь­
ко,
з им!».
В
нем
ощущение
нетленности
того,
что
б ыло
в
их
юности
настоящим,
самым
гла вны м,
грусть
о
то м,
что
преходяще.
Как
и
в
пь есе
Па нов ой
«Сколько лет,
сколько
зим!»,
в
«Традиционном сборе»
з апеч атл ен
м гно ве нный
собирательный
п ортрет
нашего
общества,
но
Ро зов
делает
это
полнее
и
целеустремленнее.
Все
герои
и
все
кон кре тны е
ситуации
пьесы
Розова
включены
в
широкий
п у бли цис тическ ий
контекст.
Ск у­
п ыми
деталями
жиз не нных
ис то рий
и
се го дняш них
пе­
ре жива ний
народного
а рт иста
Каменева,
уче н ого-ф изи­
ка
Машкова,
рабочего
Максима
Петрова,
секретаря
обкома
Сергея
Усова
и
д ругих
участников
школьного
вечера
писатель
воссоздает
облик
времени,
где
повсе­
дневное
и
будничное
н еотде ли мы
от
эпохального
—
от
на пряж енно й
борьбы
двух
миров,
д вух
идеологий
за
судьбу
человечества
и
человечности.
В
этой
борьбе
и
по зици и
науки,
и
сил а
и скус ств а,
и
социальные
прин­
ципы
общества,
и
гражданская
со ве сть
каж дог о
чело­
века
представляют
ре а льную
де йствен ну ю
силу.
К аж­
дая
сцена
пьесы
—
не
только
самостоятельный
кадр
реального
сюжета-встречи,
но
и
отточе нн ая
метафори­
ч еская
ситуация.
Из
со ед ин ения
т аких
разнообразных
ситуаций
и
вырис овыва ет ся
обобщенный
исторический
п ортрет
современного
общества
в
его
тес нейши х
и
мно­
го об раз ных
связях,
конфликтах
и
контрастах.'
Розов
р исует ,
вп ер вые
в
своей
практике,
в
«Традици­
онном
сборе»
це нт ра льный
образ-тип
—
об'раз
Сергея
Усова
—
не
обычными
с ред с тв ам и *11сихологической ха­
рактеристики,
а
буквально
строит
его
на
глазах
зрителя
в
качестве
композиционного
и
логического
центра
вс ей
драматургической
конструкции.
У
Розова
Сергей
Ус ов
начинает
свою
сц ен ич ескую
жизнь
еще
до
открытия
за­
навеса—
в
перечне
действующих
л иц,
когда,
в
отличие
от
д ругих
персонажей,
выступает
вне
обязательного
упоминания
пр о фес сии.
«Важно не кем быть,
а
каким
быть»,—
эту
любимую
ав торс кую
м ысль
реализует
пьеса.
Просто
Сергей
Усов.
Просто
человек.
Он
поселя­
91

ет ся
в
в о спр иятии
зрителей
(так и не появившись ре­
а льно
в
первом
действии)
не
только
как
личность,
жи­
вуща я
в
памяти,
в
ч увс твах
бы вших
одноклассников
прочнее
в сех
друзей
детства,
но
и
как
своеобразный
идеальный
ге0ой,
олицетворение
их
лучших
п редс тав ле­
ний
о
человеке
в оо бще.
И
в
разворачивающемся
дейст­
ви и-дисп ут е,
вполне
правдоподобно
воспроизводящем
атмосферу
десятков
подобных
традиционных
вечеров,
для
каж дог о
из
-присутствующих
—
Агнии
Шабиной,
Машкова,
Тараканова,
молодого
Пухова
и
его
пр ияте ля
Игоря,
Лидии
и
других
—
Сергей
опять-таки
яв ляе тся
не
кем
иным,
как
той
самой
внутренней
совестью,
об­
разцом
человечности,
которым,
судя
по
воспоминаниям
одноклассников,
он
был
и
двадцать
пять
лет
н азад,
в
ш коль ные
времена.
Казалось
бы,
Розов
сдел ал
все,
чтобы
пр евр ати ть
Сергея
Усова
в
своеобразную
«поло­
жительную
п ароди ю»
на
об раз
идеального
героя.
Ус ов
ведет
се бя
име нно
т ак,
как
должен
вести
идеальный
герой,
не
маскируемый
стыдливо
«под живого челове ­
ка»
с
по мо щью
н есу щест венн ых
недостатков;
напротив,
он
подчеркнуто
в ысв ечен
в
своей
роли
идеального.
Жизненность,
придают
ему
не
бытовые
штрихи,
вроде
упоминания
о
ж ене
и
детях.
Впечатление
реальности
ти па
Сергея
со здает ся
тем,
что
его
черты
—
воплощение
лучшего
в
сегодняшнем
облике
каж дог о
из
персонажей
пьесы.
Ход
драматурга,
его
«хитрость»
заключ ается
в
том,
что
он
не
только
не
скрывает,
но
име нно
подчер­
к ивает
это
в
стилистике
пьесы.
При
всем
том
пьеса
написана
та к,
что
об раз
Сергея
Усова
можно
с ыгра ть
как
образ
вполне
конкретного
современника,
прямого,
открытого,
душевного
человека,
мн ого
пережившего
и
передумавшего.
Более
по здни е
пьесы
В.
Розова
—
«С вечера до по ­
лу дн я », «Четыре капли», «Ситуация»
—
более
камерны
по
своему
построению.
Минимальное
число
персонажей,
семейно-бытовой
ф он,
лирико-публицистическое,
кон ­
кретно-психологическое
р ешен ие
гла вн ых
конфликтов
гово ря т
о
верности
Розова
своей
основной
л инии,
о
с по­
собности
в
ее
пр еделах
о ткл икат ься
на
злободневные
нравственные
вопросы.
Однако
розовские
пьесы
70-х
годов
уже
бледнее
эмоционально.
Есть
ощущение
за­
медленности
стилевого
поиска,
выросшей
ди стан ции
между
автором
и
его
современными
персонажами.
92

Тенденция
слияния
в
драматургическом
образе
уг­
лубленно-психологического
изображения
и
концепту­
альной
заостренности,
завершенности
ха ра кте ра,
ска­
за вша яся
в
жанре
лирико-психологической
др амы
и
дра мы
гр аж дан ски
публицистической,
подготовила
выз ­
р е вание
в
русле
этих
жанровых
фор м,
традиционных
для
драматургии
обобщенно-поэтизирующего
типа,
ин­
тересных
из менений.
Они
характеризуются
становлени­
ем
нового
жа нр ового
на чала
—
фи лосо фски -п си-
хологического.
Его
наличие
и
преобладание
в
целостной
структуре
стиля
до
сих
пор
имеет
в
н ашей
драматургии
своеобразную
пластическую
форму,
в
от­
ли чие,
например,
от
о б наже нно-р ацио налис т ич ес кой
или
условно-метафорической
философской
з ападно ев ро пей­
ской
драмы,
превращаемой
представителями
модер­
нистского
искусства
в
абстрактно-формалистическую.
Современная
со ветск ая
философски-психологическая
драма,
развеваясь
в
серьезном
творческом
соревнова­
нии
с
реа ли сти че ской
философской
драматургией
Запа­
да,
идет
к
широким
образным
обобщениям
путем
интен­
сив но го
реалистического
историко-психологического
синтеза.
Она
выдвигает
на
пе рвый
п лан
не
аб ст рактн о­
филос офс ки е
символы,
а
реалистический
дра мату рги че­
ск ий
характер,
заостренный
стилевыми
средствами
в
своей
концептуальной
сущности,
в
своей
функции
обоб­
щающего
типа
вр ем ени.
Мыч
в идим
это
в
пь есах
Л.
Зорина
«Варшавская мелодия», М.
Шат р о в^ «Боль­
ше вик и».
Образ-тип
в
пьесе
Л.
Зорина
«Варшавская мело ­
ди я»
не
просто
входит
на
равных
в
систему
действую­
щих
персонажей,
подобно
розо в ском у
Сергею
Усову
из
«Традиционного сбора».
Образы-типы
«Варшавской ме ­
лодии»
—
един стве нны е
с лаг аемые
художественной
си­
стемы;
историей
отношений
двоих
решаются
все
пр об­
лемы
пьесы.
Но
гла вн ый
инт ер ес
ее
не
в
са мих
по
се­
бе
любовных
перипетиях
и
не
в
борьбе
влюбленных
с
противостоящими
им
жизненными
обстоятельст­
вами,
как
это
виделось
большинству
режиссеров,
по ка­
з авших
то
неспособность
обоих
героев
отс то ять
св ою
любовь,
то
неспособность
остаться
на
первоначальной
высоте
чувства.
З ам ысел
Л.
Зор ина ,
чи та ющи йся
во
вс ей
целостной
драматургической
сти л исти ке
пьесы,
в
каждом
ее
эпизоде
и
каждой
клеточке
драматургиче­
ского
диало г а,
—
это
прежде
всего
столкновение
двух
93

национально-исторических
т ипов,
ярко
выра же нных
и
верных
себ е
до
конца,
— обаятельной
польской
девуш­
ки
и
русского
п ар енька
—
интеллигента
в
первом
поко­
лений,
человека,
у
которого
действенная
доброта
и
чув­
ство
долга
сформировались
на
фронте
как
гл авны е
на­
ча ла
личностного
отношения
к
ми ру.
В
сущности,
Зо­
рин
не
был
первооткрывателем
ни
этих
т ипов,
ни
эт ой
сюжетной
ситуации.
Она
знакома
по
пьесе
К.
Симоно­
ва
«Под каштанами Праги».
Однако
отношения
Воже­
ны
и
советского
оф ицера
Петрова
у
Симонова
лишь
од ин
из
элементов
действия
пьесы,
которое
строится
на
социально-идеологическом
ко нфли кт е,
выра ж енном
в
публицистической
форме,
да же
с
оттенками
военного
дет ект ива.
У
Зорина
чер ез
двадцать
лет
та
же
психоло­
гическая
ситуация
превращается
в
насыщенную
глубо­
ким
соц и аль н о-и ст оричес ким
смыслом
коллизию,
в
к ото­
рой
со бст венно
любовное,
личное
со держ ание
наряду
с
реальным
прямым
им еет
см ысл
символический.
Пьесу
Зорина
можно
прочесть
и
как
ра сс каз
о
духовцых
взаи­
моотношениях
двух
интеллигентов,
представляющих
ти­
пы
личностей,
сложившиеся
в
послевоенной
дей ствит ель­
ности
европейских
социалистических
стран,
—
человека
цельного,
но
надломленного
страданиями,
унижением
в
условиях
фашистской
оккупации,
уставшего
бороться
за
личное
счастье,
и
человека,
сформировавшего
в
себе
в
условиях
кровью
завоеванной
по беды
чувство
подлин­
ного
исторического
оптимизма,
ответственности
за
судь­
бы
л юдей,
однако
платящего
за
человеческое
граждан­
ское
достоинство
нередко
ценой
личного
с ча стья.
Есл и
Л.
Зо рин
оперирует
в
«Варшавской мелодии»
художественной
к ат его рией
национального
типа,
кладя
его
в
основу
идейного
зам ыс ла
пьесы,
то
М.
Шатров
в
«Большевиках»
вводит
в
сюжет
героев,
представляю­
щих
типы
эпо хи,
идеологической
ку льтуры ,
т ипы
поли­
тического
мыслителя
и
де ятеля.
В
этом
смысле
н азва­
ние
пьесы
«Большевики»
предельно
точно
соот ветс твуе т
содержанию
о с новной
драматургической
коллизии,
ко­
торую
можно
выразить
как
столкновение
в
конкретней­
шей
ситуации
первых
лет
революции
в
каждом
из
ее
сознательных
деятелей
чер т
революционера
вообще
и
революционера
неповторимой
русской
ситуации
1917—
1918 годов;
революционера,
марксиста-теоретика,
обла­
дающего
знанием
всег о
оп ыта
дооктябрьского
ре вол ю­
ционного
дви жени я,
и
революционера-практика,
каж -
94

дый
день
и
час
здесь,
в
России,
отвечающего
за
судьбы
мировой
революции.
В
сюж ете
пьесы
это
воплощается
в
конкретном
др ам атич еск ом
дейст вии .
В
день
покуше­
ния
на
В.
И.
Ленина
ближайшие
его
соратники
должны
самостоятельно
и
свободно,
коллективно,
и
в
то
же
в ре­
мя
бер я
на
с ебя
личн ую
ответственность,
решить
вопрос
о
в ведении
революционного
террора
в
отв ет
на
белый
террор.
Иными
словами,
впервые
за
вре мя
революции
оставшись
без
прямого
руководства
Ле нина ,
именно
в
такой
острой
ситуации
в
полной
мере
проявить
се бя
ленинцами,
революционерами
нового
типа,
соч ета ю щи­
ми
способность
к
последовательно
научному
м ар ксист­
скому
решению
практических
вопросов
революции
с
че­
ловеческой
этикой
высшег о
ти па,
ка кую
они
привыкли
считать
лиш ь
органическим
свой ство м
исключительной,
неповторимой
ле нинс кой
натуры.
Им
предстоит
еще
осознать,
что
эта
исключительная
л енинск ая
индивиду­
альность
уже
проявление
истории,
необходимая
п ри­
надл ежно ст ь
принципиально
нового
исторического
ти па
деятеля,
который
рождается
в
ходе
русской
революции.
В
эт ом
открытии
и
в
глубине
осознания
в ели чия
Лени­
на
в
момент,
когда
жизнь
его
оказывается
под
угро­
зо й,
—
психологическая.
неповторимость
30 августа
1918 года.
В
этот
момент,
по
мысли
д рам атург а,
и нди­
видуально-ленинское:
его
инт уиция ,
этика,
диалектиче­
ск ое
ед инст во
пр акт ика
и
теоретика
революции
—
дол ж­
ны
так
осознанно,
как
никогда
раньше,
стат ь
програм­
мо й,
принципом
м ног их.
От
колоритной
непохожести
со­
стояний,
привычек,
жестов,
п оз,
речей
в
первых
карти­
нах
пьесы
к
единству
чувств,
настроений,
решений
—
вот
дви же ние
художественной
иде и
пьесы.
Тре вог а
и
боль
за
Ильича
сливаются
с
осозн ан и ем
бессмертия
ле нин­
ских
идей,
величия
и
правоты
большевизма.
Строго
говоря,
позд ние
пьесы
Л.
Зо р ина,
М.
Шатро­
ва,
сам ая
д рама тург ическа я
структура
которых
подчи­
нена
движению
типов
—
и дей
и
лишена
всяких
эл емен­
тов
повествовательности,
с тоят
не
только
на
грани
двух
жанровых
разновидностей
—
психологической
др амы
и
драмы
философской,
но
и
на
гра ни
дву х
кр у пнейши х
стилевых
тенд енци й
советской
литературы:
обобщенно-
поэтизирующей
и
философско-аналитической.

ВНОВЬ
ПРОВЕРЯЯ
БЫТИЯ
ОСНОВУ...»
В
конце
50-х—начале
60- х
годов
обнаруживается
об­
щая
тенденция
к
усилению
фи л ософ ско- ана лити­
ч еско го
начала
в
самом
содержании
мно гих
про из­
в еден ий
и
стремление
зафиксировать
новую
ст епе нь
обобщенности
м ысли
в
соответствующих
свойствах
стилей.
Один
из
первых
примеров
этого—пьеса
К.
Си­
монова
«Четвертый», где действуют
безымянно-обоб­
щенные
пе рс онаж и:
Он,
Его
жена,
Его
др узь я,
Женщи­
на,
которую
Он
любил.
Героя
пьесы
—
преуспевающего
буржуазного
журн а ли ста
—
автор
ставит
в
ситуацию,
исключающую
компромисс.
Став
обладателем
ун и каль­
ной
информации
о
готовящейся
чудовищной
во енно й
акции,
Он
может
либо
предупредить
преступление
ог­
ла с кой,
либо
присоединиться
к
нем у
молчанием.
Чело­
век
о бы ден ный , «конкретно -бы то во й », никогда в жизни
не
бывший
Первым,
о казавш ийся
лишь
Четвертым
в
с амый
рискованный
день
своей
во е нной
биографии,
по­
ставлен
автором
в
по зицию
человека
как
пр едст ави­
т еля
человечества.
Теп ерь
все
конкретное,
что
было
в
жизни
Че тве рто го
прежде,
становится
несущест­
венн ым ,
все
«отвлеченно -н рав ств ен но е», «идеальное»
—
еди нст венн о
жизненным.
Подобная
переакцентировка
фи лосо фски х
и
обыден­
ных
пластов
жизни,
вторжение
«чуда»
в
повседневное
существование
— устойчивая
д рама тург ичес кая
пружи­
на
пьес
А.
Володина
«Фокусник», «Зубной врач», «Наз­
на ч ен ие». Автор
стирает
гр ань
между
поступком
реаль­
ным
и
си мв бл ическ им,
и
назначение
служебное
в друг
оказывается
прямым
раскрытием
человеческого,
г раж­
данского
наз нач ения
п ерсо н ажа.
Своеобразно
си н тезируе т
возможности,
проявившие­
ся
в
пьесах
К.
Симонова
и
А.
Володина,
А.
Вампилов,
ставший
популярным
в
70- е
годы.
Вампилов
в
качестве
д рам атург а
философско-аналитического
п лана
одновре­
менно
И
обнажает
проблемно-логический
контур
драма­
тического
повествования
и
насыщает
его
значительны­
ми
психологическими
отте нк ами.
Вампилов
любит
ощу ­
тить
идею
во
всей
реальности
ее.
социально-бытовых
истоков.
Вместе
с
тем
изобразительный
слой
у
В ампи­
лов а
ор га низова н
жестким
кар касо м
при тч и,
сюжетной
метафоры
целеустремленнее, <1емуА.
Володина,
подчи­
нен
движению
обоб ща ющ ей
ав торс кой
мысли.
Заостре­
96

ние
концептуального
с лоя
повествования
со з дает
повы­
шенную
нагрузку
слова,
фразы,
о пр едел яет
их
актив­
ное
место
в
сюжетостроении,
в
создании
хара к­
тера,
коллизии.
Слово
и
фраза
уверенно
становятся
одним
из
«героев»
повествования,
драматургически
вторгаются
в
человеческие
пер ежи вания
и
отношения.
Так,
не винное ,
но
в
бытовом
обиходе
ре дко ст ное
слово
«метранпаж»
п рев ращае тся
в
мучительную
загадку
—
угр озу
для
директора
провинциальной
гостиницы
в
пье ­
се
«Случай с метранпажем».
Под обно
гоголевскому
го­
родничему,
он
в
смятении:
как
поступить
ему
с
обла­
дат елем
этого
необычного
звания
в
обстановке
возник­
шего
заурядного
столкновения.
Рисковать
своей
карье­
рой
или
пренебречь
смутно-маячащей
тревогой
от
не­
известной
профессии
героя,
приехавшего
к
тому
же
из
столицы?
В
пь есе
«Старший сын»
коллизия
совсем
ина я,
но
пр инци п
с тиля
тот
же.
Зд есь
материализуется
в
сюжете,
проходит
испытание
на
психологическую
ре­
альность
высокая
ф ор м у ла: «Человек человеку
—
друг ,
товарищ
и
брат».
И
вот
обыкновенный
ст уден т-ме ди к
Володя
Бусыгин
в
ходе
житейского
приключения
дейст­
вительно
открывает
в
себ е
способность
и
потребность
стать
братом
и
старшим
сыном
в
доселе
н еизвест но й
ему
семье
скромного,
слабого
и
доброго
музыканта
Са-
рафанова.
В
пьесе
«Прошлым летом в Чулимске» « г е­
роем»-оказывается
уже
да же
не
слово,
а
нечто
еще
ме­
нее
материальное
—
не кий
затаенный
душевный
им­
пульс—
«чудачество»
г еро ини,
страстное
ж ела ние
утвердить
кр асо ту
им енно
там,
где
она
никак
не
желает
селиться,
—
в
интерьере
захолустной
чайной,
в
психоло­
гии
опустившегося
человека,
сделавшего
из
«душевного
про винциализм а »
жизненный
принцип.
Гор а здо
более
интенсивно,
чем
в
эпической
прозе
и
драматургии,
тенденция
заострения
философско-анали­
тического
пл ана
проявляется
в
по эз ии,
выдвигая
цел ую
группу
произведений,
написанных
как
развернутый
«портрет»
движущейся
мысли.
Сра внит ел ьно
с
фил о­
со фск ой
лир’икой
к онца
40- х
—
начала
50- х
годов
эти
п роизв еде ния
.отличаются
большей
сюжетной
и
образ­
ной
сосредоточенностью,
цельностью.
Философ ска я
лири ка
имеет
многообразные
и
живые
традиции
н а- всех
этапах
существования
совет­
ской
по эз ии.
Достаточно
н азв ать
имена
А.
Блока,
В.
Брюсова,
В.
Маяковского
начала
20- х
годов,
П.
Ан­
4-888
97

токольского,
И.
Эренбурга,Н.
Заболоцкого,
И.
Сел ь-
винского,
С.
Маршака,
С.
Щипаче ва,
по здне го
В.
Лу-
говского
и
мно гих
д ругих
авторов
философских
л ири­
ческих
произведений
большого
и
ма лого
, жанра,
чтобы
представить
значительность
этой
традиции.
Од­
нако
интересно,
что
осозн ан ие
характера
этого
насле­
дия
новым
поколением
поэтов
и
читателей
60- х
годов
происходит
как
бы
заново,
потому
что
заново
сов ер ша­
ется
отк рыти е
роли
философского
пласта
в
с амой
жиз ни
человека
середины
XX столетия,
в
его
личном
духовном
бытии,
в
его
общественном
самосознании.
Для
человека
второй
половины
XX века
—
современ­
ника
научно-технической
революции,
свидетеля
гр ан ди­
озных
сдвиг о в
в
области
кул ьт уры,
непосредственного
участника
битвы
за
умы
и
сердца
миллионов,
—
ес­
тест венно ,
хара ктере н
не
только
социально-истори­
ческий,
но
и
философский
масштаб
мыс ли.
И
со­
ве тская
литера тура
отражает
это
стремление
все
бо­
лее
полно
и
эстетически
многопланово.
Развитие
на
поч ве
социалистического
реализма
особой
стилевой
тенденции
-г-
философско-аналитической
—
на ибол ее
прямое
выражение
э тих
художественных
ис кан ий.
П ро­
тивостоя
конц еп ци ям
философского
пе сси мизма ,
идеям
дегуманизации
мира,
к апиту ляции
перед
чел ов еческ ой
разобщенностью
и
отчуждением
личности,
советская
литература
от ст аи вает
пафос
активного,
социалистиче­
ск ого
гуманизма.
Об р ащение
к
теме
веч ных
ценно­
стей—
природы
мира,
природы
человека
—
пронизано
у
писателей
философского
склада
ус трем л енн остью
к
но­
вым
гор и зон там
познания,
верой
в
возможность
е ди­
не ния
л юдей
Земли
на
основе
утверждения
прогрессив­
ных
социальных
форм
человеческого
мироустройства.
Раньше
других
обратили
на
се бя
внимание
философ­
ско-публицистические
стихотворения
Л.
Мартынова,
Э.
Межелайтиса,
Р.
Гамзатова,
К.
Кулие ва,
Б.
Сл уцко ­
го,
В.
Солоухина,
Е.
Винокурова.
О чень
близки
др уг
д ругу
их
эстетические
д еклара ци и
50- х
годов.
На помн им
некоторые:
Вот
бы
св яз ать
начала
и
ко нцы!
В сем
следствиям
найти
бы
все
причины!
—
пиш ет
Е.
Винокуров.
Тот
же
мо тив
объединяет
це лые
циклы
стихов
В.
Солоухина
в
сборнике
«Имеющий в ру ­
ках
ц вет ы».
98

... Вы проходите
ми мо
прохожих
людей,
Их
ра стал кив ая
на
т рот уаре?
... П одума йт е.
Повремените.
В
не м,
В
одном
человеке
(если только он человек),
Прошедших
т уманн ых
веков
И
грядущих
туманных
ве ков
В
узе л
св яза ны
нити ,
—
Не
оборвите!
(сВ узел связаны нити*)
В
стихотворении
Л.
Вышеславского
«Вновь на земле
осен н яя
пора»
е сть
образ,
з вуча щий
почти
«формулой»
для
выражения
сквозной
проб ле ма тики
философско-
аналитического
течени я.
Это
строчки
о
то м,
как
«капли
м олот очка ми
ст учат,
вновь
проверяя
бытия
ос но ву».
Действительно,
своеобразной
художественно-иссле­
довательской
целью
этой
стилевой
тен денц ии
н ашей
ли­
тературы
становится
задача
как
бы
проверить
«основу
б ыт ия », философский смысл самых разных чувств,
по­
ступков,
явлений
и
событий.
Поэт
стремится
обнажить
их
«философскую связь», их « ко р нев ые
отношения»
с
природой
веч ных
общ ече лов ече ски х
ценностей
—
любвщ
сам ой
жизненной
стихии
в
многообразии
ее
проявле­
ний.
Сам о
явле ние
по эзии,
искусства
в
философской
ли­
рике
«выступает»
как
элемент
м ироздан ия,
как
«голос»
само й
природы.
Прекрасно
говорит
об
этом
Э.
Меж ел айт ис
в
стихотворении
«Лира»:
Нет
лир ы
у
меня.
Но
ес ть
в
ле су
зеленом
Дремучая
струна
Соснового
с тв ола;
Меж
небом
и
землей
К олеб лет ся
со
звоном,
В
земле
укоренясь,
До
не ба
д оросла .
И
слад ко
со зн ават ь,
что
мне
в
наследье
Струна
сосны
д о сталась
не сп ро ста,
Уда рит
ветер
пц
стозвонной
меди,
И
скор б но
прозйучит
за
но той
но та,
Как
будт о
«Лес»
Чурлёниса
с
листа
В
лесу
играет
вдохновенный
к то -то.
Исповедально-драматически
вед ет
тему
искусства
как
«высокой болезни»
и
как
прекраснейшей
в
своей
естест­
венности
с вязи
между 4
индивидуальнейшим
и
в сеоб щим
Б елла
Ахмадулина,
наиболее
непосредственно
идущая
в
русле
традиций
А.
Ахматовой,
М.
Ц ве тае вой,
Б.
Пас­
тернака.
99
4*

Почти
сквозной
темой
интеллектуально-философ­
ской
лирики
зву чит
тема
человека,
чело в еческо й
при­
роды,
че ло в еческо го
приз ва ния .
Об
эт ом
пиш ут
Э.
Ме-
желайтис.
Л.
Ма рты нов,
Б.
Сл у цкий.
То
не
станция
Боло гое
—
Полпути
от
Мо сквы
к
Ленинграду,
—
У
людей
положенье
друг ое
—
Полпути
от
пустыни
к
сад у«
П олд ороги
от
тесн о го
мира,
Что
зовет ся
атом
и
клетка,
До
бес кра йнего
мира,
где
сиро,
Бе з возду шно;
мгл ист о
и
редко.
Человек
—
т акой
перекресток,
То
простое
и
н епр остое,
Где
пароль,
рожденный
на
звездах,
Отзовется
немедля
в
протоне.
Оч ень
с лабы й.
Сильнее
силь н ых.
Оч ень
малый.
О чень
великий.
Нет,
не д аром
в
глазах
его
с иних
Отразились
зве здн ые
лики.
(Б.
Слуцкий.
«Человек»)
В
глубинном
со о тветс твии
с
в еду щей
проблематикой
этого
тече ни я
все
по э тическо е
изображение
нацелено
на
с озд ание
образа
совремённика
не
путем
конкретизации
ха ракте ра.
Наоборот,
здесь
все
н апр авлен о
на
«отреше­
ние»
от
конкретности
характера
во
имя
«пластики»
и
содер жан ия
са мой
мысли,
п одн имающ ейс я
к
философ­
скому
обобщению,
во
имя
изображения
самых
общих
сторон
ми ропон има ни я
человека.
С
при сущи м
поэту
юмором
рождение
такого
произведения
изобразил
Л.
Мартынов.
Художник
Пи сал
сво ю
доч ь.
Но
о на,
Как
лунная
ночь,
Упл ыла
с
полотна.
Хотел
написать
он
Своих
сыновей,
Но
вышли
с ады,
А
в
с адах
—
Соловей.
И
дружно
ему
закричали
друзья:
—
Нам
всем
непонятна
манера
твоя!
И
так
как
они
не
признали
его,
Решил
написать
он
Себя
са мого.
100

И
выш ла
картина
на
св ет
изо
т ь мы...
И
все
зак ри чали
ему :
—
Это
мы!
(«Художник писал свою дочь»)
Образ цы
философско-аналитического
ст иля
мы
на­
ходи м
в
лирике
А.
Тарковского.
Я
кончил
книгу
и
поставил
точку
и
рукопись
перечитать
не
смог.
Судьба
моя
сгорела
между
строк,
Пока
душа
меняла
оболочку.
Так
блудный
сын
срывает
с
плеч
сорочку,
,
Так
со ль
м орей
и
пыль
земных
д орог
Благословляет
и
клянет
пророк,
На
ангелов
ходивший
в
одиночку.
Я
то т,
кто
жил-во
времена
мо и,
Но
не
был
мн ой.
Я
младший
из
сем ьи
Людей
и
пти ц,
я
пел
со
всеми
вм есте
И
не
покину
пиршества
живых
—
Прямой
гербовник
их
сем ей ной
чести,
Прямой
с ло варь
их
связей
корневых.
(«Рукопись»)
«Формулированное^»,
декларативность
поэтиче­
ского
с троя,
разумеется,
не
исчерпывает
стилевого
об­
ли ка
этих
произведений.-В
них
можно
н айти
и
другие
об щие
черты,
связанные
с
изображением
и
поэ ­
т изаци ей
мысли.
Нацеленности
произведения
на
изображение
«портрета мысли», эстетического мира « в
виде»
реального
со о тв етств уют
и
другие
особенности
этого
стиля
—
ха рактер
поэтической
лексики,
тип
ме­
тафоры,
тяготеющие
к
условности,
ассоциативной
ши­
роте.
Речевой
сти ль
поэтов
философско-аналитического
те­
чения
не
обла дае т
м ноги ми
достоинствами
других,
бо­
лее
при вычн ых
и
«простых»
стилей.
В
нем
нет
той
лирической
открытости,
ора тор ск ой
емкости,
к ото рая
характерна,
скаже м,
для
стихотворений
ббобщенно-поэ-
тизирующей
л инии.
Нет
в
нем
реал и сти ческой
про ст оты,
живо п исно й
конкретности.
Но
язык
поэтов
фи лос оф ско­
го
ск лада
обнаружил
свою,
особую
выр^ительность.
Это
—
выразительность
свежего,
сиюминутного
«назы ­
вания»
предметов,
как
бы
впервые
увиденных,
открытых
поэтом
(«40 отступлений от поэмы «Т ре уго льн а я
гру-
ша»
А.
Вознесенского,
сбо р ники
Е.
Ви но ку рова
«Сло­
101

в о», «Музыка»); это и особая эстетическая выразитель­
ность
наз ы вания
о ттенк ов
мысли
в
момент
самого
ее
ро жд ения
(Н.
З або ло цкий,
Л.
Мартынов).
Причем,
ес­
ли
своеобразный
инте лле к туа ль ный
импрессионизм
Б.
Пастернака
подчиняется
в
основном
субъективной
романтической
к о нцепции
действительности,
то
у
Л.
Мартынова,
Е.
Винокурова,
В.
С ол оухина
он
служит
реалистическому
проникновению
в
соб ы тия
современ­
нос т и, . выражению
реалистической
к о нцепции
эпо хи.
Источником
поэтической
проблематики
этой
фил осо ф­
ской
лирики
выступает
процесс
со бс твен но
эстетическо­
го
открытия
м ира
современником,
являющимся
как
бы
«контрагентом» «м а кро мира» .
Именно
отсюда
(анеот
примитивного
автобиографизма,
как
это
представлялось
некоторым
кр ит икам)
возникает
у
поэтов
этого
типа
стремление
к
м ак сим ал ьной,
иногда
па рад оксал ь но
заостренной
к онкре т изации
лирического
ге роя
(Б.
Ах­
мадулина,
Е.
Винокуров).
Классический
об разец
т ако­
го
рода
художественной
индивидуализации
—
п оэма
В.
Маяковского
«Про это» .
Зд есь
ес ть
с вои
устойчивые
изобразительно-вырази­
тельные
приемы.
Так,
можно
отметить
вар иант ы
поэти­
ческой
ор га низации,
к отор ые
распространены
у
поэтов
данной
стилевой
тен денц ии
в
р у сской
лирике.
В
одном
случае
—
раскованная
ст ро фа,
подчиненная
ж
и-
в
о
м
у
дв ижени ю
мысли,
разговорной,
«испове ­
дальной»
интонации,
с
разным
количеством
строк
или
вообще
переходящая
в
сп л ошной
поэтический
моно­
лог—стихотворения
В.
Солоухина,
Л.
М ар тынова ,
Ю.
Левитанского.
Б олее
строгие
ритмически
и
компо­
зици о нно
стихотворения
Е.
Винокурова,
Б.
Ахмадули­
ной
тоже
характеризуются
разговорной,
доверительной,
камерной
поэтической
интонацией.
Другая
ра зновид но ст ь
философской
лирики,
за­
явившая
о
се бе
в
60- х
годах,
реализует
свою
философ­
ско-аналитическую
программу
преимущественно
не
пу­
тем
воссоздания
дв ижу щей ся , «дымящейся», искрящей­
ся
тон ки ми
оттенками
мысли,
а
ее
изображением
в
с по к ойном,
ув ере нн ом,
«результативном»
состо­
ян ии.
Эт^уже
не
ис пов е д ь, % проповедь,
но
звуч аща я,
как
только
что
обретенная
лично
ис тин а,
имеющая
широкое;
общественное,
да же
об ще чел овече с кое
значе­
ние.
Именно
эта
«личная ответственность»
за
истину,
пусть
да же
не
очень
новую,
но
пережитую
лирическим
102

героем,
э сте тиче ски
ук рупняет с я
в
п р оиз веден ии,
ак­
ц ен тируетс я
эмоционально.
Этот
стиль
наиб оле е
отчет­
ли во
предстает
в
стихотворениях
С.
Маршака,
С.
Щи-
па чева ,
по зднег о
Н.
Асеева,
Б.
Слуцкого.
В ероят но,
ху­
дожественный
пафос,
который
делает
сегодня
эту
ли­
нию
оч ень
современной,
есть
не
что
иное,
как
ощущение
гр аж данско го
-значения
общих
гуманистических
истин
века,
становящихся
достоянием
множества
л юдей.
П ри­
думано
не
мною,
но
открыто
самой
жизнью,
историей,
ка к.
бы
утв ержда ет
поэт ,
и
потому
это
весо мо ,
н еоспо ­
рим о,
это
должно
стат ь
о сно вой
дальнейшего
человече­
ского,
социального,
исторического
поиска.
Именно
так
звучат
стихотворения
«Еще за деньги люди держатся»
Н.
Асее в а, «Эхо»
и
«Первородство»
Л.
Мартынова.
Ли­
ри чески е
произведения
этого
«законченного типа»
не­
редк о
тя гот еют
к
строгой,
устойчивой,
иногда
«сонет­
н ой »1 композиции .
Таковы
написанные
в
начале
60-х
годов
«Звездные сонеты»
Л.
Вышеславского.
То гда
же
Н.
Мат веева
пи шет
сонет
о
сонете:
Завидую
д алеки м
временам,
когда
сонет
мешал
б олт ать
поэтам.
А
почему
бы,
думаю,
и
нам
Яз ык
не
укорачивать
сон етом ?
Ну жна
узда
горячим
скакунам,
О бло жка
—
книг ам,
рама
—
вс ем
портретам,
Плот ин а
—
разогнавшимся
волнам,
Сонет
—
р аз говоривш имс я
по э там.
»Сонет благожелательно жесток:
Он
не
допустит,
что б
зал езли
мыс ли
За
кра й
листка
и
бахромой
п овисли.
Он
го в ор ит: «Вот финиш мысли .
Стоп!»
И
если
он
вра сп лох
мою
строку
обрубит
—
Я
не
поэт.
А
он
поэтов
любит.
ч
(«Сонеты»)
Но
даж е
там,
где
мы
встречаем
четверостишия,
вось­
мистишия
и
т.
д.
(È.
Винокуров,
А.
Сикорский,
В.
Ша-
1 «Безупречный и продуманный строй сонета», его замечательную
приспособленность
для
изо браж ени я
живой,
дви жущ ей ся
мыс ли
тонко
характеризует
Г.
Шенгели,
анализируя
свойства
всех
составляющих
сонет
элементов: «...
в
катренах
при
охватной
рифмовке
од ни
и
те
же
рифмы
то
сбли жаю тся ,
то
расходятся,
д авая
стройную
игру
«ожиданий» .
В
терцетах
стро й
меняется,
чем
соз даетс я
мн огообра ­
зи е.
Единство
рифмы
в
катренах
подчеркивается
е ди нс твом’
темы,
которая
должна
быть
в
первом
катрене
«поставлена», во втором
«развита»
с
тем,
чтобы
в
первом
тер цет е
бы ло
дано
«противоречие»,
а
во
втором
«разрешение» (синтез,
м ысли
или
обр аза ), увенчанное
заключительной
формулой,
последней
с тро к ой , «замком»
сонета». —
В
кн. :
Щенгели
Г.
Т ех ника
стиха.
М., 1960, с. 304.
103

Ламо в), эти формы,
отличаются
от
повествовательных
четв ер о стиш ий,
например,
М.
Алигер,
О.
Берггольц
гораздо
большей
внутренней
замкнутостью,
интонаци­
онной
завершенностью,
четкой
фрагментарностью,
в
ко­
не чном
итоге
обусловленными
стремлением
зап еча тле ть
мы сль
додуманную,
схваченную,
преобладающую
над
п л астик ой,
подтекстом
и
т.
д.
В
ру сле
современной
философской
лирики
сформи­
ровалась
в
это
же
время
еще
одна,
по
существу
новая
линия
—
песенная
л ир икaL Нащупывая лаконич ­
ную
современную
фор му
«бытового»
выражения
зн ачи­
тельных
с оциал ьных
и
философских
мотивов,
поэты,
ра зраб атыв ающи е
это т
стиль,
не
просто
стремятся
к
выр а жению
некоторых
оттенков
современного
духов­
ного
бы та,
но
передают
глубинное
чувство
связи
со
своей
эпо хо й,
философские
размышления
современника
в
тех
будничных
повседневных
фо рм ах,
к отор ые
стали
так
ес тес твен ны
для
нашего
времени
и
объединяют
лю­
дей
разного
уровня
к ультуры ,
разного
жизненного
опы­
та.
В
стиле
Б.
Окуджавы,
Н.
Матвеевой
и
других
близ­
ких
к
ним
а втор ов
п арадо ксаль но
соединились
две ,
ка зало сь
бы,
наиболее
полярные
стихии
—
песенная
п ростота ,
задушевность
и
образно-стилистическая
• ус­
ложненность,
метафорическая
емкость
философской
ли­
р ики.
Но
эта
парадоксальность
мнимая.
Общ естве нны й
уклад
времени,
стремительный
ритм
исторического
раз ­
в ития,
причастность
большинства
людей
к
масштабным
со б ытиям
в
политике,
науке
родили
в
50—60 - е
годы
новый
тип
образной
речи,
где
самое
высокое
и
с ло жное
ищ ет
для
с ебя
насыщенной
простоты
выражения.
Что
же
касает ся
предпосылок
со б стве нно
лит е рат ур ных,
то
лаконизм
психологического
рисунка,
со дер жат ельн о сть
подтекста
были
пр ису щи
формам
песенной
поэзии
со
времени
ее
появления.
Вопрос
об
истоках
философско-аналитического
сти ­
ля
под ним алс я
в
советском
литературоведении
неод­
нократно
как
с
целью
кри ти ки
формалистических
э кс­
периментов
с
«чистой» «интеллектуальной»
формой,
так
и
с
целью
размежевания
с
зарубежными
ко нц епц иями
искусства
для
инт елл ек туа ль ной
элиты
*.
Однако
невоз­
можно
пос т авить
под
вопрос
сам
фа кт
объективного
1 Этому вопросу посвящает ряд статей А.
И.
Метченко,
о
том
же
иде т
ре чь
в
спе циа льно м
р азд еле
его
книги
«Кровное,
завоеван­
но е » (с. 359—372).
104

существования
и
развития
интеллектуалистской
услов­
ности
как
одной
из
типологических
форм
условного
изображения
в
искусстве.
Самый
с трукт урн ый
пр инц ип
интеллектуализма
—
ориентация
идейно-художествен­
ной
системы
на
из об раж ение
мысли
«в форме самой
мы с ли» (в отличие от изображения мысли «в
фо рме
жи зн и », «в форме образно запечатленного
идеала»).
Художественное
заострение
в
об разе
чел ов е ческог о
со з­
нания
его
рациональной,
а
не
эмоциональной,
обобща­
ющей,
а
не
индивидуализирующей
стороны
принадле­
жит
не
к
поздним
и
ча стн ым
завоеваниям
искусства
(как то считают многие,
пишущие
об
интеллектуализ­
ме
в
искусстве
XX века), но является одним из самых
ра зраб отан н ых
путей
фо рм иро вания
об раза,
жанра,
сти­
ля.
Ис кусств о
и здав на
способно
отра жать,
типизируя,
эстетически
оце нивая ,
не
только
явления
и
процессы
реальности,
но
и
идеи,
категории
сознания.
Отче тл ив ый
и нтер ес
к
интеллектуальным
формам
в
широком
смыс­
ле,
например
к
формам
символическим,
связан
в
ми­
ровом
искусстве
с
древнейшими
временами,
с
первыми
пр из наками
выделения
области
ду х о вно г о, «мыслитель­
н ого»
бытия
из
бытия
синкретического.
Об
этом
у беди­
тельнее
всег о
говорит
опыт
т аких
родов
искусства,
как
архитектура,
где
художественная
ид ея
раскрывается
особенно
на гляд но
в
качестве
обнаженной
структуры,
сх емы
—
из обр а зите ль ного
символа.
Выступая
в
ист ор ии
мирового
искусства
как
одна
из
форм
художественного
отражения,
связанных
с
со­
держательной
природой
е го,
интеллектуализм
п рояв лял­
ся
о соб енно
широко
и
плодотворно
в
переломные,
пере­
ходные
периоды.
Это т
тип
изображения
способен
воплотить
самые
общие
контуры
художественной
идео­
логии,
как
бы
сам ую
по зна ват ельн ую
уст рем ­
л енно сти
сознания,
опережающего
опыт
пр акт и­
ч еск ого
мышления,
сознания,
более
свободного
от
исто­
рических
границ,
но
и
гораздо
более
абстрактного,
не
охватывающего
многих
отте нк ов
реальности.
В
таком
«отлете фантазии от действительности»
содержится
ре­
альная
опасность
формализма,
отрыва
от
ди ал ект ики
живого
общественно-социального
опыта.
Кстати,
любо­
пытно,
что
некоторые
пре дс т авите ли
подобных
художе­
ственных
ис ка ний
тяготеют
к
представлениям
о
своем
искусстве
как
о
деятельности,
выходящей
якобы
за
традиционные
рамки
са мой
специфики
искусства,
имею­
105

щей
хара кте р
некоего
откровения.
С
такой,
кра йн ость ю
мы
встречаемся
в
некоторых
стать ях
о
современной
философской
научной
фантастике,
авторы
которых
склонны
приписывать
этому
ви ду
литературы
особенно
по выше нну ю
активность
и
социальную
з начим ос ть
в
со в­
ременном
искусстве,
якобы
н еза вис имую
от
идейно­
художественного
ур овня
произведений.
Однако,
об лад ая
сп еци фич ес кими
художественными
воз мож ност ям и,
ин­
теллектуализм
как
тип
художественного
изображения
не
может,
разумеется,
ст ать
самодовлеющим
и,
тем
бо­
ле е,
единственным
направлением
искусства,
способным
подменить
собой
многогранное
образно-пластическое
исследование
жизни
и
сознания.
Как
п ок азы вает
о пыт
мирового
искусства,
подлинно
монументальные
худо­
жественные
к он цепц ии,
обнимающие
со дер жание
целых
эпох,
рожд алис ь
как
си нтез
смелых
обобщающе-фило-
со ф ских
идей
и
пронизанного
ими
многогранного
пл а­
стического
изображения
жизни.
Мы
имеем
в
ви ду
т акие
шедевры
ми рово й
литературы,
как
«Божественная ко­
м еди я», «Дон- К ихо т». «Гамлет», «Фауст», «Война
и
ми р», «Жизнь Клима Самгина».
Тяготение
к
философско-аналитической
проблемати­
ке
и
соот ве тств ующ им
ей
принципам
художественного
изображения
в
русской
литературе
отчетливо
обнару­
жилось
на
рубеже
XIX—XX
веков
в
течениях
символиз­
ма,
о тча сти
акмеиз ма
и
фу ту риз ма,
т ради ции
которых
сказались
на
облике
стилей
новой
со ци ал исти чес кой
литературы,
на
своеобразной
общ еэ ст етиче ской
атмосфе­
ре
самых
ранних
лет
ее
зарожде ни я,
на
кон кретн ом
адресе
ее
социально-исторической,
художественно-идео­
логической
полемики,
на
некоторых
ее
конкретно-стиле­
вых
прие ма х
(А.
Блок,
В.
Брюсов,
О.
Мандельштам,
А.
Ахматова,
Б.
Па ст ернак,
В.
Хлебников).
Но
эта
пол е мика
и
эт от
интерес
к
эл ементам
и нте ллек туализ­
ма
в
советской
литературе
происходили
на
фоне
совсем
иных,
чем
на
Западе,
общих
пр инципо в
художествен­
н ого
мировосприятия.
Главная
ро ль
здесь
принадлежа­
ла
выявлению
исторического
зна че ния
и
новых
и стори ­
ческих
закономерностей
русского
искусства
как
искус­
с тва
ск л ады вающ егося
социалистического
ре ализм а,
с
его
преобладающей
традицией
историзма,
социальности,
народности,
восходящей
прежде
всег о
к
демократиче­
ской
литературе
XIX века.
Уже
с фор мирова вшис ь
как
яркие
маст ер а
интеллек­
106

ту ал ьно- экспе рим ента лист ск ого
стиля,
некоторые
та­
лан тли вые
худож ни ки
первых
лет
революции
эстетиче­
ски
в ступ ают
в
полемику
со
своей
дореволюционной
поэтикой
в
процессе
перехода
на
л инию
социалистиче­
ского
народного
искусства.
Ре чь
при
этом
ид ет
о
пе­
рес мо тре
не
каких-то
отдельных
о соб енно стей
стиля
или
метода
(реализм
—
романтика,
заострение
агитаци­
онн ой
или
со бств ен но
э сте тиче ской
природы
иск ус ст ву),
а
основ
художественного
мышл ение
и
тво рч ес тва.
Поэ­
тизация
реальности
исторической,
революционной
осоз­
нается
как
наиболее
возвышенная
задача
и скусс тва ,
по
сравнению
с
которой
элитарное
эстетическое
самовыра­
жение
воспринимается
как
иску сст во
вче рашн ег о
дня,
искусство,
ушедшее
в
прошлое.
Это
пре д ст авле ние
от­
раз и лось
как
на
ст иля х,
развивающихся
в
основном
в
русле
символистско-модернистских
теч ений
конца
века
(А.
Ахматова,
Б.
Пастернак), так и на стилях,
окра­
ше нных
ярким
тяготением
к
и ску сству
дейст вен ном у ,
де­
мократическому
(В.
Маяковский
в
поэ зии,
В.
Мейер­
хольд,
Е.
Вахтангов
в
театре).
В
первом
случае
мы
ст ал ки ваемся
с
полемическим
заострением
индивиду­
ального,
остраненного
виде ния
х уд ож ника,
с
эстетиче­
ск им
акцентированием
романтичности
«надысторизма»
его
художественной
мыс ли.
Во
втором
случ ае,
при
той
же
яв ной
тен ден ции
к
заострению
обобщающих
свойств
искусства,
образ
столь
же
полемически
тяготеет
к
сл ия­
нию
с
действительностью
факта
исторического,
револю­
ционного,
к
сл ияни ю
с
языком
революционной
массы .
Вместе
с
тем
мы
наб людаем
в
советской
философской
лирике
т енденци ю
вторжения
философской
тем ы
в*
со­
ц иал ь ну ю, «философской
лич ност и»
в
массу
о б ычных
рядовых
героев
исторического
действия
(стихи В .
Мая­
ковского,
Э.
Багрицкого,
Н.
Заболоцкого,
ра ссказ ы
К.
Паустовского,
Ю.
Ол еши ), сближения «фи лос офс ко­
го
настроения»
с
конкретно-историческим,
к онкре т но­
социальным.
В
20-е
годы
это
стилевое
самоопределение
фи лос оф­
с кой
те мы
советской
литературы
выступает
как
в
т ом,
так
и
в
друг ом
варианте
обостренно,
ище т
эффе кт и вных
сп ециф ич ных
сре дс тв
художественного
выражения
своей
э стетиче ско й
п рогр аммы .
Во
второй
половине
20-х
и
в
30- е
годы
карт ин а
меняется.
На
фоне
тенденций
всей
советской
литературы
к
идеологическому
единст­
ву,
ед инс тву
художественного
ме тод а,
типа
положитель­
107

н ого
г ероя
(в частности,
лирического
героя)
можно
отметить
как.
бы
подчеркнутое
нежелание
некоторых
ав­
торов
искать
для
своей
философской
лирики
особый
язык.
Можно
констатировать,
что
в
форме
целостной
э стетиче ско й
п рог ра ммы,
в
форме
специфического
стилет
во го
течения
или
тенденции
философско-аналитическая
линия
в
ли те ратуре
30- х
—
начала
50- х
годов
не
сл ож ил ась.
Но
в
фор ме
отдельных
жанров
и
индивиду­
альных
ст илей
она
заявила
о
се бе
ярко
и
талантливо,
обнаружив
в
поэ зии
И.
Сельвинского,
П.
Антокольско­
го,
Д.
Кедрина,
позднего
В.
Л уговс к рго
свою
самобыт­
ную
содержательность,
эстетическую
но визн у.
Сопостав­
ляя
опыт
этих
поэтов
с
дальнейшими
тенденциями
развития
философско-аналитического
стиля,
нужно
от­
метить,
что
з десь
наглядно
проявляется
не кий
общий
пр инцип
—
разрыв
во
времени
становления
отдельных
элементов
эстетической
системы
тече ния,
с тиля . 'Сти­
левая
основа
философско-аналитической
тен ден ции
складывалась
постепенно.
Сначала
она
проявилась
в
форме
жанров,
отдельных
п рие мов
изображения
и
имен­
но
в
э тих
ка тег ори ях
ос озн ава лась
критикой
и
са мими
писателями.
Основа
же
содержательная
да же
в
преде­
лах
50—60- х
годов
не
сложилась
до
конца
в
своей
спе­
циф ично сти ,
хот я
нап равл ение
развития
и
место
этой
тенденции
в
литературном
процессе
стали
гораздо
оп­
ределеннее.
А кт ивизиро вавш ис ь
в
середине
50- х
годов
как
одна
из
форм
ярко
индивидуального,
специфически
об разно­
го
мышления,
как
одна
из
форм
эмоционального
отра­
жения
по дъ ема
о бщес твен но го
настроения,
философско-
ан алит и ч еская
тенденция
п оз днее,
в
60- х
года х,
стано­
вится
с воео бр азны м,
хотя,
разумеется,
не
единственным
выражением
мироощущения
современника
н аучн о-тех ­
нич еско й
революции.
Признаки
э тих
Дв ух
качественно
различающихся
этапов
в
развитии
да нной
тенденции
в
60- е
годы
можно
проследить
как
на
судьбе
индивиду­
альных
ст ил ей,
так
и
на
прим е ре
стилевых
линий,
с ти­
ле вых
течений.
Примером
такого
стилевого
течения,
обладающего
м ног ими
специфическими
чертами
поэти­
ки
интеллектуализма,
является
линия,
наиболее
непо­
средственно
связанная
с
тр а дицией
С.
Щипачева,
С.
М арша ка,
Д.
Кедрина
как
поэтов
30- х
годов.
С.
Щи-
пачев
и
С.
Ма рш ак,
активно
выступая
и
в
литературе
50—60- х
годов,
в ыражаю т,
впрочем,
больше
уже
сло­
108

жившиеся
ранее
стилевые
особенности
советской
философско-публицистической
лирики,
чем
нов ые,
св я­
занные
с
духовной
а тмос феро й
50—60- х
годов.
Именно
этим,
как
нам
ка жетс я,
можно
объяснить
приглушен­
ность,
негромкость
личностной,
индивидуальной
интона­
ции
поэтов,
их
неж елани е, «ненастроенность»
искать
для
своих
стихотворений
нов ые,
специфически
ин т еллек­
т уа льные
фор мы
поэтики.
Ри т мика,
интонации
их
соб­
ственно
фи лосо фски х
ст ихотв орен ий
принципиально
не
выделяются
из
общего
стилевого
рисунка
лирически-
медитативных
или
пу бл и цистиче ских
стихотворений.
Более
заметно
лирико-философское
тече ние
обога­
щ ается
новизной
форм
в
* поэтическом творчестве
Л.
Мартынова,
Д.
Самойлова,
В.
Солоухина,
Е.
Вино­
курова
(особенно последних) .
В
сравнении
с
С.
М ар­
шаком
и
С.
Щ ипачев ым.
эти
поэты
выдвинули
более
острую
общественную
про бле м атик у,
со зд али
более
со в­
ременный
и
на пряж енный
об раз
лирического
сознания.
У
них
з амет нее
заострение
личности
лирического
ге­
роя,
выя вле ние
индивидуальных
отте нк ов
философско­
го
мироощущения.
Философская
устремленность
—
зерно
самого
ли чног о
пер ежи вания ,
бу дь
то
переживание
лю­
бовное,
э стети чес ко е,
политическое.
Именно
на
почве
эмоционального
заострения
и
к онкр ет изации
фил осо ф­
ского
переживания
рождается,
как
мы
может
увидеть,
новый
тип
речевого
образа
рационалистического,
остро-
мeтàфopичec кoгo,
символического,
аллегорического
и
т.
д.
Однако,
как
правило,
этот
ударный
философски
насыщенный
об раз
возникает
в
данной
поэтической
ли­
нии
лишь
как
ст ил евая
к ульм ина ция
б олее
или
менее
традиционной
стихотворной
композиции.
Преобразова­
ния
же
целостной
сти ли стичес ко й
и
стиховой
системы
не
происходит,
ее
нельзя
ре зко
противопоставить
стихо­
тво рениям
обобщенно-поэтизирующего
или
историко­
аналитического
склада.
Сдвиг
от
поэтики
о бо бщенно -
поэтизирующей
к
философско-аналитической
особенно
наглядно
про явилс я
в
поэзии
Евгения
Винокурова.
Органично
воплощающие
современное
мироощуще­
ние,
воссоздающие
черты
с ложно го
современного
харак­
тера
героя,
его
интеллектуальные
горизонты,
стихотво­
рения
В.
Соколова,
Е.
В ин окуров а
и
других
поэтов
данной
линии
(как и С.
Щипач е ва,
С.
Маршака) «чи­
тательские».
По
ти пу
интонации
—
камерной, «закры­
т ой»
—
они
как
бы
еще
из
той
поры,
когда
философская
109

лирика
б ыла
до сто яни ем
Относительно
узкого
круга
читателей,
близких
опыту
п оэ та, «искушенных», подго ­
товленных;
в месте
с
тем
линия
эта
вполне
современна
и
по
с од е ржанию
и
по
составу.
В
числе
тяготеющих
к
ней
а втор ов
мно го
по эт ов,
вступивших
в
литературу
только
в
60-е
годы,
в
час тно сти
поэтессы
Т.
Жи рм ун­
ская ,
Ю.
Мо риц,
И.
К ашеж ева.
Ес ли
охарактеризованному
нами
т ечен ию
с войст ве н­
на
ощутимая
преемственность
по
отношению
к
б ли­
жайшим
историческим
предшественникам,
то
т ечен ие,
о
котором
пойдет
ре чь
да лее,
раз ви ва ется
именно
в
по­
лемике
с
ними
и
в
своих
стилевых
принципах
акцент и­
ру ет
такую
полемическую“установку.
Эти
поэты
находят
свои
традиции
в
иных
областях
—
б олее
дал еких ,
в
час тно сти
в
тво рче с тве
раннего
Б.
Пастернака
с
его
дер зк им
стиховым
экспериментом,
полемически
за ост­
ренным
субъективизмом
лирического
восприятия
мира,
в
тво рче с тве
А.
Бл ока
и
М.
Цветаевой
с
драматической
противоречивостью
их
исторического
мироощущения,
с
кон трас тн ость ю
их
поэтики,
неожиданностью,
широтой
исторических
ассоциаций.
Наи бо лее
ярко
эту
л ийию
в
современной
русской
ли рике
в ыр ажают
А.
Вознесен­
ск ий,
Б.
А хм аду лина,
Н.
Мат веева,
различные
по
ин ди­
видуальному
облику
стилей
и
по
м асш табу
дарований.
Лирический
герой
Вознесенского,
заостренный
в
своей
личностной
характерности,
уже
с
первых
ст ихотв о­
рений
интересен
от ра жен ием
своеобразных
взаимоотно­
ш ений
молодого
человека
н аших
дн ей
с
историей
(поэмы
«Бой», «Лонжюмо», сборник «Т е нь
зву ка »).
Об
этих
сторонах
мн ого
писалось
в
критике.
Закономерный
ак­
це нт
на
отражении
в
поэзии
А.
Вознесенского,
Б.
А хма­
дулиной,
Н.
Матвеевой
растущей
роли
личности,
на
св ое­
о бр азии
мировосприятия
нового
поколения
заслонил
в
критике
сторону
более
существенную:
со бст вен но
фило­
со ф ские
проблемы,
сквозные
для
всей
интеллектуаль­
ной
т енде нции,
—
человек
и
природа,
че лове к
и
исто­
р ия—
св яз аны
у
поэтов
данного
конкретного
тече ния
именно
с
проблемой
места
советского
интеллигента
в
современном
мире,
общественной
значимости
его
по­
з иции.
На
первых
норах
новые
общественные
и
духовные
пр о цессы
научно-технической
революции
в
н ашей
стра­
не
А.
В озн есен ский
преломляет
в
сво ем
стиле
преиму­
щес тве нно
в
их
тематическом,
из об ра зите льном
ракурсе.
по

Под обно
Д.
Гранину,
Д.
Храбровицкому
и
М.
Ромму
—
авторам
с цена рия
«Девять дней одного года», он концен ­
трирует
в
своем
речевом
стиле,
в
своей
образности
нов ые
элементы
профессионального
повседневного
бы та
и
ос о­
бенности
язык а
научной
и нтелл иг е нции
—
необычного,
с веже го
и
в
то
же
время
стремительно
пр ев ращаю щего ­
ся
в
массовый,
разговорный,
п очти
б ыт овой.
Яркое
поэтическое
дарование
В оз несен ско го
помогает
ему
под­
нять
отражение
э тих
нов ых
психологических
и
речевых
явлений
на
собственно-эстетический,
индивидуально­
стилевой
уровень.
«Пластические»
впечатления
совре­
менной
техники,
архитектуры,
искусства,
б ыта
высту­
п ают
у
Вознесенского
как
органическая
часть
его
образ­
н ого
речевого
ст роя,
богатого
индивидуальными
смыс­
ловыми
и
эмоциональными
оттенками,
оригинального
и
гибкого.
Ст их
Вознесенского
у вл екает
ритмической
игрой,
бл еско м
рифм,
многообразием
интонаций,
н ео­
жиданностью
звучаний
и
ассоциаций,
духом
импровиза­
ции,
артистизма.
Его
справедливо
критиковали
за
из­
быток
экспериментаторства,
чисто
«лабораторные»
из­
лишества,
способные
затемнить
подлинность
лирическо­
го
переживания,
иногда
з начим ос ть
самой
темы.
Однако
в
лучших
произведениях
поэта
«фламандская»
яркость,
выступающая
в
нарочитом
контрасте
с
рационалистич­
ностью,
ос тр ота
психологического
рисунка
подчинены
п оэт изац ии
духовной
значительности,
активности
и
бо­
гатства
чувств
современника.
А.
Вознесенский
—
п оэт
т ого
же
поколения,
что
Р.
Рождественский
и
Е.
Евту­
шенко.
Это
выражается
в
общности
их
тем ,
историче­
ского
настроения,
че л овече ских
т ипов,
осмысливаемых
ими
как
художниками;
соответственно
про явл яютс я
черты
общности
в
их
поэтике,
образном
в ид ении
мира.
Но
в
сравнении
с
публицистической
декларативностью
Р.
Рождественского
и
психологической
конкретикой
Е.
Евтушенко
путь
к
созданию
образа
у
Вознесенского
иной.
У
не го
гораздо
последовательнее,
универсальнее
сказ ывает ся
стремление
ух ватит ь,
изобразить,
индиви­
дуализировать
«материю мысли», собственно интеллек­
ту альн ый
р яд.
Этому,
в
конечном
плане,
-служат
все
средства
поэтики.
Отчего
в
наклонившихся
и вах
—
ве дь
не
только
же
от
воды,
—
как
в
волшебных
диапозитивах,
свет а
плавающие
следы?
Ill

Отчего
дожидаюсь,
поверя
—
ведь
не
т олько
же
до
зве зды,
—
посвящаемый
в
эти
деревья,
в
это
нищее
чудо
воды?
И
за
что
надо
мной,
богохульником,
—
ведь
не
только
же
от
любви,
—
благовещеньем
дышат,
ба гул ьнико м
з олот ые
наклоны
твои?
(«Отчего . . . *)
П оэт
здесь
и
в
д ругих
стихотворениях
ло вит
зрени­
ем
как
бы
материальный
след
одухотворенности
мира,
хочет
изобразительно
за печа тлеть
неуловимое
перели­
вание
п рирод ы
в
ее
про д олж ение
—
человека.
И
эту
от кры тост ь
материи
в
мысль
и
м ысли
в
ма тер и ю, .веч­
ности
в
современность
и
современности
в
вечность,
ин-
дивидуальнейшего
во
всеобщее
и
всеобщего
в
неповто­
римо
личное
Вознесенский
всеми
средствами
слов а,
ри т­
ма,
рифмы
стремится
сдел ать
за к оном
своего
стиля.
Самым
ярким
качеством
поэта
яв ля ется
эстетическая
активность,
динамизм
мироощущения,
непосредственно
воплощающийся
в'
инт енсивно сти
жизни
слова
в
кон ­
те кс те,
в
подчеркнутой
(нередко эпатирующей)
чутко­
сти
с лова
к
современнейшему
движению
язы ка,
у стр ем­
ленного
на встр ечу
шк валу
новой
информации,
отражаю­
щему
бурный
рост
вз аимо де йс твия
народов,
к ульту р,
поколений.
Эстетическая
и нтенс ив но сть
образа
и
слова
иногда
оказывается-'у
Вознесенского
самодовлеющей,
сто яще й
на
грани
формалистического,
да же
модернист­
ского,
эк спе рим ент а.
Но
чаще
нагнетание
эпатирующих
метафор,
стилистических
парадоксов
—
это
средство
создания
содержательного
контраста
«внешнего»
обра­
за
времени,
того,
который
яв ля ется
атрибутом
духовно­
го
потребительства
или
душевной
растерянности,
и
об­
раза
человечески
освоенного
времени,
заключенного
в
об олочк у
мысли.
И
неслучайно
«Диалог обывателя и
поэта
о
научно-технической
революции»
Вознесенский
кончает
спрессованным
лозунгом-афоризмом:
• Скажу,
вырываясь
из
тисков
стишка,
вс ем
горлом,
которым
ды шу
и
пою:
«Да здравствует Научно -те х нич е с ка я,
пер ераст аю щ ая
в
Духовную!»
Эстетический
контраст
сложности
и
простоты
образ­
но го
движения
в
пр еделах
одного
лирического,
сюжета,
музыкально-стилистическое
«разрешение»
«закручен­
н ой»
поэтической
метафоры
в
лаконичный
образ-афо-
112

рпзм
закономерно
порождает
у
зр ело го
Вознесенского
и
тяг оте ние
к
отдельным
«итоговым»
стихотворениям.
Их
больше
в
поздних
сборниках
поэта,
чем
в
ранних.
Своб од а
«монтажа»
очень
разных
тематических
и
эс­
тетиче ских
пластов,
легкость
объединения
конкретных
жизненных
впечатлений
с
«вторичными»
обра зам и
ис­
кус ств а
и
к ульт уры
придает
стилю
В оз несен ско го
ем­
кость
поэтического
изображения.
Кар тины
повседневной
духовной
ж изни
выступают
свободно
в
качестве
мета­
форы
мысли,
они
за остре нн о-п оле мичн ы
по
отношению
не
толь ко
к
будничному
мироощущению,
но
и
к
при­
вычным
об раза м
искусства.
Вот
т ипичный
пример
этих
стилевых
свойств
Вознесенского:
Пел
Тва рдов ск ий
в
ночной
Фло ренци и,
как
пою т
за
рекой
в
орешнике,
без
искусственности
мале йш ей
на
См оленщ ин е,..
и
портье
внизу,
уд ивля ясь,
узнавали
в
напеве
том
лебединого
Мо дилья ни
и
ру бл ев ский
изгиб
мадонн,
.
не
понять
им,
что
страшным
ликом,
в
модернистских
трю мо
отсвечивая,
приземлилась
меж
нас
Ве лик ая
Отечественная,
она
села
тревожной
птицей,
и,
у став ясь
в
ее
гл аз ницы,
понимает
один
из
н ас,
что
поет
он
в
последний
раз.
И
п римолк ла
вдруг
переводчица
как
зй*
Во лгой
ждут
перевозчика,
и
глаза
у
нее
горят,
как
пожары
на
Жигулях.
Ты
о
че м,
Ирина-рябина
поешь?
Россию
твою
любимую
те рз ает
война,
как
нож ,
ох,
женские
эти
судьбы,
охваченные
вой но й,
ни чьим
судам
не
подсудные,
с
углями
под
золой.
Легко
ли
б олтат ь
про
де
Сантиса,
когда
через
все
лиц о
вы прыг ив ающа я
десантница
зу бами
берет
к оль цо!
113

Ревнуя
к
мужчинам
липовым,
висит
над
тобой,
как
зов,
первая
тво я
Великая
Отечественная
Любовь...
'
(*Пел Твардовский в ночной Флоренции .. .»)
Во
второй
половине
60- х
годов
в
лирике
А.
Возне­
сенского
мы
можем
обнаружить
пр изнак и
эпиз ации,
но
это
прежде
всег о
эп изац ия
философской
проблематики.
В
проблеме
в заи моотнош ени й
объекта
и
суб ъе кта
и сто­
р ии,
в
проблеме
природы
и
культуры
у
позднего
Воз­
не сенско го
все
б олее
заостряется
внимание
на
осмыс­
л ении
первого
из
этих
на чал
—
природы.
В
творчестве
поэ та
проступает
в
философском
ас­
п екте
тем а
социальных
стихий
(«Чую Кучума»
и
дру­
гие)
в
их
враждебности
творческим
н ач алам,
жизни
живой
природы.
Драматизация
философской
проблема­
т ики,
ус ло жнение
идеи
человеческого
освоения
мира
сочетается
у
Вознесенского
с
верностью
гуманистиче­
ск ому
пафосу
Горького
(поэма «Ч ел овек») и Маяков ­
ского
(философская лирика).
В
лучших
произведениях
поэзия
Вознесенского
несет
в
себе
глубоко
оптимистиче­
ск ое
содержание,
выд вига я
на
первый
пл ан
подвиг
человеческого
духа.
Теме
тво рч ест ва
посвящены,
пожа­
л уй,
самые
значительные
произведения
поэта
—поэма
«Мастера», стихотворения
«Гойя», «Доктор
Ос е нь»,
«Майя Плисецкая»
и,
конечно,
поэм а
«Лонжюмо», в
едином
метафорическом
р яду
об ъе д инившая
образ
мо­
лодого
движущегося
мир а
и
об раз
дерзкой
революцион­
ной
мысли,
вдохновенного
социального
творчества.
В
Лонжюмо
сейчас
лесопильня.
В
школе
Ленина?
В
Лонжюмо?
Нас
рас пи лами
ослеп ил и
бре вна ,
бурые,
как
эс ки мо.
Пилы
кружатся.
Пышут
пильщики.
Под
береткой,
как
всп ышк и,
—
пыжики.
Через
джемперы,
как
смола,
чуть
просвечивают
тела.
Здравствуй,
утро
в
морозных
дозах!
Словно
соты,
прозрачны
доски.
Может,
солнце
и
сосны
—
тез к и?!
Пахн ет
музыкой.
Пахн ет
тес ом.
А
еще
почему-то
—
верфью,
а
еще
почему-то
—
ветром,
а
еще
—
поч ему
не
зн аю
—
диа ле кт икою
познанья!
Н4

Обнаруживайте
Apéàe&tHÿ
под
покровом
багровой
мглы.
Как
лу чи
из-под
туч и
синей,
бь ют
опилки
из-под
пилы !
До бир айт есь
в
вещах
до
сути.
Пусть
ворочается
сосна,
словно
г линя ные
сосуды,
солнцем
полные
дополна.
Пусть
корою
сосна
дремуча,
сердцевина
ее
свет ла
—
вы
тер зай те
ее
и
мучайте,
чтобы
музыкою
была!
Чт обы
стал а
поющей
си лищей
к ора бе льщи ков,
скрипачей...
Ленин
был
из
породы
распиливающих,
обнажающих
суть
вещей .
В
последнее
десят ил етие
за м етны
поиски
фи лос оф­
ско-аналитической
направленности
мысли
и
изображе­
ния
и
в
области
прозы.
Одна
из
ее
линий
продолжает
тип
худож ест вен ног о
повествования
о
времени
и
о
с ебе,
з а явле нного
кн ига ми
К.
Паустовского
«Золотая роза»
и
Ю.
Ол еши
«Ни дня без строчки».
.Но
теперь
значи­
те льн ое
место
занимает
сам
образ
большой
ис то рии,
преломленный
в
ис т ории
личности
художника.
Запоми­
нающиеся
страницы
философско-аналитической
прозы
принадлежат
М.
Шагинян.
Принцип
свободного
и
одновременно
строго
до ку­
ментального
повествования
оказался
у
писательницы
емкой
формой
изображения
разных
сторон
самосозна­
ния
современника.
Талант л иво
это
проявилось
в
цикле
произведений
о
В.
И.
Л ени не,
в
осо б енно сти
в
книге
«Четыре урока у Ленина».
Описывая
пр о цесс
чтения
ленинских
работ
и
воспоминаний
о
нем,
детали
своего
путешествия
по
сл едам
давни х
п ое здок
В.
И.
Ленина
в
год ы
его
эмиграции,
писа те льница
стремится
угадать,
восстановить
неизвестные
нам
о ттен ки
ленинских
мыс­
лей
и
настроений,
которые
должны
были
возникнуть
из
встреч
с
разными
людьми,
с
товарищами
по
п ар тии,
из
соприкосновения
с
языком
архитектуры,
с
реалиями
европейской
истории.
Лени нская
мысль
в
ее
движении
к
лю дям
и
духовный
поис к
разных
лю дей
в
его
движе­
нии
к
ленинизму
—
это
тема,
много
лет
привлекающая
115

со в етских
писателей.
М.
Шагинян
на
новом
этапе
ра з­
вития
советской
литературы
нашла
и
св ой
мат ер иал,
и
с вой
стилевой
путь
к
этой
коренной
тем е
советской
ли­
тературы.
Ленин
и
«будни»
всемирной
истории,
Ленин
и
наш а
духовная
ловседневность
—
вот
самое
интерес­
ное
у
Шагинян.
Ту
и
другую
те му
автор
развертывает,
обнажая
движение,
своего
индивидуального
пут и
к
Ле­
нину
в
юности
и
се го дня.
П ове ст вование
то
уходит
в
мир
исторических
подробностей,
прочитываемых
пи са­
тельницей
как
возможный
источник
ленинской
мысли,
то
в осп роизв одит
ситуации,
прямо
ведущие
к
обобще­
нию.
Таковы
сцены,
осмысливающие
своеобразие
вза и­
моотношений
Лен ина
с
Горьким.
Таков
впечатляющий
п орт рет
молодого
Горького,
«вписанный»
непосредст­
венно
в
духовную
атмосферу
юности
писательницы.
«Приход его в литературу, —
пиш ет
М.
Ша гинян,
—
мне
напоминает
сейчас
косые
лучи
солнца
вечером,
когда
тен ь
человека
удлиняется
и
сам
человек,
возни­
кая
на
пустой
д оро ге,
заслоняет
г ориз онт
и
кажется
гигантской
фигурой.
Он
был
ни
на
кого
до
н его
не
по­
хожий.
От
него
веяло
незнакомым
человечеством,
слов­
но
с
другой
планеты.
Люди
в
его
книгах
были
тоже
огромные,
как
он,
по
чувствам
и
характерам...»*.
Ес ли
О.
Берггольц,
В.
Солоухин,
М.
Ша гинян
ра зра­
батывают
те
формы
изображения
мысли,
которые
инте­
ресны
как
си нтез
до кумен т ализ ма
и
худож е ств енн ой
образности,
то
В.
Катаев,
В.
Аксенов,
Б.
Окуджа­
ва,
А.
Битов
стремятся
к
заострению
образного
вы­
мысла,
сквозной
метафоризации
сюжета.
Эта
установка
б ыла
встречена
критикой
поначалу
настороженно,
осо­
бенно
там,
гд е,
как
в
«Кубике»
В.
Катаева,
автор
см ес тил
от дел ьные
ид ейные
акценты
и
утратил
(как это .
получилось
с
фигурой
В.
Розанова)
четкость
идейных,
философских
х ар актер исти к.
Тем
не
менее
именно
«Ку­
бик»
яр че
мно гих
других
произведений
иллюстрирует
само
нап равл ение
стилевого
эксперимента
талантливого
советского
прозаика.
И
потому
на
этом
произведении
стоит
ост ан ови ть ся.
А нализ
стилевых
качеств
«Кубика»
В.
Катаева
об­
легчается
тем ,
что
писатель
комментирует
свой
поиск
1 Шагинян М.
Четыре
урока
у
Ленина.
—
Соб р.
соч.
в
9-т и
т.,
т. 6. М., 1974, с. 621.
116

и
в
прямых
авторских
самохарактеристиках.
Так,
уже
на
первых
страницах
«Кубика»
возникает
рас суж­
де ние
о
тайне
искусства,
которая,
будучи
проявлена
худ ожн и ком
в
некой
эмпирической
реальности,
способ­
на
привести
к
тому,
что
«все остальное делается само
с обо й».
Тайна
эта
—
звук,
рассказывает
писатель.
«Для
меня
гл авное
—
это
н айти
звук,
—
о днаж ды
сказал
У чи­
тель,—
как
только
я
его
нашел,
все
остальное
де лае тся
само
собой»1.
З вук
представляется
Катаеву
моделью,
созданной
самой
природой.
Зв ук
—
это
«какая-то
тайная
информация,
поток
сигналов,
как
бы
моделирующих
звучащую
в ещь
в
мировом
пространстве.
Волшебный
«эффект присутствия» 2.
Образы
зв уков,
инт о наций,
с вя­
з анные
в
це пь
ассоциативными
связями,
в
пове ст вова ­
нии
Ка тае ва
становятся
одной
из
сюжетно-стилистиче­
ски х
основ
повествования,
н аряду
с
традиционным
событийно-логическим,
движением
во
времени.
Так,
зв ук
разбитого
выстрелом
из
мальчишеской
рогат­
ки
фонарного
ст екла
—
условная
«завязка»
линий
«соз­
н ание
и
в р ем я»; «художник
—
искусство
—
м ир»
и
«ма­
те рия
—
дух,
вещественное
— невещественное,
конкрет­
ное
—
абстрактное».
Зв ук
—
это
не кий
первоэлемент
связи,
диалектики
единичного
и
общего,
неповторимого
и
повторяющегося,
я вле ния
и
сущности,
очевидного
и
непостижимого.
В
соответствии
со
всеми
этими
зна че ниям и
образ
звука
и
его
понятие
порождают
в
книге
Катаева
еще
три
образа
—
OB, Кубика и « бр амбах ер а».
Каждый
из
э тих
трех
образов-понятий,
вернее,
метафор-понятий,
живе т
в
художественном
тексте
самостоятельной
жизнью,
почти
не
пересекаясь,
не
встречаясь
с
д руги м,
но
двигаясь,
развиваясь
и
изменяясь
по
сходным
за­
конам,
в
час тно сти
вс тупа я
в
тесные
отношения
с
обра­
зами-понятиями
времени,
движения
и
неподвижности
(вечности,
смерти). OB—
символ
тайны,
сча стл и вой
человеческой
связи
с
неведомым—способностью
беско­
рыстно
др ужи ть
(«таких девочек я никогда не видел»),
способностью
бескорыстно
'любить человека,
не
заслу­
живающего
этого
чувства
(как любит месье Бывшего
Мал ьч ика
Николь,
после
смерти
которой
ему
воз вр а-
1 Катаев В.
Кубик.
—
Поли.
соб р.
соч.,
т.
9.
М., 1972, с .
453.
2 Там же,
с.
455.
*
117

tUatôT его « Щё дрые»
ассигнации.
«Таких женщин он
никогда
раньше
не
видел»,—
мог
бы
сказа ть
и
о
ней
п исат ель ) . OB возникает и как образ,
передающий
спо­
собность
героя
перед
самой
смертью
приобщиться
(как
случилось
это
у
Ивана
Ильича
Л.
Толстого)
к
челове­
ч еским
переживаниям,
лишенным
всяких
связей
с
пош­
лостью
бы та,
окружающего
героя-буржуа.
И
это
ви де­
ние
дет ст ва
сли ва ется
со
всеми
ос та льн ыми
предметами
его
сознания
в
безостановочном
с ме ртел ьном
движении.
Движении,
ибо
у
В.
Катаева
традиционное
соотношение
неподвижности
мертвого
и
д ина мики
человеческого,
жи­
в ого
иногда
п ара докса ль но
мен яе тся.
Хаос
мироздания,
слепое,
не
освоенное
человеком
начало
находится
в
стремительном
движении,
которое
нельзя
уловить
вос ­
приятием.
Можно
только
мыслью,
только
абстрагирую­
щей
силой
сознания,
способного
пор од ить
категорию
ст а­
тики.
В.
Катаев
цитирует
В.
И.
Лен ин а: «Представ ­
ление
не
может
схватить
д вижени е
в
целом,
нап ри­
мер,
не
сх ваты в ает
движения
с
быстротой
300000 км
в
1 секунду,
а
мышление
сх ват ы вает
и
должно
сх ва­
тить»1. И далее автор «Кубика»
продолжает:«Мое мыш­
ление
сх ват ы вает
не
только
быстроту
самого
взрыва,
но
также
тишину,
наступающую
после
взрыва,
т ишину,
более
могущественную,
чем
сам
взрыв.
Чем
ст рашн ей
взрыв,
тем
страшней
тишина.
Пустота,
возникшая
на-
м есте
взорванного
з дани я,
материальнее
самого
строе­
ния»2.
Динамика,
по
«Кубику», может обернуться без­
духовным
рабством
у
природы,
рабством
перед
непре­
рывно
движущимся
хаосом;
ст ат ика
—
чел о вече ским
противостоянием
хаосу,
протестом,
способностью
вст ать
в
другое
измерение.
Мысль
эта
у
Катаева
о бр етает
и
такую
юмористическую
ф ор м у : «Здесь нельзя не вспом­
нит ь
зада чу,
которую
великий
экспериментатор
Капица
задал
не
менее
великому
теоретику
Ландау: «С какой
скоростью
должна
бежать
со бака,
к
хвосту
которой
привязана
сковородка,
чтобы
она
не
мо гла
сл ы шать
гро ­
хот
сковородки
о
мостовую?».
Ответ
Ландау
был
ве­
л ичес твен но
пр ост : «Собака должна сидеть на месте» 3.
Поэтизация
«величественной абстракции»
—
один
из
1 Катаев В.
Кубик,
с. 501.
2 Там же,
с.
501—602.
3 ТЗм же,
с.
512—513.
118

конструктивных
пр инципо в
стиля
«Кубика», в котором
а втор
стремится
силой
худ ожес тв енн ой
абстракции
«свести»
дви жу щееся
исторически,
я вля ю щееся
во
мно­
жестве
исторических
и
социальных
обличий
к
статике,
к
образу-понятию.
Он
хочет
увести
читателя
с
помощью
об раза,
построенного
на
законах
интеллектуального
ис­
кусства,
от
явления,
от
«эффекта присутствия»
к
по­
нятию,
от
кон кре тног о
к
общему.
Так,
Ка тае в,
ведет
нас
от
множества
мальчиков
и
девочек,
женихов
и
невест,
мадам
и
месье
к
первичным,
изначальным
мальчику
и
девочке
с
их
стремлением
к
тайне,
с
их
зарождающим­
ся
интересом
к
любви,
к
собственности,
к
природе.
От
множества
наполеонов
(Бонапарт,
официант
отеля
в
Мо н ако, «великий кормчий») он ведет нас к идее На­
полеона.
Это
все
тот
же
мальчик,
захотевший
купить
весь
мир.
От
множества
искусственных
созданий,
о ли­
цетворяющих
буржуазную,
собственническую
цивилиза­
цию,
к
со бачк е
К уби ку,
не
наделенному
природным
со­
бачьим
умом,
но
о блада ющему
до
утонченности
разви­
тым
инстинктом
сословности,
ка стов ости .
Такой
Кубик,
такой
ис ку сств ен ный
пес
—
подлинный
сп у тник
Мефис­
то фе ля,
искусителя
че лове ка
истинного,
носителя
ка­
честв
человечности.
Таким
образом,
уже
са ма
проблемная
нацеленность
«Кубика»
двуедина.
Писатель
выступает
и
против
суб ъ­
ективизации
ист о рии
сознанием,
против
лирического
волюнтаризма,
ес ли
можно
так
выразиться,
и
против
фетишизации
природы,
хаоса
(«сковородки мирозданья,
привязанной
к
собачьему
хв ос ту »), против фетишизации
объективных
законов,
в
том
чи сле
объективных,
непоз­
нанных
до
конца
с уб с танциа льных
свойств
человече­
ского
существа
(в котором,
например,
т яга
к
собствен­
ничеству
рождается
еще
где-то
в
детстве,
до
встречи
с
законами
с о циа ль ны м и); Этой двуединой направлен­
ности
проблематики
соответствуют,
как
нам
ка жется ,
и
важнейшие
пр ин ципы
стиля
Катаева,
и ли,
во
всяком
с луча е,
декларируемой
им
полемической
стилевой
п рог­
рам мы.
Своеобразие
его
стиля,
в
частн о сти,
п орож да­
етс я
и
тем ,
что
раскованное
мемуарно-исповедальное
повествование,
идущее
в
традиции
ли рич ес кой
прозы
П ау стов ск ого,
Олеши,
Берггольц,
Солоухина,
выступает
в
роли
о бъект а
авторской
полемики
—
декл ара тив но й
и
образной.
Ей
служит
юмористическое
отождествление
мальчика
—
автора
с
мальчиком
—
бу ду щим
месье,
119

символический
бой
с
осой' (и т.
д .).
Все
это
и
ес ть
по­
сто янно е
ст ал кивание
образного
и
логического,
сб лиж е­
ние
и
отождествление
дал еких
явлений
и
понятий.
За
всей
этой
игрой,
по
форме
иногда
напоминающей
неко­
торы е
приемы
«Дневника провинциала»,
«Убежища
Монрепо»
Ще дрин а,
—
утверждение
ценности
новых
путей
художественного
о бо бще ния,
полемика
с
«эвкли­
довой»
одномерностью
трад иц ион ной
прозы.
Два
качества
прозы
как
рода
искусства
—
стру ктур­
но-изобразительное
и
эмоционально-оценочное —
позво­
ляют
ей
занять
своеобразное
место
и
в
ф ил ософ ском
стилевом
течении.
Ее
б ольша я
изобразительная
раско­
ванность,
г иб ко сть, «процессность»
по
сравнению
с
ли­
рикой
и
драмой,
имеющими
особые
композиционно-сти­
листические
законы,
будучи,
на
пер вый
взгляд,
пр епя т­
ствием
для
обобщающих
задач
инт елле к туа ль ной
поэ­
тики,
может
служить
другой
ее
художественной
цели
—
из об ра жению
процесса
мысли,
ее
оттенков,
ее
живой
диалектики.
Прозаизация
р ечи
в
сравнении
со
стихотворным
и
драматургическим
повествованием
не сет
в
себе
боль­
шую
возможность
а кце нтир ования
будничности,
ант и­
во звы шенно ст и,
прозаизма
не
только
тех
или
иных
со­
б ытий
и
явлений,
но
и
мыслей,
душевных
движений.
Вспомним,
например,
какой
эстетической
атмосферой'
прозаизма
Горький
пос ле дова те льно
окр ужа ет
в
«Жиз­
ни
Кли ма
Самгина»
интеллектуальные
пе ре жива ния
главного
пер со нажа.
Оригинальные
в озмо жн ости
от­
крывают
писатели
60—70- х
годов
в
ходе
освоения
свое­
образного
национального
опыта
' условно- ме та фор иче ­
ского
повествования
о
взаимоотношениях
по всед нев ной
жизни
и
жиз ни
идеи.
Так,
Фазиль
Искандер
в
«Созвез­
дии
Козлотура»
сатирически
изобретательно
рассказы­
вает
о
необыкновенных
приключениях
д аже
не
мысли,
а
фразы,
сказанной
на
курортном
досуге
о тве тств енны м
приезжим
по
поводу
един ств енно г о
опыта
с кр ещива ния
козы
с
т у р о м: «Интересное начинание,
меж ду
пр оч им».
Фра за
эта
тотчас
же
включает
некую
реакцию
—
всеоб­
щий
ажиотаж,
нач иная
от-сотрудников
газеты
и
кончая
практиками
животноводами.
Но
на
дальних
концах
це­
пи
к
о смыс лению
«идеи»
подключается
народный
л ука­
вый
и
тр езв ый
ум.
И
скрещение
этих
двух
н ачал
повест­
вова н ия
обогащает
самую
мысль
сатирической
повести
выразительными
отте нк ами.
«Мысль»
праздно-бюрокра-
120

тйческая
и
мысль
труДорая,
народная
выявляются
но
ходу
сюжета
во
всей
их
несовместимости.
Свой
особый
путь
овладения
философско-метафори­
ческой
образностью
рас крыв ае т
проза
Ч инг иза
Айтма­
това,
создавшего
такие
зна чит ель ные
произведения,
как
«Прощай,
Г ул ь сары !», «Белый
пароход».
Если
брать
творчество
этого
писателя
в
целом,
то
в
нем
мы
найдем
скорее
си нтез
поэтизирующего,,
историко-аналитическо­
го
и
философского
начал.
Первое
отчетливее
обнаружи­
ва ется
в
повести
«Джамиля»,
вто рое
—
в
«Прощай,
Гульсары!»,
третье
—
в
повести
«Белый пароход» .
Природа,
Культура,
Человечность
выступают
в
этом
своеобразнейшем
ра сс казе
о
человечески
прекрасном
макси мали зме
ю ного
г ероя
не
как
отвлеченные
слагае­
мые
ума.
Они,
как
и
в
языческие
времена,
ож или
в
воображении
г ероя
и
вписа лис ь
в
повествование
о
до-,
стоверной
и
вместе
с
тем
подлинно
трагедийной
истории
маленького
жителя
дал еко го
лесного
кордона.
•
В.
Катаев,
А.
Битов,
Ф.
Искан дер ,
Ч.
Айтматов,
С.
Залыгин
(автор «Юж но -а ме р иканс к ого
варианта»
и
повести
«Оська
—
см еш ной
мальчик»)
выступили
со
своей
по здне й
прозой
на
том
этапе
развития
советской
литературы,
когда
в
обществе
возникла
и
стала
со зна­
ваться
как
исторически
а кту альн ая
потребность
нар яду
с
поэтизацией
процессов
научно-технической
ре вол ю­
ции
тре звая
социально-общественная
оценка
н еко то­
рых
новых
явлений,
с
ней
с вяза нны х,
явлений
науч­
ной
этики,
псих о ло гии
индивидуального
и
ко ллек­
т ивног о
научного
и
художественного
тво рче с тва,
от но­
шен ия
общества
к
природе.
И,
как
нам
представляется,
каж до му
из
этих
писателей
уд ало сь
по -своем у,
и
имен­
но
«инструментом стиля»,
вто ргну ть ся
в
эти
проб­
лемы.
Д аже
в
самом
беглом
очерке
становления
философ­
ской
п розы
нельзя
обойти
и
т акую
особую
область
на­
шей
литературы,
как
научная
фа нта стик а,
в
которой
ощутимы
заметные
сдвиги
на
протяжении
последних
15—17 лет.
Одной
из
самых
органических
тен денц ий
е.е
стало
тяготение
к
интеллектуально-повествовательному
стилю.
Наглядно
это
проступает
в
тв ор че ском
опыте
И.
Ефремова
и
А.
и
Б.
Стругацких,
популярных
й
чу т­
ких
к
времени
а втор ов
научно-фантастических
рома нов
и
повестей,
авторов,
которые,
однако,
су щ ествё нно
ра з­
личаются
характером
становления
и
ис кан ий.
121

Творческий
о пыт
И.
Ефремова
от раж ает
несколько
этапов
развития
фантастики
как
рода
литературы,
пр о йденн ых
ею
за
сравнительно
коротк ое
время
*.
Од ин
из
самых
существенных
сдви г ов
в
развитии
советской
научной
ф ант аст ики
в
середине
50- х
годов
—
это
дости­
жение
н ов ого,
б олее
орга н иче с кого
сплава
естественно­
научных
и
общественно-научных
принципов
как
ми ро­
воззренческой
основы
этого
рода
литературы.
Такое
с лия ние
отчетливо,
да же
декл ар ат ивн о,
проступает
и
в
проблематике
ро ма нов
И.
Еф р емова
«Туманность Ан­
др о м еды », «Лезвие бритвы», и в их стилевых особеннос­
тях .
Художественное
средство
этого
заострения
пр о бле­
матики
—
драматический,
событийно-психологический
сюжет,
преимущественно
«научно -пр о и зв о дств енны й»
в
«Туманности Андромеды» (история полета Эрга Ноора
и
научного
открытия
Рена
Бо за),
социально-философ­
ский
в
«Лезвии бритвы» (борьба людей,
представляю­
щих
разные
идеологические
и
социальные
системы).
Но,
сдел ав,
шаг
к
заострению,
концентрации
фил о­
со ф ской
проблематики,
Ефремов
в
этих
про изве де ­
ниях
останавливается
перед
следующим
шагом,
перед
интенсификацией
об раза,
в
час тно сти
образа-характера.
Не
происходит
данного
процесса
и
в
ходе
последующе­
го
тво рч ест ва
Ефремова.
Одна
из
возм ож ных
прич ин
этого,
вероятно,
та,
на
которую
указывает
Ю.
Кагар­
лицкий
в
статье
об
изучении
научной
фантастики:
«...ч е м
подробнее
а втор
хочет
разработать
человеческий
образ,
тем
более
он
вынужден
«размягчить»
принцип
единой
по сы лки » 2, который является,
как
считает
автор
с тат ьи,
в
сфере
нау ч ной
фантастики
самым
прямым
п ро­
явле нием
ре ализм а,
в
особенности
социалистического
реализма,
и
в
котором
основная
посылка
наиболее
ор­
ганично
с вяза на
с
идеологическим
зерном
проблема­
тики.
За
сч ет
че го
же
в
концепции-
и
стиле
романов
И.
Ефремова
идет
обогащение
ха рак те ра,
происходит
поэтизация
героев?
Главным
образом
за
сч ет
социаль­
ной
героизации,
переведенной
в
космический
план.
1 Наиболее наглядно это раскрыто в кн .:
Бр ит иков
А.
Ф.
Р ус­
ск ий
советский
научно-фантастический
роман.
Л ., 1970.
2 Кагарлицкий Ю.
Р еа лизм
и
фантастика.
—
«Вопросы литера­
туры», 1971,Xs1, с.
115.
122

В
романе
«Туманность Андромеды»
л юди
приносят
ге-
роические
жертвы
ради
науки,
ради
истины,
во
имя
расширения
научных
горизонтов
и
обогащения
идеалов
сво их
со гр аж дан.
Гер ои
—
высший
тип
к ультур ы
своей
планеты;
этот
идеал
они
стремятся
утвердить
л юбой
це­
ной
в
ко см ич ески
далек ом
и
социально
чуждом
мире.
Ю.
К агарл иц кий
прав,
утв ерж дая,
что
Ефр ем ов
исполь­
зует
фантастическую
ситуацию
для
изображения
свойств
людей
будущей
коммунистической
эр ы.
Осуществляет­
ся
по
сути
поэ тиза ция
реальных
качеств
лучших
на ших
современников.
Важнейшим
моментом
художественного
углубления
>браза-х ар ак т ера
в
литературе,
тяготеющей
к
интеллек-
•уализации стиля,
яв ля ется
из об раж ение
самого
интел­
лектуального
пер ежи вания ,
са мой
борющейся
мысли
героя.
Ефремов
делает
шаг
в
эту
сторону,
однако
в
целом
его
психологическая
детализация
нетипична
для
философско-аналитического
ст иля,
но сит
еще
п реи му­
щес тв енно
описательно-повествовательный
характер.
Яр­
че,
острее
и
короче
по
времени
сдвиг
к
художественно­
му
слиянию
ес тес тве нн она учног о
и
общественнр-соци-
ального
мышления
наб людает ся
в
произведениях
Стругацких,
п ри надл ежащ их
к
литературному
поколе­
нию
50- х
годов.
Для.
э тих
произведений
характерно
не
просто
соединение
фантастического
научного
путешест­
вия
с
социальным
научным
размышлением,
а
единый
событийно-символический
сюжет,
развивающийся
по
своей
образной
внутренней
логике.
Однако
п ока
и
это т
поиск
нового
типа
научно-фантастического
повествова­
ния
не
привел
Стругацких
к
каким-то
глубоким
собст­
венно-художественным
завоеваниям:
находки
стиля
со­
седствуют
н ере дко
со
сти ли стичес ки м
эклектизмом,
сн и­
жающим
уровень
са мой
худ ожес тв енн ой
мысли.
Признавая
закономерность
развития
философско-
аналитической
п розы
в
литературе
современного
перио­
да,
констатируя
определенное
движение
в
этом
направ­
лении,
не
сл еду ет
переоценивать
многие
стилевые
я вле­
ния ,
тя готею щ ие
к
этой
т енде нции.
Основную
пр ич ину
медленного
фо рм иров ания
философско-аналитической
прозы
нужно
искать,
вероятно,
в
недостаточной
освоен­
ности
классических
худож еств е нны х
традиций
ли те ра­
туры,
в
особенности
прозаических
и
драматургических.
Процесс
«интеллектуализации»
в
литературе
50—60- х
годов
— явление
гораздо
более
широкое,
чем
формиро-
123

ванне
-с об ств енно
философско-аналитических
стилей
и
течений.
Это
— одно
из
проявлений
возросшего
анали­
тизма
литературы
60- х
годов,
который,
в
свою
очередь,
ст ал
самым
непосредственным
п ок азат елем
углубления
историзма
ее
художественного
мето да .
Это
проявилось
и
в
развитии
историко-аналитической
тенденции;
паф ос
историзма'
Стилевой
тен ден цие й,
плодотворно
повлиявшей
на
ва жней шие
черты
лит ера т ур ного
процесса
и
окрасив­
шей
облик,
мно гих
индивидуальных
ст ил ей,
яв ила сь
тенденция
историко-аналитическ
а
я.
Как
уже
говорилось,
историко-аналитические
худож ест ве нны е
пр инци пы
в
русле
социалистического
ре али зма
восхо­
дят
прежде
всего
к
опыту
творчества
М.
Горького
20—
30- х
годов,
к
устойчивым
чертам
стиля
М.
Шолохова,
А.
Толстого,
Л.
Л еон ова
и
других
писателей,
вся
систе­
ма
изобразительных
сре дс тв
которых
направлена
пр е­
имущественно
в
сторону
исследования
чрезвычайно
с ложн ого
процесса
развития
социалистического
обще­
с тва,
становления
социалистического
общенародного
го­
су дар ст ва.
Не
просто
большая
конкретность
изображе­
ния
жизни,
но
им енно
нацеленность
а на лиза
на
осмыс­
ление
в едущи х
общественных
противоречий
времени,
ха­
рактеров
и
т ипов,
находящихся
в
процессе
социального
движения,
'становятся пафосом
писателей-аналитиков.
Современный
э тап
—
это
и
восстановление
лучших
традиций
социального
ана лит из ма
в
литературе,
и
их
дал ьн ейш ая
разработка.
На
грани
двух”
периодов
—
по­
слевоенного
и
современного
—
историко-аналитическая
тенденция
пр едст ает
как
новое
я вле ние
в
основном
в
двух
фор ма х.
Во-первых,
она
ощущается
в
углублении
психологического
аналитизма
в
тво рч ест ве
выдающихся
писателей
старшего
поколения
—
Л.
Лео но ва,
М.
Шоло­
хо ва,
К.
Фе ди на,
которые,
об раща ясь
к
т емам,
сложив­
шимся
ранее,
выявляют
новую
сте пень
социально-пси­
хологического
проникновения.
Во-вторых,
эта
тенден­
ция
вызревает
в
документально-правдивых,
художест­
венно-публицистических
произведениях,
по св ященн ых
современной
тематике,
—
прежде
всего
те ме
деревни,
те ме
производственных
и
социальных
взаимоотношений,
124

сложившихся
в
годы
войны
и
по сле
не е.
Об
этом
пиш ут
В.
Овечкин,
Г.
Троеп ол ь ски й,
Ф.
Абрамов,
В.
Тендря­
ков.
Ни
пе рво е , «и второе из названных явлений не ас­
социировалось
с
к ат его рией
художественных
течений.
Они
воспринимались
в
контексте
борьбы
за
уг луб л ение
правдивости
искусства,
против
бесконфликтности,
про­
тив
беллетристической
упрощенности.
И
психологиче­
ский
аналитизм,
и
социально-историческёя
типизация
несут
у
Леонова
—
автора
«Русского леса»
и
«Золотой
к арет ы», у Федина
—
автора
романа
«Костер», у Шоло­
хов а—
автора
второй
ча сти
«Поднятой целины»
—
вм е­
сте
с
че рт ами
уверенного
мастерства
и
некоторую
пе­
чать
стилевой
переходности.
Однако
определяющая
ро ль
оп ыта
М.
Шолохова,
Л.
Лео но ва,
К<
Федина
в
ра з­
витии
аналитической
тенденции
несомненна.
Опубликованный
в
году
ра сска з
«Судьба чело­
века»
художественным
обл и ком
своим,
ка за лось,
непо ­
средственно
продолжал
традицию
литературы
военных
и
первых
послевоенных
л ет.
События
войны
в
нем
во з­
никали
увиденными
с
характерной
для
литературы
эт их
лет
самой
близкой
дистанции.
Шолоховская
яркая
ли­
рическая
экспрессия
в
изображении
пе ре живаний
Анд­
рея
Соколова
напомнила
читателю
«Рассказы Ивана
С удар ева»
А.
Толстого,
заключительные
строфы
«Васи­
лия
Те рк ин а», обращенные к простому солдату,
герою
только
что
закончившейся
войны,
драматическую
атмо­
сферу
стихотворения
'M.
Исаковского
«Враги сожгли
родную
хату».
Вместе
с
тем
в
проникновенной
конкрет­
ности
рассказа
о
судьбе
ря дов ого
воина
Андрея
Сок о­
лов а
прочитывался
н овый
поворот
реалистического
по­
ве ство ва ния,
ин ой
масш т аб
художествеЦНого
обобщения.
Ша гаю щий
размытой
дорогой
пожилой
шофер
в
потре­
панной
ш инел и,
с
его
незабываемыми
г лазами , «словно
присыпанными
пе пло м », оказался подлинно эпическим
героем.
«Судьба человека»
Шолохова
в
полный
голос
прозвучала
как
ра сс каз
о
русском
национальном
ха­
рактере,
увиденном
с
такой
степенью
психологической
конкретности,
какой
словно
еще
не
позволяла
себе
до
Шолохова
большая
советская
про за
о
во йне.
И
эта
не­
притязательная
конкретность
рассказа
о
единичном
и
негероическом,
в
традиционном
смысле
слова
(плен
голод,
вынужденное
убийство
предателя),
нем ног ие
скупые
дет ал и,
лишенные
всякой
претензии
на
значи­
те льн ос ть,
оказались
способными
взять
на
се бя
большую
125

философскую,
общечеловеческую
нагрузку.
Пер ип етии
единичной
судьбы
—
судьбы
Ан дрея
Соколова
—
зазву­
ча ли
в
ра сс казе
как
коллизии
исторические,
всечелове­
ч еские :
человек
и
любовь,
человек
и
война,
человек
и
бесчеловечность
ф ашиз ма,
человек
и
под в иг,
че ло век
и
другой
чел о век,
к отор ому
ты
нужен,
от ец
и
сын
—
два
поколения,
опаленные
войной.
Уже
посвящением
рассказа
Евгении
Григорьевне
Левицкой,
чл ену
КП СС
с
1903 года,
Шолохов
п од чер­
к ивает
з начит ель нос ть
з амы сла.
Лирическим
эпилогом
он
об ращ ает
читателя
к
мысли
о
будущем.
И
«случай­
ные»
автобиографические
детали
о бра м ления
—
река,
дорога,
ранняя
весна
—
поддерживают
эту
подспудную
вн ача ле
тему
дв ижен ия,
н астра и вая
читателя,
косвен­
но
готовя
его
к
итоговой
м ысли
о
героизме
целого
на­
рода,
о
роли
ч ел овека
на
земле.
Как
это
уже
бывало
в
р у сской
классической
литературе,
традиционное
по
жа нру,
малое
по
объему
произведение
Шолохова,
дав
нов ый
урове нь
правды
об
известном,
п ро­
звучало
как
программное
для
современной
советской
литературы
в
целом,
для
р у сской
аналитической
пр озы
в
особенности,
по ддер жав
и
укрупнив
то
устремление
к
полноте
реализма,
к отор ое
характеризует
ее
с
начала
50- х
годов.
Эту
полноту
правды
Ш оло хов
реализует
и
в
психологическом
углублении
хар актеров
«Поднятой
ц елин ы» (второй части), в драматизации сюжета и су ­
деб
героев.
Эп иче ский
интерес
к
самым
важным
с то­
ронам
народного
со знан ия
и
подвига
ха ракте рен
для
но вых
г лав
романа
«Они сражались за Родину».
Ярким
проявлением
художественного
историзма
на
новом
этапе
развития
литературы
стал
роман
Л.
Лео­
н ова
«Русский лес», опубликованный в 1953 году.
Оц е­
нивая
аналитическую
направленность
романа,
Е.
Ста ри­
кова,
автор
мо н ограф ии
о
Л.
Леонове,
пиш ет : «Прош­
лое
предстает
в
«Русском лесе»
с
такой
детальной
выразительностью,
с
такими
интимно-поэтическими
и
такими,
к азало сь
бы,
навсегд а
скрытыми
подробностя­
ми,
с
такими
п ра вами
на
реальнбсть,
что
ссылки
на
воспоминания
героев
никого
не
могут
обмануть:
это
автор,
писатель,
смешал
все
времена
в
стремлении
по­
н ять,
показать,
живопис ат ь,
объяснить
все
сразу
—
и
национально-исторические
корни
недавней
победы,
и
тревожную
заботу
о
завтрашнем
дн е,
и
исповедь
свое­
го
поколения,
и
на деж ду
на
то
поколение,
что
доказа-
126

ло
свою
человеческую
ценность
на
войне»*.
С пециф и­
ческим
сре дс твом
создания
психологической
углублен­
н ости
повествования
о казы вает ся
в
романе
привычная
леоновская
ирония,
помогающая,
например,
оттенить
в
хар акт ере
П оли
Вихровой
наивность
и
одновременно
зреющее
душевное
богатство.
Л ириче ск ой
ир они ей
осве­
щены
и
другие
пер сон ажи
«Русского леса», в том числе
гла вн ый
герой
Ив ан
Вих ро в.
Это т
прием
служит
свое­
образной
формой
оценки
исторического
.в озрас та
наше­
го
общества
в
ту
пор у,
увиденного
' писателем с новой
временной
дистанции.
Проникновенный
и
углубленный
психологический
анали т из м,
и нтер ес
к
национальному
ти пу
в
его
исто­
рическом
становлении
ярко
и
талантливо
предстает
и
в
более
поздней
повести
Лео н ова
«Evgenia Ivanovna».
В
ней
переплетаются
два
с лоя:
эффектная
«западная»
н ове лла
о
русской
Золушке
—
н ищей
эмигрантке,
н ео­
жида нно
ставшей
возлюбленной
и
супругой
анг лий ско го
ученого
с
мировым
именем,
и
р ом ани ческ ая,
в
духе
До­
стоевского,
история
любовного
и,
одновременно,
фи ло­
софского
соп ерн и честв а
д вух
мужчин,
д вух
ее
мужей,
своим
духовным
обликом
представляющих
ис ко нно
рус­
ское
и
т ипич но
западное
н ачал а.
Не
только
содержание
этого
поединка,
отн оше ние
к
России
и
За па ду,
к
исто­
рии
и
личностным
ценностям,
к
любви
н апом инаю т
коллизии
произведений
Достоевского,
но
и
структура
психологических
характеристик,
по с те пенно
выявляю­
щих
в
личности
каж до го
из
пе рс онаж ей
все
но вые
и
бо­
лее
сокровенные
сло и,
и
событийные
описания,
сод ер­
жащие
встречи
«вдруг»
и
детали
«вдруг»2 —
вроде
неожиданно
обнаруженного
Пикерингом
обручального
кольца
Евгении
Ивановны
или
поднятого
Стра тон овым
и
спрятанного
тайком
на
п амять
металлического
фут ­
ляра
от
губной
п ома ды,
неб режн о
оброненного
его
бы в­
шей
же1юй.
Но
не
эти
эффектные
контрасты
и
с двиги
фабулы
образуют
основу
сюжета
повести
Леонова.
Ос­
н ова
его
—
данный
повествовательным
пунктиром
пр о­
цесс
исторического
развития
ха рактеро в
двух
русских
1 Старикова Е.
Леонид
Л е онов.
Очерки
творчества.
М.,
1972,
с.
185.
2 См.:
Белкин
А.
«Вдруг»
и
«слишком»
в
худож ес т ве нной
систе­
ме
Достоевского.
—
В
к н.:
Белкин
А.
Читая
Дост оевск ого
и
Чехова.
М„ 1973.
127

людей,
о казав ши хся
отторгнутыми
событиями
ре вол ю­
ции
от
р од ины.
Выявлению
этого
процесса
служит
не­
прерывное
дви жени е
мы сли
повествователя,
то
п очти
сливающейся
в
стилистике
рассказа
с
потоком
пер еж и­
ваний
персонажей,
то
существующей
«над ними».
Об ращ аясь
к
пьесе
В.
Пановой
«Сколько лет,
сколь­
ко
з им!»,
мы
говорили
о
психологической
коллизии,
сходной
с
леоновской.
В
пьесе
тоже
цел ь ная,
любящая
женщина
и
предавший
ее
мужчина
встречаются
слу­
чайно,
после
д олгой
разлуки ;
и
таково
же
соотношение
нравственных
ит ог ов:
то,
что
для
героинь
ст ало
роко­
вым
эпизодом,
и змен ив шим
весь
строй
их
душевного
бытия,
надломившим
нравственные
силы,
для
героев
ок азалос ь
лишь
кризисной
точкой,
толчком
к
формиро­
в анию
нов ых
г ори зонтов
сознания.
Однако
выбор
Ев­
гении
Ивановны
и
Ст ра то нова
ост рее
и
драматичнее,
чем
героев
Пановой:
революция
или
эм игра ция,
родина
или
чужбина.
Процессность
же
здесь,
как
мы
уже
ска­
з али,—
ключ
к
с од е ржанию
характеров,
основа
сти ля.
Драматическая
незавершенность
характеров
и
судеб
Евгении
Ивановны
и
Ст ра то нова
особенно
ре льефн о
выступает
в
сопоставлении
с
колоритным,
вполне
за­
конченным
обликом
знаменитого
профессора
Пикерин­
га.
Как
вс егд а,
у
Лео но ва
особая
выразительность
психологического
портрета
создается
не
только
остро­
той
характеристических
и
сюжетных
дет але й,
но
и
эмо ­
циональной
а тмо сфе рой
повествования.
Многокрасочная
леоновская
ирония,
углубившая
аналитический
портрет
профессора
Ви хр ова
в
«Русском лесе», поворачивается
новыми
во зм ожнос тям и
при
изображении
еще
одного
ученого
—
английского
п роф есс ора
археологии.
И
юмор,
которым
он
наделен,
то
архаически-галантный,
то
ли-
рически-утонченный,
то
специфически-«академический»,
профессорский,
чу ть
высокомерный,
со з дает
в
ра сска зе
тонкий
стилистический
ф он,
особую
атмосферу,
вок руг
этого
необычного
пер сонаж а,
которая
подчеркивает
впе­
чатление
значительности
фигуры
профессора.
Вместе
с
тем,
по
контрасту,
на
этом
изысканном
психологиче­
ском
и
стилистическом
фоне
ярче
проступает
об на жен­
ная
беззащитность,
углоЪатая
наивность
Евгении
Ив а­
новны
и
то
неприкрытая
жалкость,
то
гор яче чна я
одер­
жимость
Стратонова.
Проф ес сор
Пикеринг
с
продуманной
ч естн ость ю
ве­
дет
борьбу
за
чуткую
душу
красивой
секретарши,
рас-
128

кривая
перед
ней
все
незаурядные
качества
своей
л ич­
ности—
не
тол ько
глубины
эрудиции
и
таланта,
но
и
широту
взгля дов,
чело в еческо е
б лагоро дс тв о.
Как
про­
ницательный
философ-историк,
Пикеринг
о дним
из
пер­
вых
оценил
самое
непонятное
для
его
соплеменников
—
исторический
фено мен
Советов,
Советской
России.
Он
хочет
вместе
с
Евгенией
Ивановной
—
его
женой
Жен­
ни
—
соприкоснуться
с
землей,
с
людьми
Советской
страны.
Это й
встречей
он
стремится
укрепить
с вой
ду­
ховный
с оюз
с
Женни,
сложившийся
за
время
дальнего
пу теш естви я.
И
в нешне
все
пр ои схо дит
именно
так,
как
и
рассчитал
Пикеринг,
толь ко
в
особой,
психологически
исключительной
форме:
сравнение
бывшей
и
будущей
родины
оказалось
для
Женнй
персонифицированным,
и
не
толь ко
случайные
приметы
тума нн о-н еохв атн ой ,
не­
уютн ой
России,
но*
и
реальный
живой
Стратонов—
ви­
новатый,
неудачливый,
неустроенный
и
одинокий
—
у беж дают
Женни
в
правильности
ее
в ы бора.
Каза лос ь
бы,
выбор
Евгении
Ивановны
освящен
и
св ыше
—
име н­
но
здесь
она
осо з нает
се бя
мат ер ью
будущего
анг лий ­
ского
ребенка,
именно
здесь
по-английски
пробует
про­
изнести
и
утвердить
для
себ я
самой
слов а
«дом»
и
«мать», спеша расстаться с прежней родиной и первым
мужем
—
С тра тонов ым.
Возвращено
кольцо
Стратоно-
ву,
осчастливлен
и звести ем
о
предстоящем
отцовстве
Пикер инг .
Но
Евгения
Ивановна
умирает.
Умирает
не
от
послеродовой
болезни,
а
от
ностальгии,
от
невоз ­
можности
жи ть,-
порвав
навс е гда
со
св аей
родиной.
И
теперь,
мысл ен но
об раща ясь
от
ко нца
к
началу
повествования,
читатель
корректирует
свое
во сп р иятие
это й
личности.
История
Зол ушк и- эмигра нтк и,
- уже
с
самого
начала
«подозрительно»
отточе нн ая
й
зав ерш ен­
ная
—
жестокое
злодейство,
чу д есное
спа сени е,
любовь,
благополучный
исход,—опрокинута
как
схема,
в
ко­
торую
не
уклады вае тся
живой
ха рак тер
как
что- то
«слишком уж убедительное» (подобно слишком убеди­
тельному
и
потому
ло жно му
рассказу,о
гибели
Стра то­
нова
на
войне).
И
над
распавшейся
«книжной», «заим ­
ствованной»
сюжетной
схемой
проступает
пунк т ир
под ­
линных
событий,
переживаний
и
оценок,
затененных
в
повествовании
чуть
стилизованной,
объектлвистски-
иронической
ин тон ац ией
р ассказч ика.
Его
позиция,
лишь
внешне
сти л истич е ски
сближен­
ная
с
поз ици ей
героини,
включает
уже
с
самого
начала
5—888

другой,
более
мудрый
взгляд
на
вещи.
За
на ивным
позерством
Ст ра то нова
в
первых
эпизодах
повести,
за
цепью
беспомощно-пасаивных
поступков
Женни
автор
прежде
всего
в идит
молодость
персонажей,
неотдели­
мую
от
молодости
новой
ис т ории
с тра ны,
ощущает
ее
стремительные
повороты,
ее
взвихренный
бег.
Гимйа-
зи чес кий
бал
и
«проспект влюбленных душ»,
стишок
молодого
п одп оручик а,
обра ще нны й
к
девушке,
о
«по­
единке
с
вр аг ами
обновленной
ж изни», «местные тираны
в
лице
старичка-латиниста
и
соседнего
бакалейщика»...
И
рядом
с
э тим
«атаманы всея Руси,
вселенские
б ать­
ки
с
ре во льве ра ми,
коменданты
земного
ш ара»..л Бегст­
во,
бр ач ная
н очь
в
открытой
степи,
чужой
Константино­
по ль,
смятен ие ,
борьба
с
Л> бой
и
за
се бя,
борьба
с
Пи­
керингом
за
свою
самостоятельную
русскую
судьбу,
свою,
непонятную
ему
истину.
Последнее
выступает
в
повести
Лео н ова
как
борьба
сердца
и
разу ма.
Каждый
эпизод
этой
борьбы
нарисован
писателем
как
незакон­
ченный,
открытый
в
бу ду щее:
в
де талях,
в
его
атмосфе­
ре—
предчувствие
продолжения...
Вот
т ипич ные
приме­
ты
подчеркнутой
процессности
психологического
по­
вествования
в
р ассказ е: «Итак,
Стратонова
убили
в
ал­
жи рск ой
перестрелке
при
защите
колониального
фор та
от
повстанцев,
и
якобы
по след ний
его
вздох
был
об ра­
щен
к
ж ене
и
Ж ене.
Раздавленная
горем,
она
как-то
не
заметила
в
тот
раз
обилия
умоляюще-жалких
сопро­
водительных
подробностей,
с-
пом ощ ью
которых
озабо­
ченный
покойник
старался
доказать
вдове
достовер­
ность
своей
гибели.
О
не т,
ничто
больше
не
задержи­
ва ло
Женю
в
эт ом
городе,
и
есл и
бы
только...»1 «Их
каюты
оказались
в
разных
концах
коридора.
Оставшись
наедине
с
собой,
Евгения
Ивановна
ра зрыд ала сь
от
не пол ной,
несытной
пока
уверенности,
что
теперь-то
уж
не
п огон ят
ее
все
метлой
да
метлой,
в
од ну
там,
по­
за ди
оставшуюся
щ е ль... »2.
Это
в
н ачале
пу те шеств ия
с
Пи кери нг ом,
а
вот
в
форме
п очти
афористически-
ит ого вой: «Всю дальнейшую дорогу профессор посвя ­
щал
свою
спутницу
в
сокровенные
Судьбы
попутных
стран.
Держась
распространенного
мнения,
что
время
—
1 Леонов Л.
«Evgenia Ivanovna».
Соб р.
с оч.
в
10- ти
т.,
т.
8, М.,
1971, с.
137.
2 Там же,
с.
142.
)
130

лучшее
лекарство,
он,
в
сущности,
чи тал
Ж ене
ку рс
вечности,
как
будто
сердце
сможет
примириться
с
пе­
чалью,
если
разум
удостов е ритс я
в
ее
обычности»1.
Как
сквозь
надуманное,
чистое
отношение
к
Пике­
р ингу
проявляется
в
Женни
ист инное,
смутное
и
сти­
хий ное
чу вс тво
к
первому
ее
мужу,
так
сквозь
все
это
ж ен ское,
инт им ное
пробивает
се бе
дорогу
чувство
ро ди­
ны.
И
перед
сило й
его
вынужден
отступить
Пикеринг,
меняющий
м ар шрут
п у тешес твия,
иду щий
вместе
с
Же­
ней
навстречу
этому
душ евн ому
ис пыт а нию.
Е сли
незавершенность
личности,
предчувствие
драмы
Леонов
передает
в
образе
Евгении
Ивановны
с
по­
мощью
тонких
психологических
эпизодов,
то
в
образе
Стр а тон ова
ту
же
черту
незавершенности
личности,
ее
живо й,
интимной
причастности
к
д вижуще йся
и ст ории
стр аны
писатель
р аскр ы вает
по-другому.
Личность
Стр а тон ова
(подобно характерам Достоевского)
раз­
дв оена ,
обр аз
меняется
на
глазах
читателя
и
в
обобщен­
но-повествовательной,
и
в
собственно-сюжетной
частях
ра сска за:
вл юбл енн ый
ро ма нтик
и
позер,
растерявший­
ся
б ег лец,
неожиданный
пре да те ль,
«воскресший из
мертвых»
скромный
советский
служащий,
снедаемый
уязвленным
са мол юби ем,
патриот,
отрешившийся
от
лич ных
счетов
с
вел ик им
своим
отечеством,
человек,
выстрадавший
пра во
на
пр ичас тно сть
к
Советской
Ро с­
сии.
И
все
это
на
нескольких
страницах,
в
беглой
пр е­
дыстории,
в
рас сказ е
о
нескольких
встречах
с
Женни
и
Пикерингом.
Почти
полностью
лишив
Стратонова
человеческого
об ая ния,
развенчав
его
как
личность
в
глазах
Е вг ении
Ивановны,
Леонов
всей
логикой
целостного
повествова­
ния
утверждает*
его
в
итоге
как
человека,
прочно
с вя­
занно г о
с
н овой
системой
ценнос т е й.
Герой
запальчиво,
но
и
с
достоинством
про тивопо ст авляе т
ее
системе
цен­
ностей
маститого
английского
уче н ого.
И
не
только
скрытая
ревность
и
горечь
звучат
в
его
про тивопо ст ав­
ле нии
«науке о черепках» « не пр ос о хше й,
кровавой
ис­
парины
войны
и
рево л юци и».
Стратонов
и
Евгения
Ив а­
но вна,
даже
перейдя
с
нейтрального
французского
на
русский,
по
сути
разговаривают
на
разных
языках
во
время
своей
короткой
у е дине нной
прогулки:
она
—
на
1 Леонов Л.
«Evgenia Ivanovna», с .
143.
5*
131

язык е
негасимой
женской
обиды,
он
—
на
языке,
в
ко­
тором
личное
и
об щее
уже
нераздельны.
И
стратонов-
ская
горя че чн ая
«Достоевская»
страсть
пробьется
сквозь
боль,
предубеждение
и
самообман
Евгении
И ва­
новны
и
отзовется
неодолимой
и
гибельной
носталь­
ги ей,
возвысившей
до
по дл инно го
трагизма
не поня т ный
окружающим
образ
обыкновенной
русской
женщины.
С
сер един ы
50- х
годов
черты
социального
аналитиз­
ма
начинают
заявлять
о
себе
в
с амых
разных
я влен иях
литературного
процесса.
Примечателен
аналитический
сд виг
в
романах
«Живые и мертвые», «Солдатами не
рождаются^
К.
Симонова,
стилю
которого
в
пр инципе
эпическая
процессность,-социальная
ди а лекти ка
харак­
теров
не
св ой ств енн ы1.
Тем
ин тер есн ее
усилившаяся
в
эти
год ы
потребность
Симонова
пропустить
минут ы
ис­
торического
времени
чер ез
время
«биографическое»;
в ысв етить
в
интимно-бытовых
или
строго
батальных
сценах
их
историческую
содержательность.
К
ч ислу
ху­
дожественно
самых
значимых,
безусловно,
относится
сцена
в ст речи
Синцова
с
женой
в
московской
холодной
к ва ртире
16 октября сорок первого года.
«Невероят ­
ная »
в стре ча
дв ух
-самых
близких
люд ей
здесь
худ о­
жественно
нео бх о дима,
ибо
это
высший
момент
великой
тревоги
и
душевной
усталости
симоновского
героя,
ко­
то рый
разделить
можно
то лько
с
самым
бл изки м
че­
л ове ком: «Он рассказал ей о ночи под Борисовом,
о
сошедшем
с
ума
красноармейце,
о
Бобруйском
шоссе
и
смерти
Козырева,
о
боях
за
Могилев
и
двух»
с
п оло­
виной
месяцах
окружения.
Он
говорил
обо
вс ем,
что
видел
и
что
передумал:
о
стойкости
и
бе сс тр ашии
лю­
дей
и
о
их
величайшем
изумлении
перед
ужасом
и
не­
лепо сть ю
происходящего,
о
возникавших
у
них
страш­
ных
вопросах:
почему
так
вышло
и
кто
виноват?
Он
говорил
ей
вс е,
не
щ адя
ее,
так
же
как
его
самого
не
щади ла
вой н а»2.
Здесь
нет
еще
ничего
от
реального
завт р ашнег о
действия
Маши
и
Синцова,
и
в
1 Очень точно пишет об этом А.
Б очаров ,
о цени вая
Военную
т ри­
логию
К-
Симонова
в
целом
и
отмечая
мастерство
обрисовки
общест­
вен ных
коллизий,
рож дающ ихся
в
непосредственной
деятельности
люд ей: «Перед нами произведение скорее острое,
чем
эпи чески
сам о-
движущесся».— В
кн .:
Б очаро в
А.
Человек
и
война.
М ., 1973, с.
123.
2 Симонов К .
Живы е
и
мертвые.
—
Собр .
соч.
в
6-ти
т.,
т.
4/
М ., 1968, с.
285.
132

то
же
время
со вер шен
тот
вну тр е нний
переход,
достиг­
нута
та
ко не чная
гра нь
переживания,
к ото рая
уже
и
нач ало
поступка,
хотя
этого
по ка
не
понимают,
не
зна­
ют
сами
о
себе
герои
романа.
В
60-х
годах
формируются
своеобразные
жанрово­
тематические
теч ен ия,
обратившие
на
с ебя
вни мани е
чи­
та теля
и
критики.
К
ним
относятся
течения
фро нт о­
вой
пов е сти
(Г.
Бакла но в,
А.
Ананьев,
В.
А ста фь­
ев,
К.
Воробьев,
О.
Кож ухо ва,
В.
Росляков,
Л.
Якимен­
ко), «деревен.с
к
о
й»
худ
о
ж
е
ст ве
н
н
о-п
у
б
л
и-
диетической
пр озы
(В.
Овечкин,
Г.
Троепольский,
В.
Тендряков,
Ф.
Абрамов,
Е.'Дорош), автобиогра­
фической
повести
о
воённом
де тс тве
(А.
Реше­
тов,
А.
Кр ашен ник о в), «деревенской»
лиричес­
кой
пр озы
(М.
Ал ексее в,
А.
Калинин,
Е.
Носов,
В.
Белов,
В.
Лихоносов,
С.
Кру ти лин)/Не все из этих
течений
оказа ли сь
устойчивыми.
Но
наиболее
плодо­
творные
со
временем
расширили
свой
содержательный
и
стилевой
диапазон,
бы ли
органически
пр одолж ены
в
ли­
тературном
процессе
п ос леду ющих
лет.
Это
можно
ска­
зать,
например,
о
фронтовой
повести
Она
не
только
сохранила
свой
основной
стержень
трагико-героическо­
го
изображения
войны
как
высшего
испытания
сове т­
ского
человека,
но
и
обогатила
эту
художественную
программу
соотнесением
собственно
вое нно го
ма тери а­
ла,
военной
тематики
с
более
широкими
—
общечелове­
ческими
(«Пастух и пастушка»
В.
Астафьева)
и.
соци­
ально-общественными
(«Свидание с Нефертити»
В.
Тен ­
д р як ова , «Версты любви»
А.
Ананьева)
темами,
моти­
вами,
проблемами.
Наиболее
законченно
в
сюжетном
и
стилевом
отношении
сли яни е
эт их
на чал
представляют
бол ее
по здн ие
повести
В.
Быкова,
В.
Богомолова,
Б.
Васильева,
в
которых
пафос
достоверности,
впечатле­
ние
«правды,
пр ямо
в
ду шу
бьющей», создается с по­
мощ ью
обрисовки
драматически-исключительных
ситуа­
ций,
сквозного
острособытийного
повествования.
Тяготение
к
историко-аналитическому
т ипу
ху­
дожественного
мышления
пос т епе нно
захва тыв ает
произведения
различной
тематики
и
раз ных
жанровых
форм.
Тема
деревни,
п р авда,
количественно
1 Эта жанровая линия убедительно рассмотрена в кн. :
Лейдер-
ман
Н.
Жанры
прозы
о
Вели к ой
Оте честве нн ой
войн е.
Свердловск,
1972?
133

выдается
в
это м
п оток е.
Не
случайно,
например,
коллективный
труд
ленинградских
исследователей
выделяет
литературу
о
деревне
в
качестве
-непрерывно­
го
и
плодотворного
теч ен ия
литературы
современного
пер ио да
*.
Но
это
количественное
п р еобл адание
так
на­
зываемых
«деревенщиков»
не
должно
за слон ять
в
ана­
литической
тенденции
более
су ществ енно го — слома
те­
м атичес ки х
барьеров,
отк аза
от
тематической
связанно­
сти,
при ур оч енно сти
стиля.
Так,
не
только
остроту
ана­
литического
рисунка,
но
и
художественную
емкость
типизации
обнаружили,
об р атившис ь
к
«историко -р ево ­
л юционно й
теме,
П.
Нил ин
в
«Жестокости»
и
«Испыта­
тельном
сроке»
и
С.
Залыгин
в
повести
«На Иртыше»
и
романе
«Соленая Падь».
Правдивое
изображение
рево­
люции
как
трудного
процесса
массового
становления
нового
человека
—
традиция
советской
классики
20—
30-х
го дов.
В
60—70-е
год ы
она
широко
проявляется
во
всех
советских
национальных
литературах,
со здав ­
ших
яркие,
неповторимо
своеобразные
народные
типы.
В
русской
литературе
особое
мес то
зан яло
в
эти
годы
изо бра же ние
г раж данско й
войны
в
Сиб ир и.
АВ
противо­
речивости
социального
облика
сибирского
крест ья ни­
на—
труженика
и
собственника
—
раскрываются
черты,
созданные
особым
у клад ом
Сибири
как
бо г атей шей,
су­
ровой,
отдаленной
от
центральной
России
земли.
Не
каждый
человек
вы дер ж ивал
этот
уклад,
но
выдержав,
определившись
в
нем,
обретал
опы т
социальной
акти в­
нос ти,
не зау ря дную
во лю,
упорство.
Именно
та кие
хар акт еры
были
в
центре
внимания
Вс.
Ива но ва,
Л.
Сей-
фуллиной,
В.
Зазуб ри на ,
Вяч.
Шишкова,
к
ним
прояв­
ляют
особый
ин те рес
К.
Седых,
Г.
Ма рк ов,
П.
Нилин,
А.
Ив ано в.
Н аибол ее
последовательной
пр едст авл яет ся
художе­
ственная
на пра вле ннос ть
произведений
С.
Залыгина
с
их
масштабной
проблематикой,
угл убле нн ой
с оциа льно ­
исторической
трактовкой
характеров.
Под о бно
Егорову
из
«Испытательного срока»
и
Веньке
М ал ышеву
из
«Жестокости»
П.
Нилина
героям
«Соленой Пади»
дове­
лос ь
пройти
в
острейших
ситуациях
социальной
борьбы
высшую
школу
революционной
эти ки,
школу
революци-
1 См.:
Ис тори я
русской
советской
литературы.
Под
ред.
П.
С.
Выходцева,
М ., 1970, с.
516—522.
134

онного
самосознания.
Но
персонажи
романа
Залыгина
показаны
гораздо
по л нее,
чем
персонажи
П.
Нилина,
в
их
многоплановых
жизненных
св язях
с
народной
ср е­
д ой,
ее
социальным
движением.
Колоритной
достовер­
ностью
массовых
сцен
ром ан
С.
Залыгина
напоминает
читателям
«Чапаева»
Ф ур мано ва.
Вместе
с
тем
в
про ­
и зведени и
современного
писателя-аналитика
мы
обна­
руживаем
более
органическое
соединение
м ысли
повест­
вователя
и
изображения
событий,
сюжетный
ана лиз
основных
характеров.
Именно
как
аналитик
С.
За лы­
гин
строит
начало
романа
—
народный
суд
над
Власи-
хиным;
писатель
со з дает
вы раз ител ьны й
об раз
массы
—
к рес тьян
партизанского
к рая
и
ее
руководителей,
к аж­
дый
из
которых
испытывается
у части ем
в
создавшейся
коллизии.
Яков
Власихин
—
од ин
из
ч естн ейш их
и
авто­
ритетных
у
односельчан
л юдей,
—
спрятав
в
лесу
от
партизанской
мобилизации
двух
своих
сыновей,
отдал
себя
в
руки
народного
правосудия.
В
э той
тр у дней шей
ситуации,
готовой
разрешиться
по
всей
строгости
време­
ни,
проявляет
свою
дальнозоркость,
самостоятельность
кома нд ир
партизанской
див изии
Ефрем
Мещеряков
—
сибирский
Ч апаев,
как
называла
его
критика.
Ход
даль­
не йш его
повествования
р аскр ывает
эти
его
качества
в
конфликтах
еще
б олее
острых.
Медленнее
складываются
социально-аналитические
традиции
в
изображении
жизни
раб очег о
кла сса .
Это
связано
и
со
с ложн ост ью
ли чног о
поэтического
освое­
ния
писателем
эстетики
промышленного,
з авод с кого
тр уда
в
сравнении
с
эстетикой
сельского
труда;
в
эт ом
свою
роль
с ыгра ли
и
определенные
пред­
убеждения
против
темы
«производства»
в
читательском
и
литературно-критическом
обиходе,
вызванные
явле­
ния ми
эпигонства
по
отношению
к
т ипу
производствен­
ного
романа,
сложившегося
в
30—40- е
год ы.
Однако
данные
обстоятельства
е два
ли
могут
служить
исчерпы­
вающим
объ ясн ен ием
того,
что
производственная,
ра­
бочая
тема
еще
н едос таточн о
по лно
раскрыта
п иса теля­
ми
историко-аналитического
ск лада .
Первыми
клас­
сиками
советской
литературы
фигура
ра бо чего
вос ­
приним ал ас ь
прежде
всег о
через
его
эпохальную
исто­
рическую
миссию,
в
ее
героическом
содержании.
Та­
кая
идейно-художественная
тра ктовк а
прочно
ут­
ве ржд ена
А.
М.
Горьким,
Н.
Островским,
Ф.
Г лад ко­
вым,
В.
М аяк овс ким,
традиции
которых
получили
ме ж­
135

дун ародное ,
интернациональное
значен ие.
Именно
на
тако е
революционно-героическое
ви д ение
типа
рабочего
как
представителя
самого
передового
класс а
современ­
ност и
в
первую
очередь
н ацели вают
пи сател ей
со циа ли­
стич еск их
стр ан
современные
практики
и
тео р етики
идеологического
воспитания
масс.
В
статье
Ганса
Коха
«Ф.
Энгельс
и
некоторые
проблемы
социалистической
культуры»
мы
чи тае м: «Обладая колоссальными куль ­
ту р но -э сте тическими
знаниями,
Энгельс
по следо ват ел ь­
но
использовал
их
для
того,
чтобы
содействовать
прогрессу
художественной
литературы,
которая
я вляе т­
ся
духовным
элементом
и
эстетическим
выр ажен и ем
политико-идеологической
самостоятельности
революци­
онного
раб очег о
кл ас са.
Борьба
за
то,
чтобы
в
ли тер а­
тур е
появился
обра з
революционного
рабочего,
сос тав ­
ля ет
стержень
литературно-критических
трудов
Эн гел ь­
са
(как публицистики,
так
и
переписки)...
П родо лжа ть
эту
линию
в
современных
условиях
—
одна
из
важней­
ших
зад ач
художественного
тв орчес тва.
Социалистиче­
ская
литература
и
искусство,
как
духовный
элемент
сознательно
проводимого
социалистического
переуст­
ройства
общества,
должны
после
победы
рабочего
клас­
са
полностью
выполнить
с вои
новые
з адачи .
Они
приз­
в аны
формироваться
как
исторически
со верш енно
но­
вый
тип
революционного
искусства»1.
В
крупном,
обобщенном
плане
образ
рабочего,
тем а
рабочего
кла сса
выступают
в
советской
литературе
с ов­
ременного
периода
в
таких
разных
п роизв еде ни ях,
как
сценарий
А.
Довженко
«Поэма о море», «Битва в пути»
Г.
Ни ко ла евой , «Истоки»
Г.
Коновалова.
В
героическом
ключе
трудовую
деят ель ност ь
рабочих,
сочетающую
ма­
стерство
управления
гигантской
техникой
* и дерзость
л ично го
поиска,
рисуют
Б.
Полевой,
В.
Кожевников,
С.
Сартаков.
На
эт ом
стилевом
фоне
произведения,
делающие
главный
акцент
на
изо б раж ении
процессов
глубинного
социального
раз вит ия
рабочего
сознания,
на
формиро­
в ании
но вых
повседневных,
бытовых,
дружеских,
сем ейны х
о тно ше ний,
представляются
немногочислен­
ными
и
негромкими,
но
в
них
свое,
значительное
содержание.
Этот
социально-исторический
разрез
ра бо­
чей
темы
тал антли во
сделан
в
поэме
Б.
Ручьева
«Лю-
1 «Коммунист», 1970, No 17, с. 30 .
136

бав а», воссоздавшей на знаменитом магнитогорском ма ­
те риал е
эпизоды
социального
становления
рабочего
ко л­
лектива,
люди
которого,
прирастая
душой
к
новому
делу,
к
своей
ра бо чей
семье,
с
болью,
с
трудом,
но
закон омерн о
отх од ят
от
прежних
собственнических
крестьянских
привычек
и
привязанностей,
перешагива­
ют
то
незаметно
для
себя,
то
обостренно
драматично
в
бы ту,
в
пс ихо лог ии,
в
труде
именно
социальные
гра­
ни.
На
том
же
уральском
матер и але
ра сска зыв ает
Н.
Воронов
ис то рию
трудового
и
нравственного
форми­
рования
советского
рабочего
в
н еп рикраш ен но
трудных
буднях
предвоенных
и
особенно
военных
лет
(рассказ
«Спасители»,
п ов есть
«Голубиная
охота»,
роман
«Юность в Железнодольске»).
Со един яющи й
черты
автобиографической
повести
о
в оен ном
детстве
с
широким,
соц иал ьно-н равоопи­
сатель ным
повествованием,
роман
Н.
Воронова
«Юность в Железнодольске»
интересен
пристальной
достоверностью,
обостренным
вниманием
к
исторически
неповторимым
при мета м
поколений,
влившихся
в
ра­
бочий
класс
Урала
м ног ими
путями,
постепенно
приоб­
щавшихся
к
особой
атмосфере
огромного
нов ого
произ­
водства,
объединенных
поис тине
социальным
чувством
ответственности
за
дел а
фронта.
Восприятие
чуткого
подростка
для
Воронова
не
просто
самый
ест ествен ный,
продиктованный
л ичной
па мят ью
прием
пов ес твов ан ия,
это
прие м,
осознанно
заостряющий
пр оц ессно ст ь,
исто­
риз м
происходящего,
это
психологическая
мотивировка
пути
к
социальному
нравоописанию
чер ез
мелкие
чер­
то чки
бы та
о бщег о,
похожего
и
у
каждой
семьи
непов­
торимого.
На
лучших
страницах
романа
Н.
В оро нов
впечатляюще
соединяет
эти
две
стороны
жизни,
никог­
да
еще
не
сплетавшиеся
так
неразрывно
в
ист ор ии
со­
ветского
общества,
как
в
г оды
войны.
Ус тан овку
на
многоакцентность,
пристальность
изображения
вс ех
сторон
однородной,
на
первый
вз гля д,
рабочей
ураль­
ско й
среды
Воронов
своеобразно
деклар и ру ет
в
ка че­
стве
стилевого
принципа
романа,
ри суя
своего
героя-
подростка
в
день
запомнившегося
ему
перелома,
проис­
шедшего
во
в ремя
обыкновенной
ры ба лки: «Раньше на
лугу
ли,
на
лесных
ли
полянах,
я
л юбо вался
лишь
цв е­
там и,
а
траву
пропускал,
видел
ее
вскользь,
сплошня­
ком.
Без
солнечных
лент,
без
росы,
без
к олых анья
для
меня
не
б ыло
в
ней
красоты.
И
вдруг,
когда
я
'пополз
137

на
четвереньках,
меня
ошеломила
красота
травки
с
зе­
леным,
многоглавым
усатым
колосом...
Я
тут
же
обн а­
ружил
вокруг
тьму
ра зных
зл аков :
крапчатых,
узорных,
пушистых,
вееровидных,
мохнатых,
фиолетовых,
синень­
к их,
зеленых
с
оранжеЬым...
Реб ята
раз бр ели сь
по
лугу.
Я
ощутил
приток
душевного
освежения,
глядя
на
однокашников:
наверняка
и
в
них
есть
то,
что
я
по­
сто я нно
пропускаю.
Почему-то
зачастую
каж дог о
из
них
я
воспринимал
либо
бездумно,
либо
по
отдельным
сво йс !ва м:
В ася
до бряк ,
Колдунов
горлопан,
С аня
с ла­
бохарактерный,
как
пок о йный
Александр
Иванович,
Лел еся
мамсик,
Тиму р
ловчила,'
Переваловы
молодцы.
Вот
и
в се.
С
горьким
разочарованием
подумалось
мне
об
этом.
Но
вскоре
я
почувствовал,
как
из
этого
разоча­
рования
воз никл а
надежда,
покамест
смутная,
но
от­
р адна я,
—
что
мне
дол го
будут
открываться
в
людях
н овые
черты
и
что
я
сумею
понимать
их,
теп ер еш них
мои х
товарищей,
иначе
—
сложней
и
правильней»1.
Не
все
одинаково
удалось
Н.
Воронову
в
романе.
Обил ие
бытовых
детал ей,
определенная
свя за ннос ть
а вто биогр аф изм ом
иногда
тормозят
д виже ние
глав н ых
мыс ле й.
Однако
на
ф оне
других
произведений
эт их
лет
о
ра бо чем
классе
«Юность в Железнодольске»— се рь­
езный
шаг
именно
в
аналитическом
направлении.
Но­
визн у
стилевой
установки
писа те ля
недооценили
неко­
торые
критики,
подошедшие
к
оценке
романа
с
норма­
тив ны ми
жа нр овыми
и
стилевыми
критериями,
сужа ю­
щи ми
огромные,
еще
да леко
не
развернувшиеся
воз­
можности
историко-аналитического
р еше ния
самой
от­
вет ств енно й
темы
со врем енност и.
По казат ель ны м
выражением
того
же
по иска
можно
считать
своеобразную
пьесу
Б.
Черенева
«Рабочая хро­
ни ка», опубликованную в 1971 году и давшую социаль ­
но-исторический
разворот
рабочей
тем ы
средствами
се­
мейно-производственной
драмы.
На
первый
вз г ляд,
«Рабочая хроника»
напоминает
произведения
о
рабо­
чих
династиях,
характерные
для
на чала
50-х
годо в.
Но
постепенно
в
бытовой
и
психологической
к анве
пьесы
п рост упа ет
как
гла вны й
ее
п ласт
социально-историче­
ское
повествование.
-
Отталкиваясь
от
пр ивы чно го,
зн ако мого ,
автор
и
в
идейном
замысле,
и
в
стилистике
пь есы
мягко*, но по-
1 Воронов Н.
Юность
в
Железнодольске.
М ., 1974, с. 60.
138

следовательно
ведет
полемическую
линию,
направлен­
нос ть
которой
в
стремлении
не
столько
показать
сл о­
жившиеся
черты
своих
героев,
с кольк о
вы све тить
со­
циал ьное
движе ние
х ара ктера ,
п ер сп ективы
р аз­
вит ия
личности
раб очи х
Гореловых
как
проявление
сегодняшних
процессов
в
это й
среде.
С
этой
точки
зрения
нео жидан ная
влюбленность
невесты
мла дш его
Горелова,
Егора,
в
его
брат а
—
Федора,
столичного
жи­
те ля,
приехавшего
в
отцовский
дом
погостить,
обла­
дат еля
«модной»
профессии
(производственная эстети ­
к а), ценителя классической музыки,
—
это
и
неосознан­
ная
тяга
к
новому
уровню
культуры,
к
новым
интересам.
Не
случайно
именно
Федору
пр изна ет ся
Люба,
что
ей
чем-то
не
нравится
с о чинен ная
ею
песня;
не
сл у чайно
и
сам
Егор,
пережив
многое,
просит
уже
з ако лебав шего ся
брата
взять
Л юбу
в
Москву,
помочь
ей
п о-н ас тоящ ему
учиться
музыке,
словом,
отпускает
ее,
как
отпустила
своего
жениха
героиня
розовской
пьесы
«В день свадь­
бы».
Однако
в
о тли чие
от
Розова,
акцентирующего
нравственный
подвиг
Ню ры
Саловой,
ее
способность
к
высокому
душ евн ому
пор ыву,
Б.
Черенев
наполняет
сходную
ситуацию
другим
содержанием.
Не
раскрытие
в
исключительном
проявлении
главной
с ути
сложивше­
гос я
харак тера
ин тере сует
автора
«Рабочей хроники»,
а
проявление
через
вечную
тем у
«треугольника»
пе р­
спективы
личностей
—
Любы,
Егора,
Федора.
Не
толь­
ко
эт их
персонажей,
но
и
Василия
Его ров ич а,
его
д рузей ,
Зойку
мы
види м
в
пьесе
в
тот
момент
их
жи з­
ни,
когд а
в
их
нравственном
м ире
появились
но вые
на­
строения,
вы р азил ись
но вые,
более
глубокие
потребно­
ст и.
В
общем
контексте
пьесы
они
читаются
как
пер ­
сп екти вы
социального
дв иже ния
целой
рабочей
среды,
а
з на чит,
и
всего
общества.
Именно
поэтому
ст ал
значительным
конфликт
отца
Горелова
с
Федором.
Решительно
о т казав шись
от
п ри­
глашения
вернуться
на
родное
производство,
где
ну жен
отдел
производственной
эстетики,Федор
вызвал
глубокую
обиду
и
возмущение
от ца
и
его
старых
друзей .
Пона­
чал у
этот
конфликт
зву чит
как
столкновение
«отрица­
тельного
интеллигента»
с
«положительным рабочим»,
разоблачающим
«столичный»
с но бизм
и
карьеризм.
Од­
н ако
перед
нам и
новый
полемический
поворот
сю жета ,
вы явл яет ся
ситуация
более
сложная.
С делав
эту
сцену
массовой,
ав тор
не
только
выделил
ее
в
общей
компо­
139

з иции
пьесы,
но
и
обогатил
мн огими
оттенками
мотивы
столкновения
дв ух
гла вн ых
персонажей
—
отц а
и
сына.
Первый
не
мыслит
лучшего
проявления
человеческой
по лноце ннос ти ,
чем
в
самоотверженной
работе
на
этом
самом
заводе,
возводившемся
и
жившем
тру да ми
Горе­
ловых
и
их
сподвижников.
Но
и
Федор
так
же
бук валь­
но
хочет
быть
верен
своей
производственной
эстетике,
которая
пока
и
в
столичном
институте
не
очень
просто
з аво евы вает
св ои
позиции,
а
на
старом
наполовину
за­
воде,
где
ма сса
других,
более
н е отложн ых
проблем,
где
н адо
начинать
все
с
белого
листа,
тем
более
все
обернет­
ся
«не эстетикой,
а
дракой...».
Но
именно
эта
реп ли ка,
отказ
Федора
«тратить нервы»
на
Гардина,
курирующе­
го
производственную
эстетику
в
качестве
главного
те х­
н олога
завода
и
не
прочитавшего
в
жизни
ни
одной
книги,
кроме
ведомственных
прик азо в
и
инструкций,
и
вы зывае т
самый
большой
накал
столкновения...
Кто
же
та кой
Федор?
Каковы
его
отношения
к
Гардиным
и
Го­
реловым
сегодня?
Из
тех
он,
кто
преимущественно
«бе ­
режет
здоровье», или из тех,
кто
име нно
сейчас
с
этим
Гардиным
предпочитает
не
вступать
в
др аку,
имея
свою
продуманную,
достойную
программу
жизни
или
нащу­
пывая
ее
интуитивно?
Окончательного
ответа
на
эти
вопр осы
пь еса
Ч ер енева
не
дает.
Ясно
в
ней
одно:
про­
исш едш ее
столкновение
не
пройдет
бесследно
ни
для
Федора,
ни
для
других
героев
пьесы;
в
л юбом
случае
оно
—
веха
на
пути
социального
формирования
лично­
сти.
Одна
из
важных
особенностей
драматургической
фор мы
пье сы
—
переакцентировка
ее
отдельных
сюж ет­
ных
линий
в
ходе
развертывания
.сценического
повест­
вов ан ия.
При'этом
мысль
о
ра бо чем
классе,
его
и с тори­
ческом
облике,
особенностях
современного
развития
не
просто
поворачивается
ра зн ыми
гранями,
но
д виже тся
от
мо т ивов
более
ч астн ых
к
более
общим
и
м ас штаб­
н ым.
Тему
«бульвара Гореловых» (рабочая династия)
смен яет
тем а
братьев
(взаимоотношения рабочего и ин­
теллигента), ее,
в
свою
очередь,
—
столкновение
Федора
с
«коренными»
Гореловыми
(испытание позиций обще­
ственных), и,
наконец,
уже
в
финале
звучит
еще
од на
тема
—
Фадеевна
и
ее
внук
Кол я.
Чер ез
эпизод
гибели
солдата
в
мирное
вре мя
на
границе
в
хронику
входит
мот ив
большой
политики
и
шир е
—
большой
истории
на­
рода,
основа
которого
сег од ня
—
р або чий
кл асс.
140

Ощущая
реа льн ую
ро ль
многих
интересных
пр оиз­
ведений
в
про цессе
ра звития
социально-аналитической
тенд ен ции ,
мы,
разумеется,
не
всегда
обнаруживаем
зр елос ть,
отточенность,
ярко
выраженную
оригиналь­
ность
ст ил ей;
не
всегда
речь
может
идт и
о
собствен­
но
эстетическом
вк ладе
в
современную
л ит ера­
ту ру.
Эта
выс ока я
мера
м ожет.б ыть
о тне сена
к
немно­
гим
современным
р еали ст ам- анали т икам,
в
числе
к ото­
рых
В.
Тендряков,
С.
Зал ы гин,
В.
Шу к шин,
В.
Белов,
В.
Астафьев,
В.
Распутин,
Ф.
Абрамов.
Романическая
тр ил огия
«Пряслины»,
созданная
Ф.
Абр амо вы м,
своеобразно
обобщила
ц елый
период
в
развитии
деревенской
прозы,
соприкоснувшись
не
то ль­
ко
содержанием,
но
и
стилевыми
св о йств ами
с
лириче­
ской
летописью
В.
Солоухина,
с
очерками
Е.
Дороша,
с
остропроблемными
повестями
В.
Тендрякова,
с
«про ­
изв одст ве нно й»
ветвью
колхозных
романов
конца
40-х
—
начала
50-х
годов.
Художественный
стержень,
который
объединил
все
эти
нач ал а,
—
социально-исторический
взгляд
на
судьбы
людей
одного
из
отдаленных
север­
ных
пинежских
сел.
Роман
Ф.
Абрамова
с
перв ых
же
строк
пр ивлек ае т
сердечной
заинтересованностью
писателя
судьбами
св о­
их
односельчан,
человечески
близких
и
дорогих
ему,
по-
настоящему
знак ом ых
и
по нятны х.
На
ста ром,
вросшем
в
землю
столе
заброшенной
сенной
и збу шки
он
видит
удивительную
летопись
своих
земляков—летопись
сел а
Пекашина.
«Сколько раз,
еще
подростком,
с идел
я
за
эти м
столом,
обжигаясь
немудреной
крестьянской
пох­
лебкой
после
страдного
дн я!
За
ним
сиж ивал
мой
отец,
отдыхала
моя
мать,
не
пе ре живша я
утрат
последней
вой ны ...
Рыжие,
суковатые,
в
р асщели нах
плахи
стола
сплошь
изрезаны,
изрублены.
Так
уж
повелось
и сста­
ри:
редкий
п одросток
и
мужик,
приезжая
на
сенокос,
не
оставлял
здесь
памятку
о
себе.
И
каких
тут
только
знаков
не
было!
Кресты
и
крестики,
ершистые
елочки
и
треугольники,
квадраты,
кружки...
Такими
вот
фа­
мильными
з наками
ког да- то
каждый
хозяин
метил
сво и
др ова
и
бревна
в
лесу,
оставлял
их
в
в иде
зарубок,
пр о­
кла дыв ая
свой
охотничий
путик.
Потом
пришла
грамо­
та,
знаки
сменил и
буквы,
и
ср еди
них
все
чаще
за­
ме ль кала
пятиконечная
звезда...
Северный
крестьянин
р едко
знает*
свою
родословную
дальше
деда.
И
может
быть,
этот
вот
стол
и
ес ть
самый
полный
документ
о
141

ЛЮДйХ,
прошедших
iio пекаШинской земле» I Свой даль­
нейший
ра сск аз
о
судьбах
тех ,
кто
скрыт
за
значками
деревянной
летописи,
и
те х,
кто
не
наз ван
в
ней,
автор
и
мыслит
как
конкретизацию
этой
символической
ле­
тописи,
как
ее
продолжение,
насыщая
ее
де талями
де­
ревенской
жизни
в
период
между
сорок
вторым
и
п ять­
д есят
третьим
годом,
год ом
переломного
для
дер ев ни
се н тябрьс к ого
Пленума
ЦК
партии.
Повествование
Ф.
Абрамова
—
это
своеобразная
по­
лемика
с
пре д ст авл ениями
пекашинцев,
помнящих
се бя
больше
всего
в
об ли чье
бытовом,
обыденном.
Поднимая
картины
трудовой
жи зни
Пекашина
до
со­
циально-исторического
рас сказ а
о
трудовом
по двиг е
деревни
в
год ы
во йны
и
восстановления
хозяйства,
Ф.
Аб рамов
полемизирует
и
с
теми,
к то,
подобно
авто ра м
неоднократно
упомянутого
в
романе
послевоенного
фильма
«Кубанские казаки», растворил в эффектно- не ­
п рав доподоб ны х
об разах
реальное
величие
народного
колхозного
подвига
—
многолетнего
«бабьего фронта»,
бор ьба
которого
б ыла
отягощена
еще
и
немалыми
из­
дер жка ми
из-за
перекосов
руководства.
В
эт их
условиях
сущность
каждого
че лове ка
раскрывается
до
кон ца.
Столкновение
двух
типо в
социального
поведения
воз­
никает
уже
на
первых
страницах
романа
«Братья и
с ес т р ы», где прорывается прямое возмущение колхоз ­
ников
Харитоном
Лихачевым,
«перестроившимся на
военный
ла д», перетянутым ремнями, -
называющим
св о­
их
бригадиров
по
номерам
(«бригадир номер один,
до­
кл адыв ай »).
Собрание
кол хозн иков
из бира ет
вместо
не го
председателем
к олх оза
Анфису
Пе тровн у
—
чело­
века
большого
сердца,,
отличающуюся
чувством
уд иви­
тельной
ответственности
за
дело.
Те ма
столкновения
трудовой
нравственности
народа
со
всем
те м,
что
ей
про тиво ст оит ,
развертывается
писателем
подлинно
реа­
л ист ич ески,
вовлекая
в
свою
орбиту
вс ех
персонажей,
все
ситуации,
переживаемые
пекашинцами
за
целое
де­
сятил ет ие.
Она
реализуется
с
осо бой
полнотой
в
ис то­
рии
формирования,
социального
самоопределения
Ми­
х аила
Пряслина
и
Егора
Ставрова,
с
которыми
так
или
ина че
св яз аны
остальные
центральные
ге рои
Ф.
Абра­
мова—
Лиза
и
Варв ара ,
Степ ан
Андреянович
и
Фе дор
Капитонович,
Лу каш ин
и
Подрезов,
Петр
Ж итов,
Ил ья
1 Абрамов Ф.
Братья
и
сестры.
—Избранное,
т.
1.
М. , 1976.
с.
10.
142

Нетесой
й
Мйо гйе
другйе,
йредставлйющие
йсё
йокОЛё-
ния
со вет ско го
военного
и
послевоенного
села.
Одна
из
главных
ли ний
романа
начинается
спором
в
правлении
колхоза
по
поводу
дальн их
«нёвин» .
В
ос­
торожном
предложении
умного
Фе дора
Капитоновича,
известного
с
довоенных
времен
мичури нц а-п еред ови ка
и
н еза уря дн ого,
как
это
все
более
проясняется,
дем аг о­
га,
крепкого
хо зя ина
«себе на уме», открывается воз­
можность
облегчить
тяжелую
н ошу
труда
в
дни
войны,
от каз авши сь
засевать
дальние
поля
—
«навины», пере­
в едя
их
под
пары,
а
может
быть,
д огово ря сь
с
началь­
с твом
района,
спис ав
их
вообще
из
плановых
зем ель ,
оставив
в
резерве
на
всякий
случай.
Отвергнутая
Ан фи­
сой
Петровной
и
друг и ми
колхозниками
эта
пр актика
«двойной бухгалтерии»
прозвучит
пото м
в
«легенде»
о
процветающем
председателе
одного
из
соседних
ко л­
хозов
с
его
«тайными полями»
как
гла вн ым
источником
благополучия.
Тема
«тайных полей»
с
глубоким
реа­
листическим
проникновением
в
ситуацию
и
психо ло гию
героев
раскрыта
в
романе
на
об разе
Федора
Капитоно­
вича,
его
защитников
и,
особенно
по лно
и
весомо,
на
образе
Егорши
Ставрова
— людей,
сделавших
стиль
«тайных полей», стиль «д во йной
бу хга л тери и», «двойного
дна»
основой
своей
жизненной
стратегии
,и
тактики,
своей
совести,
над
которой
на дс тро ился
(у Егорши даже
с
налетом
артистизма)
цел ый
комплекс
ухищрений,
направленных
на
то,
чтобы
при
всем
своем
эгоизме
ка­
заться
в
глазах
нач ал ьст ва
и
односельчан
самыми
под­
линными
патриотами
и
передовиками.
Конфликт
с
философией
и
практикой
«двойного дна»,
так
же
как
и
конфликт
с
бездуш но- бюрокра тиче ски м
от­
ношением
к
жи вым
люд ям,
колхозникам,
отда в шим
все
силы
борьбе
за
урожай,
Ф.
А брамов
р аскр ывает
в
су гу­
бо
обыденном,
п очти
д оку ме нта льно
достоверном,
по
су ще ству
классически
производственном
сюж ете :
сев
и
сенокос,
лесосплав
и
строительство
колхозного
телят­
ни ка,
д елов ые
взаимоотношения
с
пятью
уполномочен­
ными
из
центра
в
ходе
выполнения
«первой заповеди»
колхоза,
отношения
с
районным
партийным
руководст­
вом.
Но
десятилетие
труда,
волнений
за
судьбы
б л изких
и
за
судьбу
отечества
— это
огромный
кусок
жизни
каж­
до го
пекашинца.
За
это
время
дети
превращаются
в
подростков,
подростки
становятся,
под об но
Михаилу
Пряслину,
опо рой
колхозного
коллектива.
Ск лад ыва ют­
143

ся
и
разрушаются
любови
и
семьи,
привыкают
к
своему
вдовству
женщины,
по тер явши е
на
фронте
мужей,
ст а­
реет
по ко ле ние,
недавно
еще
сил ьно е
и
цветущее,
ум и­
ра ют
старики...
И
не
только
старики.
Два
этих
пласта
—
жизнь
историческая
и
жизнь
индивидуально-неповто­
римая—
пер еп л етены
очень
органично.
Федор
Абрамов
верен
тради ци и
советского
социального
романа
о
де­
ревне,
традиции
Шолохова-реалиста.
Суть
не
в
прямой
п ерек ли чке,
например,
об раза
Варвары
с
образом
Л уш­
ки
Н агульн ов ой
или
сцены
приема
в
пар тию
Анфисы
Петровны
со
сценой
иск лю чения
из
партии
Нагульно­
ва,
когд а
оба
героя
с
огромной
искренностью
обнару­
живают
п одл инно
новые
черты
че ловек а
деревни,
а
в
естественном
прод ол жен ии
художественной
и ст ории
колхозной
деревни.
В
традиции
историко-аналитической
по эт ики,
м ысля
процессом,
а
не
результатом,
Ф.
Абрамов
завершает
свой
роман
в
мом е нт,
ког да
серьезные
сдвиги
в
деревне
еще
лишь
предчувствуются.
На
самом
трудном
пер е ло­
ме
находится
судьба
арестованного
за
«разбазаривание
з е рн а» (а на самом деле преданного делу и людям)
п ред
седателя
к олх оза
Л ука шина.
Это
д ни,
когда
любимая
сестра
Михаила
Пр ясл ина
Ли за,
выб ир ая
ме жду
со­
вестью
и
любовью
к
мужу
Ег ор ше ,. решает: «Лучше уж
совсем
на
свете
не
жить,
чем
без
со ве с ти»; когда сам
Мих аил,
собирая
подписи
под
пис ь мом
в
защиту
Лук а­
шина,
обнаружил
в
с воих
односельчанах
еще
столько
разобщ енн ост и,
осторожной
огляд к и
и
прос т ой
небла­
годарности
к
человеку,
страдающему
за
других.
Но
именно
в
эти
же
дни
в
самом
себе
и
в
.лучших
из
пе-
кашинцев
Михаил
ощутил
и
другое
—
выросшее
чувст­
во
активности,
человеческого
достоинства,
готовность
строить
жизнь
по -ново му ,
преодолевая
всяческие
пр е­
п ятств ия.
«Он стоял на нетесовском крыльце,
широко
р асстави в
свои
кр епки е,
сил ьн ые
ног и,
по-креетьянски,
из-под
ладони,
глядел
на
удаляющийся
жу ра влины й
кл ин,
и
перед
глазами
его
в став ала
родная
страна.
Громадная,
вся
в
зеле но й
опу ши
молодых
озимей»1.
Жи знь
послевоенного
с ела
—
ис т очник
основной
п ро­
блематики,
по чва
характеров,
созданных
Василием
Шукшиным
(«Сельские жители», «Характеры», «Беседы
при
ясной
л у не»).
Шукшин
так
же
пристально,
как
Ф.
Аб рамов,
В.
Астафьев,
В.
Белов,
всматривается
в
1 Абрамов Ф .
Пути-перепутья.
—
Избранное,
т.
2.
М ., 1976, с.
266.
144

судьбы
коренных
жит еле й
села.
Вдумываясь
в
ис то рию
характеров
своих
героев,
он
соотносит
их
с
ма сшта б­
ными
'нравственными процессами
времени.
Пи сат ель
обнаруживает
в
э той
тематической
линии
общенацио­
нальную
проблематику,
продолжая
горьковскую
тради­
цию
исследования
русского
характера
на
гребне
круп­
ных
изм ене ний
в
социальной
ист о рии
народа.
Шу кш ину
исключительно
интересен
не
только
момент
обусловлен­
н ости
человеческой
судьбы
многосложными
обстоятель­
ствами
времени,
но
именно
само со знан ие
человека,
це­
лостный
мир
его
души.
Герои
Шукшина
не
ра ство ря­
ют ся
в
многоголосье
повседневного
человеческого
хора».
Выявление
за
обыденным
исключительного,
стремление
разгадать
п ер спекти ву
становящегося
со­
циального
типа
—
все
это
о пр еделя ет
своеобразие
из­
любленных
художественных
средств
Шукшина:
сюж ет­
ного
п арад ок са,
неповторимо-национального
юмора,
ост­
рого
психологизма,
с в оеоб разн ого
сочетания
лирики
и
драматизма
в
са мой
авторской
по зиции.
Самобытность
и
широта
художественного
мышления
ск азали сь
и
в
ро­
ман е
В.
Шукшина
о
Ст епа не
Разине
—
«Я пришел дать
вам
волю»
—
одном
из
лучших
исторических
романов
современного
п ери ода.
Глубина
социального
анализа
связана
у
современ­
ных
советских
писателей
с
новым
эт апом
освоения
р еа­
л исти ческо й
традиции
русской
литературы
XIX века,
в
первую
очередь
традиции
Л.
Толстого,
Достоевского,
позднего
Чехова.
Это му
способствовало
появление
в
60—70- е
годы
талантливых
литературоведческих
работ,
интересных
теа траль ны х
постановок,
киноэкранизаций.
Влияние
реалистической
классики
проявилось
раньше
всего
т ам,
где
были
свои
серьезные
реалистические
тра-
д йции
— эстонская,
ла тышск ая
про за.
В
ряд е
других
литератур
з амедл енн ое
развитие
аналитизма
в
50-е
годы
сменилось
интенсивным
в
60—70- е
годы,
выступив
в
своеобразном
синтезе
с
т р адиция ми
национального
эпоса
(казахская и особенно киргизская литература,
представленные
творчеством
А.
Нурпеисова,
Ч.
Айтма­
т ова
и
д ругих
писателей
этой
линии).
Остановимся
подробнее
на
чеховской
тр ад иции,
ха­
рактерной
для
советской
литературы
50—70- х
годов,
о
которой
можно
говорить
как
о
своеобразном
«чеховском
течении».
К
нем у
можно
о тн ести
(разумеется,
с
разной
степенью
пр ибл и жения)
К.
Паустовского,
С.
Антонова,
6—888
145

В.
Панову,
И.
Грекову,
Ю.
К аз ак ова , 10.^ Трифонова
и
других
талантливых
прозаиков.
Избирательность
ли те­
ратуры
в
отношении
к
классическим
традициям
прояв­
ляется
не
только
в
предпочтении
одних
име н
и
тради­
ций
д ругим
на
определенном
этапе
развития
искусства,
но
также
и
в
яв ном
предпочтении
одних
сторон
твор­
чества
одного
и
т ого
же
писателя
другим.
На
примере
отношения
к
чеховской
традиции
это
обстоятельство
выявляется
особенно
отчетливо.
Мы
уже
отмечали
две
стороны
чеховской
тр а диции,
к
которым
писатели
п ро­
являют
изб ира те льный
интерес.
Во
второй
половине
40- х
—
начале
50- х
годов
на
многих
про заик ов
(преж­
де
всег о
Паустовского,
Антонова,
П а нову)
воздейству­
ют
поэтические,
лир ич е ские
элементы
чеховского
твор­
чес тв а.
Именно
эту
сторону
чеховской
традиции
и
на­
следуют
пре дс т авите ли
поэтизирующей
тенденции.
Позднее,
в
60—70- х
годах,
гораздо
б оль шее
внимание
оказывают
на
писателей
традиции
чеховского
социаль­
н ого
ре ализм а,
облеченного
в
форму
пристального
п си­
хологического
ан али за.
Это т
тип
повествования
мы
вид им
в
повести
И.
Грековой
«На испытаниях», в пове­
сти
Г.
Бакланова
«Друзья», в повестях Ю.
Трифонова
«Обмен», «Предварительные
и тоги », «Долгое
проща­
ние », «Другая жизнь», составляющих единый по своей
проблематике
цикл.
Произведения
Ю.
Трифонова
посвящены
в
ос но вном
изображению
современных
форм
«интеллигентного»
ме­
щан ст ва,
их
социально-психологическому
исследованию.
«Обмен»
—
по в есть
о
размежевании
интеллигентности
й
мещанства
в
одной
семье,
о
закономерном
расхождении
не ве стки
и
свекрови,
сестры
и
бр ата
Дмитриевых.
По­
весть
полностью
выдержана
в
тонах
поздней
социаль­
но -быт о вой
прозы
Чехова
с
ее
подробной
дет ал изаци ей,
слабо
очерченным
сю ж етом
и,
вместе
с
тем,
с
безуслов­
ной
сюжетной
завершенностью
линий
основных
персо­
нажей.
Особую
выразительность
повести
Трифонова
«Об ­
мен»
придает,
как
и
поздним
по в естям
Чехова,
точная
и
тонкая
авторская
корректировка
са мооц ен ки
персо­
на жа.
Каждый
поступок
л юдей,
окружающих
Дмитрие­
ва,
п олуч ает
двойное
о свещени е,
и
именно
сопоставле­
ние
видимого
героем
смысла
происходящего
с
объектив­
ным
смыслом,
выявляющимся
в
логике
поступка,
созда­
ет
особую
достоверность
оценки
(по такому принципу
146

строится
у
Чехова
«Дом с мезонином», «Новая дача»,
«Три года»
и
другие
поздние
пр о из ведения) .
В
последующих
повестях
Ю.
Трифонов
не
только
ори ен тируе тся
на
эт от
тип
повествования,
но
и
ус лож­
н яет
его
тем,
что
п ози ция
повествователя,
его
социаль­
но-психологическая
сущность
представляют
тоже
ва ж­
ную
проблему,
решаемую
по
ходу
сюжета.
Так
прони­
цательность
в
в иден ии
подробностей,
профессионально
прис у щая
литератору-переводчику
(«Предварительные
и то ги »), создает поначалу иллюзию
ок он чат ельн ос ти,
бесспорности
рисующейся
ему
картины.
Однако
посте­
пенно
становится
ясным,
что
она
сдвинута
его
особым
субъективным
состоянием
обиды,
ревности,
болезни,
предчувствием
старости,
необходимостью
посмотреть
на
свою
жизнь
с
по зиции
п одв еден ия
итогов.
Впоследст­
вии
выя сняе тс я,
что
это
лишь
предварительные
и тоги,
по
сути,
лишь
приблизительная
п рав да,
по д линную
же
пр авду
предстоит
увидеть
самому
читателю
на
основе
сопоставления
опять-таки
субъективных
оценок
и
са мо­
оценок
ра сска зчик а
и
объ е ктив ной
логики
са мор аск ры­
тия
всех
персонажей.
Такая
ра з двое ннос ть
фокуса
изо ­
бр аж ения
соответствует
в
повести
Трифонова^объекту
его
изображения:
и
сам
р ассказ чи к,
и
его
же на,
и
их
сын
— хар акте ры
ис то р ически
зы бки е , «неоконченные»,
как
сказал
бы
Достоевский.
Именно
эту
неоконченность
писатель
и
делает
объектом
наблюдения
и
художе­
ственного
анализа,
привлекая
читателя
к
п робл еме
социально-исторической
оценки
подобных
характе­
ров .
Самый
неясный
и
«загадочный»
из
персонажей
—
Герасим
Иванович
Гартвиг.
Появившийся
в
доме
пере­
водчика
как
репетитор
его
сы на
Кирилла,
поступаю­
щег о
в
вуз,
Гар т виг
оказывается
затем
человеком,
при­
обретшим
некую
духовную
власть
в
э той
семье,
причем
природа
его
вл ия ния
на
же ну,
сына,
знакомых
непонят­
на.
Подобно
име ни
все
в
нем
двоится:
вн ешно сть ,
по­
ложение,
да же
возраст.
Во
всем
ес ть
к акая -то
недори-
сованность,
двойственность.
Несомненны
только
его
обширные
связи.
Запоминается
в
повести
одна
чер­
та
Герасима
Ивановича
—
его
антидемократизм,
то­
же
особенный.
Герасим
Иванович
Гартвиг
подчерк­
н уто
непритязательно
одет
(известно,
что
он,
мн о­
го
по ездивш ий
и
повидавший,
ра ботал
и
жил
ср еди
л ес орубов ,
матросов), но манера «условно»
общаться
6*
147

с
человеком,
не
приним а я
его
всерьез,
вы дает
его
по­
стоянное
высокомерие.
Раскрывая
эту
принципиально
важную
черту
совре­
ме нно го
героя,
Трифонов,
к азало сь
бы,
тоже
дает
ос­
нование
подвергнуть
сомнению
впеч ат лени я
перевод­
чика,
который?
во-первых,
ревнует
свою
жену,
а
во- вто­
р ых,
со
своей
профессиональной
неполноценностью
и
моральной
раздвоенностью,
возможно,
и
заслуживает
неуважительной
снисходительности
б ле стящ его
Г ера си­
ма
И ванов ича.
Однако
в
по в ести
е сть
и
более
объек­
т ивный,
со бст вен но
сюжетный
мат ер иал
для
оценки
«современного героя» .
Герасим
Иванович
—
авторитет
для
ищущего
сы на
пис ате ля,
именно
Гар т виг
принес
в
семью
модное
увлечение
коллекционированием
икон.
В
результате
сын
переводчика
обманом
присвоил,
а
за­
тем
пр одал
единственную
ценность
больной
домработ­
ницы
Нюр ы
—
старую,
привезенную
из
деревни
икону.
С
об раза ми
Нюры,
человека,
больше
в сех
сд ела вше­
го
для
Кирилла,
медсестры
Ва ли,
олицетворяющими
в
повести
Ю.
Трифонова
начало
народное,
доброе,
дающее
герою
нравственную
опору,
в
произведение
входят
на­
р яду
с
Чеховскими
и
традиции
тол с товс кого
повество­
ван ия
—
оценка
ра сска зчик а
и
его
больных
вопросов
с
помощью
пе рсо наж а,
представляющего
народную
точку
зрения,
коренную
трудовую
и
сем ейну ю
нрав­
ст венност ь .
Есть,
конечно,
в
этом
приеме
Трифонова
определенная
ли тера турна я
нарочитость,
но
за
ней
—
потребность
в
углублении,
объективизации
авторской
о це нки.
В
повести
«Долгое прощание»
Ю..
Трифонов
отка­
жется
от
этого
сюжетного
приема.
Он
сосредоточит
внимание
целиком
на
«внутрисоциальных»
—
семейных,
любовных
и
профессиональных
отношениях
молодой
’ак­
трисы
с
ее
ближайшим
окружением:
покровителем
—
процветающим
.драматургом,
м ужем
—
литератором-
неудачником,
матерью,
тетками,
больным
отцом,
погруженным
в
заботы
о
садовом
участке,
о
доме,
сохранившемся
еще
с
«патриархальных»
вр'емен.
Ху­
дожественный
эффект
этой
повести
именно
в
изображе­
нии
длительности,
постепенности,
незаметности
для
са­
мой
героини
перерождения
ее.
Это
пе ре рожд ение
—
из­
мен а
честному
отношению
к
себе
и
окружающим
во
имя
карьеры,
измена,
которую
Ляля
прячет
от
себя
самой
в
облике
доброты
и
увлеченности
искусством.
В
по вест и
148

«Долгое прощание»
чеховская
т р адиция
лучше
всего
в ырази ла сь
в
будничном
течении
жизни,
времени,
к ото­
рое
«как бы само собой»
выдвигает
на
первый
п лан
бездарного
драматурга,
а
затем,
при
его
поддержке,
хорошенькую
актрису
—
исполнительницу
гл авн ых
ро­
лей
его
пь ес.
Дви га ясь
дале е,
то
же
время
ст авит
все
на
свои
места.
По до бно
чеховским
традициям
на
современном
э та­
пе
активными
формообразующими
ста ли
традиции
Гер ­
цена,
Льва
Толстого,
Глеба
Успенского,
Некр асо ва.
Лирика
Н екрас ова
пе реж ив ает
в
50—60 - е
годы
с вое об­
разное
второе
открытие,
причем
наиболее
тонкий
и
углу бле нн ый
и нтер ес
н аших
сов рем ен ни ков
п рояв ляет­
ся
к
ее
социально-этическому,
социально-психологиче­
ск ому
содержанию.
То
нач ало
некрасовской
лирики,
о
котором
точнее
всех
на пис ал
В.
Г.
Короленко
—
с лияние
в
ней
ис тинной
народности
с
поэтизацией
передового
сознания,
духовного
м ира
передового
интеллигента,
—
становится
п редметом
современного
глу боко го
ид ейн о­
э стети чес ког о
ис сле до вания
в
литературоведении.
О дна
из
причин
нового
интереса
к
Некр асо ву
—
блестящее
продолжение
художественных
принципов
некрасовской
лирики
школой
современных
советских
поэтов
во
главе
с
Александром
Твардовским.
Совершенствование
худож еств е нног о
историзма,
пс и­
хологического
аналитизма
как
в еду щей
основы
стиля
Т вар довс кого
было,
конечно,
в
первую
очередь
обуслов­
лено
самой
жизнью,
духовной
биографией
поэта.
П оэ­
т ич еская
система
Тва р довс кого
сформировалась
в
30- е
годы
в
основном
как
обобщенно-поэтизирующая,
но
‘на ­
целенная
на
активное
реалистическое
освоение
совре­
ме нн ого
народного
характера
и
вместе
с
э тим
—
песен­
но-народной
поэтики.
Уже
в
«Стране Муравии»,
где
поэтизирующее
н ародн о-п ес енн ое
нач ало
звучит
как
ос­
новной
тон ,
це нтр аль ным
персонажем
ока зыва ется
Моргунок
—
ха ракте р,
не
похожий
на
пе рс онаж ей
м ас­
совой
лирики
тех
ле т,
близкой
к
народно-песенным
ис­
токам,
в
час тн ости
лирики
А.
Прокофьева
и
М.
Иса­
ковского.
Самое
интересное
в
замысле
по эмы
Тв а рдов­
ского—
изображение
ге роя
в
процессе
социального
пе­
ревоспитания.
И
хотя
сказочное
«поэмное время»
д ела­
ет
процесс
внутренней
п ерес трой ки
персонажа
весьма
сжатым
и
условно-облегченным,
су ть
серьезной
пробле­
матики
характера
не
Меняется.
Она
—
та
же,
что
й
В
i49

«Брусках»
Ф.
Пан фер ов а,
в
«Поднятой целине»
М.
Шо­
лохова.
И ное
соотношение
п оэт изац ии
и
ан алит и зма
в
знаменитой
поэме
Тв ар довс кого
«Василий Теркин»,
обоз начи в шей
и
рост
изобразительно-реалистического,
и
взлет
поэтизирующего
начал.
В
о тл ичие
от
Мо ргунк а
герой
поэмы
—
воплощение
всего
цельного,
подлинно
героического,
глубинно-социалистического,
что
прояви­
ло сь
в
советском
народе
в
ходе
'смертельной схватки
с
немецким,
фашизмом.
Теркин
—
тип
эпо хи,
наделен­
ный
конкретнейшими
чертами
национального
характе­
ра.
И
обстоятельства
войны
даны
в
ос но вной
ча сти
сю­
ж ета
как
обстоятельства
конкретно-исторические,
к он­
кретно-бытовые,
создающие
будничный
и
достоверный
об раз
войны.
Эту
конкретность
изображения
времени
Т вар довс кий
не
только
сохранит,
но
и
усилит
в
первых
же
послевоенных
своих
произведениях,
сдел ав
психо­
логически
острое
сочетание
двух
масштабов
восприятия
мира
—
эпико-героического
и
конкретно-исторического
—
одним
из
самых
впе ча тляю щих
средств
своей
поэзии.
С
не о быч ной,
покоряющей
простотой
говорит
Твар­
до в ский
о
минуте,
которая
под ве ла
итог
во йне,
в
ко­
ротком
стихотворении
«В час мира»:
Все
в
м ире
сущие
на роды ,
Благословите
св е тлый
час !
О тг рохо тали
эти
годы,
Что
на
зе мле
застигли
нас.
Еще
теплы
стволы
орудий,
,
И
кров ь
не
всю
впитал
песок,
'
Но
мир
н астал.
Вздохните,
люди,
Переступив
войны
порог ...
Этому
же
ощущению
порога,
зримой
границы
между
дв умя
этапами
ист о рии
народа
посвящено
стихотворе­
ние
«В тот день,
когда
окончилась
война».
Перейдена
ве лик ая
историческая
гр ань,
в елик ая
веха.
Э тот
пере­
ход
принес
не
только
свет
и
радость,
но
и
полноту
осоз­
нания
прошедшего,
чувство
ответственности
перед
пав­
ш ими
и
живыми
за
новую
полосу
истории,
за
д овер­
шен ие
прерванного
войной.
Пр о стил ись
мы.
И
смолкнул
гул
па льбы,
«
И
вре мя
ш ло.
И
с
той
п оры
над
ними
Березы,
вербы,
клены
и
ду бы
В
которой
раз
листву
свою
см ени ли.
150

Но
вновь
и
вновь
появится
листва,
И
наши
дети
выра сту т
и
внуки,
А
гром
пальбы
в
любые
торжества
Напомнит
нам
о
той
б оль шой
раз лук е.
И
не
затем,
что
уговор
храним,
•
Что
память
полагается
такая,
И
не
затем,
нет,
не
з атем
одним,
. Что ветры войн
шумя т
не
утихая.
И
нам
уроки
мужества
даны
В
бессмертье
тех ,
что
стали
горсткой
*
пыли.
Нет,
да же
если
б
жерт вы
той
войны
Пос ле дними
на
этом
свете
были,
—
Смогли
б
ли
мы,
оставив
их
вдали ,
Про жи ть
без
них
в
сво ем
отдельном
счастье,
Глазами
их
не
виде ть
их
земли
И
слухом
их
не
сл ыша ть
мир
о тчас ти?
Лирика
Тв ар довс ког о,
начиная
с
1945 года,
несет
в
себе
поэтическую
т ему
нового
исторического
возраста
советского
человека,
прошедшего
войну,
н овой
степени
его
духовной
Зрелости.
Часто
эта
тема
выступает
и
в
прямом
биографическом
выражении.
Но,
как
ко гда -то
в
лирик е
П ушкина
1830-х
годов,
размышления
о
воз­
расте,
его
индивидуальнейшее
осознание
приобретают
у
Твардовского
глу би ну
философского
откровения,
огром­
ную
психологическую
содержательность.
П оэт
рисует
будничные
мгновения
биографии,
но
каж дое
из
них
от­
крывает
нам
с
новой
неожиданной
стороны
ист ор и­
ческое
настроение.
Тонкость
эмоционального
рисунка
рождается
общей
направленностью
всего
сти­
ля,
но
теперь
главенствует
иная,
чем
в
лирике
периода
войны,
бол ее
индивидуализированная,
более
«исповедаль ­
ная»
интонация,
иная,
более
сосредоточенная
компози­
ция,
более
пристальная
детализация.
На ст рое ннос ть
поэта
на
такой
масшт аб
правдивости
самог о
и зобра ­
жения
приоткрывает
доверитёльно-шутливое
стихотво­
рение—
о твет
на
пис ьмо
чита т еля.
Чи та тель
поэмы
«Василий Теркин», «виды видевший солдат», напоми ­
н ает
поэту
о
том,
ч то,
воспев
в
«Теркине»
по
порядку
все
—
«зиму,
весну
и
лето,
гимнастерку
и
шинель»,
автор
«забыл о сапогах»:
Сапо ги !
Святая
обувь,
Что
сл ужи ла
до
конца,
Не
достойна
ли
о собой
Песни
в
книге
про
бойца?
151

Др уг
мой
добрый,
критик
скромный,
До
ко нца,
должно
быть,
д ней
Я
всего
то го
не
вспомню,
Что
за был
отметить
в
ней.
'*
(«Из писем»)
По до бно
персонажу
«Юности в Железнодольске»
п оэт,
пер еш едший
вместе
со
своим
читателем
исторический
рубеж
победы,
в идит
теперь
все
пр ист ал ьнее
и
подробнее
—
и
в
прошлом,
и
в
настоящем.
В
поэ­
ма х—
это
приметы
прошедших
и
сегодня
п роис ходящи х
событий
всенародного
значения;
в
стихах
—
оттенки
пе­
реживаний,
тонкие,
неброские
дет али
окружающего
ма­
лого
мира.
Станция
какая-то,
Может
бы ть
разъезд.
Мальчик
хлеб
с
мороженым
Деловито
ест.
На
скамь е
—
запасливый
Стр огий
старичок:
Сапожонки
на
ноги,
Валенки
—
в
мешок.
(«Медленно товарный тронулся
со ста в. ..»)
Это
стихотворение
из
недавно
опубликованной
рукописи
поэта.
1949 год.
А
вот
1955-г о:
У
новоселов
в
Ка зах стане
Среди
степного
ков ыля
Лежит
в
раскрытом
чемодане
Наследник,
сос кой
шевеля.
К
сте не
привязанная
крышка.
Никелированный
замок.
Лежит,
сопит
себ е
парнишка,
К атая
глазки
в
по толок .
Честь
честь ю
все
—
опрятно,
строго
Постель,
пр ос тынка
на
груди.
Что
ж,
чемодан!
—
мальцу
дорога
Еще
как ая
вп еред и!
(«У новоселов в Казахстане»)
Эти
исторически
проникновенные
малые
отт ен ки
изо ­
бразительного
плана
у
Т вар довс кого
не
толь ко
вывод ят
в
мир
больших
ассоциаций,
но
и
пр ограм мн о
противо­
стоят
живописности
отвлеченной,
философически
созер­
цательной,
да же
если
это
по э тиз ация
прекрасного,
и
по­
эти за ция
подлинная.
Замечательно
вы ражен а
программ­
ность
художнической
позиции
Твардовского
в
стихотво­
152

рении
1959 года.
На
появление
в
н ашей
литературе
произведений
ли риче с кой
прозы
и
по эз ии,
выдвигаю­
щих
об ще чел ове чески е,
о б щенацио на льны е
мотивы
в
их
«страннически охотничьем», а иногда
п атри а рхальн о­
деревенском
обличье,
Твардовский
отвечает
не
полеми­
ческим
лишь
смыслом
стихотворения:
самой
образной
эмоциональной
и
эстетической
«логикой»
он
утв ерж­
да ет
невозможность
раздробления
личности
современ­
ника
на
«горожанина»
и
«деревенщика», гражданина и
поэта.
Жить
бы
мне
век
соловьем-одиночкой
В
это м
кра ю
т равян ист ых
дорог,
Звонко
выщелкивать
строчку
за
строчкой,
Циклы
стихов
за гота вл ивать
впрок.
О
разнотравье
лугов
непримятых.
Зорях
пастушьих,
уг од ьях
грибных.
О
лесниках-добряках
бородатых.
О
родн ика х
и
ве черн их
закатах..
Девичьих
к осах
и
росах
ночных...
Жит ь
бы
да
пе ть
в
заповеднике
это м,
От
многолюдных
до рог
в
стороне,
Малым,
недальним
д ово льст вуясь
эх ом,
—
Вот
оно,
сча сть е.
Да
жаль,
не
по
мне.
Сердце
иному
причастно
всецело,
Словно
с
рожденья
ко му
подряжен
ç
Браться
с
душой
за
нелегкое
дело,
Биться,
бе ситьс я
и
лезть
на
рожон.
И
по с пева ть,
на др ывая сь
до
страсти,
С
бо лью,
с
тревогой
за
ны нешни м
днем .
И
обретать
беспокойное
сч ас тье
Не
во
вчерашнем*
а
именно
в
нем...
Да!
Но
скажу
я:
без
это й
тропинки,
Где
оста вляю
сегодняшний
сле д,
-
И
без
р осы
на
лесной
паутинке
—
Памяти
нежной
ребяческих
лет
—
И
без
ино й
—
х оть
ничтожной
—
травинки
Жить
мне
и
петь
мне?
Опять-таки
—
нет...
Не
потому,
что
особ ой
причуде
Дан ь
отдаю
в
это м
тихом
краю.
Просто
—
мне
дорого
все,
что
и
людям,
Все,
что
мне
дорого,
то
й
пою.
(«Жить бы мне век
соловьем-одиночкой...»)
Поэтично
и
человечно
в
мире
лирики
Тва р довс кого
то,
что
связывает
едиными
духовными
узами
человека
со
своей
зе мл ей,
с
поколением,
с
сегодняшними
заботами
советского
общества.
В
его
мире
расстояние
между
воз­
вы шенным
и
будничным
очень
короткое
именно
пот ом у,
153

что
че ло век
цел
и
неделим,
и
вместе
с
тем
пот о му,
что
все
значительное
и
подлинное
в
тако м
мире
—
ис-
торическая
ценность,
достояние
общества,
связующее
звено
между
его
вчера
и
сег о дня.
Этой
мыслью
и
этим
чувством
окрашены
самые
ра зные ,
достоверно
пре крас­
ные
образы
лирики
Твардовского
—
матери
и
друг а
дет­
ства,
безымянного
солдата,
перемогающего
н очью
боль
старой
раны,
и
первого
ко смо навта ,
вд руг
напомнивше­
го
поэту
безвестных
героев
—
«новичков из пополненья»,
хлопцев,
отправляющихся
на
зад ани е
с
аэродромов
«под
Ельне й ,
Вязь мой
иль
самой
Москвой».
Обо бще нн ый
обр аз
ря до вого
истории,
запечатлевшего
в
своем
соз­
нании
все
ее
нелегкие
уроки
и
испытания,
прочно
с вя­
зан н ого
со
своей
землей,
Тва рдо вский
воссоздает
и
в
ф орме
символической
—
в
образе
бер езы ,
сто ль
харак­
терном
в
советской
по эзии
в оенн ых
лет
и
представшем
у
по эта
с
нов ой
значительностью.
Ее
не
видно
по
пути
к
царь-пушке
За
краем
притемненного
угла.
Простецкая
—
точь-в-точь
с
лесной
опушки,
С
околицы
забвенной
деревушки,
С
кладбищенского
сельского
бугра...
А
вы рос ла
в
ст о лице
нена ро ко м,
‘
Чтоб
возле
самой
башни
мир овой
Ее
курантов
слушать
мерный
бой
и
города
державный
рокот.
Вновь
зеленеть,
и
вновь
теря ть
св ой
лист ,
И
красоваться
в
сер е бре
морозном,
И
на
ветвях
ка чать
потомство
пт иц,
Что
здесь
кружились
при
Иван е
Гро зн ом.
И
вздрагивать
во
м гле
ст ороже вой
От
гибельного
грохот а
и
в оя,
Когда
полосовалось
над
Москвой
х
Огням и
н ебо
фро нт ово е.
И
в
к ольц ах
лет
в ести
немой
отс чет
Всему,
что
пронесется,
п р отечет.
Не т,
не
бесследны
в
ми ре
на ши
дни,
Таящие
на деж ду
иль
угрозу.
Случиться
быть
в
Кремле
—
поди
взгляни
На
эту
неприметную
березу.
Как ая
ес ть
—
те бе
предстанет
вс я,
Запас
дико в ин
ма ло
твой
пополнит,
Но
что-то
вновь
тебе
напомнит,
Чего
вовеки
забывать
нельзя...
(«Береза»)

ПУТИ
СИНТЕЗА
В
к онце
60-х,
в
70- е
годы
продолжаются
о с новные
т енде нц ии,
сложившиеся
в
советской
литературе
пре ­
дыдущих
десятилетий,
но
при
этом
ли тера тура
и
ис­
ку сс тво
обнаруживают
новые
качества.
«В СССР пост­
роено
развитое
социалистическое
общество.
На
этом
эта пе,
к огда
с оциа лизм
ра зви в ается
на
св оей
собствен­
ной
основе,
все
полнее
раскрываются
созидательные
силы
нового
строя,
преимущества
социалистического
об­
раз а
жизни,
трудящиеся
все
шире
пользуются
плодами
великих
революционных
за во ева ний», —
отмечается
в
Конституции
ССС Р.
И
сегодня
л юди
планеты,
даж е
да­
лекие
по
своим
взглядам
от
коммунистических
иде а лов,
осознают
ведущее
место
социалистической
к ультур ы
в
худож е ств енн ом
развитии
человечества.
В
осознании
высочайших
требований
в ека,
во
вкл ю­
чении
но вых
писателей,
критиков,
литературоведов
в
международный
полемический
диалог
к ульт ур,
искусств,
философий
играют
в ажн ей шую1
ро ль
ид еи
XXIV и XXV
съездов
Коммунистической
партии,
принципы,
сформу­
лир ова нны е
в
Конституции
СССР .
Основное
в
литературном
процессе
последнего
деся­
тилетия—
это
дал ьн ейш ее
уг луб л ение
связей
литера­
туры
и
жизни.
«С продвижением нашего общества по
п ути
коммунистического
строительства,
—
говорится
в
д окла де
Л.
И.
Брежнева
XXIV съезду КПСС,
— возрас­
тае т
роль
литературы
и
искусства
в
формировании
ми­
ровоззрения
сов ет ског о
человека;
его
нравственных
уб е жде ний,
духовной
культуры.
Естественно
поэтому,
что
партия
уделяла
и
уд еляет
бол ь шое
внимание
идей­
но му
содержанию
нашей
литературы
и
нашего
искусст­
ва,
той
роли,
которую
они
играют
в
о бщ естве.
В
соот­
в етств ии
с
ленинским
принципом
партийности
мы
виде­
ли
свою
задачу
в
том,
чтобы
направлять,развитие
всех
видов
художественного
тв орч е ства
на
участие
в
вел и­
ком
общенародном
де ле
коммунистического
строитель­
ства»*.
Под
влиянием
новых
запросов
жизни
литература,
кино,
театр
все
чаще
обращаются
к
изображению
чело­
ве ка
на
п роизв одст ве .
По
сути
традиции
Ф.
Гладкова,
Н.
Островского,
Н.
Погодина,
Ю.
Крымова,
М.
Шапи-
нян
и
всей
лучшей
линии
«производственного жанра»
20—30- х
годов
получают
новое
осмысление
и
продол-
1 Материалы XXIV
съезда
КПСС.
М ., 1974, с.
87.
1ST-

ЖеНие.
Рядом
с
фиг уро й'
ученого,
столь
характерной
для
пр озы
и
драматургии
50-х
—
начала
60-х
годов
(Дронов,
Кры лов,
Гу сев), все заметнее утверждается
фиг ура
орг ани затора
производства,
человека,
способно­
го
и
готового
возглавить
его
коренное
качественное
со­
вершенствование.
Популярными
у
зр ите лей
и
кр и тики
стали
инженер
Алексей
Чешков
из
пьесы
И.
Дворец­
кого
«Человек со стороны», сталевар Виктор Лагутин
из
пьесы
Г.
Бокарева
«Сталевары», бригадир Потапов
из
пьесы
А.
Ге ль мана
«Протокол одного заседания»
и
многие
другие
герои
«производственных»
произведений.
Ш и рокое
и
актуальное
звучание
получает
в
обстановке
современных
темпов
научно-'Гехнической
революции
те­
ма
«человек и природа».
Все
новых
художников
при­
в лека ет
проблема
дальнейшего
совершенствования
мира
человеческих
отношений,
проблема
нравственного,
ду­
х овно го
роста
нашего
современника.
Наиболее
на гл яд­
ный
стилевой
и
содержательный
сд виг
происходит
в
этом
отношении
в
про изве дени ях
о
деревне.
Поиск,
ко­
торый
почти
не
зат ихал ,
начиная
с
произведений
В.
Ов ечки на,
Г.
Троеп ол ь ског о,
В.
Тенд ря ков а,
по-ново­
му
продолжается
во
второй
половине
60- х
и
в
70- е
го­
ды.
В
полемике
с
упрощенными
решениями
социальных
пр о блем,
современного
развития
деревни
проза
о
де­
ревне
в
произведениях
С.
Крутилина,
В.
Аст афь ева,
В.
Бел о ва,
Ф.
Абр амо ва,
В.
Распутина
обретает
соци­
ально-психологическую
пристальность,
стремление
пока­
зать
человека
«из глубины России»
как
личность,
не­
спешно,
бережно,
изнутри,
во
всей
полноте
и
значимо­
сти
национального
характера
в
его
современном
выра­
жении.
Писателем
цельного
и
яркого
стиля
в
этой
ли­
нии
прозы
ст ал
Василий
Шу кшин
—
мастер
са мо­
бытной
и
острой
формы,
действенного
сюжета
и
д иа­
лога,
превосходно
владеющий
языком
народного
юмора
и
отточенной
социальной
сатиры.
Эк сп ресси я
эстетиче­
ского
общ ени я
ск азыв ае тся
у
Шукшина
в
самом
строе­
нии
фразы,
в
энергичной,
др амат иче ски
заостренной
композиции
отдельных
эпизодов
повествования,
близких
к
пластическим
кинокадрам.
Закономерно,
что
Шук­
шин—
один
из
немногих
современных
писателей,
у
ко­
торы х
жанр
с цена рия,
как
это
ярко
с казало сь
в
«Калине
к рас но й », стал законченным художественным произве ­
де ние м,
достоянием
не
только
зрителя,
но
и
широкого
читателя.
156

В
1977 году наша страна отметила шестидесятилетие
Ве лик ой
Октябрьской
социалистической
ре вол юции.
«Шесть десятилетий —
это
меньше,
чем
ср едняя
прод о л­
жительность
ж изни
человека.
Но
за
это
время
наша
страна
прошла
путь,
равный
сто ле ти ям» L Эти слова
Л.
И.
Брежнева
обращают
н аше
внимание
на
пр оизв е­
ден ия
современного
периода,
п о священ ные
ос но вным
эт апам
жизни
советского
общества.
Стремление
к
нов о­
му
масштабу
исторических
обобщений
выразилось
в
ли­
тературе
60—70-х
годов
заметнее
всего
в
выдвижении
на
первый
план-больших
эп иче ских
жа нров.
Обществен­
ное
признание
получают
романы
«Горячий снег»
Ю.
Бо н­
да рева , «Блокада»
А.
Ча ковс ког о, «Истоки»
Г.
Конова­
л ова , «Судьба»
П.
Проскурина, «Вечный зов»
А.
Ива­
но ва , «Сибирь»
Г.
Мар ко ва,
нацеленные
на
эпическое
раскрытие
истории
советского
общества
в
его
важней­
ших
общенародных
событиях
и
процессах.
Двойной
художественный
пафос
х ар акт ерен
для
этого
стилевого
ряда
современной
прозы
—
публицистическая
о ст рота
со­
циально-исторических
оце нок ,
открытый
идеологический
диалог
с
зарубежной
литературой
о
природе
гу м аниз­
ма
советского
общества,
об
истоках
его
сто йк ости
и
с илы
во
второй
мировой
вой не
и
се го дня
и,
одновре­
менно,
стремление
совершенно
конкретно,
на
основе
поэтики
документализма,
в
ключе
социально-психологи­
ческого
р еали зма
пок азать
современникам
р ево люц ии,
Вел ик ой
Отечественной
войны
и
их
ближайшим
духов­
ным
на с ле дника м , «как это было на земле».
Ук ру п нение
ма сшта ба
художественного
иссл едо в а­
ния
ведет
в
литературе
к
синте зу
жанровых
и
стилевых
пр инципов
и
приемов.
О
возрас тании
роли
ху­
дожественного
синтеза
как
о
заметном
явле­
нии
современности
гов ори лос ь
на
Шесто м
съезде
со вет­
ских
писателей.
Но
наряду
с
явле ниям и
синтеза
стилей,
родов,
наряду
с
усилившимся
взаимодействием
отдельных
искусств
—литературы
и
кино,
театра
и
му­
зыки,
р азу м еется,
продолжаются
пр о цессы
дальнейшей
стилевой
дифференциации.
Формируются
нов ые
жанро­
вые
разновидности
прозы,
п оэз ии,
драматургии,
проис­
ходит
изменение
соотношений
литературных
родов
в
жив ом
раз вив аю щем ся
процессе.
Ведущими
в
нем
с та­
новятся
теперь
проза
и
драматургия,
несколько
оттес­
няя
поэзию
с-
ее
ав ангар дны х
в
50-е
—
начале
60- х
годов
1 Материалы XXV
съезда
КПСС,
М ., 1976, с.
69.
157

поз иций;
лирико-эссеистские
формы
прозы
все
более
явственно
сменяются
остросюжетными,
драматизиро­
ванными.
Обобщенно-поэтизирующий
пр инци п
активнее,
чем
в
50- е
—
начале
60-х
годов,
заявляет
о
себ е
в
лите­
ратурном
пр о цессе,
раск рыва я
н овые
возм ожн ос ти
и
пр едст авая
в
новых
сплавах.
Отражая
особенности
общества
развитого
социализ­
ма
и
его
главные
д о стиж ения,
в
литературе
получило
дальнейшее
раз вит ие
поэтизирующее
изоб ра жен ие
советского
человека.
Од ним
из
первых
заметных
явл е­
ний
литературы,
р еали зо вавш их
э тот
художественный
принц ип
на
новом
рубеже
литературного
процесса,
был
ци кл
стихотворений
Ярослава
Смелякова
«День Рос ­
сии», опубликованный в 1966 году в журнале «Д руж ба
на ро д о в », удостоенный Государственной премии СССР
1967 года .
Зрелый
поэт,
человек,
проживший
сложную,
насы ­
щенную
жизнь,
Яр о слав
Смеляков
в
цикле
стихотво­
рений,
ставшем
цельной
книгой,
подчеркнуто
просто,
не
бо ясь
ни
патетики,
ни
самы х
обыденных
интонаций,
но
и
не
сталкивая
эти
два
ряда
так
полемически,
как
это
мы
видим
у
поэтов
обобщенно-поэтизирующей
л инии
в
середине
50- х
годов,
создает
обр аз
буден
русской
истории,
прочитывая
ее
величие,
дра мат изм,
духовную
значительность
гла зами
рядов ог о
человека
середины
60- х
годов.
Рядового,
но
не
«простого» .
Это
стилистиче­
ско е
уточнение—
од ин
из
ключевых
моментов
художе­
ственной
к о нцепции
книги
Ярослава
См ел яко ва,
проде­
кларированный
специально
в
стихотворении
«Простой
человек».
Живя
в
двадцатом
веке,
в
отечестве
с воем,
хочу
о
чел о веке
поговорить
прост ом.
Р аск рыв
ли сты
газеты,
разд умы в аю
зло:
опр е дел енье
это
откудова
пр ишло ?
Оно
явил о сь
вроде
Из
тех
ушедших
ле т:
смердит
простонародье,
блистает
высший
све т.
В
словечке
также
можно
см ысл
увидать
иной:
вот
этот,
дескать,
сложный,
а
этот
вот
—
прост ой.
158

На
нашем
белом
свет е,
в
республиках
страны,
определенья
эти
нелепы
и
с меш ны.
Сквозь
будни
грозовые
идущий
в
полный
рост,
сын
ленинской
России
совсем
не
так
уж
прост.
Его
талант
и
гений
пожалуй,
поси льн ей
ин ых
стихотворений
и
м но жества
статей.
За
все,
что
миру
нужно,
товарищ
верный
тот
отнюдь
не
простодушно
ответственность
несет.
В
качестве
так их
ряд ов ых
современников,
с
замечатель­
ной
е стес твен но сть ю,
человеческим
достоинством
пред­
ставляющих
целую
эпох у,
Смеляков
в идит
и
во инов
Великой
Отечест венн о й
во йны,
и
спокойного
старика,
который
«не в услуженье,
а
на
службу
неукоснительно
идет», и солдата,
и
батрачку,
которые
в
св оем
с еле
«лет сорок примерно назад»
стали
первыми
сельскими
грамотеями,
селькорами
из
крестьян,
и
первыми
выра­
зи ли
собой
советское
врем я.
Сердечно,
человечески
про­
ник но вен но
звучит
в
этом
р яду
стихотворение,
посвя­
щенное
«давних дней героиням» .
Где
вы
ходите
ныне ?
Потеря лся
ваш
след,
давних
лет
героини,
слава
старых
газет.
Помню
вас
на
пл акатах
в
кра с ном
мареве
сл ов
тех
далеких
т ридца ты х,
переломных
годов.
На
делянках
артели,
на
трибунах
больших
вы
свое
отзвенели,
голоса
звеньевых.
Сделав
гла вное
дело,
дочки
на шей
земли
из
в ысо ких
пределов
незаметно
сошли.
Возвратились
бе гл янки
из
всеобщей
любви
н а'свои
полустанки,
«
в
сельсоветы
свои.
159

И
негромко,
неслышно
сн ова
служат
стране
под
родительской
ви шн ей,
от
столиц
в
стор он е.
(еДавних дней героини»)
А
рядом
такие
же
зем ны е,
человечески
ес теств ен ные ,
увиденные
мысленно
вблизи,
словно
в
приближающий
бинокль,
Блюхер
и
рязанские
Мараты,
Долорес
Иб ар­
рури
и
Рихард
Зорге.
Как
и
в
б олее
ранних
сборниках
Смелякова,
особое
место
в
книге
з анимают
образы
дру­
зей
комсомольской
юности
и
друз ей -п оэтов .
Это
—
ве р­
ность
поколению,
первому
поколению
социалистического
человечества.
Не
мен ее
п рямо
и
искренне
выступает
в
«Стихах,
написанных
на
п очт е», в стихотворении « Ма ль*
чики,
пришедшие
в
апреле...», в «Утреннем
стихотворе­
нии»
мысль
о
духовной
близости
поколения
«отцов»,
сверстников
революции,
сегодняшним
«мальчикам дер­
ж авы », запечатленным на страницах
«Дня России»
в
минуты
вдохновенья
и
подвига,
в
минуты
сос редот очен ­
ности
на
себе,
в
поэтическом
поиске
и
простом
человече-'
ском
быте.
Бытовой
образный
сло й,
небоязнь
«изнанки исто ­
рии»
рождают
в
сборнике
Смелякова
подчас
непривыч­
но
соединенные
вместе
полюсы
с вета
и
т ени,
патетики
и
трагедий.
Таковы
стихотворение
о
кресле
HeaHà
Грозного, «Надпись на «Истории
России»
Соловьева»:
Ист ори я
не
терпит
суесловья,
трудна
ее
народная
стезя.
Ее
с тр аницы,
за лит ые
кровью,
нельзя
любить
бездумною
любовью
и
не
лю бить
без
памяти
нельзя.
Непривычную
последнюю
фо рму лу
«всеприятия»
м ож­
но
додумать
лишь
в
лирико-философском
контексте
со­
кровенно
личных
стихотворений
о
п рощан ии
с
жизнью.
Для
больного,
жив уще го
последние
годы
С меля ков а,
как
и
для
академика
Дронова
из
дра мы
С.
Алешина
«Все остается людям», характерна острота материали ­
с ти чес кого
ощущения
конечности
земного
существова­
ния.
Для
н его
естественна
мысль
о
закономерном
дра­
мат из ме
бытия,
об
ис то рии
как
арене
борьбы
и
движе­
ния .
Но
и
э та,
самая
отвлеченная
из
тем
—
те ма
смерти
человека
— оборачивается
в
«Дне России»
чертами
кон­
кретно-эпохального
поэтического
видения
и
чувства.
Подлинной
исповедью
ря до вого
эпо хи
звучит
стихотво­
160

рение,
в
стилевом
отношении
концентрирующее
все
са­
мое
характерное
для
твор че ства
поэта.
Как
моряк и
встречаются
на
суш е,
когда-нибудь,
в
пустынной
полумгле,
над
обл ак ом
с толкнут ся
наши
души,
и
вспомним
мы
о
жи зни
на
Земле.
Разбередя
тоску
воспоминаний,
пот упим ся,
ч тоб
медленно
прошли
в
предутреннем
слабеющем
тумане
заб ыт ые
ви ден ия
Земли.
Не
сл адк ий
звон
бесплотных
р а йских
птиц
—
ме ня
ст ремгл ав
Земли
нас тигн ет
пенье:
ск рип
все х
ее
дверей,
скрипенье
вс ех
ступенек,
поскрипыванье
старых
половиц.
Мне
снова
жизнь
сквозь
облако
забрезжит,
и
я
пойму
в сей
сущностью
с воей
гуденье
лип,
гул
проводов
ц
скр ежет
бул ыж ником
мощеных
площадей.
Вот
так
я
жил
—
как
штормовое
море,
лику я,
сок руш аясь
и
кру ша,
озоном
счастья
и
предгрозьем
го ря
с
в е ликим
равнозначием
дыша.
(«Как моряки встречаются на суше. ..»)
Это
и
другие
с ти хотворе ния
сборника,
нес ущ ие
драма­
тическую
и
светлую,
невыдуманную
интонацию
проща^
ния,
вливаются
в
те му
безбрежности
и
реального
ве­
личия
нашей
ис то рии.
Зд есь
удивительно
уместны
об­
разы
больших
и
неповторимо
разных
ее
поэтов
—
Лер ­
монтова
и
Тур ге нева ,
Есенина
и
Ахматовой,
живых
людей
русской
истории,
ее
честных
л етоп и сцев
и
созд а­
теле й
русского
язы ка.
В
стихотворении,
вслед
за
Тур­
геневым
названном
«Русский язык»,
поэт
советской
эпохи
одновременно
и
продолжает
тургеневское
объяс­
не ние
в
любви
к
русской
ре чи
и
на
яз ыке
самой
жизни,
ее
поэтической
прозы,
как
бы
зеркально
на по­
м ин ающей
тургеневскую
прозаическую
поэ зи ю,
по
су­
ществу
подтверждает
знаменитый
прогноз
русского
поэта
XIX века: «Не может быть,
чтобы
такой
язык
не
был
дан
великому
народу».
Еще
более
концентрирован­
но
и
поэтически
законченно
образ
русской
истории
вы­
с ту пает
в
первом
стихотворении
цик ла,
так
и
на званно м
«История»:
И
современники,
и
тени
в
т иши
беседуют
со
мной.
Острее
ст ало
ощущенье
щагов
истории
самой.
161

Она
св оею
тьм ой
и
светом
мен я
омы ла
и
ожгла.
Все
яв ст ве нней
ее
приметы,
понятней
мысли
и
дела.
Мне
‘этой радости доныне
не
выпадало
отродясь.
И
с
каждым
днем
нерасторжимей
вся
та
преемственная
связь.
В
отличие
от
А.
Твардовского,
автора
поэмы
«За
далью
— дал ь»,
и
Л уговс к ого,
автора
«Середины ве ­
к а», Ярослав Смеляков художественно,
мыслит
ка тег о­
риями
не
процессов,
а
ит ого в,
не
анализа,
а
синтеза,
не
противоречивости,
а
цельности.
Но,
как
это
видно
из
последнего,
самого
поэтически
завершенного
цикла
сти ­
хов
поэта,
пр инцип
историзма
и
для
н его
в
си стем е
обобщенно-поэтизирующего
изображения
действитель­
ности
яв ляетс я
ключевым,
он
в
основе
внутреннего
па­
фоса,
в
пр иро де
самой
поэтичности
лирики,
ярко
пред­
ставляющей
эстетику
социалистического
реализма.
Новизной
обра зн орти
обобщенно-поэтизирующего
ти па
отличается
ряд
киносценариев,
по
существу
еще
с
50- х
годов
воспринимаемых
в
качестве
ра вно правны х
с
драмой
собственно-литературных
произведений,
но
об­
на ру жив ших
в
середине
60- х
и
в
70- х
го дах
более
от­
четливо
качества
литературно-стилевой
законченности
и
оригинальности.
Переломными
в
этом
отношении
б ыли
кинороманы
С.
Герасимова
—
«У озера», «Любить че ­
ло ве ка».
В^прозаических
произведениях
А.
Чаковского,
Б.
Ва­
сил ь ева
появляются
и
утв ержда ю т
с ебя
новые
остросю­
же тные
формы
синтеза
документально-достоверного
аналитического
повествования
с
вымыслом,
н ап ра влен­
ным
на
углубление
поэтизации.
Именно
такой
тип
по­
вествования
п ри вле кает
Ю.
Бондарева
в
романе
«Берег», продолжившем линию-
его
проблемных
соци­
ально-психологических
повестей
50- х
годов,
широко
из­
в естн ых
батально-исторических
произведений
—
романа
«Горячий снег», киносценария «О св об ожде ни е» (напи­
санного
в
соавторстве
с
Ю.
Кур га н овым ), объединенных
не
только
усилением
документального
начала,
но
и
ма с­
штабностью
противопоставления
д вух
воюющих
миров.
В
новом
романе,
в
его
военных
главах,
автор
сосредо­
точен
уже
не
на
са мой
схватке,
а
на
состоянии
пере­
лома
от
во йны
к
миру
в
псих о ло гии
солдат
и
офицеров
Советской
Армии,
на
первых
признаках
этого
и ст ори­
162

чески
огромного
п роце сса.
Вслед
за
В.
Е жовым ,
авто­
ром
пьесы
«Соловьиная ночь», Ю .
Бо нд арев
изобража­
ет
в
«Береге»
самые
ранние
приз нак и
новой
п си холо­
гии
воина,
вынесшего
нечеловеческое
напряжение
не­
прерывных
боев,
—
чу вст ва
полноты
человеческого
су­
ществования,
во з вращ ения
многомерного,
многокрасоч­
н ого
(и многоконфликтного!) взаимодействия с миром .
Для
молодого
л ейт енан та
Никитина
эт от
перелом
в
нем
самом
и
в
других,
столь
привычных
ему
л юдях
—
бойцах
его
бата реи
и
офицерах—.не
только
радостен
и
праздничен,
но
и
насыщен
неожиданными
открытия­
ми,
непредвиденными
чувствами,
поступками,
стреми­
тельной
переменой
в
некоторых
сложившихся
отноше­
ниях,
острым
трагизмом
ошибок
и
потерь
в
самый
ка­
нун
окончания
во йны.
Аналитическая
пристальность
изображения,
психологическая
зна чим ос ть
и
напряжен­
ность
его
ус илива ю тся
в
романе
тем ,
что
анализ
сущест­
ва
то го,
что
произошло
с
бат ар ейц ами
Никитина
в
дни
меж ду
вз ятие м
Бер л ина
и
Праги,
ведет
вместе
с
героем
воспоминания
—
двадцат ил етни м
Ник ити ным
наш
совре­
менник—
из вестн ый
писатель
Никитин,
приехавший
в
ФРГ
для
встречи
с
деятелями
кул ь туры
и
из дат е лями.
Уже
на
первых
страницах
романа
в
качестве
цент­
рального
конструктивного
приема
выступает
контраст.
Но
сразу
же
и
выясняется,
что
пр ием
контраста
двух
миров,
д вух
эпо х,
д вух
противостоящих
человеческих
т ипов,
столь
св ой ств енны й,
как
мы
говорили,
обобщен-
но-поэтизирующему
изображению,
в
романе
Бондарева
проявляется
по-иному,
не
т ак,
как
писатель
это
де­
ла ет
в
сцейарии
«Освобождение»,
не
т ак,
как
этот
контраст
выглядит,
например,
в
романе
А.
Чаковского
«Блокада», в военных романах К.
Симонова.
«Стилевым
шифром»
к
новой
си стем е
повествования
о казыв ает ся
у
Бондарева
ключевой
об раз
берега.
Возникший
в
соз­
нании
Никитина
как
символ
достигнутого
руб ежа
—
победы,
мира,
этот
об раз
далее
мно гоа кден тен,
внутренне
диалектичен.
Причем
грани
эт ой
ди ал екти ки
оттачиваются
автором
с
особой
стилистиче­
ской
отчетливостью.
Будучи
символом
простым,
образ
берега
обращен
в месте
с
тем
к
широким
читательским
ассоциациям.
Он
созвучен
и
с
вечной
философской
те­
мой
«берега обетованного» (символ общечеловеческого
идеала
сч асть я), и с пушкинским
образом
«берегов
отчизны’
дальной», и с блоковским «берегом
очарован-
163

й й м », хранителем тайн вечной женственности и роман­
тической
мечты.
О браз
берега
в
контексте
романа
Бондарева
становится
символом
конечности
единствен­
но й,
неповторимо
пре кр ас ной
жизни
человека
и
чело­
вечества
и,
одновременно,
символом
бесконечного
дв и­
ж ения
жизни,
несущей
до
последнего
мига
вместе
с
д ру­
г ими
людьми
умирающего
Никитина
в пер ед,
к
дальнему
берегу
—
идеалу.
«Ц,
закрывая
глаза,
он
представил,—
читаем
мы
в
финале
романа,—как,
должно
быть,
хо­
лодно
се йчас
за
м ет алличе с ким
корпусом
самолета,
оторванного
от
земли,
в
безмерной
пустыне
одиночест­
ва,
в
в ысот ах
непробиваемой
зловещей
тьмы,
пре д с тавил
будто
навсегд а
потерянную
т ам,
внизу,
пы­
линк у
планеты,
оставленной,
оскорбленной
людьми,
и
еще
почувствовал,
что
не
хочет
ра сста ватьс я
с
прош­
лым,
земным,
что
оно
сейчас
ж ивет
в
нем
сильнее,
ма­
териальнее,
пр оч нее,
чем
настоящее,—
радостные
оско­
лочки,
подобно
сновидениям,
прошли
перед
ним
с
прон­
зительной,
как
боль,
ясн о стью
настоящего».
В
сознании
Никитина
проходит
длинный
ряд
земных
впечатлений
—
от
свежего
холодка
сен ов ала,
повеявшего
из
детства,
до
тихой
зари
в
алл ее
Трептов-парка,
возникают
образы
самых
бл изких .
«И уже без боли,
прощаясь
с
самим
собой,
он
медл енн о
п лыл
...
приближался
и
ни как
не
мог
приблизиться
к
тому
бер ег у,
зеленому,
обетованно­
му,
солнечному,
который
обещал
ему
всю
жи знь
вп е­
ред и »1.
И
трагическая
развязка
ист ор ии
жизни
героя,
и
вписывание
тем ы
двух
противоположных
социальных
берегов
(против упрощения глубоко конфликтных иде­
ологических
отношений
которых
так
последовательно
и
зрело,
так
искренне
спорит
со
своими
буржуазными
оппонентами
Никитин
в
ФРГ)
в
философский
контекст
несу т
у
Бондарева
ф ун кцию
художественной
по лем ики
с
более
традиционным
в
се го дняш ней
литературе
со­
циально-публицистическим
решением
тем ы
двух
миров.
Формой
этой
полемики
ст ало
особое
строение
образной
системы
ро ма на,
р анее
всег о
обнаруживающееся
в
конт­
расте
личностей
д вух
советских
писателей,
двух
прия­
телей
и
«соперников»
—
Никитина
и
Са м соно ва,
о
ко­
торых
определеннее
всег о
можно
ск аза ть,
пожалуй,
что
в
изображенных
эпизо да х,
будучи
принципиальными
и
мировоззренчески
цельными
людьми,
они
от лич аю тся
тем,
что
один
—
Самсонов
—
мыслит
и
видит
жизнь
в
1 Бондарев Ю.
Берег .
М., 1976, с. 410—412 .
164

же ст ки х , «итоговых»
категориях,
а
другой
—
Никитин
—
в
и сто р ич еских , «процессных».
(К сожалению,
этот
контраст
ха рак теров
и
талантов
в
пр еделах
одного
ми­
ро воз зр ения
упрощен
в
романе
мотивом
профессио­
н альн ой
за вис ти
Самсонова
к
успехам
и
из вестн о сти
Никитина.
Именно
этим
чувством
ск ло нен
объяснить
в
первую
очередь
их
обос три вши ес я
расхождения
в
ФРГ
сам
Никитин).
Хотя
тип
Самсонова
не
обрел
у
Бондарева
ни
ми ро­
воззренческой
определенности,
ни
четкой
психологи­
ческой
наполненности,
у
полемики
Ни ки тин
—
Са м­
сонов,
оборвавшейся
на
полуслове
смертью
Никити­
на,
ест ь
своеобразное
завершение
в
си стем е
романа.
И
з десь
особенно
большую
ро ль
играет
образ
Андрея
Княжко
—
лучшего
друга
во е нной
юности
Никитина,
человека,
ставшего
после
своей
героической
гибели
ве ч­
ным
спутником
нравственного
сознания
Никитина.
В
главах
о
с орок
п ятом
г оде
впечатляюще
рас ск аз ано
о
том,
как
рыцарски
п рямой
и
бесстрашный
лейтенант
Княжко
гибнет
от
пули
немецкого
оф ицер а-ве р вол ь-
фов ца
в
момент,
когда
с
белым
фл аго м,
стремясь
ос та­
новить
ненужное
уже
кровопролитие,
и дет
к
дому,
где
засели
предводительствуемые
этим
пожилым
офицером
зеленые
юн цы,
его
воспитанники.
О браз
Княжко
на пи­
сан
т ак,
что
он
выступает
как
нравственный
идеал,
как
человек,
объединивший
в
сознании
Никитина
истину
прошлого
с
ис т иной
настоящего
и
будущего.
Не
то лько
в
той
дал еко й
юности,
но
и
теперь
Никитин
с
грустью
ощу ща ет
вы сок ую
человеческую
зависть
к
кристально­
сти
человеческого
типа,
воплощенного
в
Княжко.
Но
особенность
образного
построения
романа
заключается
не
только
в
т ом,
что
в
нем
е сть
такой
обобщенный
об­
раз-идеал,
но
и
в
Том ,
что
писателя
интересует
с оот­
ношение
с
э тим
идеа ло м
сегодняшней
че ло веч ес­
кой
реальности
—
живо го
нашего
современника,
перед
которым
жизнь
все
время
ставит
новые
с лож ные
аль­
тернативы,
требуя
активного
выб ор а,
риска,
ответст­
венности;
автор
включает
и
читателя
в
размышление
об
этом.
Мы
обнаруживаем
в
рассказе
о
жиз ни
Вади-
•ма Никитина не только верность героя нравственному
максимал из му
Княжко,
но
и
своеобразную
полемику
с
книжностью
его
пре дс т авле ний
и
пр инци по в.
Ни ки тин
во
многих
случаях
поступает
со всем
не
та к,
как
Княж-
_ко .
Он
о тк ликает ся
на
любовь
девушки-фронтовички,
165

больше
жалея
и
понимая
ее,
чем
любя.
Он
вступает
в
острейший
конфликт
со
своим
сержантом
Межениным,
чут ,ь
не
стоящий
ему
жизни
и
офицерской
чести.
Он,
не
понимая
до
конца,
что
с
ним
происходит,
уже
после
угрозы
неотвратимого
наказания,
нах о дясь
под
стражей,
встречается
с
юн ой
«лорелеей»—
немецкой
девушкой
Эммой
Герберт.
И
«повторяет»
эту
встречу
теперь,
в
ФРГ,
почти
пятидесятилетним
чел ов е ком,
несмотря
на
пре ду пре жде ния
своего
бескомпромиссно-бдительного
друга
—
Са м соно ва.
И
во
всей
своей
послевоенной
жи з­
ни,
где
было
счастливое
сту д енчеств о
и
голодная
нео п­
ределенность
первых
писательских
ле т,
где
б ыли
прямо­
та
и
н едог ов оренн ост ь
человеческих
о тно ше ний,
сомне­
ния
и
усталость,
недоуменная
остановка
перед
слепыми
взрывами
че лов ече ской
п рирод ы
и
самое
страшное
—
смерть
сына,
личность
Никитина
так
же
сложна
и
не
з авер шен а.
Как
подлинный
романист
Ю.
Бондарев
не
просто
о бъеди ня ет
в
«Береге»
все
эти
стороны’
жизни
В адима
Н икитина ,
он
стремится
к
созданию
законченно-рома­
нического
характера
и
сюжета.
Своего
теперь
уже
зр ел ого
героя
автор
«Берега»
испытывает
не
только
идеологической
схваткой,
но
и
традиционным
ранде­
ву,
Не
Княжко,
похожему
на
Андрея
Болконского,
а
именно
Никитину,
предстояло
со ед инит ь,
как
у
Л.
Толстого,
в
о дно
цельное
переживание
любовь
к
жизни,
любовь
к
женщине
и
по рыв
к
человеческому
совершенству.
Но
э ффек тн ая,
нарочитая
сведенность
на­
чал
и
концов,
замкнутость
единичной
человеческой
судь­
бы,
сюж ет ная
заостренность
повествования
стали
у
Бондарева
средством
раскрытия
реального
историче­
ского
со дер жан ия
жизни
и
сознания
человека
поколе­
ния
40—60- х
годов.
Вадим
Ни ки тин
в ыде ржал
«провер ­
ку»
вторым
свиданием
с
Эммой
Герберт,
сравнившей
его
при
прощании
в
сорок
пятом
с
Schmetterling, с ба­
бочкой.
Это,
столь
озадачившее
молодого
мужествен­
н ого
л ейт енант а
сравнение,
как
и
сравнение
с
книжным
пр ин цем
из
доб рой
немецкой
сказ ки ,
придуманное
ею
пот ом
и
не
забытое
за
долгие
годы
одиночества
в
по­
слевоенной
Западной
Г ерман ии
и
зам ужест ва
за
со-'
лидным
вл адель ц ем
книжных
ма га зинов ,
за
годы
ма­
теринства
и
вд овс тва,
было
опрокинуто,
снято
встречей
с
Никитиным-писателем,
человеком
реальной
су дь бы.
Но
именно
е го,
рыцаря
Никитина,
тогда,
в
сорок
п ятом
166

год у,
спасшего
Эмму
и
ее
б рата
от
гибели,
способного
о це нить
искренность
и
глуб ин у
чувств
человека
с
дру-
того
берега,
узнала
эта
же нщина
через
двадцать
ше сть
ле т.
Он
остался
собой
в
главном.
И,
наверное,
недаром
она
думала
о
встрече
с
Никитиным
в
Риме
—
самом
людном
форуме
искусства
первых
послевоенных
ле т,
когда
нач али
с кла дыв аться
отношения
принципи­
ального
ди алог а
культур—социалистической
и
иных ,
ее
изучающих
и
ей
противостоящих.
За
несколько
ми­
нут
до
своей
смерти
в
самолете
Никитин
ду мает
о
том,
почему
Эмма
любит
Рим ,
а,
например,
не
Париж.
Таки е
жё
последние
«почему»
об раща ет
он
и
к
другим
незаконченным
образам
своего
сознания.
Ни ки тин
у
Бондарева
умирает,
не
от ве тив
на
эти
вопросы,
не
пр из­
нав
до
конца
«ошибку сердца»,
з абыв шего
многое
в
юности
под
напо р ом
других,
более
неотложных
впе­
чатлений
и
забот.
Но
то,
что
он,
умирая,
вобрал
в
се бя
До
глубины
образы
своей
героической
молодости,
чело­
веческую
правоту
максимализма
Княжко,
любовь
Эммы,
заново
пережитую
б оль
своей
жены,
—
это
в
романе
форма
утверждения
героя.
Смерть
героя
становится
проявлением
полноты
отдачи
жизни
истине
сердца.
Не
-в
немоте
церкви,
ку да
в
отчаянии
вд руг
потянулась,
п от еряв
сына,
его
неверующая
жена,
а
в
движении,
в
общении
с
грешным
и
бунтующим,
расколотым
и
еди­
ным,
посюсторонним/миром
и щет
Ни ки тин
человеческую
о пору
и'
смысл.
Впрочем,
смерть
ге роя
в
романе
как
сюжетный
ит ог
не
исчерпывается
только
сказ анным .
С пор
среди
критиков
по
поводу
именно
такого
окон­
чания
романа
вызван
реальной
многозначностью
конеч­
н ого
эпиз ода ,
среди
значений
которого
в ыд еляетс я
сво­
ей
весо мо ст ью
и
желание
автора
п одчерк нуть
верность
Никитина
судьбам
своего
военного
поколения,
судьбам
тех
лучших
из
его
числа,
которые
погибали
все- так и
чаще...
Мы
говорили
об
аналитическом
'изображении глав­
н ого
героя,
о
соотношении
его
с
движущимися
жизнен­
н ыми
п роце сса ми
как
основе
стиля
ро ма на.
Н ужно
от­
метить
в
романе
и
другое
характерное
для
70- х
годов
стилевое
я вле ние
—
сдвиг
в
сторону
синтеза
и зобр а­
жения,
в
частности
со е ди нение
тре х
художест­
венных
масштабов,
которые
мы
особенно
вни­
мательно
просматриваем
в
этой
книге.
Бо н дарев
дал
ощутимое
взаимодействие
обобщенно-поэтизирующего
167

изображения,
оперирующего
категориями
и де ала,
ком­
позиционного
контраста,
откры тог о
а вт орск ого
лириз­
ма,
с
социальным
и
психологическим
аналитизмом,
про-
цессностью,
вниманием
к
социально-исторической
дет али з ации
изображения,
вниманием
к
историческим
состояниям
целой
среды.
Весомо
и
сод ержатель но
п ро­
зв уча ло
в
«Береге»
и
философское
начало
— тяготение
к
изображению
процессов
сознания,
к
созданию
име нно
че рез
образ
сознания
целостного
образа
мира.
Подобную
закономерность
стилевого
дви жени я
чи­
татель
обнаруживает
в
70- е
годы
и
у
других
п розаи­
ков,
ка зало сь
бы,
вполне
сложившегося
почерка.
Эт о,
безусловно,
относится
к
рассказам
и
киносценариям
В.
Шукшина,
к
повести
В.
Астафьева
«Царь- р ы ба», к
новым
произведениям
Ч.
А йтм ат ова,
И.
Авижюса,
Ю.
Трифонова,
В.
Расп у ти на,
И.
Друцэ.
Цел ьно е
в заи­
мопроникновение
социального
и
философского
пластов
обнаружил
роман
С.
Залыгина
«Комиссия»,
центром
которого
ста л
об раз
Николая
Устинова
—
сибирского
к ре с тьянина
времен
гражданской
войны,
в
чьем
созна­
нии
отра жен а
огромная
человеческая
глубина
и
сл ож­
ность
явле ния
социалистической
революции.
С.
За лы­
ги ну,
насытившему
ра сс каз
о
судьбе
маленькой
сибир­
ской
деревни
Лебяжки
проблематикой
эпохального
м асш таба,
уд ало сь
со здать
принципиально
новый
тип
повествования,
соединившего
и нтенси вно с ть
современ­
н ого
философски
идеологического
размышления
с
жи­
вым и
и нтон аци ями
и
образами
русской
крестьянской
народной
ре чи.
И
хотя
сплав
традиционной
крестьян­
ской
и
современной
философской
речи
не
может
не
носить
следрв
художественной
условности,
своеобраз­
ной
реалистической
сти лиз аций,
Николай
Устинов
—
эт от
неожиданный
в
се го дняш ней
ли тера ту­
ре
потомок
толстовского
П латон а
Каратаева
—
уб ежда­
ет
нас
достоверностью
своей
жизни
в
ес теств енно с ти
преломления
на
заре
новой
эпо хи
в сех
вечных
вопро­
сов
в
душе
землепашца-мыслителя.
По-шолоховски
вторгает
Залыгин
своего
Устинова
и
его
односельчан
в
бурю
социальных
ст раст ей,
по-толстовски
оставляет
его
наедине
со
своими
ра з мы шле ниями
перед
лицом
во йны
и
мира,
земли
и
неба.
«Все было'
в
ныне шне м,
осени
одна
тысяча
девятьсот
восемнадцатого
год а,
не­
бе—
все
были
цвета
и
краски,
все
и
всякие
об лач ные
фигуры
и
чье-то
п очти
слышное
дыхание...
И
вот
они
168

ЛЬются,
краскй,
от
самого
Со лнца
к
са мой
З емле,
Ни­
чем
не
задетые,
никаким
существованием,
звуком
или
эхом
не
потревоженные,
не
зн ая,
для
чего
они
красивы
и
просторны,
ничего
не
зн ая,
не
ведая,
не
понимая
з на­
ния.
Кра сн ая
полоса
налилась
в
этом
беспределье,
гро ­
мадный
флаг,
чье-то
знамя
—
а
чье ?
Полыхает
пожар,
что-то
сг ор ает
в
нем
—
а
что ?
Разметалась
над
чем-то
дуга
темного,
а
местами
ярко
сияющего
с ере бра
—
а
над
чем?
Ну,
голубой
цвет
—
он
для
н ебес
попросту
домаш­
ни й,
как
ровно
же лтые
половицы
в
русской
избе.
...Конечно,
мужику
мно го
д умать
нельзя,
удивляться,
почему
и
откуда
это
сделано
в
мире
вот
та к,
а
то
—
по-
другому,—
некогда.
Не
его
это
дело,
пускай
другие
уд ивляю тс я,
не
муж и ки.
А
все-таки?
Едва
ли
не
всю
свою
жи знь
У с тинов
угадывал:
откуда
в
не бе
берется
зеленое?
В едь
всякая
зелень
—
дело
зем но е.
Зеленая
трава
и
зе л еное
дерево
начинаются
от
земли,
ни
от
чего
д ру­
гого
хо да
им
н ет.
Водоросль
завелась
в
воде
—
это
значит,
она
достиг­
ла
корнем
земли
ли бо
в
воде
п лава ют
земляные
пы­
линки,
они
и
питают
ее.
Плесень
пошла
по
деревянной
крыше
—
зн ачит,
крыша
уже
оземлилась,
нанесло
на
нее
в етром
тех
же
пылинок,
и.
сам а
она
начала
подгнивать,
обращаться
в
земляной
покров
и
пра х.
Ну,
а
в
небе-то,
в
высоте
—
откуда
зеленый
иногда
по я вля ется
оттенок?
Что
он
там
значит?
Что
п оказы­
вает?
Устинов
ду мал,
это
показывает,
будто
и
небо,
и
з ем­
ля
идут
в
одной
уп ряж ке,
что
не
так
уж
они
да леко
друг
от
друга,
как,
не
подумавши,
можно
предполо­
жить...»1
И
на
такой
во лне
приобщения
жит еле й
крошечной
Лебяжки
на
пороге
нового
века
к
значительности
всех
пе ре живаний
идут
уже
не
созерцательно-лирические,
а
напряженно-драматические
страницы
р оман а,
повест­
вующие
о
с толк нове ниях,
непримиримых
по
своей
сути.
Каждое
из
них
заострено
С.
Залыгиным
со
стороны
его
глубокой
злободневности.
В
своеобразном,
неожидан-
1 Залыгин С .
Комиссия.—«Наш
современник», 1975,
No
9,
с.
94—95.
169

ном,
кержацком
об лич ье
вдруг
приходит
на
страницы
«Комиссии»
острейшая
тема
индивидуализма,
принципа
защиты
личностного
как
абсурдная
м ечта
об
абсолют­
ной
свободе
и
внесоциальной
нравственности.
Эту
тео­
рию
в ыклад ыва ет
Николаю
У ст инову
в
лесной
избушке
его
давни й
соперник
и
з емл як,
одержимый
собственник
Гришка
Сухих.
«—Ты,
Устинов,
все
ищешь!
Все
ищешь
свободу,
равенство,
братство,
всяческую
справедливость,
и
удивительно,
как
ты,
у мный,
да
зоркий,
кажный
бо­
жий
день
проходишь
то
единственное
настоящее
место,
где
все
энто
есть!
Проходишь
мимо
и
не
з амеча ешь
е го!
Где
же
он о?
Где
оно
может
быть?
—
А
там ,
где
я
—
Григорий
Сухих!
Недавно
тебе
говорилось,
теперь
повторяется:
давай
гн ев
на
милость
д руг
к
д ругу
менять!
Давай,
водить
д ружбу
.человечью!
Она
ве дь
од на
только
<й есть святая,
весь
мир
ос таль­
ной—
дел еж,
обман
и
разбой!
В
ней
только
в
одной
и
не ту
сильного
и
с лаб ого,
обманутого
и
обманщика,
ра­
ба
и
го спо д ина!..
Ты
у мный,
ты
пойми:
братство
двоих
л юдей
—
в елик ая
е сть
свобода!
Двое
меж ду
собой
не­
зр имо
цепью
с ко валис ь,
э нто
их
закон
и
пра во
ихнее,
а
другие
законы
им
не
из вестн ы е,
от
д ругих
дружба
их
ослобонила
нав сег да,
во
всей
остальной
жиз ни
оне
де­
лают,
как
хочут
и
желают!..
Объясняю
тебе :
дв а,
а
то
и
три
дружества
—
энто
чудо
с вято е,
превыше
уже
и
нет
н иче го!
И
не
было!
Во
ве ки
веков!
Э нто
в
любой
жизни
самое
гл авно е
и
е сть!
Хо тя
бы
и
в
крестьянстве!
Хо тя
бы
и
в
ра зб ое!
Ты
подумай:
вот
поробили
мы
трое,
выложились
все
до
последней
к апли
своей
силушки!
Э нто
хоро шо!
оч-чень
хо ро шо,
к ра сиво
—
ты
зн аешь !
После
—
отдохнули
все,
в
не бо
глядя,
божьих
пташек
с луш ая!
Обратно
хорошо,
когда
ты
в
таком
занятии
не
в
одну,
а
ср азу
в
две
ли,
в
три
ли
ду ши
существуешь
и
птичку
в
ше сть
у шей
слушаешь!
После
от
костерка
мы,
друзья,
погрелись
и
др уг
об
д ружку
то же
погре­
лись,
и
вот
—
Надо
нам
веселья!
Захотели
мы
его!
А
тог­
да—
зап ряг ли
рез вы х,
приоделись
и
за
сто
верст
на
ста нц ию
—
гулять!
К
бабам!
Му зыку
заказывать,
на
тройках
кучерских
кат ать ся!
А
то
—
буянить
и
кура­
житься,
окна
у
купца
бить,
и шшо
како е
з анят ие!.. И вот
по
рассвету
домой
мы
едем :
солнышко
встает
и
нам
светит,
песню
мы
поем,
и
на
весь -то
человеческий
мир
мы
плюем
жидко!
Он
более
нам
ни
на
что
и
нужон,
170

как
плеваться
в
е го!
В есь
он
—
не
в
ту
сторону
г ля­
дит ,
в есь
—
не
тот,
весь
гл упо й,
весь
пустой
и
крохот­
ный,
только
мы
одне
и
жи вем
как
следует
быть,
и
бе­
рем
от
жизни
свое!
И
чу ем,
что
тр ое
все
—
как
один!
Один
ромрет,
и
других
д вое
помрут
за
его,
не
сморг­
нув
глазом!
Вот
она
—
свобода!
Равенство!
Братство!
Вот
она
святость
и
справедливость,
другой
нету!
Прос­
то,
а
понять
никто
не
в
силах,
мы
втроем
только
сил ь­
н ыми
и
оказались!
—
А
к огда
вам
кто
помешал
—
убьете
того?
—
А
што
такого?
А
ты,
Николай
Устинов,
не
уб ь­
ешь?
Никого?»1
Конечно,
т акая
плотность
диалогического
с одерж а­
ния,
а
оно
характерно
для
всего
текста
романа
«Комис ­
с ия», могла возникнуть лишь как продолжение реали ­
стически
философской
традиции
большой
литературы
XIXиXX
век а.
Залы г инс кие
персонажи
разговаривают
не
только
между
собой,
но
с
персонажами
Достоевско­
го
и
Толстого,
Бальзака
и
Ницше,
Хемингуэя
и
Фолк­
нера,
Горького
и
Шолохова.
При
всем
этом
автору
«Ко­
миссии»
не
понадобилось
выходить
за
рамки
ра сс каза
о
жизни
Лебяжки
и
ее
первого
самодеятельного
на­
родного
пр ави тел ьст ва
—
Лесной
Комиссии.
Взаимоот­
но ш ения
Лебяжинских
муд рец ов
и
деят ел ей
и
их
окру­
жения—
родных,
б лизк их
и
знакомых
—
оказались
до­
статочным
материалом,
чтобы
вместить
в
себя
сплетение
самых
острых
проблем,
ставших
практиче­
ск ой
повседневностью
миллионов.
Эпос,
драма,
притча
соединились
для
этого
воедино,
и
эт от
сплав
оказался
органической
формой
создания
ха ракте ра
русского
си­
бирского
крестьянина
первых
лет
г раж данско й
во йны.
Оригинальное
произведение
С.
Залыгина
(даже на
фоне
предыдущих
резких
сд виго в
в
стилевом
развитии
пис ате ля,
пожалуй,
не
сопоставимых
ни
с
одной
писа­
те льс кой
эволюцией
в
конце
60- х
—в
70- е
годы
ни
по
внутренней
динамике,
ни
по
свободе
вл аден ия
сю жет­
н ыми
и
речевыми
традициями
русской
п розы), озада­
чившее
некоторых
читателей
и
критиков
переуплотнен-
ностью
проблемами
и
ди алог ами ,
по
су ти
яв ля ется
лишь
наиболее
острым
выражением
стилевой
тенден­
ции,
достаточно
распространенной.
Мы
говорим
уже
не
только
о
масштабности
человековедения,
о
глу бин е
со­
держания
отдельного
художественного
типа,
увеличив-
! Залыгин С.
Ко мис сия,
с . 89—90.
171

шейся
на
современном
этапе,
но
и
о
приеме
образного
диалога
с
классикой,
вошедшего
в
структуру
различ­
ных
жанров
и
индивидуальных
ст илей.
По
существу
лит ерату ра
современного
этапа
про­
д олжил а
традиции
Горького,
Леонова,
Ф един а,
Мая­
ковского,
на
страницах
произведений
которых
оказа­
лись
полноправно
прописанными
Пу шкин,
Толстой,
Блок,
Л.
Андреев
и
персонажи,
живущие
по
законам
их
философии
и
эстетики.
В
современной
литературе
чу вс тву ется
тяготение
писателей
к
эстетическому
ос­
мыслению
дистанции
от
XIXкXX
веку,
вступающему
в
свою
последнюю
четверть.
В
разных
произведениях
появляются
в
качестве
э талон а
исторического
дви жен ия
и
Ник ол ай
Иванович
из
«Скучной исто ­
рии»
Чехова,
и
Родион
Раско льн ико в,
и
Анн а
Каренина.
«Я думаю. ..
ск оль ко
се р дец,
стол ь ко
родов
лю б­
ви»—
эту
истину,
от кры тую
знаменитой
толстовской
героиней,
современная
ученая
ж ен щина
Ири на
Мансу­
рова
«выверяет»
в
сюжете
«Южно-американского
ва­
рианта»
С.
За лыг ина
не
только
соб ст венно й
био гр а­
фией
чувств,
но
и
попыткой
пр оанал из ир о вать
и
обобщить
на
примере
современных
«Анн»
и
других
представи­
тельниц
«женского круга»
своего
НИИ,
с кольк о
же
и
каких
«родов любви»
о бразов ало
время,
так
непохо­
жее
на
эпоху
Ан ны
Карениной.
Этот
«логический»
и
«экспериментально-п си хол ог ичес ки й»
каркас
прекрасно
держит
у
Залыг и на
значительную
современную
пр о бле­
матику
—
нравственную,
психологическую,
социальную.
В
пье се
А.
Арбузова
«В этом милом старом доме»
возникает
«знакомый»
чеховский
с плав
лирики
и
и ро­
нии
по
отношению
к
идеально-бескорыстному
укладу
современной
семьи
музыкантов
Гусятниковых,^эчень по­
хожих
на
обитателей
«Вишневого сада»
своим
п рек рас­
нодушием
и.
отстраненностью
от
прозы
жизни.
Похо­
жесть
эта
по дсказ ывает
читателю
и
зр и телю
го ра здо
более
точн ую
социальную
оценку
каждого
из
обитате­
лей
«милого старого дома», нежели та,
которая
рож­
дается
из
их
в ыс ка зы ваний,
отношений
и
поступков,
в зя­
тых
вне
чеховских
ассоциаций.
В
сценарии
С.
Герасимова
«У озера»
Лена
Б ар мина
и
Черных,
лю ди
ра зных
судеб,
характеров
и
ду шев ных
биографий,
веду т
важный
разговор
о
се бе
и
своем
вр е­
мени
на
языке
по эмы
Б лока
«Скифы».
В
фильме
н ена­
в язчи во
ощущается
еще
од ин
д а льний
прототип
его
172

несложной
и
одновременно
сложной
фабулы
— это
«Чай­
ка»
Ч ехов а.
Рассказ
о
жизни
в
другом
век е
прекрасной
девушки
у
прекрасного
озера
и
об
уходе
ее
в
большой
мир.
И
пунктирное
это
сопоставление
рож дае т
реальное
чувство
смены
э пох.
Как
поразителвдо
изменились
проблемы,
критерии,
лик
времени!
И
тем
б олее
в
н аше
время,
с
его
духовными
горизонтами,
с
его
динамикой,
с
его
огромными
возм ожнос т ями
для
богатой,
щедрой
личности
«нельзя всю жизнь прожить у озера».
Вся
современная
советская
литература
и
ведет
своего
многомиллионного
чи тат еля
в
гущу
реальных
проблем
времени,
когда
небо
так
приблизилось
к
земле,
а
чело­
ве к—
к
делам,
иск аниям
и
прозрениям
всего
народа
и
человечества.
*
*
*
«Нам необходимо,
говоря
о
лите р ату рном
процессе,
сно ва
подчеркнуть
принципиальное
превосходство
но­
вого
ти па
к ульт уры
—
нового
и
по
содержанию,
и
по
степени
участия
в
ее
строительстве
масс
тр уд ящихс я,
и
по
степени
ее
влия ния
на
духовную
атмосферу
общест­
ва,
и
по
ус лови ям
ее
динамического
развития,
д икту е­
м ого
о бщим
ходом
поступательного
движения
общества
к
коммунизму»
Ч
Важнейшая
эта
зада ча ,
о
которой
го­
в ори лось
с
три бу ны
Шесто г о
съезда
со ве тских
пи сате­
лей,
осуществляется
в
литературоведческих
работах
самого
ра зли чн ого
ха ракте ра .
Обо бщая
мно гие
к он­
кр етны е
наблюдения
современной
кр ити ки,
мы
рас­
смотрели
особенности
литературного
процесса
50—
70-х
годов
,со стороны развития тех художественных,
содержательно-стилевых
те нденци й
современной
совет­
ской
литературы,
которы е
наиболее
явс тве нно
обнару­
живают
э стетичес ку ю
целеустремленность
и
многона-
правленность
ее
художественного
исследования,
ее
идейную
актив но сть .
Главный
при нц ип
нашего
анализа
процессов
худо­
жественного
мног ооб ра зия
—
стремление
взглянуть
на
них
исторически;
увид е ть
своеобразную
связь
явлений
современной
стилевой
дифференциации
не
только
с
ти-
1 Марков Г.
М.
Советская
литература
в
борьбе
за
коммунизм
и
ее
задачи
в
свете
р ешени й
XXV съезда КПСС .
Доклад
пе рв ого
секретаря
Союза
писа тел ей
СССР .
—
«Литературная газета». 1976,
23 июня .
173

пологически
устойчивыми,
сложившимися
в
практике
мировой
литературы
формами
изображения
— жизнепо­
добной
и
условной,
прямой
и
метафорической,
объ ек­
т ивной
и
субъективной,
—
но
осознать
конкретно-исто­
рическую
содержательную
наполненность
и
специфику
развития
этих
форм
именно
в
литературе
соц иали ст и­
ческого
реализма.
Существование
устойчивых
ху до­
жественных
тен ден ций
и
стилевых
т ечен ий,
их
сорев­
но ва ние,
полемика,
взаим овлияние ,
разные
формы
их
синтеза
—
од ин
из
важны х
путей
развития
художест­
ве нного
метода
советской
лите р ату ры.
И
ведущие
тече­
ния
литературы
современного
периода
внесли
в
это
р аз­
витие
св ой
ощутимый
вклад.
Уже
самый
факт
равноправного
существования
на
реалистической
по чве
современной
сов ет ской
ли терату­
ры
по
-к р айней
мере
тре х
массовых
худож е стве нн ых
тенденций
и
различных
стилевых
линий
в
их
«силовом
пол е»
говорит
о
многомерности
эстетического
мышления
современников,
о
многоплановой
направленности
ис­
сл ед ования
жизни,
которое
ведет
современное
ис к усст­
во.
В
атмосфере
т ворче ског о
соревнования
-и
в заи мо­
влияния
широких
и
плодотворных
художественных
тен­
денций
форми руют ся
но вые
талан ты;
писательские
стили,
сложившиеся
на
прежних
этапах
развития
со­
вет ско й
литературы,
обретают
новые
качества.
В
эт ой
атмосфере
сегодня
складывается
художественное
ми­
ровоззрение
тех
писателей,
кот оры е
неизбежно
заявят
о
себ е
в
ближайшие
годы.
На
протяжении
50—70- х
годов
в
литературе,
литера­
туроведении,
критике
происходит
совершенствование
эстетических
критериев,
отражающее
существенные
из­
м енен ия
в
характере
самого
художественного
метода
социалистического
реализма.
Главное
из
них
—
углуб­
ле ние
ис тор изма
и
ид еол огиза ции
массо­
в ого
писательского
и
читательского
художествен­
но го
сознания
и
творчества,
совершающее­
ся
под
влиянием
и стор иче ских
перемен
во
всем
мире
в
ходе
роста
влияния
марксистского
мировоззрения,
опы­
та
участия
широких
народных
ма сс
в
коммунистиче­
ском
строительстве.
Этим,
а
также
постоянным
ростом
духовной
кул ьту ры
нашего
народа
определяется
усиле­
ние
в
советской
литературе
тен ден ций
активно
анали­
тических,
охватывающих
творчество
писателей
всех
по­
колений,
вс ех
национальностей.
174

Б ИБЛ ИОГРА ФИЯ
1
Ленин
В.
И.
Партийная
организация
и
партийная
ли терат ура.
О
на циона льно й
гордости
великороссов.
О
хар ак тере
наших
газет.
О
пролетарской
культуре.
Задачи
союзов
молодежи.
—
В
кн. :
В.
И.
Ленин
о
литературе
и
ис к усс тве.
М. , 1976.
Письмо
ЦК
РКП
(б) «О пролеткультах> (1920).
Резолюция
ЦК
РКП
(б)
от
18 июня 1925 г.
«О политике партии в области худо­
жественной
литературы».
Постановление
ЦК
ВКП(б)
от
23 апреля
1932 г.
«О перестройке литературно- худ оже с т ве нны х
организаций». —
В
кн .:
КПСС
о
культуре,
просвещении
и
науке.
Сб.
документов.
М ., 1963.
О
лит ера ту рно-худож ес тв е нн ой
критике.
М ., 1972.
Материалы
äXIv съезда КПСС.
М ., 1974.
М атери алы
XXV съезда КПСС.
М ., 1976.
Го рь кий
М.
О
ли терат уре.
М., 1961.
Луначарский
А.
Статьи
о
Горьком.
Маяковский-новатор.
—
С обр.
соч.
в
8- ми
т ., 2. М., 1964.
Фадеев
А.
А.
За
тридцать
л ет.
М. , 1959.
Советское
литературоведение
за
пятьдесят
лет.
М ., 1968.
Тимофеев
Л.
И.
Советская
литература.
Ме тод
Стиль.
Поэтика.
М..
1964; Основы теории литературы.
Изд. 5.
М. , 1976.
Соколов
А.
Н.
Теория
стиля.
М ., 1968.
Теория
литературы.
Стил ь.
Пр ои зв еде ние.
Художественное
р аз­
витие.
М..
1965.
'
I
Поспе ло в
Г.
Н.
Эстетическое
и
художественное.
М. , 1965; Проб ­
лемы
лите ра турного
стиля.
М. , 1970.
В в едение
в
литературоведение.
Под
ред .
Г.
Н.
П оспе лов а.
М. , 1976.
Днепров
В.
Проблемы
р еал изма.
М. , 1961.
Фохт
У.
Р.
П ути
русского
реализма.
М. , 1963.
Конрад
Н.
И.
З апад
и
Во сток .
М. , 1966.
Сучков
Б.
Л.
Исторические
с удьбы
реали зма.
И зд.
3.
М., 1973.
Б араб аш
Ю.
Я.
Вопросы
эс тет ики
и
поэтики.
М ., 1973.
История
ру сско й
советской
литературы.
1917—1965.
Из д.
2.
В
4-х
т.,
т.
4.
М. , 1971.
История
рус ско й
советской
литературы.
М. , 1970.
История
со ветско й
многонациональной
лит ерату ры
в
6-т и
т., т.
5.
М. , 1974.
•
История
р ус ской
советской
литературы
(1917—1940).
М ., 1976.
Щербина
В.
Р.
Ленин
и
воп рос ы
литературы.
Изд.
2.
М. , 1967.
Деме нт ьев
А.
В.
И.
Ле нин
и
советская
литература.
М ., 1977.
Иванов
В.
И.
Иде йно- эс те тич ес кие
пр инц ипы
советской
лите ра­
ту ры.
М ., 1971.
Метченко
А.
И.
Кровное,
завоеванное.
Из
ист ор ии
советской
литературы.
М ., 1975.
1 В основу рекомендуемого перечня общественно-п ол и ти ч еск и х ,
литературоведческих
и
литературно-критических
из даний
положен
проблемно-хронологический
пр ин цип.
175

Петров
С.
Л1.
ВозникнойенИё
й
рйзйитйе
социалистического
péâ-
ли з ма .М., 1976.
Социалистический
реал изм
и
классическое
наследие.
М .> 1960.
Дубровин
А.
Г.
Ц ель
художника.
Проблемы
теории
социалисти­
ческ ог о
искусства.
М. , 1972.
Гей
И.
К.
Пафос
социалистического
реализма.
М. » 1973.
Овчаренко
А.
И.
Социалистическая
л итер ату ра
и
современный
литературный
пр оцесс.
И зд.
2. М. , 1973.
Проблемы
социалистического
реали зма.
М. , 1975.
Социалистический
реа л изм
сегодня.
М ., 1977.
Ломидзе
Г.
И.
Интернациональный
пафос
с о ветской
литературы.
М..
1970.
Оз еров
В.
М.Тревоги
мира
и
се рдце
писателя.
М ., 1973.
Беляев
А.
А.
Идеологическая
борьба
и
лит ерат ур а.
Критический
анализ
американской
советологии.
М ., 1976.
С оветск ая
литература
и
ми ров ой
литературный
п роц есс.
М ате­
риалы
н аучн ой
конференции
НМЛИ
им.
А.
М.
Горького.
М., 1972.
Время.
Пафос.
Стиль.
Художественные
течения
в
со врем енн ой
советской
литературе.
М.— Л. , 1965.
О
литературно-художественных
течениях
XX века .
М ., 1966.
Проблемы
художественной
формы-
социалистического
реали зма,
т.
1и2. М., 1971.
Идейно е
единс тво
и
художественное
многообразие
советской
пр озы.
М ., 1974.
Литературные
направления
и
стили.
М., 1976.
Проблемы
типологии
и
и стор ии
русской
литературы.
Пер мь, 1976.
Новиченко
Л.
Н.
О
многообразии
художественных
фо рм
и
с ти­
лей
в
литературе
социалистического
реализма.
М. , 1959.
Ковалев
В.
А.
М н огообра зие
ст илей
в
советской
литературе.
М . —Л .,1965.
Асадулаев
С.
Историзм,
теория
и
типо ло гия
социалистического
реали зма.
Ба ку , 1969.
Егорова
Л.
П.
Пробл емы
типологии
социалистического
р еа лиз­
ма.
Ставрополь, 1971.
Эльяшевич
Арк.
Единство
ц ели,
многообразие
поисков
в
совет­
с кой
литературе.
Л ., 1973.
Зайцев
В.
А.
Индивидуальные
сти ли
и
стилевые
течения
в
ру с­
с кой
советской
поэзии
60- х
годов.
М. , 1973.
Озеров
В.
М.
Единство,
рожденное
в
борьбе
и
труде.
М ., 1972;:
Коммунист
наших
дней
в
жиз ни
и
литературе.
М. , 1976.
Панков
В.
К.
Т р адиции
в
движ ении .
М. , 1971.
Яким енк о
Л.
Г.
На
дорогах
века.
Актуальные
вопросы
советской
литературы.
М ., 1973.
Бочаров
А.
Г.
Ч елов ек
и
война.
М ., 1973.
Кузнецов
М.
М.
Пути
развития
советского
романа.
М. , 1971.
Апухтина
В.
А.
Современная
совет ская
проза.
М. , 1977.
Богуславский
А.
О.,
Диев
В.
А..
Карпов
А.
С.
Краткая
ист о рия
ру сск ой
советской
драматургии.
М. , 1966.
М ихайл ов
А.
А.
Рит мы
времени
(этюды о русской советской
поэзии
нащих
д ней). М., 1973.
Гринберг
И.
Л.
Три
грани
лирики.
М ., 1975.
Кузнецов
Ф.
За
все
в
от ве те.
Нравственные
ис кания
в
сов ре­
менной
прозе.
М ., 1975.
Молодые
о
молодых.
Сборник
литературно-критических
статей
молодых
критиков.
М. , 1976.

ЦЕНА
35 коп.